Голубая полоска зари. Гл. 40

                Глава сороковая

                Когда Вика наотрез отказалась поступать в мединститут, хотя Ирина Алексеевна подготовила почву для успеха, по ее словам, и это стоило недешево, в квартире недели две стоял прямо таки  могильный холод. Мать лютовала молча, Вика тоже молча сносила эту жуткую атмосферу отчуждения. Дед всячески пытался растопить лед в сердце своей несгибаемой доченьки, но каждый раз нарывался на грубость.
                – Помолчал бы ты, папочка, – цедила Ирина сквозь зубы. – Это по твоей милости у нас выросла такая... эгоистичная особа. В голове одни бредни.
                – Ну, какая же Вика эгоистка, – защищал внучку Алексей Михайлович, но Ирина просто оставляла адвоката  в одиночестве, ретируясь с места несостоявшейся дискуссии.
                Стас уехал в Киев, пообещав Вике писать, а не просто звонить. Последнее свидание было сдержанно-нежным, отчего Вика расстроилась, хоть и не подавала виду. Она не знала, что за день до этого состоялась встреча между ее будущим женихом и его будущей тещей. Встреча проходила на территории больничного сквера, в месте, отдаленном от тропинок, по которым могла проходить Вика. Инициатором была, конечно, Ирина Алексеевна. Она позвонила Стасу домой, чем очень удивила его отца, даже заинтриговала. Ирина Алексеевна  не хотела  себе признаться, что волнуется.
                Стас ходил  по аллее, вдоль здания терапии, и, очевидно, тоже волновался. Ирина Алексеевна издали заметила, как  Залевский оглядывается по сторонам и ни на минуту не останавливается. Мельком, чисто по-женски, она отметила про себя, что мальчик смотрится замечательно. Прямо девичья мечта... Вику можно понять.
                Ирина Алексеевна выстроила в голове свой сценарий разговора, который Стас тут же разрушил.
                – Станислав, я надеюсь – все останется между нами. Я обращаюсь к вам, как к человеку взрослому и ответственному, – сказала она после чуть ли не официального приветствия.
                Залевский усмехнулся так понимающе, что Ирина Алексеевна сбилась с делового тона.
                – Что-то случилось с Викой?
                – Пока – нет, если не считать несчастьем ее глупость. Имею в виду упрямство. Не хочет поступать. Намылилась идти в няньки. Как вам такая перспектива?
                Господи, совсем не так она хотела говорить! Это дурацкое словечко «намылилась» сразу опустило ее до уровня школьницы. Да и не за этим она сюда пришла – жаловаться на свое чадо. Понятно, что Викин дружок в курсе ее планов и, очевидно,  их одобряет. Иначе бы Вика его послушалась.
                – Это ее дело. Она уже взрослая, – пожал плечами Стас. – Но я думаю, вы позвали меня по другому поводу.
                Ирина Алексеевна  на секунду смешалась. Стас улыбнулся.
                – Я думаю, вы хотели меня попросить отнестись  к вашей дочери как к ребенку, которому еще рано становиться женщиной. Вы боитесь, что я дам себе волю и перед отъездом позволю себе... лишнее. Так?
                Ирина Алексеевна просто  опешила от такого поворота. Мало того, что Залевский одной фразой оформил суть ее заготовленной речи, так он еще вел себя совершенно не по-детски! Словно это ему под сорок, а не ей! В глазах вежливый холодок, улыбка снисходительная!
                Это все и решило. Ирина Алексеевна опомнилась и пошла в наступление:
                – Дорогой мой мальчик, я – мать романтической дурочки, рожденной в свое время  тоже от романтической дурочки! Я стала жертвой безоглядной любви к смазливому карьеристу и не хочу повторения того же для моей дочери. Ей еще нужно выучиться, дорасти до совершеннолетия, а потом уже думать о замужестве. А не о свободной любви, которая входит в моду. А вы...
                Тут Ирина Алексеевна поймала себя на том, что не смотрит в лицо Стасу, а уставилась в пространство. Устыдившись   этой слабости, она подняла глаза и встретилась с насмешливой улыбкой Залевского. « Ах ты, мерзавец! – подумала с гневом Ирина Алексеевна. – Что ж ты корчишь из себя взрослого мужика?!»
                – Я знаю точно, что ты, Стас, уже прошел через все, то бишь – не мальчик, а мужик, и тебе мало будет одних поцелуев! А Вика...
                «Так, меня понесло!» – с ужасом поняла Ирина Алексеевна, и неизвестно что бы она не наговорила еще, если бы не спокойный  тон Залевского:
                – Вы угадали, я не мальчик, а потому... Успокойтесь, Ирина Викторовна! Я слишком люблю Вику, чтобы посягать на ее... невинность.
                «Боже, он сведет меня с ума! Что за манера – вот так, в лоб!»
                – И вы совершенно правы: нам еще учиться и учиться. И у меня хватит ума не усложнять жизнь... никому, тем более вам и Вике. Я уезжаю. Так что можете быть спокойны.
                И вот тут она, Ирина Алексеевна, такая всегда расчетливая в словах и поступках, вдруг допустила «ляп», как она потом определила:
                – Ты ее бросаешь? Но Вика будет страдать! Я не хочу этого! Ты хотя бы пиши!
                Словно ее отбросило на шестнадцать лет назад! Словно она враз поглупела до уровня своей дочери!
                Стас засмеялся и даже  взял ее за плечи, чем тут же вернул на суровую землю.
                – Буду писать, буду приезжать на каникулы и чаще. У меня же тут отец и тетка. И буду вас звать на свидания с Викой. Для контроля. Пока мы будем целоваться, вы будете наблюдать за нами.
                Он усмехнулся, представив себе эту картинку, а Ирина Алексеевна вымученно улыбнулась и все так же, стараясь не долго задерживаться взглядом на лице этого удивительного человека, заторопилась.
                – Ладно, надо идти, меня дома ждут.
                – Я вас провожу до ворот.
                – Не надо! Еще Вика увидит. Она меня убьет.
                – Ну да, вас убьешь, – улыбнулся Стас.
                В общем, Стас оставил  в сердце у Ирины Алексеевны странную смесь симпатии и страха. Она явно недооценила характер Залевского, его действительную, а не показушную взрослость. Она даже со смущением подумала, что, должно быть, учительницы помоложе вполне могли мечтать о таком мальчике ночами, пестуя грешные мысли.
                Конечно, последнее свидание Вики и Стаса сопровождалось поцелуями без маминого присмотра, но Вике казалось, что прощание получилось суховатым. Нет, у нее еще не было потребности в страстных ласках, ей вполне хватало нежных объятий и ласковых слов, но внутренне  она все-таки готовилась к чему-то серьезному и уже строила планы, как дать отпор, который бы не отпугнул Стасика навсегда. На этот раз он даже не пытался расстегнуть ей ворот платья, так что Ирина Алексеевна могла бы  оставаться спокойной. Правда, она бы и поцелуи отменила, ели бы могла. Ведь с них все начинается.
                В терапию областной больницы Вика устроилась сама, даже без помощи Майи. Нянек всегда не хватало, так что взяли ее запросто, правда, с некоторыми сомнениями. Уж очень девочка показалась заведующей отделением субтильной. Судно еще поднимет, а ведро с водой? Через неделю все убедились, что Вика пашет наравне со всеми няньками, санитарками и прочим техперсоналом. Еще  ухаживает персонально за брошенными  родней старушками.
                Вика уставала, но не жаловалась. Когда встречала сочувственные взгляды деда, улыбалась ему нежно:
                – Дедуль, я похожа на умирающую кошку? Что ты меня глазами оплакиваешь? Физическая усталость благотворна. Спать буду лучше.
                – Надо было на филфак идти...
                – С моим аттестатом? Где троек половина? Вот отработаю годик, для стажа, тогда...
                – Так пошла бы в газету курьером, – резонно замечал Алексей Михайлович.
                Ирина Алексеевна в конце концов смирилась со всем, даже подшучивала над собой и дочерью, если кто-то из посторонних выражал ей соболезнование.
                – Мы с  Викторией решили, что на старте у  будущего врача  в руках должны быть судно и клистер, тогда он лучше познает тайны человеческого организма.
                Ей было обидно: половина класса поступила в институты, слабенькие двинули в техникумы, а ее талантливая дочь... Что Вика талантлива, Ирина Алексеевна все-таки признала, сравнивая дешевые романчики, что попадались под руку на дежурстве, с дочкиными творениями.
                И ведь печатают! Вот поступила бы в мединститут, какая там уйма сюжетов для повестей! Среди больных и врачей такие типы попадаются, что так и чешутся руки за перо взяться!
                Теперь, когда не надо было следить за учебой в школе и ожидать от свиданий со Стасом сюрпризов, а отец перебрался к ним  вроде бы окончательно, Ирина Алексеевна зажила размеренной и даже спокойной жизнью.
                По вечерам она бегала к Майе посплетничать, временами ходила на свидания к  постоянно возникающим поклонникам (роман с главврачом зашел в тупик), ее отец вдохновенно бегал по магазинам, выстаивая в очередях за «синей птицей» или другой снедью, « выброшенной» на прилавки магазинов  в разных частях города. Чем чаще сладкоречивый Горбачев говорил о необходимости перестройки, тем реже выбрасывали на прилавки продукты, а полки в универмаге все быстрее опустошались недовольными гражданами.
                В  клиниках еще кое-как кормили больных, правда, все чаще гороховым супом и отварным хеком, но очень скоро разница между диетическими столами стала незаметной. Было такое ощущение, что даже диабетчиков посадили на щадящую диету под номером 1а (для послеоперационных желудочников).
                Теперь так называемые  Викой взятки врачи получали не в виде коробок с шоколадными конфетками, а стыдливо запакованные в пакетики куски мяса из подвалов гастрономов, где вовсю шла торговля поступившим товаром.
                Конечно, Вика знала о так называемых временных трудностях в процессе борьбы за социализм с человеческим лицом, но мыслями была все-таки далеко, в столице Украины, где учился ее милый. А потому она ела послушно все, что давали на обед в отделении терапии ( пока это было для всех бесплатно), а дома наслаждалась цыплятами-«табака», походившими  величиной на голубят. Дед никогда не рассказывал ей о своих хозяйственных мытарствах и подвигах. И когда Ирина приносила «взятку» после удачной операции, он помалкивал, помня о том, что слабенькая внучка нуждается в полноценном питании.
                – Держи, папочка, – говорила Ирина, разворачивая симпатичный шмат нежирной свинины. – Тетка одна угостила, из села. Свинку зарезали.


Продолжение  http://www.proza.ru/2010/07/29/494