Драконий полдень

ТАРГИС

ДРАКОНИЙ ПОЛДЕНЬ


1.

Торрус лежал на ладони великана. Она была холодной и неподвижной, но живой, она дышала. Белая горячка, — сказал бы сам Торрус, услышав это от другого, но ему происходящее казалось само собой разумеющимся. Ну, великан.
Торрус осторожно приподнялся. Он совершенно не представлял себе, как он здесь очутился, но это и не имело значения. Торрус посмотрел вверх.
Великан вальяжно откинулся спиной на склоны гор, вытянув ноги. Деревья выглядывали из-за его плеча, стремясь к солнцу. Зеленые глаза задумчиво смотрели на крошечную и хрупкую живую куклу у него на ладони. С бурого, обожженного солнцем и обветренного лица, покрытого рыжими пятнами лишая, сбегала на мощную грудь роскошная седая борода, доставая до живота. Ее подвижные струящиеся серебристые пряди завораживали, Торрус невольно зацепился за них взглядом, следя за причудливыми извивами... и увидел на коленях великана гигантскую круглую чашу с водой. Торрус встал на четвереньки у края ладони и заглянул в зеленоватую клубящуюся муть, где медленно шевелились тяжелые тучи, и внезапно в них возникло что-то яркое, ослепительное, золотое...


2.

Мальчишка поймал зеркальцем солнечный зайчик и пустил его носиться по всей палубе. Зеленое море нежилось под летним солнцем, шевелилось, потягивалось на своем огромном ложе, перекатывая по поверхности мягкие волны, выжимая из них серебристую пену. Впереди уже виден был Карривис, радостно цветущий между морем и небом в зеленой дымке.
Золотой зайчик весело вспрыгнул с нагретого солнцем настила на руку человеку, сидящему прямо на палубе, прислонившись к фальшборту. Побежал вверх, ослепительно блеснул на пряжке пояса, перескочил обратно на руку, промчался по плечу на шею и лицо, по впалой смуглой щеке на сомкнутые веки с длинными черными ресницами...
Торрус хлопнул рукой по лицу, и зайчик испуганно умчался. Торрус широко раскрыл темно-голубые чуть раскосые глаза и удивленно огляделся. Вместо громадного тела великана и таинственной чаши, вокруг был ласковый день, дремлющее море и побережье Карривиса, мимо которого скользило судно из метрополии, направляясь в порт.
Торрус глубоко вздохнул и провел рукой по лицу. Это был высокий и ладно сложенный мужчина тридцати двух лет, черты его смуглого узкого лица, обрамленного коротко стриженными черными волосами, не отличались особой правильностью, однако были подвижны и выразительны. Только слегка приплюснутый нос с горбинкой наверху явно нарушал гармонию, да еще от правой ноздри сбегал вниз едва заметный шрам, рассекая поперек верхнюю губу.
— Эй, Тор! — позвал с высоты своего роста помощник капитана Гойт, едва не споткнувшись о вытянутые длинные ноги пассажира. — Ну, как ты? Вроде уже не такой зеленый?
Торрус вымученно улыбнулся.
— Обидно, Стиар побери! У меня эта глупость всегда проходит как раз к концу путешествия... — Он поднялся на ноги и облокотился о фальшборт. Как и всегда, теперь уже не верилось, что еще сегодня утром Торрус перевешивался через него, заглядывая в качающуюся внизу зеленую пучину, и чуть ли не всерьез подумывал: а может лучше сразу туда и не мучиться?
— Столько ходить по морю, и каждый раз — та же история! — проворчал Торрус.
— Ничего, скоро будешь на твердой земле, — улыбнулся Гойт. — Ты как, решил совсем вернуться на Карривис?
— Не знаю, — пожал плечами Торрус.
— Слышал, у тебя что-то наклюнулось там, в метрополии?
— Да, мне предложили место советника, в столице... Сколько можно искать неприятностей на свою голову? Честно говоря, сам не знаю, чего ради я решил приехать сюда? Вдруг как налетело... Вы когда будете возвращаться? — внезапно загорелся он.
— Тебе бы лучше разобраться, чего ты хочешь, — заметил Гойт. — Мы отчаливаем послезавтра на рассвете. Но если действительно соберешься возвращаться, решай скорее. «Ветреница» будет забита до отказа. Никогда еще не было таких напряженных перевозок.
— Что, многие покидают Карривис? — удивился Торрус.
— В основном, жители метрополии, — ответил Гойт. — На острове становится тесно. Такое чувство, будто все родившиеся на Карривисе в это лето решили вернуться.
— Надо же! — ответил Торрус.
— Если бы я родился на этом острове, я бы вообще никуда не уезжал, — заметил Гойт. — Это самое замечательное место в мире. Непонятно только, чего ради они все возвращаются именно сейчас?
Гойт ушел, а Торрус остался стоять у фальшборта, задумчиво следя взглядом за берегом, неторопливо ползущим мимо.
Он действительно не знал, почему решил вернуться на Карривис. Живешь — живешь, а потом вдруг собираешь вещи, которых не так уж много, по правде говоря, и уносишься из столицы на далекий остров, который оставил тринадцать лет назад. В метрополии ждала выгодная должность, карьера... Альдита. Торрус вспомнил, как прощался с ней...

— Но как это может быть?  — Ее черные блестящие глаза словно пронизывали насквозь.  — Ты вот так просто уезжаешь? Именно  сейчас?
Он пожал плечами и улыбнулся — от улыбки у него на щеках возникали ямочки.
 —  Сам от себя такого не ожидал. Но я уже давно не нахожу себе места. А теперь вдруг понял, что непременно  должен побывать на Карривисе. Извини, солнышко.
— Но ты вернешься?
— Прости, обещать не могу.
Альдита отвернулась, сердито бормоча, пока Торрус пытался застегнуть саквояж с поврежденным замком — старый товарищ,  жалко выбрасывать.
— Остался бы, принял то предложение, я бы, наконец, вышла за тебя  замуж  — и положение в обществе, и деньги, и вообще...
— И вообще,  —  согласился Торрус. Он взвесил в руке саквояж и  вдруг резко повернулся к Альдите и с интересом спросил: — А если бы я нашел себе место советника на Карривисе, ты бы поехала со мной? Все то же самое — и положение, и деньги, и вообще.
— С ума сошел!  — фыркнула Альдита. — На какой-то остров!
— Вот за что я тебя люблю, солнышко,  — вздохнул Торрус,  — так это  за прямоту.
Он поцеловал ей руку.
— Не жди меня, дорогая.  Уж ты-то не пропадешь. В Эрлизоне полно и знатных, и богатых...
— Но где я найду другого такого красивого?
— И это даже несмотря на мой нос?
— Да если бы не он, ты был бы просто неприлично красив.
— Благодарю, солнышко. Вот что: подожди годик, а потом делай все, что хочешь. Но однажды я вернусь и убью твоего мужа, кто бы он ни был!
— Согласна! — рассмеялась Альдита.  — И ведь никогда не знаешь,  шутишь ты, или нет!

Торрус усмехнулся и переменил позу. Среди пассажиров «Ветреницы» раздались восторженные вскрики: недалеко от борта, в пенно-зеленых волнах мелькали атласные черно-белые спины. Карривисские дельфины были любопытны и всегда сопровождали корабли, а имперские моряки их не трогали... Да, если ты родился на Карривисе, то не сумеешь покинуть его навсегда. Этот остров был живой и цветущей мечтой. На нем уместилось все, чего можно пожелать: и богатые дичью леса, и широкие озера, и таинственные топи — царство тысяч птиц, и розовые скалы, под которыми мерно плещет зеленый прибой. Даже Империя не решились превратить его в обычную колонию и выжимать из острова все соки, несмотря на золотые прииски и ценнейшие серые с фиолетовым отливом шкурки карривисских белок. Империя лишь слегка прикасалась к нему, как ювелир — к драгоценному камню, слишком прекрасному, чтобы менять его форму. Жители метрополии приезжали сюда на время — зимой, чтобы отдохнуть от кварталов, дышащих сыростью, подернутых серой дымкой; в середине лета, убегая от духоты и пыли эрлизонских улиц. Они с радостью принимали у себя исконных жителей Карривиса, словно те всюду несли с собой частицу красоты и удачи. Благословенный климат, и — ни наводнений, ни засух, а суда, застигнутые штормом вблизи Карривиса, спешили в его укромные бухты, зная, что будут в полной безопасности.
Торрус жадно впивался взглядом в лениво ползущий мимо берег, пытаясь выискать что-то знакомое — причудливо скрученное дерево... обрыв, с которого он прыгал в прохладную зеленую воду... Мог ли остров сильно измениться за тринадцать лет? Торрус вздохнул. Да, это его земля. Здесь жили его предки. Здесь, на кладбище под белой плитой спят его родители... Наверно, их старый дом стоит заколоченный... или там живет кто-то чужой... Он разыщет этот дом, и интересно будет повидаться с теми мальчишками, с которыми... впрочем, нет, настоящих друзей у него здесь не было. Все друзья были в Империи — кто нашел себе тепленькое местечко в столице, кто застрял в колониях, обзавелся хозяйством, или же продолжает шататься в поисках приключений, а кто остался там навсегда — в далекой земле, в коварных трясинах или сухих песках... Да, это были друзья — те, с кем прошел огонь и воду, с кем вместе проливал кровь... Им интересно было бы увидеть Карривис, они ведь столько слышали о нем...
Мелькнула перед глазами узкая терраса над морем и память подсказала, что над ней, там, за деревьями, стоит дом Аспери. Аспери! Мысль о ней так ошеломила Торруса, что он произнес это имя вслух. Аспери... Рыжие кудри, родинка на смуглой щеке, и самый первый раз — в ворохе опавшей листвы в лесу. Потом она все время подыскивала какие-то экзотические места — на плоту в зарослях камыша, в домике, который он сколотил ей в ветвях Русалочьего Древа... Может быть, она по-прежнему живет в своем домике в лесу, у самого моря, и ее все так же считают ведьмой? Чушь! — Торрус тряхнул головой, — ей должно быть около тридцати. Она давно уже замужем, добропорядочная гражданка Карривиса... Торрус как-то провалился в болото из-за нее. А в другой раз наткнулся в стоге сена на гадюку... Воспоминаний было много, но «Ветреница» уже подходила к порту, и из-за склона горы показался белоснежный трехэтажный особняк. Резиденция губернатора...
Торрус повернулся к острову спиной и направился в свою каюту снова сражаться с непослушным саквояжем.


3.

Дом губернатора смутно маячил белым пятном на фоне зелени. Торрус не смотрел туда. Пока еще рано. Все люди с «Ветреницы» давно уже разбрелись — наверно, знали, куда шли. Торрус опустил саквояж на пыльную мостовую и глубоко вдохнул морской воздух. Воздух Карривиса. Ему некуда было спешить. Некуда спешить человеку, у которого в будущем абсолютно ничего нет... Покажется ли дорога до города короче, чем прежде, бывалому солдату, привыкшему отмерять бесчисленные мили лесов и пустошей, или она будет  длиннее теперь, когда ему не знаком каждый камень и яма?
Перед ним нежился в лучах летнего дня Карривис. Небо было чистым, только на юге смутно темнело одинокое облако. Ничего, пройдет стороной.
Торрус судорожно вздохнул, охваченный острым ощущением запоздалой ностальгии, и вдруг опустился на одно колено и поцеловал нагретый солнцем камень. Выпрямился, огляделся — как будто никто не обратил на него внимания. Торрус легко поднял саквояж и решительно двинулся через портовую площадь.
Едва он вышел на дорогу к городу, его остановил хриплый густой голос:
 — А-а! Торрус Инруда! Ну что же, очень рад!
Торрус удивленно оглянулся. На камне у дороги сидел невысокий худой старик в не по летнему теплом плаще, абсолютно лысый, но с густыми седыми усами. Его называли Векитос, Торрус помнил его как члена Городского Совета, хотя многие подозревали, что он давно уже тронулся умом. Черные, быстрые птичьи глазки так и впились в лицо Торруса. Он удивленно подумал, что едва ли похож на того тощего, длинного парня, который умчался отсюда тринадцать лет назад.
— Домой идешь? — добродушно спросил Векитос, — и хорошо...
— Дом-то стоит еще? — поинтересовался Торрус, ставя саквояж на землю.
— Стоит, куда денется, — старик не спросил, почему бы ему не пойти прямо в губернаторский дворец, и слава Лэйара. — Все приезжают, все возвращаются... А ты, — Векитос медленно ощупывал взглядом Торруса с головы до ног, — ты слегка изменился за это время, малыш.
— А вот вы совершенно такой же, как и были, — с совершенной искренностью ответил Торрус. — Честно говоря, я удивлен, что вы меня узнали. Все-таки прошло тринадцать лет...
— А что же мне тебя не узнать, малыш? — Векитос сполз с камня и медленно побрел по дороге к городу рядом с Торрусом. — Вот недавно вернулся Ренаус, так он уехал отсюда целых двадцать пять лет назад. А до этого прибыл сынок Джума-младшего, который покинул Карривис сорок лет назад. Самого Джума уже и в живых нет. Имени его сына я, понятно, не знал, но и удивился же парень, когда я сходу назвал его отца! Да... сорок лет назад я был немного моложе, — Он хрипло рассмеялся.
— Мне бы такую память, когда буду в вашем возрасте! — пробормотал Торрус.
— Да ведь я к этому, можно сказать, всю жизнь готовился, — пожал плечами Векитос. — Одну молодую особу я узнал только по портрету ее предка, который жил здесь триста лет назад.
— А вы что же — всех встречаете?
— Конечно, — улыбнулся старик. — Мне интересно смотреть, как все возвращаются...
— Все?
— Да, малыш. Удивительно, правда? Ведь чувствуют… Но больше мне нечего делать в порту. Ты — последний, Торрус Инруда. Не ожидал от тебя, положа руку на сердце.
— Последний? — удивился Торрус. — В каком смысле?
— В том, что сейчас на Карривисе собрались все его жители. Все потомки тех, кто жил здесь, как бы их не разметала судьба. Они поняли, что пришла пора.
Дорога легко взбежала на пригорок, и за ним открылся город, в отличие от имперских порядков, не окруженный стенами. В несколько ярусов он поднимался по уступам холмов, а в отдалении царил над ним белоснежный губернаторский дворец. Но смотреть на него было больно — против солнца.
— Ну что же, спасибо за компанию, — Векитос похлопал Торруса по плечу. — Очень рад был тебя увидеть, малыш, — Он почему-то тяжело вздохнул. — Твой дом ждет тебя. Добро пожаловать, — старик отвернулся и медленно, сгорбившись, побрел прочь по улице — хрупкая, усталая фигура в тяжелом плаще, — и Торрусу вдруг подумалось, как же он должен быть безнадежно одинок.
Торрус покачал головой и направился к городу. Народу на улицах было много, все суетились, спешили по своим делам, на Торруса то и дело налетали, но он не обращал внимания, шел неторопливо, с любопытством оглядывался по сторонам. Сами улицы не изменились совершенно — он узнавал причудливой формы балкон, имя женщины, вырезанное ножом в коре дерева, забор, в котором, как он помнил, когда-то отставала доска, и мальчишки легко пробирались в фруктовый сад... если бы не было так многолюдно, он бы, наверно, поискал эту доску...


4.

Стена ограды сплошь заросла плющом. Дверь была закрыта, Торрус подергал ее, не особенно нажимая — он ничего другого и не ожидал.
Он перекинул свой саквояж через ограду и с легкостью перебрался в буйно разросшийся сад.
Продравшись сквозь густую чащу и преодолев с помощью невысокого дерева лес розовых кустов, Торрус спрыгнул на землю перед стеной дома и сразу же увидел открытое окно. Оттуда доносились топот и смех. Торрус хмыкнул, забросил саквояж в окно, оперся руками о подоконник и через миг был в комнате. Первое, что он увидел, было изумленное лицо незнакомой девушки. Не успел Торрус слова сказать, как в комнату вбежали трое мальчишек и женщина обширных пропорций, все семейство таращилось на пришельца, как совята из гнезда.
— Хозяин дома, — на всякий случай сразу предупредила женщина, — Что вам здесь надо?
— Я ничего вам не сделаю, — заверил их Торрус и развел руки в стороны, показывая, что оружия у него нет, — Я не разбойник.
— Тогда почему вам было не постучать в дверь?
В этот момент к внутренней обороне присоединился невысокий рыжеватый мужчина с короткой бородой.
— Что такое? Кто это?
— Я был уверен, что дверь заперта, а в доме никого нет, — объяснил Торрус. — Мое имя — Торрус Инруда. Когда-то в этом доме жила моя семья, и я думал...
Женщина со значением посмотрела на мужчину и сказала:
— Это он.
— Д-да... — нехотя произнес мужчина. — Значит, все?
— Вы нас извините, — снова заговорила женщина. — Мы сами прибыли сюда несколько недель назад. Все гостиницы были переполнены, но нам сказали, что этот дом уже много лет пустует и хозяин вряд ли вернется... Раз вы здесь, нам, наверно, следует покинуть ваше жилище?
— Что вы! — воскликнул Торрус. — Зачем мне одному такой большой дом? Тут ведь найдется свободная комната, где я мог бы оставить вещи?
— Конечно! — обрадовалось все семейство. — Огромное спасибо вам, сударь! Мы бы просто не знали, куда идти!
Торрус подмигнул девушке, и та залилась румянцем, а потом, цыкнув на братьев, которые тут же начали хихикать и многозначительно переглядываться, направилась к лестнице на второй этаж, поманив Торруса за собой.
Торрус еще успел уловить возбужденный шепот женщины:
— Слышал? Он назвался — Инруда. Так ведь зовут губернатора?


5.

Торрус остановился у книжной лавки. И здесь все выглядело, как прежде. Та же самая вывеска у входа, та же дверь... Торрус потянул за дверную ручку, и внутри громко зазвенел колокольчик.
Хозяин, пытавшийся взгромоздить на стол тяжелый деревянный ящик, мрачно воззрился на вошедшего.
— Добрый день, — сказал Торрус.
— Здрасьте, — буркнул хозяин.
Торрус подошел к нему, подхватил край ящика и поставил на стол. Он сразу понял, что этот ящик был одним из тех, что прибыли на Карривис на «Ветренице».
— Я пока посмотрю тут, — сказал Торрус. Хозяин равнодушно кивнул, отодрал от ящика крышку и вытащил рыцарский роман, прибывший из столицы. Торрус вспомнил: уж если хозяин встал не с той ноги, лучше с ним вообще не разговаривать.
Он медленно пошел вдоль книжных шкафов, потом опустился на корточки, провел рукой по деревянной планке. Когда-то он тут вырезал свое имя. Его тогда выпроводили из лавки за ухо, но надпись оставалась, сколько ее ни закрашивали. Очевидно хозяин в конце концов заменил эту планку.
— Здравствуйте, — произнес тоненький голосок, и Торрус обернулся. В кресле сидела, болтая коротенькими ножками, девочка с длинными светлыми косами. На коленях у нее лежала книга с картинками.
— Здесь детские книги, — строго объявила она. — Вы ищете книгу для своих детей?
— Нет, — усмехнулся Торрус, выпрямляясь.
— Посмотрите, — предложила девочка, показывая в книжку. Торрус подошел и наклонился над ее креслом, рассматривая картинку.
— Что это? — спросила девочка.
— А ты не умеешь читать?
— Не-а. Я только картинки смотрю.
Она подвинулась, и Торрус уселся в кресло рядом с ней.
— Так это же легенда о Карривисе! — воскликнул он, внимательно рассмотрев рисунок, на котором могучий герой с мечом в руках стоял на ладони великана. — Разве ты не знаешь ее?
— Расскажите, — попросила девочка.
— Я уже плохо помню, — ответил Торрус. — Когда я был таким, как ты, то знал все подробности. Короче, где-то на дне морском есть чудесная подводная страна — скалы, сады, где носятся разноцветные рыбы... и так далее. А потом с каких-то неведомых островов в Океане пришел великан Карривис. К старости он покинул земли своих соотечественников и искал тихое, уютное местечко, где мог бы отдохнуть. Он был такой огромный, что спокойно шествовал по морскому дну, а голова его находилась над водой. Он забрел на территорию подводного царства и ему понравился этот благодатный край. А потом... короче, он забрал кусок земли оттуда и принес на вершину высокой подводной скалы... Потом еще кусок... короче, налепил целый остров. Он засеял в землю острова семена с материка, отловил и принес туда разных животных. У него получился целый остров, самый прекрасный на свете, овеянный морскими и его собственными чарами. Ну и Карривис уселся в долине на острове и задремал. Но в земле, вынутой из моря, пробудилась своя магия, она притянула великана к себе и обездвижела. Так все и застыло: великан лежит себе в долине. Великаны — они сами дети земли, она дает им силы, и он может лежать так не одно тысячелетие, что ему сделается? А пока он жив, действуют наложенные им чары, и море не может отобрать назад свои земли.
Короче, с веками у Карривиса появились друзья. Как-то к его острову пристало, скрываясь от шторма, судно. Капитана звали Лориус и его люди стали прародителями всех теперешних жителей Карривиса. Лориус частенько подолгу разговаривал с великаном, но больше всего тот любил наблюдать за сестрами Лориуса, когда они купались в озере, которое Карривис держал на коленях.
А к этому времени море нашло способ справиться с Карривисом. Из породы на морском дне оно вымыло чудовищного морского змея, вдохнуло в него жадную и злобную душу, а быстрые реки услужливо нанесли золотого песка на чешую. Драконьи зубы могли грызть камень, змей должен был выдрать у Карривиса сердце, тут бы ему и конец... и вот... — Торрус задумался, смутно припоминая, что следовало бы рассказать о том, как морской змей появился… определенно в легенде это описывалось очень красиво, но — хоть тресни! — все подробности затерли другие воспоминания, они затерялись под толстым слоем крови, пыли и прочего... — ...но не тут-то было. Короче, змей явился как раз, когда с великаном беседовал Лориус, стоя для удобства у него на ладони... — Торрус снова запнулся, внезапно припомнив сон, являвшийся ему вот уже несколько ночей подряд.
— И что? — спросила девочка, — он стал драться с морским змеем? Но тот ведь, наверно, был огромный, а Лориус рядом с ним — совсем крошка...
— Ну, не такой уж и крошка, — улыбнулся Торрус. — Вроде как он и сам был в каком-то очень дальнем родстве с великанами, потому так легко и подружился с Карривисом. Хотя с драконом действительно ни в какое сравнение не шел. Но у Лориуса был его верный меч и храбрости ему было не занимать... Они дрались так, что скалы вокруг содрогались, и воды в озере вскипели... Короче, убил Лориус морского змея, и оба так и рухнули в озеро на коленях у Карривиса. Дракон рассыпался каменными обломками по дну, а его душа черной тучей улетела назад носиться над просторами вод, пока море не намоет ему нового тела, что случится только через полтысячи лет. Вот тогда морской змей вернется и убьет-таки Карривиса, ведь больше таких героев, как Лориус, нет. Тогда море разрушит остров и заберет свое себе. Но что для моря пятьсот лет, да и для великана тоже? — Торрус снова замолчал, вспомнив свой сон. Очевидно, приближаясь к родному острову, он неосознанно перебирал самые яркие воспоминания детства, вот они и навеяли...
— А что стало с сестрами Лориуса? — не дала ему отвлечься девочка.
— Что? — удивленно посмотрел на нее Торрус. — Ах да! Да, что-то там с ними было... Наверно, они так горевали по брату, что постоянно бродили возле озера, а там после поединка с драконом было так сильно волшебство, что они потом не умерли, а превратились в водных и лесных духов, в озерных дев и русалок. Знаешь, на острове ведь есть Русалочье Древо, вот только самих лесных дев я что-то не встречал...
— А что..? — начала девочка, но тут послышался окрик:
— Рена!
К ним подошел мужчина среднего роста.
— Ну что, все посмотрела? — спросил он, и девочка нехотя слезла с кресла. — Теперь уже и к людям пристаешь?
— Да ничего, мне самому было интересно... — начал Торрус и вдруг замолчал, присматриваясь.
— Лучше бы читать научилась... — выговаривал тот девочке, но тут Торрус сдавленным голосом прошептал:
— Нукус?
Тот удивленно поднял глаза:
— Простите?
— Нукус! — радостно повторил Торрус. — Ты меня не узнал. А ведь это с тобой мы в детстве лазали за яблоками!
— Мы много с кем лазали, — ответил Нукус с легким интересом.
— А помнишь, как ты клеился к Аспери, и я устроил тебе ночь ужасов в лесу?
— Не может быть! — воскликнул Нукус. — Если бы ты был куда худее и не таким загорелым, и вообще другим, я бы сказал, что в тебе есть что-то от Торруса Инруды!
— Ты тоже несколько изменился за тринадцать лет! — заметил Торрус.
— И то верно, — согласился Нукус. — Великий Карривис! Рад видеть тебя, хотя уж никак не ожидал. Правда, сейчас многие возвращаются...
— Векитос заявил, что уже все вернулись, — улыбнулся Торрус. — Я последний...
— Если слушать все, что он говорит, — проворчал Нукус, мгновенно поскучнев, — сам свихнешься!
Рена подергала Торруса за край безрукавки:
— А когда пройдут эти пятьсот лет?
— Думаю, люди живут здесь куда дольше, — улыбнулся Торрус, — и ничего не случилось. А вот то, что наш остров действительно сидит на верхушке скалы, воды его подмывают, и когда-нибудь он непременно обрушится в море, общеизвестно. Но это еще не скоро.
— А вы точно знаете, что уже прошло больше пятисот лет? — спросила Рена.
— Рена, не приставай! — рассердился Нукус. — И вообще, нам пора домой.
Они вышли из лавки на улицу.
— Ты что, рассказал ей эту сказку? — спросил Нукус неожиданно серьезно.
— Да. Удивлен, что она ее не знала.
— Есть и более подходящие для детей истории, — проворчал Нукус. — Ты-то своими не обзавелся?
— Историями? — переспросил Торрус. — Или детьми? Первого у меня достаточно, а вот о втором что-то и не думал.
— Это правда, что ты ушел из гвардии на службу в колониях? — спросил Нукус. — Мы все были так удивлены, что ты забросил блестящую карьеру...
— Блестящую... — проворчал Торрус. — Почему все, что связано со столицей, обязательно блестит? Блестящий гвардеец Ее блистательного Величества в блистающем Эрлизоне во всем блеске своей славы...
— Потом еще ходили слухи, что ты умер где-то в забытых Светом краях...
— Как видишь, это не так. А как относится к этим слухам господин губернатор? — неожиданно для себя самого спросил Торрус.
— Тор, ты что, не был у них?
— Я только с корабля.
— Тремиус на все отвечает, что у него нет достоверной информации, но нет сомнений, если его брат погиб, то — смертью храбрых... Что же ты не идешь к ним?
— Как они там вообще? Наверху? — спросил Торрус, щурясь на беломраморный дворец на склоне холма, ясно видимый из любой точки города.
— Неплохо, насколько мне известно. Губернатор в добром здравии. Госпожа тоже. Ты вообще знаешь, что Тремиус женился?
Торрус вздрогнул и чуть не спросил, — А как же Виантина? — но вовремя сообразил, что его собеседник как раз ее и имеет в виду.
— Да, конечно, — кивнул он.
— Я просто подумал... Ты ведь пропустил их свадьбу...
— Да нет. Трем ведь привез жену из метрополии, я поздравил их еще там.
— Так значит, вы виделись в ту его поездку? — улыбнулся Нукус. — Вот уж поистине удачно он съездил! Поехать в столицу с отчетом в делах после смерти прежнего губернатора, а вернуться с собственным назначением и юной женой. Да еще такой красавицей!
Торрус, глубоко задумавшись, машинально потрогал нос, словно проверяя, не идет ли кровь.  Темная ночь, улица, шершавый  холодный камень стены... Отплытие Трема и Виантины на чудесный остров, где они будут теперь править, прошло в сплошном кровавом  тумане. К счастью, хирург гвардии не сидел без работы, даже если ему и не доводилось нюхать порох, и сумел привести в порядок разбитое лицо,  хотя и говорил, что это была ювелирная работа...
— У нас ценят госпожу, еще как! — продолжал Нукус. — Несмотря на то, что она нездешняя. Ты же знаешь, к приезжим из метрополии у нас относятся с осторожностью, но она...
— А как там Аспери? — вдруг спросил Торрус.
— Ведьма твоя? — сразу помрачнел Нукус. — Да все так же. Что с ней сделается?
— Неужели так и живет в своей избушке? Я думал, она давно выскочила замуж...
— Да какое там замуж! — Нукус покосился на дочь, шедшую с отсутствующим выражением на лице, и закончил, понизив голос: — Сколько мужчин у нее перебывало, не хватит пальцев на руках пересчитать! Одно слово, ведьма!.. Нам сюда, — Он кивнул на дом, с которым они поравнялись. — Еще увидимся.
— До свидания, — прощебетала Рена, и Торрус нагнулся поцеловать ей руку.
Рена упорхнула в дом, а Нукус обернулся к Торрусу, словно хотел сказать что-то важное, но замешкался.
Торрус вздернул бровь.
— Уезжать надо с этого острова куда подальше! — вдруг заявил Нукус и ушел следом за дочерью.


6.

Подъем был плавным, но невдалеке от дома губернатора Торрус ощутил, что ноги тяжелеют — неужели уже успел отвыкнуть от походов?  Ничего. Трехэтажный дворец был совсем близко. Его окружали деревья, а вокруг простирались ровные зеленые склоны холмов. Торрус встал возле живой изгороди, делившей поле на части — наверно, в этом был какой-то смысл — и огляделся. Небо было по-прежнему ясным, только туча на юге и не думала рассеяться или уйти в сторону. Чувствовалось, что там все так и клокочет...
Внизу раскинулся город и Торрус с легкостью мог бы найти среди разнообразных крыш и свою, и книжной лавки, и Нукуса... но его отвлек топот скачущей карьером лошади и женский смех.
Торрус резко развернулся и посмотрел поверх живой изгороди.
Она мчалась на вороном коне, она была одна — очевидно, здесь не сумели оценить ее имперские привычки.
Торрус помнил, как она всегда полностью отдавалась скачке там, в метрополии — и только смеялась, когда у него застывало сердце в груди. Темно-зеленая амазонка, крошечная заломленная набок шляпка, темно-каштановые волосы, вьющиеся по ветру. Это все, что он видел, но больше ничего и не надо было, он в первое же мгновенье узнал ее смех, и тотчас же  под Карривисом определенно обрушилась скала и на какую-то секунду остров завис над страшной пучиной... но потом все-таки встал на место.
Торрус медленно вышел из-за изгороди, пока сердце отчаянно выстукивало — узнает или нет? А если нет? А если нет, то и не надо говорить, кто я такой. Просто уйти назад в город, а потом — на «Ветреницу» и назад, в метрополию, в постель к Альдите, на тепленькое местечко в столице, под венец, и все будет отлично... Только выйдет, что зря я сюда приехал. И вообще много чего было зря. И совсем не стоило трижды едва не умирать в колониях... А если узнает — тогда, собственно, что? А вот тогда и будем думать.
Она остановилась в нескольких шагах.
— Добрый день во славу Лэйара, — неуверенно обратилась  она к Торрусу. — С кем имею честь?..
— Приветствую вас, госпожа моя, — сказал Торрус, машинально преклонив одно колено в высокой траве и прижав правую руку к сердцу — в лучших традициях Золотого Эрлизона.
Он выпрямился, поднял глаза, встретил ее задумчивый взгляд... и сразу понял, что приезжать сюда нельзя было ни в коем случае.
Виантина протянула руки, и Торрус легко подхватил ее и спустил с седла, на мгновенье так и окунувшись в теплый аромат ее густых волос.
— Приехал, значит, — тихо сказала она, глядя снизу вверх, и в ничего больше он не мог прочитать в ее глазах. Прошло пять лет. И ей было уже не девятнадцать, и она была замужем за губернатором...
Она пошла по направлению к дому, и Торрус, подхватив поводья вороного, двинулся за ней.
— Тремиус обрадуется, — сказала Виантина. — Стиар побери, сколько же мы не виделись?
— Пять лет, — сказал Торрус.
— Тут ходили слухи, что ты ушел из гвардии...
— Ушел, — сказал Торрус.
Виантина оглянулась, но ничего не добавила.
— Трем ужасно занят. Приехали важные люди из столицы, — сказала она через некоторое время. — Но ради тебя мы его вытащим.
— Как тебе Карривис? — спросил Торрус.
— Он великолепен, — улыбнулась Виантина. — Ты был совершенно прав — он великолепен.
— Тебе нравится быть женой губернатора?
— Это не так уж легко, — заметила Виантина.
— Но ты справляешься, — ответил Торрус. — Не сомневаюсь.
Она снова оглянулась.
Через некоторое время Торрус, с любопытством осматриваясь, зашел в светлую просторную гостиную, где причудливый карривисский стиль внутреннего убранства мешался с более строгим имперским.
— Подожди минутку, — сказала Виантина и куда-то упорхнула.
Торрус присел в обитое светлым шелком кресло, но тут же встал и принялся бродить по комнате. Он впервые был во дворце губернатора.
Дворец стоял на склоне горы над городом, увидеть его было немудрено с любой улицы, но приходилась задирать голову. Торрусу пришло в голову: чтобы взглянуть на вершину Монт Карривиса, Великаньей горы в Заветной долине, нужно все-таки задирать голову повыше. Туда он тоже еще ни разу не поднимался…
Вот уж не думал, что когда-нибудь попаду сюда, буду запросто садиться в кресла, брать в руки статуэтки, не боясь, что на меня косо посмотрит зашедший слуга — я имею на это полное право, этот дом мог бы быть и моим. Интереснее всего, конечно, было бы спуститься в знаменитый здешний фехтовальный зал...
Торрус распахнул окно и присел на подоконник. Этажом ниже простиралась широкая открытая терраса, на которой стоял огромный стол. Здесь принято было в хорошую погоду обедать на свежем воздухе.
За дверью послышались шаги, и Торрус спрыгнул с подоконника. В комнату вошла улыбающаяся Виантина, а за ней шел Трем. Тремиус Инруда. Губернатор Карривиса. Он во всем чуть-чуть отличался от Торруса. Такого же роста, но чуть стройнее. Похожие черты, но чуть правильнее. И глаза, и волосы чуть светлее — серо-голубые глаза и темно-пепельные кудри с металлическим отливом. Идеально прямой нос. Аккуратные усы. И двигался он четко, элегантно, словно каждое мгновение каждая клетка его тела точно знала, что ей нужно делать. Но все-таки... время играло не в его пользу. Ему было сорок два, и на лице его виднелась тонкая сеть морщин, а в волосах белели полоски седины. И у Торруса этот факт вызвал мимолетное ощущение злорадства.
— Привет, брат, — весело сказал он.
— Здравствуй, Тор. Рад, что ты приехал, — ответил Тремиус, без особой, впрочем, радости, не сводя внимательного взгляда с лица Торруса. Торрус широко улыбнулся, четко обозначив изогнувшийся шрам над губой.
— Боюсь, сейчас у меня совершенно нет времени, — пожаловался Тремиус и кивнул на дверь. — У меня там министр колоний из Эрлизона.
— А, ну да! — сказал Торрус. — Точно, везли на «Ветренице» какую-то шишку... Толстый и лысый, да?
Виантина фыркнула, а Тремиус сердито зашипел:
— Потише! У нас будет парадный обед. Ты где остановился? — Он окинул взглядом мелкую щетину на лице Торруса, запыленные башмаки и заметно потертую безрукавку.
— В доме родителей, — ответил Торрус. — Вещи оставил там. А теперь брожу тут, смотрю, как и что...
— На обед придешь? — Тремиус явно торопился.
— Это уж само собой, — ответил Торрус. — На семейный-то обед, да в компании министра! — Он так закатил глаза, что Виантина снова фыркнула и даже Тремиус слегка улыбнулся и, махнув рукой, поспешил назад к гостям.
Виантина все так же стояла и смотрела на Торруса, и он никакого представления не имел, о чем она может думать, но бешеный топот ее лошади на лугу продолжал звучать где-то на краю сознания.
Торрус неуверенно кашлянул, одернул безрукавку и наконец выдавил:
— Короче… я пошел.
— Ты уходишь? — спросила она.
— Да... — Торрус поскреб подбородок. — Я же прямо с корабля. Министр, все-таки. Не будем позорить Трема перед гостями из метрополии.
— Представь себе, поначалу он совершенно не умел с ними обращаться. Пытался занять их делами то после завтрака, то сразу после обеда...
— Да уж, ни один нормальный эрлизонец раньше вечера не раскачается, — улыбнулся Торрус. — Трем слишком мало пробыл там. Но ты ведь вывела его из заблуждений?
— Разумеется.
— Ему повезло с тобой, — сказал Торрус. Вдруг пришла в голову дикая мысль, мощное желание встряхнуть ее, крикнуть, — Вьен! Вспомни — это же я, Тор! Ты же не могла все забыть! — и тут же подумалось — а зачем? Что было, то прошло, и, наверно, все к лучшему...
— Смотри, не опоздай, — сказал Виантина.
— Если позволишь занять лошадь из ваших конюшен, тогда точно успею, — ответил Торрус.


7.

Торрус неторопливо поднимался по склону холма на белой в яблоках кобыле из губернаторской конюшни. Вся компания — Тремиус, Виантина и несколько мужчин — стояли на широком балконе центрального фасада, и им был ясно виден великолепный всадник. Никто не заметил, что Виантина тихо удалилась с балкона в комнату, привалилась к стене и задышала так тяжело, словно ей не хватало воздуха. Она сама предложила ему эту лошадь, не задумываясь, почему. На белой лошади она увидела его в первый раз... Тогда и форма на нем была другая — ослепительно белая с золотом форма гвардейцев Роланны, Королевского квартала, а не красно-серый армейский мундир.
А через несколько минут он вошел в дом и преклонил перед ней колено. Он вымылся, побрился и пригладил волосы, но мундир с нашивками капитана был не менее потертым, чем та безрукавка. И никто бы не усомнился, что этот мундир побывал во многих переделках, в нескольких местах красовались заметные швы, на груди поблескивало несколько имперских медалей.
— Я вижу, вы находитесь на службе Империи, молодой человек? — спросил министр за обедом — он был вовсе не так уж толст и лыс.
Ряд деревьев пропускал на террасу ветерок с моря, лениво шелестевший в кронах, но было удивительно тихо. Торрус никак не мог понять, почему его так беспокоит эта тишина. Чего-то ему определенно не хватало...
— Сейчас я как будто на распутье, — сказал Торрус. — Свое я уже отслужил.
— И где же? — поинтересовался министр.
— В колониях. В восточных, в северных, где пришлось.
— Торрус раньше был Королевским гвардейцем, — вставила Виантина.
— Неужели?! — восхитился кто-то из свиты министра. — Это высокая честь!
— Почему же вы предпочли колониальную армию? — полюбопытствовал министр.
— А вы в гвардии не служили? Никто из вас? — Торрус обвел глазами стол. — Про гвардейцев давно уже говорят — прошу прощения, госпожа Инруда, — что они хорошо умеют воевать только с дамскими корсетами.
Все рассмеялись.
— Уже много десятков лет, — продолжал Торрус, — неприятеля не подпускали за много сотен миль до Эрлизона. Гвардейцы проливают кровь только на дуэлях, маршируют на парадах, пьют и громят кабаки после пьянок, ухлестывают за столичными дамами, или пробавляются уличными девками. В конце концов мне захотелось чего-то настоящего. Что ж, получил, что хотел.
— И вижу, вам удалось проявить себя, — заметил министр, пересчитывая взглядом медали на груди Торруса.
— Мне везло, — ответил Торрус довольно мрачно. — Я знаю многих людей, которые были бы более достойны наград, нежели я.
— Думаю, вы слишком скромны, — улыбнулся министр. — С одной стороны, это прекрасно, что жители Карривиса идут на службу Империи, но с другой стороны, — он снова улыбнулся, — надо бы их и близко к метрополии на подпускать, а то скоро они увезут всех наших красавиц, — он кивнул Виантине. — А я-то все думаю, чего же не хватает в Эрлизоне, какое из его украшений пропало?
— Возможно, вам следовало бы вообще запретить нашим въезд в метрополию, — проворчал Тремиус, впервые подав голос за время обеда.
— Да нет, что вы! — воскликнул министр. — Я убежден, что это не кто-то с Карривиса! Мало ли на свете сумасшедших?
— Один раз капитан стражи Роланны, — стал рассказывать один из сопровождавших министра, виновато кивнув Торрусу, — напившись допьяна, застрелил горожанина, мирно проходившего мимо. Когда его спросили — за что? — он ответил: «Мне не понравился цвет его шляпы». Это, конечно, анекдот, но...
Какой уж тут анекдот, подумал Торрус. Что ж мы тогда отмечали? И ведь утром наш капитан совершенно не помнил, за что его арестовали...
— Нет, — пробормотал министр. — Не тот случай. Кто-то действует принципиально... с умом...
— О чем вы, господа? — спросила Виантина.
— Какой-то негодяй спалил всю Карривисскую выставку в музее колоний, — ответил ее муж. — И еще коллекции нескольких любителей, посвященные нашему острову.
— Вам определенно не везет в этом году, — вздохнул министр. — По Эрлизону ходят слухи, что шкурки карривисских белок вдруг начали лысеть. У меня нет официально подтвержденных сведений, но говорят, что нескольким торговым домам пришлось уничтожить весь свой запас. То ли моль какая-то новая завелась, то ли это просто слухи, которые распускает все тот же злоумышленник...
— Никогда такого не было! — возмущенно ответил Тремиус, — все знают, как хорошо выделаны наши шкурки. Впрочем, завтра мы отправимся на западное побережье к рудникам, и вы поймете, что Карривис не стоит сбрасывать со счетов.
— В этом я не сомневаюсь, — ответил министр. — Стоило увидеть этот остров... и сейчас, в такую погоду, во всем его великолепии...
А ведь действительно, подумал Торрус, я не припомню, чтобы тут все так буйно росло. Как будто цветы, что отцвели еще в июне, пошли по второму кругу, а меж ними уже лезут августовские... Весь остров живет в полную силу. Но почему, все-таки, так тихо?
— А сегодня вечером, — объявила Виантина, — вы в очередной раз убедитесь, что наши девушки неспроста уезжают с карривисскими парнями. Сегодня будет бой. В вашу честь.
— Правда?! — обрадовался министр, хотя прекрасно знал, что гостей из метрополии всегда так развлекают на Карривисе.
Торрус невольно улыбнулся, вспомнив, с каким восторгом он наблюдал такие поединки в детстве... В столице он, конечно, выучился фехтовать, в гвардейском корпусе часто происходили показательные поединки, на которые приходили посмотреть со всей Роланны... Но мог ли он бросить вызов кому-нибудь здесь? И суметь разрезать ленту, накрепко приклеенную концами к голой груди противника, лезвием острейшего карривисского кортеласа, не пролив ни капли крови? Трем всегда был самым лучшим, но теперь ушел с арены — несолидно губернатору давать волю лихости.
Торрус допил вино, поднял глаза и встретил взгляд Виантины.
После обеда Торрус вышел из дома, по привычке одернув тесноватый мундир — располнел, однако, от мирной жизни, — но дверь за ним раскрылась, и Виантина выпорхнула следом.
— Опять уходишь? — спросила она.
— Я еще не все обошел, — ответил Торрус.
— Ты можешь приходить сюда, как к себе домой, — сказала Виантина. — Это и естественно. Мы же — твоя семья.
— Хорошо, — сказал Торрус. — Тогда до встречи. Увидимся вечером, — Он отвернулся и начал спускаться по склону.
— Тор! — позвала Виантина. — Почему ты ушел из гвардии?
Торрус оглянулся, — Я же столько времени объяснял это министру, Вьен! — и продолжил путь.

8.

Торрус перепрыгнул через заграждение на пустую пока еще арену. Жилистый усатый мужчина на голову ниже него шумно распоряжался с другой стороны арены, подготавливая ее к сегодняшнему бою, другой очень похожий на него, но моложе и светлее цветом кожи и волос, опирался на ограду, лениво наблюдая за происходящим. Нетрудно было догадаться, что это отец и сын.
— Простите, это вы — Диерта-старший? — спросил Торрус, подходя к усачу.
— Я, кто же еще? А ты кто такой, отродье морского змея, и с какой стати шатаешься тут? До заката сюда нельзя.
— Потом будет поздно, — сообщил Торрус. — Я должен сегодня драться.
— Ты? — Диерта смерил его таким внимательным взглядом, что у Торруса руки зачесались одернуть мундир, но он сдержался, только слегка расправил плечи.
— Сынок, куда ты лезешь? Возвращайся к своим красавицам в метрополии, — он обернулся к своим подчиненным, которые как раз устанавливали над ареной огромное тяжелое двойное кресло — для губернатора и его супруги. Спинку кресла украшал сложный герб Карривиса, на котором нашлось место и для Лориуса с мечом, и для морского змея.
— Послушайте, мне случалось держать в руках кортелас, — заметил Торрус.
— Не сомневаюсь, — кивнул Диерта-старший, — но это совсем... Эй вы, что вы делаете!?
Кресло неосторожно качнули, плохо закрепленный герб сорвался с него и полетел на арену. Диерта не успел и моргнуть, как Торрус бросился вперед — навстречу летящему гербу, споткнулся, в падении ухитрился развернуться и мягко повалился на спину, прижимая к груди железный в золотых украшениях щит. Удар выбил весь воздух из его легких и некоторое время Торрус только судорожно вдыхал, потом наконец поднялся и протянул щит со всеми финтифлюшками Диерте-младшему. Тот принял его с улыбкой.
— Ловко, — похвалил Диерта-старший. — Если бы от этой хреновины что-нибудь откололось, или эмаль содралась... именно сейчас... Слава Карривису... Сам-то цел?
— Да что со мной будет? — Торрус отряхнул с панталон и мундира песок и вырыл носком сапога камень, о который споткнулся.
— Но это не значит, что мы тебя берем, — заметил Диерта. — Этот бой —не то, что ты думаешь. Тут нужно особое умение...
— Проверьте меня, — предложил Торрус.
— Нашел время! — усмехнулся Диерта. — Да и нечего тут проверять. Все равно никакой имперский...
— Не скажи, — подал голос его сын, он как раз укрепил щит на кресле, оценив по ходу дела его тяжесть, — Вельта имперского ты тоже не хотел брать, а теперь он — один из лучших...
— Все равно все места заняты, — пожал плечами Диерта. — Сегодня будут всего три поединка. Четыре человека, и они уже есть.
— Для меня вы найдете место, — спокойно ответил Торрус. — Я не из метрополии, я родился и вырос здесь. Мое имя — Торрус Инруда, я брат губернатора.
— Клянусь драконьей задницей, — присвистнул Диерта-младший. — Отец, вроде Латус недавно вывихнул руку. Он будет только рад, если его заменят...
— Мне это не нравится, — проворчал его отец. — А если он кого-нибудь, чего доброго, ранит?
— Может статься, так будет и лучше? — тихо заметил Диерта-младший. — Зачем еще люди сюда приходят? Они никогда не признаются в этом, а сами тайно надеются увидеть кровь. А наши бойцы слишком хорошо знают свое дело — впору учить их царапать друг друга как будто от неуменья…
— Да чтоб тебе дождаться Драконьего полдня! — рявкнул его отец и повернулся к Торрусу. — Смотри, чтобы без глупостей.
— Уж не подведи, Тор, — усмехнулся Диерта-младший. — Я в тебя верю.
— Неужели? — посмотрел на него Торрус.
— Ты, возможно, меня и не помнишь, — ответил тот, — но мы частенько выходили на эту арену с Тремом. Он был хорош в свое время...
Торрус кивнул и ткнул ногой камень.
— Только, если уж на то пошло... Чтобы вечером такого безобразия тут не было!


9.

Вы когда-нибудь смотрели в глаза настоящей ведьме? Ярко-зеленые кошачьи глаза, в глубине которых разбегаются золотые лучики...
Тропинка все тянулась и тянулась, Торрус то и дело отводил в стороны нависшие над ней ветви и уже сильно сомневался, что избушка так и стоит здесь, на Ведьминой плеши.
Лес был тих и спокоен. Только под ногой громко треснула сухая ветка и мимо по ветвям метнулась серо-фиолетовая тень карривисской белки.
Торрус поспешил за белкой и, обогнув могучий ствол, вдруг оказался на проплешине среди леса. Эта проплешина возникла здесь после страшного пожара, приключившегося десятки если не сотни лет назад, и не желала зарастать. Она всегда распахивалась перед путником неожиданно, в трех кардах от нее нельзя было догадаться о ее существовании. В городе ее называли Ведьминой плешью.
Проплешина, окруженная сплошной стеной деревьев и подлеска, располагалась вершине холма. У края ее стояла деревянная хижина с крышей, покрытой цветущим мхом, и никакой чужак даже не заподозрил бы, что стоит обойти ее, пробраться сквозь буйные кусты, и окажешься на берегу моря над узкой террасой, под которой бурлят между рифами зеленые волны.
С другой стороны проплешины, как раз на вершине холма, возвышался необъятный сикомор, раскинув могучие ветви поверх прочих деревьев. Наверно, за внушительные размеры его прозвали Русалочьим Древом. Торрус невольно вытянул шею, пытаясь разыскать в сплетении ветвей, где-то там, на развилке, высоко над землей, легкий деревянный домик. Целая весна на это ушла... Что же с ним сталось? Свалился, разбухнув от зимних дождей, обветшал, раскачался на морском ветру? Или рухнул под посетителем, более тяжелым, чем Торрус? Он отодвинул эту мысль вглубь сознания. Какая разница? На себя оглянись. Но странно — сколько раз он вспоминал ее за все эти годы? Пять? Десять? А стоило вернуться на остров, и ее образ не отпускал, так и вертелся постоянно где-то рядом: ее смех звучал в журчании ручья, ее движения повторяли потревоженные ветром ветви. Торрус напомнил себе, что ей должно быть не меньше тридцати, и она, наверняка, совсем другая.
Истошно визжа, давешняя белка свалилась откуда-то на мшистую крышу — комок серо-стального с фиолетовым меха, утопающий лапками в пышном цветущем ковре.
Дверь распахнулась, и белка переливчатой молнией спрыгнула женщине на плечо... Торрус ошарашенно застыл. Да, ей могло быть тридцать лет. И однако это была все та же семнадцатилетняя девчонка. Смуглая гладкая кожа. Родинка на щеке. Рыжие кудри, искристыми волнами разбегающиеся по плечам. Глаза... солнечные блики, танцующие на волнах лесного озера, где отражаются зеленые деревья...
— Здравствуй, странник, — тихо сказала она таким памятным глубоким грудным голосом. Едва ли за все время их знакомства она хоть раз повысила голос. — Заходи. Куда бы ты ни шел, не помешает передохнуть.
— Здравствуй, Аспери, — сказал Торрус.
Она молча посторонилась, пропуская его в дом. Там как будто ничего не изменилось: очаг, циновки на полу, сплетенные из соломы, лежанка в углу, сундук, посередине — стол и две скамьи.  С потолка свисают пучки засушенных трав, на стене висит ружье. Ружья он не помнил. Но, и то правда, он всегда удивлялся, что Аспери живет здесь совершенно одна и не боится диких зверей. Аспери смеялась и говорила, что лесные духи считают ее своей сестрой. Духи духами, но она действительно знала лес, как никто.
Белка спрыгнула с плеча Аспери на стол, с бесстрашным любопытством уставилась на Торруса, в дом следом за ними вбежала молодая лисица.
— Ты не узнала меня, — бросил Торрус, усаживаясь за стол.
Аспери окинула его внимательным взглядом.
— Мы знакомы? Здесь бывает много людей...
— Вот как, — сказал Торрус. — И имя Торрус Инруда тебе уже ничего не говорит?
— Тор, — Она застыла, не сводя с него взгляда, потом медленно произнесла, — Я не забыла тебя, Тор. Но ты изменился.
— Тринадцать лет прошло.
— Тринадцать лет? Мне казалось, меньше. Иногда я думала о тебе.
— И на том спасибо,  — проворчал Торрус.
Она ласково посмотрела на него.
— Что же... Поприветствовать дорогого гостя следует достойной трапезой...
— О нет, благодарю, Аспери, не стоит! — торопливо проговорил Торрус. — Я только что с обеда в доме губернатора.
— С обеда в доме губернатора! — обиженно и с явным презрением повторила она. — Ты-то, похоже, забыл, что никто на этом острове не готовит так, как я!
— Как ты могла подумать! — ужаснулся Торрус. — Просто там я никак не мог отказаться!
— Может статься, ты теперь и не пьешь? — с угрозой спросила Аспери.
— А вот от этого никакой гвардеец не откажется никогда. Даже бывший.
Аспери скрылась за занавеской. Это была старая выцветшая занавесь, на которой едва угадывались остатки сложной вышивки. Она отгораживала большую часть дома. Стиар знает, что Аспери хранила там — котел для варки трав и сушеных лягушек или крылышек летучих мышей? Ерунда... Однако Торрус был знаком с лесной ведьмой не один год, бывал с ней днями и ночами, но ни разу она не предложила ему зайти за эту занавесь. Впрочем, у них был целый Карривис с его лесами, долинами и озерами, которые Аспери знала, как никто другой. У них были галечные пляжи и бархат мха... А если Торрусу случалось отлеживаться на жесткой лежанке в ее хижине после драки с парнями с соседней улицы, Аспери забиралась в свою клетушку на Русалочьем Древе, не сомневаясь, что ее друг не полезет, куда не следует.
Торрус встал, пересек комнату и снял со стены ружье. Ружье оказалось насквозь проржавевшим, стоило наклонить его, и из дула на пол посыпалась какая-то труха, перья и осколки яичной скорлупы. Лисенок  подбежал обнюхать их и разочарованно чихнул.
Аспери вышла из-за занавеси, обнимая плотно сплетенную из прутьев бутыль.
— У тебя тут гнездо, — сообщил Торрус и повесил ружье на место.
— Я знаю, — кивнула Аспери. — Лучшего применения ему я все равно не нашла. Мне подарил его один... Сколько ни объясняй, что никакой зверь на Карривисе меня не тронет...
Торрус вернулся за стол. Аспери достала из сундука две стопки и наполнила их. Белка поднялась по рукаву мундира Торрусу на плечо и устроилась там, наблюдая за происходящим.
У лесного вина был странный привкус. В голове стало легко и приятно, по волосам Аспери побежали золотые искры, и по всей комнате заметались еле едва различимые тени, они касались его ласковыми нежными пальцами...
— Любопытное вино у тебя, — проворчал Торрус. — В Эрлизоне за это арестовали бы. Тайком мы все пробовали там подобные дурманы — только чаще курили, выдавая за простой табак, в вине я этого никогда не встречал.
— И не встретишь, — ответила Аспери. — Именно эта трава растет только на Карривисе. И делать из нее вино умею только я.
— Как и многое другое, — Торрус поделился с белкой, и теперь та подобралась к его уху и принялась что-то нежно ворковать по секрету.
— И чем же ты занимался все это время? — спросила Аспери.
— Только не спрашивай, почему я ушел из гвардии! — простонал Торрус.
Аспери удивленно взглянула на него.
— Из этого следует, что ты служил в какой-то гвардии?
— О Лэйара! Неужели тебя совсем не интересовали слухи обо мне, которые, похоже, ходили по всему острову?
Аспери пожала плечами.
— Меня вообще не интересуют слухи. А если кто-то мне и говорил, я забыла. Мне не до сплетен, ведь в лесах постоянно что-то происходит — разольется ручей и затопит лисью нору, болото пересохнет, а уж весной, когда рождаются звери и птицы!..
— Птицы! — Торрус резко выпрямился, и пьяная белка свалилась с его плеча на стол. — Вот в чем дело: совершенно не слышно птиц!
— А их и нет, — равнодушно кивнула Аспери. — Год такой. Все птицы, способные добраться до большой земли, улетели с Карривиса... Разве что эти остались... — Она кивнула на ружье.
Торрус сообразил, что гнездо в дуле должно было принадлежать тем крохотным цветным пташкам размером с крупных жуков, что водились в восточной части острова. Было время, когда он устраивал походы туда специально, чтобы поймать нескольких для Аспери... Тащил их через весь Карривис в кармане или в сумке, и едва они попадали в руки ведьмы, тотчас успокаивались, приглаживали взъерошенные перышки и начинали щебетать...
— Все птицы улетели? — поразился Торрус. — Разве такое возможно? Никогда прежде...
— Да нет, бывает, — пробормотала Аспери. — Где-то раз в пятьсот лет... Но давай поговорим о тебе. Я уже знаю, что ты служил в какой-то гвардии...
— В какой-то! — обиделся Торрус, и белка на столе вздрогнула и икнула. — В гвардии Роланны, между прочим, Королевского квартала.
— Это в Эрлизоне?
— А где же еще?!
— Тогда зачем же ты оттуда ушел? — усмехнулась Аспери. — Ладно. Здесь найдется множество более приятных мест, чтобы выслушать твою историю. Бери бутылку и идем отсюда.



10.

Они расположились на узкой террасе над бухтой. Домик Аспери стоял как раз над ними, надежно спрятанный в непролазной поросли. Но узкая потайная тропинка в обход избушки не зарастала.
Они уселись на горячие от солнца камни, Торрус снял свой мундир, бросил на землю и усадил на него белку, которая мечтательно что-то шептала сама себе и время от времени громко икала с подвзвизгом.
— У нас с тобой головы покрепче, — пробормотал Торрус, глядя на белку.
— Привычка, — пожала плечами Аспери. — Люди ко мне заходят разные, да и самой иногда бывает тоскливо...
— Могу представить себе, — кивнул Торрус. — Знаешь, когда я оказался в армии, меня там поначалу невзлюбили. Не уважают они нашего брата гвардейца... А я и был самый настоящий гвардеец до мозга костей. Короче, не так просто было убедить их, что я чего-то стою. Как-то пятеро ребят влили в меня двух-тормовый кувшин вина, чтоб потом впихнуть в комнату жены полковника... Они не знали, что на Карривисе — лучшие виноградники в Империи... Трое из них погибли в моем первом походе. Двое служили в других войсках, я разыскал их потом... — Торрус отхлебнул прямо из бутыли.
— Ты жалеешь о том, как сложилась твоя жизнь? — вдруг спросила Аспери.
Торрус оглянулся на нее с удивлением. Наверно, все дело было в ведьминой травке... или же в самой Аспери... но он понял, что уже успел рассказать ей о себе абсолютно все.
— Ты жалеешь этих пяти лет? — настойчиво повторила она. — Зачем тебе это было нужно?
— То ли хотелось красиво умереть, то ли измениться... то ли... просто повзрослеть... хотя этого я тогда не понимал, конечно, — Торрус отставил бутыль и стал смотреть вниз, на волны, кипящие среди камней под террасой.
— Ты своего добился? — спросила Аспери.
— Не знаю... Похоже, нет. Хотя... Там действительно было что-то настоящее.
— А эти бляшки? — кивнула женщина на мундир.
— Мне просто везло. Не уверен, что заслужил их.
— Тогда скажи мне вот что, — медленно произнесла женщина, устремив на него пронзительный взгляд своих колдовских золотисто-зеленых глаз, — Ты  жалеешь, что не провел все это время тем же гвардейцем, только еще и с женой на шее?
Торрус усмехнулся.
— Тогда в чем дело? — пожала плечами Аспери. — И скажи: зачем ты сюда приехал? Что тебя гложет — то, что ты не женился на ней или то, что просто не переспал с ней?
— Вот всегда ты так повернешь... — проворчал Торрус. — Ну да, наверно и это. Но я действительно любил ее, Аспери. Когда между мной и Виантиной были расстояние и время, мне это казалось смешным. Слава Лэйара, я пережил за эти пять лет гораздо большие потрясения. Но стоило увидеть ее, и все остальное потеряло значение...
— Так ты и сейчас любишь ее?
— Наверно, нет. Не знаю. Наверно, мне надо было убедиться, что она счастлива без меня. Но даже если это не совсем так... она здесь на своем месте. Она создана быть королевой, хотя бы одного острова. Да и, надо думать, я приехал сюда не затем, чтобы похитить ее.
— Зачем же? — тихо спросила Аспери.
Торрус ответил не сразу, он искренне пытался понять это сам. Внизу клокотали волны, тянулись к скале, как зеленые руки, которые вновь и вновь отчаянно цеплялись за камень, пытаясь выбраться куда-то наверх, расплескивая пену вместо крови, и неизменно скатывались обратно в море. За спиной таинственно шелестела листва, белка тихонько храпела, свив себе гнездышко в складках мундира, а темная полоса на горизонте была видна даже отсюда, выползая из-за края острова.
 — Теперь, кажется, понял, — произнес Торрус. — Я вернулся, чтобы все начать сначала.
Аспери внимательно посмотрела на него.
— Да. Понимаешь, у меня сейчас нет никакого будущего, — увлеченный этой мыслью, Торрус вскочил на ноги. — Мне тридцать два года, и вся моя дальнейшая жизнь — чистый лист. С прошлым нужно покончить. И снова отправиться в путь, а там... В столице меня ждет женщина... А где-то бродит мой сержант, можно попытаться найти его... Или еще куда-нибудь податься. Или построить домик здесь рядом с тобой.
— На самом деле, — заметила Аспери, — будущего нет ни у кого. Ни у тебя, ни у меня. В чем я могу быть уверена? Что ночью пойду собирать травы? Что завтра наведаюсь к кроличьей норе? А посмотри на них, — Она указала на волны под карнизом. — Знаешь, почему я так люблю это место? Здесь море не скрывает, чего оно хочет. Эти волны знают одно — рано или поздно они смоют наш остров к себе обратно. Как знать, может быть, нынешней ночью? И где оно тогда, наше будущее?
— Так выпьем за то, чтобы оно, хоть какое-нибудь, у нас было! — предложил Торрус. — Кстати, — сказал он через некоторое время, — Насчет домика где-нибудь здесь — я серьезно, — он задрал голову, глядя на зеленую стену над головой. — Сколько уже стоит твоя хижина?
— Около двухсот лет, — ответила Аспери. — Да, около двухсот. Здесь всегда стояла хижина, это место называли Ведьминой плешью задолго до того, как построили мой теперешний дом. На Карривисе всегда жили ведьмы. Рожали дочерей и передавали им свои знания. И тропинка к Ведьминой плеши не зарастала. К ведьме приходили со своими горестями, болезнями,.. девушки с несчастной любовью, а то и отомстить кому... А бывало и по-другому. Иногда на ведьму можно было свалить какие-то несчастья. Иногда хижину сжигали... — Аспери смотрела на море застывшим взглядом, но в глубине ее глаз посверкивало что-то незнакомое — не блики солнца на быстрой воде, а ледяная зелень глубочайшего омута, и Торрус вдруг осознал, что это была не старинная легенда о великане, это происходило на самом деле, и сама Аспери вполне могла оказаться в горящем доме, и кто знает — была бы она невинна?
— Ведьмина Плешь не зарастает после первого пожара, — продолжала женщина. — Но потом... — она улыбнулась, — всегда находился мужчина, который строил новый дом.
— Да, если твои предшественницы были похожи на тебя, — кивнул Торрус. — Однако мне пора. У меня еще есть дела на сегодня.
Они одновременно поднялись, и Торрус в который раз мысленно поразился росту Аспери. Если она и была немного ниже его, то следовало еще сделать поправку на то, что она ходила босиком. Торрус пожал плечами и поднял свой мундир, осторожно сняв с него белку.



11.

Кладбище располагалось к югу от города, укрытое за холмом. Неся измятый мундир в руке, Торрус прошел в старинные ворота с покосившейся створкой и направился по проходу между могилами. Старинные памятники со стершимися надписями заливали лучи солнца.
На кладбище было пустынно. Ничего удивительно, весь город собирается вечером идти на поединок, потом — праздновать. Когда живут во всю, не думают о мертвых... Мальчишки носятся по дворам с палками, воображая, что это кортеласы... Наверно, в другие дни дети, как и прежде, бегают сюда играть, зная, что взрослые вряд ли будут искать их здесь.
Многие памятники казались знакомыми — в детстве он хорошо успел разглядеть их, когда прятался от сторожа или от парней с соседней улицы — Стиар побери, как же звали их главаря, того рыжего?
Увидев перед собой небольшую рощицу, Торрус замедлил шаг. Склеп стоял на месте. Торрус не удержался, пошарил в кустах у старинной стены, покрытой полустершейся резьбой, и разыскал под камнем ключ, который они еще мальчишками похитили у сторожа. Это была их страшная тайна.
Солнце освещало белые стены, к щелям жались зеленые полоски мха. Торрус усмехнулся. Склеп был старым другом. Однажды он с друзьями пережидал здесь грозу. А как-то — жуткое воспоминание — тот рыжий парень с соседней улицы ухитрился запереть его в склепе. Торрусу казалось, что он сойдет с ума, но, к счастью, уже через несколько часов рыжего поймал Трем и выяснил, куда запропастился младший брат.
А гораздо позже он прятался здесь с какой-то девицей, в вечерних сумерках. Влюбленные парочки иногда приходили на кладбище, потому что в городе было слишком много любопытных глаз... и не все, как Аспери, чувствуют себя как дома в лесу.
Кстати, Аспери здесь не бывала никогда. Хотя, казалось бы, здесь должны находиться могилы и ее предков, где же им еще быть?
Торрус аккуратно положил на место камень, снова спрятав ключ, и пошел дальше, ласково проведя рукой по мраморной нагретой солнцем стене, украшенной подвижной ажурной тенью деревьев... Он даже не знал, чей это, собственно, склеп. Какого-нибудь давно вымершего рода. Забытых могил здесь было немало, разве что Векитос, возможно, помнил, кому они принадлежали.
За рощей в укромном углу стояла высокая плита:

Торрус и Орделла Инруда

За могилой явно ухаживали: здесь были похоронены родители губернатора. Торрус сел на мраморную скамью, подстелив мундир, и несколько минут сидел так, не двигаясь.
Он попытался вспомнить что-то о родителях, но почему-то первым на ум пришло именно это — какую трепку устроил ему отец лет в шесть, когда он вылил на Трема ведро холодной воды. А мать... Пожалуй, именно тогда он понял, как по-разному родители относились к своим сыновьям.
— Почему, мама? — прошептал Торрус. — Почему он всегда был лучшим, всегда на первом месте? Ведь это вы — мои родители — добились того, что мне невмоготу стало даже жить на этом острове, что единственной целью в жизни стало превзойти Трема? Это вы добились того, что одно время я всерьез хотел убить его...
Плита молчала, только медленно ползли тени внутри глубоко выбитых букв.
— Не волнуйся, — сказал Торрус. — Я ничего ему не сделаю, — Он присел на корточки у подножия памятника, провел ладонью по теплой поверхности камня, прижался щекой. — Прости. Я вряд ли вернусь сюда снова... Я люблю тебя... вас обоих...
Торрус поднялся на ноги, обернулся и увидел на скамье Векитоса. Он неуверенно прокашлялся, неприятно было и то, что его застали в момент откровенности, и то, что он настолько ушел в себя, что даже не заметил, как тот подошел.
Он вернулся к скамье и сел рядом с Векитосом.
— Я хорошо помню их, — сказал старик и перевел взгляд черных круглых глаз на Торруса. — А ты опять разочаровал меня, малыш. Ты с утра на острове и только сейчас добрался сюда.
— Они уже никуда не денутся, — мрачно сказал Торрус, поднялся и подобрал мундир. — С ними уже ничего не случится.
Векитос покачал головой.
— Порою теряется даже прошлое. Нельзя упускать возможности отдать им должное... Я теперь частенько сюда захаживаю...
Торрус из вежливости постоял еще немного возле скамьи. Векитос больше ничего не говорил, а просто сидел, не сводя взгляда с камня, и Торрус решил, что может уйти.


12.

Изогнутое полотно со свистом рассекало воздух, легко и быстро прикасалось к телу деревянной куклы, обтянутой шелком и поверх него обвязанной тонкими ремешками. В огромном фехтовальном зале было пустынно и довольно прохладно, но на сорочке Торруса на спине и под мышками проступали пятна пота. Карривисский кортелас, конечно легче тех, какие использовали когда-то в Империи и других странах северного побережья. Подобное оружие могли носить еще товарищи Лориуса, хотя, как гласит легенда, сам карривисский герой предпочитал более тяжелый меч, которым и уложил морского змея. В Империи Торрус в последний раз держал в руках кортелас лет семь назад в музее оружия, да и на острове их давно уже использовали исключительно для этих самых поединков. Остро отточенное лезвие способно рассечь волосок, однако кожу противника нельзя даже поцарапать.
Рукоять кортеласа, который Торрус держал в руке, была вытерта, а шелк на несчастной кукле во многих местах пересекали аккуратные прорези. Трем больше не участвовал в состязаниях, но, очевидно, не желал терять форму.
Торрус еще раз чиркнул по кукле, оглянулся, ощутив чье-то присутствие, и увидел Трема, который стоял, прислонившись к другой модели. Он выглядел необычайно элегантно в своем модном костюме, и Торрусу подумалось, что его брат ни в какую жару, ни при какой тренировке, наверно, не утратит свой щегольской вид.
— Как там министр? — поинтересовался Торрус, восстанавливая дыхание. Заодно он переложил меч в левую руку и украдкой взглянул на правую. Рука не дрожала. Уже хорошо.
— Ты не будешь драться, — твердо сказал Тремиус.
— Почему? — вздернул бровь Торрус. — Я умею обращаться с кортеласом. Не бойся, я никого не зарублю.
— Не сомневаюсь, — проворчал Тремиус. — Я просто не хочу, чтобы тебя победили. Ты мой брат.
— А! — улыбнулся Торрус. — Это подорвет твой престиж?
Тремиус сердито мотнул головой.
— При чем тут престиж? Не веди себя, как ребенок. Всем будет неприятно, если ты вылезешь на арену и получишь по носу. Ты знаешь, какие здесь бойцы?
— Ты плохо знаешь меня, — ответил Торрус. — У меня сильные руки и фехтую я прекрасно. Кстати, там полагается какой-нибудь приз? — он отвернулся от брата и продолжил свои упражнения.
— В этот раз — накидка из шкурок карривисских белок с брильянтами, — сухо ответил Тремиус.
— Это тех, которые лысеют? — насмешливо переспросил Торрус. Клинок со свистом перерезал ремешок, не оставив следа на шелке. — Жаль, что у меня здесь нет девушки... Как думаешь, это будет не очень хорошо выглядеть, если я подарю свой приз Виантине?
— Очень не, — твердо ответил Тремиус.
— Жаль. Придется отдать какой-нибудь первой попавшейся девице. Аспери, наверно, предпочитает белок в живом виде...
— Ты знаешь, что твоя Аспери пускает к себе любого мужчину, который только забредет на Ведьмину плешь?
Торрус усмехнулся, увернулся от воображаемого удара, и со свистом рассек воздух, отвечая на него. — Так говорить могут только те, кого она к себе не пустила! Слушай, брат, — он внезапно развернулся и в упор посмотрел на Тремиуса, — а ты мне не поможешь? Потренироваться.
Тремиус медленно покачал головой.
Торрус еще несколько мгновений не сводил с него взгляда, потом опустил глаза и уставился на кольцо на пальце Тремиуса — символ губернаторской власти. Верхняя губа Торруса, пересеченная бледной линией шрама подрагивала.
— А ты, брат, все носишь это кольцо?
Тремиус непроизвольно сжал кулак.
— Я помню, как больно режутся его края, — тихо произнес Торрус. — Потом мне бывало гораздо хуже, но эту боль я помню острее всего. Смешно, верно? — Он снова переложил кортелас в правую руку, — Было время, когда я только и мечтал научиться драться не хуже тебя, чтобы однажды вызвать тебя на дуэль по всем правилам — и до смерти. Трудно поверить, правда? Мы ведь братья… Если бы я это сделал тогда, ты бы только посмеялся. А вправду, тебе было смешно? Тогда, ночью?
Тремиус покачал головой, потом медленно произнес:
— Я жалел об этом.
— Понимаю, — кивнул Торрус. — Портить мне физиономию ты не хотел. Так вот. Ты не беспокойся, я не собираюсь выставлять тебя в смешном свете. И жена твоя мне не нужна. Это дело прошлое. Но ты за меня сегодня не болей. Потому что, с кем бы я ни дрался, — Торрус снова стал размеренно размахивать тяжелым мечом перед куклой, — я буду считать, что дерусь с тобой... И знать об этом... будем... только ты... и я, — Изогнутый клинок с легкостью прошел сквозь дерево, аккуратно разрубив куклу наискосок, только трепыхнулись в воздухе разрезанные лоскуты шелка, но ни одной лишней ниточки не выпало.
В лице Тремиуса не дрогнул ни один мускул.
— Желаю удачи, — сказал губернатор Карривиса, развернулся и вышел.


13.

Небо над Карривисом темнело, и вокруг арены зажгли факелы. На чистый песок вышел первый боец.
Торрус проверил, легко ли выходит из ножен кортелас. Он был раздет по пояс, на груди уже стягивала кожу тонкая, крепко приклеенная лента. Если лента сама отлетит, поддетая чужим клинком, оттого что плохо приклеена, это не проигрыш и не победа, просто обоих противников поднимут на смех.
Торрус с любопытством разглядывал своего возможного противника. Собственно, против такого противника он не возражал бы. Молодой мужчина лет двадцати пяти был похож на самого Торруса. Та же стать, стройный жилистый торс, загорелая гладкая кожа, черные волосы. Если он и умел примерно то же, что и Торрус, это будет любопытное зрелище...
Выкрикнули следующее имя, и Торрус разочарованно вздохнул. Что же... Торрус мысленно пожелал парню удачи.
Через секунду на арене появился второй боец. Торрус хмыкнул, повторил про себя его имя и вспомнил, что как раз о нем говорил Диерта-младший днем на арене. Вельт имперский. Из метрополии, значит.
Он был массивнее противника, явно тяжелее, и казался немного неповоротливым, но Торрус быстро понял, что это впечатление обманчиво. Он с интересом наблюдал за танцем двух бойцов, ни на миг не забывавших, что их цель — не только победить, но и побаловать публику красивым зрелищем. И в какое-то мгновение Торрус едва успел проследить за полетом стального клинка, порхавшего в руке Вельта легче пушинки, и парень с Карривиса удивленно опустил взгляд на два обрывка, свисавшие с его груди.
Зрители громко закричали и зааплодировали. Вельт повернулся к вице-королевской чете и отсалютовал кортеласом...
А через несколько минут и Торрус стоял на белом песке. Кортелас у него в руке был из губернаторского фехтовального зала, но не тот, которым дрался Тремиус. Посмотрев вниз, Торрус переступил на месте. На песке темнели капли крови. Нельзя порезать кожу, рассекая ленту; остальное не считается, а дерутся боевым, остро заточенным оружием. Прежде — сотни лет назад — нередко бывало, что в зрителей отлетала отхваченная в запястье рука... Теперь не те времена, и ладно. Тем больше умения требуется бойцам, а вот опасность немногим меньше... Правда, Диерта-младший смотрит на арену со скучающим видом. Но его мнения, к счастью, не спрашивают.
При виде широкой физиономии противника и тугих рыжих кудрей, Торрус мучительно напряг память... где же я его видел? Рыжий в свою очередь смотрел на него с искренним удивлением.
— Откуда ты взялся? — выдавил он. — Тор?
— Смерть Стиара! — развеселился Торрус, сообразив, наконец, что это же тот самый — да как же его звать-то? И в этот раз пропустил... — главарь банды с соседней улицы... Склеп... Мстить за это, конечно, смешно, однако победа будет вдвойне приятна. Было время, из-за этого рыжего юный Тор по городу перемещался, озираясь, ожидая нападения из-за каждого угла... А уж когда подросли и не могли поделить не только улицу, но и девушек...
Торрус оглянулся на ряды зрителей. Губернатор безучастно смотрел на арену, Виантина вся подобралась и наклонилась вперед. Диерта-младший откровенно зевал. Где-то среди зрителей находилось и семейство, квартировавшее в доме Торруса, и Нукус со своими, и возможно — как знать? — даже Аспери. Торрус не видел знакомых лиц: все лучшие места в первых рядах заняли приезжие из метрополии.
Качнулся колокол, отмечающий начало боя...
Торрусу было весело: хорошо выученное тело решало само, как ему двигаться, изогнутый меч перепрыгивал из руки в руку, и находилось еще время придумать, как бы увернуться, чтобы это эффектно выглядело со стороны. Прежде, бывало, за скучный бой победу не засчитывали, Трем еще жаловался...
Рыжему приходилось куда хуже. Но зрители этого не различали. Никто не станет переживать за бойца, которому победа дается слишком легко. Уходя от удара в очередной раз, Торрус не поставил защиту, а мягко упал на песок, перекатился и снова упруго вскочил на ноги. Целый ряд шумно вздохнул, но аплодировать не решились, чтобы не отвлечь внимание.
А потом кортелас легко чиркнул по ремешку... Торрус поднял руку с мечом, салютуя губернатору.
Каждому победителю губернатор по традиции говорил несколько слов, и Торрус поднялся по лесенке к двойному креслу. Имперский министр улыбнулся ему, Виантина протянула руку и дотронулась до его локтя, когда он остановился перед братом.
Тремиус пожал Торрусу руку и проговорил еле слышно:
— У тебя был слабый противник, они ведь не знали, на что ты способен. Но теперь тебе сражаться с Вельтом. Имей в виду, до того, как я сошел с арены, он трижды побеждал меня. Он здесь самый сильный боец, хоть и родился не на Карривисе.
Торрус кивнул.
Девушка в первом ряду помахала ему рукой, когда он снова вышел на арену, и Торрус улыбнулся — и ей, и многим другим, приветствовавшим нового победителя. Симпатии явно были на его стороне.
Вельт — он был на полголовы выше — окинул Торруса внимательным взглядом. Лицо, грубоватое, но явно неглупое, густые каштановые волосы с проседью... Немного похож на моего сержанта... Торрус лучше многих понимал, что противника из метрополии не стоит недооценивать. Такие же, как этот Вельт, совсем недавно находились у него под началом...
Вспомнилось, как открывается тяжелая деревянная дверь, Торрус вскакивает со скамьи, едва не стукнувшись головой о потолок, — что-то торопятся, до рассвета еще есть время... А там друзья, и вражеский начальник с ножом у горла. Если бы ребята не добились немедленного наступления, его провели бы на несколько часов позже, и тогда было бы уже поздно. Возможно, Торрус еще был бы жив, но мечтал бы только о быстрой смерти... И здоровенный сержант ничего тогда не сказал, а просто крепко прижал его к необъятной груди. А совсем рядом стоял тот, другой – светлые волосы, светлые глаза, насмешливое лицо с вечным выражением презрительного превосходства. В душную сырую тропическую ночь он склонялся над Торрусом и казался еще одним чудовищем мучительного бреда — страшный, заросший, весь в крови и грязи, как и сам Торрус, умиравший от жестокой лихорадки. «Пошел прочь! Это приказ, Стиар тебя побери!» «Молчи, капитан. Выберемся». Судьба так и не дала Торрусу ни одного шанса отплатить им...
...Торрус скоро понял, что с этим противником ему не справиться. На этот раз он по-настоящему взмок, руки налились свинцом, пот затекал в глаза, и арена качалась перед ним. Наверно, и зрители могли оценить, как напряженно он обороняется — о том, чтобы нападать, не было и речи.
...В очередной раз остро отточенное лезвие понеслось к груди Торруса, и тело само стремилось отпрянуть назад, но Торрус подавил этот порыв усилием воли и подался вперед, приняв удар кортеласа. Острая сталь обожгла кожу, но, к счастью, Вельт вовремя отдернул оружие. Узкая струйка крови заспешила вниз, между волос на груди, Торрус вздохнул, и вот тут ударила боль, и подстегнутый ею, младший Инруда, воспользовавшись тем, что Вельт на миг отвлекся посмотреть на губернаторскую чету — брат все-таки, — четко и аккуратно разрезал ленту на его груди Вельта. Тремиус покачал головой, а Виантина дернулась в кресле, едва не сорвавшись — бегом, вниз, на арену, но удержалась и удержала в горле готовый вырваться крик. Вельт удивленно нахмурился и перевел взгляд на Торруса.
Торрусу, взмыленному, как лошадь после скачки, не хватило сил отсалютовать губернатору, тяжелый меч ткнулся загнутым острием в песок, грудь высоко поднималась и опадала, пересеченная узкой багровой полосой, кровь, мешаясь с потом, струйкой сбегала на живот. Голубые глаза долго смотрели на супругу губернатора, потом ошалело обвели зрителей. Диерта-младший, поймав взгляд Торруса, подмигнул ему и показал большой палец, и тут же отец пихнул его локтем в бок.

14.

А может быть, все-таки..? — подумал Торрус, вспомнив немой восторг на грани преклонения на лице девушки, которая жила в доме его родителей, — Стиар, как же ее звать? Неважно. Пусть будет Черноглазка. А может быть, все-таки..? Воззвать к губернатору, добиться, чтобы построили новый дом, переселить туда ее семейство... О чем я думаю, право!
Она долго разглаживала пальцами густой переливающийся мех, разглядывала искрящиеся брильянты, потом надела это изящное творение на себя и тут же превратилась из провинциальной барышни в столичную фею. Но это еще не причина на ней жениться. К Стиару их всех вместе со всем островом! Надо возвращаться домой... Да, домой, его дом теперь в метрополии. С Альдитой.
Торрус поднял стопку и залпом выпил щедрую порцию преи — имперской водки. Чем еще можно было угощать Вельта-имперского, не виноградным вином же?
Альдита. Она ждет. И будет ждать, пока сможет. И будет хорошей женой. Хорошей столичной женой чиновника-карьериста. И даже изменять не будет. Ей только нужны деньги и положение. А кому они не нужны?
Торрус тяжело вздохнул и налил себе еще стопку. В кабаке было душно, шумно и саднил порез на груди. Вельт проглатывал одну стопку за другой. Торрус не отставал, но, похоже, у него голова была крепче. А жаль!
— Кому ты отдал приз? — икнув, как давешняя белка, спросил Вельт.
Торрус улыбнулся:
— Первой девушке, которую я сегодня встретил на Карривисе.
— Первой девушке… — проворчал Вельт. — А моя мне такое устроит, что не хочется к ней идти. Привыкла призы получать...
— Драться надо лучше, — заметил Торрус.
— Ну ты... — Вельт снова икнул от возмущения. — Ну ты нахал! Вообще говоря, подлость ты сделал, братишка, скажешь, нет?
Торрус пожал плечами.
— Я должен был победить.
— Женщина, верно? Я понял... — Вельт хитро улыбнулся. — Мог бы сразу сказать.
Хороший он мужик, подумал Торрус, здоровый, добродушный медведь. Знаем таких. Но уж больно все сейчас паршиво...
В тяжелом чаду проплыла мимо огненная шевелюра — куда там парню с соседней улицы, или даже Аспери! Капитана «Ветреницы» с юности все называли «Огоньком» в глаза и за глаза.
Вельт, как и Торрус, проводил это цветовое пятно взглядом.
— А я уезжаю отсюда, — заявил Вельт, сунул руку в карман куртки и вытянул мятый лист бумаги. — Вот.
— Что это? — равнодушно спросил Торрус.
— Место на «Ветренице». Хорошо, успел. Столько народу уезжает...
— А с чего это ты? — спросил Торрус. — Чем тебе здесь плохо?
— Да знаешь, братишка... — Вельт откинулся на спинку скамьи и опрокинул очередную стопку. — Это, конечно, прекрасная тихая заводь, но нельзя же торчать здесь всю жизнь. Да и тесновато тут становится... Какое-то всеобщее помешательство, смерть Стиара! — одни сюда, другие отсюда... А ты пьешь, как будто родился в метрополии, братишка.
— Я пью, как здешний, — проворчал Торрус. — А вот насчет «Ветреницы», это идея...
Торрус поднялся и пошел проталкиваться к столику, где вместе с Диертой-младшим и Гойтом сидел капитан и курил сильно изогнутую трубку, внося свою лепту в и без того тяжелый дух в кабаке.
— Добрый вечер, капитан, — поклонился Торрус, подойдя к столику, и кивнул остальным.
— Дорогу победителю! — провозгласил Диерта. — Кто так легко проливает свою кровь, наверняка не бережет и чужую.
— Не откажешься выпить с нами? — предложил Гойт. — Угощаю. На острове все точно взбесились. Судно забито так, что я не уверен, отчалим ли.
— «Ветреница» справится, — сказал капитан. — Хотя в этот раз уходят семьями, с большим багажом... Всеобщий исход с Карривиса...
— А я как раз об этом и хотел поговорить, — вставил Торрус. — Неужели для меня места не найдется?
— А ты хочешь уехать? — как-то нехорошо прищурился Диерта. — Что-то быстро.
— Мне жаль, Инруда, — покачал головой капитан. — Но я был бы вынужден отказать даже мухе, если бы она попросила меня увезти ее с Карривиса. Такое столпотворение, что пускать на борт будет только по бумаге, иначе разобраться в этом нет никакой возможности! А ведь уходим мы только послезавтра...
— Потерпи уж, приятель, — посоветовал Гойт. — Подожди следующего судна. Кто-нибудь скоро придет.
Торрус кивнул и поднялся.
— Ничего, парень, — усмехнулся Диерта. — Пусть приезжие катятся в свою метрополию, если им так хочется. А Карривис в середине лета великолепен, сейчас, как никогда, уж поверь.
— Да, наверно, — кивнул Торрус и вернулся к Вельту.
— Что, не вышло? — поинтересовался тот.
Торрус покачал головой.
— Жаль, Стиар побери. Вместе было бы веселей. Ну да ничего, я потом разыщу тебя в метрополии.
Торрус кивнул и потер порез в распахнутой на груди сорочке.
— Вот что, —он допил прею и встал, — Мне нужна женщина. Счастливо оставаться.
— Удачной охоты, — кивнул Вельт и заказал еще выпивки.


15.

— Ты там была?
— Разве я могла такое пропустить? — Аспери осторожно промывала ему грудь каким-то щипучим настоем.
— И теперь скажешь, что я вел себя, как мальчишка.
— И скажу.
— Но я пробился в бойцы еще до того нашего разговора. Не мог же я потом отступить.
— Катился бы ты в свою метрополию...
— Я уже думал об этом. Не один раз за сегодняшний вечер.
— Пора бы уже понять, чего ты хочешь.
От настоя пахло летней ночью и теплой травой. За приоткрытой дверью избушки стрекотали цикады, из-под потолка метнулась ожившей тряпкой летучая мышь и умчалась на охоту. Лисенок свернулся калачиком у ноги Торруса, прикрыв кожаный нос пушистым хвостом.
Аспери закрыла крышкой горшочек с настоем. Пламя свечи бросало блики на ее искрящиеся рыжие волосы.
— Я люблю ее, — сказал Торрус.
— И значит..?
— И значит — ради нее — я должен уехать отсюда и желательно навсегда.
— Вот как?
— Но она тоже любит меня.
— И значит?
— И значит, мне надо уехать как можно скорее.
— Отлично!
— Корабль перегружен. Мест нет.
— Пусть их, — Аспери присела рядом с Торусом. — Остров большой, на нем вполне хватит места и для твоих родичей, и для тебя. А будет ли еще на Карривисе такое лето...
— Куда направимся этой ночью? — поинтересовался Торрус. —Мое любимое болото еще не пересохло?
— А не хочешь поплескаться в ночных озерах в Заветной долине?
— Грандиозно! — Торрус вскочил. — Монт Карривис, я же не видел его тринадцать лет!
Они вышли из дома, оставив там лисенка. Ночью жара немного спала, однако было довольно душно; кусты и деревья застыли, только где-то далеко тявкала то ли лисица, то ли собака в городе. Аспери поймала нескольких светлячков и посадила себе в волосы. Русалочье Древо царапало ночное небо своими узловатыми пальцами, казалось, забравшись на его вершину, можно было дотянуться до млечного пути.
— А что сталось с домиком? — спросил Торрус. — Обветшал от времени?
Аспери помрачнела.
— Русалки больше не приходят ко мне.
— Русалки? — удивился Торрус и остановился перед огромным — мало одного человека, чтобы обхватить — стволом, на коре которого топорщились причудливые цветные наросты грибов.
— Разумеется, русалки. А ты думал, для кого его строишь? Все духи попрятались. Им страшно, — Аспери приложила узкую смуглую руку к изборожденной морщинами черной коре, словно прислушиваясь, ища в этом гигантском, могучем теле биение пульса, потом посмотрела вверх сквозь пышную крону и тихо спросила, — Ты знаешь, что скоро грянет гроза?
— Тучи над морем, — кивнул Торрус. — Думаешь, они идут сюда?
Аспери кивнула.
— Еще не сейчас. Они далеко на юге. Но очень скоро.
— Да... — Торрус невольно поежился, вспомнив сплошную черную стену над линией горизонта, — На Карривисе такой бури, наверно, уже тыщу лет не было?
— Ну, не тысячу. Поменьше, — усмехнулась Аспери. — Но в этот раз не минует. Пошли, не стоит терять время.


16.

В метрополии тоже были те, кого считали ведьмами. Красивые, яркие женщины. Говорили, темными ночами они приходили иногда в самые глухие углы Старого города, жгли там костры, устраивали безумные пляски обнаженными, проводили какие-то тайные обряды, как будто даже приносили кровавые жертвы Повелителю Тьмы — собаку, кошку, если не удавалось раздобыть младенца... Может быть, это и правда. Торрус знал одну из них. Она была смертельно больна, и никогда не рассказывала, дает ли ей что-то темная власть — силы или надежду... Он хорошо помнил ее огромные блестящие глаза, острые скулы, невероятно худые бледные руки и хриплый голос. Смех и плач у нее звучали одинаково, но как же прекрасно она пела...
Карривисская ведьма была иной. Тьму и кровь и какие-то там оргии — что бы о ней не говорили, и даже если это правда — с Аспери нельзя было связать. Только не в этом коричнево-зеленом платье в мелкий цветочек. Только не с этими рыжими кудрями, золотисто-смуглой кожей, упругой, как у юной девушки, грудью и задорной, проказливой улыбкой. Нет, карривисскую колдунью переполняли жизнь и свет, ясные ночи и пряные запахи летних трав.
Подол ее платья промок и ткань липла к ногам, пока она неутомимо шагала ей одной известными тропами, безошибочно находя путь при слабом свечении звезд да светлячков в волосах.
Было хорошо следом за ней шлепать босиком по мелководью ручьев и озер в Заветной долине, карабкаться по узким тропкам на склонах гор, по щекочущим стеблям камнеломки и цветущему мху. Ночь была сапфировой в серебре, мягкой и ароматной.
Они вволю набарахтались в озерах Заветной долины, побегали наперегонки по мелководью, натянули промокшую одежду и поднялись, не переставая смеяться и шутить, по тропинке на каменную площадку, опасно нависающую высоко над водами озера-Чаши, главного и самого широкого озера Заветной долины, куда спускался серебряный водопад с заповедных высот Монт Карривиса. Площадка была небольшой и довольно неровной. Совсем стемнело, сорочка Торруса виднелась мутно-светлым пятном, а Аспери совсем растворилась в ночи, только посверкивали золотисто-зеленым светлячки в густых волосах. Даже цикады примолкли и только грохот водопада оживлял благоговейную тишь лесного храма.
Торрус нагнулся над краем площадки и уставился на темную гладь Чаши внизу.
— А что если прыгнуть отсюда в Чашу? — спросил Торрус.
— Не смей! — вскрикнула Аспери, хватая его за рукав сорочки. — Озеро гораздо мельче, чем кажется. На дне — камни. Останки дракона, хотя бы. Ты ведь помнишь судьбу сестер Лориуса?
— Не помню, — честно сказал Торрус.
— Тор, такие вещи надо помнить! — возмутилась Аспери. — Это же легенда твоей родины. Когда морской змей прилетел, девушки очень испугались... Две из них упали с карниза горы в воды Чаши и разбились насмерть. А две другие убежали в лес и их растерзали дикие звери. Так и появились на острове озерные девы и русалки.
Вот откуда у меня тот сон, подумал Торрус, разглядывая водопад. Монт Карривис был не самой высокой горой на острове, но очень уж напоминал старика, привалившегося к горному хребту спиной, и струи водопада, сбегающие по его телу из неведомого ущелья высоко в склоне, были похожи на роскошную седую бороду. Вода падала в естественное углубление в земле, почти идеально округлой формы, а дальше, переливаясь через край этой Чаши, спешила в следующее озеро долины. Странной формы площадку над Чашей, на которой устроились Торрус и Аспери, с некоторой натяжкой можно было сравнить с ладонью старика, он словно бы разглядывал людей в своей руке, удобно опершись о соседнюю гору каменным локтем.
И совсем нетрудно было представить, что вот сейчас на том берегу у темных кустов покажется призрачная женская фигурка, может быть, даже в наряде из серебристой чешуи... А можно было и не фантазировать, а просто посмотреть на сидящую рядом Аспери, почти слившуюся с бурыми камнями и травой, заглянуть в ее кошачьи глаза...
— Ты на самом деле веришь в это? — усмехнулся Торрус.
— А как же? — Ее глаза изумленно округлились. — Я их знаю. Я разговариваю с ними.
— Ну-ка, вызови сейчас озерную деву, — попросил Торрус. — Тогда я поверю во все, что ты говоришь.
Аспери посмотрела на него с укоризной.
— Тор, я же говорила, что они попрятались. Да даже если бы и не это, при тебе духи не явились бы.
Торрус снова подполз к краю площадки, на этот раз — осторожнее.
— Мелкое, значит? Умеешь же ты выбирать места! — Он рассмеялся. — Как вспомню ту гадюку...
— Я тебе тогда жизнь спасла! — напомнила Аспери.
— Ты могла бы предупредить...
— Мне же в голову не могло прийти, что ее можно не заметить! Как и наступить на топкое место в болоте...
— Не напоминай! — взмолился Торрус, опрокидывая ее на ковер из мха с краю площадки. Несколько минут они бурно целовались, так, словно хотели наверстать все упущенное за тринадцать лет.
— Ты знаешь, что ты была у меня самой первой девушкой? — вдруг спросил Торрус. — А у тебя..?
— Не ты, — усмехнулась Аспери.
— А кто же? Или ты не помнишь?
— Представь себе, помню. Но ты все равно не знаешь его. Это было давно.
— Аспери! — Торрус отстранился, снова оказавшись на краю площадки. — Ты действительно принимаешь всех, кто тебе попадется?
— Не всех, — Она мотнула головой, так что всколыхнулись рыжие кудри со светлячками. — К примеру, предпочитаю приезжих.
— Это еще почему? — обиделся Торрус.
— Ты-то чем недоволен? Просто, понимаешь... Дети всех прежних карривисских колдуний вырастали, переселялись в город... У меня во многих домах Карривиса есть родичи.
— Ты их всех знаешь?
— Я всегда чувствую родную кровь.
— И меня ты предпочитаешь другим жителям Карривиса, потому что у меня ее нет?
— Нет или совсем немного.
— Короче, никаких чувств вроде любви..?
— Можно подумать, тебя обременяют такие чувства ко мне.
— Правду о тебе говорят! — Торрус резко повернулся и почувствовал, что соскальзывает с площадки. Он попытался ухватиться за каменные выступы, но не успел, собственный вес увлек его за край ладони, в долгое падение в звездную темноту Чаши, казавшейся — только казавшейся — бездонной, как и небо над ней. Необъятные горизонты действительности мгновенно уменьшились до скользкого мшистого камня, черной воды и пустоты под ногами.
Впрочем, ему уже хорошо знакомо было это чувство: разоренная деревня и запах крови; глухой тропический лес, тяжелая лихорадка, духота и вой какого-то дикого зверя... дыхание смерти в затылок...
...Крепкие руки вцепились в воротник сорочки и в плечо, словно клещи. Торрус отчаянно заскреб руками по камню и наконец сумел подтянуться.
Несколько минут он неподвижно сидел на Ладони, тяжело дыша, а Аспери обнимала его, плотно прижимаясь к его боку своим — очень теплым сквозь тонкое платье.
— Что там? — тихо спросил Торрус, прищурившись на далекую вершину Монт Карривиса, едва различимую на фоне ночного неба. Там сияли два зеленых огонька, то исчезали, то появлялись чуть выше вершины смутно голубеющей ленты водопада.
— Где?
— Наверху. Огни. Разве там кто-нибудь живет?
— Просто звезды светят из-за вершины Монт Карривиса. А может быть, и вправду какой-нибудь отшельник.
— Они мигают.
— А ты больше смотри в одну точку, и не такое привидится. Мы делом займемся, или нет?
— А Он не будет против? — Торрус кивнул на гору. — Эротические сцены у него на ладони?
— Он не будет против. Наоборот.
— Как скажешь. Насколько я понял, тебе нужна девчонка, чтобы сделать ее своей преемницей? Хочешь, чтобы я стал ее отцом?
— Это было бы чудесно, — улыбнулась Аспери. — Честное слово.
— Тогда хватит терять время! — Торрус хорошо помнил это свойство платьев Аспери: потяни за один шнурок, и все оно мгновенно соскальзывает на землю.
Храм Карривиса застыл в тишине, только вода, как и столетия назад, пела свою священную песню, и темная сила гор благожелательно созерцала на своей ладони вечный обряд, совершаемый во имя жизни.


17.

Торрус открыл глаза и удивленно огляделся, вспоминая, где он, собственно, находится. Аспери не было рядом. Танцует под звездами? Звезд тоже не было. Стало еще темнее, чем прежде, небо затянули плотные, клубящиеся тучи, пышной шапкой окутав черную голову Карривиса. Из набухшего чрева туч веяло непередаваемой жутью, они словно провисали под какой-то неимоверной тяжестью, готовые лопнуть и уронить нечто неопределенно грозное.
Торрус приподнялся на Ладони, заново ощущая ее грубую поверхность. Площадка была бугристой и жесткой, но — живой, она дышала и как будто даже веяло откуда-то из ее глубины слабым теплом.
А Монт Карривис никогда еще так сильно не напоминал человека, купающего конец седой бороды в круглой  чаше, а на хмуром черном лице ясно сияли  — никакие не звезды — пронзительные зеленые глаза.
— Короче, это все — на самом деле?  — пробормотал Торрус.
Ему показалось, что Карривис слегка нагнул голову вперед, разглядывая что-то в озере, и Торрус перегнулся через край Ладони, вглядываясь в отражение туч в Чаше.
Он отпрянул, когда из озера хлестнула молния, на мгновенье осветив всю долину, но грома не было. Торрус снова посмотрел вниз и увидел в озере длинное, гибкое чешуйчатое золотое тело, широкие перепончатые крылья, когтистые лапы и уродливую морду чудовища.  Меж янтарными глазами во лбу торчал длинный острый белый рог.
Торрус посмотрел вверх. Там только колыхались тучи да что-то как будто двигалось под ними, создавая неясные колебания воздуха. Торрус снова опустил взгляд на воду, переливавшуюся жидким золотом, бросая желтые отсветы на склоны гор. Он видел свое собственное отражение в Чаше, черный силуэт на фоне золотого дракона, но морское чудовище не обращало на человека ни малейшего внимания, оно промчалось над самой гладью воды, показав золотое чешуйчатое брюхо, и повернуло наверх, целя куда-то сквозь белые струи водопада, в самое сердце горы.
Но тяжелый камень не в силах был сдвинуться с места, и крошечный  человечек на ладони горы скорчился в бесконечном ужасе, вдруг  остро осознав, что это конец...


18.

Торрус вздрогнул и открыл глаза. Он лежал на узкой и довольно жесткой кушетке, в приоткрытую дверь заглядывал бледный свет, — прокладывая белую дорожку на циновке. Откуда-то сверху на живот Торрусу спрыгнула вчерашняя серая белка, совершенно трезвая с утра. Торрус ссадил белку на венок из неведомых цветов, висящий над кушеткой, встал и разыскал на скамье свою сорочку и панталоны.
Он был уверен, что за дверью его встретит утренняя прохлада, но снаружи как будто было еще жарче, чем в доме. Небо хмурилось над вершинами деревьев, только гигантский сикомор раздвигал ветвями облака и тянулся куда-то в голубую высь...
А по мягкой траве Ведьминой Плеши шагала Аспери, у ее тонких босых ног крутился лисенок, в руках она держала пучок каких-то растений, и вид у нее был самый свежий.
— С добрым утром, — улыбнулся Торрус. — Как ночные танцы?
— В такие ночи хорошо травы собирать. Все цветет, — сказала Аспери. — Что бы ни случилось потом, нельзя упускать такую возможность.
— Тебе виднее, — кивнул Торрус и поспешил к ручью умываться.
Пока Торрус завтрал, Аспери разложила с другой стороны стола свою добычу и принялась сосредоточенно перебирать.
Торрус отвел в сторону мордочку белки, проявлявшей интерес к стоявшей на столе бутыли вина.
— А гроза, похоже, и вправду нас захватит, — заметил Торрус, чтобы нарушить затянувшееся молчание.
Аспери молча кивнула и отложила в сторону бурую веточку,
— Как думаешь, получилась у нас с тобой будущая ведьма? — спросил Торрус.
— Не знаю, — Аспери подняла на него неожиданно смятенный взгляд, и Торрус продолжил куда менее громко и весело:
— А мне тут сон приснился... преследует, как старый кредитор...
— Сон?
— Да... — Торрус стал рассказывать, а она слушала молча, только загорелые руки с длинными тонкими пальцами, как два золотистых паука, продолжали возиться в кучке темных травинок, выискивая что-то. Торрус никак не мог оторвать взгляд от этих рук, словно боялся еще раз взглянуть ей в глаза и увидеть там то, что он и сам уже понял. Он даже загадал, пока рассказывал, увидев среди темных трав скромный бледно-розовый цветочек, как-то совсем не вязавшийся с магией: сейчас она заметит его, фыркнет — ошиблась, случайно прихватила, — бросит на пол и рассмеется, мол, больше думай о русалках, когда спишь с живой женщиной, и не такое померещится!
Торрус замолчал и затаил дыхание, когда Аспери выудила цветок и стала рассматривать на свет сеть темно-красных прожилок в розовых лепестках.
— А знаешь, в этой крохотной травинке скрывается жестокая, мучительная смерть, — тихо произнесла Аспери. Торрус промолчал.
Аспери тоже молчала некоторое время, пристально глядя на него, потом спокойно сказала:
— Ты можешь считать, что море наконец подмыло основание Карривиса и осталось сделать последний толчок.
— Короче, конец? Прямо сейчас? Ты хочешь сказать..?
— Я ничего не хочу сказать, — пожала плечами Аспери и налила себе вина, — У тебя своя голова на плечах.
— Этот сон...
— Предчувствие. Как звери чувствуют опасность. Да и люди. Не зря жители метрополии бегут с Карривиса. И птицы... А травы, и звери живут во всю — что еще им остается?
— А местные? Они ведь как раз...
— Они должны встретить свою судьбу вместе с островом. А ты мог бы жить, зная, что этого чуда больше нет?
— Ясно, — Торрус вскочил со скамьи и направился в угол комнаты, где остались его башмаки, чулки и жилет.
— Любопытный у тебя был сон, — заметила Аспери и отпихнула от бутыли желавшую опохмелиться белку. — По легенде, дракон не был невидимым. Возможно, море добавило ему новые свойства за эти пятьсот...
— Я пошел, — коротко сообщил Торрус.
— Возьми, —Аспери перелила вино из бутыли в небольшую плотно плетеную флягу. — От моей травки ты начинаешь думать.
— Спасибо, — Торрус сунул флягу в карман.
— Мы еще увидимся? — серьезно спросила Аспери.
Торрус пожал плечами, махнул ей рукой и быстрым шагом вышел из избушки.


19.

С утра в таверне было довольно темно и почти совсем пусто, только за одним столиком сидели и тихо разговаривали Векитос и Диерта-младший.
— Смотрите, кто идет! — приветствовал Торруса Диерта, для него, похоже, вчерашний вечер еще не закончился: в рыжих глазах играл шальной блеск.
Торрус подсел к ним и заказал пива.
— Что скажешь, малыш? — спросил Векитос. — Как тебе твой остров? Не сильно изменился?
— Это правда, что он скоро погибнет? — прямо спросил Торрус.
— Смотрите-ка! — обрадовался Диерта. — Парень начал соображать!
— На этот раз ты не разочаровал меня, Инруда, — сказал Векитос. — Я и не надеялся, что ты — житель метрополии — поверишь в наши сказки. «...И с юга, где только море, придет гроза, и тучи соберутся над Заветной долиной, Карривис застынет в ожидании своей судьбы, и наступит Драконий полдень...»
— А вы сами верите в это? — спросил Торрус. — Морской Змей, Великан... русалки какие-то...
Диерта фыркнул.
— Да совсем необязательно там быть Морскому змею! Накатит мощная буря, и Карривис просто рухнет со своего насеста... Можешь верить в это, если тебе так проще.
— Сегодня утром я готов поверить всему, — объявил Торрус. — Правда, зная себя, я не могу даже предположить, во что буду верить вечером...
— Послушай, малыш, — сказал старик — черные птичьи глаза поблескивали в полумраке кабака, на лице лежали глубокие тени, — Я всю жизнь изучал этот остров. Я знаю о нем больше, чем кто-либо, знаю все, что только можно знать. Так вот. Это уже не легенда, это чистая правда. Здесь ни разу не было заметных стихийных бедствий. Ни наводнений, ни пожаров… да здесь даже град не выпадает. За всю историю Карривиса он не знал ни неурожаев, ни засух, ни эпидемий. Здесь нет ни одного приюта для умалишенных. Или сирот. Здесь никогда не рождались уроды. Здесь люди доживают до сотни лет и сохраняют твердую память. Мы так избалованы, что не замечаем и не ценим этого.
— А ведь верно, — пробормотал Торрус. — Я прожил здесь девятнадцать лет, и за все это время...
— Девятнадцать! — усмехнулся Векитос. — А я сто тринадцать!
— Сколько?!
— И могу свидетельствовать, что все это — истина. По всем законам природы такое не может продолжаться вечно. А дальше — верь во что хочешь.
— Остается только выпить за это! — вставил Диерта и наклонился к Торрусу, обдав винными парами, но тот отпихнул его.
— У меня два вопроса, — сказал он. — Насколько я понял, вместе с Карривисом погибнет все, что с ним связано? И все люди?
Векитос кивнул.
— Поэтому все и приехали сюда? Поэтому в столице погибли карривисские коллекции? А как же жители империи?
— Гости из империи покидают Карривис, — напомнил Векитос.
— Удирают, как крысы с корабля, — вставил Диерта.
— Но кто-то же останется?
— Тем не повезло, — фыркнул Диерта.
— У них был выбор, — пожал плечами Векитос.
— Да какой же это выбор! — возмутился Торрус. — Никто же ничего не знает! Вы должны кричать обо всем этом на каждом углу!
Диерта рассмеялся.
— А разве я не кричал? — кисло улыбнулся старик сквозь седые усы. — И чего добился? Только того, что меня все считают сумасшедшим. А теперь — что уж кричать?
— Сколько осталось времени? — спросил Торрус.
— Ровно пятьсот лет, — ответил Векитос, — истекают завтра в полдень.
Торрусу показалось, что его бешено колотящееся сердце на миг замерло и все тело обдало холодом. Это были уже не отвлеченные рассуждения, а нечто определенное, заставляющее окончательно признать: в сумасшедшем мире не стоит до конца цепляться за такую ненадежную соломинку, как собственный разум, если все чувства противостоят ему.
— Спасибо, — глухо произнес Торрус, залпом допил пиво и встал на ноги.
— Присоединяйся к нам, — с лихорадочной веселостью предложил Диерта.
— Спасибо, — повторил Торрус. — У меня еще есть дела на сегодня.
— Смотри, это твой последний день! — напомнил Диерта. — Не потрать его зря!


20.

С холма, на котором стоял губернаторский дворец, был виден весь город и море за ним. И наползающая с юга черная стена. Она медленно катилась, постепенно расширяясь, занимая собой весь смутный горизонт, и в ее необъятных глубинах взблескивали искры далеких молний.
Виантина предстала перед ним в темно-синей амазонке, натягивая перчатки.
— Торрус! — обрадованно воскликнула она. — С добрым утром. Я собираюсь в поля...
— Это ты хорошо придумала, — похвалил Торрус. — А где Трем?
— Отправился на рудники с министром. Поедем вместе?
— Давно он уехал?
— Если он так тебе нужен, можешь попытаться догнать, — обиделась Виантина.
Торрус снова взял в конюшне уже знакомую кобылу и поспешил по дороге на юго-восток от города.
День явно обещал быть жарким, из зеленых низин уползали, растворяясь, последние облака тумана.
Обогнув очередной холм, Торрус увидел вдали высокое облако пыли, поморщился и подстегнул лошадь.
Через несколько минут он уже ехал рядом с братом и говорил с ним на карривисском языке, которого приезжие из метрополии не знали.
— Что случилось, Тор? Летишь, как на пожар.
— Вроде того. Трем, ты видел тучу? Я не буду тебе подробно рассказывать, но, короче, у меня есть все основания полагать, что та старая легенда в чем-то права и завтра в полдень нашему острову настанет конец.
— Великий Карривис! — простонал Тремиус. — Ехал бы ты, Тор, к себе в метрополию... Только этого мне не хватало!
— Поверь мне, — попросил Торрус. — Я сам еще вчера сказал бы, что это чушь. Но теперь... Знаешь, я верю в совпадения, но не до такой степени. У меня действительно есть причины...
— И что ты предлагаешь? — фыркнул Тремиус. — Срочно вывезти целый остров? Только в городе пять тысяч человек, не считая гостей из империи, да еще полно других поселений...
— Это было бы бессмысленно, даже если бы это было осуществимо...
— Рад, что ты это признаешь...
— Трем, ни один из нас не может спастись с Карривиса. Мы должны разделить его судьбу. Но не приезжие.
— Ни один из них даже слушать не станет...
— Я говорю о Виантине, — сказал Торрус. — Ее ты должен спасти. На «Ветренице» нет места, но ты губернатор, ты можешь заставить Роллена принять ее на борт. Судно как раз успеет уйти.
Тремиус только глаза закатил.
— Это должен сделать ты, — продолжал Торрус. — Она ведь сама ни за что отсюда не уедет, даже если поверит, уж я-то знаю. Трем, я никогда ни о чем тебя не просил и не попрошу больше, но в этот раз — умоляю тебя, сделай это. Ведь если я ошибаюсь, никому не будет хуже. Ты просто вернешь ее, все объяснишь — она оценит твою заботу...
— Отлично! — восхитился Тремиус. — Значит, я должен сейчас бросить министра, нарушить все наши планы и выставить себя полным идиотом перед Империей в целом и перед Виантиной в частности, из-за твоих дурацких фантазий? Чтобы она это оценила? Немедленно возвращайся в город, и больше — никаких глупостей.
— Что-то случилось? — благодушным тоном спросил министр, обернувшись к ним.
— Нет, что вы, — улыбнулся Тремиус. — У нас все прекрасно, как и всегда!
— Вы решили присоединиться к нам? — поинтересовался министр у Торруса.
— Боюсь, что не смогу составить вам компанию, — ответил тот, поклонился и, наградив брата долгим и красноречивым взглядом, развернул лошадь назад, к городу.


21.

Виантина придержала коня и заулыбалась, увидев знакомую фигуру на белой кобыле.
Приблизившись к ней, Торрус выудил из-а пазухи платок и принялся вытирать лицо и шею. Казалось, и сам он, и лошадь были с ног до головы покрыты потом и пылью.
— Откуда ты? — усмехнулась Виантина. — С пожара?
— Не хотел терять ни минуты такого дня, — Торрус пустил лошадь шагом рядом с ней.
— По-моему, погода не так уж хороша, — заметила Виантина. — Жарко, душно и пасмурно. Дело к грозе.
— Это самый прекрасный день за все лето, — возразил Торрус. — И самое чудесное место на всем Карривисе. Здесь есть ты и нет Трема.
— Тор...
— Он часто оставляет тебя одну? — спросил Торрус.
— Он исполняет свой долг.
— Неужели ты не хотела бы поехать с ним?
— Я не нужна ему там. Мы — вице-королевская чета. У каждого своя доля.
— Ну-ну.
Небо было четко поделено на две части — ясная лазурь с редкими облачками и аспидно-черная стена на севере.
Поля разбегались во все стороны, покрытые четкой паутиной дорожек, до каменной твердости выбитых копытами ее коня. Много же миль она проскакала здесь совершенно одна, одинокая правительница чудесного острова, когда вырывалась из своего роскошного дворца и летела навстречу морскому ветру. А единственный мужчина, который мог бы составить ей компанию, исполнял свой долг... и ничего не хотел замечать.
— Где еще на Карривисе ты была? — вдруг спросил Торрус. — Кроме города и этих полей?
— Где я была на Карривисе? — задумалась Виантина. — В некоторых поселениях на восточном берегу...
— А в Заветной долине?
— Я видела ее издали... Мне говорили, туда нелегко попасть. Непролазная чаща...
— Да куда ж это годится! — возмутился Торрус. — Уже пять лет живешь на Карривисе и ничего о нем не знаешь! Едем, — Он схватил вороного под уздцы и решительно потянул за собой.
— Но куда?
— Я покажу тебе мой остров!


22.

— Перестань, опусти меня! — простонала Виантина между взрывами смеха.
— Я не могу допустить, чтобы ты вымокла!
— Но ты не можешь и таскать меня весь день на руках.
— Помолчи, у меня сейчас башмак свалится...
Они уже потеряли счет ручьям и заводям, щедро омывающим многочисленные долины Карривиса. Торрус осторожно поставил свою драгоценную ношу на берегу и вернулся в воду выручать башмак, прочно застрявший в иле. Виантина сидела на берегу и хохотала, глядя на него. Торрус наконец выбрался на берег, выплеснул из башмака воду, протер от ила блестящую пряжку, придирчиво рассмотрел и надел.
— Ну вот, — объявил он, помогая Виантине встать. — Через гребень, за ним еще одна долина, еще гребень, и будем на месте. Ты не устала?
Виантина помотала головой.
— Я и не догадывалась, насколько тут чудесно!
— А я что говорил!
Ради путешествия по лесам Виантина облачилась в узкие панталоны и сапожки, и Торрус, поднимаясь на гребень позади нее, откровенно любовался каждым ее движением. В ней не было звериной грации Аспери, она не сливалась, как та, с окружающим; в ней, по крайней мере, здесь, на склоне заросшего кустами гребня, не было ничего таинственного, но тем более родной и прелестной она казалась Торрусу.
Поднявшись на очередной гребень, Виантина на миг удивленно застыла, увидев перед собой долину в темно-серых, мрачных тонах. Торрус сначала восхищенно присвистнул у нее за спиной, потом усмехнулся и подтолкнул ее вперед. И стоило им войти в достигавшие пояса травы, как прямо перед ними взметнулось пестрое живое облако, вспыхивая всеми цветами радуги. Это были бабочки, до того сидевшие, сложив крылья, так что видна была только их темная изнанка. Теперь же весь мир вокруг переполнился хлопаньем крошечных цветных крылышек, а под ними открылись бело-розовые цветы.
— О Лэйара! — выдохнула Виантина. — Это так красиво, что... этого просто не может быть!
— Просто салют в честь губернаторши, — улыбнулся Торрус.
Они пошли по берегу озера, которое обнаружилось в центре сказочного цветника.
— Кто такая Аспери? — неожиданно спросила Виантина.
— Аспери? Почему вдруг..?
—Насколько я понимаю, это одно из чудес Карривиса, однако никто мне толком ничего о ней не рассказывал. Все только мнутся и переводят разговор на другое.
— Аспери — ты верно выразилась — несомненно, чудо Карривиса. Аспери все знает о Карривисе, о его лесах и горах. Через трясину и самую густую чащу она шагает, как по проспекту. Ее не трогает медведь и леопард, ей знаком здесь каждый муравейник и секреты всех трав... и она умеет запутывать лесные тропы.
— И сейчас мы находимся в ее царстве? — повернулась к нему Виантина.
— На это она не претендует, — покачал головой Торрус. — Можешь делать здесь все, что хочешь.
Над озером носились и зависали огромные стрекозы, кружились в воздухе поденки, деловито гудели над цветами на берегу тяжелые шмели.
Торрус подвел свою спутницу к ровной скальной стене и критически осмотрел могучую иву рядом с ней.
— Трем говорил, что ты любил ее.
— Кого, Аспери? — Торрус легко забрался на развилку мощных сучьев и, наклонившись, поднял Виантину к себе; она словно взлетела из сплошного бело-розового моря, покрытого налетом бабочек.
— Мы не свалимся?
— Тут все просто. Надо перебраться на карниз, а там дальше тропа.
— Куда ты меня ведешь?
— Увидишь.
Они присели передохнуть на развилке, и Торрус вытащил из мешка, который предусмотрительно захватил с собой, хлеб, мясо, сыр и флягу с карривисским виноградным вином.
Виантина откинулась на толстом суке, опершись спиной о ветку, и после дальней дороги чувствовала себя уютнее, чем в кресле губернаторского дворца. Озеро весело поглядывало на нее из венца ярких цветов.
— Наверно, я был влюблен в нее... — сказал наконец Торрус. — когда был мальчишкой. Но по большому счету она не позволяет себя любить. Она — хороший товарищ, хорошая лю... короче, отличная девчонка, но ни о каких-таких чувствах не может быть и речи, иначе она сразу же поставит тебя на место. Вот, собственно, и все.



23.

Какое-то время спустя — они не считали, солнца не было, а часы ползли в тот день неторопливо — Торрус и Виантина собрали остатки пикника и отправились дальше.
— Я и не подумала о еде, — заметила Виантина. — Как хорошо, что тебе это пришло в голову!
— Я же старый солдат, Вьен... Держись за меня, а то свалишься.
Он осторожно поставил Виантину на карниз и, взявшись за руки, они стали подниматься по узкой заросшей тропе. Трудно было сказать, кто ее прокладывал, разве что Аспери да горные козы.
— Тор, — заговорила Виантина, — Я вчера еще хотела спросить — что случилось с твоим носом?
— А разве с ним что-то не так?
— Я не помню, чтобы он был у тебя сломан.
— Он стал хуже?
— Ты как был, так и остался самым красивым мужчиной из всех, кого я знала.
— Вьен, тогда чем Трем лучше меня?
Виантина улыбнулась, опустив глаза.
— Я знала, что когда-нибудь ты спросишь об этом.
— Значит, у тебя есть ответ?
— Я думала об этом, — Тропа была крутая, и Виантина не выпускала его руку. — Ты переменчив, как ветер. Ведь ты же в любой момент мог уехать на поиски приключений, разве не так? Тебе не нужна была жена. А сколько женщин у тебя было, уже когда мы познакомились?
— Я хотел, чтобы ты ревновала. Я не был уверен в твоих чувствах. Особенно, когда ты начала проявлять интерес к моему брату...
— Я с самого начала относилась к тебе настороженно, зная, каким успехом ты пользуешься у женщин, а потом мои опасения только подтвердились...
— Я бы вернулся к тебе. Короче, мы не поняли друг друга. Но ты, наверно, не жалеешь? В результате ты оказалась замужем за губернатором.
Они взошли на вершину гребня.
— Не в этом дело, — ответила Виантина. — Тебя я люблю, а в нем всегда уверена...
— Что-что? — переспросил Торрус, но Виантина его уже не услышала.
— О Лэйара! — простонала она. — Как это красиво!
Прямо под ними растянулась Заветная долина, видна была и гора, отсюда не очень похожая на человека, и серебряный водопад, сбегающий в Чашу, и другие озера, поблескивавшие среди пышной зелени. Позади простиралась долина цветов, с одной стороны изгибался драконьей спиной мшистый гребень, а с другой в отдалении горбатились холмы, сверкал дворец губернатора, пестрели черепичные крыши города, за ним виднелся порт, где торчали мачты одинокой «Ветреницы»... и черная стена, готовая проглотить всю эту красоту, но туда смотреть не хотелось.
А у самого берега ясно видна была верхушка Русалочьего Древа.
— Тор... — Виантина вытерла с глаз слезинку. — Тор, спасибо тебе за это.


24.

Когда Торрус расстелил свою безрукавку на ладони Карривиса и помог Виантине удобно устроиться на ней, его не покидало чувство, что он совершает некий обряд. От воды веяло прохладой и казалось, что черный изъеденный коррозией великан смотрит на них благосклонно. Он признал Виантину и оправдывал Торруса, и от этого вдруг стало легко на душе.
— Вот так и получается, — пробормотала Виантина. — Когда-то ты рассказывал мне о своем острове с его чудесами и легендами и заставил меня загодя полюбить Карривис. Потом я прожила здесь пять лет... и только ты снова сумел превратить его в невероятно красивую сказку. Тор, я ничуть не удивлюсь, если сейчас из Чаши высунет головку озерная дева.
— Не высунет, — ответил Торрус. — Они не любят людей, — И в реве водопада ему почудился знакомый ехидный смех, а где-то на периферии зрения — характерное движение, поворот головы, откидывающий за плечо рыжие кудри. — А в Морского змея ты тоже готова поверить? Представь себе, что весь этот мир завтра провалится в холодную морскую тьму. Не останется ничего.
— Почему-то в это тоже совсем нетрудно поверить, — тихо сказала Виантина, сжимая его руку. — И что же?
— В порту стоит быстроходное судно «Ветреница» с самым рыжим капитаном всех морей. Оно мигом унесет тебя домой, в метрополию. В Золотой Эрлизон.
— Я уеду, а ты останешься?
— Я должен остаться.
— Тогда останусь и я.
— Я серьезно, — сказал Торрус.
Виантина какое-то время смотрела ему в глаза.
— А ведь ты и правда можешь говорить серьезно, — прошептала она. — С тобой не разберешь... Так что же, ты показал мне все это, чтобы теперь я покинула Карривис?
— Чтобы ты успела это увидеть. И запомнила, — ответил Торрус.
— Я бы не оставила этот остров, — сказала Виантина. — Даже если бы это было правдой. Не оставила бы тебя и Трема погибать тут.
— Я так и думал, Вьен, — сказал Торрус, крепко прижимая ее к себе.
— Мы как будто сидим у великана на ладони, — заметила Виантина.
— Так оно и есть, — ответил Торрус. — Эй, старик! — вдруг заорал он во всю силу своего голоса, — Как она тебе? Это правительница твоего острова! Мы ведь не отдадим это сокровище морю?
От водопада потянуло благословенной прохладой.
— Видишь, он согласен со мной. Значит, все будет хорошо, — пообещал Торрус.


25.

— Спасибо, Тор, — снова сказала Виантина на ступенях террасы позади дворца.
Торрус кивнул и улыбнулся.
— Ты не зайдешь?
— У меня еще есть дела, — сказал Торрус. — Я приду вечером.
Виантина улыбнулась.
— Ты знаешь, если это и правда последний день в моей жизни, то я довольна тем, как провожу его. Приходи, я буду ждать.



26.

Вывернув из-за угла городского парка, Торрус едва не столкнулся с Вельтом, неторопливо шагавшим куда глаза глядят.
— Здравствуй, братишка! — обрадовался великан из метрополии. — Куда ты несешься?
— Тебя ищу, — ответил Торрус.
— Неужели?
— Есть дело, — Торрус скользнул взглядом по куртке Вельта и поманил его за собой в живописный пролом в стене парка.
Они уселись на парапет у всеми забытого в глухом заросшем углу давно не чищенного фонтана.
— Вельт, уступи мне свое место на корабле, — с места в карьер начал Торрус. — Мне это просто необходимо.
— Ты извини, но никак, честное слово, — замялся Вельт. — Я уже отправил в метрополию письмо, что возвращаюсь. Меня ждут.
— Мне очень нужно, — продолжал настаивать Торрус. — Не для меня. Для женщины. Я ее похищаю. Другой возможности у нас не будет.
— Э-э нет, только этого не хватало! — замахал руками Вельт. — Речь идет о маленькой губернаторше, так ведь? Я же не слепой, да и не глухой, знаю, какие бродят по городу слухи. Извини, братшика, но ссориться с губернатором мне вовсе незачем.
— Мне казалось, ты мне друг...
— Имей совесть! — возмутился Вельт. — Ты между прочим, как думаешь, что я вообще делаю на этом острове? Думаешь, мне очень хотелось в эту тихую заводь? Как раз конфликт с вышестоящими из-за бабы. Наконец-то я дождался, могу теперь вернуться в метрополию, а тут ты... Нет, Тор, все, что угодно, только не это.
— Вот как, значит, — пробормотал Торрус. — А я на тебя рассчитывал...
— Послушай, если тебе что-нибудь надо в метрополии, — предложил Вельт. — Передать что кому... — это пожалуйста. Но только не место на «Ветренице». И то ведь... будут еще другие рейсы, что спешить? Да и бабы другие...
— Боюсь, на это рассчитывать не стоит. Ну ладно, нет так нет, — Торрус машинально достал фляжку Аспери и протянул ее Вельту, меряя его изучающим взглядом. Нет, силой мне билет у него не отобрать. Напоить и украсть? Я-то его, конечно, под стол уложу... Так ведь к утру очухается, а вот как я сам предстану сегодня вечером перед Виантиной?
— Кстати, о бабах, — Вельт вынул из фляжки пробку. — Тут говорят, ты спишь с этой ведьмой из леса?
— С Аспери? — рассеянно переспросил Торрус, думая о другом.
— Ну да. Как она? Рассказывают, хороша!
Торрус пожал плечами.
— Сам проверь и узнаешь.
— Да я пытался, — махнул рукой Вельт. — Мне даже никак не выйти на эту самую Плешь...
— Ты ведь не здешний. Странно, — сказал Торрус. — Наверно, ты важенку с детенышами подстрелил, или еще что?
— Не помню, вполне может быть, — согласился Вельт. — Так что, думаешь, она вправду глаза мне отводит? — он сделал глоток из фляжки и нахмурился, почувствовав незнакомый вкус.
— Это она умеет, — против воли Торрус улыбнулся, вспомнив ночь лет пятнадцать назад, в пору отчаянной войны улиц, в которой ему довелось поучаствовать.

Торрус вышел на порог избушки, осторожно трогая кончиками пальцев разбитые в кровь губы. Она сидела на пороге, скрестив босые ноги под легкой юбкой, и плела из тонких прутьев то ли корзину, то ли циновку. Искристые волосы смутно поблескивали в слабом свете свечи из избушки.
За стеной деревьев мелькали огни многочисленных факелов, звучали голоса, и треск кустов под ногами молодых здоровых парней, проламывавшихся сквозь лес. Торрус даже застонал от отчаяния.
— Прости, — говорить было больно,  — я  привел их к твоему дому.
— Чушь! Не бери в голову,  — фыркнула Аспери, не прерывая работы. Стоило вглядеться в равномерные движения ее костлявых паучьих рук, ловко сплетавших прутья в непонятный, неправильный узор, и оторвать взгляд уже было невозможно.
— Но они идут сюда! — сказал Торрус.
— Пусть идут,  — равнодушно ответила Аспери.
Торрус прислонился к косяку и принялся с тоской ждать... Но они так и не пришли. Свет то приближался, то отдалялся, то вовсе застревал на месте, а голоса тогда становились громче, видно, там  горячо спорили.
— Да что они, заблудились, что ли? — не выдержал Торрус.
— А ты уже переживаешь за них? — усмехнулась Аспери и встала на ноги.  — Вот так вы, люди, всегда — то глотку друг другу рвать готовы, а попробуй лес поставить вас на место... Пусть погуляют  до рассвета. А мы с тобой...  — Она огляделась, глубоко вдохнула свежий ночной воздух и решила,  — Пойдем домой. Сейчас начнется дождь.
Следом за ними в избушку скользнула неясной тенью сова — тогдашняя любимица Аспери. Она вдоволь попугала парней в лесу, а теперь тоже предчувствовала дождь и решила спрятаться под крышей. Аспери закрыла дверь.
— Что-то они расскажут завтра в городе, — попробовал улыбнуться  Торрус.
— Одной легендой больше, одной меньше,  — пожала плечами  Аспери. — Про меня и не такое болтают.
А потом действительно пошел гнусный, тоскливый дождь и не переставал моросить до самого утра...

— Жаль, — вздохнул Вельт. — Я ведь вчера рассорился-таки со своей, хотел найти эту ведьму...
— А ты что же... — фыркнул вдруг Торрус, — думаешь, она там так и сидит и ждет тебя? По-твоему, надо просто прийти на Ведьмину плешь, постучать в окошко, и она так и выйдет к тебе: Здравствуй, мол, путник, заходи, отдохни с дороги?
— Ну, я...
— Да с какой звезды ты свалился, приятель?! — расхохотался Торрус.
— Но мне говорили именно...
— Да ты их больше слушай! Это тебе говорили как раз те, кому ничего не отломилось.
— А ты...
— Я-то? Я-то, слава Лэйара, кое-что в этом понимаю. Короче, она ведьма, брат, это тебе не дочку бакалейщика затащить в уголок. Тут, между прочим, крепкие нервы нужны. Настроиться, пойти и позвать, а дальше уж держаться. Очень, кстати, удачно вышло с этой штукой, — Он щелкнул ногтем по фляжке, которую Вельт поставил на парапет между ними, — это ведь она сама настаивала. Именно то, что нужно.
— То-то я чувствую, странный вкус, — заметил Вельт.
— То, что надо. Ты пей, пей.
— Я не пью один.
— Как хочешь, — Торрус отхлебнул из фляжки, запрокинув голову, но отхлебнул совсем немного, не потому что боялся захмелеть, а чтобы Вельту досталось побольше.
Еще некоторое время они сидели и пили, и Торрус, призвав на помощь весь свой опыт и фантазию, рассказывал имперскому гостю об Аспери такое, о чем не осмелился бы даже подумать в лесу, хотя бы из боязни быть превращенным в какое-нибудь трясинное чудище.
Когда он наконец взял Вельта под локоть и помог встать, то с удовлетворением отметил, что того ощутимо пошатывает.
— Ну вот, — сказал Торрус, — что ты знаешь о ведьмах?
— Это... — Вельт разглядел пролом в стене и нацелился в него, но промахнулся и расшиб бы себе лоб, если бы Торрус не направил его на путь истинный. — Это... сушеные лягушки... или мыши... полеты на метле...
— Этого не видел, врать не буду, — покачал головой Торрус. — В целом представления правильные. И где, по-твоему, ее надо вызывать?
— И где?
— Пошли покажу.
От ведьминой травки Вельт не стал шумным и бесстрашным, как от преи. Он послушно шагал рядом с Торрусом, иногда тяжело наваливался на своего приятеля, а сам уже находился на уютной лесной полянке с рыжеволосой колдуньей. Несколько раз они присаживались отдохнуть, пока содержимое фляги не подошло к концу. Вельт что-то бормотал про себя, со счастливой улыбкой глядя в пустоту, и Торрус думал, что он похож на давешнюю белку, и еще — что головной болью он с непривычки, наверно, не отделается.


27.

Кладбище дремало, разнежившись в зное, надгробные камни двоились в глазах даже у Торруса после прогулки через город, в котором как будто совсем не осталось воздуха.
— И зачем тебе после этого твоя невестка? — раздумчиво пробормотал Вельт.
— Знаешь ли, сын мой, о вкусах не спорят, — проворчал Торрус. — Ты готов? Мы уже практически пришли.
— Мы на кладбище, — проявил наблюдательность Вельт.
— А ты думал, где? Мы же к ведьме пришли. Готовься. Надо будет произнести заклинания, но этим я сам займусь, так и быть.
Вельту уже было решительно все равно. Он, наверно, и сам не был уверен, ждет он встречи, или она уже состоялась...
Торрус прислонил его к дверям склепа и поспешил к тайнику. Из склепа дышало благословенной прохладой, Вельт вошел туда на более-менее твердых ногах, и самому Торрусу на миг захотелось спрятаться там от вездесущей духоты. Но стоило вспомнить о тех часах в полном одиночестве, и Торруса передернуло.
Вельт вежливо раскланялся с бронзовой фигурой в центре склепа, а потом прислонился к стене и медленно сполз по ней на пол. Нащупал пуговицы куртки и расстегнул ее, открывая грудь мертвенной прохладе.
Торрус ловко вытянул у него из кармана билет.
— А теперь жди, — приказал он и быстро вышел из склепа.
Он запер дверь и на несколько секунд привалился к ней, снова привыкая к духоте и убеждая себя, что поступает правильно. Наверняка был какой-то другой выход, но ничего больше ему в голову не пришло.



28.

— Нет, не верю, ты не можешь все помнить! И я помню больше, — смеялась Виантина.
Стемнело намного раньше обычного, и, как и накануне, к вечеру стало немного прохладнее, хотя Торрус с тоской вспоминал холодную северную пустыню, где они с сержантом тряслись как-то ночью в узкой ложбине, тесно прижавшись друг к другу: они не могли развести костер, так как поблизости были враги.
Тучи уже висели недалеко от острова, но это не имело значения. Ничто в этот момент не имело значения, потому что Торрус и Виантина танцевали на террасе. За неимением музыки Торрус тихо напевал популярный эрлизонский вальс.
— Мы танцевали в первый раз на площадке на стене Эрлизона. И как ты только ухитрилась затащить меня туда?
— Ни один гвардеец не упустил был шанс доказать свою смелость.
— Мы пили прею...
— Это ты пил прею. Я — Звезду Побережья.
— Ты была в лиловом платье...
— В голубом, Тор, в голубом.
— Нет, ты забыла. Платье было лиловым.
— Тор, я не носила этот цвет.
— Будь по твоему, — согласился Торрус. — На самом деле, мне ни за что не вспомнить, что на тебе было надето. Зато я помню точно: под платьем у тебя ничего не было.
— Еще бы ты не запомнил.
— Интересно, почему на это осмеливаются только столичные девушки да те, что живут в лесной глуши...
— Иногда на это осмеливаются даже провинциальные губернаторши, — еле слышно дунула Виантина ему в ухо.
Они сами не заметили, что перестали танцевать. Они просто стояли, тесно прижавшись друг к другу, руки Виантины сомкнулись на шее Торруса.
— А помнишь, как ты пристрелил мою лошадь, когда она сломала ногу?
— Ты всегда мчалась, как сумасшедшая.
— Возвращаться пришлось на твоей лошади... Белой, как и твой гвардейский мундир.
— Ты не изменилась. Такая же вздорная девчонка. Такая же бесстрашная.
— Наверно.
Виантина отпустила его, присела за стол и взяла бокал с вином.
— Вьен, — Торрус опустился на стул рядом с ней. — Давай уедем отсюда назад, в Эрлизон. Давай начнем все сначала.
Виантина не ответила. Несколько минут она сосредоточенно разглядывала вино в бокале, потом подняла глаза, протянула руку и коснулась кончиками пальцев его впалой темной от загара щеке.
— Ты очень изменился, — сказала она.
— Это солнце и ветер, — сказал Торрус. — Главным образом.
— Тяжело было? В колониях? — спросила она.
Торрус коротко кивнул, встал и подошел к перилам террасы.
— Труднее всего было вначале. В Колониальной армии терпеть не могут гвардейцев. Приходилось постоянно доказывать, что я не хуже других. А потом... — Он помолчал несколько секунд, глубоко вдыхая соленый воздух с моря. — Я трижды умирал, Вьен. В первый раз... это был мой первый поход. Племя дикарей напало ночью на наш лагерь... Они вырезали тогда всех, просто всех. Я был так изранен, что меня приняли за мертвого. Потом была ночь... в деревне рыскали хищные звери, было так холодно... Днем пришли наши. Меня вернули в столицу. Так я получил свою первую медаль и звание капитана. Просто потому, что остался жив.
— Это тоже надо было суметь, — пробормотала Виантина.
— Когда я выздоровел, они впервые предложили мне карьеру в столице, — продолжал Торрус. — Но я отказался. Я нашел своих товарищей, тех, кто в свое время издевался надо мной... Тех, кто еще были живы... Теперь я командовал ими... В другой раз я оказался в плену. Я сидел в бревенчатом доме, без единой щели и знал, что на рассвете умру. Точнее — начну умирать. Не знаю, что удержало меня от того, чтобы покончить с собой. Мне повезло. Под утро наши войска захватили город и вытащили меня. Мой сержант... Он до сих пор болтается где-то... Потом еще... был у нас один — нахал, каких мало, всегда считал себя лучше других, знаешь... Короче, он много миль тащил меня через тропический лес — у меня была страшная лихорадка. Я целыми сутками не приходил в себя. Но он меня все-таки вытащил. Странно, не правда ли? — я жив, а его давно уже нет. Погиб, глупее не придумаешь — разорвало нашим же ядром. Все, что мы могли сделать, это выстрелить ему в голову... чтобы сразу.
Торрус обернулся. Виантина все так же сидела у стола. В вишневом платье. Она вся была в тени — темное платье, смуглое лицо, темные волосы, смуглые руки, сложенные на коленях. На Карривисе жаркое солнце.
— Знаешь, почему я жив? — спросил Торрус. — И в бреду лихорадки, и в эти страшные ночи... я думал о тебе. Я думал о том, что где-то есть ты. И что ты счастлива.
Виантина медленно качала головой. Торрус глубоко вздохнул. Он сам уже не знал, где правда, где игра.
— Я не знал, — сказал он вдруг охрипшим голосом, — что ты мечешься тут в полях одна...
— Ты ненавидишь его, — сказала Виантина. — Почему ты во всем обвиняешь его?
Торрус криво усмехнулся, дернув шрамом на губе.
— Просто признать, что сам виноват, совсем не хочется.
— Я не об этом, — сказала Виантина. — Почему ты не обвиняешь меня?
— Тебя?
— Я сама сделала выбор, — ее карие широко раскрытые глаза смотрели на него в упор. — Я знала, на что иду. Я хотела быть женой губернатора и получила, что хотела. А Трем просто любит меня.
Торрус снова сел рядом с ней.
— Ты спрашивала, что случилось с моим носом, — медленно сказал он. — Мне сломал его твой супруг. Мой брат. Ты не представляешь, как мне хотелось вызвать его на дуэль. По всем правилам. Но это было невозможно. Я просто напился и полез на него с кулаками. И Трем легко охладил мой пыл, одним ударом разбив мне лицо. Кстати, это объясняет и то, почему я не был у вас на свадьбе.
Виантина продолжала смотреть на него. Торрус осторожно, словно боясь что-то сломать, взял ее руки в свои и тихо сказал:
— Давай уедем отсюда. Я серьезно. На этот раз действительно серьезно.
— Торрус, что-то ты очень хочешь сплавить меня с этого острова, — попыталась улыбнуться Виантина.
— Я хочу, чтобы ты была там. В Эрлизоне, со мной. Чтобы все было, как раньше. Я для этого здесь.
— Тор, я уже объясняла тебе. Тебе через год это надоест и что тогда?
— Ты не права, Вьен. Я изменился, ты не знаешь, насколько. Мне тридцать два, пора уже остановиться на чем-то, и может быть, ты единственная, кто может заставить меня нормально жить. Я не говорил тебе? — мне обещают должность советника в администрации в столице... карьеру... Это, конечно, не то, что здесь, зато в Эрлизоне.
— Все не так просто, — вздохнула Виантина. — Я не девушка твоего брата, я его жена. Я жена губернатора.
— Все проще некуда, — Торрус сжал ее руки. — Ты сядешь на «Ветреницу» и отправишься в метрополию. Вот и все. Я присоединяюсь к тебе со следующим же судном.
— Но почему я должна уехать одна?
— У меня только одна бумага на посадку, — признался Торрус. — Пойми, другого шанса у нас не будет.
— Трем убьет нас!
— С Тремом я разберусь. Если бы мы уехали вместе, вот тогда он озверел бы. А так он поймет, что ты ушла от него по своей воле. Мы с ним разберемся.
— Это трусость — убегать так... Не дождавшись его.
— Если ты дождешься его, то не решишься уйти.
Виантина рассмеялась.
— Надо было сойти с ума, чтобы всерьез обсуждать это!
— Я люблю тебя, — просто ответил Торрус. — Решай сама. Но учти, что ты решаешь и мою жизнь. Если у меня не будет тебя, я снова уеду куда-нибудь в колонии, и в конце концов меня убьют.
Виантина посмотрела через его плечо в ночную темноту.
— Уже поздно. Тебе пора...
— Я ухожу, — сказал Торрус. — Но ты, когда будешь ложиться спать, подойди к окну. Я хочу пожелать тебе спокойной ночи.
Виантина не ответила и не двинулась с места. Она просто смотрела, как он спускается с террасы и быстрым шагом уходит в темноту.


29.

Он подтащил скамейку из сада под ее балкон и встал на нее. В окно было видно, что в комнате горит свеча, и на фоне ее света двигался черный изящный силуэт. Торрус ждал.
Туча проглотила звезды на половине небосклона, оставив в воздухе неровный обломок млечного пути. Было совершенно темно, только огонек свечи дрожал крошечным маячком в ночи.
Окно тихо открылось, и она высунулась наружу. Она не переодевалась ко сну, на ней было все то же багровое платье из тонкого шелка. Она стояла, перегнувшись через подоконник, на границе света и темноты, словно замерев на миг меж долгом и любовью, меж велениями разума и сердца, но уже подавшись в сторону темноты, сама, как черная тень, провал во мрак на фоне света. Сгусток годами подавляемых и вдруг растревоженных чувств.
Торрус протянул руки, и Виантина бросила: «Сейчас,» — исчезла в комнате, вернулась и спустила ему в руки увесистый саквояж. Через пару минут за ним последовали второй и третий.
— Ничего себе! — вырвалось у Торруса.
— Ты хочешь, чтобы я уехала с тобой, или нет? — с вызовом спросила Виантина. — Теперь лови меня!
Торрус не сразу отпустил Виантину, успев поймать губами ее губы —Лэйара, ведь в прошлый раз это было пять лет назад!
Потом он ухитрился подхватить под мышку один из ее саквояжей, взял в руки другие два и кивнул ей, предлагая следовать за ним.
Виантина взяла его под локоть, и оба направились через темные поля к городу.
— А ты, похоже, ничуть не удивлен? — заметила Виантина.
— Я не сомневался, — ответил Торрус. — Это закон природы: ни одна женщина не откажет королевскому гвардейцу. Даже бывшему, — и тут же получил тычок острым кулачком в ребра.


30.

— Только тихо, — предупредил Торрус, открывая ключом дверь дома.
— А что, там кто-то есть? — спросила Виантина.
— Целое семейство. С кучей детей.
Виантине нечего было на это ответить.
Торрус на всякий случай снял башмаки, повозился некоторое время, пытаясь удержать и их, и многочисленные вещи Виантины, пока она, наконец, не сжалилась и не взяла их в одну руку, держа в другой свои изящные туфельки.
Оба стали подниматься по дубовой лестнице, к счастью, не скрипучей.
— Переходим к прозе жизни? — ехидно осведомилась Виантина.
— Вот доберемся до моей комнаты,  и там я тебе устрою такую феерию, какая тебе и не снилась!
— Посмотрим.
Торрус запер дверь в комнату и подошел к Виантине, стоявшей у окна.
— Похоже, в твоем саду удалось воссоздать обстановку родного тебе леса, — усмехнулась она.
— Везет мне на язвительных женщин, — проворчал Торрус.
— Помолчи, — Она обхватила его шею руками и прижалась губами к его губам. А потом сказала, — Я знала, что так будет.
— И давно ты это знала?
— С того момента, как увидела тебя вчера в поле. С того момента, как ты поймал меня на руки, я знала, чем это кончится.
А я вот понял это только сегодня днем, подумал Торрус, падая на постель.
Виантина повалилась на него, расстегнула ворот его сорочки и, раздвинув волосы на груди, нашла узкую полоску шрама от вчерашнего пореза.
— В метрополии говорят, «заживает, как на оборотне», — улыбнулась она.
— А здесь — «как на собаке», — проворчал Торрус. — А еще мне приходилось слышать: «как на колониальном солдате»...
— Это из-за меня? — спросила Виантина.
— Да, — сказал Торрус. — Да, собственно, все, что я ни делал в последние семь лет, было из-за тебя.
— Тогда расстегни мне в конце концов это стиарово платье, —попросила она.



31.

Утро на Карривисе не наступило. Тучи висели прямо над островом, и было совершенно темно.
Торрус в одних панталонах сидел на подоконнике, смотрел сквозь листву стоящего у окна дерева в черную высь, и думал, что никогда ему, наверно, не хотелось жить так сильно, как в это странное темное утро. А ведь еще позавчера ему было безразлично, умрет он через мгновенье или проживет еще десятки лет... Окно было открыто и снаружи теперь веяло прохладой. Торрус перевел взгляд с мрачной панорамы за окном на Виантину в постели, уютную и теплую. Она свернулась клубочком, словно зверек в норе, густые каштановые волосы скрывали ее лицо. Торрус осознал, что уже не один час сидит так и смотрит глазами, привыкшими к темноте, то за окно, то на женщину, которая наконец-то принадлежала ему, но — смерть Стиара! — как же недолго!
Торрус слез с подоконника и осторожно тронул ее плечо.
— Вьен, пора. Опоздаем на корабль.
— Отстань! — пробормотала она, переворачиваясь на другой бок.
— Вьен, прости, но нужно встать.
Она обвела комнату изумленным взглядом, несколько секунд смотрела на Торруса, машинально дернулась — натянуть на себя простыню, потом все вспомнила и растерянно улыбнулась.
Торрус кивнул на часы на стене:
— У нас совсем мало времени.
— Почему ты не разбудил меня раньше?
— Я смотрел, как ты спишь.
— Лэйара, что же мы наделали! — простонала Виантина. — Теперь мне, похоже, только и остается уехать!
— Собирайся, — сказал Торрус, накинул сорочку и поспешил к выходу, — Я раздобуду воды.
Торрус приволок кувшин воды, потом отправился на поиски завтрака. Вернувшись в комнату, он в первое мгновенье ошеломленно застыл на пороге.
Она снова была в походном костюме, дрожащий огонек свечи бросал блики на длинные каштановые волосы, она улыбалась, прекрасно зная, как она хороша, и щеки пылали румянцем.
— Вьен... как ты... — выдавил Торрус. — Где были мои глаза?
— Неужели ты совсем забыл? — усмехнулась она. — Женщины бывают особенно красивы, когда они влюблены.


32.

«Ветреница» казалась белоснежной птицей, расправляющей крылья перед полетом. Она качалась и подпрыгивала в нетерпении на свинцовых волнах под свинцовым угрожающим небом, спеша скорее вырваться из грозной мглы на зеленый простор моря.
Пристань напоминала муравейник. Люди спешили забраться по сходням на борт судна и втащить свои пожитки, понимая, что, чем скорее они отсюда уберутся, тем больше у них шансов убежать от грозы.
Ролен с отвращением смотрел на это безобразие, его «Ветреница» была торговым судном, не предназначенным для регулярных перевозок пассажиров. Но не откажешь же землякам.
Многие имперские гости покидали Карривис насовсем. То есть все, — подумал Торрус, — все здесь покидали его насовсем, только некоторые еще не знали об этом. Ему не раз приходилось прощаться, порой и навсегда, при самых невыгодных обстоятельствах, но никогда возня вокруг не была так отвратительна. Он с трудом заставлял себя не думать о том, как бы прицепиться к якорю или залезть в чей-нибудь сундук... пробраться на борт и убраться домой, в мтерополию, чтобы просто жить... или хотя бы не повторять каждую минуту Виантине, что он прибудет с первым же судном...
— Передеретесь, — вздохнула Виантина.
— Могу тебе пообещать, — сказал Торрус, — что с твоим Тремом ничего не случится.
— А с тобой?
— Со мной — тем более, — криво усмехнулся Торрус. — Нос у меня один, что еще он может мне сделать? Нет, правда, мы отлично разберемся без тебя.
— Не знаю, — покачала головой Виантина. — Это я отлично разберусь без вас. Когда ни одного из вас не будет рядом, я хоть подумать смогу.
— Ну и отлично, — рассеянно пробормотал Торрус, глядя в толпу. Он узнал золотистые волосы Рены.
И точно: возле объемистого багажа стояли Нукус и девочка, очевидно они собирались уйти на «Ветренице».
— Подожди, я скоро вернусь, — бросил Торрус и пошел к Нукусу.
— А, Тор! — обрадовался тот. — Ты тоже смываешься отсюда?
— Как же, смываюсь, прямо тебе, — Торрус подхватил его под локоть и потянул за собой, — Пойдем-ка, поговорить надо.
Нукус только и успел приказать Рене стеречь вещи и пошел за своим вновь обретенным приятелем.
Торрус быстро увел Нукуса за здания портовых служб, где в это время никого не было.
— Рад, что ты тоже поверил и решил покинуть остров, — сказал Нукус. — Может быть, это и хорошо, что всем остальным не объяснишь, а то было бы такое столпотворение... Но я рад, что ты...
— Я остаюсь! — рявкнул Торрус. — Я отправляю отсюда женщину из метрополии. Ты что, приятель, не понимаешь, что никто из нас не может уйти? Ты в любом случае погибнешь да еще и утопишь судно со всеми пассажирами!
— Великий Карривис! — взвизгнул Нукус. — Если ты хочешь сидеть здесь и ждать конца, то и сиди, а я не собираюсь!
— А где твоя жена? — спросил Торрус.
Нукус помрачнел.
— Эта дура не верит. Не верит своим глазам, даже сейчас. Не тащить же ее силой. А я не хочу умирать тут и Рену заберу с собой.
— Нукус, тебе не удастся спастись. Если уж верить, так до конца. Ты погибнешь, а с тобой, возможно, вся эта толпа на пристани, Нукус!
— Может быть, — крикнул Нукус, — но это мой единственный шанс! Если тебе это не по нутру, катись отсюда и прячься в какой-нибудь норе! Какое тебе, в конце концов, дело!?
— А такое, что на «Ветренице» будет моя женщина, кретин!
— Да иди ты... к дракону в задницу! — Нукус развернулся, собираясь вернуться на пристань.
— Прости, — тихо сказал Торрус.
— Что? — обернулся Нукус и тут же получил фирменный колониальный удар в лицо.
Нукус упал, а Торрус еще некоторое время стоял, не двигаясь, и смотрел на него. Хотя жара спала, по всему его телу выступил пот. Наконец он наклонился, пощупал пульс Нукуса, вздохнул с облегчением, подхватил его под мышки и отволок подальше, чтобы не нашли и не привели в чувство раньше, чем судно отчалит.
— Какого Стиара?! — встретила его Виантина, когда он вернулся на пристань. — Ты даже сейчас не можешь... — но, увидев лицо Торруса, она смешалась и замолчала.
Торрус оглянулся, нашел в толпе крохотную фигурку Рены, терпеливо сторожившей вещи, взял Виантину за руку и повел прочь, стараясь, чтобы девочка поскорее пропала из вида.
Он помог Виантине подняться на борт и втащил ее багаж. Он ясно слышал, как присвистнул Гойт при виде неожиданной пассажирки. Капитана удивить оказалось труднее. Возможно, Ролен навидался такого в своих путешествиях, что все тайны и легенды Карривиса для него были детской игрой.
— Это место Вельта, — объяснил Торрус. — Он отказался. Госпожа получила важное сообщение от своих родственников в метрополии и должна срочно отправиться туда.
— Не лучший момент для путешествия, — заметил капитан. — Но если таково ваше решение, моя госпожа, мы сделаем все от нас зависящее, чтобы оно стало для вас приятной прогулкой.
Виантина кивнула, принимая непривычную для других учтивость капитана как должное.
— До встречи тогда, — сказал Торрус, неловко протягивая ей руку. Легкое пожатие, взгляд карих глаз, а потом он спустился на пристань... и почувствовал, что кто-то дергает его за рукав. Гойт догнал его.
— Слушай, Тор, тут один болван из метрополии никак не может решить, уходить или остаться... я мог бы подтолкнуть его размышления...
Торрус печально улыбнулся.
— Нет, Гойт, спасибо. Я остаюсь.
— Но я подумал, если госпожа...
— Это просто жена моего брата, — сказал Торрус. — А я остаюсь. Пусть тот нерешительный возвращается домой.
— Как знаешь, — пожал плечами Гойт.
А что, если это все — просто чушь? — думал Торрус, глядя сначала на Виантину, стоявшую у фальшборта, потом на широкую корму «Ветреницы», что спешила к солнечному свету, в мир жизни, внезапно ставший недосягаемо далеким и чужим. А что, если это просто бредни свихнувшегося старика и фантазерки, которая едва ли читать-то умеет?.. Впрочем, нет, — Торрус посмотрел в черное небо — это-то не пустая фантазия. Да и какая разница, если я люблю ее? Вот только любил бы я ее так же сильно, если бы это не был мой последний день, или нет?
Рена все так же стояла у багажа и растерянно оглядывалась. Торрус быстро прошел мимо нее, отвернувшись.


33.

Торрус нашел себе удобный наблюдательный пункт на террасе на склоне горы, за которой пряталось кладбище. Он уселся под широким дубом, прямо на удобное, почти как кресло, сплетение крупных корней, выглядывающих из земли, прислонился спиной к стволу и отхлебнул из прихваченной с собой фляги с преей.
Отсюда ему был прекрасно виден город и порт — серые геометрические фигуры с неясными тенями садов на фоне абсолютной темноты. Ничего, когда начнется самое интересное, наверно, будет видно лучше. По крайней мере, здесь его никто не найдет. Люди прячутся по домам в ожидании бури, ни один человек в своем уме не уйдет сейчас из города... Можно было бы пойти к Аспери, всегда такой невозмутимой и спокойной, тем более что она вроде упоминала, будто ей остался от какого-то гостя из метрополии целый бочонок преи... но ему хотелось побыть одному. Еще не хватало наблюдать смерть друга, за глаза хватит и своей собственной.
Торрус сделал еще глоток. Лэйара, как же он устал за эти два дня! Трудно было поверить, что всего двое суток назад он беспечно шагал по дороге из порта в город и думать не думал, сколько чувств, открытий и решений ему так скоро придется пропустить через себя. Сколько людей он повстречает, вспомнит и узнает. Нет, вот об этом лучше было не думать. Ни об Аспери, что так же, как и он, сидит и пьет одна в своей избушке. Ни о Треме, который как раз сейчас едет домой и даже не узнает, что жена его бросила. Ни о Векитосе, который дожил-таки до заветного часа, коего ждал все свои сто с лишним лет. Ни о Диерте, что встречал свою судьбу с завидным фатализмом. Ни о Вельте, который, наверно, уже совершенно очухался и так и не поймет, от чего умирает — но освобождать его и портить себе последние оставшиеся часы Торрусу совсем не хотелось... Ни о Нукусе и Рене. Нет-нет, только ни о Рене и ни о семействе из его дома — Черноглазке и ее братьях...
Торрус отставил флягу в траву, закинул руки за голову и закрыл глаза.



34.

Торрус очнулся на ладони Карривиса. На этот раз она вовсе не казалась живой ладонью  — просто каменная бугристая площадка. И никаких звезд  или глаз наверху ему не мерещилось, но, возможно, это просто тучи зависли ниже вершины горы. Частые вспышки молний на мгновенье выхватывали из темноты белую полосу водопада, облако брызг внизу и блеск озерной глади.
— Ладно, понял,  — проворчал Торрус, сошел с ладони и спустился  на берег.
Тучи нависали над озером точно так же, как и в прежних снах. Что ж, если кто-то так уж хочет, чтобы он прошел этот путь до конца, то пожалуйста. Торрус, не раздеваясь, вошел в воду – у берега ему было по колено. Он сделал несколько шагов, потом нырнул.
В частых вспышках молний Торрус внимательно разглядывал дно. В самом глубоком месте от дна до поверхности Чаши было два человеческих роста, по краям дно плавно поднималось, но идеально ровную форму водоема нарушали разбросанные обломки камня, до неузнаваемости сглаженные водой. Еще парочка драконов, и от озера ничего не останется, — подумал Торрус. Сильное течение  грозило вымыть его прочь из озера, но Торрус удерживался на месте, хватаясь за камни. Его едва не унесло, когда он шарахнулся, увидев полузасыпанный голубым в свете молний песком скелет. Торрус мысленно присвистнул: он всегда считал себя рослым человеком, привык смотреть на других сверху вниз, но обладатель скелета при жизни был, наверно, на голову выше него. И, судя по крупным костям, сложен соответственно.
Пока Торрус с интересом разглядывал одинокого обитателя озера, вверху над поверхностью воды раздался громкий рев, и скалы вокруг озера словно бы дрогнули. Обездвиженному великану страшно, наверно, было умирать.
Торрус отчаянно завертел головой и вдруг под круто изогнутым  обломком, наводящим на мысли о длинной изящной змеиной шее, что-то блеснуло, уловив очередную вспышку. Торрус метнулся туда и принялся торопливо разгребать песок. Он не ошибся: это был эфес меча, очень простой формы, без всяких украшений.
Торрус не думал о том, что за металл мог сохраниться в воде эти пятьсот лет, просто вцепился обеими руками в длинную рукоять и потянул. Его  опасения оправдались полностью: меч явно был выкован для покойного  обладателя скелета. После нескольких напряженных рывков он выскользнул из своего каменного убежища, и Торрус с тоской вспомнил о давешнем кортеласе —насколько же тот был легче!
Торрус решительно высунулся на поверхность и едва не нырнул обратно — спрятаться. Теперь над Чашей было светло, дрожащий золотистый свет исходил из озера, где мерцало отражение чудовища, извивавшегося в воздухе. Там, наверху, тоже что-то было  — неясная  форма, по которой  бежал золотой блеск. Отражение в воде металось, сбитое волнами на поверхности, но Торрусу удалось в какие-то мгновенья  спокойствия разглядеть это удивительное существо, вылизанное из камня с поистине нечеловеческой тщательностью — до самого мелкого зуба в пасти, до последней чешуйки. Узкая морда с белым рогом во лбу, большие злые глаза с вертикальными зрачками, острый гребень на спине, доходящий до самого кончика хвоста, когтистые лапы с  перепонками и могучие крылья — тончайшее каменное кружево.
— И что мне делать?  — я-то не летаю! — возмущенно спросил Торрус.
Дракон завис у самого водопада, придерживаясь лапами за скалу. Трепещущие крылья издавали звук, похожий на шорох катящихся камней.
— Сейчас ты меня заметишь!  — пообещал Торрус и побежал, расплескивая воду, к берегу, а оттуда — на узкую тропку в склоне. Он думал на бегу: если этот монстр из цельного камня, то толку от моей железки... Или внутри он отделан так же тщательно, как и снаружи, как живое существо?
Торрус еще в детстве излазил вдоль и поперек нижнюю часть склона близ водопада:  там было множество карнизов, щелей и маленьких пещерок. Морской змей продолжал задумчиво висеть — то ли примеривался, куда ударить, то ли Карривису как-то удавалось сдерживать его своей магией.
Торрус забрался на один уровень с драконом, посмотрел вниз, на отражение, ударил... меч звякнул о камни, морской змей с громким шипением отпрянул, а Торрус зарычал от злости: отражение сбило его с толку, и он промахнулся.
Зато монстр заинтересовался неожиданной помехой и бросился на Торруса. Невидимое тело обдавало жаром. Торрус резко наклонился, ныряя под дракона, и изо всех сил врезал меч в прозрачное брюхо. На этот раз он попал  — об этом  свидетельствовал разъяренный рев, и Морского змея стало видно. Крестовина меча зазвенела о чешуи, на руки Торрусу плеснула  — морская вода? кровь чудовища? — густо-зеленая,  пенистая жидкость, очень горячая — почти кипяток.
Дернув меч на себя, Торрус повалился на карниз, а дракон развернулся в полете и снова ринулся на него.
Что было дальше, Торрус сам плохо сознавал. Просто пришлось пустить в ход абсолютно все  — все умения закаленного в армии  тела, всю свою силу и скорость. В какой-то момент он проткнул  перепонку крыла, так что меч на миг застрял в ней, и Торруса шарахнуло о землю ударом когтистой лапы. Торрус сам не знал, каким образом откатился в крошечную пещерку под каменный навес, спасаясь от нового удара. И как-то еще ухитрился не выпустить меч. Он был мокрым с ног до головы и не сразу заметил, что жилет и сорочка спереди повисли клочьями, и по ним расплывались алые пятна. Торрус выбрался из своего укрытия. Дракон рычал, цепляясь за соседнюю скалу. Торрус тяжело дышал, ноги дрожали, меч он волок по камням, не уверен, что еще хоть раз сможет им взмахнуть. На мгновенье он заглянул прямо в янтарные глаза Морского змея. Как будто они поняли друг друга.
— Ну, иди сюда, тварь,  — прошептал Торрус,   — сожри тебя Стиар!
 Дракон оттолкнулся от своей скалы и рванулся вперед. Торрус последним усилием, покрепче схватившись за рукоять, выставил меч перед собой.
Со страшной силой огромная туша монстра налетела на него, Торрус успел нацелить кончик клинка куда-то ему в грудь и рухнул на камни, уперев в них навершие меча.
Рев, раздирающий уши, сменился пронзительным, совершенно невыносимым визгом. Снова откатившись в сторону, Торус поднял глаза и увидел, что меч вошел в тело чудовища по самую крестовину. Дракон обвел долину разом помутневшим взглядом, понял, что умирает, и рванулся к Карривису, чтобы хоть попытаться выполнить то, для чего он был предназначен.
Торрусу уже не хватило сил отскочить, проносящееся мимо крыло легко смахнуло его с каменного карниза, перевернулась перед глазами долина, мелькнуло бурлящее озеро, вспомнились осколки на дне, — но под руками оказалась золотая чешуя. Торрус взвыл от боли — чешуя оказалась раскаленной, — но не отпустил: как знать, может быть, он еще сумеет как-то помешать монстру...
Не понадобилось. Морской змей полоснул когтями по груди Карривиса под пенными струями водопада, оставив глубокие борозды в теле скалы, громко захрипел и рухнул вниз, в Чашу, чтобы расколоться там на куски.
Торрус успел понять, что падает, где-то вверху определенно мелькнули два зеленых пятна, и в тот же миг он крепко приложился спиной о камень. Пока он пытался вздохнуть, выше него взметнулись фонтаном воды озера, принимая в себя тело дракона, холодные брызги упали на лицо… Торрус приподнялся, огляделся и понял, что лежит на ладони Карривиса. Но падал он рядом с водопадом, довольно далеко оттуда. Или Карривис махнул рукой, ловко поймав его, как ловят оброненную вещь? Обдумывать это у него все равно не было сил.
Торрус закрыл глаза и с чистой совестью погрузился в темноту.



35.

Он лежал в траве под своим деревом... В мокрой траве. Шел дождь. Это был гнусный, мелкий дождь, но судя по тому, насколько вымокло все вокруг в целом и Торрус в частности, прежде на террасу обрушился настоящий ливень. Было по-прежнему темно, город совсем пропал за мокрой завесой.
Торрус с трудом поднялся на четвереньки, попытался помотать головой и внезапно напряженно застыл. На миг ему померещилась под деревом чья-то фигура. Бледное девичье личико с неправдоподобно огромными зелеными глазами, смотревшими с детским любопытством. Густые, как мох, каштановые волосы, тонкая рука с очень длинными пальцами с темными ногтями, лежащая на коре дерева.
Торрус моргнул и русалка исчезла.
— Надо же было так набраться! — простонал Торрус, пытаясь подняться с помощью услужливого ствола. Бутылка валялась в траве пустая — то ли пролилось, то ли высосал всю до дна и не заметил.
Торрусу было плохо. Его мутило, болело все, даже такие части тела, о существовании которых он раньше как будто и не знал. Торрус тяжело вздохнул и потащился к городу.
На окраине города ему встретилась тоненькая фигурка в темном плаще.
— Рена! — хрипло позвал Торрус. Он не удивился бы, если бы она в него плюнула. Но девочка посмотрела на него с удивлением и прошла мимо, ускорив шаг.
Торрус пару минут постоял, сосредоточившись на том, чтобы его не вырвало прямо на улице, а потом, внезапно приняв решение,  развернулся и отправился в лес.


36.

Лисенок, деловито спешивший куда-то, зарычал на Торруса, и тот со злорадством подумал, что едва ли можно найти более жалкое зрелище, чем мокрая лисица.
Аспери сидела на циновке у открытой двери своей избушки и задумчиво смотрела на струи дождя снаружи. Увидев Торруса, она сразу вскочила и улыбнулась.
— Здравствуй, странник, — сказала она. — Не проходи мимо! Ты вымок, зайди, обсушись!
— Прие-ехали! — проворчал Торрус, зашел в дом и плюхнулся на знакомую скамью. — Опять меня не узнала... Вот уж девичья память...
— Тор... — выдохнула Аспери и так и села, где стояла — Торрус мог бы поклясться, что скамья сама вдвинулась под нее. — Тор, не может быть, чтобы это был ты...
— Кого еще, смерть Стиара, может принести к тебе в лес в такую погоду? — поинтересовался Торрус.
— Ты постарел на десять лет! — сообщила Аспери.
— Я стал похож на Трема?
— Значит, на двадцать.
— Я просто здорово напился со страху. Стиар... неужто у тебя нет ничего от похмелья?
— Это у тебя совсем не то, что ты думаешь, — Она подошла и непривычно ласково провела рукой по его плечу, заглядывая в глаза.
Торрус выругался.
— А еще ведьма называется!
— Я сейчас.
Аспери убежала за свою занавесь, пошуршала там,  вернулась с кружкой чего-то горячего и протянула ее Торрусу, — Выпей и сразу станет легче.
Торрус подозрительно принюхался, пожал плечами, взял кружку, но тут же вскрикнул и едва не уронил ее. Поставив кружку на стол, он ошеломленно уставился на свои ладони, покрытые пузырями ожога.
— Вот дурачок! — сказала Аспери. — Зачем же было хватать его за чешую!
— Если бы не схватил, то валялся бы сейчас на дне, как тот другой! — огрызнулся Торрус.
— Тот другой был куда осторожнее, —Аспери достала из ящика под столом баночку с мазью и чистые тряпки.
— Постой... — только теперь до Торруса дошло, — Ты что, хочешь сказать, что все это было на самом деле?
Аспери усмехнулась.
— А это что? — Она подергала лохмотья одежды на груди Торруса, тот опустил глаза и увидел, что от левого плеча на верх живота тянутся несколько глубоких порезов, они еще кровоточили.
— Давай сюда руки, — приказала Аспери.
— Постой... Лориус ведь погиб в схватке с Морским змеем? Я действительно видел его останки на дне Чаши?
Аспери покачала головой.
— Он остался в живых и прожил еще очень долго, правда, не скажу, что он был так уж счастлив. Он потерял своих сестер, да и воспоминания о драконе... А потом его похоронили в озере, как будто он их об этом просил! — с горечью закончила она.
Торрус вздернул бровь.
— А как же иначе? — заметила Аспери. — Если бы он погиб, как бы мы узнали о драконе?
— Ну да... — Торрус провел перевязанной ладонью по лицу и отпил из кружки. — Сколько сейчас времени? — вдруг спросил он.
Аспери покосилась в открытую дверь.
— Солнца нет, но... думаю, сейчас часа три.
— Значит, полдень прошел?
— Конечно, прошел!
— Так что же... — несмело произнес он, — еще пятьсот лет?
— Да, — кивнула Аспери и широко улыбнулась, — целиком и полностью благодаря тебе, Тор.
— Клянусь хвостом Стиара, — выразил свое мнение Торрус.
— По правде, — улыбнулась Аспери, — Лориус тогда пришел тоже довольно потрепанный...
— Да откуда ты все это так хорошо знаешь?
— А кто, по-твоему, его потом выхаживал?
Торрус поднял глаза от кружки и молча уставился на нее.
Аспери печально улыбнулась.
— Я была его женщиной, Тор. Там, откуда мы пришли на Карривис, меня тоже называли ведьмой и хотели забросать камнями. Но он взял меня с собой... Это он построил здесь мой первый дом. Настоящий дом, не какую-нибудь жалкую лачугу, — Она обвела взглядом обстановку и снова улыбнулась. — Он ведь не знал, что ведьме полагается жить в болотной хижине... Мы часто бывали в Заветной долине и Карривис полюбил меня. И сделал меня частью своего мира, а вот счастье это, или проклятье, я так и не поняла, — Аспери поднялась со скамьи, прошлась по комнате, встала у стены, глядя на Торруса с высоты своего роста. — Наверно, я нужна была Карривису, чтобы хранить память о нем. Чтобы люди не забывали легенду. Да и откуда им еще было узнать ее?
— Но ты же сама говорила, что Лориус...
— Ах, Тор, — рассмеялась Аспери, — Да если ты сейчас пойдешь в город и расскажешь, что остров спасен, потому что ты убил дракона, то кто тебе поверит? В худшем случае объявят сумасшедшим, в лучшем и слушать не будут. Причем те же, кто искренне верил. Думаешь, пятьсот лет назад люди были другими? Но я не позволила им забыть, а некоторых даже заставила поверить.
— Я все-таки не понимаю! Аспери, я знал тебя девчонкой! Стиар побери, ты же младше меня. Я всегда был уверен...
— Скажи еще, что помнишь, как я родилась, — фыркнула Аспери. — Если бы мой возраст не менялся с годами, это заметили бы. А зачем мне было открывать мою тайну? Так и появлялись «дочери», «ученицы» и т. д. Помнишь, я говорила, что здесь полно моих родичей? Так вот, это все мои потомки.
— Но ты говорила, что ведьм сжигали...
— Да, говорила, — Аспери снова села, сложив худые нервные руки на коленях. — Знаешь, любые раны в конце концов заживают, если ты не можешь умереть.
— Смерть Стиара, — прошептал Торрус. — Аспери, когда-нибудь я выстрою для тебя настоящий дом. Не хуже, чем тот, что у тебя был.
— Ты сначала со своими делами разберись, — усмехнулась она, но потом положила свою руку поверх его и сказала другим тоном, — Спасибо, Тор. Спасибо за то, что ты сделал это. Знаешь, за пятьсот тридцать лет я порядком устала от жизни. Мне все равно, я давно готова к смерти. Но все-таки я рада. Интересно будет посмотреть, каким окажется этот остров через пятьсот лет. Неужели люди совсем перестанут верить в чудо?
— Они испортят остров, — Торрус был настроен пессимистически, — Вырубят леса, истощат рудники, зверье перестреляют...
— Тогда просто не найдется героя, — ответила Аспери. На несколько минут воцарилась тишина, только и слышен был шорох дождя да хруст из-под потолка, где знакомая белка что-то сосредоточенно грызла, сидя на балке.
— А может быть, мне и не удалось бы умереть, — задумчиво произнесла Аспери. — Может быть, я вообще бессмертна. Но мы с морем не в ладах, как и сам Карривис. Вряд ли я превратилась бы в морскую деву. А быть живой покойницей — мало радости...
Торрус передернул плечами. Аспери улыбнулась.
— Поэтому я очень благодарна тебе. Быть твоей женщиной — честь для меня. Я не допущу, чтобы тебя забыли. Когда тебя уже не будет в живых, я подарю им новую легенду. Конечно, они будут знать не все. Наверно, я расскажу о тебе как об удивительно красивом и храбром мужчине, которому... хм... было легче убить Морского змея, чем поверить в его существование!
— Лучше объясни, как я попал в долину. Заснул и проснулся я в совсем другом месте...
— Да откуда мне знать? Я ведь даже не знаю, как этот самый змей выглядит! Думаю, теперь ты узнал об острове больше, чем я, ты тоже стал частью волшебства Карривиса...
Торрус вспомнил русалку.
Белка уронила сверху на стол какую-то шелуху.
Торрус вздохнул, невольно пытаясь прижать руки к ноющей груди. Аспери озабоченно осмотрела следы драконьих когтей.
— Вдруг у него там яд какой-нибудь на когтях... Но я сейчас кое-что приготовлю. Подожди меня, — Она встала и направилась к занавеси, — Потом мы пообедаем, а потом —как насчет устроиться еще разок на карнизе над морем, или может быть...
— Нет! — простонал Торрус. — Сегодня ночью я буду спать в постели под крышей. Ну, хотя бы на циновке на полу. А один или нет — честно говоря, мне сейчас все равно... Извини, — добавил он, помолчав. — Слишком много всего. Короче, для остального Карривиса ничего не изменилось, так? Да и к этому тоже надо привыкнуть — оказывается, моя первая девушка годилась мне в прапрапрапрабабушки.
Аспери тихо рассмеялась, кивнула и исчезла за занавесью.
Торрус подождал ее несколько минут, потом поднялся и вышел из дома: ему как будто не хватало воздуха в помещении.


37.

Дождь продолжал накрапывать. Торрус шел некоторое время по лесу, потом остановился и рухнул на колени в мокрую траву. О Лэйара, как же теперь быть? Ведь мне действительно никто не поверит. Они и не заметили, как смерть прошла мимо... А как я объясню Нукусу... и Вельту? А Трем? Он, наверно, уже приехал... Ладно, Трему я объясню, не зря же я разговаривал с ним вчера утром. Пусть считает меня сумасшедшим. В крайнем случае, притащу к нему Аспери... Разберемся... Стиар побери, я ведь говорил ему, что насчет Виантины он может не беспокоиться... Ладно, замнем... Но вот сама Виантина! После всего, что я ей наговорил... Лэйара! Она ведь не поймет и не оценит, что я ей жизнь спасал. А может быть... а может быть, так и надо: она уже в Империи, просто приехать к ней... Но как я явлюсь в Эрлизон с Виантиной, когда у меня там Альдита?
Торрусу стало смешно: о Лэйара, насколько все было бы проще, если бы я с честью погиб в бою с драконом! Интересно, вышел бы из меня озерный дух, а то что это они там — одни девы?
Торрус смеялся, дождь не переставал, но ветер с моря рассеял облака и в разрывы светили лучи солнца. А Торрус корчился в сверкающей мокрой траве от смеха, закрыв руками лицо.
Знакомая белка пробежала по ветке у него над головой и с интересом осмотрелась. Весь остров как будто дышал полной грудью, наконец-то расслабляясь, избавляясь от страха. Драконий полдень пришел и миновал, и о нем не останется даже воспоминаний.
Торрус поднялся на ноги, вытер слезы, снял мокрые и разодранные безрукавку и сорочку и стал выжимать их, размышляя — вернуться сейчас к Аспери, чтобы они привела его в порядок, или сначала сходить выпустить Вельта из склепа?



© Targhis 2001