Саратов Александр Васильевич, 1

Саратов Александр Васильевич
Валери Таразо
Профессор Саратов Александр Васильевич очень любил читать лекции. И чем ответственней была лекция, тем больше он собирался в кулак и тем интереснее говорил. Но это требовало большого напряжения, которое постепенно спадало.
Вот и теперь, когда его позвал знакомый японский ученый на конгресс в Японии, он чувствовал сильное волнение. В самолете, летящем в Токио, у него сильно разболелась голова, и профессор решил выпить коньяку и поспать. Но поспать не удалось: в голове еще сильнее застучало, и он впал в подобие забытья. В этом забытьи ему привиделся мальчик Сашка, т.е. сам профессор в детстве. Сашка был очень озабочен состоянием раненого журавля и беседой с отрезанной головой. Тогда голова, обращаясь к Сашке, сказала: “Помоги”, и “Верь”. И теперь в забытьи та же голова повторила эти два слова, а в связи с чем, эти слова звучали, Александр Васильевич установить не захотел.
Александр Васильевич очнулся от забытья. Его голова болела еще сильнее, но уже стал забывать, что, в свое время, он склонен был к мистике и указаниям головы, отрезанной уходящим поездом в далеком детстве. Где и когда события с головой были? Да, конечно, на хуторе Первомайский (станции Калмык) в военное время, когда ему было пять лет.
Да и потом, когда произошел ужасный случай со старшим сыном или когда родился парализованный младший сын Вася, Александр Васильевич готов был обращаться и к богу и к черту, только помочь им.
Александр Васильевич стал невольно вспоминать детство, и постепенно ему становилось легче и легче, особенно, когда он думал об отрезанной голове и о спасенном журавле.      
- Мистика! Какая все-таки забавная штука жизнь! – пронеслось в голове Александра Васильевича.
Профессор давно и прочно отошел от сухого материализма. Но к мистике не был склонен. Так думал он до тех пор, пока не случалось несчастье.
По прилете в аэропорт “Нарита” профессор совершенно очнулся, но в голове перекатывалось что-то. Это заставляло его мучиться сомнениями, и он признался в недуге, встречавшему его профессору Хиточи Ватараи. Господин Ватараи проявил японскую заботливость и  сводил Александра Васильевича к врачу, который поинтересовался количеством выпитого коньяка, давлением, пульсом и совсем спокойно сказал, что не приветствует лечение коньяком и его количеством.
- Знали бы Вы, уважаемый, сколько я иногда позволяю себе выпить такого “лекарства” – подумал Александр Васильевич.
Однако врач, как бы продолжая свою мысль, поинтересовался возрастом пациента, хотя об этом уже было сказано его ассистентке.
- Шестьдесят три – сказал по-английски Саратов. И лишь потом заметил, что врач задал не вопрос, а начал развивать мысль о необходимости беречь себя в таком возрасте.
- И здесь нотации по поводу спиртного, подумал Александр Васильевич. Когда прекратятся эти наставления, но ничего не сказа ни по-русски, ни по-английски. Только кивнул в знак согласия.
- Тогда Вам было можно, а теперь нельзя и Вы должны пользоваться принципом “помоги” и “верь”  себе, перейдя на японский английский язык, продолжил врач. Александр Васильевич удивился, что японец стал употреблять магические слова отрезанной головы из далекого детства.
- Удивительно симбатно с катящейся головой излагает мысли японец – подумал Александр Васильевич.

Возвратившись в гостиницу и обслужив приехавшего москвича, Хиточи распрощался, и Александр Васильевич выпил водочки за прилет и закусил кусочком копченой колбаски с таблетками, прописанными врачом и выданными в клинике медицинской сестрой.
Стало намного легче. Александр Васильевич даже решился пойти гулять. 
Была прекрасная ночь, заполненная неизвестными, но приятными запахами, шуршанием автомобильных шин и оглушительным скрипом сверчков. В императорском дворце было совсем тихо, и приглушенно горел нижний свет.   

Конгресс прошел для Александра Васильевича благополучно. Трудны были только непривычные перепады температуры: от сорока градусов, при исключительной влажности, до двадцати градусов, при постоянном холодном ветре от кондиционеров воздуха.
- Вот где легко подхватить воспаление легких - подумал Александр Васильевич.
Приехал в гостиницу снова профессор Ватараи. Это несказанно удивило Александра Васильевича, но через некоторое время все разъяснилось. Видимо, нелестно подумал о русском коллеге Ватараи, что примчался в гостиницу прослушать, о чем будет говорить русский. Почитав доклад на английском языке, и посмотрев рисунки, Хиточи предложил затратить на доклад и дискуссию сорок минут. Александр Васильевич с радостью согласился: он и так все время думал, каким это образом он уложится в отведенные ему пятнадцать минут.

Многое удивило японцев и гостей. Самый главный вопрос, который мучил аудиторию: “Как эти странные русские получают осмысленные и даже новые результаты при использовании такой странной техники”. Все вопросы сводились к необходимости ответа именно на этот вопрос. Но отвечать было легко, хотя и бесконечно стыдно.
После конгресса, побывав на выставке и познакомившись с аппаратурой японцев, Александр Васильевич понял, что сделал все возможное на приборах, которыми он располагал и передал все идеи своему китайскому ученику, директору одного Пекинского университета.
На самом деле, это был мощный удар, как говорят в боксе, нокаут.

То, что произошло тогда, было именно нокаут, который мучительно переживал Александр Васильевич. Крейсер “Варяг” тонул без криков: “Помогите”.
Справился с собой Александр Васильевич нескоро. Однако справился все же.    
И, вновь потекла жизнь уверенного человека, который сумел заставить себя признаться и произнести: “Жизнь - игра”.
Правда, были еще предупреждения. Например, внутренний голос назойливо звучал так: “Если будет, как тогда, “помоги” сам себе и “верь” да не забывай меня и Всевышнего”. Теперь он знал, к кому обращаться. Однако гордыня привела его к тому, что он забыл основной усвоенный принцип.

Он снова читал лекцию в одном институте Академии Наук теперь уже совсем немощной России, и гордыня вновь взяла реванш. Александр Васильевич не успел даже подумать о катящейся голове, как все произошло.
Отчитав лекцию, он стал клониться направо все ниже и ниже, пока не разместился на полу. Пришедшие на помощь спрашивали: “Александр Васильевич, Александр Васильевич, что с Вами?”. Он еще мог, хотя и плохо, говорить и мыслить.
 - Развитие инсульта – поставил диагноз Александр Васильевич себе самому. О дальнейших событиях рассказывали другие. Все, конечно, все знали, но говорили разное.

То ли сон, то ли явь привиделась профессору Саратову, когда тот, лежал с тяжелейшим инсультом в бреду. Профессор помнит только то, что он увидел собственную  катящуюся голову, и он страшно кричал, но крика никто не слышал. Даже сиделки.
Всевышний оставил ему разум и речь, хотя надежд было мало. Даже на жизнь идиотом, надежды были слабые.

За четыре прошедших года с момента удара инсульта, профессор снова научился многому. Вся жизнь его стала постоянной борьбой, а затишье – подарком между приступами