Самзаказ

               
      - Геннадий Митрофанович! – по коридору, лёгким быстрым шагом, не шёл, а летел, и казалось, ещё немного и он растянется шпагатом на полу коридора, начальник криминальной милиции Затонского РОВД  Владимир Анатольевич Суховетров, - Собирайся! Сейчас поедем! Пришло криминальное сообщение. В «скорую помощь» позвонили, что на улице Кутузова мужчина с ножевым ранением в сердце.
          - Понятно. – Оперуполномоченный группы по раскрытию тяжких преступлений против личности Гиганов зашел в свой, под номером 46 кабинет, схватил лежащую на столе папку с бумагами, открыл, посмотрел - Так! Ручка - на месте, бланки объяснительных - есть, линейка - есть, карандаш - есть, чистые листы - есть. Гиганову было  чуть больше сорока лет, в уголовном розыске отработал почти двадцать лет. Не маленького роста, худощавого телосложения, смуглое лицо всегда свежевыбрито, глаза карие, лоб большой скошен назад, короткие тёмные волосы торчали ёжиком. Одет сыщик был в светлую рубашку с коротким рукавом навыпуск, под которой едва заметно выпирала кобура с пистолетом Макарова, тёмные брюки с наглаженной стрункой, в заднем кармане справа, похоже, были наручники, чёрные туфли. Гиганов старался, чтобы никто из посторонних не видел ни пистолета, ни наручников и не любил, когда кто-то из оперов явно демонстрировал перед посторонними своё оружие, спецсредства, свидетельствовавшие о принадлежности его к крутым государевым оперативным служащим.  Год назад Геннадий Митрофанович пришёл из областного управления уголовного розыска. Говорил Гиганов, что произошло стечение обстоятельств, а руководство управления УР этого не поняло и понимать не захотело, пришлось идти работать на землю. 
Гиганов вышел из кабинета, в таких ситуациях он не любил спешку, спустился по лестнице на первый этаж в фойе, там он увидел начальника криминальной милиции.
- Может быть, на своём жигулёнке поехать, а то приедем на место, меня кинут одного, без машины, и буду потом добираться до РОВД на общественном транспорте, - подумал Гиганов.
Суховетров махал руками, отдавал распоряжения, так же летящей походкой вышел из дежурной части, как бы выкидывая вперёд длинные худые ноги в блестящих туфлях,
 отутюженных брючинах, и направился к выходу из здания. Гиганов поспешил за ним. Возле крыльца они сели в УАЗик, Суховетров - на переднее сиденье, Гиганов - на заднее.
- Поехали на Кутузова 265! Это где у нас? Наверное, где заправочная станция, на объездной трассе. Суховетров по автомобильной рации уточнял местонахождение адреса.
Автомобиль свернул по асфальту между соснами и подъехал к заправке частной бензозаправочной компании.  «Скорой помощи»,  скопления людей видно не было, как будто ничего не было, и ничего не произошло. Пешеходы двигались по обочинам. Час пик утренний давно закончился. Автомобили спокойно шуршали по асфальту. Сосны не шелохнулись, стояли как-то напряжённо. День накалялся, но солнце не дошло ещё до своей верхней отметки.  По небу местами плыли лёгкие прозрачные, похожие на белый дым, облака.
 Владимир Анатольевич стал связываться снова с дежурной частью, чтобы узнать - откуда был звонок в «Скорую». Геннадий Митрофанович вышел из УАЗика с папочкой в левой руке, подошел к первому попавшемуся водителю иномарки, заправлявшему свой автомобиль.
   - Вы не видели, где-то здесь лежит мужчина… с ножевым ранением?- обратился сыщик к водителю.
   - Нет, не видел!- Мужчина повернулся, в полусогнувшемся состоянии с начала в одну сторону потом в другую, держась правой рукой за, вставленный в горловину бака, заправочный пистолет, посмотрел в разные стороны, - а что случилось?
    - Да я ещё и сам толком не знаю! – Гиганов направился к окошку оператора бензозаправки. Слегка согнувшись на правый бок, Гиганов заглянул в окно, спросил,- Здравствуйте! Не подскажете? Не от вас ли звонили в скорую помощь минут двадцать-тридцать назад?
    - Да! От нас… звонили! Подошел молодой человек,  сказал, что там мужчина с ножевым ранением в сердце, и ему нужна срочная медицинская помощь. Он взял телефон, позвонил. Второй молодой мужчина стоял возле трассы, рядом с лежащим на земле человеком. В это время проезжала машина «скорой помощи». Остановилась, видимо, раненого загрузили в салон автомобиля… Давайте попозже поговорим, а то у меня люди стоят!
- Подскажите, пожалуйста! Где именно лежал раненый мужчина?- настойчиво добивался Гиганов.
Оператор приоткрыл окно, высунулся и рукой показал в сторону, - Вот, примерно, где-то возле той сосны! Возле трассы, на обочине.
- В чём были одеты эти двое… которые были с раненным, как выглядели?
- Я сейчас занят! Разве вы не видите? – мужчине, действительно, было некогда.
Возле окна оператора стояло уже несколько человек.
- А эти парни, которые звонили, куда они делись? – спросил Гиганов, внимательно глядя на оператора своими пытливыми карими глазами, и как бы, между прочим, в полголоса, но с режущими слух словами добавил - я тоже в игрушки не играюсь!
- Поймите, я не обращал внимания, вроде как пошли вдоль трассы, видел, что они махали руками, останавливали проходящие машины, а куда они потом делись - не знаю. Вы меня извините, пожалуйста, но мне нужно работать! – в голосе оператора звучала уже нервозность.
Оперуполномоченный, не хотя, отошёл от окна оператора бензозаправки, он по долгу своей службы понимал, что на данный момент решается вопрос раскрытия тяжкого преступления против жизни человека, и подошёл к милицейскому  УАЗику.
- Здесь! От этой заправки «скорая помощь» забрала мужчину с ножевым ранением! - доложил начальнику криминальной милиции Гиганов, - С ним, с потерпевшим, были два молодых парня, когда «скорая» уехала, они пошли в сторону города.
- Садись – поехали! Проедем по трассе!
Геннадий Митрофанович запрыгнул в машину, и УАЗик тронулся. Проехав по трассе вдоль бора опергруппа никого подозрительных не обнаружила и снова вернулась к заправке.
            - Через бор можно было уйти хоть куда, – произнёс вслух свои мысли оперуполномоченный.
- Я поехал в больницу, может быть, смогу опросить потерпевшего, а ты оставайся здесь, собирай материал: устанавливай и опрашивай свидетелей!  -  Суховетров мельком взглянул на своего подчинённого, вид оперуполномоченного был по-деловому напряжён, даже волосы на голове ёжиком, также, казалось, были напряжены, - на обратном пути заеду или машину пришлю за тобой!
- Понятно! – Гиганов несильно захлопнул дверку автомобиля,- так я и предполагал,- подумал про себя опер, - что останусь один и без машины. Ещё хотел на своём жигулёнке ехать!
Автомобиль дежурной части рванул с места и вскоре скрылся за поворотом. 
  Гиганов начал ходить вдоль трассы на том месте, которое ему показал оператор заправки, исходил всё вдоль и поперёк, потом начал ходить кругами, как их учили в школе милиции на уроках по криминалистике, но вещественных доказательств, следов похожих на кровь, помятой травы, следов какой-либо борьбы не нашёл.
Пока подъехала за ним машина, Геннадий Иванович успел опросить нескольких свидетелей, которые ничего не видели, и самого главного свидетеля – оператора бензозаправки.
Когда Гиганов приехал в отдел, то узнал от начальника криминальной милиции, что потерпевший скончался в больнице, не приходя в себя, опросить его не представилось возможным, при нём находился паспорт на имя Горяева Ивана Николаевича, возраст 62 года.
2.
На вечерней планёрке начальник уголовного розыска Ботвинников объявил, что раскрытие преступления, предусмотренного ст.111 ч.4 УК, умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, повлёкшее по неосторожности смерть потерпевшего, Горяева Ивана Николаевича, возраст 62 года, поручается оперуполномоченному группы по раскрытию тяжких преступлений против личности отдела уголовного розыска Гиганову Геннадию Митрофановичу.
После планёрки Гиганов зашёл в дежурную часть райотдела, забрал у дежурного имеющийся материал, расписался за него в журнале учёта информации, поднялся на третий этаж в штаб к статистам, где в кабинете находился ксерокс, куда весь личный состав райотдела приходил копировать необходимые для работы документы.
- Лена! Мне нужно один листок паспорта откопировать для дела! – обратился Геннадий Митрофанович к молодой женщине, в голубенькой рубашке с двумя лейтенантскими звёздочками на погонах, сидящей у компьютера, вносившей в программу административные нарушения, выявленные за сутки.
- Пишите рапорт! – не глядя в сторону оперуполномоченного,  ответила Лена. 
- Какой ещё рапорт? – Гиганов удивлённо посмотрел на молодую женщину, безукоризненно выполняющую распоряжения начальства.
- Указание начальника, если кому-то, что-то нужно отксерокопировать – нуждающийся должен написать рапорт, с просьбой разрешить отксерить … столько то листов, с рапортом идёте к начальнику райотдела, или его заместителю – начальнику штаба, начальник ставит визу: «Отксерокопировать!». С подписанным начальником рапортом, вы подходите ко мне,  и я вам ксерокопирую столько листов, сколько указано в рапорте. Понятно?
- Понятно! Да не совсем. Но мне всего один листок!.. – Геннадий Митрофанович стоял перед молодым лейтенантом, но она даже не повернула голову в его сторону. Наверное, я уже старый, раз молодая женщина в мою сторону даже голову не поворачивает,- подумал Гиганов, - а вот если бы сейчас двадцатилетний опер-молокосос к ней подошёл бы, да ещё и холостой, она и не стала бы спрашивать никаких рапортов, за свой счёт бы всё отксерокопировала. Да, годы ушли!
- Ничего не знаю! В связи с нехваткой денежных средств на приобретение копировальной бумаги и в связи с дороговизной заправки ксерокса, начальник дал такое указание!
- Да мне всего один листок, не для себя лично прошу, а для работы! Зачем я буду тратить два листка, когда мне нужен всего один листок! – продолжал Гиганов, надеясь на то, что Лена всё-таки соизволит облагоразумиться и смилуется,- Лена! Ну, ты сама - то подумай! Ладно, у начальства нет головы, но у тебя - то она должна быть!
- Вопрос не ко мне! Идите к начальнику! – всё также холодно ответила коллега.
Геннадий Митрофанович не стал больше уговаривать женщину, он понял, что это бесполезно, вышел из кабинета, быстрым шагом прошёл в приёмную начальника райотдела. За перегородкой стояла секретарь-машинистка.
- Начальник у себя? - спросил Гиганов, вид его был, наверное, как у бойца бросающегося на амбразуру дзота.
- Да! А что случилось? – секретарь по лицу оперуполномоченного и по его взъерошенному ёжику на голове поняла, что  случилось что-то неладное.
В это время дверь в кабинете начальника открылась, в приёмную вышел начальник штаба, подполковник Михайлов Александр Владимирович.
- Александр Владимирович! Какой–то дурак... придумал писать рапорта? Чтобы отксерокопировать один лист документа, мне нужен ещё один лист, на котором я должен  написать рапорт на то, чтобы разрешили отксерокопировать. И это называется экономия! Это ж  надо!..  С ума сошли все, что ли? И кто такое придумал? У кого хватило ума? – не унимался оперуполномоченный, лицо его было красным от злости и волнения, глаза широко открыты. Вид оперуполномоченного был пугающим, выдавал, что нервы его уже на пределе.
  - Я! Я дал такое указание, - спокойно ответил начальник штаба, сегодня он был одет в гражданскую одежду и выглядел как-то по-домашнему.
- Ну, и дурак, Вы, ваше высокоблагородие! - спокойствие и гражданский вид начальника штаба подействовали на Гиганова. Он стал тише выговаривать слова, стал сдерживать свои эмоции.
- Что здесь такое происходит? – на шум из кабинета вышел начальник районного отдела, с высоты своего роста вопрошающе посмотрел на своих подчинённых.
- Кто-то придумал волокиту с рапортами…  чтобы ксерокопировать нужно ещё и рапорт писать на ваше имя, - хотел объяснить ситуацию оперуполномоченный.
 - Идите к себе и там разбирайтесь, а здесь в приёмной нечего шумиху устраивать!- начальник райотдела снова зашёл к себе в кабинет.
- Нет, чтобы как-то облегчить работу сотрудников, создать им необходимые условия для работы, вы усложняете! Мы своё личное время не бережём, не жалеем, используем личные автомобили, заправляем за свои  заработанные деньги бензин, отрывая от семьи, а вы мне один листок бумаги пожалели!- Гиганов направился к выходу,- да я лучше пойду в частную фирму, и мне за два рубля отксерокопируют, то, что мне надо, но к вам с рапортом подходить не буду!
Гиганов засел в своём кабинете, стал читать полученные в дежурке материалы, информацию, которую он считал ценной или необходимой, и то, что требовалось проверить, записывал себе в план первоначальных мероприятий. Гиганов понимал, уже сегодня вечером или завтра рано утром начнут звонить ответственные и спрашивать: Что уже сделано по раскрытию данного преступления?
А то ещё и приедут проверять планы, как они составлены, по шаблону - формально или вдумчиво, на основании имеющихся материалов! Если - что не так, то будут тыкать носом, как пацана, как слепого котёнка носом в блюдце с молоком.

3.
Утром  Геннадий Митрофанович Гиганов сел на свой личный автомобиль – поехал по адресу, где потерпевший Горяев в последнее время был зарегистрирован и откуда был выписан. Служебных автомобилей в уголовном розыске было всего три на сорок человек - оперов. Когда это очередь дойдёт до тебя? Шансов дождаться служебного автомобиля для поездки - никаких, хотя руководство старалось в первую очередь выделить один автомобиль группе по раскрытию тяжких преступлений против личности. Если дали автомобиль, то водитель едет, ведёт машину и считает вслух километры: «Ну вот! Уже двадцать километров проехали, ещё осталось восемьдесят» или « Всё, у меня осталось бензина на десять километров, а мне ещё и до гаража нужно на чём-то доехать… не на воздухе же?» Не любил Геннадий Митрофанович пользоваться служебным транспортом. На личном автомобиле и служебные дела сделаешь и свои срочные сможешь решить. И на работе будут сдвиги, и домашние дела на месте не будут стоять. Если Гиганов в дневное время тратил на личные вопросы служебные минуты, то после работы, после шести часов старался отработать всё сполна - добиться хоть каких-нибудь результатов: получить ценную информацию, раскрыть рядовое преступление, задержать находящегося в розыске преступника, чтобы совесть Геннадия Митрофановича была чиста  не только перед коллегами, но, прежде всего перед самим собой. Сердце сыщика не было спокойным, если зря, безрезультатно проходил день. Да и людей днём обычно дома не бывает, или на работе, или уходят из постоянного места обитания решать личные дела в различные инстанции.
 Позвонив в квартиру, на звонок никто не вышел. Постояв возле двери, Гиганов позвонил к соседям. Вышла женщина среднего возраста. Геннадий Митрофанович представился, что он из уголовного розыска Затонского РОВД и показал своё удостоверение.
- Не подскажете: кто здесь проживает? – опер показал кивком головы на дверь, где по его данным жил потерпевший Горяев.
- В этой квартире совсем недавно проживал дядя Ваня … Горяев, но он недавно продал квартиру. Новые хозяева будут вечером после работы, а с ними я ещё не знакома – стоя возле открытой двери, на площадке в домашнем халате, ответила женщина с белокурыми волосам, серо-голубыми глазами и нежным лицом.
- Продал? А где он жил в последнее время, после того как продал? – разглядывая красивую фигуру женщины в халате и тапочках, спросил Гиганов.
- Наверное, у сестры… А что случилось? – как-то простодушно спросила женщина.
- Иван Николаевич вчера скончался в больнице от ножевого ранения в сердце, и мне поручено раскрытие данного преступления.- Не скрывая истины своего визита, ответил Геннадий Митрофанович.
- Да вы что!- удивилась женщина, сложив руки перед лицом, как мусульманка - такой хороший мужчина был… как человек. Только попивал...  Да и чем ему было заниматься на пенсии? Жена умерла лет пять назад, детей у них не было...
- А новые хозяева, которые приобрели квартиру у Горяева…что они за люди? – здесь Гиганов поймал себя на мысли, что не дал договорить собеседнице. – Опер должен уметь слушать.
- Мы их не знаем, но с виду положительная молодая пара. А жил в последнее время Иван Николаевич, как я вам уже говорила, скорее всего, у своей сестры. Сестра его проживает в районе кирпичного завода.
- Как её зовут? Какие-нибудь данные сестры знаете? – спросил Гиганов, замечая её чистые и красивые черты лица, и подумал словами песни,- «Ах, какая женщина, какая женщина! Мне б такую!». Но потом вспомнил слова, которым он старался соответствовать, что «чекист должен быть с холодной головой, горячим сердцем и чистыми руками!»
- Да! Её зовут тетя Маша. У меня и адрес её записан, проходите в квартиру!- женщина прошла по коридору, пол которого был застелен линолеумом с узорами в виде паркета, стены покрыты обоями тёплых тонов, с кухни чувствовался запах укропа, свежих огурцов, в квартире было уютно. Хозяйка взяла с тумбочки тетрадку, - Улица Фурманова, дом 15, квартира 4. Горяева Мария Николаевна.
Геннадий Митрофанович записал себе в папочку на листке бумаги названный адрес.
- С  кем Горяев в последнее время поддерживал отношения?  С кем выпивал? Кто к нему приходил?
- Иван Николаевич всегда ходил только с Зуем и Однококим. Их так все у нас в доме называют. Безобидные мужики. Чтобы они что-то натворили - я не слышала. Здесь же в нашем доме живут в соседних подъездах. Вот они постоянно к нему и захаживали. То он к ним, то они к нему. Сильно пьяными, развязанными, я их никогда не видела.
Взяв объяснение от соседки, Геннадий Митрофанович вышел на площадку, обзвонив несколько квартир, на звонки никто не реагировал, спустился  по лестнице и вышел на улицу.
Зуй, действительно, проживал в соседнем подъезде. Квартира его была запущенная, видимо, несколько лет никакого ремонта в ней не производилось. Обои были грязными, под выключателями было черно. Мебель была такая же старая, как и вся квартира, в зале стоял провалившийся, зашарканный диван, в серванте на полках и, имеющейся в нём, посуде лежала пыль. В спальне стояла кровать, застеленная стареньким покрывалом. В кухне на газплите стоял грязный синего цвета эмалированный чайник. Все предметы в квартире говорили о том, что хозяин не уделял им должного внимания. В квартире были только предметы первой необходимости или совсем никому уже ненужные. 
Геннадий Митрофанович, пройдя и осмотрев все комнаты, прошёл на кухню и присел на имеющуюся там табуретку.
- Я из милиции, из уголовного розыска, зовут меня Гиганов Геннадий Митрофанович, - продолжая озирать взглядом стены и предметы квартиры, - вы, я думаю, хозяин этой квартиры. Гиганов хотел сказать – убогой, запущенной, но сдержался, так как с хозяином квартиры ему нужно было сначала найти хоть какой-то, но всё-таки общий язык. Начинать разговор со слов, унижающих человеческое достоинство, было не в его правилах.
- Да я хозяин! Зуев Павел Петрович,- представился мужчина в возрасте шестидесяти пяти лет, высокий стройный, с тёмно-русыми, в области висков седыми волосами, одет в старенькую, но чистую – стираную рубашку, серые брюки. Вся одежда была на нём по размеру, видимо, это была его одежда, которую он уже донашивал последние несколько лет.
- Я зашёл поговорить насчёт Горяева Ивана Николаевича, - продолжал разговор Гиганов, - вы с ним знакомы?
- Мы с ним работали на одном заводе, вместе на пенсию ушли, - спокойно, стоя,  у открытой форточки и дымя сигаретой «Луч», говорил Зуев,  - а что, собственно, случилось? Никак не могу понять! Зачем ко мне внутренние органы пожаловали?
- А когда вы в последний раз видели Горяева? – не обращая внимания на заданный вопрос хозяином  квартиры, Гиганов продолжал свой устный опрос, как бы наступая на тонкий лёд, пробуя его, проломится или нет.
- Когда я его видел? – Зуев задумался, смотря на дымок, устремившийся на свободу, на свежий воздух из этой душной, прокуренной квартиры, похожей с виду на притон, - сейчас вспомню, после того как Иван продал квартиру, он всего один раз здесь был и больше я его не видел.    Погуляли мы с ним денька два, и он уехал к сестре.
- Кто ещё с вами был? – задал вопрос Гиганов и подумал: Бедные мужики, не могут найти ничего для себя полезного, прожигают зря свою жизнь, ничего не делают хорошего для себя и для других. Как можно так жить? В чём их смысл жизни?
- Как кто? Однококий! – удивительно серьёзно и как будто Зуй давно знаком и хорошо знает работника милиции, сидящего в его кухне.
- Это кто такой Однококий? Это, наверное, его погоняло, я так думаю, - как будто впервые слышит это прозвище, теребя в руках папку, продолжал опрос Геннадий Митрофанович.
- Это Кукушкин Виктор, тоже с нами на заводе работал. В детстве, когда мы ещё в школе вместе учились, в первом или во втором классе, может, чуть постарше были, не помню точно, одна девочка, шутя, ударила его ногой в промежность, а в больнице удалили одно яичко, вот и стали его все звать однококим. – Зуев потушил сигарету, замяв её в пепельнице, стоящей на подоконнике, - Кукушкин – это добрый мужик, муху не обидит! Знаю его с детских лет.
- Дело вот в чём,- решил открыть секрет своего визита Гиганов и проверить реакцию собеседника,- вашего знакомого, Горяева, подобрала «скорая помощь» с ножевым ранением, а в больнице он скончался.
- Иван, он жить не хотел, я не удивлюсь, если скажут, что он сам себя убил, - Зуев снова прикурил «Луча», - после того, как жена его умерла, стал иногда говорить, что не хочет больше жить. Животные, божьи твари, иногда не могут друг без друга жить, а люди тем более! 
 Чем больше Гиганов узнавал о жизни Горяева, Зуя и их друга Кукушкина, комок в груди всё больше перехватывал дыхание, опер крякнул где-то у себя в душе, издав звуки: Гм-гм!
- Что ж, Павел Петрович, в квартире вашей живым не пахнет? Так же нельзя жить, вы же человек!.. Ремонт бы сделали, пыль вот хотя бы протёрли в шкафах, чайник вымыли…
- Ремонт делать? А на какие шиши? Пенсия мизерная, перебиваюсь от пенсии и до пенсии кое-как, да ещё на рынок хожу грузчиком подрабатываю. Весь день на рынке, а дома не бываю, когда  уборкой заниматься?
- Та вы, наверное, ещё и выпивать успеваете?
            - Мы – русские иногда и выпить хотим, - твёрдым голосом ответил Зуев.
  - Ну ладно, извините, я пошел. Если какая помощь нужна будет - обращайтесь, в Затонский отдел, я там работаю. – Гиганов подал на прощание руку хозяину квартиры и вышел.
4.
 Минут через десять Гиганов уже был на улице Фурманова. На улице Фурманова стояли старые кирпичные одноподъездные хрущёвские дома. В четвёртой квартире была покрашенная в коричневый цвет со старыми слегка почерневшими потёками, стены подъезда не белились уже несколько лет. Звонок был старинный с мелодичной музыкой, которая едва была слышна, и то, если поближе приставишь ухо к дверному полотну. Дверь открыла пожилая женщина, лет шестидесяти, худенькая, небольшого ростика, с тусклыми серыми глазами, волосами, густо посеребрёнными сединой, подобранными на затылке, одетая в старый байховый халат.
- Вы – Мария Николаевна? – спросил спокойным, официальным тоном Геннадий Митрофанович, понимая, что личные эмоции здесь ни к чему.
- Да! – женщина тяжело повернулась на правой ноге и, еле передвигая ноги в лёгких домашних тапочках, пошла в сумрак квартиры.
- Я по факту убийства вашего брата. Хотел поговорить: с кем он жил в последнее время? – прикрыв входную дверь и, продвигаясь следом за хозяйкой квартиры, спросил сыщик.
- Проходите в комнату, - с каким-то безразличием ко всему в этой жизни сказала хозяйка, и пошла тяжёлой походкой в зал, - вот, присаживайтесь на стул, к столу!
Женщина-хозяйка села в зале на диван, а Гиганов - на предложенный ею стул, застеленный сверху вязаным кружевом.
- Как вы запускаете незнакомого человека, не спросив, кто он такой и что ему нужно? – удивился Геннадий Митрофанович.
- У вас доброе лицо, добрые глаза, и на жулика вы не похожи, - ответила женщина, - жил в последнее время мой брат у меня.
- Вы в курсе, что Иван Николаевич продал, принадлежащую ему, квартиру?- понимая, что можно начинать разговор по делу, спросил оперуполномоченный.
- Да! Я знаю, - каким-то уставшим голосом говорила Мария Николаевна, серые её глаза также выглядели уставшими.
- Можно спросить у вас, а рассчитались ли покупатели за квартиру?
- Рассчитались, рассчитались! Вопросов нет! – женщина стала левой  рукой проверять застёгнуты ли у неё верхние пуговицы на халате, а другой рукой гладить, улёгшегося к ней на колени дымчатого персидского кота.
- Извините за нескромный вопрос, где, полученные вашим братом за квартиру, деньги?
- Часть денег он дал мне, часть куда-то потратил! Небольшая сумма оставалась у него на руках.
- Чем Иван Николаевич занимался в свободное время, с кем общался?
- Если он выходил на улицу, то у нас во дворе, - женщина встала с дивана и подошла к открытым дверям на балкон,- вон там! Под клёнами беседка. Там обычно собираются жильцы – мужчины, играют в домино, естественно и выпивают. Вот он частенько выходил во двор.
- Были ли у него враги, недруги?- монотонно и вкрадчиво спрашивал сыщик.
- Какие враги? Да вы что! Ни с кем он никогда не скандалил. Жил сам по себе, да и жил.- Так же, монотонно, немного растягивая слова отвечала собеседница.
- А жена, дети у него были?
- Не было у него никого: жена умерла, детей - не было. Проработал всё жизнь на заводе токарем, получил квартиру. На пенсию вышел. Поговаривал - продать квартиру и в деревню уехать. Вот и продал. Эгоист он был. Меня, свою сестру бросил.
- Понятно! Вы запишите себе, пожалуйста, мой служебный телефон, вдруг что-то станет известно, представляющее интерес по факту смерти Ивана Николаевича, - Гиганов, когда хозяйка квартиры достала пожелтевшую тетрадку и взяла шариковую ручку, продиктовал  номер своего служебного телефона.
5.
Выйдя на улицу, Гиганов вдохнул свежий воздух, в квартире вроде бы было и не душно, а на улице свежее. В беседке под клёнами никого не было. На скамейке возле подъезда соседнего дома сидел мужчина. Гиганов решил подойти к нему.
- Здорово! – вглядываясь в лицо сидящего на скамейке, как обычно произнёс оперуполномоченный, - где-то я уже его видел,- для себя в уме отметил Геннадий Митрофанович.
- Здорово.
- Где-то я тебя видел, где-то мы с тобой встречались!
- И я смотрю тоже, кажется, встречались. А ты где работаешь?
- В уголовном розыске.
- Ну, значит, там и встречались! У меня там друг работает, вот у него, наверное, и встречались. Верницкий! Знаешь такого?
- Ну, как не знать, если мы в одной системе работаем, только Верницкий в УВД, а я райотделе.
- Каким ветром на Кирпичный посёлок занесло? – полюбопытствовал мужчина.
- Занимаюсь делом одним, вчера мужчину подняли с ножевым ранением в сердце, он в последнее время здесь у сестры жил, откуда я сейчас вышел. Горяев – не слышал такую фамилию?
- Иван Николаевич? Как? Я его знал. Он здесь в беседке с нами сидел, угощал нас часто.
- И кто его мог? Как думаешь? – Гиганов поближе подвинулся к сидящему, - тебя, кстати,  как зовут-то?
- Сёмка – я, Семён!
- Семён, помощь твоя нужна, вот как! – Гиганов провёл ладошкой по горлу, дело запутанное, если что слышал – помоги! Я оперуполномоченный уголовного розыска Затонского РОВД, фамилия моя Гиганов, зовут меня - Геннадий Митрофанович.
- Где – то я уже слышал… - Семка склонил голову вниз, часто заморгал глазами, видно напрягал память, - Геннадий Митрофанович. Нет, не вспомню - от кого слышал! Есть у меня одна мыслишка, только если ты мне поможешь с деньгами.
- Какой разговор? В долгу не останусь! – оперуполномоченный подвинулся почти вплотную к Семёну, глядел внимательно в красноватые белки глаз, слегка воспалённые вчерашней попойкой. От собеседника чувствовался крепкий перегар, Геннадий Митрофанович старался не дышать, как мог терпел невыносимый запах перегара - помогай, дело мокрое!
- Значит так! Слушай меня внимательно, - Семён, покрутил головой из стороны в сторону, перешёл на шёпот,- Есть у нас здесь ребята: Мелентий и Адольф. Адольф судимый, за что - не знаю. Вот Мелентий и Адольф постоянно с убиенным шептались, ездили - какой-то пистолет покупали… на вокзале. В общем, они о чём-то с ним договаривались, по-моему, так мельком слышал, чтобы они его убили и похоронили, так как он не хотел жить.
Больше ничего не знаю. Денег дашь?
- Сколько?- Гиганов никогда не жалел на раскрытие преступлений денег, лишь бы они были у него в наличии.
- На пару пузырей. – Семёна немного потряхивало.
- Вопросов нет! - оперуполномоченный достал своё милицейское удостоверение, в нём были две сотенные бумажки, - На, держи! Подтвердится, я тебя ещё отблагодарю, как тебя найти?
- Запиши телефон тёщин, три тройки, три четвёрки, спросишь Семёна, а если ты мне срочно понадобишься – я тебя в отделе найду, фамилия твоя Гиганов Геннадий Митрофанович. Фамилию я твою запомнил - пряча сотенные в кулаке, Семён встал и быстро зашёл за угол, в направлении коммерческого магазина.

6.
На следующий день утром Гиганов снова сел на своего жигулёнка и поехал по установленному адресу, где проживал Мелентий. Дверь ему открыла молодая женщина, не маленького роста, с женственной фигурой, длинными черными волосами ниже плеч, чёрными бровями и карими глазами, нежной лебединой шеей.
- Я из уголовного розыска, - показывая своё удостоверение, представился Геннадий Митрофанович, - кто у нас здесь проживает?
- Мелентьевы, - нежным, почти девичьим голосом ответила молодая женщина, - А что случилось? Муж что-нибудь натворил?
- Работаю по убийству Горяева. Фамилию такую не слышали? – Гиганов привычен, в основном, говорить правду, так как оперу всё равно никто не верит. Почему это опер должен говорить правду, выдавать служебные или следственные секреты? В конце концов, когда расследование заканчивалось, оказывалось, что сотрудник милиции говорил правду.
- Нет! – опять же таким нежным, добрым голосом ответила женщина, - мой муж – он добрый, он на такое не способен. Выпивать – выпивает, но чтобы убить человека? Не-ет!
«Как можно при такой жене ещё где-то, с кем-то и выпивать?- подумал Гиганов.
- Мне с ним нужно побеседовать,- удивляясь женственностью и красотой собеседницы, произнёс Геннадий Митрофанович, и ему её стало жалко,- Где вы работаете?
- В школе – художественным руководителем.
- Понятно. 
Входная дверь открылась, и вошёл молодой человек, высокий спортивного телосложения, как показалось Гиганову, лицом он был похож чем-то на героя «Молодой Гвардии» - Олега Кошевого. Волосы волнистые зачёсаны назад, такой же овал лица, взгляд. Разговаривал Мелентьев с украинским акцентом. Когда разговорились, то оперуполномоченный узнал, что он недавно приехал из Украины.
В сорок шестом кабинете Мелентьев только и твердил: «Ни-и! Не моё это дило!». Как только Гиганов не пытался разговорить подозреваемого по делу, ничего у него не получалось. Нужен был второй подозреваемый. Следователь оформил Мелентьева на трое суток по статье 122 УПК, а Гиганов поехал искать Адольфа. Дом, где жил Адольф, был двухэтажным, с одним подъездом, в адресе по месту жительства его не оказалось.  Побеседовав с женой, узнав от неё, что муж уехал к родителям в деревню, что должен вернуться к утру, оставил подозреваемому повестку.
   7.
         Утром Гиганов вышел с планёрки, спустился в дежурную часть, попросил вывести и доставить к нему в кабинет задержанного Мелентьева, расписался в журнале.
 В коридоре на третьем этаже, где располагался отдел уголовного розыска, возле 46 кабинета стояла Мелентьева, жена задержанного, по глазам её можно было понять, что ночь была бессонная и мокрая. В пакете, который она держала, Гиганов увидел продукты питания.
- Можно мужа покормить? – спросила сыщика таким нежным голосом жена задержанного, что у Гиганова чуть–чуть не оборвалась в душе какая-то ниточка.
            - Да! Конечно, сейчас организуем. – Геннадий Митрофанович чувствовал себя перед ней виноватым, потому что он по долгу своей службы вмешался в их семейную жизнь,- заходите в кабинет, сейчас вашего мужа приведут. В сумке то ничего запрещённого нет?
- Да вы что? – щёки у Милантьевой заалели.
- Извините! Служба! – объяснил Гиганов и пригласил в кабинет, - проходите!
Женщина бочком прошла в сорок шестой кабинет.
Через три-пять минут зашёл милиционер испросил: Мелентьева заводить?
            - Да! Конечно, заводите! – как неприятно было Гиганову наблюдать встречи арестованных с родными, но по долгу службы приходилось, - я вас здесь ненадолго оставлю, можете покормить супруга.
Когда Мелентьева покинула кабинет, Гиганов зашёл и сел на свой стул.               
- Геннадий Митрофанович! Я хочу с вами поговорить! – обратился подозреваемый.
            - Я слушаю.   Пожалуйста, говорите! - Геннадий Митрофанович взял чистые листы бумаги.
- Я хочу рассказать - как всё было,- глаза Мелентьева светились добрым светом, видимо, в благодарность за оперскую доброту, за предоставленную встречу с женой и за всё остальное.
           - Рассказывайте! Я слушаю, - так же по-доброму ответил оперуполномоченный.
           - Этот Горяев… Иван Николаевич, когда сидели - выпивали в беседке, возле дома, - начал говорить Мелентьев, - Всё время говорил, что жить не хочет,  что хочет жизнь покончить самоубийством, что ему нужен пистолет, зарезать он сам себя не может, вешаться не хочет, самый надёжный способ - застрелиться. И если, вдруг у него ничего не получится, ну, если покончит с собой и не до конца, то нужно будет ему помочь. И когда он покончит с собой, нужно будет проверить – действительно ли он мёртв? Если подтвердится, то тогда его нужно будет предать земле, чтобы он не лежал на земле  и не разлагался, как дохлая кошка или … там собака. За весь этот сервис он нам дал на двоих двадцать тысяч рублями. Мы поймали такси и поехали на вокзал, там помогли ему у таксиста купить пневматический газовый пистолет, который стреляет шариками. Деньги у Горяева были, квартиру он свою продал.
        Дня два или три назад на такси мы приехали к лесу. Иван Николаевич с пистолетом стал за сосну. Мы были рядом. Он поставил пистолет к виску, нажал на курок, хлопок выстрела. Иван Николаевич выходит из-за дерева и говорит: «А что я живой?»
Адольф говорит мне: «Давай нож!» Я подал Адольфу ножик-бабочку, который мы взяли с собой на всякий пожарный. Он ударил ножом в сердце Горяева.
А Горяев живой, нам говорит: Не надо убивать! Везите в больницу! Не надо, так не надо! Мы его под руки… к трассе вывели. Как было договорено, полный сервис, за всё заплачено. Я пошёл на заправку, позвонил в «скорую».
Подхожу к Ивану Николаевичу, а здесь – «скорая» идёт. Я тормознул, с врачами вместе положили его на носилки, погрузили и «скорая» уехала. А мы попутную машину тормознули, и домой поехали.
Наступила пауза. Геннадий Митрофанович понимал, что нужно поддерживать психологическую линию собеседника, потому что, заметив неискренность собеседника, или какую - то усмешку, в лице, в морщинке возле рта, во взгляде - глаз что-то не соответствующее сотруднику милиции, собеседник может замкнуться, а преступление по этой причине никогда не раскрыться, остаться висяком.
Вот тебе бумага, ручка.- Геннадий Митрофанович положил на стол перед Мелентьевым чистые листки бумаги и капиллярную ручку, - пиши всю правду, лишнего ничего не выдумывай, как было на самом деле!