Жили-были Сеич и Геич

И пошли они однажды по миру. Идут, значит, они, и вдруг дорога разошлась надвое. «Я пойду направо», - сказал Геич. «Хорошо» - Сказал Сеич, - «А я никуда не пойду». И сел Сеич прямо у дороги в траву. А Геич пошёл направо. Так расстались друзья. Прошло 3 часа 3 минуты и 3 секунды, и надоело Сеичу сидеть в траве. Встал он тогда и сказал солнышку-яснышку, травке-отравке, небу-до-неба: «А не пойти ли мне отсюда». И поднялся Сеич, и стал вертикальным.

А тем временем устал Геич идти направо и сел у дороги в траву. Утомил путь длинный славного Геича. Так утомил, что утомился Геич и заснул. И приснился сон Геичу, сон запутанный-перепутанный... Вот он, Геич, скачет на красном коне да в чистом поле. А поле чистым чисто так, что и вряд ли чище сыщется, хоть бы и целью задался кто. Да и Геич скаком скачет да скоком, подпрыгивает в седле, подскакивает. И понимает внезапно, что конь-то его красный, да деревянный и на колёсиках, а поле-то чистое, да не бескрайнее, а конечное, и не поле вовсе, а спина огромного чудище. И слопает это чудище Геича, вот-вот слопает, не понятно чем, но слопает! И проснулся Геич.

И почуял Сеич, что беда приключилась с Геичем, и бросился Сеич спасать друга, и побежал налево. И не было слева Геича. Призадумался Сеич и сел в траву. Не было в той земле его несчастней, ибо не мог он помочь другу. День сидел Сеич, второй, третий. Вот на третий день проходил той дорогой Геньич. Поглядел Геньич на Сеича и молвил голосом собственным: «Много повидал я на веку своём, веку геньичевом, но никогда не встречал я столь печального добромолодца». И встал тогда Сеич из травы и сказал: «Здравствуй, Геньич». И здравствовал с тех пор Геньич. И поведал тут Сеич Геньичу о беде своей, беде страшной, беде внезапной. Призадумался Геньич и сел в траву.

А тем временем-перевременем понял Геич, что заблудился, но решил искать выход и встал, и пошёл, и шёл долго Геич, и стали покидать силы его, и набрёл он на лес, и стало страшно в лесу Геичу. Сел он в траву и закручинился. И закручинился он так, что закручинились все звери и растения в лесу, и услышал это за тридевять земель оттуда Геньич. И поднялся Геньич из травы и стал перед Сеичем ответ держать. Мол, непростую задачу ты мне задал-перезадал, но напряг я свои извилины-развалины и понял, что кручинится Геич в лесу ровно за тридевять земель отсюда, и что нету его кручины кручиннее. Просиял тогда Сеич, сказал и пошёл в лес.

А в лесу всё по большей части темно было, коряги за ноги цеплялись, ветки по лицу хлыстали. Стало лень Сеичу продираться и сел он под деревом-дуб-высоким. И услышал он себе в ухо следующие слова: «Ау, Ау». Призадумался Сеич, ибо похож был голос загадочный, сиё говоривший, на голос друга его – Геича. И молвил в ответ Сеич: «Ау, Ау, Ау». И принял это Геич за эхо и закручинился пуще прежнего.

И наступила тёмна-ночка, и не видно стало ни зги.

И сказал тогда Сеич себе, себе Сеичу да переСеичу, разверзнув богатырский рот: «Какого лешего я сюда залез!» И разбудил он спящего к тому времени сном сладким Геича. И упал Геич с дерева-дуб-высокого, на котором почивать изволил. И упал он не на землю-матушку или травку-отравку, а на голову, голову сеичеву-пересеичеву. И было им обоим удивление. И сказал тогда Сеич Геичу по этому поводу: «Привет, Геич!» И ответил ему Геич, подумав: «Привет, Сеич!» И пошли они домой. И долго после вспоминали эту историю. А как вспоминали – непременно благодарили Геньича. И было Геньичу благо.

ВОТ ТАК.

До-освидания.