Стирая память

Зайдя в ванную комнату, я с ужасом бросила взгляд на квадратное зеркало – такое искреннее и чертовски колкое в критической оценке. Исподлобья на меня смотрело странное существо: высокая, худощавая, сутулая женщина, изрядно потасканная жизнью. Изящные музыкальные пальцы сжаты в кулак, на руках отчетливо проступают вены, бледная кожа отдает неестественно болезненной синевой. Темные круги под глазами, тонкие поджатые губы и длинные волосы землисто-серого цвета наводили ужас на их обладательницу:

«Ненавижу себя и проклинаю! Жалкая, потерянная, ничтожная для всего человечества. Когда я успела? Как?! Лучшая ученица в классе, а после студентка и преуспевающая бизнес-вумэн. Что привело меня к полному растлению души и тела, к убийственным переменам?»

Веки устало опустились, не в силах выдерживать и дальше тяжесть омерзительного отражения. Кожа на подушечках пальцев тонкая и сухая – вот-вот треснет. Ком подкатывает к горлу, соленые капли стоят в глазах. Из-за стены раздаются чьи-то мерзкие вопли, превращающиеся в тошнотворный гул. Я резко поднесла ладонь к дрожащим губам, разомкнула их, стараясь издать крик отчаяния, дикий звериный вопль, несущий в себе мою печаль, посланный прямиком к Господу Богу, позволившему сделать шаг на пути к пропасти, рухнуть с обрыва скромной, но приятной повседневности в злачную яму разочарования, предательств и обид.

«Не могу так больше: во мне нет ни сил, ни желаний, ни стремлений. Я – никто, пустое место на поверхности Земли, песчинка, средоточие невыносимых людских страданий!»

Мысли путаются в голове, на часах уже половина первого. Тошнит. Оторвала кусок своей блузки, заткнула слив в раковине и открыла кран. Холодная вода тонким ручейком полилась на без того замерзшие ладони. Хочется выпить текилы, бутылка стоит неподалеку. Я тянусь к ней рукой, обнимаю за горлышко, стараюсь сжать пальцы, поднять стеклянный сосуд, но он внезапно содрогнулся от моего касания и со звонким свистом обрушился на пол. Осколки разлетелись в разные стороны, комнату наполнил резкий запах алкоголя, медленно подбирающегося к моим босым ступням. Я молниеносно отпрянула и прислонилась к стене, устало сползая по ней к холодному кафельному полу. Обхватила голову руками, изо всей силы нажимая на виски и стараясь унять мигрень, преследующую меня на протяжении последних недель.

В глазах все плывет. Мой бойфренд Майки сейчас, должно быть, на балконе, смотрит с пятнадцатого этажа на редких прохожих, радуется тому, что они живы и чувствуют себя отлично в столь поздний час. Да, он не утратил эту чудесную способность радоваться за других, ему это не чуждо. Но он уже давно не рад мне и моему присутствию в нашем доме. Я – обуза, слишком тяжкая ноша. Пригрел на своей груди, а теперь об этом жалеет. Его пьяные дружки листают наш старый фотоальбом, вырывают из него удачные кадры и скручивают в тонкие трубочки. И ради этого я потратила свою жизнь, молодость, красоту, способность любить, быть любимой и умиляться каждому новому дню!

Злорадный хохот раздается из комнаты, сердце сковывает тоской. Время не повернешь вспять, ничто не изменно в этом мире, никакие вердикты судьбы не подлежат обжалованию. Я не плачу, но так сильно этого хочу, хочу рыдать, хочу чувствовать, вместо того чтобы корчиться от боли и стонать, извиваясь в адских муках! Мобильный лежит на полу, осталось только дотянуться. Запястье такое тонкое, боюсь, как бы не переломилось, но все-таки пытаюсь коснуться своего спасения. Беру трубку в руку, подношу к лицу. Тушь размазана по щекам неряшливыми черными разводами. Ничего не вижу, глаза застилает пелена слез, горьких… таких, как зерна кофе или же горошины черного перца.

Ищу знакомый номер. Дон, Сара, Фрэнк, Саймон, Лиза и дальше по списку – ублюдки и лицемеры. Да пропади они пропадом! Ну где же ты… где? Спустя мгновение я нашла телефон человека, которому не звонила так давно и которому обязана позвонить именно сейчас. Одно нажатие на кнопку, и ожидание длиною в несколько секунд. Приятный женский голос разрывает тишину:

– Але. Кристина, где ты? Почему не звонишь?! Я так волнуюсь, места себе не нахожу! Не представляешь, что произошло за время твоего отсутствия! Рори окончил школу с красным дипломом, отец устроился менеджером в фирму по продаже бытовой техники, больше не грустит, увлеченный любимым делом, и мне не приходится утешать его по ночам, когда он смотрит на твою фотографию, что стоит на камине, и тяжело вздыхает. Он любит тебя и часто произносит твое имя.
Мы тебя вспоминаем. Ты по-прежнему наш маленький ангел. Тяжело в этом признаваться, но твой брат винит во всем себя. Если бы вы тогда не поссорились, ты бы не ушла из дома, правда? У него сейчас нет друзей, ведь… возможно, ты не знаешь, что была его единственным другом с самого рождения. Он пишет письма, но не знает, на какой адрес их отправить. Однажды я видела, как бедняга плакал, забравшись на чердак, но в тот момент не стала его утешать – одиночество на подростка иногда действует с пользой. Мальчик оправится, но только тогда, когда снова увидит тебя.
Наш пес, Донни, ты еще помнишь его? Он… погиб. Сбит машиной, за рулем которой сидел обезумевший наркоман. Это был еще один удар для Рори. Но он сильный, выдержал. Надеюсь, все будет в порядке. Как ты там? С кем, где, чем занята? Я, правда, переживаю… возвращайся скорее! Мы… мы все тебя очень любим. Столько нужно рассказать, стольким нужно поделиться. Я, наверное, тебе уже надоела, но… так рада вновь выйти на связь. А сейчас не молчи, Кристин. Умоляю, не молчи… Кристина… Кристина, пожалуйста, ответь! Прошу тебя, не молчи!..

– Прости меня, мама.

Разум заволокло пеленой блекло-серого тумана, состоящего из воспоминаний. Я видела прошлое, видела себя, родителей и брата, бегающего по двору за нашим любимым псом. Я представляла улыбки и лица близких мне людей, но сейчас, казалось бы, и они медленно стираются из недр моей памяти. Уже не различаю границ и силуэтов, только невесомые образы, едва ли не мифические, тонкие ароматы и застывший на моих губах привкус пирога с черникой, что готовила мама. Детство кончилось так недавно и в то же время так давно. Я не помню друзей и знакомых, их имен и дней рождения. Я помню лишь то, как сильно была нужна кому-то в прошлой жизни. Сейчас же нет меня и нет моего прошлого.

Мобильный выскользнул из рук и с шумом ударился оземь. Сознание  отключилось, а тело рухнуло на пол. Бледная кожа соприкоснулась с кафелем, холод плитки проник в самое сердце. Последним, что мне удалось увидеть, была вода, миновавшая края раковины, ударяющаяся о пол и разлетающаяся мелкими брызгами по ванной комнате. Скоро все пройдет. Скоро откроется новый путь, новое начало. Я так хочу этого, но  надежда… несбыточна? Рада хотя бы тому, что еще не разучилась мечтать.

Я осторожно открыла глаза, лениво и чуточку сонно. Сочная зеленая трава щекотала веки, путалась в ресницах. В воздухе пахло счастьем – неподдельным и настоящим. Я приподнялась на локтях: вокруг было поле, сплошь усеянное разноцветными огоньками полевых цветов, и небо столь ясное, чистое, безоблачное. Круглолицее солнце сияло над головой в сотни раз ярче привычного. Не знаю, когда в последний раз мне удавалось видеть подобную красоту. Знакомое бирюзовое платье с тонким черным ремешком, любимые лодочки, что подарил отец ко дню совершеннолетия. Волосы такие длинные, насыщенного рыжего цвета, как когда-то.

Я поднялась с земли и сделала первый несмелый шаг. Боже, как трудно он мне дался! Словно это первый шаг за всю мою жизнь. Узкая тропинка вела куда-то вдаль, я следовала по ней, постоянно оглядываясь по сторонам и впитывая в себя диковинную красоту окружающего мира. Вскоре на горизонте показался дом, стены которого были выкрашены в ослепительно белый цвет, а треугольная крыша покрыта красными черепицами. Я чувствовала, что бывала здесь раньше, но не могла вспомнить – когда. На поляне около дома я заметила юношу. Высокий, стройный, лицо усеяно веснушками, а волосы отливают медью при свете дня. Черты лица так знакомы. Они напоминали мне о ком-то близком. А если это он и есть? Постойте, не может быть… это – мой брат?!

Я постаралась вспомнить его имя, но все попытки потерпели крах. Спустя секунду двери дома отворились, и оттуда вышла улыбающаяся пара. Мужчина держал женщину под руку. Они подошли к мальчику и обняли его – так трепетно и бережно, будто он единственное, что составляет смысл их жизни. Лицо отца семейства было беспокойно: седые брови сдвинуты домиком, улыбка выглядит натянутой. Он так постарел. Папа… Женщина, напротив, очень трогательно радовалась. Ее длинные ресницы были заметны издалека. Она хлопала ими изумленно и чуточку наивно.

Я ощутила острую необходимость приблизиться к ним, коснуться, почувствовать их близость. Сердце неприятно ныло в груди и билось чаще обычного, слишком часто. Я сделала робкий шаг… еще один… побежала навстречу семье. Но именно в этот момент брат похлопал отца по плечу, и трое направились в дом. Я бежала изо всех сил, рвалась за ними, но не могла вспомнить имен, чтобы окликнуть, чтобы позвать. Голос пропал, не было сил выкрикнуть хоть слово вдогонку. Как только я приблизилась к крыльцу, двери перед моим носом захлопнулись. Я билась о них, стучала, нажимала на ручку – все без толку. Подойдя к окну, увидела, как мама отправляет сына наверх. Они же вместе с отцом остались в гостиной. Он ласково обнял свою жену за плечи, а после подошел к камину и снял с него фотографию. Долго смотрел на нее, сжимая в ладонях. Лишь тогда, когда в глазах появился выраженный влажный блеск, я поняла, кто изображен на том фото.

Папа медленно высвободил черно-белый снимок из створок серебристой рамки, показал его матери, а после коснулся солеными губами. Секунды не прошло, как фотография отправилась в камин. Языки пламени недолго ласкали ее в своих объятиях, и вскоре от памяти не осталось ничего, кроме горстки пепла. Я впервые за долгое время смогла заплакать, несколько раз ударила кулаком по толстому стеклу, умоляя пустить меня, простить и принять назад. Но родители взялись за руки и поднялись по лестнице к единственному своему ребенку – единственному, достойному быть их ангелом. Свет потух, солнце скатилось за горизонт, а я осталась совершенно одна рядом с домом, чьи двери для меня отныне навсегда закрыты. Тело обвевал холодный ветер, рыжие волосы разметались по плечам, глаза болели от слез. Но вскоре этот сон развеялся, и я очнулась.

Медленно приподнявшись на локтях, я ощутила, как нехватка сил дает о себе знать: практически безжизненное тело камнем рухнуло на влажный кафель, впитавший в себя аромат текилы, а еще моей продрогшей кожи. Ручеек из крана больше не струился – кто-то перекрыл его вовремя, иначе случился бы непредвиденный потоп. Я встала на колени, сжала в руке мобильный, собрала всю волю в кулак. Вот опираюсь на одну ногу, вот уже на две. Подойдя к раковине, намеренно растягиваю тишину и сомневаюсь несколько минут, прежде чем кинуть телефон в воду, но все-таки делаю это – раз и навсегда. Сигнал тут же пропал, экран потух.

Отражение в зеркале по-прежнему выглядело, мягко говоря, паршиво. Чей-то смех все так же доносился из-за стены. Лениво стерев тушь со щек, я направилась в комнату. Майки взглянул на меня равнодушно и презрительно, а после протянул фотографию, где были изображены мы с ним –  светлые и улыбчивые, в парке аттракционов два года тому назад. Я присела на диван и осторожно свернула снимок в аккуратную трубочку, а после склонилась над глянцевой поверхностью журнального стола и втянула в себя короткую дорожку белого порошка, поглотила ее через нашу невинную в прошлом любовь, представленную на фото, а после откинулась на спинку и сдавленно улыбнулась своим мыслям.

Мое сознание больше не чувствовало печали, тоски, любви или угрызений совести. Лишь мимолетная радость до следующего приступа катастрофического одиночества. Сердце не рвалось из груди, а тихо тосковало в темнице выдохшейся оболочки. И я больше не помнила… ни брата, ни отца, ни Донни. Последние слова сорвались с моих губ, и этими словами было тихое, короткое, но бесконечно значимое: «Прости меня, мама».