Гроза Часть I Накануне Глава 6 Бестужевы

Улучив момент, Наташа покинула компанию веселящихся на свадьбе ее подруги гостей и вышла в сад. В ярко освещенном сотнями свечей доме было немного душно, несмотря на хитроумно устроенную систему вентиляции. А в саду воздух был прохладным и свежим, теплое июньское небо было синим с редкими искорками звезд. Лопухина оказалась не единственная, кто захотел насладиться этим вечерним покоем. Справа у раскидистого клена хохотала о чем-то группка подвыпивших, молодых людей. Недалеко в темноте аллеи белело платье какой-то юной девы, гуляющей под руку со своим кавалером. Наташа, пристально вглядываясь, попыталась рассмотреть, не ее ли это Настя с молодым Николенькой Головиным. Тщетно. Усмехнувшись своему материнскому любопытству, Наталья Федоровна не спеша пошла по аллее, ведущей влево к пустовавшей пока беседке. Запах цветущих деревьев приятно щекотал ноздри, тихо шуршал синий шелк платья, вдалеке слышалась затейливая трель соловья. Это было одно из тех мгновений, когда бывает хорошо просто оттого, что отступают все прежние переживания, обиды, волнения и заботы. Хорошо то, что ты здесь и сейчас.
Наслаждение безмятежностью прервали чьи-то торопливые шаги сзади. Наташа оглянулась. К ней приблизился юный и довольно симпатичный кавалергард.
- Наталья Федоровна, объявили танцы, - сказал он срывающимся от волнения голосом, - не подарите ли мне первый танец? – И робко протянул ей руку.
«А давно ли у тебя, мой мальчик, молоко на губах обсохло», - не без удовольствия подумала Наталья, но вслух произнесла, улыбаясь обворожительно. – А известно ли Вам, молодой человек, что танец нужно заслужить? – Она наклонила голову влево, чуть приподняв правую бровь.
- Скажите как?!
- Принесите мне бокал шампанского.
- Одно мгновение, - радостно воскликнул юноша.
- Не торопитесь, - с нотками смеха продолжила Лопухина, - нести нужно не в руках, а на голове! Знаете, как на востоке кувшины носят? – Она подняла ладони над своей пышной прической, игриво взирая на нежданного ухажера. – И руками не держать! Сможете?
- Я попробую, - приуныв, произнес паренек.
- А мы проследим, чтоб не жульничал, - с ликованием подхватили, подошедшие во время их беседы, друзья застенчивого кавалергарда. И шумная троица убежала в дом.
Но едва Наташа повернулась, чтобы продолжить прогулку в прежнем направлении, как перед ней возникла фигура Нила Акинфова.
- Натальюшка, друг наш, на что-то вы нас оставили одних, без света ваших прекрасных глаз?
- Ах, оставьте, Нил Тимофеевич, вам всем и без моих прекрасных глаз было очень весело вести разговоры о невиданных корабельных орудиях, бьющих… на сколько, вы говорили, ярдов? – с наигранным возмущением ответила Лопухина.
- Помилуйте, сударыня, только и перемолвились парой словечек, и то все Пашка начал, - оправдываясь, пробасил Нил и развел руками.
- Хорошо, прощены, но только не приставайте ко мне больше с вашими упреками, - распахивая пушистые ресницы, отмахнулась Наталья и раскрыла веер. Ее синие глаза в белой ночи казались черными, и в этих черных омутах готов был сходу утонуть Нил Акинфов.
- Позвольте тогда, в знак прощения вашего, поцеловать вашу прелестную ручку, - и он наклонился, потянувшись за ее рукой, затянутой в голубую, шелковую перчатку.
Наташа грациозно отдернула руку. - Не много ли вы хотите, любезный Нил Тимофеевич? – Смеясь, хлопнула веером по его сложенным трубочкой губам. Она уже начала подумывать, как бы ей избавиться от надоевшего воздыхателя, как услышала позади себя громкий хохот и обернулась. Шагах в семи от нее стоял расстроенный кавалергард с опущенной головой. По его волосам, по аксельбанту, пенясь, стекало шампанское, у ног осколки разбитого бокала, а по сторонам довольно гогочущие сослуживцы. Всплеснув руками, искренне рассмеялась и Наталья. Видимо, ободренный ее смехом юноша поднял голову и сделал несколько шагов.
- Может, хоть в награду за мои мучения, вы все-таки подарите мне танец? Не умею я бокалы на голове носить.
- Нет, милый юноша, вот, когда научитесь, тогда и потанцуем, - но в благодарность за развлечение она легонько провела пальчиком по его гладкой щеке, и быстрыми шагами направилась к дому.
Едва войдя в залу, Наташа сразу окунулась в пьянящую атмосферу праздника, бала, танцев. Быстрее забилось сердце, и все в ней взметнулось и полетело в такт музыке вальса.
– Ах, какой праздник, какая пара! – воскликнула подошедшая женщина, пышная, цветущая, разрумянившаяся в танцах.
- Да, Марьюшка, чудесный вечер! – с легким вздохом ответила Наталья. Достала веер, обронив случайно платок. Поднеся близко к лицу роскошный аксессуар из страусиных перьев, искрящимися смехом глазами осматривала танцующих, выбирая партнера.
- Это Ваш платок, Натальюшка? – Галантно улыбаясь, высокий, чрезмерно сухощавый, но широкоплечий мужчина преклонных лет, протягивал ей шелковое воздушное облачко с вышитыми золотом и серебром вензелями «НЛ».
- Спасибо, Андрей Иваныч, - одарив мужчину благодарной улыбкой, Наталья тонкими пальчиками взяла платок.  Он выверенным движением опытного придворного склонился в легком поклоне, как того требовал этикет, и удалился.
- Страшный человек, - прошептала изменившаяся в лице Марья Наумова, - дьявол в образе состарившегося ангела! Если не знать, чем он занимается, то и в голову не придет.
- Ему раскрывают душу в приватной беседе даже те, кто прекрасно осведомлен о его должности – вот, что удивительно…, - ответила Наталья. – Но, к счастью,  мы его знаем только со светлой стороны. Так, к чему бояться?! Достаточно, просто помнить, кто он.
Лопухина веселым взглядом окинула вокруг.
Среди нескольких десятков кружащихся пар мелькало белое, воздушное платье невесты. Аня танцевала со своим мужем. Новоиспеченная графиня Бестужева была безупречна: прекрасная осанка дополнялась изящной легкостью, плавностью движений. Стороннему наблюдателю могло показаться, что она и вовсе не касалась в танце белого мрамора пола, а  парила в воздухе на широком кринолине. Михайло Бестужев представлял собой невыгодный контраст супруги, его движения были неловкими, грубоватыми. Он не отводил мальчишески влюбленного взора от жены. И это в его-то пятьдесят пять!
«Счастья тебе, Аннушка!» - улыбнулась Наташа и перевела взгляд на стоящих в кружке и живо беседующих солидных государственных мужей. Был с ними и Степан Васильевич. Он не проявлял такого бурного возбуждения как, к примеру, активно жестикулирующий граф Воронцов, лишь иногда вставлял пару слов и смеялся вместе со всеми. В отдалении стоял в одиночестве хмурый Алексей Петрович Бестужев.
- Разрешите вас пригласить?
Статный вельможа в расшитом драгоценными камнями камзоле протягивал ей согнутую в локте руку. Это был граф Петр Шувалов. Наташа кивнула и положила свою ладонь поверх его. Они прошли в гущу танцующих и понеслись в вихре вальса. Потом была кадриль, потом мазурка… . Пары отплясывали доупаду, не жалея ни туфлей, ни ног, обменивались партнерами. После очередной рокировки Наташа неожиданно оказалась в объятиях собственного мужа.
- Может быть, моя прелестная супруга осчастливит танцем и меня? – сдержанно улыбаясь, Степан задал вопрос, по сути, риторический. Ведь они уже танцевали. Наташа, лучезарно улыбнувшись, склонила голову.
- С радостью, мой дражайший супруг!
Она смотрела с нежностью в его добрые, смеющиеся, карие глаза, и человек несведущий мог бы подумать, что они идеальная пара.
Объявили перерыв. Гости вернулись в столовую залу и начали занимать свои места. Наташа подошла к Бестужевой.
- Ты счастлива? Я так рада за тебя!
- Спасибо, милая. Мишенька так внимателен и нежен ко мне. Да, я счастлива! А ты не скучаешь ли у меня в гостях? – воскликнула Аня, обмахиваясь веером, лицо ее было розовым после танца, глаза блестели.
- Что ты, все просто чудесно. А поскучать и при желании не дадут, - Наташа прыснула, прикрывая лицо веером, и вкратце рассказала Ане анекдот, случившийся с наивным кавалергардом.
- Зачем же ты так осадила мальчика, Наташа, - смеясь, сказала Аня. – Он собой славный?
- Вполне!
- Так и потанцевала бы с ними, кто знает, может, завязался бы роман, – непонятно в шутку или всерьез произнесла Бестужева.
Лицо Лопухиной стало серьезным:
- Нет, ты ведь знаешь, я храню верность.
- Кому, Степану или…, - начала было Аня, но осеклась и раскаянно-извиняющимися глазами посмотрела на подругу. Но Наталья Федоровна не была склонна грустить в этот вечер.
- И одному, и другому, - рассмеявшись, ответила она.
Анна Гавриловна облегченно вздохнула.
- А если серьезно, Наташ, я все никак в толк не возьму, чем тебя Степан всегда не устраивал: недурен собой, душою, по всему видно, чист, и стоит тебе посмотреть на него поласковее, так и дышать в твою сторону боится.
- Честно? Я и сама не знаю ответа на этот вопрос. Ладно, пойду к нему. – Наташа, подхватив юбки, поспешила к своему месту за столом рядом с мужем.
- Вот и я! – весело сообщила она, усаживаясь на стул, пододвигаемый вовремя подскочившим лакеем.
- У тебя хорошее настроение?
- Ее Величество Императрица Всея Великия, и Малыя, и Белыя Руси, Елизавета Петровна! – провозгласил, стоя на вытяжку у распахнутых высоких дверей, дворецкий.
- Уже нет, - нахмурив брови, тихо ответила Наташа, прикладывая к не касавшимся еды губам салфетку.
Все повскакивали и склонились перед вошедшей царицей. Поджав губы, присела в глубоком реверансе и Наталья Лопухина.
Елизавета величественно прошла по зале. Высока, немного полновата, но с великолепной статью. Непудренные, огненнорыжие волосы высоко взбиты в затейливую прическу, шлейф розового платья струится по мраморному полу.
- Прости, Михайла Петрович, за опоздание! Надеюсь, не прогонишь?! – с веселым задором воскликнула императрица.
- Безмерно, безмерно счастлив и польщен Вашим присутствием на нашем скромном празднестве, Ваше Величество! – приложив руку к сердцу, заверил Михаил Бестужев.
- Так, с женитьбой вас, Михаил да Анна! Мира и достатка вашему дому, а вам любви и согласия! … Примите в дар деревню под Москвой на двести душ! … За здоровье молодых! – Она высоко подняла поднесенный ей бокал с игристым вином и обернулась к гостям, призывая последовать своему примеру. Осушила бокал до дна и с маху разбила об пол. - На счастье! Что встали, как статуи? Веселиться всем! И зала вновь наполнилась оживленным гулом голосов, звоном бокалов и цоканьем вилок и ножей о фарфоровые тарелки.
Вдруг всеобщее внимание привлекла стайка мальчишек лет десяти-двенадцати, неожиданно влетевшая в залу. Было похоже, что среди них назревает драка. Жгучий, черноглазый брюнетик с воинственным пылом налетал на длинного, но щуплого парня, который, округлив глаза, отступал от него, прикрываясь руками.
- Отвечай за свои слова! – кричал брюнет.
- Какие слова? Отойди от меня, - озираясь по сторонам в надежде на помощь взрослых, вопил щуплый.
- Брось, Юсупов, кулаками правды не докажешь, - встал между ними крепкосложенный, кареглазый шатен, стараясь отодвинуть требующего сатисфакции брюнета на расстояние своих вытянутых рук.
- Но он лгун и трус, - горячился Юсупов, - мы более русские и более верны России, чем их род!
- Об этом достаточно говорят славные дела твоих предков, а твои кулаки тут ни к чему, - продолжал увещевать рассудительный шатен.
- Почему, дети до сих пор здесь? – обратилась к мужу Лопухина. – Распорядись, пожалуйста, пусть няньки везут их домой – им давно пора спать, а не баталии здесь устраивать.
Степан, и без того уже встающий из-за стола, направился к разгоряченной детворе, одновременно с еще несколькими родителями, спешащими предотвратить мордобитие.
- Абрам, вам пора домой. Где сестры? – спросил он, обращаясь к мальчику-шатену.
- Они в детской. Но, батюшка, ведь все остальные еще здесь.
- Их тоже сейчас отправят по домам, мы просто увлеклись праздником и забыли о вас, - с улыбкой возразил Степан Васильевич.
- Поразительно! До чего же сын может быть похож на отца: и внешностью и повадками! – воскликнула, остановившись рядом с ними, пожилая графиня Воронцова.
- Да, - неуверенно улыбнувшись, отозвался Лопухин-старший и пристально посмотрел в лицо сына. «А он, и правда, удивительным образом похож на меня», - думал Степан по пути в детскую залу и отдавая распоряжения нянькам.
С рождением Авраама у него были связаны одни из самых неприятных воспоминаний. Сын родился в 1732 году, но с лета 1731 года и до самого рождества Степан Васильевич был в Лондоне, и когда в начале августа Наталья родила, на сердце ее мужа с новой силой разболелась застарелая рана. Устав от бесконечных поздравлений и справлений о самочувствии супруги, он в один момент, в конце-концов, не сдержался.
- Для чего вы меня об этом спрашиваете? Спросите графа Левенвольде, это его дело, он знает об этом лучше меня. – Говорил он по-английски изумленной леди Рондо, известной в Петербурге врачевательнице женских недугов. А заметив ее крайнее смущение, с горькой усмешкой добавил, - что за беда! Всем известна связь моей жены с этим человеком, и сущая правда.
Пораженная англичанка слушала его и никак не могла найти, что сказать. Степан объяснил, придавая своему голосу как можно больше бодрости. – Петр Великий приказал мне жениться, можно ли было его ослушаться? Я тогда же знал, что невеста меня ненавидит, и, с своей стороны, ее не любил и не люблю, хотя все справедливо считают ее красавицей. Я не могу ее любить, не могу и ненавидеть… и не из чего мне беспокоиться. Пусть наслаждается любовью человека, которого сама любит, и по-прежнему ведет себя с тем благоприличием, которого только можно ждать в подобном случае.
Когда же через два месяца после родов, он все-таки посетил жену, то на ее вопрос, - отчего так долго не ехал посмотреть на сына? Он, плохо сдерживая вскипающее раздражение, ответил:
- Я признаю ребенка, Наталья! Я не возражаю, чтобы он носил мою фамилию! Так зачем же сейчас, когда мы только вдвоем, ты говоришь со мной так, как будто он мой?
В ответ жена его запальчиво вздернула подбородок и, промолвив, - как Вам будет угодно, сударь! - стремительно вышла в другую комнату. Позже она велела заложить карету и, ничего не объясняя, уехала…, в сумерках, чтобы у мужа не возникал вопрос о том, куда направилась его супруга.
Но мальчик, вопреки всему, чем старше становился, тем больше поражал всех своим сходством со Степаном Васильевичем. «Могло ли случиться так, что Абрамушка родился раньше срока?» - часто думал впоследствии Степан. С такими же мыслями он вернулся к жене и в тот вечер на свадьбе Анны Гавриловны и Михаила Петровича.
Наташа, не отрывая взгляда от тарелки, нервно перемешивала серебряной вилкой компоненты салата. Она все еще расстраивалась. Степан мягко накрыл ее руку своей.
- Пойдем в сад.
Наталья подняла наполненный слезами взгляд.
- Пойдем.
Они вышли на крыльцо дома. Степан поднял глаза к синеющему своду.
- Наташ, посмотри, какое чудное сегодня небо, - вздохнув, произнес он и настороженно покосился на жену.
- Правда, что каждая кучка звезд особо называется и всегда в ней звезды друг к дружке одинаково расставлены? – Наталья разглядывала звездную россыпь.
- Это истинная правда, - с улыбкой ответил Степан, - группы звезд – созвездия сохраняют постоянные очертания, по которым их всегда можно узнать, а называются они именами героев греческих мифов или зверей, птиц. Вот взгляни, - он обнял ее за плечи и, прижавшись щекой к ее виску, вытянул руку, указывая на яркое и крупное созвездие, - видишь те яркие семь звезд? Это Большая Медведица.
- Медведица? А, по-моему, больше похожа на чарку старинную …
- Ручка чарки – это ее хвост, - полушепотом с оттенком секретности и загадочности пояснил Степан, - впереди и снизу в это созвездие входят еще несколько звезд, они обрисовывают голову и ноги Медведицы, но яркая именно эта часть из семи звезд. – Он посмотрел на супругу. Ее глаза глядели лукаво.
- Теперь я знаю, какая часть Большой Медведицы особенно яркая, - они тщетно попытались сдержать смех.
- И ты знаешь все-все созвездия? – Наташа спустилась по ступенькам и медленно двинулась вглубь сада.
- Нет, только самые заметные и важные, - ответил Лопухин, двинувшись за ней.
- Важные для кого? – обернувшись к нему, но продолжая идти спиной вперед, спросила Наталья.
- Для мореплавателей.
- Они для вас вроде карты?
- В некотором роде: по ним можно определять стороны света, время года и дня…, то есть ночи.
- Научи меня.
- Охотно. Выйдем на лужайку, - взяв за руку, он увлек ее к тому месту, где деревья далеко отстояли друг от друга и не закрывали кронами небо. – Видишь Большую Медведицу? А теперь поднимай глаза медленно кверху – видишь чарочку поменьше?
- Да.
- Это Малая Медведица. Крайняя звезда в ее хвосте, самая яркая – Полярная. Ее так назвали, потому что она указывает направление на Северный полюс.
- Так, значит, если смотреть на эту звезду, то за спиной будет  Юг, - сосредоточенно глядя в небо, рассуждала Лопухина, покачивая поднятым указательным пальцем каждый раз, когда называла сторону света, - слева Запад, а справа Восток! – торжествующе подытожила она.
- Умница!
- Теперь мне можно отправляться в плаванье? – Наташа кокетливо улыбалась.
- Я бы взял тебя с собой в плаванье, - прошептал Степан и порывисто привлек к себе за талию. И она ответила на его порыв, прижавшись к нему всем телом, обвив его шею руками. Их губы слились в долгом, страстном поцелуе.

*   *   *

Тем временем в бальной зале счастливый Михайло Петрович подошел к брату.
- Что хмурной, Алешка?! – сказал он слегка заплетающимся языком. – Али не рад моему счастью?
- Как бы твое счастье всех нас не сгубило, - мрачно ответил Алексей Петрович, - нашел время жениться на Головкиной.
- Да брось, дело давнее, да и какое отношение Аннушка имеет к проступкам своего брата. А отец ее, между прочим, был верным слугой государя нашего Петра Алексеевича.
- Вот заслуги Гаврилы Иваныча, и в самом деле, в далеком прошлом, - раздражаясь, ответил вице-канцлер, - зато козни воронья Лестокова в самом, что ни на есть, настоящем. Вон кружат, выискивают, с какой бы стороны подобраться, чтоб голову мне отклевать. – Кивнул он в сторону лейб-медика, живо беседующего с князем Трубецким, его зятем Гессен-Гомбургским и французским послом д’Аллионом (не пригласить их, при всей их враждебности, Бестужев никак не мог – Лесток входил в ближайшее окружение императрицы). - А мой братец им на блюдечке: вот, пожалуйста, - сестра ссыльного обер-гофмаршала ныне наша ближайшая родственница.
- Прекрати, Алешка. Злой ты. Ее величество сама и то не вспоминает Ане ее родственников, свадьбу нашу почтила своим присутствием, вон веселится от души, – посмотрел Михаил Бестужев на увлеченно исполняющую менуэт Елизавету. – А ты праздник мне испортить хочешь, - с укоризной завершил он.
- Да иди, празднуй, я к тебе с разговорами не лез. – Махнул на него рукой младший брат, отворачиваясь. И Михаил, хмыкнув, отправился беседовать с более приятными гостями.
А, между тем, беспокойство Алексея Бестужева не было безосновательным. Его длинный нос имел способность чуять опасность за версту. И сейчас это чутье подсказывало, что противник затаился в засаде и ждет своего часа, как паук в паутине, только прикоснись ненароком к его сетям, и он тут как тут полон смертельного яда.
Разговор в противном лагере, тоже не был безмятежным, несмотря на кажущуюся со стороны вальяжность.
- Отчего медлит с возвращением маркиз Шетарди, его присутствие важно для будущего отношений наших стран, - обратился Лесток к д’Аллиону.
Французский посланник неприязненно скривился.
- Но ведь цель, по которой он отъехал во Францию, не достигнута. Враждебные нам министры и поныне у власти. А не вы ли, любезный Герман Иванович, обещали, что едва маркиз уедет, как Ее Величество согласится избавиться от них ради его возвращения.
- И она страстно желает его возвращения, но не все так просто. Кстати, со своей стороны, маркиз не сдержал своего обещания помочь Елизавете отправить старшего посланником в Саксонию. Всего то и требовалось, добиться ходатайства Дрездена о том, чтоб послом к ним был направлен именно этот человек, но вы и этого не могли сделать, – парировал хирург. – Ну, ничего, - тут же продолжил он примирительно, - рано или поздно наше общее дело будет выполнено. Интересы Франции близки сердцу государыни и не будут забыты в России.
- Однако, в последнее время, все свидетельствует об обратном, - не унимался француз, - Россия заключила пренеприятнейший для Франции военный союз с Англией, не прекращаются переговоры с враждебной нам Пруссией…
При этих словах соотечественника Лесток внимательно посмотрел в его лицо: «уж не прознали ли французы, что Англии не добиться бы так легко того союза, если б его самого не прельстило в тот момент английское золото». Но, похоже, нет. Д’Аллион не делал, ни выводов, ни многозначительных пауз, он просто перечислял обидные для его страны и мешавшие его собственной карьере факты.
- Это все их происки… Канальи, – прошипел Никита Юрьевич. – Но только мы до них доберемся… . – Генерал-прокурор Трубецкой покосился через плечо. Был он среднего роста, довольно широкий, но вся его фигура выглядела какой-то ссохшейся, на щеках пролегали глубокие морщины, кожа отдавала желтизной, на голенях через гольфы отчетливо проступали варикозные узлы.
- Мое правительство хотело бы знать точнее, когда это произойдет, и как вы планируете осуществить сие, - не унимался д’Аллион.
- В этом положитесь на нас, - насмешливо поглядев в глаза посла, Лесток похлопал его по плечу, а, отвернувшись, добавил тихо, - найдется способ.

*   *   *

Наташа уткнулась лицом в плечо мужа и неслышно засмеялась.
- Ты сумасшедший, - произнесла она, подняв на него светящиеся глаза, и принялась поправлять выбившиеся из прически локоны. Ничего не отвечая, Степан погладил ее по щеке, виску, прикоснулся губами к светлым волосам.
С ветвей старого дуба, чей мощный ствол, в два обхвата, поднимал свою крону высоко в небо, взлетела и спланировала совсем близко, тихо шурша крыльями, сова, и исчезла. Лопухины невольно проследили взглядом ее полет.
- Пошли танцевать, - неожиданно предложила Наташа и, не дожидаясь ответа, потянула Степана за руку. Он не противился. Почти бегом они вернулись к дому, не заметив по дороге удивленно радостных глаз дочери, которая на минуту даже перестала слушать Николеньку, наблюдая за родителями.
В бальной зале Наташа отыскала взглядом Елизавету и, гордо подняв голову, с требовательным ожиданием посмотрела на мужа. Он протянул ей руку, и они отдались волнам вальса. Когда закончился танец, у Степана зашел разговор с Алексеем Разумовским, а Наталья с первыми звуками музыки вновь улетела с тут же подоспевшим воздыхателем.
- Со дня на день в Або подпишут мирный договор со Швецией. По такому случаю у меня намечается маленькая мужская пирушка. Приходи – пропустим по паре стаканчиков венгерского. – Несмотря на то, что уже давно Алексей не пел в хоре, голос его был густым, бархатным.
- Да, славно мы задали шведам, теперь бы только переговорщики не сплоховали. Как думаешь, Алексей Григорьевич, не подведут?
- Должно статься, что не подведут. – Пожал богатырскими плечами Разумовский. – От них-то и требуется: только твердо стоять на своем, шведам-то крыть нечем… Кстати, ты сегодня еще не играл?
- Нет. Сам знаешь: к картам я равнодушен.
- Да, и мне они не интересны, однако ж по этикету положено, – засмеялся, топорща черные, как смола, усы могущественный фаворит, - так что, хочешь не хочешь, а к столу садись.
- И ты, по обыкновению, сделаешь вид, что не замечаешь, как другие мошенничают напропалую, – усмехнулся Степан.
- А, пусть берут. – Махнул рукой Разумовский. – Степа, веришь – мне и десятой доли того, что у меня сейчас есть, ни к чему! Чтоб я из-за карточных мошенников суетился, – все тем же жизнерадостным голосом добавил Алексей Григорьевич.
Степан, рассеянно обводя глазами помещение, нашел среди танцующих жену, и неумышленно взгляд его зацепился за нее, сопровождая движение. Заметив это, Разумовский спросил:
- У тебя с Натальей перемирие?
- А войны у нас с ней и не было. - Покачал головой Лопухин, поворачиваясь к собеседнику.
- Степа, - тихо сказал Разумовский, подшагивая ближе, - ты бы поговорил с Натальей – Ее Величество очень ею недовольна: не более часа назад говорила, что обязанности свои при дворе забыла. Я тебе как другу говорю, лучше ей смириться и ходить ко двору, как прежде, а не то Лиза лишит ее звания статс-дамы и больше к себе не допустит.
- Просто сказать, поговори. Поговорю, если она меня слушать станет. Если уж, что в эту прелестную головку влетело, то переубеждать ее – напрасное мучение: упрется точно бык, - с досадой, но без злости ответил Степан.
- Да, все они такие! – Раскатисто захохотал фаворит. - Пошли играть. – И, хлопнув Лопухина по плечу, направился туда, где за столами накрытыми зеленым сукном уже кипели страсти азарта. По дороге Алексей Григорьевич подцепил под руку и вице-канцлера Бестужева. – А ну-ка, живо за стол и глядеть веселее! На свадьбе брата нельзя быть таким кислым, Алешка. Перепил уже что ли? Или не допил еще?! Так, это беда поправимая … - громко смеясь, он потащил криво улыбающегося Алексея Петровича за собой.
Они подошли к столу, за которым играла императрица. Веселая, подвижная, заводная, она играла с воодушевлением, часто смеялась, и розовые губы приоткрывали ровные жемчужины зубов. Бирюзовые глаза ее искрились, рыжие волосы, выбившиеся из прически, от выступившей испарины закручивались в крутые локоны, обрамляя молочно белое, с нежным румянцем лицо. Но рядом с красавицей-императрицей свободных мест не было, и, обойдя вниманием компанию молодых людей, среди которых были и двое сыновей Лопухиных: Иван и Степан Степановичи, - Разумовский увлек Лопухина и Бестужева к другому, за которым сидели Лесток, Никита Юрьевич Трубецкой и Василий Долгорукий, недавно вернувшийся, по милости императрицы, из Соловков.
Разлили вино, раздали карты, но мысли об игре никому на ум не шли, разве что, кроме фельдмаршала Долгорукого.
- Что это, Алексей Петрович молчит? Расскажите нам, как идут Ваши дела, – скрипящим голосом попытался завязать разговор Трубецкой.
- Молчу, потому что не хочу никого расстраивать, - с язвительной улыбкой отозвался вице-канцлер.
- Настолько плохо? - с преувеличенным участием спросил Никита Юрьевич.
- Ну, это с чьей стороны посмотреть! – отозвался Бестужев, кидая на стол трех тузов и сгребая банк.
- Ну и везет же тебе, Лексей Петрович! – воскликнул Долгорукий.
- Хорошо, когда человеку везет, да он и не мошенник, – со сквозящей в голосе недоброжелательностью продолжил Трубецкой.
- А у нас мошенников нет, никто никого за руку не ловил, – пробасил Разумовский, тасуя колоду. – Разве на ком шапка горит? – со смехом добавил он.
- Генерал-прокурору положено быть подозрительным, - елейным голосом включился в разговор Лесток.
- В этом тоже меру знать надобно! – зажигался воинственным пылом подвыпивший Алексей Григорьевич. – А то, вот я сейчас из него самого все припрятанные карты повытряхиваю!
- Ох, и мастер же ты, Никита Юрьевич, влипать в неприятные истории! – неожиданно захохотал Долгорукий. – Степа, помнишь, как ты его у Ваньки отнял? – обратился он к не участвующему в перепалке Лопухину. – А не то б, летать ему, аки соколу!
- Полно, Вася, дело прошлое, – отозвался Степан.
- Нет-нет, расскажи-ка, что то за история, – возразил Разумовский все тем же густым басом, в упор глядя на перекашивающееся лицо прокурора.
- Да, в бытность еще государя Петра II, как-то задумал Ваня выбросить нашего генерала из окошка… .
- Какой Ваня?
- Наш – Долгорукий, – ответил фельдмаршал, и тень прошла по его лицу – он вздохнул, но потом встряхнулся и продолжил. – Так вот, задумал он его выбросить из окошка собственного же его дома и почти уже было осуществил сие: тащил его, как щененка, за шкирку, но Степка остановил…, отнял … - хохотал Василий.
- Ай, да Степа! Ай, да Ванька! – подхватил Алексей Григорьевич, хлопая себя по колену. В зале все оглянулись на раздающийся от их стола дружный гогот, в котором слышалось и хихиканье Никиты Юрьевича.
- Вот видишь, Никита Юрьевич, всякая ситуация по-разному выглядит, ежели на нее с разных сторон поглядеть, - вежливо улыбаясь, многозначительно заметил Бестужев.
- Я это запомню, Алексей Петрович, - ощерив желтые зубы, ответил генерал-прокурор.
- Полно браниться, судари, давайте продолжим игру, - широко улыбаясь, остановил их разговор Лесток.

*   *   *

Коротки белые петербуржские ночи. Когда гости начали покидать гостеприимный дом Бестужевых, уже ярко светило алое утреннее солнце. Оно заглядывало в неплотно зашторенные лиловым бархатом окна кареты Лопухиных, которая, мягко раскачиваясь на рессорах, запряженная четверкой белых лошадей, катила по булыжной мостовой. Их старшие дети разъехались в открытых экипажах. Наташа, положив голову на плечо Степана, спала. Протанцевав без устали всю ночь, сейчас она выглядела усталой и довольной. Степан долго, задумчиво смотрел на жену. Ему не было видно ее лица, только светлые, немного растрепавшиеся волосы, краешек щеки, длинные коричневые ресницы и кончик чуть курносого носа. Вздохнув, он погладил ее по волосам и, откинув голову на высокую спинку сиденья, закрыл глаза.

*   *   *

Проснувшись дома, Степан Васильевич понял, что уже далеко за полдень, а погода переменилась: за окнами шел дождь. Капли струйками стекали по стеклам. Он повернулся к Наталье. Она еще спала, закинув одну руку за голову, волосы разметались по подушке. Но, как будто почувствовав его взгляд, разомкнула веки.
- А сколько время? – Она сладко потянулась. – Дети дома?
- Хочешь, я велю принести что-нибудь поесть? – улыбаясь, спросил Степан. - А заодно и узнаем, все ли у нас дома?
- Поесть хочу, - сказала Наталья, усаживаясь и подтягивая к груди колени, обхватила их руками, - а, что у меня все дома, я и сама знаю, - добавила она смеясь.
- Ты в этом совершенно уверена? – спросил Степан, прищуриваясь.
- Ты собирался распорядиться о завтраке! – распахивая глаза и изображая возмущение, воскликнула Наташа и легонько толкнула его в плечо.
Он поднялся с кровати, накинул махровый халат и дернул шнурок колокольчика. Наташа исподтишка его разглядывала. Его тело все еще было подтянутым, мускулистым. «В самом деле, почему?» - думала Наталья.
Вошла горничная.
- Принеси нам кофе и пирожное.
- И фрукты, – добавила Наталья.
- Сию минуту.
- Да, Агаша, а молодые господа дома?
- Степан Степанович и Анастасия Степановна пришли, а Иван Степанович не заходили.
- Ступай.
- Ваня, наверное, поехал к себе на квартиру, - полувопросительно сказала Наталья.
- Или с дружками по кабакам… . Меня беспокоит, что он в последнее время слишком уж сдружился с Бахусом, – ответил Степан Васильевич.
- Меня это тоже волнует, но что остается молодому человеку, когда все в жизни разлаживается в одночасье, уже два года  не разберутся, к какому полку его приписать…. Ах, если бы нынче осталось прежнее правление, все было бы иначе, – с досадой качая головой, воскликнула Наталья Федоровна.
- Наташа, но все случилось так, как случилось, и нам нужно научиться жить в новых обстоятельствах, - осторожно возразил Степан и, заметив в глазах супруги влажный блеск, поспешил ее утешить. – Все будет хорошо, я, в конце концов, сам похлопочу о Ване, найдем ему место не хуже прежнего. А что до нас с тобой: поедем в Москву, там тихо, спокойно, отдохнем от всей этой суеты…. А когда все забудется, уляжется, вновь приедем в Петербург, вернешься  ко двору….
- Ко двору я не вернусь, - отрезала Наталья, отворачиваясь. – Если только какие перемены будут….
- Но нельзя же, жить только в ожидании перемен: они вряд ли будут, а если будут – хорошо, нет – тоже жизнь не прекращается. Не хочешь возвращаться ко двору, тем более: уедем отсюда, Натальюшка. К чему нам находиться здесь, среди этой грызни. Вчера за картами Трубецкой чуть в горло Бестужеву не вцепился. Пусть они здесь делят власть, нам это незачем. Москва старая, приветливая, нам там будет лучше.
- И что я буду делать в этой Москве? С тобой на рыбалку ходить? Ты поезжай, Степа. Я, может быть, позже тоже приеду, а пока здесь мне хоть пообщаться есть с кем, - ответила Наташа, глотая слезы и кусая губы.
Горничная принесла поднос с бисквитным пирожным, маленьким фарфоровым с позолотой кофейничком, кофейными чашечками с блюдцами и такой же вазой полной яблок, груш и винограда. Переступив порог хозяйской спальни, она застыла в нерешимости, удивленная такой резкой перемене в настроении господ. Степан взял у нее поднос и кивнул на дверь, за которой она неслышно скрылась. Обойдя вокруг широкой кровати, он поставил поднос на маленькую прикроватную тумбу, сам разлил густой ароматный напиток в чашки.
- Помнишь, мы с тобой говорили, что хорошо бы было прогуляться верхом по берегу Невы? Как закончится дождь, мы могли бы это сделать сегодня.
- Не знаю. Я не уверена, что хочу сегодня выходить, - сдвигая брови, сказала Наталья.
- Брось, Наташа. В сторону дурные мысли! Ты же любишь ездить верхом, развеешься, и все покажется в другом свете.
То ли бодрый тон мужа подействовал на Наталью, то ли начало проявляться бодрящее действие кофе, но, помолчав, она, хоть и без особого восторга, все-таки согласилась на прогулку, которой, тем не менее, не суждено было состояться.
Когда супруги уже были одеты и готовы к выходу, явился курьер от Бестужевых.
- Нас приглашают на банкет в узком кругу в семь часов сего дня, - улыбнувшись, сказала Наталья Федоровна и протянула мужу записку, написанную почерком подруги.
- Что ж, отказать было бы невежливо, - кивнул Степан, - но нам следует поторопиться: до назначенного времени осталось полтора часа.
Потратив час на переодевание и переделывание прически Натальи Федоровны на более подходящую к такому случаю, супруги выехали. Вместе с ними изъявил желание съездить в гости и их старший сын, вернувшийся с гуляний. Ваня предпочел ехать верхом, тогда как родители сели в открытый экипаж: после дождя воздух был особенно свежим и душистым, и никому не захотелось лишать себя удовольствия насладиться им, воспользовавшись каретой.
- С чего это Ваня, так страстно захотел ехать с нами? – Степан Васильевич с интересом наблюдал за гарцующим впереди сыном.
- По-моему, он не равнодушен к Настасье, - тихим голосом, но с явным оживлением ответила Наталья Федоровна, - вчера чуть не весь вечер ее обхаживал.
- Если так, нелегко придется Ванюше: девица-то гордая, самолюбивая, и воздыхателей у нее, поди, довольно, – усмехнулся Лопухин-отец и с сочувствием посмотрел на сына.
- Что тут удивительного: барышня она видная, да наш сын тоже недурен, - с озорным задором возразила Наталья Федоровна, покачивая головой, и серьги в ее ушах сверкнули в лучах проглядывающего сквозь облака солнца. – Если бы у них все сладилось, вот было бы славно! Они бы были самой прелестной парой во всем Петербурге! – полушепотом возликовала Лопухина.
- И наша сердечная подруга стала бы нам сватьей! – тем же тоном продолжил Степан и рассмеялся, весело глядя на жену.
Наташа выпрямила спину и передернула плечами.
- Да, а я и не скрываю, что мне нравится эта возможность! Что в том плохого?
- Ничего плохого, не злись, - добродушно ответил Степан и взял ее за руку. Наталья было нахмурилась, но затем хихикнула и стала смотреть в сторону, чтоб не сдаваться сразу.
В доме Бестужевых их встречала только Анна Гавриловна.
- Мишеньке пришлось по делам срочно ехать в Москву, а я, чтобы не скучать в одиночестве, решила собрать друзей, - объяснила она опоздавшим-таки Лопухиным, целуя Наталью в щеку.
В малой гостиной дома Бестужевых уже было довольно людно. На маленьком, мягком диванчике, обитом розовой с золотом парчой, обнявшись сидели высокий, худощавый молодой человек в длинном напудренном парике и маленькая, полненькая, смешливая женщина. Напротив них разместились на софе красавица Анастасия: опершись на мягкий подлокотник, она, склонив голову на свой кулачок, со снисходительной улыбкой слушала щебетанье пухленькой хохотушки, а слева от нее откинулась на спинку молодая женщина с грубоватыми чертами лица и серьезным взглядом. Наконец, в одном из мягких кресел вольготно раскинулся еще один мужчина средних лет со щегольскими усами и озорным блеском в глазах.
Ваня, играя румянцем на щеках, схватил стоящий у стены стул с мягким сиденьем и примостился на его край рядом с Настасьей. Степан Васильевич, насмешливо посмотрев на сына, сел в одно из пустующих кресел, а Наталья Федоровна с легким вздохом изящно опустилась на софу рядом с задумчивой сероглазой падчерицей Анны Гавриловны. Завязалась светская беседа ни о чем: дамы охали, вздыхали, мужчины делали им комплементы – в особенности, хозяйке дома.
- Как ты себя чувствуешь в новой роли, Аннушка? – обратилась к ней Лопухина.
Анна Гавриловна со счастливым выражением подняла глаза и слегка развела руками, обратив ладони кверху.
- Чудесно! Правду сказать, я не вполне успела освоиться в новом доме, но, так как со мной сюда переехали и моя камеристка, и мой повар, и еще некоторые челядинцы, эта задача оказывается не такой уж сложной.
- Ах, я так рада за тебя, Аннушка! – прижимая к груди сложенные, как в молитве пухленькие ладошки, воскликнула маленькая гостья, и глаза ее наполнились слезами.
- Спасибо, Софьюшка, всегда приятно разделить радость с друзьями, – благодарно кивнула Бестужева.
- В наше время это такая редкая удача – найти счастье в любви, в семье, - воодушевленно щебетала Софья, и голос ее звучал колокольчиком, - нам с Карлом тоже повезло в этом. Правда, милый? – Обернулась она к сидевшему рядом мужчине и, не дождавшись его ответа, продолжила. - Нынче много браков заключаются без настоящих чувств, по расчету, а как потом жить с чужим человеком, представить себе нельзя… . А еще многие родители предпочитают находить партию своим детям, не спрашивая их желания…- Софья говорила очень быстро и эмоционально, вздыхая и подкатывая глаза. Вставить слово, не перебив, не представлялось возможным.
Иван отвлекся от ее болтовни и наклонился к Анастасии.
- Анастасия Павловна, не сочтете ли за дерзость, коли я позволю себе выразить Вам мое непременное восхищение Вашей красотой.
- Не сочту, так и быть, - ответила Настя с усмешкой, не оборачиваясь к своему воздыхателю, - однако это я от Вас, любезный Иван Степанович, уж в десятый раз слышу. Неужто, других слов не знаете и тем для разговоров не имеете?
- Отчего же, - смущаясь и краснея, возразил Иван, - вот, к примеру: не изволите ли нынче совершить прогулку с Вашим покорным слугой?
- Иван Степанович, Вы, право, как маленький, - ответила Настасья тем назидательным тоном, каким и впрямь наставляют детей. - Вы разве не заметили, что у нас в доме гости? Как же мне можно их оставить?
Иван, совсем смешавшись, начал было быстро и несвязно оправдываться перед несговорчивой красавицей, но она расхохоталась.
- Полно! Верно, Вам лучше сейчас помолчать.
Анна Гавриловна тоже перестала слушать Софью и озабоченно наблюдала за тем, как при ее словах: - … вот я бы своему ребенку никогда не стала бы никого навязывать…, вдруг его счастье в другом человеке …, - изменилась в лице Наталья и, глядя на нее, ее муж. Чувствуя нарастающее напряжение, Анна судорожно искала способ сменить тему разговора. Раньше это сделала Лопухина.
- Аня, а что – получается вызволить Мишу из ссылки?
- Алексей говорит, что пока еще не было возможности похлопотать об этом, необходимо выждать удобный момент, - грустно улыбнулась Анна, - но я продолжаю надеяться.
- Где там найти возможность, - заявил Иван, обретая почву под ногами, - когда при нынешних правителях ни одно дело не делается. Вот, что бывает, когда к власти приходят разные проходимцы. Захватить власть-то им-канальям удалось, а вот воспользоваться ею толком не умеют.
- Довольно, Ваня, - пресекла его мать, - такие слова опасны.
- Я полагаю, что в данном благородном обществе, я могу быть совершенно откровенным, - вскинул голову Иван.
- Так-то оно так, Иванушка, - мягко возразила Бестужева, - однако, если взять такие речи в привычку, то, может статься, и сам не заметишь, как наговоришь лишнего и там, где нельзя.
- Помилуйте, я – не дитя! И притом все, сказанное мной, – правда, а не оговор какой.
- В данном случае не имеет значения, правдивы твои слова или нет, ими ты можешь накликать на себя беду, - вмешался Степан Васильевич.
- Слушай, что говорит тебе отец, Ваня, - резко сказала Наталья Федоровна, - все здесь знают, что сказанное тобою правда: Ея Величество любят в Царское село ездить, там чувствуют себя вольготно, - с нескрываемым раздражением продолжала она, - а дел никаких не делают. Однако нам о том остается только молчать.
- Что ж получается, принцесса Анна пропала и нас погубила, - скорбно воскликнула Софья.
- Но еще не все потеряно, - снова вспрянул молодой Лопухин, - должны же быть перемены, на которые намекал маркиз Ботта перед отъездом.
- О каких переменах ты говоришь? – Заинтересовался князь Гагарин, погладив пальцем щегольский ус.
- Я думаю, он готовит в России переворот.
- Это твои домыслы, - прервал его отец, без энтузиазма включаясь в разговор, - не слушай его, Сережа. Де Ботта перед отъездом говорил только о том, что караул в Риге с принцессой дурно обращается, и он собирается похлопотать об облегчении ее участи.
- Но верно же, он имел в виду восстановление в законных правах Брауншвейгской фамилии, - не унимался Иван, мельком поглядывая на Ягужинскую.
- Даже если б он то и задумал, где де Ботте это сделать! – с сожалением возразила Наталья Федоровна.
- Истинно, бесполезная была бы затея, - Сергей Гагарин согласно кивнул.
- Так, что лучше бы Ботта в России беспокойств не делал, а старался бы только принцессу с сыном освободить и, чтобы отпустили их к деверю. – Заключил Степан Васильевич
- Дай то Бог, - вздохнула Бестужева.
- Но ведь Елизавета обещала отпустить маленького принца и его родителей. Отчего она этого не делает? – Глаза Софьи полнились влажным блеском.
- Да, затем, что занята только своими удовольствиями, а на других людей ей наплевать, - объяснила Лопухина, сделав неопределенный жест рукой, и нервно откинулась на спинку софы.
- Это на ее совести, Наташа, успокойся, - сказала Анна, пытаясь остудить пыл подруги.
- Да, Бог ей судья! – почти выкрикнула Наталья.
- А вот посмотрим, что вы скажете, когда выйдет так, как я говорю, - Иван никак не хотел отступать со своих позиций.
- Коли так сделается, то нам лучше, - согласился Карл Лилиенфельд тем тоном, которым обычно ставят точку в разговоре.
- Ох, Натальюшка, Ботта хоть и страшен, а иногда и увеселит! – с веселой улыбкой глядя на Лопухину, поддержала его Анна Гавриловна. – Давайте сменим тему.