Воспоминания старой справочной кабины

1. Дом
-- А где я хотя бы живу? – поморщился Вьетнам.
-- Вон тот дом, последний этаж, - Лаэна, согласно своей неторопливости, медленно подняла руку и указала на узкую башню, одну из многих. – Пока.
   Все слова, что она произносила, казались небрежно разбросанными, выполняющими одолжение.
«Странная ты» – подумал Вьетнам, глядя в её сторону, когда Лаэна уже растворилась…
   Башня, по-видимому, имела шестнадцать этажей, по два с половиной или чуть больше метра в высоту. Трудно назвать её домом: это просто толстый – пять на пять – столб со стеклянными выпуклостями с одной стороны да узенькой дверцей у подножия. Вьетнам открыл дверцу, за неё оказалась комнатка – лифт, освещённый пыльным светом из маленького прямоугольника оконца под потолком.
-- Куда едем? – спросил голос.
-- На последний.
-- Заходите.
2. Лифт
   Вьетнам захлопнул дверь, кабинка задрожала и тихо, жалобно зажужжала.
-- Как вас зовут? – снова спросил лифт.
-- Вьетнам.
-- А меня лифт.
-- Привет, лифт.
-- Привет, Вьетнам. Какое странное у вас имя.
-- Почему?
-- Редкое. Я так думаю. Но это может быть и не так, ведь я не знаю ничего, что за этими стенами. А там могут быть сотни Вьетнамов. Или хотя бы ещё один… А снаружи хорошая погода?
-- Не знаю, я не понял. Солнце вроде светит, но как-то пасмурно.
   Лифт промолчал, наверное, он просто не знал, что значит пасмурно.
-- Я про погоду так, ради разговора, - вздохнул кабиной лифт.
-- Ты не часто разговариваешь?
-- Не часто? О, я совсем не разговариваю. Все жильцы так неразговорчивы, так неприветливы. Поэтому я молча вожу их вверх-вниз. Однако, бывает, я надеюсь, вы меня поймёте, увезу их на ненужный этаж или попросту остановлюсь.
-- Из-за вредности?
-- Из-за неё…
-- А почему мы так долго едем? – забеспокоился Вьетнам, так как по его расчётам и предположениям о скорости подъёма, лифт должен был уже три раза поднять его с первого на двадцать девятый.
-- О, простите, я так заболтался, что совсем забыл… Мы уже приехали. Простите, мне так хочется с вами ещё поговорить!
-- Похоже, я здесь надолго, так что ещё наболтаемся.
-- Обещаете?
-- Ага… А теперь – куда мне?
-- Прошу! – воодушевлённый лифт слегка встряхнул кабиной, и одна из стен исчезла. – Вот ваш дом.
-- И я сплю в нём…
-- Что-что?
-- До встречи, говорю.
-- Конечно, до неё! Прощайте!.. Нет, до свидания, Вьетнам!..
3. Квартира
   Как только Вьетнам ступил в свою квартиру, лифт рухнул вниз, захлопнув стену.
   Хозяин осмотрелся.
   Это был не дом, это была даже не квартира; это просто квадратная комнатка. На полу лежал тёмный странного незнакомого цвета ковёр, справа стояла голая ванная с торчащими из неё краном и душевым шлангом. Слева висели всякие мелочи: вешалка, календарь, картинки какие-то. Под мелочью во всё подножие стены расположился цветочный ящик без цветов, лишь доверху забитый землёй.
   Но самое интересное Вьетнама ожидало прямо перед ним.
4. Окно
   Это окно, окно во всю стену; оно, казалось, вываливается на улицу мутным непрозрачным шаром. Этот шар при более близком рассмотрении имел в нижней части приплюснутость, и создавалось впечатление, что эта самая приплюснутость будет заменять отсутствующую кровать.
-- Весело, - не весело хмыкнул Вьетнам и обошёл комод, стоящий перед окном, кроме своих прямых обязанностей, играющий ещё и роль стола.
   Вьетнам встал вплотную к стеклу, и тут он понял, что оно абсолютно прозрачное, чистое. Теперь мутной стала вся комната, утонувшая в тишине темноты за спиной.
5. Мир
   А там, за окном открывался мир, словно дремлющий, ленивый. Он нежился в лучах размытой
 таблетки солнца, укрываясь от ожидаемого зноя пушистым белоснежным туманом. Он насажал на своих плечах редкие иглы-дома, кажущиеся друг другу мёртвыми палками… Но ведь в них те же люди, что и Вьетнам, они тоже сидят и лежат на окнах, ввалившись глазами в ленивый мир. Люди сами становились ленивыми, им больше ничего не было нужно. Глядя в это окно, они ели, глядя в окно, они пели, глядя в окно, они спали. Спали с открытыми глазами. По утрам, когда поднимающееся солнце разгоняет на мгновения пух тумана, в квартирах людей становится оранжево светло. Настроение поднимается, хочется улыбаться ленивому миру, снова петь и пить горячий чай. Настроение не стихает до самого вечера, когда прощающееся солнце красит стены в голубую прохладу. Становится грустно, просыпаются какие-то мечты, но тут же возвращаются в сундуки сознания и памяти – пора спать…
6. Вьетнам засмотрелся
   Вьетнам очнулся рано утром, небо ещё не отпустило призрака ночи и поэтому переливалось ледяной голубизной.
«Сколько сейчас?..» – он вертел головой в поисках часов, будильника или чего-нибудь с циферблатом, но розыски оказались тщетными.
   Скольким вопросам не терпелось вырваться, получить ответ! А у кого спросить? У Лаэны? Ну-ну… Эту тормознутую и безразличную легче в постель затащить, нежели выведать о местонахождении пивного ларька.
А потом вопросы немедленно отступили, бросившись в бегство. Их спугнул восход солнца… Удивительно: то, что раньше было совершенно ненужным, сейчас, здесь и сейчас обрело силу, важность и власть над сознанием Вьетнама. Все мысли ударились только смакование палитры красок, обволакивающих поднимающееся светило; это и мягкий розовый, и шипящий оранжевый, и недовольный голубой, и послушно стелящийся белый… Солнце собирало подданных и вертело ими, как вода в ручье играет песчинками.
7. Завтрак
-- Нет! – замычал кто-то за стеной, разбив временное помутнение.
   Вьетнам вздрогнул и, опомнившись окончательно, на четвереньках попятился прочь от окна. Отдаляясь, он видел, как стекло вновь мутнеет и засыхает.
   На столе-комоде гордо восседала на крохотном блюдце чашечка горячего напитка – кофе или чая. Кто её принёс, откуда она свалилась?
   Вопрос? Вопрос…
   Вьетнам недоверчиво вгляделся в жидкость и. Определив, что в чашке нечто съедобно испиваемое, а именно чай, решил наполовину позавтракать.
   Кто-то, когда Вьетнам опрокинул содержимое чашечки в голодное нутро, услужливо уложил на блюдечко кусок белого хлеба, покрытого слоем масла и уложенного двумя ровными ломтиками сыра.
-- Что ж, сыр я люблю, - решился Вьетнам и скромсал предложенное.
8. Разговор
   А потом он начал искать дверь из своей квартиры, однако, безрезультатные облапывания западной стены не принесли желаемого.
-- Ну, хоть бы лифт помог! – взмолился Вьетнам, и тут же вслед растворившимся словам явились новые, явно снизу:
-- Уже лечу!
   Через секунду-другую, как и в прошлый раз, неудобная преграда – стена – унеслась к праотцам, а вместо неё радостно задрожала кабинка лифта.
-- Доброе утро, Вьетнам!
-- Доброе, лифт.
-- Вниз?
-- Нет, лучше давай поболтаем.
   Лифт затрясся от возбуждения:
-- О, это было бы чудесно! О чём вы хотели со мной поговорить?
-- Чем тут можно себя занять?
   Лифт перестал трястись и повис в загадочном раздумье.
-- Я не человек, я не смогу ответить на ваш вопрос, - грустно звякнула кабина.
-- А кто сможет?
   Партнёр по диалогу вновь задумался над очередной бесполезной фразой:
-- Не я.
   Раз лифт затеял здесь возню, Вьетнам решил подступиться с другого фланга:
-- Хорошо… Расскажи мне о других жильцах.
-- О, Вьетнам, это замечательная тема для беседы, и я бы с огромным удовольствием вам много чего рассказал, но… Я никого не знаю. Все жильцы поднимаются и опускаются поодиночке, никогда не проронят и слова. А я боюсь их спрашивать. Один раз спросил у человека с седьмого, как его зовут, но тот ругнулся и скрылся в квартире. Так не спеша, знаете, как все… Но есть, есть одна хорошая, замечательная женщина, как же я мог забыть! Она всегда со мной здоровается! Зайдёт и скажет: «Здравствуй, лифт!» А я ей в ответ: «Добрый день, Ясна!» Она такая светлая, даже когда в моей кабинке тускло.
-- Отвези меня к ней.
-- Как?..
-- А как та развозишь людей по этажам?
-- Нет, я знаю как, но… Но как? – растерялся лифт. – Нельзя!
-- Почему?
-- Нельзя!!
-- Почему?!
-- Ну нельзя и… Нельзя!
-- Но ты же сам говорил, что в порывах вредности можешь увезти кого-нибудь на чужой этаж.
-- Но я не открываю дверь, а везу обратно!
-- Лифт, мы же друзья?
   Ах, как не хотелось Вьетнаму нажимать на болячку бедного лифта – одиночество.
-- Друзья, конечно друзья! – заволновалась кабина. – Вы мне очень нравитесь, но как же можно отвезти человека в чужую квартиру?
   Лифт просто не мог понять желания нового жильца, такого странного и неожиданного. Ещё никто не смел просить его, оператора кабины о подобном одолжении…
-- Я прошу, мне нужно с кем-то поговорить.
-- Я же есть.
-- Не обижайся, мне нужен человек.
   Лифт затих совсем, стало в конец грустно в его кабине.
-- Я же не бросаю тебя.
-- Хорошо, - согласился вежливо друг. – На пятый.
   Комната Вьетнама исчезла, и лифт понёсся вниз, исполняя ещё не выполненную ни одним лифтом желание жильца.
9. Кто здесь?
   В квартире на пятом этаже растворилась стена, и Вьетнам ступил в помещение. Было пусто.
-- Я один?
   Но лифт уже укатил.
   Здесь, в свежем полумраке было всё то же, что и наверху – те же ванная и вешалка, ящик и комод, но никакой приветливой женщины. Однако, стоило выйти на середину ковра, как набравшее силу чёткости окно нарисовало на своей постели чью-то тень.
-- Кто здесь? – донёсся тёплый ветерок.
-- Вьетнам, - покорно ответил ветерку гость.
-- Откуда вы?
-- Не помню… - признался гость.
-- Зачем вы здесь?
-- Я пришёл к Ясне.
-- К Ясне?
   Вьетнам не мог различить в тени лица, рук, тела, и от мучительных попыток добиться раскрытия незаметно для себя придвигался к окну.
10. Ясна
   И вот внезапно, но очень не торопливо и невозмутимо, просочились мягкие черты женского лица, чистые и светлые, как облако. Из тени родился тонкий взгляд, неуловимостью прячущийся в ветвях мутного света. Пригрезилась и незнакомая Вьетнаму красота, и в миг померкли все взмахи красок и оттенков неба и печального неясного солнца. Все лучики, исчезающие в рваном тумане за окном, искрились в губах, на щеках, на носу, в глазах Ясны. На сколько она молода? И молода ли? А может ей уже давно за сорок? Всё равно…
   Вьетнам не останавливался, он даже сел на окно напротив хозяйки.
-- Люди не должны приходить в чужие дома, - сказала она.
-- Это не правильно, - возмутился Вьетнам, не сводя глаз с лица Ясны.
-- Почему?
   Его рука без разрешения коснулась щеки женщины, прохладной и гладкой.
-- Я хочу остаться с вами.
-- Почему?
   Ясна дотронулась до руки Вьетнама; пальцы дрожали, ведь она впервые касалась чей-то кожи. Дрожь захотела больше и, скользнув по локтю и плечу, стала изучать лицо незнакомца, каждую линию, каждый волосок, каждую ресничку. И тут Ясна упала объятиями на Вьетнама. Упала испугом и страхом, всё вокруг стало для неё необычайно пугающим, ведь всё оказалось новым, а новое здесь не бывает приветливым. Но остаётся здесь…
Дрожь отступила, оставив объятия. За стенкой слышались тихие речи одинокого лифта, который разговаривал сам для себя.
11. Мечты и стихи
-- Почему люди думают, что только они могут мечтать? Они ошибаются, машины тоже мечтают. И не хуже, даже лучше! Вот у меня мечта: я хочу перестать возить людей вверх-вниз, я хочу стоять в самом центре нашего мира и быть справочной кабиной. Это ведь так здорово, быть справочной кабиной, такой кабиной, у которой бы все проходящие женщины и мужчины просили совета и помощь. «А как пройти к дому пятнадцать?» или «А как избавиться от кошмаров?» А я бы отвечал на все-все-все вопросы и добавлял бы: «Не правда ли, отличная сегодня погода?» Здесь… Снаружи…
   Но Вьетнам давно уже ничего не мог слышать, всё внимание и все мысли уснули, обессилив. Остались лишь три тёплых слова, свивших уютное гнёздышко на его губах и не смеющих покинуть жилище – Я Люблю Тебя…
-- Я…
На окне вдвоём,
Под окном снега.
Песню допоём
И пойдём до дна.
Если подождём,
Будем как вода.
На окне вдвоём,
Под окном снега.
Слишком много слов,
Лучше помолчим.
Здесь что ни улов,
То «Ура!» кричим.
Если тихий зов-
Мы уйдём в ночи.
Слишком много слов,
Лучше помолчим.
Кто-то будет жить,
Ну а мы умрём.
Будем дорожить,
Что сейчас вдвоём.
Если не спешить,
То ещё споём,
Что могли бы жить
На окне вдвоём.

<1999>