Блеск золота 3

*
В тот год боги разгневались на людей. Уже давно на небе появились семь огней пастушьих костров. Люди каждую ночь истово молились у корней смоковницы, с надеждой обращая умоляющие взоры к небу. Каждую ночь исполняли танец дождя, до изнеможения, несколько часов подряд, не щадя себя, совершая головокружительные прыжки под чёткий ритм тамтамов: ндаанди - ндаанди – ндаанди. Обессиленные, падали они, на землю на рассвете, но из последних сил смотрели на восток и с разочарованием видели как снова поднимается безжалостное солнце. И ни единого столь желанного облачка. С каждым днем уходила надежда. Большой баобаб так и не раскрыл ни одного бутона. Земля сохла и трескалась. Река, некогда полноводная и бурная, превратилась в цепь густых грязевых луж. Саванна высыхала. Красно-жёлтые пыльные бури проносились по ней, скрывая собой солнце. Появились первые вестники смерти: жирные грифы орику и сипы, флегматичные марабу. Они лениво дремали на крышах, построек чистили перья или гуляли между хижинами, не обращая особого внимания на людей.

Мганга Нангонга, великий колдун Маники, танцевал танец дождя, обращаясь к нему с просьбой о милости. Он ритмично двигался по кругу в такт тамтама, воздевая руки вверх и в отчаянии хватаясь за голову. Сделав полный круг, он падал на землю и катался по ней в красной пыли в отчаянии царапая ее потрескавшуюся, мёртвую плоть. Потом резко вскакивал на ноги и, обратившись лицом на восток, молил океан даровать земле малую толику дождя. Его хриплый вопль в этой молитве становился всё резче и пронзительнее и толпа, окружающая его и зачарованная танцем, подхватывала его вопль сотнями глоток. И снова мганга катался в отчаянии в красной пыли...

На какую-то долю секунды он замер в недвижимости, покрытый красной пылью и неразличимый на такой же красной земле. Человек, слившийся со своей колыбелью. Тишина повисла над поляной. Даже тамтамы прервали свой бешеный ритм. Все в напряжённым ожиданием смотрели на мгангу. И не в одно сердце закралось сомнение: не умер ли он? Но мганга резко вскочил и полуприседая пошёл на толпу. Тамтамы снова загремели стозвучно раздаваясь в разрежённом утреннем воздухе. Толпа отхлынула, расступилась, пропуская мгангу, а он остановился, резко нагнулся, полными ладонями схватил горсть красноватой пыли и бросил её вверх. Дымным столбом она взлетела к небу и не растекаясь медленно опадала на мгангу, опущая его, словно мельчайший водяной душ, словно драгоценная оранжевая кисея. Вот и последняя пылинка осела на землю и толпа ахнула в едином, порыве: и ветер отказал людям в помощи. Но мганга во второй раз проделал ту ж? процедуру и вновь окутался полупроницаемой завесой. И никто из сотни охваченных священным экстазом людей не заметил как, мганга выхватил откуда-то плоскую железную пластину, подскочил к молочаю и одним резким ударом перерезал ствол. Из среза ствола хлынул белый словно молоко сок. Толпа снова ахнула, теперь уже в изумлении.

— Где Гаалзе?— резким, громким голосом закричал мганга. Не успевшие ещё прийти в себя люди, молчали.
— Где мганга Гаалзе? я вас спрашиваю?!— снова повторил вопрос Нангонга.
— У короля,— крикнул кто-то.
—Мы не знаем,— закричали с другой стороны.
—Так где же мганга Гаалзе, великая и справедливая Гаалзе, призывавшая вас на борьбу? Где она?
— Где она?
— Где?
Раздавалось со всех сторона.
— Её нет,— тихо сказал мганга, но так, что все услы-
шали, и закричал:— Её сожгли на костре белые дьяволы! Её нет! Её убили белые дьяволы, дьяволы, дьяволы!
— А-у-о! Дьяволы!— взорвались воплем люди.
— А где Ндугу?
— На руднике.
— А Нкунгу?
— На руднике.
— А Гамиту?
— Там же.

Мганга ещё перечислил с дюжину имён и ему отвечали, что все они угнаны на рудники.
____________________________________________
(Мганга Гаалзе - 136-летняя колдунья, призывавшая народ скрывать от белых где находятся месторождения золота. Казнена в городе Тете (Мозамбик).
 
— Их нет там!— возвысил голос мганга. — Они все убиты белыми дьяволами!
— А-у-о! Дьяволы!— казалось небо раскололось от воплей, плача, стонов и проклятий в адрес белых колонизаторов.
— Что это?— снова спросил мганга, накаляя обстановку и указывая на текущий из молочая сок. — Что это, люди, я вас спрашиваю?!
— Мы не знаем,
— Это молоко замученных белыми дьяволами женщин. Оно льется на политую нашей кровью землю и требует отмщения!
— Смерть белым дьяволам!— выкрикнул кто-то в толпе и клич подхватили все, и тысячекратно умноженный он разлетелся по саванне.
Мганга пал на колени. Наступал последний акт действия. Протянув руки к восходящему солнцу, он закричал:
— Небо, ветер и океан поклялись, что ни одна капля дождя не упадёт на землю, пока белые дьяволы рыщут по ней безнаказанными в поисках жёлтого металла.
— Засыпем шахты - забудем золото!— выкрикнул вождь Мпфуму и его призыв подхватили соплеменники.

Мганга сделал знак и к нему подошёл страшно исхудавший молодой человек, на которого из толпы многие бросали любопытные взгляды, уж очень он кого-то напоминал, но не решались просить.

— Вы узнаёте его?— спросил мганга людей.
Толпа притихла. Все пристально вглядывались.
— Нет,— крикнул кто-то. Толпа загудела.
— Неужели вы не узнали его?
— Кто это? Кто? скажи нам!— неслось с разных сторон.
— Это Мдадале, сын Ндугу,— рубанул мганга словами по притихшей толпе.

Толпа ахнула.

— Правда, это он.
— Как это мы раньше его не узнали?!

Закричала женщина.

— Сынок, что они делали с тобой на руднике?! Почему я сразу не узнала тебя, сынок?!
— Где остальные?— выкрикнул кто-то.

Мганга подтолкнул Мдадале вперёд. Тот глубоко вздохнув, чтобы громко объяснить; чтобы все слышали, но закашлялся и долго кашлял, сотрясаясь всем телом. А толпа стояла в молчании, и смотрела, и задала. Мдадале откашлялся и уже тихим голосом сказал:

— Да, я был на руднике и там нас заставляли работать под землей от зари до зари, и мы не видели ни восхода, ни заката солнца. Нас убивали за малейшее неповиновение, а кормили так, что мы забыли вкус мяса. Они заставили нас добывать золото даже перед наступлением сезона дождей. И Земля разгневалась и не допустила людей к золоту. Она обрушилась на них, погребая их числом не меньшим, чем листьев на деревьях. И никого нельзя уже было спасти, потому что хлынул ливень, река вышла из берегов и затопила всю долину и кто не погиб, погребённый землёй, тот утонулв водах разбушевавшейся стихии.
Мдадале замолчал. Он тяжело дышал — даже такая краткая речь далась ему с трудом, настолько он был истощён.

Вновь вперёд выступил вождь Мпфуму.
— Люди, не будем больше добывать золото для белых дьяволов, а станем обрабатывать землю. От этого выгода больше, и жить будем в мире и спокойствии. Засыпем шахты — забудем золото! Ни один человек не пойдёт работать на рудник иначе смерть ему, его семье и родным!
— Смерть!
— Ни один человек не подойдёт к месту, где добывается золото! Иначе смерть ему, его семье и родным!
— Смерть!
— Все как один забудут о существовании золота! Иначе смерть!
— Смерть!
— Клянёмся под этим молочаем кровью убитых мужчин, молоком замученных женщин, будущим наших детей!
— Клянёмся!
*
Было ещё темно, когда Нафаси вышла из джунглей на поляну. Легкая, едва ощутимая прохлада предутреннего ветерка ласкала тело. Снова до неё отчётливо донёсся гнусный хохот гиены, словно она чего-то ждала, чего-то ужасного, но что непременно должно случиться. И дрожь пробежала по телу Нафаси. С небывалой жадностью её облепили тысячи комаров, волнами накатывавшиеся от курящейся реки, с нетерпением ожидающей появления солнца и стремящейся ему навстречу.

Нафаси снова натёрлась порошком из сушёных цветов баобаба и комары присмирели. Вдоль реки она пошла к мушу. Тростник у реки загадочно шелестел, заглушая бульканье воды в водоворотах. Медленно клубясь и растекаясь во все стороны, над рекой поднимался туман. «Скорее, скорее, успеть бы до рассвета!» - подгоняла себя Нафаси. Она зароет в землю этот жёлтый металлический порошок, который собрала в заброшенной шахте в джунглях, и после сезона дождя на этом месте будет очень много блёсток этого металла из которых можно будет сделать такие же красивые украшения, которые носят женщины в столице Мономотапы. И тогда на свадьбе она будет самой красивой.

Наконец-то и шамба, принадлежащая её мучу. Где-то здесь нужно закопать жёлтый порошок, Нафаси нашла укромное место и вырыла в мягкой земле глубокую ямку. Туда она высыпала каменный порошок. Достала и самородок, но прежде чем положить его в ямку не удержалась и полюбовалась на него. В первых лучах восходящего солнца; тускло-жёлтый с многочисленными кровавыми искринками.

— Стой! Ты что делаешь! — схватил её кто-то за руку.— О, горе мне! Ты принесла дьявольские камни!
Это была мать Нафаси.
— Люди! Люда, сюда! — кричала она.— О, горе мне и всему роду!

Отовсюду сбегались шедшие на шамбу люди. Они ещё не знали, что случилось, а когда понимали — ужасались.

Мать Нафаси в рыданиях каталась по красной земле, в отчаянии заламывая руки. Дочь сидела на корточках перед  вырытой в земле и заполненной каменным порошком ямкой, и сжимала в руке самородок, Люди стояли вокруг молча, а в глазах у них горели ненависть и жалость.

— Ты нарушила клятву, которую дал род, — сказал кто-то в толпе.
— Простите. Я не хотела, я не знала, я забуду...— лепетала, не находя слов, Нафаси. Молила людей, не смея взглянуть им в глаза.
— смерть!— раздался голос из толпы.
— Смерть!— вторили ему с другой стороны.
Нафаси метнулась к поднявшейся матери.
— Скажи им, что я раскаиваюсь!— взмолились она.
Мать отстранила её от себя и сказала:
— Смерть!
— Простите!— завопила во весь голос Нафаси.
— Смерть!— словно удар палки по голове свалило её это короткое слово на земь. Или это первый камень, брошенный в нее матерью, попал ей в грудь?

И вот уже камни полетели роем диких африканских пчёл, и каждый их укус был больнее пчелиного укуса.
*
Исхудавшая, в полузабытьи, прислонившись спиной к стволу, сидела в тени акации старая голодная женщина, дольше месяца провела она в пути к местам своей молодости. Терпела лишения и голод, зной и ужас встреч с хищниками саванны. Долго искала женщина это дерево,— многое изменилось вокруг,— и наконец нашла.

Земля не приняла тело Нафаси, отказала ей в праве на прощение. И через день и через два люди находили его нетронутым на том самом месте, где оставляли, завёрнутым в саванн. И мать пошла в длинный путь на Родину искать то место, где она когда-то родила Нафаси, то место, где она закопала в землю послед и меконий своей дочери и на этом месте посадила саженец акации.

Она опустилась перед акацией на колени и стала униженно просить прощение за то, что её дочь оказалась недостойной жизни, что частица ее тела отравляла твои корни и наверное ни одно из твоих семян не дало новой жизни. Но ты не виновата в этом и прости меня. Я вынуждена остановить срок твоей жизни.

Подул лёгкий ветерок, зашелестел мелкими жёсткими листочками акации и меж ее ветвей водился тихий музыкальный свист, словно дерево согласилось с решением женщины и запело свою прощальную песню.

Мать поднялась, размахнулась топором и ударила по стволу дерева. Осколки коры полетели в разные стороны, первые капли сока, словно кровь, пролились на красную землю. Стон прокатился по всей саванне и разбился о склоны Белой Горы — Килима Нджаро. И пролились потоки слёз миллионов замученных сыновей и дочерей Африки, и застыли они белой солёной шапкой на её вершине.
1987