На западном побережье

или обрез уважают все

Малышу Клоду и дикой Ницшеанке посвящается

ДНЕВНИК СМИТА-22 
«22» июля 2010 г.

– Было опасно?
– Работа на улице очень опасна, потому что никогда не знаешь, на кого наткнешься (прямо как в южном парке: «Стреляй! Эта тварь прет прямо на нас...»).
– А лексика? Лексика! Диалоги в фильме очень смачные...
– Я фанат диалогов.  Я хотел, чтобы в них была правда, но в тоже время звучала какая-то музыка – чтобы можно было отдать дань и реальности, и тому кино, которое я любил и которого мне так не хватает. Я восхищаюсь фильмами Мельвиля и Одиара и хотел поклониться им в своем фильме.
(из интервью с Оливье Маршаль)
......................

Вот что такое настоящий кинороман в сердце западного мира (к сожалению, уже не западного) – французские «Гангстеры» (2002). 

Незабываемое время, насыщенное время. Львиная доля. Рейнджер на танцполе. Малыш Клод. Пистолет из стали. Значит, внутри него «бежит» какое-то потенциально опасное приложение.
А инженер Кириллов в «Бесах» Достоевского? Я знаю эту игру, игру-в-метафизика, «педагогическое» самоубийство Кириллова, слом бытия... Вы видели, как стреляют «люди в черном»? А герой Роберта де Ниро в фильме «Охотник на оленей»? – Russian roulette in the Vietnam: «здесь дистанции нет, а в упор стреляю без промаха», «он снова поднёс пистолет к виску и, нажимая на крючок, пощёлкал курком». (Здесь именно пистолет)   

– Обычные живут дома.
– А я уеду в незнакомую и загадочную Студеную страну с ее крайне агрессивным стилем: «началась драка – совершенно как в ковбойских фильмах, с использованием подручных предметов и мебели...». Там романтические виды. Это будет моим вступлением в anticommie-пакт. Кроме того, там тевтонские крепости, красивые, смелые и загадочные женщины...
О чем мечтает и стремится в своих мечтах рейнджер? Рейнджер мечтает жить в пещере, встречаться с красивыми женщинами и отстреливать чужаков на подходах к пещере. Экспансия!

Дать трансформациям свободный ход. Ницшеанки-торпеды выпрыгивают из воды, ликвидируют все эти унизительные вещи. Метафизик же соответствующим образом мотивирован (и экипирован), он готов к своей миссии. В этой драматической истории у дикой Ницшеанки идеологические функции, реакционные, арийские – это ее прерогатива. По сути, осуществляет арийскую военную цензуру.

Ледяные пустыни, 1957. Первый спутник, подвеска водородного чуда на высоте ста километров над папуасским континентом (который любит собирать всякое отребье, нет более важнейшей задачи, так сложилось исторически). Есть американцы и американцы. Уже тогда могли бы получиться – в шортиках и сандалиях, пробковых касках – высокоэффективные рабы. Ходили же дипломаты с бледно-зелеными лицами. Технологический придаток – звучит. На это указывает известная приземленность сознания, поразительная, далеко не детская – «наивность», «технологический», не метафизический страх, что ли... Обязательная ненависть ко всему арийскому. Негрополицейское покрытие на улицах Нью-Йорка. И ни одного ковбоя со времен Диллинджера (ну почти).

Ни одного метафизика (!), и это настораживает. Это деградация, и это Приговор. Вот скажите – о чем с ними сегодня можно разговаривать? О бельгийском Конго, разбухшем на «коксе» (cocaine) – планете обезьян? О папуасах в первой опиумной войне? О коминтерновском толерантном пакте? Не могу понять, вся американо-западная история вершилась только и ради – negroes, толерантов, исходящих желчью, гнусных копов, «пианистов» и душителей арийских детей, вывезенных из Студеной страны?

Уходят колонизаторы – так наступил хаос. Страх, риск, стыд. Европа ждет своих наемников (Sleeping dogs, 1977, действие в Новой Зеландии), грубых героев, мобилизованные ценности, а не досуг «пианиста». Каждому негру – по пальме.

Уходят колонизаторы – и где, где же теперь «преподавать» метафизику? – спросил бы Макс Штирнер, всю жизнь с такой страстью и тоской мечтавший о преподавательской работе. Позор блатным, – университетскому корпоративу времен Штирнера.   

Рано или поздно Булава полетит, альтернативы нет, потому что это европейская континентальная ценность, территориальная Идея, этого ждут. Булава – это миф двадцать первого столетия, закат равнодушной Европы. Страсбург... Предатели! «Это ли сейчас главное? Остановить большевиков, не пустить их в Европу» («Семнадцать мгновений весны»). Смотрите: вот она – метафизика цели: Белое море – Новая Земля – новозеландская миссия (военный трибунал) – парящие интеллектуалы – заступники жизни! Одна штормовая хрустальная ночь. Ежедневные, зрительные обращения в сторону Северного Ледовитого океана. «У весны твои глаза». Чем была бы любовь к Стране, если бы говорили иначе?

– Да, в Южной Америке от холода погибли двести человек.
– И какой холод?
– Температура опускается до минус двадцати трех градусов (!)
– Бедные дикие обезьяны, обкурившиеся тоннами уругвайских кока-сигарет (вспомните процесс написания «Капитала»). Человека твердо и решительно берут за шкирку и ведут к светлому загону – американской мечте. Осенью 2009 года появились сообщения о колонии, организованной педофилами в лесу в пригороде Атланты. И сразу же в Джорджии ослабили закон против педофилов. Приваживают. Толеранты торжествуют. Мега-новость с последующим порно-римейком. Вот почему американцам не выдают каски вермахта? Пробковая каска со звездой не спасет.

Причем палить лучше всего с двух рук – вероятность промаха исключаем.

«Смерть скачет на лошади». 

«Есть заветные рубежи, – пишет В.Ропшин (Борис Савинков), – мой рубеж – алый меч. <....> Когда звезды зажгутся, упадет осенняя ночь, я скажу мое последнее слово: мой револьвер со мною» («Конь бледный»).

Ты выбрал профессию метафизика не потому, что твой идеал рушится на глазах, а потому что есть точки опоры – «только» оппозиции.
Я вижу бесконечный ряд оппозиций: волкодав – мигрирующие черные волки, палящее солнце – и кольт, красная жара – холодный фронт, фараоны в розовом – «как люди в черном», трепет души – злобный пессимизм (злобствование, злобность), русские харизматы – и моральные банкроты, юная и прекрасная страна – страна преступников и проституток, юная и прекрасная страна (длинноногая... сюжетная...) – климатическая чума, пули одуревших от безнаказанности баскервилей – а у тебя: «лязгнул затвор, гильзу выкинув».

Лучшие люди из Европы, – не объединяйтесь, прошу. Это не «звучит». (Кроме того, вас повяжут). Самые сильные живут здесь, за Полярным  кругом. Здесь заканчивается «американский», вьетконговский, плутократический «период». Здесь не пишут антивоенных манифестов, здесь бравируют опасностью. Полярный круг – последний аргумент. Океан, звездное небо и суровый, свежий воздух.

Вновь вспоминая Макса Штирнера и корпоратив... Ясно одно: метафизике, как и разведке, не нужен блат. Вся наша жизнь – это сплошная подстава и бурелом, и потому блатные не нужны разведке. Бескорыстия – вот чего ждет и метафизика, и разведка. И это важно. Здесь специальное право.

Чем больше предателей будет вывезено за кордон, тем будет легче и чище. И светлее. Уже светлее. Мы не можем содержать их. 

Что касается английских и американских агентов-нелегалов, то они должны быть пойманы и истреблены. «Двенадцать обезьян» и цветные по жизни. Ужасы англо-американской плутократии. Да, обратите внимание – предателям иногда удается обеспечить себе безбедную, но недолгую жизнь. Что-то рановато умирают перебежчики-ублюдки. Третьяков, – это тебе за Роберта Филиппа Ханссена, осознавшего преступность и желтизну штатов. В жизни всегда есть место киновариантам. Против лома, как известно, нет приема, но всегда найдется другой лом. Жизнь – это настоящая «миля чудес».

Взять, например, Смита. (Это шутка)

– Моя женщина – начальница Парижского управления (гестапо?), но об этом зритель узнает только в конце фильма... – Какая она, белая женщина, влитая в черный плащ? – Это знаю только я, Малыш Клод.
– Борман, на выход! («Егерский приклад») 
.....
– А ты, русалочка, о чем мечтаешь? По-прежнему в морском подполье, в глубине – из-за жары?
– Выныриваю периодически. В глубине прохлада.

Нет, это не фрагмент киносценария, это арийская драма, Леди с кольтом; любовь – это дьявол. «Если вы посмотрите на то, что происходит за моей спиной, то увидите торнадо».

Метафизик, ты одинок. Иногда ты в таком вселенском одиночестве, что думаешь: а можешь ли довериться даже Ницшеанке и сказать об этом. 

Между миром великолепного кино и миром рейнджеров существует взаимосвязь. Я понял, что это – правильные люди... дети львиного поколения. Арийский жетон позволяет «брать в банках любые кредиты», наращивать усилия...  Антураж, повадки, манера – все это отражает реальность. Мою реальность...

Рейнджер готовится к гайно-кайскому прорыву. Это, рейнджер, твое авторское кино, авторская метафизика, «бремя мечты». Немного расслаблен, немного «хмур», даже «печален», но этого никто не видит. Слушает музыку, грубая энергия. 

«Здесь все наполнено бесстыдством. Здесь природа гнусна и неизменна... <....> бесстыдству всех этих джунглей» <....> «Я знал, что это будет отличная метафора – метафора чего, я не знаю сам» (Вернер Херцог).

Никакое прошлое рейнджеру не поможет, если сейчас он – никто. Баскервилям твое прошлое не нужно. Баскервили существуют исключительно и только для отстрела. Все, что было создано в нашей юной и прекрасной стране, было создано во имя и в содружестве с Обрезом. Во имя черного металла. Во имя черного плаща. Требуются волкодавы. Хищники в Студеной стране были, есть и будут – это не изнеженная парковая Европа. Численность медведей огромна, и они из года в год нападают на людей. Численность волков также не уменьшается, и они нападают на людей. В стране хищников становится все больше и больше. (Никто ничего не знает, зато есть повсеместное надувание щек). – Вы спросите – «почему»? – Да, почему? – Потому что хищник он всегда хищник. Примерно так рассуждал и Джеремайя Джонсон (Jeremiah Johnson, 1972).

Переменчивая погода, сильные ветра, оторванность и волки. Волкодав живет в постоянном напряжении. Патроны с картечью под рукой и пулевые тоже, мало ли. Любое промедление или невнимание к рельефу приведет к фатальному исходу (или фатализму).

То, что пережили в Студеной стране – не пережил никто. То, что ежедневно переживают в далекой, неизвестной и очень одинокой стране – не переживают нигде. От наличия обреза зависит жизнь. Пуля в ответ на наезд. Пуля пробивает горло. Испытания на биоманекенах. Наличие в твоих руках оружия – это тест для баскервилей. Ты обнажил оружие! Настоящий мужчина – всегда метафизик. Метафизика его танцплощадка. Рейнджер танцует – Малыш Клод на танцполе.


http://www.proza.ru/2010/07/27/773