Горное эхо. главы 15-16

                15

         Сергей с Олегом расположились в одной палатке. Спальных мешков у них не было, и им выдали по паре матрасов и теплых одеял. Уже давно стемнело, хотя еще не было слишком поздно, чтобы императивно тянуло в сон. Сергей был в душе рад такому соседству, потому что это совпадало с его задачей. Именно в таких условиях есть возможность вести непринужденные беседы, в которых можно многое узнать о человеке. Он хотел было начать разговор, но Олег опередил его. Он внезапно встал и, порывшись в своих карманах,  направился к выходу из палатки.
   - Ты не куришь? - спросил он, перед тем как выйти.
   - Практически нет. Штук пять в неделю, - ответил Сергей, слегка удивившись.
   - Если есть желание, выходи, - сказал Олег и закрыл за собой полог палатки.   
         В тишине Сергей услышал несколько щелчков зажигалки, которая, видимо, никак не хотела давать огня. Он все еще чувствовал усталость от длительного перехода и с удовольствием бы сейчас уснул, но терять время впустую он позволить себе не мог. Он встал и тоже вышел за порог.
         Туман все еще был густым и лагерь практически не просматривался. В нескольких шагах от палатки Сергей увидел едва заметный силуэт Олега и огонек его сигареты.
   - Странно, - сказал он подходя. - Я так слышал, что те, кто курят, обычно и пьют тоже.               
         Олег молча вытащил из кармана сигареты с зажигалкой и протянул их Сергею.
   - Спасибо, - сказал Сергей, закурив и вернув их владельцу.
   - На здоровье, - ответил Олег с легкой усмешкой.
         Он сделал большую паузу, а потом сказал:
   - Я тоже много раз убеждался, что это так: курящие обычно и выпивают. Даже по себе самому. Я ведь раньше тоже шалил. В школе еще бормотухой да пивком баловались. Идиоты. У меня мать тогда болела. Мы с ней вдвоем жили. Отец ушел, когда мне было всего три года, я его и не помню. А когда учился уже в последнем классе, она слегла. Денег у нас никогда толком не было. Пока она работала, еще как-то хватало, а с ее болезнью многое изменилось. На те крохи, которые по бюллетеню давали, еле вытягивали, а тут еще лекарства... А без них она не могла. Однажды под вечер прихожу домой поддатый и на взводе. Кенты мои «завели» меня тогда, мол, здоровый лось уже, а в карманах только пыль. У матери, поди, заначка где-то заныкана, а ты ходишь, у друзей просишь. А много ли мне надо было? Дурак молодой, да еще и под бормотухой. Пришел, а она мучается, лекарство кончилось, просит срочно в аптеку сбегать и деньги протягивает. Я ей: «А! – говорю. - Все жалуешься, что денег нет, а у самой...». Она меня образумить пытается, мол, на лекарства да на похороны немного сохраняет, а я свое гну. Она заплакала, тихо так, беззвучно. Потом достала из-под подушки небольшой сверток и мне отдала. Пойди, говорит, сынок, купи то, что мне надо, а остальное себе забери, недельку еще как-нибудь протяну. Взял я и пошел в аптеку. Иду, как матрос по палубе в штормовую погоду, но гордый. Как же, с деньгами! А где-то на полпути дали чем-то по башке, я и улегся отдохнуть. А у нас же как? Валяется, значит - пьяный, никто ко мне и не подошел. Когда в себя пришел, уже совсем поздно было. По карманам пошуршал – пусто. Все подчистую выгребли, вместе с сигаретами и спичками. Поплелся домой. По дороге выдумываю, чем буду оправдываться. Но оказалось, не перед кем. Пришел, а она уже не дышит.
          Олег надолго замолчал. Было слышно только, как он скрипел зубами и несколько раз громко сглотнул. Потом добавил слегка изменившимся голосом:
   - Никогда себе не прощу, - опять пауза. - Вот тогда я и решил: отслужу, пойду в милицию. Я эту мразь всю жизнь беспощадно гонять буду, пока сил будет хватать. С того дня ни одного глотка не сделал. Я и не курил тогда, а вот в армии опять на табак потянуло. Так по сей день с ним расстаться и не могу. Все-таки немного успокаивает.
         Он замолчал, а потом достал еще одну сигарету и вновь закурил. Сделав несколько затяжек, он заговорил опять.
   - И еще ненавижу, когда обманывают. Даже по мелочам. Никогда и ни в чем не поверю человеку, которого хоть раз уличу даже в мелком обмане.
   - Да, это можно понять. Я, пожалуй, тоже...
   - Если ты тоже можешь это понять, то зачем ты меня обманул? - перебил его Олег внезапно отвердевшим голосом.
   - Я? Каким образом? Когда? - оторопел Сергей.
   - Ты сказал, что Алена твоя жена. Но ни у тебя, ни у нее в паспортах никаких отметок на эту тему я не видел.
   - Ах, это, - облегченно засмеялся Сергей.
         Он коротко рассказал Олегу историю с их неудавшейся регистрацией.
   -  Так что, ты же сам того не ведая в этом и виноват, - закончил он. - Если бы не ты, она как раз вчера могла бы уже называться моей законной женой.               
   - Да уж, действительно, - тоже засмеялся  Олег.               
         Они зашли в палатку и вновь улеглись в свои походные постели. Сергей чуть притушил фитиль лампы. Некоторое время молчали, размышляя каждый о своем. Вокруг была полная тишина, в которой внезапно, очень тихо и отдаленно  послышалось чье-то всхлипывание, но скоро умолкло. Олег зашевелился вновь, поднялся и стал натягивать на себя свою форму.
   - Куда это ты, на ночь глядя? - спросил Сергей.
   - Скоро вернутся эксперты. Хочу услышать их рапорт из первых уст.
   - Я бы тоже с удовольствием послушал, - сел в своей постели Сергей.
   - Думаю, что Сизов будет категорически против. Он и меня-то может не допустить. Если хочешь, давай попробуем. Но если прогонит, не обессудь.
         Они оделись и, выйдя из палатки, пошли в сторону кухни. Навстречу им кто-то шел, цедя сквозь зубы едва слышным, но злобным голосом: «Сука! Мент гребаный!». Через несколько шагов из тумана выплыла торопливо идущая фигура одного из альпинистов, который прошагал мимо и скрылся позади, не остановившись и только слегка отвернув лицо. Было такое впечатление, что он их и не заметил. А возможно, смутила форма, в которую был одет Самойлов.
         Дойдя до двери в импровизированный кабинет следователя, Олег постучал и, открыв ее, спросил:
   - Разрешите?
         Сизов сидел один. Оторвавшись от бумаг, на которых он продолжал делать какие-то пометки, он посмотрел на Олега и спросил:
   - Что, старшина, не спится? Что-нибудь случилось?
   - Разрешите присутствовать? Хочется послушать экспертов.
   - Не вижу смысла. Думаю, что вам это ни к чему. А вам что здесь надо? - строго спросил он, увидев Сергея за спиной участкового.
   - Позвольте объяснить, - сказал Сергей, вдруг сделав то, чего в жизни не сделал бы в иной ситуации.
         Он буквально втолкнул Олега в комнату и, обойдя его, подошел к столу.
   - Попробуйте меня понять. Я профессиональный журналист. Я доношу до людей по возможности правдивую информацию. Пресса в чрезвычайных случаях всегда опаздывает и чаще всего пользуется материалом, который ей предоставляется профессионалами вашего направления. Выгодным для вас материалом. Редчайший случай - оказаться в нужном месте и в нужное время. И вот сейчас, волею судьбы, я оказался в эпицентре экстремальных событий. Не губите эту возможность для тысяч людей - узнать о происшествии от независимого очевидца.  Могу поклясться, что ничто не будет опубликовано раньше времени и без вашего согласия. Гарантией тому – отсутствие минимальных возможностей связаться отсюда с моей редакцией. Я буду просто тенью присутствовать при разговорах. Хотите, буду в роли вашего секретаря, сидеть в углу и молча писать протоколы.
   - Товарищ Шумилин, вы же сами сказали, что вы журналист, а не репортер. Вы что, не понимаете, что здесь не луна-парк и не съемочная площадка, где экранизируется детективный роман? Здесь место трагедии. Мы расследуем убийство.
   - Я все понимаю. Я и не собираюсь вести «репортаж с места события». Как человек, я испытываю те же эмоции, какие чувствовал бы на моем месте любой другой. Но как журналиста, меня интересует психология всех, кто так или иначе причастен к происшедшему. И даже тех, кто не причастен совсем. Поверьте, именно эта сторона дела в первую очередь интересует читателя в широком смысле этого слова. В советское время было огромной ошибкой скрывать информацию о негативных событиях нашей жизни. У меня есть опыт сотрудничества и с милицией, и со следственными органами. Но я знаю и читательский спрос. Могу заверить вас, что с их стороны это не пустое любопытство. Для тех, кто не совершает преступлений, это своего рода накопление опыта, подсознательное желание избежать собственной беды, не попасть в аналогичную ситуацию. Возможно, именно этим объясняется и тот факт, что большинство людей любит читать детективы. Вы можете сейчас оказать им неоценимую услугу. Не упустите этот шанс. Если вы болельщик, представьте себе, что матч или соревнование, которого вы долго ждали, скажем, с участием вашей любимой команды, или даже одного спортсмена, нигде и никак не транслировался, и о нем написано в лучшем случае всего две строки: «Состоялся матч между... Выиграл такой-то...». И даже не указан счет. Вас это удовлетворит? Вам будет этого достаточно?             
         Сизов некоторое время в упор разглядывал Сергея, который тоже прямо смотрел  ему в глаза. Профессиональный долг и впитанное в кровь за многие годы неукоснительное соблюдение законов отвергали возможность присутствия постороннего при расследовании преступления. Но человеческие чувства, которые конечно же тоже были ему не чужды, подсказывали ему, что стоящий перед ним молодой человек, представляющий сейчас многомиллионную аудиторию законопослушных людей в сущности прав. Его и самого всегда больше интересовало не столько то, что совершено преступление, которое нужно грамотно и быстро «размотать», сколько то, почему оно совершено. Что страшного в том, что этот как видно далеко не глупый парень будет молча присутствовать при расследовании? Тем более, что он пополняет его, Сизова, армию союзников. Смягчившись, он отвел взгляд, слегка улыбнулся и сказал:
   - Черт с вами, оставайтесь. Но советую не лезть на рожон. Преступники в безвыходном положении иногда бывают очень опасными.


                16

   - Николай Георгиевич, можно войти? - послышался снаружи женский голос.
   - Кто это? - спросил Николай.
   - Это я, Валя Лазарева.
   - А, Валентина. Заходи, конечно.
         Она зашла в Николаевскую палатку и без приглашения села, почти упала, на свернутый в рулон матрас. Закрыв лицо руками, она беззвучно зарыдала, содрогаясь всем телом.
   - Что, Валентина, тяжко? Конечно, тяжко, - ответил он за нее сам. - И не только тебе. Тебе, конечно, тяжелей других, я понимаю. Но и нам всем далеко не сладко, поверь. Нужно взять себя в руки. Слезами уже не поможешь. И надо продолжать жить. Ты беседовала со следователем?
         Она, не открывая лица, кивнула.
   - Постарайся успокоиться. Как ты сама думаешь, кто мог сотворить такое?
         Она, все еще всхлипывая, достала мокрый уже платок, прошлась им по лицу, вытерла глаза и выпрямилась, зажав руки между колен. Через минуту-другую она уже была в состоянии говорить. 
   - Я не знаю. У него и врагов-то не было. Во всяком случае, у нас в группе. С Женькой они не дружили. Но он уже давно от меня отстал.
   - Ты имеешь ввиду Коновалова?
   - Да. Только в самом начале они не ладили. Один раз даже подрались из-за меня. Но это еще в прошлом году...
   - Ну-ка, ну-ка, расскажи мне поподробней об этом, - перебил ее Николай.
   - Не хочется вспоминать. Это в сентябре было. Драка, как драка. Начал Женька. Юрка не любил драк. Отметелили друг друга, рубашки разодрали. Хоть Женька ростом выше, но Юрка посильней все-таки, нос ему расквасил. Тот грозился его подстеречь где-нибудь, но потом  успокоился. За все это время с тех пор они ни одним словом не перекинулись. Забыли, наверное.
   - А может быть, не забыли? Может, спрятали поглубже до поры?
         Лазарева даже отпрянула слегка. 
   - Вы имеете ввиду, что Женька?..  Не-ет, - протянула она с широко открытыми глазами. - Не может быть, - помотала головой. - Он же трусливый. Он только петушиться может.
   - Трус иногда и не на такое способен. Как раз трус и нападает сзади, чтоб в глаза не смотреть. Ты говорила об этом со следователем?
   - Да. А что, не надо было?
   - Кто бы это ни натворил, обязательно надо было. Не прощать же такое.
         Она вновь задумалась, отрешенно глядя куда-то в угол палатки. Потом вдруг вновь посмотрела прямо в глаза тренеру и сказала:
   - Я хочу уехать. Я боюсь.
   - Никому из нас уезжать сейчас никто не разрешит. Просто не оставайся одна. Старайся постоянно быть с кем-то из своих друзей или подруг. Твой страх скоро пройдет. Как только отыщется виновный, всем сразу станет легче. Выпей чаю с мятой, хорошо успокаивает, - он протянул ей кружку, на три четверти наполненную крепким напитком, и коротко глянул на часы.
         Валя выпила половину содержимого кружки, поставила ее на пол и, поблагодарив,  поднялась, попрощалась и вышла.       
   «Коновалов, Коновалов, - задумался Николай. - Нет. Маловероятно. На такого не повесишь. Не та личность. В человеческих взаимоотношениях слишком мягок и податлив. Такой даже мелкую гадость сотворить не решится, а уж на серьезные проступки он и вовсе не способен. И держался спокойно, когда они приходили. Нет, на эту роль он не подходит».
         Снаружи послышались неясные голоса, и через минуту вошел Николай-второй.
   - Филимонов хочет уехать прямо сейчас, - сказал он, суетясь со сменой батареек в своем фонаре. - Ему не терпится сделать вскрытие. Мы вместе посмотрели. По его мнению, Семенихина ударили или кастетом с одним длинным шипом, или ледорубом. Пожалуй, с ним можно согласиться. Одна заинтересовавшая его деталь – удар пришелся между первым и вторым шейными позвонками точно по центру. Скорее всего, канал проникает в череп. Если это так, то повреждена стволовая часть мозга. Это – мгновенная смерть. Филимонов горит желанием заглянуть внутрь как можно скорей. Я бы тоже с удовольствием посмотрел...
   - Прекрати. Ты же знаешь, что после той истории мне это не нравится. Странные все-таки у вас, врачей, представления об удовольствиях, - прервал его Николай-первый.
   - Но раньше, помнится, ты реагировал не столь бурно. 
   - Это было раньше. С тех пор прошло много лет.
   - Ладно, чего там, - примирительно сказал Тихомиров. - Филимонов пошел докладывать Сизову. А мы с ребятами сгоняем за Семенихиным на БТРе, погрузим и вернемся.
         Он повернулся и вышел. Николай-первый невольно обратил внимание на ледоруб, который всегда служил второму Николаю опорой, как палка хромому. 
   «Черт те что только не лезет в голову, - подумалось ему. - Так и психопатом стать недолго».
   - Николай Георгиевич, к вам можно? - раздался снаружи голос Вихрова.
   - Заходи. Я тебя давно жду.
   - Зачем? - удивился тот, как-то даже испугавшись. - Вы все-таки на меня думаете?
   - Нет. Я просто знаю, что ты был у Сизова. Мне интересно знать, как протекала ваша беседа. Да ты садись, - показал он на свернутый матрас, где недавно сидела Лазарева. – Чаю с мятой хочешь?
   - Нет, спасибо, – сказал Вихров, усаживаясь. – Я был у него, но он только сидел и слушал, а беседовал со мной другой. Молодой такой, здоровый. Это и беседой-то не назовешь. Допрос какой-то, как в гестапо, только что не били. Начал вроде спокойно, потом разорался, а к концу назвал сопляком, обещал вывести на чистую воду, содрать три шкуры и стереть в порошок. Только я не понял, он меня собирается стереть в порошок или те три шкуры, которые сдерет? Дал время до утра, подумать. А о чем мне думать, если я точно знаю, что это не я? Женька Коновалов до меня у него был, так тоже пришел, как бешеный. Сказал, что больше к нему не пойдет. Если хотят, говорит, пусть арестовывают и ведут. Он вообще хочет уйти из лагеря.   
         Глядя на Вихрова, Николай задумался. Методы у наших оперативников, конечно, жесткие. Но их можно понять. Они расследуют убийство – самое тяжкое преступление из всех существующих. И сделать это надо как можно быстрей, потому что поведение убийцы непредсказуемо. Он сейчас в смятении, он подозрителен и хитер. При малейшей для себя опасности он может, не раздумывая, лишить жизни еще кого-то. Было не похоже, что это Вихров. Слишком бесхитростен. Но Николай считал себя не в праве самостоятельно выносить какие-то суждения. Пусть этим занимаются те, кто должен.
         Он опять кинул взгляд на часы, подумав:
   «Пора. Скоро отбой».
         А вслух сказал:
   - Это их манера работы, Слава. Не надо их сердить. И передай то же самое Коновалову. Пусть не дергается по этому поводу и сидит тихо. Никуда уходить не надо. Это лишь усилит подозрение. Вам нужно лишь отстаивать правду, какой бы она ни была.