Камешковская Байка

Жил да был, сказывают, пивал да едал, на печи лежал, орал да бабу свою Байку пинал добрый молодец Камешковский Иван, сын скотницы и татарина... Иван по фамилии Бек-муд-бен-ха-ров.

Тридцать лет и три года лежал Иван Камешковский на своей подстилке из китайского покрывала, и все это время ничегошеньки он не делал, только пивал горько да закусывал легонько.

Байка такие же слезы, горькие, проливала, все вокруг печи ивановой ходила да причитала.

Хорошая была баба, Байка - не свезло ей. Говорили подружки: "Айда с нами в города". "Чего я там не видывала, в городах ваших", - фыркала Байка да плевала семечную лузгу на асфальт. Вот и доплевалась.

Вставал Иван лишь по нужде великой. А по малой только приподымался... Посему изба заключала в себе такое зловоние, что даже кактусы на окне - и те, зачахли и сгинули.

Говорила Байка не однажды: "Уйду от тебя". Иван не слушал: идти-то Байке было некуда. Все родные ейные померли, подруги разъехались по городам, а соседские бабки на ладан дышут. К ним только на чай в урочное время.

Правда, жил неподалеку один хороший человек - участковый. К нему ходила Байка, когда Иван спал. А так как спал Иван почти всегда, можно сказать, вся жизнь его проистекала в какой-то полудреме, - гостила Байка у участкового с завидным постоянством. Он ее не отталкивал и не гнал. Хороший был мужик, участковый, да зарезали его местные молодые хулиганы.

Страшно было б вовсе жить Байке в Камешковской пустоши, если б не мигрировали молодые хулиганы в города. Сколько раз до и после уже смерти Степана, участкового, бивали хулиганы Байку вечерами на улице, да все, слава Богу, не до смерти - благодаря, во многом, посильной помощи старца Андрияна Камешковского.

Старец этот жил на одной с Байкой улице, через два дома. Седой был старец совсем, слепой и хромой, ездил он в инвалидном кресле с ружьем наперевес, сторожил. Пока жив был старец Андриян - жить можно было в пустоши Камешковской. Но и он оказии не избежал: стрельнул однажды в одного из хулиганов, положил насмерть. Завели дело на старца, увезли в наручниках. Больше его Байка не видывала.

Зато спокойнее стало на улице, тише. И у Байки на душе - благостнее.

С каждым годом все тише становилось и благостнее, тише и благостнее... Соседские старухи уходили одна за другой, молодые хулиганы давно не родились. Иван спал все больше, и уже не орал, а мычал, так что на него и внимания Байка не обращала. Носила на груди фотокарточку степанову, смотрела на нее вечерами, сидя за столом у телевизора и улыбалась.

Когда помер Иван, похоронила его Байка, как положено, сама могилу вскопала, сама рассаду засеяла, так что цветут теперь на ивановом холме цветы-одуванчики. Благостно цветут, тихо.

Эту Байку, сказывают, и сейчас можно увидеть. Когда въезжаешь в Камешково утром с ковровской стороны и следуешь прямо вдоль залитой светом стены бывшей текстильной фабрики, то вот тут, справа от дороги, сразу, как останутся позади фабричные железнодорожные пути, тут и ждет тебя Байка с коляской свежего творога. Торгует она задешево - куда ей деньги... А приглянешься - так, и даром отдаст.