Блоха. Русский лэнгвич

                Блоха

   Как увидел царь в мелкоскоп  блоху с золотыми подковками, так сразу велел запрягать. Сгрёб в охапку  Левшу и блоху его, затолкал в карету и говорит вознице: «Вези нас, возница, к королю английскому, пришла пора поболтать с ним по душам. Пусть призадумается».
   Возница и повёз их всех.
  Да только отъехали они от дворца вёрст сто, как коренной захромал.
  Возница в рёв: до ближайшей-то кузни верст двадцать, поди!
  А царь смеётся: «Чего, дурак, воешь. Левша вон за три дён блоху подковал, а уж кобылу твою он враз обеспечит. Давай, Лёвушка, покажи».
  Не тут-то было. Упёрся Левша.
  «Мне, говорит, Левше, говорит,  кобылу ковать! Вот ежели стрекозу, муравья или комарика там. А кобылу твою  через меня ковать! Это, извини, всё равно как тебя, государь, нужники послать чистить».
   Упёрся Левша, но и царь упёрся: «Эко как ты, Левша, о себе возомнил.
Блоха-то твоя с мужика простого снята, небось, а конь этот с конюшни царевой. Одно слово, Левша, куй коня, а не то живо у меня правшой станешь!»
   Что тут с деспотом  поделаешь!
   Взял Левша крупноскоп самый большой, гвоздиков самых длинных да молоточек самый крепкий и пошёл коня ковать. Пойти-то пошёл, да позабыл, видать, с какого конца к скотине заходить надобно. Зашёл с хвоста, а животное возьми да и влупи Левше подкованным копытом в лоб. Тут Левша и скопытился. Весь как был.
   Царь-то до дому на попутке добрался, только сгубил он, душегуб, тиранством своим надёжу российскую.
  Вот и скачут с тех пор блохи неподкованные по всей Руси, а кузнецы в кузнях знай куют лошадей грубым образом, и нечем нам королю английскому мощь свою показать.
               


                Русский лэнгвич
 

   Французским Иван Сергеевич владел безупречно с детства, немецкий и
итальянский знал изрядно, по-английски же только мог говорить и читать.
Может быть, оттого, а может, ещё по какой причине, но, проходя по улицам
первопрестольной и натыкаясь взором на бесчисленные  «second hand», «number one», «open to», «shop», «only currency», «hause offashion», Иван Сергеевич свирепел всё больше и больше. Окончательно вывел его из равновесия «Russion квас».
   Домой Иван Сергеевич пришёл в состоянии крайнего негодования, сел к столу, подвинул лист бумаги и застрочил вдохновенно.
   «In days of сомнений, - писал Иван Сергеевич, - in days of тягостных
раздумий about судьбах моей родины, - писал он, - only ты мне поддержка и
опора, о great, powerful, truthful и свободный русский language! Natural,
па-де-де-ду, па-де-де-ду, о, yes!»
   Окончив писать, Иван Сергеевич пересел на канапе, закинул ноги в лаковых штиблетах поверх ореховой столешницы секретера, чиркнул спичку о край уха, разжёг толстую вонючую сигару, прикрыл глаза и замурлыкал расслабленно себе под нос «Черных капитанов жёлтых морей» биг флауа позишен групп альбом четыре бис дабл ю эй инкопарейшен.