Черная чайка

 ...Перед самым концом Советской власти Вовку Иванова отправили по контракту работать в Африку. Жил он в красочном портовом городе на берегу темно-синего океана, у подножия большой черной горы. Организация снимала и оплачивала для него квартиру. Каждое утро перед уходом на работу к нему приходила черная служанка, которая убирала квартиру, стирала, делала по его заказу покупки, и иногда готовила для него ужин. Ей было чуть больше двадцати. Высокая и стройная. С черной-пречерной гладкой кожей, словно выточенная вся из эбенового дерева. С короткой прической из темных жестких курчавых волос, с длинными тонкими пальцами со светлыми ладошками и большими голубыми глазами, что казалось для Иванова почти невероятным, так как он считал, что у всех негров глаза должны быть только строго черного цвета. По вечерам, попрощавшись, она ставила себе на голову свою большую корзину, в которой носила свои вещи, и грациозно покачивая бедрами, шла домой. Близорукий Иванов, поправляя очки, смотрел ей вслед, думая о том, что, наверное, она красивая. Он никогда не интересовался её личной жизнью и даже немного побаивался её. Всякий раз с недоверием и осторожностью ел ту экзотику, что она готовила ему, по нескольку раз переворачивая вилкой каждый кусочек её стряпни. Но, в общем-то, никаких претензий к ней никогда не имел. Он был весь в своей работе с утра до позднего вечера и почти без выходных. Иванов был специалистом. Алмазы и изумруды. Караты и контракты. С утра и до первых звезд на тёмном африканском небе. И так на протяжении почти трех лет. Но потом вдруг что-то случилось на его далекой Родине, и всех специалистов срочно отозвали. Сделано это было в ужасной спешке. Сначала объявили о том, что отправят всех на самолете через неделю, но через пару дней ночью, когда он ложился спать, ему  неожиданно позвонили из посольства и сообщили, что лично он уезжает завтра на пароходе, и рано утром за ним заедет машина. Завтра так завтра! Как всегда безотказный и безропотный, он не особенно-то и возмущался. Побросав свои немногие вещи в пару чемоданов, утром сдав квартиру и ключи посольскому работнику, он сидел в каюте отбывающего лайнера и смотрел на плавно отходящий причал. Думая, скорее, не о том, как по-свински с ним поступили, а как любой помешанный на работе, о том, что он не успел доделать и надо бы ещё по телефону или даже лучше - письменно, на бумаге изложить всё подробно тем, кто будут принимать его заделы и труды. Хотя, у таких людей всё и так разложено по своим местам и полочкам, в таком всё аккурате и ажуре, что надо быть совсем профаном и случайным человеком, чтобы чего-то не понять. Размышляя по этому рабочему поводу, он вдруг увидел на причале её....

  Она стояла среди провожающих, махавших отплывающему кораблю, и горько плакала, вытирая платочком слёзы. Изредка взмахивая своей светлой ладонью с длинными пальцами. Плавно как машут крыльями парящие чайки, но не кому-то конкретно, а скорее в унисон вместе со всеми всему кораблю, поддаваясь общему настрою и движениям толпы, так как не могла видеть в сотне окон и иллюминаторов этого громадного судна, того единственного ради которого она оказалась здесь. Рядом с ней стояла её повседневная корзина, но с другой стороны стоял такой большой пузатый чемодан, и одежда на ней была такая, словно она тоже собиралась отплыть на этом пароходе в дальнее плавание, и это не вызывало никаких сомнений. Иванов пораженный смотрел в иллюминатор, и ему было грустно оттого, что, возможно, он оставил здесь что-то самое важное в своей жизни. Там впереди его ждала долгая борьба с катаклизмами, обрушившимися на Отчизну. Пройдут года, и он будет удивляться, что когда-то даже имел возможность к таким большим путешествиям в такие сказочно далекие страны. А сейчас корабль с ним, превратившись в белую крошечную точку, исчезнет на горизонте и на опустевшем причале останется плачущая черная красавица с чемоданом и корзиной, одетая не по-погоде, в теплую куртку, ботинки и шапку-ушанку из плащевой ткани годящуюся разве только для поздней московской осени.


07.08.2009   ValDao