Фантазёрка

     Было мне лет восемь, не больше. Ехали мы с покоса – отец, мать и я. Сивка бежал мелкой рысцой; телега легко шла по ровной, хорошо наезженной дороге; уютно было сидеть на душистой, только что скошенной траве, прижавшись к тёплому боку матери. И всё-таки мне очень хотелось домой. За день я соскучилась о доме, о братишке, о своей маленькой сестрёнке. Что-то они делают теперь?
Внезапно передо мной открылась прекрасная картина: наша деревня вся в лучах заходящего солнца, окна домов, будто объятые пожаром; огромный мир, отливающий каким-то чудным, золотисто-зелёным цветом; запоздавшие ребятишки около озера Поперечного, в котором мы купались целыми днями, и мой братишка с сестрёнкой на руках.
     - А вон Панька с Маринкой! – радостно воскликнула я.
     - Где?
     - Вон, от Поперешнего домой идут.
     - Да как же ты видела Поперешное за лесом? – удивилась мать. – Выдумываешь сидишь.
     Меня удивило, как не видит она дороге одинокой, изогнутой от непосильной ноши фигурки брата.
     - Да вон же, вон! К ложку подходят, - снова указала я пальцем, и осеклась, поражённая. Прекрасное видение исчезло, растворилось. Вместо него сплошной стеной стоял лес, тёмный, мрачный; осины недовольно роптали, нехотя перебирая листочки…
     Этот лес нужно было обогнуть, чтобы увидеть и деревню, и луг, и озеро. Но видела же я, видела! Только что видела. Слышала говор ребятишек у озера, мягкий перезвон ботал на коровах, которые по одиночке паслись на лугу. Как мне убедить в этом мать и отца, обвинивших меня во лжи? И как увидела я эту дивную картину сквозь высокую сплошную стену леса?
     - Заехали на бугорок, вот я и увидела.
     - Да и бугорка никакого не было.
     Я оглянулась: ровнем-гладнем стелилась позади дорога. Как же так? Что же было?
     - Всё равно я видела, видела! Панька Маринку на руках несёт, на ней красненькое пальтишко, - с обидой говорила я, чуть не плача, что мне не верят. – Вот приедем домой и спросим.
     - Ну, спросим, спросим.
     Разговор этот вели мы с матерью. Отец только покрякивал да посмеивался в усы. Он, вообще, был немногословен, мой отец. Замолчали и мы. Долгими и скучными показались две-три версты.
     Когда мы приехали домой, я засыпала Паньку вопросами. Сказал, что был у Поперешнего, и только что вернулся. И нёс Маринку на руках. А красненькое пальтишко он ещё и не снял с Маринки.
     Отец и мать как-то странно переглянулись.
     Я ликовала. Я не солгала. Я видела!