Пыльная вишня

Из книги Павича выпал тонкий листик ракиты. Сергей поднял его и повертел в пальцах, понюхал порыжевший край.
Где и когда листок был сорван, он не помнил, но знал, что солнце бродило в то время между созвездиями Девы и Ориона, по месяцам в которых не было буквы «р».

Таруса встретила их тишиной и пустыми улицами.
После маршрутки, что с трудом преодолевала старые булыжные рубцы асфальта, земля казалась теплой и мягкой. Сергей и Лия стояли на пустой площади, и казалось, что сейчас раннее утро, никого вокруг не было, только недалеко шуршал водой небольшой фонтан, да мигала вывеска магазина. На каменной ограде лежала и щурилась на мир кошка.
Теплый вечер плавился янтарным огарком, размазывая спокойствие и лень по всему живому. Ветра не было, и духота не обещала спокойствия, только близость реки позволяла свободно дышать. Старый двухэтажный город застыл в летней дремоте и спокойствие.
Несмотря на позднее время, было уже около шести вечера, телефон дяди не отвечал, он был на рыбалке, и они решили пройтись по набережной до пляжа.
От белой церкви был виден памятник Цветаевой, дальше белой лентой светилась Ока, по дорожкам они прошли до гостиницы, но номеров там не было. Решили остановиться в стареньком домике дяди, благо ключи от замка были с собой.
Сергей неторопливо шел вслед за Лией, а она все куда-то порывалась, сбегала к берегу, поднималась опять на косогор. Что-то быстро говорила, куда-то показывала. Сергей лишь доверчиво кивал, и отвечал односложно. Он был нетороплив, молчалив, словно исполнял какую-то повинность.
В детстве он бывал здесь каждое лето, но в последние три года, когда занялся своим бизнесом, не только не появлялся в городе, но и забыл номер домика, в котором проводил детские летние месяцы. И потому они не сразу нашли его. 
Дорожка к нему заросла, забор завалился, а переломанный конек склонился на бок.
Осторожно ступая по дорожке, Лия и Сергей добрались до двери. Покосившиеся ступеньки едва выдержали их вес. Долго подбирали ключ, наконец, замок скрипнул, и тяжелая дверь отворилась.
Они вошли на террасу, Лия тут же плюхнулась в кресло. Сергей поставил рюкзак на пол и прошелся по комнатам.
Дом молчал, но это было не просто молчание, где не было звуков, дом жил своей жизнью, не касаясь людей. Окна в доме давно не открывались - и оттого воздух был сухой, пыльный, с едва заметным запахом гари от давно нетопленной печки. Чем-то заброшенным веяло от комнат, опустошенностью. Здесь давно не был человек. Стены, украшенные выцветшими обоями, японский календарь из соломки за прошлый год, рамы, пол, все издавало запах тления и разрушения.
Включили свет, и тут где-то далеко, на самом конце провода что-то тихо треснуло, заколебалось и едва слышно загудело. Они не сразу поняли, что в комнате есть свет. Их захватил сам звук, а не старческое прищуривание лампочки.
Сергей подошел к окну. Тонким, незаметным слоем на оконном стекле легла пыль, смягчая солнечные отражения.
Первое что он сделал, это открыл окно. На стекле осталась линия от пальцев. Ветер подхватил листок с пола и закружил его по кругу. Сергей поднял его – это оказался листочек ракиты, что раскинула свои ветки над крышей дома.
Свежий воздух, полный запахов близкой реки, созревшей вишни и крапивы, заполнил комнату. На соседнем участке надрывался радиоприемник, но зелень раскинувшейся ракиты заглушала музыку.
Изнутри дом был похож на корабль. Старое перекрытие скрипело под напором ветра, что выдувал из щелей затхлость прошлого века. Щербатый шифер вздрагивал на обойных гвоздях, и золотая пыль оседала на старых вещах. В одной из комнат были свалены в кучу концертные программки, приглашения, и афиши давно прошедших концертов. На кухонной стене, едва оштукатуренной и чуть подправленной обоями, висел календарь за позапрошлый год, сделанный из соломки. На плите стоял запыленный чайник.
Вечер наступил неожиданно быстро, ужинали уже в сумерках. Бутерброды с сыром и ветчиной запивали местным вином. Пыльная вишня была прекрасным десертом.
Ночью решили погулять у реки. Свернули не на той улице и попали на территорию закрытого санатория, долго плутали по тропинкам и наконец, попали на пляж.
А на Оке уже было темно. Ничего не было видно, словно мир кончался в пяти метрах от кромки воды. Другого берега не было видно, лишь далеко, где-то возле горизонта, блистала тонким красным лучиком радиовышка. И только свежесть воды, и запах тины напоминали о приземленном.
Долго купались вдвоем, валялись на остывающем песке. Было тихо и спокойно. Только однажды тишину нарушил своим медным и тягучим голосом церковный колокол.

Когда раннее солнце коснулось крыши, Сергей почувствовал ее движение. Открыл глаза - она в упор смотрела на него. Он приподнялся на руке и поцеловал нее.
Лия склонилась к нему, и тихо сказала:
- После обеда мне надо быть в Москве. Если хочешь, оставайся. Вечером будет праздник в городе, на реке гуляния. Наверно будет весело.
 И повторила:
-  А мне надо срочно в Москву.
Неожиданно Сергей чувствовал, как моргает ее ресница.

После утреннего купания на автобус собирались быстро, словно готовили побег, быстро протерли стол и плиту, заправили кровать, вещи без разбора сложили в сумку, остатки еды выбросили в ведро. Закрыли окна, и задернули занавески.
Входная дверь со скрипом закрылась, дрогнула только стекло в раме. Да веточка ракиты скользнула по крыше.
Они вышли на дорогу, оставляя за спиной сад с пыльной вишней, высокой крапивой и старый дом под ракитой.
Рядом с автобусом стояла гнедая лошадь, так же шуршал водой фонтан, только людей уже было больше. Они суетились вокруг автобуса, выискивали свои места, заталкивали сумки в багажное отделение. Лия быстро поцеловала Сергея в щеку и вошла в автобус. Он попытался ее приостановить, но не смог поймать за руку. А Лия уже махала ему из окна, что-то писала на стекле, рисовала сердечко и круг. Он помахал в ответ и, не ожидая отъезда автобуса, пошел в сторону реки, мимо церкви, мимо фонтана и памятника.
В одиночестве он немного побродил по пустому городу; заглянул на базар, спустился к берегу, наблюдая за катером, что плыл по реке. Потом наскоро окунувшись, валялся на песке.
Сергей закрыл глаза, и тут же все исчезло. Однажды в детстве он тонул на реке; и с тех пор остался смутный, бесформенный образ темнеющего дна, которого он коснулся, чтобы потом подняться на поверхность к солнцу.
В мягком песке река хоронила надежду на будущее, покрывала плотным перламутром ракушки, его мечту остаться здесь.

…Через три часа он уже был в Москве, и тут же закрутился в своих мелочных столичных делах.
Больше он не видел Лию. Знал что она спит со своим начальником, но это его больше не волновало. Он сбросил шелуху её слов, как сбрасывает дерево листья.
Лишь однажды, когда рядом с метро он купил пакет пыльной вишни, что-то его подтолкнуло.
Но и это ушло, словно и не было ничего. Только и остался этот листик ракиты…