Однажды Сеич разучился играть в футбол

И хоть был он учителем-переучителем, превратился той порою, порою дурною в разучителя-переразучителя. И видно впрямь дурной была пора!

Вот идёт Сеич шагом богатырским, шагом богатырским да нефутбольным! Кабы кинул кто мячик ему, так и улетучился бы позёмкой жиденькой, сквознячком дохленьким шаг богатырский сей! И захромал бы Сеич, и пошёл бы, об мяч спотыкаючись, спотыкаючись да падая неловко, падая неловко да раскарячечкой, раскарячечкой да на обочинку, на обочинку да в канавушку, в канавушку да в Грязь Непролазную! А попавший во грязну канавушку Геичем засыпан будет неминуемо, неминуемо да песочечком, песочечком да рассыпчатым, рассыпчатым да с камушками, камушками острыми, неотёсанными.

Но никто мяча не кидал, и спасибо ему на этом.

Говорил друг другу честной народ: «Это Сеич идёт, богатырским шагом вышагивает! Это Сеич идёт, буйною головушкой потряхивает, ключиками от 53-го позвякивает! А кабы кинул кто мячик ему, так и улетучился бы позёмкой жиденькой, сквознячком дохленьким шаг богатырский сей! И захромал бы Сеич, и пошёл бы, об мяч спотыкаючись, спотыкаючись да падая неловко, падая неловко да раскарячечкой, раскарячечкой да на обочинку, на обочинку да в канавушку, в канавушку да в Грязь Непролазную, ключики от 53-го утопив».

Слухами такими земля полнилась, земля полнилась да через самый край. Молвою такою воздух насыщался, насыщался да до сыту. Уж и травушка-муравушка, уж и дерево-дуб-высокое, уж и птицы-синицы, уж и насекомые-в-нас-искомые, уж и любимая овчарка да собака Джордан  —  ВСЕ при появлении Сеича одно твердят: «Вот идёт Сеич шагом богатырским, шагом богатырским да нефутбольным! Кабы кинул кто мячик ему, так и улетучился бы позёмкой жиденькой...  ...да в канавушку, в канавушку да в Грязь Непролазную!»

Про себя твердят да друг другу пересказывают, а чтоб Сеичу – то ни слова!

Вышел Сеич на поле широкое, поле широкое, что не виден край, поле широкое да многолюдное. И сказали тогда все, на поле кто, Игроки да коллеги сеичевы: «Гляньте, Сеич идёт шагом богатырским, шагом богатырским да нефутбольным! Как кинет кто мячик ему, так и улетучится позёмкой жиденькой, сквознячком дохленьким шаг богатырский сей! И захромает Сеич, и пойдёт об мяч спотыкаючись, спотыкаючись да падая неловко, падая неловко да раскарячечкой...»

И вышел Геич вперёд и сказал Сеичу.

И вышел Геньич вперёд и сказал Сеичу.

И вышел Сеич вперёд и сказал Солнцу Красному, травушке-муравушке , да дереву-дуб-высокому, да птицам-синицам, да насекомым-в-нас-искомым, да любимой овчарке-собаке Джордану, как, если б и она тут стояла: «Хватит!»

И хватились все, а Сеич особенно. Но оставили футбольные способности Сеича, Сеича-добромолодца, Сеича из 53-го! И кинули люди добрые, добрые, да глупые и невежественные, мячик Сеичу... и захромал Сеич, и пошёл об мяч спотыкаючись, спотыкаючись да падая неловко, падая неловко да раскарячечкой, раскарячечкой да на обочинку, на обочинку да в канавушку, в канавушку да в свежезасыпанную, в свежезасыпанную да так, что по центру рука торчала.

Увидели таким Сеича коллеги и испугалися, испугалися – закручинились, что испугалися, а, закручинившись, что испугалися, – обессилели, и пошло у них это по кругу.

Но днём 4 часа дня часы пробили, и Земля к Солнцу углом обернулася,
да так, что 4 часа часы пробили, и Земля к Солнцу углом обернулася.

Неминуемо-то сражение.
Неминуемо, что назначено!
И за каждое предложение
Будет скоро судьбой уплачено.
Кто-то  в ауте, кто-то  в лидерах,
Кем-то  мячики заколочены.
Нет московского Кубка в Питере   –
Ну, а мы своим  озабочены.
Молодёжь, пока молоды, в силе, и
Мощь её ярким блеском  глянцева.
Мы недавно уверенно били их  –
По годам, словно в сборной Романцева.