О натюрморте. Цветы 2 Кобальтовый кузнечик

         Насекомые в букете играют свои роли в организации пространственной сферы натюрморта. Ярко-алая божья коровка, как малая, но сияющая капля, обозначает глубину картины – это насекомое показано внутри букета, за стеблями цветов. Гусеница с огненно-красными точками на спинке словно выползает из букета к зрителю. Бабочка, сидящая на круглом бутоне розы, контрастирует с пухлым бутоном благодаря изяществу тонких линий лапок, усиков и узора крылышек. Образом этого насекомого здесь указана сама возможность стремительного нарушения неподвижности и отмечен контраст с медленно ползущей жизнью гусениц. Светлый кузнечик на листе белой розы, написанный слева внизу, также помещен на переднем плане и почти стереоскопически приближен к зрителю. Он несомненно перекликается с кобальтовым изображением крупного кузнечика на тулове вазы – тот показан по центру и еще более выдвинут на первый план.
     Здесь мы встречаемся с игровым приемом «изображенное – в изображенном», весьма любимым мастерами старинного натюрморта, и не только ими. Одно дело – использовать эффект «обманки», но еще более тонкое искусство – изящно обыграть детали изображенных предметов, несущих на себе какие-либо образы, например, в рисунке, мелкой пластике, декоре сосуда. Кобальтовый кузнечик в расписных травах попадает в центр внимания, когда мы пытаемся рассмотреть фаянсовую вазу и оценить мастерство изобразившего ее в натюрморте художника. Он предстает в центре большой выпуклой сферы, как в оптическом приборе или стеклянном полушарии, увеличивающем и несколько искажающем пропорции, отчего предмет может стать намного интереснее, чем в действительности. Всматриваясь в тулово вазы, мы видим и особенности росписи фаянсовых сосудов того времени (очевидно, роспись воспроизведена с достоверностью), и изящество кобальтового рисунка, переведенного Я. Брейгелом в живопись. Отметим это своеобразное сочетание выпуклого монохромного рисунка на блестящей тонкой вазе и живописи, яркой, мягкой и пышной, если мы позволим себе отнести к живописи впечатление от помещенных в вазу роз и тюльпанов.  Живописцу удалось передать объем вазы со всей убедительностью, притом не менее убедительно воспринимается и фактура – покрытый глазурью фаянс. Он более плотный, чем листья и лепестки цветов; он более массивный, чем растения и насекомые.