Семейный альбом. Глава IV. Полторацкие

ПОЛТОРАЦКИЕ

Но пришла пора рассказать подробнее о семье моей мамы. Она родилась 25 декабря 1911 года, как раз на Рождество. В паспорте записано 7 января 1912 года, но это по новому стилю. Хранится в семейном архиве свидетельство о рождении Полторацкой Марии Прокофьевны.

Отец – Прокофий Данилович Полторацкий, мама – Аксинья Андреевна Червенко. Итак, бабушка – украинка, а дед? В маминой памяти сохранилась романтическая история, позволявшая ей в шутку, но и со слегка замаскированной гордостью, говорить: «Во мне есть один золотник дворянской крови». И, судя по ее характеру, это сущая правда, а золотник ей достался явно неразменный.

Действительно, ее прадед, отец деда Данилы был польским шляхтичем. Участвовал в национально-освободительном восстании, которое, как и все другие, было жестоко подавлено царским правительством (см. примечание 1). Конечно, мама не знала, в каком восстании принимал участие ее прадед. Но расчеты показывают, что это может быть только восстание 1846, или 1848 годов. Логика рассуждений такова. Дедушка Прокофий Данилович родился 4 декабря 1880 или 1881 года. Его отцу Даниле в это время, вероятнее всего, было от 20 до 40 лет. Следовательно, он мог родиться в промежуток от 1840 до 1860. А дальше подключаем к логическим умозаключениям следующую информацию. После разгрома восстания, мой мятежный прапрадед бежал на Украину, в глубинку империи, и скрывался от репрессий где-то на хуторе. Здесь он и влюбился в хуторянку, мою прапрабабушку, чье имя, к сожалению, также не сохранилось в памяти потомков.   Женился, и остался на Украине навсегда. Вот и получается, что это или Краковское восстание 1846 года или  восстание 1848 года. И дед Данила родился, скорее всего, где-то в эти годы, если был первенцем, или позже (неизвестно был ли он первым сыном в семье поляка-мятежника).

Однако вернемся к Прокофию Даниловичу. Родом он из очень большой семьи: 16 душ детей было у Данила – 5 сынов и 11 дочерей. Но мама моя знала только трех своих дядей – Стефана, Николая и Дмитрия, и одну тетушку – Матрену, которые впоследствии тоже жили в Азербайджане, в том же селе, что и семья моей мамы. Остальные остались на Украине, иногда приезжали, но мама их помнит очень плохо.

Единственное ее яркое воспоминание о харьковских родственниках – о своей бабушке, которая прожила 103 года, причем в достаточно юные годы она ослепла. История этого трагического случая очень характеризует дремучесть нравов тех лет. Прабабушке было что-то около 30 лет, жили они в селе, в глубинке, где кроме бабки-повитухи других лекарей не наблюдалось. У нее заболели глаза, вероятно, был конъюктивит, но кто его тогда так называл. И муж повез ее в город. Дорога была не близкая, ехали на подводе, остановились на пол дороге в каком-то селе на ночевку. Хозяйка, которая пустила их на постой, поинтересовалась, куда и за какой надобностью едут. Пожаловались, что вот глаза болят, слезятся, закисают, совсем не может ресниц по утрам разлепить. И та взялась «мигом» вылечить. Закапала ей глаза каким-то снадобьем, которое, как потом выяснилось, оказалось тривиальным керосином. То ли она перепутала пузырьки, то ли..., в общем, это осталось тайной для всех, почему она так сделала, но факт остается фактом, молодая полная жизни женщина ослепла. Как говорила мама, выжгли ей глаза. Я так и не смогла выяснить, чья же это была мама – Прокофия Даниловича или Аксиньи Андреевны. Да, кстати, и возраст 103 года довольно условен. Столько ей было, когда началась первая мировая война, а потом революция, а потом гражданская, в общем, связи были утеряны, и сколько лет она прожила еще – неизвестно никому из нас.

Жила семья Прокофия Даниловича в селе Танюшевке Старобильского уезда Харьковской губернии.  Занимались хлеборобством. Прокофий Данилович хорошо пел, с семилетнего возраста был певчим в церкви. Женился он на своей односельчанке и ровеснице Аксинье, вероятно, в 1903 году. И было у них пятеро детей, но один, Ванечка, умер семимесячным. А вот остальные выросли и судьба у всех, как водится, получилась разная. Я, работая над этой книгой, делала запросы в архивы Харьковской области, но мне ответили, что ничего по селу Танюшевка не сохранилось. И все остальное записано со слов мамы.

Старший сын – Никанор Прокофьевич, мамин любимый брат, родился в 1904 году, и день рождения у него был, как и у Прокофия Даниловича – 4 декабря (хотя в паспорте была означена другая дата - 28 июля 1905 г., но это было распространенное явление - писать в паспорте другую дату рождения, особенно у мальчиков). Через 4 года появился Петр, еще через 3 – моя мамуля, Мария, а в 1914 году – младшая мамина сестра Вера.

Дядю Никанора любила не только наша мама, но и все мы. Каждое лето мы ездили на несколько дней к нему в гости. И всегда это были незабываемые дни. Уже сама поездка была запоминающейся: дорога шла все в горы и в горы, а километров за пять до Ноура надо было переезжать через реку с грозным названием «Дамир-апаран-чай», что в переводе означает «Река, уносящая железо». В обычное время это была речушка, а не речка, но почему-то с широчайшей долиной, по которой то тут, то там лежали громадные камни. Но однажды нас застал дождь на берегу реки, и я поняла почему она так называлась. Вся долина – километра полтора – оказалась запруженной водой. Сель шел сплошной ревущей стеной, и тяжелые, с грузовик, камни перекатывались рекой, как игрушечные.

Миновав Дамир-апаран-чай, машина попадала на широкую, обсаженную платанами, тенистую дорогу. И примерно через полчаса мы оказывались на берегу озера Ноур. Шумно встречал нас дядя Никанор. Да, не любить его было совершенно невозможно, кажется, его любили все окружающие. Он был такой добрый, веселый, очень интересно и много рассказывал, и как же я жалею, что была слишком мала, и ничего не запоминала из его рассказов.
В отличие от моей мамы, дядя Никанор получил хорошее по тем временам образование, окончил гимназию, а потом и гидромелиоративный техникум. В конце 20-х годов познакомился Никанор с русскими специалистами - сотрудниками Управления оросительных систем и его, как человека образованного, взяли сначала десятником на строительство узла оросительных систем в Куткашенском районе. В начале 30-х годов он стал начальником участка, руководил строительством оросительной системы,а заодно и поселка строителей Турьянчай. Именно здесь, в Турьянчае, родились Надя и Люба. Там же, на высоком берегу Турьянчая, был похоронен дедушка Прокофий Данилович, далеко с дороги был виден одинокий крест над соседней могилой кузнеца Кузьмы, завещавшего похоронить себя рядом с русским. На могиле же самого Прокофия Даниловича креста не было, потому что он был баптистом.

 До настоящего время работает оросительная система, заложенная когда-то при участии Никанора Прокофьевича Полторацкого, орошает почти весь Агдашский район. Позже работал Никанор на строительстве крупнейшего в Азербайджане Самур-Дивичинского оросительного канала. Дядя Никанор был награжден за свой труд гидромелиоратора: награду получал в Москве из рук самого «всесоюзного старосты» - Председателя ВЦИК М.И. Калинина. В 1947 году Никанора Прокофьевича отправили на строительство водохранилища Ноур, и все последние перед пенсией годы  он работал на этом водохранилище, которое мы все называли озером. Это место сказочной красоты, не уступающее по своим достоинствам знаменитому в Азербайджане озеру Гёй-гель (см. примечание 2). Так уж сложилось, что мне не довелось побывать на Гёй-геле, и я не могу ручаться за сей факт. Но на озере Рица я была, и считаю, что Ноур ничуть не уступает этому озеру по красоте, а по уединенности - многократно превосходит. Именно здесь я впервые узнала как ловить рыбу удочкой. Есть даже фотография: я с удочкой и маленькая рыбка на леске.

Дядя Никанор посадил на одном из берегов прекрасный яблоневый сад в несколько гектаров земли, и яблочный дух стойко ассоциируется у меня именно с Ноуром. Яблоки в доме дяди были везде: на чердаке, под кроватями, на шкафах. У дяди Никанора и его жены тети Ели было трое детей: Виктор, Люба и Надя.
 
Виктор женился на русской девушке Любе, что в азербайджанской глубинке было не просто (найти русскую невесту). Много лет жил в Баку, а после известных событий 1989 года переехал со всем семейством в Новгород (см. примечание 3). Двое детей у него – Нина и Вася. Нина – врач, Вася – геофизик. Нина (в замужестве Браславец) работает главврачом в больнице, у нее два сына – Гена и Игорь, живут в деревне Божонке, под Новгородом. Вася живет с женой Светланой и сыном Димой в Новгороде. А Виктор и Люба купили однокомнатную квартиру в поселке под Новгородом. Но вот уже два года как ушел из жизни Виктор.

Люба и Надя вышли замуж за азербайджанцев. Люба, в замужестве Алиева, жила вместе с мужем Раджабом в городе Агдаше. У них трое детей: Севда, Фархад и Джаваншир. Все выросли, получили образование. Фархад учился в России, в г. Челябинске закончил сельскохозяйственный институт, и сейчас работает в Агдаше заместителем главы администрации по аграрной части. У него две дочки - красавицы-погодки Нигяр и Наргиз, скоро заканчивают школу, и третья Хадиджа, еще малышка. Севда живет в Баку, ее дочь Нармин работает редактором на телевидении, сын недавно вернулся из Армии. Самый младший Джаваншир тоже живет в Агдаше, фермерствует, женат, трое детей, два сына и дочь, еще маленькие. Большая и дружная получилась семья у Любы и Раджаба. В 2007 году умер Раджаб, через три года за ним ушла и Люба, похоронены они в Агдаше.

Надя, старшая дочь дяди Никанора, жила в г. Мингечауре. Именно там (и в близлежащих селах) живут и сейчас потомки этой ветви нашей семьи – дети Нади и Неймана Джабиевых: Микаэл, Роза,Рахиля и Нагида. И только самый младший сын Абульфад уехал жить в Латвию, да так там и остался. И еще один сын - Нариман - живет в Баку. У каждого по несколько детей (только Абульфад "поскупился": у них с женой Надей одна дочка). Очень интересно разглядывать семейные фотографии этой ветви: вдруг среди черноволосых детишек мелькнет темно-русая головка. Умерла Надя в 2000 году, похоронена вместе с мужем Нейманом на его родине в селении Кюкял.

Дядя Петя, второй брат мамы, по ее рассказам, был большой весельчак, балагур, мастер различных розыгрышей и шуток. Но я его никогда не видела. Фронтовик, офицер, он был ранен на фронте, в госпитале его выходила медсестра, вот именно с ней он и вернулся после увольнения в запас. Кажется, ее звали Валя. А дома ждала его супруга – Анна Семеновна и двое детей: дочь Бронислава и сын Станислав. Развод она ему не дала. Но дядя Петя все равно уехал с Валей. Жили они в Свердловске. Дочь от второго брака – Вера. Дядя Петя, вроде бы преподавал в каком-то свердловском ВУЗе, но мама, осуждая его за то, что бросил детей, не поддерживала с ним отношений.

И сколько я себя помню, мама помогала семье дяди. Анна Семеновна была женщиной необразованной, работала нянечкой в военном госпитале в Кировабаде. Добрая, спокойная, набожная, – такой она запомнилась мне. Мама считала себя обязанной помогать ей в воспитании детей своего брата, тем более что Славик, старший сын дяди Петра, после перенесенной в детстве малярии, плохо слышал, а когда его в семилетнем возрасте сбила машина на улице, и вовсе потерял слух. Но он говорил, хотя и со специфическим для слабослышащих акцентом, прекрасно шил, был заядлый охотник. Жил Славик в г. Куткашене,   там и умер.

Женат он был дважды. Первая жена – Валя, родила ему сына Петю, он чуть младше моего Андрея, следовательно примерно 1976 года рождения. Где сейчас Петя, я не знаю. После смерти Вали, года через два, Славик женился на азербайджанке Фатиме, и она родила девочку. О ее судьбе я тоже ничего не знаю.
А у Брони, дочери дяди Петра, была дочь Света, ровесница Гены. Они жили в городе Междуреченске Кемеровской области. Но с ними тоже давно потеряна связь.

Ну и, наконец, о маминой сестре Вере. Мама очень много о ней рассказывала, хотя прожила Вера совсем короткую и далеко не счастливую жизнь. Ей было всего 22 года, когда она умерла после неудачного подпольного аборта (так называемого «криминального», потому что аборты в те времена в нашей стране были запрещены законом). А сделала она его от безысходности, наверно. Ведь с мужем своим Тимой Бережко она прожила меньше года, он умер от скоротечной чахотки, и она, оставшись в положении, без мужа и средств к существованию, боялась, что та же судьба постигнет их ребенка. Когда я смотрю на фотографии, где они запечатлены вскоре после свадьбы, меня всегда охватывает какое-то неясное чувство тревоги и грусти. Такие красивые, молодые и так скоро их не станет, но они-то об этом еще и не подозревают...

Дедушка Прокофий Данилович, судя по всему, имел активный, ищущий характер. Мама за давностью лет так и не смогла восстановить хронологию его жизни. Но примерно это выглядит в ее рассказах так. Через некоторое время после свадьбы его призвали на действительную службу. Жена – Аксинья Андреевна осталась с маленьким Никанором на руках, и пошла работать в мировом суде экономкой. Дед служил в Грузии. Отслужив, вернулся домой и, забрав семью, уехал опять в Грузию. Почему? Мама объясняет это тем, что на Украине в те годы часто были недороды, люди пухли от голода, жить было очень трудно, а Грузия была цветущей и богатой, и отец решил перевести семью в Закавказье. Но в каком году это было – не ясно. Доподлинно известно только, что дядя Никанор родился на Украине, а мама – в г. Сигнахи в Грузии. А вот где родился брат Петр – неизвестно, т.е. переезд совершился где-то между 1906 – 1911 годом.

Работал Прокофий Данилович в тюрьме надзирателем, но его всегда тянуло к медицине, он хорошо разбирался в травах и разных народных снадобьях (откуда?). Именно поэтому где-то в эти годы он окончил медицинские курсы и, когда началась первая мировая война, на фронт он ушел военфельдшером. Четыре года он воевал, причем последнее время уже в Красной Армии. Как он туда попал, мама об этом не рассказывала, не знала.

Не могла она мне объяснить и как они переезжали на Кубань. Но только революцию они встретили именно там, в г. Гулькевичи, что на Ставрополье. Маме всего-то 5 лет, но вот одно из самых ярких ее воспоминаний этого периода. Какой-то митинг, где разные взрослые дяди говорят всякие умные речи, в которых она ничего не понимает, и вдруг на трибуну шустро вскакивает невысокого роста мужчина, как ей тогда показалось, старичок, срывает картуз с головы и говорит:  «Слухайте, люди добрые, шо я вам кажу: не було на свити правды и не будэ!». Махнул с досадой рукой, спрыгнул с трибуны и ушел.

Кубань оказалась в самом центре гражданской войны, красные сменяли белых, городок неоднократно переходил из рук в руки, и мама помнит, как жители, в том числе и ее матушка, вывешивали соответствующие флаги. И часто рассказывала мама, как белоказаки порубили шашками фотографии, развешанные  у них в хате по стенам. А может быть это были бандиты из многочисленных в те смутные времена банд?
 
А в печи, в золе была спрятана форма Прокофия Даниловича и папаха с красной нашивкой, и если бы ее нашли, то не сдобровать бы всей семье красного бойца, и не имело бы никакого значения то, что он фельдшер, главное, что красный – значит враг. Спасло то, что с краю стояла кастрюля с борщом, дети – Мария и Вера – по наущению матушки и с перепугу, конечно, подняли рев, и один из казаков, пожалев детей, остановил того, кто шурудил в печи ухватом, мол, оставишь детвору без харчей. А старшенький – Никанор (ему-то в ту пору было уже лет 15), прятался в это время в кукурузе, что в рост человека росла на ближайшем поле. Однако все ценные вещи мародеры погрузили на подводу и увезли. Матушка Аксинья Андреевна, оправившись от первого испуга, пошла искать правду в управу. А оттуда принесли ее Никанор и трое соседей на одеяле: избита была плетями так, что кожа на спине полопалась.

Белоказаки на Кубани, похоже, не церемонились с мирными жителями. Так, мама вспоминала, что корову и свинью они, чтобы спасти их от грабежа, держали в подвале, причем для того, чтобы корову спустить в подвал, Никанор смастерил специальные сходки.

«Натерпелись мы страху, на той Кубани», – говаривала мама, и даже, когда переехала в Ростов-на-Дону в конце 80-х годов, с опаской поглядывала на местных жителей, в каждом из них ожидая увидеть казака, а это слово у нее ассоциировалось с самым страшным периодом ее жизни.

От гражданской войны они бежали опять в Закавказье. Тоже была эпопея. Во Владикавказе на вокзале сестрам захотелось пить и Никанор пошел искать воды,но когда вернулся, обнаружил, что поезд уже отправлен, и он, 15-летний подросток,без гроша денег в кармане остался в чужом городе. Он зарабатывал деньги на еду, работая грузчиком на вокзале, обстановка была в городе тяжелая, хозяйничали махновцы, но главное - ничего не было известно о семье. Через какое-то время Никанор случайно встретил  на вокзале знакомого, и тот рассказал, где искать в Закавказье семью, и помог ему уехать.  Этот драматический эпизод из жизни Никанора поведал мне его внук Фархад, который еще ребенком слышал этот рассказ от деда. А дальше рассказ моей мамы: "Приехали в Грузию с мешком денег, «керенки» – так прозвали в народе эти дензнаки, – были и на Кубани-то пустыми деньгами, а в Грузии это и вовсе мусор оказался. Там в это время "ходили" какие-то боны. Бедствовали мы страшно, помню даже, что Никанор снял с себя добротные кожаные ботинки, которые он заработал, подрабатывая грузчиком на вокзале во Владикавказе, чтобы расплатиться ими с дядькой, пустившим нас на постой".

И почти сразу по приезду умирает Аксинья Андреевна. Плохо почувствовала она себя еще в дороге. И опять история с мистическими нотками. Мама рассказывала, что где-то в эти дни были они, дети, с Аксиньей Андреевной дома одни, без отца. Вечерело, Аксинья Андреевна сидела с шитьем в руках, и вдруг насторожилась и говорит: «Кто-то стучит в окно». Никанор подошел к окну, отвел занавеску – никого нет. Через несколько минут, бабушка снова сказала, что стучат в окно, и сама подошла посмотреть, кто же там. И отшатнулась в испуге, дети тоже смотрят в окно, но никого не видят, а бабушка называет имя давно умершего ее родственника и говорит, что он стоит за окном, и манит ее рукой, и уходит, отступая, но, не поворачиваясь, как бы тает. И задумчиво так бабушка прокомментировала: «Видно мне уходить пора». А спустя несколько дней ее и в самом деле не стало. Маме моей всего  семь лет, Вере – пять. Умирает бабушка на операционном столе по неопытности врачей. Ставят диагноз аппендицит, и только в ходе операции выясняется, что на самом деле у нее внематочная беременность и лопнула труба. Бабушку не спасли. Хотя какая же она бабушка! Внуков еще и в проекте не было, ведь было ей всего 38 лет... Осиротела семья...

Но постепенно жизнь налаживалась. Хотя для кого как. Прокофий Данилович построил дом саманный, женился. Взял женщину с ребенком – Елизавету Андреевну, вдову. Сводную сестру звали тоже Вера, и от этого брака через некоторое время родилась еще одна девочка Лида.

Женится через некоторое время и Никанор, ему строят рядом дом: брали сразу два «плана», т.е. два надела земли. Жена его – тетя Еля – была из рода Типаевых, звали ее Еленой, по отчеству Михайловна. Я даже помню деда и бабушку Типаевых родителей тети Ели. Дедушка Миша брал меня пару раз на рыбалку, когда они жили в Ноуре, а мы приезжали на летние каникулы погостить. Он умер, когда я училась в третьем классе, мы с мамой ездили на похороны и это был первый близкий нашей семье человек, который умер на моей памяти, наверное, поэтому смерть его меня так потрясла и запомнилась. У тети Ели был брат Дмитрий – дядя Митя, мы, детвора, его тоже очень любили, как и его жену, тетю Раю. И слегка побаивались: ведь он был единственным из нашей семьи, кто отсидел в тюрьме целых 8 лет. Был он бухгалтером  и каким-то образом допустил растрату казенных средств, говорили, что его подставили. Но нам он нравился. Тетя Рая была вся такая уютная, домашняя, в отличие от тети Ели она была очень хлебосольная, любила готовить, печь и потчевать нас пирожками. Жили они на другом берегу озера Ноур с двумя детьми – дочерью Лорой (ах, какой красавицей она мне тогда казалась, да она и в самом деле была красивой девушкой тургеневского плана) и сыном Володей, серьезным и начитанным мальчиком. Потом они переехали в Кировабад. Лора вышла замуж в Баку, и у нее были три дочки с романтически-литературными именами – Белла, Нелля и Жанна. А Володя учился, кажется, в  Политехническом институте в Ташкенте. Я считала его очень умным парнем. Он с семьей так и остался жить в Кировабаде после распада Союза.

Примечания:
1.  Польское государство возникло в Х веке,  с 1025 года – это Польское королевство, а в 1569 году Польское королевство объединилось с Великим княжеством Литовским и образовало новое государство Речь Посполиту.  В начале 17 века Речь Посполита организовывает интервенцию в Россию с целью расчленения последней. А начались эти притязания, если помните, еще со скрытых поддержек авантюр Лжедмитрия I и Лжедмитрия II в конце 16 века. Однако эта агрессивная политика Речи Посполитой закончилась провалом, и, в конце концов, в 18 веке Польша сама утратила независимость. Петербургскими конвенциями 1770–1790 годов она была разделена на три части (между Россией, Австрией и Пруссией). Череду польских национально-освободительных восстаний открывает восстание под предводительством Тадеуша Костюшко в 1794 году. А после передела Польши в 1814–1815 году восстания пошли один за другим 1830–1831, 1846, 1848, 1863–1864. Восстание 1846 года получило название «Краковское», оно было подготовлено в Париже польскими эмигрантами.

2.Гёй-гель – в переводе с азербайджанского Голубое озеро. Находится высоко в горах, заполняет собой кратер давно потухшего вулкана – горы Кяпаз, поэтому его еще называют озером без дна. В этом озере в школьные годы чуть не утонула моя сестренка Вера. Поехала туда вместе с семьей подруги, плавать не умела и поэтому ей дали покрышку в качестве плавсредства. Но озеро «славилось» подводными течениями, водоворотиками, Верочку и понесло в сторону, хорошо, что увидели посторонние взрослые с лодки и спасли ее.

3.Первые годы Горбачевской перестройки были омрачены несколькими кровавыми событиями, имевшими политическую подоплеку. Одно из них – армянская резня в Баку, спровоцированная азербайджанскими националистами в ответ на события в Карабахе. Тогда погибло много людей, армяне спасались бегством, многих прятали у себя знакомые – русские, азербайджане, евреи и т.д. Нина в те дни, не смыкая глаз, дежурила в военном госпитале, куда свозили пострадавших. А семья, с риском для себя, прятала у себя соседку-армянку с детьми. Вот после этих событий и решили они уехать из Азербайджана.

Фотография: Прокофий Данилович Полторацкий