Доброта и чудовище

Застучали холодные замки, железная дверь тихо скрипнула и на пол безнадёжно хлынул белый свет, озарив на мгновение длинный, молчаливый коридор, с тусклыми жёлтыми лампами по неровным бокам. Дверь захлопнулась и показались двое. Невысокий, дюжий охранник, рано постаревший, с нездоровым блеском в мутных глазах, и он.., долговязый, худой, с уже затравленным взглядом, растоптанной надменностью и обезличенной гордостью, безразлично рассматривающий всё вокруг. Замок на железной двери щёлкнул и угрюмый охранник пихнул долговязового в спину.

«Пшёл!»,- узник вздрогнул и несмело засеменил по коридору. Тени от их фигур стали медленно удлиняться, то укорачиваться, сменяя друг друга.
«И все-таки справедливость на этом свете есть… ведь я здесь, не всё ещё утонуло в хаосе и их равнодушии», -  горько усмехнулся про себя осужденный, торопливо повинуясь командам - «похоже свершилось. Всё прошло пройдёт и это. Говорят, в такие моменты перед глазами человека вся жизнь проносится. Эх, не верьте глупым мыслям и речам, ничего незнающих невежд ... Ничего никуда не проносится. Единственное, о чём тускнеющий разум может думать - это несчастные попытки хотя как-нибудь оправдать произошедшее… ну и ещё...»

«Руки за голову! Смотреть вниз. Губами не шевелить!» - негромко, но отчётливо отдавал команды сопровождающий, с любопытством рассматривающий убогое лицо серого арестанта, предвкушая, как именно его руками наконец свершится долгожданное возмездие, которое ждёт полмира и чувствовал, что он словно перст судьбы. Начало и конец.

«И зачем?.. Господи зачем? Ради чего я всё это совершал?.. Ради славы? Горькой славы безумца? А может власти?»,- продолжал он думать, обречённо идя по бесшумному, свежевымытому полу,-«Для общества я только чудовище, над которым наконец свершится возмездие. И для них я останусь им навсегда. Чудище незнающее даже тени жалости,  которого ловили долгих 12 лет. Который наконец идёт по чистому полу возмездия.  Но, нет!...»,- на мгновение его глаза осветились безумным восторгом, а шаги участились,-«Не о бессмысленной славе я мечтал. О-о-о нет!! Я жаждал совсем другого. Я жаждал только удовлетворения! И жаждал безумно, страстно! Как можно только желать молодую,  роскошную, безумно красивую женщину ту, которую ищешь всю свою беспокойную жизнь, зная, что всё равно на свете такой нет.  Эта самая жажда и сжигала остатки моего слабеющего разума и она же давала силы для нового безумства. Как упивался я своим величием, когда знал что держу в страхе самую могущественную и  Великую страну на земле! Поймать меня? Тогда мне это казалось невозможным. Но время идёт и оно притупляет всё: и чувства, и жажду, и  удовлетворение. А в памяти остаются лишь скомканные образы изуродованных лиц. Да, прав был Кобо Абэ… Чужое лицо… И вот тут удовлетворение сменяется страхом. Простым, животным, ничем ни прикрытым страхом. Страхом возмездия…»

В конце коридора замаячила какая-то дверь. Рядом, прислонившись к стене, грустно стоял старенький, покосившийся стол без одной ножки, с отбитым уголком, с ворохом бумаг и пожелтевших папок. На полу стояла настольная вечная зелёная лампа, со съехавшим на бок абажуром. На двери не было ни номера, ни замков.

«Всё, стой», - они остановились, открылась дверь, «Входи, остановишься в середине комнаты, руки опусти, лицом ко мне»

Они вошли в пустую, душную комнату, и на секунду показалось, будто здесь собралась вся скорбь земли и её можно потрогать руками. Полковник прикрыл дверь  и незаметно открыл кобуру.

«Вот и всё»,- медленно протянул он,- «Как же я тебя ненавижу... до слепоты, до глухоты и немоты. До самых низин своего разума и беспечного зла.  Ты понимаешь, что сейчас произойдёт? И какие будут твои последние слова?»

Взгляд осужденного неожиданно замер, он поднёс пальцы к лицу, как будто хотел запомнить себя и, наконец, выдавил,-
«Ничто так... » - он сглотнул подступивший комок - «не обезоруживает и не притупляет зла,... как доброта случайного прохожего…».

Через минуту обоюдного молчания, раздался выстрел и глухой звук об пол.