Роман хроники Затомиса Книга 2 Астральный медальон

Александр Беляев




СПУТНИКИ ВЕЧНОСТИ


  Роман

(астральные хроники)


Книга 2



Астральный медальон

Москва



 ГЛАВА 1

 МАРКЕЛОВ

   Прошло пять лет. В памяти Андрея  стерлись недавние
события потусторонней реальности, потускнел образ девочки из сна, забылась внешность таинственной соседки и острота детских переживаний. Жизнь шла своим чередом, и повседневные заботы отодвинули все, что он пережил в Трускавце, куда-то на задворки памяти.
    Семья Даниловых недавно переехала на новую квартиру в центр города, неподалеку от храма Николая Чудотворца на улицу Большая Подьяческая - в тот самый район, который был известен как Петербург Достоевского, поскольку многие герои великого русского писателя жили и страдали где-то поблизости от дома Андрея.
    Как знать, не переберись сюда семья мальчика, возможно, и повествование наше складывалось бы совершенно по-другому. Район этот, особенно в пасмурную и туманную погоду, веял мрачной мистикой. Былое великолепие фасадов зданий органично сочеталось здесь с чудовищным обветшанием подворотен и мрачностью подъездов, где самым характерным запахом было сложное сочетание запахов мочи, котельной и дохлой кошки.
    А эта свинцовая, вспученная вода каналов, плывущий по ней мусор - в обрамлении удивительного чугунного литья набережных и сказочно изящных маленьких мостиков!
    Но все это было чисто внешним, тем, за что цепляется разум, постоянно нуждающийся в форме. Главное - это неповторимая энергетика, создающая настроение то гриновского Несбывшегося, то гофмановской потусторонности, то сырости и мрачности Достоевского.
    Если бы Андрей был мало-мальски сведущ в вопросах мистики, он сказал бы, что это место идеально подходит для занятий черной магией, а близость великолепной церкви ни в малой степени этому не мешает, поскольку она скорее создает атмосферу светской праздности, далекой от  монашеского смирения и благолепия.
    Школа, в которую перешел Андрей, располагалась в давно не ремонтированном особняке 19 века и примерной дисциплиной не отличалась. Первые месяцы ему, как и положено новенькому, не знавшему никого из местной шпаны и не отличавшемуся особой силой и решительностью, приходилось тяжело. До тех пор, пока у него не появились школьные друзья, и он случайно не принял участия  в групповой уличной драке, несколько поднявшей его рейтинг, жизнь Андрея складывалась безрадостно и была заполнена ощущением униженности, собственной ничтожности и страха быть избитым. А так как всякий человек, оказавшийся в атмосфере тяжелого психологического климата ищет выход из тупика, Андрей устремился в мир книг и фантазий.
    Большую часть времени после школы он сидел дома, читая, либо устремив взгляд в одну точку, пребывая в стране воображаемой действительности.
    Его положение еще больше усугублялось тем, что он недавно вступил в период отрочества, когда ломается голос и выступают прыщи на некогда чистом лице, а все более отчетливый зов пола окрашивает сознание в сладостные розово-голубоватые тона. К тому же и невозможность найти свой идеал в реальном мире превращало жизнь тонкого, чувствительного подростка в сущий ад.
    Неоднократно у Андрея возникали мысли о самоубийстве, он думал о том, как было бы хорошо одним разом прекратить весь этот кошмар, всю эту бессмысленную жизнь, полную жестокости и унижений, и кто знает, может, это и не будет концом, может, смерть это только дверь, открыв которую, оказываешься на пороге удивительного мира, полного света, смысла, любви и мудрости.
    Как знать, если бы не страх перед болью и неведомым, а также не пылкое воображение мальчика, с отвращением представлявшего свой искалеченный смердящий труп, может, он бы и наложил на себя руки или по крайней мере попытался это сделать. Но страх в нем был настолько силен, что приходилось мучиться, но жить дальше, все же надеясь на перемены к лучшему.
    Итак, Андрей проглатывал Грина, Эдгара По, Гофмана, Лема, Стругацких и все больше перемещал сознание в их фантастические миры, то пытаясь (к сожалению безрезультатно) порвать связь с видимой действительностью, то разыскивая отблеск этих миров в окружающей реальности. Шаг за шагом в своем воображении он проходил пути полюбившихся ему книжных героев, мысленно разыгрывал сцены из их приключений: битв, путешествий, любовных трагедий - да, именно трагедий, так как Андрей чувствовал, что только когда в любви есть Несбыточное, когда она недосказана, таинственна и прерывается на своем чувственном пике - только тогда  это настоящая любовь, с которой непонятным образом содружествуют миры его полузабытых снов, от которых остается прикосновение к чему-то прекрасному, но забывшемуся или безвозвратно утраченному.
    Именно поэтому знаменитые "Алые паруса", с их благополучным исходом, очень понравились но не оставили глубокого следа, но совершенно перевернул душу "Блистающий мир".
    А героини болезненно грезящего наяву Эдгара Алана По! Лигейя, Леонора, Береника, эти эфемерные то ли женщины, то ли призраки, возлюбленные мистиков, погруженных в опиумные видения! Таинственные девы, окруженные ореолом потустороннего, владеющие какими-то неведомыми знаниями, угасающие в рассвете красоты и оставляющие после своей гибели какую-то страшную тайну, смерть которых приводит к череде мистических ужасных событий. Надо ли говорить, в какое трепетно-жутковатое томление погружалась ранимая и чуткая душа мальчика, когда он страницу за страницей открывал для себя этот новый мир болезненно прекрасной реальности, то ли выдуманный, то ли подсмотренный в узкую щелку.
    Андрей начал тогда смутно осознавать, что завораживает его не столько повествование, со всеми писательскими приемами недосказанности, версификаций и аллитераций, сколько какая-то особая энергия, которая передается то ли от автора, то ли от его героев, даже если их никогда не было в реальной жизни.
    (Позднее он познакомился с теорией, что секрет силы по-настоящему талантливого произведения заключается в том, что его даже вымышленные герои имеют прообраз-душу в тонком мире, и души эти как бы притягиваются автором к земному плану, одухотворяя и оживляя повествование).
    Итак, мальчик мучался подростковыми настроениями, мечтал, грезил, но и здесь не находил спасительной отдушины, так как выдуманный мир никак не хотел заменять опостылевшую действительность. А сны? Увы, они заканчивались утром и по большей части забывались.
    В этот трудный период бурного роста тела и трансформации сознания у Андрея появилось два новых увлечения, и если о первом - о стихах - он мог рассказать маме или близким друзьям (кому-то свои неумелые изыски он всегда показывал), то о втором он не говорил никому. Это было что-то вроде мысленного романа.
Он выдумал двух героев - юношу и девушку и каждый вечер, ложась спать, сочинял историю их любви: их встречи, разлуки, путешествия и битвы в каком-то фантастическом и прекрасном мире, где не было места тоске и обыденности.
    Юноша походил на самого Андрея – правда, бесстрашного и благородного, а девушка была его вымышленной возлюбленной, которую он пока не встретил в жизни, но неосознанно воспроизвел почти забытый образ Единственной.
    Это мысленное повествование не имело ни начала, ни конца, да и действия его были для Андрея чем-то второстепенным: он просто старался представить своих героев как можно ярче, и страдал оттого, что это всего лишь туманные образы, которые нельзя ясно увидеть.
    С другой стороны, он испытывал светлое томление от их выдуманных встреч, бесед, объятий, которые хоть и носили порой эротический оттенок, главное, что в них было - это невыразимое словами гриновское Несбывшееся, которое можно было ощущать первый, третий, десятый раз и не утрачивать остроту ощущений.
    Иногда мальчику казалось, что какие-то туманные сгустки чувств начинают жить самостоятельной жизнью и что уже не он хозяин их судьбы, но они сами диктуют ему эту бесконечную историю, словно своими мыслями и мечтами Андрей помогает им стать чем-то более материальным в этом мире, чем просто два эфемерных облачка, которые любят, но которым не дано по-человечески обнять друг друга.
    Чем-то более вещественным были стихи, которые можно было по крайней мере записать, запечатлев на бумаге энергию чувств, и прочитать их кому-то, вызвать хоть какое-то понимание у близких, хоть как-то поделиться и обсудить хотя бы маленькую толику чувств, переполняющих его исстрадавшуюся неведомо чем душу. Естественно, полного понимания у друзей и родных он не находил - но был хотя бы малый отклик на то, что он писал, все же был хоть какой-то диалог, так как полного одиночества душа не выносит. Как сказал классик: "Одиночество хорошо тогда, когда есть человек, которому можно рассказать, как ты одинок".
    Надо ли говорить, что с точки зрения поэтического мастерства стихи никуда не годились, и море чувств, обуревающих мальчика, не находило достойного выражения в этих неумелых виршах.
    Немногочисленные слушатели, которым Андрей решался их прочесть, как правило, отделывались дежурными похвалами и не улавливали второго дна этих стихов, но для мальчика они были закодированными ощущениями, которые он испытывал в тот или иной день, дорогими, как родные дети.
    Попутно он украшал блокнот маленькими рисунками и любил часами перечитывать стихи и рассматривать картинки своего драгоценного блокнота.
    И снова ему начинало казаться, что эти исчерканные странички - маленькие оконца  в какой-то родной и прекрасный мир, в котором он когда-то жил и любил, в котором нет места серым будням и мучительным мыслям о бессмысленности существования.
    И все же, получая крупицу удовлетворения от этих прорывов в иной мир, большая часть его существа продолжала пребывать в тоске и меланхолии. Он понимал, что написанные им стихи – всего лишь жалкие крохи иных срезов бытия, ему хотелось писать что-то грандиозное, фантастическое, он смутно ощущал: надо только прорвать какую-то перемычку, чтобы войти в этот прекрасный мир или хотя бы увидеть его через щелку.
    К сожалению, на бумаге все выходило куце, он не мог найти нужных слов, образов, аналогов своим чувствам. И выходило что-то наподобие стихотворения "Радуга".

            Над землею висит радуга,
            Так прекрасна на вид, радуга,
            Кто дойдет до нее, до радуги,
            Семь получит цветов от радуги.
            
 Голубой - это счастье, радости,
            В нем искрится любовь, плавает,
            Остальные цвета - липа все,
            Ничего не возьмешь от других цветов.

            Словно счастье в скорлупке прячется,
            Голубой меж других улыбается,
            Так и сяк, приходи и бери меня,
            И не будет тебя счастливее.

            Предо мною давно - радуга,
            Но, дойти не дано, до радуги,
            Так и будет висеть впереди тебя,
            Ложным счастьем в пути заигрывая.

            Ты теперь для меня, как радуга,
            Ты сначала мой взор так радовала,
            Но нельзя счастья взять от любви к тебе,
            Смысл радужный твой только в красоте.

    Конечно, любой подростковый психолог наверняка сказал бы, что все описанное - обычные подростковые депрессии, которые испытывает в жизни каждый, что все это - результат возрастной перестройки эндокринных желез и появления в крови половых гормонов, которые в считанные месяцы совершенно изменяют психику подростка, то делая его замкнутым и необщительным, то превращая в сущую неуправляемую бестию, когда совсем еще недавно тихий и послушный ребенок становится головной болью учителей и родителей. Словно бы в нем появляется какая-то новая энергия, которая ищет выхода и либо трансформируется в темную, и тогда подросток связывается с дурной компанией, начинает выпивать, принимать наркотики и подчас проявляет садистскую жестокость, участвуя в групповых избиениях и мучительствах безо всякого видимого повода.
    Либо же эта энергия преобразуется в светлую, и тогда бывший ребенок грезит наяву, пишет стихи, картины, влюбляется, несмотря на насмешки, в самую обычную Галочку или Верочку - причем самой чистой и романтической любовью, которая бывает только в ранней юности. В редких же случаях, когда на ребенке печать некоей избранности, он начинает увлекаться мистикой, религией и пытается познать мир потустороннего, безоглядно бросаясь в изучение оккультной литературы и самоэкспериментаторство.
    Несомненно, Андрей, при всех его склонностях, избрал бы последнее - но нельзя забывать, в какую эпоху он жил, когда атеистическая пропаганда растлевала мозги с раннего детства, а неверующие родители, прошедшие ту же обработку, становились соучастниками государства. С другой стороны, подобная чистка мозгов порой приносила совершенно противоположный результат, и религия либо любая наука о потустороннем становились для юного бунтаря запретным плодом - который, естественно, сладок и который очень хочется попробовать хотя бы из чувства протеста и потому, что это "низзя".
    К сожалению, главной трудностью этого пути являлось отсутствие литературы, которую новые советские инквизиторы тщательно уничтожали на протяжении многих лет своего владычества.
    Не было подобных практических книг и в обширной семейной библиотеке Даниловых, а художественная литература в лице Эдгара По и Гофмана будила воображение, но не давала методов.
    И все же древняя истина гласит: когда душа готова – однажды складываются обстоятельства, и приходит нужная книга или появляется духовно продвинутый человек, который может что-то рассказать, чему-то научить и дать необходимый толчок - а дальше наступает каскад мистических событий,  вопреки привычному и окружающей действительности.
    Трудно выбрать путь, когда не знаешь, что он существует. Андрей пробовал жить, как большинство его сверстников. Преодолевая врожденную нерешительность, за счет какого-то высвободившегося внутреннего резерва, он стал вести себя более нахально, принял участие в нескольких драках и, хоть и не попал в хулиганскую элиту школы, все же поднял свой рейтинг и перестал быть всеми угнетаемой овечкой. А, научившись сносно играть на гитаре и выучив несколько десятков песен Высоцкого, Визбора, Кукина и Клячкина, добился всеобщего уважения, и даже не обращавшие на него ранее внимания девочки стали  к Андрею приглядываться.
    Чтобы не быть белой вороной, он начал курить, несколько раз пробовал травку – правда, никакого серьезного кайфа не словил, - ну и, конечно, в веселой компании пил в подворотне «Тридцать третий» портвейн, сознательно нарываясь на неприятности в школе и дома.
    Так  он пытался бежать от самого себя, рассчитывая на то, что если он когда-нибудь станет крутым парнем, то все его проблемы сами собой разрешатся - но, увы, ничего похожего не происходило, и по мере роста к нему уважения со стороны сверстников тоска   его стала усиливаться еще больше. И если раньше в шумной компании, взвинченной алкоголем, сигаретами и танцами, она на какое-то время отпускала мальчика, то постепенно привыкая к такому времяпровождению, Андрей порой впадал в депрессию в разгар самой веселой вечеринки.
    Какое-то время мальчику казалось, что он ищет любви: нет, не легкомысленных поцелуев и даже не свободного секса, а серьезного чувства, о котором он столько книжек прочитал и столько фильмов просмотрел - но, увы, его роман с Аллочкой Кусивицкой из восьмого А, на которую он заглядывался целых полгода и внушил себе за это время, что влюблен в нее  по уши, осчастливил его всего на несколько встреч. И тогда выяснилось, что нечто похожее на любовь он ощущал, лишь когда Аллочка (как ему казалось) была для него недоступна, но стоило ему осуществить свою мечту на одном из школьных вечеров, когда он явно очаровал девочку удачными шутками, названиями дисков  и исполнением бардовских песен, то после нескольких свиданий, на которых Аллочка была мила и податлива, он полностью охладел к своей недавней возлюбленной. Когда же она попыталась выяснить отношения, для Андрея все было кончено: реальная девочка абсолютно не совпадала с выдуманным образом, а значит, и любил он не ее, а  собственный вымысел, и в памяти осталась только божественная мелодия Леграна из "Шербурских зонтиков" и первый медленный танец, когда казалось, что мечта сбывается и реальная любовь заслоняет собой мечту.
    Прожив около года на новой квартире, Андрей подружился с мальчиком из соседней квартиры, правда, учился он в другой школе, с углубленным изучением французского языка. Звали его Сережа Кубарев, это был высокий блондин с тонкими чертами лица и артистическими манерами. Сергей, помимо школы, посещал детскую театральную студию при театре Драмы и Комедии на Литейном и однажды он пригласил Андрея на репетицию спектакля "Сирано де Бержерак", где играл одну из главных ролей - Кристиана.
    Обо всем этом можно было бы и не упоминать, если бы не произошедшая там встреча, которая круто изменила дальнейшую жизнь нашего героя.

    Спектакль был еще достаточно сырым, он находился на той фазе становления, когда роли кое-как выучены, но пьеса еще не обрела целостность, отдельные сцены плохо стыкуются, и вообще, актеры еще не полностью усвоили, что им делать, поэтому спектакль постоянно останавливался и возникали то единичные, то групповые перебранки.
    Все ребята находились во взвинченном состоянии, даже непонятно было, зачем Сергей провел своего друга смотреть его, возможно, был просто неудачный день. В этой обстановке сохранял полное спокойствие, как ни странно, только режиссер ТЮТа (театра юного творчества) Иван Александрович Маркелов.
    Андрей, естественно, не знал его лично, знал только, что он - один из ведущих актеров театра на Литейном,  в спектаклях  тоже никогда раньше его не видел, поскольку не ходил в этот театр, но об этом человеке всегда с очень таинственным видом сообщал его новый приятель.
    Андрей внимательно присмотрелся к режиссеру детской студии. Это был немолодой брюнет невысокого, пожалуй, даже маленького роста, удивительно ровный и подтянутый. По лицу его трудно было установить национальность и в нем, на первый взгляд, даже проскальзывало что-то обезьянье, правда, со временем это ощущение проходило. Андрей обратил внимание на его поразительное спокойствие: он не повышал голос и не суетился, в то время как его ученики, отстаивая свою версию, часто срывались на крик, и начинали яростно жестикулировать. И еще, он как-то странно двигался по сцене и каждый его шаг словно бы притягивался к полу магнитом, отчего выглядел он удивительно устойчиво. Казалось, он с самого начала знал, что все, в конце концов, устаканится, и действительно, актеры вскоре словно бы заразились его спокойствием и ощущением ясности цели, отчего вторая половина спектакля прошла гораздо ровнее первой.
Когда мальчики шли домой, то Андрей, поделившись своими впечатлениями о спектакле и о роли Сережи, естественно, сильно приукрасив и то и другое, сказал, что его почему-то заинтересовал их режиссер и что он, наверное, очень необычный человек. Сергей внимательно посмотрел на своего друга и сказал:
    - Я специально про него раньше почти ничего не рассказывал, хотел, чтобы ты поглядел на него непредвзято. Он действительно удивительный человек - он йог.
    Надо напомнить, что в те времена - в начале семидесятых - еще не наступил период массового увлечения йогой, и это слово еще не набило оскомину постоянным пережевыванием в светских салонах. К тому же информации и литературы по этому вопросу было очень мало, но на экраны только что вышел сильно урезанный цензурой фильм "Индийские йоги, кто они?", который Андрей посмотрел 2 раза и был буквально потрясен увиденным. Именно поэтому слово «йог» произвело на мальчика гипнотическое действие, и смутное предчувствие грядущих таинственных событий охватило все его существо.
    - Слушай, Серега, - заговорил он взволнованно. - А он что, об этом сам сказал или показывал что-нибудь интересное - ну там, узлом завязывался, или его живьем в землю зарывали? (Информация Андрея о йогах ограничивалась, в основном, этими двумя трюками).
    - Сам он об этом говорить не любит, - ответил юный актер. - Лично я с ним только о спектаклях и стихах разговаривал, а о том, что он йог, - все в театре знают. Моя мать в театральной библиотеке много лет работает и в курсе обо всех артистах театра: кто, где, когда и с кем. Ну так вот: про Маркелова совершенно точно известно, что в молодости у него в результате травмы неправильно нога срослась, и одна стала на несколько сантиметров короче другой - он от этого сильно хромал, но когда стал йогой заниматься, ухитрился без всяких операций вырастить короткую ногу и убрать хромоту. А другой случай - это уже когда он в этом театре работал, то после какого-то заболевания слепнуть стал - роговица у него рубцами покрылась и прозрачность потеряла - так и это он безо всяких врачей вылечил. Говорят, несколько лет ездил в Крым, на восходящее солнце над морем смотрел по особой системе "тратака" - и все у него рассосалось. А потом, актер Исаев рассказывал маме (они тогда всей труппой в санатории на Черном море отдыхали), что своими глазами видел, как Маркелов на воде сидел.
    - Что, значит, сидел? - встрепенулся Андрей. - Это же невозможно!
    - Ну не то что совсем на поверхности, Иван Саныч сначала лежал на воде - ну это многие умеют, раскинув руки, а затем ноги в такую специальную позу сложил - лотос называется - как-то перевернулся и сел, по пояс погружен - а глубина-то с головкой - и сидел, словно на дне.
    Да и вообще, он себя странно в санатории вел. Все мужики водку пьют, за женщинами бегают, а Маркелов - ни-ни, питается разной травкой и уходит в горы один на несколько часов. Конечно, всем интересно, что он там делает, подследили - а он выбрал площадку над морем, сел, ноги в лотос сложил и сидел так, не двигаясь, часа четыре, а жара - жуткая, попробуй, высиди!
    - Серега, а неужели он вам ничего не показывал и не рассказывал? - возбужденно заговорил Андрей. - Вы же с ним на каждой репетиции общаетесь!
    - Ну, не то чтобы совсем ничего. Во-первых, он нам рекомендовал перед репетицией ложиться в позу трупа - это когда лежишь на спине, стараешься, все мышцы расслабить, мысленно представляешь себе океан и пытаешься услышать шум прибоя - у меня это упражнение не очень хорошо получается, но волнение классно снимает. Потом рекомендовал для тренировки внимания на свечу глядеть, не моргая, пока слезы не потекут. Иногда цитаты по памяти приводит из разных древних индийских книг, и вообще все знают, что он верующий, но в церковь не ходит, и верит не в Иисуса Христа, а в этот... как его... Абсолют.
    - Послушай, Серега, - голос Андрея задрожал. - А не мог бы ты меня с ним познакомить? Скажи, что я тоже йогой начал заниматься и хочу проконсультироваться. Я, конечно, в этих вопросах не Копенгаген, но все же фильм смотрел, смогу пару слов на эту тему связать.
    Конечно, никакой пылкой страсти тут же заняться йогой Андрей не испытывал, тем более вообще плохо понимал суть вопроса, и, кроме того, что йоги принимают какие-то немыслимые позы, выглядят в старости молодыми и очень гибкими и прочищают нос и желудок длинными кусками материи, он из фильма ничего не вынес. О том, что мистическая реальность, о которой он читал у Гофмана и Эдгара По, и йога очень близкие сферы бытия, он также не знал, но его страстно влекло все таинственное и необычное, а  внутреннее томление и неудовлетворенность собственной жизнью готовы были толкнуть к любому человеку, который бы поманил его чем-то из этой области.
    Кроме того, Андрея обуревало тщеславие, он давно уже, особенно при общении с девочками, надевал на себя маску этакого Чайлд Гарольда - в чем, кстати, была некоторая доля истины, но ничем особенным, кроме неплохой начитанности и бардовсих песен, блеснуть не мог. И тут коварное подсознание стало ему нашептывать, что недурно было бы заняться чем-то совсем необычным, набраться незнакомых слов, может быть, даже научиться каким-то трюкам – и тогда он будет королем в своей компании, а девочки сами станут бросаться ему на шею (увы, своими амурными успехами, за исключением двух-трех удач, он похвастаться не мог).
   - Ладно, - поддался уговорам Сергей. - Попробую тебя с ним свести, но ничего гарантировать не могу, он человек занятый, может, и не захочет с тобой общаться. В четверг у нас репетиция, в зал я тебя проведу, с Маркеловым познакомлю, а дальше уж от тебя зависит, насколько ты сможешь его заинтересовать.
   На этом друзья расстались и разошлись по своим квартирам. Два дня Андрей пребывал в томительном ожидании, а в четверг вечером отправился вместе с Сергеем на репетицию.
    Репетиция на этот раз прошла более ровно, хотя, естественно, не без шероховатостей, да, впрочем, Андрей особенно и не вникал в то, что происходило на сцене, так как с волнением ожидал конца спектакля и того события, которое должно произойти сегодня: знакомства с живым йогом.
    Когда репетиция закончилась, и труппа начала расходиться, Сергей подвел своего друга к режиссеру и представил его: "Иван Саныч, вот тот самый Андрей, о котором я говорил, он интересуется йогой, и хотел бы с вами побеседовать".
    Маркелов протянул мальчику узкую сухую ладонь и, улыбаясь, посмотрел на него снизу вверх (он был на полголовы ниже Андрея).
    - Ну, молодой человек, и что же вас интересует в йоге? - произнес он мягким, хорошо поставленным голосом.
    Андрей смутился, не зная, с чего начать знакомство, все слова, которые он заготовил дома, и те жалкие знания, которые почерпнул из фильма, как-то сразу выветрились из его головы, и он сбивчиво залопотал о том, что хочет поправить здоровье, что йога, как он слышал, очень полезна для организма, что он собирается приступить к каким-то упражнениям, но не знает, с чего начать, и хотел бы получить по этому вопросу консультацию.
    - А Сережа мне сказал, что вы уже занимались раньше, - продолжил разговор Маркелов, после того как жалкий словесный ручеек Андрея иссяк. - Вы какие книги по йоге читали?
    Выяснилось, что никаких книг Андрей не читал, но смотрел фильм "Индийские йоги, кто они?" и был совершенно потрясен увиденным, что он только хотел заняться, но Сергей, видимо, его неправильно понял.
    - Ну, если ваше представление о йоге основано только на этом фильме, то знания  ваши, по-видимому, не очень глубоки, - усмехнулся Маркелов. – Кстати, я неплохо знаю профессора Зубкова, который принимал участие в создании этого фильма - между прочим, они в Индии отсняли многочасовой материал, и если бы на экраны вышло все, что они собирались показать, то у вас создалось бы гораздо более основательное впечатление о предмете нашей беседы, но цензура почти все интересное из фильма вырезала. Доходило до курьезов. Зубков рассказывал мне, что когда на худсовете, на котором присутствовало  много партийного начальства, шел просмотр полной версии фильма и пошли кадры об одном из индийских ашрамов, где со спины была показана стройная юная девушка, которой в результате оказалось всего-навсего шестьдесят пять лет,  один из секретарей райкома - толстый, страдающий одышкой мужчина, возмущенно стал кричать, что эту сцену советскому человеку показывать нельзя, так как она подрывает веру в советское здравоохранение, наш самый прогрессивный образ жизни и будит нездоровый интерес ко всякому шаманству. Я уж не говорю о сценах, которые противоречат диалектическому материализму, – в голосе Маркелова послышалось презрение. - Не знаю, каким чудом удалось протащить кадры о цирковом выступлении индийских факиров, - продолжил он немного помолчав. - Где два человека острой пикой со всей силы упираются в горло такого йога, древко сгибается, а пика, словно в камень уперлась. А то место, где на него же грузовой автомобиль одним колесом наезжает? Трудно сказать, какие мысли этим блюстителям чистоты советского искусства в головы пришли, что они такую крамолу пропустили на экраны, наверное, тут Божий промысел.
    - Иван Александрович, а какие кадры на экран не попали? - взволнованно заговорил Андрей. - Расскажите хоть чуть-чуть!
    - Ну, это не для прихожей беседа, - ответил Маркелов. - Да я уж всего и не упомню, правда, в гостях у Зубкова  я видел на домашнем просмотре большую часть фильма, но на весь у меня времени не хватило, все никак не соберусь его дальше посмотреть. Если в двух словах - была там сцена левитации...
    - Чего?
    - Левитация - это когда человек в воздухе зависает и иногда даже перемещается...
    Челюсть Андрея отвисла:
    - А разве это возможно?
    Маркелов усмехнулся:
    - Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам, - процитировал он фразу Гамлета. - В природе существуют явления, о которых вам вряд ли рассказывали в школе и которые бессильна объяснить материалистическая наука. Слышали ли вы что-нибудь об НЛО, полтергейсте, телекинезе, телепортации?
    Андрей признался, что почти ничего об этом не знает - что-то слышал о летающих тарелках, но считает это выдумкой.
    - Ну ладно, - закончил разговор Маркелов. На несколько мгновений он прикрыл глаза и лицо его сделалось бесстрастным, словно он прислушивался к чему-то, затем, будто бы услышав нечто, снова улыбнулся и сказал, перейдя на "ты": 
- А знаешь, приходи ко мне завтра в гости, как раз вечером у меня не будет спектакля, тогда и поговорим более предметно и выясним, с чего тебе начать, если ты и впрямь решил заняться йогой. У меня создалось впечатление, что ты парень перспективный. 
На этом разговор закончился, и Андрей, не ожидавший такой удачи, в приподнятом настроении отправился домой, переполненный впечатлениями о новом знакомом и их необычной беседе.
    Ночью ему снился сон, словно он заблудился в бесчисленных проходах какого-то мрачного здания, и когда уже совсем отчаялся выбраться наружу - в одном из темных коридоров возникла фигура Маркелова, он взял мальчика за руку и быстро вывел наружу на берег прекрасного голубого моря, покрытого барашками волн, и когда он повернулся к своему неожиданному спасителю, чтобы его поблагодарить, то обнаружил, что за руку его держит не Маркелов, а удивительная девочка, которую он видел в Трускавце. Девочка ласково улыбнулась ему, выпустила руку и вдруг взвилась в небо, через мгновение, исчезнув вдали, а когда он в недоумении обернулся, чтобы понять, куда исчез Маркелов, то увидел сзади себя черную высокую фигуру, облаченную в длинный плащ с капюшоном, скрывающим лицо, и услышал зловещий голос: «Ну что ж, если вам удалось пройти через коридор, то проходите, присоединяйтесь к нашему столу!»
    В этот момент сон прервался и Андрей, разбуженный будильником сел на кровати, не понимая, где он находится и что означает этот странный сон.
    Весь день он думал о предстоящем визите, с трудом дождался конца уроков и в шесть вечера с гордостью сообщил маме, что его пригласил к себе в гости известный актер, да к тому же еще и йог.
    Мама, в последнее время беспокоившаяся по поводу не очень хорошей школьной компании Андрея и одобрявшая его новую дружбу с интеллигентным Сергеем, была довольна его сообщением, решив, что сын, наконец, одумался и вступил на правильный путь, поэтому, не задумываясь, его отпустила, попросив, чтобы он только не очень задерживался.
    Найдя по бумажке нужный переулок невдалеке от Невского проспекта, где в глубине темного двора находился дом Маркелова, Андрей зашел в столь типичный для старых домов Санкт-Петербурга замызганный подъезд с полу стертыми ступенями и сорванной деревянной частью перил, поднялся на четвертый этаж и позвонил в обитую черным дерматином дверь, на которой хозяин даже не удосужился как следует стереть меловую надпись " Здесь живут козлы".
    Маркелов встретил гостя, облаченный в китайский шелковый халат, расписанный золотыми драконами, со своей неизменной улыбкой на лице.
    - Ну, проходи, Андрюша, - сказал он, протягивая руку. - Легко мой дом нашел?
    Андрей зашел в просторную прихожую, на стене которой висели зубастые деревянные маски каких-то восточных демонов, и обратил внимание на яркую, удивительно красочную репродукцию, размером в газетный развернутый лист. На картине была изображена четверка белоснежных лошадей в золотых сбруях с драгоценными камнями, которые стремительно мчали потрясающей красоты колесницу. В ней находился смуглый усатый мужчина в боевом облачении и золотом шлеме, потянувшийся за стрелой в заплечном колчане. Впереди же стоял прекрасный юноша-возница с лицом странного синеватого оттенка, что не только не портило его внешность, но придавало какую-то особую экзотическую красоту, и держал в руках вожжи всех четырех лошадей. Кони мчались из глубины картины словно бы на зрителя, и Андрей отметил про себя, что более божественно прекрасного лица, чем это, которое он вначале принял за лицо юной девушки, никогда раньше не видел.
    - Что, нравится? - услышал мальчик за спиной голос Маркелова. – Знаешь, кто это такой?
    Андрей словно очнулся от гипноза и сказал, что более прекрасной репродукции он в своей жизни не видел и что ему, естественно, незнакомы эти персонажи.
    - Это Кришна, - сказал Иван Александрович, любовно глядя на изображение. - А сзади ты видишь Арджуну - знаменитого воина, непревзойденного стрелка из лука. Кстати, вознице-Кришне в тот момент, когда он запечатлен на картине, перевалило далеко за сто лет, и у него было множество детей, внуков и правнуков, но всю свою долгую жизнь он сохранял облик прекрасного женоподобного юноши. Я имею в виду, - добавил он, немного помолчав, - чисто внешнюю женоподобность, так как силой он отличался неимоверной и еще ребенком мог подбросить груженую повозку высоко в небо... По крайней мере, так описано в Вишну-пуране... Ну ладно, неудобно гостей в коридоре держать. Проходи в комнату, располагайся, осматривайся, а я пока на кухню пойду, напиток из шиповника приготовлю. Тебе, если хочешь, чай заварю: сам я чай не пью, но для гостей всегда хорошую заварку держу.
    Иван Александрович отправился на кухню, а Андрей начал рассматривать непривычное убранство единственной большой комнаты, в которой проживал актер.
    Квартира Маркелова была обставлена действительно необычно, по крайней мере, с точки зрения Андрея, не видевшего ничего, кроме совковых домов.
    Дореволюционная тяжеловесная мебель была заставлена множеством статуэток самых разных размеров, выполненных либо из слоновой кости, либо из различных экзотических пород дерева, среди которых Андрей узнал тис, черное эбеновое и благовонный сандал.(Из него был изготовлен бабушкин старинный китайский веер, и этот изумительный запах мальчик хорошо знал.) Статуэтки в основном изображали различных индийских божеств, имен которых Андрей, естественно, не знал. Некоторые из них имели по 4,6 и более рук, и располагались они, как правило, внутри огромного цветка. Не все из них были полностью человекоподобные, среди фигурок часто встречался один и тот же персонаж: с большим животом, толстыми ногами и с головой слона, один бивень которой был почему-то везде обломан. Попадались также существа с головой обезьяны и страшный демон с мордой быка. Все они носили печать иной культуры и будили в душе непривычное очарование и покой.
    На полу около стен стояли большие резные вазы, и сразу бросалась в глаза массивная статуэтка, представлявшая собой бронзовый круг со звездами, внутри которого танцевал человек с четырьмя руками, тремя глазами, одна нога которого покоилась на маленьком пузатом существе.
    Была там и масса каких-то предметов из камня, назначения которых Андрей не знал. Они во множестве располагались на книжных полках и представляли собой хрустальные шары, пирамидки, диски, столбики. На стенах висели красочные индийские панно, в стилизованной форме изображавшие сцены из охоты, быта и войны, на каждой из которых присутствовал темно-синий человек с огромными глазами. Были там и совсем непонятные изображения вроде красочной схемы, представлявшей собой человека, сидящего в странной позе со скрещенными ногами. Вдоль его позвоночника располагались разноцветные круги с лепестками, внутри которых находились различные геометрические фигуры, изображения животных, букв незнакомого алфавита и божества с разным количеством рук, каждый из которых сидел внутри цветка.
    Вся эта экзотика подчеркивалась еще и тем, что на столе в специальных подставках дымились тоненькие палочки, создавая особый, будящий воображение аромат.
    Андрей подошел к книжному шкафу. Помимо обычных подписных изданий и разрозненных книг, по меньшей мере, три полки занимали тома, переплетенные кустарным способом, на корешках которых были оттеснены экзотические фамилии авторов: Патанджали, Вишнудевананда, Шивананда, Раджнеш, Кришнамурти. Встречалось немало и иностранных книг. Среди них внимание Андрея сразу привлек красочный корешок, где на английском было написано: Bhagavad-gita As It Is.
    Мальчик еще долго рассматривал бы необычное убранство комнаты, но тут пришел Маркелов с подносом и пригласил сесть за стол.
    - Ну что, интересно? - усмехнулся актер. - Я из заграничных поездок всегда что-нибудь эдакое привожу, да и знакомые, зная мое пристрастие, всякие индийские безделицы дарят. Сложнее с книгами. На русском языке вообще много лет по восточной и оккультной литературе ничего не издается, изредка попадаются дореволюционные издания - но в Союзе давно уже почти все уничтожено, правда, за границей в букинистических магазинах эти издания встречаются, но опять же, через таможню не провезешь. Приходится довольствоваться самиздатом. В Питере есть несколько подпольных центров, где на свой страх и риск горстка энтузиастов переводит эзотерическую литературу с английского, немецкого, французского. В общем, при желании кое-что достать можно - так я потихонечку библиотеку и собираю.
    Маркелов замолчал, сосредоточенно прихлебывая свой  напиток.
    - Иван Саныч, - спросил Андрей. - А что это за иностранная книга в красном переплете? - Мальчик указал на корешок Бхагавадгиты. - Можно ее посмотреть?
    - О, это замечательная книга, - сказал Маркелов, доставая ее с полки и любовно глядя на обложку. - Бхагавадгита – великий философский текст, написанный задолго до рождения Христа, который содержит в себе квинтэссенцию человеческой мудрости. Настоящий ее автор неизвестен, по традиции считается, что текст принадлежит самому Кришне, а пересказал его легендарный мудрец Вьяса, существование которого до сих пор подвергается  сомнению.
    Дело в том, что Бхагавадгита является одним из девятнадцати томов Махабхараты - древнего индийского эпоса о жизни и битвах пятерых божественных братьев Пандевов. В этот эпический цикл включены четыре философские книги: Бхагавадгита, Анугита, Мокшодхарма и Нараяния. Объем всей Махабхараты настолько велик, что специалисты подвергают сомнению авторство одного человека.
    По легенде же записал Махабхарату Бог Ганеша - сын самого Шивы, существо с телом человека и головой слона - а диктовал ее в состоянии просветления мудрец Вьяса, о котором я говорил тебе раньше, причем диктовал так быстро, что когда однажды у Ганеши сломались все палочки для письма, то ему, чтобы не потерять канву повествования, пришлось обломать свой бивень и воспользоваться им в качестве ручки. Вот, кстати, здесь и здесь статуэтки этого Ганеши, и, как видишь, у него везде  не хватает бивня. - Маркелов протянул увесистый том Андрею.
- Это современное американское издание Бхагавадгиты с переводом и комментариями учителя Бхактиведанты Прабхупады – одного из основателей религиозного общества "Сознание Кришны", оно распространено сейчас по всему миру, особенно в Европе и Америке. Иллюстрации выполнены художником, который осознанно не указал своей фамилии, он считал, что все эти картины ниспосланы ему самим Кришной, а он их только воспроизвел, следовательно, автором является  Кришна. К сожалению, эту книгу дать тебе домой не могу - она очень ценная. Кстати, как у тебя с английским? - Андрей признался, что с английским у него весьма посредственно.
    - Ну не беда, - продолжил Маркелов. - Посмотри пока иллюстрации, они сами по себе богатая информация для ума и воображения, а я пока посижу, будущую роль почитаю. Кстати, потом могу дать тебе адаптированный перевод Гиты одного нашего поэта, он достаточно понятен даже для человека невежественного.
    Андрей покраснел, но не нашелся что ответить, понимая правоту актера, и углубился в изучение диковинной книги.
    Обложка представляла собой уменьшенную копию плаката, висящего в прихожей Маркелова. Андрей перевернул страницы предисловия, где шли цветные фотографии старых индусов, облаченных в странные оранжевые одеяния, и начал рассматривать первую страницу  древнего произведения.
    Текст был напечатан как бы четырьмя полосами, вначале шел небольшой кусочек, набранный незнакомыми знаками (Маркелов сказал, что это санскрит), затем тот же текст в английской транскрипции - то есть передавалось звучание санскрита на английском языке (Андрею показалось, что звучит он словно заклинание), затем текст перевода и, наконец, комментарии - причем основной объем текста составляли именно комментарии.
    Андрей попробовал читать начало, но вскоре оставил это безнадежное дело. Следующая страница заставила его забыть о тексте, потому что начались совершенно удивительные иллюстрации. Их было очень много - почти после каждой страницы, - и ничего более прекрасного и величественного Андрей в своей жизни не встречал - он словно бы погрузился в фантастический мир индийских божеств. Вскоре обилие впечатлений настолько захватило его сознание, что он потерял счет дивным картинам, и все листал, листал, листал...
    Вот огромное тело Вишну с четырьмя руками, облаченное в царские одежды, усыпанные бесчисленными украшениями, парит в космическом пространстве, играя прозрачными шарами миров, создаваемых Вселенским Творцом.
    Вот выстроилась уходящая в бесконечность череда образов одного и того же человека от младенчества до старости, кончающаяся после каждой цепочки истлевающим в земле скелетом, после чего начиналось звено его следующего воплощения.
    Вот дивный божественный синекожий юноша играет на свирели среди стада украшенных венками коров.
    А вот череда устрашающих великанов в свете космического пламени, которых Кришна показывает своему ужаснувшемуся спутнику.
    Вся небывалая космическая мистерия выстроилась перед Андреем, и ничего почти не зная ни из индийской философии, ни из ее богатейшей культуры, он был уже безоглядно во все это влюблен и чувствовал: вот то, чему бы он хотел посвятить свою жизнь. Ему казалось, что и эти образы, и буквы незнакомого алфавита, и звучание санскритских слов близки и дороги ему, словно когда-то он уже прикасался ко всему этому, словно не отечественная культура с детства окружала и воспитывала его, но именно этот великий, воспламеняющий душу космизм древней Индии. (Андрей не задумался о том, что потрясли его, прежде всего иллюстрации, созданные современным художником, то есть не сама древняя индийская культура, а ее современный интерпретатор).
    - Ну, как впечатление? - раздался голос Маркелова, когда мальчик, словно только что, проснувшись, в каком-то сомнамбулическом состоянии положил книгу на стол.
    - Я... это такое... ничего подобного... - пробубнил Андрей, не находя слов, чтобы выразить нахлынувшие на него чувства. – Иван Саныч, - вдруг выпалил он решительно, - а можно эти иллюстрации на цветную пленку переснять и фотографии сделать, мне кажется, я не смогу дальше жить, не видя их постоянно перед собой.
    - Нет, этого я позволить не могу. - В голосе Маркелова прозвучали металлические нотки. - Эта книга запрещена в Советском Союзе, за ее хранение и распространение можно получить срок. Если информация дойдет до компетентных органов, - а цветные пленку и фото ты сможешь проявить и напечатать только в фотомастерской, - основные неприятности будут не столько у тебя и твоих родителей, сколько у меня и Зубкова, который по своим каналам вывез несколько экземпляров этой книги из Индии и один из них подарил мне.
    Маркелов замолчал, исподволь наблюдая за реакциями Андрея. Он, казалось, и не пытался завязать активный разговор и обратить мальчика в свою веру. Тело его было расслаблено, и такой же расслабленной была его постоянная улыбка. После несколько затянувшегося молчания Андрей спросил:
    - Иван Саныч, недавно Сережа Кубарев мне рассказывал, что вы можете как бы на воде сидеть. Это правда?
    - Подглядели, - усмехнулся Маркелов. - Да нет, в воду я был погружен примерно по пояс. Этот фокус не связан с нарушением известных законов физики, просто - особая система дыхания, а также специальные очистительные упражнения. Кислород в большей степени, чем у обычного человека, насыщает ткани организма, кроме того, воздух заполняет желудок и кишечник, когда они не заполнены переваренной пищей, отсюда - уменьшение удельного веса тела, и оно словно поплавок выступает из воды. Но это не чудо – просто результат дыхательно-очистительной техники хатха-йоги. Но, если хочешь знать, при длительной тренировке и врожденных способностях гораздо выше среднего возможно, не только сидеть на поверхности воды, но даже ходить по ней, а также летать по воздуху. Да и вообще, йоги высшего посвящения владеют такими способностями, которые обычный человек и вообразить себе не может.
    - Иван Саныч, - взволнованно заговорил Андрей. - Если бы мне сказал об этом кто-то другой, я бы ни в жисть не поверил. Неужели это действительно возможно? Ну, я еще понимаю эксперимент, о котором в фильме говорили, когда йога помещали в склеп на месяц почти без воздуха. Это еще можно как-то анабиозом объяснить, лягушек, скажем, вмерзших в лед, через много лет размораживают и они оживают. Но как может тело в воздух подняться?
    - Я не смогу тебе это объяснить детально, мне самому не все здесь ясно, - ответил Маркелов. - Возможно, это связано со способностью управлять гравитационным полем Земли. Как  это сделать - другой вопрос. Но, кроме левитации, они могут двигать предметы на расстоянии, проходить сквозь стены, читать мысли, предвидеть будущее и знать прошлое, получать любую информацию непосредственно, оказываться мгновенно в любой точке, материализовать предметы - да всего сейчас и не упомню. Могу тебе сказать, что для полностью реализованного йога или дживанмукта не существует материальных оков, и он становится как бы воплощенным божеством. Я ведь на самом деле всегда был достаточно реалистичным человеком, даже когда начал йогой заниматься - к этому меня проблемы со здоровьем подтолкнули. Но стал литературу читать, что-то в голове прояснилось, затем и сам кое-какими феноменами овладел - но до конца поверить во все чудеса, о которых в книжках писали, никак не мог, какая-то часть во мне это отвергала, пока несколько лет назад своими глазами кое-что не удалось увидеть. Тогда Зубков устроил встречу с одним свами в гостинице - мне и еще нескольким энтузиастам. Зачем он приезжал в Союз, я толком не понял, Зубков с ним тогда вел переговоры по поводу съемок будущего фильма, ну а об остальном он не распространялся. Так вот, этот йог продемонстрировал несколько феноменов: во-первых, мы ему мысленно передавали разные геометрические фигуры и цифры - и он их угадывал, не разу не ошибившись, затем он вытащил вилку телефона из розетки, и телефон, несмотря на это, продолжал работать – лично я своим знакомым звонил и с ними разговаривал, затем он на полметра от пола оторвался и висел так секунд двадцать. В конце он всех благословил и провел инициацию - приложил палец ко лбу каждого и передал частицу своей энергии. Я в этот момент видел вспышку света в межбровье и у меня как будто электрический ток по позвоночнику пробежал. Кстати, только после этого у меня некоторые мистические способности пробудились, и словно бы пелена с глаз спала, хотя ничего особенного он нам не сказал. Никогда я этого человека в дальнейшем не видел, но он у меня и сейчас как живой перед глазами стоит.
    - Но ведь это же грандиозно! - вдохновенно заговорил Андрей. - Это же все законы физики переворачивает, это же революция в науке, а какие деньги можно заработать, все эти феномены демонстрируя!
    - Ну, спокойней, спокойней, молодой человек, - осадил его Маркелов. - Никакой революции в ближайшее время не произойдет, поскольку подобные феномены единичны, а ученые консервативны, и любую такую демонстрацию постараются объявить ловким трюком: чудо выбивает у них почву из-под ног, и рушит весь базис их мировоззрения. Да и потом, настоящие йоги очень неохотно демонстрируют свои способности невеждам: очень трудно работать в окружении агрессивных скептиков, ибо все негативные вибрации их мыслей затрудняют демонстрацию чудес – мы-то этому йогу доверяли...
    Кстати, яркий пример:  до восемнадцатого века официальная наука не верила в существование метеоритов, полагая, что с неба ничего падать не может, потому что камней на небе нет. А гигантские секвойи! Их тоже долго не признавали, хотя видели тысячи и тысячи, считалось, что такие деревья существовать не могут, потому что на такую высоту ствол не сможет поднять воду...
    А насчет денег и славы... если ты начнешь демонстрировать полеты в Советском союзе, то тебя быстро упрячут куда надо, чтобы не смущал умы людей и не подрывал их веру в единственно верное учение Маркса-Энгельса-Ленина. На востоке действительно есть немало людей, которые показывают подобные феномены за деньги, но это не йоги даже, а факиры – маги, остановившиеся в своем развитии, поскольку частые демонстрации сверхчеловеческих способностей и алчность к деньгам резко тормозят духовное раскрытие человека, и он со временем эти способности теряет и может серьезно заболеть. Поэтому настоящие йоги демонстрируют свои сидхи, или сверхспособности, очень редко и только в узком кругу единомышленников, а к факирам относятся отрицательно.
    Да, кстати, сам великий Патанджали - автор книги "Йога сутрас", который впервые систематизировал йогу в самостоятельное философско-практическое учение, назвал сидхи помехами или ловушками высшего порядка и считал их несущественными и даже мешающими в продвижении к главной цели.
    - А что же тогда главная цель, если такие удивительные способности несущественны? - растерянно спросил Андрей.
    - А как ты думаешь, в чем смысл жизни и что есть Истина? - ответил Маркелов на вопрос вопросом.
    Андрей смущенно замолчал. Эта проблема была его извечным камнем преткновения, поскольку ни один человек и ни одна книга, не говоря уже о собственных размышлениях, удовлетворительного ответа не давали. И действительно, сколько себя помнил, он всегда мучился ощущением бессмысленности, как собственной жизни, так и жизни окружающих людей. Он даже не мог сам сформулировать, в чем именно эта бессмысленность заключается, и скорее постоянно ее ощущал и терзался от этого ощущения. И, правда: родиться для того, чтобы всю жизнь к чему-то стремиться, чего-то достигать, чему-то учиться, развлекаться, копить деньги - и только для того, чтобы все это унести в могилу, а дети твои будут мучиться теми же проблемами и совершать те же ошибки!
    Жить для того, чтобы чем-то осчастливить человечество,  и в момент триумфа крикнуть, как Фауст: "Остановись, мгновение, ты прекрасно"? Но ведь мгновение скоро пройдет, а что дальше? И потом, человечество ведь состоит из отдельных людей, отдельных сознаний, и каждый ощущает только себя, только свой внутренний мир, где также фигурирует этот извечный вопрос. Кого же ты тогда осчастливишь, и можно ли счастье поднести на блюдечке с голубой каемочкой?
    Несколько месяцев назад поздно вечером Серега привел к нему поэта, который никогда нигде не публиковался, поскольку стихи его были далеки от соцреализма, а сам поэт, который назвал себя Славой Славеновым, бродяжничал, пил и вообще вел совершенно асоциальный образ жизни. Стихи его и он сам произвели тогда на Андрея сильнейшее впечатление, и на вопрос, зачем человек живет, Слава ответил с пафосом, как, собственно, произносил почти каждую фразу: "Мы рождены для того, чтобы придать своим существованием смысл этому миру".
    Фраза эта потрясла Андрея, но когда он задумался над ее значением, то кроме броскости и эффектности не нашел в ней ничего, что бы как-то разъяснило ему этот извечный вопрос.
    - Ну, я не знаю, - смущенно проговорил Андрей. - Когда я был совсем маленьким, мне казалось, что смысл жизни в том, чтобы дождаться 1980 года и зажить при коммунизме, как обещал нам Никита Сергеевич Хрущев. Тогда отменят деньги и дадут каждому все, что он захочет. Приходи в магазин и бери, что тебе надо: машина? - пожалуйста! Вертолет? - будьте любезны! Сейчас я, конечно, понимаю, что все это - абсолютный бред.
    - Молодец, хоть это ты понял, - усмехнулся Маркелов.    - И дело даже не в том, что в обозримом будущем никакого коммунизма не будет, - воодушевился Андрей. - А в том, что если даже человеку дать все, что он захочет, счастливее он от этого не станет, скорее даже наоборот. Я заметил, что если ты страстно хочешь получить какую-то вещь, и тебе кажется, что от этой вещи зависит твое счастье, то, когда ее получишь, радость продолжается очень недолго, и вскоре эта вещь даже начинает тебя мучить. Вначале ты боишься ее потерять, потом она начинает стареть и портиться – да к тому же, у кого-то всегда есть нечто лучшее, ты начинаешь хотеть то, что есть у другого - и так до бесконечности.
    Я, например, когда-то мечтал о часах, а когда их мне подарили, то меня стала расстраивать каждая царапина на стекле, а затем выяснилось, что у многих в классе часы гораздо лучше, а у Вовки Климова - у него отец все время по заграницам мотался - была даже настоящая японская "Seico", да и вообще много такого, о чем каждый из нас даже мечтать не мог: стереомагнитофон, джинсы. Но мне все время казалось, что хоть он жутко гордился всем этим, почему-то счастливее других не был.
    Сейчас я совсем запутался, может быть, смысл  в творчестве, в настоящей любви? Ну а если говорить об истине - мне кажется, на этот вопрос вообще невозможно ответить.
    - Хорошо, попробуем подойти к вопросу по-другому, - чуть прикрыв глаза, снова заговорил Маркелов. - Для чего ты родился и куда идешь по своему жизненному пути? Я имею в виду не твою будущую профессию, а гораздо масштабнее, если учесть, что в конце тебя, как и любого из нас, ожидает могила.
    Андрей смутился еще больше:
    - Ну, наверное, туда, куда и все - в будущее...
    - Прекрасно, - усмехнулся Маркелов. - Дело в том, что будущего нет... Когда оно наступает, то превращается в настоящее, а настоящее, как ты сам изволил заметить, удовлетворения никогда не приносит. Мы можем сколько угодно мечтать об этом будущем, но когда оно становится настоящим, то, как правило, нас разочаровывает, и мы уже видим на горизонте новое будущее - и так всю жизнь.
    Заметь, прошлого тоже нет, в реальности есть только настоящее, но поскольку прошлое прошло, будущее не наступило, то и реальность настоящего тоже совершенно неуловима и неизмерима никаким отрезком времени. Вот и выходит, что, с точки зрения человеческой логики, наше восприятие жизни - это вообще сплошная иллюзия, или, как индусы говорят, Майя, поскольку на самом деле ничего нет.
    Теперь по поводу того, что ты идешь туда, куда и все. Наверное, под понятием "все" ты подразумеваешь человечество в целом, либо, на худой конец, свою страну, руководство которой пытается внушить нам, что оно знает, куда мы все идем, и знает, что для этого надо иметь и делать.
    - Ну, наверное, так, - ободрился Андрей.
    Маркелов снова усмехнулся:
    - Ты видел картину Питера Брейгеля "Слепцы"? Там изображена компания слепых людей, и каждый держится за плечо последующего, а первый вот-вот скатится в овраг. По-видимому, у каждого из них есть уверенность, что идущий впереди знает, куда идет, а у всех вместе создается иллюзия, что они идут по правильной дороге. Наверное, это было бы справедливо, если бы всех их вел зрячий. Прекрасная аллегория пути человечества в целом: в действительности наши руководители – такие же слепцы, как и каждый из нас.
    В одной из записных книжек литовского художника Константинаса Чюрлениса есть такая запись. В точности я ее не помню, но смысл заключается в следующем: я шел в веренице людей, и шествие было длинным, как вечность. И в то время, когда первые в шествии выходили к реке, другие шли по полю, а хвост терялся в лесу. "Река, река!" - кричали первые. "Поле, поле!" - кричала середина. "Лес!- говорили последние, - мы идем по лесу и не видим ни поля, ни реки". - Они не знали, что идут в конце шествия.
    Я привел эту запись потому, что она касается вопроса, который задал Понтий Пилат Иисусу Христу, когда осуждал его на казнь: "Что есть Истина?" Как видишь, Истина для тех, кто вышел к реке, – это река, кто идет по полю - поле, кто идет по лесу - лес, но никто из них не видит путь в целом. Видит его лишь парящий в вышине орел, перед которым раскинулась вся панорама.
    Люди падают, набивают шишки, обретают опыт пути, но не знают, куда идут. Это, кстати, хорошо понимали идеологи большевизма, которые сменили идеологов церкви и запретили Бога. У людей должна быть цель, иначе остановка, смерть, хаос - и чтобы заставить их работать на себя и быть покорными, большевики выдумали такую цель: построить рай на земле, поскольку рая на небе нет. Они также понимали, что рай на земле гораздо более притягателен, поскольку понятнее и ближе, а, следовательно, стремиться туда люди будут гораздо охотнее. Они не учли только одного: вера в земной рай разрушается реальной жизнью и здравым смыслом - а, значит, пропадает вера и в идеологов, поэтому рано или поздно они будут сметены. Конечно: ослик, на котором сидит клоун и держит перед его носом морковку на удочке, какое-то время бежит за этой морковкой, но когда-то даже осел понимает, что все это обман, и постарается скинуть клоуна, чтобы съесть морковку, хотя, естественно, вскоре он проголодается снова.
    - Ну, хорошо, - сказал Андрей, почувствовав, будто что-то улавливает. - А вы можете сказать, в чем смысл жизни и что есть Истина?
    - Я могу, - сказал Маркелов. - И для меня это выражается буквально в двух словах, но тебе эти слова ничего не скажут. Я постараюсь объяснить их, как смогу, но для того чтобы осознать это по-настоящему, тебе придется прожить долгую жизнь, прочитать кучу специальной литературы - но и этого мало. Дело в том, что недостаточно понять эти две концепции умом, хотя, по сути дела, это одна категория. Нечто большее в тебе, чем просто абстрактное понимание, должно этим проникнуться. Это - как некое непосредственное знание: ты просто знаешь и все, без каких-то логических построений - и это знание-ощущение пронизывает все твое существо, а жизнь постоянно подтверждает твою правоту.
    Ну, так вот: ИСТИНА - ЭТО РЕАЛЬНОСТЬ, А СМЫСЛ ЖИЗНИ - БЛАЖЕНСТВО.
    - Ну, - разочарованно протянул Андрей. - Это мне ничего не говорит. Получается, смысл жизни только в том, чтобы получать удовольствия, а Истина - это то, что мы видим, что нас окружает?
    - Ничего ты не понял, как, собственно, я и ожидал, - улыбнулся Маркелов. - Блаженство - это не удовольствия, а реальность - это не то, что мы видим... Постараюсь объяснить, хотя, возможно, объяснение не полностью тебя удовлетворит.
    Есть такая история, записанная в Палийском каноне - это что-то вроде Библии у буддистов. Однажды Будда со своими учениками пришел к богатому радже для проповеди. Любимая жена раджи - одна из самых красивых женщин Индии, бывшая в расцвете своей молодости и красоты, вышла к бедным, одетым в рубища монахам, не имевшим никакой собственности, для того якобы, чтобы послушать проповедь знаменитого учителя. В действительности же она скорее хотела показать монахам и Будде себя, чтобы восхитить и унизить их. Поэтому она явилась в самых лучших одеждах и самых дорогих украшениях, всячески подчеркивая, как она прекрасна и счастлива. Ее вид смутил души еще недостаточно укрепившихся в учении монахов и вызвал в них восхищение прекрасной царицей, желание обладать ею и, естественно, сомнение в учении Будды, который учил, что у монаха не должно быть никакой собственности, и он обязан избегать желаний. Тогда Будда вдруг превратился в двойника прекрасной царицы во всем ее блеске, а затем в течение пяти минут прошел все фазы ее будущей жизни: на глазах у изумленных придворных, он, в облике красавицы, состарился, превратился в уродливую старуху, а затем - в смердящий труп. Этим он продемонстрировал все тайные страхи прекрасной жены раджи, которая, несмотря на то, что находилась в зените славы, красоты и обожания, которая купалась в роскоши и удовольствиях, вызывая зависть и ненависть менее удачливых подруг, которая могла иметь все, что бы ни пожелала - тем не менее счастья не знала, поскольку все время думала об увядающей красоте, старости, потере любви своего царственного супруга-покровителя, потере всего, что она имела и, наконец, о смерти.
    И с этой женщиной произошло полное преображение: она тайно бежала от раджи, раздала все свои драгоценности, одежды и благовония бедным и присоединилась к ученикам Будды, став первой монахиней-буддисткой, а позже организовала первую женскую общину монахинь.
    Что же мог предложить ей бедный учитель-проповедник, отказавшийся от мирского, взамен всего того, что она имела, будучи любимой женой Раджи? Он предложил ей путь к Нирване, погружаясь в которую, душа вырывается из оков материального и обретает Абсолютное Блаженство и подлинное Бессмертие. В этом она обрела истинный смысл жизни.
    Поэтому БЛАЖЕНСТВО - это не мирские удовольствия, которые мимолетны и заканчиваются тяжелым похмельем и разочарованием, это не деньги, не власть, не половое наслаждение, это нечто неизмеримо большее и не знает тления и смерти. Буддисты называют его Нирваной, индуисты – Самадхи, и это не ощущение наших органов чувств, но слияние нашего сознания и нашего "я" с безначальным сознанием Бога, Космоса, Абсолюта, частицей чего мы в действительности являемся, но пока этого не осознаем.
    По индийской философии Абсолют, или Брахман, проявляет себя в трех глобальных категориях, которые на самом деле неотъемлемы от него и составляют Единство. Эти три категории Сат-Чит-Ананда, где Сат - бытие, или существование, Чит - абсолютная реальность и абсолютное сознание этой реальности, и Ананда – Абсолютное Блаженство-Любовь - и все это в действительности неразделимо.
    Поэтому, когда я говорил тебе о том, что смысл жизни в блаженстве, то имел в виду стремление соединиться с Творцом, с Богом, с Его Сознанием, и когда это происходит, утрачивается всякий смысл вопроса о смысле жизни и наступает Истинное Бессмертие.
    - Но как это возможно? - спросил Андрей, словно зачарованный, слушавший актера-философа. – За счет чего? И что означает "Божественное Сознание"? Я об этом ничего раньше не слышал.
    - Понимаешь, Андрюша, - задумчиво ответил Маркелов. – Доказать существование или отсутствие Бога-Творца-Хранителя вселенной неверующему на уровне человеческой логики - невозможно, какие-то первичные постулаты приходится всегда брать на веру. Хотя, говорят, современные физики - я, правда, в этом ничего не смыслю, - пришли к выводу, что на основе всеобщего закона энтропии вселенная без какого-то притока энергии извне должна остывать, то есть должна произойти тепловая смерть вселенной. На самом же деле этого не происходит, следовательно, какая-то Высшая Сила постоянно ее подпитывает. Есть и другие, необъяснимые с точки зрения науки загадки. Например, появление жизни. До сих пор никто не привел более-менее вразумительной материалистической теории об этом, и никому никогда не удавалось зафиксировать процесс перехода неживой материи в живую. Современные ученые подсчитали, что всего времени существования Земли не хватит, чтобы при всех возможных вариантах сочетаний аминокислот сложился именно тот вариант, при котором бы появилась ДНК - основа всякой живой материи. Вероятность подобного появления сравнивают с вероятностью того, как если бы обезьяна, сев за пишущую машину и, стуча бессистемно по клавишам, случайно бы отстучала полный вариант "Войны и мира". Здесь мы тоже никак не можем уйти от Некоего Разумного Создателя живой материи.
    Поэтому можно утверждать: существует некая Сверхразумная сила или Сознание - не поворачивается язык сказать "существо", – которая создала и эту вселенную, и звезды, и планеты, и жизнь на Земле. Более того, сейчас уже доказано, что даже пространство и время – не абсолютные категории, и наша вселенная не всегда была такой, какой мы ее сегодня наблюдаем, что когда-то вся материя космоса была сосредоточена в одной точке, и однажды произошел первичный взрыв, после которого вселенная начала разворачиваться в ту, которую мы наблюдаем. Но до взрыва не было ни пространства, ни времени, а значит, кто-то или что-то их создало! И здесь мы снова приходим к необходимости существования Разумного Творца.
    Самое интересное, что современная теория первичного взрыва и коллапсирующей вселенной была знакома древнеиндийским мудрецам тысячелетия назад. Они даже приводили количества лет, составляющих большие и малые циклы развития вселенной - так называемые манавантары и юги - и цифры эти, в общем, совпадают с современными вычислениями, а возможно, они и точнее.
    Можно привести и другие доказательства, но я уже говорил: убежденному материалисту все равно ничего не докажешь, верующему же ничего доказывать и не надо.
    Попробую теперь дать определение Бога или Абсолюта так, как это понимают последователи индийской философской системы Адвайта. Существует некая изначальная творящая Реальность-Сознание, и наша вселенная, частью которой являемся и мы с тобой, представляет собой мыслеобраз этого сознания, поэтому, когда Творец представляет себе вселенную - она существует в его сознании, когда же он перестает ее представлять - она исчезает. Из этого  вытекает следующий вывод: Истина - это реальность, а реальность – это Абсолют или Брахман, или Верховный Бог. Причем абсолютна  только реальность Брахмана (мне больше нравится этот термин), любая же другая - относительна, производна и зависима от него. Поэтому, когда я говорил, что Истина - это Реальность, я имел в виду Реальность, как Абсолют, Бог или Брахман.
    - Иван Саныч, - снова вступил в разговор Андрей. – Меня потрясает то, что вы говорите, хотя я и не все понимаю, но если действительно Истина такова, то, что нам до нее, как все это может изменить мою жизнь и как я могу постигнуть Сознание Бога? Ведь это все равно, что события на планете какой-нибудь отдаленной звездной системы: что мне до них, и как я могу узнать, что там происходит?
    - Вот тут ты не прав, - спокойно возразил Маркелов. -Действительно, до всего, что происходит на какой-нибудь Альфа Центавра, нам нет никакого дела, пока мы к ним не прилетим или они к нам. Но весь фокус в том, что к Богу лететь не надо, он - везде, и в тебе тоже. Ты - малая его частица, но не осознаешь этого.
    Допустим, ты представляешь какого-то человека. В этом случае мыслеобраз, который ты создаешь в своей голове, является частью твоего сознания и состоит из той же материи. Так же и здесь: ты являешься мыслеобразом Брахмана, но в отличие от мыслеобраза в человеческом уме, в силу невообразимого величия Божественного Сознания, ты имеешь некоторую независимость, и тебе кажется, что ты – сам по себе. Проходя этапы эволюции, вселенная как бы отходит от природы первоначального творца, его сверхтонкие энергии постепенно огрубевают, вселенная становится видимой, дискретной и возникает иллюзия ее самостоятельности, но всегда, в самом грубом материальном объекте – допустим, в камне, присутствует изначальная частица Божественного Сознания. Эта частица, как я уже говорил, есть и в тебе, а йога дает метод, как эту частицу в себе ощутить и через нее подключить свой ограниченный разум к сознанию Бога и как бы осознать единство с ним.
    Патанджали характеризует практику йоги, как "читта вритти ниродхах" - преодоление умственных блужданий. Искра Божественного Сознания, о которой я говорил, - это наше истинное "Я", но, поскольку мозг находится в постоянном беспокойстве, мы по ошибке принимаем наше "Я" за наши мысли, желания, ощущения, наконец, за наше тело. Когда же невежество спадает с наших глаз и озеро нашего сознания успокаивается, то становится видно дно - наше истинное "Я", или частица Божественного Сознания. Иной пример: наш разум уподобляется зеркалу, покрытому копотью. По мере размывания начинает сиять наша истинная природа. В этом заключается метод йоги.
    - Так получается, что и я могу теоретически открыть в себе Божественное Сознание, - взволнованно спросил Андрей. - Я думал, это только для избранных.
    - Не только можешь,  но это неизбежно когда-то с тобой произойдет, - улыбнулся Маркелов. - Как говорили древние индусы: "Весь мир от былинки до Брамы перейдет. О, "Я", слава "Мне", "Я" - один - оплот". По непреложным законам вся вселенная, в конечном счете, вернется к своему творцу и вновь сольется с ним в Единое, но все дело в том, когда  это произойдет - может быть, через миллиарды лет.
    Если я говорю, что это для тебя - неизбежно, то я имею в виду не обязательно тебя, Андрея Данилова - нынешнее твое существование или воплощение. Процесс Богореализации происходит непрерывно, но для полной Богореализации необходимо колоссальное время: одной или даже нескольких жизней для этого не хватит. Йога дает метод, который во много раз ускоряет процесс эволюции и богопознания, но не гарантирует, что полное соединение произойдет в настоящей жизни – это, за всю человеческую историю, удавалось буквально единицам. Причем, когда мы говорим, что, допустим, Будда реализовал в себе Бога, имея в виду конкретное историческое лицо, мы забываем о том, что душа его прошла через множество воплощений, в каждом из которых он осознанно занимался духовной практикой. И только в последнем образе, образе принца Гаутамы из рода Шакьев, он достиг конечной цели.
    - Вот это мне совершенно не понятно, - сказал Андрей. - Я что-то слышал о теории перевоплощений, но понял только, что душа человека после смерти переходит в другое тело. Если я, допустим, в этой жизни чего-то добьюсь и накоплю какие-то знания, или, положим, приобрету какую-то собственность - то все это будет моим только в этой жизни, и если даже допустить, что моя душа после смерти вселится в другое тело - то какое отношение все предыдущие приобретения будут иметь к новому воплощению?
    - Очень похвально, - сказал Маркелов, - что ты слышал о теории перевоплощений или реинкарнаций, хотя я даже не могу назвать ее теорией, поскольку это сама жизнь. Тут все зависит от того, где ставить акценты. Если "Я" человека, стержень его индивидуальности - это его тело, его чувства, тогда - действительно, все, что ты говоришь, - верно, и вся предшествующая жизнь (даже если верить в то, что душа переходит из тело в тело) не имеет никакого отношения к жизни настоящей. В этом случае все заслуги или ошибки принадлежат только той жизни, в которой они совершались. Но на самом деле все не так - и это доказывается наличием эволюции. Именно душа, воплощающаяся  из тела в тело, является твоим "Я" и основой твоей личности. Все, что ты сделал в прошлом, сейчас и сделаешь в будущем - все твои мысли и чувства, испытанные в этом существовании, в момент смерти, как информационный код, запечатлеются в твоей душе,  или той части многослойной сущности, которую индусы называют Каруна шарира, а оккультисты причинным телом. Затем, после какого-то периода существования в тонком мире (в зависимости от твоих заслуг), этот код перейдет вместе со своей матрицей в новое тело. И хотя твой новый разум и не будет ничего помнить из прошлой жизни, все ошибки или заслуги прежнего воплощения определят условия твоего нового существования. Но память пережитого в других жизнях способны проявить в себе либо люди с серьезным мистическим даром, либо это может возникнуть в процессе духовной практики - и человек вспоминает то, чего в этой жизни с ним никогда не происходило. Поэтому, если быть точным, то ты не Андрей Данилов, а то, что есть твоя невидимая душа, которая, кстати, имеет свое тайное имя - только ты об этом не знаешь.
    - Но почему все-таки мы ничего не помним из нашей прошлой жизни? - спросил Андрей. - Почему это способны делать только особо одаренные или особо тренированные люди? Насколько нам проще было бы жить, и  насколько быстрее бы мы развивались, если бы помнили прошлые воплощения. И потом, вы упомянули об отношении души к эволюции. Мне эта связь непонятна, по-моему, эволюционирует природа, насколько я  помню, на основе наследственности, изменчивости или мутаций и естественного отбора, как Дарвин учил.
    - Начну по порядку, -  терпеливо продолжал объяснять Маркелов. - Во-первых, неверно, что никто ничего не помнит. Какие-то смутные проблески воспоминаний-ощущений, не связанных с событиями настоящего воплощения, испытывает время от времени почти каждый. Кого-то это смущает, кто-то от подобных проблесков отмахивается либо приписывает их воспоминаниям каких-либо снов. Только очень немногие способны просмотреть какой-то длинный эпизод или даже почувствовать себя другим человеком в другие времена. Просмотреть же любое воплощение по желанию вообще могли единицы за всю историю человечества - например, Будда. Об этом прямо говорится в Типитаке - Палийском каноне.
По-видимому, подобным качеством обладал и Иисус Христос: прямо об этом нигде не говорится, но в некоторых местах Евангелия упоминаются слова Христа о том, что он общался с древними пророками. Эти его слова совершенно не поняли иудеи, которые ничего не знали (в своей массе) о принципе реинкарнаций, и кто-то в толпе слушателей удивился - точно не помню, но что-то вроде: «Как он мог беседовать с Моисеем, если ему и пятидесяти нет».
    Есть сведения, что до первого собора христиане тоже поддерживали идею перевоплощений, по-видимому, все же Иисус учил этому - но затем священники объявили реинкарнацию ересью.
    Теперь: почему мы забываем свои прошлые жизни, и насколько было бы лучше, если бы все это оставалось в памяти. Трудно сказать, очевидно, у Высших Сил какие-то свои соображения по этому поводу. Во-первых, мы и большую часть событий нынешней жизни забываем, а если взять сны - тут вообще в памяти остаются жалкие крохи - и все же где-то в глубине нашего подсознания (а может, сверхсознания) хранится вся информация - и в определенном трансовом состоянии или под гипнозом вспомнить можно все.
    Возможно, если бы на поверхности сознания лежала вся такая информация, то наш мозг этого бы просто не выдержал, возможно, без серьезной подготовки мы бы потеряли ориентацию среди этого океана информации и утратили связь с внешним миром. Возможно, перегруженное внешнее сознание не способно было бы воспринимать новые впечатления и новые знания. А возможно - эволюция должна идти в определенном ритме, с определенной скоростью, и ускорение привело бы к каким-то катастрофическим последствиям. Не знаю, тут можно только гадать, но, несомненно, у Бога есть для этого какие-то свои резоны высшей целесообразности.
    Что же касается вопроса, когда появилась душа и какое она имеет отношение к эволюции живой природы, попробую объяснить тебе и это.
    Дело в том, что твоя душа не сотворена в какой-то определенный исторический момент, а изначально являлась частицей Божественного Сознания и была с ним едина. По мере творения вселенной это единство терялось, сознание ее постепенно замутнялось, грубело, и в самом нижнем витке спирали творения она почти полностью утратила эту связь. Поэтому даже камень имеет душу, но он этого не осознает. Затем спираль творения пошла вверх и полностью замутненное сознание души начало постепенно очищаться, поэтому у растений уже больше самосознания, чем у минерала, еще больше его у животного и гораздо больше у человека.
    Следует предположить, что когда-нибудь раса людей сменится  расой каких-то более совершенных существ - и так до тех пор, пока индивидуальная душа не сольется с Единым. Можно сказать, что твоя душа, или монада, когда-то была душой камня, затем - растения, затем - животного и, наконец, - человека. На человеческой фазе она должна пройти долгий этап эволюции, который невозможно реализовать за одну жизнь, поэтому твоя душа, пока не воплотилась в теле Андрея Данилова, в разных людях существовала в разные времена.
    Отношение же к эволюции живой природы она имеет самое прямое. Недавно американцы на каких-то сверхмощных ЭВМ подсчитали, что если бы эволюция зависела только от наследственности, изменчивости и естественного отбора, то природа и живые существа находились бы сейчас где-то на уровне мезозоя. Можно предположить, что эволюцию направляет некая разумная сила или Бог, частицей которого является твоя бессмертная душа, и качества очередного эволюционного витка не случайны, а запрограммированы в неком высшем проекте. Следовательно, то, что у рыбы появились легкие, позволившие ей выйти на сушу, - это не стечение обстоятельств, а результат направленного действия какой-то силы или энергии - и проводником этой энергии к физическому телу будущей рептилии являлась бессмертная душа. Да, действительно, естественный отбор имеет место, но эволюция движима двумя векторами: нижним – естественным отбором и верхним - Божественным проектом.
    - Но ведь Библия утверждает, что Бог сотворил мир за семь дней и всех живых тварей и человека создал сразу, без всякой эволюции, - попытался возразить Андрей. - Это же противоречит неоспоримым научным фактам, и тому, о чем вы говорите.
    - Ну, если ты думаешь, что Библия - единственная книга по Богопознанию, то ты глубоко заблуждаешься, - ответил артист. – Лично я строил свое мировоззрение на основе древних Упанишад, Бхагавадгиты, книг Шанкарачарьи и многих других гуру. Общие же моменты всегда приходится состыковывать самому - здесь мне помогли медитации, и я постарался связать древние понятия с современными представлениями о картине мира. Оказывается, ничто ничему не противоречит. Библия - это, конечно, величайшая книга, но многие философские понятия там сложнейшим образом закодированы, и только человек глубоких эзотерических знаний сможет их расшифровать. Не обладающий же этими знаниями будет плавать по поверхности и не увидит в Библии ничего, кроме сборника наивных сказок. Поэтому, когда там говорится, что Бог сотворил мир более семи тысяч лет назад за семь дней, то имеются в виду некие циклы, настоящий временной отрезок каждого из которых - не день, не год и даже не тысячелетие, и, очевидно, его истинное время будет известно только посвященному. Кстати, цифра семь - важнейшее число в эзотерике. А рассказ о том, что Бог создал человека по своему образу и подобию, надо понимать не как то, что Бог - это дедушка с Бородой, а человек на него похож, а как то, что Истинная природа Бога и души человека - едины. Так же и масса других моментов.
    Я не хочу противопоставлять Библию индийским эзотерическим книгам - одним ближе одно, другим - другое, я, например, как говорил, предпочитаю читать Упанишады и Бхагавадгиту.
    Маркелов излагал все эти сложные философские понятия расслабленно, полу закрыв глаза, Андрею казалось, будто все, что он говорит, посылается ему откуда-то свыше и льется через его губы ровным спокойным потоком. Мальчик думал, что, наверное, нет ни одного вопроса, на который не смог бы ответить его новый знакомый: впервые он встречал такое гармоничное воплощение человеческой мудрости.
    - Ладно, заговорились мы с тобой, - закончил свой монолог Маркелов. - Что-то меня сегодня понесло, по-видимому, не следовало в первую встречу рассказывать так много. У тебя, наверное, сейчас полный сумбур в голове. Давай-ка, на сегодня разговор закончим, я тебе дам кое-какую литературу для первого знакомства, а когда прочитаешь - позвони, и условимся о нашей следующей встрече.
    Маркелов подошел к книжному шкафу, некоторое время раздумывал, затем вытащил один из самиздатовских томов в сером переплете, на котором золотыми буквами было оттеснено: Герман Гессе. Сидхарта.
    - Это замечательная повесть немецкого писателя-мистика, жившего в начале века, - объяснил актер. - Ее интересно читать, и там нет особой зауми. Возможно, она заставит тебя задуматься. В книгу я вкладываю бумажку с моим телефоном.
    Маркелов сердечно распрощался с мальчиком, и Андрей вышел на улицу.
    Как не гармонировал этот жуткий подъезд с тем чудесным миром, где он только что побывал! Андрей шел через заваленный хламом двор, боясь споткнуться в темноте о какую-нибудь замаскированную кучу мусора, но в то же время ему казалось, что он вынес из квартиры Маркелова частицу света, которая растворилась в окружающем пространстве, и насытила воздух тонким ароматом.
    Вернувшись домой, и наспех поужинав, он достал заветную книгу и погрузился в удивительную историю сына брахмана Сидхарты, который посвятил свою жизнь, полную открытий и тягостных прозрений, одному вопросу - познанию Истины.

      















 
































 ГЛАВА 2
            
 ПЕРВЫЕ ПЛОДЫ

    Нельзя сказать, что после посещения Маркелова жизнь Андрея круто изменилась. Он продолжал ходить в ту же школу, дружить с теми же приятелями, поддерживать те же разговоры. И все же теперь он жил с ощущением, что впереди забрезжил свет, и среди круговерти пустого времяпрепровождения возник стержень, за который можно было ухватиться. Правда, старые привычки брали свое, а новые еще не сформировались. Да, где-то вдалеке, впервые за всю его недолгую жизнь, появилась цель – пока еще неясная, и возникло направление, по которому следовало двигаться дальше, но было непонятно, какие действия, кроме чтения иной, чем раньше, литературы, следовало предпринять.
    После беседы с Маркеловым поначалу возникло ощущение ясности и чего-то грандиозного, но время шло, жизнь не менялась, сумбур в голове оставался, и чувство первоначального восторга стало гаснуть.
    Его потряс "Сидхарта", в жизни этого древнего искателя Истины было что-то, что находило созвучие с его жизнью, его беспросветной тоской - и все же эта книга не давала объяснения: что же должен делать конкретно он - Андрей. Бросив все, идти в лес, искать бродячих садху? Надеяться на то, что когда-нибудь встретится новый Будда? К тому же, как выходило у Гессе, ни садху, ни Будда не смогли дать душе Сидхарты желанного покоя и просветления, и обрел он его только в конце жизни там, где никогда и не думал обрести. К тому же из книги он понял, что готовых рецептов вообще быть не может, человек одинок - и путь у каждого свой. Но как узнать, какой путь уготован тебе? Увы, оказалось, что вопросов гораздо больше, чем ответов.
    Новый визит к Маркелову состоялся примерно через месяц. Андрей поделился с актером восторгами по поводу книги и рассказал о своем состоянии раздвоенности, что он уже не может жить, как раньше, но путь, который обозначился где-то вдалеке, ему тоже неясен, и непонятно, с какого конца к нему подступиться, поскольку книги - это только пища для ума, а тут требуется нечто большее.
    - Ну, то, что ты это понял, - уже хорошо, - ответил актер. – Одна только пища для ума мало способствует росту души, здесь задействованы другие структуры нашего сознания. И все же книга, написанная просветленным человеком, даже в переводе содержит некий потенциал, или вибрационный след его сознания, - ауру книги. Эта аура действует на твои тонкие тела непосредственно, она очищает и заряжает их, готовит для восприятия новых, более тонких энергий и создает внутри и вокруг тебя определенную кармическую напряженность или частотность.
    Далее - по принципу резонанса - ты начинаешь встречать нужных людей, твои жизненные обстоятельства складываются так, что к тебе потоком стекается информация, литература, методики, ты начинаешь чувствовать то, что не чувствовал раньше, видеть тонкие энергии и многое другое - у каждого это происходит по-своему и с разной скоростью.
    Наконец, ты можешь встретить своего учителя - и это одно из самых главных событий в жизни.
    Правда, помимо положительных изменений, происходят и не очень приятные. Одно из них ты сам описал - это чувство неприкаянности и раздвоенности: от прежних ценностей и образа жизни ты еще не отошел, к новым не прибился - и совершенно неясно, с чего начать новый путь - хотя он уже начался. И если раньше было просто плохо,  но ты не осознавал, что есть другие пути, и тешил себя мыслью, что когда-нибудь разбогатеешь и обретешь духовный покой, то теперь ты подсознательно чувствуешь, что никакие деньги, вещи и развлечения твоих внутренних проблем не разрешат, а что принесет новый путь - пока не ясно.
    Дальше появятся и другие проблемы - асоциальность и стремление к одиночеству, хотя необходимость учиться и работать, требует от тебя как раз обратного.
    Будет очень трудно вести прежний образ жизни: общаться со старыми друзьями, глупыми девушками, делать карьеру.
    Вскоре тебе вообще какой-то период будет тяжело находиться на людях - особенно в толпе, посещать магазины, кино, театры. Но могу успокоить: со временем это пройдет, и ты сможешь сохранять равновесие в любой обстановке, оставаясь незамутненным.
    - Иван Саныч, - спросил Андрей. - Вы говорили о том, что чтение духовных книг может менять ситуацию в жизни и создавать определенные обстоятельства, и что-то сказали о резонансе. Мне это совершенно непонятно. Как могут обстоятельства и знакомства зависеть от книг?
    - Не только от книг, но и от определенных духовных и физических упражнений, - ответил актер. - А также от накопления энергии или личной силы - вообще от всего, что очищает физически и духовно. Мне трудно это досконально объяснить: у тебя нет необходимой теоретической базы. В наиболее общем виде я могу описать этот процесс так.
    Любой человек, любой предмет и событие излучают тонкую энергию определенной частотности, которая проецируется на тонкий план, как некая энергетическая голограмма или код. Что такое тонкий план - предмет особого разговора. Теперь, если твое энергетическое поле в результате контакта с духовными книгами, а также в результате физических и энергетических упражнений начинает очищаться, утончаться и обретать определенную частотность, то ты, по принципу резонанса, будешь притягивать те голограммы, а через них - тех людей, те события и книги, которые совпадут по частоте вибраций с твоей личной частотой.
    Это как в случае с телевидением. Телевизор воспринимает телевизионные волны и проявляет их на экране в виде изображения и звука. Но без этого устройства, хоть телевизионные волны и пронизывают твои органы чувств, их ты уловить не можешь. Духовная практика создает внутри тебя подобный телевизор - только он ловит другие волны.
    - Поразительно, - сказал Андрей. - Так просто, ясно и совершенно убедительно. Иван Саныч, вы сказали, что в процессе занятий духовной практикой приходят нужные книги, информация и обстоятельства. Кроме того, может прийти учитель, и это событие - самое важное в жизни. Может, вы и есть этот учитель, ведь вместе с вами в мою жизнь пришли и книги, и информация. Но тогда как же это могло произойти, если никакой духовной практикой я не занимался и литературы об этом не читал.
    Маркелов внимательно посмотрел на Андрея и покачал головой:
    - Нет, Андрюша, я не твой учитель, в твоей жизни я скорее отношусь к категории "нужных людей", которые обеспечат нужными книгами и информацией. Учитель - это нечто большее, это тот человек, который видит твой путь и сможет привести к Богу. Я же на это не способен, я сам в пути, и во мне много самости и светскости. На определенном этапе я смогу тебя чему-то научить, но только чему-то. Когда-то мы неизбежно разойдемся, я это чувствую, и ты пойдешь другим путем.
    Я слишком тяготею к Индии и йоге, для тебя же это только временное увлечение, затем в твоей жизни появится нечто иное.
    А  что касается  твоей неподготовленности к нашей встрече: помнишь, в самом начале я сказал, что ты парень перспективный? Дело в том, что в твоем информационном поле я уловил духовную подвижку. Ни йогой, ни магией ты никогда не занимался, тем не менее, мне кажется, будто кто-то провел над тобой   первичную инициацию - отсюда и твоя неприкаянность, и поиск неизвестно чего, и несогласие с теми ценностями, на которые молятся все окружающие.
    Может, это сделал не человек, может, тебя коснулся твой неземной учитель, может быть – даймон, - это от меня закрыто, но я ясно почувствовал, что нечто необычное в твоей жизни происходило - даже если ты этого не помнишь.
    - Иван Саныч, - взволнованно заговорил Андрей. - А ведь вы правы. Я, правда, об этом никогда никому не рассказывал, боялся, подумают, будто у меня крыша поехала.
    Пять лет назад мы с мамой ехали отдыхать в Трускавец, и со мной в поезде произошли очень странные вещи. То ли сны, то ли видения, да такие реальные, словно в настоящей жизни. Я, к сожалению, сейчас уже почти ничего не помню, но тогда мне казалось,  что я прикоснулся к чему-то самому важному в жизни.
    И Андрей рассказал о встрече с девочкой на берегу моря, о черном человеке и затем об иконе, которая выходила из оклада в церкви. Правда, рассказ его был несколько скуден, поскольку помнил он всего несколько ярких картин, да к тому же мало связанных друг с другом.
    К рассказу Андрея Маркелов отнесся очень серьезно и сказал, что это были не сны, не галлюцинации, и все, что ему тогда привиделось, - действительно очень важно.
    - Похоже, Андрюша, твоя инициация действительно произошла именно тогда, и, возможно, это только начало необычных событий, которые в дальнейшем произойдут, - сказал актер. - Эта девочка назвала себя Единственной? Я что-то читал об этом. Есть теория, что монады-души некоторых людей стремятся составить диаду, соединиться со своей половинкой - шакти, или космической парой. Когда им это удается, то происходит небывалый духовный рост. Но встретить и, главное, узнать свою половинку – чрезвычайно сложно. Иногда одна из них, которая дальше прошла по пути духовного развития, является к своей паре в астрале  (это может восприниматься, как необыкновенно яркий и разумный сон) и проводит что-то вроде инициации. Она вытаскивает застрявшего в жизненном болоте Единственного и заставляет его отправиться на поиски.
    Теперь что-то проясняется, почему, например, у меня четкая уверенность, что мы с тобой обязательно разойдемся. Мой путь - путь одиночки, ты же должен когда-то составить пару со своей Единственной, и ваша совместная духовная практика будет какой-то особенной.
    Но, похоже, на твоем пути ожидаются серьезные испытания - об этом свидетельствует появление черного человека. И потом - говорящая икона... Возможно, Дева Мария тебя бережет. Так или иначе - выбор за тобой. Для начала очень важно вспомнить свои видения, но пока ты к этому не готов.
    - Но как это сделать? - грустно проговорил Андрей. – Ведь столько лет прошло, и ни разу мне не удавалось вспомнить ничего более того, чем я вам рассказал. И ничего необычного, до встречи с вами, со мной больше не происходило.
    - Значит, не пришло время, - ответил Маркелов. - Когда ты начнешь медитировать, это должно произойти, или я ничего не смыслю в эзотерике. Правда, по поводу сроков затрудняюсь что-либо сказать. – Он окинул мальчика оценивающим взглядом. - Твой рассказ навел меня на мысль, что нам надо начинать конкретные упражнения. Вначале я не собирался торопиться, хотел, чтобы ты лучше проникся атмосферой, сформировал в своем сознании какую-то цельную картину мира, освоил теоретическую базу, ведь ты еще так молод, и спешить некуда. Но сегодня я ощутил в тебе задатки практического мистика, и хоть этот путь опасен, по-видимому, тебе он подходит. Возможен, конечно, и чисто церковный путь, но в этом случае тебе придется искать православного духовника - и это уже не по моей части. В дальнейшем ты определишься сам. Иногда в жизни нужно перебрать множество направлений, прежде чем поймешь, что действительно твое, а что - чуждо. Кто знает, вдруг у тебя появится тяга к монашеской жизни.
    На этот раз Маркелов дал Андрею книгу Сильвараджана Иессудиана "Хатха-йога" и обширнейший труд свами Шивананды "Концентрация и медитация".
    - Попробуй заняться хатха-йогой, - как-то с сомнением проговорил актер. - Мне это направление чрезвычайно близко, но, возможно, тебя оно увлечет ненадолго. В любом случае, будет полезно пройти через начальные ступени, и, кроме того, физическая йога заполнит тот вакуум, который возник в твоей душе, и почистит энергетические каналы, а также дисциплинирует, хотя сама по себе на начальных этапах она мало, что дает для раскрытия мистических способностей - это, прежде всего наука здорового тела. Кстати, когда ты серьезно начнешь заниматься медитациями и откроешь в себе какие-то необычные силы, то хатха-йога сможет уберечь от многих проблем, поскольку эти силы бывают достаточно опасными для здоровья и психики, особенно в твоем юном возрасте. Правда, именно в этом возрасте пробуждение мистических сил может происходить очень быстро - это как путь по лезвию бритвы.
    Теперь о второй книге. Вряд ли ты сможешь взять из нее что-то для своих практических упражнений. Она написана очень расплывчато, индусы вообще считают, что технику медитаций нельзя освоить по книгам - ее дает учитель, и он внимательно следит за состоянием ученика, чтобы избежать нежелательных последствий. Но все равно, прочти ее, чтобы иметь представление, как на первых этапах работать с сознанием. В действительности настоящая дхьяна гораздо сложнее и больше напоминает созерцание своих необычных состояний и психических эффектов.
    После этого посещения учителя (Андрей упорно продолжал называть Маркелова для себя именно так) мальчик - по крайней мере, внешне - круто изменил свою жизнь и распорядок дня. Если раньше он никогда не мог заставить себя встать рано утром, чтобы сделать обычную гимнастику, то теперь у него вдруг открылось необычайное упорство, к радости и удивлению мамы, которая видела в хатха-йоге только экзотическую гимнастику, и не подозревала об опасной мистической подоплеке этого увлечения.
    Андрей был достаточно гибким мальчиком, но  поначалу даже самые простые асаны давались ему нелегко, к тому же Маркелов, после того как увидел достижения своего ученика, остался ими весьма недоволен.
    - Во-первых, - покачал он головой, - в книге же ясно сказано: начинать надо с небольшого количества упражнений, и там даны конкретные комплексы, а ты мне тут целый каскад поз продемонстрировал, потом, в них надо застывать на долгое время, они должны быть для твоего организма комфортны. Опытный йог в лотосе может сидеть много часов и не чувствовать неудобства. Ты не должен ничего форсировать, поза делается до той фазы, пока организм выполняет ее без напряжения, иначе это просто советский спорт, где  тренеру важно получить как можно больше чемпионов - что с человеком будет потом, ему не важно. Затем - совершенно безобразное дыхание. Оно должно быть неслышным. О сознании, естественно, говорить рано, но постарайся во время занятий держать состояние океана - чувство покоя и беспредельности.
    Андрей покраснел, он действительно хотел удивить Маркелова своими успехами и освоил, как ему казалось, гораздо больше асан, чем требовало пособие за этот период времени.
    - Смотри! - продолжил Маркелов - и исполнил такой трюк, от которого у мальчика просто отвисла челюсть. Он лег на живот, а затем совершенно спокойно, без напряжения прогнул спину назад и скрутился в такое колесо, что стопы его ног встали на пол по обе стороны шеи, причем лицо не покраснело от натуги и дыхание ничуть не сбилось, словно выполнял эту позу не пятидесятилетний мужчина, а юная циркачка, демонстрирующая номер "женщина-змея". Пробыв в этой фантастической позе минут пять, актер принял обычное положение и сказал:
    - Видишь, мне в этой асане было удобно и комфортно. При должной тренировке в ней можно оставаться десять-пятнадцать минут. Поэтому пусть лучше асан будет меньше, но выполняй их правильно.
    Затем Маркелов обучил Андрея «крийя» - очистительным движениям, одно из которых – «наули»  выглядело особенно эффектно, когда по животу актера перекатывались мышечные волны. Оказалось, что научиться этому совсем не сложно, весь фокус - в надавливании на определенные мышцы бедер, и через пятнадцать минут Андрей уже сам лихо исполнял "танец живота".
    Напоследок актер предложил мальчику промывать нос соленой водой, чистить зубы пальцами с помощью золы, а также бросить курить и перейти на вегетарианство.
    - Когда я увлекся хатха-йогой, - сказал Маркелов, - мне казалось, что для духовного продвижения обязательно необходимо перейти на растительную пищу, то есть избегать продуктов, связанных с убийством. Кстати, этой диеты я придерживаюсь и по сей день. В действительности, как оказалось, вегетарианство существенно не влияет на скорость развития мистических способностей. Известно, например, что сам Иисус Христос ел рыбу и пил вино, а великие мистики Гурджиев и Блаватская курили трубки, и это никак не сказывалось на их фантастических возможностях. Но все же считается, что вегетарианство способствует более гармоничному развитию тонких тел и раскрытию чакр. В дальнейшем ты сам увидишь, что для тебя более естественно, может быть, вегетарианство - это твое, тогда ты в скором времени будешь испытывать отвращение к мясу и рыбе, но может так случиться, что мясная диета для тебя более органична. Нужно попробовать все, и все примерить к своему индивидуальному пути.
    Возьмем такой сложный и неоднозначный вопрос, как половая близость. Многие йоги категорически настаивают на безбрачии, поскольку, сохраняя половую энергию, мы в дальнейшем обретаем возможность преобразовывать ее в духовную - как они говорят - переводить Раджас в Оджас. Школа же Тантры и некоторые духовные школы Китая, напротив, разработали определенную технику секса. Об этом говорится в индийской книге "Кама сутра" и китайской «Дао Любви».
    Адептам этого направления половой контакт не только не мешает мистическому развитию, но, напротив, значительно ускоряет его. Правда, тут есть много тонкостей и подводных камней. В любом случае, половое чувство берется под контроль сознания и заурядный половой акт превращается в майкунтху. Если же тебе удастся встретить свою Единственную, с которой вы должны сформировать диаду, физическая любовь может оказать сильнейшее воздействие на духовный рост. Как видишь, однозначного рецепта здесь быть не может.
   
После каждого очередного посещения учителя  Андрея на несколько дней охватывал энтузиазм, затем его интенсивность начинала постепенно ослабевать. И дело было не в сомнениях о правильности выбранного пути: начинала шевелиться его старая подружка - лень.
    С той поры, как асаны и различные очистительные процедуры вошли в привычку, заставлять себя особенно не приходилось, но если по какой-то причине возникал пропуск, тут уж лень активно пыталась захватить утраченные позиции - и, иногда, на несколько дней  ей это удавалось. У лени был существенный аргумент: каких-то заметных результатов не было, поэтому возникали сомнения: стоит ли отказываться от мелких неопасных радостей жизни, которые - вот, здесь, только протяни руку, ради какой-то отдаленной и непонятной цели. К тому же, какая гарантия, что все будет так, как написано в книгах!
    И все же через полгода регулярных занятий он стал ощущать какое-то, если и не постоянное, то достаточно длительное ощущение внутреннего света и радости. Эти ощущения были не столь уж интенсивны, но они постепенно сменили его постоянные перепады кратковременных восторгов и длительных депрессий. Теперь это все как-то сгладилось и если не ушло полностью, то отодвинулось на второй план, а чувство внутреннего света и ровной  радости (вернее, радостности) стало постепенно овладевать его сознанием. Это было необычно и приятно, но омрачало то, что держалось новое состояние только в одиночестве, на людях же - в центре города, в кино и магазинах, оно проходило и сменялось ощущением вязкости и странным чувством, словно  на голову надели кастрюлю, поэтому Андрей стал всячески избегать публичных мест.
    Было и другое. Например, почти все его друзья вдруг стали казаться тупыми и неинтересными, но и порывать с ними он боялся - слишком еще сильны были воспоминания, связанные с переходом в новую школу, и тем состоянием изгоя, в котором он находился в течение нескольких месяцев.
    Даже артистичный и эрудированный Сережа Кубарев перестал привлекать Андрея, поскольку любил вещать сам, любил внимание и поклонение, а когда Андрей попробовал с ним завести разговор о Богоискательстве, то заявил, что ни во что подобное не верит, и постарался побыстрее свернуть разговор, в котором был совершенно некомпетентен. Андрей, к тому же, был удивлен, что за несколько месяцев узнал Маркелова гораздо лучше, чем Сергей за 2 года.
    Итак, из близких людей, с которыми мальчик мог беседовать о самом сокровенном, остался только Маркелов, но он был взрослым, даже пожилым человеком, к тому же очень занятым, и виделись они с ним не более раза в месяц.
    Как ни странно, если раньше одиночество его сильно тяготило, то теперь почти устраивало. По инерции он продолжал принимать участие в школьных вечеринках, но теперь на них безумно скучал, отказывался пить и курить, не говоря уж о травке. К его удивлению, это не привело к насмешкам приятелей: в Данилове появилась загадка, и она вызывала уважение.
    Этот период метания между старыми и новыми ценностями Андрей отразил в стихотворении «Берега», он сам удивился, насколько глубже и взрослее стали его стихи со времени нового увлечения.

            Я потерял натуры цельность,
            Я жду, какие ж берега
            Явят единственную ценность,
            Чтоб к ним прибиться навсегда.

            Не удалось найти забвенья
            Мне на нейтральной полосе.
            Меж пиков "взлета" и "паденья"
            Мечусь, как белка в колесе.

            Мечусь... наивное созданье,
            А ведь писал же, что плыву
            По тихой речке мирозданья,
            Спокойно глядя в синеву.

            И выбор труден, каждый берег
            Меня по-своему манит,
            И я пока что не уверен,
            который Истину сулит.

            Один - попутное теченье,
            Дешевых радостей лопата,
            Вагон постылых развлечений
            И отдаленная расплата.

            Другой - о, пик его волшебен!
            Но так далек и совершенен,
            И так ухабист путь к нему,
            И столько мне сулит лишений

            Он не приемлет полумеры -
            Едва ошибка, слабина,
            Глядишь - на близкий теплый берег
            Прибила ласково волна.

            И так разнежит, так пригреет,
            Что тает мужества багаж...
            Ах, если б знать, что дальний берег -
            Всего лишь выдумка, мираж.

    Андрей отметил еще одну новую особенность своего творчества: в последнее время словно бы ему кто-то стал диктовать стихи. Появилось ощущение, будто бы и не он автор, а кто-то незримый воплощает их через него на бумагу. Порой Андрей вдруг обнаруживал между строк какой-то совершенно неожиданный смысл, о котором он даже не подозревал в момент творчества.
    Однажды, окрыленный похвалами знакомых и родных, он отослал подборку стихов в журнал "Юность", но через месяц пришел ответ: да, его стихи неплохие, но если он хочет стать настоящим поэтом, то ему следует прочитать книгу Исаковского о том, как надо писать стихи (название ее Андрей не запомнил, поскольку порвал ответ), и больше читать Пушкина, Лермонтова, Некрасова и т.д. К сожалению, редакция уже имеет стихотворный материал для публикаций на много месяцев вперед. Мальчик обиделся, и больше попыток подняться на Олимп советской поэзии не предпринимал.
    Так проходили дни, Андрей становился гибче и сильнее, но медитации, к которым он приступил в последнее время, не получались, и через пять-десять минут он уже больше не мог размышлять на тему какого-то стола или ложки, как это предписывал Шивананда, и от скуки впадал в дремоту, переключаясь на мимолетные сонные мысли. Так же не удавалось воспроизвести достаточно отчетливо этот предмет и пред мысленным взором. И вообще, его сознание всячески сопротивлялось новым занятиям, и ему было гораздо легче заставить себя полтора часа вить тело в узлы асан, чем пятнадцать минут насиловать свой ментал, навязывая ему непривычную работу. К тому же результат асан и крий был налицо, результата же психических упражнений он не замечал, и по прогнозам Маркелова в ближайший год такового и не предвиделось.
    И, тем не менее первые подвижки произошли раньше.
    Стоял необычно теплый для Ленинграда апрель. В последний месяц у Андрея возникла необычная для него ранее тяга к длительным одиночным прогулкам. Снег уже почти сошел, но листья на деревьях еще не появились, и предвечерний воздух дышал  лаской ожидания грядущих белых ночей - удивительного времени, когда на город опускалось ощущение тайны.
У Андрея каждый год в это время возникало предчувствие каких-то необычных событий, которые впоследствии так и не происходили, но само это чувство тем не менее его не покидало. Он постоянно ожидал, что в его жизнь ворвется что-то новое, сказочное, и само по себе ощущение уже было тем подарком, который ему дарил город в эти дивные вечера зрелой весны.
    Андрей заметил, что в последний месяц восприятие окружающего мира как-то незаметно изменилось. Ощущение это возникало только во время его одиноких прогулок и пропадало на людях. Словно бы чувственное восприятие окружающего стало глубже проникать в его сознание, вступая с ним в эмоциональный диалог на фоне тихой радости созерцания. Словно бы мир вокруг стал оживать и испытывать к нему что-то вроде любви или симпатии. Иногда какой-то обветшавший заброшенный склад на берегу канала, который никак не мог вызвать эстетического удовольствия, приводил Андрея в состояние непонятного восторга. Словами это было очень трудно передать: что-то вроде ощущения жизни, заполняющей, казалось бы, мертвые предметы.
    Однажды, гуляя вдоль набережной Мойки, он вышел в ту часть города, где речка расширялась, а противоположный берег выглядел диким и заросшим прошлогодней растительностью. Вскоре он поравнялся с  островом, называемым Новой Голландией, на котором стояло несколько заброшенных корпусов темно-красного кирпича, окруженных полусгнившей оградой, поднимающейся прямо из воды. Андрею показалось, что это то ли какой-то склад, то ли мастерские, во дворе валялась ржавая арматура, окна были заколочены - и никаких признаков жизни там не наблюдалось.
    Раньше Андрей просто бы прошел мимо острова, даже не взглянув в его сторону, но сейчас почему-то эти нелепые полу развалившиеся корпуса вызывали непонятный интерес. Он облокотился на чугунную решетку набережной и, испытывая непонятное наслаждение, уставился на открывшуюся его взору картину запустения и заброшенности. Стоял он так неопределенно долго и вдруг заметил, что вокруг острова и корпусов на фоне чистого предвечернего неба возникла какая-то сероватая дымка-облачко. Эта дымка находилась в постоянном движении, затем в ней забрезжили вначале еле различимые, потом все более отчетливые цветовые переливы. Андрей ясно видел фиолетовые, золотистые и зеленоватые сгустки, они постоянно перемешивались, меняли оттенки, затем над островом сформировался серебристый прозрачный столб. Воздух из однообразного  превратился в испещренный вибрирующими точками различных цветов. Вскоре это были уже не точки, а полупрозрачные червячки и кляксы, все это вибрировало с немыслимой частотой и перекрывало видимое.
    Андрей почувствовал легкий звон во всем теле и вдруг отчетливо вспомнил, что похожие корпуса, напоминающие то ли склады, то ли мастерские, то ли котельную, он уже видел, но не в реальном мире, а во сне, виденном в поезде. Перед ним пронеслось, как он блуждал по бесконечным заброшенным коридорам, испытывая тоску и страх, что никогда оттуда не выберется, и как невидимая рука вывела его наружу.
    Ощущение было настолько ярким и сильным, картина настолько отчетливо стояла перед его взором, что он даже на минуту перестал понимать, где реальный мир, а где - видение, наложившееся на этот мир. Он подробно вспомнил и этот безлюдный город с широкими улицами и старинными зданиями, и пустырь, через который он шел к городу, и странных, гулко беседующих людей, которые его не замечали, и, самое главное, готическое здание, в которое он зашел и встретил там человека в черном плаще с капюшоном, скрывающим бледное лицо.
    В следующее мгновение эта мрачная фигура словно бы отделилась от его видения и переместилась на плоскость острова.
    Внутреннее видение пропало, но фигура, став мутной, сероватой и плохо различимой, осталась висеть в воздухе напротив склада, и эта туманная фигура вдруг протянула к Андрею руки и поманила к себе.
    Еще мгновение, и Андрей, подчиняясь какой-то непонятной силе, несомненно бы перепрыгнул через парапет и плюхнулся в холодную, грязную воду канала, но тут звон, все еще заполнявший его тело, перешел на новый регистр. Мальчик внутренне содрогнулся, его начала колотить дрожь, он почувствовал леденящий холод, исходящий от зловещей фигуры, и, собрав всю силу воли, скинул с себя наваждение. В тот же момент серая фигура пропала, и картина острова снова приняла свой обычный вид.
    Мальчик постарался побыстрее уйти отсюда, понимая, что сейчас чуть не прыгнул в воду, выбраться из которой, учитывая температуру воды, не так давно освободившейся ото льда, безлюдье и высоту гранитной набережной, было бы весьма проблематично.
    Он быстро пошел по направлению к дому, тревожно оглядываясь на остров, но несмотря на то, что зрительное наваждение вроде бы прошло, восприятие мира несколько изменилось.
    Он не видел, но ощущал каким-то глубинным чувством, что реальность, независимо от его сознания, заполнена и пронизана какой-то живой то ли материей, то ли энергией, что его знание, его чувства - это всего лишь маленькое окошко в эту живую энергию и что эта энергия не только вокруг, но и внутри - это природа его индивидуальной души, и с помощью глаз и чувств его душа, глядя вовне, по сути, смотрит внутрь себя, поскольку энергия эта везде – и внутри и снаружи.
    Вскоре это осознание расширилось. Он смотрел на дома, на случайных прохожих и ясно чувствовал, что люди в домах и прохожие - это также души, частички общей космической энергии, и все эти тысячи и миллионы душ, как и он, смотрят внутрь реальности, неотъемлемой частью   которой они являются, и что все это - невообразимое существо, заполняющее вселенную, и существо это мириадами глаз смотрит через маленькие оконца внутрь себя, но видит каждый из этих глаз  что-то свое, только ему показанное.
    На какое-то время в этом состоянии растворился весь окружающий мир и маленькое, затерявшееся в этом мире "Я" самого Андрея, он почувствовал свою нерасторжимую связь со вселенной, казалось, еще немного и его ограниченное "Я"-самосознание безмерно увеличится, поломает рамки личности и заполнит собой весь космос.
    Это было настолько грандиозно и необычно, что Андрей испугался, и состояние его тут же прошло. Мир вернулся в свои привычные рамки и стал прежним.
    Он шел вдоль Крюкова канала, и впереди уже блестели купола Никольского собора, и весенний воздух снова был таким, каким он был раньше. И все же что-то изменилось. Андрей заметил, что когда он смотрит рассосредоточенным взглядом на какой-то предмет, дом, купол церкви или фигуру человека - вокруг видимого объекта возникает что-то вроде дымки-свечения, переливающейся различными оттенками, причем и цвета и величина дымки у каждого объекта свои. По мере того как небо темнело, они становились все более отчетливыми, и Андрей даже не мог понять, откуда у него такая уверенность, что эта дымка несет в себе информацию о глубинной и тайной природе человека или предмета, вокруг которого она наблюдается. Это было необычно, красиво и ничуть не мешало, поскольку тут же пропадало, стоило Андрею посмотреть на предмет прямым зрением. Тут только до мальчика дошло, что он видит ауру предметов, о чем не раз читал в книгах Маркелова. Другим же состояниям, которые предшествовали ауровидению, он не нашел объяснения и решил спросить о них своего учителя.
    Надо сказать, что испугался Андрей только в первые минуты, затем же, когда эффекты прошли, в его душе зазвучали фанфары: наконец-то он воочию увидел первые плоды своих занятий!
    В дальнейшем мальчик снова попытался воспроизвести то, что с ним произошло у островка и на пути домой, но ничего подобного, увы, не случилось. Видение ауры постепенно также стало угасать и только при длительном рассосредоточении взгляда вокруг объекта все-таки возникала легкая серая дымка. Восторг сменился разочарованием: оказывается, психические эффекты не подчиняются его воле - и непонятно, когда и каким образом они возникнут снова и возникнут ли вообще. Правда, в глубине души Андрей даже успокоился, поскольку видение  призрачного человека его сильно напугало.
    Через неделю мальчик вновь сидел в удобном кресле Маркелова и возбужденно рассказывал ему о своих необычных видениях, даже не пролистав предварительно Бхагавадгиту, иллюстрации которой он разглядывал в начале каждого своего визита к актеру.
    Маркелов был не то что очень удивлен, пожалуй, даже несколько встревожен, похоже, нечто подобное происходило и в его жизни, но об этом он ничего не рассказывал и всячески уходил от подобных разговоров.
    - Ну что тебе сказать, Андрюша, - задумчиво проговорил актер, - я, конечно, предполагал, что нечто подобное с тобой когда-нибудь произойдет, но не ожидал, что так быстро. Очевидно, кто-то над твоей душой предварительно потрудился, и она имеет на самом деле гораздо больший опыт, чем кажется на первый взгляд - все это тебе предстоит вспомнить в дальнейшем. А то, что у тебя вдруг проснулась способность ауровидения - пусть даже сейчас она заметно притупилась, – это вполне естественно:  пробуждение каких-то новых способностей всегда происходит скачками и угасаниями - все зависит от количества личной силы, и когда ее станет больше, эти новые качества установятся достаточно стабильно. Кроме того, столь быстрое появление мистических сил говорит о том, что в прошлых жизнях ты этим вполне владел.
    Очень интересная история с пронизывающей энергией жизни. Можно сказать, что ты испытал нечто вроде кратковременного самадхи. Конечно, все это еще очень далеко от глубочайших трансцендентальных состояний, которые испытывают продвинутые йоги, но тем не менее, расширение границ собственного "Я" как раз характерно для первых ступеней Сампражната Самадхи. Естественно, к настоящему продолжительному Самадхи ты еще совершенно не готов - твоя энергетика просто не справится с такой нагрузкой. Но даже эта кратковременная вспышка пробудила память души, и ты начал видеть ауру.
    Какая следующая способность к тебе придет, я не знаю но подобные качества, как правило, появляются спонтанно, независимо от желания, когда ты меньше всего ожидаешь. В дальнейшем способности иного восприятия мира и иного воздействия на мир, если пойдешь правильной дорогой, ты сможешь взять под контроль, но пока до этого еще очень далеко.
   Надо ли говорить, что мне совершенно не нравится история с черным человеком. Это явно один из представителей темной иерархии, скорее всего, даже не человек, и как биологический организм в нашем трехмерном мире не существует. Он попытался на тебя воздействовать, даже сбросить в воду, превратив в послушного зомби - скорее всего, просто проверял силы,  вряд ли он был заинтересован в твоей физической смерти. Но все это говорит о двух вещах: во-первых, он твой давний знакомый и, возможно, когда-то ты находился под его влиянием. А во-вторых, он явно пытался подчинить твое сознание, а значит,  испытывает к тебе определенный интерес и почему-то заинтересован в том, чтобы ты попал под его контроль. Истинные его цели мне пока не ясны, однако могу сказать, что подобные темные сущности выискивают на земле мистически одаренных кандидатов и пытаются, зачастую довольно успешно, перетянуть их на свою сторону. Тогда возникают различные сатанистские секты, а когда-то живая религия превращается в мертвую схоластическую науку.
    - Иван Саныч, - взволнованно заговорил Андрей, - но зачем этим черным нужен я, какой интерес они могут испытывать к такому серому середняку, как Андрей Данилов? - несколько принизил он мнение о себе самом.
    - Пока ты не можешь оценить истинных масштабов своей личности, - ответил Маркелов. – Возможно, им этот масштаб гораздо лучше известен. И потом, ты - лишь маленькое звено гигантской сети той дьявольской игры, которую неведомое количество лет ведет на земле ее верховный демон Гагтунгр. Это имя, как и многие другие, донес до нас величайший мистик, визионер и поэт современности Даниил Андреев. Ты это имя вряд ли знаешь, по крайней мере, в школе его творчество, которое чудом дошло до нас только в рукописях, не проходят.
    Так вот: ближайшие тактические задачи Гагтунгра неизвестны, а вот отдаленная стратегическая цель - вполне ясна: это полная демонизация человечества и земли в целом, возможно, выведение новой расы - дьяволочеловечества, которое по его прогнозам должно сменить нынешнее - столь ненадежное и никак до конца не подпадающее под его влияние, то есть непредсказуемое, несмотря на его  дьявольски точный расчет каждого хода.
    Естественно, в перспективе - это полный захват власти над Землей и посрамление Господа нашего. Власть и могущество - это их единственная цель и их главное средство, ничего больше, чем поглощение внутрь своей воронки все новой материи и все новой энергии им и в голову прийти не может. Промежуточная же задача - это получение все новых и новых источников питания для своего многочисленного воинства.
    Кроме того, подготавливается пришествие Антихриста и воцарение на всей Земле такой чудовищной диктатуры, которой никогда не ведало человечество. Кстати, самой масштабной попыткой подобного воцарения были недавние события в России – большевистский переворот и сталинская деспотия. В настоящее время Гагтунгр теряет в нашей стране свои позиции, но они пока еще чрезвычайно сильны.
    Сталин - это пробный шарик. В будущем на земную арену Гагтунгр готовится вывести гораздо более масштабную и страшную личность. Воцарение на Земле сверх диктатуры - это первый этап для создания новой расы.
    Действует же здесь и кует себе кадры из нашего человеческого сообщества он с помощью эмиссаров разных ступеней сатанинского посвящения, одного из которых ты видел недавно, а также, судя по твоему рассказу, пять лет назад. Одно и то же ли это существо, я не берусь сказать. В любом случае его появление - это и серьезное нам предупреждение: ты должен быть начеку. Методы вербовки у них самые разнообразные, хитроумные, но и они достаточно часто совершают ошибки.
    Маркелов замолчал и пристально уставился на огонек ароматической палочки.
    - Странно, - задумчиво проговорил мальчик, - я - Андрей Данилов, а этот мистик - Даниил Андреев. Случайно ли это совпадение? Сам не могу объяснить, но, как только вы произнесли это имя, я почувствовал - это трудно объяснить - ну что-то вроде любви к нему и жуткий интерес: что же он такое написал! Нет ли у вас каких-нибудь его произведений?
    Маркелов, казалось, находился в раздумье.
    - У меня есть рукописный экземпляр его самого значительного произведения "Роза мира". Я даже не знаю, стоит ли давать его тебе сейчас. Это очень необычная и сложная книга, ты, пожалуй, еще не готов к ее восприятию... Ну ладно! - словно решившись, проговорил актер. - Дам я ее тебе на свой страх и риск, заодно прочтешь о жизни автора, о ней в предисловии пишет его вдова - Алла Андреева, кстати, ныне здравствующая.
    Маркелов подошел к полке и вытащил объемный том в синем самодельном переплете.
    - Бери, читай, что будет непонятно, постараюсь объяснить. Одно могу сказать, аналогов этому произведению нет в истории человечества. Только никому ее не показывай, книга эта, по мнению компетентных органов, гораздо серьезней и опасней книг по йоге, и за ее хранение можно получить большие неприятности.
    На этом они расстались, и Андрей заторопился домой, ощущая в сумке приятный груз новых неведомых знаний.



ГЛАВА 3
            
ШРАСТРЫ

    С первых страниц "Розы мира" Андрей понял, что подобной книги ему не приходилось читать. К его удивлению, после серьезных трудностей первых глав вдруг пришло ощущение легкости, внутреннего света и, что самое странное - узнавания, хотя Андрей точно знал, что ничего похожего не читал, а вся йоговская литература и беседы с Маркеловым раскрывали те же проблемы в несколько ином аспекте.
   И слова, которых нет ни в одном словаре: светло-радостные Готимна, Аримойя, Фляорус, Жюнфлейя или глухо-угрожающие Мород, Ырл, Пропулк, Буствич... Словно бы он слышал их когда-то, но безнадежно забыл.
    Когда же Андрей дошел до описания соборной души России Навны, то внутренне вздрогнул: он точно помнил, что где-то слышал это имя и с этим именем связано какое-то сокровенное событие   в его жизни, но где и когда? Со дна его души поднималась тайна, он смутно ощущал ее очертания, но никак не мог уловить суть, и ощущение это, изрядно потускневшее со времен Трускавца, снова стало преследовать его.
    В этой загадке не смог ему помочь и Маркелов, который знал о Навне только то, что написал о ней Даниил Андреев, и сказал, что это воспоминание, по-видимому, как-то связано со сновидением в поезде и только лишний раз доказывает, что Андрею необходимо вспомнить эту историю самому. Вскоре это действительно произошло и снова совершенно неожиданно.
    Была пора экзаменов, Андрей готовился к математике, просидел полночи над учебниками и проснулся под утро. Сон был тревожным. То ему снилось, что он опаздывает на экзамены и никак не может найти свою школу, в ужасе бегая  по всему району с жутким ощущением, будто от экзамена, на который он уже не успевает, зависит его жизнь. То звонит будильник, но на самом деле выясняется, что это всего лишь сон, и так продолжается все утро. Когда же он зазвонил по-настоящему, Андрей проснулся совершенно разбитым, с ощущением странной раздвоенности, словно бы часть сознания продолжала оставаться в мире сна. Он неожиданно обнаружил у себя два взгляда: один скользил по привычным предметам - телевизору, шкафу, книжным полкам, другой же был развернут внутрь и глядел в странные, неведомые глубины подсознания.
    Мальчик умылся и принялся за свою привычную йоговскую гимнастику, а так как сонливость не проходила, то он не стал отдергивать шторы с окон и выполнял знакомые положения тела, не открывая глаз.
    Тут только он заметил, что в восприятии собственного тела что-то изменилось. Он словно бы видел внутренним взором свои руки, ноги, позвоночник. Нет, это не были отчетливые картинки, его тело словно светилось изнутри, и этот свет он улавливал в виде мутных полос. Вот он поменял положение ног - и полосы тоже поменяли положение, выгнул позвоночник - и соответствующая ему полоса также выгнулась. От них ощущалось что-то вроде тепла, а вдоль полосы позвоночника были видны несколько утолщений, и от этих утолщений отходили поперечные полосы, наподобие спиц зонтика.
    Эти видения-ощущения нисколько не пугали, поскольку были неясными и приятными, и продолжались все время, пока Андрей выполнял асаны.
    Затем, когда он лег в позу трупа, которой обычно заканчивал свою гимнастику, к уже описанному ощущению прибавилось новое. Его достаточно сложно было описать адекватными понятиями, оно не включало зрительных образов и представляло собой приблизительно следующее.
    Словно бы все события, с ним происходящие и происходящие с людьми, хоть как-то с ним связанными, а также  с теми, кто напрямую  с ним не связан, но имеет косвенное отношение (по сути дела, эти причинно-следственные цепочки распространялись на все человечество), а также все явления, его окружающие - все это невообразимым образом переплелось и составило немыслимую подвижную глыбу, состоящую из нитей причинно-следственных связей. Нити эти находились в непрестанном движении - и если двигалась одна, то, задевая другие, она тут же вызывала целый каскад движений в ближайших звеньях, что, как волны от брошенного камня, распространялось на все более отдаленные, приводя тем самым всю глыбу в неописуемый, но вполне обусловленный и упорядоченный внутренний танец. Андрей словно бы ощутил всеобщую взаимозависимость,  и что невозможно даже шагу ступить, чтобы это как-то не отразилось на бесконечной цепи причинно-следственных соответствий на событиях в других местах Земного шара.
    Затем он ощутил, что этот гигантский клубок переплетений очерчен снаружи двумя полусферами - темной снизу и светлой - сверху. Темная, сама находясь в непрестанной внутренней борьбе, излучая непрерывное желание все дальше расширять область своих влияний, постоянно внедряет свои черные нити  в центральную сферу и искажает ход ее внутренних взаимодействий, все более затемняя эту область. Верхняя же, золотистая полусфера     словно благодатным дождем пронизывает центральную ясными радостными вибрациями-лучами, и, не влияя напрямую на взаимодействия серых и белых нитей, как бы высветляет их, создает условия для подъема вверх, рассеивает мрак, принесенный черными щупальцами, и те начинают корчиться, отцепляясь от серых и белых, и в конце концов сползают вниз в свою полусферу. Затем - новый всплеск темной энергии, новый выброс черных щупалец внутрь центральной сферы, и вновь отвоевываются утраченные позиции. Процессу этому нет ни начала, ни конца, а передышки - лишь временные и местные.
    Затем картинка начала размываться, и на ее месте возник видимый где-то в области затылка образ человеческой фигуры, в которой Андрей почему-то узнал себя. Ноги этой фигуры опутывали черные щупальца и тянули вниз, верхнюю же часть тела окружал ореол, высветляющий голову и мягко нейтрализующий тягу черных щупалец.
    Чем закончилась эта борьба, Андрей так и не увидел, картинка угасла и к нему вернулось обычное мировосприятие... хотя не совсем, и пока мальчик завтракал и одевался, он все время ощущал, что границы между внешним знакомым миром и неведомым иным истончились и он находится в двух параллельных потоках восприятия, что крайне затрудняло его привычные действия. Требовались, например, усилия, чтобы вспомнить, как застегиваются брюки и надеваются ботинки, он словно бы забыл до боли захоженную дорогу в школу, и только какая-то часть его существа, преодолевая большие усилия, все же смогла привести его к знакомой двери. Тут только страх, что в таком состоянии он не только не сможет сдать экзамен, но и вообще будет выглядеть сумасшедшим,  помог Андрею скинуть наваждение.
    Экзамен он сдал, хоть и не блистал знаниями, но по дороге домой прежнее состояние вновь вернулось и начало разворачиваться дальше. Андрей ощутил, что в его памяти стали всплывать, и тут же гаснуть странные фантасмагории причудливых снов, которые он обычно забывал при пробуждении. Только сейчас он понял, насколько они отличаются от привычных образов и ощущений, и если бы не забвение, то выдержать в реальном  дневном сознании память об этих снах было бы совершенно невозможно - просто бы нарушилась связь сознания с внешним миром, и произошла бы полная дезориентация.
    Ему словно демонстрировали невообразимый букварь сновидческих ощущений или кодов чувств, каждому из которых соответствовал какой-то внешний предмет или явление.
    Он, например, видел знакомый дом,   и тут же в его душе возникал отрывок причудливого сна, который каким-то образом трансформировал образ дома в целую гамму непереводимых на человеческий язык ощущений, словно демонстрируя скрытую суть этого дома, которая к его внешней форме не имеет никакого отношения. И так - любой предмет, любое явление. Самое неприятное, что, на мгновение появившись, промелькнув перед сознанием, эта фантасмагория тут же угасала в памяти, чтобы смениться иной, еще более причудливой.
    Несмотря на всю необычность увиденного, Андрей хорошо помнил, что этот же образ во сне воспринимался им совершенно естественно, ничуть не пугал и нес в себе неведомый для него сейчас смысл.
    Андрей с удивлением наблюдал, как на экране его ощущений листалась таинственная книга, испещренная некими символами - может быть и важными для какой-то другой ситуации  но не нужными сейчас, поэтому книга листалась быстро, и не было возможности уловить смысл, запечатленный на каждой странице. Но вот нужная страница была найдена, листание остановлено и перед мысленным взором предстал искомый текст. И тогда из глубин памяти Андрея стали всплывать сценка за сценкой отчетливые, реальные, не пугающие, во всей полноте цвета и контрастности события. Это было его сновидение в поезде, где он встретился, и долго беседовал с девочкой, которая сказала, что она его Единственная. Вспомнил все подробности их удивительно реального разговора, как плавал в глубине моря, не нуждаясь в дыхании, как подарил девочке горсть розовых жемчугов и ее ответный дар - медальон из оникса с надписью "Навна".
    Это было очень важно, вот, значит, где он видел это имя и вот почему он был так потрясен, прочитав имя Навна на страницах "Розы мира" через пять лет. Да, можно видеть чрезвычайно яркие сны, где все очень реально и чудесно, но как объяснить, что девочка из сна произносила это слово и рассказывала ему о матушке Навне почти как о своей знакомой задолго до того, как он прочитал о ней у Даниила Андреева. Неужели это был не сон, а реальная встреча где-то в ином измерении.
    Об астральных выходах мальчик уже знал и очень интересовался этой проблемой. Маркелов, который имел богатый личный опыт в этой области, но уходил от разговоров о себе, как-то сказал, что, возможно, в скором времени Андрей и сам испытает нечто подобное. Теперь же выясняется, что задолго до знакомства с йогой он уже испытывал состояние астрального выхода.
    Наваждение ушло, и к Андрею вернулась способность рассуждать.
    «Интересно», - подумал он, - «какое значение имел этот медальон?»
    Он смутно чувствовал, что события только начинаются и в его жизни появился пласт иного бытия, фрагмент какой-то параллельной жизни, которая каким-то образом должна переплестись с событиями повседневности, наполнив их ароматом необычного – ведь встретил же он в Трускавце эту девочку! Правда, их знакомство так и не получило развития, а ведь, подружись он с ней тогда и расскажи о своем сновидении, как знать, в каких фантастических мирах он бы сейчас мог путешествовать. Маркелов ведь говорил о пути диады, и о необычайно быстром мистическом развитии двух половинок, когда они находят и узнают друг друга.
    Он попытался припомнить, говорила ли ему Анна что-нибудь об их будущей встрече... Нет, кажется, не говорила. Но ведь не может быть, чтобы у этой истории не было продолжения и астральный медальон с надписью "Навна" - всего лишь ничего не значащий фрагмент причудливого сна? Но что он должен предпринять, какие поиски вести? Пойти туда, не знаю куда, принести то, не знаю что?
    Остается одно: продолжать заниматься хатха-йогой и медитациями и, веря, что в этом мире ничто не случайно, ждать новых мистических эффектов.
    Маркелов выслушал отчет Андрея очень серьезно и сказал, что в ближайшее время у него, по-видимому, должны углубиться медитационные процессы, и не исключено, что начнутся астральные выходы. По-видимому, вначале это будут спонтанные процессы, но со временем появится понимание того мира, куда он попадет, а также постепенно он научится работать в астрале. Это достаточно трудная задача. Что же касается Единственной, то тут он ничем помочь не может, это его, Андрея, сугубо личное испытание, и если он достаточно хорошо освоится в астрале, то однажды, возможно, сможет вызвать туда свою Единственную. А может, еще раньше она его к себе позовет - тут можно только гадать. В любом случае - это его путь, и Высшие силы, очевидно, уготовили ему проработку именно этой ситуации - а значит, будет продолжение.

    С того дня образ Анны стал часто возникать перед мысленным взором Андрея. Словно он знал и любил ее всю жизнь, начиная с раннего детства, словно она была тем Несбыточным, которое накатывало в часы одиночества, и наполняло душу сладкой тоской и ощущением безмерной потери. Он снова и снова вспоминал все детали этой встречи-сна, ее недетский поцелуй, странные оживающие картинки, которые она рисовала прутиком на песке, свое отчаяние, когда облик ее начал таять и затягиваться внутрь песчаного замка Вечности.
    День ото дня образ Анны все больше оживал в его сознании, она словно бы была где-то здесь, рядом, Андрей ловил себя на том, что обращается к ней, как к живому человеку, рассказывает ей о своих радостях и горестях, и порою (а может, это ему только казалось) получал что-то вроде ответа. Иногда в его сознании опять начинал звучать валдайский колокольчик ее голоса, но что он говорил, было невозможно разобрать, словно звучащую на грани слышимого неуловимость. Несколько раз перед его мысленным взором возникал отчетливый статический, правда, беззвучный портрет - он держался несколько секунд, затем угасал. Однажды Андрею показалось, что изображение зашевелилось и вроде бы даже протянуло к нему руки, но это были кратковременные видения и, кроме внешнего облика девочки, ничего с собой не несли.
    В один из вечеров-воспоминаний у Андрея сложилось стихотворение, начальные строчки которого он взял из песни, услышанной на берегу моря Вечности. Назвал он его "Я и Ты".
             Помнишь из детства
             Света пургу...
             Мальчик и девочка
             На берегу.
             Личико-облачко,
             Ручка узка,
             Пальчики лепят
             Дом из песка.
             Еле приметен
             Памяти след,
             Я тебя знаю
             Тысячу лет.
             Или не этот
             Полуовал
             Прутиком вереска
             Я рисовал?
             Разве не этого
             Платьица снег
             Как дуновение
             Вился во сне?
             Разве не этот
             Волдайский звонок
   Слышал, а утром
             Вспомнить не мог.
             Лик, проступивший
             В теплой золе...
             Я тебя знаю
             Тысячу лет.
             Здравствуй, ну как там
             Сны без меня?
             Домик построен?
             Дюны звенят?

             Мальчик придуманный,
             Я не спала,
             Просто от скуки
             Сказку сплела.
             В ней жили-были
             Он и она
             Где-то у моря,
             В городе сна.
             Каждое утро
             Краски зари
             Так осязаемы,
             Хочешь - бери,
             Каждое утро
             Мой силуэт
             Ввысь уносился
             Встретить рассвет.
             Чтобы в бушующий
             Пламенем час
             Видеть небесного
             Света экстаз,
             Чтоб в окруженье
             Горланящих стай
             Тела касались
             Солнца уста.
             Днем же являлся
             Странный сюжет
             Солнечных зайчиков,
             Пьющих рассвет.
             Люди дивились
             На этот пейзаж -
             Полу рисунок-
             Полу мираж.

             Ты не парил
             Над юдолью земной,
             Ты обмывался
             Чистой волной
             И оставлял
             Вдалеке берега,
             Чтоб для меня
             Нанизать жемчуга.
             Как отыскать тебя?
             Город не мал:
             Я не ныряла -
             Ты не летал.
             Не о тебе ли
             Ветры звенят:
             - Мальчик, что плавать
             Научит меня.
             Не обо мне ли
             В детской мольбе:
             - Та, что подарит
             Крылья тебе.

             Так и встречали
             Жизни пургу
             Мальчик и девочка
             На берегу.

    Самое интересное, что Андрей почти не вспоминал реальную незнакомку из Трускавца, их короткую встречу в церкви и говорящую икону. Здесь его память была словно бы заблокирована, хотя совпадение внешности трускавецкой соседки и Анны казалось совершенно очевидным, но стоило ему подумать о досадной развязке с туалетом, как в его душе возникала злость и обида непонятно на кого.
    На фоне этих лирических воспоминаний, вернувшихся в его жизнь почти из небытия, у Андрея произошли заметные подвижки в медитациях. Он стал гораздо лучше видеть цвет и форму шаров, которые по совету Маркелова мысленно вращал вокруг своего тела, сначала уменьшая их размеры и меняя цвета по радуге, а затем запуская процесс в обратную сторону. В эти минуты он стал ощущать пространство вокруг себя, словно границы самоощущения его тела раздвигались все дальше, и заполнялись вибрациями, шорохами и переливами окружающего пространства. По его позвоночнику прокатывались теплые мягкие волны, и спина распрямлялась, словно кто-то изнутри ее с силой разгибал.
    Однажды он словно бы ощутил себя идущим по чудесному саду среди дивных благоуханных цветов, но почему-то, когда он наклонялся к тому или иному цветку, в его сознании мгновенно проносилось какое-то замечательное стихотворение, которое он тут же забывал. Весь сад был наполнен необычными темами и готовыми произведениями - и все это проносилось перед ним без начала и конца так легко и просто, словно готовая стихотворная материя являлась неотъемлемой частью природы, и не нужно ни усилий, ни мучительных подборов рифм - все было готово и рождалось в мгновение ока.
    К сожалению, этот сад исчез так же внезапно, как и появился, и от всего необозримого поэтического богатства, на которое он натолкнулся, осталась только строка "я к вам пришел из царства тьмы..." Позднее, уже изрядно потрудившись, ему удалось написать следующее. Стихотворение называлось "Медитация".

            Я снова к вам из царства тьмы,
            Из пепла грусти в света праздник
            Вошел смиренным и немым,
            Спасенным от ужасной казни.

            Вошел и сел у бледных стоп
            Той, чей глагол сплетен из зова
            Внимать движению цветов
            В беззвучном танце бирюзовом.

            Покуда фон менял окрас
            В невыразимом вихре темы,
            Рисуя трепетную вязь
            Едва означенной поэмы,

            Покуда возникал тоннель
            И раскрывались дверь за дверью
            В тишь первозданности, в метель
  Падучих звезд, в "могу" и "верю",

            Покуда книжных аксиом
            Ломалось гор нагроможденье,
            В необъяснимом и простом
            Одно лишь значилось - знаменье.

            И вещих знаков тайный лик
            Являло первооткровенье,
            И был то хладен, то слезлив
            Мотив слиянья дня и тени.

            И мне казалось, что иду
            За бликом той, чья власть незрима,
            То вдруг огнем ярчайших дум
            Черчу небесные перила...

            Увидеть надпись, что, омыв,
            Не поглощает жизни Лета:
            "Я к вам пришел из царства тьмы,
            Но я унес частицу света".

    Андрей, перечитывая эти, уже совсем не детские строки, словно бы кем-то мудрым продиктованные свыше, понимал, что вплотную подошел к какому-то новому этапу своей жизни  и творчества, но что именно должно произойти впереди - об этом его сознание и интуиция молчали.
    Еще одно интересное свойство, которое появилось у него в процессе занятий медитациями, - это продолжительные устойчивые картинки-пейзажи. Нельзя сказать, что это было что-то принципиально новое. И раньше, как, по-видимому, у любого человека, перед его мысленным взором в дремотном состоянии возникали мгновенно появляющиеся и тут же исчезающие лица - как правило, совершенно незнакомые и иногда преобразующиеся из одного в другое. Теперь же, когда он входил в трансовое состояние, как-то само собой прекращалось навязанное сознанию предписанное упражнение, и перед мысленным взором возникал экран, иногда почему-то покрытый синими цветочками, затем экран раздвигался вширь и вглубь, и на нем начинали возникать самые разнообразные пейзажи,   вначале статичные, затем, по мере углубления, они принимали динамический характер. По морю двигались волны, река бежала мимо берегов, дорога катила на него, как под колесами автомобиля, а лес двигался, словно он шел по лесной дороге.
    Сначала смутные и черно-белые, они становились все отчетливее, приобретали смутные цвета, иногда, правда, редко, возникало ощущение объема. Порою естественные пейзажи сменялись средневековыми замками, в окружении парков с подстриженными деревьями и газонами, и уж совсем редко он видел то ли инопланетный, то ли вулканический пейзаж с немыслимыми нагромождениями скал  на фоне гладкой поверхности то ли застывшей лавы, то ли мутного стекла.
    Иногда один из пейзажей созерцался долго, иногда картинки сменяли одна другую, и продолжительность такого созерцания продолжалась десятки минут. По мере углубления в видение Андрей начинал ощущать, что он словно бы входит внутрь картинки, и тогда она уже не воспринималась на фоне мысленного экрана - но он сам будто бы начинал там путешествовать, иногда проходя с разной скоростью по земле, иногда же наблюдая пейзаж с высоты птичьего полета.
    Все это уже было по-настоящему интересно, и Андрею не требовалось принуждать себя к занятиям; даже в выполнении скучных ментальных упражнений появилась своя прелесть, глубина, ощущение объема и цвета, а заканчивались они, как правило, продолжительным созерцанием спонтанных картин. И все же ощущение тела никогда не покидало его полностью, хоть порою ослабевало и трансформировалось.
    Все эти изменения Маркелов встречал со сдержанным оптимизмом. Однажды он почему-то порекомендовал мальчику позаниматься в ночное время после двух в ванной под душем и посмотреть, что из этого получится.
    Вначале никаких особых изменений Андрей не почувствовал, единственное, ложась спать, он стал обнаруживать легкий звон в ушах и несильные мягкие вибрации в низу живота и ногах. Постепенно день ото дня вибрация усиливалась, словно в теле Андрея что-то копилось, это стало доставлять даже некоторое беспокойство.
    Однажды мальчик проснулся глухой темной ночью от непонятной тревоги во всем теле, особенно в ногах. Это была не боль, не зуд, а именно беспокойство, или даже ломка, если пользоваться точными определениями наркоманов. Андрей просто не знал, куда девать свои ноги, он сбросил одеяло и то вытягивал их, то поднимал, а то с силой обхватывал руками, но ничего не помогало. Чувство было настолько неприятным, что, несмотря на сильную сонливость, ему никак не удавалось заснуть.
    Он попробовал сесть на кровати, скрестив ноги лотосом. Ощущение несколько ослабело за счет мышечного напряжения, но полностью не прошло и возвратилось, как только Андрей снова улегся в постель. Помаявшись так то ли час, то ли два, мальчик почувствовал, что, по-видимому, облегчение должен принести душ, и сонно поплелся в ванную комнату.
    И действительно, как только он лег в ванну и пустил душ, тонкие, теплые струйки домашнего дождя быстро успокоили его тело, и Андрей заснул. Правда, спать в ванной было неудобно, ноги не помещались, и Андрей постоянно просыпался, чтобы то вытягивать затычку, то снова ее затыкать, поскольку лежать на дне ванны без воды было неудобно и очень жестко.
    Немного придя в себя и обнаружив, что ломка прошла, Андрей, продолжая оставаться  в дремотном состоянии, вылез, наконец, из ванны и отправился в комнату продолжать прерванный сон.
    Было, по-видимому, часа четыре ночи, судя по предрассветной мути, Андрей улегся на кровать в надежде наконец-то нормально заснуть. К счастью, в школу идти было не надо - уже две недели шли каникулы - и столько же оставалось до отъезда в деревню, где Андрей отдыхал последние три года. Едва коснувшись постели, мальчик стал впадать в сонное оцепенение, ноги, слава Богу, не беспокоили, но появилось другое: это состояние, несомненно, узнала бы Аня Ромашова, окажись она на месте Андрея.
    Во-первых, во много раз усилился звон в ушах - теперь казалось, что он распространялся на все тело, заполнял его и звучал наплывами, постоянно меняя интенсивность и частоту. В момент этих наплывов у мальчика возникало чувство провала, словно бы внутри его что-то ёкало. Источник этого звона ощущался уже не вокруг, а в районе живота, ниже пупка и особенно сильно он отдавался в ноги.
    По мере нарастания шума появились и другие ощущения. Внутри его тела словно бы стал раскручиваться огромный маховик, несколько раз Андрей совершенно отчетливо почувствовал, что кровать под ним дернулась, будто ее кто-то подталкивал снизу. Через некоторое время комната наполнилась неотчетливыми гулкими голосами, словно бы несколько человек наперебой спорили друг с другом в каком-то длинном тоннеле, но слов было совершенно не разобрать и они сливались в непрерывное эхо.
    Это было уже довольно страшно. Андрей попытался раскрыть глаза, но безуспешно, не было сил двинуть ни рукой, ни ногой - оставалось только лежать и наблюдать метаморфозы своего восприятия. Итак, маховик внутри раскручивался все сильнее, гул голосов нарастал, Андрею уже казалось, что звон стал белой вибрирующей субстанцией и заполнил его тело. Состояние стало настолько мучительным, что мальчик, все время сохранявший ясное сознание, казалось, был готов даже умереть, только бы прервать эту муку - и в какой-то момент он действительно пережил что-то наподобие смерти. Андрей ясно ощутил, что какая-то его часть, включающая сознание и всю гамму ощущений, отделяется от тела и вываливается куда-то вниз. В следующий момент он почувствовал себя распластанным на полу и скорее ощущал, чем видел, что над ним возвышается диван.
    «Что это? - мелькнуло в его голове. - Я что, с кровати свалился?»
    Он попробовал пошевелить руками и понял, что его придавливает к полу непонятная тяжесть, и тело его стало совершенно иным. Правда, рассмотреть себя не представлялось возможным, поскольку вокруг стояла непроглядная тьма.
    Пролежав так неопределенное время и собравшись с силами, Андрей попытался ползти вперед, и это, правда, с большим трудом, ему удалось. Андрей вполне отчетливо ощущал под собой шероховатость ковра, тьма тоже несколько расступилась, и он, словно в глубоких сумерках, увидел прямо перед носом ковер, а когда поднял голову, то впереди на уровне окна маячило большое бледное пятно, и Андрей почувствовал непреодолимое желание во что бы то ни стало доползти до него.
    Некоторое время он полз по направлению к мутному пятну, оно медленно приближалось, и вскоре мальчик понял, что это и есть окно, что ему надо подняться на подоконник и выпрыгнуть наружу – и тогда придет желанное облегчение.
    Преодолевая неимоверную тяжесть, Андрей подтянулся, и влез на подоконник. Прямо перед его лицом висела призрачная занавеска, и тут мальчик сделал то, что еще совсем недавно было бы немыслимо сделать. Он как бы просочился через занавеску, чувствуя, что его тело проникает сквозь преграду, затем преодолел оконное стекло, и понял, что медленно, словно невесомый пух опускается вниз.
    «Странно, - подумал Андрей, - мы же живем на втором этаже, а я словно бы с пятого спрыгнул».
    Прямо под домом находился палисадник с серыми чахлыми кустами, и весь окружающий ландшафт был на удивление знакомым: и асфальтовая площадка сразу же за палисадником, и большой пустырь, и виднеющаяся впереди роща, и какие-то низкие строения, наподобие гаражей, справа от рощи, и уже более высокие здания, виднеющиеся за рощей и слева от нее, и ведущие к роще и гаражам асфальтовые дорожки и невысокие холмы на пустыре. Все это Андрей уже видел и хорошо помнил, где именно: он был здесь во время второго видения в поезде, и уже однажды шел через этот пустырь, и путешествовал по пустынному мрачному городу. Именно здесь он очутился в лабиринте-котельной, и именно здесь он видел рыцарский зал-трапезную, круглый стол с монахами вокруг и человека в черном капюшоне. Это было именно то черное небо без светила, и то непреодолимое желание идти вперед без какой-то видимой цели.
    Андрей приземлился на чахлую траву. Теперь в теле ощущалась легкость, оно было хорошо управляемо, видимо и материально – и все же что-то в нем было не так - и этот эффект хорошо бы узнала Аня, уже прошедшая через разные фазы астрального путешествия. Он был одет в незнакомый желтый комбинезон, и его смутил вид собственных рук: они были словно бы выполнены из слегка опалесцирующей пасты-замазки и при пристальном взгляде постоянно меняли свою форму. Вначале пальцев было пять, а через некоторое время они стали укорачиваться, сливаться в общую массу и вскоре их оставалось только два. Так же то вытягивалась, то сгибалась в совершенно неестественных местах и вся рука, на которую Андрей пристально глядел с легким удивлением. Но страха не было, и он воспринимал свое новое состояние, как вполне естественное.
    Итак, нужно было что-то делать, и мальчик решил по возможности исследовать тот мрачноватый мир, в который он попадал уже второй раз. Выбрав направление   в сторону гаражей, Андрей бодрым шагом пошел по асфальтовой дорожке, удовлетворенно отмечая легкость и послушность своего нового тела, еще хорошо помня недавнюю беспомощную распластанность.
    Видимость была неплохая, но все окружающее носило печать предвечерья, словно солнце зашло и начал спускаться сумрак, но в этом сумраке предметы приобрели какую-то особую контрастность.
    Как только Андрей двинулся по направлению к гаражам, он услышал гулкие голоса диалогов то впереди, то сзади, то сбоку и вспомнил, что нечто подобное уже было пять лет назад. Поэтому, когда с ним поравнялись два увлеченно беседующих человека, он, памятуя то, что на этом отрезке пути его как бы никто не видит, не попытался вступить в разговор и не стал обращать внимание на снующих взад-вперед людей.
    Вскоре показались невысокие безлистые кусты, которые сопровождали асфальтовую дорогу, и тут из них неожиданно выскочила большая черная собака. Она застыла прямо перед Андреем и почему-то вызвала смятение и бегство двух прохожих, которые только что обогнали мальчика, по обыкновению не обращая на него никакого внимания.
    Андрей, не успев остановиться, да и не испытывая страха к не подающему признаков агрессии животному, по инерции сделал пару шагов вперед и не налетел, а именно влетел внутрь пса. Сначала он в полном недоумении продвинулся до середины его тела, оказавшись внутри собаки по пояс, и тут пес резко бросился с дороги через пустырь. В это мгновение Андрей словно бы потерял равновесие и свалился во весь рост внутрь тела собаки. Его окружила полная темнота, он понял, что находится внутри чужого, враждебного существа, и совершенно непонятно, какова цель этой собаки и что будет дальше.
    Довольно изрядно напугавшись, хотя ни боли, ни удушья он не испытывал, Андрей начал произносить слова мантры Шри Ауробиндо, которые он недавно выучил, и которая, якобы, давала защиту от темных сил: "Ом намо Бхагаватех Нараяна".
    При первых же звуках мантры зверь забеспокоился, затем остановился и начал производить разнообразные телодвижения. Мальчик понял, что это ему не по нраву, и с еще большим энтузиазмом продолжил твердить слова мантры. Еще через мгновение окружающая темнота лопнула, и Андрей оказался посреди пустыря, а вокруг него валялись черные ошметки.
    «Ну дела, - взволнованно подумал Андрей. – Интересно, если бы он не лопнул, что бы со мной дальше произошло? Переварил бы меня что ли?»
    Почему-то мысль о возможности быть переваренным не только не испугала, но даже показалась ему занятной.
    «Странный мир, - подумал Андрей. – Теперь уже ясно, что это астрал, и что я уже в этом месте был пять лет назад. Как-то мне тонкий план по-другому представлялся».
    Он отметил, что сознание его совершенно ясное, анализирующее, но несколько изменилась реакция на окружающее, поскольку вряд ли в обычном мире он так бы спокойно отнесся к тому, что его "поглотила" какая-то собака.
    Андрей решил вернуться к прерванному маршруту и направился к асфальтовой дорожке, от которой пес не успел отбежать особенно далеко, но не успел он сделать и нескольких шагов, как услышал позади себя шевеление. Он обернулся: ошметки, оставшиеся от лопнувшей собаки, быстро соединялись. Не прошло и нескольких секунд, как заново собравшийся пес уже стоял в нескольких шагах от мальчика и без особой угрозы, но с любопытством смотрел на него. Андрей тоже застыл, ему было совершенно непонятно, что делать: то ли драться с собакой, то ли убегать, он не знал законов взаимодействия с существами этого мира, тем более, первое столкновение с таким существом сразу же опровергло все известные законы физики.
    Их взаимная нерешительность была нарушена неизвестно откуда взявшимся человеком в военной форме. Он подошел к собаке, накинул ей на шею что-то вроде свободного ошейника и со словами: "Извините, это - моя собака, не доглядел" - повел пса в сторону ближайшего леса.
    Тут только Андрей сообразил, что это первые осмысленные действия и слова, которые он услышал в новом мире, и крикнул вслед военному, удивляясь громкости своего голоса:
    - Эй, скажите, что это за место такое, что за город и кто вы такой?
    Честно говоря, он и не ожидал получить ответа, поскольку привык к тому, что его никто здесь не замечает. Но неожиданно ответ последовал, правда, военный даже не обернулся.
    - Это город Наров. Сюда на временное поселение прибывают умершие, но кроме них, здесь много и других местных жителей. Я - из астральной полиции. Ходите, изучайте, если возникнут проблемы - поможем. Приятного астрального путешествия!
    С этими словами военный скрылся за ближайшими деревьями.
    «Ничего себе, попал, - подумал Андрей, - город мертвых! Как же я теперь отсюда выберусь? Может, я тоже умер?»
    Как бы то ни было, нужно было что-то делать, куда-то идти, мальчик выбрался на асфальтовую дорожку и снова двинулся в сторону странных гаражей. На этот раз он добрался до них без приключений.
    Это были обветшалые, покрытые ржавой жестью сараи, расположенные с двух сторон  вдоль дороги, на заднем плане виднелись невысокие деревца, впереди - многоэтажные жилые постройки, типа хрущевок. Тут же вспомнилась котельная и жуткий лабиринт, из которого он никак не мог выбраться.
    «Теперь надо быть поосторожнее и не заходить во всякие подозрительные дома», - подумал Андрей. Тем не менее гаражи почему-то привлекли его внимание, и ему захотелось посмотреть, что там внутри.
    «Открою дверь, посмотрю, - решил мальчик, - а внутрь заходить не буду».
    Он подошел к ближайшему гаражу, приоткрыл дверь и заглянул в маленькое помещение. Это была темная каморка, заваленная всяким хламом. Кругом в полном беспорядке валялись старые сломанные чайники, кастрюли, сковородки, древние приемники, какая-то ржавая водопроводная арматура и кучи промасленной ветоши. Посередине на вертящемся стуле у грязного стола сидел пожилой мужчина с серым лицом  и сосредоточенно оттирал наждаком копоть с мятого, дырявого чайника. Он взглянул на Андрея безо всякого интереса и вновь погрузился в свое бессмысленное занятие. Некоторое время мальчик наблюдал за его тупой работой, затем спросил:
    - Что это вы здесь делаете?
    - Не видишь? Работаю, - последовал ответ. Голос был такой же глухой и безликий, как и его обладатель. - Вот весь этот хлам отчистить надо за сегодня, завтра еще принесут.
    - А зачем вам это надо? - задал провокационный вопрос Андрей. - Этот же хлам никому не нужен, что отчищай его, что ни отчищай.
    - Как зачем? - удивленно спросил мужчина, и тут же в его голосе послышалось недоумение. - А я и не знаю, зачем. Нас сюда привели какие-то военные то ли год, то ли два назад, привели в эти сараи, сказали, нужно эти вещи в порядок привести, зачем, почему, не объяснили. Вот и сижу здесь, чайники отдраиваю, никуда не хожу. Послушай, - в голосе мужчины появились какие-то оживленные нотки, - а ты бы меня не мог хоть ненадолго заменить? Тебе, я смотрю, все равно делать нечего, а я пока схожу... схожу... а, правда, куда я схожу? Ну, все равно, я куда-нибудь схожу, ты здесь меня заменишь, а я скоро вернусь.
    Предложение было шито белыми нитками. Андрей понял, что если он заменит этого человека, то тот, естественно, не вернется, Андрею же придется здесь остаться на неопределенное время, поэтому он, не дожидаясь новых уговоров, захлопнул дверь гаража и двинулся дальше по асфальтовой дорожке.
    «Интересно,  - подумал он, - это что, один из умерших, у него что, посмертное наказание такое? Почему он не может, если так этого хочет, сам выйти из сарая и погулять, для чего нужно было, чтобы я его заменил? Чем дальше, тем больше загадок».
    С этими мыслями мальчик двинулся дальше. По пути он заглянул еще в несколько гаражей, везде наблюдая аналогичную картину. Обитатели этих коморок мало чем отличались друг от друга: такие же серые, безликие мужчины и женщины, занятые той же бессмысленной работой - и каждый пытался уговорить Андрея подменить его на время.
    Вскоре гаражи закончились, и мальчик вышел к кварталу однородных пятиэтажных хрущевок. Время тянулось медленно. Совершенно не зная, чем заняться, и не ведая, сколько это будет продолжаться, Андрей побродил по пустынным дворам, не встречая ни одной живой души, затем вышел в архитектурно более интересную часть города. Здесь уже отмечалось какое-то разнообразие, этот квартал пересекала неширокая река с тусклой свинцовой водой, закованная в гранитную набережную, и дома больше напоминали своей архитектурой строения тридцатых-сороковых годов с невысокими, украшенными колоннами особняками и массивными серыми зданиями каких-то официальных учреждений. Как и в квартале хрущевок, здесь царило абсолютное безлюдье, отсутствие какого-то транспорта и полная тишина.
    «Интересно, - подумал Андрей, - должен же здесь кто-то жить, ведь для кого-то эти дома стоят!»
    Он совсем уж было собрался зайти в какой-нибудь из подъездов, забыв, к чему может привести такое посещение, как вдруг в проеме арки, соединявшей два дома, мелькнуло хорошо знакомое белое платьице. Андрей обомлел и с криком: "Аня, подожди", ринулся в проход. И напрасно: как только он оказался под каменным сводом, то понял, что снова угодил в ловушку. Арка между двумя параллельными улицами оказалась темным тоннелем, уходящим куда-то в бесконечность. Андрей в растерянности обернулся, надеясь выскочить обратно, но было поздно: сзади обнаружился тот же тоннель, без какого-то намека на выход. Мальчика окружали темные стены, темный свод, и было странно, что, несмотря на полное отсутствие света, он еще что-то может видеть.
    Андрей бросился вперед, но минуты складывались в часы, а картина вокруг ничуть не менялась: тот же бесконечный тоннель с серыми стенами и невысоким потолком, а также ощущение густой среды вместо воздуха, через которую было все труднее двигаться. Казалось, еще немного, и он застрянет здесь навсегда, ну, а если бы даже он мог передвигаться свободно: будет ли когда-нибудь отсюда выход? Сколько продолжалось это безнадежное продвижение вперед, Андрей не помнил, время словно бы изменило свой ход и в его ощущениях не осталось ничего, кроме отчаяния и чувства продирания сквозь вязкую среду.
    Неожиданно, когда, казалось бы, ничего не предвещало перемен, в его сознании словно бы щелкнул чуть-чуть насмешливый голос: "Ну ладно, хватит с тебя". В этот момент мальчик почувствовал, что вязкая среда отпускает его и, самое главное, откуда-то пришла догадка, что он совершенно неправильно действует: бесполезно идти по этому бесконечному тоннелю - выхода все равно не будет, надо взлететь и просочиться через камни. И действительно, стоило ему напрячься, как ноги тут же оторвались от каменного пола и он, правда, не без труда, начал просачиваться вверх через каменный свод. Какое-то время он, ничего не видя, продирался через эту твердую, но ставшую вполне проницаемой среду, затем понял, что слой камня кончился, и он летит, а вернее, падает в полной тьме куда-то вверх, без каких-либо ориентиров. Почему именно вверх? Этого бы Андрей объяснить не смог, поскольку ни земли, ни неба не существовало, и тела своего он не видел. Полет без ориентиров продолжался достаточно долго, затем что-то стало меняться.
    Сначала Андрей ощутил, что над ним уже не непроницаемая темень, а что-то вроде сгустков и разрежений, напоминающих темные облака на темном небе, еще через некоторое время появились звезды – вернее, россыпь светящихся точек,  потому что ни одного знакомого созвездия Андрей не обнаружил. Звезды были рассыпаны неравномерно, кроме звезд в некоторых участках неба виднелись туманности.
    «Господи, сколько же времени я так лететь буду! - Подумалось Андрею. – Хоть бы знать, куда я лечу, хоть бы иметь уверенность, что это когда-нибудь закончится!
    Чтобы хоть что-то предпринять, он попытался вытянуть руки вверх, и рассмотреть их. Это ему удалось достаточно легко - руки были прозрачными, слегка опалесцирующими.
    «Интересно, я весь такой прозрачный?» - подумал Андрей,   и, как ни странно, почувствовал, что может менять направление полета.
    - Господи, помоги мне! - взмолился мальчик, вытягивая руки и внутренним усилием посылая себя в направлении звезд. Тут же его горизонтальный полет сменился резкими взмывами вверх и такими же резкими спусками, как только силы его иссякали.
    С каждым взмывом звезды становились все ближе. Вскоре Андрей очутился среди одной из россыпей и понял, что это не звезды, а разноцветные флуоресцирующие шарики, плавающие среди равномерно распыленной взвеси тумана.
    Вот он снова ухнул вниз, снова взвился: россыпь звезд осталась внизу, а над ним в виде огромного шара плавала планета, напоминавшая фотографию Земли из космоса. Еще миг, и Андрей ощутил, что этот шар его притягивает, и с головокружительной быстротой полетел прямо на него, дивясь, как быстро он увеличивается в размерах. Вскоре планета уже закрывала большую часть обзора.
    «Разобьюсь или нет?» - мелькнула в голове Андрея абсурдная мысль, и уже в следующее мгновение он прошил насквозь неизвестно откуда появившуюся перед ним крышу, несколько этажей сверху вниз, и тут его падение резко замедлилось. Андрей завис над знакомой кроватью, где, скрытое одеялом, лежало какое-то тело.
    «Кто это?» - Только и успел подумать мальчик, прежде чем опустился на постель, а затем, словно проделывал это множество раз, вложился в лежащее под одеялом тело, очнувшись уже обычным Андреем Даниловым на своей постели.
    Долгое время мальчик сидел на кровати, не соображая, где он, кто он, но, прекрасно помня все, что с ним только что произошло в астрале. Вечером, сославшись на срочность разговора, он уже сидел в уютной квартире Маркелова, и взахлеб рассказывал о событиях этой ночи.
    Теперь он словно бы забыл о страхе и томлении, которые пережил, рассказывать обо всем этом было уже совсем не страшно, хотя еще совсем недавно он бы все на свете отдал, только бы вернуться в знакомый уютный мир, и никогда больше не возвращаться под это темное небо без солнца.
    - Ну что ж, началось, - задумчиво проговорил Маркелов, - когда-то это должно было произойти, хотя, честно говоря, я не рассчитывал, что все произойдет так скоро. Я уже говорил, что твоя душа начала развиваться подспудно, задолго до твоего увлечения йогой, которая дала лишь незначительный толчок, и, скорее всего, это произошло бы независимо от твоих занятий и внешней жизни. Когда-то нечто подобное произошло и со мной, хотя мой мистический опыт отличается от твоего. К сожалению, я не могу, не имею права раскрывать свою метаисторию. Я не знаю твоего пути и твоего назначения, я не твой учитель. Мой рассказ и моя модель мира может исказить ход твоего раскрытия, поскольку в противном случае твое сознание будет цепляться за готовую модель и это внесет ряд ненужных помех - негоже тюльпану объяснять розе, как нужно раскрывать свои лепестки.
    И все же, на некоторые вопросы я попытаюсь ответить. Как ты, наверное, понял, это был не сон, а самый настоящий астральный выход (кстати, термин "Астральный", буквально, "Звездный" - возник именно из-за типичной картины неба в этом мире: россыпь звезд, которые на самом деле являются некими сгустками энергии). Небо там - это перемычка между мирами разной плотности, и, пройдя через него, можно перейти в иной мир, но для этого необходим большой запас личной силы или энергии. То, что тебе удалось через него пробиться - результат созерцания собственных рук и чьей-то помощи. Перемычек таких - множество. Через одни пройти легче, через другие - труднее, все зависит от качества накопленной энергии и степени пробужденности души. В данном случае ты прошел между средним астралом и физическим миром, поэтому, пробившись через россыпь звезд, ты оказался в физическом космосе, и увидел нашу матушку-Землю такой, какой наблюдали ее американские астронавты с Луны.
    - Иван Саныч, что ж получается, этот астральный мир где-то на Луне расположен, - удивленно спросил Андрей, - тогда каким же образом я очутился там сразу, как только просочился через окно?
    - Понятие физических расстояний неприемлемо для характеристики взаимодействий разно материальных миров, - назидательно изрек Маркелов наукоемкую фразу. - Физический мир и разнообразные астральные миры находятся в самостоятельных пространственных координатах - это различные измерения с различными физическими законами скорости и проницаемости, а все это вместе расположено в особом духовном пространстве, или сознании Духа, обладающем бесчисленным количеством измерений или координат. Поэтому говорить, что астральный мир, где ты побывал, находится на Луне - неправомерно: Луна и Земля находятся в своем пространстве, астрал - в своем. То, что ты вынырнул в физический космос приблизительно на том расстоянии от Земли, где находится Луна, обусловлено множеством факторов - и твоей личной силой, и тем, сколько ты прошел по тоннелю или пролетел под астральным небом. Ты мог и сразу очутиться в своей комнате и войти в тело, а мог и просто словно проснуться, оказавшись в теле мгновенно - процесс перехода - это не преодоление расстояния. Кстати, у Луны есть свой астральный мир, он определенным образом переплетен с земным, и при должной духовной продвинутости можно попасть и туда.
    И еще, чтобы закончить тему перехода. Сон - это тоже астральное путешествие, но во сне сознание находится в более примитивном состоянии и большую часть времени пребывает среди фантомов, которые само же и создает из астральной материи. Между прочим, в дальнейших астральных путешествиях, которые тебе, несомненно, предстоят, ты должен будешь научиться различать фантомы, которые трансформирует твое собственное сознание, от объективной астральной реальности. Первые - неустойчивы, и как только на них зафиксируешь взгляд (это один из способов набора энергии в астрале), они тут же начинают менять форму, либо вовсе исчезают. От них совершенно безопасно подпитываться - в этом случае ты ни у кого ничего не отнимаешь, а берешь свое. Эта энергия крайне необходима для преодоления различных астральных    препятствий.
    Объективная астральная реальность гораздо более устойчива, и если ты будешь пристально рассматривать душу умершего человека - ни лицо, ни тело его не будут меняться. У такого объекта взять энергию гораздо сложнее и это астральный вампиризм. Кстати, местных вампиров там видимо-невидимо.
    И еще: пусть тебя не удивляет, если при астральном путешествии ты встретишь кого-то из ныне здравствующих знакомых или своих родителей. Они наверняка будут менять свой облик при пристальном взгляде, а значит, это фантомы, которые производит твое собственное сознание, поскольку их мыслеобразы постоянно там обитают.
    К сожалению, в астрале далеко не всегда удается пристально фиксировать взгляд, поэтому вначале происходит несусветная путаница.
    - А почему у меня руки меняли форму, и пальцы сливались? - спросил Андрей.
    - А это связано с тем, что ты видишь свое астральное тело, частично проецированное сознанием, а поскольку твое сознание пока не устойчивое и нетренированное, то и тело не имеет устойчивой  формы, - ответил актер.
    - Иван Саныч, а что это за люди в гаражах сидели и разный хлам отчищали? - снова задал вопрос Андрей.
    - Я думаю, ты столкнулся с реальными душами умерших, которые временно пребывают в этом астральном слое, - ответил Маркелов. - Скорее всего, при жизни они были темными забитыми людьми, привыкшими выполнять какую-то нудную механическую работу. После смерти закон кармы неминуемо приводит их к тем условиям существования, к которым они привыкли при жизни. Это как бы развязывает кармический узел ситуации, который они завязали, находясь в физическом теле. Большинство из них даже не понимают, что умерли, их разум находится в глубоких сумерках. Когда-нибудь, в результате проработки кармических узлов, он начнет постепенно проясняться, и тогда этого человека ожидает переселение в иной слой и он будет значительно отличаться от той урбанистической картины, которую ты наблюдал. Переход должен быть постепенным - это, как подъем водолаза из глубины - чем глубже он находится, тем медленнее должен подниматься наверх, иначе кровь его закипит от выделяющихся пузырьков азота. Но тут разных людей ожидает разная участь. Одни, не совершившие особых злодеяний, не причинившие явного вреда окружающим, будут просветляться через подъем по восходящим рядам астрала: душа облегчается и всплывает – это сходно с избавлением от балласта: чем больше его сброшено, тем выше воздушный шар поднимается. Других же, достаточно нагрешивших в этой жизни, ожидает спуск  в низшие миры, где происходит очищение страданием.
    Да все это достаточно подробно у Даниила Андреева можешь прочитать, и я не буду описывать тебе всякие Агры, Буствичи, Пропулки и Суфэтхи. Мне кажется, принцип последовательных восхождений-нисхождений души описан им совершенно верно. Другое дело, что нюансы у каждого могут быть свои, поэтому любой мистический опыт уникален и неповторим.
    - Иван Саныч, а почему этот мужчина из гаража сказал, что его и кого-то там еще привезли в это место военные и велели работать. Я считал, что для подобной задачи больше подходят черти.
    -  А это, Андрюша, связано с условиями существования  и воспитания данной группы людей при жизни. Если бы это были верующие грешники, с детства привыкшие к библейскому описанию мира, то их в посмертный мир несомненно бы привели классические черти с рогами, свиным рылом, копытами и хвостом. Эти сущности не имеют устойчивой формы и приходят к умирающему в том облике, который этот умирающий больше всего ожидает, и доставляют в тот астральный мир, к которому готово его сознание. В конкретном случае – во вполне типичный советский город.
    Люди, с которыми ты имел контакт в астрале, по-видимому, были типичными малообразованными советскими атеистами, воспитанными в сталинскую эпоху, поэтому для них представителем высшей власти является человек в военной форме. Рабская психология этих людей настроена на то, что военные имеют право вершить их судьбы и распоряжаться жизнью и деятельностью. Именно в таком виде к ним и явились существа из "первичного распределителя". Каждый астральный слой имеет свою администрацию. Одного из них ты видел, он назвался астральным полицейским. Они действительно поддерживают что-то вроде порядка во вверенном им слое, хотя, конечно, их роль гораздо меньшая, чем роль подобных служб в физическом мире. Порядок существования в астрале гораздо больше зависит от деятельности могущественных невидимых сил.
    - А что это за собака такая была? - Снова спросил Андрей.
    - Ну, здесь я могу только предполагать, - задумчиво ответил актер. - Скорее всего, к душе земной собаки она не имеет никакого отношения. Может быть, судя по тому, что ты оказался внутри нее, это что-то вроде переносчика душ из одного слоя в другой. Может - что-то вроде специфического существа для наказания провинившихся или поддержания порядка. Скорее всего - это какой-то энергетический вампир, и ты прошел испытание на прочность.
    - Иван Саныч, - все никак не мог закончить эту тему Андрей, - а почему я оказался именно в этом астральном слое. Как я понимаю, это скорее Ад, чем Рай. Я что, так сильно грешен, я что, в Ад попаду?
    - Возможно, ты потому и попал в этот слой, - снисходительно улыбнулся Маркелов, - между нижним и средним астралом, чтобы после смерти не тратить времени на проработку негативной кармы. Я думаю, ты попадешь туда или куда-то рядом еще много раз и досконально изучишь и это место, и свои состояния. Может, на тебя даже будет возложена какая-то миссия, это снимает необходимость посмертной проработки и открывает доступ  к восходящим путям просветления. Кроме того, ты, хоть и не типичный, но все же продукт своей страны и своего времени, поэтому этот город Наров, как ты сказал, по принципу резонанса ближе всего к твоей индивидуальной частотности и для того, чтобы постепенно изжить это сродство, ты и попал именно туда. Еще есть вопросы?
    - А я, что, теперь обречен всегда туда попадать? – слегка огорченно спросил Андрей.
    - Всегда, не всегда, но, очевидно, достаточно долго. Узелки кармы развязываются не быстро. Я думаю, астральные выходы теперь будут происходить регулярно - перемычку между тем и этим миром ты прорвал. Может, раз в две недели, а может, подряд несколько дней с последующим большим перерывом. Ты будешь непроизвольно либо специально копить энергию, и в какой-то момент произойдет выход. По принципу конденсатора: накопление - выброс, накопление - выброс. Не огорчайся, этот слой имеет достаточно широкие границы - там есть и радостные, и достаточно тягостные места, так что впереди возможно разнообразие и даже счастливые моменты. Многое зависит от тебя, от того, какого качества энергию сможешь накопить.
    Постарайся не быть там пассивным, наблюдай, анализируй, учись подпитываться без причинения ущерба живым душам. Учись фиксировать пристальный взгляд на предметах и своем теле. Попробуй вступать в контакт с тамошними обитателями, но будь осторожным, как ты убедился, там много ловушек.
    Я думаю, что ничего фатального, вроде невозможности вернуться или безумия, не произойдет, но напугаться там возможно. Главное, ты должен стать там, как можно более осознанным и обрести способность управлять своими поступками, чтобы не быть автоматом, как во сне. Рассказывай мне обо всех происшествиях, в любое свободное время  я буду рад тебя видеть и чем смогу, помогу. Когда-нибудь, и, возможно, очень не скоро ты сможешь перейти в новый, более светлый мир.
    На этом разговор закончился, и Андрей отправился домой.
    Около двух недель, несмотря на активные ночные медитации, ничего необычного не происходило, только еще какое-то время Андрей ощущал звон в ушах. Мальчик совсем уж было решил, что в ближайшее время астральный выход не повторится, но он ошибся, и за два дня до отъезда в деревню произошло следующее.
    В тот день Андрей до вечера бродил по своим любимым маршрутам вдоль набережных и вернулся домой голодный с гудящими от усталости ногами. Помедитировав на ночь под душем, он заснул там, в сидячем положении и, пробудившись глухой ночью, сонным поплелся в свою комнату. В постели он понял, что спать сегодня обычным сном ему не придется.(Несмотря на то, что днем он мечтал о новых астральных приключениях, лишь только приближалась ночь, на него наваливался страх, что снова может произойти астральный выход, как предупреждал Маркелов, поскольку ощущения, его сопровождавшие, были не из приятных).
    Итак, как только голова Андрея коснулась подушки, он услышал знакомый звон в ушах и ёканья, сопровождаемые провалами. Дальше все разворачивалось так же, как в первом опыте, с той лишь разницей, что на этот раз все фазы проходили быстрее и не были столь тягостными, поэтому, когда он обнаружил себя распростертым на ковре перед кроватью, то был к этому готов и особого страха не испытал. Мальчик попробовал подвигать своими астральными конечностями - это получилось гораздо лучше, чем раньше, и после нескольких попыток Андрею удалось встать на ноги.
    Уже зная по опыту, что сейчас ему предстоит выбраться наружу, Андрей решил, по возможности, изучить свою комнату, так как что-то здесь было не так. Несмотря на полную темноту, обстановку комнаты все же можно было разглядеть, но видимость была не такая, как при взгляде обычным зрением. Словно бы он разглядывал объекты через прибор ночного видения, причем отчетливо разобрать можно было только то, к чему Андрей приближал лицо, остальное же воспринималось, словно таящиеся во мраке глыбы. Так, когда он наклонился к одеялу, то увидел отчетливо и фактуру ткани, и складки, словно в увеличительное стекло при слабом освещении - остальная же часть кровати терялась во мраке, и разглядеть свое оставленное тело ему не удалось. Несмотря на то, что зрение функционировало слабо, он отметил какое-то новое чувство, что-то вроде осязания на расстоянии, и проявлялось оно, как давление на тело, задолго до прикосновения к предмету.
    На этот раз он не обнаружил окна, которое должно было находиться напротив кровати в другом конце комнаты. Это его сильно встревожило, поскольку единственное, что он в данный момент хотел - это выбраться поскорее из комнаты во внешний мир – неважно, каким он будет, и избавиться от гнетущего чувства тяжести, правда, не столь сильного, как в первый раз.
    Андрей побрел в сторону противоположной стены, где по идее должно было быть окно, по пути отмечая, что вся мебель в его комнате находится не там, где она была до выхода, но разглядеть в деталях, та ли это мебель или какая другая, ему никак не удавалось. Неожиданно, когда он должен был подойти к противоположной стене (весь этот процесс происходил чрезвычайно медленно, и если в обычном состоянии ему потребовалась бы пара секунд, чтобы пересечь комнату, то сейчас на это ушло не менее десяти минут, хотя ощущения, что комната увеличилась в размерах у него не возникало), у Андрея улучшилось зрение, а может быть просто усилилось какое-то локальное освещение  (комната по-прежнему была во мраке), и тут мальчик увидел, что почти уперся в фигуру огромного человека, ростом не менее двух с половиной метров, такого же массивного, как и высокого, который стоял напротив двери и загадочно улыбался. Кроме роста и массивности, этот человек не имел ничего особо примечательного: короткая стрижка, маловыразительное не запоминающееся лицо, цвет одежды трудно определить из-за сумрака. Нельзя сказать, что Андрей испытал ужас, хотя чувство какого-то измененного страха, который скорее воспринимался как тоска, он, несомненно, ощутил.
Человек стоял неподвижно и, улыбаясь, смотрел на Андрея. Андрей, застыв в полуметре от него, также стоял, не двигаясь, не зная, что предпринять. Затем, словно припомнив, что в таких случаях нужно делать, стал накладывать на детину мысленный крест, который ярко высветился в его сознании, но человек не пропал, не испугался, а продолжал безмолвно смотреть на Андрея, спокойно улыбаясь. Неизвестно, сколько продолжалась эта игра в гляделки, время словно утратило свою протяженность, но первым нарушил статус кво детина. Словно бы в чем-то удостоверившись, он отошел в сторону, открыл дверь, напротив которой стоял, и жестом пригласил Андрея войти, что он тут же и сделал.
Мальчик оказался в новой комнате, которая по ощущениям (она так же была скрыта мраком) напоминала комнату его мамы, хотя и здесь вся мебель находилась не в тех местах, где стояла в обычном мире. Но главное, что его привлекло и виделось совершенно отчетливо – это их фамильная гордость – большое зеркало ХУШ века в палисандровом багете работы знаменитого французского мебельного мастера Буля. Поверхность зеркала слегка опалесцировала и, к удивлению Андрея, не отражала ни его самого, ни окружающих предметов, но по его поверхности расходились концентрические круги. Подчиняясь какому-то неясному зову, мальчик шагнул к зеркалу, и вошел в него, словно поверхность стекла была жидкой, но непонятным образом удерживалась в вертикальном положении. В следующее мгновение он уже пожалел о своем поступке, поскольку почувствовал, что падает в полной тьме куда-то вниз, к центру земли.
Падение сопровождалось жуткой тоской и полным безмолвием, и если в комнатах еще можно было что-то разглядеть, то тут стояла  непроницаемая тьма и полное отсутствие ощущений тела, словно вниз проваливалось его бесформенное сознание и невозможно было сказать, продолжалось ли это минуты, часы или вечность. В какой-то момент Андрей понял, что падение замедляется, а затем его ощущение «Я», без мыслей, анализа, а только с бесконечным чувством тоски, словно бы растеклось по немыслимой двухмерной плоскости и застыло в ощущении какой-то невыразимой безначальной статики. Не было ни верха, ни низа, ни прошлого, ни будущего, состояние настоящего чудовищно деформировалось, и этому состоянию Андрей не смог бы подобрать ни подходящих слов, ни каких-то аналогий, словно бы, сохраняя вполне отчетливое самосознание, он нырнул в беспространственное безвременье одиночества, и застыл там, раздавленный и распластанный. Надо ли говорить, что Андрей (вернее, то, что от него осталось) не смог бы сказать - долго ли он находился в этом состоянии, поскольку земное ощущение времени здесь совершенно отсутствовало, тем не менее, и эта безначальная вечность закончилась, и словно бы какие-то невидимые тиски ослабили свою хватку. Ощущение бесконечной плоскости сколлапсировало, и вот уже появился верх, низ, снова возникло чувство рук, ног, затем он понял, что находится на самом дне вертикального тоннеля. Вскоре Андрей разглядел скобки-ступеньки, поднимающиеся вверх по стене и пропадающие где-то в необозримой вышине.
  Мальчик тут же начал взбираться вверх, испытывая чуть ли не радость от каких-то осознанных действий и от возможности хоть куда-то произвольно двигаться. Несмотря на то, что тоннель, казалось, уходит в невообразимую вышину, выбрался оттуда он довольно быстро и, если бы аналогии земного мира были здесь уместны, зажмурился от яркого солнечного света. В действительности, конечно, он не зажмурился, поскольку и солнца-то здесь никакого не существовало, тем не менее, контраст перехода был очень велик.
Выбравшись из низкой, но массивной бетонной постройки, напоминавшей бомбоубежище, которая венчала собой конец вертикального тоннеля, Андрей очутился на берегу небольшого ручейка, протекавшего через недавно скошенный зеленый луг. Никаких построек, кроме бункера, Андрей вокруг не обнаружил, то тут, то там виднелись участки зеленого невысокого кустарника, противоположная сторона ручья сплошь поросла невысокими лиственными деревьями без каких-то видимых прогалин. Несмотря на то, что солнца не было, окружающий мир казался достаточно ярким, и впервые за время своего астрального путешествия сердце мальчика наполнилось каким-то светлым покоем.
«Наконец-то, – подумал Андрей. – Деревья, ручеек, травка, только вот птицы не поют, а жалко. Интересно, что я должен сейчас делать? Цветочки собирать? Людей разыскивать? Дома-то моего здесь все равно нет, значит, и домой идти некуда».
Поскольку единственная тропинка тянулась вдоль ручейка, он двинулся по ней, любуясь окружающей природой. Где-то в отдалении на высоком пригорке со скошенным боком виднелся высокий хвойный лес, поле так же заканчивалось еще более отдаленным участком леса, кругом были разбросаны шапки невысокого кустарника – типичная картина средней полосы России, когда сердце сжимается от простора и уводящей в незнакомую даль дороги.
Андрей двинулся вдоль ручья, радуясь легкости и яркости красок окружающего, и вскоре увидел, что тропинка ведет к узенькому мостику, прибрежные заросли расступаются, и тропинка устремляется через прогалину на пригорок. Почему-то, как только Андрей перебрался через ручеек и поднялся на пригорок, характер освещения несколько изменился, стало темнее, и мальчик утратил возможность видеть дальние предметы. Перед ним оказалось что-то вроде луга, залитого водой не глубже, чем по щиколотку. Среди воды стояло несколько старых почти черных покосившихся изб, вполне отчетливо выступающих из неглубокого сумрака. Что было за избами, Андрей почему-то никак не мог разглядеть, но не из-за темноты, а из-за непонятной аберрации зрения. Здесь тропинка заканчивалась, словно бы вначале вела к этим избам, но потом ее залило водой. Поскольку вода была неглубокой и нехолодной, Андрей, не задумываясь, пошел вброд к одной из изб, отмечая, что совершенно не ощущает прикосновения воды к ногам: ни осязательных, ни температурных ощущений не было, хотя глазами он видел, что ноги погружены чуть выше щиколотки и чувство это казалось довольно приятным. Вскоре он уже стоял у покосившейся двери, раздумывая, стоит ли входить в избу, и не таит ли она очередной сюрприз, но поскольку его предыдущий опыт с гаражами не принес особых неприятностей, Андрей все же открыл дверь и заглянул внутрь. Ему открылось темное помещение с двумя маленькими оконцами, уставленное обычной сельской утварью: полу развалившейся печкой, покосившимся грубо сколоченным столом, двумя лавками вдоль стен и в беспорядке разбросанными более мелкими предметами – разбитыми и целыми горшками, хомутами, ухватами, закопченными чугунками. С невысокого потолка свисала густая паутина, но, несмотря на это, на Андрея почему-то повеяло ощущением деревенского уюта, тишины и покоя. Он даже ощутил запах недавно сваренной в чугунке картошки и топленого молока. Очень захотелось сесть за этот старый, отполированный временем стол и привести в порядок свои впечатления, но как только он вошел внутрь, пол под его ногами закачался и Андрей понял, что изба, еще недавно надежно стоявшая, медленно оседает в землю. Андрей бросился к двери, но она открывалась наружу и была заблокирована. Мальчик огляделся в растерянности: окна достигли уже уровня воды, и погружение в недра продолжалось медленно, но неотвратимо. Положение казалось, безвыходным, но Андрей уже успел привыкнуть к тому, что, несмотря на необычность и кажущуюся опасность ситуаций, все происшествия в этом новом мире какие-то несерьезные, хоть и пугают и грозят гибелью. Он понимал, что погибнуть его астральное тело не может, и всегда, в конечном счете, находится какой-то выход, поэтому, даже когда окна скрылись под землей и комната погрузилась во мрак, он не впал в панику, а начал страстно молиться самыми простыми словами «Господи, помоги мне» и очерчивать себя мысленным крестом. Поначалу это не приносило никаких результатов, но в какой-то момент он ощутил, что падение замедляется, затем после кратковременной остановки (в этот момент Андрей словно бы обрел внешнюю силу, которая по его воле начала выталкивать избу из земли) сооружение медленно пошло вверх и вскоре заняло свое прежнее положение. Разумеется, после этих событий у мальчика пропал всякий интерес к деревенской экзотике, и он поторопился выйти наружу, быстро пересек залитый водой участок и оказался у основания холма, покрытого невысокой сочной травой. На этот раз вроде бы ничего не предвещало опасности. Андрей решил осмотреть окружающий ландшафт и для этого поднялся на холм, но тут его внимание привлек необычный черный куст размером с небольшой стог, стоящий на вершине холма неподалеку от Андрея. Куст как куст, настораживало только полное отсутствие зелени, хотя вся окружающая растительность была пышной и сочной. Трудно сказать, что именно заинтересовало в этом кусте Андрея, он подошел к подозрительному растению, и застыл перед ним в удивлении. Куст не походил ни на один из видимых им доселе, в нем не было ни стволов, ни ветвей, ни листьев, в высоту он был метра 3 и весь состоял из бесчисленного количества переплетенных самым причудливым образом небольших черных колец, по окружности каждого из которых торчали пять острых шипов размером с палец, напоминающих шипы южной древовидной акации. Окажись он внутри этого странного куста, и тело было бы изрезано на лоскутья тысячами острых смертоносных иголок. То, что Андрей вначале принял за разноцветные цветы, на самом деле оказались клочьями ткани какой-то одежды и, судя по разнообразию расцветок, и количеству лоскутков, вся эта одежда явно не могла принадлежать одному человеку.
«Да, - мелькнуло в голове у Андрея. – По-видимому, этот куст засосал немало любопытных, но что могло заставить их залезть туда? Какой нормальный, а впрочем, даже ненормальный добровольно полезет в этот терновник? Может, там кто-то сидит внутри и зовет на помощь? Но тогда если человек настолько самоотвержен, что готов ради спасения ближнего залезть сюда, то ему место явно в Раю, а не здесь».
Неизвестно, долго ли Андрей предавался бы этим    размышлениям, но они неожиданно были прерваны непонятным изменением состояния. Почувствовав тревогу, Андрей начал в недоумении оглядываться, и тут взгляд его упал на собственное тело. Одежда, в которую еще недавно он был облачен, таяла и испарялась, и через несколько мгновений он стоял абсолютно обнаженным. Казалось бы, какая в этом беда, место было совершенно безлюдным, а холода и жары здесь не ощущалось. Одежда носила здесь скорее чисто косметический характер, но почему-то мальчик почувствовал такой острый ничем не объяснимый стыд, словно бы самые мерзкие качества и самые тайные пороки, в которых в обычном состоянии человек не может признаться даже самому себе, вдруг вылезли наружу и стали достоянием праздных наблюдателей.
Этот стыд был настолько силен, что Андрей почувствовал непреодолимое желание спрятаться куда-нибудь – не важно от кого и не важно куда. Забыв всякую опасность, мальчик шагнул к кусту, и совсем уж был готов броситься в самую его гущу, не думая о последствиях, но в последнюю минуту его остановил непонятно откуда взявшийся голос, отчетливо прозвучавший в его сознании:
- Ну, сюда тебе еще пока рано! – И в это мгновение одежда вновь материализовалась, и чувство стыда бесследно исчезло.
Андрей поспешил от этого опасного места, и когда куст был уже достаточно далеко, мальчик оглянулся и увидел, что из куста появились несколько окровавленных рук и лиц, рты которых были разинуты в неслышном крике, словно бы они просили о помощи. У Андрея снова мелькнуло желание вернуться и помочь несчастным, но на этот раз с желанием ему удалось справиться самостоятельно, так как помочь здесь он никому не мог, а вот в ловушку угодил бы наверняка.
Чувство безмятежности первозданной природы вновь вернулось к Андрею. Он миновал поляну, на которой высился этот опасный куст, пересек зеленую рощицу, обрамлявшую поляну, испытывая непонятные радость и покой от прикосновения к телу нежных листьев, и очутился перед городским кварталом, который подходил вплотную к роще, и словно бы вырастал из нее. Здесь тропинка обрывалась, и начиналась улица жилого массива, который казался до боли знакомым. Еще через мгновение Андрей понял, что этот квартал четырехэтажных домов и кусочек открывшегося двора с песочницами и детскими грибками в точности напоминает место, где он жил до семи лет в Донецке, прежде чем его семья не переехала в Ленинград.
Надо ли говорить, с каким чувством Андрей вышел на знакомый двор. Да, этот серый четырехэтажный дом со скошенной крышей был домом его детства: вот и никогда не высыхающая лужа на широкой дороге напротив соседнего желтого дома, вот и две асфальтовые дороги, обрамляющие двор, по которым они с мальчишками скатывались на самокатах. Вот одинаковые длинные здания мужского и женского общежитий с флигелями на черепичных крышах. Все это он хорошо помнил, и этот двор был, наверное, самой яркой картинкой его детских воспоминаний, правда, здесь царило полное безлюдье, чего никогда не было в той далекой реальной жизни.
Андрей двинулся к своему подъезду с твердым намерением туда войти и постараться проникнуть в свою квартиру, где он прожил столько счастливых дней. И тут только он заметил, что напротив подъезда, загораживая проход, стоит или висит в воздухе нечто, контурами напоминающее сильно увеличенную человеческую фигуру совершенно черного цвета, и состояла она из одного слоя небольших черных запятых. Фигура слегка покачивалась в воздухе и, в отличие от коварного куста, не представляла собой густого черного массива, и через нее хорошо был виден задний план – подъезд и часть стены. Кроме того, у Андрея возникло впечатление, что фигура представляет собой какое-то существо – возможно даже, разумное. Он попытался обойти его, но фигура сдвинулась в сторону и снова заслонила собой проход, словно намекая на то, что войти внутрь дома возможно только сквозь эти таинственные запятые. Отказаться от первоначального замысла Андрею никак не хотелось, но и проходить сквозь эту взвесь шипов было жутковато. Почему-то мальчику показалось, что это существо-конструкция не особенно прочно, и хотя оно вряд ли могло быть порождением собственного сознания, о котором говорил Маркелов, тем не менее, Андрей начал пристально рассматривать непонятную штуку и, почувствовав от нее волну нерешительности, громко крикнул:
- Покажи свою форму!
В этот момент конструкция заколебалась и опала на землю горсткой черных шипов. Но это, к сожалению, было не единственным результатом его вскрика, поскольку столь знакомая картинка его раннего детства тут же видоизменилась, и дом, куда он собирался войти, и родной его двор превратились в обычный квартал астрального города Нарова.
У Андрея тут же пропало всякое желание заходить в незнакомый дом, Бог знает, какие ловушки таил этот подъезд, бродить по незнакомым улицам астрального города мальчик также не хотел, он уже утомился от впечатлений. Единственно, что ему хотелось – это вернуться в свой привычный плотный мир, в котором он прожил свои 15 лет, не подозревая, что есть какие-то другие миры, где можно путешествовать в другом теле.
«Попробую взлететь, - подумал Андрей, – ведь сколько ни броди по этому дурацкому городу, когда-то надо и домой возвращаться».
Взлететь оказалось совсем несложным, и достаточно было ему внутренне напрячься, как он легко оторвался от Земли, оставив внизу неуютный город, и вскоре, подчиняясь каким-то здешним  физическим законам, летел вверх лицом под уже знакомым ему черным небом, сначала пустым, а вскоре усыпанным пыльцой звезд. И снова, как и в первый полет, все повторилось – и ощущение тоски и бессмысленности этого перемещения по горизонтали, и вертикальные взлеты с надеждой пробраться через небо, которое в действительности было перемычкой между мирами, и скорая усталость и уменьшение амплитуды взлетов, и попытка зарядиться энергией, рассматривая свои прозрачные руки (во время полета, как и в первый раз, тело Андрея стало прозрачным). После подзарядки он прекратил безнадежные взмывы (на этот раз пробиться через небо таким способом не получалось) и стал набирать высоту, постепенно поднимаясь под углом. После очень длительного подъема мальчик ощутил что-то вроде загустения пространства, затем на мгновение показалось, что в небе возникло что-то вроде пространственного кармана, словно бы он залетел за его край, и в то же мгновение оказался в огромном зале.
 Хотя стен и потолка не было видно, Андрей почему-то был уверен, что находится в каком-то немыслимых размеров помещении, при этом обнаружил, что держится за свисающий с невидимого потолка канат. Тело его вновь уплотнилось, он отчетливо ощутил и увидел свои руки и, посмотрев вниз, с удивлением обнаружил, что небо, под которым он только что летел, находится где-то далеко внизу, словно какой-то фантастический пол.
«Ладно, - подумал Андрей, – веревка же на чем-то крепится, попробую залезть наверх, куда-то ведь я должен попасть».
Подъем оказался довольно длительным, без каких-либо перемен, и вдруг как-то сразу окружающий его мрак рассеялся, и мальчик очутился внутри непонятной конструкции, которая почему-то вызвала у Андрея ассоциацию с люстрой немыслимых размеров и сложности. Веревка вдруг закончилась, и Андрей обнаружил себя плавающим в светлом радостном пространстве среди удивительного переплетения хрустальных висюлек, трубочек, лент, переливающихся всеми цветами радуги, причем этот свет веял покоем, счастьем и каким-то детским ощущением праздника – скорее, пожалуй, Нового года. Все это сопровождалось мелодичными тихими звонами, переливами и массой других ощущений, которым было трудно подобрать слова. Андрей словно бы стал одним из зеркальных новогодних шаров, но не на елочной ветке, а совершенно свободным, парящим в напоенным светорадостью праздничном пространстве. Была бы на то его воля, он навсегда остался здесь, в этом нечеловеческом мире живого света и радужных праздничных конструкций-ощущений, которые никогда не повторялись и непрерывно превращались из одной светоформы в другую. Андрей словно забыл, что еще недавно был обычным земным человеком, чуть позже астральным, но все же человеческим существом. Ему хотелось навсегда остаться счастливым зеркальным шаром, живущим своим особым праздничным бытием без сомнений и проблем, дарящим частицу праздника окружающим. Но, увы, все приятное тоже когда-то кончается. Вдруг в его сознании прозвучало:
- Это истинная имя-форма воздуха.
В это мгновение Андрей понял, что висит где-то под потолком в своей комнате недалеко от хрустальной люстры, под ним расположена кровать, на кровати – он сам, далее что-то щелкнуло, возникло ощущение втягивания, и в следующий момент мальчик ощутил себя на кровати, словно бы вынырнув из глубокого омута.
В комнате было уже совсем светло, за окном громко каркали вороны, но у Андрея не хватило сил преодолеть сонливость, словно он целую ночь не спал и занимался тяжелым физическим трудом, поэтому он заснул спокойным сном с легкими не запоминающимися сновидениями.
К сожалению, Маркелова не было в городе, он уехал на гастроли, и должен был вернуться не раньше сентября, поэтому Андрей не мог получить компетентных разъяснений своего второго странного путешествия. Оставалось самому догадываться, строить предположения и ждать осени. Через несколько дней ему предстояла поездка в деревню в Вологодскую область, где его дедушка несколько лет назад приобрел дом и где у Андрея было много приятелей.
 Теперь особой радости по этому поводу он не испытывал, ему почему-то не хотелось нарушать ни своего одиночества, ни своих мистических экспериментов: он чувствовал, что вести прежний образ жизни в деревне не удастся. А общение! Его деревенские знакомые, ныне в основном учащиеся ПТУ, в будущем шофера, механизаторы, плотники. Раньше, несмотря на свою классовую принадлежность – все же потомственный интеллигент, до четвертого поколения ни одного пролетария и крестьянина среди предков – и неплохую начитанность, Андрей не чувствовал обособленности и общался со своими деревенскими друзьями без труда. Наверное, так же не чувствует своего отличия от обычных дворняжек щенок немецкого дога или бультерьера и весело играет с беспородными сверстниками. Но так только до определенного возраста: наступает момент, и отпрыск благородных собачьих кровей осознает свою избранность, и на смену добродушному расположению приходит презрение и агрессия. Это же чувство испытывают дворняги: они начинают бояться сильных и преследовать слабых породистых сородичей, но никогда не будут с ними играть и не примут в свою стаю.
Нечто подобное произошло и с Андреем за этот год, и если в прошлом и позапрошлом годах он рвался в Чирец (так называлась деревня), то теперь, кроме ожидания грядущей скуки, никаких эмоций по поводу будущей поездки он не испытывал. О чем с ними говорить? Выслушивать истории о крутых мордобоях и самому выдумывать нечто подобное? Пару раз (на большее денег не хватит) напиться до поросячьего визга? Каждый вечер слушать в клубе заезженные пластинки, которые были популярны в Ленинграде три-четыре года назад? Стучать в полу разломанный бильярд? Тискать в темноте девчонок? Андрей знал, что деревенские ребята относятся к нему хорошо, что он никогда не продемонстрирует им своего превосходства, а будет делать вид, что все осталось по-прежнему, но оптимизм сменился пессимизмом. К тому же Андрей знал, что ему захочется пойти с дедом или ребятами на рыбалку и охоту, а нынешнее мировоззрение этого вроде бы не позволяло. И как объяснить им свой отказ? Рассказать о йоге и медитациях? Да они и слов-то таких не знают. Дед, конечно, знает, но, будучи продуктом сталинской эпохи, считает подобные занятия чем-то вроде добровольного сумасшествия. И, наконец, то, что еще год назад показалось бы ему смехотворным. Последнее время он совершенно перестал переносить мат, с помощью которого изъяснялись все его сверстники. И если раньше, чтобы не отличаться от окружающих, он постоянно пересыпал свою речь бессмысленными матерными связками, то в последнее время не только произнесение, но даже мысленное воспроизведение этих слов вызывало у него чувство энергетической запачканности и затухания света, который приносила духовная практика.
Понятно, что все эти аргументы сводили на нет радость от предстоящей поездки, и, положа руку на сердце, Андрей с большим удовольствием остался бы в одиночестве в городе.
Но все же поездка состоялась и оказалась более удачной, чем ожидал Андрей. К его удивлению, проблем с деревенскими приятелями не возникло, и как только мальчик прекратил свои упражнения, сознание его словно бы съехало на прежний уровень, духовный свет исчез, зато снова вернулось понимание старых радостей, и он легко вписался в свою сельскую компанию.  Так что финал каникул был заполнен обычными летними развлечениями вперемешку с огородными работами; йогой он не занимался и никаких мистических переживаний не испытал, выпустив на волю свою лень, долго находившуюся в подавленном состоянии. В какой-то момент ему даже стало казаться, что такая растительно-животная жизнь гораздо проще и приятней той, которую он вел последний год, но и вернуться к прежнему со всем самозабвением он уже не мог, теперь он знал то, чего не знал раньше.
Незадолго до возвращения домой Андрея начали мучить ночные томления. Он просыпался в 4 часа утра в предрассветной мути и до восхода солнца уже не мог заснуть от мучительного беспокойства в ногах. Если в городе эту проблему решал душ, то здесь приходилось ходить по сеням и ждать восхода солнца, ибо с первыми лучами томление бесследно проходило, и он засыпал на своем жестком матраце.
Но вот закончились каникулы, словно досадная помеха, Андрей вернулся в город к своим книгам, индийским статуэткам, ароматическим палочкам и теплому душу, который помогал ему проникнуть в иной мир. От Сережи Кубарева он узнал, что Маркелов еще на гастролях и должен вернуться только через неделю. Андрей постарался стряхнуть с себя память о деревне, словно дурной сон, и снова возвратился в свою псевдо индийскую атмосферу, которую он упорно создавал у себя дома с помощью самиздатовских книг по восточной философии и обставляя квартиру дешевыми статуэтками из недавно открывшегося магазина «Ганг».
Результат не заставил себя долго ждать, словно новое существо, начавшее было созревать внутри него и оказавшееся в подавленном состоянии, теперь постаралось вырваться наружу и наверстать упущенное. Достаточно было трех дней, и Андрей почувствовал, что прежняя форма и прежние интересы вновь возвращаются к нему. Несколько дней он наслаждался глубоким сном с яркими сновидениями, затем произошел его третий осознанный астральный выход.
Случилось это под утро, когда было уже достаточно светло. Мальчик проснулся, как обычно, от томления в ногах, но на этот раз весь подготовительный период продолжался недолго и прошел достаточно легко. Томление в ногах скоро сменилось уже знакомым звоном с ощущением кратковременных провалов, и когда Андрей интуитивно почувствовал, что «пора на выход», он легко послал свое «Я» на ковер перед кроватью. Было впечатление, что тонкоматериальное тело его постоянно обучается, привыкает к самостоятельности, ему с каждым разом все легче покидать физическую оболочку, а астральное пространство становится все более привычной средой обитания. На этот раз тяжесть почти не ощущалась, и Андрей легко поднялся на ноги, с удовольствием отметив, что может легко передвигаться по комнате и что комната освещена неярким утренним светом. Окружающая обстановка почти не отличалась от реальной, но восприятие размеров комнаты несколько нарушилось, она словно бы в несколько раз вытянулась вдоль, и если раньше окно выглядело как мутное светлое пятно, то теперь оно виделось достаточно отчетливо, правда, что там было за стеклом, рассмотреть не удавалось.
Андрей хоть и не испытывал в этот раз гнетущего чувства тяжести, тем не менее двинулся к окну, желая по обыкновению выпрыгнуть или вылететь (ни тот ни другой термин правильно не описывал этот процесс) во внешний мир. У самого окна он вдруг резко развернулся лицом внутрь комнаты:  ему захотелось несколько изменить программу астрального путешествия и испытать, насколько комната соответствует реальной. К тому же он решил рассмотреть свое тело со стороны, поскольку в начале астрального выхода это ему никогда не удавалось, а он читал в одной из оккультных книг, что увидеть свое тело со стороны, особенно лицо, признак духовного продвижения.
Андрей двинулся обратно к кровати, попробовал подвигать стул – он легко поддался, издав неприятный звук – ощущения, были самыми обычными, затем поднял и опустил книгу со стола, передвинул какие-то другие небольшие предметы, но сдвинуть шкаф с места не удалось. Андрей все хотел убедиться, что это не сон, что он передвигается в реальном мире, но сейчас мальчик запутался еще больше. По логике вещей, если он находится в астральном теле, являясь чем-то вроде призрака, и наблюдает вокруг себя реальную комнату, то в этом случае он не сумел бы воздействовать на физические предметы, поскольку должен был через них просто пройти. Значит, он ходит по другой комнате, в другом пространстве, пусть даже сходном с реальным, и передвигает предметы из той же материи, что и его астральное тело. Но в этом случае, кого же он будет рассматривать со стороны? Свое физическое тело? Но ведь оно должно остаться в физическом мире!
Андрей тревожно взглянул на кровать. Там действительно кто-то лежал, но кто, разобрать не удавалось, поскольку фигура была полностью скрыта одеялом.
«Интересно, - подумал Андрей, – я во сне с головой под одеяло залез? Вроде бы за мной этого раньше не водилось, там же дышать нечем. А эти передвижения стульев и книг! Я ведь все равно не помню, как они стояли и лежали перед сном. В следующий раз надо отметить их положение, а вдруг я действительно реальные предметы астральным телом передвигаю! И все же: если эта фигура не мое тело, то, что же это такое? Астральное тело? Так это - я теперь! А это что, еще одно астральное тело, что ли? Но у человека должен быть только один астрал. Может, это эфирное тело, но оно, насколько я понимаю, полностью повторяет физическое и должно находиться в том же пространстве».
Решив, что все равно не сможет понять, кто же это лежит на кровати, Андрей подумал, что стоит подождать, поскольку все его попытки сдвинуть одеяло с лица, не увенчались успехом: мальчик просто не мог захватить ткань рукой. Тогда он решил дождаться, когда лежащий высунется из-под одеяла и покажет свое лицо. Андрей уселся рядом с кроватью и, как ему показалось, задремал.
«Интересно, - подумал Андрей, – а в астральном теле тоже спать можно? Но это же нонсенс».
Действительно, все, что он здесь наблюдал, плохо укладывалось в земную логику и носило печать своего, только ему присущего смысла, а все, что имело смысл в земном мире, теряло смысл здесь.
Вскоре его безрезультатное ожидание было прервано. Вдруг как-то неестественно быстро открылась дверь в комнату, и перед кроватью появилась та, кого он меньше всего ожидал здесь увидеть – его классная руководительница. Это как-то сразу показалось мальчику подозрительным, он вспомнил предупреждение Маркелова о том, что в астрале нельзя доверять внешнему виду, и под личиной твоего знакомого может скрываться кто угодно. А так как для него твои мысли – открытая книга, и форма подчинена, то он легко примет любой образ, который увидит в твоем сознании. Вспомнив все это, Андрей понял, что к учительнице это существо не имеет никакого отношения, и внутренне напрягся, ожидая любого подвоха, вплоть до нападения. Но нападения не произошло, и фантом классной наигранно строго и громко проговорил:
- Ты что это на полу ночью сидишь? Тебя что, из кровати выгнали? Ну-ка отдай мне ключ, тебе он все равно не нужен!
Сказано это было таким беспрекословным тоном, словно, не отдай Андрей ей какой-то ключ (он не имел представления, какой), и она разорвет его на куски. В какой-то момент Андрей не то что испугался, – учительница не выглядела пугающе, ее и в реальной жизни никто из учеников особенно не боялся, – но когда она требовала дневник или подойти к доске, все это механически исполнялось, и знай, Андрей, о каком ключе идет речь, он, несомненно, отдал бы его.
На всякий случай мальчик обшарил свою астральную одежду, но ничего похожего на карманы не обнаружил, взгляд его окинул пол, затем кровать, и тут на одеяле он увидел знакомый медальон из оникса с естественным рисунком, напоминающим морской пейзаж. Тот самый медальон, который ему подарила Аня в минуту расставания.
- Да-да, этот самый, - раздался за его спиной сердитый голос. – Отдай-ка его мне.
- Какой же это ключ! – мелькнуло в голове Андрея, и тут он вдруг понял, что нашел то, что давно искал, что этот медальон имеет какое-то большое значение для него, что это – действительно ключ от какой-то неведомой двери, и его задача – найти эту дверь. Но тогда, пусть попробует этот оборотень забрать пластинку, он даст ему достойный отпор! Сжав медальон в кулаке, и приготовившись к схватке, Андрей громко закричал:
- А ну, пошла отсюда! – И неожиданно лже классная, тут же потеряв весь свой воинственный вид, совершенно другим голосом пробормотала:
- Извините, я обозналась. – А затем бросилась к окну и вылетела наружу, словно сорока. Андрей побежал за ней, чтобы проследить путь, но за окном никого не было. Сначала мальчик хотел проследовать за учительницей, потом вдруг ему пришла в голову неожиданная мысль. Он подошел к книжному шкафу (вроде бы он ничем не отличался от своего реального прототипа) и начал разыскивать нужную книгу. К его удивлению, ни одной знакомой обложки он на полках не обнаружил и вообще не мог прочитать ни одного названия, словно бы это был какой-то незнакомый язык, к тому же, стоило ему подойти к шкафу, как освещение резко упало. Тем не менее книга, которую он искал, нашлась на удивление быстро: руки сами потянулись в нужное место, и Андрей вытащил машинописный экземпляр «Розы мира» Даниила Андреева. В следующий момент Андрей задумался: а зачем, собственно, она ему нужна в астральном путешествии?
 «Ну, как же! – сам себе ответил он. – Если будет происходить что-то непонятное, в ней я смогу найти объяснение».
Мальчик раскрыл книгу наудачу и попытался прочитать открывшийся ему текст, но буквы тут же начали сливаться, сама книга деформировалась, растеклась между пальцев и вскоре исчезла совсем, оставив впечатление, что астральное тело как бы впитало материю книги, и, несмотря на то, что она пропала, он должен ее кому-то передать.
Больше в комнате делать было нечего. Тело, лежащее под одеялом, так и не показало своего лица, медальон, который он зажал в кулаке, исчез, Андрей без труда добрался до окна, просочился через стекло и медленно опустился на пустырь перед домом, покрытый сухой травой и безлистыми пучками кустов.
 Картина теперь была несколько иной, чем при его последнем спуске из окна. Пустырь перед домом оказался совсем маленьким, и его со всех сторон окружал редкий безлистый лес, каким он бывает в конце ноября в пасмурную бесснежную погоду. Кругом преобладали серые тона, от деревьев веяло какой-то вялой осенней тоской предсна и распутицы. В глубь леса вела узкая тропинка вдоль маленького ручейка, еле видимого среди пучков пожухлой травы, и выглядела она так, словно несколько дней шел дождь, но влага впиталась и не оставила после себя луж. Сама же дорожка превратилась в длинную ленту липкой чавкающей грязи, пройти по которой можно только в резиновых сапогах. Тем не менее, идти по тропинке оказалось достаточно легко, и о грязи напоминало только ощущение склизкости. Андрей шел, погруженный в ощущения позднеосеннего леса, ведомый ему самому не ясной целью, и мокрые ветки то и дело не больно хлестали его по лицу.
«Интересно, - думал Андрей, – а время года здесь произвольно меняется, или есть какие-то циклы? Месяц назад, насколько я помню, было лето в разгаре, а сейчас глубокая осень. Или это совсем другое место?»
Его однообразное путешествие среди то ли умершего, то ли заснувшего лиственного леса (ни одной елочки или сосны он не заметил), где не встречалось никакой живности, продолжалось довольно долго, и за все время ничто не нарушило стоявшей кругом тишины, и даже звуки шагов отсутствовали. Если бы Андрея попросили передать каким-то образом самую суть глубокой осени, то лучшей картины он бы не смог найти. Другое понятие, с которым он мог бы связать окружающий ландшафт, – это тихая спокойная печаль.
Однако все когда-нибудь кончается, закончился и этот печальный лес. Деревья еще больше поредели, и вскоре он оказался у невысокого холма, на котором также не было никакой растительности: его склон был усеян всевозможным хламом – рваной обувью, пришедшими в полную негодность предметами незамысловатого сельского быта и сгнившим тряпьем, словно бы этот холм навалили бульдозером посреди городской свалки, а затем присыпали землей. Вершина холма была плоской, наверх вели ступени и венчали его несколько темных покосившихся избушек. И тут у Андрея возникла уверенность, что он должен здесь разыскать какой-то дом, кому-то что-то передать и что-то разъяснить.
«Откуда такая уверенность? – мелькнуло в голове Андрея. – Словно из глубины памяти что-то поднимается, а до конца высветлится, не может».
Мальчик поднялся на вершину холма, там его взору открылась небольшая деревенька, состоящая из впритык расположившихся ветхих избушек, причем если в обычной деревне у каждой избы имеется приусадебный участок, то здесь таковые отсутствовали.
Словно бы разыскивая неведомо что, мальчик двинулся по проселочной дороге, разделявшей дома на два одинаковых ряда, всматриваясь в каждый, и ощущал, что это все не то. Довольно долго он бродил среди этих серых изб, не подававших никаких признаков жизни, как вдруг где-то на окраине странной деревни увидел домик, практически ничем не отличавшийся от остальных. Тем не менее, у Андрея возникла ясная уверенность, что именно сюда ему необходимо зайти, что он тут же и сделал. Войдя в покосившуюся дверь, мальчик очутился в темных сенях, поднялся по ступеням, оказавшимся почему-то земляными, и вошел в достаточно просторную, плохо освещенную горницу. Все здесь носило печать нищеты и затхлости, мебель была старой и полу развалившейся, рядом со столом у окна стоял пожилой наголо обритый человек в выцветшей телогрейке, и без особого интереса вопросительно смотрел на мальчика. Вид его очень напоминал одного из обитателей жестяного гаража, с которыми Андрей столкнулся во время своего первого астрального путешествия, но только глаза его не были такими тусклыми, в них светился ум и тихая, давно ставшая привычной тоска. Посмотрев в глаза незнакомца, Андрей неожиданно понял цель своего визита. Он шагнул к человеку и протянул ему  «Розу мира», непонятно каким образом оказавшуюся в его руке. Без всякого приветствия, так, словно бы продолжая прерванный разговор, Андрей сказал:
- Я к вам по поручению… - «По какому поручению?» – мелькнуло в его голове. – Я должен передать вам книгу, написанную человеком, с которым вы сидели, и он обещал, что когда-нибудь, если книга увидит свет, обязательно даст вам ее прочитать. Но обещание не исполнил. Его звали Даниил Андреев.
В глазах у человека засветилось удивление. Он словно бы что-то пытался припомнить.
- Андреев, Андреев… - произнес человек. – Что-то припоминаю: это такой высокий, худой, с орлиным носом… Поэт, – вдруг окончательно припомнил человек. – Да, да, вспоминаю! – Лицо его изобразило непривычную радость. – Странно, почему я до сего момента этого не помнил.… А ведь, правда, я сидел. И Данька Андреев… Он странные стихи писал и нас еще обучал искусству стихосложения. Я с ним ближе других зэков сошелся, и он почему-то мне поверил и сказал, хоть это и было рискованно, что какую-то грандиозную книгу пишет о том, как мир устроен, и даже мне какие-то отрывки читал. Я мало что понял, но впечатление осталось сильнейшее.
Человек словно бы смаковал свое воспоминание и саму принципиальную возможность вспомнить какой-то эпизод из своей прошлой жизни.
- Правда, что потом было с ним – не знаю. Кажется, его выпустили раньше меня. А я после тюряги в свою деревню вернулся и запил… Его больше никогда не встречал и о нем ничего не слышал…
Человек замолчал. Было видно, что он дошел до какой-то черты своих воспоминаний, за которую его сознанию никак не удавалось переступить.
- Вот, видно от водки с головой что-то случилось, – каким-то извиняющимся тоном продолжил человек. – Помню, как из тюрьмы вышел, как в деревню свою вернулся, как пил, а дальше, словно все обрывается. Как здесь очутился, и что это за место, и что я здесь делаю, – никак не могу вспомнить. Вот водки здесь нет, – это точно. Вернее как: почти каждый день кто-то из соседей приглашает выпить, но почему-то, – наверное, память отшибло – я никак не могу нужного дома найти. Зайдешь, – а меня там не ждут. И магазина никак найти не удается. Что за деревня такая! А впрочем, может, оно и к лучшему… - Глаза его потускнели. – А ты что, его знакомый? Как он поживает, неужто его книгу напечатали? Насколько я помню, его за эти самые книги и посадили. И как он меня здесь нашел?
И тут Андрей, наконец, окончательно понял цель своего визита и чью волю выполняет.
- Как вам сказать… - начал он. – В вашем понимании он никак не поживает, и знакомым его я быть никак не могу, потому что был совсем маленьким, когда он умер. И книга его пока не издана, это астральный экземпляр.
- Так он умер? Ну, царство небесное! – с явным огорчением ответил человек, затем на лице его появилось недоумение. – Тогда как он мог передать тебе просьбу меня найти? Ты уже взрослый парень, сколько лет прошло с его смерти, если ты в то время совсем маленьким был. И потом, что это за астральная книга? Что-то в голове все путается. – Его лицо снова приняло равнодушное выражение. – Хотя я, честно говоря, сам не знаю, сколько здесь нахожусь, и до встречи с тобой мне не казалось это странным. И толком кто тут живет, я тоже не знаю: одни появляются, другие исчезают. Появляются какие-то военные, нескольких куда-то увозят, затем приходят другие – и приводят других. Меня пока не трогают.
- Не, нас пока не трогают, – раздался голос сзади Андрея, и только сейчас он заметил, что сзади него на печке примостились два человека, обритые наголо и одетые так же, как его собеседник, то есть типичные лагерные зэки, но оба помоложе. Казалось, они внимательно прислушиваются к их разговору.
- Здесь вообще много странных вещей происходит, – не обращая внимания на реплику, продолжал пожилой человек. – Я на это последнее время и внимания не обращаю. Может быть, поэтому у меня что-то в башке перевернулось. Например, когда ты появился, я вспомнил, что сидел в тюряге, Даньку Андреева вспомнил, а что было до этого, никак вспомнить не могу. И сколько лет я здесь живу, как я здесь очутился – тоже никак не припомню. Может, ты объяснишь? Ты вроде парень ученый.
- Даже не знаю, как вам сказать. Дело в том, что вы уже давно умерли, и этим все объясняется, – произнес Андрей давно заготовленную фразу.
- Подожди, подожди, - вид мужчины был несколько ошарашен. – Что значит умерли? А я тогда кто?
- Умерло ваше физическое тело. – «Достаточно ли понятно я объясняю?» – мелькнуло в голове Андрея. – А вы – это ваша душа… Вернее, ваше астральное тело, шельт, если быть точным, поскольку душа еще не освободилась от своих оболочек. И находитесь вы не на Земле, а в астральном мире.
- Выходит, попы правы, - мужчина, похоже, очень быстро свыкался с новой для него мыслью. Видимо, она объясняла все то, чему он не мог найти объяснения. – Я-то думал, что все это выдумки попов, думал, умереть – это раз и все. И что же теперь делать? – Он посмотрел на Андрея с тоской. – Как же теперь жить? Тьфу ты, что я говорю, я же теперь, выходит, и не живу!
- Эй, парень, - раздался голос с печки. – Что ты такое говоришь! Это выходит, что мы тоже… Того?
- Выходит, что так, - уже спокойно ответил Андрей.
- А тогда где же черти, где Сатана, где сковородки и котлы с грешниками? Мы ведь в той жизни много нагрешили, нам ведь, по всем законам, наверное, положено в Аду на сковородке жариться!
«Как им объяснить? – мучительно подумал Андрей. – У них ведь только два представления, либо что загробной жизни не существует, либо что она существует, но такой, как им рассказывали их неграмотные бабушки. Да, странное это дело проводить ликбез покойникам».
Конечно, вдаваться во все детали научной теологии было бессмысленно, тем более Андрей и не считал себя достаточно компетентным в этих вопросах.
- Кое-что из этого вам еще предстоит, - уклончиво ответил он. – Здесь вы находитесь временно, чтобы привыкнуть к новому состоянию. Это место что-то вроде первичного распределителя или карантина. Вроде бы и похоже на Землю, да не Земля. Истечет срок, – каждого переведут туда, куда он заслужил. Это не в моей компетенции, я здесь мимоходом.
- Послушай, парень, - вновь подал голос пожилой мужчина. – Выходит, и ты покойник? Как тебя угораздило? Такой молодой! И почему ты все это знаешь, если помер, а мы – нет?
- Да нет, мужики, я еще не помер, я тут путешествую, я астральный путешественник, – пояснил, как мог, Андрей. – Я йогой занимаюсь, – добавил он уже совсем не к месту.
- Заладил: астральный, астральный… Что за слово такое, никогда не слышал. Хотя нет, вроде Андреев что-то такое говорил. Ты объясни, как тебе живым сюда попасть удалось?
- Это удается не многим, - с некоторой напыщенностью произнес Андрей. – Как вам объяснить… Это что-то вроде управления своими снами, хотя, конечно, не совсем так. Короче, мое тело на Земле спит, а я, то есть мое астральное тело, здесь путешествует. Эту способность позволяют развить специальные упражнения. А астральный мир состоит из той же материи, из которой состоят наши чувства, желания, ощущения. Точнее я не могу объяснить, – добавил Андрей, засомневавшись, что его поймут.
- Что-то я не припомню, чтобы сюда кто-нибудь во сне прилетал! – проворчал пожилой мужчина. – Ну, ладно, ты лучше объясни, что теперь нам делать?
- За этим я сюда и пришел, - ответил Андрей, он вновь почувствовал, что его пронизывают какие-то токи и слова начинают кем-то внушаться. – Я уже говорил, что исполняю волю Даниила Андреева, который находится в мире просветления, где царствует красота, мудрость и любовь, или в Раю, чтобы вам было понятнее. Его душа озабочена печальной участью ваших душ, но поскольку к себе он вас взять не может – таков закон посмертного воздаяния, то хочет помочь вашим душам хоть в чем-то. – Андрей положил на стол «Розу мира», которая вновь материализовалась с момента посещения странной избы, и сейчас светилась голубоватым светом.
- Это частица его души, его вдохновения, она поможет вам понять, как устроен мир, и что с вами произошло. Наверное, подошел срок перехода в следующий мир, мир воздаяния за вашу земную жизнь. Чтобы кара и отработка грехов была не столь тяжелой, он послал эту книгу, которую не смог дать вам почитать при жизни, но сейчас она должна просветлить ваши души и помочь побыстрее преодолеть нисходящие ряды посмертия. Понятнее я объяснить не могу, обо всем вы узнаете из этой книги.
Пожилой мужчина у стола и два зэка помоложе, свесившись с печки, как зачарованные глядели на диковинную книгу, на которой уже явственно проступали золотые буквы «Роза мира», и, казалось, забыли про Андрея. В этот момент мальчик понял, что свое задание выполнил, и, не прощаясь, незаметно покинул избу. Выходя, он опустил глаза вниз и только сейчас увидел, что на шее его висит уже знакомый нам медальон-пластинка, которая перевернулась противоположной стороной, и на ней, вместо надписи «Навна», Андрей прочел «астральный вестник».
Выйти из избы на этот раз оказалось не так просто, как он думал вначале, и как только за ним закрылась дверь в горницу, вместо сеней он очутился в длинном коридоре с тускло мерцающей дверью в конце.
Дальше повторились события, схожие с событиями в котельной пять лет назад, правда, теперь, пройдя несколько дверей, ему удалось гораздо быстрее выбраться наружу без посторонней помощи. Просто в какой-то момент он вспомнил о медальоне и положил на него руку. Тотчас же он почувствовал откуда-то извне идущую помощь, после чего следующая дверь коридора оказалась выходом.
Теперь окружающая картина выглядела совершенно иной, словно, блуждая по лабиринту, он переместился в иную часть астрального мира. Андрей оказался среди развалин большого города, будто бы уничтоженного бомбежкой. Его окружали разрушенные остовы больших домов, горы кирпича, обломки бетонных свай с торчащими ото всюду искореженными штырями стальной арматуры.
«Куда идти?» – мелькнула в голове растерянная мысль. Город казался настолько разрушенным, что ни шоссе, ни каких-либо дорожек под обломками не было видно. Андрей двинулся прочь от лабиринта, последняя дверь которого оказалась дверью бункера – единственного целого сооружения на всем обозримом пространстве. Поскольку никакие ориентиры на глаза не попадались, он выбрал путь, менее заваленный обломками домов, постоянно лавируя между нагромождениями. Сколько он блуждал среди гор кирпича и бетона, Андрей затруднился бы сказать, но тут его внимание привлекло что-то вроде памятника, выглядевшего на удивление целым, среди бетонного хаоса. Подойдя к сооружению, Андрей понял, что это не совсем памятник: на бетонном постаменте высотой метра в два был установлен грузовик-полуторка с деревянным кузовом, которые использовались во время войны. Грузовик выглядел совсем новеньким, а около постамента Андрей увидел нечто странное. Это был вросший в землю фаллической формы камень, утыканный прозрачными кристаллами, которые тускло поблескивали, словно под лучами невидимого солнца. Этот нелепый камень почему-то излучал покой и такую тихую светлую радость, что впервые за время астрального путешествия Андрей почувствовал, что освободился от какого-то томления, и уселся около камня под открытым небом. (Напомним, что за исключением тех эпизодов, когда мальчик заходил в помещение, его одолевала непреодолимая потребность все время идти вперед, и просто так усесться на землю было невозможно).
«Интересно, что меня в этом камне привлекает? – подумал он, глядя на камень чуть ли не с любовью, и поглаживая шероховатую верхушку. – Обычный гранит. А эти кристаллы, кажется, это горный хрусталь или раухтопаз, если не ошибаюсь. Странно, этот камень, – словно островок покоя среди безумия разрушения».
Он обратил внимание на то, что руки, лежащие на камне, хорошо фиксировались зрением и не меняли своей формы. Хорошо ощущалась шероховатость и температурная инертность камня, правда, при фиксации зрения, он словно бы увеличивался в размерах и взгляд начинал бесцельно блуждать по ненужным подробностям его фактуры, а кристаллы затевали игру формы, непонятным образом превращаясь в какие-то занятные фигурки, напоминающие детские игрушки – мишки, машинки, куколки.
- Дядя, ты что наши игрушки трогаешь? – вдруг услышал Андрей детский голосок у себя за спиной. «Я – дядя? - мелькнула в голове Андрея удивленная мысль. – А впрочем, кто знает, как я могу со стороны выглядеть, форма здесь меняется как угодно, вон с руками что происходит».
Андрей обернулся и увидел четырех детей: двух мальчиков лет десяти, девочку помладше и 4-5-летнего мальчика, причем мальчик и девочка выглядели как брат и сестра. Одеты они были по-летнему, старшие ребята в белых рубашках и хлопковых штанишках, девочка в пестром ситцевом платьице, а ее брат в майке и трусиках.
- Что вы здесь делаете? - спросил Андрей первое, что ему пришло в голову. Он внимательно оглядел незнакомцев и отметил, что выглядят они очень правдоподобно, и лица их не меняют форму при пристальном взгляде.
- Мы здесь уже давно, - ответила за всех девочка. – Нас с братом везли на машине за город к бабушке. А потом что-то произошло, я никак не могу вспомнить, что именно, и мы очутились здесь, среди этих развалин. Мы искали папу и маму, но их здесь нет. Потом мы нашли этот камень, он хороший, он нам разные вещи показывает, кушать дает и игрушки здесь можно взять. А потом мы встретили Сашу и Сережу, они тоже не знают, что произошло, и родителей не могут найти. Дядя, а что случилось? Война, что ли, началась? Почему этот город разрушен?
Так же, как в случае с зэками, Андрей сразу понял, что произошло и кто эти дети.
- Как тебя зовут? – обратился он к девочке.
- Лена, – вдруг произнес чей-то голос в его голове.
- Лена, – словно эхо ответила девочка.
- А тебя? – спросил он маленького мальчика, и точно так же имя «Алеша» прозвучало дважды, сначала в его сознании, затем из уст ребенка.
- Вам здесь нравится? – задал он новый вопрос, словно их ответ мог что-то объяснить.
- Нам здесь совсем не нравится, – снова ответила Лена. – Здесь никого нет, только мы и ребята, и везде развалины, и никак отсюда выйти нельзя – все время возвращаемся к этой машине и камню. Правда, камень хороший. Когда нас отсюда заберут к бабушке на дачу?
- Никогда вас на дачу уже не заберут! – грустно ответил Андрей. – Вернее, скоро заберут, но не на дачу. Вы умерли, в вашу машину попала бомба, и все погибли. Действительно, много лет назад была война, но сейчас на Земле она закончилась, но вы не на Земле, вы в астральном городе.
- А где мама с папой? – капризно спросила девочка, словно не понимая страшных слов Андрея. – Пусть нас отсюда заберут, нам здесь не нравится!
- Дядя, а что, мы тоже умерли? – перебил девочку старший мальчик, до которого, кажется, дошел смысл того, что сказал Андрей. – Я имею в виду меня и Серегу. Мы тоже ехали на этом грузовике. А потом сразу оказались здесь, и грузовик наш как памятник стоит, и развалины кругом, и дома не найти.
Было впечатление, что мысль о собственной смерти то ли не испугала детей, то ли не была до конца ими понята и воспринималась как какая-то новая игра. По крайней мере, ничего, кроме легкого удивления, в голосе мальчика Андрей не почувствовал.
- Вы все ехали на этой машине, и все погибли, - ответил он старшему мальчику. – Но это когда-то ждет каждого, и к этому нужно привыкнуть. Я сюда пришел для того, чтобы помочь вам уйти из этого города. Этот камень может не только кормить и давать игрушки. Смотрите!
Что им руководствовало, Андрей не смог бы объяснить, но почему-то четко знал, что надо делать, и знал, что для этого пришло время. Он снял с шеи медальон и прикоснулся им к одному из кристаллов.
- Это – ключ, – сказал он многозначительно, и не успел произнести эти слова, как кристалл трансформировался в женскую фигурку, затем она на глазах выросла  и превратилась в молодую женщину с тревожным лицом.
- Мама! – закричали Алеша с Леной, и бросились к женщине, которая приняла их в свои объятья, правда, без излишней страсти, как вела бы на Земле себя женщина, через много лет нашедшая потерянных детей. В ее лице была печаль и отчужденность. Андрей с тревогой посмотрел на женщину.
- Правильно ли я поступил? – мелькнуло у него в голове.
- Все правильно! – ответила женщина на его мысли. – Я уже готова принять их, я все знаю и могу помочь им привыкнуть к новому миру. Там, где нахожусь сейчас я, гораздо лучше, чем здесь. Забираю их.
Она вошла в камень в обнимку с детьми и исчезла за его поверхностью. На какое-то мгновение Андрей увидел в кристалле вид какого-то дачного поселка, утопающего в зелени, и идущих по тропинке к нему женщину с двумя детьми. Затем картинка пропала, и кристалл исчез.
- А мы? – раздалось за спиной Андрея. – Мы тоже хотим, чтобы нас отсюда забрали!
Андрей прикоснулся медальоном к двум другим кристаллам, из камня возникли мужчина и женщина и так же забрали обоих ребят.
- Счастливого пути! – крикнул им вслед Андрей, но ответа уже не получил. – «Будет ли их путь счастливым? – подумал мальчик, покидая камень с кристаллами. – Надеюсь, что мир, куда их забрали родители, будет более радостным, чем этот. Ну ладно, им я помог, а мне-то самому как отсюда выбраться? Пора бы уже покинуть эти дурацкие развалины!»
Какое-то время он продолжал идти по разрушенному городу и вскоре подошел к чудом уцелевшей высокой арке, непонятно зачем высившейся между двумя полуразрушенными зданиями. За ней открывался вид на невысокие целые здания, правда, более детально это место рассмотреть не удалось, поскольку пространство за аркой было словно воздух над раскаленным шоссе и все предметы выглядели расплывчато.
«Рискну войти, - подумал Андрей. – Здесь, по крайней мере, что-то вроде выхода, а если арка превратится в тоннель, я уже знаю, как оттуда выбираться».
Но арка в тоннель не превратилась, и стоило ему пересечь этот подозрительный проем, как он очнулся около уже знакомых гаражей-сараев астрального города Нарова, но теперь он шел наоборот, не к домам квартала, а к пустырю, который уже пересекал ранее, когда вылетал из своего дома. Андрей без приключений миновал гаражи, пустырь, затем долго шел вдоль неглубокой длинной канавы, заросшей бурой растительностью, словно бы опять вернулось лето. Канава тянулась к одиноко стоящему в отдалении дому, и, хотя он не был похож на дом, в котором Андрей проживал на Земле, он почему-то твердо знал, что ему надо туда, и, подойдя к нему вплотную, мальчик, как по шоссе, стал подниматься по вертикальной стене, словно притяжение сейчас совершенно перестало действовать. Беспрепятственно он добрался до пятого этажа и, твердо зная, что это его окно (хотя в земном мире он жил на втором этаже), просочился через стекло в квартиру и обнаружил, что находится на своей кухне, а за кухонным столом сидит мама и нарезает хлеб.
«Интересно, это настоящая, или опять какой-то фантом?» – подумал Андрей. Выглядела мама очень натурально, и действия ее тоже были вполне естественными.
«А если настоящая, то увидит она меня или нет?» – снова подумал Андрей и, ни слова не говоря, уселся на свободный стул. Мама подняла голову, и на лице ее засветилась обычная улыбка.
- А, Андрюша, чего это ты так рано поднялся? Тебе же еще в школу рано! А я тут завтрак готовлю. – Зачем-то объяснила она свои действия.
- Мама, - загадочно произнес Андрей. – Ты во мне ничего не замечаешь?
- А что? – удивленно спросила мама.
- А то, что я сейчас в астральном теле нахожусь!
- В каком еще астральном…
- Ну, это что-то вроде привидения. Могу, например, через предметы проходить, – с гордостью произнес мальчик. – Смотри! – Он положил руку на тостер, надеясь, что рука его пройдет сквозь него, но, к его удивлению, этого не произошло. Рука встретила весьма ощутимую преграду. Затем он схватил буханку хлеба, но и через хлеб рука не смогла пройти.
- Ты чего делаешь? – Мама удивленно посмотрела на него.
- Не получилось, - сконфуженно сказал Андрей. – Тогда попробуем другое. Пойдем в комнату, я тебе свое физическое тело покажу.
Он встал со стула и вышел через открытую дверь в коридор, уверенный, что мама пойдет за ним. В коридоре вдруг стало темно, правда, он рассмотрел, что коридор стал гораздо длиннее, чем в земном мире, и вдоль стен расположено вместо двух около десяти дверей в комнаты. «Откуда у нас столько комнат взялось? - подумал Андрей. – Ага, значит, я все же в астральном мире нахожусь!»
Наудачу он подошел к одной из дверей и обернулся на маму. Та молча стояла сзади.
- Смотри, сейчас я сквозь стенку пройду, – сказал Андрей, почему-то забыв, что установил свое местонахождение, а значит, и мама не настоящая, и удивлять ее прохождением сквозь стену вроде бы бессмысленно. С этими словами он действительно легко прошел сквозь стенку и оказался в своей комнате рядом с кроватью. Андрей оглянулся на дверь: мамы в комнате не было, посмотрел на кровать, и тут впервые увидел свое собственное лицо, освещенное утренним светом (остальное тело было прикрыто одеялом). Это было действительно странно, и ощущение значительно отличалось от того, что мы видим в зеркале. Он знал, что это он, Андрей, но почему-то казалось, что  это лицо совершенно чужого человека.
«Интересно, - подумал Андрей, уже совершенно забыв о маме, – а в астрале у меня такое же лицо или нет?»
Он подошел к зеркалу, висящему на стене, но вместо подростка 15 лет из зеркала на него глядел взрослый мужчина лет двадцати пяти, и в следующее мгновение зеркало словно бы засосало его, и он очнулся в реальном мире на своей кровати. Часы показывали пять утра, стояло солнечное утро. Чтобы развеять последние сомнения, Андрей заглянул в комнату мамы. (Мама была уже полгода в разводе с отцом и жила вдвоем с сыном) - нет, она спокойно спала, чуть похрапывая во сне.
«Значит, не настоящая, - с некоторым сожалением подумал Андрей. – Но тело мое на кровати, кажется, было настоящим. Интересно, а почему в зеркале я взрослым выглядел? Все это надо у Маркелова спросить».
На этом закончился его третий осознанный астральный выход.
За завтраком Андрей все же не удержался и спросил маму, не видела ли она сегодня ночью чего-нибудь необычного, не приснился ли он ей как-то особенно ярко, или что-нибудь в этом роде. Мама удивленно посмотрела на Андрея.
- Да нет, не снился, - сказала она. – По крайней мере, ничего такого не припоминаю. Не знаю, имеет ли это отношение к твоему вопросу, но мне сегодня под утро не спалось, последнее время меня часто бессонница мучает, и я часа в 4 вышла на кухню: почему-то очень есть захотела. Выпила чаю с бутербродом, а потом вдруг какая-то тревога за тебя одолела, и решила посмотреть, спокойно ли ты спишь. Помню, когда ты был совсем маленьким, я ночью часто к твоей кроватке подходила – одеяльце поправить, простынь подоткнуть. Трудно сказать, зачем я это делала, может, лишний раз хотела убедиться, что ты на месте и никуда не делся. Конечно, последние годы ничего подобного не было, а сегодня ночью, сама не знаю почему, захотела тебя проведать. Ну и в коридоре – там достаточно темно – на какое-то мгновение показалось, что кто-то на меня смотрит. Ну, ты знаешь, иногда бывает такое ощущение в темноте, и даже что-то вроде тени привиделось. Но затем все прошло, я зашла в комнату, ты на месте, спокойно спишь, не раскрылся, и я после этого спать пошла. А чего это ты вдруг спросил?
- Да так, ерунда, - ответил Андрей. – Ты мне сегодня приснилась, правда, не помню, в связи с чем, ну и глупый вопрос в голове возник: а может, и я тебе приснился? Так, глупости, не обращай внимания, простое совпадение.
Говорить маме о том, что он видел ее утром за столом режущей хлеб, было рискованно, поскольку мама боялась всего необъяснимого, и это только привело бы к ненужной тревоге, что с ее сыном происходит что-то не то. Значит, все-таки какую-то часть реальных событий он видел, правда, потом он с ней говорил, а она отвечала, и вообще беседовала с ним, как с реальным человеком, и пошла за ним, когда он повел ее смотреть свое физическое тело. А в действительности она только почувствовала тревогу и ощутила на мгновение, что кто-то на нее смотрит, то есть никакого общения не было. И потом, он же после того, как вернулся в тело, ходил сам в ее комнату, и она в это время преспокойно спала, к тому же он посмотрел на часы – было около пяти, а мама сказала, что ходила его проведать около четырех, а контакт их длился всего пару минут – тоже неувязка со временем. Что же в действительности произошло? Андрей решил, что ломать голову все равно бесполезно, и отложил вопросы до встречи с Маркеловым.

Встреча произошла через два дня, Маркелов приехал из гастролей сильно загоревшим, и в его коллекции восточной экзотики появилось несколько новых статуэток, небольшой тамтам, напоминающий скорлупу кокосового ореха, и смычковый музыкальный инструмент всего с двумя струнами. Актер был как всегда приветлив, правда не выказал бурной радости по поводу встречи, которую так ждал Андрей, распираемый новой информацией – это был не его стиль. Налив мальчику какой-то чрезвычайно пахучий чай, он начал рассказывать.
- Ну вот, Андрюша, исполнилась моя давняя мечта: был на гастролях в Индии. Видел Таджмахал, Кхаджурахо, пещерные храмы. Святые места! Вот только бы жара послабее, да поменьше нищих и грязи, а валюты побольше. В общем, в чем-то я оказался разочарован. Провели меня на пару занятий в ашрам Махариши Махеш Йоги, я тебе давал его книгу по трансцендентальной медитации, так что видел великого гуру. Впечатление осталось, что это очень хитрый деловой человек с железной хваткой, который вовремя уловил моду Запада на восточные учения, и делает на этом отличный бизнес. Говорят, что на каждое занятие он приезжает на новом Роллс-Ройсе. Конечно, то, что он обучает тысячи и тысячи людей основам медитации – прекрасное дело, но ничего особенно нового я там не узнал. Вся публика очень экзальтированна и видит в своем гуру то, что хочет увидеть, все же неувязки в жизни Махариши с истинной духовностью объясняют тем, что он, дескать, свободен теперь от оков материи и может позволить себе все, что вздумается, не запятнавшись этим. Ну да ладно, я только  лишний раз убедился, что за учителем не надо ехать на край света, и в больших сборищах, даже с самой возвышенной целью, нет ничего хорошего. Больше на эти семинары, даже если снова окажусь в Индии, не пойду.
Маркелов отхлебнул свой фирменный напиток из шиповника и мягко улыбнулся:
- Своего гуру я не встретил, видимо, до конца жизни так и останусь одиноким путником. Ты-то, как живешь? Что новенького, мы с тобой где-то около двух с половиной месяцев не виделись.
- Я тоже путешествовал, - с загадочным видом сказал Андрей и поведал Маркелову о двух своих последних астральных путешествиях.
- Очень любопытно, - промолвил актер, когда Андрей закончил свое длинное повествование. – Очень бурное астральное развитие, даже не знаю, что и сказать. Обычно каждая фаза продолжается помногу раз в течение многих месяцев и даже лет, когда каждый выход похож на предыдущий. Разница только в деталях, а тебя уже и через ловушки протащили, и какие-то фрагменты страдалищ показали, и астральных шпионов засылали, и даже астральную работу с душами умерших выполнять поручили. Очень любопытно, даже не ожидал, что у тебя все так быстро пойдет, у меня это происходило гораздо медленнее…
- Иван Саныч, - начал Андрей. – Насчет ловушек мы с вами раньше уже говорили, они, как я понимаю, могут быть самыми различными, и выпутываться из них приходится по-разному. Но вы сказали, что мне кто-то чего-то показывал и кого-то засылал. Кажется, я сам во все эти истории попадал, и никто, кроме меня, в этом виноват не был. Да и задания никто не давал, я вроде бы как сам…
- Ну, тут ты не прав, - спокойно ответил Маркелов. - Те или тот, кто организовал твои астральные путешествия, совершенно не обязан был перед тобой появляться и что-то объяснять. Эти сущности могут наблюдать за тобой,  оставаясь невидимыми, и направлять твое астральное тело в те или другие места. Если хочешь, это что-то вроде эксперимента на местности или духовного экзамена. Тебя ставят в то или иное положение и смотрят, как ты из них выпутаешься, правда, в трудных ситуациях могут оказать помощь, но еще надо, чтобы ты сумел ею воспользоваться.
- Надо же, - усмехнулся Андрей. – Такое внимание ко мне, обычному человеку! И чем это я его заслужил?
- Ну, насколько ты обычный человек, ты пока сам судить не можешь, да, честно говоря, пока и я не знаю истинных масштабов твоей личности. Но, чтобы ты не очень возгордился, могу сказать, что в масштабах Земли таких, как ты, не так уж и мало. Правда, у Демиурга и главы земного античеловечества Гагтунгра достаточно сил и средств, чтобы отследить каждого на Земле, кто начинает подниматься над средним уровнем, как в плане добра, так и в плане зла, и проследить его индивидуальную судьбу. Осознанный выход в астрал – это что-то вроде звонка в ту или иную инстанцию, или можно сравнить это с феноменом паука и паутины. Только в отличие от аналогии с насекомыми, паутину сторожат два паука: один - хороший, который заинтересован в том, чтобы мягко помочь твоей душе как можно быстрее эволюционировать, переходя на все более высокие круги бытия; и другой, который заинтересован либо в том, чтобы выпить твои соки, либо присоединить к своему воинству. В любом случае обоих больше всего интересует та муха, которая попала в паутину, и тут у них начинается самая настоящая борьба за душу. Ну а мухи, которые пролетают мимо, им гораздо менее интересны – таковы законы бытия.
Как правило, человек, поднимающийся в своем духовном развитии над серой массой, не только испытывает поддержку Бога, но и проходит испытания и соблазны гораздо более сильные, чем середняк, который не особенно интересен ни Богу, ни дьяволу. И тут только от тебя зависит, какой путь ты выберешь – светлый или темный, и не всегда светлый путь выглядит более заманчивым. Скорее наоборот, поскольку и тот и другой – пути могущества, но силы, предлагаемые темными, даются для утешения собственной гордыни и (как кажется на первый взгляд) быстрого возвышения над окружающими – это путь черной магии, кажущейся вседозволенности и власти. Другой же, светлый путь, как раз требует отказа от удовлетворения личных амбиций, жертвенности и любви при всем том, что награда не всегда приходит при жизни. Как, кстати, и расплата за выбор темного пути, хотя посмертие там уготовано страшное. Ведь сам Иисус Христос после того, как удалился в пустыню и сорок дней постился, подвергался сильнейшим искушениям: дьявол предлагал ему самые фантастические земные блага и безграничную власть за самую малость – его бессмертную душу, которая, в случае согласия Христа на эту сделку, попала бы под демоническое влияние. В результате вместо самого лучшего из сынов человеческих планета бы узнала самого могущественного тирана, поскольку личная сила Христа была огромна, и не существовало бы на Земле препятствия, которого он не смог бы преодолеть. А что предлагал ему Божий путь? Путь пожизненного отказа от личных интересов? Путь гонений и страшной позорной казни на кресте под улюлюканье и издевательства толпы, которой он отдал всю свою безграничную любовь и целительский дар. И ради чего? Только для того, чтобы, принеся себя в жертву, немного просветлить карму человечества, а шеолы или страдалища преобразовать в чистилища, чтобы самый последний грешник имел шанс искупить посмертно свою вину и перейти на путь просветления. Сопоставимы ли условия выбора? И все же Иисус отвергает предложения дьявола, выбрав крестный путь. А какой выбор сделал бы ты?
Андрей смутился:
- Ну, я не знаю, даже страшно подумать об этом.
Маркелов усмехнулся:
- Не пугайся, в конце концов, какой бы ты способный ни был, масштабы твоей личности несопоставимы с масштабами личности Иисуса Христа, и твоя миссия на Земле гораздо скромнее. К тому же, выбрав путь света, совсем не обязательно идти на Голгофу, правда, и власть над миром тебе вряд ли будет предложена. И все же выбор надо будет сделать, хотя мини-выборы между светом и тьмой любой человек делает каждый день: поддаться или не поддаться гневу, лености, уступить или не уступить своим желаниям и амбициям. Но у человека, вступившего на путь осознанного духовного развития, выбор может быть достаточно мистериальным: к нему в действительности может явиться некий вестник иных миров (темных или светлых) и предложить альтернативу, и, возможно, не один раз, поскольку каждый человек, как бы он высоко ни забрался, имеет шанс свалиться. Как будет у тебя, я не знаю, просто хочу предупредить, что такой вариант возможен, но, повторяю, чем выше человек забрался и чем большей личной силой он обладает, тем больший интерес он представляет как для светлых, так и для темных. Личная сила определяется только количеством и не имеет знака, ее можно использовать как для светлых, так и для темных дел: огонь может спасти путника в мороз, а может сжечь жилище.
Маркелов замолчал, словно ждал, чтобы Андрей переварил услышанное.
- Иван Саныч, - заговорил Андрей после некоторого молчания. – Я все-таки хочу, чтобы вы разъяснили мне некоторые неясности, хотя в том мире, куда я уже несколько раз попадал, - все неясно. Вроде бы и похож на наш, а все-таки - совсем иной. Расскажите мне более подробно про ловушки.
- Астральный мир, - начал Маркелов, – вернее, группа астральных миров, – сколько их на самом деле, я затрудняюсь сказать, – требует постоянного изучения, причем далеко не все там можно понять разумом, поскольку твой земной разум формировался в условиях физического мира, и законы этого мира ему кажутся единственно реальными. Поэтому, когда этот разум попадает в иную реальность, с иными законами бытия, он пасует и отказывается их признавать. Ты-то еще путешествовал в мире более-менее сходном с земным, а есть куда более причудливые, где рациональному разуму вообще не за что уцепиться. И все же эти миры познаваемы, их можно изучать, и со временем они становятся все более и более понятными, но для этого нужно сделать очень много путешествий и привыкнуть к ним и их обитателям. Иногда на это уходит вся жизнь.
Я уж не говорю о средних и высших мирах просветления: ментальном, или огненном, кармическом, нирваническом и еще более высоких. До них при жизни добирались вообще единицы, и дать им какое-то адекватное описание почти невозможно. Куда удастся забраться тебе, я не знаю, но начал ты, хоть и довольно шустро, с самых ближайших, напоминающих наш земной или физический.
Не думай, что все мои объяснения надо принимать безоговорочно, как непреложную истину: на языке разума все это объяснить невозможно, прими их, как рациональную версию, осознать и расширять которую (а может, и отказаться от нее), предстоит тебе самому по мере накопления опыта, новых понятий и раскрытия в себе более высоких уровней разума, или сверхсознания. Поэтому, если будут возникать какие-то неувязки, – не обессудь.
Итак, начнем со следующего постулата: (здесь я буду говорить только об астральных мирах или сакуаллах, не касаясь более высоких). Система астральных миров подобна множеству отражений с физического мира, причем чем дальше от оригинала его отражение, тем оно сильнее искажено. В свою очередь, каждое отражение может давать вторичные квази-отражения, которые будут отступать от оригинала еще больше, подобно игре в испорченный телефон. Причем отражаются и искажаются не только образ этого мира, но и законы формы, времени и пространства, там господствующие. И наоборот: чем ближе отражение к физическому миру, тем оно более на него похоже. Принцип и характер этих изменений можно постичь, только пройдя через них в последовательности и охватив сверхсознанием всю грандиозную панораму в единую систему. Пока этого не произойдет хотя бы частично, все астральные путешествия будут казаться тебе не более чем причудливые, правда, очень живые и реальные сны, сколько бы рациональных объяснений я тебе ни давал. Когда же скрытый в тебе сверхразум начнет пробуждаться, возникнет феномен «сквозящих миров», и они начнут просвечиваться для тебя через защитную оболочку физического мира, воспринимаясь даже в дневном сознании.
Предвосхищая вопрос о том, видел ли ты свою маму реальной или нет, скажу: ты видел некое отражение реальной мамы, с возникшими искажениями пространства и времени в одном из астральных слоев. И если в физическом мире твоя мама просто почувствовала неясный зов, то в астральном слое ты разговаривал с ее отражением, пытался ей продемонстрировать какие-то фокусы и повел ее в свою комнату, к тому же со смещением во времени около часа, и в искаженном образе вашей квартиры. Сколько ты в коридоре, десять, что ли, дверей насчитал? А твое зависание в огромном помещении среди радостных световых конструкций с ощущением новогоднего праздника? Как тебе Голос это место назвал: «это истинное имя-форма воздуха»? Так, что ли? По-видимому, ты оказался в мире астральных ноуменов, где пребывают отражения каких-то физических объектов или стихий. Это некие тонкоматериальные категории, которые представляют собой тайную суть, или истинное (не словесное) имя этого объекта и какую-то его отраженную форму. Возможно, речь шла не просто о воздухе, но воздухе вокруг люстры, около которой ты позже вынырнул в физический мир. Ты, наверное, знаешь ощущение разлитого в воздухе праздника, это особенно хорошо ощущается в Новый год. Это не случайное выражение, чувство праздничности – энергия, которая в буквальном смысле разливается в воздухе. Возможно, ваша старинная люстра с хрустальными висюльками в комплексе с окружающим воздухом отражает в слой астральных ноуменов ту гамму форм и ощущений, которую ты испытал, и это спровоцировало твое возвращение в физический мир именно рядом с люстрой. Что-то, наверное, в этой люстре есть праздничное, новогоднее. И еще. Говоря об объекте и отражениях, надо смотреть глубже: не только объект обуславливает отражения, но и отражения обуславливают существование объекта и накладывают на него свои свойства. Поэтому наш физический мир такой, как мы его наблюдаем, – не сам по себе, а потому, что его таким сделали свойства, наложенные на него мириадами отражений. В конце концов, ведь и сам физический мир – это только отражение его на нашей зрительной сетчатке и других органах чувств. Какой он, с точки зрения абсолютной реальности или вещи в себе, никто не знает. А вернее, знают те, кто достиг полного просветления. Надеюсь, я не очень утомил тебя абстрактной философией? - закончил Маркелов, внимательно глядя на Андрея.
- Нет, нет, продолжайте, кажется, я что-то улавливаю! – пылко ответил мальчик.
- Тогда перейдем к твоему вопросу о ловушках, -  продолжил актер, откинувшись на спинку кресла и рассматривая полузакрытыми глазами сложенные на груди пальцы. – Я уже сказал, что в этих ловушках, которые по совместительству могут оказаться и страдалищами, ты проходил что-то вроде теста на прочность и сообразительность. Это к тому же и некие испытательные макеты, где создаются разнообразные ситуации, необходимые для тренировки твоей души. На первый взгляд может показаться, что это дьявольские конструкции, и действительно, отчасти это так, они заставляют душу страдать, они могут напугать, а если ты не найдешь способа выбраться, то в физическом мире твое тело может никогда не проснуться: умереть или впасть в летаргию. К тому же через них темные способны засосать твое астральное тело в свои апартаменты. Нечто подобное произошло с тобой несколько лет назад, когда ты оказался в трапезной человека в черном плаще. Наверняка это был один из магистров темного воинства, но, к счастью, некие светлые силы не позволили завладеть ему твоей душой: по-видимому, сам магистр нарушил равновесие и превысил полномочия, не имея права на задуманное. Но получается вот что: черные, расставляя ловушки, сами того не желая, помогают душе развиваться, крепнуть в разных ситуациях и в конечном счете увеличивать ее личную силу, которая может быть использована для благих целей. Но так уж устроен мир: все сущее имеет как теневую, так и светлую стороны. Я не буду детально касаться лабиринтов, избы и всего остального – это явления одного порядка, и, как я сказал, кроме функции ловушек, имеют функцию страдалищ. Души, угодившие туда посмертно, просто  не имеют сил оттуда вырваться, ты их видел: окровавленные лица, показавшиеся из куста. Некоторые ловушки могут быть чем-то вроде лифта в нижний астрал, пример: избушка, которая стала погружаться в землю, и если бы твоя душа была утяжелена, то никаким усилием воли не удалось бы ее поднять на поверхность. Ну, не будем здесь касаться деталей отбывания наказания в аду - об этом, если не считать Данте, совершенно потрясающе написал Даниил Андреев в поэме «У демонов возмездия». Когда-нибудь обязательно дам ее тебе прочитать. Еще вопросы есть?
- Есть, - отозвался Андрей. – Мне, например, непонятна история с домом моего раннего детства в Донецке: что там, в астрале, есть местность на любой случай жизни, для любого, кто туда попадет?
- Ну конечно – нет, – терпеливо продолжал объяснять Маркелов. – Я думал, ты уже это понял. Форма там не имеет устойчивости предметов физического мира, и материя там того же порядка, что и материя наших ощущений и чувств. Возможно, кто-то провел эксперимент, попытался заманить тебя внутрь фигуры из черных запятых, а в качестве приманки был выставлен двор и дом твоего детства. А может быть и сама эта зона астрала имеет свойство принимать форму самых ярких впечатлений. Ты читал повесть Лема «Солярис»? Ну, что-то вроде этого. Тебя пытались заманить в ловушку, но ты не попался, и, когда фигура рассыпалась, поддерживать обман стало бессмысленно, и двор вместе с домом твоего детства превратились в знакомые уже тебе кварталы Нарова. Если бы ты попал внутрь этой фигуры, последовало бы новое испытание, и тогда выпутаться было бы труднее, никто не знает, что тогда бы могло произойти. Но ты разрушил ловушку правильными действиями, не входя туда: просто забрал у нее энергию, возможно, и сам не понимая, что делаешь. Что еще непонятно?
- Иван Саныч, - спросил Андрей, по ходу разъяснений припоминая новые неясности. – Вы что-то говорили об астральных шпионах. Как я понял, это касалось фантома моей классной руководительницы. Что ей было надо? И потом, кто был этот детина у стены, который открыл мне дверь в комнату с нашим фамильным зеркалом?
- Попробую высказать тебе свои соображения, хотя, повторяю, это – всего лишь одна из версий, - ответил Маркелов. – Здесь ты имел дело не просто с ловушкой: некие силы, наверняка темные, имели конкретный интерес к твоему астральному медальону. Возможно, они хотели заполучить его, как предмет силы, а может, сам по себе он им и не нужен, но этот медальон тебя от чего-то защищает, что им не нравится, а также, судя по тому, как эта дама его назвала, он служит ключом к различным астральным дверям. Ты ведь с помощью этого медальона соединил души детей с душами их родителей и помог им переместиться в более светлый мир. Может, он что-то вроде приемника, и через него ты получаешь советы и помощь светлых сил. В любом случае, интерес к этому талисману проявлен, и ты должен его тщательно оберегать. Ну а по поводу того, почему астральная сущность приняла образ классной руководительницы – тут, по-моему, все ясно: прочитала твои мысли и решила, что классная руководительница лучше всего сможет заставить тебя добровольно отдать медальон, поскольку силой забрать его они не могут. Последует нарушение Равновесия и неизбежное наказание. Поэтому, как только ты что-то заподозрил и дал отпор, фантом тут же ретировался. Теперь – по поводу детины. Тут ситуация менее ясна. Скорее всего, это был страж ворот, который решает, куда можно пускать астральных путешественников, куда нельзя. Почему-то он счел нужным пропустить тебя в вертикальный шурф. Возможно, тебе хотели продемонстрировать одно из страдалищ, где душа как бы теряет свои пространственно-временные координаты. Наверное, какие-то души подвержены именно такому наказанию, тебя же задержать там навсегда они не имели права и ограничились экскурсией, а также, как я понял, это был еще и тоннель в места других страдалищ.
- Иван Саныч, - снова заговорил Андрей. – Я вас сегодня замучил вопросами, но у меня накопилось столько неясностей! Почему я вдруг с душами умерших начал общаться, и даже, как мне кажется, помогать им? Я ведь ничего такого делать не собирался.
- Каждый человек на Земле, Андрюша, выполняет какую-то миссию, часто даже не понимая этого, и если его душа готова, то и миссию в астрале при жизни. – Задумчиво ответил актер. – И не всегда его дневное сознание догадывается об этом. Очевидно, ты получил задание от светлых сил и, насколько я понял, успешно с ним справился. То, что ты до сей поры об этом не догадывался, ни о чем не говорит: характер и задача задания была внушена твоему сверхсознанию, которое пока осознается тобою только в малой степени. Когда ты вышел в астрал, доступ к нему облегчился, и ты, сам того не понимая, начал действовать по его указанию. Дело в том, что многие души в посмертие находятся в замутненном состоянии, это связано и с условиями предшествующей жизни, и с уровнем развития души, поэтому многие из них даже не понимают, что умерли и находятся в другом мире. Ты с этим столкнулся. Твоя же душа частично пробуждена, в астрале ты сохраняешь достаточно ясное сознание и рациональный познающий ум, поэтому на тебя была возложена миссия объяснения. К тому же ты обладал достаточно большой личной силой, чтобы поделиться с умершими и помочь им переместиться в более высокие слои астрала. В одном случае ты соединил души детей с родителями, в другом – исполнил просьбу Даниила Андреева о помощи его сокамерникам. Лично его душа, находясь в мирах просветления, этого сделать не могла, ей был нужен посредник. Ну а задание и мыслеформу книги «Роза мира», как я уже говорил, твое сверхсознание получило от самой души Даниила Андреева, но осознал ты это только во время астрального выхода. Не сомневаюсь, что после контакта с книгой, вернее, ее энергией, души бывших зэков переместятся в более высокие, светлые слои астрала. Ну что, еще есть вопросы?
Андрей уже перестал удивляться легкости и логичности, с какой Маркелов объяснял ему самые запутанные вопросы. Мальчик ощущал радостную ясность, словно с плеч его свалился груз тягостных загадок.
- Да вроде бы все, - ответил он, пытаясь припомнить, какие вопросы у него возникали во время двух последних путешествий. – Как вы думаете, что меня ждет в дальнейшем?
- Об этом, Андрюша, я не могу сказать, - ответил Маркелов. – Пусть даже я о чем-то и догадываюсь, я не имею права навязывать свою схему. Это может исказить твой реальный путь, другое дело, как разъяснить тебе то, что уже произошло. Это твое духовное испытание, и справляться с возникающими проблемами должен ты сам. А пока занимайся йогой по намеченной нами программе, этот род духовной практики у тебя идет неплохо, но не исключено, что когда-нибудь ты перейдешь на другой путь. У меня почему-то в последнее время держится ощущение, что общаться нам осталось не так долго, и наши дороги должны разойтись. А впрочем, может быть, я и ошибаюсь, не переживай.
- Даже страшно об этом подумать, - взволнованно сказал Андрей. – Оказаться одному, среди этой неизвестности! Вы так хорошо все можете объяснить, успокоить. Если наше общение будет как-то зависеть от меня, то я все сделаю, чтобы оно никогда не прекращалось.
- Не зарекайся, - усмехнулся Маркелов. – Пути Господни неисповедимы. Может,  у тебя появится новый учитель, для которого твой путь будет более органичным, может быть, твоим учителем станет Единственная…
- Моим учителем – какая-то девчонка, которая даже неизвестно где живет? Что-то в это трудно верится, – с сомнением проговорил Андрей.
Маркелов снова загадочно улыбнулся:
- Может, ты еще долго не встретишь ее на Земле, может твоим учителем будет ее душа, возможно, вы уже готовы к устойчивому контакту.
- Да, чуть было не забыл, - вдруг вспомнил Андрей. – Почему в астрале я увидел в зеркале свое отражение, как отражение взрослого мужчины?
- Твоя душа взрослеет, и меняется ее условный облик, - улыбнулся Маркелов. – Но остерегайся, если в  своем лице, ты вдруг увидишь уродливые черты. Это будет свидетельством тому, что ты попал под  влияние черных. Вспомни «Портрет Дориана Грея». Ну ладно, заговорились мы с тобой, завтра вставать рано.
На этом друзья расстались, и Андрей побрел домой, сильно расстроенный последним заявлением Маркелова.
Прошел месяц, и у Андрея произошел новый астральный выход. В ту ночь он заснул обычным сном, но проснулся под утро со знакомыми ощущениями жужжания во всем теле, правда, на этот раз оно не было столь неприятно, как раньше, и Андрей даже не отправился в ванну, чтобы избавиться от томления в ногах. Некоторое время он наблюдал ощущения своего тела, затем понял, что видит свою комнату, тьма которой только недавно стала рассеиваться утренней предрассветной мутью, причем видит с закрытыми глазами. Это было очень интересно, и Андрей начал забавляться новым явлением. Он обратил внимание, что видит не всю комнату, а только ее какие-то фрагменты, и не может по своему желанию увидеть тот или иной предмет. Перед его мысленным взором почему-то все время появлялось пианино (он уже много лет не занимался музыкой, но пианино осталось, как напоминание о былых мучениях), особенно его нижняя часть с педалями и закатившаяся под него авторучка. Мальчик вспомнил, что около полугода назад у него пропала ручка, и все его поиски не дали результатов, правда, под пианино он, кажется, не заглядывал. Затем он переместил внутренний взор в сторону окна и разглядел письменный стол с часами, правда, часы оказались не те, что стояли на столе в действительности. Вместо обычного будильника, он увидел старинные часы с маятником, и тикали они с гораздо большими интервалами, чем в обычном мире, а цвет циферблата на каждый «тик» становился то белым, то черным, и стрелки показывали то шесть, то полседьмого. Он попробовал рассмотреть другие части комнаты, но это почему-то не удавалось, все время появлялась либо нижняя часть пианино, либо часы с меняющимся циферблатом. Затем комната пропала, и перед внутренним взором пошли красочные картинки. Он увидел какой-то незнакомый дачный участок, одноэтажные и двухэтажные деревянные коттеджи утопали в цветах, и фруктовые деревья ломились от спелых яблок, груш, слив. И коттеджи с резными ставенками и петушками на крышах, и художественно изготовленные невысокие заборчики, и приусадебные участки с аккуратными грядочками, подстриженной травкой и плиточными дорожками были на диво приветливы и ухожены. Та часть дачного поселка, которую видел Андрей, вплотную примыкала к прекрасному сосновому бору с высоченными корабельными соснами, белым мхом и кустиками брусники. Вся картина была залита мягкими лучами невидимого солнца, и Андрею страшно захотелось там очутиться. В этот момент его сознание втянулось в невидимый тоннель, и через мгновение он очутился в том месте, которое только что стояло перед его мысленным взором.
Испытывая непередаваемый покой и радость, каких он никогда не испытывал во время своих предыдущих астральных путешествий, Андрей двинулся по дивному сосновому лесу.
«Как хорошо! – думал он. – Никогда подобных чувств не испытывал».
Немного побродив среди высоченных стволов, он уселся на ласковый белый мох рядом с рыжеватой сосной и стал поглаживать шероховатый толстенный ствол, затем ему захотелось убедиться в достоверности происходящего. Он начал рассматривать свои руки, лежащие на стволе – они выглядели на удивление устойчивыми, и не меняли формы, затем он, почему-то, решил проверить прочность дерева, обхватил его руками и начал сжимать. До какого-то момента руки его встречали устойчивую преграду, затем, когда он надавил сильнее, они стали входить внутрь древесины, словно она была выполнена из какого-то мягкого материала, то есть руки ощущали преграду, но преодолевали ее, и через какое-то мгновение соединились. В этот момент дерево надломилось, начало крениться, но когда Андрей испугался, что может быть покалечен упавшей сосной, и машинально крикнул: «Отдай свою энергию», – падающий ствол вдруг превратился в тень, и эта тень вытянулась по всей длине на земле, хотя никакого дерева, которое могло отбрасывать эту тень, уже не было. В этот момент Андрей ощутил мощный прилив сил и озорной радости от этого неожиданного могущества.
«Вот здорово, - подумал он, – такое огромное дерево голыми руками свалил! Ну-ка еще попробую».
Какое-то время он опустошал лесной участок, без разбора сваливая и превращая в тени окружающие сосны, затем, одумавшись и посмотрев на уничтоженный им уголок леса, то тут, то там усеянный странными тенями без объекта, вдруг устыдился своей бессмысленной удали.
«Ну вот, столько красивых деревьев погубил! – подумал Андрей. – Такое было благостное место, а теперь – одни тени на земле. И все же, какие силы передались! Такое чувство, что любое дело могу совершить. Надо будет этот способ восстановления сил запомнить, может, для дальнейших путешествий пригодится».
Испытывая небывалую бодрость, Андрей решил осмотреть дачный участок, чтобы снова испытать радость щедрого урожая, которую он частично испытал еще до выхода из тела. И тут выяснилось, что, собственно, никуда он пойти не может: земля схватила его ноги мертвой хваткой. Он опустил взор вниз и увидел, что никаких ног, да и всего тела нет, а под ним находится ствол дерева: Андрей понял, что превратился в огромную сосну.
Вся его удаль и самодовольство мгновенно испарилась, и он испытал неподдельный страх. Всюду на высоте его взора виднелись верхушки оставшихся сосен, а от его ствола во все стороны расходились тени только что погубленных им деревьев.
«Доигрался, - подумал Андрей, – сколько раз убеждался, что здесь надо быть осторожным, как бы красиво вокруг ни казалось. И что же теперь делать?»
Андрей огляделся вокруг. Трудно сказать, как именно он огляделся, поскольку ни головы, ни глаз у него не было, тем не менее, его взор свободно двигался по окружности. С одной стороны достаточно далеко простирались верхушки деревьев, затем – что-то вроде карьера, затем – снова лес, а может быть, большой сад, поскольку деревья были гораздо ниже и выглядели как-то окультурено. Еще дальше, где-то на горизонте виднелось что-то вроде огромной телевизионной башни непомерной высоты, поскольку даже простиравшиеся там горы выглядели гораздо ниже. С другой стороны шли уютные садовые участки, утопающие в зелени и цветах, а дальше – здания, сходные с православными церквями и мечетями (Андрей просто не знал, как выглядят храмы других религиозных конфессий), и заканчивалась вся эта панорама кварталами современного города.
«Ну, это вроде бы Наров, - подумал Андрей. – Правда, остальные места незнакомы».
Мальчик задумался над своим положением. Как ни странно, оно не только не пугало его, но даже начинало нравиться.
«А ведь неплохо, - подумал он, – вот так стоять среди этих роскошных сосен и качаться на ветру».
Он почувствовал замедленность и сонливость своих ощущений, словно время притормозило ход, и стало обволакивать его сознание приятной дремой, притупляя остроту восприятия.
«Как в младенчестве! – подумал Андрей. – Раскачиваешься в коляске, и ни о чем не надо думать, беспокоиться».
Он весь проникся замедленным, дремотным состоянием сосны: как ему уютно и покойно этим предосенним днем, как приятно переливаются по стволу животворные соки, как благостно не думать о том, что будет завтра или через месяц, не заботиться о хлебе насущном, испытывать равнодушную симпатию ко всему окружающему.
Его плавные, неторопливые мысли были прерваны вдруг зазвучавшей откуда-то музыкой. Откуда она шла – было трудно разобрать – вроде бы со стороны дачных участков. Мелодию Андрей также не знал, но напоминало она «Бахиану» Вилла Лобоса, и женский голос без слов тянул чарующую песню, погружая сознание Андрея в давние воспоминания детства и какого-то светло-печального несбыточного. В этот момент мальчик почувствовал, что разум его возвращается в прежнее состояние, затем возникло уже знакомое чувство всасывающей трубы, сосновый лес пропал, и мальчик осознал себя в комнате на кровати.
Но на этом история не закончилась. Вставать было еще рано, и Андрей, немного успокоившись, решил пройти все до конца. Вскоре снова заработал его внутренний маховик, и через несколько минут он вновь был на полу. Мальчик заметил, что давление на его астральное тело во многом зависит от освещенности, и поскольку стояло раннее утро, он ощущал приятную легкость. Уже просачиваясь сквозь стекло, он обратил внимание, что находится на высоте гораздо большей, чем пятый этаж, и за обычным палисадником расположена не асфальтовая дорога, а длинная аллея высоких тополей, правда, их вершины все равно располагались гораздо ниже его окна.
Почему-то Андрею ужасно захотелось спикировать на эти верхушки, поэтому он оттолкнулся от окна как можно сильнее и плавно опустился на крону ближайшего дерева. Крона не пригнулась, ветки не посыпались, мальчик совершенно спокойно, без малейшего риска упасть, стоял на самой макушке, затем перепрыгнул на ближайшую. Тополя были посажены в два ряда, и тянулась эта аллея достаточно далеко, причем все деревья были примерно одной высоты, кроны их сливались, поэтому получилась прекрасная дорога, по которой Андрей, испытывая необычную искрящуюся радость, двинулся вперед.
Мальчик давно заметил, что настроение здесь постоянно меняется по не зависящим от него причинам, словно кто-то его переключал, к тому же была одна четкая закономерность. Как только он приближался к какой-нибудь растительности, тем более прикасался к ней (исключение составляли голые ветки), Андрей тут же испытывал удивительную радость и покой, словно это состояние напрямую передавалось ему от прикосновения к листве и цветам. Такое же чувство было у него и теперь, когда он, словно на гигантских шагах, перепрыгивал с верхушки на верхушку.
Аллея тянулась к дачному поселку, очень похожему на тот, где он побывал совсем недавно и влип в историю с соснами. Мальчик решил осмотреть его. Вскоре домишки оказались уже совсем рядом, Андрей решил спрыгнуть вниз, оттолкнулся от последнего дерева, но вместо приземления взмыл в небо.
«Ну вот, - подумал Андрей, – вечно получается не то, что хочешь, теперь опять под этим дурацким небом лететь придется».
Как было уже не раз, он оказался повернутым лицом вверх к чернильной плоскости лже неба, усеянного туманностями и отдельными точками звезд. Так же как и раньше, ему вскоре наскучил этот бесконечный полет, и он стал совершать вертикальные взмывы. На этот раз он чувствовал, что сил у него стало больше, его свечи каждый раз оказывались все выше и выше, и вскоре он вплотную приблизился к одной из туманностей, и прикоснулся к ней. Это оказалась довольно плотная среда, тем не менее, после некоторых усилий руки вошли в нее, а затем Андрей начал разрывать пробитый не очень крепкий картон, схватился за край, подтянулся и оказался в полутемной, достаточно просторной комнате.
Комната была обставлена без особого шика, но со вкусом: гарнитур из диван-кровати, нескольких кресел и стульев, обтянутые одинаковой обивкой, разрисованной цветами, старинный стенной шкаф и большой письменный стол с выдвижными полочками и старинным бронзовым письменным прибором, какие были модны в начале века. Довершали обстановку несколько бра и хрустальная люстра, причем осветительные приборы не горели, и в комнате стоял полумрак. На диване сидели мужчина и женщина интеллигентного вида, оба в дорогих домашних халатах, какие можно увидеть на довоенных фотографиях. Они без особого удивления, но с некоторой тревогой глядели на Андрея, словно что-то хотели спросить, но не решались. Андрей внимательно рассмотрел лица обитателей квартиры, в какой-то момент возникло ощущение, что где-то уже он их видел, но где – никак не мог припомнить, как ни пытался.
«Опять обман, - подумал Андрей, – думал, пройду через небо и окажусь в каком-нибудь светлом, радостном мире, а попал в какую-то темную квартиру. Похоже, это снова покойники, придется опять разъяснительной работой заниматься».
Обитатели квартиры не смутились неожиданным появлением незваного гостя и тем, что он пристально рассматривает их лица. Андрей заметил, что местные жители либо совсем не реагируют на пристальный взгляд незнакомца, либо меняют форму, или вообще исчезают.
- Здравствуйте, - нарушил молчание мужчина. – Что-то вы сегодня налегке, без обеда.
- Какого обеда? – Не понял Андрей. – Я, кажется, у вас тут впервые. А вас не смущает то, что я здесь таким странным способом очутился? Но, видит Бог, я не хотел, я вообще понятия не имел, куда попаду. Хотел через небо пройти, а оказался здесь…
- Сначала смущало, затем привыкли, – грустно ответил мужчина. – Мы здесь уже давно, уж и не знаем, сколько времени в этой квартире сидим. Да и как тут время узнать, если ни дня, ни ночи, только этот полумрак, и часы не работают.
- И электричество тоже не работает, - добавила женщина. – Что там начальство в ЖЭКе делает! Безобразие…
- А к гостям мы привыкли, - продолжал рассказывать мужчина. – Вот, так же как вы, прямо через пол появляются – каждый день разные, какие-то продукты приносят, на вопросы не отвечают и сразу же пропадают. Мы сначала удивлялись, возмущались, а теперь привыкли. Вы первый за это время с нами заговорили, да и видом вроде не из тех, те – в военной форме, и лица – каменные. Может, объясните, где мы находимся? Похоже на нашу квартиру, да, вроде, и не она.
«С чего начать? – подумал Андрей. – Как-то неудобно сразу говорить, что они умерли».
- А чего ж вы часы в мастерскую не снесете, и в ЖЭК не сходите, не пожалуетесь? – не совсем к месту спросил Андрей. Сейчас он не чувствовал помощи свыше, и не совсем представлял, о чем говорить с этими людьми.
- Эх, - горестно усмехнулся мужчина. – Да если бы отсюда выйти можно было, давно бы сходили. Вначале пытались отсюда выбраться, а сейчас уже бросили. Выйдешь за дверь, и сразу же попадаешь в какой-то коридор. Идешь по нему, идешь из одной двери в другую, пока снова в эту квартиру не возвращаешься. Тут уж рад-радехонек, что из лабиринта выбрался. В общем, в последнее время мы отсюда и не выходим, все равно бесполезно. Так мы эту квартирку любили, так радовались, когда ее получили. Вначале она была нормальной, как у всех, что с ней произошло – непонятно, теперь сами не рады, что здесь очутились. И хотели бы отсюда сбежать, да не можем.
- А может быть, вы получили ее нечестным путем? – мелькнула в голове Андрея догадка. Трудно сказать, почему Андрей рассчитывал получить откровенный ответ на столь деликатный вопрос, особенно, когда его задает первый встречный, однако он сознавал, что земная психология неприменима к этому миру. Он догадывался, что посмертное существование снимает с души тормоза приличия и боязнь потерять лицо. По крайней мере, у Андрея создалось впечатление, что астральные существа являются упрощенной копией человека, причем подчас упрощение приводило к положительному результату. И действительно, нимало не смутившись, женщина продолжила рассказ своего супруга:
- Да мы с Боренькой только об этом и думаем, за это нам, наверно, и кара Божья!
- Ну что ты, Наденька, нет никакого Бога! – Как-то нервно заговорил мужчина. В его голосе не было особой уверенности. – Просто мы, наверное, чем-то с тобой заболели, а может быть, это – вообще лечебница для душевно-больных, кто знает, что могло произойти. - Вообще-то мы, - снова вернулся он к прерванной теме, – действительно, получили эту квартиру не совсем обычным путем. Раньше в этой квартире жили, с позволения сказать, наши друзья, физиолог один известный с супругой… Как его фамилия, никак вспомнить не могу. Все вспоминаю, вспоминаю, а вспомнить не могу. Мы к ним часто в гости приходили – до войны это еще было – ну и они про товарища Сталина и про нашу страну всякие вольные высказывания стали себе позволять.  И еще о том, что какой-то Высший космический разум существует. У него в доме к тому же всякая запрещенная литература хранилась. А еще – советский физиолог! Ну я однажды в соответствующие органы и написал. Что с ним потом случилось, – не знаю, но вскоре нам вручили ордер на их квартиру, и мы с Наденькой сюда переселились. А что делать! Это был мой долг, я ничего не выдумал! А то, что мы их квартиру получили, так это так власти распорядились. А потом война началась, был голод, а что дальше произошло, – не помню. Сначала в этом месте я оказался, потом – Наденька. Так мы с этого времени здесь и живем, и никуда выйти не можем. Время от времени здесь какие-то военные появляются из пола, как вы появились, приносят еду, а как мы есть садимся, еда исчезает. Как мы до сих пор от голода не померли – непонятно. А иногда здесь бывший хозяин квартиры появляется: походит, походит, квартиру осмотрит и исчезает, а я потом все пытаюсь его лицо вспомнить, и никак не могу. Совсем уже измучился этими мыслями. – Мужчина замолчал и с тоской уставился на противоположную стену. – Может, вы разъясните, что здесь происходит, и где мы находимся? – заискивающе спросил он Андрея.
- Все очень просто, - ответил Андрей, глядя в лицо супругам. – Вы умерли и находитесь в астральном мире. А все, что вы здесь видите, – это ваша материализованная совесть. Вы так мечтали об этой квартире? Вы ее получили, и выбраться отсюда не позволяет ваша совесть, которая есть Искра Божья.
- Какой Бог! – тревожно заговорил мужчина. – Я сам ученый, правда, чем занимался раньше, никак вспомнить не могу, но я помню, что уже доказано: ни Бога, ни души, ни загробного мира нет, это и сам товарищ Сталин неоднократно заявлял…
- Я не знаю, - усмехнулся Андрей. – Убедился ли товарищ Сталин в существовании Бога, но то, что он убедился в существовании дьявола – я в этом не сомневаюсь. А вы сами-то не видите, что здесь все не так, как на Земле, как вы объясните все странности, которые здесь происходят?
- Ну, я не знаю, – смущенно заговорил мужчина. – Может, мы с Наденькой с ума сошли, и нам все это кажется. Мы раньше все мучались по поводу того, каким образом нам эта квартира досталась. По крайней мере, я не помню, что умирал. А ты, Наденька, помнишь? – Супруга отрицательно покачала головой. – Что была война, блокада, голод – помним. А потом пришли какие-то военные и сюда увели. Сначала – меня, потом – Наденьку, и никаких чертей, никаких ангелов! Наверное, это были санитары и увезли они нас в лечебницу для душевнобольных. Хотя, как там могла наша квартира оказаться? Не понятно…
«Да, - подумал Андрей. – Оказывается, образованные атеисты идею Бога принимают гораздо труднее, чем простолюдины. Ведь сколько времени с момента смерти прошло, а они так ничего не осознали, и страшатся принять саму эту идею».
- Что вам сказать, - ответил мальчик. - Доказывать я вам ничего не собираюсь. Если уж сам факт вашего существования не убеждает вас в существовании загробной жизни, то любые аргументы здесь будут бессильны. Можете считать происходящее здесь с вами безумием, а это место – сумасшедшим домом. По-видимому, при жизни вы не были лишены совести, но за свой страшный поступок теперь расплачиваетесь. Помочь я вам ничем не могу, прощайте.
Супруги ничего не ответили. Выходя через дверь в прихожую, Андрей еще раз обернулся. Муж и жена смотрели ему вслед тоскливыми глазами, а сзади них стоял высокий худой человек в одежде заключенного. Андрей сразу узнал старую фотографию из семейного альбома, правда, там этот человек был в светской одежде. На него смотрел покойный брат деда, Николай Александрович Тихомиров, в прошлом известный физиолог, и, по рассказам мамы, занимавшийся всякими парапсихологическими экспериментами. В 37 году его вместе с женой арестовали по доносу кого-то из знакомых, и, судя по всему, срок до конца отсидеть ему не удалось, но когда и где он умер, Андрей не знал. Затем мальчик услышал голос своего двоюродного деда, которого он, естественно, никогда не видел, причем, судя по всему, супруги его не видели и не слышали.
- Не огорчайся, им осталось не долго. Свое предательство они уже почти отработали, а вот неверие будет отрабатываться в другом месте. Скоро их переведут туда, но это уже совсем другая история. Счастливого пути, родственник.
Андрей молча помахал рукой и вышел на лестничную площадку, затем спустился по лестнице вниз и выбрался из дома. Во внешнем мире снова было светло и, пожалуй, даже радостно. Дом, из которого только что вышел Андрей, завершал собой небольшой квартал двенадцатиэтажных башен вполне современного вида, а впереди простирались небольшие холмы, покрытые остролистой, изумрудной травой. То тут, то там виднелись другие кварталы многоэтажных домов в виде небольших островков. Отдаленные дома было трудно разглядеть, но ближайший островок состоял в основном из многоэтажек башенного и корабельного типа, и среди них Андрей увидел двигающийся трамвай.
- Надо же, - подумал мальчик. – Вот и транспорт появился. Интересно, по какому маршруту он ходит, отдельные кварталы, что ли, соединяет? Никогда еще не видел трамвай среди холмистого поля. А может, это, как и многое здесь, - обычная бутафория.
- Андрей! – вдруг услышал он голос за спиной.
Поскольку его никто не называл здесь по имени, он даже вздрогнул от неожиданности и обернулся. Перед ним стояла полная пожилая женщина с рыхлым лицом, совершенно незнакомая Андрею.
- Ну, как, ванну удалось установить? – спросила женщина, как спрашивают соседа – просто, чтобы завязать разговор.
- Какую ванну, - удивился мальчик. – Мы разве с вами знакомы?
- Как? – в свою очередь удивилась женщина. – А разве нет? Вы же этажом выше живете, вам вчера ванну привезли, вот я и спросила.
- Да нет, - покачал головой Андрей. – Я здесь не живу, хотя вашим соседом вполне мог быть человек, внешне похожий на меня. – Он опять почувствовал знакомое ощущение необходимости разъяснить этой женщине ее положение. – Здесь вообще много странного, и кто угодно может быть похож на кого угодно. А вы разве с этим раньше не сталкивались? Разве вас раньше это не удивляло?
Глаза женщины потускнели:
- А я не знаю, может, и сталкивалась, наверное, так надо, – ответила она растерянным голосом.
Андрей заметил, что все существа в этом мире, с которыми ему довелось разговаривать, как-то странно угасали, когда речь заходила о явлениях, которые они не могли объяснить. Словно какая-то часть сознания, ответственная за рациональное объяснение мира, у них была напрочь стерта. В их природе ощущалась какая-то однобокость, словно людьми они были только на поверхности, а внутри скрывалась пустота. И все же мальчик попытался вытянуть из женщины самостоятельное объяснение.
- Сами-то вы понимаете, что находитесь не в том мире, где жили когда-то, что там все было по-другому? – тормошил он бестолковую покойницу.
- Не понимаю, - вяло ответила женщина. – Кажется, как жила, так и живу, хотя, по-моему, раньше я жила в каком-то другом месте, а как сюда попала, – не помню. Какие-то строители привели, а потом в доме ремонт был…
- Какой ремонт! – возмутился Андрей. – Вы посмотрите на небо, на нем же солнца нет! Вы хоть помните, что такое солнце?
- Солнце, - как эхо отозвалась женщина. – Раньше, кажется, знала, а сейчас чего-то вспомнить не могу. Да некогда мне всякую глупость вспоминать! Тут столько работы по дому!
- Какой работы? – удивился Андрей. – Тут же ничего делать не надо!
- Как не надо! Как не надо! – оживилась женщина, словно Андрей наконец коснулся знакомого предмета. – А в магазин сходить! А полы  вымыть! А ведро вынести, а обед сготовить, да и вообще, всего не перечислить.
- А для кого все это? – спросил Андрей. - Вы сами-то есть хотите?
- Да нет, - смутилась женщина. – Вроде бы не хочу, я и не ем никогда.
- А у вас что, дети, внуки здесь? – снова спросил Андрей.
- Да нет никого, наверное, уехали куда-нибудь, - растерялась женщина, – приходят тут ко мне эти, как их… Да не знаю, кто они, – приходят и забирают еду. А грязи после них сколько! Опять всю квартиру перемывать приходится – и так каждый день.
- Вы говорите «каждый день», а разве здесь бывают дни, ночи, солнце, луна, темно, светло? Вы спите когда-нибудь?
На лице женщины отразилась беспомощная попытка что-то вспомнить:
- Слова эти я знаю, - наконец сказала она. – А вот, что они означают, никак припомнить не могу. Кажется, это было давно, совсем в другом месте, вот только где? Нет, не помню. – Лицо женщины вновь обрело полудремотное выражение. – Чего вы меня мучаете? – сказала она вяло. – Мне в магазин надо, а вы ко мне со всякими глупостями пристаете.
«Ладно, – подумал Андрей, – попробую спросить о чем-то более для нее существенном».
- Подождите, - снова обратился он к женщине, видя, что та собралась уходить. – А откуда вы мое имя узнали?
- Да я думала, что вы – наш сосед, - снова оживилась женщина. – Вы же из этого дома выходили, да и похожи на  него вроде бы. А может, мне просто показалось. – Она задумалась. – Правда, я не уверена, что его звали Андрей, у него строители недавно ванну меняли – вот это я точно знаю. Ну а почему я решила, что вас так зовут, – этого я сама объяснить не могу.
- А что это за строители такие? – снова спросил Андрей. – Чем они здесь занимаются?
- А тем и занимаются! – раздался за спиной Андрея резкий голос. Он обернулся и увидел худую пожилую женщину с заостренными чертами лица. – Недавно вот приходили, якобы водопроводные трубы поменять, - продолжила новая собеседница. – Потом половины жильцов недосчитались. Правда, пустые квартиры скоро вновь прибывшие заняли.
Андрей внимательно поглядел на новую собеседницу. Ему показалось, что лицо ее было гораздо более осмысленным, чем у полной, к тому же в нем была заметна, казалось бы, неуместная насмешка.
- Вы-то знаете, - понизил он голос, – кто вы такая и что с вами произошло?
- Я-то знаю, - усмехнулась худая. – Чего уж тут не знать, это вон та уборщица ничего не знает, - кивнула она на другую женщину. – Да что с нее взять – дура, - продолжила она, ничуть не смущаясь тем, что та ее слышит. – Померли мы, вот и все тут, только одни это понимают, а другие – нет. Вы не обращайте внимания на нее, она все равно – только отойдет, и все забудет.
- Вы-то тут давно? – спросил мальчик, не зная, как продолжить сразу ставший ненужным разговор.
- Да нет, недавно, верующие здесь надолго не задерживаются, правда, куда отсюда попадем – одному Богу известно, – ответила худая.
- Ну и как вам здесь нравится? – спросил Андрей.
- Нравится, не нравится, какая разница! Кормят, да и ладно. Какое бы Господь посмертие ни уготовил – все по заслугам. Когда срок подойдет – пойду к церквям, – указала она кивком на отдаленные, почти у горизонта, строения. – Оттуда и отправлюсь, куда следует. А эту, - худая снова кивнула на полную, тупо застывшую рядом с Андреем. – Ее с удобствами прямо из квартиры заберут эти самые строители. Хотите посмотреть, как нашего брата по этапу отправляют, к церквям сходите, – закончила она и двинулась своей дорогой. Полная, так ничего и не проговорившая после появления худой, засеменила следом.
- Эй, - крикнул ей вдогонку Андрей, – а вам что, не интересно, кто я такой? Вы меня тоже за покойника приняли?
- Да астральщик ты, - откликнулась худая. – Светишься по-другому, да лицо меняешь – молодой, поди. Таких здесь немало шастает, все интересуются. Только зря ты это затеял, не для живых это место. Смотри, не попадись…
Кому именно не попадаться, Андрей так и не узнал, и женщины скрылись за ближайшим холмом.
- Кажется, первого более-менее нормального человека встретил, – думал Андрей, направляясь через холмистое поле к городскому островку. Он твердо решил добраться, по совету худой женщины, до храмового комплекса, и путь туда пролегал через этот самый островок, где мальчик совсем недавно заметил двигающийся трамвай.
Вскоре Андрей стоял около серой пятиэтажки, с небольшим цветником под окнами.
«Цветы, - подумал Андрей. – Почему здесь растения такую радость вызывают? Сейчас немного у цветов посижу, чтобы себя в порядок привести».
(Он обратил внимание на то, что руки его снова начали менять форму, а тело, несмотря на хорошую освещенность, стало каким-то зыбким и подозрительно прозрачным).
- Энергию, что ли при разговоре растерял? – подумал Андрей. – Ну ничего, сейчас к дому подойду, руки зафиксирую. Надо подзарядиться.
Он уселся у стены дома, положил руки на цементное покрытие кирпичей и начал фиксировать взглядом ладони и фактуру стены. Вначале руки никак не хотели прийти в норму, виделись еле-еле, и пальцы постоянно сливались в общую культяпку, однако фактура цементного покрытия выглядела устойчивой, и взгляд мальчика постоянно соскальзывал на стену. Она была испещрена каким-то хаотическим узором и невольно притягивала внимание. Андрей вспомнил, что нечто подобное с ним уже происходило, и вскоре из бессистемного переплетения линий стали вырисовываться незнакомые лица. Выглядели они, в отличие от его прежних упражнений, очень реально и рельефно, через пару минут они ожили и стали корчить Андрею забавные рожи. Мальчик с удивлением и беспокойством глядел на этот астральный маскарад. Перед ним появлялись то жутковатые младенцы, то соблазнительные женщины, то безобразные старики. Было впечатление, что они находятся в постоянной беседе друг с другом, но сколько-нибудь продолжитеньный разговор не получался, поскольку эти лица и фигуры существовали на поверхности стены очень недолго и быстро пропадали, сменяясь новыми. Вдруг, словно подчиняясь неслышному приказу, они на мгновение замерли, а затем стали делать Андрею зазывающие жесты, словно приглашая внутрь стены. Сообразив, что дело может закончиться неизвестно чем, Андрей захотел отойти от дома, но не тут-то было. Его зыбкие руки прилипли к стене и никак не хотели от нее отделяться. Собрав все силы, мальчик отвел взгляд от коварного маскарада и попытался освободиться. В какой-то момент это стало ему удаваться: отлипла правая рука, а левая касалась стены уже только небольшим участком ладони, но тут все кривляки исчезли, из стены появилась чья-то рука в черной перчатке с рубиновым перстнем, схватила Андрея за кисть и медленно стала затягивать внутрь. Мальчик сопротивлялся, как только мог: читал защитные мантры, обрывки православных молитв – знал он их совсем немного, – но, несмотря на все это, сантиметр за сантиметром коварная сила затягивала его руку все глубже в стену. На какое-то мгновение силы их уравнялись, когда Андрею удалось вызвать в своем сознании огненный крест и поставить его на стену, затем машинально он схватился за область сердца свободной рукой и почувствовал в ладони теплую ласкающую поверхность медальона. В этот момент он вспыхнул белым светом, и черная рука, словно ее ударили током, отпустила Андрея и ушла в стену. Мальчик был свободен и поспешил убраться от коварной ловушки.
«Опять прокол, - подумал Андрей. – Теперь и не знаешь, где эти гады подстерегут».
Правда, что это за гады, он не знал, но инстинктивно чувствовал, что за ним ведется охота. Обогнув опасный дом, мальчик оказался в уютном дворике, где в обычном мире так любят посидеть на лавочках и посплетничать либо забить козла пенсионеры. Посреди двора был разбит небольшой цветник, и Андрей, чувствуя, что истратил все силы на борьбу с рукой, остановился рядом с кустиком каких-то незнакомых цветов. От куста исходил покой и успокоительная нежность, он уселся вплотную к кусту, стал поглаживать мелкие нежные листики и постарался припомнить, что это за цветы. Однако цветы затеяли с ним забавную игру, и стоило ему перевести взгляд с одного венчика на другой, как тот тут же превращался в какой-то иной, а пока он пытался припомнить, что это за вид, его постигала новая метаморфоза. Он так и не смог узнать ни одного цветка, но за этими превращениями не ощущалось опасности, и вскоре Андрей почувствовал, что силы вернулись к нему, а посмотрев на свои руки, он с удовольствием отметил, что они утратили прозрачность и приобрели более-менее устойчивую форму.
«Кажется, нашел способ безопасной подзарядки», – подумал Андрей. Он уже собрался покинуть цветник и продолжить свой путь, но тут услышал за спиной конец фразы, начала которой он не разобрал:
- Все врут, никому верить нельзя!
Андрей обернулся и увидел, что по дорожке, пересекающей дворик, идут несколько пожилых мужчин, имеющих внешность типичных пенсионеров-ветеранов, в схожих помятых пиджаках и соломенных шляпах. Тот, который только что обвинял кого-то во лжи, с красным одутловатым лицом и наградной колодкой на лацкане, возмущенно размахивал руками, а на лице его застыло выражение недовольства и благородного гнева.
- Ты что здесь делаешь? – негодующе обратился он к Андрею. – Цветы из общественной клумбы рвешь? Ходят тут всякие, все зеленые насаждения повытоптали!
Сцена была настолько нелепой, если вспомнить, в каком мире это происходило, что Андрей отскочил от цветника и что-то невнятно забормотал в свое оправдание.
- Вот молодежь, не работает, не учится, шляется без дела, а потом все поломано и вытоптано. Мы за них на фронте кровь проливали, а им на все наплевать!
- Послушайте, какую кровь, какие зеленые насаждения, вы что, не понимаете, кто вы такие и где находитесь? – обратился Андрей к негодующему ветерану, снова ощущая настоятельную потребность разъяснить этим существам их положение. – Здесь же ничего вытоптать нельзя! – добавил он, не дождавшись от своих собеседников ответа.
Лица ветеранов тем временем приобрели выражение пустоты и беспомощности, словно этот вопрос входил в область ситуаций, на которые их рассудок переставал реагировать. Они походили на живые автоматы, рассчитанные на какую-то очень ограниченную программу, и все, что выходило за рамки этой программы, не вызывало ответной реакции. Стараясь чем-то подтвердить свои слова, Андрей схватил пучок листьев с цветами, и вырвал из земли, и, действительно, в этом месте не образовалось проплешины, а листья с цветами медленно растаяли в руке.
- Скажите, это нормально? В обычном мире так могло произойти?
Собеседники Андрея как-то нерешительно стали пожимать плечами, а сердитый ветеран буркнул:
- Чего тут, как положено, так и происходит!
Но Андрей не отступал, ему до боли захотелось вызвать у этих людей хоть какие-то догадки на предмет собственной судьбы.
- Посмотрите на небо, оно же черное, и солнца нет, а кругом светло, как днем!
Вдруг, как бы подтверждая некую нереальность происходящего, крыши двух соседних домов начали совершать реверс – туда обратно, а затем, странным образом изогнувшись, соединились.
- Вот, посмотрите на крыши, разве такое в обычном мире вы когда-нибудь наблюдали? – пытался достучаться мальчик. – Или проделать то, что я сейчас проделаю.
Подчиняясь странному порыву, он подошел к ближайшему дому и начал подниматься по его вертикальной стене, не меняя положения, словно по обычной дорожке. За несколько минут он дошагал до крыши, оттолкнулся от ее края и медленно спланировал вниз.
- Скажите, - снова заговорил он. – Такое в нормальном мире возможно?
- А что, - сказал один из пенсионеров каким-то извиняющимся тоном. – Если все так могут, чего ж тут необычного?
Неожиданно рядом с ними прогрохотал трамвай. Каким образом среди этого уютного дворика оказалась железная дорога, Андрей так и не понял, вроде бы только что ее здесь не было. И водитель трамвая, молодой мужчина, словно бы выброшенный катапультой, прямо через боковое стекло вылетел наружу и побежал в сторону соседних кварталов, а стоявшая на остановке девушка (Андрей также не заметил, как она здесь очутилась) влетела внутрь трамвая через его металлическую стену. Сцена эта не вызвала у пенсионеров никакого удивления, и как только трамвай скрылся за ближайшими домами, они, утратив всякий интерес к Андрею, двинулись своей дорогой.
- Поймите, - крикнул им вслед Андрей. – Вы все давно умерли! Это очень важно понять, это облегчит ваше дальнейшее посмертие!
- А чего тут понимать, - отозвался сердитый ветеран. – Все кругом врут, мы кровь проливали, а они работать не хотят, клумбы топчут!
Его слова были прерваны появлением мужчины в военной форме, который вел на поводке огромного черного пса, как две капли воды похожего на того, с которым Андрей имел неприятное знакомство во время своего первого астрального путешествия.
- А ну, по домам, по домам! – резко прокричал военный. – Не положено ходить!
И пенсионеры, доселе проявлявшие равнодушие к окружающему, прыснули в разные стороны. На их лицах застыл неподдельный ужас. А дальше произошло следующее: собака то ли сорвалась с поводка, то ли военный отстегнул ее незаметным движением, и ринулась на пенсионеров. Один из них - кажется, это был сердитый ветеран, - на мгновение замешкался, и пес, совершив огромный прыжок, накрыл его и подмял под себя. Андрей похолодел, ожидая кровавой расправы, но ничего подобного не произошло. Пес поднялся с земли, а ветерана не было, словно он был мгновенно поглощен телом собаки. При этом пес заметно раздался в объеме, и вид у него был чрезвычайно довольный. Пока происходила эта дикая сцена, остальные пенсионеры успели добежать до ближайших домов и скрыться в подъездах.
Военный отнесся к произошедшему совершенно спокойно, словно кормить пса ветеранами было для него обычным делом, и собрался уже скрыться за ближайшими кустами акации, но Андрей остановил его.
- Послушайте, - взволнованно заговорил мальчик. – Что же вы делаете, разве можно человека собаке скармливать?
Военный (это был высокий человек в армейской форме тридцатых годов, с совершенно не запоминающимся лицом, как на плакатах того времени) смерил Андрея напряженным взглядом, словно собирался спустить пса и на него, затем, словно что-то оценив, расслабился: «Астральщик», – удовлетворенно пробурчал он себе под нос. Затем, уже обращаясь к Андрею, ответил.
- Людям с коэффициентом ниже 0,03 не положено в это время заходить в данную зону города. Их предупреждали, они все равно прут сюда, словно мухи на мед. Дворики им эти, видите ли, нравятся. Сейчас им надлежит заниматься чисткой оборудования, а не шляться по дворам, а виновного и неловкого мой пес доставит куда надо, в нижний ярус. Ничего с ним не случится, слегка в теле поубавиться ему даже полезно. Посидит в стене, одумается. Каждый должен знать свое место.
- Но они же не понимают, что умерли, - заговорил Андрей. – Может, им разъяснить это нужно, тогда и их коэффициент возрастет.
- Разъяснение не входит в круг моих обязанностей, – ответил военный. – Каждый осознает это в свое время, и сейчас что-то объяснять им бесполезно, так что можете не утруждаться. А вам я рекомендую посетить наш храмовый комплекс. За теми кварталами, - военный указал рукой, – река протекает, надо через нее на баллоне перебраться, и вниз по течению. Там увидите.
Мужчина козырнул и скрылся за кустами акации, уводя сытого раздувшегося пса, а Андрей направился по указанному направлению. Пяти-семиэтажки вскоре закончились, какое-то время Андрей шел среди желтых каменных двухэтажных коттеджей, утопавших в зелени, какие строили пленные немцы сразу после войны. Здесь общая атмосфера была более радостной и светлой, правда, Андрей снова начал ощущать, что толи растворяется, то ли растекается, но от этой неприятности ему удалось избавиться самым неожиданным образом. Проходя мимо крыльца одного из коттеджей с большим навесом над порогом, он машинально схватился за свисающую железяку, напоминающую кусок водопроводной трубы. Неожиданно она легко отделилась от навеса и оказалась в руках Андрея, а дальше, подчиняясь какому-то интуитивному порыву, он взялся за концы железяки обеими руками и громко сказал:
- Покажи свою энергию! – при этом попытался свести руки. Железяка стала быстро уменьшаться и вскоре исчезла между его ладонями, которые сразу же обрели плотность и устойчивость.
«Так, - подумал Андрей. – Теперь ясно, что в этом слое при длительном пребывании тело теряет устойчивость формы и нуждается в подпитке. Сделать это можно либо фиксируя внимание, что трудно, либо за счет каких-нибудь предметов, вбирая их форму-энергию в себя. Вот только не ясно, в каких случаях появляется риск превратиться в один из этих предметов, как в случае с сосной. Сейчас, правда, я вроде бы ни во что не превращаюсь». – Он удовлетворенно осмотрел свое тело, облаченное в желтый комбинезон, и продолжил размышления: «Здесь, как я понял, пребывают души умерших в разных состояниях сознания. Его уровень местные надзиратели даже измеряют каким-то коэффициентом. Пока только одна женщина понимала, что здесь происходит и кто она такая. Кстати, наверное, не случайно она назвала себя верующей, пожалуй, только она походила на человека. Другие же, кто в большей, кто в меньшей степени, напоминали автоматы: реагировали только на то, на что были запрограммированы. А все остальное их словно бы отключало. Интересно, они здесь все время такие или как-то меняются»?
Андрей не заметил, как очутился на берегу большой реки. Похоже, это была та самая река, которую он уже видел и раньше, но тогда она была закована в гранитную набережную и выглядела мрачновато: свинцово-тяжелая вода, в которой было бы жутко очутиться. Здесь же берега были естественными, окружающая атмосфера еще более прояснилась, а вода казалась ласковой, светлой и совсем не страшной, в которой бы при случае можно было бы с удовольствием искупаться. На противоположной стороне, сколько хватало глаз, видны были городские постройки, а внизу по течению Андрей увидел купола храмов, среди которых некоторые напоминали православные церкви, другие больше походили на мечети, третьи были Андрею вообще не знакомы.
«Так, - подумал Андрей. – Мне, кажется, туда. Вот только как через реку перебраться? Помнится, военный говорил о каких-то баллонах. Интересно, что он имел в виду?»
Мальчик двинулся вниз по течению, надеясь, что проблема решится сама собой. Вскоре между тропинкой, по которой он шел, и спуском к воде как-то незаметно сформировалась гряда высоких валунов, которая практически перекрыла доступ к реке. Андрей совсем уж было собрался повернуть обратно, ему почему-то не пришло в голову, что в этом мире несложно было бы подняться на гряду и так же легко спуститься, как вдруг между валунами возник широкий проход. В десятке метров от него вновь приветливо заблестела река, а у самой кромки воды Андрей увидел троих человек, которые копошились рядом с двумя надувными лодками.
«Кажется, то, что нужно, - подумал мальчик и двинулся к компании, которая, казалось, только его и поджидала, но остановился, как вкопанный, только они повернули к нему лица, поскольку ожидал чего угодно, только не этого: перед ним стояли трое ребят из его класса – Сашка Прокопьев, Леха Ефимов и Мишка Межерицкий.
«Полный привет, - смятенно подумал Андрей (он на минуту забыл, что совсем недавно сам объяснял тупой женщине, что в этом мире кто угодно может быть похож на кого угодно). – Они-то что здесь делают? Насколько я помню, еще вчера все трое были в школе в полном здравии, и никто из них помирать не собирался, а  об астральных путешествиях из них никто и понятия не имеет».
Андрей даже почувствовал что-то вроде уязвленного самолюбия, поскольку считал, что кроме него, никто в школе совершать астральных выходов не может, и даже не подозревает о существовании параллельных миров.
«Ладно бы я здесь Маркелова встретил, а то этих троих», – с досадой подумал Андрей.
Итак, мальчик застыл в нерешительности, соображая, как ему отреагировать на эту встречу, ребят же она, похоже, ничуть не удивила, создавалось даже впечатление, что как раз только его они здесь и поджидали.
- Эй, Андрюха! – закричал темненький, румяный Мишка Межерицкий. – Иди сюда, мы тут лодки надувные нашли с мотором, садись, покатаемся!
Создавалось впечатление, что они расстались с Андреем совсем недавно, в его отсутствие нашли лодки, а теперь снова приглашают присоединиться к их компании.
«Может, я не в астрале, – подумал Андрей. – Может, я в обычном мире нахожусь, и у меня что-то с головой случилось, когда мы с ними у реки прогуливались?»
Андрей огляделся. Мир выглядел действительно очень натурально, небо посветлело, и его отличие от земного выдавало только отсутствие солнца. Правда, река не была похожа на Неву, и строения на противоположной стороне тоже не походили на Ленинград. Не зная, что сказать, мальчик подошел к  ребятам, и те, еще больше оживившись, начали сталкивать резиновые лодки в воду.
- Давай, садись, - засуетился маленький белобрысый Сашка Прокопьев. – Сейчас прокатимся с ветерком! Ты чего такой смурной?
- Да, честно говоря, не ожидал вас здесь встретить, – ответил Андрей. – Что вы здесь делаете, как вы сюда попали?
- Как чего? Вот хотели на лодках покататься, – неуверенно сказал Сашка.
- А где вы были до этого, где мы сейчас находимся, по вашему мнению?
- Как где? Ясно – у реки! – раздался голос Мишки Межерицкого.
Андрей посмотрел в его сторону и опешил. Лицо Мишки было совершенно иным, это было лицо другого парня, кажется, знакомое, но кому именно оно принадлежало, Андрей вспомнить не мог. Он стал внимательно рассматривать своих одноклассников и понял, что их лица за время разговора совсем изменились, причем лицо Лехи Ефимова стало лицом Сереги Кубарева, а Сашки Прокопьева – вообще неизвестно чьим, причем чем пристальнее он всматривался в их лица, тем быстрее они сменялись на все новые и новые.
«Так, кажется понятно, опять маскарад начался, - подумал Андрей. – Интересно, что им от меня надо? Расспрашивать их дальше бесполезно, все равно они ничего конкретного не скажут, а может быть, и сами не понимают, кто они на самом деле. Хуже то, что и я этого не понимаю. Прокатиться с ними, что ли? В конце концов, вряд ли они смогут причинить мне какой-то вред, я уже из стольких ловушек выпутывался, видел персонажи и пострашнее. А так, глядишь, и их цели, вернее, цели того, кто за ними стоит, разъяснятся. И, опять же, к храмам сплаваю».
Сделав вид, что ничего не произошло, Андрей двинулся к лодкам и залез в одну из них. К нему тут же подсел Сашка Прокопьев, лицо которого снова стало прежним (Андрей заметил, что лица его приятелей в основном менялись при пристальном взгляде), и, словно бы между делом, сказал:
- Дай-ка мне свой ключ, без него мотор не заведется, надо его приложить.
- Какой еще ключ? – насторожился Андрей.
- Да вон, у тебя на шее, - с деланным равнодушием ответил Сашка.
Андрей скосил глаза на вновь возникший медальон и вспомнил недавнюю историю с классной руководительницей, которая тоже зачем-то пыталась завладеть его астральным медальоном.
«Ясно, - подумал Андрей. – И эти туда же. Значит, и правда, какие-то силы охотятся за этой штуковиной. Подразнить его, что ли?»
Андрей снял с шеи медальон и протянул Сашке. И тут скрытое нетерпение выплеснулось наружу и выдало незадачливого фантома. Он резко соскочил со скамейки и попытался схватить медальон. В этот момент он на секунду превратился в странное существо, словно бы сделанное из медной проволоки разного калибра. Тело его было сплетено из толстых пучков электрического кабеля, волосы выглядели, как блестящий густой ежик тонкой проволоки, из которой состоят радио- и телефонные провода. При этом протянутая рука неестественно удлинилась, а все тело тускло поблескивало.
- Дай мне его! – алчно прошипел фантом.
Андрей, уже привыкший к подобным странным метаморфозам, на этот раз ничуть не испугался и резко отдернул руку. «Прямо какой-то Самоделкин из «Веселых картинок», - мелькнуло у него в голове.
- А впрочем, я тебе его не дам, у тебя  руки-крюки, еще потеряешь, – сказал он насмешливо, сделав вид, что ничего не заметил. Он еще более уверился в том, что, покуда медальон Ани с ним, ничем серьезным повредить эти существа ему не смогут.
Проволочный человек тут же поспешил принять свой первоначальный облик, его лицо выражало явную досаду.
- Ну, сам так сам, - проговорил лже-Сашка. – Ты же не знаешь конструкцию мотора, еще не туда приложишь.
- Не бойсь, без сопливых разберемся! - продолжил Андрей начатую игру. Ему нравилось дразнить этих тупых призраков, и он продолжал делать вид, что ничего не понял.
Мальчик собрался было наудачу приложить медальон к кожуху мотора, но лже-Сашка снова попытался его остановить.
- Слушай, надо же сначала ребятам мотор завести, дай-ка я им ключ передам, – снова сделал он наивную попытку завладеть медальоном.
- Я сам и заведу, - непреклонно пресек Андрей его попытку, вылез из лодки и застыл, увидев неожиданную картину: во втором баллоне, где раньше расположились Мишка с Лехой, сидели два странных неуклюжих существа, заросших шерстью, напоминающих помесь Чебурашки с Винни Пухом. Еще более нелепо картина выглядела оттого, что вся лодка была завалена огромными, с детское велосипедное колесо, белыми таблетками, которые эти два кукольных персонажа с аппетитом пожирали. Увидев, что они замечены, существа, казалось, поняли свою оплошность и начали менять внешность. Но то ли от спешки, то ли от волнения, удавалось им это плохо, и, прежде чем принять свой первоначальный вид, они долгое время превращались то в плюшевых зайцев, то в огромных оловянных солдатиков, то в пластмассовых кукол с вывернутыми конечностями. Наконец, когда первоначальный облик школьных друзей был восстановлен, фантомы наперебой закричали:
- Давай ключ, сейчас лодку запустим!
«Они меня принимают за такого же идиота, как сами», – подумал Андрей, а вслух сказал:
- Вам, ребята, не на лодке кататься, а впору в клуб веселых человечков поступить. Счастливо оставаться!
С этими словами Андрей вскочил в свою надувную лодку и без всякого медальона (он понял, что это была просто неуклюжая уловка), стукнув кулаком по кожуху, запустил мотор. Лодка бесшумно отчалила от берега и быстро поплыла вниз по течению реки. Андрей, которому не раз приходилось кататься на моторной лодке своего деда, отметил странную посадку этого надувного судна. Лодка осела в воду по самую кромку бортов, что в обычном мире, при такой оснастке, ее, несомненно, утопило бы. Река бесшумно расступалась перед тупым, зарывшимся в воду носом, но ни брызг, ни турбулентных волн, несмотря на хорошую скорость, не возникало, словно бы  известных законов гидродинамики здесь не существовало. На носу, съежившись, сидел Сашка и затравленно глядел на Андрея.
- Чего же ты ребят не запустил, а сам поехал? – попытался он разыграть давно битую карту.
- По-моему, - как ни в чем не бывало ответил Андрей, – мотор прекрасно заводится безо всякого ключа, по крайней мере, этот завелся.
И словно подтверждая его слова, их обогнала вторая лодка и стала быстро удаляться. Как и первая, она была по кромку бортов затоплена в воде, а внутри ее среди огромных таблеток копошились две грязных плюшевых игрушки с выдранными носами и разорванными ушами.
Андрей с усмешкой посмотрел на своего попутчика, который под пристальным взглядом быстро заморгал и снова с огромной скоростью начал менять свои лица.
- Что они у тебя, на колесах сидят? – с издевкой спросил Андрей.
- Нам нового министра здравоохранения назначили, - захныкал лже-Сашка. – Он ввел очень жесткие требования профилактики, поэтому нам нужно в определенное время таблетки принимать, а то обесформиться можем…
- А ты-то чего не ешь?
- А у меня еще время не подошло, как только насыпят, я сразу, они полезные, – вяло ответил фантом. Казалось, потеряв надежду завладеть медальоном, он потерял всякий интерес к происходящему и все время к чему-то прислушивался, словно ожидал какого-то неслышного приказа.
- Ну, что вы никакие не школьные приятели – это мы выяснили, - насмешливо сказал Андрей. – Теперь остается только выяснить, кто вы такие, на кого работаете и зачем вам мой медальон.
- Да трансформеры мы, - грустно сказал лже-Сашка. – С астральщиками работаем, предметы силы выуживаем, правда, все больше – неудачно. Слушай, - снова захныкал он. – Отдай мне ключ, зачем он тебе? Ты все равно на Землю вернешься, а меня магистр, если задание не выполню, в стену засунет или расформирует на долгий срок. Он говорит, что ему дармоеды не нужны.
- Какой магистр? – встрепенулся Андрей.
- Какой, какой, откуда я знаю! Он здесь всеми службами заведует, кого хочет – расформирует, кого хочет – повысит. И пищу он здесь распределяет, а без нее нельзя – расформируешься и в нижние ярусы съедешь! Отдай ключ, что тебе, жалко?
- Ничего я тебе не дам! – жестко сказал Андрей. – Мне этот медальон подарен, и никому до него дела нет! А что с тобой магистр сделает - мне на это наплевать, сам думай, кому служишь.
В этот момент незадачливый трансформер, видимо, потеряв последнюю надежду, вновь превратился в проволочного человека, а затем боднул жестким ежиком своих волос в резиновый борт лодки, который тут же начал опадать. Андрей очутился в воде, а иначе в той среде, которая в астральном мире заменяла воду, и сразу погрузился на большую глубину. Ни холода, ни удушья он не почувствовал, его окружала среда более плотная, чем воздух, но от обычной воды она также отличалась. Дышать было не нужно, хотя и на поверхности Андрей никогда не замечал, что дышит, но и какой-то особой радости от подобного купания не ощущалось. Он вспомнил, как много лет назад уже плавал и нырял в астральном море вечности, но тогда вода была прозрачная, под ним простиралось живописное дно, водоросли, кораллы, его окружали занятные рыбы. В этой же реке вода была мутная, никаких рыб и другой живности он не заметил, а дна не было видно совсем.
«Так, - подумал Андрей. – По-моему, ничего интересного. Можно, конечно, раз уж я здесь очутился, нырнуть на глубину, постараться достигнуть дна, а вдруг что-нибудь любопытное увижу. В конце концов, вынырнуть всегда успеется, дышать-то тут не надо».
Спуск продолжался недолго, и вскоре Андрей завис над серым илистым дном без каких-либо признаков растительности. То тут, то там виднелись круглые серые камни, очень схожие по форме и размеру, но стоило Андрею подплыть к одному из них, как камень неожиданно пришел в движение, и мальчик понял, что это никакой не камень, а человеческая голова, по самый подбородок погруженная в илистое дно. Увидев Андрея, голова беззвучно зашевелила ртом, словно человек, погруженный в ил, что-то хотел крикнуть, затем из ила появились плечи и руки, которые тщетно пытались дотянуться до Андрея, но высвободиться из ила человеку удалось только по пояс (он был голый, серый и покрыт слизью). Затем его словно бы кто-то схватил за ноги и резко потянул вниз, отчего человек снова быстро погрузился в ил, нелепо взмахнув руками и, взметнув облачко мути. При попытке приблизиться к другой голове все повторилось. Неожиданно из ила вырос человек в водолазном снаряжении, но без дыхательного шланга, и замахал руками. Затем из-под медного шлема (лица за стеклом Андрей не увидел) раздался глухой голос («Странно, - подумал Андрей. – Как это он через шлем в воде разговаривает?»):
- Сюда нельзя, сюда нельзя, астральщикам не положено!
Он неуклюже подпрыгнул, словно пытался дотянуться до Андрея, но это ему не удалось, так как на шее висел тяжелый свинцовый груз, а башмаки также имели массивную свинцовую подошву.
- Скажите, что это за место такое, что за люди, и я уплыву, – крикнул Андрей, удивляясь тому, что свободно разговаривает в воде.
- Там, внизу, магмы, а здесь – верхний ярус, водный слой, – ответил водолаз. – Астральщикам сюда нельзя, живым здесь не положено.
Андрей хотел что-то ответить, но тут в толще воды появилась огромная тень, и вскоре мимо Андрея проплыла то ли гигантская змея, то ли немыслимых размеров червь, - более подробно Андрею его рассмотреть не удалось, так как вода не отличалась кристальной прозрачностью. Существо плыло над самым дном и, казалось, что-то высматривало. При виде этого монстра головы на дне беспокойно задергались и стали одна за другой зарываться в ил. Вот одна из них замешкалась, и змея схватила эту голову то ли ртом, то ли присоской и, словно макаронину, всосала всего человека, затем, удовлетворенно извиваясь, поплыла дальше и скрылась из вида. Водолаз, проводив ее невидимым взором, снова нелепо взмахнул рукой и зарылся в ил, а мальчик, поняв, что более подробного разъяснения ему уже не получить, резко пошел к поверхности.
«Мрачное местечко, очаровательная Неси, - думал Андрей. – Кажется, я в какой-то слой страдалищ угодил, похоже, здесь покойнички срок отбывают. Вот бы узнать, по какому признаку они на дно попадают. Утопленники, что ли? Сейчас уже не выяснишь».
Вскоре подъем закончился, и Андрей вынырнул на поверхность. Оказалось, что под водой он каким-то образом переместился к самому берегу на противоположной стороне реки, куда как раз и собирался попасть. Не прошло и минуты, как он уже стоял на суше и рассматривал храмовый комплекс, возвышавшийся на холме неподалеку. Выйдя на берег, Андрей сразу обратил внимание, что вокруг еще больше посветлело, это уже был не сумеречный свет, но дневной, радостный, не летний, а какой-то весенний, не слепящий, не жаркий, но ласковый и нежный. Машинально посмотрев вверх, мальчик увидел то, чего не видел еще ни разу в астрале: это было Солнце, правда оно выглядело в несколько раз больше обычного, но не давало ни слишком яркого света, ни слишком большого тепла. Оно выглядывало из-за крыши наполовину, и на него совсем не больно было смотреть, как будто его кто-то нарисовал на небе. Андрею показалось, что освещенность от этого астрального светила никак не зависела, и солнце было хоть и большое, но какое-то не настоящее, непонятно зачем оставленное в вышине. Таким же ненастоящим выглядел и неглубокий снег, покрывавший все пространство вокруг храмового комплекса, который не был ни холодным, ни теплым, но весело хрустел при каждом шаге.
Мальчик поднялся на покатый холм и остановился около большого круглого белого храма с полусферическим куполом. Храм стоял на невысоком искусственном возвышении, а ко входу вместо ступеней вела пологая площадка с низкими, очень широкими перилами. Около входа вертелось странное, довольно свирепого вида существо – нечто среднее между гориллой и человеком, все поросшее бурой шерстью, а из спины у существа зачем-то торчало массивное кольцо. Существо нервно вертелось около двери, словно то ли кого-то поджидало, то ли хотело войти внутрь, но почему-то боялось это сделать.
Андрея обогнали две пожилые женщины благообразного вида в белых одеждах, наподобие савана, и одна из них сказала:
- Заходите в церковь, молодой человек, скоро восхождение начинается, как раз группа наших в верхние ярусы подниматься будут. Рекомендуем посмотреть, очень величественное зрелище.
- А этот? - Андрей покосился на волосатого детину. – Уж больно свирепый!
- Не бойтесь, - улыбнулась вторая женщина. – Для нас он не опасен. Вот для мусульман он определенную угрозу представляет, это существо из их Затомиса. Недавно сюда несколько бывших мусульман зашло, они через нашу церковь вверх подниматься будут, поскольку их будущее связано с Россией и православием. Вот этот Дев здесь и крутится, рассчитывает поживиться, но напрасно надеется, они из церкви прямо вверх уйдут, туда, где к переходу в Ирий готовят.
С этими словами женщины скрылись за дверями Белого храма, без всякого страха пройдя мимо волосатого Дева, который не обратил на них и Андрея ни малейшего внимания.
Изнутри храм еще меньше, чем снаружи, напоминал православную церковь, это было просторное помещение с высокими колоннами, причем размеры помещения было трудно установить, поскольку стены терялись в непонятной дымке, и можно было только догадываться, что они белого цвета без какой-либо росписи. Так же не видно было ни икон, ни другой церковной утвари, прямо под куполом, едва виднеющимся где-то в вышине, на полу сидела группа людей – мужчин и женщин в белых свободных одеждах, напоминающих римские тоги, и словно бы чего-то ожидала. Лица людей чем-то были схожи друг с другом, все они носили печать одухотворенности и благообразия, и среди них Андрей не увидел ни одного старика, словно все люди каким-то образом были унифицированы под один возраст, но тем не менее их черты сохранили свою индивидуальность. Рядом с каждым из сидящих стояли белые баулы словно бы с дорожными вещами, и вообще, вся картина немного напоминала сцену в зале ожидания поездов дальнего следования.
- Здравствуйте, - обратился Андрей к одной из сидящих.  Вы здесь чего-то ждете?
Женщина ничего не ответила, глаза ее были закрыты, словно она спала либо находилась в глубоком трансе.
- Бесполезно спрашивать, - раздался сзади чей-то голос.
Андрей обернулся и увидел пожилую женщину, которую он встретил у входа в храм.
- Ее, можно сказать, уже здесь нет, она мысленно уже там, наверху.
- Что они здесь делают? – Спросил Андрей.
- Готовятся к подъему в верхние слои затомиса, – ответила женщина. – Кто-то выше, кто-то ниже, но все они кандидаты к переходу в Ирий, туда, где расположен Небесный кремль. Скоро этот торжественный момент должен наступить, поэтому все они сейчас возносят молитвы нашему демиургу.
- Скажите, - спросил Андрей. – А почему они все примерно одного возраста, и что за сумки рядом с ними стоят, словно они то ли на поезд, то ли на самолет собрались.
- Душа не имеет возраста в человеческом понимании, возраст имеют ее оболочки, - ответила женщина. – Часть оболочек, отражающих несовершенство каждого из этих людей, как раз и находятся в этих сумках, их нельзя взять наверх, они должны быть уничтожены здесь. Кстати, тот волосатый Дев, который крутится у входа в храм, как раз очень рассчитывает поживиться содержимым сумок – это для него первейшее лакомство, только зря старается, ничего ему не перепадет. И ведь каждый раз оказывается несолоно хлебавши, а тем не менее все лезет сюда, обезьяна.
- Скажите, - снова обратился Андрей к женщине. – А почему многие здесь имеют явно восточную внешность? Кажется, это православный храм, им по вере положено было бы в мечети находиться.
- Я вам уже говорила, - ответила женщина, - что среди ожидающих есть мусульмане, но вся их жизнь прошла в отрыве от мусульманского затомиса, а их будущее воплощение, после пребывания в верхних слоях, должно быть связано с Россией и православием. Такие переходы в посмертие происходят довольно часто, границы религий наверху размыты.
- А вы-то сами… - Андрей запнулся.
Женщина посмотрела на сидящих молитвенников с грустью.
- Мне еще рано, - ответила она. – Та оболочка, что вы видите, еще не готова, чтобы ее сбросить. Отделение только-только началось, но я уже получила право приходить сюда и наблюдать торжественный момент подъема.
Их разговор был прерван изменениями в окружающей атмосфере. Воздух словно бы наполнился серебряным звоном миллионов малюсеньких колокольчиков. Затем пропал купол храма, и все присутствующие поднялись на ноги. Над головой открылась столь обычная для астрального мира плоскость черного неба, покрытого белыми туманностями, которые, сблизившись, начали розоветь. Через несколько минут зенит неба окрасился в ярчайше-алый цвет, словно зарделись облака в лучах заходящего солнца, но только краски были неизмеримо более сочными, и сочность эта усиливалась контрастом с черным небом. Необычность подчеркивалась тем, что это ярко-алое сияние, казалось, ничего под собой не освещало, и люди, рядом с которыми находился Андрей, почему-то не окрасились в тона иной подсветки. Одновременно с изменениями, происходящими в небе, Андрей почувствовал внутри себя волну неописуемого восторга и небывалого счастья, каких он никогда в жизни не испытывал и память о которых осталась у него на всю жизнь.
- Сейчас я увижу Господа! – прозвучало в его торжествующем сознании.
В эту минуту несколько алых туманностей разошлись, оставив в середине свободное пространство, но это была не чернильная плоскость астрального неба. Над их головами голубела неописуемой нежностью глубина, открывшаяся в какой-то дивный, беспечальный мир, и в этой глубине реял удивительный, словно бы сделанный из дымчатого хрусталя храм, чем-то напоминающий астральный, но величественнее и совершеннее, к тому же он словно бы излучал волны гармонии, Божественной любви и мудрости. Одновременно неземной женский голос запел незнакомую песню, и в песне этой, контрастируя с восторженной волной, поднимающейся в душе Андрея, сквозила нечеловеческая, светлая вселенская печаль утраты. Андрей слушал слова, они драгоценными жемчужинами падали в его душу, вплетались в струи восторга и, увы, бесследно пропадали: ни одного слова и самой мелодии Андрей не мог запомнить, как ни старался, словно душа его была не способна удержать эти высшие созвучия слов и музыки. Затем на фоне величественного фасада возникла фигура женщины в белых длинных одеждах, она протянула руку, и из ее ладони вертикально вниз ударил столб света. Оказавшиеся внутри столба, охваченные бело-голубым сиянием люди крылатой вереницей начали подниматься вверх. Одновременно с этим баулы, оставленные на полу, вспыхнули ярким, но не горячим пламенем, и Андрей увидел их содержимое: в пламени, как сброшенные шкурки змей, корчились человекоподобные оболочки. Мальчик понял, что в этом очищающем пламени сгорают темные стороны человеческой природы: зависть, похоть, трусость, злоба, невежество. В этот момент Андрей услышал вой, полный тоски и вожделения. Оказалось, что еще недавно снующий около двери человек-обезьяна с кольцом в спине все же проник в храм и, преодолевая невидимую преграду, тщетно пытался пробиться к горящим баулам. Вскоре ему это почти удалось, и скрюченными пальцами он тщетно пытался выхватить из пламени горящие останки, но тут же в ужасе отскакивал от очищающего огня, затем делал все новые и новые попытки, покуда темные покровы бесследно не сгорели. Тогда дев снова тоскливо завыл (голову вверх он так и не решился поднять) и, как пуля, вылетел из церкви.
Трудно сказать, что руководило Андреем, ему на минуту показалось, что вся его прошедшая и предстоящая жизнь стала невыносимой, и он хочет только одного: слушать этот чарующий голос и купаться в волнах неописуемого восторга. Мальчик шагнул в голубой столб и начал подниматься вверх, навстречу этой голубеющей глубине и сверкающему храму. Но, увы. Не успел он подняться и до половины, как тот же голос, полный любви и сострадания, произнес: «Тебе еще рано, сынок!»
Мальчика затянуло в невидимый смерч, который выхватил его из голубого столба и швырнул куда-то вбок, в небытие…

Андрей открыл глаза. Он лежал в своей комнате на кровати, над ним склонилось перепуганное лицо его мамы, а незнакомый человек в белом халате делал ему укол в вену. Андрей застонал и приподнял голову от  кровати.
- Господи, вернулся! – запричитала мама. – Да что с тобой случилось, как же ты меня напугал!
Выяснилось, что Андрей пролежал в беспамятстве около суток, и все усилия мамы привести его в чувство не дали никаких результатов. Сердце его резко замедлило сокращения, и дыхание стало редким – не более раза в полминуты. И только когда приехала бригада скорой помощи и сделала какой-то укол, Андрей пришел в себя и, к радости мамы, оказался здоровым и невредимым. Врач этот случай объяснить так ничем и не смог, что-то сказал о нетипичном случае эпилепсии, поинтересовался, не принимал ли он, случайно, наркотиков, осмотрел его вены и зрачки и, так ничего и не добившись, уехал.
Тему наркотиков продолжила и мама, но, поскольку в их употреблении Андрей раньше уличен не был, да и, очнувшись, оказался совершенно нормальным, без малейших признаков интоксикации, ей также пришлось оставить мальчика в покое. Сам же Андрей ничего путного маме объяснить не смог, сказал, что крепко заснул, что с кем-то из его одноклассников нечто подобное уже было. Естественно, о своих астральных похождениях он ничего маме не рассказал, и, таким образом, инцидент остался исчерпанным, но не объясненным.

Прошло несколько дней и Андрей, по обыкновению, явился к своему духовному наставнику с отчетом о произошедших событиях. Выслушав долгий сбивчивый рассказ мальчика, он как-то грустно, словно видел его в последний раз, озабоченно покачал головой.
- Опасное происшествие, - сказал он после некоторого молчания, словно осмысливая услышанное. – Такое впечатление, что ты мог и вовсе не проснуться. Ты не только переправился через реку, а это что-то вроде Стикса, но и поднялся по голубому столбу. По-видимому, твоя душа не желала возвращаться назад: физический мир потерял для нее привлекательность. Если бы не вмешательство светлых сил (они, как правило, оставляют свободу выбора и слишком пылкую просьбу могут и удовлетворить: наверное, какие-то привязанности тебя еще держат на земле), история могла закончиться плачевно, по крайней мере - для твоих близких, поскольку твоя душа вряд ли особенно переживала, если бы осталась там. Смерть – это трагедия для родственников умершего, ну и, конечно, для грешников и злодеев, которым предстоит страшное посмертие. Кое-какие фрагменты такого посмертия ты имел возможность наблюдать.
- Вы имеете в виду людей на дне реки? – спросил Андрей.
- Да, по-видимому, это был самый нижний слой посмертия, в который тебе удалось спуститься, – ответил Маркелов. – Я даже думаю, что это был не промежуточный слой, куда легко попадают астральщики, похоже, ты спустился к верхнему ярусу воздаяния, и если бы погрузился в ил, то вырваться оттуда тебе вряд ли удалось. Хотя, что мы гадаем о том, чего не произошло, скорее всего, тебя туда бы и не пустили, возможно, тебя хранит талисман Единственной, не случайно за ним кто-то ведет упорную охоту, хотя делает это достаточно неумело. Ты сказал, что твой лже-одноклассник назвал себя «трансформером»? Очень интересно.
- Иван Саныч, - сказал Андрей. – Но мне это название ничего не говорит. Вы как-то сказали, что неустойчивый образ имеют мои собственные мыслеформы, которые материализуются в астрале.
- На этот раз, я думаю, сущности были вполне самостоятельными, - ответил актер. – Правда, их форма оказалась мало устойчива, и во многом зависела от энергии образов твоего сознания. Твоя личная сила сейчас достаточно велика, поэтому им и не удавалось удерживать постоянную внешность, и обман раскрылся. Но не думай, что ты всегда будешь так легко справляться с подобными существами, возможно, в дальнейшем ты встретишь кого-нибудь посерьезнее.
- И все-таки, кто они такие и зачем им нужен медальон? - спросил Андрей. – Мне, честно говоря, самому непонятно, что это за штуковина: то появляется, то исчезает. Вот если бы я ее здесь увидел!
- Трудно их как-то охарактеризовать в земных понятиях, - задумчиво ответил Маркелов. – Ясно, что это не души умерших, назовем их аборигенами астрального мира, которые весьма разнообразны в своем проявлении: если уж на Земле столько форм биологической жизни, то можно себе представить, сколько их там, ведь формы астрала гораздо более разнообразны и текучи, словно облака в небе. Мир промежуточного посмертия, в котором ты в основном путешествуешь, подчинен жесткой иерархии, далеко не самой светлой, там есть свои цари, министры и более мелкие начальники. Ты столкнулся пока с самым низовым звеном, с бестолковыми духами-исполнителями. Очевидно, высокие чиновники пока что на твой счет себя не утруждают, и опасность не очень велика. Возможно, рядовые исполнители легко справляются со своими обязанностями в отношении беспомощных душ умерших с низким потенциалом, но ты им не по зубам. Хотя та рука в перстне, которая вылезла из стены – это уже что-то посерьезней, но тебя спас медальон. Все, что я могу про него сказать: это астральный предмет силы, содержащий в себе неведомую энергию светлой иерархии.
Андрей вспомнил фигуры, корчившиеся в стене, и содрогнулся.
- А что это за лица в стене, - спросил он. – Хотя тот надзиратель с собакой что-то сказал насчет наказания. Неужели это души людей там сидят?
- По-видимому, да, - ответил актер. – Мы даже не можем себе представить, сколь разнообразны страдалища и посмертные наказания, а ты ведь видел только самый близкий к земному миру, переходный слой. Возможно, стена – это что-то вроде карцера в тюрьме за всякие провинности, совершенные уже после смерти, но это только мое предположение, поскольку мой личный опыт сильно отличается от твоего.
- А как получилось, что я в сосну превратился? - снова спросил Андрей. – Я совершил какую-то ошибку?
- Дело в том, - ответил Маркелов, - что грань между формой и энергией несравнимо более размыта в астрале, чем в физическом мире, но даже здесь элементарные частицы – уже нечто среднее между формой и энергией. Любой физик скажет, что электрон – это то ли частица, то ли волна, а вернее, и то и другое одновременно. В астрале же и макрообъекты обладают тем же свойством. Ты вобрал слишком много энергии астральных деревьев и не смог ее переварить, то есть подчинить своей форме, – и эта энергия-форма подчинила себе твое астральное тело. Если бы не зазвучала песня – тебе, очевидно, помог неизвестный мне наблюдатель из светлой иерархии, - и не включилась дополнительная энергия каких-то сильных переживаний-воспоминаний, ты - не думаю, что навсегда, но на гораздо более долгое время остался бы сосной. В любом случае – это предупреждение: не увлекайся подобного рода подзарядкой.
- А что вы скажете по поводу узников собственной квартиры? - спросил Андрей. – Почему-то они никак не идут у меня из головы.
- Ну, тут, по-моему, все ясно, - ответил актер. – Люди с целью наживы или из чувства зависти донесли на своего друга – вполне понятная расплата. Вероятно, супругам еще долго придется опускаться вниз, но пока они отрабатывают историю с квартирой, поскольку были одержимы желанием завладеть ею. Дело в том, что в посмертие часто проигрывается ситуация, сходная с ситуацией при жизни, но как бы с обратным знаком. Если определенные поступки в физическом мире завязывают кармический узел, то аналогичные в астрале его развязывают. Пьяницы хотят водки, но если и получают ее в виде собственных мыслеобразов, то не могут получить удовлетворения. Так же не могут получить удовлетворения от беспорядочных астральных связей с женщинами (а точнее, с собственными мыслеобразами) и люди, бывшие при жизни донжуанами. Ситуация прокручивается снова и снова, и трансформированная энергия неудовлетворенности постепенно избавляет душу от кармической тяжести.
- Тут все более-менее понятно, - сказал мальчик. – Мне не понятно, почему я, пройдя сквозь небо, вместо того чтобы очутиться в другом мире, очутился в этой дурацкой квартире.
- Ты и оказался в другом слое, только сам этого не заметил, поскольку он был достаточно похож на предыдущий, - ответил Актер. – Ты, наверное, обратил внимание, что до определенного момента ты либо вообще никого не встречаешь, либо встречаешь, но общение с ним невозможно, а на каком-то этапе ты проходишь в какую-то дверь, либо через фальшивое небо, и общение возникает совершенно естественно. Это и есть переход в другой слой. По моему впечатлению, ты за последнее путешествие совершил 3-4 перехода, не подозревая об этом. А то, что ты не очутился в каком-то принципиально новом светлом мире (кстати, в самом конце путешествия ты видел окно в этот мир), то тут ничего не поделаешь, для серьезного взлета ты еще не готов, и, как правило, туда отправляются с провожатым. Похоже, после прохода сквозь небо, ты попал в слой родственников и кармически связанных с тобой людей. Я уверен, супружеская пара – твои родственники, ты сам говорил, что их лица показались знакомыми, а впрочем, скорее всего, ты их никогда не видел даже на фотографиях, и чувство узнавания определилось какой-то кармической связью. Кстати, ты можешь встретить там и ныне здравствующих родителей, но, вероятнее всего, это будут твои материализованные мыслеобразы, либо, как в случае с одноклассниками, астральные духи, принявшие их форму.
Друзья еще некоторое время побеседовали на разные общефилософские темы, и, когда Андрей засобирался домой, Маркелов, прощаясь, сказал:
- Я через неделю уезжаю на гастроли на два месяца, и меня не покидает ощущение, что мы видимся в последний раз. Словно бы я выполнил перед тобой духовный долг, и дальше тебе предстоит идти одному, пока не встретишь на земле свою единственную или учителя. На всякий случай не прощаюсь окончательно, но предчувствия меня редко подводят.
- Но что может произойти? - расстроенно спросил Андрей. – Почему мы должны прервать отношения? Кто-то из нас серьезно заболеет или умрет? Мне кажется, я не смогу двигаться дальше без ваших разъяснений и советов.
- Это тебе только кажется, Андрюша, - сказал Маркелов. – Настает время, когда мать выгоняет птенца из гнезда, и он должен самостоятельно добывать себе пищу. Собственный жизненный опыт самый важный, его не заменит ничей совет. Когда я думаю о тебе, то внутри вижу пустоту, словно я передал тебе все, что должен был передать. Ничего больше не хочу говорить, посмотрим, как сложится жизнь.
На этом друзья пожали друг другу руки, Андрей словно бы забыл, что, уходя от Маркелова, всегда берет почитать какую-то духовную литературу, и актер об этом не напомнил. Расстроенный, мальчик вернулся домой, все еще надеясь на то, что актер ошибся в своих предчувствиях. Через неделю выяснилось, что он не ошибся, по крайней мере, причина их расхождения обрела реальные очертания. Однажды вечером, придя с работы, мама, пряча глаза, сообщила, что выходит замуж за знакомого своей молодости, который живет в Москве, любит ее всю жизнь и, узнав, что она развелась с отцом Андрея, тоже развелся со своей женой. Она ему раньше не говорила, потому что не знала, как все сложится, но, все обсудив со своим будущим мужем, они решили, что мама и, естественно, он, Андрей, должны переехать в Москву, поскольку в Москве маме давно делали заманчивое предложение по работе, а у него в Ленинграде никаких перспектив. К тому же наметился очень выгодный обмен, и если они его сейчас упустят, то неизвестно, как все в дальнейшем сложится. Короче говоря, она раньше ничего не говорила, так как хотела, чтобы он закончил учебный год, но теперь, в связи с выгодным обменом, переезжать нужно прямо сейчас, на этой неделе. Конечно, если он, Андрей, принципиально против, то она готова принести свою личную жизнь в жертву. В общем, все зависит от того, что он решит.
Мог ли, после этих слов, Андрей лишать свою мать, возможно, последнего шанса устроить свое маленькое семейное счастье? Конечно, нет! Поэтому уже через неделю, так и не увидевшись больше с Маркеловым, Андрей стоял на перроне Ленинградского вокзала стольного города Москвы.














ГЛАВА 4

ЧЕРНЫЙ МАГИСТР

Итак, Андрей поселился в Москве на улице Полярная, недалеко от станции метро Бабушкинская в большой трехкомнатной квартире вместе с новым маминым мужем и его сиамской кошкой Катькой. Катька приняла новых жильцов весьма настороженно и при каждом удобном случае старалась показать, что она здесь главная, и что хозяин – ее собственность. Отношения с отчимом сложились у Андрея вежливо-прохладные, отчим даже не пытался изображать из себя родного отца, но притеснений с его стороны не возникало. Какого-то особого чувства утраты по поводу своих школьных друзей Андрей не испытывал, поскольку за последние полтора года сильно изменился и незаметно отошел от тесных контактов со сверстниками. Ребята чувствовали в Андрее что-то чужеродное, и между ними возникло отчуждение. Не сошелся Андрей и с театральной богемой, и единственной его потерей был разрыв с Маркеловым. Особенно мальчика угнетало то, что они даже толком не простились, и Андрей не получил на будущее никакого духовного напутствия.
«Ну, ничего, - утешал он себя. – В конце концов, в Питер иногда и приехать можно, и созвониться».
Но пока Маркелов был в длительных гастролях, и Андрей даже не знал, где он сейчас.
Сравнительно спокойно прошла и адаптация в новой московской школе. Район оказался достаточно спокойным, к тому же директору удалось установить в школе крепкий порядок, выгнав из нее всех хулиганов и поставив у входа наряд милиции, поэтому обычных притеснений новичка на этот раз Андрею испытать не пришлось. Но и друзей у него также не появилось, поскольку он сам не стремился с кем-либо сблизиться, предпочитая свой собственный странный мир, а его инородность, хоть и вызывала любопытство, несколько настораживала одноклассников.
Свободное от школы время Андрей проводил в одиночестве, которое его совершенно перестало угнетать, читал то немногое, что ему удалось перепечатать из обширной самиздатовской литературы Маркелова. К тому же, к его великой радости, в библиотеке отчима случайно оказался двухтомник «Индийской философии» Сарвепалли Радхакришнана, изданный небольшим тиражом в 1956 году к приезду в Советский Союз Джавахарлала Неру. Это было настоящее сокровище для Андрея, и он с большим энтузиазмом начал штудировать этот очень серьезный фолиант.
В 15 минутах езды на автобусе располагался лесной массив Лосиный остров, и мальчик, привыкший в Ленинграде к длительным одиноким прогулкам, стал осваивать этот лесопарк, забираясь в самые дикие уголки.
После небольшого перерыва, связанного с переездом и адаптацией к новому месту, Андрей вновь вернулся к асанам и медитациям, без которых пропадал смысл его жизни. Через две недели с ним произошел новый астральный выход, имевший серьезные последствия в жизни мальчика. Это случилось под утро, в предрассветный час.
Снова, как обычно, Андрей проснулся от томления в ногах и вибраций в районе пупка, снова испытал звон в ушах и кратковременные ощущения провалов, и снова, после незначительного внутреннего усилия, оказался на полу. Давление на астральное тело в этот раз было незначительным, поэтому Андрей решил прогуляться по квартире и посмотреть, реальна она, либо представляет собой одно из отражений. К сожалению, трудность состояла в том, что зрительное восприятие после выхода в астрал нарушалось, изменялись пропорции предметов, кроме того, в комнате стоял полумрак, и разглядеть какие-то характерные детали было трудно. Так, кровать оказалась непомерно длинной, а его собственное физическое тело скрывалось под одеялом, и увидеть свое лицо ему не удалось. Тогда он, так толком и не определив, та ли это комната, прошел сквозь закрытую дверь в коридор, затем подошел к маминой спальне (Андрею стало интересно, увидит ли он там свою мать) и пнул эту дверь ногой: ему хотелось посмотреть, как нога будет погружаться в поверхность двери. Но дверь просто упала внутрь комнаты к немалому удивлению мальчика.
«Так, - подумал Андрей. – Конечно, это не реальная квартира, а одно из отражений, иначе каким бы образом я, будучи чем-то вроде призрака, смог вышибить эту дверь».
Немного постояв, Андрей вошел в темную комнату, где недалеко от входа стояла большая двуспальная кровать. Вначале он видел только ее смутные контуры, но затем словно бы улучшилось локальное освещение (остальная комната продолжала оставаться во мраке), и он увидел, что на краю кровати сидит мама в ночной рубашке, правда, что это мама, можно было только догадываться, поскольку лица ее не удавалось разглядеть. Когда Андрей подошел поближе, мама начала резко махать на него руками и что-то быстро-быстро говорить, причем звук ее голоса повторялся многократным эхо, и что она именно говорит, разобрать было невозможно. Послушав некоторое время эту тарабарщину, Андрей подошел поближе и протянул к ней руку, но дотронуться до мамы ему не удалось. Фигура женщины мгновенно пропала. Сумрак снова сгустился, и Андрей обнаружил, что мама лежит под одеялом на спине и вроде бы спит, причем он не заметил, каким образом сидящая на краю кровати женщина переместилась под одеяло, словно сменился кадр. Разглядеть лицо мамы по-прежнему не удавалось из-за темноты, и Андрей склонился над лежащей, но то ли сделал это слишком быстро, то ли плохо еще координировал свое астральное тело и словно бы погрузился в фигуру. Ничего особенного при этом не произошло, просто его окутала полная тьма, и когда он снова выпрямился, спящая по-прежнему лежала на кровати, и разглядеть черты ее лица было невозможно.
«Ладно, - подумал Андрей. – Бесполезная затея, следующий раз буду знать, что квартиру лучше обследовать при свете, а так все равно ничего разобрать невозможно».
Так ничего конкретного не установив, Андрей вышел из комнаты и проследовал на кухню, решив ради любопытства выйти наружу именно там. Заворачивая за угол, он весьма ощутимо зацепил плечом за стену, причем ощущение возникло такое, словно он находился в своем обычном теле и ушиб плечо. Это явление очень удивило Андрея: до сих пор он сталкивался с тем, что все предметы в астрале проницаемы, хоть и оказывают сопротивление при надавливании, а тут твердость была прямо-таки физической.
«Интересно, - подумал Андрей. – Стена здесь, что ли, капитальная? Вроде бы они в коридоре все одинаковы. Хотя сквозь стены я еще не пробовал проходить – только сквозь двери, причем каждый раз по-разному: то насквозь проходишь, то открываешь, а то они вообще внутрь падают. Отчего это зависит – непонятно». - Мальчик остановился возле ударившей его стены и попытался ее рассмотреть, правда, из-за полумрака сделать это было трудно. Ему показалось, что стена, по крайней мере в этом месте, покрыта металлическим щитом.
«Вроде бы никакого щита здесь раньше не было», – подумал Андрей. Он попытался провести внутрь стены руку, но почему-то на него накатила волна страха, и Андрей, бросив свою затею, побыстрее проследовал на кухню. На кухне из-за темноты также не удалось ничего рассмотреть, и он, решив оставить попытки выяснить, в какой квартире разгуливает, подошел к мутному проему окна с твердым желанием выбраться наружу. Окно, как и в реальности, оказалось зашторено занавеской, но раньше это никогда не являлось препятствием для выхода наружу, и Андрей попытался обычным приемом просочиться вовне. На этот раз занавеска оказалась существенной преградой, она оттопырилась пузырем и промялась через стекло, но Андрея не выпускала, и он, словно в кошелке, повис над серой, покрытой какой-то накипью землей. Побарахтавшись так неопределенное время, он понял, что вырваться не удастся, и попытался пролезть обратно, но оказался в физическом теле на своей кровати.
Через несколько минут его снова охватил «белый звон», затем чувство кратковременных провалов, и вскоре его астральное тело снова оказалось на полу. Андрей достаточно легко поднялся на ноги и, решив больше не экспериментировать, двинулся к ближайшему окну. Тут только он заметил, что на краю кровати сидит кошка и внимательно на него смотрит.
«Странно, - подумал Андрей. – До сего дня Катька никогда не спала в моей комнате, да и дверь была закрыта. Интересно, это настоящая или опять какой-то фантом?»
Чтобы удостовериться, он попробовал погладить кошку, которая была точь-в-точь похожа на кошку отчима, ожидая, что рука пройдет сквозь нее. Но этого не произошло. Как только рука коснулась шерстки зверька, она тотчас вспрыгнула к нему на руку и удобно на ней пристроилась. Андрей недоуменно посмотрел на кошку:
- Ну что, киса, со мной погулять решила? – спросил он мысленно, но кошка ничего не ответила (а если бы ответила, то Андрей особенно не удивился, для астрала это было бы вполне естественной реакцией), и только внимательно глядела на Андрея и цепко держалась за его руку.
«Ладно, - подумал мальчик. – Возьму ее с собой, а там разберемся, чего она хочет».
Без особого труда он добрался до окна и просочился наружу, оказавшись на асфальтовой площадке перед большим пустырем. Выбрав маршрут, он двинулся через пустырь к шоссе, которое вело к знакомым кварталам астрального города Нарова, но, пройдя несколько шагов, почувствовал некоторый дискомфорт. Кошка присосалась к руке, как клещ, и хотя боли не  было, Андрей почувствовал, что слабеет, и в душу его закрадывается тревога, постепенно переходящая в страх.
«Ах ты, тварь поганая, энергию мою пьешь, - подумал Андрей. – Ну, сейчас я от тебя отделаюсь!»
Он посмотрел на руку, она истончилась, стала более прозрачной, а кошка, напротив, раздулась и как бы загустела. Андрей попытался оторвать ее от руки, но сделать это оказалось не просто. Вначале он даже жалел это небольшое и на вид безопасное существо, но потом в его душу стало закрадываться возмущение и ярость. Это придало ему силы, и, как следует рванув кошку за заднюю лапу, он просто оторвал ее нижнюю часть, в то время как верхняя с двумя лапами и головой остервенело цеплялась за руку. Отбросив от себя половину, он начал отрывать вторую, но, пока он с нею боролся, нижняя часть, превратившись в кошку поменьше, подползла к нему и примостилась к ноге. Несколько минут он отрывал и разбрасывал разные части все новых и новых зверьков, но только множил их число, и они с диким упорством ползли к нему и присасывались снова и снова. Андрей понял, что таким способом избавиться от этих тварей ему не удастся.
«Посмотрим, киски, а можете ли вы летать? – подумал Андрей и, как делал это не раз, взмыл вверх, правда, сил на это ушло гораздо больше, чем раньше. Зависнув над землей, он снова продолжил борьбу, отрывая и сбрасывая странным образом размножившихся кошек. На этот раз борьба оказалась гораздо эффективнее. Сбрасываемые зверьки уже не поднимались, и в скором времени ему удалось освободиться. Андрей не решился сразу спускаться вниз, боясь, что стая кошек осталась где-то неподалеку, и перелетел на асфальтовое шоссе, вдоль которого тянулись несколько рядов невысоких пожухлых кустов. Мальчик отметил, что во внешнем мире астрала ему почему-то всегда хочется идти к каким-нибудь строениям, а также никогда не удается спрогнозировать какой-то долгосрочный маршрут, и путешествие носит характер перехода от одного более значимого объекта к другому.
Итак, он двинулся по шоссе, затем ему наскучило это однообразие, и он свернул на зеленую полосу, вернее, на ту полоску земли, где росли чахлые безлистые кусты. В одном месте прямо под ногами он увидел что-то вроде небольшого сероватого облачка и, пнув его ногой, продолжил свой путь, но через некоторое время начал ощущать какой-то внутренний дискомфорт. Андрей начал тревожно оглядываться по сторонам и обнаружил сзади себя невысокого серо-коричневого человека с размытыми чертами лица, который словно бы собирался прилепиться к его спине. Мальчик прибавил шаг и снова выбрался на шоссе, но человек не отставал и продолжал следовать за ним, почти касаясь спины.
- Что вам от меня надо? - возмущенно крикнул Андрей. – Идите своей дорогой!
Человек ничего не ответил, и тут только Андрей заметил, что их уже двое, второй был чуть повыше, но в остальном  мало отличался от первого.
«Ладно, - подумал Андрей. – Доберусь до ближайших домов, а там как-то от них отделаюсь».
Он снова убыстрил шаг, но оторваться от преследователей все не удавалось, мальчик чувствовал, что начинает терять силы и внутренний стержень, вокруг которого строилась его личность в астрале. Вскоре он остановился на небольшой площадке, напоминающей что-то вроде бензозаправочной станции. Невдалеке он услышал гулкую человеческую речь, слова которой было невозможно разобрать, мимо него проследовало несколько пешеходов, не обращавших на происходящее никакого внимания, и где-то среди домов, до которых оставалось совсем немного, прогрохотал то ли грузовик, то ли автобус. Андрей обернулся к своим преследователям – их было уже человек пять. Они очень походили друг на друга, слегка отличаясь ростом и цветом, и у Андрея возникло чувство, что они заметно оживились, и активизировались с момента появления первого, в то время как его силы убывали просто на глазах, и все его существо охватывали волны страха. Никогда еще в астрале ему не приходилось сталкиваться с подобным упорным молчаливым преследованием. Человечки задвигались все оживленнее, они, правда, не больно, начали пощипывать Андрея и приникать к его спине, вызывая почти животное отвращение.
- Пошли вон! – заорал Андрей. - Ну, кто-нибудь, помогите! – обратился он к снующим то тут, то там прохожим, но они только кинулись прочь. Андрей сильно толкнул одного, наиболее настырного человечка, и тот, к его удивлению, отлетел на несколько метров и растянулся на земле. Увидев свое преимущество, он начал разбрасывать коричневых людей, как еще недавно разбрасывал кошек, но это мало помогало, они тут же вставали и, как ни в чем не бывало, снова пытались прилепиться к нему. Внутри Андрея всколыхнулась ярость, он схватил лежащий на земле прут и начал хлестать прилипчивых существ. Они оказались непрочными - от каждого удара прута тела их разваливались на 2-3 части, но, пока он расправлялся с одним, другие, разрубленные, срастались и с удвоенной силой вновь пытались пристроиться к мальчику. Андрей заметил, что чем яростнее он их хлещет, тем настойчивее и сильнее они становятся. Тогда он попытался взлететь, памятуя опыт борьбы с кошками, но то ли сил у него уже больше не осталось, то ли место для этого было не подходящим, но попытка эта не увеналась успехом. Андрей попробовал бежать, но эффект оказался весьма необычным. Он действительно вырвался из прилипчивых, но не сильных рук человечков и побежал, но это был скорее бреющий полет, чем бег. Ноги его едва касались травы (почему-то Андрея потянуло убегать через пустырь, а не по шоссе, к ближайшим домам), он перебирал ими с большой скоростью, но не бежал, подпрыгивая и опускаясь, а, скорее, очень быстро плыл над травой, с интересом наблюдая, как она летит ему навстречу. Вскоре он добежал до первых многоэтажек города и остановился в нерешительности около арки, соединяющей два длинных дома-корабля, не зная, входить ли ему внутрь (он помнил, что арки, как правило, оказываются ловушками) или поискать другой, более безопасный проход в город. Андрей огляделся: коричневых человечков не было видно, он собрался, было пойти вдоль дома, оставив опасный проход, как вдруг из полумрака арки показался высокий человек в военной форме.
- У вас проблемы? – спросил он, внимательно глядя на Андрея. – Куда это вы так спешите?
- Да вот, тут ко мне какие-то странные коричневые существа привязались, пришлось бегством спасаться, – признался Андрей. – Кто они такие и что им от меня надо, я так и не понял. Может, вы объясните?
- Да лярвы это, - усмехнулся военный. – Вампиры наши местные. Вы, судя по виду, астральщик, неопытный только. Для них ваша энергия – самое лакомство. В общем, они и покойниками не брезгуют, но для них эта пища – второй сорт, с душком. Они ради свежатинки даже в мир живых проникают, правда, там их лишь немногие увидеть могут, и присасываются к разным ослабленным - сильные им не по зубам. А тут им вы подвернулись, да еще, судя по всему, очень разозлились на них, а силенок маловато. Злиться на них бесполезно, чем больше злобы, тем больше для них пищи.
- А вы откуда все это знаете? – подозрительно посмотрел на военного Андрей.
- Да работа у меня такая, - пожал плечами незнакомец. Астральный полицейский.
- Ну ладно, - сказал Андрей, почему-то снова испытывая тревогу. – Пойду я, пожалуй. Спасибо за информацию.
- А вы думаете, что уже от них отделались? – усмехнулся военный. – Посмотрите-ка назад.
Андрей оглянулся, и на него вновь накатила волна страха и тоски. За его спиной стояли те же коричневые человечки, и, казалось, примерялись, как лучше пристроиться к мальчику. Андрей в растерянности замер, не зная, что дальше предпринять, но молчание нарушил военный. Неожиданно он перешел к активным действиям и, подскочив к Андрею, начал оттеснять от него назойливых вампиров.
- Уходите! – крикнул он мальчику. – Попробую их задержать, но не уверен, что получится. Они по природе своей мне не подчиняются.
 Он начал, как недавно Андрей, хватать и отшвыривать человечков на землю, но, увы, помогало это не надолго, их было слишком много, и пока он возился с одними, другие его обошли и двинулись следом за Андреем.
- Киньте ключ! – закричал ему вслед военный. – Мне без него их не задержать!
- Ключ? – вопросительно переспросил Андрей.
- Ну, на шее у вас, медальон! – продолжая раскидывать лярв, прокричал военный.
На минуту Андрей забыл о возможных последствиях этого шага, в тот момент он хотел только одного – избавиться от преследователей, поэтому, забыв предупреждение Маркелова, он снял с шеи медальон, и швырнул военному, который тот ловко поймал. Из медальона ударил белый луч, он смял и распылил коричневых человечков, разбрасывая вокруг искры, словно сварочный аппарат.
- Надо было самому… - только и успел подумать Андрей. Не прошло и секунды, как битва закончилась, но, увы, не закончились злоключения мальчика. Он не успел заметить, куда делся военный, только на его месте оказалась странная фигура, контурами напоминающая человеческую, но была она словно бы вырезана из абсолютно черного листа бумаги, и заслоняла проход арки позади Андрея. Мальчик попытался кинуться вперед, но на этот раз ничего у него не получилось: человекообразная фигура, а вернее, черная дыра в форме человеческой фигуры обладала засасывающим эффектом, и Андрей начал медленно сползать к ее жерлу. Какое-то время он сопротивлялся, но втягивающая сила увеличилась, и Андрей, словно щепка в водоворот, не успев толком ничего понять, полетел внутрь фигуры, превратившейся в бездонный тоннель…
Когда Андрей очнулся, то оказалось, что он стоит на непомерно высокой серой крепостной стене, а напротив возвышается фигура в черном монашеском плаще с капюшоном. На худом аскетическом лице двумя красными угольками горели проникающие до глубины души глаза, на шее висела массивная золотая цепь с кубическим медальоном. Словом, это был тот самый черный человек, которого около семи лет назад мальчик видел в рыцарском замке за большим круглым столом. Черный человек улыбнулся, словно скривил гримасу, и произнес:
- Ну, здравствуйте, молодой человек, давненько мы с вами не виделись. Что ж, если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе.
- А разве мы с вами знакомы? – удивленно спросил Андрей. Он все еще никак не мог осознать, что и человек за столом, и серая фигура над Крюковым каналом, и этот, на стене, - одно и то же лицо. До сих пор свои астральные путешествия он не воспринимал как реальность и где-то в глубине души продолжал считать их чрезвычайно яркими, причудливыми и правдоподобными сновидениями. А если это сновидение, то и черный человек – его собственная фантасмагория, которая не может существовать отдельно от его сознания.
- Ну, может, для вас я и не являюсь старым знакомым, - любезно улыбнулся человек. – Виделись мы до сегодняшнего дня раза два, можно сказать, случайно. При таких мимолетных встречах не мудрено, что вы меня забыли. Но я за вами давно наблюдаю и проникся к вам - ну, если не симпатией, то, по меньшей мере, интересом.
- А когда это вы за мной наблюдали? – недоверчиво покосился на него Андрей. – И с чего это вы ко мне интерес почувствовали: вы – житель этого мира, а я в астрале всего 5-10 раз побывал. – Он попытался сосчитать, сколько раз, и, почему-то, не смог.
- Семь полноценных раз, если быть точным, - улыбнулся человек. – Семерка – мистическое число, правда, мне милее шестерка. А по поводу места моего жительства, то тут вы не совсем правы. Конечно, большую часть времени приходится находиться здесь, но и тот мир, где сейчас в бессознательном состоянии покоится ваше драгоценное тело, нельзя назвать чужим для меня, и туда частенько в длительные командировки выезжать приходится. А когда я здесь нахожусь, также есть много разных способов проследить, что у вас там происходит.
- Это, каким же образом?
- Ну, представьте, что у нас имеется что-то вроде перископов, причем практически нет на Земле места, где бы у нас такой перископ не стоял. Естественно, что-то нас интересует больше, что-то меньше, но, поверьте, обо всем, что у вас там наверху происходит, мы в курсе. И это – не праздное любопытство, во многих событиях, происходящих, как у нас говорят, там, наверху, мы принимаем посильное участие. Хотя, естественно, верх и низ – понятия относительные, поскольку наши миры находятся в разных измерениях. К сожалению, активно вмешиваться мы не имеем права, закон свободы воли и выбора, нравится он нам или нет, мы переступить не можем. Но подсказать, посоветовать, помочь сделать правильный выбор – это в нашей компетенции, тут мы черту не переступаем, а иначе сил и средств подчинить ваш мир нашему у нас бы вполне хватило.
- А зачем вам все это, и потом, кто вы такие? – спросил Андрей, чувствуя, правда, некую странность и неуместность разговора: очутиться непонятно как, и непонятно зачем на этой стене, для того чтобы выслушивать разглагольствования непонятного существа. И  все же что-то в этом человеке притягивало Андрея, хотя и отталкивало одновременно. В его темных глазах, поблескивающих из-под низко надвинутого капюшона, застыла бездна и угадывалась печать какой-то непонятной вселенской скорби, и еще много того, чему Андрей не находил названия.
- Ах да, - спохватился незнакомец. – Совсем забыл, что хоть вы и старый мой приятель, в настоящем своем воплощении вы меня практически не знаете. А я по-стариковски сразу пустился в пространные разговоры, даже не представившись. Ладно, прервем нашу интересную тему и перейдем к личному. Вы можете называть меня «Черный магистр». К сожалению, свое личное имя я назвать не могу, в нашем мире существует довольно неприятный магический закон: тот, кто знает твое истинное имя, получает над тобой власть, а это, сами понимаете, не очень приятно. Ну, а вас я знаю и без представления, вы – Андрей Данилов, но можете не беспокоиться, это – не истинное имя, так в 1954 году назвала вас мамаша, хотя в действительности - не вас, а ваше новое тело. В прошлом ваши прежние тела звались по-разному, а как зовут истинную природу Андрея Данилова, а иначе – его душу, я не знаю, как, впрочем, и вы сами. Так что между нами нет неравенства, по крайней мере, в этом вопросе.
- Но кто вы такой, и где я нахожусь? Я был в астральном городе Нарове, но это не Наров.
- Ну, как вам попонятнее  объяснить! Дело в том, что устройство и природа нижнего мира несколько иные, чем верхнего, поэтому я воспользуюсь вашей терминологией. Скажем так: я – администратор при управленческом аппарате города, на крепостной стене которого вы находитесь. Занимаю достаточно высокий пост в нашей иерархии. Правда, функции и возможности мои несколько иные, чем у какого-нибудь вашего аппаратчика. А город этот - ну, назовем его Антимосква, - поскольку у каждого предмета есть как одна, так и другая сторона, а у магнита – как положительный, так и отрицательный полюс. Так же и любой город имеет  свой антигород.
Андрей посмотрел на вид, открывающийся с крепостной стены. Внизу, насколько хватало глаз, в сумеречном астральном свете простирались причудливые строения, словно бы сошедшие со страниц учебника по геометрии: здания в форме кубов, параллелепипедов, пирамид, тетраэдров, октаэдров и прочих геометрических тел, названия которых Андрей, плохо успевавший  по точным наукам, не помнил. В центре города находился циклопический комплекс, отдаленно напоминавший московский Кремль, но выполненный, как и все здесь, в строго геометрических формах так, словно бы это было произведение художника-кубиста, которого попросили изобразить Кремль в его оригинальной  манере. От этого Кремля, словно лучи, отходили второстепенные постройки меньшего масштаба, прорезанные прямыми, как стрела, проспектами. Все строения заканчивались невдалеке от высоченной крепостной стены, опоясывавшей город вокруг, а за стеной, с внешней стороны, Андрей не увидел ничего, - это было черное беззвездное пространство, и создавалось впечатление, что город  парит в бездне странного враждебного космоса. Здания города были, в основном, серого цвета, а центр, то есть антикремль, оказался в цветовом отношении более разнообразен, но преобладали багровые и лиловые тона. Андрей снова перевел глаза на едва виднеющуюся в отдалении противоположную сторону крепостной стены. Нет, там пространство «за» было несколько иным, чем с его стороны. Там, поднимаясь на значительную высоту, колыхались клубы тумана, и держалось ощущение, будто в нем прячется кто-то немыслимо огромный и зловещий. Андрею даже казалось, что периодически из клубов тумана появляются чудовищные щупальца и ощупывают крепостную стену. И еще: ни одно окно города не светилось, и лишь на пирамидальных башнях антикремля горели огромные багровые факелы.
- Ну, что, впечатляет? – усмехнулся Черный магистр.
Андрей внутренне передернулся:
- Как-то мрачновато.
- У нас несколько разные представления об эстетике архитектуры, - с неизменной улыбкой ответил Черный магистр. – Пожили бы вы несколько тысячелетий в мире без Солнца и звезд, я думаю, и у вас бы изменились представления о красоте.
- И все же, вы так и не ответили на вопрос «кто вы такие?» Каково население вашего города?
- А кто вы такие? Простите за контрвопрос, – усмехнулся магистр.
- Мы – люди.
- А если мне это ничего не говорит?
Андрей задумался. А ведь и, правда, как объяснить какому-нибудь инопланетянину, который впервые посетил Землю, кто такие люди? Homo sapiens? Это – пустой звук. Жители планеты Земля? Это уже ближе к теме, но, опять же, ничего не объясняет. Андрей подумал, что в разговоре и размышлениях постоянно пользуется постулатами, которые не требуют объяснения, но при попытке объяснить суть этих, казалось бы, ясных постулатов наталкиваешься на полную невозможность это сделать.
- Ну, я не знаю, - начал мямлить Андрей. – Ну… разумные, цивилизованные жители Земли… - Он замолк, не зная, что еще сказать.
- Ладно, не старайтесь, - снова усмехнулся Черный магистр. – Кто такие люди, я хорошо знаю, и с вашей цивилизацией знаком, пожалуй, гораздо лучше, чем вы сами. По крайней мере, лично я имел возможность наблюдать вас не одно тысячелетие, и, если учесть мою феноменальную память, можно предположить, что знаю о вас немало. Другое дело, что вы знаете о нас? Тут – откровенно скажу – полная неразбериха. Одни, – а в вашей стране таких большинство – считают нас досужей выдумкой священников, другие верят в наше существование, но знания их настолько искажены и фрагментарны, что можно с уверенностью сказать: это вообще не знания. Но наряду с этим глобальным невежеством есть небольшое количество людей, которые знают нас неплохо, но, естественно, по вашим, людским меркам. Хотя, если даже умолчать о нашем постоянном влиянии на вашу цивилизацию, то большинство из людей после смерти довольно тесно с нами контактирует на, так сказать, визуально-чувственном уровне. К несчастью, человеческий разум устроен так, что когда он вновь воплощается на Земле, то уже ничего не помнит о нашем общении. То же касается и лично вас: мы с вами не раз встречались в ваших прежних воплощениях, и имели разного рода контакты, правда, чего греха таить, не всегда взаимно приятные, тем не менее, даже выходя в астрал, что само по себе свидетельствует о вашей одаренности, вы меня не узнали. Правда пока к обсуждению наших прежних встреч вы не готовы, блок с древней памяти еще не снят.
- И все же, - сказал Андрей. – Кто вы? Демоны? Черти? Бесы?
- Фи, - сморщился магистр. – Сколько презрения! Так уж вы, люди, устроены. Вечно презираете то, чего не знаете, отсюда и ваши религиозные распри. Если человек как-то по-другому себя ведет, значит он «неверный» и твой враг. Это еще старина Свифт хорошо изобразил в его войне между «остроконечниками» и «тупоконечниками». А уж что говорить о тех, кто тебе невидим и непонятен, тут уж все ясно: враг человечества, олицетворение зла! А между тем мы искренне желаем вытащить человека из того глобального тупика, в который он сам себя загнал. Скажу вам откровенно: в том, чтобы вы сами себя уничтожили – по крайней мере, как телесную цивилизацию, душу-то убить невозможно, - мы никак не заинтересованы, и тому – вполне меркантильные резоны, только ваше телесное существование служит нам источником энергии и питания… Ладно, опять я отвлекся, дурацкая привычка болтать попусту. Зовите нас, как хотите, но мы предпочитаем называть себя «ангелами бездны».
- Ангелы… - задумчиво повторил Андрей. – Это те, что в какие-то немыслимо древние времена с небес Богом низринуты были?
- Низринуты… - поморщился Черный магистр. – Слово-то, какое! Нет, тех, древних, очень мало, они в особых зонах, это – наши верховные вожди. Мы, так сказать, вторичный, а то и третичный продукт, мы ими гораздо позже порождены были.
- Так значит, вы, как я и предполагал, - порождение зла?
- Добро, зло, - хитро прищурился Черный магистр. – Вечно вы, люди, за терминами прячетесь! Как страус: голову – в песок, а зад-то – голый! Объясните мне, непонятливому, что такое «добро», и что такое «зло».
Андрей раскрыл было, рот, чтобы объяснить вроде бы совершенно очевидные вещи, и вдруг понял, что внятно объяснить он ничего не сможет. Второй раз он столкнулся с тем, что, казалось бы, совершенно ясному понятию невозможно дать толковое определение.
- Ну, - сделал он неуклюжую попытку. – Добро – это когда мне делают что-то хорошее, или, наоборот, я кому-то что-то хорошее делаю. Ну, а зло – понятно, - если мне делают что-то плохое, или я – кому-то.
- Хорошее – это в смысле «приятное», а плохое – в смысле «неприятное»? – Хитро прищурился магистр.
- Да, наверное, – неуверенно промямлил Андрей.
- Ладно, приведу несколько конкретных примеров, - посерьезнел магистр. – Предположим, вы – взрослый человек, и у вас есть сын или дочь, неважно. Если вы наказываете своего ребенка за какой-то проступок, это – добро или – зло?
- Не знаю, - пожал плечами Андрей. – Наверное, добро.
- Но ведь вы делаете ему неприятное, следовательно, он воспринимает это, как зло. Разве от добра плачут? Теперь, если вы, что бы он ни натворил, будете его хвалить и закармливать конфетами. Это добро или зло?
- Наверное, зло.
- Опять вы себе противоречите! Ведь в этом случае вашему ребенку приятно. Но теперь подумайте, что из этого молодца вырастет, если хвалить его, что бы он ни сделал, и позволять до бесконечности обжираться конфетами! Ясно, что ничего хорошего, и, как только он столкнется с жизнью, с ее суровыми законами, то вряд ли подобное воспитание принесет ему пользу. Скорее всего, из него ничего путного не вырастет, и, в конце концов, он сам проклянет вас за то, что вы из него сделали. А если птица не перестанет кормить своего птенца, и не будет выталкивать его из гнезда, что, несомненно, в этот момент воспринимается птенцом, как зло, разве он научится летать и питаться самостоятельно? Он просто в конечном счете погибнет, поскольку птица не сможет всю жизнь кормить столько нахлебников. Таким образом, добро прекрасно превращается во зло, и наоборот.
Теперь – другой пример. Вряд ли олень, которого волк отбивает от стада и пожирает, будет воспринимать его, как носителя добра. Но, с другой стороны, известно, что волк пожирает в основном слабых и больных: неполноценные индивидуумы убираются из процесса воспроизводства, и в конечном счете этот факт положительно сказывается на процветании оленьего стада.
С другой стороны, вряд ли волк, который вдруг начнет жалеть оленей, да и вообще всякую живность, входящую в его рацион, долго протянет, поскольку его организм не приспособлен для того, чтобы питаться листьями и ягодами. А если все волки вдруг станут столь сентиментальными, то этот вид очень быстро исчезнет с лица земли. Ну, допустим, туда им и дорога, кровожадным не место среди нас, но в этом случае поголовье оленей, лишенное волчьей опеки, быстро разрастется настолько, что сожрет всю растительность в округе и начнет вымирать. К тому же без волчьего отбора родится много больных и ослабленных особей, начнутся эпидемии, и вместо двух-трех неполноценных индивидуумов стадо лишиться большей части своего поголовья. Так, где тут добро и где зло?
Теперь совсем уж абстрактный пример. Если, допустим, кровельщик падает с крыши и разбивается, то в своей смерти он вполне может обвинять безжалостный закон всемирного тяготения, тем более, люди устроены таким образом, что во всех своих бедах винят кого угодно, но только не себя. А представьте-ка себе вселенную без всемирного тяготения! Она просто не сможет существовать! Так что, молодой человек, ваши представления лишены всякой логики.
Андрей не знал, что ответить, действительно, все, что говорил Черный магистр, звучало очень убедительно.
- Ладно, - сказал он, припомнив цитату из какой-то книги по индийской философии. - Что касается частностей, тут мне действительно возразить нечего, но я постараюсь дать более общее определение добра и зла. Добро – это все, что ведет человека к Богу, а зло – все, что ведет к дьяволу.
- Опять у вас в голове путаница, - усмехнулся магистр. – На цитатах далеко не уедешь. Что, по-вашему, Бог, и что – дьявол? Насколько я знаю, в этом воплощении вы Библию пока не читали, а вот в прежних – штудировали основательно. Так вот, если вообразить себе Бога, как он изображен в священном писании, то большего злодея себе и представить нельзя. Уж чего стоит одно то, как он расправлялся с неопытным, заблудшим человечеством! Тут одного потопа достаточно, и можно не вспоминать ни Содома, ни Гоморру, ни десяти страстей египетских, ни разрушенных древними иудеями чужих городов, при его прямом покровительстве. А в чем жители этих городов были виноваты? В том, что не хотели пускать захватчиков на свои исконные земли и сопротивлялись? А как он обошелся со своим страстным поклонником Иовом! Лишил его честно накопленного имущества, ни в чем не повинной семьи, здоровья, не защитив от страшной проказы, - и лишь для того, чтобы убедиться в его собачьей верности! Где ж тут его хваленое милосердие? Ладно, не будем трогать Библию, зададим вам такой вопрос: если он столь всесилен и всемогущ, и если допустить, что все зло на Земле идет от Сатаны, то почему же он допустил его существование? Почему не защитил несчастное человечество от его козней?
Вот я поэтому и спрашиваю: что в вашем представлении Бог, а что – дьявол?
Андрей задумался, в его голове царила полная неразбериха. Логика Черного магистра была безупречна, и все же мальчик чувствовал, что в его рассуждениях есть какой-то изъян. Чувствовал, но не находил.
- Не знаю, - сказал он после долгого молчания. – А вы что по этому поводу скажете?
- А я скажу, - ответил Черный магистр, – что и Бог, и дьявол есть персонифицированные выражения Единой всеобъемлющей безначальной силы, из которой произошло все сущее. Нет Бога без дьявола, и дьявола без Бога, как нет в магните положительного полюса без отрицательного, и наоборот. И эта Сила – Всеобщий закон, ведущий к упорядочиванию материи из первичного хаоса. Поэтому  наша общая задача – способствовать воцарению порядка, будь то природа или человеческое общество.
- Но вы сами проговорились, что человечество вам нужно, как источник питания. Вы что, людей поедаете? – усмехнулся Андрей.
- Ни в коей мере! – засмеялся магистр. – Для того чтобы поедать вашу плоть, мы должны были бы иметь тела аналогичной природы с вашей. Но наша природа – иная, поэтому питанием для нас служат всего лишь ваши чувства и эмоции, которые вы и без того излучаете в пространство. А что? После этого вам они уже больше не нужны, почему бы этой энергией ни воспользоваться тем, кому она служит источником питания.
- А как можно питаться чужими чувствами и эмоциями? – Недоуменно спросил Андрей.
- А так уж мы устроены. Тела в нашем мире ближе к энергии, чем к массе. Если вы знакомы с теорией Эйнштейна, то должны знать, что масса и энергия – категории взаимопереходящие, и если на макро уровне это почти не заметно, то на микро уровне - уже вполне ощутимо. Например: про электрон уже невозможно сказать, масса это или энергия, все зависит от того, как на него посмотреть. Ну а в нашем мире любое тело подобно электрону: больше энергия, чем масса, отсюда и та легкость, с которой мы принимаем любую форму. Кстати, то, что я явился к вам в виде средневекового монаха – это, если хотите, просто моя блажь. А захочу, стану цветком, – и магистр превратился в огромную кроваво-красную орхидею. - А захочу – вообще исчезну. – И орхидея пропала.
- Так вот, - сказал он, вновь принимая первоначальный облик. – Устройство и материя наших тел сродни материи ваших эмоций и чувств определенного, с вашей точки зрения, отрицательного качества. Поэтому нам не нужны ни бифштексы, ни котлеты из человечины. Вы излучаете определенную энергию, мы ее поглощаем. Поэтому мы, хорошо это или плохо, напрямую зависим от вас. Но не думайте, - и вы также во многом от нас зависите – все в мире взаимосвязано.
- А что же это за эмоции и чувства отрицательного качества? – покосился на магистра Андрей.
- Как я вам уже говорил, источник или продукт питания должен иметь сходную природу с телом потребителя. Например, для тела человека, состоящего в основном из белков, жиров и углеводов, пищей являются все те же белки, жиры и углеводы, поэтому для вас самым естественным продуктом являются тела других существ. Конечно, есть и вегетарианцы, но растительная пища, по своей природе дальше отстоящая от природы ваших тел, гораздо труднее усваивается. Возьмите корову. Ей, чтобы насытиться, нужно жевать траву почти круглые сутки. Волк же или тигр, в мгновение ока проглотивший огромный кусок мяса, может потом не есть несколько дней. Моя же цивилизация, поскольку является носителем отрицательного заряда мировой Силы, должна питаться сходной, или отрицательной энергией. А таковой является энергия эмоций и чувств, порожденных вашими многочисленными желаниями. Это зависть, жадность, гордыня, злость, ярость, воинственный дух, наконец, особой статьей можно выделить вашу сексуальную похоть, но, сами понимаете, без нее и дети бы не рождались. Да и вообще, энергия любых ваших телесных удовольствий – вполне пригодна нам в пищу.
- Зависть… Жадность… - задумчиво повторил Андрей. – По-моему, не очень аппетитные продукты.
- А что, - неожиданно раздраженно ответил Черный магистр. – Как бы ваше милое человечество существовало без этих эмоций, без желаний? Да это – ваша истинная природа, это – основной двигатель вашего прогресса. Что заставляет человека создавать материальные ценности, на основе которых существует ваша цивилизация? Да желание жрать, желание зарабатывать деньги для своих удовольствий, желание возвыситься над окружающими и подчинить себе других. Кто сильнее и энергичнее, у кого больше личной силы, тот всего этого добивается. Это – тот же естественный отбор, спроецированный на ваше общество. Кстати, большинство великих людей, которым вы так поклоняетесь, являлись генератором наиболее мощного желания: желания подчинять себе окружающих. Между прочим, и Александр Македонский, и Гай Юлий Цезарь, и вообще, любой выдающийся политический деятель, преобразующий цивилизацию людей, надолго обеспечивали нас пищей, а страны под их управлением были наиболее организованы и могучи. А победи Гитлер в недавней войне, и человечество быстро пришло бы к Золотому веку, подчинившись единому порядку и избавившись от неполноценных индивидуумов. То же можно сказать и о вашем Сталине. Хотя, конечно, и тот и другой были недоучками и редкими негодяями, но это – как раз тот случай, когда выдающийся негодяй может принести пользу человечеству в целом.
Ну а что делало бы человечество, не имей оно этих, может быть, не очень симпатичных качеств? Питалось бы приторным сиропчиком, бродило бесцельно среди райских кущ, лаская беленьких барашков, с утра до вечера пело скучные хвалебные гимны дедушке Богу? Да оно, как я вам уже сказал, и размножаться бы тогда не смогло, чего уж там говорить! Так что все то, что вы называете «плохим», необходимо человеку для существования, выживания и прогресса! Ну, а в этом случае, и нам голодать не придется. А то где же ваша пресловутая христианская любовь к ближнему, если вы целую цивилизацию, пусть даже отличную от вашей, на голод обрекаете?
- Да, дела! – только и смог ответить на это Андрей. – Но вы сказали, что не вмешиваетесь в дела человечества!
- Напрямую – ни-ни, иначе нарушим закон равновесия, и сами в конечном счете пострадаем, хотя иногда хочется, ох как хочется, видя вашу бестолковость. Но, увы, закон свободы выбора мы переступить не можем. Ну а завоевывать вас, как я уже сказал, нам совершенно незачем. Другое дело – помочь…
- Ну и как же вы нам помогаете? – усмехнулся Андрей.
- Начнем с того, что когда-то, очень давно, возможность получать чувственные удовольствия дали человечеству именно мы, ангелы бездны, то есть, придали остроту вашему скучному евнушескому существованию. Мы научили человека чувствовать наслаждения. Ну, а уж из этого чувства возникли многочисленные желания, которые в дальнейшем и определили ваше бытие. Согласитесь, слегка вмешиваться в чувства, когда-то подаренные человечеству, мы имеем право. Например, слегка усилить то или иное желание, создать в человеке ощущение, что, не удовлетвори он это желание, жизнь для него кончена, – ничего в этом предосудительного нет, это только придает остроту жизни. С помощью небольших корректировок мы косвенно можем управлять вашими поступками, направлять их в нужное русло. Но в этом случае все решения принимает сам человек, на его свободу выбора мы не влияем. Если же он потом за что-то расплачивается, так на то существует закон кармы, или воздаяния: тут мы ничего изменить не можем – это высший закон. Ну а возможность контроля, или наблюдения за вашим миром, как я сказал, у нас имеется.
- Это какая же?
- Начнем с того, что нас, ангелов бездны, очень много, но все мы контролируемся единой силой: на этом принципе выстраивается наша иерархия. Это, как в вашей армии, но гораздо совершеннее: группа воль контролируется более сильной волей, группа более сильных – еще более сильной, и так по восходящей, по принципу пирамиды. Недаром египетские пирамиды, которые мистериально отразили этот принцип, столь совершенны и долговечны. Ну, а возможность наблюдать за вами - одна из множества - например, такая. Начальник сидит в своем кабинете, и стены этого кабинета отделаны красивыми обоями с замысловатым рисунком. Всматривались ли вы когда-нибудь в подобный рисунок? Так вот, при длительном созерцании в рисунке появляются различные незнакомые лица. Это – наши лица, через этот рисунок мы смотрим в ваш мир… Смотрим и поглощаем энергию ваших эмоций, а так же слегка корректируем ваши чувства. Сидит такой начальник в своем кабинете, ни в Бога, ни в черта не верит, и не знает, что находится под нашим  неусыпным оком. И хочется ему еще больше власти и роскоши. А почему я привел в качестве примера начальника? А потому, что человек, поднимавшийся по служебной лестнице зачастую – фигурально выражаясь – по телам своих конкурентов, обладает большей личной силой, следовательно, для нас гораздо интереснее, чем какой-то пьяница-работяга. Нет, естественно, желание этого работяги напиться – тоже пища для нас, но пища низкосортная, поскольку личной силы у него совсем мало. Конечно, когда он только начинал пить, ее было гораздо больше, и, чего греха таить, какой-нибудь мелкий, шаловливый демон слегка подтолкнул его на это, но, как только он начинает спиваться, подчеркиваю, сам, по собственному желанию, тут уж наш интерес к нему угасает: увы, энергия не та, и годится она лишь нашим плебеям – самому нижнему звену. Я описал вам только один способ, другие наши профессиональные тайны и маленькие секреты я не имею права вам выдавать, но принцип схож. Кстати, именно поэтому начальство любит в своих кабинетах успокаивающие, гипнотизирующие обои с абстрактным рисунком. Для этих целей сгодится и полированный стол из карельской березы, ныне очень модной. Рисунок там вполне подходящий. Короче, всегда найдется какое-то количество предметов, через которые мы можем смотреть и определенным образом влиять на человека. Но, повторяю, никоим образом мы не заставляем человека сделать что-то против его воли. А если в дальнейшем, по закону воздаяния, он расплачивается за свои неуемные желания, то тут только его вина: мог бы сделать и другой выбор, мог бы найти в себе  силы не поддаваться греховному желанию.
- Ну, не знаю, насколько неукоснительно вы выполняете этот закон, - с сомнением произнес Андрей, - но меня сюда заманили помимо моей воли, лично я сюда не напрашивался.
- Ну, начнем с того, - снова улыбнулся магистр, – что все это происходило не на Земле, в вашем дневном мире, а в астрале, причем – астрале промежуточном, ближе к нижнему. Там вы автоматически подпадаете под нашу юрисдикцию: в своей стране соблюдай свои законы, а, приехав в чужую, будь любезен, подчиняйся законам этой страны, иначе попадешь в переделку. К тому же путешествие в астрал – ваша собственная инициатива, никто вас к этому не принуждал, а тот факт, что вы тяготеете к нижним слоям астрала и разного рода чистилищам, а не взмываете в райские эмпиреи, - также ваша собственная вина. Ваши нынешние грехи и не отработанные грехи прежних существований не дают взлететь. Как это у вас говорят: и рад бы в рай, да грехи не пускают. К тому же астральный талисман, оберегавший от всяких неожиданностей, вы сами отдали астральному полицейскому: он его из ваших рук не вырывал.
- Но на меня напали эти твари, - стал оправдываться Андрей. – А полицейский сказал, что с помощью моего талисмана сможет их задержать!
- Так он их и задержал, как обещал, где вы здесь лярв видите? А то, что вы сами с этими жалкими существами не справились, так это, опять же, потому, что у вас для этого недостаточно личной силы. Надо было активней заниматься упражнениями по ее накоплению.
- Но затянуло-то меня сюда помимо моей воли!
- Представьте себе ситуацию, что вас затягивает в водоворот. Кто виноват в том, что вы утонули: водоворот, или вы, если предварительно сбросили с себя спасательный жилет и недостаточно натренировали мышцы, чтобы выбраться из него? В данном случае сработал закон природы, только несколько иной, чем в вашем мире. Так что, молодой человек, тот факт, что вы оказались на этой стене, объясняется вполне объективными законами, и моей вины тут нет. А, собственно, почему вы так переживаете? Что вас толкнуло на выходы в астрал, разве не любопытство? Что заставляет людей путешествовать, разве не жажда новых впечатлений, новых знаний? Вам разве не интересно побывать в ином мире, посмотреть на его обитателей, расширить свои знания по поводу того, как устроен наш земной макрокосм, или Шаданакар. Я как раз и собирался предоставить вам такую возможность. В свое время Данте с большим интересом осуществил с нашей помощью эту экскурсию. Наврал он, правда, в поэме с три короба, но, к сожалению, если бы он описал все, что видел, не прибегая к художественному вымыслу, его бы современники просто не поняли и поэтому вряд ли издали. Другое дело – Даниил Андреев, этот титан был уже ближе к истине, хотя и его картина мира далеко не полная. Но всему – свое время, в будущем появится новый гений, который сможет заполнить недостающие звенья.
- И вы меня сюда вызвали только для того, чтобы на экскурсию сводить? – недоверчиво спросил Андрей.
- О, люди, люди! – рассмеялся Черный магистр, театрально вскинув руки в небо. - Вечно вы всех подозреваете в какой-нибудь гнусной корысти или желании каким-то образом обокрасть. Лично мне от вас ничего не надо, я нахожусь на той ступени иерархии, что возможности и могущество мое несоизмеримо с вашим. Зачем миллионеру грабить бедняка? Я могу позволить себе роскошь сделать кому-то что-то просто так, из интереса: допустим даже из интереса, как этот человек себя поведет. Я – экспериментатор и психолог, только совсем иного, неземного масштаба. К тому же я уже сказал, что наблюдаю за вами давно, и вы – мой старый знакомый, правда этого вы не помните. Могу я пригласить в гости старого знакомого? Посмотреть, как он живет, как изменился? Среди сереньких людских масс вашей неинтересной, ленивой страны вы, сами того не зная, достаточно яркий экспонат, и то, как вы карабкаетесь по лестнице оккультных знаний и сил, мне любопытно. В средневековье ваша монада уже однажды поднялась достаточно высоко, но и срыв оказался глубоким: почти все накопленные силы были утрачены. Теперь, после длительного «отлеживания», вы вновь начали карабкаться по этой лестнице, и для своих лет достаточно преуспели. Правда, с лярвами вышел прокол, но тут сработала и ваша неуверенность в собственных силах, и то, что враг был незнаком, хотя, честно признаюсь, справиться с ними – совсем не сложно.
- Ну, хорошо, - сказал Андрей. – И все же, где мы с вами встречались? Разумеется, кроме тех двух случаев, которые я помню, и почему все-таки я вас заинтересовал?
- Не будем касаться всяких мелких встреч, их было много, и они не столь интересны. Можно упомянуть о двух. Первая произошла в Провансе в Х1 веке, вскоре после разгрома крестоносцами клана Катаров. Вы тогда были сыном небезызвестного графа Жана де Жизора – одного из организаторов ордена розенкрейцеров. Звали вас Пьер де Жизор, и тогда вы только начинали заниматься оккультными науками. Ну а вторая наша, наиболее яркая встреча – это Германия, шестнадцатый век. Тогда вы были на пике своего оккультного могущества и носили имя доктора Йохана Фауста.
- Фауста?!
- Да, да, Фауста.
- Того самого?!
- И того и не того, если вы имеете в виду знаменитого Фауста из поэмы Гете. Дело в том, что прототипом литературного героя Гете было реальное историческое лицо с тем же именем, который прославился как знаменитый алхимик, чернокнижник и астролог. К тому же он был не чужд людских радостей: любил вино, женщин, и, несмотря на происки инквизиции, дожил до преклонного возраста. Конечно, Гете, описывая его жизнь, много всего навыдумывал, и никакую вторую жизнь он не прожил, и никакого Единственного прекрасного мгновения не искал, после чего, как известно из поэмы, согласно договору сдал душу Сатане. Нет, он знавал в своей жизни немало прекрасных мгновений. Тут уж Гете нагородил огород специально, чтобы вывести свою философскую концепцию и блеснуть интеллектом. А что касается Мефистофеля, так он и правда, не раз заходил в скромную обитель доктора Фауста, и провел с ним немало интереснейших бесед. Ну и, естественно, из благодарности – люблю умных собеседников, - многому его научил, и многое показал. На эту тему можно целый роман написать, не хуже, чем Гете…
- Так значит, вы – Мефистофель!?
- Это – одно из моих имен, хотя и не истинное, только попрошу заметить: к Богу на прием я не ходил, вряд ли бы меня туда пустили, мое знакомство с вашим самым великим воплощением было нашей взаимной инициативой…
- Ну, дела! – проговорил Андрей. – Я – доктор Фауст!!
- Э, молодой человек, умерьте свою гордыню. Когда Альберт Эйнштейн пешком под стол ходил, он не был еще Эйнштейном, о котором знает все человечество, а только носил его имя. Он был тем семечком, из которого должно было прорасти могучее дерево. Вам до Фауста еще очень далеко. Вы пока тоже только семечко, которое упало  с его могучей ветви, и только имеете потенцию повторить своего гениального предшественника. До недавнего времени это семечко лежало в высохшей почве и не имело возможности прорасти, но теперь, кажется, процесс пошел…
- Но почему же он сорвался, почему не совершенствовался из воплощения в воплощение?
- Это особый разговор, не хочу пока об этом говорить, иногда надо сделать шаг назад, чтобы потом – два вперед.
Андрей смотрел на старый мрачный город. От всего увиденного и услышанного у него голова шла кругом.
«Ну вот, - думал он. – Доигрался в йогу. Выходит, я сейчас в аду нахожусь, а иначе как назвать это место! Вот уж никак не думал, что таким образом дьявола встречу! Правда, представлял я его себе совсем другим: ни копыт, ни рогов, ни хвоста, ни запаха серы и адского пламени, да и говорит очень логично и убедительно. Среди людей попадаются гораздо более мерзкие типы. А он даже в чем-то симпатичен, и потом: просто ощущаешь, какой он древний и мудрый. Да и жестокости от него не чувствуется: некая жесткость – да, но, наверное, в этом суровом мире по-другому и нельзя».
- Скажите, магистр, - медленно произнес Андрей. – Вы мне так и не объяснили, кто такие эти лярвы, которые на меня напали. Это что, тоже души каких-то грешников?
- Да нет, что вы! – замахал на него магистр. – Души у них никакой нет, это прерогатива человека. В нашем мире остаточная, неиспользованная энергия имеет тенденцию упорядочиваться и принимать, так сказать, личностную форму… Чуть было не сказал разумную – нет, разумными их не назовешь, скорее чувствующими. Пожалуй, основное, что они чувствуют – это голод, ну и, естественно, ту энергию, которая является для них пищей. Это – что-то вроде ваших шакалов, стервятников: подъедают то, чем брезгуют существа более высокой иерархии. Побираться они могут как в вашем мире, так и в астрале.
- Ну, знаете, - обиженно перебил его Андрей. – Что же, выходит, я – что-то вроде падали?
- Ни в коей мере! – снова заулыбался магистр. – Вы меня не дослушали. Если человек по доброте душевной предложит стервятнику кусок хорошего мяса, - разве тот откажется? Я внимательно следил за этим вашим происшествием. Помните кошку, которую вы пожалели и взяли с собою в астрал? С этого все и началось. Пожалев ее, вы открыли ей доступ к энергии. Правда, потом от кошек вы сумели отбиться, но дальше лярвы к вам явились уже в образе коричневых человечков, - и вы их испугались, к тому же были утомлены схваткой с кошками. Если вокруг человека, который по жалости угостил одного стервятника лакомым кусочком, соберется стая и будет знать, что у него есть еще: разве они не нападут, не постараются отнять пищу? У вас было два пути: либо сохранять полное к ним равнодушие, и тогда они бы от вас отстали, поскольку вы закрыли бы для них источник питания, либо вступить с ними в настоящий бой. Но не размахивать прутиком, трясясь от страха, а выплеснуть на них мощную волну ярости: тогда бы они все полопались и рассеялись в пространстве. А с яростью у вас плоховато, вы слишком неуверенны в себе. Лярвы вообще находят источник питания рядом со слабохарактерными, вялыми людьми, лишая их энергии или жизненной силы, которой и без того немного. К тому же они постоянно досаждают аналогичным душам, спустившимся в промежуточный астрал: вы его знаете как город Наров. Да и здесь, в Антимоскве, их предостаточно. Ну а неопытные астральщики, которые еще не знают, как вести себя в той или иной ситуации, тоже становятся объектами их нападения. Думаю, в другой раз вы уже не испугаетесь и сможете достойно их встретить.
- Значит, вы одобряете боевые действия? – спросил Андрей.
- Чтобы трава лучше росла, ее надо периодически выкашивать. Да и прополка тоже полезная вещь для культурных растений. А вообще-то война  войне рознь. Если она способствует прогрессу, то оправдана с точки зрения высшей целесообразности: если гибнут слабые и нежизнеспособные – это оздоровляет генофонд. Например, когда переселенцы из Европы стали осваивать Америку, оттесняя и уничтожая диких индейцев, то ничего плохого в этом не вижу. В противном случае не было бы сейчас такой могучей и развитой страны, как Соединенные Штаты Америки, и весь континент до сих пор населяли бы полудикие племена, которые по своей природе не склонны к цивилизации. А сегодня многие индейцы, наверное, сказали бы «спасибо» белым завоевателям, которые сражались с их предками.
- Ну конечно, - усмехнулся Андрей. – Во время войны, небось, вашей цивилизации пищи особенно много достается. Тут и боевой дух, и страх и ярость.
- И много дополнительной рабочей силы, - добавил магистр. – В наших подземных слоях для них всегда работа найдется. Чего греха таить, мы в этом заинтересованы, в  любом процессе можно найти как заинтересованные, так и незаинтересованные стороны, и никуда от этого не деться, - это диалектика. Но, в конце концов, не мы заставляем людей воевать, могли бы и не делать этого. А уж в том, чтобы вы полностью друг друга уничтожили, мы совсем не заинтересованы. Научитесь жить в мире? Что ж, мы и к этому приспособимся.
Черный магистр замолчал и уставился куда-то в пространство.
- А что, - спросил Андрей.  Мысль о том, что его душа в прошлом воплощалась в доктора Фауста, не давала ему покоя. – Вы правда наделили Фауста всякими необычными силами?
- Правда, - ответил магистр. – Только это не совсем тот термин. Он был готов к тому, чтобы принять дар. Я не могу по своей прихоти наделять оккультной силой кого ни попадя. Существует объективный закон: человек может взять столько, сколько способен переварить. Это зависит от размеров его личной силы, а она нарабатывается в каждом воплощении заново: разумеется, учитывая предварительно наработанный потенциал. Из желудя может вырасти только дуб: ну, а какой уж это будет дуб, хилый или могучий, зависит от ряда причин: тут и наследственность, и качество почвы, и климатические условия.
- А скажите, - Андрей смущенно отвел глаза в сторону. – Чисто теоретически, вы меня каким-нибудь даром смогли бы наделить?
- О, молодой человек, куда вас потянуло! – усмехнулся Черный магистр. – Теоретически, разумеется, конечно, в рамках вашей еще не сформированной личной силы. Но за это вам бы пришлось заплатить определенную цену. Ничто не дается просто так. Вам бы пришлось отработать.
- А как именно?
- Начнем с того, что нельзя служить двум господам сразу. Либо вы с Богом, либо с Люцифером. Основная масса людей не могут толком служить ни тому, ни другому, - в этом случае они  не имеют ни от того, ни от другого, то есть, извините за выражение, как дерьмо в проруби. Что касается вас, то вы, при всей вашей перспективности, еще не определились и сами не знаете, чего хотите. Ваш предшественник, доктор Фауст, – другое дело, тот четко знал, чего хотел, и был готов платить. Он и заплатил. Но, поскольку его могущество и неуязвимость имели, так сказать, отрицательный источник, то в посмертии ему пришлось глубоко погрузиться в наши миры: а чем глубже погружение, тем труднее подняться наверх, и сил на это затрачивается много. Но вот, после долгих лет бессилия вы пробудились. И снова начали нарабатывать потенциал.
- Значит, я должен был бы вроде как душу продать?
- Не продать, а всего лишь определиться, по какому пути следовать.
- И я должен был бы свою энергию кому-то отдавать?
- Молодой человек, лично мне ваша энергия не нужна, я, извините, не стервятник. Меня может интересовать только энергия больших масс людей, и то определенного рода. Нет, те люди, которые заключают с нами контакт, сами ничего не отдают, но мы наделяем их возможностями, соответственно их личной силе, влиять на массы определенным образом, то есть задавать движение в нужном нам направлении и вызывать определенный эмоциональный всплеск, то есть активизировать людей, или, как это называет ваш опальный социолог Лев Гумилев, обеспечивать пассионарный подъем этноса. Это, с одной стороны, ведет человечество по пути прогресса, а с другой стороны – и нам дает пищу. К сожалению, одно без другого не обходится.
- Но ведь это – удел политиков!
- Иной чудотворец, или писатель, или философ способен влиять на людские души гораздо сильнее любого политика: в этом случае он взрывает и меняет общество изнутри, а не снаружи, как политик. Смею вас уверить: и граф Калиостро, и Сен-Жермен влияли на умы и сердца людей гораздо сильнее, чем слабые политики того времени. Конечно, когда политики осознанно «наши люди», такие, как Аттила, Чингисхан, Сталин или Гитлер, тогда он перетрясает общество снизу доверху и высвобождает колоссальную энергию человеческих масс. Но я больше симпатизирую определенного рода оккультистам и философам - тоже определенного рода.
- Так вы все-таки симпатизируете Гитлеру или Сталину?
- Я не говорил, что симпатизирую, я вам уже сообщал, что они были редкими негодяями, к тому же ограниченными недоучками, но сделали колоссально много для социального прогресса: одно другое не исключает. Как правило, кастрированные альтруисты, только и думающие, как бы осчастливить несчастное человечество, ничего путного сделать не могут и загоняют людей в пучину еще больших бед и лишений. Люди слишком тупы и ленивы, им необходим кнут. Как говорят: «Щука в пруду, чтобы карась не дремал…»
Тут Андрей почувствовал, что внутри у него словно бы кончился завод, а мир вокруг стал колебаться и расплываться. Черный магистр также потерял отчетливость контуров и начал уплывать.
- Ну вот, - донеслось до Андрея гулко, как бы уходяще. – Кончился ваш энергетический заряд, рассчитанный на это путешествие, так что экскурсия на сегодня отменяется. Полагаю, что еще увидимся. Очень было приятно с вами побеседовать, правда, говорил, в основном, я, болтлив стал не в меру, но в вас ощущалась глубина понимания, а это бывает не часто. До встречи, молодой человек.
На этих словах окружающий мир окончательно поблек, Андрей почувствовал, что его словно бы втягивает в огромную трубу, и в следующий момент он очнулся на своей кровати, как обычно, заледеневший как ледышка. К счастью, на этот раз никакой мини-летаргии у него не было, и на путешествие ушло ровно столько времени, сколько уходило на обычный сон. Он был бодр и ощущал подъем сил вместо обычной разбитости, возникавшей после выхода в астрал, правда, на этот раз оставалось чувство душевной запачканности, которое, впрочем, прошло после того, как он принял душ. Проделывая утренние упражнения, он снова погрузился в ночное происшествие, припоминая все новые и новые детали, пока оно не всплыло в его сознании во всех подробностях, и ему стало жутковато: вот, значит, куда завел его неуемный интерес к мистике. Что-то он не припоминал описания подобного разворота событий в своих книгах по индийской философии. Правда, там что-то говорилось о помехах и срывах в результате различных нарушений. Что-то было по поводу гордыни от своих успехов, правда, к чему это конкретно приводило, он не понял, поскольку это были общие слова об остановке духовного развития. Интересно, а можно ли назвать встречу с Мефистофелем  остановкой духовного развития? А была ли у него гордыня? Тут Андрей не мог ответить с определенностью. Да, он начал относиться к себе по-другому, да, он все больше чувствовал свое отличие от других, и, пожалуй, все чаще ловил себя на некотором презрении к своему окружению, среди которых, кстати, были и отличники, и достаточно начитанные ребята. Но все это были  не те знания, и, с точки зрения Андрея, гроша ломаного не стоили. К тому же все они были материалистами, а следовательно, существами ему не интересными. Андрей стал припоминать другие свои огрехи, с точки зрения йоги, и нашел еще одну, существенную. Он не чувствовал в себе любви к людям. Во всех духовных книгах, которые он читал, говорилось, что с ростом духовности возрастает и любовь ко всему окружающему. Достигший просветления саньясин, как он помнил из Бхагавадгиты, видит присутствие Бога в каждом: и в странствующем монахе, и в погонщике слонов, и даже в представителе самой презираемой касты – собакоеде, да, кстати, и в слоне и собаке тоже. Для него между людьми и животными как бы стирается разница, и он любит каждого, поскольку неотъемлемой частью Бога является Любовь. Было ли нечто подобное у Андрея? Вот тут со всей уверенностью можно было сказать, что – нет. Да, он любил маму, правда, уже совсем не так, как в детстве, поскольку увлечения Андрея были для мамы чужды, и ее утешало только то, что это все-таки лучше, чем компания хулиганов или наркоманов, но о понимании не могло быть и речи. Он достаточно равнодушно отнесся к уходу отца, и если и переживал, то только за мать. Да, он симпатизировал кому-то, ему нравились какие-то девушки, но сказать, что он любит людей в целом, было нельзя даже с большой натяжкой. И одно он знал точно: ему совершенно нет дела до незнакомых людей, и, если какому-то прохожему вдруг потребовалась бы его помощь, он постарался бы пройти мимо. Если оценивать его духовный рост с этой точки зрения, то картина вырисовывалась совершенно неутешительной, тем более, он все понимал, но это никак не отражалось на его чувствах.
Кстати, о соблазнах: а ведь демоны-Мары приходили искушать самого Будду, когда тот сорок дней сидел под деревом Бодхи, - и он выдержал. Скорее всего, и к нему – Андрею, приходил искуситель, и не кто-то там, а сам Мефистофель! Эта мысль не только не вызвала чувства вины или раскаяния, но наоборот: надо же, к нему, какому-то никому не известному Андрею Данилову, приходил искушать сам Мефистофель! А впрочем, почему это «никому не известному»? Ведь в прошлом он был не кто-то там, а сам доктор Йохан Фауст! И мысль о своем славном, правда, совершенно забытом прошлом наполнила его сердце гордостью и ощущением собственной значимости.
«Ладно, - думал Андрей. – Я, в конце концов, к этому магистру в гости не напрашивался, к тому же совершенно не ожидал, что такое произойдет. Он сам сказал, что заставить меня что-то плохое сделать он не может, просто, если в дальнейшем подобная встреча и произойдет, нужно быть осторожнее. Да к тому же, возможно, все это – мои сны только, и никакого магистра вообще нет, тем более, по философии Адвайта – все в мире иллюзия: и наша реальность, и наши сны».
Успокоив себя таким образом, как мог, Андрей позавтракал и отправился в школу, но тем не менее чувство тревоги и ожидания мрачных событий долго не покидало его.
          













ГЛАВА 5

НОВЫЕ ЗНАКОМСТВА

В тот же день случилось, казалось бы, малозаметное событие: одноклассница Андрея, Леночка Алексеевская пригласила его и нескольких своих приятельниц на день рождения. Почему именно его, единственного парня, Андрей так и не понял: он был новеньким и ни с кем особенно близко подружиться не успел, а его замкнутость и углубленность в себя мешали заметить, что Леночка давно на него заглядывается. Отказываться было неудобно, и ровно в шесть вечера Андрей сидел за праздничным столом именинницы.
Дома была Леночкина мама, поэтому ребята, несмотря на две бутылки сухого вина на столе, никак не могли расслабиться. Андрей, погруженный в воспоминания о ночной встрече, сидел молчаливый, вяло реагируя на щебетание Леночки, которая устроилась рядом с ним, вызвав недвусмысленные перемигивания подружек. Вечер не клеился, но тут прозвенел звонок, и Леночка побежала открывать. Кто пришел, Андрей так и не увидел, очевидно, это был гость мамы, поскольку некоторое время из коридора раздавался приглушенный мужской голос, который о чем-то разговаривал с ней, а затем хлопнула дверь во вторую комнату. Лена скоро вернулась за стол, и таинственно наклонившись к уху Андрея, зашептала:
- Знаешь, кто это пришел? Самый настоящий экстрасенс!
- Кто-кто? – Встрепенулся мальчик.
- Экстрасенс. Ты что, слова такого не знаешь?
(Следует напомнить, что в те годы термин «экстрасенс» был еще достаточно экзотичен).
- Да нет, знаю, – криво усмехнулся Андрей. «Я вообще многое знаю, - подумал он, – о чем ты, милая, и понятия не имеешь». – А что, он к тебе пришел на день рождения?
- Не ко мне, а к маме, - с досадой ответила Леночка. – Он ее лечит, но я постараюсь его за стол позвать, а то ты у нас мужчина в единственном числе, совсем заскучал, слова из тебя не вытянешь!
- Да ничего я не заскучал, - смутился Андрей. – Просто я твоих подруг плохо знаю. И чего ты меня, только одного парня пригласила? Лучше бы, чтоб компания поровну была. Да и потом, я сегодня спал плохо. «Знала бы ты, милая, где я ночью был, и с кем разговаривал», – снова пронеслось в его голове.
- Приглашать никого из мальчиков, кроме тебя, я специально не хотела, – стрельнула на него глазками Леночка. – К тому же мама у меня не любит, когда в нашем доме много мужчин собирается. Она и чтобы ты пришел, была против, да я настояла.
- Слушай, - постарался перейти Андрей со смущающей его темы. – А с чего ты взяла, что он экстрасенс? Он сам говорил?
- Говорил! – затараторила Леночка, радуясь, что, наконец, расшевелила Андрея. - Да он такое делает! У мамы в желчном пузыре камень сидел, врачи сказали – срочная операция, иначе может желтуха начаться. Я сама рентгеновский снимок видела: у нее камень почти весь желчный пузырь занимал. А тут мамина подруга познакомила ее с Игорем Чечиком, это – тот самый, который пришел. Так он маме этот камень за три сеанса растворил. Врачи только руками разводили, говорили, что не может такого быть, - и еще пару раз переснимали, но так ничего и не обнаружили. Он теперь назначил несколько сеансов на реабилитацию, чтобы организм побыстрее после болезни восстановился. Да что камень! Он любое заболевание продиагносцировать может, ему даже не нужно говорить, что у тебя болит, он все сам расскажет, да в таких подробностях! Как болезнь начиналась и развивалась, да что к этому привело. Ты даже о себе многие вещи забыла, а он говорит: «Вспомните, было то-то и то-то» - и, действительно, вспоминаешь: все так и было! И, потом, он нам с мамой гороскопы составил, и все описал: и какие периоды благоприятны или неблагоприятны для здоровья, и в какие дни могут разные несчастья произойти, и когда материальный достаток может быть, и когда желательно какие-то дела начинать. И потом, сказал, что я очень рано замуж выйду, и будущего суженого описал: ну вылитый – ты, смех, да и только, – хихикнула Леночка.
- Так ты меня, поэтому пригласила? – усмехнулся Андрей.
- Да нет, Андрюша, я тебя еще до этого пригласить собиралась, ты мне давно нравился, – сказала Леночка и потупила глазки.
- Так это и я могу, - постарался уйти Андрей от щекотливой темы. Леночка, правда, была ему симпатична, однако не настолько, чтобы признаваться ей в любви. – Мало ли что можно наговорить о далеком будущем. Поди, проверь. А потом, через 5-10 лет, если все это не совпадет, что, ты его разыскивать будешь?
- Дело не в будущем, - сказала Леночка. – Это, действительно, сейчас не проверишь, но он мое прошлое в точности описал, причем ни я, ни мама ему об этом ничего не рассказывали, а женщина, которая его рекомендовала – случайная знакомая и почти ничего о нас не знает: я об этом маму спрашивала. Так он описал, и годы точно назвал, и когда я пневмонией болела, и когда руку сломала, и когда мы из Саратова в Москву переехали, и когда папа ушел, и еще точно сказал, что он был военный. И вообще, мой характер, и мои склонности настолько точно охарактеризовал: я сама многое о себе не знала, но потом на досуге проанализировала – все точно. И к тому же он по фотографии диагностировать и лечить может. Ему мама фотографию нашей родственницы показала и ничего о ней не говорила, так он сказал и что у нее остеохондроз шейно-грудного отдела, и сердечная недостаточность, и миома матки, и все точно: она раньше часто маме жаловалась и на позвоночник, и на сердце, и что у нее по гинекологии не все в порядке. Он еще сказал, что мог бы ее по фотографии полечить, но для этого она должна сама его об этом попросить.
Андрей слушал и испытывал что-то вроде ревности. Он всегда считал, что подобная тема – чисто его прерогатива, но теперь оказалось, что к этой проблеме имеет отношение и Леночка Алексеевская.
- Да, - протянул он. – Очень интересно. Я, правда, знал одного серьезного йога, - он даже меня кое-чему обучал и книжки давал читать, - он тоже несколько раз предсказал будущее, но об экстрасенсорном целительстве ничего не говорил. Может быть, он что-то и умел, но никогда об этом не рассказывал. Он больше был философ, к тому же в свои пятьдесят пять лет такие сложные асаны выполнял, асаны – это позы йоговской гимнастики, - добавил он, видя, что Леночка его не поняла. – Наверное, мастер спорта по гимнастике ахнул бы. Видела в цирке номер «женщина-змея»? Вот что-то вроде этого.
- Как интересно, - защебетала Леночка. – Меня все эти вещи ужас как интересуют! Расскажи о нем, пожалуйста.
Андрей открыл, было, рот, чтобы, естественно в строго ограниченном объеме, рассказать про Маркелова, но в этот момент открылась дверь в комнату, и Ленина мама – мощная пышная брюнетка буквально втащила за руку невысокого, и, несмотря на молодость, уже почти лысого человека в круглых металлических очках, как у Джона Леннона.
- И ничего даже слышать не хочу, - ворковала мама. – Садитесь за стол, угощайтесь, у дочки сегодня день рождения, по этому поводу ее подру… то есть друзья собрались, – поправилась она, словно в первый раз увидев Андрея.
- Ребята, - с пафосом обратилась к компании мама. – Это - мой спаситель, замечательный экстрасенс и чудотворец, Игорь Дмитриевич. Садитесь, не стесняйтесь, а то  тут наш единственный молодой человек совсем среди девочек заскучал.
Впрочем, по всему было видно, что Игорь Дмитриевич и сам не прочь перекусить. Поскольку он с явным удовольствием уселся за стол, налил себе бокал вина и наложил в тарелку большую порцию салата оливье. Некоторое время он ел молча, и до этого беспрерывно болтавшие девчонки тоже притихли, исподволь бросая несколько испуганные взгляды на нового гостя. Затем гость налил себе и двум сидящим рядом девочкам вина, встал и произнес:
- За вашу сурасундари! – И снова сел, вызвав полное недоумение окружающих. Андрей явно где-то читал это название, но никак не мог вспомнить, что оно означает.
- А что это означает? – нарушила недоуменное молчание Ленина мама. – Нашу Леночку никто так раньше не называл.
- Так в Индии в средние века называли служительниц храмов, – ответил Игорь Дмитриевич. – Буквально – божественная красавица.
- А почему вы так Леночку назвали?
- Я увидел, что несколько столетий назад душа Лены воплощалась в Индии в лице одной из таких служительниц.
- А вы верите в существование души и в перевоплощения?
- Я не верю, я – знаю, - отрезал Игорь Дмитриевич. – Да вы посмотрите на ее лицо, фигуру. Это же сложение индийской танцовщицы-девадаси, потом - темные вьющиеся волосы, лицо с явным восточным оттенком. Ваш бывший муж русский?
- Да, вроде все русские, правда, у меня есть немного польской крови.
- Так откуда же этот явно восточный облик у русской девушки? На нее наложило отпечаток ее древнее воплощение, - очевидно, очень сильное в судьбе ее монады. Это ее воплощение я увидел сразу. Другие мне пока неизвестны, тут надо специально ментать… в смысле смотреть.
Андрей все с большим интересом поглядывал на этого странного молодого человека. От него, казалось, исходила какая-то непонятная сила: такая же сила исходила от Маркелова, но у Игоря Дмитриевича она была несколько другая, более жесткая, что ли. По всему было видно, что этот человек привык подчинять окружающих.
- Игорь Дмитриевич, - вступила в разговор виновница торжества. – Это очень интересно, но я совершенно не помню, что была какой-то средневековой индианкой…
- Так не мудрено забыть, - усмехнулся гость. – Сколько лет прошло. Шучу, дело в том, что даже совсем недавние воплощения не остаются в памяти обычного человека, тем не менее глубоко в подсознании хранится информация о прежних событиях, и люди, далеко продвинувшиеся по пути духовного развития, их начинают вспоминать, например, Будда Шакья Муни помнил всё.
- Но это надо как-то доказать!
- Мне, скажем, доказывать ничего не надо. Сосредоточившись на карме души, я могу увидеть на мысленном экране что-то вроде кинофильма о событиях из прежних воплощений человека. Иногда для этого серьезно помедитировать, а иногда, как в твоем случае, наиболее яркий след, оставленный в душе человека, запускает картинки спонтанно. Я, например, видел некоторые сценки храмовой жизни с твоим участием, и некоторые вне храма. Не буду вдаваться в подробности, они были достаточно эротичны…
- Ну что вы, - раскраснелась Ленина мама, – она совсем ребенок еще!
- А я потому и не рассказываю, - усмехнулся гость. – Это было совсем другое время и совсем другая культура, и то, что считается безнравственным и неприличным сейчас, таковым тогда не являлось. Например, тантрические ритуалы были неотъемлемой частью религиозной жизни Индии; да они и сейчас не совсем изжиты…
- А что такое «тантрические»?
- Если сказать, что это ритуалы сексуальные, то это коснуться только одного аспекта, это – предмет особого разговора, и вы уж меня извините – с подготовленными людьми, а иначе эта тема может просто шокировать. Вы видели фотографии храма в Кхаджурахо?
Закончив эту фразу, Игорь Дмитриевич первый раз внимательно посмотрел на Андрея, а затем куда-то сквозь него, так, что у него по спине пробежали мурашки. Андрей почувствовал, что чем-то заинтересовал экстрасэнса.
- Кстати, - снова продолжил разговор Игорь Дмитриевич. – Можно, конечно, предположить, что все это мои фантазии, но дело в том, что прежние воплощения человека можно выявить, погрузив его в сомнамбулическую фазу гипноза, и тогда человек сам рассказывает, что видит, словно бы его сознание переселяется в то время, а иногда начинает говорить на совершенно незнакомом языке: на санскрите, например.
- И что, это как-то возможно продемонстрировать? – заерзала на стуле Леночка.
- В принципе, можно, я – неплохой гипнотизер.
- Ой, а можно меня загипнотизировать?
- Можно, только ты ничего не будешь помнить после сеанса, а для окружающих то, что они увидят, может показаться несколько странным…
- Ну прекрати, Елена, неудобно затруднять нашего гостя, - вмешалась мама. – К тому же, а вдруг это опасно!
- Да ничего опасного, - блеснул глазами Игорь Дмитриевич. – Девочке будет казаться, что она видит сон. Заодно можно будет проверить, насколько я прав по поводу Лениного индийского воплощения. Попробую отправить ее дух в далекое прошлое, правда, 100% гарантии, что все получится, не даю, и все же стоит попробовать.
- Ну, ладно, если это не опасно, и если Леночка так просит… -  дала себя уговорить мама.
Игорь Дмитриевич предложил Лене сесть в мягкое кресло и расслабиться, затем достал из кармана маленький блестящий шарик на веревке и стал его слегка раскачивать на расстоянии вытянутой руки от лица девочки.
- Расслабься, - еще раз сказал он. – Сейчас существует только мой голос, внимательно смотри на шарик. Твое дыхание становится ровным и глубоким, все окружающие предметы уходят из твоего сознания, тобой овладевает чувство покоя и расслабленности. Твои руки, ноги и все тело становятся тяжелыми, дремотными, веки тяжелеют, наступает крепкий спокойный сон.
Еще какое-то время он повторял эти и другие словесные формулы, Леночкины глаза закрылись, дыхание сделалось ровным, по всему было видно, что она заснула.
- Так, - сказал Игорь Дмитриевич. – Она вошла в первую фазу гипнотического сна, теперь попробуем перевести ее в следующую фазу и отправить ее дух в прошлое, причем я не буду ничего ей внушать и навязывать, душа сама остановится в том периоде, где в ее глубинной памяти остались самые яркие впечатления. Итак, - его голос снова стал громким, обволакивающим, не терпящим возражений. – Ты снова слышишь мои команды. Ты погружаешься в сон все глубже, ты не чувствуешь своего старого тела – у тебя теперь новое тело, лучистое, легкое, в котором можно летать, как птица, но пока ты еще на земле. Что ты видишь, что чувствуешь?
- Я вижу чудесный фруктовый сад, - каким-то изменившимся чужим голосом ответила Леночка. – Я хожу среди деревьев, кругом поют птицы, нежная трава щекочет лодыжки. О, как здесь хорошо и спокойно! Здесь никого нет, только сад, и я, и птицы, и деревья. Я подхожу к большой раскидистой яблоне, с нее свисают изумительные ароматные плоды… Я вытягиваю руку… Срываю яблоко. – При этих словах Леночка выпрямилась на кресле и сделала движение рукой, словно срывала с дерева яблоко. – Теперь я начинаю его есть. – Она, не открывая глаз, поднесла пустую руку ко рту и начала с видимым удовольствием что-то откусывать и жевать. – О, какое сочное, спелое яблоко! – в упоении продолжала она свой рассказ. – Просто тает во рту. Сейчас еще сорву.
- Ну, хватит, хватит, - перебил ее Игорь Дмитриевич. – Так ты все дерево опустошишь. У нас – другая задача.
Леночка тут же опустила руку, откинулась на спинку кресла и снова задышала, как во сне.
- Сейчас ты выходишь из сада и взлетаешь в небо. Что ты видишь?
- Я лечу, лечу, подо мной леса, реки, озера, - монотонно заговорила девочка. – Надо мной светит прекрасное, яркое солнце. А сейчас я вхожу в облака. Ничего не вижу, кругом одна пелена.… Теперь я над облаками. О, как это красиво! Словно бы сплошное снежное царство со всякими причудливыми дворцами подо мной.… Наверное, так выглядит Антарктида… Я поднимаюсь выше, выше.
- Сейчас ты входишь в обратный поток времени, - прервал ее Игорь Дмитриевич. – С огромной скоростью, как прокручивают назад кинопленку, ты летишь в свое прошлое. Тебе 10 лет, 5 лет, год. Теперь ты – в чреве своей мамы, ты – эмбрион. Теперь ты выходишь в довоплощенное состояние. Ты летишь в свои прежние воплощения. Подашь мне знак, когда снова почувствуешь себя на земле. Итак, двадцатый век, девятнадцатый, – говорил он с большими перерывами, словно давал Леночке время на осознание. Восемнадцатый…
Леночка вдруг неожиданно открыла глаза, уставилась невидящим взором на Игоря Дмитриевича, и каким-то странным, старческим голосом произнесла:
- Та дэсь я, дэсь. Заходьтэ, сидайтэ.
Все с удивлением переглянулись. Это был не Леночкин голос, казалось, даже лицо ее постарело, обострились черты, пролегли складки у губ и глаз, и заговорила она, вдруг на ломаном, похожем на украинкий, языке.
- Кто вы? – строго спросил Игорь Дмитриевич
- Та Прыська я, баба Прыська.
- Вы молодая?
- Та ты шо, смиешься, хлопчик? Ты шо, нэ бачишь? Яка ж я молода?
- Вы можете взять ручку и написать свои имя и фамилию? – Игорь Дмитриевич поднес к руке Леночки шариковую ручку и бумагу. Леночка взяла ручку, недоуменно и неловко повертела ее и сказала:
- Яка пысалка чудна! Я такых зроду не бачила… Ни, хлопчик, я грамоти нэ розумию, у нашему сэли тильки поп та пысарь розумиють.
- Где вы живете?
- Та на Полтавщини, у сели.
- Вы крепостная? Кто ваш помещик?
- Пан Вышнэвськый.
- Он добрый помещик, хороший?
- Якый хороший! Скупый, собака. Робым на нього с утра до вичора, спыну не разогнуть!
- Назовите самое яркое впечатление в вашей жизни.
- Та надысь, чэрэз наше село царица Екатерина произжала с графом Потемкином. Гарна така золота карета. Воны все нам гроши кыдалы. Добры такы…
- Скажите, - снова перебил ее Игорь Дмитриевич. – А какая у вас сейчас политическая обстановка? Что в стране происходит, с кем Россия воюет?
На лице бабы Прыськи (Андрей не смог сейчас назвать это лицо Леночкиным) отразилось недоумение.
- Та хыба мы знаем? Нам це не трэба!
- У вас есть дети, внуки?
- А як же! Господь нэ обидэл.
- А как вы со своим мужем познакомились?
- Та на поли, у стогу. Тогда вэлыка хмара зробылась, та мы уси у стог поховалысь. Там я свого чоловика и зустрила.
- А что вы еще помните?
- Та працю, усэ працю… Та як на Рождэство колядовать ходылы, колы дитьмы булы…
- Ладно, - сказал Игорь Дмитриевич. – Ты выходишь из восемнадцатого века, из воплощения украинской крестьянки бабы Приськи. Отдыхаешь во вневременье.… Скажите, - обратился он к Лениной маме, которая весь сеанс испуганно глядела на дочь. – У вас в роду кто-нибудь жил на Украине?
- Да нет, вроде никого.
- А языка украинского Лена не знает?
- Да что вы! Разве что «здоровеньки булы», да мы и на Украине-то никогда не были.
- Ясно, - сказал Игорь Дмитриевич. – Очень яркий пример: Лена, подключившись к информационному образу своей давней предшественницы, начинает говорить на незнакомом языке, осознает себя человеком, живущим в восемнадцатом веке, вспоминает многие подробности своей предыдущей жизни, и даже лицо ее в какой-то мере меняется. Были ли у нее после восемнадцатого века какие-то другие воплощения, я не знаю, но душа ее почему-то остановилась именно на образе бабы Приськи. Кстати, даже не знаю, как это имя полностью звучит. Одно скажу: сыграть такое, заранее подготовившись, невозможно. Ну что, - перевел он взгляд с Лениной мамы на остолбеневших гостей. – Продолжим, или как?
- Продолжим, продолжим, - наперебой заговорили Ленины подружки.
- Хорошо, еще один полет в еще более давнее прошлое, и на сегодня – достаточно… - Он вновь перевел взгляд на Лену, и снова начал отчетливо произносить цифры: семнадцатый век, шестнадцатый, пятнадцатый, четырнадцатый… - На слове «четырнадцатый» девочка снова открыла глаза и встрепенулась.
- Кто вы, где находитесь?
На этот вопрос Лена ничего не ответила, только удивленно посмотрела на Игоря Дмитриевича, затем легко, словно кошка, соскочила с кресла и сделала странный жест двумя руками, прикоснувшись ладонями к своему лбу, глазам, груди, и протянула руки к Игорю Дмитриевичу. Затем скользнула к нему, прикоснулась к его груди кончиками пальцев и скрестила перед собой руки.
После этого снова отскочила в центр комнаты и встала в странную позу, разведя колени в стороны и слегка согнув ноги, стопы же касались друг друга пятками, и были странно вывернуты назад. Руки, отведенные в стороны, она согнула в локтях, а ладони развернула параллельно полу, пальцы замыкались колечком. («Как в маха-мудре» - отметил про себя Андрей.) Лицо ее снова помолодело и дышало свежестью и тайной. Затем руки, ноги, стан пришли в непрерывное ритмичное движение, пальцы сплетались в замысловатые мудры, а глаза совершали быстрые кокетливые взгляды на окружающих. При этом она тоненьким, грудным, совсем не Лениным голосом стала напевать:
- Говинда Джая Джая,
Гопала Джая Джая,
Радхаромана Хари
Говинда Джая Джая…
Игорь Дмитриевич, для которого эта сцена, как и для остальных, была несколько неожиданной, какое-то время молча наблюдал этот странный замысловатый танец, затем сказал:
- Напоминает классический индийский танец Одиси. Я как-то его видел в исполнении профессиональной танцовщицы из Бенареса. Очень похожие движения. Но откуда такая пластика? Ваша дочь танцами занималась? - перевел он взгляд на Ленину маму.
- Да нет, никогда, - ответила та. – Немного художественной гимнастикой, да бросила через пару месяцев, со школьной программой не справлялась. Она вообще пассивна, только книжки про любовь все время читает.
Тут Лена закончила танец и вновь залопотала что-то на незнакомом языке, среди слов которого встречались знакомые Андрею санскритские «Лакшми», «Радхарани», «Кришна», «Рукмини», «Дэви» и ранее услышанное от Игоря Дмитриевича «Сурасундари», правда, узнавались эти слова с трудом, поскольку произносились с совершенно незнакомым акцентом, совсем не так, как Андрей произносил их мысленно.
- Снова Санскрит, - прокомментировал Игорь Дмитриевич. – Правда, не знаю, текст ли это из какого-то священного писания, или просто она нам что-то рассказывает, но звучит очень поэтично. К сожалению, перевести не могу, с санскритом знаком только на уровне некоторой специальной терминологии. А жалко, что мы с вами магнитофон не подготовили, не продумал я этот вопрос, балда: Лене бы потом самой прослушать, что она в состоянии гипноза наговорила… И еще специалисту-санскритологу: может, он бы это перевести смог…
Тут Лена неожиданнохъ скользнула к Андрею, сидящему на стуле, расположилась у его ног, странно подогнув ноги под ягодицы («Вирасана», - подумал про себя Андрей) и, положив ему подбородок на колени, устремив в глаза влюбленный взгляд, снова заговорила что-то на том же языке, но на этот раз с мольбой и тревогой. Затем, словно услышав какой-то жестокий ответ, вскрикнула, закрыла лицо руками и спрятала его в коленях.
- Все, достаточно, достаточно, - резко произнес Игорь Дмитриевич. – Сеанс закончен, похоже, она что-то неприятное увидела или услышала. Сейчас я считаю до десяти, и на счет «десять» ты просыпаешься. Один, два, три… - На счет «десять» Леночка открыла глаза, ошарашенно поглядела на окружающих, затем на себя и неловко поднялась с колен.
- Как это я здесь очутилась, я вроде бы на кресле сидела? – с недоумением спросила она.
- Как очутилась! – ответила мама, все еще не пришедшая в себя после увиденного. – Да ты тут нам такой спектакль разыграла! Ты что, ничего не помнишь?
- Нет, только помню, что заснула, ну, и вроде бы какие-то сны снились... Но о чем?… Нет, не могу припомнить, голова какая-то чумная!
- Это скоро пройдет, - сказал Игорь Дмитриевич. – Не бойся, а девочки тебе потом расскажут, что ты тут изображала. Ладно, устал я очень, выйду, покурю, а то вы, Лидия Сергеевна, знаю, табачного дыма не переносите.
- А можно я с вами? - впервые с момента прихода Игоря Дмитриевича подал голос Андрей.
- Ну, пойдем, мне кажется, нам есть что друг другу сказать, – смерил его взглядом Игорь Дмитриевич.
По-видимому, девочки тоже очень хотели присоединиться к мужчинам, но, зная старорежимное отношение Лидии Сергеевны к курящим девушкам, желания выйти, не высказали и тут же наперебой начали рассказывать Леночке о том, чему были свидетелями.
Игорь Дмитриевич и Андрей вышли на лестничную площадку, экстрасенс достал из кармана пачку Беломора и протянул мальчику. Тот на секунду замялся, но решил, что из соображений коммуникации правильней будет не отказываться, поэтому вытащил из пачки беломорину и закурил, хотя полтора года назад давал себе зарок.
- Ты, я вижу, не куришь, - полу утвердительно сказал экстрасенс, заметив, что Андрей поперхнулся и поплыл.
- Курил раньше, да бросил, - смущенно улыбнулся тот. – Просто подумал, что, если я за вами увязался, неудобно отказываться.
- Ну так, и не курил бы, я бы вполне тебя понял, – серьезно сказал Игорь Дмитриевич. – Определяться надо один раз: либо ты куришь, либо нет, и не идти на поводу у обстоятельств.
- А вы сами не бросали никогда? Это же вредно и тормозит духовное развитие!
- Пока это мне не мешает, я курю, как только будет мешать, брошу! – отрезал экстрасенс. – Как ты, наверное, помнишь, Шерлоку Холмсу табак только помогал в его логических умопостроениях. А духовному развитию, или, как я предпочитаю это называть, накоплению личной силы табак не мешает, его действие относится к сфере физического тела, а накопление личной силы – прерогатива более тонких тел. А то, что «Минздрав предупреждает», так помни: ничего нельзя брать на веру, тем более, когда это говорят люди, которых ты в глаза не видел: все надо проверять, и по поводу любого явления иметь свое мнение. Лучше в чем-то ложное, но – свое.
- А что вы эту дрянь курите? – спросил Андрей, с отвращением затягиваясь. Он все-таки решил докурить папиросу до конца, и потом снова завязать.
- Понимаешь, плохие папиросы или сигареты содержат больше соломы, чем табака, а сожженная солома – это Калькарелла карбоникум – прекрасное гомеопатическое средство, можно сказать – от всех болезней. Я специально тестировался на аппарате Фолля, и он показал, что именно Беломор мне не вреден: даже в чем-то полезен, в силу специфики моих занятий.
- Что-то я не видел, чтобы курево кому-то помогало, – проворчал Андрей.
- А оно и не всем помогает, отношение к табаку очень индивидуально: для кого-то это – яд, для кого-то – лекарство. Тем более, все зависит от сорта табака: одному подходит одно, другому – другое, третьему – вообще ничего не подходит.
- А что это за аппарат Фолля такой?
- Это прибор, разработанный одним немцем, для тестирования состояния организма по акупунктурным точкам, а также по нему можно определять еще до приема, какое лекарство или вещество подходит данному конкретному человеку, какое нет. Тем же способом можно протестировать тот или иной металл. Золото, например, сейчас носят все подряд, а носить его можно только 30%, следовательно, остальные 70% себе только вредят. С серебром – лучше, серебро переносят 65%. И когда в дальнейшем у человека развивается то или иное заболевание, он и понятия не имеет, что, не носи он золотое обручальное кольцо, и заболевания бы не было. Все это проверено десятками тысяч экспериментов на протяжении многих лет… А ты, я вижу, йогой занимаешься, – вдруг резко сменил он тему.
- Как вы догадались? Я как раз об этом хотел с вами поговорить! – удивленно вытаращил глаза Андрей.
- Это я определил по твоей ауре.
- А вы видите ауру?
- Вижу.
- Я тоже в определенном состоянии могу ее видеть, только это мне мало что говорит.
- Видеть недостаточно, надо хорошо изучить информацию, что к тебе поступает, тем более, каждый видит ауру по-своему, и трактовки могут быть различными. Видел бы ты, какие между ауровидцами баталии происходят. Я сейчас в подобных спорах не участвую, а раньше до хрипоты спорил. Так вот, по твоей ауре я определил, что ты занимаешься энергетическими прокачками: у тебя она эллипсоидная и сгармонизированная. Ты же сразу увидишь по развитию мышечной системы, занимается человек спортом или нет, так же и здесь: аура у тебя накачана, а преобладание в ней золотых тонов говорит о тяготении к индийскому эгрегору. Кстати, по ауре же я определил, что у тебя есть учитель.
- Был, - с грустью в голосе сказал Андрей. - Я в Москве всего полгода, до этого в Питере жил, и там у меня был учитель по йоге – Маркелов Иван Александрович. Может, слышали?
- Нет, не слышал, мир йогов я плохо знаю, еще в Москве кое с кем знаком, а из Питера – никого.
- А вы разве сами йогой не занимаетесь? Мне показалось…
- Нет, не занимаюсь, если ты имеешь в виду хатха-йогу.
- А разве можно развивать в себе мистические силы без хатха-йоги? Ведь Патанджали описывает восемь основных ступеней, ведущих к полному просветлению – Самадхи, и из них две ступени – асаны и пранаямы - относятся к хатха-йоге. Разве их можно перепрыгнуть?
- Молодой человек, - наставительно сказал Игорь Дмитриевич. – Кстати, как тебя зовут, а то мы такую интересную тему обсуждаем, а даже не представились.
- Андрей, - протянул руку мальчик.
- Игорь, - пожал ее экстрасенс. – Зови меня просто Игорь. Не люблю, когда меня величают по имени-отчеству, хочется подольше ощущать себя молодым. Так вот, ты, Андрей, имеешь очень примитивное представление о путях духовного развития. Их столько, сколько существует духовных культур на земле. Просто есть пути узко национальные, есть широкие, есть более эффективные, есть – менее. Иногда, чтобы следовать по какому-то экзотическому пути, необходимо впихнуть себя в рамки того этноса, который этот путь исповедует, а иногда в этом нет необходимости. Патанджали писал свои «Йога сутрас» для индийского этноса, и много столетий этот путь был узко национальным, но в конце прошлого века Вивекананда познакомил с ним Европу и Америку, и выяснилось, что йога применима и для европейского человека, но все же не в такой мере, как для индуса. Так что к просветлению можно прийти разными путями, их даже не перечислить, но, конечно, каждый человек, вступивший на этот путь, должен определиться, и в этом отношении для тренировки тела и физической энергетики ничуть не хуже китайские кунг фу и тайцзы цуань.
- А что это такое? – вскинул брови Андрей. (Надо напомнить, что в начале семидесятых мало кто знал это слово, поскольку фильмы с Брюсом Ли еще не шли на советских экранах.)
- Это что-то вроде китайского каратэ, а если быть точным, то окинавское каратэ как раз и выросло из кунг фу.
- Но это ведь что-то вроде бокса, только включая удары ногами! Что-то я не слышал, чтобы бокс кому-то духовные способности открывал. По-моему, это всего лишь искусство вышибать мозги.
- Э, Андрюша, кунг фу – это далеко не бокс, и боевой аспект этого искусства – далеко не единственный. Кунг фу занимались монахи Шаолинь высочайших посвящений, идущих путем воина. Его физический тренинг использовался в основном для гармонизации тела, так же, как асаны в йоге. А что касается пранаям, – то у китайцев существовал ци гун, и медитации они также применяли, только в своем, национальном ключе. Так что, как видишь, все это прекрасно укладывается в схему Патанджали. А что касается чисто спортивного бокса, то тут все дело в поверхностном европейском подходе, тут я согласен, ничего, кроме тела, он не развивает.
- Очень интересно, - сказал Андрей, выбрасывая давно погасшую папиросу. – А лично вы, по какому пути идете, если не секрет?
- Я иду по пути астрального воина, а для тренировки тела и энергетики использую тайцзы цуань и кунг фу – стиль богомола. Но, кстати, чтобы быть экстрасенсом или заниматься магией, совсем не обязательно упражнять свое тело. Некоторые люди имеют врожденный дар ясновидения и целительства и не занимаются какой-то специальной техникой. Эти вещи у них происходят естественно. Ну а те, кто не обладают в полной мере этим даром с рождения, тем, я согласен, его необходимо развивать по специальной системе, а систем, как я уже говорил, существует множество.
- А что это за путь астрального воина?
- Ну, Андрюша, ты хочешь прямо все сразу, да еще на лестничной площадке. Тут тема – не для первой беседы, и чтобы понять, что же это такое, нужны годы. Могу сказать, что наша группа, практикующая данное направление, – мы называем его «непортальным путем» - использует приемы разных школ: и раджа-йогу, и тантру, и кунг фу, и методы очень интересного, недавно получившего известность магического направления индейцев Яки, описанного Карлосом Кастанедой. Мы используем также приемы суфиев – мусульманских эзотериков, что-то берем из Тибета. Есть у нас и свои собственные разработки. Короче, мы синтезируем всю информацию, которая до нас доходит, и создаем что-то свое, хотя люди, входящие в нашу группу, разные и имеют ту или иную склонность.
- А у вас есть учитель, или вы так просто собираетесь?
- Нашим координатором и духовным лидером является Борис Александрович Балашов – один из лучших московских целителей и экстрасенсов.
- Что-то не припомню это имя, – задумался Андрей.
- Он не стремится к известности, наоборот, старается оставаться в тени, но в определенных кругах его хорошо знают. Ладно, заговорились мы с тобой, пойдем в дом, а то девочки нас заждались. – И новые знакомые вновь вернулись к праздничному столу, за которым тут же воцарилось молчание, а Ленина мама побежала на кухню, чтобы принести горячее.
- И все же, - нарушила долгое молчание Лидия Сергеевна, видя, что Игорь покончил с бифштексом  и отложил вилку в сторону. – Объясните мне, пожалуйста, некоторые непонятные вещи. Я до встречи с вами, естественно, была материалисткой. Такое было наше воспитание, тем более, в прежние годы даже верующие боялись о своей вере говорить. Я, правда, всегда чувствовала: что-то над нами есть, и лично я не могу умереть окончательно, должно быть какое-то продолжение после смерти, - правда, какое именно, я, естественно, не знала. Теперь же у меня словно открылись глаза: я теперь и в Бога готова поверить, и в душу бессмертную, правда, насколько я знаю, церковь отрицает идею переселения душ.
- До первого Никейского собора, - ответил Игорь, – христианство идею переселения душ не отрицало, но в середине четвертого века собрались влиятельные чиновники от религии, и договорились, что считать ересью, а что – нет, - и даже Евангелие от Петра вычеркнули из канона. А между прочим, в некоторых местах Нового завета сам Иисус намекает на идею переселения душ, правда, явно об этом не говорит. Например, в одном месте, не помню точно, в каком, он во время проповеди бросил фразу, что жил до Моисея. Кто-то из толпы тогда возмутился, что как такое может быть, ему и пятидесяти нет, и что многие знают его мать и братьев. Есть и другие намеки, но они, как правило, туманны. Во многих апокрифах, не вошедших в канон священного писания, об этом говориться более отчетливо. Так что, насколько я знаю, ранние христиане и сам Спаситель не были чужды идее переселения душ. Да и вообще,  философская доктрина христианства о картине мира и духовной природе человека очень слаба, тут им далеко до индусов.
- Ну, хорошо, допустим, это так, - снова заговорила Лидия Сергеевна, – и душа человека после смерти переселяется в новое тело, но тогда почему же во время гипноза, когда вы посылали Леночку как бы назад, она вспомнила только свое прежнее воплощение в восемнадцатом веке. Почему это не ближайшее воплощение перед ее рождением в 1954 году, ведь по логике, в ее глубинной памяти должны были остаться более свежие воспоминания, скажем, человека, который жил в сороковые-пятидесятые годы.
- А человеческая душа сразу после физической смерти и не воплощается в новое тело,  она находится в разных слоях астрального мира, где пожинает плоды кармы, нажитой при жизни. Иногда от воплощения до воплощения проходят десятилетия или даже столетия: все зависит от наработанной кармы.
- Вы сказали «разные слои астрала». А что это такое?
- На эту тему можно написать целые тома. В двух словах это можно сформулировать так: вселенная имеет не три пространственных  и одну временную координаты – они относятся только к видимому, физическому миру, но гораздо больше, то есть имеется множество невидимых миров со своими, так сказать, отдельными пространством и временем. Одним из миров, выходящих за рамки четырех физических измерений, является астральный мир. Причем он также неоднороден и имеет много слоев и подслоев, или сакуалл. В эти слои, в зависимости от наработанной кармы, попадают человеческие души после смерти. Кстати, - Игорь почему-то внимательно посмотрел в лицо Андрея, - туда можно попасть и при жизни, на определенное время. Так вот, с этими душами можно установить контакт -  для этого существуют различные методы спиритизма.
- Фантастика, - мечтательно проговорила Лидия Сергеевна, - откуда вы все это знаете? И что, действительно можно с душами умерших побеседовать? Я что-то об этом читала, но считала, что это – выдумки.
- Дело в том, - снисходительно улыбнулся Игорь, – что общение с душами умерших – в основном близких родственников – достаточно частое явление и без всяких сеансов спиритизма. Почти все видят во сне умерших матерей, отцов, бабушек, дедушек. Не могу сказать, что любой сон про умерших родственников является контактом с ними, но наиболее яркие, запоминающиеся, когда умерший о чем-то предупреждает или что-то важное рассказывает – это контакт. Есть и другие примеры, также достаточно частые, когда после смерти близкого человека долго не оставляет ощущение его присутствия. Это ощущение порой доводит людей до тяжелейшего невроза и даже до психушки. Более редкий случай, – когда умерший является к бодрствующему человеку в зримом образе, и иногда даже беседует с ним. Наверное, если кто-то из вас припомнит семейную хронику, то нечто подобное найдется в роду у каждого из здесь присутствующих.
- Все верно, - сказала Лидия Сергеевна. – Ко мне во сне, действительно, не раз приходила моя бабушка. Она, кстати, даже предупреждала меня не выходить замуж за Лениного отца - и верно, ничего хорошего, кроме Леночки, из этого брака не получилось. А также настоятельно просила меня покреститься, говорила, что некрещеным очень трудно на том свете. Но я всегда считала это просто снами.
- Нет, это – не просто сны, - ответил Игорь. – Ну, а если говорить о других возможностях общения с душами умерших, то тут существуют определенные методы…
- А это возможно продемонстрировать? Раз уж у нас вечер такой необычный!
- Разумеется, тем более я как раз являюсь медиумом.
- А что такое медиум?
- Это человек, через которого осуществляется контакт с душой умершего. Без медиума методика не сработает. Ну что, устроим сеанс спиритизма?
- Устроим! Устроим! – оживленно заговорили присутствующие. Всех распирало жуткое любопытство, и только Андрей почему-то почувствовал тревогу, правда, не стал возражать против общей просьбы.
Игорь попросил расчистить стол и собрать его так, чтобы все присутствующие могли усесться вокруг и легко дотянуться рукой до его центра. Затем он попросил у Лидии Сергеевны большой лист вощеной бумаги, блюдце и свечу.
- В принципе, - сказал он, – сгодится любая бумага, но лучше, чтобы она была скользкой.
Затем он начертил на бумаге с помощью циркуля большой круг и по окружности расположил буквы алфавита. Отдельно, внутри круга он написал слова «Да» и «Нет», а также начертил шкалу, напротив которой стояли цифры от 0 до 9. Затем на внутренней поверхности блюдца он изобразил стрелку, зажег свечу и сказал:
- Сейчас мы выключим свет: необходимо, чтобы в комнате горела только свеча. Над этой свечой мы с наружной стороны нагреем блюдце так, чтобы его поверхность была закопченной, потом мы положим его на центр круга, и каждый из присутствующих должен будет положить пальцы на ободок блюдца, а дальше сами увидите, что произойдет.
Он сделал все, как объяснил, и когда Андрей коснулся блюдца кончиком пальцев и украдкой оглядел лица гостей, то в мерцающем свете свечи увидел, как они напряжены и снедаемы любопытством одновременно. Спокойным казался только медиум – Игорь Чечик.
«Боюсь я, что ли? – подумал Андрей, чувствуя, что не может унять дрожь во всем теле. – Уж я-то чего? В таких астральных переделках побывал, и столько душ умерших видел, - и туда же, руки, ноги трясутся».
- Итак, - сказал Игорь несколько торжественным голосом. – Кто будет вызывать? Я, как медиум, не имею права предлагать свои кандидатуры, назвать духа должен кто-то из вас. Какие будут пожелания?
Воцарилось молчание. Казалось бы, еще недавно каждый из присутствующих мог назвать десяток умерших, с которыми бы желал пообщаться, но, когда пришло время выбирать, все растерялись.
- Что так долго? Давай хоть ты, именинница, – обратился Игорь к Леночке.
- Я не знаю, - засмущалась Леночка. – Почему-то все сразу из головы выскочило… Ну, что ли - хоть бабушку Таню, она пять лет назад умерла…
- Не надо бабушку тревожить, - вмешалась Ленина мама. – Я ее месяц назад во сне видела, она увещевала, чтобы я в партию не вступала - ты знаешь, начальство предлагало… Говорила, что она в свое время вступила из соображений карьеры, а теперь расплачивается. Так что не дергай ее, ей на том свете и без того не сладко.
- А что, - снова начала мяться Леночка. – Можно кого угодно вызвать?
- Можно кого угодно, только все же лучше древних не тревожить, тут могут быть всякие искажения. Обычно Ленина, Сталина вызывают, реже Наполеона, но, похоже, тут не они сами приходят, а их слепки, отражения, иначе бы они только и делали, что от спирита к спириту перелетали.
- Ладно, - наконец решилась Леночка. – Пусть придет дух Джимми Хендрикса, знаменитого рок-гитариста, он совсем недавно скончался.
- Что ж, - пожал плечами Игорь, – Хендрикса так Хендрикса.
Затем он еще раз приказал всем замолчать, сосредоточиться на кончиках пальцев и, уставившись на блюдце, громко и внятно произнес:
- Вызывается дух гитариста Джимми Хендрикса. Слышите ли вы меня?
Снова воцарилась тишина. Затем, примерно через минуту Андрей почувствовал, что блюдечко слегка сдвинулось в сторону, впрочем, ничего удивительного в этом не было, сдвинуть мог любой из присутствующих. Хотя за себя он ручался на 100%. Затем блюдечко начало совершать раскачивающиеся и круговые движения все с большей и большей амплитудой, и движения рук участников спиритического сеанса синхронизировались. Затем произошло движение, которое уже не смог бы осуществить ни один из участников: блюдечко неожиданно резко повернулось вокруг своей оси на 180 градусов, буквально выскользнув из-под пальцев, и подъехало стрелкой к стоящему отдельно внизу слову «да», затем резко возвратилось в центр.
- Ну, все, - несколько снизил голос Игорь. – Дух Джимми Хендрикса здесь. Задавай вопросы.
- А что, он на русском понимает? – снова замялась Леночка.
- А ты его сама и спроси.
- А можно самой, или вы должны повторить?
- Теперь уж можно самой.
- Уважаемый Джимми… Мистер Хендрикс, - Леночка растерялась, не зная, как принято обращаться к духу. – Понимаете ли вы меня?
Блюдечко снова совершило быстрый экскурс к слову «Да» и снова вернулось в центр.
- Вы знаете русский язык? – уже увереннее спросила Леночка.
Блюдце снова начало совершать колебательно-круговые движения по листу, затем, словно сделав выбор, быстро подъехало к букве «Я» и так же быстро отпрянуло.
- Я, - громко произнес Игорь.
Затем, так же, как и к первой букве, блюдечко подъехало к букве «з», и вскоре сложилась фраза: «Я знаю язык мыслей».
- А как же вы на русском отвечаете? - совсем осмелела девочка.
«Я отвечаю через вас», – снова сложилась фраза.
Дальше, похоже, вопросы девочки стали истощаться.
- На каком инструменте вы играли? – спросила она,  словно желая убедиться, тот ли дух к ней явился.
«Гитара», - последовал незамедлительный ответ.
- Отчего вы умерли?
- Героин.
- А какой вы были национальности?
Возникло странное слово «Даудчанин».
Леночка удивленно посмотрела на Игоря:
- Что за Даудчанин такой?
- Возможно, - ответил Игорь, - его стали раздражать твои вопросы, и он начал отвечать невпопад, а возможно, это слово что-то значит для него - не знаю, не могу сказать.
- Как вам нравится на том свете? – снова задала вопрос Леночка.
- Попадешь, сама узнаешь, – последовал незамедлительный ответ.
- А можно какой-то личный вопрос задать? – снова спросила Леночка у Игоря. – О моем будущем, скажем, или что-то из прошлого?
- Можно, - ответил Чечик. – Только стопроцентное совпадение с действительностью, которая была или произойдет, - не гарантирую. Хотя многим душам и присуще гораздо более широкое видение мира, чем нам, но иногда они сознательно нас запутывают, может, развлекаются таким образом, а иногда дают тот ответ, который мы сами в глубине души хотим получить - тут сложно что-то определенное сказать.
- Поступлю ли я в институт после школы? – снова спросила у духа Леночка.
«Куда-нибудь поступишь», - был ответ.
- Ну, - разочарованно протянула девочка. – Так неопределенно…
- Я предупреждал, - усмехнулся Игорь. – Спроси что-нибудь поконкретнее.
- Хорошо, поконкретнее… ладно, о замужестве вы мне сами гороскоп составили. Кто мне сейчас нравится? – Снова обратилась она к духу.
- Фауст.
- Чушь, какая, - повернулась Леночка к Игорю. – Если он имел в виду любимого литературного героя, так я «Фауста» читала, и мне эта поэма совсем не понравилась, а уж сам Фауст мне и вовсе не симпатичен. Уж если говорить о Гете, мне больше Вертер нравится, какая там трагедия из-за  любви!
- Ничего не могу тебе сказать на это, - ответил Игорь. – Что дух ответил - то ответил, а что он имел в виду, – понятия не имею. Будешь продолжать?
Леночка попыталась выяснить у Хендрикса, что он имел в виду под этим ответом, но дух словно бы перестал правильно воспринимать вопросы, сначала выдал что-то совершенно невпопад типа «Не мешай королеве», затем: «Ты – не Маргарита», а затем и вовсе замолк, и блюдечко неподвижно застыло в центре круга.
- Итак, - прокомментировал сеанс Игорь. – Дух прекратил контакт. Каждый дух ведет себя по-своему: иногда долго отвечает, иногда – один-два ответа, и все. А то, что из их ответов не всегда все понятно, – то тут уж ничего не поделаешь: обитатели иного мира любят туманные ответы, так что из них редко удается почерпнуть ценную информацию. Ладно, кто следующий?
Дальше желающих как прорвало. Вызывали Маяковского, Есенина, Пушкина, Лермонтова, Некрасова: Леночкиным подружкам никак не удавалось вырваться за рамки школьной программы по литературе. Задавали в основном банальные вопросы из личной земной жизни того или иного духа, например, кого Пушкин любил больше: Керн или Гончарову, или почему застрелился Маяковский и повесился Есенин. Ответы получались в основном мало внятные, на уровне «да - нет» или «не скажу», а иногда получалась вообще полная абракадабра, когда из букв не удавалось сложить ни одного мало-мальски понятного слова. Ощущение чуда несколько притупилось, и из всех контактов, пожалуй, самым удачным был первый контакт Леночки с Джимми Хендриксом. По-видимому, на этом бы сеанс спиритизма и закончился, если бы Андрея, который до сей поры молчал, словно бы кто-то ни потянул за язык:
- Вызывается дух доктора Фауста!
Игорь что-то хотел сказать, но тут произошло нечто совсем неожиданное: Андрей вдруг почувствовал, что блюдечко всадило ему в пальцы электрический заряд, и, очевидно, то же произошло и с остальными, потому что все вдруг резко отдернули руки, а затем, хотя окна были закрыты, совершенно явственно ощутилось дуновение ветра. Свеча погасла, и тут Андрей, к своему ужасу, понял, что какая-то сила тянет его стул от стола так, что он отъехал от него на пару метров, затем сама по себе зажглась люстра, и блюдечко, хотя его уже никто не касался пальцами, стало кружить по листу вощеной бумаги:
«Доктор сейчас занят, я – за него», – машинально вслух прочитал он сложившуюся фразу. Гости в ужасе смотрели, словно оцепенев, на выкрутасы блюдечка.
- Кто вы? – Первым пришел в себя Чечик.
«Мефистофель», – последовал быстрый ответ.
- Вы дьявол?
- В некотором роде – да.
- Вас не вызывали, почему вы явились?
- Фауст не может ответить, он среди вас. Я вместо него.
- Но почему вы?
- А он есть мой сын возлюбленный. Ха-ха-ха, – по буквам просмеялось блюдечко.
- Как это сын? – Поднял брови Чечик.
- Шучу, у меня нет детей.
Затем блюдечко долгое время выводило следующую фразу: «Андрей, не шути с Силами, которые плохо понимаешь. До скорого свидания в Аду. Сеанс закончен».
На этом блюдечко, вернувшись в центр, застыло и уже больше не реагировало на вопросы.
Гости с расширившимися от ужаса глазами поднялись из-за стола.
- Ч-ч-ч-то это было? – заикающимся голосом спросила Лидия Сергеевна.
- Что это было… - в каком-то трансовом состоянии повторил ее фразу Игорь. – Что это  было? А я предупреждал, что нельзя трогать древних духов, тем более таких, как Фауст. У литературного Фауста был реальный прототип – величайший алхимик, маг и чернокнижник своего времени. Но, честно говоря, такого эффекта и я не ожидал. Я провел в качестве медиума и просто, как рядовой участник, сотни сеансов, и никогда ничего подобного не происходило. Во-первых, совершенно реальный случай полтергейта. Слышали что-нибудь об этом?
- Нет, - за всех ответила Лидия Сергеевна (тогда еще мало кто знал об этом явлении).
- Это – когда в какой-нибудь квартире начинают сами по себе летать предметы, или возникают самовозгорания в самых неожиданных местах, может, например, загореться мокрая тряпка. А летают не только мелкие предметы, причем, нередко разбивая стекло или врезаясь в стену, но может приподняться и упасть шкаф, или какой-другой неподъемный предмет. Словом, жизнь обитателей этой квартиры превращается в сущий ад, а когда они начинают ходить по инстанциям, то в лучшем случае над ними смеются, а в худшем – присылают бригаду психиатров…
- Господи! Так что же, это теперь в нашей квартире происходить будет? – спросила Лидия Сергеевна, со страхом глядя на отъехавшего к стене Андрея. - Да, когда этого мальчика какая-то сила от стола отбросила, я чуть со страха не померла!
- Не думаю, - ответил Игорь, правда, стопроцентной уверенности в его голосе не было. – Думаю, это однократное событие, связанное с тем, что были потревожены очень могущественные силы. Подобные вещи иногда случаются на сеансах спиритизма, а некоторые медиумы, для пущего эффекта, даже на них специализируются. Столовращение, например, - зарегистрированный феномен, когда на сеансе спиритизма мебель в движение приходит, а иногда даже летает. Но честно скажу, ничего подобного я не собирался спровоцировать. – И он внимательно посмотрел на Андрея.
Необычайное событие вызвало у гостей весьма гнетущее чувство. Ленины подруги быстро засобирались домой, по всему было видно, что они очень испугались. Засобирался и Андрей: он был напуган не меньше остальных, но в отличие от остальных понимал причину произошедшего и убедился в том, что его ночной разговор с черным магистром на стене Антимосквы – не сон, не галлюцинация, а жутковатая реальность.
Уже когда он подходил к метро, его догнал Игорь, который, как выяснилось, ушел сразу после Андрея.
- Тоже в метро? – спросил Андрей с чувством неловкости. Уходя, он был настолько поглощен своими мыслями, что толком даже не попрощался с экстрасенсом.
- Да нет, я – пешком, я тут недалеко живу. Вот мой телефон, позвони, когда сочтешь возможным, мне кажется, нам необходимо встретиться, потолковать без посторонних. - И тут он неожиданно отступил от Андрея на шаг и, приложив руки к сердцу, поклонился. – Ваша Светлость, – добавил он, странно усмехнувшись, и тут же резко повернулся и, не оглядываясь, скрылся за углом ближайшего дома.

Ночью Андрей долго не мог заснуть. Состояние у него было крайне развинченное, в голову лезли всякие навязчивые мысли, что в комнате может появиться какая-то чертовщина. Когда он закрывал глаза, то на внутреннем экране все время возникали страшные морды: то на него шли какие-то фигуры и, проходя через этот экран, пропадали, то одна из морд летела на него, угрожающе оскалив зубы, – так, что он даже внутренне сжимался, – но в последний момент так же пролетала сквозь его сознание и исчезала. Затем ему все время казалось, когда он закрывал глаза, что слева от него стоит чья-то фигура, но находилась она как бы на границе внутреннего зрения, и разобрать, что это за фигура, Андрей не мог. В этот вечер он не медитировал. Ему казалось, что медитация не только не успокоит, но, наоборот, усилит поток этих неуправляемых видений. Затем у него началось предвыходное состояние, в голове зазвучали гулкие голоса, повторяющиеся многократным эхом, и несколько раз возникло чувство, что кровать подскакивает. Это было уже выше его сил, он сообразил, что если начнется астральный выход, то произойдет что-то тяжкое и угнетающее, поэтому Андрей с трудом преодолел оцепенение и поплелся  в ванную. Когда он брел по темному коридору, то ему казалось, что входная дверь широко раскрыта, а коридор сворачивает налево, хотя на самом деле он сворачивал направо. Пару раз, ткнувшись в стену, он все же добрался до ванны, и тут, под теплым душем, он быстро успокоился и заснул прямо в ванне.
На следующий день было воскресение, и Андрей решил прогуляться по Лосиноостровскому парку, чтобы в тиши природы привести в порядок мысли по поводу событий, произошедших за два последних дня, как на земле, так и в астрале. Осенний, уже почти обнажившийся лес успокоил его ночные страхи, он шел по знакомой дорожке и обдумывал случившееся.
Итак, его астральная встреча с демоническим существом, которое называло себя «Черным магистром» и «Мефистофелем», встреча, которую он считал ночным кошмаром, нашла страшное подтверждение на спиритическом сеансе, и тому было несколько свидетелей. Что же произошло и чем он так нагрешил в жизни, что им заинтересовался сам дьявол и даже долго разглагольствовался на всякие философские темы? Образ черного монаха стоял перед ним, как живой, и Андрей хорошо помнил все детали разговора, чего никогда не бывает в обычных снах. А последняя фраза, которую выписало блюдечко: «До скорой встречи в аду»! Так что же это значит? Что он скоро умрет и попадет в ад? Вроде бы он здоров, и ничто не предвещает ранней смерти - разве что на голову свалится кирпич. Но даже если вдруг случится непредвиденное, и он все же умрет: почему, собственно, он должен очутиться в аду?  Он что, совершал тяжкие преступления? Неужели за какие-то мелкие грешки его ожидает такая страшная расплата! Он никого не убил, не ограбил, с матерью был почтителен, хоть и заметно отдалился от нее в последнее время. Не был донжуаном, и ничьей девичьей жизни не разбил, если не считать его единственную интимную связь с Аллочкой Кусивицкой, но, во-первых, она уже до него, в свои 15 лет была не девочкой, а во-вторых, они расстались по согласию, почувствовав какой-то тупик в отношениях. Можно, конечно, считать грехом внебрачную связь в 15 лет, но не таким же страшным! Припомнилось несколько драк, но они были справедливы, с его точки зрения, и заканчивались не более чем подбитым глазом и разбитым носом. К тому же в нем не было жестокости и желания причинять боль другим. Правда, раньше он неоднократно корил себя за трусость и нерешительность, но в последнее время характер его – то ли в результате занятий йогой, то ли потому, что он возмужал, стал заметно тверже и мужественнее. Да и вообще, разве не говорил Христос: «Кто без греха, пусть первым бросит камень». А его увлечение хатха-йогой и медитациями разве это плохо? Наоборот, это же школа духовного развития и должна обеспечить ему гораздо более достойное посмертие, чем у большинства его современников, которые и в загробную жизнь-то не верят. Уж если он, отказавшийся от вредных привычек, к тому же вегетарианец, попадет в ад, то им-то чего ждать? Кого же тогда вообще светлое посмертие ожидает? Нет, наверное, Черный магистр имел в виду что-то другое: возможно, ему  в дальнейшем при жизни, во время астральных выходов предстоит попасть в это мрачное место и встретиться с ним еще раз, поскольку, по-видимому, эта встреча не случайна. Затем он вспомнил о том, что и Будда, и Христос проходили через искушения и встречались с дьяволом, правда, он являлся им в разных обликах, - а значит, он является не только к закоренелым грешникам - как раз наоборот, к грешникам-то он в персонифицированном облике и не является, хоть они и находятся в его власти. А значит, эту встречу надо воспринимать, как искушение, с одной стороны, и как свидетельство своего духовного роста и избранности, с другой, поскольку обычные серенькие людишки дьяволу, или кому-то там из его иерархии, не интересны. Подумав так, Андрей почувствовал гордость: в конце концов, если ты интересен этому могущественному носителю идеи зла, значит, ты, все же, не какой-то там серенький середняк, значит, ты – личность с большой буквы, и если ты мало в этой жизни успел и ничем особенно, кроме осознания собственной избранности, из толпы не выделился, то, наверное, в твоей душе скрыта какая-то особенная потенция, какая-то не проявившая себя сила, ведь тебе еще так мало лет, у тебя еще вся жизнь впереди!
Чувствуя необычайный подъем, Андрей продолжил свои раздумья. Его, конечно, сильно испугали эффекты, произошедшие во время спиритического сеанса, но сейчас все страхи уже забылись, и все случившееся казалось ему страшно интересным. Мефистофель сказал: «Сие есть мой сын возлюбленный». Где он слышал эту фразу? Не искушенный знанием Нового завета, Андрей долго не мог вспомнить, откуда ему известна эта фраза, и, наконец, вспомнил, что слышал ее от экскурсовода около картины Иванова «Явление Христа народу», при посещении Третьяковки. По его словам, эта фраза прозвучала, когда на Иисуса Христа спустился Святой дух в виде голубя. Что это? Чудовищный сарказм? Тем более, чуть позднее блюдечко отстучало: «Шучу. У меня нет детей», или какой-то символический смысл в этом есть? Священники ведь тоже обращаются к своим прихожанам «сын мой». Скорее всего, это означает, что, будучи воплощен в образе доктора Фауста, - чего он, к сожалению, не помнит, - он был примерным учеником Мефистофеля, и в этом смысле тот, как его наставник, имеет право так его называть. Но ведь после этого Фауст в посмертии пережил спуск в глубины ада и долгое время не мог оттуда выбраться. Неужели ему снова предстоит нечто подобное? Андрей вспомнил несколько страдалищ, которые он посетил в астрале, и внутренне передернулся. Оказаться на долгие годы заточенным в какой-то стене, или колючем кусте, или Бог знает где еще – весьма жуткая перспектива! Правда, Черный магистр намекнул ему, что в случае, если тот определится, то получит какие-то оккультные силы и могущества. Разве не это его в первую очередь увлекало, когда он читал книги по йоге, разве не об этом были его мечты? Но, с другой стороны, всегда мучила мысль о лишениях и отказах, которые добровольно брали на себя древние адепты ради великого постижения Божественной Истины. А долгие годы духовного подвига! Да еще без каких-то надежных гарантий вознаграждения, чтобы когда-нибудь, возможно, обрести состояние совершенно непонятной и никем не описанной Нирваны или Самадхи. Кстати, все чудесные силы и могущества  в этой литературе описаны как-то вскользь, не как главная цель, но Андрея-то, и в этом он не мог себе не признаться, интересовали по-настоящему только эти силы и могущества, а та единственная мистическая способность, которая доселе в нем проявилась, способность выходить из тела и путешествовать в астрале, оказалась не столь уж приятной и радостной - а порой выматывала и угнетала. Теперь он жаждал чего-то большего, что можно использовать во внешнем мире, а не в каком-то там сумрачном и странном астрале. И тут появляется возможность получить какие-то силы как дар, а не в результате духовного подвига. Разве не соблазнительная перспектива? Так о чем же здесь думать? Но, с другой стороны, выбор между Богом и Сатаной – разве не страшный выбор?!
От ощущения этой раздвоенности у Андрея начала раскалываться голова, и он тихонечко застонал: ничего себе альтернатива! Ведь жил же спокойно, до своего неожиданного увлечения йогой и мистикой, и ничего его особенно не мучило… Нет, мучило, конечно, но разве это были те мучения? Обычные подростковые настроения, неясные грезы и тихая тоска! Это, в конце концов, все его сверстники переживают. А теперь?
Поняв, что он пока не готов к какому-то решению, Андрей постарался отогнать свои тяжелые мысли и начал читать мантры, которые выучил из книг по йоге. Неожиданно он услышал тоненький звон в ушах и знакомые ёканья в голове, которые обычно возникали незадолго до астрального выхода. Мир поплыл перед его глазами, словно бы он наблюдал его через постоянно колеблющуюся поверхность воды. Чтобы не упасть, Андрей сел под сосну и постарался успокоить свои зрительные и слуховые аберрации, но они только усилились. Мальчик почувствовал, что его «Я» затягивается в невидимый тоннель, и в следующий момент он потерял сознание.

Когда самоощущение вернулось, Андрей осознал, что находится в небольшой комнатке с маленьким окошком где-то наверху, куда почти не попадал солнечный свет. Мальчик с удивлением огляделся вокруг себя. Комната освещалась красноватым пламенем кузнечного горна, пристроенного в камине необычной конструкции. Рядом с горном стояли кожаные меха, служащие, очевидно, для раздувания огня. Над горном в специальной треноге располагался огромный прозрачный сосуд, напоминавший колбу для химических опытов, в которой бурно кипела розоватая жидкость, а на дне среди бурого осадка поблескивало вещество, напоминающее ртуть. Вся комната была сильно закопчена, а полки на стенах уставлены бесчисленными флакончиками, пузырьками, колбами разных размеров, ступками, пестиками и прочими атрибутами химической лаборатории. Кроме всей этой посуды комната была буквально завалена книгами: огромными, тяжелыми фолиантами в кожаных переплетах, потемневших от времени, с поблескивающими золотом заголовками, среди которых преобладала латынь, выполненная витиеватым готическим шрифтом. Андрею с трудом удалось разобрать только два названия: «Арканы Таро» и «Каббала». Встречались книги и на других языках: китайском, фарси и санскрите, попадались какие-то руны, принадлежность которых Андрей не смог установить.
Помимо книг, огромный дубовый стол был завален свитками с таинственными схемами, графиками, записями, странными изображениями, напоминавшими индийские мандолы, которые он видел в книгах по йоге. Там же стоял массивный бронзовый письменный прибор с чернильницей в форме человеческого черепа и подставкой в виде козлиной головы с гусиными перьями. Среди этой массы предметов, многим из которых Андрей не находил названия, его внимание привлек огромный дубовый крест с распятием, но только установлен он был так, что Спаситель находился вниз головой. И тут только Андрей заметил обитателя этой странной лаборатории: высокого красивого мужчину средних лет. Его благородное вытянутое лицо с тонким прямым носом казалось еще сравнительно молодым, но в длинных темных волосах поблескивало уже немало седины. Статная фигура была облачена в длинный черный балахон и подпоясана массивным кожаным фартуком. Мужчина стоял у стола, склонившись над странным рисунком с перевернутой пятиконечной звездой посередине, вписанной в замысловатый график с непонятными надписями по углам. Кроме графика, Андрей также разобрал пять изображений, нарисованных красной тушью, а может, и кровью у каждого из концов звезды. Это были: дракон, саламандра, лилия, лев и обнаженная, наполовину мужская, наполовину женская фигура человека.
Неожиданно Андрей понял, что хозяин лаборатории не видит и не замечает его, но что человек странным образом связан с ним, Андреем: то есть Андрей слышал его мысли и понимал его чувства так, словно бы он был им самим, но собственные мысли и оценки Андрея не доходили до мужчины.  Это было то самое чувство односторонней раздвоенности, которое пережила Аня, оказавшись в своем недалеком будущем в Трускавце. В следующий момент Андрей осознал, что он находится в лаборатории доктора Фауста, в середине ХУ века в Баварии, и хорошо понимает один из диалектов старонемецкого языка, на котором размышлял и говорил его давний легендарный предшественник. И не только размышлял и говорил: на том же языке разговаривал и странно-знакомый Андрею голос какого-то незримого в данный момент существа, который явственно звучал то ли в лаборатории, то ли в голове самого доктора Фауста, причем беседовал с ним, как с давним знакомым. Это был ироничный и слегка надтреснутый голос Черного магистра. Язык включал массу незнакомых Андрею лингвистических оборотов, и тем не менее он прекрасно понимал смысл этого диалога, хотя, естественно, не разбирался в  тонкостях средневековой алхимии, когда о той шел разговор между Фаустом и невидимым Черным магистром. Беседа, по-видимому, продолжалась давно, и Андрей не понял, на каком именно этапе он к ней подключился.
- Вечно ты не к месту свои факирские трюки демонстрируешь! Для того ли я тебя им обучил, чтобы ты скоморошничал перед этими тупицами! – сердито наставлял Фауста голос. – Зачем надо было виноградную лозу посреди стола выращивать? Тебе что, денег мало? Да скоро ты будешь золото лопатой загребать! Ты что, хочешь, чтобы слухи до инквизиции дошли? Мало тебе было неприятностей в прошлом году за твои штучки? Ну, тогда еще ладно: в конце концов, тому, что ты эту свинью-бургомистра в настоящую свинью на полчаса превратил – свидетелей было всего три человека, к тому же все были вдрызг пьяными, а сам бургомистр, по-моему, так ничего и не понял: он и в трезвом-то виде мало от свиньи отличается, а уж в пьяном… Похоже, когда он превратился в свинью, у него даже мозги просветлели, - и вообще, он более симпатичным стал. Но в этот раз твои фокусы видела половина городской знати! Ты знаешь, какие теперь слухи поползут? Ты думаешь, мало там инквизиторских шпионов ошивалось? А что ты там про чудеса этого святоши из Назарета нес! Что запросто все это смог бы повторить! А это уже прямое распространение ереси, тут уж костер тебе обеспечен. И если тебя схватят, я палец о палец не ударю, чтобы тебя вызволить: за крупные глупости расплачиваются по крупному. К тому же, ты знаешь, самолично я вмешиваться в события не могу. Да и вообще, что я за тебя переживаю? Мне, по рангу, за кого-либо переживать не положено.
- Мне скучно, бес, - красивым печальным голосом произнес мужчина. – Мне скучна жизнь, мне скучны все мои жалкие фокусы, которым ты меня обучил, и уж тем более, мне скучно изумлять богатых бездельников всеми этими дешевыми трюками. Давно прошло то время, когда я радовался, как ребенок, каждому удачному фокусу и гордился тому, с каким страхом и изумлением глядит на них невежественная толпа. Ты, бес, так и не понял, для чего я продолжаю изумлять всех этих глупцов. Думаешь, мне нужны их подачки или слава? Всем этим я уже давно переболел. С недавних пор единственное, что будоражит мою кровь и заставляет сердце биться, – это игра со смертью. Разумеется, я знаю, что о моих словах и при народных сеансах магии будет известно инквизиции. Но мне так нравится уходить у них из-под самого носа, и оказываться инкогнито в новом месте. Недавние события – также прекрасный повод для очередного путешествия.
- Ну, не знаю, - снова раздался голос Черного магистра. – Уж сейчас-то мог бы немножко потерпеть. Мы же находимся на очень важном этапе Великого делания. Еще неделя, и у тебя в кармане философский камень первой ступени. Я понимаю, что ты замахнулся на камень третьей ступени, но к его получению мы пока не готовы. Но золото получать в неограниченном количестве, - разве плохо? Ты, наконец, сможешь избавиться от постоянной необходимости служить какому-то богатому бездельнику. А сейчас срываться с места и все бросать – настоящее безумие. А в другом месте, – когда еще ты сможешь организовать лабораторию и запустить процесс?
- Вот в этом, бес, ты, пожалуй,  прав, очевидно, я погорячился, - ответил алхимик. – Жалко, конечно, прерывать Великое делание. Но, знаешь, впервые за долгие годы я изумлял толпу не только из-за опасности. Я и сам пока не могу себе в этом признаться, и сам не знаю, зачем говорю это тебе. Мне хотелось поразить воображение одной прелестной девушке – ангелу во плоти. Я даже не успел узнать, как ее зовут, на балу у герцога она была впервые.
- Ангелу во плоти, - от кого я слышу это? Неужели ты, у кого – не без моей помощи - перебывало в постели женщин из самых разных сословий не меньше, чем звезд на небе – еще можешь говорить такую чушь! Уж кто-кто, а ты мог убедиться, что все твои ангелы во плоти превращаются в печальных коров уже на следующий день после того, как  побывают в твоей постели. И  у дворянок, и у простолюдинок суть одна. Уж этого можно было ожидать от пылкого юнца, но от тебя!..
- Я не знаю, бес, что со мной случилось! Ее взгляд пронзил меня насквозь, и я снова словно бы оказался неопытным мальчишкой – и захотелось выкинуть что-нибудь такое, чтобы поразить ее воображение. К  сожалению, я даже не заметил, как она ушла с бала. Я впервые за долгие годы растерялся и не успел с ней познакомиться. В этот раз, бес, я не хочу пользоваться твоими услугами и постараюсь найти ее сам.
- Ну, сам так сам, я, как ты знаешь, никогда не навязываюсь. Но мы отвлеклись от нашего главного дела. Надо все же постараться закончить первый этап, пока опасность вплотную не приблизилась к твоему дому, надеюсь, ты и в этот раз выкрутишься из переделки, тем более герцог к тебе благоволит, но ведь ты знаешь, у него есть могущественные враги, и они постараются покончить с тобой хотя бы для того, чтобы досадить герцогу.
Итак, что мы на данном этапе имеем? Как поживает наша саламандра?
- Саламандра недавно породила ртуть. Два дня назад мне удалось соединить ее с водным драконом, с которым она уже две недели не желала вступать в брак. На этот раз все получилось. В качестве сводни я использовал, по твоему совету, сильфиду, и саламандра поддалась на уговоры.
- Теперь лев должен пожрать водяного дракона. Для этого, кроме красного фосфора и ртути, нужна эссенция, которую мы получили на прошлом этапе, и жар придется усилить. Схватка льва и дракона обычно протекает около трех дней, и если не соблюдать все условия, о которых я раньше говорил, может произойти взрыв, сравнимый с взрывом десятка бочек пороха. Тогда от твоей лаборатории камня на камне не останется. Кстати, чтобы контролировать духов стихий, придется снова прибегнуть к пентаграмме Парацельса, тогда фосфор будет правильно поглощен, и земля породит лилию. А уж лилии, сам знаешь, потребуется человеческая кровь – только тогда из ее пестика вырастет андрогин…
- Ну, как вырастет, посмотрим, а сегодня я собираюсь запустить льва к водному дракону. А насчет инквизиции, думаю, не стоит беспокоиться, интуиция меня, как знаешь, редко подводит. Похоже, на этот раз донос задержится недели на две, пока у них до него руки дойдут: канцелярия сейчас переполнена, палачи не справляются. А за это время, надеюсь, андрогин принесет свой плод, и к дальнейшему путешествию я буду готов сполна… - Фауст замолчал и печально уставился на график.
- Опять нравственные проблемы, - на этот раз в голосе слышалось раздражение, плохо маскируемое сарказмом. – Младенца жалко? Да ты его за бесценок купишь у какой-нибудь уличной шлюхи! Он ничего и почувствовать не успеет. Помни о величии нашего замысла! Цель оправдывает средства.
- Да уж, какие нравственные проблемы, после того, как я с тобой контракт заключил.
- Так в чем же дело?
- У меня такое чувство, что, как только я получу философский камень – то, к чему я шел столько лет, я потеряю интерес и к нему, и к золоту. Так было и раньше. К сожалению, все те дары, которыми ты щедро наградил меня, после того как я продал тебе душу, не приносили мне радости, и чем больше я их получал, как ты знаешь, не бесплатно, тем скучнее мне становилось. Но, с другой стороны, и отказаться от них я уже не мог, а иногда так хотелось все вернуть назад! А эта девушка! Мне на секунду показалось, что моя душа вновь воспрянула, и что она сможет как-то облегчить мое ярмо… Хотя, возможно, я и заблуждаюсь.
- Рано ты раскис, мой дорогой, - снова послышался голос Черного магистра. – Философский камень первой ступени и золото – это не цель, а средство. Я думаю, лет через десять мы будем готовы к получению камня второй ступени, который, после созревания его в камень третьей ступени, сможет продлить твою жизнь неограниченно.
- А как же, бес, тогда быть с моей душой? Ты же ее, в этом случае, очень не скоро получишь!
- Да уж, на какие личные жертвы не пойдешь ради великой цели. Ты же знаешь: душа мне твоя нужна будет в случае неудачи, моя же цель – гораздо грандиознее. И для этого я поэтапно посвящаю тебя в тайны магии и алхимии, и в случае твоего фактического бессмертия или хотя бы удлинения жизни во много раз…
- Знаю, знаю, не раз об этом говорили: избавить несчастное глупое человечество от хаоса и междоусобиц и победоносно объединить сначала Европу, а затем, глядишь, и весь мир в единую идеальную диктатуру. Перспектива ошеломляющая. Но что-то я в нее не особенно верю. Не знаю, какой из меня диктатор. Раньше, в молодости, мне казалось это возможным, и даже не таким уж далеким, сейчас же, несмотря на все могущества, которыми ты меня наделил, верится мне в это все меньше и меньше.
- И напрасно, я не случайно сделал ставку на тебя из тысяч претендентов…
- Ну и что? Ты сам говорил, что уже не раз делал ставки, и они не оправдались. Чего стоит один Калигула! Хорош ставленничек! Мало того, что он был величайшим ублюдком за всю историю человечества, он, к тому же, оказался абсолютно несостоятельным и провластвовал всего три года. А Нерон! Ну ладно, тут тебя можно понять: для борьбы с ранним христианством ты готов был привлечь кого угодно. Но ведь дальнейшие, более достойные кандидаты: и Аттила, и Карл, и Чингиз-хан, и этот недавний – Тамерлан - не оправдали твоих ожиданий. Шуму наделали много, крови целые реки пролили, а результат? Человечество ничуть не изменилось, а о его переустройстве и речи быть не может – только постоянно перекраивается карта. Единственное, в чем ты преуспел, это в том, что нынешнее христианство больше похоже на сатанизм, но и здесь каких-то особых твоих заслуг нет: любая государственная религия рано или поздно переходит в свою противоположность. Все предпосылки, необходимые для этой метаморфозы в человеке, существуют с той поры, как существуют желания.
- Желания были в нем всегда! – раздраженно перебил его голос. – Это ваша истинная природа! И эту природу подарил вам его величество Люцифер!
- Не знаю, - задумчиво ответил Фауст. – Иногда мне кажется, что истинная природа человека в другом…
- Ну что, может, еще перед Назаретянином бухнешься на колени и будешь молить его о прощении и вечном спасении?
- Да нет, какое там, я твой до конца дней своих, от тебя, как от себя – не сбежишь!
- Ладно, профессор, брось киснуть, это все твоя проклятая немецкая сентиментальность: влюбился он, видишь ли, с первого взгляда неизвестно в кого! Хочется нюни пораспускать? Кстати, одна из причин, почему я в этот раз сделал ставку на тебя, учтя свои предыдущие ошибки, это то, что ты не лишен человечности: в прежних моих кандидатах это качество напрочь отсутствовало. На этот раз все должно получиться. Я сделал ставку на твои энциклопедические знания, решительность, смелость, внешнее обаяние, неограниченное честолюбие. И самое главное, на то, что мы должны получить в обозримом будущем: твое фактическое бессмертие. Как выяснилось, для нашей задачи одной жизни мало. Я рассчитывал на родовых правителей и воинов - к сожалению, я ошибся. Диктатором должен быть сверхчеловек!
- Ну хорошо, не буду с тобой спорить…
- И не надо спорить, все равно проиграешь, лучше сосредоточимся на Великом делании…

Дальнейшую беседу Андрей не слышал, лаборатория исчезла, и он очнулся в своем привычном мире. Судя по тому, что солнце заметно спустилось к горизонту, он просидел под сосной не меньше двух часов. Дело шло к вечеру, и Андрей побрел домой.
Так вот, значит, кто был его великий предшественник: несостоявшийся бессмертный и неудавшийся диктатор человечества. Подслушанный разговор потряс его до глубины души. Что же дальше произошло, мучил его так и оставшийся без ответа вопрос, удастся ли ему когда-нибудь еще совершить экскурс в прошлое и увидеть конец этой истории? И все же, какая удивительная и великая судьба! И Андрей почувствовал гордость за человека, к которому в этой своей, пока не очень выдающейся жизни, он, казалось бы, не имел никакого отношения.
«Я действительно был Фаустом! – вертелась в его голове торжествующая мысль. – И я должен стать его достойным преемником: пусть не диктатором, не бессмертным, но кем-то значительным!»

На следующий день к нему на первой же перемене подскочила возбужденная Леночка Алексеевская и заговорщически зашептала ему в ухо:
- Ну, ты как, в порядке? Я так перепугалась, когда ты от стола отъехал! Я такие чудеса первый раз видела! А девочки рассказывали, что я во время гипноза тоже интересные вещи показывала и рассказывала. Жалко, что я ничего не помню, а так, словно бы со мной ничего и не происходило: лучше бы уж кого-то другого загипнотизировали, а я бы посмотрела. А знаешь, - она очень серьезно посмотрела на Андрея. – Когда ты так поспешно сбежал, а Игорь начал собираться, я к нему подошла и напрямик спросила, почему, когда я была индийской сурасундари, я, как мне девочки рассказали, тебе к коленям прижалась и что-то по-индийски говорила, - он сказал, что у нас с тобой давняя кармическая связь, и мы, возможно, с тобой тантрическая пара. Я пока плохо понимаю, что это такое, но я уже давно чувствую, что нас с тобой что-то связывает. Учти, - она кокетливо коснулась Андрея плечиком. – Я от тебя теперь не отстану, говорят, судьбе нельзя противиться.
Это была несколько непредвиденная ситуация, роман с Леночкой никак не входил в его планы, и, хотя у нее была чувственная фигура с уже не по-девичьи сложившимися формами, и симпатичное, хотя и несколько простоватое личико, каких-то пылких чувств к ней Андрей не испытывал, тем более ее излишне полные бедра как-то не увязывались с его представлениями об идеале. Мальчик чувствовал, что у него сейчас другие задачи, и Леночка, которая, судя по всему, собиралась прицепиться к нему, как репейник, могла сильно помешать его духовным поискам. С другой стороны, нельзя сказать, что она была ему вовсе безразлична, Андрей был не чужд женским чарам, и он не собирался обижать это милое, хоть и слегка навязчивое существо.
- А я думал, тебе Игорь Чечик нравится, - решил поиграть он в ревность. – Ты о нем с таким восторгом рассказывала и такими круглыми глазами на него смотрела.
- Ну, что ты, дурачок! – проворковала она голосом опытной обольстительницы. – Он же слишком старый для меня, и лысый, и роста маленького. Он человек потрясающе интересный, и вроде как колдун, а как мужчина он мне ни чуточки не нравится.
- Не скажи, - продолжал Андрей начатую игру. – Наполеон был тоже маленького роста, а его министр Талейран – вообще уродливой внешности. А за ним и в старости молоденькие красотки стаями бегали, так что ни возраст, ни внешность не помеха, если мужчина выдающийся.
- Я не какая-нибудь куртизанка из девятнадцатого века, - обиженно надулась Леночка, – чтобы за богатыми старичками бегать. Меня мама в строгих правилах воспитывала, я, если кого полюблю, так это на всю жизнь. Ко мне и Сашка Попов клеился, – а он боксер, у него, знаешь, какие мышцы! И Димка Селезнев – и я их всех отшила, я не девочка на одну ночь, у меня к любви отношение серьезное.
- Ну, о любви нам с тобой рано говорить, - слегка осадил ее Андрей. – Я в нашем классе всего без году неделю…
- Настоящая любовь вообще может быть с первого взгляда – вон, как у Ромео и Джульетты!
- По-моему, Лен, ты книжек перечитала, так только в романах бывает!
- А вот и нет! Ну, ладно, чурбан бесчувственный, не буду с тобой спорить. Я тебя хотела спросить, ты что дальше-то собираешься делать?
- В каком смысле? – насторожился Андрей.
- А в том смысле, что Игорь хотел бы видеть и тебя, и меня в своей группе у экстрасенса Балашова. Он сказал, что у меня редкая способность входить под гипнозом в сомнамбулическое состояние, это далеко не со всеми получается. Он бы хотел повторить позавчерашний сеанс со мной в кругу своих друзей. Ему некоторые моменты, которые со мной произошли, не ясны. И он хотел, чтобы сеанс видели специалисты, которые древние языки знают. А про тебя он сказал, что у тебя очень мощный, не раскрытый духовный потенциал, и с тобой надо серьезно поработать. Я, правда, не совсем понимаю, что это такое, но, наверное, что-то очень важное. Я, собственно, за этим к тебе и подошла, - добавила она обиженно. – И не думай, что к тебе клеюсь!
- Да я ничего такого и не думал, - ответил Андрей смущенно. – Просто все так неожиданно. А Игорь Чечик мне тоже свой телефон дал, просил позвонить, правда, ничего не говорил о приглашении, и, тем более что тебя приглашал.
- Он приглашал нас вместе! – еще раз сделала ударение Леночка. – Слушай, а что там с Фаустом случилось? – спросила она после некоторой паузы. - Чечик сказал, что такой человек в действительности был, а Гете только этим образом воспользовался. Почему дух Хендрикса сказал, что мне нравится Фауст? Ты что-нибудь о нем знаешь?
- Кое-что знаю, - задумчиво ответил Андрей. – Я с ним некоторым образом связан.
- Это каким же?
- Пока я ничего определенного не могу тебе сказать, мне самому в этой истории многое не ясно. К тому, что сообщил о нем Чечик, могу добавить: Мефистофель готовил Йохана Фауста на роль мирового диктатора, но ничего из этой затеи не получилось.
- А что, Мефистофель действительно существует?!
- Ты же сама видела его присутствие на спиритическом сеансе.
- Да, - задумчиво сказала Леночка. – Когда свет сам по себе зажегся, и блюдечко само по столу начало ездить, я чуть со страху не умерла, у меня до сих пор поджилки трясутся, – и все же не могу поверить, что на свете существует дьявол.
- Существует, еще, как существует, – многозначительно усмехнулся Андрей.
В этот момент прозвучал звонок, и ребята отправились в класс.
 





















ГЛАВА 6
 
ГРУППА НЕПОРТАЛЬНОГО ПУТИ

Несколько дней Андрей звонил Игорю, но никак не мог застать его дома. Наконец, после нескольких безуспешных попыток, он услышал в трубке знакомый голос. Андрей начал извиняться, объяснять, кто он такой, но Игорь его, по-видимому, сразу узнал и предложил завтра приехать к нему домой, поскольку сегодня у него много дел. Жил он, как выяснилось, не так далеко от Андрея, около станции метро ВДНХ, на проспекте академика Королева.
Проходя в дом, Андрей рассчитывал увидеть нечто вроде квартиры Маркелова, и в чем-то не ошибся. В комнате, куда пригласил его Чечик, оказалось действительно много интересного, но атрибутика была, в основном, не индийская. Сразу бросились в глаза несколько настенных картин, которые, при их явно авангардном характере, было очень трудно как-то адекватно описать.
На одной извивались, куда-то летели, во что-то проникали, претерпевая совершенно немыслимые метаморфозы, странные человеческие фигуры, причем взгляд их  был направлен на огромную огненную каплю, через которую туманно просвечивал человеческий глаз. Внизу картины красовалась подпись «Столб дыхания» и имя автора, которое Андрею ничего не говорило и звучало несколько дебильно: Потап Потапов. Другие картины были также в сходном стиле: на одной из них красовались летящие во тьму человеческие и звериные лица, проступающие через замысловатую витиеватость тумана, причем расположены были таким образом, что серия рисунков словно бы демонстрировала процесс перехода морды какого-то непонятного зверька в человеческое лицо, а затем в демоническое с совершенно исказившимися пропорциями. На следующей прямо из песка под жгуче-голубым небом торчали обнаженные женские и мужские фигуры, причем у одних голова переходила в закрученную спираль раковины, у других представляла собой пузатую колючую рыбу, а вокруг в беспорядке были разбросаны разнообразные бытовые предметы совершенно искаженного и развороченного вида.
Поскольку в те годы в Москве еще не устраивались регулярные выставки двадцати художников-авангардистов, и альбомы картин Сальвадора Дали и Макса Мюллера не лежали на прилавках, то подобная живопись, с которой Андрей столкнулся впервые, произвела на него сильнейшее впечатление. Хозяин квартиры, по-видимому, заметил это и не затевал разговор, очевидно, ожидая, когда гость немного осмотрится и привыкнет к непривычной для него обстановке. Андрей перевел глаза на противоположную стену: она была вся завешена старинными иконами с потемневшими ликами и облупившейся краской, причем некоторые были в дорогих окладах, и Андрей, ничего не смыслящий в иконописи, об их ценности мог судить только по этим окладам. На одной из полок в специальной подставке красовалась японская катана, книжные полки ломились от самиздатовских книг, среди названий которых встречалось немало виденных ранее у Маркелова, но индийских имен было гораздо меньше, преобладали тибетские и китайские: Лобсанг Рампа, Трунг-па, Тратанг тулку, Лао Цзы, Джуан Дзы, а также незнакомые Андрею Карлос Кастанеда, Мэрил Вольф, Флоринда Доннер, Джон Лили, Роберт Монро и многие другие. Везде по комнате были расставлены обработанные и необработанные минералы: куски яшмы, малахита, оникса, всевозможные халцедоны, чароиты, раухтопазы, морионы.
В углу комнаты поблескивала никелированными ручками почти недосягаемая мечта любого меломана 70-х годов – стереосистема «Грюндиг» с двумя массивными колонками. Магнитофон был включен, и из него раздавалась незнакомая, словно бы космическая электронная музыка.
- Что, не хватает системы? – усмехнулся Чечик, видя некоторую растерянность Андрея.
- Все очень интересно, - не стал обижать хозяина Андрей. – Только какое-то странное сочетание. Иконы и авангардистские картины – несколько необычно.
- Все это предметы силы. Иконы я подобрал специально, кое-где в деревнях их можно купить почти за бесценок у алкоголиков: никто даже понятия не имеет об их ценности. Иконы эти очень древние – ХУ1-ХУП век и, главное, работающие. Вместе же их действие усиливается и создает в пространстве мощную, но мягкую ауру, это помогает мне в целительстве, да и во многих других экспериментах. Да ты что, сам не чувствуешь? Пощупай пространство, какой поток от них идет. Попробуй-ка границу определи.
Андрей, который, занимаясь йогой, понятия не имел об экстрасенсорных приемах, стал водить рукой недалеко от этого импровизированного иконостаса и достаточно быстро обнаружил целую гамму ощущений от легкого покалывания в ладони до тепла и давления.
- Попробуй на различном расстоянии, - посоветовал Чечик, видя, что Андрей что-то почувствовал, и действительно, метрах в двух от иконостаса ощущения резко пропали, словно рука вышла из какой-то невидимой зоны.
- Надо же, - удивленно проговорил Андрей. – Я думал, эти вещи только экстрасенсы чувствуют.
- А ты и есть почти готовый экстрасенс, только немного потренироваться надо, и вполне сможешь диагностировать и лечить. Я это сразу по твоей ауре определил.
- Очень интересно, - сказал Андрей, машинально продолжая сравнивать свои ощущения в том и другом месте. – Даже не предполагал такого. А скажи, - несмело перешел он на «ты». – Эти картины ты специально сюда повесил?
- А, это? - усмехнулся Чечик. – Это мои давние пейотные эксперименты.
- Так это твои картины?!
- Мои, иногда балуюсь на досуге. Кстати, человеку с неуравновешенной психикой я бы их вешать на стенку не советовал.
- Да, - сказал Андрей. – Они завораживают, но немного жутковаты. А что такое пейотные эксперименты?
- Пейот, или пейотль – это мексиканский кактус-галлюциноген. Нам его из Мексики привозили. И мы  попробовали провести несколько пейотных церемоний.
- Это что, наркотик?
- Да. А ты что, Кастанеду не читал?
- Нет, - признался Андрей. – Я в основном только книги по йоге и индийской философии читал, там о пейоте ничего не говорится. А разве можно совмещать духовные занятия и наркотики?
- Разные школы имеют разные методы, – ответил Чечик. – Например, в магической системе индейцев Яки, да и не только у них, некоторые наркотики, в том числе и пейот, применялись во время обучения в обязательном порядке, для того чтобы расшатать привычную картину мира и дать возможность прорыва в иную реальность. Метод очень опасный, но достаточно эффективный. Правда, без опытного наставника их применение никому бы не рекомендовал, иначе это будет банальной бытовой наркоманией. Кстати, если ты внимательно читал книги по йоге, или Веды, то не мог не обратить внимание, что небожители и жрецы пьют там таинственный чудесный напиток Сому. Что это, как не наркотик? Так что индийская традиция также не отрицает применения различных галлюциногенов.
- Так, значит, ты принимал наркотики?
- Да, под присмотром опытного наставника, и те картины, которые ты видишь, написаны под впечатлением приема пейотных бутонов. Как ты, наверное, понял по картинам, мой опыт был достаточно устрашающим, и от дальнейших экспериментов с пейотом я отказался. Тем более и наставник уехал к себе в Мексику. У нас все-таки другие традиции и другая энергетика: как говорят, что для русского хорошо, то для немца смерть. Кое-что из этого учения можно брать на вооружение, а кое-что без постоянного присмотра наставника осуществлять невозможно.
- Так это ты изобразил то, что видел во время приема пейота?
- Да, в некотором роде, хотя в действительности все было гораздо более причудливо и постоянно менялось. К сожалению, взять пейот в союзники, как это описывает Кастанеда, мне, да и никому из нашей группы не удалось: то ли в наших широтах это вообще невозможно и сложнейший магический обряд превращается в кайф. Правда, сказать, что этот кайф очень приятный, я бы остерегался.
Андрей еще раз внимательно посмотрел на картины:
- Прямо затягивает, - сказал он с некоторой опаской. – И все же, как мне кажется, они не очень гармонируют с иконами, и поле у них, - он пощупал пространство вокруг картин, - агрессивное какое-то. Словно у иконы зарядился, а эти, наоборот, всю энергию выкачивают.
- А я сказал, что не рекомендовал бы их вешать в другой дом, они годятся, и не противоречат иконам только для меня и в моем доме. Это сложная система взаимодействий предметов силы, как с положительной, так и отрицательной энергетикой. Эти картины здесь не случайны, в целительстве необходимы различные энергетические приемы, как на подпитку положительной энергией, так и на забор отрицательной. Эти картины прекрасно чистят. А иконы запитывают. И те, и другие – предметы силы. Помимо прочего, картины защищают мой дом и меня самого от различных астральных атак и приумножают мощь моей энергетики, когда приходится воевать с разными видимыми и невидимыми врагами. Кстати, те минералы, которые ты видишь, также не просто украшения и используются с самыми различными целями: в целительстве и во многом другом, причем каждый камень несет какое-то свое качество энергетики. Об этом всем ты сможешь прочитать в книге Элифаса Леви «Магические свойства камней».
- Ты сказал, тебе приходится воевать, - осторожно спросил Андрей, почему-то вспомнив свое бесславное сражение с лярвами в астрале. – Это, в каком смысле?
- Мир сенсов, в котором мне приходится вращаться, - задумчиво ответил Игорь, – очень неоднозначен. До того, как я там очутился, я даже не представлял, с каким количеством неожиданных проблем придется столкнуться. Причем ряд проблем – не хочу на этом подробно останавливаться – серьезно угрожают психическому и физическому здоровью, а иногда и самой жизни. Но, попав туда, вырваться обратно очень сложно. Так вот, у меня много астральных врагов, которых в физическом мире я и в глаза не видел. Хотя кое-кого и видел, и даже хорошо знаю, и даже могу быть с ним на вид в приятельских отношениях. Как тебе такая ситуация? Я, например, еду в поезде в Ижевск с небольшой группой сенсов для эксперимента с очень любопытной аппаратурой. Кое-кто из нас знаком, кое-кто – нет, всех приглашали по отдельности. Начинаем знакомиться, – кое о ком я раньше слышал, но лично не знаю. Знакомлюсь с одним молодым человеком из группы Аверьянова. Он представляется: Гарри – и после нескольких общих фраз, очень мило улыбаясь, словно хочет что-то сообщить насчет погоды, мне говорит:
- А хотите, я вас убью? – так, словно сигарету предлагает, или о самочувствии справляется. И самое забавное, что я об этом Гарри немного слышал – это не шутка, и кое-кого он действительно убил.
- То есть как это?
- В полном смысле этого слова, но не с помощью ножа, яда или пистолета: просто совершил магический обряд на смерть, помедитировал, и у человека случился инфаркт или инсульт – и его не стало. А врачи записали, что скоропостижно скончался от какой-то естественной причины. Что в таких случаях прикажешь делать? В милицию обращаться? Так они там только пальцем у виска покрутят.
- Ну и что же ты сделал?
- А ничего, сказал: пусть попробует. Затем мы с ним мило побеседовали на всякие отвлеченные темы, а ночью на меня было астральное нападение, пришлось в астрале защищаться. Утром этот Гарри вышел из купе с огромным флюсом и больше ко мне не приставал.
- Господи, да это просто монстр какой-то!
- Никакой не монстр, в мире сенсов таких достаточно много.
- А зачем это было нужно? Ты ему разве что-то плохое сделал?
- Ничего не сделал. Возможно, он проверял степень своего могущества. А может, его астральный хозяин предложил меня убить. Или счел, что наша группа ворует энергию его группы.
- А что за астральный хозяин такой?
- Большинство сенсов имеют такого астрального наставника. Это может быть либо светлая, либо темная сущность, что-то вроде ангела или демона-хранителя, которая тебя опекает, взаимодействует с твоими тонкими телами. И советует, как поступить в той или иной ситуации.  Иногда такой наставник может быть у целой группы единомышленников. Тогда у них формируется единое поле или эгрегор; кстати, этот мини-эгрегор может, как ячейка входить в состав какого-то общего эгрегора. Из этого эгрегора отдельные участники черпают силы и могущества для целительских или вредоносных целей. Иногда один эгрегор сталкивается с другим, и тогда у земных представителей этих эгрегоров начинается астральная война, порой заканчивающаяся плачевно для более слабого. Нередко дело доходит до прямых столкновений с мордобоем, и тогда возникает трагикомичная ситуация, когда интеллигентные, иногда пожилые люди начинают колотить друг друга по совершенно непонятной причине с точки зрения постороннего наблюдателя. Но для посвященных – причина очень серьезная. Кстати, это один из факторов, заставивших меня всерьез заняться восточными единоборствами: телосложение у меня, как видишь, не богатырское.
- А какая может быть причина?
- Да какая угодно, ну, например, в связи с целительством. Допустим, и это случай из жизни, какой-то сенс обладает редким даром выращивать укороченные конечности. Все у него здорово выходит, есть прекрасная наработанная методика, и целительский эгрегор, обеспечивающий его нужной энергией, им почти монополизирован: ничего подобного ни у кого не получается. Но ничто не вечно под луной. Неожиданно появляется другой человек, у которого удлинение костей идет все лучше и лучше, а у того монополиста обратная картина. А в чем дело? Оказывается, тот второй накопил достаточно личной силы, вышел на  целительский эгрегор первого, и, поскольку второй моложе и сильнее – первый-то поистощился, – он начинает перетягивать эгрегор к себе, лишая первого законного хлеба. Что в таких случаях происходит? Астральная разборка, когда два целителя выходят в астрал и начинают сражаться. Причем результат непредсказуем. Нередко дело заканчивается физической смертью одного из них, а иногда один из них просто теряет целительский дар и вынужден искать или формировать новый эгрегор. Причем, как я уже говорил, в схватке принимают участие не только вышедшие в астрал целители, но и их астральные наставники. В этом случае бывает так, что один полностью забирает всю силу себе, а другой ее полностью лишается. Как у нас говорят, когда обзавелся астральным покровителем, то можешь безнаказанно вытворять любые гадости, пока не нарвешься на кого-то, чей покровитель сильнее… Иногда, правда, приходится сражаться не только с людьми.
- Я знаю, – тихо сказал Андрей.
Игорь внимательно посмотрел на мальчика.
- Когда последний раз из тела выходил? – спросил он, слегка прищурившись.
- Примерно неделю назад. – Наконец-то, впервые после расставания с Маркеловым, у Андрея появилась возможность рассказать о своих астральных похождениях.
- Ну и где побывал?
- Вообще-то много где, но последний раз я побывал в лаборатории доктора Фауста и слышал его разговор с Мефистофелем.
- Ух, ты, - присвистнул Чечик. – Если бы сам не видел происшествия на спиритическом сеансе, ни за что бы не поверил. Ни у меня, ни у кого из нашей группы, насколько я знаю, подобных экскурсов не было, да и вообще, посещение исторических лиц прошлого – достаточно редкое явление. А как это произошло? Путешествия в астрале обычно происходят в другом измерении и параллельном времени. То, что ты видел во время сеанса гипноза, – несколько иное, там душа нашей общей знакомой путешествовала в бессознательном состоянии, и только клишировала запечатленную в пространстве информацию прошлого, в противном случае она бы прекрасно запомнила. Но ты, как я понял, путешествовал осознанно, хоть твой экскурс в ХУ век, скорее всего, был спровоцирован спиритическим сеансом.
- Не только, - сказал Андрей и рассказал настолько подробно, насколько смог, свое предыдущее путешествие, битву с лярвами и беседу с Черным магистром на крепостной стене Антимосквы.
- Вот, - сказал он, закончив свой долгий рассказ. – Не знаю теперь, как и быть, после того, что узнал. Выходит, я был в далеком прошлом доктором Фаустом, и Мефистофель, или, как он мне представился, Черный магистр, готовил меня на должность диктатора чуть ли не всей планеты.
- А ты не смущайся, - усмехнулся Чечик. – Я тебя как-нибудь на днях свожу в нашу группу непортального пути и познакомлю с госпожой Блаватской, и Анни Безант, и Екатериной Второй. В других группах – еще круче: есть и свои апостолы Павлы и Петры, и даже лично знаю троих Иисусов Христов. Ребята из нашей группы – гораздо скромнее, а есть одна такая Галя Шаталова, она вообще-то сама по себе, но иногда в нашу группу захаживает: так та вообще на Землю и людей и всю Солнечную систему смотрит с величайшем презрением, словно на каких-то микробов. Она, видишь ли, каждый день новую вселенную рожает, а иногда и не одну. Она так себя и называет: Галя-Абсолют. А когда мы с ней видимся, часто спрашивает: «Игорь! Как тебе не надоело заниматься этой грязью, этими людишками?» Я, видишь ли, с моим потенциалом могу, оказывается, целые звездные системы исцелять. Правда, естественно, до нее мне далеко: вселенные – это ее прерогатива. И главное, многие слушают и верят. Вон недавно на Фурманном – есть такой полуофициальный клуб по изучению проблем парапсихологии – собираются они под вывеской общества по исследованию информационных систем – так вот, там она читала очередную свою бредовую лекцию, и, поскольку никто ничего не понял, но показать это было нельзя – звучало все чересчур умно, – то все слушали этот бред очень серьезно. Ну а в конце она заявила, что ее пронизывают энергии Абсолюта, и истерично крикнула: «На колени!» - И что ты думаешь? Большинство зала тут же бухнулось на колени. Так что у нас, как в нормальном дурдоме, есть все: и Наполеоны, и полная династия Романовых, и Иисусы Христы, и даже Абсолюты. Я думаю, скоро появится и нечто большее, чем Абсолют, правда, не совсем понятно, что это может быть. Так что ты, дружок, своим Фаустом и несостоявшимся диктатором можешь особенно не хвастаться, мелковат, понимаешь. Ладно, шучу, - добавил он, видя, что в лице Андрея вспыхнула обида. - Дело в том, что из всех «Великих», кого я назвал и не назвал, девяносто процентов лицедействует, 9,9% - шизофреники и искренне верят, и дай Бог, только у одной десятой процента действительно что-то значительное было, но что именно, еще необходимо уточнить, и я не сомневаюсь, - тут Чечик посмотрел в лицо Андрею очень серьезно, – к этой десятой процента относишься и ты.
- А с чего те, которые не шизофреники, берут, что они были какими-то великими людьми в прежних воплощениях. Просто выдумывают, что ли? Лично я ничего не выдумывал, я про этого Фауста настоящего, что не из Гете, знать ничего не знал, о нем мне Черный магистр в астрале рассказал, а потом блюдечко, а потом я к нему в прошлое путешествовал. Мне, конечно, лестно осознавать, что когда-то моя душа имела тело выдающегося человека – правда, я не уверен, что он был хорошим человеком, вряд ли бы тогда с ним Мефистофель контракт заключил. Хотя, когда я у него в лаборатории присутствовал, мне показалось, что он не злодей, не негодяй какой-то, что просто в нем как бы две стороны одновременно присутствуют: темная и светлая, и борются, и мучают друг друга. Просто в какой-то момент темная сторона возобладала, и Мефистофель его завербовал, что ли. Но светлая сторона до конца не ушла и не давала темной до конца его душу поглотить… Ну вот, отвлекся – хотел о другом; так вот, конечно, приятно осознавать, что когда-то был Фаустом, но, с другой стороны, от этого ни холодно, ни жарко: в дневном-то сознании я его жизнь не помню, а то, что недавно узнал, так это вроде как с другим человеком произошло, просто интересно узнать, что дальше случилось. А так-то можно назвать себя кем угодно: хоть Христом, хоть Буддой, хоть Абсолютом, только какой в этом смысл?
- Все дело, Андрей, что в тебе, по-видимому, нет комплекса неполноценности, поэтому тебе и кажется, что в этом нет смысла, ты вон сам не знаешь, что тебе делать с этой информацией, она вроде как тебе даже жить мешает. Но пойми, не все сенсы – супермены. Среди них масса неуверенных в себе, закомплексованных людей. Кстати, если говорить о нашей группе, то у нее довольно пестрый состав: каждый чего-то там видит, чего-то там чувствует, а больше придумывает. Но по-настоящему из нашей команды рабочих сенситивов только трое: Балашов, я и еще одна дама. Остальные же заняты как бы светской игрой – нынче это модное увлечение, да и жизнь делает гораздо интереснее. Так вот, в нашей группе немало людей, которые ничем выдающимся не отличаются: либо в личной жизни неудачи, либо комплексы всякие мучают. Вот, чтобы как-то возвыситься, они и придумывают себе роль, что были в прошлом воплощении кем-то Великим. Кстати, некоторые так с этим сживаются, что, и сами в это верить начинают.
- Ну что они, просто так это выдумывают?
- Иногда просто так, иногда им кажется, что они почувствовали какую-то связь. Вот у нас есть такая уже в возрасте дама Элита Ивановна, так она, однажды, прочитала какую-то книжку Ани Безант, и ей показалось, что этот текст ей хорошо знаком, что она как бы сама его и написала. Из этого она сделала вывод, что была в прежнем воплощении Ани Безант. Правда, верит ли она в это сама по-настоящему, я не знаю. А бывает и так, что тебе об этом какой-то известный сенситив скажет.
- Так это что, осознанный обман?
- Скорее, психотерапевтический прием. Например, Балашов – уникальный сенс с очень мощным видением, и иногда к нему обращаются всякие невротики и невротички, чтобы он их карму посмотрел, или прошлые инкарнации – вот он и говорит тому или другому, что ты, мол, был Наполеоном или Кантом, в зависимости от того, к чему у него больше душа лежит. Причем говорит не всем, а только тем, у кого, как он видит, такая информация даст оздоровляющий эффект – иным такое знание лишь вред принесет. А на самом деле, насколько я знаю, он ни одного великого воплощения ни у кого из своих пациентов не видел.
- Ну, это ты говоришь о пациентах, а среди вашей группы?
- А среди нашей группы, как я сказал, большинство никакими выдающимися способностями не обладают, но в том, что люди тянутся к эзотерике, ничего плохого нет. Глядишь, из них кто-то серьезно проблемой и увлечется, а лишние люди сами рано или поздно отойдут. Многие, видишь ли, мечтают сразу в махатмы пролезть, а сразу не получается, и они теряют к этому интерес и бросаются в новое модное увлечение.
- Ясно, - сказал Андрей. – А насчет меня, ты считаешь, это серьезно?
- Считаю, что да.
- А что ты можешь сказать о самом факте интереса ко мне Черного магистра, который, как я понял, является дьяволом? Меня этот вопрос очень беспокоит.
- А почему тебя это беспокоит?
- Как почему! Но это же страшно, если тобой заинтересовался дьявол!
- Ничего не поделаешь, такова твоя карма. Согласись, если ты действительно в одном из воплощений был Фаустом, то у дьявола есть веские причины тобой интересоваться, пусть даже тогда он и потерпел неудачу. Если бы ты, скажем, встретился с Христом, у тебя была бы другая карма. Все это надо воспринимать, как данное.
- Выходит, я уже изначально на стороне зла? Но мне всегда казалось, что это не так!
- А ты стремись подняться и над добром и над злом. Будда, например, считал, что и то и другое – помехи, и истинный просветленный сбрасывает и железные оковы зла, и золотые оковы добра, чтобы воспарить над миром.
- Легко сказать, сбрось оковы, я же не Будда, – проворчал Андрей.
- Да, ты – не Будда, ты – другой, но постарайся хотя бы извлечь максимум пользы из того, что предоставляет тебе судьба. Черный магистр может тебе много дать, если перестанешь мучаться нравственными проблемами. Помнишь, я тебе говорил об астральном покровителе? Для тебя Черный магистр и есть то, что я имел в виду.
- Хорош покровитель! Нет, я с этим смириться никогда не смогу!
- Как хочешь. Право выбора – всегда за тобой, но ты должен взвешивать, что тебе может принести тот или иной выбор. Очевидно, Фауст недолго мучался этой проблемой. По-моему, разумнее выбирать тот путь, который больше проработан, а какой более проработан у тебя, – по-моему, ясно.
- И все же, - никак не мог успокоиться Андрей. – Что я все-таки, злодей какой-то?
- Все это – детский лепет. Мир не хорош и не плох, он такой, какой он есть, и важно только то, чтобы правильно в нем определиться.
- Вот я и думаю, как определиться, - задумчиво сказал Андрей. – У меня такое ощущение, что Фауст, несмотря на свою яркую судьбу, в дальнейшем очень жалел об этом выборе.
- Никто не знает, как его жизнь сложилась, если бы он не сделал этот выбор, может, он бы всю жизнь мучался, что упустил такую возможность. Дьявол предлагает свои услуги не каждому.
- Ладно, - сказал Андрей, - я, в конце концов, так и не знаю, чем кончилась эта история. Пока. Но я еще хотел спросить, не было ли у тебя встреч с лярвами?
- Были.
- И что ты в таких случаях делал?
- Первый раз проиграл, и потом чуть не угодил в психушку. В дальнейшем я научился с ними расправляться. Это в действительности не сложно, они очень примитивны. Их нельзя бояться или жалеть, их легко победить, если действовать отстранено, или бить их, как бы развлекаясь, с удовольствием, тогда они быстро ретируются. Иногда я их даже специально гоняю. Для развлечения. В астрале, если не развлекаться, довольно скучно. Понятно, чтобы их бить, нужна достаточно большая личная сила, а у тебя, как я вижу, с этим не все благополучно.
- Но почему? - допытывался Андрей. – Я, вроде, регулярно и хатхой и медитациями занимаюсь.
- Пока, если судить по твоей ауре, твои занятия повышают чувствительность, сдвигают точку сборки, как это называет Кастанеда, но накоплению личной силы особенно не способствуют. Возможно, ты делаешь не те упражнения, а возможно, это связано с твоей молодостью.
Андрей хотел что-то возразить, но в это время зазвонил телефон и Чечик поднял трубку. После односложных ответов – «да», «нет», «в принципе свободен», он поднял глаза на Андрея.
- Не хочешь сейчас съездить к Балашову? У него там несколько наших, и еще со стороны собираются.
- Поехали, - оживился Андрей. Ему давно хотелось посмотреть на таинственную группу непортального пути.
В метро Игорь сразу же закрыл глаза и не открывал их до тех пор, пока поезд не довез их до нужной станции, но поведение его было не похожим на поведение спящего или задремавшего человека: спину и голову он держал прямо, выражение лица все время менялось и периодически он совершал легкие покачивающие движения головой.
- Медитировал? – спросил Андрей, когда они вылезли из поезда, чтобы пересесть на другую ветку.
- Не совсем, - ответил Игорь. – Я не проделываю каких-то специальных упражнений, работаю с пространством, людьми…
- С какими людьми? – удивился Андрей. – Ты же просто сидел, глаза закрыв.
- Да с теми, кто в вагоне ехал.
- А что ты с ними делал?
- Убирал негативы. Когда я закрываю глаза и сосредотачиваюсь на том или ином человеке, у меня на внутреннем экране возникает его образ, а в местах поражения органов или повреждения поля, возникают разные темные пятна: их я и убираю. Правда, по всем правилам надо внимательно посмотреть каждый орган в увеличенном состоянии, обнаружить причину, посмотреть карму, но на это, как правило, нет времени, поэтому ограничиваюсь поверхностной, так сказать, косметической правкой. Пока еду, большую часть пассажиров и просмотрю, при постоянной практике это быстро происходит. А также общее поле вагона стараюсь сгармонизировать. Тогда у людей раздражение уходит, агрессия.
- А как ты узнаешь потом, помог ты человеку или нет, ведь не будешь же спрашивать.
- А никак и не узнаю.
- А какой же смысл? Я бы так не смог. По-моему, когда что-то делаешь, важно знать конечный результат.
- Видишь ли, Андрей, я это делаю не из какого-то особого человеколюбия, просто, чтобы быть в форме и получать правильную информацию, надо постоянно тренироваться, иначе дар угасает. Это – как в спорте. Вот я и пользуюсь любым случаем, чтобы не терять форму, а то многие сенсы, получив известность, начинают почивать на лаврах и откровенно халтурить – а дар уходит. Я не могу сказать, что я уж такой бессребреник, и когда ко мне обращается больной, я беру с него деньги и иногда не малые, но корысть здесь не единственная причина. Как правило, болезнь имеет кармические корни, то есть человек расплачивается за грехи и ошибки в прошлом: в этом случае, заплатив мне деньги, он приносит что-то вроде выкупа за эти грехи, тогда и лечение идет успешнее. Разумеется, я не настолько наивен, чтобы думать, что этим маленьким сеансом я избавлю от всех заболеваний всех едущих в вагоне, но кратковременное облегчение получат многие. Кстати, видишь, напротив пожилой мужчина?
Андрей посмотрел туда, куда указал Игорь глазами, и увидел седого мужчину с серым лицом, который держался за область сердца и закусил губу, явно превозмогая сильную боль.
- Теперь смотри, - Игорь закрыл глаза, лицо его напряглось, и он стал совершать головой коротенькие качающие движения. И действительно, не прошло и пяти минут, как лицо мужчины разгладилось, порозовело, он глубоко, удовлетворенно вздохнул и убрал руку с груди. Чечик открыл глаза и шепнул Андрею:
- Разумеется, я не вылечил его от ишемической болезни, но снять приступ помог. Конечно, можно было бы предположить, что приступ у него прошел сам по себе, но в конце концов, какая разница, что ему помогло, главное человеку стало легче. Ладно, выходим, наша станция.
Они высадились в Химках, и Чечик минут 15 вел Андрея дворами, затем они подошли к 12-этажному дому (Андрей знал, что такие дома имели квартиры улучшенной планировки), поднялись на 7-й этаж, и через минуту уже раздевались в просторной прихожей Балашова.
- Ба! – прогремел хозяин, седой статный мужчина лет 60, профессионально поставленным голосом. – Сам сэр Гавейн к нам явился и юного рыцаря с собой привел! Проходи, будем знакомы.
- Это Андрей, - сказал Чечик. – Я тебе рассказывал про тот спиритический сеанс, мне кажется, перспективный парень.
- А, доктор Фауст! - заулыбался Балашов. – Да, любопытная история.
Он пожал руку робеющему Андрею и прошел в комнату.
- Ты не обращай внимание на его закидоны, - шепнул Чечик Андрею. – Он – известный диктор на радио. Страшно любит всякое лицедейство. Иногда, как сегодня, играет в рыцарей круглого стола: себя, разумеется, считает королем Артуром, а вот с рыцарями – неразбериха, он их не очень хорошо по именам помнит, поэтому не на всех имен хватило, но я у него – сэр Гавейн.
- А кто Ланселот?
- Ланселот – Костя Майоров: он роста огромного и страшно воинственный, но ты не бойся, воинственный он в астрале, а на физическом плане он, обычно, не дерется: просто вряд ли у кого появится такая шальная мысль к нему прицепиться, вид у него внушительный. Кстати, заранее предупреждаю, не удивляйся, он сейчас с Шамбалой воюет.
- С Шамбалой?!
- Ну да, он считает, что все беды в нашей стране от Шамбалы, и ее надо раздолбать на астрале. К тому же он президенту Никсону рак делает.
- Но это же маразм!
- Ты только ему это не скажи, он к своей деятельности очень серьезно относится.
- А что Балашов по этому поводу говорит?
- Смеется, говорит «Чем бы дитя ни тешилась…»
Друзья зашли в огромную комнату, больше напоминающую зал, оснащенную камином (Андрею было совершенно непонятно, каким образом в современном доме удалось встроить камин) и большим круглым столом, который мог вполне навеять мысль о Камелоте, короле Артуре и его верных рыцарях. Несмотря на это, в комнате было еще очень много свободного места. В совершенно непонятном порядке, то тут - то там были расставлены мягкие антикварные кресла с обивкой из натуральной кожи, на которых расположились человек десять разного пола и возраста. Сам хозяин полу возлежал на изящной софе, по-видимому, из того же гарнитура.
- Присаживайтесь на свободные места, - голосом Левитана произнес Борис Александрович. – Хотя… Молодой человек у нас явно с переизбытком Яна, нужно его слегка заИнить
- Тамарочка, - обратился он к худенькой женщине лет 30, имеющей облик художницы-авангардистки, в немыслимом жакете, и с длинными прямыми волосами, схваченными тесемкой через лоб. – Ты сегодня излишне заИнена, наш круг будоражишь, посиди-ка у молодого человека на коленях минут 10, надо вам свои избытки нейтрализовать… Куда же вас посадить? А ну-ка, - обратился он к Андрею, - попробуй определить свою точку в этой гостиной. Возьми кресло и послушай себя в разных местах комнаты. А я посмотрю.
- А как это? – недоуменно спросил Андрей. – Разве не все равно, куда сесть?
- Не все равно, - ответил Балашов. – Слышал когда-нибудь об акупунктурных точках человека?
- Слышал.
- Так вот, акупунктурными точками, а также чакрами обладает не только человек, но и любой живой и неживой объект, в том числе комната. Причем у комнаты есть точки, которые приемлют конкретно твою энергетику, а есть, которые не приемлют. С помощью этих точек можно лечить энергетику комнаты, если она не сгармонизирована, или, иными словами, больна, и лечиться в той или иной точке самому. А можно наоборот – испортить энергетику комнаты, и если не заболеть самому, то ухудшить свое самочувствие. Мы все здесь сидим на таких точках, и в таких точках здесь расставлена мебель. Особенно это важно при энергетической работе, а это совместными усилиями мы и собираемся делать.
- И все же, как я ее найду, человеческие точки-то хоть на атласах изображены.
- А постарайся почувствовать, иначе это не объяснишь. Некоторые ощущают это, как больший, чем в другом месте, комфорт, другие видят ее глазами, – но это редкая способность, третьи ощущают потоки отрицательной и положительной энергии. Как это будет у тебя, я не знаю, но ты достаточно чувствителен.
Чувствуя себя идиотом, Андрей начал бродить по огромной комнате и сравнивать свои ощущения. Присутствующие не обращали на него внимания, болтали о чем-то своем, Чечик, по-видимому, тоже не собирался ему помогать, он быстро передвинул на пару метров кресло к окну и увлекся беседой с симпатичной молодой женщиной, и Андрей был сам вынужден решать задачу, поставленную Балашовым. После бестолкового пятнадцатиминутного блуждания, он вдруг ощутил какое-то новое состояние, словно бы в области твердого неба появилось чувство давления и распирания. Он сошел с этого места, – чувство пропало. Андрей вопросительно посмотрел на Балашова.
- Вроде здесь… - неуверенно сказал он.
- Молодец, - расцвел улыбкой Балашов. – Другие по несколько часов найти не могут.
- А что, если бы я ее не обнаружил, я бы весь вечер по комнате бродил?
- Так бы и бродил, мы бы своими делами занимались, а ты бы бродил. По крайней мере, в рецепт бы мы тебя включить не смогли, ты бы нам всю мандолу испортил.
- А что значит «в рецепт»?
- Мы здесь все сидим по определенному рецепту. И, кстати, в другой раз твоя точка может быть совершенно в другом месте, – все зависит и от дня, и от задачи, и от ситуации. При лечении какого-то заболевания иглоукалыванием, в зависимости от болезни и дня лечения, используется та или иная рецептура точек. Так же и здесь. Но в данном случае мы собираемся, чтобы лечить энергетические недуги больших групп людей и определенных зон пространства.
- Тут не лечить надо, - раздался густой бас огромного парня с окладистой бородой. – Вот Шамбалу к стенке поставим, тогда и лечить никого не надо будет.
- Ну, Константин, Шамбалу к стенке – дело не простое, давай уж пока более легкие задачи решать. Ладно, - вновь обратился он к Андрею. – Ставь в точку кресло и садись, а ты, Тамарочка, садись молодому человеку на колени и постарайся с ним энергетически объединиться.
Чувствуя жуткую неловкость: вот так, прийти в незнакомый дом, и тебе тут же сажают на колени незнакомую тетку, слава Богу, не очень тяжелую – согласитесь, странная ситуация - Андрей уселся в кресло, и тут же, очевидно не чувствуя никакой неловкости, на колени ему взгромоздилась Тамара и по-свойски, вконец смутив юного Андрея, положила ему руку на плечо.
- Да ты не смущайся так, - шепнула она ему в ухо крепким табачным духом. – Ты же не случайный человек –  случайные люди у нас редко появляются, Борис Саныч, если кого приглашает, всегда проверяет вначале. Просто так случайный человек в этот дом не попадет. Если кто сюда приходит, значит, он носитель какой-то кармической миссии в нашей группе и, следовательно, не случаен. Так вот, если ты к нашей группе причалишь, то должен привыкать к несколько экстравагантным здешним обычаям. Тебя Чечик привел?
- Да, я с ним, – промямлил Андрей.
- Быстро ты точку нашел, наверно, способный парень. Ты биоэнергетикой раньше занимался?
- Нет, только йогой.
- Ну, это вещи близкие, хотя йога, конечно, несколько устарела, наши методы гораздо эффективнее и быстрее. Давай проделаем такое упражнение: я буду на твоем теле сосредотачиваться, а ты на моем – нам же нужно энергетику выравнивать. Постарайся, как можно ярче представить ту часть тела, которую я буду называть, и как бы сознание свое туда перемещай, а о самоощущении постарайся забыть. Итак, поехали: стопы!
Андрей сосредоточился на стопах Тамары, но достаточно четко это получилось не сразу. Его собственное тело, которое до сей поры ему вроде бы не мешало, вдруг стало чувствовать какие-то неудобства: зачесался нос, потом ему показалось, что неудобно расположена спина, он заерзал, начал судорожно почесываться.
- Перестань, - зашипела Тамара. – Забудь о своем теле, сейчас в твоем сознании только те части моего тела, которые я указываю, остальное отключается.
Андрей снова попытался сконцентрироваться, и только минут через пять ему более-менее отчетливо удалось сосредоточиться на стопах напарницы.
- Хорошо, - донеслось до его сознания. – Теперь голени!
Андрей достаточно быстро зафиксировал Тамарины голени.
- Бедра!
Андрей сосредоточился на бедрах, он уже вошел во вкус упражнения, и тут доселе дремавший в нем бес зашевелился, и в сознание полезли всякие пикантные картинки, касаемые не только Тамариных бедер, скрытых под длинной юбкой из пальтовой ткани, но и других, не менее соблазнительных частей женского тела. Желая прогнать непрошеные видения, Андрей машинально тряхнул головой.
- Не дергайся! – услышал он Тамарин голос. – Все нормально, это соприкоснулись наши сексуальные энергии, постарайся не гнать мысли, а посмотреть на них отвлеченно, как бы со стороны. Так, хорошо, теперь таз.
Андрей постарался сделать то, что предложила ему Тамара, и действительно, как только  он перестал бороться с навязчивыми эротическими образами и просто отвлеченно сосредоточился на области таза, непрошеные гости еще немного покружились и оставили его в покое. Одновременно с этим возникло новое ощущение, казалось бы, не зависящее от воображения Андрея. Словно бы какая-то волна начала медленно подниматься вверх. Вдоль его спины, и одновременно вокруг него с Тамарой начал закручиваться невидимый, но достаточно ощутимый вихрь.
- Живот!
Вихрь начал раскручиваться сильнее, спина Андрея непроизвольно распрямилась, вертикальный ток переместился выше.
- Грудь! – Ускорила свои приказы Тамара.
Андрей почувствовал, что оболочка его тела как бы расширилась куда-то к горизонту, и вдруг, неожиданно, накатила волна симпатии и чуть ли не любви ко всем присутствующим, да и не только к ним, а вроде бы ко всему человечеству, к которому, когда это не касалось его лично, Андрей не испытывал каких-либо эмоций.
- Горло!
Тут ощущения его приняли форму рассекающей плоскости, все туда же к горизонту, и его неожиданно появившееся чувство любви ко всем перешло в слезливо-истерическую фазу: к горлу подступил комок, из глаз полились слезы, захотелось принести какую-то жертву – кому, зачем, этого Андрей не мог понять. Его спина еще сильнее выгнулась, и он, сам того не ощущая, начал заваливаться назад – и, несомненно, если бы не спинка кресла (сидел он на краю, не прикасаясь к ней спиной), то просто бы свалился навзничь. В теле появилось одервенение.
- Эй, Тамарик, - раздался голос Балашова, - я тебе что сказал: выровнять Ян и Инь, а ты удавку юноше набросила. Опять за свои вампирские штучки взялась!
- Ой, Борис Саныч, – томным голосом проговорила Тамара. – Я и сама не заметила, как это получилось, я нечаянно.
- Смотри у меня, - уже мягче сказал Балашов. – Ты как… прости, забыл, как тебя зовут.
- Андрей, – сдавленно ответил наш герой, пытаясь сбросить оцепенение, комок в горле все еще держался.
- Вот, Андрюша, - уже наставительно сказала Тамара, слезая с колен Андрея. – Мы проделали так называемую «Горку» – тантрическое выравнивание мужской и женской энергий. Все эти ощущения во много раз усиливаются, если то же проделывать при сексуальном контакте… ну, это пока не для тебя… надо же, как ты среагировал, способный мальчик.
- Извините, - пробормотал Андрей. – В его ушах все еще звенело, и он ощущал какую-то странную тупость, словно на голову одели кастрюлю.
- Вообще-то, - вмешался Балашов. – Идти надо было выше, но, может, и хорошо, что вы на Вишудхе остановились, а то твое астральное тело уже наполовину из темечка вылезло, боюсь, если бы дошли до Сахасрары, оно бы полностью вылетело, и нам бы пришлось его на место возвращать. Смотрите, какой способный парень, другие месяцами тренируются, чтобы что-то почувствовать. А, собственно, чего я удивляюсь, судя по тому, что Чечик рассказывал, ты уже имеешь некоторый астральный опыт. А ты, - он снова перевел взгляд на Тамару, – называй вещи своими именами, «Горку» ты только сначала делала, а потом на удавке присосалась. Я же тебя предупреждал! Своих не трогай!
- Простите, Борис Саныч, я не поняла, что он свой, я машинально.
Не совсем разобравшись в этом сенситивном жаргоне, Андрей переводил взгляд то на одного, то на другого.
- Ну, ладно, давайте работать, - обратился Балашов к присутствующим. – Ты, Андрей, не в курсе, постарайся почувствовать, что мы делаем. Прежде чем включить тебя в работу, если ты этого, конечно, захочешь, мне надо будет с тобой предварительно побеседовать, ну а в дальнейшем тебе придется пройти некоторое посвящение. Но прежде ты должен подумать, нужно ли это тебе, потому что после инициации расстаться тебе с нами будет несколько э-э-э затруднительно.
- А что так, - усмехнулся Андрей. – У вас это что-то вроде приема в партию?
- Твоя ирония несколько неуместна, – ответил Балашов. – Вступить в наш орден может далеко не каждый. Если бы о тебе не рассказал наш сэр Гавейн, - он царственным жестом указал на Чечика, – и если бы ты не представлял для нас некоторый интерес, то ни о каких подобных предложениях и речи не могло быть. В лучшем случае, если бы тебе повезло, ты бы мог оказаться здесь в качестве пациента, хотя, наверное, тогда неуместно было бы говорить, что тебе повезло: я в основном работаю с тяжелыми больными, от которых нередко отказываются врачи и другие сенсы. И тут дело не только в моей исключительности. Просто каждый из нас – одни в большей, другие в меньшей степени имеют доступ – ну вроде как в общий банк информации и силы. Каждый из нас вносит скромную лепту в пополнение его резервов, и при необходимости может пользоваться его общими ресурсами. Это во многом напоминает коммерческий банк, только он не имеет ни стальных сейфов, ни денежных купюр – он, с точки зрения обывателя, нематериален, и, тем не менее, – весьма действенен. Какие преимущества получает совладелец этого банка - я расскажу позже. Если ты становишься соучредителем банка, тебе выдаются какие-то шифры, ключи от сейфов. Ты можешь брать из него не только то, что вложил, но иногда, с разрешения руководителей, и кредит. Конечно, в этом случае руководство должно быть уверено, что впоследствии все будет возвращено, иначе банк быстро лишится наличных средств. А теперь подумай: может ли руководство банка выпустить из своего контроля человека, который владеет шифрами и кодами. А что, если он впоследствии влезет в банк без спроса? Теперь насчет тебя. Ты получил рекомендацию от нашего адепта. Он обнаружил в тебе некую скрытую энергию, которую сам ты вряд ли в ближайшее время сможешь в себе раскрыть. Мы постараемся тебе в этом помочь, к тому же качество этой энергии может быть полезно нашему общему делу и нашему энергетическому банку – пока трудно судить, насколько, – это покажет будущее. Теперь второе: ты прошел что-то вроде отборочного теста, быстро обнаружив свою активную точку в этой комнате. Потом, у тебя сразу пошла энергетическая горка с Тамарой Фириной, правда, здесь ты был несколько неосторожен и позволил к себе присосаться – слишком доверился инструктору. Но ничего, когда мы тебя немного поднатаскаем, то, если нечто подобное повторится, - он озорно взглянул на Тамару, – врежь ей энергетически как следует, или, еще лучше, подлови на письку, тогда она за тобой как мартовская кошка ползать будет.
Присутствующие грохнули хохотом, а Тамара густо покраснела, она хотела что-то сказать, но Балашов продолжил свой монолог:
- Сейчас мы займемся нашей будничной работой, можно назвать это групповой медитацией – детали я не буду объяснять, но постарайся почувствовать, а лучше увидеть, что происходит в пространстве. Только смотри, не лезь к нам на астрале, ты пока не посвящен – это для тебя не безопасно.
- Итак, - обратился ко всем Балашов. – Выполняем первую фазу. Работаем на дуплекс сферах по радуге. Мужчины закручивают яблоко, женщины – арахис, промываемся шнурами, как сами понимаете, от Водолея. Перевернутые чаши делаем на мне: женщины на физическом теле, мужчины – на двойнике. По команде уходим за черную точку между белыми чашами.
Балашов зажег несколько ароматических палочек: запахло сандалом, и еще Бог знает какой восточной экзотикой, затем он выкатил из соседней комнаты электроорган Вельтмейстер, подключил его к сети и продолжил:
- Принимаем рабочую позу.
Все присутствующие откатили в уголок кресла и вернулись на те места, где только что стояли. Затем, как по команде, уселись в позу лотоса на огромный ковер, покрывающий большую часть комнаты. Андрей, как был, остался на кресле, только откатил в сторону, поскольку Балашов распорядился, чтобы он сошел с активной точки, то есть вышел из рецепта. Затем Борис Александрович занял положение примерно в центре и сказал:
- Начинаем с первой октавы, при смене регистра меняем сферу. Запахи: роза, ромашка, герань, полынь. Вкус: сладкий, вяжущий, перец, лимон, горечь. Поехали.
Он взял аккорд до-мажор первой октавы, все, кроме Андрея, закрыли глаза и выпрямили спины, далее чисто внешне ничего необычного не произошло: все сидели в лотосе, слегка покачиваясь. Балашов сидел за электроорганом, периодически в определенной последовательности меняя аккорды и тональности, и, тем не менее, не столько глазами, сколько каким-то ощущением за рамками тела, Андрей стал замечать изменения в окружающем пространстве. Словно бы легкий смерчеобразный ветерок закружился в комнате, и воздух забликовал, как на асфальтовом шоссе в знойный день. Затем в него начали вплетаться едва заметные цветовые потоки, сменяющие друг друга, как в радуге: красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, фиолетовый. Процесс этот продолжался около получаса, и, когда стал блекнуть фиолетовый цвет и отзвучал аккорд си-мажор 1-й октавы, Андрей снова скорее почувствовал, чем увидел, (то есть те же ощущения у него возникали с закрытыми глазами), что над головой Балашова возникло что-то вроде воронки. В пространстве вновь появились световые потоки, но на этот раз одновременно присутствовали все цвета. Каждый поток был отделен от другого, и воронка словно бы стала засасывать в себя потоки, выстроив их по окружности, как лепестки цветка, причем один конец каждого потока уходил внутрь воронки и закручивался, другой же распространялся, и угасал в бесконечности. Около десяти минут в комнате стояла тишина, и только цветовая воронка вращалась вокруг головы Балашова, затем Андрей почувствовал, что его сознание затягивается в этот световорот, и он начинает терять контроль над телом, и если бы его попросили двинуть рукой или ногой, то у него ничего бы не иполучилось. В тот момент, когда его сознание готово было уже нырнуть в воронку, Балашов взял громкий Си-мажор, вокруг него на какое-то мгновение образовался шар, состоящий из 7 сфер, заключенных, как матрешки, одно в другую, затем наваждение рассеялось.
- Закончили дуплекс сферы, - объявил Балашов.  Сидящие зашевелились: кто-то начал потягиваться, кто-то разминать затекшие ноги.
- Неплохо, сегодня неплохо, - заявил глава ордена. – Только Костику астральные битвы покоя не дают. Ты зачем элементалию в круг затащил?
- Да я что, виноват? - пробасил уже знакомый Андрею статный молодец. - Их на меня Шамбала  насылает! Разделаться, сволочи, хотят: как работать начинаю, так они сразу, как мухи на мед. Ну, так ничего страшного, я ее тут же в кругу и распылил, так что она особенно и помешать не успела.
- Следующий раз, когда в круг входишь, отслеживай пространство, а то можешь и посерьезней вредителя запустить, – наставительно посоветовал Балашов. – Ну а ты как? - Он вопросительно посмотрел на еще не пришедшего в себя Андрея. – Разумеется, непосвященный ничего из того, что я тут в узком кругу говорил, понять не сможет. Тебя я в этот раз не отслеживал, у меня была более важная задача, так что, если что видел или чувствовал, – расскажи.
- Да, что-то видел, - ответил Андрей. - Конечно, может, мне просто показалось. – И он рассказал, что видел.
- Великолепно, - сказал Балашов, когда Андрей закончил свой рассказ. – Все почти в точности. Да ты – готовый ясновидец! Молодец, Игорь, прекрасного парня привел, - повернулся он к Чечику.
В этот момент в прихожей раздался звонок.
- Господи, кого это нелегкая принесла, - недовольно сморщился Балашов. – Никак, черный полковник! Вроде больше некому. Ведь предупреждал же его в это время не приходить, нет, все-таки приперся с очередным делом государственной важности. Интересно, что на этот раз?
Балашов пошел открывать дверь и через минуту вернулся в комнату с невысоким подтянутым человеком в форме военного летчика.
- Вот, знакомьтесь, Валерий Палыч, с каким-то очень важным предложением, – представил присутствующим нового гостя Балашов. – Познакомьте нас, Валерий Палыч, с целью вашего визита.
- Борис Александрович, я, собственно, лично к вам хотел обратиться, конфиденциально.
- А я вас предупреждал, что в это время у меня группа собирается. Давайте, излагайте ваше важное дело, у меня от друзей секретов нет.
Видя, что деваться некуда, «черный полковник» откашлялся и начал:
- До недавнего времени я, как и большинство моих коллег, ни в какие чудеса, ни в какую мистику не верил, разве что всякие приметы пытался соблюдать, но это у нас, летчиков, ритуал, скорее профессиональный обычай, чем вера в какие-то потусторонние силы. Но вот недавно случай свел меня с Борисом Александровичем – и он буквально перевернул мое мировоззрение. Мало того, что он избавил меня от многолетних сердечных болей, из-за которых мне уже давно запретили летать, и перевели в наземную службу, но к тому же предупредил и даже указал сроки, когда меня ожидают серьезные материальные потери. К сожалению, я не поверил, что можно предугадать будущее, не предпринял мер предосторожности, и в результате в указанные сроки полностью сгорела моя дача в Подмосковье. Поняв, что все эти чудесные явления действительно существуют, я прочитал кое-какую литературу, – правда, далеко не все понял, у меня, как у технаря, мышление слишком прямолинейное – и хочу поделиться кое-какими соображениями. Я считаю, что государственная политика, отрицающая существование паранормальных явлений, в корне неверна, и мой долг офицера и коммуниста постараться изменить это положение. Я знаю, что никто до сих пор серьезно не пытался использовать способности экстрасенсов в народном хозяйстве. Наверняка в будущем спектр применения ваших способностей в государственном масштабе будет чрезвычайно широк, но пока мне пришли в голову только следующие идеи. Да, сразу хочу оговориться: никто меня не уполномочивал, это, так сказать, личная инициатива, но при необходимости можно будет привлечь для выполнения задачи соответствующие инстанции. Впрочем, как сочтете нужным, на худой конец, можно обойтись и без них, главное – результаты…
- Затянули вы свое вступление, - поморщился Балашов. - Ближе к делу.
- Ладно, ближе к делу. – Полковник вытащил из кожаного дипломата какие-то странные карты и разложил их на столе.
- Это последние секретные данные геологических разведок; здесь, - он очертил рукой некую область Азербайджана и Ирана в районе Каспийского моря, - залежи нефти, и они, как вы видите на карте, не разрознены, а связаны в единый нефтяной бассейн, причем большая часть месторождения  находится под нашей территорией, то есть это наша кровная советская нефть. Кстати: тюменская нефть также имеет связь с общим бассейном.
Балашов недоуменно посмотрел на полковника:
- Все это чрезвычайно интересно для специалиста, но мы-то здесь причем?
- Тут мы подходим к сути моей идеи. Основная добыча нефти идет в Арабских Эмиратах, а также здесь, здесь и здесь. - Валерий Палыч ткнул пальцем в нескольких местах. – Как видите, в основном за территорией Советского Союза. Но, поскольку их месторождения связаны вот этими руслами с нашими нефтяными бассейнами, то, кроме своей законной, они откачивают и нашу, советскую нефть, это понятно из закона сообщающихся сосудов. К тому же, в силу своих хищнических империалистических интересов, разработку они ведут гораздо интенсивней, чем мы, и очень большое количество нашей нефти уходит к ним.
- Опять ничего не понял, - пожал плечами Балашов. – Мы-то тут при чем? Пусть этот вопрос решают нефтяники, если его вообще можно решить.
- Я тут посчитал, - Валерий Палыч вытащил бумаги со столбцами цифр. – Зная примерное количество добываемой нефти в год у нас и у них, я выяснил, что они ежегодно обворовывают нас на полтора миллиарда рублей – и это по самым скромным подсчетам, – возможно, что с учетом всех факторов цифра может возрасти в несколько раз.
- Вы что-нибудь понимаете? – обратился к своей группе Балашов. – Лично я – нет, при чем здесь мы?
- Он, наверное, хочет, чтобы мы на их нефтяников порчу навели, - высказал предположение Костя Майоров. – Чтобы они все перемерли, и тогда их империалистическая нефть станет нашей, социалистической.
- Что вы, что вы, - по-видимому, даже не поняв насмешки, ответил Валерий Палыч. – Хотя… вы знаете… мне это как-то в голову не приходило, но стоит подумать… нет, я имел в виду другое, чтобы вы энергетические перекрытия поставили вот в этих местах, соединяющих бассейны, - он снова стал тыкать пальцем в карту. – Чтобы наша нефть перестала на их сторону уплывать. Пусть там свою нефть качают, но нашу – не тронь.
В просторной комнате воцарилось молчание. Казалось, сейчас маленькая аудитория грохнет хохотом, настолько серьезно и научно звучала эта бредовая идея, но Балашов незаметно от черного полковника приложил палец к губам.
- Видите ли, Валерий Палыч, - обратился он к полковнику. – Я понимаю ваши патриотические мотивы, но, к сожалению, в этом мы вряд ли сможем помочь, такие сложные задачи нам не по силам, и я лично не знаю никого из наших сенсов, кто мог бы взяться за подобную благородную задачу: наши возможности гораздо скромнее. Может, кто из здесь присутствующих знает, кто бы смог.
- Да нет… что вы… нет таких, – раздались голоса.
- Ну вот, видите – это никому не по силам.
- Жаль, очень жаль, а я так надеялся, - упал духом Валерий Палыч. – Но ведь вы останавливаете кровотечение и заживляете раны, – неужели ничего нельзя сделать?
- Увы, - развел руками Балашов. – А заниматься шарлатанством не в наших правилах.
- Жалко, - расстроился полковник. – Ну а льды вы раскалывать можете? – спросил он уже без прежней уверенности.
- А это еще зачем?
- Ежегодно наша страна теряет миллионы рублей из-за ледяных заторов в Северном Ледовитом океане. Целые караваны судов застревают, и ледоколам ничего не удается сделать. Может, можно хоть льдины отгонять, ведь я знаю, что некоторые сенсы способны растворять облака и даже делать окошки в сплошной облачности – я сам об этом читал. А если с льдинами так же?
- Увы, - снова развел руками Балашов. – Облака, действительно, многие могут, и лично я не раз это проделывал, но у облака другая структура, неустойчивая, с льдинами же гораздо сложнее.
- А что, - снова оживился Валерий Палыч. – Это – неплохая идея. Ежегодно по стране из-за нелетной погоды откладываются сотни рейсов самолетов, и здесь мы также терпим немалые убытки. Если каждый аэродром будет иметь штатного регулировщика облаков, это же решит проблему нелетной погоды.
- Ну что вы, Валерий Палыч, нас тут слишком мало, чтобы все советские аэродромы обслужить.
- Но ведь есть и другие экстрасенсы!
- За других я не отвечаю, а у нас и без того масса важных дел. А потом, есть такой закон равновесия: если где-то тучу растворить, то обязательно в другом месте возникнет аналогичная, и если в каждом городе с аэропортом будет работать один или несколько разгонятелей облаков, то даже трудно себе представить, как это на погоду в масштабе всей планеты повлияет. Мы на себя такую ответственность взять не можем. Одно дело – изредка несколько небольших облачков растворить, а другое дело – заниматься этим в масштабе всей страны.
- Ну что ж, - вздохнул Валерий Палыч. – Жалко, очень жалко, а я, честно говоря, так рассчитывал. Ну, если вы отказываетесь, попытаю счастья в другом месте. А впрочем! – Тут его глаза загорелись сумасшедшим блеском. – А может, Борис Александрович, вы возьмете меня в ученики? Нет таких задач, которых не смог бы выполнить советский офицер: если я сам стану экстрасенсом и четко поставлю себе цели, может, я и сам смогу сделать то, в чем вы отказали?
- Извините, - улыбнулся Балашов. – Вы впервые пришли ко мне, как пациент, а у меня есть принцип: не брать моих больных в ученики – и ему я никогда не изменяю. Да и потом, не буду вас обнадеживать, нет у вас никаких парапсихологических способностей. А это как с музыкальным слухом: если нет его у человека - никогда он сносно на инструменте играть не научится, а вам в плане экстрасенсорики медведь на ухо наступил.
- Жаль, очень жаль, - в очередной раз вздохнул черный полковник. – Что ж, буду самостоятельно по книгам обучаться. Надеюсь, когда-нибудь смогу вам доказать, что для офицера нет невыполнимого. Честь имею.
Валерий Палыч раскланялся и ушел.
- Принесла же его нелегкая, - облегченно вздохнул Балашов, когда дверь за полковником закрылась. – И ведь прогнать было нельзя, это – приятель моего знакомого КГБиста, который к нам благоволит и устраивает так, чтобы КГБ не лез в нашу деятельность. Нельзя обидеть: они народ мстительный. А ведь я, когда с его сердцем работал, увидел у него вялотекущую шизофрению. И куда у них медкомиссия смотрит – совершенно типичный случай, не удивлюсь, если он сюда еще не раз заявится с новой гениальной идеей. Боюсь, что придется ему память стирать, чтобы он сюда дорогу забыл, а вы знаете, – не люблю я это делать. Ну ладно, работу на каскадах усиления и с царствами придется отложить до следующей встречи, сегодня уже не успеем. Ты, Танюша, и ты, Лизок, останьтесь, надо еще одно дело обсудить, а остальные – свободны. А ты, Андрюша, - он перевел взгляд на нашего героя, – подумай, хочешь ли быть с нами, и если определишься, буду рад тебя видеть.
Когда все уже собирались, Андрей подошел к Борису Александровичу и спросил, чем он рекомендовал бы ему заниматься самостоятельно.
- А ты сам-то чем-нибудь занимаешься? – спросил Балашов.
Андрей начал описывать йогические упражнения и медитации, которые он проделывал каждый день.
- Все очень хорошо, - не дослушав сказал Балашов. – Продолжай заниматься, чем занимаешься, а можешь и не заниматься вообще.
- То есть, как это так?
- А так: для продвижения это особого значения не имеет. Хатха-йога, конечно, очень полезная вещь, но только для здоровья. Бывает так, что человек с прекрасным здоровьем имеет гораздо меньше шансов развиваться духовно, чем страдающий каким-то недугом, особенно психическим. Например, большая часть моих девочек – психопатки, а мужики – шизики, тем не менее, все медитируют, занимаются йогой или кунг-фу, но это больше для того, чтобы чувствовать свою принадлежность и избранность или чтобы занять свободное время. Так что занимайся, чем нравится.
- Но как же так, - недоумевал Андрей. – Я везде читал, что человек мистически развивается, только когда регулярно специальные упражнения проделывает.
- А я и не говорю, что это плохо, правда, мы то, что ты называешь упражнениями, зовем работой. Дело в том, Андрюша, что пока ты проделываешь упражнения – именно «проделываешь» – в определенные часы и определенное время, причем тебе не хочется, лень, но ты мужественно себя преодолеваешь, - в действительности никакого духовного или магического, или неважно, как это назвать, роста не происходит. Ты укрепляешь свое тело и закаляешь характер, и уже не можешь без асан и пранаям, потому что без них, как тебе кажется, твоя жизнь теряет смысл, да и вообще: без них ты себя хуже чувствуешь. Медитация – это уже ближе к делу, но и в ней, честно говоря, толку мало, пока ты совершаешь определенные упражнения. И опять же, без этого ты уже не можешь, тебе приятно в хорошей компании сознавать себя йогом, человеком, который занимается асанами, пранаямами и медитациями, а в компании себе подобных ты будешь делиться опытом, спрашивать, по какой системе занимается тот или другой, и какие упражнения он выполняет. То же и с единоборцами – каратэками и ушуистами: как правило, этим начинают заниматься слабые физически и неуверенные в себе люди, и, если у этого человека есть настойчивость и характер, то он очень сильно меняет свою физическую и энергетическую природу, хотя порой в теле льва остается мышиное сердце. Но со временем этот человек достаточно успешно учится с этим мышиным сердцем справляться и преодолевать его неуверенность. Внутри же все это остается и никуда не исчезает - просто берется под контроль усилием воли. Для таких людей очень важно то, чем они занимаются, но опять же, все это - только занятия. Все это – костыли либо искусно сделанные протезы.
- А что же делать? – Андрей был сбит с толку.
- А разве я тебе сказал, что надо что-то делать, или чего-то не делать? Я только сказал, что это – не столь существенно для духовного продвижения. Если в генах ребенка заложен высокий рост, диета не имеет особого значения, он, в положенное время, все равно будет усиленно расти.
- Но ведь вы сегодня именно какие-то упражнения и проделывали! – все не мог понять суть разговора Андрей.
- Совершенно верно, - ответил Балашов. – Внешне все выглядело, как обычная медитация, только групповая. Но суть – иная. Это все равно, что разница между грузчиком и человеком, занимающимся культуризмом. Культурист, поднимая штангу, качает мышцы, и только в этом смысл его занятий; грузчик же, который перетаскивает шкаф на своем горбу, – тоже качает мышцы, но он при этом зарабатывает себе на хлеб. Твои занятия подобны занятиям культуриста, но этим ты только изменяешь свою внешнюю природу. Наши же сегодняшние занятия больше похожи на работу грузчика, мы, как я вначале сказал, заполняем свой общий банк деньгами, которыми каждый из нас в дальнейшем сможет пользоваться – и уже для того самого мистического развития, о котором ты говорил. Можно заниматься любой йогической практикой, но внутренне оставаться тем же самым, а можно все бросить, пить, курить, развлекаться, и, тем не менее, меняться внутренне и развиваться духовно.
- Но ведь большая часть людей именно так и поступает, но что-то не заметно, чтобы они духовно развивались.
- А я и не говорил, что для этого обязательно нужно пить, курить и бегать по женщинам, я сказал, что это не имеет принципиального значения. Развиваться духовно, или продвигаться, человек начинает тогда, когда он получает доступ в энергетические потоки тонких планов. В этом случае он уже не занимается на досуге тем или иным, это уже не хобби. Он начинает жить в отдельной реальности, он становится резонансной системой, воспринимающей вибрации иных миров, иных реальностей, не видимых и не замечаемых обычными пятью чувствами. Тогда костыли отбрасываются.
- Но как это сделать?
- Этого нельзя сделать, это просто происходит. Тебя, при определенных обстоятельствах, допускает к необходимым потокам Сила, и тогда кончаются твои упражнения и занятия по той или иной системе, и начинается сама жизнь, но уже совсем другая, по другим законам и принципам, потому что в этом случае меняется не твоя внешняя оболочка, а твоя внутренняя природа. Когда это произойдет, и произойдет ли вообще, никто не знает. Ты можешь много лет заниматься йогой и не продвинуться ни на йоту, но, допустим, вдруг увлекаешься рисованием или музыкой – и это происходит. Все зависит от наработки твоей кармы, и насколько она наработана, ты, как правило, понятия не имеешь.
- А почему же тогда в книгах пишут, и фильм этот про йогов. Получается, все это ерунда, - расстроено сказал Андрей. – Да и потом, в моей жизни действительно стали происходить мистические события: астральные выходы, например. К тому же в последнее время мне действительно стало казаться – раньше этого никогда не было, – что за моей жизнью словно бы какие-то разумные силы наблюдают, и ставят меня в различные ситуации, и смотрят, как я из них выбираюсь. Да и вообще, по какому-то расписанному сценарию живу.
- Если говорить о книгах, то тут надо четко разделять, - продолжал терпеливо разъяснять Балашов. – Есть книги – в основном современные, и написаны, как правило, европейцами с экзотическими индийскими псевдонимами: те же Рам Дас, Сат Прем, или из более давних – Рамачарака, например. Так вот, эти книги, в основном, написаны на волне европейского увлечения восточной экзотикой, у них чисто рекламные цели, и авторы таких книг получили хорошие гонорары и известность. Или, например, Эванс Вейнц. Тут чисто научный труд профессора-тибетолога: масса интереснейшей специальной информации по различным методикам тибетских медитаций. Но с практической точки зрения, в плане духовного развития, эта книга гроша ломаного не стоит. Еще раз говорю: по книгам заниматься можно, но это абсолютно ничего не дает в плане духовной алхимии. Есть книги и иного рода, написанные древними учителями, – если ты увлечен йогой, назову двух авторов, например Шри Шанкару или Патанджали – тут несколько другое. Тот же Патанджали, систематизируя йогу, пишет совсем не о той йоге, которой сейчас занимаются миллионы во всем мире. Это некий шифр, ключ к которому может найти только посвященный, который давно прошел все ступени, что там описаны. Но в книге его будет интересовать не внешняя информация, а скрытая, тайная, глубинная энергия, которую не сможет выявить обычный человек, пусть даже имеющий энциклопедические знания. То была совсем иная йога, о которой не прочтешь. Ученики обучались ей, полностью отрешившись от остального мира, после каждого этапа обучения, когда они накапливали определенное количество заслуг, следовали инициации, когда гуру подключал их к тем или иным информационным потокам, открывал им вход в новые, невидимые пласты духовной реальности. То, чем увлечены Европа и Америка, - совсем не то, это не та йога, и не те гуру, хотя внешне все может выглядеть очень похожим. Если говорить обо мне, то я еще мальчишкой несколько лет занимался под руководством настоящего гуру, владеющего тайными знаниями: отец мой до войны был военным атташе в Индии, и я прожил там до 37 года, пока отца не отозвали и не репрессировали уже в Союзе. Так вот, не было никакой йоги, о которой ты читал. Я убирался в его комнате, делал массу, казалось бы, бессмысленных вещей, а потом он, допустим, во время прогулки, касался моего межбровья и говорил: сейчас у тебя возникнут такие-то и такие-то ощущения, или такие-то и такие-то видения, и ты должен во время этого сделать то-то и то-то. И ни одной живой душе я не мог об этих вещах рассказать, иначе дар от меня уходил. У него были и другие ученики, и ни один из нас не знал, чему обучал учитель другого, – с каждым он работал по индивидуальной программе. К сожалению, мое ученичество было прервано, физический контакт с гуру утерян, но еще долго, уже, будучи в России, я продолжал общаться с учителем на духовном плане, потом, к сожалению, наши пути разошлись, но весь тот базис, на котором я в дальнейшем строил свой путь, – от него. Теперь о твоем мистическом опыте. С чего ты взял, что он у тебя от твоих занятий? Все бы произошло и без них – просто пришло время. Твои занятия йогой скорее не причина, а следствие, просто ты чувствовал некие энергии, некую мистику, которая по кармическим причинам коснулась души, и ты неосознанно выбрал ту внешнюю форму, тот род занятий, который более соответствовал твоим смутным душевным порывам. Подвернулась йога, – и ты занялся йогой, если бы в это время был популярен якутский шаманизм, занялся бы шаманизмом. Но и в том и другом случае твоя душа раскрывалась бы самостоятельно, независимо от рода мистических увлечений. Теперь понял?
- Теперь понял, - наконец проникся новой идеей Андрей. – Вы сказали, что могли бы принять меня в вашу группу. А не будет ли это тем же, чем я занимался раньше, только в иной форме? Вы уж извините за столь откровенный вопрос, но вы сами говорили…
- Для кого-то, может, и было бы, - сказал Балашов, словно бы надавливая глазами Андрею в область межбровья. - Я владею правом инициации, или подключения, но могу это сделать не со всяким, а только с тем, кто готов, и если он идет по пути, примерно параллельному с моим. Ты для этого подходишь. Итак, подумай, все взвесь, и если решишь к нам присоединиться, сообщи, только будь готов к тому, что ритуал инициации может привести к потоку не контролируемых видений…
Андрей сказал, что уже имел дело с подобного рода явлениями, распрощался с Балашовым и отправился домой.
















ГЛАВА 7
      
ПАЦИЕНТЫ БАЛАШОВА

Случилось так, что уже поздно вечером, после визита в группу Балашова, Андрей почувствовал недомогание, а ночью его стал бить озноб, и температура поднялась до 39. Естественно, на следующий день мама в школу его не пустила, и участковый врач поставил ему ОРЗ, поскольку существовало негласное указание Горздрава диагноз «грипп» пока не ставить: эпидемия еще официально объявлена не была. Нельзя сказать, что Андрею было уж так безумно плохо, но он очень переживал по поводу болезни, поскольку с того времени, как занялся йогой, болел очень редко, и любое недомогание воспринимал как личное оскорбление, как моральный удар по системе. Через два дня Андрею стало легче, и тут мама позвала его к телефону, сказав, что звонит какая-то Лена.
- Ты как себя чувствуешь? – Раздался в трубке тревожный голосок Леночки Алексеевской. – Я в первый же вечер, как ты в школу не пришел, звонила, но мама тебя к телефону не подозвала, сказала, что ты себя очень плохо чувствуешь. Я хотела тебя навестить, но она мне не разрешила, потому что у тебя тяжелое ОРЗ и ты заразный. А можно я сейчас зайду? Может, ты уже не заразный? Тем более я месяц назад ОРЗ уже болела, и теперь у меня иммунитет.
- Не знаю, - ответил Андрей, не разбиравшийся в тонкостях эпидемиологии. – Температура у меня сейчас 37,2, чувствую себя гораздо лучше, ну приходи, если не боишься заразиться, в конце концов, у меня не чума и не проказа.
- Если не боишься заразиться! – передразнила его Леночка. – А ты, сам-то меня не хочешь видеть? Ты в последнее время какой-то отчужденный. Избегаешь меня!
- Да ничего я не избегаю, просто перед ребятами неудобно, еще подумают, что у нас роман. (Он действительно последнее время сторонился Леночку, он как-то неловко себя чувствовал под ее постоянными пристальными взглядами).
- Ну и пусть думают, - пылко ответила Леночка. – Нам-то, какое дело до них…
Андрей не раз пытался разобраться в своих чувствах к Леночке, и никак не мог сказать ничего определенного – вернее чувства были очень противоречивы. Пожалуй, Леночка была первой девочкой в школе, на которую он сразу обратил внимание – и совсем не потому, что она считалась первой красавицей. Нет, таковой она не считалась, она была маловата ростом и  полнее, чем это определялось школьным каноном красоты: и длинноногая Наташа Новикова, похожая на фотомодель, и крутая Алена Рябинкина, имевшая поклонников среди парней, давно окончивших школу, несомненно, были эффектнее и красивее ее. Правда, у нее был пышный высокий бюст и чистая кожа, и роскошные густые волосы, но бедра и икры казались полноватыми, отчего она выглядела этакой аппетитной пышкой. И все же в ней было что-то, что Андрея притягивало больше, чем в признанных классных красавицах, и он долго не мог понять, что, пока это не сформулировал Чечик на Ленином дне рождения: у нее была фигура индийской танцовщицы: невысокая, в меру полноватая, и все же гибкая и грациозная. Можно было сказать, что лицу ее недоставало классической харизмы, оно было излишне округло, с пухлыми губками и щечками, курносым носиком. Пытаясь разобраться в своих чувствах, Андрей осознавал, что к Леночке его тянет чисто физически, только ее тело, которого он никогда не видел даже полуобнаженным, и она ему совершенно не интересна в духовном плане. Но это было еще не все, Андрей даже не мог понять природу той силы противоположного знака. Словно какое-то неосознанное чувство в глубине его души внушало: нельзя, опасность! Но какая же опасность могла исходить от этой невинной девочки, зачитывающейся романтическими книгами про любовь? У нее не было ухажеров-хулиганов, как у Алены Рябинкиной, да и вообще никого не было. Мать воспитывала ее в строгих правилах, и Леночка боялась и слушалась ее беспрекословно. В этом чувстве не было никакой логики, и, тем не менее, подавить его в себе Андрей не мог. Был, конечно, и еще один, чисто внешний момент, почему он последнее время избегал девочки. Она была слишком явно влюблена  в Андрея и по неопытности даже не умела скрыть этого, все время бросая на него томные взгляды. Весь класс это видел и частенько иронизировал над ними. Ну, а, как известно, когда женщина слишком явно демонстрирует мужчине свои чувства, то это вызывает у него скорее обратную реакцию.
Все эти мысли пронеслись в голове Андрея, когда он беседовал с Леночкой по телефону. Он не был опытным сердцеедом и не умел отшивать навязчивых особ женского пола, тем более и повода пока не было. К тому же у него голова пухла от индийской философии Радхакришнана, которую он тут же начал штудировать, как только лучше себя почувствовал. Делать было нечего, поэтому Андрей свернул не очень комфортную для него тему и пригласил Леночку к себе.
Леночка появилась через полчаса, притащила кулек с яблоками и апельсинами и защебетала о событиях в классе, произошедших без него, Андрея, о новых темах по физике и литературе – короче, обо всем том, о чем Андрею было совершенно не интересно слушать, затем сразу же перескочила на тему, которая, по-видимому, ее давно волновала:
- Ты, случайно, до болезни Игорю Дмитриевичу не звонил?
- Звонил, - ответил Андрей, понимая, что отпираться бесполезно. - Да был я у него, а потом мы вместе к Балашову ездили, на занятие его группы.
- Предатель, - сверкнула глазами девочка. – Мы же с тобой договорились вместе поехать, мне Игорь Дмитриевич разрешил.
- Ну, во-первых, мы конкретно ни о чем не договаривались, - начал раздражаться Андрей («Не слишком ли рано она меня в свою собственность записала», - недовольно подумал он. Он сам не хотел себе признаться, что неосознанно ревнует любого постороннего к столь волнующей его проблеме). – А потом, когда я до Игоря дозвонился, он тут же пригласил к себе приехать. – (На самом деле он поехал к Чечику на следующий день после звонка). – Когда мне было тебя разыскивать? Игорь занятой человек, к тому же он ничего не сказал, чтобы ты тоже приезжала. Да и потом, у тебя мать строгая, откуда я знаю, как она отнесется к этому визиту, там компания взрослая, серьезная. Да и вообще – он же к твоей матери приезжает, могла бы сама спросить.
- С мамой я как-нибудь без тебя разберусь, - обиделась  Леночка. – Она Игорю Дмитриевичу полностью доверяет, и отпустила бы меня без всяких разговоров: это же не какие-нибудь хиппи или наркоманы, это – серьезные люди. И отпустила бы она меня не потому, что рассчитывала бы на твою защиту: просто ничего дурного там быть не может. И не беспокойся, я бы его и сама спросила, но он к маме теперь только через две недели зайдет.
Обменявшись любезностями, ребята обиженно замолчали.
- Все же расскажи, что там было, - первая пошла на перемирие Леночка. – Ты извини, если я что не так сказала, но мне просто обидно стало. В конце концов, это я тебя с Чечиком познакомила, и имею право.
- Не все так просто, - с напускной важностью ответил Андрей. – Не знаю, как тебе это объяснить, но существуют судьбоносные, кармические встречи. Они – не случайные, предопределенные провидением, такие встречи дают мощный паттерн для духовного продвижения подготовленного судьбой человека. В этом случае промежуточное звено – ну то, которое сводит двух подготовленных, – имеет только роль посредника, само оно никакого духовного опыта из такой встречи получить не может. Балашов сам сказал, что случайный человек в их группе оказаться не может, вернее, оказаться может, но задержаться – нет.
- Подожди, подожди, - побледнела от возмущения Леночка. – Ты что думаешь, я из твоей заумной фразы ничего не поняла? Это что, я – промежуточное звено?! Ну, знаешь, Андрюшенька, я от тебя такого не ожидала! Ты, видишь ли, непризнанный гений, для которого другие готовят судьбоносные встречи, а я – дурочка из переулочка, да к тому же еще среднего рода?! – Леночка засопела хорошеньким носиком, казалось, из ее миндалевидных глаз вот-вот брызнут слезы.
Андрей понял, что перегнул палку, он судорожно соображал, как загладить вину, Леночка же начала тихо всхлипывать. Для Андрея это было уже слишком. В конце концов, он не собирался обижать Леночку, он слишком увлекся риторикой и неосознанно среагировал на тот болезненный факт, что Леночка и вправду вывела его на группу Балашова. Одно дело, если бы Андрей милостиво познакомил ее с Чечиком или с Балашовым, это бы не оскорбило его самолюбия, но здесь вышло все наоборот.
- Ну, извини! – начал оправдываться наш герой. – У меня, наверное, еще астения после ОРЗ не прошла, и я что-то не то сказал. Хочешь, я перед тобой на колени встану?
Он бухнулся перед опешившей девочкой на колени, и тут произошло то, чего он меньше всего ожидал: Леночка обвила его шею и впилась своими распухшими от обиды губками в его губы. Поцелуй был долгим, но, увы, совершенно неумелым. Андрей сразу понял, что Леночка никогда не целовалась всерьез с мальчиком, она не знала, что делать со своим языком и с зубами, которые несколько раз не очень эстетично клацнули о зубы Андрея. Затем она оторвалась от него, как от живительного источника, и закрыла лицо руками.
- Не любишь меня, не любишь, не любишь, - забормотала она, словно испорченная пластинка.
- Дурочка, - сказал Андрей с нежностью, он был очень растроган этим почти детским порывом, этой милой неопытностью и в то же время  решительностью. Он предполагал, чего Леночке стоило решиться на этот поцелуй. Андрей почувствовал себя старым, умудренным жизнью развратником, который тем не менее, подобно Евгению Онегину, готов милостиво не воспользоваться девичьей неопытностью.
- Дурочка, - еще раз произнес Андрей: в этот момент ему казалось, что он уже почти любит Леночку. – Ну почему ты так считаешь?
- Не воспринимаешь ты меня всерьез, - сказала Леночка уже спокойнее, вытирая глаза рукавом. – Правильно девчонки говорили, не нужна я тебе, ты уже, похоже, спал с кем-то – и не с одной.
Это была правда, только, разумеется, преувеличенная.
- У меня были девушки, - сказал он уклончиво, не вдаваясь в подробности. – Но их я не любил. Потом, это было давно, я в последнее время вообще в другие проблемы ушел и женщины меня не интересовали, а то, что у нас сейчас произошло, так этого я совершенно не ожидал, я ведь не развратник какой-то, я другими вещами поглощен.
- Зря я тебе призналась, - уже спокойнее, но с грустью сказала Леночка. – Не знаю, что со мной произошло.
- Да ты, если уж быть точным, ни в чем мне и не призналась, - улыбнулся Андрей. – Ты с мальчиками-то целовалась когда-нибудь?
- Целовалась! – важно надула губки Леночка. – Не ты первый!
- Не похоже, - усмехнулся Андрей, он вдруг почувствовал неодолимую тягу к этому милому, совершенно беспомощному в его руках существу. – Ну, иди ко мне, я тебя научу…
Уже когда его руки обрели смелость и стали действовать помимо его рассудка, он почувствовал, как задрожала  в его объятиях почти раздетая Леночка, и как тоненьким голоском, разрываемым на части вспыхнувшей страстью и девичьим страхом, она чуть слышно пискнула:
- Андрюшенька, миленький, не надо этого, я боюсь, я еще не готова, твоя мама может зайти.
Тогда Андрей понял, что делает что-то не то, что это ему совсем не надо, и он отпрянул от девочки и уселся на кровати, еще не придя в себя после случившегося.
- Что мы делаем! – сказал он, переведя дух. – Даже не знаю, что на меня нашло, ты прости меня, пожалуйста!
- Солнышко мое, - сказала Леночка, усевшись рядом с ним на краю кровати и уткнув ему подбородок в плечо. Видно было, что она стесняется наготы и старается, чтобы ее большая открытая грудь не попадалась в поле зрения Андрея. – Ты все замечательно делал, это я, трусиха, испугалась. Мне еще надо свыкнуться с тем, что должно между нами произойти, я еще не готова, меня мама так воспитывала – ну, что я обязательно должна замуж девочкой выйти. Не смогла я через это сегодня переступить, прости меня, но ты обязательно будешь моим, я тебя теперь никуда не отпущу! И не целуй меня больше сегодня! – Задрожала она, видя, что Андрей снова приближает к ней губы. - А то я боюсь, с собой не справлюсь, твоя же мама дома.
- Мама в мою комнату не заходит, когда у меня гости, к тому же я машинально дверь на щеколду закрыл, – тупо ответил Андрей.
- Ах, ты, значит, дверь на щеколду закрыл, ты, значит, знал, что тут у нас произойдет… Развратник, – проворковала Леночка, нежно ударяя его кулачками в бок. – А откуда ты это знал?
- Да ничего я не знал, - ответил Андрей, осторожно отражая ее удары. – Ты сама начала, я что, по-твоему, пень бесчувственный? Я вообще не люблю, когда в мою комнату входят. Я здесь занимаюсь, пишу…
- Ох, - вдруг спохватилась Леночка, словно только сейчас заметив, что на ней только трусики и колготки. – Ты ж меня совсем раздел… развратник… отвернись, пожалуйста, я еще к тебе не привыкла.
- Да я и не смотрю. - С деланным равнодушием ответил Андрей. Он отошел к столу, и пока Леночка одевалась, и приводила себя в порядок, делал вид, что читает Радхакришнана.
- Ну, все, - сказала Леночка, закончив шуршать одеждой. – Как юбку помял… насильник.
- А ты бы у меня вешалку попросила. - Усмехнулся Андрей.
- Попросила… Да ты как начал с меня одежду срывать, я даже ничего сообразить не успела. Я вообще не знаю, как себя в таких случаях вести – это ты у нас опытный сердцеед. Послушай, а ты сказал, что пишешь, а что ты пишешь? Стихи?
- Да, стихи.
- Я тоже пару лет пишу. А ты пробовал их отдавать печатать?
- Пробовал, - смущенно ответил Андрей. – Года два назад в журнал «Юность» посылал.
- Ну и что?
- А ничего, вежливо ответили, что для написания стихов одних чувств мало. Посоветовали прочитать книжку Исаковского о том, как надо писать стихи. Больше никуда не отсылал. А ты?
- И я пока не отсылала, у меня что-то путное получаться совсем недавно начало.
- Прочти что-нибудь.
- Да я плохо их помню, боюсь, сбиваться начну… Ну, вот, пожалуй, четверостишье:
А я живу без суеты,
Смотрю на голубое небо,
В котором отраженье – ты…
Тебя найти мне на Земле бы…

- Здорово! – сказал Андрей, искренне удивленный этими строчками. Он, честно говоря, не ожидал услышать от Леночки таких строк. – А еще?
- Да я говорю, – не помню. В следующий раз, если хочешь, тетрадь принесу. Ах да, еще одно помню, тоже коротенькое:
Словно строчка рожденная
Ночью бессонною
Скрипом петель.
Это утро оконное,
Тьмою вскормленное, –
Прорубь в апрель.
Ясность чуда бездонного
Кем нарисована
В рамке весны?
Неужели метелями,
В чаре капелевой
В давние сны?

Андрей был поражен. Смешливая, не уверенная в себе Леночка всегда казалась ему пустоватой и глупенькой, он никогда не слышал от нее даже краем уха какой-то удачной шутки, или меткой фразы, или умного замечания, да и вообще, ее чувственная полноватая фигура как-то не вязалась с поэтической утонченностью. А тут такие строки!
- Нравится? – смущенно подняла на него глаза Леночка. – Это, наверное, из лучших. А так – дряни много, у меня хорошие стихи стали получаться, когда я тебя увидела. И влюбилась, – опустила она глаза. – А может, ты что-нибудь прочтешь?
Трудно сказать, что подтолкнуло Андрея, может, просто случайность, но когда он взял свою тетрадку со стихами, то на глаза ему почему-то сразу попалось название «Ты и я». Андрей прочел:
- Помнишь из детства
Света пургу?
Мальчик и девочка
На берегу…

К концу стихотворения глаза Леночки наполнились слезами.
- О ком это? - чуть не плача спросила она.
- Да ни о ком, так, юношеские грезы… - не стал уточнять Андрей историю написания этого стихотворения. – Были у меня всякие видения в детстве, вот и написал по воспоминаниям. Никому конкретно эти стихи не посвящены.
- Гений ты мой, - тихо сказала Леночка. – А ты знаешь, что это о нас с тобой?
- О нас?! – Андрей чуть было не выложил Леночке историю своей странной детской любви без объекта, и о  встрече с Единственной на берегу астрального моря Вечности, – но вовремя спохватился. Эта история была его, только его и допустить туда втюрившуюся в него девицу, с которой намечались отношения, он не мог. «Не разрушь замок, Андрюшенька!» - Вдруг явственно прозвучало в его голове. Леночка истолковала его молчание по-своему.
- Конечно, о нас с тобой, - уже увереннее сказала она. – То, что мы раньше встречали друг друга - я это знала с самого начала, как тебя увидела, но я не знала, как это может быть, ведь я точно помнила, что никогда тебя раньше не видела. Все прояснилось во время гипнотического сеанса, и когда Чечик рассказал о переселениях душ. Тут я сразу поняла, что мы с тобой встречались и любили друг друга в одном из прежних воплощений, а может, и не в одном. Я, правда, не знаю, что такое «тантрическая пара». Может, ты объяснишь? Это, наверное, что-то из индийской философии?
- Тантра-йога – это одно из направлений йогической духовной практики, - начал объяснять Андрей. – Есть Хатха-йога, Карма-йога, Раджа-йога, Джнана-йога, Лайя-йога, Сахаджа йога. Каждая из них имеет свою особенность и использует в своем арсенале различные виды энергий. Тантра-йога использует объединенную мужскую и женскую сексуальные энергии: это что-то вроде медитации во время интимной близости… майкунтхи… есть и еще особенности, но я не хотел бы о них распространяться.  Подразумевается, что и мужчина и женщина духовно совершенствуются во время такой практики, но для этого им надо составить тантрическую пару. Их энергии должны подходить друг к другу, входить в резонанс. Есть масса других нюансов, чисто технических, но я сам это направление плохо знаю.
- Раз мы с тобой встречались в прежних воплощениях – наверняка мы, и есть эта самая тантрическая пара, - уверенно сказала Леночка. – А вообще-то, что такое йога, и для чего она нужна? Я всегда считала, что это такая индийская гимнастика для здоровья, – а ты и Чечик говорите о какой-то духовной практике, продвижении. Мне это не понятно.
- Слово йога, - начал Андрей, - образовано от санскритского корня «йуг», что значит «ярмо» или «соединение». Это надо понимать, как определенную систему жизни, позволяющую соединить Атмана и Брахмана – то есть наше индивидуальное ограниченное сознание с космическим Божественным.
Дальше Андрей выдал получасовую лекцию, составленную из фрагментов, нахватанных им из Эрнста Вуда, Патанджали и Радхакришнана, сопровождаемых обобщениями, которые он почерпнул из бесед с Маркеловым. Поняла его Леночка или нет, – было трудно сказать, к тому же Андрей увлекся и начал сыпать специальной терминологией, явно не знакомой обычной советской десятикласснице, но, судя по ее виду, впечатление этот монолог произвел на Леночку огромное.
- Как ты много знаешь! – сказала она, влюблено глядя на Андрея. – И что, ты всем этим занимаешься?
- Заниматься этим бесполезно, - сказал Андрей менторским тоном. – йога должна органично входить в твою жизнь, тогда душа начинает раскрываться, иначе все это обычное трюкачество. А вообще-то тема необъятна, и реализация ее в жизнь возможна лишь под руководством гуру – духовного учителя. Если заинтересовалась, могу тебе кое-что дать почитать – вот хотя бы Элизабет Хайч – там все очень популярно и понятно объяснено. Если пойдет – дам что-нибудь посерьезнее.
- А ты что-нибудь из йоги мог бы мне показать?
- Пока нет, - улыбнулся Андрей. – Я же еще даже не выздоровел. Вот, когда прочтешь книгу, если это тебя заинтересует, могу кое-какие упражнения продемонстрировать. Но только в плане хатха-йоги – о других вещах пока рано говорить.
- Что-то я час назад не заметила, что ты болен, - кокетливо сверкнула на него глазами Леночка. – Ладно, не обижайся, я сама во всем виновата. – Она снова влепила Андрею страстный поцелуй, но тут же резко отстранилась и сказала:
- Мой милый йог, твоей сурасундари надо бежать домой. Твою книгу она обязательно прочтет – должна же она быть достойна своего избранника. И не забудь о том, что следующий раз у Чечика или Балашова мы должны быть вместе, иначе месть моя будет страшной.
Не дав Андрею опомниться, она чмокнула его в щеку, и выпорхнула за дверь.
«Ну вот, - подумал Андрей, когда дверь за «сурасундари» захлопнулась. – Она уже все за меня решила. Теперь будет считать меня своей собственностью – и попробуй, докажи ей обратное – я ведь вроде как сам отозвался на ее страстный призыв. Слава Богу, что она девочкой осталась, иначе бы оказалось гораздо меньше шансов для отступления. Мне-то все это надо?» – Последний вопрос к самому себе прозвучал в его сознании не столь уверенно. Он вдруг осознал, что по крайней мере сейчас расставаться с Леночкой ему бы не хотелось. Ее стихи до сих пор звучали в его голове, и в этот момент она казалась ему близка и дорога, как ни одна девочка до сей поры. И потом, он вспомнил, как блестяще излагал ей основные базовые понятия индийской духовной науки, как она слушала его, приоткрыв свой хорошенький ротик, и как это льстило его самолюбию. И потом, как она неожиданно и мило выпорхнула из комнаты, словно оставив какую-то прекрасную недоговоренность! Любит ли он ее? Да какая разница, время само все расставит по своим местам, возможно, серьезные чувства придут позже. Он вспомнил, как сжимал полуобнаженную Леночку в объятьях, и еще раз осознал, что его сильно влечет к ее полному, упругому телу – а, в конце концов, может это сейчас самое главное, может, это и есть любовь! Андрей понял, что не найдет в себе силы оттолкнуть Леночку и что их история только начинается.
«Что ж, - подумал наш герой, – в конце концов, сказать «люблю» не так уж сложно! Ведь не зря говорят, что женщинам надо говорить то, что они хотят от тебя услышать».
Дня через три, когда Андрей был уже практически здоров, ему позвонил Игорь Чечик.
- Тут у нас намечается одно мероприятие у Балашова, – начал он без предисловия. – Если хочешь приходи, будут интересные больные. Балашова ты чем-то заинтересовал, а это, кстати, редко случается, он лично попросил, чтобы я тебе позвонил.
- Чем это я мог его заинтересовать? - польщено спросил Андрей. – Я вроде ничего особенно умного ему не сказал, только слушал.
- Если бы ты даже начал цитировать ему Бхагавадгиту на санскрите или Книгу Перемен на древнекитайском – это вряд ли бы произвело на него впечатление, но ты продемонстрировал способности к видению, а потом, он, наверное, что-то в тебе почувствовал: что – не знаю, он обычно об этих вещах не распространяется. А может быть на тебя указал его союзник.
- А что это такое?
- Следующий раз дам тебе почитать Карлоса Кастанеду, чтобы не задавал лишних вопросов. Я не люблю по телефону вдаваться в пространные объяснения, как-нибудь, потом расскажу. Ну, так ты приедешь?
- А можно я с Леной Алексеевской приду, у которой мы вместе на дне рождения были? Она сказала, что ты ее приглашал. – Андрею не хотелось брать с собой Леночку, но тем не менее он с ужасом обнаружил, что начинает ее слушаться.
- Лену? Да, конечно, я сам хотел тебе предложить, у нас тут возникла идея по поводу одного совместного эксперимента. Она как раз для этого объект подходящий. Кстати в этом эксперименте хочу и тебе предложить участие. Ну ладно, это мы на месте обсудим. Ты сам-то к Балашову дорогу найти сможешь? Ладно, приезжай к семнадцати, там увидимся.
«И чего мне всегда так не хочется ей звонить? – думал Андрей, набирая Леночкин телефон. – Вроде, когда ее вижу, - все нормально и даже хорошо. И все же что со мной случилось? Раньше не хотел бы звонить - и не стал бы. Глядишь, если так дальше пойдет, скажет она «женись на мне» – и женюсь». – Андрей попытался вызвать в себе чувство ужаса, но ужаса не получилось, он понял, что его существо не протестует против подобной мысли. Он все еще надеялся, что Леночки не будет дома, но, увы, буквально после первого гудка в трубке раздался Леночкин голос.
- Андрюша! – тут же взяла она инициативу в свои руки, как только услышала голос Андрея. – Почему ты так долго не звонил?!
- Где, долго? - опешил Андрей. – Всего три дня прошло! – Он никак не мог себе уяснить, что теперь звонить Леночке – его каждодневная обязанность. – Кстати, ты и сама не звонила, я все эти дни дома был, я тебе такие же претензии могу предъявить.
- Я – девушка, мужчина, когда за девушкой ухаживает, должен сам знаки внимания оказывать!
«Это кто за кем ухаживает?!» – чуть было не ляпнул в трубку Андрей, но в последний момент сдержался.
- Ах, Андрюшенька! – Вдруг сорвался Леночкин голос. – Прости, это меня все мама накручивает, она видит, что со мной творится, и не дает мне по телефону звонить, говорит – девушка должна быть сдержанной в своих чувствах, пусть мужики с ума сходят. Она считает меня очень красивой, а какая я красивая - ноги толстые. А потом, я сама хотела выяснить, сколько без твоего звонка продержусь.
Андрей почему-то вспомнил Хари – искусственную женщину-воспоминание из знаменитой повести Лема.
- Ладно, - сказал он несколько раздраженно. – Кто сколько продержится – это мы потом выясним, я, прости, не привык звонить просто так – «ля-ля - тополя». Ты просила тебя к Балашову взять, так я договорился. Ты свободна сегодня? - «Хоть бы ее мать не пустила», – мелькнуло у него в голове, но, увы, его надежды оказались тщетными:
- Ой, солнышко, как здорово, конечно свободна, давай встретимся через полчаса у метро!
«Какое я тебе солнышко!» – мысленно возмутился Андрей, но, понятное дело, промолчал.
«Так, - думал он с какой-то внутренней обреченностью, вешая трубку. – Солнышко, скоро будет Киса, Лапушка, Зайка, Рыбка – интересно, что еще?» – Он поймал себя на том, что в последнее время думает о своих взаимоотношениях с Леночкой гораздо больше, чем о духовном продвижении и индийской философии.
Через полчаса они встретились у метро. Леночка пришла первой, на ней были обтягивающие голубые джинсы – мечта всех мальчишек и девчонок 70-х годов, и, хоть они и подчеркивали полноту Леночкиных ног, тем не менее, делали ее еще соблазнительнее.
«А ведь она хорошенькая! – подумал Андрей. – Почему я этого раньше не замечал? Нет, наверное, все-таки замечал, но признаться в этом себе не хотел».
Леночка чмокнула его в щеку и тут же по-хозяйски взяла под руку.
- Ну, как ты, выздоровел? Когда в школу явишься? – спросила она, стараясь сильнее прижаться плечом к Андрею.
- В понедельник, врач справку до понедельника выписал. – Андрей отметил про себя, что ему даже нравится, что Леночка так, по-хозяйски держит его за руку и прижимается плечиком, он даже испытывал гордость, что рядом с ним идет такая хорошенькая девушка в модных джинсах.
- Ты, когда в школу придешь, садись за мою парту, я уже с Надькой договорилась, чтобы она пересела, – с места в карьер начала Леночка. – Хочу, как можно больше быть рядом с тобой, – стала строить она их совместное будущее.
- Да неудобно как-то так сразу, - начал мяться Андрей. – Что я Витьке скажу? Что пересел к законной супруге? Да и вообще, как-то неудобно всему классу наши отношения демонстрировать, и девчонки только и ждут повода, чтобы языки о чью-нибудь спину почесать, да и классная будет недовольна, что без ее согласия.
- Когда люди любят друг друга, чьи-то там сплетни и пересуды не могут помешать им быть рядом! – безапелляционно отрезала Леночка. – Конечно, если ты сам не хочешь…
- Да нет, хочу… просто… - продолжал мяться Андрей.
- Какой ты нерешительный! – фыркнула Леночка. – Что-то я не заметила этой нерешительности, когда ты с меня юбку стягивал и грудь целовал. Мою никем не целованную грудь! – добавила она с пафосом то ли в шутку, то ли всерьез. – А как доходит до проблемы «что люди скажут» – так сразу в кусты?
- Ладно, извини, - устыдился своей нерешительности Андрей. – Ты лучше скажи, ты Элизабет Хайч прочитала?
- Еще не до конца. Очень интересно, только мне не все моменты там понятны, и слов много специальных, я еще к ним не привыкла. Даже не верится, что можно так от всех болезней исцелиться, и вообще стать совершенно другим человеком. Я, наверное, так никогда не смогу, а мне бы хотелось хотя бы от полноты избавиться, да и потом, я часто простудами болею.
- Вообще-то это не йога, - сказал Андрей. – Просто европейцы, как всегда, поняли ее по-своему и постарались переделать под свой менталитет. Настоящая задача йоги – не здоровье поправлять, – хотя этот момент тоже присутствует, – а изменять сознание человека, но когда человек идет по этому пути, то здоровье его выправляется само по себе, незаметно. У индуса, практикующего йогу, здоровье не самоцель, он не ставит себе подобных задач. Кстати, среди величайших йогов прошлого были люди, не обладающие железным здоровьем. Тот же Вивекананда, который познакомил Европу и Америку с философией Веданты, умер в 42 года, а великий Шанкара – еще раньше, в 30 с небольшим. Тем не менее эти люди за свою короткую жизнь успели внести огромный вклад в сокровищницу человеческой мысли и духа.
- А почему же тогда они, если были такими великими йогами, не смогли исправить свое здоровье? Зачем же тогда это непонятное духовное величие, если ты молодым умираешь?
Андрей на минуту запнулся. Честно говоря, этот факт и его несколько смущал. Если ты совершенный человек и овладел божественными энергиями, почему бы действительно  не удлинить несколько свой век, ведь ничего предосудительного в этом нет! Тем не менее соглашаться с Леночкой ему не позволяло самолюбие, и он горячо начал отстаивать:
- Ты не понимаешь! Эти люди ушли из физической жизни полностью реализованными в состоянии Маха-Нирваны. Когда человек соединяется с Божественным сознанием, то вообще не имеет значения, продолжает ли он жить в этом мире или нет. Конечная цель человеческой жизни достигнута, и с этого момента начинается жизнь Божественная. В этом случае, по каким-то причинам, человек может остаться на земле, а может и уйти – это уже не столь важно, после смерти его дух будет существовать в единстве с Божественным духом. Мотивы их раннего ухода нам, простым людям, неизвестны,  может, в этом был какой-то особый смысл провидения. Их высшей задачи в посмертии я не знаю, но если на адепта возлагается какая-то другая задача, то он может жить сколь угодно долго. Например, еще в начале этого века в Гималаях многие знали учителя учителей Баба Джи. Так он, по разным свидетельствам, жил много столетий, а может, и тысячелетий - и всегда оставался молодым. До сих пор живут люди, которые учились у него, есть и фотографии, я сам видел. Жив ли он сейчас – неизвестно, может, он вернулся в Шамбалу, откуда, по рассказам, явился в этот мир. Да и потом, если все равно на земле предстоит прожить множество жизней, то какая разница – прожить тридцать лет или сто – все равно через какой-то период вернешься на землю.
- Тебе хорошо, ты знаешь, что опять вернешься, а я вот не уверена, – надула губки Леночка. – А вдруг все это враки!
- Но ты же сама во время гипноза в прежние воплощения путешествовала!
- Все правильно, путешествовала. Но, во-первых, сама-то я этого не помню, у меня после гипноза вообще очень тяжелый осадок на душе остался, словно должна что-то вспомнить, а не могу. Иногда от этого чувства просто крыша едет. И даже то, что мне девочки рассказали – ну про танец, и все такое – не помогает, как будто это и не со мной происходило. Умом я понимаю, что да, наверное, я жила на Земле много жизней, а другая какая-то моя часть не верит.
- Пока не вспомнишь, до конца и не поверишь – это обычный процесс, у меня тоже так было, – сказал Андрей. – Но когда пришел собственный мистический опыт, и когда я воочию пережил одну из сцен своего прежнего воплощения, последние капли сомнений исчезли.
- А кем ты был?
- Фаустом, - но это не важно. - Тут же замялся Андрей, поняв, что сболтнул что-то лишнее.
Леночка посмотрела на него округлившимися глазами:
- Так вот, значит, в чем дело, - медленно проговорила она. – Значит, когда во время сеанса неведомый дух сказал, что Фауста вызвать нельзя – он это имел в виду?
- Это, - сказал Андрей. – И это развеяло мои последние сомнения. Блюдечко-то само ходило, его никто пододвинуть не мог… Ладно, не будем, а то когда я о том эпизоде пытаюсь думать или говорить, – у меня мурашки по спине бегают. И еще хочу сказать: в своих астральных путешествиях я встречался и разговаривал с душами умерших людей и будь уверена, они так же реальны, как и мы с тобой. Поэтому, если меня спросят, верю ли я в загробную жизнь и перевоплощения, я скажу: «Нет, не верю, но знаю!» К чему я все это говорю? А вот к чему: не имеет значения, рано человек ушел, или поздно, важно, выполнил он свою миссию на Земле или нет и, если выполнил, то почему бы ни уйти в тот мир пораньше? Там гораздо лучше, чем здесь. («Лучше ли? – мелькнуло у него в голове. – Если судить по моим астральным впечатлениям, то не особенно лучше»).
После этого объяснения Андрей решил, что, пожалуй, и сам уже готов согласиться с тем, что он только что изложил, хотя раньше такой уверенности не было.
«Наверное, - подумал он, – надо почаще объяснять другим эти положения, глядишь, и сам все спорные вопросы уложишь по полочкам».
- Как ты можешь судить лучше там или хуже, - тревожно спросила Леночка. – Оттуда же никто не возвращался. Или у духов на спиритических сеансах выясняли? Так Чечик сам сказал, что их информации особенно нельзя доверять.
- Конечно, - сказал Андрей, – свидетельство духов и книги на эту тему не дают полной уверенности, тем более все книги противоречивы, а если судить по классикам марксизма, то после смерти вообще ничего нет. Но дело в том, что я там был. Ты, наверное, пропустила мимо ушей, когда я сказал, что совершал астральные выходы и беседовал, и даже помогал душам умерших.
- А что такое «астральные выходы»? Я не поняла этого слова.
- Это малая смерть. Во время выхода тонкое астральное тело покидает физическое и путешествует в другие миры, в частности, в миры, где пребывают души умерших.
- И ты видел рай и ад? – округлились Леночкины глаза.
- Я не знаю, что это, когда попадаешь туда, начинаешь понимать, что наши представления о рае и аде не соответствуют действительности. Нет, рая я не видел, а насчет ада... Пожалуй, я видел некоторые его фрагменты, ад многоступенчат. Нет, в основном я путешествовал в промежуточном мире, где души пребывают, как правило, не долго, чтобы привыкнуть к новому состоянию, откуда они попадают уже в собственно рай или ад.
- Это потрясающе, - взволнованно сказала Леночка. – Я даже не знала, что такое возможно. Никогда не думала, что человеком, путешествующим на тот свет, окажется мой одноклассник… и любимый. Андрюша, а тебе не было страшно?
- Пожалуй – первое время («был ли это страх?» - подумал Андрей). – Понимаешь, там все, с одной стороны, похоже на наш мир: город, дома, река, а с другой стороны – все иное, и чувства совсем иные, поэтому я даже не могу сказать, боялся ли я. Пожалуй, иногда мне было очень неприятно.
- А ты мне можешь что-нибудь рассказать?
- Всего не могу, тут и дня не хватит, разве что один фрагмент. – И Андрей рассказал о своей встрече с душами детей, которые погибли во время войны.
- Значит, они не понимали, что умерли? - Сказала Леночка, когда Андрей закончил свой рассказ. Она очень серьезно смотрела куда-то в пространство. В глазах у нее стояли слезы.
- Нет, не понимали, - ответил Андрей. – И большинство не понимает. Я встретил там только одну женщину, – она при жизни была глубоко верующей, она единственная понимала, где она и что вокруг происходит. Тогда мне удалось увидеть, как души уходят в рай, и видел, как открывается туда проход. Но об этом я тебе как-нибудь в следующий раз расскажу.
Леночка ничего не ответила. Она сидела, тесно прижавшись к Андрею, и смотрела куда-то вдаль. Видно было, что рассказ Андрея произвел на нее сильное впечатление.
- Я думала, - сказала она после долгого молчания, – что это Чечик чудеса сотворяет. Оказывается, в твоей жизни куда больше чудесного. Понятно, почему он тобой заинтересовался, он сразу понял, что ты – не такой, как все.
- Какие астральные выходы у Чечика – я не знаю, - ответил Андрей. – Могу рассказывать только о том, что сам испытал. Так вот, про «Божественную комедию» Данте – не берусь судить, тут я никакого сходства с тем, что видел, не мог найти, – ну не знаю, может перевод плохой, но вот что меня действительно поразило, так это описание Бардо Тхедол. – промежуточного слоя, куда совершает путешествие душа умершего, изложенное в «Тибетской книге мертвых». Там все настолько похоже на то, что я видел и чувствовал, – просто поразительно. К сожалению, это касается только промежуточного мира и верхних слоев нижнего астрала, поскольку нигде больше я не был и подтвердить или опровергнуть то, как описаны другие слои, я не могу.
«Наконец-то я хоть кому-то могу об этом рассказать, - думал Андрей. – Маркелов – не в счет, он слишком возвышался надо мной, и Чечик, похоже, того же плана».
- Ладно, выходим, - сказал он, когда диктор объявил «Химки».
Они начали разыскивать дом Балашова. Андрей, бывший там всего один раз, некоторое время плутал, а Леночка, обычно болтающая без умолку, притихла и молча шла рядом, вцепившись в руку Андрея.
- Ты так все это описал, - наконец прервала она молчание. - Я и этот разрушенный город, и этих детей как живых перед собой вижу. Когда я «Божественную комедию» читала, у меня такого не было, все это я воспринимала, как сказку. «Так ты и Данте читала! - с удивлением подумал Андрей. – Вот не ожидал».
- Теперь я уверена, что так оно и есть, - продолжила Леночка. – Ты знаешь, Андрюша, это, конечно, глупо, но я даже захотела умереть, чтобы все самой увидеть. Мне даже на мгновение показалось, что это скоро случится.
- Ну, вот еще, глупости, - осадил ее Андрей. – Никто не может знать, сколько ему осталось, а раньше отпущенного срока уходить нельзя. И потом: ничего особенно радостного там нет, наоборот, обычно тягостное впечатление остается, да и вообще, новые знания – не всегда радость. Как говорил Экклезиаст: «Много мудрости – много печали».
- Не знаю, - пожала плечами Леночка. – Иногда мне кажется, что в этой земной жизни ничего интересного уже не будет.
Тут Андрей увидел нужный им дом, и ребята поднялись на седьмой этаж, где располагалась квартира Балашова.
- О, Андрей, - громогласно приветствовал гостей Балашов. – Да не один, с прекрасной незнакомкой!
- Здравствуйте, Борис Александрович, - поздоровался Андрей. – Вас Чечик должен был предупредить – это моя одноклассница…
- И невеста, - неожиданно вставила Леночка. – Лена, - представилась она, протягивая ручку.
- Невеста?! – восторженно отчеканил Балашов, осторожно пожимая ей руку. – Ну, совет да любовь! Проходите, тут нас сегодня совсем мало: только Чечик, я да Вадик-Каменщик. Каменщиком мы его прозвали не потому, что он масон, а потому, что очень камни любит: он из них всякие амулеты делает. Да, и еще моя довольно интересная пациентка, позже еще одна должна подъехать. Вы тут раздевайтесь и проходите.
- Ты что, ненормальная? – зашипел Андрей, помогая снимать Леночке куртку. – Какая невеста, нам еще по семнадцать лет, ты сначала школу закончи!
- Опять боишься, что люди подумают, - тут же нахохлилась Леночка. – Не еще семнадцать, а уже семнадцать. А в восемнадцать официально брак регистрируют, – так что никакого противоречия, я же не сказала «жена».
- Слушай, - начал оправдываться Андрей. – Я очень серьезно воспринимаю наши отношения, у нас оказалось гораздо больше общего, чем я мог предполагать, но нельзя же так сразу – мы же этот вопрос не обсуждали, я еще к этой мысли не готов.
- Не готов, так готовься, - серьезно сказала Леночка. – Когда-то же надо начинать готовиться. Я теперь точно знаю: мы с тобой связаны судьбой, и я должна взять на себя ответственность за нас обоих. Ты у нас гений, человек безалаберный и нерешительный – значит, кто-то должен о тебе заботиться и этот кто-то – я.
- Ладно, - как всегда сдал свои позиции Андрей. – Пусть мы будем так называться между собой, только ради бога, не надо это афишировать, мы сюда не на помолвку приехали.
Не дав Леночке ответить, чтобы оставить за собой последнее слово, Андрей взял ее за руку и прошел в комнату. В комнате, как и сказал Балашов, находились, кроме него, Игорь, темный худощавый парень лет 25 с усиками и женщина лет 40 с испуганными бегающими глазами.
- Вот, Вера Игнатьевна, это мои юные ассистенты, - представил вновь прибывших Балашов. - Расскажите им вашу интересную историю, а мы тоже еще раз с удовольствием послушаем. Любопытный случай, - обратился он к Андрею с Леночкой. – Один сеанс я уже провел, наступило заметное улучшение…
- Гораздо лучше, - перебила его женщина. – Уже неделя, как меня этот кошмар не преследует, не знаю, как вас и благодарить.
- Благодарить будете позже, - отрезал Балашов. – Пока можно говорить только о временной ремиссии. Итак, рассказывайте.
    - Если бы кто мне раньше сказал, что такое в нашей жизни может произойти, я бы только посмеялась, - начала женщина. - Случилось это в прошлом году в ноябре, часов в восемь вечера – уже полная темень стояла. Ловила я на улице такси, – живу я в Марьиной роще, недалеко от мясокомбината – так вот, нужно мне было к одной своей знакомой срочно съездить, а живет она в районе Текстильщиков. Ловлю я такси: 15, 20 минут, а машины переполнены, все мимо проезжают. И тут ко мне подходит такой интеллигентный, хорошо одетый молодой человек, и очень вежливо спрашивает, вам, мол, такси не нужно? «Да, - говорю, - уже полчаса здесь торчу, никак ничего поймать не удается». «А куда ехать надо?» «Да в Текстильщики», - говорю и улицу называю.
«Пойдемте, - говорит. – У меня машина тут, во дворе, только что заказ отменили».
Ну я, дура, за ним и пошла. Заводит он меня в ближайший двор, а двор там глухой, со всех сторон закрытый, и народу, как назло, никого.
«Где же, - спрашиваю, – ваша машина?» - А действительно, около дома ни одной машины не стоит.
«А вот, - говорит. И указывает на метлу рядом с деревом. – Садитесь».
Мне бы заорать, на помощь позвать, а у меня словно язык отнялся. Стою и с места сдвинуться не могу. А он все так же  вежливо говорит: «Ну, что же вы мое рабочее время отнимаете, мне еще от Текстильщиков до конца смены на четыре вызова смотаться надо, садитесь, не задерживайте». – И тут достает нож и мне к горлу. Я чуть с ума не сошла от страха, начала сумочку раскрывать, – думала, он меня ограбить хочет. А он все так же вежливо:
«Платить будете по месту прибытия по счетчику». –  Метлу от дерева берет и меня на нее усаживает, а сам сзади садится.
«Ну, - говорит. – Поехали».
И что вы думаете, - поехали. Нет, конечно, метла никуда не ехала, но в мои ноги, словно кто мотор вставил. Я в молодости спортом занималась, по легкой атлетике был первый разряд, на среднюю дистанцию бегала, но как в этот раз, мне никогда бегать не приходилось. А он сзади скачет и только поворачивает меня – направо налево. И, что самое поразительное, народу – никого, как вымерло все. Скакали мы какими-то подворотнями, на центральные улицы ни разу не выезжали, как он там ориентировался, – не знаю, и сколько времени прошло – не помню, ничего в это время не соображала, только совершенно непонятно как очутились мы на нужной улице у нужного дома.
«Все, - говорит. – Приехали, платите по счетчику».
Я ничего не соображаю, даю ему червонец, а он молча отсчитывает три рубля тридцать четыре копейки - я почему-то эту сумму запомнила – и говорит:
«На чай не берем, счастливо оставаться». – Вытащил из-под меня метлу и ускакал куда-то за дома. Уж ни к какой приятельнице я не пошла, как домой добралась, – не помню, но самое страшное, что с той поры мне один и тот же сон каждую ночь снится – отличия только в деталях. Что стою я у дороги, ловлю такси, и тут прямо с неба на метле спускается тот самый таксист и говорит:
«Сегодня Вальпургиева ночь, и полетим мы с тобою, милая, на Лысую гору, к ведьмам на шабаш». И усаживает меня на метлу, и летим мы с ним над лесами и полями, и прилетаем на эту самую Лысую гору. Кругом шум, гам, вокруг костра голые женщины и мужики пляшут, да нечисть всякая: кто ползает, кто скачет, кто летает. А этот таксист и говорит:
«Свита моя верная, привел я сегодня на наш славный шабаш мою королеву. И отпразднуем мы свадьбу и устроим показательную брачную ночь всем на радость».
Подает он мне череп без темени с темно-красной жидкостью и жареную младенческую ножку на вертеле.
«Это, - говорит, – кровь невинного младенца – твоего дитяти, в утробе убиенного. Пей, дорогая,  закусывай, а потом возляжем с тобой на брачное ложе, истосковался я по тебе очень».
И пью я эту кровь, и закусываю ножкой младенческой, и гадко мне, и мерзко, – а отказаться, сил нет, а затем поднимаюсь на высоченное ложе, к этому таксисту. Вместо ножек эту кровать скелеты поддерживают, а вокруг разная нечисть столпилась, гогочут, глазеют…
Тут она посмотрела на Андрея с Леночкой и покраснела.
- Неудобно как-то, - сказала она Балашову, - они – дети почти, у меня дочка их возраста.
- Ничего, ничего, продолжайте, - улыбнулся Балашов. – Относитесь к ним, как к студентам-практикантам.
- Ну вот, - продолжила женщина. – И тут он превращается в огромного козла и начинает со мной такие сексуальные извращения проделывать, о которых я никогда и слыхом не слыхивала. И что самое ужасное: мне и гадко до безобразия, и одновременно – сладость такая, которую я отродясь ни с одним мужчиной не испытывала. А просыпаюсь, – словно всю душу помоями залили. Вот, пожалуй, и все. Весь этот год я в постель как на плаху шла, уж чего только не делала: и снотворные горстями пила, и к психоневрологам ходила, – а что психоневрологи! Те же транквилизаторы выписывают, а толку никакого. Тогда руками разводят, в психиатрическую больницу лечь предлагают, но я-то знаю, что дурдом –  на всю жизнь клеймо. Да и потом – раньше я об этом никогда не задумывалась, а с тех пор эта мысль постоянно меня мучает. Я ведь в своей жизни несколько абортов сделала, и кажется мне теперь, будто бы я своих собственных детей убила. А когда в постели лежу и с ужасом сна своего жду, чудится мне – то ли во сне, то ли наяву – что подлетает ко мне стайка младенцев: такие миленькие, красивенькие, как ангелочки, и тихо так меня укоряют: «Что же ты, мамочка, не дала нам родиться, мы так хотели бы на белый свет поглядеть, мы бы такой опорой в старости тебе были. За что же ты нас, мамочка, мучила, нам, когда из тебя выскребали, ручки-ножки отрывали, головку раздавливали…»
Женщина закрыла лицо руками и глухо разрыдалась: «Детки мои, детки мои!» – приговаривала она, всхлипывая.
- Ну как, - спросил Балашов, потирая руки. – По-моему, любопытнейший случай. Типичное вселение беса, мы с его Величеством старые знакомые, много случаев одержимости видел, но такой колоритный – впервые. Сколько он вам сдачи с червонца дал? Три рубля тридцать четыре копейки? Получается, вы заплатили ему 6 рублей 66 копеек! Вот и его автограф: 666.
- За что мне это? – всхлипывая, проговорила женщина. – Я вроде в своей жизни особенно и не грешила: не воровала, мужу не изменяла, хоть он, может быть, и стоил того, - вот только аборты! Так какая женщина нынче без аборта проживет! Все мои подруги делали, некоторые и побольше моего, да и любовников имели, и тащили в дом, что плохо лежит, - я в торговле работаю, - почему-то добавила она. – И ничего с ними такого не случалось, и совесть их не мучила, и спят спокойно. За что же на меня такая напасть?
- Ну, милая, - развел руками Балашов. – Почему бес выбирает того или иного человека – мы не знаем, одно вам скажу: каждая из ваших подруг рано или поздно расплатится за свое узаконенное детоубийство. Одна так, другая – эдак, не надо им завидовать, может быть, высшие силы позволили бесу пообщаться с вами таким экзотическим способом, чтобы вы осознали весь ужас содеянного, быстрее раскаялись и потянулись к свету. Может, это облегчит ваше будущее посмертие.
- Так это меня Бог или дьявол наказывает?
- Дьявол, вернее, те мелкие бесы, которые вас мучают, никого не наказывает, вы для него оказались подходящим объектом для развлечения и пищи, поскольку своим смертным грехом подпали под его юрисдикцию.
- Что значит «пища»? Он же меня не ел!
- Пищей ему служит ваша сексуальная энергия. Почему-то, именно ваша оказалась для него заманчивой, хотя не сомневайтесь, ваши подруги его тоже подкармливают, разве что не в такой экстравагантной форме. Так что, с точки зрения дьявола, это не наказание, просто вы попали в сферу его досягаемости. Волк, когда зайца сжирает, он что, его наказывает? Нет, ему просто жрать охота. А что нечистая в этот момент думает, – кто ж его знает, может, она искренне считает, что доставляет вам большое удовольствие.
- Ну, это мне теперь понятно, - сказала женщина. – И согласна с тем, что за свой грех должна понести Божье наказание – или как его там… И то, что во сне происходит, – понятно, во сне чего только не случается, но как объяснить эту историю с таксистом? Что ж, это сам дьявол во плоти явился?
- Скорее всего, нет, - улыбнулся Балашов. – Хотя пути дьявола неисповедимы, но, скорее всего, это был вполне обычный человек, только психически больной, с точки зрения психиатра. Скорее всего, параноик. А с нашей точки зрения, этот человек был одержим бесом, так же как и вы сейчас, только в гораздо большей степени, и бес внушал ему, что он – таксист и развозит пассажиров. Скорее всего, и свою метлу он представлял машиной и искренне верил в то, что везет вас на ней по указанному адресу, причем ощущал себя идеальным таксистом: вежливым, аккуратным, не берущим на чай. Но в то же время действиями его управлял нечистый дух, сидящий внутри него. Вы заразились от него одержимостью, правда, не в такой форме. Известна масса примеров, когда подобная одержимость захватывала целые населенные пункты, словно эпидемия. Так, теперь перейдем к тому, о чем я вас попросил. Вы покрестились?
- Покрестилась.
- Годовую за здравие вам заказали?
- Заказала дочка.
- Ну хорошо, тогда наша задача несколько упрощается. Теперь сядьте на кресло ровно. Спинка прямая, руки, ноги не перекрещиваются.
Балашов, не сходя со своей софы, закрыл глаза и начал совершать левой рукой пассы, словно что-то вытягивая из женщины, лицо его напряглось, рот искривился. Через несколько минут женщина тоже закрыла глаза и начала раскачиваться в такт движениям Балашова, словно тот тянул ее за веревочку, затем начала всхлипывать. В этот момент Андрей явственно увидел, но, как и раньше, не столько глазами, сколько внутренним зрением, что из низа живота женщины отделяется темный сгусток, на какое-то время зависает в воздухе, затем вспыхивает и уходит в землю. В этот момент женщина разрыдалась в полный голос, затем сильно закашлялась, и тут ее вырвало.
- Ой, извините, - вскочила она с кресла. – Я тут насвинячила, даже не успела сообразить, как это произошло. Где у вас половая тряпка, я уберу.
- Ладно, на сегодня все, - сказал Балашов. – Не переживайте, это обычное явление при экзорцизме, так называемый катарсис. А тряпочку возьмите в ванной, под раковиной.
- Ну вот, - обратился он к присутствующим, пока женщина вытирала пол. – Как я уже сказал, типичный случай одержимости, а я сделал то, что в народе называют «изгнанием беса». Правда, надо провести еще несколько сеансов, поскольку он может вселиться снова, защитное поле еще не восстановилось. Вадик, ты изготовил пантакль?
- Да, Борис Саныч, - сказал молодой человек с усиками и передал Балашову какой-то белый камешек в форме монеты с выгравированными непонятными знаками.
- Возьмите этот амулет, - сказал Балашов, видя, что женщина закончила уборку. – И носите его с собой постоянно на шее – это помимо крестика, – как я сказал, он будет мешать бесу снова овладеть вашим телом. Итак, приходите… - Балашов сделал рукой отводящее движение, словно к чему-то прислушивался. – Приходите 21-го в 18. Всего доброго.
- Ну, кто-нибудь что-нибудь видел? - Спросил Балашов, когда за женщиной захлопнулась дверь. – Чечика не спрашиваю, этот видит, а ты, Вадик?
- Нет, Борис Александрович, эйдетически ничего, только схему на ментале. У меня, вы знаете, с видением плохо, мне тут посоветовали, так я настойку мухомора принимаю…
- Кто посоветовал?
- Да Валера Имаго. Он полгода пропил, и цветные картинки начал видеть. Правда, похоже, у него с этого дела крыша слегка съехала. Теперь, как ночь, так у него черепашки по стенам ползают, и божьи коровки по постели.
- Так ты что, тоже решил черепашек погонять? Только ты уж, пожалуйста, их к нам в Химки не гони.
- Да нет, Борис Саныч, - хихикнул Вадик. – Валера, видимо, с дозировкой что-то напутал, хотел побыстрее. Я осторожно, постепенно повышая концентрацию.
- Ну, смотри, дело твое, только эта штука опасная – у меня один знакомый был, так тот не то что черепашек или крокодильчиков гонял, а решил вместе с птичками полетать – ну и полетал… А жил он на девятом этаже – царство ему небесное. Ну ладно, хорошо, что сказал, я постараюсь тебя на ментале проконтролировать, но помни, где-то через месяц может кризис наступить. Теперь ты, Леночка.
- А чего тут можно увидеть? Женщину крутило, потом рвало. Кажется она салат и колбасу на обед ела…
- Молодец, не без юмора, - улыбнулся Балашов. – По крайней мере, хоть из себя сенситиву не изображаешь. А то у меня тут, знаешь, какие дамы в основном собираются: ни о чем, кроме «голубых сфэр», говорить не желают, все очень продвинутые и постоянно к космосу подключены, а делать ни черта не могут. Или, как, скажем, Костя Майоров – с Шамбалой воюет – ты, Андрей, его видел, – так это очень удобно, не проверишь ведь. Гораздо проще работать со всем человечеством или даже с вселенной в целом, чем вылечить или просто облегчить страдания одному-единственному человеку. Ладно, извините, в злословие потянуло. Ну а ты, Андрюша?
- Не знаю, - сказал Андрей, - то это или не то. Видел, как внизу живота женщины, словно такой язычок пламени бился, только серый – как птица в клетке и кокон вокруг нее с дырой внизу. И потом этот язычок в виде комка такого из нее вышел, вспыхнул, уже как обычное пламя, и в землю ушел. А так больше ничего.
- Молодец, - похвалил его Балашов. – Примерно то же самое видел и я, именно с этим серым язычком я и работал. Ты давно эти вещи видишь?
- Да нет, - сказал Андрей. – Такое, пожалуй, впервые, и не столько глазами, сколько чем-то иным, и с закрытыми глазами даже лучше. Раньше я другое видел.
- А что именно? – заинтересовался Балашов. – Расскажи.
- Ну, например, такой случай, - начал Андрей и рассказал, как два года назад видел во время прогулки вдоль Крюкова канала туманную фигуру монаха, и как чуть не прыгнул в воду, правда о своей последующей встрече с Черным магистром, который был с этой туманной фигурой одним и тем же лицом, умолчал.
– После этого я стал цветную ауру предметов видеть, правда, со временем эта способность несколько притупилась, – закончил Андрей.
- Значит, что-то вроде монаха в черном, - задумчиво проговорил Балашов. – По-моему, я знаю, о ком ты говоришь. Ну ладно, это особый разговор, что-то наша Анна Иоанновна задерживается.
- А это кто?
- Увидишь, – расскажу. – Усмехнулся Балашов.
Тут в прихожей прозвенел звонок.
- Ну вот, легка на помине, - сказал Балашов и пошел открывать дверь, а через минуту в его сопровождении в комнату вошла изысканно одетая женщина средних лет. Увидев ее, Андрей почувствовал, что в низу живота у него словно что-то ёкнуло, и по спине пробежали мурашки. Лицо женщины покрывал толстый слой пудры, но и он не мог скрыть синюшно-багрового оттенка ее лица. Кисти рук со съеденными ногтями были красно-фиолетового цвета и обезображены жуткой коростой, словно муляжи, специально изготовленные для фильма ужасов. До подбородка женщина была замотана платком, глаза скрывали большие темные очки, было видно, что она старается закрыть как можно большую часть своего тела.
- Ну что, Ольга Ивановна, чем порадуете? – спросил у нее Балашов.
Женщина тревожно посмотрела на сидящих в комнате.
- Это мои ассистенты, - перехватил ее взгляд Балашов. – Не стесняйтесь, это все целители-экстрасенсы.
«Это я-то целитель-экстрасенс? – мысленно удивился Андрей. – А Ленка – в особенности!»
- Примерно как после последнего сеанса, - сказала женщина сиплым голосом. – В октябре, как вы сказали, был кризис, а затем тело заметно очистилось. Зуд – самое главное – зуд ушел. Уж струпья-то – ладно, с этим я уже смирилась, но зуд меня до сумасшествия доводил, я же из-за этого дважды пыталась с собой покончить, и оба раза пороху не хватало.
- Кончать с собой ни в коем случае нельзя, - жестко сказал Балашов. – Мы с вами уже об этом говорили, вы же этим страшно утяжелите свое посмертие. Сколько вам судьба уготовила, столько и надо прожить на белом свете.
- Да я все помню, что вы мне говорили, - просипела несчастная. – Больше я попыток не делала. Я вообще, с того времени, как к вам попала, смирилась со своей судьбой, много о смерти думаю, и вы знаете, она меня больше не пугает, я словно бы свыклась с этой мыслью, и ледяные фигуры больше не снятся. А вы считаете… Меня можно вылечить?
- На все  воля Божья! – развел руками Балашов. – Пока все идет, как должно идти, болезнь очень тяжелая, сами понимаете.
- Да я понимаю, но все надеюсь на чудо какое-то. Чуть лучше становится, и я уже надеюсь на что-то. Вот, струпьев заметно меньше на теле стало, руки, правда, пока не проходят, но на душе почему-то гораздо легче, словно свет какой-то в конце тоннеля появился. Раньше – одна только тьма кругом.
- Ну и хорошо, - мягко сказал Балашов. – И небольшой результат – тоже результат.
- Что вы, раньше вообще ничего не помогало, врачи давно на меня рукой махнули.
- Ладно, - сказал Балашов. – Садитесь в креслице, руки-ноги не соединять, как помните.
Он долго ходил вокруг женщины и водил над ней рукой, словно очищал от какой-то грязи, периодически подходя к горящей на столе свече и проводя над ней ладонью, затем сел на софу и на полчаса застыл с закрытыми глазами.
- Все, - сказал он, наконец. – Приходите… - тут он, как и в первый раз, отвел руку в сторону, – через две недели вечером. Постарайтесь за это время исповедаться и причаститься – и вообще желательно делать это как можно чаще.
- Ну, что скажете? – Обратился он к сидящим, когда женщина ушла.
В комнате воцарилось тяжелое молчание.
- Зачем вы вообще за этот случай взялись?! – нарушил молчание Чечик. – Она же обречена, я бы ни в жизнь не взялся, она же, - тут Чечик провел рукой от себя, как это делал Балашов. – Через три месяца умрет, и врачи потом ее родственникам скажут, что если бы она ко всяким экстрасенсам не ходила, а лежала в больнице, то дольше бы прожила. Вы не боитесь, что вас обвинят? У нее же, вы говорили, муж какая-то шишка.
- У меня получилось где-то три с половиной месяца, - ответил Балашов, так же проведя рукой. – Если б, Игорь, я за нее не взялся, она бы умерла уже полгода назад. Полгода я ее на подпитке тяну – естественно, без всякой надежды на выздоровление, это было ясно с самого начала.
- А зачем же тогда?
- Только затем, чтобы она ушла подготовленной, и чтобы как-то облегчить ее посмертие. Ты же видишь, она успокоилась, и к смерти готова. А полгода назад? Видел бы ее тогда! Ну а насчет ответственности – во-первых, я с нее расписку взял, да и потом, ее лечащего врача неплохо знаю: он все понимает и шум не поднимет. А насчет мужа – ты прав, он порядочная сволочь и ждет, не дождется, когда она умрет, но я просмотрел ситуацию: шум ему не выгоден.
- А что это было? – спросил Андрей, видя, что Чечик с Балашовым закончили выяснять этот вопрос. - Жуть, какая!
- Это одна из форм красной волчанки, - сказал Балашов. – Редкое и абсолютно смертельное заболевание из группы коллагенозов. Как ты понял из нашего разговора с Игорем, взял я ее только затем, чтобы подготовить к переходу и облегчить страдание. Сейчас у нее небольшая ремиссия, но особых надежд я не питаю.
- А почему вы ее Анной Иоановной назвали?
- Дело в том, что она в прежнем воплощении была русской императрицей – Анной Иоанновной, и теперь расплачивается за грехи этой жестокой самодурши. Я смотрел ее карму: тот самый редкий случай, когда действительно в прошлом просматривается реальное историческое лицо. К тому же у нее самой есть проблески кармической памяти: например, она на протяжении всей жизни довольно часто видит один и тот же сон, что она гуляет по ледяному дворцу и видит ледяные фигуры, которые вдруг оживают и начинают ее душить. Как ты, наверное, знаешь, Анна Иоанновна приказала построить ледяной замок. А в качестве скульптур там были живые люди – крепостные, которых на морозе облили водой, и они превратились в ледяные статуи. Так что эти струпья на ней – это в какой-то мере обратное воспроизведение ситуации: так она расплачивается за злодеяние, которое совершила в прошлом воплощении. Причем первая половина ее жизни складывалась вроде бы на редкость удачно: жена министра, машина, госдача, спец снабжение, дома разве что птичьего молока не было – и вдруг такое страшное заболевание, и врачи бессильны. Ну, на сегодня пациентов больше не будет, и у нас есть немного свободного времени. – Он внимательно посмотрел на Леночку и Андрея.     – Как насчет того, чтобы в прошлое слетать?
- Как это слетать? – насторожилась Леночка.
- Ну, ты уже один раз летала под опытным руководством Игоря и показала, по его словам, довольно забавные вещи. Чечик предложил усложнить и расширить эксперимент и послать тебя в прошлое в компании Андрея – у Чечика возникло предположение, что вы каким-то образом были связаны в Индии в Х1У веке. Он боится, что ему не удастся послать в прежние воплощения вас двоих, да так, чтобы путешествие было скорректировано, то есть чтобы вы не разлетелись по пути и приземлились в одно и то же время, в одно и то же место. У меня есть некоторый опыт ведущего в подобных совместных прогулках, вот он мне и предложил попытаться с вами. Согласны?
Андрей увидел, что Леночку начала бить мелкая дрожь. Она нервно кивнула головой, и сказала за себя и за Андрея:
- Согласны!
- Ну, если невеста не возражает, жениху остается только соглашаться, – усмехнулся Балашов.
- Это как-то неожиданно, - начал, было, Андрей, чувствуя, что ему как-то не по себе. – Ладно, согласен, - махнул он рукой, в который раз устыдившись того, что Леночка оказалась решительнее и смелее его. – Прямо сейчас?
- А чего тянуть? – потер руки Балашов. – Так, давненько я не брал в руки шашек!
Андрей с Леночкой откинулись на спинки кресел, а Балашов начал прохаживаться напротив них и проводить пассы и словесные формулы, сходные с теми, что Андрей уже видел в исполнении Чечика  на дне рождения у Леночки.


ГЛАВА 8

ПОЛЕТ В ПРОШЛОЕ

Вскоре монотонный голос Балашова и его пронзительные глаза стали навевать дремоту и оцепенение, Андрей услышал уже знакомый тоненький звон и к тому времени, когда Балашов начал считать до десяти, Андрей понял, что ощущения его очень сходны с прелюдией к обычному выходу в астрал. Что было с Леночкой, он не видел, но на счет «десять» вылетел из тела через темечко и завис где-то под потолком. Андрея поразило, что на этот раз все, что он видит под собой, практически не деформировано, а комната выглядит так, как если бы он просто висел на люстре. Андрей увидел копну седых волос Балашова, который закончил свои пассы и уселся на софу, лысину Чечика, темное темечко Вадика, а еще он увидел, что астральное тело Леночки вышло из нее наполовину и никак не может подняться выше. Это сопровождалось тем, что Леночка, оторвавшись от спинки кресла, совершала руками какие-то срывающие движения («Опять, наверное, яблоки собирает», - подумал Андрей) и словно бы пыталась привстать. Астральное тело – вернее, его половинка, при этом было пассивно и не открывало глаз.
«Надо помочь», - подумал Андрей. Он мягко спустился вниз, взял Леночку за безжизненную астральную руку и взмыл вверх, сразу прошив несколько потолков и крышу, и когда он полетел дальше, то увидел, что над ним уже не голубое земное небо, а черное астральное, усеянное мириадами крупинок без единого знакомого созвездия. Он вспомнил, как ему трудно давались вертикальные подъемы в это черное ненастоящее небо, через которое он каждый раз пытался пробиться и каждый раз получал что-то не то, и радостно отметил, что на этот раз летит вверх, да еще тащит с собой Леночку, совершенно свободно, словно выпущенный из катапульты снаряд. Астральное тело Леночки по-прежнему было пассивно (в последний момент Андрей успел заметить, что физическое тело ее сразу же откинулось на спинку кресла и затихло). Какое-то время они летели через скопление разноцветных шариков, а затем сажа астрального неба сменилась ярчайшим светом – таким, что если бы Андрей смотрел на него своими обычными глазами, то, несомненно,  ослеп бы. Тут он почувствовал, что и Леночка, и он сам, его чувства и восприятие, и самое пространство и время словно бы растворились в этом прекрасном божественном свете, и на какой-то миг все тайны вселенной открылись ему, и только безграничная Любовь, которая и была этим светом, заполняла вместе с ним все мироздание…
Неожиданно к Андрею снова вернулось ощущение локальности, и он увидел свою прожитую жизнь, только пущенную назад, словно кинопленка, с огромной скоростью. В мгновение перед его глазами в обратную сторону прокрутились все события его жизни, он испытал муки рождения, но только наоборот, затем снова летел во тьму астрального неба. Несколько раз во время этого головокружительного полета мимо него, словно станции мимо проходящей электрички, проносились странные светящиеся острова, с которыми – он это точно знал, – связано что-то очень важное: кажется, он был на этих островах, и что-то там делал, но что?
«Так это же мои прежние жизни», - вдруг осенило Андрея.
Тут его движение стало замедляться, и он увидел, что один из островов приближается. Перед самым «приземлением» Андрей вновь погрузился во тьму, а когда вновь пришел в себя, то понял, что находится в небольшом саду среди пышных тропических деревьев и кустарников. Через мгновение он уже узнавал эти деревья: вот манго, вот папайя, вот гуайява, а вот  банановые и финиковые пальмы. В саду стояла небольшая бамбуковая хижина, крытая определенным образом связанными листьями банановой пальмы, на крыльце хижины сидел худощавый, но мускулистый мужчина в одной лишь набедренной повязке-дхоти, а перед ним на небольшой лужайке танцевала девушка с длинной черной косой в розовом сари. Девушка была еще более смуглой, чем мужчина: если бы не тонкий нос, более узкие губы и лишь слегка вьющиеся волосы, Андрей принял бы ее за негритянку, и только черты лица выдавали в ней дравидийку – представительницу коренной расы Индостана, государство которых – Хараппа  в далеком прошлом было покорено ариями – светлокожими пришельцами с материка. Андрей, который к этому времени восстановил всю цепь событий и вспомнил, кто он такой и каким образом попал сюда, осознал: он – невидимый свидетель событий его прежней жизни в Х1У веке где-то  в центральной части Индии, и он знает эту девушку и видел этот танец: нечто подобное исполняла в другом мире его одноклассница Леночка Алексеевская в состоянии гипнотического транса.
«Где, интересно, сейчас Ленкин астрал? - мелькнуло у него в голове. – Что-то его здесь не видно». – Но в этот момент девушка закончила танцевать, подошла к мужчине, уселась перед ним, необычным образом подогнув под себя пятки и уткнув подбородок ему в колени, глядя влюблено снизу вверх в его худое, достаточно молодое лицо.
- Как называется этот танец, моя прекрасная сурасундари? – спросил мужчина на языке, который Андрей слышал и раньше, но понял только сейчас.
«Они говорят на санскрите, - подумал Андрей. – Странно, а я считал, что санскрит – язык священнослужителей, и на нем не разговаривали простолюдины. Хотя, кто знает, может, санскрит был в Индии языком межнационального общения, как сейчас английский».
- Я не знаю, мой милый Рам, - ответила девушка чистым высоким голосом. – Его я не раз видела в храме во время жертвоприношения. Если жрица (слово «жрица» воспринялось Андреем, как перевод слова «сивилла», «прорицательница», но это слово объединяло сразу несколько понятий, и термин «жрица» был выбран приблизительно) узнает, что я разучила танец без ее ведома, просто наблюдая за девадаси, - она может разгневаться: негоже служанке танцевать священные танцы богини Кали. Но мне кажется, я танцую его ничуть не хуже.
- Как можно такой сложный танец выучить, только наблюдая, как его танцуют профессиональные танцовщицы? Я знаю толк в гармонии движений, я  обучался боевым искусствам, которые сродни танцу: это невозможно без опытного ачарьи, – с сомнением проговорил Рам.
- Я всегда была очень способной к танцам, хоть и не принадлежала к касте танцовщиц, - гордо ответила девушка. – Я ведь не всегда была служанкой, и когда-то, в далеком детстве у меня была наставница – в прошлом известная девадаси, вынужденная по возрасту оставить свое ремесло – она всегда выделяла меня из всех своих учениц. Когда-то я была дочкой богатого купца из Кашмира и должна была получить большое приданое, но, увы, богатство отца развеялось, как в небе облака: он увлекся игрой в кости, и как  Юдхиштхира однажды проиграл свое царство, так и мой отец однажды проиграл свое состояние, а своих детей – и меня в том числе - вынужден был отдать в услужение. Так я из богатого дома, полного слуг и золотых украшений, попала в эту хижину, и вряд ли когда-нибудь смогу выйти замуж, ведь я отношусь к варне вайшьев – купцов, а какой купец женится на мне, служанке храма, которая моет полы вместе с презренными шудрами? Но ведь и шудры меня сторонятся, поскольку я тоже не из их варны, и они боятся совершить грех варносмешения. Вот так я уже пять лет живу в этой хижине, совсем одна, прислуживаю в храме богини Кали, и никогда не смогу стать ни девадаси, ни священно служительницей – я ведь не из касты брахманов.
- А ты не боишься насилия? Молодая, красивая девушка живет в хижине на краю селения совсем одна! Для любого подгулявшего повесы ты явилась бы лакомым кусочком.
- Что ты, Рам, кто же осмелится прикоснуться и осквернить служанку храма Кали?! Да все мужчины Калинагара шарахаются от меня, как от огня. Все боятся Дургу – верховную жрицу нашего храма. Она обладает огромным могуществом, и не дай бог, кто-то прикоснется хоть пальцем к служительнице – пусть даже она, как я, просто убирается в храме – он обязательно заболеет какой-нибудь неизлечимой болезнью и умрет в страшных муках. Что ты, Рам, ты – первый мужчина, который переступил порог этой хижины.
- Первый ли? – усмехнулся Рам. – Если судить по сегодняшней  ночи, они в твоей жизни уже были. И если порог этой хижины мужчина и не переступал, то ты порог дома мужчины уже переступала, и, наверное, не один раз. Правда? Ведь, переступив один раз, трудно удержаться от того, чтобы не сделать это еще и еще. А впрочем, я не собираюсь тебя осуждать, просто ловлю на слове. Я далек от ханжеской морали общества, жизнь поступила с тобой жестоко, и судьба добродетельной матроны – не для тебя. Если варна выбрасывает человека из своих рядов, то законы благочестия, принятые в этой варне, уже на него не распространяются, – а значит, ты ни в чем не виновата. Тем более никто не знает, с какой целью боги наслали на тебя такую горькую судьбу, может быть, безропотно следуя обстоятельствам, ты искупаешь свою дурную карму, которая сложилась в прошлых воплощениях, и скидываешь с себя ее бремя. А значит, за темной полосой обязательно последует светлая. Таким же образом и богатство – не благо, а своего рода испытание, и люди образованные часто боятся его, хоть и не могут отказаться от этого искуса. Я знавал одного раджу, которого богатство буквально преследовало всю  жизнь, и он от этого очень страдал, он говорил: «Богатство следует за мной по пятам, когда я буду отрабатывать свою карму?»
Андрей слушал эту высокопарную речь и думал, что этот человек действительно чем-то похож на него, но не столько внешне, сколько в том, как он говорит, в том самолюбовании, с которым он снисходительно поучал бедную девушку.
- Я согласна с тобой, милый Рам, - ответила девушка. – Я все это понимаю, ведь отец, пока не разорился, успел дать мне неплохое образование, правда, доучиться до конца мне не удалось, но я умею читать, писать, я знакома с Ригведой и Махабхаратой, хотя в хижине моей нет книг: они для меня слишком дороги. Я, зная законы варнашрама, пытаюсь убедить себя в том, что в бедности и унижении – великий смысл, что этим я отрабатываю свои грехи в прошлом, но, увы, чем больше я пытаюсь себе это говорить, тем сильнее мне хочется вырваться из жестоких когтей провидения. Может быть, неграмотной крестьянке и не скучно каждый день ковырять мотыгой свой жалкий клочок земли – она ничего иного не знает, но я знаю другую жизнь, полную света, музыки, танцев,  красивых вещей и ученых бесед, и эта жизнь не дает себя забыть, а монотонность моего бытия становится подчас невыносимой. И тогда мне хочется убежать отсюда, и если не вернуться в прежнюю жизнь, то хотя бы ездить по земле, плавать на кораблях, видеть новые страны, встречать новых людей. Я и тебя-то так охотно впустила в свой дом, поскольку ты явился для меня вестником иной жизни, иного мира. И еще хочу сказать тебе: ты не прав, думая, что я знала мужчин. Да, эту ночь ты провел с не девственницей, но мужчина не касался моего тела. Дело в том, что когда меня брали в храм Кали, то лишили девственности нефритовым лингамом, который символизирует фаллос Шивы. Девственница не может служить в храме, но и мужчина не должен коснуться ее.
- Так значит, вот почему ты была этой ночью столь неискушенна в любовных играх! – задумчиво сказал мужчина. – Извини. Я не знал об этом обряде.
- Скажи, Рам, - спросила девушка после некоторого молчания. – По разговору с тобой я поняла, что ты – человек образованный. Что заставляет тебя скитаться по свету и торговать шелками и благовониями? Может, твоя судьба схожа с моей? Ты не похож на странствующего саньясина, хоть и обладаешь глубиной тайных знаний. Но ты не просишь милостыню, не чужд женскому обществу и так искусно отколотил бамбуковым шестом наших сельских задир: видно, что благочестивое смирение чуждо твоей душе. Расскажи мне свою историю.
- Я, как и ты, родился в богатом доме, - начал мужчина, задумчиво теребя свою изящную, отнюдь не монашескую бородку. – Но происходил из варны кшатриев-воинов. Мой отец был начальником дворцовой стражи в Калькутте. Естественно, как это положено законом варнашрама, мне была уготована карьера военного. Не могу сказать, что военное дело не увлекало меня, я с интересом овладевал искусством владения луком, мечом, копьем, увлекался верховой ездой, я изучал китайский труд «Пять стратагем» - об искусстве управления войсками и правильном ведении боевых действий, а также зачитывался нашей Махабхаратой.
Но со временем описание сражений и законов построения боевых порядков в этой величайшей книге стало надоедать мне, да и постигая все новые и новые, все более сложные приемы владения мечом и рукопашного боя, я иногда словно бы останавливался на секунду, и вдруг меня пронзала мысль: а зачем все это? А дальше-то что? И тогда я ощущал непонятную скуку от этой нескончаемой битвы, и меня переставало удовлетворять воинское искусство, как самоцель. Нет, я не оставлял тренировок и был у своих наставников на хорошем счету, хоть и не самым лучшим, но я смотрел на своих сокурсников, с великим рвением пытающихся победить и опередить один другого, и с тоской думал: «А  зачем все это, какой в этом смысл: одного убьют в бою, другой станет военачальником и будет медленно жиреть, спиваться, терять боевые навыки и рассказывать во время застолий об одних и тех же своих боевых подвигах. Третий останется калекой, и тут комментарии излишни, но в конечном счете удел и того, и другого, и третьего – погребальный костер, и какое бы богатство он ни накопил или ни награбил во время военных походов – все это он не сможет забрать с собой в иной мир. В эти минуты я уже не видел смысла в том, чтобы уничтожать своего врага, если есть возможность уйти от поединка, не запятнав своей чести, и дух воина угасал во мне. Время от времени это чувство уходило; я снова с прежним рвением продолжал постигать воинское искусство, но затем опять накатывала хандра, и мне хотелось бежать от этой жизни, чтобы найти смысл своего существования в каком-то другом занятии. И тогда я стал пропускать воинственные эпизоды Махабхараты и взялся за философские тома этого величайшего произведения. Я внимательно изучил Бхагавадгиту, Анугиту, Мокшодхарму, Нараянию, и понял: единственное, что я хочу в этом мире, – это не богатство, не воинская слава, а нечто непреходящее, что не развеется, как дым после смерти, и в чем не разочаруешься после приобретения. Это – то, что искали Будда Шакья Муни и Шанкарачарья: преображение собственного сознания и избавление от страданий, причина которых в нашей карме и самой жизни. Но поскольку научиться этой мудрости невозможно даже по самым великим книгам, ибо она невыразима словами, и ее невозможно постигнуть разумом, я понял, что мне необходим  духовный учитель. Те бродяги, которые изображали из себя саньясинов и великих гуру, которых отец частенько приглашал в свой дом, и которые надеялись поживиться за счет своей дутой учености, меня совершенно не удовлетворяли: я быстро смекнул, что они обманщики. Не верил я и чванливым зажиревшим брахманам из нашего города: те также больше заботились о толщине своего кошелька, чем о святости, и, слушая, как они читают гимны Ригведы, я понял, что они соблюдают только внешнюю сторону ритуалов и совершенно не понимают  того, что произносят.
Потом я познакомился с Араньяками и Упанишадами и решил стать лесным отшельником. Однажды ночью, словно принц Гаутама, я сбежал из родительского дома, раздал свою богатую одежду и стал бродить по лесу, в надежде отыскать просветленного учителя-саньясина, который посвятит меня в тайны Нирваны. Вначале я встретил двух отшельников, заросших волосами, в истлевшей одежде. Они совершенно утратили контакт с внешним миром, были сплошь покрыты коровьим пометом и усыпаны пеплом, сидели с утра до вечера в одной позе и бубнили что-то нечленораздельное. Может быть внутри себя они и обрели истину и считали, что соединились в своей отрешенности с Богом, но во мне еще слишком жила брезгливость привыкшего к роскоши человека. От них разило за версту, поскольку они дали обет не омовения, а я был еще слишком   самолюбив, чтобы позволить себе опуститься до такого скотского состояния – пусть даже ради Нирваны. Почему-то, когда я читал о Будде, то видел перед собой прекрасного юношу, сидящего в лотосе под деревом Бодхи, источающего аромат и сияние. Эти же двое отшельников были безобразны и вонючи. И я не пошел к ним в ученики.
Вскоре я присоединился к группе бродячих факиров, которые убедили меня в том, что владеют тайными знаниями, продемонстрировав несколько эффектных фокусов. Я с радостью пошел к ним в ученичество, мы бродили по селам и городам и устраивали представления. Сперва, пока я еще не постиг их искусства, я выступал обычно в самом начале, демонстрируя приемы владения оружием и некоторые акробатические номера, которыми овладел, изучая боевые искусства, таким образом, завлекая публику. Затем выходили мастера: они глотали сабли и огонь, выдували пламя, ходили по углям и заточенным лезвиям сабель, прокалывали себя ножами, мгновенно заживляя свои раны, проявляли чудеса нечувствительности к боли, вытаскивали из глазницы глаза и вставляли их обратно. 
Под конец выходил мастер другого рода и показывал чудеса массового внушения: на глазах публики выращивал из зернышка дерево, ставил на землю обычную веревку, а затем поднимался по ней в небеса, а в конце представления отсекал острым мечом голову мальчику-ассистенту, поливая кровью арену и ближайших зрителей. Конечно, все это были трюки, и тому же самому мальчику на следующий день он снова отсекал ту же самую голову, но эта кровавая сцена выглядела  очень достоверно и особенно поражала публику.
Я с рвением  начал изучать секреты хатха-йоги, поскольку все фокусы, демонстрируемые факирами, базировались на этой уникальной системе. Мое тело, закаленное годами тренировок, было сильным и гибким, и я легко постигал новое искусство. Вскоре я мог проделывать многое из того, что проделывали мои учителя, а кого-то даже превзошел. Через пару лет я уже  выступал в первых ролях, демонстрируя возможности своего тела, вот, только, в тонкости гипноза мой главный наставник меня пока не посвящал.
Но однажды я оглянулся на пройденный путь и понял: все это такое же трюкачество, как и в воинских искусствах. Я по-прежнему тренировал только свое тело, разве что, используя для этого более эффективные, скрытые резервы организма, но в душе ничуть не изменился, и ощущение бессмысленности того, что я  делаю, вновь с полной силой нахлынуло на меня. Тогда я прихватил немного денег из общей кассы, которые принадлежали мне по праву, и вновь отправился на поиски учителя.
Следуя известному правилу, что нет пророка в своем отечестве, я присоединился к каравану торговцев и отправился на Тибет в Гималаи. Я надеялся, что там, среди монахов, исповедующих буддизм, который зародился у нас, но потом почти полностью здесь исчез, я найду своего учителя и обрету истинные тайные знания, которые приведут к желанной трансформе моей души. Буддизм всегда казался мне наиболее стройным и светлым учением, прямым путем, ведущим к Истине.
Прежде чем попасть в Гималаи, я долго скитался, на наш караван напали разбойники, и только мое искусство помогло мне остаться в живых. Пережив множество приключений, я вместе с паломниками прибыл в Лхасу с твердым намерением стать буддийским монахом. Но я плохо знал тибетский язык и пали, на котором было написано священное писание Типитака. К тому же, мне было уже 25 лет, около семи лет я провел в странствиях с бродячими факирами и скитался по Индии и Тибету в поисках духовного учителя и пристанища, а в тибетские монастыри брали с раннего детства,  и вообще неохотно принимали в свои сангхи чужеземцев. Но я твердо вознамерился преодолеть все эти препятствия. Тех жалких навыков тибетского, на котором я изъяснялся с местным населением, было явно недостаточно для изучения трактатов по ламаизму. Мне необходим был образованный учитель, который научил бы меня  тонкостям тибетского и пали, чтобы не начинать обучение в монастыре вместе с малыми детьми и быть, подобно им, мальчиком на побегушках: правила в монастырях были суровые, и в первые годы обучения неофита ждали унижения и бессмысленный труд. Подобная участь меня не привлекала, я хотел поступить в сангху сразу, как зрелый ученый-пандит, прошедший большой духовный путь, чтобы как можно скорее получить доступ в сокровищницу тайных буддийских знаний – и, как знать, может быть уже в недалеком будущем обрести желанную Нирвану. Правда, за годы моих скитаний по Тибету я не встретил ни одного просветленного, люди мало отличались от наших и в основном были озабочены хлебом насущным, деньгами и развлечениями. И все же я много общался с паломниками, хотя плохое знание языка и затрудняло мое общение, и услышал много слов и о Будде, и о чудесных буддийских святых, среди которых оказалось немало индийцев: и Авалокитешвара, и Нагарджуна, и Нагасена, и Бодхидхарма, не говоря уже о самом принце Шакья Муни, были моими соотечественниками. А рассказы о летающих монахах, об отшельниках, живущих по тысяче лет в своих горных пещерах, о спрятанных в каких-то неведомых склепах золоченых мумиях по 15 локтей в длину! Эти гиганты будто бы были последними представителями расы, жившей на земле в Трета и Двапараюги. Да, разговоров было много, как и у нас в Индии, но я не встретил ни одного человека действительно владевшего тайными знаниями, который мог бы научить меня чему-то, чего я не умел. И все рассказы велись на уровне: кто-то, где-то, когда-то видел человека, который… - и так далее. Единственно, кого мне удалось наблюдать воочию и чье искусство я бы не прочь был перенять, поскольку очень страдал от холода, это респы – монахи, выработавшие нечувствительность к холоду, которые в лютую стужу всю ночь медитировали на горных склонах совершенно обнаженными, по-видимому, не испытывая никаких неудобств. Но если вдуматься, то в этом не было ничего удивительного, ведь я сам прошел школу факиров и мог вызывать у себя нечувствительность к боли и огню, и, думаю, если бы родился в суровом климате горной страны, тоже смог бы выучиться этому искусству.
Итак, я обосновался в Лхасе и решил найти учителя по языкам и основам буддизма. Но для этого были нужны деньги, а у меня их не было. Ту сумму, которую я взял из общей казны своих товарищей-факиров, я быстро истратил, запас благовоний и пряностей я тоже постепенно распродал, а деньги ушли на питание, которое в суровом Тибете гораздо дороже, чем в Индии. Просить милостыню, как делают многие бездельники, притворяющиеся саньясинами и у нас, и на Тибете, я не мог – моя кастовая гордость не позволяла переступать через черту, означающую бесчестие. Естественно, я не мог и красть или грабить, что также многие делают на Тибете, хотя моя сила и ловкость, несомненно, позволили бы легко освоить это ремесло. Итак, все еще надеясь встретить источник тайных знаний, скрытый от глаз непосвященных в стенах монастыря, я стал раздумывать, как бы мне заработать денег, чтобы их хватило не только на еду, но и на учителя, и решил вновь прибегнуть к искусству факира. Немного потренировавшись и восстановив подзабытые навыки, я начал выступать на рынках и площадях Лхасы, демонстрируя приемы владения оружием, акробатические и факирские номера, а также эффектные и мало знакомые в этих местах упражнения индийской хатха-йоги. Это позволило мне через несколько месяцев скопить денег достаточно, чтобы нанять учителя – и я совсем уж было собрался забросить свои выступления, потешать которыми толпу мне не доставляло особой радости, но однажды после очередного номера ко мне подошел богато одетый юноша и сказал, что он и еще несколько его приятелей просят взять их в ученики, чтобы обучиться искусству единоборств и хатха-йоги, и готовы платить мне за уроки немалые деньги. Я был удивлен: я, который учился всю жизнь, плохо представлял себя в роли наставника, но, тем не менее, предложение было заманчивым, и я согласился.
Меня пригласили под кров богатого купца: это было очень кстати, поскольку я ютился в жалком номере гостиницы для бездомных паломников. У меня теперь был зал, где я мог тренировать своих учеников, и вскоре я с удивлением услышал обращение «учитель». Мое искусство хатха-йоги было здесь в диковинку: выяснилось, что про наших йогов и святых гуру здесь ходит много легенд, и во мне мои ученики были готовы видеть такую же заморскую диковинку, которая владеет тем, что недоступно им – тибетцам.
И вот получилось так, что я, с такими трудностями пробившийся на Тибет, чтобы обучиться их тайным знаниям, сам стал учителем. Со временем, когда я разработал систему преподавания и мои ученики начали делать первые успехи, я вошел во вкус, стал, помимо практических занятий, излагать философские концепции, которые когда-то почерпнул из Махабхараты, Вед и Упанишад, и с удивлением понял, что ученики видят во мне настоящего гуру. Они всерьез думали, что я могу обучить их не только рукопашному бою и различным оздоровительным асанам, но и каким-то тайным знаниям, которыми я, по их мнению, обладал. Они рассчитывали, что со временем я смогу привести их к Самадхи, полагая его более заманчивым, чем их тибетская Нирвана.
Вначале я просто не хотел разочаровывать своих учеников, но постепенно, входя во вкус, стал делать вид, что и правда знаю, помимо чисто физической системы тренировок, нечто такое, чего не могу им открыть пока, но со временем, возможно, открою. Вскоре я вошел в роль наставника настолько, что и сам порою верил, что являюсь избранником Бога и владею чем-то таким, что не выразить словами. И все же, другая моя часть, когда я прекращал поучения и оставался наедине с собой, понимала: никакой я не просветленный, и дух мой так же смятен, как и у моих учеников.  Когда же я доведу их до вершины физического мастерства, которым обладаю сам, то не смогу обучать их дальше, поскольку не знаю, куда идти мне самому. Да, пускать пыль в глаза было не сложно, пока я был выше их на голову, как фехтовальщик, боец и хатха-йог, но что делать дальше, через несколько лет, ведь ученики верили мне безраздельно и считали великим учителем!
Итак, дни шли за днями, я все больше входил во вкус роли великого гуру, мысли уйти в монастырь монахом уже не посещали меня, – да и как мог я, учитель, пойти в ученичество к ламам, о которых мои ученики говорили с пренебрежением, отмечая их лицемерие и напускную святость. По их мнению, они не владели никакими тайными знаниями, кроме знания, как вытянуть побольше денег из своей паствы.
И все же после мучительных раздумий я решил закончить этот обман, делая вид, будто веду своих учеников к Богу и Просветлению, хотя на самом деле вел в духовный тупик, в котором много лет назад оказался сам и из которого тщетно искал выход. Открыться им, признаться в том, что я всего лишь фокусник-трюкач, нахватавшийся верхов философии и научившийся не без их помощи красиво говорить о том, о чем на самом деле имел весьма смутные представления? Нет, это было выше моих сил, гордость кшатрия не позволяла мне смириться, и я решил тайно уйти из Лхасы, оставив своих учеников. Но куда? Снова скитаться без жилья в голоде и холоде, ища непонятно чего, или вернуться в Индию, без которой я начал тосковать и где по крайней мере тепло, говорят на родном языке и много плодовых деревьев. Потом, ведь можно возвратиться в отчий дом, но жив ли отец? Захочет ли он принять меня после непонятного бегства? И значит, расписаться в своем поражении, и стать профессиональным военным, как положено мне по касте! Нет, себе я мог признаться в поражении, но показать это другим было невыносимо и я предпринял новую попытку вырваться из круга своей судьбы.
К тому времени я уже не раз слышал рассказы о таинственной стране Шамбале, затерянной среди вершин Гималаев, где обитают таинственные учителя человечества – великие махатмы. Сначала я не очень верил всем этим рассказам, тем более что ни один из рассказчиков своими глазами эту страну не видел, но чем больше рассказов я слышал, тем больше уверовал. А может быть, мне просто очень хотелось поверить в существование этой земли обетованной, поскольку к тому времени я разочаровался в Тибете и его духовных учителях, исповедующих буддизм. К тому же я не видел, чтобы в этом теократическом государстве, где правили не раджи, как у нас в Индии, а верховный священнослужитель Далай-лама, люди были более образованы, духовны и счастливы.
Говорят, сама мысль изменить судьбу порождает обстоятельства, и вот однажды один новоприбывший паломник показал мне карту, на которой было изображено местонахождение Шамбалы. Он уверял, что эту карту передал ему незнакомец, умерший на его руках, который якобы добрался до этой удивительной страны, прожил там несколько лет и сам обозначил ее на карте. К сожалению, толком он ничего рассказать не успел, поскольку умер от переохлаждения и недоедания буквально на руках того паломника, и только передал ему карту.
С той минуты я твердо решил бежать от своих учеников. Конечно, о том, чтобы идти в одиночку, не могло быть и речи, поэтому, я набрал среди паломников небольшую группу авантюристов, свято верящих в существование Шамбалы, и стал готовиться к экспедиции. К тому времени мне удалось скопить немалую сумму денег, поскольку потребности мои были скромные, а питался я бесплатно в доме моего ученика. На эти деньги мы закупили необходимый провиант, палатки, теплую одежду и нескольких яков – единственных вьючных животных, чувствующих себя среди горных вершин как дома.
И вот однажды, стараясь не привлекать внимания, ничего не сказав своим ученикам, и ни с кем не простившись, я вместе с небольшой группой искателей приключений отправился на поиски Шамбалы. Не буду подробно останавливаться на деталях наших блужданий по Гималаям: об этом можно было бы написать целую книгу, и я действительно видел там немало чудесного. Это были и чудесные долины-оазисы с особым микроклиматом, когда мы, словно пересекая невидимую черту, из зоны вечной мерзлоты попадали в местность с цветущими деревьями, ласковыми травами и горячими целебными источниками, в которых можно было буквально готовить пищу. Я слышал, как поют горы и видел таинственные огни, вспыхивающие, словно маяки, на далеких вершинах. И, наконец, несколько раз нам удалось наблюдать воздушные корабли Богов – серебристые дискообразные предметы в небе, о размерах которых было трудно судить из-за огромной высоты, где они совершали свои таинственные маневры. По рассказам местных жителей, на этих кораблях летали человекоподобные существа, обладающие невообразимым могуществом. К сожалению, ничего путного по поводу Шамбалы нам никто сообщить не мог, сведения были противоречивы, и порою взаимоисключающи.
И все же медленно, но верно, сбиваясь с пути и находя его снова, мы приближались к месту, указанному на карте. За время путешествия наши ряды заметно поредели. Двое повернули обратно, не выдержав тягот пути, один сорвался со скалы, и еще один бесследно пропал, отправившись на охоту, когда нас неожиданно накрыл буран. Оставшиеся же упорно продвигались вперед, поскольку неоднократно наблюдали знаки Шамбалы, о которых упоминалось в карте. То в ночном небе возникали странные светящиеся столбы, поднимавшиеся куда-то в бесконечность, то вокруг какой-то горной вершины возникало странное многоцветное зарево, одевающее пик божественно прекрасным нимбом. То однажды днем, любуясь с уступа прекрасным горным озером, мы наблюдали, как на его глади появился чудесный город со златоглавыми храмами, увенчанными крестами, и слышали дивный колокольный звон. Этот город выглядел, как отражение, словно бы он стоял на берегу, но на берегу ничего, кроме травы и низкорослых деревьев, не было, и через несколько минут город, словно дивное видение, стал дробиться на озерной ряби и медленно угас, – словно погрузился в глубины озера.
Один раз в глухую ночь, когда мы никак не могли заснуть от холода, полог нашей палатки неожиданно приподнялся, и в палатку зашел двухлетний мальчик. Ребенок был абсолютно голый, ничего не говорил, но не плакал, и вообще создавал впечатление дитяти, которое просто перешло из одной теплой комнаты в другую. Это было тем более поразительно, что последний горный поселок мы оставили неделю назад, и никакого признака жилья поблизости не было, а холод стоял ночной, лютый, и даже мы никак не могли согреться у нашего очага. А ребенок стоял тепленький, чистенький, со светлой, нетипичной для здешних мест кожей. На вопросы он не отвечал, только улыбался; совершенно растерявшись, мы предложили ему еду – мясо горного козла, убитого накануне, но к пище он никакого  интереса не проявил, поиграл с колчаном стрел, потом подошел к очагу и уселся у огня, не обращая на  нас никакого внимания. Не зная, как себя с ним вести, мы улеглись по своим лежанкам (поиски его родителей вокруг палатки не дали результатов), с удивлением поглядывая на это живое чудо, – и тут словно бы в палатке сделалось теплее, и нас всех одновременно сморил сон. Так же одновременно мы проснулись через несколько часов, словно бы кто-то нас толкнул, и к своему ужасу увидели, что ребенок сидит посреди очага, на еще не до конца прогоревших углях, и загадочно улыбается. Было такое впечатление, что сидит он там уже очень давно, и с интересом наблюдает за тем, как медленно остывают, покрываясь белесой золой, угли. Первое, что мне пришло в голову – это выхватить ребенка из очага, но эта мысль, очевидно, пришла в голову не мне одному, в результате кто-то споткнулся, и у нас получилась куча мала. Несколько минут мы барахтались, не видя ничего, пытаясь освободиться от словно бы оживших ячьих шкур, а когда нам удалось подняться на ноги, то ни в очаге, ни в палатке ребенка уже не было. Не было его и около палатки, и только следы босых ножек на снегу свидетельствовали о том, что все это нам не привиделось. Естественно, мы побежали по следам, но они таинственным образом обрывались около отвесной скалы, словно бы ребенок то ли взлетел, то ли поднялся по абсолютно голой вертикальной скале.
Случай этот никто не смог объяснить, но мы восприняли его, как великое знамение – и те, кто начал было роптать, что экспедиция обречена, и пора поворачивать обратно, снова зарядились порцией энтузиазма.
И опять мы двигались едва приметными тропами, проложенными неизвестно кем, и медленно приближались к местам, указанным на карте.
Однажды я вышел прогуляться вокруг нашего лагеря. В последнее время наблюдалось все больше необычных явлений, и почти каждый вечер перед сном я бродил по окрестным местам, в надежде увидеть какое-нибудь маленькое чудо. Я сел на камень рядом со скалой и погрузился в созерцание медленно угасающих горных вершин. Сколько я так просидел не помню, и вдруг очнулся, словно от толчка. Локтях в тридцати от меня стоял человек в черном длинном плаще и пристально, как мне показалось, смотрел на меня. Когда он появился и откуда вышел, было непонятно, уже достаточно стемнело, и разобрать черты его лица было невозможно.
- Кто ты? – крикнул я, вскакивая с камня, но человек ничего не ответил и пошел по едва приметной тропинке, несколько раз обернувшись, словно приглашая за собой.  Я последовал за ним  быстрым шагом, рассчитывая его нагнать, но как я ни прибавлял ходу, он все время держался от меня на расстоянии 20-30 локтей. Вскоре тропинка свернула в ущелье между двух скал. За это время расстояние между нами почти не сократилось, хотя я уже бежал, а таинственный незнакомец вроде бы и не прибавил ходу. Но тут, как по волшебству, скалы кончились, и передо мной открылась обширная площадка, которая, по-видимому, обрывалась пропастью. Человек подошел к ее краю и вдруг исчез, завернув за выступ. Я бросился к площадке, но нигде не было и следов его присутствия: за площадкой действительно обрывалась пропасть, и спрятаться или уйти куда-то в сторону было совершенно невозможно существу, не имеющему крыльев.  Но то, что я увидел внизу, заставило меня забыть о человеке, который то ли спрыгнул в пропасть, то ли улетел. Передо мной простиралась огромная  долина, на отдаленных зеленых холмах которой я увидел купола неведомых храмов и невиданных строений. Вокруг этого дивного города разливалось нежное золотое сияние, причем я не мог обнаружить источника света, словно и этот город, и эти купола светились сами по себе. Это дивное сияние заполняло мягким призрачным светом всю долину, которая благодаря этому еще сильнее выделялась на фоне уже совсем потемневших гор, а в ночном небе над долиной медленно кружили светящиеся воздушные корабли разных форм и размеров. Конечно, этот сказочный город был достаточно далеко, и все же мне показалось, что здешняя архитектура отличается удивительным разнообразием: удалось разглядеть и тибетские пагоды, и наши индуистские храмы, и мусульманские мечети, и даже виденные мною только на литографиях, европейские костелы и русские церкви. Возможно, это был лишь обман зрения, ведь город находился очень далеко, возможно, облик храмов дорисовало мое воображение: но в тот миг душа моя ликовала, потрясенная одним-единственным словом «Шамбала»!
Я совсем забыл о своих товарищах, которые, ни о чем не подозревая, скорее всего, спали, укрывшись ячьими шкурами. Все мое существо было одержимо одной единственной мыслью: спуститься в долину и воочию убедиться в том, что цель нашего путешествия достигнута.
За годы блуждания по Гималаям я стал неплохим скалолазом, я подошел к краю ущелья и стал искать пути возможного спуска в долину. Пропасть оказалась не такой отвесной, как мне показалось вначале, и вскоре по едва заметным приметам мне удалось проследить маршрут будущего спуска. Ждать до утра я не мог, ровный свет освещал скалы, и я рассудил, что при таком освещении спуститься вполне возможно. Оставив на краю пропасти полушубок, который бы только помешал карабкаться вниз, я начал спуск. Он был действительно не легким, мне предстояло спуститься по почти отвесной стене не менее чем на двести локтей, но увиденная картина настолько придала мне сил, что в этот момент не существовало ничего невозможного, и я удивительно быстро спустился в долину.
Уже внизу, ступив на мягкую шелковую траву, я обнаружил, что город скрылся за ближайшими холмами, но по мягкому золотому зареву было не трудно определить направление, куда следовало идти.
«За час дойду», – мелькнуло у меня в голове, и я бодрым шагом, почти бегом двинулся в сторону ближайших холмов. Только часа через четыре я понял, что происходит что-то не то. Я уже давно перевалил за холмы, но впереди выросли новые, и зарево уже светило за ними. Я остановился в недоумении. Научившись за годы странствий хорошо оценивать расстояния, я сообразил, что давно уже должен оказаться у подножия гор на противоположной стороне долины. Тем не менее долина и не думала кончаться, а дивные купола храмов так и не показывались из-за холмов. Вскоре я вышел к небольшому озерцу и присел перевести дух. Над озерцом поднимались клубы пара, и я только сейчас обратил внимание, что в воздухе стоит какой-то незнакомый запах, от которого кружилась голова и звенело в ушах. Почувствовав что-то неладное, я поднялся: ноги были, словно ватные, я понял, что надышался каких-то вредных испарений, поднимавшихся от озера, и попытался как можно скорее покинуть коварный источник. На этот раз идти было гораздо труднее, ноги заплетались, но я все же дошел до очередной гряды холмов и опешил: дивный город, который я отчетливо видел сверху, не приблизился ни на локоть, свечение вокруг него заметно поблекло, и лишь с трудом мне удавалось разглядеть контуры причудливых строений. И тут погода резко испортилась, из-за гор спустились черные снеговые тучи, подул сильный ветер, и начался самый настоящий снежный буран, пронизывающий меня до самых костей, поскольку полушубок я снял, спускаясь с плато в долину. Через пять минут я уже не мог рассмотреть и своей руки; какое-то время я брел, не разбирая дороги, пока не упал на снег и не потерял сознание. Последней моей мыслью было, что если я каким-то чудом останусь в живых, то обязательно вернусь в Индию.

     Очнулся я в теплом шатре, на ячьей шкуре. Выяснилось, что меня чудом заметил и подобрал караван, идущий из Китая в Индию. Как мне удалось выбраться из снега и доползти до скал, я не знаю, но сверху меня заметили, спустились вниз и подобрали. По-видимому, длительные тренировки по высвобождению внутренних резервов спасли меня от отравления и обморожения, и уже через неделю я был в норме. О моих товарищах караванщики ничего не знали: возможно, их застал  врасплох буран, или засыпала снежная лавина. Про дивную долину купцы рассказали, что она называется «долиной тысячи дымов» за то, что из здешних источников выделяются какие-то ядовитые испарения, которые вначале вызывают всякие видения и колоссальный подъем сил, и что уже многие путники, обманутые собственными видениями, спускались в эту долину и рыскали по ней в погоне за своими иллюзиями, пока не падали без сил, и мне очень повезло, что меня удалось вытащить оттуда, пока я не замерз и не отравился окончательно.
Итак, мои поиски Шамбалы окончились крахом, и уже через несколько месяцев я ступил на землю покинутой родины. С той поры я год путешествую по Индии, мой бродяжий дух так и не угас, и я не могу долго оставаться на одном месте. Со временем я понял, что духовность – это не то, что можно обрести за тридевять земель, и у наших учителей тоже можно кое-чему научиться.
И вот я брожу по храмам и монастырям и разыскиваю всякие редкие свитки, а попутно приторговываю лекарственными травами из Тибета – и этого пока вполне хватает на пропитание: нищенствовать и воровать я так и не научился, а изредка, когда появляется желание тряхнуть стариной, устраиваю представления на базарах и площадях. И так, странствуя от храма к храму, я забрел сюда, в Калинагар, и встретил тебя, милая Рати.
Рам закончил свой рассказ и задумался, поглаживая бородку, очевидно погруженный в воспоминания.
«Надо же, - подумал Андрей. – Я ведь этот его рассказ словно воочию видел, словно все, что он рассказывал, действительно со мной произошло. А ведь это, по сути дела, так оно и есть». – И еще перед ним всплыло воспоминание прошлой ночи, которую Рам и Рати провели в одной постели, вспомнил ее робкие ласки, скрытую страсть, которую она стеснялась отпустить на волю, и, наоборот, умелые действия мужчины, в  жизни которого было много женщин. Рам казался тронут сдержанностью, неопытностью и необъяснимой доверчивостью этой чистой девушки-недевственницы, и тем не менее в том же сердце Андрей читал: Рати для него – всего лишь очередной эпизод, и завтра или через неделю он покинет ее так же, как много раз покидал других – иным обещая вернуться, а иным и вовсе ничего не обещая.
- Как я завидую тебе! – воскликнула Рати после того, как Рам закончил свой рассказ. – Какой удивительной, богатой впечатлениями жизнью ты живешь! А я помню только дом отца, родину моего детства, Кашмир, двухмесячную поездку сюда, в Калинагар, и ежедневное прислуживание в храме, где каждый день происходит одно и то же – до тайных мистерий меня не допускают. Мне было радостно и интересно жить в доме отца - а может быть, мне это только сейчас так кажется, ведь мы всегда вспоминаем детство, как счастливую сказку, которая уже никогда не повторится. Последние же пять лет все события моей жизни слились в серую череду однообразных занятий и вечного недовольства настоятельницы храма. Мне уже двадцать  лет, все мои подруги давно повыходили замуж и теперь сторонятся меня, словно неприкасаемой. Хотя, если вдуматься, вряд ли стоит им завидовать, ведь жизнь их так же скучна и однообразна, как и моя. Милый Рам! – вдруг вырвалось из ее сердца. – Забери меня с собой, хоть в качестве жены, хоть в качестве служанки. Я всю жизнь мечтала путешествовать по свету, меня всегда влекли новые города и страны. Я не боюсь трудностей кочевой жизни и черной работы, к тому же я достаточно образована и могу принести посильную помощь в твоих благородных поисках священных сутр. Я знаю много легенд и танцев, я сильна и недурна собой, забери меня, Рам, мне кажется, после того, как я встретила тебя, я больше не смогу здесь оставаться – без всяких надежд на какие-то перемены в будущем.
Девушка приподнялась с пяток, на которых она сидела во время всего повествования Рама, теперь она стояла на коленях и глядела на него умоляющими глазами. – Мне показалось, - закончила она, - что и ты неравнодушен ко мне.
«Может, и правда взять ее, - уловил Андрей мысль мужчины, - хотя наверняка она больше будет обузой, чем помощницей. К тому же поиски священных сутр – не женское занятие, рано или поздно появятся дети, и она захочет остаться в одном из городов. Потом детей будет больше, мы обрастем хозяйством и заботами о том, как их прокормить. В конце концов, все мои благородные поиски духовного могущества и просветления будут похоронены после стольких лет странствий. Нет, лучше уж пользоваться услугами случайных незнакомок, чем такая кабала! И все же, она мила и чиста, и сильно отличается от тех куртизанок, которых я встречал раньше, и жалко наносить ей еще один удар – судьба и так жестоко обошлась с ней. Как же быть? Наверное, все же придется задержаться на некоторое время, – пожалуй, не мешает немного отдохнуть от дороги, а там видно будет! Будем преодолевать трудности по мере их возникновения». – Вслух же он сказал:
- Ты сама не понимаешь, о чем просишь, милая Рати! Ты наслушалась моих рассказов, и у тебя создалось неправильное впечатление, что кочевая жизнь легка, интересна и изобилует постоянными приключениями. Нет, приключения случаются не каждый день, к тому же далеко не все они столь уж приятны - нередко они угрожают здоровью и жизни, а вот постоянные трудности и монотонность дороги – это, пожалуйста, каждый день. И уверяю тебя, очень скоро ты будешь проклинать такую жизнь, когда негде найти укрытие от палящего солнца или проливного дождя. Я – другое дело, я путешествую уже больше десяти лет, и только в Лхасе пробыл два года, не снимаясь с места. Я привык к такой жизни и уже забыл о другой, к тому же я одержим духовным поиском, и все мои мысли об этом. Подумай о том, о чем просишь, милая Рати. Если я приглянулся тебе, то я могу задержаться здесь на некоторое время, и ты решишь, как поступить, уже не сгоряча, а взвесив все «за» и «против». А сейчас я хочу осуществить одно дело, ради которого прибыл сюда, в Калинагар.
- И что же привело тебя сюда, Рам? Ты мне об этом еще не рассказывал.
- Я много слышал об уникальной библиотеке, упрятанной в тайных залах пещеры, к которой примыкает храм Кали-воительницы. Мне бы очень хотелось попасть в эту библиотеку – и, если будет такая возможность, купить кое-что из этих свитков, или хотя бы скопировать интересующие меня тектсты. Конечно, я был бы не прочь посмотреть и те мистериальные ритуалы, которые проводятся в храме во время службы богине Кали. А из свитков меня интересуют прежде всего сутры по Тантра-йоге, которая наиболее заинтересовала меня в последнее время.
На лице Рати отразился сильный испуг.
- Что ты, Рам, в храме Кали-воительницы не может находиться мужчина, тем более наблюдать тайные ритуалы службы. Храм Кали – наиболее закрытый из всех индийских храмов, и никто из посторонних, за исключением тех, кто прошел специальное очищение и инициацию от самой настоятельницы Дурги, не может туда войти – иначе на осквернителя обрушатся страшные беды. Я слышала, что время от времени кто-то из непосвященных пытался проникнуть туда, но они бесследно пропадали, и их дальнейшая судьба неизвестна. Я сама допускаюсь только во внешнюю часть храма и не имею права пройти в его пещерную часть, где производятся жертвоприношения и особо закрытые мистерии службы.
-  И что, ты никогда не проникала туда, неужели тебе было неинтересно?
- Да нет, конечно, я забиралась в подземные ходы и неплохо знаю их расположение, но каждый раз тряслась от страха, что меня там обнаружат. К счастью, настоятельница уверена, что хорошо меня запугала, и не подозревает, что я совершила это, с ее точки зрения, святотатство.
- А ты заходила в библиотеку и видела свитки?
- Да, но только мельком, посмотреть их на месте, не было времени, я боялась, что меня обнаружат, а утащить свиток с собой тоже не решилась – видимо, Дурга все же хорошо меня запугала.
- Столько лет прожить рядом с таким сокровищем – и не воспользоваться им! О, поистине, природа женщин мне непонятна! Ты все время жалуешься на скуку и однообразие твоей жизни, но ведь, возможно, в этих свитках содержатся знания, которые помогли бы тебе вырваться из этой скуки и однообразия. Тем более, ты умеешь читать, чем может похвастаться не каждая женщина в Индии, и знакома с Ведами и Махабхаратой - следовательно, имеешь навык чтения философских книг. Хотя не берусь судить о том, что ты в этих книгах поняла, поскольку даже в зрелом возрасте, перечитывая заново, открываешь все новые и новые знания, которые пропускал раньше. Вот уж воистину, когда сокровища рядом, то их не замечают!
- Не знаю, Рам, почему так получилось, наверное, тому виной сеансы внушения Дурги, похоже, она хорошо обработала мою голову, ведь я всегда была очень любознательной.
- Но, слава Богу, моя голова в порядке, - усмехнулся Рам. – И я бы попросил тебя, милая Рати, провести меня в библиотеку. Ты знаешь распорядок дня в храме, и мы сможем выбрать время, когда в пещерных залах никого не будет.
- Не проси меня об этом, Рам, - с ужасом посмотрела на него Рати. – Я же тебе сказала, что это очень опасно, и если мне одной подобные путешествия еще сойдут с рук, то если я приведу в святая святых мужчину, то свершится страшное святотатство, этого Дурга ни мне, ни тебе не простит.
- И что она нам сделает? Кстати, с твоей стороны риск не столь велик, ты можешь вернуться домой сразу же после того, как проведешь меня в библиотеку. Ну а мне, естественно, придется задержаться, просто бегло осмотреть свитки мне недостаточно.
- Но я тогда буду виновницей твоей гибели и никогда себе этого не прощу! Дурга в совершенстве владеет искусством черной магии! Она нашлет на тебя злых духов, и ты умрешь в страшных мучениях!
- Все это тебе внушила Дурга? Смею тебя уверить, что черная магия не так страшна, если знаешь, как с ней бороться. У меня есть специальные амулеты и защитные мантры на этот случай. Я встречал много магов, и не всегда наши пути расходились мирно, но, как видишь, я жив и здоров. Так что еще не известно, кто на кого нашлет порчу, я ведь в прошлом факир, а каждый факир владеет приемами магии.
- Но это еще не все, - продолжала уговаривать его Рати, - у Дурги хорошо обученные телохранительницы-амазонки: они схватят и убьют каждого по первому приказу настоятельницы.
- Мне, кшатрию, бояться женщин, даже неплохо владеющих мечом! Я столько лет отдал боевым искусствам и столько реальных боев провел во время странствий и не получил ни одного серьезного ранения! Нет, несколько амазонок-телохранительниц меня не остановят. Скажи лучше напрямую: ты отказываешься меня провести?
Рати молчала.
- Ну что ж, тогда мне придется искать библиотеку самому, я не привык отказываться от задуманного.
- Нет! – вскрикнула девушка. – Ты не знаешь, твоя смелость тебя погубит, один ты никогда не найдешь дорогу и погибнешь в одной из многочисленных ловушек, расставленных в проходах. Там и ямы со страшными кольями на дне, и саморазряжающиеся арбалеты, и падающие валуны, и многое другое. Прежде чем войти в коридоры пещерной части храма, я тщательно изучила схему ловушек, которую утащила у Дурги.                - Что же так тщательно охраняет ваша милая настоятельница? – усмехнулся Рам. – Библиотеку? Вряд ли старинные свитки с малопонятными текстами представляют такой уж большой интерес для грабителей, и вряд ли страх, что храм Кали осквернит какой-то случайно заблудший туда мужчина, настолько силен, чтобы устраивать себе эти дорогостоящие неудобства: ведь, потеряв бдительность, всегда можно угодить в эти ловушки самому.
- Конечно, нет, - опустила глаза Рати, - эти ловушки охраняют путь в сокровищницу. Там хранится немало золота и драгоценностей – и это довольно известный факт.                - Откуда же такие сокровища у скромных служителей культа кровавой богини? – присвистнул Рам. – Неужели пожертвования крестьян? Что-то не верится!                - Я не знаю, - ответила Рати, - Дурга об этом не рассказывает, ходит много слухов, но достоверно никто, кроме Дурги, не знает. В библиотеку действительно проход достаточно безопасен, – то есть для знающих схему расположения ходов. Там не стоят ловушки, но, не зная расположения внутренних залов, можно забрести в ход, ведущий к сокровищнице, и тогда неминуемо угодишь в одну из ловушек.               - Тем более, - усмехнулся Рам, - меня интересует только библиотека: путнику большие деньги не нужны – это и лишняя тяжесть, и небезопасно даже для искусного воина. Я еще раз прошу тебя, милая Рати, проведи меня туда и обещаю: если задуманное осуществится успешно, то мой долг чести взять тебя с собой, ведь если Дурга каким-то образом узнает, что ты провела в святая святых мужчину, то тебя ждут крупные неприятности. Как может порядочный человек бросить доверчивую девушку, воспользовавшись ее помощью? В этом случае остается только одно: покинуть Калинагар вместе.
По-видимому этот аргумент развеял последние сомнения Рати, и девушка сказала, опустив глаза:
- Хорошо, я согласна.
Далее взор Андрея застелила пелена, он подумал с сожалением, что пришло время возвращаться в свой век так и не досмотрев этой интересной истории, но через несколько минут пелена вновь начала рассеиваться, и он понял, что остался там же только несколько дней спустя, словно ему показывались наиболее значимые события, а все второстепенное пропускалось. На этот раз он обнаружил своих героев в небольшой бамбуковой рощице рядом со скалой в основании которой виднелся проход скрытый искусно замаскированной дверью, а невдалеке слева возвышались белые удлиненные купола храма, правда, разглядеть их подробней было невозможно потому что они почти полностью перекрывались зелеными стволами бамбука.
- Вот здесь, - говорила Рати, - запасной вход, через который можно проникнуть в пещерную часть храма, в том числе в библиотеку и сокровищницу. Двери в залы открываются скрытыми пружинами,  нужно только знать на какую плиту в стене нажимать. Единственная запирающаяся на мощный замок дверь – это дверь в сокровищницу, а ключ от нее находится у Дурги, она с ним никогда не расстается. Она хоть и изображает из себя холодную прорицательницу, чуждую земным радостям и желаниям, но я-то знаю: она очень любит и деньги, и драгоценности, и украшения, она еще довольно молода и очень красива!
- Красивее тебя, милая Рати? – усмехнулся Рам (он несколько льстил девушке: хоть она  была стройна и мила, назвать красавицей ее, пожалуй, было нельзя).
- Что ты, гораздо красивее, - потупила глаза Рати. – И к тому же она обладает властью над мужчинами, которая идет к ней от самой Кали.
- И зачем же ей эта власть? – усмехнулся Рам. – Чтобы пользоваться их услугами? А как же тогда ваш строго женский, мужененавистничиский культ богини? Или вне стен храма она ведет совсем другую жизнь?
- Какую жизнь за стенами храма ведет Дурга я не знаю, - сказала Рати. – Она почти не покидает их, а пещерная часть сильно разветвлена, и я изучила только малую ее толику. Там много тайных комнат и залов назначение которых мне неизвестно; по-видимому, большую часть времени Дурга проводит именно там. Возможно пещера имеет и тайные выходы, возможно Дурга пользуется ими, но куда она ходит и чем занимается вне храма никто не знает.
- Ну, что ж, - сказал Рам. – Предоставим Дурге заниматься ее таинственными делами, и пусть она занимается ими как можно дольше, пока я буду работать в библиотеке. Однако тянуть больше нечего, идем в пещеру!
Рам достал из большой заплечной сумки масляную лампу, поджег ее и передал Рати. Они зашли в пещеру, и Андрей, никем не видимый и не слышимый, последовал за ними. Что видели путники при тусклом освещении лампы сказать трудно, но Андрею внутренняя часть пещеры была видна хорошо: очевидно он воспринимал окружающее иным зрением и свет ему был не нужен. Рам и Рати долгое время шли узким коридором, причем он явно поднимался вверх, хотя подъем был незначительным. Ход возможно имел естественное происхождение, либо прорубили его в немыслимой древности: стены выглядели неровными, без какой-либо отделки, только периодически попадались небольшие ниши с потушенными факелами.
- Сегодня в храме свободный день, - прокомментировала Рати. – Все разошлись по своим личным делам, и по идее здесь никого не должно быть. Видишь:  факелы потушены, а обычно они горят. Надеюсь нам удастся добраться до книгохранилища без приключений.
По-видимому, этим подземным ходом пользовались нечасто. То тут, то там путешественникам приходилось обходить известковые свечи сталагмитов, на которые сверху капала вода.
- Тишина, какая! – нарушил Рам затянувшееся молчание (Рати была очень напряжена). – Сколько раз в своих странствиях бывал в пещерах и всегда меня поражала подземная тишина. Наверху непременно есть какие-то звуки даже если их не замечаешь, а здесь, если остановиться, можно услышать как капает вода на сталагмиты и еще стук собственного сердца, но ничего более. Если остаться неподвижным надолго, то скоро эти звуки заполняют все твое существо, и начинаешь видеть и слышать разные необычные вещи. Не случайно отшельники на Тибете так любят поселяться и медитировать в пещерах: полная изоляция от внешнего мира, и в скором времени приходят видения. Я одно время тоже пробовал, но, видимо, делал что-то не так. Возможно, это зависит от того, насколько праведную жизнь ведешь, но ко мне начала являться такая чертовщина, что я вынужден был прекратить занятия, а то наверняка бы лишился рассудка. А отшельники – ничего; говорят, их видения, наоборот, возвышенны и радостны. Ну что, долго еще идти?
- Это – запасной путь, - сказала Рати. – Он в несколько раз длиннее, чем основной, но в основном проходе я боюсь кого-нибудь встретить. Тот проход выглядит совсем по-другому, его пол и стены отделаны мраморной плиткой и росписью. Правда, рассматривать сценки этой росписи во мраке пещеры я бы робкому человеку не посоветовала, поскольку они живописуют расчлененные тела, отрубленные головы и всяких демонов – неизбежная атрибутика культа кровавой богини.
- По-моему, ты не очень симпатизируешь богине, которой служишь, – констатировал Рам.
- Я попала сюда не по своей воле, - грустно сказала Рати. – Кровавая Кали никогда не вызывала во мне нежных чувств, я всегда больше симпатизировала Сарасвати и Лакшми, мне кажется, Кали может нравиться только обезумевшим мужененавистницам.
Тут коридор закончился и путники вышли в просторный пещерный зал в середине которого располагался небольшой водоем очевидно естественного происхождения, правда умелые руки зодчих превратили его в красивый, отделанный мрамором бассейн со ступеньками, сходящими в воду.
- Это – целебный источник, - сказала Рати. – Он хорошо снимает усталость и успокаивает боли. Здесь любят отдыхать после иступленных танцев девадаси. Сейчас нам надо пройти в третий справа проход и мы у цели.
Путники обошли бассейн и вступили в указанный Рати проход. Этот проход, в отличие от предыдущего, уже носил следы тщательной отделки – его стены, пол и потолок были ровными. Их покрывали изразцовые плитки с причудливым орнаментом и различными мифическими сюжетами. Впрочем рассматривать их не было времени, путники быстро миновали этот короткий проход, затем повернули влево (центральный ход разветвлялся на три тоннеля без всяких указателей, и Рам про себя отметил, что сам бы вряд ли нашел путь в библиотеку). Этот коридор был совсем коротким и заканчивался искусно встроенной в глухую стену дверью. Рати нажала на одну из плит, которыми были отделаны стены, раздался щелчок, и дверь ушла внутрь стены.
- Ну вот мы и на месте, - сказала Рати, с силой вернув дверь на место, когда они зашли в просторный зал. Тусклого света масляной лампы было недостаточно чтобы увидеть его целиком, и Рати принялась разжигать светильники, стоящие в специальных подставках вдоль стен. Постепенно помещение было освещено полностью, и путники оказались среди высоких стеллажей на которых лежали свитки, книги, пергаменты. Стены, не занятые стеллажами, были разукрашены все теми же сценами из повествований о Кали. Вот она, в облике богини смерти носится над полем сражения, опьяненная видом крови и искалеченных тел. Вот она поражает чудовищного демона Махешу. Вот она в царстве Ямы среди демонов смерти и душ умерших. А вот – другой ее аватар, где она уже изображена в качестве супруги Шивы, восседает на золотом троне рядом со своим царственным мужем. А вот она рядом со слоноголовым Ганешей – ее сыном. Далее шли сцены из жизни Шивы – его многочисленные подвиги: Шива пахтает мировой океан с помощью гигантского змея Шеши, Шива испепеляет огнем из третьего глаза бога Каму, который осмелился пустить в него цветочную стрелу, дабы тот очнулся от многовекового Самадхи и обратил взоры на дочь Химавата – Парвати, Шива демонстрирует позы хатха-йоги – и многое, многое другое. Все эти сценки концентрировались вокруг двух больших изображений: на одной стене – Кали-Дурга в своей тысячеголовой ипостаси со свирепым лицом и высунутым языком, вся объятая языками адского пламени, а на другой стороне – знаменитое изображение Шива-Натараджа – танцующий Шива, разрушающий вселенную среди звездного неба. Около центральных изображений висели медные кадильницы, а в отдалении – рядом с двумя белоснежными колоннами – скульптура Ганеши со сломанным бивнем из белого гладкого камня. Как известно, Ганеша записал со слов мудреца Вьясы Махабхарату – и поэтому являлся покровителем библиотек и всякой книжной премудрости. В центре зала располагался длинный рабочий стол и несколько стульев. Как видно, библиотека не предназначалась для одновременной работы большого количества людей.
- Ну, вот мы и пришли, Рам, - сказала Рати, с опаской поглядывая на жутковатые изображения кровавой богини. – Каталоги книг и свитков находятся здесь, - показала она на отдельную полку с маленькими ящичками. - Что ты собираешься делать дальше?
Рам бросился к каталогам и начал жадно разглядывать список хранящийся в библиотеке литературы.
- Тантра-йога, Тантра-пурана, Тантра-шакти-сутрас, Тантра-дипика, Шакти-шастра, - забормотал он, просматривая список. – Очень интересно, никогда не слышал об этих текстах. Так, а кто авторы: Праджнядаса, Кришнадаса, Капилананда – не знаю их.… Ох, извини, - оторвался он от списка, когда Рати повторила свой вопрос снова. – Тут такие интересные списки, совсем забыл о тебе. Думаю, милая Рати, что сейчас тебе лучше уйти. Дорогу назад я найду сам, а сейчас мне предстоит несколько часов работы. Конечно, проще всего было бы набить ценными свитками сумку, – сколько унесу, и сбежать, но ничего не могу с собой поделать – это та черта, за которую я никогда не переступал и не переступлю, иначе все мои духовные поиски – пустые слова. Не бойся, Рати, ничего я отсюда не возьму, только скопирую интересующие меня тексты.
- Но ведь на это надо много дней! – удивленно посмотрела на него Рати. – Неужели ты прошел такой путь и преодолел такие трудности только затем, чтобы переписать два-три десятка страниц? Конечно, можно прийти сюда еще и еще раз, но рано или поздно Дурга что-то заподозрит, и мы попадемся. Я очень боюсь, я даже готова согласиться с тем, что разумней было бы взять интересующие тебя сутры с собой и поскорее бежать отсюда, и – ловлю тебя на слове – ты обещал взять меня с собой.
- Нет, Рати, - твердо ответил Рам, - это было бы проще всего, но я никогда не запятнаю свои руки кражей, тем более кражей вещей священных – и никогда не позволяй подобным желаниям проникать в твое сердце. Думаю, что повторного посещения библиотеки не понадобится, ведь меня интересует не все подряд, а только тексты по тантризму, – да и из них я выберу не так много. А переписывать мне ничего не придется.
Рам залез в свою широкую сумку и извлек большой рулон то ли бумаги, то ли пергамента, то ли папируса светло-коричневого цвета, словно пропитанный каким-то незнакомым веществом.
- Это изобретение одного тибетского монаха, большая ценность, - сказал Рам. – Так называемая копировальная бумага. На Тибете в некоторых монастырях ею пользуются для размножения текстов. Достаточно наложить ее на нужный текст и прогладить горячим утюгом, или масляной лампой, – а она у меня всегда под рукой – и текст отпечатается на этой бумаге. Так что, как видишь, для того чтобы скопировать страницу, мне нужно не более нескольких секунд, и основная работа уйдет у меня на отделение нужного от ненужного. Не волнуйся, любимая, иди домой, думаю, к вечеру я уже буду у тебя.
- Ну, хорошо, Рам, - поддалась на уговоры Рати. - Я вижу, что действительно ничем здесь тебе помочь не смогу, тем более, я и правда очень боюсь, я никогда не отличалась особой храбростью. Ты – другое дело, ты сильный и смелый.
Рати обняла Рама за шею и вышла из библиотеки, напоследок сказав:
- Чтобы открыть дверь – нажми вот эту плиту, затем за собой надо резко задвинуть дверь до щелчка, тогда, пружина зарядится снова.
После ухода Рати Рам углубился в изучение и копирование текстов. Сколько это продолжалось времени, Андрей не знал, с одной стороны, он являлся сторонним наблюдателем, с другой стороны, часть его сознания была соединена с сознанием Рама, и он как бы принимал участие в его кропотливой работе. Рам уже успел скопировать достаточно большое количество текстов, как вдруг неожиданно дверь библиотеки резко отворилась, и в проходе появилась женщина, – но это была не Рати…   
Почему-то Рам сразу догадался, что перед ним настоятельница храма Кали-воительницы Дурга. Женщина захлопнула дверь, и Рам успел заметить, что она одна, и за дверями нет никого. Дурга остановилась в нескольких шагах от Рама, и со странной усмешкой начала его разглядывать. Рати была права: перед Рамом стояла настоящая красавица – на вид лет двадцать пять, но Рам каким-то чутьем ощущал, что в действительности ей не меньше тридцати. Она была в самом расцвете зрелой красоты: безукоризненная фигура индийской танцовщицы, огромные черные глаза, чувственный рот, маленький прямой нос, воронова крыла волосы, ниспадающие до колен, шелковое розовое сари, подчеркивающее гармонию соблазнительных форм. К тому же это не было лицо дорогой, но пустой куртизанки, в глазах ее светился ум и что-то еще, чему Рам не находил определения и с удивлением отметил, что ему хочется подчиняться этой женщине, выполнять ее малейшую прихоть.
«Господи, - подумал Рам, - что она делает в этом храме среди полусумасшедших женщин! Да она могла бы стать женой магараджи! Хотя я ведь и сам когда-то сбежал из богатого дома, но не думал, что на такое способна женщина».
- Похвально, - наконец произнесла настоятельница низким грудным голосом, который очень гармонировал с ее обликом. - Молодой, красивый пандит копирует тайные тексты, хотя мог бы их просто украсть, не подвергая себя дальнейшей опасности. А кто его сюда привел? Не иначе, как мерзавка Рати, которая только и думает, какому бы смазливому путнику повеситься на шею, чтобы сбежать с ним из храма, нарушив обет. Наверное, ты очень хорошо заплатил ей, и вряд ли деньгами, что она согласилась привести тебя сюда, ведь она всегда была трусихой и боялась наказания.
- Неважно, как я попал сюда, но прими это, как свершившийся факт, - ответил Рам, по-видимому, не желая, с одной стороны лгать, а с другой стороны, предавать помогавшую ему девушку. Он встал из-за стола и приветственно склонил голову, всем своим видом желая показать, что нисколько не смущен этим неожиданным появлением. – В конце концов, - продолжал он, - даже хорошо, что ты меня здесь застала, я не привык скрывать свои поступки от людей, а здесь все же чувствую себя, как вор, хоть никогда не осквернял рук и сердца воровством. Как видишь – ты все правильно поняла, – я только копирую эти духовные сокровища. Думаю, что Кали, которой ты поклоняешься, не осудила бы меня: в конце концов, не вижу ничего предосудительного в том, что человек, много лет занимающийся духовными поисками, вытащит на свет белый копии подобных бесценных трудов. По-моему, наоборот – грех хранить их взаперти среди невежественных женщин, которые, даже если и умеют читать, то никогда не оценят и просто не поймут эти замечательные книги.
- Откуда же у тебя сведения о столь низком образовательном уровне служительниц моего храма, чужеземец?
- Естественно, как разведчик, прежде чем попасть в лагерь врага, собирает максимальное количество сведений в окрестностях, так же и я постарался побольше разузнать о людях, здесь обитающих, прежде чем проник в храм.
- Понятно, это, конечно, Рати, лежа с тобой в постели, постаралась вылить как можно больше грязи на своих сестер. А впрочем, возможно, в чем-то она и права, к сожалению, кроме меня, никто из служительниц храма не получил должного образования и не способен читать подобные книги.
- Но почему ты считаешь, что Рати…
- Здесь не нужно никакой магии. Просто у меня неплохо налажена система наблюдения за храмом и его обитателями. Рати увидели выходящей из тайного хода, ведущего в пещерную часть. В скором времени об этом уже знала и я. Я сразу же заподозрила, что внутри кто-то остался, и некоторые мои приемы ясновидения подтвердили это. Я ожидала поймать вора на выходе из скалы – это проще всего сделать – в противном случае вор постарался бы скрыться в одном из многочисленных ходов, и в конечном счете попал в одну из ловушек, что могло бы повредить украденному…
- Но ты, наверное, решила, что вор забрался в сокровищницу?
- Естественно, это была первая мысль, которая у меня возникла. Но вор так долго не выходил, и я решила, что он попался. Через центральный вход он бы выйти не смог, я его надежно перекрыла. Тогда я пошла к сокровищнице и не обнаружила ни в одной из ловушек злополучного вора, и к тому же все сокровища храма оказались на месте… А потом произошло нечто – не буду тебе сейчас об этом говорить, и это привело меня сюда.
- Ты – смелая женщина, - усмехнулся Рам. – Пойти ловить вора одной, без своих амазонок! Или я ошибаюсь, и они где-то прячутся?
- Ты прав, я действительно пошла одна, ничего не сообщив своим телохранительницам, но это не значит, что я не могу их вызвать в любую минуту, в храме много приспособлений для подачи тайных сигналов. Но я бы очень не хотела прибегать к подобной мере. На то у меня есть свои причины.
- Ну и что же меня ждет? – спросил Рам, не снимая с лица усмешки. Он был внутренне напряжен, несмотря на внешнюю расслабленность, чтобы, как опытный воин, в любую минуту перейти к активным действиям. – Сейчас ты вызовешь стражу, меня схватят и принесут в жертву вашей богине? Я так понимаю? А если я не согласен с подобной участью? Ты твердо уверена, что твои девочки со мной справятся?
- Возможно, и не уверена, - сказала Дурга, окинув мускулистую, тренированную фигуру Рама. – И есть причина, по которой бы я не хотела, чтобы у нас были свидетели. Прежде чем решить что делать дальше, я бы желала услышать твою историю и узнать, что привело тебя в мой храм.
- Ну что ж, изволь, - ответил Рам. Он снова сел за стол, то же сделала Дурга. – Я родился в богатом доме кшатрия… - начал Рам и снова поведал свою историю, которую уже слышал Андрей. – Так я попал в Калинагар, но не спрашивай меня, как мне довелось проникнуть сюда, в библиотеку.
- Я и не спрашиваю, - задумчиво ответила Дурга. – Благородный воин не хочет выдавать девчонку. Что ж, таков кодекс рыцарства. Скажи, как получилось, что ты, который искал живую истину не на страницах скучных философских книг, который пытался найти чудесную страну Шамбалу, вновь отправился на поиски книжной мудрости?
- Нирвана, как Шамбала, - грустно опустил голову Рам. – Я понял, что на том духовном уровне, которого я достиг, мне ее не обрести, но, по-видимому, еще не поздно постичь некоторые магические силы и могущества. Мне не хватает знаний. Ни Веды, ни Махабхарата, ни Рамаяна не расшифровывают эти пути, а только указывают на них. Тем не менее, я приобрел некоторые телесные сидхи, когда учился у факиров, смотри. - Он вытащил из-за пояса длинный узкий кинжал и, прищурившись, резко вонзил в свое обнаженное предплечье, проткнув его насквозь, причем ни капли крови не выступило наружу, а когда он вытащил лезвие, края раны мгновенно сомкнулись.
- Как видишь, - криво усмехнулся Рам, – я могу блокировать боль и кровотечение. Рана затянется через пару часов, но можно сделать и так, что она исчезнет мгновенно – правда, на это уйдет слишком много энергии, и я несколько дней буду обесточен. Я владею еще множеством подобных трюков: могу ходить по лезвиям сабель и горящим углям, но все это касается моего тела, я же хочу иного. Уж если я не могу слиться с бесконечной гармонией Божества, то хотя бы желаю управлять событиями и людьми вокруг себя, поскольку терплю много неудобств от непредвиденных событий, людской злобы и зависти. Я хотел бы видеть насквозь человеческую природу и заранее нейтрализовывать негативные потоки. Я не желаю царской власти, но и не хочу, чтобы моя жизнь была обусловлена внешними обстоятельствами. Я жажду могущества духа, но мне всегда не хватало знаний в плане духовной алхимии. Я всегда был недоучкой. Обычно люди, наблюдая эффектные фокусы, думают, что энергиями духа я владею так же, как жизненными силами тела, но это не так, даже Дхьяну мне толком не удалось освоить, поэтому я ищу тайные знания для посвященных, сокрытые в секретных свитках древних храмов, и кое-каких успехов я достиг. Рано или поздно мне понадобится учитель, но я хочу встретить его во всеоружии, чтобы не тратить годы на усвоение элементарных вещей и терпеть унижения новичка. Эти поиски привели меня к Тантра-йоге, которая, говорят, дает максимальный эффект в минимально короткие сроки – правда, требует колоссальной мобилизации телесных и духовных сил. Но я привык к испытаниям, они меня не пугают.
- Ну и как ты представляешь себе, что такое Тантра-йога? – спросила Дурга, пристально глядя в лицо Рама.
- В двух словах – это пробуждение змеиной силы Кундалини и проведение ее последовательно через семь чакрамов человеческого тела, - ответил Рам. – При этом лотосы оживают, чакрамы раскрываются, и освобождение их энергий дает человеку всевозможные могущества, в зависимости от того, в какой степени происходит раскрытие и какой именно чакрам раскрывается. Когда Кундалини доходит до верхней Сахасрары, то человеческий дух сливается с Творцом или Брахманом.
- Все это так, если говорить в общих чертах, но как это сделать? – слегка улыбнулась Дурга.
- Ты устраиваешь мне экзамен? – усмехнулся Рам. – Сама-то ты достаточно компетентна? Ну, хорошо, - сказал он, видя, что у Дурги поднялась бровь. – Если бы я знал, то не пришел сюда, и мы бы здесь с тобой не беседовали. Возможно, это какие-то особые визуализации, не знаю, может, созерцание каких-то специальных мандал или янтр, – чтобы это узнать, я и занялся копированием этих сутр…
- А если это ни то, ни другое, ни третье? – задумчиво спросила Дурга. – Ты не допускаешь мысли, что уже встретил своего учителя?
- Хочешь сказать, что это ты? – удивленно поднял брови Рам. – Я представлял своего учителя в несколько другом облике…
- А знаешь, какая книга по Тантре главная? – спросила Дурга, не обращая внимания на его слова. – Она есть в списках библиотеки, но, как я поняла, ты не обратил на нее внимание.
- Ну и какая?
- Камасутра!
- Что?
- Камасутра.
- Ну знаешь, - захохотал Рам. – Я еще могу представить, что это прекрасное пособие для куртизанок или наложниц раджи, но назвать ее главной книгой по великому духовному деланию!  По-моему, это может прийти в голову только потерявшей рассудок нимфоманке.
- Я ожидала от тебя такого ответа, - усмехнулась Дурга, - и не осуждаю тебя. Каждый видит в содержании этой книги только то, к чему он духовно готов. Очевидно, как ты сказал, куртизанка действительно увидит в этой книге только пособие по любовному искусству, а теряющий мужскую силу, обесточенный всевозможными излишествами и извращениями владыка только список советов, как можно вернуть себе эту мужскую силу, но человек, искушенный в тонкостях Тантра-йоги, увидит в ней путеводную нить, соединяющую его с космической Шакти в лоне Божественной Кали.
- Пока я не понимаю тебя, – пожал плечами Рам.
- А я и не жду, чтобы ты сейчас это понял, - ответила Дурга. – Ты всегда видел в женщинах только средство для удовлетворения прихоти твоего сильного, переполненного энергией тела, но ты не знал, что похоть-Раджас может быть преобразована в Божественную энергию Оджас, возникающую от контролируемого соединения мужской и женской сексуальных энергий. Ты, наверное, думаешь, что магического могущества можно достигнуть только аскезой, постом, медитацией и отказом от сексуальных общений – правда, мне кажется, этим отказом ты себя никогда не утруждал. Но возможно другое: достижение величайшего могущества, соединившись со своей Шакти. К сожалению, найти свою Шакти очень сложно, к этому неофит должен быть готов.
- Тогда мне совсем ничего не понятно, - пожал плечами Рам. – Почему же тогда такое мужененавистничество в вашем храме? По рассказам, мужчина, зашедший в ваш храм, чуть ли не приносится в жертву! Почему же тогда здесь служат только женщины? Не разумней ли было превратить ваш храм в публичный дом… для посвященных.
- Не кощунствуй! – сверкнула на него Дурга своими огромными глазами. – Ни один из здешних мужчин не достоин коснуться тела служительницы Кали, поскольку она является тенью богини на земле, и наш божественный супруг – Шива. Но тень Шивы может коснуться тени Кали – тени своей космической Шакти.
- Все это очень интересно, - несколько иронично сказал Рам, - но не совсем понятно, зачем ты мне это говоришь. Что-то наш разговор не похож на разговор с человеком, которого собираются принести в жертву кровавой богине. Или ты решила наказать меня как-то по-другому? Ты уж скажи сразу, не томи душу.
- У тебя завидная выдержка, - усмехнулась Дурга. – Обычно мужчины теряют самообладание, когда я гляжу на них пристально. А здесь, в святая святых, моя магическая сила увеличивается многократно – и тем не менее ты сохраняешь дерзкий тон. Нет, решительно, ты очень заинтересовал меня. Теперь рассею недоразумения: никаких человеческих жертвоприношений в нашем храме не совершается с того времени, как великий Шанкара добился отмены кровавых ритуалов. Нет, только голуби, козлята и агнцы, и если бы нам удалось задержать вора, который избежал ловушек, то судьбу его стал бы решать местный судья. Правда, наказание он бы получил более суровое, чем, если бы забрался просто в частный дом, поскольку помимо кражи был бы осужден за святотатство, и здесь простыми ударами бамбуковой палки он бы не отделался. Другое дело – слухи о нашем храме, – тут мы никак не препятствуем их распространению, поскольку в противном случае нашлось бы немало лихих людей, которые попытались бы проникнуть в сокровищницу, – и скажу, не таясь, – там есть на что посмотреть. Такие попытки все же бывают, хоть и не часто, но пока что все они заканчивались печально для грабителей, – их даже не приходилось ловить, – все они попадались в наши мышеловки, и дело не в том, что они были такими олухами или неопытными воришками. Попадая в потайные ходы, человек испытывает неконтролируемое чувство страха, поскольку натыкается на ментальный барьер, который я установила с помощью магии Кали. Он впадает в панику, теряет контроль над собой и неизбежно совершает оплошности. Об этом барьере страха хорошо знают здешние жители и давно уже оставили мысли поживиться за счет нашей казны. Но ты легко миновал этот барьер и, если и испытал его воздействие, то хорошо контролировал свои чувства. Возможно, слабое действие барьер оказал на тебя потому, что ты пришел сюда, влекомый чистыми помыслами. Это одна из причин, почему ты меня так заинтересовал.
- Есть и другие?
- Есть и другие. Например, когда ты рассказывал о своих странствиях в поисках Шамбалы и о посещении вашей палатки удивительным ребенком, который в числе прочих своих странных свойств сидел на раскаленных углях, не испытывая никаких неудобств. Во время твоего рассказа мне был дан знак, и я поняла, кто это был такой.
- Ну и кто же?
- Это был Шива, принявший вид ребенка, и своим посещением он отметил тебя. Я поняла, что на тебе сходятся силовые линии судьбы – моей судьбы. Был и еще один знак. Когда я ходила в сокровищницу, думая, что в одну из ловушек угодил вор, то неожиданно услышала сзади себя оклик. Я повернулась и увидела локтях в пятнадцати темную фигуру в длинном плаще и капюшоне – я сразу поняла, что это не человек, а какой-то призрак, от него исходило еле заметное красноватое свечение. Я решила, что он хочет что-то сообщить, но он повел меня к библиотеке и пропал у самой двери. Меня поразило, с какой точностью ты описал его в рассказе о своем неудачном открытии Шамбалы. Это был третий знак.
- Как ты думаешь, кто это был, и что означает его появление? – Спросил Рам, внимательно слушая Дургу.
- Не знаю, Кали не послала мне понимания природы этого духа, возможно, это был какой-то вестник, раньше я никогда его не видела. В любом случае он привел меня сюда.
- К чему ты клонишь? – сказал Рам, внимательно глядя на настоятельницу храма. – Ты хочешь сделать мне какое-то предложение? Но учти, я не терплю, когда меня пытаются заставить что-то сделать помимо моей воли. Язык угроз не годится для разговора со мной, даже если я нахожусь на вражеской территории.
- А если на дружеской? Послушай, прежде чем сделать предложение, я хотела бы показать тебе кое-что из своих апартаментов. Негоже хозяйке держать гостя в библиотеке и не показать ему каких-то других достопримечательностей своего дома.
- Но я еще не закончил своей работы…
- Ты всегда сможешь вернуться сюда… если захочешь. Ведь теперь тебе некуда спешить и нечего бояться: я принимаю тебя, как дорогого гостя.
- Ну, если так, то я, конечно, принимаю предложение. Ты разрешишь мне оставить здесь свои копии? Они достаточно тяжелые.
Дальше Андрей снова будто бы окунулся в туман и, очевидно, потерял какую-то часть истории, но, судя по следующей сцене, происходившей в сокровищнице, все это время Дурга водила Рама по многочисленным ходам и залам пещерного храма и знакомила его с различными достопримечательностями этого причудливого наполовину естественного, наполовину искусственного сооружения. Очевидно, во время путешествия отношения между ними заметно потеплели, Рам ходил между столами и полками среди многочисленных ларцов, ящиков и сундуков, сделанных из дорогих пород дерева и украшенных затейливой резьбой, и рассматривал редкие украшения, драгоценные камни, старинное оружие. Особенно ему понравился один, очевидно, очень дорогой меч, золотая рукоятка которого была сделана в форме дракона с огромным рубином в пасти. Рам внимательно разглядывал его при мягком свете масляной лампы, затем исполнил несколько замысловатых молниеносных движений.
- Удивительно искусная работа, - сказал он с видом знатока. – Наверное, стоит целое состояние. Откуда здесь все это? Ведь не пожертвования же местных крестьян!
- Эти сокровища копились здесь в течение многих поколений, и немалая часть их перешла сюда в качестве наследства, полученного мною от отца. Я родилась в семье  богатого брахмана, и с ранних лет была посвящена Кали – мою судьбу решили помимо моей воли, на меня указала предыдущая настоятельница храма, увидевшая на мне знак Кали.
- Расскажи о себе, - попросил Рам, - чтобы мы оказались в равном положении. А то ты знаешь обо мне достаточно много, а я не знаю о тебе почти ничего.
- В моей внешней жизни было мало интересного, - сказала Дурга, задумчиво глядя на пламя светильника. Я не путешествовала по Индии и Гималаям, не участвовала в многочисленных сражениях, не разыскивала Шамбалу. Дома своего отца я почти не помню – в пять лет меня отдали в этот храм на воспитание тогдашней настоятельнице Дакини, и вся моя дальнейшая жизнь происходила в стенах этого храма. Я почти не выезжала отсюда, и, с точки зрения искателя Шамбалы, жизнь моя текла скучно и однообразно: ученичество, строжайшая дисциплина, наказание за малейшую провинность, зубрежка сутр, обучение ритуалам служения Кали, инициации, после этого самостоятельное ведение служб, обучение магии и затем посвящение в Тантру, но это особый разговор. И в то же время теперь, оглядываясь назад, я бы не променяла свою жизнь ни на какую другую, более богатую событиями.
- И что же в ней такого необычного?
- С той поры, как я прошла мистерию инициации, и получила новое имя, которое ты знаешь, - естественно, каждая настоятельница получает одно из многочисленных имен Кали в разных аватарах, а свое настоящее имя я давно забыла, – я путешествую в других мирах и живу среди удивительных видений. Тогда у меня открылось духовное зрение, и я вспомнила свои прежние воплощения, когда была человеком… и не человеком…
- Кем же? Животным, деревом?
- Ты не поверишь… Хочешь, я расскажу тебе одно из самых ярких моих переживаний, когда я ощущала себя – даже не могу тебе точно описать – ну чем-то вроде светового луча, только полного жизни чувств и сокровенного знания, но это было не на Земле.
- А где же? На звезде? В царстве мертвых?
- Нет, это не то. В мировом пространстве, созданном Брахмой, много обитаемых мест, возможно, это была Прета-лока, не знаю, мы называли свой мир по-другому, но это название невозможно передать словом – оно выражалось определенным качеством светового чувства, определенной энергией – не знаю, как это лучше объяснить, но его звуковое выражение я могу уподобить долгому высокому звуку «И». Там нет устойчивых плотных форм, там все текуче и радостно и находится в состоянии постоянного взаимопроникновения. Представь себе живую, огромную как небо радугу, но с оттенками в миллион раз богаче земной. И эти оттенки живут, меняются, движутся, общаются друг с другом и постоянно меняют свои качества, принимая самые немыслимые формы. Пространство и время там совершенно иные и перемещение молниеносно. Там нет привычного неба над головой, как нет и прочной земной тверди под ногами. Многочисленные миры там накладываются на пространство, словно невиданные циклопические картины, и сквозят один через другой. Это создает незнакомое нам ощущение глубины мироздания, где каждый из миров кажется, одновременно и бесконечно далеким, и близким одновременно. И там нет разделения на землю и живых существ, по ней ходящих. Там живо все, и ничто не имеет постоянной формы. Там есть подобие и наших цветов, и деревьев, и гор, и рек, и морей, но все они сотканы из живого света, и невообразимо разнообразнее и прекраснее, чем у нас. А кроме привычного верха и низа, там еще есть совершенно не переводимое на язык наших чувств измерение степеней глубины – и разница этих степеней в качестве утонченности их материи.
Несмотря на кажущуюся хаотичность этого мира, все там удивительно упорядоченно: каждый световой поток объединен с подобными ему в определенную касту, и каждую касту можно уподобить определенному цвету радуги. Но таких цветов неизмеримо больше, чем семь, и разделение по цвету я привела тебе только для того, чтобы ты понял принцип: критериев различия в действительности гораздо больше. Когда я пытаюсь описать, что видела и ощущала в себе и вокруг себя, пользуясь жалкими человеческими словами и понятиями, то получается очень бледное и примитивное подобие, – но дело не только в бедности языка. Когда мое сознание возвращалось в земное человеческое лоно, то все воспоминания сразу тускнели, как бы приспосабливаясь под наше примитивное мышление, и ничего, кроме  бледной копии, я вспомнить не могла – словно разум мой был не способен нести груз памяти во всем великолепии. И как часто, просыпаясь утром, мы сохраняем ощущение прекрасного сна, но о чем он, не можем вспомнить вообще, либо помним жалкие фрагменты, так же было и у меня, но с гораздо более сильными переживаниями, которые доводили порой до отчаяния. Я страстно хотела вернуться в тот мир, который был моей истинной родиной во время многочасовых трансов, столь мало похожих на сон. Моя служанка, заставая меня утром в этом состоянии, каждый раз думала, что я умерла: тело остывало, сердце едва билось, а дыхание вздымало грудь не чаще раза в минуту. От раза к разу я снова попадала в этот мир живого света и, несмотря на жалкие крохи воспоминаний, которые я уносила в свое обычное сознание, постепенно у меня стала складываться – естественно, в самых общих чертах – история этой цивилизации и мое место в ней, еще когда я была ее неотъемлемой частью. Также стала проясняться и моя последующая миссия, когда я покинула свою родину и продолжила существование в различных человеческих обликах здесь на Земле. Но вернусь к описанию мира «И», мучимая всей беспомощностью человеческого языка и памяти, когда от живого прекрасного мира остается только жалкая схема.
Итак, весь мир там делился на существ, или, лучше сказать, живые стихии, по принципу радуги. Красный цвет (естественно, говоря «красный цвет», я имею в виду чисто условное понятие, потому что с него начинается радуга) примерно соответствовал земной тверди, хотя никакой тверди там не существовало, и одним из критериев различия была степень эволюционной продвинутости. Красный цвет был наименее совершенной кастой, с наименьшей степенью возможностей и свобод – в том числе и свободы перемещения. Из живых стихий ее ваялись аналоги земных гор, морей, городов, и в пределах качества этого красного цвета имелась своя шкала делений и различий.
Оранжевый цвет примерно соответствовал нашему миру растений, желтый – животным, зеленый – людям, голубой, синий и фиолетовый можно уподобить духам и богам разной степени иерархии.
Красная, оранжевая и желтая касты занимались построением некоего каркаса мира «И» со своими внутренними духовными проблемами о которых, находясь в своем дневном сознании, я почти ничего не могу сказать. Единственное, что я помню, – это то, что сама принадлежность существ к определенной световой касте не была чем-то навечно закрепленным, и по прошествии определенного времени тот или иной световой поток мог, согласно степени своих заслуг, перейти в более высокую касту. Но на это, как правило, требовались огромные световые циклы – их я даже не в силах охватить своим маленьким земным разумом.
Другая часть радуги уже имела доступ в иные миры и пространства и выполняла вселенские задачи, масштаб которых зависел от возраста и степени эволюционной продвинутости. Опять же, я почти ничего не могу сказать о конкретных деталях этих задач – но для примера: наши верховные иерархи, относящиеся к фиолетовой касте, в немыслимо давние времена вместе с Брахмой участвовали в создании того звездного мира, который ты видишь у себя над головой. Но что странно: участвуя в создании раскаленных звезд, сами они тепла не знали, как это получалось, я и сама не пойму.
К тому времени, когда я в своих трансах начала посещать мир «И», основные задачи построения были уже закончены, и наша внешняя задача состояла по большей части в наблюдении – следить за тем, чтобы во вселенной не происходило нарушение равновесия, что неизбежно могло привести к различным внешним катаклизмам: гибели звезд и целых звездных систем. Задача зеленой касты была скромнее, мы – те, кого условно можно отнести к качеству людей, поначалу участвовали в формировании человеческой и других человекоподобных цивилизаций во вселенной, а затем, активно не вмешиваясь, как мудрые воспитатели наблюдали и слегка координировали развитие и становление этих рас, одной из которых была земная, и к которой имела отношение и я, пребывая в образе живого светового потока под именем ИО. Мы обладали властью над формами, мы могли создавать любые материальные объекты буквально из ничего, и принимать любой образ – в том числе и человекоподобный - сами. Обо всем, о чем я тебе рассказываю, можно написать целые тома, а можно сказать и несколько слов – но и то и другое будет жалким подобием того, что я переживала и понимала, будучи членом того сообщества. Если ничего не говорить о событиях, происходящих в масштабе всей вселенной, которые мы непостижимым образом могли охватить, и ограничиться земными событиями, то в моей памяти от того существования остались обрывки каких-то эпохальных событий: рождение и погружение материков в пучину вод, возникновение и исчезновение цивилизаций, которые существовали на Земле до нашей нынешней – я имею в виду несколько рас людей-гигантов, которые возникали и вымирали, а на смену им приходили новые – уже меньшего роста, покуда не возникла арийская – наша. Повторяю, об этом можно написать целые тома, но время моего рассказа ограничено.
Не буду рассказывать о проблемах земных цивилизаций – сразу перейду к проблемам, которые с какого-то времени стали возникать в мире «И». Там никогда не существовало внутренних распрей и каких-то других, разрушающих общество процессов. Я не говорю о войнах, убийствах, издевательстве сильного над слабым – нет, в том мире ничего этого не существовало, поскольку все мы были неуничтожимы, и никто не был ничем обделен: каждый пользовался максимальными силами и возможностями в пределах своей касты и каждый прекрасно знал, что обрести новые он сможет только естественным образом, благодаря своим заслугам, перейдя в новую касту. Ничего нельзя было украсть, никого нельзя было убить – ты ничего не мог взять у другого, чтобы присвоить себе, поскольку все мог сотворить сам – естественно, в пределах ограничения своей касты, и делить также было нечего, поэтому главной задачей того мира являлось саморазвитие каждого индивидуума с последующим переходом его в другую, более высокую касту. Помимо текущих задач, это было главной целью и стержнем существования мира «И». Но с определенного времени что-то стало происходить, и долгое время никто не мог понять причину этого что-то. Мы перестали развиваться, прекратился процесс перехода отдельных живых потоков из одного качества в другое, и наше существование как бы утратило главный смысл. Проходили эон за эоном, но ничего не менялось, и это все больше беспокоило наших адептов. Стали искать причину, – я выражаюсь в земных понятиях, на самом деле этот процесс растянулся на целые огромные циклы – и со временем поняли, что основная причина нашей остановки – отсутствие такого качества, как любовь. Наш мир словно бы начал остывать, как, говорят, остывают звезды, когда их существование начинает подходить к концу. Словно бы прекратился поток энергии извне, и мы начали угасать после определенной остановки. Мы оставались теми же, но блекли, как выцветают краски на солнце, как яблоня, лишенная тепла человеческого ухода, начинает нести кислые дички, как медленно блекнет радуга, когда солнце уходит за тучи.
И тогда удалось найти способ, как оживить угасающую цивилизацию мира «И». Задача спасения была возложена на мириады адептов зеленой касты, одним из которых когда-то была и я. Миссия наша заключалась в следующем: сойти в плотный мир, утратив свои божественные могущества, и воплотиться в человеческое существо на Земле, или в иное человекоподобное создание, обитающее на любой из бесчисленных планет, разбросанных по всей плотно материальной вселенной. Таким образом, моя бессмертная Божественная душа воплотилась в земное существо – человека, и, пройдя через многие воплощения,  не утратив до конца свою Божественную память, должна была обрести это незнакомое миру  «И» качество человеческой любви, чтобы когда-нибудь вернуться на родину – но уже измененной и преображенной, и дать ростки нового бытия в нашем угасающем мире. Но до окончательного преображения, чтобы мир «И» не угас, мы должны были передавать энергию земной любви в наш мир. Так начался земной путь ИО, – и он еще очень далек от завершения, поскольку свою миссию я начала осознавать только сейчас.
Не буду сегодня описывать тебе этот земной путь и мои человеческие воплощения, но мои миссия и задачи стали вспоминаться с того времени, как я была посвящена в Тантра йогу, и полностью эта память еще не восстановилась. Вот такая сказочка.
Рам сидел и слушал, потрясенный.
- Я никогда не слышал ничего подобного, - сказал он взволнованно. – И это, по-моему, невозможно выдумать. Но тогда как то, что ты рассказала, сочетается с нашими представлениями о Богах, одной из которых ты, кстати, служишь. И выходит, кроме разных Лока, в которых обитают наши души и Боги, существуют во вселенной планеты, населенные такими же людьми, как мы, или похожими на нас! Но ведь это переворачивает все наши представления об устройстве мира. Кто же тогда, по-твоему, Боги?
- Они иные, чем мы себе это представляем, - спокойно сказала Дурга. – Но к нам могут являться в том образе, в каком мы их привыкли воображать и изображать. Кстати, тот мир небожителей вполне можно назвать миром Богов…
- Выходит, твоя душа когда-то была душой Бога?!
- Я не знаю, - задумчиво сказала Дурга. – Иногда мне кажется, что да, а иногда – что Боги просто дают мне возможность увидеть тот мир, но сама я Богом никогда не была. Я до сих пор не могу разобраться в этом, и, тем не менее, выполняю на Земле определенную миссию, о которой вкратце тебе поведала. Может быть, Боги специально посеяли в моей душе мысль, что я была одной из них, чтобы я лучше выполнила свою миссию?
- Но ведь ты служишь Кали! Как образ Кали связуется с тем, что ты рассказала? Она тоже была существом из этого мира?
- Нет, Кали из другой системы – и тем не менее между ней и миром «И» существует определенная связь. Из мира «И» пришла душа, которая много лет назад воплотилась на Земле в образе принца Гаутамы, но у него была несколько иная миссия, о ней я не буду говорить. А Кали я была отдана в услужение с раннего детства, у меня не было выбора, да и не подозревала в том возрасте о том, откуда пришла на Землю. Нет, у меня были странные сны, и уже позже я поняла, что эти сны были связаны с памятью того мира, но тогда я это не могла осмыслить. Видно, Боги не случайно выбрали именно меня, ведь Кали дала миру Тантру, а именно с Тантрой связана моя миссия на Земле.
- И какова же она?
- В общих чертах – это посылать в мир, откуда я, по-видимому, пришла, энергию земной любви, но во много раз усиленную с помощью практики Тантры.
- Скажи, - задумчиво спросил Рам. – А как ты относишься к нашим представлениям о Богах, к легендам, записанным о них в многочисленных Пуранах, к легендам о той же Кали?
- Боги внушают людям то представление о себе, которое человечество способно осознать, исходя из ограничений собственного ума. Я сама, когда выхожу из транса и становлюсь земной женщиной, вспоминаю лишь жалкую тень того, что переживала, находясь в мире небожителей. И все же мое даже ограниченное сознание имеет гораздо более глубокое представление о расе Богов, чем это имеет обычный человек – и даже просвещенный брахман, не обремененный опытом мистического транса. По моему представлению поздние Упанишады и работы Шанкары гораздо ближе к описанию природы Божественного и строению вселенной, чем легенды о человекоподобных богах, записанные в Пуранах. К сожалению, истинный смысл этих сутр мало кто понимает, да и я стала понимать их, только, когда у меня пробудилась живая память о мире «И». Но если я буду рассказывать о нем непосвященным, меня не только не поймут – скорее всего, меня просто убьют фанатики, ибо я нанесу удар по их привычным представлениям, поэтому, когда я беседую с обычными людьми и даже другими священнослужителями, я никогда не рассказываю того, что рассказала тебе.
- Ты – удивительная женщина! – сказал Рам, восхищенно глядя на Дургу. Я никогда не встречал подобных тебе, хоть и немало постранствовал по миру. Я всегда считал женщин существами более низкого порядка, чем мужчины, но когда гляжу на тебя, то кажусь сам себе жалким пигмеем в твоем присутствии, хоть самоуважением и не обделен. Не представляю, как такой возвышенный ум и такая утонченная мистичность могут уживаться с таким прекрасным лицом и телом! До встречи с тобой я имел о тебе совсем другое представление: кровавая жрица страшной Богини, в состоянии экстаза танцующая на трупах.
- Да, - усмехнулась Дурга, - хорошенькое же обо мне представление в народе, – а впрочем, я сама способствовала созданию подобного образа, чтобы защитить храм от тупых непосвященных. А что до моего лица и тела, вызывающих в мужчинах желание, то таким лицом и телом наделили меня Боги, чтобы я более успешно выполняла свою миссию Шакти на Земле.
- Но как?
- Ты, я вижу, просто очарован этим мечом! - не ответила на его вопрос Дурга, видя, что Рам продолжает вертеть в руках меч с рукояткой в виде дракона.
- Да, великолепная работа, никак не найду в себе сил положить его на место.
- Возьми его себе, это меч Сахадевы, ты очень напоминаешь мне его.
- А кто такой Сахадева? Один из младших братьев Пандевов?
- О нет, он только носил имя этого легендарного героя. Этот меч китайской работы и очень древний. Сахадеве он достался от его отца-кшатрия, а после смерти был завещан храму.
- И кто же был этот Сахадева?
Дурга посмотрела очень серьезно в глаза Рама, словно собиралась сказать что-то важное, и ответила:
- Сахадева был моим мужем и Шактом, который умер год назад от бубонной чумы. Я до сих пор оплакиваю эту потерю.
- Но ведь у верховной жрицы не должно быть мужа! И вообще, в храме служат женщины, отрекшиеся от мужчин!
- Отрекшиеся? Это говоришь ты после того, как провел несколько ночей с Рати? Нет, от мужчин мы не отрекались, правда, служанкам, не посвященным в Тантру, действительно не положено иметь мужчину, иначе храм очень быстро превратится в вертеп. И в народе мы поддерживаем именно такое мнение, – что путь мужчине в храм Кали заказан, но это – необходимая предосторожность, иначе представление о нашем храме и культе создается совершенно извращенное, потому что обыватель всегда меряет действия других людей на свой аршин. Нас здесь пять жриц, кроме меня – это Ума, Чамунда, Тара и Нанда, посвященных в Тантру, и каждая из нас имеет своего мужа – шакта, также посвященного в Тантру. О том, что эти люди посещают пещерную часть храма для встречи со своими супругами, не знает никто, – они проникают сюда через тайный ход, о нет, не тот, через который проникли сюда вы с Рати – о нем знают многие, – есть другой, вдали от храма и хорошо замаскированный.
- Значит, сюда ходят мужчины и вступают в интимные отношения со жрицами?
- Это входит в тантрический обряд богини и майкунтха происходит во время отправления обряда Камарасы, нашего наиболее важного обряда. Каждое полнолуние мы встречаемся у ее алтаря.
- Ты хочешь сказать, что вы все вдесятером предаетесь любви на одной большой кровати? Но это же разнузданный разврат! Какое это имеет отношение к богослужению?
- Не думай, что это обычный свальный грех богатых бездельников! Наши отношения строго регламентированы обрядами тантрического культа. Каждый из нас прошел длительную подготовку, чтобы получить право участия в этой совместной песне любви, и не думай, что мы меняем мужчин, как нам вздумается! У каждой из нас только свой шакт, и мы никогда не обмениваемся мужчинами. Да, во время песни любви мы как бы составляем одно целое, объединенные единым магическим кругом, который возносит нас к небесам Камы, но у каждой Шакти только свой Шакт, с которым она обрела полную любовную гармонию. Наши совместные любовные игры не хаотичны, а строго предписаны, и во время этого мистериального действа мы посылаем энергию спаянных в едином экстазе сердец богине Кали. Но я знаю, что на самом деле она уходит в мир «И» и помогает ему сохраниться и не исчезнуть до моего окончательного возвращения туда. Мы – не развратники, которые после всяческих извращений испытывают только опустошенность и угрызения совести, каждое наше совместное действо увеличивает нашу энергию. Не думай, начиная с пятнадцати лет, когда я прошла инициацию, и соединилась со своим шактом, он был единственным моим мужчиной, моим Шивой, и мне было просто смешно думать о том чтобы завести себе кого-то еще - он был великим тантриком. К несчастью, Яма безвременно забрал его. Год я соблюдала траур, но теперь – не только мое желание, но и обязанность – привести в храм приемника Сахадевы. И выбор пал на тебя – в тебе я увидела искру Шивы.
Дурга резко подняла голову, до этого скорбно опущенную вниз, и пронзительно посмотрела в глаза Раму… В этих глазах он увидел вселенную муки и любви.
- И какова плата? – спросил он растерянно. – Я имею в виду, – чем я должен пожертвовать за принятие поистине такого царского предложения, ибо не встречал женщины прекрасней и величественней! Я должен поплатиться свободой?
- Скажи, - произнесла Дурга, прямо не отвечая на его вопрос, - несколько лет назад, будучи на Тибете, ты собирался вступить в сангху буддийского монастыря, следовательно, сознательно хотел отказаться от свободы ради получения духовного знания и мистического опыта. Другое дело – твоя жизнь сложилась так, что ты отказался от этого намерения. Это так?
- Так.
- Насколько я поняла, больше всего тебя смущал тогда не отказ от свободы, а суровые законы монастырской жизни: унизительные годы послушничества, бесправное положение неофита в качестве мальчика на побегушках?
- Все так.
- Я собираюсь предложить тебе то же самое вступление в сангху, только не буддийского, а индуистского тантрического храма, но тебе не грозят годы унизительного послушничества, я предлагаю тебе сразу высокую ступень Шакта верховной жрицы. Можешь назвать эту должность должностью мужа или любовника, но тебя не ждет ни безрадостная жизнь монаха, снедаемого желаниями, от которых он отказался только на словах, ни скучная жизнь супруга пусть даже очень красивой женщины. Ведь красота законной жены с годами перестает замечаться, и вначале желанное супружеское ложе со временем постылеет, и вызывает желание бежать от него к другим ложам. О нет, адепт Тантры не знает однообразия, как не знают однообразия Шива и Парвати. Отношения Шакта и Шакти наполнены нескончаемой сменой экстатических состояний, которые никогда не повторяются, и годы их любовного общения при сохранении обета верности не притупляют это чувство. Каждый раз, начиная любовную игру, они словно бы находят друг в друге все новых любовников, и это бесконечно ценнее, чем длинная череда бессмысленной смены партнеров. Но есть одно важное условие: любовные чувства они не посвящают друг другу, они отдают их Кали и Шиве, и в этом случае любовный энергетический круг не вращается в ограниченном пространстве мужчины и женщины. Он уходит вверх, к Богам, и, опустошаясь, они наполняют свои сосуды новой божественной энергией и к новой игре Камы приступают обновленными и совершенно иными. Именно в этом состоит наша служба Богине: это любовный экстаз, который мы посвящаем Богам, то есть, преподносим его им, как жертву.
- Но как я могу научиться такой любви? – спросил Рам. – Не буду скрывать, у меня было много женщин, среди них встречалось немало достаточно искушенных в любовных играх – но никогда никаких божественных чувств я не испытывал, и никакого духовного опыта не получил – всегда одно и то же.
- Ты уже почти готов к тантрической любви, одна из ступеней которой – овладение телесными жизненными энергиями, которому ты научился, будучи факиром. Ты продемонстрировал удивительную нечувствительность к боли и способность останавливать кровь. От этой способности до способности контролировать любовную энергию – всего один шаг, и я помогу тебе его сделать: я владею силой инициации и посвящения в Тантра йогу. В этом случае ты в достаточно короткое время получишь такой духовно-мистический опыт, о котором и не мечтал. Да, тебе придется отказаться от того, что ты называешь свободой. Свободы неприкаянно болтаться по свету от города к городу и от храма к храму, свободы страдать от палящего зноя и проливного дождя, – когда нет крыши над головой, свободы подвергаться опасности быть ограбленным и убитым и от массы других вещей, о которых я, в силу своей неискушенности, здесь не упомянула. Если ты имеешь в виду такую свободу – то да, от нее придется отказаться до конца своей жизни, но взамен со временем ты получишь свободу путешествовать не по нашей нелепой земле, а по другим удивительным мирам, об одном из которых я тебе рассказала. Тантра раскрывает в человеке центры духовного видения, и ограничения пространства-времени спадают с его души. Так произошло у меня, так было и у Сахадевы, душа которого несколько дней назад приходила ко мне и предупредила, что скоро сюда явится его преемник. Да, еще чуть было не забыла: тебе придется отказаться от свободы менять любовных партнерш, отныне твоя сексуальная энергия будет посвящена Кали. Подумай и взвесь, от чего ты отказываешься и что приобретаешь!
- А если я все же откажусь?
- Тогда ты, - голос Дурги дрогнул, - должен будешь поклясться честью кшатрия, что никогда никому не расскажешь о том, что здесь увидел и услышал. Если же ты нарушишь клятву, – Кали покарает тебя.
Рам задумчиво смотрел на пламя светильника. Казалось, в нем боролись два чувства.
- И все же, - сказал он после долгого молчания, - мне совестно перед Рати, я был ее первым мужчиной, и она верила мне, я обещал вернуться и взять ее в свои странствия…
- Кто-то теряет, кто-то приобретает, таков суровый закон жизни, - ответила Дурга. – Насчет нее можешь не беспокоиться, я выдам ее замуж и отправлю в какой-нибудь другой город, и если не найдется желающих из ее варны на нее саму, тем более на не девственницу, то найдется немало охотников до ее приданого, которое я ей выдам из храмовой казны – допустим, за долгую безупречную службу.  Не волнуйся, это будут немалые деньги. В конце концов, именно она привела тебя сюда, то есть, сама того не желая, исполнила роль посредницы, но теперь ее миссия осуществилась, и она сможет уйти из храма – она давно об этом мечтает. Не терзайся, Рати недолго будет горевать по тебе. Конечно, и с нее придется взять клятву о молчании, в случае же нарушения – она сама знает, что ее ждет.
- Ну что ж, - грустно сказал Рам. – Впервые я нарушаю слово, – правда, клятвы я не давал… Допустим, я принимаю твое предложение. Какова будет моя дальнейшая жизнь, если не считать того, что я должен буду принимать участие в ваших, если так можно выразиться, совместных любовных ритуалах?
- У тебя будет небольшой уютный дом с хорошей библиотекой и достаточно средств, чтобы не думать о хлебе насущном. Дом этот расположен несколько в стороне от Калинагара, и всем ты будешь говорить, что сам приобрел его и решил здесь поселиться. Допустим, – и это будет недалеко от правды, – ты богатый ученый пандит, и решил в тиши провинции заняться изучением священных сутр. Люди никогда не должны видеть нас вместе. Подземный ход в пещеру располагается в подвале твоего будущего дома, и никто не должен знать о нем. Кстати, до тебя в этом доме жил Сахадева, но вот уже год, как жилище пустует. Ты поклянешься у алтаря Кали о том, что никто никогда не узнает о твоей действительной жизни, а позже, после прохождения инициации,  мы вместе с тобой уже в качестве Шакта и Шакти дадим клятву верности друг другу и посвящения нашего тантрического брака Кали. С того момента наша сексуальная энергия не будет принадлежать нам, и ты сам это хорошо почувствуешь. Тогда же ты войдешь в додекаэдр Камы, нашу тантрическую десятирицу. Но до этого несколько месяцев – думаю, больше тебе не потребуется, твое тело почти уже готово к овладению контролем над сексуальной энергией – так вот, несколько месяцев уйдет на подготовку. Это специальные асаны и обучение танцам Камы и Шивы Натараджа. Обучившись им, в дальнейшем ты сможешь придумывать свои. Позже мы будем разучивать совместные танцы – сначала вдвоем, потом вдесятером. Думаю, что и это не составит для тебя большого труда, твое тело хорошо тренировано, и движения, принятые в боевых искусствах, легко преобразовать в движения танца. Есть и танцы с оружием, символизирующие победу Кали над демоном Махишей. Думаю, в нем тебе не будет равных. В это время, то есть до прохождения инициации, тебе надо будет медитировать на особых тантрических мандолах, читать специальные мантры и соблюдать определенную диету. Будет немало и других моментов, о которых я сообщу тебе позднее. В день инициации и приобщения к тантрическому ритуалу ты выпьешь кубок Сомы...
- Сомы? Ты имеешь в виду напиток Небожителей?
- Я не знаю, что пьют небожители, но секрет приготовления Сомы передается из поколения в поколение от настоятельницы к настоятельнице. Меня этому секрету научила Дакини. Его действие удивительно, но и опасно, и, принимая его, нужно соблюдать определенные условия – о них я скажу тебе позже. В дальнейшем перед началом любовного священнослужения ты каждый раз будешь принимать Сому, как и все мы. И еще: тебе нельзя будет надолго покидать определенную – правда, достаточно большую зону, незримо очерчивающую храм Кали-воительницы – то есть, исключены дальние длительные поездки. Ты должен всегда находиться в зоне действий вибраций Кали.
- Скажи, - спросил Рам, - почему вас, вернее, нас именно десять? Это случайное число?
- Пять пар – по числу четырех рук и одной головы образа Кали-воительницы. Мы с тобой будем составлять в единстве ее голову, остальные относятся к рукам. Ты хочешь еще что-то спросить? В детали я буду посвящать тебя постепенно и последовательно, по мере твоего продвижения – в случае, если ты дашь свое согласие.
Рам пристально посмотрел в прекрасные бездонные глаза Дурги и твердо сказал:
- Я согласен.
- Тогда, - впервые улыбнулась Дурга, - считай, что у нас произошла помолвка.
Она встала – встал и Рам – и запечатлела на его губах такой долгий и изысканный поцелуй, что у того перехватило дыхание, но когда он попытался страстно привлечь к себе Дургу, та резко отстранилась от него, сделав запечатывающую мудру рукой, от которой Рам на несколько мгновений застыл, как истукан, и не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой.
- О, не сегодня, - лукаво стрельнула она на него глазками. – Мы будем узнавать друг друга постепенно, накапливая любовную энергию вплоть до инициации. Тогда ты познаешь меня всю, и мы вознесемся в любовном экстазе к самой Кали, – ты убедишься, что я тебя не обманываю. А пока – несколько месяцев воздержания. Прикосновения наши будут редки и сладостны, желание твое ко мне и мое к тебе должно переполнить нас до самых краев, чтобы, когда мы, наконец, соединимся, оно было очищено и преобразовано. Сейчас я дам тебе необходимые документы о собственности на твой новый дом и проведу тебя туда по подземному ходу. Сегодня ты можешь отдохнуть, у тебя был трудный день, а завтра утром мы встретимся в библиотеке, и я проведу тебя в залы, где ты начнешь подготовку к инициации…
Тут Андрей снова почувствовал, что взор его застилает пелена, и он проваливается во вневременье, потеряв своих героев из виду.










ГЛАВА 9

ПОТЕРЯВ, ПОТЕРЯН БУДЕШЬ!

Когда Андрей очнулся в мягком кресле в квартире Балашова, то он долго не мог понять, где он находится и в каком времени. События, которые он наблюдал, как живые стояли перед его глазами, словно он в действительности переносился туда, и прожил там часть своей жизни. Это не походило ни на сон, ни на астральный выход, и схожий опыт, – правда, без участия гипнотизера – он имел только один раз, когда  посещал лабораторию доктора Фауста, но тогда эпизод был гораздо короче и не так сильно затронул его душу. Рядом на кресле приходила в себя Леночка, а напротив них возвышалась статная фигура Балашова, который, по-видимому, только что вернул их в настоящее.
- Ну, как? – спросил Андрей, еще не до конца пришедший в себя.
- Это тебя нужно спросить «ну как?» - усмехнулся Балашов. – Еле вытянул вас обратно, похоже, вам там очень понравилось.
- Мы что-нибудь делали во время сеанса, что-нибудь рассказывали?
- Спали глубоким сном и не реагировали ни на что, - ответил Балашов. – Хотя обычно на сеансах гипноза пациент отвечает на вопросы гипнотизера. Правда, ты что-то все время бубнил, но очень неразборчиво, никто ничего не понял, а наша очаровательная гостья вообще спала как убитая.
- Да, - вмешался Чечик, - в прошлый раз, когда я проводил сеанс с Леной, все было гораздо эффектнее, она танцевала, разговаривала на санскрите и приставала к своему молодому человеку.
- Это, по-видимому, связано с тем, - сказал Балашов, - что в прошлый раз ее астральное тело выходило не полностью, путешествовало только каузальное, не утратившее информационной связи с астральным, – отсюда эффект марионетки и полное забвение того, что она видела во время сеанса.  В этот раз – я это отчетливо видел – астральное тело Андрея потащило ее за собой. Помнишь, вначале она начала двигаться, а потом резко упала на спину и в дальнейшем оставалась неподвижной. Так что, с точки зрения стороннего наблюдателя, данный сеанс был достаточно скучным. Мы, пока вы спали, и чайку попили, и бог знает, о чем только ни переговорили. Потом у нас лопнуло терпение, и я вернул вас обратно. Кто-нибудь что-нибудь помнит? – Спросил без особой надежды.
- Сколько прошло времени? – спросил Андрей.
- Около часа, - ответил Балашов, - обычно сеанс так долго не проводится, но мне почему-то не хотелось выводить вас из сна, словно что-то подсказывало, что я могу сорвать вам интересный просмотр. Я не ошибся?
- А мне казалось, что прошло несколько дней, - задумчиво ответил Андрей. – А тебе, Ленок?
- А мне кажется, прошло несколько мгновений. Снова то же чувство, что видела сон, но ничего не помню. Проклятая память! – пробормотала она с отчаянием и стукнула себя кулаком по лбу.
- Обидно, - сказал Балашов разочарованно, - а я искренне надеялся. А ты, Андрюша, - спросил он с надеждой, - неужели тоже по нулям?
- Нет, почему же! – ответил Андрей с чувством собственной значимости. – Я помню абсолютно все, и так подробно я не помнил ни одного из своих путешествий, которых было немало. Словно бы только что сидел в соседней комнате и наблюдал интереснейшую историю, а сейчас вернулся обратно. В астрале все несколько по-другому…
- Ну, ну, - оживился Балашов, - и что же ты видел?
- По-видимому, фрагмент из своего воплощения. События происходили в течение нескольких дней, но, к сожалению, оборвались на самом интересном месте – словно просмотрел фрагмент из фильма. – И Андрей начал рассказывать индийскую историю.
- Подожди, подожди, - вдруг прервала его Леночка буквально через несколько минут, - я тоже начинаю что-то вспоминать и все ярче и ярче, как сон неожиданно всплывает, после того как его долго вспомнить не можешь. Но… похоже, это несколько иная история. Ладно, продолжай, я потом расскажу.
Около часа Андрей пересказывал результаты своего путешествия в средневековую Индию.
- К сожалению, - закончил он, - в тот момент, когда Дурга показывала Раму документы о собственности на дом и вписывала туда его имя, – похоже, они были заготовлены заранее, оставалось только имя вписать, – история оборвалась и я очутился здесь, причем мгновенно, обычно меня либо всасывает, либо я через какую-то трубу лечу, может, поэтому все так хорошо и запомнилось.
- Очень интересно, - сказал Балашов после некоторого молчания, - прямо хоть роман по этой истории пиши, правда, вряд ли его в нашей стране опубликуют. А жалко, что просмотр оборвался, возможно, я вас рановато обратно вернул, очень интересно было бы от, так сказать, очевидца услышать описание древнего тантрического обряда, меня этот вопрос всегда очень интересовал. А ты, Леночка, что вспомнила? Разве не то же?
- Нет, - почему-то мрачно сказала Леночка, - сначала я думала, что это другая история, а потом поняла, что та же самая, только гораздо короче. Один фрагмент был чуть раньше того момента, с которого Андрюша начал описывать свою историю, а другой связан с Рати, по-видимому, уже после того, как она проводила Рама в библиотеку.
- Ну-ка, ну-ка, и что же ты видела?
- Мне неудобно, - почему-то зарделась Леночка, резко взглянув на Андрея. – Я Андрюше потом, более подробно расскажу… Ну, в общем, я видела, как Рати спала с Рамом, – и тогда они почти не разговаривали. Что ж тут рассказывать? Мужчина и женщина в течение нескольких часов занимались любовью, и я все это подробно наблюдала. Потом – не помню, видела что-то или нет, а дальше снова продолжение. В общем, Рати ждет Рама в своей хижине, он, по ее расчетам, уже должен вернуться, а его все нет. Ну и слышу ее мысли, которые ей лезут в голову, и что его Дургины телохранительницы убили, и что его в жертву собираются принести, и что он в ловушку угодил, потому что поддался искушению и решил забраться в сокровищницу. Короче, на следующий день не выдерживает и идет потайным ходом в библиотеку, но там Рама, естественно, не находит. Тогда она бросается в подземный ход, который ведет к сокровищнице, и тут на нее, наверное, подействовал барьер страха, о котором Дурга рассказывала Раму, и она совсем теряет голову, начинает метаться и попадает в ловушку, о которой совсем забыла – такая большая переворачивающаяся доска, замаскированная в полу. В общем, она падает в яму на острые колья и умирает. Я хорошо помню ее агонию и смерть, – она так и не поняла, что Рам ее предал. А дальше – темнота, и я на кресле очнулась.
В комнате воцарилось длительное молчание.
- Да, - сказал Балашов, - трагическая история. Выходит, Рам явился невольным виновником смерти невинной девушки… - Он глянул на Андрея словно бы с шутливым осуждением. – Теперь тебе, Андрюша, предстоит загладить вину перед своей девушкой, смотри, не повтори прежние ошибки. Ладно, - вдруг спохватился он, - совсем поздно уже, ребятам домой пора, а то небось их родители волнуются. Ты дай свой телефон, - повернулся он к Андрею, - если будет у меня что интересное наклевываться, позвоню, или Чечик сообщит. Хотел бы посмотреть, как ты сможешь работать с больными – естественно, под моим контролем, да и потом, помнишь, что я говорил тебе об официальном вступлении в нашу группу – определись к следующему разу.
- А мне можно с ним прийти? - по-прежнему мрачно спросила Леночка. – Мне интересно очень, я уже книгу по йоге читаю, мне Андрей дал.
- Да, конечно, - без особого энтузиазма сказал Балашов, - правда, твои сенситивные способности пока еще не проявлены, и инициацию тебе проходить и участвовать в нашем энергетическом круге пока рано. Я скажу Андрею, когда он сможет тебя брать. Ты извини, но в нашу группу принимается не каждый, нужны особые способности – их я, пока, не вижу. И все же то, что ты смогла, хоть и не сразу, вспомнить свое путешествие – обнадеживает, думаю, что после определенной работы из тебя может что-то получиться.
Игорь и Вадик остались у Балашова, ребята вышли на улицу. Долгое время они шли молча, словно стали свидетелями какого-то тягостного события.
- Предатель, - неожиданно нарушила молчание Леночка. - Как ты подло со мной обошелся!
- Ты о чем?! – опешил Андрей. – Ты что, с ума сошла?
- Как о чем! Да о той истории в Индии. Я тебе поверила, я тебя в храм привела, а ты с этой красивой стервой остался!
- Господи, ты об этом! – расхохотался Андрей. – Да я-то тут при чем? Эта история произошла больше пятисот лет назад!
- А при том! Ты видел эту историю со стороны, а я словно бы сама все пережила. Я сама этой Рати была, и когда ты, тот прошлый, меня ласкал и целовал, я это словно бы сама чувствовала, мне просто неудобно было, поэтому я там, у Балашова сказала, что все со стороны наблюдала. И по подземному ходу металась, и на кол напарывалась тоже я, пока ты с этой гадиной умные разговоры вел. Правда, сейчас, - добавила она уже несколько успокоено, - все как сон: вроде со мной, а вроде и не со мной.
- Вот видишь, - сказал Андрей, пытаясь перевести разговор на другую тему, - значит, все-таки Балашов, возможно, не прав, и ты очень способная. Я не могу, например, сказать, что был этим самым Рамом, то есть я чувствовал его мысли и чувства, но, тем не менее, наблюдал все со стороны.
- Это ведь был гипноз, - грустно ответила Леночка. – Сама я никогда подобных вещей не переживала, а ты сам, без Балашова уже много испытал этого… не знаю, как назвать – ну, необычного, что ли. Андрюша! – вдруг страстно поглядела она на Андрея. – Ты помнишь, что Балашов сказал? Мы должны исправить ту ошибку, которую совершили – вернее, ты совершил – пятьсот лет назад!
- То есть? – не понял Андрей. – О чем ты?
- Ты должен был принадлежать мне, но предал меня, и тем самым нарушил планы судьбы и стал виновником моей смерти, то есть совершил тяжкий грех, может быть, и не желая этого. Я чувствую, что, оставшись с этой… - Леночка запнулась, по-видимому, не решившись при Андрее выдать какой-то нелицеприятный эпитет, - ты потом об этом не раз пожалел и всю жизнь нес чувство вины. Я не знаю, что произошло потом, но чувствую, что в дальнейшей жизни Рама произошла какая-то большая трагедия.
- А я не чувствую, - пожал плечами Андрей. – Я словно бы кинофильм просмотрел, и меня конкретно он не касался. А забивать голову, что потом произойдет, не собираюсь. Конечно, если вторая серия когда-то выйдет, я не откажусь ее посмотреть.
- Просто ты – бесчувственный чурбан, - перебила его Леночка, - хотя и гений. Так ты мне ответь, ты готов загладить свою вину пятисотлетней давности?!
- Готов… - недоуменно ответил Андрей. – Только не понимаю, что ты имеешь в виду.
- Как что? – удивленно вскинула бровки Леночка. – Жениться на мне!
Андрей чувствовал, что Леночка клонит именно к этому, но то, что она так быстро сформулирует свое требование, он не ожидал. Несмотря на их отношения, заметно приблизившиеся к интимным, он по-прежнему продолжал считать Леночку своей школьной приятельницей, с которой можно в любой момент порвать, и до сих пор не мог осознать, что Леночка серьезно рассматривает его в качестве своего будущего мужа. Поэтому реакция его прозвучала несколько дебильно:
- И когда? – спросил Андрей, тупо глядя под ноги.
- Что когда?! – Леночка возмущенно дернула его за рукав. – Ты что, не понял? Ты согласен или нет?!
- Я в принципе не возражаю, - немного пришел в себя Андрей, поняв, что от прямого ответа уйти не удастся, - но ведь нам еще нет восемнадцати, и мы еще школу не кончили, а я что-то не слышал, чтобы кто-то в десятом классе свадьбу справлял. И потом, с чего ты взяла, что Рам, и Рати были предназначены друг другу? Да, судя по тому, что ты увидела, жизнь Рати оборвалась трагически, но почему ты решила, что у судьбы были насчет них какие-то особые планы? Ну, поженились бы пятьсот лет назад два индуса. Ну и что? Мало ли их женилось! И вообще, что ты понимаешь под судьбой, это что, сводня какая-то?
- Я не знаю, - несколько растерялась Леночка. – Может, тогда они были бы счастливы, и не произошло дальнейших трагедий, человек ведь рожден для счастья. А может, у них должен был родиться выдающийся ребенок, и тогда судьба человечества сложилась бы по-иному. Или еще что-то, может, об их любви замечательную книгу написали бы, как «Ромео и Джульетта», кто знает, как все бы сложилось. И все же ты как-то неопределенно ответил на мой вопрос. Ты хочешь, чтобы я была твоей женой?
- Да… - вяло ответил Андрей, чувствуя, что снова начинает безропотно повиноваться Леночке.
- То-то, тогда поклянись, что будешь со мной вечно!
- Да что за чушь такая! – снова взбрыкнул Андрей. – Я не умею, я не знаю как. И потом, что за клятвы в наше время! Этого никто не делает.
- Никто не делает, а мы сделаем. Я взяла на себя ответственность за тебя, и если меня не будет рядом, то ты обязательно покатишься по наклонной плоскости. Раньше я не понимала, почему я это чувствую, а теперь после сегодняшнего сеанса поняла: если ты не женишься на мне и не загладишь вину пятисотлетней давности, то будешь за нее расплачиваться в этой жизни – правда, еще не знаю как. Я уже читала о карме и поняла, что за все зло, которое мы совершаем, приходится расплачиваться. Так что – клянись, несчастный, - она вдруг очень мило улыбнулась и ткнула Андрею пальчиком между лопаток, словно приставила пистолет.
- Ну ладно, - рассмеялся Андрей, чувствуя, что это можно перевести в шутку, - как клясться? Падлой буду, век воли не видать!
- Ну и выраженьица у тебя, - фыркнула Леночка. Ты что, с блатными общался? Нет, мы с тобой пойдем в церковь и поклянемся перед иконой Божьей Матери, что поженимся и будем верны друг другу всю жизнь. И ты попросишь у нее прощение за содеянное в прошлой жизни.
- Тогда уж лучше перед изображениями Вишну или Шивы, или еще лучше – Кали, - усмехнулся Андрей. – Те-то были индуистами!
- А где мы найдем эти изображения? – озадаченно сказала Леночка, не заметив легкой издевки Андрея. – Может, и правда нужно перед ними, но я даже не знаю, как эти Вишна и Шива выглядят – у нас же тут нет индийских церквей! Нет, давай все же не запутывать нашу задачу, наверное, в церкви все же можно попросить прощение за людей, которые были иной веры.
- А, по-моему, нельзя, - продолжал подтрунивать над Леночкой Андрей. – Во-первых, они были с точки зрения христианской церкви еретиками, а за еретиков церковь ответственности не несет, а во-вторых, с точки зрения той же церкви, их вообще не существовало, потому что христианская религия не признает реинкарнаций – следовательно, и просить прощения не за кого.
- Совсем ты меня запутал, - растерялась Леночка. – Ну, хорошо, в церкви перед иконой мы поклянемся в верности, а прощения за них просить не будем, может быть, она и так поймет тебя и простит.
- Ну и когда же ты это предлагаешь сделать?
- Да хоть сейчас!
- А сейчас уже поздно, все церкви закрыты.
- Ну, тогда завтра.
За разговорами ребята не заметили, как доехали до Леночкиной остановки. Андрей проводил девочку до дома (благо жила она недалеко от метро), долго целовался с ней в подъезде, причем целовалась она уже гораздо более умело, быстро осваиваясь в новой для нее области, и, отказавшись зайти к ней на секундочку, – он сильно комплексовал перед ее матерью – Андрей поехал домой.
Дома его ждала записка: «Андрюша, я уехала со Львом Степановичем (так звали нового маминого мужа) к его институтским друзьям в Загорск. Получилось все неожиданно, поэтому заранее не успела тебя предупредить. Вернемся в воскресенье вечером. Суп в холодильнике, деньги, если куда-то надумаешь пойти, на горке. Не скучай. Мама».
Андрей толком еще не успел обдумать, как он распорядится этой двухдневной свободой (впрочем, в последнее время мама его особенно в свободе и не ограничивала, после переезда в Москву они несколько отдалились друг от друга, поскольку внимание мамы было перенесено на мужа: три последних года жизни с отцом она была обделена мужской заботой, и теплое отношение ее нового супруга вновь пробудило в ней женщину, но, увы, отодвинуло на второй план заботу о сыне). Итак, Андрей не успел еще обдумать, как проведет эти два выходных дня, как в прихожей раздался звонок.
«Кого это нелегкая принесла! Ошиблись, наверное, - раздраженно подумал Андрей, который собирался заняться медитацией. К его удивлению (время было около двенадцати ночи) в дверях стояла Леночка, благоухающая дорогими французскими духами.
- Ты?! – только и сумел пробормотать Андрей. Зная строгие порядки в Леночкином доме, и ее страх перед матерью, он никак не ожидал этого позднего визита. Андрей ждал ее звонка и удивлялся, что Леночка не позвонила сразу, чтобы справиться, как он добрался до дома, но на приход ее совершенно не рассчитывал.
- Что случилось? – спросил он озабоченно, видя, что Леночка слегка подрагивает.
- А где твоя мама? - не ответила на вопрос Леночка.
- В гости уехала, - не догадался соврать Андрей, - на два дня. Я прихожу, а там – записка.
- Слава Богу! – вырвался у Леночки облегченный вздох. – Значит, это – Божий промысел, а то я не знала, как ей в глаза посмотрю.
- Что - Божий промысел? – не понял Андрей.
- Моя мама тоже уехала на дачу к приятельнице, и тоже неожиданно, это не может быть случайностью, это – перст судьбы!
До Андрея только сейчас дошло, что это означает, а впрочем, Леночка была сегодня как никогда соблазнительна. Когда она успела переодеться и накраситься, Андрей так и не понял, – тем более мать пользоваться косметикой ей категорически запрещала, но Леночка сменила джинсы на мини-юбку, и Андрей отметил, что открывшиеся полные Леночкины ноги действуют на него очень волнующе. К тому же, и импортная обтягивающая блузка с люрексом тоже подчеркивала чувственность Леночкиных форм, а ее круглое простоватое личико, подправленное тушью, помадой и гримом, очень похорошело и не казалось детским.
- С каких это пор ты в Бога уверовала? – спросил он, помогая Леночке снять плащ и стараясь не смотреть на ее ноги. – Мне на это потребовалось гораздо больше времени.
- Я чувствую, что какие-то высшие силы направляют нашу судьбу! – ответила она с пафосом. – Не может быть, чтобы случайно наши родители именно в этот день одновременно уехали на ночь – и многие другие совпадения. По-видимому, Богу угодно, чтобы мы были вместе.
Что оставалось делать Андрею? Отправить Леночку домой, сославшись на какие-то свои неотложные дела? Но этим бы он жестоко обидел девочку, которая, по-видимому, искренне считала, что приносит себя ему в дар. Порвать же с ней он не находил в себе силы, он, в сущности, был всегда одинок, и, как все, нуждался в женской заботе и ласке, а Леночка в последний месяц заполняла эту пустоту, хоть и делала это излишне напористо.
«Но ведь она же любит меня! – подумал Андрей. – И я к ней неравнодушен. Почему же я тупо сопротивляюсь неизбежному? Рано или поздно она все равно уложит меня в постель, и не думаю, что мне это будет так неприятно». – Он вспомнил, как три дня назад держал почти обнаженную Леночку в своих объятьях, и понял, что искренне хочет продолжения. Ну, излишне навязчива! Но ведь она далеко не глупа, как ему вначале казалось, – вон какие замечательные стихи пишет. А что до духовной практики – так обет безбрачия он не давал, а асанам и медитациям сможет ее обучить – и это даже интересно – заниматься вместе.
«В конце концов, - думал Андрей, – если мы и проведем вместе ночь, то это же не значит, что я должен буду сразу на ней жениться, дальше еще неизвестно, как все сложится… А собственно, что это я так женитьбе сопротивляюсь?» 
- Ну, заходи, раз так случилось, – сказал он, принимая вид радушного хозяина. В его жизни это было впервые: к нему пришла девушка, и не надо слоняться с ней по улице, сидеть в кино и боязливо целоваться в подъезде, тут же прекращая свое занятие, как только хлопнет входная дверь подъезда или загудит лифт. Он припомнил свой небогатый интимный опыт, когда все происходило в жутко нервозной обстановке, и, несмотря на закрытую дверь, он все время прислушивался, не подойдет ли к двери мать и не спросит ли о чем-нибудь. Все это было причиной того, что воспоминания о своих отношениях с Аллочкой Кусивицкой в Ленинграде не доставляли ему особой радости.
- Спешить нам теперь некуда, - добавил он, помолчав. – У нас целая ночь впереди.
- Как у Рама и Рати? – неожиданно вспомнила Леночка. – Ты-то ничего не видел, а я вот все сама пережила. Как сейчас помню: и его ласки, и нежность, и сильное мускулистое тело! Он был прекрасен, тебе, наверное, до него далеко.
- Что значит «до него далеко»! – вдруг вспыхнул Андрей, почувствовав укол ревности («Чего это я»? - мелькнуло у него в голове.) – Ты же сама говорила, что он – это я! Как, значит, обвинять в гибели Рати – так это я, а как вспоминать ее с ним интимные отношения – так не я!
- Прости, любимый! – Леночка вдруг резко обняла Андрея за шею, дохнув ему в ухо запахом дорогой помады. – Я глупость сказала, я знаю, что лучше тебя нет никого на Земле, просто я хотела, чтобы ты меня немножко приревновал – ну хотя бы к воспоминанию о том, что было пятьсот лет назад. У меня ведь в этой жизни никого не было, и про мальчишек я врала, я и не целовалась-то до тебя ни с кем…
… - Не сейчас! Лучше сначала кофе выпьем, - сказала она через несколько минут, очень неохотно высвобождаясь из объятий Андрея, когда он полез ей под бюстгальтер. – Или… у тебя нет, случайно, вина? Я хотела бы выпить вина перед тем, как стану твоей.
«Господи! - подумал Андрей. – Как торжественно она собирается обставить потерю своей невинности…»
- Хочу пить вино при свечах и слушать музыку из фильма «Шербурские зонтики» – у тебя есть эта запись? – пропела Леночка, заходя в комнату (весь предыдущий разговор происходил в коридоре) и начиная кружиться в ритме неслышного вальса. – Я бы хотела когда-нибудь вспомнить тот танец, который Рати танцевала для Рама. Как жаль, что я смогла танцевать его только под гипнозом!
Андрей полез в бар, где мать хранила вино, достал бутылку Ахашени, затем включил свою старенькую «Комету» – к ней он не прикасался уже очень давно, и комнату заполнила чарующая мелодия Мишеля Леграна.
«Сопротивление бесполезно, - внутренне усмехнулся Андрей, наливая Леночке бокал. – Наверное, я сам этого хотел. Ладно, будь что будет».
- Выпьем за нашу любовь! – напыщенно произнесла девочка, поднимая бокал. – Не знаю, обрадую я тебя или огорчу, но у мамы есть знакомая во дворце бракосочетания, она могла бы устроить регистрацию до того, как нам исполнится восемнадцать. И еще: через месяц мама вносит первый взнос и получает новую кооперативную квартиру. Она еще хочет замуж выйти, а с отдельной квартирой без дочери на шее ей это будет гораздо проще. Она сказала, что когда я выйду замуж, она оставит нашу двухкомнатную мне, а сама переберется в новую. Ты меня понял?
Это неожиданное известие отогнало последние сомнения Андрея. Уйти от матери и ее мужа – тем более не к малознакомой теще, и тем более не тащить жену к себе, чему вряд ли обрадуется новый мамин муж, – было очень заманчивым предложением. Он представил, как в его новой квартире собираются разные интересные люди: сенсы, йоги, поэты, художники - и подумал, что именно об этом мечтал всю жизнь.
- Вот видишь, как все складывается, - сияла Леночка. – А ты говоришь, что Бог не принимает участия в нашей судьбе!
- Я не говорил, что не принимает, - пожал плечами Андрей. – Я говорил, что пути Господни неисповедимы, и мы не всегда можем сразу знать, что для нас хорошо, а что плохо. Порою то, что на первый взгляд кажется хорошим, оборачивается плохим, и наоборот. Давай о свадьбе потом поговорим, я вообще не люблю наперед загадывать.
- Как хочешь, - надула губки Леночка, - но знай, что теперь ты от меня никуда не денешься!
- А я и не собираюсь никуда деваться, - улыбнулся Андрей. – На, бери…
Потом они пили вино, потом танцевали под Сальваторе Адамо, который пел о падающем снеге и безвозвратной любви, и медленно, неторопливо раздевались. Это также было впервые в жизни Андрея: один со своей девушкой в пустой квартире и никто, никто им не нужен и не мешает.
- Прочти свои стихи «Я и ты», – шепнула ему в ухо Леночка, когда они продолжали танцевать уже совсем обнаженными.
- Помнишь из детства
Света пургу,
Мальчик и девочка
На берегу… -
начал Андрей, и тут перед его мысленным взором, как живой всплыл облик девочки у моря Вечности… девочка протягивала к нему руки, и глядела на него с мягким укором.
«Только тебя тут не хватало! – раздраженно подумал Андрей. – Нет никакой Единственной! Как это у Пушкина? Нет любви, но есть покой и воля». – И, тем не менее, ему почему-то вдруг сделалось так пусто и одиноко, что он даже остановил медленные раскачивания танца, и ослабил страстные объятья.
- Ты что? – тревожно взглянула на него Леночка. – Я тебе не желанна? Девок своих вспомнил?
- Какие девки! – горько рассмеялся Андрей. – У меня и была-то всего одна, да и то недолгое время. Нет, совсем другое, так, детские грезы. Я как раз об этом те стихи написал.
Он вдруг захотел хоть с кем-то поделиться тем, что в былое время занимало все его воображение, а в последнее время посещало все реже и реже.
- Почему-то Единственную вспомнил, вернее, не вспомнил, а как живую увидел.
- Что еще за Единственная? – подозрительно глянула на него Леночка.
- Слушай, давай оденемся… ненадолго, это все равно от нас не убежит, мне о сокровенном в таком виде неудобно разговаривать.
- Как хочешь! – раздраженно передернула плечами Леночка. – Могу вообще уйти!
- Что ты, что ты, - вдруг испугался Андрей. – Я ведь тебя очень люблю и очень хочу… Дурочка! (Леночка тут же обмякла и прижалась к нему). – Просто я хочу до того, как у нас это произойдет, душу свою, что ли, облегчить и, может быть, даже избавить ее от наваждения.
Ребята оделись, (Андрей старался не смотреть на Леночку) и снова уселись за стол.
- Понимаешь, - начал Андрей, - у меня лет в десять сон был, вернее, не сон, а астральный выход, но тогда я еще об этом не знал. Словно я у прекрасного голубого моря девочку встретил, о которой я будто бы всегда, целую вечность мечтал, но раньше то ли не видел, то ли видел, но забыл. Обычная девочка, даже не такая красивая – вернее, красивая, но по-другому, словно она вся из сгустившегося света сделана, но свечения не видно – оно какое-то внутреннее, словно в этой девочке мудрость вселенская заключена, и словно она, только она меня счастливым сделать может. А потом она рассказывала и показывала удивительные вещи и знала обо мне все: и о тайных чувствах, и о страхе и тоске, которые я сам себе объяснить не мог, словно все, что меня мучило, наружу из меня вытащила, и вмиг все это не страшным сделалось, как тени ночные поутру. И   сказала, что у каждого человека есть своя Единственная, с которой только он может свое счастье найти, только ее безумно сложно на земле встретить. Короче, эта девочка сказала, что она и есть душа моей Единственной, и что мы с ней в прежних жизнях встречались, и что живет на земле девочка, и зовут ее Аня, и что должен я ее отыскать, а иначе не буду никогда счастлив.
Эта девочка долго у меня перед глазами стояла, но, в конце концов, мало ли что может присниться. Вроде бы стал я ее уже забывать, и вдруг, когда мы с мамой в Трускавце отдыхали, я наяву вроде как ее встретил – она в соседнем доме поселилась, но познакомиться с ней я почему-то так и не решился, так и уехал, с нею словом не обмолвившись. - (Андрей не стал рассказывать о говорящей иконе, – слишком это бы прозвучало фантастично, и, естественно, не упомянул об истории с туалетом.) – С той поры, - закончил Андрей, - у меня долго держалось чувство, что я свое счастье безвозвратно упустил. Сейчас все это уже почти прошло, и вдруг только что снова этот образ пред глазами возник.
- Глупый, - улыбнулась Леночка. – Романтик мой милый. Ты думаешь, я себе своего Единственного не воображала? Да сколько угодно раз: и во сне он ко мне приходил, и перед сном я словно бы с ним беседовала. Только все это – детские сказки, способ внутреннюю пустоту и одиночество заполнить. А то, что та девчонка тебе на эту из сна показалась похожей, так ты сам, видимо, этого очень хотел. Нельзя заранее, тем более в детстве, знать, кому ты предназначен – ты сам говорил, что пути Господни неисповедимы. Сердце свое надо слушать. Оно мне подсказывает, что мой суженый – ты, а женское сердце мудрее мужского, поэтому – слушайся меня, и все будет у нас хорошо. Иди ко мне.
Они снова обнялись и опрокинулись на диван, а потом,      
словно спохватившись, начали нервно быстро раздеваться уже по второму разу. И когда все произошло, Леночка тихо взвизгнула «Ой, мамочка!», а затем вцепилась Андрею зубами в плечо и была очень напряжена все недолгое время их первой близости.
- Немного больно было, - прошептала она через несколько минут, когда оба приходили в себя. – Но я думала, что это первый раз гораздо страшнее, меня мама, когда объясняла, от чего дети получаются, так сильно напугала, что я этого, как огня, боялась. Правда, и хотела с другой стороны. А оказывается – не так и страшно, – она приподнялась над лежащим навзничь Андреем, упершись руками в подушку. – Но ведь, чтобы потом испытать настоящую страсть, надо через эти мелкие неприятности пройти, правда? Хорошо вам, мужикам, вы только удовольствие получаете: и рожать вам не надо, и месячных нет - все на нас, женщинах, только. – Она снова откинулась на кровать и удовлетворенно произнесла:
- Слава Богу, теперь все позади!
Первая ночь с Леночкой несколько разочаровала Андрея, вернее, представлял он себе это несколько иначе, поскольку доверял бытовавшему мнению, что интимная близость с девственницей – какое-то особое наслаждение. А впрочем, на этот момент он был даже доволен, что все так быстро закончилось. Леночка сразу предупредила его, чтобы он не обижался, что он любим и желанен, но что у нее «там немножко болит», и чтобы он к ней сегодня больше не приставал. Вот чуть позже, когда у нее заживет, – тогда она сама ему не даст глаз сомкнуть. Андрея, уставшего от сегодняшних впечатлений и сомнений, быстро сморил сон. И приснилось ему вот что.
Он снова очутился среди знакомых песчаных дюн у моря, но на этот раз не было чарующей безмятежности, как в далеком детстве, напротив, его что-то мучило, словно он совершил что-то нехорошее, но никак не мог вспомнить, что именно. Он долго бродил по пустынному берегу, кого-то искал, и на душе у него было тоскливо и одиноко, а море казалось зловещим и сулящим беду. Минуты и часы сливались в тоскливую череду, Андрей шел вдоль берега, чего-то разыскивая, но ничего не менялось в окружающем ландшафте, а сон все не кончался и не кончался. Андрею казалось, что миновала целая вечность, когда он вдруг обнаружил то, что искал, хотя не мог осознать. Он увидел маленький замок из песка, около которого много лет назад обнаружил свою Единственную – девочку-мечту, сплетенную из густого света, – но на этот раз около замка никого не было. Он вспомнил, как плавал и нырял в этом море, как подарил девочке горсть жемчугов и кораллов, и как девочка, уходя в этот маленький замок, подарила ему медальон из оникса, и как поцеловала его на прощание. Но девочки не было, не было на шее и медальона, который, как вспомнилось, он кому-то случайно отдал. Андрей стоял около замка и думал о том, что вот так всегда: найдешь то, чего хочешь, а потом сам не знаешь, что с этим делать. Вот, нашел песчаный замок, который искал, а зачем? Может быть, надо туда проникнуть, и тогда он встретит ту, которую любит, и найдет свое счастье? Но как туда попасть? Замок ведь все равно что игрушечный и достигает ему всего до пояса, и в его входную дверь разве что может пролезть его рука.
«Как же эта девочка смогла туда войти?» – Подумал Андрей, и тут же почувствовал, что с его любимой, с его Единственной случилась беда, что она неслышно зовет его и просит о помощи, и что он – единственный человек на свете, который может ей помочь, правда, как? – этого он не знал. Пока Андрей раздумывал, ему показалось, что вокруг еще больше потемнело, море стало фиолетовым, по нему заходили волны, и вдруг из-за ближайшего холма показалась зловещая фигура в черном плаще с капюшоном, из-под которого было почти не видно лица, – тем не менее, Андрей узнал своего давнего знакомого, Черного магистра.
- Что, Любовь свою ищешь? – раздался вкрадчивый голос. – Напрасно, нет ее здесь, да и вообще нет, ты ведь сам недавно подумал, что нет любви, но есть покой и воля. Вот с этим я абсолютно согласен, очень правильная мысль, правда, в душе твоей еще много сумбура, но если ты будешь следовать этому мудрому правилу, то достигнешь неплохих результатов. Ведь ты в прошлом на этой любви и прокололся, когда был Фаустом. Какой грандиозный замысел разрушил, и из-за чего? Из-за девчонки! А ведь мог стать властелином мира. Ну, конечно, не абсолютным – для этого ты был всегда излишне сентиментальным, но все же мы были недалеки от того, чтобы создать прецедент. В конце концов, я и не рассчитывал, что ты будешь идеальным властелином, и предполагал на смену идеального диктатора – Антихриста – все же управлять людьми должен не совсем человек, – но проложил бы ему дорогу ты. Теперь все предстоит начинать с самого начала, когда подрастет новый кандидат. Ну а на тебя – ты уж извини – я ставку нынче не делаю, я в отличие от вас, людей, дважды на те же грабли не наступаю. Но, все же, памятуя наши теплые былые отношения, мог бы предоставить тебе тепленькое местечко в грядущей великой диктатуре. Пусть не в этом воплощении, так хоть в следующем. Правда, для этого тебе придется немало поработать, и когда этот мысленный девиз, который ты недавно произнес, органично вольется в твою жизнь, ты будешь недалек от цели. Именно воля позволяет человеку добиться всего в этой жизни. Правда, ее я тебе на блюдечке с голубой каемочкой преподнести не могу, но если дурацкие грезы и мысли об идеальной  любви перестанут будоражить твою душу и тело, то воля твоя возрастет многократно. Запомни, нет никакой Единственной – это плод нездорового воображения. Ну, сам подумай, какая может быть на свете идеальная любовь? Ее что, можно потрогать, взвесить, измерить? И если это просто чувство, то разве его можно как-то охарактеризовать? Это что, какой-то цвет, звук, вкус, прикосновение, запах? А ваши чувства только в этих пяти категориях и могут работать, и если это ни то, ни другое, ни третье, значит, ее и нет в природе, значит, это просто ваша очередная выдумка от безделья и слабости, просто сами не знаете, чем свой разум занять.
- Ну, тут я не согласен, - запротестовал Андрей. – Все же любовь к женщине – это не нечто нематериальное…
- О, конечно, конечно, еще какое материальное – но если иметь в виду не твой сентиментальный сиропчик о Единственной, а совсем другое, – то против такой любви в ничего не имею – напротив, всячески одобряю и поддерживаю. Это-то как раз можно разложить на вполне конкретные ощущения: тут тебе и осязание, и зрение, и обоняние – как раз все то, что входит в сферу ваших конкретных чувств, – а значит, это можно испытывать и усовершенствовать. Но при чем же здесь Единственная? Это может тебе дать любая женщина, если, конечно, к ней не испытываешь отвращения – но тут уж на вкус, на цвет товарища нет. Причем женщины есть такие, о каких ты, мой милый мальчик, и не мечтал, и учти: только Воля, а вместе с ней и Власть дают доступ к таким женщинам, гляди. – Черный магистр простер руку, и перед Андреем возникло пять женщин. А может, и не возникло, может быть, они были тут и раньше, но Андрей их не заметил, поглощенный тем, что объясняет ему Черный магистр.
- Вот, пожалуйста, какая тут Единственная? – сказал Черный магистр, с удовольствием разглядывая соблазнительную пятерку, словно продавец, собирающийся расхваливать свой товар. – Гляди, каждая из них – совершенство, и в то же время каждой из них чего-то не хватает – да в одной женщине и не может быть всего, о чем ты грезишь в своих тайных мечтах. А мечты могут быть прямо противоположного толка: сегодня ты хочешь большую грудь и широкий таз, а завтра мечтаешь о худенькой фотомодели с длиннющими ногами, и это нормально, это не противоречит природе человека, поскольку однообразие быстро приедается.
Андрей глядел на пятерых гурий. Одна из них очень напоминала Дургу, других он вроде бы видел впервые, и каждая из них была противоположностью другой, и тем не менее каждая  выглядела очень соблазнительно, и затрагивала какую-то одну струну, на которую чувственная природа Андрея наиболее сильно откликалась. Одна из них была типичная фотомодель: блондинка высокого роста с журавлиными ногами, другая – женщина-вамп из журнала "Плей бой" с выдающимися формами, черными волосами и большим, словно бы окровавленным ртом. Третья – русская красавица с картины Кустодиева с толстой русой косой и большим аппетитным телом, словно бы только вышедшая из бани. Четвертая была негритянкой с огромной, но упругой грудью, а пятая, напоминающая Дургу, – невысокая индийская танцовщица с чуть полноватым, но чрезвычайно гибким телом. Одежда на них была чисто символическая, прозрачная, и только подчеркивала их неотразимые женские прелести. Они кружились и извивались в медленном эротическом танце, и каждая из них на минуту становилась солисткой и демонстрировала в танце те особенности своего тела, которые были для Андрея наиболее волнующими. 
- Как видишь, - сказал Черный магистр, - в одной женщине не может быть полного совершенства, полным совершенством обладает только Фокерма – великая астральная блудница, о которой мечтают все обитатели преисподней, но она достигает этого только за счет того, что постоянно меняет свои облики. Земные женщины, к сожалению, лишены такой способности. Но этот недостаток легко скомпенсировать, допустим, гаремом – неважно, как это сейчас называется. Правда, гарем может иметь только выдающаяся личность, обладающая, как я сказал, волей, властью и мужской силой. Вот такая любовь, конечно, если не превращать ее в самоцель и не становиться ее жалким рабом, как это часто бывает у примитивных тиранов, наподобие Нерона и Калигулы – ничуть не мешает главной задаче и, напротив, ей способствует. Ты хотел бы обладать этими красавицами – сразу всеми?
- Кто ж не хотел бы! – Ответил Андрей, чувствуя, что его начинает переполнять сладкая волна похоти. – Только что я буду сразу с пятерыми делать?
- О, там, на Земле, у тебя – естественно, только в силу твоей неопытности и небольшой личной силы, с этим были бы проблемы. Но здесь – все по-другому, возможностей у тебя здесь более чем достаточно, вот, правда, с интенсивностью ощущений – похуже, к сожалению, для этого сейчас не хватает лишь одной малости.
- Какой?
- Человеческого тела. Астрал способен только имитировать чувства, но давать их в полном объеме не может.
- А зачем же все это тогда?
- Ну, хотя бы для того, чтобы иметь представление, памятуя о том, что здесь мы имеем всего лишь модель ощущений. Но у меня есть маленькое условие.
- Какое?
- Пока в твоем сердце жива память о Единственной, присутствующие здесь гурии будут – ну, что ли, связаны в своих действиях. А замок Вечности, - Черный магистр с отвращением глянул на маленькое песчаное сооружение, - залог этой памяти. Я не властен его разрушить, сделать это сможешь только ты сам. Выбирай: прекрасные девы сейчас и начало пути к тому, чтобы обладать подобными красавицами там, наверху, или твои дурацкие грезы и вечная тоска о той, кого ты никогда в реальной жизни не встретишь. Неужели выбор не очевиден?
Горячая волна накатила на Андрея и смела в душе его последние сомнения.
«Сколько можно себя мучить идиотскими мыслями о какой-то совершенной любви! – с раздражением подумал он. – Может быть, и правда пора с этим раз и навсегда покончить?»
С непонятно откуда взявшейся яростью он ударил ногой по замку – тот медленно осел, издав странный, почти человеческий стон. В какой-то момент Андрею показалось, что из разрушающегося здания на него глядят бездонные, наполненные бесконечным страданием глаза его Любимой. Глаза эти подернулись поволокой, одна слеза капнула на песок – это была капелька крови, и Андрей понял, что несмотря на заявление магистра, глаза эти он забыть уже никогда не сможет, что бы в дальнейшем с ним не произошло.
- Сгинь! – неожиданно крикнул Черный магистр. Лицо его перекосилось (к тому времени он уже откинул капюшон). – Проклятая девка, все успокоиться не можешь! Вышло твое время. А ну-ка, девочки, покажите молодому человеку, что такое искусство настоящей любви.
Та, которая выглядела, как Дурга, совершая недвусмысленные телодвижения, подплыла к Андрею и увлекла его в круг танцующих апсар. Что происходило потом, Андрей не смог бы описать знакомым ему языком. Красавицы, словно змеи, обвили и закружили его в нескончаемом танце, и Андрею показалось, что он совершает то, что в реальной жизни никогда не смог бы сделать: занимается любовью одновременно с пятерыми, хотя, как это у него получается, он никак не мог понять. И все же, все это было чем-то не тем, чувство было острым, почти болезненным, но каким-то плоским, каким-то слишком схематичным, как если бы понятие красоты попытались выразить с помощью математических формул.
«Все это маска!» – мелькнуло в его голове. Он попытался поглядеть на происходящее как бы со стороны – как нередко во сне нам удается увидеть себя глазами стороннего наблюдателя – и увидел, как на песчаном пляже шесть скелетов извиваются в бессмысленных корчах, которые к любовной игре не имеют никакого отношения, поскольку ничего кроме костей там не было.
- Эх ты, такой хоровод испортил! – услышал он осуждающий голос Черного магистра и проснулся.
Было уже светло, в комнату сочился мутный свет холодного осеннего утра. Еще не до конца вернувшись в реальность после своего тягостно-сладостного сна, Андрей некоторое время не мог понять, где он находится и откуда в его постели оказалась Леночка Алексеевская – но события вчерашнего дня и ночи быстро восстановились в его памяти.
«Итак, – почему-то пришла Андрею в голову знаменитая фраза Владимира Ильича, - рабоче-крестьянская революция, о необходимости которой все время говорили большевики, свершилась, ура, товарищи!»
Леночка спала, наполовину приоткрыв свое гладкое, без единого девичьего прыщика тело, изредка причмокивая.
«Ест, наверное, во сне, – почему-то с раздражением подумал Андрей. – Ей бы на диете посидеть, вес сбросить, а она и во сне жрет! А впрочем, чего это я! – спохватился он. – Мало ли что во сне приснится, от еды-то во сне не полнеют. И чего это я на нее раздражаюсь? Вчера меня эта пампушечка вроде бы устраивала – а сегодня захотел ее на диету посадить. А сам-то лучше, что ли! Вон, какую порнуху во сне смотрел. А сон-то вроде необычный, реальный, как при выходе. Интересно, к чему этот группешник приснился?» – Он вспомнил длинную циничную, но как всегда безупречно логичную речь Черного магистра, вспомнил, как рушил замок Вечности, и на душе его стало нехорошо. – «И что за муки совести? - раздраженно подумал он. – В конце концов, что такого особенного я совершил? Я что, совратил ее, что ли, и коварно лишил невинности? Да она же сама меня в постель затащила! Сколько можно было сопротивляться? В обычной ситуации девушек уламывают, а они артачатся – у нас же наоборот, у нас я в роли девушки был».
Его взгляд упал на бюст спящей Леночки, и на него снова накатила сладкая волна.
«Нет, все же она мне не противна, и даже желанна! – С удовлетворением подумал Андрей. – А то, что я внутренне сопротивляюсь, и мысли всякие лезут – так это потому, что мы, наверное, слишком недолго вместе. А я привык к одиночеству – и мое «я» всячески сопротивляется – и наверняка точно так же сопротивлялось, если бы на ее месте была какая-то другая. И почему я так за свободу держусь, что в ней особенно хорошего? – Он вспомнил о сообщении Леночки по поводу отдельной квартиры. - А собственно, почему я решил, что эту свободу теряю?» – подумал Андрей уже с энтузиазмом. – «Если я от матери уйду, то как раз ее и приобрету, Ленку-то, думаю, к своему образу жизни нетрудно будет приучить – и будет она у меня духовные книги читать и йогу делать, как миленькая, она давно хочет от лишнего веса избавиться… И все же, почему я так мучаюсь? Переживаю, что характера нет послать ее, как другие делают? Самолюбие заело? Обидно, что она сама за тебя все решила? Не хочется с ранней юности под каблуком оказаться? Ну так соберись, пошли ее, за чем же дело стало?» – подумал Андрей, но тут же ощутил волну внутреннего протеста: нет, порвать с Леночкой ему искренне не хотелось.
«Может, я о других женщинах мечтаю – вон каких мне баб Черный магистр подсунул!» – Нет, никто из девиц, кого он знал, особенно его не волновали, и та, к кому его тянуло с первого же дня учебы в новой школе, сейчас лежала рядом с ним.
«Да и вообще, – рассердился на себя Андрей, - что это я сегодня все о женщинах думаю, они же для меня всегда были предметом второстепенным, для меня же сейчас самое главное – йога и духовное развитие!»
Увы, и этой мыслью он только пытался себя обмануть, и мысли о йоге и великих махатмах никак не могли поглотить его сознание, как это бывало раньше. Он понял, что причина его тоски и вялого сопротивления Леночкиному порыву было ни то, ни другое, ни третье. Он ощущал пронзительное чувство вины перед своей детской мечтой, перед девочкой из удивительного сновидения, и это чувство  усилилось после сегодняшнего сна, после того, как он разрушил замок Вечности и совокуплялся с астральными секс бомбами. А убедить себя, что все это бред, он никак не мог, слишком глубоко астральные видения вошли в его жизнь, и он не мог списать их на причудливые инсинуации подсознания. Это были уже не видения, но конкретные поступки его души – и поступки не очень хорошие. А разрушение замка было не запутанной, ничего не значащей сценкой из сна, а конкретным актом предательства по отношению к своей не встреченной, но реально существующей космической любви – символу всего сокровенного и прекрасного, что жило в его душе. Андрей тихо застонал, не справляясь с волной тоски и покинутости.
«За что, за что мне это, почему я не могу жить, как другие люди! Прав, наверное, Черный магистр: сам создаю себе проблемы, которых на самом деле не существует. Так эти два «Я» когда-нибудь с ума сведут». – Возможно, он не заметил, как произнес какие-то слова вслух, но в этот момент Леночка открыла глаза и томно потянулась:
- Андрюшенька, - полусонно пробормотала она, - котик мой, солнышко, ты не спишь?
«Нет, - подумал Андрей, - ее ничего не мучает, она поставила цель и решительно, как танк, ломится к ее осуществлению, не сомневаясь, что это сделает ее счастливой. А смогу ли я дать ей счастье с моей дурацкой раздвоенностью, смогу ли я вообще кому-то дать счастье? Меня же, кроме моих внутренних проблем, ничего по большому счету не интересует, а ей кажется: поженимся, и будет, как в дурацкой песенке: голубок и горлица никогда не ссорятся, дружно живут. Книжек, дура, начиталась! А ведь я же ей зла не желаю, хочу, чтобы она была счастлива, а такое чувство, что в дальнейшем только страдания ей принесу. Ох, не мое это, не мое!» И все же, чтобы не огорчать Леночку, он мило ей улыбнулся и томно промурлыкал:
- Доброе утро, киса, я думал, ты сегодня до вечера дрыхнуть будешь. – «Господи, что я несу!» – мелькнуло в его голове.
Леночка, быстро повернувшись, забралась на Андрея, который лежал навзничь, и, быстро касаясь губами его губ, зашептала:
- Муж мой, муж мой, муж мой! – Затем, слегка приподнявшись, проворковала: - Что моему принцу снилось? Его принцесса, да?
Андрей чуть было не поперхнулся, но, выдавив из себя улыбку, попытался поддержать ее игривый тон:
- О да, мы с моей принцессой ездили к морю, в мой волшебный замок и чудесно там провели время, но о том, как именно, невинной девочке слушать еще рано. Кстати, если принцесса с меня слезет, то имеет шанс позавтракать.
Леночка надула губки.
- Девочка с сегодняшней ночи уже не невинна, а ты, прежде чем идти набивать свою ненасытную утробу, разве ни о чем меня попросить не хочешь?
- А разве можно? – усомнился Андрей.
- А давай попробуем, у меня уже вроде не болит… Нет, все же болит, – сказала она несколько разочарованно, когда Андрей обмяк и ткнулся ей в плечо. – Но все-таки я уже что-то начала чувствовать, правда, пока еще плохо знаю, как себя вести. Ты прости меня, солнышко, если я кажусь тебе фригидной ледышкой, я пока действительно не знаю, как это правильно делать, а потом, больно немного. Ты только не думай, - вдруг испугалась она. – Во мне знаешь, сколько страсти нерастраченной! Ты еще от меня отбиваться будешь, я еще тебя замучаю!
«Это точно! – подумал Андрей вяло. – Сама не знает, как близка к истине, – а впрочем, с любой другой то же самое будет. Нет, никогда эти отношения счастья не принесут, все это сказки для сексуально озабоченных».
- Слушай, - вдруг спохватился Андрей, - а сегодня ведь не воскресенье, сегодня суббота, ты про школу то забыла? Я-то еще на справке, а ты-то как?
- А! – махнула рукой Леночка. – Один раз и просачковать можно по такому поводу! Не страшно, начало четверти, нагоню. Почти все наши уже в этом году по несколько раз сачковали, одна я, как умная Маша, каждый день в школу хожу. Мне, - хихикнула она, - вообще положено на несколько дней больничный дать по поводу производственной травмы…
- Это еще какая «производственная травма»? – расхохотался Андрей («А она и правда не без юмора, – с удовольствием подумал он, - Прав Балашов!»)
- А такая! – глянула на него Леночка игриво. – Нанесенная длинным тупым предметом…
- Ну у тебя шуточки! – посмотрел на нее Андрей с деланной строгостью. – Я думал, девушки после первой брачной ночи по-другому себя ведут.
- А как, ты думал, они себя ведут? – заинтересовалась Леночка.
- Ну, как-то посерьезней, грустят, что ли, о безвременно утраченной юности, а ты такие физиологизмы выдаешь.
- Знаешь, любимый, - вдруг посерьезнела Леночка, - мне переживать по этому поводу нечего. Я вообще с детства боялась старой девой остаться, я всегда комплексовала по поводу своей внешности. Думала, кому я с такими ногами нужна! Но, оказалось, нужна, - сказала она с нежностью в голосе и прижалась к Андрею. – Ведь я нужна тебе, правда?
- Конечно, нужна, - не очень уверенно ответил Андрей, гладя её по головке. – А все же, что ты матери скажешь, если ей классная позвонит?
- А, навру что-нибудь, - беззаботно отмахнулась Леночка. – Не хочу сейчас этим голову забивать. Конечно, в скором времени придется ей рассказать о наших отношениях, но не сегодня-завтра, сначала надо ее подготовить. Кстати, это и твоя забота тоже, ты ей ничего сказать не хочешь?
- А что я ей должен сказать? – вдруг испугался Андрей. – Я как-то об этом не думал.
- А ты подумай, она женщина старой закалки, и ты официально должен попросить у нее моей руки!
«Господи, – подумал Андрей, - только этого не хватало. Как все по-идиотски складывается. Если б можно было вообще предков в наши отношения не посвящать! И что я скажу? «Глубокоуважаемая Лидия Сергеевна, я страстно люблю Вашу дочь, Елену Владимировну. Моя судьба в ваших руках. Умоляю вас дать позволение на скрепление наших сердец узами Гименея. Если вы мне откажете, я застрелюсь». Чушь собачья!»
Вслух же он сказал несколько развязно, чтобы скрыть свое смущение:
- Ладно, как-нибудь попрошу. Ты же сама сказала, что мать надо к этому подготовить. Вот ты и готовь! А вдруг она меня выставит? Я уж в конце официальное заявление сделаю, когда ты почву подготовишь.
- Пожалуй, ты прав, - задумалась Леночка. – Для нее это будет действительно несколько неожиданно. Я ведь никогда молодых людей в дом не водила – да и водить-то некого было. Думаю, что она к тебе серьезно не отнеслась, считает, что это так, моя первая юная дурь. Ну что же, придется ее разубедить. Тем не менее это не снимает с тебя ответственности официального предложения. Я тебе скажу, когда. В конце концов, она сама намекала, что хотела бы выдать меня замуж как можно раньше – она боится, что я с моим темпераментом по рукам пойду.
«Что-то, – подумал Андрей, - я твоего темперамента в постели не заметил, больше на словах, да насчет женитьбы». – Вслух же он сказал:
- Ну вот, видишь, сама понимаешь, что я прав.
Кто знает, сколько бы продолжалось это милое воркование юных любовников, но прервано оно было самым печальным образом: неожиданно в дверной скважине заскрипел ключ, и в коридор вошла мама – почему-то без сопровождения своего мужа. Прежде чем она вошла в большую комнату, из которой открывался вид в комнату Андрея, он успел вскочить и захлопнуть дверь, которую, не ожидая от матери такой подлянки, ребята оставили открытой.
- Ну все, попались! – прошептал он в отчаянии. -  Она же писала, что в воскресенье вечером вернется!
Леночка чуть слышно взвизгнула и полезла с головой под одеяло, о том, чтобы успеть одеться за те короткие мгновения, пока мать проследует из коридора до комнаты Андрея, не могло быть и речи, тем более мать, словно что-то подозревая, не снимая верхней одежды и обуви, сразу подошла к двери, за которой скрывались юные прелюбодеи. Она резко повернула ручку, но Андрей успел в последний момент задвинуть щеколду.
- Андрюша, - раздался тревожный мамин голос, - ты дома? От кого это ты на щеколду закрылся? С тобой все в порядке?
- Мама, это ты? – начал врать Андрей, стараясь скрыть дрожь в голосе. – А я еще сплю. – Он не думал, как будет выкручиваться, и хотел только потянуть время. А чего это ты так рано возвратилась? Ты же написала в записке, что в воскресенье вечером вернешься!
- Я поссорилась с Львом Степановичем и уехала одна. – Голос мамы дрогнул. – Он начал со своими институтскими дружками вспоминать о своих любовных похождениях, и я с ним разругалась… погоди. А это что за одежда?
Это был полный крах. Дело в том, что ребята, распаленные страстью, повалились на диван, стоящий рядом со столом в большой комнате, и только потом перешли в комнату Андрея на его кровать, легкомысленно оставив разбросанную одежду прямо на полу.
- Это моя! – ляпнул Андрей, совсем потерявшись.
- Твоя юбка, бюстгальтер и кружевные трусики?! – Голос мамы гремел от гнева. – Что-то я не припомню таких аксессуаров в твоем гардеробе. Кто там у тебя?
- Это моя школьная подруга, - тупо ответил Андрей. – Мы с ней йогу делаем, она просила некоторые асаны показать.
- Йогу без трусов?! Это что-то новое, я что-то о такой йоге не слышала! – Голос мамы сорвался на рыдания. – Девок начал в дом таскать! Докатился! Это в семнадцать то лет! Да я в твоем возрасте… Да отец в твоем возрасте… - Мама зарыдала и не смогла объяснить, что именно она и отец не делали в его возрасте.
- Мама, - решил больше не отпираться Андрей, - это не девка, не смей так ее называть! Это Лена Алексеевская, ты ее знаешь, мы любим друг друга и собираемся пожениться! («Ну все! Пропал окончательно!» – Пронеслось в его голове.) – Выйди, пожалуйста, мы оденемся.
Мама, продолжая всхлипывать, ушла в свою комнату, а Андрей, прикрывшись простыней, сгреб одежду и заскочил обратно.
- Чего? – высунула Леночка из-под одеяла испуганное личико. – Разозлилась?
- Чего, чего! – зло передразнил ее Андрей. – Одевайся! Ты что, собираешься перед матерью в таком виде предстать? Сейчас нам будет бракосочетание!
- Я домой побегу! – трусливо зашептала Леночка, натягивая юбку. – Я боюсь ее очень.
- Ага! – рассердился Андрей. – Как я к твоей мамаше должен явиться, руки ее дочери просить, так я должен быть спокоен, как мамонт, а как моя нас застукала – так она боится. Нет уж, давай, милая, вместе расхлебывать то, что натворили.
Ребята робко вышли в большую комнату, и Андрей постучался к маме.
- Что еще? – Голос мамы звучал жестко. – Какие еще сказки мне собираешься рассказывать? – Она открыла дверь и окинула суровым взором испуганную парочку. Андрей с интересом рассматривал свои носки, Леночка стояла красная, как рак.
- Мама, - тупо начал Андрей, - хочу представить тебе мою будущую жену. – Он сделал неопределенный жест в сторону девочки.
- Здравствуйте, - еще более тупо продолжила та, - я Лена. – И протянула маме руку, явно не соображая, что делает.
- Вот, значит, какие нынче одноклассницы пошли, – сурово продолжила мама, не отреагировав на ее руку. – Мальчиков совращают!
- Я не мальчик! – Вспыхнул Андрей. – И ничего она меня не совращала. Я сам… И вообще у нас все серьезно.
Выглядела несчастная парочка настолько нелепо, что мама неожиданно рассмеялась, не сумев продолжить роль разгневанной родительницы.
- Господи! Жениться! Вы же дети совсем, - сказала она серьезно, но уже без гнева. – А ты-то, девочка, о чем думаешь? Надо же школу кончать, в институт поступать. Тебе-то что, можно и через год, а Андрюша вот, если провалится, сразу в армию загремит. Как же он заниматься будет, если вы тут к свадьбе начнете готовиться, или медовый месяц раньше времени устроите? Ты об этом подумала, если, как Андрюша говорит, любишь его? Тебя же никто не спросит, ушлют его в армию, ты уверена, что сможешь его дождаться?
- Наталья Михайловна! – твердым голосом сказала Леночка. – Я прекрасно понимаю, что отвечаю за Андрюшу. Никакого медового месяца мы не собираемся устраивать, это у нас сегодня нечаянно получилось, мы вместе с Андрюшей будем заниматься, и я не допущу, чтобы его в армию забрали. А насчет свадьбы не беспокойтесь – ничего нам особенно готовиться не надо, я уже Андрюше говорила, у мамы знакомая во дворце бракосочетания, она все устроит в ближайшее время, так что уже после свадьбы у нас будет полно времени, чтобы школьную программу не упустить и в институт подготовиться.
- Повременили бы, - грустно сказала мама, - вы же дети совсем, свои чувства бы проверили. Вот в институт поступите – потом и женитесь, когда вздумается, нельзя же так, вы же знакомы всего три месяца или еще меньше. А какие занятия у молодоженов – уж я-то знаю.
- Вы не правы, Наталья Михайловна, - рассудительно ответила Леночка. – Я не знаю, как Андрюша, а я одна совсем заниматься не могу, все время о нем думаю, уже на тройки скатилась: мне нужно, чтобы он все время рядом был.
- Ну и где же вы жить собираетесь? - безнадежно спросила мама. – Я Андрюшу в чужой дом не отпущу. – Я твоих родителей совсем не знаю.
- Моя мама очень хорошая, - важно ответила Леночка. А насчет того, где мы жить будем, – не волнуйтесь, мама переезжает через месяц в кооперативную квартиру, а ту, в которой мы сейчас живем, мне оставит, если я замуж выйду, так что мы с Андрюшей будем жить в собственной отдельной квартире. И не беспокойтесь, я ему не дам от занятий отлынивать.
- Вы уже все решили, - сказала мама с грустной улыбкой. – А твоя мать-то знает?
- Пока нет, но в ближайшее время Андрюша собирается официально попросить у нее моей руки.
- А если она не позволит?
- Куда она денется! – усмехнулась Леночка. – Она ждет не дождется, когда удастся меня мужу сбагрить. Она сама замуж хочет выйти, а ее поклонник условие выдвинул – чтобы дочь жила отдельно. Она же не может меня на улицу выкинуть! Так что мое замужество ее очень даже обрадует.
- Ну, пойдем, невеста, хоть завтрак приготовим, - грустно сказала мама. – Суженые-ряженые, небось и не завтракали еще? – она взяла Леночку под руку и отправилась с ней на кухню, и вскоре Андрей услышал их оживленную беседу – без какой-либо тени неприязни.
«Как быстро она ее обработала! – озадаченно подумал Андрей, так и продолжая стоять на пороге маминой комнаты. – Ну теперь уже, кажется, все мосты сожжены. Нет, правда, еще Ленкина мать остается, но, судя по всему, она готова отдать ее за кого угодно и чем раньше, тем лучше. А если так, то не будем горевать о том, что неизбежно».
За завтраком Андрей молча пил чай и пытался убедить себя, что отступать уже поздно, и в этом неизбежном есть много положительных сторон, а Леночка обсуждала с мамой детали ее будущего свадебного платья.
«Быстро они поладили, – мрачно думал Андрей. – Еще недавно мать ее растерзать была готова, а сейчас уже «Леночка», «Дорогая» – уж воистину, женщины живут одними чувствами. По-моему, она уже довольна, что мы ей о грядущей свадьбе рассказали, она, наверное, думает, что меня таким образом от распутства убережет. А впрочем, может, она и права, может, и лучше иметь под боком жену и целенаправленно заниматься духовной практикой в своей собственной квартире, и не забивать голову всякими романами. Вон и махатма Ганди женат был, и тем не менее каких духовных высот достиг!»
«Однако ты не Ганди, - вдруг словно независимо от его мыслей прозвучал чей-то голос.
«А в общем-то верно! – отреагировал на эту фразу Андрей. – И Ленка не эта… Как же его жену звали? Разве она согласится вступать в половые отношения только для зачатия детей? Вот заживет у нее там – тогда она даст мне прикурить…» – Эта последняя мысль почему-то не возмутила его, а наоборот, показалась вполне привлекательной.
- Чего надулся? – обратилась к Андрею мама, видя его мрачноватое, задумчивое состояние. – Обиделся, что я Лену девкой назвала? Ну, извини, я это сгоряча сказала. А что я должна была подумать, видя такую картину? Это же было для меня, как снег на голову! Если бы я хоть Лену часто в нашем доме видела – а то один раз, и то мельком. Конечно, первая мысль, что ты какую-то девку с венерическим заболеванием с Казанского вокзала притащил. Вроде бы за тобой этого раньше не водилось, но всегда думаешь о самом страшном. Но я думаю, ты меня простишь, тем более я с Леной немного пообщалась и вполне одобряю твой выбор. Она девушка серьезная, рассудительная и неиспорченная, и, по-моему, очень тебя любит, хотя я раньше и не верила в серьезную любовь в семнадцать лет. Надеюсь, она на тебя хорошо повлияет. И за что ты его, Леночка, полюбила? – сказала она, желая, по-видимому услышать о сыне комплимент. – Он же такой несобранный, и не от мира сего, все в облаках витает, намучаешься с ним.
- Любят не за что-то, - наставительно сказала Леночка. – Мы с Андрюшей в прежних воплощениях встречались и близки были, а если люди раньше встречались, то их судьба в дальнейшем обязательно сводит, так что наша встреча с Андрюшей судьбоносная, кармическая.
- И ты, вместе с ним, в эти фантазии веришь? – улыбнулась мама. – Ну, ну, не буду вас переубеждать, - поправилась она, видя, что Андрей возмущенно поднял бровь. – Наверное, я что-то не понимаю, воспитание у нас другое было, но по мне лучше уж увлекаться тем, чем Андрюша увлекается, чем ходить во всякие сомнительные компании. А потом начинается: сигареты, выпивка, а там, глядишь, и наркотики, и беспорядочные половые связи. Вон на Западе что творится! А теперь и мы к этому идем, скоро вообще ни любви, ни верности не будет – одно сплошное совокупление. Ты уж извини меня, милая, за эти грубые слова, но я такого образа жизни никак принять не могу.
- Вы не волнуйтесь, Наталья Михайловна, - начала успокаивать ее Леночка. - Я тоже подобного образа жизни не принимаю и к интимным отношениям очень серьезно отношусь – не в пример многим. И я себе с детства сказала: это у меня произойдет только с тем, кого полюблю, и он у меня будет один-единственный на всю жизнь!
- Ой, девочка, не зарекайся! – грустно сказала мама. – Я, конечно, ничего плохого о вас с Андрюшей сказать не хочу, он тоже чистый мальчик, но жизнь иногда так повернет, что все юношеские мечты на куски разлетаются. Я тоже в юности так думала и девушкой замуж выходила, но вышло в дальнейшем совсем по-другому. Дай Бог, чтобы это вас миновало. Ну ладно, - заключила она, видя, что завтрак давно закончен. – Какие у вас планы? Не будете же вы целый день в постели валяться, ночи-то вам, наверное, вполне хватило… Первый раз у вас это? – спросила она почему-то с грустью в голосе.
- Первый, первый, - свернул тему Андрей, видя, что Леночка, похоже, собралась делиться с мамой подробностями своих впечатлений. Он страшно не любил в присутствии матери обсуждать подобные вопросы. – Можешь простынь в ванной посмотреть, - добавил он ядовито, - мы ее застирать не успели. Нет, валяться мы не будем, мы пойдем погуляем, погода вроде сухая.
Ребята оделись и вышли на улицу, оставив маму в меланхолическом настроении очевидно нахлынувших воспоминаний молодости.
- Замечательная у тебя мама! – первой прервала молчание Леночка. – Как она все быстро поняла и мудро рассудила. Нет, моя мать, если бы меня в постели с мальчиком застукала – наверное, убила бы. Ну, конечно, не убила, но скандал бы подняла страшный и наверняка отстегала отцовским солдатским ремнем – она его хранит с того времени, как отец ее бросил, – наверное, для подобного случая бережет.
- Тебя что, мать бьет? – удивился Андрей. Интеллигентный вид Лидии Сергеевны как-то не вязался с подобным анахронизмом.
- Было пару раз, - призналась Леночка, - причем из-за ерунды – наверное, у нее тогда с хахалем размолвка вышла – вот она на мне и отыгралась. На два часа позже домой пришла, чем она мне разрешила – а я просто с девчонками гуляла, заболталась, часов ни у кого не было, а ей словно вожжа под хвост попала. Ну и один раз косметичкой ее воспользовалась, а она мне категорически запрещает – но тогда не так сильно. Вообще у нее все от настроения зависит: то сюсюкает со мной, а то орет, как ненормальная. Думаю, замуж выйдет – успокоится немного, да и потом, ответственность за меня теперь на тебя ложится.
- А меня никогда не били, - пожал плечами Андрей. – Да я бы и не позволил.
- Я бы тоже не позволила, - загрустила Леночка, - но она сильнее, и мама потом. Я ее понимаю, она после того, как отец ее бросил, долго переживала, да и с новым ее не все благополучно. Что ты, кстати, сейчас делать собираешься?
- Не думал еще, - ответил Андрей. – К тебе идти я теперь боюсь, а вдруг и твоя неожиданно нагрянет. Может в кино сходим или на Лосинку съездим, погуляем по лесу, тут не далеко.
- А ты забыл, что мне обещал? - Сверкнула на него глазами Леночка.
- Чего обещал? – Не понял Андрей.
- Как чего? Что мы с тобой в церковь зайдем и перед иконой Богородицы  поклянемся друг другу.
- Ну пойдем, - неохотно согласился Андрей. – «В конце концов, - подумал он, - после всего, что произошло – какая разница, уже и так ничего не изменишь». – Тут недалеко, через пустырь церковь есть  Покрова Богородицы.
Ребята пересекли пустырь и подошли к белой церкви с нетипичным для православного храма высоким конусообразным шпилем. Андрей покосился на стоящий недалеко от входа массивный, почти равносторонний крест из черного мрамора – этот крест показался ему зловещим. Неумело, смущенно перекрестившись (у Леночки крестное знамение получилось гораздо естественней), они зашли в храм. Служба уже закончилась и в церкви было совсем немного народа.
- К какой иконе пойдем? – спросил Андрей после того, как они некоторое время послонялись по залу, разглядывая непривычное для советского школьника церковное убранство.
- Да вот, хоть к этой, - указала Леночка рукой. – Только сначала давай свечи купим. Вроде бы положено перед иконой свечу ставить.
Ребята купили свечи и подошли к наобум выбранной иконе, и тут сердце Андрея почему-то екнуло – кажется, он эту икону уже видел – и в какой-то очень необычный момент своей жизни. И тут он вспомнил: это была икона «Утоли мои печали», и точно рядом с такой он стоял вместе с девочкой, похожей на ту из сна много лет назад в Трускавце. И это изображение оживало, выплывало из оклада и о чем-то ему рассказывало – но вот о чем? Об этом он почти сразу забыл, как забываются причудливые сны.
- Слушай, а может, к другой пойдем? – с тревогой сказал Андрей. Он уже зажег одну из свечей, но все не решался ее поставить.
- А чем тебя эта не устраивает? – вскинулась упрямо Леночка. – Мне она нравится. – Она уже поставила все три свечи и, к удивлению Андрея, достаточно набожно начала креститься.
- Ну, как хочешь, - пожал Андрей плечами. – «В конце концов, – подумал он, - какая разница – простое совпадение».
Он быстро поставил все три свечи. И стал внимательно разглядывать это потемневшее от времени скорбное лицо матери Иисуса Христа, которая якобы знала о его будущей великой и трагической судьбе, но ничего не могла в ней изменить.
«А я мог бы так? – подумал Андрей. – Знать, что твоего ребенка, когда он вырастет, распнут на кресте, и ничего не сделать для того, чтобы его от этого уберечь? Нет, все же христианство какое-то ущербное, какая-то тупая покорность судьбе, ссылаясь на волю Божью. Нет, индийские аватары – и Рама, и Кришна были совсем другими – они были великими воинами, и боролись со злом активно: и луком, и палицей, и мечом, а не следовали безропотно предначертанному. Хотя, тем не менее, это Кришну от судьбы не уберегло, охотник все равно случайно пронзил его стрелой. И все же он боролся до конца, до конца выполнил долг кшатрия. А впрочем, чего это я о себе воображаю! Уж я-то как раз совсем по-христиански безропотно следую за своей судьбой: вон она рядом стоит, что-то бормочет, и такая же неотвратимая».
Андрей еще раз внимательно посмотрел на икону, что-то соображая, что же ему такое сказать, или вообще ничего не говорить, благо Леночка забыла дать необходимые указания, и вдруг внутри его похолодело. Так же, как много лет назад, изображение иконы начало колебаться и постепенно становилось объемным внутри оклада. Андрей почти не помнил тех своих ощущений, и потом, в дальнейшем, много раз пытался объяснить себе произошедшее чудо чем угодно: и зрительными аберрациями, и слуховыми галлюцинациями, тем более, голос звучал в его сознании, и он не слышал его ушами, но тем не менее убедить себя в естественных причинах этого явления до конца не мог. Сейчас феномен повторялся: изображение, поколебавшись, выплыло из оклада, охваченное огненным ореолом, и Андрей уже со страхом ожидал, что она сейчас обратится к нему, но в сознании его прозвучали только три слова, произнесенные мягким, бесконечно сострадающим голосом: «Потеряв, потерян будешь…» – А затем изображение повернулось к нему спиной.
- Подожди! – крикнул Андрей, не соображая, что может привлечь к себе внимание немногих посетителей.
- Ты чего?! – испуганно дернула его за рукав Леночка. – Свихнулся, что ли? Нас сейчас выведут.
- Ты… ты ничего не видела? – ошарашено зашептал Андрей.
- А что я должна видеть? – рассерженно зашипела та. – Икона как икона. Старая очень.
- Да нет, ничего, - уже пришел в себя Андрей, - так, привиделось, конечно, ты не могла ничего видеть. Это у меня, наверное, от волнений сегодняшних. Что-то со зрением произошло и голова закружилась.
- Ты что-то не договариваешь, - подозрительно глянула на него Леночка. – Я всегда подозревала, что ты слегка ку-ку: разве можно в церкви орать? Что значит «подожди»? – Она тревожно глядела на Андрея.
- Ничего. Уже все прошло, - бодрым голосом ответил тот. – Это я, наверное, крикнул, потому что земля под ногами поплыла. Считай, что Богородица нас благословила. Пойдем отсюда, а то нехорошо как-то. Наверное, потому, что я другого вероисповедания.
- Что значит «другого», - спросила Леночка, когда они вышли на воздух. – Ты что, мусульманин или еврей?
- Да нет, - рассмеялся Андрей. – Ты что думаешь, если я по паспорту русский, то обязательно должен быть православным либо атеистом?
- По паспорту русскими и евреи бывают! – усмехнулась Леночка. – Но ты же сам говорил как-то, что крещеный. Я тоже крещеная и считаю себя в душе христианкой. Правда, - призналась она, - Библию пока не читала. И вообще, об этом почти ничего не знаю.
- Да не в крещении дело, - начал объяснять Андрей. – Меня, когда бабушка крестила, согласия на то не спрашивала. Веру надо осознанно принимать, сравнив достоинства и недостатки разных конфессий. Мне. По моему мировоззрению гораздо ближе индуизм или буддизм.
- А по-моему, - задумчиво ответила Леночка, - не мы веру выбираем, а она нас.
От такого заявления Андрей растерялся и не нашелся сразу, что ответить, но признать Леночкину правоту ему не позволяло самолюбие. Андрей сотворил менторскую улыбку и сказал:
- Что значит, вера нас выбирает? Это психология неграмотной бабушки, которая представляет себе Бога дедушкой, сидящим на облаке. Будда вообще обходил молчанием вопрос, есть ли Бог или нет. Он считал, что Бог человеку ни в чем помочь не может, и все зависит от самого человека, только он сам может поднять себя к высотам духа, а если мы будем во всем уповать на Бога, то придем к тому, что вообще что-либо делать бессмысленно, поскольку мы собой не располагаем. Нет, человек должен строить себя активно. И выбирать ту веру, которая помогает ему в этом, и на все иметь свою точку зрения.
- Я, конечно, ничего не смыслю в богословии, - ответила Леночка, - но, насколько я знаю, Иисус Христос исцелял прежде всего тех людей, которые в него искренне верили, как в Сына Божьего, тогда с ними происходили настоящие чудеса. Мне кажется, что в вопросах религии нельзя опираться на голый рассудок и логику. Религия – это что-то над рассудком, тут нужна вера в то, что все в мире по Божьей воле происходит – и тогда твоя жизнь складывается правильно, а если будем мудрствовать, какая религия правильная, какая нет, тогда в жизни и душе только сумбур наступит. Поэтому надо безоговорочно принять ту веру, которая была у твоих дедов и прадедов.
- Тогда тебе атеисткой быть надо, - усмехнулся Андрей. – Мы же родились в стране победившего атеизма, и нас с детства именно так воспитывали.
- А по-моему, - задумчиво ответила Леночка, - люди никогда в Бога верить не переставали. Это все больше на словах было, они просто об этом вслух сказать боялись, а в глубине души вера всегда оставалась – пусть даже человек и сам не понимал, в кого верит. Мама моя тоже всегда атеисткой была. А тем не менее всегда говорила, что, наверное, что-то есть – правда, сама не понимала, что. И в сны верила, и в приметы, хотя всегда над собой посмеивалась. Говорила, например, что в вагон 13 в поезде старалась никогда не садиться – и не потому, что она была абсолютно уверена в том, что тогда поезд обязательно с рельсов сойдет, – просто на всякий случай. Она всегда говорила: «С меня же не убудет, если я в другой вагон сяду». По-моему, совсем без веры человек жить вообще не может – и не важно, ходит он в церковь или нет, по-моему, это как пища, как воздух.
- И когда ты успела такой религиозной стать? – удивился Андрей. – Ты вроде никогда об этом не говорила раньше.
- А потому и не говорила, чтобы меня не засмеяли. Я и сама толком не знаю, как это словами выразить – это ты у нас великий мастер всему определения находить. Я просто всегда знала, что Он есть, а какой Он, понятия не имела. Просто знала: человеку это нельзя постигнуть.
- А знаешь, - сказал Андрей после некоторого молчания, - наверное, по-своему ты права, тебе, наверное, поэтому и жить легче, чем мне. Ты ни в чем не сомневаешься и все принимаешь: человеку не дано это понять – и все тут. Я так, к сожалению, не могу, может быть, поэтому в душе и мучаюсь. Мне как раз наоборот, все понять надо: и как реальный мир устроен, и что такое Бог, и как именно высшие силы жизнью человека управляют, и пока я все это не пойму, мира в моей душе не будет. Я во время астральных путешествий к таким непонятным вещам прикоснулся – голова кругом идет – и разложить все по полочкам никак не удается. Я только сейчас понял, насколько мир в действительности сложен. И сколько невидимых сил на нашу жизнь влияют. И мучаюсь, наверное, потому, что осознаю себя марионеткой в чьих-то руках, а сделать ничего с этим не могу. Вот я и поставил себе цель стать господином самого себя. Чтобы ни от кого и ни от чего не зависеть. К сожалению, все это еще так далеко от осуществления, а мое отношение к Богу можно выразить строками Гете:
Кто полногласно, дерзновенно
Способен крикнуть вдохновенно:
Я верую в Него!
Кто с полнотою убежденья
Не побоится утвержденья:
Не верую в Него!
Нет, я несомненно верую на все сто, но не как ты, не по-христиански, и то, что я не понимаю, какой Он, и как моей жизнью управляет, меня сильно мучает, отсюда и вера, возможно, с твоей точки зрения не совсем полноценная, и проблемы в душе, которых у тебя нет.
А вообще-то, - он остановился и, возможно, впервые с настоящей нежностью обнял Леночку, - ты у меня, оказывается, очень умная и нестандартные мысли высказываешь. Мне, например, некоторые моменты, которые ты так просто объяснила, никогда в голову не приходили.
Леночка тут же впилась в него губами (они шли по зеленой полосе вдоль берега Яузы, и народа поблизости не было), страстно отреагировав на ласку. Затем (минут через 10) сказала:
- Это, наверное, потому что я таких умных книжек, как ты, не читала, только в основном фантастику и про любовь.
- Что ж, - усмехнулся Андрей, - возможно, ты и права, я не помню, у кого прочитал, что девственная душа, не обремененная многими знаниями, ближе к Богу и гораздо мудрее, чем какой-нибудь кабинетный ученый с энциклопедическими знаниями. Она не высказывает суждения, она знает. Хотя, разумеется, с этим можно поспорить, тогда, получается, любой идиот ближе к Богу, чем мы с тобой.
- По-моему, ты извращаешь эту мысль, - сказала Леночка. – Идиот, конечно, не ближе к Богу, у него, по-моему, и души-то нет, он что-то вроде тупого устройства для отправления естественных потребностей. А вот юродивый – совсем другое дело, их на Руси очень почитали, и даже цари к ним прислушивались. Помнишь, как в Борисе Годунове: «Помолись за меня, юродивый!». А ведь большинство из них были неграмотные и вообще никаких книжек не читали, но про такого говорили: «божий человек».
Ребята замолчали, вокруг дорожки, по которой они шли, шелестела пожухлая трава, небо было серым, без единой просини, начал накрапывать мелкий дождик. Андрей вдруг вспомнил происшествие в церкви и в сердце его закралось чувство несправедливо обиженного человека.
«Почему она от меня отвернулась? - почти с негодованием думал он, - что я такое сделал неугодное Богу? Что я, должен все бросить и бегать по свету разыскивать свою Единственную? Но если они так в этом заинтересованы, почему бы мне в этом не помочь? Я даже не понимаю, что я должен конкретно сделать! Может быть, это нужно было как-то разъяснить, или показать. Почему мне все время намекают на какое-то предательство. Кого я предал? Свой образ из сна? Но это же чушь какая-то! Что ж, получается, я и Ленку должен бросить, и свои занятия? Какое ж я этим благо совершу? По-моему, наоборот, теперь я, как порядочный человек, как раз и должен на ней жениться. А иначе грех совершу. И что значит «Потеряв, потерян будешь!» Кого я потерял, и кто меня потерять должен? Никакой тут логики. Черный магистр – тот хоть порою и страшные вещи говорит, но всегда безупречно логичен. Вот и подумаешь десять раз, с какими силами оставаться».
Эта мысль заставила его вздрогнуть. Нет, нет, он, конечно, никогда не отречется от Бога и не пойдет на услужение дьяволу – об этом даже мысли не должно быть. Но ведь и они там наверху должны думать о том, чтобы не отпугивать от себя свою паству. А впрочем, наверное, неправомерно наделять эти силы человеческой психологией.
- Ну, - сказал Андрей, - в церковь мы сходили, правда, благословение получили или нет, я так и не понял. Погода испортилась, скоро, наверное, сильный дождь пойдет. Что делать будем, еще два часа всего. В кино что-то не хочется – в «Полярном» какую-то лабуду показывают. У меня мать дома, а к тебе я боюсь: вдруг с собой не справимся. А в это время твоя нагрянет, как моя нагрянула. Может, разбежимся на сегодня? Ты ведь еще уроки не делала, да и мне надо к понедельнику подготовиться. Надоесть друг другу мы еще успеем, может, воспользуемся последними днями свободы и насладимся одиночеством? И потом, не помню, кто это сказал: «Чем больше горечь расставанья – тем сладостнее встречи миг!»
Леночка дернула плечиком:
- Я тебе надоела? Что-то больно быстро!
«Господи, - подумал Андрей, - что ж она все время будет, как банный лист. Что ж, мне теперь и своими делами нельзя будет заняться, только вечно лицезреть ее прекрасный облик?»
Вслух же он сказал:
- А что ты предлагаешь? Вон дождь усиливается, сейчас совсем промокнем, а мы даже зонтика не взяли.
- Вообще-то – это мужчина должен думать, чем свою девушку занять. Ну ладно, если ты такой скучный, может, зайдем к кому-нибудь, потрепимся, музыку послушаем. Ну вот, хоть к Надьке Фокиной, она здесь недалеко живет.
Мысль провести время в компании Леночкиных подружек не показалась Андрею заманчивой.
- Нет уж, - сказал он, - ты к ней сама ходи, давай лучше ко мне вернемся.
Когда они вернулись к Андрею, на столе лежала записка:
«Ребята, я уехала в Загорск, мириться со Львом Степановичем, и до завтрашнего дня точно не вернусь.
ВАША МАМА».
- Ну вот, видишь, - обрадовалась Леночка, - все складывается, как я хочу! Мама у тебя очень чуткий человек и понимает, что молодым надо предоставлять возможность оставаться вдвоем, пока они не насытятся друг другом, а я, - она призывно посмотрела на Андрея, который уже и не знал, радоваться ему или горевать, - мне кажется, тобой никогда насытиться не смогу. Может, ты этого не чувствуешь, но я тебя все время хочу – просто больно пока, поэтому, может, у тебя неправильное обо мне мнение сложилось. Сейчас я обед приготовлю, пообедаем, а потом… потом… Я неплохо умею мясо в кляре готовить, у вас есть свинина?
- Я вообще-то мясо с некоторых пор не ем, – неуверенно ответил Андрей.
- Что значит «не ем»? Теперь тебе придется мясо есть, кто ж медовый месяц на морковке выдержит?
- А, давай! – махнул рукой Андрей. – Потом, когда ты немножко успокоишься, снова в форму приходить буду, а то все равно – ни то ни се. – Он вдруг почувствовал, что снова безумно хочет и мяса, и  утку, и пельменей, и всего острого и возбуждающего.
Леночка приготовила действительно очень вкусное мясо, и Андрей впервые за два с половиной года с жадностью на него набросился и съел две тарелки, затем они пили чай с «Киевским» тортом, который мама, по-видимому, купила в их отсутствие специально для них. А потом они неторопливо, уже совсем по-супружески приняли душ, аккуратно постелили постель и… Короче говоря, Леночка ушла от Андрея только под вечер следующего дня, как ему показалось, в раскорячку.
«Нет, – подумал Андрей, засыпая (прошлую ночь он почти не спал.) – Так дальше продолжаться не может, надо ее как-то осадить, что же, мы теперь все свободное время в постели проводить будем? Что же теперь, прощай йога и все мои духовные поиски?! Все! С завтрашнего дня снова на режим!» Он заснул и проспал всю ночь без единого сновидения.


















ГЛАВА 10

НОВЫЕ ПУТЕШЕСТВИЯ.

Итак, события последних трех дней круто повернули жизнь Андрея. Он чувствовал себя кораблем, потерявшим управление, которого волны и ветер несут по морю, но куда? К чудесному, благоухающему тропической растительностью острову или на острые скалы? И этим ветром и волнами была обычная полненькая девушка, которую еще совсем недавно он считал всего лишь одной из своих многочисленных одноклассниц. Она, по-видимому, решила ковать железо пока горячо, и уже в ближайшее время не только их класс, но и все другие старшие классы знали, что у Данилова и Алексеевской через месяц состоится свадьба, и это вызвало некоторое оживление в небогатой событиями школе. Девочки восприняли эту новость в основном положительно, и, похоже, даже втайне завидовали Леночке. Мальчики подсмеивались над Андреем, спрашивали, когда крестины, и искренне сочувствовали ему, понимая, что вся инициатива исходит от Алексеевской и парень попал, как кур в ощип. Ему намекали, что все же надо было проявить характер и не давать накидывать на себя узду, что Ленка, конечно, ничего, но есть и лучше, и что безумие в таком возрасте, как следует не нагулявшись, оказаться под каблуком у жены, но Андрей отшучивался, как мог, не отрицая и не подтверждая грядущее событие. В конце концов все сошлись на том, что Алексеевская просто ждет ребенка и тем самым поставила Данилова в безвыходную ситуацию. И эта молва сразу сделала его взрослым среди детей, поскольку сам факт того, что «от него залетела баба», являлся признаком крутизны, что сразу повысило его рейтинг, и без того достаточно высокий, в силу его загадочности и больших знаний в таинственной области, в которой другие были абсолютно невежественны. Возникла и еще одна версия, исходившая от более подозрительных девочек, что Андрей просто квартирный аферист и женится на Ленке только для того, чтобы, коварно прописавшись, затем отхватить себе половину.
Короче говоря, никто не остался равнодушным. Одни жалели Андрея, другие Леночку, были и те, кто завидовал высокой любви, и Леночке, неожиданно оказавшейся в центре внимания, этот новый статус чрезвычайно импонировал. К своим подругам, среди которых она никогда раньше не была лидером, она стала относиться даже покровительственно, словно была их гораздо старше и опытней и знает какую-то особую тайну, которая недоступна им, сопливым девчонкам. Даже крутая Алена Рябинкина, в свои восемнадцать лет прошедшая огонь, воду и медные трубы, стала относиться к ней с гораздо большим уважением.
Естественно, новость быстро дошла до учителей, и вскоре классная руководительница уже звонила мамам «сладкой парочки» и спрашивала, в курсе ли они неуставных отношений их детей. Мамы оказались в курсе, поскольку к тому времени Леночка уже поставила свою родительницу в известность и заставила Андрея явиться к ним в дом и сделать официальное предложение. К удивлению Андрея, строгая Лидия Сергеевна отнеслась к нему очень благосклонно. Для вида изобразила полное неведение, поохала, поахала. Попричитала по поводу юного возраста, но тем не менее дала свое согласие. А через пару дней сияющая Леночка сообщила Андрею, что мама уже обо всем договорилась с ее знакомой во дворце бракосочетания, и что они хоть завтра могут подавать заявление. Андрей попытался оттянуть время, но сопротивление его было очень вялым, и уже на следующий день, после того как Лидия Сергеевна «дала добро», они подали заявление, и торжественный акт был назначен на середину декабря.
После этого Андрей и вовсе перестал сопротивляться, полностью  смирившись со своей участью, а Лидия Сергеевна сообщила, что буквально в день свадьбы получает ключи от новой квартиры и оставляет молодым свою старую жилплощадь.
Андрей немного очухался от первых бурных ночей, Леночка теперь ночевала дома – Лидия Сергеевна, желая сохранить лицо, запретила ей до свадьбы ночевать у своего жениха, а Андрей не высказал желания оставаться у невесты. Их интимные встречи были упорядочены, и они утоляли свою молодую страсть в короткие часы отсутствия родителей. Такие взаимоотношения Андрея вполне устраивали, хотя Леночка ворчала, что они слишком мало вместе. Но ее утешало то, что уже через месяц ее мать должна переехать на новую квартиру и Андрюша наконец будет при ней. По-видимому, уверенность в грядущей стабильности несколько успокоила ее, она уже не требовала от Андрея сексуальных подвигов, тем более сама любовным искусством не блистала, стеснялась себя по-настоящему расковать и была в постели достаточно однообразна. Виделись после школы они уже гораздо реже, Леночка с матерью бегали на примерку ее свадебного платья, а также по многочисленным знакомым Лидии Сергеевны из мира торговли, заранее запасаясь к свадьбе всякими продуктовыми дефицитами, которых в те годы на прилавках невозможно было отыскать днем с огнем. Андрей же получил желанную отсрочку и, не утруждая себя подготовкой к свадьбе, что он предоставил своей маме, снова занялся асанами, медитациями и прочими духовными поисками. Балашов и Чечик почему-то не звонили, а Андрей стеснялся навязываться – он пока еще не чувствовал, что может приехать к кому-то из них просто так и ждал официального предложения.
Однажды после продолжительной ночной медитации, когда ему удалось получить достаточно яркие самопроизвольные, сменяющие друг друга картинки естественных пейзажей, Андрей ощутил знакомые еканья с кратковременными провалами. Он понял, что спокойной ночи сегодня не будет, и приготовился к  очередному астральному выходу, как к предстоящей тяжелой работе.
«Ну что ж, - подумал он удовлетворенно, - кажется, я снова возвращаюсь к себе, а то, чем голова была занята последнее время! Сиськами-письками?! Позор, до чего докатился. Дело в конце концов не в том, женюсь или не женюсь, а в том, что в сознании творится. И нечего на Ленку ссылаться, она человек невежественный, к тому же женщина и не уверена в своей неотразимости, поэтому для нее главное мужика – то есть меня, рядом с собой удержать, и о том, что есть какая-то другая жизнь, другие миры, она не знает. То есть знает, конечно, все же что-то я успел ей рассказать, но все это так далеко от сферы ее конкретных интересов! А мне такое поведение и мысли непростительны. В конце концов, принял решение - и хватит юлить, изматывать себя мыслями «правильно» или «неправильно», главным должно быть не внешнее мельтешение, а работа души».
Мысли Андрея постепенно начали путаться, поглощенные звоном и жужжанием. В этот раз не крутило, как раньше, ноги и не возникало чувство внутренней маяты, так же не было и гулких голосов, пролетающих сквозь сознание, и ощущения подпрыгивающей кровати, которые были наиболее пугающими феноменами. Правда, вскоре у Андрея появилось странное ощущение, что его мир заканчивается в двух шагах от кровати, за каким-то невидимым барьером, а что там… он словно бы забыл. Что дальше продолжается квартира, что дальше стены, дверь, мебель – все такое до отвращения знакомое, изо дня в день не меняющееся, словно мир за барьером подвергался какой-то быстрой метаморфозе, и было чувство, что как только он перейдет за барьер, то встретит что-то совершенно незнакомое и неведомое. Сознание Андрея практически перестало анализировать, оно только наблюдало, и все его проблемы последнего месяца не то чтобы исчезли, но как-то непонятно трансформировались в затейливую игру невиданных символов, из просто мыслей и переживаний превратившись в нечто зримое и чуть ли не осязаемое – но совершенно неописуемое словами.
«Что-то новое, - с трудом подумал Андрей и тут же понял, что не новое, но нечто очень старое, гораздо более старое, чем семнадцать лет его жизни, существовавшее извека. «Пора выходить», - мелькнуло в голове, он внутренне напрягся, отчего внутри что-то дважды повернулось, и выпал на пол.
Помещение, в котором он находился, а вернее, его бывшая комната, словно бы лишенная мебели, стало бледно-серым, едва видимым сквозь астральную мглу, с более светлым пятном на месте окна. Андрей попробовал встать; к его удивлению, это удалось без труда, он сделал несколько шагов к окну, но подумал, что вылетать сейчас будет слишком банально, и если он хочет научиться лучше управлять своим астральным телом, то сначала надо побродить по квартире, вернее, по тому помещению, в котором он оказался при выходе в астрал. Андрей развернулся и осмотрелся, с трудом вспоминая, как выглядела его комната до выхода, и попытался сравнить с тем, как выглядит она сейчас. Сквозь белесую тьму проглядывала его сильно вытянувшаяся кровать, накрытая белым смятым пододеяльником, а рядом с противоположной стеной вместо журнального столика возвышался почему-то бабушкин старинный трельяж, с которым у него ассоциировались воспоминания детства, а письменный стол, стоящий напротив окна, пропал совсем.
«Не то, - подумал Андрей, вспомнив, что астральный выход наиболее ценен тогда, когда после выхода попадаешь в комнату без каких-то видимых изменений. – Наверное, слишком много энергии потратил, не смог правильный мир собрать. Попробовать, что ли, на себя посмотреть…»
Он забрался на кровать, стараясь рассмотреть и нащупать лежащее под одеялом тело: да, под рельефными складками одеяла (почему-то в глаза бросались прежде всего эти складки) кто-то лежал, но взгляд его, снова став очень близоруким, не мог охватить всю фигуру в целом. Словно маленький ребенок, ползающий по постели своих родителей, он добрался до изголовья, и действительно увидел на подушке свою голову, которая, судя по закрытым глазам, принадлежала спящему. Но голова эта почему-то, несмотря на внушительные размеры фигуры под одеялом, казалась совсем маленькой, почти кукольной, и у Андрея не было полной уверенности, что она принадлежит его телу, хотя какие-то черты сходства несомненно были. Но это оказалось еще не все, рядом с его телом лежало другое, тоже скрытое одеялом.
«Это еще кто? – удивленно подумал Андрей. – Я же вроде один сегодня ложился».
Он перебрался через первого лежащего и приблизил лицо ко второй подушке: на ней покоилась, слегка приподнявшись, голова Леночки, правда Андрей отметил,  что лицо это было не совсем ее.
- Это ты? – для верности спросил Андрей, но голова залопотала что-то невразумительное, и хотя произносились вроде бы знакомые слова, он не мог выстроить из них какой-то смысловой ряд. И тут он, как уже не первый раз во время своих выходов, почему-то захотел продемонстрировать этой не совсем Леночке свою проницаемость – то есть объяснить, что он не тот прежний Андрей, а уже астральный.
- Смотри, как я могу! – сказал он чуть ли не с гордостью и ткнул свое лицо в голову и плечо Леночки, как и ожидал, погрузившись в нее.
- Не надо, не надо, неприятно! – на этот раз отчетливо прозвучало то ли в его сознании, то ли в ушах, и голова скрылась под одеялом, словно пытаясь спрятаться от его непонятных действий. Андрей стал хвататься за край одеяла, чтобы что-то объяснить (ему почему-то казалось, что так его не услышат), но одеяло, как это было уже не раз, оказалось совершенно неподъемным. Он оставил свое бессмысленное занятие и уселся на постели, решив обдумать, что ему делать дальше, и тут понял, что кроме него и двух фигур под одеялом, в комнате находится еще один. На одеяле то ли стоял, то ли зависал в воздухе, слегка касаясь постели, странный человек. Хотя тут же Андрею пришло в голову, что это и не человек вовсе, но тогда кто? Пожалуй, более всего это напоминало черный комбинезон с рукавами, стоящий сам по себе, без каких- либо признаков головы, рук и ног, которые по идее должны были торчать оттуда. Тем не менее комбинезон именно стоял, и создавалось впечатление, что он чем-то заполнен изнутри. Пока Андрей думал, что дальше делать в сложившейся ситуации и как отреагировать на появление комбинезона, из-под одеяла снова появилось не-совсем-леночкино лицо:
- Душно, давит! – простонала она чуть слышно. – Мочи нет!
Эта реплика определила действия Андрея. Хоть он и понимал, что Леночка не настоящая, и скорее всего даже не ее астральное тело, а какой-то макет, не имеющий к настоящей Леночке никакого отношения, оставаться безучастным он не мог. Андрей выпрямился во весь рост и попытался столкнуть комбинезон  с одеяла. Комбинезон, по-прежнему сохраняя полное молчание, немного сдвинулся с места, а затем неожиданно слегка изогнулся и захватил Андрея поперек тела под мышку, словно маленького ребенка, хотя размерами он не превышал обычного высокого человека. Андрей попытался вырваться, но безрезультатно, и не потому, что его зажали с такой силой, как раз наоборот: захват не напоминал тиски или стальные клещи, скорее это были объятия болота, в котором чем сильнее трепыхаешься, тем сильнее завязаешь. Андрей понял, что обычные, земные методы освобождения не годятся, и еще раз осмотрелся вокруг себя: он продолжал оставаться все в той же комнате, схвативший его комбинезон просто его держал и не двигался с места, а вокруг них то ли появились сейчас, то ли были давно, но Андрей их почему-то не заметил, еще несколько комбинезонов, но поменьше ростом, которые, казалось, в любой момент были готовы прийти на помощь собрату. Тогда Андрей начал громко произносить первую пришедшую ему на ум мантру, хотя само понятие «произносить» здесь казалось не совсем уместным: можно было так же громко думать, и разницы между словом и мыслью не было почти никакой.
- Ом намо Бхагаватех Нараяна, – начал повторять он, раз за разом усиливая громкость. Сначала Андрею показалось, что его усилия возымели результат: комбинезон вроде бы забеспокоился. Отплыл в сторону с кровати, но вскоре успокоился на новом месте, и Андрей хоть и не слышал голоса, уловил настроение непонятного существа: это была самая обыкновенная ирония, как если бы комбинезон разгадал чью-то наивную хитрость. Андрея словно что-то подтолкнуло, и он ухватился за эту эмоцию, словно за ниточку, и ощутил, что как бы мысленно проникает в природу чуждого сознания. Его удивило, что там внутри не было ни злобы, ни ярости, только всепоглощающая ирония и что-то вроде насмешки: «Вот ведь выдумал, тут тебе не Индия!». Андрей сразу понял, что индийские мантры, может быть, и действуют в «индийском астрале», но здесь совершенно бесполезны, а сознание это, казалось, состоит из одной-единственной эмоции, и ничего кроме этой эмоции там нет, а если и возникают какие-то слова, то они как бы не сами по себе, а вылеплены из этой самой эмоции – и чем больше наш герой трепыхался, тем больше она крепла.
«Может, надо что-то православное?» – Подумал Андрей в растерянности. – «Отче наш, иже еси на небеси… Да святится… Что же там святится?» – Попытался он вспомнить судорожно.
«Ха–ха–ха, - раздался все тот же то ли голос. То ли мысль. – Хоть бы молитву удосужился выучить! Ну, чем еще обрадуешь?»
Андрей начал паниковать. Ему казалось, что уже целую вечность он болтается под мышкой комбинезона и начал уменьшаться в размерах, попутно теряя свою форму, постепенно поглощаемый этим странным созданием.
И вдруг его осенила догадка, быстро переросшая в уверенность: да ведь это же не существо, не порождение чьей-то зловещей воли, это – обычное чувство, эмоция, принявшая определенную форму, и не чья-то там, а его собственная, и тем сильнее держит его в тисках, чем серьезнее он к ней относится, и чем больше уверен в ее отдельности от самого себя. Как только он это понял, в душе его возникло буйное веселье и еще большая, чем у этого существа, ирония.
- Ну что, комбинезончик, согреть меня хочешь? – с непонятным воодушевлением спросил Андрей. – А ну-ка я тебя на себя примерю, как раз мой размер!
Он совершенно свободно вывернулся из-под мышки комбинезона, который в тот же момент обмяк и стал бесформенной тряпкой, и деловито натянул его на себя. Внутри действительно никого и ничего не оказалось а комбинезон совершенно утратил какие-либо признаки самостоятельного существования, и, словно бы сообразив, что их тайна раскрыта, живые комбинезоны попадали, где кто стоял, и превратились в груду обычной одежды. Андрей деловито подошел к трельяжу (его способность передвигаться в астрале заметно возросла) и рассмотрел себя в зеркало. На него смотрел красивый молодой человек лет 25, с мужественным самоуверенным лицом и ироничной усмешкой. Комбинезон, прекрасно на нем сидящий, утратил черный цвет и стал каким-то грязно-зеленым.
«Неужели это я? – Подумал Андрей все с той же нескончаемой иронией и чувством, что все окружающее - какой-то глупый балаган, ничего, кроме усмешки, вызвать не способный. – «Прямо голливудский герой какой-то. И чего я этого тряпья испугался, дурачок? Здесь же все предметы только и жаждут почувствовать твердую руку и обрести хозяина. Конечно, если им потакать, они сразу же на шею сядут, вообразив о себе невесть что! Нет, всяк сверчок – знай свой шесток! А ну-ка, комбинезончики, покажите-ка вашему папаше свою изнанку!»
Он поочередно примерил каждый комбинезон и поочередно испытал те чувства, которые они олицетворяли: ярость, сексуальную похоть, самолюбование, боевой дух воина, готового сражаться с кем угодно и когда угодно ради самого процесса, животный страх, жалость к самому себе и желание причинять боль живым существам.
«Надо же, - подумал Андрей, сняв под конец последний и оставшись в чем-то наподобие ночной рубашки, в которую был облачен до встречи с живыми комбинезонами. – Оказывается, здесь мысли и чувства могут существовать сами по себе, как живые существа. Интересно, почему же они на меня напали, это же мои собственные порождения. А хотя, почему бы и нет? И там, в плотном мире, мысли и чувства часто нападают на нас и мучают, словно невидимые злобные карлики. По-моему, единственное, что меня в последнее время мучает – так это собственные мысли и чувства. Просто здесь они являются, как нечто отдельное от меня. Но ведь, в конце концов, и в плотном мире они являются незвано, словно бы я им и не хозяин вовсе. Какой прекрасный наглядный урок!»
Поняв, что из самой зловещей ситуации здесь в астрале можно вынести много полезного, он решил, что в этой полу его, полу не его квартире делать уже нечего, сгреб комбинезоны в кучу и засунул в пододеяльник, на этот раз совершенно свободно стащив его с постели,  (фигуры, лежащие под одеялом, к тому времени куда-то пропали). Андрей взвалил его на спину, и тут же мешок был поглощен его телом.
«Ну и ладно, – подумал Андрей. – Все равно это мои собственные чувства, нравятся они мне или нет. Пусть уж лучше они будут под моим контролем, чем нападают на своего хозяина, как стая голодных шакалов». – Он снова почувствовал, что вернулся к самому себе, решительно шагнул к окну-выходу и просочился наружу. В следующий миг он понял, что поторопился и что сначала надо было поглядеть в окно: вместо привычной уже  асфальтовой площадки и чахлого палисадничка за окном оказалось Черное Ничто, и Андрей ухнул в беспространственность и безвременье.
Он полностью утратил ощущения своего тела и чувство окружающего пространства. Вокруг – а вернее, не вокруг, а как-то по-другому, как бы и внутри и снаружи одновременно, зияло всепоглощающее Ничто, и Андрей в этот миг совершенно отчетливо ощущал, что и внутри и вокруг на миллиарды километров нет абсолютно ничего, и, собственно, и этих миллиардов километров тоже нет. Держалось только щемяще острое чувство собственного «Я», и в этом «Я» совершенно не за что было зацепиться, кроме всепоглощающего падения в это самое Ничто. Сколько это продолжалось, Андрей не знал, поскольку время там абсолютно отсутствовало, существовало только его «Я», но это не было грандиозное «Я» всей вселенной, о котором Андрей читал в книгах по йоге и индийской философии, нет, это была его полная противоположность – «Я» невыразимого Ничто и ощущение невыносимого одиночества. Итак, время то ли остановилось, то ли пропало, и тем не менее безвременье вдруг необъяснимым образом закончилось. Так, Андрей никогда не мог представить себе, прочитав теорию пульсирующей вселенной, как вселенная может сколлапсироваться в одну точку, полностью утратив категории пространства и времени, и тем не менее начинать новый цикл, возникая из Ничего, поскольку если не существует длительности, то невозможно говорить и о новом цикле, ибо тогда между предыдущим и последующим циклом не существует промежутка. Возникал необъяснимый парадокс, и тем не менее Андрей ощутил реальность этого парадокса на себе, когда вновь появился как бы из своего «Я» посреди магистрали, которая вела словно бы из ниоткуда (за спиной зияло все то же Ничто, из которого Андрей только что вынырнул) – к грандиозным сооружениям из серо-черного базальта. Сооружения казались достаточно высокими, и Андрей не видел, что находится за ними, то есть взгляд натыкался на сплошную гряду, перекрывающую все поле зрения, но если перед подобными небоскребами вблизи какого-нибудь Манхеттена можно оглянуться назад и увидеть земную протяженность, то тут позади не было ничего. Андрей почувствовал, что в этой строгой геометрии, предметно воплотившейся в целой череде зданий и, возможно, в целом городе, чего-то не хватает, и через мгновение сообразил: здесь полностью отсутствовало что-либо закругленное: круги, эллипсы, параболы… были только бесконечные комбинации кубов, пирамид, октаэдров, додекаэдров – и бог еще знает каких «аэдров». Андрей поглядел вверх: нет, он не увидел ни земного неба, бесконечно уходящего в глубину, ни бутафорского астрального, усыпанного светящейся крупкой лжезвезд. Над ним зияло все то же неописуемое Ничто, из которого он только что вынырнул. И этот город был не Наров. Андрей вспомнил, где он уже видел это замысловатое сочетание геометрических форм. Он видел его с высоченной стены, на которой стоял рядом с Черным магистром, но тогда весь город лежал перед ним как на ладони, а сейчас он сам находился внизу невдалеке от его первых кварталов. Это была Антимосква, иначе – Друкарг.
Андрей двинулся по совершенно прямой магистрали из незнакомого материала, напоминающего матовый темно-серый мрамор, отмечая, что зияющее Ничто как бы двинулось за ним, не позволяя разглядеть ничего, кроме этой магистрали и ближайших кварталов. Несмотря на то что город казался погруженным в полную, лишенную всяких оттенков густо-фиолетовую темноту, Андрей прекрасно видел расположенные впереди здания во всех мельчайших подробностях, и это тоже отличало его от Нарова, где все строения, не имея подсветки извне, тем не менее обладали собственным слабым свечением.
Вскоре он поравнялся с небольшим мостиком все из того же темного мрамора, под которым то ли протекала, то ли стояла тяжелая свинцово-серая речка, оба рукава которой исчезали в зияющем Ничто буквально в нескольких десятках метров от перил мостика, и тут же ощутил знакомое чувство дискомфорта. Он огляделся: за ним стояли два серо-коричневых человека совершенно неопределенной наружности, с бесформенными лицами, лишенными всякого осмысленного выражения.
«Лярвы! – мелькнуло в голове Андрея. – Без паники, в этот раз я должен встретить противника достойно».
Он подпустил их поближе, и когда они были уже готовы уткнуться ему в плечо, Андрей вспомнил об одном из комбинезонов, который прихватил с собой, и тут же, оглядев себя, обнаружил, что этот комбинезон облегает его фигуру.
«Ну, прямо супермен!» – с удовольствием подумал Андрей, увидев, что превратился в атлета, и почувствовав в себе неукротимый дух воина. Нет, он не ненавидел лярв и не жалел их, просто он ощущал, что эти коричневые охотники за чужой энергией – как раз то, что ему надо, что позволит ему сейчас заняться своим любимым делом: безжалостным сражением, где не может быть и речи о снисхождении к поверженному противнику. И Андрей, хотя никогда не занимался восточными единоборствами, ринулся на лярв, нанося такие искусные удары, словно это было для него обычное занятие чуть ли не с пеленок. Единственное чувство, которое сопровождало этот величественный сеанс то ли каратэ, то ли у-шу, было сожаление, что противников всего двое и что они так неискусны в настоящей благородной схватке.
Битва закончилась до обидного быстро. Немного поразвлекавшись великолепными йока, майя, ушира и маваси, даже не пустив в ход руки, Андрей перекинул лярв через перила мостика, и они  были унесены свинцовыми водами реки в зияющее Ничто. Он еще немного постоял над мостиком, с сожалением проводив взглядом изувеченные коричневые тела, надеясь, что скоро появятся другие, и с недоумением вспоминая свое постыдное бегство от этих жалких существ в прошлом астральном выходе. Увы, новые противники так и не появились. Очевидно, печальная участь двух первых вампиров была прекрасным уроком остальным, притаившимся где-то невдалеке.
«Ладно, – подумал Андрей, чувствуя, что быстро теряет интерес к своим недавним противникам. – С лярвами сражаться неинтересно, пойду дальше, может, там впереди противников подостойнее встречу».
А впрочем, его боевой дух вскоре так же неожиданно прошел, как и появился – комбинезон, олицетворявший это чувство, словно бы исчерпав всю свою энергию, растворился, и Андрей вновь оказался в чем-то наподобие ночной рубашки.
«Ах вот, значит, в чем дело, – подумал Андрей. – Эти комбинезоны передают заряд той эмоции, которую они олицетворяют, и позволяют астральному телу действовать соответственно этому чувству. Интересно, они на один раз рассчитаны или их можно повторно использовать? Судя по всему я в каком-то нехорошем слое нахожусь. (У него не поворачивался язык назвать этот слой адом.) И как это меня угораздило сюда попасть? Черный магистр, что ли, желает пообщаться? Не видел давно, соскучился! В любом случае придется здесь неопределенное время поболтаться, пока энергия выхода не закончится. А эти комбинезончики, которых я поначалу так испугался, тут очень даже могут пригодиться».
Он вновь двинулся по мраморной магистрали и вскоре приблизился к первому зданию окраины Антимосквы. Зияющее Ничто, которое сопровождало все его недолгое путешествие к городу, остановилось метрах в ста от первых домов и осталось там неподвижно, словно бы пропустив Андрея и вновь замкнув пространство, занимаемое городом, всепоглощающей пустотой, чтобы ни у кого из здешних обитателей не возникла шальная мысль сбежать из этого мрачного каменного молоха.
Здание напоминало многоступенчатый зиккурат, ни одно из его окон не светилось, но, как понял Андрей, в каком-либо свечении здесь и не было необходимости, ибо органы зрения здесь работали по какому-то иному принципу и были подобны прибору ночного видения, показывающему все изображения в сине-фиолетовой части спектра, и самый глубокий фиолетовый цвет воспринимался здесь почти как черный.
Итак, Андрей, словно турист без путеводителя, оказался в незнакомом городе, не зная, куда пойти, какие здесь находятся достопримечательности и какие встретят опасности. Поэтому он решил просто идти, куда его поведет чутье, поскольку ничего другого не оставалось, и положение мало отличалось от бесцельных блужданий по Нарову и его окрестностям.
Первое, что бросилось Андрею в глаза, когда он подошел к ближайшей каменной пирамиде, – это небольшая толпа, собравшаяся у входа в этот дом. Сначала он удивился, что не видел толпу раньше, но тут же припомнил, что и в Нарове у него происходили те же аберрации зрения, когда некоторые крупные предметы были видны отчетливо на большом расстоянии, а другие – в частности, люди – появлялись вблизи, словно он их только сейчас заметил, или они внезапно вошли в поле его зрения. Толпа медленно колыхалась и что-то взволнованно обсуждала, правда, Андрей никак не мог разобрать, что именно. Это были люди серой невыразительной внешности, словно унифицированные под какой-то единый стандарт, и хотя нельзя сказать, что все они выглядели совершенно одинаково, в частности, одежда различалась, но все их индивидуальные черты стирались, словно на старой выцветшей фреске. Создавалось впечатление, что каждый из этих людей не сам по себе, а только составная часть какого-то единого огромного организма. Вначале толпа не обратила на Андрея никакого внимания, словно бы и не заметила вновь прибывшего, и он подошел поближе, желая лучше рассмотреть здешних обитателей и, если возможно, понять, о чем идет разговор, ибо, судя по оживленности голосов, обсуждалось что-то очень важное.
«Интересно, – подумал Андрей, - какие у них тут проблемы и какие события происходят? Глядишь, что-то и узнаю об этом мире, этом городе».
Он смешался с толпой и попытался прислушаться к разговору отдельных людей, поскольку на расстоянии все отдельные слова сливались в какофонию, и уловить смысл было невозможно.
«Наверное, тут каждый о своем говорит, - подумал Андрей. – Поэтому все и сливается в единый гомон».
Разговор оказался совершенно ни о чем, просто каждый на разные лады, то повышая, то понижая тональность и силу голоса, словно пытаясь передать все эмоциональные оттенки, произносил одну-единственную фразу, но совершенно вразнобой с остальными, отчего создавалось впечатление оживленной беседы. Фраза эта была: «А что говорить, если не о чем говорить!» - и твердилась она с таким видом, словно каждый произносил что-то очень важное.
Андрей, находящийся с краю, увидел, что из здания вышло несколько изможденных людей. Казалось, они еле держались на ногах и из последних сил устремились к толпе, но, слившись в общую массу, каждый из них распрямился и преободрился, словно подключившись к невидимому источнику энергии, и начал наперебой, вместе со всеми твердить эту дурацкую фразу.
«Что за бред такой! – подумал Андрей. – А впрочем, почему же бред, они же таким образом питаются! Очевидно, каждый из них очень слаб и почти нежизнеспособен, а собравшись вместе, увеличивают свои жизненные силы. Вон те, вновь прибывшие – только что еле ноги волочили, а сейчас как браво держатся. Наверное, у них это что-то вроде завтрака – а может, обед или ужин, какое сейчас время суток? Совершенно непонятно».
Андрей заметил, что некоторые люди, или как их там назвать, которые находились рядом, стали глядеть на него с явным неудовольствием, словно бы он портил им игру, и начали отодвигаться, как от чего-то неприятного, чуждого.
«Кажется, я им несимпатичен, – усмехнулся про себя Андрей. – Наверное, и выгляжу по-другому, и в общей трапезе не участвую. Подыграть им, что ли? А то еще побьют, как чуждого элемента». – И он, словно бы найдя прелесть в доселе незнакомой игре, весело заорал:
- А что говорить, если не о чем говорить!
Трудно сказать почему - хотя Андрей и пытался делать то, что делают остальные, однако то ли он кричал громче других, то ли энергия им произнесенных слов была какая-то другая, но он сразу выделился из толпы и обратил на себя ее внимание. Люди (или души), еще недавно старавшиеся от него отодвинуться, вдруг заулыбались (по крайней мере скривили рты) заговорили оживленнее и стали обступать тесным кольцом, явно предпочитая его другим собеседникам. Андрей заметил, что дурацкая сакраментальная фраза, которая в кинематографии использовалась звукооператорами для изображения разговора в толпе, теперь направлена именно к нему, и хоть окружавшие его не касались, и не пытались прилепиться к нему, как лярвы, тем не менее происходил тот же самый процесс, и собравшиеся насыщались уже не столько за счет генерируемого всей толпой поля, сколько за счет его, личного, гораздо более мощного, чем у каждого здесь присутствующего. Андрей почувствовал себя бесплатной кормушкой, у него начало покалывать во всем теле и кружиться голова.
«Пора прекратить эту халяву! – раздраженно подумал он и замолчал. К счастью, никакой настырности, подобной настырности лярв, не последовало. Тесное кольцо некоторое время еще подержалось в ожидании, затем разочарованно начало распадаться и вскоре вновь превратилось в беспорядочную толпу, а вокруг него снова образовалось пустое пространство.
Андрею надоел этот бессмысленный спектакль, и он уже совсем было собрался отправиться своей дорогой, как вдруг ситуация неожиданно изменилась. Из квадратной арки соседнего дома напротив вдруг вынырнул небольшой отряд бравых молодцов и бодрым строевым шагом двинулся на толпу, в которой находился Андрей. Это были люди почти одного роста, одетые в одинаковую, военного образца униформу. Они шли ровными рядами, чеканя шаг, и хотя их оказалось заметно меньше, чем людей в толпе, Андрей сразу понял, что они представляют гораздо большую силу, чем многочисленная, но аморфная толпа.
- Не плачь, девчо-онка, пройдут дожди! – орал бравый взвод, чеканя каждую фразу и впечатывая подошвы сапог в чернильный мрамор. Еще через минуту строй врезался в вялую толпу, которая неохотно начала разбредаться в разные стороны, а еще через минуту те, кто не успел вовремя унести ноги, стали бессильно валиться на землю, словно из них мгновенно были выпиты все жизненные соки, пытаясь из последних сил уползти в сторону, а бравые молодцы, словно не замечая упавших, не меняя скорости и не поломав рядов, продолжали шествовать по поверженным спинам, ногам, ладоням, причем мощь их голоса крепла с каждым шагом, а строевой шаг стал еще более чеканным и уверенным. Остался стоять только Андрей, вызывая недоуменные взгляды марширующих.
«Ах, сволочи! – В душе Андрея всколыхнулась ярость. Он всегда испытывал крайнюю неприязнь к советским вооруженным силам, тем более его возраст делал призрак возможной службы все более и более реальным. – Так с беспомощными людьми обходиться! Даже пообедать нормально не дали. Но я вам не какая-нибудь душонка среднестатистического грешника, меня без хрена не сожрешь!» – вспомнил он знаменитую фразу боцмана из комедии «Полосатый рейс». В тот же момент Андрей ощутил, что тело его вновь облегает темный комбинезон, но это не был комбинезон, олицетворявший собой невозмутимый дух восточного воина, который не жалеет, но и не ненавидит своего противника – очевидно, комбинезоны были одноразового пользования. Нет, в нем клокотала ярость и лютая ненависть к этим угнетателям в военной форме, топчущим коваными сапогами беззащитных людей.
Из глотки Андрея  вырвался глухой захлебывающийся рык рассвирепевшего бультерьера, и он бесстрашно ринулся на людей в форме, снедаемый только одним желанием: вцепиться в глотку ближайшему солдафону – а там будь что будет. В этот момент он совершенно не думал о том, что силы противника многократно превосходят его, и им совсем не трудно растоптать его в одно мгновение. Андрей повис на одном из солдат, который, судя по всему, не ожидал подобного развития событий, и к собственному удивлению мгновенно перегрыз ему горло, захлебываясь брызнувшей во все стороны темной, безвкусной жидкостью, которая, по-видимому, заменила кровь. С непонятно откуда взявшейся силой он разорвал трепещущее тело пополам еще до того, как оно упало на землю, а затем бросился к следующему, который остановился и ошарашено глядел на то, как Андрей расправляется с его коллегой. Стройные ряды смялись и бестолково начали топтаться на месте, словно не понимая, что происходит, бравая песня умолкла, а Андрей все глубже врубался в потерявший управление строй и рвал, крушил, перегрызал, словно ястреб, ворвавшийся в стаю ворон. Это были уже не блистательные пируэты мастера восточных единоборств. Это была дикая бойня обезумевшего мясника, ворвавшегося в стадо ничего не понимающих баранов.
Его яростная атака внесла панику в на первый взгляд такой несокрушимый строй военных, и вместо того, чтобы сплотить ряды и дать достойный отпор наглецу, солдаты бросились в постыдное бегство. Очевидно, они никогда не встречали сопротивления от беспомощной толпы, и атака Андрея их совершенно деморализовала. Через минуту на мраморных плитах лежали только растерзанные тела, а убегающие в панике солдаты скрылись в ближайшей подворотне.
Андрею вдруг сделалось стыдно.
«Чего это я так озверел? – смущенно подумал он. – Они же совершенно беспомощные, даже никто не сопротивлялся. А впрочем, я же не знал, что они такими лохами окажутся, что же, я должен был спокойно смотреть, как они мирную толпу топчут? В конце концов спокойно могли защитить себя - вон их сколько мордоворотов было».
«А все же, – подумал он, успокаиваясь, - здорово я их! Вот бы так на земле, или еще лучше – так, как я с лярвами по-каратистски разобрался – тогда бы вся шпана в нашем районе по струнке ходила». 
Он еще раз окинул взором поле кровавой битвы и не узнал его: искромсанные тела медленно испарялись, принимали дымную человекоподобную форму и, словно унесенные ветром, исчезали в дверях и окнах ближайших зданий.
«Слава Богу! – подумал Андрей. – Значит, никого не убил. А впрочем, с чего это я взял, что здесь кого-то взаправду убить можно? Это же все – одна видимость, причудливая игра энергий. Ну и хорошо, тогда и жалеть о содеянном нечего, тогда и позабавляться не грех».
Андрей успокоился, комбинезон, придавший ему звериную ярость, испарился, и «безжалостный сокрушитель врагов» двинулся вглубь кварталов. Чем дальше он продвигался вглубь города, тем массивнее и причудливее становились здания. Кубы, пирамиды и октаэдры громоздились один на другой, нарушая, казалось, все мыслимые законы тяготения, и почти уже заслоняли черное небо, а окружающее пространство стало принимать едва заметный розовый оттенок. После битвы с солдатами снова воцарилась полная тишина, и даже естественного в такой тишине шлепанья босых ног по гладкому мраморному покрытию города почему-то не было слышно.
«Да, – подумал Андрей, - Все же в Нарове как-то повеселее было – по крайней мере, не так мрачно, да и ощущение, что все как-то не всерьез. А здесь поневоле вспоминаешь Дантово «оставь надежду сюда входящий». Хотя, надеюсь, на меня это все же не распространяется, все же, надеюсь, мой земной путь еще не окончен, а если так, то надо извлечь из этого путешествия максимум удовольствия».
Почему-то последняя мысль об удовольствии (тем более окружающий вид города как-то плохо увязывался с этим понятием) повернула размышления Андрея в сторону прекрасного пола. И словно бы подтверждая тот тезис, что мысль материальна, рядом с внушительной колоннадой, представляющей собой что-то вроде древнегреческого Парфенона – но с прямоугольными колоннами, он заметил несколько женщин. Как они выглядели? О, это были далеко не те прекрасные гурии, которых Черный магистр предлагал ему в качестве любовных партнерш. Они мало отличались от недавних участников групповой трапезы, среди которых попадалось немало женщин, но те казались всего лишь функциональными единицами толпы, а эти все же воспринимались прежде всего как женщины, хоть такие же блеклые, невыразительные, с полу стертой индивидуальностью. И все же от них исходило тепло и даже какие-то зачатки чувственности, хотя назвать их соблазнительными, пожалуй, было нельзя.
«Проститутки, что ли, местные? – с внутренней усмешкой подумал Андрей. – Вот уж не думал, что кому-то здесь нужны их услуги. А впрочем, если это карикатура на наш земной мир, значит, проститутки здесь тоже должны быть».
Словно подтверждая его мысль, откуда-то из соседнего дома вывернуло существо явно мужского пола и направилось к одной из женщин, прислонившихся к колоннам. Затем, вместо того чтобы разыграть обычную в земном мире прелюдию – заговорить и познакомиться (все же это было необходимой частью ритуала даже при таких ни к чему не обязывающих отношениях), он молча подошел к даже не изменившей положение проститутке, равнодушно стянул с нее нижнюю одежду и, не отходя от колонны, совокупился с ней с таким видом, словно оба они выполняли какую-то страшно скучную, но совершенно необходимую обязанность. Через пару минут он так же равнодушно отсоединился от своей партнерши и приободрившимся шагом удалился по каким-то своим непонятным делам.
«Мне, что ли, попробовать? – подумал Андрей, правда, без особой охоты. – Не думаю, что здесь это будет особенно приятно, но все же, если судьба даровала возможность при жизни побывать в загробном мире, значит, надо испытать, как это здесь происходит».
При этой мысли Андрей ощутил, что его тело вновь облекает комбинезон, который в следующий миг вроде бы пропал, обнажив почему-то во много раз увеличившееся мужское достоинство Андрея. Нельзя сказать, что он испытал какое-то особое желание. Скорее всего, это было чувство давно насытившегося самца, которому уже ничего не хочется и которым движет только чувство необходимости в очередной раз продемонстрировать свою сексуальную удаль.
Наметив одну из стоящих у колонн, Андрей бравым шагом направился к ней. (Казалось, она даже оживилась и стала совершать какие-то нетерпеливые движения, чего не было при предыдущем скучном спаривании.) Так же по-деловому, без каких-то прелюдий Андрей стянул с нее что-то вроде прозрачных шаровар и начал скучное, почти лишенное всякого удовольствия совокупление. Он просто знал, что так надо, так здесь положено, и мысль о том, зачем это им обоим, даже не приходила  ему в голову. Тем не менее, несмотря на отсутствие какой-либо страсти с его стороны, по-видимому он все же чем-то отличался от предыдущего кавалера, и стоящие поблизости женщины оживились. Вскоре к ним подошла другая, третья, четвертая, и все они, нетерпеливо отталкивая друг друга, присоединились к происходящему процессу – и к удивлению Андрея, совершенно непонятным образом это им удалось, хотя его «рабочий орган» вроде бы оставался в единственном числе, как и в случае с «секс бомбами». Правда, на этот раз не было ни распаляющего танца, ни изысканного искусства. Была беспорядочная сутолока, полное отсутствие каких-то ласк, и червеподобные телодвижения убогих сексуальных автоматов, ибо назвать их людьми или душами не поворачивался язык.
«Ну хватит, - подумал Андрей, поняв, что ни о каком оргазме тут даже речи быть не может. – Надоело все, пошли отсюда, сучки!» - Он молодецки стряхнул облепивших его женщин, отогнал их от себя внушительными пинками, покинул колоннаду и отправился дальше вглубь города. Вскоре на нем вновь появилась какая-то одежда, и возникшее было чувство стыда оставило.
«Ну и отношеньица здесь! - мрачно думал Андрей. – Какая-то жалкая карикатура на наш мир. А впрочем, в каждой карикатуре есть какое-то сходство с оригиналом, если вдуматься, то и в отношениях между живыми людьми происходит нечто подобное, просто здесь все доведено до гротеска и даже мысли не может возникнуть, что такие вот отношения между полами имеют какую-то тайну и сокровенность. Просто еще один из способов обмена энергиями. Ладно, больше не буду тратить время на эту ахинею. Поищу что-нибудь более интересное».
Он вновь двинулся по черной, абсолютно ровной магистрали и вскоре поравнялся с архитектурным комплексом за оградой (доселе оград он вроде бы не замечал).  Это было все то же причудливое нагромождение геометрических тел, но почему-то у Андрея мелькнула мысль о сходстве с заводом (хотя какой здесь может быть завод и что он может выпускать, было непонятно – и все же здешние здания отдаленно напоминали заводские корпуса). Пройдя через пустующую проходную, Андрей решил зайти в какой-нибудь корпус и посмотреть, что же здесь изготовляют. Двор завода чем-то напоминал подобные территории в Нарове. Везде валялись ржавые, искореженные детали и части непонятных механизмов, горы ветоши и полусгнившие пустые емкости разных размеров от банки до цистерны. Повсюду царила затхлость и запустение, и все это как-то оживляла бурая трава и чахлые кустики, которых Андрей не замечал ранее с момента его появления в Антимоскве. Андрей зашел в один из корпусов, долго петлял по нескончаемым пустым и грязным коридорам и неожиданно очутился в средних размеров производственном цехе.
Вокруг в беспорядке были раскиданы механизмы, напоминающие токарные, сверлильные и фрезерные станки, но выглядели они очень карикатурно, с какими-то странными выступами и нахлобучками, производственного смысла в которых, очевидно, никакого не было, а за грязным столом сидели несколько рабочих и то ли дремали, то ли застыли в неподвижности. Они были такие же блеклые и невыразительные, как и все здесь, имевшее отношение к живым существам (в отличие от зданий города, которые, напротив, поражали фундаментальностью и определенным своеобразием).
- Чего сидим? – раздраженно спросил Андрей рабочих. Ему почему-то показалось, что эти люди должны обязательно стоять у станков и славить родину ударным трудом.
- Перекур у нас, - вяло ответил один из работяг. – Наш прораб задремал, вот мы и решили немного расслабиться. – К тому, кто такой Андрей, откуда он взялся и имеет ли право задавать подобные вопросы, отвечающий не проявил никакого интереса.
- А где ваш прораб? – все тем же голосом строгого начальника спросил Андрей. Он снова обнаружил, что его облекает ладный комбинезон, но в природе этого комбинезона пока не разобрался.
- А вон, на соседнем столе, – неопределенным жестом махнул рабочий. Остальные тупо глядели на Андрея и не принимали в разговоре никакого участия.
Андрей посмотрел в сторону, куда указал рабочий, и опешил, правда, ненадолго, поскольку к подобным чудесам в астрале давно привык. Прямо на фанерном столе возвышалась огромная лысая голова, без каких-либо признаков тела, напоминающая изображение знаменитого колобка из детской сказки. Пожалуй, от колобка его отличало только наличие оттопыренных лопухообразных ушей. Нос картошкой, огромный приоткрытый рот, как у Буратино, и глаза, прикрытые тяжелыми веками без ресниц. Голова тихонько посапывала и что-то пережевывала во сне.
В душу Андрея почему-то прокралось торжество милиционера, застукавшего вдруг пьяного беспомощного человека на месте преступления. Это была не ярость, не злость, а скорее радость по поводу официальной возможности поиздеваться над провинившимся недотепой.
- Встать!! – заорал Андрей в оттопыренное, слегка подрагивающее ухо. – Почему спишь, каналья?! Службы не знаешь?!!
Голова открыла тяжелые, скованные сном веки, и поглядела на Андрея со страхом и недоумением.
- Да как же я встану, ваша честь? – забормотала она спросонья. – Мне опереться не на что, мне и не положено вставать, я только за работниками приглядывать должен, чтобы они не отлынивали и не стянули чего.
- А почему ж ты тогда заснул, если приглядывать должен?! – грозно продолжал Андрей, наступая на голову. – Видишь, эти скоты уселись и ни хрена не делают, а кто за них план выполнять будет, Пушкин?
- Никак нет, не знаю, виноват! – в ужасе забормотала голова. - Прошу снисхождения, больше никогда не повторится!
- Никакого снисхождения! – безжалостно рыкнул Андрей, словно бы переполненный благородным гневом, а на деле еле сдерживающий приступ смеха. Его страшно забавляла и эта ситуация, и совершенная беспомощность провинившейся головы. – Знаешь, как у нас принято поступать с нерадивыми сотрудниками?
- Пощадите! – жалобно пропищала голова.
- Мы их просто вышибаем с насиженного теплого местечка! – не отреагировал на мольбу Андрей и, не чувствуя угрызений совести, вспрыгнул на стол и влепил по голове, словно по футбольному мячу, пушечный удар. Голова с воем пролетела полцеха по воздуху, затем ударилась о фрезерный станок, упала в проход и поскакала по нему, тюкаясь о встречные станки и отскакивая от них, словно  действительно была изнутри туго накачана воздухом.
- Правильно, ваша честь, так ему, мордатому, и надо! – Раздались за спиной Андрея подобострастные голоса рабочих.
- А вы что, думаете, лучше, чем он? – грозно повернулся к ним Андрей. – Что ж вы думаете, если этот олух заснул, то вы можете от работы отлынивать?!
Он подскочил к рабочим, схватил за шиворот одного из них, сунул его голову под бобину сверлильного станка и включил гротескно огромное сверло на полный ход. Бобина начала быстро вращаться, наворачивая на сверло беспомощное извивающееся тело рабочего, и через минуту на станине валялась только горка влажной ветоши. Остальные рабочие завизжали и ринулись к ближайшему окну, но поскольку их было слишком много, то они застряли в проеме и беспомощно пытались освободиться, уморительно дергая руками, ногами и худыми задами.
Андрей, давясь от хохота, разогнался и влепил в эту кучу-малу сильнейший пинок, отчего рабочие посыпались вниз за окно, но и сам не удержался и полетел следом. Но за окном не оказалось заводского дворика, и он, тут же потеряв рабочих из виду, низринулся в зияющее ничто, а когда после мучительного падения вынырнул из небытия, то понял, что стоит на высоченной стене того самого города, по которому он только что бродил и совершал свои идиотские подвиги.
- Браво! – услышал он сзади себя знакомый насмешливый голос и обернулся: перед ним стоял Черный магистр и иронично хлопал в ладоши. – Блестящий разгром противника! Вы заметно выросли с нашей последней встречи, я серьезно опасаюсь за целость нашего вечного города, а также за мир и спокойствие его обитателей.
- Здрасьте, - смущенно пробормотал Андрей. – Извините, я думал, меня никто не видит.
- Бросьте, бросьте, какие извинения! – замахал на него черный магистр. – Это мне надо извиняться, стар становлюсь, не могу избавить себя от удовольствия понаблюдать за вами. Нет, решительно, вы становитесь мне все более и более интересны. Честно говоря, после смерти моего приятеля Фауста я не рассчитывал, что дальнейшая судьба его души сможет меня заинтересовать, поскольку, отказавшись, по существу, в конце своей жизни от моих услуг и всего того огромного задела, который мы совместными усилиями сотворили, а также расплатившись посмертно по счетам, он, по сути дела, остался ни с чем. Сами понимаете: большие кредиты, если они не принесли приличных доходов, при их возвращении оставляют клиента полным банкротом – а старина Йохан от доходов был вынужден отказаться. Я даже вначале не собирался за его дальнейшей судьбой присматривать, дел и без того невпроворот, к тому же подрастали другие гораздо более любопытные экземпляры, но что-то мне подсказывало: еще не вечер, он еще выкарабкается из той помойной ямы, в которую угодил по собственной глупости – и глядите-ка, я не ошибся, наш юный неофит готовится к новым сражениям. Правда, могу вас разочаровать: объекты, на которых вы попробовали испытать свои зубки, менее чем достойны, но лиха беда начало.
- Вы извините, - постепенно начал приходить в себя Андрей, - я понимаю вашу иронию, честно говоря, не думал, что за мной кто-то наблюдает, а то бы никогда… Я сам не понимаю, что на меня нашло, во всем виноваты эти проклятые комбинезоны. Я просто попадал под их влияние и сам не ведал, что творил. Сейчас мне очень стыдно.
- Стыдно-то стыдно, - усмехнулся магистр, - но другая-то ваша часть гордится своими ратными и… несколько иными подвигами. Что ж, существу, не сведущему в законах взаимодействия тонких энергий, это простительно – выглядело все действительно внушительно: в одиночку рассеять целый взвод солдат, произвести переполох в целой бригаде рабочих! На земле это действительно выглядело бы очень весомо – на такое мало кто из голливудских суперменов на экране способен. Но могу вас разочаровать – не люблю, когда человек находится во власти иллюзий: ваши ратные подвиги мало отличались от разорения курятника, к тому же в отсутствие петуха, который все-таки способен клюнуть. Объекты, с которыми вы сражались, совершенно беспомощны в плане самообороны. Да оно и понятно. Мы не можем содержать в нашем городе миллионы постояльцев, предварительно себя не обезопасив, иначе бы исконным местным жителям, входящим в разные ветви нашей иерархии, выполняющим, так сказать, административные функции, было бы весьма затруднительно справиться с толпой неуправляемых буянов.
По-видимому, если бы разговор происходил на земле, Андрей стоял бы сейчас красный, как рак, но все же он попытался оправдаться.
- Ну, здесь вы не совсем правы, - сказал он обиженно. – Не знаю, как насчет солдат и рабочих, но вот с лярвами я раньше встречался – и не такие уж они безобидные. При первой с ними встрече я пытался сопротивляться – и ничего у меня не получилось, я был среди них совершенно беспомощен. В этот же раз все получилось гораздо успешней, но если бы они не пытались ко мне присосаться – то и я бы их не тронул.
А на солдат я бросился тоже не просто так, они начали мирную толпу топтать – ну, возможно, несколько переборщил. Про женщин говорить не буду – это вообще глупая история, тут простое любопытство, а вот по поводу происшествия на заводе, то тут мне действительно стыдно. Сам не знаю, чего на меня нашло. А впрочем, тут не только моя вина, но и этих дурацких комбинезонов, я, честно говоря, когда их прихватил, не думал, что все так получится. И потом, я все же понимал, что здесь все не по-настоящему и никому серьезного ущерба не приношу, иначе бы никогда себе такого не позволил, уж не думаете же вы, что я на земле кого-то способен растерзать!
- Не оправдывайтесь, не оправдывайтесь, молодой человек, - ответил магистр. – Я вас ни в чем не обвиняю, ваше поведение вполне понятно, вы пока в этих вопросах совершенно невежественны. Наоборот, вы продемонстрировали, что боевой дух не совсем угас в вашей душе, я просто хотел несколько охладить вас по поводу ваших блестящих побед, да и потом, вы правильно подметили: никого убить и растерзать здесь невозможно – все это причудливая игра энергий. К тому же у нас господствует суровый, но справедливый закон: сильный забирает энергию слабого, но не лишает его, так сказать, существования. Здесь все подчинено принципу воздаяния, и человек, совершающий неоправданную агрессию на земле, растрачивает там свои возможности, а здесь, соответственно, получает по заслугам, дабы не было нарушено равновесие. Так что мы тут, можно сказать, осуществляем великий акт справедливости и перераспределения энергии. Попавшие сюда оказываются в жестких условиях борьбы за энергию, и чем ты слабее, тем в более плачевном положении оказываешься. Так что не стоит стыдиться и оправдываться, но я хотел сказать еще и о другом: то, что вы здесь продемонстрировали, так сказать, склонность к насилию, говорит о том, что этой склонности вы не лишены и там, на земле, и то, что до сей поры у вас это не проявлялось - просто результат обстоятельств. Но против насилия я ничего не имею, только оно должно быть оправдано некой высшей целесообразностью. Человек, облеченный властью, обязан проявлять насилие, поскольку толпа безмозгла и склонна к хаосу. Для сохранения порядка ее нужно держать в узде, а без насилия тут ничего не сделаешь. Другое дело, есть ли у человека на это право. Тут критерий простой: если у него достаточно личной силы и он может – то он это право имеет, если нет – тогда его подчиняет более сильный и он сам становится частью толпы и, хочет не хочет, обязан соблюдать ее законы. А мы всячески способствуем и поддерживаем власть силы – это единственный критерий эффективности в вашем мире. Так что, дерзайте, молодой человек, может быть, из вас что-то и получится, по крайней мере ваш предшественник, доктор Фауст, подавал большие надежды, правда, увы, в конце концов не справился с взвалившейся на него ответственностью. Теперь я хочу дать вам ключ. В силу того, что Фауст не оправдал надежд, а я, как вам в предыдущую встречу сообщал, не делаю ставку на человека дважды, особых полномочий, которые в свое время были предоставлены доктору Фаусту, я вам предоставить не могу. Но как старому своему знакомцу, который, хоть и не оправдал доверие, все же остался мне симпатичен, могу дать чисто дружеские советы. Поскольку вы, даже неожиданно для меня, сумели проникнуть не только в средний, но и нижний астрал, у вас появилась редкая возможность понаблюдать и изучить взаимодействия силовых, или боевых энергий и как следует потренироваться без особой опасности для вашей драгоценной жизни. Хотя, не буду вас обманывать, опасность все же есть, вы всегда обязаны держать ситуацию под контролем и не замахиваться слишком высоко. Если вы попытаетесь раньше времени подвергнуть агрессии слишком могущественного духа – последствия могут быть непредсказуемы. Но я все же надеюсь, что тут здравый смысл вам не изменит. На земле все эти эксперименты, без предварительной отработки и изучения возможности местных обитателей на астрале, гораздо более опасны и грозят потерей рассудка и самой жизни. Изучите здешние законы, понаблюдайте, и тогда вы сможете применить свои знания на земле и увеличить личную силу. Если все пройдет успешно, то вы завоюете право быть сильным и диктовать свои условия толпе, и тем самым внести свою лепту в борьбе с хаосом и в утверждение на земле подлинного порядка, а также извлечете из земного существования максимум удовольствия – что в конце концов и является главным смыслом для каждого. Совместите, так сказать, пользу личную и общественную. Но, естественно, если вы вляпаетесь, раньше времени возомнив о себе черт знает что, расплачиваться будете по полной программе – за собственную глупость всегда надо платить, – тут я вам ничем помочь не смогу, да и не имею права. Помните: осторожность, разумная инициатива и правильная самооценка собственных сил и сил противника.
- Скажите, - спросил Андрей, мрачно слушая Черного магистра, - а что с Фаустом-то в конечном счете произошло? Я тут как-то фрагмент его жизни наблюдал, но не видел, чем все закончилось.
- Увы, - развел руками Черный магистр, - этого я вам сказать не могу, это должен быть ваш собственный мистический опыт. Если один раз допустили в информационную кладовую, думаю, допустят и еще. Надеюсь, в скором времени вы сами все узнаете.
- И еще такой вопрос, - продолжил Андрей, чувствуя, что их разговор скоро будет прерван. – Мне тут пару недель назад приснилось – правда, сон был очень реальный – что мы с вами встречались и вы мне пятерых красавиц предоставили – ну, для развлечения, что ли. Это действительно произошло или обычный сон?
- Обычных  снов не бывает! – наставительно ответил Черный магистр. – Все, что происходит во сне – все реально, только степень ясности вашего сознания может быть различна. Обычно то, что видит средний человек во сне, – туманно, но не в силу туманности сна, а в силу туманности его сознания. Поэтому многие вещи он не может вспомнить, а то, что вспоминает, часто носит причудливый необъяснимый характер. Если бы ему в дневном сознании удалось вспомнить все, его разум просто бы не смог это вынести и такой человек мог бы просто помешаться. Другое дело – сон, который видели вы. Ваше сознание уже достаточно натренировано астральными выходами, поэтому вы сохранили полную ясность. В этом случае ваш сон ничем не отличается от астрального выхода – просто выход осуществился несколько иначе, чем вы привыкли. Что ж, впереди еще много сюрпризов, поэтому если вы видели меня, значит, и взаправду я к вам приходил для некоего урока.
- И зачем вы мне этих секс бомб подсунули – все равно это было только пародией на земные отношения.
- К сожалению, так, - развел руками магистр. – Вне физического тела получить полное удовольствие от сексуального общения – весьма затруднительно. Просто я осуществил ваше подсознательное желание и продемонстрировал наглядный пример, как бы это выразиться, в условном, облегченном виде, чтобы вы наконец поняли, что вы в действительности хотите.
- Ничего я этого не хотел, – угрюмо ответил Андрей. – Меня совсем другие вещи интересуют.
- Знаю, знаю! – закивал Черный магистр. – Йога, духовное развитие и все такое прочее. Ну что ж, это действительно так, хотя вы избрали и не самый быстрый и рациональный путь для западного человека. Йога органична для индуса, здесь же эффективней магия – точнее, черная магия, но тут без настоящего учителя далеко не уедешь. Все это верно, и данная область знаний и сил действительно может поглотить всю сферу интересов человека. Кстати, таковым был Фауст, и успехи его – правда, не без моей помощи, были весьма впечатляющи. Он овладел силами стихий и через них мог управлять многими материальными процессами, у вас же все это, к сожалению, по верхам, и глубинных структур вашей природы пока не затронуло. Только кто вам сказал, будто то, что я вам продемонстрировал, не имеет отношения к области, которая - по вашим словам – является для вас главной. Все это вещи органично связанные.
- Ну, не знаю, - раздраженно ответил Андрей. – Не понимаю, какое отношение секс имеет к йоге или той же магии, которая вам больше нравится.
- А самое прямое! – усмехнулся Черный магистр. – Сексуальная энергия – могучий источник силы, только ей необходимо научиться управлять. У вас же, извините, все это пока жалкие потуги. И ваши тайные мечты, которые я вам наглядно продемонстрировал, пока совершенно неуправляемы и владеют вами – а не вы ими. Вы что, хотите сказать, что легли в постель с вашей невестой от высокой любви? Не надо себя обманывать, вам просто нужна была женщина, но вы не смогли воплотить ваш сексуальный идеал,  а вернее, идеалы, в жизни, поэтому пришлось довольствоваться тем, что само подвернулось под руку. Ничего плохого не хочу сказать о вашем выборе. В конце концов, на безрыбье и рак рыба, но скажите откровенно, не пытаясь обмануть самого себя: та ли это, о которой вы грезили в своих тайных мечтах?
Андрей молчал, отвечать было нечего.
- Разумеется, нет, - усмехнулся Черный магистр, - и эти тайные мечты, которые вы сами пытаетесь от себя скрыть, прикрываясь всякой йогой и индийской философией, я вам продемонстрировал во всем великолепии. И не обнадеживайте себя. Этой милой – с вашей точки зрения, чистенькой – но совершенно обычной и далекой от ваших идеалов девицей, вы только пытаетесь закрыть дыру неудовлетворенного желания, которое мешает вам сосредоточиться на – с вашей точке зрения – самом главном. Но не обольщайтесь. Никогда вы не сможете закрыть его с помощью этой девицы, она вам скоро надоест, как, впрочем, надоела бы и любая другая, даже более близкая вашему идеалу, и тогда неудовлетворенные желания вырвутся с еще большей силой. А ваш будущий брак, с которым  вы безвольно смирились, - простите, это сплошное недоразумение.
Андрей слушал и поникал все больше – магистр снова зацепил его за самое больное.
- Что же делать? – спросил он упавшим голосом.
- А откуда я знаю, что вам делать? – пожал плечами магистр. – Что делать, вы уж будьте любезны, решайте сами. Женитесь, разводитесь – какое это имеет значение? В конце концов, в масштабах вселенной это событие не намного значимее, чем переход электрона с орбиты одного атома на орбиту другого. Вам нужно приобрести опыт – вы его и приобретайте. Я показался вам не для того, чтобы выдать законченные рецепты, а для того, чтобы продемонстрировать вашу истинную природу. Я хочу объяснить другое. Пока вы не станете господином самого себя, не уподобляясь жалкому монаху, бегущему от своих тайных желаний в монастырь, думая, что тем самым избавите себя от мучительных проблем, – за вашу дальнейшую судьбу я не дам и ломаного гроша – это удел слабаков. Настоящий маг не бежит от своих желаний, но подчиняет их своей несокрушимой воле, овладевает энергиями этих желаний и берет на службу для достижения своих высоких целей, не отказываясь от них. Ваши тайные желания и реальные женщины, их материализующие, должны подчиняться вам, а не делать вас игрушкой своих сиюминутных прихотей. Но на это потребуется мобилизация всего вашего потенциала – это труднейшая задача, и справитесь ли вы с ней, я судить не берусь. Фауст почти разрешил эту проблему – почти, – но прокололся на последнем, совсем ничтожном испытании и рухнул в бездну.
- А может, не прокололся? – Андрей впервые пристально посмотрел на Черного магистра.
- Что значит «не прокололся»? – Глаза магистра забегали. - Мне-то лучше знать!
- А может, он как раз и разрешил проблему, только совсем по-другому? – Голос Андрея окреп.
- Ну и каким же образом? – Лицо магистра вновь расцвело его обычной иронической усмешкой.
Андрей сам не знал, почему вдруг обрел такую уверенность в своих словах – возможно, из глубин его души всплыла память о каком-то очень важном событии в жизни своего предшественника.
- Он узнал настоящую любовь, он встретил свою Единственную, и это изменило его судьбу! – уверенно произнес Андрей.
Черный магистр открыл было рот, чтобы что-то ответить, но в этот момент все исчезло – то ли потому, что закончилась энергия выхода, то ли потому, что произнесенные Андреем слова делали дальнейшую беседу с Черным магистром невозможной. Он вновь нырнул в зияющее ничто, а когда вынырнул, то понял, что его астральные приключения на сегодня не закончены. Он стоял на берегу моря Вечности около того самого места, где пару недель назад разрушил заветный замок, желая насладиться обществом пяти гурий. Черного магистра поблизости не было, и Андрей опустился рядом с горкой песка, вместо которой еще совсем недавно возвышался удивительный замок-игрушка.
«Что я наделал! – подумал он с горечью. - Предать все самое прекрасное, что было в моей душе, – и ради чего? Ради дурацкого любопытства испытать то, чего никогда не испытывал. Что от всего этого веселья осталось? Только горький осадок и ощущение, что черные все сильнее овладевают твоей душой. Подумать страшно. Но, видно, я не безнадежен и разглагольствования магистра не до конца меня перековали. Есть, значит, во мне что-то, что сдерживает у последней черты. И ведь ничего он ни возразить, ни сделать не мог, просто пропал. Да и вообще, с чего я взял, что мое поведение в астрале имеет какое-то принципиальное значение, откуда мне знать, как здесь можно себя вести, как нет, здесь вообще все не по- настоящему. Важны поступки в реальной жизни, а в реальной жизни я ничего дурного не сделал», – пытался успокоить себя Андрей, но успокоения не получалось, какая-то его часть сознавала, что действия в астрале каким-то образом влияют на его нравственный облик на земле.
«Может быть, попробовать замок восстановить, ведь, наверное, не зря я здесь оказался, – подумал Андрей. – Хотя непонятно, что мне это даст – собственно, и его разрушение принципиально на моей жизни не сказалось, и ту, свою первую встречу с Ней я не забыл, а, наверное, лучше бы было, чтоб забыл, эти воспоминания только раздвоенность усиливают». (Андрей использовал личное местоимение, поскольку слово «Единственная» ему больно было произносить, он вообще последнее время пытался убедить себя, что это был всего лишь сон, и, следовательно, никакого отношения к жизни и реальным событиям не имеет – несмотря на то, что и некоторые необъяснимые происшествия вне сна свидетельствовали об обратном.)
«Конечно, все это сны, – успокаивал себя Андрей. – И сейчас сон. Если нравится, можно назвать его астральным выходом, но какая разница, все, что происходит вне тела, – иллюзия. – Эти размышления несколько успокоили его. – Тогда какая разница, – продолжил он свои  размышления, - Захочу, и восстановлю замок, а захочу – не восстановлю, и никак сей факт на мне не отразится… Нет, наверное все же лучше восстановить, – подумал он через некоторое время, - во-первых – неизвестно, что здесь кроме этого делать, а во-вторых – а вдруг мне удастся туда проникнуть! Вон, она его, кажется, сама построила, а потом туда и вошла. Может быть, чтобы туда войти, надо его самому построить. Она сказала, что через него можно попасть в прошлое, куда захочешь, – и раз уж я сюда попал, надо воспользоваться такой возможностью. Интересно, как его строить?»
Он начал неуверенно рыться в песке, и, к его удивлению, руки сами стали создавать причудливое сооружение – причем здание действительно получалось, словно модель настоящего, которое из обычного песка никогда бы не вышло. Вскоре причудливый замок-игрушка с искаженными законами перспективы был готов. Снова, как много лет назад, Андрей увидел на лестницах и в комнате забавное мельтешение людей, снова оттуда звучала тихая музыка, звон бокалов и шуршание платьев. Затем внимание Андрея привлекла одна из комнат, где человек, которого он раньше где-то видел, сидел за столом и что-то писал. «Где я его видел?» – мелькнуло в голове у Андрея, и в следующий момент то ли стал уменьшаться он сам, то ли стал увеличиваться замок, и вскоре уже нетрудно было проникнуть внутрь, чем он поспешил воспользоваться. Дальше все напоминало события, которые переживала Аня Ромашова, когда в сопровождении Варфуши оказалась в огромной башне для путешествий во времени: подъем по нескончаемой винтовой лестнице, прогулка по длинному коридору с бесконечной чередой дверей. Затем дверь, которая почему-то привлекла его внимание, с надписью «Эрфурт, 1538 год» – и как только Андрей переступил порог двери, то оказался в просторном кабинете, обставленном всякими предметами роскоши, а за массивным столом из какой-то, по-видимому, очень ценной породы дерева сидел человек и что-то записывал в толстую книгу с кожаным переплетом. В следующий миг Андрей уже знал, что перед ним доктор черной магии Йохан Фауст, но сильно поседевший со времени их последней встречи в тесной алхимической лаборатории в безымянном баварском городке. Выглядел он все тем же сильным, подтянутым мужчиной с красивым мужественным лицом, правда, морщин и седин стало заметно больше, и глаза светились еще большей тоской, чем раньше, а во взгляде появилось что-то еще – это была боль, правда не физическая: Фауст казался по-прежнему полон здоровья и сил, нет, тут ощущалась какая-то душевная боль, причина которой Андрею не раскрылась, хоть он и мог читать мысли и чувства своего таинственного предшественника.
Андрей заглянул в книгу, в которую Фауст что-то кропотливо записывал. Запись велась незнакомыми значками, тем не менее наш герой, сознание которого таинственным образом соединялось с сознанием Фауста, легко понял криптограмму: алхимик вел что-то вроде приходно-расходной книги, где указывались имена и титулы каких-то вельмож и суммы, которые давались тому или иному лицу. Большинство имен были Андрею неизвестны, но среди них попадались и знакомые, которые он встречал в историко-приключенческой литературе наподобие бессмертных бестселлеров Дюма: Бурбоны, Стюарты, Медичи, Анжуйские, Альба, двор Георга Ш  и т.д.
«Вот так дела! – мысленно усмехнулся Андрей, поняв в чем дело. – Мой дорогой предок стал ростовщиком европейского масштаба. Похоже, он в долг королям и всяким там герцогам дает. Интересно, зачем? Когда я его последний раз видел, он сам в услужении был и от покровителя к покровителю перебирался, всякие магические фокусы показывая, и, судя по всему, не процветал, а сейчас какими апартаментами обзавелся!»
Андрей находился в кабинете Фауста и, судя по всему, по своей воле не мог оттуда выйти для того, чтобы, допустим, осмотреть окрестности, тем не менее, связанный с сознанием доктора, он знал, что находится в очень богатом доме – вернее, в небольшом дворце, и по убранству кабинета можно было судить о том, как выглядит все остальное.
Кабинет был уставлен дорогой мебелью, всевозможными украшениями изысканной работы – преобладали разнообразные восточные статуэтки. Это были уже знакомые Андрею изображения Шивы, Кали, Ганеши, Ханумана, Рамы и прочие, и прочие, выполненные с чрезвычайным искусством из слоновой кости, эбенового дерева, золота, серебра, самоцветов. Стены были задрапированы гобеленами, и то тут, то там висели картины, посвященные почему-то одной тематике: это были всевозможные изображения сцен Страшного суда и адских мучений грешников, среди которых главное место занимал триптих Иеронима Босха «Сад наслаждений» со сценами в преисподней (или это были искусно выполненные копии). Сам Фауст восседал в роскошном китайском халате, расшитом золотом, а пальцы его украшали всевозможные массивные перстни, среди которых особенно отличался один – с рубиновой пятиконечной звездой и огромным почти черным бриллиантом посредине. По всему было видно, что дела хозяина процветают, но это никак не сказывалось на его настроении: Фауст был сосредоточен и мрачен.
Через некоторое время после появления Андрея доктор отложил книгу и уставился невидящими глазами куда-то вдаль.
«На связь выходит!» - внутренне усмехнулся Андрей, услышав знакомый голос, который звучал то ли в сознании Фауста, то ли в окружающем пространстве.
- Что, амбарную книгу завел? – раздался голос Черного магистра, а точнее – Мефистофеля. – Правильно, денежка – она счет любит, даже если имеешь возможность изготавливать ее сам в неограниченном количестве.
- Ну, насчет неограниченного количества, я бы не согласился, - ответил Фауст своему невидимому собеседнику. – Все же это дело деликатное, сам понимаешь, в производственный процесс допускать никого нельзя, а сам я чисто физически не справляюсь с его объемом. Если бы речь шла только об удовлетворении моих скромных аппетитов,  тогда – другое дело, но ты же знаешь аппетиты моих очаровательных клиентов, и чем больше опустошена казна, тем с большей жадностью они разевают рот на чужое золото. Изготовлять презренный металл в таких количествах я просто не успеваю, организовать же его изготовление в промышленном масштабе – сам понимаешь – пока невозможно.
- Ну ничего, все это временные трудности, торопиться не следует, - бодро ответил Черный магистр. – На сегодняшний день и так неплохие результаты. Двор Георга   в полной от нас зависимости, если бы не твоя своевременная помощь, все его наемники уже давно бы разбежались, и он остался бы без армии: времена, когда вассал служил своему сюзерену, подчиняясь только кодексу рыцарской чести и чувству долга, давно прошли, бесплатно сейчас никто и пальцем не шевельнет. По сути дела, имея возможность манипулировать армией и двором, ты в любой момент сможешь стать фактическим хозяином в стране. Георг третий давно уже стал марионеткой в твоих руках, а отдавать ему все равно нечем, правда, хотелось, чтобы ты поактивнее вмешивался в дела управления страной, нечего тут деликатничать. А с другими монархами, насколько я понял, дела обстоят несколько скромнее?
- Пока да. С испанцами, к сожалению, достаточно сложно разговаривать. После того как они получили возможность наполнять казну, грабя несчастных касиков из Нового света, проблем с золотом у них нет и в ближайшее время не предвидится. Лучше с двором Медичи – тут есть определенные успехи, и после того, как я погасил их внешний долг, разговаривают со мной теперь совсем по-другому. Еще лучше с мадьярами и поляками – их корольки-князьки в полной от меня зависимости. Ну и пока плохо обстоят дела с туманным Альбионом – англичане также достаточно успешно грабят колонии и не торопятся запускать руки в кошелек к эрфуртскому ростовщику.
- Да, самоиронией ты не обделен, ценю это твое качество, - усмехнулся голос. – В конце концов нельзя относиться к себе очень серьезно, даже если владеешь такими несметными богатствами и бездонным источником их пополнения, каким владеешь ты. Этим ты выгодно отличаешься от тех тупоголовых тиранов, с которыми я имел дело раньше. Те прямо-таки лопались от чванства и чувства собственной важности – вон Калигула вообще себя Юпитером объявил. А попробуй, отними у него всю ту внешнюю мишуру, которая делала его императором, и что останется? Жалкий сексуальный маньяк и садомазохист без единой извилины. Уж ему-то никогда не пришло бы в голову назвать себя ростовщиком. А если вдуматься, то что такое золото и другие драгоценности – всего лишь ковкий не окисляющийся металл и груда красиво сверкающих камешков, с точки зрения величия и необъятности вселенной – сущая безделица, и отбери у тебя все это, ты все равно останешься великим доктором Фаустом с глубочайшим, хоть и противоречивейшим внутренним миром. Этим ты мне и нравишься. Правда, к сожалению, без твоего золота сильные мира сего тебя бы просто не заметили – им нет никакого дела до твоих внутренних духовных сокровищ, а отношение к тебе было бы то же, что и раньше, до изготовления философского камня: ловкий фокусник и лицедей, умеющий неплохо развлекать скучающих вельмож. Так что, как ни печально, без золота в нашем деле никуда. И все же, к сожалению, мы пока очень далеки от конечной великой цели. Твоего влияния в Европе пока недостаточно для серьезного манипулирования политикой. Пока что по-настоящему твоя власть ощущается только в германских землях. Ну, о востоке я не говорю – за него ты еще и не брался, и этот орешек будет покрепче, чем Европа, там, помимо золота, слишком много и других, чисто национальных факторов. Но все же задача разрешима, и в наши долговые сети попадается все больше правителей, но, увы, на первый план выходит проблема, которая раньше не выглядела столь существенной, поскольку все наши силы были посвящены вопросу получения философского камня 1 ступени. Теперь же, когда проблема с изготовлением золота решена, и воля твоя достаточно окрепла, чтобы подчинять ей примитивные мозги царственных особ, на первое место выходит ограниченность времени: годы идут, и они работают отнюдь не на твое здоровье. Для осуществления нашей задачи потребуется не менее ста–ста пятидесяти лет, а сколько активных лет осталось у тебя даже при твоем неплохом здоровье: 20? 30? Но этого безумно мало, не говоря уже о том, что мало прийти к власти, надо ее еще удержать и подготовить сознание людей к новому мировому порядку. Почему ты забросил следующий цикл великого делания? Нам необходим эликсир бессмертия и вечного здоровья. Без него все твои предшествующие успехи гроша ломаного не стоят. Чтобы стать идеальным диктатором, ты должен полностью трансформировать свою смертную гнилую натуру.
- Ты говоришь совершенно элементарные вещи, - раздраженно отозвался Фауст. – Все это я прекрасно понимаю и без тебя. Но, похоже, я взвалил слишком непосильную ношу. Я не успеваю, все время уходит на изготовление проклятого золота, переписку, в детали которой я не могу посвящать своих секретарей, и придворные интриги. Я уже забыл, когда последний раз нормально высыпался, и у меня не остается сил на продолжение Великого делания. Я застрял на уровне пятой печати Асклепия и не могу идти дальше. И потом, не хватает некоторых ингредиентов: нужны волосы ангела и хотя бы маленький кусочек камня Чантамини. Я послал экспедицию в Гималаи, но пока от нее ни слуху, ни духу – а без этого – ты же знаешь – невозможно сорвать пятую печать.
- Я все прекрасно знаю, - ответил Мефистофель. – Но ни камня Чантамини, ни волос ангела я тебе предоставить не могу, я не имею власти над этими терафимами, я и так предоставил тебе возможности и полномочия, которых не предоставлял ни одному смертному. В конце концов, сейчас, после того как ты небезуспешно поманипулировал коронованными особами, мог бы на некоторое время отложить это приятное занятие. Они от тебя все равно никуда не денутся, сейчас необходимо все силы бросить на Великое делание второй ступени, возможно, самому отправиться в Гималаи на поиски недостающих ингредиентов, ведь только ты можешь контролировать духов природных стихий, а без их подсказки искать Чантамини и волосы ангела – бесполезная затея. Так что то, что ты отправил экспедицию, – пустая трата времени, скорее всего, они либо погибнут, либо разбегутся.
- Я смертельно устал, - дрогнул голос Фауста. – Все долгие годы с того времени, как я связался с тобой, я находился в непрестанном странствии: бегал от вельмож, когда впадал в немилость, и играл в прятки с инквизицией, так что нельзя меня упрекать в том, что мне захотелось хотя бы ненадолго обосноваться в этом уютном домике и вытянуть ноги у теплого очага. Я с ужасом думаю о новых странствиях – тем более об экспедиции в Гималаи. Я уже давно не юноша, и страсть к перемене мест в моем сердце заметно ослабела. У меня и так с этими политическими играми нет ни минуты покоя. Хочу попросить у тебя хотя бы небольшой передышки.
- Отдыхать будешь когда мы в полной мере осуществим задуманное, - недовольно отозвался голос. – Ты что, забыл о нашем контракте? Я предоставил тебе высокие магические полномочия не для того, чтобы ты развлекался фокусами на пирушках твоих недавних хозяев. Ты должен обрести невиданную власть над людьми, и для этого надо серьезно поработать. Венец мирового диктатора никто не поднесет тебе на блюдечке с голубой каемочкой, на его завоевание потребуется напряжение всех твоих сверхнормальных возможностей. Ставку на тебя я сделал совсем не из-за желания сделать тебе что-то особо приятное. Речь идет о дальнейшей судьбе человечества и избавлении земли от хаоса и растлевающего учения Назаретянина. Миром должны править Воля и Сила, а не какая-то там несуществующая любовь. Твоя жизнь уже давно не принадлежит тебе, и это ты сам прекрасно осознаешь. И сил для осуществления этой задачи у тебя вполне достаточно – а после получения философского камня второй ступени они возрастут многократно, и тогда получение камня третьей ступени, гарантирующего мировую власть, – только вопрос времени. Но я говорю известные тебе вещи, теперь хочу сказать несколько иное. Что-то не замечал я у тебя раньше склонности к оседлой жизни и желания посидеть, вытянув ноги, у теплого очага. По-моему, причина твоего нежелания более активно заняться процессом Великого делания в другом, и это другое мне все больше и больше начинает не нравиться. Ты становишься сентиментальным, Йохан, распускаешь нюни, и виной тому не страх отправиться в Гималаи – раньше бы ты с восторгом ринулся в подобную экспедицию – виной тому обычная девчонка. И потом, что-то ты больно часто о загробной жизни задумываться стал, вон Босха на стену повесил. Что, не дают покоя посмертные муки? Так изготовь камень, отодвинь эту проблему на столетия, а возможно, и на тысячелетия. Не кажется ли тебе, что это глупо: бояться адских мук и в то же время ничего не делать для того, чтобы получить шанс бессмертия, таким образом разрешив проблему. А ты вместо этого пишешь дурацкие любовные стишки и поешь серенады под балконом. Стыдно в твоем возрасте и с твоим любовным опытом потерять голову из-за женщины. Да и потом, немало лет прошло с того времени, как ты ее увидел, я уж думал, что ты это выкинул из головы, так нет же, оказывается, не выкинул!
- Во-первых, серенады под балконом я не пою, - мрачно ответил Фауст. - Это занятие я еще в молодости оставил, а что до стихов – то ты прав, есть грех. Но тут уж ничего с собой поделать не могу – все происходит помимо моей воли. Знаешь ли, после того, как напишешь с десяток деловых писем всяким царедворцам, ощущение, будто грязью по самые уши вымазался, и хочется эту грязь как-то с себя смыть, и стихи – самый лучший источник для омовения. А что касается Маргариты… Знаешь, не хочется мне с тобой о ней говорить. Когда я потерял ее след после нашей первой короткой встречи – я думал, что уже больше ее не увижу, поэтому и мысли о ней постарался из себя вытравить, но, как видно, только сам себя обманывал. Теперь же я повстречал ее снова, и все вернулось с прежней силой. Но это чисто мое, личное, и тебя, лукавый бес, не касается.
- Ну что же, - согласился Мефистофель. – В сферу твоих сердечных привязанностей я вмешиваться и не имею права и не хочу, но если от этого страдает главное – тут уж дело другое. Тут я тебе вынужден напомнить, что контракт наш остается в силе и я вправе требовать от тебя по счетам. Со своей девчонкой разбирайся сам, но дело от этого страдать не должно.
- Я все знаю, бес, - грустно ответил доктор Фауст. - Ты же видишь, я стараюсь, хотя иногда – честно тебе скажу – так все хочется бросить к чертовой матери…
- Бросить все к моей уважаемой матушке ты можешь, на все твоя воля, - усмехнулся магистр. – А чем это для тебя закончится, знаешь?
- Знаю.
- Ну так почаще смотри на картину Босха и memento mori. Кстати, не только о ней, но и о том, что ты в этом случае потеряешь и куда попадешь.
Последовало долгое молчание, затем Фауст сказал упавшим голосом:
- Прости, я все понимаю, я смертельно устал, иногда мне кажется, что я не гожусь для уготованной роли. Раньше мне казалось, что как только я научусь изготавливать золото, цель будет близка, теперь же я вижу, что так же далек от нее, как в те годы, когда развлекал магией богатых бездельников. Нынче я сам богат, как Крез, но вижу, что для того, чтобы объединить человечество, нужно нечто большее – а мне все меньше и меньше хочется власти. Ничего, это пройдет, минутная слабость. Так как ты думаешь, может, отстранить Георга от престола? Ситуация для этого вполне созрела. В армии у меня полная поддержка, на это же мне намекают некоторые влиятельные лица, недовольные нашим безвольным монархом. Мне кажется, я смогу значительно облегчить жизнь народа: уменьшить налоги – проблем с наполнением казны не будет, – навести порядок среди чиновничества. Да и вообще, я бы мог управлять страной гораздо лучше вырождающейся династии.
- Еще не время! – раздался раздраженный голос. – Ты правильно подметил, золото – еще не все. У людей пока слишком сильны предрассудки по поводу того, что управлять ими должен законный король по праву рода, и даже если ты, допустим, придешь к власти на волне недовольства, то, как только в стране наладится порядок, у людей появится больше свободного времени и больше монет в кошельке. А поскольку властью обыватель недоволен всегда, какая бы она хорошая ни была и как бы она о нем ни заботилась, поводом для недовольства окажется отсутствие у тебя законных прав на престол. Это мы уже проходили: сытые бунты такое же обычное явление, как и голодные. Нет, народу жизнь облегчать нельзя ни в коем случае, все его время должно уходить на добывание хлеба насущного, тогда каждый занят своим делом, нет праздношатающихся, и недовольство не выливается в стихийные выступления. Другое дело, что и тут нельзя перегнуть палку, тут тоже есть некий предел прочности.
- Что ж, пожалуй, ты прав, - согласился Фауст. – Наверное, здесь лучше избрать тактику Ришелье. Роль серого кардинала, улыбается мне больше. Можно ведь оставить куклу на троне и дергать за вожжи управления от его имени, тогда, оставаясь в тени, можно улучшить жизнь народа, не боясь, что он сметет тебя во время сытого бунта – король-то фактически останется на троне! А насчет того, что у народа не должно оставаться свободного времени, – тут отчасти я с тобой согласен, но только отчасти. Мне кажется, что в случае заметного улучшения жизни не все ринутся в пьянство и разбой, кто-то впервые оторвет глаза от земли и увидит звезды над головой, задумается о мироздании, о вселенной. У многих простых людей острый пытливый ум, но ежедневный беспросветный труд уничтожает его. Да, возможно, сытая жизнь приведет к растерянности и брожению умов у определенной части населения. Но ведь появится и много мыслителей, ученых, поэтов! Мне кажется, людям надо дать шанс выявить лучших своих представителей, это создаст базу для грядущего прорыва нации к свету!
- Наивный романтик! – усмехнулся Мефистофель. – Ладно, не буду с тобой спорить, у тебя еще будет возможность поэкспериментировать с общественным устройством и убедиться, что я прав, – но сначала создай эликсир бессмертия, а для того, чтобы это осуществить, тебе, наверное, самому придется отправиться в Гималаи. А спешить с тем, чтобы брать власть в свои руки, не стоит. Если бы вопрос стоял только о том, чтобы сделать тебя законным правителем Германии – тогда бы разговор об этом не шел, в конце концов, за большие деньги можно и родословную самую лучшую сделать, и доказать законность твоих прав, а недовольные - ну что ж, они всегда будут. Но наша задача неизмеримо грандиознее и сложнее – и до поры до времени тебе необходимо оставаться в тени. Для того, чтобы подготовить общественное мнение и поставить в зависимость всех правящих монархов Европы, нужны годы и годы, а их тебе может предоставить только камень второй ступени. Так что откладываем политику на неопределенное время и вплотную приступаем к продолжению Великого делания. Пока ты стоишь на ногах непрочно, и если сильные мира сего догадаются о наших планах – тебя просто сметут. Выходить на арену с открытым забралом можно будет только тогда, когда они станут беспомощными игрушками в твоих руках. Тогда можно будет объявить общеевропейский плебисцит и, заручившись безоговорочной поддержкой большинства, объявить себя мудрым, всемогущим диктатором. А там можно начать наступление на восток. Когда люди убедятся в том, что подданные под твоим мудрым управлением процветают, они сами скинут своих тиранов-кровопийц и попросятся под твое крылышко. Тогда надо будет позаботиться о законности твоих притязаний по праву Божественного рода – тому доказательством явится твое фактическое бессмертие и неувядающий облик, и если ты вновь прибегнешь к магическим трюкам – это так же будет весьма весомым аргументом. Конечно, сразу говорить людям  о твоих истинных хозяевах нельзя: пусть себе считают тебя Божьим сыном: Иисусом Христом, Буддой, Магометом – не важно кем, им нужны имена, а не суть. А уже после этого постепенно можно будет готовить человечество к знанию того, кто на земле истинный хозяин: низринутый ангел скорби. Ладно, что-то я размечтался, до этого еще так далеко. Так ты меня понял? Все отложить и в ближайшее время – в Гималаи.
Фауст усмехнулся и печально промолвил:
- Я все понял, ваша честь…
Разговор закончился, и время пребывания Андрея в прошлом тоже истекло. Он низринулся в засасывающий тоннель и вскоре очнулся на своей кровати. До звонка будильника оставался еще час, спать не хотелось - он был слишком взволнован пережитым этой ночью.
«Что-то я слишком часто с Черным магистром встречаться стал, - мрачно подумал Андрей. – Такое впечатление, что петля на шее все сильнее и сильнее затягивается. Словно что-то очень важное должно произойти. Или очень страшное. Откуда у меня эта жестокость появилась?» – Он вспомнил, как рвал на части солдат и засовывал рабочего под сверлильный станок. – «Ладно, – попытался себя успокоить Андрей. – В конце концов, может, и хорошо, что я свою скрытую природу выявил, это сигнал, свои чувства надо контролировать, чтобы на земле ничего подобного не натворить. А впрочем, на земле тебе такое натворить слабо, не те возможности, тоже мне, злодей-супермен выискался. А с замком Вечности что-то не то получилось. Как раз сегодня к продолжению истории Фауста я не был готов, я думал, что через этот замок смогу к душе Единственной выйти, покаяться, что предал ее, совета спросить. Она, когда мы с ней встречались, так прекрасно темные пятна моей жизни прояснила, хоть и на короткое время. А сейчас я совершенно запутался – и запутался в трех соснах. Куда идти дальше? Я думал, что к Богу иду, а сейчас все больше чувство, что к дьяволу. Вроде ничего страшного, греховного в своей жизни не совершил, а чувство, словно я в пороке и грехе по самые уши завяз. Может, я по каким-то кармическим законам грехи Фауста продолжаю отыгрывать? Но почему? Я-то тут при чем? Он ведь давно умер и за все расплатился. И потом, насколько я понял, он же хотел жизнь людей к лучшему изменить, и если с Мефистофелем и связался, то для того, чтобы людям лучше стало! И что он такого непростительного сделал? Ну, золото научился изготовлять? Страшный ли это грех?»
И вдруг в сознании Андрея мелькнула догадка, и на его мысленном экране возникла совершенно отчетливая картинка-видение: доктор Фауст с перекошенным лицом в черной рясе держит над алтарем с перевернутым распятьем младенца и заносит над ним острый кинжал. В следующее мгновение кровь дитя проливается в широкий сосуд с каким-то коричневым порошком, порошок дымится и вспыхивает багровым пламенем.
«Ах вот, значит, в чем дело! – оторопело подумал Андрей. – Как же я забыл, что для изготовления философского камня первой ступени ему нужна была кровь невинного младенца – а возможно, и не одного. Значит, он уже тогда смертный грех совершил! А дальше? Я же не знаю, куда его дальше эта цепочка привела. Говорят, совершив одно страшное преступление, даже с самыми благими целями, в дальнейшем вынужден совершать все новые и новые.  Выходит, я за его преступления мучаюсь? – подумал он чуть ли не с ненавистью к Фаусту. – Как это несправедливо и жестоко!»
Ему стало еще тяжелее на душе, как, впрочем, всегда после встречи с Черным магистром.
«Вместо этого дурацкого путешествия в средневековый Эрфурт, лучше бы я с Единственной встретился, – подумал Андрей. – Может, она бы облегчила душу и разъяснила мою миссию на земле и ошибки, которые я сам не вижу. Может, тогда бы моя жизнь в дальнейшем по-другому сложилась: светло и ясно – а то чем больший мистический опыт приобретаю, тем больше запутываюсь. Нет, тут поневоле завидуешь нашему Сене Гусеву, который прост, как газета «Гудок». А впрочем, что я знаю о том, как мучаются дураки? У них, наверное, свои проблемы. Наверное, это меня предстоящая свадьба из колеи вышибает. Ведь не люблю ее, а женюсь, и сейчас даже страшно подумать о том, чтобы все разорвать, – столько людей уже в этот процесс задействовано, раньше надо было думать! Ладно, главное, этот момент пережить, а дальше жизнь как-то сама наладится, надо снова выходить на Чечика, Балашова, заняться серьезной сенситивной работой. А с Ленкой? Ну, что ж, говорят – «стерпится – слюбится», она ведь не так безнадежна, и куда интересней ее пустых подружек».
Тут прозвенел будильник, и Андрей засобирался в школу. Уже когда он мылся и чистил зубы, в голове его начали рождаться строки – этот процесс продолжился на уроках, несмотря на непрестанные помехи со стороны счастливой невесты, которая пыталась объяснить, какое у нее получается свадебное платье. Андрей отвечал мрачно и невпопад, чем в конечном счете ее сильно обидел, и она замолчала, надув губки, возмущенная тем, что жених не разделяет ее радостей, а Андрей, воспользовавшись возникшей паузой, наконец разрешился от поэтического бремени, и получилось у него вот что:

И это было

Как пусто! Лучше б боль была!
Не цель – хоть повод к выживанью.
Не угли, даже не зола –
Какой-то мусор без названья.

Что это? Если б только мрак!
Греховность? Слишком много чести. –
Забитый досками чердак,
Где хлам, да пыль, да груда жести.

Растут из ветоши стихи
Про отработанное масло,
Про суп из тухлой требухи
С отрыжкой, даже не гримасой.

И эту фабулу нытья
Мы именуем состояньем?!
Уж лучше – пуля или яд,
А то – конвульсии в бурьяне.

Самоубийство? О, шалишь!
Там компонент огня и стали,
Там – не помоями залит,
А тьмою ужаса ужален!

За вдохновение – венец!
Ужель и это стихотворство?!
Я этим строкам не отец…
Вдовец… Или могильщик просто.

Излившись, Андрей почувствовал, что на душе у него полегчало, и пошел к Леночке на мировую. Это несмотря на то, что он все не мог окончательно для себя решить, любит ее или нет: то вроде бы, казалось, любит, а то буквально через минуту чувствовал к ней если не отвращение, то сильнейшее раздражение. Тем не менее, когда Леночка дулась всерьез, ему становилось не по себе, он никак не мог найти себе места – и старался к ней всячески подлизаться и успокоить, чтобы избавиться от мучительного дискомфорта. Уже прозвенел последний звонок, и Леночка в растерянности собирала учебники, не зная, то ли самой помириться с Андреем – она также очень страдала от их размолвок, - то ли все же дождаться, когда он сам подойдет, и благосклонно сменить гнев на милость. К счастью, в этот раз ее самолюбие не пострадало: Андрей подошел сам и чмокнул в мочку уха:
- Прости, Ленуся, - виновато сказал он. – Просто был очень тяжелый астральный выход, а потом начали стихи писаться. А когда они пишутся, я совсем ничего не соображаю и не понимаю, что мне говорят, а ты мне об оборочках и воланчиках. Теперь я стихи закончил и снова «твой котя». («Господи, откуда у меня эти дурацкие эпитеты появляются?» – подумал он с отвращением к самому себе.) - Но Леночка любила всякие нежные идиотизмы. Она чувствовала себя уже совсем взрослой женщиной и, по-видимому, считала, что счастливая супружеская жизнь должна быть наполнена всякими нежными именами: они, в ее понимании, являлись символами супружеской законной собственности на свою половину, поэтому в томные минуты их обнаженного мления доводила Андрея до белого каления всякими лапами, пусями, котями, выдумывая все новые и новые дурацкие словосочетания. Поэтому произнесение подобных слов Андреем действовало на нее безотказно, и она тут же страстно задышала и прижалась к нему бедрами, не обращая внимания на недвусмысленные ухмылки одноклассников.
- Твоя киса не сердится, - томно шепнула она ему в ухо. – Просто ей очень обидно, когда ее котя не обращает на нее внимание и замыкается на своих гениальных размышлениях – а ей хочется нежности и ласки… А что за стихи? Что-то я не видела, чтобы ты записывал.
- Да я обычно, когда вокруг люди, в голове сочиняю, а потом уже записываю дома. Не могу, когда кто-то смотрит через локоть. Сейчас запишу, пока не забыл, уже почти все разошлись. Ты меня около школы подожди, я сейчас приду. - Леночка недовольно пожала плечами и вышла из класса.
- Ну вот и все, - сказал он, спустившись вниз. Леночка ждала его около гардероба. – У тебя какие планы?
- Ты сначала меня домой проводи, может, мамы дома нет, – сказала она с надеждой. – Можешь у нас и пообедать. Вообще-то мы сегодня с мамой по магазинам собирались, ты же все на нас взвалил, маме сегодня должны были кое-какие дефицитные консервы в одном магазине оставить. А потом она собиралась свою будущую квартиру посмотреть, дом уже полностью готов – ну и она, естественно, меня взять с собой хотела. Может, с нами поедешь?
- Да я, - соврал Андрей, - тоже сегодня обещал с матерью съездить, кое-какие продукты подкупить. Да и потом, ты же знаешь, мне тяжело с твоей мамой долго оставаться, не знаю, о чем с ней говорить.
- Ладно, не оправдывайся, - милостиво сказала Леночка, - я тоже с мамой вдвоем привыкла, у нас всякие женские разговоры, и ты как-то не к месту. Тем более нам с ней вместе недолго осталось, скоро будем друг к другу в гости ходить, ты ко мне ненадолго зайди. А когда мама домой придет, если она уже не дома, я тебя отпущу на все четыре стороны. А что ты за стихи написал? – спросила Леночка, когда они вышли из школы и направились к ее дому.
«Может, не стоит ей читать, – подумал Андрей. – Уж больно мрачно получилось, еще подумает, что у меня в связи с предстоящим событием такой мрак на душе».
Однако стихи свои ему всегда хотелось хоть кому-то показать, в последнее время он прочитал Леночке полное собрание своих сочинений, и иногда на эту тему получалась довольно интересная беседа. У нее оказался тонкий поэтический вкус, она любила Ахматову и Веронику Тушнову, и сама написала несколько неплохих стихотворений (правда, объем написанного был неизмеримо меньше, чем у Андрея), поэтому, когда она начинала говорить серьезно  и из ее словаря исчезали интимные нежности, ему казалось, что он ее все-таки по-настоящему любит.
- Ой, не знаю, - все же решил поломаться Андрей, - какие-то жутко мрачные получились, но ты не думай, это никак с нашими отношениями не связано. Просто для меня реальностью является не только тот мир, по которому мы с тобой идем, но и другие, к сожалению, достаточно мрачные. Когда я туда попадаю, то по возвращении остается очень тяжелый осадок, иногда под впечатлением я что-то пишу, но не обязательно о том, что там видел, тут важно передать настроение, а не события, описывать события - удел прозы. Ну, в общем, после сегодняшнего ночного выхода получился полный мрак.
- Ты все же прочти, - сказала Леночка, серьезно глядя ему в глаза. – Я думаю, что сумею тебя понять.
- Ну слушай, - дал себя уговорить Андрей. – Так пусто, лучше б боль была…
- Я же говорил, что не надо, - сказал Андрей, когда закончил читать и увидел, что глаза Леночки остекленели. Все же, он ее ценил за то, что она, как никто другой, могла выслушать, проникнуться его чувствами и понять.
- Какая бездна открылась, - сказала Леночка, не реагируя на его последние слова. – Что же ты себя так мучаешь, Андрюша, зачем тебе вся эта йога и этот астрал, если от них такой мрак на душе. Ты очень талантливо написал, я бы сказала, гениально, но, по-моему, такого искусства вообще не должно быть. Искусство, мне кажется, должно поднимать душу, просветлять ее, а твои подобные стихи ее только вниз опускают, куда-то в пропасть затягивают. Уж лучше бы ты писал не так талантливо.
- Я и был внизу, - пожал плечами Андрей. – Сегодня ночью я был в Антимоскве – это один из слоев инферно, или попросту ада, и когда писал эти стихи, меньше всего думал о том, что они кого-то куда-то затянут, мне надо было немного облегчить душу, и мне действительно полегчало.
- А по-моему, надо всегда думать о том, кому эти стихи адресованы, о том, что подобная поэзия произведет в его душе. Искусство должно вести к Богу.
- Может, и должно, но далеко не всегда это делает. Ты читала Эдгара По «Ворон», «Улялюм», «Колокольчики»? Это же целая бездна страдания – и не катарсического, очищающего, а тяжелого, безысходного, когда за распятьем не следует воскресение. А Артюр Рембо? А всеми нами любимый Есенин? Да, кстати, и почитаемая тобой Ахматова тоже нередко мрак нагоняет – возьми ее Реквием. О Цветаевой уж и не говорю. А ведь все это великие поэты, с высокой духовностью.
- Все верно, Андрюша, - задумчиво ответила Леночка, - я же не говорила, что такого искусства, кстати, очень талантливого, нет, я сказала, что его не должно быть, если мы претендуем на то, что созданы по образу и подобию Божьему. А искусство, и поэзия в частности, призваны вести человека к Богу, а многие произведения ведут к дьяволу, и, по-моему, именно им и навеяны. А ведь дьявол очень талантлив, он гений зла, и воздействует, и затягивает в свое царство через такие произведения. Ты верно сказал насчет их высокой духовности, да только то, что ты называешь духовностью, может быть от Бога, а может от дьявола.
Андрей не сразу нашелся, что ответить. Иногда Леночка произносила такие простые откровения, что в эти минуты казалась глубже и умнее его самого, хотя, когда подобное вдохновение ее оставляло, она порой казалось ему чуть ли не глупенькой.
- Наверное, ты права, - ответил он через некоторое время (они давно уже дошли до Леночкиного дома и теперь гуляли вокруг него, очевидно, понимая, что дома этот интересный разговор будет закончен). – Но все же мы начали с моего стихотворения, и тут твои опасения беспочвенны, поскольку прочтут его, кроме тебя, два-три человека. Таким образом, его растлевающего действия на человечество не предвидится, да и потом, я же сказал: это чисто личное, инструмент для облегчения души, не больше, даже если меня когда-то напечатают, подобные стихи я в сборник не включу… наверное. И потом, когда стихи рвутся из души, не писать просто невозможно, тут меньше всего думаешь, как они будут воздействовать на читателя, а скорее всего, никак и не будут – людей, способных это прочувствовать, как ты, не так много, да и ты скорее всего прочувствовала потому, что имеешь ко мне некоторое отношение.
- Я это не до конца понимаю, - задумчиво сказала Леночка. – Это скорее смутное ощущение, но мне кажется, ты не прав, сказав, что эти стихи для человечества не имеют значения, поскольку их никто не прочтет. Мне на секунду показалось, что когда ты читал стихи, в мир через них, через твои уста как бы глянул Сатана. Ты, что ли, открыл ему очередное окно в наш мир – и не так уж важно, прочтет их кто-то или не прочтет. Чем больше таких окон, тем прочнее он обосновывается в нашем мире, тем сильнее его влияние.
- Я об этом не думал, - растерянно ответил Андрей.
- А ты вообще ни о чем, кроме себя, своих переживаний, не думаешь, ты не любишь людей. Андрюша, меня очень пугают все эти твои астральные выходы, путешествия, мне кажется, ты попал в страшную ловушку. Религия, или духовная алхимия, как ты это называешь, как и истинное искусство, должна вести человека к свету, а ты все глубже и глубже скатываешься во мрак. Я серьезно беспокоюсь за твой рассудок, хотя и восхищаюсь тобой – мне всего этого не дано. Ты сказал, что побывал сегодня в аду, и я верю тебе, такие стихи нельзя просто из пальца высосать. Разве, если бы ты шел к Богу, ты бы мог там оказаться?
- Не знаю, - задумчиво пожал плечами Андрей. – Все это давно происходит помимо моей воли. Просто идет накопление энергии, затем выброс, как в конденсаторе. На выбросе меня закидывает в астрал, а то, что я попадаю в его такие мрачные слои – тут уж ничего не могу сделать, по-видимому, такова моя природа.
- Так измени природу!
- Это невозможно, человек такой, какой он есть, а если даже возможно, я не знаю, как это сделать.
- Может, тебе свои медитации забросить, - тревожно сказала Леночка. – В церковь начать ходить?
- Бесполезно, - усмехнулся Андрей. – Я уже об этом думал. Балашов сказал, что теперь уже не важно, чем я буду заниматься: йогой ли, ходить ли в церковь. Когда начинается процесс раскрытия центров – чакрамов, его уже ничем не остановить, даже если я совсем заброшу специальную духовную практику. Сама обыденная жизнь по себе уже является практикой, когда человек это осознает. Вот мы с тобой просто гуляем и говорим, а у меня низ живота вибрирует, и я чувствую, словно что-то сдирает с меня предохранительные оболочки, и мир начинает врываться в душу во всем своем великолепии и… безобразии. Видишь, уже трясти начало. Наверное, я должен пройти через весь этот мрак и либо погибнуть и погубить душу, либо выйти очистившимся и просветленным. Третьего не дано, это суровая правда, которой мне порой самому жутко глядеть в глаза.
Леночка глядела на Андрея с обожанием и страхом:
- Бедный мой, - она обняла его и крепко прижалась, - как бы я хотела тебе помочь, взять на себя хоть часть твоих непонятных страданий. Раньше я тебе завидовала, стыдилась своей обычности, а сейчас мне кажется – я гораздо счастливее тебя, что никогда не видала тех мрачных миров, в которые ты попадаешь. Правда, и меня мучает любопытство. Например, страшно хочется узнать, что ты видел там, в аду. Наверное все же не грешников на сковородке?
- Я уже говорил, - менторским тоном начал Андрей, - все, что там видишь и чувствуешь, трудно передать словами. Получается только куцая схема. Сегодня ночью я был еще ниже, чем обычно, раньше я бродил в промежуточном слое.
И Андрей описал, насколько мог, свои ночные путешествия, естественно, опустив сцену с проститутками, некоторые детали беседы с Черным магистром, а также сцену в кабинете доктора Фауста – что-то удержало его от этого.
- Как жутко, - задумчиво сказала Леночка. – Неужели все так реально, как мы это сейчас вокруг себя видим?
- Иногда даже реальнее, - усмехнулся Андрей. – До сих пор помню, как хрустит под зубами хрящ, когда я глотку этому солдату перекусывал.
- Ты, наверное, очень жестокий, Андрюша, - сказала Леночка. – Но это у тебя там, в душе, не снаружи. Здесь ты можешь быть даже в чем-то очень жалостливым, но это внешнее, от воспитания, а внутри притаился зверь. И моя задача, - голос ее окреп, - этого зверя в тебе уничтожить, правда, еще не знаю как, но обязательно узнаю.
- Я сам не знаю, откуда это взялось, - задумчиво сказал Андрей. – Мне никогда никого не хотелось убить, и никогда я не испытывал удовольствие от страдания других. Равнодушие – да, если это меня непосредственно не касалось, но не удовольствие. Правда, когда мне драться приходилось, я зверел и в раж входил, но тормоза всегда срабатывали. Помню, когда в Питере ко мне с другом шпана пристала, я здоровенный камень схватил и, похоже, сильно их напугал, но сам-то я знал, что не смог бы этим камнем человеку голову размозжить, это скорее был расчет на неожиданность и панику. А ты в обычных снах никогда не дерешься, не убиваешь никого?
- Никогда такого не было, - пожала плечами Леночка. – Мне в последнее время все больше всякие сексуальные сцены снятся, но это ты виноват, развратник, ты меня очень возбуждаешь! – покраснела она.
- Это с кем же ты сексом во сне занимаешься? – изобразил Андрей ревность. – Небось не со мной?
- А вот этого я тебе не скажу, - кокетливо стрельнула глазами Леночка. – С кем хочу, с тем и занимаюсь!
- Ну и занимайся с кем хочешь, хоть во сне, хоть в жизни! – неожиданно для самого себя взорвался Андрей. – Ладно, вот твой подъезд, тебя уже, наверное, мамаша ждет, а я домой пошел.
Он развернулся и всерьез собрался уйти, оставив Леночку. «Шлюха похотливая!» – мелькнула в его голове злобная мысль. В этот момент он совсем не думал о своих собственных астральных изменах невесте.
- Андрюша, ты что?! – испугалась Леночка. – Я тебя просто подразнить хотела, хотела, чтобы ты меня приревновал! Никого, кроме тебя, любимый! Ни наяву, ни во сне! Ты что, всерьез думал, что я…
Трудно сказать, говорила она правду или просто испугалась праведного гнева Андрея – чужие сны – потемки, но он быстро остыл и пошел на попятную. «Чего это на меня нашло? – раздраженно подумал он. – Мало ли что ей снится. Ну даже если она с кем-то трахается во сне, чего ж в этом страшного, чувства во сне вообще неуправляемы, а уж у нее – тем более, она вообще последнее время ни о чем, кроме постели, думать не может, даже учиться стала через пень-колоду. Что за дикая сцена ревности!» – До него вдруг дошло, что если бы и правда Леночка что-то заимела на стороне – неизвестно, какая реакция с его стороны последовала бы. – «Тоже мне, Отелло хренов, – раздраженно думал Андрей. – Собственник чокнутый».
- Успокойся, успокойся, - гладила его по головке, как маленького, Леночка, видя, что Андрей вроде бы передумал уходить. – Ни с кем, никогда, ревнивец мой, любимый. Я тебя в таком состоянии оставить не могу. Пошли ко мне, успокоишься, тогда домой пойдешь!
Андрей позволил затащить себя домой, и, поскольку Лидии Сергеевны еще не было, но могла в любой момент нагрянуть (Леночка по-прежнему боялась открыто запираться с Андреем при матери), она увлекла его в ванную комнату и там, не раздеваясь, чтобы успеть выскочить, если мать действительно явится, прислонясь к стене, она заставила, несмотря на его протесты, овладеть ею очень быстро и, к его удивлению, очень чувственно. «Как в Антимоскве с астральными проститутками! – мысленно усмехнулся Андрей, когда все закончилось, и Леночка, застонав, повисла в его объятиях. – Ну что ж, все какое-то разнообразие».
- Теперь ты успокоился, теперь ты убедился, что я твоя! – страстно зашептала ему Леночка в ухо через некоторое время. – Как только такое в голову прийти могло! И ежику понятно, что я просто глупо пошутила.
Буквально через пару минут, когда удовлетворенная парочка вышла из ванной комнаты, явилась Лидия Сергеевна. Андрей, как мог, полюбезничал, отказался обедать, ссылаясь на то, что его мама обижается, когда он обедает вне дома, и засобирался домой.
- Прости, киса, - шепнул он Леночке в ухо после долгого поцелуя, прощаясь с ней в прихожей. – Вот уж никак не подозревал, что таким Отелло окажусь. Сегодня в ванной ты была великолепна!
- Развратник, скоро ты меня заставишь этим на люстре заниматься! – проворковала Леночка, словно инициатива заняться любовью стоя у стены исходила от него. – Ладно, иди, отпускаю тебя, ревнивец!
И Андрей бодрым шагом отправился домой.

Не успел он войти в прихожую, как из комнаты раздался телефонный звонок.
- Андрей? – услышал он в трубке голос Игоря Чечика. – У тебя какие планы на сегодня?
- Да ничего такого, чего нельзя было бы отложить, – обрадовался Андрей, всерьез опасавшийся, что о нем в команде Балашова просто забыли.
- Тогда предлагаю тебе к пяти приехать на Фурманный, там сегодня официально собирается общество биоэлектроники. Это они себя так окрестили, чтобы со стороны органов не было никаких инсинуаций. Тема – лекция доктора Чаровского о новом способе ведения дородового периода, осуществление родов в воде и уходе за ребенком в первые месяцы.
- Да это как-то далеко от моих интересов, - начал было Андрей, - да и не знаю я там никого.
- Ты не отказывайся раньше времени, - прозвучал в трубке голос Чечика. – Я не сомневаюсь, что многое из того, что он будет рассказывать, тебя заинтересует. Туда явится много наших – и вообще будет много всякой интересной публики. К тому же обычно после официальной лекции выступают все, кому не лень, как на Трафальгар сквер, а вопросы решаются самые глобальные, вплоть до спасения земного шара от инопланетян и выведения новой расы человечества. В общем, темы самые непредсказуемые. Пора тебе начинать осваиваться в подобных тусовках нашей сенситивной братии и самому разобраться, где что-то стоящее, а где пустые болтуны и шизофреники. Приезжай, не пожалеешь, встречаемся у входа, без меня тебя не пропустят. Начало в 17. Добираться нужно так… - Чечик назвал станцию метро, и как пройти на Фурманный переулок.
- Ладно, обязательно приду! – с энтузиазмом пообещал Андрей. – Только перекушу и сразу же выезжаю.
Через час с небольшим он встретился с Игорем у входа в небольшое здание, которое вначале, очевидно, фигурировало в качестве детского сада. Чечик провел Андрея мимо дежурного, который фиксировал вновь прибывших в журнал, представив его, как нового члена группы Балашова, которого здесь, по-видимому, хорошо знали. Дежурный посмотрел куда-то сквозь Андрея и почему-то спросил, вегетарианец ли он, на что, недоуменно взглянув на Чечика, Андрей утвердительно кивнул головой. Потом они поднялись на второй этаж, и здесь в вестибюле, перед конференц-залом Игорь оставил Андрея одного, поскольку то тут, то там начали встречаться его многочисленные знакомые, с которыми нужно было поздороваться и перекинуться несколькими фразами.
- Приглядись к людям, попробуй почувствовать общую атмосферу, но старайся особенно не раскрываться, тут немало охотников до чужой энергии и просто астральных экспериментаторов, – сказал он Андрею, прежде чем присоединиться к оживленно беседующей группе бородачей. Андрей обратил внимание, что процент бородатых мужчин здесь заметно превышал среднестатистический, а женщины, среди которых преобладали дамы, давно перешагнувшие сорокалетний рубеж, были в основном весьма спортивного вида, причем многие выглядели так, словно только что вернулись из туристического похода. Правда, большинство из них носили недорогие серебряные кулоны с разнообразными самоцветами – часто в форме знаков зодиака, и затейливые перстни (золото встречалось крайне редко) с бирюзой, яшмой, ониксом, малахитом, змеевиком и другими не особенно ценными камешками. Встречались и совсем оригиналы (обоих полов), водрузившие на голову металлические обручи – иногда гладкие, иногда с камнями либо таинственными рунами по окружности. Короче, публика была весьма экстравагантного вида, ровесников Андрей не увидел ни одного, а такого количества странных типов в одном месте ему никогда не приходилось встречать. Была и еще одна особенность, которую наш герой отметил уже позже, и касалась она в основном дам: среди них почти не было красивых женщин и преобладали либо молодящиеся, либо не следящие за собой дурнушки.
Атмосфера в вестибюле стояла весьма благожелательная – по крайней мере так показалось Андрею. Вновь прибывшие целовались друг с другом, некоторые совершали изящные намосте, и загадочная улыбка не сходила с лица большинства. Публика в ожидании лекции разбилась на небольшие группки и в каждой шло оживленное обсуждение каких-то, по-видимому, очень важных вопросов.
«Ну вот, - подумал Андрей, - у всех очень благостный, благожелательный вид, по-моему, у большинства из них мир и покой в душе. Один я мрак внутри таскаю, по-моему любой сенс это по моей ауре заметит, наверное, я один здесь общую энергетику отравляю».
Тем не менее на отравителя общественной энергетики никто внимания не обращал, каждый был поглощен собой и своими собеседниками, и Андрей решил послушать, о чем беседуют эти высокосенситивные особы. Он стал медленно с отсутствующим видом прохаживаться по вестибюлю, внимательно прислушиваясь к разговорам – они действительно показались бы весьма необычными неподготовленному слушателю.
- Что вы, Ариночка, - говорила одна чрезвычайно духовного вида дама другой, не менее духовной, - вы неправильно общую чистку делаете, чистить надо обязательно левой рукой, на мантре АУМ и только темными цветами, лучше фиолетовым, он большую часть спектра поглощает, а правой только подают – причем через мизинец от копчика через Анахату и по каналу сердца. А потом лучше всего на больного голубую сферу спустить и запечатать, иначе все рассеется, и лучше всего Шамбалу о помощи просить.
- Да нет же, Гертрудочка, - вмешалась в разговор еще одна дама. – У каждого своя схема чистки должна быть проработана, а потом что вы понимаете под голубым и фиолетовым цветом, каждый цвета ауры по-своему видит, это что вам, светофор, что ли? Красный – стой, зеленый – проходи? Мне, например, схему Пантелеймон-целитель дал, когда я к нему обращалась, – и она совсем другая, чем у вас…
- А у меня позавчера, - рассказывал лысеющий бородач в другой группке, - когда я камень в почке дробил, лампочка в люстре лопнула. Как рванет – только стекла в разные стороны полетели!
- А лысым, - убеждал своего собеседника в другом месте мужчина с пышной шевелюрой, - вообще энергетикой нельзя работать, волосы – это антенны для связи с космосом…
- А как же тибетские монахи? – не соглашался с ним другой. – Они все поголовно головы бреют…
- … Нет, она с раком работать не может, она только на четвертом уровне…
- … Какая разница, какого человек вероисповедания…
- … А мне моя бывшая каждый четверг звонит в пять часов утра, ничего не говорит, в трубку подышит, а потом на весь день сердечный приступ.
- А ты бы телефон выключил.
- Нельзя, вдруг мать позвонит, у нее частые гипертонические кризы, только я и могу ей помочь…
- … А я пантакли сам делаю и наговариваю…
- … Да летает, тебе говорю, сам видел, на метле…
  «Да, - подумал Андрей, слушая обрывки разговоров, - прелюбопытная публика, но поди, разберись, кто из них шизик, а кто по-настоящему видит и работает. Наверное, если бы эти беседы подслушал психиатр, то каждому из них поставил неутешительный диагноз, хотя психиатры, говорят, сами ку-ку. А попади сюда кто-нибудь из нашей школы или из маминых знакомых! Тут обычный человек без задвига будет казаться, наверное, самым большим оригиналом».
- О, и ты здесь! – прервал размышления Андрея могучий бас, принадлежащий огромному бородачу, в котором Андрей без труда узнал Костю Майорова из команды Балашова. - Я тебя здесь раньше не видел.
- Да я здесь первый раз, - пожал Андрей богатырскую длань Кости. – Меня Чечик провел. Сказал, лекция интересная будет.
- А, ерунда! – махнул рукой Костя. – Не тем они занимаются. Ну, как жизнь, как дела на фронте?
- На каком, на личном? – не понял Андрей («На западном фронте без перемен», – подумал он, имея в виду Леночку.)
- Это смотря что ты имеешь в виду под личным. Конечно, каждый воюет в одиночку, но если рассматривать этот процесс в глобальном масштабе, то все мы построены вдоль общей линии фронта – только одни с одной стороны, другие с другой.
- Да я вроде ни с кем не воюю, - растерялся Андрей. («Откуда он знает, - пронеслось в его голове, - я же действительно этой ночью сражался!»)
- Так не бывает, - авторитетно заявил Костя, - мы всегда с кем-то воюем, жизнь – это непрерывное сражение, и человек, который заявляет, что он непротивленец, и подставляет левую щеку после того, как его ударили по правой, либо лицемер, либо трус, но в последнем случае он воюет сам с собой, ибо, сознавая свою трусость, он пытается с ней бороться, правда, как правило, безуспешно.
- А, в этом смысле? – наконец понял Андрей. – В этом смысле бывает. Например, недавно с астральными сущностями сражался. Первый раз, когда я с лярвами столкнулся, они меня, фигурально выражаясь, побили. А вот совсем недавно – я их, и не только их. («А то, как я сам с собой воюю, – тебя не касается», - подумал он.)
- Молодец, - похвалил его Костя. – Воин должен быть яростным и всегда сражаться, иначе утратит навык и будет подчинен разными темными силами. Нужно качать боевой астрал, становиться астральным богатырем, тогда обретаешь истинную свободу воли. Человек должен ощущать себя как в танке, это идеальное состояние.
- Ну, тут я не согласен, - запротестовал Андрей. – Танк – это что-то слишком мрачное и неуклюжее, к тому же, говорят, на поле сражения в среднем живет всего две минуты. Мне более интересен образ птицы, не случайно йоги называли человека, достигшего самадхического уровня сознания, «Ханса», или «лебедь».
- Йога! – презрительно хмыкнул Костя. – Это бегство от жизни, самообман и попытка переложить свои проблемы на плечи другим. Они вон, проповедуя недеяние, нищенством занимались, полагая, что пусть дураки за них сеют и пашут. А что эта философия доказала? Вон англичане небольшой армией Индию подчинили и никакие йоги не помогли. Ты же сам понимаешь - все это лицемерие. Возьми тех же джайнов, они сами не пашут, потому что плуг может всяких жучков-паучков погубить, но от риса, который им крестьяне преподносят, не отказываются. Или еще воду через марлю процеживают, чтобы случайно жучка не проглотить, но миллионы простейших организмов через эту тряпочку проходят и все равно гибнут в их желудке. Они, видите ли, просто не знают, что их проглатывают. Нет, мир не случайно устроен, как гигантское поле битвы, и каждый сильнейший пожирает более слабого – иначе он просто существовать не сможет, и именно таким способом осуществляется естественный отбор, эволюция и прогресс. («Где-то я это уже слышал, - подумал Андрей. – Ах да, это же Черный магистр говорил».) Так что бросай свою йогу, ни к чему хорошему она не приведет. Путь астрального воина – вот наиболее достойное направление. Ты, кстати, по какой системе с астральными сущностями сражался?
- Да ни по какой, - пожал плечами Андрей. – Как-то все само по себе получилось.
- И напрасно, - наставительно сказал Костя. – У тебя все получилось потому, что сражался со слабым противником, а попадись на дороге сильный – он бы твой астрал повредил или сожрал. К этому надо готовить себя постепенно, и чем больше будешь сражаться, тем их будет больше и тем они будут сильнее. Но нет ничего лучше достойного противника. Если хочешь  изучить путь астрального воина – прочти мою книгу.
Тут Костя протянул Андрею тоненькую брошюрку, отпечатанную на пишущей машинке и размноженную на ксероксе.
- «Пламя возмездия», - с гордостью прочел Костя название своего опуса. – Тут указана моя методика накачки астрала и различные приемы медитаций и астральных сражений с тонкими сущностями и черными магами. Ты, похоже, парень подготовленный, должен разобраться в терминологии.
- И все же мне кажется, - сказал Андрей, поблагодарив за книгу, - если ты сам никого трогать не будешь – ну разве что в крайнем случае, то и тебя не тронут.
- Наивная идеология, - махнул рукой Костя. – Всегда найдется вампир, желающий покушать твою энергетику, даже если будешь сидеть тихо, как мышка. Конечно, для серьезного противника ты тогда не будешь представлять интереса.
- А я слышал, - все не соглашался Андрей, - что если твой дух безукоризнен, то ты становишься как бы прозрачным, и никто тебе просто не сможет вреда причинить.
- Что-то я таких не видел, - отмахнулся Костя. – безукоризненный дух может быть только у воина.
В этот момент конференц-зал открыли и публика хлынула занимать места.
«Да, - подумал Андрей, усаживаясь на галерке, - учишь, как с черными магами бороться, а сам-то ты кто по сути? Интересно, тебя этому Балашов научил?»
Но вот в зал вошел лектор, и аудитория постепенно затихла. Доктор Чаровский был еще достаточно молодой мужчина с черной как смоль шевелюрой, чем-то напоминающий араба.
Лектор начал свое выступление с анализа детской смертности в родовой и постродовой периоды по разным роддомам Москвы, процента выкидышей и угрозы преждевременных родов у женщин, вынашивающих плод и рожающих по старинке. Говорил о родовых осложнениях, тотальной обсемененности стафилококками в московских роддомах, о различных заболеваниях женщин в период кормления, и еще более разнообразных у детей в первый год развития. Данные получились весьма неутешительные. Из приведенной статистики следовало, что грядущее поколение рождается сплошь нежизнеспособным, и грядущему человечеству грозит постепенное вырождение вплоть до полного вымирания. Затем следовал тонкий намек, что шанс спастись у человечества все-таки есть, если женская половина перейдет на его, Чаровского, систему зачатия, вынашивания плода, родов и воспитания ребенка в послеродовой период. От скучных цифр статистики и специальных терминов Андрея (как, впрочем, и большую часть аудитории) потянуло в сон, и он начал клевать носом, но тут Чаровский перешел ко второй части лекции, и Андрей встрепенулся. Чаровский рассказал, что привело его к мысли о создании новой системы. Оказывается, на это его натолкнул химический анализ состава околоплодных вод, который, по словам лектора, во многом схож с составом морской воды – следовательно, сделал он вывод, рожать «всухую» для человека противоестественно, и нужно это делать в морскую воду. Тщательно скрывая свои эксперименты от глаз официальной медицины, он уговорил нескольких женщин родить в Черном море, и с этого начался путь создания Нового человека. Выяснилось, то женщины, рожавшие в воде, гораздо легче переносили роды и процент послеродовых осложнений оказался минимальным. То же касалось и здоровья детей, родившихся в море, они якобы почти ничем не болели, и т.д. и т.п. Роды в воде навели его на мысль изучить аналогичный процесс у дельфинов; выяснилось, что роды проходят у них очень легко, дельфинята почти ничем не болеют и очень быстро развиваются. Автор усложнил эксперимент. Теперь женщины рожали у него в бассейне с морской водой и дельфинами, а в дальнейшем будущие роженицы уже общались с дельфинами на протяжении всей беременности, вступали с ними в телепатическую связь, и при отсутствии возможности постоянного общения с этими разумными китообразными достаточно было сосредоточиться на образе знакомого дельфина, как уходили все признаки токсикоза и предродового волнения. Таким образом, помощь дельфинов улучшила и без того прекрасные показатели родов в воде. В дальнейшем возникла система «плавать раньше, чем ходить», была разработана специальная гимнастика ребенка – «бэби-йога», система медитаций для беременных, а также успешно прошли опыты по моржеванию грудных младенцев. В дальнейшем в процесс родов стали допускаться отцы, которые плавали рядом с рожавшей женой и перекусывали зубами пуповину, что также оказалось очень полезной процедурой. Помимо того, что дети еще до года обучались плавать и нырять с длительной задержкой дыхания, выяснилось, что юные ихтиандры к тому же со временем сплошь становятся экстрасенсами и приобретают особую ментальную связь с дельфинами. В дальнейшем, отдыхая с родителями на море, они легко вступают в телепатическую связь с дикими дельфинами и могут их даже вызывать из морских глубин для игр в воде. Короче говоря, перспектива совершенно потрясающая, и если все женщины перейдут на эту систему, то вскоре наше вымирающее, больное физически и психически человечество сменится здоровым, радостным, духовным, гуманным, обладающим всякими сверхъестественными способностями, и это, по сути, будет новая шестая раса, идущая на смену нашей пятой, дряхлеющей и угасающей. В конце доклада Чаровский предположил, что человек произошел все-таки не от обезьяны, а от дельфина, и что это не менее разумные, чем мы, существа, с богатейшим внутренним миром, в свое время отказавшиеся от гибельного пути технократической цивилизации и обретшие радость и покой в морской стихии. Они хорошо нас чувствуют, понимают, но сознательно в нашем присутствии изображают из себя просто разумных животных, чтобы мы не попытались их затянуть на собственный пагубный путь, хотя в чем-то они гораздо разумнее и развитее нас, обладая уникальными экстрасенсорными способностями: диагностируют, лечат и успокаивают не хуже наших лучших экстрасенсов.
Затем свет в аудитории был погашен и Чаровский продемонстрировал фильм, снятый ими совместно с  несколькими операторами-энтузиастами. Фильм оказался очень натуралистичным, сразу было видно, что он не подвергался никакой цензуре, и Андрею было жутко не по себе от кадров, отснятых ближней камерой, демонстрирующих процесс родов  в бассейне с дельфинами и мужиком в маске, который после того, как ребенок вышел из чрева матери, подплыл к ней и перегрыз пуповину. Было много удивительно красивых кадров плавающих и ныряющих младенцев, их голых мамаш и дельфинов, а также впечатляли сцены моржевания грудных детей и приемы бэби-йоги, где 2-3-месячных малышей крутили и вертели, как неодушевленных кукол, а затем ставили на ладони в вертикальное положение,  и они на несколько секунд застывали свечой. По окончании фильма Андрей подумал, что количество и ракурсы голых женщин явно превышают необходимое для наглядного изложения системы Чаровского. Сразу было видно, что операторы несколько пересмаковали клубничку, и фильм получился больше эротическим, чем научным, что впрочем не умаляло его достоинств.
После того как зажегся свет, автор еще некоторое время посетовал, что Минздрав, несмотря на выдающиеся успехи, не желает признавать его систему, посылает всяких тупоголовых ревизоров с унизительными проверками, и если бы не влиятельные покровители, дочери и жены которых рожали и воспитывали детей по его системе, то эксперимент уже давно был бы прикрыт. Сейчас возможности их водного родильного отделения очень малы – правда, со страшными трудностями удалось открыть пару филиалов – и рожать под контролем опытных специалистов, обученных по его системе, имеет возможность маленькая горстка энтузиасток.
После официальной части доктор Чаровский перешел к ответам на вопросы, которые сыпались как из рога изобилия. Вопросы задавали в основном женщины, причем степень заинтересованности несколько не соответствовала их возрасту, либо приближающемуся, либо уже перевалившему климактерический рубеж.
Чаровский на все подробно отвечал, и Андрей, не разбиравшийся в тонкостях акушерства и гинекологии, снова совсем уж было задремал, но тут были заданы явно провокационные вопросы, вызвавшие негодование определенной части аудитории. Например, выяснилось, что данные о безболезненности родов в воде несколько преувеличены (Андрей, кстати, тоже обратил внимание, что лицо роженицы в бассейне было далеко не безмятежно: женщина с трудом сдерживалась, чтобы не закричать). На это автор отпарировал, что это действительно случается, но только у тех рожениц, которые плохо освоили его систему.
Затем из зала было высказано несколько сомнений по поводу абсолютного здоровья воспитывающихся по системе младенцев, и были приведены конкретные примеры довольно тяжелых заболеваний. Докладчик ответил, что он в курсе, и что все эти случаи связаны только со сглазами и порчами, исходящими от скептически настроенных родственников. К тому же счастливые родители фотографировали своих младенцев, а через фотографии, как известно, тоже можно навести порчу и сглаз. Из его слов выходило, что этих детей вообще нельзя фотографировать и никому показывать, поскольку, как он уже ранее говорил, все «его» дети обладают повышенными экстрасенсорными способностями и очень чувствительны к негативной энергии, но это со временем проходит.
После того как доктор Чаровский спустился в зал, на трибуну вылетела пожилая изможденная дама с пылающим взором и вдохновенно заговорила:
- Уважаемый доктор Чаровский изложил нам очень интересные результаты своих экспериментов, но он ничего не сказал об одной архиважной проблеме, без решения которой невозможно говорить о гармоничном воспитании нового поколения и грядущей шестой расе человечества. Это – проблема вегетарианства, и я бы пошла еще дальше – сыроедения. Пока человечество поедает трупы животных и заполняет свою утробу трупной вытяжкой, именуемой мясными супами, нечего и говорить о физическом и духовном здоровье ребенка и взрослого. Поскольку мы являемся приматами, мясоедение абсолютно противопоказано нашей природе, и все болезни человечества, а также его агрессивный характер, проистекают именно от употребления мяса, рыбы, яиц и возбуждающих наркотиков: кофе и чая. Я уж не говорю о табаке и алкоголе. Но и это не полное решение проблемы. Ибо настоящее здоровье может дать только сыроедение, поскольку наша биологическая природа сформировалась миллионы лет назад, и предки наши всегда питались сырыми продуктами. По сути дела, готовить пищу на огне начали всего десять-двадцать тысяч лет назад, и такой род питания совершенно не естественен для организма – отсюда все наши болезни. Если человечество в ближайшее время не одумается и не перейдет на естественные природные вегетарианские продукты, оно неизбежно вымрет от накопившейся негативной генной информации, и никакая система доктора Чаровского – при всем моем к нему уважении – не поможет. Была бы моя воля, - тут женщина яростно сверкнула глазами, - я бы вообще всех мясоедов уничтожила, чтобы не мешали развитию нормальной человеческой вегетарианской расы. Поэтому призываю всех, кто еще не сошел с пагубного пути мясоедения, одуматься, вспомнить о грядущих поколениях и прекратить свое безумное трупоедение.
Ее эмоциональная речь была встречена бурными аплодисментами. Затем на сцену вышел молодой человек («Юноша бледный со взором горящим» - почему-то вспомнил Андрей строки Валерия Брюсова).
- Я полностью присоединяюсь к предыдущему оратору, - так же высокопарно начал бледный молодой человек, - но хочу добавить несколько слов о духовном аспекте вегетарианства, поскольку уважаемая Софья Георгиевна коснулась в основном только телесного аспекта этой проблемы. Дело не только в том, что мясо, рыба и яйца вредны с биологической, так сказать, диетологической точки зрения. Дело в том, что при забивании животного в его мясе запечатлевается энергетическая информация ужаса и боли, и эту страшную энергетику смерти мы поглощаем вместе с бифштексами и котлетами.
- А яйца что, тоже боятся, когда их едят? – раздался провокационный голос из зала.
- Яйца… - Молодой человек растерялся, не зная в первую минуту, что сказать, но быстро нашелся. – А яйца тоже содержат живую душу цыпленка. Она все видит и все чувствует, когда ее будущее тело пожирается за завтраком – а это также разрушительная энергия. Но я не только об этом хотел сказать. Я профессиональный поэт, учусь в литературном институте, но раньше, когда ел мясо, рыбу, яйца, лук, чеснок и прочую дрянь, писал очень плохие стихи (хотя кому-то они, может быть, и нравились) – и не удивительно, ведь мое сознание было засорено энергией убийства, хоть сам я никого и не убивал. Она шла от пищи. С той же поры, как я перешел на вегетарианство, я стал писать замечательные стихи…
- Это вы сами решили, что они замечательные, или вам кто-нибудь сказал? – снова раздался все тот же голос провокатора.
- Спокойно, - раздраженно ответил молодой человек, еще сильнее побледнев, очевидно, из вегетарианского сострадания к провокатору, который не понимает элементарных вещей. – Могу прочитать, сами убедитесь.
- Ну, прочтите, - раздались голоса из зала, и молодой человек вдохновенно прочитал.
Честно говоря, стихи Андрею не понравились, они были хоть и правильно зарифмованы, но банальны и рафинированы, о том, как молодой человек ходит по лесу и понимает язык ромашек и лютиков, чувствуя гармонию окружающей природы. Тем не менее его выступление вызвало аплодисменты в основном со стороны пожилой женской части аудитории.
- Это было в начале моего пути, - вдохновился молодой человек. – А недавно ко мне пришли вот такие стихи. Думаю – это новое слово в поэзии. Стихотворение называется «Брахман».

Плыть по волнам ассоциаций,
Затем проникнуть в символ «ОМ»,
Чтоб, скинув цепь реинкарнаций,
Растаять в таинстве самом.

Где, пробуждаясь, Кундалини,
Расправив сонную спираль,
Ползет с шипеньем по читрини,
Срывая с лотосов вуаль.

Где средь Дхианы расцветают
Самадхи странные цветы,
И, расправляя складки Майи,
Брахман грядет из пустоты.

Стихи снова вызвали бурные аплодисменты, затем молодой человек раскланялся и удалился на свое место.
«Интересно, - подумал Андрей, - он всю терминологию, какую знает, в это стихотворение запихал? Насчет нового слова в поэзии он себя явно переоценивает.
После выступления профессионального поэта желающих выйти на трибуну больше не оказалось, и заключительное слово взял председатель общества биоэлектроники – высокий худой мужчина в давно не глаженном черном костюме. Для начала он процитировал на память несколько довольно внушительных отрывков из Библии и Евангелия – правда, Андрей так и не понял, какое это имело отношение к сегодняшней лекции, кроме, пожалуй, изречения Христа о том, что нужно быть как дети, ибо их есть царствие небесное. Дальше председатель отметил большую ценность и полезность того дела, которое начал доктор Чаровский, и сказал, что направление это надо всячески поддерживать и развивать, правда, как именно поддерживать и развивать его собирается именно общество биоэлектроники, осталось неясным. Затем председатель сообщил, что сегодняшнее заседание общества закрыто, и публика начала расходиться.
У выхода к Андрею подошел Чечик и спросил, как его впечатление от лекции и вообще от того, что он здесь увидел.
- Вообще-то интересно, - сказал Андрей, натягивая куртку, - правда, лично я ни акушерством, ни гинекологией заниматься не собираюсь, но насчет дельфинов, бэби-йоги и медитаций интересно. Потом, я еще никогда с трибуны не слышал таких смелых идей и высказываний, которые как-то не стыкуются с положениями марксизма-ленинизма. Одно дело на кухне об этом трепаться, а другое, когда это произносится перед большой аудиторией, – это впечатляет и радует. А они не боятся, что их прикроют? Вроде бы здесь крамольные вещи говорятся.
- Вопрос об этом стоял не один раз, - ответил Чечик, - но как-то все обходилось. Похоже, КГБ решил пока Фурманный не трогать. Очевидно, они понимают, что интереса определенного слоя общества ко всяким пара нормальным явлениям все равно не пресечь, а Фурманный под их контролем, у них здесь свои засланные казачки имеются. Поэтому пусть лучше уж будет такой клапан для спускания пара, который они контролируют, чем разные неучтенные общества, всех держать на коротком поводке неспособны даже они. А тут, как им кажется, все сенсы под рукой, хотя на самом деле они ошибаются. Да и потом, у них в этом обществе есть прямой интерес. КГБ давно интересуется проблемами парапсихологии – они пытаются использовать этот феномен в своих целях. Я знаю что в разное время и даже до войны под опекой НКВД проводились различные парапсихологические эксперименты, в частности по разработке психогенератора, который способен внушать людям различные установки и управлять действиями толпы. Можешь себе представить, какие мысли они нам собирались внушать. Насколько я знаю, ничего путного у них пока не получилось, но многим действительно стоящим сенсам они предлагали принимать участие во всяких секретных разработках – и далеко не все отказывались. Так что общество, по-видимому, не прикроют. Мало того, здесь можно говорить все, что угодно, без всякой опаски, что завтра тебя вызовут на Лубянку. Так что говорить всякую антисоветчину на кухне даже опасней – всегда может найтись стукач. А здесь – пожалуйста, без всяких ограничений.
- А почему из наших, - Андрей несколько неуверенно произнес слово «наших» - никого не было, кроме тебя и Кости, чего Балашов не пришел?
- Балашов не в очень хороших отношениях с Винчулисом – это председатель, – он считает, что тот работает на КГБ. Костя пришел потому, что везде ходит, свою брошюру распространяет – вон он и тебе ее всучил, я пришел потому, что занимаюсь практическим целительством, хотел о некоторых приемах бэби-йоги послушать – кстати, это и тебе полезно, не знаю, займешься ли ты когда-нибудь целительством, но дети у тебя когда-нибудь будут. И тут система Чаровского может много полезного дать. Ну а остальные… Раньше больше наших приходило, но сейчас многие поняли, что тут больше языком чешут. Слышал здешних воинствующих вегетарианцев? Дай этой даме автомат – она всех мясоедов перестреляет, и не одна она такая. К тому же здесь немало любителей влезть в чужой астрал. Тут разговоры послушаешь – все только о мире и добре говорят, но это пустые слова и роль, которую они привыкли играть в жизни. Я, например, не стесняюсь брать деньги у своих клиентов, поскольку гарантирую результат. А многие здесь клеймят позором подобных мне и Балашову – но это потому, что им денег никто и не предлагает, поскольку они ничего не могут, но их послушай, и узнаешь, что конец света не наступил только потому, что они не позволяют. Некоторые так и говорят: пока я работаю с ноосферой Земли, конца света не будет. Это как в анекдоте про гражданина, который на Кировском проспекте палочкой крокодилов разгонял. А когда ему резонно возразили, что их здесь и так нет, – ответил: «Потому и нет».
Когда они выходили из помещения, внимание Андрея привлекла небольшая группа пожилых дам, обступивших и оживленно задававших вопросы молодой женщине, которую Андрей раньше не видел. Эта женщина почему-то сразу приковала взгляд Андрея, и дело было даже не в том, что отличалась от большинства здешних дам. Она была молода, хотя далеко не девочка – что-то около тридцати, очень изящно и изысканно одета, и в ушах у нее блестели сережки с крупными, по-видимому, очень дорогими бриллиантами. Она была красива, правда, миниатюрна: огромные темные глаза, тонкий нос, чувственные губы, шапка роскошных вьющихся волос. К тому же пожилые дамы явно относились к ней с почтением, как к существу из иного мира. Андрей отметил, что хоть и встречал среди прохожих более красивых женщин, но тем не менее ни одна не привлекла к себе его столь пристального внимания. Тут было что-то другое, что-то демоническое, и он понял, что именно: эта женщина неуловимо напоминала ту, другую, которую он хорошо запомнил во время своего астрального путешествия в средневековую Индию: верховную жрицу храма Кали-воительницы – Дургу. Женщина, видимо, почувствовала его пристальный взгляд и спокойно и внимательно посмотрела на Андрея, тут же заставив его смущенно спрятать глаза.
- Что, обратил внимание? – усмехнулся Чечик, когда они отошли на некоторое расстояние от общества биоэлектроники. – Красивая женщина?
- Да она мне напомнила кого-то, – смутился Андрей, не став уточнять, кого именно. – А кто это?
- Обычно она представляется «Лиана», фамилию не помню, знаю, что очень сильная сенситива и ясновидящая, одна из немногих, которая не только болтает, но и может, причем может немало.
Недалеко от метро Чечик расстался с Андреем, сказав, что ему тут недалеко надо зайти в одно место, и пригласил назавтра ближе к вечеру заехать к Балашову на их обычную встречу. Андрей поехал домой и весь обратный путь никак не мог отделаться от последнего взгляда таинственной Лианы, когда их глаза встретились. Впечатление было в чем-то схожее с тем, когда смотришь на сильный источник света, а затем закрываешь глаза и перед внутренним взором еще долго остается яркое пятно.
«Ну вот, - подумал Андрей, - мне только не хватает навязчивых мыслей о еще одной особе женского пола. И с чего я взял, что она на Дургу похожа, обычное случайное сходство – может, я это и сам выдумал».
Тем не менее, как Андрей себя ни убеждал, он не мог отделаться от ощущения, что видит эту женщину не последний раз.
Дома он немного отвлекся от навязчивого образа, рассказывая маме о сегодняшней лекции (мама относилась к его увлечению несколько настороженно, но не мешала ему, поскольку считала, что пусть лучше это, чем наркотики и девицы легкого поведения). Все, что рассказал Андрей, ее удивило и несколько напугало. Она не подозревала, что в Советском Союзе есть организации, где открыто говорят о вещах, не вписывающихся в официальную идеологию и несколько раз говорила Андрею, чтобы он там особенно не высвечивался, и как бы у него (и, естественно, у нее) впоследствии не было неприятностей. Но с другой стороны, она понимала, что запретить сыну уже ничего не может.
После того как Андрей лег в постель, образ женщины-сенситивы вновь всплыл перед ним, как живой.
«Ну и пусть, - решил подразнить себя Андрей, - все равно я с ней никогда не познакомлюсь – уж это совершенно исключено, и скорее всего больше никогда не увижу, так что все равно это впечатление скоро угаснет – даже не буду с ним бороться».
Он попытался помедитировать над этим образом. Иногда подобные вещи у него получались, когда он мысленно начинал разглядывать интересующий его объект с разных сторон и ракурсов, и этот объект как бы начинал поведывать ему свои секреты («Приблизь проблему к себе», - учил его Маркелов). Но в этот раз ничего не получилось, образ был как бы жестко зафиксирован в его сознании и не желал делиться своими секретами. Мало того, через некоторое время он словно бы начал вести себя независимо от сознания Андрея,  медленно наплывая, пока от фигуры не остался один пронизывающий глаз.
«Господи, - подумал Андрей, - да это не я за ней наблюдаю, - она за мной! Черт меня дернул ее рассматривать – не дай Бог эта штука теперь меня все время преследовать будет! Так и свихнуться можно. Такое впечатление, словно она меня рассматривает на расстоянии и может внушить любую мысль. Нет, надо размагничиваться, кажется, это не простая игра воображения». – Андрей уже начал чувствовать, что у него появилась навязчивая мысль встать и куда-то ехать, правда, непонятно, куда и зачем. Не на шутку испугавшись, он стал бороться с этим желанием, использовав все известные ему способы переключения и, к счастью, через некоторое время это удалось, образ потускнел и отпустил его, зато Андрей почувствовал знакомый звон в ушах и ёканья в голове.
«Ну вот, - подумал он, - опять астральный выход, раньше такого не было, чтобы два дня подряд».
Выход действительно произошел, но на этот раз протекал несколько по-другому, чем обычно. Ему показалось, что он садится на кровать, и в следующее мгновение произошло словно бы смещение куда-то вбок, и он осознал себя сидящим на берегу моря Вечности рядом со знакомым игрушечным замком из песка.
«Что-то я сюда зачастил, - подумал Андрей. – Опять путешествие во времени, что ли, намечается»?
 Он пригляделся к окнам замка – как и прежде, одно окно привлекло его внимание. Оно поплыло на него, и в следующий момент Андрей разглядел хорошо освещенный зал. Этот зал начал затягивать его, словно в водоворот, на мгновение он провалился в зияющее Ничто и осознал себя уже внутри этого зала. Почему-то он сразу понял, что это не зал какого-то дворца, а естественный зал пещеры, хотя изнутри он был отделан очень тщательно и изысканно. Помимо множества горящих чаш с маслом, в центре купола было проделано небольшое отверстие, через которое вертикально падал луч света, создавая достаточно сильный источник естественного освещения. В центре зала был небольшой овальный бассейн, весь отделанный розовым мрамором, и на поверхности кристально чистой голубоватой воды тихо покачивались среди зеленых листьев белые и розовые чаши огромных лотосов. У края бассейна возвышалась полупогруженная скульптура многорукой женщины с хищно оскаленным кроваво-красным ртом, из которого весело журчащей струйкой вода стекала в бассейн. Одежды и украшения скульптуры поблескивали натуральным золотом, драгоценными камнями, и сам материал, из которого была выполнена скульптура, Андрей не смог определить.
«Да это же Кали! – Подумал Андрей. – Вот, значит, куда я попал».
Пол зала, несмотря на внушительные размеры, был полностью застелен тигровыми и леопардовыми шкурами, а около одной из стен возвышался алтарь из белого камня. Неподалеку от алтаря восседала в позе лотоса еще одна скульптура многоголовой, шестирукой Кали, еще более величественная и зловещая. Голова, живот и руки ее были выполнены из черного мрамора, из центральной головы через жуткий оскал высовывался чудовищный красный язык, а вместо глаз сияли огромные рубины. Несколько рук богини держали за волосы отсеченные мужские головы с окровавленными шеями, оставшиеся руки сжимали острые клинки с широкими лезвиями – и, похоже, клинки были настоящими. Нижнюю часть стен украшала скульптурная группа, очевидно высеченная из скалы, образующей естественный свод пещеры. Андрей, видевший фото в доме Маркелова, сразу узнал уменьшенную копию знаменитого скульптурного комплекса храма в Кхаджурахо, которая изображала немыслимые числом и разнообразием сексуальные сцены из жизни то ли каких-то богов, то ли царственных особ, описать которые было просто невозможно из-за бедности человеческого языка. Свободную от этой скульптурной группы часть стены украшали красочные панно, изображавшими аналогичные занятия, но, судя по некой системе их расположения, Андрей подумал, что это, скорее всего, настенные иллюстрации к знаменитой Кама сутре. Помимо многочисленных лож, укрытых разноцветными шелками и газом, то тут, то там возвышались столбики ритуальных лингамов, выточенных, похоже, из естественных сталагмитов, украшавших пол пещеры с незапамятных времен. Кроме всего прочего, повсюду стояли трапезные столики с золотой посудой и цветами и бесчисленное количество золотых и серебряных статуэток, украшений и курильниц, от которых поднимались тонкие струйки дыма. Особо можно было отметить купол зала с изображением огромной фигуры танцующего Шивы – Шивы Натараджа, и в том месте, где у него находился третий глаз, как раз и располагалось отверстие во внешний мир, и получалось, что из этого глаза бьет сильный поток света.
«Кажется, - подумал Андрей, - сейчас будет продолжение истории Рама и Дурги, и, судя по тому, что я тут увидел, даже догадываюсь, какое. Похоже, это не только зал для жертвоприношений, но и помещение для занятий Тантрой – или, если по-простому, – групповым сексом».
Как бы подтверждая его догадку, дверь в зал, замаскированная под часть стены, отодвинулась, и в помещение вошла живописная группа из пяти мужчин и пяти женщин, среди которых Андрей узнал Рама и Дургу. Андрей плохо разбирался в одеяниях средневековой Индии, но догадался, что одеты они были в одежды женихов и невест розового цвета, которые еще больше оттеняли смуглую кожу жителей Индостана. Процессия направилась к жертвенному алтарю Кали, около которой разыгрался сложный ритуал жертвоприношения белого голубя и голубки. В конце действа после непродолжительной молитвы Дурга обсидиановым ножом отсекла головы несчастным птицам, кровью помазала и без того красные губы зловещей богине, а тушки птиц сожгла на жертвенном огне алтаря. В процессе обряда его участники несколько раз прикладывались к золотым кубкам со слегка опалесцирующей желтоватой жидкостью. («Наверное, это и есть Сома», – подумал Андрей).
По мере исполнения ритуала группу охватывало все большее и большее оживление. Руки и лица у них стали покрываться испариной, в глазах появился особый блеск, и, словно знаменуя конец жертвоприношения, в зал хлынули тихие звуки музыки, идущие откуда-то сверху.
«Интересно, где у них музыканты прячутся? – подумал Андрей. – Ведь не магнитофон же это!».
Из нескольких инструментов, помимо отбивающих монотонный ритм барабанов, Андрей узнал звуки ситара и вины. Музыка была чувственна и завораживающе включала постоянные повторы на фоне импровизации на ситаре, темп ее постепенно нарастал. Затем из причудливых ритуальных поз, едва заметных постукиваний босыми стопами о мягкий ковер и замысловатых движений кистями начал формироваться танец. Он сопровождался удивительной игрой мимики женской части танцующих, словно бы олицетворяющей целомудрие и скрытое кокетство. На этом этапе касания мужчин и женщин друг к другу были редкими, мимолетными и как бы случайными. Далее по мере нарастания темпа и страстности ритма настойчивость ухаживания мужчин стала возрастать, со стороны же женщин, напротив, усиливалась неприступность. Они грациозно уворачивались от настойчивых объятий, словно бы возмущаясь недостойными притязаниями, но в глазах и выражении лиц светилось все то же кокетство и пламенный призыв. Далее  бастионы неприступности сдавались один за другим, и одна за другой падали на шкуры невесомые одежды. Вскоре все оказались в набедренных повязках и золотых украшениях: кольцах, браслетах, обручах, колье, мелодично звенящих миниатюрными колокольцами. Началась экстатическая часть танца, и если вначале танец проходил по жесткому канону со строгой последовательностью классических положений, то тут началась полная импровизация, впрочем, такая же искусная и захватывающая, как и его каноническая часть. Барабаны отбивали ритм с неслыханной скоростью, пассажи ситара были виртуозны, и все видимое и слышимое сливалось в единую тему безумной страсти, когда весь видимый мир превращается в гигантское ложе  для неистовых любовников. Но пока это был еще танец. И когда музыка внезапно, на пике экстаза оборвалась, грань перешли одновременно все участники действа. Они повалились, кто где стоял, на устланный шкурами пол и начали овладевать друг другом с такой неистовостью и в таких немыслимых положениях, что, казалось, эти извивающиеся и стонущие тела полностью лишены костей и сделаны из темной гуттаперчи.
«Вот это да! – подумал Андрей, совершенно завороженный увиденной картиной. – Какая потрясающая хореографическая и физическая подготовка! Интересно, сколько надо по этой системе заниматься, чтобы вот так научиться?»
Вскоре он понял (а действо все не кончалось и не кончалось), что это беспорядочное на первый взгляд групповое совокупление подчинено определенной последовательности и неведомому сценарию. Лидерство переходило от одной пары к другой, и чередование поз также не было хаотичным. Андрей понял, что разыгрывается живая иллюстрация какого-то фрагмента «Кама-сутры». Круг тел все теснее сжимался, а в центре были Дурга и Рам, и в какой-то момент Андрей понял, что они поднимаются в воздух, продолжая свою невиданную песню тел на высоте полутора метров над полом, и тогда он начал слышать, что шепчут друг другу парящие любовники:
- Сейчас мы поднимаемся на уровень Вишудхи, в зону физического парения, - на удивление ровным шепотом наставляла своего любовника Дурга. – Ты отождествляешься с Сади Шивой, я – с шакти Ракини, сейчас оставляем тела и выходим в Калилоку через окно Брамы.
Все дальнейшее Андрей уже, очевидно, наблюдал глазами Рама: он и Дурга, превратившись в два соединенных луча багрового и фиолетового цвета, пронзают купол зала и устремляются в черное астральное небо, покрытое туманностями и испещренное крупицами звезд,  и, пронзив тонкую золотистую перегородку, изливаются в кроваво-красное пространство. Здесь лучи трансформируются в блистающие тела четырехрукого агатового Шивы и рубиново красной Кали и продолжают свой экстатический любовный танец уже на жутком ковре из изрубленных, расчлененных, залитых потоками крови человеческих тел, застилающих собой все видимое пространство. Где-то в отдалении были слышны воинственные крики и звучали трубы - там шла бесконечная кровавая битва пехоты, колесниц и слонов. А еще дальше пространство замыкала кольцеобразная гряда багряных скал, которые, казалось, также извиваются то ли в агонии, то ли в любовном экстазе. Купол неба без признаков светила был также кроваво-красный, по нему проплывали грозные рубиновые облака и изливали потоки дымящихся струек крови. В какой-то момент экстатический танец Кали и ее царственного супруга замер, тогда раздался леденящий душу вопль, и мощный столб молочно-белого света, особенно контрастирующий с кровавыми тонами окружающего пространства, прямо из переплетенных тел Шивы и Кали ударил в небесный купол, пробил его и устремился куда-то в бесконечность. Его дальнейший путь Андрей уже не сумел проследить. В этот момент картина оборвалась, Андрей ухнул в зияющее Ничто, и после непродолжительного беспамятства очнулся на своей кровати, опрокинутый и потрясенный увиденным зрелищем.
«Вот это да! – только и сумел мысленно произнести он. – Никогда ничего подобного не видел!»

На следующий день Андрей сообщил Леночке, что собирается вечером съездить к Балашову, поскольку приглашен, и неохотно предложил ей составить компанию. К его удивлению, Леночка отказалась, сославшись на неотложные дела совместно со своей мамой. В последнее время, в преддверии скорого разъезда, они заметно сблизились.
- И потом, знаешь, Андрюша, - сказала она немного грустно, - мне, наверное, вообще лучше туда не ездить (было очевидно, что скептическое отношение Балашова к ее способностям сильно обидело девушку), - как-то чуждо мне все то, чем они там занимаются. Сначала мне было страшно интересно, но в последнее время что-то меня от всего этого отводит. И потом, я тебе еще не говорила – мы с мамой недавно в церковь ходили, на исповедь, и священник там сказал, что экстрасенсы служат Сатане. Я, естественно, в этом не уверена, по-моему, они много полезного делают, но слова его мне в душу запали – ничего не могу с собой поделать. Ты поезжай, я знаю, что для тебя все это очень важно и церковь тебе не авторитет. Потом мне расскажешь, чего у вас там происходило. Может, когда-нибудь и я с тобой поеду, но только не сейчас.
Отказ Леночки Андрей воспринял со скрытой радостью, он тоже ощущал, что она там лишняя, и потом, его несколько насторожили  недвусмысленные взгляды в ее сторону Вадика Крюкова. Видно было, что Леночка его весьма заинтересовала, а Игорь Чечик как-то вскользь бросил, что он у них донжуан. Андрей не хотел себе признаться в том, что ревнует Леночку, тем не менее брать ее с собой ему не очень хотелось.
Как бы там ни было, но все складывалось удачно, и ровно в шесть вечера он уже звонил в квартиру Балашова. Большая центральная комната экстрасенса, как и в первый визит Андрея, была полна народа, среди которых многих Андрей видел впервые.
- Заходи, заходи, Андрюша, - радушно встретил его хозяин. – Бери кресло и ищи свою точку, посмотрим, как это у тебя сегодня получится.
Андрей примерно помнил, где стояло его кресло в первый раз, поэтому поиски его были гораздо короче, и, почувствовав знакомое давление в области твердого неба, он уверенно поставил кресло именно в этом месте.
- Все правильно, садись, - одобрительно кивнул головой Балашов. – Сегодня у нас необычный гость, мой старый приятель Костя Дьяков. Все лето он проводил интересный эксперимент на выживание: ездил в Башкирию и недалеко от Уфы целое лето провел в дупле дуба. Причем ни денег, ни вещей у него не было, питался ягодами, грибами и разной травкой. Да, собственно, чего я, он сам все расскажет.
Андрей перевел взгляд на человека средних лет весьма, если можно так выразиться, монахообразного облика. Его прямые засаленные волосы свисали ниже плеч. А борода доходила до середины груди. На нем была серая косоворотка, как у Льва Толстого, и протертые до белизны джинсы.
- А что, собственно, рассказывать, - прогудел «монах», перебирая деревянные четки. – Это когда в Москве живешь, по театрам, вернисажам и всяким сенситивным сборищам ходишь, то есть о чем рассказывать. А так что: ночевал в дупле, бродил по дубравам, лазил по отрогам Уральских гор, общался с разными духами. Ну, медведь несколько раз к дуплу подходил, но с ним мы достаточно быстро поладили, вскоре он от меня уже не убегал, я его в конце даже диким медом подкармливал, – пришлось там немного бортничеством заняться, все-таки сахара нужны организму. А так – орехи, грибы, ягоды - сытная и здоровая пища. Это только с непривычки голодно, а через некоторое время о городской пище и вспоминать не хочется. Ну, что еще? Красота неописуемая! Когда ходишь в турпоход и ночуешь в палатке - этого не ощущаешь. Когда вокруг люди, да надо пройти по определенному маршруту, да уложиться в определенные сроки, да каждый вечер посиделки у костра с водочкой и гитарой, разве тогда всю эту красоту до глубины прочувствуешь? Разве увидишь сквозящие миры и лесных духов? Я ведь специально не брал карту с собой, выходил на дорогу и шел, не зная куда, день, другой, третий. Попадались какие-то поселки, городки, я даже не спрашивал их названия. Ни с кем близкого знакомства не заводил, просто шел под куполом голубого неба и ощущал растворение в пространстве. Абсолютная свобода, никаких привязанностей ни к людям, ни к месту. Как птица, вернее, птица все же имеет гнездо и определенную территорию, где она кормится, а здесь – ничего похожего. Не страшно заблудиться, потому что все равно в лесу ночевать, не страшны грабители, потому что нет у тебя ничего. Конечно, есть вначале и страх, и тревога, и дом свой часто вспоминаешь, но вскоре все это проходит, воспринимаешь текущую жизнь без всего того, что мы в нее привносим, – да еще до такой степени, что саму жизнь уже и не замечаем. А сама жизнь на удивление мистична, она заполнена духами и стихиями природы, просто в городе мы этого не замечаем, поскольку цивилизация от природы каменными стенами отгородилась и тешит себя мыслью, что именно в ней-то высший смысл и есть. А какой же в ней высший смысл? Только тоска и однообразная рутина. Нет, в следующий раз обязательно опять поеду – кстати, совсем не обязательно туда, может, в какое другое место. Мои отдаленные планы – осень и зиму так же провести. Возможно, на первых порах придется куда-то потеплее поехать, ну а там, глядишь, и северную природу поеду осваивать.
- А как насчет комаров и прочего гнуса? – с сомнением покачал головой Балашов. – Это ведь серьезное испытание, особенно когда без мази.
- На первых порах да, действительно тяжело, тем более я с самого начала поставил жесткую цель – никаких химикатов, только то, что природа дает. Вначале, конечно, без спичек не удавалось обходиться, а от комаров и мошки приходилось разные травы сжигать. Например, лаванда хорошо помогала, она там в горах в большом количестве растет. Чабрец также и тысячелистник. А потом, странное дело, чем больше ты к гнусу привыкаешь, чем меньше на него внимания обращаешь, тем меньше он тебя трогает – может, и по мере того, как из тебя яды цивилизации выходят. И еще, когда ты оголен и в оголенную природу всем своим естеством врастать начинаешь, вступает в силу закон, который в городе или в деревне, куда ты энергию цивилизации с собой переносишь, практически не ощущается. Это необходимость сохранения некой неописуемой целостности. Нельзя с духами конфликтовать, нужно научиться слышать, что они тебе подсказывают, и быть очень внимательным ко всему. Например, если часть своей пищи духам не отдашь – я обычно ее в костре сжигал – то в скором времени может что угодно случиться. Либо в горах с обрыва сорвешься, либо на тебя камень свалится, либо в непролазную чащу или болото заберешься. А когда с духами с почтением, да знаки начинаешь примечать, тогда природа тебя в свое лоно принимает, начинает тебя беречь. Помните, у Кастанеды, ворон всегда неспроста каркает, нужно научиться понимать, что он тебе сказать хочет.
- А ты что-то об общении с духами говорил, - задал вопрос Чечик. – Оно у тебя только на уровне жертвоприношений и отслеживаний знаков происходило?
- Да нет, - усмехнулся Дьяков, - не только. Конечно, для начала приходилось свою инертную психику подстегивать.
- Это каким же образом? Пейотом? Дымком?
- Да откуда ж я там пейот возьму или какой-нибудь мексиканский дурман? Нет, любая местность дает тебе все необходимое, которое для разных оккультных целей можно использовать – причем именно для этой местности все эти свободно произрастающие галлюциногены больше всего и подходят. То, что описывал Кастанеда, органично проистекает из мексиканской природы. Нет, я поначалу пользовался только местными грибами: маленькие такие, чем-то чесночник напоминают, только шляпка красноватая. Вот его я поначалу и принимал, а потом уже в этом необходимости не было – только медитировал.
- И что ты там видел? – поинтересовался Вадик Крюков. Видно было, что тема эта его крайне волновала, поскольку он сам, как помнил Андрей, принимал настойку из мухоморов.
- Конечно, - продолжил Дьяков, - самое сокровенное я сказать не могу. Что мне духи говорили, по каким своим тропам водили – это никому передавать нельзя. А так – звуки, тени, мотыльки над костром, которые вспыхивают, после чего пламя совсем другим цветом гореть начинает. Потом этот мотылек может тебе в виде гигантского монстра явиться и другой мир показать. Да всего и не рассказать, нечто сходное с тем, что Кастанеда описывает, – лучше его еще раз перечитать. – Дьяков замолчал, задумчиво теребя бороду. – Ну вот, думал, что говорить нечего, а целая небольшая история получилась. Так что, ребята, мой вам совет: бросайте всю эту городскую лабуду и уходите в лес, горы или еще куда. Только скопом идти не советую, получается самый обычный турпоход с высоко ментальными беседами, результат тогда – нулевой.
- Ну что ж, - снова взял на себя роль председательствующего Балашов, - очень интересный рассказ. Боюсь, что советом Николая далеко не каждый сможет воспользоваться. Для этого нужно и соответствующую склонность иметь, и подготовку. Коля – для тех, кто не в курсе, – в монастырском ските недалеко от Загорска два года прожил. Потом, правда, с православием разошелся, он у нас прирожденный язычник и шаман. Да, конечно, желательна не обремененность семьей и неприхотливость к пище. А вообще-то, конечно, можно кому-то попробовать, путь очень действенный, правда, и сложный, почти шоковый.
А теперь послушаем, что нам Рубик Федоров расскажет. Он тоже необычное лето провел вместе с группой суфиев. Ты ведь куда-то в Казахстан ездил, к этому… Мирзабаю?
Андрей с интересом посмотрел на невысокого, крепко сбитого брюнета лет 25, напоминавшего кавказца, с короткой стрижкой и аккуратной бородкой. 
«Где-то я его видел, - пытался вспомнить Андрей. – В жизни точно не видел. Ах да! Он же в каком-то фильме играл – в советском боевике о войне Красной армии с басмачами. Он исполнял роль какого-то абрека – здорово на саблях рубился и в рукопашном бою – по-каратистски! Я еще тогда удивился, думал, на экране так только красноармейцы могут, а оказывается, злодеи тоже. В конечном счете его, правда, наш комиссар замочил… Как же этот фильм назывался? Убей, не помню, их столько в последнее время после «Белого солнца пустыни» вышло, режиссерам, наверное, спать спокойно слава этого фильма не дает. Интересный парень, тем более, он, похоже, без дублера работал».
- О! Мирзабай – великий учитель! – экзальтированно начал свое повествование Федоров. – Не знаю, тут, конечно, могут быть разные мнения, но я не согласен с Николаем, что можно открыть чакры и достигнуть Сатори, бродяжничая в одиночку по лесам и горам. Тот же Кастанеда, на которого Николай несколько раз ссылался, все свои духовные эксперименты – в том числе и с галлюциногенами – среди дикой природы мексиканских пампасов проводил под детальнейшим руководством дон Хуана, и только через много лет начал путь сам. Но и то в мистической группе, которую он, по сути, возглавил, где было строго определенное число участников и каждый участник нес какую-то свою, строго определенную миссию и выполнял свою, только ему присущую роль, как во внешнем проявлении, так и во внутренней работе. И я считаю, что серьезную работу нельзя проводить в одиночку, нужна мистерия из многих участников. В этом я разделяю мнение Бориса Александровича и солидарен с его группой. А куда занесут дикие не контролированные духи природы одинокого отшельника – никто не знает, скорее всего, это путь гибельный. Конечно, были положительные прецеденты, тот же Серафим Саровский, но это скорее исключение, чем правило. Ты меня извини, Николай, но это мое мнение, без претензий на истину в конечной инстанции.
- Да ничего, ничего! – добродушно улыбнулся Дьяков. – Я же буквально не звал за собой, обращался только к тем, у кого есть склонность. Конечно, если какая-то антилопа отобьется от стада, она, разумеется, погибнет, а вот тигр или леопард прекрасно чувствуют себя в одиночестве. Человек должен четко определиться: либо он одинокий волк, либо стадное животное, и то, что подходит одному, - не годится для другого. Ты, разумеется, не думай, что я тебя с антилопой сравнивал, - усмехнулся он, видя, что у Рубика заходили желваки. – Ты, с твоим увлечением каратэ, скорее льва напоминаешь, тот тоже в прайде живет и самки общие…
По тому, как Рубик покраснел, Андрей понял, что Дьяков намекнул на какой-то факт из биографии Федорова, поскольку тот начал тут же горячо оправдываться:
- Я понимаю, на что ты намекаешь, только внешне схожие вещи могут иметь принципиальное внутреннее различие. То, что происходило в нашей общине, не групповой секс, не свальный грех, а тантра. Все это было необходимо для того, чтобы уничтожить в членах нашего братства чувство собственности. Мужчина не может принадлежать женщине, а женщина мужчине. К какой духовной опустошенности и кабале ведет собственническая супружеская жизнь – все знают сами. Человек, нашедший в себе сокровищницу духа, становится свободным, у него открывается неиссякаемый источник любви ко всем женщинам в мистериальном значении, и тантра помогает ему сбросить эти путы.
- Ну, насчет свободы духа я не знаю, - вступил в разговор Балашов. – Насколько я слышал, мастер Мирзабай исключает всякую свободу в своей общине. Ему все безропотно подчиняются, и если он скажет своим послушникам жрать дерьмо, они будут жрать.
- Вы не понимаете! – эмоционально заговорил Федоров. – Во-первых, он никогда такого распоряжения не даст, но если это необходимо для духовного развития – я буду жрать дерьмо. В нашей общине был такой случай. Мы сидели в местной чайхане, и учитель предложил нескольким ученикам гнилые, заплесневелые вафли к чаю. То есть не просто старые, а буквально зеленые от плесени. Большинство взяли и съели их просто потому, что побоялись ослушаться мастера, а я и, как я понял, еще один брат, приняли это с благодарностью, как высокий дар от учителя. И что вы думаете? У тех, кто давился, на следующий день разыгралось тяжелое кишечное расстройство, а со мной и тем вторым ничего не произошло. Это был наглядный урок учителя, чтобы мы убедились: не бытие определяет сознание, а сознание - бытие, а также один из приемов постепенного вытравления личного эго. Поймите, наше подчинение учителю добровольно, мы осознанно сделали выбор, поскольку учитель сказал, что только в этом случае он может гарантировать результат. Временное беспрекословное повиновение учителю необходимо потому, что только он знает, как привести своего ученика к свободе духа. Это, как вы знаете, довольно распространенная практика: и в православных монастырях, и в буддийских дацанах послушники беспрекословно выполняют распоряжения наставника.
- Кстати, - задумчиво произнес Балашов, - послушники мастера Джонса, объявившего себя Христом, тоже беспрекословно выполняли его распоряжения – и вся община, более тысячи человек, включая маленьких детей, покончила жизнь самоубийством.
- Но это был лжепророк! - горячо возразил Рубик. - Наш мастер – представитель светлых сил, он знает, как привести к Нирване.
- Не буду с тобой спорить, - мягко возразил Балашов. - Ты не маленький, у тебя будет возможность самому во всем разобраться.
- Знаете, Борис Александрович, - запальчиво сказал Рубик, - я вас всегда очень уважал и ценил, как выдающегося сенса и целителя, но мне кажется, ваша группа никогда не достигнет большого духовного успеха. Вы сами помните, почему я от вас ушел: из-за недостатка радикализма. Мне кажется, слишком демократичные порядки в вашей группе мешают серьезному духовному прогрессу. Вас даже общиной не назовешь, просто группа по интересам. Вас так и называют: группа Балашова. А вот у нас в Куш-мулле – община, я бы сказал - единая семья.
- Я бы сказал – единый гарем! – усмехнулся Балашов.
- Опять вы за свое! – начал горячиться Рубик. – Я же говорил – это тантрическая община, правда, в суфийской интерпретации. Многие приезжают туда с женами, но в скором времени добровольно отказываются от собственности друг на друга. И потом, учитель сам подбирает пары для очередной сексуальной сессии. Он лучше других видит, кто кому подходит на данной сессии. Мне, например, приходилось оказываться в паре с шестидесятилетней женщиной. Скажете, противно? Согласен, если рассматривать это с внешней стороны и видеть только тело. Но учитель знал, что в этот день наши астральные тела, наши энергетики лучше всего подходят друг другу. В другую сессию все может совершенно измениться. И никакой ревности, мужья продолжают любить своих жен, жены – мужей, но уже не как собственники. После сессии у многих супружеских пар отношения возрождались и они выходили из многолетнего тупика.
- Значит, вы постоянно менялись? – неожиданно вступил в разговор Андрей.
- Да, но не как угодно, а как учитель распоряжался, – удивленно посмотрел Рубик на Андрея, который до сего момента сидел совершенно незаметным.
- А я знаком с другой тантрой, - продолжил Андрей, - там пары фиксировались очень на длительный срок, и тантрические супруги подбирались по особым приметам, и сессия проходила по особому сценарию.
- Ты что, об этом в книжках прочитал? – передернул плечом Федоров. – Так я тоже немало книжек подобных прочитал, и там ничего об этом не говорилось, и потом, книги – одно, а реальная духовная практика – другое.
- Нет, видел.
- И где ты это видел? – Недоверчиво усмехнулся Федоров. – В тантрический храм ездил? В Калигхату?
- Нет, - ответил Андрей, - я в Индии вообще не был, но видел, как это происходило в средневековом храме Кали-воительницы. – И Андрей пересказал свой недавний астральный выход, предварив это кратким рассказом о первом путешествии в Калинагар под гипнозом Балашова.
- Очень интересно, Андрюша, - сказал Балашов, когда тот замолчал. – Мы с тобой к этой теме обязательно вернемся, ты, я вижу, за это время большие успехи сделал, но сейчас все-таки давайте продолжим беседу с бывшим членом нашей команды. Кстати, я всегда знал, что он уйдет, но поддался на его уговоры. Мне, Рубик, особенно интересно, какие методы использует ваш учитель для борьбы с эго и проистекающим из него чувством собственной значимости.
- Один из самых захватывающих обрядов был, конечно, в карьере, где добывают бирюзу, – вдохновенно продолжил Рубик.
- Это каким же образом? - удивился Балашов. – Что-то о таком не слышал.
- К этому мы подошли не сразу, сначала давались менее впечатляющие задания, о них я позже расскажу, но это было особенно грандиозным. После него я пережил самый настоящий катарсис и вообще стал другим человеком. Я словно бы осознал – как это дон Хуан Кастанеду учил, – свою жизнь у порога смерти. Я испытал минуты, которые могли стать последними в моей жизни. О, они были поистине изумительными – и не важно, что я в эти минуты делал. Помните у Кастанеды: воин должен жить так, словно эта его минута последняя, тогда все его действия наполнены исключительной значимостью и силой – ну, может, формулировка была чуть иная, не в этом дело. Я получил наглядный урок смертью. Но перейдем к подробностям.
Однажды мастер сказал, что собирается подвергнуть нас настоящему испытанию на чувствительность, и предложил в нем участвовать только добровольцам, поскольку оно может закончиться смертью любого из нас – а может и не закончиться – все зависит от каждого. Короче, мы должны были проникнуть в карьер, где добывали бирюзу промышленным способом – то есть с помощью динамита. Учитель провел нас туда через оцепление минут за 20 до взрыва. Заметить нас в карьере никто не мог – все рабочие и охрана отодвинулись далеко от зоны взрыва. Каким-то образом учитель знал, на какое время назначен взрыв – причем динамит был уложен не в одном месте, а во многих – там, где залегают невидимые снаружи жилы бирюзы. Но в карьере оставалось много совершенно безопасных мест, и если там находиться в момент взрыва, то останешься цел и невредим – надо только хорошо уши заткнуть. Но где эти безопасные места и где заложен динамит, никто не знал. Короче, мы должны были, забравшись в карьер, почувствовать, где место безопасное, а где заложен динамит, только руководствуясь собственным чутьем. И еще учитель рекомендовал все же рассредоточиться, чтобы в худшем случае погибли не все разом. Нас вызвалось пять добровольцев – остальные не были готовы, – и мы проделали все, что сказал учитель. Впоследствии я понял, что мастер руководил нашими действиями мысленно и точно подвел нас к тем местам, где находиться было безопасно. Я точно чувствовал: здесь находиться нельзя, а здесь – можно. Кстати, все это пережил каждый из нас, но это мы поняли уже позже, а тогда держалось отчетливое чувство, что через 15 – 10 – 5 – 1 минуту тебя может не стать. Подобные минуты запоминаются на всю жизнь – и когда кругом загрохотало, взвились тучи пыли и полетели камни – и я осознал, что жив… о, поистине нет слов для передачи такого восторга! Как я сказал, все мы испытали катарсис и никогда уже не стали прежними людьми. Да и зрелище, когда вблизи наблюдаешь, как взлетают на воздух скалы – совершенно непередаваемое.
- Тут я с тобой согласен, - усмехнулся Балашов. – Сам не раз бывал под бомбежкой. В такие минуты действительно у некоторых людей происходит трансформация сознания. А у тебя-то в чем оно проявилось?
- Долгое время я ощущал каждый момент жизни во всей его полноте, - вдохновенно стал рассказывать Рубик. – Вы же знаете, большую часть жизни мы находимся как бы в полусознательном состоянии, поток жизни как бы проходит мимо, не оставляя практически впечатлений в нашем сознании. Много ли подробностей из своей жизни мы можем припомнить, или, скажем, воспроизвести в памяти какой-либо день, если в этот день не произошло чего-то экстраординарного? Дай Бог миллионную долю всего того, что с нами происходило. О снах я уже не говорю. Мастер учил, что мы должны провести ревизию своей жизни, вспомнить ее буквально всю – и тогда она, дальнейшая, становится полностью осознанной, и душа пробудится. Это означает, что в следующей жизни (а учитель, так же как и все вы, поддерживает идею реинкарнаций) мы будем помнить свою предыдущую – а это шаг к Нирване. Как вы помните, Будда, незадолго до того как обрел просветление, вспомнил все свои жизни. В этом случае человек и не считает себя дискретной частицей, телом, которое родилось тогда-то и должно через некоторое время умереть, а бессмертной монадой. Так вот, метод испытания смертью как раз ведет к подобной осознанности. Я долгое время испытывал поток непрерывности жизни и мог описать любой свой прожитый день – не только вчерашний, но и двухмесячной давности в мельчайших подробностях. Постепенно стала приходить и осознанность своей жизни до испытания. Начали припоминаться многие события, о которых я совершенно забыл, и возникало впечатление, что жизнь как бы увеличивается в объеме, словно я не 26 лет прожил, а гораздо больше.
- И что, это у тебя по сей день сохранилось? – спросил Балашов.
- К сожалению, не в такой степени, как вначале, но прежним человеком я уже не стал. Вы, наверное, слышали, что незадолго до смерти перед мысленным взором человека проходит вся его жизнь. Я это испытал – очевидно, поэтому и стал припоминать забытые детали уже без стрессовых ситуаций. Да, чуть было не забыл. Учитель сказал, что в дальнейшем мы должны провести ревизию своей жизни. Это означает следующее: когда нам удастся наконец вспомнить всю свою жизнь в мельчайших подробностях, мы сможем убирать из нее информацию о нежелательных событиях и заменить информацией о желательных. Таким образом мы полностью меняем свою карму, и наша дальнейшая жизнь начинает разворачиваться уже совершенно по другому сценарию. Конечно, чтобы прийти к Нирване, одну нынешнюю жизнь вспомнить и провести в ней ревизию недостаточно – это необходимо сделать и с предшествующими. Я пока до такого не дошел.
- Слушай, - вступил в разговор Вадик Крюков, - а тонкие планы после испытания ты начал видеть?
- А зачем мне это надо? – пожал плечами Рубик. – Тонкие планы только уводят от главного пути. Мастер и без того устраивал нам свидания с духами, да такие, что волосы дыбом становились. Например, когда мы на ночь у него в доме оставались, – такая чертовщина начиналась! То стуки в окно, то вдруг в дом какая-то тень врывалась и словно бы вихрь по комнате проносился – вещи начинали передвигаться, кровать подскакивала, свет сам по себе зажигался, то среди ночи на тебя нечто наваливаться начинало – жуть! Ну, это все ерунда, для духовного пути это особого значения не имеет, так, попутные феномены.
- А какие еще методы по уничтожению эго и чувства собственности у вас применялись, кроме испытания смертью и группового секса? – спросил Чечик.
- Во-первых, мы ходили по всяким забегаловкам и доедали за теми, кто что-то оставлял на тарелках. Эта методика не только для уничтожения чувства собственной значимости, но и для накопления личной силы. У меня, например, после регулярного посещения таких столовок случай был. Я как-то поймал машину, чтобы в одно место съездить – километров за сто до нашей базы, и у шофера бензин на полпути закончился – стрелка показателя горючего на красной черте остановилась, а ближайшая заправочная – километров 10. Шофер заволновался – что делать, – и, как назло, бензином никто делиться не хочет – а машины там раз в час. И тут у меня откуда-то уверенность взялась, что до заправки доедем. Я и говорю шоферу: «Поезжай, доедем», - он не поверил, но поехали – и что вы думаете? Добрались. Шофер все потом не верил, что такое может быть, говорил: «Ты шайтан!» – вот такой случай. Ну, еще милостыню просили – не зря у буддийских монахов такая практика была. Однажды учитель выкинул совсем дикую шутку – с точки зрения здравого смысла: вызвал милицию, когда у него несколько наших сидело, и объявил, что мы что-то у него украли. Нас забрали, и мы должны были выкручиваться из ситуации, применив накопленные навыки сталкинга, – и ничего, выкрутились, отпустили нас часа через два. В следующий приезд учитель собирается провести с нами обучение контролируемому сумасшествию - вы помните, это еще у Кастанеды описано. Распределит он нас по разным аулам в качестве деревенских дурачков, и мы должны будем неопределенное время этих дурачков из себя изображать, да так, чтобы в психушку не забрали. У суфиев есть такой принцип: по указанию мастера ты должен освоить любую социальную роль, любое состояние, любую специальность, и делать все хорошо, но при этом отношение ко всему, как к игре, не принимая всерьез. Прожил ты полгода в качестве дурачка, да так, чтобы никто не догадался, что ты нормальный, а потом к тебе приходит посланник от мастера или он сам и говорит: «Все, собирайся, дружок, будешь председателем колхоза в соседней деревне», - и ты собираешься, и, совершив определенное магическое действо, - о тонкостях я говорить не могу, это наши секреты – становишься председателем колхоза, а через год и оттуда уходишь, потому что ни к чему не привязан. А бывает так, что суфий и министром становится – и уходит безо всякого сожаления.
- Ну, насчет министра ты загнул! – хмыкнул Костя Майоров.
- Почему загнул? – пожал плечами Рубик. – Были такие случаи. Просто суфий приближает к себе проблему и делает все очень хорошо, и никто даже не может догадаться, что он в этой области еще месяц назад был полный профан. Вообще-то о нашей общине можно долго рассказывать, не хочу больше ваше внимание занимать. Кстати, насчет того, что мы полностью закабалены, – неправда. Мы ездим по всей стране, куда захотим, и уезжаем из Куш-муллы когда захотим, если это не расходится с планами мастера, у него определенный курс обучения, рассчитанный на несколько циклов. Правда, если хочешь все равно уехать – пожалуйста, только тогда уже путь обратно заказан.
- И деньги вы ему большие привозите… - как бы продолжил его мысль Балашов.
- А что, и привозим, и отдаем. Избавление от денег и передача мастеру – акт твоего полного доверия к нему – и опять же, способ борьбы с чувством собственности. А как же иначе? Мастер все дела общины ведет, ему для этого деньги нужны. У него самого потребности минимальные, лично для себя ему ничего не надо.
- Я слышал, он еще и целительством занимается? - спросил Балашов.
- А как же, вся наша община в этом участие принимает. Организуем лечебное застолье. Садимся за большой круглый стол, сажаем среди нас больного и едим плов, пьем водку. При этом пускаем пиалу с водкой по кругу и говорим один-единственный тост: «Мир и здоровье всем друзьям». При этом формируем общее поле на исцеление. Иногда столько водки выпиваем, что в обычном состоянии – мордой в салат, но тут ничего такого не происходит, все в меру пьяны и веселы, а утром – никакого похмелья. И самое интересное – язвы рубцуются, камни в почках дробятся, инфарктные рубцы рассасываются, хотя в обычных условиях этот больной просто бы помер от такого количества водки и плова. Ну вот, пожалуй, и все, что я хотел рассказать.
- Что ж, - завершил беседу Балашов, - очень был рад вас, ребята, увидеть, много интересного вы нам сегодня рассказали, а теперь не обессудьте. Нашей группе сегодня еще поработать надо на общий банк энергии. Сейчас должны остаться только члены группы, а с остальными я раскланиваюсь. Звоните, заходите, всегда буду рад вас видеть.
Дьяков и Федоров пошли на выход, все остальные тоже поднялись, начали прощаться, еще какое-то время в коридоре продолжались разговоры.
Андрей не знал, уходить ему или оставаться, вроде бы в группу его никто не принимал. В конечном счете он нерешительно начал натягивать куртку, но Балашов сказал, чтобы он не торопился.
- Ну, как впечатления от наших бывших соратников? – спросил Балашов, когда Дьяков, Федоров и  еще несколько человек, очевидно, сопровождавших первых двух, удалились. - По-моему, очень любопытные искания.
- А чего любопытного? – прогудел Костя Майоров. – По-моему, ничего хорошего ни того, ни другого не ожидает. Дьяков одичает, по-человечески разговаривать разучится и шерстью обрастет. Будет этаким старичком-лесовичком, но меня это не особенно пугает, в этом даже что-то симпатичное есть. А вот с Рубиком, по-моему, гораздо хуже, он, похоже, потихонечку в зомби превращается.
- Вот и мне показалось, - задумчиво посмотрел куда-то в никуда Балашов и машинально пощупал рукой пространство, словно погладил какой-то воображаемый предмет. - Мало того, на Рубика идет какая-то опасность – и дай Бог, если он проскочит, совершенно четко высвечивается: опасность. Угроза для рассудка и жизни.
- А что может произойти? У него черный пояс по Кёкусинкай, он здоровый, как бык, - удивился Вадик. – Ну походит в шестерках у Мирзабая – рано или поздно ему это наскучит, у него же гипертрофированное самолюбие и разговоры об уничтожении эго, чувства собственности подходят кому угодно, но не ему. Он просто в эйфории находится от всей этой восточной экзотики! У нас ему было скучно – тонких планов-то он не видит. Мне кажется, скоро он к своему Мирзабаю остынет. Вот у Дьякова, похоже, все серьезней, тот действительно может мхом порасти.
- А я как раз за Дьякова спокоен, - сказал Балашов. – Он, похоже, если еще не нашел себя, то подобрался достаточно близко, у нас своим он никогда не был. Честно говоря, и инициацию я по-настоящему ему не проводил, только для вида. Я сразу увидел: одинокий путник. А с Рубеном – пока ничего конкретного сказать не могу, но чувствую, что ему грозит гибель от Мирзабая.
- А почему вы ему об этом не сказали?! – встрепенулась Тамара Фирина, которая сидела на коленях Андрея в его первый визит к Балашову. – Насколько я помню, ваши предсказания всегда сбываются!
- Ну, во-первых – не всегда, - усмехнулся Балашов, - человек, даже наделенный сверхчувственным восприятием, никогда не может дать прогноза на сто процентов, а потом, он сам выбрал свою судьбу. К тому же он бы меня сейчас просто не услышал, ему в этом экзальтированном состоянии говорить что-либо бесполезно. Все старо, как мир. И троянцы не поверили Кассандре, и после Кассандры люди никогда не верили пророчествам: вспоминали о них только тогда, когда беда приходила, а иногда вроде бы и верили, но все равно шли навстречу судьбе. Вон Пушкин – вроде бы и поверил гадалке Кирхгофф, а все равно вызвал на дуэль Дантеса. Очень печально, но помочь Рубену я не могу. А может, и пронесет, как говорят, человек предполагает, а Бог располагает. Ладно, закроем эту тему, у нас на сегодня еще одно мероприятие намечено. – Балашов внимательно посмотрел на Андрея, словно что-то оценивал. – Ну как, Андрюша, ты подумал насчет официального вступления в нашу группу?
- Я бы хотел, - выпалил Андрей, - если, конечно, вы считаете меня достойным. А что, для этого нужно какие-то документы подписывать?
- Да, конечно! – захохотал Балашов. – Хартию о том, что ты продаешь нам свою душу, – и подпись обязательно кровью. Да нет, смеюсь, - посерьезнел он, видя, что у Андрея вытянулось лицо. – Никаких документов подписывать не придется, тут не нотариальная контора. Просто я кое-что просмотрел и пришел к выводу, что из тебя получится неплохой целитель. У тебя есть видение, а этим обладает далеко не каждый из нашей группы. Ну а работе с биоэнергетикой не так сложно научиться, все основные приемы я покажу, а в дальнейшем у тебя будет нарабатываться собственная схема. Бог дает нам дар не случайно, предполагается, что этот дар мы должны использовать для помощи людям, иначе он рано или поздно угаснет. Только отдавая, ты сможешь развиваться, здесь - непреложный закон. Чувствовать боль других людей - это первый шаг по выходу за тесные рамки своего маленького эго, и путь к космическому «Я» – прости за высокопарность, надеюсь, ты меня понимаешь, ты ведь увлечен индийской философией. До сей поры тебя волновали только собственные проблемы. Придется расширить свое сердце, чтобы оно было способно вмещать проблемы и боли других людей, иначе останавливается развитие и можно серьезно рухнуть вниз. Похоже, у тебя были предвестники этого, – глаза Балашова сверлили Андрея, - или я ошибаюсь?
- Не знаю, - растерялся Андрей. – Что считать предвестниками… А что вы имеете в виду? – осторожно поглядел он на Балашова.
- Допустим, всякие внутренние комплексы, исчезновение радости из жизни. Это если брать чисто психологическую сторону. Но мне кажется, что в твоей тайной, мистической жизни происходит что-то еще.
- Например? – Андрей все не решался расколоться.
- Например, встреча с кем-то или чем-то не очень хорошим. Я не имею в виду человека в земном смысле.
- Вы все правильно заметили, - опустил голову Андрей, - все так и происходит. – Его неожиданно охватило желание поделиться с этими симпатичными людьми своими страхами и тревогами. И он вкратце изложил историю своих последних встреч с Черным магистром и Йоханом Фаустом. – Вы, конечно, можете не поверить, - завершил он свой рассказ, - но Игорь Чечик может подтвердить, что на спиритическом сеансе произошло, когда к нам Мефистофель явился, – он, правда, видимый образ не принял, но меня вместе со стулом на пару метров сдвинул от стола и блюдечко сам вращал – никто к нему даже не прикасался. С того времени я его еще несколько раз в астрале видел. И все это, похоже, из-за Фауста, теперь я уже не сомневаюсь, что он был одним из моих воплощений.
- Ты серьезно вляпался! - задумчиво сказал Балашов после долгого молчания.
- Но в чем я виноват, вроде бы я ничего страшного не совершил в этой жизни?!
- Именно что в этой, ты прекрасно понимаешь, что причина не в этой твоей жизни, а в прошлой, когда ты был несостоявшимся диктатором. Очевидно, несмотря на раскаяние и отказ от услуг Мефистофеля, кармические узлы, тебе не удалось полностью развязать, и в твоей жизни происходит продолжение той истории, только в миниатюре, Мефистофель сам сказал, что ставку на тебя он больше не делает, однако интерес к тебе у него по-прежнему есть. К сожалению, разорвать эту связь по мановению волшебной палочки невозможно. На такое не способен ни я, ни кто-либо из смертных - слишком могущественна сила, с которой ты столкнулся. Освободиться можешь только ты сам. Естественно, это будет длительный и, возможно, мучительный процесс, и чем все закончится – никто не знает. Но не переживай, по мере того как будет уходить твоя зацикленность на собственной персоне, начнет ослабевать и связь с Черным магистром, как он тебе представился. Я могу предложить тебе путь целителя, йога в том виде, в каком ты ее практикуешь, для этих целей не годится.
- А Чечик мне говорил, что не так важно, к каким силам принадлежит астральный наставник – темным или светлым, важно уметь воспользоваться теми силами, которые он может тебе предоставить.
- Это теория Чечика, - усмехнулся Балашов, - у нас каждый имеет свое мировоззрение, я могу спорить, но никому не навязываю свое – тут все взрослые и очень начитанные люди. Пользу действительно можно извлечь, в зависимости от того, что считать пользой. Я считаю, что такая связь опасна, Чечик с его теорией полного самоконтроля и самодостаточности считает, что она возможна. А в действительности мы не выбираем свою судьбу, Черный магистр ведь не спрашивал, хочешь ли ты с ним дружить или нет, но он заинтересован в вербовке еще одного агента. Кстати, не один ты у нас контактер, вон Мариночка тоже общалась с товарищем подобного рода.
- У меня все несколько по-другому было, - подала голос полная сорокалетняя Мариночка, - у меня это не в астрале происходило.
- А вы не могли бы рассказать? – тут же заинтересовался Андрей.
- Да наши ребята всю эту эпопею знают. Могу, конечно, вкратце специально для тебя рассказать…
- Расскажи, расскажи, Мариночка, - поддержал ее Балашов, - мы с удовольствием еще раз послушаем.
- Было это лет пять назад, - начала свой рассказ Марина. – До того я жила, как все обычные советские женщины: муж, дети, работа. Не то чтобы я в Бога не верила и в потусторонние силы, просто это было далеко за пределами моих рутинных интересов, жила скучно, в ежедневной заботе о хлебе насущном, но всегда в моей душе таилась тоска о чем-то чудесном, несбыточном. Иногда, особенно по вечерам, так нахлынет, что моченьки нет. И все мне тогда казалось обрыдлым: и муж со своим футболом и телевизором, и дети со своими уроками и двойками, и работа, где каждый день одно и то же, и ни удовольствия, ни радости от нее никакой.
А еще по ночам часто снился мне один и тот же сон, словно сижу я на работе и какой-то документацией занимаюсь – я по профессии архивник, канцелярская крыса. И вдруг входит в комнату прекрасная женщина, вся вроде бы из света сделана и нимб над головой, и говорит:
- Ты одна из наших, брось свою дурацкую документацию и пойдем со мной.
А мне и страшно работу бросить, у нас конец года, аврал, но я себя преодолеваю, встаю, а она берет меня за руку, и мы прямо через окно вылетаем, долго летим под прекрасным голубым небом и приземляемся в чудесном саду с живыми, словно бы окутанными радостью деревьями и огромными невиданными цветами. И какие-то животные там ходят с умными и совсем человеческими глазами. И брожу я по этому дивному саду, который словами описать невозможно, и разговариваю с этой удивительной женщиной – о чем никак потом вспомнить не могу, – а она попутно с животными и цветами беседует, выясняется, что все в этом саду разумные и говорящие. И я тоже начинаю с ними говорить и прекрасно их понимаю. И чувство такое, что и дом, и дети, и работа, – все как дурной сон, а настоящая моя родина только здесь, и всегда в этом саду была.
А женщина и говорит:
- Видишь на этом дереве плоды? Это плоды бессмертия. Сорви плод и съешь, и навсегда здесь останешься.
И хочу я плод сорвать, и вдруг вспоминаю – у меня же дети, как же их можно без матери оставить, и муж, бестолочь, о себе позаботиться не может. А работу за меня кто же сделает? И только я об этом думаю, как дивный сад пропадает. И просыпаюсь я вся в слезах, что все это сон, и что в действительности ни женщины, ни дивного сада не было и нет.
После этого сна – а он у меня периодически повторялся с точностью до деталей – я несколько дней сама не своя ходила и весь мир мне в черных красках виделся.
И вот однажды в нашем отделе новая сотрудница появилась. Средних лет, такая яркая, глаза темные, пронизывающие, Альбиной ее звали, и еще через некоторое время выяснилось, что она экстрасенс. Я в то время и слов-то таких не знала, и о таких возможностях человеческих даже не предполагала, и когда она меня продиагностировала и все мои болячки назвала и семейные проблемы, и ни разу не ошиблась, я просто громом была поражена. А дальше - больше: выяснилось, что лечить и диагностировать человека можно не только не прикасаясь к нему, но и вообще не видя его – и по телефону, и по фотографии, да что вам рассказывать, вы и сами все прекрасно знаете. И потом, она энергетические шары могла создавать: подержит руки над головой, и через какое-то время между ладонями дымный шар возникает, не очень, правда, яркий, но вполне заметный. Затем опускает руки вместе с шаром на уровень живота и отходит в сторону, а шар остается и минут 5-10 держится – потом потихоньку начинает гаснуть. Сначала мы думали, что тут обман зрения, но как-то одна сотрудница принесла фотоаппарат и сфотографировала это явление – всю пленку исщелкала, и на всех кадрах получился дымный шар – и у нее между руками, и просто на пустом месте. Это сейчас всех нас таким не удивишь, а тогда я была просто сама не своя от всего увиденного.
Подружились мы с Альбиной. Стала она мне рассказывать о том, о чем я слыхом не слыхивала: о биополе, об астрале, о тонких телах человеческих, о своих контактах с НЛО, с самим демиургом и Богородицей, и об астральных полетах в другие миры и на другие планеты. Тут у меня вовсе крыша поехала, стала просить ее взять меня в ученицы, но от нее сразу жесткость пошла: «Нет, - говорит, - не могу, у тебя, хоть ты этого не осознаешь, вампирическое начало гипертрофировано. Пока ты биоэнергетикой не занимаешься, оно дремлет и особенно себя не проявляет, а как только начнешь поле качать – тут то оно и вылезет, – тогда и мне самой плохо придется, да и ты в конечном счете пострадаешь».
И горько мне было и обидно, но уговорить ее я так и не смогла, а она меня вообще сторониться начала. Вскоре мы совсем редко видеться стали – ее неожиданно сделали начальником другого отдела, и она от нас ушла. Как потом выяснилось, она ректору какие-то сенситивные услуги оказала, какие-то верные прогнозы дала по перестановкам в высшем эшелоне, что для него крайне важно было. Все это настолько его поразило, что под нее специально целый отдел сформировали.
Короче, дружба наша закончилась, но все, что я от нее видела и слышала, никак меня не отпускало, все я мечтала таким же экстрасенсом, как она, стать, только вот как, с какого конца браться – совершенно неясно было. Пыталась я йогой заниматься, медитировать – что-то мне ничего это не давало, то есть, может, и давало, но как-то медленно шло, что-то я начала чувствовать – поле руками, иногда ауру удавалось увидеть, но все это было как-то не впечатляюще, как-то мелко, а я жаждала всего сразу – и астральных выходов, и контактов, и полетов, но, увы, месяц шел за месяцем, а ничего не случалось.
И вот однажды взмолилась я каким-то высшим силам – а может, и не высшим, может, как раз наоборот.
«Хоть Бог, - мысленно молю, - хоть дьявол – кто первый услышит, – если бы я смогла стать такой, как Альбина, все бы на свете отдала, если душу – пожалуйста, душу отдам». – И с такой это силой и отчаянием из сердца вырвалось, что показалось даже, на мгновение сознание потеряла – правда, потом быстро в себя пришла – и вдруг слышу в голове, совершенно отчетливо голос звучит: «Ты сказала…» – и ничего больше, тишина. Я прямо-таки опешила, думаю: что бы это значило, но никакого объяснения не последовало. А дня через три вот что произошло. Лежу я в постели, муж давно спит, и на меня вроде как дремота накатываться начинает, но еще не сплю – это я точно знаю, – и вдруг что-то меня толкать начинает в спину. Я перепугалась, глаза открываю и совершенно отчетливо, как вас сейчас, вижу человека напротив окна. И вроде бы темно в комнате, а вижу его как днем, во всех подробностях. Я закричать хочу, а не могу, словно бы у меня голос пропал, и пошевелиться не могу – ни руки, ни ноги не слушаются. А похож этот человек, как две капли воды, на Иисуса Христа, только какой-то странный: одежды темные, лицо темное, в глаза смотришь, словно в бездну проваливаешься, и свечение от него исходит не белое или золотое, каким обычно Иисус изображается, а какое-то красноватое. И звучит у меня в голове голос, который я три дня назад слышала:
- Ты звала, дочь моя, я к тебе пришел.
- Господи, - говорю, - кто же ты такой?
А он усмехнулся и отвечает:
- Ты что, меня не узнаешь? Я – Иисус Христос.
Тут меня какие-то сомнения взяли, и спрашиваю я у него:
- А почему же ты в таких темных тонах, я себе Христа в белоснежных одеждах представляла.
А он отвечает:
- Люди меня неверно изображают, я Бог скорби, я на кресте в скорби был распят, и с той поры в темных одеждах являюсь.
Много мне он в эту ночь рассказал: что на меня особая миссия возложена, я, можно сказать, такая единственная в своем роде. Что мне дано право изменять человеческий генный код, и подробно объяснил, как это делать, как сжигать старую информацию и вживлять новую. Что человечество неправильным путем движется, и всему виной неправильный генный код. И что я должна сначала отдельным людям этот код менять, по мере возрастания моих сил – группам людей, и когда-нибудь, возможно, поднимусь до такого уровня, что всему человечеству смогу его изменить. Но этот процесс постепенный, долгие годы уйдут на то, чтобы я до таких высот доросла. А нужно все это для того, чтобы сначала отдельные группы людей, а затем и все человечество с измененным генетическим кодом вышло на верную дорогу и возвратилось в лоно истинного Бога, а истинный Бог – это он, собственной персоной.
Что он тогда еще мне говорил, я уже сейчас не помню, но под конец сказал, что я теперь постоянно его голос буду слышать. Что он будет моей жизнью руководить и время от времени давать мне необходимую информацию.
После этого он пропал, и я заснула, как в яму провалилась. А на следующий день и началось: время от времени в моей голове как какой-то ретранслятор включался, и начиналась надиктовка. Вся моя жизнь с той поры перевернулась! Раньше я никогда философией не интересовалась и со времени сдачи в институте экзамена по диамату ни одной книги по этой части не прочитала. А тут вдруг этот самый голос начал мне объяснять, и как вселенная устроена, и какие тонкие планы существуют, и какова истинная природа человека. Я целые тома на эту тему исписала, затем он меня заставлял читать каких-то авторов – допустим, Канта «Философию чистого разума», а потом объяснял, в чем автор был прав, а в чем заблуждался. И все это было исключительно в мрачном, скорбном аспекте. Выходило так, что из наших европейцев ближе всего к истине были Ницше и Шопенгауэр, хотя и они, конечно, заблуждались, и что истинными знаниями владею только я одна на земле.
Начала я неожиданно стихи писать, картины рисовать – откуда у меня этот дар взялся – сама удивляюсь, никогда в руках кисть не держала. Рисовала же в основном только его портреты – и в полный рост, и лицо отдельно, он у меня словно живой перед глазами стоял. В общем я из обычной заурядной женщины превратилась в гения – и все в течение каких-то нескольких недель.
Правда, картины мои странно на людей действовали. Даже профессиональные художники говорили, что это очень талантливо, но действие от них исходит какое-то странное – словно бы они все силы из тебя выкачивают и в жутко мрачное состояние погружают. Поэтому картины эти никто дома держать не хотел, все мои подруги, которым я картины дарила, их со временем мне обратно вернули, говорили, что в дом от них словно бы беда приходила: дети болеть начинали, мужья взбрыкивали, и дела на работе не складывались – ну и много, много другого. А труды мои философские, кому читать ни давала – никто ничего понять не мог, говорили, что талантливо, но слишком заумно.
И заметила я, что люди меня сторониться стали и вроде бы даже побаиваться. С мужем тоже разлад, я о нем совсем заботиться перестала и детей забросила – все только с утра до вечера рисовала и записывала то, что мне голос надиктовывал, – и настолько в этот свой внутренний мир погрузилась, что все окружающее просто замечать перестала.
Пожаловалась я как-то этому голосу, что люди меня избегать стали, а он говорит – не переживай, все так и должно происходить, тебе нужно стать самодостаточной и не зависеть ни от каких привязанностей. Когда-нибудь ты станешь великим пророком, люди пока тебя не понимают, потому что ты избранная, и пугаются твоего превосходства, но в дальнейшем, когда ты им генный код изменишь, – они сами к тебе потянутся, и поведешь ты их верной дорогой в лоно истинного Бога. А с мужем отношения все хуже и хуже стали. Начал он выпивать, затем иногда дома не ночевал, а в конце концов и вовсе от меня ушел, сказал, что я совсем свихнулась, и жить со мной невыносимо стало. А голос говорит – мол, все нормально, он на тебя угнетающе действовал, мешал раскрываться, мол, потом, когда ты ему генный код изменишь, он сам к тебе приползет и будет тебя холить и лелеять.
А дальше уж совсем страшные вещи начали происходить, моей младшей дочке в то время только три года исполнилось. И однажды голос сказал, что я от дочки должна избавиться – выбросить ее из окна, – мы на девятом этаже жили. Она, мол, в мир запущена врагом человечества специально для того, чтобы меня уничтожить и чтобы я свою великую миссию на земле не выполнила. Сейчас это страшно вспомнить, но я несколько раз ее на руки брала и к окну подходила, но каждый раз не решалась этот страшный наказ выполнить – материнский инстинкт сильнее оказывался.
А голос злиться начал, говорил, что если я этого не сделаю, он мою жизнь в настоящий кошмар превратит – и исключительно ради заботы обо мне, поскольку на меня великая миссия возложена, а такой пустяк, как дочь моя родная, может помешать мне эту миссию выполнить. И действительно, начали со мной жуткие вещи происходить: ближе к вечеру в комнате какие-то тени появлялись, двигались по квартире, предметы передвигали, стучали, хохотали, грозились. С каждым днем я их все отчетливее видела, вскоре это были уже маленькие бесенята, с рогами, хвостами, копытами, скакали вокруг меня, толкались. А ночью тяжесть страшная на грудь наваливалась, – казалось, еще миг – раздавит, дыхание остановит, – потом потихоньку отпускало. Кстати, голос, несмотря на то, что на меня рассердился, не прекращал во мне звучать. Сказал, что он меня понимает, трудно решиться на то чтобы родную дочь убить, но ничего не поделаешь – за непослушание должно быть наказание, если я через все эти испытания пройду, в дальнейшем сила моя возрастет непомерно.
В этот же период сказал он мне, что пора начинать эксперименты с генетическим кодом, и стал указывать на конкретных людей, с которыми я эту манипуляцию проделать должна. Тяжело мне все это вспоминать, не хочу касаться подробностей эксперимента – о нем можно отдельный рассказ поведать, одно скажу: все люди, в том числе и малые дети, с которыми я эту манипуляцию провела, – естественно, на ментале, они об этом даже не догадывались – рано или поздно в сумасшедший дом попадали или с собой покончили. И тут только голос признался, что никакой он не Христос, а как раз наоборот – Антихрист, но это дела не меняет, я сама страстно к нему обратилась за помощью и обещала душу за этот дар отдать. Я теперь полностью в его власти и буду делать все, что он мне скажет. Выбор я сама сделала, никто меня не заставлял, и придется теперь по счетам платить.
Не знаю, чем бы все это закончилось, скорее всего, я либо угодила бы в сумасшедший дом, либо из окна выбросилась, но дальше произошло еще одно страшное событие, которое, как ни удивительно, явилось для меня спасением и дорогой к медленному выздоровлению. Однажды, уходя с работы (на службу я все же продолжала ходить – жить-то на что-то надо было), я встретила Альбину, и она без обиняков прямо мне сказала, что я с нее поле сняла, и она всех своих способностей лишилась, и, не дав мне слова сказать, заявила, что она меня проклинает, и что в ближайшее время я плохо кончу. Я только посмеялась над ней – что теперь была для меня Альбина, мне казалось, то, что она делает, – детские игрушки по сравнению с тем, чем я владею, но, как оказалось, смеялась я напрасно. Несколько ночей подряд мне снилась летящая на меня машина, а через неделю я угодила в автомобильную катастрофу, переломала кости таза и год была прикована к постели. Тогда-то я и познакомилась с Борисом Александровичем, он меня вытянул, несмотря на прогнозы врачей, что я до конца своих дней буду прикована к инвалидной коляске, а вскоре примкнула к его группе. Кстати, после аварии голос и всякая чертовщина меня полностью оставили, и хоть Борис Саныч и утверждает, что его заслуги здесь нет, и своим увечьем я развязала кармический узел и разорвала страшную связь, тем не менее я уверена, что именно он помог мне избавиться от связи с Антихристом.
Вот, собственно, и все, что я хотела рассказать, – закончила Марина.
- Занятная история, не правда ли? – заключил Балашов, глядя на Андрея. – Что скажешь, Андрюша?
- Да, действительно, занятная история, - ответил Андрей. – Только мне во всей этой истории одна вещь не понятна.
- Какая?
- Зачем было Антихристу, если он столь могущественен, городить весь этот огород и устраивать аварию. Ведь он же в конце концов ничего от вашего увечья не получил и завербованной души лишился. Не логичнее ли было не устраивать дурацкий спектакль с принуждением убить ребенка а от машины - наоборот как-то защитить свою подопечную. Я уж не знаю каким образом, но, по-моему, он - достаточно могущественная сущность. Из моих разговоров с Черным магистром я понял, что они очень здравомыслящие существа. И еще, нельзя ли было почитать ваши записи – мне ведь Черный магистр тоже много философских сентенций наговорил, правда, я не догадался их записать.
- А их вовсе не нужно записывать, - резко ответила Марина. – Тем самым мы создаем только лишний якорь для дьявола, поскольку в какой-то мере материализуем его идеи. К сожалению, ничего дать тебе не могу, и тетрадки, и картины я уничтожила.
- Что ж, может, и правильно, - с некоторым сожалением сказал Андрей. - А насчет первого вопроса, что вы скажете? – вопросительно поглядел он на Балашова.
- Ну, Андрюша, - развел руками Балашов, - как я могу судить о мотивах дьявола! Одно могу сказать, кармические законы ему не подчиняются, он сам может стать их жертвой, а потом, он тоже не застрахован от ошибок, особенно если за дело берется какой-то не очень крупный дух. Вряд ли это был сам Антихрист, назваться он может кем угодно. Ладно, этот разговор можно продолжать до бесконечности, сейчас, если Андрей выразит согласие, я бы хотел провести обряд инициации – подключить его к нашему энергоинформационному банку. Ты готов, Андрюша?
- Я готов, – не очень уверенно ответил Андрей.
- Если готов, тогда надо расчистить комнату от стульев. Сейчас, - он обращался только к Андрею, остальные, видимо, знали детали посвящения, - мы включим тебя в наш круг, а вернее, в крест. После инициации ты получишь доступ к нашему энергоинформационному банку – маленькому эгрегору. Нас здесь, помимо тебя и меня, 12 человек. Каждый из них символизирует определенный знак Зодиака. Конечно, подобрать чистый состав по Зодиаку невозможно, поэтому каждый берет определенный знак – об этом оговорено заранее – и медитирует на нем определенным образом, промываясь от него шнурами на дуплекс-сфере. Ты пока нейтрал, неофит. Я демиург или иерофант, осуществляющий объединяющую функцию. К счастью, эта комната – почти зал – очень широкая, иначе обряд пришлось бы проводить под открытым небом, то есть куда-то ехать, а на это времени нет теперь. Вся группа – объясняю для Андрея – ложится крестом по порядку знаков Зодиака. В одном звене две женщины и один мужчина, в следующем – двое мужчин и одна женщина. Мужчины ложатся лицом вверх, символизируя собой принцип активного духа – Атмана, женщины – лицом вниз. Они будут являться принципом материи – пассивной Пракрити. Ты ложишься в середину этого импровизированного креста лицом вверх, поскольку ты мужчина, раскинув руки и соединив ноги, являя собой меньший крест. Дальше, начиная со знака Рыб, каждый из участников прокручивает дуплекс сферы, промывая их шнуром от соответствующего знака Зодиака. Начало и конец медитации я буду отмечать аккордом электрооргана. После прохождения всех 12 знаков уже все участники ритуала закручивают на каскадах усиления дуплекс сферы на царстве минералов, растительном и животном царствах, постепенно расширяя, а затем сужая круги по цветам радуги. Я буду давать нужный аккорд и соединять с тем или другим царством. Андрею постараться добиться безмыслия и наблюдать, что с ним происходит. Теперь ложимся.
Все присутствующие за исключением Балашова, который выкатил свой Вельтмейстер, разлеглись, и начался обряд инициации. Поначалу Андрей не чувствовал почти ничего, но по мере включения все новых и новых знаков он стал ощущать легкое головокружение, звуки электрооргана слились в торжественную мелодию и появился звон в ушах с провалами, как перед выходом в астрал. Когда знаки Зодиака закончили свой круг и, сопровождаемая мощными аккордами, началась совместная медитация на каких-то таинственных царствах и каскадах усиления - Андрей так и не понял, что они означают, – он почувствовал, что куда-то проваливается и летит. Полет был достаточно приятным, в отличие от его прежних самостоятельных астральных опытов, он пролетал какие-то темные горы в сумеречном свете, и его словно бы несли торжественные аккорды органа, звучание которых во много раз усилилось и превратилось в небесную музыку. Не было резких реверберирующих голосов, столь пугавших его ранее, – только космические звуки, которые связывались в сознании Андрея с горными хребтами, обрывами, пещерами, жилами прекрасных самоцветов. Потом характер музыки изменился, и он уже пролетал над дивными лесами, полями, африканской саванной и амазонской сельвой. В его ушах шумели могучие кроны лесов и тихо шелестели луга, встречая одинокого путника. Далее вся эта какофония прекрасной земной флоры сменилась звуками, свистами, рыками и трубным зовом. В сознание Андрея хлынул поток птичьих трелей и чоканий, словно бы он оказался в весеннем лесу. С высоты птичьего полета он наблюдал бешеную гонку диких стад антилоп, оленей, буйволов. Он наблюдал мирные сценки из жизни травоядных и кровавые эпизоды охоты львиного прайда. Он видел битвы самцов-оленей во время гона и рождение крохотных беспомощных детенышей. Вся панорама бурной жизни Земли развернулась перед его взором, и не было возможности описать словами все разнообразие этого затейливого калейдоскопа. Далее события заметно ускорились. Андрей видел, как рождаются, взрослеют, дряхлеют и умирают – по разным причинам, – отдельные представители земной биомассы. Он видел отлетающие и вновь возвращающиеся в материнское лоно души миллионов существ. Перед ним развернулась эпоха возникновения, расцвета и гибели динозавров и бессмысленное мельтешение одноклеточных существ. Возникали и исчезали леса, поднимались и разрушались горы. Вся панорама земного бытия в мгновение пронеслась перед глазами Андрея, а дальше он ощутил, что его забрасывает куда-то выше, он летит в небесное марево, оно все сгущается, вытягивается, и вот его уже безудержно несет по какому-то тоннелю, который становится все уже и темнее. Когда Андрей испугался, что будет задевать головой за свод, сужение закончилось, и он увидел, что проносится мимо больших, в рост человека разноцветных полупрозрачных кристаллов, нежно освещающих пещеру ровным светом. Эти октаэдры, додекаэдры и бог знает еще какие аэдры были испещрены снаружи сложно переплетенными линиями и хаотично расположенными незнакомыми знаками. И вдруг в его сознании пронеслась мысль: вот твой кристалл, это то, что тебе нужно. Он снизился, встал на ноги и внимательно посмотрел на огромную золотистую глыбу, светящуюся изнутри несильным мерцающим светом. Эта глыба на первый взгляд мало отличалась от остальных, но цвет, расположение линий и знаки были иными, поскольку у каждого кристалла они имели индивидуальную особенность. Андрей уселся рядом с кристаллом и начал разглядывать странные иероглифы, пытаясь разгадать их тайный смысл. Сколько времени он провел в сосредоточенном созерцании – неизвестно, тем более, ощущение времени в этой странной пещере было совсем иным, чем в привычном мире, но вдруг в его сознание ворвался совсем новый незнакомый аккорд органа, и Андрей понял, что один из знаков его, личный. И уверенно приложил к нему ладонь. Казалось, ничего не произошло, но когда он отнял руку, то на ладони отчетливо отпечатался этот знак. Дальше – словно некая сила дождалась, когда Андрей догадается, что нужно сделать, – его снова понесло по тоннелю, тоннель начал расширяться, и вдруг словно бы сменился кадр, и он без всякого перехода очутился в новом странном месте. Это был уже не тоннель, но и не бескрайние просторы земного раздолья. Перед ним, словно немыслимая шахматная доска, раскинулась совершенно ровная поверхность, вся испещренная клеточками. Клеточки были не только черные и белые, между ними определенным образом оказались вкраплены и серые клетки разной интенсивности от почти белых до почти черных, а часть их (оставалось и много пустых) занимали фигуры, но не шахматные, а памятники, поскольку панорама разворачивалась грандиозная и каждая клеточка была с небольшую городскую площадь. Памятники, высившиеся под низким, словно бы спустившимся к самой земле голубовато-сероватым  небом, оказались весьма странного вида, они чем-то напоминали одинокие скалы, подвергшиеся длительному воздействию сильных ветров. Словно бы кто-то создал немыслимую конструкцию из костяшек бухгалтерских счет самых разнообразных размеров – и все же в этих причудливых сооружениях угадывалось нечто человекоподобное. Это были именно памятники, а не скалы, дома или какие-то другие конструкции.
На одной из ближайших к нему серых клеточек – правда, именно на светло-серой, ближе к белому – Андрей увидел памятник, который почему-то сразу привлек его внимание, но не тем, что он чем-то принципиально отличался от других: все конструкции по духу и форме напоминали сюрреалистические фантазии Сальвадора Дали, нет, внимание его было обусловлено другим: он почему-то сразу понял, что это памятник Балашову, хоть никакого портретного сходства в сооружении не наблюдалось. Андрей, оказавшийся у основания постамента, начал медленно поднимать глаза, стараясь разглядеть детали, и когда его взгляд добрался до головы и он увидел небо над ней, то все остальные памятники и плато исчезли. Теперь монументальный образ Балашова парил в голубоватой пустоте, а вся развернувшаяся панорама выявила новых действующих лиц. Где-то в вышине – но не над головой, а четко справа от Балашова сиял, слепя глаза, белоснежный облик Иисуса Христа в венке из таких же белоснежных роз. Ниже, но четко слева в расхлябанной позе пребывал Черный магистр, но какой-то более символический и глобальный, чем являлся Андрею. Прямо же над головой Балашова зависла фигура индийского старца с длинной белоснежной бородой, вишнуитским знаком в виде алой параболы на лбу и огромным венком из лотосов на шее. Эта картина держалась буквально мгновение, затем все исчезло и Андрей очутился в центре импровизированного креста из членов группы непортального пути.
Тут же стихли звуки органа, Балашов резко встал со стула и подошел к еще лежащему, ошалело озирающемуся Андрею (другие участники действа уже сидели).
- Покажи левую ладонь! – сказал Балашов, и Андрей машинально протянул руку.
- Все нормально, - удовлетворенно констатировал руководитель группы, - инициация прошла.
Андрей взглянул на ладонь и увидел, что в центре – там, где проходят три главные хиромантические линии, едва заметно светится розоватым свечением тот самый знак, на который он положил руку в пещере кристаллов. Через секунду он исчез совсем.
- Теперь, - удовлетворенно сказал Балашов, - ты член нашей группы, связанный ритуалом, и имеешь доступ в наш информационно-энергетический банк. С этого момента твои целительские способности – а именно знак целителя ты принял на свою ладонь, – будут развиваться гораздо быстрее, чем если бы ты не был подключен. Кстати, не все из нашей группы целители, каждый прошедший инициацию выбрал тот знак, к которому кармически тяготел. Кроме тебя, дар целительства приняли только Чечик, Марина и Вадик. Вадик, правда, со своей спецификой любви к камням: его пантакли неплохо исцеляют. Естественно, еще и я, но я принял знак от своего гуру. А теперь расскажи, что с тобой происходило.
Андрей рассказал.
- Да, - протянул Балашов задумчиво, - очень любопытная мистерия. Дело в том, что у каждого это происходит по-своему, но твои мистические переживания, пожалуй, самые необычные. Говоришь, Христос справа, дьявол слева, гуру посредине? Очень интересно!
Балашов посмотрел на часы.
- Ладно, ребята, - хлопнул он ладонью по колену, - на сегодня хватит, уже поздно. Завтра у меня приемный день, и Андрюша, Игорь, Вадик и Марина, если хотите, можете подойти часам к пяти.
Все начали расходиться, вновь завязались беседы, сопровождаемые шуршанием плащей и курток.
- Борис Саныч, - подошел Андрей к Балашову, - у меня только один вопрос.
- Задавай.
- Что означает «группа непортального пути»?
- А ничего не означает. Мы специально выбрали бессмысленное слово, которое звучит очень эзотерически. Это означает, что мы фактически не принадлежим ни к одной религиозной конфессии и стараемся сохранить некую бесформенность. Это дает некоторые преимущества при астральных нападениях. У тебя все?
- Все.
- Ну тогда счастливо, постарайся обязательно прийти завтра, это теперь для тебя очень важно. Как, кстати, твоя невеста поживает?
- Да ничего, - смутился Андрей, - она сказала, что больше не придет, обиделась, что вы в ней сенситивных способностей не обнаружили.
- Ну и правильно, - мягко улыбнулся Балашов, - она очень милая девушка, но не из нашего круга. У нее было самое обычное любопытство, не более – теперь она его удовлетворила, слегка напугалась и успокоилась.
На этом гости распрощались и разъехались по домам.












ГЛАВА 11

КАРМИЧЕСКИЕ УЗЕЛКИ

Миновал год. За это время во внешней жизни Андрея произошло несколько важных событий. Он женился на Леночке Алексеевской, переехал на новую квартиру, где раньше жила Леночка со своей мамой (сама бывшая хозяйка перебралась в район Отрадного и вскоре благополучно вышла замуж), и поступил в медицинский институт. Правда, вначале он порывался подать документы в Литературный и даже прошел творческий конкурс, но, как выяснилось, там не было военной кафедры, а следовательно, в этом случае Андрея ждала армия – и этому категорически воспрепятствовала мама. Свадьбу молодые отпраздновали без излишней помпы в новой квартире, и среди гостей, помимо близких родственников, были только одноклассники ребят – никого из своих новых друзей сенсов Андрей не пригласил: он несколько стеснялся своего брака, ему казалось неудобным приглашать взрослых серьезных людей в этот детский сад. Во время торжественного бракосочетания и за свадебным столом он, в отличие от новоиспеченной супруги, был рассеян, если не сказать мрачен, постоянно отвечал невпопад, и если не испортил никому настроения, то только потому, что все быстро напились и в конечном счете обращали мало внимания на молодоженов, правда, не забывая через каждые пятнадцать минут орать «горько!» и весело считать «Раз – два – три» и так далее. Андрей, как и положено жениху, почти не пил, но предался чревоугодию. (Начав целенаправленно заниматься биоэнергетикой, он практически отказался от спиртного, но с вегетарианством покончил окончательно, поскольку Балашов сказал, что для биоэнергоинформационного целительства йоговская диета совершенно не обязательна, а мясного Андрею хотелось всегда, даже во время своего самого категорического отказа от всех продуктов животного происхождения – и он с удвоенной жадностью начал поглощать бифштексы, котлеты, копчености – благо в те года мясного дефицита еще не наблюдалось).
Весь свадебный вечер Андрея не отпускала мысль, что происходит что-то пошлое, лишнее, никому не нужное, и почему-то держалось чувство какого-то предательства, теперь уже окончательного, и вины перед Единственной, которую в жизни он встретил (а встретил ли?) всего один раз. А впрочем, все это была лирика, в этот день никакие видения, связанные с девочкой из сна, Андрея не посещали, просто чем дальше тем больше он сознавал, что не любит Леночку и что они – разные люди.
Их интимная жизнь как-то очень быстро упорядочилась еще до завершения медового месяца, и как только они оказались одни в двухкомнатной квартире, страсть стала быстро гаснуть, а их первые бурные встречи окончательно канули в лету, так что обещания Леночки по поводу ее пылкого темперамента оказались сильно преувеличенными. Теперь все происходило чинно благородно, пару раз в неделю, и всякие сексуальные фантазии она категорически запрещала своему супругу, считая, что так занимаются любовью только извращенцы. Возможно, эта перемена в ее умонастроении была связана с тем, что Леночка неожиданно сделалась ревностной христианкой, каждую неделю ходила в церковь, причащалась, исповедовалась, и у нее даже появился духовник в церкви Покрова Богородицы, к которому она обращалась со всякими проблемами и выслушивала его наставления. Вот только с постами дело обстояло плохо: сдержать свой аппетит, как ни пыталась, она не могла. Заметно ослабел их контакт и на почве поэзии. Все стихи Андрея Леночка перечитала по многу раз, еще проще было с ее стихами - их оказалось немного, и вскоре интерес супругов к взаимному творчеству стал заметно угасать, иногда затепливаясь вновь, когда у Андрея появлялось что-то новое – ну а Леночка перестала писать и вовсе. Несмотря на все это, Леночка была очень довольна такой жизнью и очень гордилась тем, что она – по сути, совсем девчонка – уже замужняя женщина, живет отдельно от матери и ее муж очень необычный человек.
Каждый день по нескольку раз она требовала от Андрея признаний в любви, которые тот произносил совершенно автоматически, а после его слов, словно бы не замечая фальши,  сообщала, словно великую тайну, что тоже очень любит своего Котю, Пусю или Путютюсика – в зависимости от того, какое первое слово приходило ей в голову.
К занятиям Андрея биоэнергетикой она относилась терпимо, хотя сама категорически отказалась посещать вместе с ним регулярные встречи у Балашова, ссылаясь на то, что христианство отвергает различные школы магии – будь то белая или черная. Однажды она даже передала Андрею слова своего духовника отца Сергия о том, что экстрасенсы – слуги Сатаны, хотя, естественно, сама она с этим пока не согласна и понимает, что запрещать Андрею его занятия нельзя – слишком важное место занимают они в его жизни.
После окончания школы Леночка поступила в Финансово-экономический институт по настоянию матери и с первых дней основательно занялась зубрежкой. Андрей же регулярно посещал дом Балашова, участвовал в совместных медитациях, в тонкости которых был посвящен после прохождения инициации, и вместе со всеми активно формировал энергоинформационный эгрегор их небольшой общины. Правда, общиной их группу было трудно назвать, поскольку каждый из них был достаточно самостоятелен и в своих философских убеждениях, и в направленности своего сенситивного дара. Видимо поэтому наиболее тесно Андрей сотрудничал с сами Балашовым, а также Чечиком, Вадиком Крюковым и бывшей контактершей с Антихристом Мариной Дмитриевской, которые занимались практическим целительством. С Костей Майоровым – знаменитым борцом с Шамбалой - их тоже связывала взаимная симпатия, и они много и с удовольствием рассказывали друг другу о своих астральных битвах, хотя, естественно, отношения Кости к Шамбале Андрей не разделял. Правда, тот и сам толком не понимал, с кем воюет в астрале, для него был важен сам процесс, и те силы, которые совершали на него нападения, вызывая его ответные действия, он называл Шамбалой чисто условно – просто ему было лестно считать своих противников эмиссарами именно этой таинственной страны.
Андрей быстро постигал основы биоэнергетического целительства, которые оказались для него не такими уж и сложными. Он научился ощупывать руками ауру, выявляя при этом болезни, и научился проводить диагностику с помощью луча, ментально пущенного из межбровья. Этим лучом сканировался человеческий организм, и в случае какого-то локального заболевания луч словно упирался в преграду. Затем Андрей освоил работу на ментальном образе. Тут необходимо было представить себе пораженный орган – и он вдруг совершенно непроизвольно увеличивался в размерах и ощущался вовне. Его можно было сканировать межбровным лучом либо ощупывать руками, выявляя детали заболевания. Он научился «да-нетной» системе, необходимой для точного выбора действий при том или ином заболевании, пуская внутри сознания что-то вроде светлой полосы, которая в случае "да" шла вверх, а в случае "нет" - вниз.
Андрея уже больше не удивляло, что лечить болезни можно не только находясь в непосредственной близости от пациента, но и по телефону, по фотографии – и вообще просто представив ментальный образ человека – в каком бы отдаленном месте от целителя он ни находился. Он освоил восточный точечный массаж шиатсу и элементы мануальной терапии: это ему было совсем не сложно, поскольку он быстро научился чувствовать сигналящие акупунктурные точки и успешно справлялся с остеохондрозами и не очень запущенными формами суставных заболеваний, снимал приступы стенокардии, экзему, рожу и самые разнообразные болевые синдромы.
К сожалению, чем глубже Андрей погружался в биоэнергетическое целительство, тем больше начинал понимать, что полного исцеления в результате его лечения не происходит, и все симптомы, которые он успешно снимает, через какое-то время вновь возвращаются к его пациентам. Это его угнетало, он видел, что Балашов лечит гораздо качественнее, не гоняясь за быстрыми впечатляющими эффектами, но больные, с которыми он работал, либо выздоравливали полностью, либо возвращались к нему через несколько лет, и как правило, с совершенно другими проблемами. Правда, иногда Балашов брался и за безнадежных, но словно бы готовил их к предстоящему уходу, и все они умирали тихо, в каком-то просветленном состоянии, как умерла женщина с красной волчанкой, которую Андрей видел в одно из первых своих посещений Балашова. Недолговечность лечебного эффекта все больше расстраивала Андрея, он скоро перестал балдеть от своей способности снимать боль, не прикасаясь к пациенту, понимая, что все это трюки, и настоящее фундаментальное лечение у него пока не идет.
Итак, Андрей ходил в институт, посещал группу Балашова, осваивал биоэнергетическое целительство, тихо и мирно сосуществовал с Леночкой, почти с ней не ругаясь, но и не испытывая каких-то пылких чувств. Его молодая жена еще больше располнела, часто бегала к своей мамочке, которую вдруг страстно возлюбила, и словно бы не замечала некоторую холодность и отчужденность Андрея. Очевидно, ей было вполне достаточно чисто внешних форм внимания, и она словно бы не задумывалась над тем, что чувствует к ней муж на самом деле.
Так прошло чуть больше года, и наступили события, которые оставили новый глубокий след в судьбе нашего героя.

Однажды, когда на дворе стоял холодный промозглый апрель, Андрей как обычно приехал к Балашову для совместной медитации. Друзья еще не расселись по своим обычным местам и делились всякими новостями, как вдруг в прихожей зазвучал звонок.
- Вадик, наверное, что-то он сегодня припозднился, – сказал Борис Александрович, отправляясь открывать дверь. Через минуту в комнату ворвался Вадик, бледный и растрепанный.
- Никто ничего не знает? – еще с порога взволнованно спросил он.
- А что именно, что случилось? – взбудоражились непортальщики, все знали, что Вадик отличается завидным спокойствием, и то, что он так выглядел, свидетельствовало о каком-то экстраординарном происшествии.
- Рубена Федорова убили! – выпалил Вадик и почему-то вытащил из кармана газету «Известия».
- Кто убил? За что? Когда? – В комнате на минуту возник хаос, вызванный неожиданной вестью.
- Никто сегодняшний номер не читал? – вместо ответа спросил Вадик и швырнул на стол газету. Оказалось, никто не читал. И действительно, на четвертой полосе, где обычно печатались различные малозаметные происшествия, была небольшая заметка под заглавием «Сектанты-изуверы убивают известного киноактера». Дальше без каких-либо подробностей сообщалось, что в Казахстане в небольшом городке Куш-мулла три дня назад группа сектантов убила известного киноактера (шло перечисление кинофильмов, в которых снимался Рубен), изуродовав его до такой степени, что вызванные для опознания трупа мать и близкие друзья актера долго не могли его узнать. Никаких подробностей «в интересах следствия» сообщено не было, сказано было только, что все преступники, совершившие это зверское убийство, арестованы.
В комнате воцарилось долгое молчание. Все непортальщики, кроме Андрея, хорошо знали Рубена, и было видно, что его неожиданная смерть (ему было всего 27 лет) всех ошеломила.
- Вы… Вы… Вы… же знали! – срывающимся голосом первая нарушила молчание Тамара Фирина. – Почему вы его не предупредили?
Балашов тоже выглядел потрясенным, но держался.
- Тамарочка, - мягко сказал он, - мы же год назад обсуждали этот вопрос. Абсолютно в своем предвидении я уверен не был, и потом, он бы меня все равно слушать не стал, это был уже готовый зомби.
- Ты подробности знаешь? – спросил Костя Майоров.
- Более-менее, - ответил Вадик. – Я звонил Дьякову, а тому сразу после убийства звонил один из общины Мирзабая – насмерть перепуганный, плакал, каялся, вы его не знаете – Серов такой, каратист, его, по-моему, тоже потом арестовали. Дьяков все более-менее подробно рассказал, но я так из его рассказа не понял, все же зачем они Рубена убили – полная чушь какая-то, ни смысла, ни логики.
- Но как они могли с ним справиться? – подал голос Чечик. – У Рубена же был черный пояс, он же на чемпионате Москвы по рукопашке второе место занял!
- Ну, во-первых, там, кроме Рубена, были еще четыре достаточно продвинутых каратиста из Питера, - ответил Вадик. – А потом, как я понял, он вначале не сопротивлялся, видимо, решил, что его учитель просто наказать хочет за непослушание, а когда понял, что в действительности происходит, было уже слишком поздно.
- Давай, рассказывай, как все происходило! – Жестко сказал Балашов.
- Вот что мне Дьяков сообщил, - начал Вадик. – Прошлой весной в общине появился некий бурят – Шагельдей Цыдыпов. В свое время он шаманством занимался, а потом почему-то решил примкнуть к группе Мирзабая и тут же начал проявлять все признаки лидера. Он сам имел серьезный опыт магии, некоторые вещи делал не хуже Мирзабая, затем, у него были свои представления о том, как надо обучать колдовству, расходящиеся с линией Мирзабая. И начал он потихоньку их общину раскалывать. Вскоре у него появилось немало сторонников, они совсем откололись от группы и стали собираться у Цыдыпова – ну и, естественно, денежки уже несли именно ему. Это, очевидно, и послужило причиной того, что Мирзабай решил расправиться с Цыдыповым, и как-то они, группой человек десять, среди которых были и питерские каратисты и Рубен, нагрянули на дом к Цыдыпову, где он квартиру снимал. А тот – то ли по глупости, то ли по самонадеянности, их впустил. Ну и началась разборка. Мирзабай приказал Серову избить Цыдыпова – тот быстро уложил его на пол, а затем Мирзабай распорядился каждому из присутствующих его ногами добивать. После Серова была очередь Рубена, а тот бить отказался, говорит: «Извини, мастер, я лежачего бить не могу». Тут произошла некоторая заминка, Цыдыпов пришел в себя и сиганул прямо в открытое окно, благо жил на втором этаже. И тут Мирзабай озверел: «Ты, - говорит Рубену, - меня ослушался, нарушил наш устав, за это будешь наказан». – И распорядился, чтобы каратисты начали Рубена бить, а тот, наверное, решил, что будет не серьезно, и не стал сопротивляться, а когда понял, видимо, уже поздно было. Серов сказал, что били они его несколько часов, были в каком-то одержимом состоянии. Мирзабай приказал каждому бить по очереди, а если кто отказывался, говорил: «Тогда мы и тебя замочим». Короче, они с периодическими перерывами били его всю ночь, и стали в себя приходить, только когда поняли, что давно уже метелят мертвое тело. Серов говорил, что только тогда до них дошло, что они натворили, пытались делать ему искусственное дыхание, но, естественно, безрезультатно. Говорят – это Дьяков позже выяснил у знакомых Рубена, летавших на опознание, – на вскрытии обнаружили около двадцати повреждений, которые могли стать причиной смерти. Удивлялись, как он еще так долго жил. В общем, доблестная милиция только под утро нагрянула, оказывается, соседи, слышавшие шум и крики, еще ночью туда звонили, а они только через несколько часов приехали, когда все было давно кончено. Ну, естественно, всю группу во главе с Мирзабаем и повязали. Вот, собственно, и все, больше никаких подробностей не знаю.
Снова воцарилось гнетущее молчание.
- Давайте убьем тварь! – неожиданно раздался клокочущий яростью голос Костика. – Этот же гад богат, как Крез, он и от ментов, и от суда откупится, тем более в Средней Азии – там это самое обычное дело. К тому же, как я понял, он сам и не бил: всю вину свалит на своих зомби и отделается минимальным, а то и условным сроком. Те же дурачки получат на полную катушку – может, даже кого-то и расстреляют, Серова, например, он ведь был главной ударной силой. Что Дьяков-то об этом говорил? – обратился он к Вадику. – Мирзабай бил или не бил?
- По-моему, не бил, - не очень уверенно ответил Вадик. – По-моему, он только в кресле сидел и распоряжения отдавал.
- Что я говорил! – загремел Костик. – Его же зомби всю вину на себя возьмут, а он чистенький выпутается! Нет, его надо убить!
- Так что ж, - удивленно подал голос Андрей, - сейчас, всей компанией едем в эту Куш-муллу, берем приступом следственный изолятор и убиваем Мирзабая? По-моему, Костик, ты несколько погорячился.
- А зачем ехать? – усмехнулся Костик. – Ты же сам не раз в астрале сражался! В астрале мы его и убьем.
- Ты хочешь послать стрелу? – серьезно спросил Балашов. – А ты понимаешь, что это кармически наказуемо, даже если дело касается убийцы?
- Так что ж! – загремел Костик. – Эта сволочь будет зомбировать, калечить и убивать прекрасных, чистых ребят, а мы тут будем спокойно сидеть, ахать и охать? Может, еще ноту протеста Мирзабаю пошлем с общественным осуждением его антигуманного поступка? По-моему, как раз, если мы тут будем сидеть и бездействовать, – тогда мы и получим кармическое воздаяние! Нет, должно быть око за око, зуб за зуб!
- Ты несколько эмоционально воспринимаешь законы кармы, - в упор посмотрел на Костика Балашов. – Совершающий магическое убийство, независимо от того, кого он убивает, завязывает серьезный кармический узел, и судьба его может измениться отнюдь не в лучшую сторону. Клубок кармы будет заманивать его все дальше и дальше по этой опасной дороге. Если даже Мирзабай выкрутится на суде, то его все равно постигнет кара, но это будет Божий суд. Помнишь, как говорил Будда? Отойди от зла – совершишь благо. Думаешь, мне не хочется покарать Мирзабая и даже его убить? Я сам в раздвоенном состоянии, но честно тебе признаюсь: посылать стрелу я боюсь, я слишком много имел дела с человеческой кармой и знаю, куда приводят иногда даже самые благие побуждения.
- Значит, вы отказываетесь? – в упор посмотрел Костик на Балашова. – Ну что ж… Ребята! – обратился он к притихшим непортальщикам. – Кто присоединится ко мне для формирования лука? Один я с этим колдуном вряд ли справлюсь!
- Я! Я! – решительно высказались Чечик, Вадик, Марина и Тамара.
- Я… - неуверенно присоединился к своим друзьям Андрей. Вскоре раздались и другие голоса, и практически вся группа поддержала инициативу Костика.
- Ну что ж, - опустил голову Балашов, - значит, такова судьба… Остается только присоединиться к вам и взять на себя ответственность… Пусть будет так, как должно быть.
Он вышел в соседнюю комнату и через некоторое время вернулся с небольшой фотографией.
- Это Мирзабай, - прокомментировал Борис Александрович. – В свое время Рубик подарил мне его фото.
С фотографии глядел пожилой, обритый наголо мужчина с монголоидными, словно пронизывающими насквозь глазами. Балашов повесил на стенку небольшой экранчик для просмотра слайдов и кнопкой прикрепил к нему фотографию Мирзабая, затем несколько раз небрежно поводил вокруг нее рукой.
- Ну вот, - сказал он через пару минут, - как видите, самое уязвимое место у него сердце: явные склеротические изменения, налицо ишемическая болезнь, стенокардия. К тому же ясно, что сейчас он очень напуган, поэтому будем бить в сердце. Итак, все рассаживаемся по своим местам и начинаем работать. Поскольку нужны очень координированные действия, необходим сеанс массового гипноза. Ввожу вас в сомнамбулическую фазу, затем вместе выходим на наш эгрегор. Каждый подключается к своему знаку, затем начинаем формировать выстрел. Я буду луком, вы – стрелой. Наконечником, по-видимому, окажутся Костик с Андреем. Костик – воин, у Андрея наиболее активно идет астральная работа. Последний вопрос: вы не отказываетесь от задуманного?
- Нет! – хором ответили непортальщики. 
- Ну что ж, - грустно сказал Балашов, - значит, так тому и быть. Будем, как единый организм. Поехали.
Все расслабились на своих местах, и Балашов начал гипнотические пассы…
Когда уже Андрей впадал в дремотное состояние, то перед ним, словно портрет, возник образ Единственной. Лицо ее было тревожно, она сделала какой-то предупреждающий знак, но Андрей решительно погасил видение. «Снова вмешивается!» – раздраженно подумал он, и в следующий миг летел по темному тоннелю вдоль череды слегка опалесцирующих кристаллов, навстречу тому, к которому сила впервые вынесла его во время инициации. Остальных членов группы он не видел, возможно, у каждого был свой тоннель и свое пространство, таинственным образом связанное с их общим кристаллом-эгрегором. Андрей спустился к кристаллу и приложил ладонь к своему знаку, и тут возникла новая ситуация, в которой он не был ни разу. После того как знак отпечатался на его руке, словно бы сменился кадр, и Андрей без всякого перехода оказался в комнате Балашова, но, как это бывает при восприятии астрального пространства, с совершенно измененной перспективой. Но интересно было не это: он вновь увидел всю группу, но количество участников действа изменилось вдвое: у каждого сидящего на кресле был двойник, стоящий рядом и словно бы ждущий своего часа. Рядом со своим двойником стоял и Андрей. А над всей группой в центре зала (размеры его возросли непомерно) возвышался памятник Балашову, сделанный словно из счетных костяшек. Где-то в отдалении слегка колебался, словно в восходящих токах горячего воздуха, увеличенный во много раз образ Мирзабая, причем в полный рост. Он был прикреплен кнопкой к огромному пунцовому экрану и дрыгал ногами и руками, словно марионетка, управляемая неумелым кукловодом. Видно было, что образ пытается сорваться с экрана, но огромная кнопка крепко держит его за воротник, а в том месте, где у человека расположено сердце, зияло черное зловещее пятно. Были и другие пятна, но Андрей не стал обращать на них внимание. Его приковало именно это, сердечное темное пятно, которое, словно бы почувствовав пристальное внимание группы, начало бешено пульсировать, то сжимаясь до маленькой точки, то расширяясь почти до размеров груди Мирзабая. Андрей почувствовал, что пространство вокруг него стало вибрировать и сгущаться. Пропала комната Балашова, и все участники действия зависли в пустоте – но исчезли их физические двойники. Пустота напоминала сумеречный предвечерний воздух, а впереди дергалась пришпиленная кнопкой к невидимому экрану фигура Мирзабая с пульсирующим пятном в области сердца. Дальше произошло следующее: памятник Балашова стал вытягиваться, истончаться, и вскоре это уже был огромный лук кроваво-красного цвета с золотистой тетивой, остальные же непортальщики, словно кусочки магнита, начали слипаться, теряя первоначальную форму, в нечто невообразимое, формируя огромный стержень, и в конце стержня, словно наконечник, оказались Андрей и Костик, утратившие ощущение индивидуальности и ставшие в этот момент единым целым. Андрей ощутил единственную мысль и единственное желание, спаявшие всю группу в огромную стрелу. Это была ярость и мысль, которая, наверное, на короткое время охватывает все существо искусного стрелка в момент прицела: поразить эту черную пульсирующую кляксу. Далее живая стрела сама собой наложилась на тетиву, лук изогнулся, и Андрей почувствовал, что в едином организме, вместе со всеми непортальщиками, летит точно в цель и протыкает ее насквозь. Образ Мирзабая лопнул, и последнее, что успел увидеть Андрей, вдруг снова обретший индивидуальность, это маленькая темная комната, в которой на двухъярусных нарах лежало несколько человек.
«Следственный изолятор», – подумал Андрей.
Вдруг один из спящих, в котором наш герой узнал Мирзабая, скрючился, хватаясь рукой за сердце. Его лицо побелело, затем стало цианотичным, и рот раскрылся в неслышном крике. Тело несколько раз дернулось, выгнулось, рот еще какое-то время пытался судорожно хватать воздух, затем человек затих. Вокруг него беспомощно хлопотали сокамерники, через несколько минут в камеру зашел человек в милицейской форме. На этом видение закончилось, Андрея снова затянуло в тоннель, и он очнулся на своем кресле в комнате Балашова.
Участники астрального убийства медленно приходили в себя. Несколько в отдалении сидел Балашов, печально наблюдая за пробуждением своих учеников.
- Дело сделано, - сказал он, убедившись, что непортальщики пришли в себя. – Стрела попала в цель, да вы это и сами видели. Теперь будем ждать официального сообщения, думаю, об этом должна сообщить пресса. Конечно, не исключено, что его откачают, но вряд ли, состояние его и без того было близким к инфаркту. И «будем посмотреть», как говорят в Одессе, что приготовит нам судьба в отместку за это праведное убийство.
Подавленные словами Балашова (было видно, чего ему стоило решиться на этот шаг), непортальщики без своих обычных обсуждений тихо оделись и разошлись по домам. Через несколько дней в «Известиях» на той же четвертой полосе появилась краткая заметка о том, что глава  суфийской секты Мирзабай скончался в следственном изоляторе от инфаркта миокарда, а три других участника убийства Рубена Федорова впали в буйное состояние и отправлены на экспертизу в психиатрическую лечебницу. Сообщение это не вызвало особой радости у Андрея, он чувствовал, что история на этом не закончилась, что впереди и его, и остальных участников пуска стрелы ожидают какие-то неведомые беды.
Но дни шли за днями, ничего экстраординарного не происходило, и Андрей стал забывать о трагических событиях – вернее, память об этом постепенно утратила свою остроту. Он уже не чувствовал себя чем-то вроде убийцы – тем более, в астрале ему не раз приходилось поражать своих врагов, живьем же Мирзабая он никогда не видел. Да и потом, он же не вонзал ни в кого нож, не раскраивал череп, все происходило словно бы в чрезвычайно ярком запоминающемся сне – а мало ли что может совершить во сне даже совершенно безобидный человек! Поэтому все происходящее мало напоминало реальное убийство, и Андрей постепенно начал успокаиваться.
«В конце концов, - думал он, - это могло быть простым совпадением. У Мирзабая действительно же было больное сердце, и инфаркт мог произойти независимо от нас. Может, никакого убийства на самом деле и не было, а тогда, собственно, и переживать не о чем».

Однажды в конце апреля после очередной встречи у Балашова к Андрею подошел Вадик Крюков.
- Слушай, - начал он без обиняков, - ты на майские праздники что собираешься делать?
- Да как-то еще не определился, - ответил Андрей. – А что, есть предложения?
- Мне нужен компаньон для одного щекотливого дела, - Вадик оценивающе оглядел Андрея. – У тебя дома иконостас есть?
- Да нет, - пожал плечами Андрей. – Конечно, я бы не прочь иметь дома у себя что-то подобное тому, что у Балашова в красном углу устроено. Энергетика оттуда идет мощнейшая, но это же все иконы шестнадцатого-семнадцатого века, где же их достать? И стоят они, наверное, целое состояние, а в обычной церкви что купить можно? Бумажную иконку? Так от нее толку, как от фотографии моей мамаши.
- Вот и я про что говорю, - оживился Вадик. – У меня тоже дома ничего путного нет, а для целительства иконостас огромное значение имеет, он и сам по себе с больными работает, и подзаряжаться от него здорово можно, другое дело, где все это достать и на какие деньги. У меня есть один замысел, в случае исполнения которого мы можем совершенно бесплатно обзавестись старинными, очень хорошо работающими иконами. Итак, по порядку. Нынешней зимой – я об этом никому не рассказывал – я взял пару отгулов и на несколько дней съездил к своему деду – он уже совсем дряхлый старик – в маленькую деревушку недалеко от Архангельска, на самом берегу Белого моря. Деревенька называется Леднево, когда-то там была артель рыбаков-промысловиков. Несколько лет назад артель развалилась, все работоспособное население оттуда уехало – тем более, там в основном все рыбным промыслом занимались – остались одни старики и несколько алкашей помоложе. И те мал по малу дуба дают. Деревня вымирающая, половина домов, где когда-то жили старики, брошены, и никто туда не вселяется, в последнее время там даже сельпо закрылось, только хлеб раз в неделю завозят, а остальное с огорода, и у кого силы есть, еще рыбку полавливают и скотину держат. К чему я это все рассказываю? Раньше в этой деревне жили старообрядцы, и в каждом доме висело немало ценнейших старинных икон. Но теперь эти иконы никому не нужны, и дома после смерти стариков, поскольку туда никто не вселяется, стоят заколоченные вместе с иконами, и их потихоньку местное население растаскивает на дрова, а иконы тоже идут на растопку. Я несколько таких заколоченных домов заприметил, и в одном через щель в ставнях мне удалось разглядеть красный угол. Конечно, в комнате было темно, но мне показалось, что там висят прекрасные иконы. Только в углу я разглядел их штук пять, но ведь и другие могут по разным стенам висеть. Короче, у меня созрел план. Поехать туда на майские праздники – к деду в гости – якобы на рыбалку, по лесу побродить. А ночью вскрыть этот домик – в деревне все рано спать ложатся, а кто не спит, тот пьян в стельку, - и забрать иконы. В этом случае мы никакой кражи не совершаем – дом заброшен, никто из родственников на него свои права не предъявил, – к тому же спасем бесценные иконы и иконы, эти будут работать на выздоровление людей. Разве это не благой поступок? Ведь дом этот все равно через некоторое время растащат, и иконы просто пропадут. Дед мой, неверующий красноармеец, сам говорил, что этот хлам никому не нужен, и все в печку идет. Ну, как тебе моя идея?
- А что, - заинтересовался Андрей, - действительно интересная мысль. Конечно, риск есть, если нас застукают, то никто не будет разбираться, какие благородные идеи нами руководили. Решат, что мы обычные фарцовщики, которые воруют по деревням иконы, а затем их иностранцам продают.
- Да кто застукает! – горячо возразил Вадик. - Там после десяти вообще никто из дома не показывается, а двери совсем сгнившие, мы замок в два счета ломиком сковырнем. На операцию-то всего минут десять-пятнадцать уйдет! К тому же этот дом и еще один заколоченный – я, правда, не видел, что там внутри, совсем на отшибе стоят, и к двери можно подобраться совершенно незаметно. Ну что, составишь компанию?
- Вообще-то очень заманчиво, - не очень уверенно ответил Андрей, которому давно хотелось иметь в доме несколько старинных икон – не потому, что он был ревностным православным, а потому, что видел, какую мощную энергетику создают иконы в квартире Балашова.
«Может, - подумал он, - если я у себя дома подобный иконостас устрою, то и у меня целительство более успешно пойдет. А то эффекта быстро достигаю, а болезнь до конца вылечить не могу – Балашов-то болезнь полностью убирает. Может, все дело в иконах?»
- Да, - повторил он, - я бы поехал, тем более четыре дня выходных. Вот только не знаю, отпустит ли жена. А насчет того, что это, конечно, не воровство, а благое дело, – я с тобой согласен.
«В конце концов, - подумал Андрей, - и приключение все-таки, а то что за жизнь! Институт – жена – больные. Тоска зеленая. Как бы этот вопрос с Ленкой безболезненнее решить».
- Эх, Андрюха! – сочувственно произнес Вадик. – Рано ты свою жизнь цепями Гименея сковал, к тому же нашему брату-эзотерику лучше вообще себя всерьез ни с кем не связывать – ну разве что свою тантрическую пару встретишь. Да и потом, не из нашего круга твоя Лена, ты гляди, она скоро со своим ортодоксальным православием тебя вообще сатанистом объявит! Ну ладно, это не мое дело, разбирайся сам. Значит, решено?
- Почти, - уклончиво ответил Андрей. – Конечно, если Ленка воспротивится, я могу и дверью хлопнуть… В общем, я тебе позвоню.
На этом друзья расстались.
К удивлению Андрея, Леночка довольно легко отпустила его на четыре дня. Возможно, Андрей за полтора года их совместной жизни тоже ей изрядно примелькался, поскольку за это время они ни разу не разлучались, может, были и какие другие резоны – Андрей этого не знал. Правда, она сама позвонила своей свекрови, и та потребовала, чтобы он указал точный адрес, куда отправляется. Тем не менее все прошло на удивление гладко, и уже через неделю Андрей с Вадиком тряслись в старом, задрипанном составе «Москва – Архангельск» с гордым наименованием «Беломорье».
Поезд прибыл в Архангельск поздно ночью, и тут выяснилось, что последний автобус, проходящий через деревню Леднево, уже уехал, а таксисты везти в эту глухомань (до Леднево было не менее 30 километров) отказываются, поскольку дорога была грунтовая, а в последние дни случилось заметное потепление, и несколько дней подряд шли беспрерывные дожди.
- Так что, мужики, - заключил один из таксистов, дежуривших у вокзала, - придется вам своим ходом. Вы, я вижу, налегке, как раз к утру дойдете. (Было около часа ночи).
Делать было нечего, и друзья, быстро миновав окраины города, вышли на проселочную дорогу и двинулись через голый, еще не одевшийся листвой лес, то и дело сворачивая на обочину, чтобы очистить о мокрую корку снега налипшую к сапогам грязь. Шли они, почти не разговаривая, очевидно, обоих несколько тревожила задуманная операция, которую они именовали кодовым названием «Андрей Рублев». Так они прошли несколько часов, не встретив по дороге ни одного человека. Уже подходя к маленькому мостику через речушку, протекавшую вблизи Леднева, они неожиданно натолкнулись на невысокого коренастого мужика неопределенного возраста с топором в руке. Мужик внимательно присматривался к каким-то одному ему заметным следам на дороге и увидел друзей, только когда почти столкнулся с ними.
- Петьку Трохина не видели? – без всяких объяснений дыхнул на них перегаром мужик, не выказав никакого удивления по поводу встречи со столь ранними путниками, словно они должны были хорошо знать этого самого Петьку.
- Да нет, никто не проходил, – ответил Вадик, несколько опешив.
- Ладно, пусть живет, – добродушно отозвался мужик. – Если он в лес свернул, его уж не сыщешь. У вас выпить ничего нет? – с надеждой посмотрел он на Вадика с Андреем.
- Да нет, папаша, мы не пьем, – ответил Вадик.
Мужик только выматерился, махнул рукой и последовал дальше по дороге, очевидно, не поверив Вадику, что им никто не встретился по пути.
- Ну и нравы тут, - только и сказал Андрей, когда они перешли речку и увидели первые скособоченные избы Леднева. – Они что, тут часто с топорами друг за другом гоняются?
- А, - махнул рукой Вадик, - старики тут тихие, а что до алкашей помоложе, так им тут скучно, так и устраивают друг с другом разборки. И с колами, и с топорами, только пока никто никого не убил, это скорее ритуал такой, для ощущения полноты жизни.
Друзья не без труда разыскали в предрассветных сумерках дом Вадикова деда – Вадик часто бывал здесь в раннем детстве, а в зрелые годы посетил эти глухие места во второй раз. Маленький бойкий старичок уже не спал, ожидая приезда внука. Он заставил их выпить по паре стаканов дрожжевой браги (Вадик шепнул Андрею, что отказываться нельзя, иначе дед сильно обидится) и угостил запеченным в тесте сигом, причем само тесто было кислым и жестким, а сиг явно пересоленным, тем не менее пришлось всячески нахваливать эту северную экзотику. Затем разомлевшие от браги и тепла друзья улеглись спать и проснулись ближе к полудню.
Три дня друзья усиленно бродили по северному, далеко еще не веселому лесу, прихватив одноствольную «тулку» Вадикова деда (в этой глухомани шансы нарваться на егеря были практически равны нулю, особенно в праздничные дни, когда все были в стельку пьяными), постреляли по бутылкам, и на стандартный вопрос  деда: «Ну, что сегодня убили?» Вадик так же стандартно отвечал: «Ноги убили, время убили». Более успешно прошла рыбалка, но и здесь их улов, состоящий в основном из мелкой наваги и бычков, больше годился на обед кошке, чем человеку.
Короче говоря, ребята вдоволь насладились суровой северной природой, а вечером 1 мая приступили к операции «Андрей Рублев». Перед этим для алиби они зашли в сельский клуб, где в честь праздника крутили старый детективный фильм «Два билета на дневной сеанс», на который собралась большая часть местного населения, которая еще могла держаться на ногах, и незаметно вынырнули из зала спустя полчаса после начала фильма. Затем, вернувшись домой, прихватили сумки и ломик ( дед, напившись браги, преспокойно храпел на теплой печи) и, благополучно оставшись незамеченными, проследовали на окраину деревни к двум намеченным Вадиком избам.
- Ну, с Богом, - перекрестился Вадик, вставляя лом в петлю, на которой висел массивный замок. – Подходящая ночь для преступления: пасмурно, темно, хоть глаза выколи, и народа ни души.
Вопреки уверениям Вадика, что двери в этом заброшенном доме держатся на соплях, наши злоумышленники проковырялись не менее получаса, прежде чем им удалось вытянуть петлю, на которой держался замок. Но на этом их мытарства не закончились: войдя в сени, они обнаружили, что дверь в комнату также закрыта – уже на врезной замок – и прошло еще не менее часа, пока они, совершенно разворотив еще крепкую дверь, сумели проникнуть в избу. Вадик зажег спичку и огляделся (брать с собой яркий фонарик они не решились). И тут сердце Андрея похолодело: в мертвенной тишине он явственно услышал тиканье будильника.
- Погоди, - дернул он за рукав Вадика, - ты же сказал, что этот дом заброшен не менее года! Так кто же здесь тогда часы заводит? (Понятно, о кварцевых часах в те годы еще понятия не имели.) Вадик чиркнул еще одну спичку и осветил стоящий на кухонном столе будильник. Часы действительно шли, и к тому же показывали точное время, и, судя по конструкции, завод должен был держаться максимум двое суток.
- Ну, дела, - отвисла челюсть у Вадика, - похоже, мы в темноте дом перепутали. - Он выскочил во двор, словно что-то собирался проверить, и вернулся с озабоченным лицом.
- Точно, окна не заколочены, обычные ставни. – Он вопросительно посмотрел на Андрея, который в это время проверял буханку хлеба, лежащую недалеко от часов на кухонном комоде.
- Хлеб не сегодняшней выпечки, но еще достаточно мягкий, по крайней мере не сухарь, – сообщил тот.  Похоже, здесь вчера – максимум позавчера люди были.
- А, - махнул рукой Вадик, - теперь уже поздно отступать. Иконы-то – вот они!
И действительно, в комнате, примыкающей к кухне, на стене висело несколько старых, закопченных икон, особенно их внимание привлекла одна, большая, состоящая из средней части в серебряном окладе, изображавшая Богородицу с младенцем, вставленную в широкую рамку, на которой были изображены мелкие сценки по библейским сюжетам. Невдалеке висел огромный бронзовый крест с распятьем в окладе, несколько эмалевых складней и еще не менее десяти небольших икон: Спас нерукотворный, Николай Угодник, Пантелеймон Целитель и какие-то другие святые, неизвестные ребятам.
- Какая энергетика мощная! – поводил около Богородицы рукой Вадик. – Слушай, - он в упор глянул на Андрея, - даже если в этом доме кто-то и живет! Я, по крайней мере, точно знаю, что это не местные – очевидно, какой-то родственничек объявился и прибрал домик к рукам в качестве дачки. Наверное, кто-то из Архангельска. Так вот, зачем этому козлу такое чудо! Да он наверняка их в ближайшее время за полбанки загонит. Видно же, что сюда какая-то пьянь приезжает. (Действительно, в углу кухни стояла целая батарея пустых бутылок из-под водки и дешевого портвейна.) – Я считаю, что наш долг эти иконы спасти и использовать их на благо людям, это же старые, «работающие» иконы.
В этот момент Андрею, хоть он слегка и перетрухал, казалось, что Вадик абсолютно прав, и с точки зрения общечеловеческой, и даже Божьей морали. Никакого преступления они не совершают, тем более, попали в этот дом по ошибке.
- Мы же ничего, кроме икон, не возьмем! – добавил Вадик, как бы стараясь подчеркнуть, что они не обычные воры, а спасители старины.
- Ну, давай брать! – слегка дрожащим голосом произнес Андрей, и они тут же начали укладывать в сумки иконы, крест и складни. Труднее оказалось с большой иконой Божьей матери и «сюжетами»: в сумку она никак не влезала, и друзьям пришлось вытащить середину, а рамку разъединить на доски, вытащив из пазов. Затем, тщательно протерев тряпкой следы, они прикрыли двери, вставили петлю с замком в развороченную щель и, воровато оглядываясь, побежали прочь от злополучного дома. Шел густой мокрый снег и быстро заметал следы незадачливых взломщиков.
По-прежнему оставаясь незамеченными, друзья спрятали сумки на чердаке, проскользнули в свою комнату (дед спал и никак не отреагировал на их приход) и улеглись спать.
На следующий день, рано утром, простившись с хозяином (дед, слава Богу, так ничего и не заподозрил), ребята сели на рейсовый автобус до Архангельска и еще через пару часов дремали в уже знакомом поезде с гордым наименованием «Беломорье».
- Слушай, - сказал Вадик Андрею на перроне в Москве, - я тут подумал: давай на всякий случай подстрахуемся. Возможно, нынешний владелец дома, в который мы влезли, заявит в милицию. Может, конечно, и не заявит, мы же ничего, кроме икон, не взяли, а они вряд ли для него большую ценность представляют – и все-таки двери-то мы разворотили! Наверное, первое время разумнее иконы держать у тебя – и лучше всего, если ты их пока куда-нибудь спрячешь. В крайнем случае, если все же будет следствие, и меня кое-куда вызовут – в Леднево-то меня многие знают и знают, что я на праздники приезжал, – я тебя предупрежу, и ты их где-нибудь вне дома замыкаешь. Скорее всего, это перестраховка, но так все будет спокойнее. Я же постараюсь где-нибудь через месяц снова к деду съездить и разведать ситуацию. Если все будет спокойно, разделим иконы и сформируем энергетические углы, а пока лучше с ними не высвечиваться.
- Ну, давай так, – ответил Андрей. Он сам уже был не рад, что ввязался в это дело, и за сутки, что миновали после памятного события, ему уже не раз мерещился следственный изолятор и зэковская роба, но признаться в этих мыслях Вадику он не желал.
Вадик помог дотащить тяжелые сумки до дома Андрея, правда, зайти отказался, сославшись на то, что ему срочно нужно на работу. Леночки дома не было, по-видимому, она ушла в институт, а Андрей, небрежно задвинув сумки с иконами под стол, быстро переоделся и побежал на занятия, надеясь успеть на вторую пару. После института он заехал к своему пациенту, которого лечил от остеохондроза – в поездке он несколько поистратился, и ему надо было поправлять семейный бюджет – и когда вернулся домой, то выяснилось, что Леночка влезла в его сумки и разложила иконы на полу.
- Откуда это у тебя? – тревожно взглянула она на Андрея. – Это же старинные иконы и, наверное, очень дорогие. Откуда у тебя такие деньги?
- Ну, это они в Москве дорогие, - не моргнув глазом начал врать Андрей, - А там, в Леднево, они ничего не стоят. Мы их у каких-то алкашей за три бутылки водки выменяли. Как же можно было упускать такую удачу! Мы же давно хотели завести дома иконостас, и чтобы не бумажные иконы, а настоящие. Тем более и тебе, как истинной православной, положено в доме красный угол с иконостасом иметь, – с некоторым сарказмом добавил он. – Ну, а мне они нужны для восполнения энергетики – я же с больными работаю.
- Какая прелесть! – сразу успокоилась Леночка, - правда, изображения уж больно темные, закопченные, но все равно, видно, что настоящая старина, и крест, и складни! Куда бы их повесить? – Леночка начала оглядывать комнату, прикидывая, где расположить иконы.
- Подожди, подожди, - начал спасать ситуацию Андрей. Он уже представлял, как в квартиру врываются менты и сразу же натыкаются на похищенные ценности. - Во-первых, половина этих икон Вадика, и мы еще не решили, что он возьмет себе, а что оставит мне, а потом… - Андрей замялся, соображая, что бы соврать дальше.
- Что потом? – подозрительно поглядела на него Леночка.
- Понимаешь, - придумывал на ходу Андрей, - у нас с Вадиком нет уверенности, что иконы эти принадлежали тем алкашам, не исключено, что они их украли. Это нам уже потом в голову пришло:  в тех краях ведь – и в Леднево и в других деревнях много заколоченных домов, где старики умерли, а в дома так никто и не вселился. Так эти дома и стоят заколоченные вместе с иконами – они там никому не нужны. Не исключено, что иконы из такого вот домика. В общем, Вадик обещал через месяц снова в деревню съездить и разведать обстановку. Если все тихо – значит, иконы действительно этих алкашей (они, кажется, не из Леднева), тогда мы их с Вадиком разделим, и их можно будет на стенку повесить, а пока… пусть лучше они в сумках полежат.
- Ну ты хорош! – возмущенно фыркнула Леночка. – О чем ты думал, когда их на водку обменивал? А если они действительно краденые? В этом случае ты – тот же скупщик краденого и тоже несешь уголовную ответственность.
- Да я как-то не подумал, - начал оправдываться Андрей. - Нам с Вадиком эта мысль только в поезде в голову пришла.
- У вас с Вадиком что, одна голова на двоих? – Усмехнулась Леночка. – Ладно, сделанного не воротишь, пусть иконы действительно пока в сумках полежат… По крайней мере, я вижу, что ты там не по девочкам шастал, - лукаво стрельнула она на него глазами. – Иди ко мне, я по тебе соскучилась…
«Ладно, - думал Андрей, привычно сжимая в объятьях мягкое, теплое, податливое тело жены, - пропади оно все пропадом, в конце концов мы, кажется, следов там не оставили, и снег густой шел – это нам тоже на руку. Обойдется все как-нибудь».
Несколько дней все было тихо, Андрей уже стал успокаиваться, и однажды ему захотелось снова поглядеть на иконы. Он полез на антресоли, куда они с Леночкой запихали злополучные сумки, и опешил: сумок там не было.
- Лен, а где иконы?! – крикнул он срывающимся голосом.
- Чего ты орешь, не глухая! – раздался голос жены из кухни. – Совсем забыла тебе сказать. Тут три дня назад твоя мама звонила, интересовалась, как у нас дела, как ты съездил – ну я ей про иконы и рассказала. Не сказала только о том, что они, может быть, краденые. Она почему-то сразу прибежала и сказала, что у нее есть знакомый оценщик, что надо установить, в каком веке эти иконы были написаны, и их примерную стоимость. Я, естественно, не возражала, а потом закрутилась и забыла тебе сказать. Мама обещала через три дня – то есть сегодня – зайти и рассказать о результатах.
- Что ты наделала! Зачем нам знать их цену! – сорвался Андрей. Он бросился к телефону и начал накручивать мамин номер.
- Мама… Ты дома? – дрожащим голосом спросил Андрей, не зная, что говорить дальше.
- Я только что пришла домой и собираюсь к вам, – раздался в трубке ледяной голос мамы, и тут же последовали короткие гудки.
«Она что-то заподозрила! – мелькнуло в голове Андрея. - Неужели она их действительно к оценщику возила?»
Через полчаса в дверь с каменным лицом вошла мама.
- Андрей! – сурово произнесла она. – Где ты взял эти иконы?!
- Я же Лене все рассказал! – залопотал Андрей. – В Леднево у местных алкашей на три бутылки водки выменял…
- Хорошо, что я у вас адрес взяла, - несколько потеплел мамин голос. – А ты знаешь, что эти иконы краденые? Кто-то забрался в дом капитана милиции, который работает в Архангельске, и украл иконы. Надеюсь, что ты говоришь правду, и вы с Вадимом действительно купили эти иконы у… воров – и, надеюсь, вы не знали, что это воры!               
- Но откуда ты… - вытаращил глаза Андрей, - и потом, там никакой капитан милиции не живет!
- Этот дом действительно раньше принадлежал старушке, которая в прошлом году умерла. – Мама продолжала проявлять поразительную осведомленность. – Но недавно на этот дом предъявил права ее племянник – капитан милиции из Архангельска. Естественно, постоянно он там не живет, но иногда в свободное время приезжает туда с приятелями на рыбалку и на охоту. В дом, похоже, залезли на праздники, как раз когда вы с Вадиком там были. А знаю я все это потому, что на эти два дня я ездила в это проклятое Леднево и отвезла Вадикову деду иконы. – И мама рассказала историю своего путешествия в глухую архангельскую деревеньку.
Мысль о том, что у Андрея в связи с иконами могут быть неприятности, почему-то сразу пришла ей в голову – правда, она никак не могла объяснить причину своей тревоги – скорее всего, это был обычный материнский инстинкт. Тем не менее план созрел у нее, как только она эти иконы увидела, и ей – хоть это и нехорошо – пришлось обмануть свою легкомысленную невестку, что она якобы собирается снести эти иконы к оценщику, взяв с Леночки слово, что она ничего не скажет Андрею до ее возвращения.
На следующий день мама взяла билет до Архангельска, благо праздничные дни закончились и поезд ехал полупустой. На вокзале над ней сжалился таксист – ясно, что с тяжелыми сумками одинокая путница ночью до глухой деревеньки не доберется, и за двойную цену (маме пришлось оплатить и дорогу обратно) довез ее до дома Вадикова деда. Дед долго не открывал – никак не мог понять, кто она и откуда, – наконец до него дошло и он впустил неожиданную гостью. Мама тут же выложила всю историю о том, что ее сын приехал из деревни с иконами, которые якобы купил у каких-то алкашей (нетрудно догадаться, что даже с помощью деда не удалось выяснить, кто были эти алкаши), и она, заподозрив неладное, решила вернуть иконы если не хозяину, то по крайней мере в деревню. И тут выяснилось, что был ограблен дом капитана милиции, который в день кражи как раз уезжал на дежурство, а затем вернулся через два дня, что ведется следствие и что всех жителей деревни – в том числе и деда – опрашивали по поводу кражи, но, насколько он знает, никто ничего путного сказать не мог (к счастью для наших злоумышленников, им действительно удалось провести дело чисто, и ни у деда, ни у кого из жителей Леднева по поводу них не возникло никаких подозрений).
Мама с дедом пришли к выводу, что ребята, очевидно, купили иконы у кого-то из местных, затем (дед наконец сообразил, чем все это грозит его внуку) они зарыли иконы в погребе (к счастью, пол был земляным, не бетонированным). Поспав часа три, с рассветом мама пешком налегке двинулась обратно в Архангельск.         
И тут она столкнулась с первым и, к счастью, единственным неприятным приключением. Стоял небольшой туман, поэтому мама, только подойдя совсем близко к мосту через речушку, увидела там какого-то человека. Уже сам факт встречи незнакомца еще не старой привлекательной женщиной, одной, среди леса, ранним утром, на пустынной дороге достаточно неприятен, а этот человек к тому же вел себя очень странно – и чем ближе подходила к мосту мама, тем яснее понимала, что это ненормальный. Он то скакал по мосту, то перевешивался вниз с перил и дрыгал ногами, постоянно бормоча и выкрикивая что-то нечленораздельное. Одет он был в какие-то дикие лохмотья, до которых не смог бы опуститься самый последний пропойца, и хоть лицо и было трудно рассмотреть из-за сумерек и тумана, но маме показалось, что оно перекошено в какой-то безумной ухмылке. И еще ей показалось, что как только этот человек ее заметил, то заметно оживился, и прыжки его стали еще более энергичными и хаотическими. Мама в страхе стала осматриваться, нельзя ли каким-то образом миновать мост – увы, речушка была хоть и не широкая, но достаточно глубокая, лед уже сошел, и перейти ее вброд при температуре, близкой к нулю, не представляло возможным. Мама остановилась. Пройти мимо этого человека по мосту она не находила в себе сил и решила отойти немного назад к деревне, в надежде, что этот человек когда-то сойдет с моста. И тут сзади нее раздался сигнал автомобиля. Мама буквально бросилась под его колеса, боясь, что он проедет мимо, но, к счастью, шофер остановил старенький служебный УАЗик и охотно посадил в кабину попутчицу. Когда они проезжали по мосту, человек неожиданно подбежал к автомобилю и буквально ткнулся носом в боковое стекло. Увидев эту искаженную безумной улыбкой рожу и желтые лошадиные зубы, она, как ей показалось, на мгновение потеряла сознание.
- Чё, испугалась? – потряс ее за плечо шофер. – Да ты не бойся, это Степка, местный дурачок, он здешнему пастуху помогает. Вообще-то он безобидный, но кто знает, чего дураку в голову взбредет, сила у него необыкновенная: забитого годовалого бычка на спину взваливает и тащит – хоть бы что, сам видел.
- Вы из Леднева? – спросила мама, чтобы как-то поддержать разговор.
- Да нет, из Архангельска, начальство свое на рыбалку привез – оно сюда частенько наведывается. Забирать вечером, а в городе дел полно, надо съездить. Ты по говору из столицы, никак, родню, что ли, навещала?
- Да, к родственникам ездила, – неопределенно ответила мама.
На этом разговор иссяк, и уже без приключений мама добралась до Архангельска, а на следующий день была в Москве.
«Господи, - подумал Андрей, выслушав мамин рассказ, - Иконы, юродивый, счастливое избавление – снова мистика, ох, не к добру все это, как бы нам эта история боком не вышла».
- Так что, Андрюша? – сверлила мама глазами Андрея. – Честно скажи, где ты их взял?
- Да я же говорил, - не сморгнул Андрей. – Выменяли у каких-то незнакомых алкашей на три бутылки водки. Там это самая ходовая валюта, в Леднево ее практически не завозят. Похоже, что это мужики из другой деревни, Вадик, по крайней мере, их не знает. Ну так это и логично, если кто подобным промыслом занимается – вряд ли он будет в своей деревне орудовать.
- Ладно, я тебе верю, - опустила глаза мама. – Не могли же вы с Вадиком кражу совершить! Вадик, насколько я знаю, интеллигентный молодой человек, только не вздумайте снова туда ехать, иконы забирать: дедушка, уже когда мы прощались, сказал, что не очень уверен, насколько надежно мы иконы спрятали, и обещал их сжечь, а складни и крест в лес подальше отнести и там закопать.
«Сжечь иконы! – мелькнуло в голове у Андрея. – Наверное, любой православный батюшка сказал бы, что это смертный грех! Ну и нагородили мы с Крюковым огород. Уж лучше бы они в этом доме висели и висели, а теперь, наверное, за все это придется кармически расплачиваться».
- Хорошо, - сказала мама, помягчав, - надеюсь, что все обойдется благополучно, слава Богу, вас в деревне с иконами никто не видел, а то наверняка бы слухи до дедушки дошли. Надеюсь, ты извлечешь из этой истории хороший урок. А ты, Лена, если он опять с Крюковым в какую-нибудь поездку намылится – пресекай все попытки на корню и меня ставь в известность. Тоже мне, авантюрист выискался, раньше вроде за ним таких склонностей не водилось.
- Именно поэтому, Наталья Михайловна, я его в это Леднево и отпустила, - ответила Леночка. – Пусть, думала, развеется. А он развеялся, решил на дармовщинку старинными ценностями разжиться, забыл, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. А такие растяпы, как он, всегда в историю попадают, на лице же написано, что все шишки на него падать будут. Спасибо вам, пожалуйста, за ваш самоотверженный поступок. А то неизвестно, чем бы все это закончилось. В конце концов, милиция и их проверить может – ведь приезжали же они в Леднево, когда кража произошла? Приезжали. А Бог знает, если бы они все же решили бы их проверить и обыск на квартире устроили! Тут бы все и обнаружилось, и отправили бы нашего Андрюшеньку в места не столь отдаленные… даже страшно подумать. А Крюков-то хорош! У себя дома иконки держать не стал – приятелю подсунул. А ведь, случись что, наверняка бы от всего открещиваться стал: иконы-то не у него! Не зря батюшка Сергий говорил, что экстрасенсов сатана искушает…
- Ну, допустим, - встрепенулся Андрей, - не только экстрасенсов. И вообще. Все, что произошло, не имеет никакого отношения к экстрасенсорике. С любым могло бы произойти. Вот только что я теперь Вадику скажу?
- А это меня не касается! – холодно ответила мама. – Мало того, что он тебя в это дело втянул, так еще и подставил. Я бы вообще после такого с ним знаться не стала.
- Мы ведь не знали… - промямлил Андрей. – Мы только допущение сделали, что они краденые, иначе бы никогда… А оказалось, все так и было… - Он замолчал, не зная, что сказать.
- Ладно, - сказала мама, - пойду я домой отдыхать. А то столько пережила за последние дни! А ты, Леночка, устрой ему взбучку как следует, чтобы в другой раз неповадно было.
- Ну что, доигрался! – накинулась на Андрея Леночка, когда мама ушла. – Ни в какие поездки тебя больше не пущу, а то опять вляпаешься!
Андрей сидел, подавленный. И все же на душе у него полегчало, он откровенно был рад, что иконы ушли из дома… 

На следующий день Андрей отправился к Вадику без предварительного звонка (в те годы все боялись прослушивания телефонов). Вадик жил один в однокомнатной квартире, которая была завалена самыми разнообразными минералами – их он привозил из своих многочисленных походов и экспедиций. Тут же в комнате была организована мастерская со станками для обработки камней.
- Заходи, - прохрипел хозяин: шея его была перевязана шерстяным платком, - не обращай внимания на бардак, приболел я тут.
Выяснилось, что сразу после возвращения в Москву Вадик слег с тяжелейшей ангиной, и только сегодня его температура немного снизилась. Андрей, посочувствовав Вадику, пересказал историю последних дней.
- Так что, - закончил он повествование, - извини, но иконы ушли, и боюсь, что твой дед их действительно в печке сожжет. Но, честно говоря, я уже и не переживаю, может, оно и к лучшему, я после всей этой истории смотреть бы на них не мог.
Казалось, Вадик тоже испытывал облегчение.
- Наверное, и хорошо, что они ушли, - ответил он, отпив из кружки чай с лимоном, - мне, честно говоря, они тоже покоя не давали. Тем более капитан милиции… Как же это я дом перепутал! Ладно, будем надеяться, что все обойдется, хотя я, похоже, уже пожинаю кармические плоды. Откуда эта ангина взялась – ума не приложу, никогда ангинами не болел, в первые два дня думал – вообще загнусь. Сейчас вроде полегче, камни помогают. Нет, Андрюха, иконы – это, по-видимому, не наше, иначе с нами бы никогда подобная история не произошла. А юродивый дурачок? Это, конечно, знак. Думаю, все обойдется, иначе бы твоей матери машина послана не была.
(История эта действительно закончилась благополучно, тем не менее Вадика через месяц вызывали на Петровку и интересовались, не знает ли он чего-нибудь об иконах, но, по-видимому, это была обычная следственная проверка, и проверяли всех, кто был в деревне на момент кражи, – по крайней мере, больше его уже не трогали. Андрея в милицию не вызывали, но после сообщения Вадика о его визите он сильно перетрухал и долго ждал повестки, но ее так и не последовало).
Немного поболтав на разные мистические темы, друзья расстались, а через два дня Андрей, по-видимому заразившись от Вадика (а может, его также постигла кара?), свалился с тяжелейшей ангиной, которая в дальнейшем дала осложнения на легкие и перешла в очаговую пневмонию. Андрей больше двух месяцев провалялся в постели, естественно, пропустил экзамены за второй семестр и вынужден был взять академический отпуск на полгода. А пока он лежал в постели с высокой температурой, в группе непортального пути произошли печальные события, которые привели к ее формальному распаду. Об этом по мере разворачивания событий рассказывали Игорь Чечик и Вадик, которые посещали Андрея в период его болезни.
Все началось с того, что один из непортальщиков, Гриша Фейгин, увлекся Каббалой, раздобыл Тефеллин (специальное иудейское приспособление для молитвенной практики), снимал его, только когда выходил на улицу, постоянно твердил какие-то мантры на иврите и вскоре гордо сообщил, что добился постоянного, почти двадцатичетырехчасового звучания в голове определенных молитвенных формул, когда вместо обычного проговаривания их начинает произносить чей-то посторонний голос. Через несколько дней после этого сообщения Чечику вся в слезах позвонила Алла, жена Гриши, и сообщила, что у него начался приступ шизофрении – Гриша никого не узнает и несет какую-то ахинею. Несколько непортальщиков приехали к нему (Балашова нигде не могли разыскать в этот день) и нашли Гришу в очень плачевном состоянии. Гриша на все вопросы отвечал, что он царь Израиля, затем расстегивал ширинку и говорил: «Смотрите на мой член и спасетесь!» Никакие сенситивные пассы не дали результатов, и уже в присутствии непортальщиков к Фейгиным приехала спец бригада и отвезла Гришу в больницу Кащенко.
Вслед за Гришей в «Кащенко» угодил и Борис Александрович, но его история была совсем иной. Как выяснилось позже (об этом Чечику поведала взрослая дочь Балашова, которой тот что-то успел рассказать), однажды Бориса Александровича вызвали на Лубянку и напрямую предложили сотрудничество в каких-то секретных разработках по массовому воздействию на людей (если бы это слышала Аня Ромашова, она поняла бы, что речь идет о новых экспериментах с психогенератором). Борис Александрович категорически отказался, а через некоторое время исчез. Уже потом его дочери удалось связаться со знакомым КГБистом, и тот сообщил, что Балашова отправили в Кащенко с диагнозом «вялотекущая шизофрения». Помочь он ему ничем не может, – сменилось начальство, новая метла по-новому метет, и он сам опасается за свое служебное кресло. Сколько его будут там, держать неясно, поскольку это специализированное отделение, куда пациенты укладываются с санкции КГБ, и, естественно, туда не допускаются ни родственники, ни знакомые. На этом печальном событии закончился этап жизни Андрея, связанный с группой непортального пути, поскольку группа, лишившись лидера, фактически перестала существовать. Бывшие непортальщики продолжали поддерживать отношения, но уже больше не занимались совместной энергетической работой.
Через какое-то время после исчезновения Балашова нескольких наиболее приближенных к нему членов группы (Андрей в их число не попал) также вызывали на Лубянку и сообщили, что их руководитель оказался психически ненормальным и опасным для общества человеком, и что если они не хотят неприятностей, то лучше бы им прекратить собираться и заниматься противозаконной деятельностью. Все они на примете у органов, и в случае, если поступит сигнал о продолжении их встреч, последует незамедлительная реакция КГБ – правда, так и не сообщили, какая именно.
Так сбылось предсказание Балашова о неминуемой расплате за вроде бы праведное убийство.


Конец 2 книги.