Истории Берега Свободы. Сон фрагмент

Осень уже вступила в свои права, и столь непривычный для этих мест туман заботливо окутал небольшой североамериканский городок, покрывая обычный тоскливый вечер налетом таинственности.

С самого раннего утра над городом висели тяжелые тучи. И вот, наконец, плакса-дождь решил порадовать спешащих по своим делам американцев громогласной  и мокрой симфонией чувств. В отчаянной попытке убежать от долгого и нудного монолога говорливых капель, я зашел в незнакомый бар. 

Где-то в глубине полутемного зала грустный пианист играл занудливые джазовые фантазии, созвучные дождю. Я оглядел уютные столики, подсвеченные огоньками свечек. Посетителей было совсем совсем немного. Пройдя мимо сверкающего бара и сидящих за его стойкой отчаянно пьяных девиц неопределенного возраста, я увидел за столиком у стены грузного мужчину средних лет, который мне показался знакомым.  Он был одет в видавший лучшие времена джинсовый костюм.
Подойдя ближе, я с немалым удивлением узнал в этом «синем воротничке» своего давнишнего знакомого, бывшего москвича.

Он  был одним из представителей молодежи, которую в наши стародавние времена называли «золотой». Его отец был профессиональным борцом за народное счастье, гордившийся пролетарским происхождением. Было такое время, когда профессиональные пролетарии, освоившись в мягких и теплых кабинетах, направляли строительство всеобщего счастья в нужную им сторону, по тернистой и неисхоженной дорожке. Это только потом мы узнали, что она кончится тупиком…

У него было все – отцовская «ВОЛГА», дача под Москвой, где мы порою собирались отметить хорошее настроение изрядной партией спиртного. Были такие времена, когда самые необходимые для жизни вещи считались непозволительной роскошью. Он учился в   престижном институте, где в него старательно вдалбливали иностранные языки. Порою казалось, что преподаватели могут сделать невозможное, и он вот-вот сможет мычать на двух языках. А вот потом его жизнь  сделала поворот несколько круче того, который он ожидал. Самое забавное, что он попал именно туда, куда хотел. Вот только с черного хода, а не с парадного подъезда. 

Да и моя жизнь изрядно вильнула хвостом. Но это уже философия. А факт жизни состоит в том, что мы нежданно встретились в заштатном, потрепанном жизнью и ушедшими отсюда навсегда бизнесами и «фордовскими» заводами городке. В  баре, название которого я даже не знал, через много лет после нашей последней встречи в белокаменной и горделивой столице государства рабочих и крестьян.

Он меня тоже узнал, и уже через несколько минут мы разговаривали так, как будто не было прошедших лет. Говорили обо всем и, совершенно случайно, зашла речь о путешествиях.
Мой давнишний знакомый  отхлебнул свежего пива и начал свой рассказ  о недавнем отпуске прямо с конца, как это было ему и свойственно:

“…  В этот последний день отпускного рая, чудеса просто сыпались с неба, как из рога изобилия. Сначала  буржуйское создание - лимузин, двигавшийся как яхта по спокойной океанской глади, домчал меня до ультрамодного мадридского аэропорта, расположившегося посреди живописной и залитой солнцем долины. Посмотрев еще раз на видневшиеся отсюда редкие небоскребы столицы конкистадоров, я взял свой чемодан и отправился разыскивать мой самолет. В мадридском аэропорту все имеют такое вредное свойство:  обращаются к тебе на испанском языке. А я в нем слабоват. Но, слава богу, они потом приходят в себя, и переходят на английский. После двух клерков, путавших показания,  я, наконец, нашел то крыло необъятного здания аэровокзала, где должен был стоять мой серебристый небесный конь.

Но он к этому времени еще не прибыл. Длинная волшебная бегущая лента несла меня на другой конец коридора, где я без труда нашел нужный терминал. Там уже стопилась стайка длинноногих испанских девиц, направляющихся покорять новый свет и веселая команда американских пенсионеров, наконец заработавших на счастливую старость всемирных путешественников. Они весело обсуждали новые методы лечения артрита и хвастались вновь вставленными зубами. Вот ведь уроды!

Как и положено американцам, они образовали длинную, бестолковую очередь и строго косились на меня, не вставшего в ее конец. Социальная справедливость и природное чувство превосходства, первенства во всем, доведенные до абсурда и, потому, превратившиеся в свою полную противоположность, были внезапно низвергнуты со своего противного пьедестала объявлением писклявого клерка испанской авиационной компании «ИБЕРИЯ». Он объявил, что пассажиры первого класса приглашаются на посадку. А остальные экономичные обыватели, засунув свое нетерпение, ну ты сам знаешь куда, пусть обождут.

Ох, как бы я хотел «заснять» на пленку лица этих потомков пуритан, когда я медленно, упиваясь моментом, проследовал мимо них по дороге в салон самолета.
А потом, парад рукотворных чудес продолжался бокалом красного вина, который мне предложили прямо сразу. Наверное, думали что откажусь!

И вот настал момент, когда быстро пробежавшись по взлетной полосе, ну как в песенке из наших молодых времен, лайнер взмыл в небо. Внизу остались новомодное здание аэровокзала, лысый Луис,  неспешно направляющийся назад на загородную виллу, древняя и вечно молодая столица  королевства конкистадоров по имени Мадрид. А с нею, и вся страна фламенко, женщин с гордым профилем и выточенными фигурами, боя быков на огромных аренах и еще много чего, оставшегося теперь занозой в услужливой и жестокой памяти...

Серебристый аэробус уже летел высоко над облаками. Подняв шторку окна, я увидел ослепительную белизну ковра облаков, расстилающегося внизу. Я летел над океаном, и картина белоснежного великолепия, освещенного ярким солнцем, казалась бесконечной. Я закрыл окно и включил «массажер» кресла первого класса, которое имело удивительную способность превращаться в постель и убаюкивать тебя.

В наушниках  Вая Кон Диос энергично убеждала в радости жизни на веселой вечеринке, но детали переводить не хотелось. Соглашался я с ней в том, что ночь еще молода, как и мы сами, наверное, в глубине души, и подруга умело смешала напитки в хватающий за душу и другие места коктейль. Я, до счастливого беспамятства довольный и пьяный, бурчал  про себя припев:  «на не на на». А потом, когда она начала вспоминать Пуэрто-Рико, где я никогда не был, меня охватил сладостный сон. Он увел меня назад, в Севильские просторы, где мы неслись в кабриолете с двумя молодыми испанскими танцовщицами из казино.
А потом, сон перенес меня на столичную виллу с огромным бассейном, где мы все вместе плавали. И даже совсем не мешало, что плавки я не взял. Не нужны они были. А уж танцовщицам и вообще, просто стыдно было скрывать свои прекрасные тела. И вот когда подплыл к ним поближе, мой сон-воспоминание о недавнем веселом приключении неожиданно прервался.

Но расстроиться я не успел, потому что принесли на пробу творения  Сержи Арола, самого модного мадридского повара и ресторатора.
Вот тут на самом деле пришлось задуматься: то ли выбрать отбивную свинину, назло врагам, странным образом поданную с запеченным чесноком, ананасами и сладким винным соусом Петра Хиенеса (чтоб он там у себя, в  Малаге, был мне здоров и весел).

А переводишь взгляд, и  понимаешь, ничтоже сумнявшися, что вроде и говядина совсем неплоха, с  трюфельным или бог его знает каким соусом, луком и аспарагусом. В общем, скажу я тебе, этот отпуск - сплошное обжорство и разврат.

Так это я тебе еще о другом чуде не рассказал. Вот пьешь красное вино, витиевато названное  по имени какого-то там угнетателя  испанского, Маркиза Де Рискаля, изготовленное и выдержанное 22 месяца в американских дубовых бочках.
Даже и не знаю, то ли есть что-то в выдержке в американских бочках, то ли было у меня такое аристократическое настроение, но нравилось оно мне. Ну, так вот, пьешь его, а оно не кончается.

Кажется, что вот-вот справишься с ним, но приходит официант и добавляет еще. Вот так бы у нас, приходили невесть откуда официанты, и не давали бокалам загрустить от одиночества...               

Вот летел я так  и думал, вставая со своего места, и прохаживаясь по салону: чтобы только этот полет никогда не кончался. А уж если и дано ему когда-нибудь закончиться, пусть это случится там, откуда он вылетел. И поедем мы опять танцевать до утра и нагишом купаться в бассейне с испанскими девчонками.

Но нет, вот какая беда. Полет закончился в сером и холодном североамериканском городе, о котором тебе и знать не надо. Лишнее это. Да и похожи они все, как сиамские близнецы, эти города бывшего вероятного противника. Сам же знаешь.
А потом покидаешь этот праздник жизни и направляешься на автобус, везущий тебя в гостиницу, где звезд нет, все на небеса убежали. А там уже услужливо ждет заказанный для тебя номер, где уже есть твоя неказистая одежда, твои документы и прежняя, серая и будничная жизнь.

И после ночи в этом номере средней паршивости, переодеваешься в одежду имени безвестного китайского дизайнера, выходишь на стоянку автобуса и превращаешься в смотрителя почти уже совсем разваливающегося на куски высотного здания, затерянного в богом забытом провинциальном американском городке. Да, я работаю «супером» в противном и вонючем кооперативе.

Ну так вот, дальше, лениво приезжающий автобус, трясясь и скрипя по дороге, везет меня к еще одному самолету, где в экономическом классе я добираюсь до того самого городка, где и живу все эти годы. Вот такая «басурманская синекура».

Находишь на стоянке видавший виды, потрепанный фордик. Кабриолет ведь суперу по статусу не положен. Со второго раза он заводится, и, жалуясь на дорогу, нескончаемый дождь или что еще, везет тебя домой. И ждешь очередного американского праздника, когда сердобольные старушки или наглые квартиранты принесут чаевые, в надежде, что дом совсем не развалится. Порою,  даже свыкаешься с этой жизнью. Чувствуешь себя дома в квартире-однушке, помнишь, мы ее так называли когда-то. Вот он и есть, нынешний мой дом.

А впрочем, где он, наш дом то. Я уже и не знаю. Но пока моя командировка не кончится, мой дом в этом американском провинциальном городке, где меня зовут Новаком…  “

Он допил свою пивную кружку и произнес:
- Ну а ты то, как устроился?
- Ну как тебе сказать,- проговорил я в ответ медленно,- с испанскими девицами по Севилье не раскатываю, даже и не был там никогда. Тут ты меня определенно переплюнул. И квартиры ремонтировать не умею, не приходилось этим заниматься. Вижу что нахмурился – ну не сердись. У меня тоже все непросто. Не так полярно, как у тебя, это правда, банальная стезя программиста. Знаешь, мне тут недавно пришла мысль, что самое дорогое у человека – это его свобода. А я, вообще, по природе, странник. 
Он попытался улыбнуться, но это получилось как-то горько и натужно.
- В России то бывал? – неожиданно спросил он.
- Да вот собираюсь. Давно не был. Может там и свидимся.
- Я уже и не загадываю. Рад был тебя увидеть. А я в России был, давно, правда, - он сделал паузу и отпил пива,-  Сделали мне такой подарок на юбилей. Знаешь, какая-то чужая страна стала. Не наша совсем.
- Не сердись. Но моей она и не была никогда. Может быть, еще станет. Посмотрим.
- А от чего же не твоя-то! – с чувством проговорил он,- Отец то твой, несмотря ни на что, высоко взлетел.
- Ну, конечно, может быть, и моя тоже. Прошлое всегда с нами, хочешь ты этого или нет. Может быть, я и уехал однажды потому, что мой отец, как ты говоришь, взлетел «несмотря ни на что». Не хотел, знаешь, чтобы моим детям тоже надо было взлетать с гирями на ногах. Но времена изменились. Да и жизнь, знаешь ли, полна удивительных поворотов.
- Ну, прощай. Жизнь на самом деле была интересная.
- Да нет, не прощаюсь навсегда. Свидимся еще. И жизнь еще совсем не заканчивается. Я теперь это знаю точно. Какие наши годы !
- Ну, дай бог, свидимся. Хотя, вряд ли…

И «наследник по прямой» стрельцов из секретного приказа великого царя  Иоанна Федоровича, кляня все на свете, начиная от своих московских начальников и кончая бедной миссис Джонс с протекающим краном и осыпающейся штукатуркой, сутулясь и кряхтя, побрел назад в свою заокеанскую мечту.

А я заплатил за наше нехитрое угощение и выпивку, и помчался в свою размеренную жизнь…


Раздался какой-то противный звон, и все мгновенно изменилось.  Работник отеля довольным голосом сообщал мне, что пора вставать. Поблагодарив его и положив трубку, я, все еще просыпаясь, огляделся вокруг. Стандартный «люксовский» американский гостиничный интерьер, какая-то нелепая картинка, намалеванная последователем импрессионистов на противоположной стене, кофе-машина из прошлого века, телевизор в деревянном шкафу. На журнальном столике стоял недопитый вчера бокал красного вина.

Я вспомнил, что вчера мы отвечали сдачу очередного проекта в этом, забытом богом и людьми, американском захолустье. Я вспомнил дождь и странную встречу с прошлым в  безвестном баре. Ну, конечно же, это был сон.   
Я, наконец, решил окончательно проснуться. В этом мне мог помочь только черный кофе, без молока и сахара. Старый и проверенный рецепт всех «воркоголиков». Нажав кнопку на кофе-машине и услышав знакомый громыхающий звук приготовляемого утреннего напитка, я решил включить телевизор.

Двое ведущих местной станции, перекидываясь шутками о погоде, делились новостями предвыборной компании этого логова демократов. Я, как неисправимый республиканец, уже хотел переключить канал, когда ведущая местных новостей рассказала  о том, что опознан погибший во вчерашней автокатастрофе. Им оказался некто Новак, работавший суперинтендантом в одном из кооперативов…   

Я подумал, что все это мне приснилось... А еще я подумал, что все люди удивительно похожи. Они, вызывая грустную улыбку кого-то сверху, свято верят, что мир будет таким, каким они его придумают…