Федька

 
Жил в нашей деревне парень Федька - отзывчивый, добрый, про таких говорят рубаха-парень. Все местные старички за помощью непременно обращались к Федьке, жили то одиноко, дети их выросли, разъехались, а как без помощи им жить не подумали.
В детстве я очень любил рисовать, у нас бы старый сарайчик,  помню, как любил ходить в него, по долгу сидеть там - оттуда было видно всё - деревня как на ладони. Помню то чувство, когда только вступаешь на уже старенькие доски у входа: сильно  пахнет деревом, но не гнилым, а как будто только что спиленным. На второй этаж подниматься боязно - а вдруг попадешь ногой, на какую-нибудь доску хлипкую, и всё – провалишься. Но всё равно шёл вперед, каждый день и рисовал там, или просто сидел и думал о жизни, если меня искали – никто не знал. Что я там, никто не мешал….
Было видно мне и Федьку, который на ранней зорьке уже во всю помогал. Идёт: то с вёдрами для бабы Фени, то смотрю, бежит на поле – деду Грише с сеном помочь. Всегда он мне нравился – восхищал что ли. Своим бескорыстием, чистотой души. Старички намолиться на него не могли. Ходили в церковь на холмике стали свечки за здравие, а где конфетку припасут – «для внучка нашего Федьки» – так говорили. Ведь не было у них никого дороже и ближе Федьки. А Федька даже от конфеток отказывался – рука не тянулась. Говорил: «долг это мой – старым помогать, не за угощения я». Я всё думал, как это у него рука не тянется, наверное, заговоренная какая. А у меня тянулась, да ещё как. Не мог я устоять – потому и почитал Федьку, мечтал, что когда-нибудь и я стану таким же….
Но время пролетело быстро, Федька  с успехом окончил школу – позвали в город в институт, как «особо подающего надежды». Уехал Федька, да и забросил родную деревню, двадцать лет там не появлялся, родственники все умерли – не к кому, а про старичков, видно позабыл. Я тоже уехал учиться, в деревне не бывал, каюсь, слишком далеко учился. Но писать письма – писал. Из них узнавал, чем живёт деревня. Тяжело пришлось ей без Федьки. И старичкам тоже – ведь они родного человека потеряли. Но расставание можно пережить, а вот то, что за двадцать лет Федька не вспомнил о них не разу, ни строчки не написал – нет.  Из писем знаю, что устроился Федька в городе хорошо, приютили на первое время, помогли с институтом, а там и с работой – мир не без добрых людей, много добра ему сделали. А потом он бизнес, какой – то открыл. Окреп, встал на ноги.
Как - то раз мне выпала возможность навестить деревню, я долго собирался, искал всем подарки в городе, боялся кого – то забыть. Ехал долго – трое суток поездом. Пока ехал, вспоминал всё: и детство, и старичков наших, и деревню живописную, и Федьку конечно. Вот еду и думаю: а каким стал Федька, не растерял ли с годами свою доброту, не испортился ли. Так и проехал всю дорогу. А как приехал в деревню – не узнал, как всю изменилось, обветшало, дома покосило, краска совсем облупилась, нет, думаю, завтра же в руки инструменты  и приведу деревню в порядок, помогу старикам, не гоже это им так жить – ведь они воевали, чтоб мы сейчас жили. А придя домой, вдоволь наговорившись, узнал, что и Федька приехать собирается, на могилу к родителям. Тут вся деревня такой пир закатила, все засуетились, словно муравьи в муравейнике, ну думаю, действительно Федька особенный, я приехал с подарками – не смог деревню пробудить, а Федька вот смог, очнулась деревня ото сна двадцатилетнего, зашевелилась.
На утро все Федьку пошли на станцию встречать, и я пошёл, долго ждали поезд. Ну, вот вдали долгожданный  для всех звук – гудок, показались раскатистые клочья дыма. Я давно не видел таких глаз у стариков, ждали они так, словно с войны встречали, столько в них  тепла, радости, надежды было. На ступенях появился Федор – возмужал, окреп, на лицо остался таким же добрым с капелькой озорства. Обнял стариков, поблагодарил за радушный приём. Не изменился – думаю, устоял перед жизненными трудностями, не сломался. Полночи я размышлял, почему же я не такой, а на утро взял инструменты и пошёл. Зашел к бабе Вале, хотел дров наколоть, отказала, сказала Федька придёт и сделает, лучше его никто не сделает. Обидно стало, чем - то он лучше дрова колит, так же, как и я, да ведь то Федька. Вечером мать послала меня за сахаром, пекли пироги – не хватило, пошёл к одному – нет, ко второму – тоже, дошёл аж да бабы Вали, а у неё Федька, на заднем дворе дрова колит, дала мне сахара, я уж было пошёл, как Федька её окликнул, готово всё. Я задержался, хотел его на пироги к нам позвать. А баба Валя в дом юркнула, наверно, за конфетами, мелькнули в голове воспоминания прожитых лет. Вышла, поблагодарила, протянула какую – то бумажку, я не понял сразу, темно уж было, но потом разглядел – не уж то деньги, Федька деньги взял, да и за порог. А баба Валя осталась, стоят  посреди двора. Никогда я не видел её такой, ах, сколько в её лице было боли. Я выбежал за Федькой, догнал.
« Ты что, деньги со стариков стал брать?», негодовал я.
 « Да взял, а что, я задарма буду всё делать, мне дом нужно строить». На этих словах он круто повернулся на одном каблуке, и пошел, а я остался стоять посреди этой, уже полу разрушенной, никому не нужной деревне.
Сломался….