Роман Хроники Затомиса Книга 3 Лиана

Александр Беляев



Спутники вечности


Роман (Астральные хроники)


Книга 3


Лиана



     Москва











ГЛАВА  1

УДИВИТЕЛЬНАЯ  ПАЦИЕНТКА

Через два месяца Андрей поправился, и рентген показал, что очаги пневмонии полностью рассосались. Леночка успешно окончила первый курс, а Андрею пришлось взять академический отпуск, чтобы приступить к занятиям второго семестра с февраля следующего года. В августе они на месяц съездили в Палангу на Балтийское море, отпуск провели размеренно и скучно: много ели, мало двигались. Да и с погодой не повезло: примерно через неделю после их приезда похолодало, зарядили дожди, так что покупаться и позагорать удалось только вначале. Андрей снова затосковал о Несбыточном: эти дюны и их полупустынный вид напомнили ему берег у моря Вечности, где он впервые встретился с Единственной, столь непохожей на его Леночку. Правда, само серое штормовое море мало напоминало те голубые хрустально-прозрачные воды, в глубинах которых он плавал безо всякого акваланга и собирал розовые жемчужины для ожерелья в подарок любимой…
Вечерами он бродил по берегу, не  замечая Леночку и не слушая ее болтовню, собирал мелкие крупицы янтаря и припоминал все новые и новые детали того удивительного сновидения.
Из-за пассивности и вялости Андрея ребята так и не обзавелись новыми друзьями и уезжали в Москву с каким-то тяжелым чувством: им обоим казалось, что это их первый и последний совместный отдых, хотя ни он, ни она не признались в своих предчувствиях: внешне все выглядело по-прежнему, и даже их захиревшая интимная жизнь несколько оживилась – но кроме секса там было просто нечем заниматься.
Итак, молодые супруги вернулись в Москву, Леночка вновь приступила к занятиям в институте, а Андрей устроился медбратом на подстанцию «Скорой помощи», поскольку даже фельдшером он смог бы числиться только по окончании третьего курса. Он всерьез рассчитывал использовать свои навыки целителя и экстрасенса в нелегкой работе «скоропомощной бригады», но, увы, реальная жизнь разбила его благие намерения вдребезги: короткий визит врача и огромное количество вызовов не оставляли времени для каких-то колдовских манипуляций, поэтому в основные обязанности Андрея входило делать внутримышечные и внутривенные инъекции и заполнять всякие карточки (врачи старались сбрасывать эту рутинную работу на младший медперсонал).
Не будем описывать все любопытные и трагические сцены, которые щедро преподносила «скоропомощная» деятельность новоиспеченному медбрату. Стоит только упомянуть, что ему пришлось побывать на нескольких убийствах и самоубийствах и погрузиться в ночную изнанку жизни с ее бесконечной болью и отчаянием, когда после очередного дежурства он возвращался домой с тяжелым ощущением, что все эти идущие ему навстречу здоровые и благополучные на вид люди – чей-то чудовищный обман и что настоящая реальность – это посиневшие бабули и дедули, выгибающиеся в дугу эпилептики, корчащиеся в гипогликемической коме диабетики и вскрывшие себе вены наркоманы. А самым страшным в этой скрытой ночной жизни являлась ее будничность: это были не отдельные эпизоды, иногда случающиеся в жизни каждого человека, а поток непрекращающегося страдания, к которому со временем у любого медработника вырабатывается привычка, и каждый страждущий для него из отдельной судьбы превращается просто в объект профессиональной деятельности – когда уже ничто не ужасает, а сострадание притупляется.
Однажды в середине ноября, в разгар острых респираторных заболеваний, в одно из дежурств почти половина сотрудников подстанции не вышла на работу: кто только что заболел, кто еще не выздоровел, а вызовов оказалось не меньше, если не больше, чем обычно, и, хоть это было и не положено, большую часть посещений Андрею приходилось выполнять одному, без врача, поскольку он был студентом медвуза и хорошо освоил основные нехитрые приемы первой помощи. Уже ближе к вечеру поступил вызов, и в книге записей диспетчер кратко пометила: «Л. Кремлева. 31 год. Плохо с сердцем». Все врачи были на вызовах, и Андрея в очередной раз отправили одного. Про себя он отметил, что наконец-то  молодая пациентка – от немощных, дурно пахнущих бабуль и дедуль из коммуналок его уже просто тошнило. Нужный дом оказался на Староватутинском переулке, не так далеко от места жительства Андрея, двери ему открыл интеллигентного вида и могучего телосложения мужчина лет 30 и пригласил в комнату к больной. Проходя через центральную большую комнату, Андрей встрепенулся: стены были увешаны разной величины картинами в простых рамках, выполненные темперой на листах ватмана, наклеенных на картон. Это были странные красочные фантасмагории, некоторые из них показались Андрею чем-то знакомыми: на этой и вот этой он заметил некоторое сходство с ландшафтами из своих астральных путешествий – тот же колорит, те же цвета, геометрические формы зданий Антимосквы, а вот место, схожее с тем, которое он видел на подходе к Нарову: тот же пустырь, та же роща посередине, те же безрадостные дома, то же черное небо без единого знакомого созвездия… Другие картины не напоминали ничего из его собственного мистического опыта: какие-то планеты с фантастическими пейзажами, звездные протуберанцы, удивительный мир гигантских цветов и множества радуг. Какие-то космические качели. А вот... Нет, это он тоже где-то видел: красный мир, красное небо, красные горы, и этот мир рассекает удивительная комета: два обнаженных тела - мужское и женское, слившиеся в страстном объятии, ноги которых постепенно превращаются в световой поток, уносящийся куда-то вниз. Господи! Да ведь это же Рам с Дургой!
- Нравится? – усмехнулся мужчина. – Это моя жена рисует. Проходите сюда, доктор.
Проглотив наименование «доктор», которое было, очевидно, произнесено с целью польстить – по возрасту Андрей никак не тянул на врача, наш герой проследовал в небольшую комнатку, где на диване в индийском шелковом халате лежала пациентка.
- Ну, что с Вами случилось? – произнес Андрей дежурную фразу, впервые посмотрев в лицо лежащей и опешил: он совершенно отчетливо вспомнил это красивое лицо в обрамлении пышных, слегка вьющихся темно-каштановых, почти черных волос. Это лицо он видел, когда выходил из общества биоэлектроники на Фурманном после лекции доктора Чаровского, когда пара огромных темных глаз словно бы отпечаталась на его мысленном экране. Запомнил он и необычное имя, которое ему назвал Чечик,  Лиана.
Андрей смутился, глянул в сторону стоявшего в дверях мужа пациентки. Женщина, казалось, тоже что-то припомнила и внимательно посмотрела на Андрея.
- Со мной час назад приступ случился, - произнесла она мягким грудным голосом, напоминающим голос Татьяны Дорониной. – Голова закружилась, на некоторое время сознание потеряла, сейчас в области левой лопатки словно бы кол сидит, и нога и рука плохо слушаются.
Андрей проверил черепно-мозговые рефлексы: определялся небольшой нистагм слева, патологических знаков, которые могли свидетельствовать о центральных очагах, вроде бы не было, правда, мышечная сила конечностей справа оказалась снижена и несколько оживлены сухожильные рефлексы.
- Похоже на динамическое нарушение мозгового кровообращения, - озабоченно сказал он, закончив осмотр. – Я бы предложил Вам госпитализацию.
- Не надо, - мягко, но решительно произнесла женщина (Андрей сразу поймал себя на желании подчиняться любым ее просьбам). – Это со мной частенько бывает, случаются приступы и посерьезней. Вы не беспокойтесь, дня через три и следа не останется… до нового приступа. Я своими силами выкарабкиваюсь. Вы не беспокойтесь, напишите в карточке, что больная от госпитализации отказалась.
- Ну, тогда я Вам хотя бы укол сделаю, а то ведь так можно и до инсульта доиграться! – быстро согласился Андрей и, не встретив сопротивления со стороны женщины, сделал ей в вену лезекс с эуфиллином и корглюконом.
- Какая у Вас рука легкая! – сказала женщина, когда Андрей вытаскивал иглу. – А то тут месяц назад медсестра мне всю вену истыкала,  никак попасть не могла.
Она как-то резко взглянула на мужа, молча наблюдавшего за манипуляциями Андрея, и тот, словно уличенный в чем-то предосудительном, закрыл дверь и, судя по шагам, ушел на кухню.
 - Извините, - продолжила она, - завтра вызову врача из поликлиники, надо взять больничный, полежать несколько дней.
- И часто это с Вами бывает? – задал Андрей дежурный вопрос.
- Да, мелкие приступы частенько, а такие, как сегодня, три или четыре раза, поэтому-то я «Скорую» и вызвала… Ладно, это все лирика, пусть с этим поликлинические эскулапы разбираются. Спасибо вам за помощь, не буду Вас больше задерживать – мне уже гораздо лучше, и сердце вроде как отпускает.
- Послушайте… -  почему-то от мысли, что он вот сейчас уйдет и никогда ее больше не увидит, Андрею сделалось тоскливо – и потом, эти картины! Он не знал, как задержать свой визит хоть еще на короткое время. – А Вы из тела перед приступом не выходили? – выпалил он, словно кто-то потянул его за язык.
- Что?! – женщина удивленно вскинула брови. – Как Вы догадались? Да, это мое обычное состояние!
- Так, кое-что заметил, – смутился Андрей. На самом деле он не смотрел женщину на ментале – на это не было времени – и сделал предположение просто по наитию.
- Вы, я вижу, сэнс, из нашей братии, - усмехнулась женщина, глянув куда-то сквозь Андрея. – Анахата, правда, слабенькая, так что в основном Вы на Манипуре работаете – но Вы так молоды, и перспектива, думаю, у Вас неплохая. Каким же ветром Вас на «Скорую» помощь занесло? Вы же свой дар загубите в этой текучке. Вот и сейчас Вы совсем закуклены: тело сопротивляется непривычным отрицательным воздействиям.
- Да я понимаю, - смущенно ответил Андрей. – Я учился в первом меде, сейчас в академке. Решил полгода на «Скорой» поработать, думал – прекрасная почва, чтобы как сэнсу попрактиковаться, а вышло все наоборот – какое там биоэнергетическое целительство, тут на больного и посмотреть некогда:
Лей, братишка, сколько можно
Внутривенно и подкожно,
В мускулюс глютеус и пер ос.
Ну да ладно, в феврале я уже в институт возвращаюсь, а со «Скорой» уволюсь. Кстати… - (Андрей преодолевал последнюю робость.) – Я Вас, кажется, видел на Фурманном, и зовут Вас Лиана, простите, не знаю отчества…
- Просто Лиана, - усмехнулась женщина. – Вас я, к сожалению, не помню, но и не удивительно, там много народу шляется. И как Вы туда попали?
-  Я от группы  Бориса Саныча Балашова туда попал. Знаете такого?
- Знаю, знаю, - заулыбалась Лиана, - прекрасный целитель, как у него сейчас дела? Увидите, передайте привет от Лианы Кремлевой. - Вот это вряд ли, - мрачно ответил Андрей, - а Вы что, не знаете?
- А что случилось? Лично я давно его не видела, наши пути редко пересекаются.
- В психушке Борис Саныч, - криво усмехнулся Андрей, - КГБ запрятал с якобы вялотекущей шизофренией. Разумеется, никакой шизофрении у него нет, этот диагноз специально кгбэшные медики-халуи выдумали для диссидентов и разных неугодных. Когда его теперь выпустят – одному Богу известно… ох, да что это я о неприятном, Вам же волноваться нельзя!
- Не только не нельзя, но и необходимо, - грустно улыбнулась Лиана. – Если я не буду сопереживать, то вряд ли смогу заниматься тем, чем занимаюсь… очень Вы меня расстроили. А ведь, когда мы последний раз с Балашовым виделись, я чувствовала над ним угрозу. Я еще его предупреждала, чтобы он слишком не высвечивался, опасность идет, да он, как всегда, не внял, понадеялся, видимо, на астральную защиту, но где-то что-то не доглядел, вышел пробой – и вот, пожалуйста… Ладно, мы с Вами заговорились, Вам же, наверное, на очередной вызов надо.
- А Вы свой телефончик не дадите? – Робко попросил Андрей. – Я бы лично хотел убедиться, что с Вами все благополучно… и потом, не сочтите за дерзость, но мне кажется, нам есть что друг другу рассказать.
- Вы думаете? – почти кокетливо посмотрела на него Лиана.
«Быстро же она оклемалась!» – подумал Андрей.
- Ну, если хотите, записывайте, - она продиктовала телефон. – Звоните лучше вечером и не удивляйтесь, если будет по часу-полтора занято. Это не потому, что я такая болтушка, я иногда делаю сеансы по телефону.
- Но Вам же нельзя сейчас лечить!
- Ничего не поделаешь, кому-то может быть хуже, чем мне, – решительно закончила Лиана разговор.
«Господи, какая женщина, какая женщина! – думал Андрей, забираясь в машину, не обращая внимания на недовольство шофера по поводу его долгого отсутствия. – Ей хочется повиноваться, ей хочется служить… а впрочем,  нужна ей твоя служба, кто ты и кто она! Нет, конечно, кто она я пока не знаю, но чувствую: что-то огромное, грандиозное, что-то уровня Елены Рерих! Неужели я смогу ее еще увидеть? Даже жутко делается! И такой хрупкий цветок, вдруг с ней еще что-то случится, ведь динамическое же нарушение налицо».
Он почему-то вспомнил круглое простоватое лицо своей супруги, ее рыхловатое, пухлое, правда, когда-то желанное тело и загрустил: «Нет, такая женщина не для тебя, не для мальчишки недоучки, довольствуйся своей пампушкой и не смей думать о Божественном!» – Андрей понял, что окончательно, без памяти влюбился в Лиану, побыв у ее постели всего полчаса.
Ночь дежурства прошла относительно спокойно, был еще один вызов, большую часть времени до конца дежурства Андрей лежал без сна на жестком топчане и сочинял стихотворение, посвященное Лиане. К утру у него получилось вот что:

К Бхагавати

Впервые слова не достойны служить,
И торт восхищенья нелеп и не нужен.
Лиана! Прости нас за то, что мы хуже,
Что ранам любви невозможно зажить.

Святую вместившая, тает шагрень,
Круг жизни сжимает целящая сила.
Боль каждой слезинки, что ты иссушила
В шипах состраданья на сердце-заре.

Печальной Мадонны земной аватар…
Склонись же, начетчик, к стопам христианки!
Всю книжную мудрость за каплю из ранки,
Весь мой пониманья беспомощный дар
Сменял бы. Да только мое не вместит
И капельки крови, уроненной Вами!
Там страждущих боль понимают руками,
Там некому личных потерь возместить…

(О том, что Лиана именно христианка, несмотря на несколько восточные черты лица и странное имя, Андрей решил, заметив на ее груди маленький золотой крестик, ведь в те годы далеко не все отваживались надеть его на шею.)
Утром, вернувшись с дежурства, он забылся глубоким коротким сном, а проснувшись и наскоро пообедав (Леночка была еще в институте), начал накручивать телефон Лианы, благо повод казался достойным: справиться о ее самочувствии. Как она и предупреждала, телефон был занят около часа, и Андрей весь извелся, боясь, что из института вернется Леночка, и тогда позвонить будет невозможно. Наконец, в трубке раздался мягкий грудной голос.
- Здравствуйте! – волнуясь, забормотал Андрей. – Это вам звонит вчерашний… - он запнулся, не зная, как представиться: «медбрат» звучало несолидно, «доктор» – излишне самонадеянно – какой он доктор на первом курсе… - сотрудник «Скорой помощи», – выдавил он из себя неопределенное наименование. – Вы мне вчера телефон дали, вот решил позвонить, узнать, как Вы себя чувствуете. - А, наш милый доктор! – Раздался в трубке обрадованный голос. (Этого Андрей никак не ожидал) – А я только что о Вас думала, – и Вы позвонили. Долго жить будете… в отличие от меня…- прозвучало в трубке с горьким сарказмом. («Она обо мне думала!» – Пропело в душе Андрея, - «Она рада моему звонку!») – Спасибо, уже гораздо лучше, правда, рука и нога еще немного немеют, но действуют уже вполне прилично. Вы, я чувствую, уже давно пытаетесь пробиться, но, как предупреждала, у меня был сеанс по телефону с одной давней моей пациенткой.
- Что Вы делаете! – Робко упрекнул ее Андрей. – У Вас же только вчера тяжелый приступ был, больные должны понимать, да  и приступы, очевидно, из-за перегрузок.
- Больные здесь ни при чем! – уверенно ответила Лиана. – Причина приступов другая… Но я не хочу об этом сейчас говорить. А девочка, с которой я работала, – мой крест, с ней я занимаюсь в определенные дни, в определенное время, и пропуски очень нежелательны.
- А что с ней? – заинтересовался Андрей. – Я ведь сам биоэнергетическим целительством занимаюсь, как вы знаете.
-  У нее была злокачественная опухоль мозга – астроцитома – пять лет назад в районе турецкого седла. Опухоль появилась в три года и быстро росла. К тому времени, как Олечка ко мне попала, жить, по расчетам врачей, ей оставалось месяца два-три. Опухоль мне удалось рассосать, и все это подтверждено рентгенологически. К сожалению, зрение, которое девочка потеряла из-за локализации опухоли, так и не вернулось, – увы, чуда не произошло! С этого времени мне приходится периодически с ней работать, никакой гарантии, что опухоль снова не вернется, у меня нет.
- Как же это чуда не произошло?! Вы же рак рассосали! Этого же с точки зрения классической медицины вообще не может быть.
- Мне об этом говорили, - немного осадила его Лиана, - но я очень надеялась, что зрение вернется. К сожалению, я переоценила свои возможности. Да и потом, какое имеет значение точка зрения классической медицины, Вы же биоэнергетик!
- Да нет, я теоретически все допускаю, но практически… За рак даже Балашов не брался.
- Балашов не брался, и я бы не бралась, но когда идет ответ, что я что-то могу сделать, приходится браться. Это, конечно, не означает, что я могу исцелять любой рак. Нет, просто иногда мне удается рассосать опухоль. И, как правило, я заранее знаю, когда это может получиться. Правда необходимо, чтобы все мои рекомендации исполнялись в точности, какими бы нелепыми они на первый взгляд ни казались. Родители этой девочки беспрекословно исполняют все, что я им говорю…
- А как Вы относитесь к стихам? – несколько не к месту выпалил Андрей.
- Смотря к каким, - раздалось в трубке, - хорошие очень люблю.
- А я мог бы Вам кое-что из своего показать? Хотелось бы Ваше мнение услышать. – («Вот и повод для встречи!» – мелькнуло в голове Андрея).
- Вы пишете стихи? Замечательно! – оживился голос Лианы. – Очень бы хотелось посмотреть.
- Тогда как бы мне с Вами о встрече договориться? – обрадовался Андрей. – Конечно, когда Вы себя хорошо чувствовать будете.
- Позвоните дня через три, думаю, у меня будет свободное время.
«Как прекрасно все складывается! – возбужденно думал Андрей, вешая трубку. – Определенно, она была рада моему звонку – и сразу же согласилась встретиться, хоть она и замужняя и очень занятая женщина. А впрочем, что ты о себе возомнил! У нее, небось, почитателей  пруд пруди, и наверняка есть люди подостойнее тебя… Ладно, не буду себе голову забивать, а то эк воображение разыгралось! Кстати, ты ведь тоже не свободен, о Ленке-то забыл?»
Да, действительно, Андрей отметил, что совершенно не думал в связи с новым знакомством о своей жене. Его кольнули угрызения совести, ведь Леночка была ни в чем не виновата и по-своему любила его. А он? А он влюбился без памяти в Лиану и готов броситься за ней хоть в омут, если она его, конечно, туда позовет.
«В конце концов, – начал мысленно оправдываться Андрей, - ничего пока не произошло, совесть моя перед ней чиста, да и что я - виноват, что со мной такое творится? Ленку я никогда по-настоящему не любил, очевидно, сердце ждало достойную… И хватит себя изматывать дурацкими угрызениями совести, скорее всего, ничего такого и не случится, а препятствовать своим чувствам у меня просто нет сил!»  И это была правда: какой-то частью своего существа Андрей чувствовал, что его увлекает могучий водоворот и он не только не сопротивляется ему, но готов ринуться в самую пучину, не думая о последствиях.
Три дня Андрей терпеливо ждал права на звонок. С Леночкой он все же, чувствуя вину, был более ласков, чем обычно, и вроде бы не вызвал у нее никаких подозрений. Тщательно скрывая от жены, он написал еще одно стихотворение, которое назвал «К Бхагавати-2».
Вас любить – безумная затея,
Вас обнять, – что звездную туманность.
Звать «любимой» лунное сиянье?
Звать женой виденье, светотень?
В ком, увы, в противоречье тело
И вневременная осиянность,
В каждом слове слышится «Осанна»,
Каждый слог в прощенье оперен.

Вас любить как женщину нелепо,
К Вам припасть иль к праху ваших туфель –
Ритуал бессмысленный и глупый,
След полета чист, неуловим.
Ведь зовет на землю грубый слепок
Все слабей, став боли мрачным склепом
Той, чей дом - небесный светокупол,
Нам, слепым, неведом и незрим.

В Вас услышать зов иного мира,
Вашу тень ловить в движеньях света,
В поисках потерянного Бога
Обрести уверенность и явь.
Знать: бессильна внешних бед секира
Над душой с космическою метой,
Если слышишь пульс святого слога,
Если слит с Любовью в дивный сплав.

Андрей несколько раз удовлетворенно перечитал свое последнее творение, потом перечитал «К Бхагавати-1»: ему показалось, что написано здорово.
«Надо же, – подумал он удовлетворенно, - никогда женщинам стихи не посвящал. Хотя, почему же не посвящал?» Он вспомнил стихотворение «Я и ты» и по своему обыкновению загрустил: так было всегда, когда он вспоминал Единственную. Андрей попытался себя убедить, что Лиана и есть его Единственная, что его давняя странная встреча-сновидение имела аллегорический смысл, но чем больше он сравнивал образ Лианы с образом Ани, которая в его памяти осталась все той же десятилетней девочкой, тем больше понимал, что ни внешне, ни внутренне они не соответствуют друг другу, и уж если Лиана кого-то напоминает, то настоятельницу храма Кали-воительницы Дургу. А впрочем, возможно, это была только его фантазия.
В условленное время Андрей позвонил Лиане, и они договорились встретиться с утра на ВДНХ, поскольку у Андрея  был свободный день после дежурства, Лиана еще сидела на больничном, а в будний день в середине ноября на ВДНХ народу всегда пргуливалось немного.
Лиана, как и положено уважающей себя даме, опоздала на полчаса. В ее ушах поблескивали дорогие бриллиантовые сережки, и от волос исходил терпкий горьковатый осенний запах «Маже нуар». Андрей галантно припал к ее ручке, которую Лиана подала ему, скорее всего, для рукопожатия, и они двинулись вдоль павильонов, которые в свое время должны были олицетворять социалистический рай, а теперь изрядно пообветшали и облупились.
- Замечательная погода! – по-английски начал Андрей. – Сухо, не холодно, хотя я люблю эту пору даже в ненастье. Совсем как Александр Сергеевич, – добавил он с некоторой иронией, словно желая провести некую параллель между своим увлечением и именем великого поэта. – Душа поздней осенью, как пруд в парке: вода очищается, муть оседает, этакая холодная, прозрачная, слегка грустная ясность…
- И на дне всякая дрянь становиться видимой… - ему в тон добавила Лиана.
- Да, наверное, вы правы, - засмущался Андрей, - конечно, и дрянь становится видимой, но мне кажется, это все же честнее, чем когда вода мутная и ни черта в ней не разглядеть, по крайней мере, в такой воде нет подвоха. Да и состояние дна зависит от того, кто за этим прудом присматривает, его, в конце концов, можно и почистить.
- Теоретически Вы правы, - улыбнулась Лиана, - а на практике… Я, например, никогда в парковых прудах не видела чистого дна. Но, в конце концов, эта аллегория совсем не обязана во всех деталях соответствовать тому, о чем Вы говорите, мне верится, что Ваше дно гораздо чище, чем у многих, и Вам не страшно глядеть в прозрачную воду своего сознания.
- Иногда страшно, - признался Андрей. - Когда я говорил о поздней осени, я имел в виду несколько другое, поэтическое настроение что ли, а то, на что вы намекнули, у меня ассоциируется скорее с прорывами в свои прежние воплощения, древнюю память. У меня было несколько таких экскурсов, и некоторые вещи, которые я там видел, просто ужаснули меня.
- Вам удавалось видеть сценки из Ваших прежних воплощений? – подняла брови Лиана. –  Вы, оказывается, гораздо глубже, чем мне вначале показалось, и у нас много общего. Я подобными просмотрами занимаюсь чуть ли не каждый день. Муж уже Бог знает сколько тетрадей исписал с моими пересказами. Я бы, конечно, могла и сама, - добавила она, видя, что Андрей несколько поник при упоминании о муже, - но я через какое-то время забываю многие существенные детали, а так я ему диктую прямо во время просмотра. Смею Вас уверить, что тоже иногда вижу ужасные вещи, но все это нельзя напрямую относить к себе. Вереницу жизней можно сравнить с бусами: все они нанизаны на ниточку духа, но каждая из них сама-по-себе. Могут встречаться хорошо обработанные бусинки, а другие будут иметь различные дефекты. И уж никак последующая бусинка не несет ответственность за предыдущую – просто их связывает единая нить, которая совсем иной природы.
- Ну, я с этим не согласен! - запротестовал Андрей. – Есть же законы кармы. Каруна шарира впитывает в себя информацию о поступках и грехах, которые человек совершил в одном воплощении, и переносит их в другое для проработки. Иначе бы не было эволюции, и человек не смог бы достичь Нирваны.
- Вы знаете, - усмехнулась Лиана, - у меня с терминологией плоховато. Я вообще не продвинутая и доверяю только тому, что вижу сама. Что такое эти, как Вы выразились, «шарира», я не знаю, но я много раз наблюдала во время своих экскурсов в прошлое, что одна жизнь может пройти чисто и безгрешно, а другая становится водоворотом греховных поступков – и какой-то целенаправленной эволюции от грешника к праведнику я не заметила. Очень уважаю книжную мудрость, но сама подобной литературы мало читала, а уж термины совсем плохо запоминаю, так что не обессудьте, если мои понятия с Вашими будут несколько расходиться.
- Не буду с Вами спорить, - быстро сдал свои позиции Андрей, - может, Вы и правы, у меня было не так много экскурсов в свои прежние жизни, и я пока что не выстроил какой-то строгой собственной концепции. Хотя все же казалось, что я несу ответственность за то, что совершил раньше.
- Конечно, несете, - уверенно ответила Лиана, - но по-другому, чем Вы себе это представляете, и эта ответственность вместе с новыми поступками составляет причудливый орнамент или танец жизни, и индусы называют его, по-моему, Лилой – игрой, вот этот термин я почему-то запомнила. Тут все зависит от искусства танцора и сложности танца, а его сложность может быть обусловлена разными обстоятельствами… Ладно, что-то мы с Вами в дебри метафизики залезли, а я, заметьте, женщина, и мне хочется говорить о более приземленных, душевных что ли вещах. Вы, например, грозились показать мне свои стихи. А знаете, лучше почитайте их сами, вон лавочка свободная. Естественно, не все, а достойные.
Они уселись на скамеечку, и Лиана не отодвинулась, когда Андрей сел так, чтобы касаться ногами ее ног. Он достал свой толстый блокнот, куда начисто записывал стихи и долго листал его, не зная, на чем остановиться. Все стихи, кроме последних, ему казались несовершенными, а последние ему было неудобно читать Лиане так сразу: может, когда-нибудь, но не сейчас, и не сейчас «Я и ты», ведь это что-то вроде признания в любви кому-то другому… Неожиданно на глаза попалось стихотворение, которое он написал под впечатлением от одного из пациентов – дряхлого старика, впавшего в полный маразм, который, словно маленький ребенок, всех спрашивал, где его папа с мамой, и Андрею запомнилось чувство какой-то тоскливой безнадежности в тусклых, покрытых поволокой глазах.
- Вот, пожалуй, - откашлялся Андрей, - сравнительно недавно написал, называется «Безнадежность».

Я бы назвал это мукой
Горьких обид в былом.
Бледные тонкие руки,
Мутный окна проем.

Тихо, в туман заброшенный
Чей-то унылый взгляд
Вынес в событий крошево
Тусклые два угля.

Или за образ тягостный,
Блеклых картин рассказ,
Словно от моря парусник,
Он отлучен от глаз.

Сумрак покинутых комнат
Душит песком невзгод.
Только одно и помнит:
Стены из года в год.

Пыль. Лишь в углу мерцает
Ветхих обложек ряд…
Только одно и знает:
Нету пути назад.

Андрей замолчал и перевел взгляд на Лиану, ожидая ее оценки. Лиана смотрела невидящими глазами куда-то вдаль.
- Кому посвящены эти стихи? – спросила она почему-то с некоторой хрипотцой. – Я вижу сценки из чьего-то детства: молодые мужчина и женщина, одетые, как одевались состоятельные люди в начале века. Они сидят в садике на скамеечке, а рядом на качелях качается мальчик лет пяти, в коротеньких штанишках и матросской курточке.
- Вы это видите? – взволнованно заговорил Андрей. – Потрясающе! Я эти стихи написал под впечатлением от одного старика в глубоком склерозе. Он все время спрашивал о своих маме с папой, которым, если бы они были живы, было не меньше ста лет. Наверное, Вы имеете в виду их… Но как вы догадались?
- Я не догадалась, - ответила Лиана, - я настроилась  на Ваши стихи, и мне показали… Я никогда не знаю заранее, что мне покажут. Это как кинофильм. Прочтите что-нибудь еще.
Трудно сказать, что руководило Андреем, но наиболее удачными ему сегодня почему-то казались только мрачные стихи.
- Как пусто, лучше б боль была… - начал он читать еще один стон своей души, написанный после встречи с черным магистром.
- Ничего не могу понять, - удивленно посмотрела на него Лиана, когда Андрей закончил. – Вижу какой-то город… Но на земле такого быть не может, это какая-то совсем иная архитектура. Погодите… Я что-то такое раньше видела в астрале. Вы туда спускались?
- Да, - с видом во всем разочарованного Чайлд Гарольда ответил Андрей. – По-моему, это был ад. Дух, с которым я тогда беседовал, называл этот город Антимосквой.
- Да-да, - отозвалась Лиана, глядя вдаль остекленевшими глазами, - есть сходство с Москвой, но все как-то карикатурно, гротескно и жутко… Вы знаете, кто был этот дух?
- Он называл себя Черным магистром, но позже мне удалось выяснить, что это некий прообраз Мефистофеля, – не без тайной гордости скорбно ответил Андрей. – Он испытывал ко мне определенный интерес – это связано с моими прежними воплощениями. Сейчас не хочу об этом говорить, это долгая история. Но как вы… Балашов так не мог! Вы же все насквозь  видите, в стихах об этом ни слова нет!
- Мне не нужны слова, - как-то растерянно улыбнулась Лиана. – Тот информационный пласт, который стоит за Вашими стихами, – его можно сравнить с айсбергом – и в этом айсберге есть надводная, маленькая и подводная, большая части. Эта подводная часть провоцирует меня на видения, и я вижу его какие-то грани, правда, не всегда могу понять, что вижу, но вы мне объяснили.
Несмотря на ожидания Андрея, что Лиана начнет говорить о том, как это плохо, что он забрался в нижние астральные ряды и общался с дьяволом, та не дала никакой нравственной оценки этому событию и попросила почитать что-то еще. Окрыленный вниманием и той серьезностью, с какой Лиана воспринимала услышанное, и, главное, теми удивительными комментариями, которыми она сопровождала его стихи, Андрей прочитал еще несколько своих произведений, таких же тоскливых и мрачных, и Лиана каждый раз точно описала скрытые обстоятельства, приведшие к возникновению того или иного стихотворения.
- Бедный ты мой! – вдруг вырвалось у нее из сердца, и к полной неожиданности Андрея женщина уткнулась лицом в его плечо. – Откуда такая боль?! Ты так несчастен в своей жизни? У тебя плохо с женой? – она, как показалось Андрею, с укором бросила взгляд на его обручальное кольцо. – Зачем же ты так рано?
- Да нет, - забормотал растерявшийся Андрей, - многие я еще до свадьбы… С женой, вроде, нормально живем, не ругаемся… Она меня любит, - добавил он неуверенно. – Сколько себя помню, меня постоянно такие настроения посещали.
 - Не ругаемся… - грустно усмехнулась Лиана, отстраняясь от его плеча. – Иногда лучше ругаться. Мы с мужем тоже не ругаемся, но я медленно умираю рядом с ним. Думаешь, откуда эти приступы? От его присутствия, от его близости. Его энергетика разрушительно действует на меня, и с каждым годом все хуже. Думаю, что осталось мне совсем немного. И самое страшное, что он меня боготворит и безумно любит, но его любовь только убивает те капельки жизни, которые еще во мне остались. Он готов на все, лишь бы быть рядом. Мы ведь уже больше года не живем как муж и жена, но он и на это готов был пойти, лишь бы удержать меня рядом. Сначала, когда мы прекратили супружеские отношения, мне на некоторое время полегчало, но теперь стало еще хуже, он не может справиться с переполняющими его эмоциями.
- И давно у вас это? – тупо спросил Андрей. У него голова шла кругом от неожиданной откровенности Лианы.
- С первой брачной ночи близость с ним вызывала во мне отвращение, - Лиана смахнула ненароком выступившую слезу, - но я думала, это пройдет, как говорят, «стерпится – слюбится», а он всегда был чрезвычайно внимательным и благородным со мной, я не могла его огорчить, но лучше не становилось. По-видимому, вначале еще был небольшой резерв сил, но потом он исчерпался, и года три назад у меня начались эти приступы после каждой нашей близости. Я ничего ему не говорила, медленно угасала. Когда он понял, что может скоро меня потерять, то сам предложил на неопределенное время отказаться от супружеских отношений, что я восприняла с благодарностью. Сначала мне действительно стало легче, но потом… потом… все вернулось. Он дожидался, пока я, как ему казалось, засну, – а я не спала, все чувствовала, – и пытался во сне… ну не совсем, а так, чтобы я не проснулась… нет, не могу! Это так омерзительно! – и Лиана зарыдала, снова уткнувшись Андрею в плечо.
Боясь пошевелиться, чтобы не спугнуть это горькое, но прекрасное мгновение, и не справляясь с нахлынувшей нежностью, Андрей начал гладить Лиану по голове, как когда-то гладил Леночку.
- Не надо меня по головке гладить! – отстранилась от него Лиана, размазывая косметику по лицу. – Не жалей меня, я не привыкла к жалости, а то еще сильнее плакать хочется, - сказала она голосом капризного ребенка. – Это минутная слабость, просто я увидела в нас много общего и потеряла контроль. Прости, думаю, это больше не повторится. Я ведь об этом только второму человеку рассказываю. У меня был друг… Недавно он разбился в горах – он был альпинистом… Я всегда изображала из себя сильную, у моих пациентов никогда не должно было возникать мысли, что в этом теле, - она как-то неприязненно оглядела себя, - ничего, кроме боли, не осталось. Меня всегда почитали, относились как к высшему существу, а это только усиливало мое одиночество и боль. Прости, сегодня не сдержалась. Стало жалко себя, захотелось высказаться хоть кому-то, хоть первому встречному.   
Слова «первый встречный» больно укололи Андрея и поставили его на место. Он слегка отодвинулся от Лианы и снова постарался напустить на себя галантный, несколько отстраненный вид.
«Чего я о себе возомнил, – печально подумал он, - просто женщине плохо, и она решила выговориться. В таких случаях, чем человек постороннее, тем проще, особенно если не рассчитываешь с ним дальше отношения поддерживать. И нечего далеко идущие планы строить. И все же… Я же теперь без нее жить не смогу! Неужели все этой прогулкой и закончится?!»
- А хотите… хочешь, я стихи о тебе прочитаю? – вдруг вырвалось у Андрея. – Это мои последние.
- Обо мне? – Лиана посмотрела на него с интересом. – Мне многие стихи посвящали, но в основном графоманство сплошное. Ну, прочти, если считаешь нужным, – она словно не заметила, что Андрей невольно перешел на «ты», хотя ни возрастом, ни положением она не годилась ему в подружки. – Только погоди, я себя в порядок приведу, а то Бог знает на кого похожа! – Лиана достала косметичку, недовольно оглядела размазанную по лицу тушь и начала наводить марафет. – Все же надо выглядеть достойно, когда тебе посвящает стихи почитатель… Ты ведь мой почитатель? – игриво блеснула на него глазками Лиана, – от слез не осталось и следа. – Пока все, что ты мне прочитал, – лучшее из того, что я слышала из уст живых поэтов, а знала я их немало, – в том числе и маститых.
Андрей прочитал оба стихотворения одно за другим.
Поначалу она улыбалась несколько снисходительно, но когда он перешел к стихотворению «К Бхагавати-2», Лиана вдруг встрепенулась.
- Что, что ты об этом знаешь?! – спросила она взволнованно, вскинув свои прекрасные глаза на Андрея, когда он замолчал.
- Что именно? – не понял тот. – Я просто свои впечатления передал, прости… простите, если излишне дерзко. Наверное, не надо было так… сразу…
- В первом стихотворении нет особой подводной части, - не ответила на оправдания Андрея Лиана. – Так, эмоции переполняли юную душу, – она посмотрела на Андрея с немного виноватой полуулыбкой. – Не обижайся, но в меня часто влюбляются, я к этому привыкла. А вот за вторым я кое-что увидела, и это не просто мои ассоциации; такое впечатление, что ты тоже кое-что знаешь… из моего, самого сокровенного. Конечно, «небесный светокупол» можно воспринимать просто как поэтический образ, но я вижу, что эта метафора не случайна. Что ты знаешь о мире… - внезапно она осеклась. – Нет, об этом слишком рано, я тебя совсем почти не знаю! – ее глаза снова устремились в одну точку. – А впрочем, - сказала она каким-то совсем иным голосом, от которого у Андрея по позвоночнику прокатилась сладкая волна, - иногда мне кажется, что я тебя знаю безумно давно… Что ты делал последние лет пятьсот?
Нельзя сказать, что вопрос этот очень ошарашил Андрея – в конце концов он был сэнс, практический мистик, он видел некоторые эпизоды из своих прежних воплощений,  к тому же и с Леночкой они об этом не раз беседовали, особенно в начале их романа, и Балашов их отправлял в совместное путешествие в средневековую Индию, но в последнее время они практически перестали эту тему обсуждать, и Леночка, став ревностной православной христианкой, теперь очень неохотно касалась темы реинкарнаций и своей встречи с Андреем в прежних существованиях. Видно было, что ее смущает эта проблема, являющаяся с точки зрения церкви ересью, и она пыталась убедить себя, что все это волховство и происки мага Балашова. И все же вопрос Лианы взволновал Андрея, это был вопрос не праздного болтуна, начитавшегося эзотерической литературы, но человека, который действительно знает и видит - это ощущалось не рассудком, а чем-то над ним, и на мгновение Андрею показалось, что рядом с ним сидит не современная женщина, а верховная жрица храма Кали-воительницы прекрасная Дурга.
- Я жил в Индии и много путешествовал в поисках учителя, - хрипло ответил Андрей. – Потом, лет через сто, в Германии и был знаменитым алхимиком и чернокнижником, – тут он осекся, словно коснулся запретной темы, хотя с Балашовым и другими своими приятелями из группы непортального пути не раз обсуждал этот вопрос. И все же что-то держало его от того, чтобы сейчас все выложить Лиане. – Но я видел только эпизоды, чем закончилась та и другая жизнь, я пока не знаю, могу только догадываться. Других своих воплощений я пока не видел… Нет, кажется, что-то было в Древнем Египте, но это уже совсем короткий эпизод, скорее сценка. У меня больше другое было, не связанное с земной жизнью, – он собрался было начать излагать свои астральные похождения, но подумал, что на это уйдет слишком много времени, а ему хотелось выбрать специальный день: – Я Вам как-нибудь в другой раз расскажу, – добавил он и подумал: «Кстати, это и провод еще раз встретиться».
- Что ты имеешь в виду под неземной жизнью? – спросила Лиана, внимательно глядя в глаза Андрею.
- Я имею в виду астральные путешествия, - ответил Андрей. – Сейчас мне не хочется о них детально рассказывать, это слишком долгая история, вернее, несколько историй. Хотелось бы посвятить этому отдельный день, если вы согласитесь послушать мой рассказ. Регулярно это стало происходить, когда я начал заниматься йогой и медитировать… ну, пожалуй, один эпизод все же опишу для примера.
И Андрей рассказал об одном из первых своих выходов в астрал и о путешествии по городу Нарову.
- Очень любопытно, - сказала Лиана, правда, несколько разочарованно. – В тех местах земного астрала, которые ты описал, мне приходилось бывать, но нечасто, этот слой мне не интересен. Я думала несколько о другом, у меня мелькнула надежда, но я ошиблась, думала, что ты оттуда же, откуда и я - это проскользнуло в твоем втором стихотворении обо мне. А то, что ты описал, – обычный средний астрал, промежуточная зона – что-то вроде пункта-распределителя для умерших: кому вверх, кому вниз – это самый что ни на есть земной мир, только большинству при жизни невидимый, а после смерти практически все через него проходят.
- А что имели в виду Вы, что такое Вы во мне увидели, но ошиблись? – спросил уязвленный Андрей, он видел, что его рассказ об астрале, который в свое время произвел такое впечатление на  Леночку, ничуть не удивил Лиану. Лиана посмотрела на него как-то по-особенному:
- Милый мальчик, почему-то я почувствовала к тебе доверие и решила рассказать одну сказочку – и сам решай, верить в нее или нет. Когда-то, немыслимое количество лет назад…
С первых фраз Андрей насторожился: где-то он все это уже слышал, но не мог припомнить где. Вроде, никто из его знакомых об этом не рассказывал, но когда Лиана произнесла слова «мир И», «Ио», «Иола» – его вдруг осенило: да ведь эту историю об удивительном световом мире он слышал из уст священнослужительницы Дурги. Но откуда Лиана могла ее узнать?! На секунду в душу Андрея закралась провокационная мысль, что Лиане эту повесть мог поведать кто-то из бывших непортальщиков или даже сам Балашов. Ведь Андрей пересказывал ее своим друзьям. Да нет, непохоже, таких подробностей он им не сообщал, а Лиана вела повествование, словно все видела своими глазами.
- Господи! – вырвалось у Андрея, когда Лиана закончила свой долгий рассказ. – Да ведь я все это знаю!
- Знаешь? Откуда?! – от волнения Лиана даже приподнялась на скамейке.
- Скажи, - Андрей не заметил, как снова перешел на «ты», - та картина, где ты изобразила мужчину и женщину, летящих, как комета, через красный мир, – откуда это? Ты это видела?
- Эту картину я рисовала по своим видениям, - уклончиво ответила Лиана. – Ее герои, вернее, героиня имеет отношение к тому, что ты только что услышал… и ко мне, - добавила она, понизив голос. – Я не успела тебе сказать: зеленая светосущность Иола – это и есть я, вернее – моя душа, монада…
- Теперь мне все ясно! – взволнованно произнес Андрей, вскочил со скамейки и начал ходить туда-сюда мимо удивленной Лианы. Его подозрения и догадки окончательно сформировались в ясную картину.
- Около пятисот лет назад ты проживала на юге Индии в маленьком городке Калинагар в образе Дурги – настоятельницы храма Кали-воительницы! – в упор глядя на Лиану, как заклинание, произнес Андрей.
- Это было… - как эхо, произнесла Лиана.
- Вспомни красивого кшатрия, искателя тайных знаний и свитков… Дурга рассказывала ему о мире И…
- Его звали Рам… - продолжила Лиана. – Он стал вторым шактом Дурги. Я его изобразила на картине.
- Все сходится! – вскрикнул Андрей. – Это был я!
- Это был ты… - медленно произнесла Лиана. – Так вот почему ты так заинтересовал меня, милый мальчик…
- Голова кругом идет! – Андрей снова сел рядом с Лианой. Он вдруг вспомнил эпизод из тантрической мистерии, и горячая волна прокатилась по его телу, ведь он был Рамом, а она Дургой! Но тогда, почему же не было этой волны, этого волнения с Леночкой, ведь она в образе Рати также была участницей событий? Почему же тогда этот факт не поразил его и как-то особенно не отразился на их взаимоотношениях? Наверное, потому, что Рам не любил Рати и относился к ней снисходительно. Другое дело Дурга! О, это была великая страсть! И вот эта страсть пронизала века и коснулась души Андрея. Но коснулась ли она Лианы - вот в чем вопрос.
- А помнишь девушку-служанку? – Андрей не решился спросить: «А помнишь, как мы любили?»
- Ее звали Рати, - снова назвала Лиана точное имя, - она, кажется, трагически погибла совсем молодой.
- Так вот – это моя нынешняя жена Лена! – выпалил Андрей, думая, что вновь удивит Лиану. Но Лиана не удивилась, а спокойно ответила:
- Такое часто случается. Я, например, своего мужа Толю знаю с тринадцатого века. Мы встречались во Франции, в Монпелье. Сначала он был моим слугой, а потом подталкивал сзади тележку, в которой меня везли на казнь… Была жуткая грязь, и колеса постоянно застревали. Если захочешь, я потом расскажу тебе эту историю. Очевидно, именно поэтому у меня такое странное физическое неприятие этого прекрасного человека. Вообще, как я поняла из своих просмотров, одни и те же души постоянно встречаются друг с другом из воплощения в воплощение, и в разных вариантах разыгрывают схожие сценарии. Нет, меня удивило не то, что мы в прежних воплощениях встречались и что ты встречался со своей супругой, меня удивило… нет, взволновало то, что ты еще до встречи со мной сегодня все это знал. Это для меня впервые, никто из моих знакомых никогда не знал то, что знаю я, хоть и многие называют себя сенсами. Ты первый подтвердил, что все мои «картинки» не бред, не причудливые фантазии, а объективная реальность, которую при соответствующих обстоятельствах может увидеть и другой человек, спасибо тебе за это. Ну и, конечно, большое значение имеет то, какие отношения складывались у наших предшественников.
- Зачем же ты тогда вышла замуж за Анатолия? – мягко упрекнул ее Андрей.
Лиана развела руками:
- Толя ухаживал за мной с первого курса, этого брака хотели мои родные, и, самое главное, я пообещала, что выйду за него замуж, его матери, когда она умирала от рака. Хотя, конечно, чувствовала, что ничего хорошего у нас не будет. А впрочем, у нас дочь Маняша, которая мне дороже всего на свете, так что нельзя сказать, что ничего хорошего не было. Кстати, - Лиана посмотрела на часы, - она скоро должна из школы прийти. Ты проводишь меня?
- Ну конечно же! – пылко ответил Андрей. – Скажи, - спросил он через некоторое время, когда они ехали в метро, - а чем закончилась история Дурги и Рама? Последнее, что я видел, их совместную тантрическую мистерию… - Андрей покраснел, не зная, как прокомментировать те откровенные сцены, на которых история обрывалась. Лиана посмотрела на него странно:
- Ничего не хочу тебе говорить, ты должен досмотреть ее сам, иначе я буду думать, что навязала тебе свою версию. Я уверена, что ты еще вернешься к этой истории, и мы сможем проверить, насколько все, что мы видели, совпадает. Пока все удивительно сходится.
Андрей проводил Лиану до подъезда, и, прощаясь, она сказала:
- Ты очень талантливый мальчик, ты словно бы в меня сегодня жизнь вдохнул. Жаль, что я не знала тебя раньше, может быть, до такого бы, что со мной сейчас творится, не дошло. А впрочем, все должно происходить в свое время. Раньше ты был слишком молод. Спасибо тебе за прогулку.
Неожиданно она чмокнула Андрея в щеку и исчезла за дверями подъезда.
«Ну что она меня все время «мальчиком» называет? – думал Андрей, пешком возвращаясь домой. – Неужели я так молодо выгляжу? И все же она восприняла меня всерьез! Какой бы повод придумать для следующей встречи? А впрочем, какая разница! Она же видит, что я к ней не равнодушен, и даже гораздо больше, чем неравнодушен, зачем же себе программу наперед расписывать, все равно получится не то, что планируешь».
Леночка в тот день пришла непривычно поздно, что не очень огорчило Андрея, но все же он разыграл роль волнующегося супруга и, как принято в таких случаях, задал сакраментальный вопрос словно бы с каким-то непрозрачным намеком: «Ну, и где ты была?» Выяснилось, что Леночка после института была сначала на службе в церкви, а потом они собрались в небольшой церковной пристройке, где проводит занятия воскресная школа. Там их община уже не раз собирается с отцом Сергием для более глубокого изучения Священного писания, – просто сегодня так поздно они первый раз собирались, читали благую весть от Иоанна, а отец Сергий давал свои комментарии. Леночка выглядела виноватой, оправдывалась, что было очень интересно и она не заметила, как прошло время.
Андрей был доволен, что пострадавшей стороной оказался вроде как он, хотя именно он был сегодня на свидании, и даже не мог допустить, что на своей православной сходке (а может, она была и не там) его жена теоретически могла заниматься не только изучением Священного писания.
Поворчав для порядка, что надо было по крайней мере позвонить, Андрей сказал, чтобы она была поосторожней, и как бы о ее увлечении не стало известно институтской администрации: она, как ни как, числится комсомолкой, и могут быть неприятности. У него есть сведения, что в каждой церкви служит так называемый поп в погонах, а попросту – замаскированный сотрудник КГБ, и одна из его обязанностей - выявлять таких вот нерадивых строителей светлого будущего и сообщать куда следует. На это Леночка резонно возразила, что он сам около двух лет посещал с точки зрения органов незаконную организацию и, несомненно, находится на крючке у КГБ, а то, что в институте об этом не известно и никуда его пока не вызывали, – так это до поры до времени, еще не известно, чем все закончится.
В этом смысле Леночка была, несомненно, права: церковь в стране пока никто официально не запрещал, а группа непортального пути могла быть приравнена к секте, и приписать ей могли все что угодно, – в том числе и антисоветскую деятельность, тем более что руководитель ее был объявлен сумасшедшим.
- Ну, наша группа полгода как разогнана, - примирительно ответил Андрей, - и думаю, если бы у КГБ были планы с нами разобраться, уже давно бы все в институте стало известно, а то и вовсе бы по стопам Балашова пошли, так что не думаю, что они будут меня трогать. У меня-то все в прошлом, а ты только сейчас в общину ходить начала. Да нет, я тебя не упрекаю, а просто предупреждаю. В конце концов, - он криво усмехнулся, - за свою веру пострадать даже почетно, по крайней мере, так христиане считают.
Было уже поздно, Леночка постелила кровать и стала стягивать с себя одежду.
- Ты мне грудку не хочешь поцеловать? – томно спросила она Андрея, оставшись без бюстгальтера. Андрей  посмотрел на ее большую, рано начавшую отвисать грудь, мысленно сравнил ее полную, рыхлую фигуру, толстые, дрябловатые бедра с гибкой, стройной и удивительно чувственной фигурой Лианы и испытал раздражение.
«Господи, – подумал он неприязненно, - это в девятнадцать-то лет у нее все так висит! Что же с ней к тридцати будет?» – мысль о том, что ему предстоит прожить с Леночкой неопределенно долго, почему-то вызвала у него отчаяние.
- Очень хочу, - ответил Андрей, постаравшись разыграть сожаление, - только ты ведь после этого меня в постель затащишь, а я медитировать собирался, мне настрой сбивать нельзя, и так два дня из-за дежурства пропустил, а медитации требуют ежедневной работы.
- Ну и медитируй сам с собой! – обиженно сострила Леночка. – Не очень-то и хотелось. Отец Сергий сказал, что те, кто медитациями занимаются, каналы для бесов открывают!
- Да что ваш Сергий в этом смыслит! – сорвался Андрей. – Дремучий поп! Это ваша Православная церковь давно сатане служит и на КГБ работает. Там среди священников и истинно верующих-то не осталось, одни карьеристы! Да и вообще сама эта символика – распятый Бог и орудие его казни – крест, как предмет для поклонения, у меня ничего, кроме отвращения, не вызывают. Какой же это путь к свету? Мрак один. Явись сейчас Иисус Христос в нашу страну, церковники его же первые органам сдадут как опасного смутьяна. Зачем им живой Бог? Их и мертвый вполне устраивает. Те же фарисеи!
Так резко о православии, да и вообще о христианстве, Андрей при Леночке высказывался впервые – уж больно она задела его «каналами для бесов».
Леночка просто задохнулась от возмущения. Не зная сразу, что ответить, и чтобы как-то заполнить паузу, она яростно начала натягивать на себя ночную рубашку и долго не могла попасть в рукав.
- Церковь… сатане… - зашипела она, когда нашла, что ответить. – Да это ты ничего не смыслишь в истинной вере! Распятие – это символ спасения. Христос своей смертью смерть попрал, чтобы спасти и приблизить к вечной жизни всех верующих в него. А ты… ты…  еретик!
- Я, - ответил Андрей уже спокойнее, - может быть, больший христианин, чем ты и твой отец Сергий. Иисус, чтоб ты знала, в Индии обучался тайным знаниям. Об этом в канонических Евангелиях не написано, но, между прочим, нигде там не говорится, что он делал с семи до тридцати лет. А вот в некоторых преданиях – апокрифах – об этом сказано: в этот период он был в Индии, Гималаях и Шамбале и получил там высшее посвящение. А теперь церковники объявляют индийские религиозные практики сатанизмом. Выходит, и Иисус сатанизму обучался?! Церковь давно от учения Христа отошла и подменила его своим, удобным для нее учением, которое к Богопознанию и тому, что говорил Христос, имеет очень отдаленное отношение. Может быть, дебилов и темных бабулек оно и устраивает, а меня – нет. Думаю, что со временем и ты во всем разберешься, ведь не дура же…
- Думаю, это ты разберешься, - процедила Леночка. Видно было, что ее неглубокие знания Священного писания пока не давали достаточно аргументов, чтобы возразить Андрею. Но это не значило, что она была с ним согласна. – А не разберешься – тем хуже для тебя!
Она яростно шмыгнула носом и с головой накрылась одеялом, повернувшись спиной к Андрею. Такой разозлившейся и отчужденной Андрей видел ее впервые. Неужели ее так охмурил батюшка? Да не похоже, хоть она и увлеклась православием, какого-то фанатизма Андрей в Леночке пока не замечал: в ней было немало светского, она не утруждала себя постами, длительными молитвами, всенощными бдениями и точным соблюдением церковных предписаний, а кроме «Отче наш», не знала наизусть ни одной молитвы. Пока все это было на уровне обычного любопытства, какое года четыре назад Андрей испытывал к йоге и индийской философии, прежде чем это стало частью его жизни. И все же Леночка разозлилась и обиделась на Андрея всерьез, словно почувствовала в нем если не измену, то по крайней мере готовность к этому. Хотя… Как ему это раньше в голову не пришло! Да ведь для женщины самое оскорбительное, когда мужчина отвергает ее желание, а религиозные разногласия – только повод обидеться по достойному поводу! А Андрей впервые отверг ее желание, да еще в тот момент, когда она, чувствуя вину, хотела его наградить собой за разыгранное им возмущение. Сообразив, что все объясняется весьма банально, Андрей успокоился и отправился в ванную медитировать.
Полтора часа он усердно закручивал вокруг тела разноцветные дуплекс-сферы, но на этот раз ему все не удавалось как следует сосредоточиться, в памяти все время всплывало прекрасное лицо Лианы и, помимо воли, воображение дорисовывало то, что скрывала ее одежда. Вконец разозлившись на себя за такое кощунство и чисто формально выполнив весь комплекс, Андрей отправился спать.
«Животное! – мысленно ругал себя Андрей. – Она же ангел во плоти, а какие мысли в голову лезут! Это все Ленка тебя испортила, это ей только одного надо, и ты от нее заразился!» А впрочем, в глубине души Андрей понимал, что попросту пытается свалить свою вину на другого человека – уже давно прошли те времена, когда Леночке действительно нужно было «это» от него постоянно. Тут ему стало стыдно за то, что он совершенно незаслуженно обидел жену, которая доверчиво к нему потянулась и, несомненно, в отличие от Андрея, искренне его любила. Забравшись под одеяло, он попытался обнять то ли спящую, то ли притворяющуюся, что спит, Леночку.
- Не трогай меня! – вывернулась из его объятий Леночка. – Ты все врешь, я давно чувствую, что ты ко мне охладел, не удивлюсь, если скоро узнаю, что у тебя есть любовница.
- Да что ты выдумываешь! – испугался Андрей. – Какая любовница, только сцен ревности нам не хватало! Просто секс для меня имеет второстепенное значение, ты же знаешь, что для меня самое главное! Любовница сюда как-то не вписывается, с меня и тебя хватает.
Тут он понял, что вновь сморозил что-то не то, Леночка яростно засопела, и еще дальше отодвинулась от него, натянув на себя одеяло.
«Все правильно, - подумал Андрей, - какие уж тут религиозные разногласия – она уже и забыла об этом».  Он снова пододвинулся к жене, начал шептать ей ласковые слова, гладить по головке, нежно называя глупенькой, дурочкой, котенком. Вскоре Леночка затихла, позволила себя обнять, затем страстно повернулась к Андрею и впилась в него губами. В этот момент наш герой совершенно забыл о своей любви-поклонении к Лиане, его душу переполняла жалость и нежность к этому домашнему, пухленькому существу, к которому он все же сильно привязался за два с лишнем года.  Впервые у него возникла уверенность, что всему этому скоро придет конец, как бы он ни пытался его отодвинуть. Эта уверенность еще больше усилила сожаление, и Андрей пылко отозвался на поцелуй Леночки.
Полночи они, как в былые, давно ушедшие времена, занимались любовью, словно предчувствие скорого конца возродило угасшую страсть, и оторвались друг от друга только в четвертом часу утра. Леночка что-то продолжала шептать ему в ухо, что он ее, только ее Котя, и никому она его не отдаст, а Андрей, пересытившийся телом жены и снова испытывая некоторое отвращение к ее полноте и ранней обрюзглости, впадал в дремоту и лениво упрекал себя за эту неуместную вспышку страсти, мысленно каясь перед Лианой.
Вскоре он заснул, видел какие-то смутные, плохо запоминающиеся сны, а под утро резко проснулся от знакомых ощущений вибрации. На этот раз в ощущениях было что-то новое, вибрировал не низ живота, а область груди, сердца.
«Давненько в астрал не выходил, – подумал Андрей. – Что-то сегодня новенькое, похоже, Анахата включилась. Интересно, отразится это как-то на выходе или нет?»
Поначалу, кроме места-источника вибрации, особых отличий не было – тот же белый звон, те же екающие провалы, те же скачкообразные понижения регистров. Белый звон заполнил его руки и голову, Андрей сделал привычное усилие и легко вытолкнул свое астральное тело на пол. В комнате оказалось непривычно светло, не испытывая обычного давления, прижимающего к полу, Андрей легко поднялся на ноги. На этот раз на душе его было если не радостно, то спокойно, в отличие от привычной тревоги и тоски прежних выходов.  Комната на удивление соответствовала своему обычному дневному виду, да и аберрации зрения не беспокоили, – единственное отличие состояло, пожалуй, лишь в том, что в реальной комнате еще должно было быть темно, но сейчас, после отделения от тела, он погрузился в муть предрассветья. Он посмотрел на кровать и несколько опешил: на кровати под одеялом Леночка занималась любовью с каким-то длинноволосым бородатым мужчиной. Черт его лица Андрей никак не мог разобрать, но точно помнил, что никогда его раньше не видел, а на том месте, где должно было лежать его, Андрея, физическое тело, никого не оказалось. Андрей хорошо понимал, что находится в астрале и, что скорее всего, вторгся в Леночкин сон, и тем не менее его вяло возмутило подобное бесстыдство.
«Вот сучка, – подумал он, впрочем, без особого гнева, - муж рядом спит, она еще не остыла от его объятий, а уже трахается с кем-то во сне».  В этот момент он как-то не подумал о том, что с ним частенько бывало то же самое и в гораздо более бесстыдном варианте.
Желая покарать прелюбодеев (они его словно бы не видели), он схватил бородача за волосы и резко рванул вверх. Неожиданно тело прелюбодея просочилось сквозь одеяло и взлетело в руке Андрея вверх, словно большая голая кукла, вяло пытаясь вырваться и уморительно дрыгая ногами. Андрей начал вращать бородача над головой, словно пращу, примеряясь, куда бы его подальше зашвырнуть, а Леночка, словно бы, наконец, осознав происходящее, вдруг расплакалась и запричитала:
- Ты ему волосы и бороду вырвешь, а он без них службу вести не сможет.
- Ах, так это батюшка Сергий! – с яростным весельем воскликнул Андрей. – Так вот чем священники в свободное от службы время занимаются!
Он шарахнул горе-попа о спинку кровати, отчего тот разорвался пополам, словно был сделан из пластилина, и швырнул оставшуюся верхнюю часть в окно, через которое, несмотря на стекло, эта часть легко пролетела и пропала из поля зрения. Затем он подобрал нижнюю часть и проделал с ней то же самое. Исполнив этот акт праведной мести, Андрей грозно подступил к супруге, ожидая слез и покаяния. Но та вдруг, нисколько не смутившись, вынырнула из-под одеяла и, словно бы и не причитала только что по поводу волос своего любовника, приняла откровенную коленно-локтевую позу и заявила:
- Я кончить с ним не успела, давай-ка, забирайся на меня!
- А вот этого не дождешься! – возмущенно крикнул Андрей и влепил супруге такой мощный пинок под зад, что та с воем перелетела через всю комнату и отправилась через окно следом за отцом Сергием.
С чувством выполненного долга Андрей собрался было последовать  вслед за разлученной «сладкой парочкой», но затем решил, что не хочет их встретить там, за окном, не сомневаясь в том, что половинки отца Сергия срослись друг с другом и они с его супругой вновь занялись незаконченным делом.
«Надо было ее в другое окно на кухне выкинуть, - недовольно подумал он. – Пусть бы его поискала, там окно совершенно в другую часть астрала открывается». Затем, решив, что раз уж так случилось, то воспользоваться кухонным окном придется ему самому, прошел сквозь дверь, проследовал через коридор на кухню и вынырнул наружу. Уже когда он медленно, словно пушинка, опускался вниз с восьмого этажа, то понял, что под ним не привычный Наров, а какое-то совсем другое место. Хотя, почему какое-то: это была та самая улица и автобусная остановка, на которой Андрей в реальном мире столько раз стоял в ожидании автобуса. Андрей приземлился рядом со своим домом и удивленно стал озираться: да, это была именно та улица и тот дом, где он проживал уже два года вместе с Леночкой, – да, вот и надпись на нем «Космонавтов, 14».
«Правда, – подумал Андрей, - сейчас должно быть еще совсем темно, а на улице словно бы пасмурное утро».
Он глянул вверх, ожидая увидеть черное астральное небо, все в крупицах лже-звезд и туманностях, но ничего такого не было: обычное земное небо, только затянутое пеленой сплошной облачности, из-за которой и в реальном мире не видно солнца. Видеть обычный земной мир, находясь в астрале, было настолько непривычно, что Андрей даже в первый момент растерялся – куда идти и что делать? И реальный мир в восприятии его астрального тела казался непривычным и чужим, гораздо более чужим, чем астральный город Наров. Андрей обратил внимание, что на улице как-то слишком многолюдно для пяти часов утра, поскольку большинству граждан еще рано было выходить на работу. Какой-то гражданин прошествовал сквозь растерявшегося Андрея, и он, не особенно удивившись, тут же смекнул, что невидим и бесплотен для реальных людей реального мира. И все же что-то в поведении прохожих отличалось от того, к чему он привык. Вскоре Андрей сообразил, что люди здесь передвигаются в основном какими-то странными группками по три-четыре человека – один спереди, а три-четыре сзади, причем передний не обращает на пристроившихся сзади никакого внимания и словно бы их не видит и не замечает. Андрею тут же пришла аналогия: это  выглядит  так, словно важная персона следует в сопровождении двух-трех телохранителей, только здесь «телохранители» держались гораздо ближе к хозяину, чем это могли требовать правила безопасности. И еще: «важные персоны» выглядели весьма потрепанными, жалкими, и, очевидно, большая часть из них в реальном мире относилась к категории алкашей, вышедших ни свет ни заря на поиски, где бы опохмелиться.  Попадались и отдельные граждане без сопровождения, которых Андрей скорее отнес бы к категории средне благополучных, а впрочем, градация эта была условная, и можно было скорее говорить о тенденции, чем об абсолютном правиле.
Пока Андрей думал, куда пойти и чем заняться, сквозь него снова прошла незнакомая гражданка (Андрей в последний момент специально шагнул ей навстречу, чтобы еще раз испытать это необычное ощущение), но тут на него совершенно ощутимо налетел один из ее сопровождающих – к чему Андрей был совершенно не готов, – и этот тип, весьма невыразительного и потрепанного вида, неожиданно обхватил его руками, не издав ни единого звука. У Андрея тут же возникло знакомое ощущение внутреннего холодка и тоскливой тревоги, которую он испытал однажды во время своей первой позорной битвы с лярвами.
«Ах, вот в чем дело! – мелькнуло у него в голове. – Так это лярвочки за живыми людьми следуют – у них, видимо, время завтрака. Ну, нет, парень, не на того напал».  Он теперь был в полной уверенности, что лярвы серьезной опасности для него не представляют, и подумал, как с ней лучше расправиться, при этом объятия лярвы заметно ослабели и вид ее сделался несколько растерянным. Андрей с язвительной улыбкой оторвал от себя руки незадачливого вампира.
- Съесть тебя что ли? – сказал он вслух, впрочем не совсем уверенный, что серенький гражданин его поймет. – А впрочем, какому уважающему себя астральщику твоя энергия нужна – ты ведь падаль по сути.
Лярва бледнела и таяла на глазах, казалось, еще минута - и она превратится в кучку старой одежды на земле. 
- Ладно, пошел отсюда! - милостиво распорядился Андрей и дал лярве ощутимого пинка, от которого та, сделав дугу, шлепнулась в густые кусты и то ли исчезла, то ли осталась там лежать, ожидая, когда уйдет грозный противник.
Андрей перешел проезжую часть (автомобилей было совсем мало) и двинулся к местному универсаму: ему почему-то захотелось побывать в магазине до его открытия. В том, что он беспрепятственно сможет пройти сквозь стеклянные двери, Андрей нисколько не сомневался. По небольшой площади перед универсамом сновали группки людей и редкие одинокие прохожие.
«Вот так, - подумал Андрей, - получается - в действительности по земле ходит в несколько раз больше народу, чем это всем кажется. Вернее, большая часть из них не люди, но выглядят так же. И никто даже не подозревает, что идет он вот так по улице, а в это время от него кормятся две-три твари, в зависимости от того, какой  интерес он представляет в качестве источника пищи. Хорошо, что никто не видит, как это в действительности выглядит».
Стараясь не сталкиваться больше с группами прохожих, Андрей пересек площадь. Рядом с универсамом стояла большая палатка, напоминающая развлекательный павильон лунапарка, которой раньше Андрей никогда здесь не видел.
«А это еще что такое? – удивился он. – Никогда ее здесь не было. Значит, это все же не совсем реальный мир? Хотя нет, скорее все же реальный, но, очевидно, в реальном мире существуют строения, которые видны только из астрала. Интересно, каково их назначение? С лярвами понятно, а этот-то аттракцион зачем?»
Андрей подошел к широкому входу в палатку и заглянул внутрь. Внутри царило праздничное оживление. Вдоль стен располагались столики с закуской и выпивкой, и румяные толстяки с аппетитом поглощали всю эту снедь, а в центре зала находился аттракцион с бегающими в беспорядке пузатыми машинами, в которых восседали любители парковых аттракционов. Машины сновали взад и вперед, резко разворачивались, сталкивались и разъезжались, чтобы вновь столкнуться с новым незадачливым водителем. Казалось, народ беспечно веселится и эта картина ничем не отличается от обычной сцены в парке культуры и отдыха, но вскоре все стало меняться. Постепенно скорость хаотического движения машин стала возрастать, сначала это никак не сказывалось на общей картине веселья, но вот две машины разогнались так, что, столкнувшись, изрядно помяли друг друга, а один из водителей вылетел из сидения и угодил под пробегающий мимо автомобильчик. Причем ее водитель даже не пытался затормозить, оставив позади себя раздавленное, распластанное тело. Трагедия эта не вызвала никакой реакции у отдыхающих: водители продолжали весело крутить баранки, а любители выпить и закусить поглощали  в немыслимых количествах разнообразные закуски, пиво и водку. Андрей только сейчас обратил внимание на то, что  снеди и выпивки на столе меньше не становилось и только что съеденная курица или бифштекс вновь возникли на тарелке, а аппетит обжор все не уменьшался.
«Интересно, долго они так трапезничают? – подумал Андрей, наблюдая за одним обрюзгшим толстяком, который за 10 минут сожрал не менее пяти кур и выпил около 20 бутылок пива. – Это сколько же он в себя жратвы и выпивки впихнул? Да любой нормальный человек давно бы уж либо насытился, либо лопнул!»
Он стал наблюдать за другими посетителями буфета и понял, что картина везде одна и та же: непрерывно поглощаемая пища и выпивка тут же восполняются и никто из посетителей никак не может наесться и напиться. Затем его внимание вновь привлек центр зала. К тому времени бетонированное покрытие, по которому с немыслимой скоростью сновали аттракционные машины, напоминало поле битвы: то тут, то там валялись раздавленные тела, а значительная часть машин превратилась в груду металлолома, но это никак не сказывалось на настроении тех, кто сидел в еще оставшихся неповрежденными или в легко поврежденных машинах. Они продолжали весело крутить баранку, без всякого смущения переезжая и без того многократно раздавленные тела, некоторые из которых к тому времени выглядели так, словно по ним проехались катком. А «оставшиеся в живых» по-прежнему норовили боднуть соседнюю машину, словно продолжали видеть в этом кошмарном побоище всего лишь веселый праздничный аттракцион.
Вдруг со стороны обеденных столиков раздался странный глухой хлопок, словно лопнула большая резиновая емкость, переполненная водой. В воздух взметнулись кровавые ошметки, куски плохо переваренной пищи и целый фонтан пива. Андрей понял, что один из закусывающих лопнул, не выдержав количества поглощенной пищи и жидкости. Вниз еще долго падали куски, оставшиеся от несдержанного гражданина, а за соседним столиком прозвучал аналогичный глухой взрыв, который никак не отразился на аппетите оставшихся, которых – это было уже ясно – ждала та же печальная участь. Вскоре буфетные столики напоминали череду петард, подожженных единым бикфордовым шнуром, в купол беспрерывно неслись кровавые ошметки, и все новые и новые фонтаны пива, а обжоры все ели и лопались, ели и лопались…
К концу этого жуткого и в то же время какого-то несерьезного, гротескного действа – у Андрея не хватало сил оторвать от него глаз – столики полностью опустели, заваленные лопнувшей одеждой, кусками плоти и остатками пищи, залитые целой цистерной пива. В центральной части зала также не осталось в живых ни одного из лихих водителей, и только две чудом уцелевшие машины без седоков продолжали носиться по аккуратно раскатанным телам и груде металлолома. И тут произошла какая-то общая метаморфоза: внутри палатки явственно ощутилось движение воздуха, оно все более усиливалось, и весь мусор, оставшийся после этого вначале столь невинного веселья, стал сдвигаться с места, перемешиваться и закручиваться. Вскоре это был стремительный смерч, а вернее, водоворот, в котором уже толком  невозможно было ничего рассмотреть, и, едва Андрей успел отпрянуть от палатки, он ушел в землю, словно в огромной ванной кто-то вытащил затычку. Еще мгновение, и павильон-палатка, вместе с содержимым превратившись в жидкость, ушла под землю, не оставив на площади даже следа.
«Странная палаточка, - думал Андрей, растерянно глядя на асфальт, где только что возвышался павильон для аттракционов. – Что же это такое было? Скорее всего, прощальная гастроль любителей выпить, закусить и повеселиться перед отбытием в нижний астрал. Вот ведь как получается: ходишь по земле и не знаешь, что рядом с тобой сейчас такие жуткие спектакли разыгрываются. Ладно, зайду в магазин. Посмотрю, что там до открытия происходит. А вдруг, с точки зрения астрального наблюдателя, тоже что-нибудь необычное?»
Он подошел к двери универсама и по привычке взялся за ручку, но тут же сообразил, что это реальная дверь, к тому же запертая на замок, поэтому оставил в покое ручку и, как уже делал не раз, бродя по своей комнате в астрале, шагнул сквозь толстое стекло двери - и тут же наскочил на сердитую тетку, которую поначалу принял за обычную живую сторожиху, но по силе толчка сообразил, что она такая же астральная сущность, как и он в настоящий момент.
- Закрыто, закрыто, рано еще! – начала кричать она на опешившего Андрея, который не ожидал, что его увидят, и рассчитывал преспокойно пройти сквозь тетку.
- Для кого рано, а для кого – самое время! – резонно возразил Андрей, отодвигая тетку в сторону. – Ты что, не видишь, кто я такой?
- Ах, простите, - тут же успокоилась тетка, - я по привычке. Что именно «по привычке», она не объяснила и уселась на скамеечке перед дверью, утратив к Андрею всякий интерес.
Андрей шагнул в зал универсама и опешил. Зал был полон посетителей, но несколько необычных: среди застекленных холодильных камер с колбасами, ветчиной и прочими варено-копчеными продуктами уныло бродили коровы, свиньи, куры, утки, индейки. Словно это был не продуктовый магазин, а хлев, но, в отличие от хлева, животные и птицы разгуливали здесь совершенно свободно, не обращая друг на друга внимания.
«Бедные твари! – оценил смысл происходящего Андрей. – Так ведь они среди своих переработанных останков бродят, не могут отыскать, в какой колбасе их филей или грудинка находятся, тут же все перемешано! Вот, оказывается, где их души после забоя обитают! Интересно, куда они потом попадают и долго ли вот так среди прилавков бродят?»
Немного послонявшись среди этого разношерстного стада, Андрей понял, что здесь ему больше делать нечего. Он стал разглядывать стены универсама, прикидывая, через какую удобнее выйти наружу, и тут в одной из стен словно бы высветлилась лестница, которая, как показалось Андрею, должна была вывести его куда-то вовне, в какой-то иной пласт пространства.
Поднявшись по лестнице (она находилась внутри стены, но стена была проницаемой и никак не препятствовала проходу), Андрей очутился в совершенно иной местности, у дачного поселка, похожего на тот, вблизи которого Андрей превратился в сосну. Он долго шел через голое вспаханное поле и любовался дивными красками ранней осени (напомним: в Москве была середина ноября). Сочно золотилась и краснела листва небольшой рощицы, окаймлявшей поле, удивительно контрастировавшая с красками рощи. Радовали глаз маленькие домики, видневшиеся в отдалении, и     небо было голубым, и, что существенно, на нем светилось огромное солнце, раза в два больше привычного, но совершенно безболезненное для глаз. Было безлюдно. И повсюду разливался  такой раннеосенний покой, такая чистота и ясность, что Андрей впал в состояние восторженного созерцания. Все, что ему хотелось -  бесконечно идти по этому прохладному свежевспаханному полю, вдыхать терпкий аромат осеннего воздуха и не думать ни о чем, ни о чем... Куда он идет и зачем, – такие мысли просто не приходили ему в голову, словно в бесцельности движения и состоял главный смысл. Андрей долго шел через это поле, словно Вангоговский сеятель, затем вошел в золотую осиново-березовую рощу, с тем же безмятежным чувством неопределенное время там блуждал, прислушиваясь блаженно к шелесту листвы и шороху пожухлой травы под ногами, и, когда он наконец добрался до опушки, сердце его сладко запело: роща выходила к знакомым песчаным дюнам и аквамариновому морю Вечности.
«Вновь я посетил…. – возникли почему-то в голове Андрея строки классика. – Здравствуй, ну как там
    сны без меня?
    Домик построен?
    Дюны звенят?
- Добавил он свои собственные заветные строки. – Давно меня астральные пути-дорожки сюда не выводили».
Безмятежность Андрея сменилась светлой грустью, он затосковал по детству, символом которого являлось это дивное голубое море и золотой песок. Но тогда у морской кромки его ждала Единственная, сейчас же он знал, что не встретит здесь девочки в белом воздушном платьице - он сам отрекся от нее не так давно, а здесь ничего не бывает просто так. Выходит он сам выбрал дорогу, где нет места Единственной… А может, все еще изменится? Да, замок Вечности разрушен, но, может, его снова можно восстановить? Ведь в астрале многое можно, ведь ему уже не в первый раз дается шанс осознать что-то… но что?
Андрей вышел к кромке прибоя, сел на песок, и руки его сами собой начали создавать удивительное сооружение, словно они раз и навсегда переняли опыт строительства у других тонких детских ручек много лет назад… Не прошло и часа, как замок Вечности был готов. «Хочу ее увидеть! – мысленно твердил себе Андрей. – Мне тяжело, я запутался в этой жизни! – Он забыл и о Лиане, и о Леночке, он помнил только одно детское лицо, одни глаза. – Куда бы меня сейчас ни унесла река времени, пусть на берегу, куда меня должно прибить, будет ждать она….»
Андрей почувствовал, что заклинание начинает действовать, тело уменьшилось, и водоворот времени втянул его внутрь песчаного здания. Какое-то время он летел мимо странных островков, висящих в пустоте, которые, как он помнил по прежнему опыту, были островками его воплощений, запечатленными в памяти вселенной, затем один из островков его притянул, на мгновение все погасло, а когда он пришел в себя, то понял, что незримо присутствует в небольшой, но уютной, хорошо обставленной комнате с массивной, добротной, правда, далеко не новой мебелью из мореного дуба.
Почему-то Андрей знал, что это – гостиничный номер в небольшом германском городке Виттенберге, и комнату эту мерил шагами, явно кого-то дожидаясь, так хорошо ему знакомый, все такой же подтянутый и моложавый, но уже почти седой Йохан Фауст. Наконец за дверями раздался стук, Фауст метнулся в прихожую и впустил высокую женщину, закутанную в серый дорожный плащ, скрывающий ее лицо большим, надвинутым на глаза капюшоном. Женщина порывисто обвила руками шею мага, и тот нежно, с какой-то невыразимой печалью откинул с ее лица капюшон, и стал покрывать поцелуями-прикосновениями бледное, слегка вытянутое лицо, большие зеленые глаза, пшеничные вьющиеся локоны.
- Здравствуй, Марго, - назвал он ее на французский манер хриплым, севшим голосом, - не думал, что свидимся еще…
Маргарита (Андрей сразу понял, что это именно та, о которой много раз упоминал Фауст) отступила на шаг назад, положила ему пальцы на губы, словно призывая помолчать, и долго вглядывалась в его красивое, мужественное лицо глазами, полными слез.
- Молчи, ничего не говори. Слова произнесенные есть ложь, - прошептала она с печальной улыбкой, продолжая разглядывать его лицо, словно это было сейчас самым важным в ее жизни. – Хочу насладиться минутой истины.
- А что есть Истина? – горько усмехнулся Фауст, повторив вольно или невольно исторический вопрос Понтия Пилата.
- А Истина, что ты жив, что я тебя вижу и глаза твои по-прежнему человеческие.
- Все еще человеческие? – опустил Фауст лицо. – Ты хочешь сказать…
- Я хочу сказать, что в твоих зрачках сегодня не играют языки адского пламени…
- Это потому, что ты снова рядом… Господи, сколько же лет? Пять? Десять? Я сбился со счета, Марго. А впрочем, надо привыкать, ведь экспедиция прошла успешно, я сумел добыть то, ради чего отправился в Гималаи… Если не считать той мелочи, что погибли все мои товарищи, – горько добавил он после некоторого молчания, глядя в никуда, словно перед его глазами стояли погибшие. – А может, и не стоит… - (Было непонятно, что именно.) – А кстати почему ты сказала об адском пламени? Ты никогда раньше… хотя я подозревал, что это должно быть заметно.
- Дорогой мой, любимый, - сказала Маргарита с бесконечной печалью в голосе, - я видела это давно, я вижу многое, чего не видят другие. А впрочем, для этого не надо быть ясновидящей, достаточно иметь любящее сердце. ТЫ ПРОДАЛ ДУШУ ДЬЯВОЛУ?
Фауст долго глядел на свою возлюбленную.
- Ты знала… –  промолвил он через некоторое время, прямо не отвечая на вопрос. – Но тогда почему ты не оставила меня, ты ведь никогда не была поклонницей князя мира сего?
- Я видела, как ты страдаешь, твое сердце никогда до конца  не принимало этого договора, я пыталась, как могла, бороться за твою душу.
Андрей смотрел на эту высокую белокурую женщину с большими зелеными глазами и находил все больше неуловимого  сходства с Единственной из  его сновидения, как мы находим сходство в чертах взрослого человека с фотографией, сделанной в детстве. Нет, с Лианой ни в ее лице, ни в фигуре ничего общего не было. Но почему же тогда он так безоглядно влюбился в Лиану?
Фауст молча отошел от Маргариты и устало присел на край кровати.
- За мою душу… – проговорил он горько. – Поздно, Марго, Мефистофель – так зовут этого могущественного духа тьмы – словно бы оплел ее невидимой паутиной, и каждый мой шаг в нежелательном для него направлении дается мне с колоссальным трудом. Я давно уже перестал бунтовать, иногда я, правда, саботировал его планы, просто отказываясь делать что-либо, но он снова и снова выводил меня на предначертанный путь. И получалось, что очередное роковое решение принимал я сам. Но ведь замыслы его были грандиозны, в конце концов, я сам искренне желал помочь человечеству, и демон наделил меня необыкновенными возможностями для осуществления этой задачи. Он готовит меня в мировые диктаторы. Первым главным этапом (до этого было много второстепенных) было создание с его помощью философского камня первой ступени, позволяющего производить золото в любом количестве, вторым – этот этап еще далек до завершения – возможность продлевать мою земную жизнь на неограниченное время и постепенный захват влияний во всех королевских дворах Европы. Для этого необходимо создание философского камня второй ступени, что было невозможно без звездного вещества под названием «Волосы Ангела» и кристалла Чантамини. Мне удалось раздобыть их в Гималаях, так что задача, в принципе, выполнима…
- Каков третий этап? – спросила Маргарита, тревожно глядя на возлюбленного.
- Третий этап станет возможным лет через сто – сто пятьдесят: философский камень второй ступени должен самостоятельно созреть, словно плод, и превратиться в философский камень третьей ступени – это ключ к неограниченному могуществу и подчинению суммы воль человечества моей воле. Тогда я стану мировым диктатором, вернее ограничивать меня будет только воля Сатаны. За время созревания философского камня природа моего тела должна пройти определенную трансформу, оно будет меняться соответственно тем изменениям, которые произойдут в камне по мере его созревания. Я фактически оказываюсь его заложником. По крайней мере, так сказано в тайных каббалистических свитках, которые мне помог обнаружить Мефистофель, и пока все, что там записано, сбывается.
Итак, я становлюсь главным кредитором европейских династий и их вооруженных сил, все больше подчиняя своему влиянию королей и генералов. Далее я прекращаю распри и войны между европейскими государствами, и одновременно тысячи эмиссаров готовят общественное мнение для объявления Европы единым государством. На это уйдет не одно десятилетие, но когда мне удастся получить философский камень второй ступени, времени у меня будет предостаточно. Далее – бросок на восток, и в конечном счете – мировое господство. Конечный этап будет возможен лишь когда философский камень второй ступени трансформируется в третью ступень, тогда никто не сможет противостоять воле Фауста, и я буду объявлен богочеловеком… Хотя, если называть вещи своими именами, стану дьяволочеловеком, поскольку ткани и органы моего тела к тому времени трансформируются в Каррох – демоническую материальность.
А дальше – Золотой век и процветание человечества под моим мудрым и то ли вечным, то ли очень долгим руководством. Как видишь, планы грандиозные и перспективы – небывалые, только… только ничего этого я уже не хочу. Я смертельно устал и предчувствую, что никакого счастья человечеству не принесу, а только ввергну его в еще большие бедствия. В теории все красиво, стройно и разумно, а на практике на каждом последующем этапе моего медленного восхождения для достижения очередной цели обстоятельства вынуждают жертвовать все большим количеством человеческих жизней, причем помимо моего желания: этого требует ситуация. Начиналось же все… - Фауст в порыве откровения (очевидно, он долгое время скрывал все это от Маргариты)  глядел на нее жестким пронзительным взглядом. На минуту он замолчал, пытаясь справиться с охватившим его возбуждением. – Начиналось же все с убийства одного-единственного новорожденного младенца. Его я заколол над алтарем сатаны, поскольку без этой жертвы невозможно было создать философский камень первой ступени и получить доступ к золоту. Я успокаивал себя, что ребенок все равно, наверное, был больным, никому не нужным и, вероятно, бы погиб… я купил его у одной спившейся побирушки. С той поры мне каждую ночь снится сон, как стилет входит в его маленькое, беззащитное тельце. Я обманывал себя тем, что это неизбежная первая и последняя жертва… увы: количество жертв возросло непомерно. Возможно, в дальнейшем, при захвате власти, этих жертв будут легионы… Хотя погибнут они не от моих собственных рук: естественно, появится много могущественных врагов – их придется уничтожать всеми возможными средствами, и, естественно, во благо всего человечества…
Ну вот, - усмехнулся он печально, - я и исповедался моему пастырю. Сколько раз собирался, и все сил не хватало, я был уверен, что это разлучит нас с тобой, и все тянул время. Теперь же я знаю, что сам должен просить покинуть меня, иначе кровь, которой залиты эти руки, падет и на тебя, моя любовь. К тому же ты сама заговорила об адском пламени в глазах, и это подтолкнуло меня рассказать хотя бы одному человеку, кто я на самом деле, – он грустно поднял глаза на Маргариту, которая к этому времени безмолвно сидела рядом с ним, на краю кровати. – Теперь после всего, что ты узнала, хотя, возможно, о многом догадывалась сама, ты вольна покинуть меня… Или же, - он криво усмехнулся, - ты захочешь стать женой будущего диктатора? Но я не смогу сделать тебя бессмертной, это возможно лишь для того, кто подписал договор с сатаной…
- Я замужем, - печально ответила Маргарита. – Такова была воля моих родителей, все считали тебя погибшим, и, хотя я чувствовала, что ты жив, я не смогла противиться давлению. У меня двое детей, муж меня боготворит, но я все эти годы любила только тебя, прости, если сможешь, что не дождалась, – она замолчала и закрыла лицо руками. – Хотя теперь, - добавила она с тоской, - это не имеет значения. Расскажи, что произошло с твоей экспедицией в Гималаях.
- О моей экспедиции? – печально усмехнулся Фауст. – Боюсь, чтобы рассказать все, мне не хватит и нескольких дней, возможно, когда-нибудь я напишу об этом книгу. Честно говоря, я никак не рассчитывал вернуться и, пожалуй даже искал смерти, но, - он снова криво усмехнулся, - как это ни кощунственно звучит, меня хранил сам сатана. Половина моих товарищей, с которыми я делил скудную пищу и тепло огня в страшные морозные ночи, когда к утру наши волосы и брови покрывались инеем, погибли от голода и холода уже в первый год. Немало полегло и в стычках с местными горцами-разбойниками или сорвалось с отвесных скал. Моя память хранит каждого из них, и меня не оставляет чувство, словно я виноват перед ними хотя бы уже в том, что единственный из всей экспедиции остался в живых. А ведь, пожалуй, из всех нас никто так мало не дорожил своей жизнью, как я. Я вообще уже много лет играю с опасностью и смертью, но, похоже, сама смерть меня избегает… Один мой знакомый постарался сделать, чтобы все было именно так.
- Ты имеешь в виду того… с кем подписал контракт? – Маргарита явно не хотела называть имя.
- А кого ж еще? – пожал плечами Фауст. – Кто ж из смертных способен на такое! И моя неуязвимость в схватках с разбойниками – а ведь погибали воины и поопытнее меня; и  то, что я ни разу не заболел, даже когда половину нашего лагеря скосила какая-то страшная кишечная болезнь, которую мы подцепили в одной из тибетских деревень; и то, что я  ни разу не обморозился, и ни разу  меня не подвела веревочная страховка, хотя со скал срывались и гораздо более опытные скалолазы; и мое спасение в последнем, самом страшном испытании – ЕГО ЗАСЛУГА.
Никто из моих товарищей не знал о настоящей цели экспедиции, все считали, что мы разыскиваем сокровища катаров… хотя частично это была правда. Дело в том, что, среди несметных сокровищ, которые не сумели отыскать крестоносцы во время разгрома Лангедока, но которые, по слухам, удалось надежно спрятать небольшой группе уцелевших катаров, были и две реликвии: главные ингредиенты для изготовления философского камня второй ступени. Это – осколок камня Чантамини и «Волосы Ангела» – реликвии, по легенде принесенные на Землю Небожителями.
Не без помощи Мефистофеля, - Фауст осекся, словно произнесение этого имени давалось ему с большим трудом, - мне в Провансе удалось обнаружить карту, на которой было отмечено местонахождение одного тибетского монастыря. Естественно, карта оказалась зашифрованной, но я разгадал шифр. Так вот, катары спрятали сокровища и реликвии в Гималаях в одном из подземных горных пантеонов, который с незапамятных времен охраняли монахи этого самого монастыря. Там они хранили свои реликвии, полученные, по легенде, якобы от самих адептов легендарной Шамбалы. Катары, по преданию, приняли буддизм и вступили в орден этого монастыря. Нашей задачей было найти его, что казалось несложным, поскольку карта у меня была. Затем любым способом – обманом, золотом, пытками выведать, где находится пантеон. По преданию, он был вырублен прямо в скале не так далеко от монастыря, а в самом монастыре, по моим предположениям, должна была быть спрятана карта этого места. Увы, когда после первых трудностей и лишений мы все же добрались до цели, оказалось, что монастырь был разграблен и разрушен во время нашествия Великих Моголов. Нужной карты нам обнаружить так и не удалось. Возможно, ее не было вообще или она пропала в дальнейшем.
- Расскажи все по порядку, - перебила его Маргарита, - ты постоянно перескакиваешь. Цель твоей экспедиции мне теперь ясна, но почему вы плутали так долго? И потом, почему катары сами не воспользовались чудодейственными свойствами великих реликвий, ведь они, насколько я поняла из твоего сбивчивого рассказа, дают бессмертие и власть! Почему же тогда крестоносцам удалось разгромить катарскую ересь?
- Хорошо, начну по порядку, - терпеливо продолжил свой рассказ Фауст. – Катарам, вернее, их Верховному магистру удалось получить то, что и мне, – философский камень первой ступени, этим и объясняются великие сокровища катаров: их золото было алхимическим. Но дальше с Великим деланием возникли проблемы, и философский камень второй ступени Магистру получить не удалось: возможно, не хватило времени, возможно он не знал всех секретов использования великих реликвий Шамбалы, которые, по преданию, принесли на Землю Небожители. – Фауст сделал паузу. – Позже я вернусь к этому факту, это не легенда, я своими глазами видел тела Небожителей… Так вот, не знаю, какова причина, но философский камень второй ступени им получить не удалось. Возможно Магистр и сознательно не пошел на второй этап Великого делания: это слишком опасно и может нарушить мировое равновесие. По крайней мере, если бы камень второй ступени был у них, крестоносцам никогда не удалось бы одержать победу.
В ночь перед падением крепости Монсегюр – последнего оплота катаров – по распоряжению Верховного магистра группа его наиболее близких учеников по тайному ходу вывезла часть сокровищ и реликвии, а затем доставила их в Гималаи. Это была последняя воля Магистра: реликвии должны были вернуться туда, откуда пришли, – в Шамбалу или, если не удастся найти эту таинственную страну, куда-то поблизости, в надежное место, и храниться там до лучших времен, когда человечество будет способно принять великий дар Небожителей. Все это, как выяснилось позже, катарам удалось осуществить.
Большую часть золота, которую маленькая группа, естественно, не могла с собой вывести, магистр уничтожил в последнюю ночь осады Монсегюра, когда главные реликвии были уже вывезены. С помощью философского камня первой ступени можно создавать золото, но можно, зная таинства метаморфоз элементов превратить его в первичный элемент – протил, который выглядит как обычный пепел, что и было сделано. Поэтому крестоносцам не удалось обнаружить легендарные сокровища катаров.
Теперь вернусь к моей экспедиции. Пересказывать ее во всех подробностях нет смысла, о подобных путешествиях можно прочитать в дорожных дневниках любого великого путешественника – того же Марко Поло… Опишу только последний этап нашей экспедиции, когда нам все же удалось обнаружить пантеон.
Итак, мы прибыли на Тибет, наняли проводников и двинулись на поиски нужного нам монастыря, затерянного в высокогорье. К тому времени мы уже знали, что монастырь разрушен и никаких монахов там нет, но, тем не менее, деваться было некуда, нам нужна была отправная точка для дальнейших поисков. Была и еще одна причина, но об этом чуть позже.
Что сказать тебе о горных красотах, которые открывались нам каждый день? Ничего более величественного я не видел в своей жизни, но, когда видишь эту красоту многие месяцы и годы и когда среди этой красоты от голода, холода и болезней гибнут твои товарищи, она уже не радует душу и становится проклятьем. Волей-неволей начинаешь тосковать по нашим скромным прусским холмам и мягкому климату. Через много месяцев после того, как мы вступили на землю Тибета, по узким горным тропам, в течение столетий прорубавшимся монахами здешних бесчисленных монастырей, нам удалось добраться до места, указанного на карте, и убедиться, что местные жители не обманывали. Монастырь действительно был разрушен до основания, и, после того как мы разобрали обломки и проникли в заваленные кладовые, ничего, кроме скелетов и битой посуды, обнаружить не удалось: все было похищено монголами либо истлело от времени.
Но у меня в запасе был еще один способ – магия, ведь ты же знаешь: в Европе нет мага и духовидца, равного мне. Еще раньше, в начале экспедиции, я обратился к горным духам с просьбой помочь мне обнаружить пантеон. Но духи капризны и несговорчивы, а мой главный помощник Мефистофель был не властен над ними – это была не его епархия. Все, что мне удалось узнать, это то, что я должен был добраться до развалин и попытаться вызвать там духа-хранителя этих развалин – возможно, он согласился бы чем-то помочь, но было не известно, какую плату за это потребует. А платить мне пришлось жизнями моих товарищей, ведь золото духам не нужно. Духи требовали жертв за оказанную помощь, поэтому  непонятная эпидемия в лагере, и слишком частые нападения разбойников, и срывы опытных скалолазов в пропасти были вызваны нарушением Равновесия, и нарушил его я, прибегнув к помощи духов. Ясно, что в таких условиях я должен был избегать магии вызова и не мог использовать магию защиты: духи что-то сообщили мне только на том условии, что я не буду прибегать к ней в дальнейшем. Мне предстояло осуществить магию вызова еще раз на развалинах монастыря, и я содрогался от мысли, каких жертв потребует от меня дух-хранитель за свою помощь.
Итак, после того как мы вышли к развалинам монастыря и безрезультатно истратили несколько недель на раскопки, однажды ночью, когда все мои товарищи спали, я вновь прибегнул к магии, и вызвал духа-хранителя места. Он явился ко мне в образе старого буддийского монаха и сообщил, что пантеон действительно существует, но плата за реликвии, которые я жажду получить, - жизни всех моих товарищей. А условия таковы: семь лет я, как Моисей, буду водить их по кручам Гималаев, делая вид, что мне известно место, где находится пантеон. Большая часть моих друзей погибнет в этих странствиях, а через семь лет я должен оказаться в указанном месте и там снова прибегнуть к магии. Тогда мне будет указано точное местонахождение пантеона, но там меня и оставшихся в живых ожидает самое страшное испытание, а какое – этого дух не сказал. Итак, если я согласен, сказал дух, то должен подписать договор, если нет, то волен поворачивать обратно, и тогда дух гарантировал, что большая часть оставшихся в живых людей благополучно доберется до родины. Надо ли говорить, что я все же заключил договор, понимая, что тем самым обрекаю своих друзей на гибель, поскольку духи никогда не шутят и точно соблюдают условия договора.
Я сообщил своим товарищам, будто духи указали мне местонахождение пантеона и семь лет  водил их по Гималаям, то будто бы теряя, то вновь находя одному мне известную дорогу, в конце которой нас ожидали несметные сокровища. Далеко не все согласились идти со мной до конца, многие повернули обратно (в начале экспедиции нас было около сотни, к концу – только десять), не знаю, остались ли в живых те, кто отказались идти дальше, после того как выяснилось, что в развалинах монастыря нет никакой карты, но половина согласилась идти со мной, не зная, какая  участь уготована им духом-хранителем: жажда богатства в этих  стойких авантюристах была сильнее страха неизвестности и смерти.
Итак, через семь лет скитаний, когда все мои оставшиеся в живых товарищи уже отчаялись найти заветный пантеон, мы вышли на указанное духом-хранителем место, и там я вновь прибегнул к магии вызова. Дух удовлетворенно сообщил, что все предварительные условия выполнены и я выдержал испытание. Он указал скалу, где скрыт пантеон (вход был тщательно замаскирован), и сообщил, в каком из его многочисленных залов хранятся сокровища катаров и где в стене спрятаны необходимые мне реликвии.
Через сутки перехода через сложнейший горный перевал, где мы потеряли еще троих, десять оставшихся в живых, и я в том числе, стояли перед скрытым в скале входом.
Как описать то, что мы увидели, когда миновали длинный коридор в скале и оказались в первом зале пантеона? Более величественного подземного сооружения я не видел никогда, он мало напоминал помещения буддийских храмов, и это было не самым главным чудом. В конце концов и карта звездного неба, изображенного на полусферическом куполе со звездами из сверкающих самоцветов, и удивительные изображения странных величественных богоподобных существ, и многое, многое другое могло быть делом рук человеческих, но мы увидели там то, что не мог бы изготовить ни один самый искусный смертный мастер. Посреди зала стояли три гигантских саркофага из неизвестного металла, исписанные неведомыми рунами и сверху  накрытые такими же гигантскими крышками из какого-то прозрачного материала. Это было не стекло - даже алмаз не оставлял на нем царапин и разбить его было совершенно невозможно. Внутри же каждого из саркофагов лежала человеческая фигура немыслимых размеров. Первая, самая большая – не меньше тридцати футов, вторая – около двадцати, третья – около десяти. И эти три обнаженные фигуры были покрыты тонким слоем золота, так что все особенности черт и строения этих огромных тел сохранили свою первозданность. Никакое искусство литья или резца не способно воссоздать такое совершенство. У каждого из нас возникло отчетливое чувство, что это не скульптуры, покрытые золотом либо сделанные из чистого золота, но именно тела недавно усопших гигантов, покрытые тонким слоем не окисляющегося металла.
В другом зале, поменьше, мы обнаружили массу удивительных механизмов, назначение которых было нам неизвестно, в третьем вдоль стен имелось множество ниш, также надежно закрытых небьющимся прозрачным материалом, и в нишах этих находились тела маленьких, как пятилетние дети, человекоподобных существ с огромными головами и глазами, без носа и половых органов: они тоже были мумифицированы с помощью золотой пленки и выглядели, словно живые.
Все здесь казалось невероятным, необъяснимым, но увезти это с собой не представлялось возможным. Даже сравнительно небольшие удивительные механизмы, над назначением которых можно было бы погадать на досуге, находились внутри ниш, а неведомое стекло, которое закрывало ниши, как я уже сказал, оказалось крепче брони. Нам оставалось только идти вперед, надеясь, что сокровища катаров не спрятаны в таких же нишах.
Четвертый зал выглядел уже по-другому. Создатель первых трех имел, скорее всего, внеземное происхождение – об этом свидетельствовали и неизвестные материалы, и фантастические экспонаты, и полное отсутствие пыли и следов времени. Казалось, и эти мумии, и механизмы, и пол, и стены только-только оставлены какими-то неведомыми хранителями в идеальном порядке. Следующий же зал оказался вполне земного происхождения: просторный, но ему было далеко до величия и сохранности первых трех. Стены его являли собой обычную скальную породу, выдолбленную человеческими руками и инструментами, без каких- либо изображений и покрытия, и около этих стен стояли многочисленные сундуки и ларцы с несметными, по понятиям моих товарищей, сокровищами: золотыми украшениями, монетами, слитками, драгоценными камнями.
Пока мои товарищи упивались обнаруженным, бросаясь от сундука к сундуку, я незаметно проследовал в дальнюю часть зала, открыл потайную дверцу в стене, как мне указал дух-хранитель, и незаметно извлек то, ради чего отправился в эту экспедицию и потерял столько людей: два маленьких ларца с белым кристаллом Чантамини и серебристыми гибкими волокнами, которые именовались «Волосы Ангела». И то и другое я спрятал в кожаном мешочке, который носил под одеждой на шее. Проделал я  это совершенно незаметно, и мои друзья даже не заподозрили, что, помимо земных драгоценностей, я обнаружил здесь нечто совсем иное и что за мою находку им предстоит заплатить своими жизнями… Но какая их ждет гибель? Об этом я не знал и полагал, что нас и в дальнейшем ждет череда несчастных случаев, которая не прекращалась с начала экспедиции. Увы, все оказалось страшнее.
Мы уже перетащили ко входу пару сундуков и несколько ларцов, когда кто-то из моих товарищей сказал, что неплохо было бы хотя бы двоих оставить около сокровищ снаружи в качестве охраны. Кого они боялись, не знаю, ведь в этих труднодоступных местах на десятки и сотни миль вокруг не было ни одной живой души, и тем не менее, большинство поддержало эту идею: страх потерять сокровища, найденные с таким трудом и такими жертвами, был настолько велик, что обычный здравый смысл не срабатывал. Как выяснилось потом, это нелепое предложение спасло жизнь мне и продлило еще четверым.
Мы оставили у входа двоих, а остальные восемь проследовали в пантеон за очередными сундуками – и тут случилось непредвиденное: когда мы подняли один из сундуков (он был наиболее тяжелым, и поднять его мы могли только  вчетвером),  под ним щелкнула невидимая пружина, и деревянная подставка, на которой он стоял, поднялась вверх. Мы услышали скрежет металла о камень, и между нами и коридором опустилась массивная стальная плита. Одновременно раздался грохот, и стало ясно, что в коридоре за дверью произошел обвал. Как передать то, что мы испытали, когда поняли, что оказались в тупиковом зале, ибо этот зал был последним в коридоре и заканчивался стеной, а единственный выход оказался завален с помощью ловко замаскированной ловушки?..
Выломать дверь? Но это была толстенная стальная плита, зафиксированная в глубоких пазах скалы, а мы даже не взяли с собой ни кирки, ни лома и вообще избавились от всякой лишней тяжести, поскольку единственной задачей нашей группы было вытащить сундуки наружу. Не было у нас с собой ни пищи, ни топлива. Только несколько факелов, которые потухли через пару часов, оставив нас в кромешной тьме. И все же снаружи остались двое наших товарищей, а значит, была и надежда, что рано или поздно они разберут завал и как-то выломают или взорвут дверь, ведь у нас в лагере оставалось еще немало пороха. Но каковы размеры завала, насколько прочно дверь сидит в скале? Этого мы не знали, и потянулись страшные, однообразные часы, дни, затем недели в полной темноте, лишь изредка разгоняемой маленькими кострами из деревянной мебели и сундуков, в которых хранились сокровища, но которые, увы, нельзя было есть.
Вентиляция в нашей мышеловке оказалась неплохая, поэтому свежего воздуха было предостаточно, да и дым быстро улетучивался. Нашлось и еще одно сокровище, которое, увы, только продлевало наши страдания: в центре зала оказалось небольшое углубление, всегда до краев заполненное чистой студеной водой. Очевидно, где-то под нами протекала подземная река, к поверхности которой вела скважина, работающая по принципу родника. Со дна ниши бил ключ, а лишняя вода стекала по желобу под скалу. Эта вода избавила нас от страданий жажды, но, увы, от страданий голода избавить не могла, а он с каждым днем (понятие дня было естественно, условным: там стояла непроглядная тьма) становился все нестерпимее и нестерпимее.
Никаких звуков извне мы не слышали, очевидно, наши товарищи бросили нас на произвол судьбы, поскольку пару сундуков мы успели вытащить наружу и в их распоряжении были два вьючных яка, нагруженных нашим скарбом. Чтобы как-то отвлечься от страшных мыслей, мы долбили скалу вокруг двери всем, что попадалось под руку: кинжалами, пряжками, золотой посудой, но это было почти безнадежной затеей, и, когда все уже едва двигались от голода, мы кинули жребий, и один из нас, вытянувший этот роковой жребий, был убит, и за несколько недель съеден… В нашей мышеловке было достаточно холодно, и тело жертвы мало испортилось к тому времени, когда мы обглодали последнюю косточку.
Вскоре за ним последовал еще один, затем еще… По нашим примерным подсчетам мы пробыли в этом завале около четырех месяцев, и пять наших товарищей были съедены согласно жребию. Надо отдать должное этим суровым людям, прошедшим через бесчисленные испытания: они встретили смерть мужественно и с достоинством. Пять раз я молил Бога и дьявола, которому продался, чтобы жребий выпал именно мне, чтобы разом прекратить душевные и физические страдания, - увы, даже смерть от меня отвернулась.
Примерно через четыре месяца мы, трое оставшихся в живых, услышали отдаленные звуки со стороны завала: кто-то разбирал камни, и это были самые прекрасные звуки, которые нам довелось слышать в своей жизни. Две недели мы слушали, как эти звуки приближаются; вскоре снаружи за дверью раздался взрыв, и стальная плита рухнула вместе с кусками скалы.  Так  мы оказались на свободе.
Выяснилось, что два наших товарища быстро поняли тщетность попытки разобрать завал вдвоем, но не бросили нас на произвол судьбы, удовлетворившись двумя сундуками сокровищ. Они добрались до ближайшего селения горцев, щедро заплатив, завербовали большую группу людей из местного населения и вернулись с помощью, особенно не рассчитывая застать кого-либо в живых: ведь путь туда и обратно занял около четырех месяцев – слишком далеко от ближайших поселений находился этот проклятый пантеон.
Итак, нагрузив яков сокровищами, мы двинулись в обратный путь, но, увы, на этом наши злоключения не кончились. Дело в том, что бригада спасателей состояла из местных разбойников, для которых не было ничего святого, поскольку простые набожные тибетцы больше смерти боялись осквернить святыню. Увидев такие немыслимые сокровища, эти лихие люди не смогли справиться с искушением и стали требовать гораздо большую долю, чем это было оговорено ранее. На одной из остановок между нами и тибетцами (которых было во много раз больше) вспыхнула ссора, и все мои друзья были перебиты, а я остался в живых, по-видимому, только потому, что разбойники очень торопились покинуть место преступления и приняли меня за мертвого, а я был только сильно оглушен ударом по голове. Но и здесь сатана спас мне жизнь. Придя в себя, я несколько дней шел один и, несомненно, погиб бы от голода и холода, поскольку до ближайшего селения было не меньше месяца пути, но меня подобрал караван, следовавший из Индии в Китай.
Так я потерял всех друзей и все сокровища, но сохранил то, ради чего снарядил экспедицию – кристалл Чантамини и «Волосы Ангела»...
Дальнейшее мое путешествие в Европу и Германию мало интересно по сравнению с тем, что я пережил в странствиях по Гималаям, – это была приятная прогулка… И вот я сижу в вютембергской гостинице, вижу ту, кого уже не помышлял встретить, и рассказываю свою историю, о которой не ведает ни одна душа.
Фауст закончил свой печальный рассказ и долго молчал, уставившись куда-то в окно. Молчала и Маргарита.
- Ты начал с детоубийства, а закончил людоедством… – дрожащим голосом наконец произнесла она.
- Я начал гораздо раньше, когда возжаждал власти, занялся черной магией, вызвал Мефистофеля и решил, что мне все дозволено, – криво усмехнулся Фауст. – Во всей моей сознательной жизни только в последние десять лет появился луч света, - это ты, мой ангел, мои мысли о тебе, и теперь, после всего того, что ты узнала, когда мы неминуемо должны расстаться, этот луч не угаснет до конца, я не позволю тьме окончательно поглотить его; теперь, как нельзя яснее, я понимаю: мою жизнь направляет страшная, потусторонняя воля, она уже поглотила большую часть моего существа, и присутствие рядом со мной равносильно контакту с больным чумой или проказой. Рано или поздно находящиеся поблизости тоже заразятся, и этого я не могу позволить: единственное существо на земле, которое я любил и люблю в этой жизни, – это ты, Марго!
Маргарита медленно покачала головой:
- Не обманывай себя, - произнесла она, пронзительно глядя в глаза Фауста, - это был бы самый легкий путь, и говорит в тебе сейчас не твое истинное, светлое «Я», которое заботится о ближнем, а то темное, поглощенное дьяволом, которое к тому же упивается своим собственным страданием и пытается изобразить благородство. Если бы наш окончательный разрыв помог спасти твою душу, я бы не задумываясь ушла в ту же минуту и постаралась, чтобы ты меня больше никогда не увидел. Но в  действительности это окончательно лишает твою светлую сторону шанса на победу. Нет, милый, я останусь с тобой до конца, как бы трудно мне ни было после того, что я узнала.
- До конца… – усмехнулся Фауст. – Неужели ты не поняла, что у меня теперь есть два недостающих ингредиента для изготовления философского камня второй ступени. После этого продолжительность моей жизни возрастет непомерно, я буду жить очень долго, и множить преступления, и непрерывно страдать… Когда-то я думал, что совесть лишь назойливая муха, прихлопнув которую я разрешу все свои нравственные проблемы. Но оказалось, что это не муха. Теперь я вижу себя похожим на Прометея, прикованного к скале, к которому каждый день прилетает орел и клюет его печень, а на следующий день рана затягивается, и орел прилетает снова… Этот орел – моя совесть, и я не могу от нее никуда деться. Каждую ночь во сне я вижу лица людей, в гибели которых  виноват вольно или невольно. Я теперь совсем не могу есть мясо… Мне каждый раз кажется, что я ем человечину, пожираю плоть моих товарищей…
- Прометей… – как эхо повторила Маргарита. – Прометей похитил с неба огонь и принес его людям… Неужели ты не понимаешь, что твое воцарение в качестве диктатора не принесет людям ничего, кроме бесконечных войн и страданий? Неужели ты полагаешь, что сможешь установить на земле мир и порядок, нагромоздив горы трупов? Мефистофель ловко обманул тебя, твое правление не станет правлением мудрого и справедливого владыки – это будет владычество и царство сатаны. Неужели события последних лет не убедили тебя в этом? Хотя, что я говорю! Одна твоя часть давно все это поняла, но другая пытается убедить себя, что в конечном счете все будет хорошо: еще одна жертва, еще одна смерть для достижения заветной цели, и ничего подобного уже больше не повторится… Никогда уже хорошо не будет! Единственное, еще что может поправить ситуацию, – это твоя совесть, Божья искра, которую не сумел поглотить дьявол – и я не дам ей потухнуть!
- Что же делать? – печально спросил Фауст. – Я все время пытаюсь сопротивляться ему, моя жизнь превратилась в сплошную муку, но он всегда поворачивает события так, что я в конце концов, делаю все для исполнения его замысла, – и поворачивает так искусно, что решения принимаю я сам, и исполняю их тоже сам. Даже отправляясь в Гималаи, я рассчитывал сорвать его замысел, груз которого стал для меня слишком непосильным, я рассчитывал погибнуть – я был просто уверен, что не найду никаких реликвий и погибну, но все сложилось так, что я выжил и привез домой реликвии, а все мои товарищи навсегда остались в горах… По-видимому, так же будет и впредь.
- Скажи… – глаза Маргариты сверлили лицо Фауста. – А ты никогда не пытался разорвать контракт?
- Разорвать контракт? – горько рассмеялся Фауст. – Неужели ты думаешь, что это возможно? Неужели ты думаешь, что Мефистофель так глуп? Затеяв свою дьявольскую игру на Земле (к несчастью, главная фигура в этой игре в настоящее время я), он составил такие условия договора, что его практически невозможно расторгнуть.
- Ты сказал «в настоящее время». Подобные попытки дьявол делал и раньше?
- Ну конечно, сатана издавна стремился установить на Земле диктатуру, но по незыблемым законам осуществить это он может только через своего ставленника, и этот ставленник должен быть человеком. По крайней мере – родиться человеком.
- Значит, ставленники были у него и раньше? И тем не менее все эти попытки до сих пор заканчивались неудачей?
- Ну конечно, это были и Калигула, и Нерон, и Чингиз хан…
- Так почему ты считаешь, что его попытка на этот раз удастся? Почему ты считаешь, что обречен осуществить его замысел, страшных последствий которого мы даже представить себе не можем?
- Мефистофель сказал, что на этот раз он учел прежние ошибки, и я самая подходящая для этого кандидатура… Правда, он всегда сетовал на мою немецкую сентиментальность. Теперь же, когда у меня есть неограниченный источник золота и возможность добиться фактического бессмертия, я не вижу причин…
- Причина – в твоей совести и нашей любви… – одними губами прошептала Маргарита.
Фауст грустно покачал головой.
- Если я разорву контракт, - сказал он не очень уверенно, - то при жизни потеряю все, что имею сейчас: богатство, власть, магические силы, к тому же после смерти, которая последует вскоре за этим, душа моя попадет в полное распоряжение дьявола и фактически потеряет надежду на последующее спасение. Меня ужасают посмертные страдания, которым не будет конца. А так, пока я выполняю условия договора, посмертное воздаяние отодвигается на неопределенное время. И убить себя я не могу. Мефистофель внушил мне такой ужас перед самоубийством и его последствиями, что я абсолютно не способен решиться на это, хоть и жизнь моя тоже стала невыносимой. Такое чувство, что совесть моя по какой-то необъяснимой причине не только не угасает, но, напротив, усиливается и мучает меня с каждым днем все больше. Другое дело – насильственная смерть, в этом случае я фактически не нарушаю правил договора и душа моя имеет право на последующее очищение и спасение. Но дьявол так хитро руководит событиями, что смерть постоянно обходит меня стороной. В каких только переделках я не побывал, любой другой был бы убит неоднократно, но я каждый раз выхожу целым и невредимым. Мне не раз говорили, что меня хранит сам сатана… о Боже! Если б они знали, насколько правы! Есть только один способ. О нем вольно или невольно обмолвился Мефистофель. Мою земную жизнь может прервать человек, которого я люблю больше жизни и который больше жизни любит меня. – Фауст в упор посмотрел на Маргариту, словно хотел о чем-то ее попросить, но не находил в себе сил.
Маргарита невидящими глазами смотрела куда-то за окно.
- Ты можешь показать мне реликвии? – севшим голосом произнесла она.
Фауст молча встал с кровати, снял с шеи небольшой кожаный мешочек и развязал его. В нем оказались два хрустальных флакона, в одном находился дымный белый кристалл, формой и размером напоминающий перепелиное яйцо, в другом – пучок серебристых волокон. Фауст поставил их на стол с видимым облегчением.
- Они постоянно жгут мне кожу и сердце, правда, ожог  невидим. С той поры, как я надел этот мешочек на шею – а снять его со своего тела я не могу, не имею права, – он жжет меня постоянно, и муки совести возросли многократно. Но если я больше часа не чувствую его на себе, возникает непреодолимый страх, который усиливается с каждой минутой.
На вид эти реликвии ничего особенного не представляют, сама видишь: похоже на кусочек белого мрамора и пучок серебряных нитей, но в темноте они светятся: камень розовым, а волокна – голубым. Розовое символизирует женскую изначальную энергию Творца, голубой – мужскую. Если их сплавить определенным способом, – на это уйдет много месяцев и этапов Великого делания, - они сольются в единое, и произойдет зачатие. Через несколько лет родится философский камень второй ступени, и я получу с помощью него бессмертие… ну, если не бессмертие, то возможность очень долгой жизни, во много раз превышающей жизнь обычного человека. О том, что произойдет с моим телом по мере того, как философский камень второй ступени будет вызревать в камень третьей ступени, я тебе уже говорил.
- Эти реликвии можно уничтожить? – спросила Маргарита.
- До того, как они сплавятся в единый алхимический организм, они легко растворяются в крепкой кислоте, по крайней мере так сказано у Парацельса. Другое дело – философский камень второй или третьей ступени – он неуничтожим и сам по себе исчезнет после смерти создателя, а жизнь его будет очень и очень долгой. Камнем не сможет воспользоваться никто другой, он фактически становится единым целым со своим хозяином. Потому я и сказал, что не смогу дать тебе бессмертие.
Маргарита долго смотрела на эти на вид такие неприметные реликвии. Она словно принимала какое-то решение. Затем, охваченная страстью и отчаянием, судорожно обняла Фауста и впилась в его губы. Какое-то время они исступленно срывали друг с друга одежды, затем со стоном опрокинулись на кровать. Андрей еще ни разу не видел такого безумно-прекрасного слияния двух тел. Даже сцена тантрического ритуала в храме Кали-воительницы казалась обычной искусной любовной техникой по сравнению с тем, что Андрей наблюдал сейчас. Это была величественная, грандиозная песня любви, словно два пылких существа, наделенные сверхъестественными силами, пытаются слиться воедино, сознавая, что это последнее их слияние… Андрей видел над их телами сполохи и вихри какого-то изначального света имя которому Любовь. Он ощутил себя единым с этим потоком и потерял чувство времени…
Но всему приходит конец. Долгое время Фауст и Маргарита лежали навзничь, совершенно обессиленные, затем Маргарита встала, пошатываясь, и начала медленно одеваться. У нее дрожали руки и она плохо справлялась с многочисленными застежками и завязками средневекового платья.
- Ты все-таки уходишь? – полувопросительно полуутвердительно прошептал Фауст. – Погоди, побудь со мной еще немного, у меня нет сил расстаться с тобой сейчас!
Ничего не отвечая, Маргарита вновь вернулась к кровати, склонилась над обнаженным алхимиком и как-то рассеянно поцеловала его в губы.
- Прощай, любимый, - сказала она почти спокойно и тут же нежно положила ему пальцы на губы, не давая ответить. – Прости, так надо…
Затем неуловимым движением она выхватила из корсета маленький тонкий стилет и вонзила его в грудь возлюбленного.
- Ты… ты… сделала это… - только и успел произнести Фауст.  Его тело несколько раз дернулось на ложе любви и затихло. Маргарита словно бы в забытье долго смотрела на мускулистое прекрасное тело своего возлюбленного, которое еще недавно так исступленно обнимала.
- Прости, любимый, единственный, - отрешенно произнесла она. – Я вновь обрела тебя и вновь потеряла…
Маргарита решительно встала и начала шарить по шкафам, пока не обнаружила миниатюрную походную аптечку алхимика. Вскоре она вытащила из ячейки бутылочку с надписью «Олеум» с маслянистой жидкостью, которую искала. Она подошла к столу, где одиноко стояли два хрустальных флакончика с реликвиями Небожителей, вытащила из них пробки и доверху залила сначала один, затем другой. От реликвий пошли пузырьки, и они начали быстро растворяться в кислоте. Из флакончиков повалил едкий дым.
Маргарита выпрямилась, взяла со стола стилет, которым недавно убила своего возлюбленного, подняла его на уровень своей груди и произнесла все тем же отрешенным голосом:
- А теперь я ухожу, мой единственный, быть может, мы еще встретимся там… когда-нибудь. На все воля Божья. Властью моей  любви освобождаю тебя от контракта…
С этими словами она зажмурилась и вонзила стилет в ту же часть груди, в которую недавно ударила своего возлюбленного. Умерла она быстро, видимо, удар попал точно в цель – разрывающееся от любви и горя сердце.
Она еще не успела беззвучно осесть на пол, когда в комнату, где произошло это последнее свидание, ворвался вихрь. Стекла были в мгновение высажены, вихрь сгустился в черный смерч и начал с диким визгом и грохотом крушить все, через что проходило его жадное, бешено вращающееся жерло. Вскоре от мебели остались одни щепки, а тела любовников были искорежены и отброшены к стене, то ли случайно, то ли нет оказавшись одно на другом, как это было с ними незадолго до трагической развязки.
Сознание Андрея уже уходило в небытие, когда он услышал раздраженный голос своего старого знакомого из преисподни:
- Глупец! Я же говорил тебе, нельзя доверять женщинам! Такую великолепную шахматную партию испортила. Теперь придется все начинать сначала!

Это было последнее, что услышал Андрей. Затем его поглотила тьма. И в следующее мгновение он очутился на своей кровати. Уже брезжило утро, и он не успел толком обдумать заключительную сцену истории доктора Фауста, когда зазвонил будильник. Была пятница, Андрею предстояло очередное суточное дежурство, Леночке – занятия в институте, и выезжали они сегодня вместе. Андрей растолкал жену, которая не слышала будильника, и занялся кратким циклом асан, а Леночка отправилась готовить завтрак. В былые времена наутро после бурно проведенной ночи, она, сохраняя недавнюю истому, была игрива и ласкова и всегда находила возможность втянуть Андрея в утренний секс по короткой программе, но сегодня Леночка казалась непривычно отчужденной и не приставала к мужу, за что тот был ей искренне благодарен. Уже когда они сидели за столом, Леночка натянуто молчала, что было для нее несколько необычно, и глядела куда-то в сторону.
- Что-то случилось? – спросил Андрей, чтобы как-то разрядить тягостное молчание. («Чушь какая-то, - мелькнуло у него в голове, - мы же рядом лежали, что могло произойти!»)
- Ты меня всю ночь избивал! – обиженно ответила она, по своему обыкновению надув пухлые щечки.
- Я? Избивал? Что за бред ты несешь?
- Во сне избивал! Да еще с таким садистским наслаждением! – полушутя, полусерьезно ответила Леночка. – У меня до сих пор все тело болит.
- Ну вот, приехали к бабушке! – дошло до Андрея. – Я, выходит, за твои дурацкие сны отвечать должен! Что ж ты мне теперь  - по поводу каждого сна скандалы устраивать будешь? А что тело болит – ничего удивительного, мы уже давно секс-акробатикой не занимались, ты и отвыкла. А может быть… - Андрей вдруг внимательно посмотрел Леночке в глаза, вспомнив начало своего астрального выхода. – Может, я тебя не просто так бил, может быть за дело? – он чуть было не проговорился по поводу сцены с бородатым мужчиной, но вовремя осекся, не будучи уверенным в том, что Леночка видела в своем сне то же самое, что Андрей видел в астральном выходе.
В глазах Леночки промелькнула тревога, словно она испугалась того, что Андрей что-то заподозрил, и она потупила взор.
- Ничего не за дело, просто подошел и отлупил! Все так правдоподобно было, как в жизни. В конце концов, сон есть сон, но говорят, что сны бывают вещими, у меня самой они неоднократно сбывались. Я поэтому и подумала, что, может быть, ты меня скоро бить начнешь, и потому на тебя обиделась.
- Ну ты даешь, - засмеялся Андрей, - я что, какой-нибудь слесарь дядя Вася? Я тебя хоть раз пальцем тронул? Да более мирного человека, чем я, и представить себе невозможно!
- Да-а-а, - протянула Леночка, - ты сам говорил, что в юности часто дрался и даже чуть кого-то камнем не убил…
- Во-первых, я дрался только в целях самообороны, - несколько слукавил Андрей (он припомнил один случай в восьмом классе, когда его компания, подогретая портвейном, ни за что избила на улице двух незнакомых мальчишек, и Андрей принял в этом самое активное участие – просто чтобы не быть хуже других, в связи с чем его потом часто мучила совесть). – А потом, мне уже далеко не пятнадцать лет, я глубоко верующий, хоть и по-другому, чем ты, человек и принципиальный противник насилия. И все же, - он вновь лукаво глянул на Леночку, - а может, кроме «зверского избиения», было что-то еще?
- Ничего не было! – резко замкнулась Леночка, и по ее тону Андрей понял, что все же было, но она никогда на этот счет не расколется.
- Ну, на «нет» и суда нет! – решил свернуть неприятную тему Андрей. – Наверное, вечером ты на меня сильно обиделась, а во сне твое сознание трансформировало эту обиду в избиение. Ладно, пошли одеваться, а то в институт опоздаешь.
Они вышли из дома и сели в трамвай (в метро их дороги расходились).
- Ты не обижайся, - примирительно сказала Леночка, - утром, пока не проснешься толком, если сон был яркий, то всегда под его впечатлением какое-то время находишься. Сейчас я уже понимаю, что все это – чушь собачья. Я тебя люблю, – привычно произнесла она, чмокнув Андрея в щеку, но на этот раз он не почувствовал искренности в ее словах.
В метро они расстались как ни в чем не бывало и сели на разные ветки.
«И все же, - думал Андрей, покачиваясь в вагоне, - что-то похожее на то, что я видел, у нее во сне было. Неужели я в ее сон вошел? Насколько помню у Кастанеды – это признак довольно серьезного продвижения. А собственно, разве я это и сам не знаю? Кто из моих друзей-сенсов мог похвастаться, что в таких подробностях видел какие-то свои воплощения, тем более не какие-то, а самые главные! – его мысли автоматически перенеслись на последнюю трагическую сцену из жизни доктора Фауста. – Так вот, значит, что с ним произошло! – Думал Андрей. – Он принял смерть от руки женщины, которую любил больше всего на свете, да еще в тот момент, когда меньше всего этого ожидал, - что может быть страшнее! Вот так Единственная! Ведь именно так он ее мысленно называл. Нет, я все понимаю, она хотела избавить его от нравственных мучений и как-то смягчить посмертие, и, возможно, намеревалась тем самым спасти человечество от возможных, но далеко не обязательных бедствий. А как знать, может, правление Фауста наоборот привело бы человечество к Золотому веку, ведь это был образованнейший человек своего времени! И вообще, кто дал ей моральное право на убийство? Фауст ее что ли об этом просил? Нет, не просил, он лишь намекнул, что убить его может только самый дорогой человек, и никто больше. А что до его нравственных мук, так я тоже постоянно мучаюсь – и что же, мой близкий человек, допустим мать, должна меня убить, милосердно желая избавить от страданий? А ведь мне показалось, что это действительно его Единственная, она так была похожа на мою…
Нет, как ни оправдывай, это самое настоящее злодеяние, и причем самое подлое, какое я видел. С другой стороны, конечно, она убила сама себя, значит, все-таки его любила и не могла жить без него. Хотя, что значит «не могла»? Ведь она жила без него семь или восемь лет и вышла замуж, хоть и считала его погибшим. Значит, все-таки могла! Нет, запутанная история, и оценить однозначно ее поступок нельзя».
Андрей вышел из метро и по пути к подстанции «Скорой помощи» продолжал размышлять. Он ощущал сильную обиду, словно сам пережил смерть от руки Маргариты.
«А ведь считается, что основные кармические ситуации  одной жизни повторяются в другой, ну, может, в несколько ином обличье. Это значит, что если я встречу свою гипотетическую Единственную, то могу погибнуть от ее руки? Ничего себе  «любовь до гроба»! А по сути, так оно и есть, до этого самого гроба! Нет, нет, это для меня предупреждение: если когда-то встречу женщину, похожую на Маргариту, от нее надо бежать, как от чумы. Конечно, если бы Йохан Фауст сам попросил ее убить себя, поскольку у него не хватало сил сделать это самостоятельно, тогда еще ее поступок можно было оправдать хотя бы отчасти, но так подло, неожиданно, еще не остыв от его объятий! Да это просто чудовище какое-то. К тому же сказала, что будет с ним до конца!»
«А не являлся ли ты сам чудовищем, Андрюшенька? – вдруг прозвучал в его сознании какой-то совсем иной голос, не тот, который только что обвинял Маргариту. – Ну естественно, не ты в своем нынешнем обличье, а тот, который жил около четырехсот лет назад. А может сейчас ты обвиняешь Маргариту только потому, что, не убей она Фауста тогда, быть может, он все-таки осуществил бы план Мефистофеля, и не исключено, что жил до сих пор! Тогда ты был бы сейчас не каким-то никому неизвестным Андреем Даниловым, а великим диктатором, от одного имени которого трепетало бы любое человеческое сердце?»
«Ничего подобного, - возмутилось другое «Я» Андрея. – Власти мне не нужно, и я не поклонник сатаны. То, что совершила Маргарита, – убийство (будем называть вещи своими именами). Возможно, существовал и другой выход, может быть, просто следовало уничтожить эти реликвии и спокойно прожить остаток дней: в конце концов он мог бы просто отказаться от своих амбиций».
«Не обманывай себя,  - ответил его внутренний оппонент, - ни за что он от своих амбиций не отказался бы, и никогда не уничтожил бы реликвии, которые достались ему таким трудом и такими жертвами. А если бы это каким-то образом сделала Маргарита, не убив его, - все равно, эти реликвии, наверное, не единственные на земле, и он, несомненно бы, их снова раздобыл. Продолжал мучиться совестью и исполнять план, начертанный темными силами. Поначалу он постарался бы успокоить голос совести тем, что собирается выполнить научно-алхимический эксперимент: получится или не получится у него философский камень второй ступени. В конце концов, до него это ни у кого не получалось, и где гарантия, что реликвии те самые? А вдруг подделка, а вдруг философский камень второй ступени вообще невозможно получить? А затем, после его изготовления, каждому этапу своего продвижения он вновь бы нашел оправдание. Совесть ведь его мучила обычно уже после того, как он осуществлял задуманное. Обо всем этом догадывалась Маргарита, и, когда он все подтвердил своим рассказом, она внезапно осознала, что другого выхода нет. Убив его тело, она спасла его душу».
«Но почему все же «чудовище», - не унималось другое «Я» Андрея. – Может, он и совершал преступления, и перешагивал через трупы, но он был великим человеком, и много страдал!»
«Много страдал! – усмехнулся оппонент. – Что людям до мук его совести! Свои преступления он совершал вопреки этим мукам. Вспомни слова Пушкина: «Гений и злодейство – две вещи несовместные».
«Господи! – вдруг встряхнул головой Андрей. Тут только до него дошло, что он яростно дискутирует сам с собой, совершенно искренне принимая сторону то одного, то другого голоса. – Что же это у меня, раздвоение личности? Сам с собой договориться не могу?» – ему почему-то пришла в голову забавная картинка: его два «Я», так и не придя к единому мнению, начинают друг друга колошматить и драть за волосы.
К этому времени он добрался до подстанции, и мысли его были поглощены текучкой обычных служебных и неслужебных проблем. День и ночь прошли в непрерывных разъездах, хотя ни одного интересного или любопытного случая не было, в основном одни старички-старушки и инъекции…  инъекции… инъекции…
Полдня субботы он проспал, а когда проснулся, то решил было позвонить Лиане, пользуясь отсутствием жены (она оставила записку, что уехала к маме), но только он поднял трубку телефона, как в скважине заскрипел ключ: домой вернулась расстроенная Леночка.
- Случилось что-нибудь? – поинтересовался Андрей, видя, что Леночка какая-то не такая.
 - С отцом Сергием очень плохо, – всхлипнула Леночка.
Выяснилось, что, побыв немного у матери, она решила зайти в свою церковь и узнала, что у отца Сергия вчера ночью случился приступ аппендицита и когда его отвезли на «Скорой» в хирургическое отделение, то оказалось, что у него произошла перфорация аппендикса, развился перитонит и нет никакой гарантии, что он выживет.
Услышав такую новость, Андрей почувствовал, что в сердце у него что-то екнуло.
«А ведь это было в ту самую ночь, когда я его в астрале с Ленкой застукал, о кровать шарахнул и пополам разорвал, – в смятении подумал Андрей. – Как раз на уровне живота. Ну, дела! Слишком уж все совпадает. Неужели я действительно могу в астрале с живыми людьми расправляться?» – Андрей вспомнил его совместное с непортальщиками астральное нападение на Мирзабая и его смерть от сердечного приступа за тысячи километров от Москвы. Как ни странно, эти мысли не вызвали у Андрея угрызений совести, напротив, он даже почувствовал гордость за свое неожиданное могущество, хотя другая сторона по-прежнему пыталась его убедить, что все это – чистой воды совпадение.
«В конце концов, - думал Андрей, - ничего плохого конкретному отцу Сергию я не собирался делать, а в астрале поступил, согласно обстоятельствам, не предполагая, что это может как-то на нем сказаться. Так что если даже действительно какое-то мое воздействие было – его можно отнести к разряду несчастных случаев. Просто буду знать, что в астрале надо быть осторожнее».






















ГЛАВА 2

СОТВОРЕНИЕ КУМИРА

В течение недели Андрей каждое утро пытался дозвониться до Лианы, боясь сделать это вечером, когда Леночка являлась из института. Но, очевидно, она выздоровела после приступа и вышла на работу (кстати, Андрей так и не знал, где она работает). Через несколько дней после истории с отцом Сергием Леночка сообщила, что кризис миновал, и батюшка медленно пошел на поправку. Она заметно повеселела, и в ее отношении к Андрею наступило потепление. И все же Андрей ощущал: что-то стало не так. «Хоть бы она как-нибудь к матери ушла на целый вечер!» – раздраженно думал он. С другой стороны, он боялся, что к телефону подойдет муж Лианы и что-то заподозрит, поэтому оттягивал звонок, хотя вполне мог бы сказать Леночке, что звонит какой-нибудь больной. Но Леночка, как назло, к матери не ехала, только пару раз днем навестила (вместе со своей общиной) отца Сергия в больнице, когда тому стало полегче.
Недели через две после их первого свидания, утром, когда Андрей только-только пришел с дежурства и собирался лечь спать, зазвонил телефон.
- Андрюша? – раздался в трубке голос, который Андрей не спутал бы ни с каким другим. – Ты сейчас свободен?
- Лианочка! – чуть не взвизгнул Андрей восторженно-нежно (Леночка, к счастью, была на занятиях). – Это вы… ты?! Я звонил, но тебя все время дома не было, а вечером тревожить не решался!
- Андрюша! – перебила его Лиана. – У меня, кажется, снова приступ начинается, боюсь, как бы опять не парализовало. Ты не мог бы сейчас ко мне приехать? Мне кажется, ты сможешь мне помочь.
- Господи, что случилось?! Конечно приеду!
- Приезжай скорее, а то, боюсь, сознание потеряю, и некому будет тебе дверь открыть: муж на работе, а дочка в школе.
Андрей быстро оделся и выскочил на улицу: в душе его перемешивались два чувства – страх за Лиану и восторг оттого, что она ему сама позвонила.
«У нее ведь наверняка знакомых сенсов полно, - думал Андрей, - и все же она позвонила именно мне! Значит, доверяет мне больше, чем кому-либо!
Через полчаса он уже звонил в дверь Лианы. Она открыла не сразу, была бледна, и ее покачивало. Андрей схватил ее за руку и довел до кровати.
- Вот видишь, при каких обстоятельствах снова встретились, - виновато улыбнулась она. – Не лучший повод для встречи, к тому же… я сейчас, наверное, такая страшная и… старая?
- Господи, да что ты говоришь, да ты…. – Андрей осекся, не решившись сказать, как она, по его мнению, прекрасна даже сейчас, во время приступа. – Расскажи, что произошло, что сейчас чувствуешь, чтобы я знал, с чего начать.
- Ты же сэнс, и сэнс незаурядный, я сразу увидела, - попыталась улыбнуться Лиана. – Зачем тебе слова? Посмотри меня и начинай работать, а то я, кажется, отключаюсь… - ее глаза начали закатываться, - речь не слушается, - с трудом проговорила она и, похоже, действительно отключилась.
Андрей запаниковал. Не раз в его присутствии люди лежали без сознания, но то были незнакомые, совершенно безразличные ему люди, а тут…
Он долго не мог прийти в рабочее состояние, чтобы «посмотреть Лиану на ментале», но через некоторое время уже наработанное мастерство взяло свое, он успокоился, воспроизвел в сознании кристалл, который символизировал целительский эгрегор непортальщиков, представил на руке свой личный код, который получил при инициации, и приложил его к кристаллу (несмотря на то, что после исчезновения Балашова непортальщики перестали собираться для подпитки своего совместного эгрегора, Андрей продолжал по привычке пользоваться этой схемой). Ощутив, что «энергия пошла», Андрей стал смотреть ментальный образ Лианы. Он быстро обнаружил два темных пятна на ее ауре – одно перекрывало две ее нижние чакры, символизирующие половую сферу, другое – в районе горла, на Вишудхе, тянуло щупальца к области сердца, что, по-видимому, спровоцировало сердечный приступ. Голова была чистой, и Андрей отчетливо увидел вертикальный столб, соединяющий сознание Лианы с Космосом, но снизу энергия была словно бы частично перекрыта верхним очагом, отчего мозг оказался обесточенным. Одновременно с этим в сознании Андрея вдруг возникла самопроизвольная картинка: он увидел огромную каменную фигуру-памятник, очень похожую на Лиану, но почему-то в индийском сари, и у ног ее – себя, совсем маленького, едва достигающего до колена изваяния, в отчаянии бьющего кулаками по каменной ноге. Тут Андрей вздрогнул, и видение исчезло.
«Что бы это значило? – недоуменно подумал Андрей. – Какая-то кармическая сценка, которая имеет отношение к ее приступам? Но тогда что означает эта огромная скульптура?»
Андрей перешел на режим воздействия и начал убирать очаги негатива. На уровне физического тела каких-то существенных повреждений он не увидел. Кляксы убирались с трудом, и прошло немало времени, прежде чем они начали устойчиво осветляться. Вскоре ощущение в ладони также смягчилось, и первоначальная «жесткая колючка» стала уходить. Андрей удостоверился, что она больше не возникает, сделав несколько дополнительных пассов, затем перешел к точечному массажу-шиатсу, чтобы восстановить ход энергии в физическом теле. Все это время Лиана была без сознания, Андрей снова запаниковал, начал энергично прорабатывать каналы сердца и перикарда и, когда перешел к точкам, расположенным в районе ключицы, отвел в сторону ворот халата. Вольно или невольно – возможно, у него дрожали руки – ворот он отодвинул слишком далеко и полностью обнажил левую грудь Лианы – она была без бюстгальтера, очевидно не успев одеться после сна. Андрея окатило горячей волной: грудь у Лианы оказалась  весьма большой, но крепкой и упругой, словно у девушки, как будто она никогда не рожала. Андрей ощутил острое желание, смешанное с отчаянием, что Лиана уходит. Подчиняясь какому-то неосознанному импульсу, Андрей поцеловал ее в бледные полураскрытые губы, а затем в сосок… Неожиданно сосок расправился и напрягся, как бывает у женщин, охваченных желанием. В этот момент Лиана открыла глаза, и Андрей испуганно отпрянул от нее, запахнув ворот халата.  «Животное! – мелькнуло в его голове. – Что же ты делаешь, подонок!»
Но, похоже, Лиана то ли не заметила, то ли не поняла, что произошло, она приподнялась на локтях, глаза ее смотрели куда-то сквозь Андрея.
- Кто ты? – вдруг спросила она отчетливо, но каким-то далеким, изменившимся голосом.
- Ты… ты меня не узнаешь? Я – Андрей, я пришел помочь…
- Ты… я тебя всегда узнаю, - снова переменился голос Лианы, в нем мелькнули нотки нежности. – Мне нельзя, нам запрещено… Оставь меня! – вдруг с отчаянием выкрикнула она.
- Мне… оставить… - растерялся Андрей.
Тут Лиана произнесла несколько слов на языке, который был Андрею совершенно незнаком, и вдруг ее глаза приняли осмысленное выражение. Она ошарашено осмотрелась вокруг, затем прижала ладонь к щеке, бросила взгляд на свой халат, потом на Андрея.
- Андрюша? Ты здесь?
- Ты же мне сама позвонила! – тупо начал оправдываться Андрей. – Я с тобой работал… теперь лучше?
Лиана прижала пальцы к вискам.
- Все в голове путается, - произнесла она слабым голосом, - что было до приступа, как в тумане. Ну да, помню, я тебе звонила, как еще твой телефон нашла… Отходит уже, – более твердым и спокойным голосом сказала она. – Я, случайно, в беспамятстве ничего не говорила? – она подозрительно глянула на Андрея и села на краю кровати.
- Лежи, лежи! – осторожно постарался опустить ее на подушку Андрей. – Тебе еще нельзя подниматься.
- Уже нормально, я мгновенно восстанавливаюсь, - упрямо вывернулась из его рук Лиана. – Так говорила я что-нибудь? Я кое-что видела по поводу моего прошлого… И, кажется, твоего, – добавила она, почему-то потупив глаза.
- Да так, - пожал плечами Андрей. – Я, честно говоря, ничего не понял. Сначала меня не узнала, потом вроде бы узнала, потом несколько слов, я их не разобрал, что-то не по-нашему. 
Его потянуло рассказать Лиане о своем непонятном видении во время сеанса, ему страшно хотелось узнать, что же она видела в это время, но сдержался, поскольку Лиана, по его мнению, была еще очень слаба и воспоминания могли вновь спровоцировать приступ.
- Давай я тебе шею на место поставлю! – вернулся «к своим баранам» Андрей, а то, я вижу, у тебя блок на шее. – В свое время, обучаясь у Балашова, он освоил немало приемов мануальной терапии и часто небезуспешно пользовался этой, в те времена полузапрещенной методикой.
- А ты мне ее не открутишь? – кокетливо спросила Лиана. Она уже пришла в себя, порозовела и выглядела так, словно и не лежала только что с закатившимися глазами без сознания.
- Я аккуратно! – успокоил ее Андрей, ему не терпелось продемонстрировать Лиане, что, несмотря на молодой возраст, он не какой-то там дилетант, а неплохо владеет многими методами немедикаментозного целительства.
Нехитрыми приемами постизометрической релаксации он растянул ей шейные и лестничные мышцы, затем быстрыми манипуляциями поставил на место позвонки. Потом перешел к грудному отделу и закончил свои действия тракцией, крепко обхватив Лиану сзади и резко приподняв. В этот момент они прижались друг к другу, и Андрея охватила горячая волна. «Как она желанна мне! – подумал Андрей, - Господи, как желанна!»
- Ну все, - сказал он осипшим голосом, стараясь изобразить из себя хладнокровного профессионала, которому нет дела до женских прелестей очаровательной кокетливой пациентки. – Голова не кружится? Не подташнивает?
- Все замечательно! – улыбнулась Лиана. – Милый доктор, вы так чудесно меня исцелили, уж и не знаю, как вас благодарить! – она вновь стрельнула на Андрея глазками. – Как шея трещала, словно у старухи восьмидесятилетней!
«Быстро же она отошла! – подумал Андрей. – Еще десять минут назад казалось, что она умирает, а сейчас словно ничего и не было. Даже не понятно: я ей помог или у нее само по себе все прошло. Интересно, заметила она, что я ее целовал?» – Вдруг испугался Андрей. – А то решит, что я какой-нибудь сексуальный маньяк, ведь действительно же мерзко, когда ты без сознания, в полной беспомощности. Нет, наверное, все же не заметила».
- Как раз это хорошо, что трещала, у старух, как правило, и не трещит, а что до благодарности, то, как говорят у нас на «Скорой», «Спасибо – это слишком много, а червонца – достаточно»! – блеснул он остроумием. – А  мне чашечки чая будет довольно, с бутербродом, а то я после дежурства даже не позавтракал. Только ты полежи минут пятнадцать сначала, а то мало ли чего.
- Как скажете, милый доктор, - очаровательно улыбнулась Лиана. – Повинуюсь всем вашим предписаниям… Как странно, - сказала она через некоторое время, - сколько себя помню,  занимаясь целительством, я всегда ощущала свою власть над больными и они всегда меня беспрекословно слушались. Я очень многое могу, иногда мне удавалось вылечить совершенно безнадежные случаи,  только одно не получалось - себе помочь. И вот я теперь сама пациентка и слушаюсь своего юного доктора, вернее, спасителя.
Андрей проглотил эпитет «юный», но, очевидно, в устах тридцатилетней Лианы это звучало, скорее, как комплимент. Андрей приложил палец к губам, намекая на то, чтобы Лиана полежала чуток, не разговаривая, и начал ходить по маленькой спальне, рассматривая всякие «достопримечательности». Помимо индийских и китайских статуэток и красочных открыток с изображениями Будды, Шивы, Вишну, Кришны, Сарасвати, Ганеши и Кали – все это он видел у Маркелова и Балашова – и натуральных самоцветов, которые в большом количестве валялись у Вадика Крюкова, – внимание Андрея привлекли несколько фотографий, на которых он увидел знакомые лица. На первой рядом с Лианой, совсем еще юной, не старше 17-18 лет, в штормовке и брезентовых брюках, стоял Владимир Высоцкий, собственной персоной, тоже совсем молодой, с бородой и гитарой. Фотография была сделана на фоне лесной опушки и живописного озера.
- Это мы с Володей Высоцким в одной компании в поход ходили по Селигеру, - услышал он комментарий Лианы. – Я только что школу закончила и в МАИ поступила. Он в тот период еще не столь известен был. Кстати, в походе он изрядно за мной приударял и даже песню свою «Живу в заколдованном, диком лесу» мне посвятил. Потом, правда, наши дороги разошлись, и я его больше не видела, хоть он и звонил пару раз. Что мне тогда был Высоцкий, за мной в ту пору сам Магомаев ухаживал… правда, больше, пожалуй, покровительствовал, чем ухаживал, я совсем девчонкой была. Я вообще многих эстрадных звезд знала. Мой папа был известным авиаконструктором, одним из замов Илюшина, он говорил, что любую модель «Ила» мог бы собрать и разобрать собственными руками. Он в свободное время вращался в кругах эстрадного бомонда, иногда и меня с собой брал. Сейчас он совсем старенький, я была его поздним ребенком.
А это я с Анной Герман, - продолжила Лиана, видя, что Андрей снова увидел знакомое лицо (на этой фотографии Лиана была уже гораздо старше). – Я ее вытягивала после того, как она в автомобильную катастрофу попала.
- А это кто? – спросил Андрей, увидев снова совсем молодую Лиану рядом я невысоким, плотного телосложения мужчиной с небольшими усиками. – Мне кажется, я его лицо где-то видел, но не могу припомнить где.
- Это – Иван Антонович Ефремов, - ответила Лиана, - помнишь «Час быка», «Лезвие бритвы», «Туманность Андромеды»?..
Андрей вскинул брови: это было уже гораздо интереснее и ближе ему, поскольку эстрадные и кинозвезды его мало интересовали, а вот «Лезвием бритвы» и «Часом быка» он когда-то зачитывался.
- Наши квартиры рядом были, - стала рассказывать Лиана, - когда я у мамы с папой жила, и я часто к нему в гости ходила еще девчонкой. Он был очень необычным человеком, увлекался парапсихологией и сам серьезно занимался йогой. Кстати, он первым обратил внимание на мои необычные способности. Я ведь с детства и ауру видела, и цветные картинки, когда глаза закрывала, но думала, что это у всех. Он же мне объяснил, что это признаки ясновидения, а потом даже заставлял работать, то есть просматривать картинки специально для него. Кстати, в «Таис Афинской» есть много сценок, которые я увидела и ему описала, например - сцену, когда Птолемей с Таис легли на свежевспаханную землю, и много других. Он смеялся, что, по сути дела, я соавтор этой книги. Еще он меня познакомил с Вольфом Месингом незадолго до своей смерти – к сожалению, как следует позаниматься со мной Месинг не успел, но нашел, что я очень способна и могла бы даже со временем заменить его на сцене. Увы, ничего не вышло, вскоре после нашего знакомства Иван Антонович умер, с Вольфом Григорьевичем я потеряла контакт, а целительством стала заниматься немного позже.
- Ты прямо  ходячая история, - позавидовал Андрей, - таких замечательных людей живьем видела. А кого-нибудь из индийских гуру встречала?
- Полуходячая-полулежачая, - грустно улыбнулась Лиана. – Если доживу до преклонных лет, в чем не особенно уверена, смогу написать мемуары «Моя жизнь среди звезд».
- Ты сама – звезда, – тихо сказал Андрей.
- А что касается индийских гуру… - не отреагировала Лиана на последние слова Андрея, словно бы соглашаясь с ними, - к Ивану Антоновичу как-то приезжал старичок из Индии – Иван Антонович называл его «Махатма». Как его звали, не помню, но он первый сказал, что одно из моих воплощений было в Индии. Тогда я заинтересовалась его словами, а позже стала видеть картинки, относящиеся к этому периоду… – Лиана пристально посмотрела в глаза Андрею. – Это была история Дурги и Рама.
- Ладно, - сказала она, поднимаясь, - хватит валяться, мне для улучшения работы мозга нужно чего-нибудь сладкого выпить или съесть. Пошли на кухню, я чай приготовлю.
Лиана заварила чай, нарезала хлеб с ветчиной, и они сели завтракать.
- И все же, - спросил Андрей, решив уточнить диагноз, - из-за чего приступ произошел? Или просто так, на ровном месте? Я когда на ментале просматривал, никаких серьезных повреждений в твоем организме не заметил. Чисто внешние энергетические наводки.
- Не знаю, - Лиана сразу же помрачнела, - я себя никогда посмотреть не могла. Может быть, потому, что Толя опять сегодня… ночью… пытался.
- Что пытался? – вскинулся Андрей, впрочем понимая, о чем идет речь.
- Он думал, что я заснула, и пытался… тихонько… пока я сплю… Ну, не могу я об этом говорить! - вырвалось у Лианы отчаянное. – Уж хоть бы он себе любовницу завел, если невтерпеж, так нет, он, видишь ли, порядочный, считает, что это нашу семью разрушит, а меня мучает. В общем, утром, когда у меня приступ начался, я сумела собраться, виду ему не показала, дождалась, когда он на работу уйдет, и тебе позвонила, а то он бы принялся своими методами меня в чувство приводить, и кончилось бы все «Скорой» или больницей… – Лиана замолчала, на ее глазах появились слезы.
- Лианочка! – сердце Андрея разрывалось от жалости, неожиданно он поднялся со стула и страстно прижал ее голову к своей груди. На какое-то время Лиана затихла, тихонько всхлипывая, затем положила ладони ему на предплечья и запрокинула голову, глядя на Андрея удивленными глазами, полными слез. Это было уже выше его сил, Андрей медленно наклонился и поцеловал Лиану в губы. В тот же момент Лиана глубоко задышала, и Андрей почувствовал ответ на своих губах... Несколько минут они страстно целовались, Андрей не предполагал, что целоваться можно так искусно и даже яростно, он никогда не целовался со взрослой женщиной, весь его интимный опыт касался только неопытных девчонок, и Леночка умела только то, чему научил ее он сам, - и тут Лиана со стоном оторвалась от него и закрыла лицо руками.
- Что мы делаем! – прошептала она. – Ты же мальчик совсем, я же тебя на десять лет старше!
Андрей сел на стул, в голове у него все смешалось.
«Как так можно! – мелькнула мысль. – У нее же недавно приступ был, и приступ, спровоцированный действиями мужчины! А теперь и я туда же… И все-таки она отозвалась на мой порыв! Не оттолкнула сразу!
- Прости, - пробормотал он смущенно, - не знаю, что со мной случилось, никогда такого не было.
- Ты хочешь сказать, что никогда не целовался? – усмехнулась Лиана, украдкой посмотрев на его обручальное кольцо.
- Да нет, почему же, - совсем растерялся Андрей, - я имею в виду, что со мной никогда такого не творилось, совсем голову потерял.
- Это надо понимать как признание? – серьезно посмотрела на него Лиана. - Не рано ли?
Не зная, что ответить, Андрей тупо уставился на пол.
- Дырку в полу проглядишь, - кокетливо толкнула его плечиком Лиана. – Давай договоримся так: ничего сейчас не было, забыли, я взрослая, замужняя женщина, у меня дочь-школьница, и ты для меня совсем еще мальчик… хоть и не простой, звездный мальчик… - добавила она дрогнувшим голосом, - и что-то со мной сделал такое, что я с собой не совладала… признайся, что ты со мной сделал?! – вновь толкнула она его плечиком, видя, что Андрей совсем раскис. – Давай условимся так: ты мне очень дорог. Но я пока не знаю почему, прошло слишком мало времени с момента нашего знакомства. Мне надо разобраться в своих чувствах, да и тебе бы не помешало. До сего момента мне казалось, что ты меня заинтересовал…  ну, как юный сэнс и автор замечательных стихов, и особенно потому, что мы видели в астрале одну и ту же историю. Это меня больше всего поразило, и хотелось ее в деталях с тобой обсудить. У меня и раньше были юные друзья, но только друзья, ничего подобного тому, что произошло сейчас, я себе не позволяла. Но сегодня что-то со мной произошло, мне показалось, что это нечто больше, и я испугалась своего порыва. Так или иначе, мне нужно время, чтобы понять, почему меня к тебе вдруг так потянуло – не как к юному другу, а как к мужчине… Ты не сердишься? Ты обещаешь не торопить меня?
- Лиана… Ланочка! – задохнулся от нежности Андрей. – Да как я могу! Я вообще ни на что такое не рассчитывал, это было какое-то помрачнение, но я… я… все же не жалею об этом! – добавил он уже гораздо тверже. – И буду ждать, сколько ты скажешь. Я ведь тоже женат, и у меня тоже с этим серьезные проблемы, – для чего-то напомнил он Лиане.
- Тем более! – в голосе Лианы Андрей уловил какую-то новую ноту - чуть ли не ревность. – Зачем ты так рано женился, ведь ты ее не любишь!
- Не знаю, - пробормотал Андрей, - так получилось, одно время мне казалось, что люблю, но, по-видимому, просто казалось.
- Она забеременела? – Лиана сверлила Андрея глазами.
- Нет, нет, - почему-то испугался Андрей, - Бог миловал, просто она все решила за меня, а я не смог сопротивляться, да и всякие разные обстоятельства были. Кстати, - он тоже посмотрел на Лиану с укором, - ты ведь и сама говорила, что вышла не по любви!
- У меня тоже были обстоятельства, - грустно ответила Лиана. – С Толей я была знакома с первого курса, он долго и галантно за мной ухаживал, я хорошо знала его семью, у него была замечательная мама… Да я тебе об этом уже рассказывала, о своем обещании ей перед смертью, не сказала только, что Толя ей однажды намекнул, что покончит с собой, если я не выйду за него замуж, - и она этого серьезно опасалась, Толя никогда не бросал слов на ветер.
В этот момент раздался скрежет ключа в двери.
- Ну вот, - спохватилась Лиана, - даже не заметила, как время с тобой пронеслось, – дочка из школы вернулась.
Андрей тревожно посмотрел на дверь кухни.
- А это ничего, что я здесь?
- А что особенного? – удивилась Лиана. – У меня часто всякие гости бывают, мои уже привыкли. Иди, познакомься.
Они вышли в прихожую, где стягивала с себя курточку худенькая белобрысая девочка лет восьми.
- Вот, Машуня, познакомься, - представила Лиана Андрея дочери, - это мой лечащий доктор и друг Андрей… - она запнулась.
- Евгеньевич, - подсказал Андрей. – Хотя, зачем отчество!
- Андрей Евгеньевич, – закончила Лиана.
Девочка привычно протянула Андрею руку, и представилась по взрослому: «Мария».
- Андрей, – смутился тот, пожав ее худенькую ручку.
- А ты что не на работе, мамочка? – быстро перевела она взгляд на мать.
- Плохо мне было, дочка, приступ случился. Вот если бы не Андрей Евгеньевич, не знаю, что бы со мной было!
- Да перестаньте, Лиана, - вновь перешел на «вы» Андрей. – Ничего особенного я не сделал, у вашего организма хорошие компенсаторные возможности… Ладно, пора мне идти! – вдруг засобирался он.
- А может, еще чайку?
- Да не стоит, как-нибудь в следующий раз.
Он быстро надел куртку, незаметно от Маши подмигнул Лиане, и она ответила ему тем же, потом помахал маме с дочкой и вышел за дверь.

Взволнованный всем произошедшим, Андрей решил пройти домой пешком. В душе его одновременно боролись несколько чувств, а на губах горел жгучий поцелуй Лианы. Он еще и еще раз вспоминал, как во время приступа целовал ее губы, ее красивую упругую грудь, потом свой безотчетный порыв на кухне, и как страстно Лиана отозвалась на этот порыв, и с каким сладко-мучительным стоном она оторвалась от его губ. В его ушах еще звучали и «мой звездный мальчик», и «что ты со мной сделал?», и все это заставляло его душу петь от счастья. Это ничего, что Лиана испугалась своих чувств и остановила его, иначе он, конечно, пошел бы на большее. В конце концов он действительно младше Лианы более, чем на десять лет, и можно понять чувства замужней порядочной женщины, а в том, что она порядочна, Андрей ни секунды не сомневался. Потом, когда она привыкнет и к нему, и к его возрасту, – все станет возможным: Андрей очень тонко чувствовал женские сердца и безошибочно определял, когда «к нему потянулись». С другой стороны, несколько противоположных чувств омрачали его восторженное состояние. Это была и тревога за Лиану, ее странные приступы с потерей сознания, причем второй наблюдаемый им приступ отличался от первого. И вообще, эти постоянные намеки на свою раннюю смерть, ее работа с тяжелыми больными, невзирая на свое собственное состояние. Но, как ни парадоксально, это только усиливало остроту его чувств к Лиане. В ней было нечто от героинь Эдгара По: загадочность, тайные знания, непонятная болезнь, ранее угасание в ореоле мистики и тайны, словно еще не обретя ее, он уже предвидел потерю, и это делало Лиану частью его Несбыточного.
Другим чувством, омрачавшим радость Андрея, была ревность и возмущение поведением мужа Лианы.
«Как он может так?! – Думал Андрей, переполняясь праведным гневом. – Неужели он не видит, что губит ее. Правильно Лиана говорит – завел бы любовницу, если невтерпеж, а еще лучше, если бы благородно ушел, раз такой порядочный. Как можно свою прихоть ставить выше жизни человека, и какого человека?! Кому нужна такая семья?!»
Мысли о семье тотчас же перенесли Андрея к его личным проблемам с Леночкой. Он вдруг почувствовал острую жалость к этому ни в чем неповинному перед ним существу, с которым прожил два года, и, в общем, не так плохо прожил, ну, разве что немного скучновато, и ни разу ни на одну женщину не поднял глаз, пока не появилась Лиана. Андрей подумал, что если бы сейчас ребром был поставлен вопрос о разводе, то вряд ли это принесло бы ему большую радость: тут и уклад жизни, к которому он привык, и квартира, в которой чувствовал себя хозяином, и ощущение вины перед этой по сути дела еще девочкой, в чьей жизни он был первым мужчиной и которую до него никто даже по-настоящему не целовал. И потом, чем он лучше Анатолия? Любит Лиану, а продолжает заниматься сексом с постылой женой! Или все же не постылой? Ведь не так давно он провел с Леночкой бурную ночь, как в былые дни, когда они еще учились в школе. Андрей почувствовал стыд и, как в насмешку, в противовес этому стыду, отметил, что и сегодня без отвращения перепихнулся бы с женой, несмотря на все возвышенные чувства к Лиане.
«Ну и что бы я Ленке сказал, - пытался оправдаться Андрей, - если бы отказался выполнять супружеские обязанности… тьфу ты, слово-то какое мерзкое! Ясно, что она бы все поняла. И к чему бы это привело? С Лианой пока тоже ничего не ясно, и Ленки бы лишился, а ведь все же я к ней привык, и мне на эту корову не наплевать!»
«Эх ты, безумный Ромео, - презрительно вступил в диалог его внутренний оппонент, - по-старому жить уже не можешь, но хочешь, чтобы все оставалось как было, чтобы и волки сыты и овцы целы, да еще при этом ощущать свою духовность и благородство! Нет, дорогой, так не бывает, «в одну телегу впрясть неможно вола и трепетную лань». Ты хочешь, чтобы все обошлось без жертв? Наивная мысль».
Андрей вновь ощутил мучительную раздвоенность. От этого внутреннего диалога двух «Я» ему стало совсем погано, и он почувствовал, будто из него выкачали все силы.
«Скажу все Ленке! – торжественно произнесло его самолюбивое «Я».
«Ничего ты ей не скажешь, дружок! – саркастически ухмыльнулся оппонент. – Пороху маловато!»
Андрей понял, что, пожалуй, пока маловато, но ничего, он ей все скажет! Обязательно скажет… только не сегодня.
Вконец измученный этим диалогом, Андрей дошел до дома. Пытаясь отвлечься от навязчивых мыслей, он начал читать «Легенды» Рериха, но они сегодня, несмотря на всю увлекательность, не шли в голову. Тогда Андрей уселся за стихи, сосредоточившись на обожаемом образе Лианы, и, действительно, вскоре он весь ушел в работу, и проклятый диалог прекратился. Через несколько часов получилось вот что. Стихотворение называлось «К Бхагавати 3».
Не смутив ни действием, ни словом –
Мыслью лишь, что Вы легко прочтете,
Где ваш лик ценнейшим из полотен,
Лаской поклоненья нарисован.

Буду весел, вежлив, остроумен.
Грусти лик оправлю в нимб улыбки,
Зная, из какой небесной зыбки
Вы пришли по дымным звездным струнам.

Ветвью стать! Ручьем, прохладой тени,
Беззаветно веруя удаче,
Позабыв, что остов мой прозрачен
Для потока жестких излучений,

Что, горя, всегда идешь на убыль,
Что я сам – под сенью вашей кроны,
Что загадка  - высшие резоны
И не мне решать святые судьбы.

К тому времени, когда Андрей закончил, Леночка еще не пришла, очевидно вновь отправилась в больницу к отцу Сергию, и Андрей начал набирать номер Лианы: ему не терпелось вновь услышать ее голос и распирало от желания прочитать новое стихотворение, которое он потом должен будет прятать от Леночки - уж слишком явно его последние три стихотворения указывали на конкретного адресата. Лиана словно бы ждала его звонка и тут же подняла трубку.
- Андрюшенька? – тут же раздалось в трубке, не успел тот сказать «Алло». – Я почему-то знала, что это ты звонишь!
- Ну а как же я мог иначе? - обрадовался Андрей ее нежному «Андрюшенька». – Как ты себя чувствуешь? Я так волнуюсь за тебя!
- Все замечательно! – проворковала Лиана. – Ты так чудесно меня полечил, особенно там, на кухне, - прошептала она заговорчески. – А почему раньше не позвонил? Я уже соскучилась!
- Да я стихи писал, - выпалил Андрей - в душе его пели фанфары любви. – Хочешь, прочту?
- Ну конечно, конечно, обожаю твои стихи! – тут же согласилась Лиана…
- Мой звездный мальчик! – сказала она взволнованно, когда Андрей прочел последние строки. – Ты меня такой видишь? Ты не прав, я гораздо хуже: сегодня, вскоре после твоего ухода, звонили родители слепой девочки, о которой я тебе говорила, и я впервые попросила перенести сеанс на завтра – у меня не было сил после твоего поцелуя работать с ней. А сейчас мне безумно стыдно.
- Да что ты говоришь! – возмутился Андрей. - У тебя сегодня был приступ, как ты могла с ней работать!
- А раньше могла, даже после приступа!
- Да как ты не понимаешь, и как они этого не понимают?! Ты же погибнешь, если будешь работать с такими тяжелыми больными в таком режиме. В конце концов, если они такие эгоисты, то могли хотя бы подумать, что будет с их дочкой, если с тобой что-то случится? Даже из этих соображений, не говоря о других.
- Ты, конечно, прав, Андрюша, - впервые согласилась с ним Лиана, - и все же меня совесть мучает. Ты же сам написал, я даже запомнила: «Что, горя, всегда идешь на убыль». Ты меня устыдил своими стихами, я их не достойна.
- Ну что ты, как ты можешь так говорить?! Мне кажется, наоборот, что все мои слова слишком бедны и невыразительны, чтобы передать то, чего ты достойна!
- Ну хватит, льстец, - нежно сказала Лиана, - соблазнитель коварный! Ты всем женщинам такие чудесные стихи посвящаешь и такие изысканные комплименты говоришь?
- Да что ты, Ланочка, таких женщин, как ты, я и не встречал никогда, не то что был знаком. А до тебя я стихи одной- единственной женщине посвятил, вернее, не женщине, а девочке десятилетней. А вернее – не девочке, а ее душе, которую я в сновидении встретил. То есть не в сновидении, а в астральном выходе – только я тогда еще не знал, что это астральный выход, мне всего десять лет было, – а стихи я гораздо позже написал, когда уже йогой начал заниматься и эту историю вспомнил – вначале я ее почти полностью забыл.
- Расскажи мне об этом, – голос Лианы стал серьезным.
В этот момент в прихожей раздался звонок, очевидно, Леночке было лень вытаскивать ключи из сумочки.
- Слушай, - Андрей понизил голос, словно Леночка могла услышать их из-за двери, - тут в дверь звонят, похоже, жена явилась – не запылилась, я тебе потом все расскажу и стихи прочитаю. Когда мы можем встретиться?
- Давай во вторник, часов в десять утра, у меня по вторникам библиотечный день – можно просачковать. У тебя как во вторник?
- Нормально, у меня дежурство сутки – через двое, как раз отдыхаю.
- Ну тогда, встретимся на станции метро «Ленинские горы», у последнего вагона, а то я боюсь тебя домой приглашать. Когда одна. А вдруг с собой не справимся? – то ли в шутку, то ли всерьез закончила Лиана. – Пока, мой звездный мальчик!
- Пока, моя звездная странница! – в тон ей попрощался Андрей.
Он повесил трубку и бросился открывать дверь, но Леночка уже сделала это сама, не дождавшись реакции на свой звонок.
- Ты чего не открывал? – спросила она подозрительно. – Лень сахарницу от дивана оторвать?
- Не от дивана, а от унитаза, - соврал Андрей. – Ты всегда выбираешь лучшее время позвонить.
(В туалете действительно журчала вода, в целях маскировки Андрей сообразил ее спустить.)
Леночка начала стаскивать с себя пальто.
- Чего это ты сияешь, как медный чайник? – недовольно глянула она на Андрея.
- Оттого, что ты прошла по переулку! – разозлился Андрей. – Хмурый – плохо, веселый – опять плохо! Ты прям как прапорщик Епрст – всем недовольна. Что еще хорошего скажешь?  («Что-то она часто срываться начала, - озадаченно подумал он, - раньше за ней этого не водилось. Или заподозрила?»)  Сама-то чего так поздно?
- Мы с нашими ребятами у отца Сергия в больнице были. Слава Богу, он на поправку пошел.
- И много у вас там ребят? – проворчал Андрей, но, чтобы Леночка не заподозрила его в ревности, прокомментировал: - Что-то не верится, там, в вашей общине, небось, одни бабульки.
- А вот тут ты как раз заблуждаешься, - уязвила его Леночка. Бабульки, конечно, тоже есть, вернее, не бабульки, а лет по 50-60. Между прочим, очень даже интеллигентные пожилые дамы. Но и молодежь есть – и девочки, и мальчики. Нас там человек 15 собирается. А чего ты так разволновался? У нас в институте тоже мальчиков много.
- Чего это мне волноваться? – пожал плечами Андрей. – Я тебя пасти не собираюсь, насильно мил не будешь. Если тебе взбредет в голову роман закрутить, как я тебе помешаю? Задушу что ли, как Отелло Дездемону?
Мысль о том, что Леночка может закрутить роман, почему-то больно кольнула Андрея: как ни странно, раньше подобные мысли в голову ему не приходили. Он был слишком самонадеян и уверен в том, что у Леночки ничего ни с кем быть не может, – другое дело у него самого.
- А ты ревнуешь! – почему-то обрадовалась Леночка. – Признайся, ревнуешь ведь?
- Ну вот еще! – фыркнул Андрей. – Больше мне голову нечем забивать! Я считаю, что каждый человек волен сам принимать решение по вопросам личной жизни. Союз двух людей должен быть сугубо добровольным. Да и вообще, куда-то нас не туда занесло. Что значит «ревнуешь» – «не ревнуешь»?
- А я не знаю, ты сам этот разговор завел, - слегка передернула карты Леночка. – Между прочим, я тебя тоже в чем угодно заподозрить могу. Мало ли ты на «Скорой» разных женщин встречаешь? И сутки тебя дома нет – почем я знаю, что ты на дежурстве?
- Ну это уже совсем глупость! – возмутился Андрей. – В конце концов, сама можешь сходить на «Скорую», мой график проверить.
- Больше мне делать нечего, - хмыкнула Леночка, - сам сказал, что насильно мил не будешь!
- Ну и закончим этот дурацкий разговор, - примирительно сказал Андрей, - пошли лучше ужинать.
«Да, - подумал он, когда после ужина Леночка уселась на кухне за учебники, а сам он для вида улегся на диван с печатным пособием по Шиатсу известного японского массажиста Намакоши – текст совершенно не лез ему в голову, - что это я, действительно ревновать ее начал? Мало ли какие у человека увлечения могут быть! И все же, она ведь ни разу не предложила вместе пойти на их «православный ликбез». Другое дело, что я бы и сам не пошел, но предложить-то могла?! Я же ведь приглашал ее на наши встречи «непортальщиков» - хоть и видел, что она там чужая. Хотя бы из вежливости! А может, она и сама не хочет, чтобы я с ней ходил? Может, ей и правда есть что скрывать?
«А впрочем, -  возмутился другой его голос, - если даже у нее что-то там и есть, какое тебе до этого дело? Сам же себя уверял, что ее не любишь, а без ума от Лианы! Где же твой пресловутый здравый смысл? Тоже мне, собственник выискался! В конце концов, если она даже закрутила или закрутит с кем-то роман – это тебе только руки развяжет, и не будет повода для дурацких угрызений совести. С Лианой-то, похоже, дело всерьез намечается, ведь не просто так же она сказала, что ее потянуло ко мне как к мужчине? И какая нежность в голосе! Неужели женщина, которая к тебе ничего не чувствует и не строит по поводу тебя каких-то серьезных планов, может сказать, что теперь боится приглашать тебя к себе домой – мы, мол, с собой не справимся! Только непонятно, что же такого она во мне нашла?»
Андрей встал с дивана и начал рассматривать себя в большое старинное зеркало, которое, как семейную реликвию, подарила им на свадьбу мама. На него смотрел стройный, высокий молодой человек с длинными каштановыми вьющимися волосами и тонкими аристократическими чертами лица, правда, им несколько недоставало мужественности, и подбородок был маловат. Андрей стянул майку и стал осматривать свою фигуру. Конечно, он был несколько худощав, и мышцы его не отличались особой мощью, но все же они выглядели достаточно рельефно, и вся его фигура дышала если не большой силой, то гибкостью и энергией.
«Разумеется, не Шварценеггер, - подумал Андрей (фотографию этого в те годы малоизвестного в Советском союзе актера он несколько раз видел на стенах у своих друзей), - но я же, в конце концов, не бодибилдингом занимаюсь, а йогой, а у йогов культуристических мышц никогда не бывает. Да и вообще, зачем эти горы мяса? Когда смотришь на культуристов, то кажется, что единственная лишняя деталь в их фигурах – это голова, а с головой у меня как раз полный порядок, да и остальное ничего. К тому же, я уверен, Лиана совсем не за внешность на меня внимание обратила – слава Богу, у меня и внутри кое-что имеется, – (Андрей вспомнил Лианиного мужа Анатолия, ростом, мощной фигурой и лицом напоминающего былинного богатыря, в сравнении с которым он сам выглядел несколько изящно), - к тому же у Лианы, может быть, вообще идиосинкразия к могучим мужикам вроде ее мужа, не случайно она с такой нежностью произносит «мой звездный мальчик», - это как-то не вяжется с обликом Ильи Муромца».
Вдруг устыдившись своего неожиданного приступа нарциссизма, Андрей натянул майку и снова лег на диван с учебником, но вскоре глаза его начали слипаться (предыдущую ночь он дежурил и проспал урывками не больше двух часов), и он, в чем был, заснул прямо на диване, уронив голову на книгу. Утром выяснилось, что Леночка не стала его будить и спала в большой комнате одна. Это была первая ночь со времени их женитьбы, которую они провели на разных кроватях.

Через несколько дней Андрей с Лианой встретились в условленном месте на станции метро «Ленинские горы». Лиана коснулась его губ быстрым поцелуем, решительно взяла за руку, и они пошли вдоль Москвы-реки в сторону университета. Стояли первые дни декабря, но недавняя оттепель практически уничтожила весь снег, правда, этим утром вновь приморозило, и собравшаяся было зимовать трава покрылась изморозью и казалась сделанной из фарфора. Если добавить, что к тому же впервые за долгие дни небо очистилось и являло взору бледный, холодный диск солнца, а склоны Воробьевых гор обнажились и были пустынны, то нарисованная картина, несомненно, вдохновила бы какого-нибудь художника-пейзажиста на очередное бессмертное творение.
- Хорошо-то как, - вырвалось у Андрея, - словно  природа специально для нас постаралась: и этот легкий морозец, и это безлюдье, и даже то, что снег сошел, – очень хорошо, какое-то дивное безвременье: ни зима, ни осень, ни город, ни пригород – прекрасная неопределенность.
- Да, - в тон ему продолжила Лиана, - ни супруги, ни любовники, но и просто знакомыми не назовешь.
- И это правда, - вздохнул Андрей, - но в этом даже есть какая-то прелесть, когда все так неопределенно: душа начинает волноваться и раскрывает свои тайники, в такие дни рождаются замечательные строки и полотна, наполненные волшебством. Казалось бы, надо стремиться к такой неопределенности как к идеальному душевному состоянию, ан нет - нам нужно, чтобы все было ясно, разложено по полочкам, чтобы черное – черное, белое – белое, и никаких полутонов. Может, потому люди и несчастны: стремятся к тому, к чему на самом деле и не нужно стремиться, и вечно живут одними планами на будущее – достигну этого, и тогда… добьюсь того, и свершится… А в действительности ничего не приходит, ничего не свершается – и настоящее не замечается, и прекрасное мгновение ускользает.
Произнеся «прекрасное мгновение», Андрей сразу же вспомнил Йохана Фауста, но не в гетевской интерпретации, а того, которого знал он, и прервал свой поэтический экспромт.
- А может, если всегда будет сплошное «между», то это тоже перейдет в привычку и перестанет волновать душу? - задумчиво сказала Лиана. – Может быть, смысл в вечных качелях: черное - белое, счастье – горе, добро – зло. Нет, мне кажется, полнота возникает в непрерывных перепадах, ты ведь сам, как я вижу, жаждешь некоей определенности в наших отношениях, а может, исходя из твоей концепции, оставим все как есть?
- Да нет, - запротестовал Андрей, - нельзя это так буквально понимать, конечно, существует и прекрасная неопределенность, но есть и реальная жизнь, и судьба, а пытаться обмануть судьбу – опасно. Меня, помню, поразила одна притча, которую я прочитал у Джека Лондона – не помню, в каком романе или рассказе, – о том, как двое влюбленных были так очарованы своими платоническими чувствами друг к другу, что решили удержать их на всю жизнь и договорились не вступать в супружеские отношения. Год из года их чувства и неудовлетворенная страсть друг к другу все росли и росли, а они по-прежнему позволяли себе только легкие прикосновения, и сдерживали свою страсть. Все им завидовали, говорили: какая замечательная пара – прошли годы, а они по-прежнему сохраняют чувства, как в юности, и по-прежнему смотрят друг на друга обожающе (никто не предполагал, что они никогда не были любовниками). Но однажды они проснулись и вдруг поняли, что совершенно равнодушны друг к другу: все перегорело и превратилось в золу. Они попытались обмануть природу, и природа им этого не простила.
- Вот видишь! – сказала Лиана. – Сам же себе противоречишь.
- Да нет, - сдал свои первоначальные позиции Андрей, - по поводу неопределенности это я так, теоретически, а в жизни все, конечно, по-другому. Как я могу желать, чтобы у нас все осталось как было, если меня тянет к тебе с немыслимой силой, если я ни о чем и ни о ком, кроме тебя, и думать не могу? Понимаю, что, может, разумнее было бы не усугублять, ведь ты замужем, я женат, и ни моя жена, ни твой муж перед нами не виноваты, но сделать с собой ничего не могу.
- Я, кажется, тоже, – серьезно посмотрела на него Лиана.
- И ты… - чуть не задохнулся Андрей. – Ланочка, любовь моя! – он рванулся к Лиане, но та мягко его остановила.
- Пойдем спустимся к реке, - указала она взглядом на ступеньки, ведущие к самой кромке воды. – Люблю на воду смотреть.
Москва-река была уже схвачена льдом, но усердиями речного катера-ледокола, пробивающего путь всяким буксирам и баржам, лед был превращен в крошево, и небольшие льдинки плавно покачивались около приступки к реке. Андрей и Лиана спустились на приступочку, Андрей обнял Лиану за плечи, и они некоторое время созерцали вспыхивающие на солнце сколы искореженных льдинок. Тут Лиана прижалась к Андрею, тоже крепко обняла его за талию.
- Мой звездный мальчик… - прошептала она, - куда нас с тобой несет?..
Андрей резко встал напротив Лианы и начал покрывать поцелуями ее ладони, выбившиеся из под вязаной шапочки волосы, веки, щеки, брови. Лиана поймала его губы жадным поцелуем и впилась в них, словно от этого поцелуя зависела ее жизнь. Забыв обо всем на свете, несколько минут они раскачивались в объятиях друг друга, и Лиана не сделала ни одной попытки остановить Андрея. Не известно, сколько бы времени продолжалось это немое признание, но прервано оно было самым досадным образом. Невдалеке пророкотал буксир, тянущий через ледяное крошево огромную баржу, – на это страстные влюбленные не обратили внимания – и спохватились, только когда их ноги окатило ледяной волной.
- Ой! – взвизгнула Лиана. – Ну вот, - огорченно осмотрела она сапожки после того, как они с Андреем запоздало отскочили от края приступки, - все ноги мокрые – недобрый знак! 
И, словно  подтверждая ее слова, в небо с деревьев поднялась стая ворон, испуганная громким хлопком взрывпакета, очевидно взорванного где-то среди деревьев каким-нибудь оболтусом, прогуливающим уроки. Увидав ворон, Лиана болезненно сжалась.
 - Господи, - испуганно пролепетала она, - и вороны туда же! Стая как назло долго не желала угомониться и возмущенно каркала.
- Ангел мой! – нежно произнес Андрей, тихонько сжав ладонями ее затылок. («Кажется так Фауст Маргариту называл», - почему-то промелькнуло в его голове.) – Что же ты так испугалась? Ничего не бойся, ты со мной, и я никаким силам тебя в обиду не дам, я чувствую, что только я смогу закрыть тебя в этой жизни от всех бед и напастей. То, что нас волной окатило, – так это даже здорово, это вроде как крещение, нам дали знак, что у нас начинается новая жизнь, прекрасная и светлая. А что вороны каркали, так что ж тут удивляться, каким-то силам, конечно, не нравится, что две половинки огромного сердца нашли друг друга – но тут уж ничего не поделаешь, черные всегда норовят палки в колеса вставить. Ничего, будем бороться. С другой стороны, все ведь от нашей установки зависит: если мы верим, что черная кошка, перебежавшая дорогу, несчастье приносит, то обязательно принесет.
- Ты так думаешь? - несколько расслабилась Лиана. - Дай Бог, чтобы все было, как ты говоришь. Я не случайно этих примет так боюсь, я ведь мужчинам только беды приношу. Взять того же Толю. Что же он не видит, что со мной происходит? Видит прекрасно, и мучается, а изменить ничего ни он, ни я не можем, и чем дальше нас ситуация заводит, тем более по-дурацки он себя ведет и тем сильнее петлю на наших отношениях затягивает, хотя все время хочет, чтобы все как лучше было. А у меня от его попыток все наладить, от его внимательности и нежности только раздражение растет и отвращение, сама не знаю почему. И если бы только он. Я ведь не святая, мне ведь тоже всегда хотелось любить и быть любимой, и года два назад я не выдержала и ответила на ухаживания своего давнего поклонника: мы с ним на Фурманном познакомились, звали его Саша Мазур. Прекрасный был человек, тоже сэнс, даосской философией увлекался, ушу, профессионально альпинизмом занимался – ну прямо мой идеал из юности,  я тебе что-то про него рассказывала. И тоже когда мы с ним друг к другу потянулись, всякие знаки нехорошие… не хочу об этом вспоминать. И только-только мне показалось, что наконец счастье ко мне лицом повернулось и я наконец полюбила, он отправился на Памир и там в горах разбился, его тело даже обнаружить в ущелье не удалось – так и лежит, наверное, в зоне вечной мерзлоты под снегом. Были и другие случаи, и всегда они как-то нехорошо заканчивались, словно на мне проклятье какое-то. Не случайно меня в наших кругах роковой женщиной зовут. А ведь мне тоже обычного бабьего счастья немного надо, и влюбиться безоглядно хочется.
- Ты с этим Мазуром близка была? – ревниво спросил Андрей.
- Да, - сказала Лиана печально, - но недолго, всего полгода, я тогда от Толи к нему ушла, он тоже женат был, мы квартиру снимали, хотели после того, как он из своего альпинистского похода вернется, оба на развод подавать… Вот и подали. С того времени всего полгода прошло.
- А что Толя? – тупо спросил Андрей.
- А что Толя, - неприязненно передернула плечами Лиана. – Сначала он меня к Саше отпустил – по крайней мере ничего не сделал такого, чтобы удержать, а потом, когда ему стало известно о Сашиной гибели, пришел ко мне и бухнулся в ноги – вернись, мол, ради дочки, ради семьи – и все пошло по-старому… Я себе зарок дала, - печально сказала Лиана после некоторого молчания, - отказаться от женского счастья и полностью уйти в целительство, в мои видения, в мои путешествия по времени и пространству, в воспитание дочки, наконец. Вот только эти приступы – они все чаще и все тяжелее… иногда мне кажется, что я скоро умру – но я и с этим смирилась. И тут ты появился, мой звездный мальчик, - Лиана сквозь слезы улыбнулась Андрею, - и спутал все мои планы, теперь мне снова жить захотелось, хоть и знакомы мы с тобой всего две недели.
- Не две недели, а по меньшей мере пятьсот лет, - Андрей снова обнял Лиану за плечи. – Про Дургу и Рама забыла?
- Ах да, - грустно улыбнулась Лиана. – Конечно… Только у этой истории тоже печальный конец, но не буду тебе ничего говорить, а то шарахнешься от меня, как от прокаженной. Если Господу будет угодно, сам когда-нибудь ее досмотришь… а может, и нет, мне, например, не все истории до конца показывают. – Лиана грустно замолчала, по-видимому, припомнив печальные события из своих видений.
- Ладно, - сказала она, стряхнув наваждение, - что теперь делать-то будем? Ноги вдрызг мокрые, а на дворе не июль. Простудиться можно в два счета. Ну что, по домам? Жалко, такую чудную прогулку эта баржа испортила, я ведь так редко гуляю.
- Ну, поехали, - грустно сказал Андрей, - а то и правда заболеешь, я-то не боюсь.
Они повернули обратно и сели в метро. Вагон был полупустой, Лиана прижалась к Андрею и крепко сжала его руку.
- Ты тогда по телефону начал рассказывать, что до меня единственной женщине стихи посвятил, а потом оговорился, что у тебя в детстве по поводу нее какое-то видение было. Расскажи, мне интересно.
- Да так, - неохотно отозвался Андрей, - детские грезы. Мне было лет десять, я с мамой в Трускавец на Нафтусю ехал, на поезде… и Андрей, что помнил, рассказал о своем первом неосознанном астральном выходе и о странной встрече в церкви с девочкой, как две капли воды похожей на ту, из сновидения. – Она часто потом в моих видениях приходила, - закончил Андрей свой рассказ. – Иногда она меня о чем-то предупреждала, иногда укоряла, только я никогда ее не слушался, все делал по-своему, словно назло ей. Правда, последние годы я ее перестал видеть, может, потому, что однажды во время астрального выхода замок Вечности на песке разрушил. А раньше мне казалось, что это действительно моя Единственная и что если я ее встречу, то жизнь совсем по-другому пойдет, и я покой и счастье обрету. Только теперь я ни во что это не верю, наверное, это всего лишь собирательный образ моей тоски по Несбыточному – просто детский способ утешиться хотя бы отчасти. А почему я все время мучаюсь? Не знаю. Иногда во мне два «Я» начинают разговаривать, словно адвокат и прокурор, и так порой душу изматывают – просто сил нет. Наверное, это от Фауста пошло.
- От Фауста? – Лиана вскинула бровь, на секунду ее глаза остекленели, словно перед ее сознанием начали разворачиваться картинки. Андрей испугался этого остекленевшего взора, слишком еще были сильны воспоминания о недавнем приступе Лианы.
- Я тебе как-нибудь потом об этой истории расскажу, - чуть встряхнул он Лиану, - она очень долгая и печальная, не хочу сейчас об этом. Я ее в астрале видел и довольно подробно помню. Давай я лучше тебе стихотворение прочитаю, которое я этой девочке из сновидения посвятил, она сказала, что ее в этой жизни Анной зовут.
И Андрей прочитал стихотворение, которое уже давно выучил наизусть (другие свои стихи он помнил плохо и постоянно сбивался). К концу стихотворения в глазах Лианы стояли слезы.
- Ты не обращай внимания, - хлюпнула она носом, - я такая сентиментальная, когда расслаблюсь – обычно, когда одна – а тут и  с другим человеком себе позволила. С остальными-то я королевой держусь – настоящая железная леди, тут я себе сопли распускать не позволяю… Это, конечно, не обо мне, Андрюша, - сказала она после некоторого молчания. – Может тебе эту Анну искать надо? А вдруг на нас с тобой беды посыпятся?
- Кого искать?! – возмутился Андрей. – Призрак? Да нет в этом земном мире ее. Это же как детские грезы о прекрасной принцессе – и я твердо знаю, что эту свою принцессу нашел, и у нее удивительное королевское имя Лиана, и я ей тоже несколько неплохих стихов посвятил, и еще не одно посвящу!
- Не неплохих, а замечательных, - нежно проворковала Лиана. – Мой звездный мальчик! – затем ее глаза вновь посерьезнели. – Есть на земле эта Анна, - сказала она несколько отрешенно, устремив взгляд в одну точку, - и даже в Москве она проживает, правда, где именно – не могу сказать, это мне мгновенная информация пришла. И встречались вы в прежних воплощениях, и любили, правда, мне показалось, что она с тобой как-то жестоко поступила, но не могу сказать, как – это не картинки, а так, ощущения.
Андрей внимательно посмотрел на Лиану.
- Очень жестоко! – произнес он отчетливо. – Она меня кинжалом заколола, правда, и себя потом. Но я пока больше ничего не хочу говорить. Я тебе как-нибудь потом расскажу, на это много времени нужно и собраться. Я всю эту историю в астрале видел.
- Ты мой сенситив великий! – нежно сказала Лиана, еще сильнее прижимаясь к Андрею. – Я пока первого человека встречаю, который, как я, свои воплощения может просматривать. А я много сенсов знаю, трепятся-то многие, а чтоб по настоящему – ты первый.
Поезд пришел на станцию метро «Бабушкинская», и Андрей отправился провожать Лиану, проклиная досадное происшествие с баржой.
- Ты меня дальше не провожай, - сказала она расстроенно, когда они дошли до улицы летчика Бабушкина, - а то у моих соседок на скамеечке глазок-смотрок – кто с кем и когда – и ко мне заходить смысла нет, уже полпервого, дочка в час из школы возвращается, ее кормить надо, и все такое. Я хочу тебе предложить: ты завтра свободен?
- Свободен, у меня послезавтра дежурство.
- Эх, выгонят меня с работы! – словно бы решилась на что-то Лиана. – Да ничего, потом наверстаю, у меня расписание достаточно свободное. Сам понимаешь, НИИ, старший научный сотрудник – позвоню на работу, что еще денек в библиотеке посижу, мол материал доработать не успела – я в лаборатории искусственного сердца работаю, – зачем-то уточнила она.
- Ты меня приглашаешь? – Андрей почувствовал дрожь во всем теле, понимая, что означает это приглашение.
- Да, милый, - очень серьезно сказала Лиана. – В эти дни я поняла, что если сейчас на что-то не решусь, то никогда уже не решусь! А с твоим появлением в моей душе словно солнышко засветило, птицы весенние запели. Приходи пораньше, часов в девять утра. У тебя ведь жена в институте будет?
- Да, слава Богу… – стараясь сдержать дрожь, проговорил Андрей.
- Ну и у меня – муж до пяти, дочка – до двух, у нее завтра шесть уроков.
Она прижалась всем телом к Андрею и прошептала:
- Я буду совсем тепленькая, и постелька моя будет тепленькая… – и, словно смутившись от своего недвусмысленного намека, она быстро поцеловала Андрея в губы, махнула ему и побежала к дому.
- До завтра, любимая, - только и успел прошептать ей вслед Андрей. Его внутренняя дрожь усилилась: предложение Лианы могло значить только одно – она хочет, чтобы они стали любовниками. Эта мысль, наряду со сладостным томлением, почему-то несколько испугала его.
«А как же Ленка»? – мелькнула в его голове провокационная мысль. Он понимал, что теперь все мосты сожжены, отказать Лиане – это значит потерять ее, и тешить себя дальше мыслями об их неопределенных отношениях бессмысленно.
«Ладно, - разозлился на себя Андрей, - тоже мне, мужик, нелюбимой жены испугался! Пора, наконец, на что-то решаться! Ты мечтал о любви и счастье? Что же, теперь на попятную?»
Стараясь отогнать сомнение, и думать о том, что должно свершиться завтра, Андрей пешком отправился домой. Но мысли, тем не менее, лезли в голову, и омрачали радость ожидания, Андрей хорошо понимал, что с завтрашнего дня в их отношения с Леночкой прочно войдет ложь. Хотя, почему с завтрашнего? Она уже вошла к ним с того момента, когда он впервые переступил порог квартиры Кремлевых. Разве он уже не изменил жене в своих мыслях, желаниях, разве не говорил Христос: «Кто посмотрел на женщину с вожделением, тот уже прелюбодействовал с ней в сердце своем»?
«В конце концов, - злился на себя Андрей, - миллионы мужчин изменяют своим женам и наоборот – и ничего, небо на землю не падает. А ты прямо гамлетовский вопрос решаешь: быть или не быть! Ты же прекрасно знаешь, что быть, и другого пути быть не может. Да и потом, ты что, с девкой с Казанского вокзала встречаешься завтра? Ты же встречаешься с той, кого по-настоящему любишь, и, возможно, любишь впервые в жизни, с той, которая любит тебя. Хоть напрямую она этого не сказала, но это же совершенно очевидно. Это-то как раз не безнравственно, а безнравственно то, что ты уже давно живешь с нелюбимой женщиной».
И тем не менее, ему все же было не по себе оттого, что он сегодня будет встречать Леночку у порога, разговаривать с ней, как ни в чем не бывало, смотреть ей в глаза. А вдруг она будет с ним ласкова, вдруг она захочет сегодня близости? Нет, нет, этого нельзя допустить, его же просто измучит жалость к ней. Проклятая жалость, она всегда была его главным врагом! А может, все ей сказать? Разорвать отношения? Нет, только не сегодня!
Андрей пришел домой, перекусил и тут же лег в постель: предыдущую ночь он спал мало, поскольку был на дежурстве и, утомленный своими нравственными дилеммами, быстро заснул. Проснулся он, когда уже темнело, но Леночки все еще не было.
«Ну и черт с ней, чем позже, тем лучше, - подумал Андрей, - а лучше бы вообще ее сегодня не видеть!»
Он попробовал читать, но мысли были далеко, пощелкал переключателем телевизора, но по всем программам шла обычная скукотень. Чтобы не изматывать себя тягостным ожиданием, он отправился в центр, погулял по Арбату, зашел в кино, хоть уже сто лет не был в кинотеатре, и посмотрел какую-то дурацкую, но очень смешную французскую комедию с Луи де Фюнесом. Затем бесцельно бродил по Александровскому саду, только чтобы попозже прийти домой, имеет же он право, в конце концов, погулять! Но время, как назло, шло медленно.
«Уж лучше бы к Чечику съездил или к Вадику! – сердился на себя Андрей. – Быстрее бы время прошло». – Но в действительности ни Игоря, ни Вадика ему видеть не хотелось.
Гуляя по Александровскому саду, Андрей почему-то стал думать о своем далеком видении в поезде и о Единственной, хотя эти воспоминания уже давно его не посещали. Мысли на этот раз были приятными, погружали в атмосферу детства, и Андрей уселся на скамеечке, чтобы лучше сконцентрироваться на своих приятных ощущениях, уводящих его от проклятых внутренних диалогов. Какое-то время он сидел, погруженный в эту полумедитацию, когда вдруг в его сознании прозвучал чей-то тоненький голосок:
- Андрюша, иди сюда.
- Куда «сюда»? – мысленно вздрогнул Андрей. – Ну вот, голоса начались, совсем крыша поехала!
На всякий случай он осмотрелся вокруг. Естественно, ничего не обнаружил, затем закрыл глаза и начал сканировать пространство третьим глазом. В конце концов, он был практическим мистиком и понимал, что этот голосок мог быть не порождением расстроенной психики, но иметь вполне конкретный источник из иного измерения. Через несколько минут по его внутреннему экрану пошли световые круги, словно от камня, брошенного в воду, и экран действительно стал напоминать поверхность воды, только расположенную вертикально: вначале она была темной, ничего не отражающей, затем посветлела, стала прозрачной, и Андрей увидел точно тот же участок Александровского парка, куда были направлены его прикрытые веками глаза, только вечерний сумрак, немного рассеиваемый уличными фонарями, сменился знакомой рассветной белесой мутью, в которую он многократно погружался во время своих астральных путешествий, а окружающий пейзаж и ощущения очень напоминали его последний выход, когда он, «расправившись» с неверной женой и отцом Сергием, оказался на улице перед своим домом. Мимо него проходили люди (в саду было еще достаточно многолюдно), и снова, как тогда, рядом с некоторыми реальными людьми шествовали, пристроившись сзади, группки серо-коричневых лярв.
«Вот здорово, - лениво подумал Андрей, - никогда еще с закрытыми глазами, оставаясь в теле, реальный мир не видел, об этом я что-то у Бориса Сахарова читал в «Стрелке из лука». Хотя, нет, один раз что-то было, но тогда стояла ночь, я лежал в своей кровати, и состояние казалось переходным, незадолго до выхода. Интересно, Лиана так может или нет?»
Неожиданно под деревом, напротив, он увидел маленькое существо, не больше куклы, в каком-то скоморошьем древнеславянском одеянии словно бы из невыкрашенного льна, без бороды и со светлыми взлохмаченными волосами. Человечек был совсем не страшным, да Андрей, собственно, его и не испугался, он уже привык к необычным встречам в параллельных мирах, правда, этот человечек не походил ни на кого из существ, которых ему довелось там встретить.
«Иди сюда!» – снова пропищал в сознании Андрея тоненький голосок, но на этот раз он напрямую связался с этим таинственным коротышкой.
Андрей попытался с закрытыми глазами, чтобы не терять изображения, подняться со скамейки, но вместо этого почувствовал на мгновение уже привычное раздвоение и понял, что его физическое тело осталось, где сидело, а астральное двинулось вперед, сразу приобретя привычный способ мышления и восприятия, характерного для астрала. Пройдя несколько шагов навстречу незнакомому существу (оно совсем не изменилось после выхода Андрея в астрал), он захотел обернуться назад, чтобы посмотреть, осталось ли его физическое тело сидеть на скамеечке, но маленький незнакомец сделал предупреждающий жест:
- Не оборачивайся, иначе обратно затянешься, а у нас впереди много дел, – пропищал он то ли вслух, то ли мысленно.
Поскольку характер Андрея в астрале совершенно менялся, а в последнее время приобрел откровенно агрессивные черты, ему почему-то показалось оскорбительным, что какая-то шмакадявка указывает ему, опытному астральщику, что можно в астрале делать, а чего нельзя.
- А тебя не спрашивают, - грубо ответил он человечку, - что хочу, то и делаю!
Он снова собрался обернуться назад, но вдруг почувствовал, что невидимая сила словно сковала его движения, и он не может обернуться назад.
- Сказали тебе, не оборачивайся! – настойчиво пропищал человечек. В груди Андрея всколыхнулась ярость:
- Ах ты, мелочь пузатая! – возмущенно то ли проговорил, то ли протелепатировал он. – Ты что, новая разновидность лярвы? Так знаешь, как я с вашим братом поступаю?!
Усилием ярости Андрей разорвал сковавшие его невидимые путы и ринулся на человечка, чтобы схватить его за ногу и как следует двинуть о ствол дерева или разорвать непрочное астральное тельце на несколько частей, но человечек вдруг с неожиданным проворством увернулся от рук Андрея и превратился в средневекового рыцаря в слепящих белых доспехах. В руке его возник тонкий и прямой, словно луч света, меч, и он приставил его к горлу Андрея.
- Ах, Андрюша, Андрюша, - укоризненно произнес рыцарь, - хорошо же тебя Черный магистр обработал. Что же ты с полоборота на людей бросаешься?
- Во-первых, ты не человек, - все еще воинственно, однако не делая попыток нового нападения, ответил Андрей, - а во-вторых, с лярвами, которые на меня раньше нападали, я тоже на брудершафт не пил. А кстати, откуда ты обо мне знаешь, и о Черном магистре? Я тебя впервые вижу.
- Слухами астрал полнится, - уклончиво ответил человечек, вновь принимая первоначальный облик. – Скажем так: я хороший знакомый твоей Единственной, о которой ты совсем недавно так замечательно думал. Эти твои мысли и втянули меня в примыкающий к вашему миру слой астрала, потому-то я тебя и позвал.
- Ну и что? – все еще не унимался Андрей. – Я и раньше часто о ней думал, но ты никогда не являлся.
- Это место особое, - ответил человечек, - во-первых, много лет назад мы с твоей Единственной часто гуляли здесь, и я обучал ее науке живого мира. А во-вторых, там глубоко, - человечек показал пальцем на землю, - как раз под нами, в каменном саркофаге рядом с Антикремлем, пребывает в своем чудесном саду плененная Навна: до нее самой дьявол добраться не может, но он сумел ее изолировать. Это моя госпожа, я верно служу ей уже много тысячелетий - и когда она была свободной, и теперь, когда она пленена.
- Навна, соборная душа России… – задумчиво проговорил Андрей. – Это имя было написано на медальоне, который подарила мне Единственная во время первой и последней нашей встречи у моря Вечности. Потом за ним охотились многие твари в астрале. А затем я его потерял в драке с лярвами. Кстати, я так и не понял, в чем его особая ценность, – он не хотел вдаваться в детали утраты медальона.
- Не потерял, а отдал добровольно, - терпеливо поправил его человечек, - его нельзя потерять. Ты сам вручил его существу, которое представилось астральным полицейским и прикинулось, будто хочет тебе помочь. Это был один из многочисленных эмиссаров хорошо тебе знакомого Черного магистра.
- Но зачем этот медальон ему? – не унимался Андрей
- Это был астральный оберегающий талисман и ключ от разных астральных дверей, - уклончиво ответил человечек. – Отдав его, ты потерял защиту и попал под влияние Черного магистра. Теперь магистр все глубже и глубже затягивает тебя в свои сети. В тебе остается все меньше и меньше света, Андрюша, боюсь, что ты снова можешь попасть под его полную юрисдикцию, как уже однажды попал, будучи Йоханом Фаустом.
- Но откуда ты все это знаешь? – поразился Андрей. – Все это настолько личное!
- В этом мире нет ничего личного, Андрюша, - мягко проговорил человечек, - твоя жизнь и судьба принадлежат либо светлым, либо темным, либо тем и другим в равной мере. Так или иначе, но твой статус влияет на судьбы многих людей, и не только людей. Ты в этом хорошо убедился, будучи Фаустом. А почему я все это знаю? Да потому, что служба у меня такая: я – «бриллиант» в образе домового Варфоломея, а иначе помощник и посредник между Дхьян-коганами и людьми, и твоя жизнь, тайная и явная, для меня – раскрытая книга. К сожалению, ничего изменить в ней я не могу, но могу как-то направить, хотя свобода выбора всегда остается за тобой. А поскольку я связан, как учитель, с твоей Единственной, в существовании которой ты в последнее время сомневаешься, то связан и с тобой, поскольку вы – две мистериальные половинки единого целого: две монады, составляющие диаду. Хотя, естественно, Черный магистр попытался внушить тебе нечто прямо противоположное. А впрочем, когда придет время, ты сам во всем убедишься.
- Ну и зачем ты меня в астрал вызвал? – уже полностью утратил свою спесь Андрей. – Ведь не просто же поболтать с приятным собеседником?
- Я хотел попросить тебя о помощи, – тихо произнес Варфуша.
- О помощи? – удивился Андрей. – Но судя по тому, что я от тебя услышал, ты могущественный дух. Чем могу помочь тебе я, обычный человек, хоть и имеющий возможности выше среднего?
- Тут существует несколько щекотливых моментов, - терпеливо начал объяснять Варфуша. – Во-первых, я существо из другого мира и не имею права вмешиваться в земные события, как бы мне этого ни хотелось, в противном случае может нарушиться Равновесие. И потом, еще один маленький нюанс. Я хотел бы попросить тебя совершить кое-что в прошлом, в конкретном прошлом: вечером 12 июля 1962 года, а в то время я как раз пребывал в неволе и не мог сделать того, о чем прошу тебя. В это время над будущим  - сегодняшним настоящим – нависла угроза.
- Но это же ерунда какая-то, - пожал плечами Андрей, - как может идти опасность из прошлого? Если в прошлом произошло что-то непоправимое, то в настоящем уже произошли все печальные следствия этого происшествия. А если не произошло, то следствий нет – что же тогда можно изменить?
- Все это правильно с точки зрения человеческой линейной логики, - сказал Варфуша, - но в действительности природа времени, причин и следствий гораздо сложнее. Да что тебе объяснять, насколько я знаю, ты сам не раз путешествовал в прошлое.
- Это не совсем то, - запротестовал Андрей. – В прошлое я действительно совершал экскурсы, и это ничуть не противоречит моему мировоззрению. Я так представляю, что во Вселенной существует некая голограмма, банк памяти, в котором содержится информация о прошлых событиях и, так сказать, проект или варианты будущего, уготованного нам Творцом. К этому банку я  и подключался. Но в своих экскурсах в прошлое я был бестелесным, безгласным свидетелем и никак не мог изменить его события. А ты намекаешь на то, что можно что-то изменить.
- Все правильно, Андрюша, - ответил человечек, - в том потоке, в котором ты попадал в прошлое, ты и не мог ничего изменить, и оказаться кем-то замеченным, что само по себе уже могло изменить будущее. Но есть и другие двери, и они позволяют в какой-то мере вмешиваться и корректировать прошлые события – правда, только особо отмеченные Творцом события. Двери эти расположены в особых мирах. Дело в том, что потоки и скорость течения времени в разных слоях Шаданакара неоднородны: представь себе серии бесконечных желобов разного наклона, по которым льется вода: там, где наклон больше, вода льется быстрее, там, где меньше, – медленнее. Теоретически можно даже представить желоб  расположенный параллельно поверхности, где вода вовсе стоит. Так вот, этим желобам можно уподобить группу разноматериальных миров Шаданакара, обладающих разной скоростью течения времени и разным количеством пространственных свобод. Ты, наверное, сам заметил, путешествуя в астрале, что там с тобой происходит масса событий и по ощущению времени выход длится несколько часов, а на земле за этот период проходит всего полчаса. Это свойство того мира, куда ты попадаешь при астральном выходе. Есть и другие миры: там прошла минута, а на земле – дни, недели, месяцы. Я не случайно упомянул о желобах: эти потоки не смешиваются, между ними существуют перегородки. Также перегородки существуют и между разноматериальными, разновременными мирами. Но в перегородках есть проходы, и, обладая определенными навыками, можно проникать из мира в мир с разными временными координатами. В одном из наиболее высоких и тонких миров Шаданакара – мире высокого долженствования - одна минута равняется вашим десяти годам, и ваш мир как бы сильно размыт с точки зрения наблюдателя из того мира – и в этой размытости высокие духи, обитающие в том мире, ощущают нехорошую причинно-следственную напряженность, которая может обернуться очень печальными последствиями для жителей Земли. Поэтому я и хочу попросить тебя отправиться в прошлое, чтобы помочь снять негатив. Естественно, эту напряженность будешь убирать не ты, у тебя нет пока возможности напрямую вмешиваться в те события, ситуацию в прошлом будет исправлять восьмилетняя девочка, Аня Ромашова, твоя Единственная, но ты будешь ее  проводником, и в этом ваша совместная миссия на Земле.
- А если, допустим, я откажусь? – спросил Андрей. - Чисто теоретически?
- Чисто теоретически, возможно, лично ты пока никаких изменений и не ощутишь, а может, и ощутишь, и тогда, выйдя из астрала, ты попадешь в несколько иной мир, но, естественно, наиболее глобальные последствия ожидают человечество в будущем. Я не могу посвящать тебя в детали, но в случае твоего отказа руководство твоей страны получит в свои руки очень мощное психотронное оружие, с помощью которого после надлежащих усовершенствований можно будет управлять сознанием людей, причем – масс людей.
- Это как в романе Беляева «Властелин мира»? – спросил Андрей.
- Именно так, но в этом случае психогенератор попадает не в руки одиночки, ученого-авантюриста, а мощного аппарата управления с амбициями на мировое господство.
- Надо же, - польщено усмехнулся Андрей, - получается, у меня в реках судьбы мира? Очень лестно сознавать.
- Ты уже однажды держал в руках судьбы мира, когда был Йоханом Фаустом, - сурово произнес Варфуша. - Слава Богу, эти нити были вырваны из твоих рук.
Андрей промолчал, понимая, на что намекает всевидящий бриллиант.
- Что я должен сделать? - решительно спросил Андрей. – Пройти в нужное время через замок Вечности? Насколько я понимаю, он ведь во вневременье расположен?
- Этого недостаточно, - сказал Варфуша, - если ты пройдешь через него, как делал раньше, то будешь просто невидимым наблюдателем событий, это нас не устраивает. Сначала ты должен раздобыть свой ключ-медальон. А уж потом пройти через замок Вечности. Только тогда Аня Ромашова сможет тебя увидеть и пойдет за тобой. Ты отведешь ее в заброшенную железнодорожную сторожку в подмосковном лесу. Определенные силы трансформируют ее в замок Вечности, ты откроешь его для Ани медальоном, и оттуда она отправится в 1965 год для получения необходимых инструкций от отражения Богородицы, а также для встречи с тобой в Трускавце в православной церкви, где она даст толчок для пробуждения твоей души, без чего мы с тобой сейчас не смогли бы разговаривать и ты не смог бы совершить определенных действий, отправившись в прошлое.
- Поразительно, - сказал Андрей, - я из настоящего отправляюсь в прошлое для того, чтобы мне там пробудили душу, чтобы я смог оправиться в прошлое! Какой-то невообразимый парадокс, никак в голове не укладывается.
- И тем не менее это так, - сказал Варфуша, - человеческая логика бессильна такое постичь.
- Значит, я тогда в церкви в 65 году беседовал с девочкой из прошлого, которую сам же в будущее и отправил! – задумчиво сказал Андрей. – Тогда мне понятно, почему ее моя мать не увидела. А та, другая, наша соседка, как две капли на нее похожая?
- Она – тоже Аня, но уже шестьдесят пятого года, лишенная памяти мистических событий своей жизни. Об этой печальной истории я ничего не могу тебе сказать, не имею права. Возможно, когда-нибудь ты сможешь вернуть ей память, но об этом в свое время, – объяснил Варфуша.
- А как я ее найду? – не унимался Андрей.
- А ты искал Фауста? – пожал плечами Варфуша. – Кармические узелки сами выведут тебя к нужному месту, к нужному человеку. К тому же вас с Аней связывает астральный медальон.
- Кстати, насчет медальона, - спохватился Андрей. – Так у меня его нет, я же его отдал.
- Надо его вернуть! – сурово пропищал человечек.
- А как я его верну, где я буду искать этого полицейского, если, конечно, талисман все еще у него. То ли он в Нарове, то ли еще где? Ну, допустим, ты меня к нему проведешь, если ты меня нашел, то и его найдешь. Дальше-то я что должен делать? Выпотрошить этого полицейского и забрать медальон?
- Просто ты вернешь то, что принадлежит тебе, - пожал плечами Варфуша. – Я не знаю, как сложится ситуация. Для чего тебе эта детальная проработка действий? В астрале все будет складываться согласно твоему настрою и степени личной силы.
- Я понял, - сказал Андрей, - все забываю, что это не физический мир и здесь действуют другие законы. Раньше, если я попадал в астрал, у меня никогда не было какой-то определенной цели или продуманного маршрута – просто шел, куда глаза глядят, а если и выполнял какое-то неведомое задание – например, когда «Розу мира» сокамерникам Даниила Андреева передавал, - то все само собой происходило – по ходу дела, а тут несколько иная ситуация. Так с чего мне начать? Ты проведешь меня к этому полицейскому? Кстати, - Андрей хотел обернуться, но вспомнил предупреждение Варфуши, - с моим физическим телом ничего здесь не случится? Я так понимаю, что оно вроде как спать будет, а сколько ему на этой лавочке загорать придется – одному Богу ведомо. А здесь постоянно милиция ходит, еще решат, что я пьяный или обколотый – станут будить. И тут я сам не знаю, что может произойти.
- Чтобы ничего не произошло, я поблизости останусь, - сказал Варфуша. – А если кто твоим телом заинтересуется, я его отведу. Я так и так не должен тебя сопровождать, это твоя миссия, так сказать – тест на зрелость. Просто настройся на свой медальон, и на этого полицейского, и иди, ну а как медальон раздобудешь, думаю, берег моря Вечности ты без труда найдешь, ты там не раз бывал, и замок Вечности сумеешь построить.
- Ну что же, - сказал Андрей, - тогда я пойду, - (в действительности он не имел понятия, куда идти). – Кстати, последний вопрос: а если бы я сюда не пришел, то как бы ты меня повстречал, и что бы тогда в прошлом произошло, ну и в настоящем, естественно? Это, наверное, не дело, чтобы какие-то серьезные события в судьбе всего человечества, которые я по твоим словам должен предотвратить, зависели от такой случайности, как моя прогулка по Александровскому саду, в котором я, кстати, сто лет не был.
- Считай, что я тебя вызвал, - пожал плечами Варфуша. – Больше ничего тебе сказать не могу.
- А почему раньше не вызывал?
- А раньше ты был не готов.
- Ладно, - сказал Андрей, - если ты мне ничем больше помочь не можешь, я пошел.
Он помахал Варфуше рукой и пошел по дорожке Александровского сада, так и не решившись оглянуться на свое оставленное тело. Сначала Андрей не представлял себе, куда должен пойти и где искать этого чертового полицейского, но тут у него возникла занятная мысль, увлекшись которой он забыл и об ответственном задании, и о Варфуше, и о Единственной: ему захотелось пройти на территорию Кремля и, самое главное, в ту ее часть, которая тщательно охранялась, где трудилось наше славное руководство и лично Леонид Ильич Брежнев.
«Вот здорово, - подумал Андрей, - хоть раз взглянуть, как там наши «небожители» трудятся, у них же рабочий день не лимитирован, другой такой возможности, по-видимому, не будет».
Андрей, никем не видимый, вышел на территорию Кремля, затем преспокойно проследовал мимо охраны в тщательно охраняемую ее часть, где находилось здание политбюро, куда Андрея влекла словно бы какая-то неведомая сила.
«Увидеть Париж и умереть! – пронеслась в его голове чья-то сакраментальная фраза. – А собственно, что особо интересное я могу там увидеть?»
Тем не менее, он добрался до здания, где располагалось политбюро, и, беспрепятственно миновав несколько кордонов охраны, прошел мимо череды роскошных ЗИЛов и просочился сквозь массивную дубовую дверь. Внутри здания он, словно бы зная, куда идти, поднялся по мраморной лестнице, устланной красной ковровой дорожкой (кроме охраны по пути он не встретил ни одного человека), и двинулся по длинному широченному коридору, вдоль которого располагались двери кабинетов с золотыми табличками, а на них красовались с детства знакомые Андрею фамилии «выдающихся государственных и политических деятелей». Здесь было гораздо более оживленно, и, помимо прохаживающейся туда-сюда охраны, коридор был полон серо-коричневых человечков, на которых охрана, понятное дело, не обращала никакого внимания.
«Славная компания, - усмехнулся Андрей. – Вот, оказывается, сколько здесь незваных посетителей. По-моему, наше политбюро – их главная столовая! Вот это приятно, значит, правительство кровушку народную сосет, а само в это время сотни лярв кормит. Ну, хоть этим можно утешиться, они же сами несчастные люди, их даже пожалеть можно».
Неожиданно Андрей почувствовал непреодолимое желание войти в кабинет, на двери которого красовалась надпись: «Член политбюро СССР, председатель комитета государственной безопасности СССР Юрий Владимирович Андропов».
«Странно, почему меня именно сюда потянуло? – подумал Андрей. – Может, он единственный из всего Политбюро здесь сегодня засиделся? А я думал, его кабинет на Лубянке. Хотя, почему, собственно, у него должен быть один кабинет?»
Распугав по пути несколько лярв (в последнее время они начали относиться к нашему герою с явной опаской), Андрей смело шагнул сквозь массивную дверь и оказался в огромном, словно небольшой зал, кабинете с зашторенными окнами, массивной мебелью, электрокамином и внушительным столом, за которым в полном одиночестве сидел сотни раз виденный по телевизору и на фотографиях седой человек в очках и читал. Тут Андрей понял, что в этом кабинете что-то не так: все предметы, мебель и хозяин кабинета казались ему раздвоенными, но не так, как это бывает при обычном двоении в глазах. Одно изображение ощутимо отличалось от другого, и не только степенью прозрачности, но и расположением мебели, предметов, а сам хозяин в первом случае сидел, озабоченно склонившись над каким-то объемным отчетным документом, а во втором, расслабившись, откинулся на спинку кресла и читал обычную книгу.
«Странно, - подумал Андрей, - что бы это значило? В глазах вроде не должно двоиться».
Он проследовал к столу и посмотрел, что читает один из двух видных политических деятелей - тот, углубленный в изучение официального документа. На странице, которую в данный момент изучал главный КГБист страны, красовались какие-то графики, кривые, цифры, и Андрей не понял, что они означают. Тогда он, неожиданно догадавшись, что надо делать, наклонился над текстом, прошил его, затем развернулся вверх лицом, уже будучи под столом, и увидел заголовок документа, поскольку стол сделался для него прозрачным.

Гриф совершенно секретно

Отчет об эксперименте «Властелин мира»

Заказчик.  КГБ СССР

Исполнитель. Лаборатория парапсихологических феноменов. Зав. лабораторией доктор технических наук Коновалов С.С.
 
Город Подлипки

Исследование полевого воздействия усовершенствованного психогенератора Ильина-Полякова на сознание и поведение живых объектов

Дальше шел текст, из первых страниц которого Андрей понял, что в 1961-1965 годах в секретной лаборатории парапсихологических  феноменов в городе Подлипки  проводилась серия экспериментов со старым образцом психогенератора Ильина. При работе аппарата в автономном режиме, предварительно записав ментальные формулировки оператора, удалось получить хорошо воспроизводимый эффект заданного поведения крыс, обезьян. Затем волонтеров. Все указанные биологические объекты в точности выполняли задания, записанные оператором на психогенератор, заранее не зная содержания формулировок.
Дальше шло описание многочисленных экспериментов, из которого Андрей понял, что, несмотря на хорошие результаты, работа прибора не совсем удовлетворила руководство КГБ, поскольку аппарат мог одновременно воздействовать на очень ограниченное число лиц, к тому же люди продолжали контролировать свое поведение и могли произвольно прекращать выполнение задания, инициированного психогенератором.
Новый модернизированный аппарат Ильина-Полякова обладает гораздо большей мощностью, и через него возможно управлять сознанием и действиями значительных групп испытуемых, и, что самое главное, они уже не способны контролировать свои мысли и произвольно прекращать выполнение задания.
Дальше шло описание экспериментов, и Андрей понял всю чудовищность последствий, к которым приведет массовое использование этого аппарата, способного превращать людей в зомби. Сообразив, наконец, зачем некая незримая сила привела его в кабинет к Андропову, Андрей выпрямился и посмотрел, что же читает шеф КГБ в альтернативной ситуации: оказалось – невинную книжечку Агаты Кристи о славных подвигах Эркюля Пуаро.
«Вот, значит, чем главный чекист увлекается в свободное время! – подумал Андрей. Внезапно он понял: перед ним  картинки двух возможных вариантов будущего: в одном случае, когда эксперименты с психогенератором проводились и удались, и в другом, когда не удались. Ему словно бы показали альтернативу, зависящую от выполнения либо невыполнения задания, которое поручил ему Варфуша. Все уяснив, Андрей полностью осознал важность возложенной на него миссии и огляделся вокруг, соображая, как лучше отсюда выйти. Неожиданно взгляд его упал на два одинаковых электрокамина, один из которых принадлежал желательному варианту будущего, другой – нежелательному, и над ними, уже в единственном экземпляре, загорелась надпись: «ПРАВО ВЫБОРА».
«Чего ж тут выбирать? – усмехнулся наш герой. Он понял: чтобы события пошли в желательном направлении, надо шагнуть в камин, который принадлежал ситуации, где Андропов, расслабившись, читал Агату Кристи. Андрей полетел в зияющую пустоту. «Выходит, у шефа КГБ кабинка нуль транспортировки имеется», – мелькнуло в его голове, а дальше следовала короткая  потеря сознания.

Когда Андрей пришел в себя, то оказалось, что он стоит в арке  дома, а недалеко от него гражданин в военной форме отбивается от серо-коричневых человечков.
- Киньте ключ! – крикнул военный, отшвырнув от себя очередную лярву. Андрей машинально схватился за грудь и ощутил в ладони гладкую поверхность медальона.
«Ах вот в чем дело! – мелькнуло у него в голове. – Я, значит, через камин товарища Андропова попал в астральные события двух с половиной летней давности! Ну нет, дорогой, медальон я тебе не отдам!» Андрей ядовито улыбнулся:
- Какой ключ? Нету у меня никакого ключа!
- Да медальон у вас на шее, без него мне лярв не остановить!
- Ну и не надо останавливать, - пожал плечами Андрей, - идите, занимайтесь своими делами.
- Да вы же сами просили помочь!
- Я передумал, - улыбнулся Андрей, - мне кажется, я и сам с ними справлюсь!
Военный открыл было рот и остановился в нерешительности, не зная, что сказать. Этим воспользовались лярвы и, проскользнув мимо полицейского, постарались вновь пристроиться к Андрею. Но их встретил уже совершенно другой человек. Припомнив свои былые подвиги, которые, как это ни парадоксально звучит, он совершил в будущем, Андрей воспламенился благородной яростью и почувствовал, что тело его обволакивает черный комбинезон. В следующий момент несколько лярв были буквально разорваны в клочки, а оставшиеся, в ужасе от такой неожиданной расправы, ретировались в неизвестном направлении. Вместе с ними исчез и военный, очевидно поняв тщетность своей попытки завладеть медальоном.
«Ну вот, - подумал Андрей, - уроки в будущем не прошли даром. Итак, первая часть задания выполнена, медальон снова у меня, теперь надо к морю Вечности попасть. Интересно, как я это сделаю, оно ведь не в Нарове находится?»
Андрей вышел из-под арки и огляделся. Вокруг простирались мрачные дома астрального города Нарова, невдалеке тускло поблескивала река, по которой однажды  Андрей плавал в компании своих лжеодноклассников.
«Наверное, мне туда! – снова почувствовал он тягу к определенному порядку действий: ему почему-то показалось, что река должна впадать в море, в то самое море Вечности, куда ему было необходимо попасть.
Андрей выбрался к реке и пошел вдоль берега вниз по течению, надеясь встретить надувную лодку, в которой он один раз уже плавал по этой реке. Городской ландшафт вскоре сменился небольшими участками живописного леса, вдоль берега протянулись огромные валуны, скрывающие русло реки. Вскоре Андрей вышел к большой прогалине, где (то ли недавно, то ли давно) он встретил своих непутевых одноклассников и катался с ними на резиновой лодке. Лодка действительно стояла у берега, но на этот раз незадачливых трансформеров поблизости не было.
«Ну вот и хорошо, - подумал Андрей, - дело упрощается».
Он забрался в лодку, стукнул кулаком по кожуху мотора, отчего тот моментально завелся, и, выплыв на середину реки, направил лодку вниз по течению, наблюдая, как мимо него с одной стороны проносятся свалки, пустыри, небольшие участки леса, а с другой величаво проплывают причудливые храмы, в одном из которых Андрей наблюдал вознесение душ в неведомые высшие слои посмертия. Вскоре урбанистическая картина справа и слева закончилась, воды реки посветлели и прояснились, и вместо серой тусклой матовости вода наполнилась глубиной и голубизной. Вокруг простирались бескрайние заливные луга, усыпанные благоухающими полевыми цветами, в ушах зазвенело, словно воздух наполнился стрекотанием множества цикад. И тут Андрей понял, что это не кузнечики, не цикады: над лугом носились бесчисленные стайки разноцветных существ с прозрачными, словно у стрекоз, крылышками, постоянно затевая игру с воздушными эфемерными покрывалами, в которых то тут, то там проступали подобия человеческих лиц. В них более искушенная в науке живого мира Аня Ромашова, несомненно, узнала бы духов Вайиты и Фальторы, а если бы Андрей более внимательно всмотрелся в прозрачные воды реки, то без труда углядел бы сполохи живого света и струистое, вечно изменчивое тело ласковой Лиурны.
«Готимна, - прозвучало в сознании Андрея, и он вспомнил краткое описание этого светлого мира просветленных стихиалей в «Розе мира» Даниила Андреева. – Вот, значит, где стихиали Земли отдохновение находят, – подумал он, наблюдая, как луга сменяются дивными рощами прозрачных березок, среди стволов которых просматривались величественные лесные музыканты Арашамфа. – Какое здесь умиротворение и покой! К сожалению, на земле природа до такой степени никогда не успокаивает, всегда какие-то мысли отвлекают, какие-то тревоги не дают расслабиться».
Он впал в блаженную безмятежность и только листал и листал сменяющиеся картины астральных пейзажей, которые очень походили на земные, но были гораздо изысканней и носили черты какой-то изначальной нетленности. Вот луга сменились пышными садами предгорья, где среди высоких виноградников росли дивные розы, огромные мальвы, нежные ирисы. Среди этого сказочного великолепия сновали гигантские бабочки с человеческими лицами и крыльями таких немыслимых расцветок и узоров, что Андрей просто замер от восхищения.
И вдруг все в мгновение ока пропало: лодка незаметно – как это произошло, он так и не понял – подплыла к огромному водопаду, грандиознее и величественнее знаменитой Ниагары. Еще мгновение, и она должна была низринуться в чудовищную пропасть, увлекаемая миллионами кубометров клокочущей воды, но в тот момент, когда Андрей совсем забыл, что путешествует в астрале, а следовательно, уничтожить его тело невозможно, и приготовился к неминуемой гибели, картина резко изменилась. Он увидел, что продолжает двигаться вперед, но уже не по воде, а по воздуху, вместо лодки осознав себя в неощутимом туманном пухе небольшого облачка.
Это был не тягостный полет под чернильной плоскостью астрального неба, - небо казалось синим, светлым, и на нем из-за величественного горного кряжа, окруженного серебристым сиянием, выглядывал огромный диск солнца, правда, он не слепил глаза, был в несколько раз больше оригинала и казался  нарисованным люминесцентной краской.
«Потрясающе! – мечтательно подумал Андрей, развалясь в невесомой перине облачка. – Как страстно в детстве я мечтал, после того как прочитал «Ариэль» и «Блистающий мир» вот так, без руля и ветрил, спокойно лететь в синем небе и обозревать земные просторы. И еще всегда, когда наблюдал за облаками, представлял, как сижу на таком облаке, свесив ноги вниз. Никогда не думал, что моя мечта осуществится, а когда в астрале полетел, под этим черным кошмарным небом, вообще в полетах разочаровался, казалось, это так тягостно! Однако же, нет, можно, оказывается, даже в астрале летать совсем по-другому - как сейчас, например».
Андрей свесился с облачка и стал рассматривать открывшуюся внизу панораму. Он проплывал среди величественных горных пиков, покрытых сияющими снегами голубовато-серебристого свечения, которое Даниил Андреев сравнивал с таинственным Фирном, и стоило только присмотреться к какой-нибудь горной вершине, как в ней тут же проступало циклопическое существо в мантии снежного покрова, своим одеянием напоминающее величавого старца-викинга в шлеме с рогами, и с огромной седой бородой. Эти горные короли словно бы дремали на высоченных постаментах, опираясь на серебристые посохи, в сравнении с которыми ствол калифорнийской секвойи казался  жалкой тоненькой спичкой.
«Орлионтана! – промелькнуло в сознании Андрея. – Мир духов высокогорья».
Сколько продолжалась эта величественная горная картина, Андрей затруднился бы сказать: он утратил чувство времени, но вот навстречу ему двинулись тучи, и вскоре он, как не раз видел из иллюминатора самолета, очутился словно бы над бескрайним снежным царством и стал свидетелем нового действа, в участниках которого узнал гигантских духов слоев Зунгуфа и Ирудраны – стихиалей облачных зон и грозовых баталий. Сначала облака демонстрировали свои пластические возможности, превращаясь то в стада причудливых антилоп, то в удивительные дворцы и замки, затем перед ним были разыграны боевые действия грозового турнира, напоминавшего битву богов-олимпийцев с непокорными титанами, где громовержец Зевс без устали метал чудовищные молнии в своих грозных врагов, впрочем не причиняя им никакого видимого ущерба. Затем, то ли излив свою ярость, то ли устав от игры, которая не принесла победы ни одной из воюющих сторон, облачные стихиали угомонились и потихоньку скрылись за линией горизонта. Андрей летел над бескрайним голубым морем, осознавая, что его приятное путешествие, по-видимому, подходит к концу, поскольку ничем другим, кроме моря Вечности, эта картина не может быть. Снова в небе не было ни облачка, солнце, висевшее над горными кряжами, тоже исчезло, и сейчас вокруг него сияли только две стихии голубого цвета: голубое небо и более темное море.
Его полет над морем продолжался неопределенно долго, и казалось, ничто не менялось в окружающем пейзаже, словно Андрей, перед тем как прибыть по месту назначения, должен был проникнуться чувством безвременья. И когда он совсем уже перестал воспринимать окружающее, его транспортное средство стало таять на глазах, замедляя свой стремительный полет и снижаясь. В последний момент Андрей понял, что падает прямо в море, и снова, как было не раз, на миг потерял способность чувствовать, а когда очнулся, то увидел, что сидит на знакомом берегу, позади него возвышаются невысокие золотистые дюны, а впереди шелестит невесомой пеной аквамариновое море Вечности. Все дальнейшие действия Андрея, которые должны были изменить события настоящего и будущего, можно описать в нескольких словах: Андрей выстроил на песке замок Вечности, был затянут внутрь, отыскал дверь с нужной датой и вошел в нее, приложив к замочной скважине медальон и тем самым получив право на осуществление в прошлом некоторых действий. И когда он вышел из лесной сторожки, которая превратилась на какое-то время в замок Вечности, с удивлением обнаружил, что возраст его астрального тела примерно соответствует 1962 году. Далее он, пользуясь медальоном как пеленгатором, без труда отыскал в лесу Аню Ромашову и вывел ее к железнодорожной сторожке. Дальше он помнил только прыжок в зияющее ничто и… явственно ощутил, что кто-то настойчиво трясет его за плечо….

Андрей открыл глаза и увидел милиционера, подозрительно его разглядывающего.
- Ты что, пьяный или обколотый? – спросил милиционер. – Я тебя уже минуту трясу, а ты не реагируешь.
- Да нет, задремал просто, – ответил Андрей.
Милиционер заставил Андрея дохнуть, затем закатать рукав и, убедившись в отсутствии признаков алкогольного и наркотического опьянения, нехотя оставил его в покое.
«Слава Богу, он раньше меня не заприметил, - подумал Андрей, направляясь к метро, - а то не известно, как бы все сложилось. А впрочем, меня, наверное, Варфоломей защитил, а как только убедился, что я задание выполнил, ситуацию разблокировал. Жалко, что я сразу в физический мир вынырнул, так хотелось ему еще несколько вопросов задать – и насчет Единственной, и насчет Лианы, но теперь поезд уже ушел».
Андрей посмотрел на часы: было около одиннадцати вечера, значит, он просидел на лавочке три часа, хотя ему показалось, что в астрале он пробыл гораздо дольше.
Дома выяснилось, что Леночка все еще не пришла, и Андрей заволновался: так поздно, не предупредив о своем местонахождении, Леночка не возвращалась никогда, и заявилась она домой только около часа ночи.
- Андрюша! – с натянутым оживлением заговорила она с порога. – Где ты был? Я тебе звонила, звонила, а тебя дома не было.
- По-моему, этот вопрос надо вначале задать тебе, - холодно ответил Андрей. – Опять скажешь, что отца Сергия в больнице навещала? Что-то сомневаюсь, что больница до двенадцати для посетителей открыта.
- Да нет, конечно, у одной девочки из нашей группы день рождения был, она нас к себе  пригласила, даже не заметили, как время прошло, – возбужденно начала оправдываться Леночка. – Я тебе звонила. А ты где был?
- Гулял, - холодно ответил Андрей, - воздухом свежим дышал, – рассказывать ей о своих чудесных астральных приключениях в данной ситуации было более чем неуместно, в последнее время он вообще перестал с Леночкой беседовать на мистические темы, поскольку всякую мистику она объявляла сатанизмом. – А вот о дне рождения могла бы и заранее предупредить. Ты что ж, вчера о нем не знала?
- Ты знаешь, мы как-то спонтанно решили собраться, - оправдывалась Леночка несколько виноватым голосом и продолжала прятать глаза, - она вначале вообще ничего не собиралась отмечать.
У Андрея промелькнула мысль, что Леночкины объяснения звучат несколько фальшиво, хоть и правдоподобно, было впечатление, что она заранее обдумала, что скажет, придя домой. «Уж не на свидании ли ты, голубушка, была? – возникло в его голове предположение. – Вот это новость, никак от нее такой прыти не ожидал! Что ж, в конце концов, если это правда, тем более мне это руки развязывает». Неожиданно, вместо положенной в таких случаях ревности, Андрей испытал что-то вроде облегчения, словно с души упал камень.  «Какие тогда ко мне претензии? – Подумал он с воодушевлением. – Конечно, может, я и ошибаюсь, но уж больно похоже».
- Что-то от тебя вином не пахнет? – решил поиграть Андрей в кошки-мышки. – У вас что там, такая трезвая компания собралась? Ты никогда раньше от бокала вина не отказывалась!
- Да что-то сегодня пить не хотелось, голова болела, - неуверенно ответила Леночка. – А что, тебе было бы приятнее, если бы я пьяная в дымину заявилась? – неожиданно прорвалось ее раздражение. – Так и скажи. И вообще, почему ты спрашиваешь, ты меня в чем-то подозреваешь?
- Вот еще, - пожал плечами Андрей, - да делай что хочешь, уличать тебя во лжи я считаю ниже своего достоинства, но в этом случае и от меня правды не требуй!
- Андрюша, - голос Леночки задрожал, - ты хочешь сказать, что я… Что ты имеешь в виду?..
- Ничего я не имею в виду! – ледяным голосом ответил Андрей. – Я устал, у меня в предыдущие сутки очень напряженное дежурство было, а тут ты еще нервы трепешь! – всем своим видом показывая, что не желает больше продолжать разговор, Андрей отправился в маленькую комнату и улегся на диван, давая понять, что сегодня он собирается спать один. Леночка долго возилась в большой комнате, всхлипывала, что-то бормотала, затем, видимо, тоже легла спать и затихла, тем не менее выдержав характер и не пожелав Андрею спокойной ночи, давая понять, что она оскорблена подозрением.
«Ладно, - думал Андрей, засыпая, - если она и вправду роман закрутила, это надо воспринимать как перст судьбы, а значит, за все, что должно произойти завтра, я нравственной ответственности не несу!»
Засыпал он с мыслями о том, как завтра его встретит Лиана, он представлял ее гибкое, упругое тело, а ночью вроде бы не видел обычных снов, но слышал музыку, словно торжествующие звуки органа заполняли все пространство его сна.
Утром он проснулся от звонка будильника в соседней комнате. Он прислушивался, как Леночка одевается, завтракает, и думал, что вот, возможно, она сейчас войдет в его комнату, нежно поцелует, извинится за вчерашнее, - и тогда непонятно, как себя вести, - но она не вошла, не извинилась, и мелькнувшее было сожаление и чувство вины сменилось обидой.
«Ну, что ж, - подумал Андрей, - значит, это конец, все, хватит сожалений, будь что будет!» – И когда она ушла, демонстративно хлопнув дверью, он бодро вскочил с кровати, наспех попил чаю – кусок не лез ему в горло – и через полчаса уже звонил в дверь Лианы.
Лиана встретила его, источая свежесть, истому и тонкий, горьковатый запах «Маже Нуар». Очевидно, она только что приняла душ, и волосы ее были еще влажными. На ней был уже знакомый шелковый индийский халат, весь в цветах и диковинных птицах. Когда же он, сняв куртку, обнял Лиану, то понял, что под этим халатом нет ничего, Лиана надела его прямо на голое тело.
- Мой звездный мальчик, - пошептала она после долгого поцелуя, - как я тебя люблю, Господь послал тебя за мои страдания!
Потом Андрей поднял ее на руки и отнес в спальню - постель была не убрана и еще хранила тепло этого легкого, бесконечно дорогого ему тела. Когда он положил ее на кровать, Лиана вскочила, скинула с себя халат – она действительно была совершенно голой – и дрожащими руками начала расстегивать пуговицы на рубашке Андрея, постоянно припадая то к губам, то к соскам на его крепкой груди. И когда они уже стояли друг перед другом обнаженными, Андрей на секунду отстранил от себя Лиану словно стараясь насладиться прекрасным ню своей возлюбленной.
- Не смотри на меня! – вдруг всхлипнула Лиана. – Я, наверное, кажусь тебе такой старой! Твоя-то жена по сравнению со мной такая юная, как и ты сам, я боюсь, ты разочаруешься!
- Любимая! – задохнулся от нежности Андрей. – Да у тебя самые прекрасные тело и лицо, какие я видел в своей жизни! Разве тебя можно с моей женой-коровой сравнить! Да она толстая и совершенно собой не занимается, пытался ее к йоге приобщить - какое там!
Слово «жена», как видно, резануло ухо Лианы, и она напряглась.
- Не вспоминай о ней, - шепнула она на ухо Андрею, - ее нет. Слышишь, нет никого – ни твоей жены, ни моего мужа - только ты и я, а то у меня создается впечатление, что ты вместе с ней сюда пришел, и не смей, слышишь, не смей меня с ней сравнивать… слушай, а она… - на секунду ее глаза сделались стеклянными. – Нет! – простонала она, словно с чем-то борясь, словно запрещая себе что-то смотреть внутренним видением. – Не хочу! Не хочу! Не хочу!
- Прости, - прошептал Андрей, - я иногда сам не понимаю, что говорю, для меня существуешь только ты, больше никого, никого, прости! Ты же на кресте простишь!
Он упал перед Лианой на колени и стал осыпать поцелуями ее крепкие, словно выточенные из мрамора бедра, и когда он ткнулся губами в ее темный треугольник в низу живота и спустился ниже, к самой чувственной части ее плоти, Лиана раздвинула бедра, слегка согнув колени, и застонала, впившись ногтями в его плечи:
- Хочу тебя, хочу, возьми меня скорей! – чуть ли не выкрикнула она совсем не своим, гортанным, будто бы звериным голосом. – Кошак, мой, котяра, ну, войди, войди скорее в меня!
«Все! – мелькнуло в голове Андрея, когда его упругая, перевозбужденная плоть вошла во влажную, податливую плоть Лианы. – Теперь уже обратной дороги нет!» – Ему захотелось быть могучим самцом, несущим бешеное наслаждение своей истекающей соком, прекрасной самке, он вспомнил свои астральные сексуальные подвиги, на секунду в его сознании всплыли заученные, ставшие механическими действия его жены, заставляющие Андрея поступать столь же механически, ее расплывшееся тело, столь не похожее на крепкое, совсем по-другому чувственное тело Лианы… И - увы, все закончилось в мгновение ока. Андрей был слишком перевозбужден, слишком жаждал Лиану. К счастью, очевидно, то же самое чувствовала и она, поэтому их быстрая кульминация произошла одновременно, и два их стона на пике наслаждения слились в единый звук.
- Прости, - извиняющимся тоном прошептал Андрей минут через пять, когда обрел способность говорить, - я слишком тебя хотел… Теперь, наверное, меня слабаком считать будешь!
- Ну, что ты, родной! – зашептала Лиана. – Ты был прекрасен и естественен, и не вздумай переживать! Это что у нас, последний раз что ли? Я и сама бы первый раз долго не выдержала, мне казалось, что тело мое сейчас просто разорвется от наслаждения. Я знаю, что ты можешь быть просто прекрасным мужчиной!
Несмотря на успокоительные слова Лианы, это «можешь быть» несколько кольнуло Андрея.
«Значит, все же не есть, а «можешь быть», - подумал Андрей, - значит, она все же слегка разочарована. Ну ладно, в следующий раз постараюсь не ударить в грязь лицом».
Следующий раз наступил очень скоро. Затем еще и еще. Тут уж Андрей действительно не ударил в грязь лицом и, несмотря на небогатый сексуальный опыт и однообразную супружескую жизнь с Леночкой, словно бы черпал силы и фантазии из своей недавно пробудившейся древней памяти, когда он был опытным и сильным мужчиной, покорителем женских сердец, сначала в Индии, родине Кришны и Кама сутры, а затем в средневековой Германии. Лиана словно бы стала послушным ему музыкальным инструментом,  и если в самом начале, очевидно не без основания считая себя старшим и, следовательно более опытным сексуальным партнером, пыталась взять инициативу в свои руки, то, вскоре поняв, что этого «звездного мальчика» ничему учить не надо и, наоборот, стоит кое-чему у него поучиться, – полностью отдалась его импровизациям.
- Что ты со мной делаешь! - простонала она, когда в очередной раз обрела способность говорить. – Да ты – просто волшебник какой-то. Откуда в тебе такое умение и такие силы, ты же мальчик совсем, я думала, что гораздо опытнее тебя, чувствовала себя чуть ли не совратительницей несовершеннолетнего, а оказывается, я сама по сравнению с тобой чуть ли не девочка! Или ты юный, но ранний? Признайся, разбойник, сколько у тебя девок было!
Андрей приподнялся на локте и посмотрел в огромные бездонные глаза любимой.
- Какой там опыт, ангел мой, - сказал он, смакуя приятную дремотную истому удовлетворенных желаний, - да у меня до жены одна девчонка была, и то так, эпизод, а жену и вообще до меня даже никто по-настоящему не целовал. Нет, это у нас с тобой память воплощений, это от Рама с Дургой, они ведь поистине жрецами любви были.
Андрей замолчал и почувствовал, что на него вновь накатывает грусть. Почему-то мысль о Раме и Дурге не нашла отклика в его душе. Но воспоминание о Леночке, у которой он был первым мужчиной и которая, по крайней мере вначале, сильно его любила, пробудило в нем чувство вины и сожаления – сожаления об ушедших годах, о том, что никогда уже не повторится то, что было в начале их романа, о том, что она ни в чем перед ним не виновата и что, по-видимому, им вскоре придется расстаться.
- Ну что ты загрустил, мой милый? – Лиана резким движением обхватила Андрея за шею и повалила на себя. – Снова о жене вспомнил?
- Да, жалко мне ее, - грустно ответил Андрей, мягко целуя Лиану в веки, - она ведь ни в чем не виновата… и невинна, и любит меня до сих пор, (правда, в последнем заявлении Андрей был не совсем уверен).  Ты прости меня ради Бога, к моим чувствам к тебе это не имеет никакого отношения – просто жалость.
Лиана вновь посмотрела куда-то вдаль.
- Я не хотела тебе говорить, - сказала она сочувственно. – Только она тебя не любит.
- Ну почему же? – неуверенно ответил Андрей. – Это я ее никогда не любил, а она наоборот…
- И вовсе она перед тобой не невинна, - продолжила Лиана, словно не слышала возражения Андрея, - у нее есть человек, и она с ним спит…
- Спит?! – встрепенулся Андрей. – Не может быть… а как ты…
- Я это сегодня на ментале увидела, еще перед тем как у нас… прости, не хотела тебе настроение портить…
- А это не священник, не отец Сергий? – вспомнил Андрей свое недавнее пикантное приключение в астрале. - Так он сейчас в больнице, после перитонита, с ним вряд ли возможно.
- Нет, нет, - рассмеялась Лиана, - это молодой человек с короткой стрижкой и без бороды, лет 25-27, невысокий, плотный блондин, похоже, спортсмен, возможно – горнолыжник, и зовут его на В… то ли Владик, то ли Володя. Не удалось точно имя расслышать.
- Неужели все это в таких подробностях можно увидеть?
- Можно и гораздо подробнее, да я сама детально не хотела в это влезать, меня ведь она об этом не просила! А это уже вопрос этики. Просто две картинки промелькнули: одна – они в церкви рядом стоят, молятся – она такая темненькая, пухленькая, в вязаной шапочке, довольно милая. А вторая – в постели, но тут уж мне противно стало за себя, словно в замочную скважину подглядела, и я постаралась видение отключить.
- Значит, это парень из ее православной общины, - задумчиво пробормотал Андрей. – Я, честно говоря, начал что-то подозревать: она в последнее время поздно возвращаться стала. То у них в воскресной школе занятия по изучению Священного писания, то неожиданно девочки из группы в гости приглашают. А значит, вот она где время проводит!
Лиана приподнялась на локте. И надавила пальцем на нос Андрея.
- Это тебя огорчает? – спросила она несколько обиженно.
- Меня? Огорчает?! Милая, родная, да это же мне руки развязывает – какое теперь может быть чувство вины!
Повинуясь порыву, Андрей соскочил с кровати и встал перед Лианой на колени, правда несколько смущаясь тем, что оба они голые.
- Я бы очень хотел, чтобы ты была моей женой, хотел, чтобы мы всю жизнь были вместе! («Неудобно, наверное, без штанов руки просить», - мелькнуло в его голове).
- Женой… – мечтательно произнесла Лиана. – Я пока, наверное, не готова ответить положительно. Не знаю, что Толя с собой сделает, если я от него окончательно уйду, уж у него-то точно никого нет. Его надо как-то подготовить, и на это время уйдет. Потом, у нас с ним дочка, и старше я тебя на сколько…
- Это не имеет никакого значения, - пылко ответил Андрей. – Я буду твоей Машеньке отцом, а с Анатолием ты все равно не можешь оставаться, он же тебя убивает постепенно! Ты хочешь, чтобы твоя дочь без матери осталась?
- Что ты, что ты! – содрогнулась Лиана. – Даже страшно подумать, как она без меня… Давай пока оставим все как есть, а потом, если нам суждено быть вместе, ситуация сама как-то сложится. Думаю, Толя сам в конце концов все должен понять. Ну, не супруги мы и никогда по-настоящему ими не были. После того, что я узнала, – каким, оказывается, мужчина желанным может быть и какую физическая близость радость может давать, ни о каком сближении с Толей  уже и речи быть не может. Я ведь всегда, еще до того, как у меня эти приступы начались, на нашу постель как на Голгофу шла.
- А Саша твой, покойный, - ревниво спросил Андрей, - ведь ты же была с ним счастлива!
- Саша был очень сильным мужчиной, и он был мне не противен, но и только, - пристально посмотрела на Андрея Лиана. – Ничего подобного тому, что я испытала с тобой, с ним не было. Но мне тогда казалось, что если мужчина не противен, то это уже счастье.
- Ланочка… – задохнулся от нежности Андрей. – Он вновь почувствовал сильнейшее желание, вспрыгнул на кровать и начал покрывать тело Лианы поцелуями…
Через несколько минут Лиана вновь стонала и взвизгивала, как дикая кошка, а Андрей неутомимо овладевал ею. Постоянно меняя одну замысловатую позицию на другую, что позволяли претворять в жизнь регулярные занятия асанами.
- Все, не могу больше, - простонала Лиана примерно через час, когда Андрей обессилено повалился ей на спину. – Я так с ума сойду, если буду тебя все время, как сейчас, хотеть. Как же с больными теперь работать, если у меня в голове только твои ласки будут? Я даже одно время радовалась, что из моей жизни секс ушел, и я могу все свои силы отдать целительству и своим картинкам. А теперь что? Демон-искуситель! Признайся, ты демон?
- Я не демон, - серьезно сказал Андрей, - но я хорошо с ним знаком…
Лиана посмотрела на Андрея серьезно.
- Мы все с ним знакомы, он постоянно нас искушает…
- Не в этом смысле, - Андрей откинулся на спину, - хотя в этом смысле, конечно, тоже. Я с ним знаком, как со вполне материальным существом, хотя, естественно, его материальность совсем иная, чем наша. Нет, я провел с ним в астрале много бесед, и он не показался мне каким-то отвратительным или чересчур жестоким. Нет, он очень обаятелен и убедить может в чем угодно, более убедительного и логичного собеседника я не встречал ни в этом мире, ни в том.
- Расскажи… – Лиана пронзительно глядела в лицо Андрея.
И Андрей, насколько мог, подробно описал свои встречи с Черным магистром.
- Это наши последние встречи в астрале, - закончил он свое долгое повествование. – Но были и другие. Дело в том, что около четырехсот лет назад моя душа воплощалась в теле алхимика Йохана Фауста. Естественно, ничего похожего на то, что описал Гете, в его жизни не происходило, но с Черным магистром, или Мефистофелем, он действительно был хорошо знаком и находился под его постоянной опекой. Мефистофель готовил его к роли мирового диктатора, но увы, - Андрей развел руками, - его планам не суждено было сбыться. Я тебе об этом потом обязательно расскажу, - Андрей потянулся к тумбочке за часами. – Времени у нас, кажется, уже совсем не осталось.
- Да, - словно бы спохватилась Лиана, - дочка уже через полчаса из школы может вернуться. Этот разговор, конечно, нужно продолжить не в спешке, когда у нас побольше свободного времени окажется. Хотя, - она томно коснулась губами уха Андрея, - если все и дальше так пойдет, как сегодня, то никакого свободного времени у нас и впредь не будет. Наверное, - сказала она то ли в шутку, то ли в всерьез, - Черный магистр все же передал тебе часть своей демонической энергии – ты меня сегодня просто как демон любил, и если это действительно так, то я против такого демона ничего не имею.
- Ну, перестань! – засмущался Андрей. – Это совсем не потому, просто я тебя люблю безумно, отсюда и страсть такая. У меня-то с женой даже близко ничего подобного не было.
- Не знаю, не знаю, - закокетничала Лиана, положив Андрею руку на низ живота, - конек мой, жеребчик… Я ведь тоже, как и ты, имею свои воспоминания из прежних жизней, и кое-где мы с тобой пересекались. Так вот, небезызвестная тебе Дурга тоже имела свой источник энергии, и этот источник исходил от Кали, не думаю, что эту богиню можно отнести к светлым бесполым духам. Энергия эта мне хорошо знакома, она была дана мне и в этом воплощении, но попала, видно, не на очень благоприятную почву, в любви мне не везло, я сама разрушалась и разрушала жизнь мужчин, меня окружавших. Очевидно, не найдя другого выхода, эта энергия трансформировалась в ясновидение, целительство и, возможно, отчасти в мои приступы. Ты – первый, кто сумел ее воспринять и дать мне обратный посыл, очевидно, это связано с нашим богатым  прошлым, - Лиана снова погладила Андрея по чреслам, - Дурга ведь первым делом научила Рама воспринимать силу Кали, а уж затем они стали жрецами любви. В тебе я тоже почувствовала эту силу, иначе никогда бы не стала твоей любовницей – после гибели Сашеньки я дала себе зарок не ложиться в постель с мужчиной, если не почувствую в нем ее. Так что, любимый, - она потерлась носом о его плечо, - считай, что ты избранный. Я ведь, - она загадочно наклонилась к уху Андрея, - сама не понимаю, кому служу: иногда кажется, что Богу, иногда – дьяволу, а иногда – и тому и другому, так что не думай, что меня очень шокировал твой рассказ. Нечто подобное случалось и у меня, только это существо было женского пола… Хотя какой тут пол – просто является тот пол, который тебе легче воспринять… А сегодня, когда ты меня ласкал, я чувствовала, что во мне пробуждается демоница… – тут Лиана снова посмотрела на часы. – Вот ненормальная, дочка вот-вот из школы вернется, а ее мама с милым доктором в постельке голенькие! Ну-ка, марш одеваться!
С этими словами она быстро убрала постель, затем побежала в ванную, чтобы убрать следы «порочной страсти». Андрей же, решив, что помоется дома, быстро оделся. Затем они, не в силах оторваться друг от друга, долго целовались в прихожей, и, когда до вероятного прихода дочки оставалось не больше 10 минут, Лиана отпустила Андрея восвояси.

«Ну вот, - думал Андрей, по своему обыкновению возвращаясь домой пешком, - свершилось, теперь я счастлив…» – Он попытался осознать это новое чувство счастья, которое, по идее, должно было просто переполнять его душу, но увы… держалось приятное чувство усталости словно после завершения какого-то важного дела и тешила гордыню непонятно откуда взявшяся сексуальная удаль, он был все еще переполнен страстными телодвижениями и стонами Лианы, и многим другим – но только не счастьем. Его даже несколько разочаровало, что он так быстро ее завоевал, и если еще недавно перед ним маячил прекрасный, почти недосягаемый идеал, то теперь… Нет, он по-прежнему ее любил и страстно желал, и при воспоминаниях о ее объятьях по его телу пробегала сладкая дрожь, и он по-прежнему жаждал ее видеть и знал, что теперь не сможет жить без нее, без близости с ней, - но это было не счастье. Его любовь как-то незаметно заземлилась, и исчез свет далекой звезды, к которой он страстно стремился с момента памятного знакомства… В его сознании даже промелькнула несколько неуважительная мысль о своем идеале: «А интересно, она всем своим мужчинам уже после третьей встречи отдавалась?» – Эта подленькая мыслишка возмутила все нравственное существо Андрея: «Да как ты смеешь так думать о ней! Это же кощунство! Женщина тебя полюбила, может, впервые полюбила за долгие годы, а тебе уже всякая гадость в голову лезет!» – И все же он понимал: после того как Лиана стала его любовницей, после того как она была готова выполнить любую его сексуальную прихоть, что-то из любви ушло. Поклонение что ли? И снова возникла провокационная мысль: «Ну поженитесь вы, а что дальше? А интересно, как она будет выглядеть в 40 лет - тебе еще и тридцати не будет? А в 50?»
«Все! – решительно прервал Андрей голос коварного беса внутри. – Не сметь о ней так думать!»
«Ну и что ты сделаешь? – Ехидно хихикнул внутренний провокатор. – Морду себе набьешь? Ну набей, посмотрим, что из этого получится. Нет, дорогой, дело не в Лиане, а в тебе, просто ты всегда хочешь того, чего нет, сам возводишь на пьедестал свои фантазии, а когда получаешь то, что хотел, выясняется: это опять не то. И не будет в твоей дурацкой жизни никакого счастья - нет его!»
«Ну вот, – грустно усмехнулось в Андрее некое анализирующее «Я», - похоже, во мне теперь сам Черный магистр заговорил, узнаю его убийственную иронию. Тогда понятно, ему всегда все самое светлое, самое высокое опоганить надо!»
«Ну конечно, - хихикнул бесовский голосок, - ты ее сегодня очень высоко любил: и так, и эдак, и стоя, и на карачках»…  Андрей плюнул от омерзения к самому себе и начал читать защитные мантры. К его удивлению, это помогло, и голос мерзкого сарказма вскоре притих, мысли о Лиане отошли на второй план, и он стал думать о своих отношениях с Леночкой и о том, что ему, как порядочному человеку, предстоит сделать в ближайшее время.
«А может, оставить все как есть? – заерзало в  его душе  трусливое начало. - В конце концов, сегодня ты узнал, что вы с Ленкой квиты». К своему удивлению, Андрей испытал к своей все еще супруге даже что-то вроде уважения. Он-то считал, что она на поступок не способна и полностью зависит от него, ан нет, она оказалась гораздо решительней, чем он о ней думал: наверняка  почувствовала перемену в его отношении к себе и решила нанести превентивный удар. А может – другое? А может, она встретила человека, который ей ближе? А вдруг у нее вообще никого нет, вдруг Лиана специально все насочиняла?
С этими противоречивыми мыслями Андрей подходил к своему дому с торца (его парадная находилась с противоположной стороны) - и остановился, как вкопанный: под окнами стояла его супруга с молодым человеком и о чем-то оживленно с ним беседовала. Молодой человек нежно держал Леночку за руку и в точности соответствовал тому описанию, которое дала Лиана: невысокого роста, крепкого, явно спортивного, сложения, с короткими светлыми волосами.
«Ну, Ланка! – мелькнуло в его голове. - Ну молодец, как все точно увидела и описала, а я ей, дурак, не поверил! Теперь все, ни о какой дальнейшей жизни с Ленкой и речи быть не может!»
Андрей спрятался за будкой автобусной остановки. И с интересом поглядывал за действиями парочки. С его плеч словно бы упал тяжелый груз, и ничего похожего на ревность и сожаление не возникло в душе. Он понял, что с этого момента Леночка для него умерла.
Влюбленные явно прощались. Молодой человек нежно поцеловал Леночку в губы, сжал ее руку и двинулся к метро, а Леночка бодрым шагом направилась к парадной. Андрей дождался, когда она скроется из виду, затем последовал вслед за уличенной супругой. Когда он вошел в квартиру, Леночка уже разделась и, что-то напевая, хлопотала на кухне. Услышав, что Андрей хлопнул дверью, она высунулась в прихожую и с наигранной оживленностью спросила:
- А, это ты? А я думала, ты дома будешь. В магазин что ли ходил? – Леночка нервничала, столь быстрый приход Андрея ее явно напугал.
- А ты что так рано? – ледяным тоном спросил Андрей. – У тебя же в последнее время каждый день какие-то мероприятия!
Не дожидаясь ответа, он разделся и прошел на кухню: после бурных часов с Лианой он был голоден как волк. Леночка подогрела борщ, котлеты, Андрей молча уселся за стол и с аппетитом набросился на еду.
- Ну, что ты молчишь? – первая не выдержала Леночка после того, как они 10 минут просидели в полном молчании – в отличие от Андрея она почти не притронулась к пище. – Что-нибудь случилось?
- Это надо у тебя спросить, – в упор посмотрел Андрей на жену: он решил ковать железо, пока горячо.
Глаза Леночки забегали.  «Расколется или нет»? – мелькнуло в голове Андрея.
- Андрюша, - сказала она каким-то незнакомым голосом, - я уже неделю хотела тебе сказать, но не была уверена. Я беременна!
Это прозвучало как гром среди ясного неба. Андрей приготовился услышать все что угодно: и ложь, и правду, и слова раскаяния, но только не это.
- С-с-с чего ты вдруг решила? – запинаясь, спросил он, чтобы очухаться и как-то заполнить паузу, хотя ему ли, как медику, было не знать, каким образом женщины узнают об этом. «Неужели она залетела тогда, две недели назад? – в смятении подумал Андрей. – Мы тогда не предохранялись, но по срокам вроде не должно было быть… или все же могло?»
- Как решила? - пожала плечами Леночка. – Задержка у меня, уже неделю, а сейчас подташнивать начало.
Андрей растерялся, его непоколебимое решение объясниться с Леночкой сейчас и расставить все точки над «и» сильно пошатнулось.
- Ты не рад? – Леночка сверлила его глазами. – Мы ведь уже два года женаты, пора и о маленьком подумать!
- Слушай, - забормотал Андрей, - а как же институт, кто будет с ребенком сидеть, и родители наши работают… Да и потом….
«А почему, собственно, я решил, что ребенок от меня?» – мелькнула в его голове мысль, которая тут же переросла в уверенность.
- Что «потом»? - насторожилась Леночка.
Андрей собрал воедино все свои трусливые, разбежавшиеся в разные стороны, словно крысы с тонущего корабля, «Я» и, с трудом придав своему голосу холод и отчужденность, спросил, в упор глянув в глаза жене:
- Что, дорогая, это приятно, когда тебя любят?
Леночка напряглась, очевидно, она не ожидала сейчас подобного удара.
- Да, - тихо сказала она, - а почему ты спросил?
- Ты уверена, что залетела от меня? – четко, раздельно произнес Андрей, не отрывая взгляда от ее глаз. 
«Как здорово, что я их засек, - подумал он с воодушевлением, - иначе бы точно на попятную пошел. А мне только не хватало чужого ублюдка воспитывать».
По лицу Леночки пробежал испуг, видимо, до последнего момента она не верила в подобную осведомленность.
- Как его зовут - Владик или Володя? – продолжал раскручивать сценарий Андрей. – Вообще-то симпатичный мужик, я твой выбор одобряю, вот только захочет ли он ребенка воспитывать, если не понятно, от кого ты его зачала?
Это был уже нокаут, Леночка поняла, что отпираться дальше – бессмысленно.
- Кто тебе сказал? – все же сделала она вялую попытку, не понятно, на что надеясь.
- Сорока на хвосте принесла, - нервно хохотнул Андрей, - у меня свои источники информации, и тебе знать о них не обязательно. И еще, я на 100 процентов уверен, что залетела ты именно от него, правда, не знаю, будет ли у него такая же уверенность. Давно вы с ним встречаетесь?
- Месяц, - всхлипнула Леночка и разрыдалась. – Андрюшенька, прости, я не знаю, что на меня нашло, это какое-то наваждение, я была уверена, что ты меня разлюбил, и хотела тебе отомстить, а потом никак не могла с ним разорвать: он так красиво за мной ухаживал, цветы, подарки дарил, ты никогда таким галантным не был, а в последнее время все хуже и хуже ко мне относился. Я чувствовала себя такой одинокой! Прости, прости, скажи, что ты меня простил, и я сейчас же позвоню ему и скажу, что между нами все кончено!
- Между «нами» или между «вами»? – холодно спросил Андрей, решительно отгоняя приступы жалости и сожаления. – Так все-таки, как его зовут, как твоего ребенка по отчеству величать придется?
- Перестань! – взвизгнула Леночка. – Не смей так кощунственно, это от тебя ребенок.
- Нет, не от меня, - покачал головой Андрей. – Тебе, наверное, все же лучше аборт сделать, поскольку сама не уверена. Ты же все-таки не сучка, которую десяток кобелей во время течки кроет, все же надо быть уверенной, на кого на алименты подавать.
Так безжалостно и холодно Андрей не говорил с Леночкой никогда, и до нее наконец дошло, что это не просто уличение в неверности и семейный скандал, а полный разрыв отношений, развод.
- Ты… меня… бросаешь? – спросила она с перерывами после каждого слова.
Андрей выдержал актерскую паузу.
- А ты меня сама не хочешь бросить? Разве ты его не любишь, разве он тебя не захочет принять? Я думаю, что он все же порядочный человек.
- Он женат, - вяло ответила Леночка, глядя в окно невидящими глазами.
- Ну и что, ты тоже замужем.
- У него двое детей, я не могу лишить их отца…
- У тебя тоже будет… или все же аборт сделаешь?
- Я хочу остаться с тобой, - горько прошептала Леночка. – Он очень хороший, но я люблю тебя… – она снова заплакала.
- Хороший… – задумчиво произнес Андрей. – Правда, на молоденькую потянуло… Ну что ж, все богатые старички молоденьких заводят. Сколько ему лет? 25? 35?
- Он не старичок и не богатый, - вяло отреагировала Леночка на сарказм Андрея, - ему двадцать семь лет… Володя, – помолчав, зачем-то добавила она.
- Ну, для мужчины восемь лет – не разница, - криво усмехнулся Андрей. – Так не хочешь к нему уходить?
- Не-е-ет, - сквозь рыдания всхлипнула Леночка. – Умоляю, прости! – она грохнулась на колени, отчего в сердце Андрея опять запищал бесенок малодушной жалости. – Я больше никогда тебе не изменю…
- Я больше не бу-у-уду! – преодолевая бесенка, передразнил ее Андрей. – Нет, милая, поздно. Теперь, если не уходишь ты, то ухожу я, чтобы ты не думала, что я собираюсь завладеть квартирой. Кстати, и не потому, что ты трахалась с этим Володей, которого, как выяснилось, даже не любишь, да и для него, скорее всего, ваш роман просто забавное приключение. Нет, я ухожу потому, что люблю другую женщину и не собираюсь, в отличие от тебя, прятаться в кусты от ответственности.
Леночка с жалким видом поднялась с колен:
- Любишь другую… Ты с ней спишь?
- Сплю – не сплю, тебя это не касается! Я ее люблю и женюсь на ней. Считай, что все, что было между нами, – досадное недоразумение. Твой Володя просто развязал мне руки – я не мог преодолеть чувство вины перед тобой, но теперь говорю: большое спасибо тебе и твоему Володе, иначе бы я сегодня на этот разговор не решился, мне все же было не наплевать на тебя.
- А теперь наплевать?
- Милая, - сказал Андрей ледяным тоном, - поддалась искушению, умей сделать выбор. Сидеть меж двух стульев, как ты, прости, не умею. И теперь, когда я выяснил все печальные нюансы нашего совместного проживания, я снимаю с себя ответственность за тебя.
- Она красивая? – с тоской проговорила Леночка.
- Она само совершенство! – съязвил Андрей. – Какое тебе дело?!
- Значит, все кончено?
- Значит, так.
- А, ребенок?
- Меня это не касается, это не мой ребенок.
- Ты прямо сейчас уйдешь? К ней?
- А чего тянуть? Мы все выяснили, нужно, как головой в омут, раз – и навсегда.
- Раз – и навсегда… – как эхо, повторила Леночка.
Андрей долго ходил по квартире, собирал свои вещи в рюкзак, хлопал дверцами шкафа.
- Ты понимаешь, что больше никогда меня не увидишь? – как-то отрешенно спросила Леночка, когда Андрей взвалил рюкзак на плечи и открыл входную дверь.
- Почему никогда? – усмехнулся Андрей. – Я еще не раз за своим барахлом заеду. А может, такси возьму и сразу все заберу. Свою мебель оставляю, не хочу себя в новой жизни старой памятью обременять. А потом, мы еще в загсе увидимся, на разводе.
- Ты не понял… – покачала головой Леночка.
- Ну что ты меня, самоубийством решила стращать? – ядовито улыбнулся Андрей. – Глупо. Во-первых, у тебя кишка тонка, а во-вторых, ты же знаешь, как христианство к самоубийству относится. Это же смертный грех и вечные муки!
- Подонок! – зарыдала Леночка. – Ненавижу тебя.
- Ну вот и договорились, - усмехнулся Андрей, - по-моему, для наших отношений это слишком сильное чувство. Ладно, ключи пока забираю, я только нательные вещи взял. Постараюсь, если уж я тебе так противен, остальное барахло и книги в твое отсутствие забрать – обещаю, что ничего твоего не трону.
С этими словами Андрей вышел на лестницу и хлопнул дверью.
Естественно, к Лиане Андрей поехать не мог, поэтому он отправился на Полярную, к матери. Мама еще не пришла с работы, но у Андрея был ключ от своей бывшей квартиры. Он разделся, разобрал рюкзак и, чтобы как-то отвлечься от тяжких мыслей, сел писать стихи, которые начали рождаться еще по дороге. Стихотворение называлось «Прощание». Часа через два у него получилось вот что:
Здесь все оставлено,
Здесь все останется.
Прикроюсь ставнями,
Чуть спрысну саженцы.
От цвета палого –
В грозу сулящее,
В свист ветра шалого –
Там настоящее.

Не к легкой радости,
Постылой сытости…
А если – к зависти?
К людской немилости?
Лукавый дразнится:
«Бежишь от бренности?
Не к звездной страннице,
Лишь – к женской прелести!

Трудов законченных
Купоны манят ведь!
Успех – непрочное,
Нет пониманья – лесть.

Чуть вас направило –
Тотчас танцуете…»
Быть может, вправе он,
Ведь был так суетен,
Ведь гнался мысленно
За ярким зайчиком
Успеха быстрого…
Как много начато!
Как много брошено –
И все же выбрано…
………………………
Молчит непрошеный –
Здесь пьеса сыграна.

Андрей перечитал стихотворение несколько раз и отметил, что по стилю и нечеткости рифм получилось нечто среднее между Цветаевой и Вознесенским. И все же он остался доволен, поскольку оно отличалось от всего того, что он писал раньше. Не известно, в какие бы тяжкие думы погрузился наш герой в этот  вечер, но тут с работы вернулась мама.
- Андрюша? – приятно удивилась она, заметив на вешалке куртку Андрея. – Давненько тебя видно не было, я уж совсем заскучала, - мама переоделась и отправилась на кухню. – Ты кушал? У меня  на первое как раз твой любимый фасолевый суп.
- Не хочется, мама, - покачал головой Андрей, - я ел недавно, вот чайку попить – составлю тебе компанию.
Он сидел за кухонным столом и наблюдал, как мама хлопочет у плиты.
- Ну, рассказывай, как у тебя дела, что у вас новенького, - стандартно начала мама.
- Да, пожалуй, есть новенькое, - усмехнулся Андрей. – Я от Лены ушел. Разреши мне какое-то время пожить у вас, пока у меня с жилищным вопросом что-то не разъяснится.
- Как ушел!? – мама застыла с половником в руках. – Ты что, ненормальный? Вы же так хорошо жили, Леночка так тебя любила…
- Любила… - криво улыбнулся Андрей, который решил, дабы добиться сочувствия мамы, разыграть роль оскорбленного, обманутого супруга. – У Лены – любовник. Я недавно об этом узнал и не собираюсь мириться. Между нами все кончено!
- Она что сама тебя выгнала? – мама наконец положила половник на плиту.
- Да нет, она как раз хотела, чтобы я остался, она рассчитывала, что все останется в тайне, развод в ее планы не входил.
- Послушай, - мама, как обычно, пыталась ухватиться за соломинку, - но может, это какое-то недоразумение? Может, все еще образуется!
- Да какое там недоразумение! Она сама во всем призналась, правда, пришлось надавить. Мне недавно один человек об этом рассказал, который случайно узнал об их взаимоотношениях, а сегодня я сам их видел и заставил Лену обо всем рассказать. Ко всему прочему, она от него беременна и хотела выдать, что ребенок этот от меня. Ну какая тут дальнейшая совместная жизнь?!
Изобразив Леночку в самых черных красках – и вроде бы нигде не соврав, Андрей замолчал и уставился в стенку.
- Мне кажется, ты что-то не договариваешь! – чутко уловила мама некоторую наигранность в тоне Андрея.
«Надо сказать, - подумал он, - а то, действительно, подло получается».
- Ну, в общем, - нерешительно пробормотал Андрей, - я тоже женщину встретил… и полюбил, но это произошло уже после того, как Лена с этим Володей закрутила. Ты понимаешь! Полюбил по-настоящему, это совсем не то, что у Ленки с ее хахалем! Та, чуть жареный петух клюнул, и готова от него отречься, только чтоб мужа сохранить. А у нас с Лианой - все серьезно. Разве любить – это грех, мама?
Мама подошла к Андрею и стала гладить его по голове.
- Что ты говоришь, сынок. Я большую жизнь прожила, и ты знаешь, как мы с твоим отцом 17 лет сосуществовали. Когда я первый раз узнала о его измене, я чуть с собой не покончила, а потом  - ничего, смирилась, потом у меня самой поклонники были, и я грехом это не считаю, когда любишь. И все же мы с отцом долго пытались сохранить наш брак, и, если бы не его навязчивая идея, что человек после сорока должен прожить вторую жизнь, мы бы, конечно, не разошлись. Может, и у вас все утрясется, ну, перебеситесь и вернетесь друг к другу. Ты ведь у Леночки – первый, первого мужчину не забывают!
Андрей покачал головой
- Нет, мама, - отрезал он, - я не считаю, что твой конформизм – предмет для подражания. Есть еще и духовные критерии нравственности. В сердце каждого человека существует Божья искра, и проявляет она себя у большинства как тихий голос совести. Этот голос никогда не ошибается, как бы нам порой ни казалось логичнее поступить с точностью до наоборот. Большинство людей его слышат, но поступают по-своему, как нашептывает лукавый, а в конечном счете оказываются у разбитого корыта. Я так не хочу! Голос совести говорит мне, что мой брак с Леной – ошибка, порожденная моей бесхарактерностью и ее настырностью. Теперь я хочу исправить эту ошибку.
Мама грустно смотрела на Андрея.
- Совсем ты у меня большим стал и говоришь прямо как восточный мудрец. Ну что ж, я никак повлиять на твое решение не могу, я хочу только одного: чтобы ты был счастлив. И все же не торопись рвать окончательно, оставь себе возможность вернуться. Оглядись, обдумай все спокойно. Боюсь, что сегодняшний твой уход – это эмоции.
- Нет, мама, не эмоции, - решительно возразил Андрей, - я впервые сумел побороть свою бесхарактерность, и за это себя уважаю!
Мама не стала возражать: очевидно, подобные настроения посещали и ее.
- Кто хоть эта, новая твоя? - спросила она печально. - Красивая?
- Это известный экстрасенс, мама, - гордо ответил Андрей, - с несравнимо большими возможностями, чем у меня и, по-моему, даже чем у Балашова. Встречаться мы стали недели три назад, но видел я ее и раньше, на Фурманном. А что до красоты, то она мне кажется самой прекрасной женщиной в мире!
- Экстрасенс, ведьма значит, - тихо повторила мама. – Да ты не сердись! – оговорилась она, видя, что Андрей сверкнул глазами и встрепенулся. –  «Ведьма» мне понятнее, чем «экстрасенс», я это не в плохом смысле, так раньше деревенских бабушек-знахарок звали. Ну и сколько же ей лет, если она уже известность получить успела?
- Она старше меня, - уклончиво ответил Андрей, - но это ничего не меняет.
- Знакомая история, - прокомментировала мама, - и на много?
- Прекрати! – рассердился Андрей. – Какое это имеет значение, если люди любят! Она – молодая женщина, в самом расцвете красоты, ума и способностей, и в миллион раз интереснее всех этих молоденьких дурочек. Ленка в сравнении с Лианой  – обыкновенная пустышка, я имею в виду не столько внешние данные, сколько внутреннее содержание.
- Лиана, - повторила мама, - имя какое странное. Она что, не русская?
- Пятый пункт ее паспорта я не смотрел, - съязвил Андрей. – По-моему, что-то восточное в ней есть, но я знаю, что она коренная москвичка, а ее отец в прошлом крупный авиаконструктор. Да ты бы знала, с какими знаменитыми людьми она общалась!
- А кто она по специальности? – грустно спросила мама. – Экстрасенс, как я понимаю, не специальность.
- Она кончила МАИ, а сейчас работает в лаборатории искусственного сердца старшим научным сотрудником.
- Искусственное сердце… - повторила мама. – Что-то в этом противоестественное… А муж, дети у нее есть?
- И муж, и дочка, - ответил Андрей, - Но мужа она давно не любит. Я считаю, что наша встреча – это судьба!
На этом разговор был закончен, поскольку с работы пришел мамин муж. Мама сказала ему, не вдаваясь в подробности, что у молодых вышла размолвка и Андрей пока поживет у них. Лев Степанович не возражал.

На следующий день Андрей отправился на дежурство. К счастью, в эти сутки у него были почти непрерывные вызовы, и времени на тяжкие раздумья почти не оставалось. Проведя бессонную ночь, он вернулся домой и сразу же завалился спать. Спал Андрей долго, без снов, утомленный событиями предыдущего дня, и проснулся только когда с работы вернулась мама. Вид у нее был взволнованный и удрученный.
- Леночка погибла! – первое, что сказала она с порога.
- Как погибла? Когда?! Что случилось?!! – Андрей ошарашенно глядел на мать.
«Рати! - почему-то мелькнуло в его голове. – С ней произошло то же, что с Рати!»
- Мне вчера позвонила Лидия Сергеевна поздно вечером, - начала рассказывать мама. – Леночку сбила машина недалеко от дома, где живет Лидия Сергеевна. Она ехала к матери, вышла из метро, переходила проспект – и ее сбила легковушка. Перелом основания черепа – мгновенная смерть от кровоизлияния в мозг. Я звонила тебе на «Скорую», но ты был на вызове – а потом подумала, что Леночку не вернешь, и решила тебя не тревожить. Похороны завтра, на Лосиноостровском кладбище. Она сейчас в морге, в институте Склифосовского… Ты знаешь, - мама решительно посмотрела на Андрея, - я Лидии Сергеевне ничего не сказала о том, что ты от Леночки ушел. А Леночка тоже ничего не успела ей сказать, наверное, ехала к матери в жилетку поплакаться, и не доехала… Ты ей тоже на похоронах ничего не говори, не надо ей дополнительных ударов…
- Это я ее убил, - отрешенно произнес Андрей, глядя в одну точку. – Она, когда я уходил, предупредила, что я вижу ее в последний раз… Я ей не поверил и в глаза рассмеялся. Она сама бросилась!
- Ну что ты, мой мальчик, - разрыдалась мама, - не вини, не убивай себя, это – просто чудовищное совпадение, случайность. Уж если бы она решилась на самоубийство, она бы не сделала этого по пути к матери, и потом, Лидия Сергеевна – я, кстати, только от нее – беседовала с гаишником, который протокол составлял: чистой воды несчастный случай - она на красный свет дорогу перебегала и машину не заметила. А кто у нас в стране дорогу на красный свет не переходит? Не убивай себя так! Конечно, она была расстроена, рассеяна, но мало ли у людей размолвок случается! Это же не значит, что все после этого под машину попадают. Нет, тут просто трагическая случайность…
- Она была беременна, - словно не слышал маму Андрей, - и забеременела она от меня! Я специально, чтобы ее побольнее хлестнуть, сказал, что это не от меня, а от любовника, но я сердцем чувствовал, что от меня…
- Перестань, перестань, сынок, - гладила мама Андрея. – Леночку уже не вернешь…
На следующий день Леночку забирали из морга. По желанию Лидии Сергеевны ее отпевали в церкви неподалеку от Лосиноостровского кладбища, затем хоронили. В гробу Леночка, словно бы и своим посмертием желая укорить Андрея, лежала в свадебном платье – это было причудливое желание ее матери. На лице Леночки не было следов аварии, внешних повреждений тела почти не оказалось – она лежала, как живая, и с укором глядела на Андрея через прикрытые веки… Андрей не плакал, но был словно бы остекленевшим, и убитая горем Лидия Сергеевна ничего не заподозрила на его счет. Наоборот, она несколько раз припала к его груди и все причитала, как Леночка его, Андрея, любила, и какую чистую, святую жену он потерял. Андрей не стал ее разубеждать, в этом теперь не было никакого смысла, и по просьбе мамы решил сохранить для всех прекрасную легенду об их верной любви и короткой, но прекрасной совместной жизни. О том, обнаружил ли патологоанатом беременность Леночки, он так ничего и не узнал.
Потом были поминки в доме Лидии Сергеевны, и Андрей впервые за пять лет напился до бесчувствия, а когда первые послепохоронные страсти улеглись, тихонько собрал рюкзак и вернулся в дом, где они с Леночкой прожили около двух лет. Он был там прописан, и Лидия Сергеевна не возражала, чтобы квартира ее дочери досталась мужу, а вернее, вдовцу…
Под впечатлением горьких событий, истинную причину которых Андрей мог только предполагать, он написал единственное стихотворение, которое напрямую посвящалось Леночке. Стихотворение называлось «Уход».

Усаживалась… Из зала,
Как будто, во тьму лилось:
- Я слишком от вас устала,
Мне слишком при вас светло.

Прохаживалась… Нескромно
Высвечивало бедро:
- Мне слишком при вас просторно,
Расплачиваюсь серебром.

Угадывала, смеялась,
Сияли глаза хитро.
- Того ли я дожидалась
И ваше ли я ребро?

Поеживалась. Кинжала
Острей заломилась бровь.
- Того ли я в вас желала?
Мне рано играть Зеро!

Простите… немного грустно –
Спокойнее будем впредь,
Я только в одном искусна…
Мне больно на вас смотреть.

Прощайте, у ночи темной
Я выторговала кров…
Мне слишком при вас огромно,
Возьмите свою любовь! –

И в память, в шуршанье листьев,
В сквозящую морем ночь,
В обитель печальных истин,
Забыв, что уносит дочь…


Андрей постепенно успокаивался, привыкая к новому своему положению, и только одна мысль, словно шип, сидела в его сердце. Было ли это самоубийство или несчастный случай? А также проклятьем звучали последние слова, которые он услышал из уст Леночки: «Подонок! Я тебя ненавижу!»


















ГЛАВА 3

ЛЮБОВЬ

Девять дней Андрей никому не звонил и не поднимал трубку телефона, выдерживая своеобразный траур. Дом без Леночки совершенно опустел, он даже не представлял, что порой незаметное, а порой раздражающее присутствие жены так много значило в его жизни. Тем не менее, он отказался от предложения мамы остаться у нее, пока не уляжется чувство вины и потери, - он, по обыкновению, не желал делить своих чувств ни с кем, предпочитая одному погружаться в свои мазохистские самобичевания по поводу своей вины в гибели Леночки. Правда, вскоре он то ли привык к постоянному самоедству, то ли трагедия утраты нелюбимой жены оказалась скорее внутренним спектаклем, чем настоящим горем, но не прошло и недели, как Андрей почувствовал, что все его упреки к самому себе не приносят сладостной боли самоистязания и превратились в привычные беседы с самим собой. Гораздо больше его теперь мучило чувство одиночества, и однажды вечером он позвонил Лиане, хотя сразу после гибели жены даже решил порвать с ней, поскольку считал, что Лиана косвенно виновата в трагедии. Это придало бы некий пафос его потере, он даже представлял, как торжественно объявит Лиане, что между ними все кончено, что они не достойны любви, если она погубила ни в чем не повинного человека. Однако прошло совсем немного времени, и Андрей с отвращением к себе осознал, что его больше тревожит отсутствие женской ласки, а отнюдь не нравственные муки.
Вскоре он убедил себя, что, в конце концов, жизнь продолжается и обрекать себя на отшельничество – не просто глупо, но противоестественно. Другое дело, если бы оно носило религиозно-подвижнический характер, он же из социума уходить не собирался. Не глупо ли только-только завоевать любовь обожаемой женщины - и тут же от нее отказаться? Леночку с ее гипотетическим ребенком уже не вернешь, и разве не он сам покинул ее накануне трагической развязки? И уж если совсем закрыть глаза на нравственные проблемы – разве это не то, чего он подсознательно желал? Главная помеха (видит Бог, он этого не желал) ушла из его жизни, и не просто ушла, но и оставила неплохую двухкомнатную квартиру в его полное распоряжение. Не он ли недавно предлагал руку и сердце Лиане? А что кроме этого он мог ей еще предложить? Где предполагалась их будущая совместная жизнь, если на размен квартиры с Леночкой он не имел морального права? Конечно, можно снимать комнату, но Андрей привык иметь собственную крышу над головой. Теперь же, все складывалось, в принципе, как он хотел, хотя никогда не предполагал, что все сложится таким образом.
Итак, Андрей позвонил Лиане, на ходу придумывая, что он скажет, если к телефону подойдет ее муж. Андрею почему-то казалось, что голос сразу же выдаст в нем коварного искусителя супруги. Тем не менее, буквально через два гудка трубку подняла Лиана.
- Алло, - услышал он бесконечно дорогой голос.
- Это я, Андрей, - сказал он почти шепотом на случай, если невдалеке от Лианы находится ее муж.
- Андрюша? – Лиана явно сдержала эмоции. – Одну минуту, я двери закрою, - в свою очередь, понизила она голос.
Затем Андрей услышал в трубке отдаленное: «Толя, выйди, пожалуйста, на кухню, у меня конфиденциальный разговор», на что в ответ пробасило: «Одну секундочку, солнышко». Это «солнышко» больно резануло Андрею по сердцу: «У них, похоже, лад да любовь», - горько подумал он. Затем хлопнула дверь, и к трубке возвратилась Лиана.
- Андрюшенька! Ну что же ты не звонил? – прозвучало в трубке мягким укором. – Я так извелась, звоню тебе, ты не подходишь, а от волнения и посмотреть, что с тобой, не могу – ответ ведь верный приходит только когда в нем не заинтересован. Чувствую, что ты меня не бросил, но у тебя какое-то несчастье произошло.
- Ланочка, - сдержал свои чувства Андрей, - мы не могли бы сейчас увидеться, я бы тебя у метро «ВДНХ» встретил. Скажи мужу – ну хотя бы что к больному поехала, конечно, если ты не против.
- Да что ты говоришь, конечно, не против! А куда мы пойдем? У тебя что-то произошло?
Это «куда мы пойдем» несколько обидело Андрея: разве она не желает просто увидеть его? Но он погасил обиду и сказал:
- Ланочка, все расскажу при встрече. У меня несколько жизненные обстоятельства изменились, только не знаю, как сказать, – в хорошую или плохую сторону: и то и другое как-то кощунственно звучит.
- Ну, хорошо, хорошо, - встревожено проговорила Лиана, - жди меня около выхода из метро…
Через двадцать минут Андрей дежурил у выхода из метро, а еще через десять появилась Лиана: так же изысканно одетая, желанная, благоухающая «Маже нуар». Андрей, погасив желание броситься к ней и расцеловать, скорбно коснулся губами ее щеки.
- Пойдем, - сказал он дрогнувшим голосом, взяв ее за руку.
- А куда? Погуляем?
- Можно до меня пешком дойти, потом, если хочешь, ко мне…
- А твоя жена? – тревожно поглядела на него Лиана.
- Нет больше жены, - сглотнул комок Андрей, - погибла она, девять дней назад машина сбила…
- Погибла?!
- Я теперь один живу, - для чего-то уточнил Андрей. – Девять дней тебе не звонил, мне казалось, это как-то неуместно. Прости, что не поставил тебя в известность, это было что-то вроде долга перед погибшей.
- Расскажи, как все произошло! – незнакомым голосом попросила Лиана.
Андрей все рассказал – и как он застукал Леночку при прощании с любовником, и о своем разговоре с ней, и о беременности, и о ее предупреждении, и о последних ее словах, которые прозвучали, как проклятье.
- Так что, - сказал он, - я так и не знаю, было ли это самоубийство или несчастный случай.
- У тебя была с ней близость? – спросила Лиана напряженно.
- Незадолго до знакомства с тобой, - соврал Андрей, - она как раз во всю с любовником встречалась, но я уверен, что забеременела она не от меня, по срокам не может быть. (У Андрея тут же мелькнуло сожаление, что он ляпнул насчет беременности, но ему очень хотелось подчеркнуть трагизм ситуации.) А впрочем, зачем об этом, как-то неуважительно о покойной.
- Ты прав, любимый, - тихо проговорила Лиана, прикрыв глаза, по-видимому глядя ситуацию на ментале, - это не от тебя ребенок, и это было не самоубийство. Не убивайся так, - повторила она мамину фразу. – Эх, предупреждала я тебя, что несчастья людям приношу, хоть и не хочу этого никоим образом. Вот и с тобой случилось…
- Может, это кощунственно, - признался Андрей, - но в принципе, сложилось все, как я хотел, хоть, как на духу тебе скажу, я ее гибели не желал. (Слова Лианы о том, что это не самоубийство и не его ребенок, значительно подбодрили нашего героя.) Я давно заметил, что мои самые заветные, затаенные мечты всегда сбываются, правда почти всегда самым неожиданным образом. Теперь я свободен, и у меня есть собственная квартира. Дело осталось за тобой.
- Давай сейчас не будем об этом, - с несколько наигранной грустью сказала Лиана, - не хорошо душу покойницы тревожить. Одно тебе скажу: пока тебя не было, все эти девять дней я места себе не находила, и приступы буквально каждый день разыгрывались.
- Ланочка! – с ужасом глянул на нее Андрей. – Как же я мог об этом забыть, никогда себе не прощу! Я тут чувством вины упивался и не понимал, чурбан, что с тобой происходит.
- Ты все верно делал, - мягко прикоснулась к его руке Лиана, - нельзя было тебе в первые дни после ее смерти звонить, в конце концов приступы были довольно легкие, словно бы наша с тобой последняя встреча какой-то перелом в моем недуге совершила. Лучше уж несколько легких, чем один тяжелый.
Вскоре их прогулка закончилась, Андрей открыл дверь и они вошли в квартиру, где все еще витал дух Леночки, но к приходу Лианы Андрей постарался уничтожить все следы ее недавнего присутствия: убрал фотографии и предметы, которые могли напоминать об ушедшей жене. А всю ее одежду он несколько дней назад запихал на антресоль, со временем собираясь отнести ее к церкви.
- Покажи ее фотографию, - сказала Лиана, видя, что нигде в квартире нет ни одного портрета Леночки.
Андрей полез в стол и достал первое, что попалось на глаза, - их свадебную фотографию, где они сидели за праздничным столом в окружении гостей. Лиана долго рассматривала свою бывшую соперницу, затем отдала фото Андрею.
- Очень милая девочка, - сказала она словно бы с облегчением, - только это не твое, это с первого взгляда видно.
- Я знаю, - грустно сказал Андрей, присаживаясь поближе к Лиане на диван, - не надо было на ней жениться, но она так взялась за меня, с таким напором… Короче, - сказал он с вымученной улыбкой, - у меня характера не хватило ее послать.
- Она за это поплатилась, - сказала Лиана, глядя куда-то вдаль, - она хотела взять себе чужое и тем самым неосознанно нарушила планы провидения, которые касались твоей миссии. Это было не раз в твоих прежних воплощениях. Один из таких случаев ты знаешь, вспомни о Рати и Раме, ситуация повторилась. Так что не мучь себя, это все равно рано или поздно произошло бы. Просто я имею способность ускорять людскую карму, независимо от моей воли, и все ключевые события в жизни людей, с которыми я соприкасаюсь, происходят значительно быстрее – как пленка в магнитофоне в ускоренном темпе прокручивается. К сожалению, события эти, как правило, печальны… но неизбежны. Вспомни Дургу. Лично они вроде бы не виноваты в гибели Рати и, тем не менее, косвенно имели к ней отношение. Но у Рати были серьезные планы на Рама, и она могла помешать его судьбоносной встрече с Дургой, и тогда мистическое развитие души Рама было бы отброшено на многие годы назад. А может, и десятилетия. К счастью, в этом воплощении Лена не имела на тебя такого влияния, хоть и всячески тормозила твой рост, сначала создавая тебе земные, мещанские привязки, затем к этому присоединились и ее дремучие представления о христианстве.
- Да она, вроде, меня в церковь особенно не тянула, – пожал плечами Андрей.
- Не тянула, но угнетающую ауру вокруг тебя создавала, - наставительно сказала Лиана, - причем неосознанно. Все это сильно тебя притормозило. Скажи, последние годы в твоей жизни радость была?
Андрей покачал головой:
- Совсем не было, - печально констатировал он. – Казалось, я и хатхой занимался, и медитировал, и астральные выходы удивительные были, и книги в основном только духовные читал – а все в тоске какой-то. Ни солнце на небе не радовало, ни почки на деревьях, ни листопад! А ведь раньше я все это до безумия любил. Хочешь я тебе стихотворение прочитаю об этом своем состоянии? Оно называется «Осень», но касается не только осени. Не знаю, почему я раньше тебе его не читал.
- Ну, конечно, любимый! – Лиана крепко сжала руку Андрея. Андрей достал блокнот и прочел:

- Осень, теплая, словно котенок,
Резвых мышек гоняла в саду.
Шебуршала средь старых картонок,
Затевала в листве чехарду.

То, как старый, ленивый котище,
Что припомнил былые бои,
Сонно жмурила в небе глазища,
Золотые, как чаша Аи.

Обещала антракт, передышку,
Безмятежность в сентябрьской тиши,
Но гоняла, как серую мышку,
Мысль по темным амбарам души.

На удачу, смеясь, намекала,
Мол, дождался любимой поры:
Только знал я, ты очень устала
И сменила порядок игры.

И, как раньше в осенние храмы
Я бежал под шатер голубой,
Так сейчас за оконные рамы
Я сбегаю от встречи с собой.

Не зови, золотая, не надо,
Больно видеть твои купола,
Мне лишь горше от терпкого яда
Твоего озорного тепла.

Мне лишь горше от тихого лада
Твоего мирового котла
Осиянных недель листопада,
Если в сердце лишь тлен да зола.
……………………………………..
Осень, теплая, словно котенок,
Засыпала в притихшем саду,
И казалось, что завтра, спросонок,
Я ее у крыльца не найду.

- Ты гений, - задумчиво произнесла Лиана, - твои стихи нужно до человечества донести, и моя задача твой талант оберегать. А еще?
Андрей прочитал свои последние: «Прощание» и «Уход».
- Она не достойна этих стихов, прости меня, Господи, за эти слова, - сказала Лиана со слезами на глазах. - Она лишила тебя радости жизни, но теперь все будет по-другому, не горюй, все произошло, как должно было быть…
- И все же, гибель человека… – неуверенно возразил Андрей.
- Что такое смерть? – сказала Лиана. – Всего лишь смена состояния. Человек уходит тогда, когда выполняет свое назначение. В данном случае ее гибель была тем самым назначением. Одни люди – цель творения, другие – средство. Ты – цель, а она – орудие, которое до поры до времени принимало участие в пробуждении твоей души, то есть цели. Когда орудие стало тормозом, ему суждено было уйти.
Это звучало несколько цинично, и тем не менее не могло не пролить бальзам на самолюбие Андрея, и он внутренне согласился с Лианой. В конце концов, кто такая была Леночка и какую ценность для человечества представляла ее жизнь? Другое дело – он, он уже был когда-то вершителем судеб, и кто знает, может, нечто подобное и в этой жизни ему предстоит. А почему предстоит? Разве недавно он не путешествовал в прошлое и не участвовал в спасении человечества, разве не при его посредстве был уничтожен психогенератор? Жалко, что об этом никто не знает!
- А ты? – спросил Андрей.
- А я тоже цель, мы с тобой две цели мироздания, и оба имеем некоторую миссию на этой земле. Никто не знает, как сложатся наши судьбы, но, покуда мы стимулируем творческую энергию друг друга, мы обязаны быть вместе. Одним из аспектов этой энергии является радость, и это то тепло и свет, который хотя бы ненадолго и недалеко рассеет тьму окружающей ночи. Когда таких огоньков зажжется много, тьма перестанет существовать.
- Как ты прекрасно говоришь! – воскликнул Андрей растроганно. – Мой свет в ночи!
- Мой звездный мальчик!
Они бросились в объятья друг друга, и Андрей забыл обо всем – и о гибели жены, и о том, что явился невольным виновником этой гибели, и о ее любовнике, и о беременности. Все его горькие мысли были унесены бурными ласками Лианы, и дух Леночки, еще недавно витавший в этих стенах, казалось, теперь навсегда покинул его дом. Лиана права: если одной из картин Творца был он, Андрей, а Леночка являлась всего лишь одним из тюбиков с красками, то, после того как краска  израсходована, пустой тюбик должен быть без сожаления выброшен. А значит, такова воля Провидения, и вины Андрея в том, что произошло, нет никакой…
Прошло не меньше двух часов. Андрей с Лианой лежали рядышком, охваченные сладкой ленивой истомой.
- Видения начались, - вдруг как-то отрешенно сказала Лиана, - Господи, какое это счастье, мои картинки, они позволяют прожить множество жизней в одной, этой.
- Ты можешь говорить? – взволнованно наклонился Андрей над Лианой.
- Могу.
- Пересказывай, что видишь, а я буду записывать, – он вскочил с кровати, схватил авторучку, тетрадь своих черновиков со стола и вернулся на кровать к Лиане.
- Это, кажется, касается нас с тобой, - монотонно, словно бы сонным голосом начала пересказывать Лиана. Кажется, это мы с тобой в старости, по крайней мере лица очень похожи на наши. Я совсем седая… Мы с тобой находимся на нашей даче, но это не дача моего папы, на которую мы с Толей и Машей каждое лето ездим. Это добротный, бревенчатый деревенский дом, о котором я всю жизнь мечтала, на окнах резные наличники, крыльцо тоже украшено деревянной резьбой, и, что самое изумительное, весь дом расписан городецкой живописью: милые петушки, розаны, какие-то жанровые сценки, короче, не дом, а игрушечка. А вокруг дивный фруктовый садик. Наверное, я вижу августовский вечер. В саду много яблонь, вишен, слив, кустов смородины, и малины крыжовника и море цветов, это поздние и осенние цветы: астры, флоксы, хризантемы, золотые шары, пеоны, и ветви деревьев сгибаются от тяжести спелых плодов. Так дивно, такое очарование, вечер тихий-тихий, еще не стемнело, но вдоль дорожки через сад, устланной цветными плитами, стоит несколько маленьких столбиков, и на них горят очаровательные китайские фонарики с драконами. И еще: воздух словно напоен запахом матеолл – ночных фиалок, как на Украине. Какая-то идиллическая картина нашей старости, словно кто-то шепчет успокаивающе: все будет хорошо, вы заслужили спокойную, счастливую старость. Ты сидишь на веранде за письменным столом, в твоих волосах много седины, но ты еще не совсем седой, и на тебе почему-то белые одежды – что-то вроде индийского педжаба. Весь твой облик – облик зрелой мудрости и покоя, ты выглядишь просветленным, словно Будда, и ты что-то пишешь, кажется роман, по крайней мере, это не поэтические строфы. Вот сзади подхожу я, кладу тебе руку на плечо, и ты нежно кладешь свою руку сверху… Я совсем седая, но не старуха, морщин почти нет. Я что-то задумчиво говорю… похоже, излагаю сюжет, который ты должен воплотить в бессмертное произведение… Мы оба смотрим куда-то в пространство, словно нам дано видеть то, что другим не дано… И кажется, что на земле под деревьями начинают копошиться забавные гномики в остроконечных колпачках, а среди ветвей порхают зеленые эльфы, словно сказочные бабочки и стрекозы… Как хорошо, какой покой, как хочется вот так сидеть и смотреть, смотреть на спелые яблони, свисающие с ветвей, и на красные гроздья калины, на догорающее где-то у горизонта солнце… Все, сюжет закончен, начинаются другие картинки.
Лиана сменила положение, приподняла подушку, улеглась поудобнее и снова начала пересказывать.
- Какая-то дорога под палящим солнцем. Это не наш, чужой ландшафт, кругом камни, песок, почти нет зелени, где-то вдалеке что-то вроде карьера, похоже, там добывают известняк, его потом используют для строительства. Кажется… да-да, мне подтверждают – это Священная земля, Палестина, почти два тысячелетия назад.
По дороге бредет группа полуобнаженных людей – это рабы или каторжники, только что их смена добывала известняк в карьере, теперь ее сменила новая партия. Я вижу лицо одного, еще молодого, человека в толпе рабов, он очень похож на тебя… Да, это твое воплощение около двух тысяч лет назад. Этот человек очень болен, я чувствую, что жить ему осталось совсем недолго. Он еле держится на ногах и постоянно кашляет, его губы окрашены кровью – похоже, у него чахотка… Вот он падает на колени, надзиратель тут же к нему подбегает и хлещет кнутом. Он с трудом встает и в полубессознательном состоянии идет дальше, вместе со всеми… Господи, а это что? Да это же – Лысая гора, Голгофа, на ней три креста с распятыми, и посередине – Иисус… Он еще жив, но, похоже, осталось недолго. Вокруг толпа, но она уже изрядно поредела, многим надоело пялиться на подвешенных, и они ушли домой. Остальным тоже все надоело, но они хотят дождаться конца зрелища – так иногда надоедает скучный спектакль: оставшиеся зрители зевают, но стойко ждут конца действа, потому что уплочено…
Явно выделяются пять человек, они охвачены неподдельным горем – двое мужчин и три женщины. Сейчас в моем сознании звучат их имена: Петр, Иоанн, Мария – мать Иисуса, Мария Магдалина и Соломея, и я слышу мысли и чувства каждого из них.
Вот – рослый мужчина крепкого сложения, он в отчаянии, в его душе упрек и несогласие. Он воспринимает Иисуса не столько как учителя, сколько как соратника, друга, старшего партнера по большому общему делу, которое так удачно начиналось и вот теперь из-за нелепой смерти главы общины, кажется, безвозвратно рухнуло. Он не принимает жертву Христа и считает ее бессмысленным упрямством учителя. Сколько можно было еще сделать, сколько обратить неверных и в конце концов сплотить народ вокруг этой удивительной фигуры, чтобы дать отпор Риму. А его собственная судьба! Ему так нравилось быть правой рукой учителя, вести с ним возвышенные беседы, наблюдать за чудесами и как бы самому принимать в них участие, наставлять темных прихожан, быть в центре внимания, и вдруг всему конец: из первого ученика самого знаменитого человека в Израиле превратиться в сообщника смутьяна, в изгоя, которого в любой момент могут побить камнями. В его жизни остается только одно – месть убийцам, он доберется до этих Аны и Кайафы, у него много друзей в разных кругах, его душа не приемлет идею учителя о смирении и любви к врагам!
Рядом с ним стоит красивый, худой, бледный юноша с внешностью поэта-декадента – он с трудом держится на ногах. Это Иоанн, любимый ученик Иисуса, и его душа в полном смятении. Учитель был его идеалом, которому он поклонялся как воплощенному Богу, кого искренне считал Сыном Божьим, и вот теперь всему конец. Он думает о том, какая страшная Господня кара теперь обрушится на всех них, израильтян. О своей участи, в отличие от Петра, он совсем не думает.
Мария Магдалина стоит на коленях, она совсем помешалась от горя и уже не понимает, что происходит, ее сознание в полном мраке, и еще, - Лиана удивленно подняла брови, - я вижу, что она беременна, и отец будущего ребенка – ее Божество, ее учитель, ее муж – Иисус…
Мария, мать Иисуса, словно бы застыла изнутри, она давно предчувствовала гибель сына, но не могла его остановить, и когда это произошло, то словно бы случилось то, что она уже много раз пережила и с чем внутренне смирилась. Сейчас ее даже больше тревожит состояние невестки, она боится, что та окончательно потеряла рассудок от горя – и это может сказаться на здоровье будущего ребенка.
Несколько поодаль стоит молодая девушка, но ни рубище, ни грязь на лице и теле не могут скрыть красоты и благородного происхождения, – в лице Лианы снова промелькнуло удивление. – Да, это, кажется, сама Соломея – дочь жены Ирода от первого брака, та, которая танцевала на пиру и потребовала в награду голову Иоанна Крестителя, но потом так была потрясена его мужественной гибелью, что стала фанатичной последовательницей учения Христа, правда в какой-то извращенной, мазохистской форме, ушла из дворца, стала подвергать себя самоистязаниям, сменила царские одежды на рубище и думает, как это сладостно – умереть во славу Божью. В отличие от всех остальных, она принимает казнь учителя и его смирение перед палачами как проявление высшей духовности и мечтает о такой же участи, правда, осознает, что пока не готова столь мужественно принять муки и смерть на кресте за веру.
А сейчас, – Лиана на мгновение замолчала, - меня снова переносят к небольшой группе рабов, стоящих поодаль под охраной надсмотрщиков. Очевидно, те сочли весьма назидательным дать им посмотреть, что ожидает всех смутьянов, и рабы сочувственно наблюдают за предсмертными муками казнимых. Сейчас я вновь вижу человека, похожего на тебя. Он уже совсем обессилел, харкает кровью, его с явным недовольством поддерживают двое товарищей. И в то же время он с удивлением и благоговением смотрит на распятого в центре, жизнь которого так же подходит к концу. Он много слышал об этом человеке и в тайне молился ему как Сыну Божьему, хоть сам не иудей. Сейчас он видит Иисуса впервые и потрясен тем мужеством, с которым тот переносит страшные мучения. В этот момент тело распятого сотрясает агония, он что-то кричит, подняв голову к небесам, затем она бессильно падает на грудь. В этот момент, очевидно, в результате сильнейшего напряжения всех физических и эмоциональных сил, у нашего раба (или каторжника – не ясно) вдруг пробуждается способность видеть события тонкого плана. Он наблюдает, как из только что умершего тела Иисуса выплывает золотой эллипс света, внутри которого заключено его духовное тело в белых блистающих одеждах, с ярким нимбом вокруг головы. В этот момент умирающий раб внутренне обращается к Христу с просьбой взять его с собой, и сияющая фигура мгновенно оказывается над строем рабов и протягивает нашему знакомому руку. В этот момент тело раба так же сотрясает агония, и он бессильно повисает в руках товарищей. Они не сразу понимают, что тот умер, долго смотрят на него в недоумении – только что надрывно кашлял и вдруг затих. Затем до них доходит, что произошло, и они оттаскивают тело к краю дороги, что-то объясняя надсмотрщикам.
Астральное тело раба оказывается рядом с сияющим эллипсом Христа, затем в небесах открывается бездонное окно, из него опускается ослепительный белый луч, и в этом луче Иисус, держа за руку астральное тело нашего знакомого возносится ввысь, словно в скоростном лифте.
Тем временем рабам подают знак, что зрелище закончено и пора двигаться к баракам. Остаются только несколько человек, которые вырывают кирками небольшую яму невдалеке от дороги и сбрасывают туда тело умершего, затем поверх могилы наваливают горку камней. Все это происходит буднично и привычно, очевидно, такая внезапная смерть – самое обыденное событие в их безрадостной жизни. Вскоре уходят и могильщики, а над могилой бывшего раба - то ли в действительности, то ли мне показывают некий символ - вырастает огромная роза.
А сейчас в поле моего видения – вновь заключительная сцена казни. Спаситель уже умер, и несколько римских легионеров собрались около центрального креста и ждут дальнейших распоряжений своего начальника – высокого статного офицера, который задумчиво прохаживается невдалеке от только что умершего. Он смотрит на неподвижно висящего Иисуса и думает о том, как красив казненный, и что даже пытки и крестные муки не смогли уничтожить этой красоты. Еще в душе его сочувствие и сожаление по поводу его смерти и недоумение: зачем этому красивому, молодому, умному, образованному человеку нужно было идти на непримиримую конфронтацию с властями, когда он был так популярен и любим народом. Римлянин считает это простым помешательством и сожалеет, что ничего уже нельзя поделать. Еще в его душе бушует презрение и ненависть к этим варварам-иудеям, которые сами же потребовали от Пилата казни их духовного лидера и бывшего любимца и помешали прокуратору, который всегда благоволил к умным и образованным людям, спасти пророка. Легионеры вопросительно смотрят на офицера, но тот медлит, затем нерешительно делает знак одному из воинов. Тот берет в руки копье, подходит к казненному и привычно размахивается…  Нет, не хочу! – вдруг громко вскрикнула Лиана и сделала резкий отстраняющий жест. Все тело ее сильно напряглось, на лице выступила испарина… Затем она расслабилась устало. Словно исполнила какую-то тяжелую работу.
– Нет, этого не произошло, - сказала она успокоено.  – В последний момент офицер остановил воина, ему было жалко лишний раз уродовать это красивое, прекрасно сложенное тело…
- Кажется все, – произнесла Лиана через некоторое время, - сеанс окончен. Я не раз видела казнь Христа, но эти подробности мне показали впервые, – она нежно посмотрела на Андрея и коснулась пальцами его лица.
- Ты был там, - растроганно прошептала она, - ты был этим рабом, умершим почти одновременно с Иисусом, и он забрал тебя с собой!
Андрей отложил блокнот и с обожанием посмотрел на обнаженное тело своей возлюбленной…
- Ланочка! – вдруг вскрикнул он взволнованно. – Что это у тебя? Только что этого не было!
- Где? – Лиана удивленно посмотрела на то место, куда указывал Андрей: на ее коже в области правого подреберья, как раз напротив печени, алел кровоподтек, по форме напоминающий чечевичное зерно, размером с большой палец. Наверное, именно такой формы и размера рану оставило бы на теле копье с узким наконечником.
- Это же стигмат! – возбужденно произнес Андрей. - Только обычно стигматы возникают на кистях и стопах, а тут в области печени. Ты же Христом отмечена!
Лиана с недовольством разглядывала пунцовый кровоподтек.
- Ну вот, - сказала она раздосадовано, - вечно не удерживаюсь и правлю прошлое, а потом сама на себя рикошеты беру. Сколько раз зарекалась – только просматривать и ни во что не вмешиваться, и опять… Наверное, теперь кожа слезет.
- Больно? – участливо спросил Андрей.
- Да нет, жжет немного. Теперь я уверена, на самом деле Христа копьем не кололи. Я его как бы защитила и в смягченном виде удар на себя приняла. Наверное, был такой обычай у римлян, чтобы установить смерть, и составители Евангелия перенесли его на историю с Христом.
- И часто ты так в прошлом события меняла? – поинтересовался Андрей.
- Нечасто, но бывало, и всегда за это метку принимала. Однажды, например, огонь погасила, когда просматривала, как в средние века одну якобы ведьму инквизиция на костре сжигала, и на ладони пузыри образовались, правда, не особенно болели, но неприятно, потом кожа слезла. Кстати, эта женщина, которую в колдовстве обвинили, была одним из моих воплощений.
- Ну и как, удалось ее спасти?
- Ты знаешь, после того как я огонь погасила, я видела окончание этой сцены. Пошел сильный ливень, загасил костер, и молния ударила в купол костела, который стоял на площади, невдалеке от места казни. Возникла паника, и во время давки – казнь на площади много народу пришло смотреть – несколько людей, друзей этой женщины, воспользовавшись суматохой, ее освободили. К счастью, она почти не пострадала, только дыму наглоталась.
Лиана сидела, подложив подушку под спину, и смотрела куда-то вдаль невидящими глазами. Ее тело слегка подрагивало, очевидно все пережитое сильно взволновало ее.
- Знаешь, - Андрей тоже подложил подушку под спину, - и я ведь не так давно в прошлом события менял – вернее, не совсем я. Сделала это якобы в 62-м году восьмилетняя девочка, та самая Аня, которую я в нужное место проводил. Правда, у меня потом никаких следов на теле не появилось. – И Андрей рассказал ей о своей недавней встрече с Варфушей, о посещении кабинета Андропова и о своей не такой уж сложной миссии в 1962 году.
- Кстати, - добавил он задумчиво, когда закончил рассказ, - мне до сих пор не понятно, как это в прошлом можно события менять, хотя я знаю все эти теории об альтернативном будущем, и о параллельных потоках времени.
И все же разумом никак не могу охватить: если что-то уже произошло, то как это можно изменить?
- Я тоже этого до конца не понимаю, - Лиана положила голову на плечо Андрея, - очевидно, разумом такое и не поймешь. Возможно, мы не само событие в прошлом меняем из будущего, а как бы его последствия убираем, стираем ту информацию, которая запечатлелась в информационном поле, и, возможно, в результате этого не происходят какие-то катастрофические события впоследствии. Иначе я это никак объяснить не могу, только знаю, что на манипуляции с прошлым всегда много энергии уходит, и ты должен в настоящем как бы жертву принести – каждый раз не знаешь, какую, иногда – это пузыри на ладонях и кровоподтек на животе, иногда – что-то более серьезное, вплоть до собственной гибели, или гибели близкого человека. – Лиана в упор посмотрела на Андрея.
- Ты хочешь сказать, - Андрей встрепенулся на подушке, - что Лена из-за этого погибла?! Из-за того, что я принял участие в изменении прошлого? Господи, если бы я только знал!
- Я это не утверждаю! – жестко ответила Лиана. – Но и не отрицаю. Вполне возможно, что ее гибель можно объяснить и таким образом. Но это – великая тайна, и никто не знает наверняка. Думаю, у хранителей кармы были свои резоны, и тот клубок событий, который мы имеем на настоящее время, гораздо менее трагичен, чем если бы эта жертва не была принесена. В конце  концов, ты не мог подозревать о трагической развязке с твоей покойной женой, но ты стал тем необходимым винтиком, с помощью которого человечество избежало какой-то очень большой беды. Конечно, по-человечески жалко, что эта девочка безвременно ушла, и жалко видеть, как ты мучаешь себя угрызениями совести, но высшее благо важнее жизни отдельных людей.
- Я все это понимаю, - грустно сказал Андрей, - и все же не могу принять. Лена-то здесь при чем? Как-то бесчеловечно это!
- А кто тебе сказал, что законы бытия человечны? У них своя, высшая справедливость.
- Но тогда по справедливости я должен был бы пострадать!
- Ну так ты и страдаешь! Тебя же мучают угрызения совести, хоть напрямую ты в ее смерти не виновен.
- Справедливее было бы, чтобы я погиб!
- Возможно, этого не произошло потому, что на тебе лежит какая-то миссия, возможно, ты еще сделаешь что-нибудь важное для человечества, а жизнь Лены не имела принципиального значения.
- Наверное, все так, - нехотя согласился Андрей. – Скажи, а почему, прежде чем у тебя картинки про Голгофу пошли, сначала нас с тобой показали? Это что, имеет какое-то отношение к казни Христа?
- Не знаю, - задумчиво ответила Лиана, - мне никогда не объясняют, почему я вижу те или иные истории. Вероятно, ты в будущем создашь какие-то произведения по картинкам, которые я описала и опишу в будущем, возможно, через тебя человечество узнает о других объяснениях тех или иных исторических событий, возможно, ты поможешь людям посмотреть на них как-то по-иному. Скорее всего – это некий символ твоей миссии. Например, я точно знаю, кто такие были апостолы Христа, и об этом ты не прочтешь ни в одной исторической или религиозной книге. Хотя, возможно, на нынешнем этапе человечеству такая трактовка и не нужна, но в будущем это изменит взгляд на христианство и глубинный смысл этого учения.
- Ну и кто же они такие? – оживился Андрей. – Насколько я знаю, обычные полуграмотные люди из простонародья, даже непонятно, почему Христос выбрал их в свои ученики!
- Евангелие коснулось только их земной жизни, - задумчиво проговорила Лиана, - это – только внешняя сторона, но существовала и иная, Космическая. Их души не являлись душами людей, хоть и заключены были в обычные человеческие оболочки, и их земная история до встречи с Иисусом Христом была самой заурядной.
- Ну и что же это за души? – Андрей смотрел на Лиану с недоумением.
- Это – мои земляки и соратники, - сказала Лиана, - внимательно глядя в глаза Андрею. – Они пришли, подобно мне, из мира «И», о котором я тебе рассказывала и о котором ты слышал, незримо присутствуя при разговоре Дурги и Рама. Как и я, они были существами из зеленой части спектра мира «И», как и я, они прибыли на Землю с определенной миссией.
- Ты хочешь сказать, что ты тоже не человек? – удивленно спросил Андрей. Если бы этот разговор происходил несколько лет назад, и если бы он услышал подобное не из уст обожаемой Лианы, он бы счел все это россказнями шизофренички, одержимой манией величия. Но Лиане он доверял на все сто, сразу смирившись с ее духовным превосходством. А впрочем… в другую женщину он и не смог бы по-настоящему влюбиться.
- У меня – земное тело, – несколько уклончиво ответила Лиана.
- Но ведь у них также были вполне земные, смертные тела, насколько я знаю, никто из них не воскрес, подобно учителю.
- Наверное, я не совсем верно ответила, - поправилась Лиана. – Моя душа к настоящему времени почти очеловечилась… почти. Я прошла длинный путь воплощений на Земле, прибыв в Земной мир – я имею в виду тонкий и физический его планы… Не знаю, как правильно это назвать…
- Шаданакар, - подсказал Андрей термин Даниила Андреева. – Ты перешла из одной Брамфутуры в другую, менее совершенную.
- Не знаю этих слов, - пожала плечами Лиана, - но, надеюсь, ты меня понимаешь. Так вот, я пришла в Земной мир гораздо раньше апостолов, моя задача была максимально вочеловечиться, чтобы впитать в свою природу суть человеческой любви. Они – нет, они воплотились на Земле один раз, и души их были иные, чем у людей. На апостолах лежала только одна миссия – встреча с Иисусом Христом. Они должны были основать христианство для землян, сформировать учение… Сам ведь Спаситель законченного учения не создал, он преображал сердца людей своим присутствием и больше проповедовал делами, чем словами. Апостолы должны были все систематизировать.
- Но почему это не могли сделать обычные люди? Зачем миру «И» учение христианства?
- Во главе угла христианства лежит учение о Любви, - терпеливо продолжала разъяснять Лиана. – О всеобщей Любви, о Любви всех к каждому, даже к своим врагам, ни в одной религии нет такого акцента именно на этом свойстве души. Чувство любви было присуще человечеству изначально, но оно было фрагментарным, не согласованным, касалось в основном отношений полов, отношений детей и родителей. На основе учения Христа апостолы попытались придать этому чувству глобальный, планетарный характер, индуцировать в человечестве чувство Любви небывалой мощи – и, что греха таить, вовсе не для того, чтобы преподнести ему, человечеству, бесценный подарок, но чтобы трансформировать часть этого потока в свой холодный мир, который медленно угасал и обесточивался. К сожалению, сказать, что замысел полностью удался, вряд ли возможно. Эти инопланетяне в человеческом облике несколько переусердствовали. Действительно, в первые десятилетия и даже столетия после ухода Христа с Земли объединенное чувство Любви начало приобретать – ну, если не планетарный, то достаточно широкий характер, и сила этого потока росла с каждым годом. К тому времени, разумеется, все 12 эмиссаров мира «И» сбросили неудобные земные оболочки, но тем не менее незримо продолжали обитать в земном пространстве, или, как ты сказал, Шаданакаре. Они активно поглощали и трансформировали волны Любви в свой угасающий мир и на определенном этапе сумели не только поддержать, но и значительно укрепить его почти увядшие жизненные силы. Но тут начал срабатывать неумолимый закон кармы.  Эмиссары стали использовать волну Любви слишком хищнически, забирали слишком много этой энергии, оставляя человечеству жалкие крохи, и первоначальный подъем истинного христианства начал искажаться. Как только христианство стало государственной религией, его главная цель словно бы была забыта, учение о всеобщей Любви стало чисто формальным, все больше превращалось в свод механических парадных ритуалов, и в скором времени активизировавшийся было в первые века новой эры поток Любви вернулся к исходному уровню. Увы, новое учение не сделало человечество лучше, а миссия апостолов оказалась успешной лишь на какое-то время. Да, они значительно продвинули сроки жизни своей цивилизации, но их деятельность по масштабам вселенной не дала длительных результатов. По-видимому, однократного воплощения на Земле, пусть даже с грандиозной миссией, оказалось мало, сама их природа была чуждой природе человеческой души, и они не успели проникнуться земными качествами. А в мире «И» Любовь землян использовали, словно обычную энергетическую пищу, и это принесло печальные кармические плоды: христианство утратило свою первоначальную силу, а мир «И» лишился источника энергии. Эта ошибка имела печальные последствия и для людей: Мировое Равновесие нарушилось, и чаша весов качнулась в сторону темных сил. Средневековое христианство значительно демонизировалось и стало скорее источником ненависти и неприятия иноверцев, чем генератором светлого божественного чувства, таким образом подкармливая черное воинство.
Андрей слушал с удивлением, никогда ему не приходилось слышать столь необычную трактовку роли апостолов и смысла учения христианства.
- А роль самого Спасителя? - спросил он после долгого молчания. - Он тоже был одним из эмиссаров мира «И»?
Лиана покачала головой:
- Христос был Логосом, высочайшим духом земного мира. Как это ни кощунственно звучит, но апостолы использовали его в качестве «затравочного кристалла». Ты знаешь закон физики: если в насыщенный раствор внести кристалл, то начинается рост кристаллов во всем растворе. Сами апостолы затравочными кристаллами быть не могли.
- А Иисус понимал, для каких целей будет использовано его учение?
- Очевидно, понимал, поэтому он и ушел раньше времени, не выполнив свою миссию до конца.
- Но почему он не отказался от своих первых учеников, почему не набрал учеников, имеющих земные души?
- Этого я не знаю, - пожала плечами Лиана, - очевидно, пребывая в земном воплощении, апостолы сами не ведали своей истинной природы и выполняли программу, не сознавая ее истинной подоплеки, а Иисус исполнял уже существующую предназначенность, этого мне не рассказали. В конце концов, - усмехнулась Лиана, - возможно, все, что я тебе рассказала – всего лишь плод больного воображения, считай, что я поведала тебе еще одну сказочку.
- Это не сказочка, - задумчиво покачал головой Андрей, - только звучит – если не цинично, то как-то безжалостно: Любовь – как источник питания для другой цивилизации. О чем-то подобном я уже слышал из уст…  ну я тебе о нем как-то рассказывал: темный дух, которому Гете дал имя Мефистофеля. Тот тоже говорил, что его иерархия использует эмоции человеческие в качестве пищи. Только эмоции другого характера: гнев, ярость, похоть и тому подобное. А теперь выясняется, что и Любовью кто-то там питается -  пусть не темные, пусть светлые силы, но все равно, уж слишком одно другое напоминает.
- А что тебя это так удивляет, - пожала плечами Лиана, - что вверху, то и внизу. Вселенский обмен энергиями – ничто не существует изолированно. Любовь на то и существует, чтобы ее дарить.
- Все это правильно, - ответил Андрей, - но Любовь существует во взаимодействии. Когда один полюс дарит Любовь, а второй ее только потребляет и ничего не дает взамен – такая Любовь долго просуществовать не может, потому-то в твоей версии христианство и не смогло продержаться долго, на должном духовном уровне: все оказалось в одни ворота.
Лиана кивнула головой:
- В этом и заключалась ошибка апостолов.
Андрей находился в сладостной прострации. Подобные беседы с Лианой вызывали у него острое чувство воплощенной сказки, фантастики, когда жизнь помимо серой обыденности вдруг вспыхивала яркой гранью спрятанного до поры чуда, и дело было даже не в тех необычных вещах, о которых она говорила, – подобных бесед он провел в своей жизни предостаточно, – но тогда были только разговоры. Лиана же какой-то непонятной энергией, от нее исходящей, словно бы приобщала его к тому миру, о котором вела речь, делала его участником каких-то неведомых событий.
- Ну, хорошо, с апостолами мы более-менее разобрались. Какова же тогда роль твоей монады, которая, как ты говоришь, пришла оттуда же, откуда и они?
- Всего я не знаю, - задумчиво ответила Лиана, - апостолы ведь тоже, как я тебе сказала, находясь в земном облике, не понимали, кто они такие. Я только знаю, что прошла долгий путь земных воплощений, и задача моя иная, более камерная что ли. Моя монада должна была максимально вочеловечиться и стать тем, чем не смогли стать души апостолов: впитать в свою природу качество любви, и самой стать ее источником. – Она посмотрела на Андрея лучистыми глазами. – И в этом ты сейчас мне помогаешь, мой звездный мальчик. Как ты правильно понял, встречались мы на этой земле не раз. – Лиана приблизила к Андрею лицо. – Ты снова дал мне это почувствовать, - нежно прошептала она, - иди ко мне!
Их руки вновь переплелись, и Андрей вновь забылся в объятиях своей любимой, и это было странно: только что они вели возвышенную беседу, только что Лиана казалась ему чуть ли не космической пришелицей, и вот она уже извивается под ним, и вскрикивает, и стонет, и называет своим «кошаком» и «жеребчиком», и прочими эпитетами, символизирующими неукротимую чувственность самца. Эти две, казалось бы, несовместимые части ее натуры все больше пленяли Андрея именно своим гротеском.
«Интересно, - думал он в очередном «промежутке», - я тоже так же парадоксально со стороны выгляжу? Веду возвышенные беседы и тут же предаюсь разнузданному сексу… Хотя почему же разнузданному? Мы же любим друг друга, а значит – все позволено. Вот Лену я не любил, вот с ней было бесстыдство, хотя внешне все выглядело гораздо пристойнее».
К его досаде, воспоминание об ушедшей жене, пусть даже нелицеприятное, вызвало перед мысленным взором ее образ на похоронах: ее невидимый взгляд-укор из-под прикрытых век, который он, по-видимому, сам же и выдумал. Андрей вновь испытал волну боли и уколов совести, словно его бурная страсть с Лианой была чем-то кощунственным сейчас, когда еще не успела остыть земля на Леночкиной могиле… Пытаясь отогнать досадное наваждение, Андрей прижался к своей возлюбленной.
- Скажи, а что ты чувствуешь, когда у тебя эти метки возникают? – спросил он лежащую словно бы в беспамятстве Лиану.
- Что? – переспросила она, словно Андрей вернул ее откуда-то издалека. – Ах это? Да так, словно удар током. Хочешь испытать?
- А как? – не понял Андрей.
- А так, - и Лиана коснулась пальцами его живота. В тот же момент Андрей действительно почувствовал что-то вроде разряда, и когда Лиана отняла палец, то на месте его оказалось красное пятно, словно к этому месту только что был приложен горячий предмет.
- Ничего себе, - Андрей с удивлением разглядывал пятно, которое все больше напоминало ожог. – Как это у тебя получилось?
- Больно? – встревожилась Лиана. – Прости, я это как-то машинально сделала.
- Да нет, совсем не больно, - начал успокаивать ее Андрей. – Просто не ожидал. Я о таких вещах, конечно, слышал, но первый раз на себе испытал. Ты, выходит, пирокинезом владеешь?
- Да так, немного, - Лиана озабоченно разглядывала пятно, - я вообще-то не хотела тебя обжечь, только слегка током ударить. А вообще-то, мне иногда даже удавалось предметы воспламенять, правда, не всегда, это от состояния зависит. А один раз, когда к нам некий журналист пришел, правда, не для интервью, а частным порядком, и сказал, что он ни во что такое не верит, и не могла  ли бы  я ему какой-нибудь фокус показать, то пришлось этому борзописцу небольшой ожог ладони устроить, когда он попытался словно бы невзначай мне руку на колено положить. Терпеть не могу подобных самовлюбленных типов! Это на него такое впечатление произвело, что он теперь как ненормальный собирает всякую эзотерическую литературу, и пытается экстрасенсом стать. Напрашивался мне в ученики, но я отказала…
Лиана, словно бы спохватившись, поглядела на часы, стоящие на тумбочке.
- Господи, - вскочила она с кровати, - уже почти двенадцать. Совершенно ощущение времени потеряла, мои там, наверное, уже с ума сходят!
Слово «мои» больно кольнуло сердце Андрея, который на несколько часов забыл, что у Лианы есть и свой дом, и своя семья.
- А может, им и стоит потихоньку привыкать, - проворчал он, подразумевая, конечно, только Анатолия. – И вообще, ситуация кардинально изменилась, теперь нам есть где жить, и я свободен, пусть даже в результате трагического случая. Но все равно, я за день перед гибелью Лены от нее ушел и знаю, что не вернулся бы уже никогда. Мне трудно на что-то решиться, но, если решаюсь, то назад не поворачиваю! Решайся, ты ведь уже однажды от Толи уходила.
Лиана медленно одевалась, казалось, в ней боролись два противоречивых чувства.
- Я бы уже сегодня с ним поговорила, - сказала она задумчиво, - но дело даже не в том, что мне искренне его жалко и что человек он прекрасный. В конце концов, и он понимает, что наша дальнейшая жизнь бесперспективна, но старается об этом не думать. Есть один щекотливый момент, из-за которого мне в ближайшие полгода разводиться нежелательно, да и вообще вести себя надо очень осторожно. Пару месяцев назад меня познакомили с одним симпатичным чиновником. Он –  ни много ни мало, заместитель министра высшего образования, а по совместительству – генеральный директор ХНО – хозрасчетного научного объединения. Под этим ничего не значащим названием скрывается целая сеть научно-производственных лабораторий, которые открывались в последние два года при содействии крупнейших авиационных заводов: и Сухого, и Туполева, и Антонова. К этим лабораториям имеет отношение даже наша космическая отрасль. Несмотря на то, что учредителями являются авиационщики и космонавты – ну сам понимаешь, не те, что летают, – занимаются эти лаборатории вопросами нетрадиционной медицины и результаты их исследований  уже напрямую имеют отношение и к авиации, и к космонавтике. Это – и методы экспресс-диагностики личного состава, и возможность быстрой корректировки их здоровья, и многое другое. Некоторые лаборатории – у каждой своя специфика – занимаются в том числе и изучением парапсихологических явлений, а также созданием всякой аппаратуры – и по Фолль-диагностике, и по методу Накатани, и по электро - и лазеропунктуре, и по Маро-терапии, и дистанционные волновые аппараты – всего даже не перечислишь. Пока все что я перечислила – секретные разработки, но в министерстве здравоохранения о них имеется информация, и среди тамошних чиновников от медицины у этого направления масса врагов. В правительстве мнения также разделились, и пока что положение этих лабораторий довольно шаткое: ведутся всякие закулисные игры. Но перейдем к главному. К маю - июню должны открыть еще одну подобную лабораторию при МАТИ. В этой лаборатории предполагаются исследования очень интересных проблем, связанных с торзионными полевыми структурами и всякими нетрадиционными методами воздействия на организм. Так вот, чиновник о котором я тебе в самом начале упомянула – фамилия его Калачов – достаточно симпатичный мужик и увлечен всякими парапсихологическими проблемами. Он дал мне несколько заданий по считке технической информации, и я не ударила в грязь лицом, а кроме того, похоже, ему как женщина понравилась. В общем, он предложил мне должность заведующей лаборатории. Сам понимаешь, это – редчайшая возможность в нашей стране профессионально заниматься изучением тех вопросов, которые нас с тобой так интересуют. К тому же – прекрасная приборная обеспеченность, возможность самой подбирать стоящих людей и достаточная свобода в выборе тематики. О таком я мечтала всю жизнь. К сожалению, - Лиана горько выпятила губу, - гладко ничто прекрасное не осуществляется. Появилась еще одна кандидатура на этот пост – протеже одного влиятельного начальника. Пока ситуация – 50 на 50. Калачов стоит за меня, другой замминистра – за второго кандидата, а министр, от решения которого зависит решение вопроса, присматривается. В создавшейся ситуации роковой может стать любая мелочь – например, мой развод с мужем. Да и просто уход от него вряд ли удастся скрыть. А место это получить мне очень важно, и дело даже не в зарплате, интересной работе и относительной свободе исследований. В этом статусе моя возможность послужить проблеме – сам понимаешь, о чем я говорю – значительно возрастает. Так что, малыш, - перешла она на прежние, интимные нотки, - придется нам пока подождать с официальным оформлением наших отношений – да и вообще с их афишированием. Толе я пока тоже о них воздержусь говорить… Вот как только с моим утверждением утрясется…
- А если не утрясется?
Лиана вспыхнула:
- Этого нельзя допустить! – вскрикнула она высоким истеричным голосом. – Эта выскочка – любовница ректора МАТИ, полная бездарность, и загубит все дело. Прочитала пару книжек по китайской медицине и считает себя великой целительницей, сама же толком акупунктурную точку найти не может… Дело тут не во мне, - сказала она через некоторое время, немного успокоившись, - если бы я видела, что на эту должность берут человека более достойного, чем я, я бы не возражала. Но эта… - обычная карьеристка. Нет, этого нельзя допустить!
- Извини, - сказал Андрей, видя, что задел Лиану за живое, - думаю, Господь к тебе благоволит, и назначат именно тебя.
- Если бы все было так просто! – грустно ответила Лиана.
Андрей отправился ее провожать, и всю обратную дорогу они почти не разговаривали. Лиана, по-видимому, погрузилась в мысли о своих проблемах, и Андрей чувствовал, что ей немного не до него.
«Не думал, что ее так вопросы личной карьеры волнуют», - пасмурно размышлял Андрей, возвращаясь пешком домой. – «А впрочем, может, я и ошибаюсь, может, действительно об общем деле беспокоится. К тому же это и правда здорово – исследовать парапсихологические феномены официально, на профессиональном уровне, и не бояться, что за тобой завтра явятся сотрудники КГБ. Вон, Балашов доигрался»…
И все же ему было как-то неприятно, что Лиана держит его на втором плане, и проблемы своей научной карьеры ставит выше их отношений.
«Как в этом старом фильме», - усмехнулся Андрей, - «первым делом, первым делом самолеты, ну а девушки, а девушки – потом… Снова я в роли девушки оказался – сначала, когда меня Ленка активно женила, а теперь Лиана, для которой карьера важнее наших отношений. Вон как она взъерепенилась, когда я о другой кандидатуре намекнул, ее просто узнать было невозможно, вдруг что-то такое стервозное промелькнуло!»
«Нет, нет! – тут же патетично вступил в разговор другой голос. - Для нее это не вопрос карьеры, а вопрос познания истины, вопрос помощи людям! Если действительно при назначении той, другой может дело пострадать – это уже не вопрос личной карьеры»!
Андрей вернулся в пустой дом. Постель была не убрана и разворочена его недавними «секс-акробатизмами» с Лианой. На кухне в раковине лежала невымытая посуда.
«Ленка бы и постель за собой прибрала, и посуду вымыла, - тоскливо подумал Андрей. - А, впрочем, чего это я? Мы же на часы только в двенадцать ночи посмотрели – когда ей было всеми этими уборками заниматься? Да и потом, она что, твоя домохозяйка? Уже сам не знаешь, чего хочешь!»
Все было так, и тем не менее Андрей чувствовал, что хозяйственными проблемами Лиана не будет заниматься ни сейчас ни потом. Для этого она была слишком велика, слишком неординарна, и всякими презренными мелочами будет заниматься кто-то другой, кто окажется рядом, – например, тот же Андрей. Он стоял посреди пустынной комнаты и думал о том, что еще недавно мечтал оказаться владельцем квартиры, чтобы ни от кого не зависеть, ни перед кем не отчитываться, и плодотворно заниматься медитациями и прочей духовной практикой, и собирать у себя всякую интересную публику, и расходиться под утро… И вот все это осуществилось, а у него такое чувство, что ему ничего уже не надо: ни медитировать неохота, ни собирать бомонд или богему. Еще недавно он мечтал о безмятежном счастье с Лианой, но сейчас он уже в этом не уверен. Хотя пока все идет, вроде бы, прекрасно: она и желанна, и любима, и сексуально ему очень подходит. А какие они интересные беседы ведут! Ну чем они не тантрическая пара? Ведь она может его многому обучить – и это будут не какие-то эпизодические встречи, как у Балашова, а постоянная совместная работа – их совместное продвижение к Богу!
А ее способности! Он ведь их пока до конца и не знает, вон, сегодня выяснилось, что она и материальными сидхами владеет, пирокинезом, например! Конечно, духовные сидхи, вроде ясновидения, важнее, но зато как эффектно!
Андрей задрал рубашку и посмотрел на красное пятно, оставленное пальцем Лианы. Пятно приняло четкие границы, и на этом месте вздулся водянистый пузырь, как от ожога. Возможно, это пририсовало его воображение, но форма пузыря удивительно напоминала изображение черепа. Андрей вздрогнул, на секунду у него промелькнула мысль, правда неадекватная, дурацкая, что его таким образом пометили какие-то силы.
«Как барашка в стаде для заклания!» – хихикнул в душе знакомый противный голос.
И еще мелькнула совсем уже неуместная мысль: а не будет ли эта новая лаборатория под руководством Лианы заниматься разработками каких-нибудь новых психогенераторов?
 







ГЛАВА 4

ПОЕЗДКА В ПЕРЕСЛАВЛЬ

Через три дня (вначале у Андрея было дежурство, затем он отсыпался), вечером раздался звонок.
- Андрюша! – услышал он в трубке знакомый грудной голос.
- Ланочка! – обрадовался уже заскучавший Андрей. – Ты прости, что не звонил. Сутки был на дежурстве, потом отсыпался, потом ждал, что ты позвонишь. Мне все-таки как-то неудобно, а вдруг твой благоверный к трубке подойдет! Во-первых, не хочу, чтобы он к моему голосу привыкал, да и неудобно как-то из себя то ли пациента изображать, то ли еще кого…
- Ты его боишься? – кокетливо спросила Лиана.
- Да ничего не боюсь, - слегка обиделся Андрей, - я бы вообще разговор с ним по поводу наших отношений на себя взял: это было бы по-мужски, не привык я в роли тайного любовника находиться! Да ты сама не хочешь, у тебя производственные обстоятельства.
- Не сомневаюсь в твоем мужестве, мой юный принц, - серьезно сказала Лиана, - но ты знаешь мои резоны… Я, кстати, звоню не только за тем, чтобы твой забытый голос услышать. Не хочешь нам компанию составить в Переславль-Залесский?
- С удовольствием, если на завтра, послезавтра у меня дежурство, - обрадовался Андрей, ему давно хотелось отправиться с Лианой в какую-нибудь романтическую поездку. – А где это?
- Это два часа на машине от Москвы. Маленький старинный городок по Золотому кольцу, недалеко от знаменитого Плещеева озера, там еще Петр Первый свои потешные морские сражения разыгрывал. Нас туда мой старый приятель отвезет, кстати, тоже сенс и интересный целитель. Живет там одна чудесная девяностолетняя бабуля, ее этот самый мой приятель раскопал, он к ней уже несколько раз ездил, ее методы народного целительства перенимал. Говорит, она использует необычные православные методы деревенской медицины, и результаты прекрасные. В ее роду  секреты целительства из поколения в поколение передаются, так что знания очень древние. У этой бабушки детей не было, а время подходит, и ей надо кому-то свои секреты передать, иначе она спокойно умереть не сможет, и необходимо, чтобы по женской линии. Валера (этого моего знакомого зовут Валера Абрамов) сказал, что я бы для этого подошла, она его как раз просила достойную кандидатуру подобрать, поскольку в ее окружении нет никого, кому можно было бы свой дар передать. Правда, я с древними методиками мало знакома, но хотелось бы овладеть, говорят, многие вещи она гораздо быстрее и надежнее делает, чем мы, современные сенсы.
- Что-то не верится, - скептически пробормотал Андрей, совсем незнакомый с проблемой деревенского целительства и магии, - неужели темная, неграмотная бабуля может тебя чему-то научить? А потом, ты говорила, что эти знания по женской линии передаются, – как же тогда у нее этот твой Валера обучается?
- Это не совсем то обучение, - ответила Лиана, - он работает с больными, перенимает чисто внешние ручные приемы, записывает травы, молитвы для того или иного случая – это-то, как раз, она не скрывает. Но у всех деревенских ведуний есть одна особенность: если она не передаст свою силу, взяв за руку незадолго до смерти преемницу, то умирает она очень долго и мучительно, и на том свете покоя найти не может. Если я ей понравлюсь, и она увидит, что я достойна, она сможет сделать исключение и передать силу мне – поскольку раньше все ее предки передавали знания и силу своим дочкам или внучкам. Пару месяцев назад она перенесла инсульт и очень озабочена проблемой преемницы. Естественно, вначале мне хотелось бы посмотреть, как она работает…
- Как же она работает, если ей девяносто лет, и она инсульт перенесла?
- А так и работает! Правой рукой и молитвами. Валера сказал, что как только она слегка оклемалась, стала больных принимать, хоть вся левая сторона у нее почти не действует, и она может только на стуле сидеть и совсем не ходит. Истинная христианка! Она ведь и денег не берет, только продукты иногда. Естественно, с этой бабушкой Прасковьей и нам надо будет поработать. Конечно, вылечить не вылечим, но, может быть, сама немного ходить начнет. Валера уже несколько раз с ней работал, говорит, объем движений увеличился, хочет, чтобы теперь я попробовала. Да и твоя помощь будет не лишней, попробуем совместным полем на нее воздействовать. И еще. Ты о Синь-камне ничего не слышал?
- Ничего. А что за камень такой?
- На берегу Плещеева озера лежит огромный валун. Говорят еще в дохристианскую эпоху это был священный камень – капище Перуна, и когда князь Владимир Русь крестить начал, этот камень, поскольку он был предметом идолопоклонничества, решили убрать с глаз долой. Погрузили на ладью, отвезли в озеро и сбросили в воду. А на следующий год, когда лед сошел, камень оказался на берегу. После этого его еще несколько раз пытались утопить, и все без толку – через год камень вновь непонятным образом выбирался на берег, несмотря на то, что перед этим над ним священники всякие обряды по изгнанию сатаны проводили. Тогда поняли, что человек тут бессилен, и оставили камень в покое, предварительно его освятив и объявив христианской реликвией. С тех пор уже много столетий народ к этому камню ходит, и говорят, что многих он от всяких недугов исцелил, а у кого-то рядом с этим камнем какие-то чудесные видения были или желания исполнялись.
- Очень интересно, - сказал Андрей, которого необычные феномены камня заинтересовали больше, чем визит к бабушке-шептунье, - ну так когда едем?
- Завтра и едем с утра, в 7 часов будь готовым. Валера сначала за нами заедет, а потом к тебе…
- За нами?
- Понимаешь, Андрюша, Толя тоже высказал желание поехать, да и Маняша.
- Ну, я не знаю, - тут же поник Андрей, - в качестве кого я поеду? В качестве друга семейства?
- Ты неправильно на Толю реагируешь! – начала увещевать его Лиана. – Во-первых, Толя, хоть и технарь (кстати, как и я), тоже «поле царапает», и иногда довольно успешно. Восемь лет, как-никак, со мной прожил – не мог же он этим делом не заразиться! И потом, несмотря на все наши интимные сложности, мы с ним большие друзья, надеюсь, останемся ими и когда разойдемся. Тебе я, кстати, предложила поехать не потому, что ты мой любовник, а потому, что сенс и целитель. Толя тебя именно в этом качестве и знает. Знает, что ты меня из тяжелого приступа вытянул, и очень тебе за это благодарен.
- Ну хорошо, - без особого энтузиазма согласился Андрей, - я поеду.
- Ну и славно, - обрадовалась Лиана, - до завтра, мой звездный мальчик.
«Что ж, - думал Андрей, когда Лиана повесила трубку, - в конце концов, сколько можно от ее мужа бегать! Боюсь я его что ли? Так или иначе, когда-то придется с ним объясняться. Я что, какой-то коварный соблазнитель? Нет, у меня к Лиане самые серьезные намерения, да и у нее ко мне тоже. Кто ж виноват, что у них так неудачно семейные отношения сложились, и ей обычного женского счастья захотелось. В конце концов, легче объясняться с более знакомым человеком, он же не Синяя борода какая-то. К тому же, опять-таки, приключение».
Было уже поздно, а завтра предстояло подниматься в 6.15, чтобы успеть помыться и позавтракать, и Андрей после непродолжительной медитации лег спать. Когда он входил в дремотное состояние и перед его мысленным взором одна за другой мелькали ничего не значащие картинки, одно лицо показалось ему знакомым – и оно не промелькнуло, не исчезло в мгновение, но задержалось на продолжительное время так, что Андрей сумел его хорошо разглядеть: это было лицо Леночки… Одновременно с этим в его сознании прозвучал тихий бесцветный голос, который мало походил на реальный голос ушедшей. «Андрюша», - позвал голос, и тут портрет его погибшей жены стал принимать объем, а внутренняя картинка углубилась, словно бы небольшой внутренний экран в его мозгу стал трансформироваться вовне и обретать свойства трехмерной реальности. Немного испугавшись, Андрей стряхнул наваждение, открыл глаза – картинка пропала, но на него накатила непреодолимая волна сонливости, и все повторилось снова. Андрей понял, что убегать от неизбежного бесполезно, и приготовился к чему-то наподобие астрального выхода, но на этот раз «отделения» не произошло. Он впал в еще большее оцепенение, хоть и продолжал ощущать свое тело, и видение у него стало, как при начальном этапе астрального выхода. В глубоких потемках Андрей разглядел часть своей комнаты, правда, соответствует ли мебель реальной, он не смог определить. На фоне этого полумрака, как раз в углу, отчетливо виднелась фигура Леночки в белом платье невесты. Андрей не ощутил особого страха, подобных вещей он повидал немало, и все же на плане совести это было явление души – если не  своему убийце, то, по крайней мере, невольному виновнику гибели. Фигура Леночки застряла метрах в трех от Андрея и молча смотрела на него с каким-то мягким укором.
- Лена? – мысленно спросил Андрей. – Ты – Лена или… - Он привык к тому, что в астрале внешний облик существа ничего не значит, и под видом Леночки может скрываться кто угодно. Это мог быть какой-то вампир, и на всякий случай Андрей приготовился к схватке, хотя, как он собирался сражаться, оставаясь в физическом теле, было непонятно.
- Лена… – тихо повторила белая фигура. – Кажется, меня так звали… очень давно. Я знаю, что ты – Андрей, и что я тебя любила… там…
К горлу Андрея подступил ком, и если бы он контролировал свое физическое тело, то несомненно бы разрыдался.
- Прости, - сказал он тихо, - я не знаю, понимаешь ли и помнишь ли ты то, что произошло, но я очень виноват перед тобой. Ты убила себя? Или это все же была случайность? Когда я видел тебя в последний раз – там, при жизни, ты сказала, что я больше тебя никогда не увижу, словно намекала на самоубийство. А я еще посмеялся и не поверил, и тогда ты сказала: «Подонок, я тебя ненавижу». Это были последние слова, которые я от тебя при жизни услышал, и я с той поры покоя найти себе не могу. Скажи… это случайность?
- Я не знаю…. – тихо отозвалась фигура, - наверное, я бы могла это совершить… а может и нет. Незадолго пред тем, как я почувствовала страшный удар и на какое-то время провалилась в ничто, я ничего не соображала от отчаяния, но специально себя не убивала, хоть и думала об этом.
- Слава Богу! – вырвалось у Андрея. – Прости, я имел в виду «слава Богу, что это не по моей вине».
- «По твоей – не по твоей», какая разница! Ты не любил меня, Андрюша, и это все определило. Я была обречена с самого начала.
- Откуда ты знаешь? Какая может быть обреченность?!
- Я много сейчас знаю того, чего не знала там… - голос ее дрогнул, - да и сам ты прекрасно понимаешь, что основные, магистральные пути жизни предопределены. И все это будет прокручиваться из воплощения в воплощение: 5, 10, 100 раз, пока у кого-то не хватит сил разорвать кармический узел. Это было с той, которую звали Рати, это было с той, которую звали Лена, это было с теми, которых ты не помнишь, – все то, что открылось мне в посмертии. После ухода вся цепь моих воплощений развернулась предо мной, как открытая книга… Ты, оказывается, так мало знаешь, Андрюша!
- Кто это были? – встрепенулся Андрей, поскольку Лена коснулась его любимой темы.
- Я не вправе тебе это говорить. Придет время, и ты сам все вспомнишь. Одно я скажу тебе – не вини себя, во многом я виновата сама. Я не должна была женить тебя на себе, ты – не моя половинка, ты – мой вечный искус, и из жизни в жизнь я совершаю одну и ту же ошибку – беру не свое… и расплачиваюсь за это. Мне так все ясно показали. Жаль, что эту ясность не удастся сохранить в следующей жизни.
- Ты знаешь, кем родишься снова? – удивился Андрей.
- Знаю, но ничего тебе не скажу. И еще одна вещь открылась мне в посмертии: ты осуществил некое важное действие в прошлом – ты знаешь, о чем я говорю. То, что случилось с Леной – плата за эти действия, но не воспринимай ее, как трагедию, Лене было предначертано уйти молодой – я уже говорила тебе о кармических узлах. Так вот, если бы гибель Лены произошла не как жертва, а как следствие своего в очередной раз неправильного рокового выбора, то я на долгое время осталась бы в промежуточном мире. Так происходит, когда человек погибает от насильственной смерти, но в моем случае кармическая жертва нейтрализовала неизрасходованную энергию жизни, которая притягивает к земле и близким и не дает уйти… Итак, я свободна и скоро перейду в лучший мир. В этом смысле я признательна тебе, Андрюша. Так что не горюй, трагедия на земле порою видится из нашего мира, как освобождение.
Андрей смотрел на дымную фигуру Леночки: это была она, и в то же время совсем не она, гораздо старше и мудрее. А впрочем, какой возраст у души? Наверное, об этом знала только она сама.
- И еще хочу сказать на прощание, - тихо пропел Леночкин и не Леночкин голос. – Я теперь свободна от тебя, моего искуса. В будущих воплощениях мы уже больше не встретимся, узелок нашей совместной роковой кармы развязан. Прощай, и постарайся забыть обо мне…
- Я никогда не забуду тебя! – мысленно рыдал Андрей. – Лучше бы это случилось со мной! Но подожди, еще два слова… Скажи, правилен ли мой выбор? Я имею в виду эту женщину… – Андрей запнулся.
- Твой выбор неправилен, но неизбежен. К нему привели все твои предшествующие выборы. В любом случае ваш союз будет полезным, но… трагичным. Готовься, Андрюша.
Образ Леночки начал удаляться и тускнеть…
- Я должен порвать с ней? – крикнул Андрей вдогонку.
- Ты этого не сможешь сделать. Пока. Прощай… это наша последняя встреча. – Голос ее звучал издалека, и образ пропал из поля зрения…
Андрей пришел в себя и понял, что плачет. Очевидно, плакать он начал еще когда находился в трансовом состоянии.
- Я никогда тебя не забуду! Никогда! Никогда… – повторял он снова и снова сквозь рыдания. Ему вдруг показалось, что Леночка была самым дорогим существом в его жизни – чистым, искренне любящим. И ни одна женщина не будет любить его так, как она. Измена? Но это был скорее жест мести и отчаяния, она сама сказала, что не любила этого Володю – в последнее время Андрей был с ней черств и невнимателен. Теперь он пытался всячески оправдать ее поступок, поскольку он омрачал посмертную легенду.
«Эх, - горестно думал Андрей, - так много надо было спросить ее, и все забыл. Так и не узнал – от меня она плод носила или не от меня. Уж душа-то ее несомненно об этом знала».
Он снова и снова вспоминал их первые счастливые встречи. Их совместное путешествие в прошлое… первые поцелуи, первая близость, ее невинность и неопытность. А какие прекрасные стихи она ему читала! Какие неожиданно мудрые вещи говорила! Идеализировав ее образ, Андрей совсем забыл, что никогда по-настоящему не любил ее, что порою она его сильно раздражала, что последний год их совместной жизни они заметно отдалились, и из их жизни ушла поэзия и интересные беседы. Но она любила его до конца, до последней минуты, и погибла с мыслью о нем – теперь Андрей в этом нисколько не сомневался.
- Прощай, мое Солнышко… - произнес Андрей, когда рыдания отпустили его, словно Леночка погибла не две недели назад, а только сейчас, и не было в их совместной жизни ни размолвок, ни Володи, ни Лианы, ни его ухода… Леночка стала трагическим Несбыточным, существом идеальным, а следовательно, лишенным недостатков.
Вскоре Андрей забылся успокоительным сном, самым обычным, без мистической правдоподобности и томления. Ему снились какие-то умиротворяющие прогулки с Леночкой по осеннему лесу. Леночка казалась очень похожей на девочку Аню, между ними был лад и полное взаимопонимание, они вели какую-то радостную, неторопливую беседу, и когда Андрей проснулся от звонка будильника, то почувствовал, что боль утраты и чувство вины отпустили его. И лишь где-то далеко, на горизонте его души дремало маленькое розовое облачко, образ которого уже не мучил, а лишь касался легкой печалью: «Это было. Это прошло. Жизнь продолжается».
«Спасибо тебе, - тихо сказал Андрей, обращаясь к ночному образу. - Ты отпустила мою измученную душу». – Он знал, что воспоминания о Леночке никогда больше не станут мучить его. Она и в посмертии оказалась великодушной…
Чувствуя небывалый за последнее время прилив сил, Андрей принял прохладный душ, позавтракал, собрал кое-какие продукты в дорогу, оделся потеплее: на улице стоял весьма ощутимый мороз – 12 градусов. Ровно в 7 раздался звонок в прихожей.
- Я пришла к тебе с приветом… Только ты молчи об этом! – Пропела Лиана, когда Андрей открыл дверь. – Ты готов? Как тебе мой прикид? – Лиана была одета в неплохо сохранившееся, но старомодное драповое пальто «булыжного цвета», в каких щеголяли модницы тридцатых годов: с подставными плечиками и котиковым воротником, правда несколько побитым молью. Голову ее покрывал оренбургский пуховый платок. Несмотря на полное отсутствие косметики, состояние для Лианы противоестественное, лицо ее казалось так же молодо, хоть и не так эффектно, и впечатление от сразу уменьшившихся, поблекших глаз казалось не столь ошеломляющим: выглядела она этакой хорошенькой провинциальной богомолкой.
- А чего не в валенках? – сострил Андрей, поцеловав свою возлюбленную и выходя вместе с ней на лестницу.
- Не нашла, Андрюшенька! – рассмеялась Лиана. – Вот мамы покойной довоенные пальто, юбку и кофточку нашла, а обуви не осталось.
Андрей покосился на Лианины французские сапоги на небольшой платформе – они действительно несколько диссонировали с ее остальным нарядом.
- Тебе не нравится? – надула губки Лиана. – Все же к 90- летней старушке едем, нужно ее к себе расположить, сам знаешь, как старики, особенно верующие, на современную моду реагируют. И потом, запомни: самая надежная магия одежная!
- Да, нет, извини, что-то в этом есть, – соврал Андрей: не мог же он сказать, что облачение Лианы идет ей, как корове седло. – Жаль, что у меня ни ватника, ни кирзовых сапог не нашлось: если это важно для дела, я бы надел.
И действительно, модные расклешенные «ливайсы» Андрея и его импортная пуховая куртка, которые достала ему Ленина мама месяца два назад, несколько диссонировали с подчеркнутой старомодностью одеяния Лианы.
- Тебе не надо, - шепнула она ему на ухо, - ты – великолепен, я так тебя люблю!
Они вышли на улицу (было темно, морозно и сухо), недалеко от подъезда стоял белый видавший виды Жигуль, и из него выглядывал толстенький, бородатый мужчина, узкими раскосыми глазами напоминавший татарина. К удивлению Андрея, никого больше в машине не оказалось.
- А твои-то где? – не скрывая облегчения, шепнул Андрей Лиане. – Ты ж говорила, твой муж с дочкой тоже поедут.
- Несколько изменились обстоятельства, - сказала Лиана уклончиво, - потом объясню. Вот, знакомься, Валера Абрамов – Андрюша Данилов, - представила Лиана Андрею невысокого бородача, который вылез из машины навстречу Лиане и Андрею. – Думаю, вам будет о чем поговорить. Валера, как и ты, в отличие от меня очень продвинутый.
- Не кокетничай, Лианочка, - сказал Валера, пожимая Андрею руку, - твоих знаний и возможностей на десятерых хватит. И не бравируй, пожалуйста, что ты якобы плохо в терминологии разбираешься и мало эзотерических книг читала. Ты и так все знаешь, зачем тебе литература? Она порой мешает только.
- Ну, не скажи, Валера, - продолжала прибедняться Лиана, - я всегда завидовала нашим эрудированным махатмам. Тому же председателю Фурманного Винчулису. Он вон Библию целыми страницами цитировать может. Уж как начнет с трибуны вещать – так весомо, так умно звучит. Мне всегда хотелось знать, как те или иные явления, с которыми я сталкиваюсь, по-научному называются – вот только времени все это вызубрить не хватало.
- Ну и что? – веско возразил Валера (они уже сидели в машине – Андрей с Лианой на заднем сидении, и ехали в сторону окружной). – А кто такой этот Винчулис, как сенс? Ноль без палочки. Правда, администратор он неплохой, и его цитаты в глазах наших экзальтированных тетенек ему большой вес придают. Так что он, думаю, все же на своем месте.
- Вот и я считаю, что на своем, - добавила Лиана. – Кстати, о сенсах. Андрюша, между прочим, любимый ученик ныне сидящего в Кащенко Бориса Александровича Балашова, он у нас до сих пор только через их совместный эгрегор работает, говорит, что у него даже астральный ключик от их банка имеется. С его помощью он меня три недели назад так лихо из тяжелейшего приступа вывел – через 15 минут уже как козочка по квартире скакала.
- Глупость все эти малые эгрегоры, - проворчал Валера. – Думаю, после того как Борис Саныча запрятали, он быстренько рассосался, не мог он быть устойчивой структурой. Андрей на самом деле на своем привычном мыслеобразе работает, это его наработанная схема. А эгрегора Балашова уже нет давно. Нет, братцы, поскольку мы живем на территории православного трансмифа, то и работать эффективно можно только через православный эгрегор, уж он-то  никогда не рассосется. Поэтому и нужно обучаться у всяких деревенских бабулек – шептуний, травниц: молитвами, иконками, камешками, яичками, щепочками гораздо надежней эффект достигается. А вся эта новомодная сенситивщина, какой Балашов занимался, противоестественна на нашей территории. Поэтому и эффект от нее, если и есть, то нестойкий. Про тебя, Лиана, этого сказать не хочу, у тебя способности уникальные, ты просто знаешь, что надо делать и как, а вот как быть человеку со средними способностями? Тут необходимы только древние, православные, проверенные столетиями методики.
- Кстати, - впервые вмешался в разговор своих более старших приятелей Андрей, - Борис Саныч тоже церковь в процессе лечения задействовал. Он, например, всегда требовал, чтобы больные проходили обряд крещения, если были некрещеными, и чтобы им родственники «годовую» за здравие ставили.
- А, - отмахнулся Валера, - это всего лишь снисходительный кивок в сторону православия, а в действительности он больше с индийским эгрегором был связан, а его методика – вообще сплошной винегрет.
- Винегрет – не винегрет, - Андрей был явно задет отношением Валеры к его бывшему учителю, - а результаты он получал прекрасные и очень стойкие. Я знаю только один случай, когда Борис Саныч на моей памяти не добился успеха – это была больная с красной волчанкой, да и то он прекрасно понимал, что она обречена, и взялся за нее, только чтобы облегчить страдания.
- Может, лично у него результаты и неплохие были, - возразил Валера, - но это только потому что он, как Лиана, выдающимися способностями обладал, а остался ли после него хоть один стоящий ученик? Не остался – тебя я в виду не имею, ты слишком молод, у тебя еще все впереди, – добавил Валера, видя, что Андрей обидчиво сверкнул глазами.
- Ну почему же, Чечик, если вы знаете такового.
- Чечик тоже сам по себе, - отмахнулся Валера, - да и потом, по большому счету, Чечик тоже средне работает. Я говорю о том, что настоящей школы Балашов не создал, а то, что он называл системой непортального пути, – это самый настоящий  винегрет, надерганный из различных, часто не стыкующихся систем. Насколько я знаю, у вас там кто чем занимался: кто магией, кто теософией, кто йогой, кто кабалой, кто суфизмом.
- Это, - сказал Андрей, - Борис Саныч объяснял тем, что когда нет единой энергетической формы, то ее трудно на астрале достать, и потом, это касалось личных техник, а когда надо, мы могли объединяться, можно сказать, сливались в единый астральный организм  - и все благодаря нашему эгрегору…
- И как же это у вас получалось? - недоверчиво спросил Валера. - Вообразить себе можно что угодно.
- Не только вообразить, - понесло Андрея, задетого безапелляционными суждениями Валеры, - у нас и вполне серьезные результаты получались, была возможность убедиться.
- Это каким же образом?
- А таким! Мы, например, одного черного мага-суфия уничтожили, Мирзабая. Помните историю с убийством актера Рубена Федорова?
- Ну, в общих чертах….
- Ну так вот…. – И Андрей рассказал историю Рубика, и их мести Мирзабаю, не забыв красочно описать, как он вместе с Костиком Майоровым в астрале сливался в наконечник стрелы и поражал больное сердце Мирзабая. – Можно, конечно, все приписать случайности, - закончил Андрей, - но только мы потом в газете прочитали о гибели Мирзабая: там и день, и время его смерти были указаны. С учетом поправки на разность временных поясов, все в точности совпало. Можете, конечно, после этого рассказа меня в черные маги записать, но христианское «подставь правую щеку, после того, как ударили по левой» меня не устраивает. Я считаю, что злодейство должно быть наказано: око за око!
В машине на некоторое время воцарилось молчание. Андрей после своей эмоциональной речи тоже несколько смутился, он припомнил, сколько бед посыпалось на их группу и лично Балашова после этого, казалось бы, праведного убийства, но говорить об этом не хотел.
- Вы меня осуждаете? – спросил он через некоторое время.
- Да, нет, почему же, - ответил Валера, - я ведь не ортодоксальный христианин-монах, я к православию отношусь творчески, как эзотерик, и говорю здесь о его прикладном значении, а тебя я не осуждаю: «не судите, да не судимы будете». Это скорее проблема твоей совести. Кто-то же должен быть палачом, чтобы покарать преступника.
- Палачом?!
- Ну, не палачом, а что-то вроде рядового из взвода солдат, расстреливающих преступника. Кто из солдат конкретно убивает? Чья-то пуля явилась смертельной, чья-то ранила, чья-то вообще мимо прошла. Говорят, при полевых расстрелах половине солдат давали холостые патроны, чтобы никто не знал, выпустил он роковую пулю или нет. Ответственность все делят на всех, а вместе получается «карающая длань закона».
Андрей обиженно молчал, несмотря на оговорку, сравнение с палачом сильно покоробило его.
- Скажи, Лиана, - зашептал он на ухо любимой, чтобы не слышал Валера, - ты меня тоже палачом считаешь? Тоже думаешь, что мы не имели права уничтожать Мирзабая? А между прочим, судили его в Средней Азии, а там вообще богатые преступники сплошь и рядом от суда откупаются, тем более, что лично он Рубена не убивал. Его холуи наверняка бы всю вину на себя взяли, он их давно в зомби превратил. А это бы его вообще в безнаказанности убедило, неизвестно, сколько бы он ребят еще погубил. Что ж, мы должны были все это смиренно принять и рассчитывать на кару Божью? Насколько я знаю, ни одного убийцу молния пока не поразила!
- Что ты, Андрюша, - зашептала Лиана, почему-то пылко сжав Андрею руку, - вы абсолютно правильно поступили, я тоже никогда правую щеку не подставляю, это противоестественно, я, наоборот, горжусь, что ты был наконечником астральной стрелы. А на Валерку не обращай внимания, в нем есть нехорошее свойство – считает, что только его путь правильный. Кстати, он тоже тебя не осуждал, он просто любит философствовать по любому поводу, может, невольно тебя обидел: ты у меня поэт, ранимый очень. – Она замолчала, словно хотела еще что-то сказать, но не решилась, и даже слегка приуныла. – Нет, вы с Балашовым верно поступили, - добавила она через некоторое время, - бешеную собаку надо убивать. Вот я – дрянь последняя.
- Это еще почему? – Возмутился Андрей.
- Ты думаешь, чего Толя с Маняшей не поехали? Это я устроила.
- А что ты устроила?
- Да вчера вечером, после звонка к тебе, я Толе сказала, что с нами ты поедешь. По этому поводу он был очень недоволен, и не потому, что он чего-то там подозревает, он сказал, что мы так редко всей семьей куда-то выезжаем, и очень не хотелось, чтобы с нами ехал малознакомый человек. Это ты-то малознакомый! Я сказала, что Валера – тоже не член семьи, а он ответил, что так давно знает Валеру, что тот никак не может помешать нашей семейной идиллии, к тому же он за рулем. Короче говоря, слово за слово, мы поругались. Правда, потом помирились, и он согласился, чтобы ты с нами поехал, но я ему в отместку энергетический блок на поясницу поставила, а потом как-то забыла, иначе бы сняла, но утром его радикулит разбил, так что он с кровати слезть не мог. Естественно, о его поездке не могло быть и речи, а Маняша сказала, что папу одного оставлять нельзя, и осталась за ним ухаживать. А я, дрянь, как видишь, поехала, очень хотелось с тобой рядом побыть, да и перед бабушкой Прасковьей неудобно, Валера ее предупредил, она нас ждет.
Лиана расстроенно замолчала и уткнулась Андрею носом в плечо, нимало не смущаясь тем, что Валера мог прекрасно видеть этот жест нежного доверия через зеркало заднего обозрения. А ведь он был, как Андрей понял, Толиным приятелем.
«Ну и пусть видит! – подумал Андрей, возмутившись своему порыву благоразумно отстраниться от Лианы. - Почему мы должны от всех скрываться? Лиана уже давно Толе не жена!»
Вслух же он проникновенно зашептал ей на ухо:
- Ну что ты, успокойся, Солнышко мое, как Толя тебе эти приступы устраивает, так ничего, он добрый и благородный, а как ты в сердцах неосознанно ему врезала, так ты дрянь! – Андрей чувствовал, что звучит это не очень убедительно, и навряд ли Толя устраивал ей все эти приступы специально, и тем не менее он чувствовал, что Лиана ждет от него оправдания своему поступку, и не хотел обманывать ее ожиданий.
- Ты думаешь? – зашептала Лиана, позволяя себя уговорить. – Я как-то никогда себе это в таком ключе не представляла.
- Ну, конечно, - ободрился Андрей, - человек же должен расплачиваться за то зло, которое он другому приносит! Вот он и поплатился.
- Но он же специально мне эти приступы не устраивает - хотя немного с полем я его работать научила, - он, наоборот, очень их пугается и пытается мне помочь.
- А может, у него это на подсознательном уровне происходит, ты же заметила, что твои приступы связаны с его сексуальной реакцией на тебя, ты же сама говорила, что он ночью, когда думает, что ты спишь, чего-то как-то с тобой делает – я, правда, не совсем представляю, как…
- Да, в бедро мое он это делает, - рассерженно зашептала Лиана, - просто говорить было неудобно и противно. Если ему это удается, когда я действительно сплю, он потом все вытирает, я его за этим не раз заставала, правда, объясняет все поллюциями.
Андрею стало несколько не по себе от подобных откровений, которые Лиана вдруг решила ему чистосердечно изложить.
- Ну так вот, - снова зашептал он, пытаясь уйти от неприятных подробностей, от которых вся его душа пылала благородным возмущением, - в нем сидит подсознательная, неуничтожимая обида на тебя, особенно после каждой неудачной попытки. На уровне подсознания он тебе и мстит, бьет энергетически, скорее всего сам того не осознавая. Вон он какой мужик здоровенный! Думаю, энергетика – по крайней мере на уровне животной – у него тоже мощная.
- А ведь ты прав! – зашептала Лиана. – Какой ты умница, я даже никогда в таком ключе об этом не думала. А ты все объяснил, и действительно стало все ясно, как день – он мне удары наносит. Вот так однажды угробит и будет над моей могилкой плакать – и вполне искренне, сознание-то его не ведает, что творит.
- Тем более, надо от него уходить!
- Андрюша, ты же знаешь, нельзя сейчас, вот месяцев через 5!
- А если он тебя за это время доконает?
- Не доконает, теперь у меня есть ты: с тех пор, как у нас с тобой это произошло, у меня ни одного серьезного приступа не было.
Лиана замолчала, по-видимому, тепло и равномерный шум машины сморили ее, и она тихо задремала на плече у Андрея. Молчал и Валера, очевидно, дорога полностью поглотила его внимание.
«Догадывается или нет? - думал Андрей, глядя на пробегающие мимо сосны, ели и березы. – Лиана, по крайней мере внешне, наших отношений и не скрывает, вон как привычно у меня на плече пристроилась. А впрочем, может, оно и к лучшему».
Убаюканный монотонностью дороги, он вскоре тоже задремал, привалившись к голове Лианы… Когда он проснулся от хлопка двери, машина стояла у обочины дороги. Валера, по-видимому, только что вылез из салона и разминал затекшие ноги и поясницу.
- Приехали? – не сообразил спросонья Андрей. Вокруг стояли корабельные сосны. Лиана тоже проснулась и поглядела в окно.
- Наверное, перекур, - сказала она, видя, что Валера задымил у дороги, - он знает, что я табачного дыма не переношу. Выйдем, лесным морозным воздухом подышим.
Они вылезли из машины и огляделись. Вокруг, сколько хватало глаз, темнели сосновые стволы на фоне чистого, еще неглубокого снега.
- Ой, какая прелесть, - всплеснула Лиана руками, увидев маленькую, полуразвалившуюся часовенку из красного кирпича, стоящую у самой дороги. – Валерик, ты здесь специально остановился?
- Я здесь всегда останавливаюсь, - ответил Валера, сосредоточенно дымя сигаретой. – Очень старая часовня, по-моему, семнадцатого века, и прекрасно работает, редкая церковь так работает. Конечно, совсем не так, как Синь-камень. Я сюда захожу, чтобы подзарядиться. Может, то, что здесь людей практически не бывает, этой часовенке только на пользу, а то бы полностью всю загадили. Хотя, конечно, все равно гадят проезжие автомобилисты…
- Пойдем, постоим под потоком, - предложила Лиана. – Какой у нее купол – как линза! Видишь, Андрюша, столб над ней стоит, а внутри концентрируется.
Андрей рассредоточил взгляд, как он обычно делал, когда смотрел ауру, и действительно, на фоне темных сосен достаточно отчетливо увидел белесый столб, который внутри часовни сужался и виделся еще более отчетливо. Вместо двери часовня имела высокую арку, внутри – остатки алтаря, на который и падал белесый поток. Андрей вновь собрал взгляд, и поток пропал.
- Не удается энергетику просто так, без настройки смотреть, – признался он.
- Это твое счастье, что ты постоянно потоки не видишь, - ответила Лиана. – Я вот ауровидение никак не могу выключить, в результате, если на ауру засмотрюсь, начинаю невольно всякие картинки отслеживать и теряю ощущение реального мира, могу даже отключиться посреди дороги… А давай в мячик поиграем, в этой часовенке должно получиться! – Вдруг весело предложила она.
- А мы разве мяч с собой взяли? – удивился Андрей. – И почему в часовне?
- А нам мяч и не нужен, - лукаво сверкнула глазами Лиана, - сам все увидишь. Пойдем, - повернулась она к Валере.
- Не пойду я, - мрачно ответил Абрамов, очевидно, понимая, о чем говорит Лиана. – Кощунственно это, Божий храм все-таки, это ты у нас с богами на «ты», без всякого благоговения.
- Во - первых, это всего лишь старая, полуразрушенная часовенка, без всякого церковного официоза, - обиделась Лиана, - а во-вторых, ты на Бога слишком мрачно смотришь, а силы его и энергии в естественной природе очень веселые и шаловливые, не случайно индусы Божье творение мира называют «Лилой» – игрой. Мне так их сравнение понравилось, что я даже это слово выучила. Если окружающий мир чувствуешь и к нему не враждебен, то он начинает тебя ласкать, играть с тобой. А православную мрачность и раболепие перед Богом я не принимаю. Кстати, ты уж больно по- язычески сказал - «с богами», во множественном числе.
- Не лови меня на слове, Лианочка, - смутился Валера, - ты знаешь, что я имею в виду: Бог имеет разные манифестации.
- Тебя бы за эти «манифестации» какой-нибудь православный батюшка от церкви отлучил, - продолжала подкалывать Валеру Лиана. – Все пытаешься со своим эзотерическим багажом в прокрустово ложе православия втиснуться? Не получится, иначе тебе придется от всей твоей прежней деятельности, от всех твоих Штейнеров-Блаватских отказаться.
- Если надо будет, и откажусь, - мрачно ответил Валера. Видно было, что он начинал злиться. – Я пока к этому не готов. В конце концов, я не собираюсь становиться ортодоксом, меня просто порой от твоей фамильярности с Богом коробит.
- Бог не поругаем, - весело парировала Лиана, - он огромен и невообразим. По-моему, ты его слишком антропоморфными чертами наделяешь. А мрачность как раз не от Бога, а от дьявола. Бог – это радость, веселье…
- Не кощунствуй, - возмутился Валера, - и Иисус и Богородица скорбными были…
- Это их люди позже такими изобразили, я не раз в своих видениях Христа видела, он был веселым, остроумным, блистательно шутил.
«Какая она молодец! – думал Андрей, пока продолжалась эта перепалка старых приятелей, и, как выяснилось, оппонентов (Андрей чувствовал, что Валера тайно влюблен в Лиану, и от этого злится еще больше). – Как она все просто и мудро излагает!» - Он внутренне запнулся, вспомнив, что покойная Леночка тоже иногда произносила простые, но мудрые вещи, которые Андрей никогда не мог для себя сформулировать. Но на этот раз игла боли не кольнула его сердце, видимо, Леночка действительно оставила в покое его душу.
«Как ты можешь сравнивать, - возмущался он, - Лиана же совсем на другом уровне!»
К этому времени Валера вдарился в пространный монолог о скорбном Божестве, который мучается болями всех живых существ, искупая тем самым спасительной жертвой все их бесчисленные прегрешения, под конец процитировал целый кусок из записок монахини Катерины Эммерих, которая жила в прошлом веке, так же, как Лиана, постоянно видела эйдетические видения, и описала с каким-то садо-мазохистским упоением историю жизни Христа, как она это видела, особенно акцентируясь на его немыслимых телесных и душевных страданиях.
Андрей тоже решил блеснуть эрудицией.
- А мне, - вмешался он в разговор, когда Валера на какое-то время замолчал, - как-то попался апокриф «Евангелие от Петра» – по преданию, написанное самим апостолом Петром. Его уже после первого Никейского собора из канонических текстов убрали, уж больно там Иисус нестандартно был изображен. Так вот, там прямо говорилось, что он боли и страданий во время истязаний и казни не испытывал, то есть, попросту говоря, как йог высокого посвящения отключил их от сознания. О душевных муках там, кстати, тоже ничего не говорится. Допустим, если даже он и скорбел скорбями всех страждущих, как это у вашей Эммерих описано, то это – не его изначальное свойство, суть которого Ананда – радость, счастье. Во всем виноваты люди, которые своей ненавистью, жестокостью, завистью и жадностью залили всю планету. А эти качества отнюдь не от Бога, а от дьявола, отсюда и скорбь, и страдания, которые ощущал вокруг себя Иисус. Если бы люди действительно повернулись к Богу, они бы были радостны и счастливы, и тогда бы и Иисус вокруг ничего такого не ощущал.
- Ну, насчет того, что Евангелие от Петра самим Петром написано – вопрос весьма спорный, - пожал плечами Валера.
- А насчет того, что эта Эммерих действительно ощущала то, что в душе Иисуса творилось, – тоже вопрос спорный.
- Ну, тут я ничего возразить не могу, - заключил Валера, - Каждый остался при своем.
- Ладно, мальчики, - вмешалась Лиана, - оставим эту интересную тему, тем более у нас с Валерой редко единодушие по богословским вопросам возникает. А поскольку Андрей, как я поняла, солидарен с дамой, то разговор этот, учитывая редкую эрудицию обеих сторон, может продолжаться до бесконечности.
- Спелись, голубки, - проворчал Валера, тем не менее глянув на Лиану и Андрея с симпатией, - то тебе Толя всегда поддакивал, правда, мало чего вразумительного мог сказать, теперь молодой человек. Ну что ж, рад за вас, – добавил он после паузы, и Андрей так и не понял, что он имеет в виду.
- Я тоже, - хитро посмотрела Лиана на Андрея. - Ну что, Андрюша, пойдем в часовенку, в мячик поиграем, а Валера пусть здесь поскучает. Хочешь, посмотри, расскажешь, что сможешь увидеть, – перевела она взгляд на Валеру.
Лиана с Андреем зашли под купол часовни, Лиана встала рядом с алтарем, а Андрея поставила у стены напротив себя.
- Чего делать-то? - не мог понять Андрей.
- Пока ничего, - сосредоточенно и серьезно сказала Лиана, - смотри между моих ладоней.
Она вытянулась стрункой, закрыла глаза, и Андрей, который сообразил, что надо настроить зрение на ауровидение, заметил, что энергетический столб, падающий из центра купола на разрушенный алтарь, сместился и пришелся как раз на темечко Лианы. Затем та подняла руки и поместила ладони у себя над головой, и вскоре Андрей увидел, что между ладонями начинает формироваться дымный шар, величиной с футбольный мяч.
«Ах, вот в чем дело! – наконец дошло до Андрея. – Интересно, а как она собирается с ним играть»?
Между тем шар становился все более отчетливым и словно бы уплотнялся. Лиана медленно перевела ладони на уровень груди, и шар последовал за ее руками.
Андрей вывел зрение из режима ауровидения, думая, что шар исчезнет, но этого не произошло. Поток над Лианой действительно пропал, но шар продолжал опалесцировать между ее ладонями, и, казалось, даже начал переливаться разными цветами. И тут Лиана оттолкнула шар от своей груди:
- Лови! – весело крикнула она.
Шар медленно поплыл к Андрею, тот инстинктивно вытянул руки вперед, и шар оказался между его ладонями, причем Андрей даже ощутил некоторую плотность этой дымной субстанции. Одновременно он почувствовал давление в области груди, и горячая волна стала медленно подниматься по позвоночнику.
- Кидай! – крикнула Лиана, и Андрей перекинул шар своей возлюбленной. Некоторое время они перебрасывались энергетическим шаром, и Андрей ощущал, что вместе с горячей волной в его теле поднимается и крепнет любовь и нежность к этой удивительной женщине, а вместе с ними сильное желание – если бы не присутствие Валеры, он вряд ли бы удержался от того, чтобы не стиснуть Лиану в объятьях.
- Теперь поменяемся местами, - скомандовала Лиана. - Встань под поток и формируй свой шар между ладонями, как это делала я.
- А у меня получится? – неуверенно произнес Андрей, которому никогда не удавались какие-то видимые материализации.
- Получится, я тебе помогу! – сказала Лиана, держа свой шар между ладонями.
Андрей сделал, как объяснила Лиана, и с удивлением обнаружил, что между ладонями начало формироваться дымное облачко, вскоре принявшее очертания шара.
- Пошли свой шар мне! – сосредоточенно произнесла Лиана, одновременно посылая свой шар навстречу.
Через пару секунд они встретились и начали медленно проникать друг в друга. В этот момент Андрей почувствовал что-то вроде притяжения, а также знакомый звон и ёканья в ушах, и тотчас же его астральное тело покинуло физическое. Андрей испугался, что упадет, но, к счастью, этого не произошло: какая-то часть его самосознания оставалась на прежнем месте, и восприятие раздвоилось: он одновременно чувствовал себя и идущим навстречу Лиане, и стоящим у алтаря. Тут только Андрей заметил, что навстречу ему выдвинулось астральное тело Лианы, совершенно обнаженное, прекрасное, сияющее розоватым светом желания. Андрей мельком взглянул на себя и увидел, что тоже обнажен, их тела поплыли навстречу друг другу и остановились, почти касаясь большого розового шара, который образовался от слияния двух малых. В этот момент Андрей почувствовал, что его астрал и астрал Лианы затягиваются в этот шар, и там они сливаются в страстное объятье. Шар моментально расширился до размеров объективной реальности, но там не было ни неба, ни земли, как если бы они попали в зону сплошной облачности и потеряли вес. Их окружали только постоянно меняющие форму, и медленно перемешивающиеся молочные струи – то ли дыма, то ли пара, то ли геля, и вместе с ними в пространстве разливались наплывы восточных возбуждающих благоуханий. Среди этой фантастической перины, лишенные веса, их астральные тела упоенно занялись любовью. Здесь имелось все, чего были лишены земные тела: кульминация желания, снятие рамок земного притяжения и физических возможностей любящей плоти, здесь господствовало только в полном смысле притяжение полов, слившее их в единый двухполюсный организм, в упоении совершающий аналог земного секса – к сожалению, не дающего окончательного удовлетворения, как уже не раз испытывал Андрей в астрале. В момент кульминации (это было скорее болевое ощущение), превратившись в нечто подобное розово-голубому лучу (правда, в нем проглядывали человеческие контуры), они хлынули куда-то вверх, пронизывая перемычку за перемычкой, как это когда-то происходило с любовными потоками Рама и Дурги. Последнее, что Андрей увидел, это то, что они устремились навстречу Красному миру, где в окружении багровых гор, на бесчисленных поверженных телах фиолетовый Шива и багровая Кали совершали свой неимоверный эротический танец.
Андрей пришел в себя и понял, что лежит на спине, посреди часовенки, а над ним склонились Лиана с Валерой, бьют его по щекам, и разминают акупунктурные точки.
- Ты в порядке? – тревожно спросила Лиана, увидев, что Андрей открыл глаза. – Честно говоря, я такой реакции не ожидала, думала, ты не утратишь контроль над телом.
- Говорил я вам, - проворчал Валера, - все эти колдовские игры до добра не доводят, особенно в храме, пусть даже и не действующем.
- Все нормально, - ответил Андрей, несколько неуверенно поднимаясь – его еще немного поташнивало. – Вначале я тело контролировал, но в последний момент потерял его из виду. Долго я без сознания был?
- Да пару минут, - ответила Лиана, - когда ты падать стал, мы с Валерой подбежали к тебе и успели подхватить, а то ты мог удариться, и быстро тебя в чувство привели.
- Здорово, - сказал Андрей, - такой полет через несколько слоев, и среди бела дня, почти без подготовки! При моих обычных астральных выходах все гораздо бледнее происходило.
- Честно говоря, я этого не хотела, - призналась Лиана, - думала просто в энергетический мячик поиграть, но ты, разбойник, меня в астрал вытянул, - она неуверенно посмотрела на Валеру, - и все такое… Ты что видел?
Андрей пересказал свое короткое приключение, упустив, разумеется, сексуальные подробности. («Расскажу Лиане потом, без Валеры», - подумал он.)
– А ты что видела, после того, как шары слились? Кстати, я был уверен, что это ты меня в астрал вытянула.
- Почти то же самое, - хитро подмигнула ему Лиана. – Я и раньше с друзьями-сенсами в мячик играла, но таких вещей не припомню, это ты наколдовал!
- В православном храме! Шива и Кали! – поморщился Валера. – Фу, мерзость какая! Вы, ребята, язычники.
- А ты это видел? – запальчиво набросилась на него Лиана.
- Да нет, - видел, как вы шарами перебрасывались, это было здорово, наверняка эти шары и на фотографии бы получились, все остальное – уже чисто ваши переживания.
- А может мы, все выдумали?
- Может, и выдумали, сейчас уже не проверишь, но все равно – это колдовские штучки, и в православном храме таким заниматься кощунственно…
- Заладил свое, - возмутилась Лиана, - да уже давно эта часовенка –  не православный храм, а просто место силы! Тут же службы не ведутся, и, может, не велись никогда, иначе бы мы с Андрюшей в индийский слой не попали, а видели мы в принципе одно и то же, значит, это был реальный мистический опыт, а не глюки. А поскольку ни он, ни я подобных полетов не планировали, значит, так было Богу угодно.
- Или дьяволу! – подвел черту Валера.
- Фу ты! – в сердцах плюнула Лиана. – Совсем с тобой невозможно разговаривать стало. С той поры, как ты в православие подался, совсем заскорузлым стал. Уж лучше бы продолжал своими Штейнерами-Блаватскими увлекаться.
- Ничего я не подался, - ответил Валера, - я пока что на распутье, и, кстати, сам от этого страдаю… Трудно совместить несовместимое.
- А это все – церковная ортодоксия: кто не с нами, тот против нас – как у большевиков. Я тоже считаю себя христианкой, однако твоими комплексами не страдаю.
- Послушайте, - вмешался Андрей, - может, хватит? Мне кажется, вы сейчас подеретесь. По-моему, вера в Бога и религия должны соединять, а не разъединять людей – не важно, какого они вероисповедания. Нужно понять, что Бог един для всех, но к нему ведут разные дороги.
- Дороги ведут не только к Богу, но и к дьяволу, - заключил Валера, - одни – туда, другие – сюда, надо понимать, по какой идешь. Ладно, ребята, снова мы в перепалку ввязались, это называется празднословием. Поехали, а то мотор совсем остынет. А на нас с Лианой не обращай внимания, - сказал он Андрею, когда все трое забрались в машину. - Я с ней никогда к единому мнению прийти не мог. В отличие от тебя, - добавил он, усмехнувшись.
Машина тронулась, и снова навстречу путешественникам полетели сосны, ели, березы. Лиана нежно сжала Андрею руку.
- Ты был замечателен там, среди облаков, - нежно прошептала она. - Я думала, что умру от истомы. Но брякнулся тем не менее ты. Тебе так было хорошо?
- Чудесно! – шепнул Андрей и нежно поцеловал ее в мочку уха.
Остальной путь все трое молчали, утомленные избытком впечатлений.
Через час они въехали в маленький лубочный городок с узенькими кривыми улочками, почти лишенный современных зданий. Городок походил на десятки других провинциальных городков глубинки, и ничего особенно примечательного, пока они ехали к нужному дому, Андрей не увидел. Вскоре Валера подрулил к серому облупившемуся двухэтажному зданию, простоявшему без ремонта еще с довоенных, а может и дореволюционных времен. Они поднялись по скрипучей деревянной лестнице на второй этаж, вошли в незапертую дверь рядом с металлической лестницей, ведущей  на чердак, и оказались в длинном темном коридоре, напоминавшем аналогичный в маленьком общежитии. Вдоль стен коридора располагалось несколько дверей, а в конце виднелся вход в общую кухню, из которой несло чем-то кислым и специфически деревенским. Несмотря на этот запах, дощатые полы в коридоре оказались чисто вымытыми, было видно, что жильцы этой убогой коммуналки все же старались содержать свой муравейник в чистоте. Путники тщательно вытерли ноги у входа и проследовали к средней двери, около которой на скамейке сидело несколько человек.
- Вы к бабушке Прасковье? – спросил Валера сидящих.
- К ей.
- Мы из Москвы приехали, учимся у нее, она нас ждет сегодня, – представился Валера, и постучался в низенькую, недавно покрашенную дверь. Затем, услышав изнутри «Заходьте!» – уверенно зашел в комнату, за ним проследовали Андрей и Лиана.
Квартира, где проживала бабушка Прасковья, не имела прихожей, дверь открывалась прямо в комнату с высоким потолком, чистенькую, прибранную, очень бедно обставленную. В комнате стоял простой дощатый стол, простой шкаф-пенал, именуемый в народе «шифонером», несколько стульев и железная кровать с никелированными шариками на спинках. Со стен глядели старые фотографии каких-то людей деревенского вида с напряженными лицами, очевидно, ожидающие, когда из объектива фотоаппарата вылетит птичка. Помимо фотографий на стенах висело несколько старых икон, которые, по-видимому, представляли единственную ценность в этой комнате.
При виде икон Андрей вспомнил свои прошлогодние подвиги в Леднево, и ему стало как-то не по себе, казалось, потемневшие от времени святые лики глядят на него с укором. Никаких предметов цивилизации, наподобие телевизора и холодильника, в комнате не оказалось, не было в ней и хозяйки квартиры, которая выглядывала из соседней комнатки поменьше, открывавшейся в большую проемом в стене, лишенном двери. Бабушка Прасковья восседала на стуле, при этом она, наклонившись, что-то делала правой рукой, но действий ее не было видно за косяком стены.
- А, Валерик, - приветствовала бабушка вошедших, - и доктора с тобой, ну, проходьте сюда, встретить вас не могу, не ходок я нынче.
Валера и «доктора» прошли в маленькую комнату, где на кушетке лежала молодая женщина с блеклым, невыразительным лицом.  Низ живота женщины, обнаженный по самый лобок, был весь красный, очевидно, от каких-то таинственных манипуляций бабки Прасковьи.
- Не стесняйся, Люба, - сказала она лежащей, которая тут же попыталась прикрыть живот кофтой, - это доктора из Москвы приехали, поглядеть, как бабка Прасковья лечит.
- Здравствуй, бабушка, - поздоровался Валера, - ты в прошлый раз позволила мне кого-нибудь из знакомых привести посмотреть и поучиться у тебя. Вот это – Лиана, я тебе про нее рассказывал, а это – Андрей, он учится в медицинском институте и тоже нашими проблемами увлекается.
- Доброго тебе здоровья, бабушка! – поприветствовала ее Лиана, взяв за здоровую руку и положив другую сверху.
- Да уж какое здоровье, дочка, видишь, не хожу боле, и только одна рука работает – недолго, поди, осталось. А что у тебя имя такое нехристианское? Не русская, што ль?
- Русская, бабушка, - ответила Лиана, - только у меня мама наполовину грузинка, вот она меня так в честь своей покойной сестры и назвала – у них в роду по грузинской линии обычай такой был.
- Вы хоть оба крещеные? – спросила бабушка Прасковья после того, как следом за Лианой поздоровался Андрей. – Нехристям нельзя глядеть, как бабка Прасковья работает.
Она внимательно поглядела на Лиану и Андрея своими цепкими умными глазами – казалось, они жили отдельной жизнью на ее обрюзгшем, морщинистом лице (бабка Прасковья была очень полной, и казалось удивительным, как она с такой комплекцией дотянула до 90 лет).
- Крещеные, бабушка, - в один голос ответили Андрей с Лианой.
- Ну, хорошо, тогда верхнюю одежду сымайте и смотрите, как неграмотная бабка Прасковья людей лечит. Может, чего мне подскажете? – хитро поглядела она на Андрея. – Ты, Валерик сказал, будущий доктор?
- Да, бабушка, - смутился Андрей, - но я больше нетрадиционным целительством интересуюсь. – Он хотел сказать «биоэнергетическим», но подумал, что, может быть, бабушка его не поймет.
- Ну так скажи, раз ученый человек, - хитро поглядела на него бабка Прасковья. – Отчего девка забеременеть не может? Вот Любка, 4 года с мужем живет, а детишек нет. К врачам ходила, ее лечили, лечили, а толку никакого. Вот она сюды из-под Калуги и приехала, из Юхнова.
- Ну, причины разные могут быть, - развел руками Андрей. – Вообще-то гинекологию я еще не изучал, да особенно она меня никогда и не интересовала. Но то немногое, что знаю… Во-первых, причина в муже может быть, хотя бы из-за хронического простатита – снижение активности сперматозоидов. А если с женской стороны – то масса причин, например, непроходимость фаллопиевых труб, тяжелые формы аднексита, и масса других причин, врачи порой и сами не знают, отчего. Иногда вроде здоровая женщина: и анализы, и обследования – все в порядке, а забеременеть не может. А иногда – куча болезней всяких, а беременеет и когда надо, и когда не надо.
- А ты, дочка, что скажешь? – перевела бабка Прасковья взгляд на Лиану, видя, что Андрей исчерпал всю свою небогатую информацию о причинах бесплодия – по крайней мере, в рамках классической медицины. – Можешь посмотреть? Хочешь, пощупай.
- Я обычно не щупаю, бабушка, так вижу, - ответила Лиана. – Я к телу боюсь касаться.
- Тела нельзя бояться, оно Богом создано, - покачала головой знахарка, - тогда оно слушается. Так ты смотришь, как Валерик раньше смотрел?
- Наверное, похоже, только каждый по-своему смотрит.
- Ну, што видишь?
Лиана глянула куда-то сквозь оробевшую, растерянную Любу и через пару минут сказала:
- Причина не в муже, у него все в порядке, а у Любы шейка матки неправильной формы, и как бы сильно загнута книзу, и слизистая атрофирована, похоже, из-за этого. Вижу, что сперматозоиды в матку попасть не могут. А вы что скажете, бабушка?
- Порча была на ей сильная, и отворот.
- Вот этого я сейчас не вижу, - еще раз глянула сквозь Любу Лиана.
- Правильно, что не видишь, я ее яичком сняла, а теперь кишочку на место ставлю. Как поставлю и перестанет она на старо место сползать – так Любка забеременеть сможет.
- Какую кишочку?
- А таку! Я, когда живот щупаю, знаю, где кака кишочка должна быть, и кака тикает, а кака – нет. Если где кака не на месте, я ее на место вправлю, и болезнь уходит. Бывает, у человека всю жизнь головные боли сильные, он к врачам ходит, голову лечит, а толку нет. А причина в том, что у него пуп сорван. Кишочка не на месте, и тикает не там, а она на пупе тикать должна. А ваших ученых слов я не знаю, но таких, как Любка, за мою жизнь столько прошло – не сосчитать, и почти все потом беременели и рожали.
- Может, - зашептал Андрей Лиане, - она под этой «кишочкой» и имеет в виду шейку матки, зачем ей знать, как тот или иной орган называется, если метод работает. Интересно, как она это делает? Что-то первый раз о такой методике слышу.
- Мне Валера рассказывал, но не показывал, хоть и рвался на мне это продемонстрировать, – усмехнулась Лиана. – Покажи, бабушка, как ты это делаешь, я с бесплодием тоже работала, и небезуспешно, но иногда ничего не выходило – может, и правда надо было просто «кишочку» на место поставить!
- Ну, глядите!
Валера, Лиана и Андрей окружили женщину на кушетке, и бабка Прасковья начала показывать им, как надо «щупать кишочку» при бесплодии, глубоко погружая руку в низ живота морщившийся женщины – очевидно, процедура была далеко не безболезненна, – и давая комментарии:
- Нынче уже почти на место встала, - говорила она, давая прощупать живот своим практикантам. – Неделю назад она вот тута была, а теперь уже тута, а надо ее от сюда поставить, и тогда девка сможет и беременеть, и рожать. Думаю, ешо раз прийти надо, - обратилась она к Любе, когда процедура была закончена, и та начала одеваться. – И все будет у тебя хорошо.
- Я, милые, тридцать лет санитаркой проработала в роддоме, и мне доктора всегда роды принимать разрешали, хоть по закону нельзя было, знали, если бабка Прасковья роды принимает – никогда ни разрывов, ни кровотечений не будет, ни каких других напастей. А до этого ешо Бог знает сколько в деревне повитухой была, да чуть было в тюрьму до войны не засадили. Комиссия из города приезжала, все докапывались, не помер ли кто, у кого роды принимала. Образования то у меня не было, всему от своей бабки научилась. Оченно им хотелось хоть один случай найти, но так и уехали ни с чем. Пришлось в роддом санитаркой идти – там меня доктора в обиду не давали, я им показатели по роддому улучшала… Сходи-ка, Валерик, следующего с коридора позови, - вдруг спохватилась бабка Прасковья, очевидно, вспомнив, что в коридоре сидит небольшая очередь страждущих.
Следующим пациентом оказалась трехлетняя девочка, которая поначалу была напугана и пряталась за мать, но вскоре, поняв, что никаких неприятностей от людей, не облаченных в белые халаты, ждать не приходится, успокоилась и стала рассказывать о своей кошке Анфиске, которая недавно родила пятерых котят. У девочки оказалась паховая грыжа, и бабка Прасковья объявила, что уберет ее за три сеанса, хотя перед этим матери было объявлено, что необходимо делать операцию, поскольку все консервативные методы в данном случае недейственны, а грыжа может в один прекрасный день ущемиться. Бабка Прасковья заставила мамашу свернуть кулек из бересты, которая хранилась на печке в специальной коробке, затем заполнила его свиным застывшим жиром и, постукивая девочку этим кульком по грыже, минут пятнадцать что-то сосредоточенно шептала.
- Это она восьмидесятый псалом читает – «Живые в помощи Вышнего», - тихо прокомментировал Валера, - она почти все заговоры с этого псалма начинает, а потом уже специальные, для каждого случая. Я их после приема всегда записываю.
- Вот, милая, - обратилась бабка Прасковья  к стоящей поодаль мамаше, - бери этот кулек, сюда нынче часть хвори перешла – а завтра в воскресенье рано утром иди с ним в лес, подальше от дома, найди молодую осину, отколупни ножом кору от ствола и за эту кору кулек и засунь. При этом приговаривай: «Осина, осина, забери себе дочкину хворь». Через три дня еще ко мне придешь. А ты вставай, доченька, – обратилась она к девочке.
Девочка, которая задремала на кушетке во время манипуляций знахарки, нехотя поднялась, и Андрей обратил внимание, что грыжа, до сей поры отчетливо выпиравшая в паху девочки, практически исчезла.
- Здорово! – зашептал Андрей Лиане. – Неужели все эти постукивания и бормотания так быстро срабатывают, ведь это же не боль, не какое-то состояние, а вполне телесный дефект.
- А чего удивительного? – зашептала в ответ Лиана. - Ты камни в почках или желчном пузыре дробил? Они тоже исчезают даже без всяких прикосновений.
- Ну, во-первых, не сразу, - ответил Андрей, - а потом, это же только рентген показывает, сам-то не видишь, а тут – наглядно. Я все не могу привыкнуть к тому, что на глазах происходит, хотя умом все понимаю: перенос информации и все такое…
Тем временем мать девочки, рассыпаясь в благодарностях, оставила бабке Прасковье пакет с продуктами, пыталась всучить и деньги, но та решительно от них отказалась, сказав, что это Иисус Христос через нее лечит, а следовательно, и заслуги ее в этом нет никакой, и посоветовала лучше снести деньги в церковь на пожертвования, если хочет выразить свою благодарность. Тем не менее продукты она взяла, поскольку, есть ее заслуга или нет, а кушать все-таки надо.
Следующим пациентом был высокий мужчина с испитым лицом, неопределенного возраста, который вошел в комнату-приемную бабки Прасковьи, держась неестественно прямо, словно «аршин проглотил». Андрей сразу понял, что у мужчины пояснично-крестцовый радикулит, и хотел предложить бабке Прасковье свои услуги в качестве мануального терапевта, но знахарка поступила несколько необычным способом. Она заставила больного отщипнуть от осинового полена лучину, затем уложила мужика между двух комнат, так, чтобы порог приходился на уровне больного места, затем, после того как мужик, кряхтя и вздрагивая от боли, минут через пять улегся на полу, она положила ему лучину на поясницу и, поколачивая по ней кухонным ножом, снова начала что-то сосредоточенно шептать. Вскоре мужик затих, спина его расслабилась. Минут через десять она сказала:
- Теперь спрашивай меня: «Баба, что делаешь»? - и так три раза.
- Баба, что делаешь? – спросил удивленный мужик.
- Утин сяку! – ответила бабка Прасковья. Повторив эту странную формулу три раза, она резко сказала: - А теперь вставай, и быстрее.
Мужчина, все еще не верящий в исцеление, сделал несколько проверочных движений, затем с лицом, полным глубокого изумления, поднялся с пола.
- Чудеса, - произнес он, сгибаясь и разгибаясь в пояснице. - Утром я с кровати минут пятнадцать сползал, с пола, думал, и того больше вставать буду, а тут боли как не бывало. Неужто такое бывает?
- Сам видишь, что бывает, - ответила бабка Прасковья. – Радикуль я тебе на сегодня убрала, но спина у тебя плохая, и он месяца через три-четыре тебя снова разобьет, если будешь на холодной земле под трактором лежать. Тебе ешо надо будет раза три прийти, даже если боль не вернется, я хрящики на спине разбить должна.
Она заставила мужчину снять рубаху и показала своим практикантам, какие «хрящики» нащупываются вдоль позвоночника при остеохондрозе и как их надо разбивать.
- Не придет больше, пока снова не прихватит, - безнадежно махнула рукой бабка Прасковья. - Уж сколько таких приходило, им чуть полегчает, и они снова за свое. Как говорится, «гром не грянет, мужик не перекрестится». Вот и бегают сюда через каждые 3 - 4 месяца. А если хрящики разбить, можно надолго на ноги поставить.
Дальше в течение 2 часов бабка Прасковья приняла еще несколько пациентов. Она ставила на место сорванный пуп, отчего женщина страдала постоянными головными болями, снимала сглаз и порчу, пользуясь для диагностики специальными заговоренными камешками, которые при утвердительном ответе покрывались в воде пузырьками, а для снятия порчи в одном случае использовала (Андрей так и не понял, в чем разница) вареное яичко, а в другом – лыко от мочалки. Заговаривала запой и возвращала загулявшего мужа в семью. В каждом случае она применяла какую-то особую, оригинальную методику и заговор, давала какое-то напутствие и не брала денег, правда, благосклонно принимала продукты. В двух случаях она отказалась лечить, поскольку, как выяснилось, никогда не принимала пациентов, которые были когда-либо прооперированы, причем почему нельзя, она вразумительно объяснить не смогла, сославшись на то, что выполняет завет своей бабки, от которой она получила целительские знания, а также особую силу, когда та умирала.
- Интересно, - спросил Андрей, когда поток больных иссяк, - а если я буду вот так ножичком по лучинке стукать на спине больного, он у меня после этого вскочит? Мне кажется, это только у вас, бабушка, срабатывает, и подробно записывать все эти ритуалы и заговоры бесполезно!
- А ты попробуй, - лукаво посмотрела на него знахарка, - я, как мне это моя бабка передала, так всю жизнь и делаю, и помогает! А у тебя будет помогать или нет – почем я знаю! Если кишочку правильно научишься в нужное место ставить – многим помочь сможешь! Только знай, милок, что тебе, прежде чем людям помогать, самому вылечиться надо, иначе с годами совсем худо будет.
- Да я вроде здоров, - выпятил грудь Андрей, - ничего не беспокоит.
- Телом-то здоров, а душой – болен, - внимательно поглядела бабка Прасковья в глаза Андрею. - Проклятье на тебе!
- Проклятье?! («Да она сенситива! – подумал Андрей. – Как точно все увидела! Зачем ей камешки-яички? И все же она не совсем права. Душа Лены же ко мне приходила и сама сказала, что прощает и не будет больше мучить меня. Значит, проклятья не должно быть».)
- Ну, вы не совсем правы, наверное, - начал объяснять Андрей, - действительно, проклятье могло быть, но душа погибшего человека, который мог меня при жизни проклясть, простила меня. Я это точно знаю.
Бабка Прасковья покачала головой.
- То проклятье не в ее силах снять. Не знаю, про што ты рассказывал, но то, о котором я сказала, – проклятье древнее, словно бы ты с ним уже родился, словно оно из рода в род передавалось. Это даже не проклятье, а словно метка така, словно и не человеком сделана, а кем, не знаю, страшно делается, как подумаешь. И словно когда-то пытались с тебя эту метку снять, но до конца не сняли. Ты, сынок, хороший, добрый и совестливый человек, - сказала она после некоторого молчания, - и не твоя вина в том, что метка на тебе, это беда твоя. И эта метка как бы все в твоей жизни переворачивает: хочешь, как лучше, получается, как хуже. Хочешь добро людям приносить, а приносишь беду. И любовь для тебя всегда бедою оборачивается.
Слушая эту незатейливую, но точную характеристику, Андрей поежился, ведь даже ясновидящая Лиана, которая часто описывала другим людям подробности и проблемы их жизни, никогда ему подобных вещей не говорила. Значит, клеймо Черного магистра, которое получил Фауст, на нем остается, значит, Маргарите не удалось его до конца снять в тот трагический вечер! А впрочем, чему удивляться, ведь он продолжает пользоваться расположением этого могущественного духа, и разве он не видит, что этот темный дух весьма деликатно и ненавязчиво продолжает направлять его жизнь?
- И что же делать, бабушка? – Андрей совсем сник. – Может, ты мне поможешь?
- Таку метку снять не в моей власти, - грустно покачала головой бабка Прасковья. – Ее, я чую, только одна женщина на земле снять может, твоя суженая.
«Может, это Лиана»?! – хотел было вскрикнуть Андрей, но промолчал: афишировать свои отношения с Лианой в присутствии Валеры ему не хотелось, Лиана ведь просила, чтобы об этом знало как можно меньше народа. Он что, трепло, в конце концов! Одно дело, когда Валера о чем-то там догадывается, а другое дело - самому заявить.
Видя, что Андрей совсем скис, Лиана, очевидно, решила переключить разговор на другую тему. Неожиданно она заговорила с бабкой Прасковьей о некоторых проблемах деревенского знахарства, в чем, к удивлению Андрея, проявила неплохую осведомленность. Бабка Прасковья охотно отвечала на ее вопросы, но какие-то проблемы явно обходила стороной, и в конце концов на прямой вопрос Лианы, могла ли она в принципе получить посвящение и силу народной целительницы, мягко покачала головой.
- Тебе, дочка, с рождения большая сила дана, но она не наша, не христианская, а две силы в одном человеке ужиться не могут. Твоя сила двояка, она и целить, и губить способна. Ты, милая, от себя отказаться не можешь, а христианска сила требует от себя отказаться, всю себя на волю Божию отдать. Не нужна тебе эта сила, лечи, как можешь, но осторожна будь, иначе и другим, и себе беды принесешь.
Разговор потихоньку затих, видно было, что бабка Прасковья устала после приема и не очень хорошо себя чувствует. На предложение Лианы полечить ее она ответила мягким отказом:
- Не надо, милая, сколько мне Господь отпустил, столько отпустил, я и так на этом свете зажилась, а вылечить меня уже нельзя.
По всему было видно, что знахарка намекает на то, что гостям пора собираться, по ее просьбе Валера с Андреем помогли перебраться ей на кровать. Они поблагодарили бабку Прасковью за демонстрацию своего искусства, Лиана поцеловала ее в щеку и сказала, что благодарна за то, что та разъяснила ее проблемы. Знахарка, в свою очередь, извинилась, что, может, кого обидела, но чтобы они не обращали внимания и не сердились на выжившую из ума старуху, но никаких пожеланий по поводу следующей встречи не сделала. На этом гости покинули дом переславль-залесской знахарки. В полном молчании они уселись в машину и тронулись в обратный путь.
- К Плещееву озеру поедем, на Синь-камне постоять? – полувопросительно, полуутвердительно сказал Валера. – Я всегда, когда здесь бываю, езжу к камню почиститься и сил набраться, никак от своих языческих привычек отвыкнуть не могу. А вам, голубчики, и подавно к капищу Перуна съездить надо.
- Ты хочешь сказать, что я и Андрей язычники? – усмехнулась Лиана, которая явно была расстроена разговором с бабкой Прасковьей, хоть никакого недовольства или несогласия в ее присутствии не высказывала.
- Так она вам, по-моему, ясно намекнула, да и я говорил – никогда не думал, что бабуля все это так точно подметит.
- Ничего она про язычество не говорила, - опередил Лиану Андрей, - она, по сути дела, своими словами объяснила особенности наших с Лианой карм. Во мне она углядела какое-то родовое проклятье – кстати, я и не спорю, – действительно что-то такое есть, но я не хочу сейчас на эту тему распространяться. А про Лиану она сказала, что у нее есть какая-то особая сила, и инициация православной знахарки ей не нужна. Тут я полностью с ней согласен, более того, считаю, что дар Лианы гораздо сильнее, чем дар этой бабули, хотя многие ее приемы полезно было бы освоить и мне, и Лиане. Например, ее постановка «кишочек» на место. Это ведь что-то вроде мануальной терапии живота, о чем я никогда не слышал. А аналогия действительно есть, например, классической мануальной терапией можно лечить многие болезни, учитывая вертеброгенный фактор в этиологии большинства функциональных заболеваний, и если восстановить энергетику пораженного сегмента, то выздоравливает и соответствующий этому сегменту орган. А здесь – то же самое: возможно, какие-то заболевания ведут к смещению внутренних органов, и бабушка Прасковья это определяет: «кишочка не туда встала» – и когда она ставит ее на место, включается все тот же механизм обратной связи, и болезнь проходит либо переходит в стадию длительной ремиссии. Вот это освоить полезно – а всякие инициации неграмотной бабульки Лиане совершенно не нужны. И еще, по поводу язычества. Для этой бабульки, воспитанной в старых кондовых традициях, любой басурман будет язычником: и буддист, и индуист, и мусульманин, и даже католик, но это не говорит о том, что они действительно язычники, вроде аборигена из племени Тумба-Юмба. Лично я считаю себя христианином-эзотериком, хоть в церковь на службу и не хожу. Да и Лиана тоже тебе говорила, что считает себя христианкой.
- Одно дело говорить – другое быть, - проворчал Валера. – Я, например, считаю, что христианство может быть только в лоне церкви, тогда включается весь иерархический механизм христианского эгрегора: от высшего пастыря Иисуса Христа наверху до рядовой паствы внизу. Если ты вне церкви – ты вне паствы, какими бы благими рассуждениями себя ни тешил. В этом смысле бабушка права, вы с Лианой вне паствы, а значит, вне  ее стада – чужаки, и она не может вам свою силу передать.
- Вот именно, «стада», - саркастически хмыкнул Андрей, - никогда не желал быть членом овечьего стада. Конечно, я понимаю образный язык притч Иисуса Христа, когда он сравнивал простой народ с овечьим стадом, а пророка с пастухом. Возможно, в условиях волчьих законов овечье стадо без пастуха быстро будет растаскано волками, и тем не менее быть овцой не желаю!
- А кем же ты хочешь быть? Пастырем… или волком? – усмехнулся Валера.
- А почему либо – либо? – возмутился Андрей. – Я хочу быть свободной птицей, видеть мир с высоты и ни от кого не зависеть.
- Рожденный ползать – летать не может!
- Это если рассматривать ужа на текущий момент, подобно Алексею Максимовичу, – так что с него взять, он пролетарский писатель, ему положено всех живых существ на классы разделять.
- А что, в этом он прав, классы – действительно объективная реальность.
- Только в данном временном разрезе. А между прочим, первая птица – археоптерикс – когда-то была обычной рептилией, пресмыкающимся. Но она захотела полететь, и однажды полетела. А если бы она была рядовым членом стада и свято блюла родовые традиции – никогда ей на землю с птичьего полета не посмотреть!
- И что ж, ты решил, будучи овцой, себе крылья отрастить?
- А кто тебе сказал, что я – овца?
- А кто тебе сказал, что ты – птица?
- А птице не надо говорить, что она – птица, она сама знает!
- Ребята, ребята, - прервала спорщиков Лиана, - хватит выяснять, кто овца, кто птица, а то подеретесь. Скоро там этот камень?
Машина ехала по шоссе вдоль берега Плещеева озера, но сам берег был скрыт кустарником, поэтому на нем вряд ли можно было заметить легендарный валун.
- А вот пусть наш ясный сокол и определит, где останавливаться, - проворчал Валера. – Над Синь-камнем энергетический столб стоит. Или пусть посмотрит на землю с птичьего полета.
- Ну и посмотрю! 
Используя методику, которую ему когда-то дал Балашов, Андрей сделал «горку», то есть, сосредотачиваясь на разных участках тела от стоп до макушки, добился ощущения вертикального потока вдоль позвоночника, затем, когда ощущение пошло выше, как бы пустил свое сознание вверх так, словно оно парило над его телом на высоте 100 - 200 метров, как воздушный змей на ниточке. Здесь важно было не вообразить картинку, а именно увидеть ее под собой на внутреннем экране, как нечто незнакомое. Через пару минут картина побережья, которое медленно проплывало под ним, действительно возникла, словно воздушный змей его сознания следовал за машиной на определенной высоте. Заснеженное побережье и замерзшее озеро не выглядели как-то особенно примечательно. Справа виднелись черные шапки кустов, изредка попадались небольшие валуны, но это было не то, Андрей знал: если этот камень действительно какой-то примечательный, он должен получить знак, когда тот окажется в поле его зрения (одновременно Андрей мог охватить только небольшой участок побережья так, словно видел его через отверстие). И вдруг на фоне белого снега он заметил большой темно-серый валун с каким-то необычным синеватым оттенком. В отличие от валунов, которые проплывали перед его внутренним экраном ранее, он не был припорошен снегом. Похоже, снег кто-то счистил, и от камня исходило какое-то магнетическое притяжение. В следующий момент Андрей уже знал, что видит то, что надо.
- Здесь! – вскрикнул Андрей так, словно его неожиданно разбудили.
Валера остановил автомобиль.
- Верно, - сказал он с уважением, - именно это место, причем из-за кустов камень не виден. Вон и тропинка к берегу протоптана, сюда частенько народ захаживает. А ведь действительно, у парня – видение. Ты извини, - обратился он к Андрею, - я много разных сенсов повидал. На словах-то все обладают уникальными возможностями, но, как правило, по части языка.
- А я тебе что говорила?! – возбужденно вмешалась Лиана. – Очень талантливый мальчик с настоящим видением, и нечего его подкалывать.
- Я тебе, конечно, доверяю, Лианочка, - примирительно сказал Валера, - но ты – человек увлекающийся, вечно всяких самородков выискиваешь, от которых потом сама шарахаешься, как черт от ладана, но тут мы имели возможность убедиться воочию. Я не отрицаю, возможно, ты поняла  это чуть раньше, - Валера скривил улыбку, - но мне надо было самому увидеть.
- Ты у нас всегда был Фома неверующий! – Лиана крепко сжала руку Андрея под сидением.
«А ведь он ревнует, – подумал Андрей, - небось сам давно на Лиану глаз положил, возможно даже, и какие-то предложения делал или что-то в этом роде. Правда, непохоже, что у них с Лианой что-то было. Общаются они, как старые приятели, но если бы было что-то, я бы, наверное, заметил».
Путники вылезли из машины и пошли по тропинке.
- Конечно, он мог и по наличию тропинки догадаться, - Валера продолжал обращаться к Андрею в третьем лице, - но тут тропинок к озеру немало любители зимней рыбалки протоптали, так что определить, что это именно то место, по ней невозможно.
Путники миновали небольшой участок кустарника, вышли в прибрежную зону и остановились у округлого валуна примерно в рост человека. Как это заметил Андрей с высоты птичьего полета, камень действительно не был припорошен снегом, в отличие от других валунов: то ли снег по какой-то непонятной причине не держался на камне, то ли его недавно кто-то зачем-то почистил. В остальном в камне не было ничего необычного, да и цвет оказался скорее серый, чем синий, Андрей даже испытал разочарование.
- Ну и что теперь делать? – спросил он скептически. – Это ведь не памятник архитектуры, и глазеть на него неинтересно: камень как камень.
- Надо на него забраться, - сказал Валера, - и под потоком постоять. Он хорошо силы восстанавливает, некоторые на нем исцелялись, у кого-то желания исполнялись.
Валера взобрался на верхушку камня (он оказался несколько скошенным спереди, и на него несложно было влезть). Затем закрыл глаза и немного развел руки в стороны. Вскоре на его лице появилась улыбка.
- Здорово, - сказал он, не открывая глаз, - словно бы токи через тело проходят, всю усталость как рукой сняло.
Постояв так минут десять, Валера слез с камня: спина его распрямилась, на лице гулял румянец, как у младенца.
- Чего-нибудь необычное было? – несколько разочарованно спросила Лиана.
- Ну как, поток ощущался, прилив сил.
- Никаких картинок не видел? Ну, хотя бы, каким образом этот камень со дна озера выбирался?
- Этого он не показывает, - покачал головой Валера, - я раньше несколько раз задавал вопрос – молчит; так, всякая ерунда мерещится, а что-то конкретное – нет.
- Ладно, - сказала Лиана, - попробуем посмотреть, что он мне покажет. Подсадите-ка, мальчики.
  Валера с Андреем помогли миниатюрной Лиане влезть на камень и отошли в сторону. Лиана забралась на вершину и приняла то же положение, что и Валера. Минут 10 она стояла с закрытыми глазами, причем на лице ее отражалась непонятная игра эмоций, затем произошло необъяснимое: Лиана вдруг начала падать, заваливаясь на спину. Андрей бросился к камню, надеясь успеть подхватить ее, и застыл с разинутым ртом. Лиана падала в полный рост, как в сильно замедленной киносъемке, и за это время Андрей вполне мог бы, не торопясь, несколько раз прогуляться туда и обратно, прежде чем подхватить свою возлюбленную. Рядом уже топтался Валера с вытянутыми руками, а она все падала и падала. В какое-то мгновение Андрею показалось, что ноги ее оторвались от камня, и она зависла в воздухе, затем, словно воздушный шарик, опустилась на руки мужчин, и только тогда тело ее приобрело нормальный вес.
- Ну, Ланка! – только и вымолвил Валера. – Первый раз левитацию вижу.
Лиана была без сознания, Андрей, пока Валера ее придерживал, скинул куртку и положил на нее молодую женщину.
- Ну и поездка у нас сегодня, - пробормотал Валера, - то один без сознания бухается, то другой, – мистики-оккультисты хреновы!
  Андрей нащупал пульс: пульс был значительно замедлен, но приличного наполнения.  В это время Валера уже массировал точки скорой помощи, и не прошло и пяти минут, как Лиана порозовела и открыла глаза.
- Что случилось? – удивленно спросила она.
- Это у тебя надо выяснять, «что случилось». – Валера прекратил свои манипуляции. – Ты что, не помнишь, что с тобой произошло?
Лиана медленно поднялась на ноги, но тут ее качнуло, и Андрей был вынужден крепко взять любимую за локоть.
- Пойдем в машину, - сказала она слабым голосом, - а то нехорошо чего-то.
Мужчины отвели Лиану к машине и усадили на заднее сидение.
- Поехали, что ли? – спросил Валера. - По дороге поговорим…
- Знаешь, что ты нам только что продемонстрировала? – спросил он после того, как машина тронулась и все убедились, что Лиана пришла в себя.
- А что я продемонстрировала? Я, кажется, сознание потеряла, до сих пор в голове шумит.
- Маленький сеансик левитации, ты, наверное, с полминуты медленно падала с камня, словно тебя на веревочке опускали, и под конец даже в воздухе зависла!
- Правда?! – Лиана испуганно посмотрела на Андрея, тот утвердительно кивнул.
- Может, это я просто так медленно оседала на землю, ну, ноги, что ли, не сразу подогнулись?
- Какое там, - сказал Андрей, - падала на прямых, как палки, ногах, совершенно не изменив положения, вопреки всем законам физики. Собственно, это было даже не падение – мыльный пузырь и то быстрее бы на землю опустился. Как будто твое тело вес потеряло.
- Как жалко, что я отключилась! – мечтательно произнесла Лиана. – Это, наверное, было так здорово! Я хорошо помню, что мысленно разговаривала с камнем.
- И он тебе отвечал? – недоверчиво покосился на нее Валера.
- Конечно, отвечал, он ведь живой! Ты что, сам не чувствовал? Жалко, что так все неожиданно произошло, и Андрюша не успел на нем постоять, он бы, наверное, тоже это ощутил. Камень живой, и с ним можно разговаривать! Ну, не как с человеком, мыслит он несколько по-другому, но понять его можно. Когда я на него влезла, он тут же спросил, удобно ли мне на нем стоять, и не предложить ли мне кресло – это он так, наверное, пошутил. Я ответила, что мне замечательно на нем стоять, и тут же вежливо справилась, хорошо ли ему здесь лежится, не донимают ли его заезжие туристы – он, как-никак, местная знаменитость. Камень сказал, что туристов он, как правило, не замечает, они слишком легкомысленны и суетны, а он думает о вечном, и непреходящих ценностях: ему обращать внимание на всяких однодневок просто несолидно. Особенно его не донимают, но вот совсем недавно, несколько веков назад – точно он не удосужился подсчитать, ему люди все же несколько раз досаждали: зачем-то грузили на корабль и сбрасывали в воду. А он так привык к своему месту, на нем так хорошо думается о вечности. Но дело не только в комфорте, на это место его существа с другой планеты много миллионов лет назад положили для того, чтобы он наблюдал, что на Земле делается, и им информацию посылал. А место это расположено внутри специального невидимого тоннеля, который что-то вроде канала связи, что-то вроде места, где исчезает пространство – правда, не для материальных объектов, а для информации, мыслей и всего такого, – и эта информация мгновенно переносится в специальные приемники, которые имеются у инопланетян. Короче, – Лиана серьезно посмотрела на Андрея, - этот камень что-то вроде видеокамеры, только мыслящей, через которую инопланетяне за Землей наблюдают. И таких камней – да и не только камней – на Земле немало. Ну так вот, камень пожаловался, что его с этого места сместили и бросили в воду, и тогда, чтобы вернуться на старое место, ему пришлось израсходовать массу энергии, которую  он бы лучше израсходовал на возвышенные размышления и общение со своими хозяевами, которые его периодически расспрашивают, что он видит и чувствует  вокруг. Так вот, пришлось израсходовать массу энергии, чтобы всплыть и незаметно вернуться на старое, специально для него предназначенное место. Я спросила, а как это ему удалось, он ответил, что лишил себя веса. Я спросила: «А разве это возможно?» – Он ответил: «А хочешь, я и тебя веса лишу?»  Я рассмеялась и сказала, что у него не получится, и тут он на меня как бы рассердился, и в этот момент я потеряла сознание – а дальше очнулась на Андрюшиной куртке.
  В салоне воцарилось молчание.
- Вот, значит, в чем дело, - задумчиво сказал Валера. – Кто бы мог подумать! Такое разъяснение феномена этого камня я впервые слышу! Наверное, подобное объяснение можно дать и некоторым другим феноменам – например, двигающимся камням в каньоне Колорадо. А что – вполне научное объяснение. Ну, ты, Лиана, даешь! Надо тебя почаще в разные поездки брать!
Лиана, видимо, была еще слаба после происшествия на камне, она прикорнула на плече Андрея, а тот все думал, какая удивительная женщина вошла в его жизнь, и сколько интересного он еще сможет от нее узнать, и каким необычным вещам она сможет его научить.
Неожиданно Лиана вздрогнула у него на плече и, не открывая глаз, монотонно заговорила:
- Картинки пошли. Буду пересказывать, а то потом забыть могу. Вижу крепкого мускулистого человека, почти седого, бородатого, с каким-то, я бы сказала, библейским лицом. Темный от загара, в грубом плаще-гиматии – так, похоже, древние римляне одевались. Кстати, - встрепенулась Лиана, - его лицо я видела но где… Ах да, он же присутствовал на казни Христа, я тебе об этом рассказывала, вроде бы это апостол Петр, но тогда у него почти не было седины, он был гораздо моложе.
Услышав знакомое имя, Валера встрепенулся.
- Так-так, Лианочка, продолжай, какую неканоническую версию «жития святых» нам сегодня поведаешь!
- Да, - продолжила Лиана, не обращая внимания на реплику Валеры, - это апостол Петр через много лет после казни учителя. Он идет по какой-то пустынной местности – камни, чахлая растительность, то есть не совсем пустыня, не песок – кругом такие белые пятна: лужи – не лужи, наверное, солончаки. Где находится эта местность – не знаю, но, судя по всему, Ближний Восток, может, и Израиль – никаких комментариев я не слышу, но вижу его мысли, вернее, даже не мысли, а видения – по крайней мере я вижу их, как видения. И эти видения – не о своей миссии, не о казненном учителе и не о Боге, это мысли о женщине, о его жене, которую он оставил много-много лет назад, когда пошел за Иисусом Христом, – и он до сих пор ее любит! Он вспоминает их первую встречу на каком-то празднике, свадьбу, всякие милые бытовые подробности их недолгой совместной жизни – все сменяется быстро, как в калейдоскопе. Вот она раздевается перед отходом ко сну, вот моет голову в саду их дома над широким медным сосудом, вот сушит волосы, длинные, густые, черные, как смоль, распустив их под палящим солнцем. А вот сцена его ухода из дома – очевидно, разговор состоялся раньше – все слова и упреки сказаны, все слезы выплаканы – тем более, женщина, оставленная, мужем считалась опозоренной в Иудее, фактически он обрекает ее на всеобщее презрение. Но она уже смирилась, она уже даже понимает всю важность миссии, которую взваливает на себя ее муж, становясь учеником мессии, Сына Божьего, хотя в то, что Иисус Сын Божий, она не верит…
- И еще я чувствую состояние Петра в момент ухода: он отрешен от прошлой жизни, от любимой жены, одержим только одним: быть рядом с Учителем, познать тайну его учения и его необыкновенных сил. Он думает о будущей счастливой общине учеников Христа, о том, как они объединят вокруг себя весь израильский народ и в конечном счете свергнут тиранию Рима. Конечно, для осуществления таких великих целей и задач его слабая избалованная жена будет большой помехой, женщинам вообще не место в их общине, а плоть свою он усмирит!
И еще один немаловажный момент: когда Петр навсегда покидает дом, его жена беременна…
А у Петра в этот момент начинаются уже не воспоминания, а видения, галлюцинации. Он видит, словно навстречу ему идет его жена, которую он не видел с момента ухода, поэтому она все так же молода и красива, и протягивает ему младенца, вернее, не младенца, а примерно трехлетнего ребенка, хотя, если учесть, сколько лет прошло, ребенок должен быть уже взрослым. Петр протягивает руки и бежит им навстречу, но его жена целует ребенка в лоб, затем опускает на землю и исчезает, а мальчик, словно бы испугавшись отца, которого никогда не видел, начинает от него убегать. При этом он бежит с такой скоростью, на какую не способен трехлетний ребенок, и взрослый мужчина никак не может его догнать. Вскоре мальчик скрывается за холмом, и когда Петр оказывается там же, то впереди видит не мальчика, а статную фигуру Учителя в белоснежном одеянии. Иисус жестом подзывает к себе ученика и подводит его к краю пропасти, которая оказывается за холмом.
- Посмотри, Петр, что люди сделают с моей Истиной!
В этот момент он пропадает, и Петр видит его уже огромной фигурой, распростертой на кресте на дне пропасти, а вокруг снуют маленькие люди, одетые в одежды священнослужителей средневековья. В какое-то мгновение фигура Учителя преображается в женщину, в совершенных чертах которой проглядывает сходство с женой Петра, и тогда маленькие людишки начинают в исступлении топтать и рвать на части огромное, божественно прекрасное тело… А над горизонтом встает солнце… Черное солнце лжеучения.
Лиана замолчала.
- Все, - сказала она через минуту усталым голосом, - просмотр закончен.
- Так просто, - задумчиво проговорил Андрей, уже наблюдавший подобные Лианины «кинофильмы», - просмотр начат, просмотр закончен, кто включил, кто выключил – ничего не понятно.
- Да, - сказал Валера, - и кто пленку поставил…
Лиана открыла глаза:
- Какое счастье - эти мои картинки, - тихо сказала она, - словно не одну жизнь проживаешь, а много-много… Я так люблю героев моих историй!
- В Средние века, Лианочка, тебя бы на костре сожгли! - усмехнулся Валера.
- Это уже было, - ответила Лиана, - в одном из моих воплощений в средневековой Франции. У этой женщины тоже были исторические видения, за это ее и приговорили к сожжению – правда, тогда ей чудесным образом удалось спастись. Я Андрюше про это рассказывала…
- Все правильно, - сказал Андрей, - толпа в одеждах церковников топчет Истину в образе женщины – она им никогда не была нужна, нужна была их протеже, примитивная, послушная…
- Кстати, - спросил Валера, - а люди, одетые в одеяния православных священников, эту женщину топтали?
- Не помню, - удивилась Лиана, - я к фасонам одежд особенно не присматривалась, это был слишком короткий эпизод. А к чему ты это спрашиваешь?
- Да так, - задумчиво сказал Валера, - мне кажется, православие не так уж исказило первичное учение, да и религиозных репрессий, подобно католичеству, не устраивало.
- Ну да! – Возмутился Андрей. – А в период раскола!
- Нет, ну было, конечно, но не в таком же масштабе!
- А ты считаешь, то, что проповедуют батюшки в церкви, – истина в последней инстанции? И что Земля семь с небольшим тысяч лет назад была создана за семь дней, и что Адама Господь Бог из глины сделал, и что сам он – дедушка с бородой, который на облаке сидит?
- Да нет, конечно, - ответил Валера, - не надо так примитивно. За эти слишком заметные несуразности и большевички в свое время ухватились и объявили, что Бога нет, а Священное Писание – сказка. Но надо же понимать, что какие-то вещи священник объясняет темным, неграмотным людям, и тогда он говорит с ними на одном языке, а какие-то – образованным, и тогда это совсем другой разговор. Конечно, Библия закодирована и содержит много слоев информации, и каждый, кто ее читает, будет понимать текст соответственно своему уровню развития. Сейчас даже священники согласны с тем, что Библия пользуется образным языком, и многое там зашифровано.
- Вот и надо давать возможность каждому понимать ее так, как он способен понять, а не требовать, чтобы ее понимали только так, как священники трактуют.
- Все это делается для того, чтобы люди не впадали в ересь, этот процесс все же кем-то должен направляться. Всяких «толкователей» всегда предостаточно было, и если церковь с ними боролась, значит, у нее были на то основания. Нет, рост сознания должен быть контролируем наставником, пастырем. Ребенок разве сможет представить себе Бога иначе, чем дедушкой на облаке? Нет, конечно, но по мере того, как его сознание развивается, оно будет способно воспринимать все более сложные понятия, но и вероятность впасть в искус, в ересь и даже сатанизм вырастает соответственно – именно этот процесс церковь и должна контролировать.
- И конечно, только церковь может решать, на каком духовном уровне я нахожусь и какой именно пласт закодированной информации Священного Писания я способен понять, а какой нет? Да ерунда все это! Может, на такое и способен просветленный учитель, но таковых я среди священников не встречал, да и никто из моих знакомых не встречал! Нет, процесс богопознания очень интимен…
- Зря спорите, мальчики, - наконец вмешалась в разговор Лиана, - никогда вы к единому мнению не придете, потому что под тем самым «процессом богопознания» Валера понимает одно, а Андрей – совсем другое. Вот и получается: я про Ивана, а ты про болвана, а Истина все равно ни там и ни там, а вернее, и там и там – она везде.
- Короче говоря, у каждого своя, - криво усмехнулся Валера. – И у Сатаны – тоже?
- Можно сказать, что и так.
- Правильно! – согласился Андрей. – Истину словами не выразить, ее можно осознать в состоянии просветления – Сатори. Я просто против того, чтобы мне ее навязывали, что большевики, что церковь.
- Ну что же, - пожал плечами Валера, - как всегда, каждый остался при своем. А знаешь, - обратился он к Лиане, - твой протеже сильно изменил мое представление о современной молодежи, к коей я себя, к сожалению, отнести уже не могу. Я думал, нынешних двадцатилетних только шмотки интересуют, и девки, и наркотики – о комсомольских работниках я не говорю, с ними все ясно – а, оказывается, встречаются еще глубокие ребята. Пусть даже я с ним по всем вопросам не согласен, но он способен отстаивать свою точку зрения. В конце концов, я тоже был когда-то религиозным нигилистом, правда, к Богу пришел позже, чем он. Ничего, думаю, с возрастом и у него взгляды изменятся.
- О присутствующих в третьем лице неприлично говорить, - проворчал Андрей, который не чувствовал особой  симпатии к Валере.
- Ты меня извини, - искренне покаялся Валера, - привычка дурацкая, это, наверное, потому, что ты очень молод, у меня сын не намного младше тебя. Ну что, - снова обратился он к Лиане, - как тебе бабушка Прасковья?
- Замечательная бабуленька, - задумчиво сказала Лиана, - только, знаешь… наверное, ни мне, ни Андрею лучше к ней больше не ездить. Она почувствовала в нас чужаков, и мне она, по крайней мере, свою силу передавать не хочет – а жалко, кого она еще найдет для передачи, у нее ведь кандидатуры нет – а сколько ей осталось?
- Ну, уж тут, как Богу будет угодно, - пожал плечами Валера. – Может, я еще кого-нибудь подыщу…
Вскоре Лиана снова задремала на плече Андрея, а тот смотрел на бегущую дорогу, и в голове его начали складываться строки. К концу их путешествия сложилось целое стихотворение, но, мысленно досочинив последние строчки, Андрей понял, что это не конец, а вступительная часть большой поэмы, сюжет которой должен сложиться на основе видений Лианы, и из истории, которую он слышал, незримо присутствуя при разговоре Дурги и Рама – истории о чудесном мире «И». Андрей уже знал, что поэма будет называться «Иола». А вступление звучало так:

В вас дремлет странная эпоха –
Десятки тысяч звездных лет.
Пульсар космического вздоха,
Беззвучных вихрей зыбкий свет.

В вас вечных судеб сочетанье
Со вспышкой переплетено
В невыразимое отчаянье,
Всех нас сковавшее звено.

Все время полупробужденной,
Среди тоннелей забытья,
Утопленной и вознесенной,
Плыть в лодке таинств бытия –

Таков удел. Но где начало,
С несчетностью нулей в числе,
Какою нотой в Вас звучало
Созвучье «Ио» – разум слеп!

Каких оставленных причалов,
Каких невидимых миров
Вас зыбка лунная качала,
Как невесомое перо?

Все это помнили и знали.
Но как поведать, как связать
Явь Вашей безнадежной дали,
          Лишь Вам открывшийся Сезам,

И наших чувств земную скуку.
В чаду бездушной суеты
Как протянуть познанья руку
Забывшим о словах святых,

Как выразить, в каких понятьях
Мечту о свете неземном,
Как объяснить заблудшим братьям,
Что в каждом в Истину окно?

Нет слов таких. Творенье Даля
Их до умов не донесло.
Они – в неведомых преданьях,
Парящих над добром и злом.

- Пишешь? – вдруг услышал Андрей шепот Лианы, когда он закончил вступление, и понял, что на сегодня его поэтический заряд израсходован. Андрей даже не заметил, что Лиана не так давно проснулась и наблюдала, как он выводит каракули в маленьком блокноте. Дорога была не ахти, и процесс записи осуществлялся весьма мучительно.
- Ты прости, что подглядываю, но твои каракули все равно разобрать невозможно.
- Знаешь, - зашептал Андрей, - кажется, поэма начала писаться. Так интересно, никогда не думал, что на большую форму способен. А впрочем, еще ничего не известно, может дальше и не получится.
- Обязательно получится! – серьезно сказала Лиана, глянув «в никуда» поверх головы Андрея. – Над тобой сейчас такой мощный информационный пласт завис, ты просто не сможешь не написать…
- Правда? – недоверчиво покосился на нее Андрей. – А мне всегда кажется, когда очередное стихотворение заканчиваю, что больше из себя ни одной строчки выдавить не смогу, всегда боюсь, что это – последнее.
- Прочти, - шепнула Лиана, тихонько поцеловав Андрея в мочку уха.
- В Вас дремлет странная эпоха… – зашептал Андрей в ухо Лианы, ему не хотелось, чтобы эти строки слышал Валера.
- Как волшебно, - сказала Лиана мечтательно, когда Андрей закончил. – Я тебе завидую, ты так прекрасно описал то, что я ощущаю, о чем думаю! Я этого никогда не смогу выразить вот так… удается только пересказать то, что показывают, и надо сразу, а то потом больше половины забывается.
- Да что в этом хорошего, в поэтическом даре, - не согласился с оценкой Лианы Андрей. – Ну, пишешь и пишешь, потому что иначе не можешь, и никакой это радости или большой ясности не приносит. Сам процесс мучителен, а если долго не писал – мучаешься тем, что долго не писал. Единственная радость – перечитывать, и то не Бог весть какая. Вот картинки твои – другое дело.
- Но ты же и сам картинки видишь.
- Вижу, но они блеклые и бессмысленные, а истории, которые я тебе описывал – это скорее как сны, только яркие очень. А во снах, сама понимаешь, тоже радости мало…
Вскоре автомобиль подкатил к дому Лианы, она попрощалась с мужчинами, а Андрею шепнула на ухо, что позвонит в ближайшее время. После того как она скрылась в подъезде, Валера, благо ему было по пути, отвез Андрея домой. Прощаясь, он сказал, что был рад познакомиться, и оказался приятно удивлен, что среди нынешней молодежи встречаются такие цельные натуры, имеющие свою точку зрения. Когда они пожали руки, Валера понимающе посмотрел в глаза Андрею и добавил:
- Береги Лиану, она уникальная женщина. Я очень уважаю Анатолия, но они друг другу совершенно не подходят. А тут впервые за много лет я видел, что ее глаза счастьем светятся. Смотри, не обмани ее надежд.
Андрей ответил, что ему тоже было очень приятно познакомиться, а насчет Лианы – он все прекрасно понимает и постарается сохранить ее для потомков.
На этом они расстались, и Андрей вернулся в свою холостяцкую квартиру. Впервые за последние две недели, войдя в дом, он не ощутил присутствия Леночки, и к горлу его не подкатил ком, хотя внешне в доме ничего не изменилось. Андрей понял, что душа Леночки исполнила свое обещание и оставила его в покое.



































ГЛАВА 5

ТАНТРА

Через 2 дня у Андрея было свидание с Лианой. Полдня они провели в постели, как и положено во время медового месяца (Лиана сказала, что браки заключаются в сердце, там же и расторгаются, поэтому они вправе считать себя мужем и женой, если им так хочется). И вот, после очередной близости, Лиана, закинув на него свою стройную упругую ножку, сказала, что да, он великолепен, у него уйма молодой неизрасходованной энергии и нежности, да, он неистощим и доставляет ей море наслаждения, о котором она даже не подозревала – но все равно, это обычная плотская близость, которой, как ни печально, они в скором времени пресытятся, а хочется сохранить их любовь и страсть на долгие-долгие годы. Поэтому надо потихоньку осваивать Тантру, в которой супружеские обязанности превращаются в энергетическую работу и совместную активную медитацию.
- Тантра? – усмехнулся Андрей. – Для этого нас слишком мало….
- Мало?! – вспыхнула Лиана, впрочем, достаточно игриво. – Что значит мало?! Ты что, паскудник, любитель группового секса?!
Она взобралась на Андрея и стала гулко колотить  маленькими кулачками по его упругой груди.
- Я тебе покажу «групповой секс»! Я тебе оторву кое-что, если ты хоть на одну женщину посмотришь!
- Ну что ты, что ты, кысик! – шутливо отбивался Андрей (сам того не замечая, он теперь в нежные часы называл Лиану дурацкими именами, которыми его щедро осыпала когда-то Леночка. Прежде его коробило от каждого подобного идиотизма, но нынче, он, похоже, про это забыл). – Я что, половой гигант? Да в тебе одной столько женщин скрыто, что ни на какую другую уже ни сил, ни желания. Просто я видел сцену тантрического обряда, когда мне показывали историю Дурги и Рама. Это был классический тантрический ритуал в храме Кали-Воительницы. Я тебе про него не рассказывал, тогда еще было неудобно. Не знаю, видела ли ты нечто подобное, но могу рассказать то, что видел я, чтобы ты правильно поняла мою реплику. – И Андрей рассказал про тантрическую групповуху (выражаясь современным языком), которую он наблюдал во время астрального путешествия в средневековую Индию.
Рассказ Андрея так возбудил Лиану, что следующие полчаса они не разговаривали, а затем, во время перерыва, она сказала:
- Нет, такая Тантра для нас неприемлема, но ее вполне можно практиковать и вдвоем. Я когда-то интересовалась этим вопросом – разумеется, чисто теоретически – и у меня были картинки, где подробно показывалась техника перевода энергии. – И Лиана описала принцип этой энергетико-медитативной техники.
Смысл ее сводился к тому, что единственный половой акт во время каждого свидания становится очень продолжительным, и каждый раз (тут необходимо добиться полной синхронности) при приближении оргазма необходимо сдерживаться и постепенно, раз за разом, переводить энергию их нижних чакрамов все выше и выше.  Когда она достигнет Сахасрары, то вместо физического оргазма произойдет совместный астральный выход (нечто подобное тому, что они испытали при игре в «мячик» в часовне, но гораздо интенсивнее). При этом их слившиеся в экстазе астральные тела попадают в особое пространство Любви («Кама Лока» – вставил Андрей), - его они видели, и приближались к нему, когда наблюдали любовный танец Шивы и его Божественной супруги, но войти туда не смогли. Там наслаждение от любовного соития - майкунтхи (кстати, в обычном астральном пространстве весьма бледненькое, даже в сравнении с телесными ощущениями) возрастает непомерно. Так же возрастает непомерно и Любовь тантрической пары друг к другу, и никогда не возникает пресыщения, как это неизбежно происходит в обычных супружеских парах. К тому же – и это главное – приобретается и особый мистический опыт и пробуждаются всякие Сидхи – причем за гораздо более короткое время, чем у йогов, которые практикуют аскезу. Сегодня, конечно, эту практику начинать бессмысленно – они слишком много энергии потратили, - а вот через несколько дней,  а лучше через пару недель воздержания, можно попробовать.
Андрей, которого всяческие мистические эксперименты волновали больше всего на свете, был в восторге от предложения Лианы, особенно сейчас, когда он ощущал, что на еще одно нежное приставание Лианы сегодня он просто уже должным образом не сможет ответить.
  - Знаешь, котенок, - сказал Андрей, - я уже раньше хотел тебе нечто подобное предложить – мы же не какие-то там Дунька с Ванькой, – но все боялся, а вдруг ты обидишься. Те, кого я знал раньше (Андрей не стал уточнять), наверняка бы обиделись. А потом, я эту медитативную технику не знаю, в храме Кали- Воительницы я видел только внешние события и какие-то совместные мистические переживания Дурги и Рама, а что нужно делать, чтобы достигнуть этих экстатических состояний, мне не показали. Знаю, что прежде, чем Рам был допущен к мистерии, он какое-то время очищался, сидел на каких-то особых диетах, практиковал какие-то специальные асаны – но это только со слов Дурги, саму его подготовку я не видел. Знаю, что перед мистерией все участники и участницы действа принимали Сому. Кстати, состав этой знаменитой Сомы сейчас неизвестен, предполагают только, что это какое-то наркотическое средство. Мне интересно, а без Сомы можно Тантру практиковать, может, в Соме-то весь смысл? Правда, у Кастанеды уже более конкретно написано, там южноамериканские брухо использовали в магических ритуалах кактус пейот и сложную смесь «дымок» на основе мексиканского дурмана – но неизвестно, можно ли эти галлюциногены в Тантре использовать. А если бы и можно было, то где этот пейот достать? Это же не анаша, которую в каждой подворотне продают. Да и потом, сама знаешь, к чему наркотики ведут!  (Андрей представил себе, как голая Лиана курит анашу или жует цветок пейота, и ему стало не по себе.)
- Матушка мне о наркотиках ничего не говорила, - ответила Лиана, - зачем нам это? Ты мой наркотик, а я твой, и ничего третьего нам не нужно. А если эту гадость потреблять, то зачем Тантра нужна? Кури себе или колись, лежи и наблюдай глюки! В таком состоянии и любить-то в физическом смысле невозможно.
- Все правильно, - сказал Андрей, - и все же Сому священнослужители Кали принимали. Может, это вообще не наркотик, может, что-то вроде биогенного стимулятора, что-то вроде женьшеня.
- Ну, это вряд ли, - задумчиво произнесла Лиана, - биогенные стимуляторы ведь не сразу срабатывают, их надо небольшими дозировками по каплям длительное время принимать, а в больших дозах они только резко давление могут поднять и вообще человека из строя вывести. Если тебе это так интересно, я бы могла состав посмотреть – только ведь никаких формул и названий мне не показывают, чаще всего я вижу чисто внешнюю сторону процесса, которая нам ничего не скажет. Будут какие-то мужчины или женщины ходить по лесу, или по полю, или где-нибудь в горах. И срывать всякие неизвестные цветочки, листики, или корешки выкапывать. Мы и свои-то, средней полосы, толком не знаем, а уж тропические – тем более. В этом плане мой дар часто бесполезным оказывается. Я уже пробовала просматривать рецепты из тибетского трактата «Джуд ши», хотела посмотреть, какому виду растений соответствуют те, которым комментатор не находит соответствующего ботанического аналога – ну, неизвестно, что эти тибетцы имели в виду, где-то треть растений не расшифрована. Так вот, я рассчитывала этот пробел восполнить, но ничего не получилось, ни одного растения так и не узнала, мне их, правда, подробно показывали – как они выглядят, но ни раньше, ни позже я их не встречала. Вот, правда, порядок приготовления можно было подробно посмотреть, да и то, не везде понятно, где водой растение заливается, а где какой-то другой жидкостью. Так что, увы, мой дар, которым ты так восхищаешься, порой совершенно беспомощным оказывается.
- И все же посмотри, - загорелся Андрей, - конечно, нам это вряд ли практически пригодится, просто интересно.
Лиана устремила невидящие глаза куда-то в пространство и какое-то время молчала, очевидно, настраивалась, затем сказала монотонным голосом, словно спросонья:
- Ничего не могу понять, какое отношение к Соме имеет эта сцена? Я вижу храм Кали-Воительницы, но, похоже, события происходят задолго до рождения Дурги и Рама – не знаю, почему я так решила… - ах да, впечатление, словно его многолетнее строительство закончено совсем недавно, выглядит он, как новый. И около этого храма стоят три человека, а вернее двое из них – люди: пожилая женщина в белых одеждах священнослужительницы, и девочка лет семи в оранжевых одеждах. На кистях и голенях у обеих – браслеты, на лбу – горизонтальные розовые полоски. А напротив них стоит странное существо, ростом с эту девочку, но это не ребенок, я бы назвала его инопланетянином. На нем – что-то вроде комбинезона или скафандра, на плечах – шлем, но он какой-то полупрозрачный, лица не видно. И я точно знаю, что это маскарад – никакого тела под скафандром нет.
- Так это робот? – удивленно спросил Андрей.
- Робот… - полувопросительно протянула Лиана. – Нет, идет информация, что это живое существо, но не биологическое, а сгусток света, живой энергетический сгусток. А сверху – скафандр для пребывания в физическом пространстве Земли. Это существо из иного измерения, а скафандр служит ему для контакта со средой и предметами физического пространства, для общения с людьми… Да, все точно, этот костюм – что-то вроде манипулятора. Энергетические существа совершенно проницаемы, как призраки, они не могут ничего захватить и передвинуть в физической материальности.
- Странно… - сказал Андрей, - конечно, очень интересно, но при чем здесь Сома… А то, что инопланетяне с нашими предками общались, я в этом никогда не сомневался – откуда у тех же индусов такие грандиозные знания могли появиться?
- К Соме это имеет какое-то отношение, - монотонно проговорила Лиана. - Мне просто так ничего не показывают… Итак, между инопланетянином и девочкой идет какой-то телепатический разговор. Девочка выступает в роли переводчика, она воспринимается инопланетянином, как своя… странно, она выглядит, как обычный ребенок, но энергетика ее не земная, сродни тому сгустку живой энергии, которая заключена в скафандре – они словно бы земляки… Так, мне понятно, - сказала Лиана после некоторого молчания, - этот инопланетянин – посланник мира «И», а эта девочка - одна из моих давних воплощений, внедренная в земной мир монада. Из Центра приехали навестить агента и дать инструкции. Инопланетянин свободно мог бы общаться и с пожилой женщиной, но ему надо поговорить с девочкой. Но при чем здесь Сома… Ах, вот, происходит какой-то обмен. «Скафандр» передает девочке прозрачный контейнер – внутри его что-то светится. Это – главный ингредиент для приготовления Сомы – сгусток какой-то энергии, поля. А пожилая женщина тоже передает «скафандру» какой-то розовый кристалл, похожий на рубин. Я не могу понять, что это за кристалл, мне не объясняют. Похоже, это что-то вроде покупки. Далее, инопланетянин прощается с девочкой и женщиной, и странными, неестественными шагами уходит в бамбуковую рощу неподалеку… Через минуту в небо поднимается летающая тарелка, девочка и женщина провожают ее глазами безо всякого удивления, затем уходят в храм. Больше я их не вижу, картинка меркнет… Так, еще один фрагмент. Пожилая женщина находится в небольшой комнатке – это что-то вроде лаборатории, вижу много флакончиков, колб, ступок. Здесь, помимо прочего, изготовляется Сома. – Некоторое время Лиана молчала, затем закончила: - Она берет бутыль с золотистой жидкостью - похоже, это обычное белое вино – ставит на какой-то непонятный прибор – что-то вроде весов с двумя чашами. На одной чаше – вино, на другой – контейнер, полученный от инопланетянина. Через этот прибор происходит зарядка вина, оно начинает слегка светиться и приобретает таинственные свойства Сомы. Флакон передал вину часть своей энергии… Все, просмотр закончен, – сказала Лиана и открыла глаза.
- Теперь мне понятно, - задумчиво произнес Андрей, слегка вздрагивая. Каждый раз когда он присутствовал  на просмотрах Лианы, на него находило непонятное возбуждение, и его начинало слегка поколачивать, хотя, на первый взгляд, ничего особо волнующего рассказ Лианы не содержал. Но он чувствовал те энергии, те потоки, к которым подключалось ее сознание во время просмотров, и словно бы сам становился участником действа, которого не видел. – Теперь мне понятно, - добавил он, - почему Сома названа напитком Небожителей. Он действительно пришел на землю от небожителей.
- Мне тоже понятно, - ответила Лиана, словно стряхивая наваждение, - понятно, почему утрачен секрет ее изготовления: на земле нет трав, из которых можно сделать этот напиток. И еще понятно, почему в практическом смысле мой просмотр ничего нам не дал: от того, что мы узнали, – ни холодно, ни жарко. Ясно, что без энергетического сгустка, содержавшегося в контейнере, этот напиток изготовить нельзя. Ну что ж, зато мы теперь знаем, что это не наркотик в биохимическом смысле, – закончила она.
- Наверное, - сказал Андрей, - этот напиток содержал что-то вроде энергетического кода для выхода в иные миры во время тантрического ритуала. А впрочем, можно только гадать, из твоих картинок это не ясно. И не ясно, что же за кристалл пожилая жрица передала «скафандру». Вряд ли это обычный рубин – зачем он им, тем более в другом измерении. Как я понимаю, его туда и переместить невозможно.
- Единственное, что я видела, - сказала Лиана, - инопланетянин забрал как бы энергетическую матрицу этого камня. Куда делся сам камень, мне не показали, и зачем им это – я тоже не поняла… Хотя, подожди, что-то снова начинают показывать, это словно бы схема: между энергетической матрицей этого кристалла и сгустком, с помощью которого вино превращается в Сому, возникает связь, причем – внепространственная, как тоннель между разными измерениями… А что это значит? Так, ничего это не значит! Словно кто-то увидел, что я что-то не то подглядывала, и захлопнул дверцу: просмотр закончен… – Лиана выглядела крайне недовольной. – Знаешь, - сказала  она раздраженно, - такое впечатление, словно прикоснулась к чему-то важному, и краешком глаза подсмотрела – и тут какой-то охранник – раз, и закрыл глазок: тебе не положено. Будем теперь ломать голову, что бы это значило… А ведь мне явно что-то хотели сказать.
- А помнишь, - вдруг сообразил Андрей, - когда ты с Синь-камнем общалась, он тебе сказал, что его инопланетяне привезли, и что между ним и их планетой имеется что-то вроде тоннеля внепространственной связи, и что они через этот камень за Землей наблюдают. По-моему, есть сходство.
- Но при чем здесь Сома и Тантра, - недоумевала Лиана, - мне просто так ничего не показывают.
- Ну, может быть, чтобы стать таким живым передатчиком, нужно принять этой самой Сомы.
- А что,  вполне разумно, - сказала Лиана, - но какое отношение это к Тантре имеет?
- Во-первых, ты смотрела картинки по поводу Сомы, а во- вторых, Сому принимали не только практикующие Тантру.
- Ну ладно, - заключила Лиана, - может, все действительно так. Другого объяснения я пока придумать не могу. И все же, кто и почему мне картинки перекрыл? В любом случае все это наше праздное любопытство, ясно, что никакой Сомы  взять нам неоткуда, да и не нужна она, хотя сама по себе информация очень интересная. К тому же удалось посмотреть еще один фрагмент своего давнего воплощения – оно мне незнакомо, выходит, я в древности имела отношение к получению и распространению напитка небожителей, которым, судя по индийским мифам, баловались и Индра, и Шива, и Брахма. А за мифами-то вот какая реальность стоит! Жалко, что более точного разъяснения этой истории мы не получили, да и история очень короткой получилась. Хотелось бы более подробно просмотреть жизнь этой девочки. Выходит, к храму Кали-Воительницы я не только в образе Дурги имела отношение.
- Послушай, - сказал Андрей, видя, что из этой темы больше ничего не выжать. - Ты уже несколько раз упоминала о какой-то своей Небесной Матушке, и что она тебе технику Тантры показывала, и вообще всякие ценные советы давала. Кто это такая? У меня ничего подобного не было. Единственное высокоразумное потустороннее существо, с которым я провел немало длинных бесед, был Черный магистр, или Мефистофель, но назвать его «своим батюшкой» у меня язык не поворачивается. Может, это Навна, о которой Даниил Андреев писал? По крайней мере, «матушкой» ее называла девочка из моего детского мистического опыта.
- Не знаю, - задумчиво покачала головой Лиана, - это имя ничего мне не говорит, а сам образ Навны я не понимаю и не чувствую, хотя и допускаю, что такая соборная душа существует. Но у меня плохой контакт с книжными образами – пусть даже они имеют своего прототипа. Моя Матушка – это что-то другое, она является мне не в виде живого существа, которое ходит, что-то делает, разговаривает. Нет, это – статичный образ, он является мне в виде иконы Корсунской Богородицы с младенцем в руках. Затем начинает звучать ее голос, но это словно бы не она говорит, а нечто за ней. Этот образ никогда не меняется и никогда не двигается, для меня это что-то вроде личного знака-теста на достоверность информации, которая поступает. Если идут картинки, то, чтобы проверить их истинность, я вызываю образ Матушки, и если он встает без искажения, я знаю: информация идет истинная. Чем сильнее искажения, тем больше ложной информации в том, что я вижу. Так что у меня всегда есть возможность проверить. Правда, иногда я так увлекаюсь картинками, что забываю ее вызвать и тогда не знаю, истинная информация пришла или ложная. Когда я спрашиваю у нее, кто она такая, действительно ли Богородица, она не объясняет, просто говорит: «Я – Матушка». В конце концов я перестала забивать себе голову, кто она такая, какое место в духовной иерархии занимает, и к какому разряду ее отнесли бы богословы или теософы. Для меня она просто Небесная  Матушка, которая наставляет, советует, учит, и какое отношение она имеет к остальному миру – меня не интересует. Все, что она мне сообщает, я принимаю на веру. Но отвечает она далеко не на все вопросы, только когда сочтет нужным, а иногда говорит мне что-то и без вопроса. Когда же считает мой вопрос неправомерным или у нее какие-то другие резоны, так и говорит – нужно, чтобы ты в этом вопросе сама разобралась. Больше тебе о ней ничего сказать не могу – возможно, я тебя разочаровала…
- Да нет, что ты, - на самом деле несколько разочарованно проговорил Андрей, - это моя дурацкая привычка все по полочкам раскладывать. А ведь в действительности реальность ни по каким полочкам не разложишь – она просто есть, и все, – это ее человек раскладывает, к тому же только в своей голове, а потом думает, что ему от этого мир понятнее становится. А если вдруг какое-то явление на полочку не укладывается, человек его тогда вообще старается не замечать, оно ему всю картину портит. К сожалению, никак не могу от этой дурацкой привычки избавиться. Ты в этом плане гораздо естественнее: «Матушка» – и все тут, и не важно, кто она такая.
- Философ ты мой, - чмокнула его Лиана в щеку, - я об этих вещах, как правило, и не думаю – просто мне идет информация, и я могу ее пересказать, или как-то использовать, или запомнить… или забыть на фиг.
- А может, оно так и лучше, - сказал Андрей, - меня, например, постоянно внутренние аналитики-оппоненты мучают, никогда друг с другом договориться не могут – вечное перетягивание каната. И в результате мое «Я» ни на чем остановиться не может – все в подвешенном состоянии. Это только когда с кем-то беседую, делаю вид, что мне все понятно, – на самом деле ни черта не понятно.
- Может, именно поэтому ты такие замечательные стихи пишешь, - сказала Лиана, - правда, не для советской редакции. Именно твое смятение и неуверенность, именно твой внутренний поиск и какая-то недоговоренность придают стихам нечто, что не выразить словами. Когда тебе все ясно и все окончательно по полочкам разложено, тогда, мне кажется, вообще стихи надо бросать  и браться за философские трактаты или мемуары. Насколько я знаю, все академические философы были в жизни страшно скучными людьми, потому что им было «все ясно». Ты – другое, ты – искатель. Как, кстати, твоя поэма продвигается?
- Пока только то, что я тебе читал, да еще всякие смутные образы: такое ощущение, словно на меня сверху нечто снизошло и держится над самой головой. Даже не знаю, как это «нечто» описать. Облако, что ли, какое, или информационный сгусток. Периодически я туда пробиваюсь и понимаю, что это поэма в пространстве такой вид имеет – и моя задача это облако понять и расшифровать для себя и для людей. Очень интересное чувство, когда я стихи писал, этот сгусток никогда не ощущался. А у тебя, когда ты картинки видишь, нечто подобное не возникает?
- Да нет, - сказала Лиана, - скорее какой-то тоннель вверх открывается, но это приблизительно, это тоже трудно словами передать…
Тут она поглядела на часы, и, как обычно, спохватилась:
- Господи, поздно-то как, домой надо бежать!
- Опять домой! – проворчал Андрей. – Сколько можно ото всех скрываться! Когда же наступит время, когда ты не будешь никуда спешить и на часы поглядывать!
- Ровно столько, сколько надо, мой нетерпеливенький, - потерлась Лиана носом о плечо Андрея, - ты же сам знаешь, давай к этому вопросу больше не возвращаться. Думаешь, мне очень хочется из теплой постельки вылезать? Так бы и лежала, и любила, и разговаривала с тобой без конца, мой звездный мальчик!
Любовники нехотя поднялись с кровати и стали одеваться, затем Андрей, как обычно, отправился провожать Лиану.
«В конце концов, - думал он, - в этом ритуале даже что-то есть, может, даже хорошо, что мы под разными крышами живем»… - И все же, когда он возвращался домой, в пустую квартиру, ему каждый раз становилось грустно: без женской хозяйской руки дом его казался пустым и неприветливым.

В последующие две недели в отношениях наших любовников произошел непредвиденный перерыв: Лиану отправили в командировку в Ленинград, в лабораторию некоего Полякова, которая, подобно будущей лаборатории Лианы, занималась проблемами торзионных полей. Услышав фамилию и проблематику лаборатории, Андрей почувствовал, что внутри у него что-то ёкнуло. Где он слышал эту фамилию? Причем он точно помнил, что слышал ее именно в связи с разработками в области парапсихологии. Весь вечер, уже когда Лиана уехала в Питер, он ломал голову, силясь вспомнить, и только когда плюнул на это безнадежное занятие, и отвлекся на другие дела, в голове его неожиданно всплыл ответ: эту фамилию он прочитал на титульном листе секретного отчета, который изучал Андропов в одном из альтернативных вариантов развития событий.
«Так, - внутренне передернулся Андрей, - снова эта история всплывает. А я уже думал, там, в прошлом, поставил на ней точку. А впрочем, может, все это простое совпадение, мало ли в стране Поляковых? Наверное, ничуть не меньше, чем Даниловых».
 Андрей решил больше не забивать себе голову всякими подозрениями и засел за поэму. Поэтическое вдохновение распирало его, а это было странно, поскольку прошло всего лишь около недели с того времени, как он написал большой кусок вступления. Раньше вдохновение посещало не чаще раза в месяц, а в промежутках он не мог выдавить из себя ни строчки. На этот раз он, как поведал Лиане, постоянно чувствовал над собой что-то вроде сгустка пространства, заполненного образами и таинственным сюжетом, который предстояло расшифровать. Хотя почему таинственным? Он точно знал, что в основу поэмы лягут несколько историй, поведанных ему Лианой, которые тем или иным образом связаны с миром «И». Правда, полной версии в его голове пока не сложилось, жило только ощущение цельности – и это ощущение ему предстояло расшифровать, а залогом тому – его любовь к Лиане, именно ее глазами он должен был увидеть всю эту историю. Именно земной и неземной жизни ее души она должна была быть посвящена, и он уже знал, что поэма будет называться «Иола», и это первая, но не последняя поэма, которую он напишет по сюжету судьбы Небесной странницы Иолы, что пришла в его судьбу в образе красивой удивительной женщины с несколько непривычным именем. Но в то же время поэма должна была коснуться и других великих земных судеб. Необычная трактовка личностей апостолов, описанная ему Лианой, прочно засела в голову Андрея и требовала художественного воплощения. Он решил, что первая его поэма будет посвящена в основном именно этому сюжету («Люди должны узнать истинные причины возникновения христианства!» – высокопарно звучало в голове Андрея), а также краткому описанию печальной истории мира «И» и фрагменту небесной жизни Иолы. Вторая поэма уже должна была быть посвящена истории земных воплощений Иолы, и хотя Лиана пока почти ничего о них не рассказывала, он твердо знал: истории будут, как только она заинтересуется его первой поэмой. Андрей чувствовал, что должна быть и третья, но пока не представлял, какой сюжет ляжет в ее основу.
Две недели Андрей писал практически каждый день, он и не предполагал, что отъезд Лианы так отразится на его творческой активности. Даже во время дежурств на «скорой», когда, казалось, вся окружающая обстановка должна была сильно заземлять его парящий в эмпиреях разум, в голове его постоянно кружились образы и рифмы, он уже не мог думать ни о чем другом, и даже укладываясь спать, не раз вскакивал с кровати, чтобы записать ту или иную удачную строку. Его окружала мощная творческая аура, и это порой даже ощущали пациенты, весьма далекие от проблем биоэнергетики. Не раз тяжелобольные бабули и дедули сообщали, что в его присутствии на них словно бы нисходит успокоение и стихают боли, хотя никаких специальных приемов Андрей не использовал. За две недели он ухитрился написать больше половины «Иолы», хотя, если бы писал в своем обычном темпе, на это ушло бы не меньше года.
К концу этой поэтической вакханалии Андрей чувствовал, что еще немного, и у него просто съедет крыша, и если использовать терминологию психиатрии, налицо все признаки маниакальной одержимости идеей. Как ни странно, его стихотворный поток был прерван приездом Лианы, и Андрей был даже рад этому перерыву, поскольку совершенно перестал контролировать сознание.
Поездкой Лиана осталась довольна, она упорядочила свои слишком расплывчатые планы по поводу тематик будущей лаборатории, хотя сам Поляков ей не понравился.
- Молодящийся лысый павиан, - нелицеприятно начала она рассказ о своей поездке, сидя за кухонным столом Андрея и уплетая пирожные, которые тот специально купил к ее приезду в фирменном магазине «Марика», - бабник, который пускает слюни на каждую молоденькую, и тем не менее изображает из себя махатму. Ко всему прочему - член партии. Кстати, образ великого учителя очень помогает ему охмурять молодых экзальтированных дурочек, начитавшихся Блаватской, которые слушают его, разинув рот. Сейчас он живет с девицей, которая моложе его на тридцать с лишним лет, кстати, не лишенная сенситивных способностей девочка. Он ее совсем зазомбировал, и к тому же не пропускает ни одной юбки, которая оказывается поблизости. За мной он тоже попытался ухлестывать, но я ему сразу объяснила, что сама махатма, и чтобы он не путал меня со своими начинающими сенситивочками, которых набрал в лабораторию не за способности к экстрасенсорике, а совсем по другим признакам.
- Это по каким? – задал дурацкий вопрос неопытный Андрей.
- Ну, например, по номеру бюста, - усмехнулась Лиана, - тем не менее, когда он понял, что я отношусь к несколько другой категории сенситив, он меня очень зауважал, перестал вешать лапшу на уши и познакомил кое с какими их разработками, есть у него пара электронщиков – естественно, мужиков, которые делом занимаются. Вначале он меня долго учил, как надо с помощью медитаций административные стены пробивать. Он, например, перед каждой встречей с очередным начальником, от которого зависела судьба его лаборатории, специальным образом медитировал, после чего начальник становился послушным, как овечка, и подписывал очередной документ. Он даже пытался объяснить, какие именно типы медитаций должна я практиковать при тех или иных административных сложностях при открытии моей лаборатории, но я сказала, что медитировать не умею и вообще не продвинутая, но если о чем Господа Бога попрошу, так оно и произойдет. Вначале он мне, естественно, не поверил, но после того, как я на генераторе случайных чисел все числа угадала, а затем рассказала ему некоторые подробности его жизни, о которых никто, кроме него, не знал, он меня еще больше зауважал, и менторский тон поубавил, правда, нет-нет, и снова срывался. Я его потом, когда мы поближе познакомились, спросила, как он собирается сочетать свою святость и звание великого гуру с неудержимой страстью к молоденьким девочкам. А это, говорит, не страсть, нельзя женщине отказывать в том, что она сама от тебя хочет. Я ему говорю, это, мол, больше твоя инициатива, а он говорит – ничего подобного, если женщина вида не показывает, это еще ничего не значит, я ее душу и тайные желания вижу насквозь и даю ей то, что ей от меня надо. Я, говорит, через себя их к Богу приближаю, я, мол, никого не насилую, все по согласию. Но я-то вижу, что он девок гипнотизирует, он и меня пробовал, да не обломилось. Ты бы его видел: лысый, ободранный какой-то, а с ним двадцатилетние ложатся – и ведь сами ложатся. Он себя как великого гуру преподносит – вроде Будды или Христа, он так и говорит, мол, вчера медитировал, и вдруг вижу 5 горных пиков: 4 как бы вместе, а один  - несколько особняком. Я, мол, к  этим пикам приближаюсь, и вижу, что это Кришна, Будда, Христос, Магомет и я. Правда, говорит, я как-то особняком от них стою, видимо, у меня миссия несколько другая.
- Ну, - сказал Андрей, - это дело не новое, ты ведь на Фурманном не раз была, там, по-моему, и Иисусов Христов, и даже Абсолютов – как собак нерезаных, думаю, с этим в Питере ничуть не хуже обстоит, а может, даже лучше, Питер всегда шизами славился.
- О, он далеко не шиз, - покачала головой Лиана, - этот человек очень хорошо знает, чего он хочет, и хорошо знает пути достижения своих целей, причем, как ты понял, отнюдь не склонен к аскетизму, но хорошо контролирует свои порывы и действительно неплохо умеет воздействовать на сознание людей, чтобы добиваться своих целей и потакать мелким слабостям. Кстати, и эрудиции, и интеллекта у него вполне достаточно, чтобы у не очень искушенного слушателя создалось впечатление, что перед ним действительно великий гуру – и еще, заметь, воздействие. Правда, по части считывания информации он достаточно слабенький, всячески уходит от объективных тестов, говорит, что это для него слишком низкий уровень. Я ему предложила самому провериться на генераторе случайных чисел – увильнул. Зато – кладезь по части разных заумных методик: именно так надо делать, а никак не эдак – а какие могут быть методики в области интуитивизма! Зато все выглядит очень наукообразно.
- Так чем все же его лаборатория занимается? – мягко попытался остановить Андрей злословие Лианы.
- Ну, помимо всяких примитивных приборчиков для тестирования парапсихологических возможностей испытуемого и всяких тест-карт, они разрабатывают также приборы для электропунктуры и диагностики по акупунктурным точкам. Тут ничего принципиально нового, затем прибор для пульсовой диагностики – это уже интересно, только пока он у них толком не работает. То есть трактовать результаты промеров можно как угодно, боюсь, у них ничего не получится. Все эти виды пульса, которые описывают тибетцы, да еще таким образным языком, что ничего понять невозможно – их на какой-то физический алгоритм все равно не выведешь. Хоть они и взяли в штат бурята-пульсовика, толку от него мало: сам-то он диагностирует неплохо, но понять друг друга народный целитель и физик-электронщик никак не могут.
Потом, они там изучают медные цилиндры, обнаруженные в гробнице какого-то египетского фараона. На древних изображениях фараоны часто изображались с цилиндрическими палочками в руках. Сначала думали - это свитки папируса с указами, а потом выяснилось, что лечебные аксессуары: с помощью этих цилиндров фараоны здоровье восстанавливали. Короче, один образец им удалось раздобыть из музея, и действительно, у этого цилиндрика из неизвестного сплава на основе меди прекрасные оздоровительные свойства, и поле очень мощное: это любой сенс увидит, и аппарат Кирлиана регистрирует, но почему, они пока не выяснили. Пытаются его копировать и так и эдак – и размеры в точности, и форму, и сплавы разные пробуют, но почему-то все это не действует. Потом они занимаются экспериментами с разными уменьшенными моделями пирамиды Хеопса – вот тут неплохие результаты получаются. Внутри этих пирамид и ножи сами собой затачиваются, и заметно бактерицидное действие, и часы снаружи и внутри с некоторой разницей идут.
Но главная разработка Полякова и Ко – это аппарат для раскрытия чакр – правда, пока он в стадии эксперимента. Решил наш махатма сенсов на конвейере штамповать, и солидную теоретическую базу под это подложил. По его теории с помощью этого чакрооткрывателя можно будет и Будд, и Христов тиражировать. Захотел мысли читать – пожалуйста, месяц тебя пооблучали, и готовый телепат. Захотел левитировать – нет проблем. И главное, ничего для этого делать не надо. Естественно, пока ничего не получается, но все полны оптимизма, правда, ничем не обоснованного. Я вначале чуть было ему не поверила, а потом специально на Небесную Матушку выходила и спрашивала, возможно ли такое сделать – она только посмеялась. В принципе, сказала, возможно, но с помощью подобных аппаратов только зомби можно делать, но не Иисусов Христов.
Услышав про зомби, Андрей вдруг вспомнил свое не столь уж давнее посещение прошлого и внутренне напрягся.
- А психогенератор они там не разрабатывают? – осторожно спросил он.
- Психогенератор? – подняла бровь Лиана. – Такое название не фигурировало. Насколько я понимаю, этот чакрораскрыватель вполне можно назвать психогенератором. Теоретически он подходит для разных задач. Принцип действия основан на теории торзионного резонанса. Считается, что та или иная психическая способность человека связана с определенной торзионной частотой той или иной чакры. Меняя частоту с помощью этого резонансного прибора, можно получать те или иные заданные свойства психики и организма в целом, и по желанию создавать святого или убийцу – и вообще кого угодно. Но все это в теории, на практике ничего подобного даже близко не получается. Начнем с того, что никакого генератора торзионных полей пока нет, а электромагнитные генераторы, как они там частоту, силу и напряженность ни меняют, эффекта не дают.
- Но такой аппарат был! – уверенно сказал Андрей, внимательно глядя в глаза Лианы. – И эксперименты над этим аппаратом велись в начале шестидесятых годов в подмосковной лаборатории.
- Откуда ты знаешь? – округлились глаза у Лианы. – Поляков как-то проговорился во время производственного сабантуя о похожих исследованиях – но они были совершенно засекречены. А сам аппарат по неизвестной причине сгорел, но об этом, кроме узкого круга специалистов и КГБистов, никто не знает!
- А дело в том, - сказал Андрей торжественно, - что я имею некоторое отношение к его уничтожению. Помнишь, я тебе говорил, что путешествовал в астрале в недавнее прошлое и принимал участие в изменении некоторых событий? – И Андрей подробно рассказал историю встречи с астральным посланником Варфоломеем, посещения кабинета Андропова и короткого путешествия в начало шестидесятых годов.
- Вот оно, значит, в чем дело, - задумчиво произнесла Лиана. – Я действительно пропустила твою фразу мимо ушей – мало ли я в астрале в прошлое путешествовала! Но подобных заданий мне выполнять не приходилось. Так выходит, эта девочка, вполне возможно, где-то в Москве сейчас живет… Ах да, я же сама тебе об этом когда-то говорила…
- Эта девочка – ей, наверное, сейчас столько же лет, как и мне, – и девочка из моего первого астрального путешествия в детстве – одно и то же лицо, - сказал Андрей. – Правда, кроме того, что она называла себя моей Единственной, что зовут ее Аня, и как она выглядела лет в 10, я ничего не знаю.
- Вот бы ее отыскать! – мечтательно произнесла Лиана.
- Это еще зачем? – подозрительно посмотрел на нее Андрей. – Чтобы она помогла Полякову аппарат воссоздать? Вряд ли она на это пойдет, даже если допустить такой абсурдный факт, что мы ее где-нибудь когда-нибудь отыщем. Да и зачем тебе это?
- Мне интересно все, что связано с тобой, с твоей судьбой, - серьезно сказала Лиана. – К тому же, как выяснилось, - тут она приняла кокетливое выражение и ткнула Андрея в бок кулачком, - ты лицо историческое и принял посильное участие в том, чтобы притормозить научную мысль и прогресс… Надо было тебя еще к супругам Кюри подослать – может, тогда бы и атомной бомбы не существовало.
- Какой же это прогресс! – возмутился Андрей. – Мне посланник Варфоломей сказал, что если бы эксперимент прошел успешно, то психогенератор был бы передан в распоряжение КГБ, а уж как они бы его использовали, можно только догадываться. Вряд ли на земле после этого новые Будды и Христы появились, а вот что мы все стали бы зомби – это уж точно. И с песнями и совершенно бесплатно строили светлое будущее. Только для кого? По-моему – тоже понятно!
- Ты все несколько драматизируешь, - пожала плечами Лиана, - даже если бы подобные аппараты сейчас существовали, вряд ли их можно было бы использовать в таких масштабах. Думаю, что применяли бы их достаточно камерно. В КГБ ведь тоже не сплошь монстры сидят, а пользу этот аппарат мог бы принести очевидную. Ядерные реакции ведь можно использовать в атомных бомбах, а можно и в атомных электростанциях – а это уже немалая выгода.
- Но ведь твоя Небесная Матушка тебе ясно сказала, что он годился бы только для зомбирования!
- Ладно, - нехотя пошла на попятную Лиана, - в конце концов, что мы спорим о том, чего в настоящее время не существует! Было бы так или эдак, это мне напоминает английскую сказку о том, как девушка увидела в погребе топор, воткнутый в стену, и стала плакать о том, что вот выйдет она замуж, родится у нее сынок, вырастет, залезет в погреб, а топор из стенки выпадет и его зарубит.
- Все правильно, - сказал Андрей, - только суть в том, что топор из стенки все-таки лучше вытащить.
- Ну, убедил, убедил! – сдала свои позиции Лиана, - Я действительно не понимала, какие последствия в мире могли произойти, тем более фамилию «Поляков» ты видел еще задолго до моей поездки, значит, он в принципе мог бы доработать и усовершенствовать аппарат: он недостаточно сумасшедший, чтобы его изобрести, но доработать и усовершенствовать – наверное, в его силах. Ладно, что мы все об этом, как твоя поэма? Написал что-то еще?
- О, не просто написал! – обрадовался Андрей, которому не терпелось поделиться с Лианой плодами своего вдохновения. – Когда ты уехала, на меня просто какое-то поэтическое сумасшествие нашло! Писал каждый день, и, похоже, большая часть поэмы уже готова. Никогда у меня еще такого не было – полное владение материалом и формой. Обычно мне трудно начать, а тут остановиться никак не мог, словно в облаке этой поэмы все время находился. Хочу даже себя немного притормозить, а то, боюсь, крыша съедет. К тому же появились кое-какие задумки насчет следующей поэмы-продолжения. Тоже о жизни Иолы, но уже о земных ее воплощениях. Правда, материала пока не хватает, наверное, ты должна мне что-то еще рассказать, – добавил он, глядя на Лиану влюбленными глазами.
- Ладно, давай, читай! – заторопила его Лиана. - Я всегда чувствовала, что встречу человека, который из моих сумбурных историй создаст литературное произведение и донесет их до людей!
- До этого пока далеко, - грустно усмехнулся Андрей, доставая тетрадку, - то, что я «Иолу» до конца допишу, и что это будет прекрасная вещь, я уже не сомневаюсь, только кто же это напечатает в нашей стране? Так что насчет «донести до людей» – это, наверное, слишком громко сказано.
- Рукописи не горят! – горячо повторила Лиана знаменитую фразу Воланда. – Вон, «Мастера и Маргариту» недавно напечатали – пусть даже с вырезами! А мог ли Булгаков об этом мечтать, живя в сталинскую эпоху! Так что время все расставляет по своим местам. И потом у меня такое нелепое чувство, что лет через 10 - 15 мы будем жить совсем в другой стране, и тогда все станет возможным.
- Как-то в это трудно поверить, - пессимистично усмехнулся Андрей. – Нет, я верю, что советская власть когда-то рухнет, но насчет 10 - 15 лет ты, по-моему, загнула. Мне по этому поводу приходят слова Некрасова - все не могу их в точности выучить: «Жаль только, времечко это прекрасное уж не увидеть ни мне, ни тебе»….
- Как знать, - проговорила Лиана с видом оракула, - а я думаю, что мы его еще увидим. Не знаю, какое оно будет прекрасное, но свобода слова, вероисповедания и печати будет точно, я в своих долгосрочных прогнозах, как правило, не ошибаюсь.
- Свобода слова, вероисповедания, печати… – мечтательно произнес Андрей. – Одного этого достаточно, чтобы назвать такое время «прекрасным» – по-моему, хуже советской власти ничего быть не может.
- Это слова сытого человека, - усмехнулась Лиана. – Хуже, когда люди голодают и на улицах стрельба.
- А что, будут стрелять? – поежился Андрей.
- Не исключено! – сурово изрекла Лиана. – Возможно, не долго и не везде, но заварушки избежать не удастся, в этом я не сомневаюсь, и на этом фоне почти полная свобода чего угодно: слова, вероисповедания, печати: власть просто перестанет все это контролировать.
- Ладно, - сказал Андрей, чувствуя некоторый дискомфорт от прогноза Лианы, - если все так, то у нас еще появится возможность проверить.
- Ты-то проверишь, а насчет меня – сомневаюсь, - снова впала Лиана в пессимистические настроения по поводу продолжительности своей жизни.
- Послушай, - возмутился Андрей, - у тебя приступы за последние полтора месяца были?
- Приступы? – удивилась Лиана. – А ведь правда, ни одного не припомню, я о них и забыла, так, по мелочам…
- И не вспоминай о них больше! – твердо сказал Андрей с не присущей ему уверенностью. – Со мной у тебя никаких приступов не будет, и жить будешь долго!
- Я тебя люблю, - нежно произнесла Лиана, - верю, что ты меня вылечишь, милый доктор!
- И чтобы я не слышал больше разговоров о близком конце! – в тон ей закончил Андрей.
- Слушаюсь и повинуюсь, - склонила голову Лиана, - а теперь я хочу послушать великого поэта.
Андрей раскрыл тетрадь и начал с самого начала – Лиана попросила, чтобы он прочитал и тот кусок, который она уже слышала. Через полчаса он добрался до места, на котором остановился вчера: «И словно щупальца, раскинув свои могильные лучи, вставала Черная махина лжесолнца с тысячью личин».
Андрей замолчал, молчала и Лиана.
- Я ничего сильнее не слышала, - сказала она после долгой паузы, - и не потому, что ты мой возлюбленный и я хочу, чтобы ты был самым лучшим. Нет, как раз, если бы оказалось слабо, я бы тебе об этом в первую очередь сказала. Конечно, возможно, это несколько предвзято, ведь это – мои истории, моя жизнь, я видела все то, что ты пересказал поэтическим языком, но мне кажется, если бы что-то не соответствовало, я бы это как раз в первую очередь уловила. Именно так я видела фрагменты истории Петра, его мысли и чувства, именно так можно краткими штрихами описать историю мира «И», когда нет возможности написать об этом роман в прозе. Ты – молодец, страшно хочется услышать, как ты дальше все это разовьешь.
- Нет, правда? – польщенно заулыбался Андрей. – Мне тоже кажется, что неплохо, но я не могу быть объективным к своему детищу, тем более, когда он в процессе рождения находится. Но в любом случае, хорошо или плохо, я в том, что написал, ничего изменить не могу, то, что я пишу и как, совершенно от меня не зависит. Ведет какая-то сила, а я только строфы в голове проявляю. Нет, это не надиктовка, голоса в голове я не слышу, это как размывы, как будто текст уже существует, но поверх его что-то вроде предохранительного слоя нанесено – краска не краска, копоть не копоть, и я этот слой счищаю, как реставратор, и текст проявляется. Конечно, при неосторожности его можно повредить и неправильно прочесть, но мне кажется, большую часть поэмы я правильно восстановил.
- Это очень точное сравнение, - сказала Лиана, - мне ведь тоже картинки кто-то показывает, да я такое и выдумать никогда не смогу. И насчет искажений ты правильно сказал, могут быть и искажения, и можешь что-то неправильно понять – правда, тут мне мой знак помогает, Корсунская, но тоже не всегда. Нет, правда, очень здорово вышло.
Лиана встала из-за стола, чувственно, словно кошка, потянулась и уселась на колени Андрею.
- Духовной пищей я уже наелась, а что у нас на сладенькое? – проворковала она, без всяких предисловий положив ему руку на причинное место.
«Как она в себе ухитряется сочетать такую духовную высоту и такую плотскую чувственность, - думал Андрей, нежно раздевая Лиану, - никак к этому контрасту привыкнуть не могу».
Когда же наступило «сладенькое», Лиана, явно сдерживая страсть, прошептала:
- Помни о Тантре, не торопись, не центрируйся на нижнем этаже, переводи энергию ощущений выше, лучше в область сердца, люби меня не тазом, а сердцем.
Андрей почему-то вспомнил, как два с лишним года назад он первый раз пришел к Балашову, и тот посадил ему на колени Тамару Фирину, и она показала ему, как делать горку. По-видимому, этот навык пригодился, и вскоре он почувствовал восходящие потоки энергии, которые поднимали острое чувство, возникающее в области таза, выше, в область живота, затем на уровень Анахаты, которая вскоре загудела и завибрировала. Андрей почувствовал, что острота ощущений в тазу уходит, но появляется нечто большее, в сердце, он словно бы перестал акцентироваться на обнаженном теле Лианы, и чувства его расширились. Он любил ее уже не внутри себя, не на уровне своих телесных эгоцентрических ощущений, а как-то шире, вокруг, это была уже не зацикленность на наслаждении, которое доставляет тебе любимая женщина, но перенос своего сознания в ощущения партнера, чуткость к изменению его состояний и желание отказаться от себя, принести себя в жертву любимой. Сердце его словно бы расширилось до размеров комнаты и запульсировало, к горлу подступил комок, и захотелось плакать от того, что невозможно слиться с любимой в единый организм, от-того что все происходящее касается их тел, но не душ, которые, оставив бренные скорлупы, могли бы совместным сияющим лучом мужской и женской сути хлынуть в пространство, рассекая холод и тьму вселенной.
К сожалению, дальше этого ощущения не пошли, так что, помимо разыгравшегося воображения, никакого мистического опыта из их первой тантрической медитации не получилось. Энергия истерического счастья самоотказа стала угасать, по-видимому, психика Андрея оказаласьне готовой к таким перегрузкам, слишком уж привык он зацикливаться лишь на себе любимом. Вскоре все вернулось на уровень обычных телесных ощущений обладания, и Андрей понял – до этого о себе он не думал вообще – что вместо обычных нескольких минут первого обладания (особенно когда не видел любимую две недели), их близость все продолжается и продолжается. Как только Андрей это констатировал, горячая пульсирующая волна подкатила к его чреслам, и… все закончилось, хоть и на очень высоком пике, но увы, вполне телесных ощущений.
Андрей на короткое время провалился в беспамятство, а когда пришел в себя, то машинально бросил взгляд на стенные часы: прошло не меньше часа, что при прежних его физиологических особенностях казалось просто невозможным - первая близость на фоне острой чувственности заканчивалась до обидного быстро. В дальнейшем все происходило гораздо продолжительнее, но острота ощущений заметно притуплялась, а под конец даже переходила в свою противоположность, когда Андрей больше всего на свете хотел, чтобы его оставили в покое, но вперед гнал святой долг любовника.
Лиана сладко потянулась и повернулась к Андрею лицом.
- Ты был великолепен, - томно сказала она, уткнувшись носом в его плечо, - но пока это еще не Тантра, ты все же не смог выйти за рамки телесных ощущений, хотя заметно их расширил. Кстати, и меня не пустил. Но все равно, для первого раза – заметный прогресс… Ничего, все у нас будет хорошо!
Андрей нежно обнял Лиану.
- А я читал в китайском трактате «Дао любви», будто бы при Тантре необходимо добиться того, чтобы оргазм происходил не изнутри наружу, а наоборот. По крайней мере у мужчин, про женщин там ничего не говорится. Правда, не представляю, как это возможно.
- Ты меньше книжек читай, - голос Лианы снова приобрел наставительные нотки, - по книжкам вообще ничему невозможно научиться, если все буквально принимать. Во-первых, у китайцев вообще язык образов очень развит, а во-вторых, у каждой пары это происходит по-своему. К тому же в Тантре, как и в других системах медитаций, существуют различные техники… тьфу ты, и я, как Поляков, о техниках! Дурной пример заразителен. Не техники это, конечно, а разные уровни сознания. Я поняла, что самое важное все эти ощущения, а вернее, энергию, за рамки тела вывести – и не важно, что при этом тела делать будут, вернее - важно, но только на первом этапе. Эти чувства должны пройти духовную алхимию, переходить на все новые уровни или октавы и в конце концов миновать телесный рубеж. Дальше действо будет происходить уже в астрале, но как бы продолжать то, что делают тела.
- Знаешь, - сказал Андрей, - я тебе признаюсь, только ты не ревнуй. У меня в астрале были сексуальные контакты, но иначе, как «контакты», их не назовешь. Все так бледно, почти скучно, когда меня в юности эротические сны посещали, они и то гораздо приятнее.
- Все с тобой ясно! – ткнула его Лиана в бок кулачком. – Астральный половой разбойник! А еще возвышенные стихи пишешь. А если серьезно, то я тебя понимаю, скажу по секрету, только и ты не ревнуй, у меня в астрале тоже на этот счет кое-какой опыт имеется. Так что – квиты. Могу тебя успокоить: все происходило аналогично, но если бы было по-другому, то зачем тогда Тантра! Телесные ощущения сильнее астральных. Но Тантра – это работа с особыми энергиями, ты выходишь за грань телесных ощущений, но попадаешь не в обычный астральный мир, а в этот… ты его, по-моему, называл Кама Лока. Это – совсем другое, это – мир любви, в том числе любви мужчины и женщины, но не только, попасть туда можно и на волне любви к Богу, просто в процессе Тантры физическая любовь трансформируется в Божественную.
Лиана сидела, обхватив колени руками таким образом, что ее женские прелести были открыты для обзора – после близости она любила так сидеть. Андрея всегда несколько смущал этот гротеск, тем более когда она начинала свою очередную возвышенную речь, но сегодня он почему-то не испытывал подобного чувства, все казалось совершенно уместным.
- А откуда ты знаешь, что все действительно так происходит, - засомневался Андрей, - ты же сама сказала, что книгам доверять нельзя, а собственного опыта у тебя не было… или был, - решил он разыграть роль Отелло, - тогда я тэбя зарэжу, - добавил он со зверским кавказским акцентом, - гыдэ мой кынжаль?
- Вот твой кынжаль! – хихикнула Лиана, совершенно неожиданно схватив Андрея за причинное место, – и тут же сделала разочарованную мину: - Ну, с таким кынжялом ты не джигит, это тряпочка, а не кынжаль.
Любовники расхохотались, и начали шутливо бороться, в результате чего Лиана, естественно оказалась наверху поддавшегося Андрея. Прижав его плечи к кровати, она уже серьезно сказала:
- Конечно, у меня собственного опыта нет, но мне моя Небесная Матушка показала в картинках, как все это происходит: как происходит энергетическая трансформа, и как именно надо ее преобразовывать, и даже не столько в картинках, мне словно бы передавали знание, как всем этим управлять, вплоть до подъема в Кама Локу. Правда, все эти годы у меня не было одной малости – моего звездного мальчика… И еще, ты должен полностью отказаться от своего тела, как бы принести его в жертву, передать его мне.
- Знаешь, - сказал Андрей, - у меня что-то подобное этому чувству было, когда Анахата раскрылась, я действительно хотел принести себя в жертву, но только не знал как, для меня это слишком непривычно, я обычно на себе зациклен, другое дело при выходе в астрал – но там связь с телом полностью утрачивается.
- А ты должен понять, как это делается, - сказала Лиана, - это невозможно передать словами, тут тело все должно осознать на уровне ощущений. У тебя действительно сегодня раскрылась Анахата, но только частично, для полной Тантры этого недостаточно.
- А ты что должна делать, тоже от своего тела отказаться?
- Моя задача сложнее, я должна вести, контролировать и тебя и себя.
- А почему ты?
- А потому что я Шакти, Тантра отдает приоритет женскому началу, это ее и отличает от других направлений йоги. Насколько я знаю, в других йогах вообще подвергается сомнению сама возможность постижения женщиной подобной науки. Уж если и допускается мысль, что женщина может практиковать какое-либо духовное искусство, то подразумевается, что она должна отказаться от всего женского в себе. В Тантре все совсем по-другому, Шакти становится центральным стержнем всей йоги. Я это не в книгах вычитала, мне это показано было.

Дальнейшие «эксперименты» в области Тантры в течение месяца не принесли ничего нового, мало того, по сравнению с первым опытом ощущения Андрея заметно притупились, единственное, в чем он добился стойкого прогресса, так это в возможности контролировать сексуальное общение. Фактически он научился продлевать этот процесс до тех пор, пока Лиана сама не «просила пощады».
- Не расстраивайся, любимый, - говорила она, видя, что Андрей переживает по поводу того, что их близость все меньше напоминает Тантру. – Сексуальную энергию ты уже контролируешь, однажды произойдет скачок, просто ты не накопил еще достаточный потенциал, и я без тебя дальше идти не могу, должен быть совместный прорыв.
- Я все понимаю, - говорил Андрей, - пытаюсь делать, как ты объясняешь, пытаюсь отказаться от тела, но не выходит, и главное, не видно никаких признаков прогресса, ничего не меняется.
- А ты попробуй на свои чувства со стороны посмотреть, словно бы не участвуя в этом.
- Пробовал, - безнадежно махал рукой Андрей, - тоже не выходит, иногда чувство, что чуть-чуть  - и получится, но этого чуть-чуть и не хватает. Словно на уровне Анахаты перемычка стоит, и выше идти невозможно.
- А выше и не обязательно, - объясняла Лиана, - на Анахате тоже выход возможен, просто она у тебя пока слабенькая, ты слишком на себе зациклен, и она до конца не раскрывается. А выход возможен, только когда полностью раскроется.
- Послушай, - говорил Андрей, - а может, все же Сома нужна? Ведь не зря же ее в древней Индии принимали! Наверняка они в оккультном плане способнее нас были, и скорее всего без Сомы обходились бы, если бы существовала возможность!
- Все у нас внутри, - успокаивала его Лиана, - просто время не наступило. В конце концов, то, что между нами происходит, – уже само по себе неплохо.
Но Андрея не устраивало это «неплохо», он жаждал мистерий, тем более, в последнее время стал замечать, что привык к Лиане и ее необычности, их встречи утратили былую остроту, и он чувствовал, что ни прежней страсти, ни прежнего восторга уже нет в его душе, а отношения все больше напоминают обыденные, хоть в них присутствовали и интересные разговоры, и Лианины видения, и совместные посещения интересных больных. Андрей быстро ко всему привык и по своему обыкновению заскучал. Он уже не видел в Лиане той потрясающей красавицы, какой показалась вначале, и когда она снимала с лица косметику, то на нем явственно читались следы возраста – и паутинка в уголках глаз, и несколько излишне очерченные складки у губ. Это бросалось в глаза и ранило сердце Андрея. Он, который вначале воспринимал Лиану, как воплощенное совершенство, чрезвычайно остро переживал тот факт, что совершенство оказалось не таким уж совершенным. Он не мог не заметить, что Лиана слишком любуется собой, слишком зациклена на том, чтобы все ей поклонялись, к тому же не терпит конкурентов и сомневающихся в ее исключительности.
Ко всему прочему Андрей снова оказался в некотором вакууме общения. Со своими прежними друзьями из группы непортального пути он перестал общаться по настоянию Лианы, она считала, что за приближенными Балашова установлена слежка, и нежелательные контакты могут негативно сказаться на нем самом, а в дальнейшем и на ней, на ее карьере. Вводить же его в круг своих знакомых она тоже не торопилась, поскольку боялась, что об их тайной связи будет известно мужу, и в конечном счете она не получит лабораторию.
Андрей снова начал ощущать одиночество, и это его угнетало. Уже произошло несколько шумных скандалов по мелким поводам, и Андрей с удивлением отметил у Лианы склонность к истерикам и взбалмошности. Все это омрачало солнце его высокой любви, но признаться себе в том, что его идеал несколько иной, чем он себе представлял, было выше его сил. Это бы разрушило легенду, которую он сотворил вокруг Лианы, и тогда утратился бы сам смысл его существования.
Совершенно пустым последний месяц оказался и в его поэтической жизни. После того как Андрей похвалился, что на него просто обрушился творческий шквал, и он в совершенстве владеет формой и сюжетом, словно бы какая-то незримая рука перекрыла краны вдохновения, и он не мог выдавить из себя ни строчки, к тому же совершенно не представлял, о чем дальше писать. Лиана, как могла, успокаивала его, говорила, что и раньше у него были «критические дни» и все обязательно вернется, но это мало утешало Андрея, впервые он осознал, что его дар словно бы и не ему принадлежит, что какая-то внешняя сила распоряжается его талантом и может по неведомой прихоти то допускать, то не допускать к источнику вдохновения.
Итак, несмотря на то, что со дня знакомства с Лианой прошло всего чуть более трех месяцев, Андрей стал раздумывать, каким образом вернуть свежесть и остроту чувств и снова погрузиться в ту сказочную атмосферу, которую он явственно ощущал в начале их романа, несмотря на все омрачающие моменты. Очевидно, вся беда была в том, что, привыкнув к Лиане, он стал замечать в ней слишком много обычного, а ему нужна была именно «звездная странница». Ему явно не хватало совместной мистики, поскольку мистика осуществлялась на уровне разговоров, а мистические видения Лианы касались только ее, он только слышал ее рассказы, и если вначале они удивляли и будили воображение и чувство чудесного, то со временем он привык и к этому и стал воспринимать, как обычные рассказы, которые бы ему мог поведать любой другой человек, лишенный эйдетического дара. Но он хорошо помнил, как играл однажды с Лианой в энергетический мяч в маленькой часовенке и как совместно с ней покидал скорлупу своего тела и летел навстречу красному миру, где исполняли свой фантастический танец любви фиолетовый Шива и его небесная супруга Парвати (она же Кали в другой ипостаси). Андрей понимал: для того чтобы вернуть, а по возможности усилить свои былые чувства к Лиане, необходим совместный мистический прорыв, иначе их отношения превратятся в рутину, как его отношения с Леночкой. Но если по поводу Леночки он и не строил каких-то иллюзий, то здесь все могло обернуться настоящей катастрофой, крушением жизненных идеалов, ведь чем выше взлетел, тем больнее потом падать.
Итак, каким-то образом необходимо было подтолкнуть алхимию Тантры. Но как, если не чувствовалось никакого прогресса, а скорее наоборот, если первый опыт еще как-то напоминал медитацию, то теперь все вернулось к обычному сексу, хоть Лиана и утверждала, что потенциал копится подспудно. И тут мысли Андрея снова вернулись к Соме, поскольку он ясно понял из своего астрального посещения средневековой Индии, что без этого чудодейственного напитка небожителей эффективная Тантра невозможна. Но где ее взять, ведь, судя по тому, что пересказала Лиана, это не какой-то наркотик-галлюциноген или биостимулятор, а вино, заряженное от сгустка энергии, переданного землянам пришельцем из чудесного мира «И». К тому же жрица вручила «скафандру» какой-то розовый кристалл, и, похоже, это также необходимый компонент для возникновения внепространственной связи, без которой Тантра невозможна. Или этот кристалл не являлся необходимым компонентом? Может быть, его, а вернее, энергетическую матрицу необходимо было перенести в иное измерение один раз, а дальнейшая связь осуществлялась уже автоматически у любого принявшего Сому? Несомненно, вино можно было заряжать от этого контейнера многократно, поскольку Сома применялась достаточно широко, пусть даже и в определенном кругу посвященных.
«Не может быть, - думал Андрей, - чтобы она не дошла до наших дней, возможно, в каких-то закрытых ашрамах Индии она до сих пор применяется. Возможно, таких контейнеров с энергией было много, Лиана ведь видела частный случай, к тому же из ее рассказа выходило, что визиты инопланетянина к этой девочке и женщине происходили неоднократно».
Но что конкретно мог предпринять он, Андрей? Ехать в Индию? Сама поездка за границу в те времена считалась достаточно трудновыполнимой задачей. Знакомых в Индии у Андрея не было, а на поездку по туристической путевке у него, конечно, не хватило бы денег. Мать также не смогла бы ему одолжить, она недавно произвела в доме ремонт и смену кое-какой мебели, на что ушли все их с отчимом сбережения, а больше занять такую сумму Андрею было негде. Но, допустим, он сумел выбраться в Индию (что само по себе и неплохо): где он разыщет эту самую злополучную Сому? Ходить по каким-то незнакомым храмам и спрашивать священнослужителей (толком не зная английского), нельзя ли у них купить бутылочку Сомы? Но это все равно, что просить продать в каком-нибудь греческом Парфеноне Нектар или Амброзию. Да его просто сочтут сумасшедшим и вышлют из страны.
Итак, было ясно, что решение задачи таким способом совершенно неисполнимо. Оставалось рассчитывать на какую-то случайность, какое-то чудесное стечение обстоятельств. И все же, несмотря на абсурдность, внутри Андрея жила непонятная уверенность, что проблема каким-то образом разрешится. Подходя к важному жизненному рубежу, он всегда смутно ощущал близость судьбоносных перемен – и все разрешалось самым неожиданным образом в тот момент, когда задача казалась совершенно невыполнимой. Так он встретил Маркелова, Балашова, Лиану, и жизнь его изменилась кардинальным образом, и он прикоснулся к таким сферам, о самом существовании которых еще пять лет назад он не мог даже предположить.
Андрей уж было собрался, несмотря на запрет Лианы, звонить Чечику или Крюкову (один принимал пейот, а другой настойку мухомора – должен же был быть какой-то аналог Сомы), но тут его посетила иная мысль, и она, вопреки всей ее абсурдности, показалась ему заманчивой. Он вдруг вспомнил о Синь-камне на берегу Плещеева озера, на котором он так и не успел постоять. Мысль о Синь-камне пришла ему в голову в той связи, что просматривалась некоторая параллель картинок Лианы по поводу Сомы и тем, что поведал ей сам камень, оказавшись своеобразным живым организмом. И в том и другом случае возникал какой-то вне пространственный тоннель, какой-то таинственный канал связи с иноземной цивилизацией, хотя было не совсем понятно, одна ли это и та же цивилизация. Но если функции камня казались более менее ясными (по крайней мере, в том объеме, в котором он сам дал объяснение Лиане), то что за канал связи возникает между принявшим Сому и этой самой цивилизацией, и что начинает с ним происходить, было неясно: в тот момент, когда Лиана начала это просматривать, кто-то перекрыл ее картинки.
  Итак, нужно съездить к Плещееву озеру, постараться вступить в контакт с камнем и действовать соответственно полученной информации. В случае же, если камень ничем помочь не сможет, искать какие-то другие пути, либо поставить на Соме крест. В конце концов можно прожить и без всего этого – почему обязательно должен быть этот самый тантрический прорыв? Почему нельзя жить с Лианой, как все, как миллионы других пар? Значит, как любил говаривать его отчим: «кесарю - кесарево, а слесарю – слесарево»! И все же попытаться надо, ведь его призвание – духовный поиск. Разве не тем же поиском занимался он в прежних воплощениях, будучи индийским кшатрием Рамом и немецким чернокнижником Фаустом? И если бы он в настоящем своем воплощении был обычным среднестатистическим гражданином, разве произошли бы в его жизни все эти мистические события, и разве Черный магистр заинтересовался бы им? Прости Господи за подобных покровителей.
Наверное, следовало бы обратиться к Лиане с предложением съездить к Синь-камню: она имела уже опыт общения с этим на вид совершенно неодушевленным предметом, а дар считки информации был у нее гораздо мощнее, чем у Андрея. И все же он решил провести эксперимент самостоятельно, и лишь в случае неудачи обратиться к своей возлюбленной. В конце концов, не сложно будет съездить в Переславль еще раз, вместе с Лианой. В случае же успеха, он удовлетворит свое мужское самолюбие, сделает что-то важное сам, проявит инициативу. Итак, Андрей назначил поездку на ближайший свободный день и решил ничего не говорить об этом Лиане, пока вопрос с камнем не прояснится.

Два часа Андрей трясся в полупустом междугороднем автобусе, то погружаясь в поверхностную дрему, то наблюдая, как за окном проносятся поля, леса, дачные поселки, занесенные глубоким снегом. Стоял конец февраля, первые оттепели еще не начались, и в свете пасмурного дня преобладали серо-белые краски: серое небо, обнажившийся серый лес, серые домишки, светло-серый снег.
«Как вся моя жизнь, - думал Андрей, - жизнь моя, кинематограф – черно-белое кино… Почему все так устроено, неужели и у других так же мрачно. Только-только зажегся маячок любви, только-только мир заиграл красками, и все опять в серых тонах. Почему же так получается? Разлюбил я, что ли, Лиану? Нет, не разлюбил, я без нее жить не могу. Почему же из жизни снова ушла радость? Не так давно она говорила, что Лена забрала из моей жизни радость, следовательно, я был не ее половинкой, и наш союз был не угоден Богу. Но ведь и сейчас радость ушла, значит, и Лиана не моя половинка? Но почему? Лену-то я не любил, но Лиану же люблю! Люблю же!!! И ведь мне так близок ее мир, ее истории – вон какая поэма начала писаться, а сколько еще напишется! И потом, она так красива, умна, необычна, такое восхищение вызывает у окружающих! Да если бы я не был предназначен ей судьбой, разве прекратились бы ее странные приступы! К тому же она так сильно меня любит, я ей так желанен, все указывает на то, что мы должны быть вместе! Какого же рожна мне еще надо?! Женщин менять, как перчатки, слабо по разным причинам, а жить с одной вскоре скучно становится! Тоже мне, новый Евгений Онегин выискался! Нет, все дело, наверное, в том, что нельзя строить отношения на сексе, поэтому и радость жизни уходит, что телесные ощущения быстро приедаются, становятся рутиной… Но ведь в нашей жизни столько всего, помимо секса, с Ленкой ничего подобного даже близко не было. Ведь столько нового каждый день… Нового ли?»
Увы, Андрей понимал, что в их отношениях с Лианой пошли повторения, и они медленно убивали изначальное очарование: достоинства переставали замечаться, а недостатки и несовершенства все чаще кололи глаза и слух. Иногда у Андрея, помимо воли, возникала провокационная картинка: он рядом с Лианой лет через десять. Он, в полном расцвете, интеллектуальном и физическом – и она, уже начавшая отцветать и терять былую красоту, ему даже казалось, что она уже начала ее терять. Андрей гнал от себя эти образы, как навязчивых мух, но они снова и снова возвращались в его сознание. Нет, о том, чтобы уйти от Лианы, у него даже мысли не возникало, он знал, что без нее будет в тысячу раз хуже – и все же радость исчезла.
«Это все оттого, - ругал себя Андрей, - что ты такие понятия, как радость жизни и счастье, держишь в прямой зависимости от своих отношений с женщиной, ты утратил самодостаточность, надо больше йогой заниматься, медитировать!»
Увы, йога тоже не давала того, что он ждал от нее в начале, и все эти сенситивные, непортальные практики тоже не давали. Он занимался этим больше по привычке, чем по вдохновению, а уж астральных выходов он скорее боялся, уж слишком они раскачивали психику! Конечно, можно жить и так, но смысл? Смысл уходил.
Очевидно, теми же проблемами мучался и юный принц Гаутама, когда убегал из богатого отцовского дворца навстречу неизвестности. Но Гаутама нашел свою Нирвану, а найдет ли ее он, Андрей? По-видимому, он перепутал Нирвану и Лиану и слишком много надежд возложил на их союз, думая, что «в эту самую Нирвану приведет его Лиана» – вот такой каламбур получился. А с чего он взял, что к Нирване может привести женщина? Андрей попытался вспомнить хоть один исторический пример – и не смог.
С этими невеселыми мыслями он прибыл в Переславль- Залесский, пешком пересек окраину тихого, словно вымирающего городка и вышел к Плещееву озеру, благо это была единственная достопримечательность окрестностей Переславля. Потом долго шел вдоль берега по узкой тропинке, протоптанной рыбаками и немногочисленными туристами.
«Рыбалкой, что ли, заняться, - думал Андрей, глядя на черные фигурки любителей подледного лова, уютно расположившиеся на льду необъятного Плещеева озера, - по-моему, очень умиротворяющее занятие. И азартное, наверное: если бы было неинтересно, вряд ли бы столько людей захотели просидеть вот так целый день на холодном снегу у маленькой лунки. Чистый воздух, тишина – благодать!» - А впрочем, Андрей знал, что заниматься подобным делом способен только за компанию, а никто из его знакомых подледным ловом не увлекался.
  До камня оставалось километра три, и менее чем через час Андрей трогал его неровную серо-синюю поверхность. К камню вела широкая тропинка, очевидно, это была самая большая достопримечательность Плещеева озера, и очевидно, поэтому его поверхность не покрывал снег: постоять на камне входило в обязательный ритуал, правда, сомнительно, чтобы каждый испытывал на нем какие-то необычные ощущения. И тут в душу Андрея закрались сомнения. А сможет ли он войти в контакт с камнем и узнать от него, а тем более получить то, что хотел? Сейчас он даже смутно не представлял, как входить с этим камнем в контакт, и что конкретно он может ему сообщить или передать. Да, Андрей помнил, что когда-то в детстве он вроде как-то общался с деревьями, но ведь это был не разговор, ничего конкретного деревья ему не сообщали. Скорее возникала гамма каких-то ощущений, чем информация, но все-таки деревья были живыми, он ведь и сам года три назад во время астрального путешествия превращался в дерево, и очень хорошо ощутил это непонятное человеку состояние дерева: полусон, замедление времени, чувство какой-то всеохватывающей лени и симпатии ко всему окружающему. Но перед ним лежал камень, и Андрей пока не ощущал его живым. Когда он принял решение съездить сюда, ему казалось, что достаточно добраться до Переславля и отыскать камень, как все проблемы решатся сами собой, но оказалось, что и доехать до Переславля, и найти камень совсем просто – и вот теперь он стоит перед ним и не знает, с чего начать. Андрей снял перчатку и положил руку на холодную, отшлифованную водой, ветрами и бесчисленными прикосновениями поверхность в надежде почувствовать что-то необычное, что бы подсказало ему дальнейшие действия, но ничего особенного не ощутил.
«Вот идиот! – ругнул себя Андрей, - надо было Лиану спросить, как она в контакт с камнем входила, может, какой-то пароль нужен или знак… А, впрочем, чего я мудрствую, надо залезть на камень и встать в поток… А еще лучше посидеть на нем и помедитировать. Очевидно, в обычном состоянии в контакт не войдешь, нужно измененное сознание. Получится – получится, нет – нет, и переживать нечего».
Андрей взгромоздился на камень и постарался почувствовать поток.
«Так, - подумал он, - какую медитацию проделать? Шары на каскадах усиления прокрутить? Нет, наверное, не годится, этот процесс отсекает от окружающего, а тут надо слушать, и медитация на чакрамах, наверное, не подходит. Да, прохладненько и жестковато немного, это тебе не в ванной под теплым душем…»
С озера дул холодный пронизывающий ветер, и вскоре Андрей почувствовал, что лицо его начинает деревенеть, к тому же поверхность камня тоже не благоприятствовала медитации - ее бугристость хорошо ощущали ягодицы и бедра.
«Надо было хоть какой-то коврик потолще взять! – недовольно поерзал Андрей. – Не мешает все-таки предвидеть такие вещи».
Наконец он решил, что лучше всего попробовать чувство Океана, когда все звуки и ощущения пропускаются через сознание без фиксации на них внимания – тем более, близость озера подсказывала уместность именно такой медитации.
«В конце концов, - подумал Андрей, - если не знаешь, как вступить в контакт, пусть все само собой происходит… или не происходит».
Он попытался изгнать из сознания все мысли, но мешала неровная поверхность и жесткость сидения, долгое время он все не мог принять удобного положения, да и ветер дул в лицо.
«Наверное, надо свою точку отыскать, - подумал Андрей, вспомнив, как первый раз в квартире Балашова отыскивал эту самую точку. Минут 15 он менял местоположение, затем ощутил знакомое давление в области нёба, и сразу пришло некое умиротворение, неровности и жесткость седалища вдруг перестали ощущаться, и Андрей почувствовал, что находится внутри какого-то столба, и по его позвоночнику медленно прокатывается вибрирующая, слегка зудящая волна. Вскоре он стал впадать в оцепенение, в ушах и во всем теле появились знакомые еканья, Андрей ощутил предвестники астрального выхода.
«Нельзя терять контроль над сознанием, - вяло подумал наш герой, - а то ничего спросить не смогу… так, что бы ему сказать»?
Но в голову ничего не приходило, мало того, мысль, которая возникала, тут же забывалась, он никак не мог сосредоточиться на задании, которое сам себе только что давал, затем перед закрытыми глазами поплыли круги, проступали контуры какого-то пейзажа: Андрей понял, что снова начинает видеть окружающее с закрытыми глазами, как месяца три назад в Александровском саду. Тело его окончательно одеревенело, и он уже не мог без большого усилия пошевелить ни рукой ни ногой. Тем не менее окружающий мир, который он видел с закрытыми глазами, примерно соответствовал тому, который он недавно наблюдал обычным зрением, но потемнел и слегка опалесцировал.
- Погуляем? – неожиданно услышал Андрей внутри себя то ли чужой, то ли свой собственный, но не подчиняющийся его воле голос.
- Куда? – опешил Андрей, спрашивая то ли кого-то, то ли самого себя.
- А какая разница, куда! Залежался я тут, все тело задеревенело, надо прогуляться, размяться, да все лень, одному неохота, так уже несколько лет лежу и думаю: погулять – не погулять, и все решение принять не могу, лень, понимаешь ли.
- Так ты Синь-камень, капище Перуна! – наконец дошло до Андрея. – Как же я пойду, погуляю, у меня чувство, что я руками-ногами пошевелить не могу, наверное, ты на меня оцепенение нагнал.
- А зачем в физическом теле гулять? Это страшно неудобно, тут и земное притяжение, и пространственно-временные ограничения. Я в физическом теле всего три раза передвигался, когда меня какие-то идиоты в озеро сбрасывали. Приходилось всплывать и потихонечку на свое место отползать, на которое меня начальство с самого начала положило. Да нет, в астрале погуляем, одному скучно, может, что интересное расскажешь, а то лежишь тут, лежишь – поговорить не с кем. Тут твои соплеменники – однодневки все залезают на меня, только ведь, за редким исключением, они не слышат меня и не видят, вернее, видят, да не то, одну только внешнюю оболочку, а кому она интересна? Все притворяются только. Залезают на меня и начинают: «какой поток потрясающий, какие ощущения!» а на самом деле ничегошеньки не чувствуют. Правда, недавно одна женщина была – та чувствовала, мы с ней очень мило побеседовали.
- Эта женщина – моя подруга! – с гордостью протелепатировал Андрей, сразу поняв, кого имеет в виду его необычный собеседник. – А как ты прогуляться намереваешься?
- Да как обычно, - ответил голос, и тут Андрей увидел, что от камня отделяется серый комочек и превращается в маленького приземистого человечка с огромной головой, в колпаке и с бородой, чем-то напоминающего сказочного гнома. Рука человечка неожиданно вытянулась в несколько раз, и он протянул ее Андрею.
- Давай руку! – сказал он, мило улыбаясь.
Андрей сделал внутреннее усилие, но его обычная рука осталась в покое, а от нее отделилась опалесцирующая, астральная, выполненная словно бы из густой замазки, и ухватилась за ладонь человечка. Человечек потянул Андрея на себя, и тот без труда покинул свою оболочку, как делал не раз.
- Отлично, - сказал человечек, удовлетворенно разглядывая астральное тело Андрея, облаченное в какой-то дурацкий свитер со стилизованными птичками и еще более дурацкие шаровары в цветочек. – Ты, я вижу, в астрал не первый раз выходишь. Куда пойдем?
- Я не знаю, - растерялся Андрей, - обычно, когда я в астрал выхожу, я в город Наров попадаю, его я неплохо знаю, но как туда отсюда попасть, Бог его знает, обычно это само по себе происходит. Да не хочу, честно говоря, туда, ничего там интересного нет. Я ведь что-то важное хотел у тебя узнать, или чтобы ты меня куда-то провел, но сейчас напрочь забыл. Когда на камне сидел – помнил, а сейчас забыл!
- Ладно, потом вспомнишь, не напрягайся, а то обратно вернешься, - сказал человечек, - и всю нам прогулку испортишь. То, что должно произойти, само произойдет, а остальное от лукавого. Пошли, по озеру прогуляемся, посмотрим, чего там наши рыбаки ловят.
- А они нас не заметят, не испугаются? – засомневался Андрей. – Наверное, мы, особенно ты, необычно выглядим.
- Как знать, - загадочно усмехнулся человечек, - так ты идешь или нет?
- Ну, пошли!
Новые знакомые двинулись по тропинке к озеру, затем, поскольку она сворачивала вдоль берега, вышли на нетронутый наст снега. У Андрея мелькнула было мысль, что они провалятся, но ничего не произошло. Снег не только под ними не проваливался, но и каких-либо следов не оставалось на нем, хотя Андрей явственно чувствовал прикосновение снега к подошвам, правда, ничего похожего на холод его ноги не ощущали.
- Как зовут-то тебя? – решил Андрей познакомиться с человечком поближе.
- Дьюрин, - ответил человечек, - что, знакомое имя? – усмехнулся он, увидев на лице Андрея удивление.
- Дьюрин, Дьюрин… – старался вспомнить Андрей. – Где-то я это имя слышал или читал… Слушай, а это не тот Дьюрин, о котором Толкиен писал? Кажется, это что-то вроде то ли Бога, то ли праотца гномов.
- Не что-то, а кто-то, - гордо ответил человечек, - тот самый Дьюрин и есть. Нет, конечно, на звание Бога я не тяну, а вот, пожалуй, праотцем назвать можно.
- Так ты, значит, что-то вроде гнома?
- Опять ты за свое! Не что-то вроде гнома, а гномий патриарх. Вообще-то таких камней, подобно мне, немало по свету раскидано, но я – самый главный.
- Так вот, значит, в чем дело, - наконец стало доходить до не очень понятливого «астрального» Андрея. – Значит, гномы – это на самом деле - одушевленные камни! Какая печальная участь. Значит, все эти истории про гномов, как нам с детства вколачивали, действительно выдумка. А я-то, честно говоря, после того как Толкиена прочитал, проникся верой, что этот народ действительно жил на земле. Когда-то, очень давно.
- Во-первых, - ответил Дьюрин, - в том, что наши астральные тела и души пребывают в камнях – не вижу ничего печального. По-моему, как раз наоборот – то, что ваши души пребывают в столь непрочных, кратковременных, создающих массу неудобств и страданий оболочках - весьма печальная участь. К тому же не успеешь привыкнуть к одному телу, ан оно уже износилось, надо менять его на другое и все начинать сначала – а в промежутках болтаться в бестелесном состоянии где-нибудь в среднем или нижнем астрале. В верхние слои-то из вас мало кто попадает, слишком уж вы отравлены влиянием Гагтунгра. То ли дело мы! Наши тела практически вечны, не надо постоянно менять вместилище, теряя при этом память, разум, и с большим трудом восстанавливая накопленный опыт. Можно веками заниматься самосовершенствованием и думать о вечном, нетленном, не испытывая особых неудобств от своего физического тела и не заботясь, подобно вам, о хлебе насущном. А по поводу неподвижности… Так я тебе уже говорил, да ты и сам видишь: когда я хочу, то могу спокойно, без всяких неудобств прогуляться в астральном теле. Иногда даже можно компанию подобрать, как сейчас, например. Мы, гномы, издавна стремились к вечной жизни и обрели ее. К тому же главной нашей национальной особенностью является лень – отсюда мое многолетнее размышление на тему «погулять, не погулять». А что касается несколько своеобразного физического облика, так мы не всегда такими были, когда-то, в незапамятные времена у нас имелись такие же физические тела, как и у вас, людей, и мы были в чем-то похожи на вас, только меньше ростом. Хотя, что я говорю, «похожи на вас», это вы похожи на нас в древности, мы ведь гораздо более старая раса, чем вы.
- Значит, все же гномы существовали на земле! – сказал Андрей. – Значит чутье мне правильно подсказывало: не мог Толкиен все это выдумать. Но как получилось, что ваши души в камни ушли, не может быть, чтобы вы добровольно такую участь избрали.
- Может быть, избрали мы ее не совсем добровольно, - ответил Дьюрин, - но сейчас она нас вполне устраивает. Мы всегда к камням тяготели, и когда тела, подобные вашим, имели, и в горных пещерах жили – ювелирным и кузнечным делом занимались. Кстати, именно мы вас, людей, этому искусству и научили, только в благодарность,  благодаря вам, наши души в камни и переселились.   
- Но как такое могло случиться? – недоумевал Андрей. – Что-то я не слышал, чтобы кто-нибудь из людей мог чью-то душу в камень поместить.
- Это долгая история, - печально ответил Дьюрин, - в двух словах не расскажешь. Когда-то в незапамятные времена ваша молодая цивилизация смертных начала войну с нами, бессмертными – гномами, эльфами, хоббитами. Сначала мы жили мирно, хоть и не питали особенных чувств друг к другу. Людей было много, и они быстро размножались, несмотря на свой короткий век. Наша же, так сказать, популяция, почти не росла, появление ребенка в сообществе гномов очень редкое событие. Вам требовались все новые и новые территории, но до поры до времени нас это не касалось – мы жили в горных пещерах, и наша область проживания не подходила для людей. Но однажды  (а вернее, это «однажды» продолжалось не одно столетие), на земле появился могущественный демон Гагтунгр… – Тут Дьюрин изложил Андрею историю, очень сходную с той, которую в свое время домовой Варфуша поведал Ане, и мы не будем пересказывать ее заново.
- …Итак, - закончил Дьюрин, - эту последнюю битву мы проиграли. У нас был выбор: уйти с Небожителями из Энрофа либо остаться, но изменить способ своего существования – это нам могли обеспечить Великие учителя. Мы очень любили землю и выбрали последнее: стали стихиалями, духами камней. Люди думали, что полностью нас уничтожили, но в действительности мы и по сей день сосуществуем с вами, правда, мало кто из людей подозревает о нашем существовании. Мы постарались определенным образом воздействовать на ваше сознание, чтобы память о нашей бывшей цивилизации сохранилась в виде легенд: насколько я знаю, гномы довольно яркий персонаж вашей мифологии, и кое-кто из людей даже сумел донести обрывки правды о нашей древней истории…
- Конечно, Толкиен! – Догадался Андрей.
- Он, конечно, - подтвердил Дьюрин, - даже имя мое угадал. Хотя обо мне конкретно он почти ничего не написал, из его рассказа даже не понятно, кто я был такой: то ли гномий бог, то ли первый гном.
- Ну и кто же ты… Вы на самом деле, - поправился Андрей, вдруг ощутив всю древность существа, с которым они неспешно прогуливались в астрале по снегу Плещеева озера.
- Я патриарх, основатель гномьего рода и династии королей. Я пришел из мира горных стихиалей Орлеонтаны и получил материальное тело благодаря Навне, одной из высоких иерархов Небожителей. Позже была материализована и моя небольшая свита, а в дальнейшем мы научились увеличивать свою численность и самостоятельно, но совсем не так, как вы. Это был сложный, можно сказать, алхимический процесс, и ребенок рождался у нас из философского камня не чаще раза в столетие. Женщин у нас не было. Кстати, и в ваших легендах гномы в основном фигурируют, как мужчины, а если где и появляется особа женского пола, то это – чистой воды нелепость, поздняя вставка невежественных людей. Нашей опеке был предоставлен мир минералов, мы занимались его упорядочиванием и просветлением… Следили за эволюцией.
- Так, значит, вы были бессмертными, - сказал Андрей, - а как же тогда вас… то есть ваши тела смогли уничтожить.
- Мы были бессмертны, но уязвимы, - грустно ответил Дьюрин. – Мы могли погибнуть в бою либо от несчастного случая, но никогда не болели и не умирали естественной смертью. Именно поэтому мы и потерпели поражение в битве с людьми, одураченными Гагтунгром. После того как многие из моих соплеменников погибли, оставшиеся, и я в том числе, добровольно оставили свои земные тела и возвратились в Орлеонтану, но так, чтобы иметь возможность контакта с Энрофом земли в образе духов камней в том виде, в котором ты меня сейчас наблюдаешь, но по желанию мы можем уходить вглубь Орлеонтаны, удаляясь от Энрофа. Так мы незримо присутствуем на земле и продолжаем курировать мир минералов, правда, уже более отстранено, чем делали это раньше.
- Орлеонтана… – задумчиво повторил Андрей. – Я, кажется, видел ваш мир, пролетал над ним, когда летел к берегу моря Вечности. Но там, среди величественных гор я видел огромных королей, как бы выступающих из горных вершин, они имели несколько иной облик, чем вы сейчас. – Андрей посмотрел на Дьюрина с некоторым сомнением.
- Так мы выглядим, когда уходим вглубь Орлеонтаны, - ответил Дьюрин. – Ты вполне мог видеть там меня, но, приближаясь к границе Энрофа, мы меняемся, становимся такими, как ты меня видишь. В этом облике я пребываю в Синь-камне. Ничего не поделаешь, мы сами избрали такое существование. – Дьюрин замолчал, очевидно, погрузившись в давние воспоминания.
Новые приятели шли по снегу Плещеева озера и вскоре поравнялись с группой рыбаков, которые склонились над лунками, и сосредоточенно подергивали коротенькие зимние удочки.
- А этот-то что здесь делает? – неприязненно сказал Дьюрин, указывая взглядом на толстого мордатого рыбака в дорогой импортной дубленке и роскошной шапке из чернобурки. – Я понимаю, те, - указал он на рыбаков в отдалении, - они своим уловом семьи кормят, а этому же ничего не надо, он заведует местной продуктовой базой и может там наворовать любой рыбы, которую днем с огнем в магазине не сыщешь. Рыбьи души без надобности губит… Торгаш!
- Откуда такая осведомленность? – удивился Андрей. – Ты, вроде как, годами в этом камне сидишь.
- А мой камень затем сюда Небожители и поставили, чтобы я за земными делами наблюдал и был в курсе всего, - ответил Дьюрин. – Я, находясь в камне, всякие разговоры слышу, о том, что вокруг творится, а если захочу, то могу любое место и через астрал посетить, правда, я это редко делаю, ленюсь все больше, мне в камне уютно и спокойно. А этот начальник не раз ко мне приходил – лечиться вздумал, понимаешь… Слушай, - в глазах Дьюрина сверкнули озорные искорки,  - а давай пуганем его!
- А как мы его пуганем? – удивился Андрей. – Он же нас не видит, не слышит.
- Ну, положим, сами мы его пугать не будем, - продолжал развивать идею Дьюрин, - мне по рангу несолидно, хотя, в принципе, могу. Только озеро – не моя стихия, другое дело – в горах. И у тебя вряд ли получится, ты еще в астрале недостаточно освоился. А вот попросить водяного – это можно, он раньше страсть любил всякие шутки над рыбаками проделывать, особенно когда перепьются, а этот как раз хорошо под газом.
Как бы подтверждая его слова, мужчина в чернобурке достал из сумки початую бутылку марочного коньяка «Армения», налил благородную жидкость в эмалированную кружку и очень аппетитно выпил, крякнув и занюхав рукавицей.
- Дорогой коньяк пить не умеет! – с неприязнью прокомментировал Дьюрин. – Хлещет, как самогон… Ну что, сплаваем к водяному?
- А разве можно? – усомнился Андрей. – Я в астральном теле только в астральных водоемах плавал.
- А это какое, ты думаешь? – удивился Дьюрин. – Мы же гуляем не по самому физическому миру, или Энрофу, а по его отражению, правда, наиболее близкому к оригиналу. Мы же за Энрофом как бы в зеркало наблюдаем, оно точно передает то, что там происходит, но чем дальше, тем сильнее искажение. Именно потому, что мы по отражению гуляем, а не по самому Энрофу, нас никто и не видит. Знаешь, есть такие зеркала: ты с внутренней стороны видишь человека, а он с внешней тебя – нет. Так вот, чтобы этого типа напугать, надо в сам Энроф выйти, и лучше домового, лешего или водяного этого никто не сделает. Конечно, я тоже могу, но несолидно.
- Ну, раз так, то можно сплавать, - согласился Андрей, - я уже в астрале плавал, там воздуха не надо, только как сквозь лед-то пройдем?
- Ты меня удивляешь! – пожал плечами гномий патриарх. – Я думал, ты больше осведомлен в особенностях астральной материи. Представь себе, что лед проницаем, и ты легко через него просочишься. Ты что, никогда сквозь стены не проходил?
- Проходил, - смутился Андрей, - но там была вертикальная поверхность.
- А здесь горизонтальная, - сказал Дьюрин, - и разницы – никакой. Другое дело, через перемычку между мирами пройти – вот тут задача посложнее, есть такие перемычки, через которые только духи самых высоких иерархий пройти могут. Ну, если ты так не уверен, давай руку, вместе нырнем.
Он взял Андрея за руку, другой рукой, очевидно, для куражу, зажал нос и гнусавым голосом проговорил:
- Три – два – один – погружаемся!
В этот момент у Андрея возникло знакомое чувство погружения в мягкую среду, и они с Дьюрином очутились подо льдом. Там оказалось довольно сумеречно, но не страшно, и прозрачность воды в астральном отражении была, очевидно, большая, по крайней мере, Андрей хорошо видел лениво кружащую около лунок рыбу, хотя, как известно, само Плещеево озеро особой прозрачностью не отличалось. Эта вода ближайшего к Энрофу отражения оказалась несомненно чище и веселее вод астральной реки, протекающей через Наров (Андрей так и не узнал ее название), но, конечно, значительно уступала кристальным, аквамариновым водам моря Вечности.
- Куда плыть-то? – спросил Андрей своего нового знакомого, нисколько не удивляясь возможности разговаривать под водой.
- Вниз, на дно, - ответил Дьюрин, - водяной – кстати, зовут его Поликарп – сейчас, наверное, в ил зарылся, зимой на него тоже лень находит. Мы его быстро найдем, мы, духи стихий, друг друга, как локатором, чувствуем.
Они долго плыли в направлении дна, очевидно, в этом месте озера находился омут, пока не опустились в широкую яму, покрытую илом и сгнившими бурыми водорослями, среди которых виднелась темная нора.
- Вот здесь он, как правило, и сидит, особенно зимой, когда озеро льдом покрыто, - пояснил Дьюрин. – Эй, хозяева дома? – крикнул он в мрачную подводную берлогу, которая вполне могла принадлежать огромному сому, правда, насколько Андрей знал, в Плещеевом озере сомы не водились.
- Кому там не спится в ночь глухую?! – пробулькали из отверстия. – Ты, что ли, Дьюрин? Бессонницей маешься?
- Какая ночь! – возмутился гном. – Над тридцатиметровой толщей воды и метровым слоем льда и снега – самый что ни на есть февральский день стоит, и далеко не самый ненастный. Да и вообще, что ты воду мутишь по поводу сна! Кто же это из духов природных стихий спит даже в самую глухую ночь? Скажи лучше, лень обуяла!
- Что правда, то правда, - неохотно признался водяной, вылезая из своего убежища и здороваясь с Дьюрином (выглядел он достаточно комично, чем-то напоминая карикатурный образ Тараса Бульбы, с толстым, словно раздувшимся от водянки телом, щеками, чуть ли не лежащими на плечах, длиннющими седыми усами и оселедцем). – Ты же знаешь, когда природа замирает, мы тоже в укромные уголки забираемся. А ты-то чего разгулялся, вернее расплавался? Тебя-то, насколько я помню, последний раз в воду сбрасывали лет триста назад?
- Во-первых, - сказал Дьюрин, - природа начинает просыпаться, конец февраля на дворе, а во-вторых, я сам прогуляться, а тем более поплавать, возможно, нескоро бы собрался, да вот ко мне астральщик зашел, из людей. Решил его на экскурсию сводить, со своими коллегами познакомить.
- Что-то не слышал, чтобы вы, гномы, особую симпатию к людям питали, - с сомнением поглядел на Андрея Поликарп. – Как они с вашим братом в древности обошлись!
- Ну, это дело прошлое, - примирительно сказал Дьюрин, - мы за давние дела зла не держим, к тому же этот молодой человек к тем печальным событиям никакого отношения не имеет. И потом, видишь, какой он в астрале живой и шустрый? Таких на земле не часто встретишь.
- Что да, то да! – сказал водяной, уже с симпатией поглядев на Андрея. – Люди в астрале в основном, как рыба подо льдом, снулая – еле шевелятся и ничего не понимают. Зато в Энрофе такую активность развили – того и гляди природу загробят, да и самих себя заодно. Плещеево озеро-то, пока держится, а мелкие речки да пруды уже окончательно загадили… рыбу динамитом глушат! Порой так и хочется пугануть, чтоб неповадно было… Ты не рыбак, часом? – поглядел он на Андрея подозрительно. – Рыбу динамитом не глушишь?
- Да нет, дедушка, - смутился Андрей, вспомнив свои недавние мысли о том, что неплохо бы было заняться рыбалкой, - в детстве несколько раз сидел с удочкой, да не поймал ничего. Меня всегда как-то к другим вещам тянуло… к мистике, магии, - добавил он, подумав, что слова «йога» и «экстрасенсорика» прозвучат здесь несколько неадекватно.
- Вижу, вижу, - одобрительно сказал водяной. – Я еще понимаю рыбаков, которые не берут лишнего и кормят рыбой свои семьи, а те, кто губят рыбьи жизни просто из развлечения, – настоящие варвары!
- Мы, кстати, по этому поводу к тебе и заглянули, - вступил в разговор Дьюрин, видя, что тема принимает желательный оборот. – Тут прямо над нами один такой варвар и сидит – директор продуктовой базы. Фамилия у него, кстати, подходящая – Добычин. Пришел рыбку на чистом воздухе половить да коньячком побаловаться. К слову сказать, в летний сезон он по части динамитной рыбалки большой дока, хотя ему эта рыба и на хрен не нужна, он со своей базы хоть стерлядку, хоть угря, хоть семгу сколько душе вздумается тащить может, он эту плотицу с подлещиками и не ест никогда, ему сам процесс важен. Ну так вот, у меня предложение: пугани-ка этого Добычина, чтобы на долгое время от рыбалки, а может, заодно и от коньячка охоту отбить. Это ведь твоя прямая обязанность. Я бы и сам мог, да ты ведь знаешь, я гном, водяная среда не моя стихия. Был бы он какой-нибудь горный турист, который вокруг себя гадит, я бы тогда поразвлекался.
- Пугануть, говоришь, - засомневался Поликарп, - ты ведь знаешь, во время выхода в Энроф столько энергии расходуется, потом месяц никак очухаться не можешь. Оно бы, конечно, надо проучить…
- Ты когда последний раз рыбака-варвара пугивал? – продолжал развивать успех Дьюрин.
- Да давненько, лет двадцать назад….
- Неужели за двадцать лет нельзя свою драгоценную энергию разок потратить ради святого дела? – наступал на него гном. – На кой тебе она иначе нужна!
- Да можно-то можно, - грустно сказал водяной, - но что толку!  Ну одного-двух пуганешь - разве этим озеро можно спасти! Сейчас не столько этих рыбаков пугать надо, сколько директоров заводов, которые в реки и озера сотнями тонн всякую мерзость сливают, а это уж, знаешь, не в моей компетенции…
- Все правильно, - согласился с ним Дьюрин, - я же не говорю, что с твоей помощью собираюсь такую глобальную задачу решать! Мы просто поразвлекаться хотели, а заодно и кармическое воздаяние этому любителю-рыболову организовать. Коньячка он в последнее время очень непомерно кушать стал, так что твой спектакль будет вполне соответствовать его физиологическому состоянию.
- Ладно, уговорил, - наконец согласился водяной, - вылезайте на лед и глядите, что дальше будет. Где там его лунка?

Когда Дьюрин с Андреем выбрались на лед недалеко от заведующего-рыбака, тот к этому времени уже воздал приличную дань благородному напитку, его толстые щеки, да и вообще вся физиономия горели здоровым зимним румянцем. Рыбацкая удача, как видно, тоже улыбнулась ему сегодня – в дюралевом ящике, который он только что раскрыл, дабы сбросить туда очередного окунька, Андрей успел разглядеть немало мелких и средних подлещиков, плотиц и окуньков. Мороз уже успел прихватить их блестящие, и без того холодные тела, отчего они казались сделанными из фарфора. Совершенно довольный жизнью, Добычин поправил на крючке мотыля, погрузил леску в лунку и расположился на ящике, внимательно глядя на кивок удочки. По тому, как его слегка покачивало даже в сидячем положении, Андрей понял, что большая часть «Армении» уже перекочевала в бездонную утробу заведующего продуктовой базы.
Тут лицо его снова приняло азартное выражение, поскольку кивок начало подергивать, затем леску резко потянуло под лед. Добычин умело подсек, затем начал вытаскивать леску, и по тому напряжению, с которым она подавалась наверх, Андрей понял, что попалось что-то очень серьезное.
- Мать твою! – пробормотал Добычин (на этот раз звуки хорошо слышались в астрале из Энрофа). – Отродясь здесь такая рыба не клевала!
Несколько минут завбазой боролся с неведомой рыбой, то вытягивая, то вновь стравляя леску, щедро комментируя свои действия отборными матюгами, из которых при кратком пересказе смысла следовало, какой он, Добычин, молодец, что сегодня догадался поставить на удочку толстую японскую леску, и если бы не она, то наверняка рыбина давно бы уже сорвалась, в дышло, в бога и японскую мать. Сколько продолжалась эта азартная борьба, трудно сказать, в такие минуты время растягивается непомерно. Уже сидящие невдалеке рыбаки оставили свои удочки и с интересом и завистью давали Добычину всевозможные советы, очевидно, физическую помощь в таких случаях исключала рыбацкая этика.
Но тут леска кончилась, и удачливый рыболов обомлел: в лунке показалась огромная соминая морда, выражением, чертами и усами очень напоминавшая голову водяного Поликарпа. Затем случилось совсем уж невероятное. Несомненно, сом таких размеров ни за что не смог бы протиснуться в лунку, сделанную стандартной пештой (судя по морде, в соме было не менее ста килограммов, и даже непонятно, как Добычин ухитрился подтянуть его к поверхности). И тем не менее, огромная морда стала протискиваться наружу, словно была сделана из пластилина. Через мгновение из лунки, словно высокий пень, наполовину высунулся бурый, блестящий торс сомины, и этот сомина совершенно по-человечески улыбался, словно был очень доволен, что вылез на свет божий подышать свежим воздухом. Добычин громко икнул и медленно стал оседать на лед, а дальше произошло уж совсем невероятное. С тонким свистом сом начал втягивать в себя торчащую из пасти леску, словно длиннющую макаронину, в пасть последовала также и роскошная импортная удочка Добычина. Но и этого чудовищному сому показалось мало. Перегнувшись, сом склонился над полупустой сумкой-баулом завбазы, из которой тот неоднократно извлекал бутылку коньяка, озадаченно ее обнюхал, затем разинул огромную пасть и проглотил, смачно издавая чавкающие и булькающие звуки. Далее воздух сотрясла богатырская отрыжка, и на лед вылетела пустая бутылка «Армении».
- Знатный коньячок! – проговорила рыбина, разевая огромную пасть. – Мог бы и побольше оставить, жмотяра!
Как видно, комментарий сома по поводу качества коньяка окончательно доконал Добычина. Со стоном «Нечистая!» он опустился на карачки, очевидно, подняться на ноги не было сил, и быстро стал уползать от страшного места под свист и улюлюканье невиданной рыбы. Затем, по-видимому, удовлетворенный поднятым переполохом, сом с характерным хлюпаньем ушел под воду, и о его недавнем присутствии свидетельствовала только пустая бутылка на снегу.
Видели ли все это другие рыбаки, Андрей не успел заметить, поскольку его внимание было полностью поглощено сценой с сомом, но как только рыбина ушла под лед, сознание нашего героя помутилось, и через мгновение он обнаружил, что стоит вместе с Дьюрином в совсем незнакомой горной местности, недалеко от высокой серой скалы, в основании которой зияет узкий проход пещеры.
- Где мы? – удивленно оглядываясь, спросил Андрей. – Никогда не слышал, чтобы где-то под Москвой такие скалы были. – Андрей вспомнил поездку в Гагры в далеком детстве и подумал, что пейзаж, пожалуй, больше всего напоминает Кавказские горы.
- Да, во вневременье занесло, это гномий замок Вечности, - озадаченно сказал Дьюрин, - переборщил малость Поликарп, в азарт вошел, не надо было ему эту сумку с коньяком заглатывать, на подобные трюки в Энрофе слишком много энергии уходит: возникают в астрале простанственно-временные флюктуации, вот нас сюда и забросило. А Поликарп сейчас, небось, у своего подводного замка Вечности в себя приходит. А впрочем, ничего страшного, ради такого спектакля даже некоторые осложнения потерпеть можно.
- Вообще-то, - сказал Андрей, - я уже неоднократно бывал у замка Вечности и не раз пользовался его услугами. Правда, замок этот выглядел в виде такого песочного здания-макета на берегу моря, а здесь – пещера в горах.
Андрей огляделся вокруг. Местность была совершенно пустынной, и величественные горы действительно создавали ощущение то ли вневременья, то ли вечности.
- Кстати, - продолжал Андрей свою мысль, - никаких осложнений на этом месте я не испытывал, независимо от того, пользовался замком Вечности или нет. Рано или поздно всегда возвращался в тело, а иногда перед этим какое-нибудь интересное путешествие в прошлое происходило. Так что не вижу оснований для беспокойства.
- Да нет, конечно, особых оснований, - подтвердил Дьюрин, - просто в силу того, что мы угодили сюда в результате пространственно-временной флюктуации, придется нам сейчас расстаться и попутешествовать каждому в своем прошлом. Причем в каком-то ключевом периоде, когда завязывались основные кармические узелки настоящего.
- Ну и что ж в этом плохого, - пожал плечами Андрей, - я не раз уже в прошлое путешествовал, обычно – очень интересные истории.
- Да плохого-то ничего, просто у вас, людей, в силу кратковременности ваших отдельных воплощений, это обычно продолжается несколько часов, а нас, духов стихий, может мотать где-то в прошлом несколько месяцев и даже лет. При этом далеко не всегда присутствуешь на веселых праздниках: как правило, узелки кармы завязываются во время трагических периодов личной истории, в которые не особенно хочется возвращаться. Да, кстати, - вдруг сменил тему Дьюрин, - ты на камне-то чего медитировал? Здоровье, что ли, хотел подправить?
- Да нет, - потер лоб Андрей, - на здоровье пока не жалуюсь, а вот зачем я на камень влез, убей, припомнить не могу. Узнать что-то важное хотел или попросить о чем-то. Когда в астрал вышел, словно бы память отшибло.
- Ну, не переживай, - успокоил его Дьюрин, - думаю, во время твоего путешествия в прошлое все как-то само собой разрешится. Ничего случайно не происходит: раз ты здесь очутился, значит, то, что тебе было необходимо узнать, ты узнаешь, только иначе, чем предполагал. Ну что, идем в пещеру, чего тянуть. Только давай по отдельности, здесь наши пути-дороги расходятся. Сначала я зайду, все же это гномий замок Вечности, тебя первого могут и не пропустить, а ты следом за мной, чтобы тоннель не успел захлопнуться. Ну, прощай, астральщик, как знать, свидимся ли еще.
Гном сделал прощальный жест и шагнул в пещеру, тут же исчезнув в темноте. Андрей поспешил за ним и в следующее мгновение уже летел среди черного космоса, мимо светящихся островов, и, как это уже было, один из островов притянул его к себе, и Андрей стал падать прямо на него, словно космический корабль с испорченными двигателями, угодивший в зону гравитации неведомой планеты.
На мгновение сознание его выключилось, а когда он пришел в себя, то понял, что незримо присутствует в небольшой полутемной комнате, по-видимому, спальне, а у стены на роскошных тигриных шкурах лежит почти обнаженный мускулистый человек с небольшой изящной бородкой. Достаточно было бросить на него взгляд, чтобы Андрей его узнал – это был Рам, и, судя по обострившимся чертам лица и серебру в когда-то безупречно-черных локонах, прошло немало лет с того дня, когда Андрей видел его в последний раз.
Сначала Андрей подумал, что Рам спит, но вскоре пришла уверенность, что это не обычный сон – глаза его были чуть приоткрыты, а дыхания столь редки и незаметны, что, если бы не безмятежность лица, он мог бы сойти за мертвого. И все же признаки жизни свидетельствовали о том, что Рам находится в каталептическом состоянии или трансе.
- Ну, возвращайся, возвращайся, - вдруг услышал Андрей грудной женский голос. Слова были произнесены на каком-то южно индийском наречии, и он откуда-то прекрасно  знал, что это телугу и понял смысл слов. Он немного отплыл назад, чтобы видеть всю комнату, и только сейчас заметил женщину, сидящую за небольшим ночным столиком из черного эбенового дерева чуть в отдалении от распростертого мужчины. На столе, помимо масляной лампы, горело несколько ароматических пирамидок, а женщина что-то растирала в ступке из черного камня, напоминающего агат. Надо ли говорить, что Андрей без труда узнал в этой красивой величественной женщине настоятельницу храма Кали Воительницы Дургу. Она несколько постарела, хоть и была по-прежнему хороша собой, но Андрей понял, что поддерживать былую красоту ей с каждым годом все труднее – на лице присутствовало немало косметики, хотя, когда Андрей видел ее в последний раз, в ней она совершенно не нуждалась. Лицо Дурги было озабоченным, под глазами виднелись темные круги, впрочем,  умело скрываемые пудрой и сурьмой. Обстановка комнаты выглядела изысканно, но без излишеств: несколько красочных настенных панно, изображающих сцены из Махабхараты и Рамаяны, несколько изящных то ли золотых, то ли позолоченных кадильниц, усыпанных самоцветами, кальян, фарфоровая и серебряная посуда в специальном шкафчике, статуэтки из золота, слоновой кости и черного дерева, в основном изображающие Шиву, Кали и Ганешу в разных ипостасях. На настенном ковре красовалась небольшая коллекция, по-видимому, очень ценного оружия, среди которого особенно выделялся китайский меч с огромным рубином, когда-то подаренный Раму Дургой в день их помолвки. Книг Андрей не увидел, очевидно Рам держал их в другой комнате, но его внимание почему-то привлек большой прозрачный графин на полке с жидкостью, напоминающей белое вино, но как-то странно опалесцирующей изнутри. У Андрея возникло смутное ощущение, что это – именно то, что ему нужно, но дальнейшие воспоминания словно бы угасали в густом тумане.
Тем временем Дурга слила лекарство в чашку, процедив через материю, и склонилась над Рамом, пытаясь разжать ему зубы и влить в рот состав, который только что приготовила.
- Возвращайся, возвращайся, хватит дурака валять, - шептала она, пустив в ход столовый нож, поскольку зубы Рама оказались плотно сжаты. Наконец ей это, по-видимому, удалось, Рам закашлялся, хоть в сознание и не пришел, и Дурга начала массировать ему акупунктурные точки. Периодически, не справляясь с собой, она начинала целовать неподвижного Рама в губы, глаза, лоб – по всему было видно, что этот лежащий без сознания человек очень ей дорог, и она боится его потерять. Прошло не меньше трех часов, прежде чем Рам зашевелился и открыл глаза.
- А, это ты… – сказал он, словно даже разочарованно. А впрочем, возможно, он еще пока плохо воспринимал окружающее.
- Ты опять долго не возвращался, - сказала Дурга, - то ли с упреком, то ли констатируя факт. – Эти приступы становятся с каждым разом все продолжительнее, и мне все труднее выводить тебя из них. Скажи… ты снова принимал Сому один, бесконтрольно? Это же разрушает тебя, искажает смысл нашей тантрической работы!
- Снова принимал, - признался Рам. – Ты столько времени держала меня в неведении относительно ее истинного действия, я считал, что она усиливает эффект совместной медитации, дает возможность Шакти поднять своего возлюбленного в Кама Локу, затем соединить с водителем – оказывается, все это и многое другое можно осуществлять и самостоятельно, независимо от всех наших ритуалов, правда, все происходит несколько иначе.
- Я вижу, - сказала Дурга, - что ты опять стащил сосуд из хранилища  и даже не скрываешь этого – а ведь ты своими действиями нарушаешь нашу мистерию, и главное, попадаешь под  ответные действия Кали: боюсь, что следующего приступа ты не переживешь. Я же тебя предупреждала: Сому можно принимать нечасто, и только во время ритуалов. В противном случае действие ее уподобляетсятся действию опия, только гораздо сильнее. Она начинает разрушать организм и истончает нить между астралом и физическим телом. Однажды тонкому телу просто не захочется возвращаться обратно, и твоя земная жизнь оборвется, а я бы этого очень не хотела.
- Скажи, - Рам внимательно посмотрел в глаза Дурге, - твой первый муж Сахадева умер совсем не от бубонной чумы? А может, с ним незадолго до смерти происходило то же, что со мной?
Дурга опустила глаза.
- Я не хотела этого говорить, чтобы не  испугать тебя… Ты прав, Сахадева тоже начал использовать Сому, как обычный наркотик, и потерял интерес к земной жизни. Он решил – это говорила мне его душа после смерти, - что ему будет позволено остаться в мире «И», и на землю возвращаться не обязательно. Но в этом состояла его ошибка, там в нем нуждались лишь до той поры, пока он был жив и генерировал земное чувство Любви. Но, умерев, он не мог оставаться и там, его душа имела чисто земное происхождение – поэтому и ты из раза в раз можешь попадать туда, только пока жив. Я тебя предупредила, и дальше действуй, как хочешь, ты, в конце концов, взрослый человек, но я, - голос ее дрогнул, - не хотела бы потерять и второго своего мужа…
- Но я не вижу, - возразил Рам, - что Сома разрушает мое тело, я так же силен и вынослив, как раньше. Я видел людей, пристрастившихся к опию, – они худеют и превращаются в живые развалины, к тому же деградируют умственно. Со мной этого не происходит.
- Сома – не обычный наркотик или алкоголь, - терпеливо продолжала объяснять ему Дурга. – Сказав, что она разрушает тело, я имела в виду несколько иное. Опий и гашиш – это прежде всего химические вещества, и действие их, как у любой субстанции, порожденной Матерью-Землей, прежде всего физическое, поэтому от них и страдает в большей мере земное тело. Сома – совсем другое, это энергия небожителей, которой заряжено обычное вино, поэтому основное ее действие происходит на астральном и ментальном уровнях. Тело не страдает, но нарушается связь между ним и ментально-чувственной природой человека. Когда же она окончательно рвется – физическое тело гибнет среди полного видимого здоровья. В таких случаях лекари не могут установить причину смерти и только разводят руками: органы оказываются совершенно здоровыми. Но и в мир «И», как я сказала, ты не сможешь попасть, покинув бренную плоть. Тебя ожидает вполне заурядное посмертие земной души – в зависимости от соотношения грехов и заслуг. Связь с миром «И» в посмертии разрывается, и даже я, дитя этого мира, не могу туда вернуться, пока не выполню свое предназначение – что уж говорить о земной душе. Поэтому я и взываю к тебе: пока не поздно, остановись!
- Но я не испытываю никакой телесной тяги к Соме. Говорят, люди, пристрастившиеся к опию, уже не могут без него обходиться – их тело заболевает, когда его лишают любимого зелья, и человек испытывает неимоверные страдания и готов на все, лишь бы снова получить желанный яд. Ничего подобного со мной не происходит, поэтому я и был до недавнего времени совершенно спокоен, принимая Сому в одиночестве. Но когда я начал надолго уходить в мир «И», стали происходить эти приступы и сон превращался в малую смерть. Но разве не то ли происходило у тебя, когда ты посещала этот мир? Ты ведь тоже впадала в транс и как бы умирала. Ты сама говорила, что служанка каждый раз думала, что ты умерла. Может быть, оснований для беспокойства и нет никаких. Ты-то до сих пор жива, и по-моему, в ближайшее время не собираешься покидать этот бренный мир, хотя начала уходить в мир «И» гораздо раньше меня.
- Разница в том, - сказала Дурга, - что мир «И» – моя древняя родина, и потом, я никогда не принимала Сому бесконтрольно, чаще раза в месяц на тантрических ритуалах, и в небольшой дозе. Физическая Тантра является как бы противовесом Соме, не дает ей перенести слишком мощный акцент на астрал и ментал, поэтому-то и действие ее перестает быть смертоносным.
- Зато и ослабляет ее действие, - мечтательно добавил Рам, - когда необходимо контролировать физическое тело, ее эффект иной, другое дело – расслабиться и отключиться!
- В этом «расслабиться и отключиться» кроется главная опасность! – терпеливо продолжала увещевать его Дурга. – Нарушается равновесие. Ты должен это понять и осознанно отказаться от пагубных экспериментов в одиночку. К тому же ты, как я поняла, начал значительно превышать дозировку…
- Все это так, - сказал Рам задумчиво, - но была серьезная причина, из-за которой я начал принимать Сому слишком часто и не по предписанным правилам…
- Какая же? – подняла Дурга тонкую бровь.
- Рати…
- Кто? – Дурга удивленно посмотрела на мужа. – Ты имеешь в виду ту несчастную девчонку, которая погибла десять лет назад, очевидно, разыскивая тебя в пещерных коридорах? Ты мне ничего об этом не говорил. Какое она может иметь отношение к твоему нынешнему состоянию?
- Наверное, пришло время платить по кармическим счетам, - сказал Рам, поднимаясь со своего ложа и начиная прохаживаться по комнате, разминая затекшие члены. – Черт, каждый раз после этих уходов тело деревенеет, - проворчал он, растирая мышцы бедер. – Все началось с того, что дьявол потянул меня исследовать коридоры, ведущие в сокровищницу, и полюбопытствовать, как устроены ловушки. Ты же знаешь, после того как десять лет назад мы обнаружили в замаскированной яме тело этой несчастной девушки, насквозь пропоротое шипом, все эти годы у меня было странное двойственное чувство: с одной стороны, я боялся войти в тот коридор, и приблизиться к переворачивающейся доске, а с другой стороны, все время тянуло сходить туда. Говорят, убийцу непреодолимо тянет к месту, где он оставил тело своей жертвы. Все эти годы я пересиливал страх, со временем превратившийся в чувство подсознательного запрета. Но однажды что-то возмутилось во мне и стало нашептывать: в конце концов, мужчина я или кто? Как я могу бояться такой ерунды, благо память о Рати почти стерлась из моего сознания. И как мальчишка, который боится зайти в темную комнату, и специально туда идет только для того, чтобы доказать самому себе, что он настоящий мужчина, так же и я потащился в этот коридор, объясняя себе, что мне просто хочется познакомиться с устройством ловушек. В конце концов, я уже около десяти лет тайный священнослужитель нашего храма, и должен  знать все его достопримечательности. Но это была уловка сознания – в действительности я стремился к месту убийства…
- Какого убийства, Рам! – возмущенно остановила его Дурга. – Кто мог предположить, что все так сложится! У нас даже в мыслях не было… И даже зла я ей не желала – ну, может слегка рассердилась вначале, а уж ты тем более не мог желать ей смерти.
- Конечно, не желал, - усмехнулся Рам, - но мысль провокационная проскочила, что, мол, неплохо, если бы этой Рати вдруг не стало, и это бы меня освободило от обещания, ведь то, что я собирался ее обмануть, накладывало пятно на мою честь кшатрия, а так, вроде как честь моя оказалась бы незапятнанной, и я мог успокоить себя, что, будь она жива, я бы своего слова не нарушил, хотя – чего там говорить, конечно, нарушил бы. Это было не пожелание ей смерти, а просто так, забавное предположение, и это забавное предположение, одним из вариантов которого предусматривался и несчастный случай в коридоре ловушек, в точности исполнилось. Хотя как на духу тебе говорю: я этого не хотел. Но как бы я себя ни убеждал, мысль о том, что мое мимолетное пожелание материализовалось, прочно вошло в мою голову, хотя со временем острота притупилась. Ну, и если не искать себе всяких оправданий, косвенным виновником ее смерти был именно я. Не будь меня и моего обещания, она никогда не полезла бы в этот роковой коридор и не напоролась бы на острие. Но это я все уже позже разложил по полочкам, а тогда я просто разозлился на свое малодушие, взял схему ловушек и пошел их изучать, хотя в действительности меня интересовала только замаскированная яма. Ну, и для собственного успокоения рассмотрев устройство саморазряжающихся арбалетов и падающих на голову плит, я полез изучать эту яму, хотя, уж чего-чего, а ее устройство было предельно просто и понятно даже ребенку. Тем не менее я покрутил переворачивающуюся крышку, затем по веревке спустился на дно ямы, что было уже полной бессмыслицей: ничего, кроме железного кола на дне, там не существовало, но туда меня тянула моя судьба. Естественно, никаких следов крови там не оказалось, их еще десять лет назад тщательно убрали, когда вынимали тело Рати из ямы, и тем не менее я увидел, что при свете факела что-то поблескивает в щели. Это была одна из сережек с хризолитом, которые я подарил Рати при нашем знакомстве. И тут волна воспоминаний и чувство вины нахлынули на меня, мне стало не по себе, и я поспешил побыстрее выбраться наружу. Но перед тем, как прикрыть и замаскировать переворачивающуюся доску, я еще раз заглянул в яму и вдруг увидел на дне лицо Рати в розовом ореоле. Она смотрела на меня с укором и звала к себе вниз, при этом совершенно отчетливо слышался голос: «Почему тебя так долго нет, милый Рам? Я очень боюсь за тебя»! Это было так неожиданно и так реально, что я чуть  не бросился вниз на острие – слава Богу, что в последний момент взял себя в руки…
- Ты мне ничего об этом не рассказывал, - посмотрела на него с тревогой Дурга, - я думала, что ты мне полностью доверяешь и видишь во мне не только священнослужительницу и верную жену, но своего самого близкого друга, которому можно рассказать о самом сокровенном. Если бы ты поставил меня в известность вовремя, возможно, я смогла бы помочь, теперь же это будет сделать гораздо труднее, ведь тут самая настоящая некротическая связь, и разорвать ее крайне трудно.
- Наверное, ты права, - опустил Рам голову, - но я считал недостойным кшатрия перекладывать свою проблему на чьи-то плечи, я хотел справиться со всем этим сам… но ты не дослушала, осталось рассказать совсем немного. С той поры Рати стала приходить ко мне каждую ночь во снах и жаловаться, что очень тоскует на том свете, что я нарушил свое обещание кшатрия, что она застряла в одном из нижних миров, и чтобы подняться в светлые миры посмертия, ей нужен я. Иначе она обречена на участь призрака и будет вечно скитаться по этим темным коридорам неподалеку от места гибели. Я, как мог, боролся с этим наваждением, но единственное, что помогало избавиться мне от этих снов, это Сома. Так из одной ловушки я попал в другую, и чудесные видения моих путешествий по миру «И», спровоцированные Сомой, все больше нарушают связь моего астрала и ментала с телом. Как видно, Рати не сумела заставить меня покончить счеты с жизнью самостоятельно, но осуществляет это другим способом…
А впрочем, может, все еще наладится, неужели нет никакого другого выхода? В конце концов, я не ощущаю непреодолимой тяги к Соме, и мог бы прекратить ее регулярные приемы, но я боюсь моих снов и новых ее появлений… К тому времени, как я начал принимать Сому, я уже был близок к самоубийству.
Дурга казалась встревоженной.
- Снова все повторяется, - сказала она словно бы самой себе, - нечто подобное случилось и с Сахадевой 12 лет назад – он тоже начал принимать Сому, чтобы избавиться от навязчивых видений, связанных с очень сходной ситуацией в его жизни. Он тоже считал, что виновен в смерти невинного человека. Но нет смысла рассказывать об этом, все очень сходно с твоей историей, и он также ничего не говорил мне вплоть до своей гибели – он тоже был кшатрием и слишком боялся запятнать свою честь и проявить слабость. – Дурга на секунду замолчала. – Я слишком поздно узнала, что с ним в действительности происходило – Сома забрала его. Хочется верить, что с тобой этого не произойдет, мне кажется, ты не успел зайти так далеко. И все же я не могу понять вас, мужчин: ты так же, как и Сахадева, был воином, и сам рассказывал, что не раз убивал людей в сражениях. Почему же души тех, кого ты поражал собственной рукой, не тревожили тебя впоследствии, а воспоминания о девчонке, в смерти которой ты не виновен, доводят тебя до безумия?
- Это совсем разные вещи, - пожал плечами Рам, - долг воина в праведном сражении, помнишь, как Кришна наставлял Арджуну в Бхагавадгите? Когда твои шансы равны с шансами противника, и ты честно сражаешься, это не убийство, это – жребий. Сегодня повезло тебе, завтра ему. Наверное, так угодно Богам, у настоящего воина обостренное чувство чести: с одной стороны, это делает его неприступным перед лицом врага, но с другой стороны, уязвимым, если он считает, что допустил что-то порочащее его честь. Через эту лазейку душа Рати и сумела подобраться к моей глотке, чтобы отомстить. Эти чувства не управляются разумом, я бессилен с ними бороться, сколько бы ни убеждал себя… Но ты спросила так, словно тебе это не понятно. А разве у вас, женщин из благородной варны, не так? Конечно, сражаются и убивают женщины гораздо реже, чем мужчины…
Дурга покачала головой.
- Я никогда не убивала этим, - она коснулась правой руки, - но мне случалось убивать этим, - она коснулась межбровья. – Но в этих случаях я выступала, как судья Кали, это она действовала через меня. Мне приходилось умерщвлять пьяных бродяг, осквернивших храм, и воровку-служанку, и … – она запнулась, но затем напряженно поглядела в глаза Раму, - любовницу Сахадевы. Правда, тогда мы еще не были женаты, - оговорилась она, - но эта женщина стояла между нами и пыталась изменить предначертанное…
- Ты навела на них порчу? – усмехнулся Рам. – Я никогда тебя об этом не спрашивал, но кое-что слышал из разных уст. Ты понимаешь, никто в Калинагаре до сих пор не знает, что я твой муж… А говорят про тебя всякое – много небылиц, но иногда проскакивают и фрагменты правды.
- Я использовала энергию возмездия Кали, этому научила меня наставница, – ответила Дурга.
- И никогда души этих людей не терзали твою совесть? – внимательно посмотрел на нее Рам. – Но ведь они  были беспомощны перед твоей силой, это – совсем не то, что сразить противника в честном поединке.
- Я осуществляла праведный суд, - уверенно сказала Дурга, - мне дано право, я никогда не убивала невинных, я служила десницей Божьей…
- Имела право… – задумчиво произнес Рам. – Кто знает, на что мы имеем право, на что нет. Что ж, ты счастливый человек, если души твоих жертв никогда не являлись к тебе во сне, мне бы такую уверенность в своем праве… И ты уверена, что никогда не будешь наказана? Ты ведь – человек, а не только Божья десница, возможно, ты наводила порчу на тех, кто не ведал, что творил, и твое наказание оказалось несколько неадекватным?
- Я и расплачивалась, - грустно сказала Дурга, - когда умер Сахадева, я чуть не сошла с ума от горя – возможно, это было наказание. Жрица должна иметь холодное сердце и ни к чему и ни к кому не привязываться, заботясь только о том, чтобы на земле правильно осуществлялась воля Богов. Я грешила своей привязанностью сначала к Сахадеве, теперь к тебе – и я потеряла Сахадеву, а теперь боюсь потерять тебя. В этом мой грех, а не в том, что я помогала осуществляться Божьей каре. На земле должны существовать судьи и палачи, а иначе человеческое общество ввергнется в хаос! Мне выпал тяжкий жребий родиться одним из них.
- Судья, приговаривая преступника к смерти, не должен руководствоваться личным, - сказал Рам, отойдя к окну и став к Дурге спиной. – Думаю, в том, что ты уничтожила свою соперницу, присутствовало много личного – и это уже не Божий суд, его должна осуществлять незаинтересованная сторона…
- Возможно, в этом и присутствовала доля личного, - неохотно согласилась Дурга, - и это было бы правдой на все сто, будь я  обычной благочестивой мещанкой, а Сахадева простым запутавшимся в своих женщинах красавчиком. Но Боги возложили на нас миссию, мы осуществляли мистерию Кали в нашем храме и являлись проводниками ее воли. Эта женщина могла нарушить предначертанность, и то, что я осуществила заговор на смерть, – не месть ревнивицы, ты должен это понять! Не дать ей нарушить планы провидения была именно моя задача!
Голос Дурги звучал твердо, и все же какую-то долю неуверенности Андрей уловил в ее словах, очевидно, то же чувствовал и Рам, и все же он не стал продолжать эту тему, по-видимому, он частенько позволял супруге оставлять последнее слово за собой, даже если не был с ней полностью согласен. Разговор продолжался, но приобрел более отвлеченный характер, не имеющий отношения к судьбе Андрея, и он почувствовал, что энергия, притянувшая его в этот фрагмент прошлого, иссякает, и он проваливается во вневременье.
«Неужели не досмотрю?» – мелькнуло в его голове сожаление, однако экскурс в Индию не закончился, пелена застлала глаза Андрея лишь на мгновение, а когда он снова стал способен видеть и слышать, то вновь узнал своих героев, очевидно, по прошествии непродолжительного времени. Вернее – героиню, на этот раз Рам отсутствовал, а Дурга сидела за столом в маленькой бамбуковой хижине и беседовала с седой женщиной лет семидесяти пяти. Дурга обращалась к ней с большим почтением и называла «наставницей».
«Странно, - подумал Андрей, - я считал, что могу присутствовать только при тех сценах, в которых непосредственно Рам участвовал, ведь я это должен был видеть как бы его глазами, а оказывается, его присутствие не обязательно! Интересно, чем это можно объяснить?» 
- Давно я тебя не видела, милая, - говорила пожилая женщина мягким, спокойным голосом, от которого просто веяло каким-то неземным умиротворением. – Вначале, когда я только удалилась от дел и поселилась в этом тихом лесном ашраме, ты захаживала ко мне почаще, стесняешься, поди, свою старую, выжившую из ума Дакини!
- Как ты можешь так говорить! – страстно возразила Дурга, вдруг упав перед ней на колени и, несмотря на протесты, поцеловав край ее белого простенького сари из недорогой материи. – Просто я не решалась тревожить тебя, отвлекать от твоих возвышенных размышлений и медитаций. Ты ведь не для того уединилась в этом пустынном уголке леса, чтобы постоянно принимать у себя учениц, которым ты передала все то, что требовал долг служения Кали. Или, еще хуже, местных сплетниц, мающихся от безделья и мечтающих использовать твою магическую силу в своих целях. Третий этап варнашрама требует уединения и сосредоточенности, и я не могла бежать за твоим мудрым советом по любому поводу…
- Что ты, милая, - положила женщина смуглую, морщинистую ладонь на гладкую, холеную руку Дурги, - ты – не сплетница-бездельница, а моя любимая девочка, которую я взяла на воспитание с пяти лет, и самая способная моя ученица. Я слышала, что дела в храме идут хорошо, недавно к вам приезжала верховная жрица из Калигхаты и была очень довольна, как в храме идут дела. За последние пять лет ваша казна пополнилась многократно… Кали благоволит к тебе…
- Ах, наставница, - махнула Дурга рукой, - разве в этом смысл служения Кали! Да, финансовые дела идут у нас неплохо, недавно мы обновили алтарь, закупили много дорогостоящей утвари, провели ремонтные работы… но не думаю, что вся эта мишура нужна Кали.
- Думаешь, не нужна? – лукаво посмотрела на свою бывшую чела Дакини. – А большинство настоятельниц только об этом и думают. В конце концов, люди судят о могуществе Божества по тому, насколько богат посвященный ему храм.
- Люди тупы и невежественны, - раздраженно ответила Дурга, - что они знают о наших истинных задачах и о том, насколько успешно мы осуществляем свою миссию на земле – миссию великой Тантры, которая в далеком будущем должна преобразовать природу человека и указать ему путь в истинный космический дом, дом Божественных супругов Шивы и Кали!
- Или тот дом, откуда в незапамятные времена спустились наши с тобой души? – посмотрела лукаво Дакини на свою ученицу.
- Я не касаюсь этого предмета, - опустила глаза Дурга, - люди еще не скоро окажутся готовы к восприятию истинного учения. Для них реальностью являются Шива и Кали, ты сама учила, что о сокровенном молчат. В конце концов, и Кали и Шива – тоже реальность, только трансформированная и приниженная человеческим ограниченным мышлением.
- Конечно, ты права, милая, - улыбнулась Дакини, - но, к сожалению, большинство священнослужителей забыли об истинном назначении религии… Я очень рада, что ты явилась достойной моей преемницей и понимаешь истинную задачу жрицы храма Кали Воительницы…. Но ты ведь пришла ко мне не для высокой философской беседы, это любимое занятие мужчин, мы же, женщины, даже такие, которые могли бы на равных вести религиозные диспуты с саньясинами-мужчинами, гораздо более практичны, абстракции – не наш конек.
- Ты, как всегда, права, наставница, - опустила глаза Дурга, - я пришла из-за Рама – но не только из-за этого, - резко подняла она голову, - если бы все это касалось только личного, я бы ни за что не пошла к тебе, но Рам – центральная фигура нашей тантрической мистерии, и то, что с ним происходит, – уже не личное, это бьет по нашему тантрическому ритуалу, рушит мистерию Камы. Ну и потом, - Дурга снова опустила глаза, - я люблю Рама, как женщина, не только как Шакти-священнослужительница, и это – мой крест.
- Расскажи, милая, - мягко сказала Дакини, посмотрев на Дургу своими лучистыми, но цепкими глазами, - ты давно не была у меня, и я не знаю ваших личных обстоятельств…
- Все это стало происходить полгода назад, - начала Дурга свой рассказ, а затем пересказала свой последний разговор с Рамом, который Андрей слышал раньше. – Теперь Сома забирает его, - грустно закончила Дурга, - но когда он не принимает Сому, его забирает Рати. Даже не представляю, как могла возникнуть такая страшная некротическая связь, Рати ведь не была магом, и знала-то его всего несколько дней. Я слышала о редких случаях, когда душа умершего забирала живущего, но это касалось матери, отца или супруга, с которым была прожита долгая жизнь, и когда возникала особенно сильная привязанность. Я пыталась порвать эту связь, но у меня ничего не вышло, впервые моя магия оказалась бессильна, Рати по-прежнему приходит к Раму по ночам и зовет его с собой, лишая рассудка. Она сказала ему, что моя магия на нее не действует, и она все равно заберет его, и мужу снова приходится прибегать к Соме, а это также убивает его. Уже несколько раз срывалась наша мистерия Камы, поскольку Рам, приняв необходимую для этого случая дозу Сомы, тут же терял сознание на много часов и не мог исполнять отведенную ему роль. Наш мир «И» уже долгое время не получает энергию земной любви, которую я собираю для него. Такое впечатление, что Рам выдохся, но я не могу его бросить, он по-прежнему дорог мне, и потом, может, все еще можно поправить, может, ты сможешь помочь ему, мать Дакини? - Дурга сжала ладони у сердца, и с надеждой глядела на наставницу.
Дакини встала из-за стола, прошлась по комнате, зажгла от светильника ароматическую пирамидку.
- Ты же знаешь, - сказала она после долгого молчания, - Сома не отпускает…
- Я знаю, - сказала Дурга упавшим голосом, - но я думала, если прекратить принимать ее вообще и как-то избавиться от некротической связи, что-то можно поправить… Ведь опытные целители делают это, я знаю, что у тебя были подобные случаи, и ты успешно справлялась!
- Пока ты рассказывала, у меня возникли видения, связанные с Рамом, - тихо, но твердо сказала наставница. – Возможно, я и смогла бы разорвать эту связь, но она возникнет снова. Тут дело в самом Раме, в свойстве его характера, в его гипертрофированном чувстве чести, которое трансформировалось в чувство вины перед Рати. Это останется с ним до конца жизни, это в нем сильнее, чем страх смерти и инстинкт самосохранения. Я уверена, что в бою он никогда бы не попросил пощады в обмен на жизнь и встретил бы смерть непреклонно. Да, кому-то другому я бы могла помочь, но не ему. Именно через эту лазейку Рати снова найдет дорогу к его душе.
- Но почему это произошло через десять лет?!
- Увы, - развела руками Дакини, - плоды кармы созревают медленно, теперь его плод созрел.
- Но ведь, как я понимаю, душа Рати привязана к земле своей нереализованной кармой жизни и не может освободиться. Именно поэтому она вампирствует на Раме, лишает жизненных сил и не успокоится, пока не заберет его. Но ведь ты могла бы освободить ее душу, оторвать ее от земного пространства. Я знаю, у тебя есть власть над мертвыми!
- Я успела просмотреть и такой вариант, - сказала Дакини твердо. - Рам встречается с Рати уже на протяжении многих воплощений, и их кармы переплетены в причудливый узел. Этот узел возник очень давно, их души связаны взаимным испытанием. Рам является для Рати вечным искусом, она из воплощения в воплощение пытается нарушить планы провидения и связать его жизнь со своей.  И каждый раз он становится невольным виновником ее гибели. Из воплощения в воплощение она проклинает и не прощает его перед смертью – отсюда его непомерное чувство вины перед ней, подобную связь не может разорвать кто-то третий. Это ее испытание: однажды она должна простить и отпустить его, тогда их души будут свободны друг от друга, и узелки совместной кармы развяжутся. Только в этом случае они смогут идти дальше, не пересекаясь и не мучая друг друга. Извини, милая, но развязать узел, завязывающийся веками, я не в силах. Но даже если бы мне удалось отправить Рати туда, где положено быть душам умерших, Сома бы все равно забрала Рама в дальнейшем.
- Но почему, если он прекратит ее принимать?
- Это продлит его жизнь на год, максимум на два. Семечко Сомы проросло в его душе, он слишком долго принимал ее бесконтрольно. Теперь, даже если он прекратит ее принимать, цветок все равно распустится, его рост уже не погасить ничем, тогда душа не захочет больше возвращаться в тело, и тело умрет среди полного здоровья. В дальнейшем, в новом воплощении он родится очень способным к йоге и магии ребенком с судьбой великого эзотерика, это ему обеспечит Сома, которая способна раскручивать колесо Сансары… Но сейчас необратимо нарушено равновесие. И это не все, отныне он становится опасным для тебя, поскольку ты принимаешь Сому, хоть и не нарушаешь предписаний, и душа его это знает. Не случайно во время ваших последних мистерий он терял сознание сразу после нескольких глотков Сомы и не мог быть твоим Шактом. Его состояние заразно! Если бы во время мистерии у вас несколько раз произошла физическая близость, росток Сомы пророс бы и в тебе – и тогда твои дни были бы сочтены… Надо искать нового Шакта, дорогая, ваше дальнейшее супружество губительно для тебя.
Дурга покачала головой:
- Я не вижу мужчины, который достоин встать рядом со мной на место Рама.
- Брось, милая, то же ты когда-то говорила и о Сахадеве.
- Ну что ж, - словно не услышала ее замечания Дурга, - пусть прекратится наша тантрическая мистерия у алтаря Кали… Я хочу остаться с мужем, сколько бы ему ни уготовила судьба. Если он прекратит принимать Сому – ты сама говорила – на год-два он может рассчитывать.
- Но бутон Сомы уже проклюнулся в его душе, теперь он опасен для тебя, даже если прекратит принимать ее, а он не сможет прекратить ее принимать, иначе его сведет с ума и убьет Рати! Супружеские отношения между вами теперь невозможны, независимо от того, будет он принимать ее или нет.
- Хорошо, значит, я уйду вместе с ним, я не боюсь смерти!
Впервые в голосе Дакини прозвучал металл:
- Твоя жизнь не принадлежит тебе, она принадлежит Кали, и покуда ты не подготовила и не вырастила преемницу, ты не имеешь права уходить даже из соображений высокой любви. Ритуалы в храме нельзя останавливать надолго, помни, что этот храм – один из сосудов, расставленных по всей Индии, из которого пьют великие адепты нашей покинутой родины. Если влага иссякнет, они погибнут от жажды, и тогда во вселенной произойдут неслыханные беды! В тебе сейчас больше говорит человек, но человек не главная часть твоей истинной природы, помни, зачем ты сюда послана! Поэтому прекрати свои сентиментальные бредни, ищи достойного Шакта и подумай о преемнице, ты уже не девочка…
- А как же Рам?
- В качестве Шакта Рам – отработанный материал. Он может жить еще год-два, а может умереть прямо сегодня. Никто не знает, в какой день распустится цветок Сомы, который будет для Рама цветком смерти, можно определить лишь примерный срок.
- Так что же я должна сделать? – Дурга смотрела куда-то вдаль, ее лицо словно бы постарело на десять лет.
- Ты спрашиваешь? Когда ты поступила с Сахадевой так, как это предписывает устав храма, ты не спрашивала меня об этом! А ведь из твоих слов получается, что ты безумно любила его, как женщина и человеческое существо.
Дурга опустила голову:
- Тогда ты не рассказала мне всего… Я не знала, что он стал опасен для меня, а он вдруг совершенно неожиданно отказался быть моим супругом и выполнять тантрическую мистерию. Я решила, что здесь замешана женщина, и не справилась с ревностью. Уже в дальнейшем я успокаивала себя тем, что поступала так, как должна поступить жрица храма Кали-воительницы… Я подсыпала ему яд, за что казнила себя впоследствии долгие годы! Ни одна живая душа не знала об этом, и даже сейчас я не сказала об этом Раму. О том, что Сахадева начал принимать Сому бесконтрольно, я узнала уже после его смерти, но я считала, что он просто потерял мужскую силу…
- Если он потерял мужскую силу, то почему же ты решила, что у него есть любовница?
- Так я считала вначале, я думала, что он просто не желает делить со мной ложе из-за женщины, но когда после его смерти я узнала о Соме, я поняла, что женщина здесь ни при чем: именно Сома отняла его мужскую силу. Я совсем запуталась, я стала убийцей любимого человека…
- И тем не менее ты поступила правильно, хоть и не знала истинной причины, - со скрытым одобрением сказала Дакини, - я тебе не рассказала всего о Соме, потому что и так все произошло  как должно было быть – а с проблемой совести тебе предстояло справиться самой… Но Рам сильнее Сахадевы, не принимая Сомы, он какое-то время еще может быть твоим супругом, пока его не заберет цветок Сомы или Рати – тут все зависит от того, что он выберет. Я раскрыла перед тобой все карты, ты вольна выбирать… Это мое последнее слово, и поступай как знаешь!
Дакини встала из-за стола, давая понять, что разговор закончен.

Дальше последовал перебой кадра, уже знакомый Андрею, когда же он снова стал способен наблюдать дальнейшие события индийской истории, то так и не смог понять, сколько времени отделяло их от последней сцены: возможно, прошли дни, возможно, месяцы – по крайней мере, внешне Рам не изменился, а Дурга в этой сцене не участвовала, вернее, участвовала, но по-другому…
Почему-то Андрей сразу понял, что это последние часы Рама, хотя никаких внешних признаков агонии он не заметил. Рам находился то ли в глубоком обмороке, то ли в коме, но было ли его состояние связано с тем, что Дурга все-таки исполнила наказ Дакини и отравила мужа, либо цветок Сомы все же распустился – этого Андрей так и не узнал. Вскоре он стал свидетелем предсмертных видений Рама, и Андрей со странным удовлетворением отметил, что Рати, по крайней мере, в них не присутствует: очевидно, Рам все же сумел оторваться от нее с помощью Сомы, но это все равно стоило ему жизни.
Рам лежал в той же комнате, на тех же тигриных шкурах, но Дурги на этот раз поблизости не оказалось. Почему? Андрей так этого и не узнал, видимо, неким Силам было угодно, чтобы Андрей остался в неведении о последних днях или месяцах их отношений. Возможно, Дурга просто не знала о последнем, прощальном приступе Рама – у нее хватало своих дел… А может быть, его предсмертные видения все же оказались следствием яда, подсыпанного Дургой, и она не хотела видеть его смерть? Увы, это осталось тайной.
Итак, Андрей завис над неподвижно лежащим Рамом, но вскоре его состояние стороннего наблюдателя изменилось, его восприятие словно бы переместилось в мир предсмертных видений Рама, поэтому последние сцены Андрей наблюдал уже как бы будучи Рамом, почти утратив собственное самоощущение.
Он видел яркий, чрезвычайно живой сон, и сон был следующего содержания.
Рам находился в какой-то горной местности среди скал и заснеженных вершин. Уже долгое время он разыскивал свою супругу, тем не менее сознавая, что некие Высшие силы запретили их дальнейший союз, ставший для Дурги смертельно опасным. Но все же он мучался какой-то недосказанностью и хотел увидеть ее, чтобы попрощаться и сказать последнее «прости». Он бродил среди незнакомых ущелий, почему-то зная, что она скрывается именно там, но минуты складывались в часы, а Дургу найти не удавалось .
И вот, когда он совсем было отчаялся ее отыскать, из-за ближайшей скалы показалась фигура в черном плаще с капюшоном, скрывающим лицо, в которой Андрей без труда узнал Черного магистра. Черный человек сделал Раму жест, словно призывал следовать за собой, затем повернулся и быстро пошел по едва заметной тропинке, вьющейся среди серых неприступных скал. Рам последовал за своим провожатым, стараясь догнать его, но как ни старался, расстояние между ними не уменьшалось. Вскоре человек подошел к краю какого-то плато и исчез за скалой (Рам подумал, что эта сцена уже однажды происходила в его жизни, но где и когда, так и не смог вспомнить.) Рам приблизился к краю плато, чтобы посмотреть, куда делся его таинственный провожатый, и замер: внизу, в неглубоком ущелье он увидел белое сари своей супруги, которая стояла в задумчивости рядом с горным ручьем, бьющим прямо из скалы, и наполняла большой золотой сосуд прозрачной студеной водой.
С криком «подожди, не уходи!» Рам начал быстро спускаться в ущелье, и через несколько минут уже сжимал в объятиях свою словно бы замершую в оцепенении жену.
- Ты все же нашел меня, - сказала Дурга тихим, словно бы отрешенным голосом, - я знала, что ты все-таки найдешь меня. Мое сердце звало тебя с того горького дня, когда мы вынуждены были расстаться. Я была не в силах заглушить его крик, и ты его услышал… Но не целуй меня, пощади, нам запрещено, твои уста наполнены ядом, в мою грудь проникает смертоносный холод небесного цветка Сомы…
Но Рам, словно ничего не понимая и не слыша, целовал ее губы, глаза, шею, грудь.
- Последний раз, последний раз, - шептал он сбивчиво, - я не могу уйти просто так, не попрощавшись с тобой, еще один поцелуй, любимая, еще один!
И Дурга, словно забыв о чьем-то высоком запрете и о той смертельной опасности, которая заключалась для нее теперь в прикосновениях и ласках Рама, тоже как безумная начала осыпать Рама поцелуями, шепча:
- Ну хорошо, пусть – смерть, но с тобой вместе, в последнем поцелуе, наполненном сладким ядом. Разве можно убить Любовь? Мой Шакт! Мой супруг! Мой Шива!
Одежды упали к их ногам, и они рухнули на свежую изумрудную траву, росшую по берегам горного ручья. О, это была сладостная песнь двух искусных жрецов любви, их лебединая песнь. Казалось, энергия, излучаемая их телами, заполняет бальзамом окружающее пространство. Откуда-то из никуда раздалась хрустальная россыпь вины, вслед за которой полетела стремительная импровизация ситары, скользящая по неуловимым полутонам Полуденной раги… Казалось, еще мгновение, и снежные шапки горных пиков потекут сладким нектаром, и сам нежный Бог любви Кама спустится с розовых небес любовной неги и заберет с собой своих возлюбленных адептов…
Увы, произошло совсем другое. Неожиданно с резким криком Дурга высвободилась из объятий Рама и вскочила на ноги, словно услышала чей-то зов и мучительно пыталась определить, откуда он раздался. Вскочил на ноги и Рам, он снова обнял Дургу, пытаясь ее успокоить, но тут произошло то, что, конечно, могло произойти только в причудливом сне или в предсмертном бреду, хотя до этого все события выглядели достаточно реалистично. Дурга вдруг начала стремительно увеличиваться в размерах, и одновременно с самой материей ее тела стала происходить странная метаморфоза. Словно бы еще недавно мягкая и живая смуглая кожа ее начала тяжелеть, затвердевать, превращаться в серый камень скальной породы. Рам же, пытаясь ее как-то удержать, цеплялся за это стремительно растущее тело, в отчаянии выкрикивая в небеса сначала мольбы, потом проклятья… Он проклинал Богов за то, что они, неведомо за какие прегрешения, забирают его супругу, его возлюбленную, его Дургу… Вскоре он дотягивался ей только до колена, и в отчаянии колотил по нему кулаками, ногами, грыз скалу зубами.
- Отрекаюсь от вас, коварные Небожители! – кричал он в отчаянии. – Вы – бессердечны и лукавы! Уж лучше служить темным духам бездны, чем вам, те, по крайней мере, не лицемерны и не обещают райские кущи за верноподданичество!
Так изрыгал проклятья маленький пигмей, беснующийся у огромной ступни каменной статуи, устремившей взор куда-то за горизонт, то угрожая, то умоляя вернуть к жизни его супругу. А между тем что-то в окружающем пространстве вокруг этой нелепой сцены начало меняться.
Сначала воздух заполнился тончайшим звоном невидимых колоколец, затем над Рамом вспыхнуло огненное кольцо, и из его сердцевины вышли две величественные жрицы в блистающих белоснежных одеждах. Одна из них прикоснулась к груди Рама, и тут в ее ладонях соткалась из золотого света маленькая купель, в которой словно бы плавал спящий прелестный младенец, забавно двигая во сне ручками и ножками. Жрица прижала купель к сердцу и отошла на несколько шагов от Рама, затем к нему приблизилась другая, и в ее руках возник огромный алый цветок, напоминающий орхидею. Она протянула его Раму, и тот безропотно принял цветок из ее рук.
- Ты сделал выбор! – печально произнесла первая жрица. – Забираем у тебя младенца Истины и вручаем цветок Могущества.
С этими словами они вернулись в огненный круг, затем раздался звук, словно внутри круга что-то захлопнулось, и Рам понял, что и жрицы, и каменный истукан жены исчезли, а он стоит на пике горной вершины, среди вечных снегов, и сжимает в руках огромный огненный цветок. Рам, словно бы уже забывший о потере супруги, торжествующе поднял цветок над головой и тут же превратился в могучего горного орла, перья которого отливали огнем и металлом. Орел расправил огромные крылья, и полетел над горными вершинами, сотрясая воздух резким хищным кликом, напоминающим многократное «Кали, Кали, Кали!»
Еще мгновение, и Андрей снова очутился в комнате Рама, причем у него было странное ощущение, что он только что покинул тело. Он огляделся и увидел рядом с собой на шкурах распростертого, бездыханного Рама, и на его губах играла гордая, торжествующая улыбка… А впрочем, возможно, ему это только показалось, и улыбка была гримасой агонии. Андрей понял, что Рам только что скончался, а он сам – словно бы его бессмертная душа, только что оставившая тело.
«Почему я не вернулся в свое время? - подумал Андрей. – Ведь история Рама закончена, по крайней мере в этом воплощении».
Тем не менее у Андрея держалось стойкое ощущение, что он что-то еще должен здесь сделать. Он в недоумении прошелся по комнате, огляделся, и тут его внимание привлек небольшой хрустальный сосуд, до половины заполненный золотистой жидкостью, странно опалесцирующий изнутри.
«Сома, - догадался Андрей. - Она забрала Рама». – И тут вдруг он вспомнил о цели своего визита к Синь-камню, который вылился в цепь занятных приключений, благодаря чему он стал свидетелем печального конца истории про Рама и Дургу. Он ездил к Синь-камню для того, чтобы получить какую-нибудь информацию о Соме, хоть и не особенно в это верил, и получил ее самым неожиданным образом. Когда-то, пятьсот лет назад, Сома убила его, жившего на земле в облике индийского кшатрия Рама… А может, его все же убила Дурга? Но этого факта он не видел и не был в этом уверен. И Рати не могла забрать его, иначе предсмертные видения Рама носили бы совсем иной характер. И все же Андрей чувствовал, что должен что-то сделать, и действия его должны иметь отношение к Соме. Наверное, будь Андрей в обычном, «телесном» состоянии, после просмотра истории о Раме он шарахнулся бы от Сомы, как от ядовитой змеи, но в астрале его поступки обуславливались не столько здравым  рассудком, сколько неким, не всегда понятным наитием, поэтому Андрей решительно шагнул к шкафчику, где стоял сосуд (после смерти Рама он вновь видел и ощущал свое астральное тело), затем отыскал на груди заветный астральный медальон, подаренный Единственной. Его рука вместе с медальоном свободно прошла сквозь дверцу шкафчика, и, сам не понимая зачем, он приложил медальон к сосуду с Сомой. В то же мгновение медальону передался какой-то заряд, и он начал опалесцировать изнутри, как опалесцировала золотистая жидкость.
«Дело сделано, - почему-то прозвучало в сознании Андрея, - можно уходить».
В последний момент, когда Андрей уже чувствовал, что его затягивает могучий водоворот времени, он увидел, что в комнату Рама вбежала Дурга и с криком: «Я не успела, не успела, прости, любимый»! – упала на бездыханное тело своего мужа. Что именно она не успела, Андрей так и не узнал.




ГЛАВА 6

СОМА

Андрей очнулся на Синь-камне и долго не мог понять, где он и как сюда попал. К тому же все тело его ужасно закоченело, поэтому он несколько минут не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Когда  ему все же удалось вытянуть ноги, и остальные члены тоже начали двигаться, то еще около десяти минут ушло на восстановление кровообращения в конечностях, прежде чем он смог слезть с камня и взяться за разогревающие упражнения. Немного согревшись, Андрей начал оттирать лицо снегом, боясь, что отморозил нос и щеки (уши были прикрыты меховой шапкой), но, к счастью, все обошлось и кровообращение восстановилось. Андрей посмотрел на часы: он провел на камне около трех часов!
«Еще хорошо отделался, - подумал Андрей, - конечно, это не мороз – 2 - 3 градуса, но ветер с озера, и три часа полной неподвижности, наверняка, если бы не трансовое состояние, отморозил бы себе все на свете… Итак, что мы имеем от поездки? Очень любопытное астральное знакомство – как-никак, с самим гномьим патриархом познакомился, узнал, как водяные нехороших рыбаков пугают, а также досмотрел печальный конец ист вории моего предшественника в Индии. Ну, кажется, здесь больше делать нечего: Дьюрин небось еще долго в далеком своем прошлом путешествовать будет, к тому же, даже если бы я снова с ним на контакт вышел, вряд ли бы он что-то дополнительное о Соме смог  сообщить. Надо же, как все получилось! Ведь когда я в астрал вышел – совершенно забыл, зачем сюда приехал, а тем не менее, что нужно было о Соме узнать, мне показали – правда, несколько необычным образом. Другой вопрос, что теперь с этой информацией делать. По-моему, от главной цели я так же далек, как и раньше».
Андрей отправился назад к автовокзалу, ломая голову над тем, как воспользоваться полученной в астрале информацией, затем долго мерз на остановке – автобусы в зимний сезон ходили очень редко, и так ничего и не придумав, сел в полупустой Икарус. В вагоне он окончательно отогрелся, расслабился у окошка, и ход его мыслей принял более оптимистическую направленность.
«В конце концов, - думал Андрей, - отрицательный результат – тоже результат. Все, что произошло с Рамом в средневековой Индии, надо воспринимать, как предупреждение. Сома, оказывается, не менее опасна, чем сильнодействующий наркотик, ведь, похоже, именно она явилась причиной ранней гибели Рама – причем на фоне прекрасного здоровья. Или все же его Дурга отравила? Так и осталось неясным. Почему мне этот момент не показали? Ломай теперь голову! Правда, кого винить в этом – непонятно. Кто мне этот просмотр устраивает с отбором фрагментов, что я должен посмотреть, а что нет? Кто этот таинственный «худсовет»? И все же, как странно получается! Фауста его любимая замочила – правда, из самых высоких побуждений, в этом, как видно, высшее проявление любви: убить тело и спасти душу, правда, насколько она его душу спасла – неясно. А теперь и с Рамом похожая история, правда, не столь однозначная, но надо ее принимать, как весьма возможную версию: тоже его возлюбленная, и тоже из соображений высокой любви… Хотя нет, здесь – из соображений религиозного долга, Рам, с точки зрения Тантры, отработанным материалом оказался, хоть и не по своей вине, а опять же по вине одной из его женщин – вернее, ее души. Куда ни кинь – всюду клин, что ж, получается, и в моей нынешней жизни женщины такую же роковую роль играть будут? Кто же теперь меня укокошит? Эта самая девочка из сна, которую я скорее всего никогда не встречу, но которая и не встреченная в моей судьбе какую-то таинственную роль играет, или Лена, если вдруг ее душа решит меня к себе забрать? Или Лиана? Но она-то с какой  стати? Или  причина позже появится? А может, они все скопом»?
Андрей представил себе, как его, словно Юлия Цезаря группа заговорщиков, окружает небольшая толпа женщин: и те, что были, и те, что будут, и встреченные и не встреченные, и начинают по очереди всаживать кинжалы.
«Да, занятная картина получается, - подумал Андрей, - и главное, что касается меня, то все это совершенно незаслуженно. Я ведь и не женоненавистник, и не ловелас, поломавший жизни десяткам несчастных. Хотя, насколько я знаю, с ловеласами-то как раз ничего подобного не происходит. И еще одна существенная деталь прояснилась, как Фауст до такой жизни дошел, что с Мефистофелем контракт заключил. Выходит, он в прежнем воплощении, будучи Рамом, перед смертью от Бога отрекся и заявил, что был бы не прочь к дьяволу в услужение устроиться! Хотя его вполне можно понять, ведь Божий промысел для него очень жестоким оказался. И потом, эти две жрицы! Как они сказали: «Забираем ребенка истины и вручаем цветок могущества»! Значит вся его последующая жизнь в образе Фауста именно этим фактом продиктована: он выбор сделал. Как причудливо складывается узор судьбы! Получается, все предначертано, и уйти от нее никак нельзя. Вон, даже дьявол ничего не мог поделать, а уж он-то был полностью заинтересован, чтобы жизнь Фауста удалась, естественно, по его сценарию. Как он это тогда сказал: «Какую шахматную партию испортила!» Да, интересная поездка получилась! Вроде бы ничего не произошло, просто посидел на камне, а сколько любопытных вещей увидел и узнал! С другой стороны, в практическом смысле ничего эта поездка мне не дала. Хотя, собственно, непонятно, на что я рассчитывал. Конечно, о Соме я кое-что узнал, вернее, узнал, какую роль она сыграла в жизни Рама, но главный вопрос так и остался неразрешенным. А может, и в этом определенный смысл есть. Мне же ясно показали, какая это опасная штука, значит, и вопрос должен быть закрыт… хотя с чего это я решил, что  закрыт»?!
В этот момент Андрей вспомнил последнюю сцену в комнате Рама, в которой он принял непосредственное участие. Трудно сказать почему, но до сего момента эта сцена была напрочь им позабыта - и вдруг сейчас она всплыла перед ним, как живая: он прикладывает свой астральный медальон-ключ к сосуду с Сомой, и таинственная опалесценция переходит на медальон. Интересно, что это означает? Может, этим астральным событием можно как-то воспользоваться в реальной жизни? Ведь там ничего не бывает просто так, тут явный ключ к решению вопроса…
«Ты что, ненормальный! – раздался в голове Андрея возмущенный голос его здравомыслящего «Я». – Не понял, к чему привела Рама эта самая Сома! Тебе же ясно дали понять, что на этом вопросе надо поставить крест, иначе беда!»
«А, собственно, почему крест? – мгновенно отреагировала другая его половинка. – В конце концов, Рам не был каким-то наркоманом, он же принимал Сому в повышенной дозировке только потому, что спасался этим от некротической связи с Рати. Если бы не Рати, он пользовался бы так, как это в каноне Тантры расписано, и ничего бы с ним не произошло. Вон, Дурга принимала, не нарушая предписаний, и ничего с ней не произошло, и с Рамом все было в порядке десять лет, пока он в эту историю с некротической связью не вляпался! Значит, нельзя так однозначно эти события оценивать. С другой стороны, даже если ставить крест на Соме еще рано – мне-то от этого решения какая польза? Сома-то у меня от этого не появится… Хотя…»
Неожиданно в голове Андрея начал складываться любопытный план. В свое время Лиана видела, что Сома изготовлялась путем переноса энергии с одного носителя на другой – в данном случае, с заряженного вина на обычное, с помощью какого-то прибора. Но ведь он в астрале зарядил свой медальон без всякого прибора! А вдруг возможно перенести этот заряд из астрала на физический объект! В конце концов, почему нет? Ведь мы здесь имеем дело с особой, мистической энергией, можно сказать, энергией иного измерения. Значит, что для этого надо сделать? Выйти в астрал, причем смоделировать выход таким образом, чтобы оказаться в ближайшем к Энрофу отражении, минимально искаженном. В последнее время это ему удавалось не раз, вон он только что по Плещееву озеру с Дьюрином расхаживал, и мир почти не отличался от Энрофа. Или в здании Политбюро… Правда, оба раза в астрал ему помогали выйти могущественные духи… а вот самостоятельно… Хотя почему же, и самостоятельно было, когда он в астрале по универсаму разгуливал, тогда тоже мир не отличался от земного, правда, одновременно он наблюдал и астральные события. Но тогда и дома, и улица, и магазин казались точь-в-точь как в Энрофе. То есть, прецедент уже имелся. Значит надо подготовить бутылку белого сладкого вина – Сома была цвета белого вина и сладкая.  Затем следует попытаться выйти в астрал, в ближайшее отражение, так, чтобы в астрале тоже эта бутылка вина присутствовала, и зарядить ее медальоном – ну, а дальше видно будет, что из этого получится.
«По-моему, очень логично! – с гордостью оценил Андрей свой необычный план. – А если ничего не получится, я разве что-нибудь теряю? Зато прекрасный стимул для дальнейшей астральной работы. Ну, может, с первого раза в ближайшее отражение и не попаду, но если цель поставить – когда-нибудь удастся! А что дальше с Сомой делать? Да что голову ломать! Если удастся, тогда и  будем докапываться, как ее правильно использовать, чтобы бед не натворить».
Андрей очень ободрился, что у него появилась цель, и заметно повеселел, вот только долго не мог решить, говорить раньше времени о своем плане Лиане или не говорить. В конце концов он решил обезопасить себя на тот счет, если у него ничего не получится, и поставить Лиану в известность только в том случае, если удастся изготовить Сому, или когда он точно поймет, что все его попытки провалились, – может, она чем-то сможет помочь. Придя к этому выводу, Андрей успокоился и оставшееся до Москвы время продремал на мягком сидении.
Вернувшись домой, он сразу же позвонил Лиане, желая поделиться впечатлениями от поездки (он собирался рассказать только о поездке к камню и своих астральных путешествиях, но пока обойти вопрос о Соме). Обычно получалось так, что Лиана всегда брала трубку сама, словно чувствовала, что это звонит Андрей, но тут трубку неожиданно поднял ее муж и, не спрашивая, кто звонит, сообщил, что Лианы нет дома, она задержалась на работе, затем вежливо поинтересовался, что ей передать.
- Да нет, ничего, - смущенно забормотал Андрей, - это один больной звонит, она меня не знает, я лучше ей потом перезвоню. – И не дожидаясь ответа, повесил трубку.
«Не буду больше звонить, пусть сама дозванивается, - раздраженно подумал Андрей, словно Лиана перед ним виновата в том, что задержалась на работе. - Не надо, чтобы ее муж мой голос начал узнавать». – Решимость первых дней, когда он самоотверженно собирался обо всем поговорить с Толей, заметно ослабела, и он с внутренним облегчением спрятался за нежелание Лианы выяснять отношения с мужем до получения лаборатории. Впрочем, его эта ситуация вполне устраивала, хоть он и не отказался от идеи зарегистрировать свой брак с Лианой.
Ближе к вечеру на Андрея вдруг нахлынули поэтические строки: вдруг продолжила писаться поэма, которую, после того как он похвастался возлюбленной, как хорошо владеет темой и формой, словно отрезало более чем на месяц. Андрей увлекся работой, просидел до глубокой ночи и улегся спать без обычных медитаций, поскольку решил, что мистики на сегодня и так предостаточно.
«Завтра надо будет купить вина, - подумал он, засыпая, - когда следующий выход произойдет, Бог его знает, а вдруг завтра – надо быть готовым»…
Очевидно, астральных приключений на сегодня оказалось вполне достаточно, и он заснул обычным сном, с малозначимыми, не запоминающимися сновидениями.

В ближайшие два месяца в жизни Андрея не произошло сколько-нибудь значимых событий, если не считать того, что он закончил поэму, уволился со Скорой, восстановился в институте на второй семестр и два-три раза в неделю встречался с Лианой. Иногда они вместе ездили к тяжелым больным, которые сами не могли к ней приехать, и Лиана все чаще просила Андрея работать вместо себя, когда дело касалось рутинных правок, чисток и запиток. Сама она больше занималась диагностикой, которая шла у нее на порядок лучше, чем у Андрея. Вместе у них получался неплохой результат, больные Лианы были, как правило, людьми состоятельными, и у Андрея появились лишние деньги. Со своими многочисленными друзьями она по-прежнему не спешила знакомить его уже по известной причине, и только пару раз они ходили в гости к Валере Абрамову, причем вела Лиана себя так, словно и не скрывала своих отношений с Андреем, хотя Валера давно и близко знал Анатолия: очевидно, он был единственным человеком, которому она доверяла полностью. Их интимные отношения не то чтобы зашли в тупик, но упорядочились и утратили былую остроту, и ничего похожего на Тантру больше не возникало. Видения – по крайней мере, в присутствии Андрея, все это время Лиану тоже не посещали, зато полностью прекратились приступы: жизненная сила ее росла день ото дня, и она уже не выглядела тем хрупким цветком, который вот-вот безвозвратно угаснет. Это Андрея радовало, но с другой стороны, из жизни ушла сказка, которой были наполнены первые недели знакомства с Лианой. Отношения у них стали слишком обычными, слишком как у всех, и, хотя внешне ничто не омрачало их любовь, Андрей хорошо понимал: если в его жизнь не вернется Божественная мистерия, их совместная жизнь обречена на медленное угасание и рутину, независимо от того, поженятся они, или нет. Оставалось только одно – изготовление Сомы, и у Андрея был план, как это осуществить, – но последние два месяца, как назло, выйти в астрал, да еще для выполнения определенной миссии, ему не удавалось, очевидно, во время своей поездки к Синь-камню он истратил слишком много энергии.
Но всякая передышка, даже нежелательная, когда-то заканчивается, и однажды, в конце апреля, незадолго до того времени, когда Лиана рассчитывала получить лабораторию, произошло дальнейшее развитие событий.
В этот день не произошло ничего интересного, казалось, и ночь будет такая же спокойная, полная неясных отрывочных снов, от которых поутру в памяти остается 2 - 3 причудливых фрагмента либо ощущение, что «видел да забыл». Но неким силам было угодно, чтобы мистические события в жизни нашего героя на этом не закончились, и в эту ночь Андрей проснулся около 2 часов от чувства томления в нижней части живота и ногах, сопровождающегося вибрацией. Андрей уже давно окрестил эти состояния «ломкой», хотя наркотики и не употреблял, но по разговорам с некоторыми наркоманами, которых ему немало пришлось навещать во время своей работы на «Скорой», он мог судить, что состояние, возникающее перед выходом в астрал, чем-то напоминает абстиненцию, правда, не сопровождающуюся болезненным желанием принять дозу.
«Так, - подумал Андрей, когда первая волна сонливости прошла, - кажется, будет выход, надо к этому подготовиться. Будем в астрале работать, а не бессмысленно блуждать».
Он сел на пол и уткнулся лицом в постель (лежать во время ломки было невыносимо) и постарался собрать разбегающиеся сонные мысли.
«Надо обязательно выйти в ближайшее к Энрофу отражение, - думал Андрей. - Но как это можно запрограммировать, доселе все происходило само по себе, и я ничего не мог изменить. А ведь у меня всегда получается по закону подлости: если задумал что-нибудь, то произойдет это с точностью до наоборот, особенно когда конкретно не знаешь, что надо сделать. Стоп… почему не знаю? Когда я выходил в ближайшее к Энрофу отражение без помощи всяких астральных сущностей, то у меня работала Анахата, а не Манипура, как обычно. Сейчас у меня открывается Манипура, значит надо энергию выше поднять». Он сел на пол в позу лотоса и попытался протолкнуть вверх по позвоночнику звенящий, вибрирующий сгусток. Вначале у него ничего не получалось, но минут через двадцать он заметил, что ощущение вроде бы стало очень медленно подниматься вверх, и вместе с этим заметно усилился звон в ушах. Примерно через полчаса вибрация переместилась в область груди, а ломка перешла на руки.
Убедившись, что ощущения стали устойчивыми, Андрей отправился под душ, поскольку лежать было невыносимо. Когда под теплыми струями душа тело успокоилось, Андрей снова лег в постель и дождался знакомого ощущения маятника, а когда оно достигло максимума, он привычно вытолкнул свое «Я» из тела и в ту же минуту оказался внизу, рядом с темной массой кровати.
«Ну, с Богом! – подумал Андрей, поднимаясь на ноги. - Давление не ощущается – хороший признак».
Он оглядел комнату – она была погружена в полумрак, и на первый взгляд ничем, кроме особой астральной освещенности от его обычной комнаты не отличалась, и пространственное ее восприятие не казалось искаженным, как обычно. Андрей тревожно глянул на кровать, и сердце его (или что там вместо сердца находилось в астральном теле) екнуло. На кровати он увидел самого себя, и это была не некая фигура, с головой укрытая одеялом, либо с торчащей из-под него карликовой головкой, напоминающей кукольную, к тому же не возникало и привычных в астрале аберраций зрения. Он видел свое тело так, как видел бы чье-то чужое в глубоких сумерках, и наклонившись к подушке, достаточно неплохо сумел разобрать в лице лежащего свои собственные черты.
«Вот это здорово, - подумал Андрей, - все, как по Кастанеде! Значит, выход должен быть интересным… Так я же сегодня не просто так из тела вышел, и не для того, чтобы самого себя разглядывать, кажется, я что-то хотел сделать…» –  и снова, как тогда у Синь-камня, Андрей понял, что забыл, какое, собственно, действие он собирался выполнить в астрале, но хорошо помнил, что это что-то  очень важное, жизненно необходимое, иначе сегодняшний выход в астрал теряет всякий смысл.
«Проклятая память! – разозлился на себя Андрей. – Ведь прекрасно помню, кто я, что со мной раньше происходило, а самое главное забыл! Ведь именно для этого астральный выход планировал! Кто же мне стер это»?
Он уселся рядом с кроватью, пытаясь сосредоточиться, но мысли разбегались, и ему припомнилось, как несколько лет назад он также сидел рядом с кроватью после выхода в астрал, и как в комнату явилась какая-то астральная сущность в облике его классной руководительницы, и потребовала ключ… Стоп, ключ… это медальон, который после выхода в астрал должен висеть у него на шее. Андрей скосил глаза и действительно увидел медальон. Тут он смутно припомнил, что должен приложить этот медальон к чему-то в комнате. Он встал и начал осматривать комнату, в надежде увидеть нечто, к чему он должен приложить медальон, что позволит вспомнить ему задание. Но было темно, и отдельные мелкие предметы, кроме мебели, не удавалось разглядеть. Он решил обойти комнату и рассмотреть все находящиеся там предметы, будучи уверенным, что нужный обязательно находится здесь. Но предметы можно было разглядеть только с близкого расстояния из-за полутьмы, а включить свет в астрале было невозможно. Андрей начал тщательно изучать комнату метр за метром, и когда проходил мимо старинного зеркала, глянул в его слегка опалесцирующую поверхность, сразу же увидев свое отражение, что было бы совершенно неизбежным, если бы он рассматривал себя в Энрофе. Тут он припомнил, что в астрале уже несколько раз подходил к зеркалу, и отражение свое видел всего один раз, причем это отражение оказалось старше его лет на десять, и было непонятно, отражает ли зеркало его астральный облик или являет из своих магических глубин нечто свое, самостоятельное и символическое. Андрей, который вначале отошел от зеркала, вновь вернулся к нему и начал разглядывать свое отражение. Да, действительно это был не совсем он, то есть он, но старше лет на 6 - 7. И еще, на шее отражения он не увидел астрального медальона, который возник сразу же после выхода в астрал.
«Чего мне этим хотят показать? – подумал Андрей. – Некий условный возраст моей души, или еще что-то? И почему в одних случаях в астрале я себя вижу, а в других – нет?»
Андрей дотронулся пальцем до зеркала, и, естественно, до пальца своего отражения и ощутил некую преграду, причем он знал: если надавить посильнее, то рука пройдет сквозь зеркало, ощущая мягкую, легко поддающуюся преграду, но делать этого не стал, а наоборот, стал медленно отводить палец от зеркала и вдруг понял, что происходит что-то не то. Из плоскости зеркала следом за его пальцем потянулся точно такой же, затем показалась кисть, и  по мере того, как Андрей отводил руку от  зеркала все дальше и дальше, рука постепенно вылезла полностью, один к одному повторяя его астральную руку. Весьма встревожившись, Андрей снова приставил палец к зеркалу, и отражение, повторяя его движение, вернулось в родное лоно, попробовал быстро отдернуть руку – отражение вновь потянулось за ней.
«Ну и что теперь делать? – растерянно подумал Андрей. – Так и торчать перед зеркалом, пока выход не закончится? А если отойти от него, получается, я свое отражение из зеркала вытащу. И что я стану с ним делать? Черт меня дернул зеркала касаться! Но кто думал, что такая хреновина может произойти».
Некоторое время Андрей пытался оторвать палец от непрошеного двойника, но все его движения и встряхивания повторялись, и ничего путного из этой затеи не вышло.
«Ладно, - подумал Андрей. - В конце концов, мало ли со мной в астрале неожиданностей происходило! Придется моего двойника из зеркала вытаскивать, а там посмотрим, что с ним делать, нельзя же все время выхода у зеркала проторчать. Можно, конечно, и за зеркало уйти, но тогда я наверняка в иной слой астрала попаду, а мне ведь что-то в комнате найти надо! В конце концов, это можно и в нынешнем статусе сделать, а потом уж придумывать радикальный способ, как от него отделываться. Может, надо будет из окна выпрыгнуть, это обычно ситуацию коренным образом меняет».
  Он решительно отошел от зеркала, и его зеркальный двойник выплыл оттуда вслед за ним. Но Андрей напрасно беспокоился, что придется таскать за собой по комнате это безобразие. Как только фигура полностью вышла из зеркала, она тотчас же освободила палец Андрея и перестала повторять его движения. Теперь он выглядел вполне самостоятельным дублем, хотя назвать его полным дублем было нельзя, поскольку он казался заметно старше Андрея и не имел на шее медальона. Мало того, дубль был явно сознательный, он смерил Андрея странным взглядом, полным сожаления, затем огляделся вокруг и стал напротив серванта, почти вплотную к нему, словно пытаясь что-то заслонить спиной. Это показалось Андрею подозрительным, и он рванулся в ту же сторону, намереваясь рассмотреть, что же хочет скрыть от него этот странный субъект, неожиданно обретший собственное бытие. Он успел рассмотреть, что дубль пытается закрыть собой стеклянную дверцу серванта, за которой у Андрея хранились всякие питейные принадлежности: рюмки, стопки, хрусталь, графин с вином… С вином! Тут Андрей вспомнил, что именно он собирался осуществить в астрале: он должен превратить вино в Сому – по крайней мере, по его расчетам. Приложить заряженный астральный медальон к графину с вином. Но этот тип явно пытался ему помешать, причем достаточно неуклюже, поскольку сам заметно упростил поиски Андрея тем, что привлек его внимание к серванту с графином.
«Лучше бы,  наоборот, отвел меня куда-нибудь в сторону, - внутренне усмехнулся Андрей, явно не проявляя уважения к своему двойнику, - как-нибудь постарался бы отвлечь мое внимание, может быть, даже позвал в окно выпрыгнуть, вместе пройтись, тем более я всегда, когда в астрале в комнате оказываюсь, стараюсь как можно быстрее из нее выбраться»!
- Растерялся я, - неожиданно отреагировал на его мысли двойник, - теперь сам вижу, что по-дурацки поступил. Всегда в критической ситуации поступаю именно так, как не надо поступать.
- Так ты говорящий? – удивился Андрей. – Ну и кто же ты такой?
- А ты что, сам не видишь? – пожал плечами дубль. – Я – это ты, а вернее, твоя противоположность, твой оппонент. В физическом теле мы с тобой рядышком находимся, хоть, мягко выражаясь, особой симпатии друг к другу не испытываем, и часто с тобой дискутируем, выражая диаметрально противоположные взгляды. И очень хорошо, что, находясь в едином теле, подраться не можем, а то бы давно друг друга покалечили. Ты даже недавно картинку такую представил, как два твоих «Я» друг друга колошматят…
- Ах, ты и есть мой мучитель?! – Андрей смерил своего двойника оценивающим взглядом. – А впрочем, ты и соврешь – недорого возьмешь, в астрале кто угодно кем угодно прикинуться может. Кого я только здесь не встречал: и свою классную руководительницу, и школьных приятелей, а на поверку все оказались какими-то астральными шестерками. Почем я знаю, может, ты – новая, усовершенствованная лярва.
Дубль медленно покачал головой.
- Нет, дружок, я не лярва и не астральная шестерка – и ты это прекрасно знаешь – просто хочешь меня, то есть другую часть себя, лишний раз уколоть! Ты же давно на меня зуб имеешь, и в наших спорах последнее слово, как правило, за мной оказывается. Правда, поступаешь ты обычно с точностью до наоборот, только чтобы мне досадить: понимаешь, что будет хуже, но поступаешь по принципу «ну и пусть мне будет хуже»! Ну что ж, воля твоя, ты – действующее начало, я пассивное, рассуждающее, вон, в самостоятельном виде плохо понимаю, что делаю, сам тебя на этот графин навел…
- Ну, навел, - нетерпеливо перебил его Андрей, - ну и спасибо, единственный раз полезную вещь сделал, теперь я по крайней мере знаю, что надо дальше делать! Тем более, раз ты мешаешь, значит, что-то интересное должно получиться.
- Послушай меня, дружок, - серьезно сказал дубль, - послушай хотя бы раз. Не делай того, что задумал, ничего хорошего из этого не получится, только беды на себя навлечешь. Ты хочешь для своей прихоти вызвать очень серьезные, чуждые тебе силы, которые существуют по иным законам, чем ты, и последствия могут быть самые непредсказуемые. Ты собираешься выпустить духа из бутылки, и этот дух если и не уничтожит тебя, то наверняка покалечит!
- Откуда такая информированность? Если ты – это я, то знать ты этого не можешь, и вообще не можешь знать больше, чем знаю я.
- Ты прав, наверняка я знать не могу, но ведь существуют законы кармы, законы равновесия, мне кажется, что своим необдуманным поступком ты можешь нарушить равновесие. Естественно, информации у меня не больше, чем у тебя, но я – сдерживающее, разумное начало. В конце концов, вспомни, что произошло с Рамом, твоя нынешняя ситуация – это отдаленные круги на воде тех событий, и то, что тебе показали историю Рама, – это предупреждение.
- А мне кажется, историю эту мне показали для того, чтобы я смог энергетический заряд Сомы перенести в настоящее. Ты же прекрасно знаешь: мои отношения с Лианой тихонечко заходят в тупик, но у меня появился шанс вытащить нас из этого тупика, и я этим шансом воспользуюсь, что бы ты тут мне ни говорил. Если бы я поступал согласно твоим рекомендациям, я бы и шага по земле не сделал: а вдруг кирпич на голову упадет!
- Ты утрируешь, дружок! – покачал головой дубль. – Никогда я подобные мысли тебе не внушал, я всего лишь пытался воззвать тебя к здравому смыслу.
- Да что ты заладил «дружок, дружок»! Я что тебе, собачка, что ли? Отойди, я поставил себе цель зарядить вино, и я это сделаю!
Андрей двинулся на двойника, и постарался оттолкнуть его в сторону, но двойник стоял крепко.
- Ну что ж, - усмехнулся он криво, - ты хотел посмотреть, как твои два «Я» дубасят друг друга – имеешь возможность это увидеть, а вернее, принять участие в качестве одного из «Я». Так просто я тебя к графину не подпущу!
С этими словами дубль облекся сияющим ореолом, и в следующее мгновение перед Андреем стоял рыцарь, облаченный в белые доспехи, а в грудь его был направлен сияющий клинок меча.
- Это ты у Варфуши научился? – усмехнулся Андрей. – Тот тоже в рыцаря превращался, и тоже в белых доспехах. Ну что ж, если ты в белых, я, как антипод, должен быть в черных! Ладно, сам напросился!
Андрей представил себя черным рыцарем, и в то же мгновение тело его облекли рыцарские доспехи, а в руках засиял рубиново-красный меч. Он сделал первый искусный выпад, словно умение владеть мечом было для него совершенно естественным, но и белый рыцарь оказался не промах, с тем же искусством парировал удар. Некоторое время они отчаянно рубились на мечах, но силы, как видно, оказались равны, и ни та, ни другая сторона не могла взять верх. Мечи со звоном скрещивались, в разные стороны летели искры, и со стороны эта схватка должна была, наверно, выглядеть очень впечатляющей, но, увы, каждый из соперников заранее предвидел действия другого и тут же принимал контрмеры: ни одна из сторон не могла одолеть другую. Сообразив, что дальше продолжать бой в том же духе бессмысленно, Андрей превратился в лихого ковбоя, в руке его полыхнул Смит и Вессон, но противник уже оказался индейцем и начал обстреливать его из короткоствольного винчестера. Какое-то время противники лихо укрывались за столами и креслами, совершали нырки, одновременно отстреливаясь по-македонски, но, увы, и эта дуэль не принесла успеха ни той, ни другой стороне. Затем они обстреливали друг друга из бластеров, облачась в космические скафандры – и снова безрезультатно, затем, вернувшись на несколько столетий назад, сражались на катанах в обликах самурая и коварного ниньзя, причем черным ниньзя был именно Андрей номер 1.
Проиллюстрировав таким образом самые разнообразные исторические и фантастические боевики, соперники выдохлись и приостановились, видя, что этот дурацкий поединок затянулся и не привел ни к какому результату, вернее, в выигрыше остался дубль Андрея, поскольку он, хоть и не нанес противнику видимого ущерба, однако не пропустил к графину с вином.
- Бесполезно, - усмехнулся дубль, - я все твои увертки и финты наперед вижу. Правда, и ты видишь, но у меня преимущество: тебе надо меня уничтожить, а мне – всего лишь к графину не подпустить, так что ничего у тебя не получится! Так мы потихоньку энергию «выхода» израсходуем, и вернешься, как миленький, в наше тело, несолоно хлебавши.
- Ну, может оно и к лучшему, - примирительно сказал Андрей, - я как-то не подумал, а ведь не известно, что бы со мной произошло, если бы я тебя зарубил! Мы ведь, как-никак – две половинки единого целого. Интересно, где это ты и я так рубиться научились, я ведь в реальной жизни и меч-то в руках не держал!
- Думаю, от Рама, - сказал дубль, - мы же его прямое продолжение. В астрале, наверное, должен навык остаться.
- А стрелять из револьвера и винтовки – тоже от Рама?
- Ну, ведь были и другие воплощения, мы же не все знаем.
Двойники некоторое время молчали, очевидно, не представляя, что делать дальше.
- Жалко мне тебя, - наконец промолвил Андрей с сожалением.
- А чего меня жалеть, - удивился дубль, - ты себя пожалей!
- Себя, ясно, тоже жалко, - горько усмехнулся Андрей, - уж чем-чем, а жалостью к себе я никогда обделен не был. Только ведь, когда настанет время в тело возвращаться, то вернемся-то мы с тобой вместе, и страдать обоим придется оттого, что такую уникальную возможность упустили - в жизнь сказку вернуть – и именно по твоей вине. Я что, эксперимент с Сомой решил затеять оттого, что с жиру бесился? Нет, от тоски моей вечной, от утраты идеалов, от потери ориентиров! Когда все с Лианой начиналось – так замечательно, так мистериально было, так, мне казалось, я ее любил! Думал: наконец-то в мою жизнь детское Несбыточное вошло. И что теперь? Всего полгода миновало, и где эти чувства, где эта сказка, где это Несбыточное? Уж если я с такой женщиной не могу счастье найти, то с кем вообще могу?! И вот у меня появился шанс все вернуть, ведь, если невозможно счастье на земле, то, может быть, возможно там, куда нас Тантра унесет. А Тантра, как видишь, без Сомы – сплошной самообман… Горько мне от твоей, а по сути дела – моей тупости и трусости, это твое вечное «как бы чего не вышло»… Ладно, закончим наш диспут, ты ведь все равно на поступок не способен, все будешь прикидывать, высчитывать вероятность негативных последствий.
- Это почему же я не способен? Ты только что, по-моему, убедился, что очень даже способен.
- Если ты имеешь в виду свое боевое искусство, то это ты всего лишь меня повторял, как обезьяна!
- А может, ты меня?
- А вот это – фиг тебе, я же здесь главное лицо, а ты – всего лишь мой слепок!
- Это с чего ты взял, а может, наоборот!
- Да хотя бы с того, - усмехнулся Андрей, - что, во-первых, ты отражение мое в зеркале, а во-вторых, у меня медальон астральный на шее, а у тебя – нет, а это, как-никак – символ власти. Недаром в астрале его все забрать пытаются.
Этот аргумент, казалось, подействовал на дубля, и он сразу не нашелся что ответить.
- Ну, тут ты, возможно, и прав, - промямлил он, с завистью глянув на медальон Андрея.
- Послушай, - вдруг решительно сказал Андрей, - сделай хоть какой-то поступок в своей жизни. Ну, не хочешь пустить к графину меня, сделай это сам, заряди Сому, а медальон потом можешь себе оставить, мне, в конце концов, все равно, кто это сделает. Не враг же ты мне, а вернее самому себе, мы же потом, когда обратно вернемся, еще больше ненавидеть друг друга будем – кому от этого польза, не тебе же!
- Ты думаешь? – наконец начал сдавать свои позиции дубль. – Конечно, если ты его мне оставишь, может, и стоит попробовать… а если ничего не выйдет?
- Не выйдет, так не выйдет, что ж поделаешь, по крайней мере никто из нас в этом виноват не будет, а значит, и винить некого – по крайней мере избежим дополнительного внутреннего конфликта.
- Ладно, давай медальон, - решительно сказал дубль, - по крайней мере я тебя предупреждал о последствиях, а там, если что нехорошее произойдет, – вини сам себя!
Андрей передал своему двойнику медальон, тот недоверчиво его осмотрел, затем шагнул к серванту, прошил рукой его стекло и приложил к хрустальному графину с вином. В тот же момент свечение перешло с медальона на вино, и оно засияло мягким опалесцирующим светом. Одновременно из горлышка графина ударил тонкий розовый луч, наподобие луча лазера, и Андрей увидел через неожиданно ставший прозрачным потолок, что луч устремился куда-то ввысь, в бесконечность, сквозь черное астральное небо, которое на самом деле было перемычкой между мирами. Луч пронзил эту перемычку, и в месте пробоя вокруг луча завихрились астральные туманности.
«Кажется, получилось, - подумал Андрей, как зачарованный глядя на луч, - а все же лучше, если бы я сам вино зарядил. Астральный-то медальон у этого…. А ведь он в дальнейшем мог бы и пригодиться… может, забрать?»
Но забирать было не у кого: дубль исчез вместе с медальоном, и нигде в комнате его не оказалось.
«Так, что бы это значило? – вдруг обеспокоился Андрей, хотя еще совсем недавно жаждал уничтожить своего дубля. Он внимательно оглядел комнату, рассчитывая, что двойник где-нибудь спрятался, уловив подлую мысль Андрея отобрать у него медальон. Но в комнате, похоже, никто не прятался. – Может он в зеркало вернулся?» – Андрей бросился к зеркалу, но, увы, на этот раз серебристая поверхность не отражала ничего, и только по ее поверхности расходились круги, словно внутри прятался какой-то источник пульсации.
«А в конце концов, – рассердился на себя Андрей, - чего я так обеспокоился! Мало ли куда в астрале он подеваться мог, тем более я его вообще в персонифицированном виде первый раз вижу. Даже если он и развеялся, может, это и к лучшему, может, это означает, что я от мучительных диалогов с самим собой избавляюсь! Жалко, конечно, что астральный талисман пропал, он меня не раз выручал, но один-то раз я его уже терял, а потом ничего, вернул… А интересно, если бы я сам медальон к графину приложил, тогда что, я бы исчез, а этот остался? Да, занятная ситуация».
Андрей решил, что, пожалуй, все же стоит поискать дубля в пространстве за зеркалом, он шагнул в его поверхность, но тут же обрушился в какую-то воронку, и очнулся на кровати в своем физическом теле, а буквально через несколько минут прозвенел будильник. Нужно было отправляться в институт. Уже собираясь выходить из дома, он вдруг вспомнил, что не выяснил самого главного, бросился к серванту и вытащил графин с вином: его сердце тревожно и радостно забилось – вино изменило оттенок и слегка опалесцировало, словно опал на просвет. Андрей понял: все, что произошло ночью, – не причудливый сон, но самая настоящая реальность. И еще, - он смутно ощущал, что переступил какую-то грань, и жизнь его дальше будет развиваться по несколько иному сценарию. Он попытался проанализировать свое ощущение, пытался настроиться на картинки, которые бы хоть как-то намекнули на его будущее, но ничего не получилось, ясновидение всегда было сидхой, которая давалась ему хуже всего.
Уже в метро Андрей привычно начал раздумывать над случившимся и с удивлением отметил, что сам процесс его мышления несколько изменился. Если раньше это было что-то вроде диалога и спора с самим собой, иногда достаточно мучительного, но часто приводящего к интересным и неожиданным мыслям, то теперь ход мысли утратил форму диалога и стал довольно вялым.
«Интересно, - подумал Андрей. - Выходит, этот мой внутренний оппонент действительно назад не вернулся. Выходит, я часть самого себя потерял! А впрочем, не стоит переживать, крыша вроде на месте осталась, никаких признаков сумасшествия не наблюдается, а если так, то и переживать нечего, в конце концов, эти заумные беседы с самим собой только нервную систему расшатывают, это, скорее, я раньше шизиком был, насколько помню, симптом раздвоенности - это что-то из психиатрии. Так что теперь я обрел целостность самого себя! – заключил Андрей, и никто не возразил на этот вывод. – Да и потом, - вспомнил он Кастанеду, - одно из важнейших практик магии – это остановка внутреннего диалога, это же одно из важнейших условий высвобождения Нагваля! Так что сегодня ночью я важный шаг сделал, мне же теперь будет гораздо проще осваивать медитацию безмыслия!»
После занятий он заехал к одному из пациентов Лианы (в последнее время она многих своих больных спихнула на Андрея), а вернувшись домой под вечер и пообедав, вытащил из серванта графин и начал его внимательно разглядывать. Впервые ему удалось осуществить маленькое чудо: все, что с ним происходило раньше,  всякие необычные феномены касались иной плоскости жизни – астральной, – это была отдельная реальность, практически не пересекающаяся с физической. То есть, конечно, изредка эти плоскости пересекались, взять хотя бы спиритический сеанс на дне рождения Леночки или трускавецкую историю, когда он встретил наяву девочку из сна. Да, пересечения припоминались, но самопроизвольные и независимые от действий Андрея, и даже астральные выходы, которые он давно перестал воспринимать как чудо, происходили сами по себе, и единственное, в чем состояла задача его воли, – это слегка подтолкнуть комочек самосознания в момент раскачки внутренних качелей. Причем и это было необязательно, поскольку выход осуществился бы и без этого, но немного позднее. А тут он впервые произвел что-то сам, переместил астральную реальность в реальность физическую: вон как забавно вино опалесцирует, никогда такого необычного свечения не видел. Даже если эта штука и не будет действовать, все равно то, что он сделал, – настоящая магия! А впрочем, должна действовать, не может быть, чтобы все это закончилось никак, и единственный способ проверить – это попробовать вино, которое теперь можно называть «Сомой». Конечно, эту Сому он изготовил для Тантры, он должен ее принимать совместно с Лианой, но Лиана уехала в очередную командировку в Ижевск и должна была вернуться не ранее чем через неделю. Скоро открывалась ее лаборатория, она моталась по всем аналогичным центрам и завязывала необходимые контакты, а Андрею не терпелось испытать магический напиток как можно скорее.
«Попробую-ка его сам, - подумал Андрей, - в конце концов, Рам его принимал и в одиночестве и говорил об удивительном эффекте. Не думаю, что от одного раза что-то непоправимое произойдет! А вдруг эта штука вообще не действует,  зачем тогда Лиане голову морочить – только себя дураком выставлять. Интересно, сколько этой Сомы выпить надо для необходимого эффекта, ведь не целый же графин! Когда я мистерию Тантры наблюдал, они буквально по нескольку глотков делали».
Андрей решительно достал фужер для шампанского и наполнил его желтоватой, опалесцирующей жидкостью.
«Буду пить небольшими глотками, постепенно, и наблюдать за эффектом, - подумал Андрей. - А то еще, мало ли, передозировка получится».
Он отхлебнул из бокала; на вкус это было самое обычное полусладкое вино, и никакого эффекта Андрей не почувствовал. «Надо еще», - подумал он разочарованно и сделал пару больших глотков. В течение получаса ничего особенного не произошло, он ожидал какого-то эффекта, близкого к наркотическому, тем более, имел этот опыт в подростковом возрасте, когда несколько раз курил марихуану. Нет, ничего похожего не возникало, обычное едва заметное опьянение от небольшого количества  легкого вина. Андрей допил весь фужер и решил подождать, может, эффект придет позже, и он не ошибся. Когда через полчаса он захотел встать с дивана, чтобы убрать графин и фужер, то произошел очень странный феномен: как только в его сознании появилась автоматическая программа встать, он тут же обнаружил себя стоящим рядом с диваном, словно бы его подбросила какая-то сила, а необходимые мышцы – и самое главное, его осознанный контроль над мышцами - в этом процессе не приняли участия. Удивленный Андрей протянул руку к графину, и она поднялась, словно бы ей управляла какая-то сила извне – а впрочем, эта сила исполняла то, что собиралось осуществить его сознание – и он, удивляясь странному способу движения и действия, без труда убрал графин и фужер в сервант. Сознание его было при этом совершенно ясное, обостренное, и даже то легкое алкогольное опьянение, которое он чувствовал вначале, полностью исчезло, но и наркотическое опьянение это не напоминало: держалось чувство, что он буквально может свернуть горы и перепрыгнуть через многоэтажный дом.
«Вот это да! – в восторге подумал Андрей. – Действует, да еще как! Только, похоже, я перебрал для первого раза, а то чувство, как у Ильи Муромца, который поначалу слишком много чудесной водицы испил: если бы одной рукой за небо держаться, а в землю вбить крюк, то за этот крюк землю-матушку перевернуть смогу».
Тем не менее первая тревога, что эта сила, двигающая его тело вместо мышц, может ненароком всю мебель переломать, прошла, он понял, что хорошо контролирует эту силу и может совершать достаточно тонкие движения, словно в своем обычном состоянии. Чтобы проверить, действительно ли адекватно его ощущение собственных возможностей, он снял со стены над дверью подкову, которая висела у него «на счастье», и безо всякого усилия поломал ее, хотя раньше не мог ее даже слегка согнуть.
«Ну вот, - не без иронии подумал Андрей. - Счастье свое сломал! Ну да ладно, Бог с ним, с этим, другое, не хуже, найдем… Странное чувство, словно вокруг меня какой-то невидимый скафандр, который обладает собственной мышечной системой. Как робот, но только я внутри, а он снаружи, и слушается моих команд, а моему телу приходится повторять его движения. Только бы он из-под контроля не вышел, а то ведь бед натворит. Странно, а ведь в последней сцене с Рамом ничего подобного с ним не происходило… Хотя, может, и происходило, только мне эти моменты не показывали, я ведь его видел через много часов после приема Сомы, может, поначалу было как и у меня. Ну ладно, действие это рано или поздно закончится, надо за это время успеть попробовать свои возможности».
Андрей начал осторожно исследовать возможности нового передвижения и обнаружил, что может совершать какие-то странные прыжки; то есть достаточно ему было мысленно наметить точку, к которой он хотел оказаться, и сделать мысленное усилие, как тело его словно бы притягивала эта точка, и он совершал туда прыжок, причем словно бы нарушая законы притяжения: его туда переносила незримая сила. В последнем эксперименте он из кухни ухитрился перепрыгнуть на свою кровать в комнате (до этого он совершал только прямолинейные прыжки), и его словно бы перетянул туда какой-то невидимый трос, прикрепленный к кровати, причем он плавно обогнул угол коридора и вписался в проем кровати, изменив в прыжке направление на 90 градусов. Большего восторга он в своей жизни не испытывал: что все его астральные выходы, где он, казалось бы, осуществлял и более сложные трюки, но в астрале это были совершенно естественные действия - здесь их мог выполнить любой. И вот, наконец, он совершает вполне видимые эффекты: это можно наблюдать, это можно фиксировать на пленку. Андрей представил, как он выступает в цирке, наподобие гриновского Друда, и совершает на глазах тысяч и тысяч удивленных людей головокружительные чудеса силы и прыгучести. А ведь это еще далеко не все, что он выяснил о своих новых возможностях! Хотя нет, в цирке ему выступать не стоит, в этой стране ему наверняка запретят это делать, и скорее всего вообще постараются изолировать от общества, чтобы не подрывать веру людей в «единственно верное учение». Конечно, при таких возможностях, которые у него вдруг выявились, арестовать и упрятать его будет не так просто, и все же до поры до времени лучше не высвечиваться, надо тщательно проверить, что он может, а чего нет, ведь его возможности как-то ограничены. Кроме того, не ясно, сколько времени работает напиток, и остается ли какое-то последействие, и вообще с этим надо быть поосторожнее, ведь Рама погубила именно Сома! Хотя с чего он взял, что именно Сома? А может, его Дурга отравила! Правда говорилось о том, что при неправильном приеме «Сома забирает», но ведь в этом напрямую он не убедился – вон и своего первого мужа именно Дурга грохнула! Так что об этом одни только разговоры велись. Если принимать Сому осторожно, то не исключено, что ее можно применять всю жизнь. Ведь использовали же ее без всяких последствий для здоровья во время Тантры!
Мысленно произнеся «всю жизнь», Андрей вдруг почувствовал укол осознания. А ведь у него в запасе всего 650 граммов напитка! 100 грамм он уже выпил. Что ж, получается, ему этого всего на 5 - 6 раз хватит? И как же он, кретин, не догадался как можно больше вина запасти! Правда, он абсолютно не был уверен, что эксперимент с переносом Сомы из астрала в Энроф удастся, и все же, какая непростительная непредусмотрительность! Ведь астрального медальона у него больше нет – неизвестно, куда его дубль с этим талисманом делся… Ну, а если бы и был, он же ясно видел, что заряд с этого талисмана на вино перешел, и талисман утратил свечение. А может быть, от этого вина другое зарядить? Обязательно надо попробовать! Правда, он помнил, что, по рассказам Лианы, энергия Сомы переносилась на другую порцию вина с помощью какого-то прибора, напоминающего весы. Ладно, он что-нибудь придумает, ведь, если Высшие силы позволили получить ему этот чудесный напиток, значит, наверняка существует какая-то возможность сделать его еще раз, и в этом случае он все предусмотрит и зарядит достаточное количество вина. В эти минуты Андрей совсем забыл, для чего он изготовил Сому, и мысли о ее использовании совместно с Лианой для тантрической практики отошли куда-то на задний план. Сейчас его волновало только то неожиданное могущество, которое он приобрел благодаря чудесному напитку. Он вспомнил о непревзойденном американском факире Гарри Гудини, о его до сих пор не разгаданных трюках, и той необычайной славе и популярности, которой тот пользовался при жизни и которая еще больше возросла после смерти. А ведь наверняка он может выделывать куда более необычные трюки, чем этот Гудини. Правда, все это происходило в Америке, у нас бы этого Гудини наверняка упрятали бы кое-куда, и не помогла бы его сверхъестественная способность выбираться из любого помещения, из любых кандалов! И все же, если он хочет славы и больших денег, надо каким-то образом перебраться в свободный мир. Правда, сейчас это делать пока рано, для начала надо найти возможность изготавливать Сому в необходимых количествах, и тогда… тогда… От развернувшейся перспективы у Андрея закружилась голова, и он решил пока не строить далеко идущих планов и продолжить эксперименты с необычными возможностями своего тела. Все эти мысли пронеслись в голове Андрея, пока он лежал на кровати после того, как чудесным образом перелетел туда из кухни.
В это время единственная лампочка в люстре (остальные перегорели, и Андрей все забывал их заменить) начала потрескивать и мигать.
«Свет, что ли, собираются погасить?» – раздраженно подумал Андрей и непроизвольно выдал эмоциональный импульс в сторону люстры. В этот момент его рука непроизвольно поднялась, словно бы он собирался не вставая поправить лампочку, а затем ему показалось, что из руки выдвинулось что-то вроде серебряной нити, эта нить притянулась к лампочке, и в этот же момент она с треском взорвалась.
«Вот это да! – даже взвизгнул от восторга Андрей, но тут произошло еще более чудесное явление: нить, которая только что расправилась с лампочкой, сократилась и притянула тело Андрея к потолку. Андрей завис в воздухе под самой люстрой в том же положении, в котором лежал на кровати, причем висел ровно, словно в жестком невидимом коконе, облегающем его тело. Это была кульминация восторга.
«Левитация! – торжественно пронеслось в его сознании. – Я могу летать»!
Какое-то время, манипулируя нитью вправо-влево, он совершал раскачивающиеся движения под потолком, затем опустился на пол и решительно (все тем же необычным способом) переместился в коридор, и начал натягивать куртку: необходимо было провести «испытательные полеты», пока не закончилось чудесное действие Сомы. Невидимый скафандр ничуть не помешал одеть куртку, то есть оказался проницаемым, Андрей выскочил на улицу и тут же постарался успокоить переполнявшее его возбуждение, дабы его способ передвижения не отличался от обычного, поскольку он не хотел привлекать внимание прохожих. Это ему удалось, автоматизм движения передался невидимому скафандру, и походка Андрея ничем не отличалась от обычной – по крайней мере никто из прохожих не обращал на него внимания. Андрей решил отправиться для экспериментов в Лосиноостровский лес, поскольку в это время года там почти не встречалось посетителей. Освоившись с новым состоянием, он сел на трамвай, доехал до  Яузы, и двинулся вдоль речки в сторону Лосиноостровского леса. Стоял тихий прохладный апрельский вечер, и у Андрея оставалась еще пара часов, чтобы до того, как стемнеет, поэкспериментировать со своими новыми возможностями где-нибудь в безлюдном уголке лесопарка. Время для этого было подходящее, и массовое посещение парка еще не наступило. Снег практически уже весь сошел, но Андрей знал, что в лесу еще достаточно мокро.
Проходя мимо длинной череды гаражей – последнего участка асфальтированной дороги в районе железнодорожной платформы Яуза Андрей заметил, что навстречу ему движется не очень уверенной походкой группа парней примерно одного с ним возраста. Место было безлюдное, и судя по тому, как подвыпившая компания оживилась, явно заметив его, Андрея, тот понял, что у крутых ребят чешутся кулаки, и почесать их они наверняка постараются о его челюсти и ребра. Положение оказалось довольно щекотливым: куда-либо свернуть без отступления было невозможно, с двух сторон сплошной чередой тянулись гаражи, на помощь рассчитывать тоже не приходилось – вокруг царило безлюдье. Повернуть назад и тем более побежать казалось уж слишком унизительным, тем более пока никаких признаков агрессии компания не проявляла, по-видимому, решив усыпить бдительность своей будущей жертвы. Скорее всего, с любым из них поодиночке Андрей сумел бы справиться – все казались изрядно навеселе, но драться с пятерыми он бы, конечно, не потянул, группа, по-видимому, была сбитая, отработавшая приемы нападения с использованием численного превосходства. Андрей уже всерьез запаниковал, но тут его сознание прорезала несокрушимая уверенность: «о своем «скафандре» забыл? Вот тебе прекрасный повод проверить свои возможности! Ты же только что подковы гнул и под потолком зависал!»
Андрей тут же взбодрился, под ложечкой перестало скулить подленькое трусливое животное, и он решительным шагом направился навстречу компании, даже не пытаясь их как-то обогнуть. Эта решимость, по-видимому, не осталась незамеченной, и компания несколько растерялась, не привыкнув к такому поведению со стороны одинокой жертвы. Поэтому, когда Андрей поравнялся с ними, они сперва даже не предприняли никаких стандартных попыток прицепиться к нему, и только когда он прошел мимо, их, очевидно, обуял стыд за свою нерешительность, и самый маленький, который, как видно, выполнял роль заводилы, крикнул в спину Андрею стандартное: «Эй, кучерявый, дай-ка закурить»!
Андрей резко повернулся и вперился железобетонным взглядом в компанию.
- Я не курю, - сказал он, растягивая слова, - кстати, и вам не советую.
Такой наглости компания явно не ожидала, и это подстегнуло их отуманенные дешевым портвейном мозги к решительным действиям, дабы не показаться трусами в лице друг друга.
- Ты чё, козел, не понял?! – взвился заводила: ни слов, ни аргументов у него больше не нашлось, но, как видно, эта фраза была сигналом, и лихие молодцы двинулись на Андрея, пытаясь обойти его с двух флангов, чтобы перекрыть пути к бегству. Но жертва и не думала убегать. Андрей стоял и спокойно ждал, когда бравая дружина подойдет поближе, глядя все тем же тяжелым взглядом из под бровей. Он вдруг припомнил, как в Антимоскве расправлялся с лярвами, солдатами и работягами, и презрительно улыбнулся.
Эта улыбка уж совсем не входила в сценарий, это казалось уже из ряда вон, и компания, настроившаяся было на решительный лад, снова недоуменно остановилась, никогда, по-видимому, не сталкиваясь с подобным поведением своей жертвы.
- Ты чё, каратист? – спросил коротышка, пытаясь справиться с охватившей его робостью и остановившись на безопасном расстоянии.
- Не-а, - ответил Андрей все с той же загадочной улыбкой Кришны, - я, ребята, волшебник!
- Ах, волшебник! – взвился самый здоровенный, с тупой мордой, до которого происходящее доходило позже, чем до других. – Ну, щас я тебе рога обломаю!
Он бросился на Андрея, и, очевидно, это сделали бы и все остальные, если бы дальше не случилось совершенно необъяснимое. Парень почувствовал, что какая-то неведомая сила обхватила его за талию и отшвырнула на несколько метров назад, словно пушинку.
Нерешительность компании сменилась ужасом.
- Ребята, ноги делаем! – заорал заводила, и бравая компания бросилась врассыпную, словно остатки винных паров окончательно выветрились из их лихих голов. Андрей не стал их преследовать, хотя, несомненно, мог легко догнать и расшвырять деморализованную команду с помощью невидимых нитей, одна из которых отшвырнула до сих пор не поднявшегося на ноги парня. Тот с ужасом глядел на приближающегося Андрея, ожидая дальнейшей расправы.
- Так кто из нас козел? – мягко улыбнулся наш герой и поднял парня в воздух, не прикасаясь к нему.
- А-а-а! – дико заорал парень. – Убивают!!! – На штанах ниже ширинки у него ширилось мокрое пятно.
Андрею стало противно, и он аккуратно поставил парня на землю.
- Завязывайте, ребята, с вашим занятием, - сказал он, отпуская свой захват, - а то снова ненароком нарветесь, и снова в мокрых штанах домой идти придется!
Чтобы эффектно завершить умопомрачительную сцену, Андрей повернулся к парню спиной и, зацепив нить за крышу гаража, до которого было метров десять, в мгновение ока переместился туда. Когда он обернулся, чтобы посмотреть, какое впечатление произвел его новый трюк, то компании уже и след простыл – очевидно они скрылись в кустах за гаражами, а «пострадавший» парень стоял на четвереньках, и его тело сотрясала рвота.
«Ну вот и хорошо, - подумал Андрей, - проблеваться сейчас ему очень полезно. Интересно, что они своим дружкам скажут, и, главное, какое к их рассказу отношение будет»? – Ему почему-то припомнилась сакраментальная фраза Савелия Крамарова из «Неуловимых мстителей»: «А вдоль дороги мертвые с косами стоять… и тишина», - и он тихо рассмеялся. Затем по той же нити Андрей легко соскользнул на дорогу, и вскоре уже заходил в лесной массив: он намеревался потренироваться в безлюдной части Лосиного острова.
«Все, как у Кастанеды описано, - думал Андрей с воодушевлением, - невидимый энергетический кокон, нити, которыми можно захватывать предметы и которые могут тело к месту закрепления перебрасывать. Значит, все это правда».
Полный воодушевления и невероятных планов Андрей направился в дикую часть парка.
«Если я могу летать, - думал он торжествующе, - то наверняка и через границу переправиться можно. Ну, паспорта заграничного, визы не будет – наплевать. Я же становлюсь, по сути дела, гражданином мира, что для меня границы! И потом, если я явлюсь к владельцу частного цирка или какого-то другого заведения, где всякие шоу показывают, с меня что, паспорт потребуют? Это бы у нас наверняка потребовали, и сообщили куда следует, а там, если я могу хозяину большой доход принести, какая ему разница, гражданин я этой страны или нет. Да хоть инопланетянин, там же нет паспортного режима и тотальной слежки! Главное, добраться до первой свободной страны, где я смогу свои возможности продемонстрировать, и кругленькую сумму получить! А дальше можно куда угодно - хоть в Европе остаться, где-нибудь в ФРГ или Швеции, или лучше в Англии, английский я хоть и не в совершенстве знаю, но все же смогу как-то изъясняться. В дальнейшем лучше, конечно, в Штаты перебраться – там развернуться можно по-настоящему, и разбогатеть легче. Куплю дом где-нибудь на побережье Тихого океана – где там у них самые престижные дома? На Майами, что ли? Или на Пальма де Мальорка? Или это вообще не Штаты? Надо было лучше географию в школе изучать, а то и не знаешь, куда поехать! Ладно, главное, начать выступления, а там все само собой образуется, вон, Гарри Гудини по всему миру разъезжал, и слава у него была фантастическая – а я наверняка могу то, что ему и не снилось, я даже сам до конца не знаю, что могу! Но торопиться не надо, самая главная задача – найти возможность изготавливать Сому, как я ее уже один раз сделал. По крайней мере, я знаю путь, и наверняка что-то придумаю, или не я придумаю, а судьба возможность предоставит. Разве я мог мечтать еще два дня назад, что у меня не только все получится, но и такой фантастический эффект у этой Сомы окажется. Теперь в мире нет для меня препятствий, я все могу!»
После этих грандиозных планов в голову полезли более прозаические мысли: а как же институт, мать, Лиана; наконец? Ведь еще недавно все его планы дальнейшей жизни были связаны с Лианой. Сома-то зачем ему понадобилась? Чтобы Тантру совместно с ней практиковать, и чтобы любовь у них была не такая, как у всех, иначе – скука и рутина. А теперь он о Тантре совсем забыл, и Лиану Сомой поить не собирается, у него и так ее слишком мало остается, и вообще, какая Тантра, после того как у него такие фантастические возможности в одночасье проявились! Да все недюжинные способности Лианы, как экстрасенса, которые – чего греха таить – были одной из причин его страстной любви, по сравнению с тем, что он продемонстрировал сегодня, выглядели достаточно бледненько. А если она Сому примет, и у нее какие-нибудь еще более крутые сидхи откроются – тогда он снова перестанет быть №1 в мире и снова окажется в ее тени? Нет, говорить Лиане пока ничего не надо, вот потом, когда он получит мировую известность, тогда он сделает ей вызов, и она приедет к нему, на его роскошную виллу из этого дурацкого совка. И тогда они поженятся, и можно будет поделиться с ней секретом Сомы и начать практиковать Тантру. Наверняка использовать Сому, как он ее использовал, длительное время нельзя, не случайно же ему историю с Рамом до конца показали. К тому времени он узнает, как нужно применять Сому в Тантра йоге, и прекратит ее использовать для демонстрации. Но сначала нужно попасть на Запад, и добиться мировой известности. А образование? Да Бог с ним, сдалась ему эта медицина! В конце концов на Западе, будучи миллионером, можно заниматься чем угодно, например он может всерьез заняться Востоком, путешествовать по Гималаям, заниматься всякими археологическими исследованиями. Можно попытаться отыскать тот пантеон, который удалось обнаружить Фаусту, или Шамбалу разыскать – вон, Рерихи там побывали и Блаватская!
Мысли о Шамбале, и самое главное, о пантеоне, в котором четыре века назад Фауст обнаружил камень Чантамини и Волосы ангела – необходимые компоненты для получения бессмертия, подтолкнули размышления Андрея еще дальше, к заоблачным высотам. А если в этом пантеоне где-нибудь спрятаны другие кристаллы Чантамини и Волосы ангела, - может, ему удастся их обнаружить – ведь удалось же это Фаусту, почему бы не попробовать? К тому же у Фауста не было Сомы! Но ведь тогда он смог бы заняться алхимией, ну, допустим, золото ему не нужно, он и так денег сможет сколько угодно зарабатывать. Но вот философский камень второй ступени, а затем когда-нибудь и третьей – совсем другое дело! А что, заманчивая мысль, ведь на Западе со своими деньгами он сможет раздобыть любую литературу, разыскать любые труды алхимиков древности. И тогда он сможет получить эликсир бессмертия! А в перспективе, когда его воле уже никто не сможет противостоять, – стать властелином Мира! Фаусту это не удалось, но он может учесть его ошибки!
От подобных перспектив Андрея бросило в пот, и он решил осадить коня воображения – уж слишком круто он замахнулся.
«Ладно, - подумал Андрей, - рано пока такие планы строить, надо этап за этапом осуществлять, тогда вся цепочка правильно выстроится. Пока необходимо изучить свои возможности, и более детально действие Сомы выяснить».
Андрей вышел на живописную полянку и решил начать здесь свои эксперименты. Несколько раз он забрасывал нити к веткам деревьев и словно в фантастическом сне взлетал по ним к самым верхушкам, и так же скользил вниз, словно с невидимой гигантской горки, затем передвигал на расстоянии ветки и камни.
«Интересно, - подумал Андрей, - а без точки опоры я смогу обойтись? Все же хотелось бы просто так летать, а не по веревочке подниматься… Нет, сначала посмотрим, на какое расстояние можно нить забрасывать».
Оказалось, что длина нити ограничивается примерно ста метрами, и за более отдаленные деревья ему уже не удавалось цепляться: нить выстреливала и с легким хлопком возвращалась обратно.
«Ну что ж, - несколько разочарованно подумал Андрей, - все равно неплохо, и все же надо попробовать без деревьев вверх подняться, ведь если через границу перебираться, надо ведь, чтобы пограничники не заметили, а если я буду даже перебираться в каком-нибудь лесном или горном месте – все равно могут заметить и огонь открыть».
Андрей попробовал выкинуть нить вертикально вверх, но, по-видимому, свойства нитей были вполне определенными: не найдя, за что зацепиться, они возвращались обратно, и полета не получалось. Тогда Андрей решил несколько изменить тактику и попробовал упереться нитью в землю и как бы оттолкнуться от нее. Это получилось, Андрей, словно на гигантском невидимом стебле взмыл в воздух и завис над верхушками деревьев примерно на высоте 50 метров. Состояние было еще более удивительное, чем «подтягивание», и он висел высоко над поляной минуты две, затем попытался совершить горизонтальное движение: к сожалению, и здесь возможности нити оказались ограничены. Его качнуло вперед метров на 25, при этом он заметно снизился и почти коснулся верхушек деревьев, затем понесло назад, словно на гигантских качелях; нить раскачивала его туда-обратно, но дальше не удлинялась, и, покачавшись над верхушками деревьев, Андрей спустился вниз.            
  Да, это было здорово, это была фантастика, и все же он оказался четко привязан к определенному месту, словно воздушный змей, и не мог лететь куда ему заблагорассудится на какой угодно высоте.
«Ну, не беда, - думал Андрей, - пока то, что у меня получается, – уже грандиозно, может быть, в дальнейшем я научусь как-нибудь более совершенно с этими нитями управляться, может, надо больше Сомы принять, тогда нити длиннее будут, и их можно будет за облака цеплять. А может, и новые способности прорежутся при повторных приемах, вдруг это как в спортивной гимнастике: по мере тренировок сначала осваиваешь кувырки, а затем уже перевороты, сальто, фляки, кульбиты. Так, что бы еще попробовать? Вроде бы ничего нового не получается».
Какое-то время он повторял уже известные ему эксперименты, взлетая и опускаясь при разных положениях тела, удивляясь тому, что не испытывает ни головокружения, ни тошноты при быстрых подъемах и спусках, очевидно, кокон Сомы каким-то образом блокировал его от этого. Затем он обратил внимание на то, что нить постепенно начала укорачиваться, и максимальная амплитуда его взлетов и спусков заметно уменьшилась. Одновременно появилась легкая тошнота и шум в голове.
«Так, - подумал Андрей, - кажется, действие начинает заканчиваться. Сколько времени оно длилось?» – Он посмотрел на часы: было уже 9, начинало темнеть, значит, с момента приема Сомы прошло не меньше трех часов.
«Так, - заторопился Андрей, - надо домой двигать, а то Бог его знает, что произойдет, когда действие закончится»! – И действительно, он чувствовал, что тошнота усиливается, а также накатывает вялость и слабость во всем теле.
«Ну вот, - подумал он с тревогой, - вдруг скоро вообще идти не смогу, Рам после приема Сомы Бог знает сколько без сознания лежал. Надо было раньше домой идти».
Почему-то ему ясно представилась его уютная квартира, его милый сердцу холостяцкий беспорядок, и в этот момент его представление превратилось в отчетливую картину (когда Андрей подумал о своем доме, он для пущей отчетливости закрыл глаза) и какая-то сила заставила его внутренне шагнуть туда. Он почувствовал знакомое ему по астральным выходам чувство засасывающего хлопка, и в следующий момент он осознал, что действительно находится в своей комнате.
«Так что ж, выходит, я телепортировался?» – в смятении подумал Андрей. Он с удивлением огляделся: это была действительно его квартира, самая обычная, не астральная, в обычном земном освещении ранних сумерек.
«Надо свет включить, - подумал Андрей, - интересно, Сома еще действует, или нет? Тошнота и слабость вроде бы прошли».
Он шагнул к выключателю и привычно надавил на клавишу… вернее, попытался надавить, и с удивлением обнаружил, что рука вошла в стену. Андрей глянул на себя: на нем был какой-то незнакомый комбинезон, выходил из дома он совсем в другой одежде, потом обратил внимание на некоторую пастозность и смазанность своих рук и понял, что находится в астральном теле.
«Вот тебе и телепортация! – испуганно подумал Андрей. – Выходит, мое тело на полянке осталось лежать под березками, а мой астрал в комнату переместился. Интересно, это Энроф или какое-то близкое отражение? Судя по освещенности, вроде бы Энроф, а я, выходит, что-то вроде привидения».
Взгляд его упал на сервант, и тут он заметил, что от его тела из области живота отходит тускло мерцающая серебристая нить, и эта нить, пронизывая дверцу серванта, упирается в графин с Сомой, а из горлышка графина бьет розоватый луч, насквозь пронизывая сервант.  В потолке же в том месте, куда падает луч, находится размытое туманное отверстие, вернее, не отверстие а полупрозрачный участок. И в это оконце проглядывает кружок черного астрального неба. Чувствуя непреодолимое влечение к этому графину, Андрей машинально шагнул к серванту и, прошив его стеклянную дверцу, дотянулся до графина… В этот момент он почувствовал, что какая-то незримая сила швыряет его и он с немыслимой скоростью несется вверх, по розовому лучу, пронизывая перегородку за перегородкой, завихривая туманности и звездную крупу.
Большего чувства восторга Андрей не испытывал никогда в жизни, ни на земле, ни во время своих астральных путешествий. Он видел, как ветхое астральное тело облетает с него, словно клочья ночного тумана. Вскоре он уже ощущал себя световым лучом, пронзающим мрак вселенной. Он утратил всякую человеческую форму, которая продолжала оставаться при выходе в астрал, тело его превратилось в сгусток клокочущего разноцветья, одновременно с этим совершенно изменился характер его сознания. Он уже не ощущал себя маленьким, постоянно раздираемым клубком противоречий Андреем Даниловым, но словно бы стал неотъемлемой частью мироздания, видящей в себе и понимающей каждую материальную частицу, к тому же чувствующей ответственность за все, что происходит и в ней самой, и в безграничном космосе. Он словно бы ощущал, как каждая зарождающаяся в нем мысль, каждое неосуществленное действие находит отклик в самом отдаленном уголке вселенной, как видимой, так и невидимой. Он видел, как каждое его действие меняет ситуацию в том или ином мире. Словно мироздание превратилось в невидимую паутину, и за какую ниточку ни потяни, обязательно в самом дальнем ее уголке эта сетка отзовется тревожным или радостным гудением. И еще его переполняла трепетная любовь и нежность ко всему сущему: так, наверное, любит младенец свою уютную колыбельку, воспринимая ее, как мягкий, несущий тепло, уют и сон окружающий мир.
Андрей не анализировал свои чувства, и они не казались ему чем-то сверхъестественным - напротив, он ясно осознавал, что вся его жизнь до сего момента – всего лишь досадный, тягостный сон, и все, что мучило или радовало его до сей поры, – только бред, чье-то противоестественное наваждение, и лишь сейчас он вернулся к самому себе, истинному, не замутненному тлетворной накипью Энрофа и астрала. Господи, как, оказывается, замечательно жить, а вернее, не жить в общепринятом понимании, не тянуть свою лямку и не тащить крест своего тела от звонка до звонка, а являться этим невыразимым «Я ЕСМЬ», не имеющим ни конца, ни начала и присутствующим в каждой молекуле, каждом атоме существующей вселенной!
Андрею виделось, что гигантские галактики, величественно вьющие свои немыслимые спирали из мириадов звездных систем, приветствуют его новоиспеченное Божество торжественными хоралами космической музыки, и он в ответ, как равный, изливает на них бальзам благословения, словно сеятель, разбрасывающий семена живого света. И снова, как в те моменты, когда он нырял в зияющее Ничто, время словно бы утратило свою протяженность, и прошлое, настоящее и будущее объединились в невыразимое «ЕСМЬ», но на этот раз со знаком плюс: это было не тягостное квазибезвременье, в котором распадалось существование, радость и надежда, а нечто, символизирующее Бытие, Истину и Любовь. Сат Чит Ананда…
Увы, как немыслимым образом заканчивалось тягостное, беспросветное безвременье, так закончилось и это светлое, величественное… Вселенная словно бы лопнула в сознании Андрея (который уже не был никаким Андреем) и завертелась, закружилась, брызнула мириадами радуг самых невыразимых тонов и оттенков. К Андрею вновь вернулось ощущение дискретности, отдельности его я и окружающей реальности – пусть даже она оказалась совершенно иной, чем в Энрофе и астрале.
Он ощутил, увидел, осознал, что находится - то ли висит, то ли стоит, то ли плавает, внутри некоего невообразимого пространства или мира. Аналогию было очень сложно подобрать. Его окружало сияние, внутри которого не мог разобрать ничего напоминающего человеческое тело. Скорее в этот момент он отождествлял себя с золотисто-розоватым пламенем, что, тем не менее, не мешало ему осознавать свою личность, правда, с иным сознанием, очистившимся от земной скверны и накипи. Но этот живой факел не освещал, не развеивал тьму и холод, и сияние его можно было выделить чисто условно, как некий контур, ограничивающий рамки его самосущности. Что можно сказать об огне, находящемся внутри некоего глобального огня, о свете, сияющем внутри еще более яркого света? Это ощущение было очень сложно передать, и Андрей, ставший пламенем, или колеблющимся, словно пламя, язычком маленькой радуги (впрочем, вполне определенного спектра: множество переходных оттенков от красного до желтого), ощущал себя внутри светового мира, уподобить который можно было лишь отчасти немыслимому сообществу переливающихся, перетекающих, вибрирующих радуг самых разнообразных форм, размеров и оттенков. Причем это не было какое-то недифференцированное пространство, заполненное живыми радугами. Нет, Андрей вроде бы ощущал, что находится на поверхности какой-то планеты, но это не была обычная твердь, в нашем привычном понимании, так же как воздух или атмосфера не являлись воздухом или атмосферой в том же привычном понимании. Просто аналогом земли служил загустевший свет всевозможных оттенков красно-оранжевой зоны спектра. Этот аналог тверди был более устойчивым в своих формах, и все метаморфозы происходили более замедленно, чем это имело место вверху (хотя понятия «высота», «верх», «низ», казались здесь не совсем уместными), где преобладали зеленые и голубые тона, существующие по каким-то иным законам. Тут следует отметить, что красно-оранжевая или зелено-голубая части спектра не означали цветовую скудность, присущую данной части спектра. Оттенки и формы внутри них были столь разнообразны и великолепны, что просто захватывало дух (если уместно это выражение при нынешнем состоянии Андрея), но, к сожалению, как-то адекватно передать это с помощью человеческих понятий и слов не представляло никакой возможности. Можно сказать, что Андрей словно бы очутился в пространстве немыслимых размеров бриллианта, где происходила загадочная метаморфоза упавших на грани лучей. Он и представлял собой один из этих лучей, постоянно изливаясь в окружающее пространство, но одновременно продолжая оставаться внутри этого бриллианта.
Вокруг Андрея все время что-то происходило, не существовало ничего застывшего и окончательно очерченного, и тем не менее, он постоянно находил какие-то аналоги возникающим вокруг явлениям и формам. Это не была беспорядочная чудовищная динамика поверхности солнечной плазмы, с ее бурлением и протуберанцами. И размеры и масштабы происходящих явлений, может быть, поражали и восхищали масштабами, но не пугали.
Вот где-то рядом с условной линией горизонта возникла горная гряда, переливающаяся немыслимыми оттенками красно-оранжевой части спектра (которая, тем не менее, играла и другими цветами, но уже частично отраженными от их поверхности). Словно в ускоренной съемке эта гряда прошла все фазы формирования. (О если бы такое кто-то мог видеть на земле!). Горы медленно (!) вылезали из поверхности, словно чудовищные грибы, они множились, росли, заострялись, переливаясь дивными оттенками, затем наблюдался процесс взросления и старения, и все происходило на глазах, в считанные минуты - и тем не менее никакой карикатурности, кукольности: масштабы происходящего просто потрясали воображение. И вдруг на месте этого горного массива возникло нечто, напоминающее по форме и процессам гигантский цветник с дивными растениями и цветами, вздымающими свои нежные (я не оговорился) чашечки на километры и десятки километров в зеленовато-голубой аналог неба. (Хотя в действительности целостного неба не существовало, были светоформы или радуги, в которые проникали и другие части спектра от желто-оранжевой области, но зеленый по порядку находился ближе к красно-оранжевому, голубой простирался выше).
Андрею казалось, что над этой клумбой с цветка на цветок перелетают гигантские пчелы и бабочки – а впрочем, возможно, он просто искал знакомые аналогии, и в действительности не существовало ни гор, ни цветника, ни венчиков цветов, ни пчел с бабочками.
Так же где-то по соседству (возможно, в сотнях или тысячах километров) из облачно-серебристой массы (но опять же с красно-оранжевым оттенком) возникали циклопические аналоги земных городов с то взлетающими, то приземляющимися средневековыми замками, соборами, суперсовременными билдингами и аэродромами.
То вдруг Андрей понимал, что это уже не город, а внутренняя обстановка роскошного королевского дворца, вывернутого наизнанку, со странно перетекающей мебелью и всевозможными атрибутами дворцового обихода. Но вот дворцовая мишура превратилась в убранство православного храма, а это, в свою очередь, в нечто напоминающее Сикстинскую капеллу.
Тут же неподалеку удивительные леса и луга совершали непонятные, но отнюдь не хаотические метаморфозы, осуществляющиеся с загадочной целесообразностью. Там карликовые размеры в мгновение ока трансформировались в колоссальные, а колоссы, в свою очередь, сжимались до едва видимых. И все это происходило одновременно и вдалеке и рядом, поскольку Андрей обрел способность по желанию приближать или удалять заинтересовавшую его деталь вечно меняющегося ландшафта. Те же явления происходили и с аналогом водных стихий – ручьями, реками, озерами и морями. И осуществлялось это на территории, которую Андрей условно выделил, как земля, или низ, но это не отнюдь не означало, что все описанное наблюдалось на некой плоскости – нет, все, что здесь скупо изображено, и многое, что упущено по бедности словарного запаса, происходило и в глубине, ниже той условной черты, на которой пребывало и трепетало радужное пламя Андрея: это было и внизу, и наверху, но тем не менее раздел на преобладающие спектральные оттенки существовал, и красное переходило в оранжевое, и так далее по радуге. Правда, стоит дополнить, что цветовая гамма здесь проявлялась неизмеримо богаче, чем видимый земными глазами спектр. Андрей подумал, что всю эту игру можно было бы очень отдаленно отождествить с метаморфозами кучевых облаков летним вечером, как если бы сами облака были разумными и видоизменялись по какой-то неведомой программе Вселенского Суперразума. (Если бы все это происходило в девяностые годы, то у Андрея скорее бы возникли ассоциации с какой-нибудь компьютерной суперпрограммой виртуальной реальности). Все нижеописанное разворачивалось как бы под условным уровнем, с которого Андрей наблюдал за происходящим, а все, что находилось условно «над», уже невозможно было изобразить какими-то видимыми земными формами, это уже походило на немыслимую светомузыку, и над Андреем в мгновение ока разворачивались и таяли гигантские симфонии и хоралы, но музыка из чего-то слышимого превращалась в слышимо-видимое, где музыкальная абстракция оборачивалась осязаемым, понятным, видимым. Еще выше осуществлялась некая математическая мистерия, где математика, как и музыка, материализовалась в понятную игру зримых символов и становилась некой сутью шахматной (или какой-то гораздо более сложной) игры, доступной только посвященному. «Игра в бисер», - почему-то пришла в голову Андрею аналогия, взятая из известного романа Германа Гессе.
Это описание можно было бы продолжать до бесконечности, но все равно получилось бы всего лишь жалкое подобие тому, что открылось пораженному сознанию Андрея, и чтобы закончить эту жалкую попытку, добавим, что в этом разумном мире сквозили пространственные окна, в которых просматривались другие миры, гораздо менее совершенные и прекрасные. Они больше походили на Энроф и астрал, и создавалось впечатление, что через эти окна таинственные обитатели радужного мира могут наблюдать за всем, что происходит в разных местах и измерениях видимой и невидимой вселенной, в том числе и на родной планете Земля. И вся эта грандиозная картина выразилась для Андрея в одном-единственном звуке – долгом пронзительном «И-и-и-и».
«Мир «И»! – пронеслось в сознании Андрея. – Я попал туда, откуда пришла Иола, ставшая на земле Дургой, Лианой и, возможно, многими и многими другими человеческими существами. Значит, все это – правда, а не бред экзальтированной женщины. Как же теперь жить на моей скучной земле, после всего, что я здесь увидел?!»
Мысль об Иоле трансформировала окружающую ауру, в ней появились зеленоватые тона, затем она каким-то необычным образом завибрировала, словно выбивала затейливую морзянку, и выстрелила вверх всплеском зеленоватого цвета. Этот выплеск-луч слился с одним из протуберанцев, совершающим в зеленой части условного неба свои непонятные перемещения, затем в нем сформировалось что-то вроде сгустка, и этот сгусток спустился вниз, к Андрею, превратившись в язычок пламени зеленого цвета, правда, полыхающий всевозможными оттенками. Андрей понял, что это не просто пламя, но такое же живое существо, как он сам. А впрочем, все вокруг и так, похоже, было живым, только совсем иным, чем на Земле.
В сознании Андрея пронесся тихий шелест образов и представлений, возникающих вне всяких словесных обозначений, он понял, что зеленое пламя заговорило с ним, и в ту же секунду стал понятен его беззвучный язык. Дальнейший разговор происходил именно таким образом, суть же его в сильно упрощенном виде нам придется пересказать обычными человеческими словами.
- Ты – Иола? – спросил Андрей, после того как зеленое пламя приветствовало редкого гостя с земли, которому удалось попасть в одну из сакуалл мира «И».
- Я - Ио, - ответило пламя, - Иола – это моя частица, прошедшая через сложные ступени сгущения информоэнергии, для того чтобы иметь возможность существовать в физическом мире Земли… Таких частиц много.
- Но мне рассказывали, что и Иола, и Ио – одна и та же монада… Если Иола сейчас на земле, то каким образом ты здесь находишься? - Удивился Андрей.
- Это сложно объяснить, - качнулось пламя, - я и здесь, и там, и тем не менее, мы – единое целое, только с разными степенями осознания. Это  как искры от костра. Частицы моего «Я» могут находиться в разных местах, и каждая является одновременно и дискретным «Я», и частью Ио. – Она передала Андрею сумму понятий, как такое возможно, которая превратилось в тот момент в понимание, правда, в дальнейшем, вернувшись в свое обычное состояние и обретя человеческий разум, Андрей утратил это понимание. – Твоя монада также имеет множество отражений в разных мирах и временных потоках, все это – твои альтернативные «Я», и в то же время они единое целое с твоей монадой. Правда их природа иная, чем моя, твоя монада имеет отношение только к Шаданакару, моя же имеет отражения в разных брамфатурах.
- Но почему так? – недоумевал Андрей. - Ведь и ты и я в конечном счете всего лишь два язычка пламени! В чем же разница?
- Разница в том, - ответила Иола, - что твоя монада человеческая, хоть и в гораздо более широком смысле, чем это представляется вам на земле. Я же – даймон.
- Даймон? – Андрей вспомнил скудную информацию о даймонах, которую он почерпнул из «Розы мира». – Это – что-то вроде ангела вдохновения? Лиана мне об этом ничего не говорила. Выходит, она – тоже даймон?
- Душа Лианы прошла сложную трансформацию, и она уже не даймон, хотя частица даймона в ней продолжает оставаться. Она слишком очеловечилась и практически утратила связь с даймонским началом. Правда, иногда ей удается добраться до тех участков сознания, где хранится память даймона. Это позволило ей несколько раз совершить полеты в наш мир. К сожалению, частица эта почти уже не влияет на ее человеческое бытие, и в дальнейшем связь совсем угаснет… Но я не могу тебе открывать последующие этапы ее судьбы, это нарушит твою миссию на земле.
- И какова моя миссия? – оживился Андрей.
- Этого я тоже не могу тебе открыть, - ответила Ио, - в одних случаях можно открывать грядущую миссию, и даже необходимо, в других случаях – нельзя. Ты относишься к категории тех людей, для которых знание своего предназначения нарушает ход этого предназначения. Пока что оно заключается в том, что ты и сам знаешь: твои стихи, поэмы… Будет и многое другое.
- А целительство?
- Придет время, и ты отойдешь от него.
- А мои дальнейшие отношения с Лианой, наша совместная Тантра?
- Не пытайся меня обмануть, - грустно полыхнула Ио, - о твоей будущей земной жизни я ничего тебе не скажу…
- Ладно, - смирился Андрей со скупостью информации, - почему мне все время кажется, что я тебя знаю? Это из-за Лианы?
- Нет, не из-за нее, (Андрею показалось, что пламя качнуло головой, хотя какая голова у пламени?), - твоя связь с миром даймонов несколько иная, но более прочная, чем даже у Лианы, которая носит в себе мою частицу, правда, сейчас уже почти угасшую. Ты хорошо знаешь мою энергию, ты не раз ее ощущал, когда садился за свои блокноты со стихами. И особенно ярко ты ее почувствовал, когда писал поэму. Помнишь облако над головой, которое ты ощущал, как целостную поэму, и говорил, что это облако тебе как бы предстоит расшифровать? Это действительно так. Через облако осуществлялась связь с твоим даймоном - со мной.
- Выходит, все мои стихи навеяны тобой?
- И они, и многое другое, - уклончиво ответила Ио. – Все мало-мальски значимые произведения искусства навеяны нами, правда, почти во все произведения люди привносят искажения относительно первоисточника. Эти искажения навеяны уже совсем иными силами, ты также имел с ними дело… А теперь гляди!
Перед Андреем возник чудесный сад, полный удивительных цветов и невиданных растений, словно бы сотканный из светового разноцветья. Он благоухал множеством ароматов и был наполнен гудом пчел, шмелей, шуршанием стрекозьих крыльев и еле слышным шелестением бабочек.
- Пойдем, - сказала Ио, и два пламени двинулись вглубь сада. Сад представлял собой что-то невообразимое и с точки зрения коллекции растений, и с точки зрения  искусства садостроительства, да в общем и садом-то его можно было назвать чисто условно, поскольку внешняя форма здесь не была главной. Сад рождал, а вернее хранил в себе разнообразнейшую гамму эмоций, ощущений, воспоминаний, и ни один цветник, ни одна клумба не оставались здесь чем-то статичным, но находились в непрерывном развитии, порождая все новые и новые комбинации ощущений. Здесь отнюдь не преобладала тропическая пышность, захватывающая, давящая своей самосущностью, после которой остается горький осадок пресыщения, но каждый цветочно-садовый комплекс порождал у Андрея какие-то щемящие воспоминания, тут же трансформирующиеся в цельный образ стихотворного произведения, верлибра, эссе, лирической миниатюры.
Вот он оказался около дивного украинского палисадника, какие во множестве видел в Донецке, где провел раннее детство, и естество его наполнилось вечерним ароматом маттиол, или, как еще их там называли – ночных фиалок. Он словно бы погрузился в эту бархатную фиолетовую вечернюю благоуханность юга, в свежие чувства раннего детства, которые все знают, но ничего не могут объяснить, в это блаженное переживание одной из граней бытия живого мира. И воздух наполнился строками, строками, строками, и каждая из них являла совершенство. Все это воспринималось не отдельно друг от друга, а в целокупности, словно ароматы, зрительные образы, гамма эмоций и стихотворное созвучие составляют единое целое. И Андрей уже видел мальчика, который выскакивает из маленького окошечка покосившейся украинской мазанки и бежит через благоухающий сад куда-то в неведомое, навстречу уже почти скрывшемуся за дальней рощей солнцу. И все это видится из старой, словно бы перенесенной из тридцатых годов беседки, наполовину скрытой неподвижными ветками-лентами плакучей ивы.
Но звучащие строки почему-то были совсем о другом, о вечном, которое, возможно, в творческом сознании было порождено прекрасной сиюминутностью:

В этом фиолетовом
На вопрос ответом ли
Светится реликтово
Азбука Великого.

Если сплошь морзянкою,
Где, кому понятною
Все депеши истина
Отбивает издавна…

Андрей не мог сейчас вспомнить, написал ли он когда-нибудь это стихотворение или нет, но он знал, что это его стихи, что это некий словесный пароль, открывающий дверцу в чудесную страну чувственных воспоминаний, куда нет доступа, увы, никому, кроме него, а строки эти, столь много значащие для него, кому-то могут показаться пустым изящным звоном.
А вот взору Андрея открылся уютный деревенский садик средней полосы России, где у своего дедушки на Вологодчине он отдыхал не одно лето. Сад утопал в зелени августовских яблонь, ломящихся от спелых румяных плодов, а сам домик казался наполовину скрытым кущами разноцветных флоксов. Воздух был наполнен столь характерным для деревни запахом навоза, сена, парного молока, спелых яблок, а где-то по периферии его окаймлял хвойный настой ближайшего соснового бора. И уже свивались строки то ли написанные, то ли скрывавшиеся до сего момента в уголках подсознания.

Вот и август, кому-то подаренный,
У кого-то забравший июль,
И домишко, уютный и старенький,
Даровавший недолгий приют.

Время медленно движется к осени,
Но, как в детстве, душа не болит.
Ей милее короткие просини
И студеные ливни навзрыд…

А вот осенний опустевший сад подмосковной дачи – голые ветви, павшая листва, золотым ковром покрывающая участок, сменившая пышную зелень грядок, клумб, газонов:

Незамутненная, певучая, сквозная,
Свеча зажженная, ты все еще любима.
Твое звучание из тысячи узнаю:
Свежо дыхание и музыка глубинна.

А вот бесконечная пустынная дорожка, словно тоннель разделяющая два ряда огромных пирамидальных тополей:

Мои зеленые тоннели,
Мои трепещущие храмы,
О чем-то вымолвить не смели,
В чем были так безмерно правы.

Неслышно следуя за мною,
В потоке шелестящей ласки,
Вы облекались в неземное,
И сумрак становился вязким.

А вот буро-зеленая трава небольшого пригорка, первым освободившегося от снега в раннюю мартовскую оттепель…

И как на мачте корабля
Дозорный прокричит: «Земля!»
Так и травы сухой парик
В тебе разбудит тот же вскрик…

Все, кратко приведенное здесь, очерчено лишь несколькими штрихами, поскольку точно описать то , что обрушилось в этом саду на Андрея и погрузило его душу в сладкий поэтический экстаз памяти и Несбывшегося, не представляется никакой возможности: образы постоянно сменяли один другой, и порой не представляли каких-то конкретных картинок из яви, но представали в виде спутанных клубков причудливых сновидений, в ту минуту казавшихся ясными и понятными. Как и образы-воспоминания из яви они были обременены поэтическими строками, и эти строки отчетливо высвечивались в сознании:

Чернеет мертвый фитилек,
Как будто в капсуле янтарной
Застыл веселый мотылек,
Плененный красотой коварной.
Щелчок сознанья, звон ключа,
Погасла зримая свеча…

Да, это был фантастический сад вдохновения, являвший поэтический потенциал Андрея во всем его полноте и великолепии. Андрей припомнил, что однажды, во время медитации он уже попадал сюда, но тогда он мог наблюдать лишь его очертания, лишь слабый отблеск «торжествующих созвучий». Теперь же он видел его во всей полноте.
- Господи, – вырвалось у Андрея (если бы он не был пламенем, то мог бы сказать, что его горло душат слезы катарсиса), - как бы я хотел остаться здесь навсегда! Ведь в этом саду все, о чем я мечтал и грезил! Неужели нельзя оставить скучную оболочку и поселиться здесь навеки… А впрочем, знаю, нельзя… – добавил он, взглянув на грустную улыбку зеленого пламени.
- Разве ты не видишь, - сказала Ио, прямо не отвечая на вопрос Андрея, - что этот сад питается твоими незамутненными переживаниями, рожденными в минуты и часы пробуждения души – и воздает ей сторицей тем, что в слиянии земного и небесного порождает сам: образы, строки и многое другое, чему человеческий язык еще не нашел названия? Вспомни строки, которые ты пока не написал! – И в сознании Андрея мгновенно родилось стихотворение:

Что можно придумать из слов,
Куда приведет их сцепленье –
Тот вечно болезненный шов,
Связующий звук и значенье?

Лепить из созвучий пейзаж?
Ваять звукоряд из печали?
«Со смыслом, - твердят, - на ножах
Дурман звуковой пасторали.

Пусть ясно чеканится мысль –
Курсив на куске монолита…»
Но чую надгробную стыль
В холодном вещанье гранита.

Есть некая тайна слогов
Предсмысл, предназванье, предчувство,
Праматерь, основа основ,
Пракрити, структура искусства.

Не мы создавали слова
Из стонов, зевот и мычаний:
Все было извечно – в «Уа»
Потенция всех сочетаний

Язык наш – младенца язык,
Агуканье, трепетный лепет,
Начало дороги, азы
Того, кто вселенную лепит.

И сонмы неявленных слов,
Неслыханных новых значений
Нашли свой невидимый кров
Под чарой неясных сплетений.

- Именно это, - кивнула головой Ио, - только синтез земного и небесного порождает сад твоего вдохновения, только слияние и обмен. Переселись твоя душа сюда, и отсечется канал, обеспечивающий этот синтез, – тогда этот сад будет совсем иным, может быть по-своему прекрасным и величественным, но иным.
Андрей вспомнил рассказ Лианы (или Дурги) о мире «И» и историю о том, для чего, по этой версии, появилось на земле христианство и Тантра. Андрея тогда сильно покоробило это представление о любви, как о чем-то вырабатываемом и выделяемом существом, что затем кем-то поедается. Так тля выделяет сладкий сок из специальных желез, который затем с аппетитом слизывают муравьи. Ио мгновенно поняла мысли, возникшие у Андрея, и снова печально покачала головой.
- Это называется «подменой идей», - донеслось до сознания Андрея, - и эту подмену запускают вполне конкретные силы, с одной из которых ты столкнулся в персонифицированном образе.
- Ты имеешь в виду Черного магистра? – Спросил Андрей.
- Это один из них, – наклонила язычок пламени Ио. – В действительности никакое вымирание нашему миру не грозит, и мы не поедаем вашу любовь, как муравьи слизывают сок, выделяемый тлями, предварительно пощекотав их секреторные железы. Это – скорее методика черных иерархий, хотя в действительности все обстоит гораздо сложнее.
- А апостолы?
- Тут есть крупица истины, но крупица заключается лишь в том, что все они были вдохновенными людьми, хотя один из них был больше чем человек. Вдохновение – это энергия даймона, и это касается не только поэзии или живописи, но и вдохновенного религиозного служения, что нельзя путать с одержимостью: одержимость – это крайность и подмена. Эта же энергия, как я тебе сказала, породила Иолу, которую Лиана считает своей душой, но на самом деле все гораздо сложнее. В каждом вдохновенном человеке горит искорка зеленого огня Даймона. Горит она и у тебя, но к каждому огоньку вдохновения подключаются другие энергии, порожденные черным пламенем. Так из крупицы Истины возникают лжеучения. Вспомни строки из твоей поэмы:
И, словно щупальца, раскинув
Свои могильные лучи,
Вставала черная махина
Лжесолнца с тысячью личин.

- Сам не понимая того, ты описал образ возникновения лжеучения, но и твоя поэма несет его крупицы. К сожалению, этого невозможно избежать.

- Выходит, Лиана поведала мне лжеучение?
- Выходит, так.
- А ее экстрасенсорные способности? Разве это не свидетельство неземного происхождения ее души? Она именно на это намекала!
- Только отчасти, - ответила Ио, - у многих сенситивов способности имеют совсем иной источник, вспомни Фауста. Сама по себе личная сила не может быть плохой или хорошей, именно человек придает ей тот или иной знак. Подмена началась еще в Дурге; от первоначального замысла, с которым Иола была направлена на землю, Лиана давно отошла. Сейчас в ее душе происходит то же, что и в душе любого человека: борьба между светлым и темным началом, при наличии достаточно большой личной силы.
- А какая была первоначальная задача?
- Иола должна была стать воплощенным даймоном, возбуждать в людях, ее окружающих, вдохновение и творческий порыв – все то, что ведет к просветлению души человека. Эту миссию она давно уже перестала выполнять, в настоящее время в ней превалирует эгоистическое начало, и необычные способности только тешат ее самолюбие.
- И как теперь быть? – упал духом Андрей. – Если она не та, за кого себя выдает, да к тому же подбрасывает всякие ложные учения, значит, я должен с ней расстаться?
- Я не даю советов, что ты должен делать на земле, а чего не должен, - ответила Ио, - это исключительно твои, земные проблемы. Я могу только раскрыть тебе глаза на какую-то ситуацию – на все остальное твоя собственная воля. Когда ты с ней познакомился, ты ведь мало что о ней знал, и тем не менее это не помешало тебе в нее влюбиться. Теперь же, когда ты знаешь ее лучше, тебя мучают сомнения. Ее появление в твоей жизни породило в твоей душе мощную энергию творческой любви, и тебе показалось, что ты отыскал нечто сокровенное. Сейчас эта энергия в значительной мере израсходована, и в ваши отношения пришла рутина. Если бы Лиана была воплощенным даймоном, этого бы не произошло, она  постоянно генерировала бы в тебе эту энергию. Творчество – это не только поэзия, живопись, или любое другое искусство, это состояние радостности и подъема, оно может принимать любую форму в жизни, в том числе форму любви, и если этого нет, то это невозможно из себя выдавить.
- О радости, или радостности она мне говорила, - кивнул Андрей, - но это касалось моей погибшей жены, и что у нас с ней все будет по-другому. Сначала так оно и было, но затем что-то из нас стало уходить…
- Об этом я тебе и говорю, – колыхнула пламенем Ио.
- Но я рассчитывал все это вернуть с помощью Тантры, для этого я и раздобыл Сому, причем самым фантастическим способом. Если ты так много знаешь обо мне, то наверняка и об этом знаешь. В результате я попал сюда и разговариваю с тобой. Мне нельзя было это делать? Это что, не вернет нашу прежнюю любовь?
- Совсем недавно ты собирался использовать Сому совсем с другой целью, - усмехнулось зеленое пламя: от него невозможно было ничего скрыть.
- Что верно, то верно, - смутился Андрей, - наверное, я впал в искус, уж больно фантастические возможности у меня открылись после того, как я ее попробовал. Но не исключено, что после того, как первые восторги прошли, я все-таки использовал бы ее для Тантры. Наверняка мои грандиозные замыслы в конце концов сорвались бы.
- Конечно, сорвались бы, - усмехнулась Ио, - когда человек строит грандиозные планы и изначально уже уверен, что ничего не получится, ничего и не получится.
- И все же, вернет Тантра нашу любовь или нет?
- Я уже сказала, что не даю советов и прогнозов, - ответила Ио, - тем более тебе советы только вредят. Попробуй, человек для того и живет на земле, чтобы пробовать. Возможно, из этого родится какая-то новая ситуация, которая будет тебе необходима для новой проработки и в конечном счете для выполнения твоей миссии на земле. А может, это будет новая ловушка, да, собственно, почему будет – ты уже в нее попал. Сома – это ловушка, но, выпутываясь из нее, ты приобретешь что-то новое, хотя, возможно, многое потеряешь.
- Сома опасна?
- Разумеется, и ты сам об этом знаешь.
- Но если она опасна, может быть, ее Лиане нельзя давать?
- Решай сам, но возможно, и для нее это будет необходимое испытание.
- А если не дам?
- Тогда это будут уже совершенно другие испытания и для нее и для тебя, и узор кармы начнет плестись несколько иным образом. Но ведь ты уже все решил, зачем спрашиваешь?
- А что будет со мной при дальнейших приемах Сомы? – спросил Андрей.
- Это зависит от тебя, - ответила Ио. – Сому можно использовать и как средство для развития сверхъестественных способностей, и как своеобразный наркотик. Ты же понимаешь, за все надо платить. Это лезвие бритвы, по которому необходимо пройти, и любая ошибка грозит гибелью. Есть определенные правила ее приема с учетом индивидуальных особенностей человека.
- А ты мне можешь назвать эти правила?
- Бесполезно, - ответила Ио, - вернувшись на землю, ты их все равно забудешь, как забудешь многое из того, что ты здесь видел и слышал. К сожалению, твой земной разум, от которого ты в настоящее время свободен, еще не полностью перестроен и не способен запомнить всю информацию твоего мистического опыта. Правилам ее приема может обучить только земной учитель, поэтому я тут тебе ничем помочь не могу, мои задачи совсем иные.
- И что же делать?
- Это ты сам должен понять. Я не даю готовых рецептов, это бы исказило твою миссию на земле, к тому же я не имею права влиять на свободу выбора и воли. Единственное, что я могла бы повторить: Сома очень опасна, и последствия ее приема могут быть самые неожиданные. Кстати, не исключено, что у тебя уже в этот раз возникнут проблемы с возвращением в физическое тело.
- Если она так опасна, - проворчал Андрей, - зачем ее тогда вообще на землю привезли. Лиана видела сценку передачи Сомы неким инопланетянином, а вернее, живым энергетическим сгустком, который находился в специальном скафандре, двум жрицам храма Кали-воительницы, и сказала, что это существо из мира «И». Или она все наврала?
- Она не наврала, этот факт действительно имел место, - сказала Ио, - правда, даймоны не имеют к нему отношения, у нас другие задачи. Да, Сому действительно транспортировало на землю в Энроф одно из существ иерархии нашего мира, не буду давать классификацию этой иерархии, она тебе ничего не даст. Назовем его условно ангелом-помощником, его задача – помогать землянам, и не только им, в различных поисках человеческой мысли. Для примера могу тебе сказать, что многие открытия алхимиков произошли при их непосредственной помощи, и не только моральной, но и вполне материальной – вспомни историю Фауста: и камень Чантамини, и волосы ангела – это их бесценный дар землянам. Другое дело, как сами земляне с этими дарами впоследствии обращаются – предметы силы, тем более имеющие внеземное происхождение, очень могущественны но и опасны.
- А может, это неправильно, подвергать людей таким искушениям? – сказал Андрей. – Это же может погубить человечество!
- Искушение – тест на зрелость, - ответила Ио, - один из способов проверить уровень духовного роста, и потом это двигатель прогресса. Бесполезно говорить, допустим, о том, что не надо было изобретать ядерное оружие: когда человек выходит на определенный уровень развития, он совершает определенные открытия, в том числе и то, как сделать атомную бомбу. Сома – тонкий, хоть и очень опасный проводник в иные миры: обучаясь с ней работать, человек совершенствуется, хоть и может погибнуть во время этого обучения. Но жизнь бесконечна, и самое важное – тот опыт, который она приобретает.
- А что это за кристалл, который жрица передала вашему ангелу-помощнику? – спросил Андрей.
- Это что-то вроде полюса магнита, допустим, Сома – плюс, кристалл – минус. Между кристаллом и Сомой возникает определенное напряжение, некий внепространственный тоннель между землей и нашим миром. Принимая Сому, ты подключаешься к энергетической матрице кристалла и имеешь возможность в ментальном теле перенестись в наш мир. Именно это произошло с тобой. Но мы отвлеклись от главного.
- Но почему? - по-моему, все, что ты говоришь, очень важно.
- К сожалению, многое из того, что я говорю, ты забудешь, - сказала Ио, - и уж по крайней мере все мною сказанное никак не отразится на твоих поступках… Другое дело – зрительные впечатления.
- Ну почему же забуду? – запротестовал Андрей. – Я в последние годы хорошо помню, кто что говорил в астрале или при путешествиях в прошлое, по крайней мере не хуже, чем я в дневном сознании запоминаю.
- Тут несколько другое, - сказала Ио, - до сей поры ты путешествовал только в астральном теле, а между астралом и дневным сознанием у тебя наработана неплохая связь, поэтому ты стал неплохо запоминать все, что там происходило. Здесь же ты впервые путешествуешь в ментальном теле, и пока связь ментала и физики не наработана. К тому же мы разговариваем не словами, этот язык также осуществляется на уровне ментала, и физический мозг не готов все нами сказанное воспринимать. Другое дело – зрительные ощущения, это ты запомнишь лучше. Идем дальше.
Ио и Андрей двинулись вглубь сада, и вскоре характер местности изменился. Андрей увидел что-то вроде уже знакомого замка вечности, только огромных размеров и как бы прозрачный изнутри. Как и в его миниатюрной копии, там были совершенно нарушены пространственные перспективы и физические законы. Здание было заполнено множеством людей, которые занимались самыми разнообразными, вполне земными делами: обедали, танцевали, музицировали, писали, флиртовали друг с другом и совершали массу других дел, оживляя собой огромный калейдоскоп, именуемый жизнью. При пристальном внимании на одну из сцен она приближалась и начинала проявляться во всех подробностях, действующие лица приобретали весомость и значимость, и Андрей начинал понимать их разговоры, мысли, поступки.
- Что это? - удивился он. - Что-то подобное я уже видел… очень давно, лет десять назад у моря Вечности, но тогда все это было таким миниатюрным.
- Это герои твоих будущих романов и повестей, – сказала Ио.
- Я буду писать прозу? Никогда бы не подумал.
- Души твоих героев ждут, и когда-нибудь ты не сможешь не сделать то, к чему предназначен судьбой – начнешь озвучивать и материализовывать их судьбы. Сейчас они эфемерны и несознательны, и ждут, когда перо их творца потянется к бумаге. Тогда они начнут оживать и двинутся по пути эволюции. Это как души людей, на земле они в основном сеют семена кармы, в посмертии пожинают плоды, но эволюционный путь развития все же в основном осуществляется на земле. Когда ты начнешь описывать жизни и судьбы этих неоперившихся птенцов, они заживут все более и более полноценной жизнью. И так же, как в истории с поэзией здесь должен произойти синтез энергии даймона нашего мира и энергии земной. Можно сказать, ты в чем-то уподобишься Господу Богу-Творцу, в библейском изложении создавшему Адама и Еву. Не исключено, что некоторые из этих еще не раскрывшихся душ благодаря твоему таланту когда-нибудь воплотятся на земле. Но большинство же, конечно, пройдут другой путь эволюции – в тонкоматериальных сакуаллах. Как и люди, одни из них двинутся по пути восхождения, другие же наоборот – низринутся в Шрастры.
- Выходит, - удивился Андрей, - примитивно выражаясь, я кого-то в рай могу посылать, а кого-то в ад? Не слишком ли высока ответственность?
- Ответственность действительно велика, тем более, если учесть, что тут существует и обратная связь, и судьбы твоих героев могут так или иначе влиять и на твою судьбу.
- Но тогда мне их всех следует выдумывать ангелоподобными, чтобы они не портили мне жизнь своей нехорошей судьбой и злыми поступками!
- Ничего не получится, - терпеливо стала разъяснять Ио, - ты можешь только проявлять даймонскую энергию, следовательно, материализовывать предназначенное. Только в этом случае, в случае синтеза родится достаточное количество энергии, способной оживить твоего героя и запустить маховик его кармы, и только в этом случае произведение станет вдохновенным. Иначе же, если ты попытаешься выдавливать из себя розовый сиропчик, произведение останется только на бумаге и не создаст героя, не вдохнет жизнь в механическую куклу. Кстати, большинство так называемых придворных писателей, особенно в советскую эпоху, не оживили ни одной души. Их произведения остались только на бумаге, там не было ни искорки энергии даймона. Такие произведения бесследно поглощаются вечностью, и о них почти сразу же забывают, кстати, как и о большинстве ныне живущих реальных людей. Но вспомни Гамлета, или князя Мышкина, или Кармен! Уж, воистину, к ним подходит определение Маяковского «живее всех живых», безотносительно того, о ком он таким образом высказался. Их души оживлены и одухотворены гениальными авторами, и они идут сложным путем медленного просветления. Все это ты читал у Даниила Андреева, так что искусственно что-то реальное выдумать совершенно невозможно.
- Читал-то читал, - медленно проговорил Андрей, - но одно дело читать, а другое – видеть своими глазами. Мне кажется, я кого-то узнаю из этих людей, хотя не написал еще ни одного прозаического произведения.
- Ну, во-первых, особенно в нынешнем своем состоянии, ты явственно ощущаешь свой потенциал и ту ответственность, которую несешь за эти невоплощенные души, к тому же в подростковом возрасте ты уже запустил колесо кармы двух влюбленных, которых, как тебе показалось, ты выдумал, вспомни свой отроческий «мысленный роман». Естественно, над их судьбами в дальнейшем тебе придется поработать.
- Но я же не записывал его!
- Это не обязательно, если образы яркие и ты вкладывал в них душу. Все же, по-видимому, они потревожат тебя в дальнейшем и потребуют, чтобы ты более весомо материализовал их судьбы.
- Выходит, я и не волен в своих фантазиях! – грустно сказал Андрей, наблюдая, как два эфемерных существа – юноша, похожий на Андрея, и девушка, похожая на его Единственную из сна, играют в прятки в огромном зале, уставленном самой причудливой мебелью, и никак не могут найти друг друга.
- Все гораздо сложнее, Андрюша, - качнуло язычком зеленое пламя, - внутри тебя скрыта целая вселенная, и варианты выбора безграничны. Любой из вас, землян, да, кстати, и из нас, даймонов, не является дискретной частицей и связан с общим информационным полем. Узоры его бесконечно разнообразны и причудливы…
И тут Андрей почувствовал, что мир «И» и сама  Ио начинают колебаться и уплывать из его сознания.
«Кончилась энергия, - с досадой подумал Андрей. - А я еще так много не успел спросить!»
- И все же, - крикнул он, словно пробиваясь через нарастающие эфирные помехи, - почему ты не хочешь назвать мне мою миссию?
- Потому что, - донеслось до его сознания издалека, - ты сможешь ее выполнить, только если не будешь знать, в чем она состоит… Прощай, землянин…
Андрей понял, что его увлекает какой-то могучий поток, и ухнул в безвременье.

Когда он пришел в себя, то обнаружил, что стоит в комнате рядом с сервантом, где тускло поблескивает графин с Сомой. В комнате царил полумрак, но какой-то не совсем обычный.
«Странно, - подумал Андрей. - Судя по тому, сколько я пропутешествовал, должна совсем ночь стоять… Стоп! А почему я в квартире оказался?»
Только сейчас он вспомнил, что в своем физическом теле он домой не возвращался и покинул его где-то в лесу, там, где тренировался в полетах. Чтобы удостовериться, Андрей положил руку на стекло серванта, и та, преодолев незначительную преграду, прошла внутрь.
«Все ясно, - подумал Андрей, - меня сосуд с Сомой притянул, а тело где-то в лесу осталось. Только этого не хватало!» – несмотря на свои недавние мысли о том, как было бы хорошо, если бы физическое тело вообще не обременяло его легкий, проницаемый астрал, не нуждающийся в воздухе, пище и способный проходить через материальные преграды, Андрей запаниковал, представив, как его родное, теплое тело валяется где-то в лесу холодной апрельской ночью и медленно остывает. Впервые у него возникли проблемы с возвращением, несмотря на то, что энергия «выхода» была явно израсходована.
Андрей прошелся по квартире – она практически не отличалась от восприятия ее в обычном состоянии – очевидно, Андрей находился если не в самом Энрофе, то в очень близком к нему отражении, отличавшемся только освещенностью. Андрей ощущал себя совершенно самостоятельной единицей, и его физическое тело было словно бы отрезано от ощущений астрала.
«Что ж это такое! – думал Андрей растерянно. - Умер я, что ли? Даже никакого намека на возвращение. Нет, так не годится, надо выкарабкиваться, по-моему, когда человек умирает, совсем другие ощущения должны возникать и оказаться я должен совсем в другой области астрала».
Андрей попытался представить место, где сейчас должно находиться его тело и… не смог. Оказалось, что астральное тело способно только рассуждать и думать словами, но представить какой-то зрительный образ не способно. От его мысленных усилий стало меняться окружающее пространство, возникли зрительные аберрации, и в пространство комнаты начала въезжать какая-то чахлая растительность, какие-то городские палисадники, которые он скорее всего видел в Нарове, но это была совсем не Лосинка.
«Так, ясно, - понял Андрей, - когда я пытаюсь представить в астрале какую-то картинку, она приходит, как внешняя реальность, да и то не та, что я вообразить хочу, – это совсем не в голове, а снаружи, и управлять этим процессом я пока не могу. Ну что ж, если нынешнее отражение соответствует Энрофу, нужно к своему телу обычным способом подобраться».
Он подошел к окну и выглянул наружу. Да, действительно, перед ним простирался тот самый двор перед домом, который он каждый вечер наблюдал из окна. Андрей привычно просочился сквозь стекло, медленно опустился и пошел по асфальтовой дорожке, тянущейся вдоль дома. Вскоре ему показалось, что идет он как-то слишком медленно, по крайней мере гораздо медленнее, чем двигался в физическом теле.
«Так я буду сутки до места добираться, - подумал он недовольно, - в чем же дело, раньше я, кажется, по отражениям с обычной скоростью передвигался. Или на меня Сома так подействовала?»
Андрей попытался прибавить оборотов, но чем дальше он шел, тем сильнее ощущал некую тянущую назад  силу, и уже где-то в районе Универсама (где он не так давно наблюдал грустные блуждания душ коров, свиней и кур рядом с бренными останками, превращенными в колбасы, паштеты и ветчину) он понял, что не может сделать дальше ни шага: Сома не отпускала его от себя. Еще секунда, и он был с чавкающим хлопком закинут в свою квартиру. Андрей недоуменно уселся на пол.
«И что же теперь делать? – пронеслось в его растерянном сознании. – Может, попробовать полететь?»
Он снова просочился наружу и внутренним усилием послал себя вверх. Небо было неземным, астральным, усеянным звездной пыльцой и туманностями без единого знакомого созвездия. Увы, полет оказался таким же безрезультатным, как пешая прогулка, астральное небо не кончалось, а затем, когда он попробовал подняться повыше и после многих неудачных попыток с трудом пробился через звездную пыльцу, то оказался снова в своей квартире, рядом с сервантом.
Это была катастрофа! Андрей понял, что не может вернуться в свое физическое тело, и, очевидно, оно обречено на медленное умирание там, на Лосинке, под березками и елями.
«Так, только не паниковать! – пытался успокоить себя Андрей. - Ведь должен же быть какой-то выход! Господи, если только все хорошо закончится, я эту Сому в рот не возьму, сразу же в туалет вылью! Хоть бы кто-то помог, совет дал!» – Неожиданно он вспомнил, что еще совсем недавно беседовал с могущественным зеленым пламенем среди световых протуберанцев чудесного мира, и у него появилась надежда.
- Ио, на помощь! Ио, на помощь! – начал повторять он на разные лады, вспомнив, как там наверху ему достаточно было произнести «Иола», как перед ним возник язычок зеленого пламени. И его призыв был услышан. Комната наполнилась шелестением, и пред Андреем предстало человекоподобное существо, утопающее в складках широких зеленых одежд, с неуловимым, постоянно меняющимся лицом, в котором он узнавал черты знакомых и близких ему людей, но какого-то идеального, облагороженного облика.
- Ты звал меня? – донеслись до Андрея певучие слова.
- Ты… Ио? – удивился Андрей. - Я думал, ты – язычок пламени…
- Здесь в астрале, - сказала Ио, - я должна была облачиться в астральные одежды Иолы – каждому миру соответствует свой облик. Я вижу, у тебя затруднения…
- Ничего себе, затруднения! – возмутился Андрей. – Я в тело свое вернуться не могу! Это со мной впервые, чего я только не пытался предпринять!
- Когда-то все происходит впервые, - развела руками Ио, - раньше ты никогда не сталкивался со столь могущественными предметами силы. Сома, помимо прочих свойств, истончает связь между физикой и астралом, это мощнейший расщепитель, и сейчас она не хочет отпускать тебя обратно. Очевидно, ты ей понравился…
- И что же делать, мне еще рано умирать! Ты же сама говорила, что я еще какую-то миссию на земле должен выполнить! Ты мне поможешь вернуться?
- Вернуть непосредственно тебя я не могу, - ответила Ио – или теперь это была уже Иола, - я не имею права напрямую вмешиваться в астральные и земные события, но могу объяснить, что ты сам должен сделать, ведь ловушки и испытания на то и существуют, чтобы извлекать из них пользу, получать определенный опыт. Сома не отпустит тебя в физическое пространство, где сейчас лежит твое тело, но ты можешь сформировать ближайшее отражение этого пространства прямо здесь – тогда по принципу резонанса ты вернешься в свое тело.
- А как это сделать?
- Создать в своем сознании картинку своего тела и того места, где оно лежит. Ты правильно стал действовать в начале, но не довел дело до конца, решив пойти по неверному пути.
- Но я же пытался, - возразил Андрей, - в астральном теле мне не удается ничего представить: только в комнату какие-то дурацкие кусты въезжают.
- Тут нужна некоторая тренировка, сразу не получится, это свойство астрального тела должно возникнуть, как новое качество. Никто, например, на земле в физическом теле не сможет сделать сразу сальто или нарисовать схожий с оригиналом портрет, но после определенных тренировок это становится совершенно естественным. Не бойся, в астральном теле тебе не потребуются месяцы и годы. Оно гораздо пластичнее. Кстати, в дальнейшем возможность представлять себе в астрале разные образы и картинки, откроет перед тобой возможность переносится по желанию в те или иные места.
По-видимому, это было все, что Иола хотела сообщить Андрею, потому что, несмотря на его попытки задать новые вопросы, облик ее стал гаснуть и вскоре исчез, и Андрею не оставалось больше ничего, как приступить к тренировкам визуализаций в астральном теле. Иола не обманула, не прошло и часа, как после многих неудачных попыток Андрею удалось представить себя самого, лежащего на небольшой полянке – вернее, это было даже не представление, а игра с кусочками реальности, которые одна за другой как бы въезжали в комнату, и в конечном счете перед ним оказалось его собственное тело, безмятежно раскинувшееся под большой березой. Андрей шагнул в этот кусочек реальности, и в следующее мгновение оказался в лесу, снова обретя утраченное единство с самим собой.

Остается только добавить, что очнулся он страшно закоченевшим, долго не мог заставить онемевшие руки и ноги служить ему и затем, чтобы согреться, бежал всю дорогу домой. Его чудесный невидимый скафандр с нитями-манипуляторами исчез, но Андрей был рад-радехонек, что закончилось все, слава Богу, благополучно. Домой он вернулся под утро, и первой его мыслью было вылить Сому в унитаз, но затем стало жалко уничтожать столь чудесным образом изготовленный напиток. А вдруг ему удастся выяснить, как можно использовать Сому безопасно – ведь, кажется, Ио сказала, что существует такая схема, – а он еще не забыл того восторга, когда впервые в жизни ощутил себя суперменом с неограниченными возможностями. И все же… все же он решил пока ничего не говорить Лиане, объясняя себе это тем, что Сома очень опасна. Вот потом, когда он все выяснит по поводу ее безопасного приема… Тогда они смогут с помощью этого чудесного напитка возродить угасающую любовь (он почти ничего не помнил о тех нелицеприятных характеристиках и разоблачениях, которые сообщила ему Ио, и о своем путешествии в мир «И» у него остались очень отрывочные воспоминания). Да и вообще, что он так испугался? Он же нашел способ возвращения в свое тело, даже если с этим снова возникнут проблемы. А гибель Рама? Но ведь у него не было такого мудрого наставника, которого он приобрел во время своего необыкновенного странствия. Так что ничего не надо уничтожать, все еще только начинается!

 














ГЛАВА 7

КАТАСТРОФА

На следующий день, ближе к вечеру позвонила Лиана, и Андрей сразу же по ее голосу понял, что произошло что-то неприятное.
- Что случилось, солнышко, - встревожился Андрей, услышав в трубке изменившийся голос Лианы, - что-нибудь в командировке произошло? (Лиана должна была приехать из Ижевска этим утром).
- Андрюша, - сказал Лиана, словно бы сдерживая слезы, - я хотела бы сейчас к тебе приехать, тут некоторые неприятности… в общем, это не телефонный разговор.
Через полчаса Андрей уже открывал ей дверь. Лиана рассеянно поцеловала его в щеку, сняла плащ и тут же разрыдалась, словно у нее уже не было сил сдерживать слезы.
- Ну, что, что?! – теребил ее за руку Андрей. – Да успокойся, котенок, расскажи наконец, что произошло.
- У тебя есть выпить? – спросила Лиана, размазывая по лицу косметику. – Мне надо немного успокоиться.
Андрей достал из серванта початую бутылку коньяка (они с Лианой иногда выпивали по паре стопочек, чтобы придать праздничность своим встречам) и налил Лиане. Та залпом выпила одну, вторую стопку и стала зажевывать кружочком лимона, который Андрей предложил в качестве закуски, затем, прекратив плакать, отправилась в ванную смывать с ресниц поплывшую тушь. Вернулась она более-менее успокоившаяся, коньяк, очевидно начал действовать.
- Все рухнуло! – сказала она отрешенным голосом, усаживаясь за стол напротив Андрея. – Полгода трудов, планов, надежд – все насмарку.
- Да объясни толком, - сказал Андрей, который, впрочем, начал догадываться, что случилось.
- Заведующей моей лабораторией утвердили эту… суку, - вырвалось у Лианы, хотя она редко использовала бранные слова. – Я все подготовила к запуску лаборатории, наладила контакты, пробила оборудование – и в мое отсутствие министр подписывает приказ о ее назначении… А этот тряпка, Калачов, разводит руками и говорит, что ничего не мог поделать, министр-де, принял решение в последний момент, и он, Калачов, уже ничего не мог изменить, подозревает, что министр получил приличную взятку от ректора МАТИ, любовника этой б…
«Господи, - подумал Андрей, которого совершенно не волновали проблемы служебной карьеры. - Подумаешь, горе, есть из-за чего так убиваться!» – Его все больше раздражали карьерные амбиции Лианы, но сказать ей об этом не решался, он вынужден был ей подыгрывать, иначе бы она страшно оскорбилась, так как объясняла свое страстное желание стать завлабом исключительно жаждой послужить человечеству и прогрессу, что принципиально невозможно без назначения на эту должность. В действительности же Андрей прекрасно видел, что движущие ей мотивы совершенно иного рода: Лиана была на редкость тщеславной особой.
- Ну, может быть, все еще переиграется, может, министр передумает, – начал лепетать Андрей, впрочем, понимая, что этим лепетом не утешает, а только раздражает свою любовницу.
- Переиграется! – фыркнула Лиана. – Она уже три дня как приступила к своим обязанностям, в которых ничего не смыслит. Такие вещи не переигрываются. Все может переиграться, только если с ней что-то случится… внезапное.
- Что именно?
- Не понимаешь, мальчик наивный! Ну, под машину попадет, или, скажем, кирпич на голову. Естественно, если она заболеет гриппом, то ее статус кво не изменится. Ну, об этом говорить бессмысленно, как говорил Воланд: «Кирпич ни на кого ни с того ни с сего не падает».
- Да, - задумчиво проговорил Андрей, - кирпич, конечно, ни с того ни с сего не падает, особенно когда это действительно нужно… А может, на нее можно… порчу навести?
Андрей сам не понял, как у него вырвались эти слова, еще несколько секунд назад он ни о чем таком не думал, а тут его словно потянул за язык лукавый.
«Что это я такое говорю?! – мелькнуло у него в голове. - Я разве колдун какой?» – Но слово уже было брошено, и не Лиана заставила его высказать подобное предложение.
Та посмотрела на него с пониманием и, как Андрею показалось, с одобрением, но тут же изобразила возмущение:
- Как ты можешь такое говорить! Это преступление – пусть даже ради правого дела, хоть за это в тюрьму и не сажают, и даже никто заподозрить не сможет  (напомним, что в те годы порча и сглаз еще не были притчей во языцах обывателей), а если даже и сможет, то и сказать об этом не решится, чтобы его сумасшедшим не сочли – но все равно, это бесчеловечно, использовать свои способности в таких целях. Нет, я этого никогда не сделаю, даже своему самому страшному врагу.
Все это было сказано с пафосом, и в то же время Андрей уловил в ее тоне некоторые нотки, словно Лиана приглашала его уговорить себя, и Андрей тут же вступил в игру, не задумываясь о последствиях – ведь это был обычный «сенситивный» разговор, которые он так любил, а не преступный сговор с обсуждением устранения нежелательной фигуры, тем более, после того, как в астрале куда-то задевался его благоразумный двойник, Андрея вообще перестали беспокоить мучительные диалоги.
- Ну, а чисто теоретически, могла бы, как какой-нибудь шаман культа Вуду?
- Я этого никогда не делала… осознанно, - проговорила Лиана, - другое дело, что со всеми людьми, кто меня как-то обижал, или поступал несправедливо, или зла желал – я ведь это тонко чувствую, – впоследствии всякие беды происходили – и в плане работы, и в плане здоровья. Но специально я ни на кого порчу не наводила, думаю, об этом заботились иные силы… которые меня охраняют.
- Так чего же ты переживаешь, и с этой что-нибудь произойдет!
- Это совсем не тот случай, - безнадежно махнула рукой Лиана, - во-первых, я с ней лично не знакома, даже не видела ни разу, как и она меня, а все, что я о ней знаю, – мне Калачов рассказывал. Потом, напрямую она меня никоим образом не оскорбляла и не обижала, я для нее чисто статистическая единица, как какая-нибудь тетя Маша из Урюпинска… Тем более, если она получила, что хотела, то какое она чувство вражды может испытывать к той, кого никогда не видела! Да и откуда я знаю, может, она вообще не подозревала о моем существовании, может, высокое начальство ей ничего обо мне не сообщало.
- Но тебе же о ней известно – кто она, что она!
- Это мне Калачов о ней рассказывал, он вообще любит доверительные беседы, а ректор МАТИ и тем более министр могли ей конкретно обо мне ничего не говорить.
- Но ты так эмоционально ее расписывала – я думал, это твоя личная знакомая, – несколько удивился Андрей.
- Это все по описаниям Калачова, он ее неплохо знает, – раздраженно ответила Лиана.
«Откуда же ты знаешь, что она сука и б…, - подумал Андрей, - мало ли что мог Калачов наговорить». – Но вслух этого, естественно, не сказал.
- Да и вообще, - продолжила Лиана, - чтобы порчу делать, да еще безнаказанно, нужно быть третьим лицом. Я слишком заинтересованная сторона… – И снова Андрею показалось, что Лиана бросила на него взгляд, словно намекала на что-то.
- Что ты ко мне с этой порчей пристал, - сказала она после некоторого молчания, - уж если на то пошло, у тебя по этой части гораздо больший опыт, ты сам хвастался – и с Мирзабаем, и с этим батюшкой Сергием.
Андрей смутился, ведь действительно – что было, то было, правда, он пытался себя убедить, что это обычные совпадения, хоть где-то в глубине души даже гордился таким своим тайным могуществом. А Леночка? Может, и это его работа? Уж больно все совпало, правда, все его успокаивали, что он тут ни при чем.
«А может попробовать? – Вдруг мелькнула в его голове шальная мысль. – Ведь для Лианы действительно так важен этот пост, и она смогла бы внести немалый вклад в дело развития парапсихологии, ведь это так важно для человечества! А эта... возможно, она только все дело загубит и дискредитирует систему… А как это сделать? Шарахнуть ее в астрале, как отца Сергия, о спинку кровати? Ну, во-первых, я его специально не разыскивал, он сам объявился, а потом, я не подозревал, что случится. Или раздобыть ее фотографию – и как Мирзабая? Тут мы вроде все осознанно делали, правда, нас тогда много было. Но ведь я был наконечником! А кармические последствия? Ведь за все я в конечном счете поплатился. Но ведь жив же, здоров! В конце концов это можно сделать последний раз… Ради правого дела. Тем более скорее всего ничего и не получится. А если получится? Но должен же я что-то принести в жертву ради нашей любви!»
«Или кого-то! – Прозвучал в его сознании легкий смешок. – «Светя одним, сжигал других…» – Андрей вздрогнул и решительно отогнал непрошеную мысль. – «Двойник мой, что ли, вернулся?» – недовольно подумал он.
Чтобы как-то переключить разговор Андрей потянулся к Лиане, и поцеловал, привычно нащупав упругую грудь… Но ответного поцелуя не было – впервые за полгода их знакомства.
- Не надо, Андрюша, - отстранила его Лиана, - у меня сейчас голова совсем другим занята, не хочу это делать холодной – только расстрою тебя. А изображать пылкую страсть – извини, не умею.
- Но я-то тут при чем? – вырвалось обиженно у Андрея, впервые он получил отказ от Лианы, и как ни парадоксально, неожиданно ощутил сильное желание, словно Лиана вновь стала чем-то недоступным.
- Да ни при чем! – Раздраженно передернула она плечами. – Это мои проблемы. Не будь таким эгоистом, ты должен чувствовать настроение близкого человека! По-моему, это даже оскорбительно требовать от любимой близости, когда она меньше всего к этому расположена.
- Да я не требую, - смутился Андрей, тем не менее продолжая сгорать от желания. - «Вот ведь приспичило в самый неподходящий момент, - подумал он с отвращением к самому себе. - Но как она могла меня отвергнуть! Раньше она, наоборот, всегда сама инициатором была…» – Прости, пожалуйста, я не думал… я хотел успокоить, отвлечь… – добавил он, совсем растерявшись.
- А не надо меня успокаивать и тем более отвлекать! – вдруг прорвалось Лианино раздражение. – Я что тебе, половая тряпка?! И подачек мне от тебя не надо! Снизошел, видите ли, облагодетельствовать решил!
Таких жестоких и несправедливых слов Андрей еще не слышал от Лианы, тем более она била по больному, очевидно чувствуя, что сейчас особенно желанна ему. Он понимал, что виноват только тем, что подвернулся ей под руку, что ей надо на кого-то выплеснуть свое накопившееся раздражение и обиду – как же, так непочтительно обошлись с ее величеством – но обида от этого не становилась легче. Правда, это имело и свою положительную сторону: острое желание начало проходить.
- Успокойся, - Андрей собрал в кулак всю волю, чтобы не закатить ответную истерику – чего, очевидно, ожидала Лиана, чтобы от души разрядиться в добром скандале с битьем посуды. – Я был нечуток, извини, больше этого не повторится. – Он старался вложить в голос весь лед, который у него был, но не знал, удалось ли это ему в полной мере. – Наверное, нам сейчас лучше разойтись.
- Ах, ты меня гонишь! – сорвалась на крик Лиана. – Не удалось своего получить, и гонишь! Да еще в такую минуту, когда твоей женщине нужно понимание и сочувствие, а не грубый секс, который нужен только тебе! Может, ты еще меня изнасилуешь?!
После этого жестокого удара Андрей окончательно потерял контроль над собой, впервые в жизни ему захотелось ударить Лиану, схватить ее за тонкую хрупкую шею, сжать пальцы… Чтобы избавиться от этого наваждения, он что-то истерически взвизгнул и бросился в коридор, намереваясь убежать из дома куда глаза глядят, и может быть – повеситься, хотя в глубине души он сознавал, что никогда этого не сделает, так же как никогда не сможет ее ударить.
- Прекрати эту бабскую истерику! – крикнула ему вслед Лиана. – Ты мужик или кто? Прости, я, наверное, лишнего наговорила, меня просто твой детский лепет вывел из себя, тоже мне, мужчина, не можешь свою любимую успокоить и защитить!
Примирительный тон Лианы и слово «любимую» несколько успокоили Андрея, и он вернулся в комнату, чувствуя стыд за свою беспомощную немужскую выходку. Впервые он понял, какую власть над ним имеет эта женщина, что он готов на все, лишь бы добиться ее расположения и ласки – и это, несмотря на все его недавние мысли о том, что чувства остывают, и он уже далеко не так пылко в нее влюблен, как в первые дни. Но это было уже что-то над любовью, Андрей почувствовал словно бы ошейник на шее, на котором его можно держать рядом с собой, как собачку, и если что – резко одернуть. Причем собачка может любить своего хозяина, а может и не любить – свойства ошейника от этого не меняются. В те несколько секунд, когда он стоял в коридоре и дрожащими руками натягивал куртку, он понял, что если даже и выскочит на улицу, то очень скоро вернется к Лиане побитой собакой, иначе сердце его просто разорвется на куски, если он ее в ближайшее время не увидит. И это было тем более странно, поскольку во время Лианиных командировок он не видел ее по две недели, и ничего подобного с ним не происходило. Итак, Андрей вернулся в комнату и сел на диван, по-прежнему переполненный обидой, правда, желание его, слава Богу,  отпустило.
- Ладно, не злись, - сказала Лиана, впрочем достаточно холодно, - меня просто вывел из себя твой беспомощный лепет – «а может, все переиграется… А может, ей кирпич на голову свалится»! Уж не можешь ничего сделать, так сиди и молчи в тряпочку. Просто у меня до сих пор остались представления о возлюбленном как о рыцаре, который готов совершать любые подвиги во имя своей возлюбленной – побеждать злых волшебников, убивать драконов. Конечно, в наше время об этом смешно говорить, современный бой-френд и от хулиганов-то защитить не может, но где-то в подсознании иллюзия живет, и когда я вижу, что все это не более чем наивные мечты, мне становится мучительно больно. И когда этот возлюбленный способен в качестве помощи только затащить у койку, когда это менее всего уместно, больно вдвойне.
Андрей сидел на диване, понуро уставясь в пол.
«Вот тебе и звездный мальчик, - грустно думал он, не зная, что ответить, - это тебе не стишки читать и не вести высокоментальные разговоры о «голубых сфэрах». Тут нужен како-то поступок, необычный, решительный, а способен ли ты на такой поступок? Да ни хрена ты ни на что не способен! Хотя… разве не я буквально два дня назад обратил в бегство пятерых пьяных жлобов?»
- От хулиганов бы я тебя смог защитить, - ответил Андрей с обидой, - можешь не сомневаться. А тут я действительно не знаю, что делать. Ну что я, пойду к министру и объясню ему, что он не прав? Или пойду и убью эту тетку? Ты сама подумай, ведь чушь собачья!
- Да я ничего этого от тебя и не жду, - горько усмехнулась Лиана, - я же тебе говорю, что это просто мои детские романтические мечты о сильном рыцаре-защитнике. Просто несоответствие между выдуманным и реальным – отсюда подсознательный конфликт. Ты, конечно, ни в чем не виноват, не пойдешь же ты, действительно, ее убивать! Просто надо быть чутче и понимать, что сейчас уместно, а что нет… Ладно, пойду я домой, думала, что ты меня как-нибудь успокоишь, а получилось все наоборот.
Лиана отчужденно прошла в коридор, Андрей собрался по обыкновению ее проводить, но, по-видимому, продолжая на него злиться, Лиана сердито фыркнула:
- Да не надо меня провожать, а то еще вдруг правда хулиганы пристанут, и ты убежишь. Хвастаться-то все мастера…
Тем не менее Андрей все же отправился ее провожать, никакие хулиганы к ним не пристали, но вела себя Лиана отчужденно, а Андрей тоже не знал, с какого боку начать разговор. Прощаясь, она холодно поцеловала его в щеку и, не оборачиваясь, исчезла в подъезде, оставив Андрея в полном психологическом раздрызге.
Так что же она от него хочет? Уж не думает же она всерьез, что он способен как-то изменить решение министра, или, того лучше, убить эту новоиспеченную заведующую, ведь все его недавние мысли просто пустая бравада! В конце концов, если для нее это вопрос жизни и смерти, могла бы и сама применить свои парапсихологические способности, воздействовать на мозги министра или навести порчу на соперницу, чтобы она зачахла от неведомой болезни. А может, она пробовала и то и другое, да не получилось, обычно, когда слишком сильно чего-то желаешь, все эти сенситивные штучки не срабатывают… или объекты оказались непробиваемые.
Андрей шел домой и страдал от сильнейшего морального дискомфорта. Невыносимо хотелось бежать к Лиане и до конца все выяснить. Только бы не тянулась эта мучительная недоговоренность: словно тяжелая гиря над головой зависла, и падать не падает, и уйти от нее нет никакой возможности – уж лучше бы башку проломила. Но идти к Лиане было нельзя, там ее муж и дочка, и наверняка обоим досталось после сегодняшнего… а может, и нет, может, она, наоборот, с мужем попытается все наладить, уж он-то куда больше подходит на роль защитника и рыцаря, чем Андрей, которого, случись что, Анатолий смог бы соплей перешибить. Хотя в данном случае его физическая сила вряд ли уместна.
Андрей вернулся домой, весь вечер не мог ни за что взяться – ни читать, ни писать, ни смотреть телевизор. В голове его до бесконечности прокручивались мучительные диалоги с Лианой, где он был уже не жалок и беспомощен, а, напротив, блистательно разоблачал все ее инсинуации. Несколько раз он подходил к телефону, поднимал трубку и вновь вешал: все же оскорбленным он чувствовал прежде всего себя, и жалобно просить прощения за то, в чем ни капельки не виноват, было слишком унизительно. И все же больше всего на свете он хотел того, чтобы Лиана позвонила сама, пошла на попятную… Но Лиана так и не позвонила.
В чем же он так перед ней провинился? Раньше – наоборот, для нее было бы оскорблением, если бы он во время свидания не затеял любовную игру. Неужели она всерьез рассчитывала, что он сможет ей чем-то помочь в сложившейся ситуации! У него что, есть какая-то волосатая лапа в министерстве, которая смогла бы повлиять на решение министра? Вон, даже ее покровитель Калачов ничего не смог делать… или не хотел.
Или он действительно может каким-то образом убрать ее соперницу? Хотя, если не брать во внимание все нравственные проблемы, ведь мог бы, наверное, он же уже думал об этом. Ну, если бы даже ничего не получилось с пуском стрелы, с помощью которой они убрали Мирзабая – все же тогда их было много, и руководил действиями Балашов, ведь совсем недавно он обратил в бегство группу хулиганов. До сих пор у него стояло в глазах перекошенное ужасом лицо парня, которого он приподнял в воздух с помощью чудесной нити! Да, тогда это был триумф, но почему после минутного триумфа такое тяжкое похмелье? Совсем недавно он представлял себя могущественным суперменом, собирался хилять в Штаты в качестве новоявленного Гарри Гудини, мысленно покупал роскошные виллы, а затем еле-еле вернулся обратно в тело. А сейчас – новая напасть: сидит, словно побитая собака, ждет звонка Лианы и ни за что взяться не может. Лучше бы он в тело вообще не возвращался.
А может быть, все-таки совершить поступок? Доказать Лиане, что он не бесполезный маменькин сынок! А что. Если принять Сому, подкараулить Лианину соперницу (он, кстати, так и не знает, как ее зовут), когда она, допустим, дорогу переходит, и слегка подтолкнуть под машину с помощью чудесной нити. Она его не знает, к тому же он может от нее находиться метрах в 15 - 20, кто же заподозрит, что это не обычный несчастный случай? Даже если ничего об этом Лиане не говорить, она наверняка догадается, что это он какую-то магию применил, тем более, похоже, она сама этого от него ждет, и тогда у них все будет по-прежнему… Нет, нет, это страшно, за это будет ужасная расплата… Но ведь он уже совершал убийство, правда в группе, и особенно не мучался совестью… Нет, нет, тогда это был праведный поступок, они наказали палача!
Андрей лег спать, но сон не шел, в голове кружились навязчивые мысли одна тягостнее другой, и заснул он только под утро, вконец измученный и, естественно, проспав первую и вторую пары в институте.
Несколько дней Андрей промучился неразрешимыми нравственными проблемами, Лиана не звонила, не звонил и он, стараясь как можно дольше выдержать характер, и тем не менее решение его крепло с каждым днем, словно чей-то неслышимый голос все сильнее и сильнее вдалбливал в его голову мысль об убийстве, парализуя все нравственные императивы: он все больше ощущал себя зомби, который получил задание от колдуна-хозяина и не может  этому противиться. Однажды, словно повинуясь неожиданному импульсу, он набрал телефон Лианы.
- Алло, - после нескольких гудков раздался в трубке знакомый голос, хотя раньше Лиана каким-то образом всегда узнавала, что звонит именно он, и сразу называла его по имени.
- Это я, - сказал Андрей, стараясь придать голосу твердость, - ты на меня еще злишься?
- Да нет, не злюсь, - сказала Лиана, впрочем достаточно отчужденно, - чего на тебя злиться, я сама виновата, навыдумывала о тебе Бог знает чего. Ты что-то хотел?
Это «что-то хотел» снова больно укололо Андрея, и он еле сдержался, чтобы не крикнуть в трубку что-нибудь истерическое, а потом грохнуть телефон об пол, но сдержался, сознавая, что предстанет в еще более жалком виде и, собрав всю силу воли, отстраненно сказал:
- Ты не могла бы описать, как эта женщина выглядит и где она живет, ее фамилию, имя, отчество.
- А зачем тебе? – все так же холодно ответила Лиана, и тем не менее Андрей почувствовал в ее голосе какое-то оживление, словно он наконец спросил то, что она втайне ожидала от него услышать.
- Ну, я попробую с ней поговорить, - фальшиво начал Андрей, - может, мне удастся ее убедить, что она это место незаслуженно получила, что ты все подготовила  для открытия лаборатории, что только ты обладаешь теми уникальными качествами, которые необходимы для того, чтобы заниматься данной тематикой…
- Да, она, конечно, все бросит и пойдет надувать тебе шарик, - ядовито хмыкнула Лиана, и тем не менее в голосе ее Андрей почувствовал потепление. – Ну ладно, если ничего остроумнее не придумал, попробуй, хоть это и совершенно бессмысленная затея. Могу узнать через моих знакомых, которые в ее лаборатории сейчас работают. Мне ведь Калачов предложил там работать… в качестве младшего научного сотрудника. Естественно, я отказалась: как на меня коллеги будут смотреть, они же все знали, что я должна была быть завлабом. Тем более такая потеря в зарплате…
- Ну, так ты все разузнай и мне позвони, - сказал Андрей мягче, чувствуя, что вновь завязывается узелок. – А лучше, если ее фотографию достанешь.
- А это еще зачем?
- Да так, чтобы не ошибиться, - неопределенно ответил Андрей.
- Ну, хорошо, постараюсь, если ты так хочешь.
На этом разговор закончился, тем не менее у Андрея не осталось от него тягостного осадка, словно бы какой-то неслышный голос нашептывал ему, что на этот раз Лиана услышала от него то, что хотела, и готова сменить гнев на милость.
Буквально на следующий день Лиана позвонила Андрею и сказала, что выяснила все, что он от нее хотел, и могла бы сейчас к нему подъехать, поскольку фотографию тоже удалось достать. Через полчаса она уже раздевалась в прихожей и, как показалось Андрею, выглядела весьма оживленной, а после того, как многообещающе чмокнула его в губы, Андрей подумал, что еще не все потеряно.
- Пожалуйста, - с деланым равнодушием сказала Лиана, когда они прошли в комнату, - записывай: Туранцева Людмила Георгиевна, 35 лет, Москва, Сретенский бульвар, дом 7, квартира 38. Телефон нужен?
- Дай на всякий случай, - сказал Андрей, - хотя тут, конечно, нужна конфиденциальная беседа, не по телефону.
Лиана продиктовала телефон, затем достала фотографию. Эта была групповая фотка сотрудников новоиспеченной лаборатории.
- С фотографией проблем не было, - сказала Лиана, - мне ее дал на память парень-электронщик, которого я в эту лабораторию сосватала, они как раз неделю назад сфотографировались при торжественном открытии… А вот и она в центре сидит.
На Андрея смотрела полная, достаточно симпатичная блондинка с выдающимися формами. Более ничего приметного в ней Андрей не заметил: женщина как женщина, без каких-то особо запоминающихся черт, тем не менее, как только Андрей ее увидел, его словно бы пронизало электрическим током: он только сейчас понял, что смотрит на конкретного человека, которому он мысленно подписал смертный приговор…
- Ну что, достаточно информации? – спросила Лиана. Ее взгляд сверлил Андрея, словно говорил: «Я подозреваю, что ты задумал, но знать ничего не желаю».
- Да, вполне.
- Конечно, все это бесполезно, - сказала она с деланым равнодушием. – Да, если ты собираешься ее как-то запугать – не думаю, что это интересная мысль: вид у тебя не особенно грозный. К тому же она сразу догадается, что в этом деле я замешана, и это будет иметь негативные последствия прежде всего для меня. Так что, прошу тебя, подобных методов не применять, на роль профессионального шантажиста ты вряд ли подходишь.
- Да нет, - смутился Андрей, - запугивать ее я не собирался, я, допустим, представлюсь твоим бывшим больным, которого ты исцелила от неизлечимого заболевания, и это якобы полностью моя инициатива, ты меня ни о чем не просила.
- Ну, по сути дела, так оно и есть, я действительно ни о чем тебя не просила, - сказала Лиана, делая акцент на последней фразе. – Ну, не знаю, как ты ее собираешься уговаривать, это скорее всего полная бессмыслица, но не хочу тебе мешать, главное, чтобы ты в это дело меня не впутал.
- Не беспокойся, не впутаю, - грустно улыбнулся Андрей. – А ты точно знаешь, что в случае… - он запнулся, - ну, если место освободится, то тебя назначат?
- Абсолютно! – отрезала Лиана. – Было только два кандидата… Да что мы все о грустном, мне кажется, я уже немного успокоилась… иди ко мне…

Несколько дней Андрей выслеживал Туранцеву недалеко от ее дома, убеждая себя, что это, в конце концов, ни к чему не обязывает, и в любой момент можно отказаться от своего замысла. Он установил, во сколько она выходит из дома, ее маршрут, место, где она переходит наиболее оживленную часть улицы… Все вроде бы складывалось гладко, его она не заметила, никаких подозрений у нее не возникло, она не пользовалась ни личной, ни служебной машиной, благо до работы ей было всего четыре остановки на автобусе. Осталось последнее: принять Сому и осуществить задуманное, и примерно через неделю после последней встречи с Лианой, проснувшись рано утром словно бы от толчка, Андрей быстро умылся, оделся и, продолжая оставаться в состоянии автопилота, принял два фужера Сомы – примерно столько, сколько выпил в первый раз…
«А может, ничего и не получится, - подумал он, допивая последний глоток (как он хотел бы, чтобы ничего не получилось, ведь он прекрасно понимал, что убить Туранцеву обычным способом никогда не сможет), - вдруг второй раз совсем другой эффект будет, и эти нити-манипуляторы не появятся…»
Увы, все произошло, как и в первый раз. Сначала – чрезвычайный подъем сил, настроения, затем Андрей почувствовал что-то вроде зуда в солнечном сплетении и, выпустив из своего невидимого скафандра нить,  легко подтянул себя к потолку.
«Все, - сказал он сам себе. - Отступать поздно, пора доказать, что я не тварь ползучая, а право имею!» (Сам того не желая, он почти повторил слова Родиона Раскольникова.)
В каком-то забытьи Андрей добрался до дома Туранцевой и сел на лавочку во дворике, метрах в 50 от ее подъезда.
«А вдруг она заболела и на работу не выйдет», – мелькнуло в голове, и, словно отвергая эту последнюю надежду, дверь подъезда открылась, и оттуда появилась Людмила Георгиевна (все складывалось до ужаса гладко), и, естественно, не подозревая, что это ее последний путь, пошла обычным маршрутом к остановке автобуса, а чтобы попасть туда, ей нужно было пересечь оживленную проезжую часть…
Словно сомнамбула, Андрей не торопясь поднялся с лавочки (она была хорошо замаскирована кустами) и двинулся вслед за Туранцевой, сократив расстояние метров до двадцати – именно с этого расстояния ему удавалось во время своих экспериментов наиболее эффективно закидывать нити за упавшие ветки и камни, поднимать их в воздух и швырять с разной силой. Но в данном случае ни поднимать Туранцеву в воздух, ни тем более швырять ее, как того парня, Андрей не собирался, все должно было произойти совершенно незаметно – он слегка подтолкнет ее под какой-нибудь проходящий на скорости автомобиль, словно бы она просто споткнется или поскользнется.
«А вдруг, - подумал Андрей, - будет сразу зеленый свет на переходе, и она сразу улицу перейдет при стоящем транспорте? Тогда что, план срывается? Да нет, почему же, тогда она еще на остановке на той стороне стоять будет, мне даже дорогу не обязательно переходить – как раз дотянусь. Хотя нет, лучше перейти и встать от нее метрах в двадцати, а то вдруг машина за нить зацепит – я даже не знаю, что в этом случае произойдет».
Но все опять складывалось как нельзя более удачно для задуманного, словно это был для Андрея добрый знак. Когда Туранцева подошла к проезжей части у перекрестка, для пешеходов горел красный свет светофора, и вереница машин неслась мимо женщины. Туранцева нервно переступала с ноги на ногу – как раз в эту минуту к ее остановке подъезжал нужный ей автобус, а зеленый все не зажигался. Чисто машинально она даже шагнула на проезжую часть, правда совсем рядом с тротуаром, и как раз одновременно на большой скорости к ней приближалась легковушка, которая должна была промчаться примерно в метре от женщины…
В этот момент Андрей выпустил невидимую нить (она приклеилась – Андрей это хорошо ощущал – где-то между лопаток Туранцевой) и несильно толкнул ее под колеса автомобиля…
Все дальнейшее происходило словно в замедленной киносъемке, словно восприятие Андрея резко изменилось и доли секунды растянулись для него в целую минуту. Никаких звуков в этот миг Андрей не слышал. Туранцева начала медленно падать под колеса автомобиля, беспомощно и карикатурно взмахнув руками, и в тот же момент, когда до рокового столкновения, возможно, оставались считанные сантиметры, что-то произошло с Андреем. Перед его сознанием со всей отчетливостью возник давно забытый образ девочки-мечты, но на этот раз она глядела на него решительно и резко. Затем сделала какой-то охранительный знак рукой, и Андрей вдруг с ужасом обнаружил, что чудовищное решение убить Туранцеву – совсем не его решение, что эту мысль навязала ему Лиана с помощью обычных телепатически-гипнотических приемов, пользуясь своим огромным влиянием на него. Что он всего лишь орудие в ее коварных руках, жалкий зомби, совершающий жестокое преступление, не думая о последствиях. Все это продолжалось доли секунды, но для Андрея они протянулись в минуты мучительного прозрения. В тот же момент он резко отдернул Туранцеву назад, на тротуар, в последнюю долю секунды выхватив ее из-под самых колес…
Женщина упала на спину, впрочем довольно удачно, в ту же секунду приподнявшись на корточки, расширившимися от ужаса глазами глядя в сторону проносящейся, даже не успевшей затормозить машины. Очевидно, со стороны вся эта сцена выглядела достаточно фантастично: женщина, до сей поры совершенно устойчиво стоящая рядом с тротуаром, начинает вдруг падать под колеса автомобиля, и в последнюю секунду, когда, казалось, ее ничто уже не может спасти, непонятным образом отпрыгивает назад и падает на тротуар.
Все дальнейшее Андрей не стал наблюдать, предоставив разгадывать необъяснимое происшествие прохожим и милиционеру, который спешил к месту происшествия. На Андрея, естественно, никто не обратил внимания, он развернулся и в полной прострации пошел подальше от места чуть было не совершившегося преступления, забыв о своем могуществе и чудесных невидимых нитях. Он вернулся на скамейку, на которой недавно поджидал Туранцеву, и тупо уставился в пространство, не решаясь думать о том, что он чуть было не совершил, и что ему теперь делать дальше. Но долго так сидеть, уставившись в одну точку ему не пришлось. Неожиданно Андрея охватил резкий приступ дурноты, в глазах его потемнело, и он понял, что заваливается куда-то вбок на сидение скамейки. В последний момент сознание его прояснилось и пришло знакомое ощущение отделения от тела и, когда он полностью пришел в себя, то понял, что стоит напротив скамейки, а на ней неподвижно лежит, завалившись на сидение и свесив ноги вниз, он сам, с закатившимися глазами и бессмысленной полуулыбкой на лице. Машинально Андрей глянул на часы на кисти двойника: прошло чуть больше двух часов, почти в два раза меньше, чем прошло в первый раз с момента приема Сомы до выхода из тела…
«Ну вот, - подумал Андрей, - моя ситуация все больше напоминает странную историю доктора Джекила и мистера Хайда; теперь уже средь бела дня тело покидаю, чем теперь все закончится, неизвестно. Ну не беда, в последний раз, когда я серьезно переполошился, тело мое далеко было, а теперь – вот оно, рядышком! Ну их, эти астральные путешествия, нужно возвращаться, а то мне эта история все меньше и меньше нравиться начинает, слишком легко я из тела выходить стал».
Андрей шагнул к скамейке и попытался вложиться в самого себя, как он делал уже не раз, и, как правило, без затруднений, за исключением последнего случая, когда он долго не мог подобраться к своему телу. Но, увы, на этот раз между его физическим двойником и астральным телом он почувствовал упругую преграду, которая не позволяла приблизиться к двойнику ближе чем на полметра. После долгих тщетных попыток он отошел от скамейки и всерьез призадумался: такое с ним происходило впервые.
«Так, только не паниковать! – попытался успокоить себя Андрей. – Возможно, это скафандр, который после приема Сомы образовался, меня не пускает. В конце концов, еще мало времени прошло, а через 2 - 3 часа он рассосется, и я спокойненько обратно вернусь. Тело мое дышит, так что я не умер, надо только никуда от себя не уходить и через некоторое время снова попытаться назад вернуться. А если что, придется снова Ио вызывать, думаю, она и сейчас из этой ситуации выручит».
Увы, его надежды оказались тщетны, ни через час, ни через два Андрею так и не удалось вернуться, не помогли и его призывы к зеленому даймону – Ио безмолвствовала. Андрей понял: преступление, которое он тщательно обдумал и чуть было не совершил, все равно осталось преступлением в душе, пусть даже в последний момент он от него отказался, и тот факт, что Андрей находился под внушением, его не оправдывал, если бы он внутренне отверг преступление – никакие внушения, гипноз и телепатия не смогли бы на него подействовать. И звать даймона бесполезно – крепкий кармический узел, образовавшийся на линии его жизни, то ли навсегда, то ли на длительное время перекрыл его связь с Ио. Все это в единый момент пронеслось в его сознании, но не как догадка, а как уверенность, и Андрей понял, что это была прощальная весточка от даймона, хоть голос Ио он и не услышал. Возникла и еще одна мысль-знание, что с этого момента ситуация принципиально изменилась, и все те силы, которые оберегали и хранили его раньше, теперь недейственны, и лишь от него теперь зависит, сможет ли он развязать тяжкий кармический узел и вновь найти к ним дорогу. Но есть и другой путь: попросить другие силы, с ними он хорошо знаком, и Черный магистр, скорее всего, не откажет в помощи. Другое дело, какую цену за это придется заплатить – этого никто не знает. Известно другое: в ближайшее время в тело ему вернуться не удастся, и, может быть, не удастся никогда. И в этом случае он обречен на роль призрака, поскольку карма его жизни осталась не завершенной, и пока он не развяжет эти узелки, пребывая в настоящем беспомощном состоянии, он не может не только вернуться в тело, но и умереть по-человечески. Даже если тело его умрет, путь в миры посмертия на долгое время для него перекрыт, и его ждет удел души мытаря.
Пока «астральный Андрей» делал безнадежные попытки вернуться и размышлял над возникшей ситуацией, «физический Андрей» начал привлекать к себе внимание местных жителей. Первым заинтересовалась неподвижным молодым человеком сухонькая пенсионерка, которая, очевидно, вышла погреться во дворике на майском солнышке. Сперва она долго присматривалась к телу Андрея, затем, по-видимому, решив, что здесь что-то не так, подошла к нему и начала трясти за плечо, затем принюхалась к его дыханию, пожала плечами и, что-то приговаривая, удалилась (звуки из Энрофа на этот раз не доносились до сознания астрального Андрея). Буквально через пять минут она вернулась в сопровождении милиционера, и тот предпринял уже гораздо более энергичные попытки пробудить лежащего. Установив, что это не обычный спящий и не пьяный, милиционер внимательно осмотрел кисти и сгибы локтей Андрея, затем, не найдя там следов уколов, стал энергично его встряхивать, потом сильно надавливать за ушами, очевидно рассчитывая этим болевым приемом привести его в чувство. Когда все попытки оказались тщетными (Андрей даже не пошевелился), он что-то сказал старушке, очевидно, послал ее звонить на «Скорую помощь», поскольку бабуля понятливо закивала и удалилась, а милиционер остался сторожить «тело».
Минут через 10 приехала скорая помощь, но и профессиональные мероприятия: нашатырь, уколы глюкозы и кордиамина с коргликоном так же оказались безрезультатными. Было видно, что медики не только не могут привести Андрея в чувство, но и бессильны определить причину глубокого обморока, и после заполнения милиционером соответствующего протокола тело погрузили в медицинский «рафик».
Первой мыслью «астрального Андрея», естественно, было броситься вслед, но то ли он нарушил какое-то нестойкое равновесие в пространстве, то ли выдал слишком сильный эмоциональный всплеск, но вместо того, чтобы оказаться в «рафике», который вот-вот должен был тронуться и отвезти тело в одну из больниц, Андрей почувствовал, что его засасывает невидимый тоннель, и  в следующий момент он очутился в своей квартире, около серванта, в котором тускло поблескивал хрустальный графин с Сомой.



























ГЛАВА 8

БЕЗ ТЕЛА

Прошел месяц… а может, два или три… Находясь в астрале, Андрей словно бы утратил привычное ощущение времени, а счет дней сильно затруднялся тем, что он видел Энроф словно бы через пленку астрального пространства, и разница между днем и ночью была не столь явной, как в обычном мире. Иногда – возможно, это зависело от его состояния - ночь казалась светлее, чем день, а присутствие астральных жителей (в основном серо-коричневых лярв) затрудняло определить время суток по количеству прохожих, снующих по улицам, поскольку издали лярвы очень напоминали обычных людей, и их ночная активность заметно превышала дневную. К тому же на объективную реальность Энрофа постоянно накладывались какие-то иные, астральные маршруты, иногда почти полностью перекрывая физический мир. Напоминали они в основном пригороды Нарова – пустыри, дороги, ведущие к городским кварталам среди чахлых зеленых насаждений, канавы, рощи. В отдалении виднелись то городские постройки, то дачные участки, но Андрею никогда не удавалось дойти ни до самого Нарова, ни до поселков: через 20 - 30 минут пути он словно бы начинал терять силы, затем завязал в какой-то густой невидимой субстанции, и в конечном счете его закидывало обратно в квартиру. При этом картины астрального ландшафта исчезали, и вновь физический мир становился единственной видимой реальностью. То же самое касалось и его путешествий по отражению Энрофа, и радиус его блужданий ограничивался примерно километром, а дальше происходило то же, как если бы Сома не пускала его дальше. В эту территорию входили пара универсамов, промтоварный магазин, станция метро «ВДНХ», множество двориков и зеленых аллей. Иногда Энроф виделся достаточно устойчиво, иногда подвергался различным световым и пространственным аберрациям – физические деревья превращались в астральные, и тогда можно было взлетать в их кроны и погружать лицо в листву, ощущая небывалую радость и покой. Те же радость и покой ему дарили клумбы и цветники, в какие-то моменты утрачивающие постоянство формы и цвета и радующие неожиданной изменчивостью. Андрей полюбил эти часы, подолгу купался в радостной листве и сидел рядом с цветочным калейдоскопом. Это были единственные часы тихой радости, которые ему дарило новое, далеко не безоблачное состояние, поскольку бытие его во многом утратило вектор, и помимо одиночества постоянно мучило ощущение какой-то бессмысленности и ненужности его нынешнего положения. Если раньше он постоянно что-то делал: учился, работал, тренировался, и это имело какой-то смысл, какую-то цель, то теперь не было ни смысла, ни цели, он не ходил, а слонялся, и какого-то дела тоже никак не мог себе придумать, поскольку обычные земные занятия здесь совершенно не годились, а возможность путешествий по астралу оказалась очень ограниченной: какие-то силы лишили его свободы перемещения в иные астральные и тем более не астральные миры. Круг пространства – и физического, и астрального, в котором он существовал, теперь стал резко ограничен, а круг общения и того беднее: с лярвами общаться было нельзя, поскольку они являлись по сути дела астральными автоматами, рассчитанными только на поиски энергии, разумные существа астрала здесь не появлялись, а люди его не замечали и не слышали в обычном состоянии. Хотя контакты некоторого рода с людьми у него все же установились.
Дело в том, что после некоторого, достаточно продолжительного пребывания в своем новом состоянии Андрей начал испытывать что-то вроде голода. Это был совсем не тот пищевой голод физического тела, который все мы знаем, а скорее утрата чувства ясности и определенности своего состояния, когда мир вокруг и его душа погружались во все более сгущающиеся сумерки, смешанные со страхом потерять свою индивидуальность и форму. Ко всему прочему к этому присоединялось что-то вроде чувства сексуального голода – правда, не столь острого, как в физическом теле.
Вначале он пытался забирать энергию от лярв, несколько раз это ему удавалось, и серо-коричневые человечки, которые имели неосторожность оказаться в непосредственной близости к Андрею, быстро превращались в комок одежды. Но такая пища его мало удовлетворяла, и Андрей после подобных запиток испытывал чувство, словно наелся падали. Лярвы к тому же вскоре стали более осторожными, быстро научились распознавать в нем более сильного и опасного противника и старались мгновенно ретироваться при его приближении. Неподходящей пищей оказалась и энергия ослабленных, опустившихся представителей рода человеческого: бомжей, нищих, пьяниц, составляющих основной рацион лярв. Несколько раз отведав этой энергии, Андрей хоть и удовлетворил чувство астрального голода (благо конкуренции с лярвами не было: при приближении Андрея они оставляли свою жертву и быстро сматывались), но одновременно с насыщением Андрей ощущал, что все беды, обиды, неудовлетворенные и тайные желания этих несчастных передаются ему, и он долгое время после подобного завтрака мучился чужими проблемами, словно несварением желудка. Другие же, благополучные и самодостаточные граждане, как правило, оказывались крепким орешком и были ограждены чем-то наподобие силового поля, через которое Андрею не удавалось пробиться.
Единственным более-менее стабильным источником питания, которое восстанавливало силу, форму и не вело к астральной изжоге, оказались многочисленные супружеские и несупружеские пары, занимающиеся любовью в своих квартирах, расположенных в ореоле досягаемости Андрея. Почти каждую ночь он блуждал от квартиры к квартире, взлетая к заинтересовавшему его окну и проникая внутрь через ставшие проницаемыми стекла. И тогда он приближался к подходящей парочке и как бы накладывался на них, купаясь в волнах удовольствия и чувствуя, как проясняется его сознание и крепнет астрал. В эти минуты он, очевидно, становился чем-то более материальным, и его присутствие в ряде случаев даже было обнаружено, и, как правило, женщинами. Не то чтобы они его видели, но, по-видимому, начинали испытывать сильный дискомфорт, что почти всегда приводило к нарушению безмятежности партнеров, что-то у них начинало не получаться, и, как правило, все заканчивалось супружеским скандалом и упреками в холодности и половой несостоятельности.
Однажды Андрея даже увидела одна молодая женщина, когда в самый разгар страсти она вдруг открыла глаза и в ужасе зашептала в ухо своему мужу, ткнув в сторону Андрея пальцем:
- Коля, смотри, что это над нами висит?!
Коля, которому помешали, возможно, в самый ответственный момент, ничего не увидел и был крайне недоволен таким нечутким к нему отношением, а Андрею пришлось ретироваться. Интересно, что во время этих необычных сессий втроем Энроф словно бы приближался к Андрею, становился более отчетливым, и до его слуха начинали доноситься звуки, которые в обычном своем астральном состоянии он не слышал. К сожалению, ничего путного в подобные минуты он услышать не мог, и хотя всякие чужие интимные откровения в скором времени перестали его смущать, он каждый раз испытывал что-то вроде недоумения: неужели и у него в прежней жизни все происходило так же, и он нес подобную интимную чушь.
Нельзя сказать, что Андрей сильно тосковал по своей прежней жизни. В астрале все его чувства претерпели сильные изменения, это не был полный перенос его дневного сознания на плоскость астрала, поэтому и думал, и чувствовал, и самоощущал себя он несколько по-иному. Скорее его угнетало какое-то чувство незаконченности, неопределенности своего состояния. С одной стороны, он ощущал, что его физическая жизнь не завершена, что он многого в ней не узнал из того, что ему было предписано судьбой, с другой стороны, он бы с радостью ушел из Энрофа и распрощался со своим телом для дальнейшего пребывания в более определенном состоянии, которое сулили ему миры посмертия. Но и этого он не мог. Какая-то незримая нить продолжала связывать его и с телом, и с Энрофом, и он в полной мере осознал состояние души мытаря, которая и вернуться в тело не может, и оставить этот мир не в состоянии. Ему очень хотелось пообщаться, поговорить с кем-нибудь из людей, но, увы, это было невозможно: видимым призраком он не стал, и кроме нескольких случаев, о его присутствии никто не догадывался. Даже мама…
Мама несколько раз заходила в квартиру сына. Забирала какие-то вещи, плакала, что-то бормотала себе под нос, но все попытки Андрея вступить с ней в контакт ни к чему не привели. Увы, мама была слишком обычной, земной женщиной, не наделенной и в малой степени экстрасенсорными способностями.  Даже в ее сны Андрей не мог попасть, иногда он видел, ощущал этот мир, но проникнуть туда, как это он не раз делал во время прежних своих астральных выходов, теперь не мог: круг его бытия был жестко очерчен как в пространстве Энрофа, так и в астральных пространствах.
Что стало с Лианой, где она, как отнеслась к тому, что случилось с Андреем, он тоже не знал: она ни разу не появилась ни в его квартире, ни где-то поблизости от его дома. Возможно, она посещала его тело, которое находилось в какой-нибудь больнице (Андрей твердо знал, что не умер, а следовательно, и не похоронен), но добраться до своего тела он не мог, как не мог и видеть тех, кто приходил в палату и ухаживал за ним, другим, пребывающим в летаргическом сне, а именно этот диагноз скорее всего был ему поставлен.
Очевидно, если бы астральное сознание Андрея не претерпело изменений, то это бы крайне огорчило его, ведь Лиана была выдающимся сенсом, и кто, как не она, могла догадаться, что на самом деле случилось с Андреем. Кто, как не она, должна была бы постараться войти с ним в контакт и если и не вернуть в тело, то хотя бы поговорить с ним и как-то объясниться. Но, увы, как только Андрей оказался вне тела, то в скором времени облик Лианы поблек в его душе, и уже больше никакой любви и какого-то положительного интереса к этой женщине он не испытывал, скорее наоборот, любая мысль о ней вызывала чувство тревоги и дискомфорта, в отличие от мыслей о маме, друзьях и даже умершей Леночке. Кстати, если бы представилась такая возможность, он  охотнее пообщался бы именно с Леночкой, поскольку в своем нынешнем статусе был гораздо ближе к ней, чем к оставшимся на земле знакомым: уж она несомненно увидела бы его и могла бы с ним поговорить. Но, увы, Леночка была свободна от земного пространства и пребывала в том мире, куда Андрей не имел доступа, а тот факт, что их совместные кармические узлы были развязаны в недавней жизни, то и пересекаться их душам больше не было необходимости. Но вскоре и эти мысли оставили его, он постепенно забывал и людей, которые окружали его в той жизни, и вообще о том, кем он был и что делал тогда.
Так проходили дни за днями. Днем он бесцельно слонялся по доступной для него территории, среди не видящих его людей, зачем-то заходил в магазины, распугивая лярв и скорбно бродящих среди мясных полок универсама коров, свиней и кур. Они почему-то боялись Андрея, очевидно, образ человека, лишающего их жизни прочно засел в их сознании и не покидал в посмертии. По ночам он порхал от квартиры к квартире, словно бабочка от цветка к цветку, лакомясь сладким сексуальным нектаром, которым, сами того не зная, любящие парочки щедро одаривали нашего героя. Прошлая жизнь все больше стиралась в его памяти, будущее было неясным и, скорее всего, безрадостным. Он медленно утрачивал основные черты своей земной личности и был занят только сиюминутными проблемами: добыванием пищи, наблюдением за происходящим, пусть даже самым заурядным и неинтересным с точки зрения земного сознания. Утратились ориентиры, смысл жизни, цели: Андрей медленно угасал в своем астральном состоянии.
Первое время Андрей, после того, как потерял возможность вернуться в свое тело, много времени тратил на воспоминания былых событий и на переосмысление своей жизни, но со временем словно бы какая-то пелена стала все гуще и гуще опутывать его сознание, и прежняя жизнь все меньше и меньше тревожила его воспоминания – на смену им пришло тупое равнодушие, ощущение бессмысленности всего происходящего и осознание собственной беспомощности что-либо изменить. Как знать, долго бы продолжалось это полусуществование, где не было ни особой радости, ни особого горя, а ночи и дни слились в нудный поток без каких-либо происшествий и какой-то цели. Сам он изменить ничего не мог, а в последнее время и желание что-то менять угасло. Скорее всего его физическое тело, пребывающее в летаргическом сне, рано или поздно умерло бы, и тогда, возможно, что-то изменилось бы и в его астральном бытии. Тогда, мой терпеливый читатель, роман можно было бы закончить в этом месте, поскольку посмертие, не связанное с земными событиями, вряд ли подходящая тема для продолжения нашего повествования. Но однажды в астральной жизни Андрея произошло важное событие, которое явилось толчком для продолжения нашей истории, а значит, и точку ставить еще рано.

Как-то утром, примерно через 3 - 4 месяца с того момента, как Андрей застрял в астрале, в квартиру его позвонили. Уже сам по себе этот факт был достаточно странным, поскольку в обычном состоянии в отражение, в котором находился Андрей, звуки из Энрофа не долетали, за исключением тех моментов, которые мы описывали ранее. Поэтому, если кто-то по ошибке и звонил раньше в его квартиру, то Андрей этого никогда не знал. По этой же причине его не беспокоил телефон либо какие-то звуки, доносящиеся с улицы.
«Что-то новенькое, - подумал Андрей, привыкший к тому, что изо дня в день происходит одно и то же – и даже сама мысль-комментарий события была чем-то необычным: в последнее время он почти не мыслил словами. – Дверь идти открывать, что ли? Так я ее и не сумею открыть, я в Энрофе и пылинку сдвинуть не смогу».
Тем не менее он подошел к двери и с недоумением остановился перед ней, не зная, что делать дальше. На всякий случай (а вдруг что-то изменилось в его состоянии) он попытался повернуть щеколду замка, но пальцы его могли захватить только пустоту.
- Кто там? – на всякий случай спросил Андрей, впрочем, понимая, что обычный посетитель не услышит его астрального голоса.
- Это я, Варфоломей, - раздался из-за двери тоненький голос. – Можно зайти?
- Заходи, если сможешь, - удивленно ответил наш герой («Варфоломей, Варфоломей, что-то знакомое», - пытался припомнить Андрей, который напрочь забыл о своей встрече с маленьким человечком в Александровском саду). – Только дверь эту открыть я не смогу, – продолжил он вслух.
- Ну, это не беда, - продолжал все тот же голос, - для домового пройти через закрытую дверь – пустяки, как, впрочем, и в твоем нынешнем положении.
- Так что же ты звонишь и спрашиваешь, - недовольно проворчал Андрей, - зачем весь этот спектакль?
- Да так, неудобно без разрешения хозяина врываться, – раздалось из-за двери, и через секунду перед Андреем появился маленький человечек с всклокоченной шевелюрой, которого Андрей хоть и узнал не без труда, но все никак не мог вспомнить, где он его видел и при каких обстоятельствах.
- Мы знакомы? – Андрей настолько отвык общаться с разумными существами, что несколько растерялся. – Мне кажется, я тебя где-то видел, но не могу вспомнить где.
- Не помнишь? Плохо дело, – озабоченно сказал маленький человечек. - Дело гораздо серьезней, чем я предполагал. А ты хоть помнишь, кто ты, как тебя зовут?
- Ну конечно! – возмутился Андрей. – Я… я… – И тут он с ужасом обнаружил, что не может вспомнить ни свое имя и фамилию, ни кто он такой и как здесь очутился. Но если раньше подобные мысли не тревожили его сонный угасающий разум, то теперь, то ли потому, что об этом узнал кто-то помимо него, то ли потому, что этот кто-то пробудил какие-то его смутные воспоминания, его вдруг серьезно обеспокоило такое положение вещей. – Не помню, - вынужден был он признаться, - я давно в этой комнате сижу, ну еще гуляю вокруг дома, никто до тебя сюда не приходил, люди меня не видят и не слышат, лярвы пугаются – поговорить не с кем. Так что не мудрено забыть, кто ты такой и как тебя зовут.
- И давно ты здесь торчишь? – спросил человечек. – Может, пройдем в комнату, а то в коридоре как-то неудобно беседовать.
- Ах да, - спохватился Андрей, жестом приглашая гостя войти. – Давно ли я здесь? – переспросил он то ли человечка, то ли самого себя, когда они зашли в комнату и сели за стол. – Честно говоря, и припомнить не могу, мне кажется, я всегда здесь был… А, собственно, что это тебя так беспокоит? – вдруг разозлился Андрей, словно человечек уличил его в чем-то постыдном. – Живу здесь и живу, никого не трогаю! Тебе-то какое дело!
- Мне-то до этого самое прямое дело, - ответил человечек, тревожно и с состраданием глядя на Андрея, - но об этом мы позже поговорим. Да, Андрюша, - сказал он, делая акцент на его имени, - я подозревал, что с тобой не все в порядке, но что найду тебя в таком плачевном состоянии, честно говоря, не ожидал.
- Андрюша! – вдруг радостно вскочил из-за стола Андрей, чуть ли не взвившись под потолок. – Я вспомнил, я – Андрей Ев… Евгеньевич Данилов, и когда-то был человеком, как те, которые по улице ходят, и в квартирах… это самое… ну, в общем я рядом с ними пищу нахожу. Но когда это было, и почему я здесь – не помню… Наверное, я умер… хотя нет, я точно помню, что не умер, мне почему-то кажется, что я в другом месте должен был оказаться, правда, не знаю, где именно.
- Ну вот и хорошо, - немного расслабился гость, - по-видимому, дело не так далеко зашло, как мне вначале показалось, а значит, еще не все потеряно. Честно говорю, не думал, что ты так быстро в астрале стержень своей личности растеряешь, обычно это не так быстро происходит даже у примитивных людей. Тем более у людей с таким богатым астрально-мистическим опытом, как у тебя в прежнем бытии, это вообще по-другому осуществляется, астрально-ментальный человек меняется в посмертии, но по-другому, не утрачивает память вплоть до следующего воплощения, остается сознательным – а ты по сути дела в лярву начал превращаться. Это уж совсем непредвиденная ситуация…
- Во-первых, я не умер, как мне кажется, - сказал Андрей. В его сознании, точно вспышки, начали – пока бессвязно – проноситься короткие сценки из его совсем недавней, но, кажется, ставшей такой далекой жизни, и он жадно ловил сознанием этот, казалось бы, совсем угасший ручеек. – А потом я, кажется, что-то очень плохое сделал… или собирался сделать, и меня за это наказали.
- Все гораздо сложнее, - сказал Варфоломей, - ты действительно в той жизни чуть было не совершил серьезное преступление, и хоть в последний момент одумался, наказание понес можно сказать как за совершенное, а почему -  тут мне самому не совсем понятно, что произошло. Похоже, ты потерял половинку самого себя, причем контролирующую, оберегающую половинку. Именно поэтому ты оказался  сейчас в столь жалком состоянии. Если бы ты не утратил свою целостность, то о подготовке убийства, которое ты только чудом не совершил, даже речи бы не возникло, и женщина, которая внушила тебе преступную мысль, никогда не получила бы над тобой  столь чудовищную власть. Считай, что от преступления тебя уберегла только еле теплящаяся связь с  Единственной… Кстати, то дело, ради которого я пришел к тебе, касается не только тебя, но и ее, правда, об этом я смогу говорить только после того, как ты восстановишь свою память и личность.
- Ты имеешь в виду, в тело вернусь? – оживился Андрей.
- К сожалению, об этом говорить еще рано, - развел руками Варфоломей, - вначале тебе необходимо развязать кое-какие кармические узелки, ты должен восстановить свою личность, вспомнить себя, и это возможно только тогда, когда ты воссоединишься со второй, контролирующей и оберегающей половинкой, которую потерял. Это будет возможно, если ты именно в теперешнем своем состоянии сумеешь вспомнить, при каких обстоятельствах ты ее потерял. Я не могу тебе в этом помочь, какая-то могучая сила закрывает от меня, как именно это произошло. Только после того, как ты вспомнишь и, самое главное, воссоединишься с двойником, будет иметь смысл говорить о том, что ты должен сделать, кому и как помочь, для того чтобы вернуться к своей прежней, земной жизни.
- Да я и сам не знаю, нужно ли мне это, - засомневался Андрей. – Я почему-то забыл ту, земную жизнь, только сейчас, когда ты пришел, снова что-то вспоминать начал… Мне кажется, жить в теле очень хлопотно.
- А жить так, как ты живешь, тебе нравится? Если это вообще можно жизнью назвать?
- Да нет, конечно, не нравится, - признался Андрей,  - да как-то привык уже – ничего особенно не беспокоит, нет мучительных раздумий… мне кажется, в той жизни они меня здорово тревожили, нет жажды, холода, да и пищу, чтобы не расформироваться, всегда можно найти.
- Ты уже и так начал расформировываться, - сказал Варфуша, - а ты знаешь, что совсем не обязательно сумеешь пройти через нормальное посмертие и воплотиться вновь? Судя по той тенденции, которую я заметил, ты скорее в лярву превратишься, или, того хуже, в строительный астральный материал – и перестанешь существовать как личность. Такой вариант тебя устраивает? Если устраивает, нам не о чем больше говорить.
- Да нет, не устраивает, - испугался Андрей, - перестать существовать я бы не хотел.
- А раз не хотел бы, значит, надо вернуть двойника, воссоединившись с ним.
- А как это сделать?
- Я же сказал, напряги мозги, вспомни, где и при каких обстоятельствах ты его потерял, ты уже совсем разучился думать и вспоминать. Подумай о той перспективе, которую я тебе описал, и постарайся вернуться к себе, больше я ничем тебе помочь не могу, ты сам все должен сделать.
- Ну, допустим, вспомню, а как его найду?
- Когда вспомнишь, тогда придет решение этого вопроса. Это же астрал, здесь все события связаны с состоянием твоего сознания, и мыслеобразы сами плетут реальность.
- Ну, допустим, найду, а что дальше?
- Замучил ты меня! – рассердился Варфуша. – Во что ты превратился! «Допустим, найду, допустим, вспомню, а что дальше?»  Нельзя продолжать оставаться в таком состоянии! Когда воссоединишься с двойником – а я это обязательно почувствую – я снова приду к тебе в гости, и, надеюсь, застану уже другого человека. Тогда и поговорим, что делать дальше. Ты все понял? Посиди и помедитируй о своей прежней жизни. Энергия, которая будет  при этом поступать, сможет создать желательную для тебя реальность. Тогда ты поймешь, что делать! Ладно, заболтался я с тобой, у меня и других дел предостаточно. Пойду я, надеюсь, в скором времени увидимся. – Варфуша встал из-за стола и, уже не соблюдая условностей, исчез в ближайшей стене.
- Погоди, - крикнул Андрей вслед, - а сам-то ты кто, мне кажется, я тебя видел!
- А вот и начни с того, что вспомни, где ты меня видел, – раздалось из-за стены.
Андрей снова остался один, но что-то в нем изменилось, он уже не мог находиться дальше в том рассеянно-идиотическом состоянии, в котором пребывал последний месяц, он почувствовал острую необходимость вернуться, вспомнить. Поскольку самым ярким впечатлением последних дней было появление Варфоломея, то он решил начать восстановление памяти с того, чтобы вспомнить, где и при каких обстоятельствах он познакомился с этим маленьким человечком.
Не будем описывать весь этот долгий, мучительный процесс восстановления памяти Андрея, скажем только, что на это ушло немало времени, и в значительной степени ему помог навык медитаций при его телесном существовании. По мере того как крепли его разум и память, все больше фрагментов жизни всплывали, как зримые образы в его комнате (напомним, что медитации в астрале сильно отличались от земных, и зримые образы появлялись не в сознании, а словно бы накладывались на окружающую реальность). Андрей чувствовал все больший и больший прилив энергии, и в последние дни отказался от своих ночных путешествий по чужим квартирам, ему почему-то стало противно от подобного подглядывания-участия, он больше не нуждался в этой вампирической подпитке. Но вот наступил день, когда он восстановил картину своей забытой встречи с двойником, произошедшую между ними драку, передачу астрального медальона и таинственное исчезновение двойника после того, как энергия Сомы перешла на вино. Почему-то этот отрезок воспоминаний дался ему наиболее трудно, в последнюю очередь, словно какие-то силы всячески мешали ему в этом. Андрей снова проиграл ситуацию того астрального выхода, благо все события разворачивались перед ним не как воспоминания, а как голографический кинофильм, затем перед ним всплыла картинка посещений им в астрале кабинета Андропова, когда он явственно наблюдал две разные сцены альтернативного будущего, протекающие параллельно, а затем, после того как он помог маленькой девочке в 1962 году уничтожить психогенератор, одна из сценок пропала. Андрей решил проделать то же самое. Он крутанул кинофильм своей жизни обратно, и когда очутился рядом с телом Рама, то мысленно с ним простился и, преодолев желание подойти к полке и зарядить от сосуда с Сомой свой медальон, нырнул в поток времени. А дальше… дальше словно был стерт небольшой кусочек его жизни: не было ни последующего выхода в астрал, ни битвы с двойником, ни переноса энергии Сомы с медальона на вино, ни исчезновения этого двойника. Не было расправы с хулиганами и планов новоявленного Гарри Гудини, чудесная нить не присасывалась к спине Туранцевой и не толкала ее под машину: короче говоря, вся история с переносом Сомы в его настоящее и все события, напрямую связанные с этим переносом словно бы были стерты могущественной рукой, и Андрея в убыстренном темпе прогнали по альтернативным событиям апреля-мая, которые, возможно, произошли бы в его жизни, не перенеси он Сому из прошлого в настоящее. Правда, эти сценки были какие-то мутные и как бы не до конца проявленные, ничего принципиально важного в них не произошло, и из них только одно событие ярко запомнилось Андрею: Лиана получила назначение на заведование лабораторией, и никаких событий, связанных с попыткой избавиться от конкурентки, не случилось.
После того как Андрей утратил кусочек своей жизни, словно влажная тряпка прошлась по письменной доске его воспоминаний, он обнаружил, что стоит напротив зеркала, и палец его упирается в палец двойника, отражающегося в гладкой серебристой поверхности, причем разница между ними заключалась в том, что у этого двойника на шее тускло поблескивал астральный медальон, а у Андрея его не было. В следующий момент он шагнул в плоскость зеркала навстречу самому себе, что-то вспыхнуло, он услышал легкий хлопок и, когда сделал шаг назад, то в зеркале уже не было отражения, а на шее его поблескивал астральный медальон, который много лет назад подарила ему чудесная девочка у моря Вечности, прежде чем исчезла за стенами песчаного замка.
Андрей поглядел в сторону серванта: на полке стоял графин с обычным белым вином, и никакого свечения не исходило от этого вина.
- Получилось? - услышал Андрей сзади себя тоненький голосок. Он обернулся и увидел Варфушу, сидящего на стуле за обеденным столом. – Рад приветствовать воссоединенного Андрея Данилова.
- Вроде бы получилось. – Андрей разглядывал окружающий интерьер словно бы другими глазами, он ощущал давно забытое чувство целостности, бодрости и готовности к действиям. – Что мне делать дальше? Готов что угодно совершить, только бы не влачить то жалкое существование, которое влачил до недавнего времени.
- Ты вспомнил свою Единственную? – спросил Варфуша, внимательно глядя в глаза Андрея.
- Конечно, - с готовностью ответил тот, - мне кажется, наша встреча у моря Вечности – самое яркое событие в моей жизни. И потом, в церкви, хотя вроде бы ничего особенного не произошло, даже сам не понимаю, почему этот сон-выход кажется мне таким важным событием. Вроде бы потом гораздо более значимые вещи происходили, и все равно, такое чувство, словно мне какой-то шанс давался, а я его упустил по собственной глупости: счастье свое упустил.
- Это действительно было самое важное событие в твоей жизни, - сказал Варфуша, - как бы тебя здравый смысл ни пытался в этом разубедить. И дело не только в том, что она уберегла тебя от реального убийства недавно и тем самым спасла твою душу от куда более тяжкого возмездия, чем постигло тебя сейчас. Надеюсь, ты понял, что и Маргарита – единственная любовь Фауста – была та же самая душа, и частично искупила последствия его страшного договора с Мефистофелем, как бы чудовищно ни выглядел ее поступок. Между прочим, за это вынужденное убийство своего возлюбленного она тоже поплатилась: таков безжалостный закон кармы, каким бы праведным и оправданным ни было убийство, за него всегда приходится расплачиваться, и она осознанно сделала выбор – она одна могла остановить алхимика. Теперь пришел твой черед помочь этой девушке, хотя она навсегда останется для меня маленькой Аней – моей ученицей.
- Но что я могу сделать? – удивился Андрей. – Я, можно сказать, покойник, а в астральном теле сейчас такой же беспомощный, как и мое физическое тело. Я даже не могу никуда отсюда уйти – ни в Энрофе, ни в астрале – минут двадцать пути, и меня дальше какая-то сила не пускает.
- Теперь можешь, - сказал Варфуша, - во-первых, ты воссоединился, а во-вторых, тебя не пускала Сома, а ее здесь больше нет, ты изменил ситуацию в прошлом, и Сома осталась там навсегда.
- Скажи, - спросил Андрей, - а почему эта девочка моя Единственная, и почему так была важна с ней встреча? Я ведь ее, по сути дела, только во сне видел и, кажется, потом в Трускавце – она недалеко от нас вместе с мамой квартиру снимала, хотя позже я уже не был уверен, что это она, и больше ее на земле не встречал.
- Это была она, - сказал Варфуша, - и если бы ты тогда с ней познакомился, преодолев робость, то и ее, и твоя судьбы сложились бы иначе, но некоторые силы заинтересованы, чтобы этого не произошло.
- Неужели это так важно, - удивился Андрей, - и что это  могло изменить в моей судьбе? Если та девочка, в Трускавце, была действительно она – то ничего особенного в ней я не заметил: обычная симпатичная девчонка-задавака… Правда, потом в церкви произошел интересный случай, но после него она вела себя так, словно ничего не произошло. Я ее потом встречал всего пару раз, но при весьма щекотливых обстоятельствах: она меня на толчке видела.
- Эта, в церкви, была и та и не та, - усмехнулся Варфуша. – Твоя соседка являлась реальной девочкой, Аней Ромашовой, а в церкви ты столкнулся с ее отражением-посланницей из прошлого, 1962 года, и, кстати, именно ты помог ей отправиться из 1962 года в 1965-й, где она должна была получить определенную информацию. Чуть позже я расскажу тебе эту историю подробнее. А та, реальная Аня Ромашова из 1965 года, естественно, уже пережила все события 1962 года, и события эти стоили ей того, что она потеряла часть своей личности, как терял ее ты. Она забыла обо всем чудесном, что с ней произошло, и стала самой обычной, заурядной девочкой – именно поэтому она произвела на тебя столь странное двойственное впечатление. Ты должен вернуть ей эту память, вернуть ей часть ее личности.
- Но как я смогу это сделать?
- Сначала послушай историю нашего с ней знакомства в этом ее воплощении, и вообще всю историю нашего странного союза, я имею в виду, не только с Аней Ромашовой, но и с ее прежними воплощениями, а также, что с ней произошло после того, как мы временно расстались, и почему она потеряла свою память. Тогда будет иметь смысл говорить о том, как ты можешь ей эту память вернуть, и почему именно ты. - И Варфуша рассказал Андрею всю длинную историю Ани Ромашовой и своего посильного в ней участия, о чем мой читатель узнал из первой части повествования.
- Итак, - закончил Варфуша, - когда астральный динозавр Ху-Фу вынес Аню на поверхность, потребовав в качестве платы энергию ее памяти, ее чудесных способностей, то первая часть девочки осталась в зоне горячих магм, а другая вынесена динозавром на поверхность и брошена рядом с порогом ее дома. Естественно, эта половина оказалась ущербной.
- И я должен ей ее вернуть?
- Да.
- Но каким образом, и почему именно я?
- Сначала поговорим, почему именно ты. Как я уже объяснял тебе, Аня Ромашова является отдаленным потомком династии Меровингов и носит в себе священную каплю крови Христа.
- Допустим, - недоуменно пожал плечами Андрей, - и что из этого следует?
- Ты тоже отдаленный потомок Меровингов, - сказал Варфуша, - и ваш союз имеет большое значение для будущего всего человечества. Важно, чтобы эта капелька крови передавалась ребенку не только по линии матери, но и по линии отца. Я уже рассказывал о том, что на земле в далеком будущем должна воплотиться Звента Свентана, объединив в себе частицу души Христа, переданную Наан-Навне, и каплю его земной крови – его отдаленного потомка. Вполне вероятно, что это будет ваш с Аней потомок…
- Ты хочешь сказать…
- Я хочу сказать, что именно поэтому Аня – твоя Единственная на небе и на земле. И именно на земле вы должны с ней встретиться, и у вас должен родиться ребенок. В этом заключается смысл мистерии. Я не хочу сказать, - усмехнулся Варфуша, - что ваш ребенок будет той самой Звентой Свентаной, лидером просветленного человечества, до этого пока далеко, я хочу сказать, что он будет  одним из звеньев длинной цепи преемственности, каковыми являетесь и вы с Аней.
- Да, - сказал Андрей после долгого молчания, - ну, дела. И хорош же я женишок, хотя в данном случае непонятно, который «Я» – тот, что в больнице в глубокой летаргии валяется, или этот, перед тобой, который совсем недавно и имя-то свое вспомнить не мог и думал только о том, где бы послаще парочку найти.
- Ты должен вернуться в свое тело, - сказал Варфуша, - а вернуться ты сможешь только тогда, когда поможешь Ане соединиться с утерянной половинкой. В этом случае ты развяжешь тобою же завязанный тяжелый кармический узел и сможешь вернуться в свое тело. Только ты способен ей помочь, я не могу напрямую вмешиваться в земные события. У вас же с Аней особая кармическая связь, и именно эта связь, словно нить Ариадны, поможет тебе добраться до ее половинки, затерянной в зоне горячих магм, и освободить ее из плена. В этом случае к земной Ане Ромашовой вернется ее память и ее чудесные способности, которые всегда были отличительной чертой потомков рода Меровингов.
- И все же, что я должен сделать? – по-прежнему недоумевал Андрей. – Как мне в эту область горячих магм попасть?
- Я могу подсказать тебе только то, с чего ты должен начать, - сказал Варфуша, - все остальное зависит только от тебя, ты же сумел воссоединиться со своим двойником, хотя вначале тоже недоумевал, как это сделать. Решения будут рождаться по мере возникновения ситуаций. Тебя будет вести твой медальон, он связан с астральной короной Меровингов.
- Он, значит, с короной Меровингов связан, - удивился Андрей, - вот, значит, почему его в астрале все кому не лень от меня заполучить хотели…
- Да, именно потому, это неиссякаемый источник силы… Ну так вот, возьми в руки медальон и мысленно воспроизведи на его поверхности ситуацию, при которой он был тебе подарен. Когда возникнет картинка, шагни в нее. Это ты уже не раз проделывал, только не на медальоне. Все остальное зависит от тебя. Тебе я уже ничем помочь не смогу, но буду незримо наблюдать за тобой, как наблюдал и раньше, ты ведь, наверное, обратил внимание, что я неплохо осведомлен в событиях твоей жизни?
- Да уж, - сказал Андрей, - никогда не думал, что за мной кто-то так внимательно наблюдает. Но почему именно ты? Черный магистр – понятно, он как-никак был покровителем Фауста.
- А я помощник-посредник потомков рода Меровингов, - сказал Варфуша, - я тебе уже об этом уже рассказывал.
- Теперь все встало на свои места, - решительно сказал Андрей, взяв в руки медальон: все его существо жаждало деятельности. – Мы еще с тобой увидимся?
- Как знать, как знать, - сказал Варфуша, загадочно улыбаясь, - на сегодняшний день я свою миссию выполнил. Может, и увидимся, но скорее всего это будет уже совсем другая история. – С этими словами он сделал прощальный жест рукой и исчез за стеной.
«Что ж, другая, так другая, - сказал Андрей сам себе. Он впился глазами в полированную поверхность медальона, которая напоминала морской пейзаж. Вскоре этот пейзаж ожил, и он явственно увидел, как на берегу прекрасного аквамаринового моря девочка в белом платьице вешает что-то на шею мальчику – ее ровеснику. В следующий момент картинка начала расти, заняла большую часть комнаты, Андрей шагнул туда и на какое-то время погрузился в полное беспамятство…

Очнулся Андрей со странным ощущением, что он одновременно и взрослый, и ребенок, которое нередко бывает во сне.
Он стоял на влажной прибрежной полосе песка, кругом на многие километры простиралось безлюдье – золотые дюны, темные скалы в отдалении, а у его ног почти неслышно шелестела белая ажурная пена аквамаринового моря Вечности. На этот раз Андрей хорошо понимал, кто он, где находится, и не было той вселенской безмятежности, которая охватила его в первые минуты, когда он впервые оказался здесь десять лет назад. Недалеко от него возвышался маленький замок. Андрею показалось, что он только что вышел из этой миниатюрной двери, правда, было непонятно, как он мог там помещаться, и как ему удалось пройти через такую маленькую дверцу. И еще он очень хорошо знал, что должен выручить из беды маленькую девочку, которая ему дороже всего на свете. С этой девочкой он виделся и разговаривал совсем недавно, после чего она исчезла за стенами замка Вечности… или очень давно? И это «недавно» и это «давно» словно бы слились в его сознании в единое ощущение, как ощущение того, что он и взрослый, и ребенок одновременно.
Тут Андрей почувствовал, что медальон на шее словно бы оживает, от него разливается непривычное в астрале тепло, и будто что-то подталкивает его войти в море и искупаться. Андрей не стал противиться этому чувству, он помнил, что говорил ему Варфуша, и, не задумываясь, вошел в ласкающие чистые воды моря Вечности. Какое-то время он плыл, недоумевая, куда он может приплыть, если вокруг до горизонта – только эти лениво покачивающиеся волны, затем оглянулся, желая убедиться, далеко ли от берега удалось отплыть, и оторопел: песчаный берег исчез, его окружала одна только вода, и как показалась Андрею, эта вода уже не столь ласкова и безмятежна, как вначале, цвет ее быстро менялся на грязно-зеленый, почти серый, по морю заходили белые барашки, и Андрея стало заметно покачивать. В отдалении послышался шум, и этот шум все нарастал и нарастал.
«Так, кажется, шторм приближается, - почему-то с воодушевлением подумал Андрей. – Буря, пусть сильнее грянет буря! Странно, я думал, что на море Вечности штормов не бывает, как-то не вяжется понятие «шторма» и «вечности», хотя, впрочем, однажды я наблюдал это море штормящим – тогда я встретил на берегу Черного магистра и замок Вечности разрушил. Может, это снова его работа? Ну что ж, посмотрим, что из этого получится, утонуть-то я не могу».
Вскоре действительно разыгрался нешуточный шторм. Огромные бурые волны подбрасывали легкое непромокаемое тело Андрея высоко вверх, а затем стремительно швыряли в тяжелую свинцовую бездну. Выглядело со стороны все это достаточно грозно, и не дай Бог Андрею очутиться в такой ситуации в Энрофе – наверное, у него душа бы ушла в пятки, но здесь это чем-то напоминало прыжки с многоэтажного дома во сне: с одной стороны, есть какая-то легкая тревога – как память страха высоты в реальной жизни, но с другой стороны, можно осуществлять совершенно безнаказанно. Все внешне выглядело очень похоже, но как-то не по-настоящему: как астральный секс, как уничтожение солдат и рабочих в Антимоскве.
«Испугать меня, что ли, хотят? – подумал Андрей даже с некоторой иронией. – Нашли чем испугать, уж здесь-то я и так пуганый!»
Какое-то время он развлекался многоэтажными спусками и подъемами, затем почувствовал, что волны уже не просто бесцельно подбрасывают и опускают его, словно на огромных качелях, но куда-то целенаправленно несут. Вначале он ощущал только движение и не мог определить его траектории, но вскоре понял, что совершает огромные концентрические круги, и эти круги постепенно сужаются. Да и волны заметно уменьшились, теперь это был не хаотический разгул бескрайней стихии, но мощный поток, бурный и клокочущий, и поток этот совершал вместе с ним все более сужающиеся концентрические круги.
«Водоворот там, что ли? – подумал Андрей, пытаясь разглядеть в клокочущей дали жерло огромной воронки. – Ну, так это должен быть самый настоящий Мальстрем, а то и покруче. Вот здорово, на земле низвержение в Мальстрем и все необычные ощущения, с этим связанные, смог бы испытать только стопроцентный смертник, и уж никто, по крайней мере, не смог бы об этих ощущениях потом людям рассказать, это только у Эдгара По такое возможно – оказывается, и тут тоже. И ничего этот Мальстрем со мной не сделает, очень даже будет интересно посмотреть, как это все изнутри выглядит».
Вскоре ожидаемое жерло появилось среди клокочущих волн, сначала как небольшое черное пятно у горизонта, затем пятно разрослось на несколько миль, и вскоре Андрей уже бешено вращался недалеко от края чудовищной воронки, словно бы сделанной из черного отполированного обсидиана. Только здесь Андрей заметил, что он не единственный участник этой бешеной гонки по кругу. Все чаще и чаще невдалеке от него проносились беспомощные тела каких-то людей, непонятно откуда здесь взявшихся, и когда несколько таких тел, едва прикрытых серыми лохмотьями, проплыли совсем рядом с ним, Андрей отметил, что все они чрезвычайно похожи на тех, которых он видел во множестве в Антимоскве, с размытыми, какими-то обобщенными чертами лица, и унифицированной внешностью. Ни отчаяния, ни ужаса не было написано на этих лицах, только выражение тупой безнадежности и смирения. Эти тела, словно брошенные в бурную реку старые поломанные куклы, на миг ныряли в пену около края воронки, а затем Андрей видел их уже словно прилепившимися к вертикальной поверхности водоворота, и было странно наблюдать, как они продолжают быстро вращаться, постепенно съезжая все ниже и ниже, поскольку стены водоворота создавали иллюзию неподвижности.
Вскоре настала и очередь Андрея – он погрузился в густую пену и вынырнул уже на самом изгибе воронки, где горизонтальная поверхность воды плавно перетекала в вертикальную. Не без тревоги Андрей глянул вниз и увидел, что жерло воронки уходит куда-то в невыразимо-бездонную черную глубь, и все же где-то там дышит и пульсирует нечто бесформенное, красное. На мгновение Андрею показалось, что оттуда, из глубины Инферно, на него глядят, ухмыляясь, чьи-то жуткие глаза, а может, и не глаза вовсе, а один только внимательный взгляд, словно улыбка Чеширского кота без хозяина.
Андрей посмотрел, как ухают вниз все новые и новые обезличенные тела, и вдруг душа его возмутилась, с какой пассивностью он, подобно этим несчастным, готов низринуться на дно, увлекаемый безжалостным водоворотом.
«Ну нет, - подумал Андрей, - что я, один из этих среднестатистических грешников? К тому же я еще не умер!»
Тем не менее он чувствовал, что ему надо именно туда, в этот Мальстрем, к самому основанию чудовищной воронки… Андрей сделал внутреннее усилие и, вырвавшись из цепких объятий потока, завис в воздухе у самого края водоворота, затем, отлетев от вертикальной стены, стал спускаться вниз, вдоль этой стены, самостоятельно управляя скоростью спуска, и когда он опустился достаточно глубоко, что можно было уже разглядеть основание этой гигантской водяной стены, то различил контуры скал и жерло вулкана, из которого медленным густым потоком изливалась огненная река лавы. К счастью, извержения не было, и лава изливалась несколькими рукавами достаточно спокойно, не сопровождаемая чудовищными взрывами и выбросом тысяч тонн пепла и раскаленных снарядов породы. Андрей опустился на одну из скал, которую с двух сторон обтекала огненная река, и глянул в жерло вулкана: там клокотало огненное озеро, испещренное лопающимися с жутким хлюпаньем пузырями, и увидел, что тела, которые недавно увлекались вглубь гигантским водоворотом, уже вращаются в дымном газовом вихре и одно за другим падают в озеро, исчезая с шипением под его огненной поверхностью. Жерло вулкана было окутано дымом и тяжелыми испарениями, которые, впрочем, не доставляли Андрею особых неудобств. Как и раньше, у него держалась стойкая уверенность, что это не по-настоящему, и ни лава, ни дым, ни раскаленные потоки не могут причинить ему никакого вреда.
И тут неподалеку от Андрея колыхнулось густое облако дыма, и из него выступила знакомая фигура в черном плаще и капюшоне, низко надвинутом на лицо так, что самого лица почти не было видно – его скрывала густая тень, и тем не менее Андрей легко узнал своего старого знакомого – Черного магистра Мефистофеля.
- Здравствуйте, здравствуйте, молодой человек, - проскрипел Черный магистр с неизменной усмешкой, - вот снова свела судьба, эк вас на этот раз глубоко занесло к самим горячим магмам. Рад вас видеть, целого и невредимого! Как вас мясорубка жизни ни перемалывает, вы все выныриваете, и лезете, куда не просят… Эх, молодость, любопытство!
- Здрасте и вам, - сказал Андрей с неприязнью. - К сожалению, не могу сказать, что тоже рад вас видеть, а здесь я оказался совсем не ради любопытства, у меня здесь одно дельце есть…
- Догадываюсь, догадываюсь, какое дельце, - любезно раскланялся Черный магистр. – Юный бесстрашный принц собрался вырвать прекрасную принцессу из лап Кощея Бессмертного. Очень романтично, только здесь вам не тридевятое царство, да и вряд ли вы найдете яйцо с иглой, на конце которой смерть Кощея находится – такое только в сказках бывает, а здесь – самая настоящая реальность во всем величии и безобразии. Так что напрасно вы все это затеяли, кишка тонка!
- Фи, как грубо, - сказал Андрей, почему-то не испытывая в этот раз робости и трепета перед своим собеседником, - раньше вы более галантно изъяснялись. Только все это бесполезно, на этот раз у меня обратной дороги нет, и девочка эта, которую вы среди горячих магм заточили… нет у вас прав на нее никаких, она не ваша, не вам служит!
- Я заточил?! – возмутился Черный магистр, впрочем, не оставляя своей улыбки. – Да вы попросту напраслину возводите! Никого я заточить никуда не могу, помимо воли. Человек сам выбирает свою дорогу и сам к нам попадает, а если ему по какой-то причине наши места начинают не нравиться, так это его проблемы, существуют вполне объективные законы. Вот и ваша знакомая, - хотя, какая, к черту, знакомая, вы и не знаете ее толком, и сами вокруг нее огород нагородили, - сама выбрала свой путь. Она сама в магмы проникла и сама выпустила в верхний астрал наших милых домашних животных, а потом, чтобы свою шкурку спасти, сама распростилась со своей половинкой. Уверяю вас, та, другая ее часть, которая сейчас вместе с телом, вполне живет и здравствует, как все нормальные заурядные люди, и никакие, как вы выражаетесь, «духовные» проблемы ее не волнуют. Ну, может, немного скучно живет, слегка мается какими-то неясными грезами, как многие в ее возрасте, ну, не отпускает ее чувство, что забыла что-то – так это не беда, легкий дискомфорт и неудовлетворенность почти всем заурядностям присущ. А вы собрались ей память вернуть… Да она свихнется, когда все вспомнит. Жила себе, жила, и вдруг, на тебе! Выясняется, что ты совсем не та, за кого привыкла себя считать, и есть еще другая твоя половинка с совсем иной судьбой и знаниями! Тут есть от чего голову потерять.
- Может, она и сама свою половинку отдала, - задумчиво сказал Андрей, - только вы, как всегда, только полуправду говорите. Я знаю, что ваши прихвостни обманули эту юную, неопытную душу, воспользовались ее добротой и безотказностью, а следовательно, говорить о свободе выбора некорректно, и полномочия свои ваша иерархия здесь явно превысила, а следовательно, и заполучить ее душу вы права не имели. Есть и над вами Суд, и этот Суд дает мне право эту несправедливость выправить.
- Уж молчали бы насчет прав, - снова усмехнулся Черный магистр, - как говорится, «чья бы корова мычала, а твоя бы молчала». Не вы ли, мой милый праведник, не так давно чуть не отправили на тот свет ни в чем не повинную и совсем вам незнакомую женщину. Да еще воспользовались для этого магической силой, чтобы, не дай Бог, перед законом не ответить. А впрочем, я вас за это не упрекаю, вы хотели ощутить власть распоряжаться жизнями людей по праву сильного - мы в свое время на эту тему с вами премило беседовали. Вот только не довели дело до конца, испугались в последний момент, и от этого ваше деяние насмарку пошло. Уж простите за грубость: «Захотел громко перднуть, и с ложку насрал»! А значит, и прав у вас никаких нет. Вот если бы вы переступили черту, мой интерес к вам был бы куда больше, и тогда можно было бы поговорить о правах, как с вашим предшественником Фаустом.
- А мне и не нужен ваш интерес, - сказал Андрей, не отводя глаз в сторону, - и не нужны права, которые в вашей канцелярии выдают, и по счетам я частично расплатился, а что не доплатил, так после смерти готов доплатить. Но пока мое тело живо, вы мной распоряжаться не властны, я на это согласие не даю. Так что прочь в сторону, старый болтун.
Андрей схватил в руки астральный медальон и громко крикнул:
- Властью короны Меровингов, отрекаюсь от тебя, Сатана!
В этот момент из медальона ударил мощный голубой луч, Черный магистр как-то неестественно съежился и прохрипел, обращаясь к кому-то третьему, незримо присутствующему:
- Ну, ладно, на этот раз – твоя взяла, Назаретянин, а с тобой, - он с болезненной гримасой глянул на Андрея, - мы еще встретимся в более подходящей обстановке, еще не вечер! – С этими словами магистр шагнул назад и исчез в облаке дыма.
 «Как все просто! – удивленно подумал Андрей. – И ничего он сделать не мог, а все хорохорился по поводу своего могущества. Главное было не испугаться. Так, что теперь делать будем? В лаву, что ли, нырнуть»?
Андрей подошел к краю кратера и с опаской глянул вниз. Да, в такую клокочущую бездну ни во сне, ни в астрале ему прыгать не доводилось, и впервые с того момента, как он очутился на берегу моря Вечности, в его душе шевельнулся страх – и словно бы в ответ на это чувство озеро лавы на дне жерла вулкана вспучилось гигантским пузырем и выплюнуло мощный столб огня, дыма, пепла и раскаленных валунов. Естественно, в подобной ситуации на земле от Андрея не осталось бы и горсточки пепла, но и его слишком оптимистические мысли насчет того, что все вокруг только кино, оказались слишком самонадеянными. Как бы то ни было, страшный взрыв подхватил Андрея, словно пушинку, правда, не принеся ему особого вреда, и швырнул куда-то вверх.
«Интересно, - подумал Андрей, кувыркаясь среди дыма и огненных камней самой разной величины, - а Мальстрем-то этот где? Внутри него же не могло извержение произойти! Хотя, Бог его знает, в астрале все возможно».
Вскоре дым стал рассеиваться, а Андрей все продолжал кувыркаться в восходящих потоках. С удивлением он отметил, что море и водоворот действительно исчезли, под ним простирался типичный горный пейзаж с явными признаками активной вулканической деятельности, а над ним чернело астральное небо с бутафорскими звездами, которое, как знал Андрей, на самом деле было перемычкой между разными слоями астрала.
«Ясно, - подумал Андрей, - значит, меня водоворот через эту самую перемычку протащил, а здесь уже область совсем другой стихии».
Видя, что его несет все вверх и вверх, Андрей понял, что некая сила пытается вытолкнуть его за перемычку.
«Рано я по поводу Черного магистра иронизировал, - подумал Андрей, - не мытьем, так катаньем решил от меня отделаться. Ну нет, если бы он имел полномочия со мной расправиться, он бы меня на месте испарил, значит, и с ним, и с этими катаклизмами можно бороться».
Андрей внутренне напрягся и остановил бешеные кувыркания, затем рванул в сторону и не без труда вырвался из зоны восходящих потоков. Миновав область извержения, он снова стал снижаться и приземлился у основания горы в стороне от потока изливающейся лавы. Перед ним возвышались могучие мрачные скалы, зловеще поблескивающие в зареве вулкана. Он чувствовал – об этом все сильнее сигналил медальон что пробиваться ему надо через эти скалы, и вниз, под озеро расплавленной породы. Он оглядел глыбы мрачного базальта – ничего похожего на вход в пещеру или даже маленькую щель, не попадалось ему на глаза.
«Может, надо прямо сквозь скалы проходить? – подумал Андрей. – Ведь проходил же я в астрале сквозь стены».
Он шагнул к гладкой, словно бы отшлифованной ветрами поверхности, но тут же натолкнулся на непреодолимую преграду – очевидно, материал, из которого состояли здешние породы, был одной с ним астральной природы и являлся для него непроницаемым, в отличие от материалов Энрофа, через которые он легко проходил.
Андрей отошел на несколько шагов от скалы и задумался: задача снова казалась невыполнимой.
- Что, проблемы? – вдруг услышал он сзади себя голос, который показался ему знакомым. Андрей обернулся и увидел сзади себя маленького человека с густой бородой в остроконечном колпаке.
- Дьюрин?! – вскричал Андрей с удивлением. – Ты-то как здесь оказался?
- Здравствуй, астральщик, - радушно поприветствовал его Дьюрин, - вот уж не думал, что свидимся. А по поводу того, что я здесь оказался, удивляться нечего, горы – моя стихия, и я после того, как мы вместе с Поликарпом в Энрофе слегка набедокурили, несколько в нижнем астрале задержался. А вот как ты сюда попал? Это уж вовсе не твой мир, тем более, судя по твоему виду, ты и не умер совсем, и быть тебе здесь не положено. Я и явился-то в это место потому, что почувствовал здесь некое полевое возмущение и решил выяснить, кто из чужаков сюда проник.
- Я сюда пришел для того, чтобы освободить душу одной девочки из неправедного заточения, – сказал Андрей и вкратце пересказал события последних месяцев и о том задании, которое он выполняет по просьбе Варфуши. – Да, как видно, - закончил Андрей свою историю, - через эти скалы мне, как через стены в Энрофе, не пробиться. Может, ты что посоветуешь? Камни – твоя стихия.
- Вот, значит, в чем дело, - задумчиво произнес Дьюрин, - вот почему в этом месте равновесие нарушено! Все гномы отсюда ушли, постоянно здесь вулкан извергается, грешники сыпятся и гора трясется, хотя вулкану тут извергаться не положено, и раньше здесь обычная гора была. То-то я чувствую, что под основанием горы что-то чуждое этому миру находится. Значит, поэтому тут вулканическая деятельность усилилась! Ну что ж, раз так, то моя прямая обязанность тебе помочь.
С этими словами Дьюрин снял с пальца перстень с огромным рубином и протянул Андрею.
- Этот перстень, - сказал он, - открывает любые скалы, а твой медальон укажет направление, по которому тебе скалы и недра земные надо открывать.
Андрей с благодарностью принял перстень и нацепил себе на палец.
- Спасибо тебе, - растроганно сказал он, - ты-то как без перстня? А вдруг тебе внутрь горы понадобится попасть?
- Ничего, перебьюсь, - махнул рукой Дьюрин, - когда ты свою Единственную вызволишь, этот перстень ко мне автоматически вернется, так что не переживай. А сейчас приложи камень к скале и дуй в том направлении, куда медальон покажет. Прощай, астральщик, как знать, свидимся ли еще!
Андрей прощально взмахнул рукой, затем приставил перстень к скале, и в ней тут же образовался узкий проход, в который, впрочем, без труда Андрей сумел втиснуться. Он подумал, что окажется в полной темноте, но вначале ему освещал путь рубин в перстне Дьюрина, который он держал перед собой, а тот, словно двери, распахивал перед ним все новые и новые скалы. Вскоре и свечения рубина стало не нужно, поскольку окружающая его со всех сторон толща камня начала светиться красноватым светом.
«Наверное, я под озером магмы нахожусь, - подумал Андрей, - вон как порода раскалена»!
Он шел все вперед и вперед и медальон словно бы тянул его в этом направлении, и тут начал замечать, что окружает его не только однообразная толща камня, которая, по-видимому, раскаленная близостью магмы, стала полупрозрачной, и в ее толще Андрей увидел словно бы замурованные голые фигуры людей – именно фигуры, потому что они были лишены всяких индивидуальных черт, которые все же просматривались у скорбных жителей Антимосквы. Они тянули к Андрею скрюченные руки, и до его слуха, словно шелест песка, стали доноситься стоны и шепоты.
- Выпусти, освободи нас отсюда… ты можешь… у тебя власть… у тебя перстень…
Сердце Андрея разрывалось от жалости к этим несчастным, замурованным в раскаленной толще земной коры, но он знал, что поддаваться на уговоры ни в коем случае нельзя, что эти люди пожинают печальные плоды своих злодеяний в Энрофе и что его постигнет участь Ани, если он поддастся жалости, да и не в его власти освободить их всех. Андрей втянул голову в плечи и, не отвечая на жалобные призывы, продолжал идти вперед.
Неожиданно узкий проход в толще камня закончился и Андрей очутился в просторном зале, освещаемом красноватым светом раскаленных стен, и тут, если бы это происходило в физическом мире, Андрей мог бы сказать, что у него зашевелились волосы на голове. В противоположной стене зала он увидел небольшую дверцу, и около этой дверцы на железной цепи сидело огромное чудище, которое поразительно напоминало одну из иллюстраций в роскошном альбоме Йозефа Аугусты и Зденека Буриана «По путям развития жизни». Это был самый настоящий тиранозавр  во всей своей безобразной красе. Тиранозавр вперил в Андрея маленькие глазки-угольки и совершенно неожиданно прогудел, что, впрочем, не особенно удивило Андрея, поскольку в астрале разговаривали самые неподходящие для этого субъекты:
- Это еще что такое?! А ну-ка, марш обратно, людям здесь быть не положено!
«Вот уж не думал, что мне с тиранозавром разговаривать придется, – в замешательстве подумал Андрей. – Интересно, как ему такой пастью слова выговаривать удается».
В эту минуту он совершенно отчетливо понял, возможно, это ему подсказал медальон, что его Единственная находится за этой дверцей, и тиранозавр – что-то вроде адского цепного пса и эту дверцу охраняет. А еще он понял, что стоит только страху закрасться в душу, и тиранозавр разорвет его на куски. Возможно, это и не будет фатальным исходом для его бессмертного астрального тела, он сам видел, как из этих кусочков вскоре вновь срастается живой астральный организм, тем не менее он четко знал, что в этом случае уже не сможет выполнить то, ради чего он сюда проник, преодолев столько препятствий и трудностей. И все же, сражаться с такой махиной! Это тебе не лярвы или беспомощные солдаты из Антимосквы, способные топтать только еще более беспомощную толпу. И тут он снова вспомнил о медальоне, и уверенность вновь охватила все его существо – ведь если отступил сам Черный магистр, то отступит и эта громадина, как бы чудовищно она ни выглядела. Андрей сорвал с шеи медальон, высоко поднял над головой и бросился на чудовище, направив голубой луч прямо в морду тиранозавру.
- Прочь, пугало огородное! – отчаянно закричал Андрей. – Ты давно исчез с лица земли, тебя вовсе и нет в этом мире, ты – одна только видимость!
Его грозный голос эхом прокатился по сводам пещеры, и вдруг гигантская туша мяса съежилась, осела и превратилась в маленькую ящерицу, которая с жалобным писком выскользнула из огромного ошейника и юркнула под ближайший камень.
Андрей перешагнул цепь, приставил перстень Дьюрина к дверце, и она с тяжким скрипом открылась внутрь скалы. Андрей устремился в образовавшийся проход, и тут, если бы он находился в Энрофе, то мог бы сказать, что зажмурился от непривычно яркого дневного света. Андрей оказался в удивительно милом фруктовом саду среди пышных осенних георгин, астр и далий. Справа и слева от дорожки, на которой он оказался, склонялись под тяжестью спелых плодов нежно шелестящие яблони, груши, сливы. Дорожка вела к маленькому домику, а над головой хоть и не было солнца, голубело вполне земное небо… Хотя не совсем земное, вглядевшись, Андрей понял, что небо ощущается очень низко над головой, словно купол из голубого стекла.
Почему-то Андрей взглянул на свои руки, ноги и вдруг понял, что он снова стал десятилетним мальчиком, и это ощущение ребенка вытеснило из его сознания ощущение взрослого человека, которое, вместе с первым, стойко держалось у него с момента появления на берегу моря Вечности. Почти вприпрыжку Андрей побежал по тропинке, взлетел на крыльцо и постучал в низкую дверь.
- Войдите, - рассыпался за дверью голосок, подобный звону валдайского колокольчика. Мальчик шагнул в дверь, миновал небольшие сени и оказался на пороге маленькой уютной комнатки очень напоминавшей ту, в которой он много лет назад (или совсем недавно) жил на летнем отдыхе в Трускавце…
Девочка сидела за столом, рядом с ней стоял стакан молока, наполовину отпитый, и пышная булочка с корицей. Она подняла на Андрея огромные голубые глаза («По-моему, раньше они были карие», – подумал Андрей) и радостно рассмеялась.
- Вот ты и пришел, мой милый, я так долго тебя ждала, звала, и вот ты пришел! – Она соскочила со стула, бросилась к Андрею и звонко чмокнула его в губы. Затем отошла на шаг, явно смутившись своего порыва. Смутился и Андрей, словно никогда не был взрослым и никогда не целовался с взрослыми женщинами.
- Ну, что ты, - смущенно пробормотал он, - ты позвала, я пришел! – Он попытался вспомнить, где был до этого и как здесь оказался, и с удивлением понял, что не может этого сделать. Какие-то смутные обрывки проносились перед его сознанием и тут же исчезали, словно образы причудливых снов поутру.
- Пойдем в сад, поиграем,  - сказала девочка и выбежала на крыльцо. – Смотри, какой я сад здесь выдумала, догоняй!
Андрей бросился за девочкой, и они начали бегать друг за другом по усыпанным гравием дорожкам среди цветов и пышных фруктовых деревьев. И когда Андрей после долгих усилий догнал ее, то вдруг увидел на шее ожерелье из розовых жемчужин и кораллов. Снова вспышка забытого смутила его сознание, он точно помнил, что сам подарил ей эти жемчуга и кораллы… но где и когда?
- Откуда у тебя это? – спросил он, указывая на ее шею.
- Как, ты не помнишь? – удивилась девочка. – Ты мне сам эти жемчужины и кораллы подарил, а я из них сделала ожерелье. А этот медальон я тебе подарила. Как чудесно, что ты пришел, я так здесь скучала! – Девочка неумело обняла мальчика за шею и прижалась к нему. В этот момент ожерелье и медальон соприкоснулись, блеснула яркая вспышка, и Андрей понял, что они вместе с девочкой, обнявшись, летят куда-то ввысь в потоке голубого света…
























ЭПИЛОГ

…Андрей стоял в саду, рядом с углом дома, который они снимали с мамой в Трускавце, и наблюдал, как красивая женщина и девочка лет десяти выгружают чемоданы из такси, остановившегося рядом с калиткой.
«Где-то я ее видел, - удивленно подумал мальчик, - но где»?
Подчиняясь какому-то неведомому импульсу, мальчик подошел к калитке и, преодолевая смущение, предложил:
- Здравствуйте, разрешите вам помочь!
- Какой вежливый мальчик! – Сказала женщина своей дочке. – Ну конечно, помоги. Мы вон в том соседнем доме будем комнату снимать. А ты здесь живешь?
Она прошла с двумя большими чемоданами вперед, а Андрей схватил чемодан поменьше, а затем осторожно взял еще один из рук девочки.
- Тебе тяжело будет, - сказал он, с удивлением вглядываясь в ее лицо, - а я все же мальчик, я сильнее.
- Ну неси, если хочешь, - улыбнулась в ответ девочка, - мне почему-то кажется, что я тебя знаю, - добавила она смущенно.
- Мне то же самое кажется, - в ответ смутился Андрей, - по-моему, я тебя где-то видел…
Затем они пошли по дорожке вслед за мамой и недоуменно переглядывались, пытаясь разгадать эту таинственную загадку дежавю.
И тут из-за тучки выглянуло солнышко и озарило нежным светом дорожку, по которой они несли вещи к хозяйскому дому, и в этот момент им обоим показалось, что впереди их ждет только радостный смех и чистое небо над головой.



КОНЕЦ ПЕРВОГО РОМАНА

1996 – 1999 г.