Герои нашего времени

Герои нашего времени.

Это была среда. На улице поливал осенний ливень, полностью преображая облик Москвы и противореча всем заверениям синоптиков, обещающих небольшую облачность и холодный ветер. Хотя нет, ветер все же был. Резкий, появляющийся так же внезапно, как и исчезающий, он ломал хлипкие зонтики, стучась в стекла и витрины домов. Жители города спешили укрыться, где это только было возможно…
Полупустая станция метро одной из пестрых веток Московской подземки встречала немногих спустившихся в эти «таинственные подземелья» людей гулким шумом, изредка перекрываемым отголосками различных разговоров. Один из эскалаторов постоянно был сломан, но на это уже давно никто не обращал внимания – привыкли. Люстры ярко освещали просторный зал, отражаясь на лаке одиноко стоящих скамеек, на которых обычно ютились старушки или влюбленные парочки. Длинные поезда спешили в разные концы города, увозя с собой таких разных пассажиров…
Он появился внезапно, уверенной походкой подошел к краю платформы и стал всматриваться в темноту туннеля, ожидая, когда из него, наконец, покажутся два немигающих глаза поезда. Черный зонт тросточкой с ручкой из темного дерева, зажатый в руке, с тихим стуком опустился на мраморный пол, словно в замедленной съемке. Внешний вид незнакомца не многим отличался от того, как были одеты остальные люди, ожидающие поезда. Но, наверное, его можно было принять за одного из «гостей нашей столицы». На нем было серое пальто «в елочку» с воротником стойкой и большими металлическими пуговицами, светло-голубые джинсы и черные туфли. Прямые темные волосы прикрывали уши, а живые ярко-зеленые глаза внимательно смотрели по сторонам, замечая, казалось, каждую мелочь. На его лице нельзя было прочитать никаких эмоций, а выражение глаз менялось с такой ужасающей скоростью, что совершенно невозможно было даже отдаленно понять, о чем он думает в данный момент, хотя на губах сохранялась легкая полуулыбка.
Внезапно из туннеля донесся шум приближающегося поезда и резкий, противный звук тормозов. Незнакомец, опирающийся на зонт, следил, как из вагонов вышло несколько пассажиров, пропуская их… Раздалось обычное предупреждение о том, что «двери закрываются…», и поезд тронулся с места, унося с собой и нашего незнакомца.
Стук колес поезда сливался с непонятным скрежетанием и отражался гулким эхом, казалось, бесконечного туннеля. Он выбрал последний вагон, идущий в центр, и, прислонившись к стене, окинул внимательным взглядом своих попутчиков. Несколько пенсионерок, странный тип готической наружности, полусонная дама в очках и еще одна девушка-старшеклассница в расстегнутой ветровке, классических синих джинсах, бирюзовой кофте «поло» и кедах с ярко-голубыми шнурками. Из-за ворота рубашки выглядывала серебряная цепочка с миниатюрной подвеской, о каких обычно говорят: «На память». На руках у нее было несколько плетенных из ниток браслетов типа «hand-made», а пальцы украшали кольца, уши были проколоты в нескольких местах, маленькие синенькие камушки сережек поблескивали в тусклом свете ламп поезда. Рядом с ней на сиденье лежал портфель бежево-коричневой гаммы. У нее были темно-каштановые волосы до плеч, убранные назад с помощью ободка, серые внимательные глаза, увлеченно гипнотизирующие страницы какой-то книги в белой обложке с невзрачным рисунком в приглушенных синих, зеленых и серых тонах. Если приглядеться, то можно было различить мост и разномастные здания, складывающиеся в панораму Белокаменной.
Незнакомец улыбнулся кончиками губ, рассматривая обложку, и достал из внутреннего кармана пальто маленькую книжку без названия в черном кожаном переплете и открыл где-то посередине…
Страницы были пустыми, как вдруг… на них медленно стали проступать буквы, сначала серые, с каждой секундой они становились все ярче и ярче…
«Небеса, затянутые темными грозовыми облаками, не предвещали ничего хорошего. Пронзительный резкий ветер, путающийся в кудрявых светлых волосах молодого человека, внезапно исчез, но это было лишь временное затишье перед бурей, настоящей майской грозой, которая стала таким редким явлением в последнее время.
- Значит, ты окончательно решил… - пробормотала Оля сама себе под нос, отворачиваясь в другую сторону, чтобы он не видел слез, появившихся в глазах. Паша не любил, когда она плакала, особенно из-за того, что, по его мнению, было недостойно ее слез. С детства он постоянно повторял ей, что никто не достоин ее слез, а тот, кто достоин, никогда не заставит ее плакать. У нее на этот счет было свое собственное мнение, хотя он и не догадывался об этом, а ей не хватало смелости сказать ему…
- Да, это очень выгодное предложение, ты же знаешь… к тому же я смогу помогать маме с деньгами. Не хочу упускать такой шанс… - он отвел взгляд от проплывающего мимо маленького пароходика «Москва» и, заметив, что она отвернулась, удивился. – Эй, Оль, ты чего? Расстроилась, да? Но ведь я же буду часто мотаться туда-сюда, так что ты даже не заметишь, что меня рядом нет. Ведь мы и так видимся реже некуда, я днюю и ночую на работе, а ты в этом году оканчиваешь институт, тебе бы об учебе подумать… - его слова не возымели того эффекта, на который он рассчитывал. Она даже не повернулась, и он снова окликнул ее, на этот раз дружески положив руку ей на плечо. Ольга отстранилась, заподозрив что-то неладное, он сделал шаг в сторону и заглянул ей в лицо. По щекам бежали слезинки, оставляя мокрые соленые дорожки.
- Оля, прекрати… нервные клетки не восстанавливаются! Ольга! – резко крикнул он. Она подняла на него свои невозможные карие глаза, в которых стояла детская обида, он даже улыбнулся. – Оля, это не повод для того, чтобы плакать. Я буду приезжать в Москву несколько раз в месяц по делам банка, мы будем видеться… не так часто, но все же это лучше, чем ничего, согласись.
- Дурак, - зло выкрикнула она, слезы пропали из глаз практически мгновенно. – Дурак! – Ольга ударила его сжатым кулаком в грудь, от удивления у него даже расширились глаза. – Ничего ты не понимаешь! Куда тебе?! Думаешь, мне будет так просто смириться с тем, что ты будешь за много миль отсюда, что я, возможно, тебя больше никогда не увижу?
- Оль, - поспешил возразить он, - ведь всегда есть мобильный и Интернет, к тому же я сказал, что буду часто приезжать. Ну, что ты как маленькая, в самом деле?
- Я маленькая? Ну, знаешь ли… - девушка подошла к нему вплотную и заглянула в его искрящиеся добротой серые глаза. – Ты дурак, если не замечаешь, что творится у тебя под носом. Я могу уехать вместе с тобой в Англию на стажировку от института! Почему ты против?
- Оля, я против потому, что это совершенно напрасная жертва с твоей стороны. Ты же никогда не любила эти стажировки и всегда от них отбрыкивалась, как только могла, я против потому, что ты бросаешь своих родителей, которые и так тебя видят раз в две недели, в лучшем случае… В конце концов, это просто глупо, ты же прекрасно знаешь, что эта стажировка бесполезна, так зачем тратить время, которое ты можешь провести с большей пользой.
Последняя фраза окончательно вывела ее из себя. Он был ее лучшим, самым преданным другом и, несмотря на разницу в возрасте (почти четыре года), всегда воспринимал ее как равную себе, помогал советом и делом и защищал. Но сейчас его беспокойство и излишняя практичность выводили ее из себя, эмоции закипали в огромном котле с такой ужасающей силой, что еще немного, и она готова была бы сорваться. В это мгновение она с вызовом смотрела в его глаза и сама не поняла, как сказала:
- Я люблю тебя…
Дождь хлынул с неба стеной, поливая как из ведра, они стояли неподвижно и смотрели друг в другу в глаза. Он, пораженный услышанными от нее словами, а она тем, что наконец-то смогла сказать…»
Вдруг строки в миниатюрной книжке перестали появляться, а постепенно совсем исчезли. Старшеклассница, читающая книгу, взглянув на номер страницы, поспешно ее захлопнула, сунула в рюкзак, застегнув молнию ветровки, встала, держась за металлический поручень. Электронный мужской голос, над которым время было не властно, объявил станцию. Двери открылись, и девушка исчезла, затерявшись в пестрой толпе народа на новой станции, совершенно непохожей на предыдущую. Впрочем, это было одной из особенностей станций метрополитена Первопрестольной.
Его внимание привлекла другая вошедшая девушка. На вид ей можно было дать лет семнадцать-восемнадцать, она была невысокого роста, хотя коричневые замшевые ботильоны делали ее на несколько сантиметров выше, ее светлые волосы пшеничного цвета были заплетены в две забавные косички, которые ей очень шли. Бежевое пальто доходило ей до колен, а мешковатая кожаная сумка темно-коричневого цвета была перекинута через плечо. Из-за классического воротника пальто выглядывал полупрозрачный платочек в зеленых и оранжевых крупных цветах. В ушах у девушки были сережки в виде зонтиков, а их увеличенный прототип был небрежно зажат в руке. Она скатала зонтик, убрала его в чехол, а тот сунула в один из многочисленных карманов сумки. Удобно устроившись на сидении, она вытащила из ушей наушники, в которых всего несколько секунд назад звучала песня «Печорин» группы «Белая гвардия». Книга, которую она с большим трудом достала из сумки, вытаскивая на свет то конспекты по химии, то какие-то совершенно непонятные листы А4, вдоль и поперек исписанные загадочными формулами, явно принадлежащими каким-то соединениям органики, но вот, наконец, на свет тусклой лампы была извлечена книга с довольно колоритной обложкой, изображающей японский сад камней. В принципе, в книге не говорилось ни слова о Японии, скорее это был тонкий намек на психологический уклон данного произведения одного из популярных иностранных авторов.
В другом конце вагона молодой человек, с легкой полуулыбкой наблюдавший за всеми манипуляциями девушки, тоже открыл свою маленькую книжечку, которую можно было принять за записную. Строчки так же, как и в прошлый раз, начали появляться из ниоткуда.
«Большой особняк в викторианском стиле на окраине Лондона был погружен во тьму
прохладной июльской ночи. Белые щупальца тумана расползлись во всей территории классического английского парка, создающего иллюзию настоящего леса, который должен был быть на этом самом месте. Свет был зажжен во всех окнах дома, струился из них, оставляя ровные золотистые пятна на гравии дорожки. Несколько машин, в том числе с полицейскими сигнальными фонарями, было припарковано у входа. Дверь дома внезапно открылась, и на тускло освещаемое крыльцо вышло два человека. Один из них поставил свой рабочий саквояж на ступеньки и устало потер глаза. Он был невысокого роста с рыжеватыми, насколько это можно было заметить, волосами, серо-голубыми глазами и крупным носом. Его тонкие губы, как всегда, усмехались, и, как всегда в таких случаях, он заговорил первым:
- Сколько лет работаю в полиции, до сих пор не могу понять этих богачей, Бен… - сказал Майкл, обращаясь к своему напарнику, смуглому молодому человеку неопределенного возраста с явно индийскими корнями. У него были усталые, задумчивые темно-карие глаза, которые делали его слегка хмурое лицо живее и выразительнее. Голубая рубашка, надетая поверх темных джинсов, выделялась ярким пятном на фоне черной двери, к которой он прислонился.
- А по-моему, тут все ясно как божий день, - возразил он. – Этот Стивинсон, насколько я знаю, был известным меценатом, имел огромную, некоторые даже утверждают, что бесценную коллекцию, хотя ты же прекрасно знаешь, что в нашем мире практически все имеет свою цену…
- Да, приятель, не могу с тобой не согласиться… - кивнул ему его старший коллега, вытаскивая сигарету и нервно прикуривая.
- Так вот, о чем бишь я? – пробормотал себе Бенжамин под нос: он всегда сбивался в тех случаях, когда его напарник перебивал ход его мыслей, поэтому ему и на этот раз потребовалось некоторое время, чтобы восстановить цепочку своих размышлений и продолжить свой неудавшийся монолог. – Стивенсон имел большие связи в самых разнообразных кругах и, как любой влиятельный человек, мог иметь кучу врагов. Одно дело, если в дом забрались воры, совсем другое, если это было преднамеренным убийством… Эй, Майк, ты меня вообще слушаешь? А то у меня сложилось такое впечатление, что я разговариваю с пустым местом…
- Да слушаю я тебя, слушаю… только ты зря забиваешь себе голову различными догадками, строить версии – дело детектива, а мы с тобой свою работу уже выполнили, - Майкл стал загибать пальцы, - отпечатки пальцев, пепел, оружие убийства, другие мелочи и, конечно же, фотографии…
- И фотографии, - хмуро повторил Бен, все еще нервно вертя в руках свой дорогой профессиональный фотоаппарат. – И все же что-то здесь не чисто! – упрямо заявил он, тряхнув своими не очень длинными, слегка вьющимися каштановыми волосами.
- Бен, посмотри на время… полвторого ночи! Ты что? Хочешь меня довести? Если тебе так уж неймется, то завтра, тьфу, то есть сегодня, совсем заговариваюсь… так вот сегодня утром расскажешь все свои версии детективу, если тебе от этого станет легче… - буркнул тот с досадой, а потом, посмотрев на нахмурившегося напарника, хлопнул его по плечу. – Тебе что, работы не хватает? А, Бен? Могу подкинуть, если хочешь…
- Да нет, работы у меня завались… еще нужно будет распечатать те снимки для журнала, которые меня попросил сделать дядя.
- Хорошо иметь дядю главного редактора, а? – подмигнул Майкл.
- Тебе только так кажется, - усмехнулся Бен, уже залезая в машину. – Я-то думал, чего он так настаивал, чтобы я выучился на фотографа и пошел работать в полицию? А он, оказывается, решил, что на этой работе у меня будет больше времени помогать ему с журналом. Нет, ты представляешь?
- Да, - сочувственно протянул Майк. – Вынужден взять свои слова обратно…»
Двери вагона со скрипом и шумом раскрылись, и девушка, спохватившись, вскочила со своего места, на ходу убирая книжку в сумку, даже не заложив нужной страницы, и выбежала из вагона.
Незнакомец с досадой закрыл свою книгу, глядя на пустые места и всего нескольких пассажиров, дремавших в ожидании того, когда механический голос диктора назовет следующую станцию. На этот раз ему не повезло…
Так же прошла еще одна станция, а через нее в вагон вошли сразу две девушки, одна из которых села рядом с ним. У нее были коротко стриженные под каре волосы темно-русого цвета, которые были завиты на манер эпохи Коко Шанель, и зеленоватые глаза. Ее необычные сережки в виде листьев бука сочетались с браслетом, выглядывавшим из рукава темно-синей стеганой куртки. Белый шарфик гармонировал со светло-серыми брюками и темными полусапожками с белым кожаным бантом, украшенным большим стеклянным камнем в форме черного сердца. Девушка бережно положила рядом с собой большой букет темно-красных роз и, вытащив из сумки книгу, открыла ее по закладке, на которой, к слову, была изображена какая-то современная модель в платье середины прошлого века.
Книга, которую она вытащила из сумки, была в твердом переплете, но стилизованное под старину, название было трудно прочитать. Картинка же, изображающая песчаный пляж какого-то райского островка с виднеющимся на горизонте призрачным силуэтом корабля, говорила о многом. После выхода на мировые экраны трилогии «Пиратов Карибского моря» книги о приключениях морских разбойников стали расходиться с прилавков магазинов на ура. Впечатлительные читательницы в каждом герое этих произведений видели отважного Уильяма Тернера и ловкого Джека Воробья. В небольшой темной книжечке незнакомца вновь стали появляться строки из книги.
«Жизнь в портовом городке с наступлением сумерек постепенно стихала, золотой диск солнца уже закатился за призрачную линию горизонта, только последние отблески света окрашивали темно-синее небо в лазурные, бледно-лиловые полосы. Окна домов освещались тусклыми масляными лампами, а легкий прохладный ветерок гулял по пустынным улицам, слегка покачивая ветки пальм и экзотических цветов, наполнявших густой вечерний воздух незабываемыми сладковатыми ароматами.
Вывеска одной из многочисленных портовых таверн оставляла желать лучшего, висевшая на честном слове резная деревянная табличка с полустертым изображением красивой птицы, теперь лишь отдаленно напоминающей фазана, говорила о том, что это некогда популярное заведение переживало не лучшие свои времена. Вдруг дверь с маленьким окошком, на треснувшее стекло которого точно так же, как и на отсутствие ручки с другой стороны двери, уже никто не обращал внимания, отворилась настежь от сильного удара сапога одного уже изрядно выпившего матроса. Столб яркого света из дверного проема заструился на темную улицу. Внутри эта таверна ничем не отличалась от остальных питейных заведений второразрядного портового города, название которого даже не стоит упоминать. Выложенный разномастными деревянными досками пол был залит кислым дешевым вином и крепким ямайским ромом, под грубо сколоченными столами и лавками валялись осколки разбитых бутылок и глиняных кувшинов. Здесь царил совершенно непередаваемый гул, в котором только с большим трудом можно было различить французскую, английскую, испанскую и даже португальскую речь и безумные гудяще-свистящие звуки некоторых местных диалектов. В дальнем уголке таверны какой-то горе-музыкант с внешностью островитянина вертел в руках свою гитару, у которой было порвано несколько струн, и пытался что-то такое сыграть. В другом конце небольшого помещения, подперев голову рукой, уже спал один из наемных грузчиков, здоровенный детина лет тридцати в заляпанной, некогда светло-голубой рубахе с закатанными рукавами и порванным воротом, кожаной жилетке без пуговиц и в дырявых сапогах. Плешивенький хозяин таверны с водянистыми поросячьими глазками, рыскающими повсюду в поисках наживы, стоял у массивной деревянной стойки, больше похожей на разделочный стол мясника, и протирал грязным серым полотенцем глиняные кружки. Его жена – полная румяная женщина средних лет в коричневом платье из самой дешевой материи, которую только можно было найти, в замызганном, желтоватом переднике, о который она постоянно вытирала руки, а потом им же смахивала грязь и остатки «трапезы» со стола. На ногах у нее были кожаные ботинки, скользившие по мокрому полу, из-за чего она постоянно роняла свой огромный поднос. Вот и снова в таверне раздался звук бьющейся посуды, на который никто даже не обратил внимания. Хозяин, рассеянно посмотревший на всплеснувшую руками жену, снова вернулся к своему обычному, меланхоличному  состоянию и стал машинально протирать уже сухие стаканы. Вдруг привычный шум сменился гробовой тишиной, в который был отчетливо слышен громкий храп грузчика. В дверях таверны стояли солдаты. Два десятка пар глаз, словно по команде, уставились на ярко-красные мундиры англичан. В руках одного из них был туго скатанный свиток бумаги с печатью. Он обвел таверну своим внимательным взглядом, оценивая обстановку, подмечая каждую мелочь, мысленно уже готовясь к возможным беспорядкам.
- Мы разыскиваем человека, известного всем как Дерек Блэк, у меня в руках приказ губернатора о его аресте, за какие-либо сведенья о нем обещана солидная награда. - Но ответом на строгую, резкую речь служителя закона была все та же могильная тишина. Для этих людей имя Дерека Блека было созвучно словам смертного приговора, которые произносит этот неуловимый пират и мошенник прежде, чем наказать предателя. Каждый из них слышал, должно быть, около нескольких сотен совершенно невероятных историй о приключениях капитана Блека и его лихих ребят, которые никогда не упускали случая поставить на место продажных чиновников, жадных торговцев, продающих грошовый товар втридорога, и рафинированных аристократов, считающих ниже своего достоинства общение с простыми людьми, даже с собственными слугами. Этакий Робин Гуд своего века, но века даже более жестокого, чем времена короля Ричарда Львиное Сердце.
Английский офицер еще раз пристально смотрел на моряков, но никто из них не высказал даже малейшего желания «оказать содействие в поимке опасного государственного преступника». Поэтому военный лишь слегка кивнув хозяину таверны, все так же стоящему у своего «прилавка» и изображающему бревно, отдал приказ солдатам и вышел из таверны, прикрыв за собой дверь. Через несколько секунд гул в помещении возобновился: у посетителей появилась новая тема для обсуждения. Некоторые из присутствующих посмеивались над столь бесполезными действиями светской власти, которая хотела купить информацию у людей, которым в некоторых, очень редких случаях жизнь была дороже пары-тройки золотых монет, которые они почти наверняка спустят в кабаках…
Увлеченные обсуждением моряки и не заметили какую-то тень, скользнувшую к деревянной стойке таверны. На гладкую отполированную поверхность с тихим звоном упали мелкие монеты. Хозяин практически мгновенно прикрыл их рукой:
- Я думаю, - тихий вкрадчивый голос не выражал никаких эмоций, - что мне не нужно ничего тебе объяснять. - Толстяк лишь кивнул в сторону маленькой двери у себя за спиной и снова стал без интереса посматривать на посетителей. Человек все так же бесшумно скрылся за запасной дверью, ведущей через кухню и двор на параллельную улицу. Никто, даже хозяин, не подозревал, что это и был знаменитый разбойник. Легенды о его «подвигах» хоть и сильно раздражали капитана, но все-таки имели и положительные стороны. Каждый изменял его внешность на свой собственный лад, что-то добавляя, что-то убирая. Как на самом деле выглядит Дерек Блэк, знала лишь его команда, пара доверенных людей и его лучший друг – попутный ветер…»
Вдруг строчки в книжке незнакомца стали разбегаться в разные стороны… Буквы выцветали, и на месте одних слов появлялись другие. Брюнет недоверчиво нахмурился, а потом, словно поняв какую-то простую истину, посмотрел на сидящих в вагоне людей. Одна девушка-старшеклассница тоже читала книгу. Она провела по непослушной пряди светло-русых волос, которая выбилась из прически, и поправила сине-белый полосатый шарф, гармонирующий с темно-синим, а в неярком свете вагона метро почти черным пальто. На ногах у нее были высокие, до колена коричневые сапоги с пряжками по бокам, а лежавшая рядом на сидении кожаная сумка цвета жженой карамели, из которой выглядывали кисточки, и черная папка для бумаги много говорили о любимых занятиях своей хозяйки. Она, придерживая книгу левой рукой, посмотрела на маленькие черные часики на правом запястье и снова углубилась в чтение. Ее примеру последовал и странный незнакомец.
«Базарная площадь Каира – одно из самых удивительных мест в городе. Здесь царит совершенно неповторимый дух этой страны, иногда и в прямом смысле этого слова. После дождливой, хмурой Англии с ее чопорностью, холодностью, лицемерием и консерватизмом эта страна стала для меня настоящим глотком свежего воздуха, хотя где я тут нашел свежий воздух, до сих пор не понятно. Столбы пыли, сквозь которые иногда не видно было ничего на расстоянии вытянутой руки, полчища мух, кружащихся в воздухе, потирающих свои лапки на спинах верблюдов и лошадей - все это с первых минут пребывания в стране поражало изнеженного европейца, привыкшего к комфорту. Но наравне с ужасной нищетой, разнообразными болезнями и заканчивающей перечень моих наблюдений жарой эта страна поражала еще и своими загадками: должно быть, я никогда не забуду на фоне закатного неба, окрашенного в цвета пустыни, красный и оранжевый, темные силуэты великих пирамид Гизы - гробниц царей древности - и величественного сфинкса, взгляд которого устремлен в вечность. Это незабываемое таинственное зрелище умиротворяет и одновременно будоражит воображение, словно дым курительных благовоний, сплетающийся в волшебные образы, способные предсказать будущее…
Мой провожатый, старый араб, который, как это ни странно, до сих пор является доверенным человеком брата моего отца, полусумасшедшего, помешанного на древностях, французского аристократа до мозга костей, был насквозь пропитан тайнами своей страны и улыбался так же, как и ищущий ответы на свои вопросы удивительный сфинкс. Вот и сейчас он тихонько кивал головой, молча слушая болтовню какого-то уличного мальчишки, дергавшего его за рукав. Поначалу я подумал, что он хотел ссучить нам какой-нибудь желтоватый папирус, на котором якобы был обозначен путь к несметным богатствам фараонов, но Али сказал, что это младший сын его друга, который недавно умер от какой-то болезни. Совершенно незаметно для меня мы ушли с этой шумной базарной площади, плавно перетекающей в похожие друг на друга, как две капли из священного Нила, узкие улицы города, и направились в сторону богатых каирских кварталов, где были расположены дома видных купцов, мусульманского духовенства, там же квартировало большинство обеспеченных французских офицеров.
Дом, который выторговал для меня Али, ничем не отличался от остальных, но как показала практика, только по внешнему виду этого неприметного кирпичного сооружения, обмазанного глиной, судить было нельзя. Мой сопровождающий гостеприимно протянул руку, предлагая мне пройти первым. Что ж, шумные, пыльные улицы остались позади, и мы оказались в тенистом внутреннем дворике, по всему периметру которого шла небольшая галерея, подпираемая изящными колоннами, которые венчали капители в виде листьев тростинка. В центре дворика был устроен небольшой фонтан, выложенный голубой, синей и серовато-зеленой мозаикой, имитирующей море, в котором плавали фантастические рыбы. Тенистые финиковые пальмы, несколько инжирных и цитрусовых деревьев создавали густую тень, а вместе с тем и желанную прохладу. Несколько кустов каких-то незнакомых мне цветов розового и нежно-кремового цвета источали тонкий, изысканный аромат, который наполнял этот тихий сад еще большей загадочностью. Али довольно улыбнулся, кажется, он с самого начала заметил, что у меня крайне предвзятое мнение об этой стране, и решил изменить ситуацию, показав избалованному иностранцу сначала пирамиды древности – символ великого наследия этой страны, которую по праву называю колыбелью цивилизаций, а затем и настоящий домашний уют и известное во всем мире восточное гостеприимство. Но, к сожалению, в этой стране я преследовал совершенно иные цели. Долг для дворянина превыше всего, поэтому я намеревался немедленно приступить к выполнению моих первейших, хотя и очень скучных обязанностей. Ведь и Англию, и мою родную Францию волновала лишь политика…»
Тут поезд стал тормозить, и девушка закрыла книгу, осторожно заложив ее закладкой. В свете круглого плафона вагонной лампы блеснула глянцевая обложка, на которой по кругу располагались великие памятники архитектуры, нарисованные акварелью, - Пирамида Хеопса в Гизе, Лондонский Тауэр, Собор Парижской Богоматери, Венский Шенбрун и Зимний дворец в Санкт-Петербурге. В центре композиции несколько зловеще темнела знаменитая треуголка Наполеона Бонапарта и шпага этого «гражданина» Франции. На следующей остановке обе читательницы покинули вагон, а незнакомец, повертев в руках свою книжку, хотел было тоже последовать их примеру, наблюдая за тем, как по приближению к центру количество народа в вагоне все прибывает, но передумал, когда увидел, что на место напротив него села новая пассажирка. Темно-синие джинсы и кожаная куртка цвета горького шоколада ничего не могли сказать ему ни о ее характере, ни об увлечениях, кроме того, что перед ним была любительница моды. На бежевой с яркими розовыми, красными и желтыми экзотическими цветами сумке через плечо висело множество брелоков из ниток мулине, пластика и кожи, на одной из них красовалась выполненная из металла буква «К», на которой висел забавный мышонок. Каре-зеленые глаза быстро осмотрели весь вагон и уткнулись в сумку, ее русые волосы были собраны в простой хвост, перетянутый ярко-розовой резинкой. Наконец, она достала из сумки толстую книгу, заложенную в самом начале забавной закладкой-календарем с божьей коровкой и четырехлистным клевером. У книги была лиловая обложка с изображением старинного готического замка, нарисованного черным карандашом или ручкой. На стремящихся в небо шпилях башен безумный ветер развивал знамена, а подвесной мост над пропастью был полуподнят.
«Ночь скрывает свои тайны за семью печатями, и никому еще не удавалось сломать все, ибо простой жизни на это не хватит, а мертвым нет дела до проблем живых, ведь они охраняют собственные тайны. Но есть еще те, кому сама Ночь доверила свои знания, кого она оберегает, ведет вперед, сквозь непроглядный мрак веков, столетья войн и пропасти раздоров, она зовет их за собой, но куда эта дорога приведет их в конце концов, не знает даже сама Ночь.
Вот и сейчас она бережно укрывала одного из своих подопечных завесой вечернего тумана, ползущего над дорогой. Тьма все сильнее сгущалась над лесом, а на темном небе выступили первые звезды, и из-за черного, словно крылья одинокого ворона, облака показалась бледная луна – верная спутница Ночи.
Многоликая богиня Геката хранила то место, где переплетаются четыре великих пути. Лес у обочины дороги превратился в черную крепостную стену, тянущуюся до самого неба. Резные силуэты елей, словно копья стражников, устремлялись к звездам. Ночной воздух был наполнен прохладой, тишиной и тихим перешептыванием полевых трав и листвы многовековых деревьев, но их язык был непонятен даже ветру, который нес с собой грядущие перемены и еле слышный стук конских копыт. С каждым мгновением этот глухой, размеренный звук становился все четче, все ближе… Всадник появился у самой кромки леса, его вела дорога Запада, дорога покрытых снегом гор, опасных перевалов и великих легенд. Что скрывала та сторона, не знал почти никто, а кто знал, тот навсегда оставался пленником тех мест… А всадник стремительно приближался к перекрестку загадочной богини. Вороной конь дышал тяжело и прерывисто, было понятно, что ему пришлось проделать значительный путь в кратчайшие сроки, поэтому он просто выбивался из сил. На перекрестке странник остановился и, благодарно похлопав своего верного друга по шее, тихо прошептал что-то ему на ухо. Конь, словно поняв, что сказал хозяин, качнул головой и ударил копытом неровную земляную дорогу, изъезженную сотней карет и повозок, истоптанную тысячей ног и копыт. Таинственный нарушитель ночного спокойствия был закутан в темный бархатный плащ, скрепленный под горлом серебряной застежкой, тускло поблескивающей в свете луны. На руках у него были кожаные перчатки, за спиной красовался высокий колчан, полный стрел, и гибкий, легкий тисовый лук. От усталости он уже валился из седла, но постоянно ободрял себя мыслью о том, что большая часть пути уже позади и осталось совсем немного. Он потянулся к капюшону своего плаща и едва заметным движением откинул его назад. В ярком лунном свете было хорошо видно бледное, усталое лицо с слегка резковатыми чертами, которые предавали его внешнему виду еще большей выразительности. Светло-коричневые, слегка отдававшие благородным золотом волосы до плеч связывала черная лента. Он бы ничем не отличался от остальных жителей той стороны, в которую направлялся, если бы не глаза. Его глаза были черными, как сама Ночь, в них не было видно зрачка, и людям, которые хотя однажды посмотрели в них, всю оставшуюся жизнь казалось, что они падают в какую-то бездонную пропасть, и, в конце концов, они попросту сходили  с ума. Но ночной странник должен был определиться, куда ему направить своего коня: к восточным морям с их переменчивостью и манящими загадками Храма Тысячи Островов, к пологим, благодатным равнинам юга, где царили вечный мир и спокойствие, которых ему так не хватало, или на север, скрываемый покрытыми лесами холмами, с его дикостью и непредсказуемостью. Каждый путь встретит его новыми приключениями, но дороги назад у него нет, и если он решится когда-нибудь вернуться на родину, то даже волшебница Ночь не спасет его от яда, стрелы или кинжала, которые, словно змеи, вынырнут из темноты и в ней же бесследно растворятся. Его никто не ждет, о нем все забудут, но он, он будет помнить вечно предательство друга, смерть родных, позор и клевету… Слово изгнанник будет преследовать его повсюду, куда бы он ни пошел, где бы ни остановился, что бы ни сделал. Но судьба безымянного странника переменчива так же, как Луна, встречающая его каждую ночь…»
Быстро подошла следующая станция, и наш незнакомец покинул последний вагон, идущий в центр, который умчал с собой ту девушку, ее героя и еще множество других пассажиров, на которых мы не обратили внимания. Маленькая книжечка в черном кожаном перелете снова была убрана во внутренний карман пальто, а зонт тростью снова стучал о мраморный пол станции Московского метрополитена. Таинственный гость покидал знаменитые «подземелья» столицы, чтобы выбраться в город, освещаемый не искусственным, а солнечным светом. Но и тут переменчивая осенняя погода преподнесла один из своих многочисленных сюрпризов: мелкий, противный дождь по-прежнему продолжал накрапывать. Зеленоглазый незнакомец лишь усмехнулся и вздохнул, задумчиво посматривая по сторонам. Мимо него шли люди, одни из которых стремились укрыться от непогоды в метро, другие спешили по каким-то своим делам, третьи… а что делали все остальные, нам, в общем-то, неважно…
Мир вокруг него: красивые дома прошлого века, небольшие скверики, деревья в которых пестрели желтыми, красными и оранжевыми цветами листьями, даже холодные капли осеннего дождя, с мелодичным стуком ударяющиеся о непромокаемую ткань его зонта, – все это стремилось жить дальше, с восторгом заглядывая в будущее и не забывая при этом о своем прошлом и настоящем. И незнакомец шагал в ногу со временем, с нетерпеньем ожидая грядущего и перемен, которые оно принесет. Все течет, все меняется – вот и герои этого времени тоже стали другими…
…Девушка закрыла книгу, с увлечением посматривая на хмурое осеннее небо и застывшие на стекле капельки дождя. Свет на секунду-другую блеснул на поверхности очков в изумрудной оправе, отразился в зеленых глазах. Она улыбнулась своим собственным мыслям, переведя взгляд на обложку книги, которую держала в руках: «Герои нашего времени».
А правда… какие они?