Певунья. Главы 13-14

Продолжение. Глава 11-12 - http://www.proza.ru/2010/07/24/679

Глава 13

Целую неделю я провалялся в кровати, находясь в собственном заточении.
- Если я ей дорог, - думал я про Эльвину, - то пусть поскучает, Борис не очень-то интересный собеседник.
Мысли о девушке не оставляли меня, и я думал о ней с обидой. Не успел появиться другой, как она уже забыла обо мне. Понятно! Он молодой, красивый. Как можно в него не влюбиться? Все вы, женщины, такие! Но потом начинал спорить сам с собой. Почему я упрекаю её? Ведь она же не говорила мне о своих чувствах, не клялась в верности… Что за чушь лезет в мою больную голову?
Если б только знал я тогда, как я ошибался, лишив себя радости видеть очаровательную девушку, любоваться ею, слышать её голос и смех.
А Борис, довольный моим затворничеством, каждое утро прихорашивался перед маленьким зеркальцем, приглаживал непокорные кудри мокрой рукой и бежал в сад.
В последнее время он совсем перестал меня замечать. Не говорит, не обращается ко мне, не смотрит на меня, будто я в чём-то провинился перед ним. Это было крайне не вежливо с его стороны.
- Я ушёл с твоей дороги, - с раздражением думал я о Борисе. - Что же ты дуешься на меня, чурбан ты неотёсанный?
Выяснять с ним отношения я не собирался. Не хочет общаться – не надо. А мой соперник между тем приходил из сада какой-то взбудораженный и, не раздеваясь, бросался на постель. Исподволь наблюдая за Борисом, я радовался, не всё так гладко между ними.
В конце недели меня отправили на операционный стол. На какое-то время чувства мои притупились. На смену ревности пришло какое-то тупое безразличие. Одна мысль точила меня: «Только бы выжить! И тогда всё наладится!»
Операция была очень тяжелая: удалили простреленное на войне лёгкое. Во время операции, как я потом узнал, у меня была остановка сердца, и врачи еле спасли меня. Несколько дней в беспамятстве я находился в реанимации, пока не пришёл в себя.
- Неужели жив?! – пришла мне в голову первая мысль, когда я очнулся.
И странно, что особой радости я не почувствовал. Перед глазами - сплошной туман. Хотелось только спать и ничего более. Слаб я был очень тогда. Дней десять я лежал в одиночной палате, и ко мне никого не пускали. Форточка была открыта, и почти у самого окна я услыхал тоскливое девичье пение. Она была рядом, моя Эльвина. И вдруг во мне и вокруг меня всё ожило. Притупились боли в груди, которые сковывали всё моё тело и не давали пошевелиться. Перестало ломить голову, а сердце встрепенулось и забилось от радости. Чувство было такое, будто вылили мне на голову ведро с родниковой водой. Я попытался встать, но тут же повалился на бок от резкой боли в груди:
- Что же ты делаешь, касатик? – испуганно закричала тётя Глаша, которая почему-то оказалась рядом. - Только залатали, а ты уж взбрыкивать надумал.
Странно, что старушка дежурила возле меня целую ночь, а я её не видел. Она посмотрела в окно и, улыбаясь, сказала:
- Певунья-то наша третий день, как птичка, поёт возле окна.
- Неужели? А я не слышал, - проговорил я, едва услыхав свой собственный голос.
- До того ли тебе, касатик, было, - покачала она головой. – Врачи тебя с того света вытащили.
Первой посетительницей моей была… как ты думаешь кто? Моя вторая мама – тётя Фрося.
В сереньком платочке, завязанном на затылке, с полной сумкой в руках, она, боясь меня потревожить, осторожно проскользнула в палату.
Я был несказанно рад и удивлён её неожиданному появлению. Доброе морщинистое лицо, мокрое от слёз, склонилось надо мной.
- Как ты, сынок? – спросила тётя Фрося своим певучим голосом и заплакала.
- Хорошо, мама! – растроганно проговорил я охрипшим голосом и поцеловал её сухую, огрубевшую от работы, руку.
Старушка немного посидела, рассказала сельские новости и, погладив меня по голове, ушла.
- Главное – ты жив! И будешь жить ещё долго-долго! – сказала тётя Фрося на прощание.
- Спасибо, тётя… мама, - прошептал я в ответ и слабо помахал ей рукой.
После её ухода я ломал голову, как она могла узнать о том, что мне сделали операцию. И, вдруг осенило. Это, конечно, она, Эльвина. Только она одна знала адрес тёти Фроси.

Глава 14

Каждый день меня навещали товарищи из моей палаты и приносили какую-нибудь незамысловатую передачу вроде печенья или булочки. Когда открывалась дверь, я вздрагивал в надежде увидеть Эльвину и очень огорчался, видя кого-нибудь другого. Не приходил и Борис, понимал, что мне бы не хотелось его видеть.
- Им вместе хорошо, никто не мешает, - с обидой думал я о них и чутко прислушивался к голосам за окном.
Она пришла неожиданно, когда я уже перестал её ждать. Тихонько приоткрылась дверь, и девушка тихо, как мышка, проскользнула в комнату, будто боялась меня разбудить. Теплая волна захлестнула меня, и жар бросился в лицо. Я сделал вид, что сплю. Эльвина осторожно присела на стул возле кровати и положила свою руку на мою.
- Как ты себя чувствуешь? – негромко спросила она, разгадав мою хитрость.
Холодная рука её дрожала, и я прислонил её к своим губам, согревая своим горячим дыханием.
- Хорошо… замечательно, - не в силах сдержать эмоции, проговорил я.
- Мы… я так боялась за тебя, - сказала Эльвина и улыбнулась мне как-то вымученно, а потом, вздохнув, добавила. – Врачи говорят, что ты в рубашке родился.
Личико у неё было грустное и очень бледное, а тёмные круги под глазами говорили не только о её болезни, но и о душевных переживаниях.
- Как она осунулась… Неужели так беспокоилась за меня, - думал я, разглядывая девушку.
Было приятно от того, что она переживала за меня, и в то же время было очень жаль её.
- Всё будет хорошо, Русалочка, - проговорил я, убирая со лба её шелковистые волосы.
- Мне было скучно без тебя, понимаешь? – сказала Эльвина и посмотрела куда-то в сторону.
Лёгкий румянец заиграл на бледных её щечках.
- А как же он? – ревниво спросил я.
- Ну, о чём с ним можно говорить? – сказала она с укоризной. – Ты и сам прекрасно об этом знаешь.
Потом немного подумала и добавила:
- Какой же ты глупенький!
Девушка разговаривала со мной как мать с больным ребёнком, и эта форма общения была для меня новой и приятной. От неё самой, от её ласкового трогательного голоса веяло таким успокаивающим теплом, что хотелось заплакать, броситься перед ней на колени и сказать:
- Прости, любимая, я так плохо о тебе думал.
И всё же сомнения меня не оставляли. Борис – её ровесник, красавец, он не может ей не нравиться. А я просто друг, и у неё ко мне нет ничего, кроме жалости. Какие всё-таки эгоисты эти влюблённые! Я не узнавал себя. Голову мою занимала одна мысль: кого она больше любит меня или его.
Я не знал тогда, что ей было совсем не до свиданий, и она сама целую неделю провалялась в постели с высокой температурой.
Какое-то время мы молчали, но прекрасно понимали друг друга и думали об одном и том же.
- Тебе надо отдохнуть, Эльвиночка, - наконец, проговорил я, нежно целуя её пальчики.
Девушка ушла как-то стремительно быстро, чмокнув меня в щёку. Уходя, она сунула мне в руку белоснежный платок, на котором была вышита буква «Э».
- Пригодится, - сказала она мне на прощанье.
Чувства переполняли меня: жалость к ней, к себе, моя беспомощность, и, конечно, любовь прекрасная и жестокая… И муки эти душевные были не сравнимы с теми физическими, какие я испытывал каждый день. Уткнувшись в подушку, чтобы никто меня не слышал, я плакал.
Теперь я уже не сомневался в том, что люблю её и сильно.
Говорят, любовь, как песня, прилетит нежданно-негаданно, окрылит, одарит безумной надеждой, а потом уйдёт тихо, незаметно, оставив в душе прекрасную мелодию, которая ещё долго живёт в наших снах и грёзах.
Алексей Петрович замолчал, глядя в окно, будто искал там подтверждение своим словам. Потом, вздохнув, добавил:
- Только эта любовь пришла ко мне поздновато… и не ушла от меня до сих пор, а прошло ведь уже более тридцати лет…
Мне хотелось услышать от него продолжение истории, но понял, что старик устал, и ему пора отдохнуть.
- Можно приду к вам завтра? – попросил я его.
- Конечно, приходи, я буду очень рад.

Продолжение - Глава 15-16 - http://www.proza.ru/2010/07/24/689