Бреду на днях по берегу Финского залива...

Бреду на днях по берегу Финского залива, наслаждаюсь тишиной, слушаю ласковый, мерный плеск волн. Вдруг доносится приглушенный вопль, за ним ещё один, затем – утробный рёв. Иду дальше – какофония нарастает, крепнет и ширится. Вижу – это на пустынном пляже отдыхают два соотечественника. Знакомая картина: пепелище костра, кругом – пустые бутылки, мусор, объедки. Отдыхающие яростно, матерно перекрикиваются, но нельзя понять, то ли ссорятся они, то ли, наоборот, таким манером дружески беседуют. Над волнами с жалобным, горьким плачем реют потревоженные чайки.

Потихоньку приближаюсь. Ага, ну, вот и взыграла удаль молодецкая – собеседники сцепились и покатились по песку. Рёв сменяется гиканьем, кряхтеньем, слышатся сдавленные матюги, натужное сопенье, громкий треск выпускаемых газов… Чайки мечутся, стонут, на всякий случай взлетают повыше.

Прохожу мимо – борцы уже устали, расцепились, обмякли, осоловело пытаются отдышаться. И тут один из них поднимает мутный взор на плачущую чайку. И с покривившимся ликом, заплетаясь языком, обращается к сотоварищу с тирадой:
– Фу, б…! Ыххх! Ненавижу!
Второй удивлённо вопрошает:
– Мнэээ? Нууу… Ачоваще?

Следует аргументация:
– До чего же противно орут!