Исповедь Жэ

Мой обладатель шлюха.
То есть не в прямом смысле, а в смысле того, что он мальчик, но шлюха. Я Вам потом подробнее обьясню потому, что на самом деле я его, этого мальчика желудок, и сейчас мне срочно нужно заняться собой. Я именно поэтому и обозвал свои записи исповедью Жэ. Писать буду редко и кратко, так как часто и помногу попросту некогда. Эта шлюха забивает меня под завязку всякой дрянью постоянно и не даёт нормально продохнуть.

Вчера сидели в «Заблудшей Канарейке» с тремя товарищами из далёкого детства. Пренеприятнейшее заведение, я вам скажу, да и компания под стать ему. С утра пьём колу. Долбаную американскую колу из Нижнего Новгорода с улицы Баумана, или как-то так. Я в этикетки-то не всматриваюсь. Некогда. То сверху что-то пропихнётся настырно, то очередную партию вольноотпущенников отправляю в канализацию, то стенки свои облизываю, пока время есть. Дел по горло, в общем.

Зовут того,  в ком я обретаюсь, Гэ. Григорием то есть. Григорий Вострецов 28-ми лет от роду не заработал гастрита и даже не прошёл акт обрезания. И знаете почему? Потому что он шлюха. Я его так чаще всего как раз и называю.

Вчера в этой «Заблудшей Канарейке» он говорит своим, дескать, пишет книгу и издавать собирается. Непонятно на чьи деньги и кому это надо, ну да ладно. Суть-то не в этом. Говорит он, значит, это, после сладко щурится и опрокидывает вискаря девяносто семь грамм. И это поверх трёх пива-то. Шлюха. Я, понятное дело, перемешал всё с тщанием, прыснул по венам,  сижу греюсь. Капуста квашеная к стенке прилипнет мало ли, посылаю отрыжку наверх. Давит. Культурным выглядеть пытается. Истинное Гэ.

А как вчера он тряс во мне полсотней пельменей, пытаясь обкончаться в Светку Волгину? Синее чмо. Мечутся пельмени туда-сюда, голосят сиплыми голосами. Пьяные, суки. Хули, в водке-то болтаться пережёванными наспех это вам не сахар белый. Им бы полежать аккуратно в самом низу. Поурчать тихонько. И чтоб это Гэ сидело бы на диванчике под торшером с хорошей книжкой в руках.

Дак нет. Мечется всё он. То туда поедет, потом возвращается. Спит плохо. И сны у него дурацкие. Вчера после посиделок канареечных наловился вертолётов и снится ему в пол-третьего, что стоит он на девятом этаже на лестничной клетке, а дом напротив вниз уползает, типа он на лифте прозрачном как будто бы напротив вверх поднимается. Дурак короче. И шлюха.

Он, видите ли, продаёт себя. Постоянно и с удовольствием. Торгует всем. Каждым словом, жестом, взглядом и прочей ***нёй человеческой. Скажет что-то, как будто на торги выставил слова-то. И ждёт, кто какую цену даст. А слова они бесценны. Моему Гэ до этого не доехать самостоятельно. А я доехал. Сам допёр.

И вот поэтому я желудок. Я вдумчив, тщательно сортирую и перевариваю. И только потом высираю. А этот Гэ просто гадит. Нажрётся внешнего и гадит словами. Пишет книги свои когда пьян. И в полемики вступает. И гордыней полнится.

Только невдомёк ему, что высранное в канализации обретается. Я набрал пищи и выдал продукт фекальный. А он, этот Гэ мой, нахватался образов и сюжетов и наскоро выдал то же самое. И тащит свои какашки в издательства.

А разница у нас в том, что я самое ценное в аппендикс откладываю. И пусть сейчас это шелуха. Она алмазом станет, спрессовавшись и отточившись. А у этого моего нет аппендикса. И невдомёк ему, что может быть такое. И знаете почему? Потому, что он Гэ. Графоман то есть.