Глава пятая Новый дом

Серия 1

Небольшая комната, размером примерно шесть на шесть метров, содержала в себе все необходимое для жизни, по мнению местной мэрии, – три кровати, унитаз, рукомойник и решетку на окнах. Из помещения, обильно сдобренного запахами перегара, дыма и немытого тела, две пары глаз с нескрываемым интересом уставились на Микаэля. Юноша прошел вглубь камеры к единственной свободной кровати, по дороге кивнув старым жильцам, и решетчатая дверь со скрипом закрылась за ним.
- Эй, красавчик, разве мама тебя не учила здороваться с людьми?
Обернувшись, Микаэль встретился взглядом с гладко выбритой мускулистой грудью. Медленно повернувшись обратно к кровати, Микаэль достал из сумки свое нехитрое приданное – полотенце, две пары носок, футболку и спортивные штаны и, окидывая взглядом комнату, попытался найти что – нибудь хотя бы отдаленно напоминающее вешалку. В следующую секунду сильная рука, по видимому принадлежавшая владельцу той самой мускулистой груди, схватила Микаэля за плечо и развернула к себе лицом.
- Когда я с тобой разговариваю, нужно меня слушать, а не поворачиваться ко мне своей молоденькой задницей, - дыхнул мужчина запахом мятной пасты в лицо Микаэлю.
- Оставь его, Джефри, - мужчина, до этого момента читавшей на кровати книгу, отложил ее и подошел к Микаэлю. Спортивное телосложение, бритая голова…издалека можно было принять его за молодого человека, но сетка морщин на лбу и вокруг глаз выдавали его настоящий возраст. На вид ему было лет 45-50 и, несмотря на грозный вид, глаза его были добрыми и излучали отцовское тепло. Верзила Джефри послушно отошел в сторону.
- Я Том. Том Брайен.
- Микаэль Гонсалес, - представился юноша.
- Так ты и есть тот самый маньяк – убийца, вырезающий своим жертвам сердце? – с интересом разглядывая нового соседа по камере, спросил Том. Микаэль утвердительно кивнул в ответ.
Время не шло, а скорее тянулось, и нахождение в четырех стенах первые месяцы для Микаэля было пыткой. Со временем жизнь в тюрьме немного разнообразилась. Оказалось, что заключенные схожи с ним в одном пристрастии – все в городской тюрьме любили футбол. Здесь была даже своя футбольная команда «Вест Призон», которая, благодаря Микаэлю, становилась победителем на чемпионате тюрем строгого режима уже три раза подряд. Том Брайен, известный в преступных кругах как «Кобра», оказался мужчиной с очень нестандартным прошлым: от сына нефтяного магната столицы он дошел до авторитета преступных кругов. Каждый заключенный считался с его мнением, и, казалось, даже надзиратели уважали его.
- Тюрьма – мой родной дом, - часто любил повторять Том, - здесь меня уважают, а некоторые даже бояться. А на свободе мне уже нечего делать, не тот возраст.
- Скажи, Том, откуда в камерах столько преступников, - поинтересовался Микаэль, - ведь известно, что Гриктаун по всей округе известен как город, далекий от преступного мира.
- Ха-ха, - Том засмеялся, но, увидев серьезное лицо Микаэля, продолжил, - нет такого места на земле, где нет преступности, мой мальчик. Уголовники есть везде, но правда в том, что в одних местах они известны и не скрывают от людей свои преступления, а в других - они прячутся как от правосудия, так и от местного населения. Гриктаун относится к последним. Половину наших тюрем занимают заключенные, присланные из столицы и окрестных городков, тюрьмы которых не справляются с наплывом «жильцов». А наши преступники ходят на свободе, скрываясь от правосудия и совершая деяния, покрываемые нашей доблестной полицией. Ты можешь даже и не знать, что человек, который только что поздоровался с тобой за руку, минуту назад смывал с этой руки кровь маленькой девочки, растерзанное тело которой он оставил в лесу. Никому нельзя доверять, мой мальчик. Человек, называвшийся твоим другом и братом, может в следующую секунду воткнуть тебе нож в спину, стоит только отвернуться от него. А убийца и грабитель, может наоборот оказаться самым лучшим и преданным твоим товарищем.
Микаэль впитывал рассказы Тома, собирая по крупинкам историю своего города и историю преступного мира, который с недавних пор стал для юноши родным.
- Гонсалес, на выход, - крикнул надзиратель, открывая дверь, - посетитель к тебе.
Никогда еще коридор не казался Микаэлю таким длинным. Он будто играл с юношей, превращаясь в длинную бесконечную дорогу вникуда. Микаэль не шел, не бежал, он плыл…плыл навстречу этому долгожданному свиданию. Наконец, когда до комнаты со стеклянной дверью оставалось всего несколько метров, юноша увидел очертания стройной женской фигуры в платье, с собранными в пучок светлыми волосами, сердце его предательски сжалось и, казалось, вот-вот разорвется на части.

Серия 2

- Сыночек мой, - услышав шаги в коридоре, женщина побежала к Микаэлю, чтобы сократить секунды до встречи с ним, каждая из которых для нее была подобна вечности.
- Ма-ма, - по слогам произнес Микаэль, и Мэдлин бросилась с рыданиями на шею сыну, целуя все его лицо, словно не видела много лет. Она даже не заметила в его голосе разочарования и не поняла, что сын ждал совсем не ее. Чуть позже мать немного успокоилась, слезы уже не лились беспрерывным потоком по ее щекам, но она продолжала держать ладонь Микаэля в своих руках, боясь, что стоит отпустить его руку, и ее мальчик исчезнет.
- Мама, расскажи, какие новости? Как папа? – Микаэль явно не знал, с чего начать разговор, поэтому первые вопросы были банальными и стандартными для подобных ситуаций.
- Все хорошо сынок, - женщина отвела взгляд, что не смогло ускользнуть от Микаэля.
- Не обманывай, мама, скажи все, как есть, - гладя ее руку, попросил сын.
- Мы продали дом и съехали на окраину пригорода. После всего, что с тобой случилось, папа перенес инфаркт. И я не хочу, чтобы это повторилось вновь, врач говорит, что второго приступа отец не вынесет. Соседи начали недобро поглядывать на нас еще до процесса, а после приговора и вовсе стали сторониться. Разве что пальцем не показывают.
Микаэль внимательно посмотрел на мать – первый раз за последние пятнадцать минут – и ужаснулся. Глупец! Жалея себя, думая о своем будущем, он совсем забыл о ней – о женщине, подарившей ему жизнь, воспитавшей и вырастившей его. А ведь она одна была с ним рядом в последние дни, а он…неблагодарный. Только сейчас он заметил, как изменилась Мэдлин: волосы, еще недавно такие живые и молодые, сейчас были пронизаны серебряными нитями, лицо покрыла тонкая сетка морщин, а усталые дни и бессонные ночи вечной тенью легли на ее коже. Микаэль ненавидел себя в эту минуту, комок из злости, обиды и ненависти к себе и тем, из-за кого его мать превратилась в старуху, подступал к горлу и не давал дышать.
- Прости меня, мамочка, - прошептал он, уткнувшись в такое родное и близкое плечо, пахнущее клубничным вареньем и духами «Шанель».
- Ну, что ты, Микки, все будет хорошо, все образуется, - шептала женщина, поглаживая сына по голове и покачиваясь из стороны в сторону.
- Свидание закончено, - грубый голос прервал семейную идиллию, - Гонсалес, пора на обед.
Прощальный взгляд, слезы в глазах матери и на щеках сына, его ладонь, горячая от тепла материнских рук и шаги…его шаги в мир, полный тайн и неизвестностей. 

Следующее десятилетие жители окрестностей пригородной тюрьмы встречали на улицах женщину, получившую в народе прозвище «тень». Каждое воскресенье, ровно в полдень, одетая в черные одежды, c прикрытыми платком волосами она шла через город по направлению к воротам тюрьмы и скрывалась в них ровно на тридцать минут. Микаэль всегда ждал ее прихода. Моменты общения с матерью стали для него единственной нитью, связывающей юношу с внешним миром. Ну, а сын, в свою очередь, стал для матери последним, что держало ее на этом свете. Отец Микаэля не выдержал второго инфаркта, настигшего его пять лет после приговора, и скончался. И эти редкие, но радостные для женщины встречи с сыном, стали единственной радостью в ее жизни. Приходя, она рассказывала о новостях в Гриктауне, говорила о его одноклассниках, о Лоре и Кристофере, но никогда о Беллине. Женщина знала, что упоминания о любви сына до сих пор причиняли ему сильную боль, именно поэтому избегала разговоров на данную тему. Да Микаэль и сам не стремился узнать о каких – либо моментах из жизни любимой. Нет, он не разлюбил ее! Каждый раз, закрывая глаза, перед ним возникал белокурый образ с улыбающимися голубыми глазами, и смех ее звенел в ушах юноши, словно источник радости был где-то рядом. Во сне ее гладкие мягкие руки ласкали его тело, теплые губы легким касанием дотрагивались до кожи, и Микаэль, просыпаясь в возбуждении еще долго не мог уснуть, встречая рассвет и кутаясь в воспоминания, как в махровое полотенце. Но тема любви в его разговорах с матерью негласно стала запрещенной. Так было лучше. Лучше для всех.