Марево

  Резкий выдох пронесся по узкому коридору, мимо развороченного мотора лифта. Задел ржавую лестницу, ведущую на крышу, и врезался в груду закопченного, еле-зеленого битого стекла – бывших бутылок с чем-то вкусным. Очень тихо, по привычке, делаем шаг, еще один – медленно. Даже воздух, будто шепотом, крадется за тобой. Потрепанная кожаная сумка крепко притянута к левому боку.
  Молча хватаюсь за деревянную пыльную раму руками. Укус какой-то. Гвоздь. Тут их много, погнувшихся – видимо дверь ломали второпях. Хотя, не дверь это вовсе – окно на старую, но целую крышу. Я подтянулся на руках и залез. Головой задел провод-  испугался. Здесь много проводов, большая часть порванных. Висят, неприкаянными венами, выпрямиться мешают. Сидя на корточках, достаю нож и режу железные веревки. Хорошие были провода – а сейчас проволока, которую резать легко. Сыплются на пальцы – чернью карандаша. Подтянулся Влад. Наконец, мы добрались. Четыре дня нашей аферы  и мы на открытой крыше. На самом краю города.
  Влад отряхнул колени и поднялся. Мы все еще медленно шли – привычка. Порезанные провода падали. Мы озирались по сторонам, нет ли вблизи крыш выше. Да зря смотрели.
Весь город схвачен плотным белым дымом. Лапы дыма будто обволокли все взбитыми сливками. Протухшими. Еще торфяники горят из-за жары. Странный запах не-то двигателя, не то елок паленых. Ничего не видно – даже соседнего дома. Даже трех метров от крыши не увидишь. Но дышится здесь легче – слабейший вечер помогает. Но не помогает видеть. Небо чистое, дымное солнце. Оно как будто бледно-желтое желе, марлей спрятано от мух. Справа, на западе – бывший аэродром. Слева – центр города. Впереди – телевышка, там был центр гражданской обороны. Ну, или как там теперь это называется? Центр бессмысленной обороны? Все-равно ничего не видно – пусто. Бело. Крыша – это оазис посреди пушистого дымного моря, пахнущего химической или натуральной гарью.
  Встали в центре – тут десять этажей. Давно не забирались так высоко. Весь квадрат крыши покрыт рубероидом – он плавится и пахнет какой-то смазкой. Кажется, что постройка для антенн захвачена большим мертвым пауком – а это все кабели. Порванные и те, что я обрезал, пока шли к центру крыши. Добрались.
- Влад, смотри, как красиво.
  Ведь красиво, когда ничего кроме дыма. Лишь в самой дали виден лес, и все это в лучах бледного закатного солнца.
- Ты газеты взял?
- Где я их тебе возьму?
  Расстегиваю свою кожаную сумку. Там десяток документов на листах и два особых приказа.
- Они ведь уже никому не пригодятся – недавно секретные бумаги легли на рубероид. Мы сели. Сняли непромокаемую пыльную обувь – намозоленные пальцы вдохнули с облегчением.   Два дня, не снимая обувь – привычно тяжело.
- Слушай, это какой район?
- Лессовая Пустошь – ответил Влад. Он сидел, глядя на небо – земли за кирпичными бортиками не было видно. Вообще ничего не было видно, кроме солнца и леса, к которому мы сели спиной. Когда не на что смотреть – смотрим на небо. Там хотя бы красиво. Небо розовело – пожары шли не первый день, и дыму стало меньше. Или мы уже привыкли к смогу за десяток дней.
- Ну что, наконец-то! – сказал он с грустной улыбкой, усаживаясь на бумаги. Никогда не может он быть по-настоящему счастлив – все время о чем-то думает.
Из рюкзака показались две бутылки темного стекла. Неимоверно редкое сейчас пиво мы доставали два дня. Это еще быстро. Тихо проникли в дом, где остановился полковник Лайнол. Про этого тюфяка мы знали давно – каждый месяц ему передают пять бутылочек его родного пива, где бы он ни был здесь. Попотеть пришлось, конечно же, чтобы приблизиться к его дому. Тишина, мастерство и плохо закрытые пластиковые окна сделали свое – мы выкрали последние две бутылки и сутки выбирались из уже оккупированной части города. Еще этот дым…
  Мы открыли бутылки, и я достал так же украденные у Лайнола соленые орешки.
- Вот живет этот полкан! Как дома прямо.
- Надеюсь, дома его тоже ограбят.
  Мы чокнулись за хорошую погоду и сделали по долгому глотку. Вкус немного разочаровал, но зато это пиво – самое обычное темное, немного подпортившееся. То самое, которого никак не удавалось найти все эти два проклятых года.
- Похоже на бодягу с хмелем. Отменно! 
Влад ухмыльнулся.
- Думаешь, долго еще будут сопротивляться? - сказал он, указывая горлышком в сторону, где за дымом стоит телевышка.
- Нет. Их затравят, отравят, натравят друг на друга, в конце концов. Все.
  Я сделал глоток. Язык твердил, что это мерзость. Горькая теплая, со странным душком. Как и не пиво вовсе, а простой, изначально выдохшийся темный напиток. Но мозг упорно говорил, что это лучшее на свете питье – пиво врага, украденное из-под носа этого самого врага.
  Усилился ветер. И вдали раздался гул самолета. Мы замолчали, вслушиваясь. Что-то засвистело и взорвалось вдали. Еще свит и взрыв. Гул поврежденного медленного транспортного гиганта.
- Смотри, наши еще отстреливаются – сказал Влад.
-  А что это даст? Исход то один. Мы проиграли.
  Я сделал еще глоток. Понял, каков на вкус падший с небес прокисший нектар. Ветер усилился. Я оглянулся. Раздался взрыв. Самолет рухнул быстро, где-то справа, над аэродромом. Пахнуло чем-то противно горящем. Ветер рванулся вперед и вдали показались два высоких силуэта.
- Смотри, там трубы видно! Значит, скоро вышка покажется!
Влад поднялся и всмотрелся в даль.
 - Интересно, а вышка еще жива?
  Просто таи были все силы этого города. Там и выжившие люди. И ошметки армии, главной, что защищала направление на столицу. Там человек пятьдесят, не более осталось. Когда мы ушли оттуда четыре дня назад, была сотня бойцов, и немного женщин с оружием. Каждый полон безнадежного отчаянного упорства. Хотя, медикаменты и пища там тоже есть. Да там все, что осталось от этой гребанной страны – таких, сопротивляющихся, не более десяти групп. А в нашем городе еще и передатчик под телевышкой, который может направить ядерные ракеты. Глупцы – нас разбили на голову, а мы пытаемся сопротивляться. Зачем? Герои пытаются запустить ракеты с баз неподалеку, чтобы те разрушили вражескую столицу. Месть. Бессмысленная обреченная месть.
Дунул ветер, все сильнее и сильнее. Орехи сдуло, пара документов тоже улетели.
Мы ушли с этой базы, когда поняли, что все бессмысленно. Два разведчика, мы должным были передать два приказа, на которых сидим сейчас, куда-то, но я уже забыл куда. Все это было очень важно. Два года войны я бегал туда-сюда, как попрыгунчик. Выполнял задания, глотки резал, носил документы. И знал, что все обречены. По лицу командира – смелого, но обреченного – его взгляд выдавал. Знал и статистику потерь. И запасы продовольствия, а так же количество химии, которое сбросили на нас за два года. И все чаще мысль посещала: зачем делать что-то, когда всех все-равно убьют? Мы решили просто уйти оттуда, я и Влад, мой напарник что-ли. Потому что знали, что поражения не избежать. А умирать можно по-всякому, не только на баррикадах. Просто вспомнили, что уже два года не пили пива. И вот мы здесь
- Смотри, Влад, вышка!
  Она дымилась, как поломанный надвое факел. Горящая, как деревяшка последняя надежда на месть.
  Влад смотрел молча. Передатчик уничтожен. Все кончено. И конечно же, месть не удалась - грандиозная задумка отмщения за погибшие народы моей страны.
Я глотнул пива. Влад молчал.
Ветер поднимался. Я приподнялся, взял секретный документ и оторвал от него половину, а затем отпустил. Ветер подхватил его, как перо и закрутил. Затем расправил и приподнял. Листок танцевал. Изящно и красиво, исполнял свой первый и последний танец над горящими руинами города. Это видимо единственная в городе крыша, уцелевшая после бомбежек. Здесь базировались снайперы, пока их не убили. Трупы благо унесли и сожгли. Да вообще нас здесь очень легко заметить. Я отпустил второй клочок бумаги. Ветер подхватил его и заставил плясать сумасшедшее танго. Лист летел и летел, выше и выше, а потом резко начал снижаться.
Я вернулся к Владу – он пил пиво. Глаза его пустые. Странно так – ты вроде знаешь, что будет, знаешь, что два твоих брата там, и они точно погибнут. И ты до последнего спокоен, не веришь в очевидное, ждешь чего-то. Пока не случится страшное, неизбежное . И вот тогда ты понимаешь, что вроде как бросил их, и они погибли без тебя. И помощи ты им никакой не окажешь, а все-равно бросил. Думая, что все обойдется.
- Ну что, за будущее? – улыбнулся я.
Что-то засвистело. Резко и пронзительно, а потом полыхнуло. И ничего больше.