Запретная любовь...

                10

       Солнце катилось к обеду и немилосердно сушило горячую землю. Она изнемогала под его испепеляющими лучами и дышала жаром. Трава пожухла, свесив желтые, подпаленные листики на твердый, словно камень, грунт.
       «Как много здесь тепла, - освобождаясь от тревожных воспоминаний, думала Юлия, разглядывая высокое выгоревшее небо: оно было почти бесцветным. – И совсем мало дождей. Люди всё же приспособились к такому климату. И скот живет, щипая эту травку. Много скота. И большие отары овец...»      
      Почуяв недоброе, а она слышала здесь о пыльных  бурях и ураганах, Юлия поднялась и осмотрелась: на горизонте, увеличиваясь в размерах, быстро росла, растекаясь по небу, огромная черная туча. Ветер крепчал с каждой последующей секундой.
       «Быть пыльной буре! – тревожно забилось её чуткое сердце. – Надо собираться домой.»
       Между тем, степь менялась на глазах: клубясь и темнея, быстро надвигалась туча, а с ней, будто наперегонки, неслась плотная стена песка, закрывая небо и солнце. Порывистый ветер с разбега подхватил легкую шляпку и, как соломинку, швырнул её в серую мутную высь, заполненную тревожным свистом.
       Юлия растерялась. Одевая сарафан и от волнения обрывая лямки, чувствовала один лишь страх.
       Буря крепчала.
       «Быстрее домой! Успеть бы... Ромка в школе. Его оттуда в бурю не отпустят. А Алеша? Где он и как он? – и тут же кольнуло в самое сердце: - В бурлящей степи ребенок. Нунш...»
       Раздумывать было некогда, и Юлия, забыв о страхе и преодолевая сильные порывы ветра, поспешила в ту сторону, куда пару часов назад проводила монгольскую девочку. Сбивая в кровь босые ноги и не чувствуя боли, преодолевала, напирая грудью на встречный ветер,  трудные метры чужой  растревоженной земли.
       «В какой стороне Нунш?  Где её искать?»
      Колотилось сердце, по лицу и по всему телу больно хлестал горячий песок с мелкими камешками, набиваясь в нос, уши и волосы.
      «Ну-у-у-нш! закричала изо всех сил. – Ну-у-у-нш!»
      Ревущий  ветер пытался остановить обессиленную женщину, сбить её с ног, свалить на землю и бросал в её лицо всё новые и новые порции обжигающего песка.
      «Ну-у-у-у-нш!.. Ну-у-у-нш! – отчаянно звенел одинокий женский голос, но его тут же поглощала природная стихия. – Ну-у-у-унш!»
      Юлия было подумала о родителях девочки: почему не ищут ребенка в такую погоду? Может, здесь привыкли к этому, и дети сами выбираются из стихийной беды.
      Особенно сильный порыв ветра с силой рванул выбившуюся из сил Юлию, и она упала.
      «Надо переждать бурю лежа, - внезапно мелькнула в голове спасительная мысль. – Иначе заблужусь. А в степи – шакалы...»
      Сжавшись в комок, припала к земле и лежала до тех пор, пока с подветренной стороны не услышала слабый крик. Приподняв голову, прислушалась: крик, еле уловимый, повторился. Юлия поняла: это голос Нунш.  Она зовет на помощь...
      Не раздумывая больше ни секунды, схватилась и вновь побежала на детский голос, преодолевая всё: отчаянный страх и бушующий от земли до солнца ветер, горячий песок, мелкие камни и не известную ей дорогу. Побежала, не сомневаясь, что это кричит монгольская девочка. Неожиданно перед собой увидела много овец, сбившихся в кучу. Возле них, на земле, лежала Нунш, уткнувшись лицом в холмик нанесенного песка, и всхлипывала.
         Юлия бросилась к ней.
      - Нунш! Девочка моя! – обнимала маленькую дрожащую от пережитого Нунш.
      - Баярлала! – сквозь слезы шептала девочка. – Спасиба, тьётя!
      Юлия прижала к себе монгольскую девочку, пережившую , как и она сама, страх. Её трудно было узнать: грязное в слезах лицо, запутанные волосы, ослабевший от крика голос.
       Нунш крепко обняла свою спасительницу за шею и громко заплакала.
 
                11

       Алексея пыльная буря застала по дороге к дому. Он возвращался с полевых занятий. Уставший, с обветренными губами и загоревшим лицом, думал о жене. Высчитал, что у нее сегодня выходной от занятий день, и она, наверное, отдыхала за юртами на своем возлюбленном месте.  Защемило сердце: вдруг Юля действительно там? Ураган ведь  налетел так внезапно. Да, она там!..
     Через две ступеньки взбежал на четвертый этаж и нажал на кнопку звонка. Потрепанный ветром букетик белых ромашек сунул в карман полевого кителя и, не попадая ключом в замочную скважину, звал:
     - Юля!.. Юлька-а-а-а!..
    За дверью было тихо. Наконец, открыл её и зашёл в комнату: она встретила его обычным уютом, чистотой и настороженной тишиной. Жены дома не было.
    "Ромка в школе. В такую бурю его домой не отпустят. А Юля?.. Она там, за юртами..." - и впервые за свою семейную жизнь ощутил за жену страх.
    Поспешно закрыв дверь, он побежал через двор, придерживая рукой фуражку.
    "С Юлей беда..." - подсказало ему сердце, и он, покрываясь холодным  потом и преодолевая свирепый ветер, торопился в разбуженную ураганом степь. - Быстрее!.. Быстрее!.." 
    Алексей понял только сейчас, в минуты опасности, как дорога и как нужна ему Юля. Нужна каждый день, каждую минуту. Никто другой, никто на целом белом свете, а только она, только одна... Почему раньше не думал об этом. Не думал, когда вокруг было тихо и спокойно и всегда рядом была она, тоже тихая и такая терпеливая. И вот сейчас... Как же без неё? Никак нельзя!.. Ни одной минуты! Ни одной секунды... Юлька необходима ему сегодня, завтра и всегда... Она одна...
   Сердце билось тревожно и учащённо...
   Он понял это всем сердцем  только что и подумал, что больше не обидит её никогда и ничем, что будет любить её, как еще никогда и никого не любил.
   Утих ветер внезапно, словно задохнулся пылью сам. Медленно оседала плотная пелена песка, а сверху уже просвечивалось бледное пятно солнца. Как бы нехотя, отступая на север, успокаивалась две минуты назад раздраженная и свирепая природа.
   Еще издали Алексей заметил, что на привычном месте жены не было. Лишь невдалеке, под горкой, валялась присыпанная песком ярко-синяя её сумка.
   "Это ведь наша..." -  и рванулось сердце от непонятного страха. - А где же Юля?"
   - Юлька-а-а-а! - закричал он изо всех сил. - Юлька-а-а-а!
   Степь безмолствовала.
   Алексей ощутил у самого сердца неприятный холодок. Он боялся одного: потерять её, свою жену, любимую и неповторимую, родную и самую дорогую.
   "Нельзя мне без неё... Никак нельзя!.. Только с ней и до самой тризны" - с тревогой подумал он и побежал напрямик.
     Увидел он жену ещё издали. Ему казалось, что он бежит к ней слишком медленно и очень долго. А ещё казалось, что сегодня - самый радостный и счастливый день в его жизни.   
    Юля шла не одна, а с маленькой девочкой, и Алексей понял всё: жена по-другому жить не может: ей нужна чья-то беда, ей нужно кому-то помогать, кого-то выручать, спасать... Ей всё это надо!
   Доставая на ходу из кармана потрёпанный букетик полевых ромашек, он с волнением шагнул к ней и припал пересохшими губами к её пыльной щеке.
   Измученная и уставшая, не выпуская руки монгольской девочки, Юля сползла на колени возле ног Алексея и разрыдалась. Нунш, грязная с головы до ног, но счастливая, таращила на неё свои чёрные, как угольки, глазёнки и искренне удивлялась: такая смелая и добрая русская тётя, только что спасшая её, не плакала в самую сильную бурю, а сейчас, когда вокруг тихо и снова светит солнышко, плачет навзрыд.
    - Родная... Не плачь! Я ведь с тобой... - шептал ей в самое ухо, заполненное серой пылью, Алексей, точно боялся, что его кто-то ещё может услышать, и подал букетик полевых ромашек. - Это тебе, родная... Привёз издалека...
     Юля поднялась, и ей казалось, что солнце склонилось перед ними.
     - Спасибо, Алёшенька! А я так боялась за тебя... Пыльная буря, а ты в поле...
     - Моя родная... Светлая моя... Единственная...   
     Они  шли втроём: Юля, Нунш и Алексей. Солнце очищалось всё больше и больше, и его лучи снова, как и полчаса назад, освещали землю, где только что разыгралась природная стихия.
    В руках Юли отходил от пыльных бурь и горячих ненасытных ветров маленький букетик полевых ромашек...