Певунья. Главы 15-16

Продолжение. Глава 13-14 - http://www.proza.ru/2010/07/24/683

Глава 15

Пришёл я к Алексею Петровичу, как обещал, на другой день. Чисто выбритый, в белой рубашке нараспашку, он выглядел помолодевшим и показался мне просто красавцем. Мы пили чай, и я внимательно рассматривал его. Правильные черты лица: высокий лоб, прямой, слегка утончённый нос, улыбчивые карие глаза - всё в нём говорило, что в молодости он был очень красив, и ничего удивительного не было в том, что молодая девушка в него влюбилась, несмотря на разницу в возрасте.
- Когда я, наконец, оказался в своей палате, - продолжил своё повествование Алексей Петрович, - Эльвина как-то изменилась, стала ласковее и внимательнее по отношению ко мне.
Улыбалась при встрече, спрашивала, как я себя чувствую, но заходить в нашу палату стеснялась. Уединиться и поговорить с девушкой мне никак не удавалось. Борис оказался ревнивее, чем я, и ходил за ней буквально по пятам. Караулил её везде: в коридоре, на крыльце, на лавочке, что было очень заметно и, на мой взгляд, неприлично. Эльвину такое поведение стало раздражать. Ей хотелось пообщаться со мной, а он не давал такой возможности.
Однажды она сказала ему довольно-таки грубо:
- Ты что в следователи ко мне нанялся?
- Почему? – будто бы не понял парень, но покраснел.
- Ходишь за мной по следам, - проговорила она, повернулась и пошла прочь.
После этого случая Борис немного изменил своё поведение, однако подойти мне к Эльвине всё равно не давал. Стоило мне к ней приблизиться, как откуда ни возьмись, как в сказке, появлялся сиамский кот. Теперь я его не только не любил, но и ненавидел и не столько за то, что он не давал нам общаться, сколько за его эгоизм. По-моему, его совсем не беспокоило состояние девушки.
В этот год лето выдалось на редкость засушливое. Погода стояла невыносимо жаркая. Июнь и июль нещадно палило солнце, высасывая из земли последнюю влагу. Потускнела, пожухла трава. Огрубели, скрючились на яблонях листья. Тяжело жаром дышала земля. Много раз собирался и уходил дождь-обманщик. Каждый день дули сухие ветры и разгоняли тучи.
Но с наступлением августа погода вдруг изменилась. Кругом всё засверкало, загремело, полилось. Дожди ринулись на землю и лили целую неделю. Такая погода наводила тоску и плохо отражалась на состоянии больных людей. Из палат то и дело доносился надрывный захлёбывающийся кашель и угрюмое ворчание.
Эльвина ходила на разные процедуры и, как другие больные, отлёживалась на кровати. Борис, который был поздоровее нас, слонялся без дела, пытаясь поймать девушку.
В этот год был урожай на яблоки. Ветви яблонь ломились от плодов, наклоняясь до самой земли. В траве, под деревьями и даже на тропинках валялись перезрелые яблочки-полукультурки. Урожай радовал всех, но сбором его никто не занимался, и пропало много яблок.
Наконец-то, на радость больных кончились дожди, и установилась хорошая погода. Эльвина стала появляться в саду. Мне очень хотелось поговорить с ней, приободрить. На себе чувствовал, как тяжело ей было все эти ненастные дни. Но мой соперник, как всегда, не дал нам возможности пообщаться.
Прохожу мимо нашей скамейки и слышу за яблоньками смех её и Бориса. Хотел было уйти, но затаился, не в силах сдвинуться с места. Тревожно забилось сердце, и я, как вор, боясь быть обнаруженным, слегка отодвинул ветку и замер. Стоит Эльвина боком ко мне, кидает в него яблочками и смеётся. Его мне не видно было, слышу только хохочет довольный. А тут, видно, яблочко попало ему в лицо, заохал притворно. Эльвина извиняется, шепчет что-то ласково. А Борис говорит:
- Ничего, до свадьбы заживёт.
- Долго же придётся тебе с фонарём ходить, - отвечает она и смеётся.
- А я, может, завтра женюсь, - говорит он.
- Вот и хорошо, значит, фонарь будет светить тебе только до завтра, - успокаивает его девушка.
Как нарочно, сдавил грудь кашель, и, с трудом сдерживая его в себе, я поспешил в палату. Сомнений не оставалось. Она любит его, а я для неё  - только друг. Что ж, сердцу не прикажешь.
Терзаемый приступом ревности, я с трудом добрался до кровати и отвернулся к стене. Борис пришёл вскоре после моего ухода. Меня подмывало посмотреть на его фонарь, но я сдержался.

Глава 16

На следующий день вечером я решился прогуляться по саду, чтобы развеяться и избавиться от плохих мыслей, которые в последнее время не давали мне покоя.
День угасал. Солнце, прячась за горизонтом, таяло, оставляя на земле оранжево-золотистые блики, которые мягко ложились на все окружающие предметы. Шелковистая прохлада ласкала лицо, от такого блага мне вдруг захотелось петь, и мысли снова вернулись к ней, к моей певунье.
Возле ворот ко мне подошла небрежно одетая женщина с выбившимися из под выцветшей косынки пышными седыми волосами. От неё пахло винным перегаром, я невольно поморщился.
- Позовите, пожалуйста, Эльвину, - вежливо попросила она, уверенная почему-то в том, что все в больнице знают её дочь.
Это была мать Эльвины, о тяжёлой судьбе которой не раз рассказывала мне девушка.
Во время войны она потеряла любимого человека, со смертью которого никак не могла смириться и начала пить. Болезнь дочери совсем выбила её из колеи. Жила она в этом же городе, но девушка не разрешила ей появляться в больнице. Боялась, что придёт в нетрезвом виде. Врачи иногда отпускали Эльвину домой повидаться с матерью.
Минуту я с любопытством рассматривал её, пытаясь найти в отёкшем лице признаки былой красоты, о которой говорила мне девушка, но ничего не увидел, кроме больших серых глаз, блестевших от выпитого вина.
- Что вы так смотрите на меня? – спросила женщина с раздражением.
Я молчал, не зная, что ей ответить, а она опять задала мне вопрос:
- Как тут она?
- Нормально, - соврал я, - всё песни поёт, певунья она здесь у нас.
- На это Эльвинка мастер, - сказала она, вытирая платком набежавшие слёзы, а потом добавила, - поёт всё себе на беду.
- Что вы такое говорите? – испугался я. – Разве так можно?
- А что говорить? – горестно ответила она с чувством какой тоскливой безысходности. – Кто много поёт, того счастье обойдёт. Я тоже всё пела…
И тут как по заказу до слуха нашего долетела песня:

На закате тучки тают,
Тучки розовые сплошь,
Вся от солнца золотая,
Ты на лодочке плывёшь…

- Вот она… посмотрите на неё, - только и успела проговорить мать.
Эльвина подбежала и бросилась к ней на шею.
В этот раз девушка была какая-то особенная, непохожая на себя, но не менее привлекательная, чем всегда. Волосы её были уложены коронкой на голове, в которой белели несколько искусно приколотых ромашек. В белом своём платьице она вся светилась и словно растворялась в розовых лучах уходящего солнца вместе со своёй песней, которая так гармонично сочеталась со всем её обликом. Я не сводил с неё восторженных глаз. И в эту минуту у меня появилось странное ощущение, что будто вся она какая-то сказочная, сотканная из шелеста трав, росы и запаха цветов. И, представь себе, это чувство живёт во моём сердце до сих пор.
Встретившись со мной взглядом, она засмущалась, улыбнулась мне как-то загадочно-грустно и поторопилась скорее увести мать на скамейку.
- Мам, ты опять? – тихо спросила Эльвина, наклонившись к ней.
- Нет, тебе показалось, доченька, - ответила она, доставая из тряпочной сумки яблоко. - На-ко, отведай, антоновка, вкусное.
- Ты же обещала, мама. Ну как тебя ещё просить? -  с укоризной проговорила девушка, и в голосе её было столько горечи, что мать не выдержала и расплакалась.
- Прости, Эльвинушка, сорвалась было опять, - оправдывалась, всхлипывая, она. – Уж больно ноша-то тяжела, не по плечам мне оказалась.
Эльвина усадила мать на скамейку и опустилась перед ней на колени:
- Умоляю, родная, перестань, пожалуйста, ради меня, ради нас с тобой.
И, с трудом сдерживаемые, слёзы потоком полились по щекам.
- Уймись, ласточка моя, успокойся, не буду больше, брошу зелье это проклятое, - говорила мать, покрывая поцелуями пылающее лицо дочери. – У тебя опять жар? О, Боже, за что же ты нас так наказываешь?
- Перестань, мамочка, успокойся, смотри, на нас люди смотрят.
На них никто не глядел, но все, кто находился поблизости, слышали их. Эльвина прижала голову матери к своей груди:
- Я чувствую себя нормально. Спроси у кого хочешь, если не веришь. Просто я сегодня перегрелась на солнышке. Всё будет хорошо.
В это время на крыльце показалась тётя Глаша. Сердито размахивая руками, она набросилась на мать.
- Как тебе не стыдно? Приходишь расстраивать больную девочку. Ещё матерью называешься! Пойдём, Эльвинушка, в палату, а то врач ругаться будет.

Продолжение - Глава 17-18 - http://www.proza.ru/2010/07/24/695