Певунья. Главы 17-18

Продолжение. Глава 15-16 - http://www.proza.ru/2010/07/24/689

Глава 17

На следующий день я узнал, что Бориса направляют в санаторий на дальнейшее лечение. Другой бы на его месте обрадовался такому счастью (трудно было тогда с путёвками), а он, как узнал, страшно расстроился. До самого вечера ходил, как в воду опущенный. На беду, Эльвина не выходила из палаты, после встречи с матерью никак не могла придти в себя. Пойти в женскую палату попрощаться Борис не решался, а попросить кого-нибудь вызвать девушку ума не хватало. Всю ночь так и промаялся, вздыхая и ворочаясь на своей постели.
Проснувшись рано утром, я увидел его сидящим на кровати. Парень не спал всю ночь, побледнел и осунулся. В душе, конечно, я был рад, что он уезжает: никто теперь не будет мне мешать встречаться с Эльвиной. Но, несмотря на это, мне всё-таки было его по-человечески жаль. После обхода врача я сходил к Эльвине в палату и сообщил ей об отъезде Бориса. Девушка расстроилась, поблагодарила меня и поспешила к нему. В окошко я видел, как они прощались на любимой нашей скамейке. Был прохладный день. Борис натянул халат на плечи девушки, прижал её к себе и, наклонившись к ней, что-то шептал на ушко. Я понимал, что нехорошо подглядывать за ними, но ревностное чувство даже в этот момент не оставляло меня.
Перед выходом из палаты Борис попрощался с больными и зачем-то заправил койку, будто собирался вернуться назад. Я пожелал ему скорейшего выздоровления и протянул руку, но он сердито дёрнулся и закрыл дверь перед моим носом. Мне стало как-то не по себе, ведь я ни в чём перед ним не виноват. В общем-то, он был неплохим человеком. И, если посмотреть правде в глаза, он старался, чтобы девушке было хорошо. После обеда Эльвина пошла провожать его до ворот, а я остался ждать её на нашей скамейке. Когда она вернулась, личико её было печальное, а глаза подозрительно блестели.
- Сядь, Эльвинушка, успокойся, - сказал я ласково, усаживая её рядом с собой.
Кутаясь в больничный халат, она сидела, скорчившись, глядя себе под ноги. Я дал ей время придти в себя и тоже молчал. Трудно было судить о её чувствах к Борису, но то, что он был ей дорог, сомнений не оставалось. Немало светлых дней провела она в его обществе и, конечно, привыкла к парню. Первым заговорил я - не хватило терпения молчать.
- Понимаю, - начал я осторожно, - ты любишь его, но подумай о себе, тебе нельзя так расстраиваться.
Эльвина резко подняла голову и посмотрела на меня с каким-то злым отчаянием.
- О, Боже, Боже! О какой любви ты говоришь! Замолчи сейчас же! – оборвала она меня сердито.
Я онемел от неожиданности и больше не мог выдавить из себя ни слова. Эльвина вскочила со скамейки и решительно пошла в палату. Я бросился за ней и схватил за руку, но она отдёрнула её и ушла.
- Эльвинушка, прости меня… ты… я…я…
- Успокоил, называется, - в отчаянии думал я, - лучше бы молчал.

Глава 18

После отъезда Бориса мне никак не удавалось поговорить с Эльвиной, хотя теперь нам никто не мешал. Чувствуя свою вину перед ней, я ходил сам не свой. Девушка не звала, не искала меня, и это терзало мою душу. Пойти в палату к ней, чтобы поговорить я как-то не решался.
Может, ей совсем сейчас не до меня, зачем навязываться. Но больше всего меня беспокоило не столько душевное, сколько физическое состояние моей любимой. Свидание с матерью, отъезд Бориса плохо подействовали на её здоровье. Если раньше Эльвина перед сном прогуливалась по саду, то теперь отлёживалась в постели. Девушка таяла на глазах, как свеча от яркого пламени. В лице её появилось какое-то спокойное грустное выражение, как у лика святой иконы. Перед ужином мы столкнулись с ней у входа в столовую. Девушка не улыбнулась мне, как всегда, а посмотрела так печально, что у меня защемило в груди от жалости.
Этой ночью мне приснился кошмарный сон, от которого я проснулся весь в поту и никак не мог успокоиться.
Сидит будто на берегу озера большая белая птица и поёт да так тоскливо, что душа замирает. Увидела меня, встрепенулась, крыльями машет мне навстречу, а взлететь никак не может. Вода в озере чёрная-пречёрная, бушует и пенится. Я хочу изо всех сил помочь ей, но не могу сдвинуться с места. А птица уходит от меня всё дальше и дальше. Гляжу, а вместо крыльев у неё руки белые, девичьи, протягивает их ко мне и кричит что-то. Я изо всех сил пытаюсь услышать её, но не могу. Налетел вдруг чёрный вихрь, закружил птицу на месте и понёс куда-то. И тут я услыхал всхлипывания, да так явственно, что проснулся.
Сердце бешено колотилось. Мной овладел такой ужас, какого я не испытывал даже на фронте. В ту ночь плакала она, я чувствовал это всем своим существом, и первое, что мне пришло в голову: бежать к ней, прижать её к своей груди и успокоить. Огромным усилием воли я сдержал в себе это бешеное желание, не будить же среди ночи больных людей. Меня бил озноб от предчувствия надвигающейся беды. В довершение ко всему перед рассветом разразилась сильная гроза. От грохота дребезжали на окнах стёкла, стрелы молний пронзали ветхое здание и плясали на больничных стенах. Суеверный страх зажал меня в своих объятьях и не давал пошевелиться. Стиснув зубы, я, скованный, так и сидел до утра, до боли обняв руками колени.

Окончание. Глава 19,20,21 - http://www.proza.ru/2010/07/24/702