За столом

- Критический отзыв -


За столом в черном кожаном кресле сидит массивный непобритый мужчина лет сорока пяти, в узком пиджаке цвета глины, из-под которого выглядывает бесцветная рубашка. На высоком лбу у мужчины лежит несколько свалившихся серых волосков, под ними – сдвинутые редкие брови, и еще ниже – застывшие в одной точке, отрешенные от всего глаза. Мужчина вперился взглядом в самый низ бумажного листка, который держит в левой руке и, видно, что-то осмысливает. В другой руке у него – остатки сигареты.

На столе беспорядок, за спиной мужчины большое светлое окно.

Стук отвлекает персонажа от работы, он поднимает лицо в направлении к двери, из-за которой появляется Брахма.

Брахма: Можно?

Мужчина: По какому вопросу?

Брахма: Насчет моей пиесы…

Мужчина (начинает рыться в бумагах, извлекая из-под них крепкую, хотя и потрепанную папку): Ваша фамилия?

Брахма: Козлов

Мужчина (нахмуривая лоб): Козлов, Козлов… (Находит в папке, видимо, какую-то запись, делает там пометку.) Ага, произведение «Город», если не изменяет память, или вроде того?

Брахма: Да, про колонию-поселение

Мужчина (утвердительно качая головой): Так вот, голубчик, хотел у вас спросить, где ж вы такую тему откопали? В наши-то прогрессивные нулевые, когда столько волнующих и трепетных вопросов вокруг - и вы вдруг лезете с какими-то давно уж мертвыми американцами. Кого могут волновать их дела, а?

Брахма (бледнея и шебурша руками): Но аллегория, исторический материал взял, чтоб идею – с неожиданного плеча…

Мужчина: Плеча?

Брахма: То есть, ключа

Мужчина: Ключа?

Брахма: Ну, поворота…

Мужчина: Ракурса?

Брахма: Да

Мужчина: Ну, допустим. А почему у вас так много пьяных в произведении? Зачем такой акцент на алкоголь поставили?

Брахма: Ну алкоголь – это традиционно… Много пьющих

Мужчина: Среди ваших знакомых?

Брахма: Ну, вообще. И плюс юмор

Мужчина: То есть вы хотите сказать, что пьянство – это смешно? Вам весело? А вы знаете, что ежегодно в нашей стране от алкоголизма вымирает целый город? Более половины всех смертельных ДТП совершается при участии пьяных? Абсолютное большинство всех преступлений и самоубийств – тоже зарождается в пьяных головах. Но вам это, стало быть, мало, или для вас это в порядке вещей, потому что вы – раз, и такую популяризацию алкоголя в массы. Да поймите, Россия и так на грани алкогольного коллапса, и тему спиртного ни в коем случае дергать нельзя. Не трогай, как говорится, оно и не пахнет. Не усугубляйте. (Мужчина, все время говоривший, опустив лицо вниз, к бумагам, тут его поднял и уставился на своего посетителя) Поняли?

Брахма (понурившись): Понял

Мужчина (смягчившись): Сами-то как с этим делом, а?

Брахма краснеет: Да не…

Мужчина: Смотрите, не надо увлекаться. Для творчества это губительно. Лучше ешьте побольше капустки зеленой, морковки, лучку, помидорчиков, или огурчиков – но только свежих. И глядишь, после такой-то диеты совсем что-нибудь иное сочиняться начнет. Без излияний и падений со стен. Вот ты мне скажи… Давай уж на ты, ведь не чужие теперь… Ответь, не пойму, как он со стены свалился, этот твой стукнутый португалец – и живой остался, и ничего себе не повредил? Как это возможно вообще? Этак у нас начитаются и станут с крыш сбрасываться толпами… Это ж нагрузка на больницы, на морги. Ты запомни: ты – ПИСАТЕЛЬ. То есть лицо, ответственное за каждое свое слово. (Улыбается, ласково заглядывая в глаза Брахме) Ясно ли?

Брахма: Понятно

Мужчина (Передразнивает): По-ня-тно… Эх… Я в твои годы такие фельетоны сочинял… Все для пользы народа. Про картошку писал, про крестьянское хозяйство, про завод, про шахтеров. А ты? Ну, кто у тебя из нормальных-то людей в произведении? Сексуально озабоченная молочница, соблазнившаяся заграничным оборванцем? Да если все наши молочницы побросают свои ведра и начнут ублажать господ португальцев, это что же в нашей молочной промышленности тогда будет? Упадок начнется, регресс. Что же мы в чай добавлять будем тогда? Ты сам-то чай с молоком пьешь?

Брахма: Да нет…

Мужчина: Зря. Чай с молоком – это истинно только русская привычка, в других народах такого не встретишь. Обязательно начинай пить чай с молоком, и, глядишь, наладится у тебя это, словотворчество-то.

Мужчина (Лезет в ящик стола, достает оттуда баночку с зубочистками и далее долго ковыряется с баночкой, пытаясь извлечь оттуда хоть одну палочку):  Хотя вру, есть там у тебя в начале один крестьянин, или что-то вроде того… Садовник какой-то. Но каким ты его нарисовал? Это ж плюнуть ему в лицо хочется! Трусливый, ленивый и нерасторопный болван, который делает все, лишь бы уйти от всяких общественных функций… Надо было, во-первых,  вывести этого подлеца почетче, и, коли уж он в начале таким вредным у тебя получился, значит, к концу произведения должен был вырасти морально и возглавить, на худой конец, всеобщее движение горожан в защиту своей крепости. Это он должен бежать впереди, потому что он лицо народа, а не заморский каторжник-маньяк. Все дела у нас, как известно, вершит народ… Тьфу ты! (Бросает банку с зубочистками обратно в ящик, задвигает его обратно с шумом) Так, ладно, все понял, Козлов?

Брахма: Понял

Мужчина (Суча руками под бумагами): На вот свою рукопись… (Отыскивает ее, передает Брахме) Работай. А содержание я тебе продлю. (Смотрит Брахме в глаза) Чую, есть в тебе здоровое зерно. Встанешь на путь, какой я показал – достигнешь. Верю в тебя (Улыбается, достает пачку квитанций, черкает там что-то размашисто. Ищет печать, находит. Делает оттиск на квитке, отрывает его и также передает Брахме.) Это отдашь в бухгалтерии. Все, иди, работай. Жду от тебя результатов. Давай.

Брахма (Кланяясь и пятясь задом к двери) Спасибо, до свидания, Александр Михайлович.

Мужчина: Давай, давай.

Брахма исчезает. Мужчина потягивается в своем кожаном кресле, закуривает сигарету.

Мужчина (Тянется лицом к динамику селектора, разместившегося на столе среди вороха бумаг и, нажав кнопку, сладким голосом): Лизонька, чаю с молоком и никого больше на сегодня.

Конец