Часть первая из романа Не причините мне любви

 


                               
                «ОСТРОВ АФРОДИТЫ»

 
                Повесть.

                ( Все имена и фамилии в этой истории изменены, сходство с реальными героями возможно только случайное.)
               
                1 глава.
    
               
       Шла вдоль дороги, местами перепрыгивая через камни и комья глины – тротуар был, как обычно у ремонтников, разворочан и брошен в таком состоянии. А ведь 1 Мая!
Все-таки праздник! Конечно, нет того размаха, как это бывало прежде: все на парад, мо-
ре народное, транспаранты, веселье. Всё как-то съёжилось: мини парад, мини, мини, всё мини. Вот веселье – да! – разгул местами.
       А я все шла и сетовала, что в такой день подруга подвела – пообещала встретиться,
посидеть в кафе, повеселиться, но не позвонила даже, мол, обстоятельства изменились – поняла бы, а теперь одиноко гулять придется. Чуть сзади шуршала колесами машина. Но
не обернулась, только дальше от дороги пошла. А машина продолжала шуршать сбоку. Что ему, и сейчас места мало, не мешаю же!- подумала сердито и обернулась - двигай, мол, дальше. И даже онемела от удивления, увидев водителя: Адонис! Он выскочил из машины и буквально подхватил на руки как ребенка: «Элла! Элла! Милая моя!» И,
опустив на землю, скрыл в объятиях. Все такой же сумасшедший! И еще огромнее стал – шире в плечах, возмужал.
- Ах, Адонис! Ты откуда взялся? Я так далеко уехала после замужества и вдруг ты тут! Ау! Отпусти! Всю прическу помял! Так хорошо? Ну ладно.
       Усадил в автомобиль, сам бегом и плюх рядом!
-Ну, король! Шикарный мужчина стал, а! Каким же мальчишкой ты был! А сейчас? Слов нет, - восторгалась я и подтрунивала над собой, - Ах, я? Да, тоже изменилась. Время! Ничего? Я похожа на себя? Ну, наверно, похожа, раз ты узнал спустя столько лет. Ничего, живу, в общем. Куда шла? Да так, вдоль и прямо, без всякой цели.
       Сказала про знакомую, что та «кинула».
-Значит, ты моя добыча, мой трофей! Я хороший охотник, если поймал тебя.
-Да ладно тебе, я ж не сопротивляюсь. Слушай, а ведь мы виделись 1-го Мая последний раз, много лет назад.
-Да! Сколько ж лет нам было?
-Мало. Куда едем?- поинтересовалась я.
-Ко мне. Ну, не совсем, это квартира моей сестры. Помнишь Лизу? А я в гостях. Живу далеко. Ладно, все расскажу, только машину поставлю на стоянку. Сиди и не вздумай сбежать, как тогда!
-Ладно, жду! Бежать некуда, да и незачем теперь.
-Ну, значит, судьба!- провозгласил Адонис.
-Ты о чем?
Посмотрел так, словно снова из того вечера, много лет назад.
       Пока Адонис отсутствовал, обошла квартиру. Впрочем, обходить-то нечего – двух-
комнатная квартира, небольшая, из старых «панельных». Чистенькая, уютная. Интересно,
какой стала Лиза? Смотри-ка, фотографии детей. О, какие большие, совсем взрослые!
       Вернулся Адонис. Тихо подошел сзади и спрятал в объятиях, прижав свою голову к моей голове: «Элла! Элла моя! Милая!- шептал только эти слова, из прошлого, и покрывал горячими поцелуями волосы, глаза, лицо, шею. И губы наши слились, как прежде, как сто лет назад… 
-Все-таки ты стала моей! Только моей и будешь! Теперь уж я тебя не отдам! Никому!
-Не отдавай! Я не хочу покидать тебя!..
       И словно продолжается тот вечер перед долгой разлукой. Словно время вспять.
-Почему ты ушла тогда, не простила, не вернулась? Почему выскочила за другого замуж?
-Давай не будем! Было и не вернуть, зачем тревожить прошлое. Да, может я и не совсем права, не простила – такой уж характер. Конечно, вспоминала, помнила все, но тогда твой поступок был для меня предательством, а этого я простить не могла. Обидно было, ведь вся твоя семья знала меня, мама и твоя и моя были уверены, что мы не расстанемся, а вот как вышло. Моя мама долго не могла смириться, все уговаривала простить тебя. То письма твои подкладывала, чтобы я их читала, то плакала и фото твое держала на виду. Потом все реже приставала с уговорами. И к моему новому кавалеру долго была непримиримой противницей. И только накануне свадьбы согласилась с моим выбором.
-О, да! Мы с другом собирались тебя выкрасть: приезжали к твоей маме на беседу, чтобы она помогла расстроить твою свадьбу, но она долго уговаривала меня не делать этого. Даже на колени пыталась встать, чтобы не позорил тебя. Раз уж решила выйти замуж за другого – твой выбор и что, мол, и тот откажется потом, и я брошу. Что так Богу угодно.
-Надо же! А мне ничего не сказала мама об этом.
-Так мы договорились. Я свое слово сдержал – отпустил тебя, хотя сопровождал весь твой свадебный кортеж чуть поодаль.
-Я видела вашу машину. И, кстати, думала, что непросто так ты рядом. И в мыслях говорила: «Хоть бы он не совершил такой поступок!»
-Да! Я хотел, чтобы ты была счастлива. Моя мама тоже уговаривала отступиться. Хотя, в глубине души обида говорила: «Вот подожди, счастье кончится, ты пожалеешь, что не за меня вышла замуж. И придешь ко мне просить прощения».
-Ну, зачем ты так думал! Все мысли и слова сбываются. Прошло столько лет и вот я одна. Дети есть, слава Богу, живы и здоровы. А, вот, с мужем – врознь. Как-то постепенно – и вот полгода каждый сам по себе. Я такой же и осталась: терплю, прощаю, а потом разом посылаю подальше – унижаться – не мое правило.
-Да, я зря так думал, может, потому и у самого жизнь сложилась подобно: женился только через двенадцать лет после тебя – долго не мог забыть. И жалел, что не выкрал тебя. А потом как-то побежала жизнь: один факультет закончил, параллельно учился на другом - так что за восемь лет – два диплома о высшем образовании. Отец умер от инфаркта, Лиза уже была замужем. Ну и я как-то сразу познакомился, через полгода женился, а потом дочка родилась. Тут перестройка грянула, многие наши рванули в Грецию, ну и я как все. Родственники там дальние есть. Но всего пришлось самостоятельно добиваться. Долго на ноги вставали. Жена в шубный магазин устроилась. Вот этот магазин и «съел» нашу семью. Как? Да очень просто: хозяин магазина увел Марику, жену мою: она заявила, что ждет ребенка от своего хозяина. Ну, я и развелся – ничего другого не оставалось. Так что дочка моя сейчас в разъездах – ей уже четырнадцать лет – то у мамы живет, то у меня. Я, конечно, уехал из Афин на Кипр. Вот прилетел на недельку-другую – заберу племянника – пусть помогает, я же теперь имею свой магазин, квартиру. Мама со мной там живет. Теперь и тебя увезу. Поедешь?
-Уже всё решил! Ну, орел!
-Так я уже однажды дал тебе свободу выбора. Хватит! Теперь решаю я, а ты слушаешься. Иди сюда, хватит готовить! Я лучше тебя съем!
-Сумасшедший! Адонис! Прекрати! Ну, хоть выключи плиту! Адонис! Адо!
-Элла! Элла!..
       Ели праздничный ужин холодным. Любовь, разлученная с нами когда-то давно, вернулась: та же и совсем не та! Горячая, сумасшедшая! И было все равно – день или ночь за окном – здесь с нами наша юность, наша недопетая песня. Она зазвучала, она запела! Никаких вопросов теперь – всё так ясно, всё решено нами еще тогда, а сбывается только сейчас. Мы вместе. Он – с другого края земли, но оба мы из прошлого.
       Удивительно! Он говорил, повелевал, а мне даже сопротивляться не было необходимости – он произносил вслух то, о чем я думала. И так каждый миг, словно мы одно целое – одинаково думаем, одинаково говорим.
       Затворничество наше продолжалось вторые сутки. Съели все, что завалялось в холодильнике. На следующий вечер решили пойти ужинать в ресторан. Круто! Я ж сто лет не была в таких заведениях. Да еще такой кавалер со мной! Ах, Адонис, тебя же прятать надо от женщин! Иду, как по льду – столько глаз на нас смотрят: мужчины – с интересом, а женщины – с ревностью. Понятно, каждая думает, что уж она-то рядом с таким орлом смотрелась бы куда лучше меня. Надо же, а у меня даже ревности не появилось.
       А Адонис крепко держит меня за руку и ведёт, как ребенка. Такой высокий, шикарный. Приостановился, посмотрел в глаза, поправил мне прядку на лбу и поцеловал в ухо, шепнув: «Моя!» И повел к столику. Как замечательно ощущать себя любимой на виду у всех. Такое чувство гордости и счастья!
       Адонис выбирал блюда сам, зная мои пристрастия. Ели, угощая друг друга. Ну, как детский сад! Зазвучала музыка. Танец кавказский. Оглянулись. О, ребята с Кавказа тут – наверно, кто-то из них заказал такую музыку.
-Пошли! Как раньше!
       И мы пошли танцевать. Как в прошлом. Не забыли. Мы были классной парой в танце в прежние годы. Видимо, и сейчас на нас смотрели оценивающе – мы оказались в центре, а вокруг нас танцевали мужчины. Адо очень гордился, как у нас получается танец – раньше он ничуть не меньше козырял этим. А тут - как павлин! С таким достоинством! Когда кто-то вслух сказал: «Вы танцуете, ребята, по всем правилам. Вы откуда?» Адонис также с достоинством ответил, что мы с Кипра, но родом из Сухуми. Кто-то оказался оттуда, спросил фамилию. И Адо тут же сказал, что мы оба одной фамилии. Так, без всяких колебаний, в один момент он сделал меня женой. Я попыталась заметить, что он как реактивный, на что Адо ответил: «Разве ты не согласна? Ведь мы подумали, и я решил! Точка!»
       Классно! Я смотрела на него и улыбалась. Он – моя половинка. Куда я без него! И тут он вслух произнес мою мысль: «Понимаешь, половина меня не сможет уехать, не сможет жить, потому что вторая половина меня – это ты. Не разрывай меня больше!» Я так замечательно себя чувствовала: вот оно, рядом – всё, что мне принадлежало раньше и снова мне принадлежит. Его рука, облокотившись на стол, ладонью прижалась к моей щеке: «Элла! Самая милая на свете!» Я вдыхала его слова, как будто это – воздух, это – пища моя. Я так соскучилась по его голосу, его словам, по его воле. Мне нравилось, как он повелевает.
       А танец был еще и еще. Довольные, мы вернулись домой за полночь. И продолжался наш медовый месяц, запоздавший на много лет, но прекрасный, неповторимый.
       А разговоров сколько! Мы обсудили много чего, наговориться не могли – двадцать лет молчания между нами. Говорили, говорили. Звонили маме на Кипр – та ахнула от неожиданности: «Доченька! Как же судьба тебя послала снова к моему сыночку!» Она так хорошо ко мне относилась раньше. Посочувствовала, что моей мамочки давно уже нет. Когда-то они общались.
-Ну, вот, сказал Адонис, - нас ждет мама, одна мама на двоих, да еще Лиза. Она то тут – то там.
       Назавтра мы отправились сдавать мои документы на загранпаспорт. Пришлось уплатить за срочность. Зато через пять рабочих дней паспорт будет готов. А пока мы делали турпутевку на Кипр для меня и для Никоса, племянника Адониса. Визы тогда не надо было. Зато побегали с разными проблемами, бумажками.
       Адонис носился, как на крыльях. Всё спорилось, всё ладилось! Лёгкий он человек, ни одного упрека, ворчания, если что-то вдруг не так.
       А ночь возвращала нашу юность. Он дарил любовь, он учил меня любви, он любил. Широко, безоглядно, щедро. И жизнь казалась такой безоблачной! Счастье неосознанное, как и солнце, когда восходит – так и должно быть.
       Думать не хотелось, во что превратилась жизнь моя за предыдущие полгода – крах, пустота. Сидела дома, как затворница – никого не хотелось ни видеть, ни слышать. Только подруга пыталась иногда привести меня в чувства. Вот так и существовала.
       И вот теперь, словно грань разделила прежнюю жизнь и новую жизнь. Мой любимый! Ты ждал своего часа. Берёг ту любовь, нашу, одну на двоих.
       Сумки собирала раз пять. Адонис сам проверял, чего же я складывала в них – тяжеленные. Как хороший контролер, половину решительно переложил в коробку из-под макарон:
 – Это оставляем здесь. С собой только один чемодан. Я все тебе там куплю. Там же лето круглый год, там все есть!
       Легко сказать! Для меня один чемодан – совсем ничто. Но я слушалась. Адо всё знает лучше меня. Ведь для меня это первая поездка за рубеж.
       Получила загранпаспорт, а турпутевки получим в Москве накануне вылета. Я переживаю, а Адонис – путешественник со стажем – спокоен.
       Ехали поездом до Москвы. Племянник у Адо – взрослый юноша, такой же высокий, красавец, похож на деда Кирилла, отца Лизы и Адо. Всю дорогу читал. Или же играл с дядькой в нарды. Меня воспринял безоговорочно: «Я, - говорит, - видел вас на фото вместе. Дядя Адо говорил, что Вы на время ушли из его жизни, но продолжение следует. Так что дядька всегда прав».
       Вот, оказывается, как! Адо был уверен в нашей встрече и продолжении нашей истории? Интересный он человек! Что планирует – всё исполняет, всего добивается.
       В Москве остановились у его родственника. Меня отрекомендовал безоговорочно – жена. Яннис даже поздравил нас. Ничего себе, упорство! Всё сразу и бесповоротно. Кто ж сомневаться станет!
       Но дома мы не сидели. Всюду Адонис возил меня с собой, куда бы ни ехал. И признался как-то:
- Я боюсь тебя потерять. Ты – сбывшаяся мечта, не отпущу одну никуда. И это наше свадебное путешествие длиною в жизнь.
       Как бы точнее выразить свои чувства? Это всё внушало надёжность, прочность, давало покой душе – тебя не предадут, всё это – навсегда. Ни в чем не сомневалась. Черта характера такая, что ли: доверчивость. Не ко всем, нет. Некоторых слушаешь – и делаешь вид, что веришь. А «лапшу» с ушей смахиваешь. Или сразу даешь понять: не трудись – не верю. А тут как-то улавливаешь то, что сразу говорит о серьезности, правдивости. Веришь – и всё.
       Мы бродили по улочкам Москвы, знакомым нам по книгам, по фильмам. Читаешь таблички: Петровка, Арбат, Маросейка, Чистые Пруды, Охотный Ряд и так далее. Ходили в Собор Казанской Божьей Матери. Молились за нас, за наше прошлое, за день сегодняшний и наше будущее.
       А в день вылета на Кипр, ранним утром, вместе молились в небольшой церкви и дали друг другу слово не расставаться никогда.
       День выдался чудесный в Москве – солнце, цветы. В аэропорту Домодедово я была впервые. Внушительное сооружение. И не было никаких задержек - вылетели вовремя. Обед, напитки. Комфорт. Адонис держал за руку и рассказывал что-нибудь из своих многочисленных путешествий. Показывал вниз и говорил, где летим – изучил уже маршрут. Но самое интересное, когда летели над Черным морем – оно сверху и есть черное. И нет ничего – только море до горизонта. И еще море. Потом красные крыши – это внизу Греция. А потом снова море – Средиземное – вода, вода, кругом вода. И вдруг внизу появляется оазис, и самолет заходит на посадку: прямо вдоль берега моря – посадочная полоса. Это Кипр. Загадочный остров. Что там ждет?   



                2 глава.

       Приземляемся в Ларнаке. Выходим в зал, а нас уже ждет какой-то родственник Адониса. Зовут его Аристос. Везет нас недалеко - чуть проехали центр города и уже дом. Но, оказалось, машина Адониса припаркована возле дома этого родича. Мы пересели в микроавтобус Адо, машина на десять мест, и поехали дальше. Он доволен, что всё идет в темпе, без задержек. А я верчу головой – всё неизвестное, всё хочется увидеть. Он улыбается и говорит, что всё это я увижу не раз, это наша земля, здесь наш дом, мол, привыкнешь.
       Едем из Ларнаки в Агия Напа. Это недалеко. Кажется, Ларнака только закончилась, а уже Напа. Туристическая зона везде. Даже деревушки вперемешку с комплексами отелей. Агия Напа – маленькие улочки, узенькие, сплошь отели, бары, таверны, магазины. Всё для меня было новым.
       Подъехали к одному из них – думала, Адонис хочет что-то купить, но оказалось, мы уже дома. Это его владение. Только вышла из машины, а из магазинчика навстречу спешит мама Адо и Лиза, его сестра. Мама обняла нас обоих: «Детки мои! Устали. Сейчас вас кормить буду». А Лиза, понятно, сначала сыночка своего обняла, а потом уже ко мне подошла: «Привет, невестка, - просто сказала, - вживайся, а то туристов скоро много будет. Раз приехала – не отпустим». И я рада, что не создают неловкости для меня, не носятся со мной, а словно я тут была недавно и снова вернулась.
       Адо сиял. Как он хотел, так меня и приняли. За столом хлопотала мама – сестра была в магазине. Мы ели вместе, а чувство – как будто так было всегда. Уютно, хорошо, я – дома. Никто не спешил с расспросами – подробности постепенно обговорим.
       Вечер тихий? Не тут-то было! Рядом таверна, а там дальше – парк с аттракционами, а с другой стороны кафе. И всюду музыка, а на смену дневному солнцу – звёзды. И красивые гирлянды освещения. Праздник всегда и везде.
       Мы поехали в центр города. Какие-то друзья, знакомые приветствовали нас, всем интересно – с кем это Адонис катается. И он им говорил, что я его жена, а ведь мы официально не регистрированы. Но это для нас временное явление. У него уже был план и всё должно произойти по плану. Адо такой, целеустремленный.
       Привез на берег моря. Здесь нет никого, только мы. Плещут волны, тихо шуршат. И наша любовь под звездами. Это и в самом деле рай на земле – остров Афродиты…
       Вернувшись, занялись с Адо бумагами: проверял документацию и объяснял, что я должна знать для начала в его хозяйстве-магазине. Какой товар, чего и сколько.
-Ты у меня еще учиться пойдешь на разные курсы. Ты должна знать не только кассу, но и бухгалтерию, и банковские дела, и компьютер, и автомобиль. Загрузил? Это сначала нелегко, постепенно всё узнаешь. Ты теперь моя правая рука, учись.
       И тут я поверила, что всё серьезно между нами. От переполняющих чувств лицо свое скрыла у него на груди – улыбка вперемешку с растерянностью и повлажневшими глазами. Адо понял, но ничего не сказал, а только шептал на ухо такое, что поплыли полки с товарами, светильники сквозь чуть приоткрытые ресницы превратились в радугу. И самый прекрасный мужчина дарил любовь…
       Деловой разговор перенесли на утро. Поднялись в комнату – так удобно – первый этаж – магазин, а второй этаж – жилые комнаты. Все уже спали. Мы прошли к себе. Хорошо! Сказочный остров любви, ты мне нравишься!
       А утро начинается рано, в шесть часов уже кто-то что-то делает. Недалеко за домом море, хозяин пляжа разносит и раскладывает лежаки – хлоп-хлоп – ведь некоторые туристы любят с утра пораньше, еще до завтрака искупаться в море. А по улице едет машина с подъёмником и человек, находящийся в нем, стрижет финиковые пальмы – щелк, клац. И в доме у нас женщины заняты – быстро убрать, завтрак приготовить – потом некогда будет. Быстро, дружно.
       Мама присматривается ко мне, как я приживаюсь к новому месту. Но мне ведь не семнадцать лет, я всё умею. Да и робеть, как прежде, незачем. В общем, вижу, мама, вроде бы довольна, и руки рабочие в семье необходимы, сидеть без дела не придется. Адо и Никос с утра побежали к морю – утренний заплыв – закон для них, к завтраку вернулись довольные собой.
       Пили кофе, вдыхая аромат. Бутерброды здесь почти не едят с утра, так, немного сыра Фета, сухарики, повидло, но всё чуть-чуть. И расходимся по делам, каждый знает свои обязанности.
       Лиза и Никос пошли ящики двигать на складе, что-то там перекладывать. Мама, как самая старшая, проверяет: нет ли где пыли – вытрет, что где упало – поднимет, разложит по местам – за нею порядок.
       Адонис повел меня дальше знакомить с документацией и хозяйством. В спортивном костюме мне легко и удобно, а он дразнится:
- Спортсменка, красавица, интересно – чья это жена? Вы не знаете?
Мама подошла ко мне, а Адо говорит ей:
- Не брать, это моя жена, а не твоя!
Она рассмеялась:
- Это ты посторонним скажешь! Тут всё мое: и ты, и жена твоя.
Такие вот шутки.
       Но «грузить» меня Адонис не стал чересчур. Надо было ехать за товаром – пока он отсутствовал, запасы были проданы, несмотря на только что начавшийся туристический сезон. И меня усадил с собой в машину. Повёз в какие-то деревни – там шьют, вышивают, там делают вино, а в другом месте – гончары. Магазин для туристов продает всё: тут и парфюмерия, и сувениры, и бутылки с кипрским вином, и платки, купальники, шлёпанцы, зонты, а также кое-что из продуктов – то, что не требует особых условий хранения. А по дороге рассказал, что хочет расширить свое владение: поставить штук пять-шесть столиков и продавать легкие закуски, кофе, напитки, мороженое. Дальновидный он! Хозяйственный.
       Приехали в одну деревню. Пока Адо разговаривал с кем-то из жителей, я решила пройтись немного по улице, посмотреть, и заметила, как разглядывали меня несколько местных мужчин. Что тут было! Адонис догнал, взял за плечи и, глядя прямо в глаза, четко произнес:
-Без меня ни шагу! Всё в этой жизни для тебя, всё! И только одно условие – без меня ни шагу. Только со мной. Это всё.
И отпустил. Я заметила в его глазах ревность и еще что-то непонятное. Никогда не видела таких глаз у него! Собственник! Слышала, что некоторые мужчины из ревности даже из дома своих жен не выпускают. Ужас! Даже не ожидала, что невинная прогулка тоже повод для ревности. А какие при этом глаза! Смотрел и убеждал глазами, что шуток тут быть не может. Но, если честно, это придало такое чувство своей защищенности. Тут ты привязана намертво. Возможно, я еще не очень прониклась осознанием того, какие ограничения моей свободе грозят. А зря.
       Приехав в другую деревню, я уже никуда не ходила. За двором паслись козы с козлятами. Я остановилась, гладила козленка, держала его на руках. Как щеночек, маленький, шустренький. Повернулась уходить к дому, где был Адо – какой-то мужчина на машине остановился и стал что-то говорить и так быстро, но, увы, его диалект мне был непонятен. Пытаюсь идти к дому, а этот человек за мной едет и не отстает. Тьфу ты, привязался! Я к воротам, а из ворот Адонис и к этому, блин, товарищу. Уж не знаю, что они друг другу сказали, но мужик дернул – только пыль вслед, а Адо молча, взял за руку и больше не отпускал от себя. Лишь глянул так, что я уж и сама всё поняла – тут всему голова – мужчина.
       Ездили куда-то за сувенирами. Мне так сразу запомнить невозможно, где мы были. Только вникала, какой товар нужен. Больше не отставала от Адо ни на шаг – мне эти местные заморочки пока не знакомы. Зато как он смотрел на меня! Доволен.
       Возвращались – машина забита товаром. Но дороги тут хорошие. И машина идет ровно, да и новая еще.
       Дома вместе разгружали коробки – они не тяжелые, аккуратненькие. И носить тоже надо бережно – есть сувениры хрупкие, вазы, например. Вообще, всё здесь принято делать вежливо, даже товар носить – разобьешь – себе же в убыток.
       Когда всё разложили, можно и отдохнуть. Тут сиеста – святое дело: от обеда до вечера все учреждения, магазины закрыты – жара – все отдыхают.
       Мы быстро смыли с себя усталость под душем. Адо молчал, смотрел в глаза, но я видела, что в нем еще кипит ревность, пусть и не так, как накануне. Его губы, сильные, сладкие, горячие. Как ты прекрасен, любимый!
       И вот к вечеру работа продолжилась в магазине. Я рассматривала стеллажи, на самом деле вникала: где что лучше разложить, куда и как поставить. Покупателей Адонис сам  обслуживал, а я только наблюдала.
-Всему свое время, - сказал он, - это не сложно, только привыкнуть надо. Это все твое, теперь это и твой дом, а хозяйка у себя в доме всё знает сама.
       Вечер. Поздно. Пошли искупаться. Так приятно войти в море после жаркого дня. Но мы быстро. Адо говорит, что лучше утром в море купаться. Прошли по ближним улочкам. Нас зазвал на минутку один знакомый Адониса, а просидели, наверно, час. Познакомилась с его женой. Ее зовут Нора. Неплохая женщина, сказала, мол, если какой вопрос или просто пообщаться, приходи без стеснения. Здесь все работой заняты, но минутку найти можно, когда народа не очень много. Наши мужья дружат, даже друг другу советами помогают, вот и мы тоже подружиться должны – мы же их помощницы.
       Я для себя сделала вывод, что нужно присматриваться и брать пример с окружающих. Адо ничего не говорил, но смотрел теперь за мной пристально – только рядом.
       Мы полуночники, домой возвращаемся, когда все спят. И так хорошо и уютно рядом с таким мужчиной. Спокойный и горячий, свой, самый-самый. Засыпаю у него на руке, просыпаюсь – как в норке – его руки держат меня. Отпусти, я ведь прирасту к тебе, так и будешь носить. Адо, Адо!..
       А наутро было воскресенье. В выходной Адонис подрабатывал – магазины не работают, и он возит туристов на экскурсии на весь день. Так что мы быстро отправились
Из дома в Ларнаку  в отели - там сбор группы. Забрали десять человек, так как в микроавтобусе столько мест для пассажиров, и поехали. Туристы русскоговорящие. Адо рассказывал им о Кипре, обо всех особенностях. Снова мы оказались в деревне, в которой изготовляют изделия из серебра: цепочки, вазы, иконы, украшения, а также шьют и вышивают скатерти, салфетки, наволочки, в том числе, знаменитую снежинку – она и на кипрской лире изображена. Тут женщины рукодельницы. Здесь всех угощали кофе и вином, каждый турист покупал на память какое-либо изделие. Это деревня Килани. Адонис, оказывается, очень много знает о жизни здесь, на Кипре.
       Потом мы поехали к его знакомому. Йоргос – хозяин небольшого винного заводика. И вот они вдвоем проводили дегустацию вин для туристов. Перед нами была группа из Германии – по речи понятно. Когда мы вошли, то увидели захмелевших и мужчин, и женщин – конечно, как не захмелеть – сортов пятнадцать вин выставлены на стол. В каждый стаканчик Йоргос и Адо наливали грамм по десять каждого сорта, а всё вместе получалось немало, так как добавляли еще, если просил кто-либо. Потом туристы выбирали и покупали понравившиеся сорта. Неплохой бизнес! Учусь считать доход. Адонис не пил, он весь день за рулем, по горным дорогам.
       Фотографировала всё, что привлекало. Со мной хотел сфотографироваться хозяин заводика, но Адо тут как тут: «Э, Йорго, это не туристка – не строй глазки, это моя жена».
Окружающие услышали. Браво! А то, смотрю, некоторые туристки не прочь глазки ему  построить! Во мне тоже ревность сидит, только я глазами не сверкаю, как некоторые. Нет, сверкнула! Зыркнула! Наповал! Адонис, словно, огня хлебнул – увидел и расхохотался так счастливо! Что ли, понравилось? Взял за руку и повёл к машине, усадил, словно я сама не в силах. Ах, ах!
       Все туристы на местах и мы снова в пути. Адо сказал, что едем далеко, а чтобы не укачало после вина, будем петь. Пели российские, а точнее, донские песни, так как вся юность наша прошла в Таганроге – он там учился и жил с родителями последние годы. Так что «По Дону гуляет» и «Чернобровая казачка» - ностальгия. Пели все. Получалось дружно. Пассажиры с завистью говорили: «Хорошо вам, ребята, в раю живете!»
       А тем временем приехали в одно очень интересное место, называется «Водопад Афродиты». Туристов много – одни автобусы приезжают, другие -  уезжают. От стоянки спустились вниз. Возле водопада прудик – вода ледяная. Но всем говорят, что если искупаться – помолодеешь и сохранишь красоту. Якобы тут чудеса такие. Народ, оказывается, верит в это – купались там и англичане, и испанцы, и еще из каких стран – не знаю, но даже по одежде видно, что со всего света. Например, у мусульманских женщин закрыто всё, разве что лица и кисти рук видно, а индийские – в сари, африканцы – в ярких пёстрых одеждах.
       Дальше дорога пошла в горы – Адонис повёз всех в знаменитый Киккосский монастырь. Всё выше и выше. В горных деревеньках тоже что-то продавали местные жители, только это всё сладости – орехи разные, варенье, лукум, вино, поделки какие-то.
       В некоторых местах вдоль дороги обрушились столбики – это след последнего землетрясения – тут, оказывается, это частое явление – каждые полтора – два месяца трясет, но строения не разрушаются. Боже мой! Это еще половина поездки, а столько узнала.
       Взобравшись к самым облакам, на вершину, увидели монастырь, очень строгий мужской. Одежда наша должна прикрывать и плечи, и колени, а женщинам покрыть и голову. Нам велели не стучаться в кельи и не открывать их, так как они закрыты – в них молятся монахи. Стены расписаны сюжетами из Библии. В храме тихо. Туристов из России здесь уважают – тоже православные, да и какие-то русские церковные владения тут есть. Поэтому россиянам позволено проходить к иконостасу и целовать иконы, а другим только до ограждения можно подходить.
       Мы с Адо прошли к служителю, держась за руки, зажигали свечи, читали молитвы. Лицо на иконе Киккосской Божьей Матери прикрыто от наших глаз – только руку видно и нижнюю часть иконы. В этот момент вошел Высший сановник храма – это считалось благодатным знаком. Значит, должно исполниться то, что мы задумали.
       Еще осматривали музей при монастыре. Уже сев в машину, туристы долго обсуждали всё увиденное. Впечатления самые необычные. А мой супруг, так я стала называть Адо после монастыря, продолжал рассказывать пассажирам о Кипре. Мы ехали в ресторан обедать, многие намекали, что пора бы. И только приехали – тишина. Все такие голодные и уставшие, что не до разговоров. Небольшой отдых после обеда и снова в путь.
       Теперь все удовлетворены, поездка понравилась. Адонис включил в поездку посещение Агия Напа. Рассказывал миф о Напе, показал молитвенные катакомбы, где скрывались христиане от завоевателей. Побродили туристы по парку, по магазинчикам, в том числе и  в его магазине что-то покупали, хотя и не говорил, что это он хозяин. Адо здесь уважали, ведь он привозит покупателей. А это доход, ведь тут многие живут, зарабатывая в туристический сезон. А когда нет туристов – нет работы, нет заработка. Такова здесь жизнь.
       Отвезли путешественников в отели в Ларнаку и уже поздно вечером вернулись домой. Все в доме уже спать легли. Мы очень устали. Быстрее в душ и спать. Нет, не спать. Я люблю тебя! Сегодня я столько узнала о тебе. С новой стороны увидела моего Адо. Боже, какой золотой слиток мне дарован судьбой! Слышишь! Я люблю тебя! Хочу всегда засыпать и просыпаться рядом с тобой, чувствуя твой запах. Адо! Адонис! Цветок мой неповторимый! Адо сходил с ума от моих слов. И сам сводил меня с ума…




                3 глава.


       Работа в магазине, скажу я вам, не семечки грызть. И туристов море! Это, конечно, хорошо, заработок. Помогала, как могла. Да и в доме дела, уборка, стирка, готовка, работа с бумагами. В общем, с утра до ночи как белка. Когда появлялась возможность, а это редкость, мы уезжали из дома, оставляя хозяйство на маму, Лизу и Никоса.
       Как-то раз Адо с другом возили меня на ловлю осьминогов. Занятие своеобразное. Их  ловят на крюк, но они чаще соскальзывают. Много времени провели в море. День был жаркий. Мне удача улыбнулась лишь раз, поэтому я подбадривала мужчин, как на футболе, скандировала: «Шайбу! Давай! Держи, держи! Осьминог, осьминог! Ура!». Ребята хохотали над моей выходкой, но не выказывали недовольства. Наловили прилично. А какое вкусное блюдо из осьминога – плов! И еще меня угощали морскими ежами – подобие икры выковыриваешь из-под иголок и ешь. Как бы ничего, на любителя.
       А еще Адо возил туристов на представление с танцующими фонтанами. Ну, и меня с собой взял. Такое чудо эти фонтаны! Под музыку, с подсветкой. Люди сидят за столиками, едят, пьют и смотрят на чередование цвета и формы водяных струй: красные, желтые, оранжевые, голубые, сине-зеленые и еще какие-то непередаваемые оттенки.
       Адонис для меня – авторитет номер один. Мне неинтересны окружающие мужчины -   свой - настоящее сокровище. А его ревность? Да, да, ревновал и зорко следил. О!
       Море, солнце, воздух, здоровая пища сделали свое дело - я загорела, похудела, даже волосы чуть выгорели. Курортные места – кружат вокруг мужчины, как мухи. Тут как-то пришла Нора, и мы пошли к ней домой, а по пути забрели в магазин женского белья. За нами какие-то дяденьки топают, ну и ля-ля. Я молчу, Нора тоже ни ха-ха. Идем мы, а они чуть за руки не хватают. Уговаривают так, что ли. Или людям жить скучно без приставаний – зовут покататься. Размечтались! А Адо тут как тут, словно вычислил, или следом шел – за руку и в машину. Муж стал отчитывать меня, мол, я, говорит, тебя к дому прикую. Я даже оправдываться стала, и Нора тоже поддержала, что нам теперь, из дома, что ли, не выходить. Да глупости это! Только Адо и слышать не хочет ничего.
- Да ты что, - говорю, - я же совсем взрослая, даже слишком.
- А вот этого мне не говори. Я знаю, что делаю. И вообще!
- Игры какие-то! Надо ж так ревновать! Сидеть возле мамы, что ли! Прям хоть носок вяжи, один, большой, длинный. Так же с тоски можно умереть!
       А мама вздыхает:
Его отец такой же был, и Адо боится тебя потерять, не обижайся.      
       Да кто обижается! Я человек своенравный – если мне что-либо запрещать – буду делать наоборот. Совсем перестала слушать. Только и сказала, что меня в клетку не посадишь – уйду. А бояться ему нечего – мне нужен только он. Это другие для меня - ничто. Смотрел в глаза, так пристально, так внимательно. И сказал то же, что и раньше:
-  Не разрывай меня! Даже представить не желаю, что к тебе прикоснется кто-то другой. В этом моя слабость – только моя. Понимаешь?
        И всё. Я и не пыталась его провоцировать. Что делать, это его «больное место» - ревность. 
       Как-то пошла к Норе по делу. Было время к вечеру. Прошла квартала два или три. И опять какой-то мужик прицепился. Черт возьми, паранджу, что ли надеть! Что такое, мёдом меня намазали? Или они тут все такие зацикленные? Да иди ты! Я так разозлилась! И душно так. Голова кружится, сил нет. Август, жара чуть не сорок. И в глазах потемнело. За что-то схватилась руками. Вот незадача – совсем рядом дом Норы, а не могу дойти.
       Открыла глаза – Адо. Несет на руках в дом Норы.
- Что с тобой? – испуганно спросила Нора.
- Не знаю, шла к тебе.
- Я вижу, как ты шла, Адо тебя на руках принес.
- Да, а ты как рядом оказался? – спрашиваю супруга.
- Да я тут мимо пробегал. Вижу, женщина качается, - пытался пошутить Адо, но взгляд взволнованный.
- Да ладно тебе, качается. Голова кружится.
- И давно это с тобой?
- Ну, отпусти, мне лучше. От жары, наверно.
       Оказалось, Адонис увидел, что я вышла из дома, решил пойти следом. И не зря – подхватил, когда сползала вниз, держась за дерево. Кстати его ревность пришлась. Мы пошли назад, домой. На нас смотрели с любопытством те, кто видел, как Адо нёс меня. Дома велел лечь. Испугался.
- Может, - говорит, - ты не высыпаешься? Может еще что? Или жара так подействовала?   
        Мои руки держали его голову, пальцы бродили в волосах, а губы нежно целовали любимого мужчину.
- Неужели не догадываешься? Всё очень хорошо, Адо! Это сам знаешь что. Ну же, подумай лучше!
       Замер! Замер! Оцепенел от неожиданности. Или от ожиданности?
- Любимая, любимая! Самая любимая на свете.
       И то ли рай спустился к нам, а то ли мы взлетели к небу…
       Нет, все сказанные нами слова – только для нас двоих. Нет, для нас троих. Понятно? Малыш, маленький-маленький поселился во мне. Такой маленький, что трудно представить, ведь он только-только образовался. Кто ты? Мальчик? Девочка? А мы тебя уже любим. И разговариваем с тобой. Какой замечательный у тебя папа! Слышишь, детка, как он радуется тебе! У твоего папы такие большие руки – он будет носить тебя на руках, как самую большую драгоценность. Он у тебя такой солидный. Вон уж, сколько седых волос, а глаза – словно ночь. И такие красивые. И внимательные. И любимые.
       Мне запрещены все тяжести. Запрещены отрицательные эмоции, яркое солнце. Разрешено всё, что хочу. Хоть звезду с неба! Но я так высоко не прыгаю. Адо – само внимание, всегда рядом. Едем куда-нибудь, ведёт машину – не качнет, ну разве чуть. Носится со мной, даже неудобно как-то. Идиллия сплошная. Но он не сдается и говорит, что мы ребенка вместе выносим.
- Да? Простите, это как? Я – его, а ты меня носить будешь?      
       Но никто не дразнил его и не подшучивал. И мама, и Лиза знали, как Адонис хочет сына. Это его мечта, так сказать, цель его. Он и племянника любит, как родного сына. А тут свой! Надеемся, что так и будет. Так что все спокойно реагировали на заботу обо мне.
       Даже приехавшая к нему дочка Лиза не демонстрировала свое право на отца. В этой семье сплошные Лизы – сестра Лиза, дочь тоже. Она лишь заметила, что у нее есть братик Яннис, ребеночек мамы от второго брака. Вот бы, мол, и у вас родился мальчик, сыночек папин. Хорошая девочка, ей четырнадцать лет, а выглядит совсем деткой, хоть и высокая, как тростиночка. Как-то пошли с ней в магазин, она купила для меня кассеты с музыкой на свой вкус – Ванди, Ремос и другие. А дома сказала:
- Не обижай моего папу, ладно? Он очень хороший. И любит тебя, я знаю. Я очень буду любить и твоего с папой ребеночка, и твоих детей буду уважать. Только папочку жалей.
       Вот такое откровение. А голос грустный. Она переживает за папу. Скучает по нему очень, когда находится с мамой. Я прекрасно её понимаю. Как тут обидишься.
       Однажды Адонис повез нас в аквапарк в Лимассол. Да, для детей здесь всё так продумано, так интересно. И родителям есть чем развлечься, так же, как дети, плещутся. Особенно интересны «рукава»: как в мешке, несешься по ним по воде и выскакиваешь на свет и плюх вниз в бассейн! Визг стоит. А еще есть бассейн, имитирующий морскую и океанскую волну. Круто! Нравится всем. Лиза с Никосом  из воды выбираться не хотели, лишь проголодавшись, сходили в кафе и снова в воду.
       Я и в самом деле в раю. Не зря говорят, что если есть рай на земле, то это Кипр. Греческая музыка, песни, танцы – само наслаждение. Душа в такт поет, живет этими ритмами. Всё, чего хочется – всё есть: любимый мужчина, дом, даже с мамой повезло. Ну, скажите, часто ли о свекрови говорят, что это самая замечательная мама на свете? Мне повезло! Даже моя мамочка, наверно, не слышала от меня таких ласковых слов, какие слышала свекровь, многих слов признательности от меня – она умерла, когда мне был всего двадцать один год. Но с небес она молится за меня, Бог слышит ее молитвы и заботится обо мне…
       Состояние становилось хуже – тошнота замучила – ни есть толком, ни пить, даже сок. Мама давала какие-то сухарики, фрукты, Адо приносил откуда-то непонятные деревенские снадобья – становилось легче от одних, а на другие смотреть не могла. Только ночью он скармливал мне что-нибудь подходящее. Буквально уносил к морю, но это даже помогало – купание в теплой морской воде бодрило, отступала тошнота. И я могла подарить любимому так необходимые нам ласки, чувства. А днем бродила иногда по дому как тень. Но Адо всячески старался отвлечь, помочь. Даже притащил какое-то «пойло», иначе не назовешь этот отвар – смесь то ли трав, то ли еще чего – лучше не знать, а то и в рот не возьмешь. Глаза закрою, нос закрою и быстро глотаю. И что интересно – помогает! Муж ту знахарку, наверно, озолотил, так как каждые два дня бегал к ней за снадобьем. Но зато я кое-как ела и пыталась помогать по дому. Адонис говорил, что самая большая помощь – не болеть. Вот и получается, что мы в переносном смысле вынашиваем малыша вместе.
       Самочувствие улучшалось. Попыталась отказаться от «пойла», но без него снова стало мутить. А с этой гремучей смесью очень даже ничего. Кто к обеду винцо пьет, а я своим «бренди» причащаюсь. Что ж туда намешивает знахарка? Приходилось слышать о разных странных составляющих, но лучше не думать.
       Сдала анализы, какие-то снимки делали, ультразвук. Адо как нянька – всюду со мной ходил. Только витамины принес, а так все нормально. Успокоился. Мы с малышом чувствуем себя нормально.
       Туристы, бродившие толпами, постепенно разъезжались. Сезон заканчивался. Лиза, дочь Адониса, тоже улетела в Афины к маме.
       Мы с мужем решили лететь в Россию – дела. Снова оставались мама и Лиза, А Никос тоже оставался, всё же мужчина.
       На Кипре еще тепло, а в России осень к зиме повернулась. Долетели нормально. Вот и снова мы в доме Лизы. Её старший сын живет здесь. Так что и тут у нас семья.
       А вот мои дети не захотели общаться с Адо. Для них существует только их отец. Но и неволить их никто не собирается. Тут уж как получится. И меня не дергали на тему ребенка. Ладно, время покажет.
       А пока надо заняться другими делами. Самое полное обследование, ведь не двадцать лет, а значительно больше и беременность – риск во всех отношениях. Чего только не придумали врачи обследовать, как космонавта. С ума сойти! В основном удивлялись, мол, зачем вам нужен ребенок! Это кому как! Почему некоторые люди считают, что уж они то всё лучше знают, а другие были крайними при раздаче разума. Своими бы проблемами занимались!
       Мы упорно шли к цели. Анализы практически нормальные. Даже поахали в консультации некоторые: «Дает же Бог людям здоровье!» Тьфу ты! Не сглазили бы! Суеверной становлюсь.
       Параллельно пошла на курсы, краткосрочные конечно. То бухгалтерию изучала, всякие тонкости банковских документов. Даже на водительские курсы пошла. Адо еще на Кипре учил водить автомобиль, но там движение левостороннее, сложно было. Так что азы изучала здесь, теория, теория. А вождению учил Адо, каждый день. Так я стану ему помощницей во всем. Мы решили, что на время беременности не стоит расслабляться. Я человек энергичный, получается всё и ладно. Под лежачий камень вода не течет. Много ходили, ведь надо иметь крепкие мышцы, сосуды, связки, а при ходьбе это все укрепляется. Мне надо быть здоровой. Мы с Адо были довольны, наших сил и выносливости хватит для того, чтобы вырастить ребенка.
       Заканчивался год. Завершались мои последние курсы, по частному предпринимательству, юридические аспекты. Там, на Кипре может и другие порядки, но основы практически везде одни и те же. Да, серьезно за меня взялся Адонис. Какие уж тут сомнения. И ревность его немножко поубавилась.
       Мы снова вылетели на Кипр. А тут тепло, нечто среднее между весной и летом. Дожди. Но все равно солнечных дней здесь значительно больше, чем в России, тут дождь – редкость.
       Сестра Адониса, Лиза полетела к старшему сыну в Россию, а Никос пошел работать куда-то на стройку. Туристов практически нет.
       Адонис решил сделать ремонт в доме, но в основном, расширить магазин и поставить столики. Я тоже помогала, насколько это было возможно. Заложила в компьютер необходимые данные по магазину, проверяли вместе все бумаги за год. Учет, отчет.
       Мама занималась кухней. Наша семья жила дружно. Да и что тут делить! Всё ведь хорошо. Она переживала за всех, заботилась. Каждый вечер обходила дом со свечой, молилась, ходила в церковь.
       Вот уж и маленькая наша кафешка готова. Рукастый ты парень, Адо! Всё умеешь.
А как старается. Ведь теперь у него будет сын, которому отец оставит всё, что у него есть. Так у каждого родителя, если он с головой.
       Местный врач снова сделал ультразвуковое обследование: мальчик. Как и в России определили. Адонис сиял, но напускал такую важность, серьезность – у такого мужчины иначе быть не может.
       И снова в полет – за месяц до родов супруг вдруг засобирался отвезти меня на роды в Россию, в клинику. Сказано-сделано. Оставалось до родов недели три. В самолете спала, выпив на всякий случай успокаивающие лекарства. Проснулась, когда самолет садился.
       Из аэропорта нас забрал тот же родственник. Янис. Жить мы будем пока у него. Всё же хорошо, когда семейство многочисленное.      




                4 глава.


       В последние недели я стала такая кругленькая, не то чтобы ела много, просто с маленьким ростом да с животом – иначе не скажешь – колобок. Как Адонис переживал! Это видеть надо. Словно сам рожать собирается и не знает, как лучше это сделать. Водил гулять каждое утро и вечер. Уже весна, но тут еще холодно. Это вам не Кипр. И снег вдруг летит – заблудился, по календарю весна не приходит, а плюс с минусом иногда путает.
       Вот в один из дней и мы с малышом заблудились по срокам, нам бы еще дней десять не появляться в роддоме, но малыш вдруг засобирался и быстренько так  - схватка за схваткой - и родился маленький Адонис – так похож на папу, только имя у него Одиссей, как у прадеда. Он путешественник – с Кипра в Россию и снова на Кипр. Папа еле дождался, пока его пропустили в палату. Держал сына, как солнце над миром поднимал. Глаза влажные, но счастливые. Волнуется. Встал на колени: «Это наша любовь! Это наше счастье! Это наша жизнь! Я люблю вас!» Он такой, чувствительный. Малыш улыбался во сне. Зачмокал губками – хочет есть. Адонис смотрел, как Одиссей в первый раз в своей жизни ест: серьезно, сосредоточенно обхватил губками сосок и потянул так, что искры из глаз. Супруг не отводил взгляда от малыша, как бы помогая ему есть, даже сам губами пошевелил, словно определяя, верно ли делает это сынок. Вот он, долгожданный наследник. Сейчас всё для него, для его здоровья и роста.
       Адонис и не уходил бы, если б не врачи. Выпроводили его, нам ведь надо отдыхать.
Уж как ему удавалось получить разрешение, но два раза в день его пропускали в палату. В белом халате, даже бахилы какие-то на ногах и штаны бледно-голубые. Стерильный весь. Залетал в палату и прямо к малышу. Видел, что всё в порядке и успокаивался. Поздний ребенок самый драгоценный, да еще такой долгожданный. Я смотрела на это маленькое чудо и понимала, что в нем теперь вся наша надежда.
       Выписывали нас на шестой день. Мы выдержали экзамен, малыш. У нас крепкие гены. Адонис держал сына и никому не давал даже подержать. Ах, ты какой жадный, собственник! Ау! Ты не забыл, что это я его мама? Шутка. Сын только у него или у меня на руках. И больше что б никто даже не дышал на него! И не смотрел!
       Комната, которую нам выделили родственники, была под бдительным надзором нашего папы. Боже мой! Диктатор! Всё по правилам, хоть руки показывай, как в детском саду, что ладошки вымыты. Сам следит за пеленками, за подгузниками, сам пеленает, сам купает, а я только помогала. Кисти рук у Адо крупные, так что малыш на двух ладонях отца лежал надежно. И меня заставлял правильно питаться. Хорошо, конечно, такая опека, зачем ворчать. Он все в жизни делает обстоятельно, надежно. И мне спокойно. Это и есть быть за мужем, как за каменной стеной.
       Ночью вставал посмотреть, как себя чувствует малыш, слушает его дыхание.
- Адо, спи, пожалуйста. Я позову тебя, если необходимо будет. Я же грудью кормлю, а не ты.
Но ночи через две стал уступать. Прижмется и спит. А когда я встаю к малышу, только поднимет голову, посмотрит и спит дальше. Ну, а когда ребенка кормить не надо, то сам занимается, а мне дает возможность отдыхать. Пока есть такое время, когда работа наша далеко, как и дом, мы вместе в заботах о малыше.
       Стали выходить на прогулку с Одиссеем. Адо несет сыночка, а я рядом. Папа ему говорит что-то, бормочет, меня не слышит. А это малюсенькое создание смотрит, словно понимает. Только засыпает быстро. Тогда муж вспоминает обо мне и рассказывает, о чем только что беседовал с сыном. Как-то я услышала, что же папа сообщает малышу: как он его любит, какая прекрасная у нас земля – наш остров Кипр, какой ждет его дом и всё в том же духе. Как он счастлив, что сбылась его мечта о сыне! И как каждый отец внушает своему сыну с первых дней, что живет только для него, наследника. Это закон природы – оставить потомство после себя и передать всё, что сам умеешь. Продолжение рода.
       Время шло, надо было возвращаться домой, к себе на остров. Приехала Лиза, сестра Адо. Также обрадовалась рождению племянника, братика своего поздравляла, а меня хвалила и благодарила, что сделала Адониса счастливым. Так ведь и он сделал меня счастливой.
       Мы все вместе полетели на наш прекрасный Кипр. Малыш перенес полет вполне прилично. Конечно, мы предприняли все необходимые меры, ведь при взлете и посадке закладывает уши, нос, и рекомендации врача старались исполнить, чтобы облегчить малышу самочувствие. Ведь ему еще только месяц. Риск. Но у Адо даже мысли не было, чтобы оставить нас так далеко от него. Во время полета держал малыша. Он очень заботливый отец. А оставаться дольше тоже нельзя, там работа, сезон туристический начался, там мама и Никос вдвоем, им нелегко. А ведь эти деньги, этот доход кормит семью и в те месяцы, когда туристов нет и заработка нет.
       Встретил нас тот же Аристос, как и год назад. Поздравил, но позволено ему было только сумки нести. Малыша увидел и хватит. Придешь на Вафтис. Строгий наш папа.
В Агия Напа нас отвез сам Аристос, потому что машиной Адо пользовался Никос, а приехать за нами не смог – работы много.
       Мы подъехали, а никто не выходит к нам. В магазине туристы. Адонис, держа на руках Одиссея, понес его в магазин, говоря громко:
- Входи, сын, это всё принадлежит тебе! Ты здесь будешь хозяином!
       И его услышали все, кто был в магазине, с уважением смотрели на него. Подошла мама и наклонилась к внуку: «Добро пожаловать, главный человек в нашем доме!» Потом уже с нами поздоровалась. Но работа – не отойти. Никос подбежал, поприветствовал малыша и за работу. Мы поднялись наверх, в дом. Можно отдохнуть. Жарко. Привыкай, малыш, здесь лето круглый год.
       Вот так и рос наш маленький Одиссей на своей родине, на своем прекрасном острове с мамой, папой, бабушкой, тётей и двоюродным братом. Развивался нормально: аппетит отменный, в весе и росте прибавлял хорошо. Мы выходили гулять по берегу моря. Здоровый морской воздух, свежий. Начиналась летняя жара, гулять лучше было вечером, когда у нашего папы появлялось свободное время. Он разговаривал с сыночком, что-то ему рассказывал. Это его друг, его продолжение. Я его не перебивала, мне нравилось, как Адо общается с сыном. Рассказывал ему, какие у нас планы, что еще хочет сделать, о своей прежней жизни. Даже стихи ему нашептывал. И малыш, словно понимал все эти исповеди, молча смотрел на папу, слушал и засыпал.
       Попробуй сказать, что малыш не понимает ничего! Для него сын самый умный и понимающий ребенок на свете. Конечно, это у всех родителей так – свой малыш лучше всех. А у Адо сын заменил всех друзей, каждую свободную минуту проводил с ребенком.
       Бабушка наша как-то вникала в процесс забот о малыше, но так, символически. Это мое мнение. Или я ошибаюсь. Подержит на руках внука, скажет ему несколько фраз и всё, долг вежливости исполнен. Наверно, устала, и возраст. Хотя я ожидала большей привязанности. Ну да ладно, сдержанность ее в чувствах к ребенку ее же личное дело.
       А маленький Одиссей будто доказывал, что он такой замечательный, в два месяца был уже шестьдесят восемь сантиметров ростом, правда, родился он пятидесяти девяти сантиметров длиной. Весь в папу – Адонис высокий. И смотрит как папа, внимательно, словно говорит глазами. Отец влюблен в своего сына так, что передать трудно. Ночью сам вдруг проснется и к малышу – посмотреть, как он лежит, как дышит. Утром не уйдёт, не поцеловав его. А когда мы спускаемся вниз в магазин посмотреть, как работает наш папа – даже будучи очень занят, все равно внимание сыну: «Ну, как, Одис, ты пришел проверить, как работает папа? Хочешь помочь?» И малыш как будто отвечает: «Угу, гу». Отец суетится, работается ему легко, ведь жизнь радует его каждый день уже тем, что в нашей семье всё хорошо.
       К нам прилетела Лиза, сестричка нашего мальчика. К братику подбежала, заулыбалась: «Папка, это же ты маленький! Он так на тебя похож!» На руки взяла и, как отец, разговаривает с Одисом, да таким голосом! Слеза прошибает. Например:
- Братишка! Ты вырастешь и станешь, как папочка наш, красавец, высокий, стройный. И умный, как папа. Мы будем с тобой дружить. Я теперь буду жить с вами, заботиться о тебе.
      Отец краем уха услышал эти слова. На глаза, видимо, слезы навернулись – прикрыл их ладонью и, отвернувшись, быстро вышел из комнаты.
      Его любила дочь. Она сказала Адо, что хочет переехать жить к нам, чтобы не расставаться с братиком. Что мог сказать отец? Отказать? Девочка станет ревновать, что, мол, папа теперь больше любит сына. Я  не могу быть против этого  – обидится. Этот вопрос она должна решать с мамой и папой, а я буду рада ее помощи. Только мама ее убедила, что заканчивать учебу в школе надо в Афинах, чтобы поступить потом в университет. Девочка долго сопротивлялась, все лето жила у нас, занималась с Одиссеем, помогая мне и папе. Я, естественно, присматривала за ними – Лиза еще ребенок, хоть ей уже и пятнадцать лет. А для меня сыночек это всё, это весь мир, это жизнь моя, это любовь моя.
       В четыре месяца малыша стали дёсенки беспокоить, чешутся, а зубкам еще рано появляться. Кусает папе ладонь, да и всем, кто на руки его берёт. И уже в пять месяцев появились внизу два зубика. Адонис рад, что всё отлично. Вот и ползать хотим – карабкаемся по полу – что ты – как старается, но пока на месте.
       А к осени Лиза засобиралась к своей маме в Грецию, соскучилась, да и каникулы закончились. Здесь ей рады, но дом ее там, где мама. Отец любил свою дочь, она его первый ребенок. Поэтому общался с сыном, не  забывая о Лизе.
       В шесть месяцев Одиссей понемногу ползает, сидит. Во время кормления держится обеими ручками. Волосики с кудряшками. Ангелочек мой! Купание его любимое занятие. Папа сам садится в ванную, сажает ребенка на колени и брызги во все стороны. Счастливы оба. А в море еще больше нравится плюхаться. Это что-то! Плавать точно начнет рано. Жалко, вода хоть и теплая, но для такого малыша, наверно, уже не сезон морских купаний. Адонис тоже сомневается, не стоит рисковать здоровьем ребенка. Он у нас ни разу не болел. Тут, конечно, климат не для болезней, но все равно.
       Вафтис – это крещение по-гречески, наречение имени. Событие значительное, праздник. Родственников у нас тут мало, но у Адо тут есть друзья. В общем, собралось людей достаточно. Поздравления, подарки. Супруг восхищал меня своей заботой обо мне, о сыне. Его нежность и слова, сводящие с ума – всё это любовь. Но при гостях сказать, вслух, не каждый мужчина себе позволит.
- Я благодарен Богу за тот день, когда эта женщина сделала меня счастливым, подарила мне сына! Моя жизнь для Одиссея и для тебя, моя Богиня!
       От таких слов перехватило горло, улыбалась, а из глаз катились слёзы. Гости кивали в знак согласия и шутками заставляли смеяться.
       Ребенок впервые видел за столом столько народа. И всё же радостно реагировал, глядя во все глаза, показывая любопытному обществу два зубика. Музыка и шум вскоре его утомили, и он заснул, не обращая внимания на важность происходящего.





                5 глава.   


       Жизнь наша продолжалась. Сезон туристический иссяк значительно, работы так мало,
что сестру Адониса Лизу и ее сына Никоса отпустили в Россию, уехали они. Остались мы вчетвером: мама, муж, Одиссей и я. Еще тепло, по российским меркам, как лето, а по календарю зима. С магазином справляется самостоятельно наш папа. Бабушка помогает ему, но нагрузки по сравнению с летом намного меньшие.
       Моя же домашняя работа обычная – хлопоты как у всех хозяек. Сыночек, крепкий малыш, шустрый, ползает во всю – от него я ни на шаг. Это ж маленький самолетик. Даже сама с ним ползаю – обгоняю и встаю на пути, если он пробирается куда не надо. Стал цепляться за что-нибудь и пытаться вставать. Но эти виражи опасны – ножки еще не удерживают его, падает. А в кроватке уже встает, держась за перильца. Или садится, ножки свесит, головкой прислоняется к барьерчику и посматривает, кто же с ним пообщается. Бабушка усаживается в кресле и беседует с внуком. Господи, о чем только ему говорит! Слушаю иногда, и смешно становится. И о жизни своей рассказывает, и о дедушке, о том, как жили в России, в Сухуми, о папе, обо мне, о тётях и дядях разной степени родства. Одис слушает и под ее монотонный рассказ засыпает. Конечно, повествование  интересное.
       Но пока сыночек спит, я успеваю справиться со многими делами по дому, хотя Адо велит и мне отдыхать. Только не получается, семья ведь. Хотя, полдень, то есть, сиесту никто не отменял, отдыхают все.
        Как-то почувствовала себя неважно – наверно, надо прилечь. Плывет перед глазами. Даже Одиса побоялась брать на руки, так и оставила в манеже – сил нет ползать за ним. Сижу рядом, так хочется кислого чего-нибудь. Вот жую лимон, чтоб не тошнило и раздумываю, какая такая болезнь меня беспокоит. И Адо, словно почувствовал что-то, поднялся наверх, в комнату. На руки взял меня и отнес в кровать. Смотрит так пристально – не отвести глаз. А потом стал целовать: «Я знаю, что это, я понял. Это еще один малыш. Наш». И нет никого прекраснее любимого моего. У нас будет большая семья.
       Одиссей спит. Наш папа снова носит мне известное «пойло» от той же знахарки, лишь бы не лежать без сил из-за тошноты – кто же за малышом присмотрит. Мама и так помогает, как может.
       Сыночку уже восемь месяцев. Совсем большой. Топает кое-как в манеже, держась за бортик. Два зубика большие выросли, а еще два только прорезались. Тянет в рот погрызть всё, что попадется. Бабушка кормит его протертым супом, а папа даже дает полакомиться кусочкам мяса на косточке – сам держит крепко, не отдаст. Ну, настоящий мужчина растет. А когда папа сидит за рулем, сажает сына на колени и Одис держится за руль и фыркает. И откуда такие ранние дети берутся! Но потом тянет на зуб попробовать и руль. Только Адо смеется: «Это железный конь, он нас кормит. Если его съешь, папе на себе придется носить товар, да и туристы от нас разбегутся». Вот такие наставления.
       Мы едем к врачу. Посмотреть, как дела у второго малыша внутри меня. Он еще совсем крошка, недель шесть или семь. Гордый папа несет сынишку, а я шествую сзади. Это он меня ведет, а не я его. Сам дверь открывает, сам вопросы задает врачу. Ну, врач, конечно, деликатно так, с улыбкой замечает: «А у Вас, мужчина, тоже токсикоз?» Адо понял намек и нехотя вышел из кабинета. Для него мужчина-врач, прежде всего мужчина. Срок подтвердился, как я и предполагала. На экране ультразвукового аппарата - маленькая куколка, но пол ребенка еще рано определять в таком сроке. Всё как будто нормально.
       Возвращаемся домой. Адонис цветет улыбкой – это вам не шутки – так скоро еще один малыш. Какие мы шустрые! Сыночку пока непонятны наши новости, но, раз папа с мамой улыбаются, мир прекрасен.
       Бабушке известие не показалось радостным. Она даже удивилась, что мы рассуждаем о том, кто будет: мальчик или девочка. Как-то уж не понравилась нам ее рекомендация:
- Я считаю, что надо убирать. Нам еще один ребенок не нужен, у Адо есть двое детей.
       Вот на этом муж и оборвал свою мать: «Это я буду решать со своей женой, сколько детей нам иметь!»
       Забрав сына, пошел в нашу комнату, кивнув мне, чтобы я шла за ним. Положил Одиса в кроватку. Ходил взад-вперед, хватался руками за голову, словно продолжая мысленно спор с матерью. Я прижалась к мужу, он обнял меня. Мы нуждались в поддержке друг друга. Нам сделали больно, но мы вместе, мы любим наших детей. А значит, мы сильны. Ах ты, мама! Попыталась командовать своим сыном, только в этих делах ему никто не указ. Он мужчина. Настоящий.
       На днях Рождество. Здесь этот великий день отмечают двадцать пятого декабря, то есть по новому летоисчислению. Для православных греков это самый главный праздник, равный по значимости Пасхе. Улицы нарядные, витрины магазинов – как сюжеты из Библии. А так как через несколько дней следует Новый Год, то убранство вокруг и на новогодние темы.
       А снега нет. На нашем острове тепло. Адо обещает, что повезет нас в горы на снег посмотреть. В далекой России играют в снежки, мороз, а тут плавать можно. Конечно, вода сейчас уже не летняя, но если очень хочется, можно и освежиться.
       Муж решил переехать в Никосию и там заниматься своим бизнесом, а этот дом и магазин постепенно у него выкупит сестра с сыном. Адо им за работу справедливо отчислял их долю. Чтобы не было ни обид, ни претензий, и, чтобы сестра жила с детьми в достатке. Я очень уважаю моего Адониса. Таких умных и порядочных мужчин поискать.
       Рождество праздновали дома. Отношения с мамой хоть и были натянутыми, но придется соблюдать мирное сосуществование. Готовила она. Мою тошноту подавляли отваром от знахарки, поэтому все были рады, что я в состоянии ухаживать за малышом. Но на стол накрывали хором, даже маленький Одиссей, сидя у папы на руках, зажав в ладошке фигурку ангела, как бы нёс его на стол, но уронил, и фарфоровый ангел разбился.
       Мать глянула на малыша, поджав губы. А сынок сначала растерянно посмотрел на осколки и на нас, а потом пронзительно закричал, заплакав так, что успокоить его было невозможно. Я умыла сына так, как учила меня моя мама, и он как-то затих. Мы с Адо были в шоке от реакции ребенка  на то, что произошло, а бабушка стала ворчать и никак не умолкала. Муж слишком громко, почти крикнул:
- Хватит бубнить! Это же ребенок! Он ведь не нарочно! Вон как испугался!
        А мать всё «каркала». И тут я вдруг, неожиданно для себя сказала вслух:
- Прости нас, Господи! Рождество твоё сегодня! Да святится имя твоё, Иисус!
        И Адо, и его мать, молча сели к столу. Прочитали молитву. Молча ели. Настроение никакое. Потом сидели с мужем на диване, крепко обнявшись. На душе тяжело. Так и уснули, полусидя, рядом с кроваткой сына. Прошел сон также быстро, только проснулся Одиссей. Покормила его из бутылочки фруктовой смесью, и сразу оделись и поехали к друзьям.
       Хоть с ними стало спокойнее. Ездили посмотреть гулянье, концерт на улице, а потом мужчины делали сувлаки. Музыка, песни, танцы. В общем, развлеклись.
       Адо жалел меня. Второй наш малыш должен родиться в любви, как и Одиссей. Мы мечтали, что хорошо бы это была девочка. Он даже имя ей предложил – нет, не Пенелопа. Афродита или Афина. Красиво. Мы были счастливы. Часто брали к себе в постель Одиса, он ползал между нами, и ему тоже было хорошо. Вот она, любовь, живая, красивая, сын и внутри меня доченька. Адонис, мой любимый. Нет тебя лучше!
       Завтра Новый Год! Праздники продолжаются. Снова готовим торжественный обед, вернее, ужин. Конечно, общаемся с мамой, но уже как-то не так, словно обжегшись, мы более осторожны с огнем. И чего ей вдруг вздумалось шум поднимать! Чего не хватает? Ревность? За детей радоваться надо! Не знаю, не нравилось мне настроение её. Адонис тоже был с нею сдержанным. Ну, как бы пережить это всё надо. Ведь они мать и сын. Но вот Одиссея муж оберегал теперь от бабушки. Молча, давал мне понять, чтоб не отходила от сына и не поручала присматривать маме. Да ведь я и так все восемь месяцев от него ни на шаг.
       Накрыли на стол. Малыш у папы на руках. Сидим. Поздравили друг друга, подарками обменялись. И тут сынок зацепил ручкой бокал и тот полетел на пол. Осколки. Кричит ребенок снова. А мать ушла на кухню и там бурчит: «Бей всё, бей, не жалко! Это ж на счастье!» Но каким тоном было сказано! Как будто трагедия – бокал разбился. Сколько их бьют люди и ничего! Что с ней?
       Снова успокаивала ребенка, уложила спать. Настроение испорчено. Так и легли спать с Адо, даже стол не убирали. Закрылись на своей половине, словно осаду держать решили. И снова муж жалел и уговаривал меня не плакать:
- Мы вместе, у нас всё хорошо! Береги себя! Ты нужна детям, нужна мне. Я позабочусь о вас.
- Любимый, как хорошо с тобой! Только и ты успокойся. Ты нужен нам. В тебе наше благополучие, в тебе весь мой мир! 
       Вот и новый год! Утро замечательное, солнечное. Одиссей проснулся и лёжа ворковал в кроватке. Пробует что-то говорить. А получается смешно, словно водичка булькает – такие виражи звуков. Адонис слушает и счастливо улыбается. Его сын скоро скажет первое слово. Я пытаюсь подсказывать малышу «папа», только по-гречески это звучит «баба». А папа шепчет слово «мама», но малыш лопочет свое, только ему понятное. Ножки задирает и тянет в рот. Ах ты, шкода! Адо взял его к нам. Лежит посерединке, наш любимый мальчик. Еще дня два и ему уже восемь с половиной месяцев. Расти, солнышко! Смотрит папиными глазками и улыбается, как папа.





                6 глава.


       Кто-то позвонил и отвлек нас от затворничества – мы приглашены в гости, то есть, предложили поехать на природу и там повеселиться, как в Рождество. Адо согласился, успеем дома насидеться. Быстро собрались и уехали. Только мать глянула на нас не очень добро, а наш папа лишь сказал: «Отдыхай от нас!» И всё.
       Мне Лиза, сестра мужа рассказывала, что мать и с первой невесткой сначала хорошо обходилась, а потом что-то между ними произошло, потому, что и Марика перестала с ней считаться, и тогда мать всё бурчала. Адо так был занят работой, что не вникал в их отношения. А невестка чувствовала себя чужой, только дочь держала ее в их доме. А потом она позволила полюбить себя хозяину магазина и ушла к нему. Но так ничего и не рассказала о конфликтах со свекровью – не хотела поднимать скандал. Вот поэтому теперь Адо стоит на страже семьи, не позволяя матери особенно вторгаться в наши отношения.
       А с друзьями нам очень даже комфортно. Да и их дети очень любят играть с нашим сыном. Так что до поздней ночи мы отсутствовали, а, вернувшись, сразу легли спать.
       Наутро мама завела разговор о том, что ей скучно одной, что она беспокоится о нас, а мы этого не понимаем. Адонис прямо сказал, что если ей тяжело, мы, ведь всё можем делать сами. Но ребенка обижать и нас, в том числе, какими-то упреками, ворчаньем нет необходимости. Разве вещи важнее малыша? Если у нее есть проблемы со здоровьем, претензии к нам – пожалуйста, пусть скажет, мы всё решим, а портить настроение, бурчать – лишнее в нашем доме. Он молодец, не устранялся от решения этой проблемы, а сам «наводил мосты». Мне оставалось только слушать, молча – его мать, ему с ней объясняться. И не пришлось больше выслушивать её «бу-бу».
       Домашние дела, заботы: Адо занимался магазином самостоятельно, в праздничные дни работы нет, магазины закрыты, но у него она есть всегда, он весь в проектах, в планах и их осуществлениях. Непоседа.
       А мы с малышом вообще без претензий. Пока ребенок спит, я успеваю справиться со всеми домашними делами. И мама как бы ни у дел, ворчать нет причин. Боже мой, если хочешь – найди себе занятие и не смотри косо. Но она сядет напротив Одиса и жалуется ему на жизнь. Что на ребенка сваливать свою отрицательную энергетику! Какие могут быть жалобы малышу! К счастью, сыночек засыпает под ее ворчание. Но в этот раз Адо вошел неслышно, стоял и наблюдал за своей мамой и Одиссеем. Она не ожидала, что ее слышит сын. Обернулась и от неожиданности вздрогнула: «Ты давно здесь?» - спросила она. Вместо ответа муж взял ее за руку, увёл в другую комнату.
- Чем ты недовольна, мама?
- Да довольна я.
- Я же вижу, что это не так. Тебя кто-то обидел?
- Нет, никто не обижал.
- Давай прямо. Это моя семья, мои самые дорогие люди: сын, жена, ребенок, который должен родиться. А ты моя мама, ты часть моей семьи. Не разлучай нас. Я живу и радуюсь, что у меня есть то, о чем я мечтал. Так неужели ты не хочешь радоваться за меня, вместе с нами? Я прихожу и чувствую тучи в доме. А ведь тут должно быть солнце – тут дети, тут счастье.
- Не знаю, сынок. Ничего не случилось, а внутри неспокойно мне, щемит сердце, не знаю, как объяснить, словно камень в сердце.
- Хорошо, мама, сходим к врачу, я договорюсь.
       Он звонил кому-то. Завтра надо на прием.
       Мы молча ужинали, потом тихо пожелали ей спокойной ночи. Перед сном Адо поделился, что переживает за маму. Да уж, ей шестьдесят пять лет.
       Утром они уехали к врачу. Так легко стало, словно туча ушла, и свежий воздух смог проникнуть в дом. Что ж у мамы аура такая тяжелая! Рядом с нею неуютно. А ведь мне казалось, что лучше нее нет мам на свете. Может, болезнь, и ей нехорошо?
       Одиссей радовался, что с ним рядом мама. Сидел на руках и ел кашу, кормила его из ложечки, он уже большой. Поросеночек, каша вытекает, ведь зубиков мало, а они заборчик для пищи. Я приговаривала, какой он вырастет большой и сильный-пресильный – он так хорошо кушает. И прочее воркованье возле малыша. Кашу съел и заснул.  Держала его ручку и целовала каждый пальчик. У него такой особенный запах, у моего сыночка. Не хотелось класть в кроватку. Солнышко мое! Я так тебя люблю! 
       В этот момент появились Адо и свекровь. Сын продолжал спать, и я унесла его. Вернулась сразу и слушала, как прошел визит к врачу. Ничего особенного, ничего нового, разве что анализ крови сделали, но, в общем, это старость. Ладно, ничего так ничего. Адонис даже устал. Сел обедать и потом сразу лег отдохнуть. Прижался, согрелся и заснул. Но продолжал держать, не отпускал от себя. Проснулся Одис, и я положила его к папе. И они еще вместе подремали чуть-чуть.
       А, проснувшись, давай играть. Перебрались на ковер и ползают друг за другом, весело им. Я уж снова зову их кушать, а они не идут. Потом папа сам кормил сына, поддразнивая, что сам всю кашу съест.
       Пришла мама, как и раньше, разговаривала с ребенком нормальным тоном. Слава Богу, она стала прежней.
       Потом ушла смотреть телевизор в свою комнату. Мы спустились в магазин. Адонис планировал кое-какие изменения перед тем, как переехать в Никосию. Рассказывал, показывал. Бизнес нельзя останавливать. Муж ездил уже в столицу, видел новый дом. Вот собираемся завтра съездить вместе, продавец торопит с заключением сделки. А тут праздники, работа стоит. То ли брать с собой малыша, то ли оставить с мамой.
- Может, мне не ехать, я ребенка ни разу не доверяла никому, всегда и везде с ним.
- Завтра посмотрим, - ответил Адо.
       Пришло завтра, то есть это уже сегодня. С утра, как обычно, домашние заботы. Мама вроде даже веселая, всё нормально. Я и не собираюсь в поездку в Никосию смотреть наше новое место жительства. Привыкла к Агия Напа, здесь знакомые, подруга живет в Ларнаке с мужем – это совсем недалеко.
       Занимаюсь с малышом. Он становится шустрым, поэтому без присмотра не оставляю. А если чем-либо занимаюсь, то сын в манеже, иначе уползет, куда не надо. Мама рядом крутится и предлагает посидеть с Одисом. Ладно, думаю, садись, не жалко, но не отхожу от него.
       Вот уж и обед. Адонис пришел веселый – кажется,  есть какие - то новости. Но молчит, хоть и улыбается. После обеда взял сынишку на руки и стал ему рассказывать, что мы скоро переезжаем в столицу Кипра, что хочет сделать, и что малыш подрастет и будет папе помогать. Мальчик наш улыбается в ответ. Муж спрашивает: «Да, сынок?» И Одиссей  ответил: «Нэ!», что по-гречески означает «да». А, может, просто так получилось. Но Адо был рад, а вдруг это первое слово нашего малыша.
       Потом укладывал сына спать. Лёг с ним на диван и, прижавшись, Одис заснул. Папа хотел переложить его в кроватку, но, держа на руках, сел на пол и глаз не сводит с малыша. Я тоже села рядом с ними. Тихо. Слышно дыхание ребенка. Как же нам хорошо вместе!
       Но раздался звонок телефона. Это из Никосии. Адо положил сына в кроватку и пошел с телефоном в холл. Говорил недолго. Вошел в комнату, велел мне быстро спускаться вниз к машине – едем смотреть дом. Маму просил не отходить от Одиссея, а когда он проснется, посадить его в манеж. А мы, мол, туда и обратно. Хотела я отказаться, так как всегда с малышом рядом, но Адо, стоя рядом со мной возле кроватки сына, сказал, что один раз можно и оставить с мамой.
       Я смотрела на сыночка. У меня почему-то задрожали пальцы рук. Ребенок лежал на левом боку, а правая ручка, как обычно, лежала на правом височке. Словно прикрывался. Муж наклонился, осторожно переложил ручку малыша на подушку, погладив Одиса по головке: «Спи, малыш, мы скоро». И увел меня.
       Машина у супруга красивая, синяя, как ласточка. Микроавтобус для работы, а эта для нас. Летели в Никосию – только колеса шуршат. Адонис гордился, всё своим трудом заработано. И жизнь наладилась здесь: сын растет, второй ребенок скоро будет, да и старшая дочь упрямо хочет жить с нами, бизнес растет. Поглядывал на меня и подпевал радио. Его руки касались моих рук, и ток пробегал. Свернул в сторону от трассы на безлюдье и горячие губы творили чудеса любви…
       Потом смеялись над собой. Но Адо гнал еще быстрее. Вот и столица. Между прочим, местное население острова называет город Лефкосия. Он намного больше нашего городка Агия Напа. Как он тут ориентируется! Я бы заблудилась. Здесь недалеко от нашего дома резиденция президента, как объяснил муж. Ничего себе! Кружил, казалось, но дорога ему уже была знакома.
       Вышли. Класс! Дом хороший снаружи. Также на первом этаже магазин, а выше – наши апартаменты. Нет, это не дворец, конечно, но для меня это так показалось. Комнаты, комнаты. Кто ж это убирать будет? С ума сойти! Походили, посмотрели. Адо ждал восторга, а я всё ахала, ведь тут еще и внутренний двор, садик, площадка для детей – качели им поставим. И мангал тут, стол, кресла и прочие блага.
- Адо! Ты с ума сошел! Я просто не знаю, что сказать! Это рай! Это сказка!
       Эта фраза ему понравилась.
- Всё для нас и наших детей. А вот здесь будет красивая табличка «Адонис и Одиссей Мосорас.
       Даже голова закружилась, так фантастично всё казалось. Человек, продававший всё это, говорил и говорил. Потом мы сели за столик обсудить какие-то нюансы и выпить за покупку. Довольны были оба: один, что, наконец-то, покупатель доволен, и они пришли к соглашению в цене, сроках выплаты и прочих особенностях, а другой доволен покупкой практически во всех отношениях.
       Нам принесли заказанные напитки и закуски, так, не пир горой, а небольшой ужин. Мужчины обсуждали, а мне стало не по себе, что-то так заныло сердце! Что такое! Эта беременность не очень изводила меня, и жалоб на сердце не было, но вот сейчас жмет. И не пила, только к губам поднесла, и глоток пыталась сделать. Адо заметил и посмотрел так пристально, как он это делал в особых случаях.
- Что с тобой? Тебе плохо?
- Не знаю, Адо.
       Черт, руки дрожат. Беседа, в общем, подошла к концу. Поэтому мы попрощались и решили вернуться домой.
       В машине муж прижал мою руку к своей щеке, но пальцы дрожали. Он поцеловал меня. Включил зажигание. Проехали несколько улиц. Посмотрел – у меня бежали слезы сами собой, а рука дрожит на груди, где сердце. Адо хотел остановиться. Я сказала: «Скорей! Гони!». И он гнал, как мог.
       Телефон зазвонил, и муж притормозил, но как-то передернулся весь, а потом крикнул: «Эла!», что означает «иди», а также подразумевает и «ну», и «давай», и просто эмоциональный возглас. И бросил телефон. Даже не спрашивала, кто это. Мне уже было все равно, боль в сердце от предчувствий такая, что сил нет. Адо словно сник после звонка, но, стиснув зубы, молчал. Что это? К дому буквально подлетел, едва не врезавшись в столбик ограждения. Всё быстро, судорожно, бегом…
       А бежать уже было некуда. А бежать было поздно. Мой малыш, мой, наш, спал вечным сном. Только правый висок был пробит, из него уже не бежала кровь. Если закрыть это место, то он как живой.
- Вставай, сынок! Мы вернулись уже! Мы так соскучились по тебе! Проснись, мальчик мой! Жизнь так прекрасна! Завтра взойдет солнышко и к тебе придут твои друзья. Ну же, открой глазки! Они такие красивые у тебя!
Я, кажется, не спускала сыночка с рук. Разговаривала с ним, звала его. Помню, как Адонис стоял на коленях, обхватив меня руками, а головой уткнувшись в малыша. Он словно почернел и съежился от горя. Помню его глаза. А я всё звала Одиссея и спрашивала Адо: «Что это с ним, а?». Он пытался взять у меня малыша, но я не отдавала, а он уговаривал: «Дай мне его, пожалуйста, дай мне его, пожалуйста!». Но потом мы вместе прижались к сыну и только стон или вой издавали.
- Проклятая старуха! Я ненавижу тебя! – это мои последние слова, которые я помню. Потом была темнота…
       Сколько же я пролежала в беспамятстве? Мне сказали, что две недели: я всё вскакивала и кричала: «Одиссей! Я здесь! Я иду к тебе!». А потом меня снова кололи лекарствами, и так было изо дня в день. Я потеряла и второго нашего ребенка, еще не родившегося. Не видела похорон: ни того, как Адонис нес на руках маленький домик с телом такого долгожданного и любимого сына, ни того, как он своими руками закапывал его – всё сам. Что все хлопоты взяли на себя наши друзья и дальние родственники. Что мать закрылась у себя в комнате и больше не появлялась, и Адо ни разу к ней не постучался. И что я чуть не сошла с ума от горя. И как кто-то из наших друзей привез врача, который стал лечить меня гипнозом. Муж не отпустил в больницу, спал рядом, плакал возле меня, даже уколы делал, какие мог. Никого не подпускал ко мне. Когда я впервые пришла в себя, он спал рядом и крепко обнимал. Я что-то сказала, а он стал плакать. Это я называла его именем сына. Потом снова уколы, гипноз. И такой туман в памяти: помню только до определенного момента: сыночек у меня на руках, Адо прижимается к нам, раздается вой и всё. Сон это? Был сын, и нет его…
       Все подробности поведала мне Нора, когда я стала чувствовать себя лучше. Но память под действием гипноза прятала от меня страшное прошлое. Вдруг увидела ужасную женщину в нашем доме: она как тень шла к нам в комнату, и я закричала: «Ты наша смерть! Забери нас! Ты за нами пришла?» И она повернула назад.
       Вскоре мать Адониса умерла. Хоронила ее Лиза, сестра Адо. Он так и не пошел на нее посмотреть. Она сгубила всё, что могла…
       Наша совместная  жизнь была горька. Две тени, идущие на кладбище к сыну каждый день. Нам ничего не нужно. Нам не нужен дворец. Нам плохо. Друзья заставляли Адо заняться делом. Но он стал пить. Не так, чтобы очень, но стал. Не с друзьями, а сам. Потом как-то очнулся. Только цель в его жизни горькая: поставить красивый памятник сыну, церковь, подаяния. Работает так, что позавидует любой.
       Я же не смогла больше там оставаться. Поехала к старшим детям, загрузила себя работой, делами. Встретились с Лизой, дочерью Адониса, вместе полетели к отцу. Встреча была очень тяжелой, наша боль никуда не делась.
       На могилке Одиссея стоит памятник – маленький ангел. Но ему теперь ничего не надо, он на небесах – Господь хранит его там.

        Мой любимый малыш, свет последней любви,
        Ты погас, не дожив и до года,
        Не зовешь, не кричишь, даже руки свои
        Не протянешь ко мне у порога.

        Только лишь в тишине иль порою ночной
        Голос твой слышу, словно ты рядом,
        Ангел мой дорогой, Одиссей, ты со мной,
        В моем сердце, как вечная рана.

        Твоих глаз огоньки вижу в каждой звезде,
        Ветер дышит твоим дыханьем.
        Ты теперь вечно спишь, мой любимый малыш,
        И как жить без тебя – не знаю.

Ах, мальчик мой, Одис! Зачем ты оставил меня? Почему я не ушла с тобой в небытие? Мне так плохо, малыш! Я все время плачу по тебе и беды мои не кончаются. Я всё иду, иду в поисках хоть какого-то покоя и утешения, но всё напрасно. Ложусь спать и, закрыв глаза, вижу тебя, как ты протягиваешь ко мне свои маленькие ручки. Вижу глазки твои, самые прекрасные на свете, словно маслины. Помню твой смех, такой бархатистый. И зубки твои первые, как у зайчика, их только четыре успели появиться. Как радовался тебе твой папа! Почему Господь дает счастье, а потом отнимает? Я всё прошу Бога забрать меня, чтобы я оказалась рядом с тобой, а он не дает мне забвения, заставляет жить и мучаться. Я улыбаюсь людям, а там, в глубине, душа моя плачет и плачет. Глядя на других малышей, с ума можно сойти – они живы, а тебя нет. Забери меня, малыш, мой маленький Одиссей! Я буду лежать у твоих ног, детка моя! Спаси меня от бед, от слёз, от страданий! Мне нигде нет покоя!
        Сколько раз, сидя на берегу моря, я кричала: «Забери меня, сыночек! Я должна быть рядом с тобой!» Но Бог велит мне жить…
        Говорят, нельзя постоянно оплакивать умершего ребенка. Его место в раю, а мать своими страданиями держит его, не дает ему туда уйти, он тонет в потоке ее слёз. Дай ему покой, благослови его, ведь когда-нибудь вы встретитесь на небесах.