Жопастые

Рудольф проснулся от звона посуды на кухне, звуков чьих-то голосов и каких-то неразборчивых шумов, причины которых он не мог понять. Всё перечисленное, даже в своей совокупности, отнюдь не было столь громким, чтобы помешать ему спать и он, лишь частично пробуждённый, вмиг заснул бы заново, если бы не удивление. Всё дело было в том, что родители Рудольфа прошлым вечером уехали в другой город, где планировали пробыть несколько дней гостях у бабушки - соответственно они не могли этим утром находиться дома и быть источниками тех шумов. Более домочадцев в этой квартире не было, следовательно - либо родители по некой неизвестной причине предпочли вернуться раньше намеченного срока, либо на кухне сидели чужаки неведомо как попавшие туда. Именно это тревожное удивление вывело Рудольфа из состоянии полудрёмы и не дало вернуться к продолжению сна, который тутже забылся, как только его ноги коснулись пола. Если изначально он решил, что чьё-то присутствие на кухне было плодом его воображения или продолжением безсознательных грёз, теперь он отчётливо слышал совершенно чужие голоса, отчётливо доносящиеся до него сквозь закрытую дверь. Это не могло не тревожить его, а потому послужило причиной значительного ускорения движения. Он даже не потрудился одеться и вышел из своей комнаты, как спал, в одних лишь трусах. Бегом миновав гостинную и коридор, отделявшие его от кухни, он почувствовал запах еды и понял откуда доносился доколе непонятный звук - на плите готовилась еда: булькала вода в кастрюле, гудела духовка, шипело масло на сковородке и даже микроволновка енергично пищала...

Когда Рудольф открыл дверь кухни перед его взором предстала весьма странная картина - за столом восседало трое неимоверно тучных людей (двое мужчин и одна женщина), столь широких габаритов, что им было необходимо каждому по два-три стула. На скатерти было разложенно множество блюд, стоящие очень плотно и заполняющие её практически полностью, так что она лишь местами проглядывала из под тарелок. В асортименте блюд были куриные ножки, колбасы, ветчина, различные другие мясные продукты, фрукты, бутерброды, икра, ягоды, вино, квас, пудинг, вишнёвое желе и шоколад. Ели эти трое незнакомых ему людей быстро, но не слишком аккуратно - жёванные куски пищи то и дело вываливались из ртов на стол и пол, бокалы с питьём проливались, содержимое блюд падало на скатерть при неловких попыток его перемещения на тарелки. Ещё несколько явств пребывали на плите в стадии готовки. Было видно, что теперь холодильник, скорее всего, полностью пустовал. При виде Рудольфа, толстая женщина уронила бокал вина и заголосила противным визгом, а двое толстых мужчин гневно подняли на него глаза, не отрываясь от сгрызания мяса с куриных ножек. Бокал упал на пол и разбился в кроваво-красную лужу полную прозрачных острых осколков. Пухлая рука женщины указывала в сторону Рудольфа и её голос застыл на одной пронзительно высокой ноте. Двое мужчин, лицезрея эту картину, всёже на время отложили свою еду и, медленно тяжело поднявшись со стола, направились в его сторону. "Невежа" - проорала женщина широко раскрыв рот так, что её вернхняя губа коснулась волосатой бородавки под носом, а второй и третий подбородок волнами откатились назад. Двое толстяков приблизившись, схватили Рудольфа и с силой вышвырнули его обратно в коридор. После чего дверь гневно захлопнулась с такой силой, что непрозрачное стекло на ней не вылетело лишь чудом. Падая, он сильно ударился и разбил правый локоть до крови. Поднявшись, он хотел спросить в чём была причина подобной агресивности, но оглядев себя понял - он к своему стыду явился в общество одетый лишь в нижнее бельё...

Чтобы вновь не оскорбить тучных людей на кухне и хоть как-то загладить свою вину, Рудольф причесался, наскоро отгладил и одел свой парадный костюм-тройку и вновь вернулся на кухню лишь посмотревшись в зеркало и убедишись в отсутствии каких-либо изьянов своего внешнего вида. Ситвация казавшаяся по-началу абсурдной, после минуты логичного размышления стала для него проясняться - люди столь уверенно сидящие на его кухне и абсолютно не испытывающие какого-либо дискомфорта, не могли быть никем кроме друзей его родителей, имеющих на то их разрешение и полное дозволение. Вероятнее всего, сами родители посоветовали этим замечательным людям ни в чём себя не притеснять и в случае необходимости пользоваться всеми удобствами квартиры, а в случае голода смело брать любую еду из холодильника. Это означало, что они повели себя совершенно правильно и лишь самому Рудольфу следовало стыдиться за то, какое неуважение он оказал этим гостям прийдя на кухню без стука в одних трусах. Имеенно поэтому, он всеми силами должен был стараться исправить то негативное впечатление, которое было им произведенно им вследствии произошедшего недоразумения. В противном случае эти трое, во время беседы с его родителями, непременно упомянут о его невежливом поступке, пусть даже всколь и отнюдь не желая как-либо ему повредить - но это так или иначе возымеет свои последствия. Рудольфу надо было в корне изменить их мнение о себе, чтобы эти люди поняли всю курьёзность произошедшего инцидента и увидели, что он вовсем не столь невежественен, как им это показалось. Преодолевая нервозность от осознания того, сколь важная и сложная мисия ему предстоит, Рудоль натянуто улыбаясь, тихо постучался в дверь кухни. Ожидая ответа он затаил дыхание и стоял неподвижно. Прошло несколько минут, но на его прошение войти никто не отреагировал. Рудольф смотрел перед собой, разминая мышцы лица - улыбаясь и переставая улыбаться. Неожиданно он обнаружил, что стекло двери всёже пострадало от сильного удара и дало довольно длинную трещину. Несомненно это была лишь его вина и ему предстоял выговор от родителей. Он взглотнул и старался, вникая в расплывчатое изображение на стекле понять, стало ли его присутствие известным людям на кухне. Вслушавшись в их разговоры, он понял, что это так не было. Они говорил о чём-то своём, подробностей Рудольф не мог разобрать, однако по обрывкам фраз он понял, что женщина частенько возмущалась по поводу его "неслыханного вторжение", а двое мужчин как могли старались её успокоить и стремились перевести разговор на другую тему - это удавалось им лишь ненадолго. Разумеется они во всём соглашались с ней и никоим образом не оправдывали дерзкий поступок Рудольфа, но при этом они не хотели, чтобы он не становился причиной испорченного комфорта застолья. Уже неуверенный в том, стоит ли ему беспокоить этих людей, Рудольф в нерешительности стоял у двери. Ведь если его назойливость (а та женщина и так не могла оправиться от негативного впечатления после его прошлого вторжения) всерьёз нарушит их покой - тогда едва ли он сможет как-либо исправить то негативное впечатление, которое уже успел сложить и лишь ещё более усугубит его - чего ему совершенно не хотелось...

Спустя какое-то время, протянувшееся для Рудольфа нетерпимо долго, он вдруг разобрал отрывистую фразу женщины на кухне, которая намекала на то, что ежели он соблаговолит войти и извиниться за свой наглый поступок, то её настроение несколько улучшиться. Обрадованный он хотел было что было силы начать молотить дверь, но вовремя себя оддёгнув - издал лишь краткий вежливый стук. Когда на него не последовало реакции, он повторился. Лишь на пятый раз он постучал слегка громче и наконец услышал разрешение войти. Осторожно он разтворил дверь и на цыпочках проскользнул внутрь."Я пришёл сюда чтобы извиниться и довести до вашего разумения то что произошедший инцидент был лишь недоазумением вызван и тем, что я не ожидал вас здесь застать" - наскоро протараторил он как только закрыл за собой дверь. Женщина, отношение которой к Рудольфу до этого заявления казалос совершенно непримиримым - теперь заулыбалась. Один из толстых мужчин посмотрел на него гораздо более благосклонно, нежели тогда когда он только входил. Второй же недоверчиво поднял бровь и вопросил - "Как можно было неуслышать звука нашего разговора и звона посуды? Вероятнее всего ты специально оказал нам неуважение, а теперь, совершенно необоснованно мня себя умнее нас - пытаешься ещё и врать!". Ощущая дрожь в собственном голосе, Рудольф ответил - "Знаете ли, Я действительно не услышал, вы были столь любезны, что ваше пребывание здесь вовсе не было слишком шумным". Недоверчевый толстяк взял с блюда последний бутердброд с икрой и неспешно откусив от него кусок, пожевав (но ещё не проглотив) - продолжил недовольствовать - "Неужто ты решил, что мы стремились вести себя тише, чтобы не притесянять тебя? Поверь мне, молодой человек, этот мир отнюдь не вертиться вокруг тебя. Быть может ты и говоришь правду, но это не отменяет твоей вины в другом деле. От твоего бездействия у нас скоро кончиться еда, а ты знай себе прохлаждаешься и маешся ерундой. На каждом в этом мире лежит своя ответственность, а ты по всей видимости из тех, кто всегда от неё увиливает, сколь ничтожной бы она ни была". Его слова возымели поддержку остальных толстяков, которые оглядев стол, увидели, что действительно, еда на нём кончается. И если женщина какое-то время назад улыбалась - теперь она была вновь недовольна. Второй толстый мужчина и вовсе покраснел от гнева. Рудольф не нашёл ничего лучшего, чем извиняясь, поспешить в магазин за продуктами...

Когда он вернулся, мокрый от пота и волочащий несколько больших пактов полных продуктов - тостяки уже ели ту еду, что ранее была на плите. Подгоняемый их недовольными возгласами, Рудольф старался готовить как можно быстрее. Первым делом он поставил готовиться полуфабрикат лазаньи в микроволновку, почищенных картофель в кастрюлю вариться, катлеты жариться на сковородку и несколько сырных пиц подогреваться в духовку. Выложил на освободившееся от персиков блюдо апельсины - за что тутже получил оплеуху влажной от сока персиков руки толстой женщины. "А кожура с них сами слезет?" - воскликнула она. Извинившись, Рудольф быстро отчистил апельсины и подал на стол приготовленную лазанью. В микроволновку он положил другую такую же. Порывшись в сумке извлёк из нескольких упаковок около сорока копчёных куриных ножек и одну целую курицу криль. Затем перевернул на сковородке катлеты и поставил на стол две бутылки вина, которое толстяки жадно глотали взахлёб так, что оно неминуемо стекало по их шеям на одежду, смешиваясь с прилипшими там кусками еды. Казалось, они стремяться не пережёвывать еду вообще, а глотать её как можно быстрее вне зависимости от размеров. Если кусок лазаньи или долька апельсина выпадала из рук, они не поднимали его, а брали новый. Когда таким образом на столе накапливались горстки из смеси самых разных блюд, щедро сдобренные разлитым вином - они гневно смахивали эту масу рукавом на пол. Таким образом кухня очень быстро приобретала крайне загрязнённое состояния и занятый готовкой, Рудольф попросту не успевал убирать. Толстые без устали продолжали есть, подгоняя Рудольфа оплеухами и ругая его за захламлённую обстановку кухни. Лишь спустя три часа, приготовив много блюд и убедившись, что еды этим людям хватит на продолжительное время, даже с учётом того как быстро она поглощается - Роланд принялся отдирать с пола еду, которую к тому времени успели сильно вмять в пол ботинками...

Толстые продолжали есть. Опасаясь того, что не сможет удовлетворить их аппетитов в полной мере, Роланд прошёл в гостинную и позвонил матери. Он описал ей ситвацию о попросил расказать не остались ли дома какая-нибудь денежная заначка, чтобы он мог закупить как можно больше продуктов. На его рассказ мать отреагировала удивлением и сказала, что они с отцом вовсе не давали ключи от квартиры каким-либо друзьям или знакомым и никого не приглашали в их дом. Разговор прервался звонком в дверь. Толстые с кухни проорали, чтобы Рудольф перестал бездельничать и немедленно открыл. Сам не понимая, почему, он не мог их ослушаться - эти ужасные негодующие голоса вдруг возымели над ним слишком большую власть. Положив трубку, Рудольф побежал в прихожую. Звонившим оказался соседский мальчишка пяти лет. Рудольф не успел узнать, с какой целью он звонил. Толстые потребовали, чтобы он провёл мальчишку на кухню. Тот упорствовал и упирался. Боясь разозлить сидящих на кухне, Рудольф приволок его силой. После чего поспешил за новой порцией продуктов - еда на столе кончалась поразительно быстро и тела толстяков постоянно разрастались. Они становились всё больше и их апетиты вместе с ними. Они были очень самоуверенными, поскольку никогда не задавали себе вопросов, не занимались самокопанием. (тем самым не имели никакой самокритики) Их взгляды были столь полны ощущения собственного превосходства (им не было нужно для этого никакого обоснования) - что передавали эту уверенность тому на кого были обращенны, превращая его в ничтожное насекомое. Даже несмотря на то, что это не были друзья родителей, а полные чужаки, Рудольф не мог устоять перед их напором и в жизни не посмел бы сказать им в глаза дурного слова, тем более попытаться прогнать. Он сильно сомневался в том, смогут ли это сделать его родители, когда вернуться. Ему повезло, что до конца школьных каникул было ещё полтора месяца. Быть может, к тому времени им просто надоест у него жить...

Вернувшись, Рудольф не застал их за столом. Стол лежал сломанным на полу. На нём были разбросаны обглоданные кости недавно ещё живого мальчишки, десятки объеденых куриных ножек, огрызки яблок и недожёваные (выплюнутые) куски отбивной. Все бокалы были разбиты, также как и часть тарелок. К счастью, в буфете этого добра было ещё много. Стулья валялись перевёрнутые. Отрытый на максимум кран поливал горы немытой посуды (большинство которой било бито). Нечистоты с той посуды перекрыли спусковое отверстие и вода, переполнив умывальник, выливалась, образую большую лужу на полу. Она довольно быстро разрасталась, смешиваясь с пролитыми напитками, поднимая содержимое опрокинутого мусорника и выброшенные на пол куски еды. Толстяки, совсем близко к этой луже, все разом сношались на грязном полу, абсолютно обнажённые. Полностью поглощённые оргией, они даже не заметили вошедшего Рудольфа. Их одежда лежала рядом, аккуратно сложенная на подоконнике...