Крик женщины. Часть7

      

           Андрей встретил их на платформе с букетом цветов в руках. Алька, увидев отца, ойкнула, вскинула руки и бросилась к нему с криком:
       -- Папа! Папа! Папа!
           Андрей тоже бросился к ней с вытянутыми навстречу руками. Она кинулась ему на шею, обвила его обеими руками и, прижавшись своим личиком к его щеке, плотно прильнула к нему всем своим маленьким, тоненьким, совсем еще девчачьим тельцем, одновременно и сразу как-то плача, смеясь и невнятно что-то бормоча ему на ухо.
            У Нади от вида этой картины защемило сердце и разом перехватило дыхание. Она выронила сумку из рук и в бессилии опустилась на нее. Ноги не держали ее. Перед ней как то сразу и в одно мгновение,  со всей  ясностью и очевидной непреложностью, открылась самая главная истина ее жизни. Та самая истина, которую она и так знала всегда, но которую все же порой  пыталась прогнать от себя долгими пустыми ночами последних месяцев. Пыталась, но ничего у нее от этих попыток не получалось!
                А истина заключалась в том, что вот  эти два стоявших перед ней на железнодорожной платформе  обнявшихся  человека, мужчина и девочка, были самыми дорогими для нее существами на земле. Такими дорогими, что дороже их у нее вряд ли кто еще когда будет.
             Андрей опустил Альку на землю, подошел к Наде, присел перед ней на корточки, положил ладони своих рук ей на плечи, бережно и ласково  сжал их и тихо сказал:
          -- Здравствуй, родная! С приездом!
         Надя всхлипнула и закусила губы. Слезы градом покатились из ее глаз. Но это были слезы радости, слезы счастья. Она ждала этой встречи, даже больше – она жаждала ее и много раз проигрывала  в своем воображении разные ее варианты, вплоть до того, что Андрей не придет их встречать на вокзал. Она и дочь-то в поездку больше взяла для собственной уверенности, для того, чтоб заманить Андрея на встречу, хотя была полная возможность оставить Альку у соседки, с которой они были в хороших отношениях. Однако того, что произошло на платформе, она не ожидала. Не предвидела. Она ожидала от Андрея чего угодно, но только не этого. Нервы ее не выдержали. И она растерялась.  А растерявшись, просто-напросто, по  «женски»  расплакалась.
          Андрей приподнял ее с сумки, обнял и начал целовать ее мокрое от слез лицо, шепча простые, но для любой любящей женщины являющиеся самыми лучшими в мире, такие хорошие, такие ласковые и такие нужные ей в эту минуту слова. Он целовал и шептал:
           -- Надюша! Надюша! Надюша!
           А их дочь, Алька, стояла рядом, смотрела на них и лицо ее было задумчивое и  серьезное.

***
            Эти трое суток пролетели для Нади, как одно мгновение. Одно громаднейшее счастливейшее мгновение. Они были все время вместе. Как одна настоящая семья.  Все трое, Андрей, Надя и Алька,  и все эти трое с лишним суток: четверг, пятница, суббота. А в воскресение вечером они уехали. Андрей их вечером провожал на вокзале.
            Андрей возил их по Москве на такси, они бродили по центру Москвы, по ВДНХ, были в зоопарке, отдыхали в ЦПКиО имени Горького. Андрей показывал достопримечательности Москвы с нескрываемым удовольствием. Ему нравилась Москва и то обстоятельство, что он теперь живет около самой Москвы, практически рядом с Москвой,  почти что в  Москве – всего каких-то несчастных полчаса на электричке, очень его устраивало.
              Но Наде Москва не понравилась. Шумная, яркая, крикливо  бестолковая – она ее раздражала и пугала. Она чувствовала себя в Москве  неуютно и дискомфортно. И это отношение  к Москве, как к некому «несвоему» жизненному месту обитания, осталось у нее на всю  жизнь. Как ни странно, но лучше всего она себя чувствовала в родной Старице, на родной их улице с двумя рядами одноэтажных домиков, закрытых снаружи  палисадниками из подрезанного штакетника во всю заросших вишнями, сливами и сиренями. Даже в Калинине ей жилось как-то не так, даже там ей было не по себе. А что уж здесь говорить о Москве!
            Домой к Андрею эти дни они приезжали обычно поздно вечером, уставшие до нельзя, но довольные. Правда, довольные только Андрей и Алька. Надя лишь представляла себя довольной. Но видно успешно представляла. Потому что никто подвоха не ощущал. Москва  раздражала и утомляла ее.  Причем,  утомляла ее, прежде всего, психологически. Москва давила ее своей мощью, своей громадностью и своей видимой, какой-то навязчиво тягостной активностью. А ее больше тянуло к тишине и покою.
           Надя познакомилась с соседями Андрея по коммуналке. Анна Васильевна была мощной грузной женщиной весом килограмм под сто пятьдесят  с зычным басовитым  голосом, перенасыщенным матерными словами. Андрея она уважала и почему-то побаивалась и поэтому видно слегка немного перед ним лебезила.  И Надю с Алькой она внешне приняла прямо, как своих, чуть ли не с распростертыми объятиями.  Третью семью их коммуналки, семью молодых специалистов Надя в этот раз не увидела – они были в отпуске.
            Спали они вместе. Андрей с Надей на диван-кровати, который Андрей успел уже приобрести, а Алька на раскладушке.  Анна Васильевна предлагала брать Альку к себе на ночь, чтобы она не мешалась Андрею с Надей, но Алька встала на дыбы.  Да она и не мешала им, потому что уставала от такого напряженного для нее дня очень сильно. Ее и хватало-то после приезда лишь на то, чтобы кое как помыться, да кое как поужинать. А затем, очутившись на раскладушке, она отрубалась мгновенно и совсем не мешала Андрею с Надей.  Поэтому Андрей с Надей спокойно могли заниматься сексом. Что они и делали. Причем делали активно и много. Как в первые когда-то  ночи совместной своей жизни. Любовь снова вернулась к ним. Или вроде бы вернулась. Да это и не важно было сейчас для них, действительно ли любовь к ним вернулась или же это только лишь одна ее видимость, рожденная их долгим взаимным воздержанием.
               Поэтому было вполне естественно, что перед возвращением Нади в Калинин перед ними всерьез встал вопрос об их дальнейшей жизни. Что им теперь делать дальше? Либо попробовать возобновить совместную семейную жизнь с учетом их предыдущего семейного опыта, либо же расстаться совсем и навсегда, чтобы уже никогда больше не мешать друг другу жить  в дальнейшем каждому из  них своей самостоятельной жизнью.
           Здесь все зависело от Андрея.  Сама Надя не могла   завести  подобный разговор. Она просто боялась. Эти несколько дней и ночей, вновь проведенных ею с Андреем, опять показали ей, что для этой жизни ей нужен только лишь один Андрей, что любит она только одного Андрея, причем любит она Андрея так, что даже жизни своей дальнейшей без него не может себе представить, что жить она дальше без Андрея не сможет ни за что.   
          Андрей был неглупым мужчиной,  он все прекрасно видел и понимал. Да и не был он равнодушен к Наде, как к женщине. Он по своему любил ее. Пусть не так глубоко и сильно, как Надя его, но все же любил. Да и не был он никогда по своей натуре «подлецом» или поддонком по отношению к своим бывшим женщинам. А здесь ведь шла речь о его жене с его же дочерью. И он предложил Наде вновь соединить их жизни. Он предложил Наде переехать к нему в Железнодорожный. Город неплохой. Рядом Москва. Жить им есть где. Пока поживут и в коммуналке.  А там и квартиру можно будет получить. С работой для Нади проблем тоже не должно вроде бы быть. А квартиру в Калинине можно будет попробовать обменять на равноценную в Железнодорожном. Не получится на равноценную, тогда на комнату в коммуналке. Тоже ничего. Так что расклад в любом случае  получался не так уж и плохим. Можно было бы и попробовать рискнуть. И они рискнули.
              Где-то через месяц с небольшим Надя  оказалась в Железнодорожном или, как говорят местные жители  – в Железке. Мебель Андрей привез на машине.  Сами же они с Алькой приехали  поездом. Все произошло нормально, не считая ее трудоустройства. Здесь возникли некоторые проблемы, из-за которых она не смогла устроиться в городской поликлинике, хотя место в поликлинике было и ее на это место  брали. Место было в детской стоматологии. Надя пришла в «горздрав» и ее направили к заведующей детской стоматологической поликлиники, Кларе Леонидовне Бурчак, или просто Кларке, как ее называли между собой сотрудники, красивой молодой «евреечке» чуть  постарше Нади.
           Клара сама вела приемы и Наде пришлось подождать.  Затем Клара усадила Надю напротив себя и они  проговорили  чуть ли не с час. Разговор был в общем про жизнь и про наше отношение к этой жизни, которая бывает не всегда ласкова и справедлива к нам. Надя понравилась Кларе и она подписала заявление о приеме ее на работу. Заявление должен был утвердить заведующий «горздравом». Не чувствуя никакой опасности и никакого подвоха впереди, Надя спокойно пошла утром к заведующему «горздравом», товарищу Сорокину Валентину Сергеевичу. Это был крупный мужчина лет пятидесяти, высокий, статный, с крепко посаженной на мощные плечи круглой лобастой головой и пышной полуседой шевелюрой, зачесанной назад.
            Когда Надя зашла к нему в кабинет, он сидел за своим столом и что-то писал, сердито поджав губы и нахмурив лоб, сведя чуть ли не в одну линию  свои густые черные брови. На Надю он сначала бросил  обычный беглый взгляд начальствующего чиновника на своего очередного посетителя, затем вскинул удивленно брови, положил на стол ручку и внимательным мужским взглядом посмотрел на нее. Точнее даже не посмотрел, а как-то мгновенно и разом  охватил ее цепким,  заинтересованным и оценивающе липким взглядом возбужденного самца.
          Под этим властно-беспощадным мужским взглядом Надя сразу же как-то съежилась, стушевалась,  почувствовала себя неловко и беспомощно. В  горле у нее мгновенно пересохло, а по спине между лопатками  побежали предательские струйки холодного пота.  Словно бы на чужих,  каких-то ватных и совершенно  не слушающихся ее   ногах, она неловко пошла к столу и сказала хриплым голосом:
         -- Здравствуйте! Я по поводу работы. Вот заявление…
        -- Здравствуйте, - неожиданно доброжелательным голосом сказал заведующий «горздравом» и, немного привстав со своего кресла, показал рукой на стоящее перед его столом стул,  - проходите, садитесь сюда. Меня зовут Валентином Сергеевичем. Вы кто?
         Надя села на стул и замерла. Валентин Сергеевич взял ее заявление, прочитал его и начал задавать вопросы. Обычные вопросы малознакомых людей, один из которых хочет что-то  побольше  узнать про другого. И Валентин Сергеевич разговорил Надю. Она расслабилась, размякла и даже заулыбалась. А заулыбавшись, стала удивительно красивой. Затем Валентин Сергеевич посерьезнел и сказал:
         -- Ну, что ж, на работу мы вас можем взять. Я соглашаюсь с Кларой Леонидовной. И возражать не буду, хотя у меня на это место уже запланирован специалист. И специалист с высшим стоматологическим образованием, а не с техникумовским, как у вас. Но вы должны понимать, что я делаю вам большое одолжение, пойдя вам навстречу. И если я вам сделал хорошо, то и вы должны пойти мне навстречу и сделать мне тоже хорошо!  Не так ли?
         Надя согласно кивнула головой, хотя не имела ни малейшего представления, о чем идет речь. А Валентин Сергеевич, произнеся эти слова, встал и прошел к двери кабинета. Открыл ее и вышел из кабинета. Затем вернулся, закрыл за собой дверь и подошел к Наде почти вплотную
        -- Ну, что ж, тогда начнем, - сказал он и начал расстегивать ремень брюк.
          А Надя ничего не понимающими глазами смотрела на него. Она действительно ничего не понимала. Между тем, Валентин Сергеевич расстегнул ремень, затем застежку брюк и достал свой начавший уже подниматься член. Надя  в ужасе вскочила со стула, оттолкнула его от себя  и кинулась к двери кабинета. Дверь оказалась незапертой. Ничего не соображая, находясь чуть ли не в обморочном состоянии, Надя проскочила мимо секретаря, и выбежала в коридор.
          И только здесь она успокоилась. Она остановилась, огляделась, словно высматривая погоню за собой, перевела дыхание и затем быстрым шагом пошла к выходу. Через полчаса она была у Клары Леонидовны. Та уже была в курсе дела. Видно, Валентин Сергеевич ей уже позвонил. Но что он ей сказал, как объяснил ей свой отказ, естественно, Надя не знала.  Но встретила ее Клара улыбкой. Значит, ей было известно все. Клара улыбнулась, похлопала ее по плечу и чмокнула в щеку!
           -- Молодец!, Надюша! Не поддалась!  И не расстраивайся  Чего в жизни не бывает? А тебе с твоей внешностью надо привыкнуть к тому, что тебя постоянно будут пробовать на прочность! И не только мужики, но и бабы! Да, да! Бабы тоже! Кстати, имей в виду, что самый страшный твой враг в этой жизни – это баба! Твоя  подруга! И она сделает все в жизни, чтобы тебя подложить под какого-нибудь своего знакомого! В отместку то ли себе, то ли еще кому!
            Затем она закурила, выпустила струю дыма  к потолку, покачала головой, усмехнувшись каким-то своим мыслям,  и сказала:
          -- Да-а, наш Валентин Сергеевич охоч  до женского пола. Ой, как охоч! Ни одну красивую бабенку мимо не пропустит! Всех оформляющихся молоденьких врачей пропускает через себя. Прямо в кабинете. Он обожает минет, любит, чтобы у него отсасывали. Член у него эффектный, большой, но сам он им работать не любит!  Ленивый чересчур! Вот и перекладывает  заботу о своем удовольствии на самих женщин! Ну, если уж  понравится  кто особенно, тогда продолжит и дальше с ней. А что? Начальник! Судьбами людей распоряжается. Железка – ведь это ближайшее Подмосковье! Почти что Москва! Желающих пристроиться здесь очень и очень много! А минуя его, женщина врач на работу в «горбольницу» не устроиться никогда! Только лишь «сверхблатные» какие-нибудь, которых он побоится тронуть! А все остальные – только через него! Но обычно он не перебарщивает и ограничивается всего лишь одним или несколькими кабинетными минетами. Право взял себе такое – своеобразный вступительный экзамен на допуск к работе! Вот ты, Надюша, его не прошла и нет тебе работы!
           Клара знала, что говорила. Она жила в Железке сравнительно недавно, лет пять всего. Приехала сюда из одного областного центра Европейской части Союза. Приехала сначала сама, оформившись через Сорокина в городскую детскую стоматологическую поликлинику и прописавшись в общежитии медиков, а затем уж привезла свою семью, мужа и сына. Через Сорокина она и квартиру получила и заведующей поликлиникой стала.  Была несколько лет его любовницей. А началось все с элементарного минета в кабинета Сорокина, который она выполнила  так эффектно, так мастерски, что Сорокин обратил на нее внимание и сделал своей любовницей.
               Поэтому Клара все прекрасно понимала, когда посылала Надю с  подписанным ею заявлением к заведующему горздравом и бывшему своему любовнику, товарищу Сорокину. Став заведующей поликлиникой, она  оформляла к себе   подобным образом почти всех   молодых женщин врачей и знала от Сорокина, как  они отрабатывали с ним его обязательный экзамен на допуск к работе. А кроме ее поликлиники в городе ведь были еще и другие поликлиники! Получалось так, что товарищ Сорокин буквально купался в сексуальных услугах самых красивых женщин  города, имеющих высшее медицинское образование! И большая часть из них были замужними женщинами! И соглашались! А что  здесь  поделаешь! Выбор-то был у него, а не у них! Как у феодала в средние века, обладавшим правом первой ночи. В городе прекрсно знали о подобном хобби их завгорздрава, знали и власти, и сами жители, но не обращали никакого внимания. Любовные похождения начальства всех рангов в нашей стране всегда были вне критики общества. Если только не сказать большего - предметом глубокой его зависти.         
          Поэтому, хочешь жить – умей вертеться! А жить-то хочется поближе к Москве!  Поэтому, ладно, черт с тобой – сделаю тебе приятное!  Закрою глаза и сделаю! А, может, и сама  приятность получу!Кто знает? И что ж, делали, и не  по одному разу! Зато  получали то, что  им было надо! Ближнее Подмосковье! Ведь здесь главное – цель! А цель всегда оправдывает средства!  И Надя, по существу, оказалась первой женщиной, отказавшей Сорокину в его сексуальной прихоти и не сдавшей экзамен на интимное послушание. А потому  и не получившей  права на свою работу. Как говорится, за чем пойдешь – то и найдешь!
        Заметив ошарашено-изумленный взгляд Нади, Клара рассмеялась и покачала головой. Затем недоверчиво глянула на Надю:
       -- Ты что, всерьез ни разу не брала мужской член в рот и не пробовала его ласкать или сосать? Ну и ну-у-у!  Настоящий каменный век! Скажи кому – не поверят! Ты дае-е-ешь, Надюша! Ты – уникум!  Имей в виду на будущее! Этот способ секса называется оральным сексом и на западе используется широчайше. Да и у нас тоже! Только не афишируется никогда! Вроде как бы неприлично! Но мужики любят его!  Да и женщины многие тоже. Еще его называют минетом или парижским способом любви! И пойми, Надюша, одну элементарную вещь: у женщин большинства народов мира существует культ мужского члена, как источника неземного наслаждения. Поэтому целовать член, брать его в рот и ласкать его - это обычное дело для нормальной женщины! И ничего здесь зазорного или стыдного нет!
           Но Надя действительно не знала, что это такое «сосать мужской член».  Слово минет она еще слышала. Но очень смутно представляла его истинное  значение. А термина   «оральный секс» тогда еще и не было в бытовой речи. Они с Андреем занимались обычным банальным сексом лицом к лицу. Даже позицию сзади Андрей никогда с Надей не использовал. Было в этом что-то  унизительное, нечеловеческое,  животное, похожее на случку собак. Поэтому, только старая, веками проверенная и надежная, так называемая, миссионерская поза, когда влюбленные лежат друг на друге лицом к лицу, целуя, лаская, видя и ощущая  друг друга в процессе всего полового акта. И их этот способ вполне устраивал. Во всяком случае, пока устраивал.
           Клара подошла к Наде, сидящей на стуле, присела перед ней на корточки, поглядела на нее снизу вверх изумленно и даже несколько восхищенно и спросила. Точнее, не спросила, а просто сказала полувопросительно  полу утвердительно:
        -- Да ты, наверное,  и замуж-то вышла девственницей  и не изменяла своему мужу ни разу?
      Услышав утвердительный ответ, она вздохнула, сразу же как-то посерьезнев,  затем вернулась к своему креслу, села  и сказала:
        --  Ладно не будем об этом. Здесь моя вина. Надо было мне с тобой к Сорокину пойти. Но не расстраивайся! Ничего страшного  еще не произошло. Сорокина собираются в Москву забрать. Наверняка в этом году этот вопрос решиться. На   место «завгорздравом»  планируют поставить Титова Василия Карповича, нынешнего его заместителя.  А с ним у меня прекрасные отношения. И тогда мы этот вопрос, я думаю,  решим без проблем.  Но это на потом. А пока что мы вот что тебе сделаем.               
            В одной воинской части, что здесь недалеко под Железнодорожным, требуется зубной врач. Командир этой воинской части – мой знакомый и он меня попросил подыскать кандидатуру. Там закрытая территория. Завод военный и поселок  для жителей и для военнослужащих. Отсюда к ним туда ходит свой автобус. Один раз  в час. Туда и обратно. Полчаса примерно езды в один конец. Вот туда мы тебя и определим. А потом, когда Сорокин переберется в Москву, я тебя перетяну к себе. Если ты возражать не будешь! Может тебе там понравиться у военных! Ладно, не обижайся, не обижайся - это я шучу! Сейчас я ему позвоню.
             Она взяла телефонную трубку и набрала номер:
        -- Привет, Семеныч! Это Клара Леонидовна тебя беспокоит.

***

             Стоматологический кабинет в воинской части оказался великолепным. Оборудование самое новейшее и все импортное: чешское и ГДР-овское. Медсестры, правда, не было. Но вместо нее был медбрат, молодой старательный парнишка, смотревший на Надю восхищенными глазами и готовый мгновенно выполнить любые ее желания. До Нади врачом стоматологом здесь работал пожилой, неопрятный, вечно ворчавший и вечно пахнувший перегаром  мужчина, работавший грубо и некачественно. Поэтому  к нему по возможности старались не ходить.   
             Надя же работала  быстро, старательно, аккуратно, всегда с улыбкой, всегда с шуткой. Со всеми своими пациентами, как военными, так и гражданскими, она держалась ровно, спокойно и доброжелательно. Голос ни на кого никогда не повышала, ничего себе «такого-этакого» не позволяла. И про Надю очень быстро стали говорить, что их новый доктор - прекрасный человек и великолепный специалист. Что у нового доктора руки не только золотые, но они  еще и очень нежные. «Зауважали» ее до невозможности! И на Надю очень быстро стали записываться в очередь. Причем, приходили не только сами, но  приводили еще и родственников.
             Короче, с работой у Нади сложилось  все более менее нормально. И добираться было не сложно. Правда, работа начиналась с восьми часов утра, поэтому из дома приходилось выходить сразу после семи. Альку в детский сад она отвести не успевала. Хотя детский сад находился недалеко от дома, но идти надо было совершенно в противоположную сторону от остановки служебного автобуса воинской части. Поэтому по утрам Альку в детский сад отводил Андрей и никакой проблемы в том  не видел. А вечером ее с детского сада обычно забирала Надя. Андрей частенько на работе задерживался.  У руководителей в те времена на заводе рабочий день считался ненормированным. И руководство завода обычно во всю этим пользовалось – после пяти вечера оно устраивало свои бесконечные производственные  совещания.               
           Проработала Надя  в воинской части три с лишним года. Привыкла, приспособилась и была довольна. С Кларой Леонидовной судьба их больше не сталкивала и Надя про нее совсем забыла, как  и забыла про ту свою, не слишком приятную попытку  трудоустройства в городскую поликлинику.  Но Клара про Надю не забыла и однажды она про себя напомнила. Она позвонила Наде на работу в конце ее рабочего дня, когда доктор обычно сидит за столом и заполняет карточки больных.  Телефон у Нади находился прямо в кабинете. Надя подняла трубку и услышала:
           --  Привет, Надя! Не узнала? Это Клара Леонидовна тебя беспокоит.  Слушай, у меня к тебе предложение. Меня назначили заведующей городской стоматологической поликлиникой. И я приглашаю тебя к себе врачом стоматологом. Я знаю, что ты там у себя в воинской части приработалась, привыкла и чувствуешь себя комфортно. Уверяю, что у меня тебе хуже не будет. А на твоем месте будет жена одного офицера, переведенного в эту воинскую часть. У них двое детей и если они оба будут там работать, то им сразу же дадут жилье в их поселке. Поняла, в чем дело? Тебя ведь жилищный вопрос не беспокоит? И ты сама прошла эту школу и должна меня понять! С твоим начальством я уже договорилась – они не возражают. Хотя, признаюсь, отпускать тебя не хотели. Ты их всех там буквально очаровала! Рада за тебя!
             Так Надя окажется в городской стоматологической поликлинике. Судьба вновь сведет их с Кларой Леонидовной, что довольно сильно скажется на личной и семейной жизни Нади. Но это еще только будет, будет. Будет!
                А пока Надя лишь обживается на новом своем местожительстве. Жизнь их к тому времени потихонечку наладилась, утряслась и приняла обычный   для всех   советских городских семей вид.  Выяснять друг с другом отношения они не выясняли. Ругаться или ссориться по пустякам – такого с ними  тоже не происходило. Они уже прекрасно знали и понимали друг друга. Процесс притирки характеров у них давно прошел и их чисто человеческие отношения  уже стабилизировались. Главой их семьи был и оставался Андрей, как более старший, более опытный, более авторитетный и гораздо более нее зарабатывающий.  Его слово было основным в семье. Хотя диктаторскими замашками он не отличался, но Надя все же старалась к нему подлаживаться.  На Надю  приходились все их семейные дела, включая бюджетные. Аванс и получку Андрей полностью отдавал Наде. Поэтому семейный бюджет вела она. Но продуктами семью чаще всего обеспечивал Андрей. С продуктами в Железке было не очень, как и во всем Подмосковье в те годы. Поэтому за продуктами горожане ездили в Москву. Но Андрей по работе  часто бывал  в Москве. То в Министерстве, то у смежников, то в  НИИ каком-нибудь, то еще где. И на обратном пути он обязательно пробегался по магазинам.
            Себе Андрей на личные расходы из бюджетных денег не брал ни рубля. Но деньги свои у него были всегда. Это были деньги по дополнительным его заработкам, которые были у него постоянно.  Всякого рода рацпредложениям,  изобретениям, или же деньги по его неосновным, так называемым, калымным работам. Худо бедно, но в месяц потихонечку набегало на недурные карманные расходы Андрея. Когда таких денег подваливало много, то часть их Андрей все же  отдавал Наде.
             Они неплохо поработали над благоустройством своей комнаты и у них получилось  довольно-таки прилично. Даже уютно Комната у них была большая прямоугольная с одним окном и встроенным шкафом в стене. Одну поперечную стену комнаты у них занимал большой  гардероб, поставленный посередине стены, а свободное пространство вокруг него Андрей заполнил книжными полками и двумя тумбочками. На одной из них, что около окна они разместился большой цветной телевизор  «Рубин». Получилось нормально. Перпендикулярно второй поперечной стены Андрей сделал  решетчатую перегородку  из нержавеющих трубок, принесенных им с завода,  от пола до потолка, с помощью которой они отделили угол для Альки. Вышел даже  не угол, а почти что вторая комнатка, где разместилась Алькина кушетка, стол-парта для ее занятий и небольшой самодельный стеллаж для игр и игрушек, сделанный Андреем. Здесь же, у второй продольной стены разместился их с Надей диван кровать, за которой они поставили свой  холодильник. На кухне для холодильника места не нашлось. А середину комнаты у них занимал большой раздвижной стол. В общем, устроились они как надо. Жить можно было.
            Вскоре у них появилась еще одна комната, площадью в 16 квадратных метров, полученная по размену за однокомнатную квартиру в Калинине. Комната размещалась в коммунальной квартире на две семьи. Андрей ее отремонтировал и они подали в бюро обмена заявление на размен имеющихся двух отдельных комнат на двух или трехкомнатную квартиру. Как повезет. Спешить им было некуда, поэтому они с обменом решили не торопиться и на «первопопавшийся» вариант не соглашаться.
                Работу домой Андрей не брал. Аспирантские свои дела он старался выполнять на работе и домой никогда ничего не приносил.   И  диссертацию он тоже писал  на работе. Лишь иногда кое что срочное захватывал  домой. Но это было редко, редко. Поэтому все свободное время Андрей отдавал Альке. А по выходным они очень часто  ездили в Москву. Благо, что рядом. Ездили просто так,  побродить, отдохнуть.  То в Третьяковку, то в музей имени Пушкина, то в музей Революции, то в музей Ленина, то в Парк Горького, то на ВДНХ, то в зоопарк, то просто в центр Москвы посидеть на лавочке в Александровском саду с мороженным или же около памятника Пушкина, то на речном трамвайчике по Москве-реке покататься,  а то в театр какой-нибудь на детский дневной спектакль или же в цирк. Чаще всего ездили втроем, все  вместе, всей семьей.  Надя, в общем,  была довольна и почти счастлива.             
                Ведь  гулять Андрей не гулял, в загулы не впадал, на пиво с друзьями в бар не ходил, на футбол или хоккей в Москву не ездил и ночевать всегда приходил домой. Даже не курил. Спали они всегда с Надей вместе и сексом занимались постоянно. Чем не образцовая семья? Даже скучновато как-то! Совсем не было похоже на бурную семейную жизнь знакомых Нади по Старице и деревне  ее родных и родственников. Но почему-то никак не желала казаться Наде эта их семейная жизнь  прочной и надежной. Где-то в глубине ее души жила и постоянно саднила маленькая, все никак не желающая проходить тревога.


                КОНЕЦ  7-ЧАСТИ

Продолжение    http://proza.ru/2010/07/25/812