Флобер. Глава 12

                Глава XII. 



                1852



               

  Cреди моих товарищей все либо женились, либо устроились и достигли положения, либо вот-вот достигнут этого. Кстати, один мой друг берётся устроить мне брак на двести тысяч ливров ренты с мулаткой, которая говорит на шести языках, родилась в Гаване и обладает чудесным характером. Представь, как я примусь за изготовление целой кучи мулатиков!
  Не хочу я ни жены, ни детей. Я изрядно постарел в отношении многих вожделений. И потом, когда слишком долго повторяешь себе, что виноград зелен, наконец и вправду начинаешь в это верить. Так вот и живу день за днём, без какого-либо плана жизни, с единственным желанием – лучше писать.
 
               
                ***

Скверная неделя. Дошёл до такого места, где уже не знаю, что сказать. А всего неделю назад работал с жаром и уже считал, что близок к середине первой части. С тех пор как люди занимаются стилем, никто не изводил себя над ним больше, чем я. Всё оттенки да тонкости, в которых наконец я сам перестал что-нибудь видеть, а ведь как трудно ясно передать словами то, что в мыслях ещё туманно. Делаю наброски, порчу, стараюсь, нащупываю. Каждый день два часа занимаюсь древнегреческим и начал перечитывать Шекспира в оригинале. Месяца через два-три буду читать его почти бегло. Какой человек! Самые великие в подмётки ему не годятся. По вечерам читаю театр Гёте.

                ***

Ты не представляешь себе, какой должна получиться моя книжица. Никакой лирики, никаких размышлений, личность автора отсутствует. Там много страданий и зловония. Читать это будет грустно, там есть и жестокие картины. Времени эта работа требует чудовищно много. Наверняка не закончу к началу будущей зимы. Делаю в неделю не больше пяти-шести страниц.

                ***

 Моя жизнь – налаженный, чётко работающий механизм. Мой организм – нечто, действующее помимо моей воли, тем естественным ходом вещей, благодаря которому белый медведь живёт во льдах, а верблюд шагает по песку. Я – человек-перо. Я чувствую пером, благодаря ему, в связи с ним и куда сильнее – с его помощью. Когда-нибудь, на покое, я опишу себя. Если только к этому времени мне достанет необходимых сил. Подохну в своей берлоге либо безвестным, либо знаменитым, оставив либо рукописи, либо напечатанные книги. В глубине души этот господин, толкующий тебе о спокойствии, полон глубоких сомнений относительно себя самого. Ему хотелось бы знать, до какой высоты он способен подняться. Но и задавать себе этот вопрос – признак немалого честолюбия; ибо точное знание своих сил, быть может, и есть гениальность. 

                ***

 Газеты и смотреть не хочу – потерянное время! Прок один – что ворон считать, что кормиться всеми повседневными мерзостями, составляющими пищу дураков. Гигиена столь же важна для таланта, как и для здоровья. Французская академия – вот прогнившее и глупое учреждение со всеми его отделениями, корпорациями, полочками, удостоверениями и проч.! Ненавижу любые ограничения и, на мой взгляд, любая Академия – нечто в корне противное самой сущности человеческого Духа, для которого нет ни правил, ни законов, ни мундиров!