Александр Беляев
Странник сознания
Роман
Книга третья
Семя зла
Москва
ГЛАВА 1
ПОЛЕТ ОРЛА
«Ну вот и закончилось свидание, - грустно подумал Андрей, глядя на маленький замок в окнах которого едва можно было различить какое-то забавное мельтешение. – В этот раз она даже не поцеловала меня на прощание. А впрочем она права, зачем нужны эти астральные поцелуи – одна только жалкая пародия. Итак, что мы имеем? С одной стороны никогда мне еще такую длинную астральную повесть не приходилось выслушивать и это, конечно, новый взгляд на историю христианства и человечества в целом. С другой стороны, ситуация моя мало прояснилась: так же не понятно, что дальше делать, как и до этого рассказа. Конечно, приятно осознавать, что твоим предком был Иисус Христос, а твоя давняя инкорнация висела на кресте рядом со Спасителем. Ну так поводов для мании величия у меня и раньше хватало, тем более в наших сенситивных кругах если ты в своем отдаленном воплощении не разглядел Будду, Христа или, по меньшей мере, Наполеона, то ты вообще полный отстой. Значит все эти утверждения, что я Меровинг и на мне лежит какая-то тайная миссия по раздемонизации, мало что дают в создавшейся ситуации. Как ребят вернуть, а вернее самому вернуться в тот поток, где они живы-здоровы – неясно, куда дальше идти после того, как мой астральный выход закончится – неясно, и вообще неясно, насколько тот альтернативный поток, в котором очутилось мое физическое тело, похож на тот, в котором я начинал путешествие. Может быть я вернусь в Москву, а там никого из родных и знакомых не осталось, и вообще знакомой Москвы нет? И где мне тогда жить и чем заниматься? А может и Советского Союза больше нет, и паспорт мой там не действителен, и вообще это территория какого-нибудь Северного Гондураса! Нет, давай успокаиваться, пока никаких оснований для подобных прогнозов не существует, а то можно додуматься до того, что я вообще на другой планете: доберусь, понимаешь, до ближайшего города, а там какие-нибудь зеленые человечки, да и людоеды к тому же. Будем все же исходить из того, что альтернативное отражение должно быть похоже на мой родной мир: и поляна, на которой моя палатка оказалась, все та же, и речка, и скалы, думаю, что и города и страны на месте остались. А что я имею на текущий момент? Очевидно, у моря Вечности делать больше нечего, но и обратно в тело почему-то не забрасывает. Значит моя миссия в астрале не закончилась, хоть и затянулась дальше некуда. Но раз я какой-то особенный, с особой миссией спасения человечества, да и вообще всей брамфатуры, возможно теперь мое основное место жительства – астрал, а не Энроф. Тем более и Энроф у меня нынче не нормальный, а какой-то отраженный, где все мои друзья давно поумирали. Нет, все же проще было бы оставаться обычным Андрюхой Даниловым и не знать, что от тебя какие-то судьбы мира зависят. Зачем мне эта чудовищная ответственность, у меня и своих мелких проблем навалом!»
Андрей прислушался к себе в надежде услышать знакомые засасывающие ощущения, сигнализирующие о том, что время выхода заканчивается. Нет, на этот раз ничего такого не ощущалось, и не ощущалось никаких подсказок, что делать дальше, хотя в астрале к нему подобные подсказки приходили.
«Ну что ж! – с обидой неведомо на кого подумал Андрей. – Если Высшие силы не желают объяснять, чего им от меня нужно, будем действовать самостоятельно. Ясно, что у моря Вечности делать больше нечего, да и та безмятежность, ради которой сюда тянуло, исчезла. Чувствую, куда-то надо бежать, что-то делать, вот только бы знать, куда и что. Ладно, поскольку по своему желанию отсюда сразу вернуться в тело не получается, а бродить здесь дальше смысла никакого нет, значит надо воспользоваться замком Вечности. Вот он тут стоит, целехонький. А еще не надо забывать, что и в Энрофе и астрале на мне удивительная коронка Меровингов висит. Наверняка она значительно расширяет мои возможности, а значит в перспективе ждут необычные путешествия и приключения. К тому же, как Аня сказала, она еще от всяких напастей уберегает и раньше положенного времени загнуться не дает. Значит со мной ни в Энрофе, ни в астрале ничего фатального случиться не может, и, следовательно, все, что в дальнейшем будет происходить, надо воспринимать, как занятное приключение без всякого риска для жизни. Что ж, хоть это как-то утешает, буду представлять себя этаким героем голливудского боевика, с которым, сколько бы вокруг пуль не ложилось и трупов не падало, ничего серьезней ранения в руку или ногу с полным последующим выздоровлением быть не может. Ладно, начну с замка Вечности, а там будь что будет!»
Андрей приблизился к песчаному замку вплотную и почувствовал, что начинает уменьшаться и что его затягивает внутрь этого астрального транспортного средства. Перед тем, как окончательно ухнуть туда, он на прощание оглядел побережье моря Вечности и успел заметить, что там вдали, у подножья величественных скал произошли кое-какие изменения. Андрей даже вначале не понял, какие именно, и уже потом, когда его окончательно затянуло внутрь замка, он сообразил, что ландшафт слева оказался ущербным, словно из гряды скал и плоскости моря были вырваны какие-то фрагменты, как бы выглядел рисунок выполненный с помощью мозаики, из которого незначительная часть мозаики выпала.
«Так, - подумал Андрей, - похоже, сакуалла моря Вечности начинает деформироваться. А впрочем, не исключено, что это какие-то аберрации зрения перед сменой состояния».
Андрей не стал ломать голову над причиной увиденного, на него и так немало всего свалилось, да, к тому же, он на какое-то мгновение отключился, как это обычно происходило, когда его затягивали всякие энергетические потоки. Когда же он пришел в себя, то увидел, что находится в бесконечном коридоре перед чередой дверей, что вроде бы свидетельствовало о том, что он не покинул пределов замка Вечности. Очевидно предстояло войти в какую-то из дверей, и тогда уже перенестись неведомо куда. На этот раз он чувствовал, что надо идти назад по коридору, он повернулся, прошел несколько десятков шагов, и тут его достаточно отчетливо потянуло войти в одну из безымянных, неподписанных дверей. Поскольку других оснований для выбора у него не было, Андрей подошел к двери и потянул за ручку. В этот момент на двери высветилась надпись: 15 апреля 1974 года, затем дверь исчезла и перед ним открылась его собственная московская комната – та из двух комнат его квартиры, где стоял сервант с баром в котором он держал вино. Андрей разглядел в полумраке, что за стеклом серванта светится графин с белым вином, которое он десять лет назад превратил в Сому, что привело к череде трагических последствий, правда после его возвращения домой после летаргии, содержимого в графине уже не оказалось. Около серванта стояли два Андрея, судя по одежде, которую он не мог у себя припомнить, это были его астральные дубли, и один из этих дублей снимал с себя медальон Единственной и предавал его другому. Андрей ясно вспомнил этот ключевой момент его жизни, который позволил изготовить ему Сому (не изготовь он ее тогда, возможно жизнь пошла бы совсем по другому сценарию), и в его голове возникла мысль каким-то образом помешать одному из двойников осуществить это роковое решение. Как знать, а вдруг таким образом можно вернуть себя к исходной точке без последующей череды трагических и странных событий, ведь море Вечности было тем нулевым меридианом от которого отсчитывались и прошлое, и настоящее, и будущее.
Однако что-то ему помешало, поскольку в следующий момент Андрей ощутил себя на месте и тем самым двойником, которому передают заветный медальон, хотя он отчетливо помнил, что тогда именно он, Андрей передавал медальон своему рассудочному дублю, а не наоборот. В следующее мгновение этот дубль, а ныне он сам сделал шаг к серванту и, прошив рукой стекло, приложил медальон к графину вина – то есть сам сделал то, от чего пытался уберечь своего безрассудного двойника. Свечение тут же перешло с медальона на вино, из горлышка графина в потолок ударил красный луч, наподобие лазерного, сделав прозрачным часть потолка, а сам Андрей, став собственным дублем, уже второй раз за короткое время потерял самоощущение…
Когда в его сознании вновь забрезжил свет, то он уже ничего не помнил ни о каком Андрее Данилове, ни о каких забавных и трагических событиях его жизни, поскольку осознал себя могучим орлом, парящим над заснеженными вершинами гор. Возникла недоуменная мысль – что я здесь делаю, это же не я, но в следующее мгновение мысль эта угасла, оставив облачко едва заметной тревоги-неудовлетворенности. Так нередко в нас вспыхивает какое-то яркое воспоминание, которое тут же гаснет, и мы не можем его вспомнить, как ни пытаемся – остается только память об этой вспышке и беспомощные попытки восстановить ее содержание. Однако вскоре угасло и это.
Гаруда (так звали орла) парил над вершинами, склонами и ущельями, получая несказанное удовольствие от воздушных ванн перемешивающихся потоков – более теплых, ласкающих восходящих и ледяных, бьющих в лицо, проглаживающих оперение. Гаруда умело маневрировал между восходящими потоками, практически не взмахивая крыльями и зорко всматривался в слепящие чистейшим снегом горные склоны в надежде высмотреть горного козла, серну или кабаргу – его главных объектов охоты. Он осознавал, что уже несколько часов парит над этими голыми пейзажами и до сих пор не высмотрел ничего мало-мальски пригодного в пищу. Конечно, можно было бы слетать в низину – тут всего пару часов лету – и удовлетвориться какой-нибудь обезьяной, зайцем или, на худой конец, крысой, но что-то внутри не отпускало его от этого места, он знал, что это – его территория и упрямо продолжал оглядывать пустынные горные склоны. Что-то внутри него удивилось, каким поразительно острым зрением он обладает: с высоты пары километров он видит мельчайшие детали горного рельефа, и зашевелись под верхним слоем снега какая-нибудь мышь, он несомненно разглядел бы и это! Однако, почему его все это удивляет, ведь такое зрение было у него всегда? Да, сейчас он не побрезговал бы и мышкой, хотя это была самая презренная добыча, которую ему приходилось в своей жизни умерщвлять, он уже очень давно не ел мышей, ящериц и лягушек, не говоря уже о бабочках и стрекозах. А ведь он хорошо помнил, что в далеком детстве, когда еще только учился летать, гонялся за стрекозами и бабочками, пока мать не устроила ему взбучку. Она объяснила, что не гоже будущему могучему беркуту гоняться за презренными насекомыми, что даже те птицы, которые сами питаются насекомыми – ласточки, воробьи, синицы не достойны внимания гордого орла в качестве источника пищи. Их достойная добыча – горные антилопы, серны, кабарги, козероги. Правда в начале своей охотничьей деятельности он иногда добывал мышей и маленьких птиц и даже кормил ими своих первенцев, но позже, в расцвете своих сил, он уже никогда не тратил сил на добычу, которая не только не насыщает, а лишь возбуждает аппетит.
Голод все сильнее мучил его могучее тело, но он почему-то упорно продолжал парить в очерченном горном районе и отметал всякие мысли о том, чтобы спуститься в равнину и поймать какую-нибудь добычу полегче – уж там-то в лесной зоне он наверняка что-нибудь быстро поймает и пообедает. Но почему он кружит именно здесь? Гаруда сам не мог понять своего упорства, а потом возникла мысль, что он должен здесь встретить каких-то знакомых. Но каких? Какие могут быть знакомые у орла? Только его семья! Но не так давно он овдовел и осиротел: однажды вернулся с добычей в свое гнездо, а оно оказалось разорено: его двое орлят и жена бесследно исчезли. Остались только перья и пятна крови, свидетельствующие о том, что жена вступила в схватку с незваным гостем, но скорее всего погибла. Правда он так и не смог ее найти. Он не знал, кто это мог сделать, возможно это был Гималайский медведь, возможно ирбис – вряд ли леопард мог забраться так высоко в горы, а тигры, как известно, не лазают по деревьям. По крайней мере никакой другой зверь, лазающий по деревьям, не смог бы одолеть его жену. Долгое время он мечтал встретить своего врага, чтобы поквитаться, пусть даже погибнуть самому – но как узнать, кто это был, его враг не оставил никаких следов по которым он смог бы его выследить и поквитаться сполна. Эта трагедия произошла уже полгода назад, пора уж было бы обзавестись новой подругой и семьей, но Гаруда все почему-то медлил, словно память о жене и детях никак не отпускала его сердце. Впрочем он давно уже не рассчитывал выследить своего неизвестного врага и парил над этим горным участком совсем не для этого, он собирался высмотреть кого-то знакомого – но кого? Он сам удивлялся этой навязчивой неконкретной идее, однако упорно продолжал высматривать неведомо кого.
И вдруг что-то желто-серое мелькнуло среди скал и орел насторожился: похоже, это была долгожданная добыча – крупная серна, которых он немало умертвил на своем веку – обычная его пища – кстати, наиболее изысканная, можно сказать – деликатес, поскольку у горных козлов мясо более жесткое и пахучее, а кабарга слишком мала. Тогда понятно то упорство, с которым он несколько битых часов кружился над этим местом – очевидно он на уровне интуиции предчувствовал, что серна прячется именно здесь, и чувствовал, что она рано или поздно появится. Так что «знакомые» здесь не причем, наверное – обычные фантазии, от голода нередко мерещится бог знает что. Возможно он и видел вначале мельком эту серну, но почему-то забыл, а она спряталась вблизи валуна и ждала, когда он улетит, а теперь вылезла, нельзя же там вечно сидеть даже при всей осторожности серн – можно и серьезно обморозиться, все же высокогорье, не низина. Наверное она его пока не заметила, поэтому его действия должны быть быстрыми и решительными, иначе серна снова спрячется – но тут уж как повезет, кто кого. Он, конечно, безукоризнен, его охотничьи приемы отшлифованы многолетними упражнениями, но ведь и серна, судя по всему, не первые месяцы живет на земле и ее дар убегать и прятаться так же должен быть отточен до совершенства.
Гаруда сделал несколько едва уловимых взмахов крыльями, чтобы не привлекая внимания оказаться в точности над жертвой, поскольку дальнейшая корректировка будет весьма затруднена, затем сложил крылья и начал падать вниз, чтобы расправить крылья буквально в метре над жертвой. Если хотя бы на мгновение выпустить их раньше, то у жертвы гораздо больше шансов убежать – и не всегда преследование дает положительный результат, если же на долю секунды просрочить, то можно насмерть разбиться о скалы. Гаруда очень гордился своей способностью выпускать крылья в последний момент, почти касаясь жертвы своими смертоносными когтями, поэтому подавляющее большинство его стремительных пике оказывалось смертельными для жертвы. К тому же это давало непередаваемое удовольствие игры со смертью, и без подобных рискованных трюков жизнь становилась пресной и скучной.
Уже сложив крылья и набирая скорость в свободном падении, Гаруда подумал, что совсем недавно испытывал это чувство нарастающего падения, когда внутри все словно бы замирает от скорости – и сам же удивился своему воспоминанию. Он точно знал, что падал таким образом не менее двух дней назад, когда убил молоденькую кабаргу и растягивал эту маленькую антилопу на целые сутки – в течение последних суток добыча ему не попадалась и он был очень голоден. Так обычно и бывает в первые сутки голода – ему приходилось голодать и по нескольку дней, но на второй и третий день голод притупляется. Странно, откуда же это чувство, что он падал буквально час назад? Хотя… это несколько другое чувство, тогда было ощущение, что он падает снизу вверх… странно, так ведь никогда не бывает: низ есть низ, а верх есть верх, они никогда не меняются местами, и падать вверх просто невозможно. Однако в следующий момент орел сосредоточился на своей жертве, которая тревожно оглядывалась, но почему-то ни разу не взглянула вверх, и когда он миновал некий критический рубеж, то уже точно знал, что жертва никуда не денется. Гаруда прекрасно чувствовал до какого момента она еще имеет шанс на спасение, а с какого он в любом случае ее достанет, слегка изменив направление полета, даже если серна отпрыгнет в сторону. Так и произошло: в последний момент горная антилопа подняла голову вверх и их взгляды встретились: торжествующий, уже вкушающий трепещущую плоть в своих когтях гипнотизирующий взгляд орла, и вначале просто тревожный, но в мгновение наполнившийся ужасом взгляд жертвы. В это мгновение – очевидно в роковые моменты время растягивается у всех живых существ – у Гаруды вновь возникло чувство узнавания. Словно он видел уже эти глаза и этот взгляд, причем раньше этот взгляд был совсем иным он мог отражать и страсть и любопытство и тревогу, и хотя сейчас в нем не было ничего, кроме ужаса и обреченности, все равно, это был взгляд, который он когда-то хорошо знал, который когда-то принадлежал близкому существу. Но которому? В своей жизни он умертвил не один десяток серн, и никаких подобных ощущений узнавания он никогда не испытывал. Впрочем, это было мгновенное чувство, которое тут же было поглощено азартом и дикой жаждой крови.
Серна отчаянно метнулась в сторону, очевидно потеряв голову и не сообразив, что самый верный путь к спасению был вновь забраться в расщелину между двумя валунами, куда орел никогда не полез бы: там было сложно развернуться и серна могла бы пустить в ход рога и острые копыта. Но в панике она приняла неверное решение и это стоило ей жизни: Гаруда слегка выставил вбок кончик крыла, изменил направление полета и когда до жертвы оставалось чуть больше метра, резко расправил крылья и впился серне когтями в загривок, недалеко от ее хрупкой грациозной шеи. Антилопа тяжело рухнула на подогнувшиеся от удара ноги, затем завалилась на бок и стала отчаянно биться, пытаясь дотянуться до орла острыми копытами и рогами. Боролась за жизнь она отчаянно, но, помимо разницы в силе и вооружении, между ними была еще одна большая разница: эта серна билась с орлом впервые (к несчастью для нее и в последний раз), для орла же она была всего лишь одной из вереницы жертв. Гаруда хорошо знал, как сломить ее отчаянное сопротивление и совершить смертельный захват. Поэтому, когда он вместе со своей жертвой завалился на бок, вроде бы соскользнув с ее спины, это не означало, что он терпит неудачу и тем более поражение от взрослой антилопы, по меньшей мере в два раза более тяжелой, чем он сам. Нет, вес не имел здесь особого значения, и его падение на бок означало только то, что он добрался своими смертоносными когтями до горла жертвы и в этом положении гораздо легче, не разжимая хватки выдержать последние конвульсии агонии. Гаруда вперил свой немигающий безжалостный взгляд (как можно жалеть свою пищу?) в закатывающиеся глаза хрипящей серны и вновь, уже в третий раз за это короткое время у него возникло странное состояние, чего с ним не было никогда раньше и чему он не находил объяснения, правда быстро об этом забывая. Вдруг в его сознании прозвучал человеческий голос, подобный которому он слышал и раньше, низко пролетая над человеческими поселениями, или когда ему приходилось воровать кур или ягнят. Но никогда раньше этот голос не звучал в его сознании, и тем более никогда эти сложные звуки не несли с собой какого-то смысла, кроме агрессии и угроз в свой адрес. На этот же раз человеческие звуки имели смысл в его сознании, подобно звукам орлиного голоса: «Милый Рам, ты снова убиваешь меня»!
Гаруда от удивления встрепенулся, и если бы ни давно сформированный условный рефлекс, наверное бы разжал когти – но в следующее мгновение уже позабыл об этих странных психических явлениях – серна испустила свой последний предсмертный хрип и затихла, постепенно переходя от дикого предсмертного конвульсивного напряжения к состоянию расслабленности ранней смерти. Гаруда удовлетворенно разжал когти, упругим прыжком, полурасправив крылья, вскочил на спину добыче и торжествующе несколько раз проклекотал клич победы. Закончился азартный, но тревожный акт охоты и наступил самый приятный момент – момент долгожданного обеда.
Гаруда начал рвать еще теплую кровоточащую плоть. Как всегда труднее всего было разорвать шкуру, все же клюв и птичьи когти были менее приспособленным для этого инструментом, чем зубы и когти тигра или гиены, однако же шкура серны была менее прочной, чем шкура горного козла, и Гаруда неплохо обходился и этими своими природными приспособлениями. И тут, когда он запрокинул голову, заглатывая первые куски еще теплого мяса перед ним вдруг всплыла невозможная картина, подобной которой он не видел в своей жизни – ну разве что во сне, но своих снов он не помнил в бодрствующем состоянии. Прямо из неподвижного тела серны выдвигался полупрозрачный, но вполне видимый образ. Вначале это было просто аморфное неоформленное облачко, но очень быстро оно начало приобретать конкретную форму и вскоре перед изумленным взором Гаруды возникла невиданная картина: над телом серны зависла ее полупрозрачная копия. И это бы еще полдела – на этой копии верхом восседала такая же полупрозрачная молодая женщина в розовом (несмотря на прозрачность цвет виделся отлично) сари и с укором глядела на Гаруду. Гаруда почувствовал что с ним и с его сознанием происходит что-то не то, и на этот раз изменение сознания было уже гораздо более глубоким. Он ощутил внутреннее раздвоение, словно что-то разумное, осознающее начинает выплывать за грань его перьев, и в следующий момент он осознал себя Андреем. Нет, пожалуй только отчасти Андреем, а отчасти совсем недавно скончавшимся индийским кшатрием Рамом, правда в едином лице, восседающем, подобно девушке, на словно бы спящем с распростертыми крыльями орле. Еще мгновение и Андрей-Рам полностью осознал себя человеком. А еще он узнал эту девушку на серне: это была, несомненно, Рати, в смерти которой много лет назад он считал себя повинным, и душа которой привела его к столь печальному концу. Как мы помним, чтобы избавиться от навязчивых видений Рати с угрозами забрать его с собой, как человека чести, не выполнившего обещания, он начал бесконтрольно, почти каждую ночь принимать магический напиток Сому, и в скором времени Сома забрала его. Хотя в этот момент в душе Андрея-Рама возникло сомнение: а действительно ли Сома безвременно оборвала его жизнь? Похоже, здесь что-то было не так, правда, что именно не так, он не успел обдумать, поскольку с образом девушки, восседающей на серне, начала происходить новая метаморфоза. Серна вдруг резко откинула голову назад и ее острые рога, ставшие после смерти гораздо длиннее, чем у ее физического прототипа, вонзились девушке прямо в грудь, проткнув ее тело насквозь. В следующий момент серна вырвалась из-под своей наездницы, снова резко взмахнула головой, но не вытащила рога, а обломала их, после чего эти рога увеличились в размерах, слились и превратились во вполне узнаваемый Андреем-Рамом металлический кол, на который напоролась Рати, упав в яму-ловушку в одном из коридоров пещерного храма. Душа серны освободилась от девушки, открыла доселе закрытые глаза, и увидев своего недавнего убийцу, да еще с восседающим на нем человеком, в ужасе дико забила копытами и начала подниматься вверх, в сияющие небеса еще совсем недавно доступные только ее крылатому убийце. Девушка с колом в груди протянула руки к Андрею-Раму и тихо проговорила, ничуть не смущаясь торчащим из груди металлическим стержнем:
- Милый Рам, ты снова убил, но на этот раз освободил меня.
В этот момент произошла новая перебивка кадра, Андрей-Рам перестал быть собой, а его человеческое (вернее посмертно-человеческое) сознание угасло, а как бы спящий орел вновь проснулся и вновь стал Гарудой, рвущим и глотающим кровавую плоть серны. На мгновение в сознании орла мелькнуло воспоминание, что он только что видел нечто удивительное, да и вообще был кем-то иным, но эта вспышка угасла так же, как все предшествующие – разум орла был не приспособлен держать в голове столь сложные образы и понятия. Он вновь приступил к прерванной было трапезе - его голод оставался еще достаточно силен – как вдруг из-за ближайшего валуна раздалось угрожающее рычание-шипение. Гаруда резко повернулся и увидел, что сзади к нему подкрадывается, низко пригнувшись к земле, снежный барс-ирбис.
Несомненно, если бы ирбис (это была крупная опытная самка, в самом расцвете сил) собирался напасть на самого Гаруду, то он бы подкрался более незаметно и уж точно бы не рычал предупредительно. Ясно, что в качестве обеда беркут не представлял для него никакого интереса, тем более вступать в бой с крупным, сильным орлом небезопасно даже для барса и по меньшей мере чревато серьезными ранами. Гаруда хорошо понимал, что ирбиска для него не опасна и желает полакомиться его добычей, зная, что нормальный орел не будет связываться с более сильным противником. В любом другом случае Гаруда и не стал бы с ней связываться, даже будучи голодным, он знал, что шансов победить матерого барса у него нет, тем более вступив в битву на земле, где он терял свое основное преимущество. Конечно, жалко терять обед, еще толком не утолив голода, к тому же крупную серну можно было бы растянуть на два-три дня, как следует упрятав ее в скалах, но такова жизнь: вчера ограбил он (а он сам нередко воровал чужую добычу), сегодня ограбили его – а завтра он сам опять кого-нибудь ограбит. Обидно, конечно, но лучше потерять добычу, чем жизнь. Однако сегодня что-то держало Гаруду от того, чтобы благоразумно улететь - благо времени на это было вполне достаточно – и чем ближе подходила ирбиска, тем сильнее крепло решение Гаруды вступить в бой – возможно даже в свой последний бой. Все дело в том, что с его сознанием снова, уже который раз за эти пару часов произошли непонятные эффекты. Он вдруг совершенно отчетливо понял, что эта мощная, изящная горная кошка и есть убийца его жены и детей, хотя вряд ли достойное занятие для взрослого барса разорять птичьи гнезда. При этом непонятно откуда взявшаяся уверенность сопровождалась внутренним кинофильмом ( подобных отчетливых картинок внутри сознания Гаруда в своей жизни не мог припомнить). Он ясно увидел, как эта самка ирбиса забирается на старый, развесистый тис, на котором было сооружено огромное гнездо Гаруды. Затем осторожно забирается в гнездо и начинает убивать его беспомощных орлят, с легкостью прокусывая их хрупкие, покрытые нежным пухом беззащитные тела. Затем Гаруда увидел, как на барса с отчаянным криком налетает его орлица и между ними разыгрывается жестокая схватка, при этом гнездо проламывается и ирбиска вместе с впившейся в нее орлицей падают с дерева, ломая ветки. Очевидно падение с пятнадцатиметровой высоты могло бы закончиться для барса плачевно, но получилось так, что орлица оказалась невольной спасительницей своего врага, поскольку во время падения она рефлекторно махала крыльями, и это в значительной мере смягчило удар о землю. К тому же в момент удара о землю ловкая ирбиска извернулась и оказалась наверху, чем еще больше смягчила себе и без того смягченный полет. Орлица же напротив оказалась оглушенной, а возможно даже потеряла сознание, и этой паузой сумела воспользоваться быстро пришедшая в себя ирбиска, добравшись до шеи орлицы и перекусив не очень прочные птичьи позвонки. Последнее, что видел Гаруда в своем эдейтическом видении – это то, что ирбиска утаскивает орлицу в лес и скрывается за деревьями. Была ли она съедена или выброшена где-нибудь вдали от гнезда, Гаруда так и не увидел.
Все эти видения в мгновение пронеслись в сознании орла, и к тому моменту, когда ирбиска подступила к самой серне, Гаруда уже знал, что будет сражаться и постарается убить своего более мощного и лучше вооруженного противника – пусть ценой собственной жизни - и не за жратву, а за память по коварно убитой семье. Поэтому когда ирбиска, не торопясь, подошла к едва початой тушке и сделала с угрожающим шипением резкий выброс в сторону орла, впрочем, очевидно и не собираясь его кусать, тот взмахнул крыльями и тяжело начал подниматься вверх, хотя по всем неписаным законам иерархии, он обязан был отскочить в сторону и, проглотив обиду, ждать на безопасном расстоянии, пока огромная кошка насытится и быть может не утащит добычу с собой, а позволит орлу доклевать то, что от нее осталось. Впрочем, ирбиска, возможно, и не стала ломать голову над тем, правильно ведет себя орел или нет, и, не ожидая подвоха, неторопливо приступила к трапезе, улегшись на туше серны и придавив ее лапами так, чтобы ее легче было освежовывать.
Однако Гаруда не собирался улетать, он неторопливо набрал высоту, как недавно при охоте на серну, и камнем упал на широкую спину снежного барса, безукоризненно выпустив крылья, чтобы не разбиться и удержать равновесие, впившись кошке в загривок. Маневр орла, очевидно, оказался для ирбиски неожиданным, и это давало Гаруде немалые шансы на победу. Пока опешившая кошка пыталась вырваться из стального захвата, Гаруда продолжал бешено бить крыльями, чтобы сохранить равновесие, оглушить ее ударами крыльев и не соскользнуть под смертоносные когти и зубы. Правильно сделав несколько перехватов когтями, Гаруда наконец добрался до заветного горла и еще сильнее стиснул стальной захват, издав при этом торжествующий клекот. Ему казалось – победа близка и жена его будет отомщена, и найдет, наконец, свое успокоение в том загробном орлином царстве, где она вместе с орлятами не могла найти покоя, пока по свету бродил ее убийца.
Гаруда знал, что поломать шейные позвонки такому мощному зверю, как ирбис, невозможно ни его когтями, ни клювом, ни крыльями, и если он в первые минуты не придушит ирбиску, она так или иначе сбросит его со спины. Хотя он никогда не охотился на барсов, он знал, что анатомия у всех четвероногих достаточно схожая и сместил свой захват немного вбок, пережав огромной кошке сонную артерию. В результате беркут завалился на бок, соскользнув со спины ирбиски, правда не ослабив захвата. По-видимому только к этому времени оглушенная вначале кошка очнулась и поняла, что дела ее весьма плачевны, и тогда, пытаясь вырваться из стального захвата, она начала бешено извиваться по земле. Если такую жертву, как серна и даже дикий козел Гаруда еще мог удержать, чтобы не дать им возможности кувыркаться вокруг своей оси, то удержать таким же образом взрослого барса у него не хватало сил. Тем не менее, несмотря на бешеное вращение и попытки сбить его с помощью ударов головой о землю, Гаруда продолжал контролировать захват и ни разу не попал под смертельные когти и зубы. К счастью для него, то место, в которое он впился, было труднодоступным для лап и тем более для зубов зверя. Вскоре бешеное сопротивление барса начало стихать: Гаруда умело перекрыл доступ крови к головному мозгу, из пасти врага пошла кровавая пена, а Гаруда так и не получил ни одной серьезной раны, хоть и был полуоглушен сильными ударами о землю. Прошло еще несколько минут – впрочем реального течения времени Гаруда не замечал – и ирбиска вроде бы затихла, ее задние лапы вытянулись и конвульсивно задрожали.
И тут Гаруда совершил свою единственную, но роковую ошибку. Не отпуская захвата, он приподнялся и приблизил к морде ирбиски свою голову, желая взглянуть в глаза издыхающему врагу и передать взглядом свое торжество: «узнаешь меня? Ты убила мою жену и двух орлят, теперь они отомщены, и будь ты проклята»! Увы, это желание, заставить врага понять в свои последние секунды, что над ним свершилась праведная месть, стоило ему жизни: ирбиска из последних сил извернулась и захлопнула мощные челюсти на непрочной шее орла. Последнее что увидел Гаруда в своей орлиной жизни, были глаза ирбиски, пылающие лютой ненавистью и торжеством. Тут восприятие Гаруды – перед тем как окончательно угаснуть вновь трансформировалось, и он увидел, что это вовсе не глаза дикой кошки, это человечьи глаза с круглыми зрачками. Он хорошо знал этот взгляд, он видел его не так давно… но где? В следующий момент орлиное сознание угасло, правда вскоре вернулось, но это было уже сознание человека – то самое, которое на короткое время сменило орлиное сознание, когда Гаруда расправлялся с серной.
Андрей-Рам всплыл над конвульсивно дергающейся птицей и еще не до конца ощущая себя человеком (правильнее – астральным человеком) с удивлением наблюдал за происходящим внизу. А происходило следующее: орел вскоре застыл, но так и не разжал свою хватку, ставшую мертвой толи благодаря последнему сознательному импульсу из угасающего мозга, толи в результате предсмертной судороги. Очевидно и ирбиска исчерпала свои последние жизненные ресурсы и почти сразу после того, как перекусила шею Гаруды, потеряла сознание и вытянулась в последний раз. И тут с ее телом стали происходить такие удивительные метаморфозы, что Андрей-Рам засомневался, видит ли он реальные события, происходившие очень давно в Энрофе, либо это какая-то астральная символика отражения очень похожего на Энроф. Кошачьи пропорции мертвой ирбиски начали изменяться, конечности вытянулись, туловище же, напротив, укоротилось. Не прошло и минуты, как перед Андреем-Рамом лежало тело обнаженной женщины – уже не юной, но еще и не увядшей. Женщина лежала, словно на ложе из собственных иссиня черных волос, достающих почти до пят, и хотя лица ее не было видно, Андрей-Рам сразу узнал это тело, когда-то ему столь желанное и любимое: это было тело его жены и Шакти священнослужительницы Дурги. Рядом с ней, сжимая руками ее горло лежал он сам, а под ними обоими – растерзанное тело служанки Рати. Рам еще не осознал до конца, что произошло (теперь он был уже в гораздо большей степени Рамом, чем Андреем, хоть и осознавал свое отношение к кому-то еще, помимо безвременно умершего кшатрия – искателя тайных знаний), а земной мир уже начал застилаться пока еще прозрачной пеленой. Из обнаженного тела женщины, еще недавно бывшей горной кошкой, начала выпростаться другая, астральная, облаченная в розовые одежды с накинутой на плечи шкурой снежного барса, очень похожая на изображения Кали-воительницы, которые Рам видел каждый день на стене зала для проведения тантрических ритуалов. Правда рук у Дурги, в отличие от десятирукой Кали, было только две.
Сознание Рама-Андрея все больше освобождалось от животного тумана, и самоощущение орла практически уже не вуалировало его мировосприятия. В следующее мгновение он вспомнил, как виделся с Дургой где-то неподалеку, в Гималаях, как после их страстной любви на берегу хрустального ручья (несмотря на чей-то запрет) она превратилась в огромную каменную статую по ноге которой он яростно колотил кулаками, проклиная богов, забравших его любовь и грозился поступить в услужение дьяволу. Вспомнил, как из пустоты возникли две богоподобные жрицы, и слова, произнесенные одной из них: «Забираем у тебя младенца истины и вручаем цветок силы». Хотя, такое ведь вряд ли могло произойти на земле… перед этим что-то случилось! Почему он так плохо помнит, что было перед этим? И как он очутился в этой горной местности. Ко всему он помнит, что сердце его полнилось торжеством, и он превратился в орла и долго летел над горными вершинами, созерцая каких-то седых великанов, величаво дремлющих на усыпанных бриллиантами и сапфирами тронах, словно бы естественным образом вырастающих прямо из недр горных вершин. А потом все резко изменилось – изменилось освещение, небо стало голубым, на нем засияло Солнце, а горные вершины оделись в причудливые шапки облаков. И не существовало уже никаких великанов, он всю свою сознательную жизнь был беркутом Гарудой, его мучил голод и он выискивал какую-нибудь жертву.
Дальнейшее, увиденное глазами орла, в тело которого немыслимым образом переместилось сознание Рама-Андрея, он помнил уже очень хорошо, вплоть до возвращения в астральную природу человека. Выходит, он реинканировал в орла, причем не в момент его рождения, а незадолго до гибели. Странно, а ведь он никогда не верил, что человеческая душа может вселиться в тело животного, считал это народным суеверием, и на то у него были достаточно веские аргументы. Если вектор духовной эволюции направлен от грубого к тонкому в ее восходящей части спирали и душа проходит долгий путь совершенствования, проходя поэтапно фазу камня, растения, животного и лишь потом – человека, то подобный возврат просто невозможен: душа по природе должна соответствовать своему вместилищу. А выходит, все это правда и душа человека может вселиться в тело орла, правда почему-то не с рождения - как же такое возможно?!
Стоп… реинкарнировал в орла… выходит, он умер? А ведь и правда, вся эта история с женой, превратившейся в каменного истукана, и эти богоподобные жрицы, взявшиеся из воздуха! Все это мало напоминало земные события. А что было до того, как он очутился в горной местности с черным небом над головой? Там, где нет ни одного знакомого созвездия, нет ни луны ни солнца, но светло как днем – вернее – в преддверье сумерек, когда все предметы удивительно контрастны и словно бы обладают едва приметным самосвечением? Выходит, прежде, чем он превратился в орла, он оказался в каком-то загробном мире, и это не обычный астральный выход, каких он мог припомнить в своей жизни немало – он бы это точно знал и ощущал некую связь со своим физическим телом. Сдесь же ничего подобного не было, он не ощущал связи ни со своим физическим телом, ни с земным миром вообще.
Так, а что было до всего этого? А до всего этого он сидел под скалой на берегу моря Вечности и беседовал со своей Единственной… Маргаритой… да нет, не Маргаритой, – Анной! А еще раньше путешествовал по тайге и угодил в необъяснимую ситуацию! А до этого был летаргический сон, а до этого он изготовил Сому и чуть было не убил с помощью чудесных нитей Людмилу Георгиевну Туранцеву. Толкнул ее с помощью этих нитей под автомобиль, но в последний момент одумался и выдернул буквально из-под самых колес. Стоп! Какие такие автомобили?! Самоездящие колесницы? Он что, был в гостях у небожителей, которые передвигаются в волшебных аппаратах? Или это будущее, и по земле будут ездить такие колесницы? Будущее… Господи! Да ведь он же никакой не Рам! Он – Андрей Данилов, живет в двадцатом веке, а Рам – это его давняя индийская инкорнация. Из замка Вечности он угодил в близкое посмертие Рама, когда его душа почему-то ненадолго переместилась в тело горного орла.
И тут Андрей вспомнил, что было незадолго до смерти Рама. Собственно, ничего особенного: он в очередной раз перед сном принял Сому, чтобы спастись от неприкаянной души служанки храма, Рати, но в этот раз в Соме оказалось подмешано что-то еще. Он слишком поздно понял, что именно, и еще он понял, что отравила его Дурга, его жена, его возлюбленная, его Шакти – так же, как она отравила своего первого мужа Сахадеву. Андрей вдруг ясно увидел и услышал разговор Дурги с ее наставницей Дакини, и хоть в разговоре с ней Дурга и отказалась убивать своего мужа, как отработанный материал, однако Рам знал, что в дальнейшем она приняла решение.
А впрочем, возможно это знал не Рам, возможно это знал Андрей, в астральном сознании которого чудесным образом переплетались знания и чувства Рама и Андрея. Он ясно увидел то, чего физическим зрением не мог видеть Рам, поскольку тело его к тому времени уже было мертво. Дурга врывается в комнату Рама, при этом Андрей четко понимает, что она ужаснулась своего поступка и бросилась исправлять ситуацию, но, как оказалось, слишком поздно. И тогда в отчаянии она обнимает и целует бездыханное тело мужа и с судорожными рыданиями повторяет: «Я не успела, я не успела, прости меня, любимый, прости». Затем она подходит к шкафчику, где стоит недопитый хрустальный сосуд с отравленной Сомой, наливает бокал, выпивает его и ложится рядом с Рамом. Вскоре она засыпает и сон ее незаметно переходит в смерть. Дальнейшее Андрей видит словно бы глазами Дурги, но продолжая себя осознавать Андреем и отчасти Рамом: это была та самая сцена, которая происходила с Рамом в неизвестной горной местности, но увиденная глазами Дурги, и когда Рам, превратившись в могучего горного орла, расправил крылья и улетел, статуя Дурги претерпела обратные изменения от каменного истукана до живого существа. Но существом этим была уже не прекрасная жрица храма Кали Воительницы, а гибкая пятнистая самка ирбиса. И эта астральная копия, так же как копия Рама, вскоре нашла свое тело в физическом мире, превратившись в реальную горную кошку. Правда не надолго: их последняя встреча с Рамом в образе снежного барса и беркута оказалась последней. Правда, зачем было нужно это повторное убийство друг друга в зверином и птичьем обликах Андрей так и не понял.
Все это в мгновение пронеслось в его сознании, он уже и сам не знал, кто в большей степени – Рам или Андрей, в его памяти вспыхивали эпизоды и каких-то других жизней, происходивших в самые разные времена.
Помимо хорошо знакомых ему эпизодов из жизни Фауста и Рама, откуда-то из глубины его природа, словно первые пузырьки в доведенной до кипения воде, начали всплывать незнакомые сценки, которых в своей реальной жизни он никогда не помнил. Пока это еще были сцены вроде бы увиденные со стороны, и тем не менее ощущение, что все это происходило именно с ним, крепло от раза к разу, хоть люди были незнакомы и эпохи угадывались с трудом.
Вот смуглый мальчик, лет семи из последних сил бьется в роскошном закрытом мраморном бассейне, пуская кровавые пузыри, а в ногу ему стальной хваткой вцепился средних размеров крокодил, правда в воде он кажется огромным, гораздо больше, чем в действительности. В последний момент мальчик видит, что из-за дальних колонн зала появляется черная кошка, а за ней бежит молодая смуглая девушка лет семнадцати, выхватывая из-за спины маленький, тугой лук.
Вот загорелый юноша как зачарованный смотрит на причудливый танец полуобнаженной танцовщицы в набедренной повязке из шкуры леопарда в каком-то незнакомом языческом храме, затем словно загипнотизированный идет к ней, вытянув руки, и в этот момент кто-то наваливается на него сзади и вонзает кинжал под лопатку.
Вот бородатый мужчина среди защитников какого-то древнего прямоугольного строения посылает стрелу за стрелой в толпы наступающих, ползущих по приставным лестницам воинов, и по характеру вооружения и на уровне осознания Андрей догадывается что это римляне, штурмующие храм Соломона в Иерусалиме.
А вот уже совсем свежие впечатления, и в отличие от прочих сценок Андрей видит это словно бы собственными глазами, одновременно сознавая, что это один из эпизодов бурной жизни Рама, который ранее не попадался в его поле видения во время экскурсов в прошлое. Рам в легких доспехах-чешуе, закрывающих туловище и плечи до половины, участвует в какой-то вооруженной стычке на каменистом берегу небольшой, но очень бурной речки. В отдалении простираются заснеженные горные хребты, неподалеку от него в поле зрения лежат тела нескольких монголоидного вида мужчин, одетых в грубые одежды из ячьей шерсти.
Несколько человек продолжают сражаться, а сам Рам теснит совсем молодого парня такого же монголоидного вида, и Андрей почему-то знает, что это тибетцы-разбойники, напавшие на караван в котором Рам путешествует по Гималаям. Разбойники что-то не рассчитали, караванщики оказались хорошо вооружены и готовы к сражению, к тому же их оказалось гораздо больше, чем разбойники предполагали.
Сейчас большая часть разбойников рассеяны и скрылись, но какую-то нерасторопную часть удалось прижать к бурной реке, прыгнуть в которую – верная смерть. В данный момент происходит заключительная сцена: превосходящие силы караванщиков, среди которых и Рам, добивают незадачливых грабителей. Противник Рама – совсем молодой парень, воин гораздо менее искусный, чем Рам – обречен, он это хорошо понимает, на его оскаленном лице взгляд затравленного зверя, он уже выбился из сил, но упорно борется за свою жизнь, не понимая, как так получилось, что он из охотника сам превратился в жертву. Руки его по-прежнему судорожно сжимают короткую кривую саблю, он ранен и из нескольких ран течет кровь.
Он по сути дела только отражает из последних сил удары Рама, причем не очень успешно, Рам же откровенно развлекается, понимая свое полное превосходство. Он совершает замысловатые вращательные движения легким дамасским клинком, и острие не сильно касается то одного, то другого участка тела разбойника. Рам давно уже мог бы убить этого юнца, по глупости или по нужде присоединившегося к шайке горных грабителей-неудачников, но продолжает развлекаться, как кошка с мышкой, а отчасти ему даже жалко этого юного дурака, который теперь должен умереть во цвете лет, возможно так и не испытав в своей жизни ничего хорошего. В сердце Рама также особое острое чувство распорядителя чужой жизнью: захочу – убью, захочу – помилую, но помиловал ли бы ты меня, окажись я на твоем месте, и где гарантия что в этом случае ты не отомстишь мне в будущем? Раму это чувство хорошо знакомо, очевидно аналогичных случаев было немало в его богатой событиями жизни.
Итак Рам испытывает некоторые сомнения и даже жалость к юнцу, но долг кшатрия велит убить разбойника, чтобы избавить мир от еще одной бешеной собаки. Он выбивает из рук парня саблю – наверняка отобранную у убитого им купца, при этом парень делает неловкое движение, спотыкается о камень и падает. Рам приставляет к его груди клинок, но медлит, преодолевая жалость, и в этот момент парень начинает что-то лопотать на тибетском, который Рам пока что знает плохо, но и так ясно, что он молит о пощаде и несколько раз повторяет слово «мать», который Рам хорошо знает, а также «голод» и «смерть». Ясно, что парень хочет сказать, что если Рам его убьет, то его больная старая мать, у которой он возможно единственный кормилец, умрет от голода. Подобные мольбы Рам слышал в жизни не раз, скорее всего это банальная ложь, чтобы разжалобить противника, и Рам произносит по-тибетски нравоучительную фразу, которую он выучил давно: «А думал ли ты о матерях тех людей, которых ты убил и ограбил»? С этими словами Рам всаживает клинок в хорошо знакомое ему место груди между третьим и четвертым ребром слева. Меч входит легко, словно в масло, не находя по пути препятствий: Рам хорошо знаком с анатомией для более эффективного убийства. Парень конвульсивно дергается и затихает.
Вслед за этой яркой сценой в сознании Андрея всплыли и другие картинки связанные со сражениями в жизни Рама. Они были подробными и сопровождались множеством деталей, которые почему-то запомнились в той или иной экстремальной ситуации, где чаша весов могла склониться и не в пользу Рама, но каждый раз склонялась к последнему. Подобных случаев было немало, и мы не будем их описывать, поскольку все они во многих моментах совпадали. К чести Рама можно сказать, что во всех ситуациях он вел себя достойно, как полагается воину, а не убийце, и каждый раз, убивая, Рам испытывал странное ощущение, словно какая-то частица жизни, сознания и судьбы убитого вливались в его душу и завязывали некую связь с убитым.
Все эти видения в мгновение пронеслись перед сознанием Андрея и как знать, сколько еще времени он продолжал бы наблюдать сценки чужих жизней, которые тем не менее словно бы неслышно шептали, что все это происходило с ним, Андреем, если бы от этого интересного занятия его не отвлекло следующее. Из распростертой на земле женской фигуры всплыла в воздух подобная ей, эфирная, в недавнем земном бытии его коварная жена. Андрей хорошо помнил и будучи в астральном образе, кто отправил Рама на тот свет. Какое-то время Дурга висела в пространстве с закрытыми глазами, затем глаза ее раскрылись, она призывно протянула к Раму руки и повторила те слова, которые были последними в ее земной человеческой форме:
- Я не успела, не успела, прости, любимый!
Андрей, который к этому времени хорошо знал ситуацию в целом, уже без обиды, укора и тем более ненависти по поводу безвременно загубленной жизни, посмотрел на Дургу. Он подумал, что она, впрочем, и не так виновата, поскольку множество условностей бывшего статуса руководили ее поступками вопреки воле, а извращенное в земных условиях чувство долга порой заставляло совершать поступки, которые она в ином случае никогда бы не совершила. Вслух же он сказал (хотя Дурга несомненно видела и так всю гамму чувств, возникшую в его душе):
- Я ни в чем не виню тебя, возможно для жрицы храма Кали- воительницы это был единственный выход, а для Рама, возможно, и лучшая из трех смертей. По крайней мере эта мука уже позади, и я даже благодарен тебе. Но скажи, каким образом ты превратилась в снежного барса?
- Но ведь и ты превратился в орла, - грустно ответила Дурга. – Так или иначе ты рассчитался со мной и этим исполнил мое тайное желание: я приняла яд, сознавая, что уже не могу умереть от твоей руки, что было бы гораздо справедливее. Очевидно Кали услышала эту мою мольбу и дала возможность осуществиться моей просьбе таким необычным способом. И этим же способом она облегчила грех самоубийства. Помнишь нашу встречу в горной долине посмертия? Это местность, где дается еще один шанс для исполнения нереализованных желаний. Ты желал отомстить мне и отомстил, я желала умереть от твоей руки и умерла. Теперь я могу спокойно передать себя в руки Кали, у тебя же, как я вижу, другой путь.
- Наверное, другой, - сказал Рам-Андрей, - я ощущаю, что Рам – это лишь малая моя частица, в действительности же я – нечто гораздо большее. Ты не поверишь, но сейчас я знаю, что долгое время видел такие чудеса будущей жизни, о которых мы в нашей темной Индии даже представить себе не могли. Представь себе самоходные стальные коляски, несущиеся быстрее арабского скакуна, и стальные птицы, несущиеся высоко над землей стократ быстрее. Сейчас я в гораздо большей степени человек по имени Андрей, который жил на севере, чем твой муж, кшатрий Рам.
- Меня почти не интересует земная жизнь, - задумчиво сказала Дурга, - и то, какие механизмы изобретут на земле в далеком будущем могли бы заинтересовать священнослужительницу Дургу, но не ее душу, лишенную тела. А впрочем, если я захочу увидеть, какие механизмы будут бегать по земле в далеком будущем, я всегда смогу это посмотреть, в посмертие преграды времени легко преодолеваются. Но думаю, что те миры, куда вскоре и я, и ты попадем, покажут нам вещи куда более удивительные, чем самодвижущиеся повозки и стальные птицы. А сейчас, Рам, мне кажется, что я расплатилась по земным счетам и должна идти куда-то дальше, в неведомое.
- Нет, ты еще не по всем счетам расплатилась! – Ворвался в их диалог новый голос, и Дурга с Рамом увидели неожиданно возникшую перед ними темнокожую (в астрале она осталась такой же) девушку с колом, торчащим прямо из груди. – Я погибла по твоей милости, Рам, в конце концов, только слабовольно попал под твое влияние и нарушил слово кшатрия. Он за это уже расплатился сполна при жизни, но ты со своей магией оказалась для меня недоступной. Теперь же мы на равных и я жажду оплаты по счетам! О, как я тебя ненавижу! Если бы только моя гибель и обманутый Рам, которого ты уничтожила, как только он стал несостоятелен, как мужчина! Все те годы, сколько я служила в храме, ты постоянно придиралась и издевалась надо мной!
- Ну и какой же ты хочешь оплаты? – презрительно усмехнулась Дурга, как видно не испытывая перед ней никакого страха. – Я бы с удовольствием рассчиталась с тобой золотом, - в ее руке тут же возник мешочек с чем-то весомым, - да вот, боюсь, астральное золото здесь не в ходу, а земное, как ты понимаешь, сюда не перенести. Могу тебя разочаровать: по счетам я и ты будем платить другим кредиторам, несравненно более могущественным, чем мы с тобой. А друг с друга нам здесь взять нечего, как бы мы этого ни хотели. Что же касается Рама, так он тебя никогда не любил, ты была лишь маленьким эпизодом в его жизни.
- Но это несправедливо! – крикнула Рати. – Какое мне дело до тех кредиторов, которым ты будешь платить по счетам! Я сама хочу это видеть! Я хочу видеть, как ты горишь в Аду, пусть даже я буду гореть в соседнем пламени!
- Боюсь, в соседнем не получится, - усмехнулась Дурга, - наши грехи различны и отрабатывать их мы должны по-разному.
- Но я ни в чем не грешна, я – жертва!
- Богам лучше знать, если бы ты была святой, то уже давно обитала бы в Раю. Наверное, не все так просто, мы все оказались завязаны в единый кармический узел, и хоть Рам и не убивал тебя, он все время винил себя в твоей смерти. Ты же так долго убеждала себя – уже после смерти, - что это он убил тебя, и не хотела ему простить, что Высшие Силы распорядились весьма неожиданным образом! Мы все поубивали друг друга в облике диких зверей и птиц. Правда, извини уж, по какому-то недоразумению ты вновь оказалась жертвой.
- Но это несправедливо!
- Зато ты развязала карму и сможешь уйти из земного пространства, в котором ты в качестве призрака измучила и себя и Рама. Спроси его сама, намного ли ты стала ему желанней после того, как мучила его столько при жизни, и хоть и не убила его сама, однако запустила цепочку событий, приведших его к гибели!
- Но я его не убивала!
- Он тоже не убивал тебя!
- Но его убила ты!
- После этого я убила себя, однако я бы никогда не пошла на это, если бы он не стал тем, чем стал благодаря тебе.
- Я все равно уничтожу тебя! – вскрикнула Рати, и вдруг вырвала из своей груди кол и обрушила его на голову Дурги, словно увесистую дубину. На лице Дурги отразилось недоумение, затем ее недоуменная гримаса разъехалась пополам, и кол рассек бывшую жрицу от макушки до земли, словно был каким-то сверхотточенным клинком, и держал его в руках могучий воин, а не хрупкая девушка.
Картина была впечатляющей, однако на Рама (будем для краткости называть его так) она не произвела особого впечатления, поскольку в астрале он проделывал подобные вещи многократно. Взять хотя бы его победоносное сражение с целым отрядом рыцарей, где он раскраивал их вместе с доспехами и вдоль, и поперек, и насквозь, поэтому он прекрасно знал, что через пять минут Дурга будет стоять перед ними цела и невредима и скорее всего ответит Рати чем-нибудь подобным. Если же принять во внимание ее магические возможности при физической жизни, можно было предположить, что для Рати этот поединок кончится плачевно. Поэтому видя торжество, вспыхнувшее в глазах Рати, Рам покачал головой и сказал:
- И это ты называешь местью? Месть была, когда орел задушил барса, правда и сам погиб, а это только астральные забавы, не пройдет и пяти минут, как она восстановится и устроит тебе взбучку, и ущерб от этой взбучки будет куда серьезней, чем можешь устроить ей ты. Ты что, за время пребывания в тонком мире ничего подобного не проделывала?
- Ну и что! – Рати яростно пнула одну из половинок Дурги, которая уже начала терять очерченность. – Зато у нас есть пять минут и эти пять минут никто не помешает нам быть вместе! Я так ждала этого все годы! А что будет потом, и что она со мной сделает не важно. Если боги милостивы ко мне, а я это заслужила, то они превратят пять минут в вечность, в загробном мире время может протекать по-разному.
Рати раскрыла объятья, астральные одежды сами собой испарились, и как мысленно отметил Рам, формы ее теперь стали гораздо более совершенными, чем при жизни. Рам отступил и вытянул руку вперед, желая остановить порыв своей давней мимолетной любовницы. Находясь в сознании Андрея, он сознавал, что пребывает здесь с какой-то важной, правда ему неведомой миссией, и тратить энергию на жалкий астральный секс, который не приносит ничего, кроме разочарования, не входило в его планы. А вдруг этой энергии как раз не хватит для успешного выполнения миссии! Он знал, что в его жизни все ситуации как правило стремятся развернуться по наихудшему варианту.
- Подожди, подожди, - произнес Рам (он, почему-то, испытывал жалость и боязнь обидеть это несчастное, зацикленное на нем существо – оно ведь так настрадалось!), - пойми, здесь все это бессмысленно, неужели ты не знаешь, что секс в астрале не дает ничего того, что дает в жизни, это жалкая пародия, неужели, находясь здесь, ты этого еще не узнала. Надо, уж если ты умерла, настраивать себя на другие задачи, а секс здесь – одно лишь разочарование, все эти годы ты пребывала в иллюзии, думая, что если я умру, то в посмертии смогу дать тебе то, что не успел должной мере дать при жизни.
Но Рати уже не слушала его, очевидно, маниакальная идея владеть Рамом была ее посмертной отработкой и тем якорем, который привязывал ее к физическому плану, не давая уйти в более подходящие для посмертия сферы. Она впилась губами в Рама и обвилась ужом вокруг его шельта, превращаясь всем своим существом в сплошную эрогенную зону.
«А может, - подумал Рам, - это у меня все так бледненько в астрале, может у одержимых, которые отрабатывают какую-либо страсть, в посмертии все гораздо серьезнее, может это развяжет ее кармический узел и она сможет покинуть физический план, тем более тело Рама уже умерло. Ну что ж, придется подарить ей астральный секс, хоть лично мне это нисколько не нужно».
Подумав так Рам преобразил свою форму подходящим образом, превратившись в сексуального гиганта, способного удовлетворить целый взвод страждущих женщин, хоть прекрасно сознавал, что форма здесь не имеет принципиального значения и главное – энергия. Ну что ж, он подарит ей немного энергии, нельзя же думать только о себе. Забыв о раскроенной пополам Дурге, он занялся с Рати каким-то фантастическим сексом, чем-то наподобие секса двух цветков в анимационном виде изображенным Аланом Паркером в фильме «Стена». Находясь в непрерывном совокуплении, они превращались то в растения, то в животных, то снова в людей, то, возвращаясь к истокам – в двух амеб. При этом Рам все время был как бы сторонним наблюдателем, и если и не испытывал каких-то ярких сексуальных ощущений, то, по крайней мере развлекался причудливой сменой форм, все же в астрале он обычно не мог менять их так запросто и в таком разнообразии. Очевидно секс с Рати наделил его такой возможностью. С другой стороны он чувствовал, что у Рати все происходит несколько по-другому, гораздо серьезней, чем у него.
«Ну ладно, - подумал Андрей в шельте Рама, - пусть насладится если ей это так необходимо – если не я, то хоть кто-то…
Неожиданно их причудливое действо в мгновение прекратилось – между ними полыхнуло розоватое пламя и их отбросило друг от друга на несколько метров. Рам удивленно оглянулся и увидел что справа и слева от него стоят две Дурги, причем одна розовая, другая – голубая и каждая держит в руке по изящному женскому мечу. Очевидно между лезвиями этих мечей и возникла та самая вспышка по типу вольтовой дуги, которая разбросала двух незадачливых любовников в разные стороны.
- Неплохо, - в унисон сказали обе Дурги (в отличие от двойников Андрея они двигались и говорили совершенно синхронно) с видом знатоков, правда с иронической улыбкой на лице, оценивающе глядя на разъединенных прелюбодеев. – Я даже не подозревала, - сказали они, обращаясь к Рати, - что ты столько тантрической энергии за это время накопишь! Подозреваю, что ты потихонечку воровала ее у Рама. С ним-то все ясно, он никогда серьезно к Тантре не относился, для него всегда это была лишь изысканная гимнастика, как в хатха йоге, ну и феномен Сомы его интересовал, за что он и поплатился в дальнейшем. Так что, - сказали Дурги, - обращаясь уже к Раму, - в астрале ты остался таким же гимнастом, каким был при жизни, хотя, отдадим тебе должное, гимнастом прекрасным и давал все необходимое, что от тебя требовалось. Недостаток же энергии я компенсировала другим способом, в Тантре предусмотрены подобные случаи. И все же, мой дорогой, десять лет занятий Тантрой не могли пройти бесследно, и хоть при жизни ты не очень преуспел в формировании новых сексуальных ощущений, ты получил на них право в посмертии. После того, как эта тупица врезала мне колом по макушке, я вдруг осознала смысл нашей последней встречи. Я должна проводить тебя в Дуггур, где ты сможешь обрести настоящие эротические ощущения, которые невозможны не только в ближнем астрале, но и в телесной жизни.
С этими словами обе Дурги подошли к Раму, который к этому времени обрел свой обычный астральный облик (воин в доспехах «чешуя» и странном шлеме, словно бы сделанным из перьев недавно погибшего беркута Гаруды) и положили ему руки на плечи с разных сторон.
- Ну что, дорогой, ты сопроводишь меня туда, откуда явилась одна из моих бессмертных частиц? – сливаясь в унисон прозвучали, словно один, два голоса.
- Не трогай его, сука! – наконец очухалась от энергетического удара Рати, - он мой, ты что, не видела этого?! Отправляйся в свой ад одна! С этими словами Рати вновь кинулась на обеих Дург, очевидно рассчитывая вцепиться в одну из них мертвой хваткой, поскольку кола под рукой не было. Но теперь обе Дурги были наготове, они разошлись на три-четыре шага, и когда Рати поравнялась с обеими и в нерешительности остановилась, решая, на которую из них кинуться, они сделали синхронный выпад мечами, в результате чего Рати оказалась насажанной на оба клинка словно на вертел.
- Ох и надоела же ты мне! – сказали синхронно Дурги, словно мать своей приставучей дочери. – Тут такой серьезный момент, а ты отвлекаешь по пустякам! Ну да ладно, своим упорством ты заслужила это маленькое путешествие, думаю, Рам, как обычно не сможет отказать тебе в этом!
В этот момент Рам увидел, что с рук обеих Дург на их мечи перескочили язычки бегущего пламени – голубого и розового, пробежались по лезвиям и ударили с обеих сторон в конвульсивно дергающуюся Рати, и в следующее мгновение она начала быстро уменьшаться. Не прошло и минуты, как в пространстве между двумя мечами висело новорожденное дитя женского пола, напоминающее о Рати только темным цветом кожи.
- Зачем ты с ней так? – мягко упрекнул Рам обеих двойников, пока не понимая, что задумала Дурга. – Что нам теперь с этими младенцами делать? Не представляю, что делать с младенцами в посмертном мире, но бросать ее здесь как-то жестоко.
- Скоро ты все поймешь, - загадочно сказали Дурги. – Прислушайся к себе! Сейчас ты это сможешь. Разве ты не чувствуешь, как в твоей крови начинают шевелиться сотни, тысячи младенцев? И Рати и я – все мы твои младенцы, как и ты наше дитя, если на это посмотреть с другой точки сборки. Этот процесс недавно начал происходить с тобой и сейчас ты доходить до точки кипения.
Рам удивленно прислушался к себе – и действительно – все о чем только что говорили обе Дурги было правдой. Отдельные сценки-видения событий других жизней были лишь первые пузырьки перед кипением, теперь же котел глубинной природы Андрея (и Рама и Фауста и еще сотен и сотен имен) бешено закипел, и в этом кипящем котле личностей, времен, судеб, мыслей, поступков, подвигов и преступлений разбухало и выкристаллизовывалось нечто огромное, невыразимое, являвшее собой единство во множестве. Рам (или Андрей) уже не мог отнести себя к какой-то отдельной личности, его астральное тело начало расти словно воздушный шар, первое время сохраняя какие-то человекоподобные пропорции, затем на его коже (доспехи и одежды давно отпали, он был обнажен) стали выступать нечто вроде волдыриков.
Эти волдырики лопались и его взору представали сильно уменьшенные копии младенцев – десятки, сотни младенцев, и каждый был частицей его, его неизмеримо долгой судьбы и неизмеримо древней души. Он мог в любое мгновение войти в сознания этих младенцев и узнать их путь, их судьбу, их горести и радости, и одновременно пребывать в каждой из них. Эти младенчики словно клетки человеческого организма составляли его астрально-ментальную природу, но если личность каждой клетки недоступна для человеческого сознания и осуществляет жизнедеятельность тела почти независимо от его воли и сознания, то теперь Андрей был внутри всех этих множеств сознаний, и в то же время являлся чем-то гораздо большим. Но несмотря на трансформу тела и сознания, Андрей продолжал наблюдать окружающее и увидел, что Рати-младенец плывет по воздуху в его сторону и, прилепившись к нему, становится одной из множеств «Я»-младенцев Андрея.
Еще через небольшой промежуток времени превратилась в младенца и голубая Дурга, последовав вслед за Рати и влившись в дружное сообщество Андреевых я. С ее же розовой половиной произошло нечто прямо противоположное – то же, что случилось с Андреем: тело ее начало увеличиваться в размерах, лишилось одежд, затем на этом теле возникли волдыри, которые вскоре превратились в малюсеньких младенцев, покрывших всю поверхность кожи и фактически составляя всю внешнюю оболочку.
Далее Андрей почувствовал, что из его существа вырывается какая-то сокровенная частица и устремляется в сторону Дурги, также становясь частицей ее природы.
«Вот что означает космический Пуруша, - подумал Андрей. – Никогда мне был не ясен этот образ, в частности, зачем он нужен, если существует Брахман! А вот, оказывается, что это такое. Только я считал, что Пуруша один, а их, оказывается, двое.
- Совершенно верно, два – мужской и женский Пуруши, - прозвучало в его сознании, - и хоть оба они означают два противоположных принципа, вечно влекомые друг к другу, тем не менее каждый из них состоит из множества мужчин и женщин. В сумме же, тем не менее, загадочным образом получаются два противоположных космических пола.
Именно космических… теперь оба Пуруши немыслимых размеров висели в беспредельном космосе и вокруг них закручивались спирали галактик. Андрей почувствовал непреодолимое желание к этой своей космической половине. Он был вселенский Адам-Кадамон, а она – его вечная супруга Лилит, но что-то мешало их соединению. Одновременно Андрей ощущал, что в его существо врывается какое-то новое я, гораздо более древнее, иное, чем все его прежние составляющие. Какое-то время множество его символических и ноуменальных, но все же человеческих я боролись с этим чужаком, когда вдруг одновременно у всех них произошло осознание: это никакой не чужак, это их более древний брат, фундамент, магистральный стержень. В этот момент Андрей перестал быть Адамом-Кадамоном и с интересом сконцентрировал суммы своих вниманий на этом новом Я, забыв о только что столь желанной ему космической Лилит. И как ответ на это суммарное внимание, по всей вселенной пронеслось гулким вихрем: «Я – Тор, прими эстафету, землянин!». И тут Андрей ощутил, что его космическое тело лопнуло и миллионы маленьких я разлетаются в разные стороны, во все уголки Шаданакара.
Одновременно он понял, что время немыслимым образом обернулось вспять, но словно бы его обратный ток хлынул по другому руслу, не повторяя в обратном порядке судьбу Андрея. Это была другая, альтернативная судьба, и тем не менее его собственная, как ручеек, вливаясь в русло большой реки так же становится этой рекой и единым целым с сотнями других таких же ручейков. Итак, время хлынуло обратно и по тому, насколько этот поток был силен, Андрей понял, что путешествие будет очень дальним. Последнее, что он увидел, погружаясь в небытие, это женская ипостась Пуруши, призывно протянувшая к нему руки, словно бы сотканные из звездной пыли. Последнее, что он услышал, был отчаянный крик Дурги: «Куда ты, я же не этого хотела!»
ГЛАВА 2
НАКАНУНЕ АПОКАЛИПСИСА
Тор сидел на самом краю высокой скалы и наблюдал, как большое багровое солнце медленно клонится к окоему стального неприветливого моря. Как каждый землянин, он знал, что видит закат в последний раз (в этом состоянии – а там, как знать), но ни страху, ни отчаянию не находилось места в его совершенной душе. Эти два чувства были незнакомы ему и не потому, что он какой-то особенный, он был… а впрочем, кем он был, Андрей, вернее его сознание, неожиданно ворвавшееся, словно маленький резвый ручеек в широкую неспешную реку, осознал не сразу. Причем этот могучий степенный поток древнего сознания ничуть не удивился, когда суетливое, растерянное самоощущение Андрея почувствовало, что его поглощает – тем не менее не уничтожая – чье-то гораздо более древнее и совершенное само и миро восприятие. И словно бы давая возможность ручейку Андрея освоиться в новом русле, это могучее сознание позволило ему рассмотреть то существо, частью которого он стал, и прежде чем осмотреться вокруг, Андрей понял, что он наконец-то находится в Энрофе, но совсем не в том теле, в котором он привык осознавать себя до сей поры.
Итак, будучи отпущенным (на предмет обозрения: матричное сознание прекрасно осознавало, что к нему подключился новый слушатель-зритель) для обзора и ознакомления, незримый Андрей увидел со стороны, в какой физической оболочке он только что оказался и к чьему сознанию подключился. Если бы в его мировосприятии не произошло изменения оценок и эмоциональных реакций на увиденное при внетелесных путешествиях, то Андрея бы немало удивило то, что он увидел – вернее тот, кого он увидел. А впрочем в астрале он встречал куда более причудливых существ – но это был не астрал. На краю высокой скалы, круто обрывающейся в серые волны неспокойного моря, сидел человек. Впрочем, правильнее было бы назвать его гуманоидом. И увидев эту неподвижную фигуру, облаченную в серебристый, плотно облегающий комбинезон, Андрей понял, что угодил то ли в будущее, то ли в немыслимую древность, то ли на другую планету. Первой его мыслью было то, что это гуманоид-инопланетянин из категории гигантов, о которых он читал еще в семидесятые в перепечатанной лекции одного из первых официальных советских УФОлогов Феликса Зигеля. Гуманоид был ростом не менее 4 метров – точнее было трудно сказать, поскольку гуманоид сидел, сложив ноги в хорошо известную Андрею позу лотоса. Но в следующий момент Андрей, как и в прежние свои путешествия соединенный с сознанием человека им наблюдаемого, уже точно знал: это не инопланетянин, прилетевший на Землю из какого-нибудь созвездия Сетки, о которой говорил Зигель, и не планета из этого созвездия, это землянин, представитель расы гигантов, предшествовавшей человеческой расе, житель погибшей в морских волнах Атлантиды. Как уже упоминалось, ростом человек этот был около 4 метров, кожа его имела красноватый оттенок, как у североамериканских индейцев, на лице и голове его отсутствовала какая-либо растительность и голый череп имел яйцеобразную форму. И еще Андрей заметил две особенности, которые немало его удивили. На шее человека было несколько слегка прикрытых кожными складками поперечных щелей, по поводу назначения которых у Андрея не возникло сомнений. Это были жабры, и наличие последних объясняло еще одну анатомическую особенность: ступни и кисти человека были очень широкими, а между пальцев Андрей обнаружил хорошо развитые перепонки. В довершение можно было отметить бочкообразную грудь, а глаза закрывала прозрачная пленка как у змеи, которая позволяла часами смотреть не мигая.
В этот момент Андрей почувствовал, что сознание этого существа вновь поглощает его маленькое я, словно оно дало возможность этому я рассмотреть себя снаружи, а затем вновь поглотило его отдельность и в дальнейшем Андрей ощущал себя кем-то совсем иным, а осознания самоидентификации накатывали волнами, во время которых он производил оценку со стороны.
Его звали Тор («вот откуда у меня был интерес к этому имени и к этому скандинавскому божеству!» – мелькнуло во вспыхнувшей отдельности Андрея). Он был атлантом, жрецом подводного храма Миаф и он пришел на эту скалу в последний раз полюбоваться земным закатом, поскольку завтра должно было произойти чрезвычайно важное событие… самое важное событие в бытности его цивилизации. В следующий момент Андрей вновь утратил свою отдельность (чего никогда не было в его прежних экскурсах в прошлое). К тому же впервые тот, за кем он наблюдал, прекрасно осознавал его присутствие и манипулировал им в зависимости от ситуации. Какое-то время наш герой наблюдал дальнейшие события глазами Тора, не ощущая себя каким-то там Андреем – и это было впервые в его богатом опыте астральных путешествий.
Итак Тор вернулся к своим неторопливым размышлениям, которые были прерваны внезапным появлением в поле его восприятия сознания заброшенного в прошлое Андрея, при этом атлант, словно из вежливости к вновь прибывшему гостю, стал знакомить его с тем миром, куда попала частица Андрея. Как мы уже упоминали, атлант по имени Тор, священнослужитель храма Миаф, сидел в позе лотоса на высокой скале, задумчиво глядя на заходящее солнце и думал о том, что возможно видит это все в последний раз.
При этом Андрей, периодически ощущавший проблески самоощущения долгое время не мог понять причину этой фатальности в его размышлениях, словно бы Тор почему-то не хотел сразу знакомить Андрея с тайниками своего сознания. Тревожные волны разбивались о скалу, и, насколько хватало глаз, этот скальный хребет тянулся вдоль побережья, круто обрываясь в неспокойное море. Позади атланта возвышались не очень высокие, но все же величественные горные хребты, напоминающие Кавказ, то тут, то там на обрывающихся в море скалах в отдалении возвышались неподвижно застывшие фигуры людей, словно целый небольшой поселок пришел сюда, чтобы попрощаться с уходящим солнцем, как будто они и вправду видят этот закат в последний раз. Но ни страха, ни отчаяния не было заметно в поведении этих огромных человекоподобных фигур, словно сама эта мысль не имела в себе ничего ужасного, а напротив, несла успокоение и созерцательное умиротворение.
В какое-то мгновение вновь получившее самостоятельность сознание Андрея вспыхнуло недоумением: где живут все эти люди – и тут же получило ответ: Тор немного повернул голову и в поле его зрения попала странная система сооружений, возвышающихся над поверхностью океана примерно в километре от берега. Андрей увидел несколько прозрачных куполов, но это, как транслировал Тор сознанию Андрея, только надводная часть, подводная же как в феномене айсберга была намного внушительней надводной и скрывала жилые помещения, коммуникации и всевозможные службы, в том числе и центральный храм Миаф, купол которого на поверхности заметно возвышался над другими куполами.
Помимо центрального храма Миаф и периферических сооружкний – поменьше, из воды возвышались башенноподобные оконечности, похожие на минареты. Да и вообще, вся картина немного напоминала затопленный по купола грандиозный комплекс мечетей, только крыши были прозрачны и вместо полумесяцев, ориентированных на восток, купола венчали Анкхи – кресты Осириса с элипсообразным кольцом вверху.
Андрей уже знал, что это подводный город, как и центральный храм, называется Миаф, что его обитатели – земноводные существа так же легко обитающие в воде, как и на суше, и в последнее время все больше предпочитающие прохладу глубин океана солнечному свету и теплу. На какое-то мгновение сознанию Андрея показалось, что он видел этот комплекс сооружений, причем также издалека, сверху и в несколько другом ракурсе. Тут же он вспомнил, когда именно: в далеком будущем (или недалеком прошлом), во время купания в астральном море вечности, при первой встречей с Единственной. Но тот подводный город был полностью затоплен и не выступал над поверхностью воды даже самыми высокими своими сооружениями.
Тор продолжал смотреть на надводную часть города и Андрей понял, что он прощается и с ним тоже. Да, вокруг города было заметно что-то вроде морских полей и вода казалась исчерчена канатами, как плавательный бассейн дорожками. Андрей тут же узнал, что это плантации ламинарии, которая используется атлантами в пищу, а так же для многих других нужд. Впрочем в их подробности Тор не стал вдаваться в своих экскурсионных воспоминаниях, дав понять сознанию Андрея, что все атланты испокон веков были вегетарианцами и не едят не только земных существ, но и рыбу. Оказалось, что даже в этом нет абсолютной необходимости и при должной подготовке тело можно питать как-то по-другому.
И снова мысли, что все это он видит в последний раз. Боже, но почему же?! как будто все эти люди-гиганты готовятся умереть, но это их ничуть не пугает, напротив – ожидание какого-то таинства и высшего приобщения… но к чему? Почему это так заманчиво? В следующий момент Андрей с удивлением понял, что люди этой цивилизации до сей поры никогда не умирали и некоторые из них (в том числе Тор) живут на земле столько же, сколько существует цивилизация атлантов. Существует же она не один десяток тысячелетий, а может и сотен тысяч лет – на самом деле никто не помнит, сколько точно, а все юбилейные даты – условны.
Правда не все атланты столь древни, большинство появилось позже и существуют всего несколько тысяч лет, таких же как Тор патриархов немного и все они являются священнослужителями храма Миаф. И еще Андрей знал, что последние несколько тысяч лет ни один новый атлант не появился на белом свете и что рождаются они совсем не так, как люди – это что-то сродни алхимическому процессу – правда подробности не раскрывались. Но тогда, почему же они готовятся умереть, пусть даже и радостно (вернее удовлетворенно) встречая смерть? Ведь это же раса бессмертных? И тут же ответом вспыхивает: ЗАВТРА КОНЕЦ СВЕТА. Цивилизация выполнила свое назначение и должна исполнить «Подношение» (какое подношение? Ничего не понятно).
А тем временем солнце уже почти село за горизонт и вокруг начало темнеть. На небе зажглись знакомые Андрею звезды… правда знакомых созвездий он не увидел, очевидно в те времена они имели другое расположение. Потом в небе вспыхнула падучая звезда и прочертила небосвод дымной полосой, словно сверхзвуковой истребитель, только несущийся в сотни раз быстрее, затем пролетел еще один, третий, десятый, вскоре Андрей прибившийся к чувствам Атланта наблюдал необычное явление – самый настоящий метеоритный дождь. Все небо оказалось перечерчено дымными полосами (все в одном направлении) и этот дождь, перейдя в ливень все усиливался и усиливался – вот только намочить неподвижно сидящую фигуру Тора он не мог – в крайнем случае – испепелить, если бы какой-то из метеоров долетел до поверхности земли и угодил куда-то поблизости.
Вскоре к необычному астрономическому явлению присоединилось еще одно, и если бы Андрей когда-нибудь был на севере, то несомненно узнал бы в этом явлении северное сияние, хотя, судя по окружающей растительности и ощущению тепла - даже несмотря на вечер – широты эти были отнюдь не северные.
Итак, метеоритный дождь сопровождался удивительными разноцветными полотнами, словно бы плещущими над пронизывающими северными ветрами, а затем стало светать, несмотря на то, что от того времени, как село солнце не прошло и часа. Из-за гор (Тор непроизвольно повернулся, поскольку до этого смотрел на морской горизонт) начало всплывать светило, но это была не луна и, разумеется, не только что севшее солнце. Своими видимыми размерами оно явно уступало и тому и другому, а по свечению напоминало полную луну. Однако существенным отличием от привычных светил была форма этого небесного тела, и хоть оно тяготело к шарообразности, однако казалось выщербленным, подобно спутникам марса. В следующий момент Андрей понял, что это гигантский астероид, что он с огромной скоростью летит к земле и что после его столкновения с планетой, на земле погибнет все живое – или почти все – в том числе и все то, что считало себя бессмертным.
Первое время Андрей пытался себя утешить мыслью, что это какое-то обычное ночное светило, которое существовало на небе в незапамятные времена – что-то вроде второй луны, которая в дальнейшем по какой-то причине погибла. Впрочем Тор тут же передал ему, что нет, это действительно огромный астероид, летящий к земле и все математические расчеты свидетельствуют о том, что завтра он врежется в поверхность земли – а вернее океана, что вызовет катаклизмы, неведомые прежде. Но это нормально, все так и должно быть, без этого невозможно Подношение, как логическое завершение существования цивилизации.
И опять Андрей не понял смысла этого «подношения». Он смотрел глазами Тора на необычное светило (зрелище приобрело особый эффект когда из-за горизонта показалась луна) и через некоторое время понял – это было особенно заметно при сравнении нового светила с луной, - что астероид медленно увеличивается в размерах. Значит расчеты не подвели, и эта штука и вправду собирается врезаться в землю, и если учесть, насколько быстро она набирает размеры, то, похоже, и вправду завтра наступит апокалипсис. Но почему тогда так спокойны эти люди и нет ни паники ни попыток куда-то скрыться, спрятаться, убежать, зарыться? Понятно, что все это абсолютно бесполезно – бежать некуда – разве что с планеты на космических кораблях (интересно, а есть ли они у атлантов?), тем не менее человек, над головой которого занесен топор, инстинктивно закрывается руками, а здесь ничего похожего, только торжественно застывшие вдоль скальной гряды фигуры, созерцающие приближение астероида-убийцы.
Но если им не жалко себя, то неужели не жалко своих жен, детей? Ах да, здесь же нет ни жен, ни детей, все взрослые, среднеполые и очень древние, и разница только лишь в количестве тысячелетий. И все же, пусть не жены, не дети, но неужели им не жалко своей столько тысячелетий существующей цивилизации? Этому Андрей не находил ответа, хоть и был подсоединен к сознанию Тора и уже становился частицей этого сознания. Например он стал припоминать то чего никогда не знал – отдельные факты биографии этой безумно длинной жизни, которая была заполнена не только внешними событиями – они оказались достаточно однообразны, похоже, атланты не были активными искателями приключений – но внутренними озарениями и постижениями, а так же колоссальным астрально-ментальным опытом. Как понял Андрей, этот человек (достаточно типичный для атлантов тип) большую часть своей невообразимо долгой жизни провел в созерцаниях, трансах и астральных путешествиях, а также путешествиях в более тонкие, чем астральный, миры, о которых Андрей имел представление только на основе своего однократного путешествия в мир «И».
Это была раса созерцателей, которая давно прошла этап преобразования мира и большую часть времени проводила в медитациях, подобно индийским риши. Да, ко всем этим особенностям бытия атлантов сознание Андрея было допущено, но основной вопрос, который его сейчас интересовал – тем более пребывая в теле Тора, он и сам как бы становился жертвой грядущего Апокалипсиса – так и не раскрывался.
Как знать, долго ли еще продолжалось это торжественное созерцание последней ночи, но тут Андрей вновь как бы слегка оторвался от сознания атланта и увидел его глазами любопытное явление: одна из падучих звезд вместо того, чтобы прочертить небо дымной полосой и исчезнуть, стала быстро увеличиваться в размерах и вскоре превратилась в белый туманный шар в ореоле слепящего света. Не прошло и нескольких минут, как ярко светящийся шар опустился рядом с Тором, причем на землю он сел совершенно бесшумно, и никакого жара не исходило от этого яркого объекта, на который обычный человек вряд ли смог бы смотреть прямым зрением, как на вольтову дугу, но глаза атланта, прикрытые защитной то ли естественной, то ли искусственной пленкой, не боялись столь яркого источника.
В следующий момент шар как-то удивительно схлопнулся внутрь, и на его месте оказалась величественная женщина в белых свободных одеждах до земли, с сияющей диадемой вокруг высокого, нечеловеческого лба. Ростом женщина была не ниже, чем атлант и каким-то интуитивным ощущением Андрей осознал, что образ ее условен, она может явиться в каком угодно облике и быть какого угодно роста. И еще через восприятие Тора Андрей отчетливо осознавал, что эта женщина не атлант, не землянин, и не представитель какой-то иноземной цивилизации: она была живым свидетельством эпохи, когда боги спускались на землю к людям и вступали с ними в контакт. Эта женщина, если следовать теософской терминологии была одной из Дхьян-коганов или Липиков планетарного уровня.
Как ни странно, Тор не проявил никакого удивления по поводу появления удивительной гостьи, было ощущение, что он давно ее ждал, и, прервав свою торжественную медитацию, поднялся во весь свой огромный рост и склонился перед гостьей в почтительном поклоне. После того, как атлант поднялся, Андрей воочию убедился, что пол его определить затруднительно, хотя детали тела все же скрывал облегающий комбинезон из тускло поблескивающего, словно металл, материала. Наверное, самое подходящее определение этому существу было бы «гуманоидный земноводный андрогин». Если же говорить о втором участнике сцены, то формами тела и чертами лица это была прекрасная белокурая женщина без возраста, чуть светящаяся в полумраке. Имея доступ к сознанию Тора, Андрей знал, что в настоящий момент она бесплотна и может проходить через материальные объекты, но это не единственное ее субстанциональное свойство: при необходимости эта женщина (богиня?) могла уплотняться почти до человеческой материальности.
В следующий момент между этими странными существами древнего мира произошла беседа, но звуки не нарушили окружающего безмолвия: беседа оказалась телепатической, что, впрочем, не особенно удивило Андрея. Тут, в качестве разъяснения атлант отправил ему информационный посыл из которого Андрей понял, что атланты вообще не говорят или почти не говорят, как люди: наличие жабр затрудняло развитие речевого аппарата, поэтому основной способ общения был телепатическим.
- Приветствую тебя, пресветлая Навна, - мысленно произнес Тор (как в других подобных случаях, известных Андрею, как такового языка не было, была прямая передача образов и информации, но мы переведем ее в словесную форму). – Я был уверен, что в этот, самый важный и величественный для нашей цивилизации час ты найдешь время навестить своего старого ученика.
«Навна! – пронеслось в сознании Андрея, - вот, значит она какая! Если, конечно это не совпадение имен. Ну что ж, раз появилась Навна, значит я здесь не случайно, и значит эта история имеет отношение к моей истории».
- Скоро наступит великий миг, - тем временем продолжал атлант, - и сердце мое должно трепетать от предвкушения величайшего таинства, которое свершится, как трепещут сердца других атлантов. Но какая-то тучка сомнения не дает мне полностью погрузиться в священное созерцание. Меня не отпускает мысль, что я чего-то не доделал здесь, в этом несовершенном мире. Не знаю, откуда взялась подобная мысль, в создавшейся ситуации она – сама нелепость, и тем не менее, она является ко мне снова и снова. Но что мог не доделать я, проживший на этой земле множество тысячелетий, сознание которого достигло необходимого рубежа, за которым наступает Слияние и Подношение. Все мы, атланты, стоим перед ликом Великой Смерти, которой, в таком виде еще не видел ни один из представителей нашей цивилизации, за которой нас ждет Великая Трансформация…
- Приветствую и тебя, мой друг, - сказала женщина, слегка наклонив голову. – Вынуждена сообщить тебе весть, которая, возможно, прозвучит для тебя несколько неожиданно, и я не знаю, как ты к ней отнесешься: не все атланты призваны к подношению, как в свое время и не все ваши предшественники, лимурийцы были к нему призваны. Я знаю, что все представители атлантической цивилизации торжественно и умиротворенно ждут минуты, когда осуществится Великая Трансформация и Подношение, ведь этот скачек становится возможным только когда общество в целом завершит цикл и цветок Тенгри готов дать плод. Я знаю, какие надежды ты возлагаешь на этот момент, и кто, как не ты, мудрый Тор (при произнесении Навной этого имени, Андрей понял, что слово «Тор» означает «кольцевой вихрь») достоин этого, но я вынуждена обратиться к тебе со смиреной просьбой о выполнении одной важной миссии. Ты знаешь, я не могу насильно заставить принять ее, принцип свободной воли не должен быть нарушен. И просьба эта – остаться на земле и продлить свое индивидуальное существование для выполнения великой миссии, о которой я сообщу тебе немного позже.
На малоэмоциональном, мимически бедном лице Тора, тем не менее, обозначилось искреннее удивление:
- Если бы я не знал, что Светлый луч ни при каких обстоятельствах не лжет и ни при каких обстоятельствах не бывает безумен, я бы воспринял твое предложение, как предложение безумца! Пусть бы даже я нашел способ сохранить свое тело в состоянии физической жизни, что в принципе невозможно после падения маленькой планеты на нашу Землю, и пусть моя душа жаждала бы сохранить свою вихревую индивидуальность, если у нее нет возможности стать лучом, подобно вам, Дхьян-коганам. Но ведь даже если допустить два этих немыслимых факта, то существует еще один неоспоримый факт: само приближение астероида вызвано Высшей необходимостью перехода. Интегральная сумма всех жизненных энергоинформационных пакетов, накопленная совместно всеми разумными жителями Земли, достигла критического уровня, за которым следует переход и Подношение с Растворением в Творце. Мы заканчиваем фазу индивидуального становления и готовы объединиться за чертой в Едином Сознании Абсолюта. И если допустить нелепую мысль, что я по какой-то причине хочу отказаться от этого высшего блага, то как может щепка, несомая могучим потоком к необъятному океану, воспротивиться этому потоку, поскольку она, видите ли, не желает вместе с остальными щепками очутиться в океанских водах? К тому же, как гласят священные писания, переход за черту и возвращение Домой с Подношением в виде энерго-информо-пакета возможно только всеми членами сообщества. Иначе поодиночке многие давно бы осуществили этот переход с помощью индивидуального Самадхи и прекратили это, всем уже надоевшее вековое однообразие земной жизни, в лоне которой нет уже ничего, что мы бы по множеству раз не видели и не слышали. К тому же все доступные нам внутренние и внешние астральные кольца и отражения мы досконально изучили и не видим смысла в дальнейшем множении этих бесчисленных циклов. Все стало скучно, однообразно и из жизни ушла творческая радость, присущая всем атлантам в прошлые времена. Именно поэтому мы ждем перемен и качественного скачка, и разве не вы, светлые божественные лучи, сообщили нам о подобном естественном ходе истории и о подобном всеобщем конце, за которым видится начало неведомого неуничтожимого бытия в родном доме из которого пришли все мы? Теперь же ты просишь о том, чтобы я осуществил неосуществимое? Ну что ж, если мы еще что-то не доделали на земле и в астрале ( а у меня и вправду держится странное необъяснимое ощущение, что я чего-то не доделал), то остановите падение астероида, вы же боги, вы можете все, и объясните, что мы еще не доделали и почему не достойны великого исхода Домой. Иначе мне не понятна твоя просьба и предложение.
Навна медленно покачала головой:
- Речь не идет о приостановлении предначертанного, речь идет об индивидуальной просьбе к небольшой группе «совершенных» из храма Миаф, к числу которых относишься и ты, как старейший, а следовательно и более других запечатлевший в себе информацию перемен Атлантиды. Просьба богов относится именно к вам, нескольким десяткам, поскольку именно на вас проведение намерено возложить миссию преемственности. Разумная биологическая жизнь на Земле не должна угаснуть, но со временем должна принять другую форму существования, и передача эстафеты возложена на вас, совершенных.
- Но разве в священном писании не предрекается именно такое завершение естественного цикла Земли? Разве все существующие в нашем сообществе монады не накопили необходимую критическую массу-энергию заслуг и не подготовились к Подношению и Переходу? Разве не то же произошло на Марсе и Луне, и после того как марсиане и селениты осуществили подношение и возвратились Домой – разве с их поверхности не исчезла биологическая жизнь и не осуществился тем самым естественный цикл бытия?
- По поводу Земли у Творца возникли иные планы, - сказала Навна.
- Но разве не вы, Лучи, составляли священное писание?
- Мы тоже не знаем всех планов Творца. В матрицу-майю существования материальной и энергетической вселенных постоянно вносятся коррективы. Ничего навечно утвержденного в этом мире не существует, и истина, справедливая для прежних эонов в настоящем перестает являться таковой. Мы, Лучи, не абсолютны в своем всеведении, в том числе и в том, что Высшие провиденциальные планы в отношении Земли претерпели изменения. В отношении Земли по сравнению с Марсом и Луной уже были внесены определенные коррективы, и если там и там цикл развития смогла завершить одна цивилизация, то на Земле вы, атланты явились приемниками лимурийцев через много тысячелетий после их исчезновения. (Я перечисляю лишь цивилизации «телесные» и не касаюсь «светом рожденных» и «потом рожденных», не имевших физического тела). Теперь я раскрою тебе некоторые нюансы, о которых не говорится в Священном писании. Как ты знаешь сам, не все представители вашей атлантической цивилизации достигли одинакового совершенства. Не кажется ли тебе странным то, что большинству не достигших, подобно тебе, духовного совершенства уготованы Переход и Подношение? Ведь если человек не совершенен в своей форме и не достиг пика ее развития, значит он не закончил свой цикл и не готов к Переходу. Так почему же ты думаешь, что их ждет возвращение Домой и слияние с Единым?
- Да, но цивилизация в целом закончила цикл и тому есть свидетельства, перечисленные в Священном писании – я не буду повторять хорошо известные вещи. Я думал, что мелкие недоработки зачтутся и мы, небольшая группа Совершенных, сможем каким-то образом компенсировать недочеты, и совместными усилиями перетащим их души через Границу, вместе представ перед Творцом с Подношением!
- К сожалению этого не произойдет, - развела руками Навна, - только вы, Совершенные, способны преодолеть Порог, остальные же интегрально составят необходимый энергетический потенциал и явятся тем трамплином, с которого вы, Совершенные, сможете совершить скачек, переход к Слиянию… но с ними этого не произойдет. После перехода к Слиянию небольшой группы Совершенных, большинство останется перед порогом Вечности и вскоре вернется к обычному состоянию энергетических вихрей разной степени совершенства, рассеявшись в разных областях астрала. Но физических тел у них уже не будет. Как ты знаешь, и селениты и марсиане оставили тяжкое наследство, и многие монады, облаченные шельтом, сменили его на каррох, в дальнейшем пополнив демонические воинства своих местных князей тьмы. Откуда бы возникло подобное разделение, если бы вся цивилизация достигла совершенства и в полном составе перешла через черту с Подношением?
- Но ведь их цивилизации изначально были разделены на два противоположных лагеря и после осуществления планетарного катаклизма одни отправились к Творцу, другие к его антиподу.
- В действительности четкого разделения не было никогда, существовала масса переходных форм и души, лишенные тел, продолжали свое развитие, правда иное, чем в Энрофе. В дальнейшем многие из них попадали под влияние темных и оказывались в их рядах. Теперь я открою тебе еще одну истину: большая часть душ твоих соплеменников, не достигших совершенства и оставшихся в состоянии вихря, после Апокалипсиса не найдут в себе потенциала для дальнейшего совершенствования в астрале. Таким образом затормозится великий принцип вселенского бытия, что «весь мир от былинки до Творца перейдет». Этим монадам снова нужны будут биологические тела для дальнейшего совершенствования и тела эти, возможно, смогут использовать монады и из других систем. Таким образом после гибели Атлантиды возникнет новая цивилизация, но принципиально другого типа – не вяло развивающееся общество бессмертных, - для бурного развития монад необходимо будет огромное количество биологических тел, в миллионы раз больше, чем в вашей Атлантической цивилизации. Души станут часто менять тела, тела будут временны и смертны и к тому же получат возможность бурного воспроизводства. Для этого род новой цивилизации разделится на два пола – мужской и женский с возможностью легкого воссоздания новой особи после их соединения и зачатья – то есть так же, как у животных.
- Но разве это не атавизм? Я всегда считал, что способ существования животных с их разделением на два пола, зачатьем, рождением и недолгой жизнью биологического тела есть давно преодоленная нами, людьми эволюционная ступень!
- И тем не менее для ускоренного развития монад и для последующего уже полномасштабного Перехода и Слияния необходим возврат именно к такому, животному способу телесного существования. Это не означает, что и душа станет «животной» (хотя на первых порах определенный откат возможен) – душа останется человеческой, но тела будут часто сменяться, срок жизни тела укоротится до 70-90 лет. Таким образом начнет осуществляться быстрое массовое обучение монад в условиях физического мира с иллюзией прямолинейности пространства и времени. Ваша цивилизация оказалась очень не рациональной и за сотни тысяч лет ее существования в человеческом облике смогло пройти всего несколько тысяч монад. Теперь же счет пойдет на миллиарды!
- Значит, - медленно произнес атлант, - Подношение не состоится?
- Оно состоится для немногих, и из них некоторым придется отказаться от него добровольно, если они хотят помочь своим менее совершенным собратьям и уберечь их от подпадания под власть Гагтунгра.
- Но ведь князь тьмы хорошо изолирован в зоне плотных магм и не имеет влияния на нашу цивилизацию! В нашем обществе, в отличие от лунного и марсианского, нет разделения на адептов темных и светлых сил, мы все служим Свету!
- Этим ваша цивилизация выгодно отличается от лунной и марсианской. Да, здесь демон Гагтунгр не имеет выхода в земное, физическое пространство, в астрале же, особенно вблизи пограничных колец, влияние его достаточно ощутимо. Многие неокрепшие души после того как потеряют физические тела имеют большую опасность подпасть под его тлетворное влияние и в конечном счете сменить свой светлый шельт на темный каррох.
- Зачем же тогда вообще уничтожать наши биологические тела, если возникает риск оказаться в услужении Гагтунгру? – Тяжело посмотрел Тор на Навну.
- Вы остановились в развитии и ваше совершенство иллюзорно, - грустно сказала Навна, тем не менее не отводя глаз. Циклы должны сменяться быстро и развитие должно быть бурным, иначе несметное количество монад не имеет возможности осуществить необходимое обучение в условиях физического пространства-времени. Ваша эволюционная ветвь оказалась тупиковой и ее должно сменить новое, бурно растущее дерево: идея биологического бессмертия и алхимического воспроизводства оказалось ошибочной…
- Значит снова возврат к животному естественному отбору, борьбе за выживание, взаимопожирание, как у волков и тигров?
- Мы постараемся уберечь от этого грядущее человечество, хотя, разумеется, риск есть. Но в том, чтобы этого не произошло и твоя задача, если ты согласишься на мою смиренную просьбу.
- Я готов ради сострадания к моим соплеменникам пойти на любые жертвы, но ведь сама знаешь, в моей душе сожжены все причинные семена существования и после разрушения тела я непременно сольюсь с Абсолютом Всевышнего. Это произойдет даже в том невероятном случае, если мое физическое тело уцелеет: с момента наступления времени Ч тело мое станет просто биологическим объектом. И потом, объясни мне все же мою задачу. Да, я даю свое согласие на твое предложение, но ни цели, ни средства, ни механизмы мне до сих пор не ясны. Для чего нужно оставаться в биологическом состоянии горстке Совершенных, чтобы породить новую цивилизацию? Разве вы, лучи-липики не способны на это? Разве не вы создали лимурийцев, а затем нас, атлантов?
- Планетарный Логос создал «светом рожденных», затем на протяжении десятков миллионов лет они трансформировались в более загустевших «потом рожденных», на формирование же биологических тел первых лимурийцев снова ушли миллионы лет. В настоящее время мировая карма сгустилась многократно, и требуется быстрое воспроизведение биологических тел новой расы. Мы, лучи, не имеющие в своей природе биологической материальности не имеем полномочий биологических материализаций в мире прямолинейного пространства-времени. Но такие полномочия есть у вас, атлантов, имеющих физические тела. Задача вас, оставшихся после Апокалипсиса, когда возникнут соответствующие условия, осуществить знакомый вам алхимический процесс, с помощью которого вы осуществляли хоть и чрезвычайно медленный, но все же прирост вашей популяции. Пусть на этой уйдет триста лет, но все же не миллионы. Вы создадите первую биологическую пару – остальное будет предоставлено им самим. Энергоинформационное обеспечение этого материального процесса таким образом, чтобы необходимые события для формирования новой цивилизации складывались в нужном русле, осуществится, как и прежде, за счет разворачивания матрицы – Цветка Тенгри. Этот цветок станет дочерним от причинной матрицы вашей цивилизации, которая после наступающего Апокалипсиса вынуждена будет свернуться и перейти в пассивное состояние. Тем не менее в нем останется потенция к новому возврату, если в возрождении биологической цивилизации атлантов возникнет необходимость. Это пока не ясно, провиденциальные силы молчат на этот счет. Таким образом горстка оставшихся станут хранителями двух матриц – будущей, в ближайшее время активированной матрицы грядущей цивилизации, и нынешней, в ближайшее время дезактивированной, несущей семя вашей, уходящей цивилизации.
- Задача мне более-менее ясна, - задумчиво сказал Тор, не ясно только каким образом уберечь материальное тело от разрушения в пламени и цунами близящегося катаклизма, не ясно, как удержать подготовленную душу от желанного слияния. К тому же я никогда не прикасался к штурвалу матрицы, ведь до недавнего времени, насколько я знаю, вы, лучи, владели этим штурвалом?
- Мы владели им весь период существования цивилизации лимурийцев, затем передали его в руки Совершенных представителей их цивилизации, в настоящее время замурованных в глубоких скальных нишах, после того, как их соплеменников постигла та же участь, которая завтра ожидает твоих. Именно они осуществили акт преемственности и создали первых атлантов-гомункулов в алхимическом атанере. Затем штурвал новой матрицы был вновь возвращен нам. Теперь настал ваш черед принять эстафету. Что же касается вопроса, каким образом удержать душу, в природе которой уничтожены причинные семена для грядущего существования от Слияния с Абсолютом после наступления времени Ч – то об этом позаботится такое твое качество, как сострадание: именно Совершенных с качеством сострадания мы и выбрали для известной тебе задачи.
Ну что ж, - решительно сказал Тор, - если идея совместного Перехода и Подношения оказалась несостоятельной и справедливой только лишь для кучки Совершенных, мой долг сделать все, чтобы души моих менее совершенных братьев не оказались навечно в промежуточном состоянии. Тем более не скатились до противоестественного, очутившись среди горячих и твердых магм, подвластных Гагтунгру – хотя в это мне так трудно поверить!
- Увы, - склонила голову Навна, - открою тебе печальную истину: немало душ лимурийцев долгое время остававшихся в астрале, после первого Апокалипсиса и не захотевших продлить свое существование в лоне Атлантической цивилизации, теперь пополнили воинство Гагтунгра, и спасение большинства из них весьма проблематично: великий лицемер опутал их ложью с ног до головы. Одна из немногих альтернатив дальнейшему скатыванию – новая и бурно развивающаяся цивилизация.
- Много ли Совершенных удостоилось этой просьбы? – спросил Тор.
- Вначале планировалось обратиться к пятерым, по числу грядущих подрас, наиболее сострадательным атлантам, но в дальнейшем было решено значительно расширить число Избранных – на случай неудачи первых пятерых. В настоящее время другие лучи ведут беседу с остальными сострадательными Совершенными из храма Миаф. Каждый из вас станет действовать независимо и рассеяны вы будете по главным активным точкам Земли, откуда и начнется возрождение новой расы. Правда подрасы должны возникать не одновременно и не потому, что одна полностью сменит другую: по достижении пика могущества одной в качестве конкурента ей будет предоставлена другая. Таким образом удастся избежать застоя почивающего на лаврах. На тебя ляжет миссия по воссозданию и пестованию белой Арийской подрасы. Первыми людьми ее станут светловолосые, белокожие Адам и Ева. Но до этого на земле появятся желтая, красная и черная пары. Все необходимые ингредиенты для алхимического процесса, к которому атланты не прибегали уже тысячелетие, зная о грядущем Апокалипсисе, уже перенесены из храма Миаф в место, куда тебе вскоре предстоит отправиться. Ты в совершенстве знаешь таинство материализации, а о том, чтобы новый человек не стал копией атлантов позаботится матрица новой цивилизации – цветок Тенгри. Он в настоящее время уже адаптирован к иллюзии земного пространства-времени и локализован в этом пространстве в той самой активной точке земли, куда тебе надлежит отправиться.
- Но каким образом я могу куда-то отправится, если времени на физическое передвижение осталось всего несколько часов?
- О, не беспокойся, в моих полномочиях воспользоваться каналом нуль-транспортировки, и ты перенесешься по нему в своем физическом теле в одно мгновение. Место, куда тебе предстоит перенестись находится вдали от морского побережья и поэтому там никогда не селились атланты, оно основательно удалено от точки, куда по расчетам должен ударить астероид, поэтому его воздействие там окажется минимальным. Там, в глубине горного массива локализован штурвал Цветка Тенгри, с помощью которого можно произвольно управлять матрицей – ну а сам цветок можно развернуть в непосредственной близости от штурвала. Кто-то из Совершенных отправится в другое отдаленное от океана горное место, кто-то возможно окажется поблизости с тобой – их обустройством сейчас занимаются другие демиурги. Поблизости от того места, куда тебе предстоит перенестись будет свернута и локализована матрица цивилизации Атлантов – цветок Умай и ее штурвал. Разумеется, в момент гибели вашей цивилизации матрица дезактивируется.
- А каким образом мне удастся добраться до локализованного штурвала и каким образом горы смогут уберечь хрупкие биологические тела от разрушения.
- Для этого тебе придется проникнуть в толщу скалы, в естественную полость, где локализован штурвал цветка Тенгри. Но полость эта герметична, только таким образом можно уберечь биологическое тело от уничтожения катаклизмом: каверна эта не имеет ни входа ни выхода.
- Но как я туда целиком попаду?! Ведь через камень можно проникнуть только в астральном теле!
- Мне даны полномочия определенным образом трансформировать твою физическую плоть. После этой инициации ты сможешь по желанию распылять свое физическое тело на материальные элементы, проникать в астральном теле в необходимое тебе место – хоть в толщу скалы, а затем вновь собирать плотное тело из элементов в нужном месте. После того как ты проникнешь в каверну со штурвалом новой матрицы, тебе предстоит погрузиться в продолжительное Сомати – возможно это будут столетия, возможно – тысячелетия – в этом случае твое физическое тело войдет в анабиоз и не подвергнется естественному разрушению после того как шельт покинет биологическое тело. Когда последствия катастрофы улягутся, океан войдет в прежнее русло, а радиация вернется к норме, ты сможешь выйти из Сомати. Описанным мною путем ты сможешь выбраться из скалы и в определенные сроки – твой штурвал, связанный с остальными штурвалами рас даст тебе сигнал, когда время подойдет – ты запустишь алхимический процесс Через триста лет на Земле возникнет первая пара Ариев – представителей белой подрасы пятой расы людей. К тому времени красные, черные и желтые народы прочно обоснуются на земле. О том, чем тебе предстоит заняться после великого акта творения будет ясно из общей ситуации, которая сложится к тому времени.
- Ты сказала что после того, как я в физическом теле проникну в полость в скале, я должен буду погрузиться в Сомати. Тут твой выбор правилен, только мы, Совершенные, способны входить в Сомати на годы и даже века. Но ты не объяснила, каким образом я смогу после выхода в астрал, остаться вблизи Энрофа и избежать Слияния, мне кажется, твой тезис по поводу сострадания звучит неубедительно, вряд ли это сможет затормозить естественный духовный процесс. И в случае физического разрушения и в случае погружения в Сомати, дух мой перейдет за черту и сольется с бескрайним духом Творца. К этому я готовил его последние тысячелетия, для этого я сформировал необходимый энерго-информо-пакет, и знание того, что это обязательно произойдет, является для меня истиной. Я не в силах помешать этому естественному процессу, как шар, надутый воздухом, не в силах утонуть, даже если этого захочет. Ты сама понимаешь, до нашего разговора с тобой сама мысль отказаться от того что является высшим благом, вряд ли могла возникнуть в моем сознании.
- Я прекрасно осознаю, что для Совершенного следующим шагом бытия является слияние. Это должно произойти неизбежно… вернее почти неизбежно, и чтобы это «почти» осуществилось, тот самый шар, заполненный воздухом придется утяжелить – подвесить к нему груз, который способен утянуть его под воду. Так же и тебе придется принять на себя груз несовершенства, чтобы не воспарить в область Мировой Сальватерры и остаться в средних областях астрала, граничащих с Энрофом, невдалеке от своего физического тела, погруженное в трансовый анабиоз Сомати.
- Но каким образом это возможно, я ничего не знаю об обратном процессе!
- Для этого тебе, находясь в астрале, придется нырнуть в демоническую сакуаллу Дуггур и вобрать в себя крупицу демонической энергии – семя Эйцехоре. К сожалению другого, благостного пути, который был для тебя единственным в процессе самосовершенствования не существует. Говоря о сострадании, я имела в виду то, что ради мирового блага ты готов пойти на любую жертву.
- Но как это возможно в принципе? – вскричал Тор. – По всеобщему закону соответствия и резонанса я не могу спуститься в дьявольские шрастры, давно не имеющие власти в Энрофе. Другое дело – несовершенные…
- Для того, чтобы приобрести необходимые тяжелые частоты, благодаря которым у тебя появится возможность нырнуть в жерло Дуггура, тебе придется соединиться с личностным стержнем своего будущего, где монада имеет видимость множественности: так и Единый при сотворении мира погрузился во множественность. Объединившись с этим стержнем тебе предстоит прыгнуть по временной петле в будущее, в определенный кармически критический для твоей монады момент, где ты получишь необходимые для спуска в Дуггур частоты. До сей поры монады никогда не облачались во множественные шельты для формирования личностного стержня, единого во множестве. Ваши астральные тела были одинокими путниками. Впредь формирование личностной структуры сильно усложняется, возникает помимо сознания – подсознание, архетип и связанные с ним двойники-отражения.
- И как же я смогу нырнуть в петлю будущего?
- Ты чувствуешь чужое сознание внутри себя?
- Разумеется, я знакомлю его через свое восприятие с тем участком Энрофа, который видят мои глаза и с теми моими мыслями, в которые я считаю возможным его посвятить.
- И как ты думаешь, кто это?
- Какая-то астральная сущность… очевидно энергетический вихрь, не имеющий биологического тела, желающий познакомиться с Энрофом. Я не идентифицировал его подробно, знаю только, что у него нет физического тела.
- У него есть физическое тело и находится оно в далеком отражении, в будущем Энрофа. Потому-то ты и не смог его идентифицировать. И это не просто какая-то сущность, это частица твоего личностного стержня из будущей эпохи, и по сути дела является иным твоим я, но отделенным определенным механизмом от твоего самосознания. Именно с помощью него ты сможешь нырнуть в петлю времени, для этого у него в наличие все необходимые резонансы и информопакеты. Там в критической кармической точке твое самосознание сольется с его самосознанием, как бы облачится в его шельт. А дальше ты, будучи им, погрузишься в недра Дуггура: он – ты в будущем – находится в той фазе существования, когда сложились определенные условия для погружения в Дуггур. Этими условиями ты и воспользуешься. Дальнейшие детали мне неведомы, но по выходу из Дуггура твоя природа изменится, благодаря семени Эйцехоре и ты вновь вернешься в настоящее.
«Господи, - вновь почувствовал свою «отдельность» Андрей, - да ведь это обо мне речь! Это я должен шельт этого атланта в недавно пережитую мною ситуацию перенести! Выходит, что я с ним – единое целое… во множестве, правда. Значит он, слившись со мной, в Дуггур должен направиться? Правда, что это за Дуггур, Дурга так и не успела мне объяснить, хотя название, кажется, знакомое.
- Поэтому, - продолжала свои наставления Навна, - в нужное время, когда – я укажу – твое сознание зацепится за его сознание таким же образом, как его сейчас цепляется за твое, и ты в едином с ним личностном стержне перенесешься в нужную точку петли. В этой временной точке баланс между добром и злом и кармические условия будут таковыми, что ты сможешь спуститься в Дуггур. Как сложатся обстоятельства и какие приключения тебе придется пережить там, мне неведомо, эта сакуалла и временная точка скрыты от меня, но оттуда ты должен будешь вынырнуть утяжеленным семенем Эйцехоре, что делает возможным выполнение твоей дальнейшей миссии. Обратно в наше настоящее и к твоему биологическому телу ты сможешь вернуться по маячку, который останется здесь – ты постоянно пользовался этим приемом во время своих прежних астральных путешествий.
- Ну что ж, - усмехнулся Тор, - принципиальный механизм мне ясен, хотя детали по-прежнему остаются туманными. Кстати, - добавил он, подумав, в какое место Гондваны ты намерена меня перенести? Очевидно туда, где не ступала нога атланта уже многие тысячелетия, поскольку ты сама говорила, что это место находится вдали от побережья, где мы все атланты селимся, а дальние путешествия в биологическом теле мы уже давно прекратили.
- Могу показать тебе место, куда нам предстоит отправиться в ближайшие минуты, - сказала Навна. Она свела ладони, закрыла глаза, затем медленно стала разводить руки в стороны. По мере увеличения расстояния, пространство между ладонями начало опалесцировать и словно бы сгущаться. Вскоре это был уже небольшой дымный шарик, который начал быстро расти и загустевать, все больше и больше напоминая картину земного шара, наблюдаемую из дальнего космоса. Наконец шар достиг диаметром роста Тора и на нем стали видны детали ландшафта, правда кое-где видимость перекрывала сильная облачность. И тут Андрей, глядя глазами Тора, понял, что вся земля того времени была объединена в один материк. Навна опустила руки и отступила от своего детища, неподвижно висящего в нескольких сантиметрах от земли, затем сильно дунула в зону наибольшей облачности, отчего часть облаков переместилось в другое полушарие, очевидно излившись на землю бурными ливнями. Единственный огромный материк, занимающий чуть менее половины полушария стал виден полностью. Андрей, глядящий глазами Тора понял, что если объединить все существовавшие в его время материки в единый, то получится как раз то, что он увидел на этом необычном глобусе. Навна поднесла ладони примерно к центру этого объединенного материка («Вот она какая была Гондвана», - подумал Андрей, вновь оказавшийся в персонализованном восприятии), между ее ладонями возникло что-то вроде увеличенного стекла, отчего местность над которой зависли ее руки, словно бы выделилась из окружающего, стала рельефной и продолжала расти.
«Господи, - подумал Андрей, - да ведь это же то место, которое соответствует современному Алтаю, примерно в этом месте мы путешествовали! Что бы это значило, уж не о том ли штурвале мне Мескалиныч говорил, и не ту ли самую пещеру с застывшими великанами я в своих видениях на той самой скале наблюдал? Неужели и то и это – одна и та же мистерия! Правда местность хоть географически соответствует, но по ландшафту отличается: предгорье то же, но какая-то система очень больших незнакомых озер, как в Северной Америке. На Алтае из крупных только Телецкое и Оя, а эти гораздо крупнее и их семь штук. А впрочем, чего удивляться, тут материки разъехались с того времени, мало ли всяких разных озер образовалось и пересохло».
- Эта местность, - сказала Навна, словно бы не замечая мыслей отделившегося сознания Андрея, - на универсальном языке синклита называется Беловодье. Отсюда начнет свой путь четвертая подраса новой расы смертных, которую мы именуем Ариями, остальные подрасы возникнут здесь, здесь и здесь, - указала она на точки в разных местах Гондваны, которые в случае грядущего расползания материков соответствовали примерно центральной Африке, Северной Америке и азиатским Гималаям.
- Итак, - сказала Навна, - твоя подопечная подраса должна быть завершающей.
- Ты так говоришь, - сказал Тор задумчиво, глядя как увеличивается на глобусе то место, куда ему предстояло отправиться через несколько минут, - словно все уже произошло…
- А все уже произошло, - улыбнулась Навна. – Тебе ли, древнейшему астральному путешественнику атлантов не знать, что время и пространство – это иллюзии Энрофа, и из энергоинформационных колец все это видится совсем по-иному, а значит и категории «произошло» - «не произошло» из дальних сакуалл воспринимаются по-иному. Ладно, земное время идет, а нам уже пора нырять в телепортационный канал, чтобы перенестись в область Беловодья к Белой скале, внутри которой локализован в пространстве штурвал цветка Тенгри.
- Послушай, - сказал Тор, - я бы хотел все же проститься с близкими, самыми дорогими друзьями, с кем-нибудь из храма… хотя, как ты понимаешь, я знаком с каждым атлантом и каждый мне по-своему дорог. К тому же я бы хотел в последний раз заглянуть в мой храм…
- Увы, развела руками Навна, - времени на это нет совершенно, скачок через тоннель нуль-транспортировки необходимо сделать в ближайшие минуты, иначе ткань земного пространства претерпит определенные изменения, связанные с гравитацией астероида, и канал может выбросить нас совсем не туда, куда намечено. В этом случае добираться до места придется обычным способом, а времени на это совсем не осталось. Прости, что я не навестила тебя раньше, но я думала, ты уже попрощался со всеми и всем, что тебе здесь дорого.
- К сожалению я, как всегда, все оставил на последний момент. Когда живешь многие тысячи лет, то привыкаешь, что времени у тебя целая вечность и никогда ничто сделать не поздно. Сама понимаешь, сознание того, что все земное для тебя скоро закончится весьма непривычно для бессмертного.
- Я думаю, - улыбнулась Навна, - ты еще будешь иметь шанс встретить кого-то из своих соплеменников и даже близких друзей лет эдак… через тысячу, а то и больше. Точные сроки указать сложно. Как сложатся обстоятельства после Апокалипсиса и когда на Земле снова возникнут благоприятные условия для жизни никто не знает, сейчас мы видим лишь магистральные вехи истории, а частности скрыты от нашего взора. Абсолютно все известно лишь Всевышнему. А теперь, - Навна на мгновение застыла, словно к чему-то прислушиваясь, - время настало, пора нырять в тоннель…
Она сблизила ладони над тем местом глобуса, которое Андрей идентифицировал, как Алтай, а Навна назвала Беловодьем, над этим местом возникло что-то вроде помутнения, которое начало вращаться так, что в центре образовалась черное отверстие.
«Черная дыра, - пронеслось в сознание Андрея, - сейчас они туда отправятся, а я куда?»
Но сомневался он напрасно. После того как фигура Навны превратилась в туманную дымку и ее затянуло в эту черную дыру над миниатюрным Алтаем, дыра вдруг резко увеличилась, заслонив собой удивительный глобус, и словно бы надвинулась на застывшего в ожидании Тора. В следующее мгновение она поглотила его, вместе с сознанием, к которому чудесным образом было прикреплено и сознание Андрея. Последнее, что он успел увидеть глазами Тора, это огромное светило, по размерам и яркости в пару раз превышающее Луну, а в ауре его появились зловещие красные тона: за время беседы Тора с Навной астероид увеличился раза в три.
«Почему он покраснел? – успел подумать Андрей. – Он что, уже верхних слоев атмосферы коснулся? Но ведь тогда он в Землю врежется в ближайшее время, возможно меньше часа осталось! Что же они (или все же мы?) за это время сделать успеют?» - Это были последние мысли Андрея на древнем атлантическом побережье, после чего сознание его вместе с сознанием Тора погрузилось во тьму.
Когда они вынырнули из темного тоннеля забытья, Андрей не почувствовал той обычной оглушенности и непонимания – как он здесь очутился – которые у него обычно возникали после возвращение в биологическое тело. На этот раз он сразу осознал себя в теле атланта Тора, каким-то образом подсоединенным к его личному сознанию, и эта раздвоенность его ничуть не удивляла. Они стояли на плато огромной скалы со срезанной вершиной, в этих широтах еще был день, и, насколько хватало глаз, простиралась бескрайняя тайга, подступающая к скалам, а к юго-востоку горы становились все выше и величественней. У самого горизонта они блестели заснеженными вершинами, чем-то напоминающими кучевые облака, стелящиеся где-то там, где сходятся небо с землей. Внизу шумела бурная горная река, пробивающаяся между массивными плитами двойной скальной гряды, очень напоминавшая Перекшу, около которой произошли те удивительные события, в результате которых Андрей оказался в нынешнем положении. Он сам не мог понять, где он: толи на земле, толи на небе, толи в будущем, толи в прошлом, да еще подключенным к сознанию могущественного существа запросто разговаривающего с богами, которых он именовал лучами. Весь ландшафт, который их окружал, чрезвычайно напоминал горные хребты с того самого ракурса, с которого их наблюдали Андрей и Галя, сидя на широком плато. Теперь Андрею отчасти стало ясно, откуда возникли в этих краях неведомые телепортационные тоннели: их создали богоподобные существа, которых атлант Тор называл лучами, возможно даже сама Навна. Да, места были очень похожи, но мало ли схожих мест в горной местности и тайге! Ручаться было нельзя, даже если эти края соответствовали современному горному Алтаю: мало ли в каком конкретном месте они могли оказаться. Присмотревшись внимательней, Андрей приметил что вдали, справа и слева, ближе к высокогорью каким-то неестественно белым светом поблескивали воды озер, а Андрей точно помнил, что никаких озер поблизости не было ни на карте, ни при обзоре. С другой стороны, озера могли исчезнуть. Бог знает в какой древности он сейчас находился, да и навряд ли сам факт того, что он здесь очутился, можно назвать случайностью. Все это наверняка связано единой цепочкой с загадочными событиями его таежного путешествия, а значит и с этим конкретным местом. Ведь именно здесь они обнаружили тоннели нуль-транспортировки, именно здесь был локализован какой-то таинственный штурвал матрицы, с помощью которого атлант Тор должен был задать вектор развития новой цивилизации. Да и вообще, если на нем, Андрее лежит какая-то неведомая, сверхчеловеческая миссия, то, очевидно, некие могущественные силы знакомят его таким необычным образом с обстоятельствами «дела». Правда пока что его миссия особенно не стала яснее, но все же какие-то узелочки начали завязываться. В общем Андрей осознавал, что Тор стоит – если не на том плато, где сидели они с Галей, то где-то поблизости, и место это Навна назвала Беловодьем. А ведь Беловодьем на Руси называли чудесные загадочные земли, сродни современной Шамбале, правда было не ясно идентичны ли эти два понятия или нет. Теперь же выясняется, что Беловодье (конечно, если это не простое совпадение названий) находится на Алтае, где названия некоторых гор имеют тот же корень: Белокуриха, Белуха, а ныне не существующие озера сияли неестественно белым светом. Здесь в немыслимо давние времена был локализован демиургами Штурвал матрицы, управляющий событийным вектором развития белой (именно БЕЛОЙ!) расы. Здесь погрузился в анабиотическое Сомати величайший атлант, главной миссией которого было сотворение алхимическим способом двух белых гомункулов – Адама и Еву а также контроль над штурвалом матрицы цивилизации. Здесь, судя по всему, должен был возникнуть первый очаг белой подрасы Ариев. Правда, с белой расой ассоциируется прежде всего Европа, а Азия скорее родина желтой расы, но ведь возможно Арии переместились в Европу позже, не исключено что они бежали туда от более могущественной в те времена желтой расы. Впрочем, массовые миграции целых народов в древности были нередким явлением, возможно поход Ариев из Европы в Азию под предводительством Рамы был уже второй, обратной волной. Может это был зов предков, правда по какой-то причине они обосновались в Индостане а не на Алтае, но путь миграции вполне мог проходить через Алтай.
Все же, как это парадоксально, будучи человеком (вернее сознанием) двадцатого века, находиться в немыслимой древности и думать о древних событиях исхода и переселения своих давних предков, как о чем-то, что должно произойти в далеком будущем!
Все эти мысли пронеслись в обособившемся и окрепшем сознании Андрея, в то время как Тор, стоя на горном плато рядом с Божественным лучом Навной, оглядывал незнакомые просторы и думал о чем-то своем, словно и не замечая чужого сознания, прикрепившегося к его личностному стержню.
- Вот, значит, оно какое Беловодье, - медленно проговорил Тор. – Очень непривычно разглядывать пейзаж, где нет места морским просторам. Интересно, ступала ли в этих горах нога Атланта? Ведь мы еже несколько тысяч лет, как прекратили обследовать неведомые земли и путешествовать, ограничиваясь узкой прибрежной полосой, поскольку астральные путешествия куда менее обременительны и куда более разнообразны. Правда в конечном счете и это приелось, тем более есть сакуаллы, куда не проникнуть в астральном теле. Но ведь было время, когда многие путешествовали и по земным просторам, и право, сейчас мне кажется, что зря мы когда-то от этого отказались, ощущения астрала, какими бы разнообразными и многоликими они ни были, никогда не заменят ощущений плотного мира, приходящих к нам через пять органов чувств. Кстати, когда-то в немыслимой древности я тоже путешествовал и составлял карту Гондваны, но то место, где мы сейчас находимся – не мой сектор. Даже не знаю, кто из наших обследовал это место, и обследовал ли, - слишком далеко от побережья. Если бы было время, можно было бы посмотреть карты и описания, но карты эти уже много тысячелетий лежат в бездействии и, возможно, давно истлели – атланты давно потеряли интерес к земным путешествиям и географии. Но неужели в этих краях будет возрождена новая раса? Неужели возможно жить вдали от океана?
- Они будут иные, чем вы, - проговорила Навна, тоже словно впервые рассматривая открывшийся простор. – Они не будут приспособлены для жизни под водой и станут сухопутными существами: все необходимые корреляции уже внесены в бутон цветка Тенгри – матрицы будущей расы. Зато вода им будет необходима лишь для питья и умывания и они смогут селиться в любой части суши, в отличие от вас, атлантов, привязанных к побережью океана. Людей в далеком будущем должно быть очень много, миллиарды быстро сменяющихся биологических особей, это возможно только в том случае, если они смогут жить в любой части суши. Увеличение популяции вашей расы стало невозможным из-за слишком узкого ареала обитания. Вы так и не стали ни полностью океаническими, ни полностью сухопутными существами, не смогли жить ни вдали от побережья, ни глубоко в океане. А тесноты вы тоже не выносили, предпочитая большую часть времени оставаться в одиночестве. Когда ты в последний раз тесно общался с себе подобными, мудрый Тор?
- Точно не помню, - озадаченно ответил атлант, - может месяц, может два назад. Ты же знаешь, физическому контакту мы предпочитаем телепатическое общение, либо встречаемся в астрале. Хотя раньше мы, конечно, были общительнее. Но ведь ты знаешь, совершенствование возможно лишь в длительных трансах и медитациях, Совершенный не может позволить себе частого контакта на физическом плане, это отвлекает и расслабляет.
- У грядущей расы все станет по-другому, новый человек будет общественным существом, стремящимся к контакту друг с другом. К тому же возврат к животному принципу разделения полов свяжет отдельных разнополых индивидуумов друг с другом гораздо сильнее, чем просто симпатия – это будет очень сильная связь, в основе которой, как в вашем чувстве сострадания ляжет энергия Космической Любви, и этим чувством они будут в значительной степени отличаться от вас. Но помимо Любви в основу этого чувства ляжет также энергия разделения полов, то есть оно будет одновременно и земное и небесное, и если в небесном подобное притягивает подобное, то в земном – это притяжение противоположностей.
Теперь мы подходим к еще одной специфике твоей миссии, о которой я еще не говорила, но о которой ты, зная особенности алхимической материализации гомункула, возможно догадывался. Прежде с помощью алхимической мистерии вы воспроизводили только себе подобных, теперь же в этот процесс придется внести определенные коррективы, которые автоматически наложат отпечатки и на матрицу цивилизации пятой расы, когда проект начнет загустевать и материализовываться, поскольку ты будешь тесно связан с ее штурвалом.
- Ты хочешь сказать…
- Я хочу сказать, что тебе придется поляризовать свой шельт на два противоположных принципа – мужской и женский, которые обеспечат в дальнейшем тонкие частоты разных полярностей, наложат клише на алхимический процесс, проявятся на физическом плане и обеспечат рождение двух разнополых гомункулов – Адама и Евы. Ты будешь не первым атлантом, проделавшим подобное, вначале Совершенные создадут желтые, черные и красные пары. Твой акт творения станет завершающим и произойдет позднее, штурвал матрицы даст знать, когда именно.
- Но как это возможно? – Вскричал Тор. – Шельты атлантов никогда не были поляризованы!
- Они не были поляризованы, но потенция поляризации была всегда, поэтому вы несли в себе в равной степени как мужские, так и женские свойства, и в вашей природе заложен механизм при определенных обстоятельствах становится либо мужчиной либо женщиной, как это существует у некоторых разновидностей рыб, которые могут менять пол в зависимости от условий, будучи изначально гермафродитами. А сам механизм… поляризация шельта произойдет после того, как ты попадешь в Дуггур и впитаешь в свою природу семя Эйцехоре. Подробности я не берусь предсказывать, частности проявятся лишь на месте, но твоим проводником станет шельт Андрея Данилова. В настоящее время он подсоединен к твоему шельту в результате временного парадокса: с одной стороны из точки бифуркации временной петли ты перенес его в твое «теперь», с другой стороны после Армагеддона его шельт понесет тебя в точку бифуркации. Но поскольку в потенции временной бифуркации содержится принцип альтернативности, то оттуда, в силу ряда потенциальных обстоятельств тебя вместе с ним закинет в Дуггур. Для этого у вас будет особая проводница. И еще: твой шельт придется временно замаскировать, перевести в состояние споры, иначе путь в Дуггур будет для вас закрыт, поэтому на время Миссии твое сознание станет единым с сознанием носителя, в далеком будущем, обозначенного, как Андрей Данилов, и его сознание будет полностью доминировать, хоть и сознавать ваше объединение. Ты превратишься в нечто вроде его памяти – правда памяти того, чего ни с его шельтом, ни с его телом никогда в действительности не происходило. Теперь, поскольку времени осталось совсем мало, мы должны перейти к главному на текущий момент. Прямо под нами в толще скалы находится полость, не имеющая ни входа, ни выхода, и единственное, что там есть – это небольшое количество воздуха, проникшего через микротрещины. Как ты знаешь, в состоянии анабиотического Сомати в дыхании нет надобности, а на то время, которое тебе потребуется для того, чтобы ввести себя в это состояние, запаса его вполне хватит. В этой полости, как я сказала, особым образом локализован штурвал цветка Тенгри, а так же все необходимые ингредиенты для алхимического процесса. Для того, чтобы локализовать их в толще скалы пришлось проделать то, что через несколько минут предстоит проделать и тебе с твоим телом: дематериализовать их на элементы в храме Миаф, где они находились, а затем, перенеся эти элементы через канал нуль транспортировки, вновь собрать их а также емкости, в которых они находились, в полости скалы. А теперь тебе пора проникнуть в скалу, переместив туда не только шельт, что совсем не трудно, но и свое физическое тело. Это требует знания некоторых частотных характеристик.
С этими словами Навна приложила почти неосязаемую, ощутимую как дуновение и легкое щекотание руку на лоб Тора, и закрыла глаза. Некоторое время они оба стояли сосредоточившись, затем Навна открыла глаза и сказала:
- Ну вот, теперь, если ты заставишь вибрировать свой шельт в первом режиме, который я тебе сообщила, твое физическое тело распадется и превратится в облако холодной плазмы. После этого, в новом субстанциональном состоянии ты опустишься в скалу, вплоть до ниши, которая находится вертикально под нашими ногами и там заставишь вибрировать шельт в режиме 2, который ты теперь тоже знаешь – тогда твое физическое тело вновь восстановится. Таким же образом ты покинешь скалу, когда придет время. О том же, что будет с тобой после того, как ты совершишь алхимический акт сотворения, я ничего сказать не могу: множество бифуркаций скрывают единственную истину, которая ведома лишь Всевышнему. А теперь, дорогой мой друг, мы расстаемся очень на долго, но верю, что ты с честью выполнишь возложенную на тебя великую миссию и тогда мы неоднократно еще встретимся здесь, на земле.
С этими словами Навна коснулась области сердца и перенесла руку в ту же область груди своего собеседника, Тор же склонился в глубоком поклоне, а когда поднял голову, то Навны уже не было: то ли она бесшумно растворилась, то ли мгновенно перенеслась в неведомые дали. Тор сознавал, что ему тоже пора, и все же медлил, сознавая, что не увидит этот красочный светлый мир, не услышит пения птиц и шума горной речушки возможно очень долго – то ли столетия, то ли тысячелетия. Скорее всего того мира, который был до Армагеддона уже никогда не будет и по выходу из своей каменной гробницы он его не узнает: как знать, какие глобальные неизгладимые последствия останутся после столь чудовищной катастрофы. Конечно, его многовековое заточение не будет чем-то немыслимо тягостным, его астральному телу предстоят возможно чрезвычайно интересные путешествия. Андрей, все это время ощущавший свою отдельность, тем не менее, прекрасно осознававший мысли и чувства Тора, представил себе, что пережил бы любой его современник, которого бы приговорили в пожизненному заточению в каменном мешке. А тут ведь речь идет не о десятках, а о сотнях, возможно даже тысячах лет, и тем не менее никакого страха в душе атланта Андрей не ощущал – скорее легкая сентиментальная грусть и досада, что его мечты о слиянии с космическим сознанием Всевышнего так и остались не реализованными – но все эти чувства поглощались всеобъемлющим чувством долга, которое всегда превалировало в его жизни над прочими чувствами. Что же до ощущений физического тела – то они его не беспокоили, их просто не будет, а к длительным погружениям в астральные миры и пространства он привык настолько, что астральные реалии для него давно уже стали более значимы и привычны, чем пребывание в земном сознании.
Итак Тор в последний раз (грядущее было туманным и слишком отдаленным) оглядывал земные просторы (правда уже не было привычного океана), вдыхал запахи, вслушивался в щебет птиц и шум реки там, в ущелье. А тем временем у горизонта с востока происходили изменения, на которые вначале он не обратил внимание. Несмотря на ясный безоблачный день, горизонт с востока заалел, словно оттуда восходило еще одно солнце, и краски его все сгущались и сгущались, постепенно распространяясь на всю небесную сферу. К тому же заметно потеплело.
«Кажется астероид вошел в верхние слои атмосферы, - подумал Тор, - значит времени осталось не более получаса. Если судить по карте, которую показала Навна и, согласуясь с нашими расчетами, упасть он должен в противоположном полушарии, так что увидеть его падение я не смогу. Скорее всего последние минуты перед падением будет слышен страшный гул и возрастет температура из-за того, что раскалится астероид. Правда в том месте, где я нахожусь не должно быть такого уж катастрофического потепления – у воздуха все же плохая теплопроводность, а конвекция поглотится толщей земли. Другое дело – ударная волна и все, что за этим последует. Что ж, время вышло, пора.
Тор уселся на нагретую летним солнцем каменную площадку скалы, закрыл глаза, а сознание Андрея, продолжая оставаться «прикрепленным» к сознанию Тора почувствовало знакомую внутреннюю низкочастотную раскачку маятника, на длинные волны которых постепенно в определенной последовательности стали накладываться обертона тонких вибраций самого широкого спектра. Это была какая-то особая, сообщенная Навной последовательность и частотность, которая улавливалась Андреем, как некая чрезвычайно сложная мелодия, звучащая во внутреннем пространстве шельта, сопровождающаяся бесчисленными световыми и Бог еще знает какими вибрационными эффектами. Действительно, не прошло и нескольких минут, как плотное тело Тора, которое Андрей воспринимал, как свое собственное, вдруг совершенно безболезненно словно бы взорвалось изнутри, превратившись в светящуюся прозрачную ауру. Вскоре границы ее размылись и о ее существовании можно было судить лишь по незначительной опалесценции в радиусе нескольких метров (Андрей в этот момент получил возможность наблюдать за происходящим со стороны, как было во всех его прежних подключениях к былым воплощениям). Затем он почувствовал что его затягивает внутрь скалы, какое-то время он без особого труда достаточно быстро просачивался сквозь плотную, то тем не менее легко проницаемую среду, но спуск продолжался не долго, что-то вспыхнуло, затрепетало, вновь включился внутренний маятник, с помощью своих обертонов исполнявший совсем уже другую мелодию. В следующий момент Андрей ощутил, что сидит на прохладном сухом камне, в абсолютной темноте, в душном, спертом, хоть и холодном пространстве, ограниченность которого хоть и невозможно было видеть, но ощущалось кожей, всем телом. Андрей понял, что шельт Тора, вместе с его, Андрея, сознанием опустились до нужной полости в скале и атлант вновь материализовал свое физическое тело, но пока еще не погрузил его в анабиотическое Сомати, иначе никаких телесных ощущений он не смог бы испытывать. Когда его немигающие, покрытые защитной пленкой глаза привыкли к темноте, то выяснилось, что темнота не абсолютная, но то тут, то там возникают, плавают, перемещаются едва заметные опалесцирующие бесформенные туманности, червячки, точки, то приближающиеся, то удаляющиеся, то исчезающие из поля зрения, на мгновение осветив шероховатый участок стены. Когда же глаза Тора, гораздо более чувствительные чем у человека, окончательно привыкли к темноте, то он различил в отдалении неподвижный источник света: где-то там, впереди – расстояние было сложно определить – Тор увидел несколько бесформенных огоньков разной цветности и интенсивности, находящиеся вблизи друг друга и один несколько в стороне. Атлант медленно поднялся на ноги – при его огромном росте увеличивался риск разбить голову о свод пещеры, но к счастью каверна, внутри которой он находился, была весьма просторна и с высоким потолком. Уже предполагая, что он может там, впереди, обнаружить, Тор пошел в сторону неподвижных огней и вскоре оказался рядом с глухой стеной, в которой зияла ниша, заполненная небольшими контейнерами, наподобие термосов из неизвестного материала. Каждый из этих контейнеров слегка опалесцировал, словно был покрыт каким-то светящимся в темноте покрытием, причем каждый светился своим цветом. Тор знал, что в этих контейнерах находятся ингредиенты, необходимые для запуска алхимического процесса, перенесенные из храма Миаф и вновь материализованные в этой глухой каверне. К тому же был и один дополнительный сосуд с биологическим материалом, очевидно привнесенный демиургами, с неким зародышевым биологическим материалом из которого предстояло вырастить организм нового человека, отличного от организма атланта, и если атлантов можно было считать биологическими родственниками саламандр, то грядущего человека предполагалось создать родственником приматов. Разумеется, и в том и другом случае души имели совершенно иную природу, чем у вышеупомянутых животных.
Тор сделал шаг в сторону и приблизился к обособленному источнику свечения – это был удивительный цветок, напоминающий формой розу, но только с гораздо большим количеством разноцветных лепестков, свечение которых, сливаясь, давало ощущение розового цвета. Он был величиной с кулак Атланта и висел прямо в воздухе. При ближайшем рассмотрении оказалось, что все лепестки – это мельчайшие ячейки и каждая ячейка – маленькое зеркальце, в котором, уж при совсем ближайшем рассмотрении можно было рассмотреть свое лицо. Несмотря на то, что цветок вроде бы весь состоял из малюсеньких зеркал, тем не менее казалось, что он совершенно живой и обладает собственным свечением, только каждый лепесток давал собственный оттенок. Картина была чрезвычайно завораживающая и когда Тор поднес к цветку руку, то на его ладони заиграли сотни световых зайчиков, переливающихся всеми цветами радуги, и создающих какой-то замысловатый, но не случайный рисунок. Тор видел этот цветок впервые, тем не менее сомнений в его назначении не возникало: перед ним висел никогда не виденный атлантом штурвал матрицы грядущей цивилизации, который Навна назвала цветком Тенгри. Считалось что сей божественный инструмент находился в ведении планетарного Логоса, но как выяснилось, в определенные ключевые эпохи он перепоручался разумным носителям физической материальности. Сначала это были лимурийцы, о существовании отдельных представителей которых Тор даже не подозревал, теперь же это он, представитель расы атлантов, в числе немногих избранных. Как знать, увидит ли он кого-то из своих соотечественников, которые должны будут запустить алхимический процесс раньше, чем он. Насколько раньше? Об этом Тор не знал, как не знал, что он будет делать после того как создаст первых Адама и Еву. Хотя, наверное, термин «создаст» не совсем правильный, он только воспроизведет ту программу, которая заложена в алхимические ингредиенты планетарным Логосом, его задача правильно все исполнить, и если раньше в горне алхимического атанера возникал новый гомункул-атлант, то теперь должны появиться два представителя новой арийской расы.
Тор расположился на расстоянии вытянутой руки от штурвала и сел в лотос. Оказалось, что как раз в этом месте Навна предусмотрительно материализовала циновку из стеблей растения куша, на которой Тор привык медитировать. Атлант расслабил мышцы (он знал, что вскоре они приобретут почти каменную твердость) и внимательно прислушался к своему телу, не потому, что это требовалось, для вхождения в состояние анабиотического Сомати – тут как раз требовалось обратное, полное отключение от тела – а потому, что он хотел в последний раз на ближайшие тысячелетия прослушать физические ощущения своего тела. Тор мысленно прошелся, вслушиваясь, по каждому своему органу, как бы прощаясь с ним, а вернее говоря ему «до свидания» на ближайшие тысячелетия, затем начал мысленно строить мандолу Вечности, известную ему с незапамятных времен. Правда к практической работе с ней он не прибегал никогда, поскольку после завершения ее ментального построения, астрал должен был покинуть физическое тело навсегда. Навна сообщила ему в последней тайной передаче, как чуть-чуть не завершить эту мандалу, чтобы иметь возможность вернуться и оживить этот застывший истукан через определенный цикл, когда начнет активизироваться матрица грядущей цивилизации – цветок Тенгри. Вскоре, по мере построения мандолы, вокруг Тора сформировалась особая сфера, которая полностью изолировала его биологический организм от каких-либо микроорганизмов и других внешних влияний, способных привести к разложению заживо за этот немыслимо длинный период анабиоза. Это было нечто вроде энергетического бальзамирования, почти что мумифицирование, присущее особой природе физических тел атлантов, ткани которых имели свойство непрерывно регенерировать и не содержали генной информации старения. В теле его должны были прекратиться дыхание, сердцебиение, отправления и прочие процессы метаболизма, превращая биологическую органику практически в минеральное состояние. Тем не менее это тело не умирало безвозвратно и имело возможность вновь начать функционирование хоть через сто, хоть через тысячу лет, достаточно было разумному шельту воспроизвести мандолу воскрешения – свойство, которое, увы, не должно было передаться физической природе новой расы.
Итак, Тор генерировал особую бальзамирующую ауру, остановил все процессы метаболизма в своем теле, перевел мышцы в состояние каменной твердости, произвел особую полевую консервацию собственных клеток, вернее все это происходило автоматически после того, как он выстроил на ментале мандолу Вечности и покинул свое тело, как он это делал миллионы раз. Правда этот случай был особенным, поскольку он никогда не покидал свое тело больше чем на несколько дней и ни в каком энергетическом бальзамировании не нуждался. Первой его внетелесной мыслью была мысль о том, что необходимо сделать то, что было абсолютно невозможно, пребывая в физическом теле – посмотреть момент, когда гигантский астероид, получивший у атлантов имя «Освободитель» врежется в его родную планету, а вернее в океан. По подсчетам астрономов он должен был упасть вдали от суши, сосредоточенной (за исключением островов) в едином сверхконтиненте Гондвана. Тем не менее это не делало катаклизм менее драматическим, поскольку образовавшаяся волна должна была залить сушу многокилометровой толщей воды в мгновение нагревшейся практически до точки кипения. К тому же в коре Гондваны должны будут образоваться гигантские разломы, которые постепенно приведут к расползанию сверхматерика на несколько частей. И все же по прогнозам ученых Земля должна была выдержать чудовищный удар и не расколоться на несколько частей, как это нередко бывает в дальнем космосе.
Тор привычно вошел в ближайшее астральное кольцо, которое сразу же изолировало его от физического пространства и позволило переместиться в астральное отражение, копию земного пространства именно в том месте, в которое он намеревался переместиться. Вскоре он нашел знакомые энергетические маячки храма Миаф, которые проецировались на астрал, и войдя в определенную систему резонансов, вынырнул в астральное отражение в точности повторяющее земной ландшафт в районе побережья, где совсем недавно он сидел на высокой скале, а затем беседовал с Навной. Тут он понял, что оставаясь в этой проекции он вряд ли сможет что-то рассмотреть, поскольку болид упадет там, за горизонтом, и все, что он сможет увидеть с этой точки – это гигантская волна высотой в десятки километров, подобной которой очевидно не возникало на земле никогда. Это будет стена воды, уходящая своим гребнем в стратосферу. Нет, такой катаклизм нужно наблюдать сверху, иначе вообще ничего не увидишь. Тор бросил последний взгляд на неподвижные фигуры своих соотечественников, решивших в последней медитации встретить конец света и послал им мысленный привет и прощание, ведь каждого из нескольких тысяч атлантов он знал в лицо и по имени. Затем он переместил астральную проекцию земного пространства высоко в стратосферу, в то место из которого будет видно столкновение астероида с Землей. Когда он вынырнул в верхних слоях атмосферы, где уже становилась видна шарообразность планеты, то оказался примерно на одном уровне с гигантским небесным телом, несколько сотен километров в диаметре. Оно было испещрено многочисленными кратерами и светящимся кроваво-красным светом, словно раскаленное железо и отрывающимися от его поверхности кусками породы, наиболее мелкие из которых тут же сгорали. Астероид имел форму разрушающегося с поверхности шара и его гигантское величество сопровождала свита из более мелких метеоритов. Атмосфера вокруг болида – а ведь это была ионосфера, совсем разряженная ее часть – сияла разными оттенками красного на сотни километров вокруг астероида, и чем глубже в ионосферу погружалась маленькая планета, тем ярче становилось свечение как окружающей атмосферы, так и самого астероида, верхние слои которого уже начали плавиться и испаряться.
Вместе с гигантским спутником Тор спускался в глубь атмосферы, наблюдая, как над планетой начали проноситься чудовищные вихри, и как быстро возникающие зловещие тучи, то мгновенно рождаются из быстро испаряющейся поверхности океана и мечутся в дикой пляске вокруг планеты, то мгновенно развеиваются сильнейшими ураганами и смерчами. А оттенок свечения астероида все менялся и менялся, его расплавленный поверхностный слой, удерживаемый собственным тяготением, превращался в плазму и этот разогретый до десятков тысяч градусов ореол сжигал вокруг себя миллионы кубометров воздуха, который тоже превращался в плазму, все увеличивая и увеличивая испаряющий ореол.
Тор видел в окна, образовавшиеся в тучах, как затлели, воскурились тысячами дымов зеленые зоны планеты: это горели миллионы гектаров леса, подожженные раскаленным воздухом, а кое-где, разбуженные новым мощным источником гравитации зарделись огненные цветы вулканов. Всю эту величественную, но с такой высоты нестрашную картину периодически заволакивало клочьями дыма, смешанного с паром, которые тут же уносились бешеными вихрями, гуляющими по растревоженной атмосфере матушки Земли. А огненный шар все снижался и снижался, его отражение ярким пятном летело по поверхности океана, и тень эта увеличивалась с каждой минутой. В зоне этого отражения уже не было облаков, перекрывающих обзор – они сгорали в ореоле болида, присоединяясь к его ширящейся плазменной ауре, за которой уже не было видно его толи твердого, толи жидкого ядра. Это было всеиспепеляющее огненное солнце, ворвавшееся в атмосферу другой планеты.
Болид приближался к зоне падения, смещаясь к середине великого океана (он летел слегка под углом), Тор давно уже висел высоко над болидом, смещаясь вместе с ним так, чтобы увидеть момент падения. Континента уже не было видно, в поле зрения был только Великий океан, бурлящий и испаряющийся в зоне огненного пятна, и когда болид коснулся его поверхности, он словно бы вспучился ему навстречу гигантским плазменно-дымным пузырем, из которого стал формироваться ядерный гриб, возможно незнакомый Тору, но не раз виденный Андреем по телевизору. Только масштабы этого гриба превышали все мыслимые категории: он перекрыл треть панорамы Земли, а огненно-дымный выброс все ширился и высился, достигая верхних слоев атмосферы и проникая в космос. Тор уже представлял, как болид прожигает океан до дна и продавливает кору Земли, увязая в огненной мантии и как многокилометровая стена воды чуть ли не на треть вытесненного с места взрыва океана обрушивается на сушу, слизывая все рукотворное и нерукотворное, нашедшее приют на этой, казавшейся с высоты такой безопасной и гостеприимной Земле...
Видеть в реальном времени Тор этого не мог, и тем не менее хорошо представлял, что творится в этот момент на матушке-Земле. Он знал, что все его современники, собравшиеся на побережье в ожидании времени Ч не увидели ни гриба, (он образовался в другом полушарии) ни многокилометровой волны: их бессмертные тела сгорели еще до падения астероида, поскольку температура атмосферы многократно повысилась еще до соприкосновения поверхностей двух планет. Выжить что-то живое могло лишь в глубинах океана, располагавшихся вдали от взрыва, либо в центре материка, в горах, в горных пещерах, куда, возможно, не достигла гигантская волна, покрывшая всю равнинную местность материка и возможно не затронувшая горные местности вдали от океана, наподобие современных Гималаев, Тянь-Шаня, Саян. Несомненно какие-то животные и растения должны были выжить и это знали демиурги – не имели шансов лишь атланты, селящиеся вдоль побережья на суше и плавающие неглубоко в океане (многие предпочитали морские жилища) поблизости берега. Атланты делились на две подрасы, несильно отличающиеся друг от друга: на тех кто спит в океане и тех, кто спит на суше, но обе подрасы были земноводными и могли существовать и там и там. Однако шансов уцелеть у побережья не имел никто.
Тор глядел, как земной шар заволакивается от его взора смесью дыма и пара, понимая, что из этой точки он уже не разглядит ничего: в считанные минуты атмосфера заполнится таким количеством продуктов сгорания и испарения, что поверхность будет скрыта от взгляда из космоса на десятки, а может и сотни лет. Конечно, он мог бы создать астральную проекцию на поверхность земли, ведь астральному телу, находящемуся в ином измерении не грозят никакие катаклизмы физического пространства. Тем не менее желания наблюдать Апокалипсис в непосредственной близости у него не возникало: в человеческих масштабах наблюдения это будет либо сплошной клокочущий мрак, либо сплошной клокочущий огонь, где ничего конкретного разглядеть конечно не удастся.
Итак, нужно было приступать ко второй части задания, куда более трудной и мистической, и когда эта мысль пришла к нему в голову, он осознал, что висит в пространстве не один. Рядом с ним с интересом и скорбью происходящее наблюдало существо, в чем-то похожее на него, но гораздо меньших размеров, хотя в астрале это различие было достаточно условным: маленькие могли становиться большими и наоборот. Тор знал, что это шельт того сознания, которое подключилось к нему незадолго до появления Навны, и также он знал, что связан с этим существом какой-то загадочной кармической связью. Оно являлось в какой-то мере составляющей частью его существа, которое непостижимым образом должно было перекинуть атланта в будущее, откуда, собственно оно и явилось, означая, тем самым, что миссия Тора так или иначе будет выполнена. Это был шельт Андрея и мы снова вернемся к описанию нашей истории, увиденной его глазами.
Андрей отделился от сознания Тора уже давно, в момент, когда тот покинул свое закаменевшее тело. Связанный незримой нитью общей миссии, он совершил с атлантом пару скачков в астральных проекциях и из верхних слоев ионосферы наблюдал картину, которую в тот момент вне всякого сомнения можно было назвать «Гибель Земли», и не верилось, что когда-нибудь на этой планете будут бегать стада животных, цвести сады и высится в своем величии многомиллионные города. В эти величественные трагические минуты Андрей совсем забыл о том, в чьем теле он провел несколько часов, воспринимая все те же телесные ощущения, что и сознание великана – забыл о нем и Тор. Теперь же они оказались лицом к лицу в своих шельтах и с интересом разглядывали друг друга.
Тор в астральном облике чем-то напоминал библейского ангела без крыльев и внешность его утратила черты земноводности: тело его облегало нечто наподобие длинной туники а с некогда голого черепа нежными рунами струились льняные локоны. Андрей же вновь вернулся к образу древнеиндийского воина, но в большей мере ощущал свою идентичность с последним воплощением в образе Андрея Данилова, нежели с кшатрием Рамом.
И человек и атлант находились внутри золотого ореола, который удерживал одного подле другого и словно бы свидетельствовал о том, что они объединены общей миссией и связь эта, возможно, гораздо более прочная, чем казалось им обоим.
- Вот ты какой, мой дальний потомок, - лучезарно улыбнулся Тор (напомним, что в физическом теле мимика атланта была крайне бедна), - ну, что ж, сам факт твоего существования свидетельствует о том, что моя миссия в конечном счете будет успешной. Насколько данный облик твоего шельта соответствует твоему биологическому телу?
- Да примерно соответствует, - сказал Андрей, растерянно себя разглядывая, - правда одет в своем мире я несколько по-иному, так иногда облачался мой давний предок.
-Значит грядущая раса будет расой карликов, - с некоторым разочарованием сказал Тор, - и жизнь ваша будет такой же короткой, как и тело. Наверное в этом какой-то высший провиденциальный смысл: раса лимурийцев была в два раза крупнее и массивней нашей – об этом свидетельствует Священное писание – ваша же раса будет гораздо мельче нас. А впрочем, не в росте дело, я думаю, вы должны быть гораздо счастливее и духовнее нас.
Андрей открыл было рот, чтобы рассказать, насколько Тор ошибается в своем предвидении, но вдруг почувствовал, что на эту тему не может вымолвить ни слова – словно некая сила не давала ему возможность сообщить Тору что-либо касающееся на данный момент еще не свершившегося факта.
Андрей развел руками:
- Я не могу об этом сказать, последуют дальнейшие вопросы, а Высшие силы не желают, чтобы эта информация дошла до тебя.
- Я понимаю, - наклонил голову Тор, - впрочем это совершенно естественно: знание каких-то ключевых моментов будущего может повлиять на ткань провиденциального плана. Что ж, мое естественное любопытство останется неудовлетворенным, но на все воля демиургов! А сейчас прости, мне придется воспользоваться твоей колесницей. Я – Тор, прими эстафету, землянин!
С этими словами Тор как-то необычно засветился – вернее гораздо ярче засветился ореол, который окружал и его и Андрея, но одновременно с увеличением свечения стал быстро гаснуть его собственный шельт. Андрей почувствовал, словно нечто вошло в материю его шельта где-то в области груди, при этом шельт Тора исчез вовсе, а на декоративных бахрецах доспехов кшатрия (естественно это была одна лишь бутафория и никого в условиях астрала она не защищала) образовалось что-то вроде рисунка-горельефа. Это был образ младенца, какими они, наверное, появлялись в атлантической цивилизации в алхимической реторте: бесполый андрогин с серьезным взрослым лицом и огромными недетскими глазами.
В этот момент Андрей понял, что ему передалась новая энергия, содержащая некий информопакет, который можно развернуть и обнаружить там чью-то спрессованную, бесконечно долгую жизнь Чужую жизнь со всей массой мыслей, желаний, ощущений, поступков и свершений, прочесть которую не сразу и решишься, а если и решишься, то на это уйдет масса времени, сил и эмоций.
Эта новая энергия начала неудержимо выталкивать Андрея из неимоверно далекого прошлого в некую временную бифуркацию, где он впервые столкнулся с сознанием атланта, и вместе с ним в это будущее-прошлое (смотря для кого) устремляется и развоплощенное, переведенное в потенциальное состояние шельт и сознание Тора. На какое-то мгновение (или вечность?) Андрей утратил самоощущение, а когда оно вновь возникло, то он осознал себя в том моменте, в котором впервые почувствовал присутствие Тора.
Огромным человеком-Пурушей он парил в бесконечном космическом пространстве, а напротив висела его женская ипостась и в немом призыве тянула к нему руки-туманности, сотканные из звездной пыли.
ГЛАВА 3
СПУСК В ДУГГУР
- Ты узнаешь меня, Адам, - вновь донесся до сознания Андрея завораживающий призывный шепот, - я – Лилит, я явилась на землю из лунной брамфатуры, когда жизненная оболочка моей планеты безвозвратно разрушилась. Я должна была стать твоей супругой, того же хотел и ты, но планетарный Логос нарушил наши планы и предложил тебе другую. Но теперь настало время тебе испытать то, от чего ты вынужден был отказаться в те незапамятные времена – уверяю тебя, не по своей воле. ОН не был заинтересован в твоем счастье. Я хочу показать тебе место, где наш союз – в иносказательной, символической форме – был осуществлен, это альтернативный пространственно-временной рукав, поэтому он достаточно изолирован. В твоем магистральном потоке все происходило по-другому и мы были разлучены, а Ева… Ева не дала тебе в полной мере того, чего могла дать тебе я – она была всего лишь твоим ребром и мало отличалась от тебя самого. Я же несла лунную страсть. Не случайно в ночи полнолуния на тебя находила непонятная тоска и чувство одиночества, несмотря на то, что твоя Ева была поблизости. И тогда тебе все надоедало, ты бросался на поиски новой сердечной привязанности, но везде находил одну только очередную Еву, как бы они не различались внешне. Все потому, что ты везде искал меня, но не находил, слишком мало моей энергии оставалось в земных жрицах любви. Итак, ты готов идти со мной? Твое решение добровольно? Я не вправе нарушать свободу воли, иначе буду наказана!
- Я готов, - отрапортовал Андрей-Рам-Адам Кадамон, при этом личная часть Андрея сознавала, что предстоящий спуск в неведомый Дуггур – на самом деле задание, которое получил Тор, а следовательно и он сам, от Навны. Без его выполнения невозможно было зарождение новой человеческой расы в далеком прошлом, а поскольку он, Андрей, представитель этой расы, следовательно и вопрос с его спуском – дело решенное. Но Дурга-Лилит ни о чем этом, похоже, не догадывалась. А впрочем, мотивы, возможно, не имели никакого значения, если Высшим силам угодно было осуществить эту провиденциальную Волю.
- Тогда, милый, нам предстоит несколько изменить форму, в нынешней слишком много обобщенного. К нам и к нашей задаче она не имеет прямого отношения. Слишком здесь много наших иных «я», на которые возлагалась иная задача, тут нужна другая плотность материи. И тем не менее энергия этих разных Пуруш будет способствовать нашему путешествию. Так станем на час кометою!
С этими словами Дурга-Лилит приблизилась к Андрею-Адаму Кадамону и их тела, разжиженные, размытые, созданные из звездной пыли совместились. В этот момент возникла ярчайшая голубая вспышка, словно Вольтова дуга между двумя полюсами, большая часть звездной материи аннигилировала, превратившись в энергию, а все, что осталось от двух вселенских великанов воплотилось в головную часть необычной кометы. Это были два обнаженных тела - мужское и женское - как бы олицетворяющие телесное, половое совершенство обеих сторон. Оба эти тела оказались слитыми в страстном объятье, а их ноги постепенно переходили в дымный световой шлейф – хвост живой кометы. Как мы помним, именно эта картина привлекла внимание Андрея, когда он явился в качестве сотрудника скорой помощи к тогда еще незнакомой пациентке Лиане Кремлевой. Комета хлынула вниз, и хотя в космосе не бывает понятия «верх и низ», Андрей ощущал, что это не полет, а именно падение – яркое ошеломляющее падение звезды…
В этот момент Андрей, как это у него обычно происходило при переходе из сакуаллы в сакуаллу, из фазы в фазу, утратил мироощущение, а когда сознание вернулось, он увидел, что стоит напротив огромных ворот.
Теперь Андрей окончательно осознал себя астральным Андреем, хоть и выглядел в астрале как древнеиндийский воин времен Махабхараты. Возможно именно поэтому так завораживающе на него подействовала в свое время иллюстрация из Бхагавадгиты, где Арджуна в полном боевом облачении и вечно юный Кришна скачут на четверке белых лошадей навстречу полчищам Кауравов. Андрей огляделся, дабы понять, где он находится, и тут только понял, что Дурга, по инициативе которой он попал в это загадочное место, которое она называла Дуггуром (Он точно помнил, что где-то слышал или читал это название, но не помнил, где), таинственно исчезла. А ведь еще совсем недавно они, слившись единой кометой мужской и женской сути неслись с немыслимой скоростью, рассекая тьму вселенной. Правда вселенная эта, наверняка была астральной, а следовательно и вся пространственная безграничность и космические размеры обоих Пуруш были чистой условностью и не имели ничего общего со вселенной физической. Теперь же Дурга неожиданно исчезла и это вызвало определенную тревогу у Андрея. Он надеялся, что Дурга будет его гидом и покажет ему, словно Вергилий Данте, все достопримечательности этого Дуггура, а так же поможет осуществить неведомую миссию, которую, не спросив его согласия и самоустранившись, возложил на него древний атлант. Теперь же Андрей стоял напротив закрытых ворот высоченной стены и думал о том, что эта стена, наверное, очень напоминает стену Андимосквы-Друккарга, на которой он в давние годы беседовал с черным магистром после позорного бегства от лярв. Правда, тогда он смотрел сверху и особенно не успел рассмотреть эту стену, поэтому, та ли это стена он бы затруднился ответить. Нет, наверное все же не та, хоть и не менее высокая – и цвет у нее другой, какой-то синевато-лунный, и формы. Там все формы архитектурных конструкций были прямоугольными и угловатыми, здесь же все закруглено: закругленные голыши и закрепляющий состав словно бы стекает наплывами по всей стене, словно на оплавившейся стеариновой свече, и вообще ощущение вязкой текучести и каких-то миазмов вокруг – но это был не запах…
«Интересно, - подумал Андрей, - куда Дурга подевалась, может она, как Рати, уменьшилась и к моему шельту присосалась? Хороша проводница! И главное, все почему-то меня в качестве Савраски норовят использовать: и Тор, и Рати, и Дурга».
Андрей прислушался к себе: нет, присутствия Дурги и Рати не ощущалось, никаких наростов, микромладенцев и посторонних сознаний в своем шельте он не обнаруживал, в том числе и сознания Рама, хотя еще совсем недавно Андрей и сам толком не мог понять, кто он в большей степени, Рам или Андрей. Сейчас, если что постороннее и ощущалось, то это Тор, но он словно бы осуществил компьютерную свертку и своего шельта, и своего сознания-разума-памяти в информопакет, и присутствовал, как некая видимость-барельеф на левом бахреце декоративных доспехов. Так же присутствовало ощущение сознания, но не постороннего а его потенции, как потенциальная энергия, никак себя не проявляя, при соответствующих условиях переходит в проявленную кинетическую. Андрей попытался достучаться в это свернутое сознание – может ему Тор подскажет, что делать дальше – но оно полностью безмолвствовало.
«Ну что ж, - подумал Андрей, - раз все меня покинули, остается только действовать самому, и уж если я стою около ворот, то это должно означать, что в ворота эти необходимо войти. Правда тот факт, что ворота закрыты означает, что это очередное астральное испытание, которое я должен преодолеть, - (ворота действительно были закрыты на огромный, размером с вековой дуб засов, правда форма этого засова была весьма своеобразна... но об этом чуть позже). - В земных условиях, конечно, сдвинуть такой засов в одиночку совершенно невозможно, но в астрале, думаю, у меня на это изыщутся возможности. Что же мне этот засов напоминает»?
Андрей подошел поближе и его подозрения оправдались, а гигантские ворота, подробности которых доселе были скрыты расстоянием и сумраком лунной ночи, предстали во всем своем изысканном безобразии. А впрочем, если бы он более внимательно слушал Дургу, то нечто подобное и должен был предположить. Кстати, на небе действительно ярко светила полная луна, которую он никогда прежде в астрале не видел. При более внимательном взгляде можно было рассмотреть, что из пространства, сокрытого стеной и дверью, к луне поднимаются в высь какие-то испарения, и было заметно, что они словно бы достигают самой луны (чего невозможно в условиях физического космоса) и вступают в пределы ее ореола. При этом луна, окуриваемая этими эманациями, истекает каплями серебристого бальзама, который, превращаясь в ажурную кисею или нежную пыльцу, рассеивается над городом, но не достигает поверхности. Таким образом осуществляется непонятный круговорот. Кисея вуалила аккурат над пространством, скрываемым стеной и почему-то не выходила за ее периметр, поэтому Андрей не имел возможности поблизости рассмотреть, что это такое.
Итак, первая ассоциация, которая возникла у Андрея, когда он подошел к гигантской двери – это знаменитый индийский храм Кхаджурахо, который он никогда не созерцал воочию, однако не раз видел на фотографиях и открытках как у Маркелова, так и у Балашова. Вся циклопическая поверхность двери была испещрена барельефами, изображающими бесчисленные сценки совокуплений. Если в случае Кхаджурахо это были сценки из сексуальной жизни всяких там раджей и их гаремов, то тут фантазия неведомого зодчего разыгралась на всю катушку без руля и ветрил. На этой астральной стене совокуплялось все, что только может и не может: люди, животные, насекомые, деревья, растения, амебы и так же бесчисленные неодушевленные предметы: горы, облака, автомобили, дома и всевозможные предметы домашнего обихода. При этом все живое и неживое обретало антропоморфные черты, а все выступы и углубления имели исключительно фалло-вагинальную смысловую нагрузку. Фантазия неведомого зодчего была настолько неисчерпаемой, что любое более подробное описание было бы жалким и беспомощным, и если все это и можно было с чем-то уподобить, то только с каким-то порнографическим фантастическим комиксом, тему которого развил и до бесконечности размножил компьютер. Упоминание о компьютере, кстати, было не случайным, поскольку когда Андрей приблизился к стене, то понял, что нечто, вначале им принятое за шевеление гигантских червей, ничто иное, как движения всех этих барельефов. Все они вполне динамично занимались сексом на этой затейливой двери, постоянно меняя партнеров и партнерш. При этом обычная женщина могла оказаться под истекающем похотью Ролс Ройсом в спущенных семейных трусах, а сюрреалистический, в духе Сальвадора Дали слон на тоненьких, немыслимо длинных ножках совокуплялся с облаком, напоминающем некий синтез громадных молочных желез и вагины. Перечислять подобные извращения можно до бесконечности, и надо ли говорить, что тот самый засов, который привлек внимание Андрея был гигантским эрегированным членом, а щеколда – соответствующих размеров влагалище, но в отличие от реального засова и щеколды, здешние совершали вполне заметные фрикции, при этом заводясь все больше и больше, но тем не менее, до конца не расцепляясь. В довершение этой пикантной картины можно добавить, что дверь просто изливалась семенем и женским соком, пополам с менструальной кровью и от нее, как и от всего остального в этом странном месте в темное небо поднимались клубы опалесцирующих эманаций, восходящих к похотливой луне.
«Ничего себе! – мысленно прокомментировал Андрей. – Значит вот что Дурга имела в виду! Интересно, что там за стеной? Надо полагать, город, нечто вроде Нарова или Антимосквы. Только, судя по двери, это должен быть какой-то немыслимых размеров бордель, а если учесть пластичность форм астрала, то бордель этот может оказаться совершенно непредсказуемым по форме и содержанию. Хотя, конечно, трудно вообразить, что в макро масштабах там происходит то же, что на этой двери, скорее дверь – это некий идеал, к которому стремятся здешние жители, возможно идеал недосягаемый, ведь и храм Кхаджурахо изображает то, что в реальной жизни вряд ли можно повторить».
Андрей подумал, что может и не стоит сюда заходить, учитывая его достаточно скромные сексуальные потребности (хотя возможности, порою, оказывались самые неожиданные, но сам астральный секс никогда не доставлял ему особого удовольствия).
«Черт его знает! – задорно подумал Андрей. – Подойдешь к этой двери, а тебя тот же самый засов и натянет по самые помидоры… а учитывая его размеры, вряд ли это будет очень удачная мысль. Да и фигурки эти так же отнюдь не миниатюрны, вдруг набросятся все хором! Я ведь тут человек новый, а вдруг им свеженьких впечатлений захочется? И будет, как в какой-нибудь деревенской частушке! Кстати, этот барельеф весьма близок к русскому частушечному фольклору, где половые органы ведут отдельную от хозяина разумную жизнь и сами приобретают антропоморфные черты. Не исключено, что подобные мыслеобразы как раз отсюда и доходят до умов этих неизвестных сочинителей, разве что их убогий разум не может постичь подобного вселенского разнообразия».
Андрей еще раз осмотрелся, ища путь к отступлению, но отступать было некуда, стена и вправо, и влево тянулась куда-то к горизонту. Перед ней раскинулась неширокая полоса каменистой высохшей почвы, а сзади, как бывало на подступах к Антимоскве, зияло Ничто – то есть тьма, разглядеть что-либо за которой не было никакой возможности.
«Что ж, - подумал Андрей, - раз обратной дороги нет, значит хочешь-не хочешь, придется открывать эту секс-дверцу и пробираться внутрь, что бы там внутри я ни увидел. Раз уж я здесь очутился и еще шельт атланта на себе притащил, значит в этом есть некий сакральный смысл. Правда, я думал и Дурга со мной проследует, однако она испарилась в неведомом направлении. Побоялась, небось, что ее здесь вусмерть затрахают! А в отношении меня – это ее маленькая месть, видимо я, в качестве кшатрия Рама, был недостаточно эмоционален и меня больше сексуальная гимнастика интересовала, чем чувства – отсюда и бледность астральных ощущений. Но все это хорошо, а рассчитывать не на кого. Ладно, была не была!»
Андрей подошел вплотную к городской двери и в нерешительности остановился рядом с членом-засовом. Этот гигантский фаллос располагался как раз над его головой и дотянуться до него можно было только вытянув руку. Фаллос совершал медленные фрикции, но тем не менее, прочно сидел в лоне своей подружки.
«Интересно, - подумал Андрей, - он когда-нибудь кончает? Или это – перманентное состояние? Исходя из логики его функционирования, рано или поздно должен произойти оргазм, и они расцепятся. Вот тогда и надо попытаться внутрь проникнуть. Если бы эту дверь невозможно было с места сдвинуть, то и засов тут был бы ненужным. Но это все теория, а на практике, черт его знает, когда у этой секвойи с яйцами наступит чувство глубокого удовлетворения. А может и продолжительность акта тут соответствует размерам, единственное, что вселяет надежду - неизвестно сколько он тут до моего появления свои мужские обязанности исполнял. А может, ну его к бесу, совсем забыл, что в астрале взлететь проще пареной репы, заодно и посмотрю сверху, что там за стеной творится – а вдруг туда и приземляться ни в коем случае нельзя!»
Андрей отошел на несколько шагов и мысленно послал себя вверх – увы, на этот раз у него ничего не получилось, очевидно в этой сакуалле несанкционированные полеты были под запретом. Безрезультатно несколько раз повторив свою попытку, Андрей понял тщетность задуманного и вновь вернулся к древовидному фаллосу. На этот раз, преодолевая отвращение, он попробовал оторвать его от известного занятия, но увы, это оказалось не легче, чем ворочать калифорнийскую секвойю. Андрей, уцепившись за складки гигантской мошонки, не только не смог вытащить засов из щеколды, но вместе с ним начал болтаться туда-сюда, еле успевая перебирать ногами. К счастью, его подозрения, на предмет того, что гигантский фаллос переключится на него, Андрея, оказались несостоятельными – засов сохранял похвальную верность своей щеколде.
Андрей снова отошел от гигантской двери и застыл в нерешительности, не зная, что предпринять и не получая никаких указаний свыше.
«Может, какой-нибудь стишок прочесть, - думал он в растерянности, - помнится, и в тридевятом царстве и в городе грез это прекрасно срабатывало. Беда только в том, что я на соответствующую тему никогда ничего не сочинял, и в голову, как назло, ничего не идет, хотя в городе грез меня просто распирало от импровизаторского дара».
Андрей прислушался к себе, надеясь услышать глас вдохновения, соответствующий месту, но кроме «девки в озере купались, х… резиновый нашли…», в голову ничего не лезло.
«Что ж, - подумал Андрей, - не будем приписывать себе чужие гениальные строки, тем более, как я помню, плагиат тут никогда не срабатывал».
Он снова погрузился в созерцание этой сюрреалистической картины:
«Однако Дурга, - подумал он снова, - либо куда-то не туда меня занесла, либо я оказался не тем человеком, на которого подобная хренотень действует! Она что, рассчитывала, что этакое зрелище во мне какие-то особые сексуальные энергии пробудит? Пока что, никакого подъема энергии я не ощущаю. Хотя…»
Неожиданно Андрей почувствовал, что с ним действительно нечто происходит, но это не касалось его сексуальных чувств. В области груди он почувствовал какое-то напряжение и беспокойное мельтешение, но это было не внутри, а снаружи, как будто что-то заворочалось на его доспехах. Андрей глянул на область груди и увидел, что барельеф Тора на его центральном нагруднике-бахреце беспокойно зашевелился, словно его что-то растревожило. Вначале он совершал беспорядочные движения руками и ногами, при этом мимика его малоэмоционального лица отражала недоумение.
Затем на лице образовалась какая-то дурацкая улыбка-гримасса, словно бы этот младенец-андрогин пытался выразить незнакомое ранее чувство, которое еще не нашло своего мимического выражения, поэтому улыбка больше напоминала кривляние. Тут диковинное дитя потянуло руки в область промежности (напомним, что ни мужских, ни женских половых органов там не было, а мочеточник, судя по всему, выходил в анальное отверстие, составляя клоаку, как у птиц), и начало что-то судорожно там раздирать, словно при сильном зуде. Это остервенелое расчесывание продолжалось довольно долго, затем ручки переместились выше, словно зуд перешел на область живота, затем на область груди, лица, головы. При этом ниже рук Андрей заметил ранее не существовавший шов-перетяжку.
Когда ребенок дотянул ручки до головы, стало заметно, что шов, нигде не прерываясь протянулся от промежности до лица, и тело ребенка словно бы начинает сдавливать в области этого шва, а шов погружается в плоть барельефа. Андрей только успел подумать, что картина эта очень напоминает картину митоза какой-нибудь инфузории-туфельки, как его мысль подтвердилась следующим образом: обе половинки разъехались, словно разделенные этим швом напополам, затем на какое-то время исчезли, чтобы возникнуть уже по отдельности на правом и левом бахрецах – в два раза меньше первичного. Это были уже вполне человеческие дети и лицом и анатомией отличающиеся от ребенка-атланта: исчезли жаберные щели, на головке появились реденькие младенческие волосики, грудь уплостилась, между пальцами пропали плавательные перемычки и, что самое главное, появились маленькие половые органы – то что положено иметь мальчику и девочке. Очевидно, следуя древнему китайском принципу сторон, мальчик обосновался на правом, а девочка на левом бахреце.
В этот же момент внимание Андрея отвлекло другое событие, которое заставило его забыть о разделившемся младенце-атланте на его доспехах. Гигантские ворота судорожно вздрогнули, издав сладострастный стон, и все фигурки на них конвульсивно завибрировали, очевидно достигнув чувственной кульминации, затем ворота с удовлетворенным стоном лопнули и, словно исторгнув семя, резко осели белой слизистой жидкостью, поглотив собой все бесчисленные двигающиеся барельефы. Жидкость растеклась по земле на многие метры вокруг (бурный поток, возникший в первый момент, несомненно снес бы Андрея, но тот, предвидя, что произойдет, заранее отбежал в сторону от ворот).
Когда половодье схлынуло, то выяснилось, что вместо ворот между двумя створками высоченной стены вписался покосившийся городской туалет, весь исписанный неприличными надписями, рисунками и телефонными номерами с предложениями самых разнообразных сексуальных услуг. Единственным отличием от обычного земного туалета был тот факт, что вместо привычных М и Ж, а так же соответственных двух входов для мужчин и дам, Андрей обнаружил только единственный вход, над которым красовалась полустертая буква М. Рядышком пристроилось схематическое изображение профиля мужчины в шляпе и с трубкой, в отличие от прежней сюрреалистической вакханалии, вполне благопристойное и неподвижное.
«Ах Дурга, Дурга, - с ощущением внутренней иронии подумал Андрей, - то ли ты меня куда-то не туда препроводила, а сама улетела в более аппетитную сакуаллу, то ли у тебя приключилась посмертная шизофрения и ты городской нужник приняла за астральный султанский гарем с висячими садами Семирамиды. А впрочем и вся эта настенная подвижная порнография мне по барабану, а поскольку с Рамом мы нынче единое целое, то и ему тоже. Видел я в астрале нечто подобное и раньше, и никогда вся эта мышиная возня у меня никаких эмоций не вызывала. Так что весь этот мусульманский рай с гуриями под пальмами – после каждого раза девственницами – совершенно не для меня. А впрочем – тут Андрей вспомнил о событии, произошедшем незадолго до «дверного оргазма» – сейчас же на мне совсем иная миссия! С атлантом-то разделение произошло! Может именно для него эта катавасия предназначена была, а он весь сексуальный заряд на себя принял, испытав то, что ему раньше совершенно чуждо было! Иначе, что бы могло означать разделение барельефа на человеческих мальчика и девочку? А то, что здесь дети задействованы, так это, по-видимому, обычная астральная символика. Что ж, в этом случае все более-менее понятно: Дурга и я явились проводниками Тора для того, чтобы андрогин разделился на два пола, и скорее всего Дурга не понимала высшего смысла того, ради чего она меня к этой стене забросила. Что ж, может моя миссия на этом и закончена? Андрогин разделился и пора домой возвращаться»?
Однако, каким образом и куда именно возвращаться Андрей не знал, и обычных ощущений того, что выход заканчивается у него не возникало. К тому же, ведь не мог же Дуггур ограничиваться одной крепостной стеной, и Андрей почувствовал обычное любопытство, которое было присуще и его астральному состоянию.
«Ладно, - подумал он, - поскольку позади - Ничто, то путь только один – вперед»!
Андрей вошел в единственную дверь туалета, обозначенную буквой «М» и, как он и предполагал, вторая дверь оказалась с противоположной стороны и следовательно позволяла попасть внутрь этого самого Дуггура. На всякий случай (а вдруг чего пропустит) он оглядел внутреннее убранство помещения, но ничего специфически астрального там не обнаружил: стандартный городской сортир с полуиспорченным оборудованием, загаженными унитазами и исписанными стенами. Ну а тематика, как несложно было догадаться, полностью соответствовала стандартной тематике заборно-туалетного фольклора: только о половых органах вперемешку с предложением тех же половых органов (и не только их) в качестве услуг.
«Забавно, - подумал Андрей, - очень многообещающее начало и главное, исключительно оригинальное. Ну что ж, посмотрим, что в самом городе делается, хотя, судя по вступительной увертюре, несложно догадаться». – Подумав так, Андрей решительно открыл вторую дверь и оказался на территории города.
Город раскинулся, окутанный серебряным лунным светом, благо луна, висящая на чернильном небе, испещренном неведомыми письменами туманностей и незнакомых созвездий, была словно бы ближе и ярче, чем в земной перспективе. К тому же, помимо обычного серебристого света, ее аура словно бы стекала светящимися кружевами то ли какой-то чрезвычайно летучей жидкости, то ли густыми опалесцирующими испарениями. Несмотря на глубокую ночь, город был виден, как на ладони, а впрочем Андрей уже привык к тому, что в астрале, несмотря на отсутствие светил (за редким исключением) и чернильное небо, может быть любая видимость от полной непроглядной тьмы до контрастности предвечерья.
Итак, город был хорошо виден – то крайней мере та его часть, которую мог наблюдать Андрей выйдя из туалета-проходной (кстати, на выходной двери все же красовалась надпись, словно бы выполненная аэрозольной краской из баллончика, и слово это гласило «Дуггур», из чего Андрей заключил, что угодил все же по адресу). То, что Андрей увидел, не произвело на него какого-то впечатления, и если говорить об архитектурном разнообразии, то даже Наров был в этом отношении интересней. Правда, своя изюминка в городе все же была, но изюминка эта просматривалась где-то вдали, очевидно в центре, где угадывалась круглая площадь и темный дворец с закругленными формами и куполами, чем-то напоминавший легендарный Таджмахал. Что же касается других зданий, то несмотря на то, что все они разнились в деталях, их можно было условно разделить на два типа, различающихся размером и классом. Это были городские общественные туалеты и кинотеатры, причем их размеры и, если можно так выразится, сметная стоимость (особенно это касалось кинотеатров) возрастали от периферии к центру: от провинциальных клубов до столичных киноконцертных комплексов у центральной площади.
Что касается улиц, то все они были радиальными, сходящимися у центральной площади, и если слева теснились городские сортиры, то справа красовались кинотеатры. И еще одну особенность заметил Андрей, которую то ли упустил тогда, за стеной, то ли она появилась только сейчас: в небе неподалеку от яркой луны, истекающей бальзамом, стал виден еще один диск, который Андрей мысленно определил, как черная дыра, поскольку он был чернее, чем и без того черное небо, и потому заметен с трудом. Подобно светлому диску, он был окружен черными кружевами то ли летучей жидкости, то ли миазмов так, словно темные тяжелые испарения города поднимались вверх, засасывались черным диском, а затем сбрасывались вниз.
Тут Андрей отметил еще одну особенность: в городе присутствовали запахи, чего Андрей не мог припомнить по прежним посещениям астрала. Диапазон этих запахов был весьма широк и противоречив: с одной стороны шкалы – чувственные струи вечерних дамских духов, среди которых Андрей отметил запах розового масла, чарующих Маже Нуар, Диориссимо, Опиум и Турбуленс, а так же изысканных марочных коньяков, а на противоположном полюсе – совершенно отчетливый смрад человеческих фекалий, гниющих водорослей, рвотных масс и свинарника. К середине же шкалы можно было отнести запах самоопыляющейся каштановой рощи, который он запомнил во время экскурсий по кавказским горам, а так же амбрэ небольшого затхлого пруда в период массового спаривания лягушек. И хоть никакого пруда поблизости видно не было, тем не менее источник запаха растительного зачатья был налицо: вдоль улиц стройными рядами миазмировали съедобные каштаны, которые, как Андрей помнил из экскурсии на Красную поляну, растут только во Франции и на Кавказе.
«Ну вот, - подумал Андрей, - значит не только во Франции и на Кавказе, но и в Дуггуре – городе астральной сексуальной революции. Ладно, с каштановым запахом – источник установлен, лягушачья сперма – возможно и не лягушачья вовсе, возможно так пахнет то, что осталось от городских ворот – но откуда все остальные запахи: если допустить, что запах дерьма исходит из плохо убираемых туалетов, то кто же там может испражняться? Насколько я знаю, в астрале сей физиологический акт не предусмотрен. А духи откуда? Словно где-то поблизости светский раут проходит. Что ж, отрадно отметить, что здесь и благостные запахи присутствуют, хотя, конечно, такой коктейль из фекалий и Шанели №5 весьма специфичен».
Тут только Андрей обнаружил, что город отнюдь не необитаем. Возможно он раньше этого не замечал, поскольку стоял полумрак и его астральное зрение только приспосабливалось, а возможно сработал механизм, который Андрей, памятуя Кастанеду, нередко использовал в астрале: ели долго вглядываться в сильно затемненный участок ландшафта, постоянно то отводя взгляд, то вновь его фиксируя, ландшафт начинает высветляться и обрастать деталями.
Возможно имело значение и расстояние, поскольку до ближайших домов (а какое-то движение происходило именно там) было не меньше 300 метров (в земном эквиваленте), а между Андреем и собственно городом пролегла довольно широкая полоса пустыря, детали которого вначале Андрей не мог различить, поскольку этот пустырь был словно бы в густой тени.
Теперь же, когда стали проступать детали как дальней так и ближней перспективы, Андрей понял, что это не просто пустырь, а словно бы разглаженная бульдозером городская свалка. Правда кое-где торчали небольшие холмики какого-то мусора, но они были невысокими и не перекрывали перспективу. В отдалении около зданий явно сновали какие-то человекоподобные существа, а где-то дальше, в черте сплошных застроек, казалось бы даже мелькали автомобили.
«Интересно, - подумал Андрей, - я в этот Дуггур в какие времена попал? Вроде бы во времена Рама, он ведь совсем недавно Богу душу отдал перед тем моментом когда его Дурга в Дуггур затянула (вернее будет сказать «меня», ведь он – это я – совсем с этими «Я» запутался). Но если здесь машины шастают, то это должны быть времена Андрея Данилова, двадцатый век! Впрочем, непосредственно перед Дуггуром я летал в какое-то немыслимое прошлое – то ли на десятки тысяч лет назад, то ли на сотни – еще до сотворения нашей расы. Так что сейчас возможно я нахожусь во временах Андрея Данилова, только в какой-то специфической астральной сакуалле. А впрочем, возможно в каких-то зонах астрала машины и в средневековье ходили, они ведь к реальным автомобилям с двигателем внутреннего сгорания никакого отношения не имеют. Да и вообще, возможно это параллельный поток времени, который совершенно по-своему протекает, Аня же мне совсем недавно все эти пространственно-временные парадоксы объясняла. Поэтому, к какому времени принадлежит та или иная астральная зона – вообще определить невозможно. Вот, только что я подумал: «недавно объясняла Аня» - кажется это было совсем недавно, а за это время мое сознание скачки то ли в десятки то ли в сотни тысяч лет совершило… если не в миллионы».
Андрей двинулся к ближайшим домам, прямиком через пустырь, который оказался городской свалкой, загадочно поблескивающей в серебристом лунном свете. Тут ему сразу стал ясен источник мерзкого запаха – свалка сплошь была покрыта всевозможными нечистотами и отходами человеческого быта, среди которых, помимо немыслимого количества использованных презервативов, всевозможных размеров, оттенков, форм и достоинств, было немалое количество аккуратных (и не очень) кучек свежего (и не очень) дерьма. Впрочем содержание помойки мало отличалось от содержания любой земной: те же тряпки, бумага, ржавая посуда, остовы старой ламповой теле и радиоаппаратуры, что еще раз склонило Андрея к мысли, что зона эта все же должна принадлежать двадцатому веку. Андрей поморщился, ступая на эту, не вызывающую эстетического удовольствия поверхность, однако, как и везде в астрале, вес здесь не ощущался, и вскоре он уже не боялся куда-нибудь вступить или провалиться, или напороться на замаскированный в мусоре ржавый гвоздь, поскольку скользил, едва касаясь поверхности. Убедившись, что его опасения безосновательны, Андрей быстро миновал зону городской свалки и приблизился к ближайшим зданиям.
«Свалку-то могли бы и подальше от домов расположить, - подумал Андрей, - воняет ведь, как ни заливай духами, и вообще антисанитария налицо! Хотя, конечно, я как всегда слишком прямо переношу особенности Энрофа на особенности астрала, поэтому ни навозных мух, ни микробов здесь быть не может, да и вообще, откуда я знаю, может здешним жителям запах помойки все равно что нам запах ландышей. Как обычно обманывает слишком большое сходство здешних мест и наших».
Тут он подошел к скособоченному мерзкому туалету с загаженным и скользким от какой-то слизи порогом, который весьма напоминал архитектурные шедевры туалетостроения, где-нибудь поблизости с автобусной междугородной остановкой захолустного городка средней полосы России – какой-нибудь Устюжны, Юхнова, Весьегонска или Вышнего Волочка. Нужник этот был гораздо омерзительней того первого, через который он прошел в город как с точки зрения опрятности, так и с точки зрения архитектуры, собственно, это была заколоченная гнилыми досками и фанерой кабинка-отхожее место, очевидно с выгребной ямой вместо унитаза. Да и подписи были еще более убогие, там отсутствовало какое-либо разнообразие и фантазия, по сравнению с первым. Правда на общем фоне почти что Пушкинские строки: «Хорошо в деревне летом – пристает говно к штиблетам» свидетельствовали о том, что душе писавшего всю эту убогость, все же изредка были не чужды высокие порывы и своеобразное чувство умиления перед родными просторами.
Впрочем Андрей тут же позабыл о своих ассоциациях, когда перекошенная дверца туалета заскрипела и оттуда появился первый обитатель загадочного астрального города. Андрею вначале показалось, что это обычная человекоподобная астральная сущность типа лярвы или умершего с унифицированными и стертыми чертами, но как только человек вышел из тени туалета и оказался освещенным лунным светом, выяснились особенности его строения. Оказалось, что при вполне нормальном заурядном теле, едва прикрытом ветхими одеждами, голова этого занятного существа представляет собой верхнюю треть эрегированного полового члена – без признаков глаз, носа, рта и ушей.
Существо это, несмотря на то, что почти столкнулось с Андреем, не обратило на него никакого внимания, вприпрыжку на тоненьких ножках пересекло проезжую часть улицы и скрылось в двери строения, с правой части дороги. Здание это было первым в череде правосторонних строений, которых можно было условно отнести к категории кинотеатров, хотя это, первое, скорее напоминало клуб культуры и отдыха какого-нибудь захолустного городка.
Не успел Андрей пронаблюдать траекторию первого живого существа, встреченного в Дуггуре, как на него чуть не налетели еще двое таких же серо-коричневых членоголовых, которые, в отличие от первого, взялись неведомо откуда, но Андрею все же показалось, что они явились со стороны городской свалки. Пунктом же назначения их оказался тот самый общественный сортир, из которого только что выскочил первый. Не обращая на Андрея внимания, они скрылись за дверью, а еще через несколько секунд оттуда раздались хлюпающе-засасывающие звуки, словно кто-то за дверью начал отсасывать густую жижу.
«Странно, - подумал Андрей, - на акт дефекации явно не похоже – масштаб звуков куда более грандиозен. Что же они там делают? Дерьмо что ли выкачивают?»
Андрей почувствовал острое любопытство по поводу источника звуков и характера занятия этих двух аборигенов, хотя создайся такая ситуация на земле, то он вряд ли поперся бы в подобный омерзительный нужник для утоления своего любопытства. Впрочем, возможно, миссия Андрея была именно в том, чтобы понаблюдать и исследовать условия здешнего быта и культуры.
Андрей преодолел отвращение (а впрочем в астрале оно было не столь уж острое), открыл скрипучую дверцу, висевшую на одной петле и вошел в помещение. Выяснилось, что догадка его оказалась верной и внутри действительно проводились ассенизационные работы. Рядом с отверстием в невысоком деревянном помосте, залитым полужидкими и более оформленными фекалиями, стояла допотопная ручная помпа с большим деревянным рычагом, на который с энтузиазмом налегал один из членоголовых. Передняя часть помпы заканчивалась широкой гофрированной трубой, а раструб ее исчезал в отверстии нужника. Хрупким ручкам членоголового рычаг поддавался с трудом и после каждого качка помпа издавала хлюпающий звук, сотрясаясь от очередной порции полужидкого дерьма, отправляющегося по трубе, торчащей из казенной части помпы, через широкую щель в дощатой стенке куда-то наружу.
«Что ж, почетное занятие для члена с ручками, - саркастически подумал Андрей, - только что-то плодов его санитарной деятельности не заметно, все вокруг так же засрано, как если бы вообще никто не убирался. Кстати, а куда второй-то подевался? Вроде помещение одно, под вензелем «М», как и положено для его полового признака, и дырка сральная одна. Может его дружбан, пока я снаружи был, в очке утопил?»
Неожиданно, как бы иллюстрируя истинный механизм таинственного исчезновения, две деревянные ножки, на которых была установлена помпа, задергались, затем одна из них, накренив все сооружение, задралась вверх и отчаянно начала чесать то место помпы, где был закреплен качательный рычаг. Затем помпа, со всеми своими трубами претерпела мгновенную метаморфозу, сжалась, вытянулась и превратилась во второго членоголового, над таинственным исчезновением которого Андрей только что ломал голову. Тело членоголового сотрясало надсадное дыхание, словно его действительно только что несколько минут держали головой в жидком дерьме, где он чуть не задохнулся, да и наглотался как следует напоследок.
Немного отдышавшись, только что бывший ручной помпой членоголовый толкнул второго в плечо – и тут уж настала его очередь претерпеть обратную метаморфозу. И без того удлиненная голова (вернее – головка) превратилась в гофрированную трубу, тело трансформировалось в механизм помпы с деревянной ручкой, а из зада выдвинулась вторая труба, устремившаяся в широкую щель стены. Правда, куда выводился ее конец – просто наружу или в какую-то специальную емкость, Андрею изнутри было не видно.
Дальнейшее развивалось по прежней схеме: членоголовый, который только что сам был помпой, начал с энтузиазмом налегать на рычаг, и в помещении вновь возобновилось торжествующее хлюпанье жидкого дерьма. В общем, социальная справедливость оказалась восстановлена. При этом оба ассенизатора не обращали на Андрея никакого внимания, что собственно было не удивительно, поскольку на органе, заменяющем этим существам голову, не было ни глаз, ни ушей, ни носа. Скорее удивительным было то, что в остальном их действия были достаточно скоординированы, как у людей, как минимум обладающих зрением.
Андрей подумал что если бы нечто подобное он наблюдал в Энрофе, то его несомненно бы вывернуло наизнанку от созерцания подобной картины, но здесь, в астрале, рвать было нечем и обычное психологическое омерзение не сопровождалось физиологическими реакциями. Тем не менее созерцать далее это санитарное мероприятие у него желания не возникало и для порядка несколько раз их окликнув и, как и предполагалось, не получив ответа, Андрей вышел наружу, решив подождать, что будет дальше.
«Ну Дурга! – думал он, если не с возмущением, то с сарказмом, - она осчастливить что ли меня такими зрелищами собиралась? Хотя, можно предположить, подобным занятием деятельность местного населения не исчерпывается! Судя по всему, здесь должно существовать что-то вроде грандиозного публичного дома, в котором все занимаются свальным грехом, вернее таких домов должно быть много, и кинотеатры на противоположной стороне улицы вполне для данной цели подходят! Да, кстати, а куда конец трубы этой живой говночерпалки выходит? Судя по всему, все дерьмо должно прямо на улицу изливаться, но в таком случае то, чем эти два говночерпия занимаются – отнюдь не санитарное мероприятие, а форменное вредительство, диверсионный акт».
Андрей обогнул туалет, куда должен был выходить конец трубы и убедился, что никакого ожидаемого экологически вредного процесса не происходит – по крайней мере для почвенной экологии. Дело в том, что вместо ощутимой струи жидкого дерьма, из гофрированной трубы исходили клубы темного пара, которые медленно поднимались вверх и, сливаясь с общим фоном испарений, уносились куда-то туда, к диску едва видимой «черной луны».
Тут только Андрей обратил внимание, что подобные темные струйки пара исходят только из определенного рода построек, а именно – из «туалетов», причем не из всех одновременно, появляясь то в одном, то в другом месте города. Нисходящие же из черного диска рукава то ли тяжелых испарений, то ли невесомой жидкости также предназначались только туалетам, то тут то там опускаясь им на крыши и словно бы поглощались ими.
Описанная панорама тут же нашла отклик в душе Андрея, который, памятуя школьную программу по природоведению, тут же мысленно обозвал сей процесс «говноворотом» или круговоротом говна в астрале. Но тут его эстетические размышления были прерваны хлопком двери, и из-за туалета появились два знакомых Андрею говночерпия. Путь их, как и первого членоголового обозначился непосредственно к ближайшему провинциальному клубу, находящемуся прямо через дорогу, и дух исследователя подтолкнул Андрея проследить их дальнейшие действия. Он обратил внимание, что на этот раз оба сжимали в маленьких ладошках что-то вроде карточек или жетончиков, при этом Андрей готов был поклясться, что перед посещением туалета ничего в руках они не держали, хотя, конечно, можно было предположить, что жетончики находились где-нибудь в карманах.
«Впрочем, какая разница, - подумал Андрей, - либо в туалете появился кто-то третий и выдал жетончики, либо что-то в них отметил, но факт скорее всего в том, что жетоны эти они заслужили ударным трудом и собираются их использовать в деревенском клубе. Наверное жетончики у них - что-то вроде денег».
Предположения Андрея оправдались, и оба членоголовых, перейдя улицу (Андрей последовал за ними), подошли к двери клуба и один за другим приложили свои жетончики к глазку на двери, после чего дверь распахнулась и они бодрой трусцой проследовали в помещение, Андрей же, приблизившись вплотную – благо его не замечали – проскочил следом прежде, чем дверь успела захлопнуться.
Помещение, в котором оказался Андрей, выглядело весьма своеобразно, непосредственно за дверью оказался просторный зал без какой-либо внутренней планировки и, судя по размерам составлял весь объем здания без каких-либо дополнительных комнат и подсобных помещений. В этом единственном зале с единственной дверью и окнами не было никакого внутреннего убранства и мебели – просто пол, потолок и стены и ни столов, стульев, шкафов, какой-то сцены или помоста и лучшее название, которое подходило бы этому помещению – пустой ангар. Правда стены оказались весьма примечательными на фоне тотальной убогости. Мало того, что они не были расписаны всякими непристойностями, как те два туалета, но к тому же, хоть обычная грубая брусчатка и была оклеена заурядными бумажными обоями – старыми, с дырками и проплешинами во многих местах, - обои эти были покрыты сложным абстрактным орнаментом, на первый взгляд черно-белым, хотя наличие других цветов мог скрывать полумрак, поскольку собственных источников света нигде не было, а лунный серебристый свет, проникавший в помещение через четыре узеньких оконца, не мог полностью развеять мрак этого просторного помещения. Полумрак создавал эффект, словно бы орнамент шевелился, а впрочем, подобное могло напугать Андрея в Энрофе, здесь же шевеление рисунка могло быть не иллюзорным, но вполне естественным для астрала.
Андрей подошел к стене, чтобы более внимательно рассмотреть орнамент, но тут до его слуха донесся характерный всасывающий звук, только не такой громкий и однозначный, как в туалете. Андрей вспомнил о двух членоголовых, действия которых собирался проследить, но забыл о них, заинтересовавшись орнаментом: и вовремя, поскольку в следующие секунды оба членоголовых полностью исчезли из поля зрения: исчезли, как объемные существа. Когда Андрей вновь обратил на них внимание, то оба уже наполовину скрылись в стене и вначале ему показалось, что членоголовые просто засунули верхние части своих тел в какие-то неприметные ранее дыры. Однако, когда он подошел ближе, то увидел, что существа словно бы растворяются в глухой стене, а когда присмотрелся, то понял, что они не просто растворяются в стене, а словно бы переходят в орнамент, добавляя в роспись все больше и больше элементов и подробностей.
А роспись напоминала цветочно-бытовую лубочную живопись, которая так густо испещряла стену, что вначале казалась бессюжетным орнаментом. При ближайшем же рассмотрении выяснилось, что орнамент состоит из разнообразных стилизованных цветочков (ромашек, колокольчиков, васильков и т.д.), ягодок, коровок, козочек, петушков, курочек, гусей, уток, схематичных Манек и Ванек, самоварчиков, подковок, избушек, стогов сена и т. д. и т. п., так или иначе связанных с сельскохозяйственно-деревенской тематикой.
Все рисунки были достаточно мелкими, черно-белыми, к тому же занятно мельтешились, словно осуществляли какое-то бесконечное неведомое действо. Маньки и Ваньки куда-то семенили, козочки прыгали, коровки жевали травку, деревья раскачивались, мельницы крутились. При этом в тех местах, где тела членоголовых уходили в стену, появилось множество новых рисунков той же тематики и активность их, по сравнению с более отдаленными, значительно возросла (на периферии же рисунки почти не шевелились).
К тому времени, когда Андрей успел провести свое наблюдение, членоголовые полностью ушли в стену и растворились в чрезвычайно активизировавшихся рисунках. Это особенно стало хорошо заметно когда Андрей отошел на несколько шагов, и хотя исчезли отдельные подробности, стали хорошо заметны два пятна, напоминавшие человеческие фигуры, отличающиеся густотой рисунка и более активным шевелением.
«Странно, - подумал Андрей, - насколько я помню, всякие там астральные сущности больше всего на свете боялись оказаться втянутыми в стену или камень, эти же, судя по всему, не только добровольно, но с радостью и энтузиазмом себя этому процессу подвергли. Мало того, дерьмо они отсасывали, как я понял, не за спасибо, а за те самые талончики, которые давали право войти в ангар. Странно, очень странно, ничего привлекательного здесь не вижу. Хотя, кто знает, может жизнь этих говночерпиев настолько тяжела и неказиста, что они готовы стать кем угодно, хоть рисунком на стене. К тому же эти рисунки подвижны, а подвижным рисунком, наверное, быть гораздо интереснее».
Андрей какое-то время постоял в центре ангара, ожидая, что может произойдет что-то интересное, но ничего интересного не происходило, стояла полная тишина, хотя порой Андрею казалось, что рисунок обоев шевелится с едва уловимым шелестом. Тут Андрею показалось, что в воздухе запахло сеном, коровьим пометом, парным молоком, свежеиспеченным хлебом и весьма специфическим запахом деревенской печи, в которой в чугунках готовятся сразу несколько блюд. Андрей был даже уверен, что в печке томится молоко, кипят щи из квашеной капусты и варится картошка в мундирах. Ну и ко всему – сложная смесь запахов нафталина, свежепостиранного белья и старого дерева пополам с хвоей и можжевельником.
«Как-то не вяжется, - подумал Андрей, - вокруг достаточно урбанистическая обстановка, а тут все, как у дедушки в деревне».
Андрей подвигал носом и понял, что запах исходит от обоев, а вернее от того их места, где только что исчезли два членоголовых.
«Странно, - подумал Андрей, - по идее, поскольку они там растворились, здесь должно только дерьмом пахнуть – ан нет – весьма приятный дезодорант из естественных запахов деревенского быта. Кстати, коровьи лепешки, если не гниют, не так уж и плохо пахнут!»
Он смутно ощущал, что для прояснения ситуации необходимо подойти туда, к этим шевелящимся человекообразным пятнам в орнаменте, откуда исходила эта достаточно приятная, навивающая детские и юношеские воспоминания гамма запахов, поэтому он подошел поближе и даже приблизил лицо к орнаменту. В этот момент Андрей ощутил что-то вроде всасывания, и в том месте, куда он поднес лицо образовалась огромная замочная скважина, в пору той, от старинного врезного замка, куда вставлялись килограммовые ключи индивидуального изготовления в эпоху царя Гороха. Подобный ключ был у его деда в вологодской деревне Чирец и висел в сенях рядом с подковой и хомутом, как украшение.
Из скважины струился яркий, правда не солнечный а лунный свет. Когда же Андрей прильнул к этой скважине, то оказалось, что это нечто вроде окуляра подзорной трубы, которая сама по себе, словно демонстрируя Андрею различные виды, стала показывать милые сердцу картинки сельской местности какой-то незнакомой российской глубинки с покосившимися домиками, сараями, скирдами и прочими атрибутами, столь хорошо вписывающимися в пасторальную гамму запахов.
Тут то ли он коснулся стены, то ли этого и не нужно было делать, но Андрей почувствовал, что его затягивает внутрь наблюдаемой картины. Это не было ощущение затягивания вглубь глухой стены, поэтому страха он не испытывал и в следующий момент оказался неподалеку от темного сарая ( правильнее сказать – оказалось его сознание, поскольку своего астрального тела он не увидел, было лишь чувство мыслящего и анализирующего разума).
Судя по раздававшимся оттуда звукам, это был хлев, где содержался мелкий рогатый скот, скорее всего козы и овцы. Поблизости стоял сарайчик побольше, а весь земляной двор, испещренный следами бесчисленных копыт, был огорожен старым, покосившимся плетнем. За скотным двором темнела бревенчатая изба, а с противоположной стороны непосредственно к скотному двору примыкал зеленый лужок, за ним виднелось поле а еще дальше темнел лес. По скотному двору прогуливались, внимательно выискивая что-нибудь съестное пестрые куры и красавец петух с бордовой грудью, рядом же с хлевом стоял жалкого вида человек неопределенного возраста, одетый в какие-то лохмотья.
Стоило Андрею взглянуть ему в лицо, как стало ясно, что это деревенский дурачок, страдающий синдромом Дауна: типичные заостренные уши без мочек, блинообразное лицо с узкими щелками монголоидных глаз и носом-картошой с двумя дорожками зеленоватых соплей, словно бы навсегда там обосновавшихся.
В следующий момент Андрей прекратил наблюдать деревенского придурка со стороны, его сознание словно бы было поглощено сознанием Дауна и, продолжая наблюдать и анализировать, оно получило доступ ко всем уголкам нехитрого разума и всей гаммы примитивных чувств этого жалкого существа. При этом Андрей продолжал осознавать свою отдельность, как было с ним не раз, но только внутри человека. Даун же не заметил этого непрошеного подсоединения, как ни в чем не бывало продолжая с интересом наблюдать за суетящимися курочками, хлюпая зелеными соплями и роняя слюну из полуоткрытого в дурацкой улыбке рта. Как ни странно, подключение к сознанию дебила не покоробило высокоинтеллектуальный дух Андрея, ему было даже интересно узнать, что чувствует это примитивное существо. Тем более собственное самоосознание он не терял, а представить, что чувствует и как мыслит идиот ему никогда не удавалось, как мы не можем представить себе, как ощущает себя муравей или даже сравнительно высокоразвитая собака.
Мысли дебила постоянно разбегались, не имея возможности ни на чем сосредоточиться и заняты они были в основном тем, что он в настоящий момент наблюдал, заключая в себя весьма мало слов, представляя собой образы-ощущения. В них крутились имена знакомых ему животных и домашней птицы с оттенком симпатии и даже некоторого превосходства: животные были его средой, с ними он не ощущал своей ущербности и от них не исходило той неприязни и враждебности, которая исходила от большинства знакомых и незнакомых ему людей, которую, несмотря на свой убогий разум он прекрасно ощущал.
Изредка, правда, эта враждебность не исходила от пастуха, у которого дебил работал подпаском, даже, порой, срывая с его губ слова грубоватой матерной похвалы, когда делал что-то правильно и понимал, чего от него добиваются. Иногда была не агрессивна и его мать, когда находилась в переходном состоянии от редкого трезвого до полного упития. В ней тоже порой пробуждались сентиментальные чувства жалости и даже нежности к своему единственному безгласному и безвредному сыну-идиоту, которого она во хмелю зачала, выносила и родила, толком даже не зная, кто же его настоящий отец.
Впрочем долго копаться в этом сознании Андрей не стал, оно было понятно и просто, как газета «Гудок», все на поверхности и не имело никаких хитрых закоулков, словно детский схематичный рисунок, изображающий маму, папу, собаку, машину, домик и солнышко с лучами, словно стоящие дыбом волосы.
Андрей, сохраняя способность рассуждать, все никак не мог понять, почему попал сюда, внутрь сознания дебила. Если членоголовые, подобно ему, совершили экскурс туда же, то неужели они не могли найти ничего более подходящего, чем это несчастное существо? Хотя, может, для них само попадание в Энроф – уже награда за санитарные работы и их эволюционный уровень не позволяет подключиться к более продвинутому сознанию.
Тем не менее был непонятен выбор объекта в связи с тематикой задания Андрея, которое так или иначе должно было касаться сексуального вопроса. Но какой сексуальный вопрос способен был решить этот Даун, просмотрев сознание которого Андрей понял, что существо это не агрессивно, слабо и не способно никого изнасиловать? Ну а желающих ему отдаться добровольно даже невозможно было себе вообразить.
В этот момент внутренний посыл дурачка отвлек внимание Андрея от его размышлений. Оказывается внимание дебила и достаточно характерный эмоциональный отклик был на рядовую картинку скотного двора: красавец-петух догнал не очень быстро убегающую курочку и несколько секунд исполнял свой многоразовый ежедневный супружеский долг и, несмотря на то, что картина была бы невыразительна и малоэротична для любого нормального человека, тем не менее реакция дебила была весьма эмоциональна. Андрей тут же ощутил, как горячая сладенькая волна прокатилась по телу Дауна, а затем щекочущим напряжением сконцентрировалась в его чреслах, словно бы он только что наблюдал не примитивное птичье совокупление, а откровенную порнографическую сцену.
В памяти Дауна тут же всплыло множество аналогичных сценок, ежедневно наблюдаемых им на скотном дворе и на пастбище, особенно его возбуждало как это делает племенной бык Борька с коровами, что, кстати, не так часто удавалось ему наблюдать. Раньше он плохо понимал, зачем животные это делают и не знал, делают ли то же самое люди – этого он никогда не видел и поэтому не задумывался – но потом что-то произошло с его организмом и все это стало его болезненно интересовать. Тогда главный пастух, дядька Игнат, объяснил что после этого у коровок рождаются телята, у овец – ягнята, а курочка несет яйца из которых вылупляются птенцы.
Однажды, пытаясь успокоить этот сладкий зуд, Даун залез в штаны и… с той поры в его беспросветную жизнь вошла новая радость. Раньше такой радостью было только удовлетворенное чувство голода, но досыта ему удавалось наесться крайне редко, вечно пьяная мать им почти не интересовалась и забывала кормить, а дядька Игнат знал, что если его накормить, то нашего Дауна трудно будет заставить что-либо сделать, поскольку исчезнет стимул.
Теперь же у него появилось новое удовольствие, которое зависело только от него, а особую остроту ощущений придавало наблюдение за тем, как быки наскакивают на коров, бараны на овец, боровы на свиней, а когда ничего более путного не попадалось, годилось и наблюдение за петухом с курицами. Тем более племенной петух оказался очень удачным производителем и с энтузиазмом исполнял свои обязанности по многу раз на дню.
Итак, почувствовав знакомый прилив, дебил достал свой эрегированный агрегат и начал яростно мастурбировать, как обычно, забыв о том, что если за этим занятием его застанут соседские мальчишки, то будут его дразнить и кидаться камнями, а дядька Игнат начнет его ругать, а если будет не в духе, то и огреет, чем под руку попадется. К счастью поблизости никого не оказалось и дурачок, никем не прерываемый, доставил себе очередную порцию удовольствия. Андрей при этом с удивлением отметил, что его астральную проекцию, Бог весть каким ветром занесенную в сознание этого жалкого идиота, переполняет целая гамма острых сексуальных переживаний. Словно бы тело дурака смогло подарить ему такие острые первобытные сексуальные чувства, какие он уже очень давно не испытывал в своем цивилизованном, усмиренным всякими нормами приличия, теле.
Когда же дебил сладостно замычал, изливая сперму на полужидкую смесь помета, грязи, сена и перьев, озадаченного своей реакцией Андрея, доселе не испытывавшего в астрале никаких ярких сексуальных переживаний, вдруг некая сила с легким щелчком выкинула из тела Дауна, словно процесс семяизвержения распространялся и на него, припарковавшуюся к чужому сознанию тонкоматериальную сущность.
«Ну вот, - мелькнула самоироничная мысль, - дожил же я до жизни, что превратился в объект эякуляции мастурбирующего Дауна!»
Андрей к тому же отметил еще одну особенность той гаммы ощущений, которую он уловил во время сего примитивного акта: сознание его, оставаясь прежним, одновременно получило возможность выходить на доселе неведомый, клеточный уровень ощущений. Какое-то мгновение его переполняло чувство бурлящей радости миллионов микроскопических существ, и в следующий миг он уже знал, что переживают сперматозоиды в момент выброса из простаты.
Чувство это было настолько необычным и незамутненным какими-то интеллектуальными инсинуациями высокоразвитой нервной системы, что Андрею на мгновение показалось, что быть сперматозоидом довольно заманчиво. А впрочем это ощущение быстро угасло, как только плевки семени смешались с полужидким гумусом и растворились в окружающей среде. Тем не менее Андрею показалось, что этот взрыв восторга, хоть и существовал мгновение, в индивидуальном восприятии сперматозоида, тем не менее, являлся чем-то длительным, имеющим свои фазы и динамику развития, и к тому же многократно усиливался групповым чувством.
Последнее, что Андрей уловил в сознании Дауна, после того, как горячая волна удовольствия схлынула, это неприятное чувство, что он снова сделал что-то нехорошее, поскольку мальчишки его дразнят, а дядька Игнат ругает.
В следующий момент Андрей уже был самим собой и наблюдал, как из тела дебила вылетает сероватый бесформенный кокон, который он тут же идентифицировал с одним из членоголовых, и медленно уплывает от скотного двора, затем резко меняет направление, словно уловив откуда-то неслышимый посыл и Андрей отправил себя вслед за ним, решив исполнить долг исследователя до конца.
Далее произошло мгновенное перемещение, и Андрей так и не понял, остался он в той же деревне или перенесся в какую-то другую, как две капли похожую на родину безымянного Дауна, ухитрившегося одарить Андрея целой гаммой новых ощущений, которые его разум и чувственный аппарат, задавленный целым блоком корригирующих и тормозящих импульсов, сформированных воспитанием, этическими нормами и категорическими императивами, не способен был воспринимать во всей первозданности и естестве.
В следующий момент сознание Андрея оказалось вначале поблизости, а затем внутри неопределенного возраста доярки, которая удобно устроилась поблизости ведра с парным молоком на сене в хлеву, где за бревенчатой перегородкой что-то ворочалось, сопело, чавкало, мычало и хрюкало. Хозяйка же – средних лет тощая, конопатая, убогая дурнушка – правда без признаков явной умственной патологии на лице, но все же с теми следами вырождения, что особенно часто встречается у жителей российской глубинки, задрав подол, самоудовлетворялась здоровенной розовой морковью с таким озабоченным видом, словно этот акт совершенно органично вливался в нелегкий производственный процесс ухода за животными.
И опять же, как в эпизоде с Дауном, Андрей посетил незамысловатое сознание одинокой малограмотной женщины-дурнушки, живущей со старухой-матерью в нищете и убогости. Замуж она так и не вышла, мужским вниманием не пользовалась и в молодости, а сейчас и вовсе никем не воспринималась по половому признаку. Кода-то, очень давно, она имела несколько сексуальных контактов, но они не только не принесли ей никакой радости, но только укрепили и без того стойкую озлобленность на всю мужскую половину рода людского.
Но не будем вдаваться в подробности этой невыразительной судьбы, словно под кальку проштампованной на жизнях миллионов немолодых дурнушек, в которых еще не угасла тяга к эротическим переживаниям – этому тысячегласному эхо великого инстинкта продления рода. Как и в истории с безымянным Дауном, из этого нового опыта женского оргазма Андрей почерпнул много нового – по крайней мере он испытал нюансы, которые при прочих условиях доступны только женщине, пусть даже при столь примитивном способе самоудовлетворения.
Как и в первом эпизоде, сознание Андрея покинуло дурнушку почти синхронно с серым облачком обитателя Дуггура, затем проследовало к новому реципиенту – подростку, жителю той же (или такой же) деревни, совершавшему половой акт с козой – из которого сознание Андрей почерпнуло немало нового.
Всего за время этой своеобразной экскурсии Андрей посетил вместе с серым облачком около десятка жителей этих безымянных онано-скотоложеских деревушек, и во всех случаях их эротический опыт был очерчен узким кругом чрезвычайной внешней убогости, где граница умственной неполноценности и умственной ограниченности почти стиралась и нормальная человеческая сексуальная жизнь казалась чем-то недосягаемым и невообразимо прекрасным. Характерно, что в душах этих людей Андрей не уловил извращенческих ноток, нет – то, чем им приходилось заниматься, их в принципе не устраивало, но беспросветная жизнь человека-изгоя не представляла им ничего более подходящего, более соответствующего человеческому естеству. Тем не менее внутреннее содержание этого опыта было на удивление болезненно-острым, что еще раз убедило Андрея в том, что по внешней оболочке не всегда можно судить о внутреннем содержании. Оказалось, что эротическая гамма примитивных чувств дебила может быть куда острее аналогичных пересытившегося среднестатистического обывателя, сумевшего урвать от жизни значительно больше, чем всеми презираемый деревенский дурачок.
Но не будем более задерживаться на этом тягостном предметоописании нашей правдивой истории. На это могла бы уйти значительная часть романа, поскольку всепроницающее сознание Андрея в считанные мгновение зондировало все чувства и мысли этих, неведомых ему ранее людей, и книга их жизни была видна ему во всех подробностях безобразия, невезения и убогости.
Однако все когда-то заканчивается, и Андрей почувствовал, что запас энергии посещения чужих жизней закончен. Возникло что-то вроде ощущения обратного полета, и в следующее мгновение Андрей осознал себя там, где стоял еще недавно: внутри ангара, стены которого были мелкими лубочными рисунками. Почти одновременно с ним из стены вывалились и два членоголовых с головы до ног облепленные вязкой слизью, напоминающей сперму, затем они, суетясь и толкаясь, проследовали к выходу.
Устремился за ними и Андрей, желая проследить их дальнейшую судьбу, но в ней уже не было ничего примечательного. Оба членоголовых улеглись на чахлую травку палисадничка, окружающего здание, и застыли, освещаемые загадочным серебристым светом огромной луны, словно под летним полуденным солнышком на пляже. При этом слизь, которой они были покрыты, через какое-то время начала испаряться серебристыми змейками с поверхности их тела, и змейки эти уносились ввысь и, сливаясь с общим фоном испарений, затем, казалось, исчезали, поглощаемые похотливым диском неестественно большой луны.
«Ну что же, - подумал Андрей, - кажется картина ясна, хотя пока не совсем понятна цель всего этого безобразия. Сначала я наблюдал астральный говноворот, теперь же мне продемонстрировали такой же спермоворот. Надо полагать, дальнейшая экскурсия будет обрастать новыми подробностями и вариантами того и другого, но суть, кажется, одна: чем ни питайся – осетриной, икрой или свиным пойлом – результат один – не надо еще раз напоминать, какой. То же касается и полового вопроса – не важно, каково его качество! Можно предполагать, и дальнейшая экскурсия будет сопровождаться демонстрацией этих двух фундаментальных физиологических процессов в различных вариантах, нюансах и ступенях качества. Думаю, судьба меня сюда забросила не столько для повышения моей эротической эрудиции, сколько для ознакомления с оным процессом абсолютно в данном вопросе невежественного андрогина атланта. Стало быть необходимо пройти Дуггур до конца, а по логике вещей этот самый конец, а вернее кульминация, должен находиться там, в центре, возможно внутри того астрального Тадж-Махала. И все же не понятно, почему это секс-турне относилось к нашей российской глубинке и, судя по всему, к моему времени, ведь экскурсию организовала Дурга в своей эпохе. Да и стартовали мы из астральных Гималаев, а значит и забросить должно было куда-нибудь на территорию средневекового Индостана! Однако этого не произошло, хотя, как мне кажется, подобные убогие развлечения деклассированных индусов в затерянных лесных деревеньках должны быть аналогичны – разве что под финиковыми пальмами и манговыми деревьями. А впрочем, что я знаю о том, как должно быть по идее – в астральном космосе свои законы и логику их я пока плохо улавливаю. Возможно, тут все определяет мое настоящее и национальная культура, к которой я отношусь, а Дурга с Рамом – всего лишь живые картинки, придающие этой истории смысл и последовательность».
Андрей решил больше не ломать над всякими нестыковками голову и отправился далее по прямой, как стрела дороге, залитой серебряным светом полной луны, членоголовые же остались лежать на травке, не подавая признаков жизни. Но их дальнейшая судьба уже не интересовала нашего героя, он направился к следующему туалетно-киношному комплексу, рассчитывая обнаружить там более эстетическую картину, чем недавнее посещение «сельской пасторальной идиллии».
По пути он ощутил что-то вроде зуда и шевеления в области груди и к своему удивлению обнаружил, что оба барельефа на его нагрудных доспехах заметно изменились и теперь представляют собой мальчика и девочку шести-семилетнего возраста, словно те откровенные картинки, участником которых (можно и так сказать) было сознание астрального Андрея, определенным образом простимулировали их мгновенное повзросление.
Дорога, как показалось Андрею, слегка забиралась вверх, затем угол подъема стал еще больше. При этом никаких затруднений наш герой не испытал бы даже если она поднималась бы под углом в девяносто градусов. В Дуггуре его тело снова стало невесомым (у ворот он испытывал несколько иные ощущения) и если бы даже возникла потребность взлететь, он теперь без труда сумел бы это сделать. Правда летать в астрале, за редким исключением к которым Дуггур явно не относился, было малоприятным занятием. Вскоре дорога вновь выровнялась, и тут же на тротуаре Андрей заметил табличку, на которой красовалось схематическое сердечко и надпись: ВТОРОЙ ЯРУС.
«Стало быть, - подумал Андрей, - тот комплекс, который я уже имел счастье осмотреть, относился к первому ярусу, ну а помойка – вообще нулевой, только почему-то письменно сей факт не был зафиксирован. Очевидно жители, которым положено жить и получать удовольствия в первом ярусе, поголовно неграмотны и им эти таблички без надобности. В общем-то целесообразно, как-то сложно сочетать присутствие члена вместо головы и наличие грамотности. Правда в этом случае, кто помешает перейти во второй ярус и так далее, табличка ведь не преграда? Или им и не запрещено переходить? Но тогда, почему же они довольствуются той убогостью, которую им предлагают в первом ярусе? Беру на себя смелость предположить, что во втором ярусе, если судить по постройкам, сервис более высокопробный».
Словно отвечая на его мысли от тени развесистого каштана отделилась высокая фигура, и перед Андреем предстал вполне гуманоидного вида человек с огромной вислоухой собакой, наподобие черного терьера. В этом человеке Андрей узнал уже ранее виденного им в городе Нарове астрального полицейского: та же военная форма без погон, как у НКВДиста тридцатых годов, то же невыразительное, абсолютно незапоминающееся лицо. Правда, что это был тот же самый полицейский, что и в Нарове, Андрей весьма сомневался, скорее всего речь шла о стандартном образце астрального полицейского как для Нарова, так и для Дуггура.
- Ваш пропуск, - безэмоционально отчеканил полицейский, поигрывая собачьим поводком.
- Да не нуждаюсь я ни в каких пропусках, - мрачно ответил Андрей, чувствуя подступающую волну воинственности, присущей ему в астрале, к тому же сознавая, что силы его в последнее время возросли значительно. – К тому же не исключено, что мы и раньше виделись. Я что, похож на членоголового?
- Пожалуй, нет, - отчеканил военный, то ли признавая тот факт, что Андрей действительно не похож на членоголового, то ли, наоборот, не признавая факта их прежнего знакомства. – Просто служба такая, люди, подобные вам, сюда крайне редко захаживают. Тут вообще-то особая зона для спецработников из других шрастров, но раз уж вы сюда извне проникли, то не вижу причин, по которым мог бы вас задержать.
- Вот и я не вижу причин, - развязно ответил Андрей, для пущей важности брякнув доспехами: он даже сожалел, что НКВДист не пытается его задержать, лишая повода для доброй астральной драки, - кстати, командир, не скажешь ли, что это за город Дуггур такой, кто его основал и кто тут проживает?
- Про то, кто основал, мне знать по ранжиру не положено, - ответил военный, словно не замечая вызывающего тона Андрея, - а вот, что это за место, сказать могу, в пределах служебных полномочий. Это город, посещаемый тяжелыми стихиалями специфических зон больших городов Энрофа, которые жаждут лицезреть карросу Дингру. К тому же тут проходят подзарядку спецслужащие других шрастров.
- Это членоголовые-то – стихиали больших городов? – усомнился Андрей.
- Нет, членоголовые – это спецслужащие других шрастров самого низшего звена.
- Тогда почему же, если это место имеет отношение к большим городам Энрофа, вся эта сельская тематика?
- Это необходимо для перехода, чтобы осознать разницу в качестве ассортимента. Чем ближе к Дингре, тем выше ступень, но проходить рубежи можно только поэтапно, после длительной проработки на нижестоящих ступенях. Дуггур дает возможность служащим повысить свою категорию. Естественно, за полученный ассортимент необходимо отработать. А чтобы понять связь деревенских и городских стихиалей-носителей, так тут надо помнить, что большие стихиали имеют маленьких второстепенных сателлитов.
- Так где же там деревенские стихиали? Членоголовых я видел, ну так это, как оказалось, сотрудники каких-то других шрастров!
- Стихиали осуществляли обоюдный контакт и перенос. Вы были в иллюзионе?
- Это в клубе что ли деревенском? Ну, был.
- Перенос испытали?
- Ну, испытал.
- Это осуществили утяжеленные сельские стихиали.
- Но там была только шевелящаяся лубочная роспись на стене.
- Это и была утяжеленная стихиаль, осуществляющая контакт и перенос.
- А, ясно, - наконец дошло до Андрея, - эти рисуночки и есть стихиаль. Я, правда, ее себе несколько по-другому представлял, более целостной что ли. Ладно, а во втором ярусе и далее у вас тоже членоголовые?
- Их облик меняется по мере накопления заслуг, - почти по- буддийски ответствовал НКВДист, - в чем вы удостоверитесь в ходе экскурсии. Итак, все недоразумения сняты, и вы можете продолжить путь. – С этими словами военный с собакой отошел в сторону и исчез в густой тени каштана, словно растворился.
«Попробовал бы ты меня задержать, - проворчал Андрей, - тем более, что на мне ответственность за далекое будущее вроде бы как не существующей моей цивилизации, то ли за ее еще более далекое прошлое. Вот этот парадокс в моей голове так и не укладывается – что в астрале, что в Энрофе».
Тут его внимание привлек звук, как если бы с земли поднялась стая мелких птиц и пролетела над головой. Андрей поднял глаза и увидел, что высоко над ним, примерно со скоростью стаи воробьев пролетает вытянутое серое облако. Когда он обернулся, чтобы посмотреть откуда это облако взялось, то увидел, что над ним только головная его часть, хвост же протянулся далеко назад. Похоже, эта штука вылетала как раз из-под крыши сельского клуба, который он недавно покинул. Вскоре, правда, хвост отделился от крыши и вся эта непонятная масса стала быстро проносится над головой Андрея. Когда он пригляделся к ней более внимательно, то понял, что это не сплошная масса, а действительно что-то вроде стаи разрозненных мелких фигурок, правда, что это за фигурки ему рассмотреть сразу не удалось. Лишь когда стая скрылась за дальними домами, ему пришло в голову, что эти фигурки и есть та сплошная лубочная роспись на стене «сельского клуба», посредством которой он угодил на астральную экскурсию в «деревню онанистов», как мысленно он ее окрестил.
«Ясно, - догадался Андрей, - это и есть стихиаль-сателлит, каким-то образом охватывающая определенную категорию сельских утех, возможно самую примитивную ее часть, и стена того сельского клуба – не вечный ее удел, а временное пристанище. Теперь же эта штука снялась и полетела по этапу, правда, куда – мне неведомо».
Андрей прибавил шаг и вскоре поравнялся с другим туалетом-теремком, который оказался куда привлекательней первого хотя бы тем, что представлял собой типичный стандартный туалет, построенный рачительным хозяином на собственном дачном участке. Он хоть и не блистал архитектурными излишествами, но был маленьким, уютным, и мысль о том, чтобы зайти туда и справить естественную нужду не вызывала рвотного рефлекса. Ко всему прочему сортир не был испоганен «настенным фольклором» и в том состояла сермяжная правда: никакой хозяин не станет расписывать всякими похабностями собственный нужник, даже если испытывает к этим самым похабностям искреннюю симпатию и не преминет при удобном случае запечатлеть оную на стене общественного туалета. От строения не исходило никаких неприятных запахов, словно его и не использовали по назначению – напротив он пахнул свежевыструганными сосновыми досками, по которым еще не прошлась кисть маляра.
В этот момент Андрей услышал шум мотора и с удивлением обнаружил, что к туалету подкатывает старенький мотоцикл с коляской, по типу двухцилиндрового «Ижа», который был столь популярен в сельской местности в шестидесятых-семидесятых годах, заменяя более зажиточным местным жителям легковой автомобиль. За рулем и в коляске сидели два существа, вполне узнаваемого хабитуса, как вначале показалось Андрею, те же самые членоголовые, только более аккуратно одетые, хотя их рабочие комбезы были далеко не от кутюр. Однако, присмотревшись, Андрей понял, что разница не только в одежде: выглядели они уже не такими жалкими замухрышками, к тому же их головы-пенисы были снабжены большими оттопыренными ушами. Когда мотоцикл подъехал поближе и остановился напротив «частного туалета», Андрей сумел разглядеть и другие признаки лица, только расположенного не на голове, а на «головке». Правда лицо это было скорее намечено, чем существовало в полном объеме. Можно было разглядеть маленькие глазки, носик, и ротик, но все это было словно нарисовано, как на лице у целлулоидного Ваньки-встаньки. Только уши представляли приятное исключение и задорно топорщились, словно на голове у шимпанзе.
«Может эти будут более общительными», - подумал Андрей, когда оба «членоухих», как он их мысленно окрестил, стали вылезать из мотоцикла, явно намереваясь отправиться в туалет, подобно первым двум. Увы, ни на приветствие, ни на попытку заговорить они не отреагировали, так же, как и первые, и Андрей решил, что хоть новые персонажи своим видом и представляют некий прогресс по сравнению с просто членоголовыми, однако их органы чувств, которые вроде бы и присутствуют на лице, на деле – сплошная бутафория.
«Возможно, - подумал Андрей, - астральный полицейский – единственное разумное здесь существо, с которым можно говорить и получать внятные ответы, хотя, скорее всего, и он только ходячий справочник информации, касающийся только этого города, и то строго ограниченный. Так что побеседовать с ним просто «за жизнь» скорее всего не получится».
Тем временем оба членоухих направились к туалету и каждый из них тащил предмет, который извлек из коляски мотоцикла: один нес большую малярную кисть на длинном черенке и ведро, содержимым которого, судя по запаху, была водоэмульсионная краска. Второй же с заметным усилием волок что-то вроде ручного бура с широкими лопастями в основании.
«Ну что ж, - прокомментировал Андрей, - налицо куда более достойная деятельность, чем у первой парочки».
А тем временем первый членоухий, поравнявшись с туалетом, действительно обмакнул в ведро кисть и начал вполне стандартные малярные работы снаружи. Второй открыл дверь и зашел внутрь, и когда Андрей проследовал за ним, то выяснилось, что туалет изнутри не готов к использованию по назначению. Там не было ни выгребной ямы, ни нужника, а второй членоухий оказался занят бурильными работами, вкручивая ручной бур в свежую, не настеленную полом землю.
«Все же, - подумал Андрей, - через задницу туалет строили. Надо было сперва скважину просверлить, а затем уже верх надстраивать. По-моему это куда разумней и на земле все так делают, даже самые тупые строители – отработанная земля уже скоро не сможет помещаться внутри, и ее надо будет наружу выносить. Впрочем, можно и так, только непонятно зачем».
Однако дальнейшие события внесли некоторые коррективы в размышления Андрея на тему рационализации труда. Он уже вышел наружу, (ничего сверхъестественного внутри не происходило, да и находится там вместе с лихорадочно накручивающим бур членоухим было несколько тесновато), когда к равномерному поскрипыванию бура присоединилось какое-то бульканье. Похоже бур достиг близко залегающего артезианского уровня, и в образовавшуюся скважину с бульканьем устремилась вода подземного источника… а может и не вода. О том, что это не вода Андрей убедился в следующее мгновение, поскольку дверь вышибло мощным потоком, буквально приподняв все сооружение, но вместо чистейших родниковых вод из двери туалета хлынули потоки жидкого дерьма и в этом бурном потоке барахтался незадачливый «буровик», оказавшийся накрытым первой волной из только что пробуренной скважины.
Чтобы избежать малоприятного контакта, вовремя среагировавший Андрей подскочил вверх и, добавив внутреннее усилие, завис в воздухе в нескольких метрах над омерзительной зловонной жижей, быстро растекающейся вокруг аккуратненькой постройки, мгновенно потерявшей ту самую идиллическую аккуратность. Тем временем второй членоухий, занимавшийся покраской здания, оказался не столь проворным, как Андрей, а может и не имел аналогичной возможности летать в астрале, поэтому он повторил незавидную участь своего собрата, с головкой накрытый волной бурного «дерьмотока».
«Увы, - подумал наш герой, с небольшой высоты наблюдая, как барахтаются уносимые в сторону от постройки членоухие, - какая незавидная судьба! Хотели подарить миру новый нужник, а сами утонули в дерьме! Впрочем, насчет «утонули» – это я слишком драматизировал, утонуть здесь, как я понимаю, невозможно ни в воде, ни в дерьме. Кстати, и дерьмоисточник, похоже, истощается».
И действительно, не прошло и нескольких минут, как течение стало замедляться, а вскоре и вовсе остановилось, превратившись в здоровенную зловонную лужу.
«Выходит, - продолжил Андрей свою не очень эстетическую цепь рассуждений, поскольку другой не предвиделось, - дерьмо здесь – не вторичный продукт, производимый местным населением, который из санитарно-гигиенических соображений либо по трубам направляют в специальные места, либо, в более камерных случаях откачивают и куда-то там вывозят – на поля что ли. Хотя человеческое, кажется, для целей удобрения не подходит. Но в том и другом случае все это окончательно поглощает и утилизирует мать-сыра земля. Здесь же наоборот – земля порождает дерьмо и его здесь добывают, как воду из артезианской скважины, или нефть, и даже не препятствуют тому, чтобы быть всем этим залитым по маковку. Правда можно все объяснить и отдельным несчастным случаем: может, бурили люди скважину для отхожего места, а напоролись на пласт артезианского говна. Да и вообще, почему я решил, что здесь только дерьмо под землей протекает, может и еще что-нибудь, более эстетичное».
Пока Андрей таким образом размышлял, зависнув над лужей на высоте 5-6 метров, говнотечение полностью остановилось, уровень его заметно упал то ли в результате всасывания землей, то ли интенсивного испарения, и два незадачливых работника выбрались из зловонной жижи. Отряхиваясь и почесываясь словно собачки, оставив свой мотоцикл, наполовину залитый дерьмом, легкой рысцой они потрусили к зданию напротив, представлявшее собой, как Андрей его окрестил, избу-читальню, сделанную из толстых, еще новых бревен, аккуратно проложенных конопляной паклей.
Здание, как и туалет, было заметно меньше предыдущего «иллюзиона», но гораздо новей и аккуратней. И еще Андрей обратил внимание на то, что, как и в предыдущем случае, членоухие сжимали неведомо откуда взявшиеся жетончики, словно они их выловили, пока барахтались в бурном потоке жидкого дерьма.
«Значит они тоже плату за свою работу получили, - продолжал размышлять Андрей, - но если в моем мире дерьмо стараются в землю запрятать, то здесь наоборот, работники получают вознаграждение за то, что дерьмо из земли наружу извлекают. Что ж, посмотрим, какая метаморфоза этих членоухих постигнет, по всему видно, что труд их был более квалифицированным и эффективным, а значит и вознаграждение должно соответствовать».
Андрей спикировал вслед за членоухими и проскочил вместе с ними внутрь избы-читальни после того, как они приложили свои жетончики к дверному глазку. Впрочем дверь, как и в прошлый раз, пропустила не только членоухих, как бы заплативших за вход, но и зайца-Андрея, что свидетельствовало о несовершенстве здешних пропускных устройств.
Оказавшись внутри, Андрей убедился, что содержимое «избы-читальни» мало отличается от содержимого «сельского клуба», то есть – ангар, не имеющий никакого внутреннего убранства кроме настенной росписи, только размером поменьше, да и как-то посветлее. Однако внимательно присмотревшись, Андрей понял, что роспись стен все же отличается от предыдущей, хоть и ее тоже можно было отнести к жанру примитивизма. Отдельные картинки, как и в первом случае, были достаточно малы, поэтому и орнамент издали казался сходным, но при ближайшем рассмотрении Андрей установил, что рисунки, несмотря на их явную народную жанровость, представляют другой стиль. Это были уже не полудетские лубочные изображения коровок, лошадок, собачек, цветочков и схематичных Ванек и Манек, хотя сельская тематика здесь несомненно присутствовала и даже преобладала. Написано все это было словно бы художником-примитивистом, наподобие Пиросмани либо Мавриной. Впрочем, если бы Андрей имел время познакомиться с вышедшими из подполья в середине восьмидесятых направлениями живописи, то, пожалуй, склонился бы к тому, что жанр, в котором расписаны стены астральной избы-читальни, больше всего напоминает жанр культовой творческой группы «Митьки».
Пейзаж, изображения людей, предметов, животных и т.д. были сильно стилизованы, но имели вполне жанровую тематику «из жизни», и если в прежней росписи эротическая тематика никак не угадывалась, то здесь она явно преобладала, хоть и была не единственной. Жанровые сценки выглядели чрезвычайно разнообразными и, чтобы не завязнуть в их описании, приведем несколько типичных примеров.
Вот несколько голых сисястых баб и девок купаются в лесной речке, а неподалеку, в кустах прячется мужик в кепке и с удочкой и с интересом наблюдает за сим невинным занятием своих односельчанок. Рядом же на пригорке притулилось несколько скособоченных избушек, из труб которых вьется веселый дымок.
Вот небольшая компания баб и мужиков расположилась на живописной полянке, на цветастом платочке расставлены бутыли самогона и незатейливая деревенская закуска: огурчики, помидорчики, лучок, жареная курица. Веселье, очевидно, в самом разгаре, поскольку в соседних кустиках один мужик выразительно блюет, а в кустиках напротив веселая парочка так и не раздевшись до гола (можно предположить, что сему воспрепятствовало наличие слепней и комаров), а только спустив штаны и задрав подол, занимаются пасторальной любовью на фоне березок, дубков, травки и цветочков.
А вот любовная сцена в овине, на стогу сена, где любовью занимаются толстый мужик и под стать ему баба, а несколько ребятишек наблюдают за ними через щель в стене.
А вот то же самое происходит в кабине хлебоуборочного комбайна в разгар страды, при этом не понятно, остановил ли нетерпеливый комбайнер своего стального коня или, захваченный внезапной страстью, так и не поставил его на тормоз. И т.д. и т.п. и подобными жанровыми сценками была испещрена вся стена от пола до потолка.
Правда деревенский секс присутствовал не везде, но где он отсутствовал, непременно имело место доброе мужское застолье с большими бутылями самогона либо стандартными поллитрами и с непременными огурчиками, помидорчиками, капусткой и лучком в самых разных местах так или иначе связанных с сельской тематикой. А именно: на поле, средь высоких хлебов, в избе, в овине, в бане, на лужайке, у маленькой речушки, почти скрытой густыми порослями ивняка и у лесного озера у костра, под ушицу, отложив в сторону надоевшие удочки. Короче говоря, – все сельские плотские утехи по завершению успешного рабочего дня и ударного труда были представлены в полном объеме и изображены исключительно колоритно.
Андрею даже вспомнилось его несколько школьных каникул у деда на Вологодчине с непременными пьянками в компании сельских друзей в ближайшем лесочке и тисканьем повизгивающих от удовольствия девок после кино в деревенском клубе. Впрочем, это были отроческие воспоминания, а взрослых сельских радостей Андрею так и не пришлось испытать, поскольку дедушка скончался, когда Андрей учился на первом курсе института, а дом его продала за ненадобностью дедушкина вдова – неродная бабушка Андрея.
Стоит отметить, что все эти детали открывались лишь при ближайшем рассмотрении, с середины зала же общая картина «обойной росписи» мало отличалась от той, что он видел в предыдущем «иллюзионе», как назвал этот вид строений астральный полицейский. Впрочем здесь можно было различить кое-какие краски, но, как и в первом случае, роспись слегка шевелилась с тихим шуршанием, словно стену покрывала сплошная масса насекомых. Впрочем… Андрей еще раз внимательно всмотрелся в общую картину, сделав еще несколько шагов назад, и ему показалось, что из стены, складываясь словно бы из вибрирующих волн орнамента, на него смотрит большое, скорее угадывающееся, чем видимое лицо. При этом лицо постоянно менялось, и в какие-то моменты Андрею казалось, что он видит карикатурный портрет самого себя, кажется совсем юного, то вдруг на него глядела девушка из его первого сексуального опыта, а в следующее мгновение это была уже пышнощекая кустодиевская «красавица». Затем Андрею показалось, что на него из-под низко надвинутого капюшона смотрит – даже не лицо, а знакомый пристальный взгляд черного магистра – Мефистофеля.
К тому времени, когда Андрей закончил рассматривать стены, два членоухих, о которых он совсем забыл, исчезли, скорее всего растворились среди орнамента – об этом можно было судить по пятнам на стене, где орнамент шевелился активнее.
«Может, ну его, - подумал Андрей, - уже можно предполагать что произойдет, если я подойду к этим пятнам: снова попаду в какую-нибудь веселую деревню, правда, смею предположить, что это будут вполне приличные, а не противоестественные сельские утехи, возможно даже семейные. Хотя, если учесть порочность этого астрального слоя, откуда, надо думать, и перекинулись всяческие пороки на нашу и без того грешную матушку-Землю, то скорее всего утехи будут не супружеские, а прелюбодейского толка. Мне это надо?»
Однако, несмотря на эту саркастическую мысленную тираду, Андрей чувствовал, что надо…, что его все больше увлекает это путешествие по чужим телам и сознаниям, и в особенности по телам, испытывающим всякие маленькие земные радости. Тем более его сознание, сорвав сливки приятных ощущений не несло за них никакой моральной ответственности и тут же оставляло использованную оболочку ради новой. О том, что есть риск остаться там навсегда, у Андрея даже не возникало опасений, он почему-то твердо знал, что это обзорная экскурсия и энергии будет хватать только на кратковременные подключения, а подобная уверенность, возникшая в астрале всегда воспринималась им, как истина.
«В конце концов, - пытался оправдать Андрей свой нездоровый интерес, - я ведь тут не груши околачиваю, на мне – важная миссия! Атлант должен получить свое семя эйцехоре, и другого способа, очевидно, не существует, иначе Навна, несомненно, выбрала бы другой путь. А значит и нечего мучиться всякими нравственными проблемами гнилой интеллигенции, тем более все это нужно Тору а не мне».
Впрочем Андрей понимал, что лукавит и этот астральный секс-тур ему весьма по душе, поэтому он, отринув сомнения, подошел к одному из шевелящихся пятен и приблизил к нему лицо, и как только возникла замочная скважина, отдался засасывающему эффекту. В следующий момент, пролетев по короткому тоннелю, он вынырнул в Энрофе.
Предположения не обманули Андрея, момент и место были выбраны самые подходящие для еще одной иллюстрации эротической тематики в сельскохозяйственном интерьере. Сознание Андрея оказалось в тесном бревенчатом помещении с низким закопченным потолком, и по специфическому запаху, который ни с каким другим не спутаешь и той особой влажности, Андрей понял, что находится в предбаннике небольшой деревенской баньки.
В предбаннике на лавках напротив друг друга за импровизированным столиком сидели голые мужик и баба, мокрые, распаренные, с простынями на шее и плечах, к которым, при всем желании никак не подходили более цивилизованные наименования «мужчина» и «женщина». Мужик был маленький, жилистый, весь какой-то высушенный, но очень крепенький, с залысиной на темени, особенно заметной на фоне мокрых волос. Общую картину дополняли до черноты загоревшие руки, плечи и лицо, тело же, напротив, было белым, что создавало иллюзию белой майки, из чего явствовало, что мужик никогда не лежит на пляже, а только работает на солнцепеке, никогда не оголяясь до пояса. Примечательна была также незатейливая татуировка на узкой, но крепкой груди, изображающая профили Маркса, Ленина и Сталина, а также стандартная надпись «не забуду мать родную» на широкой жилистой кисти с короткими толстыми пальцами. Баба же была, напротив, дородная, толстая, с большущими отвислыми грудями, распущенными по гренадерским плечам мокрыми волосами и слегка конопатым раскрасневшимся лицом.
Чистоплотная парочка, как было упомянуто, сидела за небольшим столиком, на котором красовалась трехлитровая банка с мутной желтоватой жидкостью, по характерному запаху которой Андрей заключил, что это не самогон, а брага. Кроме этого присутствовали вареные яички, огурчики, помидорчики, редиска, большой шмот сала и каравай хлеба, из чего можно было заключить, что данная пара не спившиеся люмпены, в качестве закуси предпочитающие занюх "«подсукнецо", но вполне благопристойные сельские труженики, в банный день позволившие себе расслабиться и выпить невинной бражки. Андрей сначала подумал даже, что это муж и жена - уж больно степенно и пристойно вела себя эта парочка, но когда его сознание, помимо воли объединилось с сознанием мужчины, о чем тот даже не заподозрил, и подключилось к тайникам его незамысловатой души, Андрей понял, что это прелюбодеи. И хотя баба, бухгалтерша, работающая в плановом отделе сельской конторы недавно овдовела, то мужик – комбайнер-механизатор - был вполне женатый, имеющий троих подросших детей, которые в данный момент гостили, совместно с супругой, в районном центре у «жониной родни». И еще Андрей узнал, что в деревне этой женщин гораздо больше, чем мужчин, многие не замужем и овдовевшие, и более менее сохранные, не спившиеся мужики тут на вес золота.
Андрей проникся горделивыми мыслями еще не старого комбайнера о том, что местные бабы буквально в очередь становятся, чтобы добиться его внимания, и поплавал по волнам его памяти, где он, по-видимому, чтобы получше себя раззадорить и не ударить в грязь лицом перед «культурной» бухгалтершей, припоминал всякие пикантные сценки своей богатой сексуальными похождениями жизни. Там бани чередовались сеновалами, цветущий луг – скошенным полем, а берег лесной речушки – мукомольной фабрикой, где его сексуальные фантазии воплощались прямо на пятидесятикилограммовых мешках свежесмолотой муки. Судя по деталям, мужик ничего не выдумывал, все это было на самом деле, и только его прозаические обязанности с законной супругой выглядели как-то смазано и вяло, очевидно воспоминания о жене могли только испортить его боевой настрой и он старался как можно реже вспоминать свои законные утехи.
К тому же жена, не без основания подозревавшая его во всех мыслимых и немыслимых изменах, немало отравляла ему существование своими скандалами и проверками: не исключено, что она и в этот раз захочет его проверить, не вовремя вернувшись домой. Правда до сей поры обостренное чутье никогда его не подводило и он не плохо умел скрывать следы своих гнусных прелюбодеяний, что придавало остроту и азарт его не столь уж веселому существованию с утра до вечера заполненному тяжелым трудом комбайнера-механизатора.
Кстати, припомнив о своей механизаторской деятельности, он тут же с удовольствием воспроизвел недавнюю сцену в слесарной мастерской прямо на верстаке с практиканткой из района, которую им прислали «на картошку» во время очередной битвы за урожай. Правда она вначале поерепенилась, желая более романтической любви, но сей факт в конечном счете только придал остроту и сладость их производственному сексу.
Чем больше Андрей погружался в сознание этого сельского Донжуана-механизатора, тем больше недоумения испытывал по поводу его несомненных успехов на ниве любовной страды: никакими особыми внешними и внутренними достоинствами этот человек не обладал – разве что не был запойным пьяницей и имел веселый неунывающий характер. И тем не менее многие бабы летели на него, словно мотыльки на свет. Никогда сам Андрей, будучи несомненно привлекательнее и моложе, не говоря уже о несопоставимых интеллектах и нравственных императивах, не пользовался таким женским вниманием. В этом была какая-то сакральная загадка, тем более Андрей понимал, что сей случай не единичен и подобные несправедливости встречаются сплошь и рядом. Видимо в этом простом, маленьком, веселом мужичке было действительно нечто такое, что привлекало женщин пуще красоты, интеллекта, умных разговоров и обходительности.
Возможно это был некий сексуальный маячок, какая-то спонтанная Тантра, к которой в свое время так стремился Андрей, но которую так и не обрел в своей жизни. Возможно чем-то подобным в значительной мере владел Григорий Распутин, и хотя эти фигуры были явно несопоставимы по масштабу (говорят Распутин, ко всему прочему обладал и совершенно уникальным по размерам и форме любовным инструментом, чем не мог похвастаться наш безымянный мужичок), но частицей какого-то распутинского дара он явно обладал. То ли это была какая-то особая притягательная энергия, то ли неосознанный гипноз, а может и просто молва, разжигающая женское любопытство, однако в непосредственной близости от комбайнера-Казановы куры, утки и гуси лучше неслись, а во всей деревне не было ни одной яловой коровы, хотя наш мужичок абсолютно не имел противоестественных склонностей.
Что же касается бухгалтерши, то в ней не было ничего особо развратного, хоть ее пышная плоть и могла вызвать подобную мысль у стороннего наблюдателя. Андрей на мгновение коснулся ее сознания и не увидел там ничего особо примечательного: достаточно бедный сексуальный опыт – три мужчины и муж-алкоголик, с которым она промучалась десять лет, нажила двоих детей и в плане интима не узнала ничего примечательного.
И вот прошлым летом, напившись, он полез купаться и утонул в совсем неглубокой и неопасной речке. Конечно, как и положено бабе, она о нем погоревала – все же живой человек и отец ее детей, и десять лет из жизни не выкинешь, - но ее здоровое, сочное тело требовало своего. Она давно бы уже завела миленка, поскольку замуж никто не предлагал, но как-то ничего путного не подворачивалось – либо импотент, либо алкаш, а к алкашам у нее после мужа стойкое отвращение. И тут предложили должность в новом колхозе, зарплату побольше, и здесь недавно в конторе она познакомилась с известным нам комбайнером, о котором успела наслышаться от своих коллегш по учетному делу, благо коллектив был исключительно женский.
Ни о чем таком она вначале не помышляла, знала, что он женат, трое детей – а тут шла на речку Ластовку, искупаться после работы, дорога как раз – мимо бань (в этой деревне они все в одном месте располагались, чтобы воду было ближе таскать), и почему-то ее потянуло именно мимо той бани пройти, где дымок курился, и тут дверь открывается и в дверях тот самый кобайнер-Казанова, в чем мать родила и приглашает, охальник: заходи, мол, помоемся, бражки попьем, а то спинку, мол, некому потереть, жена, мол, в отъезде. Ей бы отвергнуть горделиво это неприличное предложение, а она, как загипнотизированная что-то несуразное хихикнула - и прямо в дверь, в расставленные сети, а там уже все готово, словно ждал ее, черт, языкатый: и бражка, и закуска, и банька только что натоплена. Да и потом, никто ее в жизни вот так голяком запросто сразу в баню помыться не приглашал – и вообще давно не приставал, а спонтанность и неординарность ситуации, как известно, рождает бурные чувства… да и не обошлось тут без гипноза, дорогие товарищи, никак не обошлось!
Все эти явные и скрытые мысли и чувства Андрей провинтиллировал у обоих, пока они пили бражку и закусывали, устав после крутого парка с березовым веничком, и колоритной любви в предбанничке в какой-то такой замысловатой позе, о которой бухгалтерша со своим мужем-алкашом и помыслить не могла. Нет, все же бабы в плановом отделе правду говорили: искусен, чертяка, и неутомим, как жеребец – уже четыре раза ее потоптал и, похоже, не собирается останавливаться на достигнутом. К тому времени, как наши герои, выпив и закусив вновь залезли в парилку, Андрею эта история изрядно поднадоела, и когда после парка и веничка они вновь занялись любовью на полу в коленно-локтевом положении, Андрей, оставаясь подключенным к мужику, даже заскучал: так когда-то было и у него. Механизатору уже особенно и не хотелось, важен был спортивный азарт и возможность лишний раз доказать самому себе, что ты еще о-хо-хо, поэтому Андрей испытал что-то вроде дремоты (акт затянулся уже почти на час) а потом вдруг очнулся внутри чувственного тела бухгалтерши. Правда он уже и раньше подключался к ее сознанию, но делал это, оставаясь внутри механизатора, теперь же сознание Андрея переместилось в толстуху полностью, и он в достаточной мере испытал все прелести женской чувственности. Бухгалтерша, в отличие от своего партнера, еще не насытилась, можно сказать только раззадорилась, и наслаждение фонтаном било по ее большому, изголодавшемуся по мужской ласке и крепкому члену телу.
Когда же подошла обоюдная кульминация, Андрея вытолкнуло наружу в состоянии легкого удивления вместе с серым облачком, в которое, надо понимать, превратился один из членоухих, получив путевку в мир земных радостей и плотских утех. Дальнейшая судьба механизатора-Казановы и чувственной бухгалтерши осталась Андрею неизвестной и он так и не узнал, установил ли этот стахановец на любовной ниве свой очередной личный рекорд, и узнала ли его ревнивая супруга о новой измене. Андрея закинуло в другую судьбу и другую деревню, правда время во всех случаях, судя по знакомым приметам, могло вполне соответствовать текущему моменту, в котором Андрей оставил свое физическое тело в алтайской тайге. Тем не менее, несмотря на то, что в Дуггур он переместился из средневековой Индии примерно четырнадцатого века, знакомство с сексуальной жизнью землян пока осуществлялось на уровне средней полосы России, надо полагать августа 1985 года, то есть в настоящем Андрея, и никакого подходящего объяснения вначале он найти не мог.
«А впрочем, - мелькнула в его сознании версия, - поскольку для ознакомления атланта Тора с сексуальным опытом будущего выбрано именно мое астральное тело, возможно имеет значение именно та эпоха, в которой в настоящее время находится мое физическое тело, ведь секс в значительной мере имеет отношение именно к физическому телу! Возможно это и накладывает отпечаток на место и время моего секс-тура, а если так, то мой атлант получает наше, родное, российское половое воспитание. Выходит, его будущие пробирные гомункулусы получатся не Адамом и Евой, а Маней и Ваней, поскольку получат наш, российский импульс, а значит и родятся на свет россиянами, тем более, как я понял, это должно произойти на нашей будущей территории. Тут ведь мы имеем дело с сексуальной энергией, а она имеет прямое отношение к наследственности и генофонду. Вот и прекрасный повод для гордости любого нашего патриота, можно сказать - национальная идея: первые люди белой расы арийцев были нашими, родными россиянами, да к тому же получившими сексуальную энергию из милых сердцу восьмидесятых годов двадцатого столетия!»
Итак, Андрея перенесло в новое место, как он понял, в какой-то безымянный поселок под Тындой, поскольку его новые реципиенты ( он снова побывал как в мужском, так и в женском теле-сознании) оказались юными строителями БАМа – студенты Политехнического института, приехавшие на Байкало-Амурскую магистраль в качестве бойцов студенческого строительного отряда. Географически это было уже гораздо ближе к тем местам, где в настоящее время покоилось тело Андрея, и в ландшафте окружающей природы просматривалось много схожего с Алтаем: те же высоченные хвойные, те же горы у горизонта. Юная парочка не так давно познакомилась: оба первокурсники, обоим недавно исполнилось по восемнадцать лет и оба каким-то образом до сих пор ухитрились оставаться девственниками, хотя – по крайней мере юноша – перед друзьями тщательно скрывал сей позорный факт своей биографии. Девушка так же старалась казаться круче, чем есть на самом деле и призналась в своей невинности молодому человеку буквально только что, поскольку в данный момент наступил вполне реальный шанс ее потерять. Молодые лежали на стоге сена, стояла лунная ночь, и небольшой лужок, на котором возвышалось несколько стогов, со всех сторон окружали высокие кедры, верхушки которых на фоне фиолетового неба принимали причудливые образы каких-то сказочных зверей. А группа близко расположенных верхушек даже навевала мысли о конной прогулке королевской свиты с королем и королевой во главе. Позади осталось уже несколько вечеров у ночного костра с ухой из свежевыловленной в безымянной речушке рыбы, печеной картошкой, тушеными белыми грибами и непременными фронтовыми ста граммами. Хотя считалось, что в стройотряде установлен сухой закон в духе решений 27 съезда КПСС, объявившего беспощадную борьбу с пьянством и алкоголизмом, и на утренней планерке местный прораб, выписывающий наряды, с утра мучающийся похмельем, с опухшей от пьянства рожей объявлял, что студенты, уличенные в нарушении сухого закона, будут строго наказаны: то есть с позором выгнаны из стройотряда, а в дальнейшем, разумеется и из института, тем не менее никто эти угрозы всерьез не принимал, бригадиры из числа студентов сами не раз проставлялись прорабу и выпивали вместе с ним – а иначе не получишь приличных нарядов для бригады, и, конечно, ночной костер без водки был не костер, уха – не уха, а гитара – не гитара. А с ней, родимой, и песни становились душевнее, и луна ярче светила, и девушки казались красивее и доступнее.
Итак, юноша, каким-то образом сохранивший невинность до 18 лет и который сим позорным фактом сильно тяготился (своим приятелям он рассказывал, что стал мужчиной в девятом классе), тем не менее скромником не считался, да и девичьим вниманием не был обделен. Симпатичный, высокий, спортсмен-гимнаст, неплохо пел и играл на гитаре, правда на ней специально не обучался, но, подобно Андрею, прошедший школу подворотен, к тому же имевший несколько романов на своем веку, и тем не менее так ни разу ни один до конца не довел. Что-то все время мешало: то не вовремя вернувшиеся домой мать или отец, то дурацкие принципы очередной возлюбленной, то излишнее количество выпитого. Перед самым отъездом в стройотряд он был на волосок от того, чтобы наконец распрощаться со своим тягостно затянувшимся детством, но опять – дурацкая случайность и, как не обидно до слез, виновником его так и не состоявшийся потери невинности был его любимец – немецкая овчарка Салтан.
Все так замечательно начиналось: была вечеринка-отвальная по поводу отъезда их курса в стройотряд, к тому же все происходило в его квартире, поскольку мать с отцом уехали в гости за город с ночевкой. Была его девушка, которую он обхаживал уже целый месяц и собирался сегодня пойти на решительный штурм (девушка, кстати, в стройотряд не ехала, раздобыв липовую справку-освобождение). Была небольшая тесная компания из шести человек: три парня – три девушки, то есть – идеальный расклад. Весь вечер наш герой был в ударе: сыпал анекдоты (и довольно удачные) без перерыва, своим проникновенным исполнением Визбора, Дольского и Клячкина нагнал на всех лирическое, располагающее к романтическому интиму настроение. К тому же, памятуя о намеченном, пил весьма умеренно, так что ни о какой ситуации с «мордой в салат» не могло быть и речи. Правда его подруга что-то в этот вечер излишне налегала на винцо, хотя ранее, вроде бы, за ней этой слабости не водилось. Когда же под Моден Токин танцевали, она так многообещающе к нему прижималась, так сладко они во время танца сосались, не обращая внимания на остальных, которые занимались тем же! Правда еще тогда наш юноша заметил, что Салтан на них как-то с укоризной смотрит, да не придал значения: ну, ревнует слегка пес, так не страшно, он не злой, прикрикнуть на него как следует, и будет сидеть в коридоре на месте, как миленький. Так вот эта скотина ему сюрприз и преподнесла. Когда отгремели песни и стихла музыка, а вино все – на скатерти, а хабарики – в банке из-под сардин, и уже не было речи, чтобы девочки, вдруг спохватившись, засобирались домой: метро давно закрыто, на такси – денег нет, все на вечеринку ушло, да и вообще, девчонки общаговские, их мамы домой не ждут. Парочки, как было заранее оговорено, распределились по двум отдельным комнатам, а Витька с Наташкой – на кухню, на раскладушку – ничего, поместятся, оба – худые, как жерди и у них давно совет да любовь, и без лишнего комфорта потрахаться могут. Наш же герой со своей избранницей в комнату родителей уединились, на двуспальную родительскую кровать. Короче, с полными удобствами, а то – мало ли что ей в голову взбредет, скажет еще, что не может в антисанитарных условиях на кухне или на его узенькой подростковой кровати…
И все уже было на мази, и удалось ее раздеть, и трусики после недолгого сопротивления спустить позволила, но что-то он замешкался, потолкался не очень умело – плохо еще женскую анатомию знал – и вдруг, как гром среди ясного неба: эта скотина, Салтан, вышибает защелку, которая давно на честном слове держалась, в комнату врывается, тыкает носом ему в ногу и хвостом виляет: пошли, мол, гулять, хозяин! А ведь выводил же его в двенадцать часов, просто приревновал, мерзавец! Соответственно весь настрой сбит, ни о каком интиме в присутствии собаки, особенно по первому разу, и речи быть не может. Ну, вытащил его за шкирку в коридор, врезал по заднице, уложил на место – и снова в комнату родительскую – шнырь! А она уже трусы натянула, говорит, не могу, мол, при собаке, она все понимает.
Пока успокоил, пока уговорил, пока завел – снова, в самый ответственный момент врывается, благо защелка теперь сломана. Пришлось выпоротого мерзавца в ванную затолкнуть… стоит ли говорить, что он и там щеколду снес. Короче говоря, после четвертого или пятого водворения девушке плохо стало, затошнило, а после и вовсе блевать в туалет побежала – и так до самого утра! Какой уж тут секс, господа хорошие, а после этого говорят – собака – друг человека! Утром ее, зеленую, домой проводил и дал себе слово, что в стройотряде новую любовь заведет – запала в сердце и дурацкая ситуация с Салтаном, и весь ее блевантин, и нехороший запах после этого – в общем, как от сердца отрезало. Да она и сама, похоже, поняла.
И вот – новый заход, но тут ситуация сложнее, тут и она девочкой оказалась (предыдущая, как выяснилось таковой не была, хоть и косила), хоть в отличие от прежней бывалую из себя строила, поэтому-то наш парень так быстро на приступ и пошел, думал – она его неопытность скомпенсирует, а тут выясняется – у обоих – детский сад. К тому же отец ему всегда внушал, что лишение девушки невинности на мужчину определенные обязанности накладывает, если он себя порядочным человеком считает, а никаких обязательств наш ССОшник на себя возлагать не собирался, в его планах на будущее было еще лет восемь беззаботной холостяцкой жизни. А иначе, зачем тогда, господа хорошие, молодость вообще нужна? Хаты своей нет, денег нет, от родителей зависишь… нет, нет, какие тут обязательства, надо вначале как следует нагуляться, чтобы тошно стало!
И все же эта девушка его сердце зацепила, и когда сегодня у костра дошла его очередь что-нибудь исполнить, она так удачно ему подпела, словно они неделю репетировали - это когда он «Права женщины» Клячкина пел. Как потом выяснилось, хоть она на гитаре и не умела играть, но закончила музыкальную школу по фортепиано и по сольфеджио у нее всегда пятерка стояла, поэтому ей не трудно было и терцию и кварту взять, и замечательно у них на два голоса эта песня получилась! А потом «Под музыку Вивальди»! Тут все даже захлопали и сказали, что у них не хуже, чем у супругов Никитиных получилось. После этого костра у него в сердце словно огонечек зажегся и такая нежность нахлынула! Только не известно, чувствовала ли она то же самое.
И вот теперь – дилемма, руки становятся все смелее, она вроде бы не возражает, но вправе ли он, а вдруг она решила до замужества девушкой оставаться? А он жениться – ну никак не настроен, даже на ней. Пока она ему не сказала о своей невинности – так все замечательно развивалось, а теперь его решительность вся куда-то испарилась.
Тем временем Андрей чувствовал и настроение девушки, которая и не собиралась оставаться девушкой до свадьбы, и напротив ей почему-то казалось, что если она сейчас женщиной не станет, то и вообще никогда не станет: в своей неотразимости она уверена не была, а что может быть более жалким зрелищем, чем старая дева? Нет, эту возможность нельзя было упускать, парень ей нравился, в ее сердце тоже словно бы маячок зажегся, и хоть и не могла она понять, любит его или нет, однако некое сродство душ она чувствовала, как и этот высокий худощавый шатен (Андрей подумал, что этот парень чем-то похож на него самого). И вот теперь она даже пожалела, что призналась ему в своей девственности, от него сразу пошло какое-то напряжение, какого раньше не было. Возможно он ничего такого и не собирался делать, а она, получилось, вроде как намекнула ему, чтобы он это сделал, а теперь он, может как-то не так о ней подумать. Девушка тоже внутренне напряглась, и хоть оба они – и Андрею это было прекрасно видно – замечательно друг другу подходили, тем не менее из-за этого недопонимания психологии партнера могли сегодня так ни на что и не решиться: парень из-за нравственной дилеммы, а девушка из-за неуверенности в том, что он именно этого от нее хочет, хоть ей подружки и говорили, что парням только этого и надо.
Андрей, которому со стороны все это было прекрасно видно и который впервые за путешествие по Дуггуру испытывал искреннюю симпатию к этой неопытной парочке, захотелось им обоим помочь, чтобы у тех не осталось горького отпечатка после сегодняшнего чудесного вечера. Поэтому он, хоть возможно и не вправе был это делать, как бы усилил собственное присутствие в парне и словно продавив какой-то предохранитель, послал в сознание юноши страх, что если он и сейчас, после такого дивного вечера и чудесных поцелуев ни на что не решится, то уже никогда ни на что не решится и так навсегда мальчиком и останется. Этот страх перевесил чашу мысленной дилеммы, и юноша, словно стряхнув некое наваждение, решительно пошел на штурм, к своему удивлению не встретив никакого отпора. Когда же ненавистная девственная плева лопнула под его не очень решительным, но все же сильным напором, Андрей услышал уже знакомое ему «ой, мамочка», которое когда-то так тронуло его в Леночкином исполнении. И хотя девушка на Леночку была совершенно не похожа, эта первая взрослая близость в жизни молодых людей, очень напомнила Андрею его первую близость с погибшей женой.
Так же, как это происходило в предыдущих посещениях, сознание Андрея покинуло эту парочку в момент чувственной кульминации, и так же, как и раньше, вместе со знакомыми ощущениями макросущества, он испытал хор ощущений микросуществ. Однако среди гаммы здоровой, еще не приевшейся чувственности, с обеих сторон присутствовало некоторое разочарование: оба ждали от этого приобщения к взрослой жизни чего-то большего.
С этим чувством разочарования Андрей покинул симпатичную неиспорченную пару: ему было немного горько, что оба так и не получили того, чего ожидали от своей первой близости и еще: он прекрасно осознавал, что это только первое разочарование в череде последующих, которые абсолютно неизбежны в нашей несовершенной жизни.
Дальше произошло еще несколько перемещений, все они были чем-то схожи – по крайней мере по антуражу интерьера, и мы не станем их описывать, ограничившись самыми яркими первыми двумя: все это были достаточно стандартные любовные сцены, не носившие на себе ни печати каких-то противоестественных фантазий, ни садо-мазохистских настроений. Каждый эпизод продемонстрировал Андрею какую-то грань этого рода человеческих отношений, и он успел подумать, перед тем как почувствовал, что энергия краткой экскурсии в Энроф закончена, что для большинства нормальных людей – в том числе и для него самого – этой гранью и ограничивается сексуальный опыт среднего обывателя, не выходящего за рамки общепринятого. Ну, разве что самую малость, поскольку нравоучительная эта экскурсия касалась все же не узаконенных отношений, а некой не очень греховной вольницы, на которую подавляющее большинство человечества смотрит с немым одобрением и симпатией, пока это не касается собственного супруга или супруги.
Итак, Андрея вновь забросило в «избу-читальню» с шевелящимися стенами, и одновременно с ним там же оказались два членоухих по уши измазанных подозрительной белой слизью. Дальнейшее происходило по тому же сценарию, что и с членоголовыми, поэтому, когда оба разлеглись на травке под луной, Андрей двинулся дальше по широкому шоссе, вдоль которого, вплоть до следующего квартала, перегороженного перпендикулярной улицей, попадались и аналогичные туалеты, и аналогичные иллюзионы. Между ними в определенной последовательности, подтверждающей известную пословицу «кончил дело – гуляй смело» сновали, купались в дерьме и лежали на травке под яркой луной похожие, как две капли воды друг на друга, членоухие. Андрей понял, что ничего нового он здесь уже не увидит, что все здесь подчинено некому, неведомо кем и неведомо с какой целью установленному порядку, поэтому он не стал больше задерживаться ни у «теремков-туалетов» ни у «изб-читален», впереди маячил квартал, отличающийся от первых двух.
Андрей подумал, что по логике вещей только там встретит что-нибудь новенькое и, наверное, этот квартал ознаменуется табличкой «третий ярус», и скорее всего он там встретит еще одного астрального полицейского похожего на предыдущего. Поэтому, нигде не останавливаясь и не обращая внимания на снующих членоухих, Андрей дошел до места, где радиальная улица пересекалась перпендикулярной.
Улица и вправду оказалась несколько примечательней предыдущих, и когда наш герой подошел поближе, мимо него пронесся на хорошей скорости новенький жигуленок шестой модели – мечта любого советского обывателя шестидесятых годов. Кто сидел за рулем Андрей так и не успел рассмотреть, затем проехала первая модель Жигулей – это не был, конечно, настоящий поток автомобилей, столь естественный для Москвы, Питера, да и вообще любого крупного города, машины проносились единичные, и с этим явлением Андрей сталкивался не впервые.
Правда в Нарове он мог припомнить только трамваи и автобусы, которые так же попадались в единичных экземплярах, и насколько эти транспортные средства действительно были предназначены для перевозки граждан – было сомнительно, при желании любая сущность могла развить здесь любую скорость одним движением мысли. Поэтому Андрей полагал, что это, конечно, никакие не механизмы в земном понимании, а какая-то причудливая игра энергий, как и в случае зданий, которые могли менять форму в зависимости от ракурса взгляда либо спонтанно – и вообще вся устойчивость была только видимой. Не исключено, что машины сами по себе являлись какими-то живыми сущностями, не исключено, что в другое время они могли быть теми же членоухими или членоголовыми или кем-то еще.
«Наверное, - думал Андрей, - поскольку все здесь подчинено определенной иерархии, членоголовые могут в насос-говночерпалку превращаться, членоухие в старенький «Иж», а те, что в «Жигули» трансформируются – это уже более высшие существа». Однако, как показало будущее, предположения Андрея несколько не соответствовали действительности.
Вскоре перед Андреем оказалась табличка, на которой он прочел уже вполне аккуратную надпись «Третий ярус», под ней же был изображен целый выводок схематичных сердечек. По густоте растительности эта зона города оказалась значительно богаче предыдущих, и, помимо стандартных каштанов, пахнущих спермой, здесь еще располагались средней ухоженности цветники, кусты сирени и жасмина, неплохо разросшиеся, поэтому даже ближайшие здания трудно было разглядеть за кустами и деревьями.
«Ну вот, - подумал Андрей, - это уже нечто навивающее сентиментальные настроения. Когда много зелени – и город совершенно по-другому воспринимается. Нет, здесь уже куда приятней прогуливаться, даже в Нарове, который выглядел куда внушительнее, в самых живописных местах столько зелени не наблюдалось. Не говоря уже о том, что там эти деревья не пахли».
Здесь и вправду Андрей отчетливо улавливал столь любимый им с юности запах недавно распустившейся сирени. Правда, к сожалению, многие запахи, не столь приятные, примешивались к весенне-цветочному и портили романтический букет.
В тот момент, когда Андрей остановился на перекрестке, над ним раздалось неясное жужжание, но на этот раз над его головой пронеслась не каплевидная стая лубочных рисунков, а забавный гигантский макет самолета По-2, в простонародье именуемый «кукурузник». Только он был гораздо больше и с трудом удерживал свою узнаваемую форму, все время нарушая очертания, периодически из биплана превращаясь в моноплан, поскольку, подобно предыдущей стихиали состоял из бесчисленного множества рисуночков «митьковской», надо полагать, живописи. Аэроплан с веселым стрекотанием проплыл над головой Андрея на какое-то время заслонив лунный свет, правда не полностью, поскольку свет все же частично проникал сквозь его фрагментарную структуру. Когда же он поравнялся с дальними более высокими домами толи этого, толи следующего квартала, навстречу ему из-за домов вылетело нечто, напоминающее аналогичных размеров темное облако, и врезалось в этот ненастоящий самолет, затем, перемешавшись вся серая масса рухнула вниз, за дома, издав глухой всплеск, словно рухнула она в какой-нибудь прудик или речку.
«Ну вот, - подумал Андрей, - авиакатастрофы начались. А интересно, как тут дела с автокатастрофами обстоят?» - он, почему-то вспомнил свое давнее посещение астрального луна-парка, когда машины из детского аттракциона в считанные минуты превратили бетонную площадку в поле битвы и в скором времени покрыли ее грудами искореженного металла и раздавленных тел. – «Наверное где-то здесь нечто подобное происходит, эти машины все равно ни на что больше не годятся».
Собираясь перейти дорогу, Андрей, на всякий случай, поглядел, не мчится ли на него машина (в том, что она постарается его раздавить он даже не сомневался, правда знал и другое, что раздавить его пластичное астральное тело невозможно) и предчувствия его не обманули. Действительно, стоило ему ступить на темный асфальт шоссе, как из соседней улицы, которую перекрывал скверик, вылетел мотоцикл «Ява» с коляской, на котором сидел (это он уже более подробно рассмотрел, когда мотоцикл приблизился) астральный полицейский – копия предыдущего – в сапогах, крагах и военной форме образца 1937 года.
Дальнейшее происходило примерно так, как Андрей и предполагал, зная здешние нравы. Мотоцикл на большой скорости постарался его сбить и, возможно, так бы все и случилось, если бы происходило в Энрофе, но во-первых Андрей нечто подобное предвидел, а во-вторых здесь он имел ряд преимуществ по сравнению с физическим состоянием, в том числе и преимущество перемещаться в любой плоскости. Когда мотоцикл оказался в смертельно опасной близости, Андрей сделал гигантский прыжок и завис в воздухе (с тем же успехом он мог и погрузиться в землю), аналогично тому, как уберегся от половодья жидкого дерьма. При этом он заметил, что нечто голубым пламенем мелькнуло у него за плечами. Когда же он с удивлением окинул взглядом свое тело, то обнаружил, что его доспехи индийского воина куда-то подевались, а сам он облачен в обтягивающий его атлетическую фигуру комбинезон с какой-то замысловатой эмблемой на груди, развивающийся синий плащ с красным подбоем за плечами и матерчатую маску на лице. Если бы Андрей был более в курсе американской массовой культуры, то непременно узнал бы в новом своем облике образ супермена, героя известных комиксов, пришельца с планеты Криптон, обладающего сверхъестественными способностями вечного борца со злом. Но Андрей не знал этого образа, на сюжет которого в Голливуде было снято несколько кинофильмов, и принял его за обычный астральный маскарад, как впрочем оно и было на самом деле.
Пропустив мотоцикл под собой, Андрей спикировал на своего обидчика сверху, пока тот с удивлением крутил головой, куда это вдруг подевалась его жертва, опустился на сидение сзади, а затем, схватив НКВДиста за пояс одной рукой, а другой – за шкирку, не без труда оторвав его от руля, швырнул на всей скорости на асфальт. Затем, лихо развернувшись на мощном тормозе, понесся прямо на покалеченного полицейского, впрочем относясь к этому как к игре и понимая, что если даже сейчас его переедет, то какого-то долгосрочного ущерба нанести ему все равно не сможет.
Правда в последний момент он передумал и резко дал по тормозам, остановившись в паре метров от полицейского, забавно пытающегося встать. Увы, от сильного удара об асфальт его правая нога оторвалась вообще а левая, переломившись в нескольких местах, образовала дополнительные суставы, в которых, при попытке встать нога беспомощно подгибалась. Не обошлось резкое торможение без последствий и для Андрея. Мотоцикл, не выдержав инерции (очевидно астральные материалы не совсем подходили для нужд машиностроения), развалился на несколько частей и, несмотря на то, что рулевая рама осталась в могучих руках новоявленного супермена, вся остальная конструкция, распавшись на отдельные детали, продолжила движение вперед. Все бы было ничего, если бы на пути этого движения не оказался бедолага-полицейский и так лишившийся полагающийся ему ноги.
Поскольку скорость, с которой мчался мотоцикл соответствовала супермену, сидящему за рулем, то после торможения потерявшие единый каркас отдельные части мотоцикла летели как снаряды, выпущенные из пушки. Через мгновение переднее колесо отсекло полицейскому голову, бензобак перешиб его пополам, а крутящаяся рама, совершив несколько разворотов, разметала отдельные части тела по шоссе, другие же развесила по близлежащим кустам.
«Ну вот, - подумал Андрей, - хотел как лучше, а получилось… Уж лучше бы я не затормозил и колесами его переехал, тогда бы ему из двух частей гораздо легче срастаться было бы. Да, в конце концов, мог бы его просто объехать, зачем обязательно давить…»
Однако в его искренне веселящемся сознании прозвучал ядовитый голос: «Ну нет! Не раздавить его было совершенно не возможно!»
«Может, - продолжал размышлять Андрей, - собрать его части и вместе сложить? Может ему так легче срастаться будет?»
Однако в следующее мгновение он понял, что в этом нет необходимости. Все части развалившегося мотоцикла вперемешку с частями тела незадачливого полицейского начали проседать, и с кустов закапали ошметки, сливаясь в общую биомассу, в скором времени потерявшую всякую форму и почему-то пахнущую аммиаком. Затем вся эта масса мгновенно распалась на мельчайшие темные частицы (что это такое Андрей не успел рассмотреть), которые тут же втянул асфальт, словно под ним заработал пылесос, либо он сам превратился в огромную промокашку.
«Что ж, - подумал Андрей, - видит Бог я этого не хотел. Дурной какой-то попался, первый-то полицейский посообразительнее был, сразу смекнул, что со мной лучше не связываться, не то для него это печально закончится. Вроде внешне они идентичны, а мозги, выходит, все же по-разному работают. Впрочем, что я об их мозгах знаю! Ладно, не беда, восстановится, ну, может, за нерасторопность его подержат какое-то время под землей а потом выпустят. Интересно а как он в этом миксте от мотоцикла отделяться будет? Может в результате какой-то гибрид получится – мотополицейский или полимотоцикл?»
На всякий случай Андрей обошел место аварии и двинулся вглубь квартала, который на табличке именовался третьим ярусом. Вдоль прямой, как стрела, улицы с обеих сторон располагалась зеленая зона с высокой сиренью и жасмином. Здесь более часто, чем ранее, росли каштаны, и следующий туалет, который попался на пути Андрею, утопал в благоухающих кущах. Впрочем о сирени и жасмине можно было говорить приблизительно, поскольку все деревья и кусты в астрале больше напоминали макеты, чем живые растения. Однако и это был явный прогресс, поскольку туалеты, виденные ранее, окружала чахлая травка, либо они просто стояли на асфальте, хоть и представляли собой сельские санитарные сооружения. Это же был типичный городской туалет, какие во множестве стояли во всех городских парках культуры и отдыха еще в тридцатые-пятидесятые годы. Тогда парковая пролетарская эстетика требовала непременного присутствия белых ажурных скамеечек, беседочек, декоративных павильончиков, гипсовых либо алебастровых девушек с веслом, мужественных футболистов в семейных трусах и ногой на мяче, студентов и студенток с книгой и вдохновенными лицами, либо юннаток с кроликами в руках из того же материала, столь быстро приходящего в негодность.
У поколения Андрея сии памятники паркового ампира сталинско-хрущевской эпохи прочно ассоциировались с отбитыми носами, ушами и оторванными руками из которых нелепо и опасно торчали ржавые штыри металлической арматуры. Аналогичное архитектурное направление являл собой и этот парковый туалет, более детально который возможно вообразить только по ассоциации с вышеописанным антуражем. Кстати, в отличие от большинства своих сталинско-хрущевских прообразов, туалетик был аккуратненький, недавно побеленный, на известковой поверхности которого красовалась единственная неприличная надпись довольно самоуничижительного содержания: «Да вырвет х… тому Аллах, кто пишет гадость на стенах».
Похожие туалеты маячили в сквере и в отдалении, по левой стороне дороги, справа же среди аналогичного зеленого бульвара, вытянутого вдоль улицы, метрах в 300 друг от друга возвышалось несколько типовых широкоэкранных кинотеатров типа охтинской «Ладоги», носивших на себе следы стиля «Модерн» и которых немало возвели в шестидесятые годы. Это были уже весьма внушительные сооружения и Андрей подумал, что по логике вещей он должен увидеть здесь нечто более занятное, чем раньше.
По скверам и улицам сновали какие-то люди, правда, были ли это членоголовые, членоухие либо кто-то еще, разобрать в сумерках не удавалось, тем более, несмотря на то, что в этой парковой зоне впервые появились фонари, ни один из них не работал, а когда Андрей заглянул под плафон этакого фонаря, выяснилось, что от лампочки там сохранился один цоколь с хищно торчащими осколками стекла.
«Интересно, - подумал Андрей, - в детстве, помнится, мы с мальчишками лампочки в уличных фонарях из рогаток разбивали – при этом с каким-то особым сладострастием. А здесь что, тоже мальчишки с рогатками бегают? Или фонари эти изначально с битыми лампочками возводились? Обычно после наших погромов все же один-два фонаря оставались в рабочем состоянии, здесь же, похоже, подобная роскошь не предусмотрена. Но зачем тогда вообще фонари ставить?»
Пока Андрей таким образом погружался в воспоминания, ему представилась возможность познакомиться с новой популяцией этого занятного городка: к туалету, рядом с которым он рассматривал разбитый фонарь, подкатила довольно внушительных размеров техническая машина, подобной которой пользовались в те годы в Москве для проведения всяких уличных аварийных сантехнических работ. Хоть это и не было последнее слово техники, тем не менее Андрею, не знакомому с западными образцами подобных машин, которых еще не появилось на наших улицах в середине восьмидесятых, машина показалась достаточно современной.
Из кабины бодро выскочил одетый в комбинезон для дорожных работ человек, и Андрей получил возможность его рассмотреть поближе, тем более человек этот, как и предыдущие (исключение составляли астральные полицейские), его не замечал. Тело его имело вполне человеческие среднестатистические пропорции (прежние казались жалкими замухрышками) и голова его хоть и была вытянута и вызывала некоторые ассоциации с известным органом, как у мифологического Приапа, тем не менее имела вполне сформированную лицевую часть, но это лицо казалось затянутым густой липкой паутиной, поэтому рассмотреть его более подробно не представлялось возможным. Правда можно было сказать наверняка, что это все же голова а не «головка», лысая или бритая, как бильярдный шар.
Человек шмыгнул мимо Андрея, обошел машину и открыл дверцу контейнера, который располагался сзади кабины вместо кузова. Оттуда выбралось пять или шесть «рабочих» как две капли воды похожих на шофера, затем последовало отмыкание другой боковой дверцы контейнера за которой оказалась ниша с несколькими свернутыми в кольцо пожарными шлангами с металлическими наконечниками, и какая-то техническая панель, к которой очевидно и полагалось подключать эти шланги. В следующие минуты шлаги были вставлены в соответствующие гнезда, пять рабочих, раскатывая каждый свой шланг потянули их к двери туалета, на которой была изображен логотип "М" и профиль мужчины в шляпе и с трубкой. Когда дверь за последним «паутинником» закрылась, шофер, оставшийся снаружи, начал вращать какое-то колесо на технической панели, словно собирался подать напор воды. Впрочем, исходя из прежнего опыта, следовало предположить, что шланги были присоединены к мощному насосу, скорее всего скрытому в корпусе технической части, и по этим шлангам откаченное дерьмо должно было поступать в какую-нибудь емкость, содержащуюся внутри контейнера. Однако действительность оказалась куда более впечатляющей.
Вначале Андрей решил зайти внутрь туалета, чтобы посмотреть, как там осуществляется ассенизационный процесс, полагая, что использование серьезных технических средств предполагает и иной масштаб работы. Однако, как только в машине заработал насос и в туалете раздался целый хор уже знакомых Андрею по прежнему опыту хлюпаний, куда более мощных, чем ранее, над контейнером машины начало выдвигаться некое сооружение, напоминающее детский грибок из песочницы.
То, что произошло дальше, помешало Андрею зайти внутрь и понаблюдать за тем, что происходит в туалете. Из купола «грибочка» ударил целый фонтан темной зловонной жижи, биохимический состав которой не вызывал никаких сомнений и Андрей сообразил, что в следующий момент окажется под настоящим ливнем жидкого дерьма. Посему, опередив падение струй, он взвился в воздух, как делал уже два раза за последние полчаса, и там, в безопасной высоте, куда не долетали струи впрочем не очень мощного брансбойта-распылителя, завис, с интересом наблюдая за происходящим внизу.
А внизу происходило следующее: со всех сторон из ближайших сквериков, из-за кустов сирени и жасмина к этому импровизированному фонтану начали сбегаться существа, одежда которых все же имела некоторое разнообразие, лица же сплошь были затянуты густой паутиной. Затем, постояв какое-то время, словно решаясь на что-то, вся небольшая толпа человек из пятидесяти стала рассеиваться и становиться под обильные струи жидкого дерьма, застывая там с таким напряжением, словно с одной стороны процедура эта им совершенно не импонировала, но с другой стороны какая-то светлая цель впереди вынуждала совершать сей не очень приятный и эстетичный ритуал. Вскоре все собравшиеся стояли под струями, а к ним присоединились шофер и рабочие: как видно дальнейший процесс откачки мог происходить автономно. Уровень жижи быстро рос, она уже заливала не меньше полгектара территории: скверики, шоссе, основания кустов и деревьев утопали в растекшейся луже, когда поток прекратился также внезапно, как и начался. Затем, не прошло и десяти минут, как вся жидкость частично испарилась бурными клубами, а частично была вновь поглощена землей, из которой еще недавно ее извлекли с помощью специальных технических средств. Когда струи прекратились, а уровень жижи начал спадать, вся группа, принявшая душ, оживленно зашевелилась, а затем бодренько прорысила к расположенному напротив кинотеатру, размахивая уже знакомыми жетончиками Бог весть каким образом оказавшимися в их руках.
«Однако, - подумал Андрей, - я думал они в дерьмо по случайности или по нерасторопности попадают, а оказывается у них изначально цель такая и они дерьмо откачивают совсем не для того, чтобы вычистить туалеты, а чтобы в нем как следует искупаться. Занятная эстетика. Хотя, что я знаю о потусторонних обычаях? Вон даже наши земные собаки иногда с удовольствием в дерьме катаются, а иногда и жрут его. С другой стороны чувствуется, что этим подобное купание не нравится – очевидно ими движет единственная цель: получить заветные талончики, которые у них Бог знает каким образом в руках оказываются. Я-то думал, они этот талончик за работу получают, а оказывается – за помывку, и в данном случае талончики получили не только те, кто непосредственно производственным процессом был занят, но и все желающие помыться. То есть между добытчиками и пользователями нет принципиальной разницы. Ну что ж, тогда картина более менее ясна и здешние своеобразные недра дают возможность местным жителям получать земные сексуальные утехи, пользуясь чужими телами. Интересно, а по-другому в этот иллюзион проникнуть можно? И главное, будет ли он в этом случае переносить сознание в Энроф? Вон я просто сюда вошел и никакого жетончика не потребовалось. Почему же нельзя незаметно к кому-то с талончиком пристроиться и в иллюзион проникнуть без всякой помывки в дерьме? По-моему им это мытье никакого удовольствия не доставляет. Либо они такие тупые и не могут догадаться слегка схитрить, либо у меня здесь совсем другие возможности, чем у них, и мне можно и без талончика? Ладно, пойду, присоединюсь к остальным, посмотрим, будет ли в этом кинотеатре что-нибудь новенькое. Если следовать элементарной логике, здесь должны ждать какие-то более изысканные наслаждения, чем те, которые, мне до сих пор удавалось испытать в чужих телах и сознаниях».
Андрей спикировал вниз и, продолжая оставаться никем не замеченным, присоединился к толпе, которая к тому времени приняла форму средних размеров очереди, выстроившейся у кинотеатра. Очередь была дисциплинированной, никто не толкался и не пытался влезть впереди другого, на этот раз вместо обычной деревянной двери в месте входа стоял вполне современный турникет, какие стоят в метро, и после того, как очередной посетитель прикладывал к глазку на панели турникета свой талончик, рама поворачивалась и пропускала этого посетителя внутрь. Андрей пристроился в конец очереди, благо его по-прежнему никто не замечал, в очереди не было ни разговоров, ни каких-то жестов, все стояли с отрешенным видом и только постепенно продвигались ко входу. За Андреем очередь уже никто не занимал, очевидно на сеанс пришли только те, кто только что принял «говнодуш» и очередь чрезвычайно напоминала цепочку почти одинаковых человекообразных автоматов, которые не запрограммированы на посторонние действия и движения и должны лишь продвигаться вперед, чтобы в конечном этапе приложить талончик к глазку и пройти за турникет.
Что было внутри кинотеатра, Андрей не мог рассмотреть, вход зиял темной прямоугольной дырой и очередной абориген, пройдя через контроль, тут же поглощался тьмой внутреннего помещения кинотеатра. Но вот наконец последний дуггуровец исчез в темноте, Андрей же что-то замешкался и не проскочил вовремя, пристроившись сзади, как это делают мальчишки, на один пятачок вдвоем проходя в метро. Да и вообще, он держался несколько поодаль, поскольку от очереди заметно пованивало, правда вонь была какая-то сглаженная, ослабленная, ибо, если представить себе подобную ситуацию на Земле, то к толпе невозможно было бы подойти на пушечный выстрел.
Когда Андрей собрался пройти внутрь, то у него впервые за всю экскурсию возникли затруднения: турникет не желал его пропускать. Впрочем, возникшая проблема оказалась не столь серьезной, поскольку Андрей, чувствуя свою астральную мощь (он все еще продолжал оставаться в образе могучего пурпурно-голубого супермена), просто выдернул турникет из бетонного покрытия. Для пущего куражу он согнул толстенную металлическую палку дугой и закинул ее куда-то далеко в кусты, нимало не заботясь о том, что теперь в кинотеатр смогут пройти не только честные граждане, добросовестно искупавшиеся в дерьме, но и всякие самозванцы, откосившие от неприятной процедуры.
Андрей шагнул внутрь помещения и оказалось, что внутри не так темно, как это казалось снаружи, к тому же, в отличие от прежних общественных заведений там имелась сцена, правда ни фойе, ни гардероба, ни кресел зрительного зала Андрей не обнаружил. Вся толпа, недавно прошедшая в кинотеатр сгрудилась на сцене и чего-то ожидала. Не увидел Андрей и настенной росписи, сплошь покрывавшей стены предыдущих двух иллюзионов. Короче говоря, помещение оказалась скорее театром, чем кинотеатром, правда наличия посадочных мест для зрителей здесь явно не предусматривалось.
«Они какую-то пьесу надумали играть? – удивился Андрей, - вон и суфлерская будка в наличие, и задний занавес, а там, небось, гримерка. Представляю, что может этот сброд живых автоматов сыграть, разве что «Живой труп»? Нет, мы так не договаривались, я кино сюда пришел смотреть, а не дерьмовую самодеятельность».
Однако Андрей напрасно опасался, что ему придется наблюдать какую-нибудь идиотскую пьесу. Неожиданно из-за суфлерской будки (она находилась к Андрею закрытой частью, поэтому он не видел, кто этим занимается) стали вылетать разнообразные книги, словно там, внутри срабатывала маленькая катапульта. Появление книг тут же вызвало некоторый переполох на сцене: доселе идеально дисциплинированные обитатели третьего яруса Дуггура устроили маленькую потасовку вокруг каждой выстрелянной книги. Правда к их чести стоит признать, что как только очередная книга кем-то устойчиво захватывалась, ее больше никто не пытался вырвать из рук, и вся толпа вновь сосредотачивалась вокруг суфлерской будки в ожидании нового «выстрела». Вскоре книгами овладела уже значительная часть толпы, и тут только Андрей заметил, что толпа эта заметно поредела, и обратил внимание на специфические хлопки. Оказалось, что после того как очередная книга попадалась в руки очередному счастливцу, который тут же начинал ее с упоением листать и разглядывать, как будто книга была именно той самой, которую он мечтал прочесть много лет, по прошествии незначительного времени страницы вдруг начинали засасывать своего читателя, начиная с рук. Когда же весь он оказывался втянут внутрь, книга исчезала вместе со ступнями своего владельца, с легким стуком достигнув пола.
Вскоре сцена была пуста, поэтому последняя книга, вылетевшая из суфлерской будки, не была никем схвачена, а просто со стуком упала на сцену, при этом не исчезнув, как все прочие.
«Так, - мысленно сказал себе Андрей, - судя по всему – для меня книжечка, хоть я и не стоял на сцене и вообще никем здесь, кроме астральных полицейских оставался не замечаем. Тем не менее книжечку явно мне подкинули, поскольку все уже поглощены».
Он подождал еще какое-то время - книжки больше не вылетали – пересек зал и вышел на сцену, в первую очередь подойдя к лицевой части суфлерской будки, откуда вылетали книги, но там ничего, кроме черного отверстия не оказалось: ни суфлера, ни гипотетической катапульты. Андрей поднял книгу (это был достаточно увесистый томик) и прочитал на обложке «Портовая версия». Это явно было название книги, автор же и издательство в титуле не значились.
«Что это за название такое дурацкое, - подумал Андрей, раскрывая книгу наугад – и сразу же нарвался на цветную иллюстрацию, изображающую небольшой грузовой теплоход, стоящий у причала. – Здесь только картинки или еще и текст имеется?» – подумал Андрей и собрался было еще раз перелистнуть книгу, но не смог, пальцы его ушли в рисунок, а затем он весь стал погружаться внутрь книги, как это уже сделали все собравшиеся на сцене до него. По мере погружения иллюстрация приближалась и словно бы материализовывалась, принимая вид реальной пристани и корабля. В следующий момент Андрей понял, что в очередной раз оказался на земле, но не в сельской местности, как было доселе, а в грузовом порту, рядом с тем самым грузовым теплоходиком с гордым названием «Балтиец», с которого по трапу спускался личный состав судна.
«Так-так, - подумал Андрей, - вернее его бестелесное сознание, - очевидно впереди меня ожидают любовные похождения какого-то морячка. Интересно, почему такие разные способы проникновения в Энроф? По-моему конечный результат при всех способах одинаков, логичнее было бы организовать этот процесс в одном месте, если уж проникновение в сексуальную жизнь землян для местных жителей столь необходимо, можно сказать «свет в окошке». А тут то одни туалеты, то другие, то разные ярусы, то разная техническая оснащенность говночерпания! Идею, собственно, в двух словах выразить можно, а нагородили-то вокруг, нагородили! Да, воистину потусторонняя логика трудна для нашего понимания! Но ведь, помнится, черный магистр, когда мы с ним беседовали, чрезвычайно логичен был – и по-нашему, по-земному. Здесь же подобная логика не прослеживается, только отдельные фрагменты, и здравого смысла мало».
В следующий момент его бестелесные размышления были прерваны, и Андрей почувствовал что его явно начинает затягивать аура конкретного человека, одним из первых ступившего на твердый берег гавани. Если ранее Андрей оказывался в чужом теле в какой-нибудь весьма пикантный момент, то здесь о близости подобных моментов можно было только догадываться: он точно знал, чем норовят заняться молодые, здоровые, чаще неженатые мареманы в ближайшие часы после того как многомесячный рейс закончен и нога ступила на твердую землю родного причала. Тем более после получения зарплаты за несколько месяцев.
Молодого человека, к сознанию которого подключился Андрей, никто не встречал, и стандартная картинка из какого-нибудь морского кинофильма с обязательной женой и двумя-тремя детьми у причала, которые тянут у отцу свои слабые ручки, оказалась в данном случае невостребованной. А впрочем Андрей не знал портовых порядков, и возможно это была какая-то служебная, закрытая зона, куда встречающих не пропускали.
Новый временный носитель сознания Андрея оказался статным красавцем-брюнетом с полубаками, тонкой семидневной испанской бородкой, в модных каплевидных солнцезащитных очках. Одет молодой человек был во все заграничное, кожаное, как какой-нибудь завсегдатай голландского гей-клуба, но уточним, во избежание недоразумений, что геем он отнюдь не был. Напомним, что в годы известные Андрею, кожаный прикид еще не был нормой для простого советского обывателя, для которого приобретение даже обычных импортных джинсов порой превращалось в весьма сложную проблему. А тут: натуральные кожаные штаны, кожаная жилетка, кожаная куртка, умопомрачительные кроссовки «Рибок».
Погрузившись в сознание молодого человека, Андрей быстро узнал и кто он такой, и все его нехитрые обстоятельства, на которых мы не будем останавливаться особенно подробно. Молодой человек был не рядовой моряк, а моторист, к тому же весьма привилегированный, поскольку суденышко «Балтиец», на котором он в настоящее время работал, совершало торговые рейсы вдоль побережья Балтийского моря с заходом в так называемые страны бенелюкса, в те годы почти недосягаемые для простого советского человека. Конечно, валюты на руки при заходе в заграничные порты выдавалось строго лимитировано, однако проблема в принципе была решаема, и каждый пополнял свои валютные запасы как мог. Кто, припрятав несколько баночек черной икры, кто партию фотоаппаратов «Зенит», которые почему-то неплохо котировались на западе, несмотря на наличие более престижных Кодаков и Пентаксов – а впрочем у буржуев – свои причуды. Но конечно, все это были так, мелочи, для низшего корабельного звена, серьезные люди, приближенные к кругу корабельного начальства занимались вещами посерьезней и, естественно, опасней – иконы, там, картины, камешки…, но тсс… об этом - ни слова, иначе – «По тундре, по широкой дороге…»
Нет, наш моторист в такие серьезные аферы не ввязывался, так, всякая мелочевка! Да немного ему было и надо – ни дачи в Ницце, ни личной яхты, ни подпольного Эрмитажа – зачем ему бессонница по ночам и будущие дети-сироты! Другое дело - как следует погулять от рейса до рейса с посещением валютных ресторанов, гостиниц, и на это вполне хватало пары тысяч баксов, которые удавалось протащить в Совок. Благо в таможне – свой кореш, да и другие прикормлены – вот на это денег ни в коем случае жалеть нельзя, - как известно, жадность фраера сгубила! Да официально провозимое шмутье, – каждый раз на несколько штук в деревянных! Да не надо забывать, что и зарплата у тех, кто за бугор ходит – не то, что у какого-нибудь дяди Васи с речного трамвая, – к тому же выданная одномоментно, за весь рейс, а рейсы – до полугода бывают! Короче, на хлеб хватает, а если по секрету, на ушко, то и на хлеб с маслицем!
Теперь, дорогие товарищи, представим себе такой расклад: квартира отдельная, полностью обставленная есть? Есть, причем для холостяка и лучше и больше – без надобности. Тачка есть? Каждый год меняем. Семья есть? Нет, не предвидится, и никто, как клещ, из тебя бабки не сосет – ни дети на мороженое, ни баба на брюлики! Хотя, если честно, то бабе – а точнее бабам все же приходится отстегивать, и не на монпансье с одеколоном «Красная Москва»! Но, собственно, ради чего и ради кого он вкалывает – да ради их, родименьких, все время разных, чтобы не привыкали, не начинали свинячить. Тут если что и даришь, и бабками швыряешь, то, считай, на себя самого, на собственное удовольствие! Потому как, какое может быть удовольствие без хорошего куражу, без кабаков и гостиничных сучек? А если хата у тебя обставлена – дальше ехать некуда, и аппарат, и мебель, и шмутье из каждого рейса привозишь, что уже ставить некуда, да еще, к тому же, квартира эта девять месяцев в году пустует, и тачку каждый год меняешь, и маме родной много ли надо для счастья подкинуть, на что же эти штуки бабок и баксов тратить? В чулок складывать, чтобы их там мыши погрызли? Нет, братки, это не для нас, настоящих мареманов: молодость надо прожить так, чтобы не было потом мучительно больно, и было о чем убогой немощной старостью вспомнить, и не жалеть о бесцельно прожитых годах.
Так что если приехал в родной город, да всего на несколько денечков, тут уж надо так погулять, что – небо в овчинку! Тем более через неделю на новый рейс завербовался. Конечно, напряг сильный, да уж больно контракт выгодный, не устоял, да и что ему терять? Дома дети не плачут, а ежели с бабой приспичит, так всегда в забугорном порту в бардачок сходить можно. Оно хоть официально запрещено, но это для новичков, надо только знать, кто стукачок в команде, и вовремя кэпу проставиться. За годы плавания ко всему этому гастрольному совковому театру абсурда приспособились и прекрасно знаем, как из той или иной ситуации выходить. Да не мне вам об этом говорить, кто ж в нашей стране двойной жизнью не жил? Только идиоты в Скворцово-Степаново!
Итак молодой мачо, похожий на испанца, с двумя здоровенными баулами и кожаной сумкой за плечами вышел за территорию порта, и тут выяснилось, что недалеко от проходной скопился целый небольшой таксомоторный парк. Водители, доселе скучавшие рядом со своими зеленоглазыми Волгами, как по мановению волшебной палочки оживились. Андрей знал, свободно добираясь до всех уголков оперативной памяти своего временного «носителя», что таксисты пуще манны небесной ждут прибытия торговых судов из-за бугорных рейсов, ибо знали: мареманы будут гулять как короли, и бабки будут сыпать как из рога изобилия. Конечно, не все, но не так уж и мало тех, кто оттянется по полной программе, как когда-то купцы первой гильдии на Тверской ямской. Правда нынешние – с обильным привлечением технических средств и прочих даров цивилизации о которых не ведали купцы первой гильдии. А попадаются ведь и такие, как наш «испанец», которые из рейса в рейс с промежутком в неделю, так те норовят все деньги за этот коротенький перерывчик спустить, и уж отрываются как римские императоры на грани извращения.
Именно так собирался оттянуться и «носитель» сознания Андрея, поскольку через неделю он снова уходил в рейс, откуда намеревался привести зеленых, деревянных и шмотья гораздо больше, чем в нынешний заезд. На этот раз он намеревался рискнуть и протащить за бугор пару иконок 17 века. Если их получится удачно реализовать, то потом можно вообще на неопределенное время забить болт на рейсы, уволиться к чертовой матери и пожить, как король, на сколько денег хватит, а там может быть жениться, угомониться и найти менее нервную работенку. А у него в этой системе все схвачено и наперед оплачено, и у начальства на хорошем счету.
Правда, сможет ли он долго на суше? Ведь когда много лет почти беспрерывно ходишь в рейсы, то без моря свою жизнь уже не представляешь. Через пару недель тоска грызть начинает, от сучек и кабаков воротит и снова тянет в эти бескрайние голубые просторы, ведь в море он с 15 лет, еще юнгой начинал. А впрочем, все это – фуфло, романтика дешевая, что будет через год-два никто не знает, может и нас не будет, а живем сейчас, и сейчас мы сошли на берег, лопатник трещит от бабок, а где надо и баксы припрятаны, и барахла на продажу и сучкам на подарки – два баула. Так что, оттянемся, братки, по-полной, так, чтобы небо в овчинку!
В это время к нашему «испанцу» подскочили несколько таксистов и наперебой начали предлагать свои услуги, чего Андрею, будучи продуктом системы всеобщего дефицита и очередей, к тому же ни разу не бывавшему за границей, видеть было крайне странно. Несмотря на то, что большую часть жизни он прожил в портовом городе Ленинграде, ни порт, ни гавань он никогда не посещал, да и видел-то их всего несколько раз из окна автомобиля, поэтому очередь пассажиров на стоянке такси была для него делом привычным, но чтобы очередь таксистов на одного человека – это что-то из ряда вон…
Андрей, продолжая сохранять отдельное и ясное сознание подумал, что тоже не прочь был бы пожить какое-то время, как этот мареман хотя бы для того, чтобы узнать, что значит «оттягиваться по- полной». Увы, кроме убогих школьных вечеринок (а в институте он и вообще завязал из-за йоги) с непременным портвейном «три семерки», селедкой, килькой пряного посола, докторской колбасой и салатом Оливье, в котором к ночи кто-то из гостей непременно оказывался мордой, он так ничего о разгульной жизни с настоящей «оттяжкой» и не узнал. Было, правда, несколько посещений ресторанов, но там главным вопросом был вопрос экономии денег, а не отвязного кутежа, а уж какие-то ресторанные и гостиничные путаны были для него и вовсе чистым листом.
Так что в вопросах сладкой жизни Андрей оставался к настоящему времени белее чем невежественным, знал о ней только по заграничным кинофильмам, и мысль о том, что, может, он что-то интересное в этой жизни упустил и продолжает упускать, не раз посещала его даже в самые аскетические периоды его многотрудно, наполненной эзотерическими поисками жизни.
А впрочем то, что он имеет возможность сейчас испытать – куда занятней того, о чем лукавый бес порой нашептывал, ведь предстоящая оттяжка «испанца» коснется нравственно и физически только его тела, разума и чувств, Андрей же будет лишь свидетелем этих событий и переживаний, и не просто свидетелем, но вкусителем. Но грех грядущих оргий и вакханалий будет не его грехом, ведь он в свое время отверг этот прочный образ жизни... хотя, будем откровенны, а может просто отвергать было нечего? И если бы представилась возможность, то он неприминул ей воспользоваться? Ведь ни больших денег, необходимых для сладкой жизни, ни богатых друзей, ни легкомысленных подружек у него никогда не было, да и не знал он, честно говоря, как надо гулять чтобы это действительно было с шумом, блеском, шиком!
Тут Андрей отвлекся от собственных мыслей и вновь подключился к мыслям и чувствам своего временного носителя. А тот вновь входил в роль местного короля (в эту роль он входил каждый раз после рейса, но стоило ему ступить на шаткую палубу торгового судна, как он становился просто хорошим профессионалом, знающим свое дело и своим корешем в команде) и изящно поднося позолоченный Ронсон к благородному Данхилу, он неторопливо разглядывал лица таксистов, словно турецкий султан на смотринах невест. Затем небрежным жестом вытащил сигарету изо рта и произнес:
- Значит беру четыре тачки для себя, двух кейсов и бушлата с тельником. Вы тут сами разберитесь, кто раньше подошел, остальные свободны, тут еще пять братишек по-крупному собираются оттягиваться, хватит на всех.
Таксисты какое-то время потолкались, затем договорились об очередности, стали разбирать вещи маремана, и Андрей, который вначале не понял, что означает «беру четыре тачки», с удивлением увидел, что таксисты, хорошо поняв, что имеет в виду «испанец» разносят его вещи по четырем такси. Один баул – в одно, на заднее сидение, другой – в другое, а тельник с бушлатом, который «испанец» предварительно извлек из сумки, были с благоговением повешены на спинку первого сидения. Сам же мареман чего-то медлил и не садился в услужливо раскрытую перед ним дверцу четвертого такси.
-Знаешь, шеф, - сказал он после некоторого молчания, - пожалуй беру пятую тачку, мне за неделю штук восемь пропить надо, а тельник с бушлатом вместе – как-то не аккуратненько получается, надо их разрулить.
Тут же появилось пятое такси, в которое на трепетных руках был перенесен тельник «испанца» и как сдувшееся человеческое туловище уложен на спинку первого сидения. «Испанец» удовлетворенно окинул взглядом эскорт, выплюнул полудокуренную сигарету и произнес:
- Ну, тронули, мужики, на Колокольную 17, а там подождать, всем плачу по три счетчика – Бог троицу любит! – Он еще раз окинул цепочку машин, готовых вести его кейсы и тельники с бушлатами хоть на край света за три счетчика, и с некоторым сожалением пробормотал:
- Ну прям, как на выезде генерального секретаря! Эх, жалко членовоза нет, а то бы нанял, - своему же шоферу сказал. – Надо бы, шеф, вашему парку пару ЗИЛ ков завести для подобных случаев, а то у вас одни Волгешники, меня это типа с моими прибамбасами уравнивает – не солидно как-то.
Затем с разыгранной брезгливостью залез на первое сидение своего такси, закурил новую сигарету и, глубоко затягиваясь, небрежно махнул рукой: «Двинули!» Пять Волг эскорта осторожно вырулили со стоянок, затем со скрежетом развернулись и торжественной вереницей (одна строго за другой, не нарушая дистанции, как в правительственном выезде) тронулись к центру города, который, как скоро выяснил Андрей, был городом его детства, юности и ностальгии, детищем Петра 1 Ленинградом.
В салоне «испанец» вытащил из бокового кармана кожаной куртки с десятком молний (как у Майкла Джексона в одном из клипов) плоскую фляжку из нержавейки, известную в народе под названием «праздник, который всегда с тобой», неторопливо отвинтил крышку и сделал два длинных глотка, задумчиво глядя на проносящиеся улицы родного города, в котором он за последний год был дай Бог месяц, если все сплюсовать. По салону разнесся запах какого-то чрезвычайно благородного выдержанного коньяка.
- Наполеон, небось, - с уважением предположил таксист, сглотнув слюну. Ему, как известно за рулем пить не полагалось.
- Эннеси ХО, - небрежно ответил мареман, - купаж из сотни марок коньячных спиртов долины Шампань двадцатипятилетней выдержки. Не Реми Мартан - Луи Тринадцатый, конечно, но для разгону подойдет – потом-то все польется – и Скотч, и Мартини, да и водяра обычная. К вечеру вкусовые рецепторы напрочь отобьет.
- А что, - с благоговением спросил таксист, - Луи Тринадцатый еще круче?
- Круче… - усмехнулся «испанец», - Луи Тринадцатый столетний, три тысячи баксов одна бутылка! Правда говорят есть еще дороже, но это только с лотов купить можно…
- Три тысячи баксов! – присвистнул шофер, - это ж почти столько, сколько шестерка Жигуль! Неужели кто-то покупает?
- Те у кого виллы в Ницце или Салониках – те и покупают, - искушенно затянулся Данхилом «испанец», - думаю, нашим генсекам тоже попить его приходилось. Но нам, простым советским гражданам, - тут в голосе маремана прозвучал едкий сарказм, - подобные извращения не по карману, так что мы уж по-простому, двадцатипятилетний Эннеси!
С этими словами «испанец» сделал еще пару длинных глотков.
- Ну вот, приехали, - сказал он минут через пятнадцать, увидев нужный номер дома, - мне тут к одной телке надо на полчасика заскочить…
- Уложишься ли за полчасика? – с пониманием усмехнулся таксист, - было бы мне, сколько тебе, полчаса бы никак не хватило, тем более с рейса многомесячного, тут две недели без бабы - и то взвоешь.
- Во-первых, - сказал наставительно «испанец» мы не на атомной подлодке ходили под вечными льдами, а с заходом и в Стокгольме, и в Копенгагене, и в Орхусе, и в Марселе, да еще много где, а там, сам понимаешь, бабы на любой вкус и на любые деньги, в зависимости от качества. А потом, ты что думал, мы к ней одной сегодня что ли зарулим? Да прежде чем к вечеру до «Садко» доберемся, я ходок 5 сделать намерен. Вот и считай: полчаса тут, полчаса там. А к утру в гостинице мы с братками ромашку расписать собрались, это у нас такая традиция.
- Ну, ты даешь… - в голосе немолодого таксиста слышалось непомерное уважение, растущее от минуты к минуте. – Тут с одной-то не знаешь иногда что делать… Нет, по молодости, конечно, всяко бывало, но чтоб в один день 5-6 баб перетрахать! Кстати, ромашка – это группешник что ли?
- Да вроде того, только с морской спецификой…
- Так что, выходит, еще больше?!
- Выходит, еще больше.
- Ну, парень! Так же и Кандратий хватить может!
- Все мы под Богом ходим, - философски изрек «испанец». – В народе говорят – делу время – потехе – час. А у меня получается делу год, потехе – месяц, да и то в разбивку! Вот и будем потешаться на год вперед. Конечно, при «регулярной жизни» такой режим никто не выдержит. Ты не думай, что у меня каждый день такой. – Мареман взялся за ручку дверцы, собираясь выходить.
- А что, - спросил таксист, - все твои бабы сегодня тебя так по домам сидят и ждут? Или ты их прям на улице тормозишь? Не боишься, что вместе соберутся и чик-чик – отстригут тебе…
- Типун тебе на язык! – с деланной серьезностью изменился в лице «испанец», - что ты, командир, какой «чик-чик», они же хабар отрабатывают, который я им вожу – уж не бесплатно, такова тяжкая доля моряка, сам понимаешь. Они у меня приручены, знают традицию, сами узнают в диспетчерской, когда из рейса судно приходит, так что даже звонить не надо. Я же тут редкий гость, можно в честь такого дня и свои дела отменить, и стол накрыть, и подмыться лишний раз. А друг о друге им знать не обязательно, хотя догадываются, конечно. Так ведь не жениться же, они же в мое отсутствие пояс верности не носят, и не бегают каждый день к причалу посмотреть, не мелькнет ли алый парус у горизонта. Ладно, заговорился я тут, а пора, как говорил Шукшин в «Калине красной» организовать маленькое бордельеро и устроить железное болеро. Ну все, жди шеф, я тут не очень долго, а то на остальных не хватит».
Молодой человек вышел из своего такси, вытащил из соседней машины одну из сумок и скрылся за аркой двора-колодца. Его облупленные стены, раздолбанный асфальт и неухоженность хоть отчасти и компенсировались несколькими старыми тополями и развесистыми кустами сирени внутри, но все это как-то не гармонировало ни с таксомоторным эскортом, выстроенным перед аркой, ни с черным хрустящим кожаным прикидом моряка. Дисгармония эта выросла в несколько раз когда «испанец» зашел в мрачный подъезд, из темного замызганного подвала которого потянуло запахом дохлой кошки и еще Бог знает чем, от чего он за время своих загранрейсов изрядно поотвык.
- И дым отечества нам сладок и приятен, - пробормотал мареман, брезгливо нажимая на прожженную сигаретой кнопку лифта, продемонстрировав некоторое знакомство с русской классической литературой первой половины 19 века, - были б деньги, всех своих баб в новые районы расселил. Там, конечно, тоже бардак, но хоть жмуриками не воняет. Не встанет ведь после такого предбанничка! – Молодой человек лукавил, Андрей знал, что проблем с потенцией у него не возникало никогда… ну почти никогда, но на это «почти» имелся новомодный, специально приведенный из Марселя препарат Виагра, который, судя по рекламе и отзывам мог разрешить проблему даже у того самого жмурика, о котором мареман подумал, заходя в злосчастный подъезд. А впрочем никакая Виагра ему попервости не потребуется, ну разве что под утро, во время «ромашки».
Через несколько секунд «испанец» уже звонил в дверь на пятом этаже, на ходу привычно сочиняя по какой важной причине он не сможет остаться у первой киски более, чем минут на сорок. Конечно, подобный режим был хлопотен и требовал немало нервов, не говоря о средствах, конечно, иногда хотелось плюнуть на заведенный порядок и остаться на всю ночь у Маринки… или Светки… или Анжелы… или… как там ее, забыл, черт, надо по записной книжке проверить, а то ведь оконфузишься, обидишь девушку ни за что. Не спеша попить шампанского – у него пара бутылок Вдовы Клико запасено – или даже водочку под селедочку – иногда ведь хочется и нашего, простого, русского, и послушать музон, и не спеша потанцевать, и не спеша раздеть, и заснуть где-нибудь не позже часа ночи после бурно проведенного вечера. Конечно можно, и когда-нибудь он именно так и сделает и тем самым распишется в своей неполноценности и что жизнь прошла, и впереди седая старость. Возможно дойдет даже до такого нонсенса, как женитьба и законные спиногрызы… когда-нибудь, но не сейчас, это ж как на него братки посмотрят, если он такую чучу отчубучит? Кто ж его после этого уважать будет?
Но тут его мысли были прерваны тем, что дверь открылась, а в дверях она, Мариночка, рыбка, сто лет ее не видел – ноги прям из-под мышек, вайлтс, как у Бриджит Бордо в юности, разве что мордаха слегка подкачала: шнобель мог бы и поменьше быть! Зато у следующей, у Танечки, с мордахой все в ажуре, как у рафаэлевской Мадонны Литы. Правда у той тохас узковат и буфера подкачали! И так со всеми, у каждой какой-нибудь дефект всплывает – если не сразу, то в процессе потребления – от одной пахнет не так, как хотелось бы, у другой - ноги волосатые. Вот когда он найдет такую, в которой все гармонично сочетается, вот тогда, быть может, он и пошлет всех подальше ради одной, совершенной и назовет ее любимой! Хотя это скорее всего невозможно, у них же не только половые, но и деловые отношения, кто ж тогда хабар до потребителя донесет? А сеть свою ни в коем случае сужать нельзя, напротив, бизнес требует постоянного расширения. Ну, иди же сюда, рыбка моя носатая…
После стандартных визгов, объятий и поцелуев наш «испанец» оторвался на секунду от своей «соскучившейся рыбки» (конечно, не рыба-меч, но нос ее действительно намекал на присутствие древней иудейской крови), и произнес, вновь продемонстрировав неожиданное знание отечественной классики:
- Скажи, а сколько раз ты мне успела изменить… в мое отсутствие? – И не дождавшись ее ответа из того же бессмертного произведения Александра Сергеевича «А сколько ты, повеса?» – очевидно носатая девушка с идеальным вайлтсом не столь хорошо разбиралась в отечественной классической литературе (может она лучше знала зарубежную), добавил:
- Скажи… нет, после переговорим…» - и поступил так же, как и полагалось легкомысленному персонажу одной из «Маленьких трагедий» незадолго до того, как его забрала с собой в ад статуя командора: употребил свою носатую рыбку Мариночку (иногда он называл ее «рыбкой под маринадом») тут же, стоя в прихожей, придавив к стене, не встретив какого-либо внятного протеста против такого неромантического доказательства любви и верности без предварительной любовной игры. Тем более, что на Мариночке под символическим полупрозрачным халатиком не было ничего, что потребовало бы времени на изъятие: очевидно таковы были вкусы в кругах ее поставщика и благодетеля, и подобная сцена встречи моряка, Бог знает сколько времени бороздившего просторы морей и океанов, происходила каждый раз по сходному сценарию.
К сожалению в следующий момент произошло то, что происходило с Андреем и в прежние визиты в чужую интимную жизнь: в момент чувственной кульминации его выкинуло наружу. А ведь он рассчитывал на то, что в этот раз ему позволено будет остаться в этом небезынтересном типе подольше, и пройти по его сегодняшнему маршруту до конца, дабы узнать как оттягиваются по-полному, и как можно за один день прогулять несколько тысяч рублей (напомним, что в те относительно стабильные времена официальный курс рубля примерно соответствовал курсу доллара). Да и вообще Андрей чувствовал явную симпатию к этому красивому породистому жеребцу и желал бы познакомиться с его девушками поближе…
«Халтура! – подумал Андрей, зависнув в черном астральном небе (его каждый раз выбрасывало из Энрофа в какую-то промежуточную зону), - не дали кино досмотреть, только раззадорили. А впрочем, я же в иллюзион безбилетным проник, значит и нечего возмущаться. Нет, определенно мне с этим испанцем было интересно, не то, что в прошлых вояжах, хотелось бы на всех его девушек посмотреть и так сказать участие принять. А впрочем у него, наверное, судя по размаху, каждый день новые, так что всех – все равно не получилось бы, а судя по всему, этот молодой человек живет по принципу «всех женщин в мире перетрахать невозможно, но к этому надо стремиться». Но что-то я в промежуточной зоне задержался».
Чувствуя, что энергия нынешнего секс-турне еще не закончена, Андрей ринулся вниз, где под ним в туманной зыбке маячил земной шар размерам, как если бы Андрей наблюдал его с поверхности Луны. В следующий момент он оказался в каком-то чрезвычайно просторном помещении и когда его мировосприятие адаптировалось к местному освещению, оказалось, что это не просто помещение, а зал со средних размеров бассейном неправильной формы, с неестественно голубой прозрачной водой, слегка пахнущей хлоркой, с отдельными входами в парилку, сауну и еще Бог знает какие кабинеты, а также с длинным накрытым столом, стоящим поблизости от бассейна, который, ко всему прочему был оснащен закрученными катальными горками, гротами и отдельными гидромассажными отсеками с пузырящейся и весело бурлящей водой. Короче говоря, помещение это оказалось самым настоящим небольшим аквапарком, о существовании которых в Советском Союзе Андрей даже не подозревал, поскольку ни в Сочи, ни в Небуге, ни тем более в Ясенево, в Москве, ни закрытых, ни открытых аквапарков еще не существовало. Правда что-то такое Андрей видел по телеку в передаче «Клуб кинопутешественников», но это касалось морского отдыха проклятых капиталистов. Теперь же выяснилось, что подобные увеселения есть и у нас, но надо так понимать, что простому советскому гражданину попасть в подобное заведение водных аттракционов совершенно невозможно.
Что это за баня-бассейн-ресторан и к какому ведомству это заведение относится Андрей понял не сразу, но оказалось, что посетители этого развлекательного комплекса отнюдь не члены Политбюро, лица которых Андрею постоянно приходилось видеть со страниц газет и экранов, а лица незнакомые и далеко не старые (как было положено членам Политбюро). В следующий момент Андрей уже знал что новый его «носитель» – еще сравнительно молодой директор московского валютного магазина «Березка», что комплекс этот находится не в Лас-Вегасе, но в городе Сочи, в закрытом элитном санатории на самом побережье, где отдыхают большие начальники, но все же не члены Политбюро.
«Где же тогда наше правительство отрывается, если обычные директора-торгаши в таких банях гуляют, - подумал Андрей, - хотя не думаю, что было бы приятно смотреть, как наши государственные боровы в бассейне с юными топ моделями плещутся. Надо же, действительно в этом иллюзионе класс куда выше, к тому же из Питера в Сочи перенесло. Что же это меня сразу, минуя несколько стадий от деревенского секса в секс советского бомонда перекинуло? Вроде бы здесь все поэтапно происходит. Хотя, наверное, имеется в виду, что промежуточные фазы мне самому хорошо знакомы, так что иллюстраций не требуется, а по поводу Политбюро переживать не стоит, не исключено, что это меня на десерт ждет».
Уже зная, кто его следующий «носитель», Андрей не торопился нырнуть вглубь его сознания и продолжал наблюдать обстановку извне, а извне все выглядело довольно заманчиво, почти по- королевски, и погулять так, как сегодня гулял молодой директор магазина «Березка», прилетевший из Москвы в Сочи на три дня на какой-то торговый симпозиум (что-то там организованное министерством внешней торговли по обмену опытом, как явствовало из отдельных реплик участников этого самого симпозиума), Андрей даже не мог и мечтать, поскольку даже уровень развлечений его предыдущего временного «хозяина» был для нашего героя недосягаем.
Итак, стол ломился от всевозможных яств, кстати уже изрядно отведанных, поэтому и огромная черноморская камбала, сервированная барабулькой, и целиком запеченная севрюга, и молочный поросенок, и более мелкая, но очевидно изначально чрезвычайно экзотично выглядящая снедь уже потеряли целомудренность первоначальной сервировки, да и всевозможные бутылки с вином, шампанским, коньяком, изрядно пригубленные, гляделись не столь привлекательно, как очевидно гляделись вначале. Несколько голых, целиком загорелых упитанных мужчин средних лет сидели за столом и неторопливо потягивая из пузатых рюмок темный коньяк (это был как раз тот самый Реми Мартан Луи Тринадцатый, о котором с грустью упоминал знакомый нам моторист), вели какую-то очень серьезную беседу, которая, как понял Андрей, касалась очень дефицитных товаров и очень больших денег. Очевидно подобные вакханалии и подобные оргии были для них делом привычным и уже не могли отвлечь от серьезных бесед, которые, по мнению Андрея, несколько не гармонировали с тем, что происходило вокруг.
А вокруг происходило нечто подобное тому, что столь талантливо изобразил в отвязные семидесятые годы знаменитый режиссер Тинта Брасс в своем историко-порнографическом блокбастере «Калигула». Сам фильм Андрей, правда, не видел, но читал по его поводу целомудренно-обличающую статью в Литературной газете, довольно подробно этот фильм описывающую, после которой его еще больше захотелось посмотреть.
Итак, основная масса народа мужского пола, по большей части не перешагнувшая рубеж 40 и женского, по большей части не перешагнувшая рубеж 20, участвовали, подобно свите легендарного Римского тирана, в групповой оргии, неравномерно распределенной по всей полезной площади аквапарка, включая развлекательные комплексы. Кто-то предавался любви (по двое, по трое, а кое-где и больше) среди задорно плещущейся синевы бассейна, кто-то в бурных гидромассажных отсеках и гротах, а некоторые, наиболее отчаянные секс-экстремалы, ухитрялись в любовном соитии съезжать с извилисто закрученных горок-аттракционов, с некоторых из которых было бы западло съехать даже неотягощенному робкому купальщику. К сожалению, подобные плотские развлечения невозможно более предметно и наглядно описать скромными литературными средствами. Для этого необходимо бы было привлечь все изобразительные ресурсы кинематографа, и Андрей, впервые оказавшийся свидетелем этой, полной динамизма и своеобразной эстетики сцены, несмотря на свое бестелесное состояние, был ей немало удивлен и увлечен, и, прежде чем нырнуть вглубь одного из ее участников, долгое время наблюдал неистощимые выдумки, забавы и фантазии всех этих солидных участников торгового симпозиума, очевидно не в первый раз именно так отмечающих окончание всесоюзного (с привлечением отдельных представителей западных деловых кругов) совещания.
Теперь же выслушивание докладов и обмен опытом завершились, новые торговые связи налажены, и нет причин, дорогие товарищи, по которым заслуженные люди, члены партии, не могли бы себе позволить расслабиться от нелегкого административного труда и нервных перегрузок. И пусть сам Тинта Брас нам позавидует, может то, что здесь смог бы углядеть его оператор и уступает в обязательной программе сценам из «Калигулы», но уж точно сто очков дает в произвольной. И если бы все тот же незабвенный Тинта Брас решил бы заснять здесь эпизодик-другой для своего фильма, то это бы ему куда дешевле обошлось, чем привлечение кадров из Пентхауза.
Впрочем обычное созерцание непривычной сцены вскоре наскучило Андрею, тем более его бестелесное состояние само по себе исключало ответную эротическую реакцию, а без этого ответа вся аппетитная сценка превращалась в суетливое мельтешение голых людей, да и миссия его в Дуггуре была несколько иная, он должен был вобрать в себя эту энергию. Можно назвать ее энергией порока, но можно рассматривать все это и с другой точки зрения, ведь эта энергия напрямую связана с детородным процессом, и если Демиурги решили отказаться от бесполого воспроизведения рода у следующей расы, то значит у них были на то основания, и основания эти достаточно понятно изложила Дхьян-Коган Навна атланту Тору. Что ж, если миссия Андрея в том, чтобы передать андрогину-атланту частицу этой энергии, которую он должен запечатлеть в первых представителях белой расы (назовем это «назад в будущее»), значит не для развлечения его сюда занесло, а как раз напротив – на нем лежит ответственность за выполнение провиденциального плана в грядущей для Тора и родной для него, Андрея, расе людей.
Почувствовав важность, можно сказать уникальность своей миссии, Андрей нырнул в сознание молодого директора магазина «Березка», который, несмотря на то, что ему было немного за тридцать, имел полагающееся его социальному положению брюшко и уже основательно проявленную лысину, которая в мокром состоянии казалась еще более заметной. При этом Андрей ощущал себя кем-то вроде высокоморального советского разведчика в змеином логове империалистического врага, который вынужден, во избежание провала, участвовать во всех безобразных буржуазных увеселениях, дабы не вызвать подозрений и не провалить важное задание. А впрочем Андрей никакого искреннего возмущения по поводу подобных увеселений в данный момент не испытывал, поэтому и великую миссию свою исполнял, можно сказать, с удовольствием.
Тем временем молодой директор валютки отдыхал от участия в только что распавшейся водной карусели, где девушки постоянно кружились вокруг нескольких мужчин и шла постоянная смена партнеров. Он неторопливо плавал вдоль бассейна, не обращая внимание на творящийся вокруг бедлам. Несмотря на царящее вокруг угарное веселье, мысли молодого директора были не столь радужными и его мрачному настроению более соответствовало бессмертное латинское изречение: «После совокупления каждое животное печально».
Собственно он и принял участие в этом вертепе, чтобы отвлечь себя от тягостных мыслей, которые частенько омрачали его жизнь, лишь для непосвященного завистника кажущуюся безмятежной. А в данный момент от всех этих пресытившихся развратных рож его просто воротило, ну а в юных красивых сучках он вообще в последнее время перестал видеть представителей рода человеческого: какие-то ходячие сиськи и влагалища с деланно похотливым взором, которые на самом деле не способны хотеть ничего, кроме денег и барахла, и готовы трахаться хоть с кобелем, хоть с ишаком, лишь бы за это платили и желательно в зеленых.
Нет, пора прекращать с этим вертепом, все это ему давно уже надоело, и пошли повторы: чего-то новенького на эту тему выдумать уже довольно сложно. Да и вообще, если бы не были все здесь собравшиеся повязаны, как братки-мокрушники, общими делишками, не пошел бы он в этот аттракцион-бордель, тем более – висит, висит над ним эта проклятая ревизия, не случайно ее затеяли, кто-то серьезно под него копает, и он догадывается кто, а иначе обошлось бы как всегда с подобного рода проверками : ревизору на лапу – и все шито-крыто. Но в этот раз все как-то не так, все серьезней и денег не взяли. С другой стороны, если бы он на верху кого-то сильно прогневал, то не пригласили бы его на этот симпозиум с последующей оттяжкой в борделе-аквапарке – значит из номенклатуры его не вычеркнули! И тем не менее – копают! Какая-то нестандартная ситуация и от этой нестандартности еще больше не по себе. Конечно, все явные нестыковки дебита с кредитом у него подчищены, да никакую ревизию раньше и не интересовало реальное положение дел: если, товарищи дорогие, вскрывать реальное положение дел, то тогда каждого здесь присутствующего лет на 15 сажать надо, да, разумеется и большинство из здесь отсутствующих – ну, может, на меньший срок – у какого же директора рыльце не в пушку? Да такого бы свои в первый же год после получения должности затоптали – и кто бы тогда в советском союзе торговлей руководил? Да ее, как таковой, тогда бы просто не существовало! Ну а «Березки» – тут особая статья, тут полет на порядок выше, но так вся страна живет по иерархии, и нарушать этот порядок, еще первыми большевиками установленный, никому не позволено, иначе – крах, коллапс, развал государства! И тем не менее под него явно копают, и дело тут ни в нестыковках дебита с кредитом, а в том, что он кого-то на верху прогневал, либо на его место кого-то с более волосатой лапой наметили! Но тогда, почему же не отлучили? А может, для пущей компры? А ччерт, голова от этих нестыковок разламывается, говорят, ожидание смерти – страшнее самой смерти – а когда не знаешь, с какого конца ее ждать – еще страшнее!
«Да, - перешел на самостоятельное мышление Андрей, - чего-то мысли моего подопечного явно не соответствуют общей атмосфере веселья. Зачем же он вообще сюда зарулил, если все ему не в радость? Ах да, он уже мысленно объяснялся на этот счет: в противном случае кто-то там, кто все это организовал, решил бы, что его не уважают, да и другие тоже. У них же эти закрытые заведения – вроде как обязательное мероприятие, это вроде как у бандюков кровью повязать, в зависимость полную человека поставить, ведь все, что они творят на рабочем месте – под статью закона попадает, и тем не менее творят это абсолютно все на данном служебном уровне: все всё знают – и на верху и внизу, и ничего не собираются менять, а если кто-то все-таки решит изменить, того же сразу и затопчут. Нет, мерзкий тип, видит Бог, тот жалкий даун-онанист, возбуждающийся от того, как петушок топчет курочку, и то не такое отвращение вызывал».
Тем не менее Андрей продолжал оставаться внутри сознания этого вызывающего отвращение директора магазина «Березка», ждал, как будут развиваться события и не спешил улетать, хотя мог покинуть свой форпост в любую минуту. Затем ему захотелось как-нибудь повлиять на чувства и мысли этого типа, и хоть на прямое вмешательство в эту сферу некими силами был наложен запрет, однако у Андрея оставалась некоторая возможность немного усилить и подчеркнуть те мысли и чувства, которые существовали в этом директоре и без его участия. Поэтому, уловив еле тлеющий уголек совести в своем подопечном, Андрей начал его трепетно раздувать, что неожиданно привело к целому каскаду мыслей и переживаний. Директор вдруг вспомнил уж совсем неуместный для данной обстановки образ жены и их совместных двоих детей – мальчика-первоклассника и четырехлетней девочки-принцессы. Эти мысли-сожаления вполне логично вытекали из общего настроения и ожидания беды с возможной отправкой в места не столь отдаленные, что, естественно, сопровождалось жалостью к себе и, как следствие, сентиментальным самобичеванием по поводу своей грубости, бесконечных обманов, измен, жестокости и несправедливости к тем, кого в людском сообществе называют «близкими людьми», каковое понятие остается действенным даже для самого отъявленного негодяя. Неожиданно эта сентиментальная сентенция выкристаллизовалась из чувственной структуры директора и направила его не очень веселые мысли по новому руслу – что-то вроде исповеди самому себе, растревоженному не совсем еще атрофированной совестью.
Да, видели бы его сейчас жена, дети и безвременно ушедшие родители! Как развлекается в теплой компании воров-директоров и молоденьких официанток-проституток их сын, муж и отец, каким бы страшным ударом была бы подобная картинка! Они, конечно, даже не догадываются. Хотя, кто собственно, может догадываться? Мать с отцом давно в могиле и с того света они не могут за ним наблюдать, поскольку, как известно, того света не существует. Дети? О чем подобном может догадываться четырехлетняя соплюха и даже восьмилетний пацан? А жена? Нет, ей, пожалуй, вряд ли такое в голову может прийти! Догадывается, конечно, что у него есть любовница, возможно даже подозревает, что не одна, но до такого ее фантазия конечно не допрет, он сам лет десять тому назад даже представить себе не мог, в каких каруселях участие принимать будет! Нет, представлял, конечно, что такое в принципе возможно, мужская фантазия, особенно по молодости, чего только не нарисует, но что он лично в подобных мероприятиях участником будет – об этом и помыслить не мог. Жалко жену, о таком ли они с ней мечтали в пору своей не очень сытой студенческой молодости! Он, по крайней мере до свадьбы, искренне верил, что она – его идеал и что он ей (разумеется и она ему) будет хранить верность до гробовой доски.
Нет, конечно, он мечтал и о деньгах, и о красивых вещах, и о машинах – даже заграничных, – и о дачах, и о поездках за границу, но, конечно, не о том, чем он стал ко дню сегодняшнему: одним из номенклатурных директоров, непрерывно, много лет ведущим тотальную двойную жизнь: семейную, производственную, общественную, давно не верящий в то, что говорит ни в семье, ни на собрании коллектива, ни на закрытых совещаниях в министерстве. Ведь много лет он живет по таким законам, в таком окружении, где нормальные человеческие чувства не стоят ни гроша и даже считаются опасными, где правда воспринимается, как некая патология, а за высказывание той же самой правды тебя совершенно искренне примут за сумасшедшего. Кругом ложь, ложь и еще раз ложь, ставшая основой извращенной морали, по неписаным законам которой существует общество, в котором он живет. А как иногда хочется стряхнуть все это да крикнуть во все горло: «Одумайтесь, господа-товарищи, это же театр абсурда – тот мир, в котором вы живете! Неужели вы не видите, как душу свою губите?! Да и страну в целом, поскольку она вся на этот наркотик лжи подсажена!
Неожиданно наш директор вспомнил свою первую девушку, еще в восьмом классе, с которой они целовались в подъездах и на последнем ряду кинотеатра. А его первый сексуальный опыт? Как чудесно-неповторима была и ее неопытность, и первый вскрик, и страх – не узнают ли родители, и его наполовину гордость, наполовину разочарование, что вот теперь он изведал то, к чему стремился, стал таким опытным и испорченным, и почему-то стыдливое чувство-укор: видела бы меня сейчас моя мама!
Господи, как чист и спокоен был его сон в те далекие невозвратные годы, сколько было планов, какие мечты о честной, мужественной, интересной жизни, мог ли он в те далекие годы даже подозревать, до чего докатится?… Хотя... А до чего, собственно, он докатился? И может ли хоть один нормальный человек сказать, что его жизнь сейчас бедна, скучна и не интересна? Да о подобной жизни любой здравомыслящий человек, если он не полный кретин, не импотент, не инвалид только мечтать может! Он что, убийца какой или маньяк-извращенец! Даже не голубой и не педофил, хотя в его среде и те и другие нередко встречаются, и ничего, живут припеваючи…
Тут только Андрей заметил, что в ментальном пространстве директора, которое воспринималось им, как некий голографический экран, с проекцией на него как окружающего, так и внутреннего мира «носителя», зашевелилось серое облачко, на которое Андрей раньше не обращал внимания, и почувствовал, что мысли-оправдания стимулируются именно этим облачком, и облачко это - один из жителей Дуггура, не так давно искупавшийся в ископаемом дерьме, а ныне – зритель иллюзиона, заброшенный в человеческое сознание, и его чувственный инструмент.
«Странно, - подумал Андрей, - каждый из них свою книжечку получил, я полагал, что это некая гарантия индивидуального носителя, а оказалось, мы здесь вдвоем. Хотя, возможно, первый мой реципиент непосредственно по книжечке достался, а теперь, возможно, меня носит, как Бог на душу положит, и я оказался внутри уже занятого директора. Так выходит, это дуггуровец его на самооправдательные контрмысли провоцирует? Причем, пока я не начал на совесть этого развратника надавливать, он вроде как тихо сидел, а теперь – заерзал, видите ли!»
«Да и вообще! – продолжал самооправдательную тираду внутренний голос директора «Березки», не подозревая о том, что этот внутренний обличительно-оправдательный диалог спровоцирован незримыми посторонними наблюдателями, - поздно, Вася, пить Боржоми, я бы мог теперь жить иначе? Нет, разумеется, к чему стремился, то и получил, все люди нашего круга так живут, это достойная жизнь для настоящего богатого мужчины! Конечно, когда я к этому посту стремился, то не предполагал обо всех оборотных сторонах медали – ну да ничего, нас не так легко свалить, у нас тоже есть могущественные защитники в министерстве, которые нас на этот пост выдвинули, надо все разузнать, там наверху, кто копает, почему, а вдруг окажется, что дело выеденного яйца не стоит! И тот факт, что сюда, на симпозиум пригласили, означает, что мы пока в обойме, в конце концов, если и правда свалить кто-то задумал, то и у нас заступники и контраргументы найдутся. Да и вообще, с какой такой радости на раскаяния потянуло и на воспоминания о нищей дебильной юности?! Давно уже такого не было – это ревизия, от нее в душе раздрай и всякие дурацкие мысли в голову лезут!
Тут Андрей, увидев, что серое облачко вступило на слишком благодатную почву привыкшего к любому самооправданию баловня судьбы, решил дать маленькому демону достойный отпор и еще сильнее стал нажимать на кнопку не до конца уничтоженной совести и сентиментальной ностальгии по юной чистоте и неиспорченности...
…Однако, как он устал от этого бардака, лжи, непрерывного напряжения и постоянного страха все потерять. Друзей нет – одни только деловые партнеры и собутыльники, любимой нет – лишь любовницы и проститутки, все куплены, и потеряй он свой статус и деньги, в одночасье бросят его, в том числе и незабвенная законная супруга, которую он только что пожалел! Она же первая от него отречется и сухари в тюрьму носить не будет – не дай Бог, случись чего. Нет, опереться не на кого, ни одного искреннего человека вокруг, разве что его младшенькая, она еще ничего не понимает и искренне к нему тянется, ну а его сынуля, в свои 8 лет уже неплохо освоил реальные законы жизни и, конечно, продаст его, как Павлик Морозов, случись чего. И зря он свои юношеские воспоминания только что чернил, ведь только тогда он мог по-настоящему, от души веселиться и искренне любить, и по сути именно тогда, ничего за душой не имея, он был по-настоящему счастлив. Чего ему не хватало? Да это богатство и роскошь – все блеф, его видишь только когда оно у других, когда же оно у тебя самого появляется, то вскоре весь этот блестящий хлам замечать перестаешь – а потерять страшно, по-другому уже не можешь, по-другому – это смерти подобно!
А ведь, положа руку на сердце, богатство ли это? Да какое в совке богатство может быть! Только на фоне общей нищеты, да к тому же лишний раз и размахнуться боишься: на себя особенно пристальное внимание обращать нельзя, а вдруг у вышестоящего начальства чего-то подобного не окажется! То что каждый день икру с семгой ешь, да французским коньяком запиваешь и на Вольво катаешься – это не богатство, и дача в Павшине – не богатство, богатство – у Рокфеллера, у индийских магараджей! Интересно, им тоже такие дурацкие мысли в голову лезут? Кто знает, чужая душа – потемки, он вон тоже никому не показывает, какие мысли в голову прут, откуда они только берутся, проклятые, как стая воронья над трупом!
Да, насчет Рокфеллера. Он все же в цивилизованной стране живет и не боится в одночасье все это потерять, все, что потом и кровью нажито, и на нарах оказаться. Наверное, если б над ним этот дамоклов меч не висел, может и мыслей тягостных не было. Сейчас бы бросить этот вертеп, сесть на первый попавшийся поезд и уехать куда-нибудь далеко-далеко…
Хотя, ну уедет он, а что дальше? В деревне что ли поселится или в тайгу уйдет и будет охотой кормиться? Глупости, от себя не убежишь, к тому же на самый неприятный расклад тайга ему и так обеспечена – где-нибудь в районе Колымы на лесоповале! Господи, да типун мне на язык! Вернее – на мозги, что же это за мысли такие в голову лезут! Ну не понравилась тебе последняя ревизия, что ж теперь сухари сушить? Пронесет, нашему брату не впервой…
Сколько продолжался бы этот внутренний акт самобичевания-оправдания неизвестно, для молодого директора подобный вулкан очевидно был внове, и он сам был удивлен такому собственному христианскому раскаянию и самоуничижению. Тут Андрей сообразил, что чем сильнее он раздувает уголек совести, тем сильнее давит на педаль самооправдания и ёрничанья его сосед из Дуггура, поскольку следующий выплеск оппонента полностью развенчал и развеял все предшествующие душеспасительные аргументы и увещевания, которые пестовал Андрей, выступая в роли ангела-хранителя. Впрочем от сих взаимоисключающих мыслей, которые могли завести Бог знает куда, вплоть до явки с повинной к прокурору, либо странничеству в рубище с посохом и веригами по Руси его отвлек голос холеного (а впрочем они все тут были холеными), лысого, средних лет господина с огромным бриллиантовым перстнем на среднем пальце, который в кругу нескольких, весьма похожих на него господ, в тот момент не участвовал в водных увеселениях и лениво потягивал Луя тринадцатого за отдельным столиком.
- Эй, Борисыч! – позвал солидный мужчина, явно обращаясь к нашему директору «Березки», - хватит тебе среди молодежи кувыркаться, не мальчик, чай, давай-ка вылезай, пульку распишем, а то не ровен час, здоровье подорвешь на этих американских горках.
- А чего это вам именно здесь пульку расписать приспичило? – недовольно ответил из бассейна директор, - могли бы и в более тихом месте, если со стояком проблемы.
- Ты за мой стояк не переживай, - ответил лысый с бриллиантом, тут Эдуардычу о забавных поправках к преферансу рассказали. Весьма обостряет процесс игры. Не слыхал о пульке с сосухой?
- Нет, что-то не припомню.
- Ну, вылезай, объясню.
Заинтригованный директор, решивший, что, наверное, от тягостных мыслей его и вправду отвлечет славный коньяк, добрая игра и какое-то новое развлечение, вылез из бассейна и присоединился к компании за столом, после чего получил разъяснения, в чем, собственно заключается нововведение Эдуардыча в хорошо знакомый ему преферанс. Излагаем вкратце: под круглым столом, до пола закрытым скатертью, за которым голые солидные мужчины расписывают пульку помещается девушка-сосуха, которая совершенно произвольно исполняет миньет то одному, то другому игроку. Смысл нововведения заключался в том, что если кто-то догадывается, кому именно миньет осуществляется в данный момент – тому в пульку сразу же записывается столько же очков, как если бы он успешно сыграл мизер, уличенный же, напротив, получал такую же сумму в горку. Если же угадывающий ошибался, то наоборот – получал свой минус, как если бы получил 10 карт на мизере. Подобное нововведение открывало широкое поле для блефа, как в покере, как с целью скрыть, так и с целью дезинформировать противников, и вообще добавляло и без того азартному и интеллектуальному преферансу дополнительную порцию азарта, а заодно увеличивало сумму выигрыша и проигрыша.
Как только все эти новые правила были оговорены и усвоены, из бассейна пригласили одну из безымянных кисок (где там все имена запомнить!), славившуюся своим миньетным искусством, просторный круглый столик накрыли широкой скатертью до пола, и четверо благородных начальников уселись за пульку, предварительно пригласив голую хихикающую девицу залезть под стол, и обещав ей немалый процент с общего выигрыша в случае добросовестного исполнения обязанностей.
Уселся расписывать пульку с «изюминкой» и наш директор «Березки» и в скором времени, охваченный азартом, позабыл о своих горьких диалогах, раздуваемых Андреем на пару с дуггуровцем. Когда же умелая девица принялась колдовать вокруг его изрядно натруженных чресл, наш директор проявил немалую выдержку вплоть до последнего ключевого момента. К сожалению, застукал ли его на этом кто-то из партнеров, и чем закончилась игра, Андрей так и не узнал, поскольку в момент кульминации был выброшен из своего подопечного и утратил возможность дальнейшего наблюдения за утехами больших внешторговских начальников.
«А все-таки, - подумал Андрей после того как горячая волна схлынула и он вновь очутился в промежуточном астрале, - какую-то крупицу совести я в нем пробудил! Думаю, до конца ее задавить не удастся, а значит остается надежда на какое-то раскаяние и нравственное возрождение. Шанс до последней минуты человеку дается, ведь не всегда же он был вором и распутником!»
В дальнейшем Андрей вторгся еще в несколько аналогичных историй с высокопоставленными оргиями, и почти все они имели схожий сценарий, когда же энергия экскурсии закончилась и Андрея снова закинуло в Дуггур, то он убедился, что и там сценарий дальнейших событий схож с теми, которые он наблюдал в первых двух ярусах: все участники сексуального иллюзиона оказались облитыми спермой и устроились загорать на лужайке под огромной луной, окутавшись целым облаком испарений. Поняв, что ничего принципиально нового он здесь не увидит, Андрей двинулся дальше, в ту часть города, которая была лучше освещена. Оттуда раздавались шум моторов, отрывистый смех, звуки многочисленных мелодий, сменявших одна другую, как при быстром вращении ручки приемника, где постоянно возникали какие-то световые эффекты, правда, какие именно, невозможно было разобрать за развесистыми каштанами и густой сиренью.
Впереди его ожидал загадочный четвертый ярус, который, по прогнозам Андрея, должен был сильно отличатся от трех предыдущих. Но что принципиально новое он может продемонстрировать Андрею? Об этом оставалось только гадать.
ГЛАВА 4
ЧЕТВЕРТЫЙ ЯРУС
Миновав череду действующих и недействующих туалетов и кинотеатров с очередями и без очередей (очевидно они функционировали по какому-то графику) и не встретив, как и прежде, никакого к себе внимания со стороны суетливо снующих дуггуровцев с залепленными паутиной лицами, Андрей направился к еще более зеленой зоне, буквально утопающей в тропической зелени. Виднелись даже разнообразные пальмы и агавы, кустарник также стоял почти сплошной стеной, и по запаху Андрей понял, что романтическая северная сирень сменилась пышными олеандрами и всякими другими вечнозелеными кустами, из всего множества которых Андрею припомнился только лох серебристый, лавр, лавровишня, да, пожалуй еще кустарниковый самшит.
Помимо цветочных ароматов, в воздухе заметно усилился запах парфюма, правда, к сожалению, это обонятельное великолепие по-прежнему отравлял дух сероводорода и, присоединившийся к нему какой-то непонятный – что-то вроде смеси запахов сырого мяса и множества дождевых червей, вылезших на поверхность после сильного ливня теплым летним утром. Все это, совместно с запахом цветущих съедобных каштанов, вносило свою лепту в создание ауры бурного совокупления и размножения, царящих в здешней атмосфере и усиливающихся по мере приближения Андрея к центру города.
«Зелени-то сколько, - подумал Андрей, а ведь по идее этот Дуггур должен относиться к одному из рукавов сильно разветвленной сети преисподни! Я-то всегда думал, что в преисподне зелени быть не может – только камни да жар, либо наоборот – холод да лед, а зелень – это что-то из Эдема, из райских кущ. Как все странно перепутано в этом мире! Все же плохо стыкуются фекальные души, загаженные нужники и чудовищные помойки с райскими кущами. И еще одна особенность: вначале казалось, что город простирается на многие километры, а тем не менее все эти ярусы я проходил бы очень быстро, если бы не задерживался у каждого туалета и иллюзиона – какая-то нестыковка реального расстояния и его восприятия».
Его мысли были прерваны необычным шелестением и странным воркованием, льющимся откуда-то сверху, словно множество женских голосов над ним тихо переговаривались и перехихикивались, при этом недвусмысленно развратно. Андрей поднял голову, впрочем ожидая увидеть что-то вроде пролетающего облака или стаи каких-нибудь символов – то, что на самом деле являлось тяжелыми стихиалями населенных пунктов, носящих здесь, помимо каких-то неведомых Андрею миссий, вполне конкретную миссию соединения здешних жителей с людьми, занимающимися разнообразными плотскими утехами в Энрофе. Но то, что он увидел сейчас, несколько отличалось от того что он видел раньше. Над ним действительно пролетало нечто, но на этот раз это нечто состояло из стаи голых женщин, пролетающих на высоте около двадцати метров, поэтому их лица и индивидуальные особенности разобрать было трудно. Летящие перекрывали свет луны, поэтому зрелище в серебристых отблесках как бы на границе не очень яркого света и не очень глубокой темноты было чрезвычайно влекущим и демоническим одновременно. Женщины, словно стайка прекрасных юных ведьмочек в Вальпургиеву ночь, летели ровным строем, правда не используя в качестве транспортных средств ни метел, ни домашних животных, ни мужчин-бурсаков.
Андрей подумал, что, пожалуй, его первая ассоциация с ведьмами, летящими на шабаш, не совсем удачна – скорее это выглядело, как стая прекрасных купальщиц, если за ними наблюдать с морского дна, поскольку они совершали изящные движения руками и ногами, словно на самом деле плыли, а не летели. Впрочем первоначальное удивление Андрея от увиденной картины быстро прошло.
«В конце концов, - подумал он, - какая разница кто или что летит – капля из лубочных рисунков, примитивистско-пуанталистический аэроплан или стая голых баб! Если на то пошло, стая голых баб – несколько более реалистичная картина, чем летящие рисунки. По крайней мере в этом прослеживается логика и поэтапность: стихиали перелетают из зоны в зону, становясь все более и более феноменальными. Хотя не исключено, что это совершенно разные стихиали, и никакой эволюции тут не подразумевается».
Андрей приветливо помахал стае рукой и вежливо поприветствовал:
- Попутного ветра, синие птицы, желаю вам побыстрее отыскать ваших летающих суженых! – На что женщины неожиданно кокетливо отреагировали, еще громче захихикали, замахали на нашего героя руками и из темного облака на голову Андрея посыпалось что-то вроде дождя. Правда, когда первые дождинки долетели до земли, выяснилось, что это не дождь, а цветочные лепестки, которые, коснувшись почвы, тут же были впитаны ею, как фекальные лужи и обломки мотоцикла с остатками астрального полицейского. Андрей поймал несколько лепестков в воздухе прежде, чем они иссякли, но те мгновенно рассыпались в прах на его ладони. Когда же он внимательно присмотрелся, то выяснилось, что это малюсенькие циферки – единицы и нолики, которые в то же мгновение упорхнули с его ладони, словно сметенные порывом ветра, а затем, достигнув земли, были поглощены ею, как и целые лепестки.
«Цифры, - подумал Андрей, - единицы и нолики: как в кодовой системе наших компьютеров. Что бы это могло значить? Или простое совпадение?»
Тем временем компания летящих купальщиц пролетела над его головой и где-то вдалеке, над кварталами четвертого яруса из-за домов и деревьев навстречу этой стайке ринулась некая темная удлиненная масса. Она ударила в центр стаи, издали воспринимавшийся как обычное дождевое облако в сумерках, и это облако, казалось бы состоявшее из живых женщин, с шумом лопнуло и осело на землю вместе с темной массой, которая тоже лопнула на мелкие брызги.
Как показалось Андрею, эта штука больше всего напоминала гигантский фаллос, рванувший в небо и пронзивший стаю летящих женщин, что привело к обоюдному уничтожению.
«Наверное, - подумал Андрей, - они тоже на циферки распались, как и эти лепесточки, наверное, это их элементы, напоминающие наши клеточки или даже молекулы. Тогда действительно прослеживается некая аналогия с компьютером, правда там цифры виртуальные а тут вроде как реальные. Неужели и программа какая-то существует кем-то составленная, ведь это вполне вытекает из логики вещей: с помощью этих бит информации осуществляется материализация и управление данным бедламом четвертого измерения. А если это так, то и программист должен быть – не исключено, что сам Гагтунгр».
Вскоре Андрей дошел до разделительного шоссе, которое было значительно шире остальных, внутренних, и на противоположной стороне увидел не маленькую убогую табличку с номером яруса, а большой рекламный щит, на котором огромными буквами было выведено флуоресцирующей розовой краской «ГОЛЛИВУД».
«Ну вот, - подумал Андрей, - это уже куда интереснее, наверное впереди ожидает немало веселого. Я так понимаю, что дошел до настоящей развлекательной зоны. Будем надеяться что здесь хотя бы говна поменьше окажется! Неужели и здесь сохранится эта противоестественная зависимость: чем изысканнее развлечения – тем больше говна! Хочется думать, что та часть города – вроде гардероба, а настоящее зрелище впереди, без всяких досадных и вонючих издержек, вон и запаха дерьма здесь вроде бы не ощущается, правда есть какой-то другой, но тоже неприятный. Ну, с Богом… интересно, на этот раз меня снова попытаются остановить или здесь гостей уже по-другому встречают? Хотя, положа руку на сердце, – если кто попробует, то с удовольствием развлечемся! Кое-кто уже пытался – царство ему Небесное… вернее подземное. Нет, решительно, астральные сражения мне все больше и больше по душе!»
Андрей чувствовал, что силы просто распирают его могучее астральное тело (после последней метаморфозы он так и остался в образе Кларка Кента – знаменитого супермена с Криптона), и что в этом городе точно не найдется никого, кто может бросить ему достойный вызов.
Ожидания не обманули его ( как знать, может именно ожидания и определили то, что последовало вслед за этим, и если бы Андрей ступил на асфальт разделяющего шоссе с благостными мыслями, то его бы торжественно встретила местная делегация в национальных костюмах с хлебом и солью на расшитом рушнике, но чего не произошло – того не знаем, а случилось следующее). Как только он вышел на разделительное шоссе, откуда-то из за поворотов, скрытых кустами справа и слева, вынырнули два легковых Форда, раскрашенных как полицейские машины Соединенных Штатов Америки: с белой восьмиконечной звездой посреди синей полосы и с фиолетовой мигалкой, и понеслись на Андрея с обеих сторон, грозя размазать его по асфальту. Когда же они приблизились на расстояние, подходящее для ведения прицельной стрельбы из револьвера, из окошек обеих машин по пояс высунулись двое полицейских ( в отличие от предыдущих, эти выглядели уже совсем по-современному и к тому же в американской форме полицейского Бог знает какого штата) и, направив на Андрея стволы шестидюймовых кольтов, открыли по нему беспорядочную стрельбу. При этом пули натурально шлепали по шоссе, рикошетируя и поднимая фонтанчики раскрошенного асфальта, что еще больше усиливало и без того впечатляющую картину.
На долю секунды в душу Андрея (больше от неожиданности) закрался страх, вернее не страх, а так, страшок: он на секунду словно бы забыл где находится, и как бы реагируя на изменение его состояния, очередная пуля просвистела рядом с его ухом, шевельнув волосы жутким ветерком, а следующая угодила прямехонько в лоб, что в условиях земного мира несомненно привело бы к окончанию нашей правдивой истории. Правда в астрале такой исход был невозможен. Чувство было необычным, поскольку Андрея еще ни разу не простреливали насквозь, да и вообще не стреляли ни разу. В момент попадания он ощутил что-то вроде сквозняка в голове (правда боли не возникло совсем), и в то же мгновение его швырнуло назад и на землю. Почти одновременно с его падением, обе машины с двух сторон подъехали, лихо развернувшись на тормозах, как в полицейских вестернах, и из них выскочили оба астральных полицейских. При этом Андрей, продолжая оставаться в сознании, отметил, что помимо формы, от прежних они отличаются также и лицами, поскольку напоминали голливудских актеров, специализирующихся на ролях героических полицейских. Правда, кого именно они напоминали, Андрей затруднился бы сказать, скорее всего это были какие-то обобщенные персонажи.
В тот же момент его начала засасывать земля, правда, в отличие от прежних прецедентов, делала она это как-то не очень уверенно, словно некий чуждый для себя элемент. Тем временем оба полицейских склонились над Андреем и один озадаченно сказал другому:
- Чего-то не децифруется, не из наших что ли?
Все произошло в считанные секунды, так что Андрей даже не успел сообразить, что именно произошло, тем не менее ясно было, что он не умер. Тем временем земля перестала его втягивать, а затем просто конвульсивно выплюнула, словно подавившись, отчего Андрей, подобно герою с Криптона, облик которого он временно носил, взвился вверх, а когда приземлился – ровно в то место, откуда его выбросило, снова оказался между двумя полицейскими, которые навели на него свои кольты и явно собирались продолжать огонь. В этот момент остатки страха и неуверенности окончательно выветрились из сердца нашего героя.
«Все это спектакль, - подумал он с непонятной уверенностью, - и я тут сценарии утверждаю! Хотел хорошей потасовки? Ну так лови момент!» И когда прозвучал новый выстрел, Андрей каким-то непонятным ему самому усилием замедлил время, с интересом наблюдая, как пуля медленно летит к его лицу, затем, немного отклонив голову, сильно дунул в сторону пули и та заметно изменила траекторию и, долетев до зеленой зоны, скрылась в листве. В тот же момент Андрей каким-то шестым чувством уловил (реальные звуки в момент торможения времени исчезли) что сзади в него тоже выстрелили и пуля медленно покидает ствол шестидюймового кольта. Он не спеша развернулся, подождал пока пуля подлетит поближе, затем совсем легонько щелкнул по ней таким образом, чтобы та прямехонько угодила в лоб второго полицейского, и с интересом наблюдал, как пуля медленно касается его лба, внедряется в череп и вылетает с противоположной стороны, сопровождаемая брызгами и кровавыми ошметками. Все это выглядело натурально, как в хорошем кино с замедленным кадром и Андрей не стал смотреть, как полицейский упадет – и то ли вновь воскреснет, то ли будет поглощен землей, как, похоже, здесь было принято. Он вновь развернулся и подошел к невольному убийце, который в этот момент очевидно видел, как пуля непонятным образом вместо противника «убила» его товарища, отчего начал разевать рот в неслышном крике. Андрей не торопясь забрал револьвер, без труда завязал длинный ствол узлом и вновь вложил испорченное табельное оружие в руку полицейского. После этого, убедившись, что опасаться ему больше нечего, вернул течение времени в обычное русло.
В то же мгновение первый полицейский с простреленной головой свалился на землю и начал ею быстро поглощаться, второй же, не успев понять, что произошло с его кольтом, вновь нажал на спусковой крючок, и револьвер, естественно, разнесло, оторвав при этом полруки незадачливого стража астрального порядка. К этому моменту первый полицейский был уже поглощен землей, а второй, очень натурально схватившись за культю руки и скрючившись, словно от боли (Андрей был уверен, что все это спектакль и никакой боли полицейский в действительности не чувствует, а рука отрастет в ближайшее время), кинулся обратно к машине. Он уже успел забраться внутрь, когда Андрей в два прыжка настиг его, выволок из окна, словно легкую тряпичную куклу, а затем как следует припечатал к ветровому стеклу Форда, держа за ворот рубахи, отчего стекло вдавилось в кабину и пошло трещинами.
- Что ж это вы, ребятки, набрасываетесь на безоружного честного налогоплательщика, да еще сразу стреляете на поражение! – с сарказмом спросил Андрей. – Ваш долг был – арестовать подозреваемого и доставить в отделение, а вы, даже без предупредительного выстрела – сразу в лоб! Не сообразили, с кем связались что ли?
- С кем связались, с кем связались, - пробурчал полицейский морщась, хотя в голосе его не чувствовалось, что он испытывает нестерпимую боль в искалеченной руке, - с той стороны на эту переходить не положено, хоть желающих пруд пруди!
- Ну так надо более гибко подходить, - продолжал Андрей погружать в ветровое стекло полицейского, - я что, похож на членоголового, членоухого или паутинника? Не видишь, кто перед тобой?
- Теперь вижу, - с сожалением пробормотал полицейский, - только сразу – поди, разберись, темно ведь! С той стороны голливудские никогда дорогу по своей воле не пересекают, нечего им в зоне сборки белой росы делать, неотцифрованных здесь отродясь не видали, а вот сборщики-контактеры – наживка, промокашки наши – те нередко пытаются в четвертый ярус проникнуть, ихняя главная мечта – там погулять. Только ведь одного-двух пусти и все сборку забросят и в четвертый ярус ринуться! А кто же тогда этот же четвертый ярус информоэнергией обеспечивать будет?
- Да видел я эту вашу информоэнергию, - усмехнулся Андрей, - дерьмо одно, да к тому же в фантастических количествах. Я-то думал, они на себя работают, а, оказывается, на вас, эксплуататоров! Ну, то, что вы делаете с теми, кто на вашу сторону перебежать пытается, я уже понял, что ж, это ваши внутренние разборки и мне на все это глубоко наплевать! Мне надо дальше пройти и я пройду, а с какой целью – не вашего ума дело!
С этими словами Андрей окончательно продавил стекло, засунув полицейского внутрь кабины, затем, немало не сомневаясь, что это у него блестяще получится, схватил покалеченный Форд за бампер, поднял в воздух, словно гигантскую дубину и обрушил со всей суперменской силой об асфальт, отчего машина согнулась пополам под углом в 90 градусов, а после повторного удара взорвалась, чего Андрей, честно говоря, не ожидал в здешних условиях. К счастью неожиданно открывшиеся способности сделали его для огня еще менее уязвимым, чем для пули, его даже не успело отшвырнуть в сторону, поскольку он сразу же вновь замедлил время, и те доли секунды, пока происходил взрыв, растянувшийся для него в десятки секунд, не спеша уклонялся от летящих частей автомобиля. Затем, охваченный пламенем, но неуязвимый, словно толкиеновский Балрок из Мордора, вышел из зоны взрыва, сбил с себя пламя, поскольку все его движения были гораздо быстрее процессов, происходящих в этом пламени, и вернул времени естественный ход, наблюдая как огненные осколки машины падают на землю и тут же ею поглощаются, предварительно рассыпаясь на черные циферки.
Самого астрального полицейского очевидно в первые же мгновения разнесло на части и, неразрывно с частями их стального собрата по несчастью, были подброшены взрывом в черное небо наподобие фейерверка, а затем поглощены замлей. Буквально через минуту от страшной катастрофы не осталось и следа: асфальт выглядел чистым, ровным и тускло поблескивал в серебристом сиянии полной луны.
«Да, - озадаченно подумал Андрей, - даже не верится, что когда-то я этих убогих лярв испугался. Нет, впоследствии иногда приходилось крутым становится, но не до такой же степени, чтобы время останавливать и пули плевком сшибать! А впрочем, мне ли не знать, что здесь все не по-настоящему. Просто я неплохо адаптировался в астрале и приспособился к условиям игры: любая здешняя мысль материализуется, и что о себе без всяких сомнений вообразишь, то сразу осуществиться. Главное – не поддаваться страху и сомнениям. Но, как видно, достойных противников я еще не встречал. Интересно, а теперь можно спокойно дорогу перейти или еще какой-нибудь сюрприз на очереди?»
Как знать, возможно Андрей получал только то, чего сам же и ожидал, возможно даже подсознательно хотел, но только стоило ему об этом подумать, как из-за того же поворота, откуда вынырнула одна из полицейских машин, с ревом вывернул гигантский трейлер с длиннющим контейнером с надписью «Машин хэд» на нем, в которых разъезжают дальнобойщики и ринулся на Андрея. Уже через несколько секунд выяснилось, что трейлер этот не совсем обычный, поскольку капот у него заканчивался жуткой мордой мертвеца с наполовину оголившимся лицевым черепом, правда зубы в этой чудовищной пасти были уже совсем не человеческие, поскольку решетку радиатора заменяли гигантские кариозные клыки, каждый величиной с небольшой слоновий бивень, и с этих клыков-бивней стекало и разлеталось брызгами во встречном потоке воздуха что-то темное (не иначе – кровь) и срывалась ошметками толи кожа, толи остатки пищи. Если же к этому добавить жутковатую лунную подсветку и одинокое шоссе, на котором вас и без того только что собирались прикончить, то, согласитесь, зрелище не для слабонервных. Но на этот раз пугаться было совершенно не в планах Андрея, более того, чем страшнее прорисовывался надвигающийся на него техномонстр, тем, по неведомой причине, веселее становилось ему самому, словно он перешел за какую-то условную черту, за которой любая посланная в него энергия нападения, ярости и ужаса меняла свой знак и трансформировалась внутри в новую порцию силы, решительности и боевого задора.
«Чем бы это чудо-юдо встретить, - размышлял Андрей, даже не пытаясь отойти, хотя времени до столкновения оставались считанные секунды, - снова время замедлить, а потом разобрать его по косточкам? Уже было! Супермену повторяться негоже. Давай-ка подобное – подобным – раздавлю ка его с потрохами!»
Когда трупоголовый трейлер был уже совсем рядом и то ли собирался размазать Андрея по асфальту, то ли сожрать к чертям собачьим ( в лицо Андрею уже веяло смрадным духом гниющей плоти в букете с запахом бензина и машинного масла), наш герой превратился в гигантскую машину подобную тем, с помощью которых на западе утилизируют старые легковые автомобили, превращая их с помощью системы прессов в кубический метр железа, только размеры ее были раз в пять больше, так что она еле уместилась на шоссе. Впереди машины хищно щерилась подвижная рама с двумя огромными зубцами, а наверху, в техническом блоке – три мощнейших пресса, вертикальный, горизонтальный и боковой с такими широченными зазорами, что туда свободно мог поместиться весь трейлер с потрохами. В жизни Андрей таких агрегатов не видел, но саму идею взял из культового ироничного фильма «Великолепный» с Ж. П. Бельмондо в главной роли, где спецагента внутри его лимузина сплющивает подобный пресс. Правда увеличил его в пяток раз.
Дальнейшие события украсили бы любой американский боевик со спецэффектами (впрочем, как и те, что разворачивались в предыдущем эпизоде). Техномонстр не успел среагировать на кардинальное изменение ситуации и на полной скорости налетел на зубья захватывающего устройства, которые Андрей в необычной роли суперпресса-утилизатора выставил вперед. При этом страшный удар даже не поколебал основание гиганта, хоть и огласил грохотом тихие окрестности астрального города. Как и предполагал Андрей, зубья прошили трейлер насквозь, затем, подняв махину (которая в данный момент махиной ему отнюдь не казалась) в воздух, захватывающее устройство, словно рюкзак, перекинуло трейлер через кабину (она, по аналогии, напоминала лицо Андрея), уложило брыкающееся механическое чудовище между створок суперпресса, предоставив все дальнейшее услугам гигантского гидравлического устройства, которое вначале расплющило трейлер почти до листовидного состояния с боков, а затем довело до кондиции небольшого металлического куба с помощью торцовых и вертикальных станин. Затем куб с повторным грохотом был сброшен на асфальт и техническое чудо утилизационной мысли обрело свои прежние очертания – то есть очертания Андрея. При этом он вновь вернулся к образу кшатрия времен Махабхараты, поскольку тот был для него более симпатичен, чем пресловутый супермен из комиксов.
Приняв свой эпический образ, Андрей обратил внимание на то, что с его подопечными, вычеканенными на боковых грудных зерцалах, произошли принципиальные изменения. За то время, пока Андрей бродил по Дуггуру и участвовал в его специфических мероприятиях, они заметно выросли и очевидно достигли половозрелого возраста. Теперь защитные пластины являли идеально сложенных европеоидного типа юношу и девушку лет семнадцати, которые устремили друг на друга влюбленные взгляды, правда их соединению мешало центральное зерцало. А впрочем все это можно было только домысливать, поскольку изображения в данный момент не подавали признаков активности. Однако внимание Андрея тут же было от них отвлечено более насущными событиями.
Несмотря на то, что техномонстр, пытавшийся напасть на Андрея вроде бы был терминирован в безопасное геометрическое тело размером с «горбатый» запорожец, тем не менее, вопреки ожиданиям Андрея, он был не поглощен асфальтом, как происходило со всеми его повергнутыми противниками ранее. Стальной куб неожиданно задергался, затем словно бы оплавился, заблестел в лунном свете словно гигантская капля ртути, сплющился, округлился и в конечном счете превратился в небольшой неопознанный летающий объект, именуемый в просторечье «летающей тарелкой, и эта летающая тарелка взмыла в воздух, зависла над Андреем, поймав его в перекрест прожекторов, затем в верхней части аппарата открылся люк, в проеме появилось четверо зеленых человечков, в виде которых в последнее время было принято изображать стандартный экипаж летающей тарелки: размером с семилетних детей, безносых, безухих, лысых, с огромными, на пол лица, эллипсовидными глазами и безгубой щелочкой рта. Инопланетяне уселись по периметру своего аппарата, свесив ноги и неведомо откуда извлекли лучевые бластеры, аналогичные тому из которого поражал безмозглых легкоуязвимых солдат галактической империи лукасовский капитан Соло в исполнении Харисона Форда. Сам фильм «Звездные войны», известный каждому нашему современнику, в те годы на советском экране не демонстрировался, и Андрей его не видел, однако видел в каком-то иностранном журнале цветные фото из этого фильма и подумал, что очередной агрессии неких неведомых сил Дуггура не плохо бы противопоставить образ главного героя этого фильма Люка Скайуокера, вооруженного всеотбивающим и всепроникающим лазерным мечом. Когда же в его сторону из четырех бластеров ударили разящие заряды-лучи, Андрей был во всеоружии и, наделенный сверхчеловеческой ловкостью и реакцией космического джедая, начал совершать невообразимые прыжки, сальто и кульбиты, отбивая плазменно-световым клинком все посланные в него импульсы квантовых генераторов.
Какое-то время он развлекался этими феноменальными трюками, которых ранее не проделывал ни на земле, ни в астрале, затем, как все легко обретаемое, ему это наскучило. Для пущей важности он сиганул на высокую финиковую пальму, стоящую на обочине шоссе со стороны «райских кущ», а затем, перескочив на НЛО, изрубил его в капусту вместе с зелеными человечками разящим лучом лазерного меча, в последний момент картинно спрыгнув с грохнувшей вниз многократно расчлененной конструкции. На этот раз его действия оказались более эффективными, и мелкие куски НЛО вместе с обрубками тел инопланетян были быстро поглощены жадным асфальтом.
«Наверное, - подумал Андрей, - у здешней почвы несварение и она поглощает только размельченную пищу, а многотонный спрессованный куб был ей не по нутру. Ну что, кто там на новенького?» – Однако сам он чувствовал, что ему надоело это виртуальное суперменствование, и что бы ни произошло в дальнейшем, все это будет лишь причудливой игрой энергии, тем более легкие победы никогда не дают нужного удовлетворения. Андрей был убежден, что как бы ни развивались дальнейшие события на ратном шоссе, они будут развиваться по голивудским законам, раз уж данная форма-символика взята на вооружение в этой части Дуггура. А значит и Андрей всегда легко будет выходить победителем, какой бы трудной для внешнего наблюдателя ни казалась эта победа, поскольку по какой-то неведомой причине именно он осуществляет тут роль стандартного героя-всесокрушителя.
Предчувствие его не обмануло – больше никто и ничто из-за поворота не выскакивало и не обрушивалось на него с высот зловещего неба, поэтому, немного обождав (чтобы у кого-то там не дай Бог не создалось впечатление постыдной капитуляции), Андрей неспешно пересек шоссе и ступил на землю дуггуровского Голливуда. На этот раз он оказался словно бы в сочинском центральном парке в августовскую ночь в разгар полнолуния, но здесь луна уже была не единственным источником света, поскольку то тут то там попадались фонари, которые, в отличие от тех, с которыми Андрей имел дело в третьем ярусе, добросовестно освещали окружающее мягким неоновым светом. Андрей подумал, что, пожалуй, впервые видит в астрале источники искусственного света, до сей поры освещенность там вообще не поддавалось объяснению с помощью известных законов физики, словно что-то менялось в самом светоощущении. Так после длительного продирания сквозь полную темноту, окружающий мир начинал постепенно прорисовываться и становился все более отчетливым и контрастным. При этом солнца на астральном небе либо не было вообще, либо (что гораздо реже) оно оказывалось, но выглядело каким-то бутафорским – вроде бы и светило, но само по себе ничего не освещало. Здесь же, в Дуггуре, Андрей впервые столкнулся с луной, которая не только являлась источником света, но и каких-то светящихся эманаций, словно невесомое кружево пульсировало и, как вначале казалось, спускалось на город. Теперь же Андрей выяснил, что кружево млело только над центральной частью, очерченной зоной пока малопонятного Голливуда. И вот наконец появились и действующие фонари, которые вносили свою лепту в общую освещенность этой части города.
Как мы упоминали, это место Андрею показалось схожим с сочинским центральным парком (впрочем тут подходил любой субтропический город), кругом росли пышные тропические растения, благоухали розы и магнолии, но с большой долей парфюма. Правда не возникало ни ощущения предшествовавшего жаркого дня сменившегося ночной освежающей благодатью приморского городка, ни морского бриза и его специфического духа: как и прежде в астрале не чувствовалось ни жары, ни холода, и Андрея не отпускало ощущение, что за всем этим ночным Эдемом прячется нечто искусственное. А может и не прячется, но является тем неведомым строительным материалом из которого состоит и это великолепие субтропического города, и эти запахи, и непрерывный шум моторов, а эти вспыхивающие и угасающие популярные мелодии, неведомо откуда раздающиеся, казались Андрею до боли знакомыми, но почему-то никак не удавалось вспомнить ни их названия, ни автора, ни исполнителя.
В воздухе буквально разливалась некая фестивально-маскарадная праздничность, но в ней угадывалось нечто зловеще-демоническое, хоть Андрей и не мог сказать, почему именно. Хотя возможно все это было связано с его недавними сражениями, может именно они накладывали зловещий отпечаток на благостную картину ночного субтропического парка и непривычную для астрала иллюминацию: неоновые шары, малюсенькие лампочки, перемещающиеся толи светлячки, толи искусственные источники света.
Андрей двинулся по одной из аллей среди ночного пышноцветья, хотя краски только подразумевались в сумерках. Листва застыла в неподвижности, никакого ветерка не ощущалось, а впрочем в астрале никогда и не дул ветер, там и воздуха-то в привычном понимании не было, а все смерчи, тучи и прочие катаклизмы воспринимались по-иному, и Андрей сознавал, что это, как и все тут, лишь причудливая игра энергий. Иногда лица его касались ветви деревьев низко склоненные над аллеей и в этих прикосновениях также было что-то не то, словно листья также были какие-то искусственные.
«А впрочем, - подумал Андрей, - может и не в листьях дело, астральное тело-то по-другому ощущает, чем физическое! К тому же и деревья эти, и листья их – не аналоги земным. Можно ли деревья, которые мы видим во сне, называть аналогами реальных деревьев? Хоть мы видим вполне конкретные дубы, березы, яблони? Конечно, астрал – не сон и тут мы имеем дело с совсем иной материальностью, хоть внешне все может быть схожим. И все же искусственность здесь почему-то ярче ощущается, чем в других зонах астрала, хотя, казалось бы, здесь зеленее, чем где-либо… впрочем, если здесь вечная ночь, то эту зелень, как зелень никто и не видит».
Тут мысли Андрея были прерваны приближающимся топотом откуда-то сзади и сбоку. Он подумал, что его настигает группа аборигенов и с интересом остановился, чтобы увидеть население четвертого яруса, которое должно было являть собой какой-то новый эволюционный скачок. Но оказалось что группа существ движется не по его аллее, а по параллельной, к сожалению почти полностью перекрытой от взора кустами и деревьями, поэтому когда в лунном свете метрах в пятидесяти от него замелькали фигуры, Андрей не сумел их более менее подробно разглядеть. Единственное, что он успел отметить – все они были вроде бы голые и все куда-то бежали спортивной трусцой, словно участники оздоровительного кросса «бегом от инфаркта». Ни половую принадлежность, ни какие-то детали их конституции наш герой не смог определить, но ему показалось, что все они чрезвычайно похожи друг на друга.
«Вроде бы не членоголовые и не членоухие, - размышлял Андрей, - кажется что-то более человекоподобное, но явный регресс: те-то были одеты и вели целенаправленные самостоятельные действия, а эти голые и бегут строем. А впрочем, что я знаю о местных порядках? Голых баб в небесах я уже видел, теперь группа голых мужиков занимается бегом трусцой (если это все же мужики), и это, наверное, самая реалистичная картина, которую я до сей поры здесь наблюдал».
Андрей все же решил разглядеть их поближе и направился к параллельной аллее, продираясь через кусты, но когда он вышел на параллельную аллею, группа уже пробежала и он сумел разглядеть лишь смутные контуры спин удаляющихся. Сначала он собрался их догнать, но затем передумал:
«Чего это я к ним прицепился, - подумал он раздраженно, - на фиг мне они вообще нужны, судя по всему, основная масса народа там впереди тусуется, в спальных районах города».
Неожиданно откуда-то сверху он услышал приглушенный хлопок, словно где-то в небе открыли бутылку шампанского. Андрей поднял голову и увидел весьма странную небесную картину, которая спутала все представления о космических расстояниях. Хотя с подобным явлением он сталкивался уже на самых ранних этапах астральной активности, когда звездные скопления в небе оказывались совсем близко и это были вообще не звезды, а Бог знает что, а само небо являло собой некую перегородку, как в средневековых космогонических представлениях. На этот раз явление носило несколько иной характер: та самая темная луна, которую Андрей заметил не сразу и мысленно обозвал «черной дырой» и которая вбирала в себя темные эманации города (как потом выяснилось, исходили они от разливов жидкого дерьма, что усердно добывали из недр членоголовые, членоухие и паутинники), так вот, эта черная луна сколлапсировала и выпустила из себя струйку темного дыма, при этом несколько уменьшившись в размерах.
Собственно, что-то подобное Андрей видел и раньше, когда некая темная кисея спускалась на город, но он не видел ни момента, когда эта кисея генерируется, ни когда достигает земли. Теперь же он все это сумел пронаблюдать от начала до конца. Струйка дыма темным густым облаком стала медленно спускаться вниз, и вскоре Андрей готов был поклясться, что оно спускается не просто куда-то там вниз, как при наблюдении масштабного явления с большого расстояния, а рядом, в район городского парка, мало того, поблизости Андрея.
Чтобы увидеть в каком месте это облако коснется земли, Андрей побежал к предполагаемому месту приземления, пересек несколько лужаек, продрался сквозь кусты и очутился на краю английского газона, идеально ровного и овального – Андрей при этом подумал, что сверху этот газон скорее всего выглядит, как правильный круг. Газон был покрыт нежной, идеально подстриженной травкой и, кроме травки, как и положено, на этой площади не росло ничего. Андрей успел вовремя: туманная темная дымка оседала на плоскость газона, исчезая в траве, словно поглощаемая почвой. Дымка эта состояла из некрупных частиц толи сажи, толи пыли, облачко было полупрозрачным и сквозь него просвечивали кусты и деревья. Почувствовав смутную догадку, Андрей ступил на газон и подставил ладонь под легкую взвесь облака: его предположение оправдалось: облако состояло из мелких, аспидно-черных единичек и ноликов. Циферки явно не желали оставаться на его ладони – их словно бы сдуло, хоть никакого ветра и не ощущалось.
«Интересный дождик, - подумал Андрей, - и как странно, словно бы эта черная луна его прямехонько на газончик пролила. Ну и с какой же целью? Хотя, возможно, я слишком привык искать закономерности там, где их и нет на самом деле»
Впрочем дальнейшее убедило Андрея в том, что это как раз тот случай, когда следствие не заставляет себя долго ждать. Вначале он услышал неясный шум снизу, земля под ногами задрожала, при этом шум вначале напоминал звук включенного где-то глубоко под землей громадного вентилятора. Затем вентилятор словно бы заработал с перебоями, техногенный шум все больше стал напоминать бурчание в кишечнике, страдающем несварением и это бурление явно все ближе и ближе подступало к поверхности земли в области периметра английского газона. Затем то тут то там, с характерным звуком испускания газов стали вырываться невидимые струйки сероводорода, что явно было реакцией на только что поглощенное облако черных цифр.
«Ну вот, - подумал Андрей, - похоже сейчас из этого газона фонтан дерьма ударит, как прежде бывало. Эх, пропадут теперь здешние райские кущи! Хотя, с чего бы им пропадать? Растениям как раз фекалии даже необходимы в качестве органических удобрений – вот в плане благоуханий, увы, будут внесены коррективы. Странно, почему здесь говночерпиев не видно, ранее всегда кто-то сию миссию осуществлял. Может в четвертом ярусе это все само по себе происходит, а как только фонтаны ударят, сразу появятся желающие получить билетик в земную сладкую юдоль!»
Однако на этот раз предположения Андрея не оправдались. Несмотря на предварительные недвусмысленные звуки, никакого дерьма из английского газона не ударило, а то что произошло в следующие несколько минут явилось для Андрея полной неожиданностью. Вначале весь газон покрылся множеством бугорков, затем эти бугорки лопнули с характерным звуком и из под них показались какие-то белые поверхности, словно из земли с немыслимой скоростью перли гигантские шампиньоны со шляпками не меньше человечьего темени. Как вскоре выяснилось, это оказалось действительно целое поле гладковыбритых темечек, поскольку уже через минуту весь английский газон был усеян лысыми человеческими головами, которые все больше и больше вылезали из земли. Вслед за этим показались лица, шеи, торсы, ноги. Не прошло и десяти минут, как перед Андреем стояло не меньше сотни зловеще поблескивающих в лунном свете человеческих фигур, совершенно одинаковых сложением, ростом и лицом, с закрытыми глазами, без какой-либо растительности на голове и теле и лишенных половой принадлежности: ни половых органов, ни вторичных половых признаков – взвод одинаковых гладковыбритых андрогинов, во всем остальном вполне человекоподобных.
Больше всего этот вылезший из-под земли взвод был похож на демонстрационный стенд манекенов, они были стандартны, неподвижны, словно бы отлиты из воска, с одинаковыми лицами и выражением лиц. Затем на эту группу начала опускаться серебристо-белая кисея, очевидно порожденная главной, серебряной луной, правда сам момент выброса Андрей не отследил, увлеченный необычной картиной появления восковых манекенов из-под земли, как наверное любовался аналогичной картиной предводитель шайки аргонавтов Ясон, засеявший поле драконовыми зубами по приказу колхидского царя. Тем временем кисея спустилась на стройные ряды манекенов и разделилась над каждым на маленькие облачка, которые затем осели на их поблескивающие головы и исчезли, словно поглощенные невидимыми родничками больших восковых кукол.
«Так, - подумал Андрей, - скорее всего данное явление означает, что некий неведомый лунный бог в эти восковые истуканы души вдохнул, наверное сейчас они зашевелятся». – (Андрей не сумел определить состав этих светлых облачков – вроде бы не циферки, но подумал, что по цвету и консистенции они напоминают те самые испарения, которые исходили от тел лежащих на лунном пляже аборигенов после того, как они, облепленные слизью, укладывались неподалеку от своих иллюзионов. Кстати, Андрей так и не увидел чем заканчивается каждый подобный сеанс и что в дальнейшем происходит с потусторонними существами сначала искупавшимися в дерьме, а потом в сперме).
Ожидания не обманули нашего героя, через пару минут после того, как облачка проникли в головы манекенов, последние зашевелились, открыли глаза и начали оглядываться, затем, словно повинуясь единой команде, сбились в компактный строй и знакомой трусцой покинули английский газон, пробежав мимо Андрея и, как водится, не обратив на него никакого внимания.
«Побегу-ка следом, - подумал Андрей, - важно проследить, что с ним дальше случится, кто знает, как часто здесь подобное явление происходит. По логике вещей это какие-то будущие солдаты, идеальный материал в качестве пушечного мяса: одинаковые, безмозглые и бегают строем. Хотя, зачем здесь нужны солдаты? А впрочем, не будем гадать, важно проследить их дальнейшую судьбу».
Андрей присоединился к бегущим, благо в астрале можно было развивать любую скорость, не чувствуя усталости (возникало чувство потери энергии, но это было несколько другое), и резвой трусцой побежал по темным аллеям ночного города. Бежать пришлось не долго, вскоре густые кущи ночного парка расступились и Андрей вместе с группой живых манекенов оказался рядом с устройством, которое представляло собой движущуюся дорожку конвейера с пристроенной в начале лесенкой.
Конвейер выглядел как достаточно стандартное устройство, его передвигала череда вальцов, работающих с периодическими перерывами, и бегущая дорожка, пройдя несколько метров, останавливалась на пару секунд, словно бы доставив очередную деталь к месту сборки и предоставив сборщику время на нехитрые манипуляции. Длиной он казался метров пятьдесят и обрывался в средних размеров котлаван, зиявший посреди большой строительной площадки, впрочем достаточно чистой и аккуратной. За площадкой снова начинались зеленые насаждения, правда это была самая окраина, поскольку дальше виднелось несколько зданий.
Более подробно эту часть города за зелеными насаждениями рассмотреть не представлялось возможным, но те первые здания, которые примыкали к парку очень напоминали наиболее масштабные павильоны выставки достижений народного хозяйства, где Андрей когда-то прогуливался как в одиночестве, так и в сопровождении Лианы. Какое отношение эта часть города имела к громкому названию «Голливуд» он не мог понять, и хотя Андрей никогда не видел настоящего Голливуда, он был уверен, что тот вряд ли может походить на ВДНХ – наше доморощенное представление о земном рае, которое архитекторы сталинской эпохи воплотили в этом излюбленном месте массовых гуляний москвичей.
Однако сейчас Андрея больше интересовал загадочный конвейер, на который один за другим взбирались ожившие манекены, выстраиваясь в цепочку, которая короткими рывками приближалась к котловану. Там конвейер обрывался, а что находилось на дне ямы (и было ли там дно) с этого ракурса Андрею разглядеть не удавалось. Разумеется самому взбираться на конвейер у него не было никакого желания, поэтому он сразу забежал к самому краю котлована, заглянул туда и застыл в недоумении: большую часть объема котлована занимало странное сооружение, вернее механизм отдаленно напоминающий электрическую мясорубку размером с большой экскаватор с раструбом как раз под тем местом, куда обрывался конвейер. Более подробно описать это замысловатое сооружение было довольно сложно, из корпуса агрегата торчали какие-то рычаги, шестеренки, вальцы, колесики, которые, исходя из здравого смысла, носили чисто декоративный характер, как в муляжах космических аппаратов или неведомых инопланетных устройств, изготовленных на киностудии для съемок фантастических фильмов.
Аппарат, способный поглотить небольшой автомобиль имел закрытый корпус, поэтому внутреннее устройство и его ходовую часть видно не было и только в жерле раструба похоже что-то вращалось, что и создавало дополнительное сходство с мясорубкой. Правда в отличие от мясорубки в корпусе агрегата, ближе к концу выходной трубы, расположенной у самой земли, зияла широкая щель, а над ней располагался манипулятор с клешней как у батискафа для захвата придонных образцов. В непосредственной досягаемости от манипулятора был прилажен некий контейнер с ячейками, где располагались диски, напоминающие патефонные пластинки, правда размером с колесо грузовика. С другой же стороны трубы напротив располагался аналогичный контейнер, только пустой.
К тому времени как Андрей успел рассмотреть это устройство, первый манекен подъехал вплотную к последнему вальцу элеватора и остановился на мгновение. Собственно, остановился сам контейнер, словно дав манекену время на раздумье – нырнуть вниз, в раструб агрегата, или сойти с бегущей ленты, поскольку никаких препятствий для того, чтобы соскочить с нее и тем самым избегнуть попадания в жерло мясорубки не существовало. Однако манекен не предпринял никаких поползновений к спасению, и когда конвейер вновь включился, манекен, совершенно утративший на конвейере всякое движение, не меняя позы вниз головой полетел прямо в раструб гигантской мясорубки, которая словно бы только его и дожидалась и тут же включилась с громким лязгом. Внутри нее заходили какие-то шестеренки и манекен быстро втянулся в раструб, где уже что-то скрежетало, позвякивало и пережевывало: короче, было совершенно ясно что это, только что чудесным образом возникшее из земли и ожившее тело, превращается в самый настоящий фарш.
«Господи, - подумал Андрей, - ну что за нелепица такая! Надо было этим людям, вернее ходячим манекенам десять минут назад родиться на свет Божий, чтобы тут же добровольно обречь себя на превращение в фарш. Бессмыслица какая-то. Хотя, кто знает, что ожидает его на выходе, в астрале ведь все возможно»
Тем не менее из концевой трубы никто пока не появился, а в раструб уже падал другой человек под аккомпанемент лязгающего механизма в котором явно угадывались огромные медленно вращающиеся жернова, затем еще и еще. Минут через десять вся партия манекенов была поглощена жадным раструбом мясорубки и бегущая дорожка опустела, сразу же автоматически остановившись после того, как последняя фигура рухнула вниз.
Какое-то время мясорубка продолжала скрежетать и стукать, перемалывая астральную биомассу в прежнем режиме, затем что-то внутри механизма щелкнуло (судя по всему это был полный автомат) и манипулятор, доселе висевший неподвижно, встрепенулся, затем с жужжанием завис над контейнером и точным механическим движением выхватил из первой ячейки пластинку, которая на просвет – когда манипулятор поднял ее вверх – оказалась перфорированной каким-то замысловатым образом. В следующее мгновение пластинка была вставлена в щель на корпусе выходной трубы, а сама труба, прибавив к общему лязгу дополнительную толику, изменила положение и приподнялась над дном котлована под углом в 45 градусов словно ствол мортиры, выглядующий из ямы.
После этого характер звукового сопровождения изменился, он перешел в какое-то многоголосое жужжание, при этом внутри устройства замелькали цветные огни, диск начал вращаться, по котловану запрыгали светотени от перфорированной поверхности диска, затем манипулятор вытащил диск из щели и переложил пластинку в пустой контейнер. В этот момент над пустырем прозвучал глухой хлопок, из жерла трубы вылетел человек, описал живописную дугу и приземлился где-то за ближайшими домами города. Андрей, тем не менее, успел рассмотреть, что человек этот выглядел этаким бравым ковбоем, времен второй половины 19 века, покорителем дикого запада – в замшевой куртке, кожаных штанах и сапогах со шпорами, неизменной фетровой шляпе и пестром шейном платке, как привык представлять этих отчаянных американских парней конца 19 века любой советский школьник семидесятых годов еще помнящий «Великолепную семерку» и недавно посмотревший еще более масштабное «Золото Маккены». Правда Андрей не заметил такого необходимого атрибута, как кольт сорок пятого калибра на поясе, однако возможно просто не успел его разглядеть. Ковбой летел быстро, картинно, радостно размахивал руками, ногами и вообще явно испытывал чувство восторга и от своего полета, и от нового прикида, и вообще от самого того факта, что еще недавно он был восковым голым манекеном, безликим и одинаковым, затем – вообще астральным фаршем, а теперь обрел явно героические индивидуальные черты. Андрею даже показалось, что он успел заметить и квадратный подбородок, и щегольские темные усики, и голливудский оскал-улыбку, и хищно прищуренный левый глаз, словно в момент прицела. А впрочем все это только промелькнуло и возможно воображение само дорисовало Андрею подробности, поскольку в следующее мгновение ковбой скрылся за крышами домов, а внутри машины снова что-то заскворчало и залязгало, а затем все повторилось, как в истории с появлением кинематографического ковбоя.
Только на этот раз из гибрида гигантской мясорубки, автоматического светомузыкального устройства и пушки вылетело существо в обтягивающем атлетическую фигуру резиновом комбинезоне, в котором Андрей тут же признал легендарного Бэтмена.
«Ах вот оно в чем дело, - подумал Андрей, глядя, как на фоне темного неба человек-летучая мышь развернул свой крылатый плащ и картинно планировал в том же направлении, что и безымянный голливудский ковбой, - теперь понятно почему четвертый ярус называется «Голливудом». Эта мясорубка, оказывается, настоящая фабрика звезд, очевидно в этом кинематографическом термине есть метафизическая подоплека. В данном случае и там и там из безликого человекоматериала штампуют экранных героев, только здесь их предварительно еще и в фарш перемалывают. Что ж, весьма образно. Интересно, а какая у них дальнейшая кинематографическая судьба? Ведь не в кино же они полетели сниматься? Как-то не представляю себе кинематограф в астрале – он сам по себе как гигантский кинематограф. А впрочем не будем загадывать. Нет, ну надо же, выходит у каждого кинематографического образа есть свой прототип в этом квази-городе, только пока не ясно, что первично, а что вторично».
Тем временем из жерла мясорубки вылетело уже несколько десятков киногероев, прошедших чудесную метаморфозу. Андрей, правда, не мог в этих лицах разглядеть черты знакомых актеров, это были скорее обобщенные образы, как некий образец для подражания, некие идеальные таблоиды, хотя не исключено что при ближайшем рассмотрении обнаружилось бы и более детальное сходство с тем или иным культовым актером. А впрочем в те годы лица голливудских звезд, ставшие культурными брендами девяностых-двухтысячных были еще мало известны неискушенному советскому зрителю, тем более, что Андрей и не был фанатом развлекательного кинематографа, однако в вылетающих из жерла «фабрики звезд» киногероях он узнал немало персонажей, вернее их обобщенных образов. Среди таковых были и мужественные шерифы, и коварные индейцы, и франтоватые мафиози, и стремительные японские ниндзя, и гонконговские мастера восточных единоборств, словно недавно покинувшие стены Шаолиньского монастыря, и словно бы только сошедшие со страниц Александра Дюма отчаянные рубаки-мушкетеры. Всех их Андрей словно бы где-то когда-то видел, и если в них и было что-то общее, то всех их несомненно можно было отнести к разряду героев кинематографического направления «Экшн», привыкших устанавливать голливудские понятия о добре и справедливости с помощью железного кулака, меткой пули и вулканического напора.
После каждого выстрела очередным героем манипулятор менял пластинку с новым перфорационным рисунком и, как понял Андрей, этот рисунок и определял тип очередного героя-бренда. Наш герой припомнил, что данная методика использовалась в старых ЭВМ для цифрового программирования, только применялись для этой цели ленты-перфокарты.
«Ну что ж, - подумал он с удовлетворением, - насчет числового программирования я точно догадался, правда почему-то пока тут только одних мужиков программируют… хотя нет, бабы по небу здесь тоже летали».
Тем временем в небо было выпущено уже около пятидесяти героев (Андрей отметил, что всех их условно можно было отнести к категории активных положительных героев – ничего похожего на лирического, психологического или производственного персонажа он не приметил в сим калейдоскопе, но, так или иначе, все улетевшие за ближайшие дома являлись представителями когорты неутомимых борцов со злом вплоть до полного его уничтожения). Примерно через полчаса непрерывного штампования суперменов машина приостановила свою деятельность, затем истощившийся контейнер с пластинками медленно погрузился в землю и тут же на этом месте появился другой, с точно такими же пластинками, но если первый был выкрашен в светлые тона, то новый оказался аспидно-черного цвета; затем работа фабрики звезд возобновилась.
Первые же персонажи, вылетевшие из трубы, развеяли все недоумения относительно смены контейнера с перфорированными пластинками. Это были несомненно яркие представители когорты отрицательных персонажей. Вначале из жерла сменившей ориентацию пушки вылетел в развивающемся кровавом плаще граф Дракула, затем несколько менее представительных вампиров. Далее следовали более-менее узнаваемые кинематографические чудища, маньяки, апокалиптические злодеи-ученые, живые мертвецы и черные маги, Джипперс-крипперс, Джокер, человек-пингвин, Фредди Крюгер, Дарт Вейдер и так далее и тому подобное, всех имен которых Андрей, разумеется, припомнить не мог, но где-либо их видел или что-то о них слышал.
Надо ли добавлять, что после появления на свет каждого персонажа происходила автоматическая смена пластинки, в которой, очевидно, и заключалась программа нового персонифицированного олицетворения сил зла, и каждый сей персонаж был аккуратно выстрелян за ближайшие дома-павильоны.
«Выходит, - подумал Андрей, - все прототипы кинематографических героев из одного теста (вернее фарша) изготовлены? Вот уж не думал. Получается, и тот ковбой, которого Юл Бриннер играл и атаман бандитской шайки – одного поля ягоды? А в Бэтмэне и Дракуле одна и та же кровь течет? Хотя, с другой стороны, какое отношение эти монстры и герои имеют к тем фильмам, которых мы каждый день видим на экранах кино и телевидения? И все же какая-то связь имеется, иначе, почему они так похожи? Кстати, почему здесь именно американские брэнды разлетались, а наших майоров Прониных и шпионов Гадюкиных чего-то не видно? А ведь этот Дуггур к нашим, русским штрастрам относится, не зря ведь я вместе с членоухими и членоголовыми в наши края попадал. Хотя можно предположить, что имеются и другие фабрики звезд, где наших отечественных героев штампуют, наверняка я лишь малую толику подсмотрел из того, что здесь в полном объеме делается. В конце концов герои американских фильмов в нашей культуре куда более популярны, чем отечественные – и чем сильнее запрещали, тем популярнее становились, наверное в том все и дело, изнанка ведь какие-то аспекты нашей ментальности отражает».
Пока Андрей решал эти философские вопросы, мясорубка выплюнула последнего отрицательного героя, неведомого Андрею – что-то вроде человекоподобного ящера, а затем агрегат последний раз щелкнул, словно кто-то выключил питание, и окончательно затих, а через несколько мгновений, как и все здесь, отслужившее свой срок, гигантская мясорубка была поглощена землей. После ее исчезновения на дне котлована что-то забулькало, затем стали вздуваться здоровенные пузыри, полилась какая-то жижа и вскоре весь котлован был заполнен до верху и переставшая поступать грязь стала быстро затвердевать и вскоре о том, что совсем недавно здесь зиял котлован осталось одно воспоминание, а так же ставший ненужным конвейер, уткнувшийся в гладкую черную проплешину.
Андрей уж совсем собрался пересечь строительную площадку, свободную от зеленых насаждений, но затем подумал, не стоит ли на всякий случай обойти место, где только что зиял котлован. Словно подтверждая его мысли сверху вновь что-то посыпалось в аккурат на то место где зияла черная проплешина, и через несколько мгновений после того как новая темная взвесь коснулась поверхности под землей разразились уже знакомые звуки несварения в гигантском кишечнике. Вскоре посреди пустыря, как ранее посреди английского газона, возникло множество земляных холмиков, но только вылезли из-под них не лысые головы, вначале напоминавшие шляпки шампиньонов, а зеленые побеги.
Впрочем через несколько секунд стало ясно, что это и не побеги даже, а верхушки уже готовых деревьев: пальм, лиственниц, кипарисов, канадских голубых елей, всевозможных лиственных, гигантских кактусов, агав и т.д. и т.п. и не прошло и нескольких минут как вся эта флора вылезла из-под земли вплоть до корней. Таким образом громадная проплешина оказалась полностью покрытой зелеными насаждениями, среди которых сами собой сформировались пешеходные дорожки, покрытые мелким гравием а свободные от деревьев и кустарника места мгновенно заросли травой, короче говоря, место стало совершенно неотличимым от остальной части парка.
«Быстро же здесь все происходит, - удивленно подумал Андрей, - и никаких тебе усилий целого легиона озеленителей и многолетнего терпеливого ожидания, когда побеги превратятся в могучие деревья. Что же это за земля волшебная такая: то она все отработанное мгновенно засасывает – и никаких тебе дворников и мусоросборников, то выдает на гора готовых людей-манекенов и даже целый парк, вырастить который в естественных условиях не одно бы десятилетие потребовалось. Такое впечатление, что земля здесь живая и разумная, либо кто-то разумный ею управляет. Непонятно, правда, почему она тогда ту гигантскую помойку перед воротами не поглощает – уж это-то в первую очередь следовало поглотить, а то ее смрад даже местные ароматы перебить не способны, да и вообще – как бельмо на глазу. Ну что ж, если какие-то силы заинтересованы в том, чтобы я во всем тут происходящем разобрался, значит разгадка меня ждет впереди, а пока пойдем-ка дальше, любопытно посмотреть, чем там за павильонами а-ля ВДНХ новоиспеченные киногерои занимаются».
Андрей быстро пересек ту часть парка, которая только что возникла на его глазах, и вскоре сплошная зеленая зона плавно перешла в застройки как на выставке достижений народного хозяйства. Там зелень тоже присутствовала в немалом количестве, но теперь она равномерно распределилась вдоль дорожек и проспектов, да и вся картина в целом действительно напоминала один из ракурсов ВДНХ при выходе из московского центрального ботанического сада.
На этот раз Андрей не заметил четкого функционального разделения зданий и специфической планировки, где все туалеты и им подобные строения располагались вдоль левой стороны улиц, а так называемые «иллюзионы» разных мастей и размеров – вдоль правой. Теперь же здания были раскинуты без какой-то определенной системы (как на ВДНХ), являли собой явно общественные заведения (павильончики, павильоны, и внушительные пантеоны, смахивающие на древнегреческий Парфенон) с множеством лепных украшений, анфилад, портиков, карнизов, колонн и прочих архитектурных деталей, названий которых неискушенный в вопросах архитектуры Андрей не знал. Правда нигде здесь Андрей не увидел характерной для ВДНХ большевистской символики – всяких там колхозниц, рабочих, летчиков, моряков и военных с рублеными пролетарскими профилями и взглядом, устремленным в светлое будущее. Аналогами же этих монументальных статуй и барельефов оказались супергерои и целые сцены из американских приключенческих фильмов: все те же шерифы, ковбои, индейцы, гангстеры, робокопы, терминаторы и спецназовцы всех мастей, короче все то, что он совсем недавно наблюдал в процессе изготовления. Правда на многочисленных и исключительно натурально выполненных барельефах все герои уже были тщательно систематизированы в классические сцены из разнообразных блокбастеров: например арест благородным шерифом целой банды вооруженных злодеев или обезвреживание монументальным агентом 007, одновременно напоминающим Шона Коннери и Питера Броснона какой-то адской машины с красной звездой на корпусе. Тем не менее все эти сценки были выполнены очень в духе жанровой лепнины ВДНХ, и если не присматриваться к деталям сюжета, все это весьма напоминало бесконечный производственно-созидательный процесс из советского социалистического зодчества времен сталинского Ампира. А стилизованные шерифы, ковбои, бэтмены и Джеймсы Бонды чем-то подозрительно напоминали дебильноликих строителей светлого будущего.
Между этими Пантеонами, павильонами, павильончиками и памятниками (памятник обобщенному ковбою с кольтом – нечто среднее между героями Юла Бриннера, Марлона Брандо и Грегори Пека, памятник атлетическому киборгу-терминатору с указующей в светлое будущее десницей, по крайней мере позой напоминающий монумент Владимиру Ильичу, памятник некому шаолиньскому герою – помесь Брюса Ли, Джеки Чана и Сони Шибо – и т. д. и т.п. не всегда узнаваемое малоискушенным Андреем, в отличие от читателя не жившим в девяностые и двухтысячные) сновали, как уменьшенные копии этих монументов, так и менее известные, не удостоенные прижизненных памятников, те же самые герои и злодеи, которые еще недавно были заброшены сюда пушкой-мясорубкой.
На этот раз не было никаких туалетов и потоков дерьма из них, только павильоны разных размеров, форм и цветов и снующие между ними заходящие и выходящие бесконечные персонажи Бог знает какого числа приключенческих, фантастических и фильмов ужасов. Среди них было немало тех, кого Андрей видел вылетающими из жерла пушки, но также и множество не виденных им ранее – узнаваемых и неузнаваемых – либо заброшенных сюда ранее, либо из другого места и аппарата, если, конечно, такой способ штампования и транспортировки местных кинозвезд был здесь единственным.
На этот раз не видно было ни билетиков в руках, ни турникетов у входа, и никто не отрабатывал здесь право войти в павильон одним из способов виденных Андреем ранее. Персонажи сновали туда-сюда и никакого порядка и целенаправленности (кроме как такового посещения павильонов) в их действиях Андрей не сумел обнаружить. Отовсюду доносились обрывки каких-то популярных мелодий, источники музыки заметно приблизились, однако по-прежнему не было видно ни музыкальных инструментов, ни исполнителей, ни ретрансляторов и динамиков, откуда эти мелодии могли раздаваться. А впрочем и на земном ВДНХ источник трансляции не всегда можно было определить. Правда сейчас музыка звучала в основном где-то впереди, оттуда же раздавался и шум моторов, хотя в отличие от нижних ярусов машины пока в поле зрения не попадали.
«Так-так, - подумал Андрей, - прежние клубы и кинотеатры сменились выставочными павильонами, а членоголовые и членоухие – голливудскими звездами, но изменилась ли суть лицедейства? За ширмой, очевидно, то же, что было и раньше, а весь этот «Голливуд» – для антуражу и видимости. Что они еще могут придумать, помимо путешествий в человеческую интимную жизнь (хотя к групповухам вряд ли подходит этот термин). А впрочем потенциал тематики далеко еще до конца не исчерпан. Что у нас там может быть круче групповухи номенклатурного начальства? Разврат членов Политбюро? Ну, это вряд ли интересно, в этом паноптикуме, наверное, одни импотенты – (Андрей не успел включиться в политическую жизнь середины восьмидесятых, поэтому мыслил категориями середины семидесятых и не знал, что политбюро заметно обновилось и помолодело) - а впрочем, что я знаю о здешних пристрастиях и качествах сексуальных аттракционов! Может здесь в почете гомосексуализм или педофилия, потом у нас остается еще геронтофилия, инцест, обычные изнасилования и на сладкое особо извращенные изнасилования с пытками, убийствами и расчленением… Ну, если меня впереди подобные зрелища ожидают, то благодарю покорно, к тому же подобные утехи штучного изготовления и не для массовки. Да, кстати, а с чего я взял, что здесь все ограничивается нашим временем и местом? Может из этого яруса возможен путь в прошлое, допустим в оргии Клеопатры, Мессалины, Калигулы или Нерона? Думаю, до их размаха далеко даже директорам валютных магазинов. Вот туда бы я слетал… чисто из любопытства».
Пройдя немного вперед и убедившись что везде происходит примерно одно и то же, Андрей решил прежде, чем идти к центру посетить один-два павильона, где по логике вещей и должны были разворачиваться основные действа четвертого яруса, поскольку разливов дерьма в обозримом пространстве не фигурировало, а все павильоны активно посещались хаотически снующими киногероями. Выбрав для посещения наиболее внушительный павильон, напоминающий тот, советский, с памятником Ленину у входа, под номером первым, возвышающийся напротив центрального входа ВДНХ, Андрей подошел поближе и стал его рассматривать, желая найти какие-то опознавательные знаки, чтобы примерно представить, что его здесь ожидает. Однако никаких подписей он не обнаружил, вдоль фасада, как и везде здесь шли рельефы, барельефы и горельефы, изображающие сценки из американских приключенческих фильмов, их было очень много и у Андрея просто зарябило в глазах.
Не найдя ничего, что каким бы то образом указывало на назначение павильона и, пропустив вперед двух безгласных персонажа, которых он мысленно окрестил «Чингачгуком» и «роботом-полицейским» (Андрей не знал, что такой киногерой действительно существует), он шагнул следом через тяжелую дубовую дверь с бронзовой ручкой.
Внутренний интерьер павильона совсем не походил на убранство выставочного зала советской эпохи, мало напоминало это и кинотеатр или театр, как в иллюзионах нижних ярусов, тем не менее все, что окружало Андрея имело отношение к кинематографу: стены были оклеены самыми разнообразными рекламными афишами бесчисленных американских кинофильмов категории «Экшн». Большинство персонажей рекламируемых фильмов Андрею показались незнакомыми, и это было связано не только с тем, что выросший в хрущевско-брежневскую эпоху Андрей, ничего такого видеть не мог, но и с тем, что хоть герои и казались узнаваемыми, однако это были совсем не те актеры, а вернее, вообще не люди в привычном понимании. Впрочем определенное внешнее сходство с конкретными актерами, игравшими конкретных героев несомненно прослеживалось. Это были афиши на тех цифровых персонажей, которые недавно вылетели из пушки «фабрики звезд». Так, например, знакомый Андрею по кадрам из гневно осуждающей «их нравы» передачи командос Рембо в исполнении Сильвестра Сталлоне, отчасти казался похожим на оригинал. Однако это был не Сталлоне – в нем словно бы исчезли индивидуальные черты актера, а виртуальный Рембо казался скорее некой обобщенной матрицей, руководствуясь которой опытный режиссер мог легко подобрать подходящего актера для данной роли. То есть это были те самые реалистические анимационные картинки, которые во времена более поздние, чем нами описываемые, научились получать с помощью компьютерной графики, хотя самого термина «компьютерная анимация» Андрей еще не знал.
То же касалось и афиши к «Терминатору 1», где сам терминатор был не совсем Арнольд Шварценеггер, то же касалось «Нико» Стивена Сигала и всего остального. В целом же помещение – как и все прежние без всяких перегородок и отсеков - представляло собой внушительных размеров ангар и было заставлено огромным количеством самых разнообразных телевизоров отечественного производства: черно белых и цветных, с малыми и большими экранами «Радуг», «Рубинов», «Горизонтов», «Шилялисов», «Таурасов». Выглядели они вполне натурально за тем лишь малым отличием, что из того места куда у всех телевизоров должна была присоединяться антенна, торчал достаточно толстый гофрированный шланг, уходящий под бетонное покрытие. Практически все телевизоры работали как в телевизионном магазине, только количество программ было несравненно большим, чем транслировалось по советскому телевидению во времена Андрея. На всех экранах мелькали бесконечные сцены погонь, схваток, перестрелок, взрывов, падающих самолетов, летящих под откос поездов и т.д. и т.п., то есть в основном то самое с чем в восьмидесятых годах познакомился узкий круг владельцев видеомагнитофонов. Уж они несомненно увидели бы в этих фильмах много узнаваемого и назвали бы по именам многих американских актеров, ставших широко известными нашему зрителю лишь лет десять позднее.
Чтобы закончить наше описание, стоит подчеркнуть, что на экранах демонстрировались реальные американские фильмы «экшн» с реальными земными актерами, и что между этими довольно плотно расставленными телевизорами мельтешили дуггуровские виртуальные кинозвезды (кстати, женщин среди них не было). Они присаживались то у одного, то у другого телевизора, крутили ручки, нажимали кнопки, чем-то неудовлетворенные переходили к следующему телевизору, снова повторяли прежние манипуляции, но там шли уже другие фильмы. Вроде бы ничего особенного, все как в специализированном телевизионном магазине, но тут произошло уже чисто астральное событие, к подобным которому Андрей давно уже привык, но которое было бы совершенно невозможно в реальном магазине. Виртуальный шериф Мак Куэйд, который уже не раз попадался Андрею на глаза, подсел к очередному телевизору, в очередной раз начал нажимать кнопки программ, и тут на экране возник легендарный, еще молодой Чак Норис (о существовании которого Андрей узнал совсем недавно) в роли главного героя шерифа-одинокого-волка. На экране как раз разворачивался тот самый эпизод, когда жестокая мафия закапывала в землю его автомобиль вместе с ним самим (живым) с помощью огромного бульдозера (как мы знаем из фильма, непобедимый Мак Куэйд с честью вышел из этой, казалось, безвыходной ситуации). И тут шериф у телевизора, схематично похожий на бородатого Чака Нориса, оживился, радостно вскочил с пола (стульев около телевизоров не предусматривалось), сделал несколько разминочных стремительных движений, свидетельствовавших о том, что дуггуровский квази-Мак Куэйд не хуже шестикратного чемпиона мира по карате владеет искусством восточных единоборств, затем сложил руки над головой и ласточкой, словно в бассейн, нырнул в, казалось бы, не предназначенный для подобных целей телевизионный экран, мгновенно исчезнув среди захватывающих событий кинофильма.
«Ах вот в чем дело, - оживился Андрей, который вообще-то и ждал чего-то подобного, поскольку и членоголовые, и членоухие, и паутинники только и делали, что ныряли то в дерьмо, то в живые настенные росписи, то в книги, - они, значит, ловят на экране фильм про себя, а фильмов очень много, нам бы столько программ, про себя сразу и не поймаешь. Наверняка чаще всего именно в это время про тебя ничего и не идет ни по одному из телевизоров, и надо толи в другой павильон идти, толи ждать, когда про тебя что-нибудь покажут. Судя по хаотичности перемещений никаких телепрограмм здесь не предусмотрено, иначе бы поиск гораздо организованнее происходил. И все же кое-что непонятно. По логике вещей здесь должны фигурировать герои порнофильмов, а на экранах транслироваться какие-нибудь «Эммануэли», «Калигулы» или «Греческие смоковницы» (других названий порнофильмов Андрей просто не знал). Не исключено, конечно, что эти фильмы и подобные на эту тему в других павильонах и транслируются, однако до сей поры вся тематика Дуггура ограничивалась только одним вопросом, теперь же выясняется, что круг интересов здесь гораздо шире. Может тут, помимо экшн-павильонов есть еще павильоны любителей советского патриотического кино, где только комиссары, разведчики, ударники, производственная высокая любовь и никакого секса. Может, есть исторические и лирические, кто знает, была ведь возможность только малую толику обойти. Хотя, впечатление, будто я тут уже целую вечность блуждаю. И все же интересно, куда они через телевизоры попадают? Снова в земную половую жизнь? Но тогда зачем нужно было этот огород с голливудскими звездами городить? Да и тематика кинофильмов явно не та. Конечно, в этих фильмах эротические моменты тоже могут попадаться, но далеко не во всех, правда, если учесть наличие цензуры на нашем телевидении, может они рады и этими эпизодами воспользоваться? Но с другой стороны, то, что здесь по всем программам мелькает (кстати, никаких новостей и документальных фильмов), по нашему телевидению не демонстрируется, а тут, как я понял, принцип резонанса и подобия осуществляется – что наверху – то и внизу. Может это путь к западному зрителю? Но тогда порнофильмы гораздо логичнее для данного места – (Андрей совсем забыл о существовании к середине 80х в СССР уже немалого количества видеомагнитофонов и нередактированных видеофильмов, привезенных из-за границы и многократно растиражированных). – Ладно, чего там гадать, проследуем-ка вслед за этим шерифом и посмотрим, что означает сей прыжок внутрь телеэкрана».
Андрей подошел к телевизору, куда только что нырнул виртуальный шериф-каратист, принял ту же ныряющую позу, и, не особенно задумываясь об альтернативных вариантах, нырнул ласточкой в центр экрана. Однако произошло совсем не то, что он ожидал. Внутрь телевизора он, правда, въехал, хоть и испытал некоторое сопротивление среды, однако ни в какую земную историю не попал, а просто застрял по пояс в телевизоре. Когда же, испытывая неловкость – словно хотел картинно нырнуть, а плюхнулся в воду животом и в раскорячку – Андрей ногами вперед вылез из капризного телевизора, то, после того как он оказался снаружи, внутри ящика что-то вспыхнуло, затем раздался негромкий взрыв и телевизор развалился на мелкие, несильно тлеющие детали. Впрочем они, как и большинство отслуживших здесь предметов и живых существ, оказались быстро поглощены бетонным покрытием павильона. Этот взрыв вызвал некоторое замешательство в рядах виртуальных кинозвезд, какое-то время они с недоумением глядели на взорвавшийся телевизор, затем, очевидно, их интерес к внештатной ситуации угас и все вернулись к своим текущим занятиям.
«Так, - подумал Андрей, - на этот раз командировка на землю встретила препятствие. А, собственно, чего я ожидал, здесь другие правила игры и их нужно соблюдать даже если ты не местный житель. Наверное, как и всем здесь присутствующим, нужно найти фильм «обо мне», и тогда меня беспрепятственно пропустят на землю – или Бог знает, куда еще отсюда попадают».
Андрей оглядел себя: в настоящее время он вновь выглядел, как индийский кшатрий, правда эпоха по какой-то причине сменилась и он теперь выглядел, как воин времен нашествия великих Моголов (как мы знаем, в астрале смена внешности и одежды происходила по каким-то неведомым законам, порою помимо воли самого астральщика, правда в последнее время Андрей научился менять свою внешность и целенаправленно, силой сконцентрированной мысли).
«По-моему, - подумал Андрей, - хабитус не очень подходящий для голивудского киногероя. Правда там тоже снимают исторические фильмы, но в этом павильоне явно другая тематика, да и потом надо, как я понял, быть не просто индийским средневековым воином, а неким брендом, кем-то конкретно. Видимо образ никому неизвестного Рама, несмотря на всю его романтичность, тут явно не подходит. Наверное, разумнее всего обратиться в кого-нибудь суперпопулярного, кого тут наверняка по ящику транслируют».
Подумав, Андрей решил обратиться в одного из героев непобедимого Брюса Ли, конкретно из кинофильма «Появление дракона», поскольку фотографии из этого фильма он видел в каком-то зарубежном иллюстрированном журнале еще до летаргии и в память ему врезался этот сверххоризматичный образ мастера Кунг фу, в свое время потрясший своим стремительным мастерством и магической притягательностью весь мир массовой культуры. Удалось ему это безо всякого труда, тем более сила воображения в астрале у Андрея значительно возрастала, и обнаженный по пояс Брюс Ли в черных шелковых штанах и спортивных тапочках стоял перед его глазами как живой. Вскоре, как живой он стоял уже не в сознании Андрея, наш герой сам принял форму своего мыслеобраза, и хоть и не видел своего лица, но сухощавая литая фигура со стальными мышцами свидетельствовала о том, что и лицо его приняла соответствующие монголоидные черты. Чтобы окончательно убедиться в своей идентичности образу, Андрей без заминки исполнил несколько сложных ката и 96 форм Тайцзы-цуань, что несомненно свидетельствовало о том, что вместе с внешним видом он за несколько секунд овладел и всеми премудростями Джут-кюндо.
Его упражнения, на земле несомненно привлекшие внимание множества зевак, здесь, тем не менее, никого не удивили и никто не отвлекся от своих суетливых поисков. Очевидно каждый из них был мастером в своей области, имелось также и немало суперспециалистов в области восточных единоборств и это скорее было здесь правилом, чем исключением.
Итак, став одной из легенд (а впрочем за последнее время он уже был и криптонцем Суперменом, и джедаем Скайуокером), Андрей влился в дружную семью американских киногероев, правда внимания к нему от этого не прибавилось. Очевидно каждый здесь пребывал в состоянии самодостаточности и не замечал другого. Немного полюбовавшись новым статусом (в котором на земле мечтал бы оказаться любой мальчишка), Андрей занялся тем же, чем занимались все: поисками фильма «Появление дракона» (хотя, возможно, сгодился бы любой с участием Брюса Ли), и это удалось ему далеко не сразу. Тем более, не избалованный там, на земле, высококачественной голливудской экшн-продукцией Андрей все время увлекался очередным захватывающим сюжетом и медлил с переключением на новую программу, преодолевая желание досмотреть – если уж не фильм, то хотя бы эпизод до конца. Примерно двадцатым по счету кинофильмом оказался именно «Появление дракона», причем вырулил на него Андрей в тот момент, когда несокрушимый Брюс сводил счеты со злодеем О. Харой. Дождавшись конца блистательного поединка, когда герой Брюса, высоко подпрыгнув с выражением экстатического счастья на лице переломал шею поверженному противнику – тем самым осуществляя месть за сестру – Андрей в образе своего экранного прототипа сложил руки рыбкой и нырнул в такой твердый, на вид не предназначенный для подобных экзерсисов экран. На этот раз все получилось гладко, и войдя в экран, как в воду, он ощутил, что его куда-то затягивает, затем следовал полет куда-то вниз (очевидно этот момент совпал с передвижением по гофрированной трубке, исходящей из телевизора), кратковременная остановка, ощущение, словно на каком-то перераспределителе его переключили на другую магистраль, и вслед за этим последовал полет в пространстве уже гораздо более широкого, центрального тоннеля. В какой-то момент у Андрея включилось зрение (обычно подобные полеты происходили в полной тьме, да еще при отсутствии сознания) и он обнаружил, что вокруг него летят, уносимые каким-то темным стремительным потоком десятки и сотни киногероев, многих из которых он видел и раньше, а кого-то – впервые. Они неслись словно пестрая стайка рыбок, сосредоточенно устремив лицо куда-то вверх и вперед, в светлое будущее, и Андрей подумал, что, пожалуй, впервые совершает перелет между сакуаллами в такой экстравагантной компании. Его окружали лишь стилизованные мировые знаменитости, каждый пятый был хорошо знаком, а каждый второй кого-то напоминал, но он не мог вспомнить, кого именно.
Единственное, что смущало Андрея, так это тот факт, что в обычном тоннеле принято лететь через тьму к свету, который брезжит в конце тоннеля, здесь же впереди зияло что-то гораздо более темное, чем та тьма, где, как ни странно, Андрей неплохо видел своих попутчиков и которая несла его все дальше, вперед и вверх. Полет продолжался не особенно долго, и не успел Андрей как следует присмотреться к ближайшим соседям в этой экзотической стае, как жидкая полутьма выплюнула их невдалеке от огромного диска, еще более темного, чем окружающая тьма. Андрей понял, что этот диск и есть та самая черная дыра, хорошо заметная из Дуггура, и что от этого диска в противоположную от него сторону отходят, словно лучи огромное количество тонких темных трубочек, несколько другого оттенка, чем диск, уходящих куда-то в бесконечность, которые снизу воспринимались как некая зловещая аура, расширяющаяся конусом, вокруг абсолютно черного диска.
Все выброшенные из тоннеля кинозвезды рассосредоточенно зависли невдалеке от черного диска, который хоть и не тянул по размерам на планету или хотя бы луну, тем не менее выглядел как некая грандиозная искусственная конструкция, на поверхности которой происходило какое-то хаотичное шевеление. Затем возникло нечто непонятное (скорее как ощущение): лучи-иглы словно бы вдвинулись внутрь диска навстречу друг другу, а затем в центре диска, где по идее должны были соприкоснуться эти трубочки-лучи, начал возникать размыв, где тьма просветлялась а внутри забрезжил неясный белесый свет.
Одновременно из размыва почувствовалось дуновение ветра. Очевидно и свет, и ветер означали какой-то новый этап путешествия, после которого с голливудскими звездами, зависшими словно в ожидании чего-то над поверхностью черного диска, стала происходить трагическая метаморфоза. Было такое впечатление, что полновесные человеческие (хоть и астральные) фигуры вдруг начали пылить и таять, как будто ветер сдувал песок с поверхности бархана, и каждая частица этого черного песка была ничем иным, как ноликом либо единичкой. Андрей понял, что синтезированные с помощью какой-то неведомой цифровой технологии в недрах устройства, напоминающего гигантскую мясорубку человекоподобные астральные тела вновь распадаются на свои составляющие.
Не прошло и десяти минут, как в туче темного цифрового песка плавились полупрозрачные останки еще недавно столь полновесных и живых кинозвезд, а вскоре исчезли и они. Не тронул распад только Андрея в облике виртуального Брюса Ли.
«Так-так, - подумал Андрей, - еще одно подтверждение, что я из другого теста состою – в смысле мое астральное тело – а не из каких-то там единичек-ноликов. Но будет ли у меня возможность отправиться вслед за остальными в таком неразъемном виде? Наверное их ведь не случайно распылило, наверное их по-другому дальше отправить невозможно. Так, надо что-то придумать, чтобы не тыкаться потом слепым котенком. Если уж я досюда добрался, то сам Бог велел дальше двигаться и всю эту историю до конца досмотреть».
Предположение Андрея оправдалось, светлое пятно начало быстро засасывать зависшее темное облако единичек и ноликов, и одновременно тонкие темные трубки быстро завибрировали, словно по ним хлынули поглощенные диском циферки. Андрей полетел навстречу светлому пятну-размыву, вскоре он был уже совсем рядом и увидел, что это обычное отверстие, но накрытое тончайшей сеткой через которую как через фильтр просеивается облако, а различные посторонние, непонятно откуда взявшиеся артефакты остаются снаружи. За этим прозрачным фильтром, где-то в отдалении виднелась матушка-земля, со всеми положенными океанами, материками и облаками, и диск ее был примерно таких размеров, как если бы Андрей наблюдал его с поверхности луны. К этому бесконечно родному диску сквозь тьму космоса тянулись мириады астральных хоботков, терявшихся в отдалении. Очевидно именно туда направлялись в данный момент миллионы единичек и ноликов темной демонической материальности.
«Ясно, - подумал Андрей, - опять таки командировка на родину и скорее всего в наше пространство они проникнут через телевизоры – а может и через экраны кинотеатров, американские фильмы все же чаще в кино показывают. Интересно посмотреть, что дальше произойдет, но, похоже, в отличие от прежних забросов меня нынче на землю пропускать не собираются, на циферки я по какой-то причине распасться не сподобился, видно у меня природа другая. С другой стороны ничего хорошего в том, чтобы на единички-нолики распасться я не вижу, но в моем теперешнем облике в трубочки не протиснуться. Может бросить все и назад вернуться? Хотя, не думаю, что процесс отцифровки сможет мою душу и самосознание уничтожить, но наверняка ощущать я себя буду как-нибудь по-другому».
И все же, осознавая важность своей миссии, Андрей чувствовал, что должен проследовать на землю вслед за циферками и увидеть всю историю до конца, ему и прежде предлагалось в астрале решать всякие ребусы, и до сей поры он худо-бедно с ними справлялся. Андрей полетал вдоль сетки, попытался чисто механически проникнуть сквозь нее, что в астрале было довольно обычным делом, однако на этот раз преграда не желала пропускать Нашего героя. Он сознавал, что должен прибыть на землю не сам по себе – в этом случае он не сможет проследить судьбу и миссию цифровых кинозвезд, что проникнуть в Энроф он должен именно через трубочки-проводники астральной материальности. Но как это сделать? Неведомый ветер, разложивший на цифры всю звездную компанию, никак не затронул собственной природы Андрея. Попробовать разложиться самому? Но он не представлял механизма – одно дело превратиться в Супермена, Люка Скайуокера или Брюса Ли, но как можно превратить себя в миллионы единичек и ноликов? На всякий случай он попытался воспроизвести в ярком астральном воображении, что его тело превращается во множество нолей и единичек – и получил определенный результат, только совсем не тот, который был нужен. Сначала его тело, утратив всякое человекоподобие, превратилось в здоровенную жирную единицу. При этом Андрей сохранял полную ясность ума и прежнее мировосприятие. Затем единица изогнулась нулем, напоминавшим то ли здоровенный бублик, то ли автомобильную камеру – затем вновь приняло форму единицы и цикл повторился, словно податливый материал его астрального тела не мог понять, чего конкретно сознание хозяина от него добивается. Разумеется ни о каком прохождении сквозь фильтр в таком виде не могло быть и речи, Андрей принял предшествующий облик и задумался.
Неожиданно в памяти его возникла одна из иллюстраций, которую много лет назад он рассматривал у Маркелова в его роскошной Бхагавадгите. Там был изображен вселенский Маха Вишну, трансформирующий свою сущность с помощью бесчисленных клише, повторяющих его Божественный образ, в природу всякой материальной формы: и в звезду, и в планету, и в человека, и в животное, и былинку и атом. Это выглядело как бесчисленное количество маленьких «Вишну», сияющих внутри всякого сущего тела, предмета и даже атома.
Одновременно с этим Андрей вспомнил о своих альтернативных двойниках, неведомое количество которых, связанных невидимою нитью монады, пребывают в разных пространственно-временных потоках, не ведая о существовании друг друга. И как дополнительная иллюстрация к этому метафизическому клонированию мелькнуло воспоминание о Меркабе, которую он наблюдал в начале похода, где в каждой ячейке он видел себя самого, словно бы разложенного на бесчисленные элементы внешних ситуаций, поз, положений и внутренних составляющих различных уровней сознания и подсознания. И только он мысленно обратился к этим своим альтернативным «Я», как внутри него что-то лопнуло – причем ощущение это было и глубоко внутри и как бы в самых отдаленных уголках «снаружи». А затем он вместе со всей вселенной распался на мельчайшие частицы и каждая из этих частиц была им, Андреем Даниловым, потомком династии Меровингов, и каждая из этих частиц-Андреев обладала самоощущением, отдельностью и вместе с тем объединяющим чувством целого. Каждый Андрей-элемент обладал личной крупицей света, и в сумме эти крупицы составляли световое облако, которое, подобно своему темному цифровому предшественнику, стало затягиваться в отверстие на диске черной луны через фильтр. Затем, распылившись, эти частицы распределились по мириадам темных трубочек-тоннелей и невидимым роем светлых частиц хлынули к земле.
Состояние Андрея (вернее Андреев) было настолько необычным, что он вряд ли смог адекватными словами передать это чувство бесчисленной множественности в единстве, растекающимся по мириадам тоннелей: каждая частичка, летящая по своему индивидуальному лучу, ощущала, что происходит с каждой другой и это, тем не менее, не нарушало чувства индивидуального самосознания. Когда же рой «Микро Андреев» достиг поверхности (вернее ноосферы) Земли, он тут же распределился среди океана мыслеобразов, чувств, мыслей и желаний миллионов людей. Их объединяла только одна общность: в данный момент все они – кто по телевизору, кто по видеомагнитофону, кто на экране кинотеатра смотрели один и тот же фильм «Появление дракона» с великолепным Брюсом Ли в главной роли.
Все бесчисленные «Я» Андрея, словно мельчайшие датчики стали распределяться среди мыслей и чувств миллионов людей, смотрящих этот фильм, и по этим датчикам в невидимый центр (локально он не был выделен, однако существовал) хлынули потоки человеческих чувств-эмоций, клишированных, как под копирку воздействием фильма на сознания людей, казалось бы никак не связанных друг с другом. На этот раз присутствие Андрея не ограничивалось какой-то конкретной судьбой или сознанием, как во всех его предыдущих экскурсиях. Вся множественность восприятий Андрея перекинулась на сознания миллионов теле и кинозрителей, не ограничивалась она также и территорией России. На этот раз процессом были захвачены все уголки земного шара, где люди имели телевизор, видеомагнитофон или кинотеатр: всех их объединяла могучая волна-эгрегор, сплетающий их мысли, чувства и эманации в единое невообразимое причудливое нечто, не разделенное ни расстояниями, ни границами, ни языками.
Андрей-во-множестве словно бы плавал в каком-то особом пространстве иного измерения, притянутом к земле и в этом пространстве в глобальном земном масштабе осуществлялось действие фильма (по сценарию происходящее на маленьком гонконгском острове). К этому пространству тянулись бесчисленные зримые эманации человеческих чувств, возбужденных и призванных к жизни динамическими, гипнотизирующими событиями кинофильма и личным обаянием актера-воина. В этот момент Андрей почувствовал, что миллионы его составляющих вновь стали единым целым Андреем Даниловым, а неподалеку от него, словно рой пчел, жужжало цифровое облако.
Тут пространство кинофильма стало видоизменяться. Его словно бы начали переполнять эти человеческие эманации, разноцветными потоками и переливами вплетавшиеся в действо кинофильма. Они резонировали с чувствами виртуальных героев, придавали их вначале эфемерному бытию все больше и больше жизни и плоти, и эта оживленная резонирующая ткань кинофильма привлекала внутрь себя удесятеренные потоки новых чувств, желаний и мыслеобразов: люди охотно, не ведая того, единым синхронизированным посылом отдавали энергию своих чувств. Гамма чувственных тонов была достаточно разнообразна: от розовых, голубых и золотых симпатии, романтизма и любви, до кроваво-красных, лиловых и черных потоков, состоящих из чувств агрессивности, ненависти к противникам Брюса и желания их уничтожить, а также потоков женской похоти к главному герою.
По мере поступления все новых и новых порций энергии, за которыми Андрей фактически уже перестал видеть события фильма, внутри этого размыва иного измерения и недавно появившегося здесь цифрового облака, начала формироваться некая конструкция – вначале совсем прозрачная и эфемерная, постепенно она все более прорисовывалась и оплотневала.
Конструкция была весьма своеобразна, и по виду напоминала устройство водонапорной станции: трубы, коллекторы, краны и прочие приспособления, которым Андрей не знал названия. Она зависла над действом кинофильма, хищно выставив некие раструбы, затем чья-то невидимая рука повернуло колесо коллектора и внутри машины что-то ритмично забрякало и заскворчало, словно заработал огромный насос. Очевидно, это и был насос для откачки человеческих эманаций, поскольку волны энергий затрепетали и потянулись струйками вверх, словно головы кобр, зачарованных игрой на флейте, а затем они начали засасываться внутрь раструбов и Андрей догадался, куда эта энергия будет перекачена: об этом в свое время ему подробно рассказал черный магистр на крепостной стене Антимосквы. (Правда, каким образом демоны поглощают эту энергию Андрей пока не знал).
Интересно, что каждый раструб поглощал энергию какого-то определенного качества и цвета; зыбкие же, эфемерные: розовый, золотой и голубой вообще не были востребованы – они поклубились вокруг раструбов, но там, очевидно, стояли какие-то фильтры, поэтому ни один из светлых тонов (которых было заметно меньше, чем темных), так и не попал внутрь этой абсурдной насосной станции. Стоит дополнить, что, как мы уже упомянули, часть цифрового облака ушла на формирование «насосной станции», другая же, большая, разбившись на множество мелких облачков, продолжала оставаться в земном пространстве квартир и кинозалов и, сформировав из цифровой массы что-то вроде живых присосок, осуществляла связь между пространством фильма и рассеянной по всему земному шару аудиторией. Андрей видел в свои оконца, как межпространственные пиявки витают и кружатся вокруг зрителей еще больше возбуждая в них интерес и эмоциональную вовлеченность, как жадно они хватают людские чувства-эманации и перекачивают их по миллиардам темных трубочек внутрь астрального рукава с виртуальным действием фильма, откуда их – несомненно в пространство Дуггура переправляла «насосная станция».
Сейчас Андрей был лишь сторонним наблюдателем происходящего и не участвовал в этом циклопическом процессе выколачивания и перекачки энергии, а впрочем он был им и на фазе своей множественности.
«Забавно, - размышлял Андрей, - кто бы мог подумать. Смотрят себе люди интересный фильм, радуются, страдают и негодуют вместе с героями и не подозревают, что их чувства кто-то захватывает и перекачивает. Надеюсь, мне удастся досмотреть весь этот театр абсурда до конца и проследить весь путь нашей человеческой энергии до конечного потребителя – и что, собственно, этот конечный потребитель с ней делает. Выходит, не только сексом жив Дуггур. Но можно не сомневаться, что аналогичные глобальные киноцентры по откачке сексуальных эманаций с помощью порнофильмов, также имеются. Думаю, все, что вызывает у людей сильные приземленные чувства, здесь задействовано. Вот только никому тут не нужны чувства светлые и чистые, они лишь до астрального пространства фильма доходят и остаются невостребованными. Интересно, что с ними дальше происходит? Чахнут что ли от невостребованности и неразделенности?»
И тут, словно иллюстрация, оспаривающая последнее предположение Андрея, произошло следующее: неведомо откуда в пространство фильма влетело нечто человекоподобное (или ангелоподобное?), сияющее, окутанное белым туманным плащом, и не успел Андрей сообразить что этот некто – никто иной, как идеализированный, просветленный Брюс Ли, правда почему-то с черной повязкой вокруг головы, как туманный плащ распахнулся. И тут же внутрь распахнутого плаща, где Андрей увидел розовое сияние в области сердца (самого тела внутри плаща было не видно из-за сияния) хлынули невостребованные потоки розового, голубого, золотого, присоединяясь к сиянию все сильнее и сильнее разгорающегося сердца. Затем душа Брюса Ли запахнула плащ и исчезла так же стремительно, как и появилась в пространстве своего виртуального героя.
После этого исчезновения что-то в отлаженном процессе откачки энергии разладилось. Действо кинофильма начало спотыкаться и приостанавливаться, словно при зависании компьютера, а внутри механизма по этой самой перекачке что-то зачихало и закашляло. «Насосная станция» стала давать перебои и не успевала справляться со всеми потоками темных эманаций, которые все больше и больше застили события астрального фильма, а затем и вовсе поглотили его. Андрей оказался в хорошо знакомой ему астральной тьме. Очевидно и отпущенное время пребывания в пространстве кинофильма закончилось, Андрей почувствовал, что его затягивает обратно, а затем, после нескольких минут стремительного полета по невидимой трубе, он вышел через экран телевизора в помещение павильона.
В павильоне, казалось, ничего не изменилось, киногерои по-прежнему сновали между телевизорами и переключали кнопки передач. Очевидно, процесс этот был здесь перманентен и не делился на строгие фазы, как в нижних ярусах, а непрерывная подача энергии в Дуггур требовала и непрерывной работы.
Поняв, что по крайней мере на этом этапе его работа закончена, Андрей вышел из павильона и стал решать, что делать дальше: то ли посетить другой павильон, скорее всего отправившись на новую экскурсию в другой кинофильм, то ли, уже нигде не задерживаясь, идти дальше, к центру города, где, очевидно, ожидал переход на новый ярус. Сейчас этот центр был совсем не виден за величественными павильонами астрального ВДНХ, но оттуда еще совсем недавно раздавалась музыка, шум моторов а так же доносился запах духов и всевозможной парфюмерии, хотя бы частично перебивавший устойчивый запах дерьма и помойки из нижних ярусов. Правда был какой-то еще, тревожный, что-то вроде запаха сырого (но не гнилого) мяса, а так же еще один, который относился скорее к приятным и Андрей вначале принял его за запах парфюмерии, правда потом до него дошло, что так пахнут свеженапечатанные деньги. Сейчас же, почему-то, в воздухе ВДНХ не разносились со стороны центра ни звуки, ни запахи, но поскольку здесь постоянно что-то менялось, в этом не было ничего удивительного.
Постояв какое-то время, Андрей все же решил идти к центру не задерживаясь, поскольку весь этот спектакль начал его утомлять и скорее всего в очередном павильоне не должно было произойти ничего принципиально нового, ведь схема с непременными экскурсиями в пространство Земли прослеживалась везде и отличия могли касаться лишь деталей, но не сути. Андрей двинулся по территории астрального ВДНХ, отмечая, что везде происходит примерно одно и то же, полюбовался фонтаном, правда то ли временно, то ли постоянно не работающим, соответствующим знаменитой позолоченной «Дружбе народов» с символическими пятнадцатью труженицами-республиками, вместо которых в астральном варианте оказалось несколько порнозвезд (они отличались формами и позами), а так же неизвестные ему киноактрисы из которых кто-то смахивал на Мерлин Монро, кто-то на Бриджит Бордо и Элизабет Тейлор в облике Клеопатры, и отдельно привлекала внимание демоноподобная женщина-ниньзя, имеющая сходство с легендарной каратисткой Синтией Ротрок.
Пока что во время прогулки по Дуггуру он не встретил ни одной живой женщины – только изображения – и вот теперь наконец во всей красе перед ним возвышались скульптуры неработающего фонтана. Правда где-то в середине путешествия над ним пролетал стая, состоящая из голых женщин, рассыпающих лепестки-циферки, но он подозревал, что эти женские фигуры скорее – компоненты стихиалей, связующих Дуггур с Энрофом, чем группа индивидуальностей, но с другой стороны подобной характеристике можно было подвергнуть здесь любое существо, будь то членоголовый или звезда киноэкрана. Все они вели себя словно полуавтоматы, запрограммированного на выполнение каких-то строго ограниченных функций и поскольку личность Андрея не входила в круг этих функций-интересов, то они то ли видели его, но не реагировали, то ли не замечали вовсе. Единственный человек, с которым ему удалось поговорить более менее внятно, был астральный полицейский, которого он встретил при переходе с первого яруса на второй. В дальнейшем подобные контакты носили строго определенный агрессивный характер. А впрочем, возможно дело было и не в нем, Андрей не заметил, чтобы и между местными жителями возникало какое-либо человеческое общение, исключая те случаи, когда это требовала производственная необходимость.
Итак, размышляя над превратностями судьбы, Андрей прошел мимо нескольких выставочных комплексов, причем весьма позабавился видом гигантского фаллоса, который своим местоположением и формой очень напоминал ракетоноситель «Восток», в своем земном аналоге представляющий экспозицию «Космос», а несколько аналогичных горизонтальных органов неплохо ассоциировались с экспонатами «Авиация», поскольку оснащены были изящными стрекозиными крылышками. Впрочем, тематика имела целенаправленных характер, поскольку соседствующий с этими памятниками павильон в полной мере отражал порнографическую сферу искусства, но уже не в том фантасмагорически-сюрреалистическом аспекте, как на воротах Дуггура, а вполне прикладном и антропоморфном, поскольку фасад здания был облеплен афишами соответствующего содержания, очевидно являвшими собой кадры из каких-то известных порнофильмов. К сожалению неискушенный Андрей ни одного из рекламируемых фильмов не видел, поэтому и не мог знать, действительно ли эти фильмы соответствуют земным прототипам, либо это чисто местная продукция. Хотя здравый смысл подсказывал, что чисто местной продукции здесь быть не может, и это именно аналоги.
Андрей в нерешительности остановился напротив павильона в афишах, размышляя, идти ли ему к загадочному центру, который вначале был так хорошо виден, теперь же оказался скрытым ближайшими зданиями, то ли снова совершить экскурсию в пространство Энрофа. Тут только наш герой обратил внимание на то, что этот павильон, пожалуй, помимо внешних реклам, отличается еще кое-чем: если около всех остальных павильонов царило оживление и туда кто-то постоянно входил и выходил, то этот, похоже, не пользовался вниманием виртуальных звезд экрана.
«Интересно, - подумал Андрей, - почему так? Тематика что ли здешних завсегдатаев отталкивает своей откровенной безнравственностью? Вот уж абсурднее аргумента не придумаешь для этого ****ского города, благо все предшествующие события свидетельствуют об обратном. Странно, надо все же сюда зайти – вроде бы вход свободный. С другой стороны – времени жалко. Может у них тут циклическая активность? Сначала народ посещает павильоны стиля «экшн», а, скажем, через час будут ломиться сюда».
Все же любопытство взяло верх и Андрей решил зайти и посмотреть внутреннее содержание павильона, но тут над его головой раздался уже знакомый шум-шелестение, казалось бы сплетенное из шепотов, вздохов и тихого смеха множества людей. Когда же он поднял голову, то увидел картину, которую уже однажды наблюдал в ночном астральном небе Дуггура: прямо над ним, сравнительно невысоко летела стая голых женщин, совершающих плавательные движения разных стилей, словно там, вверху, было не астральное небо, а поверхность прозрачного ласкового моря, в котором ночью голышом решила искупаться большая компания юных прелестниц.
Дальнейшие события развивались, очевидно, по какому-то стандартному сценарию, который Андрей уже наблюдал издали, но не совсем понял, что произошло. Теперь же все происходило непосредственно рядом с ним. Неожиданно стоящий на выставочном постаменте космический корабль «Восток», подозрительно напоминающий эрегированный мужской половой член пришел в движение, заволновался, задергался (хотя для махины не меньше тридцати метров в высоту подобные характеристики вряд ли правомочны), затем неведомая сила втянула его внутрь постамента, словно под неприличным постаментом разверзлись доселе невидимые губы матушки-земли. По прошествии нескольких секунд с характерным звуком плевка, только усиленным в тысячи раз, громадный фаллос был выплюнут недрами как раз в тот момент, когда стая небесных купальщиц оказалась непосредственно над ним, чтобы врезаться в них со своеобразным звуком лопнувшей огромной резиновой емкости, заполненной вязкой жидкостью.
Итак, гигантский фаллос разорвался, излившись тысячами гектолитров вязкой спермы, которая по идее должна была в следующую секунду вместе со сбитыми и растерзанными купальщицами, залив не меньше гектара территории (в том числе и Андрея), однако этого не произошло, поскольку эта гигантская, брызнувшая во все стороны капля изменила агрегатность. Трудно сказать, произошло бы это в любом случае, или катализатором перехода явились исчезнувшие внутри повисшей на мгновение капли, женщины, однако тяжелая капля в то же мгновение превратилось в уже знакомое Андрею цифровое облако, которое начало изливаться на землю веселым дождиком черных единичек и ноликов. И не просто на землю – на определенной высоте дождик словно бы попал в зону локального притяжения и начал сыпаться в аккурат на статуи неработающего фонтана. Тут произошло следующее: все позолоченные статуи фонтана начали оживать, сладко потягиваться, выгибая прелестные спинки и попки, призывно оглядываясь кругом. Затем все до одной покинули надоевшие пьедесталы среди позолоченных декоративных растений, птичек, рыбок и животных и грациозно устремились к ступеням павильона, доселе не вызывавшего никакого интереса у снующих то тут, то там кинозвезд. А впрочем ситуация коренным образом изменилась, как только ожившие порнозвезды, взявшись за руки, скрылись за дверями обклеенного рекламами павильона, поскольку после короткой паузы туда тут же хлынули ручейки кинозвезд мужского пола.
«Ну что ж, - подумал Андрей, - наконец-то живые дамы появились и кавалеры явно взволнованы их появлением. По логике вещей в этом павильоне что-то вроде свального греха должно произойти – только с какой-нибудь астральной спецификой, если, конечно, это не школа бальных танцев. Или они тоже в экраны будут нырять – и все это лишь некий ритуал, необходимый для забора энергии с земли. Ладно, чего тут думать, трясти надо!» – Вспомнил он фразу из известного анекдота про прапорщика, обезьяну, банан и научный эксперимент. Андрей направился к ступеням павильона, но, не дойдя нескольких метров остановился в нерешительности: весь комплекс-павильон, находящийся на возвышении, и широкие ступени, к нему ведущие, неприятно заколебались, завибрировали, а затем начали довольно быстро погружаться в землю, как было уже не раз с более мелкими предметами и телами. Правда раньше это касалось лишь разрушенных и отработанных предметов, существ либо приспособлений. Теперь же земля поглощала массивное здание-павильон казалось бы в тот самый момент, когда должна была произойти самая кульминация.
ГЛАВА 5
АСТРАЛЬНЫЙ НЬЮ-ЙОРК
«Вот, - с досадой подумал Андрей, - не дали клубничку посмотреть! А Дурга ведь меня сюда специально за этим привела, а то, что на земле происходит, я и так прекрасно знаю. Хорошо что я замешкался и не побежал сразу же вслед за этими путанами в павильон, а то, черт знает, что бы со мной случилось, если бы я там очутился в этот момент – (а в этот момент павильон полностью ушел под землю и на том месте, где он совсем недавно стоял, образовался довольно приличный участок свежевспаханной земли). Впрочем, не думаю, что со мной что-то фатальное могло бы случиться, скорее всего – выплюнуло бы, как уже однажды было, только сильнее. Ладно, не очень-то и хотелось, пойдем дальше».
Однако идти дальше не получилось, неожиданно Андрею показалось, что вокруг заметно потемнело, а луну закрыло тучами. Он поглядел наверх – и действительно, с первой луной (та, что светила а не «темнила») происходили занятные метаморфозы, и у Андрея возникли ассоциации с астрономическим процессом гибели звезды – от красного гиганта до белого карлика и вспышки сверхновой. Только весь процесс был камерным, нестрашным и, казалось, не опасным, несмотря на то, что происходило это в астральном небе, которое, как знал наш герой, тут, рядышком, стоит только взлететь.
Итак, луна вначале заметно увеличилась в размере, словно кто-то невидимый надувал ее через трубочку, при этом, как мы упоминали вначале, заметно потемнело, а свет луны словно бы разбавили и он не только поблек но изменил оттенок в сторону неяркого темно-красного, зловещего. В скором времени она увеличилась раз в десять, но совсем потускнела, затем процесс пошел в обратную сторону (Андрей помнил из астрономии, что эта фаза называется коллапсированием) и по мере уменьшения луны, свечение ее становилось все ярче и ярче. Стало достаточно светло, но это был не привычный дневной свет, а такой, словно в полусумрак лунной ночи подбросили серебра и воздух вокруг начал опалесцировать. Затем, когда, очевидно, процесс «схлопывания» дошел до какой-то критической массы, произошел взрыв «сверхновой». Но опять же, эффект этот был подобен обычному мощному фейерверку. В какое-то мгновение маленький, яркий, плотный шарик взорвался миллионами белых искр, затем искры стали принимать оттенки всех цветов радуги уже внутри этого белого взрыва, и с веселым потрескиванием начали падать на землю.
Какое-то время Андрей стоял, окруженный удивительным разноцветным ливнем, словно угодил внутрь радуги, правда ни одна капелька на него не упала. Он словно был окружен невидимым защитным полем – впрочем достаточно тоненьким, чтобы разглядеть, что это падают не капельки, а разноцветные (не черные, как раньше!) единички и нолики. Падают, достигают земли и исчезают в ее недрах, не оставляя на поверхности влаги. Несколько минут вокруг не было видно ни зги, хоть Андрей и находился словно внутри светового ореола, просто цветные циферки падали так густо, что никакой предмет невозможно было бы рассмотреть и на расстоянии вытянутой руки.
Тем не менее ночь словно бы закончилась, и когда цифровой дождь иссяк так же неожиданно, как начался, выяснилось, что на дворе действительно светлый день, а над головой – голубое небо, на котором сияет в зените столь редкая для астральных небес гостья – солнышко, правда, какое-то плоское. Таким же плоским, лишенным глубины было и небо, правда по нему вполне натурально плыли белы облачка, которые вроде бы нарушали подобную бутафорность.
Когда же цифровой дождь закончился, то выяснилось, что изменения коснулись не только неба, светила и освещенности: вокруг уже не было никакого Дуггура. Андрей стоял в центре современного западного города, окруженный гигантскими небоскребами, и хоть никогда на свете за все свои тридцать неполных лет он не был за границей, тем не менее первая мысль, которая у него возникла в этот момент, что вокруг него Нью-Йорк, какой-нибудь Манхеттен.
Трудно сказать, действительно ли город, в котором внезапно оказался Андрей, соответствовал реальному, земному Нью-Йорку, может это был Детройт или Чикаго или даже Гонконг либо Сингапур, место Андрею было совершенно незнакомо точно так же, как если бы он оказался вдруг в реальном земном Нью-Йорке в физическом теле. В реальном варианте этот город был ему столь же незнаком, как и в астральном и ничего узнаваемого, кроме статуи свободы, Капитолия или Белого дом в Вашингтоне он бы по-первости во всей Америке не обнаружил. Правда Андрей не раз видел Нью-Йорк и в кино и по телевизору, тем не менее все это было не то, ведь город становится знакомым лишь при многолетнем в нем проживании.
Итак, название «Нью-Йорк» было чисто условным, поскольку вид современного западного города ассоциировался в сознании Андрея именно с этим названием. Нашего героя окружали гигантские небоскребы теснящиеся вокруг небольшой площади, на которой он очутился, но ни сами высоченные билдинги из стекла и железобетона, ни эта площадь, ни оказавшийся на этой площади довольно больших размеров бассейн причудливой формы, заполненный прозрачной голубой водой были ему незнакомы и соответствовало ли это место, подобно дуггуровскому ВДНХ чему-то реальному в земном Нью-Йорке, он не знал. Небоскребы перекрывали всю панораму обзора, и кроме этих плотно обступивших его громадин и неба над головой, ничего было не видно, но не этот в одно мгновение возникший словно из-под земли город поразил Андрея.
Дело в том, что при всех его многочисленных путешествиях по астралу, в какие бы причудливые либо наоборот – урбанистические слои его не заносило, ощущение того, что это именно астрал никогда не покидало его. Даже в тех редких ситуациях, когда он, вроде бы находясь в астральном теле, наблюдал какие-то фрагменты Энрофа, никогда его полностью не покидала та стандартная гамма ощущений, которая всегда была присуща восприятию мира из астрального тела – пусть даже мир казался двойником Энрофа. Здесь же у Андрея в первые минуты возникло чувство, что он вернулся в физическое тело, но очнулся не в алтайской тайге – где по всем законам он должен был очнуться – а посреди Нью-Йорка.
Его, казалось, окружала реальность физического мира, его лучшая реальность, оказаться в которой мечтал бы любой советский человек, и эта реальность была заполнена земными запахами, звуками, ощущениями – теми самыми, которые столь естественны для любого человека в бодрствующем сознании, и которых так не хватает любому астральному путешественнику, какие бы причудливые картины его не окружали.
Итак, ощущения той обстановки, в которой неожиданно оказался Андрей, были столь приближены к реальности земной, что Андрей тут же начал себя разглядывать, не появилось ли у него вдруг физического тела. Увы, земного плотного тела у него не появилось, Андрей снова пребывал в образе средневекового индийского кшатрия, включая кольчугу и бахрецы на груди, на двух из которых продолжали красоваться барельефы юноши и девушки, в которых превратился младенец-атлант – то есть вид абсолютно не подходящий для обитателя Нью-Йорка. Присутствовала так же характерная для астрала пастозность тела, и когда Андрей на долгое время задержал взгляд на своей кисти, то пальцы его через какое-то время начали склеиваться и сливаться. Таким образом, Андрей уже не сомневался в том, что продолжает оставаться во внезапно изменившемся по неясной причине Дуггуре.
«Выходит, - подумал Андрей,- ландшафт здесь нестабилен, хоть долгое время я был убежден в обратном. Однако, какая реалистичность! Одно настораживает, ни людей, ни машин в радиусе обзора. Любопытно, что сей Нью-Йорк означает и куда теперь идти? Раньше у меня хоть цель была – дойти до центра города во главе с этим Тадж-Махалом, где предполагалась некая кульминация всего того, что здесь происходило. А теперь куда идти? Если это место соответствует реальному Нью-Йорку, я его и за несколько дней не обойду. Ну, разве, что по воздуху, но тогда я толком ничего не увижу и свою миссию не выполню».
И все же какое-то решение надо было принимать и Андрей двинулся наугад к ближайшему небоскребу, который перекрывал панораму города слева. Как мы упомянули, все небоскребы кольцом окружали площадь с бассейном, от которой отходило несколько улиц. Зеркальные тонированные стекла поблескивали на солнце, на первом этаже одного из зданий было пристроено роскошное заведение с вывеской «Ресторан», но вместо названия на вывеске красовался здоровенный макет стодолларовой купюры.
У основания другого небоскреба Андрей заприметил какой-то ночной клуб-кабаре с танцующими красотками на неоновой рекламе. Казалось бы, наличие подобных увеселительных заведений предполагало и наличие посетителей, но в двери никто не входил, а есть ли кто внутри невозможно было рассмотреть из-за зеркальных окон, которые, когда Андрей подошел поближе, отразили его самого: с лицом Андрея Данилова, но облаченного в доспехи индийского средневекового воина, в кольчуге, шлеме, шароварах и с саблей на боку. Зайти внутрь желания у Андрея не возникло («Так я вообще отсюда никогда не выберусь»), и Андрей прошел вдоль фасада здания, свернул на ближайшую, все такую же пустынную улицу («Чтобы в Нью-Йорке средь бела дня ни машин, ни людей не было – быть такого не может»). Впереди вдоль улицы выстроились в ряд несколько похожих небоскребов, правда Андрею показалось, что выглядят они несколько туманно, чего по идее не могло быть в ясный солнечный день. Андрей пошел вдоль улицы и к его удивлению, чем ближе он подходил к открывшимся перед ним новым зданиям, тем сильнее они расплывались, чего не должно было быть, даже если допустить наличие тумана или смога, поскольку первый небоскреб вдоль которого поначалу шел Андрей, был виден совершенно отчетливо. Заинтересовавшись необычным феноменом он прошел еще около ста метров по направлению к ближайшим домам, и оказалось, что сразу же за фасадом первого здания ввысь словно бы уходит стена какой-то взвеси, отделив реальную часть города от зыбкой, при этом, когда Андрей подошел к этой полупрозрачной туманной стене, выяснилось что взвесь, ее составляющая – все те же единички и нолики, только белого цвета, и в толще этой стены, кроме хаотически двигающихся частиц (все тех же единичек и ноликов) не видно ничего, и непонятно, какие здания он мог разглядеть там, за этой полупрозрачной стеной. Андрей протянул руку – она, не преодолевая сопротивления вошла в зону цифровой взвеси, частицы которой казалось бы никак не отреагировали на это инородное внедрение, легким дуновением касаясь его руки и тут же отлетая в сторону.
«Возможно это некая перегородка, - подумал Андрей, если участь, что там дальше виднелось продолжение города, то скорее всего она не толще нескольких метров. Вроде бы эта цифровая пурга неопасная, попробую ее пересечь».
Андрей вступил в зону взвеси, но оказалось, что эта зона не несколько метров и даже не несколько десятков метров. Минут десять он шел среди этого цифрового тумана, ожидая, что вот-вот он прервется и впереди появится остальная часть города, однако он все не кончался и не кончался и никакие небоскребы не появлялись – впереди просто ничего не было видно, хотя, как мы помним, когда Андрей только вышел на эту улочку, небоскребы маячили впереди достаточно отчетливо, а эта густая стена взвеси – напротив воспринималась почти прозрачной дымкой.
«Нет, - подумал Андрей, - надо возвращаться, а то вообще неизвестно, где я в конечном счете окажусь. Похоже никакого города впереди вообще нет – просто очередная иллюзия».
Андрей развернулся на 180 градусов и двинулся обратно. К счастью, направление им было выбрано правильно и минут через десять он выбрался из цифровой взвеси, а отойдя от нее метров на сто, вернувшись к краю площади, снова отчетливо увидел в проеме улицы часть города, заполненною легкой дымкой. Тут, внимательно присмотревшись, он понял, что на самом деле дальняя перспектива города словно бы вылеплена этой самой взвесью единиц и ноликов, которые, собственно и воспроизводят всю панораму «за занавеской» – и естественно, когда подходишь слишком близко, то разглядеть что–либо в этой сплошной массе частиц невозможно, поскольку большое видится на расстоянии, как при эффекте пуантилизма. Немало раздосадованный неудачей, Андрей вновь вернулся на площадь, смутно предчувствуя, что какие-то разъясняющие ситуацию события должны произойти именно здесь, раз именно здесь он очутился, помимо его воли. На этот раз он подошел поближе к бассейну – у него даже возникла мысль сбросить доспехи и искупаться, раз уж неясно, что делать дальше, тем более, заглянув в проем другой улицы, он обнаружил все тот же призрачный город небоскребов за дымкой, из чего следовало, что материализован только маленький пятачок этого квази Нью-Йорка, включая площадь, несколько небоскребов с несколькими увеселительными заведениями и декоративный бассейн.
Однако мысль искупаться тут же оставила Андрея, как только он подошел к мраморному краю бассейна: оказалось, что на дне под голубой толщей воды лежат гипсовые (или из какого-то другого сходного материала) статуи голых мужчин и женщин в натуральную величину. Они покрывали все дно бассейна и каждая из них была достаточно индивидуальна, как в знаменитой терракотовой армии, обнаруженной археологами в китайской провинции Шансю. Приглядевшись, Андрей узнал кое-кого из лежащих на дне женских фигур – это были явно те секс бомбы, которые вначале в позолоченном виде представляли астральный вариант фонтана «Пятнадцать республик», а затем ожили и скрылись за дверями павильона.
«Глупо, - подумал Андрей, - стоило ли оживать, чтобы теперь лежать на дне бассейна в таком жалком виде. Тогда-то они были хоть позолочены и монументальны, а это? Чем это лучше гипсовой «женщины с веслом»? Кстати, фигуры многих гипсовых мужчин также показались ему знакомыми, правда опознать их, раздетых, да еще на дне бассейна, глубина которого казалась не меньше десяти метров, было весьма сложно, но Андрей не сомневался, что перед ним очередная метаморфоза астральных копий кинозвезд, еще недавно подвижных и активных. («Были ли они живыми – вот в чем вопрос, - подумал Андрей, - автоматы тоже подвижны. В конце концов все это только сгущенные цифровые облачка. Кто их сгущает и программу вкладывает – другой вопрос – пока что это так же неясно, как и вначале»).
Итак, лезть в воду Андрею тут же расхотелось, как только он увидел дно бассейна, хотя неясно, чем эти гипсовые истуканы могли ему повредить, а пока он их рассматривал, произошла очередная неожиданность. Где-то в отдалении раздался вначале едва слышный, затем все более явственный стрекот, и когда он грохотом распластался над головой, стало ясно, что это шум винтов вертолета. Андрей поднял голову. Над ним – примерно на уровне крыш небоскребов завис небольшой вертолет весьма современного вида очень похожий на полицейские вертолеты из американских детективных кинофильмов, и не успел Андрей мысленно прокомментировать это событие, как из летательного аппарата вылетел ворох листовок. Похожую картину Андрей помнил из далекого детства, когда «кукурузники» над городом разбрасывали листовки самого разнообразного агитационного содержания. Правда ни одного из призывов Андрей не запомнил, но в его память прочно вошла картинка этого серого облачка в вышине, оставшееся после пролетевшего самолета, которое по мере спуска разбивается на множество забавно вихляющих бумажных кусочков.
«Так, - подумал Андрей, - это что же за астральная агитация такая, и кого они собираются тут агитировать, если здесь кроме меня ни одного живого существа нет. Разве что эти гипсовые статуи под водой? Конечно, если следовать здешней логике, они должны в дальнейшем ожить и вылезти из бассейна, но их-то на какой предмет можно агитировать? У них же и так вся необходимая программа функционирования внутри заложена».
А впрочем вскоре Андрей понял, что по крайней мере насчет агитационной компании, он сильно ошибался, и когда бумажные прямоугольнички стали кружить уже совсем невысоко над головой, он сумел рассмотреть их содержание: это были самые настоящие, с характерным типографским запахом, украшенные лицами первых президентов американские доллары: сотенные, пятидесятки, двадцатки, десятки. («Вот откуда был этот запах на ВДНХ, - подумал Андрей, - так пахнут свеженапечатанные деньги»). Определить их подлинность не представлялось возможным, однако когда первые купюры коснулись глади бассейна, стало ясно, что ни размером, ни формой они не отличаются от настоящих. Первой мыслью Андрея было броситься собирать заветные дензнаки, тем более в вожделенной иностранной валюте, затем он мысленно рассмеялся:
«Господи, совсем забыл, что это астрал, уж больно все натурально выглядит! К сожалению забрать их в реальный мир отсюда – то же, что из сна, а здесь они мне нужны, как рыбе зонтик. Однако, для чего-то они предназначены, раз сыпятся».
Тем временем доллары окончательно приземлились – вернее приводнились: как и в случае цифрового дождя явление это оказалось сугубо прицельным и все зеленые купюры опустились воккурат на поверхность бассейна, словно в какой-то момент были захвачены некими силами притяжения, исходящими именно от этой водной площади.
«Забавно, - подумал Андрей, сейчас, наверное, эти гипсовые истуканы почувствуют присутствие валюты и начнут оживать: жадность и мертвого поднимет, а то, что здесь все что угодно ожить может – в этом мы давно убедились. Вот только что они с ними потом делать будут? В ресторан ломанутся или в кабаре? Вот уж не думал, что здесь американская валюта в ходу, даже обидно за наши родные деревянные! Сколько здесь, интересно, баксов насыпано? Похоже, несколько тысяч! Вот бы на земле столько найти! Хотя, с другой стороны – посадить могут, чай, не в Америке живем».
Однако, по крайней мере в первые минуты никто не ожил и деньгами не заинтересовался, тем более в эти самые ближайшие минуты с этими самыми деньгами стали происходить непонятные изменения, словно они вступили в химическую реакцию с водой, на которой лежали. Сначала купюры покраснели, как раки в кипятке, затем вода под ними закипела, с ее поверхности пошел дым, а затем пресловутая валюта начала растворяться, как растворяются крупинки марганцовки, распространяя вокруг себя темно-малиновые хвосты. Вскоре реакция заметно интенсифицировалась, дым застелил всю поверхность и невозможно было разобрать, что происходит и с долларами и с водой, затем реакция прекратилась так же неожиданно, как и началась, дым быстро рассеялся и Андрей почувствовал странный, специфический запах, который был ему, как медику неплохо знаком: запах свежепролитой крови. Его он неоднократно чувствовал в зоне четвертого яруса, но тогда было неясно, откуда он распространяется, теперь же источник был перед ним: бассейн в стиле «тропикано», совсем недавно заполненный голубой прозрачной водой, теперь, как гигантская рана, алел мутной, слегка парящей кровью.
Андрею стало не по себе, такого количества крови ему доселе не приходилось видеть – тем более здесь все астральные ощущения казались максимально приближенными к естественным, и ему было достаточно сложно убедить себя, что это не человеческая кровь, а всего лишь причудливая игра энергий.
«В конце концов, - пытался успокоить Андрей подкатывающий к горлу комок тошноты, что само по себе было чем-то новым в астрале, - еще совсем недавно тут и астральных полицейских взрывами разносило, и вообще всякие смертоубийства творились! А целые озера дерьма – это что более эстетическое зрелище, чем бассейн крови? И воняло тогда гораздо сильнее! Почему же тогда мне так не по себе? Наверное потому , что в этой квази Нью-Йорке чувства приближены к земным, а до этого были чисто астральные, неполноценные! Нет, ну надо же! Несколько тысяч долларов превратили такой симпатичный бассейн в какую-то жуткую акваторию для пиршества вампиров. Правда в астрале пока вампиры не попадались, да и кровь вижу впервые. Хотя наверняка это не кровь, как и дерьмо – не дерьмо, а некий эквивалент, символ. Неясно только, какой».
Тут Андрей вновь услышал в отдалении стрекотание моторов вертолета, затем в другом месте, затем еще в одном. Вскоре казалось, что где-то вдалеке пролетает целая эскадрилья вертолетов, правда на этот раз звук так и не приблизился к Андрею и вертолеты, судя по звуку, распределились по окружности, но за периметром материализованного живого пятачка, окруженного стеной цифровой взвеси – там, где по идее должен был располагаться остальной город.
«Значит, - подумал Андрей, - где-то там все же этот туман кончался, надо было дальше идти, может и остальной город обнаружился бы. Интересно, а вертолеты там тоже баксы сыпят, а следовательно и кровавые бассейны возникают?» Тут его мысли о вертолетах и деньгах были прерваны новым развитием событий: из-под кроваво-красной поверхности показалась голова, плечи, целая фигура человека, словно бы поднимающегося из глубины кровавого бассейна на каком-то не видимом сверху подъемнике, хотя возможно он и самостоятельно всплывал так вертикально, поскольку законы тяжести в астрале либо полностью отсутствовали, либо действовали совершенно непредсказуемо. Эта последняя версия, очевидно, оказалась верной, поскольку человек, весь в крови и кровавых сгустках вскоре полностью оказался на поверхности, затем пришел в движение и преспокойно, как Иисус Христос по Генесаретскому озеру, проследовал к краю бассейна и вылез на мраморный поребрик. Далее человек, словно собачка встряхнулся, отчего, вместо кровавых брызг почему-то на несколько мгновений оказался окутанным плотным облаком пара, когда же пар рассеялся, перед Андреем предстал красивый молодой человек с черными усиками итальянского мафиози, в вечернем белом щегольском костюме и шляпе А-ля Техас. Короче говоря, типичный денди-прожигатель жизни с Бродвея, собравшийся на свой ежевечерний раут в ресторан, бордель, кабаре или казино. Он собрался именно отдыхать и развлекаться, а не вкалывать до седьмого пота или исполнять какую-то гангстерскую работу у Андрея почему-то была полная уверенность. Его поразила и еще одна особенность, которая сразу бросалась в глаза и заставляла вновь оглядываться вокруг: было впечатление что данный астральный субъект окончательно лишился признаков характерной астральной виртуальности и выглядел, как обычный случайный прохожий дневного физического мира. Исчезла последняя пастозность, зыбкость и схематичность движения человека, и его поведение стало абсолютно естественным. Это уже не был виртуальный компьютерный киногерой, а совершенно обычный земной человек, в земном теле, молодой, красивый и прекрасно, с иголочки одетый. На Андрея, правда, как и все предыдущие обитатели Дуггура он не обратил никакого внимания – толи не видел его, толи не был на подобное восприятие запрограммирован, хоть наш герой и стоял совершенно рядом. Человек озабоченно посмотрел на массивные часы – «Ролекс, похоже золотой, если не подделка с несерьезной завистью отметил Андрей», - и уставился на поверхность бассейна, от нетерпения наклонившись и упершись локтями в коленки, очевидно ожидая чего-то важного. И это «важное» действительно вскоре показалось на поверхности. Вначале Андрей подумал, что это та самая невидимая предполагаемая платформа, которая доставила новоявленного денди на поверхность бассейна, но вскоре понял, что это самый обычный легковой автомобиль, и когда этот автомобиль самостоятельно по поверхности преодолел водную преграду и выехал за поребрик, и так же, как человек на мгновение скрылся из глаз в клубах густого пара, то когда пар рассеялся, то Андрей получил возможность установить и марку автомобиля: это был роскошный Седан выпуска 1985 года «Мерседес Бенц 600», словно бы только что сошедший с конвейера автозавода. Молодой человек вынул из кармана ключи, картинно покрутил их на брелке вокруг пальца, затем элегантно протанцевал к автомобилю, открыл дверцу, но забираться внутрь не стал, а просто включил магнитолу. Доселе тихая площадь огласилась ритмичными басами и повторяющимися пассажами синтезатора и Андрей, к своему крайнему изумлению понял, что звучит самый настоящий земной «Моден токкин», с незабвенным творчеством которого он успел познакомиться в короткий период жизни в Москве перед походом, когда хиты этого западногерманского звездного дуэта звучали буквально из каждого окна и подворотни.
Слушая знакомый шедевр европейской маскультуры, Андрей с удивлением наблюдал очередной фортель астрального театра абсурда, который не скупился на все новые и новые сюрпризы, а человек в белом тем временем отошел от автомобиля и вновь начал вглядываться в поверхность бассейна, из которого в скором времени поперли несколько внушительных коробок на повозках с колесиками, которые в целости и сохранности доставили эти коробки к окоему бассейна. Когда же, как и в предыдущих случаях пар рассеялся, то выяснилось, что это обычная тара (не пустая) для всевозможных электронных и электрических приборов, при этом каждая коробка выглядела точь в точь как только что доставленная из валютного магазина, и Андрей начал (все с той же шутливой завистью) читать столь желанные, для каждого советского человека, но малодоступные в те не столь далекие времена иностранные названия: телевизор Грюндиг, видеомагнитофон Сони, музыкальный центр Пионер, стиральная машина Самсунг, кухонный комбайн Сименс, синтезатор Ямаха – и так далее и тому подобное. Короче, в этих коробках, судя по названиям, было все необходимое, чтобы со вкусом и шиком обставить новенькую, элитную квартиру, а то и загородную виллу. Молодой человек деловито осмотрел коробки, перечитал маркировку, затем до верху забил ими багажник и заднее сидение своего роскошного автомобиля (наверное, для этой цели все же лучше подошел бы джип), сел за руль и, лихо развернувшись на площади, скрылся за ближайшим небоскребом. По мере удаления «Моден токкин», Андрей понял, что музыка и шум моторов теперь раздаются со всех сторон, словно на город, как снег на голову, свалился неведомый праздник, правда Андрей, выросший и повзрослевший в период так называемого застоя, привык к тому, что во время главных государственных праздников в центре города раздается другая – революционно-патриотическая музыка. Здесь же со всех сторон неслась зарубежная попса и диско с более редкими вкраплениями хеви метала, глэма и гранжа. Желая посмотреть, куда направилась «шестисотка», Андрей вновь выбежал на радиальную улицу за одним из небоскребов и увидел, что ситуация в корне изменилась: теперь дымка тумана за ближайшим зданием исчезла и бесчисленные дымки поднимались в небо то тут, то там. Та же часть города, которая еще совсем недавно была вылеплена из цифровой взвеси и в реальности не существовала, теперь, таки, существовала и полностью слилась с тем материализованным пятачком, на котором оказался Андрей. Город простирался теперь насколько хватало глаз и действительно состоял практически из одних небоскребов, как Нью-Йорк, по крайней мере ни одного старинного или малоэтажного здания в этой части города Андрей не увидел. Кругом было тонированное стекло, алюминий, железобетон, а так же рекламные щиты, воспевающие товары и услуги самых разнообразных западных фирм. Немало было и неоновых конструкций над входами в различные увеселительные заведения, правда в настоящее время, поскольку на дворе стоял яркий солнечный день, все они были пока отключены. Кардинально изменилась ситуация и с еще недавно повсеместно угнетавшим безлюдьем. Теперь в городе царило оживленное автомобильное движение, сновали пешеходы безо всякого налета астральной зыбкости, эфемерности и специфической освещенности. Все выглядело настолько обыденно, по-земному, что Андрей вновь усомнился в астральной природе всего происходящего и снова начал рассматривать и ощупывать свое тело. Увы, с ним-то как раз ничего не изменилось и выходило так, что как раз именно он единственное здесь приведение, хотя здравый смысл вроде бы свидетельствовал о противоположном. «Земноподобность» усугублялась еще и тем, что почти каждый прохожий был нагружен сумками, коробками, пакетами с фирменными надписями и лейблами, да и машины – сплошь новые дорогие иномарки были загружены коробками и другими крупногабаритными предметами быта. Из нескольких багажников проехавших мимо Андрея иномарок выглядывали не поместившиеся там части мебели, некоторые автомобилисты использовали для перевозки крупногабаритных товаров крыши автомобилей, да и практически ни один прохожий не оказывался с пустыми руками, каждый что-то тащил с озабоченным видом, словно по всему городу происходила грандиозная распродажа, которая не оставила равнодушным ни одного горожанина.
«Откуда их столько сразу взялось? – с удивлением подумал Андрей, - только что было пустынно, как после взрыва нейтронной бомбы, и вдруг сразу такое количество машин, людей и товаров! Хотя в принципе механизм их появления я видел – значит бассейны с кровью – или что это там такое – оказались сразу во многих местах. Поскольку на моем материализованном пятачке был только один бассейн – выходит за этой цифровой пеленой город все же существовал, только я до него не нашел терпения добраться, а то, что на этой туманной стене что-то там изображено было, так это одно другому не мешает, просто я неверные выводы сделал. Значит и город существовал и изображение его, и то, и другое одновременно». Вначале Андрей собрался было осмотреть город, но потом подумал, что все же разумней досмотреть сцену с материализациями из кровавого бассейна, он не сомневался что одним только денди на «шестисотке» история не ограничится. И не ошибся.
Когда он вернулся к бассейну, около него уже стояла небольшая группа мужчин и женщин, одетых в вечерние платья и щегольские костюмы. Все они были примерно одного возраста, зато значительно разнились и внешностью и одеждой, как на подиуме современной моды различных направлений. Среди присутствующих попадались лица как европеоидного, так и азиатского и даже негроидного типов – как в США, все были по-своему хороши лицом и фигурой, а так же чувством стиля, поскольку одет каждый был по-своему безукоризненно, хотя скорее всего их собственное чувство стиля не имело к данному феномену никакого отношения, поскольку, если появление остальных происходило аналогично появлению первого, то все они возникли уже одетыми с иголочки. Возраст каждого также был самый цветущий с точки зрения земных стандартов – что-то в районе 30, то есть примерно ровесники Андрея, на появление которого – к чему он, собственно, давно привык, никто никак не отреагировал. Тем не менее все новоявленные жители квази Нью-Йорка вели себя не так дебильно, как те, что попадались Андрею ранее. Они непринужденно переговаривались и в их движениях не чувствовалось автоматизма. К тому времени, когда Андрей вновь вернулся к бассейну, группа «кровью рожденных» нетерпеливо переминалась около роскошного Бьюика, в который жгучая блондинка в вечернем платье с блестками и бриллиантовом колье, благоухая изысканными духами, грузила коробки с названиями разнообразных заграничных фирм. Хотя ни у кого из окружавших ее светских львов и львиц (вся группа, выстроившаяся перед бассейном действительно выглядела, как бывалая светская публика) не возникло желания помочь ей в этом трудоемком процессе, блондинка довольно ловко обходилась своими силами и оперативно распихивала ящики, коробки и пакеты в машину, которая в земных условиях явно не предназначалась для грузовых перевозок.
«Какая несуразица, - подумал Андрей, - чтобы дама в бриллиантовом колье такие коробки грузила! Как-то это не гармонирует с ее внешним видом, за нее это должны были делать лакеи или грузчики! Правда, их здесь что-то не видно. Господ, как собак нерезаных, а со слугами, судя по всему, проблемы! А впрочем, я в очередной раз обманываюсь правдоподобием происходящего - в астрале же законы земной гравитации не действуют, а вернее – действуют совсем не так, как на земле: в каких-то случаях дом возможно поднять, а в каких-то – собственное тело с места не сдвинешь. Вон как легко она здоровенные коробки закидывает – следовательно в данной ситуации они и не весят ничего, зачем ей еще слуги и лакеи!»
Тем временем из бассейна вылезла еще одна здоровенная коробка – как понял из надписи и рисунка Андрей, посудомоечная машина фирмы Бош, и поскольку она не влезала ни в багажник, ни в салон, дама прикрепила ее к крыше с пристроенным верхним багажником, который как-то совершенно не вязался с роскошным сияющим корпусом автомобиля, где вообще нелепо выглядели все эти многочисленные коробки, а подобный открытый багажник гораздо больше подошел бы Москвичу или Запорожцу. После этой последней коробки места в машине больше не оставалось и дама величественно укатила в неизвестном направлении – то ли обустраиваться в новой квартире (а может загородной вилле), то ли еще бог знает зачем еще, поскольку бытовая сторона жизни астральных существ была Андрею почти неизвестна, тем более в разных слоях астрала все происходило по-разному, а то, что при первом впечатлении воспринималось, как быт, в дальнейшем таковым не оказывалось, и носило какой-то особый астральный смысл, часто непонятный с земной, материальной точки зрения.
После того, как обогатившаяся дама укатила прочь, бассейн продолжал изрыгать коробку за коробкой, ящик за ящиком, но ни очередной машины, куда все это можно было бы погрузить эти ящики и коробки, да и очередного члена общества так и не показалось. Это, судя по всему, нарушало какой-то неведомый порядок, поскольку люди, выстроившиеся поблизости бассейна проявляли нетерпение и были явно недовольны происходящим. Подойдя поближе, Андрей услышал подробности реплик и разговоров, происходящих в группе ожидающих, и это также было необычно, поскольку до сей поры, путешествуя по Дуггуру, Андрей не услышал ни одного членораздельного разговора, кроме тех случаев, когда сам разговаривал с астральными полицейскими.
- Ну вот, - светлеть начала! – с недовольством проговорил господин с закрученными усами и в котелке, который больше походил на англичанина викторианской эпохи, чем на современного жителя Нью-Йорка, - похоже, в центре опять что-то там перепутали, а нам, как всегда, расхлебывать придется. Вот так всегда! Ждешь отпуска, а тебе – очередной сюрприз!
- Светлеть, говорите, начинает? – тревожно спросила шатенка в строгом бизнес костюме, - а по-моему ничего не начало, это у вас от нетерпения в глазах светлеть начало, и не сейте, пожалуйста, панику, из-за таких, как вы паникеров, каждый раз эта неразбериха и происходит, кто-то начинает паниковать и хватает не в свой черед, а потом кому-то чего-то не хватает, начинаются претензии, недовольство, и безобразия, в результате чего кого-то отправляют в переплавку. Естественно, там в центре стараются, чтобы всем всего хватило и все пришло в свое время – они же не могут предусмотреть всех сумасбродных выходок отдельных несознательных элементов!
- А мне тоже кажется, что светлеть начало! – присоединился к загадочному разговору еще один господин в строгой серой шерстяной тройке в полоску, - наверняка они, как обычно, неправильно валюту распределили: кому-то будет полная чаша, а кому-то – шишь с маслом! И нечего оправдывать центр, я не помню, чтобы они хоть раз все правильно рассчитали, хоть и шумели нынче, что у них новые компьютеры и теперь никаких накладок не будет. Как же не будет! Глядите, что творится! Почти все отпускники на берегу, собственность поступает беспрерывно, а машин еще только две. И никакой обещеной последовательности, а бассейн, между прочим, значительно посветлел! И будет, как всегда: первым – все, а последним – ничего! А чем это обычно заканчивается? Сами знаете – переплавкой и беспорядками! И никто ответственности не несет, а, между прочим – имеем право, конституция гарантирует! Что ж, за спасибо четыре цикла вкалывать в нищете, убогости и идиотизме? Нет такого закона!
- Похоже, - включился в разговор господин с бородкой и в смокинге, - машин больше не будет. Завалили электроникой и бытовой техникой, а машины в самом начале кончились! А зачем мне 4 телевизора и пять стиральных машин? И не известно, хватит ли на всех деликатесов! А по закону – положено, специальный список утвержден. А где тут полный список? Еще хуже, чем в прошлый отпуск, и это после обещаний, что на этот раз отдельных недостатков, накладок и тем более беспорядков не будет! Это называется – на новых компьютерах все просчитали!
- Мне кажется, вы сгущаете краски, - раздался из толпы женский голос, - иногда бывает, что машины в конце выплавляются и всем всего хватает.
- Да не будет больше машин! – взвился господин с бородкой, - поглядите на бассейн, высветление уже вовсю идет! Дай бог на продуктовые наборы и побрякушки хватит, а то и еще одного нахлебника заполучим! Никогда не знаешь, когда и что оттуда вынырнет.
- А ведь и правда, высветляется, точно высветляется! Опять шакалить в чужих районах придется! – раздались возгласы из возмущенной группы блистательных дам и джентльменов. – А машины всем положены, все заслужили! Не по десять же человек в автомобиль набиваться, собственность – она тем и собственность, что для каждого!
Андрей обратил внимание на то, что бассейн действительно высветлился, и кровь приобрела какой-то голубоватый оттенок, хотя прозрачней от этого не стала, и по-прежнему до появления очередного предмета на поверхности, невозможно было сказать, что там в глубине на очереди. В этот момент поверхность бассейна изрыгнула целую партию мелких коробочек, в которых, судя по форме и размерам должны были находиться ювелирные украшения. Этот «товаровыброс» на какое-то время отвлек народ у бассейна, особенно женскую его часть, которая по своим предпочтениям очевидно не отличалась от земных прообразов, не прошло и нескольких минут, как у кромки бассейна засверкали на солнце драгоценные камни: бриллианты, сапфиры, изумруды, рубины, шпинель, жемчуг, топазы. Раздалось благородное позвякивание золотых и платиновых оправ, а так же возгласы восхищения, где в основном преобладали женские тембры. Надо отдать должное собравшимся: коробочки были разобраны с соблюдением порядка и очередности, хоть и было видно, что у отдельных дам нервы на пределе, но похоже на этот раз драгоценностей хватило на всех и возможно именно сей факт уберег ситуацию от дальнейшего накала страстей и – не приведи Господи – рукоприкладства.
Сильный пол, правда, проявил меньше энтузиазма и даже были слышны отдельные возгласы недовольства, что опять эти женские побрякушки и совсем нет мужских перстней, золотых Ролексов, Патек Филиппов и Картье, а с готовыми часами на руках выплавлены всего раз-два и обчелся, что также говорит о крупных просчетах центра перед отпускниками и о серьезных недоработках в целом.
- В прошлый раз, между прочим, - мечтательно произнес весьма романтичного вида мужчина с волосами по плечи и орхидеей в петлице, напоминающий поэта декадента серебряного века, - рассказывали, был бассейн, где раздавались одноместные самолеты Сэсна – и на всех хватило! А какие были номера в Континентале! С будуарами, подлинниками 17 века и нефритовыми ваннами с шампанским! Да что ванны, целые бассейны!
- Ну, и где вы такое видели? – раздался скептический голос мужчины, напоминающего преуспевающего госслужащего.
- Рассказывали…
- Рассказывали! Я вам такого могу понарассказать! И про индивидуальные лайнеры, и про одноместные дворцы, усыпанные бриллиантами! Все эти слухи специально из центра запускают, чтобы народ думал, что они все справедливо рассчитывают и распределяют по мере поступления сырья, а не груши одним местом околачивают. И всегда найдутся желающие за 30 серебряников подобный вздор поддержать и распространить. А на самом деле, если кто-то «Сэсну» и получил, то лишь после того, как сотня-другая в переплавке очутилась и ему круто повезло в этот момент рядышком очутиться, и наверняка – за верную службу сверху телеграммку получил.
- Кстати, о переплавке, - вступил в разговор господин с решительными чертами лица в светском, но какой-то полувоенной кройки костюме, - высветление идет стремительно, и уже нелепо успокаивать себя баснями, что это, дескать, обман зрения либо особенности освещения. А где положенные «Кольты», «Калашниковы», «Узи», «Винчестеры»? Даже ни одной поганой шашки, ни одного жалкого кортика не всплыло! О гангстерах забыли?
- А ведь и правда, - раздались тревожные возгласы, - по идее всегда всплывают, но одному дьяволу известно, когда! А вдруг те, первые, увезли на автомобилях? Проконтролировать то некому было! А первым всегда плевать, после них – хоть потоп!
В тот момент, когда тревожные возгласы достигли своего апогея и стало неясно, во что выльется это тотальное недовольство, из бассейна вынырнул очередной картонный контейнер, и публика стихла, нетерпеливо ожидая, что же там в коробе окажется на этот раз, и кому все это достанется. Когда же, несомая неведомой силой, коробка оказалась на парапете бассейна, Андрей с интересом заглянул за плечи людей, сгрудившихся вокруг коробки. Контейнер снова оказался общим достоянием, поскольку был заполнен небольшими коробочками, которые нетерпеливо (но пока еще без конфликтов) начала по очереди расхватывать публика. Оказалось, что это самые обычные часы… если самыми обычными часами можно назвать золотые «Ролексы», усыпанные натуральными бриллиантами «Картье», платиновые «Омеги», «Лонжины» и «Патек Филиппы», каждые из которых на земле могли стоить не один десяток тысяч долларов. Таких роскошных безделиц для миллионеров Андрей отродясь не видывал, и было крайне странно наблюдать эти, казалось бы сугубо земные ювелирные аксессуары в руках потусторонних существ, правда выглядящих вполне плотноматериально.
Покуда часы расхватывались и примерялись, покуда происходило разглядывание этикеток, клейм, драгоценных инкрустаций, покуда шло любование этими шедеврами швейцарской часовой промышленности, неведомо каким образом угодившей в потустороннюю реальность, вынырнуло еще два ящика а за ними – снова целая партия коробок, и все внимание было устремлено к ним, а недавнее недовольство, готовое перерасти в бунт – забыто. Когда же они вынырнули, словно на пружинках на мраморный парапет, то выяснилось, что это также предметы общего пользования, поскольку мелкие коробочки содержали французские духи – «Шанель», «Опиум», «Маже Нуар» и так далее и тому подобное, по большей части незнакомое Андрею, при этом в достаточном количестве, так что недовольных не осталось. Через считанные мгновения воздух заблагоухал сложнейшим букетом ароматов, сплетенных из самых разнообразных брендов французской парфюмерии («Вот, оказывается, откуда этот запах по всему городу разносился на фоне всеобщей дерьмизации, - подумал Андрей, - хотя, этот Нью-Йорк только недавно появился, откуда же тогда шел запах парфюма? Может город в каком-то собственном пространственном рукаве с самого начала находился, снаружи не заметном, и оттуда благоухал?»).
Две другие коробки содержали в себе соответственно по 20 бутылок коньяка и шампанского – но какого коньяка! И какого шампанского! Ничего подобного Андрею воочию видеть не приходилось, не говоря уже о том, чтобы попробовать, хотя и то и другое название он прежде слыхал. Коньяк был ничем иным, как тускло поблескивающим в хрустальных бутылках с золотыми пробками столетним Луи Тринадцатым, а шампанское, хоть и не столь выдержанное, но не менее дорогое «Вдова Клико». Отдельно в каждой коробке оказалось необходимое количество пузатых коньячных рюмок и широких фиалов для шампанского из тончайшего венецианского стекла. Наверное, некие силы таким образом решили разрядить обстановку, поскольку шампанское тут же было распределено в основном среди женского контингента, а коньяк – среди мужского, и, поскольку нервы у всех были расшатаны непростительными сбоями в работе неких неведомых служб, заправляющих снабжением, их тут же начали поправлять самым надежным способом: светским фуршетом в непосредственной близости от бассейна. Каждый вкушающий от легендарных алкогольных напитков проникся значимостью минуты и изысканностью эксклюзивного букета. Маленькой канонадой взвились в воздух пробки «Вдовы Клико», им глухо и сдержано отозвались коньячные пробки, благородная жидкость зажурчала по весело перезванивающим бокалам, а в воздухе, к изысканным парфюмерным благоуханиям присоединились не менее изысканные ароматы сверхдорогого алкоголя. Тут же ушла общая напряженность и нервная суетливость, зазвучали тосты, зажурчала многоголосая светская беседа о чем-то изысканном с постоянным упоминанием знакомых и незнакомых Андрею фирм, марок, дворянских титулов и фамилий, зазвучали изысканные комплементы с мужской стороны и не менее изящные всплески ответного женского кокетства.
Андрей почувствовал даже некоторую зависть к этим молодым, красивым, с иголочки одетым потусторонним существам – то ли духам, то ли демонам, то ли… Бог знает, кто они были на самом деле, но уж больно все выглядело натурально и человекоподобно. Ему тоже захотелось отведать никогда в жизни не пробованного «Луи 13» и «Вдову Клико» – а вдруг и вкус этих раритетов соответствовал этикеткам и всеобщей достоверности происходящего, почти полностью лишенного астральных признаков. Под конец же наверняка можно было прихватить что-нибудь ценненькое: какие-нибудь бриллиантовые «Картье», пяток изумрудных и сапфировых печаток, музыкальный центр, телек с видаком… хотя, что дальше со всем этим делать? На землю ведь не пронесешь, а здесь с собой все это таскать как-то не улыбается, надо ведь дальше идти.
«А, собственно, куда идти и зачем! - вдруг мысленно возмутился Андрей. – Наверняка в этих небоскребах расположены шикарные номера: речь как раз шла о гостиницах. Если они даже не меблированы и не оснащены бытовой техникой, то все это можно отсюда прихватить: меня ведь тут принципиально не замечают! А если даже и заметил бы кто! Ну что ж, пусть попробует сунуться – вмиг узнает, кто тут по настоящему крут! Я, в конце концов, уже Бог знает сколько без всякого отдыха болтаюсь по астралу вообще и по Дуггуру в частности. Считаю, что имею полное моральное право на кратковременный отпуск, благо, где ж еще можно отдохнуть в полном комфорте в окружении роскошных вещей, как не здесь? Жаль только машины больше не было – не на руках же все это переть! Даже если здесь гравитация другая, то все необходимое просто в руках не поместится! Может в несколько заходов? Да, как же, будут тебя здесь ждать – все расхватают, пока буду туда-сюда бегать. Теперь понятно, почему они по поводу машин так возмущались – без них тут в два счета с носом останешься!»
Пока Андрей размышлял таким образом, соблазненный всем знакомой магией роскошных вещей, которые, как выяснилось, в этой особой зоне астрала зачаровывала возможно не меньше, чем на земле, события новый оборот. Неожиданно из бассейна, вода в котором теперь уже явственно поголубела, появился еще один человек – при этом он разительно отличался от остальных участников нынешнего фуршета, за которыми Андрей наблюдал уже больше часа. Человек, как человек, мужского пола, молодой и привлекательный, как и вся остальная публика, но в васильково голубых кальсонах и майке на голое тело. И этот мужчина быстро проследовал к парапету бассейна, собираясь, очевидно, в таком непристойном виде присоединиться к светскому рауту, остальные участники которого просто застыли от возмущения по поводу столь вопиющего бесстыдства. Этот факт – в целом не настолько уж вызывающий и непростительный – тем более с понятием стыда в астрале Андрей вообще ранее не сталкивался, тем не менее вызвал бурную, совершенно неадекватную реакцию «света», хотя, если вдуматься, в неглиже молодой человек оказался наверняка не по своей вине, скорее у бассейна просто закончилось неведомое сырье для материализации, однако то ли нервы у всех были на пределе, лишь слегка подуспокоенные выпивкой, то ли взрыв возмущения вызвал сам факт появления нового конкурента.
- Какое бесстыдство! – взвизгнула гламурная дама в муаровом платье. - Совсем обалдели! Посылают в приличное общество какой-то недоделанный полуфабрикат! О чем они думают там, на верху! Что мы все это безобразие терпеть будем?! Мы свою службу исправно несли, пусть и центр свои обязательства добросовестно исполняет!
- Ну, он-то, лично не виноват, - раздался из толпы робкий голос оправдания, - материала не хватило, бассейн-то окончательно высветлился!
- Он не виноват, а мы – виноваты? – зашумела толпа. – Они там правильно материал рассчитать не могут, а мы – страдай от этого. Все всё уже распределили, и тут новый наследничек на свою долю объявился! Да еще без костюма, тем самым нарушая все правила приличия! Нет, это безобразие, безответственность, надо петицию составлять! Отпуск – это святое.
- Не надо ничего составлять, - глухо произнес уже неоднократно комментировавший события мужчина в полувоенном френче с решительными чертами лица, - были когда-нибудь конкретные ответы на эти ваши петиции? Нет, разумеется, только общие фразы о всемерном углублении и массовом улучшении. Все это мы проходили не раз, и каждый раз все тот же бардак вместо коротенького циклика порядка и законной приличной жизни в уплату за четыре здоровенных цикла беззаветной службы среди лишений, дерьма и идиотизма на благо процветания Города! Конечно, он не виноват, но в этом случае и я не виноват! В конце концов всегда получается так, что никто ни в чем не виноват индивидуально, а виноваты обстоятельства, и страдает все общество в целом. Пусть тогда и это сочтут обстоятельствами!
Со словами решительный господин стремительно подошел к господину в кальсонах, растерянно топчущемуся на мраморном парапете бассейна и обрушил ему на голову увесистую хрустальную бутылку почти полностью опорожненного Луя Тринадцатого. Бутылка с печальным хрустом разлетелась, в воздухе еще сильнее запахло столетним коньяком, голова «неприличного» господина треснула посередине и обагрилась кровью, а затем – и это было особенно дико видеть на фоне всей реалистичности происходящего – он осел на мрамор и все его доселе твердое и живое тело растеклось огромной кровавой лужей. Господин с разбитой бутылкой в руках носком ботинка провел канал от этой лужи к краю бассейна и кровь начала сливаться в голубую жидкость, растекаясь по ее поверхности темно-красными разводами. Правда разводы быстро поглотились и голубая жидкость слегка порозовела.
«Интересно, - подумал Андрей, - что бы это значило? Очевидно голубая жидкость здесь бесплодна и только красная представляет для местной публики интерес, тем более из нее все и вышли, а в кровь водичка превратилась после того, как туда доллары насыпались. Выходит, что эти существа в нынешнем виде как бы из денег состоят. Конечно, нелепица, но здесь все нелепо, хоть определенный смысл я, кажется, начинаю улавливать. Очевидно, все эти дамы и господа прошли все четыре цикла говнодобытческой эпопеи, которые я наблюдал, но за всем этим говном в действительности стоят человеческие чувства, и вся эта братва человеческими чувствами питается, как мне когда-то черный магистр рассказывал. Кстати, очень им нравится человеческий облик принимать – и тем больше, чем он благопристойней, как здесь, например. Что ж, похвально, выходит жители преисподни стремятся жить по-человечески и у них такое очеловечивание даже отпуском называется. А вот мы, люди, этого не ценим, и я, к примеру, всегда считал, что бестелесная жизнь нечто более приятное, чем земная жизнь».
Тем временем решительный господин – после того как вся кровь перетекла в бассейн – бросил туда же осколки бутылки и повернулся лицом к своим товарищам, которые глядели на него хоть и не с ужасом – что было бы вполне уместно по земным меркам – но с явным осуждением («Похоже, сострадание у них тоже имеется, как у обычных людей, - подумал Андрей, - хотя, чего там сострадать, наверняка это – сплошная видимость и никто не умер: ну, трансформируется он в кого-то другого на худой конец – причудливая игра энергий, ничего больше»). Итак, решительный господин в костюме военного покроя окинул тяжелым взором своих собратьев и они, словно действительно чего-то испугавшись, начали смущенно отводить глаза в сторону.
- Кто-то что-то видел? – спросил он с явной угрозой в голосе. – Я, например, - ничего.
- Да, нет, конечно, а разве что-то было? – раздались робкие голоса у бассейна и только молодой человек с декадентской прической робко пробормотал:
- Зря вы так, зачем прецедент создавать. Как бы не аукнулось потом, знаете же, как обернуться может.
Решительный господин открыл было рот, чтобы скорее всего пресечь этот робкий протест, но тут на поверхности бассейна появилось что-то плоское и вскоре стало ясно, что это крыша автомобиля, и все внимание было поглощено этим фактом. Правда по мере его появления лица публики принимали все более разочарованное и даже раздраженное выражение, поскольку довольно быстро стало ясно, что это не Ролс Ройс, не Бентли, не Порше и даже не скромный Опель. НЕ прошло и пары минут, как на поверхности оказался Запорожец, прозванный в народе «мыльницей», и мало того, что сама по себе марка автомобиля никак не соответствовала блистательной публике, столпившейся у бассейна, но и экземпляр этот оказался некондиционным: с выбитыми фарами и помятым кузовом.
- Совсем озверели! – взвизгнула дама в платье с люрексом, правда из реплики было не ясно, кто озверел и почему, хотя, казалось бы, к материализации автомобиля в бассейне никто видимый вроде бы отношения не имел, и все происходило само по себе. – Это что же они нам подкидывают! Да это убожество – полное нарушение всех законов, хартий и конвенций! Что же, они думают, что мы это безропотно проглотим? Пусть переплавка – дело незаконное, но раньше всегда полноценный обмен происходил. Во что же они теперь человеческую форму ставят!
Кто знает, во что бы вылилось это недовольство, в какие манифестации и погромы с битьем витрин и поджогом автомобилей (хотя никаких припаркованных машин, кроме злосчастного Запорожца поблизости видно не было, но на худой конец можно было поджечь и его), но продолжение сцены у бассейна было самым неожиданным (хотя возможно это был прямой ответ на только что состоявшееся убийство с последующей переплавкой, как называла этот процесс местная публика). Неожиданно с диким визгом тормозов из ближайшего переулка вынырнули два роскошных Феррари с открытым верхом. Андрей только успел заметить, что в каждой машине сидело по два человека классического ганстергского вида типа Аль Капоне: в плащах и шляпах, надвинутых по самые глаза, скрытые темными очками, особенно ему почему-то бросились в глаза огрызки толстых гаванских сигар, дымящихся в зубах всех четырех типов весьма подозрительного вида, поскольку Андрей никогда не видел, чтобы в астрале кто-то курил сигары. Машины с визгом остановились на противоположной стороне бассейна, четверо гангстеров стремительно выскочили на мраморный парапет, картинно перепрыгнув поверх закрытых дверей обоих кабриолетов, при этом, как и подобает классическому образу чикагского гангстера 30х годов, в руках у всех четырех оказались старенькие автоматы Томсона с массивными круглыми магазинами, и без каких либо вступительных слов и объяснений четыре бандита открыли шквальный огонь по застывшей в шоке у бассейна блистательной публике, словно террористы по высокопоставленным заложникам, за которых правительство отказалось выплатить многомиллионный выкуп.
В первые секунды, когда мимо уха Андрея просвистело несколько пуль (он стоял совсем рядом с жертвами), наш герой сообразил, что его невидимость для местной публики вовсе не означает, что в него не может попасть пуля, и хотя, разумеется, это не могло принести ему какого-то фатального ущерба, тем, тем не менее чувство из-за натуралистичности происходящего было неприятным, и Андрей на всякий случай применил тактику, которая показала блестящие результаты в его схватках с астральными полицейскими и иже с ними: сильно замедлил время вокруг бассейна. Последнее, что он услышал на фоне треска автоматов это визг дамы в люрексовом вечернем платье:
- Полиция! Полиция!
Затем звуки оборвались, поскольку в режиме замедленного времени они не воспринимались, Андрей, не торопясь отклонился от пары пуль, которые, несомненно, угодили бы в него, не сообрази он замедлить время, третью сбил с траектории щелчком, а затем вышел из зоны поражения, тем более что гангстеры били профессионально, кучно и прицельно, не тратя пуль впустую. Несколько минут (в его мировосприятии) Андрей наблюдал, как пули неслышно косили несчастную светскую публику – правда «косили» – наверное не тот термин, поскольку никто не падал, и дело было даже не в замедленном времени, поскольку люди просто лопались как бычьи пузыри, наполненные кровью. Кровь брызгала (в восприятии Андрея медленно взвивалась) в разные стороны и обильно поливала гладкое мраморное покрытие, постепенно сливаясь в бассейн, и от того, что еще недавно было твердой оболочкой оставались какие-то непропорционально жалкие ошметки, словно вся видимая материальность людей была лишь тонкой пленкой, заполненной густой красной кровью.
В разгар расстрела Андрей вяло подумал, что наверное ему следовало бы остановить это кровавое побоище, но на этот раз желание разделаться с насильниками было каким-то невыразительным, словно некие силы пожелали, чтобы Андрей досмотрел эту сцену до конца и не вмешивался в естественный ход событий. В общем к тому времени, когда Андрей наконец созрел прекратить это безобразие, расстрел был закончен, а от группы фуршетирующего бомонда осталась лишь огромная лужа крови, которая медленно переливалась через парапет бассейна, и кровавые ошметки то ли одежды, то ли истерзанной плоти, которые быстро превращались в черные циферки и поглощались мраморным покрытием площадки вокруг бассейна.
Сообразив, что стрельба завершена и уже поздно что-либо менять, Андрей вернул течению времени прежний ход и с омерзением к самому себе за непростительную нерешительность подумал, что раз уж исправить ничего нельзя, то по крайней мере надо досмотреть, чем все это закончится, а потом уже решать, пресекать деятельность преступной группировки, либо оставить все как есть, благо убийство это не настоящее и лично ему, Андрею по-прежнему ничего не грозит.
Тем временем гангстеры, оставив свои машины, проследовали к кровавой луже (даже не верилось, что здесь только что были живые и очень даже миловидные люди) и начали подгонять ее ботинками к краю бассейна, хотя она и сама исправно туда сливалась, затем перешли к нагроможденным на парапете бассейна коробкам с бытовой техникой, электроникой, не до конца опустошенным коробкам коньяка и шампанского и одиноко стоящему там же раздолбанному Запорожцу, и вместо того, чтобы начать грузить все это в свои машина, начали скидывать их обратно в бассейн, при этом оттенок жидкости, заполнявшей бассейн явно менялся с каждой сброшенной коробкой.
Процедура была вроде бы не очень понятной, и Андрей окончательно передумал расправляться с гангстерами, поскольку ему стало интересно, чем закончится весь этот театр абсурда.
«Ну вот, - подумал он, - надо же было сыпать деньги и материализовывать всю эту публику и предметы роскоши, чтобы теперь обратно слить. Либо это действительно происходит вне ведения загадочного центра и эти гангстеры, имея какие-то неведомые мне резоны, делают нечто здесь не поощряемое, либо вообще бесполезно искать какой-то смысл происходящего. Вроде бы вначале все было ясно: несчастные потусторонние жители за производственные успехи получают возможность пожить в облике людей, к тому же среди роскошных предметов. Правда здесь, как и на земле, администрация недобросовестно исполняет свои обязанности, в результате чего возникают всякие нестыковки и кому-то не достается то, что положено по закону. Отсюда и возмущение и критика в адрес центра – все как у нас. Даже доллары как у нас, правда функция у них прямо скажем – несколько фантастична: как я понял, здешняя валюта имеет некую материализующую функцию. Кстати, ни одного магазина поблизости я не обнаружил: полно ресторанов, баров, кабаре, даже каких-то музеев, гостиницы и все такое, а магазинов нет – значит ничего здесь не продается, как это у нас принято, и все вещи материализуются вместе с их потребителями из этих бассейнов с помощью валюты. Сложновато, конечно, но также можно понять, зная, что все это лишь причудливая игра энергий. Но зачем останки людей (весьма своеобразные) и главное вещи, оставшиеся без владельцев, которыми можно было бы воспользоваться, обратно скидывать. Деньги что ли таким образом получить? Хотя они здесь не для покупок, а для материализаций используются?»
Однако дальнейшее происходило несколько по-другому, чем ожидал Андрей – никаких денег в бассейне не образовалось, вместо этого гангстеры, побросав все оставшиеся коробки в бассейн, отправили своего товарища куда-то в переулок за небоскребы, а оставшиеся продолжали сливать в бассейн остатки крови, комментируя изменения цвета и консистенции жидкости.
- Вот, теперь тики таки, - наконец сказал один из гангстеров с удовлетворением разглядывая содержимое бассейна, - можно откачивать.
И словно его реплика была услышана, из переулка появилась здоровенная спецмашина с цистерной, на которой красными буквами было написано «Огнеопасно». Она подъехала к краю бассейна, из кабины выскочил уже знакомый нам, отправленный в переулок гангстер, извлек из-под цистерны толстую гофрированную трубу и сунул свободный конец в бассейн, содержимое которого снова приняло цвет и консистенцию человеческой крови.
- Быстрее, быстрее, - торопил его самый старший, - вот-вот затвердение начнется.
Один из гангстеров опустил рычаг на устройстве под цистерной, в корпусе машины что-то застучало и кровушка хлынула в цистерну.
- Не будет накладок? – строго спросил старший гангстер, - ингибиторы заложил?
- Все путем, шеф, - успокоил его пригнавший машину, - падлой буду, на этот раз барыга порошок не разбодяжил.
- Смотри, - сказал тот, кого назвали шефом, - а то снова нарисуемся у музея с полной цистерной барахла и фраеров, и что тогда? Накрылся наш отпуск! Кстати о копах тоже забывать не след, хоть, конечно, они и лохи на двести процентов.
- Та они ж для видимости, чтобы фраера пургу не гнали, - вмешался третий гангстер, - у нас же заслуги!
- Заслуги заслугами, - сказал старший, - а полных гарантий никто не дает. Попадешься и расформируют, чтобы расторопней был и на былые заслуги не ссылался. У фраеров тоже какие ни есть а гарантии имеются, хоть, если разобраться, то туфта полная, однако и среди них – кто смел – тот и съел. Щука в пруду – чтобы карась не дремал, а что ты щука а не карась – еще доказать надо и на каждую ленивую задницу найдется болт с нарезкой.
К этому времени мощный мотор откачал всю жидкость из бассейна, правда было не понятно, каким образом вся кровь бассейна уместилась в единственной цистерне. Андрей, разумеется, ничего не понял из разговора братков, имеющих вид классических чикагских гангстеров, которые, тем не менее изъяснялись на родной русской фене, хотя сообразил, что в цистерну должен был быть предварительно заложен какой-то ингибитор, который не позволил бы крови вновь превратиться в товары и людей, но в этом случае совершенно не ясно было, как четверо гангстеров собираются использовать жидкость для материализации, которая, как понял Андрей, и после вторичного использования продолжает сохранять свои свойства.
«Интересно, - думал Андрей, - куда они эту кровушку повезут, причем здесь музей? Наверное под термином «музей» здесь понимается что-то другое, наверное это жаргонное словечко. Я тут радовался, что в астрале вампиров не встречал. Может гангстеры эту кровь каким-нибудь астральным вампирам отвезти собрались? Может они ее за те же доллары продадут? Правда, непонятно, зачем им здесь доллары, если на них ничего купить нельзя, а вещи, которые материализуются, им вроде как не нужны, они их в бассейн скинули. А может им именно эти вещи не нужны, и в других местах какие-то другие вещи достать можно».
Пока Андрей ломал голову, что все это значит, все четыре гангстера втиснулись с жуткими неудобствами в не очень-то просторную кабину спецмашины и поехали в сторону одной из улиц отходящих от площади, таким образом променяв громоздкий неудобный «цистерновоз» на два роскошных спортивных Феррари, сиротливо оставшихся на мраморной площадке. Андрей посмотрел в проем пустого бассейна - вся жидкость была откачена до последней капли, на дне же валялась целая груда непонятно откуда взявшегося хлама: старых ржавых кастрюль, раздолбанных ламповых приемников бог знает какого года производства, ржавых чугунных утюгов, которыми кто-то пользовался разве что в довоенное время, батареек от фонаря, битых лампочек, треснувших чугунков, полиэтиленовых пакетов, спущенных презервативов – короче всего того, что он уже видел рядом с крепостной стеной на самой окраине Дуггура. Решив отложить разгадку появления всего этого хлама на дне бассейна до более спокойных времен, Андрей собрался было пуститься в погоню за цистерновозом, однако внимание его привлек шум и крики в ближайшем переулке, откуда буквально через минуту выскочили два молодых человека в спортивных костюмах, держащих на вытянутых руках по целой пирамиде коробок с бытовой техникой и электроникой, которые в обычных земных условиях весили бы не менее тонны каждая. Не менее секунды потратив на раздумье, молодые люди кинулись к брошенным Феррари, непонятным образом сохраняя равновесие своих громадных и неудобных поклаж. Они были уже совсем рядом с машинами, когда из того же переулка выскочила явно их преследующая толпа – человек пятьдесят, своим внешним видом очень напоминающая недавно расстрелянный бомонд, причем, в отличие от спортивных молодых людей все были налегке (не иначе, как двое преследуемых умыкнули принадлежащие толпе товары), но тем не менее бежала толпа явно слабее, несмотря на то, что спортсмены перли по целой тонне коробок, что было явно необъяснимо с точки зрения элементарных законов физики. Женщины путались в вечерних платьях, мужчинам тоже все время что-то мешало, либо они боялись потерять лицо – очевидно светским людям бегать быстро было неприлично. Все это закончилось тем, что спортсмены быстро покидали товары в кабриолеты и, врезав по газам, быстро скрылись от разъяренной толпы за ближайшим небоскребом. Расстроенная толпа какое-то время шумно обсуждала «невероятно наглое похищение», запустила целый град нелицеприятных пожеланий вслед расторопным ворам-спортсменам, заполучившим не только явно не свои вещи, но и две роскошные машины, которые, как понял Андрей всегда оказывались в дефиците – по крайней мере для законопослушных граждан. Затем незадачливые преследователи подошли к бассейну и с отвращением обнаружили там то, что недавно обнаружил Андрей, при этом было брошено несколько непонятных фраз, что теперь опять по недомыслию придется все раньше времени закрывать и зачистку делать, а затем начали расстроенно расходиться: кто-то скрылся в ближайшем переулке, а большая часть направилась в видимый с площади роскошный ресторан а также бар-варьете. Андрей на всякий случай тоже присоединился к публике, выбравший ресторан и зашел внутрь.
Оказалось что ресторан не был здесь чем-то иным (как нередко бывало в астрале за привычной вывеской). Помещение его было уставлено уютными столиками с горящими свечами и полузакрытыми кабинками вдоль стен. В зале тихо играла музыка – что-то вроде классического кула, между столиками суетились официанты, предлагающие посетителям меню и записывающие заказы. Андрей сразу обратил внимание на разницу между посетителями и работниками ресторана: если первые были вполне полнокровными, индивидуализированными людьми, на первый взгляд неотличимыми от обычной земной изысканной публики, то последние казались явно какими-то полуфабрикатами, похожими на двигающиеся гипсовые манекены, наряженные в строгие форменные костюмы. Впрочем, дело свое они знали, действовали исключительно расторопно и не прошло и нескольких минут, как столики были заставлены всевозможными яствами, включая молочных поросят, цельных осетров и стерлядок, искусно декорированную перьями дичь, омаров, лангустов, крабов – короче всем тем, от чего у любого нормального человека, к тому же слегка проголодавшегося началось бы обильное слюнотечение на грани головокружения. Подобных яств в таком количестве и такой блестящей сервировке Андрей в своей жизни не видел. Впрочем, публика, похоже, видала виды и покруче, поскольку никто жадно не набросился на всю эту кулинарную роскошь, а неспешно и ловко начали орудовать многочисленными специализированными вилками и ножами, прихлебывая из бокалов белое или красное – соответственное блюду вино, и все еще возбужденно продолжая обсуждать недавнюю наглую экспроприацию, изысканно ругая центр и грозя всем нарушителям закона неотвратимым возмездием. Довольно быстро публика успокоилась, расслабилась, некоторые пары встали из-за столиков и задвигались в медленном, правда пристойном танце, без каких-либо вольностей и недвусмысленных прижиманий, под холодные, тихие звуки кула, поблескивая бриллиантами, сапфирами и жемчугом на многочисленных перстнях, кулонах и колье. Андрей понял, что ничего интересного здесь больше не увидит и покинул эту тихую заводь изысканной прилично-роскошной жизни привилигированных жителей Дуггура. Затем он зашел в кабаре – тоже ничего особо примечательного, куда пристойнее, чем во многих аналогичных западных заведениях, о чем в советское время немало писали и изредка показывали по телеку выборочные сцены под рубрикой «их нравы» – прекрасные костюмированные танцевальные шоу, но совсем без налета эротики, при этом публика за столиками и стойкой бара попивала изысканные коктейли и лениво направляла на сцену перламутровые старинные лорнеты и дорогие театральные бинокли. Хоть и не сразу, но вскоре Андрей понял, что на сцене не живые исполнители, а подобно официантам манекеноподобные, правда весьма подвижные существа.
«Ладно, - подумал Андрей, - как они здесь не пытаются земной бонтонный дух воспроизвести, все равно как-то все искусственно получается. Вроде все похоже, и все не так, словно роботов танцевать обучили. Как-то не интересно здесь эту хореографию смотреть, а в ресторане так же никакого аппетита, хоть на земле я от подобной трапезы ни в жисть не отказался. Все это только маска и искусное подобие. Интересно, а здесь и заканчивается все так же пристойно, как начинается?»
Андрей припомнил сценку одной из наблюдаемых им астральных трапез, еще до своей летаргии, когда в павильонах общественного питания несдержанные граждане, выпивая пиво декалитрами и поедая жареных курей десятками, в конце концов неизбежно взрывались, заливая столики потоками пива и остатками съестного.
«А здесь, - подумал Андрей – ничего похожего не происходит? Что-то не верится, что все эти мероприятия чинно благородно заканчиваются. В астрале всегда какой-то подвох во всем скрыт, тем более сцену расстрела мы уже проходили. А вообще-то странно видеть кульминацией здешнего вертепа такую пристойную картину: все так целомудренно и бонтонно, ни тебе секса, ни потоков дерьма, вот только убийство это массовое общую картину малость подпортило, но возможно это – нештатная ситуация, ЧП. Ладно, зря я здесь остался, ничего интересного не посмотрел, лучше бы к гангстерской машине прицепился – вот там наверняка что-то интригующее намечается. Что-то помнится, они речь о каком-то музее вели, а музей я как раз неподалеку видел, правда так и не обратил внимания, что это за музей такой. Может они там сейчас? Надо сходить, посмотреть, в конце концов, если их там и нет, то я ничего не теряю, все равно неизвестно, сколько здесь торчать придется, а хотя бы малую толику здешних достопримечательностей посмотреть надо».
Андрей снова пересек площадь, намереваясь пройти на улицу, в конце которой он заприметил большую надпись «Музей», правда более мелкие слова, очевидно разъясняющие, что это за музей, он не разобрал. Проходя мимо уже набившего оскомину бассейна, он обратил внимание, что мусора на дне стало вроде бы больше, и он как-то неестественно шевелится, словно снизу работает какая-то вибрационная платформа – правда никаких явственных звуков не раздавалось.
«Ну и пусть себе шевелится, - плюнул Андрей, - за всем все равно не усмотришь, небось в конечном счете оттуда снова какая-нибудь сволочь вылезет, тут все время что-то или кто-то вылезает, не земля, а инкубатор какой-то. Правда она успешно и обратно поглощает, не ясно только, почему она всю эту дрянь как в бассейне, так и около крепостной стены не желает поглощать – наверное мусор здесь мусором не считается, а чем-то ценным, что нельзя поглощать».
Андрей вышел на улицу, ведущую прочь от площади. Сама улица почему-то была пустынны, но в отдалении на пересечении с другими магистралями сновали пешеходы, все как один нагруженные коробками – очевидно отчаявшиеся получить положенную машину, и мелькали машины тех, кому в этот раз улыбнулась удача.
«Странно, - подумал Андрей, - а почему на этой улице никого? А впрочем это может быть обычное совпадение, мало ли в Москве пустынных улочек, где раз в час прохожего встретишь! Особенно в плохую погоду. Правда здесь погода – что надо, хоть и ощущения несколько иные».
Неожиданно из арки (подобных арок на фасаде здания впереди просматривалось несколько, и эта была первой на пути Андрея) выскочил человек в золоченой ливрее, выглядящий как швейцар дорогого валютного ресторана и перегородил путь нашему герою, изрядно отвыкшему, что его здесь замечает кто-либо, кроме астральных полицейских. Правда этот человек, судя по характерной внешности вполне таковым мог быть, несмотря на форму швейцара и даже белые перчатки, тем более, что на его лице не было и тени подобострастия и услужливости. А впрочем, они вполне могли появиться при появлении желанного богатого гостя, к каковым Андрей, судя по всему не относился.
- Пропуск! – рявкнул швейцар, вытянув руку, словно желая отстранить Андрея.
Андрей остановился, размышляя, какой вариант нейтрализации этого представителя неведомо каких органов здесь наиболее уместен. Остановить время? Много чести. Кунг-фу? Уже было. Материализовать Кольт или Узи и всадить в него целую обойму? Неожиданно в голову ему пришла альтернативная мысль и он протянул швейцару только что материализованное удостоверение со своей фотографией и фирменной лиловой печатью «Министерство внутренних дел СССР», в котором стояла единственная золоченая надпись «Пропуск». Что еще прописать в этом бланке, Андрею как-то не пришло в голову.
- Это что такое? – удивленно посмотрел на него швейцар, разглядывая удостоверение.
- Ты что, читать не умеешь?! – строго посмотрел на него Андрей, - ты спросил пропуск, а здесь что написано?
- Простите, - ошарашено вернул документ швейцар, - тут вокруг всякие ходят, а зона – закрытая.
- Мне это известно, - сухо сказал Андрей, - а вам нужно быть расторопнее и не подвергать унизительным проверкам лиц с должностными полномочиями и неприкосновенностью. С другой стороны, конечно, ваша главная задача – это бдительность, бдительность и еще раз бдительность. В любом случае: спасибо за службу!
- Рад стараться! – вытянулся во фрунт швейцар.
- Кстати, - перешел к более демократичному тону Андрей, - тут машина с цистерной не проезжала?
- Так точно! – рявкнул швейцар, словно дисциплинированный сержант на параде командующему смотром. – В точности исполняем закрытый циркуляр – всех гангстеров пропускать к запрещенному объекту. Конечно, если они обладают соответствующей материальной базой!
- А эти обладали?
- Так точно!!! И никому из отпускников информацию не передаем!
- Это о чем не передаете? – строго посмотрел на него Андрей.
- О том, что гангстеров лишь для видимости ловим и в музей пропускаем!
- А, ну правильно, - начальственно потрепал его по плечу Андрей, - разглашение закрытого циркуляра, это, дружок, равноценно измене родины! Продолжайте нести службу!
- Есть!!! – рявкнул швейцар, а теперь уже ясно, что астральный полицейский, развернулся на каблуках и строевым шагом с лихим разворотом проследовал за арку в проеме которой виднелся хозяйственный дворик, заваленный како-то старой арматурой.
«Интересно, за кого он меня принял? – думал Андрей, продолжив прерванный путь. – Прежние-то сразу прикончить норовили. И почему на него так эта липа подействовала, я же понятия не имею, как у них пропуск выглядит. Наверное все эти бонтонные судари и сударыни никогда не догадываются что-нибудь предъявить, да и вообще, судя по всему не рискуют сюда соваться, разве что случайно. Очевидно, я повел себя нестандартно, а на нестандартное поведение у этих недоумков всегда такая реакция, они так запрограммированы: если человек нестандартен, значит выше рангом и такому следует подчиняться во избежание неприятностей. А может он мою личную силу углядел, только не сразу, допустим, и понял, что схватка со мной печально для него закончится. Все же интересно, почему эти надсмотрщики меня видят и активно пытаются воспрепятствовать моему продвижению, а остальные нет? Пока не ясно, наверное это тоже как-то с программой связано, все они – цифровые создания, как в компьютере и все действуют по какой-то личной или групповой программе. И еще одна деталька любопытная выяснилась: оказывается у них, как и у нас – двойная мораль: есть законы для виду, а есть закрытые циркуляры, о которых большинству знать не положено. Оказывается гангстерам тут – зеленая улица, хоть для видимости их осуждают и делают вид, что ловят. Короче – коррупция, как на земле. Не исключено, что они эту кровь – для них это, наверное, очень ценное – они на подкуп чиновникам повезли. А впрочем, делать вывода пока преждевременно».
Андрей миновал еще несколько арок и из каждой появлялся швейцар, как две капли воды похожий на первого. Двоим из них Андрей продемонстрировал свою издевательскую ксиву, после чего следовал диалог, подобный первому, а последнему, чтобы не слишком часто повторяться, он для чего-то заморозил, материализовав нечто вроде автомобильного огнетушителя, брызгающего антифризом, затем швырнул в застывшего швейцара использованный баллон, отчего тот тут же раскололся на мелкие кусочки, которые превратились в циферки и затем были добросовестно поглощены асфальтом. Наконец он подошел к некой пристройке с аркой под массивом небоскреба, над входом в которую красовалась большая надпись «МУЗЕЙ» и меньшими буквами «мировой диктатуры», а над монументальной надписью приклеенная скотчем бумажка с каракулями от руки: «закрытый просмотр, вход только за наличный расчет». Поблизости от обычной двери, на которой висел огромный амбарный замок была приспособлена маленькая диспетчерская с окошечком, а перед аркой была устроена проходная, вернее проездная, поскольку металлическая решетка перед аркой явно предназначалась для въезда и выезда транспорта во внутренний двор, огороженный высокой оградой. Не успел Андрей подойти к диспетчерской, как из окошка показалась голова охранника и на этой голове была не скромная каскетка швейцара с фирменной эмблемой ресторана, но современная камуфляжная каска американского десантника, что, очевидно свидетельствовало о значительности охраняемого объекта и серьезности самого охраняющего.
- Пропуск! – стандартно рявкнула голова, и этим она оказалась не оригинальнее прежних швейцаров, хоть и выглядела гораздо внушительнее, - соблаговолите предъявить, - вдруг добавила она неуставную фразу, чем, как показалось Андрею, сразу возвысила себя над тупыми солдафонами в швейцарских ливреях.
- Соблаговолите прочитать, - сунул ему под нос Андрей до сей поры безотказно срабатывающую цедулю, но на этот раз номер не прошел.
- Можете этим пропуском подтереться, - уже совсем не по уставу заявил охранник, небрежно бросив взгляд на «красную книжку» Андрея. – Поскольку вы явились сюда без красной росы, для перевозки которой необходимы спецсредства, то никакой пропуск не действителен, пусть даже выданный в главной канцелярии. Так что вашу бумажку я конфискую, а вас задержу для выяснения личности!
С этими словами он ловко выхватил пропуск из руки Андрея (который все еще растерянно держал его перед носом охранника) и сунул его в ящик стола, за которым сидел.
«Вот еще номер, - подумал Андрей, - а этот-то из какой-то другой касты, наверное и область реагирования у него гораздо шире, чем у прежних дебилов. Однако не страшно, и поразвлекаться можно будет гораздо художественнее, чем с теми. Жидкость эту кровоподобную, значит, они здесь «красной росой» называют… где-то я этот термин встречал, только не помню, где. Ладно, поразвлекаемся маленько, если он и вправду более серьезный соперник. Ну что ж, тем интереснее развлечение».
Подумав так, Андрей превратил свой реквизированный и спрятанный пропуск в огромного шершня, который тут же с угрожающим низким гудом вылетел из стола, как только охранник вытащил ящик, услышав, что там что-то яростно заскреблось и зашебуршало. Как Андрей и ожидал, шершень, по-видимому, сильно испугал охранника, поскольку он с удивленным возгласом отпрянул внутрь помещения, и Андрей не видел, что там происходило, но, судя по стукам, брякам и грохоту падающих стульев кто-то кого-то явно преследовал, только не ясно, шершень охранника или охранник шершня.
«Все же, - подумал Андрей, с любопытством прислушиваясь к шуму из каптерки, - расстреливать, взрывать, замораживать и останавливать время как-то надоело, повторяться – это дурной тон».
Ему пришла в голову другая мысль и он тут же реализовал ее, материализовав здоровенный цистерновоз с надписью «огнеопасно», аналогичный тому, на котором уехали четыре гангстера, откачав жидкость из бассейна, и которые, по предположению Андрея, должны были находится за воротами проходной. Самому себе при этом он так же придал соответственный облик: в шляпе, плаще, черных очках и с огрызком сигары в углу рта, при этом он оказался в кабине, за рулем своего материализованного мыслеобраза. К этому времени дверь сторожки распахнулась и оттуда с диким гудом вылетел шершень, тут же скрывшийся в неизвестном направлении, а следом за ним охранник со здоровенным армейским ножом-штыком в руках. Одет он был, как и полагал Андрей, как настоящий американский десантник из военно-приключенческого фильма: комбез цвета хаки, каска, кобура на поясе и высокие шнурованные ботинки на толстой рифленой подошве. Увидев кардинальное изменение диспозиции, он с удивлением уставился на непонятно откуда взявшийся цистерновоз, затем перевел взгляд на шофера – то бишь Андрея, высунувшегося из бокового окошка.
- Пропускай, командир, - как можно нахальнее гаркнул Андрей в облике гангстера, - полную цистерну красной росы везем!
- А откуда ты… - растерянно начал охранник, - ты тут такого подозрительного в доспехах и с мечом не видел?
- Я видел, как ты какую-то громадную насекомую гонял, - усмехнулся Андрей, - а откуда человеку в доспехах взяться в приличном городе, да и кто его сюда пропустит! Тебе, наверное что-нибудь привиделось от излишнего усердия! Тут иногда случается такое. Давай, открывай ворота, можешь не сомневаться, с материальной базой все тип-топ!
- Ворота я, конечно, открою, - забормотал охранник, - раз росу везешь, какие могут быть разговоры, если роса в наличие. Только буквально полчаса назад сюда уже одна машина проехала и тоже с росой! Такого еще не было, чтобы почти сразу две машины, роса ведь не фунт изюма, откуда ваша братия столько нацедила – ума не приложу. А впрочем это – не мое дело, я конечно, впущу, по этому поводу в инструкции четко оговорено, только ведь те четверо надолго Пантеон займут, не известно, сколько ждать придется.
- Ничего, - усмехнулся Андрей, приподнимая черные очки, - сколько надо – подождем. И без того четыре цикла дожидались, - добавил он, слышанную здесь ранее фразу, очевидно свидетельствующую о том, что всем, кому посчастливилось попасть в этот странный Нью-Йорк, пришлось изрядно вначале изрядно попахать в другом облике на ниве говночерпания, а может и на какой-то другой, неведомой Андрею ниве.
- Ладно, - сказал охранник, как видно уже забывший о первом наглом посетителе, давай, сливай положенный налог с нала, да я ворота открываю… ну и денек сегодня, за полчаса – двойная выручка!
- Куда сливать? – не понял Андрей, собиравшийся уже включать первую скорость.
- Как куда? Ты что, с неба свалился? – снова подозрительно впился в его лицо охранник. – Вон рядом с проходной бак стоит специальный, заговоренный, опломбированный – для сбора налога.
- Случаем этот налог потом – не в твои ли закрома попадает? – сощурил глаза Андрей, - знаем мы таких, говорят – на благо родины служим, живота не щадим, а сами спят и видят, как бы от этой родины кусочек полакомее отгрызть!
- Что ты, что ты! – глаза охранника расширились от ужаса из чего Андрей заключил, что все же рыльце этого инфернального служащего изрядно в пушку. – Все учитывается, все пломбируется и заговаривается. Учет – строжайший, даже помыслить нельзя, все – только на матричные нужды: естественно – карросе, ну и положенную долю – Жругру. Я уж не говорю о том, чьего имени не произносят…ну и черт его знает, еще кому, нам из центральной канцелярии не докладывают.
- Ладно, - проворчал Андрей, - мне, в конце концов, дела нет, куда это идет, мы – мелкие сошки, надо – так надо. Сколько сливать-то?
- Как сколько? – снова подозрительно глянул на него охранник, - две трети, как всегда. Как утверждено, столько и берем, тебе и одной трети – выше крыши.
Андрей нехотя спустился из кабины и начал разматывать шланг, в то время, пока охранник суетливо снимал пломбы с отверстия бака, на который Андрей сразу не обратил внимания, и отвинчивал какие-то сложные запоры. В этот момент до него дошло, что цистерна в машине пуста, когда же он попытался заполнить эту пустоту мыслеобразом той самой жидкости, похожей на человеческую кровь, которую охранник называл "красной росой", то вдруг понял, что может здесь материализовать все что угодно, но только не эту жидкость – сила его мысли была в этом случае совершенно беспомощна.
«Что ж, - подумал Андрей, - этого и следовало ожидать, истинные ценности невозможно подделать, в том числе – здесь. Жалко этого парня, он все же более симпатичный, чем те лохи и гораздо их расторопней, но придется его нейтрализовать…»
Расстроенный тем, что трюк с машиной не удался, и не дожидаясь, когда охранник догадается, что никакой красной росы в цистерне нет, Андрей, пользуясь тем, что парень занят снятием крышки с бака, в мгновение дематериализовал машину и вернул себе прежний облик индийского кшатрия в боевых доспехах. Затем, повинуясь мгновенному импульсу, выхватил из ножен кривой дамасский меч и располосовал ничего не подозревающего охранника от головы до промежности, развалив на две половины.
«Как-то подло, - мелькнуло в его голове, - все же надо было по честному, лицом к лицу… а впрочем, чего время терять, все равно его песенка была спета- где ему со мной тягаться, тем более это же все равно чистая условность, превратится он через какое-т о время в кого-то другого или того же самого – не велика беда».
На всякий случай Андрей решил проследить судьбу рассеченных половинок – в его практике все же бывали случаи, когда кусочки противника срастались и он вновь нападал на Андрея. К счастью, такой исход был очевидно характерен для других зон астрала, поскольку половинки быстро превратились в кучку черных циферок, которые поглотила земля.
«Интересно, - подумал Андрей, - почему те, у бассейна лопались и превращались в лужу крови, помимо цифр, а этот так, насухо? Может у охранников какая-то другая природа, чем у тех, которые в отпуске? Наверное так и есть, по крайней мере другого объяснения пока не нахожу».
Подумав так, Андрей рубанул мечом по воротам, и они разъехались пополам, как только что разъехался пополам человек, их охранявший. Перешагнув через створки ворот, Андрей вошел во внутренний двор так называемого «Музея мировой диктатуры».
«Ну, прямо – меч-кладенец, - в который раз с удовольствием подумал Андрей, - рубит все, что угодно, как в сказке…Хотя, я ведь по сути в сказке и нахожусь, есть же версия, что русские сказки – отголоски тех мифологических и мифотворческих времен, когда Навь и Явь – говоря современным языком астрал и энроф – очень легко друг в друга взаимопроникали и тот же Иван царевич и аналогичный ему Иванушка-дурачок когда в какое-нибудь подземное царство спускался, или в тридевятое царство приезжал, то он на самом деле в иное измерение перемещался со всякими там змеями-Горынычами, кощеями бессмертными, сиринами и Алконостами, и для успешного ведения боевых действий ему нужен был особый меч, астральный, как у меня. Вот он у меня все, что угодно и рубит, хотя, на самом деле он – всего лишь продолжение моей силы мысли. Потом, конечно, все источники были забыты и само слово «сказка» стало синонимом чего-то несуществующего, а ведь я уже ранее побывал в сакуалле астральной, которая по сказочному принципу была построена. Да, кстати, а где же тут этот самый музей и пантеон внутри него?! Да и вообще, куда сам город подевался?»
К тому времени Андрей прошел под аркой огромного здания за которой, судя по надписи должен был находиться какой-то там «Музей мировой диктатуры», и некий загадочный пантеон, куда, как выяснилось, стремились все местные правонарушители, которым инфернальная администрация, вместо того, чтобы их отлавливать и сажать, в действительности предоставляла какие-то, закрытые от других удовольствия или бог знает еще чего, за львиную долю той самой красной росы, которая здесь очевидно в большой цене и является даже чем-то большим, чем земные деньги.
ГЛАВА 7
МУЗЕЙ МИРОВОЙ ДИКТАТУРЫ
Миновав арку и выйдя с другой стороны здания, Андрей не обнаружил ни музея, ни пантеона, ни города, который до сей поры окружал его со всех сторон: сразу же за небоскребом, насколько хватало глаз простиралась идеально-ровная бетонная поверхность, и когда Андрей машинально обернулся, то выяснилось, что нет уже ни арки, ни проходной, ни перерубленных ворот – кстати, не было и самого небоскреба, который только что, казалось, являл собой символ устойчивости и незыблемости.
«Ну вот, - подумал Андрей, - наконец-то астрал ведет себя, как положено, а то в этом Нью-Йорке как-то не по себе было, уж больно реально, по-земному все выглядело, слишком плотноматериально. Хотя, события разворачивались, как и положено, по законам потусторонним. Да и как мне в Энрофе удалось бы свои мыслеобразы в цистерновозы и все такое прочее превращать. Так, судя по всему, если город исчез, то я в какой-то другой слой выпал. Интересно, как я назад попаду? А, собственно, зачем мне назад, что я в этом Дуггуре оставил… эх, дела, так давно по астралу путешествую, что как бы забыл, что не мешало бы на землю вернуться, а не в какой-то очередной демоноград. Хотя, с другой стороны, на земле я вновь в таком щекотливом и беспомощном положении окажусь, что жутко подумать: один в тайге и все товарищи словно испарились. Ах, да, Аня же говорила мне, что они в каких-то альтернативных причинно-следственных потоках оказались, где наши судьбы не пересекаются – и моя задача – вернуть все в прежнее русло, правда не знаю как. Но поскольку все это дела потусторонние, то и решать их каким-то образом в астрале надо, для этого я здесь и нахожусь. Правда, пока все что здесь происходит, никакого отношения к моей главной задаче не имеет, я, пока здесь блуждал, и забыл-то об этой главной задаче. И все же, будем верить, что все в этом мире не случайно, и я как раз и нахожусь на пути решения этой самой задачи, правда пока никакой связи тут не вижу. Ясно одно: пока я эту задачу каким-то образом не выполню, возвращаться нельзя, лучше уж мое тело там загнется и я ничего знать об этом не буду, ведь там – не здесь, там ведь еду, машину, а еще лучше – вездеход усилием мысли не создашь! Что ж, значит вперед, на выполнение не совсем ясной миссии, но если бы этой миссии не было, давно бы уже энергия выхода закончилась и меня бы на землю закинуло!»
Рассуждая таким образом и восстанавливая тем самым смысл своего здесь пребывания, Андрей шел вперед, толком не понимая, куда он идет и зачем, и вдруг далеко впереди увидел знакомый ему цистерновоз и маленькие фигурки четырех гангстеров рядом с ним, которых он раньше не увидел то ли потому, что был слишком поглощен своими мыслями, то ли это была очередная астральная штучка, когда машины, люди, дома и даже целые города возникали в одно мгновение, словно бы ниоткуда. Когда же он подошел поближе, то выяснилось, что прямо перед машиной возвышается небольшой черный обелиск с аккуратной надписью «пантеон» а перед этим обелиском на специальной треноге прилажен какой-то пульт (если бы Андрею пришлось пожить в конце девяностых, начале двухтысячных годов, то он без труда бы узнал в этом пульте клавиатуру от персонального компьютера) с буквами, цифрами и разными значками, словно на усовершенствованной пишущей машинке. Гангстеры озабоченно столпились вокруг этой клавиатуры и по очереди нажимали клавиши, постоянно сверяясь с какой-то бумажкой, которую держал в руке шеф. Как и во всех прежних случаях, исключая встречи с охранниками, бандиты не обратили на Андрея внимания, поэтому он подошел совсем близко и мог без труда наблюдать за происходящим.
- Ничего не перепутал? – озадаченно спрашивал один из гангстеров шефа, - а вдруг фуфло подсунули?
- Ты думай, что гонишь! – раздраженно ответил шеф, - если они будут фуфло давать, прикинь, чем это для них закончится! Лучше свои две трети получать и соблюдать честные условия договора, чем один-два раза себе еще одну треть оторвать и своего сверхдохода лишиться! Кто ж тогда им сюда гаввах возить будет, уж не фраера ли? Тогда весь наш брат сразу на другой бизнес перекинется, слава богу не все возможности реализованы. Конечно, этот бизнес самый кайфовый и жалко его терять, но нам его по понятиям потому и предоставляют, что им эта красная роса позарез нужна. Да все и так знают, что это – не хрен собачий, без нее Дуггур, и Друккарг, и вся остальная изнанка быстро загнутся, без нее и смысла в этом ковырянии никакого, как бы власти ни скрывали. Так что не боись, все сработает, как часы!
«Гаввах, Друккарг, Дуггур – да это же все из «Розы мира»! – подумал Андрей, значит не зря Андреев писал, что все эти термины из словаря синклита мира. Они и здесь в ходу. Ну, Дуггур я уже видел, а вот Друккарг и гаввах… - что-то сейчас сообразить не могу».
Тем временем гангстеры закончили мучить клавиатуру, шеф убрал бумажку в карман плаща и бандиты, обойдя обелиск с надписью выстроились рядком и вперли взоры куда-то впереди себя, словно что-то должно было произойти, хотя перед ними простиралась все та же бетонная плоскость без швов и сцеплений, как и везде, куда хватало взора, и не было даже намека, что в этом ландшафте может что-то измениться. Тем не менее изменения наступили довольно быстро: примерно в тех местах, куда глядели бандиты поверхность бетона словно бы затуманилась, затем бетон в четырех местах словно бы сделался жидким и зыбким, затем эту жидкую часть втянуло внутрь, и не прошло и минуты, как перед каждым братком образовался люк, напоминавший канализационный – только без крышек.
- Видишь, Дунь, а ты боялась, даже юбка не помялась, - хлопнул шеф по спине сомневавшегося товарища, - все, как в аптеке, теперь росу заливаем и можно трогаться.
Гангстеры тут же засуетились, развернули шланг, торчащий из-под цистерны и, включив насос, начали перекачивать содержимое цистерны в каждый люк по очереди, при этом шеф тщательно следил по счетчику на пульте управления насосом, чтобы количество красной росы было перекачено поровну во все четыре люка.
- Ну все, братаны, - счастливо потирал руки шеф, - можно нырять. Не забыли, кто в какой? Шифры, согласно личным пожеланиям набраны, но если что и перепутаем – невелика беда, кайф – он и в Африке кайф! Ну, погнали!
С этими словами шеф первым подошел к люку напротив него и ласточкой сиганул в зияющее жерло, при этом Андрей не услышал ни всплеска, ни стука упавшего тела, что, очевидно, свидетельствовало о том, что люк не имел привычного в земном понимании дна. Тут же примеру шефа последовали и остальные три бандита – каждый в свой люк, и Андрей снова оказался в одиночестве, не решив сразу, что делать. Впрочем, решение, очевидно, было единственное – последовать за гангстерами, поскольку в обозримом пространстве не просматривалось ничего, кроме бетона и неба над головой, и было совершенно не ясно, на какое расстояние простирается это бетонное поле.
- А, была не была! – решился Андрей, - в конце концов, я уже не первый раз куда-то ныряю: то - в стенку, то - в экран телевизора, теперь – в канализационный люк нырнем, поглядим, как они там по-особенному кайфовать надумали. Наверное, разумнее всего нырнуть в тот же люк, куда шеф нырнул, уж он-то наверняка себе самый кайфовый кайф выбрал.
С этими словами Андрей сложил руки над головой и ласточкой сиганул в самый первый люк, где еще совсем недавно скрылись ноги шефа.
Первое впечатление было достаточно знакомым, уж чего, чего, а ощущение полета и падения Андрею приходилось испытывать в астрале постоянно. И в этот раз он летел куда-то вниз (правда, понятие направления было здесь достаточно условным). Вначале ему казалось, что он летит по тоннелю в полной темноте, затем он понял, что эта темнота светится рубиново красным, которого он вначале не замечал то ли потому, что нырнул из яркого солнечного света, то ли потому, что астральное его зрение должно было настроится на какие-то другие частоты. Итак, Андрей падал внутри рубиново красного облака, которое, очевидно, каким-то образом было связано с той самой красной росой, возможно даже превратившейся в газообразное состояние. Впрочем все остальное пространство тоннеля являло собой липкую черноту. Так продолжалось недолго, вскоре Андрей словно через красную дымку увидел светлое пятно, выглядевшее, как конец тоннеля и когда облако вместе с Андреем подлетело ближе, то выяснилось, что тоннель заканчивается не выходом в какой-то другой, светлый мир, а огромным то ли теле, то ли кино экраном, правда под прозрачной плоскостью раздела двух пространств ощущалась глубина и в глубине этого пространства мерцало еще одно облачко, характер которого был хорошо известен Андрею, оно состояло из мириадов черных единичек и ноликов, которые, словно рой пчел находились в постоянном хаотическом движении. В следующий момент Андрей внутри рубинового облака прошел через проницаемую плоскость экрана и окружающий его кровавый фон перемешался с цифровым темным. Теперь Андрей был уверен, что где-то рядом с ним скрыт и шеф шайки гангстеров, правда не видимый до поры, а впрочем и сам Андрей, когда решил рассмотреть свое тело, не увидел его, как это не раз бывало в астрале. В наличие имелось только его сознание и самоощущение, а видимое астральное тело неведомым образом растворилось – не исключено, что то же самое произошло и с шефом.
Очевидно рубиновое облако было неким катализатором, поскольку как только оно распределилось внутри цифрового облака, повсюду вокруг Андрея начался невообразимый процесс упорядочивания. Циферки выстраивались в определенной последовательности, которые тут же объединялись в усложненные последовательности нового порядка, чтобы тут же стать частью еще более сложной структуры, состоящей из какой-то невообразимой системы двоичных цифровых кодов. Было впечатление, что вокруг Андрея растут, множатся, соединяются, усложняются, иногда распадаются, чтобы соединиться в другом соотношении странные серовато-розовые кристаллы. Вскоре Андрей обратил внимание на то, что вокруг еще больше посветлело, затем, помимо серо-рубиновых тонов появились новые: оранжевые, желтые, зеленые, голубые, цвета радуги начали сложно перемешиваться, образуя все новые и новые оттенки, и вскоре стало заметно, что из этого нагромождения кристаллов начинает проступать нечто узнаваемое, как из разноцветной мозаики складывается ландшафт. Не прошло и получаса (впрочем, восприятие времени было здесь каким-то иным, каким-то фрагментарным, прерывистым, при этом на последнем этапе пропала сама мозаичность) и Андрей очутился во вполне узнаваемом, земном мире, хотя сама местность была незнакома… впрочем об этом чуть позже. Как уже бывало не раз, сознание, разум и чувства Андрея были совершенно лишены внешней оболочки, его восприятие оказалось словно бы распластанным над земной поверхностью, но по желанию он мог сосредотачиваться и на каком-то ограниченном локусе пространства и событий.
Местность была явно незнакома ему: то ли полувыжженная холмистая степь, то ли полупустыня, пересеченная узкой извилистой речкой, явно наполовину пересохшая под горячими лучами южного солнца – правда от обычной степи эту местность отличала не такая уж далекая горная гряда, причем достаточно высокая, поскольку на отдельных пиках белели шапки вечного снега высокогорья. С другой же стороны угадывалось море. Короче говоря, это мог быть и Крым и Кавказ, но только земля была словно выжжена солнцем и подножию гор не хватало плотной лесной поросли, которая явно придала бы ландшафту гораздо большее разнообразие и привлекательность. А впрочем, что это не Кавказ и не Крым, Андрей сообразил довольно быстро, тем более сознание его работало в несколько ином режиме, чем если бы он находился внутри тела, поэтому многие вещи осознавались им вне логики и догадок: он просто осознавал то одно, то другое, хоть и не понимал непосредственный источник этого знания. Собственно, сам вопрос, что это за местность перестал интересовать Андрея, стоило ему кинуть взгляд непосредственно вниз, поскольку его сознание как бы парило на высоте 10-15 метров над землей, а на земле в это время происходило взаимоистребление между двумя огромными массами людей. Сколько их было – десять тысяч, сто тысяч или больше, Андрей не смог бы сказать, ему казалось, что сражающиеся люди занимали всю территорию от горизонта до горизонта, хотя, по-видимому, это было не так. В следующий момент Андрей подумал, что для его современного восприятия термин «сражение» не совсем подходит, поскольку под ним разворачивалась совсем не эстетичная резня, в которой не присутствовало ни пулеметных очередей, ни разрывов снарядов, ни танков, ни пушек, ни самого огнестрельного оружия, и только несколько громадных метательных установок, которых Андрей, вспоминая увлечения детства отнес к разряду франдибал и катапульт, установленных в разных местах боя на холмах, посылали в противников огромные камни и какие-то горящие просмоленные тюки. Короче говоря непосредственно под Андреем развернулось масштабное сражение, которое на земле могло происходить скорее всего задолго до рождества Христова и взглянув на смуглых, бородатых южно-европейского типа воинов в простых мерных доспехах, шлемах со специфическими забралами, прикрывающими переносицу и подбородок, украшенных характерными щетинистыми гребнями, в характерных коротких юбочках из защитных пластин, в металлических поножах – с одной стороны и еще более смуглых бородачей явно азиатского вида в темных шароварах, кожаных доспехах и высоких шапках, как догадка Андрея переросла в уверенность-знание: перед ним развернулась знаменитая первая битва при Иссе непобедимого войска Александра Македонского с армией персов под командованием властелина средней Азии царя Дария 3 Ахименида. Момент, который застал Андрей был очевидно самый драматический в сражении, и в его сознании мгновенно прояснилась стратегическая ситуация, хотя вначале он видел лишь хаотическую резню. Хребет армии Дария был сломлен и знаменитая македонская фаланга словно гигантский таран вгрызалась в аморфную структуру персидских порядков, уже утративших всякий порядок, а всадники, колесницы и пешие воины персов перемешались и вместо того, чтобы выполнять конкретную боевую задачу, поставленную командиром, заняты были только одним: пытались спасти свои собственные жизни, либо, в безвыходной ситуации, продать их как можно дороже.
В общем македонские войска победоносно наступали уже почти не неся потерь, персы же пятились, отчаянно пытаясь выправить уже безнадежное положение и вот вот готовы были броситься в паническое бегство. Оно наступило довольно скоро. Как только огромная черная колесница с двумя крылатыми столбами у основания упряжки, стоящая на холме с правой стороны реки вдруг развернулась и во весь опор покатила от наступающих конных и пеших македонцев. Андрей знал, что в колеснице в полном смятении и панике пребывает бросивший свое войско на произвол судьбы Дарий 3, и еще из истории он знал, что на этот раз царю персов удастся спасти свою жизнь, но участь его уже предрешена. Войско его хоть и будет повторно собрано, но никогда уже не оправится от первого поражения и будет окончательно разгромлено в битве при Гавгамеллах, а сам он в скором времени погибнет от рук собственных слуг, которые таким образом захотят купить свои жизни у нового властелина мира: Божественного Александра 3, провозгласившего себя потомком Зевса.
Увы, чисто визуально вся эта историческая монументальность с высоты чуть ниже птичьего полета выглядела довольно беспорядочно, но, конечно все это зрелище не было прямым аналогом современному мясокомбинату, поскольку крупный и мелкий рогатый скот сотнями и тысячами убиваемый на бойне, конечно куда более беспомощен и лишен возможности оказать хоть какое-то сопротивление, тем не менее по масштабам массовой резни любой мясокомбинат значительно уступил бы тому зрелищу, что открылось перед глазами Андрея: персы бежали, скакали, сваливались с лошадей, колесницы (которых немало было в персидском войске) переворачивались, настигаемые конными преследователями, при этом чаще переворачивались в результате панических действий собственных воинов, которые, спасаясь от преследователей, пытались забраться в колесницы, в результате чего они просто не выдерживали количества набившихся туда людей.
Зрелище было кровавое, безжалостное, беспорядочное, и тем не менее один человек упивался им, как самым прекрасным зрелищем когда либо видимым в жизни, и этот человек с нетипично светлыми волосами на общем фоне смуглых брюнетов, в драгоценных, сияющих золотой чеканкой доспехах на мощном черном коне с алмазной сбруей, имя которого – Буцефал – тут же всплыло в сознании Андрея. Да, это был он, человек, имя которого ассоциировалось с самым великим военным гением всех времен и народов: Божественный царь Македонии Александр и торжество его было непомерно. Сам он уже не сражался (как известно, несмотря на свой высочайший статус, Александр рубился во всех сражениях, как рядовой воин), негоже было полубогу принимать участие в той части битвы, когда она превратилась в избиение. Все необходимое довершат его воины и без него. Александр видел, что колесница Дария кинулась в паническое бегство и первой его мыслью было – приказать своему самому быстроходному конному отряду догнать его во что бы то ни стало, чтобы тем самым поставить точку в своей многолетней борьбе с персидским тираном, однако что-то его остановило: в последний момент у него почему-то возникла парадоксальная мысль дать Дарию уйти. Александр подумал, что если сейчас, в ближайшие минуты или часы лишится своего самого могущественного противника, то в жизни его наступит некая пустота, уж слишком долго он шел к этому триумфу. А теперь хочется слегка задержать, увеличить его протяженность во времени. Конечно, пусть Дарий сейчас уйдет, пусть даже снова соберет войско, тем более никогда ему уже не собрать войско даже подобное тому, которое только что разгромлено, а он, Александр еще некоторое время поразвлекается этой игрой в догонялки. В конце концов благородный воин не страшащийся битвы, всегда готов дать своему противнику еще один шанс. Да, все это выглядело благородно и мужественно и Александр даже отдал распоряжение своим военачальникам, окружившим его вместе с телохранителями тесным кольцом, прекратить избиение персов. Часть взять в плен, а какой-то части дать возможность уйти. Пусть вернутся домой и расскажут у себя на родине о несокрушимости, и вместе с тем – милосердии царя Александра. Что ж, если Дарий вновь соберет войско – тем хуже для него.
Андрею показалось, что настроение Александра больше всего напоминало настроение сытого кота, который часами готов играть с замученной мышью, поскольку сожрать ее сразу – лишить себя удовольствия вновь и вновь наслаждаться беспомощностью несчастной жертвы, чувствуя при этом, что жизнь живого существа полностью в твоих лапах. Ну, а если ты столь расторопен, что успеешь юркнуть в свою норку, ну что ж, считай, что тебе повезло, а у охотника появится дополнительная возможность разогнать свою скуку.
- Мой царь, - услышал Андрей голос одного из приближенных к Александру командиров (незнакомые Андрею древнегреческие слова тут же обретали смысл в его сознании, как это обычно происходило в его путешествиях по времени), - Дарий уходит, прикажешь послать в погоню «летучих»?
- Не надо, Птолемей, - сказал Александр, глядя вслед удаляющейся колеснице, я не хочу этого сегодня, боги сообщили мне, чтобы я дал возможность ему уйти. Можно возвращаться в лагерь, нам здесь уже больше нечего делать, а солдаты сами хорошо знают, как обходиться с раненными и пленными. Кстати, - тут глаза его оживились, - никогда у нас еще не было столько пленных, как сегодня, у меня давно уже зреет занятная мысль изготовить одно изысканное блюдо, секрет которого мне поведал повар одного индийского раджи. Думаю, что наша сегодняшняя победа достойный повод, чтобы отпраздновать ее не только чашей доброго вина, но и изысканным яством.
- Мой царь, - опустил голову военачальник, с которым говорил Александр, - что-то я не вижу связи между количеством пленных и таинственным блюдом, о котором ты говоришь. По-моему нет блюда, которого бы твои искусные повара не сумели бы приготовить. При чем здесь пленные?
- Дело в том, - снисходительно глянул Александр на Птолемея, - что для изготовления этого блюда нужны сливки, мед, специальные пластины, полученные из неких морских водорослей и, самое главное, - лед. Это блюдо несложно приготовить, если ты находишься на горном леднике, но пока отнесешь его в долину – оно растает, если же послать за льдом слуг, то они также не успеют донести его до лагеря – жаркое солнце сделает свое дело. Ну, не лезть же мне самому на гору, чтобы отведать этого божественного блюда! Еще перед битвой у меня возникла мысль: когда разобьем персов, возьму как можно больше пленных! Если их выстроить в цепочку, то как раз хватит, чтобы протянуть эту цепочку от горного ледника до кухни. Не могу же я подвергнуть такому унизительному действу моих гоплитов, хоть и уверен, что никто не отказался бы от того, чтобы выполнить эту маленькую прихоть царя.
Распорядись, - тут его глаза стали жестче, - что царь желает сегодня вечером пировать с новым блюдом – мороженым. До ледника не больше десяти лиг. Пусть выстроят цепочку пленных и те, кто окажутся на леднике, заполнят ведра льдом и по цепочке передадут их вниз, только при таком способе лед не успеет растаять. Думаю, - тут он улыбнулся, очевидно показывая, что желает пошутить, - боги даровали нам эту победу для того, чтобы я наконец попробовал это самое мороженое.
- Ты желаешь, чтобы я занялся этим сейчас, когда еще только закончена битва? – с нескрываемым удивлением спросил Птолемей.
- Немедля! – отрезал Александр. – Этим вечером во время пира мороженое должно быть внесено в мой шатер. А Дарий, его конечно следует добить, но не сегодня. Думаю, последующая погоня принесет нам немало захватывающих приключений…
Андрей продолжал парить над полем уже закончившейся битвы и не уставал удивляться, как мог великий полководец в такие часы исторических событий, которые в дальнейшем будут занесены во все учебники средней школы, думать о каком-то жалком мороженом и даже рассчитывать на большое число пленных исключительно для удовлетворения своей странной мимолетной прихоти, которую любой современник Андрея может удовлетворить около ближайшего мороженого киоска, заплатив за холодный рожок или брикетик какие-то гроши. Как все же изменился мир!
Тем временем, пока раненых добивали, а пленных выстраивали цепочкой к ближайшей горе с заветным льдом на вершине, изготовлению которого в бытовых условиях человечество к тому времени еще не научилось, Андрей обнаружил некое грязно-серое облачко, которое не так давно в своем собственном мире имело облик чикагского гангстера тридцатых годов – и бог его знает, какой облик был характерен для него на самом деле. Андрей хорошо чувствовал мысли и чувства, исходящие от этого облачка, поэтому его истинная природа была для Андрея совершенно понятна. Облачко жадно кружилось над головой Александра и местами его окутывало, правда это было абсолютно скрыто от окружающего его эскорта, а сам полководец так же не догадывался, что к его астрально-ментальной природе присосалась некая тварь, которая как промокашкой жадно впитывает, слизывает и чувства, бурно изливающиеся из его торжествующего сердца и разума. И не только мысли и чувства самого Александра: македонский царь был словно невидимая линза, к которой из тысяч источников побежденных и победителей тянулись миллионы лучей-эманаций, где торжество победителя перемешивалось с ужасом и болью побежденного, и эти лучи по сути дела сходились на одном единственном человеке – сходились и поглощались его ненасытным естеством победителя - вершителя судеб, делающего историю, считающего себя главным существом во вселенной. Андрей видел, как жизненная энергия десятков тысяч людей поглощается мощной аурой царя, делая его волю и личную силу все более несокрушимой и всепобеждающей. Да, эти маленькие толики, складываясь и сливаясь давали Александру дополнительные силы, чтобы пробивать любые стены и повелевать волей десятков и сотен тысяч людей, и та линза, в которую собирались лучи сотен тысяч человеческих чувств и воль фактически и была центром, через которую осуществлялась не только прямая, но и обратная связь. И вот к этой ауре-линзе небывалой емкости присосалось некое грязно-серое облачко, которое упивалось всеми этими энергиями, что порождались в природе Александра и доставались ему извне.
«Интересно, - подумал Андрей, - какие такие качества позволяют человеку обзавестись такой аурой-линзой, которая делает его центром мыслей, чувств и чаяний огромных народных масс, а то и целого мира? Конечно, он – царь по рождению, но достаточно ли этого? Его личные качества? – Андрей вгляделся в ауру Александра и вспышка всезнания, позволяющая понимать скрытую суть человека и его окружения сообщило Андрею, что среди современников царя Македонии было немало более умных и талантливых людей, если же говорить о морально-нравственных качествах, то они просматривались у царя буквально в зачаточном состоянии, подавленные размерами непомерно раздувшегося эго. Как же случилось, что именно этого человека история избрала главным вершителем судеб и жизней своего времени? Непомерное самомнение, решительность и смелость? Но достаточно ли этого? Как только Андрей сформулировал этот мысленный вопрос, как в его сознании в виде мгновенного озарения тут же возник ответ-картинка.
Андрей словно бы часть изнанки земли, один из ее бесчисленных рукавов, и этот рукав-сакуалла информационно и пространственно соотносился с земными государственными структурами и образованиями, как плюс соотносится с минусом, как день соотносится с ночью. Данный слой изнанки являлся основанием затомиса метакультуры эллинской цивилизации, ее отрицательным знаком, а именно к этой эллинской культуре относился македонец Александр, как известно обучавшийся у самого Аристотеля, и именно в этом рукаве изнанки земли находился источник того метафизического могущества, которое таинственным образом сошлось на Александре. Источником этим был демон эллинской государственности – уицраор, выбравший своим человекоорудием именно его, сына Филиппа Александра 3, и помимо многих прочих функций, одной из его задач было провоцирование у эллинов верноподданнических чувств и национальной гордости. Перед всепроникающим взором Андрея развернулась унылая холмистая пустошь в центре которой возвышалось величественное здание, по архитектурному стилю напоминавшее древнегреческий некрополь в недрах которого рдело рубиново-красное пламя, словно вечный огонь неизвестному солдату, а невдалеке от этого здания-колонады медленно переливалось, стриулось, передвигалось странное желеобразное существо, напоминающее титанических размеров спрута, оказавшегося на суше, и только два огромных глаза с отблесками адского пламени в зрачках свидетельствовали о том, что это не студень, а живое существо, разумное каким-то иным, нечеловеческим разумом. Время от времени существо это словно бы всматривалось куда-то в бесконечность и Андрей видел своим всепроникающим взором, как из этих глаз исходят невидимые лучи-эманации, которые из изнанки земли словно по кольцу Мебиуса проникают в Энроф и сходятся вокруг Александра, образуя ту самую линзу, которая и позволяет привлекать в себя уже знакомые эманации сотен тысяч и миллионов людей, думающих об Александре и посылающих в его сторону целую гамму эмоциональных волн от искренней любви и преданности (удельный вес таких чувств был на самом деле не так велик) до зависти, рабской покорности победителю, страха, ненависти и всевозможных проклятий, облеченных в эмоциональную ауру. В его же сторону были направлены и более общие, патриотические и верноподданические чувства. Андрей видел, как вся эта масса эманаций проходит через ауру-линзу Александра, частично поглощается его астрально-ментальной природой, а частично откачивается вниз, на изнанку земли, во всепоглощающую утробу демона государственности уицраора. Кстати, это была не единственная его пища: миллионы демонов его посланцев собирали вокруг умирающих на поле боя воинов эманации их боли, ужаса и предсмертной агонии, и так же частично поглощали ее сами, а частично пересылали уицраору в виде красной росы-гавваха, которая стекала в пространственный рукав, занятый уицраором через едва заметные дефекты в перегородке между Энрофом и астралом.. Все это ненасытный уицраор поглощал до капель, рос, распухал, словно на дрожжах, и с еще большей силой концентрировал линзу-ауру вокруг своего человекоорудия-Александра, что приводило в конечном счете к еще большему увеличению объема красной росы. Процесс этот разрастался как снежный ком, где главной целью уицраора было собрать как можно больше пищи – красной росы, в которую превращались все негативные эмоциональные эманации людей, в том числе и эмоции, сконцентрированные вокруг денег, золота, драгоценностей, которые, как видел Андрей, подобно энергии страха, похоти и смерти так же превращаются в гаввах.
«Вот так, - подумал Андрей, - вот тебе и метаистория в действии, о которой писал Даниил Андреев. Вся эта кровавая баня нужна только затем, чтобы некая гигантская тварь нажралась от пуза, и все эти мысли и слова об историческом величие событий, о борьбе за процветание государства и счастье своего народа, о котором несомненно с трибуны не раз вещал и сам Александр и его многочисленные сатрапы – всего лишь мыльный пузырь, фикция, а все патриотические и верноподданические чувства, в какие бы благородные одежды они не рядились – на самом деле всего лишь необходимые инструменты для выколачивания гавваха – пищи для целой армии демонов. Что ж, собственно ничего нового я для себя не открыл, об этом мне еще в свое время черный магистр рассказывал, да и «Роза мира» тому подтверждение, интересно, что на этот раз я всю эту кухню видел воочию, благодаря кайфующему главарю астральных гангстеров. С этим более менее понятно, не понятно другое, ведь все эти события уже 2300 лет как канули в вечность, а здесь вроде как все в настоящий момент происходит. Хотя, все эти события, как энергоинформация где-то в информационном поле находятся, я ведь и сам не раз по времени путешествовал, да и сейчас продолжаю путешествовать, но ведь энергию эмоций мне кажется необходимо из настоящего выколачивать, в прошлом – одни голограммы, а тут кровь и плоть нужна! По идее этот кайфующий гангстер должен был какого-то ныне живущего диктатора выискивать, допустим Саддама Хусейна или Фиделя Кастро. Конечно, масштаб не тот и Александр Македонский звучит куда весомее, но ведь его давно уже нет – тем не менее этот гангстер астральный жрет его энергию, словно это и правда в настоящий момент разворачивается. Да, непонятная история».
Андрей попытался силой своего всеведения получить ответ на эту загадку, но, очевидно, возможность получения информации в его состоянии была все же ограничена и ответа на этот парадокс пространства и времени он так и не сумел получить. Вместо этого он увидел, что все же царь Александр – не абсолютный источник зла, полностью подчиненное уицраору эллинского этноса человекоорудие, и что не бывает тьмы без света а минуса без плюса. На какое-то мгновение небеса над Андреем словно бы разверзлись и он увидел вершину затомиса метакультуры в виде заоблачной, сияющей фирном горы Олимпа, на которой возвышалось прекрасное белое здание-колонада, во многом схожее с древнегреческим Парфеноном, но гораздо больше и величественнее. Затем здание приблизилось и в недрах его Андрей увидел громадное человекоподобное существо очень напоминающее древние скульптурные изображения громовержца Зевса. И тут же Андрей узнал, что перед ним – демиург Эллинской метакультуры, пестующий и оберегающий этот выдающийся этнос. А дальше, очевидно, пошла расшифровка увиденного. Светлый демиург в облике древнегреческого Зевса простер руку и из ее ладони ударила молния (очевидно это был символический образ близкий разуму древнего эллина), которая светлым лучом по пространственной петле Мебиуса переместилась в Энроф, распалась радугой над Александром и приняла свою толику в формировании линзы-ауры вокруг македонского царя. Тут же Андрей понял, что Александр не односторонний примитивный источник зла, посылающий пищу демону самодержавия, но некая сложная историческая фигура, носитель метафизической силы, позволяющий осуществлять некий многоступенчатый план некой провиденциальной конструктивной воли. И в частности его задача – пусть и жестокими методами, дающими дополнительную порцию гавваха уицраору и его воинству – распространить прогрессивную эллинскую культуру и духовность в пределах Ойкумены (как пример – эллинизация средней Азии и Египта: Александрия, Александрийская библиотека, просвещенная династия Птолемеев и т.д. и т.п.). И что именно благодаря ему эллинские полюсы не были затоптаны примитивными восточными деспотиями, и сумели передать, как эстафету порцию эллинизма, свою религию и науку Великому Риму, который долгое время был продолжателем дела эллинской духовности, культуры и мировоззрения. Что ж, это была очень сложная игра Света с тьмой – и, как помнил Андрей из «Розы мира», демиург создает уицраора для того, чтобы он сохранил свой этнос от других агрессивных чужеродных этносов, уже имеющих уицраора, который в значительной мере усиливает боевой дух и военную силу. Итак, чтобы раздробленная Эллада не была поглощена военной машиной Персии, нужен был объединитель-Александр со своей конницей и фалангой. Таким образом, Александр был не только человекоорудием эллинского уицраора, но и родомыслом эллинского демиурга, условно именуемого Зевсом. А значит будут по Средиземноморью и всей средней Азии строиться библиотеки, и возноситься шедевры ионической и дорийской архитектуры, и будут спокойно работать ученые мужи, прославившие в веках эллинскую научную и философскую мысль, и будут возносить воскурения просвещенные жрецы олимпийских богов, и пророчествовать дельфийские пифии, и еще немало возникнет гениальных литературных произведений, скульптур, мозаик. Всего этого никогда не смогла бы дать миру Персия, стремившаяся подчинить Элладу – и не потому, что ее культура, давшая миру учение Заратустры, а много позже Фирдоуси и Омара Хаяма, была настолько хуже греческой – просто она была совсем другая и мир лишился бы одной из своих уникальных культурных граней.
Все эти картины мгновенно пронеслись в сознании Андрея и он смягчил в своем сердце взгляд на Александра, как на чудовищное орудие дьявола. Да, он был тираном, и пролил реки крови, и расплатился в посмертии за это по полной программе, однако уж так причудливо осуществляется танец истории, что, порой, бороться со злом можно только с помощью другого зла, и с помощью этого другого, конструктивного зла сохранить те побеги добра, которые в последствии вырастут в могучие деревья и принесут многочисленные плоды. Андрей уже видел, как волны энергии преданности, любви и чувства долга и справедливости крепнут вокруг царя македонян, и как демиург Эллады направляет их в конструктивное русло на создание новых материальных и нематериальных центров духовности, культуры и человеческой мысли, которые в перспективе должны были перерасти просто древнегреческую культуру и государство.
В следующее мгновение вся эта духовная панорама схлопнулась и Андрей, очевидно получивший необходимые наглядные знания, был затянут в очередной межпространственный межвременной тоннель, потеряв из вида панораму великой исторической битвы и фигуру величайшего полководца всех времен и народов. Когда же он вновь осознал себя, то увидел, что вернулся к своим баранам – то есть к четырем люкам в бетонной пустыне. Никого, кроме Андрея поблизости люков не оказалось, очевидно гангстеры либо еще не исчерпали своих лимитов, либо уже перенеслись в какое-то другое, неведомое Андрею место, наш же герой все еще под впечатлением от увиденного продолжал свои глобальные мысли об Александре, его исторической и метаисторической миссии, и самое главное о том, каким образом из событий давно минувших дней этот мелкий демон ухитрялся собирать столь желанную ему энергию-кайф.
«Ладно, - подумал Андрей, - когда мысли о божественном Александре были исчерпаны, - раз мои неведомые попечители опять закинули меня к этим люкам, значит это надо понимать так, что мне еще разок туда нырнуть предстоит, а центр Дуггура со своим Тадж-Махалом вполне могут подождать. Андрей вновь сложил руки над головой и ласточкой нырнул в следующий люк – тот самый, в котором в свое время исчез гангстер, все время нервировавший шефа по поводу всевозможных обманов и подвохов.
После прыжка был вновь полет в рубиновом облаке и точное повторение предыдущего переходного этапа, когда же «оплодотворенное» цифровое облако стало проявлять новый земной ландшафт, среди которого очутилось сознание Андрея, то оказалось, что на этот раз его окружает горная местность, при этом держалось ощущение, что это ближний восток и не так уж далеко от тех мест, где он побывал вначале – возможно севернее, правда на этот раз он витал гораздо выше над уровнем моря, чем в первый раз, и по всему было видно, что здесь гораздо прохладнее. Поначалу Андрей не знал, куда его занесло, но как только зрение его распространилось на всю близлежащую окрестность, в поле его вынимания попал замок-крепость, искусно возведенный прямо на высоченной скале, обрывающейся в ущелье отвесной пропастью. Если судить по нескольким подъемным устройствам в разных местах прилаженных к основанию этой скалы, можно было предположить, что замок этот совершенно неприступен, и что попасть внутрь, можно только преодолев эту самую скалу. Возможно поэтому никакой серьезной крепостной стены вокруг замка не было, тем не менее прямой штурм его был совершенно безнадежен – тут возможна была лишь блокада, продолжительность которой, очевидно зависела только от количества еды и питья, запасенных в закромах крепости.
Вначале сознание Андрея, очевидно, еще не было подключено к информационному полю, и о том где он, в каком времени, что это за страна и чей замок можно было только догадываться, поэтому он сделал вывод, что крепость эта явно принадлежит к раннему средневековью, а наличие мечети с полумесяцем и высоких минаретов, среди прочих построек, свидетельствовали о том, что Андрей оказался в горной местности какого-то исламского востока, причем - в гораздо более позднем времени, чем в предыдущем путешествии – по крайней мере в эпоху достаточно оформившегося ислама с установившимися нормами архитектуры и религиозной символики. Судя по немалому количеству каменных построек, крепость должна была быть достаточно плотно заселена, а когда мировосприятие Андрея детализировалось и в зону его внимания стали попадать люди, снующие по территории крепости на скале и неподвижно застывшие охранники на основной и близлежащих скалах, то стало ясно, что это по крайней мере не современность: охрана была одета в длинные кольчуги, голову закрывали закругленные шлемы с шишаками, лица снизу прикрыты черной тканью, а характерные шаровары, короткие луки за спиной и кривые ятаганы за поясом уточняли эпоху на 2-3 столетия: так одевались сарацины времен первых крестовых походов. В то же время какое-то неясное чувство подсказывало Андрею, что это не Палестина – не было там таких высоких гор в округе. В следующий момент неясное чувство начало оформляться в конкретную информацию, которая проявлялась в сознании Андрея поэтапно. Вскоре Андрей уже знал, что горы эти находятся на севере современного Ирана – в те годы – Персии, что эпоха заратустризма, с которой он столкнулся в пошлом «заныре» давно миновала и Персия теперь – устоявшаяся мусульманская страна, а эта крепость – оплот исламской секты измаэлитов – неприступный Аламут, воздвигнутый в середине 12 века и разрушенный пару веков спустя во время нашествия монголо-татар на Персию. Тем не менее эта давно не существующая крепость оставила свой зловещий след в истории, о котором хорошо известно до сих пор. Крепость эта долгое время не только не контролировалась персидским правительством, но и активно распространяла свое влияние на многие сопредельные области ближнего востока, далеко выходя за пределы границ Персии раннего средневековья. Попутно Андрей припомнил те достаточно скудные сведения, которые он почерпнул из какой-то популярной статьи, касаемо той самой печально известной крепости Аламут: в середине двенадцатого века населяли ее не просто измаэлиты, но радикальная секта асасинов или, как их еще называли хашишины за повсеместное использование гашиша. Имя их духовного наставника и повелителя во времена жизни последнего способно было заставить побледнеть любого восточного правителя, который мог в чем-то прогневать всемогущего имама – Хасана ибн Саббаха, наемные убийца которого – федаи – всегда настигали недруга горного старца. Они бестрепетно шли на смерть во исполнение любого повеления имама, ибо незыблемо верили: воля старца продиктована свыше Аллахом и лишь их суровый наставник может даровать им в посмертии райские кущи, населенные бесчисленными гуриями, которые до скончания века будут исполнять любые их желания. А впрочем руки имама простирались столь далеко, что его жертвами становились порой и европейские правители. Из истории достоверно известны по меньшей мере имена двух правителей, погибших от рук безжалостных асасинов – это князь Трипольский и маркграф Монферратский, правда, чем именно прогневали они Хасана ибн Саббаха, и каким образом добрались до них его федаи, Андрей не мог припомнить. Но тут его внимание привлекли два человека, которые стояли неподалеку от одного из подъемников, явно собираясь подняться наверх, и вели оживленную беседу. Один был европейского вида молодой человек, правда одетый по-восточному в шелковый расшитый халат и чалму, второй же, седобородый старец, явно арабской внешности, и в следующий момент в сознании Андрея всплыли их имена: молодой европеец был знаменитый путешественник Марко Поло, один из первых европейцев, написавший средневековый бестселлер о своих путешествиях по странам востока, непредвзято описавший обычаи и нравы жителей этих стран и давший любопытные характеристики правителям того времени. Старец же был Хасан ибн Саббах собственной персоной, и Бог знает, каким образом удачливому путешественнику удалось войти в доверие к грозному имаму асасинов, и не только попасть в зловещую крепость Аламут и побеседовать с ее полновластным хозяином, но выйти оттуда живым и описать это путешествие и беседу в своей книге.
И тут до сознания Андрея стал доходить смысл занимательной беседы, которую знаменитый путешественник и не менее знаменитый зловещий воин Аллаха, стоявший у истоков вакхабизма и исламского джихада вели на изящном Фарси. Одновременно от внимания Андрея не ускользнул тот факт, что и как в случае с Александром Македонским, вокруг головы имама вилось грязно-серое облачко второго гангстера, которое жадно поглощало эманации, составляющие ауру Хасана ибн Саббаха. При этом аура имама во многом напоминала ауру легендарного македонца, то есть так же была похожа на линзу, в которой концентрировались мысли и чаяния множества людей – правда линза эта явно была несколько иного качества, чем у македонца, и вначале Андрей не мог понять, в чем принципиальное отличие, но до поры до времени смысл этой разницы не раскрывался ему, поэтому наш герой сосредоточил свое внимание на происходившей оживленной беседе.
- С той поры, как я покинул равнину, - говорил горный старец, очевидно отвечая на вопрос Марко Поло, которого Андрей не слышал, - мое самочувствие заметно улучшилось. Так что не думайте, что я здесь прячусь от своих многочисленных врагов, которые не желают подчиняться воле Аллаха. Напрасно вы упрекаете меня, что я могу кого-то бояться там, внизу. Когда в мои молодые годы еретики из Рейского медресе, где я постигал Коран, приговорили меня к повешению, и я уже стоял на эшафоте, произошло землетрясение, мечеть, стоящая неподалеку от места казни рухнула, и даже до их тупых голов дошло, что это знамение Аллаха, и с моей шеи сняли веревку. В последствие всех их, моих несостоявшихся палачей постигла кара и, каюсь, здесь была немалая моя заслуга. Но ведь негоже Аллаху по любому поводу являть свою волю непосредственно, как он проявил ее, желая спасти меня от позорной смерти. Поэтому я, избранник, которому он диктует свою волю в великой борьбе с неверными, вынужден был взять часть карающих обязанностей на себя. Что поделать, это тяжелый, непосильный груз, но, поскольку именно меня Всевышний избрал своим орудием, я не вправе отказаться от этого бремени и должен предварять в жизнь Его волю вполне земными средствами, хотя и тут мне является его чудодейственная сила. Так родилась моя империя. Вы, ручаюсь, не могли видеть ничего подобного там, в Европе, поскольку между моими и их подданными есть принципиальная разница. Хоть ваши правители и заявляют о том, что народ смирен и покорен, тем не менее по большей части они выдают желаемое за действительное – и дай волю любому вашему холопу, он бы с удовольствием повесил своего господина на первом попавшимся суку. Поэтому покорность вашего холопа исходит из страха и беспомощности, а верность господину – одни лишь пустые слова, любой ваш холоп постоянно носит в себе зерно бунта. У истинного же исполнителя воли Аллаха – истинного Бога (в отличие от вашего Иисуса Христа, который был всего лишь человеком и пророком, но отнюдь не Всевышним) расклад сил совсем иной. Все мои люди преданы мне безоговорочно, как ни один сын не предан своему отцу, и любой из них с радостью не только отдаст свою жизнь за мою, но отдаст ее просто так, стоит лишь мне ему это приказать – безоговорочно, безоглядно, без тени сомнения. НЕ это ли доказательство моей избранности? Аллах дал мне эту власть над людьми для того, чтобы я мог проводить его волю в жизнь и менять этот мир по его воле, искореняя неугодных и неверных, и именно Его воля делает моих людей преданными мне настолько, насколько никогда в истории человечества раб не был предан своему господину. Именно эта преданность – не собачья – она ничто по сравнению с преданностью асасина своему имаму – позволяет исполнять мне волю Всевышнего, поскольку, что я сам без Бога? Ничто – прах под ногами. Воля Аллаха делает всю мою империю единым целым, где каждый асасин – не просто воин, имеющий собственный разум – нет, он – воин Аллаха, часть организма, исполняющий волю мозга. Так вышло, что мозгом являюсь я, но в действительности я не самостоятелен, я лишь пустой сосуд, заполненный волей Всевышнего – и любой член на теле беспрекословно выполняет волю своего хозяина мозга, который в свою очередь исполняет волю Аллаха. Да, нередко мне приходится отправлять этот член на погибель ради торжества воли Аллаха, и сами понимаете, может ли мозг не любить часть собственного тела? Когда при исполнении своего долга погибает очередной мой фидай, я чувствую, будто мне отсекают руку. Мне больно… но, увы, на то воля Всевышнего, и что моя личная боль в сравнении с важностью того дела, которое торжествует на земле посредством моей скромной персоны. Так что вы не правы, упрекая меня в жестокости: человеческая жизнь – ничто, а любой человек, противящийся воле Аллаха – пособник сатаны и должен быть растоптан, как бешеная собака. Это -–главное, а что при этом гибнут прекрасные юноши и мужи – мои пальцы и руки – что ж, раз нет возможности в этом мире утвердить волю Всевышнего другим способом, я буду отдавать свои пальцы и руки на отсечение, зная, что по воле Аллаха у меня отрастут новые. Уверяю вас, исполнители моей воли, благодаря милости Аллаха не чувствуют не только страха, но и боли, но ее чувствую я, и возможно мне было бы легче положить на плаху свою голову, чем головы моих преданных фидаев, но так уж распорядилось провидение: именно я и только я способен слышать волю Аллаха, а их задача – исполнять мои приказания. Зато исполняют они их так, как не способен исполнить ни один итальянец, сакс или франк волю своего господина, а все почему? Потому, что мой Бог – истинный, вы же находитесь в плену заблуждения. Об этом должны узнать у вас в Европе, и именно поэтому я сохраняю тебе жизнь, чужестранец, хотя мой долг истинного измаэлита, уничтожить любого неверного, не желающего признать Аллаха за истинного Бога, а Мухаммеда за его пророка. Аллах указал мне на тебя, и именно поэтому ты – самое неприкосновенное лицо из всех гостей, побывавших когда-либо в Аламуте, а иначе твоя жизнь не стоила бы здесь ни гроша.
- Что ж, - наконец нарушил молчание молодой путешественник, впрочем глядящий в лицо главного асасина довольно дерзко, что свидетельствовало о редкой смелости и самообладании этого авантюриста, - я искренне признателен вам за ту честь, которую вы мне оказали. Насколько я знаю, ни один христианин не покинул еще территории Аламута иначе, как в холстяном мешке, сброшенным с этой самой скалы, под которой мы ведем с вами столь изысканную беседу. Возможно кто-то удостоился чести быть сожранным вашими сторожевыми собаками, и тогда, возможно его останки покоятся на территории вашей крепости в виде собачьих экскрементов. Не думаю, что он мог удостоиться чести быть похороненным на территории местного погоста… ах да, для подобной цели вы наверняка используете так же барсов и тигров: человек, разрываемый гигантской кошкой еще более эффектное зрелище, чем пожираемый стаей презренных собак! Что ж, возможно тигриные экскременты еще более эстетичное зрелище, чем собачьи.
- Ты смел и дерзок, - усмехнулся Хасан ибн Саббах, - вы, европейцы именно этим и нравитесь мне. Мы, арабы готовы принять смерть и не страшимся ее, и тем не менее проявляем перед этой великой царицей смирение и покорность, вы же готовы кинуть ей в лицо какую-то непристойность и богохульство, словно не боитесь посмертного воздаяния. Конечно, трусов немало и среди итальянцев и среди персов, но о них мы не будем сейчас говорить. Все же смирения в нас куда больше, вы же одержимы гордыней – этому ли учил ваш Иисус Христос?
- Ну, - усмехнулся Марко Поло, - это далеко не только наш грех, и если поближе познакомиться с любым вашим правителем, то у него гордыни хватит на десяток наших герцогов. Да и не только правители склонны к этому греху, любой простолюдин в силу обстоятельств возвысившийся над соплеменниками тут же обзаводится таким атрибутом, как гордыня, и пусть даже по своей природе он полное ничтожество, все равно будет считать себя самой важной на свете выдумкой Господа Бога. И касается это не только европейцев, но и арабов. Я очень много путешествовал, досточтимый Хасан ибн Саббах, наверное немного найдется на земле людей, повидавших на своем веку больше, чем ваш покорный слуга, тем не менее я склонен думать, что разные народы на самом деле очень похожи друг на друга и разными их делают лишь обстоятельства, в которые они попадают. В конце концов всех нас создал Господь Бог – не важно, называем его Аллахом или Иеговой. Но и в вашем и в нашем священных писаниях нет расхождений в том, что сотворил он первого человека по своему образу и подобию. Вы же не станете отрицать, что все мы – потомки Адама и Евы! Да, по прошествии стольких лет с той поры, как Адам покинул райские кущи, мы, его потомки, сильно отличаемся друг от друга – слишком уж в разные условия жизни ставила нас судьба, и в этом, очевидно тоже промысел Божий: как видно Богу было угодно разнообразие, поскольку все в этом мире разнообразно, тем не менее всех нас роднит единый предок и бессмертная душа. А значит все имеют право на жизнь – и мусульманин, и христианин, и язычник, и шейх, и торговец, и невольник, и никто не вправе отбирать ее по своей прихоти – ну разве чтобы спасти свою? Или не от Бога получил свои десять заповедей Моисей, главная из которых «не убий». Ведь те же заповеди, записанные в Библии безоговорочно принимаете и вы, мусульмане – и Библия и Коран принимают их дословно. А ваши методы насаждения истинной веры – разве не противоречат они центральной заповеди Священного писания? Тем более – вы сами учитель богословия, а не правитель или военачальник, не солдат и не палач, которые вынуждены нарушать эту заповедь в силу государственной необходимости.
- Увы, - поднял глаза к небу имам и машинально перекинул несколько бирюзовых бусинок на четках, которые он неторопливо перебирал во время всего разговора, - мне понятны ваши упреки, но, боюсь, вы так ничего и не поняли из того, что я говорил. Вы, очевидно, думаете, что я – злодей, которому нравится отправлять в мир иной своих дальних и ближних, и который думает только о земной власти и о том, как бы удержать эту власть на всю оставшуюся жизнь? И ради этого готов идти на любые жертвы. Вы не оригинальны в своих обличениях, ведь у подавляющего большинства власть имущих дело так и обстоит, только в моем случае вы не правы, чужестранец, и никогда не сможете понять ту высокую волю, которая принуждает меня быть жестоким. Уверяю вас, если бы я был вправе, то, не задумываясь сложил бы со своих плеч тяжелую ношу карающей десницы Божьей, и с огромным облегчением переложил бы ее на чьи-то более крепкие и молодые плечи – да хоть на ваши, уважаемый путешественник – разумеется, если бы вы были последователем истинной веры, а сам бы с радостью служил бы обычным муллой в моем родном городе. Но, увы, других плечей нет, и видимо мне до конца дней своих нести эту ношу карающего судии. Разумеется, я был бы счастлив соблюдать главную заповедь Корана «не убий», если бы в мире воцарился Ислам, а упрямцы и гордецы прекратили бы противиться Божьей воле, в безумии своем не понимая, что сами обретают себя на вечные посмертные страдания – в том числе и вы, истинно симпатичный мне мастер Поло. Но если вы чтите Священное писание, пусть даже искаженное, как ваша Библия, которая, тем не менее имеет немало общих мест с Кораном – то должны знать, что Господь не раз для того, чтобы искоренить богохульство, ересь и беззаконие посылал своих ангелов для того, чтобы уничтожить целые народы. Разве не он ниспослал на землю потоп, уничтожив все впавшее в грех человечество и дал возможность спастись лишь горстке праведных на Ковчеге? А разве наш пророк Мохаммед - да будет благословенно его имя в веках – не огнем и мечом посвящал неверных в истинную веру, тем не менее любя их, как собственных детей? Увы, времена явленных Божьих чудес миновали, и теперь Аллах для утверждения своей воли выбирает человекоорудие, и этим человекоорудием являюсь я. А поскольку Аллах ваше тех заповедей, которые сам продиктовал своему пророку, то с моей души снимается грех нарушения первой заповеди, и если Аллах указует на человека, которого необходимо уничтожить для утверждения на земле воли Всевышнего, я исполняю свой долг не задумываясь, проникнутый истинным состраданием и сожалением к своей заблудшей жертве. Но и это только пол истины. В своем великом милосердии Аллах открыл мне некую истину, что душа заблудшего, павшего от руки моего фидая, очищается перед смертью от соприкосновения с освещенным оружием, которое Аллах освещает непосредственно через меня, поэтому – и это обязательное правило – мои посланники вправе убивать только таким оружием. Таким образом я не только избавляю землю от скверны ереси, но и отправляю очищенную душу в рай, которая никогда бы туда не попала, если бы этот человек умер своей смертью, и была бы обречена на вечные муки. Прямехонько в рай попадают так же мои воины, воины Аллаха в том случае, когда ради исполнения моего приказания идут на верную смерть – и поскольку их посмертное будущее открывается им через меня, то идут на эту смерть они бестрепетно и радостно. А чтобы мои слова не вызывали у вас каких-либо сомнений, и чтобы вы разубедились в том, что любой слуга обладает зачатком гордыни, которая тут же непомерно разрастается, стоит ему хоть чуть чуть возвыситься над себе подобными (и вы, разумеется правы, касаемо тех, кто не является последователем истинной веры), я продемонстрирую вам зрелище, которое вы не сможете увидеть нигде, кроме как здесь. И покажу его я вам не потому, что я безжалостный тиран, находящий удовольствие в жестокости, но лишь потому, что сама по себе жизнь не имеет ценности и обретает ее лишь тогда, когда человек следует воле Аллаха, а так же потому, чтобы не казаться голословным и вы, рассказывая об увиденном в Европе, не смогли бы упрекнуть меня в хвастовстве и пустословии, а вы, насколько до меня дошли слухи, человек чести и исключительной правдивости. Пусть знают, что значит воля Аллаха для последователя Измаила.
С этими словами Хасан ибн Саббах, не дав возможности молодому путешественнику высказать какое-то свое мнение, поднял голову вверх и внимательно вгляделся в фигуру одного из стражников, застывших на уступе скалы, и не спускающих глаз со своего господина, затем сделал резкий жест рукой, проведя себя по шее краем ладони. В тот же момент стражник, словно речь шла о каком-то пустяке, который он проделывает каждый день, вытащил из ножен кривой кинжал, поцеловал его, а затем, полоснув клинком себе по горлу, сиганул в пропасть, не издав при этом ни звука.
- Господи! – только и произнес Марко Поло, когда тело, несколько раз перевернувшись в воздухе, с глухим стуком упало где-то неподалеку за камнями, так что стоящие внизу не видели самого момента приземления. – Между нами нет, между нами не может быть недопонимания!
Имам же в это время произнес короткую молитву, совершил намаз и сказал:
- Ну вот, теперь он по-настоящему счастлив, я сделал для него то, что обещал, то, ради чего он беззаветно служил мне все эти годы, ради чего он отказался от матери и отца, и только за одно можно упрекнуть его в некоторой корысти: он мечтал обрести вечное блаженство в райском саду среди прекрасных гурий – и он его получил.
- Все это понятно, - криво усмехнулся знаменитый путешественник, - я потрясен увиденным и вы правы, никогда в жизни я не встречал примера такой беззаветной покорности, но все же я никак не могу поверить, что человек, еще минуту назад не помышляющий совершить самоубийство, способен совершить его так просто и обыденно. Пусть даже он абсолютно уверен в том, что после смерти попадает в райские кущи. Сотни тысяч людей у нас в Европе, да и у вас на востоке, ведущие праведный, благообразный, незлобный образ жизни, и чтящие Священное писание, верят, что попадут после смерти в рай, но ведь это же не заставляет их осуществлять самоубийство. К тому же, само по себе самоубийство входит в число смертных грехов, тем самым закрывая дверь в райские кущи, о которых вы говорите. К тому же мне почему-то кажется, что вы здравомыслящий человек и прекрасно знаете людскую природу, иначе никогда не смогли бы создать ту империю, которую создали. Согласитесь! Ведь одной веры мало. В любом сердце, как бы свято человек не изображал свою веру, всегда живет червь сомнения – такова уж его природа и ничего с этим не поделаешь, и этот червь всегда тихо шепчет на ухо в тот или иной ключевой момент жизни: а вдруг все это неправда, и ни в какие райские кущи я не попаду, тем более, если я их никогда раньше не видел. А уж так устроен человек: в то, чего он никогда не видел, он не может поверить до конца, отбросив последние капли сомнения. Я понимаю, что для вас, любезный шейх, Евангелие не является высшим авторитетом, и тем не менее Ислам относится к Новому завету достаточно терпимо, и вы наверняка знаете, что в новом завете эта общечеловеческая черта хорошо показана на примере апостола Фомы, ибо, пока он не вложил пальцы в раны Христа, он не мог поверить, в то, что учитель воскрес и пришел к их костру трапезничать. А ведь это был апостол – человек, на которого указал сам Спаситель. Что же тогда говорить об обычном человеке.
- Что ж, - усмехнулся имам, - разве виденное тобой не свидетельство того, что истинная вера – моя, а не твоя, чужестранец? Ведь евангельской историей о Фоме Неверующем ты прокомментировал свой собственный частный случай: теперь то ты вложил пальцы в рану и убедился, что все это не плод фантазии, и не досужие байки. Ну что же, все что ты сказал – верно, и я открою тебе свою маленькую тайну, ты не прав в одном: именно мои люди и именно этот, только что погибший стражник видели рай и райские кущи, и именно это делает их смерть легкой и бестрепетной. А все что ты сказал о самоубийстве справедливо для кого угодно, но только не для моих людей: выполнение воли Аллаха в лице воли имама – не самоубийство, а священный долг фидая. Именно поэтому на нем нет греха, тем более, как ты помнишь, перед тем, как броситься со скалы, он перерезал себе горло священным кинжалом. Тем самым он принес себя в жертву Аллаху и окончательно очистился, а это означает не самоубийство, а исполнение своего высшего, последнего долга.
- Да, но каким образом он мог видеть райские кущи?!
- Что ж, - сказал имам, кротко улыбаясь, словно не он только что послал своего преданного слугу на совершенно бессмысленную смерть, - я слегка приоткрою завесу тайны, но только в общих чертах, не мне вам объяснять, что такие тайны не выдаются даже на пыточном столе, и откуда ко мне пришла эта тайна, я тоже не буду распространяться. Скажу одно – без воли Аллаха этот метод не сработает ни у кого и я, разумеется не буду вводить вас в соблазн попытаться повторить этот древний метод, известный лишь немногим избранным. В двух словах суть этого метода можно передать следующим образом: когда ко мне попадает очередной юноша, желающий обрести истинную веру и стать моим фидаем, я посвящаю его в некий обряд. Вы, наверное, уже раздражены моим непременным термином «истинная вера», наверняка считая, что истинной является именно ваша вера – не думайте, что я настолько глуп, чтобы не понимать этого. Разъясню вам, почему я называю свою веру истинной, а вашу – нет – и тут снова уместен пример с Фомой Неверующим. Ваша вера – всего только вера и не основана ни на каком опыте, поэтому и Всевышнего и рай вы можете представлять, как вам вздумается, и большинство представляют их по жалким иллюстрациям художников, которые сами ничего не видели. Мои же люди умирали, попадали в рай, а затем воскресали, поэтому их вера – это уже не вера, а личный визуальный опыт: они видели рай собственными глазами.
- Но как такое возможно?! – вскричал путешественник. – Я бы, конечно ни за что в это не поверил! Но после того, что я здесь видел… Никто, кроме праотцев, Христа и апостолов не мог воскрешать людей!
- Не только они, - усмехнулся имам, - например древнеегипетские жрецы Осириса и Исиды, прежде чем стать посвященными, проходили в Мемфисе мистерию временной смерти и воскрешения. Соответствующие подлинные свитки есть в моей библиотеке, поэтому не я первый использую сходный метод, но использую его по-своему и для своих целей.
- Но как вы это делаете?
- Повторяю, мастер Поло: не касаясь деталей и не раскрывая рецептов могу сказать, что принцип обряда «малой смерти» заключается в следующем: после длительных бесед и специальной физической и духовной подготовки я даю юноше-неофиту некое снадобье (перед этим он принимает это снадобье неоднократно, но в гораздо меньшей дозе) после приема которого сердце юноши останавливается, тело холодеет и он перестает дышать. Это состояние длится три дня и юноша, несомненно, умрет окончательно, если по прошествии трех дней я не даю ему уже другое снадобье, и юноша оживает. НО жизнь его с этой минуты принадлежит только мне, любое мое слово для него – закон, а смерть по моему приказанию сладка и радостна, он вообще утрачивает собственную волю и взамен ее я вкладываю в его разум -–свою волю. Это требует определенной, но не такой уж продолжительной обработки, и я не скажу тебе, в чем она заключается. Скажу только, что с той поры юноша-фидай постоянно должен принимать определенное количество первого снадобья. Это касается объективного процесса, субъективно же душа юноши во время временной смерти отделяется от тела и попадает в некое потустороннее место, которое она воспринимает как рай, и впечатление у нее остается такое сильное, что с той поры мой неофит, прошедший посвящение в асасины, уже не может думать ни о чем другом, как только о том, чтобы снова попасть туда. А поскольку – и он это знает – ключи от рая находятся в моих руках, то он становится преданным мне беспредельно.
- Но откуда вы знаете, что душа его попадает именно в рай?!
- Я не сказал: «именно в рай», - усмехнулся шейх, - я сказал: «в место, похожее на рай». То что он попадает именно туда, подтверждается потом его собственным рассказом, а чтобы он именно туда попал – для этого и существует специальная методика подготовки, разработанная древними посвященными и суфиями, и эта мистерия – величайшая тайна, которую я не вправе раскрыть никому. Чтобы закончить свой рассказ, я могу добавить, что после прохождения посвящения малой смертью и обретения статуса фидая, мой неофит проходит специальную подготовку для выполнения той задачи, которая будет возложена на него в дальнейшем, и нет человека, способного уйти от моего посланника смерти, поскольку фидай никогда не останавливается, пока не выполнит свою задачу, и если для этого потребуется отдать жизнь, он отдаст ее с радостью, поскольку уже один раз умирал и уже жил в том божественном месте, куда его душа попадет после окончательной смерти. По крайней мере он в этом абсолютно уверен и стремится туда со всем пылом и страстью. К тому же он ничего другого не умеет, как только исполнять мою волю.
Однако мы с вами задержались, увлеченные нашей познавательной беседой. Пора подняться в Аламут, поскольку я обещал показать вам крепость и мой дворец не только из теснины ущелья.
Хасан ибн Саббах сделал знак и тут же к их ногам был спущен подъемник, а через десять минут хозяин уже вел своего гостя через сказочный фруктовый сад по направлению к большому главному зданию крепости с полукруглым куполом, выполненному из серого туфа и инкрустированного прекрасной голубой бирюзой.
- Какой дивный сад, - сказал Марко Поло, - как вам в этой суровой местности удалось вырастить такой? На секунду мне показалось, что я тоже угодил в райские кущи, хоть и не проходил обряда «малой смерти".
- О, - загадочно усмехнулся имам, - именно из этого сада проходящие посвящение попадают в мир грез и райских видений. А впрочем, это не имеет особого значения, сад здесь – не главное…
Когда же хозяин и гость подошли ко входу дворца и два стражника почтительно склонились перед ними, имам сказал одному из них:
- Проведи моего гостя в его комнату, пусть он примет ванну, переоденется, перекусит и отдохнет. Ровно через два часа я жду его в приемной для того, чтобы показать мой дворец…
Когда же Марко Поло удалился со стражником внутрь здания, имам лукаво усмехнулся и пробормотал себе в седую бороду, но так, чтобы никто не слышал:
- Аллах… Аллах… кто бы знал, что истинное имя всевышнего – Вуду…
В момент Андрей перестал воспринимать действительность в свете происходящей беседы, получив, очевидно, всю необходимую информацию, которую неведомые силы желали ему предоставить, но продолжал воспринимать личность имама в его метафизическом аспекте, вокруг лиловой липкой ауры которого продолжало сладострастно виться и впитывать эманации серое облачко бывшего астрального гангстера. На мгновение Андрей увидел истинную природу имама и понял, что в ней не осталось почти ничего человеческого: это было орудие дьявола, выколачивающее гаввах из людей, подавленных зловещей фигурой горного старца, оказавшихся в сфере его интересов и влияния. Все же величественная фигура Александра Македонского при всей его непомерной гордыне, граничащей с безумием желанием власти и завоеваний, не была столь однозначной: этот человек и великодушие и любовь и тихий голос совести, не говоря уже о его историко-культурной миссии, и его аура испытывала двоякое влияние – как чудовища уицраора, так и демиурга эллинской метакультуры. Когда же Андрей осознал покровителей имама, то всякие сомнения на его счет полностью отпали: душу его была абсолютно темна, в какие бы благонравные одежды веры она не рядилась, и в ней давно уже угасли всякие проблески сострадания, тепла, сочувствия и совести – лишь фанатичная вера в собственную избранность и во Всевышнего, который в действительности был ни кем иным, как Люцифером. Ясновидение Андрея не смогло проникнуть в те бездны, откуда князь мира сего корректировал провиденциальные планы Всевышнего, тем не менее взору его открылась странная область, напоминающая немыслимо разросшийся демонический сад, и хоть его никак нельзя было назвать прекрасным, поражал воображение он в не меньшей мере фантастического вида зловещими растениями: орхидеями, лианами, кактусами, маками, коноплей, среди которых распласталось некое занятное существо, носившее в себе признаки как флоры, так и фауны, а так же гомо сапиенс. К тому же существо это постоянно меняло форму, выглядело каким-то чахоточным, и Андрей подумал, что из всех полиморфных духов, которых ему приходилось видеть в своих астральных странствиях, в этом существе угадывалось общность с Мескалинычем, только выглядел он куда масштабнее и причудливее. Это существо – некий обобщенный образ духа токсико-психоделико-галлюциногенных веществ (одним из подданных которого и являлся впрочем достаточно симпатичный Мескалиныч) подобно уицраору выпускало свои причудливые щупальцы-эманации на поверхность земли, в человеческое сообщество и густо опутывало ими ауру имама Хасана ибн Саббаха, словно плющом, лианами и павеликой. И ему, только ему служил яростный измаэлит, внося свою немалую лепту в мрачное дело Гистурга – ипостась Сатаны, ответственную за создание и воплощение антипровиденциального плана…
«Ах, ну да, - подумал Андрей, - ведь слово «асасин» произошло от слова «гашиш»…
О том, что произошло дальше со знаменитым путешественником Марко Поло Андрей так и не узнал, но, поскольку в истории осталась его книга, в которой он в частности описал свою встречу с главой асасинов, можно было сделать вывод, что имам не обманул путешественника и оставил ему жизнь. А впрочем, как знать, может хитроумному Марко Поло удалось выбраться из крепости помимо воли ибн Саббаха.
В следующий момент у Андрея возникло знакомое ощущение, что его вновь затягивает неведомая космическая труба, и он потерял на какое-то время самоощущение. Когда же оно вновь вернулось к нему, то стало ясно, что путешествие по столь необычному музею мировой диктатуры закончилось, но отнюдь не закончилась его столь затянувшаяся, и до сих пор не совсем понятная астральная одиссея.
ГЛАВА 8
СТАРЫЙ ЗНАКОМЫЙ
Когда сознание и самоанализ вернулись к Андрею, он понял, что вновь возвратился в свое астральное тело, которое на протяжении долгого времени продолжало сохранять облик индийского кшатрия в полном боевом снаряжении, а оглянувшись вокруг, подумал, что нечто подобное в его астральной практике уже было: перед ним раскинулась панорама, наблюдаемая почти что с высоты птичьего полета… Однажды он уже наблюдал схожую панораму с внушительной высоты, но это было не во время его астральных полетов. Во время них Андрею почему-то никогда не удавалось наблюдать под собой панораму земли, поскольку по неведомой причине взгляд его был всегда устремлен в небо, а землю под собой он видел несколько раз только в виде голубого дымного шара разной величины, в зависимости от того, насколько далеко от нашей планеты его астральное тело выныривало в трехмерную материальность.
На этот же раз все напоминало тот памятный эпизод его потусторонних странствий, когда после безуспешной схватки с лярвами, опрометчиво отдав свой заветный медальон хитрому астральному полицейскому, он был затянут в темный тоннель, а затем оказался на крепостной стене Антимосквы (позже Андрей узнал, что Антимосква в интерпретации Даниила Андреева называется Друккаргом). Ну и конечно самым памятным событием того эпизода была содержательная беседа с черным магистром (Андрей тогда еще не знал, что черный магистр и Мефистофель – идентичные персонажи), и как не тяжело Андрею было впоследствии себе в этом сознаться, но он не мог отрицать того факта, что испытал к лукавому демону искреннюю симпатию и чуть было не напросился к нему то ли в ученики, то ли в сподвижники.
Но сейчас черного магистра поблизости вроде бы не было, и та стена, на которой стоял Андрей, была неким гигантским амфитеатром без крыши, и осмотрев это здание внимательно, он нашел в нем много общего со знаменитым древнеримским Колизеем, сооруженным для гладиаторских боев. Правда, подобно большинству своих соотечественников Андрей никогда не видел римского Колизея, к тому же к настоящему времени от некогда циклопического сооружения не так много и осталось, и тем не менее сходство с иллюстрациями было очевидным: закругленная огромное количество посадочных мест, амфитеатром поднимающихся почти до самого верх, засыпанная песком эллипсоидная арена посередине. Правда, была ли крыша у реального римского Колизея во времена правления первых цезарей, Андрей не знал, но всегда представлял его себе именно таким, без крыши, и этот, астральный, на стене которого в настоящее время стоял наш герой, также крыши не имел. Итак, очевидно лишь в этом положении, на самом краю высоченной стены, и было сходство с тем давним памятным событием, тем не менее Андрея почему-то не покидало чувство, что в действительности все очень похоже.
Но вернемся к тому виду, который открылся перед нашим героем, причем открылся только с одной стороны – противоположная сторона почти полностью перекрывалась гигантским амфитеатром. В отдалении, в туманной дымке просматривалась городская стена, которая так поразила Андрея в самом начале его путешествия, затем можно было различить кварталы первого, второго и третьего ярусов города, затем, уже в непосредственной близости от громады Колизея – корпуса ВДНХ – в общем вся та часть Дуггура, по которой Андрей путешествовал вначале, имелась в наличие, из чего можно было сделать вывод о более-менее устойчивой форме всей этой части города, однако на астрального Нью-Йорка, ни великой бетонной пустыни под названием «Музей мировой диктатуры» в поле зрения Андрея не оказалось, из чего тот сделал вывод, что это был какой-то иной пространственный рукав, существующий параллельно Дуггуру, а все остальное, что Андрей наблюдал с самого начала оказалось в наличие без каких-либо изменений, и единственный район города, который претерпел изменения был тот самый, где Андрей находился сейчас: это был центр города и к нему, словно паутины, устремлялись все продольные улицы и проспекты, пересекающие кварталы, что хорошо просматривалось в плане города, правда разница состояла в том, что раньше в том месте, где очутился Андрей, находилось здание, напоминающее Таджмахал, теперь же он куда-то исчез, вместе с огромной площадью и высоченной стелой, венчаемой скульптурой, которую Андрей так и не смог идентифицировать. Короче, город, вроде был тем же самым, но центральная его часть зато время, пока Андрей находился в астральном Нью-Йорке, а затем в музее мировой диктатуры полностью изменилась. Теперь это был гигантский Колизей, к которому непосредственно примыкали корпуса ВДНХ – и было крайне странно, почему Андрей не видел это здание раньше, поскольку оно размерами намного превосходило все остальные здания города и должно было быть видно из любой его части. А впрочем Андрей не особенно удивлялся, с подобными астральными метаморфозами он сталкивался неоднократно и прекрасно сознавал, что все здесь лишь видимость и причудливая игра энергии. И словно бы подтверждая эту его мысль, а может и вправду отреагировав на нее, одно из светил с начала времен красовавшихся на черном астральном небе, а именно серебристая луна, которая с самого начала то выделяла, то поглощала некие эманации, вдруг то ли лопнула, то ли просто окуталась серым густым облаком и начала опускаться на видимую часть города уже как обычный цифровой туман. Правда на этот раз явление имело повсеместный характер и туман застелил всю видимую часть города, когда же он весь опустился вниз и был, как всегда поглощен землей, то выяснилось что вся обозримая часть панорамы превратилась то ли в огромный Диснейленд, то ли Луна парк, по великолепию и масштабам, превосходящий все, что Андрею удавалось видеть в своей жизни. Луна парк был до предела заполнен всеми мыслимыми и немыслимыми аттракционами, развлекательными павильонами и сооружениями, детскими железными дорогами, мини сафари, дансингами, громадными надувными клоунами, Микки маусами, Веселыми динозаврами вперемешку с нестрашными, но фундаментальными вампирами, ведьмами, Фредди Крюггерами, Бугименами, Джипперс-Крипперсами и прочими надувными монстрами, многих из которых Андрей не знал.
Среди этого атракционно-развлекательного великолепия со всех сторон Луна парка по радиальным улочкам происходило феерическое карнавальное шествие ряженых. Андрей подумал, что больше всего это зрелище напоминало эротический карнавал в Рио де Жанейро, который (естественно с купюрами) он когда-то видел по телевизору. Это была толпа загорелых мужчин и женщин, разодетых (и разоблаченных) самым немыслимым образом во всевозможные карнавальные костюмы, бодро шествующая, приплясывая под веселую бравурную музыку в сопровождении мажордомов и девушек в карикатурно-гусарских нарядах по направлению к зданию Колизея, с самого верха которого Андрей наблюдал всю эту невесть откуда взявшуюся феерию. Толпа была явно распалена и возбуждена, хоть и сохраняла пристойность, не было и намека на тех полуманекенов-полуроботов, населявших нижние ярусы Дуггура, и если переодеть в карнавальные одежды всех тех дам и джентльменов, которых Андрей встретил в астральном Нью-Йорке, то это могла быть та самая публика, столь похожая на светский и артистический бомонд на каком-нибудь кинофестивале в Каннах. Но если там, в Нью-Йорке публика вела себя чопорно и сдержанно, то здесь весь этот официоз как водой смыло и частично разодетая, частично оголенная толпа являла собой вакханалию веселья и бурного празднования неведомо чего. Гремел фейерверк, в воздух поднимались тысячи малых разноцветных воздушных шаров и гигантских цеппелинов, размалеванных всякими веселыми легкомысленными рисунками. То тут то там летели в воздух пробки шампанского и публика затевала какие-то умопомрачительные латиноамериканские танцы, сбрасывая с себя верхние одежды и демонстрируя прекрасные молодые формы. Где-то в толпе смуглые восточные красавицы развлекали публику изысканными танцами живота, где-то танцоры извивались в чувственной Ламбаде, а кое-где сами собой возникали веселые паровозики Летки-Еньки. Все это чрезвычайно походило на любой из хорошо организованных и, главное, хорошо финансированных карнавалов-маскарадов и описывать более этот веселый, феерический, искрометный хаос нет никакой возможности. Карнавальное шествие явно двигалось по направлению к Колизею, шествие, подобно карнавалам в Бразилии, носило недвусмысленную эротическую направленность, но тем не менее, несмотря на наличие в толпе лиц как мужского, так и женского пола, никаких сценок реального свального греха Андрей со своего наблюдательного поста не видел, и это казалось немного странным, поскольку в астрале подобные взаимоотношения всегда происходили запросто, без каких либо рамок приличия и ограничений. Другое дело – происходило это все как-то убого и неинтересно.
«Что ж, - подумал Андрей, - подражать внешней парадной стороне человеческой жизни здесь наверное принято. Может некоторое воздержание на этом этапе регламентировано, но, судя по всему, этот карнавал – некая прелюдия к предстоящей астральной оргии, и самое интересное будет происходить внутри Колизея. Не случайно все здесь разыгрывается по неведомому сценарию, и в конце предполагается кульминация. Судя по всему, эту кульминацию мне предстоит увидеть. Несомненно – это какая-то мистерия, и возможно в конечном счет весь этот город превратится во что-то иное. Он и так постоянно претерпевает какие-то изменения, но, что интересно, чем ближе к центру – тем антропоморфнее все это выглядит. Вначале был какой-то мусор и дерьмо и всякие там членоголовые, а теперь – гляди ка в каких плейбоев и секс бомб они превратились – нам бы, людям, так выглядеть. И карнавал вполне по высшему земному разряду смотрится, и веселятся все от души, и ни одного маникеноподобного робота не видно. Как будто вся эта исходная хренотень с самого начала была направлена на то, чтобы в конце все участники вполне походили на людей, а массовка также выглядела совсем по-земному: нарядно, красочно, чувственно, эротично – но без явной порнографии. По крайней мере – пока. Такое впечатление, что все эти говночерпии и поглотители сексуальной энергии стремятся к пристойному идеалу, в отличие от нас, землян, которые – чем дальше, тем больше скатываемся в непристойность и отсутствие сдерживающих начал. Что ж, похвально, выходит вектор их развития имеет весьма позитивную направленность. Как знать, возможно мы, люди, в обозримом будущем окончательно деградируем, а они – как раз наоборот, и тогда - кто изнанка, а кто – лицевая часть Шаданакара – надо еще подумать. А впрочем я забыл, что это – всего лишь астральные сущности, и не имея физических тел, они никогда не смогут заменить нас, людей, так что, разумеется, это всего лишь масштабная иллюзия, и я продолжаю видеть яркий, правдоподобный сон очень смахивающий на причудливую реальность. Однако, как бы он правдоподобно не выглядел, как он сном был, так сном и останется, и как только я вновь вернусь в свое тело, он растает, как ночные тени поутру…
- Как знать, как знать, - неожиданно услышал Андрей недалеко от себя очень знакомый, правда давно не слышанный голос: низкий, глуховатый, с иронией словно бы въевшейся в каждое слово.
Андрей от неожиданности вздрогнул, повернулся и увидел знакомую до боли фигуру, закутанную в черный средневековый плащ какого-нибудь францисканца или доминиканца с глубоко надвинутым капюшоном так, что лицо этого существа всегда оставалось в тени и никогда не было возможности в подробностях его рассмотреть, где единственной запоминающейся деталью были глаза: два рубиново красных угля, мерцающих со дна зияющей пропасти. Разумеется и этот голос и этот облик могли принадлежать только одному существу черному магистру -–Мефистофелю, хотя никакого раз и навсегда закрепленного образа у него не существовало и образ монаха перед Андреем он принимал потому, что таковы были какие-то собственные Андрея ассоциации.
Черный человек внимательно посмотрел в лицо Андрея и, как тогда, в первый раз, улыбнулся ему своей, больше ощущаемой, чем видимой полуулыбкой.
- Как знать, - повторил он радушно, - ни в чем в этом мире нельзя быть уверенным наверняка, вот и вы вряд ли рассчитывали меня в своей жизни встретить, в глубине души считая себя неким родомыслом от светлых сил.
- Ну, - развел руками Андрей, - не то, чтобы я совсем не рассчитывал вас здесь увидеть, напротив, ваше здесь появление вполне можно было предугадать хотя бы в силу специфики ваших интересов. Однако я уже давно путешествую по изнанке Шаданакара, но вы до сего момента мне на пути не встречались – по крайней мере в знакомом образе, так что я – уж извините за откровенность – слегка подзабыл о вашем существовании, тем более не видел вас более десяти лет.
- О, - усмехнулся черный магистр, - вот это я бы на вашем месте с такой уверенностью поостерегся заявлять. Многое ли вы помните из того, что произошло за эти десять лет? То-то, почти ничего, но это не значит, что с вами за это время ничего не происходило, просто вы ухитрились это забыть, а посему, как знать, может мы с вами встречались и не раз? Но все в свое время, и ничего более определенного я вам сказать не могу. К тому же и сам срок – десять лет – понятие условное, уж кто-кто, а вы-то должны знать, что время – штука весьма относительная, как говаривал старик Эйнштейн, тут все зависит от системы координат, а при путешествии по разным сакуалам, система координат весьма запутывается, и например сейчас, в данный момент вообще проблематично сказать, находитесь ли вы в настоящем, прошлом или будущем относительно вашего физического тела. Вспомните аналогию с водопроводными желобами под разным наклоном: по-моему вы сами не раз приводили этот пример.
- Значит мы все же встречались во время моей летаргии (не сомневаюсь, что здесь вы тоже в курсе), - насторожился Андрей. – Возможно вы и правы, этот период я практически не помню, не исключено, что каким-то образом в астрале мы и пересекались, но вы, как я понимаю, по какой-то причине не желаете мне сообщать об этом подробности. Что ж, я уже привык что до многого приходится докапываться самому. Однако я хорошо понимаю, что сейчас мы встретились не случайно, и, поскольку многое в этом городе мне показалось непонятным, может вы все же не откажете в любезности разъяснить мне некоторые вопросы?
- Разумеется, разумеется, в меру своих скромных способностей, - любезно поклонился черный магистр. – Только вы уж не обессудьте, я не смогу ответить на все абсолютно вопросы, тем более, памятуя наши прежние занимательные беседы, боюсь, что вы будете задавать совсем не те вопросы, которые для вас жизненно необходимы и разрешения которых жаждет ваша душа. Скорее всего вы вновь увязнете во второстепенностях и забудете о сути. Хотя, может быть я заблуждаюсь и вы стали более цельной личностью. А впрочем система допроса, где одна сторона только задает вопросы, а другая только отвечает, наверное не очень удачна, уж больно это напоминает взаимоотношения в кабинете компетентных органов и мне, положа руку на сердце, не очень импонирует такой образ общения. Насколько я понимаю, вы не поклонник этих самых органов?
- Я-то – нет, разумеется, - пожал плечами Андрей, - неужели и вы тоже? Мне почему-то всегда казалось, что компетентные органы – по крайней мере в нашей стране – находятся под вашим патронажем. К тому же, памятуя наш давний разговор о том, что ваша «изнаночная» цивилизация в качестве пищи использует человеческие отрицательные эмоции, нетрудно догадаться, что ваш интерес к компетентным органам вполне закономерен.
- Ну, любезный друг, не ловите меня на слове, - развел руками черный магистр. – Интерес к какой-то вашей общественной структуре не означает автоматический интерес к оной. Я, как вы, надеюсь, имели возможность заметить, дух не закрепощенный какими-то штампами – это скорее ваша прерогатива – и волен в своих симпатиях и антипатиях. Не скажу, что реальные, а не декларируемые методы работы КГБ или МВД мне симпатичны при моей некой склонности к вольтерьянству. Другое дело, что вы, люди вполне достойны тех карательных органов, которые сами же и создали. А что при этом немалая толика сограждан «изнанки» употребляет питательную энергию, выколачиваемую методами ваших тайных канцелярий, так в этом их по-моему некорректно обвинять. Возможно духи низких рангов и не рассуждают на какие-то этико-моральные материи, но нам, духам высокого полета это по рангу положено. К тому же даже с позиций человеческого здравого смысла компетентные органы совершенно необходимы в вашем бестолковом обществе, склонном к хаосу, и тут уж – чем богаты – тем и рады. А уж если вам они необходимы – при всей нелюбви к ним большинства населения, да еще с теми методами работы, которые повсеместно практикуются, то с нашей стороны – грех не воспользоваться тем, что само идет в руки. А что касается моих симпатий и антипатий, то, как вы знаете, этим тезисом я в самой меньшей степени руководствуюсь в своей деятельности, поскольку царица, которой только и поклоняются ангелы бездны – это целесообразность.
- Да, конечно, - проворчал Андрей, - наши партийные боссы тоже очень любят это слово и объясняют им любое свое государственное решение, ничего не объясняя.
- Э, дорогой друг, вы, я вижу, хотите упрекнуть нас также и в страстной симпатии к вашему политбюро, да и вообще к ненавистным лично вам коммунякам! Уверяю вас, вы и здесь ошибаетесь: весьма громоздкая, малоэффективная и бестолковая структура, но совершенно достойная вашей бестолковой и бездарной страны в целом. К тому же под термином «целесообразность» ваши партийные лидеры подразумевают совсем иное, чем мы. Они под этим словом скрывают нежелание афишировать истинные мотивы того или иного политического решения, мы же не прячем за ним ничего, кроме строгой логики и здравого смысла. Если за этим словом стоят какие-то эмоции и они входят в противоречие с интересами дела, то эти эмоции, как любите выражаться вы, люди, можно засунуть в одно место. Упрекнуть же меня, типичного представителя иерархии ангелов бездны в нелогичности, не покривив при этом душой, вы наверняка не сможете, хоть и пытаетесь все время поймать меня на каких-либо противоречиях.
- Да уж, - пробормотал Андрей, - в чем в чем, а в этом вас упрекнуть было бы не справедливо, да и не пытаюсь я вас ловить на каких-то противоречиях, просто к слову приходится. Да что это мы все о какой-то ерунде! О нашем КГБ, КПСС и политбюро я могу с любым из своих приятелей за бутылкой водки порассуждать, здесь же это как-то мало уместно, не за этим я сюда явился!
- Ну, если строго придерживаться фактов, то вы и сами не знаете, зачем сюда явились, - усмехнулся магистр, - к тому же в сам Дуггур вас, можно сказать, не спросясь привели, вы вообще в последнее время – как утлый челн по воле волн, поэтому все ваши разглагольствования по поводу свободы воли несколько некорректны. Я, как вы наверное уже поняли, последнее время следил за вами своими методами, поскольку вы по некоторым причинам оказались в месте пересечения взаимных интересов. Возможно вы сами этого и не желали – но уж так получилось. В связи с этим фактом я могу разъяснить вам некоторые вопросы в тех моментах, где наши интересы совпадают. Само собой ни один здравомыслящий человек не будет действовать себе во вред, поэтому те вопросы, которые могут повредить моим интересам, я раскрывать не буду. Как видите, я с вами предельно откровенен, и, очевидно, не совсем корректно называть здравомыслящего демона лукавым бесом!
- Да я вас и не называл так никогда, - пожал плечами Андрей, - и не упрекал ни в чем, а то, что наши интересы не везде совпадают – то, по-моему, вы несколько мягко выразились, лично я не вижу области, где бы они совпадали, другое дело – информация, но это уж вопрос чистого разума… Кстати, я думал, что вы в Друккарге в основном обитаете, вы как-то говорили, что входите, что ли, в администрацию этого города.
- О, махнул рукавом магистр, - глядите шире, да и вообще, где мне только не приходится бывать по своим, так сказать, служебным делам.
- Вы хотите сказать, что случайно меня здесь встретили?
- Можно сказать почти. Разумеется, оказавшись в Дуггуре я сразу уловил вашу индивидуальную метку и, можно сказать, был несколько удивлен. С другой стороны, учитывая ситуацию, в которой вы оказались, ваше появление здесь вполне закономерно: вы пытаетесь идти по следу кого-то или чего-то, и, если снова воспользоваться аналогией с челном, попадаете то в одно течение, то в другое, то несетесь, влекомы Зефиром, то – Бореем. Пока что назвать ваши поиски целенаправленными – весьма затруднительно.
- Почему же, - обиделся Андрей, - в принципе я знаю, кого ищу, и вы, наверняка уже знаете, если мысли прочитали…
- Ну, и что же вы будете делать с ним, если в конечном счете его нагоните?
- Пока не знаю, - смутился Андрей, - думаю к тому времени все прояснится, да и вообще, я привык решать проблемы по мере их возникновения – особенно, если ничем более определенным не располагаешь. Ладно! – наконец решился он назвать вещи своими именами, поскольку ему показалось, что своими излишне обтекаемыми формулировками стал походить на своего собеседника. – Разумеется речь идет о моем двойнике – но только примерно в десятилетнем возрасте, его неожиданном появлении в моей реальности и тем, какие странные явления стали происходить в связи с этим. Я обнаружил, что он приобрел способность, или, если хотите, средство влиять на события в нашем мире, да и не только в нашем, запутывает все происходящее и даже, как я слышал из нескольких уст, нарушает равновесие между мирами. Как он это делает и зачем – я наверняка не знаю, хоть у меня и есть версия, но в результате его действий - если не касаться каких-то глобальных – пропали мои друзья – там, на земле, в моей реальности. Моя задача – найти его и, если уж это мой собственный двойник, хоть и со странным сдвигом во времени, нейтрализовать его деятельность. Надеюсь, после этого прекратится всякая чертовщина, и мои друзья будут со мной. Как я это сделаю – не знаю, но другого пути пока не вижу. А зачем я все это вам говорю – так зачем играть в прятки и скрывать то, что вы и так читаете в моем сознании. А так, глядишь, вы и натолкнете меня ненароком на какую-то мысль и какой-то вариант решения проблемы. Хотя…, - Андрей косо посмотрел на своего собеседника, - похоже, вы наоборот заинтересованы меня запутать, поскольку моя подруга во время нашего совместного выхода в астрал видела вас со мной… вернее этим мальчиком вместе, и вы его чему-то обучали. Наверняка вы меня обманите, и все же я вам это говорю, поскольку нет смысла скрывать.
- Ну, начнем с того, - загадочно посмотрел на Андрея Магистр своими «углями из пропасти», - что вы здесь не затем, чтобы найти своего двойника, тут вы несколько лукавите. Как я уже говорил, вы здесь оказались «по воле волн». И пусть вас это не омрачает, но вы не можете искать здесь того, кого нет. Возможно я скажу сейчас слова, противоречащие здравому смыслу, но я имею в виду не только то, что вашего двойника нет в Дуггуре: ЕГО ВООБЩЕ НЕТ! Как это не парадоксально звучит. Но более понятно сказать не могу, поскольку не могу раскрывать информацию, которая, окажись она в ваших руках, может изменить существующий ход событий. Это не моя прихоть, я так же не владею информацией в полной мере, хоть владею ей в большей степени, чем вы. Одно могу сказать: ваше появление здесь закономерно и даже необходимо, но тсс…, никакой конкретики!
- Но это же абсурд, - пробормотал Андрей, - вы имеете в виду, что этот двойник пропал? Погиб?
- Я имею в виду то, что сказал, его нет, а сказать больше – не в моих силах. Одно могу добавить: я так же заинтересован, чтобы вы его нашли, на то есть свои причины.
- Но ведь вы же сами сказали, что его нет! Как я могу найти то, чего нет!
- Однако это так, и к сожалению не имею полномочий выразится по-иному. Помните сказку «Пойди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что». Это искаженный перевод исходной формулы: «принеси то, чего нет».
- Бред какой-то! – пожал плечами Андрей. – Раньше мне всегда нравилось то, что в ваших словах присутствует железная логика, а теперь и вы туда же. Могу повторить, что моя девушка видела в астрале моего двойника вместе с вами. Это ей привиделось или как?
- Или как…
- Тогда где же логика?
- Ситуация строго логична, но с учетом тех законов и логических цепочек, которые противоречат линейному здравому смыслу землянина. Иначе сказать не могу, не имею полномочий. Если несколько смягчить формулировку, то получится: его в некотором смысле нет…
- Ладно, - сказал Андрей, поняв, что большего он не добьется, - оставим эту тему, вы-то мои мысли читаете, а я ваши – нет.
- Как не прискорбно признаться, - доверительно приблизился к Андрею демон, - но теперь это не так. Это раньше вы были для меня открытой книгой, теперь же в вашем сознании появилось столько новых пластов, что я при всем желании не могу до них докопаться, одно успокаивает, до некоторых вы – то же. Слишком много помех, никак не вычленить нужную информацию. Стыдно в этом признаться, но к сожалению мы то же не всемогущи! Были бы всемогущи – давно бы устроили мир гораздо более разумно, согласуясь со здравым смыслом.
- Не сомневаюсь, - многозначительно хмыкнул Андрей. – Ладно, оставим это, может вы на другие вопросы более понятно ответите. Что это за место дурацкое такое, что за спектакль с фонтанами и потоками дерьма, цифровыми облаками, долларовыми дождями, кровавыми бассейнами и всем таким остальным. Кое в чем, мне кажется, я разобрался, не первый год в астрале, но далеко не во всем. Как я понимаю, раз уж вы здесь появились, то все характерные особенности Дуггура должны знать. Дурга (надеюсь вы знаете, о ком я говорю), когда меня сюда приглашала, то говорила о каком-то особом тантрическом сексуальном опыте, который я здесь якобы могу приобрести, но ничего подобного до сей поры не произошло: вначале вообще сплошная мерзость, с постепенным переходом к каким-то массовым гуляниям, смысл которых мне не совсем понятен. Кстати, вы-то зачем сюда заглянули, небось ведь не за тем, чтобы со мной поболтать, вы ведь даже удивились, что меня на этой стене встретили. Хотя наверняка слукавили…
- О, разумеется не за тем, - усмехнулся черный магистр, - но, хотя вы возможно и не поверите, весьма рад нашей встрече. Нет, прибыл я для того, чтобы полюбоваться кульминацией очередного цикла, она у нас еще впереди и кое-что прокомментировать необходимо. Не буду забегать вперед, все сами увидите… кстати, - он снова доверительно приблизился к Андрею, - можете даже принять участие в этом изумительном действе, раз уж вы до этого места добрались, значит вам не возбраняется. Что же касается всего остального, то, похоже, вы сделали достаточно правильные выводы, когда же увидите кульминацию, картина будет еще более полной. Если же вы желаете из чужих уст получить подтверждение вашим выводам – что ж, извольте. Постараюсь в этом сугубо теоретическом вопросе быть предельно ясным, чтобы у вас не создалось впечатление, что я окончательно себе изменил и решил изъясняться только парадоксами. Хотя тема и не столь проста для понимания, однако ваш разум вполне для этого подготовлен. Ну, еще немаловажен факт, что тут нет никакой секретной информации.
«Господи, - подумал Андрей, - как он витиеватости любит, когда же он по существу начнет?»
Черный магистр никак не отреагировал на этот мысленный посыл: то ли сделал вид, что не услышал мыслей Андрея, то ли и вправду забираться в его сознание стало для демона гораздо затруднительнее.
-Итак, - начал он свои разъяснения, - я вполне понимаю ваше недоумение, но действительно одна из жен вашего далекого воплощения вольно или невольно вас дезинформировала: этот город изнанки земли отнюдь не высшие курсы гетер и жигол, хотя подобная функция в некоторой степени Дуггуру присуща. Назначение Дуггура несравненно шире. Разумеется, вы понимаете, что сам процесс коитуса, который для людей означает прежде всего наслаждение, а нашего брата, помимо этого обеспечивает питательными эманациями, для самой матушки-природы означает лишь средство для приумножения вашей биомассы. Ради этого эволюционно и был нагорожен весь этот огород с удовольствиями, поскольку все живое – лениво, и только через похоть и удовольствие возможно заставить отдельные особи размножаться. Так же и город Дуггур, существование которого завязано на человеческом сексе, имеет много дополнительных функций и задач. И главная из этих задач – налаженная система взаимообмена и питания, причем не только для прямых участников этого процесса, но и для нашего административного корпуса, который сам непосредственно в этом участия не принимает, занятый в основном различными организационными процессами.
- Как вы, например, - усмехнулся Андрей.
- Разумеется, но не потому, что я не мог бы добывать себе пропитание сам, непосредственно от, так сказать, его производителя. Просто у меня немало других, более важных задач. К тому же, сами понимаете, первостепенное значение имеют объемы, а тут производство налажено специально. Представьте себе, если бы все люди на земле вдруг сочли, что существование мясокомбинатов - это недопустимая эксплуатация домашних животных, а попутно и всех служащих, имеющих отношение к забою и разделке? К чему бы это привело? Всем бы пришлось постоянно заниматься охотой для обеспечения себя и своей семьи пропитанием и забросить большинство остальных своих обязанностей, необходимых для поддержания существования государства и цивилизации. Надеюсь, вы не станете отрицать, что каждый член общества должен находиться на своем месте и выполнять массу специальных функций, помимо непосредственного процесса добывания пищи для себя и своих недееспособных детей. У нас на изнанке так же цивилизация, где каждый член общества должен быть на своем месте, иначе общество быстро скатится к хаосу и каннибализму. Сами понимаете, если все возьмут ружья и уйдут в леса, то цивилизация скоро прекратит существовать, а общество быстро окажется в каменном веке. Мы, жители изнанки, в том же положении, и функции членов нашего общества строго разграничены.
Так что ваш скрытый попрек в том, что мы, интеллектуальная и административная элита изнанки эксплуатируем труд наших примитивных существ (не говоря уже о тайной эксплуатации вас, людей) лишен элементарного здравого смысла. Да и вообще, все эти демагогические рассуждения об эксплуатации и угнетении как раз присущи ненавистным лично вам марксистам, а к чему приводит марксизм – вы сами хорошо знаете. Здравый же смысл, которым мы руководствуемся в своей деятельности гласит: каждый должен находиться на своем месте и соответственно своему уровню развития, физическим данным и интеллекту, и на этом месте выполнять свое дело максимально хорошо и добросовестно. Именно этот принцип приводит общество к процветанию, если же ты идиот, то компетентная администрация должна подобрать для тебя такой род деятельности, где твой идиотизм не будет помехой. Разумеется, подобная деятельность будет примитивной, но на определенном участке необходимой, а общество, в свою очередь, должно обеспечить удовлетворение твоих основных незатейливых потребностей, но не более того, сами понимаете: одаривать идиота золотыми хоромами и закармливать его черной икрой было бы проявлением того же идиотизма со стороны общества. В свое время все это прекрасно подметил и систематизировал китаец Конфуций, и если говорить об этом аспекте его учения, то и меня и многих моих коллег моего уровня иерархической лестницы можно назвать конфуцианцами.
Теперь, о Дуггуре в целом. Если я не ошибаюсь, ваш великий визионер Даниил Андреев, личности которого, как мне кажется, мы уже касались в прошлом, назвал Дуггуром сакуаллу тяжелых стихиалей больших городов. Отчасти это верно, но несколько однобоко, тяжелые стихиали больших городов – это живые лесенки (у которых есть, кстати, и свои индивидуальные интересы, которые необходимо учитывать) в трехмерный мир Энрофа, где ныне покоится ваше драгоценное тело. По этим лесенкам специалисты по снабжению из нашего измерения проникают в ваше измерение, обеспечивая бесперебойное поступление ваших чувственных эманаций – Эйфоса в закрома изнанки, которые здесь становятся Гаввахом. Без тяжелых стихиалей, которые в силу специфики относятся одновременно и к вашему и к нашему миру, откачка чувственных эманаций была бы кустарным промыслом, той же малопродуктивной охотой каждого для себя, о которой мы с вами уже упоминали. Если же вести параллель дальше, то наши примитивные добытчики Эйфоса – сродни так же упомянутому гипотетическому идиоту, и потребляют лишь малую толику добываемого ими Гавваха, а большая его часть идет в закрома родины, как любят выражаться там, наверху. Так что Дуггур – это мощный производственно-пищевой комплекс для нужд слоев изнанки, а не только слой тяжелых стихиалей больших городов. Подобных городов-комбинатов на изнанке земли множество, на их описании я не буду останавливаться, поскольку это тема отдельной беседы. Ассортимент производства в этом городе-комбинате весьма разнообразен, разного сорта и разного качества, что вы наверняка имели возможность заметить, поэтому и стихиали и доноры используются самые разнообразные – не менее разнообразные, чем ассортимент и оборудование современного мясокомбината. А сортов конечных изделий гораздо больше, чем сортов исходного сырья, и в этом вы тоже имели возможность убедиться, путешествуя по ярусам города: чем выше ярус города, тем качественнее сырье и, соответственно, качественнее конечный продукт и богаче его ассортимент.
- Да уж, я это заметил, - усмехнулся Андрей, - началось все с дауна-онаниста, а кончилось групповухой торговой элиты: воистину широчайший диапазон.
- Причем, - не обратил внимание на его реплику демон, - вы видели лишь малую толику ассортимента и далеко не все этапы производственного процесса, но суть уловили верно. И как вы, несомненно, заметили, к каждому классу доноров приставлен свой тип заготовителя: чем выше сорт Эйфоса, тем большей квалификации и уровня развития требуется от специалиста. Кстати, проходя постоянные циклы производственного процесса, каждый специалист-заготовитель постепенно повышает свое профессиональное мастерство и со временем переходит на более высокий должностной уровень и оклад. При этом меняется и его внешний вид, но это – скорее приятная условность, чем необходимость.
- Ну да, я понимаю: за хорошие показатели членоголовые превращаются в членоухих, членоухие – в паутинников, а те, в свою очередь, в манекенов, а затем в голливудских звезд и светский бомонд! Что ж, весьма показательная служебная лестница, у нас же частенько разнорабочего не отличишь от прораба, и, что самое ужасное, если и того и другого помыть и одеть в чистое – то никакого различия не будет даже с директором комбината! Что ж, у вас действительно эта иерархическая система налажена четче.
- На самом деле, - кивнул черный магистр, - это та же самая помывка и переодевание, как вы знаете, форма в нашем мире весьма второстепенна. Тем не менее ее мы используем для констатации отличия и продвижения – служебной эволюции. Это, в какой-то степени, как одежда и косметический кабинет, но в целом все гораздо справедливее, чем у вас. У вас шанс разнорабочего дослужиться до должности директора комбината – ничтожен, хотя многие и у вас поднимаются по служебной лестнице, однако же у нас любой членоголовый рано или поздно превращается в голливудскую звезду. Кстати, это и гораздо одухотвореннее, и романтичнее. А что у вас? Из разнорабочего – в директора? Тускло и отдает канцелярщиной.
- Что ж, - понимающе кивнул Андрей, - примерно так я все это себе и представлял, тем более система аналогий: что наверху – то и внизу здесь так же прослеживается. Есть, конечно, отдельные технические моменты, которые мне не совсем ясны. Например, не совсем ясно, что означают все эти потоки дерьма. Вначале я думал, что это и есть тот самый Гаввах – то есть пища для жителей изнанки, но теперь, мне кажется, я был не прав.
- Вы совершенно правы в том, что были не правы, это не Гаввах. Тем не менее – совершенно необходимая субстанция в нашем производстве, без нее производство конечного продукта сократилось бы на несколько порядков, и как знать, возможно было бы вообще проблематично. Тут нет точного ответа, поскольку мы используем ее постоянно и очень давно, а в недостатке ее так же проблем не возникает. Что ж до столь неприкрытой аналогии – внешнего вида и запаха, то что ж тут поделаешь, ваш навоз, между прочим, то же не Шанель №5, однако же – ценнейшее удобрение и без него урожай совсем не тот, чем при его использовании. Нечто похожее и с этой субстанцией, только прямая зависимость здесь гораздо большая, чем урожая от дерьма. В нашем мире вообще все категории бытия гораздо острее, чем в вашем, и если ваш навоз увеличивает урожай и его качество в разы, то в нашем случае речь идет о сотнях, возможно даже тысячах раз. На самом деле никто не знает, поскольку мы используем эту субстанцию очень давно и постоянно. Знаю, что были времена, когда ее по определенным, не зависящим от нас причинам невозможно было использовать, и в те горькие времена род наш был на грани вымирания от бескормицы.
- И все же мне непонятно, что это такое, - пожал плечами Андрей, - конечно, можно назвать это дерьмом, но я-то понимаю, что тут всего лишь видимость.
- Странные вы, люди, существа, - усмехнулся черный магистр, - вам недостаточно видеть некий предмет или явление, и понимать его назначение – вам подавай название, словно без этого он не будет функционировать. Ну что ж, назовем ее Каррохом, если вам близка терминология синклита мира, которую использовал ваш Даниил Андреев.
- Но ведь Даниил Андреев Каррохом называл демоническую материальность, - засомневался Андрей.
- А это и есть демоническая материальность, - пожал плечами черный магистр. – Что такое материальность вообще? Весьма общее и размытое понятие, и если вашу материальность Энрофа в наиболее первичном и обобщенном смысле индусы называли Прадханой, то исходная материальность изнанки называется Каррохом. Как про ваши физические тела можно сказать, что они состоят из определенным образом структурированной Прадханы, так же и наши – из определенным образом структурированного Карроха. Но только сам Каррох имеет бесчисленное количество уровней структурирования и в том виде, в котором вы его видели, он служит для вполне определенной цели. Что ж, если вам не нравится аналогия с навозом и урожаем, приведем другую, более прямую аналогию. Рассматриваемый нами вид Карроха является активизатором семени эйцехоре, которое изначально структурировано в вашу биологическую материальность. Активизируясь, семя эйцехоре активирует вашу чувственно-эмоциональную природу: желания, удовольствия, сексуальную активность. Без активированного семени эйцехоре вы бы не знали ни радости секса, ни прочих плотских удовольствий и утех. Переведя терминологию в область химических реакций, эту форму Карроха можно назвать ферментом семени эйцехоре или эйцехоразой, правда данный термин не очень-то благозвучен. Таким образом происходит весьма справедливый обмен: специалисты из области изнанки транспортируют Каррох в вашу трехмерность, обеспечивая людям принципиальную возможность наслаждения на основе плотских желаний с выделением эманаций Эйфоса, который затем доставляют в наши многочисленные миры изнанки. А уже здесь Эйфос, пройдя через определенные технологические процессы, превращается в жизненно необходимый нам Гаввах. Гаввах же, как я говорил, подобно вашим пищевым продуктам, подразделяется на большое число сортов разной степени качества и пищевой ценности.
- Но в свое время, - припомнил Андрей, - вы говорили, что питаетесь в основном эманациями наших отрицательных эмоций: гневом, жадностью, гордыней, страхом и всяким таким подобным.
- Ну разумеется, тогда я перечислил примерные качества ваших чувственных эманаций, которые существа изнанки используют в качестве пищи. Для пополнения наших «продовольственных закромов» используется разное сырье, и так же как в случае вашей биологической пищи, наша пища может быть разных сортов и рассчитана на разных потребителей. Кто-то из вас любит острое, кто-то – пресное, кто-то постное, кто-то скоромное, к тому же полноценное питание подразумевает определенное соотношение белков, жиров и углеводов, плюс число калорий. Нечто подобное и у нас, и для полноценного развития индивида изнанки нужно полноценное питание, куда входят разные сорта Гавваха, производящихся из разных чувственных эманаций. Разумеется, есть главные продукты питания – в вашем случае это, допустим, мясо, в нашем – переработанный в Гаввах Эйфос – гамма ваших сексуальных чувств. Могу добавить, что Дуггур специализируется по добыче Эйфоса, но есть другие города-комбинаты, которые в основном добывают другие чувственные эманации, и из них вырабатываются другие сорта Гавваха. Для изысканных блюд нередко используются эманации ваших пьяниц и наркоманов, но тут нельзя перебарщивать: если весь земной шар посадить на иглу, человечество в скором времени вымрет. Это любимая пища для развращенных гурманов-прожигателей жизни, но тут надо учитывать, что энергия окончательно спившихся алкоголиков и исколовшихся наркоманов годится уже только для примитивных элементалей. Мы, интеллектуальная элита изнанки ее практически не употребляем, разве что в особых случаях. Есть и еще одна эманация, которая способна восполнять нашу потребность в пище больше других и даже больше, чем Эйфос, это для большинства жителей изнанки сразу и мясо, и хлеб, и вино. Правда, когда я назову это наиболее питательное сырье для выработки Гавваха, вы, наверняка, будете негодовать и возмущаться. Но что ж поделаешь, мир таков, каков он есть – суров и жесток, и для его оптимальной организации нередко используются жестокие меры. Ну так вот, особенно в нашем мире ценятся эманации, выделяющиеся в момент истечения крови от насильственной смерти, и что греха таить, нередко именно мы провоцируем вас на массовые кровопускания, которые, кстати, вашей бестолковой цивилизации пока совершенно необходимы, иначе вы начинаете вырождаться. Но сразу оговорюсь: мы ни в коей мере не заставляем вас это делать, решение убивать-неубивать принимаете вы сами, мы же слегка активизируем ваши соответствующие чувства, желания, эмоции. Впрочем, об этом мы с вами, кажется, беседовали.
- Ну, разумеется, - усмехнулся Андрей, - ведь легенды о вампирах не могли возникнуть на пустом месте. А впрочем, я и не сомневался, что дело именно так обстоит, просто вы более цинично эту проблему сформулировали. И все же раньше свою расу вы представляли в более облагороженном, что ли, свете.
- У нас разные представления о добре и зле, - развел руками демон, - я по-моему в свое время уже высказывал перед вами тезис о том, что нередко локальное зло оборачивается добром в более широком масштабе и наоборот. Сами понимаете, в полном взаимоистеблении человечества мы никак не заинтересованы, мало того, для нас это настоящая катастрофа. С другой стороны, отбросив сантименты, можно сказать, что периодическая прополка и прорядка урожаю только на пользу, а мы заинтересованы в увеличении численности… и качества людей, уж простите за агрономические аналогии.
Что же касается морально-этической стороны вопроса, то де-факто вы сами друг друга истребляете, мы лишь болельщики на этом стадионе и слегка вас подзадориваем. Между прочим, вы, люди, выглядите куда более неприглядно в вопросах заготовления пищи, вы-то сами забиваете своих коров, свиней и птиц, мы же подбираем только то, что вы выделяете в результате взаиморазборок. Так кто же из нас более жесток?
Андрей промолчал, он понимал, что переспорить такого мастера софистики, как черный магистр – бесполезная затея, поэтому он решил отойти от морально-этической стороны проблемы. В конце концов черный магистр давал ему какую-то информацию, которая и сама по себе интересна, да к тому же может оказаться полезной в дальнейшем.
- Ладно, - сказал он тоном человека, неохотно согласившегося с доводами собеседника, - возможно вы в чем-то и правы, но меня больше интересует другое. Откуда этот Каррох берется? Он ведь у вас из-под земли бьет, как у нас нефть или вода артезианская. Или у вас там специальное хранилище? Но ведь кто-то все это вырабатывает и заполняет резервуары. Забавно было наблюдать, как ваши человекоподобные уроды в этой мерзости купаются.
- В конечном счете, - пожал плечами магистр, - они из этой мерзости, как вы выразились, и состоят, только особым образом структурированной. Вопрос структуризации – особый вопрос, этого мы чуть позже коснемся. Так что для них эти купания не столь мерзостны, как вам показалось в лице стороннего наблюдателя. Что же касается того, кто это все вырабатывает, то могу вам назвать: это великая стихиаль изнанки, множительница плоти каросса Дингра. Вы наверное обратили внимание на то, что здесь появляется из-под земли и в эту же землю уходит. Дело в том, что под тонким слоем почвы, которая тоже является разновидностью Карроха, находится огромное бесформенное существо, главное назначение которого ваять живую материальность изнанки. Это самый распространенный способ воспроизводства в нашем мире, на других я останавливаться пока не буду. Она же и великий утилизатор. Любое существо, очередной цикл которого тем или иным образом завершился, поглощается этой стихиалью, проходит определенную трансформу и выпускается в мир либо в прежнем основном виде, либо, если присутствует определенный объем накопившихся заслуг, то в другом, эволюционно более продвинутом образе. Так членоголовые трансформируются в членоухих – и так далее, хотя в качестве наказания возможен и обратный процесс. Что же касается первичного Карроха, идущего на активизацию людского семени эйцехоре, то эта субстанция вырабатывается ею отдельно. При этом для выработки первичного Карроха нужна затравка или закваска, что-то вроде ваших дрожжей или опары. Такой опарой служит некоторое количество чистого Эйфоса, доставленного поставщиками из Энрофа. Таким образом осуществляется кибернетически сбалансированный обмен, а каросса Дингра является опосредованной множительницей людской плоти, поскольку, активизируя семя эйцехоре, она подталкивает вас к размножению. С другой стороны Эйфос, вырабатываемый от плотского соития людей, доставляемый поставщиками в пространство изнанки, становится необходимым компонентом для выработки Карроха. Как видите цикл замыкается, что свидетельствует о нашей и вашей взаимозависимости. Как видите, я предельно откровенен и не скрываю того, что наша раса в значительной степени зависит от вашей, но если рассматривать этот вопрос диалектически, то и вы зависите от нас в не меньшей степени.
Подытоживая сказанное, можно провести цепочку взаимодействия, останавливаясь, разумеется на наиболее общих звеньях: оплодотворенная Эйфосом каросса Дингра воспроизводит Каррох, поставщики-старатели купаются в этом Каррохе (способ купания может быть различным), затем через переходные стихиали – Нибруски, которые одновременно существуют и в нашем и в вашем пространстве, они проникают непосредственно к донорам, активизируют их семя эйцехоре, провоцируя на эротические мысли и соитие, а выделяемый при этом Эйфос в меньшей степени на себе, в большей степени – самотеком через тех же Нибрусков переправляют в Дуггур. В Дуггуре Эйфос частично идет на производство Гавваха (он должен пройти некоторые степени созревания, после чего используется в качестве питания теми жителями, которые не участвуют в его добыче), частично – в чистом виде – поглощается кароссой Дингрой, внутри которой в великом алхимическом процессе он расходуется для создания новой порции чистого Карроха, а так же для воспроизводства жителей Дуггура. Вот как примерно, не касаясь всяких бесчисленных деталей, выглядит весь этот производственный цикл. При этом ни капли Эйфоса не пропадает впустую, как это повсеместно происходит у вас, людей. Тот Эйфос, который наши старатели не сумели поглотить для восполнения своих физиологических потребностей, и который как пыльца к пчеле просто прилип к их телам, отдается кароссе путем испарения. Вы наверное обратили внимание на загорающих при свете луны членоухих и членоголовых? Таким образом они отдают в общую копилку то, в чем вымочились при сборе.
- И все же, - сказал Андрей, - вы упустили один существенный момент, либо сознательно умолчали о НЕМ… Какая роль и кто (или что) является источником цифровых облаков? Они не выделяются из-под земли, а опускаются сверху и явно участвуют в процессе воспроизводства вашего населения. Я почему-то уверен, что не Дингра их вырабатывает.
- Ничего я не умолчал, я же вас предупредил, что все в свое время: сначала описывается одна категория, затем другая. Я описал вам так сказать женскую категорию вопроса, теперь можно перейти к мужской…
- Но по-моему, - усмехнулся Андрей, - в качестве мужской категории вы описали Эйфос, похищаемый бесами у людей.
- Не совсем так, - наморщился черный магистр, которому, вероятно не понравилось слово «бесами», - в вашей системе воспроизводства используется два компонента: яйцеклетка и сперматозоид, у нас же для этого необходим третий компонент.
- Цифровое облако?
- Совершенно верно. Это что-то вроде кода, шельта, ментального тела, если быть точным. Это совершенно реальная тонкоматериальная структура – информэнергия.
- Тогда, - усмехнулся Андрей, - ваш тезис насчет человеческих сперматозоида и яйцеклетки неполон. У нас так же есть душа, облаченная в ментальное, астральное и эфирное тела, хотя атеисты это отрицают.
- Ну, да, тут вы, пожалуй, правы, - неохотно согласился черный магистр, - только ни в какую ноуменальную, нематериальную душу, якобы сотворенную Богом, я не верю, хоть изредка и произношу этот термин. Другое дело астральное, ментальное тела, это как раз вполне реальные категории…
- Не буду с вами спорить, - пожал плечами Андрей, - но у меня свое мнение на этот счет, да и вообще – верю, не верю – это как-то не ваш стиль. Но Бог с ним, откуда эти цифровые облачка берутся? Я понял так, что они к вашим лунам имеют отношение.
- Совершенно верно, имеют. Дело в том, что черная луна – это наша главная цитадель, главное святилище. Именно оттуда наш Верховный патриарх Гагтунгр посылает цифровые облака в общей массе которых потенциально структурированы информокоды отдельных индивидов. Попадая в недра кароссы Дингры, они обеспечивают великий алхимический процесс воспроизводства, в результате чего коды превращаются в шельты, которые облачаются в недрах Дингры в Каррох и обретают полноценный вид. Со стороны это выглядит как хаотическое цифровое облако, но облако это состоит из строго определенного числа информокодов, оно рассчитано на то количество индивидов, которое воссоздается после исходного микширования.
- В каком смысле микширования? – не понял Андрей.
- В том смысле, что когда тело функционирующего индивидуума разрушается или теряет функциональность, оно поглощается кароссой и перемешивается с другими разрушенными телами. Когда же в лоно кароссы нисходит индивидуальный код в цифровом облаке (о его материальности и способе производства я ничего не могу вам сказать), он превращается в шельт и облачается новой материальной оболочкой.
Таким образом патриарх Гагтунгр, входивший в свиту Денницы еще на заре времен, для нас что-то вроде отца родного, причем – одного на всех, поскольку в нашем мире от межличностного секса ничего не рождается. Плоть жителей изнанки воспроизводит каросса Дингра, дух же исходит от Гагтунгра. И никаких промежуточных участников, как у вас…
- Занятная модель, - почесал затылок Андрей, - в нашем мире такой способ воспроизводства успешно применяют пчелы и муравьи – по крайней мере в плане единственной матки на целый улей или муравейник.
- Ничего удивительного, - усмехнулся черный магистр, - кое-какие наши разумные схемы были восприняты в вашей трехмерности. Как вы, наверное, изволили заметить, подобная схема, задействованная в обществе нескольких видов насекомых, обеспечило колоссальную эволюционную устойчивость этих видов и идеальную, процветающую общественную модель. И это у безмозглых насекомых! Представьте, если бы подобная схема была воспроизведена в человеческом обществе!
-Ну, не будем говорить о том, что в принципе невозможно, - развел руками Андрей, - разве что ученые какую-нибудь матку клонируют. К счастью на данном этапе наука бессильна. Но у меня другой вопрос. Вы сказали, что цитадель вашего Гагтунгра расположена в зоне черной дыры или луны, я же то ли раз, то ли два отчетливо видел, что цифровое облако исходило из недр серебряной луны. Или я что-то путаю?
- Нет, вы ничего не путаете, - продолжил свой рассказ черный магистр, - дело в том, что вы наблюдали частный случай, цифровые облака могут выбрасываться как из черной луны – цитадели Гагтунгра, так и из серебряной луны – цитадели Воглеи. Это наше второе святилище, возникшее гораздо позже, чем цитадель Гагтунгра.
- И кто же такая Воглеа? Вроде бы я это имя где-то читал, но что-то не припомню…
- Воглеа – великая демоница лунной цивилизации, подобно тому, как Гагтунгр – великий демон земной. Эта цивилизация очень давно перестала существовать в силу ряда причин. Это обстоятельство вынудило Воглеу, с разрешения Гагтунгра, переместить свою цитадель из лунной брамфатуры в один из слоев Шаданакара, который связан и с вашим Энрофом, и с пространством Дуггура. Эта двоякая связь обусловлена тем, что великая демоница бывшей лунной цивилизации так же контролирует энергии, связанные с эросом. Она была владычицей эроса в бытность лунной цивилизации, в Шаданакаре она так же продолжает ведать этим вопросом, но с некоторым специфическим лунным акцентом. Поэтому тот факт, что многие люди подсознательно связывают вопросы эроса и сексуальной чувственности с ночью, луной и лунным серебристым светом, имеет под собой реальную метаисторическую основу. Именно эта мистическая связь многих людей, склонных к излишним сексуальным фантазиям, да и вообще сверх меры озабоченных данным вопросом на земле, и через это излишне нагрешивших (в вашем понимании) при жизни по этой части, приводит их души в посмертии в особую сакуаллу, владычицей которой является Воглеа. По прохождении определенного цикла воздаяния, часть этих душ опускается по этапу в Дуггур и облачается здесь в материальность Карроха, пройдя процесс алхимического перерождения в недрах кароссы Дингры. Именно этот момент – выброс цифрового облака из недр серебряной луны и нисхождение его в недра кароссы Дингры вы и видели. Так что среди жителей и работников Дуггура немало ваших бывших соотечественников. Коренные же жители изнанки, проходящие цикл перерождения, проходят через черную луну – и когда наступает срок вновь получить материальность в Дуггуре, их цифровые информокоды облаками сбрасываются в пространство Дуггура именно из черной луны. Вы этого либо не заметили, поскольку данные цифровые облака гораздо темнее и плохо видны на темном фоне неба, либо действительно не имели возможности отследить этот момент.
- Да, - сказал Андрей, - все ясно и понятно, сплошной круговорот воды в природе. Кстати о круговороте. Я обратил внимание, что эти луны не только сбрасывают, но и принимают. Какие-то эманации поднимаются с территории города и поглощаются лунами.
- Все верно, - сказал черный магистр, - и Гагтунгр и Воглеа нуждаются в Гаввахе, и немалая его часть, добываемая старателями Дуггура, в виде испарений поднимаются к цитадели Гагтунгра и к цитадели Воглеи. Таким образом цикл снова замыкается.
- Выходит, - сказал Андрей, немного помолчав, - Дурга по этой части сюда попадала, а совсем не по части мира «И».
- Ничего не знаю по поводу мира «И», - почему-то раздраженно ответил черный магистр, а что касается слоя, где владычествует Воглеа, так туда без особых заслуг никто попасть не может. Правда в понятие «заслуги» мы вкладываем несколько иное, чем вы, содержание.
- Ну да, - наклонил голову Андрей, - с точки зрения христианской теологии все ее возможности иначе, чем черной магией или волхованием не назовешь. К тому же тебе и убийства - вольные и невольные, и свальный грех ( правда, четко регламентированный), и язычество, и жестокая эксплуатация народа. А то, что она была выдающейся жрицей с точки зрения устава храма Кали-воительницы и добросовестно выполняла свой долг – это ее не оправдывает. И значит ей – прямая дорога в ад. Из этого можно заключить, что христианские ценности ближе к общечеловеческим, чем ценности средневекового индуизма, хоть раньше я считал по-другому. А впрочем, возможно я слишком обобщаю и дело тут не в индуизме, а в самой Дурге. Да, кстати, вы не знаете, куда она могла деться после того, как транспортировала меня к воротам Дуггура? Я думал, она будет моим гидом и проведет меня по главным достопримечательностям. А может, я что-то важное упустил и картина осталась неполная.
- Ничего удивительного, что вы ее не обнаружили, - сказал черный магистр, - дело в том, что в вашем настоящем душа ее находится в другом месте, и тот фантом, который вы встретили в околоземном астрале, на время воплотившись в шельт индийского кшатрия Рама, в вашем настоящем быть не может, она сейчас в другом месте.
- Странно, - пожал плечами Андрей, - но ведь перед спуском в Дуггур я ее своими глазами видел и она меня даже сюда препроводила. Тогда, получается, она в моем времени была, а теперь, выходит, ее нет? Ерунда какая-то получается.
- Ничего не поделаешь, - развел руками черный магистр, - некоторых вещей, и в особенности связанных с вопросами относительности пространства-времени, я могу лишь касаться и объяснять так, как объясняю. Это не моя прихоть, это продиктовано некими фундаментальными законами, сути которых я не имею полномочий и возможностей вам поведать. Кстати, если бы даже она могла существовать в вашем настоящем, она все равно должна была бы оказаться в астральном городе своей, индийской метакультуры, здесь же мы имеем в наличие российский шрастр, хотя по-видимому, ничего особо российского вы здесь наверняка не заметили, скорее больше американское.
- Вообще-то, - сказал Андрей, - я в Дуггур отправился, будучи в шельте кшатрия Рама, я и сейчас в нем нахожусь – обратите внимание на мой внешний вид и доспехи. Так что по логике вещей я должен был отправиться в индийский Дуггур – или как там он в индийском астральном секторе называется?
- Однако обстоятельства требуют, чтобы вы оказались именно здесь, - раздраженно ответил магистр, - и не ждите от меня большей информации, касаемо текущего момента. Другое дело – вопросы градоустройства и специфики производства – тут я могу рассказывать более подробно.
- Ну хорошо, - сказал Андрей, - не хотите говорить – и не надо. Все что касается первой части моего путешествия по Дуггуру, более менее понятно, мне интересно, что вы скажете по поводу астрального Нью-Йорка - он с этой стены не просматривается, а так же касаемо бассейнов с кровью и долларов с неба. И вообще, почему там люди, вернее существа изнанки так на людей становятся похожи, ведь даже в районе астрального ВДНХ все эти голливудские лжекиноактеры были словно манекены, там же – вполне натуральные люди, нормально общаются, да к тому же из высшего света… хотя, конечно и там все далеко не по-земному происходило, с учетом вашей «изнаночной» специфики. Кстати, в самом Дуггуге ничего похожего на кровь я не видел, одно дерьмо. И почему в Нью-Йорке этом вашем все об отпуске говорили. Я, конечно, сделал свои выводы, но интересно было бы вашу интерпретацию послушать.
- Начнем с того, - продолжил свой рассказ черный магистр, - что наш астральный Нью-Йорк – место особенное, что-то вроде курорта, отсюда и разговоры про отпуск, но не только. Что ж, начнем с особой специфики сакуаллы, которую вы, пользуясь земной аналогией назвали астральным Нью-Йорком. Этот образ не случаен, вы верно уловили суть – для изнанки эта область действительно все равно что Нью-Йорк для землян: самый современный, самый оснащенный, самый роскошный, самый желанный, самый богатый и, что я особо подчеркиваю, самый интернациональный город землян, в котором есть свое маленькое Токио, и свой маленький Пекин, и своя маленькая Москва, и Одесса, и свой маленький Париж и Амстердам, да и вообще любой другой город в миниатюре, являющийся символом и выразителем собственного этноса. Нью-Йорк своими невидимыми щупальцами проникает во все мировые этносы, вбирает их форму и энергию, и в то же время в целом являет нечто свое, ни на что не похожее. Разумеется, в мире немало городов, подобных Нью-Йорку, но ни один нельзя сравнить с ним по масштабам и многоликости. И эта аналогия не случайна. Дело в том, что астральный Нью-Йорк так же связан со всеми городами изнанки, подобными Дуггуру, которые так или иначе имеют отношение к сбору человеческого чувственного сырья и переработке его в Гаввах. И не просто связан. Вы, наверное имели возможность наблюдать, что каждый город изнанки находится в неком своем пространственном слое и в ряде случаев имеет общую координату с Энрофом, что позволяет проникать туда и обратно, иначе был бы невозможен энергетический обмен. Есть слои, которые имеют общие измерения, и таким образом соединены с другими слоями изнанки, есть слои, где, подобно полупроводнику, возможен переход только в одну сторону, в одних случаях переход из слоя в слой осуществить чрезвычайно просто, в других – чрезвычайно сложно, есть слои, где переход возможен для одних существ и невозможен для других. Из большинства слоев попасть в Энроф практически невозможно без ряда сложных переходов из слоя в слой, на которые способен не каждый. Изнаночный же Нью-Йорк отличается от всех прочих слоев тем, что он связан своими пространственными координатами со всеми слоями изнанки, главным образом теми, где происходит добыча сырья в Энрофе и преобразование его в Гаввах. Как я вам уже говорил ранее, каждый город-комбинат изнанки добывает свой основной исходный продукт, для Дуггура это Эйфос – сексуальная энергия самого разного характера, для другого города это может быть какая-то другая эмоциональная энергия – об этом мы с вами уже говорили – каждый специализируется по своей. Соответственно и конечный продукт - Гаввах в каждом городе свой, с большим разбросом ценности и качества. Я не буду останавливаться на перечислении и названиях этих многочисленных городов-шрастров, для примера лишь упомяну об одном из таких, вырабатывающем наиболее питательный для нас Гаввах, который даже питательнее продукта из Эйфоса, это Гаввах получающийся из эмоциональной энергии кровопролития – Шаввы, и в городе этом вы уже однажды были и имели продолжительную беседу с вашим покорным слугой. Это Друккарг или, как я назвал его тогда – анти Москва. Этот город имеет и массу других специфических особенностей, но на них в настоящее время я не имею возможности останавливаться. И еще одну особенность хочу отметить, прежде чем перейду к теме собственно астрального Нью-Йорка. Та энергия, к добыче которой имеет то или иное существо-старатель, накладывает и определенный отпечаток на стандартную внешность данного старателя, отсюда – членоголовые, членоухие и паутинники. Чем качественнее сексуальная энергия, тем более антропоморфный вид принимает старатель, допущенный к ее добыче. Соответственно, в других городах, добывающих другую энергию, внешний вид может принципиально отличаться от того, что вы видели, и скажу вам не утаивая, этот внешний вид может сильно расходиться с вашими представлениями о прекрасном, иногда даже шокировать. Что ж, у каждого свой критерий, профессия оказывает влияние на внешний вид даже у вас, наверху, чего ж тогда говорить о существах изнанки, где форма гораздо более лабильна. У нас один главный критерий внешней эстетики: рационально и функционально, значит – красиво. Поэтому какое-нибудь существо, добывающее Шавву – энергию кровопролития внешне смахивающее на апокалиптического убийцу-маньяка, наподобие Фредди Крюгера, с нашей точки зрения выглядит вполне пристойно и даже трогательно.
Но вернемся к Астральному Нью-Йорку. Его специфика и, если можно так выразиться, поликоординатность, обусловлены тем, что этот город в действительности не курорт, хоть и имеет некоторые курортные функции, а центр добычи и переработки денег, как вы сами, наверное догадались…
- Понятно, - хмыкнул Андрей, - и именно «зеленые» вы предпочитаете больше всего. Вот уж не думал, что на изнанке в ходу дензнаки! А впрочем, говорят, деньги – изобретение дьявола, однако же у нас без них и шагу вступить невозможно…
- Более того, - усмехнулся магистр, - если бы не деньги, вы бы до сих пор людоедством занимались! Именно деньги и явились главным двигателем прогресса, производственных отношений и цивилизации, поскольку оказались универсальной мерой ценности всех вещей, а поскольку ваша цивилизация сугубо предметная и материализации, столь распространенные на изнанке, у вас не в ходу, то нужен был универсальный эталон меры. Им и являются деньги. Вот мы вновь и скатились к извечному вопросу. Если дьявол изобрел деньги и подбросил вам эту идейку, и именно деньги явились двигателем прогресса, цивилизации и культуры… да-да, культуры, поскольку любая картина, любая книга, любой музыкальный инструмент стоит денег, и тем дороже, чем данный объект культуры ценнее… ну так вот, если именно дьявол дал вам в руки этот универсальный эквивалент ценности, то может неблагодарно его всячески поносить и называть врагом человечества? А к чему призывал создатель вашей лицемерной морали Иисус Назаретянин? Фактически – отказаться от денег – и если бы все человечество поступило согласно этому призыву, то, уверяю вас, оно быстро скатилось бы в каменный век и первобытную дикость.
Теперь, насчет долларов, которые вы видели в астральном Нью-Йорке. Разумеется, это условный символ, и поскольку денежные вожделения людей в подавляющем большинстве сконцентрированы вокруг доллара, то и на изнанке эти купюры автоматически приняли соответствующий вид, а в те времена, когда аналогичным эталоном была золотая монета – что ж, тогда с неба сыпались золотые монеты различной чеканки. И пусть вас не смущает тот факт, что вы находитесь на изнанке российской метакультуры, увы, ваши рубли у нас не в чести, конвертированный доллар несравненно более ценен для производства специального денежного Гавваха, чем ваш деревянный рубль, а ответственность за «валютные спекуляции» в нашем мире не грозит, так что в этом смысле изнанка гораздо либеральнее вашего, с позволения сказать, социалистического общества. Надеюсь вы понимаете, что бумажные баксы, сыпавшиеся с какого-нибудь летательного устройства (не знаю, какое именно вы видели), на самом деле никакие не дензнаки, увы, существование физической материальности в нашем мире невозможна, поэтому то, что вы видели, является на самом деле информоэнергией земных денег, принявшей условную форму долларов, исключительно для удобства и гармонии – все же Нью-Йорку доллары соответствуют более всего. Снятие же информоэнергии с ваших денег осуществляется способом, аналогичным добыче Эйфоса, которую вы наблюдали ранее. Это делают старатели, специализирующиеся по добыче энергии денег через тяжелые стихиали больших городов – Нибруски – которые вы скорее всего наблюдали в образе какого-нибудь летательного аппарата. Разумеется, образ этот условен, как и образ доллара, но в Нью-Йорке гораздо уместней самолет или вертолет, чем энергетически смерчи или гигантские спрутообразные структуры.
- Ну и как же вы снимаете энергию с денег, - недоуменно посмотрел на магистра Андрей, - это же – бумага и бумага бездушная…
- О, разумеется, в изолированном виде деньги интересуют нас не больше, чем упомянутая вами бумага. Разумеется, деньги становятся мощным источником ценнейшей энергии только во взаимодействии с чувствами человека. Именно во взаимодействии с деньгами человек начинает излучать тот неповторимый спектр чувственной энергии, который, подобно энергии кровопролития, особенно ценится гурманами изнанки. И чем больше массовость и сильнее резонанс, тем выше качество и больше объем Гавваха, вырабатываемого из энергии денег, поскольку деньги являются некой материальной категорией интегральности всех человеческих страстей, ведь в вашем мире через деньги можно опосредованно удовлетворить почти все человеческие желания. Поэтому излюбленные места наших старателей для добычи информоэнергии денег являются банки, биржи, магазины и так далее и тому подобное. Как это не парадоксально, но фабрики Гознака, где непосредственно деньги изготовляются в огромных количествах, нам менее всего интересны: там деньги еще не стали деньгами, они еще не включились в круговорот человеческих страстей. Только проходя через банки, ювелирные и автомобильные салоны, рестораны и публичные дома, деньги становятся деньгами и приобретают энергоемкость, становятся чем-то вроде универсальных конденсаторов человеческих желаний и страстей. А поскольку эта энергия вбирает в себя энергии практически всех человеческих страстей, то она для нас наиболее питательна и оптимальна: любой житель изнанки, поглощая Гаввах, полученный из энергии денег, получает абсолютно все питательные вещества, необходимые его природе, то есть не нуждается ни в каких дополнительных поступлениях.
- Ну и питались бы одной энергией денег, - сказал Андрей, зачем же тогда огород городить вокруг Эйфоса, Шаввы и прочих энергий? Наверное проще было бы на чем-то одном остановиться, универсальном. По-моему это была бы приличная экономия сил и средств при вашем стремлении к целесообразности и оптимуму.
- А вот тут, отвечая на ваш вопрос, я коснусь принципа обратной связи, - сказал черный магистр, - и того тезиса, что деньги – изобретение дьявола, подкинутое вам, людям. Ведь это не метафора, это действительно факт. Вспомните мой рассказ об активизации семени эйцехоре в человеческой природе, которое возникает из первичного Карроха, порождаемого Кароссой Дингрой, но для того, чтобы Дингра начала его вырабатывать, ей самой нужен человеческий Эйфос. Аналогия справедлива и в этом случае: собирая энергию всех человеческих страстей по всему миру, наши старатели из разных слоев пересылают часть своего урожая в астральный Нью-Йорк, и эта разноплановая энергия поглощается тамошней кароссой, которая раскинула свою плодоносящую плоть на всю многомерную структуру изнанки Шаданакара. Затем происходит алхимический процесс, о чем я уже упоминал ранее, в результате которого Дингра выделяет первичный, затравочный Каррох, в структуру которого входит интегральная сумма всех человеческих страстей, и этот Каррох с помощью наших старателей доносится до людей и активизирует эйцехоре, которое, надеюсь вы это поняли, ответственна не только за сексуальную страсть, но и за разнообразные страсти в целом, в зависимости от акцента. Именно этот факт усиливает человеческие страсти многократно, которые в значительной своей части концентрируются вокруг денег и заряжает их неистощимой многокомпонентной энергией. Таким образом, чтобы простимулировать человеческую эмоцию-страсть вокруг денег нам, жителям изнанки приходится собирать все разрозненные эманации ваших страстей и страстишек самой разной природы, и направлять их в лоно кароссы Дингры, таким образом получая универсальный активизирующий Каррох.
- Ну, все равно, - не унимался Андрей, - можно же было в качестве информоэнергии, оплодотворяющей карросу, брать уже готовую, интегральную энергию денег.
- Это делать можно, - сказал магистр, - но лишь непродолжительное время: если энергию денег замкнуть только на деньги, как таковые, то произойдет быстрое выхолащивание исходного потенциала: без притока свежих, первичных энергий она рано или поздно вырождается и хиреет. Конечно, это было бы заманчиво с точки зрения экономии. Короче говоря, здесь мы снова вышли на кибернетический принцип прямой обратной связи и взаимозависимости. Здесь, как и везде, никуда от него не деться. Теперь коснемся вопроса, который вы задали в самом начале – почему жители или гости астрального Нью-Йорка так похожи и внешне и в поведении на земных людей. Объяснение непосредственно вытекает из того положения, которого мы коснулись ранее. По-моему у людей есть такая пословица – что-то вроде «что едим – из того и состоим». Это абсолютно справедливо и для жителей изнанки, причем куда в большей степени справедливо, и если сущность, добывающая и поглощающая Эйфос имеет много сходства с вашими половыми органами, то существо, поглощающее всю гамму человеческих чувств и эмоций, будет максимально походить на человека в целом. Это касается не только его облика, но и поведения. Если же вас удивил тот факт, что все они были, как на подбор, молоды, изящны и красивы, то это объясняется только любовью вас, людей к самому себе и страстным желанием быть именно таким: молодым, красивым, блистательным, превосходно одетым. В данном случае ваш внутренний заказ воплощается во внешности тех, кто заслужил временное пребывание в Нью-Йорке в качестве эволюционной ступени и награды за заслуги, в тех, кто приник к благодатной кринице универсального Гавваха.
- А те, кто их обслуживал, эти манекены – официантки и танцовщицы кабаре? Они мне показались на порядок менее одухотворены, чем светские дамы и господа – они-то кто такие? Или подобная одухотворенность происходит избранно?
- Это слуги-автоматы, - пожал плечами магистр, - чистый структурированный Каррох без шельта, посылаемого патриархом Гагтунгром. Естественно, если старатель заслужил отпуск в астральном Нью-Йорке, то его должны окружать всяческие удобства, а вернее – соответствующий антураж: предметы быта, роскоши, средства передвижения (правда тут есть некие особенности, мы на них остановимся), обслуживающий персонал, в конце концов. Как вы имели возможность убедиться, наши роботы гораздо более антропоморфны, чем те, которых вы научились из всяких железок делать, и к тому же – никаких «живых» слуг, никакой эксплуатации.
- Да, - спохватился Андрей, - насчет предметов быта и роскоши. Зачем они им, если это все равно одна видимость, и чем является эта кровь в бассейне, которая, как я понял, в астральном Нью-Йорке – главная ценность?
- Ну, неужели не ясно! Все эти вещи – ваши материализованные желания, воплотившиеся в деньгах. А в нашем мире через универсальную энергию воплощаются все ваши желания. К тому же, не знаю, поймете ли вы это, отдельные личности наших старателей, имеющих отношение к универсальной энергии денег и вкусившие ее, как бы состоят из самого тела и предметов его собственности, о которых люди мечтают и которыми владеют там, наверху. Поэтому ставшие собственностью предметы быта и роскоши – это как бы продолжение их тел, их природы, их внешние органы, без которых они не могут испытывать полноту бытия и удовлетворения. Таким образом в нашем мире личная и частная собственность становится органической частью личности, простите за каламбур.
- Но ведь, - сказал Андрей, - как я помню, всякие там телевизоры, проигрыватели, холодильники и ювелирные украшения выпрыгивали скопом и распределялись между публикой достаточно хаотично. Никто не выбирал свое! Что же касается машин, то их, как я понял вообще катастрофически не хватает, хотя, судя по разговорам у бассейна, вроде как должны были выделять всем всего поровну. О каком же внешнем продолжении тела возможно тут говорить!
- Увы, - развел руками черный магистр, - как всегда, налицо административные проколы и халатность чиновников к исполнению обязанностей, к тому же, вынужден признаться, коррупция! К сожалению наша система тоже имеет недостатки, и для многих администраторов личная выгода оказывается важнее государственной и общественной. Чтобы у вас не возникло мыслей, что я пытаюсь скрыть наши недостатки, как это сплошь и рядом происходит в вашей обюрократившейся и лицемерной стране, я вынужден сообщить весьма тревожные цифры: почти четверть объема красной росы, выделяемой государством на обеспечение материальными благами сотрудников, накопивших необходимое количество заслуг, воруется и присваивается этими администраторами в корыстных целях. За это они обеспечивают различным преступным элементам (кстати, в основном разжалованным чиновникам), непосредственно занимающихся подобными грабежами, незаконные удовольствия в музее мировой диктатуры, которые по закону положены лишь высшему административному составу. С нарушителями мы активно боремся, выявляем и наказываем, но увы, пока что многие преступные администраторы, используя личные связи, уходят от ответственности. Взаимная порука, видите ли, среднее звено очень сложно контролировать. В свое время чиновникам среднего звена было выделено при отцифровке слишком много ментальной энергии, рассчитывали, что это скажется на качестве работы, но, увы, став «шибко умными» наша администрация среднего звена быстро смекнула, какую выгоду можно извлекать из своего служебного положения. Эту ситуацию надо менять в корне, но пока наше верхнее звено не решается на кардинальные реформы, никто не знает, во что это в конечном счете выльется. К счастью, нижнее звено лишено излишней самостоятельности и предприимчивости, иначе бы вся система начала давать серьезные сбои. К сожалению, сделать всех чистыми, идеальными исполнителями нет никакой возможности.
Что же касается вашего недоумения по поводу необычной роли бытовой техники, ювелирных изделий и прочих многочисленных предметов роскоши в нашем мире, то все это, как вы частенько выражаетесь, причудливая игра энергий: только получив хозяина, собственность становится частью его личности, его внешним выражением. Представьте себе, что сборка тела происходит как бы по частям, и только обретя хозяина, рука или нога становится личной рукой или нагой этого человека. Такова специфика изнанки. Вообще, в понятие «питание» мы вкладываем не только то, что вкладываете вы, у нас это нечто гораздо большее, это – строительный материал и наращивание своей биомассы за счет предметов обихода, которые становятся частью тебя. Все это происходит в результате усвоения Гавваха. При этом от него зависит и внутреннее состояние, и характер предметов собственности, и внешний вид, и состояние комфорта-дискомфорта, и определенные качества разума. Правда, все упомянутое гораздо условнее и менее устойчиво, чем в вашем мире, и по верному вашему определению – только причудливая игра энергий. Разумеется, чем изысканнее и многокомпонентнее Гаввах, тем изысканнее и внешняя форма, и внутреннее содержание, поэтому, поскольку такое качество жизни способна обеспечить только красная роса, сотрудники, заслужившие подобное питание, посылаются в астральный Нью-Йорк.
- Это более менее понятно, - сказал Андрей, - только ведь все эти жители Нью-Йорка прямо из крови в бассейне появлялись, а затем и оргтехника всякая, ювелирные изделия, а вы о питании говорите!
- Это один из способов процесса питания в нашем мире, а их немало,
– развел руками черный магистр, - Гаввах в данном случае, при соединении с цифровым кодом структурируется в Каррох, из которого формируется тело жителя изнанки. Затем телу придаются всякие дополнения. В случае воспроизводства активного участника производственного процесса, он может, например, получить технику в качестве телесного продолжения, если того требует производственный процесс. В случае отдыхающего в астральном Нью-Йорке, это будет прекрасная внешность, различные предметы обихода и роскоши. Никакого противоречия тут нет, фактически и вы состоите из того, что едите, только в вашем случае это гораздо меньше бросается в глаза, наш же материал гораздо пластичнее. Так что в нашем мире процессы воспроизводства и питания связаны неразрывно, да, наши жители могут пить красную росу и другие человеческие эманации, но чаще этот процесс происходит у нас по-другому.
Вы думаете, чем является огромная помойка рядом с крепостной стеной? Это человеческие трансформированные нечистоты, сквозь них и запитываясь ими в определенные временные циклы появляются неофиты, порождаемые кароссой, годящиеся только для самых примитивных работ, это наша низшая каста. По мере обретения опыта и соприкосновения с более сложными энергиями, их внешний вид и внутреннее содержание в результате перерождения в лоне той же кароссы претерпевает трансформу. Появиться же из красной росы – особая честь и вершина эволюции для рядового жителя Дуггура. Увы, как я вам сказал, многие недобросовестные чиновники скупают немалую часть ворованной красной росы у гангстеров, в награду предоставляя преступным элементам всякие незаконные развлечения (их можно сравнить с потреблением тяжелых наркотиков в вашем мире), а сами получают возможность производить из красной росы всякие незаслуженные предметы роскоши, расширяя тем самым незаконно границы своей личности и качество жизни.
- Значит, - сказал Андрей, - красная роса, получаемая из энергии наших денег – это и пища, и строительный материал, то есть и Гаввах и Каррох одновременно, а так же ваша универсальная валюта, мерило ценности. А из мусора, выходит, тоже ваши жители появляются? Очевидно на стадии членоголовых? Этого я не видел. Выходит, проходя каждую фазу производственного цикла, ваши люди расформировываются, поглощаются землей, то бишь кароссой Дингрой и, получив определенный код от Гагтунгра, вновь воспроизводятся из общего микста на более высокой эволюционной ступени. Что ж, это понятно, но тогда напрашивается вопрос: если Нью-Йорк – это высшая точка эволюции каждого сотрудника в масштабе Дуггура, то что дальше-то с ними происходит?
- Вопрос закономерный, - вздохнул черный магистр, - в действительности, обретя в Нью-Йорке прекрасную гармоничную телесность и попользовавшись плодами современной цивилизации (к сожалению, не у всех это происходит гладко, вы сами видели нападение гангстеров на группу только что обрядших прекрасную телесность сотрудников) эти лица перемещаются в центр города на карнавал, который вы наблюдаете прямо под нами. В конце карнавала вы будете свидетелем апогея всего этого действа, когда веселящиеся толпы сольются в любовном экстазе с материальным излиянием лунной демоницы Воглеи, проявившей себя на арене Колизея через лоно кароссы Дингры. Такова уж специфика изнанки: скопом появляться из лона кароссы и, аналогично этому, скопом сливаться с излиянием демоницы в любовном экстазе, тем самым стимулируя жизнедеятельность как Воглеи, так и Дингры. Не буду ничего заранее описывать, сами все увидите. Это – кульминация, величайший экстаз, в котором в тысячеликом любовном соитии сольются толпы жителей Дуггура и плоть великой лунной демоницы. Лишь она может одарить одновременно всех их таким оргиастическим блаженством, которое только способны пережить эти, может и примитивные, но чрезвычайно чувственные создания.
К сожалению все в этом мире конец, и, отдав Воглеи и Дингре во время экстаза всю свою проработанную энергию, жители Дуггура расформировываются, эволюционно отшвыриваются назад и вновь воплощаются в образе членоголовых на помойке рядом со стеной города. Увы, за все удовольствия надо платить, а за сверхудовольствие – в особенности. Таким образом цикл замыкается и вчерашние счастливцы вновь рождаются из кучи мусора. Но ничего не поделаешь, се ля ви, кому-то надо и конюшни выгребать, а так – все по справедливости, и каждый членоголовый знает, что в конце всех метаморфоз и лишений его ждет небывалый экстаз соединения с великой лунной блудницей. Но чтобы он был способен испытать это блаженство, ему вновь предстоит пройти цикл метаморфоз, чтобы нарастить плоть и чувственность.
- Ясно, - сказал Андрей, - и так до бесконечности. Неужели из этого круговорота нет никакого выхода? Получается – вечная морковка перед носом.
- Ну, почему же так грустно, - пожал плечами черный магистр, - в конце цикла морковка съедается, а потом возникает новая.
- И все же как-то это безнадежно, - не согласился с аргументом магистра Андрей, - неужели из этого круговорота нет выхода?
- Для кого-то нет, для кого-то есть, - загадочно улыбнулся демон, - я сказал то, что сказал, остальное не входит в мои полномочия, докапывайтесь сами. Естественно, мы не заинтересованы в том, чтобы количество трудовых единиц убывало, поэтому все возможности ухода из этого замкнутого цикла мы держим в секрете. Если же среди участников цикла найдется некий гений, способный нарушить этот закон – что ж, для нас это печально, но администрация в данном случае вынуждена мириться, а этот гипотетический гений получает возможность поступать по своему усмотрению: кое-кто сам становится администратором, кое-кто уходит в другие слои… таких на моей памяти было совсем немного.
- Ну, хоть так, - сказал Андрей, - все какая-то надежда. В общем и целом картина увиденного мне теперь ясна, не совсем понятно, правда, куда делся тот Тадж-Махал, на месте которого теперь Колизей стоит.
- А что это вас так удивляет, - пожал плечами черный магистр, - сами же говорите, что все здесь – причудливая игра энергий. Мы не терпим однообразия, особенно когда речь идет о великой тантрической мистерии. Для игр с предыдущей партией отражение Воглеи пожелало проявиться в Тадж-Махале, с нынешней – в Колизее, в следующий раз это будет какой-нибудь Версаль. Для кароссы Дингры нет никаких ограничений и, поглотив Таджмахал, она в мгновение ока создает Колизей. В любом случае место должно соответствовать характеру происходящего Действа.
- Весьма занимательно, - сказал Андрей, - наверное, древнеславянское божество Мать-сыра земля в действительности имело прообразом вашу кароссу Дингру: всех принимает в свою плоть, всех порождает из плоти – все как у вас.
- Разумеется, - улыбнулся магистр, - уж вам ли не знать, что все мифы и сказания имеют под собой реальную почву, славянские языческие мифы – не исключение.
Но, похоже наступает самое долгожданное время для очередной партии жителей Дуггура, карнавал переходит в завершающую фазу. Мне кажется, все необходимые сведения для понимания сути происходящего вы получили, теперь, похоже, наступило время закончить нашу занимательную беседу и вновь переключиться на происходящее, не многие из землян удостоились стать свидетелями великой мистерии Воглеи, а те, кто удостоились – те навсегда запечатлели в своем сердце это торжество «Тантры лунного света». Такие люди, если они в последствии воплощались на земле, становились великими жрецами и жрицами лунных божеств, подобно вашей бывшей супруге Дурге, даже если она и не знала, что ее божество имеет отношение к лунной цивилизации.
ГЛАВА 9
СЕМЯ ЗЛА
«Что-то он сегодня слишком высокопарен, - подумал Андрей, - ранее в нем больше ирония сквозила, очевидно, торжество момента обязывает. Интересно, чем нынешняя сексуальная мистерия отличается от виденного ранее, что может быть величественнее, чем половой акт щеколды и засова размером с калифорнийскую секвойю. А впрочем, может я зря иронизирую, ведь не случайно же меня некие хитросплетения астральные привели. А тут еще консультацию на высшем демоническом уровне получил, с кем еще столь обстоятельная беседа в астрале возможна, разве что с Единственной! Та представитель одной стороны, этот – другой, вместе же получается плюрализм мнений из которых можно построить какую-то общую картину».
Черный магистр никак не отреагировал на мысли Андрея – то ли из деликатности, то ли действительно, сознание Андрея перестало быть для него открытой книгой, то ли его внимание было полностью поглощено происходящим вокруг Колизея, хотя пока что ничего особенно интересного не происходило. Публика по-видимому уже давно собралась около здания, на стене которого Андрей с черным магистром вели занимательную беседу, и продолжала свое веселье, танцы и атракционы уже под самой стеной. Дальние окраины «ВДНХ» опустели, очевидно все, кому предстояло некое действо внутри Колизея, уже прибыли к месту главного события на площадь и дальнейшего притока публики не предвиделось. Карнавальное шествие разделилось на четыре рукава перед четырьмя огромными входными воротами внутрь Колизея, которые были видны с наблюдательного пункта Андрея, другая же внешняя сторона, со стены на которой стоял Андрей была не видна, но судя по широким проходам между рядами, там так же имелось четыре входа, прикрытых огромными дверями и логично было предположить, что вторая половина толпы сконцентрировалась у входов с другой стороны. Тем временем произошло событие, которое несомненно бы породило воображение Андрея где угодно, но только не в астрале: огромные, обнаженные, не менее десяти метров скульптуры атлантов, придерживающие некоторые конструкции Колизея (Андрей был несведущ в архитектурной терминологии) неожиданно, словно по мановению волшебной палочки, пришли в движение, покинули свои ниши (что никак не сказалось на устойчивости сооружения), затем с двух сторон подошли к створкам каждого их четырех входов и со страшным скрипом и скрежетом начали открывать двери, которые, соответственно своим циклопическим размерам начали торжественно растворяться словно в замедленной киносъемке. Толпа, которая тут же прекратила свои танцы и песни, хлынула в образовавшиеся проемы, а великаны-атланты встали у входа и занялись регулировкой людского потока, поскольку, несмотря на широкие входы, там запросто могла возникнуть давка со всякими членовредительствами и растоптанными заживо: все были в крайнем возбуждении и старались как можно быстрее проникнуть внутрь здания. Впрочем действия атлантов были достаточно профессиональны и никаких серьезных эксцессов и пробок у входа не возникало. Андрей даже отметил мысленно, что здесь все организовано гораздо лучше, чем при аналогичных мероприятиях на родине: получалось так, что в аду больше порядка, чем на земле. Тем временем публика, хлынувшая внутрь Колизея заполняла амфитеатр, занимала свободные места и это как-то не вязалось с той обстановкой, которую представлял себе Андрей в связи с грядущей апокалиптической оргией, о чем сообщил ему черный магистр. Казалось, публика ждет какого-то грандиозного концерта, шоу, спортивного соревнования или битвы гладиаторов, люди в карнавальных легкомысленных костюмах сидели на своих местах и только иногда возбужденно переговаривались друг с другом. Но пока что арена, покрытая мелким песком была пуста, и ничто не намекало на то, какое действо ожидает публику на этой самой арене. Для завершения описания картины стоит напомнить, что на дворе по-прежнему стояла летняя ночь, в густом курортном воздухе разливались благоухания парфюма, благовоний и каких-то неведомых тропических цветов, и на этот раз даже слабых намеков на помойку и испражнения в окружающей атмосфере не улавливалось, короче говоря, ничто не смущало праздника. Несмотря на черное небо и все прочие атрибуты ночи, все происходящее, залитое таинственным лунным светом было прекрасно видно, и Андрею показалось, что и без того огромная серебристая луна стала еще больше, еще ярче, еще серебристее. От нее веяло истомой, романтикой свиданий и какой-то невнятной тайной, которую ощущает наверное невинный юноша, впервые попавший на карнавал масок где-нибудь в Венеции в куртуазном восемнадцатом веке, ждущий первого свидания с таинственной маской, поманившей его пальчиком из-под шелкового плаща в ареоле изысканных духов под шорох шелков и плеск канала. Луна разгоралась, с нею разгорались томление и истома, словно бы наполнившие собой праздничный воздух. Вместе с этим хорошо был заметен казалось еще более потемневший и увеличившийся в размерах диск второй луны, которая, как знал теперь Андрей ни что иное, как цитадель великого демона Шаданакара грозного Гагтунгра. Обе луны незаметно опускались вниз, и теперь уже было ясно, что излучают они не только свет, но и мощные пьянящие энергии, которые окутывают разум и чувства сложным, многокомпонентным, но чрезвычайно сладостным и возбуждающим туманом. Всю эту гамму в полной мере ощущал на себе и Андрей и, если раньше в астрале в самых пикантных ситуациях он сохранял отстраненность и хладнокровие, то теперь чувствовал, что все больше и больше подпадает под власть густого серебристого света, и все меньше и меньше помнит, кто он такой и зачем сюда явился. А впрочем в этом была особая прелесть, Андрей всегда в глубине души огорчался, что в астрале все происходит как-то не по настоящему, как-то отстраненно. Теперь же он чувствовал, что лунная сила вовлекает его в некий процесс, хотя пока что было совсем непонятно, каким образом этот грядущий процесс начнет разворачиваться.
Очевидно подобное ощущала и толпа, заполнившая все посадочные места Колизея. Постепенно оживленные хаотические движения и перешептывания стихли и сменились синхронным ритмичным покачиванием, сначала едва приметным, затем все более ощутимым, словно бы им руководил музыкальный ритм или взмахи неведомого дирижера. Тем не менее к настоящему времени все музыкальные экзерсисы стихли, да и дирижера Андрей не приметил, но вскоре он понял, что источник этой синхронизации вовсе не звуковой, а световой, поскольку серебристый свет, щедро изливаемый на землю луной начал пульсировать как раз в ритм раскачивания публики: сначала едва заметно, затем сильней и сильней, и только тогда в воздухе поплыла неведомая мелодия – нечто повторяющееся, монохромное, возбуждающее, как первые такты сладострастной индийской раги. В какой-то момент Андрею показалось, что лунный свет значительно померк, он поднял голову и увидел, что диск луны перекрыли контуры трех огромных дирижаблей, неведомо откуда взявшихся в ночном бархате неба. Затем они спустились ниже и Андрею показалось, что дирижабли не целостные, а словно бы состоят из подвижных дискретных частиц, тесно спрессованных в темной массе гигантских летательных аппаратов, правда, что это за частицы на такой огромной высоте рассмотреть было невозможно. Затем снова посветлело – это темные массы дирижаблей словно бы начали постепенно пропитываться, заполняться светящейся жидкостью, которая просочилась сначала в одном месте, расплылась пятном, затем светлые пятна стали возникать по всей массе дирижаблей, они сливались, набухали и вскоре все три воздушные махины нежно опалесцировали, подобно самому светилу, неведомым образом заполнившему их своим таинственным густым, серебристым светом. И тогда стало ясно, что каждый дирижабль состоит из огромного количества обнаженных человеческих фигурок словно бы спрессованных в единую массу, правда, кто это, мужчины или женщины, Андрей не смог разобрать. А впрочем нечто подобное он уже видел, когда над ним игриво проплывала стайка обнаженных купальщиц, правда тогда их было гораздо меньше и они не были так тесно спрессованы, как в этих громадных цеппелинах.
«Интересно, - подумал Андрей, - что же теперь, ливень из голых баб пойдет? Хотя, почему только баб, тут среди зрителей оба пола представлены, так что ливень так же должен быть на любой вкус. А впрочем, с чего я взял, что это будет именно ливень? Может местные власти приготовили что-нибудь более неожиданное».
Андрей повернулся, желая каких-нибудь комментариев от черного магистра, однако того рядом уже не оказалось, он то ли исчез, то ли незаметно смешался с публикой – хотя последнее – сомнительно, скорее всего здесь жестко соблюдался принцип субординации и данная толпа была ему явно не компанией. Очевидно он специально материализовался для беседы с Андреем, теперь же вновь перешел в какое-то иное состояние, возможно более подходящее для дальнейшего исполнения своей неведомой роли.
Тем временем дирижабли спустились еще ниже и вдруг лопнули, словно были переполнены той самой световой жидкостью, явно имевшей отношение к серебристой луне, вернее даже не лопнули а распались, сами обратились в светожидкость, поскольку не было уже ни остатков оболочек, ни обнаженных фигурок, было даже непонятно, как все это держалось в воздухе, поскольку все три дирижабля превратились в массу серебристой, густой опалесцирующей жидкости, которая даже не дождем, а неким потоком стала падать вниз, и, казалось, еще миг, и рухнет мощным водопадом на головы мерно раскачивающейся публики, впрочем не выказывающей никакого страха перед разверзшимися хлябями небесными. Однако этого не произошло: не долетев каких-то десятков метров до жерла амфитеатра, эта «светожидкостная» масса вдруг стала распадаться, замедлять свое падение, но никаких голых женщин и мужчин в этой ширящейся дискретности уже не было, очевидно они слились в единую массу в момент распада дирижаблей, теперь же воздух наполнился мириадами живых благоухающих цветов всех оттенков и размеров – от скромных, но чрезвычайно пахучих ландышей, до небывалых, сюрреалистических орхидей, словно бы явившихся из какого-то фантастического фильма про инопланетную флору. Цветы при этом двигались и кружились как живые затевали веселые искрометные хороводы. На несколько минут вся эта масса цветов словно бы задержалась в воздухе – все это бурлило и перемешивалось в изначальном вакхическом хаосе естества, затем Андрей стал улавливать некое упорядочивание, вся эта немыслимая масса цветов явно структурировалась, не сливаясь во что-то аморфное. Вскоре Андрей понял, что это гигантская, на сотни метров человеческая фигура, сплетенная из цветов, и фигура эта все больше и больше обретает явные женские контуры с выдающимися манящими формами. Андрей подумал, что картина эта ему что-то очень напоминает, правда не здесь, не в астрале и тем более не в Дуггуре… Ах да, он же это видел в другой жизни, в алтайской тайге этого зыбкого дискретного колосса, занесшего над ним гигантскую ступню. Только тогда этот колосс был лишен какой-либо половой принадлежности, он вообще напоминал человеческую фигуру весьма условно. К тому же и сплетена его масса была не из цветов, а из мириадов желтых бабочек, словно по мановению волшебной палочки выстроившихся в сложную объемную фигуру. Стоило Андрею подумать про бабочек, как действо стало переходить в новую фазу.
Гигантская женская фигура, сформированная зависшими в воздухе миллионами фиалок, лилий, роз, тюльпанов, клематисов, лотосов, орхидей и прочих, и прочих, незнакомых Андрею, медленно опускалась над жерлом амфитеатра, и когда ее циклопические благоухающие стопы сравнялись с верхними рядами Колизея, метаморфоза стала происходить и с самой публикой, доселе мерно, сладострастно раскачивающейся на своих посадочных местах. Неожиданно по всей огромной аудитории пронеслись легкие хлопки, словно начали лопаться один за другим тысячи воздушных шариков. Вскоре отдельные хлопки слились в единый гул, и Андрей увидел, что это лопаются изящные кавалеры и дамы в роскошных карнавальных нарядах. Их лопнувшие тела вместе с ворохом шелков и бархатов бесформенным ворохом опадали на сидения, из этого вороха в то же мгновение вылетела громадная бабочка, не просто бабочка – ночной мотылек с серо-серебристыми крыльями и жирным мясистым брюшком, которое у ночных мотыльков как правило заметно больше, чем у дневных бабочек. Мотыльки, в отличие от феерического разнообразия цветов, были все как на подбор одного вида и размера, а именно – южные гигантские бражники, известные в инсектологии под зловещим названием «мертвая голова», и тысячи и тысячи гигантских мотыльков с низким гудом поднялись в воздух и устремились, опьяненные цветочно-нектарным ароматом в этот человекообразный цветочный рай, тут же перемешавшись с отдельными цветами и устроив в лоне гигантской женщины вакханалию догонялок, хороводов, бурлений, водоворотов. Не прошло и нескольких минут, как все тысячи и тысячи посадочных мест опустели, а бесчисленные холмики карнавальных нарядов, лишившиеся своих хозяев, стали вдруг сливаться в единую массу жидких разноцветных ручейков вдоль сидений, и эти ручейки тысячами русел сливались прямо на арену Колизея, тут же поглощаясь землей, как и все в Дуггуре, потерявшее изначальную форму.
Пока ручьи, еще недавно являвшие собой парад карнавальных костюмов, с веселым журчанием и шелестением изливались среди бесчисленных рядов на усыпанную песком арену, бабочки уже полностью перемешались с цветами, а гигантская женская фигура, зависшая в воздухе, так же стала претерпевать изменения. Вскоре среди этой бурлящей в экстазе цветочно-мотыльковой массы стала формироваться еще одна фигура, практически неотделимая от первой, и когда процесс дифференциации завершился, стало ясно, что это уже две гигантские цветочно-бабочковые фигуры - как не трудно догадаться – мужская и женская, слившиеся в экстатическом любовном соитии. Они, словно бы обретя дополнительный вес, медленно опустились на песок огромной арены...
В этот момент Андрей вдруг обратил внимание на новые ощущения, которые возникли у него в области груди, вернее – на бахрецах доспехов, по-прежнему облекавших его мощную астральную фигуру. Два горельефа на латах, о которых он совсем уже забыл, вновь интенсивно зашевелились на поверхности серого металла, словно пытались вырваться из его недр. (Как мы помним, после разделения младенца-андрогина, на бахрецах Андрея возникли два представителя новой арийской расы – обнаженные юноша и девушка. Эти все более и более «объемизирующиеся» юноша и девушка явно стремились друг к другу, с трудом преодолевая тиски металла, с которым они еще недавно составляли единое целое. Вскоре им это удалось, сначала юноша, а затем девушка оторвались от плоскости бахрецов, металлический оттенок угас в их телах, а сзади в области лопаток и у того и у другого появились тонкие радужные крылья. Теперь они уже больше напоминали двух крылатых лесных эльфов из сказки и этим своим обликом значительно отличались от гигантских ночных бражников, в экстатическом танце кружащих вместе с живыми цветами и, наверное, даже не предполагающих о том, что миллионами своих тел они формируют две циклопические обнаженные фигуры. Андрей инстинктивно протянул руки к порхавшим вокруг него юноше и девушке с радужными крыльями – ему на мгновение показалось, что их ни в коем случае нельзя отпускать от себя - но резвые эльфы (отделившись от бахрецов они выросли до размеров семилетнего ребенка), ловко ускользнули от него и, весело кружась рука об руку нырнули в цветочно-бабочковую массу огромных фигур, тут же скрывшись из виду в вакханалии шуршащих крыльев, лепестков, стекающих капель нектара и лунного света.
«Ну вот, - мелькнуло ироничное в голове Андрея, - теперь их там окончательно испортят и развратят. Еще бы – адская оргия, адские энергии – или какие еще там, в любом случае – инфернальные. А то, что цветы и бабочки – ясно, что это только видимость, иллюзия невинности происходящего. Кто знает, может их эта видимость и привлекла: бабочки, цветы, весенний воздух, лунный свет, ароматы разные, им и захотелось покружиться, а к чему это приведет – я-то уж знаю, ведь эти две огромные фигуры, вроде бы из бабочек и цветов сотканные ясно чем занимаются! Конечно, что естественно, то не безобразно, в этом даже особая красота порока присутствует, и все же жалко невинности моих подопечных, они же из андрогина путем митоза произошли, а значит в их природе до сего момента даже такого понятия, как секс не было. Теперь, уверен, будет. Разумеется, у нас, на земле, без секса бы и дети не рождались, да только, как я понял из объяснений черного магистра, воспроизводство населения здесь, на изнанке земли без всякого секса обходится. Выходит, здесь секс отдельно – воспроизводство отдельно».
Тут вдруг в сознании Андрея вспыхнуло некое воспоминание и догадка о собственной миссии здесь, в Дуггуре, стала формироваться все яснее и яснее. Очутившись здесь, он совсем забыл о своем бестелесном контакте с великаном-атлантом, о том, как его астральное тело отпечаталось на доспехах Андрея, и что он фактически перенес информационную структуру атланта в Дуггур. Эта структура в дальнейшем разделилась на два двуполых существа, астральные тела неких Адама и Евы грядущей (относительно времени атланта) арийской расы. В сознании Андрея вспыхнула беседа Тора с Навной о том, что для создания новой смертной, быстро размножающейся расы нужно половое размножение, а не какое-то сложное, загадочное алхимическое, каким размножалась (предельно медленно) раса атлантов. Вспомнил о том, что для возникновения этой принципиальной возможности, в информационной структуре будущего человека (правда, относительно лично Андрея, это было далекое прошлое) необходимо семя эйцехоре, и получить его возможно только в инфернальных слоях Шаданакара. Так значит вот почему он оказался в Дуггуре, совсем не по прихоти Дурги! НЕКИЕ ВЫСШИЕ СИЛЫ ТАКИМ ОБРАЗОМ СОТКАЛИ ЕГО СУДЬБУ В СТРАННЫХ ФАНТАСТИЧЕСКИХ ПЕРЕПЛЕТЕНИЯХ ПРОШЛОГО И БУДУЩЕГО, ТАК СФОРМИРОВАЛИ ТОНКИЕ СОБЫТИЯ, ЧТО ОН ОКАЗАЛСЯ НЕКИМ КУРЬЕРОМ, ПОВОЗКОЙ, КОТОРАЯ ДОЛЖНА БЫЛА ДОСТАВИТЬ АДАМА И ЕВУ В ИНФЕРНАЛЬНЫЕ МЕСТА, ГДЕ СЕКС В ЧИСТОМ, ОБОБЩЕННОМ ВИДЕ ЯВЛЯЕТСЯ СИМВОЛОМ И СМЫСЛОМ СУЩЕСТВОВАНИЯ ОБЩЕСТВА. Теперь же, во время мистерии, которая перед ним разворачивается, произошло то, ради чего он и послан сюда: грядущие Адам и Ева в этом оргиастическом вареве заразятся демоническим семенем эйцехоре, что и обеспечит принципиальную возможность полового размножения грядущей арийской расы. Что ж, все сходится, и в этом случае он как нельзя лучше выполнил возложенную на него миссию, а то, что крылатые люди-эльфы только что спорхнули с его доспехов в оргиастический хоровод – это и есть главная его задача. Ради этого осуществились такие невообразимые временные зигзаги, что теперь даже непонятно, в каком времени он находится – то ли в далеком прошлом до начала времен, то ли в средневековье, то ли в его настоящем, хотя скорее всего на изнанке земли свое самостоятельное время. Нет, ну насколько все ловко произошло: несомненно невинных потомков андрогина-атланта не привлекли бы откровенные порнографические сцены, а так – бабочки, цветочки (забудем, что на цветочки человеческие тела распались) и все совершенно естественно, без насилия.
«Выходит, - продолжал размышлять Андрей, - со своей задачей я справился и можно сматываться. Хотя, куда собственно? Раньше у меня это само собой происходило, когда энергия выхода исчерпывалась, а сейчас вроде никаких признаков этого не ощущается. Ладно! – обиделся он непонятно на кого, - если никто не собирается меня отсюда вытаскивать (конечно, использовали вместо Савраски, а теперь можно забыть о моем существовании), значит досмотрю все до конца, а потом уж буду думать, как отсюда выбираться, ведь, судя по всему, после этой грандиозной оргии здесь больше ничего интересного не произойдет. Что же, летите, голуби, летите, а я буду крестным папой вашего будущего ребеночка там, на земле в далеком прошлом. Выходит, они обучатся сексуальному воспроизводству в будущем (или в настоящем? Запутался уже) для того, чтобы родить первого человеческого ребенка на земле уже в прошлом? Абсолютный нонсенс! И тем не менее именно нонсенс явится (или уже «явился»? Совсем в этих «прошлых», «настоящих», «будущих» запутался!) причиной возникновения белой арийской расы на земле. Да, кстати, куда это я собрался, их же придется после того, как они семя эйцехоре получат, обратно доставлять, в ту самую пещеру, где тело Тора осталось Великий потоп пережидать! Не думаю, что они сами доберутся, если бы они могли это сделать, они бы и сюда сами по себе добрались, и не нужно было бы меня в качестве курьера использовать. Не совсем ясно, правда, в какое время я их должен доставить – в тот момент, когда я из Тора вместе с его астральным телом вылетел или в то время, когда потоп и все его последствия закончатся и нужно будет первых людей новой расы на земле в материальные тела облекать – а этим уже непосредственно Тор должен заниматься… Что ж, пока не ясно, но думаю меня мои водители сами доставят куда надо, понятия не имею, как в нужный момент прошлого попасть, раньше ведь это как правило через замок вечности осуществлялось, а где здесь замок Вечности найти? Да, кстати, насчет Тора! А ведь это его астральное тело на Адама с Евой разделилось, значит собственного шельта у Тора уже не будет, ведь Адам с Евой собственные физические тела должны получить. Как же тогда Тор их материализацией в Энрофе заниматься будет, ведь без шельта физическое тело функционировать не сможет, разве что в Сомати неподвижно пребывать! Тоже загадка. А впрочем, пусть Высшие силы сей парадокс сами разрешают, наше дело маленькое, курьерское, на уровне привезти-отвезти, придет время, и все само собой разрешится».
Пока Андрей размышлял таким образом, на арене и над ареной произошли явные изменения. Гигантские, сплетенные в любовном соитии цветочно-мотыльковые Мужчина и Женщина словно бы только и дожидались, когда в их недра проникнут два крылатых эльфа, после чего опустились на арену и потеряли форму – распались на мириады колышущихся частей, среди которых Андрею так и не удалось увидеть своих питомцев. Затем все это было в мгновение ока поглощено ареной, а вернее кароссой Дингрой, творящая плоть которой, как говорил черный магистр, находилась ниже, под тонким слоем карроха. Затем в центре арены возникло что-то вроде жерла, из которого начала изливаться жидкость, серебристо-лунная, опалесцирующая всеми цветами радуги (правда тусклыми), как в млечном опале. При этом жидкость казалась живой, в ней непрерывно происходили переливы, перемешивания, перегруппировки плотности и света, и когда ее излилось достаточное количество на арену, Андрей увидел, что она переполнена тысячами и тысячами живых тел – мужских и женских, обнаженных, юных, прекрасных, словно бы излучающих негу, желание, истому. Правда лица этих людей словно бы чего-то ждали, чего-то не понимали, они беспрерывно плавали и ныряли в этом разжиженном лунном камне, словно бы играя в догонялки, устраивали что-то вроде грандиозного синхронного плавания, но нигде их не были соединены в любовном соитии.
«Странно, - подумал Андрей, - они прямо-таки излучают вожделение, однако словно бы не догадываются, как его удовлетворить, хотя вроде бы ничего проще нет. Кстати, а мои тоже здесь барахтаются?»
И словно отвечая на его мысль среди копошащихся тел он увидел своих питомцев (Андрей мысленно называл их именно так), которые, присоединившись ко всеобщему томному веселью, беспрерывно совершали какие-то сложные па синхронного плавания и, казалось не догадывались о самом эффективном способе удовлетворения своих прямо-таки изливающихся вожделений.
«Что бы это значило, - продолжал размышлять Андрей, - это зрелище ведь как никак астральной оргией именуется, а в наличие только синхронное плавание имеем. Впрочем, скорее всего это только прелюдия, как известно в индусских традициях Кама сутры такая прелюдия по нескольку дней продолжалась. И все же такое впечатление, что они о чем-то не догадываются!»
- Им надо помочь, - неожиданно раздался знакомый голос черного магистра, который то ли подслушивал мысли Андрея, то ли думал о том же, о чем и он.
Андрей оглянулся. Никого поблизости не было, однако голос тут же прокомментировал возникшее недоразумение:
- Я сейчас должен находиться во многих местах сразу, поэтому не удивляйтесь, что я невидим.
- Да я и не удивляюсь, - пожал плечами Андрей, - наверное для вас это более естественное состояние. А что вы имеете в виду, в каком смысле «помочь»? Я что должен в это месиво нырять и обучать их всяким сексуальным премудростям? Так я сразу скажу, что это не по моей части. Астральный секс меня вообще не вдохновляет, а групповой тем более, я уже не юноша!
- Ну что вы, что вы, - вкрадчиво проворковал голос, - этого совсем не требуется, хотя, при желании вы бы и личное участие могли принять, но принципа свободы воли никто здесь нарушать не собирается. От вас потребуется несколько другое. Дело в том, что, как правильно вы заметили, эти существа переведены в лоне кароссы Дингры в полусознательное состояние, и радость секса они как бы должны открыть для себя впервые. Это необходимо для полноты ощущений, для их первозданной мощности. Они действительно пока не умеют заниматься плотской любовью, они об этом совершенно забыли.
- Ну и что я должен делать? Объяснять им, как папа сыну на примере тычинок и пестиков, с помощью какого механизма дети появляются? По-моему это глупо, они, мне кажется, вообще ничего не понимают, как те членоголовые, к тому же, здесь меня вообще мало кто увидеть способен, да и слишком много их тут.
- Нет, нет, от вас нужен лишь человеческий эмоциональный импульс, который они адекватно воспримут и расшифруют. Я же вам говорил, здесь все осуществляется по принципу прямо-обратной связи. Вы должны заронить в них определенной эмоциональное зерно – это будет как затравочный кристалл в насыщенном растворе, дальнейшее осуществляется лавинообразно.
- Ну знаете, я по заказу эмоции выдавать не могу и каких-то особых сексуальных чувств это телесное варево не вызывает, я вообще в астрале на это по иному реагирую, чем на земле.
- А вы им эротический стишок расскажите, этого будет вполне достаточно.
- Что за глупость! Мне что им, «Луку Мудищева» рассказывать или «Уланшу»? Так я их и не помню наизусть, отдельные строки только.
- Нет, нет, ничего искусственного, эти строки должны родится в вашем сердце, как уже не раз с вами происходило! И никакой похабщины, настройтесь соответственным образом, и все произойдет само собой…
Андрей хотел, было ответить отказом, тем более затея эта казалась ему недостойной, но тут вспомнил о цели своего путешествия в Дуггур. Его питомцы, соответственно Провиденциальному плану должны получить в свою природу семя эйцехоре, и в этом случае его прямая обязанность сделать так, чтобы действие обрело закономерное продолжение. Что ж, импровизировать в астрале ему не впервой. Значит он – не просто межвременной и межпространственный извозчик, значит его миссия куда как более значима, чем казалось вначале.
- Ну хорошо, - сказал он вслух, - если это так необходимо для всеобщей пользы, я попробую. Только мне непонятно, как вы раньше без меня обходились, если такой затравочный кристалл вам каждый раз необходим?
- Для каждого случая у нас находится особый донор, - улыбнулся магистр невидимой, но слышимой улыбкой, - дошел черед и до вас. Каждый раз необходима своя специфика, тут не может быть однообразия.
- Понятно, - сказал Андрей, - очевидно я тут не единственный гость из Энрофа. Ладно, попробую что-нибудь сымпровизировать.
Он настроился на соответствующее эмоциональное состояние, благо малость лукавил по поводу своей полной индифферентности к происходящему, что магистр несомненно уловил, и неожиданно начал произносить строки, сам не зная, откуда они берутся.
Вновь проснулась тяга к грешному,
Вновь соблазны в сердце ожили
От вина и баб ослепшему
Хохотать и петь до одури.
Не весеннего, кружащего –
Пышногрудо-похотливого,
Что накрыл когда-то ящиком,
Да, как видно, дверцу выело.
Да, как видно, схима внешняя –
Вроде пробки неподогнанной,
Да и тара слишком нежная
Для храненья Силы огненной.
Знать пока что не по рангу мне
Сварка трещин под давлением
Иль предвидеть их заранее,
Чья природа – ослепление.
Что тут началось! Андрей даже подумать не мог, что подобный, хоть и искусный, но не особенно откровенный и, собственно не особо сексуальный стишок может возыметь такое могучее действо, что лишний раз подтверждало важность скрытого потенциала. Недоумение на лицах «пловцов» тут же сменилось гримасой невиданной, гипертрофированной похоти и отдельные тела начали сплетаться в самые немыслимые и разнообразные сексуальные позиции, словно тысячи и тысячи цирковых гимнасток, исполняющих номер «женщина-змея» наконец обрели достойных партнеров, не менее гибких и сильных, и вступили в полноценный сексуальный контакт. Другая ассоциация, которая рождалась при взгляде на развернувшееся под Андреем действо, это знаменитые скульптуры храма Коджурахо, как будто неизвестный скульптор, создавший этот величайший в истории памятник плотской любви, подглядел ту картинку, которая разворачивалась теперь перед нашим героем, и среди которой, как ему казалось, он периодически высматривал извивающуюся в африканской страсти парочку его питомцев. При этом, с некоторым облегчением отметил Андрей заняты они были исключительно друг другом, хотя везде вокруг происходила постоянная, невообразимая смена партнеров, как в фильме про размножение кальмаров, который Андрей как-то видел в передаче «В мире животных».
Какое-то время Андрей был полностью поглощен зрелищем этой инфернальной оргии, до которой, по-видимому, было далеко всяким античным оргиям Калигулы и Нерона, ограниченных естественными возможностями физических тел, фантазии и земного тяготения, затем он почувствовал усталость и пресыщение зрелищем, принять участие в котором на первых порах у него возникла коварная мыслишка, от которой его удержало только нежелание показать эту слабость черному магистру. Очевидно невидимый магистр уловил эту появившуюся отстраненность, поскольку Андрей вновь услышал голос своего собеседника.
- Теперь настало время призвать третью сторону. В наших оргиастических играх всегда необходима третья сторона, иначе действо будет незавершенным.
- И что, это снова я должен сделать, - недовольно сказал Андрей. – Можно подумать здесь без меня шагу вступить нельзя!
- Так получилось, - прозвучал голос черного магистра, - что вы здесь нечто вроде тамады на праздничном застолье, и сами того не подозревая, руководите действом, правда, пока не зная всех деталей. Теперь вы должны вызвать еще одного, можно сказать самого важного гостя. Это ведь в ваших интересах, - прозвучал голос с легкой насмешкой, - завершить вашу здесь миссию, в данном случае мы работаем в единой команде.
- Ну, и кто это?
- А вот увидите. Уверяю вас, этот почетный гость не причинит ни вам, ни вашим питомцам никакого вреда, напротив, они получат то, что им необходимо.
- А разве они не получили это сейчас?
- Каждая картина нуждается в последнем, завершающем штрихе, иначе она не выразит в полной мере замысел творца. Этот штришок должна выполнить третья сторона.
- Ну, убедили, убедили, - проворочал Андрей, раз уж я в это дело ввязался, надо довести его до конца. Я должен еще один эротический стишок сочинить?
- На этот раз не эротический, - прозвучал вкрадчивый голос магистра, - на этот раз «инфернальный». Вы должны сосредоточится на ваших впечатлениях от первого посещения астрала, и все получится само собой.
- Ну что ж, - сказал Андрей, - попробую.
И так же естественно, без сбоев начал декламировать:
Дорожка жидкого металла
Над бездной полуночных вод
Слегка смягчала жуть провала
В безумно вопиющий рот.
Был воздух густ, и мыслезвуки,
Роясь в звенящей светотьме,
Сплетали нити, иглы, руки
В клубки колышущихся змей.
Их уловимые значенья
Мгновенно гасли на черте
Астральной музыки кочевья,
Дробясь на множество частей.
И было муторно и гулко,
Когда макеты чьих-то тел
По пустырям и переулкам
Сновали мимо спящих стен.
Казалось, кто-то звал кого-то
И сам же отклика не ждал,
Когда, затянутый в ворота
Необозримого сползал,
Казалось, кто-то был услышан
И долгожданен был ответ,
Но разговор угас, не вышел
И канул в сумеречный свет.
Минуты чередою нудной
Сплетались в липкие часы.
Ни солнца, ни дорожки лунной,
Ни ртутных шариков росы.
Я шел, рассматривая странный
Опалесцирующий мир,
Подобный ширме многорядной
В руках невидимых сефир,
Как будто был застигнут стоя
На рубеже грядущей тьмы
Невыразимой пустотою
На фоне вечной кутерьмы,
Как будто он утратил душу,
Громоздкий сохранив фасад,
Какой-то договор нарушив,
Став миром каменных оград.
И я не мог остановиться,
Хоть волен выбрать был маршрут.
Текли невидящие лица,
Был бледен воск холодных рук.
Дома сменялись пустырями,
Тропинки – мрамором дорог:
Тревожный шорох за дверями,
Гранитной арки разворот…
Туда неведомою силой
Влекло, как в маленький Мальстрем,
Как будто помощи просило
Дитя под градом черных стрел…
Пока Андрей произносил эти строки, сами собой возникающие в его сознании, заметно потемнело. Он поднял голову, прервав поток импровизации (он чувствовал в себе такой поэтический подъем, что мог бы продолжать эту тему все дальше, но что-то говорило ему, что продолжать нет необходимости) и увидел, как от темного диска луны отделилась крылатая тень, напоминающая гигантскую летучую мышь с хвостом, крайней мере форма крыльев напоминала аналогичную у летучей мыши, чем птицы. Тень эта, закрывая диск серебряной луны плавными кругами начала спускаться вниз, как будто луна была вовсе не луна с космическим масштабами расстояний, а какой-то объект не так уж высоко зависший в воздухе. По мере приближения тени, становилось ясно, что спускается вовсе не летучая мышь, а некое человекоподобное существо с огромными когтистыми заломленными за плечами крыльями, и фигура эта по размерам сопоставима с масштабами самого Колизея. Величественный колосс зловещей тенью опускался над головой Андрея, почти не двигая крыльями, которые, судя по всему должны были легко перекрыть здание Колизея от одной стены до противоположной. Андрей еще не мог разглядеть черт его лица, а вся фигура, обтянутая в прилегающее трико, тускло поблескивающее жидким металлом, наподобие ртути являлась фигурой циклопического атлета с драконьим хвостом и парой когтистых крыльев за плечами. Хотя в астрале он видел немало странных созданий, поражающих своим видом и размерами, никогда еще в его сердце при виде очередного обитателя изнанки не вспыхивало столь противоречивое чувство – словно он столкнулся с ожившей бездной, поражающей воображение своими масштабами и своеобразной красотой неведомого. Все это сопровождалось холодком жути вдоль спины страстным желанием бежать отсюда сломя голову, но в то же время это чувство уживалось с невыносимым желанием противоположного: броситься в недра этой бездны, не задумываясь о последствиях. Масштабы спускающегося существа – не столько физические, сколько внутренние, скрытые, неведомые были столь грандиозны, что по сравнению с ними вся древность, мудрость, тайна и скрытая мощь черного магистра казались жалкими и второстепенными. Андрей, несмотря на противоречивые чувства, невольно залюбовался этим видимым (и наверняка условным) воплощением вселенского зла, при этом сознавая, что вся его, Андрея сущность пронизана насквозь, просканирована и, наверное, ясна этому существу до мельчайших подробностях. Тут в его сознании возникла догадка, превратившаяся в абсолютную уверенность: перед ним Великий Властелин Тьмы и Князь Мира Сего, имеющий много имен, из которых Андрею почему-то казалось самым уместным имя, обозначенное в версии Даниила Андреева – Гагтунгр – которое как бы подчеркивало, что имя Люцифер означает некий галактический масштаб явления, а Гагтунгр – все же местный, земной. Одновременно Андрей почувствовал, что, несмотря на его, Андрея ничтожество в сравнении с этим распластавшим над ним свои крылья существом, существо это его заметило, выделило из общей массы и даже по-своему признательно за некую выполненную работу, смысл которой Андрею до сих пор был не особенно понятен: неужели верховному владыке Инферно нужны какие-то посреднические потуги микроскопического землянина-поэта, обрядшего способность к импровизационному созданию мрачных виршей. Неужели, если присутствие Его Темнейшества необходимо на этом инфернальном празднике, нужны какие-то стихи, и чьи услуги в аналогичных случаях использовались раньше? А впрочем Андрей знал, что все в этом мире поддается здравому смыслу и рациональному объяснению: так было надо и не важно, почему именно.
Тем временем Гагтунгр завис над самым жерлом Колизея, внешне никак не реагируя на присутствие Андрея (хотя он прекрасно сознавал, что от внутреннего видения Верховного Демона ничто не остается скрытым) и, казалось бы любовно разглядывает бурную водную оргию, заполнившую собой треть внутреннего объема Колизея, затем он сделал некий благословляющий жест крылом, словно погладил всех своих подданных, барахтающихся в опаловой светожидкости, отчего те впали в совершенное экстатическое неистовство, словно получив небывалый заряд энергии, и среди них Андрей неведомым образом разглядел и своих юных питомцев – Адама и Еву, хотя в оргии принимали участие тысячи и тысячи человекоподобных существ, таких же молодых и прекрасных, как подопечные Андрея.
Затем лицо демона (Андрей никак не мог уловить его конкретных черт и выражения; казалось, оно хоть и высечено из черной мраморной глыбы, постоянно неуловимо меняется, поэтому описать его, как это сделал Булгаков со своим Воландом, не представлялось возможным), так вот, лицо демона приняло сосредоточенное выражение, глаза закрылись, словно он впал в глубокий транс, а еще через несколько минут тело его начало осыпаться. Казалось еще недавно такое незыблемое, монументальное, словно бы высеченное из глыбы металлизированного мрамора, оно распалось на мириады черных острых игл, которые вдруг утратили силу сцепления друг с другом, и словно черный зловещий ливень посыпались прямо в пространство, ограниченное Колизеем, в опаловую жидкость, на спины и головы армии юных любовников. На определенном отрезке своей траектории они превращались в уже хорошо известные Андрею черные циферки – единички и нолики. Цифровой дождь с нежным шелестом падал на поверхность «куртуазного» озера и исчезал, словно бы растворяясь, не вызывая, казалось бы никаких видимых перемен - ну разве что световая игра опалесцирующей жидкости приняла более металлические, резкие оттенки, и извивающиеся в любовном экстазе тела стали выглядеть немного по-иному: то ли движения их стали менее хаотичными, то ли изменился оттенок их кожи, а впрочем все изменения были достаточно неуловимы, и было даже странно, что столь значительная фигура Князя Мира Сего, распавшись на цифры, внесла столь малые изменения в происходящее. Андрей подумал, что куда большие изменения внесли два его стихотворения. Тем временем монументальная фигура полностью осыпалась, словно перестоявшая новогодняя елочка, и на его месте осталось только грязно-серое облачко неопределенной формы, через которое даже мутно просвечивали опустевшие ряды на противоположной стороне амфитеатра, и облачко это, казалось бы не подавало никаких признаков жизни, и только слегка ометалличившийся клубок тел продолжал экстатически пульсировать, то появляясь, то исчезая в волнах опалесцирующей жидкости.
«Неужели это все? – подумал Андрей. Когда этот крылатый колосс здесь появился, казалось что предстоит нечто грандиозное, чего я даже вообразить не могу, а он просто рассыпался и почти ничего не изменил в происходящем. Думаю, это облачко – не в счет. С другой стороны, мне-то какое дело, значит у них так принято. А эти циферки, ранее составляющие плоть Гагтунгра, очевидно и есть то самое семя эйцехоре, которое мои Адам и Ева должны были получить для появления на земле рода человеческого. Ну, теперь моя миссия выполнена, домой пора. Хотя, что значит домой? Домой – это обратно в тело, в тайгу, а к этому я не готов, лучше и не знать, что с моим телом, а вдруг его уже там черви жрут? Да и потом мне надо Адама с Евой обратно в пещеру доставить, где тело атланта осталось, так что придется дождаться, когда все окончательно закончится. Хоть бы черный магистр объявился, скрасил время интеллектуальной беседой, а то смотреть на этот бардак уже сил нет… хотя моим Адаму с Евой это, похоже, по душе».
Но черный магистр больше не объявлялся и мысленный контакт с ним так же не удавалось наладить. Андрей еще раз неприязненно оглядел «озеро разврата»; все эротические чувства у него давно пропали и было даже странно, что подобное зрелище могло находить в нем соответствующий отклик. Он с насмешкой подумал об обещании Дурги: да, возможно для нее это и было бы потрясающим зрелищем, она всегда слишком много душевных сил уделяла сексуальной проблеме, но только не для него, будь он в образе Рама или Андрея Данилова. Другое дело – идеальная, возвышенная Любовь! Тоска по Несбыточному, по Совершенству, по Единственной, которая это Несбыточное в себе воплотила! И не важно, встретит он ее в жизни или не встретит, важно состояние, стремление, идеал!
Не успел Андрей подумать о Единственной (ее гипотетического имени ему не хотелось произносить, оно принижало мечту, да и было ли в действительности в этом мире что-то, кроме ее призрака?), как в памяти начали всплывать до боли знакомые строки:
Помнишь из детства
Света пургу?
Мальчик и девочка
На берегу…
Забыв обо всем, Андрей, переполненный острыми сентиментальными чувствами, всхлипывая и глотая слезы (оказалось, в астрале можно плакать как и на земле, вот только соленого привкуса во рту не ощущалось), медленно произносил заветные строки как бы в укор тому бездуховному разврату, который продолжался под стенами Колизея.
«Глупые астральные животные, - думал он, продолжая декламировать, - чего вы лишены! Да без высоких чувств, пусть даже обманывающих, приносящих страдания, все это скотское копошение яйца выеденного не стоит...
Так и встречали
Жизни пургу
Мальчик и девочка
На берегу…» –
Произнес Андрей заключительные строки, все еще надеясь, что стихотворение это как-то образумит безумствующую в экстазе толпу, и весь этот инфернальный разгул страстей прекратится. Но произошло нечто иное. Неожиданно над пространством Колизея возник огненный шар, затем пламя ушло к краям, а в центре Андрей увидел знакомую фигуру. Нет, это не была Единственная, увидеть которую он хотел в эту минуту, перед ним в полости шара висел он сам, таким, каким был в Трускавце 20 лет назад – десятилетний мальчик в светлых шортиках и ковбойской клетчатой рубашке с короткими рукавами. Мальчик, казалось, находился в бессознательном состоянии, глаза его были закрыты, и он явно не видел того, что происходило вокруг.
«Слава Богу, - подумал Андрей, - в десять лет подобную инфернальную оргию увидеть! Что из него вырастет потом!» - (непонятно почему и не совсем к месту в нем вдруг проснулся моралист).
Затем произошло следующее: от серого облачка, которое осталось на месте рассыпавшегося на циферки Гагтунгра отделилась его незначительная часть, подплыла к мальчику, застывшему в пространственном окне, и втянулось в область его сердца. Андрей еще не успел мысленно прокомментировать увиденное, как фигура застывшего мальчика исчезла и сменилась другим кадром, при этом сознание Андрея как бы разделилось на два параллельных потока: один Андрей оставался на стене Колизея, растерянно глядя на происходящее, а другой снова пережил эпизод, до боли знакомый, пережитый прежде во время путешествия сознания Андрея в альтернативное прошлое в Трускавец. Он стоял в знакомом хозяйском саду рядом со старой яблоней, и вдруг невесть откуда появился его двойник-призрак, проследовал навстречу, затем словно бы наехал, соединился с ним и исчез, поглощенный. И только в сердце оставался странный, незнакомый холодок… В следующее мгновение раздвоение сознания пропало и сознание снова стало единым, то есть принадлежало взрослому астральному Андрею в облике индийского кшатрия на стене громадного сооружения. Андрей сбросил оцепенение и огляделся. Казалось бы не прошло и нескольких мгновений, однако окружающая картина сильно изменилась: пропало серое облачко, пропало «куртуазное озеро» вместе с его многочисленными купальщиками и купальщицами, и Андрей даже не успел заметить, как это произошло. Арена, посыпанная песком была пуста, и вокруг – и внутри Колизея и вне его, в районе астрального ВДНХ не было ни одной живой души, только там, далеко, в зоне третьего яруса мелькали едва различимые фигурки. А впрочем, возможно ему это только казалось.
«Ну вот все и закончилось. По крайней мере в этом б…дском городе». – С непонятной грустью подумал Андрей. Он почему-то твердо знал, что спектакль завершился, что он сейчас покинет Дуггур, что произошло два события: одно запланированное, абсолютно необходимое, хоть и компромиссное между силами Света и Тьмы, а второе – неожиданное и весьма опасное, с непредсказуемыми последствиями, в которых виноват он сам. Было понятно, о ком и о чем идет речь, но думать об этом не хотелось. Андрей машинально опустил глаза на свои доспехи и увидел, что на двух бахрецах справа и слева вновь появились два сильно выступающих горельефа: молодые Адам и Ева, явно повзрослевшие, обретшие зрелые формы, с лицами из которых полностью улетучились юная наивная неискушенность и романтизм. Андрею даже показалось, что формы Евы имеют некоторые признаки ранней беременности. Появилось и новое изображение… На центральном бахреце, разделяющем молодых любовников, отпечаталась фигура знакомого мальчика – его самого в десять лет, но, в отличие от сильно выступающих над поверхностью доспехов Адама и Евы, это был вдавленный барельеф…
«Ну что ж, - подумал Андрей, - по логике вещей в центре должен был появиться их ребеночек, однако появился я сам, а чадом их я никак быть не могу, к тому же Ева определенно не успела обзавестись потомством… разве что в проекте, но это вопрос будущего. Хотя здесь все эти незыблемые на земле понятия, как прошлое, настоящее и будущее сильно перепутаны. Выходит, привез сюда одного пассажира, а увожу троих, не ясно только, к добру это или к худу! Да, кстати, этот третий пассажир я сам и есть… или это мой лирический герой? Ладно, пора выбираться отсюда. А как? Теперь я знаю, как!»
Андрей без всякого страха (в астрале страх высоты у него отсутствовал) сиганул вниз и плавной дугой опустился на песчаную арену, еще недавно бывшую дном куртуазного опалового озера. Он опустился на песок, и руки его сами собой начали возводить здание, увиденное впервые двадцать лет назад во сне. Через несколько минут здание было готово и новоявленный замок Вечности стал быстро увеличиваться в размерах… а может это он, Андрей начал уменьшаться. Сознание его помутилось и последнее, что он помнил, это то, что его затягивает внутрь замка через зияющий вход, а затем – полет по темному тоннелю.
ГЛАВА 10
ВПЕРЕД, К НАЧАЛУ ВРЕМЕН
Когда самосознание Андрея вновь забрезжило, то какое-то время он не мог понять где он, кто он, словно все начиналось с чистого листа, как тогда, в момент пробуждения от летаргического сна. Правда на этот раз память быстро восстановилась, тем более, как оказалось, он и не вернулся в свое физическое тело. При этом он испытал пожалуй что-то вроде облегчения, поскольку вновь очутиться в плотном теле в Энрофе посреди тайги в полном одиночестве он был не готов. Увы, его затянувшееся астральное путешествие не привело к решению той парадоксальной ситуации на гребне которой он оставил свое физическое тело в тайге, хотя, пожалуй многое прояснилось. Он почему-то был уверен, что именно в астрале должен еще что-то важное осуществить, после чего можно будет возвращаться окончательно. Тогда, возможно, ситуация будет совсем иная: вновь появятся ребята и Галя, которые, в его восприятии, оказались запертыми в остановленном мгновении, как при взгляде из черной дыры. Либо он вернется в недалекое прошлое, относительно того трагического момента, и события будут развиваться уже по-другому и желательно без всякой такой чертовщины, которая нарастала словно снежный ком и в конечном счете загнала всех в какую-то совершенно невозможную, противоестественную ситуацию, когда все оказались в собственных временных потоках, которые перестали пересекаться – по крайней мере такой поток возник у Андрея. А ребята? Кто знает, может за ту уйму времени, которая прошла для Андрея с того момента, когда он увидел своих друзей «размазанными в пространстве», для их обособившегося временного потока миновали какие-то мгновения. Может они успели лишь занести ногу для очередного шага и по-прежнему воспринимают друг друга думая, что Андрей где-то сзади. Дай Бог, чтобы было именно так, хотя разумом это невозможно охватить. Тем не менее с феноменом относительности временного континуума он сталкивается уже не раз. Да и вообще, если откинуть все эти заумные теории: если люди загадочно исчезают, то почему бы им так же загадочно не появиться? И все же что-то подсказывало Андрею, что возвращаться еще нельзя, хотя в астрале за время путешествия и произошло немало того, что проливало свет на необъяснимые явления, захлестнувшие их таежную экспедицию. И самое главное: он теперь знал, откуда и почему появился этот мальчик-двойник. Этот мальчик – не совсем он сам из параллельного пространства и времени, это сущность, порожденная им по образу и подобию в творческом пространстве земли (кажется, Даниил Андреев называл этот слой затомисом метакультуры), где он уже не раз побывал. Во время приступа сентиментальности над «озером разврата», возникшем, как протест на увиденное, он прочитал заветное стихотворение-пароль, которое притянул его творческое детище в пространство Инферно, ведь стихи его в этом искаженном мире вызывают самые неожиданные реакции. Что же произошло дальше? А дальше Князь Тьмы Гагтунгр, который рассыпался, естественно, только для вида, - очевидно это была лишь внешняя оболочка, а сущность осталась в этом невыразительном сером облачке – передал в сердце этого мальчика часть себя, можно сказать, отметил печатью дьявола.
«Что ж, - продолжал размышлять Андрей, теперь, по крайней мере, понятно откуда все это пошло, правда не ясна пока дальнейшая судьба моего создания, я ведь оказался у истоков этого события, но, с другой стороны, к тому моменту, в котором покоится мое тело в тайге, уже многое произошло, очевидно не без участия этого мальчика, хотя, как не парадоксально, в моем восприятии в будущее отправился он только сейчас. По-видимому именно это и предстоит мне установить и осознать, прежде, чем я получу право вернуться в свое плотное тело, в свой момент. Хотя… что-то ведь я еще должен сделать, возможно гораздо более важное, чем погоня за двойником! Ах да, мне же еще предстоит позаботиться о дальнейшей судьбе Адама и Евы!»
Параллельно с этими мыслями к Андрею возвращались и ощущения, и когда астральная полумгла начала рассеиваться, он обнаружил, что вернулся туда, откуда отправился сначала на посмертное свидание с Дургой, а затем в пристно-памятный Дуггур. Андрей находился, продолжая оставаться в состоянии своего шельта, в абсолютно темной для земного глаза пещере, вернее даже не в пещере, а совершенно изолированной плоскости внутри огромной скалы которая, географически расположена где-то на Алтае, возможно даже неподалеку от того маршрута, где проходила его экспедиция… Вернее не так – будет происходить то ли через десятки, а возможно даже сотни тысяч лет, как это ни дико звучит! Кто знает, возможно это не случайное совпадение, возможно это имеет какое-то отношение к тому, что именно на него, никому не известного Андрея Данилова Высшими Силами была возложена столь важная, фантастическая миссия!
Итак, ни отсутствие света, ни отсутствие воздуха не являлось помехой для астрального существа Андрея, он определенным образом настроил свое зрение и убедился что все верно, он находится там откуда пришел, в небольшом абсолютно изолированном то ли естественном, то ли искусственном помещении с давящими громадами стен и потолка, с нишами в стенах, которые были уставлены слабо светящимися сосудами. Андрей тут же вспомнил, что это заранее заготовленные демиургом Навной необходимые ингредиенты для алхимического процесса, в котором атланту Тору предстояло создать не золото, а физические тела первых людей арийской расы, Адама и Еву, астральные же тела, их шельты Андрей доставил на своих латах. Ну а более тонкие тела, монады? Что ж, они не имеют пространственной локализации и одухотворят новоявленных землян, когда объединятся в единый организм астральная и физическая материи. Вопрос только в том, каким образом Тор все это осуществит, если его шельт разделился на шельты этих самых Адама и Евы...
Андрей продолжал настройку зрения и вскоре увидел все остальное содержимое каменной каверны: удивительный белый тысячелепестковый цветок – нечто среднее между розой и лотосом, висящий в воздухе, излучающий слабое сияние, переливающееся всеми цветами радуги. Андрей теперь знал, что этот цветок, связанный с материальностью Ориона содержит в себе информацию провиденциального плана Логоса Шаданакара и в определенных условиях способен управлять событиями. Очевидно власть над ним в ключевые моменты истории Земли вручалась демиургами конкретному исполнителю провиденциального плана, в данном случае - атланту Тору, жрецу храма Миаф. Кроме удивительного цветка, вызвавшего в памяти Андрея воспоминания о своем видении на алтайском плато, где из лепестков подобных цветков формировались отдельные миры и варианты мировой истории, в зале-каверне находилось какое-то неведомое оборудование, очевидно из разряда аксессуаров для алхимического процесса Великого Делания и, самое главное, в центре зала возвышался сам великан-атлант, монументально застывший в медитативной позе Падмасана. Атлант своей неподвижностью скорее напоминал искусно выполненную скульптуру, чем живое существо, тем более его анатомическое строение и черты лица несколько отличались от человеческих. К тому же, как знал Андрей, в настоящий момент тело Тора, находящееся в особом состоянии Сомати, даже на ощупь больше напоминает камень, чем живое человеческое тело, и, тем не менее, когда придет время «Ч», это тело вновь обретет мягкость, гибкость и подвижность. Весь вопрос в том, когда оно придет, и как решится вопрос с шельтом.
«Интересно, - подумал Андрей, - а в какое время я прибыл? Тор только сейчас в каталепсию впал или уже Бог знает сколько тысячелетий здесь сидит, своего часа дожидается? Следов времени ведь в этой каверне никак не определишь, здесь даже пыли неоткуда сыпаться. В этом случае, что я должен делать? Сидеть, дожидаться, когда он через несколько тысяч лет в себя придет? Наверное не очень удачная мысль, пусть даже в астральном состоянии я как бы бессмертным являюсь. А впрочем скорее всего главным критерием его пробуждения и, соответственно, исходя из этого и моих дальнейших действий является наличие или отсутствие потопа. Если там, над нами море бушует, значит все только началось и я прибыл к тому моменту, из которого к Дурге на свидание отправился в образе горного орла. В этом случае, атлантику моему здесь сидеть еще и сидеть! Тогда и мне здесь совершенно нечего делать, надо каким-то образом от этих астральных изображений на доспехах избавляться и убираться отсюда на поиски моего лирического героя из затомиса метакультуры – мальчишки этого. В конце концов я свое главное дело сделал, шельт атланта, впоследствии разделившийся на Адама и Еву в Дуггур доставил, взрастил на своих доспехах, обеспечил их половое развитие, а так же помог внедрению семени эйцехоре в их энергоинформационные структуры. Теперь же я их еще и обратно транспортировал, по-моему не так мало, пора перекладывать этот груз на чужие, более мощные плечи, я, в конце концов, не Господь Бог, у меня своих маленьких проблем пруд пруди.
- Эй вы, - полу в шутку постучал Андрей по горельефам Адама и Евы, - приехали, сдаю вас в руки хозяина. Я свое дело сделал, дальше его проблемы!»
К сожалению все его попытки расшевелить изображения молодых перволюдей (вернее их энергоинформационные структуры) оказались тщетными, и хотя не так давно они были совершенно живыми и автономными и, маго того, активно участвовали в инфернальном безобразии, теперь они были абсолютно неодухотворенными выступающими оттисками на металлических пластинах.
«Ну вот, - подумал Андрей, - опять мои нервы испытывать начинают! Ведь не зря же я их туда водил и не зря они появились, возмужали и лишились невинности. Теперь, видишь ли, под обычные изображения косят! А как их отсюда снять? Непонятно. А, собственно, что непонятно? Все просто, надо верхние доспехи вместе с этими ребятами снять, да и идти своей дорогой, двойника моего разыскивать. А как? Очевидно, единственный вариант – это вновь построить замок Вечности и постараться настроиться на поиск, думаю, таким образом я смогу его перехватить. Да, это еще не факт, что меня в нужный момент доставят, тем более, я сам не знаю, в какой».
Тут его взгляд упал на центральный бахрец, где не очень выразительно темнел вдавленный оттиск его малолетнего двойника.
«А ведь не случайно он здесь появился, - засверлило в голове Андрея, - наверняка на того, улетевшего в будущее в поток альтернативных событий можно каким-то образом через этот оттиск выйти, в астрале ведь ничего случайно не появляется и это – маячок, нечто вроде системы настройки. Значит доспехи целиком оставлять нельзя, а вдруг я без этого маячка на след двойника выйти не смогу, значит пока повременим. Кстати, а чего это я таким нелюбопытным стал, а разве то, что надо мной происходит, не заслуживает внимания? Ведь сам же был озадачен вопросом, в какое это я прошлое попал: в то, из которого я в дуггуровскую эпопею скакнул или более поздний момент? Ладно, с доспехами позже разберусь, в конце концов можно только крайние бахрецы снять, а средний с барельефом оставить».
Успокоившись на этот предмет, Андрей окинул еще раз взглядом пещеру, затем сделал внутреннее усилие и поднялся к потолку. На какой-то момент ему показалось жутковатым продвигаться дальше, ведь над ним не какая-то тонкая входная дверь и даже не метровой толщины стена, а сотни и сотни метров базальта! А вдруг он там застрянет?! Конечно, астральное тело проницаемо для физической материи, тем более, он, по идее пребывает не в самом физическом слое, а в ближайшем к нему астральном, который воспроизводит физический с зеркальной точностью, и все равно как-то не по себе: через такие материальные толщи он никогда еще не проходил! Однако идти на попятную было стыдно, к тому же рано или поздно все равно необходимо было что-то делать, ведь не торчать же здесь до скончания веков! Интересно, а удастся ли соорудить замок вечности здесь, в пещере? До сей поры ему приходилось это делать только из песка, а в пещере никакого песка не было, поэтому Андрей сделал очередное внутреннее усилие и стал погружаться в каменный потолок. Оказалось, что это не страшнее, чем купание в астральном море, и хоть вокруг его окружал только мертвый и неподвижный камень (вода была все же куда более живой средой, да к тому же там всякая астральная живопись попадалась), тем не менее Андрей легко проходил гранит слой за слоем, и в этом находил даже своеобразную прелесть, поскольку его астральное зрение продолжало работать. Андрей непонятным образом видел вглубь камня, и в этом смысле внутренняя структура горной породы оказалась гораздо более разнообразней структуры как прозрачной, так и не очень прозрачной воды. В поле его зрения попадались то друзы самоцветных кристаллов – аметистов, халцедонов, нефритов, бериллов, то жилы серебра, золота и платины, то окаменевшие раковины и скелеты доисторических чудовищ, непонятным образом оказавшихся в толще камня, то совсем загадочные структуры, имеющие явно рукотворное происхождение. С учетом времени возникновения этой геологической породы, приходилось признать, что разумная жизнь и высокотехнологическая цивилизация существовала на земле сотни миллионов лет назад, для которой даже цивилизация оставшегося в каверне Тора – дело невообразимо далекого будущего.
«Да, - думал Андрей, уже утративший всякий страх перед погружением в каменную среду, - вот если бы человечество могло так запросто в толщи камня проникать! Как бы упростился процесс добычи полезных ископаемых, здесь же все, наверное, найти можно, кроме нефти и газа! А насколько бы изменился взгляд на историю возникновения разумных цивилизаций, ведь совершенно ясно же, что эти вот включения искусственного, технического происхождения, вроде даже какие-то механизмы просматриваются. Хотя не исключено, что именно этот каменный массив такой особенный, может его не случайно выбрали для оборудования Сомати-пещеры, ведь делают же тоннели в горных хребтах для проведения шоссейных и железных дорог. Ну и что? И ничего особенного там не находят, что подвигнуло бы научную мысль на создание новой исторической концепции. Да, скорее всего это именно мой камень такой. Тем временем Андрей почувствовал, что входит в какую-то иную рыхлую среду, но она оказалась совсем тонкой, и в следующее мгновение Андрей уже созерцал Божий свет над земной поверхностью. Нет, никакой толщи воды, никакого океана сверху на оказалось, Андрей никем не зримый стоял на каменистом плато, то тут, то там покрытым мхом и невысокими хвойными деревьями, а вдали виднелись заснеженные горные кручи. Воздух (правда вдохнуть его Андрей не мог, поэтому оценка была чисто визуальной) был ясен и чист и, казалось, ничего не напоминало о том, что вся эта местность была океаническим дном… по крайней мере местностью, над которой прокатила многокилометровая океаническая волна.
«Так, ясно, - подумал Андрей, - Потоп давно закончился, настолько давно, что даже следов никаких не осталось, а ведь на то, чтобы следы подобных катастроф полностью исчезли, столетия, наверное, нужны. Однако, почему мне здесь так не по себе, тем более, что я здесь в образе призрака нахожусь, кто и что мне может здесь какой-то вред причинить?»
Андрей еще раз осмотрелся, и хоть астральное зрение работало несколько по-другому, чем физическое и световая гамма и общий фон были сдвинуты в фиолетовую часть спектра, да и пропорции внешнего мира несколько искажены словно бы какими-то специальными очками, тем не менее, его не отпускало чувство, что место это ему что-то напоминает хотя бы какими-то общими закономерностями рельефа. Андрей проплыл туда-сюда (пребывая в астральном теле в ближайшем к Энрофу отражении он именно плавал, а не ходил), затем его заинтересовал просвет в массе не очень густо растущих деревьев, он подался вперед и оказался на самом краю плато. Взгляду его открылась картина, при виде которой возникло острое дежавю. Господи, да ведь это тот самый каньон, который обнаружили они с Галей, мало того, это то самое плато, с которого они наблюдали удивительный космогонический мираж, где цветы распускались, подобные тому белому цветку в пещере. Конечно, лес сильно изменился, да и скалы не точная копия тех, что он видел, они гораздо свежее, не столь выветрены, да и речка вроде бы и уже и гораздо выше протекает, но ведь за тысячелетия она должна была значительно углубить и расширить этот проход в скалах! Да, все правильно, именно в толще той скалы, что напротив, он наблюдал ту часть видения, где он, или его двойник оказывается в пещере с великанами, среди которых явно находились и соотечественники Тора, и что-то передал Главному… или самому большому! Выходит Тор здесь не одинок, в соседней скале напротив так же находится Сомати-пещера, где пребывают не только атланты, но и представители других, более ранних цивилизаций – лимурийцы или эти, еще более ранние с исчезнувшего континента Му. Да, наверное и в толще той скалы, где Тор остался, так же не одна такая каверна. Очевидно это место – некий пантеон ушедших цивилизаций. Что ж, где-то в получасе ходьбы отсюда он оказался в зоне красных водорослей, встретил Мескалиныча, а ребят размазало в пространстве-времени. Вопрос только, в его восприятии, или в их то же? А сейчас он вновь сюда вернулся, и это конечно не случайность, случайность то, что они пошли по берегу этой речушки вдали от туристских маршрутов и вошли в Зону. Разумеется вблизи этих Сомати-пещер какие-то особые энергии и должна быть зона, которая ограждает эти святые места от непрошеных гостей, и прежде всего в их интересах. Вопрос в том, как им удалось так далеко продвинуться? А ведь о подобной зоне еще Рерих писал, о той, которая Шамбалу от посторонних людей окружает.
«Что же удивляться, - подумал Андрей, - что здесь такие деструктивные энергии гуляют, зона-то – совершенно особенная, странно только, что о ней ничего не известно, неужели сюда никто раньше не забирался? В конце концов от более-менее цивилизованных мест тут все же не тысячи километров, наверняка не мы первые сюда забрались, хоть этот маршрут и вдали от туристских троп. А кто его знает, может те немногие, кто сюда попадал, исчезали и их больше никто не видел. Тут же, как мне говорили, включается механизм альтернативной, фатальной судьбы и человек пропадает, хотя, Мескалиныч, кажется, говорил, что не вообще пропадает, а только для этого места, а за Зоной он как бы продолжает существовать. Да, не совсем понятно, как это может быть! А я не пропал потому, что у меня, как у потомка Меровингов в альтернативных потоках нет фатального исхода, это мне Единственная объяснила.
Вот, выходит, где одно из самых святых мест Земли расположено! Здесь пребывают в Сомати-пещерах представители всех ушедших цивилизаций и здесь были (или все же будут?) созданы алхимическим путем первые Адам и Ева Арийской расы. Надо думать, подобные места есть и в Гималаях, и еще где-то. Наверное именно этим краям и приписывали местонахождение легендарного Беловодья. Только не ясно, с каким конкретным легендарным географическим местом это связано. Скажем, Гималаи, Кайлас, Шумеру – от этих слов просто веет тайной и святынями, а это какое-то плато неизвестное, на карте даже не указано, как оно называется. Хотя, тут недалеко священная гора Белуха расположена, а ее так же с Беловодьем связывают, и вообще вокруг немало мистики наворочено, так что с понятием «Святые места» края эти как-то стыкуются.
Прояснилась теперь и еще одна неясность, о которой Мескалиныч с трепетом говорил – о некоем штурвале или точке сборки Земли. Это же и есть матрица Меркаба, она же цветок Тенгри – тот самый белый цветок в каверне. Что ж тут непонятного, сам видел. Правда о ней говорилось, что она конкретно в пространстве не фиксируется и одновременно и одна, и во множестве, но может она на этот момент фиксирована Высшими силами специально для Атланта Тора, который должен Адама и Еву на земле создать. Возможна она необходима для придания событиям определенной направленности – с помощью нее же можно событиями управлять и, возможно, пространственно-временным континуумом. Тогда понятно, почему этот Белый цветок одновременно точкой сборки Земли называют. Аналогично тому, о чем Кастанеда писал: если точку сборки сдвинешь, то реальность для тебя меняется, и насколько сдвинешь, настолько и меняется. Только это для человека, а тут для всей земли: насколько с Белым цветком какие-то загадочные манипуляции проведешь, настолько и реальность на земле изменится. Правда, если Цветов локализуется в пространстве и времени специально для каких-то действий атланта по созданию нового человечества, то почему в моем времени он в образе Меркабы оказался, которая должна была находится где-то в области красных водорослей. Что ж, вопрос не совсем понятен, но думаю, что я на верном пути»
Андрей подумал, что не мешало бы слетать в то место, где размазало в пространстве его друзей, что он тут же осуществил, но как он подспудно чувствовал, никакой зоны красных водорослей там не оказалось, и слабая надежда найти локализованных или размазанных в пространстве и времени друзей так же не оправдалась, а впрочем это была совсем нереальная надежда, ведь время, в котором в данный момент находилось астральное тело Андрея, отстояло от того момента, в котором покоилось его физическое тело на многие и многие тысячи лет. И, как бы подтверждая эти его размышления где-то внизу, у самого основания покатого склона раздался шум и треск ломаемых веток, а еще через минуту в просвете между деревьями показалось небольшое стадо огромных, покрытых густой рыжей шерстью животных, в которых Андрей без труда узнал древних северных родичей современных слонов. Мамонты неторопливо огибали каньон, срывая с деревьев ветки и ловко отправляя их в рот с помощью хобота. Еще через несколько минут они скрылись за деревьями.
«Ну вот и с эпохой разобрались, - подумал Андрей, - по крайней мере в пределах нескольких десятков тысячелетий. Когда там мамонты вымерли? Пятьдесят? Тридцать тысяч лет назад? В данный момент они, судя по всему, вымирать не собираются, значит и нахожусь я во времени не позже, чем эти то ли пятьдесят то ли тридцать тысяч лет до моей эпохи. Скорее всего это ледниковый период… правда ледников здесь что-то не видно, возможно они севернее. Ладно, судя по всему, ничего нового я здесь не увижу, разве что еще каких-нибудь представителей древней фауны, и в другое время я бы немало отдал для того, чтобы живьем на них посмотреть, но не сейчас, сейчас надо решать вопрос с моим дальнейшим путешествием не ясно, пока, куда».
Андрей вернулся на старое место, где вынырнул из скалы, надо было возвращаться вниз, в Сомати-пещеру Тора, оставить там ту часть доспехов, где были изображены Адам с Евой, а затем каким-то образом отправиться в то время и в тот альтернативный поток, куда улетел его двойник, его «оживший лирический герой» после того, как был отмечен дьяволом. Как он это сделает, Андрей пока не знал, но знал, что обязательно как-то сделает, в конце концов его астральный статус – это всего лишь причудливая игра энергий, а значит с этими энергиями можно и ему поиграть. Андрей решил напоследок сплавать к той площадке с самым живописным видом, что он тут же и сделал, благо в астральном состоянии перемещаться можно было почти мгновенно. Он вырулил на площадку нар рекой и застыл остолбеневший. Там его уже поджидали…
Тут было от чего застыть в изумлении: на самом краю смотровой площадки, вернее чуть-чуть над ней, не доставая нескольких сантиметров до камня высилась величественная женская фигура пятиметрового роста в ореоле ласкающего белого сияния. Да-да, увидев раз, ее уже невозможно было ни с кем спутать, и дело даже было не в особенности внешности и светоодежды, поскольку форма тут была простой условность. Эта фигура, как и в первый раз излучала особую гамму характерных только для нее одной волн-ощущений, это была сложная гамма сострадания, симпатии, любви и грустной мудрости, словно этому существу было хорошо известно и собственное будущее и будущее всего человечества, и будущее это ожидалось отнюдь не безмятежным и радостным. Перед Андреем высилась дхьян-коган Навна в белых стекающих до земли просторных одеждах-лучах. Навна, в том, относительном будущем воплотившая свою бессмертную душу в дочь Христову Наан, Навна, еще позже ставшая соборной душой России, объединившая русский этнос вокруг единого Трансмифа, Навна, еще позже оказавшаяся пленницей Гагтунгра, затертая в своем саду где-то среди шрастров изнанки. Теперь же она вновь оказалась в далеком прошлом, когда между всеми этими метаисторическими событиями и текущим моментом пролегли тысячелетия и десятки тысячелетий. И эта величественная космическая сущность, о которой впервые Андрей услышал во сне из уст его Единственной, стояла перед ним и глядела в душу голубыми бездонными глазами, излучающими мягкий ласкающий свет. «…Прозрачен и светел был синий простор Ее глаз и с синью сливался небесной…». Теперь Андрей воспринимал ее несколько по-другому, ведь первый раз он видел ее глазами Тора через призму его эмоций, как старую знакомую, как старшего мудрого друга и наставника. Теперь же Андрей видел ее непосредственно и узнавал и не узнавал одновременно… и словно бы плавал в океане ее чувств, тех тончайших энергий, которые излучала Светлая Космическая Дева – Навна. Хотя… скорее всего это все же было ее отражение.
- Приветствую тебя, гость из будущего, - произнесла она низким мелодичным, ласкающим голосом, при этом, хоть она и шевелила губами, голос ее Андрей слышал в сердце, в сознании, во всем своем существе.
- Вы… Навна? – низко склонил свою голову Андрей. – Я видел и слышал вас, когда вы беседовали с атлантом Тором. Мне кажется. Я исполнил ту миссию, которую на меня возложили. Я доставил шельты Адама и Евы, заряженные семенем эйцехоре в Сомати-пещеру Тора. Может, я что-то сделал не так, однако я старался…
- Навна посмотрела на Андрея мягко, но с непонятной фатальной грустью:
- Ты все сделал так, как смог… иначе ты и не смог бы сделать, поскольку ты то, что ты есть…, но теперь появились проблемы, которые сложно было предвидеть. С одной стороны это проблемы далекого будущего, но, боюсь, для твоего нынешнего статуса это вопрос почти что настоящего. Будущее всегда и обусловлено, и вариабельно одновременно, и теперь в провиденциальные планы вкрались некоторые погрешности. И все же последствий еще можно избежать, все зависит от твоего выбора, но к каким конкретно последствиям приведет твой выбор, я сказать не могу.
- А разве я не все еще исполнил? – Попытался уйти от ответственности Андрей. – Я же доставил шельты Адама и Евы сюда. Вот они, на доспехах у меня отпечатаны. Правда мне не удается их снова оживить, но сами они уже не раз оживали и даже отделялись от бахрецов. Я решил, что оставлю верхнюю часть доспехов в Сомати-пещере рядом с Тором, а дальше – его проблемы… или что-то не так? – добавил он видя, что Навна смотрит на него с мягким укором.
- Ты все понимаешь, Андрюша, - мягко произнесла она, - ты об этом уже думал, но сейчас пытаешься сделать вид, что забыл. Шельт Тора разделился на две половинки, распался на мужскую и женскую части, которые существовали в Торе одновременно, - шельты Адама и Евы. Его тело не сможет очнуться от Сомати, для этого необходим новый шельт, максимально родственный. Это – твой шельт, Андрюша, ведь это твоя душа обитала в теле Тора до Апокалипсиса и Потопа; именно поэтому твое сознание смогло преодолеть реку времени и соединиться с сознанием Тора в преддверии грядущего катаклизма. Время можно преодолеть только на волне закона подобия.
- Вот это да! – изумился Андрей, - выходит Тор – мое древнее воплощение, как Фауст…
- Совершенно верно, Андрюша, - опустила голову Навна, - именно поэтому выбор пал на тебя… в далеком будущем, которое для твоего сознания уже произошло, но от него до текущего момента – тридцать пять тысяч лет. Таким образом только твой шельт имеет возможность оживить тело атланта, вывести его из анабиоза. Смысл Провиденциального плана тебе известен: первые представители арийской расы вскоре (для текущего момента) должны появиться на земле. Осуществить этот замысел должен Тор, запустив и исполнив алхимический процесс Великого Делания. При этом функциональным его физическое тело может сделать твой шельт – ты сам, в своем нынешнем состоянии.
- Конечно, - сказал Андрей, - это очень почетно. Но чисто технически – даже если я в своем настоящем статусе смогу оживить тело атланта, то, как я понимаю, в нем мое сознание распоряжаться будет. Но как же он тогда алхимический процесс осуществит? Я ведь понятия не имею, как это делается.
- Не беспокойся, Андрюша, - улыбнулась Навна, - это-то, как раз, не проблема. Информация о Великом Делании содержится на уровне Монады, души, которая не имеет пространственно-временной локализации. Как только твой шельт оживит тело Тора, все необходимые знания придут к тебе автоматически. Проблема в другом, и я не имею права не поставить тебя о ней в известность. Дело в том, что после того, как Тор воспроизведет в телесной форме первую пару новой расы, то есть осуществит главную задачу, шельт твой не сможет сразу перескочить в твое родное время. Он будет оставаться в теле Тора, пока он жив, а жить он будет очень долго, не одно тысячелетие: это необходимо для того, чтобы новая раса прочно встала на ноги и ей не грозила бы опасность уничтожения от многочисленных враждебных факторов.
- А как же Тор сможет уберечь от уничтожения целую расу?
- В руках его будет Белый Цветок Ориона, содержащий матрицу Провиденциального Плана Логоса Шаданакара. С помощью него, при наличие определенных сокровенных знаний, можно управлять событийностью и направлять ее в желательное русло. Это, конечно, огромная ответственность, поскольку в этом случае Цветок контролирует только один человек, а человек, как ты знаешь, имеет свои слабости, цветок же подвержен влияниям вне зависимости от их направленности. Но другого выхода нет и Тор – самая подходящая кандидатура.
- Это как же! – перепугался Андрей, - выходит я, мое сознание, навсегда останется в этом доисторическом мире?!
- Не навсегда, ведь все проходит, но очень надолго, точнее трудно сказать, отдаленные последствия видны не сразу…
- А как же моя задача в моем настоящем? Там мне так же необходимо распутать клубок событий, которые мне не до конца понятны. Там остались мои друзья, которым нужна помощь! Да и вообще, это не мое время!
- Есть и другой вариант, - сказала Навна, как Андрею показалось, с грустью. – Любому событию имеется альтернатива и, поскольку главный принцип, обеспечивающий Великое Равновесие – это свобода воли, то я не вправе склонять тебя к тому или другому выбору.
- И что это за вариант, - оживился Андрей, которому показалось, что остаться навсегда в далеком прошлом – это самое страшное, что его может ожидать. Одно дело – очутиться здесь мимоходом, да еще в астральной форме, и при желании иметь возможность покинуть прошлое, а другое дело – материализоваться здесь в физической форме, что означает заякорить себя здесь на неопределенно долго время! Кто знает, может, придется ждать все 35 тысяч лет! Нет, об этом даже подумать страшно!
- Второй вариант – это использовать в качестве шельта созданного тобой в поэтическом пространстве метакультуры затомиса мальчика-двойника, твоего лирического героя. Он фактически – твоя эмоциональная информэнергия, ты сам в ином измерении. Правда тогда неизбежно произойдут некоторые временные перестановки.
«Господи, - подумал Андрей, - какие же тут могут быть вопросы! Да конечно надо этот вариант использовать! Хоть всё и говорит за то, что этот мальчишка я и есть, но ведь мое-то сознание его собой не ощущает. Тут ведь дело даже не в том, что мне самому здесь оставаться не охота, - начал он убеждать самого себя, - я, если долг того требует, здесь бы остался, тем более оказаться в бессмертном теле мудреца-атланта было бы любопытно, но ведь если на эту вакантную должность призвать моего юного двойника, разве это не решение проблем, с которыми мы в тайге столкнулись?! Правда сейчас он находится в том моем настоящем и даже в альтернативном потоке событий, как я понял, но ведь если Навна имеет возможность его оттуда извлечь, значит и источник всех бед, которые произошли и с нами, и в каких-то там параллельных, творческих мирах, будет ликвидирован и Равновесие восстановится. Это же кардинальное решение проблемы! Значит, если мы с Навной его оттуда извлечем каким-то образом, то я смогу вернуться в тайгу, а там - все в порядке, и выяснится, что никакой чертовщины и в помине не было, ведь наверняка – он был причиной всему, не случайно его Гагтунгр пометил…»
Тут в его сознании возник неприятный холодок. А вправе ли он выбирать подобную альтернативу, если этот мальчик действительно помечен дьяволом? Да, и еще, что Навна имела в виду перед какими-то перестановками?
«В конце концов, - рассердился Андрей сам на себя, - если Навна такой вариант предлагает, значит ничего опасного из этого факта не вытекает. Адама и Еву я специально в Дуггур возил, чтобы их дьявол пометил! Значит так надо! А что касается всяких там перестановок – мало ли что она имела в виду. Поживем – увидим».
Успокоив себя этим аргументом, Андрей сказал вслух (хотя Навна, скорее всего, и так слышала его мысли):
- Я выбираю второй вариант, мне кажется, это гораздо разумнее, поскольку есть обстоятельства… Только вопрос, как этого мальчишку из будущего извлечь? Он, как я понял, сейчас там, то есть через 35 тысяч лет после данного момента!
- Что ж, выбор сделан, - почему-то грустно сказала Навна, - а впрочем – по-другому и не могло быть. Из будущего извлечь его сможешь только ты сам, поскольку он – твоя творческая копия, лирический герой, и настал определенный, ключевой момент. После того, как ты вновь вернешься в Сомати-пещеру, где сейчас находится Тор, ты оставишь там свои доспехи с двумя горельефами и одним барельефам. Потом ты прочтешь заветное стихотворение – ты сам знаешь, какое – и барельеф оживет, это метка, маячок, через который твой поэтический двойник в далеком будущем, на твой зов проявит себя здесь, в Сомати-пещере. Обо всем остальном он узнает, вселившись в физическую плоть атланта. Поскольку это твой двойник, то получится так, что выбор сделал он сам – он его и вправду сделал. Итак, все решено, ничего большего я тебе сказать не могу… Прощай, а может «до свидания…»
С этими словами Навна начала отплывать назад. Она зависла над пропастью каньона и медленно растворилась в пространстве.
«Ну вот, - подумал Андрей, - так быстро ушла и толком ничего не разъяснила. Такое впечатление, что она недовольна осталась моим выбором. Но почему? Это же гораздо разумнее, а для меня – выход из тупиковой ситуации. Ладно, она сама сказала, что выбор сделан, а значит изменить уже ничего нельзя, да, честно признаться, и не хочется менять. Возвращаться пора!»
Андрей представил, как очень скоро, как только вызовет из будущего своего двойника, он проснется в палатке, а рядом будет Галка, а в соседней палатке ребята. Да, кстати, если всякая чертовщина в будущем отменяется, то возможно это означает, что в лагере окажутся также Юля, Оля и Витек. Что ж, он и их рад будет увидеть, и пойдут они по руслу Перекши, и будут всего навсего собирать камешки, и никто даже не будет догадываться, что, что был и другой, альтернативный вариант событий, и от этого кошмара избавил их он, Андрей. При этом, ясное дело, попробуй расскажи он им об этих несостоявшихся в новой редакции злоключениях, все сочтут его сумасшедшим и даже Галка.
«Ладно, - подумал Андрей, - хватит мечтать, пора возвращаться в Сомати-пещеру».
Он еще раз окинул взглядом достопамятный каньон, который он, оказывается, видел дважды с промежутком в 35 тысяч лет, затем вернулся на то место, в котором он вынырнул из скалы, и начал обратный процесс, процесс погружения в камень. На этот раз все было совсем просто, Андрей быстро миновал все слои камня и вновь очутился в каверне с застывшим посередине Тором. Все в пещере вроде бы было как прежде… нет, на этот раз в зале было гораздо светлее – Цветок Тенгри светился гораздо ярче, чем раньше и медленно плавал в воздухе, словно ожидая того момента, когда под руководством мощной дисциплинированной воли, он убудет управлять земными событиями, согласно Провиденциальному плану таким образом, чтобы с грядущими Адамом и Евой ничего нежелательного не произошло, чтобы они обзавелись многочисленным потомством (можно надеяться, что в этом варианте не появятся на свет прототипов Каина с Авелем, по крайней мере, чтобы первый не укокошил второго), которое и ляжет в основу новой человеческой расы. Атлант Тор будет их охранять и бдительно следить за тем, чтобы события развивались в нужном русле, а если что будет не так, то он всегда сможет подкорректировать события с помощью волшебного цветка. И ведь подумать только! Шельтом или астральным телом Тора будет никто иной, как мальчик, созданный им, Андреем по своему образу и подобию! Какая грандиозная миссия! Выходит так, что без него Андрея Евгеньевича Данилова, о существовании которого знает только маленькая горстка людей, и человечества в сегодняшнем его виде на земле не существовало бы! Поистине, его роль в этом мире огромна и не важно, что не он сам займет место астрального тела Тора, важно то, что он создал по своему образу и подобию того, кто займет это место!
Итак, нужно было ставить точку в этом затянувшимся астральном путешествии, Андрей снял с себя латы, доставшиеся ему от воплощения индийского кшатрия Рама, поставил их так, чтобы Адам, Ева и вдавленный оттиск мальчика находились напротив Тора, затем отошел в сторону и начал декламировать, охватываемый чувством собственного величия:
«Помнишь из детства
Света пургу?
Мальчик и девочка
На берегу…»
И действительно, как только он произнес эти строки до конца, барельеф на центральном бахреце начал двигаться и обретать некую позитивную материальность, а в момент окончания стихотворения отделился от металлической пластины. Тут Андрей резко почувствовал, что энергия его астрального выхода закончилась (раньше это всегда ощущалось заранее) и некая невидимая сила швыряет его в Зияющее Ничто.
Конец третьей книги второго романа
Александр Беляев
Странник сознания
Роман
Книга третья
Семя зла
Москва
ГЛАВА 1
ПОЛЕТ ОРЛА
«Ну вот и закончилось свидание, - грустно подумал Андрей, глядя на маленький замок в окнах которого едва можно было различить какое-то забавное мельтешение. – В этот раз она даже не поцеловала меня на прощание. А впрочем она права, зачем нужны эти астральные поцелуи – одна только жалкая пародия. Итак, что мы имеем? С одной стороны никогда мне еще такую длинную астральную повесть не приходилось выслушивать и это, конечно, новый взгляд на историю христианства и человечества в целом. С другой стороны, ситуация моя мало прояснилась: так же не понятно, что дальше делать, как и до этого рассказа. Конечно, приятно осознавать, что твоим предком был Иисус Христос, а твоя давняя инкорнация висела на кресте рядом со Спасителем. Ну так поводов для мании величия у меня и раньше хватало, тем более в наших сенситивных кругах если ты в своем отдаленном воплощении не разглядел Будду, Христа или, по меньшей мере, Наполеона, то ты вообще полный отстой. Значит все эти утверждения, что я Меровинг и на мне лежит какая-то тайная миссия по раздемонизации, мало что дают в создавшейся ситуации. Как ребят вернуть, а вернее самому вернуться в тот поток, где они живы-здоровы – неясно, куда дальше идти после того, как мой астральный выход закончится – неясно, и вообще неясно, насколько тот альтернативный поток, в котором очутилось мое физическое тело, похож на тот, в котором я начинал путешествие. Может быть я вернусь в Москву, а там никого из родных и знакомых не осталось, и вообще знакомой Москвы нет? И где мне тогда жить и чем заниматься? А может и Советского Союза больше нет, и паспорт мой там не действителен, и вообще это территория какого-нибудь Северного Гондураса! Нет, давай успокаиваться, пока никаких оснований для подобных прогнозов не существует, а то можно додуматься до того, что я вообще на другой планете: доберусь, понимаешь, до ближайшего города, а там какие-нибудь зеленые человечки, да и людоеды к тому же. Будем все же исходить из того, что альтернативное отражение должно быть похоже на мой родной мир: и поляна, на которой моя палатка оказалась, все та же, и речка, и скалы, думаю, что и города и страны на месте остались. А что я имею на текущий момент? Очевидно, у моря Вечности делать больше нечего, но и обратно в тело почему-то не забрасывает. Значит моя миссия в астрале не закончилась, хоть и затянулась дальше некуда. Но раз я какой-то особенный, с особой миссией спасения человечества, да и вообще всей брамфатуры, возможно теперь мое основное место жительства – астрал, а не Энроф. Тем более и Энроф у меня нынче не нормальный, а какой-то отраженный, где все мои друзья давно поумирали. Нет, все же проще было бы оставаться обычным Андрюхой Даниловым и не знать, что от тебя какие-то судьбы мира зависят. Зачем мне эта чудовищная ответственность, у меня и своих мелких проблем навалом!»
Андрей прислушался к себе в надежде услышать знакомые засасывающие ощущения, сигнализирующие о том, что время выхода заканчивается. Нет, на этот раз ничего такого не ощущалось, и не ощущалось никаких подсказок, что делать дальше, хотя в астрале к нему подобные подсказки приходили.
«Ну что ж! – с обидой неведомо на кого подумал Андрей. – Если Высшие силы не желают объяснять, чего им от меня нужно, будем действовать самостоятельно. Ясно, что у моря Вечности делать больше нечего, да и та безмятежность, ради которой сюда тянуло, исчезла. Чувствую, куда-то надо бежать, что-то делать, вот только бы знать, куда и что. Ладно, поскольку по своему желанию отсюда сразу вернуться в тело не получается, а бродить здесь дальше смысла никакого нет, значит надо воспользоваться замком Вечности. Вот он тут стоит, целехонький. А еще не надо забывать, что и в Энрофе и астрале на мне удивительная коронка Меровингов висит. Наверняка она значительно расширяет мои возможности, а значит в перспективе ждут необычные путешествия и приключения. К тому же, как Аня сказала, она еще от всяких напастей уберегает и раньше положенного времени загнуться не дает. Значит со мной ни в Энрофе, ни в астрале ничего фатального случиться не может, и, следовательно, все, что в дальнейшем будет происходить, надо воспринимать, как занятное приключение без всякого риска для жизни. Что ж, хоть это как-то утешает, буду представлять себя этаким героем голливудского боевика, с которым, сколько бы вокруг пуль не ложилось и трупов не падало, ничего серьезней ранения в руку или ногу с полным последующим выздоровлением быть не может. Ладно, начну с замка Вечности, а там будь что будет!»
Андрей приблизился к песчаному замку вплотную и почувствовал, что начинает уменьшаться и что его затягивает внутрь этого астрального транспортного средства. Перед тем, как окончательно ухнуть туда, он на прощание оглядел побережье моря Вечности и успел заметить, что там вдали, у подножья величественных скал произошли кое-какие изменения. Андрей даже вначале не понял, какие именно, и уже потом, когда его окончательно затянуло внутрь замка, он сообразил, что ландшафт слева оказался ущербным, словно из гряды скал и плоскости моря были вырваны какие-то фрагменты, как бы выглядел рисунок выполненный с помощью мозаики, из которого незначительная часть мозаики выпала.
«Так, - подумал Андрей, - похоже, сакуалла моря Вечности начинает деформироваться. А впрочем, не исключено, что это какие-то аберрации зрения перед сменой состояния».
Андрей не стал ломать голову над причиной увиденного, на него и так немало всего свалилось, да, к тому же, он на какое-то мгновение отключился, как это обычно происходило, когда его затягивали всякие энергетические потоки. Когда же он пришел в себя, то увидел, что находится в бесконечном коридоре перед чередой дверей, что вроде бы свидетельствовало о том, что он не покинул пределов замка Вечности. Очевидно предстояло войти в какую-то из дверей, и тогда уже перенестись неведомо куда. На этот раз он чувствовал, что надо идти назад по коридору, он повернулся, прошел несколько десятков шагов, и тут его достаточно отчетливо потянуло войти в одну из безымянных, неподписанных дверей. Поскольку других оснований для выбора у него не было, Андрей подошел к двери и потянул за ручку. В этот момент на двери высветилась надпись: 15 апреля 1974 года, затем дверь исчезла и перед ним открылась его собственная московская комната – та из двух комнат его квартиры, где стоял сервант с баром в котором он держал вино. Андрей разглядел в полумраке, что за стеклом серванта светится графин с белым вином, которое он десять лет назад превратил в Сому, что привело к череде трагических последствий, правда после его возвращения домой после летаргии, содержимого в графине уже не оказалось. Около серванта стояли два Андрея, судя по одежде, которую он не мог у себя припомнить, это были его астральные дубли, и один из этих дублей снимал с себя медальон Единственной и предавал его другому. Андрей ясно вспомнил этот ключевой момент его жизни, который позволил изготовить ему Сому (не изготовь он ее тогда, возможно жизнь пошла бы совсем по другому сценарию), и в его голове возникла мысль каким-то образом помешать одному из двойников осуществить это роковое решение. Как знать, а вдруг таким образом можно вернуть себя к исходной точке без последующей череды трагических и странных событий, ведь море Вечности было тем нулевым меридианом от которого отсчитывались и прошлое, и настоящее, и будущее.
Однако что-то ему помешало, поскольку в следующий момент Андрей ощутил себя на месте и тем самым двойником, которому передают заветный медальон, хотя он отчетливо помнил, что тогда именно он, Андрей передавал медальон своему рассудочному дублю, а не наоборот. В следующее мгновение этот дубль, а ныне он сам сделал шаг к серванту и, прошив рукой стекло, приложил медальон к графину вина – то есть сам сделал то, от чего пытался уберечь своего безрассудного двойника. Свечение тут же перешло с медальона на вино, из горлышка графина в потолок ударил красный луч, наподобие лазерного, сделав прозрачным часть потолка, а сам Андрей, став собственным дублем, уже второй раз за короткое время потерял самоощущение…
Когда в его сознании вновь забрезжил свет, то он уже ничего не помнил ни о каком Андрее Данилове, ни о каких забавных и трагических событиях его жизни, поскольку осознал себя могучим орлом, парящим над заснеженными вершинами гор. Возникла недоуменная мысль – что я здесь делаю, это же не я, но в следующее мгновение мысль эта угасла, оставив облачко едва заметной тревоги-неудовлетворенности. Так нередко в нас вспыхивает какое-то яркое воспоминание, которое тут же гаснет, и мы не можем его вспомнить, как ни пытаемся – остается только память об этой вспышке и беспомощные попытки восстановить ее содержание. Однако вскоре угасло и это.
Гаруда (так звали орла) парил над вершинами, склонами и ущельями, получая несказанное удовольствие от воздушных ванн перемешивающихся потоков – более теплых, ласкающих восходящих и ледяных, бьющих в лицо, проглаживающих оперение. Гаруда умело маневрировал между восходящими потоками, практически не взмахивая крыльями и зорко всматривался в слепящие чистейшим снегом горные склоны в надежде высмотреть горного козла, серну или кабаргу – его главных объектов охоты. Он осознавал, что уже несколько часов парит над этими голыми пейзажами и до сих пор не высмотрел ничего мало-мальски пригодного в пищу. Конечно, можно было бы слетать в низину – тут всего пару часов лету – и удовлетвориться какой-нибудь обезьяной, зайцем или, на худой конец, крысой, но что-то внутри не отпускало его от этого места, он знал, что это – его территория и упрямо продолжал оглядывать пустынные горные склоны. Что-то внутри него удивилось, каким поразительно острым зрением он обладает: с высоты пары километров он видит мельчайшие детали горного рельефа, и зашевелись под верхним слоем снега какая-нибудь мышь, он несомненно разглядел бы и это! Однако, почему его все это удивляет, ведь такое зрение было у него всегда? Да, сейчас он не побрезговал бы и мышкой, хотя это была самая презренная добыча, которую ему приходилось в своей жизни умерщвлять, он уже очень давно не ел мышей, ящериц и лягушек, не говоря уже о бабочках и стрекозах. А ведь он хорошо помнил, что в далеком детстве, когда еще только учился летать, гонялся за стрекозами и бабочками, пока мать не устроила ему взбучку. Она объяснила, что не гоже будущему могучему беркуту гоняться за презренными насекомыми, что даже те птицы, которые сами питаются насекомыми – ласточки, воробьи, синицы не достойны внимания гордого орла в качестве источника пищи. Их достойная добыча – горные антилопы, серны, кабарги, козероги. Правда в начале своей охотничьей деятельности он иногда добывал мышей и маленьких птиц и даже кормил ими своих первенцев, но позже, в расцвете своих сил, он уже никогда не тратил сил на добычу, которая не только не насыщает, а лишь возбуждает аппетит.
Голод все сильнее мучил его могучее тело, но он почему-то упорно продолжал парить в очерченном горном районе и отметал всякие мысли о том, чтобы спуститься в равнину и поймать какую-нибудь добычу полегче – уж там-то в лесной зоне он наверняка что-нибудь быстро поймает и пообедает. Но почему он кружит именно здесь? Гаруда сам не мог понять своего упорства, а потом возникла мысль, что он должен здесь встретить каких-то знакомых. Но каких? Какие могут быть знакомые у орла? Только его семья! Но не так давно он овдовел и осиротел: однажды вернулся с добычей в свое гнездо, а оно оказалось разорено: его двое орлят и жена бесследно исчезли. Остались только перья и пятна крови, свидетельствующие о том, что жена вступила в схватку с незваным гостем, но скорее всего погибла. Правда он так и не смог ее найти. Он не знал, кто это мог сделать, возможно это был Гималайский медведь, возможно ирбис – вряд ли леопард мог забраться так высоко в горы, а тигры, как известно, не лазают по деревьям. По крайней мере никакой другой зверь, лазающий по деревьям, не смог бы одолеть его жену. Долгое время он мечтал встретить своего врага, чтобы поквитаться, пусть даже погибнуть самому – но как узнать, кто это был, его враг не оставил никаких следов по которым он смог бы его выследить и поквитаться сполна. Эта трагедия произошла уже полгода назад, пора уж было бы обзавестись новой подругой и семьей, но Гаруда все почему-то медлил, словно память о жене и детях никак не отпускала его сердце. Впрочем он давно уже не рассчитывал выследить своего неизвестного врага и парил над этим горным участком совсем не для этого, он собирался высмотреть кого-то знакомого – но кого? Он сам удивлялся этой навязчивой неконкретной идее, однако упорно продолжал высматривать неведомо кого.
И вдруг что-то желто-серое мелькнуло среди скал и орел насторожился: похоже, это была долгожданная добыча – крупная серна, которых он немало умертвил на своем веку – обычная его пища – кстати, наиболее изысканная, можно сказать – деликатес, поскольку у горных козлов мясо более жесткое и пахучее, а кабарга слишком мала. Тогда понятно то упорство, с которым он несколько битых часов кружился над этим местом – очевидно он на уровне интуиции предчувствовал, что серна прячется именно здесь, и чувствовал, что она рано или поздно появится. Так что «знакомые» здесь не причем, наверное – обычные фантазии, от голода нередко мерещится бог знает что. Возможно он и видел вначале мельком эту серну, но почему-то забыл, а она спряталась вблизи валуна и ждала, когда он улетит, а теперь вылезла, нельзя же там вечно сидеть даже при всей осторожности серн – можно и серьезно обморозиться, все же высокогорье, не низина. Наверное она его пока не заметила, поэтому его действия должны быть быстрыми и решительными, иначе серна снова спрячется – но тут уж как повезет, кто кого. Он, конечно, безукоризнен, его охотничьи приемы отшлифованы многолетними упражнениями, но ведь и серна, судя по всему, не первые месяцы живет на земле и ее дар убегать и прятаться так же должен быть отточен до совершенства.
Гаруда сделал несколько едва уловимых взмахов крыльями, чтобы не привлекая внимания оказаться в точности над жертвой, поскольку дальнейшая корректировка будет весьма затруднена, затем сложил крылья и начал падать вниз, чтобы расправить крылья буквально в метре над жертвой. Если хотя бы на мгновение выпустить их раньше, то у жертвы гораздо больше шансов убежать – и не всегда преследование дает положительный результат, если же на долю секунды просрочить, то можно насмерть разбиться о скалы. Гаруда очень гордился своей способностью выпускать крылья в последний момент, почти касаясь жертвы своими смертоносными когтями, поэтому подавляющее большинство его стремительных пике оказывалось смертельными для жертвы. К тому же это давало непередаваемое удовольствие игры со смертью, и без подобных рискованных трюков жизнь становилась пресной и скучной.
Уже сложив крылья и набирая скорость в свободном падении, Гаруда подумал, что совсем недавно испытывал это чувство нарастающего падения, когда внутри все словно бы замирает от скорости – и сам же удивился своему воспоминанию. Он точно знал, что падал таким образом не менее двух дней назад, когда убил молоденькую кабаргу и растягивал эту маленькую антилопу на целые сутки – в течение последних суток добыча ему не попадалась и он был очень голоден. Так обычно и бывает в первые сутки голода – ему приходилось голодать и по нескольку дней, но на второй и третий день голод притупляется. Странно, откуда же это чувство, что он падал буквально час назад? Хотя… это несколько другое чувство, тогда было ощущение, что он падает снизу вверх… странно, так ведь никогда не бывает: низ есть низ, а верх есть верх, они никогда не меняются местами, и падать вверх просто невозможно. Однако в следующий момент орел сосредоточился на своей жертве, которая тревожно оглядывалась, но почему-то ни разу не взглянула вверх, и когда он миновал некий критический рубеж, то уже точно знал, что жертва никуда не денется. Гаруда прекрасно чувствовал до какого момента она еще имеет шанс на спасение, а с какого он в любом случае ее достанет, слегка изменив направление полета, даже если серна отпрыгнет в сторону. Так и произошло: в последний момент горная антилопа подняла голову вверх и их взгляды встретились: торжествующий, уже вкушающий трепещущую плоть в своих когтях гипнотизирующий взгляд орла, и вначале просто тревожный, но в мгновение наполнившийся ужасом взгляд жертвы. В это мгновение – очевидно в роковые моменты время растягивается у всех живых существ – у Гаруды вновь возникло чувство узнавания. Словно он видел уже эти глаза и этот взгляд, причем раньше этот взгляд был совсем иным он мог отражать и страсть и любопытство и тревогу, и хотя сейчас в нем не было ничего, кроме ужаса и обреченности, все равно, это был взгляд, который он когда-то хорошо знал, который когда-то принадлежал близкому существу. Но которому? В своей жизни он умертвил не один десяток серн, и никаких подобных ощущений узнавания он никогда не испытывал. Впрочем, это было мгновенное чувство, которое тут же было поглощено азартом и дикой жаждой крови.
Серна отчаянно метнулась в сторону, очевидно потеряв голову и не сообразив, что самый верный путь к спасению был вновь забраться в расщелину между двумя валунами, куда орел никогда не полез бы: там было сложно развернуться и серна могла бы пустить в ход рога и острые копыта. Но в панике она приняла неверное решение и это стоило ей жизни: Гаруда слегка выставил вбок кончик крыла, изменил направление полета и когда до жертвы оставалось чуть больше метра, резко расправил крылья и впился серне когтями в загривок, недалеко от ее хрупкой грациозной шеи. Антилопа тяжело рухнула на подогнувшиеся от удара ноги, затем завалилась на бок и стала отчаянно биться, пытаясь дотянуться до орла острыми копытами и рогами. Боролась за жизнь она отчаянно, но, помимо разницы в силе и вооружении, между ними была еще одна большая разница: эта серна билась с орлом впервые (к несчастью для нее и в последний раз), для орла же она была всего лишь одной из вереницы жертв. Гаруда хорошо знал, как сломить ее отчаянное сопротивление и совершить смертельный захват. Поэтому, когда он вместе со своей жертвой завалился на бок, вроде бы соскользнув с ее спины, это не означало, что он терпит неудачу и тем более поражение от взрослой антилопы, по меньшей мере в два раза более тяжелой, чем он сам. Нет, вес не имел здесь особого значения, и его падение на бок означало только то, что он добрался своими смертоносными когтями до горла жертвы и в этом положении гораздо легче, не разжимая хватки выдержать последние конвульсии агонии. Гаруда вперил свой немигающий безжалостный взгляд (как можно жалеть свою пищу?) в закатывающиеся глаза хрипящей серны и вновь, уже в третий раз за это короткое время у него возникло странное состояние, чего с ним не было никогда раньше и чему он не находил объяснения, правда быстро об этом забывая. Вдруг в его сознании прозвучал человеческий голос, подобный которому он слышал и раньше, низко пролетая над человеческими поселениями, или когда ему приходилось воровать кур или ягнят. Но никогда раньше этот голос не звучал в его сознании, и тем более никогда эти сложные звуки не несли с собой какого-то смысла, кроме агрессии и угроз в свой адрес. На этот же раз человеческие звуки имели смысл в его сознании, подобно звукам орлиного голоса: «Милый Рам, ты снова убиваешь меня»!
Гаруда от удивления встрепенулся, и если бы ни давно сформированный условный рефлекс, наверное бы разжал когти – но в следующее мгновение уже позабыл об этих странных психических явлениях – серна испустила свой последний предсмертный хрип и затихла, постепенно переходя от дикого предсмертного конвульсивного напряжения к состоянию расслабленности ранней смерти. Гаруда удовлетворенно разжал когти, упругим прыжком, полурасправив крылья, вскочил на спину добыче и торжествующе несколько раз проклекотал клич победы. Закончился азартный, но тревожный акт охоты и наступил самый приятный момент – момент долгожданного обеда.
Гаруда начал рвать еще теплую кровоточащую плоть. Как всегда труднее всего было разорвать шкуру, все же клюв и птичьи когти были менее приспособленным для этого инструментом, чем зубы и когти тигра или гиены, однако же шкура серны была менее прочной, чем шкура горного козла, и Гаруда неплохо обходился и этими своими природными приспособлениями. И тут, когда он запрокинул голову, заглатывая первые куски еще теплого мяса перед ним вдруг всплыла невозможная картина, подобной которой он не видел в своей жизни – ну разве что во сне, но своих снов он не помнил в бодрствующем состоянии. Прямо из неподвижного тела серны выдвигался полупрозрачный, но вполне видимый образ. Вначале это было просто аморфное неоформленное облачко, но очень быстро оно начало приобретать конкретную форму и вскоре перед изумленным взором Гаруды возникла невиданная картина: над телом серны зависла ее полупрозрачная копия. И это бы еще полдела – на этой копии верхом восседала такая же полупрозрачная молодая женщина в розовом (несмотря на прозрачность цвет виделся отлично) сари и с укором глядела на Гаруду. Гаруда почувствовал что с ним и с его сознанием происходит что-то не то, и на этот раз изменение сознания было уже гораздо более глубоким. Он ощутил внутреннее раздвоение, словно что-то разумное, осознающее начинает выплывать за грань его перьев, и в следующий момент он осознал себя Андреем. Нет, пожалуй только отчасти Андреем, а отчасти совсем недавно скончавшимся индийским кшатрием Рамом, правда в едином лице, восседающем, подобно девушке, на словно бы спящем с распростертыми крыльями орле. Еще мгновение и Андрей-Рам полностью осознал себя человеком. А еще он узнал эту девушку на серне: это была, несомненно, Рати, в смерти которой много лет назад он считал себя повинным, и душа которой привела его к столь печальному концу. Как мы помним, чтобы избавиться от навязчивых видений Рати с угрозами забрать его с собой, как человека чести, не выполнившего обещания, он начал бесконтрольно, почти каждую ночь принимать магический напиток Сому, и в скором времени Сома забрала его. Хотя в этот момент в душе Андрея-Рама возникло сомнение: а действительно ли Сома безвременно оборвала его жизнь? Похоже, здесь что-то было не так, правда, что именно не так, он не успел обдумать, поскольку с образом девушки, восседающей на серне, начала происходить новая метаморфоза. Серна вдруг резко откинула голову назад и ее острые рога, ставшие после смерти гораздо длиннее, чем у ее физического прототипа, вонзились девушке прямо в грудь, проткнув ее тело насквозь. В следующий момент серна вырвалась из-под своей наездницы, снова резко взмахнула головой, но не вытащила рога, а обломала их, после чего эти рога увеличились в размерах, слились и превратились во вполне узнаваемый Андреем-Рамом металлический кол, на который напоролась Рати, упав в яму-ловушку в одном из коридоров пещерного храма. Душа серны освободилась от девушки, открыла доселе закрытые глаза, и увидев своего недавнего убийцу, да еще с восседающим на нем человеком, в ужасе дико забила копытами и начала подниматься вверх, в сияющие небеса еще совсем недавно доступные только ее крылатому убийце. Девушка с колом в груди протянула руки к Андрею-Раму и тихо проговорила, ничуть не смущаясь торчащим из груди металлическим стержнем:
- Милый Рам, ты снова убил, но на этот раз освободил меня.
В этот момент произошла новая перебивка кадра, Андрей-Рам перестал быть собой, а его человеческое (вернее посмертно-человеческое) сознание угасло, а как бы спящий орел вновь проснулся и вновь стал Гарудой, рвущим и глотающим кровавую плоть серны. На мгновение в сознании орла мелькнуло воспоминание, что он только что видел нечто удивительное, да и вообще был кем-то иным, но эта вспышка угасла так же, как все предшествующие – разум орла был не приспособлен держать в голове столь сложные образы и понятия. Он вновь приступил к прерванной было трапезе - его голод оставался еще достаточно силен – как вдруг из-за ближайшего валуна раздалось угрожающее рычание-шипение. Гаруда резко повернулся и увидел, что сзади к нему подкрадывается, низко пригнувшись к земле, снежный барс-ирбис.
Несомненно, если бы ирбис (это была крупная опытная самка, в самом расцвете сил) собирался напасть на самого Гаруду, то он бы подкрался более незаметно и уж точно бы не рычал предупредительно. Ясно, что в качестве обеда беркут не представлял для него никакого интереса, тем более вступать в бой с крупным, сильным орлом небезопасно даже для барса и по меньшей мере чревато серьезными ранами. Гаруда хорошо понимал, что ирбиска для него не опасна и желает полакомиться его добычей, зная, что нормальный орел не будет связываться с более сильным противником. В любом другом случае Гаруда и не стал бы с ней связываться, даже будучи голодным, он знал, что шансов победить матерого барса у него нет, тем более вступив в битву на земле, где он терял свое основное преимущество. Конечно, жалко терять обед, еще толком не утолив голода, к тому же крупную серну можно было бы растянуть на два-три дня, как следует упрятав ее в скалах, но такова жизнь: вчера ограбил он (а он сам нередко воровал чужую добычу), сегодня ограбили его – а завтра он сам опять кого-нибудь ограбит. Обидно, конечно, но лучше потерять добычу, чем жизнь. Однако сегодня что-то держало Гаруду от того, чтобы благоразумно улететь - благо времени на это было вполне достаточно – и чем ближе подходила ирбиска, тем сильнее крепло решение Гаруды вступить в бой – возможно даже в свой последний бой. Все дело в том, что с его сознанием снова, уже который раз за эти пару часов произошли непонятные эффекты. Он вдруг совершенно отчетливо понял, что эта мощная, изящная горная кошка и есть убийца его жены и детей, хотя вряд ли достойное занятие для взрослого барса разорять птичьи гнезда. При этом непонятно откуда взявшаяся уверенность сопровождалась внутренним кинофильмом ( подобных отчетливых картинок внутри сознания Гаруда в своей жизни не мог припомнить). Он ясно увидел, как эта самка ирбиса забирается на старый, развесистый тис, на котором было сооружено огромное гнездо Гаруды. Затем осторожно забирается в гнездо и начинает убивать его беспомощных орлят, с легкостью прокусывая их хрупкие, покрытые нежным пухом беззащитные тела. Затем Гаруда увидел, как на барса с отчаянным криком налетает его орлица и между ними разыгрывается жестокая схватка, при этом гнездо проламывается и ирбиска вместе с впившейся в нее орлицей падают с дерева, ломая ветки. Очевидно падение с пятнадцатиметровой высоты могло бы закончиться для барса плачевно, но получилось так, что орлица оказалась невольной спасительницей своего врага, поскольку во время падения она рефлекторно махала крыльями, и это в значительной мере смягчило удар о землю. К тому же в момент удара о землю ловкая ирбиска извернулась и оказалась наверху, чем еще больше смягчила себе и без того смягченный полет. Орлица же напротив оказалась оглушенной, а возможно даже потеряла сознание, и этой паузой сумела воспользоваться быстро пришедшая в себя ирбиска, добравшись до шеи орлицы и перекусив не очень прочные птичьи позвонки. Последнее, что видел Гаруда в своем эдейтическом видении – это то, что ирбиска утаскивает орлицу в лес и скрывается за деревьями. Была ли она съедена или выброшена где-нибудь вдали от гнезда, Гаруда так и не увидел.
Все эти видения в мгновение пронеслись в сознании орла, и к тому моменту, когда ирбиска подступила к самой серне, Гаруда уже знал, что будет сражаться и постарается убить своего более мощного и лучше вооруженного противника – пусть ценой собственной жизни - и не за жратву, а за память по коварно убитой семье. Поэтому когда ирбиска, не торопясь, подошла к едва початой тушке и сделала с угрожающим шипением резкий выброс в сторону орла, впрочем, очевидно и не собираясь его кусать, тот взмахнул крыльями и тяжело начал подниматься вверх, хотя по всем неписаным законам иерархии, он обязан был отскочить в сторону и, проглотив обиду, ждать на безопасном расстоянии, пока огромная кошка насытится и быть может не утащит добычу с собой, а позволит орлу доклевать то, что от нее осталось. Впрочем, ирбиска, возможно, и не стала ломать голову над тем, правильно ведет себя орел или нет, и, не ожидая подвоха, неторопливо приступила к трапезе, улегшись на туше серны и придавив ее лапами так, чтобы ее легче было освежовывать.
Однако Гаруда не собирался улетать, он неторопливо набрал высоту, как недавно при охоте на серну, и камнем упал на широкую спину снежного барса, безукоризненно выпустив крылья, чтобы не разбиться и удержать равновесие, впившись кошке в загривок. Маневр орла, очевидно, оказался для ирбиски неожиданным, и это давало Гаруде немалые шансы на победу. Пока опешившая кошка пыталась вырваться из стального захвата, Гаруда продолжал бешено бить крыльями, чтобы сохранить равновесие, оглушить ее ударами крыльев и не соскользнуть под смертоносные когти и зубы. Правильно сделав несколько перехватов когтями, Гаруда наконец добрался до заветного горла и еще сильнее стиснул стальной захват, издав при этом торжествующий клекот. Ему казалось – победа близка и жена его будет отомщена, и найдет, наконец, свое успокоение в том загробном орлином царстве, где она вместе с орлятами не могла найти покоя, пока по свету бродил ее убийца.
Гаруда знал, что поломать шейные позвонки такому мощному зверю, как ирбис, невозможно ни его когтями, ни клювом, ни крыльями, и если он в первые минуты не придушит ирбиску, она так или иначе сбросит его со спины. Хотя он никогда не охотился на барсов, он знал, что анатомия у всех четвероногих достаточно схожая и сместил свой захват немного вбок, пережав огромной кошке сонную артерию. В результате беркут завалился на бок, соскользнув со спины ирбиски, правда не ослабив захвата. По-видимому только к этому времени оглушенная вначале кошка очнулась и поняла, что дела ее весьма плачевны, и тогда, пытаясь вырваться из стального захвата, она начала бешено извиваться по земле. Если такую жертву, как серна и даже дикий козел Гаруда еще мог удержать, чтобы не дать им возможности кувыркаться вокруг своей оси, то удержать таким же образом взрослого барса у него не хватало сил. Тем не менее, несмотря на бешеное вращение и попытки сбить его с помощью ударов головой о землю, Гаруда продолжал контролировать захват и ни разу не попал под смертельные когти и зубы. К счастью для него, то место, в которое он впился, было труднодоступным для лап и тем более для зубов зверя. Вскоре бешеное сопротивление барса начало стихать: Гаруда умело перекрыл доступ крови к головному мозгу, из пасти врага пошла кровавая пена, а Гаруда так и не получил ни одной серьезной раны, хоть и был полуоглушен сильными ударами о землю. Прошло еще несколько минут – впрочем реального течения времени Гаруда не замечал – и ирбиска вроде бы затихла, ее задние лапы вытянулись и конвульсивно задрожали.
И тут Гаруда совершил свою единственную, но роковую ошибку. Не отпуская захвата, он приподнялся и приблизил к морде ирбиски свою голову, желая взглянуть в глаза издыхающему врагу и передать взглядом свое торжество: «узнаешь меня? Ты убила мою жену и двух орлят, теперь они отомщены, и будь ты проклята»! Увы, это желание, заставить врага понять в свои последние секунды, что над ним свершилась праведная месть, стоило ему жизни: ирбиска из последних сил извернулась и захлопнула мощные челюсти на непрочной шее орла. Последнее что увидел Гаруда в своей орлиной жизни, были глаза ирбиски, пылающие лютой ненавистью и торжеством. Тут восприятие Гаруды – перед тем как окончательно угаснуть вновь трансформировалось, и он увидел, что это вовсе не глаза дикой кошки, это человечьи глаза с круглыми зрачками. Он хорошо знал этот взгляд, он видел его не так давно… но где? В следующий момент орлиное сознание угасло, правда вскоре вернулось, но это было уже сознание человека – то самое, которое на короткое время сменило орлиное сознание, когда Гаруда расправлялся с серной.
Андрей-Рам всплыл над конвульсивно дергающейся птицей и еще не до конца ощущая себя человеком (правильнее – астральным человеком) с удивлением наблюдал за происходящим внизу. А происходило следующее: орел вскоре застыл, но так и не разжал свою хватку, ставшую мертвой толи благодаря последнему сознательному импульсу из угасающего мозга, толи в результате предсмертной судороги. Очевидно и ирбиска исчерпала свои последние жизненные ресурсы и почти сразу после того, как перекусила шею Гаруды, потеряла сознание и вытянулась в последний раз. И тут с ее телом стали происходить такие удивительные метаморфозы, что Андрей-Рам засомневался, видит ли он реальные события, происходившие очень давно в Энрофе, либо это какая-то астральная символика отражения очень похожего на Энроф. Кошачьи пропорции мертвой ирбиски начали изменяться, конечности вытянулись, туловище же, напротив, укоротилось. Не прошло и минуты, как перед Андреем-Рамом лежало тело обнаженной женщины – уже не юной, но еще и не увядшей. Женщина лежала, словно на ложе из собственных иссиня черных волос, достающих почти до пят, и хотя лица ее не было видно, Андрей-Рам сразу узнал это тело, когда-то ему столь желанное и любимое: это было тело его жены и Шакти священнослужительницы Дурги. Рядом с ней, сжимая руками ее горло лежал он сам, а под ними обоими – растерзанное тело служанки Рати. Рам еще не осознал до конца, что произошло (теперь он был уже в гораздо большей степени Рамом, чем Андреем, хоть и осознавал свое отношение к кому-то еще, помимо безвременно умершего кшатрия – искателя тайных знаний), а земной мир уже начал застилаться пока еще прозрачной пеленой. Из обнаженного тела женщины, еще недавно бывшей горной кошкой, начала выпростаться другая, астральная, облаченная в розовые одежды с накинутой на плечи шкурой снежного барса, очень похожая на изображения Кали-воительницы, которые Рам видел каждый день на стене зала для проведения тантрических ритуалов. Правда рук у Дурги, в отличие от десятирукой Кали, было только две.
Сознание Рама-Андрея все больше освобождалось от животного тумана, и самоощущение орла практически уже не вуалировало его мировосприятия. В следующее мгновение он вспомнил, как виделся с Дургой где-то неподалеку, в Гималаях, как после их страстной любви на берегу хрустального ручья (несмотря на чей-то запрет) она превратилась в огромную каменную статую по ноге которой он яростно колотил кулаками, проклиная богов, забравших его любовь и грозился поступить в услужение дьяволу. Вспомнил, как из пустоты возникли две богоподобные жрицы, и слова, произнесенные одной из них: «Забираем у тебя младенца истины и вручаем цветок силы». Хотя, такое ведь вряд ли могло произойти на земле… перед этим что-то случилось! Почему он так плохо помнит, что было перед этим? И как он очутился в этой горной местности. Ко всему он помнит, что сердце его полнилось торжеством, и он превратился в орла и долго летел над горными вершинами, созерцая каких-то седых великанов, величаво дремлющих на усыпанных бриллиантами и сапфирами тронах, словно бы естественным образом вырастающих прямо из недр горных вершин. А потом все резко изменилось – изменилось освещение, небо стало голубым, на нем засияло Солнце, а горные вершины оделись в причудливые шапки облаков. И не существовало уже никаких великанов, он всю свою сознательную жизнь был беркутом Гарудой, его мучил голод и он выискивал какую-нибудь жертву.
Дальнейшее, увиденное глазами орла, в тело которого немыслимым образом переместилось сознание Рама-Андрея, он помнил уже очень хорошо, вплоть до возвращения в астральную природу человека. Выходит, он реинканировал в орла, причем не в момент его рождения, а незадолго до гибели. Странно, а ведь он никогда не верил, что человеческая душа может вселиться в тело животного, считал это народным суеверием, и на то у него были достаточно веские аргументы. Если вектор духовной эволюции направлен от грубого к тонкому в ее восходящей части спирали и душа проходит долгий путь совершенствования, проходя поэтапно фазу камня, растения, животного и лишь потом – человека, то подобный возврат просто невозможен: душа по природе должна соответствовать своему вместилищу. А выходит, все это правда и душа человека может вселиться в тело орла, правда почему-то не с рождения - как же такое возможно?!
Стоп… реинкарнировал в орла… выходит, он умер? А ведь и правда, вся эта история с женой, превратившейся в каменного истукана, и эти богоподобные жрицы, взявшиеся из воздуха! Все это мало напоминало земные события. А что было до того, как он очутился в горной местности с черным небом над головой? Там, где нет ни одного знакомого созвездия, нет ни луны ни солнца, но светло как днем – вернее – в преддверье сумерек, когда все предметы удивительно контрастны и словно бы обладают едва приметным самосвечением? Выходит, прежде, чем он превратился в орла, он оказался в каком-то загробном мире, и это не обычный астральный выход, каких он мог припомнить в своей жизни немало – он бы это точно знал и ощущал некую связь со своим физическим телом. Сдесь же ничего подобного не было, он не ощущал связи ни со своим физическим телом, ни с земным миром вообще.
Так, а что было до всего этого? А до всего этого он сидел под скалой на берегу моря Вечности и беседовал со своей Единственной… Маргаритой… да нет, не Маргаритой, – Анной! А еще раньше путешествовал по тайге и угодил в необъяснимую ситуацию! А до этого был летаргический сон, а до этого он изготовил Сому и чуть было не убил с помощью чудесных нитей Людмилу Георгиевну Туранцеву. Толкнул ее с помощью этих нитей под автомобиль, но в последний момент одумался и выдернул буквально из-под самых колес. Стоп! Какие такие автомобили?! Самоездящие колесницы? Он что, был в гостях у небожителей, которые передвигаются в волшебных аппаратах? Или это будущее, и по земле будут ездить такие колесницы? Будущее… Господи! Да ведь он же никакой не Рам! Он – Андрей Данилов, живет в двадцатом веке, а Рам – это его давняя индийская инкорнация. Из замка Вечности он угодил в близкое посмертие Рама, когда его душа почему-то ненадолго переместилась в тело горного орла.
И тут Андрей вспомнил, что было незадолго до смерти Рама. Собственно, ничего особенного: он в очередной раз перед сном принял Сому, чтобы спастись от неприкаянной души служанки храма, Рати, но в этот раз в Соме оказалось подмешано что-то еще. Он слишком поздно понял, что именно, и еще он понял, что отравила его Дурга, его жена, его возлюбленная, его Шакти – так же, как она отравила своего первого мужа Сахадеву. Андрей вдруг ясно увидел и услышал разговор Дурги с ее наставницей Дакини, и хоть в разговоре с ней Дурга и отказалась убивать своего мужа, как отработанный материал, однако Рам знал, что в дальнейшем она приняла решение.
А впрочем, возможно это знал не Рам, возможно это знал Андрей, в астральном сознании которого чудесным образом переплетались знания и чувства Рама и Андрея. Он ясно увидел то, чего физическим зрением не мог видеть Рам, поскольку тело его к тому времени уже было мертво. Дурга врывается в комнату Рама, при этом Андрей четко понимает, что она ужаснулась своего поступка и бросилась исправлять ситуацию, но, как оказалось, слишком поздно. И тогда в отчаянии она обнимает и целует бездыханное тело мужа и с судорожными рыданиями повторяет: «Я не успела, я не успела, прости меня, любимый, прости». Затем она подходит к шкафчику, где стоит недопитый хрустальный сосуд с отравленной Сомой, наливает бокал, выпивает его и ложится рядом с Рамом. Вскоре она засыпает и сон ее незаметно переходит в смерть. Дальнейшее Андрей видит словно бы глазами Дурги, но продолжая себя осознавать Андреем и отчасти Рамом: это была та самая сцена, которая происходила с Рамом в неизвестной горной местности, но увиденная глазами Дурги, и когда Рам, превратившись в могучего горного орла, расправил крылья и улетел, статуя Дурги претерпела обратные изменения от каменного истукана до живого существа. Но существом этим была уже не прекрасная жрица храма Кали Воительницы, а гибкая пятнистая самка ирбиса. И эта астральная копия, так же как копия Рама, вскоре нашла свое тело в физическом мире, превратившись в реальную горную кошку. Правда не надолго: их последняя встреча с Рамом в образе снежного барса и беркута оказалась последней. Правда, зачем было нужно это повторное убийство друг друга в зверином и птичьем обликах Андрей так и не понял.
Все это в мгновение пронеслось в его сознании, он уже и сам не знал, кто в большей степени – Рам или Андрей, в его памяти вспыхивали эпизоды и каких-то других жизней, происходивших в самые разные времена.
Помимо хорошо знакомых ему эпизодов из жизни Фауста и Рама, откуда-то из глубины его природа, словно первые пузырьки в доведенной до кипения воде, начали всплывать незнакомые сценки, которых в своей реальной жизни он никогда не помнил. Пока это еще были сцены вроде бы увиденные со стороны, и тем не менее ощущение, что все это происходило именно с ним, крепло от раза к разу, хоть люди были незнакомы и эпохи угадывались с трудом.
Вот смуглый мальчик, лет семи из последних сил бьется в роскошном закрытом мраморном бассейне, пуская кровавые пузыри, а в ногу ему стальной хваткой вцепился средних размеров крокодил, правда в воде он кажется огромным, гораздо больше, чем в действительности. В последний момент мальчик видит, что из-за дальних колонн зала появляется черная кошка, а за ней бежит молодая смуглая девушка лет семнадцати, выхватывая из-за спины маленький, тугой лук.
Вот загорелый юноша как зачарованный смотрит на причудливый танец полуобнаженной танцовщицы в набедренной повязке из шкуры леопарда в каком-то незнакомом языческом храме, затем словно загипнотизированный идет к ней, вытянув руки, и в этот момент кто-то наваливается на него сзади и вонзает кинжал под лопатку.
Вот бородатый мужчина среди защитников какого-то древнего прямоугольного строения посылает стрелу за стрелой в толпы наступающих, ползущих по приставным лестницам воинов, и по характеру вооружения и на уровне осознания Андрей догадывается что это римляне, штурмующие храм Соломона в Иерусалиме.
А вот уже совсем свежие впечатления, и в отличие от прочих сценок Андрей видит это словно бы собственными глазами, одновременно сознавая, что это один из эпизодов бурной жизни Рама, который ранее не попадался в его поле видения во время экскурсов в прошлое. Рам в легких доспехах-чешуе, закрывающих туловище и плечи до половины, участвует в какой-то вооруженной стычке на каменистом берегу небольшой, но очень бурной речки. В отдалении простираются заснеженные горные хребты, неподалеку от него в поле зрения лежат тела нескольких монголоидного вида мужчин, одетых в грубые одежды из ячьей шерсти.
Несколько человек продолжают сражаться, а сам Рам теснит совсем молодого парня такого же монголоидного вида, и Андрей почему-то знает, что это тибетцы-разбойники, напавшие на караван в котором Рам путешествует по Гималаям. Разбойники что-то не рассчитали, караванщики оказались хорошо вооружены и готовы к сражению, к тому же их оказалось гораздо больше, чем разбойники предполагали.
Сейчас большая часть разбойников рассеяны и скрылись, но какую-то нерасторопную часть удалось прижать к бурной реке, прыгнуть в которую – верная смерть. В данный момент происходит заключительная сцена: превосходящие силы караванщиков, среди которых и Рам, добивают незадачливых грабителей. Противник Рама – совсем молодой парень, воин гораздо менее искусный, чем Рам – обречен, он это хорошо понимает, на его оскаленном лице взгляд затравленного зверя, он уже выбился из сил, но упорно борется за свою жизнь, не понимая, как так получилось, что он из охотника сам превратился в жертву. Руки его по-прежнему судорожно сжимают короткую кривую саблю, он ранен и из нескольких ран течет кровь.
Он по сути дела только отражает из последних сил удары Рама, причем не очень успешно, Рам же откровенно развлекается, понимая свое полное превосходство. Он совершает замысловатые вращательные движения легким дамасским клинком, и острие не сильно касается то одного, то другого участка тела разбойника. Рам давно уже мог бы убить этого юнца, по глупости или по нужде присоединившегося к шайке горных грабителей-неудачников, но продолжает развлекаться, как кошка с мышкой, а отчасти ему даже жалко этого юного дурака, который теперь должен умереть во цвете лет, возможно так и не испытав в своей жизни ничего хорошего. В сердце Рама также особое острое чувство распорядителя чужой жизнью: захочу – убью, захочу – помилую, но помиловал ли бы ты меня, окажись я на твоем месте, и где гарантия что в этом случае ты не отомстишь мне в будущем? Раму это чувство хорошо знакомо, очевидно аналогичных случаев было немало в его богатой событиями жизни.
Итак Рам испытывает некоторые сомнения и даже жалость к юнцу, но долг кшатрия велит убить разбойника, чтобы избавить мир от еще одной бешеной собаки. Он выбивает из рук парня саблю – наверняка отобранную у убитого им купца, при этом парень делает неловкое движение, спотыкается о камень и падает. Рам приставляет к его груди клинок, но медлит, преодолевая жалость, и в этот момент парень начинает что-то лопотать на тибетском, который Рам пока что знает плохо, но и так ясно, что он молит о пощаде и несколько раз повторяет слово «мать», который Рам хорошо знает, а также «голод» и «смерть». Ясно, что парень хочет сказать, что если Рам его убьет, то его больная старая мать, у которой он возможно единственный кормилец, умрет от голода. Подобные мольбы Рам слышал в жизни не раз, скорее всего это банальная ложь, чтобы разжалобить противника, и Рам произносит по-тибетски нравоучительную фразу, которую он выучил давно: «А думал ли ты о матерях тех людей, которых ты убил и ограбил»? С этими словами Рам всаживает клинок в хорошо знакомое ему место груди между третьим и четвертым ребром слева. Меч входит легко, словно в масло, не находя по пути препятствий: Рам хорошо знаком с анатомией для более эффективного убийства. Парень конвульсивно дергается и затихает.
Вслед за этой яркой сценой в сознании Андрея всплыли и другие картинки связанные со сражениями в жизни Рама. Они были подробными и сопровождались множеством деталей, которые почему-то запомнились в той или иной экстремальной ситуации, где чаша весов могла склониться и не в пользу Рама, но каждый раз склонялась к последнему. Подобных случаев было немало, и мы не будем их описывать, поскольку все они во многих моментах совпадали. К чести Рама можно сказать, что во всех ситуациях он вел себя достойно, как полагается воину, а не убийце, и каждый раз, убивая, Рам испытывал странное ощущение, словно какая-то частица жизни, сознания и судьбы убитого вливались в его душу и завязывали некую связь с убитым.
Все эти видения в мгновение пронеслись перед сознанием Андрея и как знать, сколько еще времени он продолжал бы наблюдать сценки чужих жизней, которые тем не менее словно бы неслышно шептали, что все это происходило с ним, Андреем, если бы от этого интересного занятия его не отвлекло следующее. Из распростертой на земле женской фигуры всплыла в воздух подобная ей, эфирная, в недавнем земном бытии его коварная жена. Андрей хорошо помнил и будучи в астральном образе, кто отправил Рама на тот свет. Какое-то время Дурга висела в пространстве с закрытыми глазами, затем глаза ее раскрылись, она призывно протянула к Раму руки и повторила те слова, которые были последними в ее земной человеческой форме:
- Я не успела, не успела, прости, любимый!
Андрей, который к этому времени хорошо знал ситуацию в целом, уже без обиды, укора и тем более ненависти по поводу безвременно загубленной жизни, посмотрел на Дургу. Он подумал, что она, впрочем, и не так виновата, поскольку множество условностей бывшего статуса руководили ее поступками вопреки воле, а извращенное в земных условиях чувство долга порой заставляло совершать поступки, которые она в ином случае никогда бы не совершила. Вслух же он сказал (хотя Дурга несомненно видела и так всю гамму чувств, возникшую в его душе):
- Я ни в чем не виню тебя, возможно для жрицы храма Кали- воительницы это был единственный выход, а для Рама, возможно, и лучшая из трех смертей. По крайней мере эта мука уже позади, и я даже благодарен тебе. Но скажи, каким образом ты превратилась в снежного барса?
- Но ведь и ты превратился в орла, - грустно ответила Дурга. – Так или иначе ты рассчитался со мной и этим исполнил мое тайное желание: я приняла яд, сознавая, что уже не могу умереть от твоей руки, что было бы гораздо справедливее. Очевидно Кали услышала эту мою мольбу и дала возможность осуществиться моей просьбе таким необычным способом. И этим же способом она облегчила грех самоубийства. Помнишь нашу встречу в горной долине посмертия? Это местность, где дается еще один шанс для исполнения нереализованных желаний. Ты желал отомстить мне и отомстил, я желала умереть от твоей руки и умерла. Теперь я могу спокойно передать себя в руки Кали, у тебя же, как я вижу, другой путь.
- Наверное, другой, - сказал Рам-Андрей, - я ощущаю, что Рам – это лишь малая моя частица, в действительности же я – нечто гораздо большее. Ты не поверишь, но сейчас я знаю, что долгое время видел такие чудеса будущей жизни, о которых мы в нашей темной Индии даже представить себе не могли. Представь себе самоходные стальные коляски, несущиеся быстрее арабского скакуна, и стальные птицы, несущиеся высоко над землей стократ быстрее. Сейчас я в гораздо большей степени человек по имени Андрей, который жил на севере, чем твой муж, кшатрий Рам.
- Меня почти не интересует земная жизнь, - задумчиво сказала Дурга, - и то, какие механизмы изобретут на земле в далеком будущем могли бы заинтересовать священнослужительницу Дургу, но не ее душу, лишенную тела. А впрочем, если я захочу увидеть, какие механизмы будут бегать по земле в далеком будущем, я всегда смогу это посмотреть, в посмертие преграды времени легко преодолеваются. Но думаю, что те миры, куда вскоре и я, и ты попадем, покажут нам вещи куда более удивительные, чем самодвижущиеся повозки и стальные птицы. А сейчас, Рам, мне кажется, что я расплатилась по земным счетам и должна идти куда-то дальше, в неведомое.
- Нет, ты еще не по всем счетам расплатилась! – Ворвался в их диалог новый голос, и Дурга с Рамом увидели неожиданно возникшую перед ними темнокожую (в астрале она осталась такой же) девушку с колом, торчащим прямо из груди. – Я погибла по твоей милости, Рам, в конце концов, только слабовольно попал под твое влияние и нарушил слово кшатрия. Он за это уже расплатился сполна при жизни, но ты со своей магией оказалась для меня недоступной. Теперь же мы на равных и я жажду оплаты по счетам! О, как я тебя ненавижу! Если бы только моя гибель и обманутый Рам, которого ты уничтожила, как только он стал несостоятелен, как мужчина! Все те годы, сколько я служила в храме, ты постоянно придиралась и издевалась надо мной!
- Ну и какой же ты хочешь оплаты? – презрительно усмехнулась Дурга, как видно не испытывая перед ней никакого страха. – Я бы с удовольствием рассчиталась с тобой золотом, - в ее руке тут же возник мешочек с чем-то весомым, - да вот, боюсь, астральное золото здесь не в ходу, а земное, как ты понимаешь, сюда не перенести. Могу тебя разочаровать: по счетам я и ты будем платить другим кредиторам, несравненно более могущественным, чем мы с тобой. А друг с друга нам здесь взять нечего, как бы мы этого ни хотели. Что же касается Рама, так он тебя никогда не любил, ты была лишь маленьким эпизодом в его жизни.
- Но это несправедливо! – крикнула Рати. – Какое мне дело до тех кредиторов, которым ты будешь платить по счетам! Я сама хочу это видеть! Я хочу видеть, как ты горишь в Аду, пусть даже я буду гореть в соседнем пламени!
- Боюсь, в соседнем не получится, - усмехнулась Дурга, - наши грехи различны и отрабатывать их мы должны по-разному.
- Но я ни в чем не грешна, я – жертва!
- Богам лучше знать, если бы ты была святой, то уже давно обитала бы в Раю. Наверное, не все так просто, мы все оказались завязаны в единый кармический узел, и хоть Рам и не убивал тебя, он все время винил себя в твоей смерти. Ты же так долго убеждала себя – уже после смерти, - что это он убил тебя, и не хотела ему простить, что Высшие Силы распорядились весьма неожиданным образом! Мы все поубивали друг друга в облике диких зверей и птиц. Правда, извини уж, по какому-то недоразумению ты вновь оказалась жертвой.
- Но это несправедливо!
- Зато ты развязала карму и сможешь уйти из земного пространства, в котором ты в качестве призрака измучила и себя и Рама. Спроси его сама, намного ли ты стала ему желанней после того, как мучила его столько при жизни, и хоть и не убила его сама, однако запустила цепочку событий, приведших его к гибели!
- Но я его не убивала!
- Он тоже не убивал тебя!
- Но его убила ты!
- После этого я убила себя, однако я бы никогда не пошла на это, если бы он не стал тем, чем стал благодаря тебе.
- Я все равно уничтожу тебя! – вскрикнула Рати, и вдруг вырвала из своей груди кол и обрушила его на голову Дурги, словно увесистую дубину. На лице Дурги отразилось недоумение, затем ее недоуменная гримаса разъехалась пополам, и кол рассек бывшую жрицу от макушки до земли, словно был каким-то сверхотточенным клинком, и держал его в руках могучий воин, а не хрупкая девушка.
Картина была впечатляющей, однако на Рама (будем для краткости называть его так) она не произвела особого впечатления, поскольку в астрале он проделывал подобные вещи многократно. Взять хотя бы его победоносное сражение с целым отрядом рыцарей, где он раскраивал их вместе с доспехами и вдоль, и поперек, и насквозь, поэтому он прекрасно знал, что через пять минут Дурга будет стоять перед ними цела и невредима и скорее всего ответит Рати чем-нибудь подобным. Если же принять во внимание ее магические возможности при физической жизни, можно было предположить, что для Рати этот поединок кончится плачевно. Поэтому видя торжество, вспыхнувшее в глазах Рати, Рам покачал головой и сказал:
- И это ты называешь местью? Месть была, когда орел задушил барса, правда и сам погиб, а это только астральные забавы, не пройдет и пяти минут, как она восстановится и устроит тебе взбучку, и ущерб от этой взбучки будет куда серьезней, чем можешь устроить ей ты. Ты что, за время пребывания в тонком мире ничего подобного не проделывала?
- Ну и что! – Рати яростно пнула одну из половинок Дурги, которая уже начала терять очерченность. – Зато у нас есть пять минут и эти пять минут никто не помешает нам быть вместе! Я так ждала этого все годы! А что будет потом, и что она со мной сделает не важно. Если боги милостивы ко мне, а я это заслужила, то они превратят пять минут в вечность, в загробном мире время может протекать по-разному.
Рати раскрыла объятья, астральные одежды сами собой испарились, и как мысленно отметил Рам, формы ее теперь стали гораздо более совершенными, чем при жизни. Рам отступил и вытянул руку вперед, желая остановить порыв своей давней мимолетной любовницы. Находясь в сознании Андрея, он сознавал, что пребывает здесь с какой-то важной, правда ему неведомой миссией, и тратить энергию на жалкий астральный секс, который не приносит ничего, кроме разочарования, не входило в его планы. А вдруг этой энергии как раз не хватит для успешного выполнения миссии! Он знал, что в его жизни все ситуации как правило стремятся развернуться по наихудшему варианту.
- Подожди, подожди, - произнес Рам (он, почему-то, испытывал жалость и боязнь обидеть это несчастное, зацикленное на нем существо – оно ведь так настрадалось!), - пойми, здесь все это бессмысленно, неужели ты не знаешь, что секс в астрале не дает ничего того, что дает в жизни, это жалкая пародия, неужели, находясь здесь, ты этого еще не узнала. Надо, уж если ты умерла, настраивать себя на другие задачи, а секс здесь – одно лишь разочарование, все эти годы ты пребывала в иллюзии, думая, что если я умру, то в посмертии смогу дать тебе то, что не успел должной мере дать при жизни.
Но Рати уже не слушала его, очевидно, маниакальная идея владеть Рамом была ее посмертной отработкой и тем якорем, который привязывал ее к физическому плану, не давая уйти в более подходящие для посмертия сферы. Она впилась губами в Рама и обвилась ужом вокруг его шельта, превращаясь всем своим существом в сплошную эрогенную зону.
«А может, - подумал Рам, - это у меня все так бледненько в астрале, может у одержимых, которые отрабатывают какую-либо страсть, в посмертии все гораздо серьезнее, может это развяжет ее кармический узел и она сможет покинуть физический план, тем более тело Рама уже умерло. Ну что ж, придется подарить ей астральный секс, хоть лично мне это нисколько не нужно».
Подумав так Рам преобразил свою форму подходящим образом, превратившись в сексуального гиганта, способного удовлетворить целый взвод страждущих женщин, хоть прекрасно сознавал, что форма здесь не имеет принципиального значения и главное – энергия. Ну что ж, он подарит ей немного энергии, нельзя же думать только о себе. Забыв о раскроенной пополам Дурге, он занялся с Рати каким-то фантастическим сексом, чем-то наподобие секса двух цветков в анимационном виде изображенным Аланом Паркером в фильме «Стена». Находясь в непрерывном совокуплении, они превращались то в растения, то в животных, то снова в людей, то, возвращаясь к истокам – в двух амеб. При этом Рам все время был как бы сторонним наблюдателем, и если и не испытывал каких-то ярких сексуальных ощущений, то, по крайней мере развлекался причудливой сменой форм, все же в астрале он обычно не мог менять их так запросто и в таком разнообразии. Очевидно секс с Рати наделил его такой возможностью. С другой стороны он чувствовал, что у Рати все происходит несколько по-другому, гораздо серьезней, чем у него.
«Ну ладно, - подумал Андрей в шельте Рама, - пусть насладится если ей это так необходимо – если не я, то хоть кто-то…
Неожиданно их причудливое действо в мгновение прекратилось – между ними полыхнуло розоватое пламя и их отбросило друг от друга на несколько метров. Рам удивленно оглянулся и увидел что справа и слева от него стоят две Дурги, причем одна розовая, другая – голубая и каждая держит в руке по изящному женскому мечу. Очевидно между лезвиями этих мечей и возникла та самая вспышка по типу вольтовой дуги, которая разбросала двух незадачливых любовников в разные стороны.
- Неплохо, - в унисон сказали обе Дурги (в отличие от двойников Андрея они двигались и говорили совершенно синхронно) с видом знатоков, правда с иронической улыбкой на лице, оценивающе глядя на разъединенных прелюбодеев. – Я даже не подозревала, - сказали они, обращаясь к Рати, - что ты столько тантрической энергии за это время накопишь! Подозреваю, что ты потихонечку воровала ее у Рама. С ним-то все ясно, он никогда серьезно к Тантре не относился, для него всегда это была лишь изысканная гимнастика, как в хатха йоге, ну и феномен Сомы его интересовал, за что он и поплатился в дальнейшем. Так что, - сказали Дурги, - обращаясь уже к Раму, - в астрале ты остался таким же гимнастом, каким был при жизни, хотя, отдадим тебе должное, гимнастом прекрасным и давал все необходимое, что от тебя требовалось. Недостаток же энергии я компенсировала другим способом, в Тантре предусмотрены подобные случаи. И все же, мой дорогой, десять лет занятий Тантрой не могли пройти бесследно, и хоть при жизни ты не очень преуспел в формировании новых сексуальных ощущений, ты получил на них право в посмертии. После того, как эта тупица врезала мне колом по макушке, я вдруг осознала смысл нашей последней встречи. Я должна проводить тебя в Дуггур, где ты сможешь обрести настоящие эротические ощущения, которые невозможны не только в ближнем астрале, но и в телесной жизни.
С этими словами обе Дурги подошли к Раму, который к этому времени обрел свой обычный астральный облик (воин в доспехах «чешуя» и странном шлеме, словно бы сделанным из перьев недавно погибшего беркута Гаруды) и положили ему руки на плечи с разных сторон.
- Ну что, дорогой, ты сопроводишь меня туда, откуда явилась одна из моих бессмертных частиц? – сливаясь в унисон прозвучали, словно один, два голоса.
- Не трогай его, сука! – наконец очухалась от энергетического удара Рати, - он мой, ты что, не видела этого?! Отправляйся в свой ад одна! С этими словами Рати вновь кинулась на обеих Дург, очевидно рассчитывая вцепиться в одну из них мертвой хваткой, поскольку кола под рукой не было. Но теперь обе Дурги были наготове, они разошлись на три-четыре шага, и когда Рати поравнялась с обеими и в нерешительности остановилась, решая, на которую из них кинуться, они сделали синхронный выпад мечами, в результате чего Рати оказалась насажанной на оба клинка словно на вертел.
- Ох и надоела же ты мне! – сказали синхронно Дурги, словно мать своей приставучей дочери. – Тут такой серьезный момент, а ты отвлекаешь по пустякам! Ну да ладно, своим упорством ты заслужила это маленькое путешествие, думаю, Рам, как обычно не сможет отказать тебе в этом!
В этот момент Рам увидел, что с рук обеих Дург на их мечи перескочили язычки бегущего пламени – голубого и розового, пробежались по лезвиям и ударили с обеих сторон в конвульсивно дергающуюся Рати, и в следующее мгновение она начала быстро уменьшаться. Не прошло и минуты, как в пространстве между двумя мечами висело новорожденное дитя женского пола, напоминающее о Рати только темным цветом кожи.
- Зачем ты с ней так? – мягко упрекнул Рам обеих двойников, пока не понимая, что задумала Дурга. – Что нам теперь с этими младенцами делать? Не представляю, что делать с младенцами в посмертном мире, но бросать ее здесь как-то жестоко.
- Скоро ты все поймешь, - загадочно сказали Дурги. – Прислушайся к себе! Сейчас ты это сможешь. Разве ты не чувствуешь, как в твоей крови начинают шевелиться сотни, тысячи младенцев? И Рати и я – все мы твои младенцы, как и ты наше дитя, если на это посмотреть с другой точки сборки. Этот процесс недавно начал происходить с тобой и сейчас ты доходить до точки кипения.
Рам удивленно прислушался к себе – и действительно – все о чем только что говорили обе Дурги было правдой. Отдельные сценки-видения событий других жизней были лишь первые пузырьки перед кипением, теперь же котел глубинной природы Андрея (и Рама и Фауста и еще сотен и сотен имен) бешено закипел, и в этом кипящем котле личностей, времен, судеб, мыслей, поступков, подвигов и преступлений разбухало и выкристаллизовывалось нечто огромное, невыразимое, являвшее собой единство во множестве. Рам (или Андрей) уже не мог отнести себя к какой-то отдельной личности, его астральное тело начало расти словно воздушный шар, первое время сохраняя какие-то человекоподобные пропорции, затем на его коже (доспехи и одежды давно отпали, он был обнажен) стали выступать нечто вроде волдыриков.
Эти волдырики лопались и его взору представали сильно уменьшенные копии младенцев – десятки, сотни младенцев, и каждый был частицей его, его неизмеримо долгой судьбы и неизмеримо древней души. Он мог в любое мгновение войти в сознания этих младенцев и узнать их путь, их судьбу, их горести и радости, и одновременно пребывать в каждой из них. Эти младенчики словно клетки человеческого организма составляли его астрально-ментальную природу, но если личность каждой клетки недоступна для человеческого сознания и осуществляет жизнедеятельность тела почти независимо от его воли и сознания, то теперь Андрей был внутри всех этих множеств сознаний, и в то же время являлся чем-то гораздо большим. Но несмотря на трансформу тела и сознания, Андрей продолжал наблюдать окружающее и увидел, что Рати-младенец плывет по воздуху в его сторону и, прилепившись к нему, становится одной из множеств «Я»-младенцев Андрея.
Еще через небольшой промежуток времени превратилась в младенца и голубая Дурга, последовав вслед за Рати и влившись в дружное сообщество Андреевых я. С ее же розовой половиной произошло нечто прямо противоположное – то же, что случилось с Андреем: тело ее начало увеличиваться в размерах, лишилось одежд, затем на этом теле возникли волдыри, которые вскоре превратились в малюсеньких младенцев, покрывших всю поверхность кожи и фактически составляя всю внешнюю оболочку.
Далее Андрей почувствовал, что из его существа вырывается какая-то сокровенная частица и устремляется в сторону Дурги, также становясь частицей ее природы.
«Вот что означает космический Пуруша, - подумал Андрей. – Никогда мне был не ясен этот образ, в частности, зачем он нужен, если существует Брахман! А вот, оказывается, что это такое. Только я считал, что Пуруша один, а их, оказывается, двое.
- Совершенно верно, два – мужской и женский Пуруши, - прозвучало в его сознании, - и хоть оба они означают два противоположных принципа, вечно влекомые друг к другу, тем не менее каждый из них состоит из множества мужчин и женщин. В сумме же, тем не менее, загадочным образом получаются два противоположных космических пола.
Именно космических… теперь оба Пуруши немыслимых размеров висели в беспредельном космосе и вокруг них закручивались спирали галактик. Андрей почувствовал непреодолимое желание к этой своей космической половине. Он был вселенский Адам-Кадамон, а она – его вечная супруга Лилит, но что-то мешало их соединению. Одновременно Андрей ощущал, что в его существо врывается какое-то новое я, гораздо более древнее, иное, чем все его прежние составляющие. Какое-то время множество его символических и ноуменальных, но все же человеческих я боролись с этим чужаком, когда вдруг одновременно у всех них произошло осознание: это никакой не чужак, это их более древний брат, фундамент, магистральный стержень. В этот момент Андрей перестал быть Адамом-Кадамоном и с интересом сконцентрировал суммы своих вниманий на этом новом Я, забыв о только что столь желанной ему космической Лилит. И как ответ на это суммарное внимание, по всей вселенной пронеслось гулким вихрем: «Я – Тор, прими эстафету, землянин!». И тут Андрей ощутил, что его космическое тело лопнуло и миллионы маленьких я разлетаются в разные стороны, во все уголки Шаданакара.
Одновременно он понял, что время немыслимым образом обернулось вспять, но словно бы его обратный ток хлынул по другому руслу, не повторяя в обратном порядке судьбу Андрея. Это была другая, альтернативная судьба, и тем не менее его собственная, как ручеек, вливаясь в русло большой реки так же становится этой рекой и единым целым с сотнями других таких же ручейков. Итак, время хлынуло обратно и по тому, насколько этот поток был силен, Андрей понял, что путешествие будет очень дальним. Последнее, что он увидел, погружаясь в небытие, это женская ипостась Пуруши, призывно протянувшая к нему руки, словно бы сотканные из звездной пыли. Последнее, что он услышал, был отчаянный крик Дурги: «Куда ты, я же не этого хотела!»
ГЛАВА 2
НАКАНУНЕ АПОКАЛИПСИСА
Тор сидел на самом краю высокой скалы и наблюдал, как большое багровое солнце медленно клонится к окоему стального неприветливого моря. Как каждый землянин, он знал, что видит закат в последний раз (в этом состоянии – а там, как знать), но ни страху, ни отчаянию не находилось места в его совершенной душе. Эти два чувства были незнакомы ему и не потому, что он какой-то особенный, он был… а впрочем, кем он был, Андрей, вернее его сознание, неожиданно ворвавшееся, словно маленький резвый ручеек в широкую неспешную реку, осознал не сразу. Причем этот могучий степенный поток древнего сознания ничуть не удивился, когда суетливое, растерянное самоощущение Андрея почувствовало, что его поглощает – тем не менее не уничтожая – чье-то гораздо более древнее и совершенное само и миро восприятие. И словно бы давая возможность ручейку Андрея освоиться в новом русле, это могучее сознание позволило ему рассмотреть то существо, частью которого он стал, и прежде чем осмотреться вокруг, Андрей понял, что он наконец-то находится в Энрофе, но совсем не в том теле, в котором он привык осознавать себя до сей поры.
Итак, будучи отпущенным (на предмет обозрения: матричное сознание прекрасно осознавало, что к нему подключился новый слушатель-зритель) для обзора и ознакомления, незримый Андрей увидел со стороны, в какой физической оболочке он только что оказался и к чьему сознанию подключился. Если бы в его мировосприятии не произошло изменения оценок и эмоциональных реакций на увиденное при внетелесных путешествиях, то Андрея бы немало удивило то, что он увидел – вернее тот, кого он увидел. А впрочем в астрале он встречал куда более причудливых существ – но это был не астрал. На краю высокой скалы, круто обрывающейся в серые волны неспокойного моря, сидел человек. Впрочем, правильнее было бы назвать его гуманоидом. И увидев эту неподвижную фигуру, облаченную в серебристый, плотно облегающий комбинезон, Андрей понял, что угодил то ли в будущее, то ли в немыслимую древность, то ли на другую планету. Первой его мыслью было то, что это гуманоид-инопланетянин из категории гигантов, о которых он читал еще в семидесятые в перепечатанной лекции одного из первых официальных советских УФОлогов Феликса Зигеля. Гуманоид был ростом не менее 4 метров – точнее было трудно сказать, поскольку гуманоид сидел, сложив ноги в хорошо известную Андрею позу лотоса. Но в следующий момент Андрей, как и в прежние свои путешествия соединенный с сознанием человека им наблюдаемого, уже точно знал: это не инопланетянин, прилетевший на Землю из какого-нибудь созвездия Сетки, о которой говорил Зигель, и не планета из этого созвездия, это землянин, представитель расы гигантов, предшествовавшей человеческой расе, житель погибшей в морских волнах Атлантиды. Как уже упоминалось, ростом человек этот был около 4 метров, кожа его имела красноватый оттенок, как у североамериканских индейцев, на лице и голове его отсутствовала какая-либо растительность и голый череп имел яйцеобразную форму. И еще Андрей заметил две особенности, которые немало его удивили. На шее человека было несколько слегка прикрытых кожными складками поперечных щелей, по поводу назначения которых у Андрея не возникло сомнений. Это были жабры, и наличие последних объясняло еще одну анатомическую особенность: ступни и кисти человека были очень широкими, а между пальцев Андрей обнаружил хорошо развитые перепонки. В довершение можно было отметить бочкообразную грудь, а глаза закрывала прозрачная пленка как у змеи, которая позволяла часами смотреть не мигая.
В этот момент Андрей почувствовал, что сознание этого существа вновь поглощает его маленькое я, словно оно дало возможность этому я рассмотреть себя снаружи, а затем вновь поглотило его отдельность и в дальнейшем Андрей ощущал себя кем-то совсем иным, а осознания самоидентификации накатывали волнами, во время которых он производил оценку со стороны.
Его звали Тор («вот откуда у меня был интерес к этому имени и к этому скандинавскому божеству!» – мелькнуло во вспыхнувшей отдельности Андрея). Он был атлантом, жрецом подводного храма Миаф и он пришел на эту скалу в последний раз полюбоваться земным закатом, поскольку завтра должно было произойти чрезвычайно важное событие… самое важное событие в бытности его цивилизации. В следующий момент Андрей вновь утратил свою отдельность (чего никогда не было в его прежних экскурсах в прошлое). К тому же впервые тот, за кем он наблюдал, прекрасно осознавал его присутствие и манипулировал им в зависимости от ситуации. Какое-то время наш герой наблюдал дальнейшие события глазами Тора, не ощущая себя каким-то там Андреем – и это было впервые в его богатом опыте астральных путешествий.
Итак Тор вернулся к своим неторопливым размышлениям, которые были прерваны внезапным появлением в поле его восприятия сознания заброшенного в прошлое Андрея, при этом атлант, словно из вежливости к вновь прибывшему гостю, стал знакомить его с тем миром, куда попала частица Андрея. Как мы уже упоминали, атлант по имени Тор, священнослужитель храма Миаф, сидел в позе лотоса на высокой скале, задумчиво глядя на заходящее солнце и думал о том, что возможно видит это все в последний раз.
При этом Андрей, периодически ощущавший проблески самоощущения долгое время не мог понять причину этой фатальности в его размышлениях, словно бы Тор почему-то не хотел сразу знакомить Андрея с тайниками своего сознания. Тревожные волны разбивались о скалу, и, насколько хватало глаз, этот скальный хребет тянулся вдоль побережья, круто обрываясь в неспокойное море. Позади атланта возвышались не очень высокие, но все же величественные горные хребты, напоминающие Кавказ, то тут, то там на обрывающихся в море скалах в отдалении возвышались неподвижно застывшие фигуры людей, словно целый небольшой поселок пришел сюда, чтобы попрощаться с уходящим солнцем, как будто они и вправду видят этот закат в последний раз. Но ни страха, ни отчаяния не было заметно в поведении этих огромных человекоподобных фигур, словно сама эта мысль не имела в себе ничего ужасного, а напротив, несла успокоение и созерцательное умиротворение.
В какое-то мгновение вновь получившее самостоятельность сознание Андрея вспыхнуло недоумением: где живут все эти люди – и тут же получило ответ: Тор немного повернул голову и в поле его зрения попала странная система сооружений, возвышающихся над поверхностью океана примерно в километре от берега. Андрей увидел несколько прозрачных куполов, но это, как транслировал Тор сознанию Андрея, только надводная часть, подводная же как в феномене айсберга была намного внушительней надводной и скрывала жилые помещения, коммуникации и всевозможные службы, в том числе и центральный храм Миаф, купол которого на поверхности заметно возвышался над другими куполами.
Помимо центрального храма Миаф и периферических сооружкний – поменьше, из воды возвышались башенноподобные оконечности, похожие на минареты. Да и вообще, вся картина немного напоминала затопленный по купола грандиозный комплекс мечетей, только крыши были прозрачны и вместо полумесяцев, ориентированных на восток, купола венчали Анкхи – кресты Осириса с элипсообразным кольцом вверху.
Андрей уже знал, что это подводный город, как и центральный храм, называется Миаф, что его обитатели – земноводные существа так же легко обитающие в воде, как и на суше, и в последнее время все больше предпочитающие прохладу глубин океана солнечному свету и теплу. На какое-то мгновение сознанию Андрея показалось, что он видел этот комплекс сооружений, причем также издалека, сверху и в несколько другом ракурсе. Тут же он вспомнил, когда именно: в далеком будущем (или недалеком прошлом), во время купания в астральном море вечности, при первой встречей с Единственной. Но тот подводный город был полностью затоплен и не выступал над поверхностью воды даже самыми высокими своими сооружениями.
Тор продолжал смотреть на надводную часть города и Андрей понял, что он прощается и с ним тоже. Да, вокруг города было заметно что-то вроде морских полей и вода казалась исчерчена канатами, как плавательный бассейн дорожками. Андрей тут же узнал, что это плантации ламинарии, которая используется атлантами в пищу, а так же для многих других нужд. Впрочем в их подробности Тор не стал вдаваться в своих экскурсионных воспоминаниях, дав понять сознанию Андрея, что все атланты испокон веков были вегетарианцами и не едят не только земных существ, но и рыбу. Оказалось, что даже в этом нет абсолютной необходимости и при должной подготовке тело можно питать как-то по-другому.
И снова мысли, что все это он видит в последний раз. Боже, но почему же?! как будто все эти люди-гиганты готовятся умереть, но это их ничуть не пугает, напротив – ожидание какого-то таинства и высшего приобщения… но к чему? Почему это так заманчиво? В следующий момент Андрей с удивлением понял, что люди этой цивилизации до сей поры никогда не умирали и некоторые из них (в том числе Тор) живут на земле столько же, сколько существует цивилизация атлантов. Существует же она не один десяток тысячелетий, а может и сотен тысяч лет – на самом деле никто не помнит, сколько точно, а все юбилейные даты – условны.
Правда не все атланты столь древни, большинство появилось позже и существуют всего несколько тысяч лет, таких же как Тор патриархов немного и все они являются священнослужителями храма Миаф. И еще Андрей знал, что последние несколько тысяч лет ни один новый атлант не появился на белом свете и что рождаются они совсем не так, как люди – это что-то сродни алхимическому процессу – правда подробности не раскрывались. Но тогда, почему же они готовятся умереть, пусть даже и радостно (вернее удовлетворенно) встречая смерть? Ведь это же раса бессмертных? И тут же ответом вспыхивает: ЗАВТРА КОНЕЦ СВЕТА. Цивилизация выполнила свое назначение и должна исполнить «Подношение» (какое подношение? Ничего не понятно).
А тем временем солнце уже почти село за горизонт и вокруг начало темнеть. На небе зажглись знакомые Андрею звезды… правда знакомых созвездий он не увидел, очевидно в те времена они имели другое расположение. Потом в небе вспыхнула падучая звезда и прочертила небосвод дымной полосой, словно сверхзвуковой истребитель, только несущийся в сотни раз быстрее, затем пролетел еще один, третий, десятый, вскоре Андрей прибившийся к чувствам Атланта наблюдал необычное явление – самый настоящий метеоритный дождь. Все небо оказалось перечерчено дымными полосами (все в одном направлении) и этот дождь, перейдя в ливень все усиливался и усиливался – вот только намочить неподвижно сидящую фигуру Тора он не мог – в крайнем случае – испепелить, если бы какой-то из метеоров долетел до поверхности земли и угодил куда-то поблизости.
Вскоре к необычному астрономическому явлению присоединилось еще одно, и если бы Андрей когда-нибудь был на севере, то несомненно узнал бы в этом явлении северное сияние, хотя, судя по окружающей растительности и ощущению тепла - даже несмотря на вечер – широты эти были отнюдь не северные.
Итак, метеоритный дождь сопровождался удивительными разноцветными полотнами, словно бы плещущими над пронизывающими северными ветрами, а затем стало светать, несмотря на то, что от того времени, как село солнце не прошло и часа. Из-за гор (Тор непроизвольно повернулся, поскольку до этого смотрел на морской горизонт) начало всплывать светило, но это была не луна и, разумеется, не только что севшее солнце. Своими видимыми размерами оно явно уступало и тому и другому, а по свечению напоминало полную луну. Однако существенным отличием от привычных светил была форма этого небесного тела, и хоть оно тяготело к шарообразности, однако казалось выщербленным, подобно спутникам марса. В следующий момент Андрей понял, что это гигантский астероид, что он с огромной скоростью летит к земле и что после его столкновения с планетой, на земле погибнет все живое – или почти все – в том числе и все то, что считало себя бессмертным.
Первое время Андрей пытался себя утешить мыслью, что это какое-то обычное ночное светило, которое существовало на небе в незапамятные времена – что-то вроде второй луны, которая в дальнейшем по какой-то причине погибла. Впрочем Тор тут же передал ему, что нет, это действительно огромный астероид, летящий к земле и все математические расчеты свидетельствуют о том, что завтра он врежется в поверхность земли – а вернее океана, что вызовет катаклизмы, неведомые прежде. Но это нормально, все так и должно быть, без этого невозможно Подношение, как логическое завершение существования цивилизации.
И опять Андрей не понял смысла этого «подношения». Он смотрел глазами Тора на необычное светило (зрелище приобрело особый эффект когда из-за горизонта показалась луна) и через некоторое время понял – это было особенно заметно при сравнении нового светила с луной, - что астероид медленно увеличивается в размерах. Значит расчеты не подвели, и эта штука и вправду собирается врезаться в землю, и если учесть, насколько быстро она набирает размеры, то, похоже, и вправду завтра наступит апокалипсис. Но почему тогда так спокойны эти люди и нет ни паники ни попыток куда-то скрыться, спрятаться, убежать, зарыться? Понятно, что все это абсолютно бесполезно – бежать некуда – разве что с планеты на космических кораблях (интересно, а есть ли они у атлантов?), тем не менее человек, над головой которого занесен топор, инстинктивно закрывается руками, а здесь ничего похожего, только торжественно застывшие вдоль скальной гряды фигуры, созерцающие приближение астероида-убийцы.
Но если им не жалко себя, то неужели не жалко своих жен, детей? Ах да, здесь же нет ни жен, ни детей, все взрослые, среднеполые и очень древние, и разница только лишь в количестве тысячелетий. И все же, пусть не жены, не дети, но неужели им не жалко своей столько тысячелетий существующей цивилизации? Этому Андрей не находил ответа, хоть и был подсоединен к сознанию Тора и уже становился частицей этого сознания. Например он стал припоминать то чего никогда не знал – отдельные факты биографии этой безумно длинной жизни, которая была заполнена не только внешними событиями – они оказались достаточно однообразны, похоже, атланты не были активными искателями приключений – но внутренними озарениями и постижениями, а так же колоссальным астрально-ментальным опытом. Как понял Андрей, этот человек (достаточно типичный для атлантов тип) большую часть своей невообразимо долгой жизни провел в созерцаниях, трансах и астральных путешествиях, а также путешествиях в более тонкие, чем астральный, миры, о которых Андрей имел представление только на основе своего однократного путешествия в мир «И».
Это была раса созерцателей, которая давно прошла этап преобразования мира и большую часть времени проводила в медитациях, подобно индийским риши. Да, ко всем этим особенностям бытия атлантов сознание Андрея было допущено, но основной вопрос, который его сейчас интересовал – тем более пребывая в теле Тора, он и сам как бы становился жертвой грядущего Апокалипсиса – так и не раскрывался.
Как знать, долго ли еще продолжалось это торжественное созерцание последней ночи, но тут Андрей вновь как бы слегка оторвался от сознания атланта и увидел его глазами любопытное явление: одна из падучих звезд вместо того, чтобы прочертить небо дымной полосой и исчезнуть, стала быстро увеличиваться в размерах и вскоре превратилась в белый туманный шар в ореоле слепящего света. Не прошло и нескольких минут, как ярко светящийся шар опустился рядом с Тором, причем на землю он сел совершенно бесшумно, и никакого жара не исходило от этого яркого объекта, на который обычный человек вряд ли смог бы смотреть прямым зрением, как на вольтову дугу, но глаза атланта, прикрытые защитной то ли естественной, то ли искусственной пленкой, не боялись столь яркого источника.
В следующий момент шар как-то удивительно схлопнулся внутрь, и на его месте оказалась величественная женщина в белых свободных одеждах до земли, с сияющей диадемой вокруг высокого, нечеловеческого лба. Ростом женщина была не ниже, чем атлант и каким-то интуитивным ощущением Андрей осознал, что образ ее условен, она может явиться в каком угодно облике и быть какого угодно роста. И еще через восприятие Тора Андрей отчетливо осознавал, что эта женщина не атлант, не землянин, и не представитель какой-то иноземной цивилизации: она была живым свидетельством эпохи, когда боги спускались на землю к людям и вступали с ними в контакт. Эта женщина, если следовать теософской терминологии была одной из Дхьян-коганов или Липиков планетарного уровня.
Как ни странно, Тор не проявил никакого удивления по поводу появления удивительной гостьи, было ощущение, что он давно ее ждал, и, прервав свою торжественную медитацию, поднялся во весь свой огромный рост и склонился перед гостьей в почтительном поклоне. После того, как атлант поднялся, Андрей воочию убедился, что пол его определить затруднительно, хотя детали тела все же скрывал облегающий комбинезон из тускло поблескивающего, словно металл, материала. Наверное, самое подходящее определение этому существу было бы «гуманоидный земноводный андрогин». Если же говорить о втором участнике сцены, то формами тела и чертами лица это была прекрасная белокурая женщина без возраста, чуть светящаяся в полумраке. Имея доступ к сознанию Тора, Андрей знал, что в настоящий момент она бесплотна и может проходить через материальные объекты, но это не единственное ее субстанциональное свойство: при необходимости эта женщина (богиня?) могла уплотняться почти до человеческой материальности.
В следующий момент между этими странными существами древнего мира произошла беседа, но звуки не нарушили окружающего безмолвия: беседа оказалась телепатической, что, впрочем, не особенно удивило Андрея. Тут, в качестве разъяснения атлант отправил ему информационный посыл из которого Андрей понял, что атланты вообще не говорят или почти не говорят, как люди: наличие жабр затрудняло развитие речевого аппарата, поэтому основной способ общения был телепатическим.
- Приветствую тебя, пресветлая Навна, - мысленно произнес Тор (как в других подобных случаях, известных Андрею, как такового языка не было, была прямая передача образов и информации, но мы переведем ее в словесную форму). – Я был уверен, что в этот, самый важный и величественный для нашей цивилизации час ты найдешь время навестить своего старого ученика.
«Навна! – пронеслось в сознании Андрея, - вот, значит она какая! Если, конечно это не совпадение имен. Ну что ж, раз появилась Навна, значит я здесь не случайно, и значит эта история имеет отношение к моей истории».
- Скоро наступит великий миг, - тем временем продолжал атлант, - и сердце мое должно трепетать от предвкушения величайшего таинства, которое свершится, как трепещут сердца других атлантов. Но какая-то тучка сомнения не дает мне полностью погрузиться в священное созерцание. Меня не отпускает мысль, что я чего-то не доделал здесь, в этом несовершенном мире. Не знаю, откуда взялась подобная мысль, в создавшейся ситуации она – сама нелепость, и тем не менее, она является ко мне снова и снова. Но что мог не доделать я, проживший на этой земле множество тысячелетий, сознание которого достигло необходимого рубежа, за которым наступает Слияние и Подношение. Все мы, атланты, стоим перед ликом Великой Смерти, которой, в таком виде еще не видел ни один из представителей нашей цивилизации, за которой нас ждет Великая Трансформация…
- Приветствую и тебя, мой друг, - сказала женщина, слегка наклонив голову. – Вынуждена сообщить тебе весть, которая, возможно, прозвучит для тебя несколько неожиданно, и я не знаю, как ты к ней отнесешься: не все атланты призваны к подношению, как в свое время и не все ваши предшественники, лимурийцы были к нему призваны. Я знаю, что все представители атлантической цивилизации торжественно и умиротворенно ждут минуты, когда осуществится Великая Трансформация и Подношение, ведь этот скачек становится возможным только когда общество в целом завершит цикл и цветок Тенгри готов дать плод. Я знаю, какие надежды ты возлагаешь на этот момент, и кто, как не ты, мудрый Тор (при произнесении Навной этого имени, Андрей понял, что слово «Тор» означает «кольцевой вихрь») достоин этого, но я вынуждена обратиться к тебе со смиреной просьбой о выполнении одной важной миссии. Ты знаешь, я не могу насильно заставить принять ее, принцип свободной воли не должен быть нарушен. И просьба эта – остаться на земле и продлить свое индивидуальное существование для выполнения великой миссии, о которой я сообщу тебе немного позже.
На малоэмоциональном, мимически бедном лице Тора, тем не менее, обозначилось искреннее удивление:
- Если бы я не знал, что Светлый луч ни при каких обстоятельствах не лжет и ни при каких обстоятельствах не бывает безумен, я бы воспринял твое предложение, как предложение безумца! Пусть бы даже я нашел способ сохранить свое тело в состоянии физической жизни, что в принципе невозможно после падения маленькой планеты на нашу Землю, и пусть моя душа жаждала бы сохранить свою вихревую индивидуальность, если у нее нет возможности стать лучом, подобно вам, Дхьян-коганам. Но ведь даже если допустить два этих немыслимых факта, то существует еще один неоспоримый факт: само приближение астероида вызвано Высшей необходимостью перехода. Интегральная сумма всех жизненных энергоинформационных пакетов, накопленная совместно всеми разумными жителями Земли, достигла критического уровня, за которым следует переход и Подношение с Растворением в Творце. Мы заканчиваем фазу индивидуального становления и готовы объединиться за чертой в Едином Сознании Абсолюта. И если допустить нелепую мысль, что я по какой-то причине хочу отказаться от этого высшего блага, то как может щепка, несомая могучим потоком к необъятному океану, воспротивиться этому потоку, поскольку она, видите ли, не желает вместе с остальными щепками очутиться в океанских водах? К тому же, как гласят священные писания, переход за черту и возвращение Домой с Подношением в виде энерго-информо-пакета возможно только всеми членами сообщества. Иначе поодиночке многие давно бы осуществили этот переход с помощью индивидуального Самадхи и прекратили это, всем уже надоевшее вековое однообразие земной жизни, в лоне которой нет уже ничего, что мы бы по множеству раз не видели и не слышали. К тому же все доступные нам внутренние и внешние астральные кольца и отражения мы досконально изучили и не видим смысла в дальнейшем множении этих бесчисленных циклов. Все стало скучно, однообразно и из жизни ушла творческая радость, присущая всем атлантам в прошлые времена. Именно поэтому мы ждем перемен и качественного скачка, и разве не вы, светлые божественные лучи, сообщили нам о подобном естественном ходе истории и о подобном всеобщем конце, за которым видится начало неведомого неуничтожимого бытия в родном доме из которого пришли все мы? Теперь же ты просишь о том, чтобы я осуществил неосуществимое? Ну что ж, если мы еще что-то не доделали на земле и в астрале ( а у меня и вправду держится странное необъяснимое ощущение, что я чего-то не доделал), то остановите падение астероида, вы же боги, вы можете все, и объясните, что мы еще не доделали и почему не достойны великого исхода Домой. Иначе мне не понятна твоя просьба и предложение.
Навна медленно покачала головой:
- Речь не идет о приостановлении предначертанного, речь идет об индивидуальной просьбе к небольшой группе «совершенных» из храма Миаф, к числу которых относишься и ты, как старейший, а следовательно и более других запечатлевший в себе информацию перемен Атлантиды. Просьба богов относится именно к вам, нескольким десяткам, поскольку именно на вас проведение намерено возложить миссию преемственности. Разумная биологическая жизнь на Земле не должна угаснуть, но со временем должна принять другую форму существования, и передача эстафеты возложена на вас, совершенных.
- Но разве в священном писании не предрекается именно такое завершение естественного цикла Земли? Разве все существующие в нашем сообществе монады не накопили необходимую критическую массу-энергию заслуг и не подготовились к Подношению и Переходу? Разве не то же произошло на Марсе и Луне, и после того как марсиане и селениты осуществили подношение и возвратились Домой – разве с их поверхности не исчезла биологическая жизнь и не осуществился тем самым естественный цикл бытия?
- По поводу Земли у Творца возникли иные планы, - сказала Навна.
- Но разве не вы, Лучи, составляли священное писание?
- Мы тоже не знаем всех планов Творца. В матрицу-майю существования материальной и энергетической вселенных постоянно вносятся коррективы. Ничего навечно утвержденного в этом мире не существует, и истина, справедливая для прежних эонов в настоящем перестает являться таковой. Мы, Лучи, не абсолютны в своем всеведении, в том числе и в том, что Высшие провиденциальные планы в отношении Земли претерпели изменения. В отношении Земли по сравнению с Марсом и Луной уже были внесены определенные коррективы, и если там и там цикл развития смогла завершить одна цивилизация, то на Земле вы, атланты явились приемниками лимурийцев через много тысячелетий после их исчезновения. (Я перечисляю лишь цивилизации «телесные» и не касаюсь «светом рожденных» и «потом рожденных», не имевших физического тела). Теперь я раскрою тебе некоторые нюансы, о которых не говорится в Священном писании. Как ты знаешь сам, не все представители вашей атлантической цивилизации достигли одинакового совершенства. Не кажется ли тебе странным то, что большинству не достигших, подобно тебе, духовного совершенства уготованы Переход и Подношение? Ведь если человек не совершенен в своей форме и не достиг пика ее развития, значит он не закончил свой цикл и не готов к Переходу. Так почему же ты думаешь, что их ждет возвращение Домой и слияние с Единым?
- Да, но цивилизация в целом закончила цикл и тому есть свидетельства, перечисленные в Священном писании – я не буду повторять хорошо известные вещи. Я думал, что мелкие недоработки зачтутся и мы, небольшая группа Совершенных, сможем каким-то образом компенсировать недочеты, и совместными усилиями перетащим их души через Границу, вместе представ перед Творцом с Подношением!
- К сожалению этого не произойдет, - развела руками Навна, - только вы, Совершенные, способны преодолеть Порог, остальные же интегрально составят необходимый энергетический потенциал и явятся тем трамплином, с которого вы, Совершенные, сможете совершить скачек, переход к Слиянию… но с ними этого не произойдет. После перехода к Слиянию небольшой группы Совершенных, большинство останется перед порогом Вечности и вскоре вернется к обычному состоянию энергетических вихрей разной степени совершенства, рассеявшись в разных областях астрала. Но физических тел у них уже не будет. Как ты знаешь, и селениты и марсиане оставили тяжкое наследство, и многие монады, облаченные шельтом, сменили его на каррох, в дальнейшем пополнив демонические воинства своих местных князей тьмы. Откуда бы возникло подобное разделение, если бы вся цивилизация достигла совершенства и в полном составе перешла через черту с Подношением?
- Но ведь их цивилизации изначально были разделены на два противоположных лагеря и после осуществления планетарного катаклизма одни отправились к Творцу, другие к его антиподу.
- В действительности четкого разделения не было никогда, существовала масса переходных форм и души, лишенные тел, продолжали свое развитие, правда иное, чем в Энрофе. В дальнейшем многие из них попадали под влияние темных и оказывались в их рядах. Теперь я открою тебе еще одну истину: большая часть душ твоих соплеменников, не достигших совершенства и оставшихся в состоянии вихря, после Апокалипсиса не найдут в себе потенциала для дальнейшего совершенствования в астрале. Таким образом затормозится великий принцип вселенского бытия, что «весь мир от былинки до Творца перейдет». Этим монадам снова нужны будут биологические тела для дальнейшего совершенствования и тела эти, возможно, смогут использовать монады и из других систем. Таким образом после гибели Атлантиды возникнет новая цивилизация, но принципиально другого типа – не вяло развивающееся общество бессмертных, - для бурного развития монад необходимо будет огромное количество биологических тел, в миллионы раз больше, чем в вашей Атлантической цивилизации. Души станут часто менять тела, тела будут временны и смертны и к тому же получат возможность бурного воспроизводства. Для этого род новой цивилизации разделится на два пола – мужской и женский с возможностью легкого воссоздания новой особи после их соединения и зачатья – то есть так же, как у животных.
- Но разве это не атавизм? Я всегда считал, что способ существования животных с их разделением на два пола, зачатьем, рождением и недолгой жизнью биологического тела есть давно преодоленная нами, людьми эволюционная ступень!
- И тем не менее для ускоренного развития монад и для последующего уже полномасштабного Перехода и Слияния необходим возврат именно к такому, животному способу телесного существования. Это не означает, что и душа станет «животной» (хотя на первых порах определенный откат возможен) – душа останется человеческой, но тела будут часто сменяться, срок жизни тела укоротится до 70-90 лет. Таким образом начнет осуществляться быстрое массовое обучение монад в условиях физического мира с иллюзией прямолинейности пространства и времени. Ваша цивилизация оказалась очень не рациональной и за сотни тысяч лет ее существования в человеческом облике смогло пройти всего несколько тысяч монад. Теперь же счет пойдет на миллиарды!
- Значит, - медленно произнес атлант, - Подношение не состоится?
- Оно состоится для немногих, и из них некоторым придется отказаться от него добровольно, если они хотят помочь своим менее совершенным собратьям и уберечь их от подпадания под власть Гагтунгра.
- Но ведь князь тьмы хорошо изолирован в зоне плотных магм и не имеет влияния на нашу цивилизацию! В нашем обществе, в отличие от лунного и марсианского, нет разделения на адептов темных и светлых сил, мы все служим Свету!
- Этим ваша цивилизация выгодно отличается от лунной и марсианской. Да, здесь демон Гагтунгр не имеет выхода в земное, физическое пространство, в астрале же, особенно вблизи пограничных колец, влияние его достаточно ощутимо. Многие неокрепшие души после того как потеряют физические тела имеют большую опасность подпасть под его тлетворное влияние и в конечном счете сменить свой светлый шельт на темный каррох.
- Зачем же тогда вообще уничтожать наши биологические тела, если возникает риск оказаться в услужении Гагтунгру? – Тяжело посмотрел Тор на Навну.
- Вы остановились в развитии и ваше совершенство иллюзорно, - грустно сказала Навна, тем не менее не отводя глаз. Циклы должны сменяться быстро и развитие должно быть бурным, иначе несметное количество монад не имеет возможности осуществить необходимое обучение в условиях физического пространства-времени. Ваша эволюционная ветвь оказалась тупиковой и ее должно сменить новое, бурно растущее дерево: идея биологического бессмертия и алхимического воспроизводства оказалось ошибочной…
- Значит снова возврат к животному естественному отбору, борьбе за выживание, взаимопожирание, как у волков и тигров?
- Мы постараемся уберечь от этого грядущее человечество, хотя, разумеется, риск есть. Но в том, чтобы этого не произошло и твоя задача, если ты согласишься на мою смиренную просьбу.
- Я готов ради сострадания к моим соплеменникам пойти на любые жертвы, но ведь сама знаешь, в моей душе сожжены все причинные семена существования и после разрушения тела я непременно сольюсь с Абсолютом Всевышнего. Это произойдет даже в том невероятном случае, если мое физическое тело уцелеет: с момента наступления времени Ч тело мое станет просто биологическим объектом. И потом, объясни мне все же мою задачу. Да, я даю свое согласие на твое предложение, но ни цели, ни средства, ни механизмы мне до сих пор не ясны. Для чего нужно оставаться в биологическом состоянии горстке Совершенных, чтобы породить новую цивилизацию? Разве вы, лучи-липики не способны на это? Разве не вы создали лимурийцев, а затем нас, атлантов?
- Планетарный Логос создал «светом рожденных», затем на протяжении десятков миллионов лет они трансформировались в более загустевших «потом рожденных», на формирование же биологических тел первых лимурийцев снова ушли миллионы лет. В настоящее время мировая карма сгустилась многократно, и требуется быстрое воспроизведение биологических тел новой расы. Мы, лучи, не имеющие в своей природе биологической материальности не имеем полномочий биологических материализаций в мире прямолинейного пространства-времени. Но такие полномочия есть у вас, атлантов, имеющих физические тела. Задача вас, оставшихся после Апокалипсиса, когда возникнут соответствующие условия, осуществить знакомый вам алхимический процесс, с помощью которого вы осуществляли хоть и чрезвычайно медленный, но все же прирост вашей популяции. Пусть на этой уйдет триста лет, но все же не миллионы. Вы создадите первую биологическую пару – остальное будет предоставлено им самим. Энергоинформационное обеспечение этого материального процесса таким образом, чтобы необходимые события для формирования новой цивилизации складывались в нужном русле, осуществится, как и прежде, за счет разворачивания матрицы – Цветка Тенгри. Этот цветок станет дочерним от причинной матрицы вашей цивилизации, которая после наступающего Апокалипсиса вынуждена будет свернуться и перейти в пассивное состояние. Тем не менее в нем останется потенция к новому возврату, если в возрождении биологической цивилизации атлантов возникнет необходимость. Это пока не ясно, провиденциальные силы молчат на этот счет. Таким образом горстка оставшихся станут хранителями двух матриц – будущей, в ближайшее время активированной матрицы грядущей цивилизации, и нынешней, в ближайшее время дезактивированной, несущей семя вашей, уходящей цивилизации.
- Задача мне более-менее ясна, - задумчиво сказал Тор, не ясно только каким образом уберечь материальное тело от разрушения в пламени и цунами близящегося катаклизма, не ясно, как удержать подготовленную душу от желанного слияния. К тому же я никогда не прикасался к штурвалу матрицы, ведь до недавнего времени, насколько я знаю, вы, лучи, владели этим штурвалом?
- Мы владели им весь период существования цивилизации лимурийцев, затем передали его в руки Совершенных представителей их цивилизации, в настоящее время замурованных в глубоких скальных нишах, после того, как их соплеменников постигла та же участь, которая завтра ожидает твоих. Именно они осуществили акт преемственности и создали первых атлантов-гомункулов в алхимическом атанере. Затем штурвал новой матрицы был вновь возвращен нам. Теперь настал ваш черед принять эстафету. Что же касается вопроса, каким образом удержать душу, в природе которой уничтожены причинные семена для грядущего существования от Слияния с Абсолютом после наступления времени Ч – то об этом позаботится такое твое качество, как сострадание: именно Совершенных с качеством сострадания мы и выбрали для известной тебе задачи.
Ну что ж, - решительно сказал Тор, - если идея совместного Перехода и Подношения оказалась несостоятельной и справедливой только лишь для кучки Совершенных, мой долг сделать все, чтобы души моих менее совершенных братьев не оказались навечно в промежуточном состоянии. Тем более не скатились до противоестественного, очутившись среди горячих и твердых магм, подвластных Гагтунгру – хотя в это мне так трудно поверить!
- Увы, - склонила голову Навна, - открою тебе печальную истину: немало душ лимурийцев долгое время остававшихся в астрале, после первого Апокалипсиса и не захотевших продлить свое существование в лоне Атлантической цивилизации, теперь пополнили воинство Гагтунгра, и спасение большинства из них весьма проблематично: великий лицемер опутал их ложью с ног до головы. Одна из немногих альтернатив дальнейшему скатыванию – новая и бурно развивающаяся цивилизация.
- Много ли Совершенных удостоилось этой просьбы? – спросил Тор.
- Вначале планировалось обратиться к пятерым, по числу грядущих подрас, наиболее сострадательным атлантам, но в дальнейшем было решено значительно расширить число Избранных – на случай неудачи первых пятерых. В настоящее время другие лучи ведут беседу с остальными сострадательными Совершенными из храма Миаф. Каждый из вас станет действовать независимо и рассеяны вы будете по главным активным точкам Земли, откуда и начнется возрождение новой расы. Правда подрасы должны возникать не одновременно и не потому, что одна полностью сменит другую: по достижении пика могущества одной в качестве конкурента ей будет предоставлена другая. Таким образом удастся избежать застоя почивающего на лаврах. На тебя ляжет миссия по воссозданию и пестованию белой Арийской подрасы. Первыми людьми ее станут светловолосые, белокожие Адам и Ева. Но до этого на земле появятся желтая, красная и черная пары. Все необходимые ингредиенты для алхимического процесса, к которому атланты не прибегали уже тысячелетие, зная о грядущем Апокалипсисе, уже перенесены из храма Миаф в место, куда тебе вскоре предстоит отправиться. Ты в совершенстве знаешь таинство материализации, а о том, чтобы новый человек не стал копией атлантов позаботится матрица новой цивилизации – цветок Тенгри. Он в настоящее время уже адаптирован к иллюзии земного пространства-времени и локализован в этом пространстве в той самой активной точке земли, куда тебе надлежит отправиться.
- Но каким образом я могу куда-то отправится, если времени на физическое передвижение осталось всего несколько часов?
- О, не беспокойся, в моих полномочиях воспользоваться каналом нуль-транспортировки, и ты перенесешься по нему в своем физическом теле в одно мгновение. Место, куда тебе предстоит перенестись находится вдали от морского побережья и поэтому там никогда не селились атланты, оно основательно удалено от точки, куда по расчетам должен ударить астероид, поэтому его воздействие там окажется минимальным. Там, в глубине горного массива локализован штурвал Цветка Тенгри, с помощью которого можно произвольно управлять матрицей – ну а сам цветок можно развернуть в непосредственной близости от штурвала. Кто-то из Совершенных отправится в другое отдаленное от океана горное место, кто-то возможно окажется поблизости с тобой – их обустройством сейчас занимаются другие демиурги. Поблизости от того места, куда тебе предстоит перенестись будет свернута и локализована матрица цивилизации Атлантов – цветок Умай и ее штурвал. Разумеется, в момент гибели вашей цивилизации матрица дезактивируется.
- А каким образом мне удастся добраться до локализованного штурвала и каким образом горы смогут уберечь хрупкие биологические тела от разрушения.
- Для этого тебе придется проникнуть в толщу скалы, в естественную полость, где локализован штурвал цветка Тенгри. Но полость эта герметична, только таким образом можно уберечь биологическое тело от уничтожения катаклизмом: каверна эта не имеет ни входа ни выхода.
- Но как я туда целиком попаду?! Ведь через камень можно проникнуть только в астральном теле!
- Мне даны полномочия определенным образом трансформировать твою физическую плоть. После этой инициации ты сможешь по желанию распылять свое физическое тело на материальные элементы, проникать в астральном теле в необходимое тебе место – хоть в толщу скалы, а затем вновь собирать плотное тело из элементов в нужном месте. После того как ты проникнешь в каверну со штурвалом новой матрицы, тебе предстоит погрузиться в продолжительное Сомати – возможно это будут столетия, возможно – тысячелетия – в этом случае твое физическое тело войдет в анабиоз и не подвергнется естественному разрушению после того как шельт покинет биологическое тело. Когда последствия катастрофы улягутся, океан войдет в прежнее русло, а радиация вернется к норме, ты сможешь выйти из Сомати. Описанным мною путем ты сможешь выбраться из скалы и в определенные сроки – твой штурвал, связанный с остальными штурвалами рас даст тебе сигнал, когда время подойдет – ты запустишь алхимический процесс Через триста лет на Земле возникнет первая пара Ариев – представителей белой подрасы пятой расы людей. К тому времени красные, черные и желтые народы прочно обоснуются на земле. О том, чем тебе предстоит заняться после великого акта творения будет ясно из общей ситуации, которая сложится к тому времени.
- Ты сказала что после того, как я в физическом теле проникну в полость в скале, я должен буду погрузиться в Сомати. Тут твой выбор правилен, только мы, Совершенные, способны входить в Сомати на годы и даже века. Но ты не объяснила, каким образом я смогу после выхода в астрал, остаться вблизи Энрофа и избежать Слияния, мне кажется, твой тезис по поводу сострадания звучит неубедительно, вряд ли это сможет затормозить естественный духовный процесс. И в случае физического разрушения и в случае погружения в Сомати, дух мой перейдет за черту и сольется с бескрайним духом Творца. К этому я готовил его последние тысячелетия, для этого я сформировал необходимый энерго-информо-пакет, и знание того, что это обязательно произойдет, является для меня истиной. Я не в силах помешать этому естественному процессу, как шар, надутый воздухом, не в силах утонуть, даже если этого захочет. Ты сама понимаешь, до нашего разговора с тобой сама мысль отказаться от того что является высшим благом, вряд ли могла возникнуть в моем сознании.
- Я прекрасно осознаю, что для Совершенного следующим шагом бытия является слияние. Это должно произойти неизбежно… вернее почти неизбежно, и чтобы это «почти» осуществилось, тот самый шар, заполненный воздухом придется утяжелить – подвесить к нему груз, который способен утянуть его под воду. Так же и тебе придется принять на себя груз несовершенства, чтобы не воспарить в область Мировой Сальватерры и остаться в средних областях астрала, граничащих с Энрофом, невдалеке от своего физического тела, погруженное в трансовый анабиоз Сомати.
- Но каким образом это возможно, я ничего не знаю об обратном процессе!
- Для этого тебе, находясь в астрале, придется нырнуть в демоническую сакуаллу Дуггур и вобрать в себя крупицу демонической энергии – семя Эйцехоре. К сожалению другого, благостного пути, который был для тебя единственным в процессе самосовершенствования не существует. Говоря о сострадании, я имела в виду то, что ради мирового блага ты готов пойти на любую жертву.
- Но как это возможно в принципе? – вскричал Тор. – По всеобщему закону соответствия и резонанса я не могу спуститься в дьявольские шрастры, давно не имеющие власти в Энрофе. Другое дело – несовершенные…
- Для того, чтобы приобрести необходимые тяжелые частоты, благодаря которым у тебя появится возможность нырнуть в жерло Дуггура, тебе придется соединиться с личностным стержнем своего будущего, где монада имеет видимость множественности: так и Единый при сотворении мира погрузился во множественность. Объединившись с этим стержнем тебе предстоит прыгнуть по временной петле в будущее, в определенный кармически критический для твоей монады момент, где ты получишь необходимые для спуска в Дуггур частоты. До сей поры монады никогда не облачались во множественные шельты для формирования личностного стержня, единого во множестве. Ваши астральные тела были одинокими путниками. Впредь формирование личностной структуры сильно усложняется, возникает помимо сознания – подсознание, архетип и связанные с ним двойники-отражения.
- И как же я смогу нырнуть в петлю будущего?
- Ты чувствуешь чужое сознание внутри себя?
- Разумеется, я знакомлю его через свое восприятие с тем участком Энрофа, который видят мои глаза и с теми моими мыслями, в которые я считаю возможным его посвятить.
- И как ты думаешь, кто это?
- Какая-то астральная сущность… очевидно энергетический вихрь, не имеющий биологического тела, желающий познакомиться с Энрофом. Я не идентифицировал его подробно, знаю только, что у него нет физического тела.
- У него есть физическое тело и находится оно в далеком отражении, в будущем Энрофа. Потому-то ты и не смог его идентифицировать. И это не просто какая-то сущность, это частица твоего личностного стержня из будущей эпохи, и по сути дела является иным твоим я, но отделенным определенным механизмом от твоего самосознания. Именно с помощью него ты сможешь нырнуть в петлю времени, для этого у него в наличие все необходимые резонансы и информопакеты. Там в критической кармической точке твое самосознание сольется с его самосознанием, как бы облачится в его шельт. А дальше ты, будучи им, погрузишься в недра Дуггура: он – ты в будущем – находится в той фазе существования, когда сложились определенные условия для погружения в Дуггур. Этими условиями ты и воспользуешься. Дальнейшие детали мне неведомы, но по выходу из Дуггура твоя природа изменится, благодаря семени Эйцехоре и ты вновь вернешься в настоящее.
«Господи, - вновь почувствовал свою «отдельность» Андрей, - да ведь это обо мне речь! Это я должен шельт этого атланта в недавно пережитую мною ситуацию перенести! Выходит, что я с ним – единое целое… во множестве, правда. Значит он, слившись со мной, в Дуггур должен направиться? Правда, что это за Дуггур, Дурга так и не успела мне объяснить, хотя название, кажется, знакомое.
- Поэтому, - продолжала свои наставления Навна, - в нужное время, когда – я укажу – твое сознание зацепится за его сознание таким же образом, как его сейчас цепляется за твое, и ты в едином с ним личностном стержне перенесешься в нужную точку петли. В этой временной точке баланс между добром и злом и кармические условия будут таковыми, что ты сможешь спуститься в Дуггур. Как сложатся обстоятельства и какие приключения тебе придется пережить там, мне неведомо, эта сакуалла и временная точка скрыты от меня, но оттуда ты должен будешь вынырнуть утяжеленным семенем Эйцехоре, что делает возможным выполнение твоей дальнейшей миссии. Обратно в наше настоящее и к твоему биологическому телу ты сможешь вернуться по маячку, который останется здесь – ты постоянно пользовался этим приемом во время своих прежних астральных путешествий.
- Ну что ж, - усмехнулся Тор, - принципиальный механизм мне ясен, хотя детали по-прежнему остаются туманными. Кстати, - добавил он, подумав, в какое место Гондваны ты намерена меня перенести? Очевидно туда, где не ступала нога атланта уже многие тысячелетия, поскольку ты сама говорила, что это место находится вдали от побережья, где мы все атланты селимся, а дальние путешествия в биологическом теле мы уже давно прекратили.
- Могу показать тебе место, куда нам предстоит отправиться в ближайшие минуты, - сказала Навна. Она свела ладони, закрыла глаза, затем медленно стала разводить руки в стороны. По мере увеличения расстояния, пространство между ладонями начало опалесцировать и словно бы сгущаться. Вскоре это был уже небольшой дымный шарик, который начал быстро расти и загустевать, все больше и больше напоминая картину земного шара, наблюдаемую из дальнего космоса. Наконец шар достиг диаметром роста Тора и на нем стали видны детали ландшафта, правда кое-где видимость перекрывала сильная облачность. И тут Андрей, глядя глазами Тора, понял, что вся земля того времени была объединена в один материк. Навна опустила руки и отступила от своего детища, неподвижно висящего в нескольких сантиметрах от земли, затем сильно дунула в зону наибольшей облачности, отчего часть облаков переместилось в другое полушарие, очевидно излившись на землю бурными ливнями. Единственный огромный материк, занимающий чуть менее половины полушария стал виден полностью. Андрей, глядящий глазами Тора понял, что если объединить все существовавшие в его время материки в единый, то получится как раз то, что он увидел на этом необычном глобусе. Навна поднесла ладони примерно к центру этого объединенного материка («Вот она какая была Гондвана», - подумал Андрей, вновь оказавшийся в персонализованном восприятии), между ее ладонями возникло что-то вроде увеличенного стекла, отчего местность над которой зависли ее руки, словно бы выделилась из окружающего, стала рельефной и продолжала расти.
«Господи, - подумал Андрей, - да ведь это же то место, которое соответствует современному Алтаю, примерно в этом месте мы путешествовали! Что бы это значило, уж не о том ли штурвале мне Мескалиныч говорил, и не ту ли самую пещеру с застывшими великанами я в своих видениях на той самой скале наблюдал? Неужели и то и это – одна и та же мистерия! Правда местность хоть географически соответствует, но по ландшафту отличается: предгорье то же, но какая-то система очень больших незнакомых озер, как в Северной Америке. На Алтае из крупных только Телецкое и Оя, а эти гораздо крупнее и их семь штук. А впрочем, чего удивляться, тут материки разъехались с того времени, мало ли всяких разных озер образовалось и пересохло».
- Эта местность, - сказала Навна, словно бы не замечая мыслей отделившегося сознания Андрея, - на универсальном языке синклита называется Беловодье. Отсюда начнет свой путь четвертая подраса новой расы смертных, которую мы именуем Ариями, остальные подрасы возникнут здесь, здесь и здесь, - указала она на точки в разных местах Гондваны, которые в случае грядущего расползания материков соответствовали примерно центральной Африке, Северной Америке и азиатским Гималаям.
- Итак, - сказала Навна, - твоя подопечная подраса должна быть завершающей.
- Ты так говоришь, - сказал Тор задумчиво, глядя как увеличивается на глобусе то место, куда ему предстояло отправиться через несколько минут, - словно все уже произошло…
- А все уже произошло, - улыбнулась Навна. – Тебе ли, древнейшему астральному путешественнику атлантов не знать, что время и пространство – это иллюзии Энрофа, и из энергоинформационных колец все это видится совсем по-иному, а значит и категории «произошло» - «не произошло» из дальних сакуалл воспринимаются по-иному. Ладно, земное время идет, а нам уже пора нырять в телепортационный канал, чтобы перенестись в область Беловодья к Белой скале, внутри которой локализован в пространстве штурвал цветка Тенгри.
- Послушай, - сказал Тор, - я бы хотел все же проститься с близкими, самыми дорогими друзьями, с кем-нибудь из храма… хотя, как ты понимаешь, я знаком с каждым атлантом и каждый мне по-своему дорог. К тому же я бы хотел в последний раз заглянуть в мой храм…
- Увы, развела руками Навна, - времени на это нет совершенно, скачок через тоннель нуль-транспортировки необходимо сделать в ближайшие минуты, иначе ткань земного пространства претерпит определенные изменения, связанные с гравитацией астероида, и канал может выбросить нас совсем не туда, куда намечено. В этом случае добираться до места придется обычным способом, а времени на это совсем не осталось. Прости, что я не навестила тебя раньше, но я думала, ты уже попрощался со всеми и всем, что тебе здесь дорого.
- К сожалению я, как всегда, все оставил на последний момент. Когда живешь многие тысячи лет, то привыкаешь, что времени у тебя целая вечность и никогда ничто сделать не поздно. Сама понимаешь, сознание того, что все земное для тебя скоро закончится весьма непривычно для бессмертного.
- Я думаю, - улыбнулась Навна, - ты еще будешь иметь шанс встретить кого-то из своих соплеменников и даже близких друзей лет эдак… через тысячу, а то и больше. Точные сроки указать сложно. Как сложатся обстоятельства после Апокалипсиса и когда на Земле снова возникнут благоприятные условия для жизни никто не знает, сейчас мы видим лишь магистральные вехи истории, а частности скрыты от нашего взора. Абсолютно все известно лишь Всевышнему. А теперь, - Навна на мгновение застыла, словно к чему-то прислушиваясь, - время настало, пора нырять в тоннель…
Она сблизила ладони над тем местом глобуса, которое Андрей идентифицировал, как Алтай, а Навна назвала Беловодьем, над этим местом возникло что-то вроде помутнения, которое начало вращаться так, что в центре образовалась черное отверстие.
«Черная дыра, - пронеслось в сознание Андрея, - сейчас они туда отправятся, а я куда?»
Но сомневался он напрасно. После того как фигура Навны превратилась в туманную дымку и ее затянуло в эту черную дыру над миниатюрным Алтаем, дыра вдруг резко увеличилась, заслонив собой удивительный глобус, и словно бы надвинулась на застывшего в ожидании Тора. В следующее мгновение она поглотила его, вместе с сознанием, к которому чудесным образом было прикреплено и сознание Андрея. Последнее, что он успел увидеть глазами Тора, это огромное светило, по размерам и яркости в пару раз превышающее Луну, а в ауре его появились зловещие красные тона: за время беседы Тора с Навной астероид увеличился раза в три.
«Почему он покраснел? – успел подумать Андрей. – Он что, уже верхних слоев атмосферы коснулся? Но ведь тогда он в Землю врежется в ближайшее время, возможно меньше часа осталось! Что же они (или все же мы?) за это время сделать успеют?» - Это были последние мысли Андрея на древнем атлантическом побережье, после чего сознание его вместе с сознанием Тора погрузилось во тьму.
Когда они вынырнули из темного тоннеля забытья, Андрей не почувствовал той обычной оглушенности и непонимания – как он здесь очутился – которые у него обычно возникали после возвращение в биологическое тело. На этот раз он сразу осознал себя в теле атланта Тора, каким-то образом подсоединенным к его личному сознанию, и эта раздвоенность его ничуть не удивляла. Они стояли на плато огромной скалы со срезанной вершиной, в этих широтах еще был день, и, насколько хватало глаз, простиралась бескрайняя тайга, подступающая к скалам, а к юго-востоку горы становились все выше и величественней. У самого горизонта они блестели заснеженными вершинами, чем-то напоминающими кучевые облака, стелящиеся где-то там, где сходятся небо с землей. Внизу шумела бурная горная река, пробивающаяся между массивными плитами двойной скальной гряды, очень напоминавшая Перекшу, около которой произошли те удивительные события, в результате которых Андрей оказался в нынешнем положении. Он сам не мог понять, где он: толи на земле, толи на небе, толи в будущем, толи в прошлом, да еще подключенным к сознанию могущественного существа запросто разговаривающего с богами, которых он именовал лучами. Весь ландшафт, который их окружал, чрезвычайно напоминал горные хребты с того самого ракурса, с которого их наблюдали Андрей и Галя, сидя на широком плато. Теперь Андрею отчасти стало ясно, откуда возникли в этих краях неведомые телепортационные тоннели: их создали богоподобные существа, которых атлант Тор называл лучами, возможно даже сама Навна. Да, места были очень похожи, но мало ли схожих мест в горной местности и тайге! Ручаться было нельзя, даже если эти края соответствовали современному горному Алтаю: мало ли в каком конкретном месте они могли оказаться. Присмотревшись внимательней, Андрей приметил что вдали, справа и слева, ближе к высокогорью каким-то неестественно белым светом поблескивали воды озер, а Андрей точно помнил, что никаких озер поблизости не было ни на карте, ни при обзоре. С другой стороны, озера могли исчезнуть. Бог знает в какой древности он сейчас находился, да и навряд ли сам факт того, что он здесь очутился, можно назвать случайностью. Все это наверняка связано единой цепочкой с загадочными событиями его таежного путешествия, а значит и с этим конкретным местом. Ведь именно здесь они обнаружили тоннели нуль-транспортировки, именно здесь был локализован какой-то таинственный штурвал матрицы, с помощью которого атлант Тор должен был задать вектор развития новой цивилизации. Да и вообще, если на нем, Андрее лежит какая-то неведомая, сверхчеловеческая миссия, то, очевидно, некие могущественные силы знакомят его таким необычным образом с обстоятельствами «дела». Правда пока что его миссия особенно не стала яснее, но все же какие-то узелочки начали завязываться. В общем Андрей осознавал, что Тор стоит – если не на том плато, где сидели они с Галей, то где-то поблизости, и место это Навна назвала Беловодьем. А ведь Беловодьем на Руси называли чудесные загадочные земли, сродни современной Шамбале, правда было не ясно идентичны ли эти два понятия или нет. Теперь же выясняется, что Беловодье (конечно, если это не простое совпадение названий) находится на Алтае, где названия некоторых гор имеют тот же корень: Белокуриха, Белуха, а ныне не существующие озера сияли неестественно белым светом. Здесь в немыслимо давние времена был локализован демиургами Штурвал матрицы, управляющий событийным вектором развития белой (именно БЕЛОЙ!) расы. Здесь погрузился в анабиотическое Сомати величайший атлант, главной миссией которого было сотворение алхимическим способом двух белых гомункулов – Адама и Еву а также контроль над штурвалом матрицы цивилизации. Здесь, судя по всему, должен был возникнуть первый очаг белой подрасы Ариев. Правда, с белой расой ассоциируется прежде всего Европа, а Азия скорее родина желтой расы, но ведь возможно Арии переместились в Европу позже, не исключено что они бежали туда от более могущественной в те времена желтой расы. Впрочем, массовые миграции целых народов в древности были нередким явлением, возможно поход Ариев из Европы в Азию под предводительством Рамы был уже второй, обратной волной. Может это был зов предков, правда по какой-то причине они обосновались в Индостане а не на Алтае, но путь миграции вполне мог проходить через Алтай.
Все же, как это парадоксально, будучи человеком (вернее сознанием) двадцатого века, находиться в немыслимой древности и думать о древних событиях исхода и переселения своих давних предков, как о чем-то, что должно произойти в далеком будущем!
Все эти мысли пронеслись в обособившемся и окрепшем сознании Андрея, в то время как Тор, стоя на горном плато рядом с Божественным лучом Навной, оглядывал незнакомые просторы и думал о чем-то своем, словно и не замечая чужого сознания, прикрепившегося к его личностному стержню.
- Вот, значит, оно какое Беловодье, - медленно проговорил Тор. – Очень непривычно разглядывать пейзаж, где нет места морским просторам. Интересно, ступала ли в этих горах нога Атланта? Ведь мы еже несколько тысяч лет, как прекратили обследовать неведомые земли и путешествовать, ограничиваясь узкой прибрежной полосой, поскольку астральные путешествия куда менее обременительны и куда более разнообразны. Правда в конечном счете и это приелось, тем более есть сакуаллы, куда не проникнуть в астральном теле. Но ведь было время, когда многие путешествовали и по земным просторам, и право, сейчас мне кажется, что зря мы когда-то от этого отказались, ощущения астрала, какими бы разнообразными и многоликими они ни были, никогда не заменят ощущений плотного мира, приходящих к нам через пять органов чувств. Кстати, когда-то в немыслимой древности я тоже путешествовал и составлял карту Гондваны, но то место, где мы сейчас находимся – не мой сектор. Даже не знаю, кто из наших обследовал это место, и обследовал ли, - слишком далеко от побережья. Если бы было время, можно было бы посмотреть карты и описания, но карты эти уже много тысячелетий лежат в бездействии и, возможно, давно истлели – атланты давно потеряли интерес к земным путешествиям и географии. Но неужели в этих краях будет возрождена новая раса? Неужели возможно жить вдали от океана?
- Они будут иные, чем вы, - проговорила Навна, тоже словно впервые рассматривая открывшийся простор. – Они не будут приспособлены для жизни под водой и станут сухопутными существами: все необходимые корреляции уже внесены в бутон цветка Тенгри – матрицы будущей расы. Зато вода им будет необходима лишь для питья и умывания и они смогут селиться в любой части суши, в отличие от вас, атлантов, привязанных к побережью океана. Людей в далеком будущем должно быть очень много, миллиарды быстро сменяющихся биологических особей, это возможно только в том случае, если они смогут жить в любой части суши. Увеличение популяции вашей расы стало невозможным из-за слишком узкого ареала обитания. Вы так и не стали ни полностью океаническими, ни полностью сухопутными существами, не смогли жить ни вдали от побережья, ни глубоко в океане. А тесноты вы тоже не выносили, предпочитая большую часть времени оставаться в одиночестве. Когда ты в последний раз тесно общался с себе подобными, мудрый Тор?
- Точно не помню, - озадаченно ответил атлант, - может месяц, может два назад. Ты же знаешь, физическому контакту мы предпочитаем телепатическое общение, либо встречаемся в астрале. Хотя раньше мы, конечно, были общительнее. Но ведь ты знаешь, совершенствование возможно лишь в длительных трансах и медитациях, Совершенный не может позволить себе частого контакта на физическом плане, это отвлекает и расслабляет.
- У грядущей расы все станет по-другому, новый человек будет общественным существом, стремящимся к контакту друг с другом. К тому же возврат к животному принципу разделения полов свяжет отдельных разнополых индивидуумов друг с другом гораздо сильнее, чем просто симпатия – это будет очень сильная связь, в основе которой, как в вашем чувстве сострадания ляжет энергия Космической Любви, и этим чувством они будут в значительной степени отличаться от вас. Но помимо Любви в основу этого чувства ляжет также энергия разделения полов, то есть оно будет одновременно и земное и небесное, и если в небесном подобное притягивает подобное, то в земном – это притяжение противоположностей.
Теперь мы подходим к еще одной специфике твоей миссии, о которой я еще не говорила, но о которой ты, зная особенности алхимической материализации гомункула, возможно догадывался. Прежде с помощью алхимической мистерии вы воспроизводили только себе подобных, теперь же в этот процесс придется внести определенные коррективы, которые автоматически наложат отпечатки и на матрицу цивилизации пятой расы, когда проект начнет загустевать и материализовываться, поскольку ты будешь тесно связан с ее штурвалом.
- Ты хочешь сказать…
- Я хочу сказать, что тебе придется поляризовать свой шельт на два противоположных принципа – мужской и женский, которые обеспечат в дальнейшем тонкие частоты разных полярностей, наложат клише на алхимический процесс, проявятся на физическом плане и обеспечат рождение двух разнополых гомункулов – Адама и Евы. Ты будешь не первым атлантом, проделавшим подобное, вначале Совершенные создадут желтые, черные и красные пары. Твой акт творения станет завершающим и произойдет позднее, штурвал матрицы даст знать, когда именно.
- Но как это возможно? – Вскричал Тор. – Шельты атлантов никогда не были поляризованы!
- Они не были поляризованы, но потенция поляризации была всегда, поэтому вы несли в себе в равной степени как мужские, так и женские свойства, и в вашей природе заложен механизм при определенных обстоятельствах становится либо мужчиной либо женщиной, как это существует у некоторых разновидностей рыб, которые могут менять пол в зависимости от условий, будучи изначально гермафродитами. А сам механизм… поляризация шельта произойдет после того, как ты попадешь в Дуггур и впитаешь в свою природу семя Эйцехоре. Подробности я не берусь предсказывать, частности проявятся лишь на месте, но твоим проводником станет шельт Андрея Данилова. В настоящее время он подсоединен к твоему шельту в результате временного парадокса: с одной стороны из точки бифуркации временной петли ты перенес его в твое «теперь», с другой стороны после Армагеддона его шельт понесет тебя в точку бифуркации. Но поскольку в потенции временной бифуркации содержится принцип альтернативности, то оттуда, в силу ряда потенциальных обстоятельств тебя вместе с ним закинет в Дуггур. Для этого у вас будет особая проводница. И еще: твой шельт придется временно замаскировать, перевести в состояние споры, иначе путь в Дуггур будет для вас закрыт, поэтому на время Миссии твое сознание станет единым с сознанием носителя, в далеком будущем, обозначенного, как Андрей Данилов, и его сознание будет полностью доминировать, хоть и сознавать ваше объединение. Ты превратишься в нечто вроде его памяти – правда памяти того, чего ни с его шельтом, ни с его телом никогда в действительности не происходило. Теперь, поскольку времени осталось совсем мало, мы должны перейти к главному на текущий момент. Прямо под нами в толще скалы находится полость, не имеющая ни входа, ни выхода, и единственное, что там есть – это небольшое количество воздуха, проникшего через микротрещины. Как ты знаешь, в состоянии анабиотического Сомати в дыхании нет надобности, а на то время, которое тебе потребуется для того, чтобы ввести себя в это состояние, запаса его вполне хватит. В этой полости, как я сказала, особым образом локализован штурвал цветка Тенгри, а так же все необходимые ингредиенты для алхимического процесса. Для того, чтобы локализовать их в толще скалы пришлось проделать то, что через несколько минут предстоит проделать и тебе с твоим телом: дематериализовать их на элементы в храме Миаф, где они находились, а затем, перенеся эти элементы через канал нуль транспортировки, вновь собрать их а также емкости, в которых они находились, в полости скалы. А теперь тебе пора проникнуть в скалу, переместив туда не только шельт, что совсем не трудно, но и свое физическое тело. Это требует знания некоторых частотных характеристик.
С этими словами Навна приложила почти неосязаемую, ощутимую как дуновение и легкое щекотание руку на лоб Тора, и закрыла глаза. Некоторое время они оба стояли сосредоточившись, затем Навна открыла глаза и сказала:
- Ну вот, теперь, если ты заставишь вибрировать свой шельт в первом режиме, который я тебе сообщила, твое физическое тело распадется и превратится в облако холодной плазмы. После этого, в новом субстанциональном состоянии ты опустишься в скалу, вплоть до ниши, которая находится вертикально под нашими ногами и там заставишь вибрировать шельт в режиме 2, который ты теперь тоже знаешь – тогда твое физическое тело вновь восстановится. Таким же образом ты покинешь скалу, когда придет время. О том же, что будет с тобой после того, как ты совершишь алхимический акт сотворения, я ничего сказать не могу: множество бифуркаций скрывают единственную истину, которая ведома лишь Всевышнему. А теперь, дорогой мой друг, мы расстаемся очень на долго, но верю, что ты с честью выполнишь возложенную на тебя великую миссию и тогда мы неоднократно еще встретимся здесь, на земле.
С этими словами Навна коснулась области сердца и перенесла руку в ту же область груди своего собеседника, Тор же склонился в глубоком поклоне, а когда поднял голову, то Навны уже не было: то ли она бесшумно растворилась, то ли мгновенно перенеслась в неведомые дали. Тор сознавал, что ему тоже пора, и все же медлил, сознавая, что не увидит этот красочный светлый мир, не услышит пения птиц и шума горной речушки возможно очень долго – то ли столетия, то ли тысячелетия. Скорее всего того мира, который был до Армагеддона уже никогда не будет и по выходу из своей каменной гробницы он его не узнает: как знать, какие глобальные неизгладимые последствия останутся после столь чудовищной катастрофы. Конечно, его многовековое заточение не будет чем-то немыслимо тягостным, его астральному телу предстоят возможно чрезвычайно интересные путешествия. Андрей, все это время ощущавший свою отдельность, тем не менее, прекрасно осознававший мысли и чувства Тора, представил себе, что пережил бы любой его современник, которого бы приговорили в пожизненному заточению в каменном мешке. А тут ведь речь идет не о десятках, а о сотнях, возможно даже тысячах лет, и тем не менее никакого страха в душе атланта Андрей не ощущал – скорее легкая сентиментальная грусть и досада, что его мечты о слиянии с космическим сознанием Всевышнего так и остались не реализованными – но все эти чувства поглощались всеобъемлющим чувством долга, которое всегда превалировало в его жизни над прочими чувствами. Что же до ощущений физического тела – то они его не беспокоили, их просто не будет, а к длительным погружениям в астральные миры и пространства он привык настолько, что астральные реалии для него давно уже стали более значимы и привычны, чем пребывание в земном сознании.
Итак Тор в последний раз (грядущее было туманным и слишком отдаленным) оглядывал земные просторы (правда уже не было привычного океана), вдыхал запахи, вслушивался в щебет птиц и шум реки там, в ущелье. А тем временем у горизонта с востока происходили изменения, на которые вначале он не обратил внимание. Несмотря на ясный безоблачный день, горизонт с востока заалел, словно оттуда восходило еще одно солнце, и краски его все сгущались и сгущались, постепенно распространяясь на всю небесную сферу. К тому же заметно потеплело.
«Кажется астероид вошел в верхние слои атмосферы, - подумал Тор, - значит времени осталось не более получаса. Если судить по карте, которую показала Навна и, согласуясь с нашими расчетами, упасть он должен в противоположном полушарии, так что увидеть его падение я не смогу. Скорее всего последние минуты перед падением будет слышен страшный гул и возрастет температура из-за того, что раскалится астероид. Правда в том месте, где я нахожусь не должно быть такого уж катастрофического потепления – у воздуха все же плохая теплопроводность, а конвекция поглотится толщей земли. Другое дело – ударная волна и все, что за этим последует. Что ж, время вышло, пора.
Тор уселся на нагретую летним солнцем каменную площадку скалы, закрыл глаза, а сознание Андрея, продолжая оставаться «прикрепленным» к сознанию Тора почувствовало знакомую внутреннюю низкочастотную раскачку маятника, на длинные волны которых постепенно в определенной последовательности стали накладываться обертона тонких вибраций самого широкого спектра. Это была какая-то особая, сообщенная Навной последовательность и частотность, которая улавливалась Андреем, как некая чрезвычайно сложная мелодия, звучащая во внутреннем пространстве шельта, сопровождающаяся бесчисленными световыми и Бог еще знает какими вибрационными эффектами. Действительно, не прошло и нескольких минут, как плотное тело Тора, которое Андрей воспринимал, как свое собственное, вдруг совершенно безболезненно словно бы взорвалось изнутри, превратившись в светящуюся прозрачную ауру. Вскоре границы ее размылись и о ее существовании можно было судить лишь по незначительной опалесценции в радиусе нескольких метров (Андрей в этот момент получил возможность наблюдать за происходящим со стороны, как было во всех его прежних подключениях к былым воплощениям). Затем он почувствовал что его затягивает внутрь скалы, какое-то время он без особого труда достаточно быстро просачивался сквозь плотную, то тем не менее легко проницаемую среду, но спуск продолжался не долго, что-то вспыхнуло, затрепетало, вновь включился внутренний маятник, с помощью своих обертонов исполнявший совсем уже другую мелодию. В следующий момент Андрей ощутил, что сидит на прохладном сухом камне, в абсолютной темноте, в душном, спертом, хоть и холодном пространстве, ограниченность которого хоть и невозможно было видеть, но ощущалось кожей, всем телом. Андрей понял, что шельт Тора, вместе с его, Андрея, сознанием опустились до нужной полости в скале и атлант вновь материализовал свое физическое тело, но пока еще не погрузил его в анабиотическое Сомати, иначе никаких телесных ощущений он не смог бы испытывать. Когда его немигающие, покрытые защитной пленкой глаза привыкли к темноте, то выяснилось, что темнота не абсолютная, но то тут, то там возникают, плавают, перемещаются едва заметные опалесцирующие бесформенные туманности, червячки, точки, то приближающиеся, то удаляющиеся, то исчезающие из поля зрения, на мгновение осветив шероховатый участок стены. Когда же глаза Тора, гораздо более чувствительные чем у человека, окончательно привыкли к темноте, то он различил в отдалении неподвижный источник света: где-то там, впереди – расстояние было сложно определить – Тор увидел несколько бесформенных огоньков разной цветности и интенсивности, находящиеся вблизи друг друга и один несколько в стороне. Атлант медленно поднялся на ноги – при его огромном росте увеличивался риск разбить голову о свод пещеры, но к счастью каверна, внутри которой он находился, была весьма просторна и с высоким потолком. Уже предполагая, что он может там, впереди, обнаружить, Тор пошел в сторону неподвижных огней и вскоре оказался рядом с глухой стеной, в которой зияла ниша, заполненная небольшими контейнерами, наподобие термосов из неизвестного материала. Каждый из этих контейнеров слегка опалесцировал, словно был покрыт каким-то светящимся в темноте покрытием, причем каждый светился своим цветом. Тор знал, что в этих контейнерах находятся ингредиенты, необходимые для запуска алхимического процесса, перенесенные из храма Миаф и вновь материализованные в этой глухой каверне. К тому же был и один дополнительный сосуд с биологическим материалом, очевидно привнесенный демиургами, с неким зародышевым биологическим материалом из которого предстояло вырастить организм нового человека, отличного от организма атланта, и если атлантов можно было считать биологическими родственниками саламандр, то грядущего человека предполагалось создать родственником приматов. Разумеется, и в том и другом случае души имели совершенно иную природу, чем у вышеупомянутых животных.
Тор сделал шаг в сторону и приблизился к обособленному источнику свечения – это был удивительный цветок, напоминающий формой розу, но только с гораздо большим количеством разноцветных лепестков, свечение которых, сливаясь, давало ощущение розового цвета. Он был величиной с кулак Атланта и висел прямо в воздухе. При ближайшем рассмотрении оказалось, что все лепестки – это мельчайшие ячейки и каждая ячейка – маленькое зеркальце, в котором, уж при совсем ближайшем рассмотрении можно было рассмотреть свое лицо. Несмотря на то, что цветок вроде бы весь состоял из малюсеньких зеркал, тем не менее казалось, что он совершенно живой и обладает собственным свечением, только каждый лепесток давал собственный оттенок. Картина была чрезвычайно завораживающая и когда Тор поднес к цветку руку, то на его ладони заиграли сотни световых зайчиков, переливающихся всеми цветами радуги, и создающих какой-то замысловатый, но не случайный рисунок. Тор видел этот цветок впервые, тем не менее сомнений в его назначении не возникало: перед ним висел никогда не виденный атлантом штурвал матрицы грядущей цивилизации, который Навна назвала цветком Тенгри. Считалось что сей божественный инструмент находился в ведении планетарного Логоса, но как выяснилось, в определенные ключевые эпохи он перепоручался разумным носителям физической материальности. Сначала это были лимурийцы, о существовании отдельных представителей которых Тор даже не подозревал, теперь же это он, представитель расы атлантов, в числе немногих избранных. Как знать, увидит ли он кого-то из своих соотечественников, которые должны будут запустить алхимический процесс раньше, чем он. Насколько раньше? Об этом Тор не знал, как не знал, что он будет делать после того как создаст первых Адама и Еву. Хотя, наверное, термин «создаст» не совсем правильный, он только воспроизведет ту программу, которая заложена в алхимические ингредиенты планетарным Логосом, его задача правильно все исполнить, и если раньше в горне алхимического атанера возникал новый гомункул-атлант, то теперь должны появиться два представителя новой арийской расы.
Тор расположился на расстоянии вытянутой руки от штурвала и сел в лотос. Оказалось, что как раз в этом месте Навна предусмотрительно материализовала циновку из стеблей растения куша, на которой Тор привык медитировать. Атлант расслабил мышцы (он знал, что вскоре они приобретут почти каменную твердость) и внимательно прислушался к своему телу, не потому, что это требовалось, для вхождения в состояние анабиотического Сомати – тут как раз требовалось обратное, полное отключение от тела – а потому, что он хотел в последний раз на ближайшие тысячелетия прослушать физические ощущения своего тела. Тор мысленно прошелся, вслушиваясь, по каждому своему органу, как бы прощаясь с ним, а вернее говоря ему «до свидания» на ближайшие тысячелетия, затем начал мысленно строить мандолу Вечности, известную ему с незапамятных времен. Правда к практической работе с ней он не прибегал никогда, поскольку после завершения ее ментального построения, астрал должен был покинуть физическое тело навсегда. Навна сообщила ему в последней тайной передаче, как чуть-чуть не завершить эту мандалу, чтобы иметь возможность вернуться и оживить этот застывший истукан через определенный цикл, когда начнет активизироваться матрица грядущей цивилизации – цветок Тенгри. Вскоре, по мере построения мандолы, вокруг Тора сформировалась особая сфера, которая полностью изолировала его биологический организм от каких-либо микроорганизмов и других внешних влияний, способных привести к разложению заживо за этот немыслимо длинный период анабиоза. Это было нечто вроде энергетического бальзамирования, почти что мумифицирование, присущее особой природе физических тел атлантов, ткани которых имели свойство непрерывно регенерировать и не содержали генной информации старения. В теле его должны были прекратиться дыхание, сердцебиение, отправления и прочие процессы метаболизма, превращая биологическую органику практически в минеральное состояние. Тем не менее это тело не умирало безвозвратно и имело возможность вновь начать функционирование хоть через сто, хоть через тысячу лет, достаточно было разумному шельту воспроизвести мандолу воскрешения – свойство, которое, увы, не должно было передаться физической природе новой расы.
Итак, Тор генерировал особую бальзамирующую ауру, остановил все процессы метаболизма в своем теле, перевел мышцы в состояние каменной твердости, произвел особую полевую консервацию собственных клеток, вернее все это происходило автоматически после того, как он выстроил на ментале мандолу Вечности и покинул свое тело, как он это делал миллионы раз. Правда этот случай был особенным, поскольку он никогда не покидал свое тело больше чем на несколько дней и ни в каком энергетическом бальзамировании не нуждался. Первой его внетелесной мыслью была мысль о том, что необходимо сделать то, что было абсолютно невозможно, пребывая в физическом теле – посмотреть момент, когда гигантский астероид, получивший у атлантов имя «Освободитель» врежется в его родную планету, а вернее в океан. По подсчетам астрономов он должен был упасть вдали от суши, сосредоточенной (за исключением островов) в едином сверхконтиненте Гондвана. Тем не менее это не делало катаклизм менее драматическим, поскольку образовавшаяся волна должна была залить сушу многокилометровой толщей воды в мгновение нагревшейся практически до точки кипения. К тому же в коре Гондваны должны будут образоваться гигантские разломы, которые постепенно приведут к расползанию сверхматерика на несколько частей. И все же по прогнозам ученых Земля должна была выдержать чудовищный удар и не расколоться на несколько частей, как это нередко бывает в дальнем космосе.
Тор привычно вошел в ближайшее астральное кольцо, которое сразу же изолировало его от физического пространства и позволило переместиться в астральное отражение, копию земного пространства именно в том месте, в которое он намеревался переместиться. Вскоре он нашел знакомые энергетические маячки храма Миаф, которые проецировались на астрал, и войдя в определенную систему резонансов, вынырнул в астральное отражение в точности повторяющее земной ландшафт в районе побережья, где совсем недавно он сидел на высокой скале, а затем беседовал с Навной. Тут он понял, что оставаясь в этой проекции он вряд ли сможет что-то рассмотреть, поскольку болид упадет там, за горизонтом, и все, что он сможет увидеть с этой точки – это гигантская волна высотой в десятки километров, подобной которой очевидно не возникало на земле никогда. Это будет стена воды, уходящая своим гребнем в стратосферу. Нет, такой катаклизм нужно наблюдать сверху, иначе вообще ничего не увидишь. Тор бросил последний взгляд на неподвижные фигуры своих соотечественников, решивших в последней медитации встретить конец света и послал им мысленный привет и прощание, ведь каждого из нескольких тысяч атлантов он знал в лицо и по имени. Затем он переместил астральную проекцию земного пространства высоко в стратосферу, в то место из которого будет видно столкновение астероида с Землей. Когда он вынырнул в верхних слоях атмосферы, где уже становилась видна шарообразность планеты, то оказался примерно на одном уровне с гигантским небесным телом, несколько сотен километров в диаметре. Оно было испещрено многочисленными кратерами и светящимся кроваво-красным светом, словно раскаленное железо и отрывающимися от его поверхности кусками породы, наиболее мелкие из которых тут же сгорали. Астероид имел форму разрушающегося с поверхности шара и его гигантское величество сопровождала свита из более мелких метеоритов. Атмосфера вокруг болида – а ведь это была ионосфера, совсем разряженная ее часть – сияла разными оттенками красного на сотни километров вокруг астероида, и чем глубже в ионосферу погружалась маленькая планета, тем ярче становилось свечение как окружающей атмосферы, так и самого астероида, верхние слои которого уже начали плавиться и испаряться.
Вместе с гигантским спутником Тор спускался в глубь атмосферы, наблюдая, как над планетой начали проноситься чудовищные вихри, и как быстро возникающие зловещие тучи, то мгновенно рождаются из быстро испаряющейся поверхности океана и мечутся в дикой пляске вокруг планеты, то мгновенно развеиваются сильнейшими ураганами и смерчами. А оттенок свечения астероида все менялся и менялся, его расплавленный поверхностный слой, удерживаемый собственным тяготением, превращался в плазму и этот разогретый до десятков тысяч градусов ореол сжигал вокруг себя миллионы кубометров воздуха, который тоже превращался в плазму, все увеличивая и увеличивая испаряющий ореол.
Тор видел в окна, образовавшиеся в тучах, как затлели, воскурились тысячами дымов зеленые зоны планеты: это горели миллионы гектаров леса, подожженные раскаленным воздухом, а кое-где, разбуженные новым мощным источником гравитации зарделись огненные цветы вулканов. Всю эту величественную, но с такой высоты нестрашную картину периодически заволакивало клочьями дыма, смешанного с паром, которые тут же уносились бешеными вихрями, гуляющими по растревоженной атмосфере матушки Земли. А огненный шар все снижался и снижался, его отражение ярким пятном летело по поверхности океана, и тень эта увеличивалась с каждой минутой. В зоне этого отражения уже не было облаков, перекрывающих обзор – они сгорали в ореоле болида, присоединяясь к его ширящейся плазменной ауре, за которой уже не было видно его толи твердого, толи жидкого ядра. Это было всеиспепеляющее огненное солнце, ворвавшееся в атмосферу другой планеты.
Болид приближался к зоне падения, смещаясь к середине великого океана (он летел слегка под углом), Тор давно уже висел высоко над болидом, смещаясь вместе с ним так, чтобы увидеть момент падения. Континента уже не было видно, в поле зрения был только Великий океан, бурлящий и испаряющийся в зоне огненного пятна, и когда болид коснулся его поверхности, он словно бы вспучился ему навстречу гигантским плазменно-дымным пузырем, из которого стал формироваться ядерный гриб, возможно незнакомый Тору, но не раз виденный Андреем по телевизору. Только масштабы этого гриба превышали все мыслимые категории: он перекрыл треть панорамы Земли, а огненно-дымный выброс все ширился и высился, достигая верхних слоев атмосферы и проникая в космос. Тор уже представлял, как болид прожигает океан до дна и продавливает кору Земли, увязая в огненной мантии и как многокилометровая стена воды чуть ли не на треть вытесненного с места взрыва океана обрушивается на сушу, слизывая все рукотворное и нерукотворное, нашедшее приют на этой, казавшейся с высоты такой безопасной и гостеприимной Земле...
Видеть в реальном времени Тор этого не мог, и тем не менее хорошо представлял, что творится в этот момент на матушке-Земле. Он знал, что все его современники, собравшиеся на побережье в ожидании времени Ч не увидели ни гриба, (он образовался в другом полушарии) ни многокилометровой волны: их бессмертные тела сгорели еще до падения астероида, поскольку температура атмосферы многократно повысилась еще до соприкосновения поверхностей двух планет. Выжить что-то живое могло лишь в глубинах океана, располагавшихся вдали от взрыва, либо в центре материка, в горах, в горных пещерах, куда, возможно, не достигла гигантская волна, покрывшая всю равнинную местность материка и возможно не затронувшая горные местности вдали от океана, наподобие современных Гималаев, Тянь-Шаня, Саян. Несомненно какие-то животные и растения должны были выжить и это знали демиурги – не имели шансов лишь атланты, селящиеся вдоль побережья на суше и плавающие неглубоко в океане (многие предпочитали морские жилища) поблизости берега. Атланты делились на две подрасы, несильно отличающиеся друг от друга: на тех кто спит в океане и тех, кто спит на суше, но обе подрасы были земноводными и могли существовать и там и там. Однако шансов уцелеть у побережья не имел никто.
Тор глядел, как земной шар заволакивается от его взора смесью дыма и пара, понимая, что из этой точки он уже не разглядит ничего: в считанные минуты атмосфера заполнится таким количеством продуктов сгорания и испарения, что поверхность будет скрыта от взгляда из космоса на десятки, а может и сотни лет. Конечно, он мог бы создать астральную проекцию на поверхность земли, ведь астральному телу, находящемуся в ином измерении не грозят никакие катаклизмы физического пространства. Тем не менее желания наблюдать Апокалипсис в непосредственной близости у него не возникало: в человеческих масштабах наблюдения это будет либо сплошной клокочущий мрак, либо сплошной клокочущий огонь, где ничего конкретного разглядеть конечно не удастся.
Итак, нужно было приступать ко второй части задания, куда более трудной и мистической, и когда эта мысль пришла к нему в голову, он осознал, что висит в пространстве не один. Рядом с ним с интересом и скорбью происходящее наблюдало существо, в чем-то похожее на него, но гораздо меньших размеров, хотя в астрале это различие было достаточно условным: маленькие могли становиться большими и наоборот. Тор знал, что это шельт того сознания, которое подключилось к нему незадолго до появления Навны, и также он знал, что связан с этим существом какой-то загадочной кармической связью. Оно являлось в какой-то мере составляющей частью его существа, которое непостижимым образом должно было перекинуть атланта в будущее, откуда, собственно оно и явилось, означая, тем самым, что миссия Тора так или иначе будет выполнена. Это был шельт Андрея и мы снова вернемся к описанию нашей истории, увиденной его глазами.
Андрей отделился от сознания Тора уже давно, в момент, когда тот покинул свое закаменевшее тело. Связанный незримой нитью общей миссии, он совершил с атлантом пару скачков в астральных проекциях и из верхних слоев ионосферы наблюдал картину, которую в тот момент вне всякого сомнения можно было назвать «Гибель Земли», и не верилось, что когда-нибудь на этой планете будут бегать стада животных, цвести сады и высится в своем величии многомиллионные города. В эти величественные трагические минуты Андрей совсем забыл о том, в чьем теле он провел несколько часов, воспринимая все те же телесные ощущения, что и сознание великана – забыл о нем и Тор. Теперь же они оказались лицом к лицу в своих шельтах и с интересом разглядывали друг друга.
Тор в астральном облике чем-то напоминал библейского ангела без крыльев и внешность его утратила черты земноводности: тело его облегало нечто наподобие длинной туники а с некогда голого черепа нежными рунами струились льняные локоны. Андрей же вновь вернулся к образу древнеиндийского воина, но в большей мере ощущал свою идентичность с последним воплощением в образе Андрея Данилова, нежели с кшатрием Рамом.
И человек и атлант находились внутри золотого ореола, который удерживал одного подле другого и словно бы свидетельствовал о том, что они объединены общей миссией и связь эта, возможно, гораздо более прочная, чем казалось им обоим.
- Вот ты какой, мой дальний потомок, - лучезарно улыбнулся Тор (напомним, что в физическом теле мимика атланта была крайне бедна), - ну, что ж, сам факт твоего существования свидетельствует о том, что моя миссия в конечном счете будет успешной. Насколько данный облик твоего шельта соответствует твоему биологическому телу?
- Да примерно соответствует, - сказал Андрей, растерянно себя разглядывая, - правда одет в своем мире я несколько по-иному, так иногда облачался мой давний предок.
-Значит грядущая раса будет расой карликов, - с некоторым разочарованием сказал Тор, - и жизнь ваша будет такой же короткой, как и тело. Наверное в этом какой-то высший провиденциальный смысл: раса лимурийцев была в два раза крупнее и массивней нашей – об этом свидетельствует Священное писание – ваша же раса будет гораздо мельче нас. А впрочем, не в росте дело, я думаю, вы должны быть гораздо счастливее и духовнее нас.
Андрей открыл было рот, чтобы рассказать, насколько Тор ошибается в своем предвидении, но вдруг почувствовал, что на эту тему не может вымолвить ни слова – словно некая сила не давала ему возможность сообщить Тору что-либо касающееся на данный момент еще не свершившегося факта.
Андрей развел руками:
- Я не могу об этом сказать, последуют дальнейшие вопросы, а Высшие силы не желают, чтобы эта информация дошла до тебя.
- Я понимаю, - наклонил голову Тор, - впрочем это совершенно естественно: знание каких-то ключевых моментов будущего может повлиять на ткань провиденциального плана. Что ж, мое естественное любопытство останется неудовлетворенным, но на все воля демиургов! А сейчас прости, мне придется воспользоваться твоей колесницей. Я – Тор, прими эстафету, землянин!
С этими словами Тор как-то необычно засветился – вернее гораздо ярче засветился ореол, который окружал и его и Андрея, но одновременно с увеличением свечения стал быстро гаснуть его собственный шельт. Андрей почувствовал, словно нечто вошло в материю его шельта где-то в области груди, при этом шельт Тора исчез вовсе, а на декоративных бахрецах доспехов кшатрия (естественно это была одна лишь бутафория и никого в условиях астрала она не защищала) образовалось что-то вроде рисунка-горельефа. Это был образ младенца, какими они, наверное, появлялись в атлантической цивилизации в алхимической реторте: бесполый андрогин с серьезным взрослым лицом и огромными недетскими глазами.
В этот момент Андрей понял, что ему передалась новая энергия, содержащая некий информопакет, который можно развернуть и обнаружить там чью-то спрессованную, бесконечно долгую жизнь Чужую жизнь со всей массой мыслей, желаний, ощущений, поступков и свершений, прочесть которую не сразу и решишься, а если и решишься, то на это уйдет масса времени, сил и эмоций.
Эта новая энергия начала неудержимо выталкивать Андрея из неимоверно далекого прошлого в некую временную бифуркацию, где он впервые столкнулся с сознанием атланта, и вместе с ним в это будущее-прошлое (смотря для кого) устремляется и развоплощенное, переведенное в потенциальное состояние шельт и сознание Тора. На какое-то мгновение (или вечность?) Андрей утратил самоощущение, а когда оно вновь возникло, то он осознал себя в том моменте, в котором впервые почувствовал присутствие Тора.
Огромным человеком-Пурушей он парил в бесконечном космическом пространстве, а напротив висела его женская ипостась и в немом призыве тянула к нему руки-туманности, сотканные из звездной пыли.
ГЛАВА 3
СПУСК В ДУГГУР
- Ты узнаешь меня, Адам, - вновь донесся до сознания Андрея завораживающий призывный шепот, - я – Лилит, я явилась на землю из лунной брамфатуры, когда жизненная оболочка моей планеты безвозвратно разрушилась. Я должна была стать твоей супругой, того же хотел и ты, но планетарный Логос нарушил наши планы и предложил тебе другую. Но теперь настало время тебе испытать то, от чего ты вынужден был отказаться в те незапамятные времена – уверяю тебя, не по своей воле. ОН не был заинтересован в твоем счастье. Я хочу показать тебе место, где наш союз – в иносказательной, символической форме – был осуществлен, это альтернативный пространственно-временной рукав, поэтому он достаточно изолирован. В твоем магистральном потоке все происходило по-другому и мы были разлучены, а Ева… Ева не дала тебе в полной мере того, чего могла дать тебе я – она была всего лишь твоим ребром и мало отличалась от тебя самого. Я же несла лунную страсть. Не случайно в ночи полнолуния на тебя находила непонятная тоска и чувство одиночества, несмотря на то, что твоя Ева была поблизости. И тогда тебе все надоедало, ты бросался на поиски новой сердечной привязанности, но везде находил одну только очередную Еву, как бы они не различались внешне. Все потому, что ты везде искал меня, но не находил, слишком мало моей энергии оставалось в земных жрицах любви. Итак, ты готов идти со мной? Твое решение добровольно? Я не вправе нарушать свободу воли, иначе буду наказана!
- Я готов, - отрапортовал Андрей-Рам-Адам Кадамон, при этом личная часть Андрея сознавала, что предстоящий спуск в неведомый Дуггур – на самом деле задание, которое получил Тор, а следовательно и он сам, от Навны. Без его выполнения невозможно было зарождение новой человеческой расы в далеком прошлом, а поскольку он, Андрей, представитель этой расы, следовательно и вопрос с его спуском – дело решенное. Но Дурга-Лилит ни о чем этом, похоже, не догадывалась. А впрочем, мотивы, возможно, не имели никакого значения, если Высшим силам угодно было осуществить эту провиденциальную Волю.
- Тогда, милый, нам предстоит несколько изменить форму, в нынешней слишком много обобщенного. К нам и к нашей задаче она не имеет прямого отношения. Слишком здесь много наших иных «я», на которые возлагалась иная задача, тут нужна другая плотность материи. И тем не менее энергия этих разных Пуруш будет способствовать нашему путешествию. Так станем на час кометою!
С этими словами Дурга-Лилит приблизилась к Андрею-Адаму Кадамону и их тела, разжиженные, размытые, созданные из звездной пыли совместились. В этот момент возникла ярчайшая голубая вспышка, словно Вольтова дуга между двумя полюсами, большая часть звездной материи аннигилировала, превратившись в энергию, а все, что осталось от двух вселенских великанов воплотилось в головную часть необычной кометы. Это были два обнаженных тела - мужское и женское - как бы олицетворяющие телесное, половое совершенство обеих сторон. Оба эти тела оказались слитыми в страстном объятье, а их ноги постепенно переходили в дымный световой шлейф – хвост живой кометы. Как мы помним, именно эта картина привлекла внимание Андрея, когда он явился в качестве сотрудника скорой помощи к тогда еще незнакомой пациентке Лиане Кремлевой. Комета хлынула вниз, и хотя в космосе не бывает понятия «верх и низ», Андрей ощущал, что это не полет, а именно падение – яркое ошеломляющее падение звезды…
В этот момент Андрей, как это у него обычно происходило при переходе из сакуаллы в сакуаллу, из фазы в фазу, утратил мироощущение, а когда сознание вернулось, он увидел, что стоит напротив огромных ворот.
Теперь Андрей окончательно осознал себя астральным Андреем, хоть и выглядел в астрале как древнеиндийский воин времен Махабхараты. Возможно именно поэтому так завораживающе на него подействовала в свое время иллюстрация из Бхагавадгиты, где Арджуна в полном боевом облачении и вечно юный Кришна скачут на четверке белых лошадей навстречу полчищам Кауравов. Андрей огляделся, дабы понять, где он находится, и тут только понял, что Дурга, по инициативе которой он попал в это загадочное место, которое она называла Дуггуром (Он точно помнил, что где-то слышал или читал это название, но не помнил, где), таинственно исчезла. А ведь еще совсем недавно они, слившись единой кометой мужской и женской сути неслись с немыслимой скоростью, рассекая тьму вселенной. Правда вселенная эта, наверняка была астральной, а следовательно и вся пространственная безграничность и космические размеры обоих Пуруш были чистой условностью и не имели ничего общего со вселенной физической. Теперь же Дурга неожиданно исчезла и это вызвало определенную тревогу у Андрея. Он надеялся, что Дурга будет его гидом и покажет ему, словно Вергилий Данте, все достопримечательности этого Дуггура, а так же поможет осуществить неведомую миссию, которую, не спросив его согласия и самоустранившись, возложил на него древний атлант. Теперь же Андрей стоял напротив закрытых ворот высоченной стены и думал о том, что эта стена, наверное, очень напоминает стену Андимосквы-Друккарга, на которой он в давние годы беседовал с черным магистром после позорного бегства от лярв. Правда, тогда он смотрел сверху и особенно не успел рассмотреть эту стену, поэтому, та ли это стена он бы затруднился ответить. Нет, наверное все же не та, хоть и не менее высокая – и цвет у нее другой, какой-то синевато-лунный, и формы. Там все формы архитектурных конструкций были прямоугольными и угловатыми, здесь же все закруглено: закругленные голыши и закрепляющий состав словно бы стекает наплывами по всей стене, словно на оплавившейся стеариновой свече, и вообще ощущение вязкой текучести и каких-то миазмов вокруг – но это был не запах…
«Интересно, - подумал Андрей, - куда Дурга подевалась, может она, как Рати, уменьшилась и к моему шельту присосалась? Хороша проводница! И главное, все почему-то меня в качестве Савраски норовят использовать: и Тор, и Рати, и Дурга».
Андрей прислушался к себе: нет, присутствия Дурги и Рати не ощущалось, никаких наростов, микромладенцев и посторонних сознаний в своем шельте он не обнаруживал, в том числе и сознания Рама, хотя еще совсем недавно Андрей и сам толком не мог понять, кто он в большей степени, Рам или Андрей. Сейчас, если что постороннее и ощущалось, то это Тор, но он словно бы осуществил компьютерную свертку и своего шельта, и своего сознания-разума-памяти в информопакет, и присутствовал, как некая видимость-барельеф на левом бахреце декоративных доспехов. Так же присутствовало ощущение сознания, но не постороннего а его потенции, как потенциальная энергия, никак себя не проявляя, при соответствующих условиях переходит в проявленную кинетическую. Андрей попытался достучаться в это свернутое сознание – может ему Тор подскажет, что делать дальше – но оно полностью безмолвствовало.
«Ну что ж, - подумал Андрей, - раз все меня покинули, остается только действовать самому, и уж если я стою около ворот, то это должно означать, что в ворота эти необходимо войти. Правда тот факт, что ворота закрыты означает, что это очередное астральное испытание, которое я должен преодолеть, - (ворота действительно были закрыты на огромный, размером с вековой дуб засов, правда форма этого засова была весьма своеобразна... но об этом чуть позже). - В земных условиях, конечно, сдвинуть такой засов в одиночку совершенно невозможно, но в астрале, думаю, у меня на это изыщутся возможности. Что же мне этот засов напоминает»?
Андрей подошел поближе и его подозрения оправдались, а гигантские ворота, подробности которых доселе были скрыты расстоянием и сумраком лунной ночи, предстали во всем своем изысканном безобразии. А впрочем, если бы он более внимательно слушал Дургу, то нечто подобное и должен был предположить. Кстати, на небе действительно ярко светила полная луна, которую он никогда прежде в астрале не видел. При более внимательном взгляде можно было рассмотреть, что из пространства, сокрытого стеной и дверью, к луне поднимаются в высь какие-то испарения, и было заметно, что они словно бы достигают самой луны (чего невозможно в условиях физического космоса) и вступают в пределы ее ореола. При этом луна, окуриваемая этими эманациями, истекает каплями серебристого бальзама, который, превращаясь в ажурную кисею или нежную пыльцу, рассеивается над городом, но не достигает поверхности. Таким образом осуществляется непонятный круговорот. Кисея вуалила аккурат над пространством, скрываемым стеной и почему-то не выходила за ее периметр, поэтому Андрей не имел возможности поблизости рассмотреть, что это такое.
Итак, первая ассоциация, которая возникла у Андрея, когда он подошел к гигантской двери – это знаменитый индийский храм Кхаджурахо, который он никогда не созерцал воочию, однако не раз видел на фотографиях и открытках как у Маркелова, так и у Балашова. Вся циклопическая поверхность двери была испещрена барельефами, изображающими бесчисленные сценки совокуплений. Если в случае Кхаджурахо это были сценки из сексуальной жизни всяких там раджей и их гаремов, то тут фантазия неведомого зодчего разыгралась на всю катушку без руля и ветрил. На этой астральной стене совокуплялось все, что только может и не может: люди, животные, насекомые, деревья, растения, амебы и так же бесчисленные неодушевленные предметы: горы, облака, автомобили, дома и всевозможные предметы домашнего обихода. При этом все живое и неживое обретало антропоморфные черты, а все выступы и углубления имели исключительно фалло-вагинальную смысловую нагрузку. Фантазия неведомого зодчего была настолько неисчерпаемой, что любое более подробное описание было бы жалким и беспомощным, и если все это и можно было с чем-то уподобить, то только с каким-то порнографическим фантастическим комиксом, тему которого развил и до бесконечности размножил компьютер. Упоминание о компьютере, кстати, было не случайным, поскольку когда Андрей приблизился к стене, то понял, что нечто, вначале им принятое за шевеление гигантских червей, ничто иное, как движения всех этих барельефов. Все они вполне динамично занимались сексом на этой затейливой двери, постоянно меняя партнеров и партнерш. При этом обычная женщина могла оказаться под истекающем похотью Ролс Ройсом в спущенных семейных трусах, а сюрреалистический, в духе Сальвадора Дали слон на тоненьких, немыслимо длинных ножках совокуплялся с облаком, напоминающем некий синтез громадных молочных желез и вагины. Перечислять подобные извращения можно до бесконечности, и надо ли говорить, что тот самый засов, который привлек внимание Андрея был гигантским эрегированным членом, а щеколда – соответствующих размеров влагалище, но в отличие от реального засова и щеколды, здешние совершали вполне заметные фрикции, при этом заводясь все больше и больше, но тем не менее, до конца не расцепляясь. В довершение этой пикантной картины можно добавить, что дверь просто изливалась семенем и женским соком, пополам с менструальной кровью и от нее, как и от всего остального в этом странном месте в темное небо поднимались клубы опалесцирующих эманаций, восходящих к похотливой луне.
«Ничего себе! – мысленно прокомментировал Андрей. – Значит вот что Дурга имела в виду! Интересно, что там за стеной? Надо полагать, город, нечто вроде Нарова или Антимосквы. Только, судя по двери, это должен быть какой-то немыслимых размеров бордель, а если учесть пластичность форм астрала, то бордель этот может оказаться совершенно непредсказуемым по форме и содержанию. Хотя, конечно, трудно вообразить, что в макро масштабах там происходит то же, что на этой двери, скорее дверь – это некий идеал, к которому стремятся здешние жители, возможно идеал недосягаемый, ведь и храм Кхаджурахо изображает то, что в реальной жизни вряд ли можно повторить».
Андрей подумал, что может и не стоит сюда заходить, учитывая его достаточно скромные сексуальные потребности (хотя возможности, порою, оказывались самые неожиданные, но сам астральный секс никогда не доставлял ему особого удовольствия).
«Черт его знает! – задорно подумал Андрей. – Подойдешь к этой двери, а тебя тот же самый засов и натянет по самые помидоры… а учитывая его размеры, вряд ли это будет очень удачная мысль. Да и фигурки эти так же отнюдь не миниатюрны, вдруг набросятся все хором! Я ведь тут человек новый, а вдруг им свеженьких впечатлений захочется? И будет, как в какой-нибудь деревенской частушке! Кстати, этот барельеф весьма близок к русскому частушечному фольклору, где половые органы ведут отдельную от хозяина разумную жизнь и сами приобретают антропоморфные черты. Не исключено, что подобные мыслеобразы как раз отсюда и доходят до умов этих неизвестных сочинителей, разве что их убогий разум не может постичь подобного вселенского разнообразия».
Андрей еще раз осмотрелся, ища путь к отступлению, но отступать было некуда, стена и вправо, и влево тянулась куда-то к горизонту. Перед ней раскинулась неширокая полоса каменистой высохшей почвы, а сзади, как бывало на подступах к Антимоскве, зияло Ничто – то есть тьма, разглядеть что-либо за которой не было никакой возможности.
«Что ж, - подумал Андрей, - раз обратной дороги нет, значит хочешь-не хочешь, придется открывать эту секс-дверцу и пробираться внутрь, что бы там внутри я ни увидел. Раз уж я здесь очутился и еще шельт атланта на себе притащил, значит в этом есть некий сакральный смысл. Правда, я думал и Дурга со мной проследует, однако она испарилась в неведомом направлении. Побоялась, небось, что ее здесь вусмерть затрахают! А в отношении меня – это ее маленькая месть, видимо я, в качестве кшатрия Рама, был недостаточно эмоционален и меня больше сексуальная гимнастика интересовала, чем чувства – отсюда и бледность астральных ощущений. Но все это хорошо, а рассчитывать не на кого. Ладно, была не была!»
Андрей подошел вплотную к городской двери и в нерешительности остановился рядом с членом-засовом. Этот гигантский фаллос располагался как раз над его головой и дотянуться до него можно было только вытянув руку. Фаллос совершал медленные фрикции, но тем не менее, прочно сидел в лоне своей подружки.
«Интересно, - подумал Андрей, - он когда-нибудь кончает? Или это – перманентное состояние? Исходя из логики его функционирования, рано или поздно должен произойти оргазм, и они расцепятся. Вот тогда и надо попытаться внутрь проникнуть. Если бы эту дверь невозможно было с места сдвинуть, то и засов тут был бы ненужным. Но это все теория, а на практике, черт его знает, когда у этой секвойи с яйцами наступит чувство глубокого удовлетворения. А может и продолжительность акта тут соответствует размерам, единственное, что вселяет надежду - неизвестно сколько он тут до моего появления свои мужские обязанности исполнял. А может, ну его к бесу, совсем забыл, что в астрале взлететь проще пареной репы, заодно и посмотрю сверху, что там за стеной творится – а вдруг туда и приземляться ни в коем случае нельзя!»
Андрей отошел на несколько шагов и мысленно послал себя вверх – увы, на этот раз у него ничего не получилось, очевидно в этой сакуалле несанкционированные полеты были под запретом. Безрезультатно несколько раз повторив свою попытку, Андрей понял тщетность задуманного и вновь вернулся к древовидному фаллосу. На этот раз, преодолевая отвращение, он попробовал оторвать его от известного занятия, но увы, это оказалось не легче, чем ворочать калифорнийскую секвойю. Андрей, уцепившись за складки гигантской мошонки, не только не смог вытащить засов из щеколды, но вместе с ним начал болтаться туда-сюда, еле успевая перебирать ногами. К счастью, его подозрения, на предмет того, что гигантский фаллос переключится на него, Андрея, оказались несостоятельными – засов сохранял похвальную верность своей щеколде.
Андрей снова отошел от гигантской двери и застыл в нерешительности, не зная, что предпринять и не получая никаких указаний свыше.
«Может, какой-нибудь стишок прочесть, - думал он в растерянности, - помнится, и в тридевятом царстве и в городе грез это прекрасно срабатывало. Беда только в том, что я на соответствующую тему никогда ничего не сочинял, и в голову, как назло, ничего не идет, хотя в городе грез меня просто распирало от импровизаторского дара».
Андрей прислушался к себе, надеясь услышать глас вдохновения, соответствующий месту, но кроме «девки в озере купались, х… резиновый нашли…», в голову ничего не лезло.
«Что ж, - подумал Андрей, - не будем приписывать себе чужие гениальные строки, тем более, как я помню, плагиат тут никогда не срабатывал».
Он снова погрузился в созерцание этой сюрреалистической картины:
«Однако Дурга, - подумал он снова, - либо куда-то не туда меня занесла, либо я оказался не тем человеком, на которого подобная хренотень действует! Она что, рассчитывала, что этакое зрелище во мне какие-то особые сексуальные энергии пробудит? Пока что, никакого подъема энергии я не ощущаю. Хотя…»
Неожиданно Андрей почувствовал, что с ним действительно нечто происходит, но это не касалось его сексуальных чувств. В области груди он почувствовал какое-то напряжение и беспокойное мельтешение, но это было не внутри, а снаружи, как будто что-то заворочалось на его доспехах. Андрей глянул на область груди и увидел, что барельеф Тора на его центральном нагруднике-бахреце беспокойно зашевелился, словно его что-то растревожило. Вначале он совершал беспорядочные движения руками и ногами, при этом мимика его малоэмоционального лица отражала недоумение.
Затем на лице образовалась какая-то дурацкая улыбка-гримасса, словно бы этот младенец-андрогин пытался выразить незнакомое ранее чувство, которое еще не нашло своего мимического выражения, поэтому улыбка больше напоминала кривляние. Тут диковинное дитя потянуло руки в область промежности (напомним, что ни мужских, ни женских половых органов там не было, а мочеточник, судя по всему, выходил в анальное отверстие, составляя клоаку, как у птиц), и начало что-то судорожно там раздирать, словно при сильном зуде. Это остервенелое расчесывание продолжалось довольно долго, затем ручки переместились выше, словно зуд перешел на область живота, затем на область груди, лица, головы. При этом ниже рук Андрей заметил ранее не существовавший шов-перетяжку.
Когда ребенок дотянул ручки до головы, стало заметно, что шов, нигде не прерываясь протянулся от промежности до лица, и тело ребенка словно бы начинает сдавливать в области этого шва, а шов погружается в плоть барельефа. Андрей только успел подумать, что картина эта очень напоминает картину митоза какой-нибудь инфузории-туфельки, как его мысль подтвердилась следующим образом: обе половинки разъехались, словно разделенные этим швом напополам, затем на какое-то время исчезли, чтобы возникнуть уже по отдельности на правом и левом бахрецах – в два раза меньше первичного. Это были уже вполне человеческие дети и лицом и анатомией отличающиеся от ребенка-атланта: исчезли жаберные щели, на головке появились реденькие младенческие волосики, грудь уплостилась, между пальцами пропали плавательные перемычки и, что самое главное, появились маленькие половые органы – то что положено иметь мальчику и девочке. Очевидно, следуя древнему китайском принципу сторон, мальчик обосновался на правом, а девочка на левом бахреце.
В этот же момент внимание Андрея отвлекло другое событие, которое заставило его забыть о разделившемся младенце-атланте на его доспехах. Гигантские ворота судорожно вздрогнули, издав сладострастный стон, и все фигурки на них конвульсивно завибрировали, очевидно достигнув чувственной кульминации, затем ворота с удовлетворенным стоном лопнули и, словно исторгнув семя, резко осели белой слизистой жидкостью, поглотив собой все бесчисленные двигающиеся барельефы. Жидкость растеклась по земле на многие метры вокруг (бурный поток, возникший в первый момент, несомненно снес бы Андрея, но тот, предвидя, что произойдет, заранее отбежал в сторону от ворот).
Когда половодье схлынуло, то выяснилось, что вместо ворот между двумя створками высоченной стены вписался покосившийся городской туалет, весь исписанный неприличными надписями, рисунками и телефонными номерами с предложениями самых разнообразных сексуальных услуг. Единственным отличием от обычного земного туалета был тот факт, что вместо привычных М и Ж, а так же соответственных двух входов для мужчин и дам, Андрей обнаружил только единственный вход, над которым красовалась полустертая буква М. Рядышком пристроилось схематическое изображение профиля мужчины в шляпе и с трубкой, в отличие от прежней сюрреалистической вакханалии, вполне благопристойное и неподвижное.
«Ах Дурга, Дурга, - с ощущением внутренней иронии подумал Андрей, - то ли ты меня куда-то не туда препроводила, а сама улетела в более аппетитную сакуаллу, то ли у тебя приключилась посмертная шизофрения и ты городской нужник приняла за астральный султанский гарем с висячими садами Семирамиды. А впрочем и вся эта настенная подвижная порнография мне по барабану, а поскольку с Рамом мы нынче единое целое, то и ему тоже. Видел я в астрале нечто подобное и раньше, и никогда вся эта мышиная возня у меня никаких эмоций не вызывала. Так что весь этот мусульманский рай с гуриями под пальмами – после каждого раза девственницами – совершенно не для меня. А впрочем – тут Андрей вспомнил о событии, произошедшем незадолго до «дверного оргазма» – сейчас же на мне совсем иная миссия! С атлантом-то разделение произошло! Может именно для него эта катавасия предназначена была, а он весь сексуальный заряд на себя принял, испытав то, что ему раньше совершенно чуждо было! Иначе, что бы могло означать разделение барельефа на человеческих мальчика и девочку? А то, что здесь дети задействованы, так это, по-видимому, обычная астральная символика. Что ж, в этом случае все более-менее понятно: Дурга и я явились проводниками Тора для того, чтобы андрогин разделился на два пола, и скорее всего Дурга не понимала высшего смысла того, ради чего она меня к этой стене забросила. Что ж, может моя миссия на этом и закончена? Андрогин разделился и пора домой возвращаться»?
Однако, каким образом и куда именно возвращаться Андрей не знал, и обычных ощущений того, что выход заканчивается у него не возникало. К тому же, ведь не мог же Дуггур ограничиваться одной крепостной стеной, и Андрей почувствовал обычное любопытство, которое было присуще и его астральному состоянию.
«Ладно, - подумал он, - поскольку позади - Ничто, то путь только один – вперед»!
Андрей вошел в единственную дверь туалета, обозначенную буквой «М» и, как он и предполагал, вторая дверь оказалась с противоположной стороны и следовательно позволяла попасть внутрь этого самого Дуггура. На всякий случай (а вдруг чего пропустит) он оглядел внутреннее убранство помещения, но ничего специфически астрального там не обнаружил: стандартный городской сортир с полуиспорченным оборудованием, загаженными унитазами и исписанными стенами. Ну а тематика, как несложно было догадаться, полностью соответствовала стандартной тематике заборно-туалетного фольклора: только о половых органах вперемешку с предложением тех же половых органов (и не только их) в качестве услуг.
«Забавно, - подумал Андрей, - очень многообещающее начало и главное, исключительно оригинальное. Ну что ж, посмотрим, что в самом городе делается, хотя, судя по вступительной увертюре, несложно догадаться». – Подумав так, Андрей решительно открыл вторую дверь и оказался на территории города.
Город раскинулся, окутанный серебряным лунным светом, благо луна, висящая на чернильном небе, испещренном неведомыми письменами туманностей и незнакомых созвездий, была словно бы ближе и ярче, чем в земной перспективе. К тому же, помимо обычного серебристого света, ее аура словно бы стекала светящимися кружевами то ли какой-то чрезвычайно летучей жидкости, то ли густыми опалесцирующими испарениями. Несмотря на глубокую ночь, город был виден, как на ладони, а впрочем Андрей уже привык к тому, что в астрале, несмотря на отсутствие светил (за редким исключением) и чернильное небо, может быть любая видимость от полной непроглядной тьмы до контрастности предвечерья.
Итак, город был хорошо виден – то крайней мере та его часть, которую мог наблюдать Андрей выйдя из туалета-проходной (кстати, на выходной двери все же красовалась надпись, словно бы выполненная аэрозольной краской из баллончика, и слово это гласило «Дуггур», из чего Андрей заключил, что угодил все же по адресу). То, что Андрей увидел, не произвело на него какого-то впечатления, и если говорить об архитектурном разнообразии, то даже Наров был в этом отношении интересней. Правда, своя изюминка в городе все же была, но изюминка эта просматривалась где-то вдали, очевидно в центре, где угадывалась круглая площадь и темный дворец с закругленными формами и куполами, чем-то напоминавший легендарный Таджмахал. Что же касается других зданий, то несмотря на то, что все они разнились в деталях, их можно было условно разделить на два типа, различающихся размером и классом. Это были городские общественные туалеты и кинотеатры, причем их размеры и, если можно так выразится, сметная стоимость (особенно это касалось кинотеатров) возрастали от периферии к центру: от провинциальных клубов до столичных киноконцертных комплексов у центральной площади.
Что касается улиц, то все они были радиальными, сходящимися у центральной площади, и если слева теснились городские сортиры, то справа красовались кинотеатры. И еще одну особенность заметил Андрей, которую то ли упустил тогда, за стеной, то ли она появилась только сейчас: в небе неподалеку от яркой луны, истекающей бальзамом, стал виден еще один диск, который Андрей мысленно определил, как черная дыра, поскольку он был чернее, чем и без того черное небо, и потому заметен с трудом. Подобно светлому диску, он был окружен черными кружевами то ли летучей жидкости, то ли миазмов так, словно темные тяжелые испарения города поднимались вверх, засасывались черным диском, а затем сбрасывались вниз.
Тут Андрей отметил еще одну особенность: в городе присутствовали запахи, чего Андрей не мог припомнить по прежним посещениям астрала. Диапазон этих запахов был весьма широк и противоречив: с одной стороны шкалы – чувственные струи вечерних дамских духов, среди которых Андрей отметил запах розового масла, чарующих Маже Нуар, Диориссимо, Опиум и Турбуленс, а так же изысканных марочных коньяков, а на противоположном полюсе – совершенно отчетливый смрад человеческих фекалий, гниющих водорослей, рвотных масс и свинарника. К середине же шкалы можно было отнести запах самоопыляющейся каштановой рощи, который он запомнил во время экскурсий по кавказским горам, а так же амбрэ небольшого затхлого пруда в период массового спаривания лягушек. И хоть никакого пруда поблизости видно не было, тем не менее источник запаха растительного зачатья был налицо: вдоль улиц стройными рядами миазмировали съедобные каштаны, которые, как Андрей помнил из экскурсии на Красную поляну, растут только во Франции и на Кавказе.
«Ну вот, - подумал Андрей, - значит не только во Франции и на Кавказе, но и в Дуггуре – городе астральной сексуальной революции. Ладно, с каштановым запахом – источник установлен, лягушачья сперма – возможно и не лягушачья вовсе, возможно так пахнет то, что осталось от городских ворот – но откуда все остальные запахи: если допустить, что запах дерьма исходит из плохо убираемых туалетов, то кто же там может испражняться? Насколько я знаю, в астрале сей физиологический акт не предусмотрен. А духи откуда? Словно где-то поблизости светский раут проходит. Что ж, отрадно отметить, что здесь и благостные запахи присутствуют, хотя, конечно, такой коктейль из фекалий и Шанели №5 весьма специфичен».
Тут только Андрей обнаружил, что город отнюдь не необитаем. Возможно он раньше этого не замечал, поскольку стоял полумрак и его астральное зрение только приспосабливалось, а возможно сработал механизм, который Андрей, памятуя Кастанеду, нередко использовал в астрале: ели долго вглядываться в сильно затемненный участок ландшафта, постоянно то отводя взгляд, то вновь его фиксируя, ландшафт начинает высветляться и обрастать деталями.
Возможно имело значение и расстояние, поскольку до ближайших домов (а какое-то движение происходило именно там) было не меньше 300 метров (в земном эквиваленте), а между Андреем и собственно городом пролегла довольно широкая полоса пустыря, детали которого вначале Андрей не мог различить, поскольку этот пустырь был словно бы в густой тени.
Теперь же, когда стали проступать детали как дальней так и ближней перспективы, Андрей понял, что это не просто пустырь, а словно бы разглаженная бульдозером городская свалка. Правда кое-где торчали небольшие холмики какого-то мусора, но они были невысокими и не перекрывали перспективу. В отдалении около зданий явно сновали какие-то человекоподобные существа, а где-то дальше, в черте сплошных застроек, казалось бы даже мелькали автомобили.
«Интересно, - подумал Андрей, - я в этот Дуггур в какие времена попал? Вроде бы во времена Рама, он ведь совсем недавно Богу душу отдал перед тем моментом когда его Дурга в Дуггур затянула (вернее будет сказать «меня», ведь он – это я – совсем с этими «Я» запутался). Но если здесь машины шастают, то это должны быть времена Андрея Данилова, двадцатый век! Впрочем, непосредственно перед Дуггуром я летал в какое-то немыслимое прошлое – то ли на десятки тысяч лет назад, то ли на сотни – еще до сотворения нашей расы. Так что сейчас возможно я нахожусь во временах Андрея Данилова, только в какой-то специфической астральной сакуалле. А впрочем, возможно в каких-то зонах астрала машины и в средневековье ходили, они ведь к реальным автомобилям с двигателем внутреннего сгорания никакого отношения не имеют. Да и вообще, возможно это параллельный поток времени, который совершенно по-своему протекает, Аня же мне совсем недавно все эти пространственно-временные парадоксы объясняла. Поэтому, к какому времени принадлежит та или иная астральная зона – вообще определить невозможно. Вот, только что я подумал: «недавно объясняла Аня» - кажется это было совсем недавно, а за это время мое сознание скачки то ли в десятки то ли в сотни тысяч лет совершило… если не в миллионы».
Андрей двинулся к ближайшим домам, прямиком через пустырь, который оказался городской свалкой, загадочно поблескивающей в серебристом лунном свете. Тут ему сразу стал ясен источник мерзкого запаха – свалка сплошь была покрыта всевозможными нечистотами и отходами человеческого быта, среди которых, помимо немыслимого количества использованных презервативов, всевозможных размеров, оттенков, форм и достоинств, было немалое количество аккуратных (и не очень) кучек свежего (и не очень) дерьма. Впрочем содержание помойки мало отличалось от содержания любой земной: те же тряпки, бумага, ржавая посуда, остовы старой ламповой теле и радиоаппаратуры, что еще раз склонило Андрея к мысли, что зона эта все же должна принадлежать двадцатому веку. Андрей поморщился, ступая на эту, не вызывающую эстетического удовольствия поверхность, однако, как и везде в астрале, вес здесь не ощущался, и вскоре он уже не боялся куда-нибудь вступить или провалиться, или напороться на замаскированный в мусоре ржавый гвоздь, поскольку скользил, едва касаясь поверхности. Убедившись, что его опасения безосновательны, Андрей быстро миновал зону городской свалки и приблизился к ближайшим зданиям.
«Свалку-то могли бы и подальше от домов расположить, - подумал Андрей, - воняет ведь, как ни заливай духами, и вообще антисанитария налицо! Хотя, конечно, я как всегда слишком прямо переношу особенности Энрофа на особенности астрала, поэтому ни навозных мух, ни микробов здесь быть не может, да и вообще, откуда я знаю, может здешним жителям запах помойки все равно что нам запах ландышей. Как обычно обманывает слишком большое сходство здешних мест и наших».
Тут он подошел к скособоченному мерзкому туалету с загаженным и скользким от какой-то слизи порогом, который весьма напоминал архитектурные шедевры туалетостроения, где-нибудь поблизости с автобусной междугородной остановкой захолустного городка средней полосы России – какой-нибудь Устюжны, Юхнова, Весьегонска или Вышнего Волочка. Нужник этот был гораздо омерзительней того первого, через который он прошел в город как с точки зрения опрятности, так и с точки зрения архитектуры, собственно, это была заколоченная гнилыми досками и фанерой кабинка-отхожее место, очевидно с выгребной ямой вместо унитаза. Да и подписи были еще более убогие, там отсутствовало какое-либо разнообразие и фантазия, по сравнению с первым. Правда на общем фоне почти что Пушкинские строки: «Хорошо в деревне летом – пристает говно к штиблетам» свидетельствовали о том, что душе писавшего всю эту убогость, все же изредка были не чужды высокие порывы и своеобразное чувство умиления перед родными просторами.
Впрочем Андрей тут же позабыл о своих ассоциациях, когда перекошенная дверца туалета заскрипела и оттуда появился первый обитатель загадочного астрального города. Андрею вначале показалось, что это обычная человекоподобная астральная сущность типа лярвы или умершего с унифицированными и стертыми чертами, но как только человек вышел из тени туалета и оказался освещенным лунным светом, выяснились особенности его строения. Оказалось, что при вполне нормальном заурядном теле, едва прикрытом ветхими одеждами, голова этого занятного существа представляет собой верхнюю треть эрегированного полового члена – без признаков глаз, носа, рта и ушей.
Существо это, несмотря на то, что почти столкнулось с Андреем, не обратило на него никакого внимания, вприпрыжку на тоненьких ножках пересекло проезжую часть улицы и скрылось в двери строения, с правой части дороги. Здание это было первым в череде правосторонних строений, которых можно было условно отнести к категории кинотеатров, хотя это, первое, скорее напоминало клуб культуры и отдыха какого-нибудь захолустного городка.
Не успел Андрей пронаблюдать траекторию первого живого существа, встреченного в Дуггуре, как на него чуть не налетели еще двое таких же серо-коричневых членоголовых, которые, в отличие от первого, взялись неведомо откуда, но Андрею все же показалось, что они явились со стороны городской свалки. Пунктом же назначения их оказался тот самый общественный сортир, из которого только что выскочил первый. Не обращая на Андрея внимания, они скрылись за дверью, а еще через несколько секунд оттуда раздались хлюпающе-засасывающие звуки, словно кто-то за дверью начал отсасывать густую жижу.
«Странно, - подумал Андрей, - на акт дефекации явно не похоже – масштаб звуков куда более грандиозен. Что же они там делают? Дерьмо что ли выкачивают?»
Андрей почувствовал острое любопытство по поводу источника звуков и характера занятия этих двух аборигенов, хотя создайся такая ситуация на земле, то он вряд ли поперся бы в подобный омерзительный нужник для утоления своего любопытства. Впрочем, возможно, миссия Андрея была именно в том, чтобы понаблюдать и исследовать условия здешнего быта и культуры.
Андрей преодолел отвращение (а впрочем в астрале оно было не столь уж острое), открыл скрипучую дверцу, висевшую на одной петле и вошел в помещение. Выяснилось, что догадка его оказалась верной и внутри действительно проводились ассенизационные работы. Рядом с отверстием в невысоком деревянном помосте, залитым полужидкими и более оформленными фекалиями, стояла допотопная ручная помпа с большим деревянным рычагом, на который с энтузиазмом налегал один из членоголовых. Передняя часть помпы заканчивалась широкой гофрированной трубой, а раструб ее исчезал в отверстии нужника. Хрупким ручкам членоголового рычаг поддавался с трудом и после каждого качка помпа издавала хлюпающий звук, сотрясаясь от очередной порции полужидкого дерьма, отправляющегося по трубе, торчащей из казенной части помпы, через широкую щель в дощатой стенке куда-то наружу.
«Что ж, почетное занятие для члена с ручками, - саркастически подумал Андрей, - только что-то плодов его санитарной деятельности не заметно, все вокруг так же засрано, как если бы вообще никто не убирался. Кстати, а куда второй-то подевался? Вроде помещение одно, под вензелем «М», как и положено для его полового признака, и дырка сральная одна. Может его дружбан, пока я снаружи был, в очке утопил?»
Неожиданно, как бы иллюстрируя истинный механизм таинственного исчезновения, две деревянные ножки, на которых была установлена помпа, задергались, затем одна из них, накренив все сооружение, задралась вверх и отчаянно начала чесать то место помпы, где был закреплен качательный рычаг. Затем помпа, со всеми своими трубами претерпела мгновенную метаморфозу, сжалась, вытянулась и превратилась во второго членоголового, над таинственным исчезновением которого Андрей только что ломал голову. Тело членоголового сотрясало надсадное дыхание, словно его действительно только что несколько минут держали головой в жидком дерьме, где он чуть не задохнулся, да и наглотался как следует напоследок.
Немного отдышавшись, только что бывший ручной помпой членоголовый толкнул второго в плечо – и тут уж настала его очередь претерпеть обратную метаморфозу. И без того удлиненная голова (вернее – головка) превратилась в гофрированную трубу, тело трансформировалось в механизм помпы с деревянной ручкой, а из зада выдвинулась вторая труба, устремившаяся в широкую щель стены. Правда, куда выводился ее конец – просто наружу или в какую-то специальную емкость, Андрею изнутри было не видно.
Дальнейшее развивалось по прежней схеме: членоголовый, который только что сам был помпой, начал с энтузиазмом налегать на рычаг, и в помещении вновь возобновилось торжествующее хлюпанье жидкого дерьма. В общем, социальная справедливость оказалась восстановлена. При этом оба ассенизатора не обращали на Андрея никакого внимания, что собственно было не удивительно, поскольку на органе, заменяющем этим существам голову, не было ни глаз, ни ушей, ни носа. Скорее удивительным было то, что в остальном их действия были достаточно скоординированы, как у людей, как минимум обладающих зрением.
Андрей подумал что если бы нечто подобное он наблюдал в Энрофе, то его несомненно бы вывернуло наизнанку от созерцания подобной картины, но здесь, в астрале, рвать было нечем и обычное психологическое омерзение не сопровождалось физиологическими реакциями. Тем не менее созерцать далее это санитарное мероприятие у него желания не возникало и для порядка несколько раз их окликнув и, как и предполагалось, не получив ответа, Андрей вышел наружу, решив подождать, что будет дальше.
«Ну Дурга! – думал он, если не с возмущением, то с сарказмом, - она осчастливить что ли меня такими зрелищами собиралась? Хотя, можно предположить, подобным занятием деятельность местного населения не исчерпывается! Судя по всему, здесь должно существовать что-то вроде грандиозного публичного дома, в котором все занимаются свальным грехом, вернее таких домов должно быть много, и кинотеатры на противоположной стороне улицы вполне для данной цели подходят! Да, кстати, а куда конец трубы этой живой говночерпалки выходит? Судя по всему, все дерьмо должно прямо на улицу изливаться, но в таком случае то, чем эти два говночерпия занимаются – отнюдь не санитарное мероприятие, а форменное вредительство, диверсионный акт».
Андрей обогнул туалет, куда должен был выходить конец трубы и убедился, что никакого ожидаемого экологически вредного процесса не происходит – по крайней мере для почвенной экологии. Дело в том, что вместо ощутимой струи жидкого дерьма, из гофрированной трубы исходили клубы темного пара, которые медленно поднимались вверх и, сливаясь с общим фоном испарений, уносились куда-то туда, к диску едва видимой «черной луны».
Тут только Андрей обратил внимание, что подобные темные струйки пара исходят только из определенного рода построек, а именно – из «туалетов», причем не из всех одновременно, появляясь то в одном, то в другом месте города. Нисходящие же из черного диска рукава то ли тяжелых испарений, то ли невесомой жидкости также предназначались только туалетам, то тут то там опускаясь им на крыши и словно бы поглощались ими.
Описанная панорама тут же нашла отклик в душе Андрея, который, памятуя школьную программу по природоведению, тут же мысленно обозвал сей процесс «говноворотом» или круговоротом говна в астрале. Но тут его эстетические размышления были прерваны хлопком двери, и из-за туалета появились два знакомых Андрею говночерпия. Путь их, как и первого членоголового обозначился непосредственно к ближайшему провинциальному клубу, находящемуся прямо через дорогу, и дух исследователя подтолкнул Андрея проследить их дальнейшие действия. Он обратил внимание, что на этот раз оба сжимали в маленьких ладошках что-то вроде карточек или жетончиков, при этом Андрей готов был поклясться, что перед посещением туалета ничего в руках они не держали, хотя, конечно, можно было предположить, что жетончики находились где-нибудь в карманах.
«Впрочем, какая разница, - подумал Андрей, - либо в туалете появился кто-то третий и выдал жетончики, либо что-то в них отметил, но факт скорее всего в том, что жетоны эти они заслужили ударным трудом и собираются их использовать в деревенском клубе. Наверное жетончики у них - что-то вроде денег».
Предположения Андрея оправдались, и оба членоголовых, перейдя улицу (Андрей последовал за ними), подошли к двери клуба и один за другим приложили свои жетончики к глазку на двери, после чего дверь распахнулась и они бодрой трусцой проследовали в помещение, Андрей же, приблизившись вплотную – благо его не замечали – проскочил следом прежде, чем дверь успела захлопнуться.
Помещение, в котором оказался Андрей, выглядело весьма своеобразно, непосредственно за дверью оказался просторный зал без какой-либо внутренней планировки и, судя по размерам составлял весь объем здания без каких-либо дополнительных комнат и подсобных помещений. В этом единственном зале с единственной дверью и окнами не было никакого внутреннего убранства и мебели – просто пол, потолок и стены и ни столов, стульев, шкафов, какой-то сцены или помоста и лучшее название, которое подходило бы этому помещению – пустой ангар. Правда стены оказались весьма примечательными на фоне тотальной убогости. Мало того, что они не были расписаны всякими непристойностями, как те два туалета, но к тому же, хоть обычная грубая брусчатка и была оклеена заурядными бумажными обоями – старыми, с дырками и проплешинами во многих местах, - обои эти были покрыты сложным абстрактным орнаментом, на первый взгляд черно-белым, хотя наличие других цветов мог скрывать полумрак, поскольку собственных источников света нигде не было, а лунный серебристый свет, проникавший в помещение через четыре узеньких оконца, не мог полностью развеять мрак этого просторного помещения. Полумрак создавал эффект, словно бы орнамент шевелился, а впрочем, подобное могло напугать Андрея в Энрофе, здесь же шевеление рисунка могло быть не иллюзорным, но вполне естественным для астрала.
Андрей подошел к стене, чтобы более внимательно рассмотреть орнамент, но тут до его слуха донесся характерный всасывающий звук, только не такой громкий и однозначный, как в туалете. Андрей вспомнил о двух членоголовых, действия которых собирался проследить, но забыл о них, заинтересовавшись орнаментом: и вовремя, поскольку в следующие секунды оба членоголовых полностью исчезли из поля зрения: исчезли, как объемные существа. Когда Андрей вновь обратил на них внимание, то оба уже наполовину скрылись в стене и вначале ему показалось, что членоголовые просто засунули верхние части своих тел в какие-то неприметные ранее дыры. Однако, когда он подошел ближе, то увидел, что существа словно бы растворяются в глухой стене, а когда присмотрелся, то понял, что они не просто растворяются в стене, а словно бы переходят в орнамент, добавляя в роспись все больше и больше элементов и подробностей.
А роспись напоминала цветочно-бытовую лубочную живопись, которая так густо испещряла стену, что вначале казалась бессюжетным орнаментом. При ближайшем же рассмотрении выяснилось, что орнамент состоит из разнообразных стилизованных цветочков (ромашек, колокольчиков, васильков и т.д.), ягодок, коровок, козочек, петушков, курочек, гусей, уток, схематичных Манек и Ванек, самоварчиков, подковок, избушек, стогов сена и т. д. и т. п., так или иначе связанных с сельскохозяйственно-деревенской тематикой.
Все рисунки были достаточно мелкими, черно-белыми, к тому же занятно мельтешились, словно осуществляли какое-то бесконечное неведомое действо. Маньки и Ваньки куда-то семенили, козочки прыгали, коровки жевали травку, деревья раскачивались, мельницы крутились. При этом в тех местах, где тела членоголовых уходили в стену, появилось множество новых рисунков той же тематики и активность их, по сравнению с более отдаленными, значительно возросла (на периферии же рисунки почти не шевелились).
К тому времени, когда Андрей успел провести свое наблюдение, членоголовые полностью ушли в стену и растворились в чрезвычайно активизировавшихся рисунках. Это особенно стало хорошо заметно когда Андрей отошел на несколько шагов, и хотя исчезли отдельные подробности, стали хорошо заметны два пятна, напоминавшие человеческие фигуры, отличающиеся густотой рисунка и более активным шевелением.
«Странно, - подумал Андрей, - насколько я помню, всякие там астральные сущности больше всего на свете боялись оказаться втянутыми в стену или камень, эти же, судя по всему, не только добровольно, но с радостью и энтузиазмом себя этому процессу подвергли. Мало того, дерьмо они отсасывали, как я понял, не за спасибо, а за те самые талончики, которые давали право войти в ангар. Странно, очень странно, ничего привлекательного здесь не вижу. Хотя, кто знает, может жизнь этих говночерпиев настолько тяжела и неказиста, что они готовы стать кем угодно, хоть рисунком на стене. К тому же эти рисунки подвижны, а подвижным рисунком, наверное, быть гораздо интереснее».
Андрей какое-то время постоял в центре ангара, ожидая, что может произойдет что-то интересное, но ничего интересного не происходило, стояла полная тишина, хотя порой Андрею казалось, что рисунок обоев шевелится с едва уловимым шелестом. Тут Андрею показалось, что в воздухе запахло сеном, коровьим пометом, парным молоком, свежеиспеченным хлебом и весьма специфическим запахом деревенской печи, в которой в чугунках готовятся сразу несколько блюд. Андрей был даже уверен, что в печке томится молоко, кипят щи из квашеной капусты и варится картошка в мундирах. Ну и ко всему – сложная смесь запахов нафталина, свежепостиранного белья и старого дерева пополам с хвоей и можжевельником.
«Как-то не вяжется, - подумал Андрей, - вокруг достаточно урбанистическая обстановка, а тут все, как у дедушки в деревне».
Андрей подвигал носом и понял, что запах исходит от обоев, а вернее от того их места, где только что исчезли два членоголовых.
«Странно, - подумал Андрей, - по идее, поскольку они там растворились, здесь должно только дерьмом пахнуть – ан нет – весьма приятный дезодорант из естественных запахов деревенского быта. Кстати, коровьи лепешки, если не гниют, не так уж и плохо пахнут!»
Он смутно ощущал, что для прояснения ситуации необходимо подойти туда, к этим шевелящимся человекообразным пятнам в орнаменте, откуда исходила эта достаточно приятная, навивающая детские и юношеские воспоминания гамма запахов, поэтому он подошел поближе и даже приблизил лицо к орнаменту. В этот момент Андрей ощутил что-то вроде всасывания, и в том месте, куда он поднес лицо образовалась огромная замочная скважина, в пору той, от старинного врезного замка, куда вставлялись килограммовые ключи индивидуального изготовления в эпоху царя Гороха. Подобный ключ был у его деда в вологодской деревне Чирец и висел в сенях рядом с подковой и хомутом, как украшение.
Из скважины струился яркий, правда не солнечный а лунный свет. Когда же Андрей прильнул к этой скважине, то оказалось, что это нечто вроде окуляра подзорной трубы, которая сама по себе, словно демонстрируя Андрею различные виды, стала показывать милые сердцу картинки сельской местности какой-то незнакомой российской глубинки с покосившимися домиками, сараями, скирдами и прочими атрибутами, столь хорошо вписывающимися в пасторальную гамму запахов.
Тут то ли он коснулся стены, то ли этого и не нужно было делать, но Андрей почувствовал, что его затягивает внутрь наблюдаемой картины. Это не было ощущение затягивания вглубь глухой стены, поэтому страха он не испытывал и в следующий момент оказался неподалеку от темного сарая ( правильнее сказать – оказалось его сознание, поскольку своего астрального тела он не увидел, было лишь чувство мыслящего и анализирующего разума).
Судя по раздававшимся оттуда звукам, это был хлев, где содержался мелкий рогатый скот, скорее всего козы и овцы. Поблизости стоял сарайчик побольше, а весь земляной двор, испещренный следами бесчисленных копыт, был огорожен старым, покосившимся плетнем. За скотным двором темнела бревенчатая изба, а с противоположной стороны непосредственно к скотному двору примыкал зеленый лужок, за ним виднелось поле а еще дальше темнел лес. По скотному двору прогуливались, внимательно выискивая что-нибудь съестное пестрые куры и красавец петух с бордовой грудью, рядом же с хлевом стоял жалкого вида человек неопределенного возраста, одетый в какие-то лохмотья.
Стоило Андрею взглянуть ему в лицо, как стало ясно, что это деревенский дурачок, страдающий синдромом Дауна: типичные заостренные уши без мочек, блинообразное лицо с узкими щелками монголоидных глаз и носом-картошой с двумя дорожками зеленоватых соплей, словно бы навсегда там обосновавшихся.
В следующий момент Андрей прекратил наблюдать деревенского придурка со стороны, его сознание словно бы было поглощено сознанием Дауна и, продолжая наблюдать и анализировать, оно получило доступ ко всем уголкам нехитрого разума и всей гаммы примитивных чувств этого жалкого существа. При этом Андрей продолжал осознавать свою отдельность, как было с ним не раз, но только внутри человека. Даун же не заметил этого непрошеного подсоединения, как ни в чем не бывало продолжая с интересом наблюдать за суетящимися курочками, хлюпая зелеными соплями и роняя слюну из полуоткрытого в дурацкой улыбке рта. Как ни странно, подключение к сознанию дебила не покоробило высокоинтеллектуальный дух Андрея, ему было даже интересно узнать, что чувствует это примитивное существо. Тем более собственное самоосознание он не терял, а представить, что чувствует и как мыслит идиот ему никогда не удавалось, как мы не можем представить себе, как ощущает себя муравей или даже сравнительно высокоразвитая собака.
Мысли дебила постоянно разбегались, не имея возможности ни на чем сосредоточиться и заняты они были в основном тем, что он в настоящий момент наблюдал, заключая в себя весьма мало слов, представляя собой образы-ощущения. В них крутились имена знакомых ему животных и домашней птицы с оттенком симпатии и даже некоторого превосходства: животные были его средой, с ними он не ощущал своей ущербности и от них не исходило той неприязни и враждебности, которая исходила от большинства знакомых и незнакомых ему людей, которую, несмотря на свой убогий разум он прекрасно ощущал.
Изредка, правда, эта враждебность не исходила от пастуха, у которого дебил работал подпаском, даже, порой, срывая с его губ слова грубоватой матерной похвалы, когда делал что-то правильно и понимал, чего от него добиваются. Иногда была не агрессивна и его мать, когда находилась в переходном состоянии от редкого трезвого до полного упития. В ней тоже порой пробуждались сентиментальные чувства жалости и даже нежности к своему единственному безгласному и безвредному сыну-идиоту, которого она во хмелю зачала, выносила и родила, толком даже не зная, кто же его настоящий отец.
Впрочем долго копаться в этом сознании Андрей не стал, оно было понятно и просто, как газета «Гудок», все на поверхности и не имело никаких хитрых закоулков, словно детский схематичный рисунок, изображающий маму, папу, собаку, машину, домик и солнышко с лучами, словно стоящие дыбом волосы.
Андрей, сохраняя способность рассуждать, все никак не мог понять, почему попал сюда, внутрь сознания дебила. Если членоголовые, подобно ему, совершили экскурс туда же, то неужели они не могли найти ничего более подходящего, чем это несчастное существо? Хотя, может, для них само попадание в Энроф – уже награда за санитарные работы и их эволюционный уровень не позволяет подключиться к более продвинутому сознанию.
Тем не менее был непонятен выбор объекта в связи с тематикой задания Андрея, которое так или иначе должно было касаться сексуального вопроса. Но какой сексуальный вопрос способен был решить этот Даун, просмотрев сознание которого Андрей понял, что существо это не агрессивно, слабо и не способно никого изнасиловать? Ну а желающих ему отдаться добровольно даже невозможно было себе вообразить.
В этот момент внутренний посыл дурачка отвлек внимание Андрея от его размышлений. Оказывается внимание дебила и достаточно характерный эмоциональный отклик был на рядовую картинку скотного двора: красавец-петух догнал не очень быстро убегающую курочку и несколько секунд исполнял свой многоразовый ежедневный супружеский долг и, несмотря на то, что картина была бы невыразительна и малоэротична для любого нормального человека, тем не менее реакция дебила была весьма эмоциональна. Андрей тут же ощутил, как горячая сладенькая волна прокатилась по телу Дауна, а затем щекочущим напряжением сконцентрировалась в его чреслах, словно бы он только что наблюдал не примитивное птичье совокупление, а откровенную порнографическую сцену.
В памяти Дауна тут же всплыло множество аналогичных сценок, ежедневно наблюдаемых им на скотном дворе и на пастбище, особенно его возбуждало как это делает племенной бык Борька с коровами, что, кстати, не так часто удавалось ему наблюдать. Раньше он плохо понимал, зачем животные это делают и не знал, делают ли то же самое люди – этого он никогда не видел и поэтому не задумывался – но потом что-то произошло с его организмом и все это стало его болезненно интересовать. Тогда главный пастух, дядька Игнат, объяснил что после этого у коровок рождаются телята, у овец – ягнята, а курочка несет яйца из которых вылупляются птенцы.
Однажды, пытаясь успокоить этот сладкий зуд, Даун залез в штаны и… с той поры в его беспросветную жизнь вошла новая радость. Раньше такой радостью было только удовлетворенное чувство голода, но досыта ему удавалось наесться крайне редко, вечно пьяная мать им почти не интересовалась и забывала кормить, а дядька Игнат знал, что если его накормить, то нашего Дауна трудно будет заставить что-либо сделать, поскольку исчезнет стимул.
Теперь же у него появилось новое удовольствие, которое зависело только от него, а особую остроту ощущений придавало наблюдение за тем, как быки наскакивают на коров, бараны на овец, боровы на свиней, а когда ничего более путного не попадалось, годилось и наблюдение за петухом с курицами. Тем более племенной петух оказался очень удачным производителем и с энтузиазмом исполнял свои обязанности по многу раз на дню.
Итак, почувствовав знакомый прилив, дебил достал свой эрегированный агрегат и начал яростно мастурбировать, как обычно, забыв о том, что если за этим занятием его застанут соседские мальчишки, то будут его дразнить и кидаться камнями, а дядька Игнат начнет его ругать, а если будет не в духе, то и огреет, чем под руку попадется. К счастью поблизости никого не оказалось и дурачок, никем не прерываемый, доставил себе очередную порцию удовольствия. Андрей при этом с удивлением отметил, что его астральную проекцию, Бог весть каким ветром занесенную в сознание этого жалкого идиота, переполняет целая гамма острых сексуальных переживаний. Словно бы тело дурака смогло подарить ему такие острые первобытные сексуальные чувства, какие он уже очень давно не испытывал в своем цивилизованном, усмиренным всякими нормами приличия, теле.
Когда же дебил сладостно замычал, изливая сперму на полужидкую смесь помета, грязи, сена и перьев, озадаченного своей реакцией Андрея, доселе не испытывавшего в астрале никаких ярких сексуальных переживаний, вдруг некая сила с легким щелчком выкинула из тела Дауна, словно процесс семяизвержения распространялся и на него, припарковавшуюся к чужому сознанию тонкоматериальную сущность.
«Ну вот, - мелькнула самоироничная мысль, - дожил же я до жизни, что превратился в объект эякуляции мастурбирующего Дауна!»
Андрей к тому же отметил еще одну особенность той гаммы ощущений, которую он уловил во время сего примитивного акта: сознание его, оставаясь прежним, одновременно получило возможность выходить на доселе неведомый, клеточный уровень ощущений. Какое-то мгновение его переполняло чувство бурлящей радости миллионов микроскопических существ, и в следующий миг он уже знал, что переживают сперматозоиды в момент выброса из простаты.
Чувство это было настолько необычным и незамутненным какими-то интеллектуальными инсинуациями высокоразвитой нервной системы, что Андрею на мгновение показалось, что быть сперматозоидом довольно заманчиво. А впрочем это ощущение быстро угасло, как только плевки семени смешались с полужидким гумусом и растворились в окружающей среде. Тем не менее Андрею показалось, что этот взрыв восторга, хоть и существовал мгновение, в индивидуальном восприятии сперматозоида, тем не менее, являлся чем-то длительным, имеющим свои фазы и динамику развития, и к тому же многократно усиливался групповым чувством.
Последнее, что Андрей уловил в сознании Дауна, после того, как горячая волна удовольствия схлынула, это неприятное чувство, что он снова сделал что-то нехорошее, поскольку мальчишки его дразнят, а дядька Игнат ругает.
В следующий момент Андрей уже был самим собой и наблюдал, как из тела дебила вылетает сероватый бесформенный кокон, который он тут же идентифицировал с одним из членоголовых, и медленно уплывает от скотного двора, затем резко меняет направление, словно уловив откуда-то неслышимый посыл и Андрей отправил себя вслед за ним, решив исполнить долг исследователя до конца.
Далее произошло мгновенное перемещение, и Андрей так и не понял, остался он в той же деревне или перенесся в какую-то другую, как две капли похожую на родину безымянного Дауна, ухитрившегося одарить Андрея целой гаммой новых ощущений, которые его разум и чувственный аппарат, задавленный целым блоком корригирующих и тормозящих импульсов, сформированных воспитанием, этическими нормами и категорическими императивами, не способен был воспринимать во всей первозданности и естестве.
В следующий момент сознание Андрея оказалось вначале поблизости, а затем внутри неопределенного возраста доярки, которая удобно устроилась поблизости ведра с парным молоком на сене в хлеву, где за бревенчатой перегородкой что-то ворочалось, сопело, чавкало, мычало и хрюкало. Хозяйка же – средних лет тощая, конопатая, убогая дурнушка – правда без признаков явной умственной патологии на лице, но все же с теми следами вырождения, что особенно часто встречается у жителей российской глубинки, задрав подол, самоудовлетворялась здоровенной розовой морковью с таким озабоченным видом, словно этот акт совершенно органично вливался в нелегкий производственный процесс ухода за животными.
И опять же, как в эпизоде с Дауном, Андрей посетил незамысловатое сознание одинокой малограмотной женщины-дурнушки, живущей со старухой-матерью в нищете и убогости. Замуж она так и не вышла, мужским вниманием не пользовалась и в молодости, а сейчас и вовсе никем не воспринималась по половому признаку. Кода-то, очень давно, она имела несколько сексуальных контактов, но они не только не принесли ей никакой радости, но только укрепили и без того стойкую озлобленность на всю мужскую половину рода людского.
Но не будем вдаваться в подробности этой невыразительной судьбы, словно под кальку проштампованной на жизнях миллионов немолодых дурнушек, в которых еще не угасла тяга к эротическим переживаниям – этому тысячегласному эхо великого инстинкта продления рода. Как и в истории с безымянным Дауном, из этого нового опыта женского оргазма Андрей почерпнул много нового – по крайней мере он испытал нюансы, которые при прочих условиях доступны только женщине, пусть даже при столь примитивном способе самоудовлетворения.
Как и в первом эпизоде, сознание Андрея покинуло дурнушку почти синхронно с серым облачком обитателя Дуггура, затем проследовало к новому реципиенту – подростку, жителю той же (или такой же) деревни, совершавшему половой акт с козой – из которого сознание Андрей почерпнуло немало нового.
Всего за время этой своеобразной экскурсии Андрей посетил вместе с серым облачком около десятка жителей этих безымянных онано-скотоложеских деревушек, и во всех случаях их эротический опыт был очерчен узким кругом чрезвычайной внешней убогости, где граница умственной неполноценности и умственной ограниченности почти стиралась и нормальная человеческая сексуальная жизнь казалась чем-то недосягаемым и невообразимо прекрасным. Характерно, что в душах этих людей Андрей не уловил извращенческих ноток, нет – то, чем им приходилось заниматься, их в принципе не устраивало, но беспросветная жизнь человека-изгоя не представляла им ничего более подходящего, более соответствующего человеческому естеству. Тем не менее внутреннее содержание этого опыта было на удивление болезненно-острым, что еще раз убедило Андрея в том, что по внешней оболочке не всегда можно судить о внутреннем содержании. Оказалось, что эротическая гамма примитивных чувств дебила может быть куда острее аналогичных пересытившегося среднестатистического обывателя, сумевшего урвать от жизни значительно больше, чем всеми презираемый деревенский дурачок.
Но не будем более задерживаться на этом тягостном предметоописании нашей правдивой истории. На это могла бы уйти значительная часть романа, поскольку всепроницающее сознание Андрея в считанные мгновение зондировало все чувства и мысли этих, неведомых ему ранее людей, и книга их жизни была видна ему во всех подробностях безобразия, невезения и убогости.
Однако все когда-то заканчивается, и Андрей почувствовал, что запас энергии посещения чужих жизней закончен. Возникло что-то вроде ощущения обратного полета, и в следующее мгновение Андрей осознал себя там, где стоял еще недавно: внутри ангара, стены которого были мелкими лубочными рисунками. Почти одновременно с ним из стены вывалились и два членоголовых с головы до ног облепленные вязкой слизью, напоминающей сперму, затем они, суетясь и толкаясь, проследовали к выходу.
Устремился за ними и Андрей, желая проследить их дальнейшую судьбу, но в ней уже не было ничего примечательного. Оба членоголовых улеглись на чахлую травку палисадничка, окружающего здание, и застыли, освещаемые загадочным серебристым светом огромной луны, словно под летним полуденным солнышком на пляже. При этом слизь, которой они были покрыты, через какое-то время начала испаряться серебристыми змейками с поверхности их тела, и змейки эти уносились ввысь и, сливаясь с общим фоном испарений, затем, казалось, исчезали, поглощаемые похотливым диском неестественно большой луны.
«Ну что же, - подумал Андрей, - кажется картина ясна, хотя пока не совсем понятна цель всего этого безобразия. Сначала я наблюдал астральный говноворот, теперь же мне продемонстрировали такой же спермоворот. Надо полагать, дальнейшая экскурсия будет обрастать новыми подробностями и вариантами того и другого, но суть, кажется, одна: чем ни питайся – осетриной, икрой или свиным пойлом – результат один – не надо еще раз напоминать, какой. То же касается и полового вопроса – не важно, каково его качество! Можно предполагать, и дальнейшая экскурсия будет сопровождаться демонстрацией этих двух фундаментальных физиологических процессов в различных вариантах, нюансах и ступенях качества. Думаю, судьба меня сюда забросила не столько для повышения моей эротической эрудиции, сколько для ознакомления с оным процессом абсолютно в данном вопросе невежественного андрогина атланта. Стало быть необходимо пройти Дуггур до конца, а по логике вещей этот самый конец, а вернее кульминация, должен находиться там, в центре, возможно внутри того астрального Тадж-Махала. И все же не понятно, почему это секс-турне относилось к нашей российской глубинке и, судя по всему, к моему времени, ведь экскурсию организовала Дурга в своей эпохе. Да и стартовали мы из астральных Гималаев, а значит и забросить должно было куда-нибудь на территорию средневекового Индостана! Однако этого не произошло, хотя, как мне кажется, подобные убогие развлечения деклассированных индусов в затерянных лесных деревеньках должны быть аналогичны – разве что под финиковыми пальмами и манговыми деревьями. А впрочем, что я знаю о том, как должно быть по идее – в астральном космосе свои законы и логику их я пока плохо улавливаю. Возможно, тут все определяет мое настоящее и национальная культура, к которой я отношусь, а Дурга с Рамом – всего лишь живые картинки, придающие этой истории смысл и последовательность».
Андрей решил больше не ломать над всякими нестыковками голову и отправился далее по прямой, как стрела дороге, залитой серебряным светом полной луны, членоголовые же остались лежать на травке, не подавая признаков жизни. Но их дальнейшая судьба уже не интересовала нашего героя, он направился к следующему туалетно-киношному комплексу, рассчитывая обнаружить там более эстетическую картину, чем недавнее посещение «сельской пасторальной идиллии».
По пути он ощутил что-то вроде зуда и шевеления в области груди и к своему удивлению обнаружил, что оба барельефа на его нагрудных доспехах заметно изменились и теперь представляют собой мальчика и девочку шести-семилетнего возраста, словно те откровенные картинки, участником которых (можно и так сказать) было сознание астрального Андрея, определенным образом простимулировали их мгновенное повзросление.
Дорога, как показалось Андрею, слегка забиралась вверх, затем угол подъема стал еще больше. При этом никаких затруднений наш герой не испытал бы даже если она поднималась бы под углом в девяносто градусов. В Дуггуре его тело снова стало невесомым (у ворот он испытывал несколько иные ощущения) и если бы даже возникла потребность взлететь, он теперь без труда сумел бы это сделать. Правда летать в астрале, за редким исключением к которым Дуггур явно не относился, было малоприятным занятием. Вскоре дорога вновь выровнялась, и тут же на тротуаре Андрей заметил табличку, на которой красовалось схематическое сердечко и надпись: ВТОРОЙ ЯРУС.
«Стало быть, - подумал Андрей, - тот комплекс, который я уже имел счастье осмотреть, относился к первому ярусу, ну а помойка – вообще нулевой, только почему-то письменно сей факт не был зафиксирован. Очевидно жители, которым положено жить и получать удовольствия в первом ярусе, поголовно неграмотны и им эти таблички без надобности. В общем-то целесообразно, как-то сложно сочетать присутствие члена вместо головы и наличие грамотности. Правда в этом случае, кто помешает перейти во второй ярус и так далее, табличка ведь не преграда? Или им и не запрещено переходить? Но тогда, почему же они довольствуются той убогостью, которую им предлагают в первом ярусе? Беру на себя смелость предположить, что во втором ярусе, если судить по постройкам, сервис более высокопробный».
Словно отвечая на его мысли от тени развесистого каштана отделилась высокая фигура, и перед Андреем предстал вполне гуманоидного вида человек с огромной вислоухой собакой, наподобие черного терьера. В этом человеке Андрей узнал уже ранее виденного им в городе Нарове астрального полицейского: та же военная форма без погон, как у НКВДиста тридцатых годов, то же невыразительное, абсолютно незапоминающееся лицо. Правда, что это был тот же самый полицейский, что и в Нарове, Андрей весьма сомневался, скорее всего речь шла о стандартном образце астрального полицейского как для Нарова, так и для Дуггура.
- Ваш пропуск, - безэмоционально отчеканил полицейский, поигрывая собачьим поводком.
- Да не нуждаюсь я ни в каких пропусках, - мрачно ответил Андрей, чувствуя подступающую волну воинственности, присущей ему в астрале, к тому же сознавая, что силы его в последнее время возросли значительно. – К тому же не исключено, что мы и раньше виделись. Я что, похож на членоголового?
- Пожалуй, нет, - отчеканил военный, то ли признавая тот факт, что Андрей действительно не похож на членоголового, то ли, наоборот, не признавая факта их прежнего знакомства. – Просто служба такая, люди, подобные вам, сюда крайне редко захаживают. Тут вообще-то особая зона для спецработников из других шрастров, но раз уж вы сюда извне проникли, то не вижу причин, по которым мог бы вас задержать.
- Вот и я не вижу причин, - развязно ответил Андрей, для пущей важности брякнув доспехами: он даже сожалел, что НКВДист не пытается его задержать, лишая повода для доброй астральной драки, - кстати, командир, не скажешь ли, что это за город Дуггур такой, кто его основал и кто тут проживает?
- Про то, кто основал, мне знать по ранжиру не положено, - ответил военный, словно не замечая вызывающего тона Андрея, - а вот, что это за место, сказать могу, в пределах служебных полномочий. Это город, посещаемый тяжелыми стихиалями специфических зон больших городов Энрофа, которые жаждут лицезреть карросу Дингру. К тому же тут проходят подзарядку спецслужащие других шрастров.
- Это членоголовые-то – стихиали больших городов? – усомнился Андрей.
- Нет, членоголовые – это спецслужащие других шрастров самого низшего звена.
- Тогда почему же, если это место имеет отношение к большим городам Энрофа, вся эта сельская тематика?
- Это необходимо для перехода, чтобы осознать разницу в качестве ассортимента. Чем ближе к Дингре, тем выше ступень, но проходить рубежи можно только поэтапно, после длительной проработки на нижестоящих ступенях. Дуггур дает возможность служащим повысить свою категорию. Естественно, за полученный ассортимент необходимо отработать. А чтобы понять связь деревенских и городских стихиалей-носителей, так тут надо помнить, что большие стихиали имеют маленьких второстепенных сателлитов.
- Так где же там деревенские стихиали? Членоголовых я видел, ну так это, как оказалось, сотрудники каких-то других шрастров!
- Стихиали осуществляли обоюдный контакт и перенос. Вы были в иллюзионе?
- Это в клубе что ли деревенском? Ну, был.
- Перенос испытали?
- Ну, испытал.
- Это осуществили утяжеленные сельские стихиали.
- Но там была только шевелящаяся лубочная роспись на стене.
- Это и была утяжеленная стихиаль, осуществляющая контакт и перенос.
- А, ясно, - наконец дошло до Андрея, - эти рисуночки и есть стихиаль. Я, правда, ее себе несколько по-другому представлял, более целостной что ли. Ладно, а во втором ярусе и далее у вас тоже членоголовые?
- Их облик меняется по мере накопления заслуг, - почти по- буддийски ответствовал НКВДист, - в чем вы удостоверитесь в ходе экскурсии. Итак, все недоразумения сняты, и вы можете продолжить путь. – С этими словами военный с собакой отошел в сторону и исчез в густой тени каштана, словно растворился.
«Попробовал бы ты меня задержать, - проворчал Андрей, - тем более, что на мне ответственность за далекое будущее вроде бы как не существующей моей цивилизации, то ли за ее еще более далекое прошлое. Вот этот парадокс в моей голове так и не укладывается – что в астрале, что в Энрофе».
Тут его внимание привлек звук, как если бы с земли поднялась стая мелких птиц и пролетела над головой. Андрей поднял глаза и увидел, что высоко над ним, примерно со скоростью стаи воробьев пролетает вытянутое серое облако. Когда он обернулся, чтобы посмотреть откуда это облако взялось, то увидел, что над ним только головная его часть, хвост же протянулся далеко назад. Похоже, эта штука вылетала как раз из-под крыши сельского клуба, который он недавно покинул. Вскоре, правда, хвост отделился от крыши и вся эта непонятная масса стала быстро проносится над головой Андрея. Когда он пригляделся к ней более внимательно, то понял, что это не сплошная масса, а действительно что-то вроде стаи разрозненных мелких фигурок, правда, что это за фигурки ему рассмотреть сразу не удалось. Лишь когда стая скрылась за дальними домами, ему пришло в голову, что эти фигурки и есть та сплошная лубочная роспись на стене «сельского клуба», посредством которой он угодил на астральную экскурсию в «деревню онанистов», как мысленно он ее окрестил.
«Ясно, - догадался Андрей, - это и есть стихиаль-сателлит, каким-то образом охватывающая определенную категорию сельских утех, возможно самую примитивную ее часть, и стена того сельского клуба – не вечный ее удел, а временное пристанище. Теперь же эта штука снялась и полетела по этапу, правда, куда – мне неведомо».
Андрей прибавил шаг и вскоре поравнялся с другим туалетом-теремком, который оказался куда привлекательней первого хотя бы тем, что представлял собой типичный стандартный туалет, построенный рачительным хозяином на собственном дачном участке. Он хоть и не блистал архитектурными излишествами, но был маленьким, уютным, и мысль о том, чтобы зайти туда и справить естественную нужду не вызывала рвотного рефлекса. Ко всему прочему сортир не был испоганен «настенным фольклором» и в том состояла сермяжная правда: никакой хозяин не станет расписывать всякими похабностями собственный нужник, даже если испытывает к этим самым похабностям искреннюю симпатию и не преминет при удобном случае запечатлеть оную на стене общественного туалета. От строения не исходило никаких неприятных запахов, словно его и не использовали по назначению – напротив он пахнул свежевыструганными сосновыми досками, по которым еще не прошлась кисть маляра.
В этот момент Андрей услышал шум мотора и с удивлением обнаружил, что к туалету подкатывает старенький мотоцикл с коляской, по типу двухцилиндрового «Ижа», который был столь популярен в сельской местности в шестидесятых-семидесятых годах, заменяя более зажиточным местным жителям легковой автомобиль. За рулем и в коляске сидели два существа, вполне узнаваемого хабитуса, как вначале показалось Андрею, те же самые членоголовые, только более аккуратно одетые, хотя их рабочие комбезы были далеко не от кутюр. Однако, присмотревшись, Андрей понял, что разница не только в одежде: выглядели они уже не такими жалкими замухрышками, к тому же их головы-пенисы были снабжены большими оттопыренными ушами. Когда мотоцикл подъехал поближе и остановился напротив «частного туалета», Андрей сумел разглядеть и другие признаки лица, только расположенного не на голове, а на «головке». Правда лицо это было скорее намечено, чем существовало в полном объеме. Можно было разглядеть маленькие глазки, носик, и ротик, но все это было словно нарисовано, как на лице у целлулоидного Ваньки-встаньки. Только уши представляли приятное исключение и задорно топорщились, словно на голове у шимпанзе.
«Может эти будут более общительными», - подумал Андрей, когда оба «членоухих», как он их мысленно окрестил, стали вылезать из мотоцикла, явно намереваясь отправиться в туалет, подобно первым двум. Увы, ни на приветствие, ни на попытку заговорить они не отреагировали, так же, как и первые, и Андрей решил, что хоть новые персонажи своим видом и представляют некий прогресс по сравнению с просто членоголовыми, однако их органы чувств, которые вроде бы и присутствуют на лице, на деле – сплошная бутафория.
«Возможно, - подумал Андрей, - астральный полицейский – единственное разумное здесь существо, с которым можно говорить и получать внятные ответы, хотя, скорее всего, и он только ходячий справочник информации, касающийся только этого города, и то строго ограниченный. Так что побеседовать с ним просто «за жизнь» скорее всего не получится».
Тем временем оба членоухих направились к туалету и каждый из них тащил предмет, который извлек из коляски мотоцикла: один нес большую малярную кисть на длинном черенке и ведро, содержимым которого, судя по запаху, была водоэмульсионная краска. Второй же с заметным усилием волок что-то вроде ручного бура с широкими лопастями в основании.
«Ну что ж, - прокомментировал Андрей, - налицо куда более достойная деятельность, чем у первой парочки».
А тем временем первый членоухий, поравнявшись с туалетом, действительно обмакнул в ведро кисть и начал вполне стандартные малярные работы снаружи. Второй открыл дверь и зашел внутрь, и когда Андрей проследовал за ним, то выяснилось, что туалет изнутри не готов к использованию по назначению. Там не было ни выгребной ямы, ни нужника, а второй членоухий оказался занят бурильными работами, вкручивая ручной бур в свежую, не настеленную полом землю.
«Все же, - подумал Андрей, - через задницу туалет строили. Надо было сперва скважину просверлить, а затем уже верх надстраивать. По-моему это куда разумней и на земле все так делают, даже самые тупые строители – отработанная земля уже скоро не сможет помещаться внутри, и ее надо будет наружу выносить. Впрочем, можно и так, только непонятно зачем».
Однако дальнейшие события внесли некоторые коррективы в размышления Андрея на тему рационализации труда. Он уже вышел наружу, (ничего сверхъестественного внутри не происходило, да и находится там вместе с лихорадочно накручивающим бур членоухим было несколько тесновато), когда к равномерному поскрипыванию бура присоединилось какое-то бульканье. Похоже бур достиг близко залегающего артезианского уровня, и в образовавшуюся скважину с бульканьем устремилась вода подземного источника… а может и не вода. О том, что это не вода Андрей убедился в следующее мгновение, поскольку дверь вышибло мощным потоком, буквально приподняв все сооружение, но вместо чистейших родниковых вод из двери туалета хлынули потоки жидкого дерьма и в этом бурном потоке барахтался незадачливый «буровик», оказавшийся накрытым первой волной из только что пробуренной скважины.
Чтобы избежать малоприятного контакта, вовремя среагировавший Андрей подскочил вверх и, добавив внутреннее усилие, завис в воздухе в нескольких метрах над омерзительной зловонной жижей, быстро растекающейся вокруг аккуратненькой постройки, мгновенно потерявшей ту самую идиллическую аккуратность. Тем временем второй членоухий, занимавшийся покраской здания, оказался не столь проворным, как Андрей, а может и не имел аналогичной возможности летать в астрале, поэтому он повторил незавидную участь своего собрата, с головкой накрытый волной бурного «дерьмотока».
«Увы, - подумал наш герой, с небольшой высоты наблюдая, как барахтаются уносимые в сторону от постройки членоухие, - какая незавидная судьба! Хотели подарить миру новый нужник, а сами утонули в дерьме! Впрочем, насчет «утонули» – это я слишком драматизировал, утонуть здесь, как я понимаю, невозможно ни в воде, ни в дерьме. Кстати, и дерьмоисточник, похоже, истощается».
И действительно, не прошло и нескольких минут, как течение стало замедляться, а вскоре и вовсе остановилось, превратившись в здоровенную зловонную лужу.
«Выходит, - продолжил Андрей свою не очень эстетическую цепь рассуждений, поскольку другой не предвиделось, - дерьмо здесь – не вторичный продукт, производимый местным населением, который из санитарно-гигиенических соображений либо по трубам направляют в специальные места, либо, в более камерных случаях откачивают и куда-то там вывозят – на поля что ли. Хотя человеческое, кажется, для целей удобрения не подходит. Но в том и другом случае все это окончательно поглощает и утилизирует мать-сыра земля. Здесь же наоборот – земля порождает дерьмо и его здесь добывают, как воду из артезианской скважины, или нефть, и даже не препятствуют тому, чтобы быть всем этим залитым по маковку. Правда можно все объяснить и отдельным несчастным случаем: может, бурили люди скважину для отхожего места, а напоролись на пласт артезианского говна. Да и вообще, почему я решил, что здесь только дерьмо под землей протекает, может и еще что-нибудь, более эстетичное».
Пока Андрей таким образом размышлял, зависнув над лужей на высоте 5-6 метров, говнотечение полностью остановилось, уровень его заметно упал то ли в результате всасывания землей, то ли интенсивного испарения, и два незадачливых работника выбрались из зловонной жижи. Отряхиваясь и почесываясь словно собачки, оставив свой мотоцикл, наполовину залитый дерьмом, легкой рысцой они потрусили к зданию напротив, представлявшее собой, как Андрей его окрестил, избу-читальню, сделанную из толстых, еще новых бревен, аккуратно проложенных конопляной паклей.
Здание, как и туалет, было заметно меньше предыдущего «иллюзиона», но гораздо новей и аккуратней. И еще Андрей обратил внимание на то, что, как и в предыдущем случае, членоухие сжимали неведомо откуда взявшиеся жетончики, словно они их выловили, пока барахтались в бурном потоке жидкого дерьма.
«Значит они тоже плату за свою работу получили, - продолжал размышлять Андрей, - но если в моем мире дерьмо стараются в землю запрятать, то здесь наоборот, работники получают вознаграждение за то, что дерьмо из земли наружу извлекают. Что ж, посмотрим, какая метаморфоза этих членоухих постигнет, по всему видно, что труд их был более квалифицированным и эффективным, а значит и вознаграждение должно соответствовать».
Андрей спикировал вслед за членоухими и проскочил вместе с ними внутрь избы-читальни после того, как они приложили свои жетончики к дверному глазку. Впрочем дверь, как и в прошлый раз, пропустила не только членоухих, как бы заплативших за вход, но и зайца-Андрея, что свидетельствовало о несовершенстве здешних пропускных устройств.
Оказавшись внутри, Андрей убедился, что содержимое «избы-читальни» мало отличается от содержимого «сельского клуба», то есть – ангар, не имеющий никакого внутреннего убранства кроме настенной росписи, только размером поменьше, да и как-то посветлее. Однако внимательно присмотревшись, Андрей понял, что роспись стен все же отличается от предыдущей, хоть и ее тоже можно было отнести к жанру примитивизма. Отдельные картинки, как и в первом случае, были достаточно малы, поэтому и орнамент издали казался сходным, но при ближайшем рассмотрении Андрей установил, что рисунки, несмотря на их явную народную жанровость, представляют другой стиль. Это были уже не полудетские лубочные изображения коровок, лошадок, собачек, цветочков и схематичных Ванек и Манек, хотя сельская тематика здесь несомненно присутствовала и даже преобладала. Написано все это было словно бы художником-примитивистом, наподобие Пиросмани либо Мавриной. Впрочем, если бы Андрей имел время познакомиться с вышедшими из подполья в середине восьмидесятых направлениями живописи, то, пожалуй, склонился бы к тому, что жанр, в котором расписаны стены астральной избы-читальни, больше всего напоминает жанр культовой творческой группы «Митьки».
Пейзаж, изображения людей, предметов, животных и т.д. были сильно стилизованы, но имели вполне жанровую тематику «из жизни», и если в прежней росписи эротическая тематика никак не угадывалась, то здесь она явно преобладала, хоть и была не единственной. Жанровые сценки выглядели чрезвычайно разнообразными и, чтобы не завязнуть в их описании, приведем несколько типичных примеров.
Вот несколько голых сисястых баб и девок купаются в лесной речке, а неподалеку, в кустах прячется мужик в кепке и с удочкой и с интересом наблюдает за сим невинным занятием своих односельчанок. Рядом же на пригорке притулилось несколько скособоченных избушек, из труб которых вьется веселый дымок.
Вот небольшая компания баб и мужиков расположилась на живописной полянке, на цветастом платочке расставлены бутыли самогона и незатейливая деревенская закуска: огурчики, помидорчики, лучок, жареная курица. Веселье, очевидно, в самом разгаре, поскольку в соседних кустиках один мужик выразительно блюет, а в кустиках напротив веселая парочка так и не раздевшись до гола (можно предположить, что сему воспрепятствовало наличие слепней и комаров), а только спустив штаны и задрав подол, занимаются пасторальной любовью на фоне березок, дубков, травки и цветочков.
А вот любовная сцена в овине, на стогу сена, где любовью занимаются толстый мужик и под стать ему баба, а несколько ребятишек наблюдают за ними через щель в стене.
А вот то же самое происходит в кабине хлебоуборочного комбайна в разгар страды, при этом не понятно, остановил ли нетерпеливый комбайнер своего стального коня или, захваченный внезапной страстью, так и не поставил его на тормоз. И т.д. и т.п. и подобными жанровыми сценками была испещрена вся стена от пола до потолка.
Правда деревенский секс присутствовал не везде, но где он отсутствовал, непременно имело место доброе мужское застолье с большими бутылями самогона либо стандартными поллитрами и с непременными огурчиками, помидорчиками, капусткой и лучком в самых разных местах так или иначе связанных с сельской тематикой. А именно: на поле, средь высоких хлебов, в избе, в овине, в бане, на лужайке, у маленькой речушки, почти скрытой густыми порослями ивняка и у лесного озера у костра, под ушицу, отложив в сторону надоевшие удочки. Короче говоря, – все сельские плотские утехи по завершению успешного рабочего дня и ударного труда были представлены в полном объеме и изображены исключительно колоритно.
Андрею даже вспомнилось его несколько школьных каникул у деда на Вологодчине с непременными пьянками в компании сельских друзей в ближайшем лесочке и тисканьем повизгивающих от удовольствия девок после кино в деревенском клубе. Впрочем, это были отроческие воспоминания, а взрослых сельских радостей Андрею так и не пришлось испытать, поскольку дедушка скончался, когда Андрей учился на первом курсе института, а дом его продала за ненадобностью дедушкина вдова – неродная бабушка Андрея.
Стоит отметить, что все эти детали открывались лишь при ближайшем рассмотрении, с середины зала же общая картина «обойной росписи» мало отличалась от той, что он видел в предыдущем «иллюзионе», как назвал этот вид строений астральный полицейский. Впрочем здесь можно было различить кое-какие краски, но, как и в первом случае, роспись слегка шевелилась с тихим шуршанием, словно стену покрывала сплошная масса насекомых. Впрочем… Андрей еще раз внимательно всмотрелся в общую картину, сделав еще несколько шагов назад, и ему показалось, что из стены, складываясь словно бы из вибрирующих волн орнамента, на него смотрит большое, скорее угадывающееся, чем видимое лицо. При этом лицо постоянно менялось, и в какие-то моменты Андрею казалось, что он видит карикатурный портрет самого себя, кажется совсем юного, то вдруг на него глядела девушка из его первого сексуального опыта, а в следующее мгновение это была уже пышнощекая кустодиевская «красавица». Затем Андрею показалось, что на него из-под низко надвинутого капюшона смотрит – даже не лицо, а знакомый пристальный взгляд черного магистра – Мефистофеля.
К тому времени, когда Андрей закончил рассматривать стены, два членоухих, о которых он совсем забыл, исчезли, скорее всего растворились среди орнамента – об этом можно было судить по пятнам на стене, где орнамент шевелился активнее.
«Может, ну его, - подумал Андрей, - уже можно предполагать что произойдет, если я подойду к этим пятнам: снова попаду в какую-нибудь веселую деревню, правда, смею предположить, что это будут вполне приличные, а не противоестественные сельские утехи, возможно даже семейные. Хотя, если учесть порочность этого астрального слоя, откуда, надо думать, и перекинулись всяческие пороки на нашу и без того грешную матушку-Землю, то скорее всего утехи будут не супружеские, а прелюбодейского толка. Мне это надо?»
Однако, несмотря на эту саркастическую мысленную тираду, Андрей чувствовал, что надо…, что его все больше увлекает это путешествие по чужим телам и сознаниям, и в особенности по телам, испытывающим всякие маленькие земные радости. Тем более его сознание, сорвав сливки приятных ощущений не несло за них никакой моральной ответственности и тут же оставляло использованную оболочку ради новой. О том, что есть риск остаться там навсегда, у Андрея даже не возникало опасений, он почему-то твердо знал, что это обзорная экскурсия и энергии будет хватать только на кратковременные подключения, а подобная уверенность, возникшая в астрале всегда воспринималась им, как истина.
«В конце концов, - пытался оправдать Андрей свой нездоровый интерес, - я ведь тут не груши околачиваю, на мне – важная миссия! Атлант должен получить свое семя эйцехоре, и другого способа, очевидно, не существует, иначе Навна, несомненно, выбрала бы другой путь. А значит и нечего мучиться всякими нравственными проблемами гнилой интеллигенции, тем более все это нужно Тору а не мне».
Впрочем Андрей понимал, что лукавит и этот астральный секс-тур ему весьма по душе, поэтому он, отринув сомнения, подошел к одному из шевелящихся пятен и приблизил к нему лицо, и как только возникла замочная скважина, отдался засасывающему эффекту. В следующий момент, пролетев по короткому тоннелю, он вынырнул в Энрофе.
Предположения не обманули Андрея, момент и место были выбраны самые подходящие для еще одной иллюстрации эротической тематики в сельскохозяйственном интерьере. Сознание Андрея оказалось в тесном бревенчатом помещении с низким закопченным потолком, и по специфическому запаху, который ни с каким другим не спутаешь и той особой влажности, Андрей понял, что находится в предбаннике небольшой деревенской баньки.
В предбаннике на лавках напротив друг друга за импровизированным столиком сидели голые мужик и баба, мокрые, распаренные, с простынями на шее и плечах, к которым, при всем желании никак не подходили более цивилизованные наименования «мужчина» и «женщина». Мужик был маленький, жилистый, весь какой-то высушенный, но очень крепенький, с залысиной на темени, особенно заметной на фоне мокрых волос. Общую картину дополняли до черноты загоревшие руки, плечи и лицо, тело же, напротив, было белым, что создавало иллюзию белой майки, из чего явствовало, что мужик никогда не лежит на пляже, а только работает на солнцепеке, никогда не оголяясь до пояса. Примечательна была также незатейливая татуировка на узкой, но крепкой груди, изображающая профили Маркса, Ленина и Сталина, а также стандартная надпись «не забуду мать родную» на широкой жилистой кисти с короткими толстыми пальцами. Баба же была, напротив, дородная, толстая, с большущими отвислыми грудями, распущенными по гренадерским плечам мокрыми волосами и слегка конопатым раскрасневшимся лицом.
Чистоплотная парочка, как было упомянуто, сидела за небольшим столиком, на котором красовалась трехлитровая банка с мутной желтоватой жидкостью, по характерному запаху которой Андрей заключил, что это не самогон, а брага. Кроме этого присутствовали вареные яички, огурчики, помидорчики, редиска, большой шмот сала и каравай хлеба, из чего можно было заключить, что данная пара не спившиеся люмпены, в качестве закуси предпочитающие занюх "«подсукнецо", но вполне благопристойные сельские труженики, в банный день позволившие себе расслабиться и выпить невинной бражки. Андрей сначала подумал даже, что это муж и жена - уж больно степенно и пристойно вела себя эта парочка, но когда его сознание, помимо воли объединилось с сознанием мужчины, о чем тот даже не заподозрил, и подключилось к тайникам его незамысловатой души, Андрей понял, что это прелюбодеи. И хотя баба, бухгалтерша, работающая в плановом отделе сельской конторы недавно овдовела, то мужик – комбайнер-механизатор - был вполне женатый, имеющий троих подросших детей, которые в данный момент гостили, совместно с супругой, в районном центре у «жониной родни». И еще Андрей узнал, что в деревне этой женщин гораздо больше, чем мужчин, многие не замужем и овдовевшие, и более менее сохранные, не спившиеся мужики тут на вес золота.
Андрей проникся горделивыми мыслями еще не старого комбайнера о том, что местные бабы буквально в очередь становятся, чтобы добиться его внимания, и поплавал по волнам его памяти, где он, по-видимому, чтобы получше себя раззадорить и не ударить в грязь лицом перед «культурной» бухгалтершей, припоминал всякие пикантные сценки своей богатой сексуальными похождениями жизни. Там бани чередовались сеновалами, цветущий луг – скошенным полем, а берег лесной речушки – мукомольной фабрикой, где его сексуальные фантазии воплощались прямо на пятидесятикилограммовых мешках свежесмолотой муки. Судя по деталям, мужик ничего не выдумывал, все это было на самом деле, и только его прозаические обязанности с законной супругой выглядели как-то смазано и вяло, очевидно воспоминания о жене могли только испортить его боевой настрой и он старался как можно реже вспоминать свои законные утехи.
К тому же жена, не без основания подозревавшая его во всех мыслимых и немыслимых изменах, немало отравляла ему существование своими скандалами и проверками: не исключено, что она и в этот раз захочет его проверить, не вовремя вернувшись домой. Правда до сей поры обостренное чутье никогда его не подводило и он не плохо умел скрывать следы своих гнусных прелюбодеяний, что придавало остроту и азарт его не столь уж веселому существованию с утра до вечера заполненному тяжелым трудом комбайнера-механизатора.
Кстати, припомнив о своей механизаторской деятельности, он тут же с удовольствием воспроизвел недавнюю сцену в слесарной мастерской прямо на верстаке с практиканткой из района, которую им прислали «на картошку» во время очередной битвы за урожай. Правда она вначале поерепенилась, желая более романтической любви, но сей факт в конечном счете только придал остроту и сладость их производственному сексу.
Чем больше Андрей погружался в сознание этого сельского Донжуана-механизатора, тем больше недоумения испытывал по поводу его несомненных успехов на ниве любовной страды: никакими особыми внешними и внутренними достоинствами этот человек не обладал – разве что не был запойным пьяницей и имел веселый неунывающий характер. И тем не менее многие бабы летели на него, словно мотыльки на свет. Никогда сам Андрей, будучи несомненно привлекательнее и моложе, не говоря уже о несопоставимых интеллектах и нравственных императивах, не пользовался таким женским вниманием. В этом была какая-то сакральная загадка, тем более Андрей понимал, что сей случай не единичен и подобные несправедливости встречаются сплошь и рядом. Видимо в этом простом, маленьком, веселом мужичке было действительно нечто такое, что привлекало женщин пуще красоты, интеллекта, умных разговоров и обходительности.
Возможно это был некий сексуальный маячок, какая-то спонтанная Тантра, к которой в свое время так стремился Андрей, но которую так и не обрел в своей жизни. Возможно чем-то подобным в значительной мере владел Григорий Распутин, и хотя эти фигуры были явно несопоставимы по масштабу (говорят Распутин, ко всему прочему обладал и совершенно уникальным по размерам и форме любовным инструментом, чем не мог похвастаться наш безымянный мужичок), но частицей какого-то распутинского дара он явно обладал. То ли это была какая-то особая притягательная энергия, то ли неосознанный гипноз, а может и просто молва, разжигающая женское любопытство, однако в непосредственной близости от комбайнера-Казановы куры, утки и гуси лучше неслись, а во всей деревне не было ни одной яловой коровы, хотя наш мужичок абсолютно не имел противоестественных склонностей.
Что же касается бухгалтерши, то в ней не было ничего особо развратного, хоть ее пышная плоть и могла вызвать подобную мысль у стороннего наблюдателя. Андрей на мгновение коснулся ее сознания и не увидел там ничего особо примечательного: достаточно бедный сексуальный опыт – три мужчины и муж-алкоголик, с которым она промучалась десять лет, нажила двоих детей и в плане интима не узнала ничего примечательного.
И вот прошлым летом, напившись, он полез купаться и утонул в совсем неглубокой и неопасной речке. Конечно, как и положено бабе, она о нем погоревала – все же живой человек и отец ее детей, и десять лет из жизни не выкинешь, - но ее здоровое, сочное тело требовало своего. Она давно бы уже завела миленка, поскольку замуж никто не предлагал, но как-то ничего путного не подворачивалось – либо импотент, либо алкаш, а к алкашам у нее после мужа стойкое отвращение. И тут предложили должность в новом колхозе, зарплату побольше, и здесь недавно в конторе она познакомилась с известным нам комбайнером, о котором успела наслышаться от своих коллегш по учетному делу, благо коллектив был исключительно женский.
Ни о чем таком она вначале не помышляла, знала, что он женат, трое детей – а тут шла на речку Ластовку, искупаться после работы, дорога как раз – мимо бань (в этой деревне они все в одном месте располагались, чтобы воду было ближе таскать), и почему-то ее потянуло именно мимо той бани пройти, где дымок курился, и тут дверь открывается и в дверях тот самый кобайнер-Казанова, в чем мать родила и приглашает, охальник: заходи, мол, помоемся, бражки попьем, а то спинку, мол, некому потереть, жена, мол, в отъезде. Ей бы отвергнуть горделиво это неприличное предложение, а она, как загипнотизированная что-то несуразное хихикнула - и прямо в дверь, в расставленные сети, а там уже все готово, словно ждал ее, черт, языкатый: и бражка, и закуска, и банька только что натоплена. Да и потом, никто ее в жизни вот так голяком запросто сразу в баню помыться не приглашал – и вообще давно не приставал, а спонтанность и неординарность ситуации, как известно, рождает бурные чувства… да и не обошлось тут без гипноза, дорогие товарищи, никак не обошлось!
Все эти явные и скрытые мысли и чувства Андрей провинтиллировал у обоих, пока они пили бражку и закусывали, устав после крутого парка с березовым веничком, и колоритной любви в предбанничке в какой-то такой замысловатой позе, о которой бухгалтерша со своим мужем-алкашом и помыслить не могла. Нет, все же бабы в плановом отделе правду говорили: искусен, чертяка, и неутомим, как жеребец – уже четыре раза ее потоптал и, похоже, не собирается останавливаться на достигнутом. К тому времени, как наши герои, выпив и закусив вновь залезли в парилку, Андрею эта история изрядно поднадоела, и когда после парка и веничка они вновь занялись любовью на полу в коленно-локтевом положении, Андрей, оставаясь подключенным к мужику, даже заскучал: так когда-то было и у него. Механизатору уже особенно и не хотелось, важен был спортивный азарт и возможность лишний раз доказать самому себе, что ты еще о-хо-хо, поэтому Андрей испытал что-то вроде дремоты (акт затянулся уже почти на час) а потом вдруг очнулся внутри чувственного тела бухгалтерши. Правда он уже и раньше подключался к ее сознанию, но делал это, оставаясь внутри механизатора, теперь же сознание Андрея переместилось в толстуху полностью, и он в достаточной мере испытал все прелести женской чувственности. Бухгалтерша, в отличие от своего партнера, еще не насытилась, можно сказать только раззадорилась, и наслаждение фонтаном било по ее большому, изголодавшемуся по мужской ласке и крепкому члену телу.
Когда же подошла обоюдная кульминация, Андрея вытолкнуло наружу в состоянии легкого удивления вместе с серым облачком, в которое, надо понимать, превратился один из членоухих, получив путевку в мир земных радостей и плотских утех. Дальнейшая судьба механизатора-Казановы и чувственной бухгалтерши осталась Андрею неизвестной и он так и не узнал, установил ли этот стахановец на любовной ниве свой очередной личный рекорд, и узнала ли его ревнивая супруга о новой измене. Андрея закинуло в другую судьбу и другую деревню, правда время во всех случаях, судя по знакомым приметам, могло вполне соответствовать текущему моменту, в котором Андрей оставил свое физическое тело в алтайской тайге. Тем не менее, несмотря на то, что в Дуггур он переместился из средневековой Индии примерно четырнадцатого века, знакомство с сексуальной жизнью землян пока осуществлялось на уровне средней полосы России, надо полагать августа 1985 года, то есть в настоящем Андрея, и никакого подходящего объяснения вначале он найти не мог.
«А впрочем, - мелькнула в его сознании версия, - поскольку для ознакомления атланта Тора с сексуальным опытом будущего выбрано именно мое астральное тело, возможно имеет значение именно та эпоха, в которой в настоящее время находится мое физическое тело, ведь секс в значительной мере имеет отношение именно к физическому телу! Возможно это и накладывает отпечаток на место и время моего секс-тура, а если так, то мой атлант получает наше, родное, российское половое воспитание. Выходит, его будущие пробирные гомункулусы получатся не Адамом и Евой, а Маней и Ваней, поскольку получат наш, российский импульс, а значит и родятся на свет россиянами, тем более, как я понял, это должно произойти на нашей будущей территории. Тут ведь мы имеем дело с сексуальной энергией, а она имеет прямое отношение к наследственности и генофонду. Вот и прекрасный повод для гордости любого нашего патриота, можно сказать - национальная идея: первые люди белой расы арийцев были нашими, родными россиянами, да к тому же получившими сексуальную энергию из милых сердцу восьмидесятых годов двадцатого столетия!»
Итак, Андрея перенесло в новое место, как он понял, в какой-то безымянный поселок под Тындой, поскольку его новые реципиенты ( он снова побывал как в мужском, так и в женском теле-сознании) оказались юными строителями БАМа – студенты Политехнического института, приехавшие на Байкало-Амурскую магистраль в качестве бойцов студенческого строительного отряда. Географически это было уже гораздо ближе к тем местам, где в настоящее время покоилось тело Андрея, и в ландшафте окружающей природы просматривалось много схожего с Алтаем: те же высоченные хвойные, те же горы у горизонта. Юная парочка не так давно познакомилась: оба первокурсники, обоим недавно исполнилось по восемнадцать лет и оба каким-то образом до сих пор ухитрились оставаться девственниками, хотя – по крайней мере юноша – перед друзьями тщательно скрывал сей позорный факт своей биографии. Девушка так же старалась казаться круче, чем есть на самом деле и призналась в своей невинности молодому человеку буквально только что, поскольку в данный момент наступил вполне реальный шанс ее потерять. Молодые лежали на стоге сена, стояла лунная ночь, и небольшой лужок, на котором возвышалось несколько стогов, со всех сторон окружали высокие кедры, верхушки которых на фоне фиолетового неба принимали причудливые образы каких-то сказочных зверей. А группа близко расположенных верхушек даже навевала мысли о конной прогулке королевской свиты с королем и королевой во главе. Позади осталось уже несколько вечеров у ночного костра с ухой из свежевыловленной в безымянной речушке рыбы, печеной картошкой, тушеными белыми грибами и непременными фронтовыми ста граммами. Хотя считалось, что в стройотряде установлен сухой закон в духе решений 27 съезда КПСС, объявившего беспощадную борьбу с пьянством и алкоголизмом, и на утренней планерке местный прораб, выписывающий наряды, с утра мучающийся похмельем, с опухшей от пьянства рожей объявлял, что студенты, уличенные в нарушении сухого закона, будут строго наказаны: то есть с позором выгнаны из стройотряда, а в дальнейшем, разумеется и из института, тем не менее никто эти угрозы всерьез не принимал, бригадиры из числа студентов сами не раз проставлялись прорабу и выпивали вместе с ним – а иначе не получишь приличных нарядов для бригады, и, конечно, ночной костер без водки был не костер, уха – не уха, а гитара – не гитара. А с ней, родимой, и песни становились душевнее, и луна ярче светила, и девушки казались красивее и доступнее.
Итак, юноша, каким-то образом сохранивший невинность до 18 лет и который сим позорным фактом сильно тяготился (своим приятелям он рассказывал, что стал мужчиной в девятом классе), тем не менее скромником не считался, да и девичьим вниманием не был обделен. Симпатичный, высокий, спортсмен-гимнаст, неплохо пел и играл на гитаре, правда на ней специально не обучался, но, подобно Андрею, прошедший школу подворотен, к тому же имевший несколько романов на своем веку, и тем не менее так ни разу ни один до конца не довел. Что-то все время мешало: то не вовремя вернувшиеся домой мать или отец, то дурацкие принципы очередной возлюбленной, то излишнее количество выпитого. Перед самым отъездом в стройотряд он был на волосок от того, чтобы наконец распрощаться со своим тягостно затянувшимся детством, но опять – дурацкая случайность и, как не обидно до слез, виновником его так и не состоявшийся потери невинности был его любимец – немецкая овчарка Салтан.
Все так замечательно начиналось: была вечеринка-отвальная по поводу отъезда их курса в стройотряд, к тому же все происходило в его квартире, поскольку мать с отцом уехали в гости за город с ночевкой. Была его девушка, которую он обхаживал уже целый месяц и собирался сегодня пойти на решительный штурм (девушка, кстати, в стройотряд не ехала, раздобыв липовую справку-освобождение). Была небольшая тесная компания из шести человек: три парня – три девушки, то есть – идеальный расклад. Весь вечер наш герой был в ударе: сыпал анекдоты (и довольно удачные) без перерыва, своим проникновенным исполнением Визбора, Дольского и Клячкина нагнал на всех лирическое, располагающее к романтическому интиму настроение. К тому же, памятуя о намеченном, пил весьма умеренно, так что ни о какой ситуации с «мордой в салат» не могло быть и речи. Правда его подруга что-то в этот вечер излишне налегала на винцо, хотя ранее, вроде бы, за ней этой слабости не водилось. Когда же под Моден Токин танцевали, она так многообещающе к нему прижималась, так сладко они во время танца сосались, не обращая внимания на остальных, которые занимались тем же! Правда еще тогда наш юноша заметил, что Салтан на них как-то с укоризной смотрит, да не придал значения: ну, ревнует слегка пес, так не страшно, он не злой, прикрикнуть на него как следует, и будет сидеть в коридоре на месте, как миленький. Так вот эта скотина ему сюрприз и преподнесла. Когда отгремели песни и стихла музыка, а вино все – на скатерти, а хабарики – в банке из-под сардин, и уже не было речи, чтобы девочки, вдруг спохватившись, засобирались домой: метро давно закрыто, на такси – денег нет, все на вечеринку ушло, да и вообще, девчонки общаговские, их мамы домой не ждут. Парочки, как было заранее оговорено, распределились по двум отдельным комнатам, а Витька с Наташкой – на кухню, на раскладушку – ничего, поместятся, оба – худые, как жерди и у них давно совет да любовь, и без лишнего комфорта потрахаться могут. Наш же герой со своей избранницей в комнату родителей уединились, на двуспальную родительскую кровать. Короче, с полными удобствами, а то – мало ли что ей в голову взбредет, скажет еще, что не может в антисанитарных условиях на кухне или на его узенькой подростковой кровати…
И все уже было на мази, и удалось ее раздеть, и трусики после недолгого сопротивления спустить позволила, но что-то он замешкался, потолкался не очень умело – плохо еще женскую анатомию знал – и вдруг, как гром среди ясного неба: эта скотина, Салтан, вышибает защелку, которая давно на честном слове держалась, в комнату врывается, тыкает носом ему в ногу и хвостом виляет: пошли, мол, гулять, хозяин! А ведь выводил же его в двенадцать часов, просто приревновал, мерзавец! Соответственно весь настрой сбит, ни о каком интиме в присутствии собаки, особенно по первому разу, и речи быть не может. Ну, вытащил его за шкирку в коридор, врезал по заднице, уложил на место – и снова в комнату родительскую – шнырь! А она уже трусы натянула, говорит, не могу, мол, при собаке, она все понимает.
Пока успокоил, пока уговорил, пока завел – снова, в самый ответственный момент врывается, благо защелка теперь сломана. Пришлось выпоротого мерзавца в ванную затолкнуть… стоит ли говорить, что он и там щеколду снес. Короче говоря, после четвертого или пятого водворения девушке плохо стало, затошнило, а после и вовсе блевать в туалет побежала – и так до самого утра! Какой уж тут секс, господа хорошие, а после этого говорят – собака – друг человека! Утром ее, зеленую, домой проводил и дал себе слово, что в стройотряде новую любовь заведет – запала в сердце и дурацкая ситуация с Салтаном, и весь ее блевантин, и нехороший запах после этого – в общем, как от сердца отрезало. Да она и сама, похоже, поняла.
И вот – новый заход, но тут ситуация сложнее, тут и она девочкой оказалась (предыдущая, как выяснилось таковой не была, хоть и косила), хоть в отличие от прежней бывалую из себя строила, поэтому-то наш парень так быстро на приступ и пошел, думал – она его неопытность скомпенсирует, а тут выясняется – у обоих – детский сад. К тому же отец ему всегда внушал, что лишение девушки невинности на мужчину определенные обязанности накладывает, если он себя порядочным человеком считает, а никаких обязательств наш ССОшник на себя возлагать не собирался, в его планах на будущее было еще лет восемь беззаботной холостяцкой жизни. А иначе, зачем тогда, господа хорошие, молодость вообще нужна? Хаты своей нет, денег нет, от родителей зависишь… нет, нет, какие тут обязательства, надо вначале как следует нагуляться, чтобы тошно стало!
И все же эта девушка его сердце зацепила, и когда сегодня у костра дошла его очередь что-нибудь исполнить, она так удачно ему подпела, словно они неделю репетировали - это когда он «Права женщины» Клячкина пел. Как потом выяснилось, хоть она на гитаре и не умела играть, но закончила музыкальную школу по фортепиано и по сольфеджио у нее всегда пятерка стояла, поэтому ей не трудно было и терцию и кварту взять, и замечательно у них на два голоса эта песня получилась! А потом «Под музыку Вивальди»! Тут все даже захлопали и сказали, что у них не хуже, чем у супругов Никитиных получилось. После этого костра у него в сердце словно огонечек зажегся и такая нежность нахлынула! Только не известно, чувствовала ли она то же самое.
И вот теперь – дилемма, руки становятся все смелее, она вроде бы не возражает, но вправе ли он, а вдруг она решила до замужества девушкой оставаться? А он жениться – ну никак не настроен, даже на ней. Пока она ему не сказала о своей невинности – так все замечательно развивалось, а теперь его решительность вся куда-то испарилась.
Тем временем Андрей чувствовал и настроение девушки, которая и не собиралась оставаться девушкой до свадьбы, и напротив ей почему-то казалось, что если она сейчас женщиной не станет, то и вообще никогда не станет: в своей неотразимости она уверена не была, а что может быть более жалким зрелищем, чем старая дева? Нет, эту возможность нельзя было упускать, парень ей нравился, в ее сердце тоже словно бы маячок зажегся, и хоть и не могла она понять, любит его или нет, однако некое сродство душ она чувствовала, как и этот высокий худощавый шатен (Андрей подумал, что этот парень чем-то похож на него самого). И вот теперь она даже пожалела, что призналась ему в своей девственности, от него сразу пошло какое-то напряжение, какого раньше не было. Возможно он ничего такого и не собирался делать, а она, получилось, вроде как намекнула ему, чтобы он это сделал, а теперь он, может как-то не так о ней подумать. Девушка тоже внутренне напряглась, и хоть оба они – и Андрею это было прекрасно видно – замечательно друг другу подходили, тем не менее из-за этого недопонимания психологии партнера могли сегодня так ни на что и не решиться: парень из-за нравственной дилеммы, а девушка из-за неуверенности в том, что он именно этого от нее хочет, хоть ей подружки и говорили, что парням только этого и надо.
Андрей, которому со стороны все это было прекрасно видно и который впервые за путешествие по Дуггуру испытывал искреннюю симпатию к этой неопытной парочке, захотелось им обоим помочь, чтобы у тех не осталось горького отпечатка после сегодняшнего чудесного вечера. Поэтому он, хоть возможно и не вправе был это делать, как бы усилил собственное присутствие в парне и словно продавив какой-то предохранитель, послал в сознание юноши страх, что если он и сейчас, после такого дивного вечера и чудесных поцелуев ни на что не решится, то уже никогда ни на что не решится и так навсегда мальчиком и останется. Этот страх перевесил чашу мысленной дилеммы, и юноша, словно стряхнув некое наваждение, решительно пошел на штурм, к своему удивлению не встретив никакого отпора. Когда же ненавистная девственная плева лопнула под его не очень решительным, но все же сильным напором, Андрей услышал уже знакомое ему «ой, мамочка», которое когда-то так тронуло его в Леночкином исполнении. И хотя девушка на Леночку была совершенно не похожа, эта первая взрослая близость в жизни молодых людей, очень напомнила Андрею его первую близость с погибшей женой.
Так же, как это происходило в предыдущих посещениях, сознание Андрея покинуло эту парочку в момент чувственной кульминации, и так же, как и раньше, вместе со знакомыми ощущениями макросущества, он испытал хор ощущений микросуществ. Однако среди гаммы здоровой, еще не приевшейся чувственности, с обеих сторон присутствовало некоторое разочарование: оба ждали от этого приобщения к взрослой жизни чего-то большего.
С этим чувством разочарования Андрей покинул симпатичную неиспорченную пару: ему было немного горько, что оба так и не получили того, чего ожидали от своей первой близости и еще: он прекрасно осознавал, что это только первое разочарование в череде последующих, которые абсолютно неизбежны в нашей несовершенной жизни.
Дальше произошло еще несколько перемещений, все они были чем-то схожи – по крайней мере по антуражу интерьера, и мы не станем их описывать, ограничившись самыми яркими первыми двумя: все это были достаточно стандартные любовные сцены, не носившие на себе ни печати каких-то противоестественных фантазий, ни садо-мазохистских настроений. Каждый эпизод продемонстрировал Андрею какую-то грань этого рода человеческих отношений, и он успел подумать, перед тем как почувствовал, что энергия краткой экскурсии в Энроф закончена, что для большинства нормальных людей – в том числе и для него самого – этой гранью и ограничивается сексуальный опыт среднего обывателя, не выходящего за рамки общепринятого. Ну, разве что самую малость, поскольку нравоучительная эта экскурсия касалась все же не узаконенных отношений, а некой не очень греховной вольницы, на которую подавляющее большинство человечества смотрит с немым одобрением и симпатией, пока это не касается собственного супруга или супруги.
Итак, Андрея вновь забросило в «избу-читальню» с шевелящимися стенами, и одновременно с ним там же оказались два членоухих по уши измазанных подозрительной белой слизью. Дальнейшее происходило по тому же сценарию, что и с членоголовыми, поэтому, когда оба разлеглись на травке под луной, Андрей двинулся дальше по широкому шоссе, вдоль которого, вплоть до следующего квартала, перегороженного перпендикулярной улицей, попадались и аналогичные туалеты, и аналогичные иллюзионы. Между ними в определенной последовательности, подтверждающей известную пословицу «кончил дело – гуляй смело» сновали, купались в дерьме и лежали на травке под яркой луной похожие, как две капли воды друг на друга, членоухие. Андрей понял, что ничего нового он здесь уже не увидит, что все здесь подчинено некому, неведомо кем и неведомо с какой целью установленному порядку, поэтому он не стал больше задерживаться ни у «теремков-туалетов» ни у «изб-читален», впереди маячил квартал, отличающийся от первых двух.
Андрей подумал, что по логике вещей только там встретит что-нибудь новенькое и, наверное, этот квартал ознаменуется табличкой «третий ярус», и скорее всего он там встретит еще одного астрального полицейского похожего на предыдущего. Поэтому, нигде не останавливаясь и не обращая внимания на снующих членоухих, Андрей дошел до места, где радиальная улица пересекалась перпендикулярной.
Улица и вправду оказалась несколько примечательней предыдущих, и когда наш герой подошел поближе, мимо него пронесся на хорошей скорости новенький жигуленок шестой модели – мечта любого советского обывателя шестидесятых годов. Кто сидел за рулем Андрей так и не успел рассмотреть, затем проехала первая модель Жигулей – это не был, конечно, настоящий поток автомобилей, столь естественный для Москвы, Питера, да и вообще любого крупного города, машины проносились единичные, и с этим явлением Андрей сталкивался не впервые.
Правда в Нарове он мог припомнить только трамваи и автобусы, которые так же попадались в единичных экземплярах, и насколько эти транспортные средства действительно были предназначены для перевозки граждан – было сомнительно, при желании любая сущность могла развить здесь любую скорость одним движением мысли. Поэтому Андрей полагал, что это, конечно, никакие не механизмы в земном понимании, а какая-то причудливая игра энергий, как и в случае зданий, которые могли менять форму в зависимости от ракурса взгляда либо спонтанно – и вообще вся устойчивость была только видимой. Не исключено, что машины сами по себе являлись какими-то живыми сущностями, не исключено, что в другое время они могли быть теми же членоухими или членоголовыми или кем-то еще.
«Наверное, - думал Андрей, - поскольку все здесь подчинено определенной иерархии, членоголовые могут в насос-говночерпалку превращаться, членоухие в старенький «Иж», а те, что в «Жигули» трансформируются – это уже более высшие существа». Однако, как показало будущее, предположения Андрея несколько не соответствовали действительности.
Вскоре перед Андреем оказалась табличка, на которой он прочел уже вполне аккуратную надпись «Третий ярус», под ней же был изображен целый выводок схематичных сердечек. По густоте растительности эта зона города оказалась значительно богаче предыдущих, и, помимо стандартных каштанов, пахнущих спермой, здесь еще располагались средней ухоженности цветники, кусты сирени и жасмина, неплохо разросшиеся, поэтому даже ближайшие здания трудно было разглядеть за кустами и деревьями.
«Ну вот, - подумал Андрей, - это уже нечто навивающее сентиментальные настроения. Когда много зелени – и город совершенно по-другому воспринимается. Нет, здесь уже куда приятней прогуливаться, даже в Нарове, который выглядел куда внушительнее, в самых живописных местах столько зелени не наблюдалось. Не говоря уже о том, что там эти деревья не пахли».
Здесь и вправду Андрей отчетливо улавливал столь любимый им с юности запах недавно распустившейся сирени. Правда, к сожалению, многие запахи, не столь приятные, примешивались к весенне-цветочному и портили романтический букет.
В тот момент, когда Андрей остановился на перекрестке, над ним раздалось неясное жужжание, но на этот раз над его головой пронеслась не каплевидная стая лубочных рисунков, а забавный гигантский макет самолета По-2, в простонародье именуемый «кукурузник». Только он был гораздо больше и с трудом удерживал свою узнаваемую форму, все время нарушая очертания, периодически из биплана превращаясь в моноплан, поскольку, подобно предыдущей стихиали состоял из бесчисленного множества рисуночков «митьковской», надо полагать, живописи. Аэроплан с веселым стрекотанием проплыл над головой Андрея на какое-то время заслонив лунный свет, правда не полностью, поскольку свет все же частично проникал сквозь его фрагментарную структуру. Когда же он поравнялся с дальними более высокими домами толи этого, толи следующего квартала, навстречу ему из-за домов вылетело нечто, напоминающее аналогичных размеров темное облако, и врезалось в этот ненастоящий самолет, затем, перемешавшись вся серая масса рухнула вниз, за дома, издав глухой всплеск, словно рухнула она в какой-нибудь прудик или речку.
«Ну вот, - подумал Андрей, - авиакатастрофы начались. А интересно, как тут дела с автокатастрофами обстоят?» - он, почему-то вспомнил свое давнее посещение астрального луна-парка, когда машины из детского аттракциона в считанные минуты превратили бетонную площадку в поле битвы и в скором времени покрыли ее грудами искореженного металла и раздавленных тел. – «Наверное где-то здесь нечто подобное происходит, эти машины все равно ни на что больше не годятся».
Собираясь перейти дорогу, Андрей, на всякий случай, поглядел, не мчится ли на него машина (в том, что она постарается его раздавить он даже не сомневался, правда знал и другое, что раздавить его пластичное астральное тело невозможно) и предчувствия его не обманули. Действительно, стоило ему ступить на темный асфальт шоссе, как из соседней улицы, которую перекрывал скверик, вылетел мотоцикл «Ява» с коляской, на котором сидел (это он уже более подробно рассмотрел, когда мотоцикл приблизился) астральный полицейский – копия предыдущего – в сапогах, крагах и военной форме образца 1937 года.
Дальнейшее происходило примерно так, как Андрей и предполагал, зная здешние нравы. Мотоцикл на большой скорости постарался его сбить и, возможно, так бы все и случилось, если бы происходило в Энрофе, но во-первых Андрей нечто подобное предвидел, а во-вторых здесь он имел ряд преимуществ по сравнению с физическим состоянием, в том числе и преимущество перемещаться в любой плоскости. Когда мотоцикл оказался в смертельно опасной близости, Андрей сделал гигантский прыжок и завис в воздухе (с тем же успехом он мог и погрузиться в землю), аналогично тому, как уберегся от половодья жидкого дерьма. При этом он заметил, что нечто голубым пламенем мелькнуло у него за плечами. Когда же он с удивлением окинул взглядом свое тело, то обнаружил, что его доспехи индийского воина куда-то подевались, а сам он облачен в обтягивающий его атлетическую фигуру комбинезон с какой-то замысловатой эмблемой на груди, развивающийся синий плащ с красным подбоем за плечами и матерчатую маску на лице. Если бы Андрей был более в курсе американской массовой культуры, то непременно узнал бы в новом своем облике образ супермена, героя известных комиксов, пришельца с планеты Криптон, обладающего сверхъестественными способностями вечного борца со злом. Но Андрей не знал этого образа, на сюжет которого в Голливуде было снято несколько кинофильмов, и принял его за обычный астральный маскарад, как впрочем оно и было на самом деле.
Пропустив мотоцикл под собой, Андрей спикировал на своего обидчика сверху, пока тот с удивлением крутил головой, куда это вдруг подевалась его жертва, опустился на сидение сзади, а затем, схватив НКВДиста за пояс одной рукой, а другой – за шкирку, не без труда оторвав его от руля, швырнул на всей скорости на асфальт. Затем, лихо развернувшись на мощном тормозе, понесся прямо на покалеченного полицейского, впрочем относясь к этому как к игре и понимая, что если даже сейчас его переедет, то какого-то долгосрочного ущерба нанести ему все равно не сможет.
Правда в последний момент он передумал и резко дал по тормозам, остановившись в паре метров от полицейского, забавно пытающегося встать. Увы, от сильного удара об асфальт его правая нога оторвалась вообще а левая, переломившись в нескольких местах, образовала дополнительные суставы, в которых, при попытке встать нога беспомощно подгибалась. Не обошлось резкое торможение без последствий и для Андрея. Мотоцикл, не выдержав инерции (очевидно астральные материалы не совсем подходили для нужд машиностроения), развалился на несколько частей и, несмотря на то, что рулевая рама осталась в могучих руках новоявленного супермена, вся остальная конструкция, распавшись на отдельные детали, продолжила движение вперед. Все бы было ничего, если бы на пути этого движения не оказался бедолага-полицейский и так лишившийся полагающийся ему ноги.
Поскольку скорость, с которой мчался мотоцикл соответствовала супермену, сидящему за рулем, то после торможения потерявшие единый каркас отдельные части мотоцикла летели как снаряды, выпущенные из пушки. Через мгновение переднее колесо отсекло полицейскому голову, бензобак перешиб его пополам, а крутящаяся рама, совершив несколько разворотов, разметала отдельные части тела по шоссе, другие же развесила по близлежащим кустам.
«Ну вот, - подумал Андрей, - хотел как лучше, а получилось… Уж лучше бы я не затормозил и колесами его переехал, тогда бы ему из двух частей гораздо легче срастаться было бы. Да, в конце концов, мог бы его просто объехать, зачем обязательно давить…»
Однако в его искренне веселящемся сознании прозвучал ядовитый голос: «Ну нет! Не раздавить его было совершенно не возможно!»
«Может, - продолжал размышлять Андрей, - собрать его части и вместе сложить? Может ему так легче срастаться будет?»
Однако в следующее мгновение он понял, что в этом нет необходимости. Все части развалившегося мотоцикла вперемешку с частями тела незадачливого полицейского начали проседать, и с кустов закапали ошметки, сливаясь в общую биомассу, в скором времени потерявшую всякую форму и почему-то пахнущую аммиаком. Затем вся эта масса мгновенно распалась на мельчайшие темные частицы (что это такое Андрей не успел рассмотреть), которые тут же втянул асфальт, словно под ним заработал пылесос, либо он сам превратился в огромную промокашку.
«Что ж, - подумал Андрей, - видит Бог я этого не хотел. Дурной какой-то попался, первый-то полицейский посообразительнее был, сразу смекнул, что со мной лучше не связываться, не то для него это печально закончится. Вроде внешне они идентичны, а мозги, выходит, все же по-разному работают. Впрочем, что я об их мозгах знаю! Ладно, не беда, восстановится, ну, может, за нерасторопность его подержат какое-то время под землей а потом выпустят. Интересно а как он в этом миксте от мотоцикла отделяться будет? Может в результате какой-то гибрид получится – мотополицейский или полимотоцикл?»
На всякий случай Андрей обошел место аварии и двинулся вглубь квартала, который на табличке именовался третьим ярусом. Вдоль прямой, как стрела, улицы с обеих сторон располагалась зеленая зона с высокой сиренью и жасмином. Здесь более часто, чем ранее, росли каштаны, и следующий туалет, который попался на пути Андрею, утопал в благоухающих кущах. Впрочем о сирени и жасмине можно было говорить приблизительно, поскольку все деревья и кусты в астрале больше напоминали макеты, чем живые растения. Однако и это был явный прогресс, поскольку туалеты, виденные ранее, окружала чахлая травка, либо они просто стояли на асфальте, хоть и представляли собой сельские санитарные сооружения. Это же был типичный городской туалет, какие во множестве стояли во всех городских парках культуры и отдыха еще в тридцатые-пятидесятые годы. Тогда парковая пролетарская эстетика требовала непременного присутствия белых ажурных скамеечек, беседочек, декоративных павильончиков, гипсовых либо алебастровых девушек с веслом, мужественных футболистов в семейных трусах и ногой на мяче, студентов и студенток с книгой и вдохновенными лицами, либо юннаток с кроликами в руках из того же материала, столь быстро приходящего в негодность.
У поколения Андрея сии памятники паркового ампира сталинско-хрущевской эпохи прочно ассоциировались с отбитыми носами, ушами и оторванными руками из которых нелепо и опасно торчали ржавые штыри металлической арматуры. Аналогичное архитектурное направление являл собой и этот парковый туалет, более детально который возможно вообразить только по ассоциации с вышеописанным антуражем. Кстати, в отличие от большинства своих сталинско-хрущевских прообразов, туалетик был аккуратненький, недавно побеленный, на известковой поверхности которого красовалась единственная неприличная надпись довольно самоуничижительного содержания: «Да вырвет х… тому Аллах, кто пишет гадость на стенах».
Похожие туалеты маячили в сквере и в отдалении, по левой стороне дороги, справа же среди аналогичного зеленого бульвара, вытянутого вдоль улицы, метрах в 300 друг от друга возвышалось несколько типовых широкоэкранных кинотеатров типа охтинской «Ладоги», носивших на себе следы стиля «Модерн» и которых немало возвели в шестидесятые годы. Это были уже весьма внушительные сооружения и Андрей подумал, что по логике вещей он должен увидеть здесь нечто более занятное, чем раньше.
По скверам и улицам сновали какие-то люди, правда, были ли это членоголовые, членоухие либо кто-то еще, разобрать в сумерках не удавалось, тем более, несмотря на то, что в этой парковой зоне впервые появились фонари, ни один из них не работал, а когда Андрей заглянул под плафон этакого фонаря, выяснилось, что от лампочки там сохранился один цоколь с хищно торчащими осколками стекла.
«Интересно, - подумал Андрей, - в детстве, помнится, мы с мальчишками лампочки в уличных фонарях из рогаток разбивали – при этом с каким-то особым сладострастием. А здесь что, тоже мальчишки с рогатками бегают? Или фонари эти изначально с битыми лампочками возводились? Обычно после наших погромов все же один-два фонаря оставались в рабочем состоянии, здесь же, похоже, подобная роскошь не предусмотрена. Но зачем тогда вообще фонари ставить?»
Пока Андрей таким образом погружался в воспоминания, ему представилась возможность познакомиться с новой популяцией этого занятного городка: к туалету, рядом с которым он рассматривал разбитый фонарь, подкатила довольно внушительных размеров техническая машина, подобной которой пользовались в те годы в Москве для проведения всяких уличных аварийных сантехнических работ. Хоть это и не было последнее слово техники, тем не менее Андрею, не знакомому с западными образцами подобных машин, которых еще не появилось на наших улицах в середине восьмидесятых, машина показалась достаточно современной.
Из кабины бодро выскочил одетый в комбинезон для дорожных работ человек, и Андрей получил возможность его рассмотреть поближе, тем более человек этот, как и предыдущие (исключение составляли астральные полицейские), его не замечал. Тело его имело вполне человеческие среднестатистические пропорции (прежние казались жалкими замухрышками) и голова его хоть и была вытянута и вызывала некоторые ассоциации с известным органом, как у мифологического Приапа, тем не менее имела вполне сформированную лицевую часть, но это лицо казалось затянутым густой липкой паутиной, поэтому рассмотреть его более подробно не представлялось возможным. Правда можно было сказать наверняка, что это все же голова а не «головка», лысая или бритая, как бильярдный шар.
Человек шмыгнул мимо Андрея, обошел машину и открыл дверцу контейнера, который располагался сзади кабины вместо кузова. Оттуда выбралось пять или шесть «рабочих» как две капли воды похожих на шофера, затем последовало отмыкание другой боковой дверцы контейнера за которой оказалась ниша с несколькими свернутыми в кольцо пожарными шлангами с металлическими наконечниками, и какая-то техническая панель, к которой очевидно и полагалось подключать эти шланги. В следующие минуты шлаги были вставлены в соответствующие гнезда, пять рабочих, раскатывая каждый свой шланг потянули их к двери туалета, на которой была изображен логотип "М" и профиль мужчины в шляпе и с трубкой. Когда дверь за последним «паутинником» закрылась, шофер, оставшийся снаружи, начал вращать какое-то колесо на технической панели, словно собирался подать напор воды. Впрочем, исходя из прежнего опыта, следовало предположить, что шланги были присоединены к мощному насосу, скорее всего скрытому в корпусе технической части, и по этим шлангам откаченное дерьмо должно было поступать в какую-нибудь емкость, содержащуюся внутри контейнера. Однако действительность оказалась куда более впечатляющей.
Вначале Андрей решил зайти внутрь туалета, чтобы посмотреть, как там осуществляется ассенизационный процесс, полагая, что использование серьезных технических средств предполагает и иной масштаб работы. Однако, как только в машине заработал насос и в туалете раздался целый хор уже знакомых Андрею по прежнему опыту хлюпаний, куда более мощных, чем ранее, над контейнером машины начало выдвигаться некое сооружение, напоминающее детский грибок из песочницы.
То, что произошло дальше, помешало Андрею зайти внутрь и понаблюдать за тем, что происходит в туалете. Из купола «грибочка» ударил целый фонтан темной зловонной жижи, биохимический состав которой не вызывал никаких сомнений и Андрей сообразил, что в следующий момент окажется под настоящим ливнем жидкого дерьма. Посему, опередив падение струй, он взвился в воздух, как делал уже два раза за последние полчаса, и там, в безопасной высоте, куда не долетали струи впрочем не очень мощного брансбойта-распылителя, завис, с интересом наблюдая за происходящим внизу.
А внизу происходило следующее: со всех сторон из ближайших сквериков, из-за кустов сирени и жасмина к этому импровизированному фонтану начали сбегаться существа, одежда которых все же имела некоторое разнообразие, лица же сплошь были затянуты густой паутиной. Затем, постояв какое-то время, словно решаясь на что-то, вся небольшая толпа человек из пятидесяти стала рассеиваться и становиться под обильные струи жидкого дерьма, застывая там с таким напряжением, словно с одной стороны процедура эта им совершенно не импонировала, но с другой стороны какая-то светлая цель впереди вынуждала совершать сей не очень приятный и эстетичный ритуал. Вскоре все собравшиеся стояли под струями, а к ним присоединились шофер и рабочие: как видно дальнейший процесс откачки мог происходить автономно. Уровень жижи быстро рос, она уже заливала не меньше полгектара территории: скверики, шоссе, основания кустов и деревьев утопали в растекшейся луже, когда поток прекратился также внезапно, как и начался. Затем, не прошло и десяти минут, как вся жидкость частично испарилась бурными клубами, а частично была вновь поглощена землей, из которой еще недавно ее извлекли с помощью специальных технических средств. Когда струи прекратились, а уровень жижи начал спадать, вся группа, принявшая душ, оживленно зашевелилась, а затем бодренько прорысила к расположенному напротив кинотеатру, размахивая уже знакомыми жетончиками Бог весть каким образом оказавшимися в их руках.
«Однако, - подумал Андрей, - я думал они в дерьмо по случайности или по нерасторопности попадают, а оказывается у них изначально цель такая и они дерьмо откачивают совсем не для того, чтобы вычистить туалеты, а чтобы в нем как следует искупаться. Занятная эстетика. Хотя, что я знаю о потусторонних обычаях? Вон даже наши земные собаки иногда с удовольствием в дерьме катаются, а иногда и жрут его. С другой стороны чувствуется, что этим подобное купание не нравится – очевидно ими движет единственная цель: получить заветные талончики, которые у них Бог знает каким образом в руках оказываются. Я-то думал, они этот талончик за работу получают, а оказывается – за помывку, и в данном случае талончики получили не только те, кто непосредственно производственным процессом был занят, но и все желающие помыться. То есть между добытчиками и пользователями нет принципиальной разницы. Ну что ж, тогда картина более менее ясна и здешние своеобразные недра дают возможность местным жителям получать земные сексуальные утехи, пользуясь чужими телами. Интересно, а по-другому в этот иллюзион проникнуть можно? И главное, будет ли он в этом случае переносить сознание в Энроф? Вон я просто сюда вошел и никакого жетончика не потребовалось. Почему же нельзя незаметно к кому-то с талончиком пристроиться и в иллюзион проникнуть без всякой помывки в дерьме? По-моему им это мытье никакого удовольствия не доставляет. Либо они такие тупые и не могут догадаться слегка схитрить, либо у меня здесь совсем другие возможности, чем у них, и мне можно и без талончика? Ладно, пойду, присоединюсь к остальным, посмотрим, будет ли в этом кинотеатре что-нибудь новенькое. Если следовать элементарной логике, здесь должны ждать какие-то более изысканные наслаждения, чем те, которые, мне до сих пор удавалось испытать в чужих телах и сознаниях».
Андрей спикировал вниз и, продолжая оставаться никем не замеченным, присоединился к толпе, которая к тому времени приняла форму средних размеров очереди, выстроившейся у кинотеатра. Очередь была дисциплинированной, никто не толкался и не пытался влезть впереди другого, на этот раз вместо обычной деревянной двери в месте входа стоял вполне современный турникет, какие стоят в метро, и после того, как очередной посетитель прикладывал к глазку на панели турникета свой талончик, рама поворачивалась и пропускала этого посетителя внутрь. Андрей пристроился в конец очереди, благо его по-прежнему никто не замечал, в очереди не было ни разговоров, ни каких-то жестов, все стояли с отрешенным видом и только постепенно продвигались ко входу. За Андреем очередь уже никто не занимал, очевидно на сеанс пришли только те, кто только что принял «говнодуш» и очередь чрезвычайно напоминала цепочку почти одинаковых человекообразных автоматов, которые не запрограммированы на посторонние действия и движения и должны лишь продвигаться вперед, чтобы в конечном этапе приложить талончик к глазку и пройти за турникет.
Что было внутри кинотеатра, Андрей не мог рассмотреть, вход зиял темной прямоугольной дырой и очередной абориген, пройдя через контроль, тут же поглощался тьмой внутреннего помещения кинотеатра. Но вот наконец последний дуггуровец исчез в темноте, Андрей же что-то замешкался и не проскочил вовремя, пристроившись сзади, как это делают мальчишки, на один пятачок вдвоем проходя в метро. Да и вообще, он держался несколько поодаль, поскольку от очереди заметно пованивало, правда вонь была какая-то сглаженная, ослабленная, ибо, если представить себе подобную ситуацию на Земле, то к толпе невозможно было бы подойти на пушечный выстрел.
Когда Андрей собрался пройти внутрь, то у него впервые за всю экскурсию возникли затруднения: турникет не желал его пропускать. Впрочем, возникшая проблема оказалась не столь серьезной, поскольку Андрей, чувствуя свою астральную мощь (он все еще продолжал оставаться в образе могучего пурпурно-голубого супермена), просто выдернул турникет из бетонного покрытия. Для пущего куражу он согнул толстенную металлическую палку дугой и закинул ее куда-то далеко в кусты, нимало не заботясь о том, что теперь в кинотеатр смогут пройти не только честные граждане, добросовестно искупавшиеся в дерьме, но и всякие самозванцы, откосившие от неприятной процедуры.
Андрей шагнул внутрь помещения и оказалось, что внутри не так темно, как это казалось снаружи, к тому же, в отличие от прежних общественных заведений там имелась сцена, правда ни фойе, ни гардероба, ни кресел зрительного зала Андрей не обнаружил. Вся толпа, недавно прошедшая в кинотеатр сгрудилась на сцене и чего-то ожидала. Не увидел Андрей и настенной росписи, сплошь покрывавшей стены предыдущих двух иллюзионов. Короче говоря, помещение оказалась скорее театром, чем кинотеатром, правда наличия посадочных мест для зрителей здесь явно не предусматривалось.
«Они какую-то пьесу надумали играть? – удивился Андрей, - вон и суфлерская будка в наличие, и задний занавес, а там, небось, гримерка. Представляю, что может этот сброд живых автоматов сыграть, разве что «Живой труп»? Нет, мы так не договаривались, я кино сюда пришел смотреть, а не дерьмовую самодеятельность».
Однако Андрей напрасно опасался, что ему придется наблюдать какую-нибудь идиотскую пьесу. Неожиданно из-за суфлерской будки (она находилась к Андрею закрытой частью, поэтому он не видел, кто этим занимается) стали вылетать разнообразные книги, словно там, внутри срабатывала маленькая катапульта. Появление книг тут же вызвало некоторый переполох на сцене: доселе идеально дисциплинированные обитатели третьего яруса Дуггура устроили маленькую потасовку вокруг каждой выстрелянной книги. Правда к их чести стоит признать, что как только очередная книга кем-то устойчиво захватывалась, ее больше никто не пытался вырвать из рук, и вся толпа вновь сосредотачивалась вокруг суфлерской будки в ожидании нового «выстрела». Вскоре книгами овладела уже значительная часть толпы, и тут только Андрей заметил, что толпа эта заметно поредела, и обратил внимание на специфические хлопки. Оказалось, что после того как очередная книга попадалась в руки очередному счастливцу, который тут же начинал ее с упоением листать и разглядывать, как будто книга была именно той самой, которую он мечтал прочесть много лет, по прошествии незначительного времени страницы вдруг начинали засасывать своего читателя, начиная с рук. Когда же весь он оказывался втянут внутрь, книга исчезала вместе со ступнями своего владельца, с легким стуком достигнув пола.
Вскоре сцена была пуста, поэтому последняя книга, вылетевшая из суфлерской будки, не была никем схвачена, а просто со стуком упала на сцену, при этом не исчезнув, как все прочие.
«Так, - мысленно сказал себе Андрей, - судя по всему – для меня книжечка, хоть я и не стоял на сцене и вообще никем здесь, кроме астральных полицейских оставался не замечаем. Тем не менее книжечку явно мне подкинули, поскольку все уже поглощены».
Он подождал еще какое-то время - книжки больше не вылетали – пересек зал и вышел на сцену, в первую очередь подойдя к лицевой части суфлерской будки, откуда вылетали книги, но там ничего, кроме черного отверстия не оказалось: ни суфлера, ни гипотетической катапульты. Андрей поднял книгу (это был достаточно увесистый томик) и прочитал на обложке «Портовая версия». Это явно было название книги, автор же и издательство в титуле не значились.
«Что это за название такое дурацкое, - подумал Андрей, раскрывая книгу наугад – и сразу же нарвался на цветную иллюстрацию, изображающую небольшой грузовой теплоход, стоящий у причала. – Здесь только картинки или еще и текст имеется?» – подумал Андрей и собрался было еще раз перелистнуть книгу, но не смог, пальцы его ушли в рисунок, а затем он весь стал погружаться внутрь книги, как это уже сделали все собравшиеся на сцене до него. По мере погружения иллюстрация приближалась и словно бы материализовывалась, принимая вид реальной пристани и корабля. В следующий момент Андрей понял, что в очередной раз оказался на земле, но не в сельской местности, как было доселе, а в грузовом порту, рядом с тем самым грузовым теплоходиком с гордым названием «Балтиец», с которого по трапу спускался личный состав судна.
«Так-так, - подумал Андрей, - вернее его бестелесное сознание, - очевидно впереди меня ожидают любовные похождения какого-то морячка. Интересно, почему такие разные способы проникновения в Энроф? По-моему конечный результат при всех способах одинаков, логичнее было бы организовать этот процесс в одном месте, если уж проникновение в сексуальную жизнь землян для местных жителей столь необходимо, можно сказать «свет в окошке». А тут то одни туалеты, то другие, то разные ярусы, то разная техническая оснащенность говночерпания! Идею, собственно, в двух словах выразить можно, а нагородили-то вокруг, нагородили! Да, воистину потусторонняя логика трудна для нашего понимания! Но ведь, помнится, черный магистр, когда мы с ним беседовали, чрезвычайно логичен был – и по-нашему, по-земному. Здесь же подобная логика не прослеживается, только отдельные фрагменты, и здравого смысла мало».
В следующий момент его бестелесные размышления были прерваны, и Андрей почувствовал что его явно начинает затягивать аура конкретного человека, одним из первых ступившего на твердый берег гавани. Если ранее Андрей оказывался в чужом теле в какой-нибудь весьма пикантный момент, то здесь о близости подобных моментов можно было только догадываться: он точно знал, чем норовят заняться молодые, здоровые, чаще неженатые мареманы в ближайшие часы после того как многомесячный рейс закончен и нога ступила на твердую землю родного причала. Тем более после получения зарплаты за несколько месяцев.
Молодого человека, к сознанию которого подключился Андрей, никто не встречал, и стандартная картинка из какого-нибудь морского кинофильма с обязательной женой и двумя-тремя детьми у причала, которые тянут у отцу свои слабые ручки, оказалась в данном случае невостребованной. А впрочем Андрей не знал портовых порядков, и возможно это была какая-то служебная, закрытая зона, куда встречающих не пропускали.
Новый временный носитель сознания Андрея оказался статным красавцем-брюнетом с полубаками, тонкой семидневной испанской бородкой, в модных каплевидных солнцезащитных очках. Одет молодой человек был во все заграничное, кожаное, как какой-нибудь завсегдатай голландского гей-клуба, но уточним, во избежание недоразумений, что геем он отнюдь не был. Напомним, что в годы известные Андрею, кожаный прикид еще не был нормой для простого советского обывателя, для которого приобретение даже обычных импортных джинсов порой превращалось в весьма сложную проблему. А тут: натуральные кожаные штаны, кожаная жилетка, кожаная куртка, умопомрачительные кроссовки «Рибок».
Погрузившись в сознание молодого человека, Андрей быстро узнал и кто он такой, и все его нехитрые обстоятельства, на которых мы не будем останавливаться особенно подробно. Молодой человек был не рядовой моряк, а моторист, к тому же весьма привилегированный, поскольку суденышко «Балтиец», на котором он в настоящее время работал, совершало торговые рейсы вдоль побережья Балтийского моря с заходом в так называемые страны бенелюкса, в те годы почти недосягаемые для простого советского человека. Конечно, валюты на руки при заходе в заграничные порты выдавалось строго лимитировано, однако проблема в принципе была решаема, и каждый пополнял свои валютные запасы как мог. Кто, припрятав несколько баночек черной икры, кто партию фотоаппаратов «Зенит», которые почему-то неплохо котировались на западе, несмотря на наличие более престижных Кодаков и Пентаксов – а впрочем у буржуев – свои причуды. Но конечно, все это были так, мелочи, для низшего корабельного звена, серьезные люди, приближенные к кругу корабельного начальства занимались вещами посерьезней и, естественно, опасней – иконы, там, картины, камешки…, но тсс… об этом - ни слова, иначе – «По тундре, по широкой дороге…»
Нет, наш моторист в такие серьезные аферы не ввязывался, так, всякая мелочевка! Да немного ему было и надо – ни дачи в Ницце, ни личной яхты, ни подпольного Эрмитажа – зачем ему бессонница по ночам и будущие дети-сироты! Другое дело - как следует погулять от рейса до рейса с посещением валютных ресторанов, гостиниц, и на это вполне хватало пары тысяч баксов, которые удавалось протащить в Совок. Благо в таможне – свой кореш, да и другие прикормлены – вот на это денег ни в коем случае жалеть нельзя, - как известно, жадность фраера сгубила! Да официально провозимое шмутье, – каждый раз на несколько штук в деревянных! Да не надо забывать, что и зарплата у тех, кто за бугор ходит – не то, что у какого-нибудь дяди Васи с речного трамвая, – к тому же выданная одномоментно, за весь рейс, а рейсы – до полугода бывают! Короче, на хлеб хватает, а если по секрету, на ушко, то и на хлеб с маслицем!
Теперь, дорогие товарищи, представим себе такой расклад: квартира отдельная, полностью обставленная есть? Есть, причем для холостяка и лучше и больше – без надобности. Тачка есть? Каждый год меняем. Семья есть? Нет, не предвидится, и никто, как клещ, из тебя бабки не сосет – ни дети на мороженое, ни баба на брюлики! Хотя, если честно, то бабе – а точнее бабам все же приходится отстегивать, и не на монпансье с одеколоном «Красная Москва»! Но, собственно, ради чего и ради кого он вкалывает – да ради их, родименьких, все время разных, чтобы не привыкали, не начинали свинячить. Тут если что и даришь, и бабками швыряешь, то, считай, на себя самого, на собственное удовольствие! Потому как, какое может быть удовольствие без хорошего куражу, без кабаков и гостиничных сучек? А если хата у тебя обставлена – дальше ехать некуда, и аппарат, и мебель, и шмутье из каждого рейса привозишь, что уже ставить некуда, да еще, к тому же, квартира эта девять месяцев в году пустует, и тачку каждый год меняешь, и маме родной много ли надо для счастья подкинуть, на что же эти штуки бабок и баксов тратить? В чулок складывать, чтобы их там мыши погрызли? Нет, братки, это не для нас, настоящих мареманов: молодость надо прожить так, чтобы не было потом мучительно больно, и было о чем убогой немощной старостью вспомнить, и не жалеть о бесцельно прожитых годах.
Так что если приехал в родной город, да всего на несколько денечков, тут уж надо так погулять, что – небо в овчинку! Тем более через неделю на новый рейс завербовался. Конечно, напряг сильный, да уж больно контракт выгодный, не устоял, да и что ему терять? Дома дети не плачут, а ежели с бабой приспичит, так всегда в забугорном порту в бардачок сходить можно. Оно хоть официально запрещено, но это для новичков, надо только знать, кто стукачок в команде, и вовремя кэпу проставиться. За годы плавания ко всему этому гастрольному совковому театру абсурда приспособились и прекрасно знаем, как из той или иной ситуации выходить. Да не мне вам об этом говорить, кто ж в нашей стране двойной жизнью не жил? Только идиоты в Скворцово-Степаново!
Итак молодой мачо, похожий на испанца, с двумя здоровенными баулами и кожаной сумкой за плечами вышел за территорию порта, и тут выяснилось, что недалеко от проходной скопился целый небольшой таксомоторный парк. Водители, доселе скучавшие рядом со своими зеленоглазыми Волгами, как по мановению волшебной палочки оживились. Андрей знал, свободно добираясь до всех уголков оперативной памяти своего временного «носителя», что таксисты пуще манны небесной ждут прибытия торговых судов из-за бугорных рейсов, ибо знали: мареманы будут гулять как короли, и бабки будут сыпать как из рога изобилия. Конечно, не все, но не так уж и мало тех, кто оттянется по полной программе, как когда-то купцы первой гильдии на Тверской ямской. Правда нынешние – с обильным привлечением технических средств и прочих даров цивилизации о которых не ведали купцы первой гильдии. А попадаются ведь и такие, как наш «испанец», которые из рейса в рейс с промежутком в неделю, так те норовят все деньги за этот коротенький перерывчик спустить, и уж отрываются как римские императоры на грани извращения.
Именно так собирался оттянуться и «носитель» сознания Андрея, поскольку через неделю он снова уходил в рейс, откуда намеревался привести зеленых, деревянных и шмотья гораздо больше, чем в нынешний заезд. На этот раз он намеревался рискнуть и протащить за бугор пару иконок 17 века. Если их получится удачно реализовать, то потом можно вообще на неопределенное время забить болт на рейсы, уволиться к чертовой матери и пожить, как король, на сколько денег хватит, а там может быть жениться, угомониться и найти менее нервную работенку. А у него в этой системе все схвачено и наперед оплачено, и у начальства на хорошем счету.
Правда, сможет ли он долго на суше? Ведь когда много лет почти беспрерывно ходишь в рейсы, то без моря свою жизнь уже не представляешь. Через пару недель тоска грызть начинает, от сучек и кабаков воротит и снова тянет в эти бескрайние голубые просторы, ведь в море он с 15 лет, еще юнгой начинал. А впрочем, все это – фуфло, романтика дешевая, что будет через год-два никто не знает, может и нас не будет, а живем сейчас, и сейчас мы сошли на берег, лопатник трещит от бабок, а где надо и баксы припрятаны, и барахла на продажу и сучкам на подарки – два баула. Так что, оттянемся, братки, по-полной, так, чтобы небо в овчинку!
В это время к нашему «испанцу» подскочили несколько таксистов и наперебой начали предлагать свои услуги, чего Андрею, будучи продуктом системы всеобщего дефицита и очередей, к тому же ни разу не бывавшему за границей, видеть было крайне странно. Несмотря на то, что большую часть жизни он прожил в портовом городе Ленинграде, ни порт, ни гавань он никогда не посещал, да и видел-то их всего несколько раз из окна автомобиля, поэтому очередь пассажиров на стоянке такси была для него делом привычным, но чтобы очередь таксистов на одного человека – это что-то из ряда вон…
Андрей, продолжая сохранять отдельное и ясное сознание подумал, что тоже не прочь был бы пожить какое-то время, как этот мареман хотя бы для того, чтобы узнать, что значит «оттягиваться по- полной». Увы, кроме убогих школьных вечеринок (а в институте он и вообще завязал из-за йоги) с непременным портвейном «три семерки», селедкой, килькой пряного посола, докторской колбасой и салатом Оливье, в котором к ночи кто-то из гостей непременно оказывался мордой, он так ничего о разгульной жизни с настоящей «оттяжкой» и не узнал. Было, правда, несколько посещений ресторанов, но там главным вопросом был вопрос экономии денег, а не отвязного кутежа, а уж какие-то ресторанные и гостиничные путаны были для него и вовсе чистым листом.
Так что в вопросах сладкой жизни Андрей оставался к настоящему времени белее чем невежественным, знал о ней только по заграничным кинофильмам, и мысль о том, что, может, он что-то интересное в этой жизни упустил и продолжает упускать, не раз посещала его даже в самые аскетические периоды его многотрудно, наполненной эзотерическими поисками жизни.
А впрочем то, что он имеет возможность сейчас испытать – куда занятней того, о чем лукавый бес порой нашептывал, ведь предстоящая оттяжка «испанца» коснется нравственно и физически только его тела, разума и чувств, Андрей же будет лишь свидетелем этих событий и переживаний, и не просто свидетелем, но вкусителем. Но грех грядущих оргий и вакханалий будет не его грехом, ведь он в свое время отверг этот прочный образ жизни... хотя, будем откровенны, а может просто отвергать было нечего? И если бы представилась возможность, то он неприминул ей воспользоваться? Ведь ни больших денег, необходимых для сладкой жизни, ни богатых друзей, ни легкомысленных подружек у него никогда не было, да и не знал он, честно говоря, как надо гулять чтобы это действительно было с шумом, блеском, шиком!
Тут Андрей отвлекся от собственных мыслей и вновь подключился к мыслям и чувствам своего временного носителя. А тот вновь входил в роль местного короля (в эту роль он входил каждый раз после рейса, но стоило ему ступить на шаткую палубу торгового судна, как он становился просто хорошим профессионалом, знающим свое дело и своим корешем в команде) и изящно поднося позолоченный Ронсон к благородному Данхилу, он неторопливо разглядывал лица таксистов, словно турецкий султан на смотринах невест. Затем небрежным жестом вытащил сигарету изо рта и произнес:
- Значит беру четыре тачки для себя, двух кейсов и бушлата с тельником. Вы тут сами разберитесь, кто раньше подошел, остальные свободны, тут еще пять братишек по-крупному собираются оттягиваться, хватит на всех.
Таксисты какое-то время потолкались, затем договорились об очередности, стали разбирать вещи маремана, и Андрей, который вначале не понял, что означает «беру четыре тачки», с удивлением увидел, что таксисты, хорошо поняв, что имеет в виду «испанец» разносят его вещи по четырем такси. Один баул – в одно, на заднее сидение, другой – в другое, а тельник с бушлатом, который «испанец» предварительно извлек из сумки, были с благоговением повешены на спинку первого сидения. Сам же мареман чего-то медлил и не садился в услужливо раскрытую перед ним дверцу четвертого такси.
-Знаешь, шеф, - сказал он после некоторого молчания, - пожалуй беру пятую тачку, мне за неделю штук восемь пропить надо, а тельник с бушлатом вместе – как-то не аккуратненько получается, надо их разрулить.
Тут же появилось пятое такси, в которое на трепетных руках был перенесен тельник «испанца» и как сдувшееся человеческое туловище уложен на спинку первого сидения. «Испанец» удовлетворенно окинул взглядом эскорт, выплюнул полудокуренную сигарету и произнес:
- Ну, тронули, мужики, на Колокольную 17, а там подождать, всем плачу по три счетчика – Бог троицу любит! – Он еще раз окинул цепочку машин, готовых вести его кейсы и тельники с бушлатами хоть на край света за три счетчика, и с некоторым сожалением пробормотал:
- Ну прям, как на выезде генерального секретаря! Эх, жалко членовоза нет, а то бы нанял, - своему же шоферу сказал. – Надо бы, шеф, вашему парку пару ЗИЛ ков завести для подобных случаев, а то у вас одни Волгешники, меня это типа с моими прибамбасами уравнивает – не солидно как-то.
Затем с разыгранной брезгливостью залез на первое сидение своего такси, закурил новую сигарету и, глубоко затягиваясь, небрежно махнул рукой: «Двинули!» Пять Волг эскорта осторожно вырулили со стоянок, затем со скрежетом развернулись и торжественной вереницей (одна строго за другой, не нарушая дистанции, как в правительственном выезде) тронулись к центру города, который, как скоро выяснил Андрей, был городом его детства, юности и ностальгии, детищем Петра 1 Ленинградом.
В салоне «испанец» вытащил из бокового кармана кожаной куртки с десятком молний (как у Майкла Джексона в одном из клипов) плоскую фляжку из нержавейки, известную в народе под названием «праздник, который всегда с тобой», неторопливо отвинтил крышку и сделал два длинных глотка, задумчиво глядя на проносящиеся улицы родного города, в котором он за последний год был дай Бог месяц, если все сплюсовать. По салону разнесся запах какого-то чрезвычайно благородного выдержанного коньяка.
- Наполеон, небось, - с уважением предположил таксист, сглотнув слюну. Ему, как известно за рулем пить не полагалось.
- Эннеси ХО, - небрежно ответил мареман, - купаж из сотни марок коньячных спиртов долины Шампань двадцатипятилетней выдержки. Не Реми Мартан - Луи Тринадцатый, конечно, но для разгону подойдет – потом-то все польется – и Скотч, и Мартини, да и водяра обычная. К вечеру вкусовые рецепторы напрочь отобьет.
- А что, - с благоговением спросил таксист, - Луи Тринадцатый еще круче?
- Круче… - усмехнулся «испанец», - Луи Тринадцатый столетний, три тысячи баксов одна бутылка! Правда говорят есть еще дороже, но это только с лотов купить можно…
- Три тысячи баксов! – присвистнул шофер, - это ж почти столько, сколько шестерка Жигуль! Неужели кто-то покупает?
- Те у кого виллы в Ницце или Салониках – те и покупают, - искушенно затянулся Данхилом «испанец», - думаю, нашим генсекам тоже попить его приходилось. Но нам, простым советским гражданам, - тут в голосе маремана прозвучал едкий сарказм, - подобные извращения не по карману, так что мы уж по-простому, двадцатипятилетний Эннеси!
С этими словами «испанец» сделал еще пару длинных глотков.
- Ну вот, приехали, - сказал он минут через пятнадцать, увидев нужный номер дома, - мне тут к одной телке надо на полчасика заскочить…
- Уложишься ли за полчасика? – с пониманием усмехнулся таксист, - было бы мне, сколько тебе, полчаса бы никак не хватило, тем более с рейса многомесячного, тут две недели без бабы - и то взвоешь.
- Во-первых, - сказал наставительно «испанец» мы не на атомной подлодке ходили под вечными льдами, а с заходом и в Стокгольме, и в Копенгагене, и в Орхусе, и в Марселе, да еще много где, а там, сам понимаешь, бабы на любой вкус и на любые деньги, в зависимости от качества. А потом, ты что думал, мы к ней одной сегодня что ли зарулим? Да прежде чем к вечеру до «Садко» доберемся, я ходок 5 сделать намерен. Вот и считай: полчаса тут, полчаса там. А к утру в гостинице мы с братками ромашку расписать собрались, это у нас такая традиция.
- Ну, ты даешь… - в голосе немолодого таксиста слышалось непомерное уважение, растущее от минуты к минуте. – Тут с одной-то не знаешь иногда что делать… Нет, по молодости, конечно, всяко бывало, но чтоб в один день 5-6 баб перетрахать! Кстати, ромашка – это группешник что ли?
- Да вроде того, только с морской спецификой…
- Так что, выходит, еще больше?!
- Выходит, еще больше.
- Ну, парень! Так же и Кандратий хватить может!
- Все мы под Богом ходим, - философски изрек «испанец». – В народе говорят – делу время – потехе – час. А у меня получается делу год, потехе – месяц, да и то в разбивку! Вот и будем потешаться на год вперед. Конечно, при «регулярной жизни» такой режим никто не выдержит. Ты не думай, что у меня каждый день такой. – Мареман взялся за ручку дверцы, собираясь выходить.
- А что, - спросил таксист, - все твои бабы сегодня тебя так по домам сидят и ждут? Или ты их прям на улице тормозишь? Не боишься, что вместе соберутся и чик-чик – отстригут тебе…
- Типун тебе на язык! – с деланной серьезностью изменился в лице «испанец», - что ты, командир, какой «чик-чик», они же хабар отрабатывают, который я им вожу – уж не бесплатно, такова тяжкая доля моряка, сам понимаешь. Они у меня приручены, знают традицию, сами узнают в диспетчерской, когда из рейса судно приходит, так что даже звонить не надо. Я же тут редкий гость, можно в честь такого дня и свои дела отменить, и стол накрыть, и подмыться лишний раз. А друг о друге им знать не обязательно, хотя догадываются, конечно. Так ведь не жениться же, они же в мое отсутствие пояс верности не носят, и не бегают каждый день к причалу посмотреть, не мелькнет ли алый парус у горизонта. Ладно, заговорился я тут, а пора, как говорил Шукшин в «Калине красной» организовать маленькое бордельеро и устроить железное болеро. Ну все, жди шеф, я тут не очень долго, а то на остальных не хватит».
Молодой человек вышел из своего такси, вытащил из соседней машины одну из сумок и скрылся за аркой двора-колодца. Его облупленные стены, раздолбанный асфальт и неухоженность хоть отчасти и компенсировались несколькими старыми тополями и развесистыми кустами сирени внутри, но все это как-то не гармонировало ни с таксомоторным эскортом, выстроенным перед аркой, ни с черным хрустящим кожаным прикидом моряка. Дисгармония эта выросла в несколько раз когда «испанец» зашел в мрачный подъезд, из темного замызганного подвала которого потянуло запахом дохлой кошки и еще Бог знает чем, от чего он за время своих загранрейсов изрядно поотвык.
- И дым отечества нам сладок и приятен, - пробормотал мареман, брезгливо нажимая на прожженную сигаретой кнопку лифта, продемонстрировав некоторое знакомство с русской классической литературой первой половины 19 века, - были б деньги, всех своих баб в новые районы расселил. Там, конечно, тоже бардак, но хоть жмуриками не воняет. Не встанет ведь после такого предбанничка! – Молодой человек лукавил, Андрей знал, что проблем с потенцией у него не возникало никогда… ну почти никогда, но на это «почти» имелся новомодный, специально приведенный из Марселя препарат Виагра, который, судя по рекламе и отзывам мог разрешить проблему даже у того самого жмурика, о котором мареман подумал, заходя в злосчастный подъезд. А впрочем никакая Виагра ему попервости не потребуется, ну разве что под утро, во время «ромашки».
Через несколько секунд «испанец» уже звонил в дверь на пятом этаже, на ходу привычно сочиняя по какой важной причине он не сможет остаться у первой киски более, чем минут на сорок. Конечно, подобный режим был хлопотен и требовал немало нервов, не говоря о средствах, конечно, иногда хотелось плюнуть на заведенный порядок и остаться на всю ночь у Маринки… или Светки… или Анжелы… или… как там ее, забыл, черт, надо по записной книжке проверить, а то ведь оконфузишься, обидишь девушку ни за что. Не спеша попить шампанского – у него пара бутылок Вдовы Клико запасено – или даже водочку под селедочку – иногда ведь хочется и нашего, простого, русского, и послушать музон, и не спеша потанцевать, и не спеша раздеть, и заснуть где-нибудь не позже часа ночи после бурно проведенного вечера. Конечно можно, и когда-нибудь он именно так и сделает и тем самым распишется в своей неполноценности и что жизнь прошла, и впереди седая старость. Возможно дойдет даже до такого нонсенса, как женитьба и законные спиногрызы… когда-нибудь, но не сейчас, это ж как на него братки посмотрят, если он такую чучу отчубучит? Кто ж его после этого уважать будет?
Но тут его мысли были прерваны тем, что дверь открылась, а в дверях она, Мариночка, рыбка, сто лет ее не видел – ноги прям из-под мышек, вайлтс, как у Бриджит Бордо в юности, разве что мордаха слегка подкачала: шнобель мог бы и поменьше быть! Зато у следующей, у Танечки, с мордахой все в ажуре, как у рафаэлевской Мадонны Литы. Правда у той тохас узковат и буфера подкачали! И так со всеми, у каждой какой-нибудь дефект всплывает – если не сразу, то в процессе потребления – от одной пахнет не так, как хотелось бы, у другой - ноги волосатые. Вот когда он найдет такую, в которой все гармонично сочетается, вот тогда, быть может, он и пошлет всех подальше ради одной, совершенной и назовет ее любимой! Хотя это скорее всего невозможно, у них же не только половые, но и деловые отношения, кто ж тогда хабар до потребителя донесет? А сеть свою ни в коем случае сужать нельзя, напротив, бизнес требует постоянного расширения. Ну, иди же сюда, рыбка моя носатая…
После стандартных визгов, объятий и поцелуев наш «испанец» оторвался на секунду от своей «соскучившейся рыбки» (конечно, не рыба-меч, но нос ее действительно намекал на присутствие древней иудейской крови), и произнес, вновь продемонстрировав неожиданное знание отечественной классики:
- Скажи, а сколько раз ты мне успела изменить… в мое отсутствие? – И не дождавшись ее ответа из того же бессмертного произведения Александра Сергеевича «А сколько ты, повеса?» – очевидно носатая девушка с идеальным вайлтсом не столь хорошо разбиралась в отечественной классической литературе (может она лучше знала зарубежную), добавил:
- Скажи… нет, после переговорим…» - и поступил так же, как и полагалось легкомысленному персонажу одной из «Маленьких трагедий» незадолго до того, как его забрала с собой в ад статуя командора: употребил свою носатую рыбку Мариночку (иногда он называл ее «рыбкой под маринадом») тут же, стоя в прихожей, придавив к стене, не встретив какого-либо внятного протеста против такого неромантического доказательства любви и верности без предварительной любовной игры. Тем более, что на Мариночке под символическим полупрозрачным халатиком не было ничего, что потребовало бы времени на изъятие: очевидно таковы были вкусы в кругах ее поставщика и благодетеля, и подобная сцена встречи моряка, Бог знает сколько времени бороздившего просторы морей и океанов, происходила каждый раз по сходному сценарию.
К сожалению в следующий момент произошло то, что происходило с Андреем и в прежние визиты в чужую интимную жизнь: в момент чувственной кульминации его выкинуло наружу. А ведь он рассчитывал на то, что в этот раз ему позволено будет остаться в этом небезынтересном типе подольше, и пройти по его сегодняшнему маршруту до конца, дабы узнать как оттягиваются по-полному, и как можно за один день прогулять несколько тысяч рублей (напомним, что в те относительно стабильные времена официальный курс рубля примерно соответствовал курсу доллара). Да и вообще Андрей чувствовал явную симпатию к этому красивому породистому жеребцу и желал бы познакомиться с его девушками поближе…
«Халтура! – подумал Андрей, зависнув в черном астральном небе (его каждый раз выбрасывало из Энрофа в какую-то промежуточную зону), - не дали кино досмотреть, только раззадорили. А впрочем, я же в иллюзион безбилетным проник, значит и нечего возмущаться. Нет, определенно мне с этим испанцем было интересно, не то, что в прошлых вояжах, хотелось бы на всех его девушек посмотреть и так сказать участие принять. А впрочем у него, наверное, судя по размаху, каждый день новые, так что всех – все равно не получилось бы, а судя по всему, этот молодой человек живет по принципу «всех женщин в мире перетрахать невозможно, но к этому надо стремиться». Но что-то я в промежуточной зоне задержался».
Чувствуя, что энергия нынешнего секс-турне еще не закончена, Андрей ринулся вниз, где под ним в туманной зыбке маячил земной шар размерам, как если бы Андрей наблюдал его с поверхности Луны. В следующий момент он оказался в каком-то чрезвычайно просторном помещении и когда его мировосприятие адаптировалось к местному освещению, оказалось, что это не просто помещение, а зал со средних размеров бассейном неправильной формы, с неестественно голубой прозрачной водой, слегка пахнущей хлоркой, с отдельными входами в парилку, сауну и еще Бог знает какие кабинеты, а также с длинным накрытым столом, стоящим поблизости от бассейна, который, ко всему прочему был оснащен закрученными катальными горками, гротами и отдельными гидромассажными отсеками с пузырящейся и весело бурлящей водой. Короче говоря, помещение это оказалось самым настоящим небольшим аквапарком, о существовании которых в Советском Союзе Андрей даже не подозревал, поскольку ни в Сочи, ни в Небуге, ни тем более в Ясенево, в Москве, ни закрытых, ни открытых аквапарков еще не существовало. Правда что-то такое Андрей видел по телеку в передаче «Клуб кинопутешественников», но это касалось морского отдыха проклятых капиталистов. Теперь же выяснилось, что подобные увеселения есть и у нас, но надо так понимать, что простому советскому гражданину попасть в подобное заведение водных аттракционов совершенно невозможно.
Что это за баня-бассейн-ресторан и к какому ведомству это заведение относится Андрей понял не сразу, но оказалось, что посетители этого развлекательного комплекса отнюдь не члены Политбюро, лица которых Андрею постоянно приходилось видеть со страниц газет и экранов, а лица незнакомые и далеко не старые (как было положено членам Политбюро). В следующий момент Андрей уже знал что новый его «носитель» – еще сравнительно молодой директор московского валютного магазина «Березка», что комплекс этот находится не в Лас-Вегасе, но в городе Сочи, в закрытом элитном санатории на самом побережье, где отдыхают большие начальники, но все же не члены Политбюро.
«Где же тогда наше правительство отрывается, если обычные директора-торгаши в таких банях гуляют, - подумал Андрей, - хотя не думаю, что было бы приятно смотреть, как наши государственные боровы в бассейне с юными топ моделями плещутся. Надо же, действительно в этом иллюзионе класс куда выше, к тому же из Питера в Сочи перенесло. Что же это меня сразу, минуя несколько стадий от деревенского секса в секс советского бомонда перекинуло? Вроде бы здесь все поэтапно происходит. Хотя, наверное, имеется в виду, что промежуточные фазы мне самому хорошо знакомы, так что иллюстраций не требуется, а по поводу Политбюро переживать не стоит, не исключено, что это меня на десерт ждет».
Уже зная, кто его следующий «носитель», Андрей не торопился нырнуть вглубь его сознания и продолжал наблюдать обстановку извне, а извне все выглядело довольно заманчиво, почти по- королевски, и погулять так, как сегодня гулял молодой директор магазина «Березка», прилетевший из Москвы в Сочи на три дня на какой-то торговый симпозиум (что-то там организованное министерством внешней торговли по обмену опытом, как явствовало из отдельных реплик участников этого самого симпозиума), Андрей даже не мог и мечтать, поскольку даже уровень развлечений его предыдущего временного «хозяина» был для нашего героя недосягаем.
Итак, стол ломился от всевозможных яств, кстати уже изрядно отведанных, поэтому и огромная черноморская камбала, сервированная барабулькой, и целиком запеченная севрюга, и молочный поросенок, и более мелкая, но очевидно изначально чрезвычайно экзотично выглядящая снедь уже потеряли целомудренность первоначальной сервировки, да и всевозможные бутылки с вином, шампанским, коньяком, изрядно пригубленные, гляделись не столь привлекательно, как очевидно гляделись вначале. Несколько голых, целиком загорелых упитанных мужчин средних лет сидели за столом и неторопливо потягивая из пузатых рюмок темный коньяк (это был как раз тот самый Реми Мартан Луи Тринадцатый, о котором с грустью упоминал знакомый нам моторист), вели какую-то очень серьезную беседу, которая, как понял Андрей, касалась очень дефицитных товаров и очень больших денег. Очевидно подобные вакханалии и подобные оргии были для них делом привычным и уже не могли отвлечь от серьезных бесед, которые, по мнению Андрея, несколько не гармонировали с тем, что происходило вокруг.
А вокруг происходило нечто подобное тому, что столь талантливо изобразил в отвязные семидесятые годы знаменитый режиссер Тинта Брасс в своем историко-порнографическом блокбастере «Калигула». Сам фильм Андрей, правда, не видел, но читал по его поводу целомудренно-обличающую статью в Литературной газете, довольно подробно этот фильм описывающую, после которой его еще больше захотелось посмотреть.
Итак, основная масса народа мужского пола, по большей части не перешагнувшая рубеж 40 и женского, по большей части не перешагнувшая рубеж 20, участвовали, подобно свите легендарного Римского тирана, в групповой оргии, неравномерно распределенной по всей полезной площади аквапарка, включая развлекательные комплексы. Кто-то предавался любви (по двое, по трое, а кое-где и больше) среди задорно плещущейся синевы бассейна, кто-то в бурных гидромассажных отсеках и гротах, а некоторые, наиболее отчаянные секс-экстремалы, ухитрялись в любовном соитии съезжать с извилисто закрученных горок-аттракционов, с некоторых из которых было бы западло съехать даже неотягощенному робкому купальщику. К сожалению, подобные плотские развлечения невозможно более предметно и наглядно описать скромными литературными средствами. Для этого необходимо бы было привлечь все изобразительные ресурсы кинематографа, и Андрей, впервые оказавшийся свидетелем этой, полной динамизма и своеобразной эстетики сцены, несмотря на свое бестелесное состояние, был ей немало удивлен и увлечен, и, прежде чем нырнуть вглубь одного из ее участников, долгое время наблюдал неистощимые выдумки, забавы и фантазии всех этих солидных участников торгового симпозиума, очевидно не в первый раз именно так отмечающих окончание всесоюзного (с привлечением отдельных представителей западных деловых кругов) совещания.
Теперь же выслушивание докладов и обмен опытом завершились, новые торговые связи налажены, и нет причин, дорогие товарищи, по которым заслуженные люди, члены партии, не могли бы себе позволить расслабиться от нелегкого административного труда и нервных перегрузок. И пусть сам Тинта Брас нам позавидует, может то, что здесь смог бы углядеть его оператор и уступает в обязательной программе сценам из «Калигулы», но уж точно сто очков дает в произвольной. И если бы все тот же незабвенный Тинта Брас решил бы заснять здесь эпизодик-другой для своего фильма, то это бы ему куда дешевле обошлось, чем привлечение кадров из Пентхауза.
Впрочем обычное созерцание непривычной сцены вскоре наскучило Андрею, тем более его бестелесное состояние само по себе исключало ответную эротическую реакцию, а без этого ответа вся аппетитная сценка превращалась в суетливое мельтешение голых людей, да и миссия его в Дуггуре была несколько иная, он должен был вобрать в себя эту энергию. Можно назвать ее энергией порока, но можно рассматривать все это и с другой точки зрения, ведь эта энергия напрямую связана с детородным процессом, и если Демиурги решили отказаться от бесполого воспроизведения рода у следующей расы, то значит у них были на то основания, и основания эти достаточно понятно изложила Дхьян-Коган Навна атланту Тору. Что ж, если миссия Андрея в том, чтобы передать андрогину-атланту частицу этой энергии, которую он должен запечатлеть в первых представителях белой расы (назовем это «назад в будущее»), значит не для развлечения его сюда занесло, а как раз напротив – на нем лежит ответственность за выполнение провиденциального плана в грядущей для Тора и родной для него, Андрея, расе людей.
Почувствовав важность, можно сказать уникальность своей миссии, Андрей нырнул в сознание молодого директора магазина «Березка», который, несмотря на то, что ему было немного за тридцать, имел полагающееся его социальному положению брюшко и уже основательно проявленную лысину, которая в мокром состоянии казалась еще более заметной. При этом Андрей ощущал себя кем-то вроде высокоморального советского разведчика в змеином логове империалистического врага, который вынужден, во избежание провала, участвовать во всех безобразных буржуазных увеселениях, дабы не вызвать подозрений и не провалить важное задание. А впрочем Андрей никакого искреннего возмущения по поводу подобных увеселений в данный момент не испытывал, поэтому и великую миссию свою исполнял, можно сказать, с удовольствием.
Тем временем молодой директор валютки отдыхал от участия в только что распавшейся водной карусели, где девушки постоянно кружились вокруг нескольких мужчин и шла постоянная смена партнеров. Он неторопливо плавал вдоль бассейна, не обращая внимание на творящийся вокруг бедлам. Несмотря на царящее вокруг угарное веселье, мысли молодого директора были не столь радужными и его мрачному настроению более соответствовало бессмертное латинское изречение: «После совокупления каждое животное печально».
Собственно он и принял участие в этом вертепе, чтобы отвлечь себя от тягостных мыслей, которые частенько омрачали его жизнь, лишь для непосвященного завистника кажущуюся безмятежной. А в данный момент от всех этих пресытившихся развратных рож его просто воротило, ну а в юных красивых сучках он вообще в последнее время перестал видеть представителей рода человеческого: какие-то ходячие сиськи и влагалища с деланно похотливым взором, которые на самом деле не способны хотеть ничего, кроме денег и барахла, и готовы трахаться хоть с кобелем, хоть с ишаком, лишь бы за это платили и желательно в зеленых.
Нет, пора прекращать с этим вертепом, все это ему давно уже надоело, и пошли повторы: чего-то новенького на эту тему выдумать уже довольно сложно. Да и вообще, если бы не были все здесь собравшиеся повязаны, как братки-мокрушники, общими делишками, не пошел бы он в этот аттракцион-бордель, тем более – висит, висит над ним эта проклятая ревизия, не случайно ее затеяли, кто-то серьезно под него копает, и он догадывается кто, а иначе обошлось бы как всегда с подобного рода проверками : ревизору на лапу – и все шито-крыто. Но в этот раз все как-то не так, все серьезней и денег не взяли. С другой стороны, если бы он на верху кого-то сильно прогневал, то не пригласили бы его на этот симпозиум с последующей оттяжкой в борделе-аквапарке – значит из номенклатуры его не вычеркнули! И тем не менее – копают! Какая-то нестандартная ситуация и от этой нестандартности еще больше не по себе. Конечно, все явные нестыковки дебита с кредитом у него подчищены, да никакую ревизию раньше и не интересовало реальное положение дел: если, товарищи дорогие, вскрывать реальное положение дел, то тогда каждого здесь присутствующего лет на 15 сажать надо, да, разумеется и большинство из здесь отсутствующих – ну, может, на меньший срок – у какого же директора рыльце не в пушку? Да такого бы свои в первый же год после получения должности затоптали – и кто бы тогда в советском союзе торговлей руководил? Да ее, как таковой, тогда бы просто не существовало! Ну а «Березки» – тут особая статья, тут полет на порядок выше, но так вся страна живет по иерархии, и нарушать этот порядок, еще первыми большевиками установленный, никому не позволено, иначе – крах, коллапс, развал государства! И тем не менее под него явно копают, и дело тут ни в нестыковках дебита с кредитом, а в том, что он кого-то на верху прогневал, либо на его место кого-то с более волосатой лапой наметили! Но тогда, почему же не отлучили? А может, для пущей компры? А ччерт, голова от этих нестыковок разламывается, говорят, ожидание смерти – страшнее самой смерти – а когда не знаешь, с какого конца ее ждать – еще страшнее!
«Да, - перешел на самостоятельное мышление Андрей, - чего-то мысли моего подопечного явно не соответствуют общей атмосфере веселья. Зачем же он вообще сюда зарулил, если все ему не в радость? Ах да, он уже мысленно объяснялся на этот счет: в противном случае кто-то там, кто все это организовал, решил бы, что его не уважают, да и другие тоже. У них же эти закрытые заведения – вроде как обязательное мероприятие, это вроде как у бандюков кровью повязать, в зависимость полную человека поставить, ведь все, что они творят на рабочем месте – под статью закона попадает, и тем не менее творят это абсолютно все на данном служебном уровне: все всё знают – и на верху и внизу, и ничего не собираются менять, а если кто-то все-таки решит изменить, того же сразу и затопчут. Нет, мерзкий тип, видит Бог, тот жалкий даун-онанист, возбуждающийся от того, как петушок топчет курочку, и то не такое отвращение вызывал».
Тем не менее Андрей продолжал оставаться внутри сознания этого вызывающего отвращение директора магазина «Березка», ждал, как будут развиваться события и не спешил улетать, хотя мог покинуть свой форпост в любую минуту. Затем ему захотелось как-нибудь повлиять на чувства и мысли этого типа, и хоть на прямое вмешательство в эту сферу некими силами был наложен запрет, однако у Андрея оставалась некоторая возможность немного усилить и подчеркнуть те мысли и чувства, которые существовали в этом директоре и без его участия. Поэтому, уловив еле тлеющий уголек совести в своем подопечном, Андрей начал его трепетно раздувать, что неожиданно привело к целому каскаду мыслей и переживаний. Директор вдруг вспомнил уж совсем неуместный для данной обстановки образ жены и их совместных двоих детей – мальчика-первоклассника и четырехлетней девочки-принцессы. Эти мысли-сожаления вполне логично вытекали из общего настроения и ожидания беды с возможной отправкой в места не столь отдаленные, что, естественно, сопровождалось жалостью к себе и, как следствие, сентиментальным самобичеванием по поводу своей грубости, бесконечных обманов, измен, жестокости и несправедливости к тем, кого в людском сообществе называют «близкими людьми», каковое понятие остается действенным даже для самого отъявленного негодяя. Неожиданно эта сентиментальная сентенция выкристаллизовалась из чувственной структуры директора и направила его не очень веселые мысли по новому руслу – что-то вроде исповеди самому себе, растревоженному не совсем еще атрофированной совестью.
Да, видели бы его сейчас жена, дети и безвременно ушедшие родители! Как развлекается в теплой компании воров-директоров и молоденьких официанток-проституток их сын, муж и отец, каким бы страшным ударом была бы подобная картинка! Они, конечно, даже не догадываются. Хотя, кто собственно, может догадываться? Мать с отцом давно в могиле и с того света они не могут за ним наблюдать, поскольку, как известно, того света не существует. Дети? О чем подобном может догадываться четырехлетняя соплюха и даже восьмилетний пацан? А жена? Нет, ей, пожалуй, вряд ли такое в голову может прийти! Догадывается, конечно, что у него есть любовница, возможно даже подозревает, что не одна, но до такого ее фантазия конечно не допрет, он сам лет десять тому назад даже представить себе не мог, в каких каруселях участие принимать будет! Нет, представлял, конечно, что такое в принципе возможно, мужская фантазия, особенно по молодости, чего только не нарисует, но что он лично в подобных мероприятиях участником будет – об этом и помыслить не мог. Жалко жену, о таком ли они с ней мечтали в пору своей не очень сытой студенческой молодости! Он, по крайней мере до свадьбы, искренне верил, что она – его идеал и что он ей (разумеется и она ему) будет хранить верность до гробовой доски.
Нет, конечно, он мечтал и о деньгах, и о красивых вещах, и о машинах – даже заграничных, – и о дачах, и о поездках за границу, но, конечно, не о том, чем он стал ко дню сегодняшнему: одним из номенклатурных директоров, непрерывно, много лет ведущим тотальную двойную жизнь: семейную, производственную, общественную, давно не верящий в то, что говорит ни в семье, ни на собрании коллектива, ни на закрытых совещаниях в министерстве. Ведь много лет он живет по таким законам, в таком окружении, где нормальные человеческие чувства не стоят ни гроша и даже считаются опасными, где правда воспринимается, как некая патология, а за высказывание той же самой правды тебя совершенно искренне примут за сумасшедшего. Кругом ложь, ложь и еще раз ложь, ставшая основой извращенной морали, по неписаным законам которой существует общество, в котором он живет. А как иногда хочется стряхнуть все это да крикнуть во все горло: «Одумайтесь, господа-товарищи, это же театр абсурда – тот мир, в котором вы живете! Неужели вы не видите, как душу свою губите?! Да и страну в целом, поскольку она вся на этот наркотик лжи подсажена!
Неожиданно наш директор вспомнил свою первую девушку, еще в восьмом классе, с которой они целовались в подъездах и на последнем ряду кинотеатра. А его первый сексуальный опыт? Как чудесно-неповторима была и ее неопытность, и первый вскрик, и страх – не узнают ли родители, и его наполовину гордость, наполовину разочарование, что вот теперь он изведал то, к чему стремился, стал таким опытным и испорченным, и почему-то стыдливое чувство-укор: видела бы меня сейчас моя мама!
Господи, как чист и спокоен был его сон в те далекие невозвратные годы, сколько было планов, какие мечты о честной, мужественной, интересной жизни, мог ли он в те далекие годы даже подозревать, до чего докатится?… Хотя... А до чего, собственно, он докатился? И может ли хоть один нормальный человек сказать, что его жизнь сейчас бедна, скучна и не интересна? Да о подобной жизни любой здравомыслящий человек, если он не полный кретин, не импотент, не инвалид только мечтать может! Он что, убийца какой или маньяк-извращенец! Даже не голубой и не педофил, хотя в его среде и те и другие нередко встречаются, и ничего, живут припеваючи…
Тут только Андрей заметил, что в ментальном пространстве директора, которое воспринималось им, как некий голографический экран, с проекцией на него как окружающего, так и внутреннего мира «носителя», зашевелилось серое облачко, на которое Андрей раньше не обращал внимания, и почувствовал, что мысли-оправдания стимулируются именно этим облачком, и облачко это - один из жителей Дуггура, не так давно искупавшийся в ископаемом дерьме, а ныне – зритель иллюзиона, заброшенный в человеческое сознание, и его чувственный инструмент.
«Странно, - подумал Андрей, - каждый из них свою книжечку получил, я полагал, что это некая гарантия индивидуального носителя, а оказалось, мы здесь вдвоем. Хотя, возможно, первый мой реципиент непосредственно по книжечке достался, а теперь, возможно, меня носит, как Бог на душу положит, и я оказался внутри уже занятого директора. Так выходит, это дуггуровец его на самооправдательные контрмысли провоцирует? Причем, пока я не начал на совесть этого развратника надавливать, он вроде как тихо сидел, а теперь – заерзал, видите ли!»
«Да и вообще! – продолжал самооправдательную тираду внутренний голос директора «Березки», не подозревая о том, что этот внутренний обличительно-оправдательный диалог спровоцирован незримыми посторонними наблюдателями, - поздно, Вася, пить Боржоми, я бы мог теперь жить иначе? Нет, разумеется, к чему стремился, то и получил, все люди нашего круга так живут, это достойная жизнь для настоящего богатого мужчины! Конечно, когда я к этому посту стремился, то не предполагал обо всех оборотных сторонах медали – ну да ничего, нас не так легко свалить, у нас тоже есть могущественные защитники в министерстве, которые нас на этот пост выдвинули, надо все разузнать, там наверху, кто копает, почему, а вдруг окажется, что дело выеденного яйца не стоит! И тот факт, что сюда, на симпозиум пригласили, означает, что мы пока в обойме, в конце концов, если и правда свалить кто-то задумал, то и у нас заступники и контраргументы найдутся. Да и вообще, с какой такой радости на раскаяния потянуло и на воспоминания о нищей дебильной юности?! Давно уже такого не было – это ревизия, от нее в душе раздрай и всякие дурацкие мысли в голову лезут!
Тут Андрей, увидев, что серое облачко вступило на слишком благодатную почву привыкшего к любому самооправданию баловня судьбы, решил дать маленькому демону достойный отпор и еще сильнее стал нажимать на кнопку не до конца уничтоженной совести и сентиментальной ностальгии по юной чистоте и неиспорченности...
…Однако, как он устал от этого бардака, лжи, непрерывного напряжения и постоянного страха все потерять. Друзей нет – одни только деловые партнеры и собутыльники, любимой нет – лишь любовницы и проститутки, все куплены, и потеряй он свой статус и деньги, в одночасье бросят его, в том числе и незабвенная законная супруга, которую он только что пожалел! Она же первая от него отречется и сухари в тюрьму носить не будет – не дай Бог, случись чего. Нет, опереться не на кого, ни одного искреннего человека вокруг, разве что его младшенькая, она еще ничего не понимает и искренне к нему тянется, ну а его сынуля, в свои 8 лет уже неплохо освоил реальные законы жизни и, конечно, продаст его, как Павлик Морозов, случись чего. И зря он свои юношеские воспоминания только что чернил, ведь только тогда он мог по-настоящему, от души веселиться и искренне любить, и по сути именно тогда, ничего за душой не имея, он был по-настоящему счастлив. Чего ему не хватало? Да это богатство и роскошь – все блеф, его видишь только когда оно у других, когда же оно у тебя самого появляется, то вскоре весь этот блестящий хлам замечать перестаешь – а потерять страшно, по-другому уже не можешь, по-другому – это смерти подобно!
А ведь, положа руку на сердце, богатство ли это? Да какое в совке богатство может быть! Только на фоне общей нищеты, да к тому же лишний раз и размахнуться боишься: на себя особенно пристальное внимание обращать нельзя, а вдруг у вышестоящего начальства чего-то подобного не окажется! То что каждый день икру с семгой ешь, да французским коньяком запиваешь и на Вольво катаешься – это не богатство, и дача в Павшине – не богатство, богатство – у Рокфеллера, у индийских магараджей! Интересно, им тоже такие дурацкие мысли в голову лезут? Кто знает, чужая душа – потемки, он вон тоже никому не показывает, какие мысли в голову прут, откуда они только берутся, проклятые, как стая воронья над трупом!
Да, насчет Рокфеллера. Он все же в цивилизованной стране живет и не боится в одночасье все это потерять, все, что потом и кровью нажито, и на нарах оказаться. Наверное, если б над ним этот дамоклов меч не висел, может и мыслей тягостных не было. Сейчас бы бросить этот вертеп, сесть на первый попавшийся поезд и уехать куда-нибудь далеко-далеко…
Хотя, ну уедет он, а что дальше? В деревне что ли поселится или в тайгу уйдет и будет охотой кормиться? Глупости, от себя не убежишь, к тому же на самый неприятный расклад тайга ему и так обеспечена – где-нибудь в районе Колымы на лесоповале! Господи, да типун мне на язык! Вернее – на мозги, что же это за мысли такие в голову лезут! Ну не понравилась тебе последняя ревизия, что ж теперь сухари сушить? Пронесет, нашему брату не впервой…
Сколько продолжался бы этот внутренний акт самобичевания-оправдания неизвестно, для молодого директора подобный вулкан очевидно был внове, и он сам был удивлен такому собственному христианскому раскаянию и самоуничижению. Тут Андрей сообразил, что чем сильнее он раздувает уголек совести, тем сильнее давит на педаль самооправдания и ёрничанья его сосед из Дуггура, поскольку следующий выплеск оппонента полностью развенчал и развеял все предшествующие душеспасительные аргументы и увещевания, которые пестовал Андрей, выступая в роли ангела-хранителя. Впрочем от сих взаимоисключающих мыслей, которые могли завести Бог знает куда, вплоть до явки с повинной к прокурору, либо странничеству в рубище с посохом и веригами по Руси его отвлек голос холеного (а впрочем они все тут были холеными), лысого, средних лет господина с огромным бриллиантовым перстнем на среднем пальце, который в кругу нескольких, весьма похожих на него господ, в тот момент не участвовал в водных увеселениях и лениво потягивал Луя тринадцатого за отдельным столиком.
- Эй, Борисыч! – позвал солидный мужчина, явно обращаясь к нашему директору «Березки», - хватит тебе среди молодежи кувыркаться, не мальчик, чай, давай-ка вылезай, пульку распишем, а то не ровен час, здоровье подорвешь на этих американских горках.
- А чего это вам именно здесь пульку расписать приспичило? – недовольно ответил из бассейна директор, - могли бы и в более тихом месте, если со стояком проблемы.
- Ты за мой стояк не переживай, - ответил лысый с бриллиантом, тут Эдуардычу о забавных поправках к преферансу рассказали. Весьма обостряет процесс игры. Не слыхал о пульке с сосухой?
- Нет, что-то не припомню.
- Ну, вылезай, объясню.
Заинтригованный директор, решивший, что, наверное, от тягостных мыслей его и вправду отвлечет славный коньяк, добрая игра и какое-то новое развлечение, вылез из бассейна и присоединился к компании за столом, после чего получил разъяснения, в чем, собственно заключается нововведение Эдуардыча в хорошо знакомый ему преферанс. Излагаем вкратце: под круглым столом, до пола закрытым скатертью, за которым голые солидные мужчины расписывают пульку помещается девушка-сосуха, которая совершенно произвольно исполняет миньет то одному, то другому игроку. Смысл нововведения заключался в том, что если кто-то догадывается, кому именно миньет осуществляется в данный момент – тому в пульку сразу же записывается столько же очков, как если бы он успешно сыграл мизер, уличенный же, напротив, получал такую же сумму в горку. Если же угадывающий ошибался, то наоборот – получал свой минус, как если бы получил 10 карт на мизере. Подобное нововведение открывало широкое поле для блефа, как в покере, как с целью скрыть, так и с целью дезинформировать противников, и вообще добавляло и без того азартному и интеллектуальному преферансу дополнительную порцию азарта, а заодно увеличивало сумму выигрыша и проигрыша.
Как только все эти новые правила были оговорены и усвоены, из бассейна пригласили одну из безымянных кисок (где там все имена запомнить!), славившуюся своим миньетным искусством, просторный круглый столик накрыли широкой скатертью до пола, и четверо благородных начальников уселись за пульку, предварительно пригласив голую хихикающую девицу залезть под стол, и обещав ей немалый процент с общего выигрыша в случае добросовестного исполнения обязанностей.
Уселся расписывать пульку с «изюминкой» и наш директор «Березки» и в скором времени, охваченный азартом, позабыл о своих горьких диалогах, раздуваемых Андреем на пару с дуггуровцем. Когда же умелая девица принялась колдовать вокруг его изрядно натруженных чресл, наш директор проявил немалую выдержку вплоть до последнего ключевого момента. К сожалению, застукал ли его на этом кто-то из партнеров, и чем закончилась игра, Андрей так и не узнал, поскольку в момент кульминации был выброшен из своего подопечного и утратил возможность дальнейшего наблюдения за утехами больших внешторговских начальников.
«А все-таки, - подумал Андрей после того как горячая волна схлынула и он вновь очутился в промежуточном астрале, - какую-то крупицу совести я в нем пробудил! Думаю, до конца ее задавить не удастся, а значит остается надежда на какое-то раскаяние и нравственное возрождение. Шанс до последней минуты человеку дается, ведь не всегда же он был вором и распутником!»
В дальнейшем Андрей вторгся еще в несколько аналогичных историй с высокопоставленными оргиями, и почти все они имели схожий сценарий, когда же энергия экскурсии закончилась и Андрея снова закинуло в Дуггур, то он убедился, что и там сценарий дальнейших событий схож с теми, которые он наблюдал в первых двух ярусах: все участники сексуального иллюзиона оказались облитыми спермой и устроились загорать на лужайке под огромной луной, окутавшись целым облаком испарений. Поняв, что ничего принципиально нового он здесь не увидит, Андрей двинулся дальше, в ту часть города, которая была лучше освещена. Оттуда раздавались шум моторов, отрывистый смех, звуки многочисленных мелодий, сменявших одна другую, как при быстром вращении ручки приемника, где постоянно возникали какие-то световые эффекты, правда, какие именно, невозможно было разобрать за развесистыми каштанами и густой сиренью.
Впереди его ожидал загадочный четвертый ярус, который, по прогнозам Андрея, должен был сильно отличатся от трех предыдущих. Но что принципиально новое он может продемонстрировать Андрею? Об этом оставалось только гадать.
ГЛАВА 4
ЧЕТВЕРТЫЙ ЯРУС
Миновав череду действующих и недействующих туалетов и кинотеатров с очередями и без очередей (очевидно они функционировали по какому-то графику) и не встретив, как и прежде, никакого к себе внимания со стороны суетливо снующих дуггуровцев с залепленными паутиной лицами, Андрей направился к еще более зеленой зоне, буквально утопающей в тропической зелени. Виднелись даже разнообразные пальмы и агавы, кустарник также стоял почти сплошной стеной, и по запаху Андрей понял, что романтическая северная сирень сменилась пышными олеандрами и всякими другими вечнозелеными кустами, из всего множества которых Андрею припомнился только лох серебристый, лавр, лавровишня, да, пожалуй еще кустарниковый самшит.
Помимо цветочных ароматов, в воздухе заметно усилился запах парфюма, правда, к сожалению, это обонятельное великолепие по-прежнему отравлял дух сероводорода и, присоединившийся к нему какой-то непонятный – что-то вроде смеси запахов сырого мяса и множества дождевых червей, вылезших на поверхность после сильного ливня теплым летним утром. Все это, совместно с запахом цветущих съедобных каштанов, вносило свою лепту в создание ауры бурного совокупления и размножения, царящих в здешней атмосфере и усиливающихся по мере приближения Андрея к центру города.
«Зелени-то сколько, - подумал Андрей, а ведь по идее этот Дуггур должен относиться к одному из рукавов сильно разветвленной сети преисподни! Я-то всегда думал, что в преисподне зелени быть не может – только камни да жар, либо наоборот – холод да лед, а зелень – это что-то из Эдема, из райских кущ. Как все странно перепутано в этом мире! Все же плохо стыкуются фекальные души, загаженные нужники и чудовищные помойки с райскими кущами. И еще одна особенность: вначале казалось, что город простирается на многие километры, а тем не менее все эти ярусы я проходил бы очень быстро, если бы не задерживался у каждого туалета и иллюзиона – какая-то нестыковка реального расстояния и его восприятия».
Его мысли были прерваны необычным шелестением и странным воркованием, льющимся откуда-то сверху, словно множество женских голосов над ним тихо переговаривались и перехихикивались, при этом недвусмысленно развратно. Андрей поднял голову, впрочем ожидая увидеть что-то вроде пролетающего облака или стаи каких-нибудь символов – то, что на самом деле являлось тяжелыми стихиалями населенных пунктов, носящих здесь, помимо каких-то неведомых Андрею миссий, вполне конкретную миссию соединения здешних жителей с людьми, занимающимися разнообразными плотскими утехами в Энрофе. Но то, что он увидел сейчас, несколько отличалось от того что он видел раньше. Над ним действительно пролетало нечто, но на этот раз это нечто состояло из стаи голых женщин, пролетающих на высоте около двадцати метров, поэтому их лица и индивидуальные особенности разобрать было трудно. Летящие перекрывали свет луны, поэтому зрелище в серебристых отблесках как бы на границе не очень яркого света и не очень глубокой темноты было чрезвычайно влекущим и демоническим одновременно. Женщины, словно стайка прекрасных юных ведьмочек в Вальпургиеву ночь, летели ровным строем, правда не используя в качестве транспортных средств ни метел, ни домашних животных, ни мужчин-бурсаков.
Андрей подумал, что, пожалуй, его первая ассоциация с ведьмами, летящими на шабаш, не совсем удачна – скорее это выглядело, как стая прекрасных купальщиц, если за ними наблюдать с морского дна, поскольку они совершали изящные движения руками и ногами, словно на самом деле плыли, а не летели. Впрочем первоначальное удивление Андрея от увиденной картины быстро прошло.
«В конце концов, - подумал он, - какая разница кто или что летит – капля из лубочных рисунков, примитивистско-пуанталистический аэроплан или стая голых баб! Если на то пошло, стая голых баб – несколько более реалистичная картина, чем летящие рисунки. По крайней мере в этом прослеживается логика и поэтапность: стихиали перелетают из зоны в зону, становясь все более и более феноменальными. Хотя не исключено, что это совершенно разные стихиали, и никакой эволюции тут не подразумевается».
Андрей приветливо помахал стае рукой и вежливо поприветствовал:
- Попутного ветра, синие птицы, желаю вам побыстрее отыскать ваших летающих суженых! – На что женщины неожиданно кокетливо отреагировали, еще громче захихикали, замахали на нашего героя руками и из темного облака на голову Андрея посыпалось что-то вроде дождя. Правда, когда первые дождинки долетели до земли, выяснилось, что это не дождь, а цветочные лепестки, которые, коснувшись почвы, тут же были впитаны ею, как фекальные лужи и обломки мотоцикла с остатками астрального полицейского. Андрей поймал несколько лепестков в воздухе прежде, чем они иссякли, но те мгновенно рассыпались в прах на его ладони. Когда же он внимательно присмотрелся, то выяснилось, что это малюсенькие циферки – единицы и нолики, которые в то же мгновение упорхнули с его ладони, словно сметенные порывом ветра, а затем, достигнув земли, были поглощены ею, как и целые лепестки.
«Цифры, - подумал Андрей, - единицы и нолики: как в кодовой системе наших компьютеров. Что бы это могло значить? Или простое совпадение?»
Тем временем компания летящих купальщиц пролетела над его головой и где-то вдалеке, над кварталами четвертого яруса из-за домов и деревьев навстречу этой стайке ринулась некая темная удлиненная масса. Она ударила в центр стаи, издали воспринимавшийся как обычное дождевое облако в сумерках, и это облако, казалось бы состоявшее из живых женщин, с шумом лопнуло и осело на землю вместе с темной массой, которая тоже лопнула на мелкие брызги.
Как показалось Андрею, эта штука больше всего напоминала гигантский фаллос, рванувший в небо и пронзивший стаю летящих женщин, что привело к обоюдному уничтожению.
«Наверное, - подумал Андрей, - они тоже на циферки распались, как и эти лепесточки, наверное, это их элементы, напоминающие наши клеточки или даже молекулы. Тогда действительно прослеживается некая аналогия с компьютером, правда там цифры виртуальные а тут вроде как реальные. Неужели и программа какая-то существует кем-то составленная, ведь это вполне вытекает из логики вещей: с помощью этих бит информации осуществляется материализация и управление данным бедламом четвертого измерения. А если это так, то и программист должен быть – не исключено, что сам Гагтунгр».
Вскоре Андрей дошел до разделительного шоссе, которое было значительно шире остальных, внутренних, и на противоположной стороне увидел не маленькую убогую табличку с номером яруса, а большой рекламный щит, на котором огромными буквами было выведено флуоресцирующей розовой краской «ГОЛЛИВУД».
«Ну вот, - подумал Андрей, - это уже куда интереснее, наверное впереди ожидает немало веселого. Я так понимаю, что дошел до настоящей развлекательной зоны. Будем надеяться что здесь хотя бы говна поменьше окажется! Неужели и здесь сохранится эта противоестественная зависимость: чем изысканнее развлечения – тем больше говна! Хочется думать, что та часть города – вроде гардероба, а настоящее зрелище впереди, без всяких досадных и вонючих издержек, вон и запаха дерьма здесь вроде бы не ощущается, правда есть какой-то другой, но тоже неприятный. Ну, с Богом… интересно, на этот раз меня снова попытаются остановить или здесь гостей уже по-другому встречают? Хотя, положа руку на сердце, – если кто попробует, то с удовольствием развлечемся! Кое-кто уже пытался – царство ему Небесное… вернее подземное. Нет, решительно, астральные сражения мне все больше и больше по душе!»
Андрей чувствовал, что силы просто распирают его могучее астральное тело (после последней метаморфозы он так и остался в образе Кларка Кента – знаменитого супермена с Криптона), и что в этом городе точно не найдется никого, кто может бросить ему достойный вызов.
Ожидания не обманули его ( как знать, может именно ожидания и определили то, что последовало вслед за этим, и если бы Андрей ступил на асфальт разделяющего шоссе с благостными мыслями, то его бы торжественно встретила местная делегация в национальных костюмах с хлебом и солью на расшитом рушнике, но чего не произошло – того не знаем, а случилось следующее). Как только он вышел на разделительное шоссе, откуда-то из за поворотов, скрытых кустами справа и слева, вынырнули два легковых Форда, раскрашенных как полицейские машины Соединенных Штатов Америки: с белой восьмиконечной звездой посреди синей полосы и с фиолетовой мигалкой, и понеслись на Андрея с обеих сторон, грозя размазать его по асфальту. Когда же они приблизились на расстояние, подходящее для ведения прицельной стрельбы из револьвера, из окошек обеих машин по пояс высунулись двое полицейских ( в отличие от предыдущих, эти выглядели уже совсем по-современному и к тому же в американской форме полицейского Бог знает какого штата) и, направив на Андрея стволы шестидюймовых кольтов, открыли по нему беспорядочную стрельбу. При этом пули натурально шлепали по шоссе, рикошетируя и поднимая фонтанчики раскрошенного асфальта, что еще больше усиливало и без того впечатляющую картину.
На долю секунды в душу Андрея (больше от неожиданности) закрался страх, вернее не страх, а так, страшок: он на секунду словно бы забыл где находится, и как бы реагируя на изменение его состояния, очередная пуля просвистела рядом с его ухом, шевельнув волосы жутким ветерком, а следующая угодила прямехонько в лоб, что в условиях земного мира несомненно привело бы к окончанию нашей правдивой истории. Правда в астрале такой исход был невозможен. Чувство было необычным, поскольку Андрея еще ни разу не простреливали насквозь, да и вообще не стреляли ни разу. В момент попадания он ощутил что-то вроде сквозняка в голове (правда боли не возникло совсем), и в то же мгновение его швырнуло назад и на землю. Почти одновременно с его падением, обе машины с двух сторон подъехали, лихо развернувшись на тормозах, как в полицейских вестернах, и из них выскочили оба астральных полицейских. При этом Андрей, продолжая оставаться в сознании, отметил, что помимо формы, от прежних они отличаются также и лицами, поскольку напоминали голливудских актеров, специализирующихся на ролях героических полицейских. Правда, кого именно они напоминали, Андрей затруднился бы сказать, скорее всего это были какие-то обобщенные персонажи.
В тот же момент его начала засасывать земля, правда, в отличие от прежних прецедентов, делала она это как-то не очень уверенно, словно некий чуждый для себя элемент. Тем временем оба полицейских склонились над Андреем и один озадаченно сказал другому:
- Чего-то не децифруется, не из наших что ли?
Все произошло в считанные секунды, так что Андрей даже не успел сообразить, что именно произошло, тем не менее ясно было, что он не умер. Тем временем земля перестала его втягивать, а затем просто конвульсивно выплюнула, словно подавившись, отчего Андрей, подобно герою с Криптона, облик которого он временно носил, взвился вверх, а когда приземлился – ровно в то место, откуда его выбросило, снова оказался между двумя полицейскими, которые навели на него свои кольты и явно собирались продолжать огонь. В этот момент остатки страха и неуверенности окончательно выветрились из сердца нашего героя.
«Все это спектакль, - подумал он с непонятной уверенностью, - и я тут сценарии утверждаю! Хотел хорошей потасовки? Ну так лови момент!» И когда прозвучал новый выстрел, Андрей каким-то непонятным ему самому усилием замедлил время, с интересом наблюдая, как пуля медленно летит к его лицу, затем, немного отклонив голову, сильно дунул в сторону пули и та заметно изменила траекторию и, долетев до зеленой зоны, скрылась в листве. В тот же момент Андрей каким-то шестым чувством уловил (реальные звуки в момент торможения времени исчезли) что сзади в него тоже выстрелили и пуля медленно покидает ствол шестидюймового кольта. Он не спеша развернулся, подождал пока пуля подлетит поближе, затем совсем легонько щелкнул по ней таким образом, чтобы та прямехонько угодила в лоб второго полицейского, и с интересом наблюдал, как пуля медленно касается его лба, внедряется в череп и вылетает с противоположной стороны, сопровождаемая брызгами и кровавыми ошметками. Все это выглядело натурально, как в хорошем кино с замедленным кадром и Андрей не стал смотреть, как полицейский упадет – и то ли вновь воскреснет, то ли будет поглощен землей, как, похоже, здесь было принято. Он вновь развернулся и подошел к невольному убийце, который в этот момент очевидно видел, как пуля непонятным образом вместо противника «убила» его товарища, отчего начал разевать рот в неслышном крике. Андрей не торопясь забрал револьвер, без труда завязал длинный ствол узлом и вновь вложил испорченное табельное оружие в руку полицейского. После этого, убедившись, что опасаться ему больше нечего, вернул течение времени в обычное русло.
В то же мгновение первый полицейский с простреленной головой свалился на землю и начал ею быстро поглощаться, второй же, не успев понять, что произошло с его кольтом, вновь нажал на спусковой крючок, и револьвер, естественно, разнесло, оторвав при этом полруки незадачливого стража астрального порядка. К этому моменту первый полицейский был уже поглощен землей, а второй, очень натурально схватившись за культю руки и скрючившись, словно от боли (Андрей был уверен, что все это спектакль и никакой боли полицейский в действительности не чувствует, а рука отрастет в ближайшее время), кинулся обратно к машине. Он уже успел забраться внутрь, когда Андрей в два прыжка настиг его, выволок из окна, словно легкую тряпичную куклу, а затем как следует припечатал к ветровому стеклу Форда, держа за ворот рубахи, отчего стекло вдавилось в кабину и пошло трещинами.
- Что ж это вы, ребятки, набрасываетесь на безоружного честного налогоплательщика, да еще сразу стреляете на поражение! – с сарказмом спросил Андрей. – Ваш долг был – арестовать подозреваемого и доставить в отделение, а вы, даже без предупредительного выстрела – сразу в лоб! Не сообразили, с кем связались что ли?
- С кем связались, с кем связались, - пробурчал полицейский морщась, хотя в голосе его не чувствовалось, что он испытывает нестерпимую боль в искалеченной руке, - с той стороны на эту переходить не положено, хоть желающих пруд пруди!
- Ну так надо более гибко подходить, - продолжал Андрей погружать в ветровое стекло полицейского, - я что, похож на членоголового, членоухого или паутинника? Не видишь, кто перед тобой?
- Теперь вижу, - с сожалением пробормотал полицейский, - только сразу – поди, разберись, темно ведь! С той стороны голливудские никогда дорогу по своей воле не пересекают, нечего им в зоне сборки белой росы делать, неотцифрованных здесь отродясь не видали, а вот сборщики-контактеры – наживка, промокашки наши – те нередко пытаются в четвертый ярус проникнуть, ихняя главная мечта – там погулять. Только ведь одного-двух пусти и все сборку забросят и в четвертый ярус ринуться! А кто же тогда этот же четвертый ярус информоэнергией обеспечивать будет?
- Да видел я эту вашу информоэнергию, - усмехнулся Андрей, - дерьмо одно, да к тому же в фантастических количествах. Я-то думал, они на себя работают, а, оказывается, на вас, эксплуататоров! Ну, то, что вы делаете с теми, кто на вашу сторону перебежать пытается, я уже понял, что ж, это ваши внутренние разборки и мне на все это глубоко наплевать! Мне надо дальше пройти и я пройду, а с какой целью – не вашего ума дело!
С этими словами Андрей окончательно продавил стекло, засунув полицейского внутрь кабины, затем, немало не сомневаясь, что это у него блестяще получится, схватил покалеченный Форд за бампер, поднял в воздух, словно гигантскую дубину и обрушил со всей суперменской силой об асфальт, отчего машина согнулась пополам под углом в 90 градусов, а после повторного удара взорвалась, чего Андрей, честно говоря, не ожидал в здешних условиях. К счастью неожиданно открывшиеся способности сделали его для огня еще менее уязвимым, чем для пули, его даже не успело отшвырнуть в сторону, поскольку он сразу же вновь замедлил время, и те доли секунды, пока происходил взрыв, растянувшийся для него в десятки секунд, не спеша уклонялся от летящих частей автомобиля. Затем, охваченный пламенем, но неуязвимый, словно толкиеновский Балрок из Мордора, вышел из зоны взрыва, сбил с себя пламя, поскольку все его движения были гораздо быстрее процессов, происходящих в этом пламени, и вернул времени естественный ход, наблюдая как огненные осколки машины падают на землю и тут же ею поглощаются, предварительно рассыпаясь на черные циферки.
Самого астрального полицейского очевидно в первые же мгновения разнесло на части и, неразрывно с частями их стального собрата по несчастью, были подброшены взрывом в черное небо наподобие фейерверка, а затем поглощены замлей. Буквально через минуту от страшной катастрофы не осталось и следа: асфальт выглядел чистым, ровным и тускло поблескивал в серебристом сиянии полной луны.
«Да, - озадаченно подумал Андрей, - даже не верится, что когда-то я этих убогих лярв испугался. Нет, впоследствии иногда приходилось крутым становится, но не до такой же степени, чтобы время останавливать и пули плевком сшибать! А впрочем, мне ли не знать, что здесь все не по-настоящему. Просто я неплохо адаптировался в астрале и приспособился к условиям игры: любая здешняя мысль материализуется, и что о себе без всяких сомнений вообразишь, то сразу осуществиться. Главное – не поддаваться страху и сомнениям. Но, как видно, достойных противников я еще не встречал. Интересно, а теперь можно спокойно дорогу перейти или еще какой-нибудь сюрприз на очереди?»
Как знать, возможно Андрей получал только то, чего сам же и ожидал, возможно даже подсознательно хотел, но только стоило ему об этом подумать, как из-за того же поворота, откуда вынырнула одна из полицейских машин, с ревом вывернул гигантский трейлер с длиннющим контейнером с надписью «Машин хэд» на нем, в которых разъезжают дальнобойщики и ринулся на Андрея. Уже через несколько секунд выяснилось, что трейлер этот не совсем обычный, поскольку капот у него заканчивался жуткой мордой мертвеца с наполовину оголившимся лицевым черепом, правда зубы в этой чудовищной пасти были уже совсем не человеческие, поскольку решетку радиатора заменяли гигантские кариозные клыки, каждый величиной с небольшой слоновий бивень, и с этих клыков-бивней стекало и разлеталось брызгами во встречном потоке воздуха что-то темное (не иначе – кровь) и срывалась ошметками толи кожа, толи остатки пищи. Если же к этому добавить жутковатую лунную подсветку и одинокое шоссе, на котором вас и без того только что собирались прикончить, то, согласитесь, зрелище не для слабонервных. Но на этот раз пугаться было совершенно не в планах Андрея, более того, чем страшнее прорисовывался надвигающийся на него техномонстр, тем, по неведомой причине, веселее становилось ему самому, словно он перешел за какую-то условную черту, за которой любая посланная в него энергия нападения, ярости и ужаса меняла свой знак и трансформировалась внутри в новую порцию силы, решительности и боевого задора.
«Чем бы это чудо-юдо встретить, - размышлял Андрей, даже не пытаясь отойти, хотя времени до столкновения оставались считанные секунды, - снова время замедлить, а потом разобрать его по косточкам? Уже было! Супермену повторяться негоже. Давай-ка подобное – подобным – раздавлю ка его с потрохами!»
Когда трупоголовый трейлер был уже совсем рядом и то ли собирался размазать Андрея по асфальту, то ли сожрать к чертям собачьим ( в лицо Андрею уже веяло смрадным духом гниющей плоти в букете с запахом бензина и машинного масла), наш герой превратился в гигантскую машину подобную тем, с помощью которых на западе утилизируют старые легковые автомобили, превращая их с помощью системы прессов в кубический метр железа, только размеры ее были раз в пять больше, так что она еле уместилась на шоссе. Впереди машины хищно щерилась подвижная рама с двумя огромными зубцами, а наверху, в техническом блоке – три мощнейших пресса, вертикальный, горизонтальный и боковой с такими широченными зазорами, что туда свободно мог поместиться весь трейлер с потрохами. В жизни Андрей таких агрегатов не видел, но саму идею взял из культового ироничного фильма «Великолепный» с Ж. П. Бельмондо в главной роли, где спецагента внутри его лимузина сплющивает подобный пресс. Правда увеличил его в пяток раз.
Дальнейшие события украсили бы любой американский боевик со спецэффектами (впрочем, как и те, что разворачивались в предыдущем эпизоде). Техномонстр не успел среагировать на кардинальное изменение ситуации и на полной скорости налетел на зубья захватывающего устройства, которые Андрей в необычной роли суперпресса-утилизатора выставил вперед. При этом страшный удар даже не поколебал основание гиганта, хоть и огласил грохотом тихие окрестности астрального города. Как и предполагал Андрей, зубья прошили трейлер насквозь, затем, подняв махину (которая в данный момент махиной ему отнюдь не казалась) в воздух, захватывающее устройство, словно рюкзак, перекинуло трейлер через кабину (она, по аналогии, напоминала лицо Андрея), уложило брыкающееся механическое чудовище между створок суперпресса, предоставив все дальнейшее услугам гигантского гидравлического устройства, которое вначале расплющило трейлер почти до листовидного состояния с боков, а затем довело до кондиции небольшого металлического куба с помощью торцовых и вертикальных станин. Затем куб с повторным грохотом был сброшен на асфальт и техническое чудо утилизационной мысли обрело свои прежние очертания – то есть очертания Андрея. При этом он вновь вернулся к образу кшатрия времен Махабхараты, поскольку тот был для него более симпатичен, чем пресловутый супермен из комиксов.
Приняв свой эпический образ, Андрей обратил внимание на то, что с его подопечными, вычеканенными на боковых грудных зерцалах, произошли принципиальные изменения. За то время, пока Андрей бродил по Дуггуру и участвовал в его специфических мероприятиях, они заметно выросли и очевидно достигли половозрелого возраста. Теперь защитные пластины являли идеально сложенных европеоидного типа юношу и девушку лет семнадцати, которые устремили друг на друга влюбленные взгляды, правда их соединению мешало центральное зерцало. А впрочем все это можно было только домысливать, поскольку изображения в данный момент не подавали признаков активности. Однако внимание Андрея тут же было от них отвлечено более насущными событиями.
Несмотря на то, что техномонстр, пытавшийся напасть на Андрея вроде бы был терминирован в безопасное геометрическое тело размером с «горбатый» запорожец, тем не менее, вопреки ожиданиям Андрея, он был не поглощен асфальтом, как происходило со всеми его повергнутыми противниками ранее. Стальной куб неожиданно задергался, затем словно бы оплавился, заблестел в лунном свете словно гигантская капля ртути, сплющился, округлился и в конечном счете превратился в небольшой неопознанный летающий объект, именуемый в просторечье «летающей тарелкой, и эта летающая тарелка взмыла в воздух, зависла над Андреем, поймав его в перекрест прожекторов, затем в верхней части аппарата открылся люк, в проеме появилось четверо зеленых человечков, в виде которых в последнее время было принято изображать стандартный экипаж летающей тарелки: размером с семилетних детей, безносых, безухих, лысых, с огромными, на пол лица, эллипсовидными глазами и безгубой щелочкой рта. Инопланетяне уселись по периметру своего аппарата, свесив ноги и неведомо откуда извлекли лучевые бластеры, аналогичные тому из которого поражал безмозглых легкоуязвимых солдат галактической империи лукасовский капитан Соло в исполнении Харисона Форда. Сам фильм «Звездные войны», известный каждому нашему современнику, в те годы на советском экране не демонстрировался, и Андрей его не видел, однако видел в каком-то иностранном журнале цветные фото из этого фильма и подумал, что очередной агрессии неких неведомых сил Дуггура не плохо бы противопоставить образ главного героя этого фильма Люка Скайуокера, вооруженного всеотбивающим и всепроникающим лазерным мечом. Когда же в его сторону из четырех бластеров ударили разящие заряды-лучи, Андрей был во всеоружии и, наделенный сверхчеловеческой ловкостью и реакцией космического джедая, начал совершать невообразимые прыжки, сальто и кульбиты, отбивая плазменно-световым клинком все посланные в него импульсы квантовых генераторов.
Какое-то время он развлекался этими феноменальными трюками, которых ранее не проделывал ни на земле, ни в астрале, затем, как все легко обретаемое, ему это наскучило. Для пущей важности он сиганул на высокую финиковую пальму, стоящую на обочине шоссе со стороны «райских кущ», а затем, перескочив на НЛО, изрубил его в капусту вместе с зелеными человечками разящим лучом лазерного меча, в последний момент картинно спрыгнув с грохнувшей вниз многократно расчлененной конструкции. На этот раз его действия оказались более эффективными, и мелкие куски НЛО вместе с обрубками тел инопланетян были быстро поглощены жадным асфальтом.
«Наверное, - подумал Андрей, - у здешней почвы несварение и она поглощает только размельченную пищу, а многотонный спрессованный куб был ей не по нутру. Ну что, кто там на новенького?» – Однако сам он чувствовал, что ему надоело это виртуальное суперменствование, и что бы ни произошло в дальнейшем, все это будет лишь причудливой игрой энергии, тем более легкие победы никогда не дают нужного удовлетворения. Андрей был убежден, что как бы ни развивались дальнейшие события на ратном шоссе, они будут развиваться по голивудским законам, раз уж данная форма-символика взята на вооружение в этой части Дуггура. А значит и Андрей всегда легко будет выходить победителем, какой бы трудной для внешнего наблюдателя ни казалась эта победа, поскольку по какой-то неведомой причине именно он осуществляет тут роль стандартного героя-всесокрушителя.
Предчувствие его не обмануло – больше никто и ничто из-за поворота не выскакивало и не обрушивалось на него с высот зловещего неба, поэтому, немного обождав (чтобы у кого-то там не дай Бог не создалось впечатление постыдной капитуляции), Андрей неспешно пересек шоссе и ступил на землю дуггуровского Голливуда. На этот раз он оказался словно бы в сочинском центральном парке в августовскую ночь в разгар полнолуния, но здесь луна уже была не единственным источником света, поскольку то тут то там попадались фонари, которые, в отличие от тех, с которыми Андрей имел дело в третьем ярусе, добросовестно освещали окружающее мягким неоновым светом. Андрей подумал, что, пожалуй, впервые видит в астрале источники искусственного света, до сей поры освещенность там вообще не поддавалось объяснению с помощью известных законов физики, словно что-то менялось в самом светоощущении. Так после длительного продирания сквозь полную темноту, окружающий мир начинал постепенно прорисовываться и становился все более отчетливым и контрастным. При этом солнца на астральном небе либо не было вообще, либо (что гораздо реже) оно оказывалось, но выглядело каким-то бутафорским – вроде бы и светило, но само по себе ничего не освещало. Здесь же, в Дуггуре, Андрей впервые столкнулся с луной, которая не только являлась источником света, но и каких-то светящихся эманаций, словно невесомое кружево пульсировало и, как вначале казалось, спускалось на город. Теперь же Андрей выяснил, что кружево млело только над центральной частью, очерченной зоной пока малопонятного Голливуда. И вот наконец появились и действующие фонари, которые вносили свою лепту в общую освещенность этой части города.
Как мы упоминали, это место Андрею показалось схожим с сочинским центральным парком (впрочем тут подходил любой субтропический город), кругом росли пышные тропические растения, благоухали розы и магнолии, но с большой долей парфюма. Правда не возникало ни ощущения предшествовавшего жаркого дня сменившегося ночной освежающей благодатью приморского городка, ни морского бриза и его специфического духа: как и прежде в астрале не чувствовалось ни жары, ни холода, и Андрея не отпускало ощущение, что за всем этим ночным Эдемом прячется нечто искусственное. А может и не прячется, но является тем неведомым строительным материалом из которого состоит и это великолепие субтропического города, и эти запахи, и непрерывный шум моторов, а эти вспыхивающие и угасающие популярные мелодии, неведомо откуда раздающиеся, казались Андрею до боли знакомыми, но почему-то никак не удавалось вспомнить ни их названия, ни автора, ни исполнителя.
В воздухе буквально разливалась некая фестивально-маскарадная праздничность, но в ней угадывалось нечто зловеще-демоническое, хоть Андрей и не мог сказать, почему именно. Хотя возможно все это было связано с его недавними сражениями, может именно они накладывали зловещий отпечаток на благостную картину ночного субтропического парка и непривычную для астрала иллюминацию: неоновые шары, малюсенькие лампочки, перемещающиеся толи светлячки, толи искусственные источники света.
Андрей двинулся по одной из аллей среди ночного пышноцветья, хотя краски только подразумевались в сумерках. Листва застыла в неподвижности, никакого ветерка не ощущалось, а впрочем в астрале никогда и не дул ветер, там и воздуха-то в привычном понимании не было, а все смерчи, тучи и прочие катаклизмы воспринимались по-иному, и Андрей сознавал, что это, как и все тут, лишь причудливая игра энергий. Иногда лица его касались ветви деревьев низко склоненные над аллеей и в этих прикосновениях также было что-то не то, словно листья также были какие-то искусственные.
«А впрочем, - подумал Андрей, - может и не в листьях дело, астральное тело-то по-другому ощущает, чем физическое! К тому же и деревья эти, и листья их – не аналоги земным. Можно ли деревья, которые мы видим во сне, называть аналогами реальных деревьев? Хоть мы видим вполне конкретные дубы, березы, яблони? Конечно, астрал – не сон и тут мы имеем дело с совсем иной материальностью, хоть внешне все может быть схожим. И все же искусственность здесь почему-то ярче ощущается, чем в других зонах астрала, хотя, казалось бы, здесь зеленее, чем где-либо… впрочем, если здесь вечная ночь, то эту зелень, как зелень никто и не видит».
Тут мысли Андрея были прерваны приближающимся топотом откуда-то сзади и сбоку. Он подумал, что его настигает группа аборигенов и с интересом остановился, чтобы увидеть население четвертого яруса, которое должно было являть собой какой-то новый эволюционный скачок. Но оказалось что группа существ движется не по его аллее, а по параллельной, к сожалению почти полностью перекрытой от взора кустами и деревьями, поэтому когда в лунном свете метрах в пятидесяти от него замелькали фигуры, Андрей не сумел их более менее подробно разглядеть. Единственное, что он успел отметить – все они были вроде бы голые и все куда-то бежали спортивной трусцой, словно участники оздоровительного кросса «бегом от инфаркта». Ни половую принадлежность, ни какие-то детали их конституции наш герой не смог определить, но ему показалось, что все они чрезвычайно похожи друг на друга.
«Вроде бы не членоголовые и не членоухие, - размышлял Андрей, - кажется что-то более человекоподобное, но явный регресс: те-то были одеты и вели целенаправленные самостоятельные действия, а эти голые и бегут строем. А впрочем, что я знаю о местных порядках? Голых баб в небесах я уже видел, теперь группа голых мужиков занимается бегом трусцой (если это все же мужики), и это, наверное, самая реалистичная картина, которую я до сей поры здесь наблюдал».
Андрей все же решил разглядеть их поближе и направился к параллельной аллее, продираясь через кусты, но когда он вышел на параллельную аллею, группа уже пробежала и он сумел разглядеть лишь смутные контуры спин удаляющихся. Сначала он собрался их догнать, но затем передумал:
«Чего это я к ним прицепился, - подумал он раздраженно, - на фиг мне они вообще нужны, судя по всему, основная масса народа там впереди тусуется, в спальных районах города».
Неожиданно откуда-то сверху он услышал приглушенный хлопок, словно где-то в небе открыли бутылку шампанского. Андрей поднял голову и увидел весьма странную небесную картину, которая спутала все представления о космических расстояниях. Хотя с подобным явлением он сталкивался уже на самых ранних этапах астральной активности, когда звездные скопления в небе оказывались совсем близко и это были вообще не звезды, а Бог знает что, а само небо являло собой некую перегородку, как в средневековых космогонических представлениях. На этот раз явление носило несколько иной характер: та самая темная луна, которую Андрей заметил не сразу и мысленно обозвал «черной дырой» и которая вбирала в себя темные эманации города (как потом выяснилось, исходили они от разливов жидкого дерьма, что усердно добывали из недр членоголовые, членоухие и паутинники), так вот, эта черная луна сколлапсировала и выпустила из себя струйку темного дыма, при этом несколько уменьшившись в размерах.
Собственно, что-то подобное Андрей видел и раньше, когда некая темная кисея спускалась на город, но он не видел ни момента, когда эта кисея генерируется, ни когда достигает земли. Теперь же он все это сумел пронаблюдать от начала до конца. Струйка дыма темным густым облаком стала медленно спускаться вниз, и вскоре Андрей готов был поклясться, что оно спускается не просто куда-то там вниз, как при наблюдении масштабного явления с большого расстояния, а рядом, в район городского парка, мало того, поблизости Андрея.
Чтобы увидеть в каком месте это облако коснется земли, Андрей побежал к предполагаемому месту приземления, пересек несколько лужаек, продрался сквозь кусты и очутился на краю английского газона, идеально ровного и овального – Андрей при этом подумал, что сверху этот газон скорее всего выглядит, как правильный круг. Газон был покрыт нежной, идеально подстриженной травкой и, кроме травки, как и положено, на этой площади не росло ничего. Андрей успел вовремя: туманная темная дымка оседала на плоскость газона, исчезая в траве, словно поглощаемая почвой. Дымка эта состояла из некрупных частиц толи сажи, толи пыли, облачко было полупрозрачным и сквозь него просвечивали кусты и деревья. Почувствовав смутную догадку, Андрей ступил на газон и подставил ладонь под легкую взвесь облака: его предположение оправдалось: облако состояло из мелких, аспидно-черных единичек и ноликов. Циферки явно не желали оставаться на его ладони – их словно бы сдуло, хоть никакого ветра и не ощущалось.
«Интересный дождик, - подумал Андрей, - и как странно, словно бы эта черная луна его прямехонько на газончик пролила. Ну и с какой же целью? Хотя, возможно, я слишком привык искать закономерности там, где их и нет на самом деле»
Впрочем дальнейшее убедило Андрея в том, что это как раз тот случай, когда следствие не заставляет себя долго ждать. Вначале он услышал неясный шум снизу, земля под ногами задрожала, при этом шум вначале напоминал звук включенного где-то глубоко под землей громадного вентилятора. Затем вентилятор словно бы заработал с перебоями, техногенный шум все больше стал напоминать бурчание в кишечнике, страдающем несварением и это бурление явно все ближе и ближе подступало к поверхности земли в области периметра английского газона. Затем то тут то там, с характерным звуком испускания газов стали вырываться невидимые струйки сероводорода, что явно было реакцией на только что поглощенное облако черных цифр.
«Ну вот, - подумал Андрей, - похоже сейчас из этого газона фонтан дерьма ударит, как прежде бывало. Эх, пропадут теперь здешние райские кущи! Хотя, с чего бы им пропадать? Растениям как раз фекалии даже необходимы в качестве органических удобрений – вот в плане благоуханий, увы, будут внесены коррективы. Странно, почему здесь говночерпиев не видно, ранее всегда кто-то сию миссию осуществлял. Может в четвертом ярусе это все само по себе происходит, а как только фонтаны ударят, сразу появятся желающие получить билетик в земную сладкую юдоль!»
Однако на этот раз предположения Андрея не оправдались. Несмотря на предварительные недвусмысленные звуки, никакого дерьма из английского газона не ударило, а то что произошло в следующие несколько минут явилось для Андрея полной неожиданностью. Вначале весь газон покрылся множеством бугорков, затем эти бугорки лопнули с характерным звуком и из под них показались какие-то белые поверхности, словно из земли с немыслимой скоростью перли гигантские шампиньоны со шляпками не меньше человечьего темени. Как вскоре выяснилось, это оказалось действительно целое поле гладковыбритых темечек, поскольку уже через минуту весь английский газон был усеян лысыми человеческими головами, которые все больше и больше вылезали из земли. Вслед за этим показались лица, шеи, торсы, ноги. Не прошло и десяти минут, как перед Андреем стояло не меньше сотни зловеще поблескивающих в лунном свете человеческих фигур, совершенно одинаковых сложением, ростом и лицом, с закрытыми глазами, без какой-либо растительности на голове и теле и лишенных половой принадлежности: ни половых органов, ни вторичных половых признаков – взвод одинаковых гладковыбритых андрогинов, во всем остальном вполне человекоподобных.
Больше всего этот вылезший из-под земли взвод был похож на демонстрационный стенд манекенов, они были стандартны, неподвижны, словно бы отлиты из воска, с одинаковыми лицами и выражением лиц. Затем на эту группу начала опускаться серебристо-белая кисея, очевидно порожденная главной, серебряной луной, правда сам момент выброса Андрей не отследил, увлеченный необычной картиной появления восковых манекенов из-под земли, как наверное любовался аналогичной картиной предводитель шайки аргонавтов Ясон, засеявший поле драконовыми зубами по приказу колхидского царя. Тем временем кисея спустилась на стройные ряды манекенов и разделилась над каждым на маленькие облачка, которые затем осели на их поблескивающие головы и исчезли, словно поглощенные невидимыми родничками больших восковых кукол.
«Так, - подумал Андрей, - скорее всего данное явление означает, что некий неведомый лунный бог в эти восковые истуканы души вдохнул, наверное сейчас они зашевелятся». – (Андрей не сумел определить состав этих светлых облачков – вроде бы не циферки, но подумал, что по цвету и консистенции они напоминают те самые испарения, которые исходили от тел лежащих на лунном пляже аборигенов после того, как они, облепленные слизью, укладывались неподалеку от своих иллюзионов. Кстати, Андрей так и не увидел чем заканчивается каждый подобный сеанс и что в дальнейшем происходит с потусторонними существами сначала искупавшимися в дерьме, а потом в сперме).
Ожидания не обманули нашего героя, через пару минут после того, как облачка проникли в головы манекенов, последние зашевелились, открыли глаза и начали оглядываться, затем, словно повинуясь единой команде, сбились в компактный строй и знакомой трусцой покинули английский газон, пробежав мимо Андрея и, как водится, не обратив на него никакого внимания.
«Побегу-ка следом, - подумал Андрей, - важно проследить, что с ним дальше случится, кто знает, как часто здесь подобное явление происходит. По логике вещей это какие-то будущие солдаты, идеальный материал в качестве пушечного мяса: одинаковые, безмозглые и бегают строем. Хотя, зачем здесь нужны солдаты? А впрочем, не будем гадать, важно проследить их дальнейшую судьбу».
Андрей присоединился к бегущим, благо в астрале можно было развивать любую скорость, не чувствуя усталости (возникало чувство потери энергии, но это было несколько другое), и резвой трусцой побежал по темным аллеям ночного города. Бежать пришлось не долго, вскоре густые кущи ночного парка расступились и Андрей вместе с группой живых манекенов оказался рядом с устройством, которое представляло собой движущуюся дорожку конвейера с пристроенной в начале лесенкой.
Конвейер выглядел как достаточно стандартное устройство, его передвигала череда вальцов, работающих с периодическими перерывами, и бегущая дорожка, пройдя несколько метров, останавливалась на пару секунд, словно бы доставив очередную деталь к месту сборки и предоставив сборщику время на нехитрые манипуляции. Длиной он казался метров пятьдесят и обрывался в средних размеров котлаван, зиявший посреди большой строительной площадки, впрочем достаточно чистой и аккуратной. За площадкой снова начинались зеленые насаждения, правда это была самая окраина, поскольку дальше виднелось несколько зданий.
Более подробно эту часть города за зелеными насаждениями рассмотреть не представлялось возможным, но те первые здания, которые примыкали к парку очень напоминали наиболее масштабные павильоны выставки достижений народного хозяйства, где Андрей когда-то прогуливался как в одиночестве, так и в сопровождении Лианы. Какое отношение эта часть города имела к громкому названию «Голливуд» он не мог понять, и хотя Андрей никогда не видел настоящего Голливуда, он был уверен, что тот вряд ли может походить на ВДНХ – наше доморощенное представление о земном рае, которое архитекторы сталинской эпохи воплотили в этом излюбленном месте массовых гуляний москвичей.
Однако сейчас Андрея больше интересовал загадочный конвейер, на который один за другим взбирались ожившие манекены, выстраиваясь в цепочку, которая короткими рывками приближалась к котловану. Там конвейер обрывался, а что находилось на дне ямы (и было ли там дно) с этого ракурса Андрею разглядеть не удавалось. Разумеется самому взбираться на конвейер у него не было никакого желания, поэтому он сразу забежал к самому краю котлована, заглянул туда и застыл в недоумении: большую часть объема котлована занимало странное сооружение, вернее механизм отдаленно напоминающий электрическую мясорубку размером с большой экскаватор с раструбом как раз под тем местом, куда обрывался конвейер. Более подробно описать это замысловатое сооружение было довольно сложно, из корпуса агрегата торчали какие-то рычаги, шестеренки, вальцы, колесики, которые, исходя из здравого смысла, носили чисто декоративный характер, как в муляжах космических аппаратов или неведомых инопланетных устройств, изготовленных на киностудии для съемок фантастических фильмов.
Аппарат, способный поглотить небольшой автомобиль имел закрытый корпус, поэтому внутреннее устройство и его ходовую часть видно не было и только в жерле раструба похоже что-то вращалось, что и создавало дополнительное сходство с мясорубкой. Правда в отличие от мясорубки в корпусе агрегата, ближе к концу выходной трубы, расположенной у самой земли, зияла широкая щель, а над ней располагался манипулятор с клешней как у батискафа для захвата придонных образцов. В непосредственной досягаемости от манипулятора был прилажен некий контейнер с ячейками, где располагались диски, напоминающие патефонные пластинки, правда размером с колесо грузовика. С другой же стороны трубы напротив располагался аналогичный контейнер, только пустой.
К тому времени как Андрей успел рассмотреть это устройство, первый манекен подъехал вплотную к последнему вальцу элеватора и остановился на мгновение. Собственно, остановился сам контейнер, словно дав манекену время на раздумье – нырнуть вниз, в раструб агрегата, или сойти с бегущей ленты, поскольку никаких препятствий для того, чтобы соскочить с нее и тем самым избегнуть попадания в жерло мясорубки не существовало. Однако манекен не предпринял никаких поползновений к спасению, и когда конвейер вновь включился, манекен, совершенно утративший на конвейере всякое движение, не меняя позы вниз головой полетел прямо в раструб гигантской мясорубки, которая словно бы только его и дожидалась и тут же включилась с громким лязгом. Внутри нее заходили какие-то шестеренки и манекен быстро втянулся в раструб, где уже что-то скрежетало, позвякивало и пережевывало: короче, было совершенно ясно что это, только что чудесным образом возникшее из земли и ожившее тело, превращается в самый настоящий фарш.
«Господи, - подумал Андрей, - ну что за нелепица такая! Надо было этим людям, вернее ходячим манекенам десять минут назад родиться на свет Божий, чтобы тут же добровольно обречь себя на превращение в фарш. Бессмыслица какая-то. Хотя, кто знает, что ожидает его на выходе, в астрале ведь все возможно»
Тем не менее из концевой трубы никто пока не появился, а в раструб уже падал другой человек под аккомпанемент лязгающего механизма в котором явно угадывались огромные медленно вращающиеся жернова, затем еще и еще. Минут через десять вся партия манекенов была поглощена жадным раструбом мясорубки и бегущая дорожка опустела, сразу же автоматически остановившись после того, как последняя фигура рухнула вниз.
Какое-то время мясорубка продолжала скрежетать и стукать, перемалывая астральную биомассу в прежнем режиме, затем что-то внутри механизма щелкнуло (судя по всему это был полный автомат) и манипулятор, доселе висевший неподвижно, встрепенулся, затем с жужжанием завис над контейнером и точным механическим движением выхватил из первой ячейки пластинку, которая на просвет – когда манипулятор поднял ее вверх – оказалась перфорированной каким-то замысловатым образом. В следующее мгновение пластинка была вставлена в щель на корпусе выходной трубы, а сама труба, прибавив к общему лязгу дополнительную толику, изменила положение и приподнялась над дном котлована под углом в 45 градусов словно ствол мортиры, выглядующий из ямы.
После этого характер звукового сопровождения изменился, он перешел в какое-то многоголосое жужжание, при этом внутри устройства замелькали цветные огни, диск начал вращаться, по котловану запрыгали светотени от перфорированной поверхности диска, затем манипулятор вытащил диск из щели и переложил пластинку в пустой контейнер. В этот момент над пустырем прозвучал глухой хлопок, из жерла трубы вылетел человек, описал живописную дугу и приземлился где-то за ближайшими домами города. Андрей, тем не менее, успел рассмотреть, что человек этот выглядел этаким бравым ковбоем, времен второй половины 19 века, покорителем дикого запада – в замшевой куртке, кожаных штанах и сапогах со шпорами, неизменной фетровой шляпе и пестром шейном платке, как привык представлять этих отчаянных американских парней конца 19 века любой советский школьник семидесятых годов еще помнящий «Великолепную семерку» и недавно посмотревший еще более масштабное «Золото Маккены». Правда Андрей не заметил такого необходимого атрибута, как кольт сорок пятого калибра на поясе, однако возможно просто не успел его разглядеть. Ковбой летел быстро, картинно, радостно размахивал руками, ногами и вообще явно испытывал чувство восторга и от своего полета, и от нового прикида, и вообще от самого того факта, что еще недавно он был восковым голым манекеном, безликим и одинаковым, затем – вообще астральным фаршем, а теперь обрел явно героические индивидуальные черты. Андрею даже показалось, что он успел заметить и квадратный подбородок, и щегольские темные усики, и голливудский оскал-улыбку, и хищно прищуренный левый глаз, словно в момент прицела. А впрочем все это только промелькнуло и возможно воображение само дорисовало Андрею подробности, поскольку в следующее мгновение ковбой скрылся за крышами домов, а внутри машины снова что-то заскворчало и залязгало, а затем все повторилось, как в истории с появлением кинематографического ковбоя.
Только на этот раз из гибрида гигантской мясорубки, автоматического светомузыкального устройства и пушки вылетело существо в обтягивающем атлетическую фигуру резиновом комбинезоне, в котором Андрей тут же признал легендарного Бэтмена.
«Ах вот оно в чем дело, - подумал Андрей, глядя, как на фоне темного неба человек-летучая мышь развернул свой крылатый плащ и картинно планировал в том же направлении, что и безымянный голливудский ковбой, - теперь понятно почему четвертый ярус называется «Голливудом». Эта мясорубка, оказывается, настоящая фабрика звезд, очевидно в этом кинематографическом термине есть метафизическая подоплека. В данном случае и там и там из безликого человекоматериала штампуют экранных героев, только здесь их предварительно еще и в фарш перемалывают. Что ж, весьма образно. Интересно, а какая у них дальнейшая кинематографическая судьба? Ведь не в кино же они полетели сниматься? Как-то не представляю себе кинематограф в астрале – он сам по себе как гигантский кинематограф. А впрочем не будем загадывать. Нет, ну надо же, выходит у каждого кинематографического образа есть свой прототип в этом квази-городе, только пока не ясно, что первично, а что вторично».
Тем временем из жерла мясорубки вылетело уже несколько десятков киногероев, прошедших чудесную метаморфозу. Андрей, правда, не мог в этих лицах разглядеть черты знакомых актеров, это были скорее обобщенные образы, как некий образец для подражания, некие идеальные таблоиды, хотя не исключено что при ближайшем рассмотрении обнаружилось бы и более детальное сходство с тем или иным культовым актером. А впрочем в те годы лица голливудских звезд, ставшие культурными брендами девяностых-двухтысячных были еще мало известны неискушенному советскому зрителю, тем более, что Андрей и не был фанатом развлекательного кинематографа, однако в вылетающих из жерла «фабрики звезд» киногероях он узнал немало персонажей, вернее их обобщенных образов. Среди таковых были и мужественные шерифы, и коварные индейцы, и франтоватые мафиози, и стремительные японские ниндзя, и гонконговские мастера восточных единоборств, словно недавно покинувшие стены Шаолиньского монастыря, и словно бы только сошедшие со страниц Александра Дюма отчаянные рубаки-мушкетеры. Всех их Андрей словно бы где-то когда-то видел, и если в них и было что-то общее, то всех их несомненно можно было отнести к разряду героев кинематографического направления «Экшн», привыкших устанавливать голливудские понятия о добре и справедливости с помощью железного кулака, меткой пули и вулканического напора.
После каждого выстрела очередным героем манипулятор менял пластинку с новым перфорационным рисунком и, как понял Андрей, этот рисунок и определял тип очередного героя-бренда. Наш герой припомнил, что данная методика использовалась в старых ЭВМ для цифрового программирования, только применялись для этой цели ленты-перфокарты.
«Ну что ж, - подумал он с удовлетворением, - насчет числового программирования я точно догадался, правда почему-то пока тут только одних мужиков программируют… хотя нет, бабы по небу здесь тоже летали».
Тем временем в небо было выпущено уже около пятидесяти героев (Андрей отметил, что всех их условно можно было отнести к категории активных положительных героев – ничего похожего на лирического, психологического или производственного персонажа он не приметил в сим калейдоскопе, но, так или иначе, все улетевшие за ближайшие дома являлись представителями когорты неутомимых борцов со злом вплоть до полного его уничтожения). Примерно через полчаса непрерывного штампования суперменов машина приостановила свою деятельность, затем истощившийся контейнер с пластинками медленно погрузился в землю и тут же на этом месте появился другой, с точно такими же пластинками, но если первый был выкрашен в светлые тона, то новый оказался аспидно-черного цвета; затем работа фабрики звезд возобновилась.
Первые же персонажи, вылетевшие из трубы, развеяли все недоумения относительно смены контейнера с перфорированными пластинками. Это были несомненно яркие представители когорты отрицательных персонажей. Вначале из жерла сменившей ориентацию пушки вылетел в развивающемся кровавом плаще граф Дракула, затем несколько менее представительных вампиров. Далее следовали более-менее узнаваемые кинематографические чудища, маньяки, апокалиптические злодеи-ученые, живые мертвецы и черные маги, Джипперс-крипперс, Джокер, человек-пингвин, Фредди Крюгер, Дарт Вейдер и так далее и тому подобное, всех имен которых Андрей, разумеется, припомнить не мог, но где-либо их видел или что-то о них слышал.
Надо ли добавлять, что после появления на свет каждого персонажа происходила автоматическая смена пластинки, в которой, очевидно, и заключалась программа нового персонифицированного олицетворения сил зла, и каждый сей персонаж был аккуратно выстрелян за ближайшие дома-павильоны.
«Выходит, - подумал Андрей, - все прототипы кинематографических героев из одного теста (вернее фарша) изготовлены? Вот уж не думал. Получается, и тот ковбой, которого Юл Бриннер играл и атаман бандитской шайки – одного поля ягоды? А в Бэтмэне и Дракуле одна и та же кровь течет? Хотя, с другой стороны, какое отношение эти монстры и герои имеют к тем фильмам, которых мы каждый день видим на экранах кино и телевидения? И все же какая-то связь имеется, иначе, почему они так похожи? Кстати, почему здесь именно американские брэнды разлетались, а наших майоров Прониных и шпионов Гадюкиных чего-то не видно? А ведь этот Дуггур к нашим, русским штрастрам относится, не зря ведь я вместе с членоухими и членоголовыми в наши края попадал. Хотя можно предположить, что имеются и другие фабрики звезд, где наших отечественных героев штампуют, наверняка я лишь малую толику подсмотрел из того, что здесь в полном объеме делается. В конце концов герои американских фильмов в нашей культуре куда более популярны, чем отечественные – и чем сильнее запрещали, тем популярнее становились, наверное в том все и дело, изнанка ведь какие-то аспекты нашей ментальности отражает».
Пока Андрей решал эти философские вопросы, мясорубка выплюнула последнего отрицательного героя, неведомого Андрею – что-то вроде человекоподобного ящера, а затем агрегат последний раз щелкнул, словно кто-то выключил питание, и окончательно затих, а через несколько мгновений, как и все здесь, отслужившее свой срок, гигантская мясорубка была поглощена землей. После ее исчезновения на дне котлована что-то забулькало, затем стали вздуваться здоровенные пузыри, полилась какая-то жижа и вскоре весь котлован был заполнен до верху и переставшая поступать грязь стала быстро затвердевать и вскоре о том, что совсем недавно здесь зиял котлован осталось одно воспоминание, а так же ставший ненужным конвейер, уткнувшийся в гладкую черную проплешину.
Андрей уж совсем собрался пересечь строительную площадку, свободную от зеленых насаждений, но затем подумал, не стоит ли на всякий случай обойти место, где только что зиял котлован. Словно подтверждая его мысли сверху вновь что-то посыпалось в аккурат на то место где зияла черная проплешина, и через несколько мгновений после того как новая темная взвесь коснулась поверхности под землей разразились уже знакомые звуки несварения в гигантском кишечнике. Вскоре посреди пустыря, как ранее посреди английского газона, возникло множество земляных холмиков, но только вылезли из-под них не лысые головы, вначале напоминавшие шляпки шампиньонов, а зеленые побеги.
Впрочем через несколько секунд стало ясно, что это и не побеги даже, а верхушки уже готовых деревьев: пальм, лиственниц, кипарисов, канадских голубых елей, всевозможных лиственных, гигантских кактусов, агав и т.д. и т.п. и не прошло и нескольких минут как вся эта флора вылезла из-под земли вплоть до корней. Таким образом громадная проплешина оказалась полностью покрытой зелеными насаждениями, среди которых сами собой сформировались пешеходные дорожки, покрытые мелким гравием а свободные от деревьев и кустарника места мгновенно заросли травой, короче говоря, место стало совершенно неотличимым от остальной части парка.
«Быстро же здесь все происходит, - удивленно подумал Андрей, - и никаких тебе усилий целого легиона озеленителей и многолетнего терпеливого ожидания, когда побеги превратятся в могучие деревья. Что же это за земля волшебная такая: то она все отработанное мгновенно засасывает – и никаких тебе дворников и мусоросборников, то выдает на гора готовых людей-манекенов и даже целый парк, вырастить который в естественных условиях не одно бы десятилетие потребовалось. Такое впечатление, что земля здесь живая и разумная, либо кто-то разумный ею управляет. Непонятно, правда, почему она тогда ту гигантскую помойку перед воротами не поглощает – уж это-то в первую очередь следовало поглотить, а то ее смрад даже местные ароматы перебить не способны, да и вообще – как бельмо на глазу. Ну что ж, если какие-то силы заинтересованы в том, чтобы я во всем тут происходящем разобрался, значит разгадка меня ждет впереди, а пока пойдем-ка дальше, любопытно посмотреть, чем там за павильонами а-ля ВДНХ новоиспеченные киногерои занимаются».
Андрей быстро пересек ту часть парка, которая только что возникла на его глазах, и вскоре сплошная зеленая зона плавно перешла в застройки как на выставке достижений народного хозяйства. Там зелень тоже присутствовала в немалом количестве, но теперь она равномерно распределилась вдоль дорожек и проспектов, да и вся картина в целом действительно напоминала один из ракурсов ВДНХ при выходе из московского центрального ботанического сада.
На этот раз Андрей не заметил четкого функционального разделения зданий и специфической планировки, где все туалеты и им подобные строения располагались вдоль левой стороны улиц, а так называемые «иллюзионы» разных мастей и размеров – вдоль правой. Теперь же здания были раскинуты без какой-то определенной системы (как на ВДНХ), являли собой явно общественные заведения (павильончики, павильоны, и внушительные пантеоны, смахивающие на древнегреческий Парфенон) с множеством лепных украшений, анфилад, портиков, карнизов, колонн и прочих архитектурных деталей, названий которых неискушенный в вопросах архитектуры Андрей не знал. Правда нигде здесь Андрей не увидел характерной для ВДНХ большевистской символики – всяких там колхозниц, рабочих, летчиков, моряков и военных с рублеными пролетарскими профилями и взглядом, устремленным в светлое будущее. Аналогами же этих монументальных статуй и барельефов оказались супергерои и целые сцены из американских приключенческих фильмов: все те же шерифы, ковбои, индейцы, гангстеры, робокопы, терминаторы и спецназовцы всех мастей, короче все то, что он совсем недавно наблюдал в процессе изготовления. Правда на многочисленных и исключительно натурально выполненных барельефах все герои уже были тщательно систематизированы в классические сцены из разнообразных блокбастеров: например арест благородным шерифом целой банды вооруженных злодеев или обезвреживание монументальным агентом 007, одновременно напоминающим Шона Коннери и Питера Броснона какой-то адской машины с красной звездой на корпусе. Тем не менее все эти сценки были выполнены очень в духе жанровой лепнины ВДНХ, и если не присматриваться к деталям сюжета, все это весьма напоминало бесконечный производственно-созидательный процесс из советского социалистического зодчества времен сталинского Ампира. А стилизованные шерифы, ковбои, бэтмены и Джеймсы Бонды чем-то подозрительно напоминали дебильноликих строителей светлого будущего.
Между этими Пантеонами, павильонами, павильончиками и памятниками (памятник обобщенному ковбою с кольтом – нечто среднее между героями Юла Бриннера, Марлона Брандо и Грегори Пека, памятник атлетическому киборгу-терминатору с указующей в светлое будущее десницей, по крайней мере позой напоминающий монумент Владимиру Ильичу, памятник некому шаолиньскому герою – помесь Брюса Ли, Джеки Чана и Сони Шибо – и т. д. и т.п. не всегда узнаваемое малоискушенным Андреем, в отличие от читателя не жившим в девяностые и двухтысячные) сновали, как уменьшенные копии этих монументов, так и менее известные, не удостоенные прижизненных памятников, те же самые герои и злодеи, которые еще недавно были заброшены сюда пушкой-мясорубкой.
На этот раз не было никаких туалетов и потоков дерьма из них, только павильоны разных размеров, форм и цветов и снующие между ними заходящие и выходящие бесконечные персонажи Бог знает какого числа приключенческих, фантастических и фильмов ужасов. Среди них было немало тех, кого Андрей видел вылетающими из жерла пушки, но также и множество не виденных им ранее – узнаваемых и неузнаваемых – либо заброшенных сюда ранее, либо из другого места и аппарата, если, конечно, такой способ штампования и транспортировки местных кинозвезд был здесь единственным.
На этот раз не видно было ни билетиков в руках, ни турникетов у входа, и никто не отрабатывал здесь право войти в павильон одним из способов виденных Андреем ранее. Персонажи сновали туда-сюда и никакого порядка и целенаправленности (кроме как такового посещения павильонов) в их действиях Андрей не сумел обнаружить. Отовсюду доносились обрывки каких-то популярных мелодий, источники музыки заметно приблизились, однако по-прежнему не было видно ни музыкальных инструментов, ни исполнителей, ни ретрансляторов и динамиков, откуда эти мелодии могли раздаваться. А впрочем и на земном ВДНХ источник трансляции не всегда можно было определить. Правда сейчас музыка звучала в основном где-то впереди, оттуда же раздавался и шум моторов, хотя в отличие от нижних ярусов машины пока в поле зрения не попадали.
«Так-так, - подумал Андрей, - прежние клубы и кинотеатры сменились выставочными павильонами, а членоголовые и членоухие – голливудскими звездами, но изменилась ли суть лицедейства? За ширмой, очевидно, то же, что было и раньше, а весь этот «Голливуд» – для антуражу и видимости. Что они еще могут придумать, помимо путешествий в человеческую интимную жизнь (хотя к групповухам вряд ли подходит этот термин). А впрочем потенциал тематики далеко еще до конца не исчерпан. Что у нас там может быть круче групповухи номенклатурного начальства? Разврат членов Политбюро? Ну, это вряд ли интересно, в этом паноптикуме, наверное, одни импотенты – (Андрей не успел включиться в политическую жизнь середины восьмидесятых, поэтому мыслил категориями середины семидесятых и не знал, что политбюро заметно обновилось и помолодело) - а впрочем, что я знаю о здешних пристрастиях и качествах сексуальных аттракционов! Может здесь в почете гомосексуализм или педофилия, потом у нас остается еще геронтофилия, инцест, обычные изнасилования и на сладкое особо извращенные изнасилования с пытками, убийствами и расчленением… Ну, если меня впереди подобные зрелища ожидают, то благодарю покорно, к тому же подобные утехи штучного изготовления и не для массовки. Да, кстати, а с чего я взял, что здесь все ограничивается нашим временем и местом? Может из этого яруса возможен путь в прошлое, допустим в оргии Клеопатры, Мессалины, Калигулы или Нерона? Думаю, до их размаха далеко даже директорам валютных магазинов. Вот туда бы я слетал… чисто из любопытства».
Пройдя немного вперед и убедившись что везде происходит примерно одно и то же, Андрей решил прежде, чем идти к центру посетить один-два павильона, где по логике вещей и должны были разворачиваться основные действа четвертого яруса, поскольку разливов дерьма в обозримом пространстве не фигурировало, а все павильоны активно посещались хаотически снующими киногероями. Выбрав для посещения наиболее внушительный павильон, напоминающий тот, советский, с памятником Ленину у входа, под номером первым, возвышающийся напротив центрального входа ВДНХ, Андрей подошел поближе и стал его рассматривать, желая найти какие-то опознавательные знаки, чтобы примерно представить, что его здесь ожидает. Однако никаких подписей он не обнаружил, вдоль фасада, как и везде здесь шли рельефы, барельефы и горельефы, изображающие сценки из американских приключенческих фильмов, их было очень много и у Андрея просто зарябило в глазах.
Не найдя ничего, что каким бы то образом указывало на назначение павильона и, пропустив вперед двух безгласных персонажа, которых он мысленно окрестил «Чингачгуком» и «роботом-полицейским» (Андрей не знал, что такой киногерой действительно существует), он шагнул следом через тяжелую дубовую дверь с бронзовой ручкой.
Внутренний интерьер павильона совсем не походил на убранство выставочного зала советской эпохи, мало напоминало это и кинотеатр или театр, как в иллюзионах нижних ярусов, тем не менее все, что окружало Андрея имело отношение к кинематографу: стены были оклеены самыми разнообразными рекламными афишами бесчисленных американских кинофильмов категории «Экшн». Большинство персонажей рекламируемых фильмов Андрею показались незнакомыми, и это было связано не только с тем, что выросший в хрущевско-брежневскую эпоху Андрей, ничего такого видеть не мог, но и с тем, что хоть герои и казались узнаваемыми, однако это были совсем не те актеры, а вернее, вообще не люди в привычном понимании. Впрочем определенное внешнее сходство с конкретными актерами, игравшими конкретных героев несомненно прослеживалось. Это были афиши на тех цифровых персонажей, которые недавно вылетели из пушки «фабрики звезд». Так, например, знакомый Андрею по кадрам из гневно осуждающей «их нравы» передачи командос Рембо в исполнении Сильвестра Сталлоне, отчасти казался похожим на оригинал. Однако это был не Сталлоне – в нем словно бы исчезли индивидуальные черты актера, а виртуальный Рембо казался скорее некой обобщенной матрицей, руководствуясь которой опытный режиссер мог легко подобрать подходящего актера для данной роли. То есть это были те самые реалистические анимационные картинки, которые во времена более поздние, чем нами описываемые, научились получать с помощью компьютерной графики, хотя самого термина «компьютерная анимация» Андрей еще не знал.
То же касалось и афиши к «Терминатору 1», где сам терминатор был не совсем Арнольд Шварценеггер, то же касалось «Нико» Стивена Сигала и всего остального. В целом же помещение – как и все прежние без всяких перегородок и отсеков - представляло собой внушительных размеров ангар и было заставлено огромным количеством самых разнообразных телевизоров отечественного производства: черно белых и цветных, с малыми и большими экранами «Радуг», «Рубинов», «Горизонтов», «Шилялисов», «Таурасов». Выглядели они вполне натурально за тем лишь малым отличием, что из того места куда у всех телевизоров должна была присоединяться антенна, торчал достаточно толстый гофрированный шланг, уходящий под бетонное покрытие. Практически все телевизоры работали как в телевизионном магазине, только количество программ было несравненно большим, чем транслировалось по советскому телевидению во времена Андрея. На всех экранах мелькали бесконечные сцены погонь, схваток, перестрелок, взрывов, падающих самолетов, летящих под откос поездов и т.д. и т.п., то есть в основном то самое с чем в восьмидесятых годах познакомился узкий круг владельцев видеомагнитофонов. Уж они несомненно увидели бы в этих фильмах много узнаваемого и назвали бы по именам многих американских актеров, ставших широко известными нашему зрителю лишь лет десять позднее.
Чтобы закончить наше описание, стоит подчеркнуть, что на экранах демонстрировались реальные американские фильмы «экшн» с реальными земными актерами, и что между этими довольно плотно расставленными телевизорами мельтешили дуггуровские виртуальные кинозвезды (кстати, женщин среди них не было). Они присаживались то у одного, то у другого телевизора, крутили ручки, нажимали кнопки, чем-то неудовлетворенные переходили к следующему телевизору, снова повторяли прежние манипуляции, но там шли уже другие фильмы. Вроде бы ничего особенного, все как в специализированном телевизионном магазине, но тут произошло уже чисто астральное событие, к подобным которому Андрей давно уже привык, но которое было бы совершенно невозможно в реальном магазине. Виртуальный шериф Мак Куэйд, который уже не раз попадался Андрею на глаза, подсел к очередному телевизору, в очередной раз начал нажимать кнопки программ, и тут на экране возник легендарный, еще молодой Чак Норис (о существовании которого Андрей узнал совсем недавно) в роли главного героя шерифа-одинокого-волка. На экране как раз разворачивался тот самый эпизод, когда жестокая мафия закапывала в землю его автомобиль вместе с ним самим (живым) с помощью огромного бульдозера (как мы знаем из фильма, непобедимый Мак Куэйд с честью вышел из этой, казалось, безвыходной ситуации). И тут шериф у телевизора, схематично похожий на бородатого Чака Нориса, оживился, радостно вскочил с пола (стульев около телевизоров не предусматривалось), сделал несколько разминочных стремительных движений, свидетельствовавших о том, что дуггуровский квази-Мак Куэйд не хуже шестикратного чемпиона мира по карате владеет искусством восточных единоборств, затем сложил руки над головой и ласточкой, словно в бассейн, нырнул в, казалось бы, не предназначенный для подобных целей телевизионный экран, мгновенно исчезнув среди захватывающих событий кинофильма.
«Ах вот в чем дело, - оживился Андрей, который вообще-то и ждал чего-то подобного, поскольку и членоголовые, и членоухие, и паутинники только и делали, что ныряли то в дерьмо, то в живые настенные росписи, то в книги, - они, значит, ловят на экране фильм про себя, а фильмов очень много, нам бы столько программ, про себя сразу и не поймаешь. Наверняка чаще всего именно в это время про тебя ничего и не идет ни по одному из телевизоров, и надо толи в другой павильон идти, толи ждать, когда про тебя что-нибудь покажут. Судя по хаотичности перемещений никаких телепрограмм здесь не предусмотрено, иначе бы поиск гораздо организованнее происходил. И все же кое-что непонятно. По логике вещей здесь должны фигурировать герои порнофильмов, а на экранах транслироваться какие-нибудь «Эммануэли», «Калигулы» или «Греческие смоковницы» (других названий порнофильмов Андрей просто не знал). Не исключено, конечно, что эти фильмы и подобные на эту тему в других павильонах и транслируются, однако до сей поры вся тематика Дуггура ограничивалась только одним вопросом, теперь же выясняется, что круг интересов здесь гораздо шире. Может тут, помимо экшн-павильонов есть еще павильоны любителей советского патриотического кино, где только комиссары, разведчики, ударники, производственная высокая любовь и никакого секса. Может, есть исторические и лирические, кто знает, была ведь возможность только малую толику обойти. Хотя, впечатление, будто я тут уже целую вечность блуждаю. И все же интересно, куда они через телевизоры попадают? Снова в земную половую жизнь? Но тогда зачем нужно было этот огород с голливудскими звездами городить? Да и тематика кинофильмов явно не та. Конечно, в этих фильмах эротические моменты тоже могут попадаться, но далеко не во всех, правда, если учесть наличие цензуры на нашем телевидении, может они рады и этими эпизодами воспользоваться? Но с другой стороны, то, что здесь по всем программам мелькает (кстати, никаких новостей и документальных фильмов), по нашему телевидению не демонстрируется, а тут, как я понял, принцип резонанса и подобия осуществляется – что наверху – то и внизу. Может это путь к западному зрителю? Но тогда порнофильмы гораздо логичнее для данного места – (Андрей совсем забыл о существовании к середине 80х в СССР уже немалого количества видеомагнитофонов и нередактированных видеофильмов, привезенных из-за границы и многократно растиражированных). – Ладно, чего там гадать, проследуем-ка вслед за этим шерифом и посмотрим, что означает сей прыжок внутрь телеэкрана».
Андрей подошел к телевизору, куда только что нырнул виртуальный шериф-каратист, принял ту же ныряющую позу, и, не особенно задумываясь об альтернативных вариантах, нырнул ласточкой в центр экрана. Однако произошло совсем не то, что он ожидал. Внутрь телевизора он, правда, въехал, хоть и испытал некоторое сопротивление среды, однако ни в какую земную историю не попал, а просто застрял по пояс в телевизоре. Когда же, испытывая неловкость – словно хотел картинно нырнуть, а плюхнулся в воду животом и в раскорячку – Андрей ногами вперед вылез из капризного телевизора, то, после того как он оказался снаружи, внутри ящика что-то вспыхнуло, затем раздался негромкий взрыв и телевизор развалился на мелкие, несильно тлеющие детали. Впрочем они, как и большинство отслуживших здесь предметов и живых существ, оказались быстро поглощены бетонным покрытием павильона. Этот взрыв вызвал некоторое замешательство в рядах виртуальных кинозвезд, какое-то время они с недоумением глядели на взорвавшийся телевизор, затем, очевидно, их интерес к внештатной ситуации угас и все вернулись к своим текущим занятиям.
«Так, - подумал Андрей, - на этот раз командировка на землю встретила препятствие. А, собственно, чего я ожидал, здесь другие правила игры и их нужно соблюдать даже если ты не местный житель. Наверное, как и всем здесь присутствующим, нужно найти фильм «обо мне», и тогда меня беспрепятственно пропустят на землю – или Бог знает, куда еще отсюда попадают».
Андрей оглядел себя: в настоящее время он вновь выглядел, как индийский кшатрий, правда эпоха по какой-то причине сменилась и он теперь выглядел, как воин времен нашествия великих Моголов (как мы знаем, в астрале смена внешности и одежды происходила по каким-то неведомым законам, порою помимо воли самого астральщика, правда в последнее время Андрей научился менять свою внешность и целенаправленно, силой сконцентрированной мысли).
«По-моему, - подумал Андрей, - хабитус не очень подходящий для голивудского киногероя. Правда там тоже снимают исторические фильмы, но в этом павильоне явно другая тематика, да и потом надо, как я понял, быть не просто индийским средневековым воином, а неким брендом, кем-то конкретно. Видимо образ никому неизвестного Рама, несмотря на всю его романтичность, тут явно не подходит. Наверное, разумнее всего обратиться в кого-нибудь суперпопулярного, кого тут наверняка по ящику транслируют».
Подумав, Андрей решил обратиться в одного из героев непобедимого Брюса Ли, конкретно из кинофильма «Появление дракона», поскольку фотографии из этого фильма он видел в каком-то зарубежном иллюстрированном журнале еще до летаргии и в память ему врезался этот сверххоризматичный образ мастера Кунг фу, в свое время потрясший своим стремительным мастерством и магической притягательностью весь мир массовой культуры. Удалось ему это безо всякого труда, тем более сила воображения в астрале у Андрея значительно возрастала, и обнаженный по пояс Брюс Ли в черных шелковых штанах и спортивных тапочках стоял перед его глазами как живой. Вскоре, как живой он стоял уже не в сознании Андрея, наш герой сам принял форму своего мыслеобраза, и хоть и не видел своего лица, но сухощавая литая фигура со стальными мышцами свидетельствовала о том, что и лицо его приняла соответствующие монголоидные черты. Чтобы окончательно убедиться в своей идентичности образу, Андрей без заминки исполнил несколько сложных ката и 96 форм Тайцзы-цуань, что несомненно свидетельствовало о том, что вместе с внешним видом он за несколько секунд овладел и всеми премудростями Джут-кюндо.
Его упражнения, на земле несомненно привлекшие внимание множества зевак, здесь, тем не менее, никого не удивили и никто не отвлекся от своих суетливых поисков. Очевидно каждый из них был мастером в своей области, имелось также и немало суперспециалистов в области восточных единоборств и это скорее было здесь правилом, чем исключением.
Итак, став одной из легенд (а впрочем за последнее время он уже был и криптонцем Суперменом, и джедаем Скайуокером), Андрей влился в дружную семью американских киногероев, правда внимания к нему от этого не прибавилось. Очевидно каждый здесь пребывал в состоянии самодостаточности и не замечал другого. Немного полюбовавшись новым статусом (в котором на земле мечтал бы оказаться любой мальчишка), Андрей занялся тем же, чем занимались все: поисками фильма «Появление дракона» (хотя, возможно, сгодился бы любой с участием Брюса Ли), и это удалось ему далеко не сразу. Тем более, не избалованный там, на земле, высококачественной голливудской экшн-продукцией Андрей все время увлекался очередным захватывающим сюжетом и медлил с переключением на новую программу, преодолевая желание досмотреть – если уж не фильм, то хотя бы эпизод до конца. Примерно двадцатым по счету кинофильмом оказался именно «Появление дракона», причем вырулил на него Андрей в тот момент, когда несокрушимый Брюс сводил счеты со злодеем О. Харой. Дождавшись конца блистательного поединка, когда герой Брюса, высоко подпрыгнув с выражением экстатического счастья на лице переломал шею поверженному противнику – тем самым осуществляя месть за сестру – Андрей в образе своего экранного прототипа сложил руки рыбкой и нырнул в такой твердый, на вид не предназначенный для подобных экзерсисов экран. На этот раз все получилось гладко, и войдя в экран, как в воду, он ощутил, что его куда-то затягивает, затем следовал полет куда-то вниз (очевидно этот момент совпал с передвижением по гофрированной трубке, исходящей из телевизора), кратковременная остановка, ощущение, словно на каком-то перераспределителе его переключили на другую магистраль, и вслед за этим последовал полет в пространстве уже гораздо более широкого, центрального тоннеля. В какой-то момент у Андрея включилось зрение (обычно подобные полеты происходили в полной тьме, да еще при отсутствии сознания) и он обнаружил, что вокруг него летят, уносимые каким-то темным стремительным потоком десятки и сотни киногероев, многих из которых он видел и раньше, а кого-то – впервые. Они неслись словно пестрая стайка рыбок, сосредоточенно устремив лицо куда-то вверх и вперед, в светлое будущее, и Андрей подумал, что, пожалуй, впервые совершает перелет между сакуаллами в такой экстравагантной компании. Его окружали лишь стилизованные мировые знаменитости, каждый пятый был хорошо знаком, а каждый второй кого-то напоминал, но он не мог вспомнить, кого именно.
Единственное, что смущало Андрея, так это тот факт, что в обычном тоннеле принято лететь через тьму к свету, который брезжит в конце тоннеля, здесь же впереди зияло что-то гораздо более темное, чем та тьма, где, как ни странно, Андрей неплохо видел своих попутчиков и которая несла его все дальше, вперед и вверх. Полет продолжался не особенно долго, и не успел Андрей как следует присмотреться к ближайшим соседям в этой экзотической стае, как жидкая полутьма выплюнула их невдалеке от огромного диска, еще более темного, чем окружающая тьма. Андрей понял, что этот диск и есть та самая черная дыра, хорошо заметная из Дуггура, и что от этого диска в противоположную от него сторону отходят, словно лучи огромное количество тонких темных трубочек, несколько другого оттенка, чем диск, уходящих куда-то в бесконечность, которые снизу воспринимались как некая зловещая аура, расширяющаяся конусом, вокруг абсолютно черного диска.
Все выброшенные из тоннеля кинозвезды рассосредоточенно зависли невдалеке от черного диска, который хоть и не тянул по размерам на планету или хотя бы луну, тем не менее выглядел как некая грандиозная искусственная конструкция, на поверхности которой происходило какое-то хаотичное шевеление. Затем возникло нечто непонятное (скорее как ощущение): лучи-иглы словно бы вдвинулись внутрь диска навстречу друг другу, а затем в центре диска, где по идее должны были соприкоснуться эти трубочки-лучи, начал возникать размыв, где тьма просветлялась а внутри забрезжил неясный белесый свет.
Одновременно из размыва почувствовалось дуновение ветра. Очевидно и свет, и ветер означали какой-то новый этап путешествия, после которого с голливудскими звездами, зависшими словно в ожидании чего-то над поверхностью черного диска, стала происходить трагическая метаморфоза. Было такое впечатление, что полновесные человеческие (хоть и астральные) фигуры вдруг начали пылить и таять, как будто ветер сдувал песок с поверхности бархана, и каждая частица этого черного песка была ничем иным, как ноликом либо единичкой. Андрей понял, что синтезированные с помощью какой-то неведомой цифровой технологии в недрах устройства, напоминающего гигантскую мясорубку человекоподобные астральные тела вновь распадаются на свои составляющие.
Не прошло и десяти минут, как в туче темного цифрового песка плавились полупрозрачные останки еще недавно столь полновесных и живых кинозвезд, а вскоре исчезли и они. Не тронул распад только Андрея в облике виртуального Брюса Ли.
«Так-так, - подумал Андрей, - еще одно подтверждение, что я из другого теста состою – в смысле мое астральное тело – а не из каких-то там единичек-ноликов. Но будет ли у меня возможность отправиться вслед за остальными в таком неразъемном виде? Наверное их ведь не случайно распылило, наверное их по-другому дальше отправить невозможно. Так, надо что-то придумать, чтобы не тыкаться потом слепым котенком. Если уж я досюда добрался, то сам Бог велел дальше двигаться и всю эту историю до конца досмотреть».
Предположение Андрея оправдалось, светлое пятно начало быстро засасывать зависшее темное облако единичек и ноликов, и одновременно тонкие темные трубки быстро завибрировали, словно по ним хлынули поглощенные диском циферки. Андрей полетел навстречу светлому пятну-размыву, вскоре он был уже совсем рядом и увидел, что это обычное отверстие, но накрытое тончайшей сеткой через которую как через фильтр просеивается облако, а различные посторонние, непонятно откуда взявшиеся артефакты остаются снаружи. За этим прозрачным фильтром, где-то в отдалении виднелась матушка-земля, со всеми положенными океанами, материками и облаками, и диск ее был примерно таких размеров, как если бы Андрей наблюдал его с поверхности луны. К этому бесконечно родному диску сквозь тьму космоса тянулись мириады астральных хоботков, терявшихся в отдалении. Очевидно именно туда направлялись в данный момент миллионы единичек и ноликов темной демонической материальности.
«Ясно, - подумал Андрей, - опять таки командировка на родину и скорее всего в наше пространство они проникнут через телевизоры – а может и через экраны кинотеатров, американские фильмы все же чаще в кино показывают. Интересно посмотреть, что дальше произойдет, но, похоже, в отличие от прежних забросов меня нынче на землю пропускать не собираются, на циферки я по какой-то причине распасться не сподобился, видно у меня природа другая. С другой стороны ничего хорошего в том, чтобы на единички-нолики распасться я не вижу, но в моем теперешнем облике в трубочки не протиснуться. Может бросить все и назад вернуться? Хотя, не думаю, что процесс отцифровки сможет мою душу и самосознание уничтожить, но наверняка ощущать я себя буду как-нибудь по-другому».
И все же, осознавая важность своей миссии, Андрей чувствовал, что должен проследовать на землю вслед за циферками и увидеть всю историю до конца, ему и прежде предлагалось в астрале решать всякие ребусы, и до сей поры он худо-бедно с ними справлялся. Андрей полетал вдоль сетки, попытался чисто механически проникнуть сквозь нее, что в астрале было довольно обычным делом, однако на этот раз преграда не желала пропускать Нашего героя. Он сознавал, что должен прибыть на землю не сам по себе – в этом случае он не сможет проследить судьбу и миссию цифровых кинозвезд, что проникнуть в Энроф он должен именно через трубочки-проводники астральной материальности. Но как это сделать? Неведомый ветер, разложивший на цифры всю звездную компанию, никак не затронул собственной природы Андрея. Попробовать разложиться самому? Но он не представлял механизма – одно дело превратиться в Супермена, Люка Скайуокера или Брюса Ли, но как можно превратить себя в миллионы единичек и ноликов? На всякий случай он попытался воспроизвести в ярком астральном воображении, что его тело превращается во множество нолей и единичек – и получил определенный результат, только совсем не тот, который был нужен. Сначала его тело, утратив всякое человекоподобие, превратилось в здоровенную жирную единицу. При этом Андрей сохранял полную ясность ума и прежнее мировосприятие. Затем единица изогнулась нулем, напоминавшим то ли здоровенный бублик, то ли автомобильную камеру – затем вновь приняло форму единицы и цикл повторился, словно податливый материал его астрального тела не мог понять, чего конкретно сознание хозяина от него добивается. Разумеется ни о каком прохождении сквозь фильтр в таком виде не могло быть и речи, Андрей принял предшествующий облик и задумался.
Неожиданно в памяти его возникла одна из иллюстраций, которую много лет назад он рассматривал у Маркелова в его роскошной Бхагавадгите. Там был изображен вселенский Маха Вишну, трансформирующий свою сущность с помощью бесчисленных клише, повторяющих его Божественный образ, в природу всякой материальной формы: и в звезду, и в планету, и в человека, и в животное, и былинку и атом. Это выглядело как бесчисленное количество маленьких «Вишну», сияющих внутри всякого сущего тела, предмета и даже атома.
Одновременно с этим Андрей вспомнил о своих альтернативных двойниках, неведомое количество которых, связанных невидимою нитью монады, пребывают в разных пространственно-временных потоках, не ведая о существовании друг друга. И как дополнительная иллюстрация к этому метафизическому клонированию мелькнуло воспоминание о Меркабе, которую он наблюдал в начале похода, где в каждой ячейке он видел себя самого, словно бы разложенного на бесчисленные элементы внешних ситуаций, поз, положений и внутренних составляющих различных уровней сознания и подсознания. И только он мысленно обратился к этим своим альтернативным «Я», как внутри него что-то лопнуло – причем ощущение это было и глубоко внутри и как бы в самых отдаленных уголках «снаружи». А затем он вместе со всей вселенной распался на мельчайшие частицы и каждая из этих частиц была им, Андреем Даниловым, потомком династии Меровингов, и каждая из этих частиц-Андреев обладала самоощущением, отдельностью и вместе с тем объединяющим чувством целого. Каждый Андрей-элемент обладал личной крупицей света, и в сумме эти крупицы составляли световое облако, которое, подобно своему темному цифровому предшественнику, стало затягиваться в отверстие на диске черной луны через фильтр. Затем, распылившись, эти частицы распределились по мириадам темных трубочек-тоннелей и невидимым роем светлых частиц хлынули к земле.
Состояние Андрея (вернее Андреев) было настолько необычным, что он вряд ли смог адекватными словами передать это чувство бесчисленной множественности в единстве, растекающимся по мириадам тоннелей: каждая частичка, летящая по своему индивидуальному лучу, ощущала, что происходит с каждой другой и это, тем не менее, не нарушало чувства индивидуального самосознания. Когда же рой «Микро Андреев» достиг поверхности (вернее ноосферы) Земли, он тут же распределился среди океана мыслеобразов, чувств, мыслей и желаний миллионов людей. Их объединяла только одна общность: в данный момент все они – кто по телевизору, кто по видеомагнитофону, кто на экране кинотеатра смотрели один и тот же фильм «Появление дракона» с великолепным Брюсом Ли в главной роли.
Все бесчисленные «Я» Андрея, словно мельчайшие датчики стали распределяться среди мыслей и чувств миллионов людей, смотрящих этот фильм, и по этим датчикам в невидимый центр (локально он не был выделен, однако существовал) хлынули потоки человеческих чувств-эмоций, клишированных, как под копирку воздействием фильма на сознания людей, казалось бы никак не связанных друг с другом. На этот раз присутствие Андрея не ограничивалось какой-то конкретной судьбой или сознанием, как во всех его предыдущих экскурсиях. Вся множественность восприятий Андрея перекинулась на сознания миллионов теле и кинозрителей, не ограничивалась она также и территорией России. На этот раз процессом были захвачены все уголки земного шара, где люди имели телевизор, видеомагнитофон или кинотеатр: всех их объединяла могучая волна-эгрегор, сплетающий их мысли, чувства и эманации в единое невообразимое причудливое нечто, не разделенное ни расстояниями, ни границами, ни языками.
Андрей-во-множестве словно бы плавал в каком-то особом пространстве иного измерения, притянутом к земле и в этом пространстве в глобальном земном масштабе осуществлялось действие фильма (по сценарию происходящее на маленьком гонконгском острове). К этому пространству тянулись бесчисленные зримые эманации человеческих чувств, возбужденных и призванных к жизни динамическими, гипнотизирующими событиями кинофильма и личным обаянием актера-воина. В этот момент Андрей почувствовал, что миллионы его составляющих вновь стали единым целым Андреем Даниловым, а неподалеку от него, словно рой пчел, жужжало цифровое облако.
Тут пространство кинофильма стало видоизменяться. Его словно бы начали переполнять эти человеческие эманации, разноцветными потоками и переливами вплетавшиеся в действо кинофильма. Они резонировали с чувствами виртуальных героев, придавали их вначале эфемерному бытию все больше и больше жизни и плоти, и эта оживленная резонирующая ткань кинофильма привлекала внутрь себя удесятеренные потоки новых чувств, желаний и мыслеобразов: люди охотно, не ведая того, единым синхронизированным посылом отдавали энергию своих чувств. Гамма чувственных тонов была достаточно разнообразна: от розовых, голубых и золотых симпатии, романтизма и любви, до кроваво-красных, лиловых и черных потоков, состоящих из чувств агрессивности, ненависти к противникам Брюса и желания их уничтожить, а также потоков женской похоти к главному герою.
По мере поступления все новых и новых порций энергии, за которыми Андрей фактически уже перестал видеть события фильма, внутри этого размыва иного измерения и недавно появившегося здесь цифрового облака, начала формироваться некая конструкция – вначале совсем прозрачная и эфемерная, постепенно она все более прорисовывалась и оплотневала.
Конструкция была весьма своеобразна, и по виду напоминала устройство водонапорной станции: трубы, коллекторы, краны и прочие приспособления, которым Андрей не знал названия. Она зависла над действом кинофильма, хищно выставив некие раструбы, затем чья-то невидимая рука повернуло колесо коллектора и внутри машины что-то ритмично забрякало и заскворчало, словно заработал огромный насос. Очевидно, это и был насос для откачки человеческих эманаций, поскольку волны энергий затрепетали и потянулись струйками вверх, словно головы кобр, зачарованных игрой на флейте, а затем они начали засасываться внутрь раструбов и Андрей догадался, куда эта энергия будет перекачена: об этом в свое время ему подробно рассказал черный магистр на крепостной стене Антимосквы. (Правда, каким образом демоны поглощают эту энергию Андрей пока не знал).
Интересно, что каждый раструб поглощал энергию какого-то определенного качества и цвета; зыбкие же, эфемерные: розовый, золотой и голубой вообще не были востребованы – они поклубились вокруг раструбов, но там, очевидно, стояли какие-то фильтры, поэтому ни один из светлых тонов (которых было заметно меньше, чем темных), так и не попал внутрь этой абсурдной насосной станции. Стоит дополнить, что, как мы уже упомянули, часть цифрового облака ушла на формирование «насосной станции», другая же, большая, разбившись на множество мелких облачков, продолжала оставаться в земном пространстве квартир и кинозалов и, сформировав из цифровой массы что-то вроде живых присосок, осуществляла связь между пространством фильма и рассеянной по всему земному шару аудиторией. Андрей видел в свои оконца, как межпространственные пиявки витают и кружатся вокруг зрителей еще больше возбуждая в них интерес и эмоциональную вовлеченность, как жадно они хватают людские чувства-эманации и перекачивают их по миллиардам темных трубочек внутрь астрального рукава с виртуальным действием фильма, откуда их – несомненно в пространство Дуггура переправляла «насосная станция».
Сейчас Андрей был лишь сторонним наблюдателем происходящего и не участвовал в этом циклопическом процессе выколачивания и перекачки энергии, а впрочем он был им и на фазе своей множественности.
«Забавно, - размышлял Андрей, - кто бы мог подумать. Смотрят себе люди интересный фильм, радуются, страдают и негодуют вместе с героями и не подозревают, что их чувства кто-то захватывает и перекачивает. Надеюсь, мне удастся досмотреть весь этот театр абсурда до конца и проследить весь путь нашей человеческой энергии до конечного потребителя – и что, собственно, этот конечный потребитель с ней делает. Выходит, не только сексом жив Дуггур. Но можно не сомневаться, что аналогичные глобальные киноцентры по откачке сексуальных эманаций с помощью порнофильмов, также имеются. Думаю, все, что вызывает у людей сильные приземленные чувства, здесь задействовано. Вот только никому тут не нужны чувства светлые и чистые, они лишь до астрального пространства фильма доходят и остаются невостребованными. Интересно, что с ними дальше происходит? Чахнут что ли от невостребованности и неразделенности?»
И тут, словно иллюстрация, оспаривающая последнее предположение Андрея, произошло следующее: неведомо откуда в пространство фильма влетело нечто человекоподобное (или ангелоподобное?), сияющее, окутанное белым туманным плащом, и не успел Андрей сообразить что этот некто – никто иной, как идеализированный, просветленный Брюс Ли, правда почему-то с черной повязкой вокруг головы, как туманный плащ распахнулся. И тут же внутрь распахнутого плаща, где Андрей увидел розовое сияние в области сердца (самого тела внутри плаща было не видно из-за сияния) хлынули невостребованные потоки розового, голубого, золотого, присоединяясь к сиянию все сильнее и сильнее разгорающегося сердца. Затем душа Брюса Ли запахнула плащ и исчезла так же стремительно, как и появилась в пространстве своего виртуального героя.
После этого исчезновения что-то в отлаженном процессе откачки энергии разладилось. Действо кинофильма начало спотыкаться и приостанавливаться, словно при зависании компьютера, а внутри механизма по этой самой перекачке что-то зачихало и закашляло. «Насосная станция» стала давать перебои и не успевала справляться со всеми потоками темных эманаций, которые все больше и больше застили события астрального фильма, а затем и вовсе поглотили его. Андрей оказался в хорошо знакомой ему астральной тьме. Очевидно и отпущенное время пребывания в пространстве кинофильма закончилось, Андрей почувствовал, что его затягивает обратно, а затем, после нескольких минут стремительного полета по невидимой трубе, он вышел через экран телевизора в помещение павильона.
В павильоне, казалось, ничего не изменилось, киногерои по-прежнему сновали между телевизорами и переключали кнопки передач. Очевидно, процесс этот был здесь перманентен и не делился на строгие фазы, как в нижних ярусах, а непрерывная подача энергии в Дуггур требовала и непрерывной работы.
Поняв, что по крайней мере на этом этапе его работа закончена, Андрей вышел из павильона и стал решать, что делать дальше: то ли посетить другой павильон, скорее всего отправившись на новую экскурсию в другой кинофильм, то ли, уже нигде не задерживаясь, идти дальше, к центру города, где, очевидно, ожидал переход на новый ярус. Сейчас этот центр был совсем не виден за величественными павильонами астрального ВДНХ, но оттуда еще совсем недавно раздавалась музыка, шум моторов а так же доносился запах духов и всевозможной парфюмерии, хотя бы частично перебивавший устойчивый запах дерьма и помойки из нижних ярусов. Правда был какой-то еще, тревожный, что-то вроде запаха сырого (но не гнилого) мяса, а так же еще один, который относился скорее к приятным и Андрей вначале принял его за запах парфюмерии, правда потом до него дошло, что так пахнут свеженапечатанные деньги. Сейчас же, почему-то, в воздухе ВДНХ не разносились со стороны центра ни звуки, ни запахи, но поскольку здесь постоянно что-то менялось, в этом не было ничего удивительного.
Постояв какое-то время, Андрей все же решил идти к центру не задерживаясь, поскольку весь этот спектакль начал его утомлять и скорее всего в очередном павильоне не должно было произойти ничего принципиально нового, ведь схема с непременными экскурсиями в пространство Земли прослеживалась везде и отличия могли касаться лишь деталей, но не сути. Андрей двинулся по территории астрального ВДНХ, отмечая, что везде происходит примерно одно и то же, полюбовался фонтаном, правда то ли временно, то ли постоянно не работающим, соответствующим знаменитой позолоченной «Дружбе народов» с символическими пятнадцатью труженицами-республиками, вместо которых в астральном варианте оказалось несколько порнозвезд (они отличались формами и позами), а так же неизвестные ему киноактрисы из которых кто-то смахивал на Мерлин Монро, кто-то на Бриджит Бордо и Элизабет Тейлор в облике Клеопатры, и отдельно привлекала внимание демоноподобная женщина-ниньзя, имеющая сходство с легендарной каратисткой Синтией Ротрок.
Пока что во время прогулки по Дуггуру он не встретил ни одной живой женщины – только изображения – и вот теперь наконец во всей красе перед ним возвышались скульптуры неработающего фонтана. Правда где-то в середине путешествия над ним пролетал стая, состоящая из голых женщин, рассыпающих лепестки-циферки, но он подозревал, что эти женские фигуры скорее – компоненты стихиалей, связующих Дуггур с Энрофом, чем группа индивидуальностей, но с другой стороны подобной характеристике можно было подвергнуть здесь любое существо, будь то членоголовый или звезда киноэкрана. Все они вели себя словно полуавтоматы, запрограммированного на выполнение каких-то строго ограниченных функций и поскольку личность Андрея не входила в круг этих функций-интересов, то они то ли видели его, но не реагировали, то ли не замечали вовсе. Единственный человек, с которым ему удалось поговорить более менее внятно, был астральный полицейский, которого он встретил при переходе с первого яруса на второй. В дальнейшем подобные контакты носили строго определенный агрессивный характер. А впрочем, возможно дело было и не в нем, Андрей не заметил, чтобы и между местными жителями возникало какое-либо человеческое общение, исключая те случаи, когда это требовала производственная необходимость.
Итак, размышляя над превратностями судьбы, Андрей прошел мимо нескольких выставочных комплексов, причем весьма позабавился видом гигантского фаллоса, который своим местоположением и формой очень напоминал ракетоноситель «Восток», в своем земном аналоге представляющий экспозицию «Космос», а несколько аналогичных горизонтальных органов неплохо ассоциировались с экспонатами «Авиация», поскольку оснащены были изящными стрекозиными крылышками. Впрочем, тематика имела целенаправленных характер, поскольку соседствующий с этими памятниками павильон в полной мере отражал порнографическую сферу искусства, но уже не в том фантасмагорически-сюрреалистическом аспекте, как на воротах Дуггура, а вполне прикладном и антропоморфном, поскольку фасад здания был облеплен афишами соответствующего содержания, очевидно являвшими собой кадры из каких-то известных порнофильмов. К сожалению неискушенный Андрей ни одного из рекламируемых фильмов не видел, поэтому и не мог знать, действительно ли эти фильмы соответствуют земным прототипам, либо это чисто местная продукция. Хотя здравый смысл подсказывал, что чисто местной продукции здесь быть не может, и это именно аналоги.
Андрей в нерешительности остановился напротив павильона в афишах, размышляя, идти ли ему к загадочному центру, который вначале был так хорошо виден, теперь же оказался скрытым ближайшими зданиями, то ли снова совершить экскурсию в пространство Энрофа. Тут только наш герой обратил внимание на то, что этот павильон, пожалуй, помимо внешних реклам, отличается еще кое-чем: если около всех остальных павильонов царило оживление и туда кто-то постоянно входил и выходил, то этот, похоже, не пользовался вниманием виртуальных звезд экрана.
«Интересно, - подумал Андрей, - почему так? Тематика что ли здешних завсегдатаев отталкивает своей откровенной безнравственностью? Вот уж абсурднее аргумента не придумаешь для этого ****ского города, благо все предшествующие события свидетельствуют об обратном. Странно, надо все же сюда зайти – вроде бы вход свободный. С другой стороны – времени жалко. Может у них тут циклическая активность? Сначала народ посещает павильоны стиля «экшн», а, скажем, через час будут ломиться сюда».
Все же любопытство взяло верх и Андрей решил зайти и посмотреть внутреннее содержание павильона, но тут над его головой раздался уже знакомый шум-шелестение, казалось бы сплетенное из шепотов, вздохов и тихого смеха множества людей. Когда же он поднял голову, то увидел картину, которую уже однажды наблюдал в ночном астральном небе Дуггура: прямо над ним, сравнительно невысоко летела стая голых женщин, совершающих плавательные движения разных стилей, словно там, вверху, было не астральное небо, а поверхность прозрачного ласкового моря, в котором ночью голышом решила искупаться большая компания юных прелестниц.
Дальнейшие события развивались, очевидно, по какому-то стандартному сценарию, который Андрей уже наблюдал издали, но не совсем понял, что произошло. Теперь же все происходило непосредственно рядом с ним. Неожиданно стоящий на выставочном постаменте космический корабль «Восток», подозрительно напоминающий эрегированный мужской половой член пришел в движение, заволновался, задергался (хотя для махины не меньше тридцати метров в высоту подобные характеристики вряд ли правомочны), затем неведомая сила втянула его внутрь постамента, словно под неприличным постаментом разверзлись доселе невидимые губы матушки-земли. По прошествии нескольких секунд с характерным звуком плевка, только усиленным в тысячи раз, громадный фаллос был выплюнут недрами как раз в тот момент, когда стая небесных купальщиц оказалась непосредственно над ним, чтобы врезаться в них со своеобразным звуком лопнувшей огромной резиновой емкости, заполненной вязкой жидкостью.
Итак, гигантский фаллос разорвался, излившись тысячами гектолитров вязкой спермы, которая по идее должна была в следующую секунду вместе со сбитыми и растерзанными купальщицами, залив не меньше гектара территории (в том числе и Андрея), однако этого не произошло, поскольку эта гигантская, брызнувшая во все стороны капля изменила агрегатность. Трудно сказать, произошло бы это в любом случае, или катализатором перехода явились исчезнувшие внутри повисшей на мгновение капли, женщины, однако тяжелая капля в то же мгновение превратилось в уже знакомое Андрею цифровое облако, которое начало изливаться на землю веселым дождиком черных единичек и ноликов. И не просто на землю – на определенной высоте дождик словно бы попал в зону локального притяжения и начал сыпаться в аккурат на статуи неработающего фонтана. Тут произошло следующее: все позолоченные статуи фонтана начали оживать, сладко потягиваться, выгибая прелестные спинки и попки, призывно оглядываясь кругом. Затем все до одной покинули надоевшие пьедесталы среди позолоченных декоративных растений, птичек, рыбок и животных и грациозно устремились к ступеням павильона, доселе не вызывавшего никакого интереса у снующих то тут, то там кинозвезд. А впрочем ситуация коренным образом изменилась, как только ожившие порнозвезды, взявшись за руки, скрылись за дверями обклеенного рекламами павильона, поскольку после короткой паузы туда тут же хлынули ручейки кинозвезд мужского пола.
«Ну что ж, - подумал Андрей, - наконец-то живые дамы появились и кавалеры явно взволнованы их появлением. По логике вещей в этом павильоне что-то вроде свального греха должно произойти – только с какой-нибудь астральной спецификой, если, конечно, это не школа бальных танцев. Или они тоже в экраны будут нырять – и все это лишь некий ритуал, необходимый для забора энергии с земли. Ладно, чего тут думать, трясти надо!» – Вспомнил он фразу из известного анекдота про прапорщика, обезьяну, банан и научный эксперимент. Андрей направился к ступеням павильона, но, не дойдя нескольких метров остановился в нерешительности: весь комплекс-павильон, находящийся на возвышении, и широкие ступени, к нему ведущие, неприятно заколебались, завибрировали, а затем начали довольно быстро погружаться в землю, как было уже не раз с более мелкими предметами и телами. Правда раньше это касалось лишь разрушенных и отработанных предметов, существ либо приспособлений. Теперь же земля поглощала массивное здание-павильон казалось бы в тот самый момент, когда должна была произойти самая кульминация.
ГЛАВА 5
АСТРАЛЬНЫЙ НЬЮ-ЙОРК
«Вот, - с досадой подумал Андрей, - не дали клубничку посмотреть! А Дурга ведь меня сюда специально за этим привела, а то, что на земле происходит, я и так прекрасно знаю. Хорошо что я замешкался и не побежал сразу же вслед за этими путанами в павильон, а то, черт знает, что бы со мной случилось, если бы я там очутился в этот момент – (а в этот момент павильон полностью ушел под землю и на том месте, где он совсем недавно стоял, образовался довольно приличный участок свежевспаханной земли). Впрочем, не думаю, что со мной что-то фатальное могло бы случиться, скорее всего – выплюнуло бы, как уже однажды было, только сильнее. Ладно, не очень-то и хотелось, пойдем дальше».
Однако идти дальше не получилось, неожиданно Андрею показалось, что вокруг заметно потемнело, а луну закрыло тучами. Он поглядел наверх – и действительно, с первой луной (та, что светила а не «темнила») происходили занятные метаморфозы, и у Андрея возникли ассоциации с астрономическим процессом гибели звезды – от красного гиганта до белого карлика и вспышки сверхновой. Только весь процесс был камерным, нестрашным и, казалось, не опасным, несмотря на то, что происходило это в астральном небе, которое, как знал наш герой, тут, рядышком, стоит только взлететь.
Итак, луна вначале заметно увеличилась в размере, словно кто-то невидимый надувал ее через трубочку, при этом, как мы упоминали вначале, заметно потемнело, а свет луны словно бы разбавили и он не только поблек но изменил оттенок в сторону неяркого темно-красного, зловещего. В скором времени она увеличилась раз в десять, но совсем потускнела, затем процесс пошел в обратную сторону (Андрей помнил из астрономии, что эта фаза называется коллапсированием) и по мере уменьшения луны, свечение ее становилось все ярче и ярче. Стало достаточно светло, но это был не привычный дневной свет, а такой, словно в полусумрак лунной ночи подбросили серебра и воздух вокруг начал опалесцировать. Затем, когда, очевидно, процесс «схлопывания» дошел до какой-то критической массы, произошел взрыв «сверхновой». Но опять же, эффект этот был подобен обычному мощному фейерверку. В какое-то мгновение маленький, яркий, плотный шарик взорвался миллионами белых искр, затем искры стали принимать оттенки всех цветов радуги уже внутри этого белого взрыва, и с веселым потрескиванием начали падать на землю.
Какое-то время Андрей стоял, окруженный удивительным разноцветным ливнем, словно угодил внутрь радуги, правда ни одна капелька на него не упала. Он словно был окружен невидимым защитным полем – впрочем достаточно тоненьким, чтобы разглядеть, что это падают не капельки, а разноцветные (не черные, как раньше!) единички и нолики. Падают, достигают земли и исчезают в ее недрах, не оставляя на поверхности влаги. Несколько минут вокруг не было видно ни зги, хоть Андрей и находился словно внутри светового ореола, просто цветные циферки падали так густо, что никакой предмет невозможно было бы рассмотреть и на расстоянии вытянутой руки.
Тем не менее ночь словно бы закончилась, и когда цифровой дождь иссяк так же неожиданно, как начался, выяснилось, что на дворе действительно светлый день, а над головой – голубое небо, на котором сияет в зените столь редкая для астральных небес гостья – солнышко, правда, какое-то плоское. Таким же плоским, лишенным глубины было и небо, правда по нему вполне натурально плыли белы облачка, которые вроде бы нарушали подобную бутафорность.
Когда же цифровой дождь закончился, то выяснилось, что изменения коснулись не только неба, светила и освещенности: вокруг уже не было никакого Дуггура. Андрей стоял в центре современного западного города, окруженный гигантскими небоскребами, и хоть никогда на свете за все свои тридцать неполных лет он не был за границей, тем не менее первая мысль, которая у него возникла в этот момент, что вокруг него Нью-Йорк, какой-нибудь Манхеттен.
Трудно сказать, действительно ли город, в котором внезапно оказался Андрей, соответствовал реальному, земному Нью-Йорку, может это был Детройт или Чикаго или даже Гонконг либо Сингапур, место Андрею было совершенно незнакомо точно так же, как если бы он оказался вдруг в реальном земном Нью-Йорке в физическом теле. В реальном варианте этот город был ему столь же незнаком, как и в астральном и ничего узнаваемого, кроме статуи свободы, Капитолия или Белого дом в Вашингтоне он бы по-первости во всей Америке не обнаружил. Правда Андрей не раз видел Нью-Йорк и в кино и по телевизору, тем не менее все это было не то, ведь город становится знакомым лишь при многолетнем в нем проживании.
Итак, название «Нью-Йорк» было чисто условным, поскольку вид современного западного города ассоциировался в сознании Андрея именно с этим названием. Нашего героя окружали гигантские небоскребы теснящиеся вокруг небольшой площади, на которой он очутился, но ни сами высоченные билдинги из стекла и железобетона, ни эта площадь, ни оказавшийся на этой площади довольно больших размеров бассейн причудливой формы, заполненный прозрачной голубой водой были ему незнакомы и соответствовало ли это место, подобно дуггуровскому ВДНХ чему-то реальному в земном Нью-Йорке, он не знал. Небоскребы перекрывали всю панораму обзора, и кроме этих плотно обступивших его громадин и неба над головой, ничего было не видно, но не этот в одно мгновение возникший словно из-под земли город поразил Андрея.
Дело в том, что при всех его многочисленных путешествиях по астралу, в какие бы причудливые либо наоборот – урбанистические слои его не заносило, ощущение того, что это именно астрал никогда не покидало его. Даже в тех редких ситуациях, когда он, вроде бы находясь в астральном теле, наблюдал какие-то фрагменты Энрофа, никогда его полностью не покидала та стандартная гамма ощущений, которая всегда была присуща восприятию мира из астрального тела – пусть даже мир казался двойником Энрофа. Здесь же у Андрея в первые минуты возникло чувство, что он вернулся в физическое тело, но очнулся не в алтайской тайге – где по всем законам он должен был очнуться – а посреди Нью-Йорка.
Его, казалось, окружала реальность физического мира, его лучшая реальность, оказаться в которой мечтал бы любой советский человек, и эта реальность была заполнена земными запахами, звуками, ощущениями – теми самыми, которые столь естественны для любого человека в бодрствующем сознании, и которых так не хватает любому астральному путешественнику, какие бы причудливые картины его не окружали.
Итак, ощущения той обстановки, в которой неожиданно оказался Андрей, были столь приближены к реальности земной, что Андрей тут же начал себя разглядывать, не появилось ли у него вдруг физического тела. Увы, земного плотного тела у него не появилось, Андрей снова пребывал в образе средневекового индийского кшатрия, включая кольчугу и бахрецы на груди, на двух из которых продолжали красоваться барельефы юноши и девушки, в которых превратился младенец-атлант – то есть вид абсолютно не подходящий для обитателя Нью-Йорка. Присутствовала так же характерная для астрала пастозность тела, и когда Андрей на долгое время задержал взгляд на своей кисти, то пальцы его через какое-то время начали склеиваться и сливаться. Таким образом, Андрей уже не сомневался в том, что продолжает оставаться во внезапно изменившемся по неясной причине Дуггуре.
«Выходит, - подумал Андрей,- ландшафт здесь нестабилен, хоть долгое время я был убежден в обратном. Однако, какая реалистичность! Одно настораживает, ни людей, ни машин в радиусе обзора. Любопытно, что сей Нью-Йорк означает и куда теперь идти? Раньше у меня хоть цель была – дойти до центра города во главе с этим Тадж-Махалом, где предполагалась некая кульминация всего того, что здесь происходило. А теперь куда идти? Если это место соответствует реальному Нью-Йорку, я его и за несколько дней не обойду. Ну, разве, что по воздуху, но тогда я толком ничего не увижу и свою миссию не выполню».
И все же какое-то решение надо было принимать и Андрей двинулся наугад к ближайшему небоскребу, который перекрывал панораму города слева. Как мы упомянули, все небоскребы кольцом окружали площадь с бассейном, от которой отходило несколько улиц. Зеркальные тонированные стекла поблескивали на солнце, на первом этаже одного из зданий было пристроено роскошное заведение с вывеской «Ресторан», но вместо названия на вывеске красовался здоровенный макет стодолларовой купюры.
У основания другого небоскреба Андрей заприметил какой-то ночной клуб-кабаре с танцующими красотками на неоновой рекламе. Казалось бы, наличие подобных увеселительных заведений предполагало и наличие посетителей, но в двери никто не входил, а есть ли кто внутри невозможно было рассмотреть из-за зеркальных окон, которые, когда Андрей подошел поближе, отразили его самого: с лицом Андрея Данилова, но облаченного в доспехи индийского средневекового воина, в кольчуге, шлеме, шароварах и с саблей на боку. Зайти внутрь желания у Андрея не возникло («Так я вообще отсюда никогда не выберусь»), и Андрей прошел вдоль фасада здания, свернул на ближайшую, все такую же пустынную улицу («Чтобы в Нью-Йорке средь бела дня ни машин, ни людей не было – быть такого не может»). Впереди вдоль улицы выстроились в ряд несколько похожих небоскребов, правда Андрею показалось, что выглядят они несколько туманно, чего по идее не могло быть в ясный солнечный день. Андрей пошел вдоль улицы и к его удивлению, чем ближе он подходил к открывшимся перед ним новым зданиям, тем сильнее они расплывались, чего не должно было быть, даже если допустить наличие тумана или смога, поскольку первый небоскреб вдоль которого поначалу шел Андрей, был виден совершенно отчетливо. Заинтересовавшись необычным феноменом он прошел еще около ста метров по направлению к ближайшим домам, и оказалось, что сразу же за фасадом первого здания ввысь словно бы уходит стена какой-то взвеси, отделив реальную часть города от зыбкой, при этом, когда Андрей подошел к этой полупрозрачной туманной стене, выяснилось что взвесь, ее составляющая – все те же единички и нолики, только белого цвета, и в толще этой стены, кроме хаотически двигающихся частиц (все тех же единичек и ноликов) не видно ничего, и непонятно, какие здания он мог разглядеть там, за этой полупрозрачной стеной. Андрей протянул руку – она, не преодолевая сопротивления вошла в зону цифровой взвеси, частицы которой казалось бы никак не отреагировали на это инородное внедрение, легким дуновением касаясь его руки и тут же отлетая в сторону.
«Возможно это некая перегородка, - подумал Андрей, если участь, что там дальше виднелось продолжение города, то скорее всего она не толще нескольких метров. Вроде бы эта цифровая пурга неопасная, попробую ее пересечь».
Андрей вступил в зону взвеси, но оказалось, что эта зона не несколько метров и даже не несколько десятков метров. Минут десять он шел среди этого цифрового тумана, ожидая, что вот-вот он прервется и впереди появится остальная часть города, однако он все не кончался и не кончался и никакие небоскребы не появлялись – впереди просто ничего не было видно, хотя, как мы помним, когда Андрей только вышел на эту улочку, небоскребы маячили впереди достаточно отчетливо, а эта густая стена взвеси – напротив воспринималась почти прозрачной дымкой.
«Нет, - подумал Андрей, - надо возвращаться, а то вообще неизвестно, где я в конечном счете окажусь. Похоже никакого города впереди вообще нет – просто очередная иллюзия».
Андрей развернулся на 180 градусов и двинулся обратно. К счастью, направление им было выбрано правильно и минут через десять он выбрался из цифровой взвеси, а отойдя от нее метров на сто, вернувшись к краю площади, снова отчетливо увидел в проеме улицы часть города, заполненною легкой дымкой. Тут, внимательно присмотревшись, он понял, что на самом деле дальняя перспектива города словно бы вылеплена этой самой взвесью единиц и ноликов, которые, собственно и воспроизводят всю панораму «за занавеской» – и естественно, когда подходишь слишком близко, то разглядеть что–либо в этой сплошной массе частиц невозможно, поскольку большое видится на расстоянии, как при эффекте пуантилизма. Немало раздосадованный неудачей, Андрей вновь вернулся на площадь, смутно предчувствуя, что какие-то разъясняющие ситуацию события должны произойти именно здесь, раз именно здесь он очутился, помимо его воли. На этот раз он подошел поближе к бассейну – у него даже возникла мысль сбросить доспехи и искупаться, раз уж неясно, что делать дальше, тем более, заглянув в проем другой улицы, он обнаружил все тот же призрачный город небоскребов за дымкой, из чего следовало, что материализован только маленький пятачок этого квази Нью-Йорка, включая площадь, несколько небоскребов с несколькими увеселительными заведениями и декоративный бассейн.
Однако мысль искупаться тут же оставила Андрея, как только он подошел к мраморному краю бассейна: оказалось, что на дне под голубой толщей воды лежат гипсовые (или из какого-то другого сходного материала) статуи голых мужчин и женщин в натуральную величину. Они покрывали все дно бассейна и каждая из них была достаточно индивидуальна, как в знаменитой терракотовой армии, обнаруженной археологами в китайской провинции Шансю. Приглядевшись, Андрей узнал кое-кого из лежащих на дне женских фигур – это были явно те секс бомбы, которые вначале в позолоченном виде представляли астральный вариант фонтана «Пятнадцать республик», а затем ожили и скрылись за дверями павильона.
«Глупо, - подумал Андрей, - стоило ли оживать, чтобы теперь лежать на дне бассейна в таком жалком виде. Тогда-то они были хоть позолочены и монументальны, а это? Чем это лучше гипсовой «женщины с веслом»? Кстати, фигуры многих гипсовых мужчин также показались ему знакомыми, правда опознать их, раздетых, да еще на дне бассейна, глубина которого казалась не меньше десяти метров, было весьма сложно, но Андрей не сомневался, что перед ним очередная метаморфоза астральных копий кинозвезд, еще недавно подвижных и активных. («Были ли они живыми – вот в чем вопрос, - подумал Андрей, - автоматы тоже подвижны. В конце концов все это только сгущенные цифровые облачка. Кто их сгущает и программу вкладывает – другой вопрос – пока что это так же неясно, как и вначале»).
Итак, лезть в воду Андрею тут же расхотелось, как только он увидел дно бассейна, хотя неясно, чем эти гипсовые истуканы могли ему повредить, а пока он их рассматривал, произошла очередная неожиданность. Где-то в отдалении раздался вначале едва слышный, затем все более явственный стрекот, и когда он грохотом распластался над головой, стало ясно, что это шум винтов вертолета. Андрей поднял голову. Над ним – примерно на уровне крыш небоскребов завис небольшой вертолет весьма современного вида очень похожий на полицейские вертолеты из американских детективных кинофильмов, и не успел Андрей мысленно прокомментировать это событие, как из летательного аппарата вылетел ворох листовок. Похожую картину Андрей помнил из далекого детства, когда «кукурузники» над городом разбрасывали листовки самого разнообразного агитационного содержания. Правда ни одного из призывов Андрей не запомнил, но в его память прочно вошла картинка этого серого облачка в вышине, оставшееся после пролетевшего самолета, которое по мере спуска разбивается на множество забавно вихляющих бумажных кусочков.
«Так, - подумал Андрей, - это что же за астральная агитация такая, и кого они собираются тут агитировать, если здесь кроме меня ни одного живого существа нет. Разве что эти гипсовые статуи под водой? Конечно, если следовать здешней логике, они должны в дальнейшем ожить и вылезти из бассейна, но их-то на какой предмет можно агитировать? У них же и так вся необходимая программа функционирования внутри заложена».
А впрочем вскоре Андрей понял, что по крайней мере насчет агитационной компании, он сильно ошибался, и когда бумажные прямоугольнички стали кружить уже совсем невысоко над головой, он сумел рассмотреть их содержание: это были самые настоящие, с характерным типографским запахом, украшенные лицами первых президентов американские доллары: сотенные, пятидесятки, двадцатки, десятки. («Вот откуда был этот запах на ВДНХ, - подумал Андрей, - так пахнут свеженапечатанные деньги»). Определить их подлинность не представлялось возможным, однако когда первые купюры коснулись глади бассейна, стало ясно, что ни размером, ни формой они не отличаются от настоящих. Первой мыслью Андрея было броситься собирать заветные дензнаки, тем более в вожделенной иностранной валюте, затем он мысленно рассмеялся:
«Господи, совсем забыл, что это астрал, уж больно все натурально выглядит! К сожалению забрать их в реальный мир отсюда – то же, что из сна, а здесь они мне нужны, как рыбе зонтик. Однако, для чего-то они предназначены, раз сыпятся».
Тем временем доллары окончательно приземлились – вернее приводнились: как и в случае цифрового дождя явление это оказалось сугубо прицельным и все зеленые купюры опустились воккурат на поверхность бассейна, словно в какой-то момент были захвачены некими силами притяжения, исходящими именно от этой водной площади.
«Забавно, - подумал Андрей, сейчас, наверное, эти гипсовые истуканы почувствуют присутствие валюты и начнут оживать: жадность и мертвого поднимет, а то, что здесь все что угодно ожить может – в этом мы давно убедились. Вот только что они с ними потом делать будут? В ресторан ломанутся или в кабаре? Вот уж не думал, что здесь американская валюта в ходу, даже обидно за наши родные деревянные! Сколько здесь, интересно, баксов насыпано? Похоже, несколько тысяч! Вот бы на земле столько найти! Хотя, с другой стороны – посадить могут, чай, не в Америке живем».
Однако, по крайней мере в первые минуты никто не ожил и деньгами не заинтересовался, тем более в эти самые ближайшие минуты с этими самыми деньгами стали происходить непонятные изменения, словно они вступили в химическую реакцию с водой, на которой лежали. Сначала купюры покраснели, как раки в кипятке, затем вода под ними закипела, с ее поверхности пошел дым, а затем пресловутая валюта начала растворяться, как растворяются крупинки марганцовки, распространяя вокруг себя темно-малиновые хвосты. Вскоре реакция заметно интенсифицировалась, дым застелил всю поверхность и невозможно было разобрать, что происходит и с долларами и с водой, затем реакция прекратилась так же неожиданно, как и началась, дым быстро рассеялся и Андрей почувствовал странный, специфический запах, который был ему, как медику неплохо знаком: запах свежепролитой крови. Его он неоднократно чувствовал в зоне четвертого яруса, но тогда было неясно, откуда он распространяется, теперь же источник был перед ним: бассейн в стиле «тропикано», совсем недавно заполненный голубой прозрачной водой, теперь, как гигантская рана, алел мутной, слегка парящей кровью.
Андрею стало не по себе, такого количества крови ему доселе не приходилось видеть – тем более здесь все астральные ощущения казались максимально приближенными к естественным, и ему было достаточно сложно убедить себя, что это не человеческая кровь, а всего лишь причудливая игра энергий.
«В конце концов, - пытался успокоить Андрей подкатывающий к горлу комок тошноты, что само по себе было чем-то новым в астрале, - еще совсем недавно тут и астральных полицейских взрывами разносило, и вообще всякие смертоубийства творились! А целые озера дерьма – это что более эстетическое зрелище, чем бассейн крови? И воняло тогда гораздо сильнее! Почему же тогда мне так не по себе? Наверное потому , что в этой квази Нью-Йорке чувства приближены к земным, а до этого были чисто астральные, неполноценные! Нет, ну надо же! Несколько тысяч долларов превратили такой симпатичный бассейн в какую-то жуткую акваторию для пиршества вампиров. Правда в астрале пока вампиры не попадались, да и кровь вижу впервые. Хотя наверняка это не кровь, как и дерьмо – не дерьмо, а некий эквивалент, символ. Неясно только, какой».
Тут Андрей вновь услышал в отдалении стрекотание моторов вертолета, затем в другом месте, затем еще в одном. Вскоре казалось, что где-то вдалеке пролетает целая эскадрилья вертолетов, правда на этот раз звук так и не приблизился к Андрею и вертолеты, судя по звуку, распределились по окружности, но за периметром материализованного живого пятачка, окруженного стеной цифровой взвеси – там, где по идее должен был располагаться остальной город.
«Значит, - подумал Андрей, - где-то там все же этот туман кончался, надо было дальше идти, может и остальной город обнаружился бы. Интересно, а вертолеты там тоже баксы сыпят, а следовательно и кровавые бассейны возникают?» Тут его мысли о вертолетах и деньгах были прерваны новым развитием событий: из-под кроваво-красной поверхности показалась голова, плечи, целая фигура человека, словно бы поднимающегося из глубины кровавого бассейна на каком-то не видимом сверху подъемнике, хотя возможно он и самостоятельно всплывал так вертикально, поскольку законы тяжести в астрале либо полностью отсутствовали, либо действовали совершенно непредсказуемо. Эта последняя версия, очевидно, оказалась верной, поскольку человек, весь в крови и кровавых сгустках вскоре полностью оказался на поверхности, затем пришел в движение и преспокойно, как Иисус Христос по Генесаретскому озеру, проследовал к краю бассейна и вылез на мраморный поребрик. Далее человек, словно собачка встряхнулся, отчего, вместо кровавых брызг почему-то на несколько мгновений оказался окутанным плотным облаком пара, когда же пар рассеялся, перед Андреем предстал красивый молодой человек с черными усиками итальянского мафиози, в вечернем белом щегольском костюме и шляпе А-ля Техас. Короче говоря, типичный денди-прожигатель жизни с Бродвея, собравшийся на свой ежевечерний раут в ресторан, бордель, кабаре или казино. Он собрался именно отдыхать и развлекаться, а не вкалывать до седьмого пота или исполнять какую-то гангстерскую работу у Андрея почему-то была полная уверенность. Его поразила и еще одна особенность, которая сразу бросалась в глаза и заставляла вновь оглядываться вокруг: было впечатление что данный астральный субъект окончательно лишился признаков характерной астральной виртуальности и выглядел, как обычный случайный прохожий дневного физического мира. Исчезла последняя пастозность, зыбкость и схематичность движения человека, и его поведение стало абсолютно естественным. Это уже не был виртуальный компьютерный киногерой, а совершенно обычный земной человек, в земном теле, молодой, красивый и прекрасно, с иголочки одетый. На Андрея, правда, как и все предыдущие обитатели Дуггура он не обратил никакого внимания – толи не видел его, толи не был на подобное восприятие запрограммирован, хоть наш герой и стоял совершенно рядом. Человек озабоченно посмотрел на массивные часы – «Ролекс, похоже золотой, если не подделка с несерьезной завистью отметил Андрей», - и уставился на поверхность бассейна, от нетерпения наклонившись и упершись локтями в коленки, очевидно ожидая чего-то важного. И это «важное» действительно вскоре показалось на поверхности. Вначале Андрей подумал, что это та самая невидимая предполагаемая платформа, которая доставила новоявленного денди на поверхность бассейна, но вскоре понял, что это самый обычный легковой автомобиль, и когда этот автомобиль самостоятельно по поверхности преодолел водную преграду и выехал за поребрик, и так же, как человек на мгновение скрылся из глаз в клубах густого пара, то когда пар рассеялся, то Андрей получил возможность установить и марку автомобиля: это был роскошный Седан выпуска 1985 года «Мерседес Бенц 600», словно бы только что сошедший с конвейера автозавода. Молодой человек вынул из кармана ключи, картинно покрутил их на брелке вокруг пальца, затем элегантно протанцевал к автомобилю, открыл дверцу, но забираться внутрь не стал, а просто включил магнитолу. Доселе тихая площадь огласилась ритмичными басами и повторяющимися пассажами синтезатора и Андрей, к своему крайнему изумлению понял, что звучит самый настоящий земной «Моден токкин», с незабвенным творчеством которого он успел познакомиться в короткий период жизни в Москве перед походом, когда хиты этого западногерманского звездного дуэта звучали буквально из каждого окна и подворотни.
Слушая знакомый шедевр европейской маскультуры, Андрей с удивлением наблюдал очередной фортель астрального театра абсурда, который не скупился на все новые и новые сюрпризы, а человек в белом тем временем отошел от автомобиля и вновь начал вглядываться в поверхность бассейна, из которого в скором времени поперли несколько внушительных коробок на повозках с колесиками, которые в целости и сохранности доставили эти коробки к окоему бассейна. Когда же, как и в предыдущих случаях пар рассеялся, то выяснилось, что это обычная тара (не пустая) для всевозможных электронных и электрических приборов, при этом каждая коробка выглядела точь в точь как только что доставленная из валютного магазина, и Андрей начал (все с той же шутливой завистью) читать столь желанные, для каждого советского человека, но малодоступные в те не столь далекие времена иностранные названия: телевизор Грюндиг, видеомагнитофон Сони, музыкальный центр Пионер, стиральная машина Самсунг, кухонный комбайн Сименс, синтезатор Ямаха – и так далее и тому подобное. Короче, в этих коробках, судя по названиям, было все необходимое, чтобы со вкусом и шиком обставить новенькую, элитную квартиру, а то и загородную виллу. Молодой человек деловито осмотрел коробки, перечитал маркировку, затем до верху забил ими багажник и заднее сидение своего роскошного автомобиля (наверное, для этой цели все же лучше подошел бы джип), сел за руль и, лихо развернувшись на площади, скрылся за ближайшим небоскребом. По мере удаления «Моден токкин», Андрей понял, что музыка и шум моторов теперь раздаются со всех сторон, словно на город, как снег на голову, свалился неведомый праздник, правда Андрей, выросший и повзрослевший в период так называемого застоя, привык к тому, что во время главных государственных праздников в центре города раздается другая – революционно-патриотическая музыка. Здесь же со всех сторон неслась зарубежная попса и диско с более редкими вкраплениями хеви метала, глэма и гранжа. Желая посмотреть, куда направилась «шестисотка», Андрей вновь выбежал на радиальную улицу за одним из небоскребов и увидел, что ситуация в корне изменилась: теперь дымка тумана за ближайшим зданием исчезла и бесчисленные дымки поднимались в небо то тут, то там. Та же часть города, которая еще совсем недавно была вылеплена из цифровой взвеси и в реальности не существовала, теперь, таки, существовала и полностью слилась с тем материализованным пятачком, на котором оказался Андрей. Город простирался теперь насколько хватало глаз и действительно состоял практически из одних небоскребов, как Нью-Йорк, по крайней мере ни одного старинного или малоэтажного здания в этой части города Андрей не увидел. Кругом было тонированное стекло, алюминий, железобетон, а так же рекламные щиты, воспевающие товары и услуги самых разнообразных западных фирм. Немало было и неоновых конструкций над входами в различные увеселительные заведения, правда в настоящее время, поскольку на дворе стоял яркий солнечный день, все они были пока отключены. Кардинально изменилась ситуация и с еще недавно повсеместно угнетавшим безлюдьем. Теперь в городе царило оживленное автомобильное движение, сновали пешеходы безо всякого налета астральной зыбкости, эфемерности и специфической освещенности. Все выглядело настолько обыденно, по-земному, что Андрей вновь усомнился в астральной природе всего происходящего и снова начал рассматривать и ощупывать свое тело. Увы, с ним-то как раз ничего не изменилось и выходило так, что как раз именно он единственное здесь приведение, хотя здравый смысл вроде бы свидетельствовал о противоположном. «Земноподобность» усугублялась еще и тем, что почти каждый прохожий был нагружен сумками, коробками, пакетами с фирменными надписями и лейблами, да и машины – сплошь новые дорогие иномарки были загружены коробками и другими крупногабаритными предметами быта. Из нескольких багажников проехавших мимо Андрея иномарок выглядывали не поместившиеся там части мебели, некоторые автомобилисты использовали для перевозки крупногабаритных товаров крыши автомобилей, да и практически ни один прохожий не оказывался с пустыми руками, каждый что-то тащил с озабоченным видом, словно по всему городу происходила грандиозная распродажа, которая не оставила равнодушным ни одного горожанина.
«Откуда их столько сразу взялось? – с удивлением подумал Андрей, - только что было пустынно, как после взрыва нейтронной бомбы, и вдруг сразу такое количество машин, людей и товаров! Хотя в принципе механизм их появления я видел – значит бассейны с кровью – или что это там такое – оказались сразу во многих местах. Поскольку на моем материализованном пятачке был только один бассейн – выходит за этой цифровой пеленой город все же существовал, только я до него не нашел терпения добраться, а то, что на этой туманной стене что-то там изображено было, так это одно другому не мешает, просто я неверные выводы сделал. Значит и город существовал и изображение его, и то, и другое одновременно». Вначале Андрей собрался было осмотреть город, но потом подумал, что все же разумней досмотреть сцену с материализациями из кровавого бассейна, он не сомневался что одним только денди на «шестисотке» история не ограничится. И не ошибся.
Когда он вернулся к бассейну, около него уже стояла небольшая группа мужчин и женщин, одетых в вечерние платья и щегольские костюмы. Все они были примерно одного возраста, зато значительно разнились и внешностью и одеждой, как на подиуме современной моды различных направлений. Среди присутствующих попадались лица как европеоидного, так и азиатского и даже негроидного типов – как в США, все были по-своему хороши лицом и фигурой, а так же чувством стиля, поскольку одет каждый был по-своему безукоризненно, хотя скорее всего их собственное чувство стиля не имело к данному феномену никакого отношения, поскольку, если появление остальных происходило аналогично появлению первого, то все они возникли уже одетыми с иголочки. Возраст каждого также был самый цветущий с точки зрения земных стандартов – что-то в районе 30, то есть примерно ровесники Андрея, на появление которого – к чему он, собственно, давно привык, никто никак не отреагировал. Тем не менее все новоявленные жители квази Нью-Йорка вели себя не так дебильно, как те, что попадались Андрею ранее. Они непринужденно переговаривались и в их движениях не чувствовалось автоматизма. К тому времени, когда Андрей вновь вернулся к бассейну, группа «кровью рожденных» нетерпеливо переминалась около роскошного Бьюика, в который жгучая блондинка в вечернем платье с блестками и бриллиантовом колье, благоухая изысканными духами, грузила коробки с названиями разнообразных заграничных фирм. Хотя ни у кого из окружавших ее светских львов и львиц (вся группа, выстроившаяся перед бассейном действительно выглядела, как бывалая светская публика) не возникло желания помочь ей в этом трудоемком процессе, блондинка довольно ловко обходилась своими силами и оперативно распихивала ящики, коробки и пакеты в машину, которая в земных условиях явно не предназначалась для грузовых перевозок.
«Какая несуразица, - подумал Андрей, - чтобы дама в бриллиантовом колье такие коробки грузила! Как-то это не гармонирует с ее внешним видом, за нее это должны были делать лакеи или грузчики! Правда, их здесь что-то не видно. Господ, как собак нерезаных, а со слугами, судя по всему, проблемы! А впрочем, я в очередной раз обманываюсь правдоподобием происходящего - в астрале же законы земной гравитации не действуют, а вернее – действуют совсем не так, как на земле: в каких-то случаях дом возможно поднять, а в каких-то – собственное тело с места не сдвинешь. Вон как легко она здоровенные коробки закидывает – следовательно в данной ситуации они и не весят ничего, зачем ей еще слуги и лакеи!»
Тем временем из бассейна вылезла еще одна здоровенная коробка – как понял из надписи и рисунка Андрей, посудомоечная машина фирмы Бош, и поскольку она не влезала ни в багажник, ни в салон, дама прикрепила ее к крыше с пристроенным верхним багажником, который как-то совершенно не вязался с роскошным сияющим корпусом автомобиля, где вообще нелепо выглядели все эти многочисленные коробки, а подобный открытый багажник гораздо больше подошел бы Москвичу или Запорожцу. После этой последней коробки места в машине больше не оставалось и дама величественно укатила в неизвестном направлении – то ли обустраиваться в новой квартире (а может загородной вилле), то ли еще бог знает зачем еще, поскольку бытовая сторона жизни астральных существ была Андрею почти неизвестна, тем более в разных слоях астрала все происходило по-разному, а то, что при первом впечатлении воспринималось, как быт, в дальнейшем таковым не оказывалось, и носило какой-то особый астральный смысл, часто непонятный с земной, материальной точки зрения.
После того, как обогатившаяся дама укатила прочь, бассейн продолжал изрыгать коробку за коробкой, ящик за ящиком, но ни очередной машины, куда все это можно было бы погрузить эти ящики и коробки, да и очередного члена общества так и не показалось. Это, судя по всему, нарушало какой-то неведомый порядок, поскольку люди, выстроившиеся поблизости бассейна проявляли нетерпение и были явно недовольны происходящим. Подойдя поближе, Андрей услышал подробности реплик и разговоров, происходящих в группе ожидающих, и это также было необычно, поскольку до сей поры, путешествуя по Дуггуру, Андрей не услышал ни одного членораздельного разговора, кроме тех случаев, когда сам разговаривал с астральными полицейскими.
- Ну вот, - светлеть начала! – с недовольством проговорил господин с закрученными усами и в котелке, который больше походил на англичанина викторианской эпохи, чем на современного жителя Нью-Йорка, - похоже, в центре опять что-то там перепутали, а нам, как всегда, расхлебывать придется. Вот так всегда! Ждешь отпуска, а тебе – очередной сюрприз!
- Светлеть, говорите, начинает? – тревожно спросила шатенка в строгом бизнес костюме, - а по-моему ничего не начало, это у вас от нетерпения в глазах светлеть начало, и не сейте, пожалуйста, панику, из-за таких, как вы паникеров, каждый раз эта неразбериха и происходит, кто-то начинает паниковать и хватает не в свой черед, а потом кому-то чего-то не хватает, начинаются претензии, недовольство, и безобразия, в результате чего кого-то отправляют в переплавку. Естественно, там в центре стараются, чтобы всем всего хватило и все пришло в свое время – они же не могут предусмотреть всех сумасбродных выходок отдельных несознательных элементов!
- А мне тоже кажется, что светлеть начало! – присоединился к загадочному разговору еще один господин в строгой серой шерстяной тройке в полоску, - наверняка они, как обычно, неправильно валюту распределили: кому-то будет полная чаша, а кому-то – шишь с маслом! И нечего оправдывать центр, я не помню, чтобы они хоть раз все правильно рассчитали, хоть и шумели нынче, что у них новые компьютеры и теперь никаких накладок не будет. Как же не будет! Глядите, что творится! Почти все отпускники на берегу, собственность поступает беспрерывно, а машин еще только две. И никакой обещеной последовательности, а бассейн, между прочим, значительно посветлел! И будет, как всегда: первым – все, а последним – ничего! А чем это обычно заканчивается? Сами знаете – переплавкой и беспорядками! И никто ответственности не несет, а, между прочим – имеем право, конституция гарантирует! Что ж, за спасибо четыре цикла вкалывать в нищете, убогости и идиотизме? Нет такого закона!
- Похоже, - включился в разговор господин с бородкой и в смокинге, - машин больше не будет. Завалили электроникой и бытовой техникой, а машины в самом начале кончились! А зачем мне 4 телевизора и пять стиральных машин? И не известно, хватит ли на всех деликатесов! А по закону – положено, специальный список утвержден. А где тут полный список? Еще хуже, чем в прошлый отпуск, и это после обещаний, что на этот раз отдельных недостатков, накладок и тем более беспорядков не будет! Это называется – на новых компьютерах все просчитали!
- Мне кажется, вы сгущаете краски, - раздался из толпы женский голос, - иногда бывает, что машины в конце выплавляются и всем всего хватает.
- Да не будет больше машин! – взвился господин с бородкой, - поглядите на бассейн, высветление уже вовсю идет! Дай бог на продуктовые наборы и побрякушки хватит, а то и еще одного нахлебника заполучим! Никогда не знаешь, когда и что оттуда вынырнет.
- А ведь и правда, высветляется, точно высветляется! Опять шакалить в чужих районах придется! – раздались возгласы из возмущенной группы блистательных дам и джентльменов. – А машины всем положены, все заслужили! Не по десять же человек в автомобиль набиваться, собственность – она тем и собственность, что для каждого!
Андрей обратил внимание на то, что бассейн действительно высветлился, и кровь приобрела какой-то голубоватый оттенок, хотя прозрачней от этого не стала, и по-прежнему до появления очередного предмета на поверхности, невозможно было сказать, что там в глубине на очереди. В этот момент поверхность бассейна изрыгнула целую партию мелких коробочек, в которых, судя по форме и размерам должны были находиться ювелирные украшения. Этот «товаровыброс» на какое-то время отвлек народ у бассейна, особенно женскую его часть, которая по своим предпочтениям очевидно не отличалась от земных прообразов, не прошло и нескольких минут, как у кромки бассейна засверкали на солнце драгоценные камни: бриллианты, сапфиры, изумруды, рубины, шпинель, жемчуг, топазы. Раздалось благородное позвякивание золотых и платиновых оправ, а так же возгласы восхищения, где в основном преобладали женские тембры. Надо отдать должное собравшимся: коробочки были разобраны с соблюдением порядка и очередности, хоть и было видно, что у отдельных дам нервы на пределе, но похоже на этот раз драгоценностей хватило на всех и возможно именно сей факт уберег ситуацию от дальнейшего накала страстей и – не приведи Господи – рукоприкладства.
Сильный пол, правда, проявил меньше энтузиазма и даже были слышны отдельные возгласы недовольства, что опять эти женские побрякушки и совсем нет мужских перстней, золотых Ролексов, Патек Филиппов и Картье, а с готовыми часами на руках выплавлены всего раз-два и обчелся, что также говорит о крупных просчетах центра перед отпускниками и о серьезных недоработках в целом.
- В прошлый раз, между прочим, - мечтательно произнес весьма романтичного вида мужчина с волосами по плечи и орхидеей в петлице, напоминающий поэта декадента серебряного века, - рассказывали, был бассейн, где раздавались одноместные самолеты Сэсна – и на всех хватило! А какие были номера в Континентале! С будуарами, подлинниками 17 века и нефритовыми ваннами с шампанским! Да что ванны, целые бассейны!
- Ну, и где вы такое видели? – раздался скептический голос мужчины, напоминающего преуспевающего госслужащего.
- Рассказывали…
- Рассказывали! Я вам такого могу понарассказать! И про индивидуальные лайнеры, и про одноместные дворцы, усыпанные бриллиантами! Все эти слухи специально из центра запускают, чтобы народ думал, что они все справедливо рассчитывают и распределяют по мере поступления сырья, а не груши одним местом околачивают. И всегда найдутся желающие за 30 серебряников подобный вздор поддержать и распространить. А на самом деле, если кто-то «Сэсну» и получил, то лишь после того, как сотня-другая в переплавке очутилась и ему круто повезло в этот момент рядышком очутиться, и наверняка – за верную службу сверху телеграммку получил.
- Кстати, о переплавке, - вступил в разговор господин с решительными чертами лица в светском, но какой-то полувоенной кройки костюме, - высветление идет стремительно, и уже нелепо успокаивать себя баснями, что это, дескать, обман зрения либо особенности освещения. А где положенные «Кольты», «Калашниковы», «Узи», «Винчестеры»? Даже ни одной поганой шашки, ни одного жалкого кортика не всплыло! О гангстерах забыли?
- А ведь и правда, - раздались тревожные возгласы, - по идее всегда всплывают, но одному дьяволу известно, когда! А вдруг те, первые, увезли на автомобилях? Проконтролировать то некому было! А первым всегда плевать, после них – хоть потоп!
В тот момент, когда тревожные возгласы достигли своего апогея и стало неясно, во что выльется это тотальное недовольство, из бассейна вынырнул очередной картонный контейнер, и публика стихла, нетерпеливо ожидая, что же там в коробе окажется на этот раз, и кому все это достанется. Когда же, несомая неведомой силой, коробка оказалась на парапете бассейна, Андрей с интересом заглянул за плечи людей, сгрудившихся вокруг коробки. Контейнер снова оказался общим достоянием, поскольку был заполнен небольшими коробочками, которые нетерпеливо (но пока еще без конфликтов) начала по очереди расхватывать публика. Оказалось, что это самые обычные часы… если самыми обычными часами можно назвать золотые «Ролексы», усыпанные натуральными бриллиантами «Картье», платиновые «Омеги», «Лонжины» и «Патек Филиппы», каждые из которых на земле могли стоить не один десяток тысяч долларов. Таких роскошных безделиц для миллионеров Андрей отродясь не видывал, и было крайне странно наблюдать эти, казалось бы сугубо земные ювелирные аксессуары в руках потусторонних существ, правда выглядящих вполне плотноматериально.
Покуда часы расхватывались и примерялись, покуда происходило разглядывание этикеток, клейм, драгоценных инкрустаций, покуда шло любование этими шедеврами швейцарской часовой промышленности, неведомо каким образом угодившей в потустороннюю реальность, вынырнуло еще два ящика а за ними – снова целая партия коробок, и все внимание было устремлено к ним, а недавнее недовольство, готовое перерасти в бунт – забыто. Когда же они вынырнули, словно на пружинках на мраморный парапет, то выяснилось, что это также предметы общего пользования, поскольку мелкие коробочки содержали французские духи – «Шанель», «Опиум», «Маже Нуар» и так далее и тому подобное, по большей части незнакомое Андрею, при этом в достаточном количестве, так что недовольных не осталось. Через считанные мгновения воздух заблагоухал сложнейшим букетом ароматов, сплетенных из самых разнообразных брендов французской парфюмерии («Вот, оказывается, откуда этот запах по всему городу разносился на фоне всеобщей дерьмизации, - подумал Андрей, - хотя, этот Нью-Йорк только недавно появился, откуда же тогда шел запах парфюма? Может город в каком-то собственном пространственном рукаве с самого начала находился, снаружи не заметном, и оттуда благоухал?»).
Две другие коробки содержали в себе соответственно по 20 бутылок коньяка и шампанского – но какого коньяка! И какого шампанского! Ничего подобного Андрею воочию видеть не приходилось, не говоря уже о том, чтобы попробовать, хотя и то и другое название он прежде слыхал. Коньяк был ничем иным, как тускло поблескивающим в хрустальных бутылках с золотыми пробками столетним Луи Тринадцатым, а шампанское, хоть и не столь выдержанное, но не менее дорогое «Вдова Клико». Отдельно в каждой коробке оказалось необходимое количество пузатых коньячных рюмок и широких фиалов для шампанского из тончайшего венецианского стекла. Наверное, некие силы таким образом решили разрядить обстановку, поскольку шампанское тут же было распределено в основном среди женского контингента, а коньяк – среди мужского, и, поскольку нервы у всех были расшатаны непростительными сбоями в работе неких неведомых служб, заправляющих снабжением, их тут же начали поправлять самым надежным способом: светским фуршетом в непосредственной близости от бассейна. Каждый вкушающий от легендарных алкогольных напитков проникся значимостью минуты и изысканностью эксклюзивного букета. Маленькой канонадой взвились в воздух пробки «Вдовы Клико», им глухо и сдержано отозвались коньячные пробки, благородная жидкость зажурчала по весело перезванивающим бокалам, а в воздухе, к изысканным парфюмерным благоуханиям присоединились не менее изысканные ароматы сверхдорогого алкоголя. Тут же ушла общая напряженность и нервная суетливость, зазвучали тосты, зажурчала многоголосая светская беседа о чем-то изысканном с постоянным упоминанием знакомых и незнакомых Андрею фирм, марок, дворянских титулов и фамилий, зазвучали изысканные комплементы с мужской стороны и не менее изящные всплески ответного женского кокетства.
Андрей почувствовал даже некоторую зависть к этим молодым, красивым, с иголочки одетым потусторонним существам – то ли духам, то ли демонам, то ли… Бог знает, кто они были на самом деле, но уж больно все выглядело натурально и человекоподобно. Ему тоже захотелось отведать никогда в жизни не пробованного «Луи 13» и «Вдову Клико» – а вдруг и вкус этих раритетов соответствовал этикеткам и всеобщей достоверности происходящего, почти полностью лишенного астральных признаков. Под конец же наверняка можно было прихватить что-нибудь ценненькое: какие-нибудь бриллиантовые «Картье», пяток изумрудных и сапфировых печаток, музыкальный центр, телек с видаком… хотя, что дальше со всем этим делать? На землю ведь не пронесешь, а здесь с собой все это таскать как-то не улыбается, надо ведь дальше идти.
«А, собственно, куда идти и зачем! - вдруг мысленно возмутился Андрей. – Наверняка в этих небоскребах расположены шикарные номера: речь как раз шла о гостиницах. Если они даже не меблированы и не оснащены бытовой техникой, то все это можно отсюда прихватить: меня ведь тут принципиально не замечают! А если даже и заметил бы кто! Ну что ж, пусть попробует сунуться – вмиг узнает, кто тут по настоящему крут! Я, в конце концов, уже Бог знает сколько без всякого отдыха болтаюсь по астралу вообще и по Дуггуру в частности. Считаю, что имею полное моральное право на кратковременный отпуск, благо, где ж еще можно отдохнуть в полном комфорте в окружении роскошных вещей, как не здесь? Жаль только машины больше не было – не на руках же все это переть! Даже если здесь гравитация другая, то все необходимое просто в руках не поместится! Может в несколько заходов? Да, как же, будут тебя здесь ждать – все расхватают, пока буду туда-сюда бегать. Теперь понятно, почему они по поводу машин так возмущались – без них тут в два счета с носом останешься!»
Пока Андрей размышлял таким образом, соблазненный всем знакомой магией роскошных вещей, которые, как выяснилось, в этой особой зоне астрала зачаровывала возможно не меньше, чем на земле, события новый оборот. Неожиданно из бассейна, вода в котором теперь уже явственно поголубела, появился еще один человек – при этом он разительно отличался от остальных участников нынешнего фуршета, за которыми Андрей наблюдал уже больше часа. Человек, как человек, мужского пола, молодой и привлекательный, как и вся остальная публика, но в васильково голубых кальсонах и майке на голое тело. И этот мужчина быстро проследовал к парапету бассейна, собираясь, очевидно, в таком непристойном виде присоединиться к светскому рауту, остальные участники которого просто застыли от возмущения по поводу столь вопиющего бесстыдства. Этот факт – в целом не настолько уж вызывающий и непростительный – тем более с понятием стыда в астрале Андрей вообще ранее не сталкивался, тем не менее вызвал бурную, совершенно неадекватную реакцию «света», хотя, если вдуматься, в неглиже молодой человек оказался наверняка не по своей вине, скорее у бассейна просто закончилось неведомое сырье для материализации, однако то ли нервы у всех были на пределе, лишь слегка подуспокоенные выпивкой, то ли взрыв возмущения вызвал сам факт появления нового конкурента.
- Какое бесстыдство! – взвизгнула гламурная дама в муаровом платье. - Совсем обалдели! Посылают в приличное общество какой-то недоделанный полуфабрикат! О чем они думают там, на верху! Что мы все это безобразие терпеть будем?! Мы свою службу исправно несли, пусть и центр свои обязательства добросовестно исполняет!
- Ну, он-то, лично не виноват, - раздался из толпы робкий голос оправдания, - материала не хватило, бассейн-то окончательно высветлился!
- Он не виноват, а мы – виноваты? – зашумела толпа. – Они там правильно материал рассчитать не могут, а мы – страдай от этого. Все всё уже распределили, и тут новый наследничек на свою долю объявился! Да еще без костюма, тем самым нарушая все правила приличия! Нет, это безобразие, безответственность, надо петицию составлять! Отпуск – это святое.
- Не надо ничего составлять, - глухо произнес уже неоднократно комментировавший события мужчина в полувоенном френче с решительными чертами лица, - были когда-нибудь конкретные ответы на эти ваши петиции? Нет, разумеется, только общие фразы о всемерном углублении и массовом улучшении. Все это мы проходили не раз, и каждый раз все тот же бардак вместо коротенького циклика порядка и законной приличной жизни в уплату за четыре здоровенных цикла беззаветной службы среди лишений, дерьма и идиотизма на благо процветания Города! Конечно, он не виноват, но в этом случае и я не виноват! В конце концов всегда получается так, что никто ни в чем не виноват индивидуально, а виноваты обстоятельства, и страдает все общество в целом. Пусть тогда и это сочтут обстоятельствами!
Со словами решительный господин стремительно подошел к господину в кальсонах, растерянно топчущемуся на мраморном парапете бассейна и обрушил ему на голову увесистую хрустальную бутылку почти полностью опорожненного Луя Тринадцатого. Бутылка с печальным хрустом разлетелась, в воздухе еще сильнее запахло столетним коньяком, голова «неприличного» господина треснула посередине и обагрилась кровью, а затем – и это было особенно дико видеть на фоне всей реалистичности происходящего – он осел на мрамор и все его доселе твердое и живое тело растеклось огромной кровавой лужей. Господин с разбитой бутылкой в руках носком ботинка провел канал от этой лужи к краю бассейна и кровь начала сливаться в голубую жидкость, растекаясь по ее поверхности темно-красными разводами. Правда разводы быстро поглотились и голубая жидкость слегка порозовела.
«Интересно, - подумал Андрей, - что бы это значило? Очевидно голубая жидкость здесь бесплодна и только красная представляет для местной публики интерес, тем более из нее все и вышли, а в кровь водичка превратилась после того, как туда доллары насыпались. Выходит, что эти существа в нынешнем виде как бы из денег состоят. Конечно, нелепица, но здесь все нелепо, хоть определенный смысл я, кажется, начинаю улавливать. Очевидно, все эти дамы и господа прошли все четыре цикла говнодобытческой эпопеи, которые я наблюдал, но за всем этим говном в действительности стоят человеческие чувства, и вся эта братва человеческими чувствами питается, как мне когда-то черный магистр рассказывал. Кстати, очень им нравится человеческий облик принимать – и тем больше, чем он благопристойней, как здесь, например. Что ж, похвально, выходит жители преисподни стремятся жить по-человечески и у них такое очеловечивание даже отпуском называется. А вот мы, люди, этого не ценим, и я, к примеру, всегда считал, что бестелесная жизнь нечто более приятное, чем земная жизнь».
Тем временем решительный господин – после того как вся кровь перетекла в бассейн – бросил туда же осколки бутылки и повернулся лицом к своим товарищам, которые глядели на него хоть и не с ужасом – что было бы вполне уместно по земным меркам – но с явным осуждением («Похоже, сострадание у них тоже имеется, как у обычных людей, - подумал Андрей, - хотя, чего там сострадать, наверняка это – сплошная видимость и никто не умер: ну, трансформируется он в кого-то другого на худой конец – причудливая игра энергий, ничего больше»). Итак, решительный господин в костюме военного покроя окинул тяжелым взором своих собратьев и они, словно действительно чего-то испугавшись, начали смущенно отводить глаза в сторону.
- Кто-то что-то видел? – спросил он с явной угрозой в голосе. – Я, например, - ничего.
- Да, нет, конечно, а разве что-то было? – раздались робкие голоса у бассейна и только молодой человек с декадентской прической робко пробормотал:
- Зря вы так, зачем прецедент создавать. Как бы не аукнулось потом, знаете же, как обернуться может.
Решительный господин открыл было рот, чтобы скорее всего пресечь этот робкий протест, но тут на поверхности бассейна появилось что-то плоское и вскоре стало ясно, что это крыша автомобиля, и все внимание было поглощено этим фактом. Правда по мере его появления лица публики принимали все более разочарованное и даже раздраженное выражение, поскольку довольно быстро стало ясно, что это не Ролс Ройс, не Бентли, не Порше и даже не скромный Опель. НЕ прошло и пары минут, как на поверхности оказался Запорожец, прозванный в народе «мыльницей», и мало того, что сама по себе марка автомобиля никак не соответствовала блистательной публике, столпившейся у бассейна, но и экземпляр этот оказался некондиционным: с выбитыми фарами и помятым кузовом.
- Совсем озверели! – взвизгнула дама в платье с люрексом, правда из реплики было не ясно, кто озверел и почему, хотя, казалось бы, к материализации автомобиля в бассейне никто видимый вроде бы отношения не имел, и все происходило само по себе. – Это что же они нам подкидывают! Да это убожество – полное нарушение всех законов, хартий и конвенций! Что же, они думают, что мы это безропотно проглотим? Пусть переплавка – дело незаконное, но раньше всегда полноценный обмен происходил. Во что же они теперь человеческую форму ставят!
Кто знает, во что бы вылилось это недовольство, в какие манифестации и погромы с битьем витрин и поджогом автомобилей (хотя никаких припаркованных машин, кроме злосчастного Запорожца поблизости видно не было, но на худой конец можно было поджечь и его), но продолжение сцены у бассейна было самым неожиданным (хотя возможно это был прямой ответ на только что состоявшееся убийство с последующей переплавкой, как называла этот процесс местная публика). Неожиданно с диким визгом тормозов из ближайшего переулка вынырнули два роскошных Феррари с открытым верхом. Андрей только успел заметить, что в каждой машине сидело по два человека классического ганстергского вида типа Аль Капоне: в плащах и шляпах, надвинутых по самые глаза, скрытые темными очками, особенно ему почему-то бросились в глаза огрызки толстых гаванских сигар, дымящихся в зубах всех четырех типов весьма подозрительного вида, поскольку Андрей никогда не видел, чтобы в астрале кто-то курил сигары. Машины с визгом остановились на противоположной стороне бассейна, четверо гангстеров стремительно выскочили на мраморный парапет, картинно перепрыгнув поверх закрытых дверей обоих кабриолетов, при этом, как и подобает классическому образу чикагского гангстера 30х годов, в руках у всех четырех оказались старенькие автоматы Томсона с массивными круглыми магазинами, и без каких либо вступительных слов и объяснений четыре бандита открыли шквальный огонь по застывшей в шоке у бассейна блистательной публике, словно террористы по высокопоставленным заложникам, за которых правительство отказалось выплатить многомиллионный выкуп.
В первые секунды, когда мимо уха Андрея просвистело несколько пуль (он стоял совсем рядом с жертвами), наш герой сообразил, что его невидимость для местной публики вовсе не означает, что в него не может попасть пуля, и хотя, разумеется, это не могло принести ему какого-то фатального ущерба, тем, тем не менее чувство из-за натуралистичности происходящего было неприятным, и Андрей на всякий случай применил тактику, которая показала блестящие результаты в его схватках с астральными полицейскими и иже с ними: сильно замедлил время вокруг бассейна. Последнее, что он услышал на фоне треска автоматов это визг дамы в люрексовом вечернем платье:
- Полиция! Полиция!
Затем звуки оборвались, поскольку в режиме замедленного времени они не воспринимались, Андрей, не торопясь отклонился от пары пуль, которые, несомненно, угодили бы в него, не сообрази он замедлить время, третью сбил с траектории щелчком, а затем вышел из зоны поражения, тем более что гангстеры били профессионально, кучно и прицельно, не тратя пуль впустую. Несколько минут (в его мировосприятии) Андрей наблюдал, как пули неслышно косили несчастную светскую публику – правда «косили» – наверное не тот термин, поскольку никто не падал, и дело было даже не в замедленном времени, поскольку люди просто лопались как бычьи пузыри, наполненные кровью. Кровь брызгала (в восприятии Андрея медленно взвивалась) в разные стороны и обильно поливала гладкое мраморное покрытие, постепенно сливаясь в бассейн, и от того, что еще недавно было твердой оболочкой оставались какие-то непропорционально жалкие ошметки, словно вся видимая материальность людей была лишь тонкой пленкой, заполненной густой красной кровью.
В разгар расстрела Андрей вяло подумал, что наверное ему следовало бы остановить это кровавое побоище, но на этот раз желание разделаться с насильниками было каким-то невыразительным, словно некие силы пожелали, чтобы Андрей досмотрел эту сцену до конца и не вмешивался в естественный ход событий. В общем к тому времени, когда Андрей наконец созрел прекратить это безобразие, расстрел был закончен, а от группы фуршетирующего бомонда осталась лишь огромная лужа крови, которая медленно переливалась через парапет бассейна, и кровавые ошметки то ли одежды, то ли истерзанной плоти, которые быстро превращались в черные циферки и поглощались мраморным покрытием площадки вокруг бассейна.
Сообразив, что стрельба завершена и уже поздно что-либо менять, Андрей вернул течению времени прежний ход и с омерзением к самому себе за непростительную нерешительность подумал, что раз уж исправить ничего нельзя, то по крайней мере надо досмотреть, чем все это закончится, а потом уже решать, пресекать деятельность преступной группировки, либо оставить все как есть, благо убийство это не настоящее и лично ему, Андрею по-прежнему ничего не грозит.
Тем временем гангстеры, оставив свои машины, проследовали к кровавой луже (даже не верилось, что здесь только что были живые и очень даже миловидные люди) и начали подгонять ее ботинками к краю бассейна, хотя она и сама исправно туда сливалась, затем перешли к нагроможденным на парапете бассейна коробкам с бытовой техникой, электроникой, не до конца опустошенным коробкам коньяка и шампанского и одиноко стоящему там же раздолбанному Запорожцу, и вместо того, чтобы начать грузить все это в свои машина, начали скидывать их обратно в бассейн, при этом оттенок жидкости, заполнявшей бассейн явно менялся с каждой сброшенной коробкой.
Процедура была вроде бы не очень понятной, и Андрей окончательно передумал расправляться с гангстерами, поскольку ему стало интересно, чем закончится весь этот театр абсурда.
«Ну вот, - подумал он, - надо же было сыпать деньги и материализовывать всю эту публику и предметы роскоши, чтобы теперь обратно слить. Либо это действительно происходит вне ведения загадочного центра и эти гангстеры, имея какие-то неведомые мне резоны, делают нечто здесь не поощряемое, либо вообще бесполезно искать какой-то смысл происходящего. Вроде бы вначале все было ясно: несчастные потусторонние жители за производственные успехи получают возможность пожить в облике людей, к тому же среди роскошных предметов. Правда здесь, как и на земле, администрация недобросовестно исполняет свои обязанности, в результате чего возникают всякие нестыковки и кому-то не достается то, что положено по закону. Отсюда и возмущение и критика в адрес центра – все как у нас. Даже доллары как у нас, правда функция у них прямо скажем – несколько фантастична: как я понял, здешняя валюта имеет некую материализующую функцию. Кстати, ни одного магазина поблизости я не обнаружил: полно ресторанов, баров, кабаре, даже каких-то музеев, гостиницы и все такое, а магазинов нет – значит ничего здесь не продается, как это у нас принято, и все вещи материализуются вместе с их потребителями из этих бассейнов с помощью валюты. Сложновато, конечно, но также можно понять, зная, что все это лишь причудливая игра энергий. Но зачем останки людей (весьма своеобразные) и главное вещи, оставшиеся без владельцев, которыми можно было бы воспользоваться, обратно скидывать. Деньги что ли таким образом получить? Хотя они здесь не для покупок, а для материализаций используются?»
Однако дальнейшее происходило несколько по-другому, чем ожидал Андрей – никаких денег в бассейне не образовалось, вместо этого гангстеры, побросав все оставшиеся коробки в бассейн, отправили своего товарища куда-то в переулок за небоскребы, а оставшиеся продолжали сливать в бассейн остатки крови, комментируя изменения цвета и консистенции жидкости.
- Вот, теперь тики таки, - наконец сказал один из гангстеров с удовлетворением разглядывая содержимое бассейна, - можно откачивать.
И словно его реплика была услышана, из переулка появилась здоровенная спецмашина с цистерной, на которой красными буквами было написано «Огнеопасно». Она подъехала к краю бассейна, из кабины выскочил уже знакомый нам, отправленный в переулок гангстер, извлек из-под цистерны толстую гофрированную трубу и сунул свободный конец в бассейн, содержимое которого снова приняло цвет и консистенцию человеческой крови.
- Быстрее, быстрее, - торопил его самый старший, - вот-вот затвердение начнется.
Один из гангстеров опустил рычаг на устройстве под цистерной, в корпусе машины что-то застучало и кровушка хлынула в цистерну.
- Не будет накладок? – строго спросил старший гангстер, - ингибиторы заложил?
- Все путем, шеф, - успокоил его пригнавший машину, - падлой буду, на этот раз барыга порошок не разбодяжил.
- Смотри, - сказал тот, кого назвали шефом, - а то снова нарисуемся у музея с полной цистерной барахла и фраеров, и что тогда? Накрылся наш отпуск! Кстати о копах тоже забывать не след, хоть, конечно, они и лохи на двести процентов.
- Та они ж для видимости, чтобы фраера пургу не гнали, - вмешался третий гангстер, - у нас же заслуги!
- Заслуги заслугами, - сказал старший, - а полных гарантий никто не дает. Попадешься и расформируют, чтобы расторопней был и на былые заслуги не ссылался. У фраеров тоже какие ни есть а гарантии имеются, хоть, если разобраться, то туфта полная, однако и среди них – кто смел – тот и съел. Щука в пруду – чтобы карась не дремал, а что ты щука а не карась – еще доказать надо и на каждую ленивую задницу найдется болт с нарезкой.
К этому времени мощный мотор откачал всю жидкость из бассейна, правда было не понятно, каким образом вся кровь бассейна уместилась в единственной цистерне. Андрей, разумеется, ничего не понял из разговора братков, имеющих вид классических чикагских гангстеров, которые, тем не менее изъяснялись на родной русской фене, хотя сообразил, что в цистерну должен был быть предварительно заложен какой-то ингибитор, который не позволил бы крови вновь превратиться в товары и людей, но в этом случае совершенно не ясно было, как четверо гангстеров собираются использовать жидкость для материализации, которая, как понял Андрей, и после вторичного использования продолжает сохранять свои свойства.
«Интересно, - думал Андрей, - куда они эту кровушку повезут, причем здесь музей? Наверное под термином «музей» здесь понимается что-то другое, наверное это жаргонное словечко. Я тут радовался, что в астрале вампиров не встречал. Может гангстеры эту кровь каким-нибудь астральным вампирам отвезти собрались? Может они ее за те же доллары продадут? Правда, непонятно, зачем им здесь доллары, если на них ничего купить нельзя, а вещи, которые материализуются, им вроде как не нужны, они их в бассейн скинули. А может им именно эти вещи не нужны, и в других местах какие-то другие вещи достать можно».
Пока Андрей ломал голову, что все это значит, все четыре гангстера втиснулись с жуткими неудобствами в не очень-то просторную кабину спецмашины и поехали в сторону одной из улиц отходящих от площади, таким образом променяв громоздкий неудобный «цистерновоз» на два роскошных спортивных Феррари, сиротливо оставшихся на мраморной площадке. Андрей посмотрел в проем пустого бассейна - вся жидкость была откачена до последней капли, на дне же валялась целая груда непонятно откуда взявшегося хлама: старых ржавых кастрюль, раздолбанных ламповых приемников бог знает какого года производства, ржавых чугунных утюгов, которыми кто-то пользовался разве что в довоенное время, батареек от фонаря, битых лампочек, треснувших чугунков, полиэтиленовых пакетов, спущенных презервативов – короче всего того, что он уже видел рядом с крепостной стеной на самой окраине Дуггура. Решив отложить разгадку появления всего этого хлама на дне бассейна до более спокойных времен, Андрей собрался было пуститься в погоню за цистерновозом, однако внимание его привлек шум и крики в ближайшем переулке, откуда буквально через минуту выскочили два молодых человека в спортивных костюмах, держащих на вытянутых руках по целой пирамиде коробок с бытовой техникой и электроникой, которые в обычных земных условиях весили бы не менее тонны каждая. Не менее секунды потратив на раздумье, молодые люди кинулись к брошенным Феррари, непонятным образом сохраняя равновесие своих громадных и неудобных поклаж. Они были уже совсем рядом с машинами, когда из того же переулка выскочила явно их преследующая толпа – человек пятьдесят, своим внешним видом очень напоминающая недавно расстрелянный бомонд, причем, в отличие от спортивных молодых людей все были налегке (не иначе, как двое преследуемых умыкнули принадлежащие толпе товары), но тем не менее бежала толпа явно слабее, несмотря на то, что спортсмены перли по целой тонне коробок, что было явно необъяснимо с точки зрения элементарных законов физики. Женщины путались в вечерних платьях, мужчинам тоже все время что-то мешало, либо они боялись потерять лицо – очевидно светским людям бегать быстро было неприлично. Все это закончилось тем, что спортсмены быстро покидали товары в кабриолеты и, врезав по газам, быстро скрылись от разъяренной толпы за ближайшим небоскребом. Расстроенная толпа какое-то время шумно обсуждала «невероятно наглое похищение», запустила целый град нелицеприятных пожеланий вслед расторопным ворам-спортсменам, заполучившим не только явно не свои вещи, но и две роскошные машины, которые, как понял Андрей всегда оказывались в дефиците – по крайней мере для законопослушных граждан. Затем незадачливые преследователи подошли к бассейну и с отвращением обнаружили там то, что недавно обнаружил Андрей, при этом было брошено несколько непонятных фраз, что теперь опять по недомыслию придется все раньше времени закрывать и зачистку делать, а затем начали расстроенно расходиться: кто-то скрылся в ближайшем переулке, а большая часть направилась в видимый с площади роскошный ресторан а также бар-варьете. Андрей на всякий случай тоже присоединился к публике, выбравший ресторан и зашел внутрь.
Оказалось что ресторан не был здесь чем-то иным (как нередко бывало в астрале за привычной вывеской). Помещение его было уставлено уютными столиками с горящими свечами и полузакрытыми кабинками вдоль стен. В зале тихо играла музыка – что-то вроде классического кула, между столиками суетились официанты, предлагающие посетителям меню и записывающие заказы. Андрей сразу обратил внимание на разницу между посетителями и работниками ресторана: если первые были вполне полнокровными, индивидуализированными людьми, на первый взгляд неотличимыми от обычной земной изысканной публики, то последние казались явно какими-то полуфабрикатами, похожими на двигающиеся гипсовые манекены, наряженные в строгие форменные костюмы. Впрочем, дело свое они знали, действовали исключительно расторопно и не прошло и нескольких минут, как столики были заставлены всевозможными яствами, включая молочных поросят, цельных осетров и стерлядок, искусно декорированную перьями дичь, омаров, лангустов, крабов – короче всем тем, от чего у любого нормального человека, к тому же слегка проголодавшегося началось бы обильное слюнотечение на грани головокружения. Подобных яств в таком количестве и такой блестящей сервировке Андрей в своей жизни не видел. Впрочем, публика, похоже, видала виды и покруче, поскольку никто жадно не набросился на всю эту кулинарную роскошь, а неспешно и ловко начали орудовать многочисленными специализированными вилками и ножами, прихлебывая из бокалов белое или красное – соответственное блюду вино, и все еще возбужденно продолжая обсуждать недавнюю наглую экспроприацию, изысканно ругая центр и грозя всем нарушителям закона неотвратимым возмездием. Довольно быстро публика успокоилась, расслабилась, некоторые пары встали из-за столиков и задвигались в медленном, правда пристойном танце, без каких-либо вольностей и недвусмысленных прижиманий, под холодные, тихие звуки кула, поблескивая бриллиантами, сапфирами и жемчугом на многочисленных перстнях, кулонах и колье. Андрей понял, что ничего интересного здесь больше не увидит и покинул эту тихую заводь изысканной прилично-роскошной жизни привилигированных жителей Дуггура. Затем он зашел в кабаре – тоже ничего особо примечательного, куда пристойнее, чем во многих аналогичных западных заведениях, о чем в советское время немало писали и изредка показывали по телеку выборочные сцены под рубрикой «их нравы» – прекрасные костюмированные танцевальные шоу, но совсем без налета эротики, при этом публика за столиками и стойкой бара попивала изысканные коктейли и лениво направляла на сцену перламутровые старинные лорнеты и дорогие театральные бинокли. Хоть и не сразу, но вскоре Андрей понял, что на сцене не живые исполнители, а подобно официантам манекеноподобные, правда весьма подвижные существа.
«Ладно, - подумал Андрей, - как они здесь не пытаются земной бонтонный дух воспроизвести, все равно как-то все искусственно получается. Вроде все похоже, и все не так, словно роботов танцевать обучили. Как-то не интересно здесь эту хореографию смотреть, а в ресторане так же никакого аппетита, хоть на земле я от подобной трапезы ни в жисть не отказался. Все это только маска и искусное подобие. Интересно, а здесь и заканчивается все так же пристойно, как начинается?»
Андрей припомнил сценку одной из наблюдаемых им астральных трапез, еще до своей летаргии, когда в павильонах общественного питания несдержанные граждане, выпивая пиво декалитрами и поедая жареных курей десятками, в конце концов неизбежно взрывались, заливая столики потоками пива и остатками съестного.
«А здесь, - подумал Андрей – ничего похожего не происходит? Что-то не верится, что все эти мероприятия чинно благородно заканчиваются. В астрале всегда какой-то подвох во всем скрыт, тем более сцену расстрела мы уже проходили. А вообще-то странно видеть кульминацией здешнего вертепа такую пристойную картину: все так целомудренно и бонтонно, ни тебе секса, ни потоков дерьма, вот только убийство это массовое общую картину малость подпортило, но возможно это – нештатная ситуация, ЧП. Ладно, зря я здесь остался, ничего интересного не посмотрел, лучше бы к гангстерской машине прицепился – вот там наверняка что-то интригующее намечается. Что-то помнится, они речь о каком-то музее вели, а музей я как раз неподалеку видел, правда так и не обратил внимания, что это за музей такой. Может они там сейчас? Надо сходить, посмотреть, в конце концов, если их там и нет, то я ничего не теряю, все равно неизвестно, сколько здесь торчать придется, а хотя бы малую толику здешних достопримечательностей посмотреть надо».
Андрей снова пересек площадь, намереваясь пройти на улицу, в конце которой он заприметил большую надпись «Музей», правда более мелкие слова, очевидно разъясняющие, что это за музей, он не разобрал. Проходя мимо уже набившего оскомину бассейна, он обратил внимание, что мусора на дне стало вроде бы больше, и он как-то неестественно шевелится, словно снизу работает какая-то вибрационная платформа – правда никаких явственных звуков не раздавалось.
«Ну и пусть себе шевелится, - плюнул Андрей, - за всем все равно не усмотришь, небось в конечном счете оттуда снова какая-нибудь сволочь вылезет, тут все время что-то или кто-то вылезает, не земля, а инкубатор какой-то. Правда она успешно и обратно поглощает, не ясно только, почему она всю эту дрянь как в бассейне, так и около крепостной стены не желает поглощать – наверное мусор здесь мусором не считается, а чем-то ценным, что нельзя поглощать».
Андрей вышел на улицу, ведущую прочь от площади. Сама улица почему-то была пустынны, но в отдалении на пересечении с другими магистралями сновали пешеходы, все как один нагруженные коробками – очевидно отчаявшиеся получить положенную машину, и мелькали машины тех, кому в этот раз улыбнулась удача.
«Странно, - подумал Андрей, - а почему на этой улице никого? А впрочем это может быть обычное совпадение, мало ли в Москве пустынных улочек, где раз в час прохожего встретишь! Особенно в плохую погоду. Правда здесь погода – что надо, хоть и ощущения несколько иные».
Неожиданно из арки (подобных арок на фасаде здания впереди просматривалось несколько, и эта была первой на пути Андрея) выскочил человек в золоченой ливрее, выглядящий как швейцар дорогого валютного ресторана и перегородил путь нашему герою, изрядно отвыкшему, что его здесь замечает кто-либо, кроме астральных полицейских. Правда этот человек, судя по характерной внешности вполне таковым мог быть, несмотря на форму швейцара и даже белые перчатки, тем более, что на его лице не было и тени подобострастия и услужливости. А впрочем, они вполне могли появиться при появлении желанного богатого гостя, к каковым Андрей, судя по всему не относился.
- Пропуск! – рявкнул швейцар, вытянув руку, словно желая отстранить Андрея.
Андрей остановился, размышляя, какой вариант нейтрализации этого представителя неведомо каких органов здесь наиболее уместен. Остановить время? Много чести. Кунг-фу? Уже было. Материализовать Кольт или Узи и всадить в него целую обойму? Неожиданно в голову ему пришла альтернативная мысль и он протянул швейцару только что материализованное удостоверение со своей фотографией и фирменной лиловой печатью «Министерство внутренних дел СССР», в котором стояла единственная золоченая надпись «Пропуск». Что еще прописать в этом бланке, Андрею как-то не пришло в голову.
- Это что такое? – удивленно посмотрел на него швейцар, разглядывая удостоверение.
- Ты что, читать не умеешь?! – строго посмотрел на него Андрей, - ты спросил пропуск, а здесь что написано?
- Простите, - ошарашено вернул документ швейцар, - тут вокруг всякие ходят, а зона – закрытая.
- Мне это известно, - сухо сказал Андрей, - а вам нужно быть расторопнее и не подвергать унизительным проверкам лиц с должностными полномочиями и неприкосновенностью. С другой стороны, конечно, ваша главная задача – это бдительность, бдительность и еще раз бдительность. В любом случае: спасибо за службу!
- Рад стараться! – вытянулся во фрунт швейцар.
- Кстати, - перешел к более демократичному тону Андрей, - тут машина с цистерной не проезжала?
- Так точно! – рявкнул швейцар, словно дисциплинированный сержант на параде командующему смотром. – В точности исполняем закрытый циркуляр – всех гангстеров пропускать к запрещенному объекту. Конечно, если они обладают соответствующей материальной базой!
- А эти обладали?
- Так точно!!! И никому из отпускников информацию не передаем!
- Это о чем не передаете? – строго посмотрел на него Андрей.
- О том, что гангстеров лишь для видимости ловим и в музей пропускаем!
- А, ну правильно, - начальственно потрепал его по плечу Андрей, - разглашение закрытого циркуляра, это, дружок, равноценно измене родины! Продолжайте нести службу!
- Есть!!! – рявкнул швейцар, а теперь уже ясно, что астральный полицейский, развернулся на каблуках и строевым шагом с лихим разворотом проследовал за арку в проеме которой виднелся хозяйственный дворик, заваленный како-то старой арматурой.
«Интересно, за кого он меня принял? – думал Андрей, продолжив прерванный путь. – Прежние-то сразу прикончить норовили. И почему на него так эта липа подействовала, я же понятия не имею, как у них пропуск выглядит. Наверное все эти бонтонные судари и сударыни никогда не догадываются что-нибудь предъявить, да и вообще, судя по всему не рискуют сюда соваться, разве что случайно. Очевидно, я повел себя нестандартно, а на нестандартное поведение у этих недоумков всегда такая реакция, они так запрограммированы: если человек нестандартен, значит выше рангом и такому следует подчиняться во избежание неприятностей. А может он мою личную силу углядел, только не сразу, допустим, и понял, что схватка со мной печально для него закончится. Все же интересно, почему эти надсмотрщики меня видят и активно пытаются воспрепятствовать моему продвижению, а остальные нет? Пока не ясно, наверное это тоже как-то с программой связано, все они – цифровые создания, как в компьютере и все действуют по какой-то личной или групповой программе. И еще одна деталька любопытная выяснилась: оказывается у них, как и у нас – двойная мораль: есть законы для виду, а есть закрытые циркуляры, о которых большинству знать не положено. Оказывается гангстерам тут – зеленая улица, хоть для видимости их осуждают и делают вид, что ловят. Короче – коррупция, как на земле. Не исключено, что они эту кровь – для них это, наверное, очень ценное – они на подкуп чиновникам повезли. А впрочем, делать вывода пока преждевременно».
Андрей миновал еще несколько арок и из каждой появлялся швейцар, как две капли воды похожий на первого. Двоим из них Андрей продемонстрировал свою издевательскую ксиву, после чего следовал диалог, подобный первому, а последнему, чтобы не слишком часто повторяться, он для чего-то заморозил, материализовав нечто вроде автомобильного огнетушителя, брызгающего антифризом, затем швырнул в застывшего швейцара использованный баллон, отчего тот тут же раскололся на мелкие кусочки, которые превратились в циферки и затем были добросовестно поглощены асфальтом. Наконец он подошел к некой пристройке с аркой под массивом небоскреба, над входом в которую красовалась большая надпись «МУЗЕЙ» и меньшими буквами «мировой диктатуры», а над монументальной надписью приклеенная скотчем бумажка с каракулями от руки: «закрытый просмотр, вход только за наличный расчет». Поблизости от обычной двери, на которой висел огромный амбарный замок была приспособлена маленькая диспетчерская с окошечком, а перед аркой была устроена проходная, вернее проездная, поскольку металлическая решетка перед аркой явно предназначалась для въезда и выезда транспорта во внутренний двор, огороженный высокой оградой. Не успел Андрей подойти к диспетчерской, как из окошка показалась голова охранника и на этой голове была не скромная каскетка швейцара с фирменной эмблемой ресторана, но современная камуфляжная каска американского десантника, что, очевидно свидетельствовало о значительности охраняемого объекта и серьезности самого охраняющего.
- Пропуск! – стандартно рявкнула голова, и этим она оказалась не оригинальнее прежних швейцаров, хоть и выглядела гораздо внушительнее, - соблаговолите предъявить, - вдруг добавила она неуставную фразу, чем, как показалось Андрею, сразу возвысила себя над тупыми солдафонами в швейцарских ливреях.
- Соблаговолите прочитать, - сунул ему под нос Андрей до сей поры безотказно срабатывающую цедулю, но на этот раз номер не прошел.
- Можете этим пропуском подтереться, - уже совсем не по уставу заявил охранник, небрежно бросив взгляд на «красную книжку» Андрея. – Поскольку вы явились сюда без красной росы, для перевозки которой необходимы спецсредства, то никакой пропуск не действителен, пусть даже выданный в главной канцелярии. Так что вашу бумажку я конфискую, а вас задержу для выяснения личности!
С этими словами он ловко выхватил пропуск из руки Андрея (который все еще растерянно держал его перед носом охранника) и сунул его в ящик стола, за которым сидел.
«Вот еще номер, - подумал Андрей, - а этот-то из какой-то другой касты, наверное и область реагирования у него гораздо шире, чем у прежних дебилов. Однако не страшно, и поразвлекаться можно будет гораздо художественнее, чем с теми. Жидкость эту кровоподобную, значит, они здесь «красной росой» называют… где-то я этот термин встречал, только не помню, где. Ладно, поразвлекаемся маленько, если он и вправду более серьезный соперник. Ну что ж, тем интереснее развлечение».
Подумав так, Андрей превратил свой реквизированный и спрятанный пропуск в огромного шершня, который тут же с угрожающим низким гудом вылетел из стола, как только охранник вытащил ящик, услышав, что там что-то яростно заскреблось и зашебуршало. Как Андрей и ожидал, шершень, по-видимому, сильно испугал охранника, поскольку он с удивленным возгласом отпрянул внутрь помещения, и Андрей не видел, что там происходило, но, судя по стукам, брякам и грохоту падающих стульев кто-то кого-то явно преследовал, только не ясно, шершень охранника или охранник шершня.
«Все же, - подумал Андрей, с любопытством прислушиваясь к шуму из каптерки, - расстреливать, взрывать, замораживать и останавливать время как-то надоело, повторяться – это дурной тон».
Ему пришла в голову другая мысль и он тут же реализовал ее, материализовав здоровенный цистерновоз с надписью «огнеопасно», аналогичный тому, на котором уехали четыре гангстера, откачав жидкость из бассейна, и которые, по предположению Андрея, должны были находится за воротами проходной. Самому себе при этом он так же придал соответственный облик: в шляпе, плаще, черных очках и с огрызком сигары в углу рта, при этом он оказался в кабине, за рулем своего материализованного мыслеобраза. К этому времени дверь сторожки распахнулась и оттуда с диким гудом вылетел шершень, тут же скрывшийся в неизвестном направлении, а следом за ним охранник со здоровенным армейским ножом-штыком в руках. Одет он был, как и полагал Андрей, как настоящий американский десантник из военно-приключенческого фильма: комбез цвета хаки, каска, кобура на поясе и высокие шнурованные ботинки на толстой рифленой подошве. Увидев кардинальное изменение диспозиции, он с удивлением уставился на непонятно откуда взявшийся цистерновоз, затем перевел взгляд на шофера – то бишь Андрея, высунувшегося из бокового окошка.
- Пропускай, командир, - как можно нахальнее гаркнул Андрей в облике гангстера, - полную цистерну красной росы везем!
- А откуда ты… - растерянно начал охранник, - ты тут такого подозрительного в доспехах и с мечом не видел?
- Я видел, как ты какую-то громадную насекомую гонял, - усмехнулся Андрей, - а откуда человеку в доспехах взяться в приличном городе, да и кто его сюда пропустит! Тебе, наверное что-нибудь привиделось от излишнего усердия! Тут иногда случается такое. Давай, открывай ворота, можешь не сомневаться, с материальной базой все тип-топ!
- Ворота я, конечно, открою, - забормотал охранник, - раз росу везешь, какие могут быть разговоры, если роса в наличие. Только буквально полчаса назад сюда уже одна машина проехала и тоже с росой! Такого еще не было, чтобы почти сразу две машины, роса ведь не фунт изюма, откуда ваша братия столько нацедила – ума не приложу. А впрочем это – не мое дело, я конечно, впущу, по этому поводу в инструкции четко оговорено, только ведь те четверо надолго Пантеон займут, не известно, сколько ждать придется.
- Ничего, - усмехнулся Андрей, приподнимая черные очки, - сколько надо – подождем. И без того четыре цикла дожидались, - добавил он, слышанную здесь ранее фразу, очевидно свидетельствующую о том, что всем, кому посчастливилось попасть в этот странный Нью-Йорк, пришлось изрядно вначале изрядно попахать в другом облике на ниве говночерпания, а может и на какой-то другой, неведомой Андрею ниве.
- Ладно, - сказал охранник, как видно уже забывший о первом наглом посетителе, давай, сливай положенный налог с нала, да я ворота открываю… ну и денек сегодня, за полчаса – двойная выручка!
- Куда сливать? – не понял Андрей, собиравшийся уже включать первую скорость.
- Как куда? Ты что, с неба свалился? – снова подозрительно впился в его лицо охранник. – Вон рядом с проходной бак стоит специальный, заговоренный, опломбированный – для сбора налога.
- Случаем этот налог потом – не в твои ли закрома попадает? – сощурил глаза Андрей, - знаем мы таких, говорят – на благо родины служим, живота не щадим, а сами спят и видят, как бы от этой родины кусочек полакомее отгрызть!
- Что ты, что ты! – глаза охранника расширились от ужаса из чего Андрей заключил, что все же рыльце этого инфернального служащего изрядно в пушку. – Все учитывается, все пломбируется и заговаривается. Учет – строжайший, даже помыслить нельзя, все – только на матричные нужды: естественно – карросе, ну и положенную долю – Жругру. Я уж не говорю о том, чьего имени не произносят…ну и черт его знает, еще кому, нам из центральной канцелярии не докладывают.
- Ладно, - проворчал Андрей, - мне, в конце концов, дела нет, куда это идет, мы – мелкие сошки, надо – так надо. Сколько сливать-то?
- Как сколько? – снова подозрительно глянул на него охранник, - две трети, как всегда. Как утверждено, столько и берем, тебе и одной трети – выше крыши.
Андрей нехотя спустился из кабины и начал разматывать шланг, в то время, пока охранник суетливо снимал пломбы с отверстия бака, на который Андрей сразу не обратил внимания, и отвинчивал какие-то сложные запоры. В этот момент до него дошло, что цистерна в машине пуста, когда же он попытался заполнить эту пустоту мыслеобразом той самой жидкости, похожей на человеческую кровь, которую охранник называл "красной росой", то вдруг понял, что может здесь материализовать все что угодно, но только не эту жидкость – сила его мысли была в этом случае совершенно беспомощна.
«Что ж, - подумал Андрей, - этого и следовало ожидать, истинные ценности невозможно подделать, в том числе – здесь. Жалко этого парня, он все же более симпатичный, чем те лохи и гораздо их расторопней, но придется его нейтрализовать…»
Расстроенный тем, что трюк с машиной не удался, и не дожидаясь, когда охранник догадается, что никакой красной росы в цистерне нет, Андрей, пользуясь тем, что парень занят снятием крышки с бака, в мгновение дематериализовал машину и вернул себе прежний облик индийского кшатрия в боевых доспехах. Затем, повинуясь мгновенному импульсу, выхватил из ножен кривой дамасский меч и располосовал ничего не подозревающего охранника от головы до промежности, развалив на две половины.
«Как-то подло, - мелькнуло в его голове, - все же надо было по честному, лицом к лицу… а впрочем, чего время терять, все равно его песенка была спета- где ему со мной тягаться, тем более это же все равно чистая условность, превратится он через какое-т о время в кого-то другого или того же самого – не велика беда».
На всякий случай Андрей решил проследить судьбу рассеченных половинок – в его практике все же бывали случаи, когда кусочки противника срастались и он вновь нападал на Андрея. К счастью, такой исход был очевидно характерен для других зон астрала, поскольку половинки быстро превратились в кучку черных циферок, которые поглотила земля.
«Интересно, - подумал Андрей, - почему те, у бассейна лопались и превращались в лужу крови, помимо цифр, а этот так, насухо? Может у охранников какая-то другая природа, чем у тех, которые в отпуске? Наверное так и есть, по крайней мере другого объяснения пока не нахожу».
Подумав так, Андрей рубанул мечом по воротам, и они разъехались пополам, как только что разъехался пополам человек, их охранявший. Перешагнув через створки ворот, Андрей вошел во внутренний двор так называемого «Музея мировой диктатуры».
«Ну, прямо – меч-кладенец, - в который раз с удовольствием подумал Андрей, - рубит все, что угодно, как в сказке…Хотя, я ведь по сути в сказке и нахожусь, есть же версия, что русские сказки – отголоски тех мифологических и мифотворческих времен, когда Навь и Явь – говоря современным языком астрал и энроф – очень легко друг в друга взаимопроникали и тот же Иван царевич и аналогичный ему Иванушка-дурачок когда в какое-нибудь подземное царство спускался, или в тридевятое царство приезжал, то он на самом деле в иное измерение перемещался со всякими там змеями-Горынычами, кощеями бессмертными, сиринами и Алконостами, и для успешного ведения боевых действий ему нужен был особый меч, астральный, как у меня. Вот он у меня все, что угодно и рубит, хотя, на самом деле он – всего лишь продолжение моей силы мысли. Потом, конечно, все источники были забыты и само слово «сказка» стало синонимом чего-то несуществующего, а ведь я уже ранее побывал в сакуалле астральной, которая по сказочному принципу была построена. Да, кстати, а где же тут этот самый музей и пантеон внутри него?! Да и вообще, куда сам город подевался?»
К тому времени Андрей прошел под аркой огромного здания за которой, судя по надписи должен был находиться какой-то там «Музей мировой диктатуры», и некий загадочный пантеон, куда, как выяснилось, стремились все местные правонарушители, которым инфернальная администрация, вместо того, чтобы их отлавливать и сажать, в действительности предоставляла какие-то, закрытые от других удовольствия или бог знает еще чего, за львиную долю той самой красной росы, которая здесь очевидно в большой цене и является даже чем-то большим, чем земные деньги.
ГЛАВА 7
МУЗЕЙ МИРОВОЙ ДИКТАТУРЫ
Миновав арку и выйдя с другой стороны здания, Андрей не обнаружил ни музея, ни пантеона, ни города, который до сей поры окружал его со всех сторон: сразу же за небоскребом, насколько хватало глаз простиралась идеально-ровная бетонная поверхность, и когда Андрей машинально обернулся, то выяснилось, что нет уже ни арки, ни проходной, ни перерубленных ворот – кстати, не было и самого небоскреба, который только что, казалось, являл собой символ устойчивости и незыблемости.
«Ну вот, - подумал Андрей, - наконец-то астрал ведет себя, как положено, а то в этом Нью-Йорке как-то не по себе было, уж больно реально, по-земному все выглядело, слишком плотноматериально. Хотя, события разворачивались, как и положено, по законам потусторонним. Да и как мне в Энрофе удалось бы свои мыслеобразы в цистерновозы и все такое прочее превращать. Так, судя по всему, если город исчез, то я в какой-то другой слой выпал. Интересно, как я назад попаду? А, собственно, зачем мне назад, что я в этом Дуггуре оставил… эх, дела, так давно по астралу путешествую, что как бы забыл, что не мешало бы на землю вернуться, а не в какой-то очередной демоноград. Хотя, с другой стороны, на земле я вновь в таком щекотливом и беспомощном положении окажусь, что жутко подумать: один в тайге и все товарищи словно испарились. Ах, да, Аня же говорила мне, что они в каких-то альтернативных причинно-следственных потоках оказались, где наши судьбы не пересекаются – и моя задача – вернуть все в прежнее русло, правда не знаю как. Но поскольку все это дела потусторонние, то и решать их каким-то образом в астрале надо, для этого я здесь и нахожусь. Правда, пока все что здесь происходит, никакого отношения к моей главной задаче не имеет, я, пока здесь блуждал, и забыл-то об этой главной задаче. И все же, будем верить, что все в этом мире не случайно, и я как раз и нахожусь на пути решения этой самой задачи, правда пока никакой связи тут не вижу. Ясно одно: пока я эту задачу каким-то образом не выполню, возвращаться нельзя, лучше уж мое тело там загнется и я ничего знать об этом не буду, ведь там – не здесь, там ведь еду, машину, а еще лучше – вездеход усилием мысли не создашь! Что ж, значит вперед, на выполнение не совсем ясной миссии, но если бы этой миссии не было, давно бы уже энергия выхода закончилась и меня бы на землю закинуло!»
Рассуждая таким образом и восстанавливая тем самым смысл своего здесь пребывания, Андрей шел вперед, толком не понимая, куда он идет и зачем, и вдруг далеко впереди увидел знакомый ему цистерновоз и маленькие фигурки четырех гангстеров рядом с ним, которых он раньше не увидел то ли потому, что был слишком поглощен своими мыслями, то ли это была очередная астральная штучка, когда машины, люди, дома и даже целые города возникали в одно мгновение, словно бы ниоткуда. Когда же он подошел поближе, то выяснилось, что прямо перед машиной возвышается небольшой черный обелиск с аккуратной надписью «пантеон» а перед этим обелиском на специальной треноге прилажен какой-то пульт (если бы Андрею пришлось пожить в конце девяностых, начале двухтысячных годов, то он без труда бы узнал в этом пульте клавиатуру от персонального компьютера) с буквами, цифрами и разными значками, словно на усовершенствованной пишущей машинке. Гангстеры озабоченно столпились вокруг этой клавиатуры и по очереди нажимали клавиши, постоянно сверяясь с какой-то бумажкой, которую держал в руке шеф. Как и во всех прежних случаях, исключая встречи с охранниками, бандиты не обратили на Андрея внимания, поэтому он подошел совсем близко и мог без труда наблюдать за происходящим.
- Ничего не перепутал? – озадаченно спрашивал один из гангстеров шефа, - а вдруг фуфло подсунули?
- Ты думай, что гонишь! – раздраженно ответил шеф, - если они будут фуфло давать, прикинь, чем это для них закончится! Лучше свои две трети получать и соблюдать честные условия договора, чем один-два раза себе еще одну треть оторвать и своего сверхдохода лишиться! Кто ж тогда им сюда гаввах возить будет, уж не фраера ли? Тогда весь наш брат сразу на другой бизнес перекинется, слава богу не все возможности реализованы. Конечно, этот бизнес самый кайфовый и жалко его терять, но нам его по понятиям потому и предоставляют, что им эта красная роса позарез нужна. Да все и так знают, что это – не хрен собачий, без нее Дуггур, и Друккарг, и вся остальная изнанка быстро загнутся, без нее и смысла в этом ковырянии никакого, как бы власти ни скрывали. Так что не боись, все сработает, как часы!
«Гаввах, Друккарг, Дуггур – да это же все из «Розы мира»! – подумал Андрей, значит не зря Андреев писал, что все эти термины из словаря синклита мира. Они и здесь в ходу. Ну, Дуггур я уже видел, а вот Друккарг и гаввах… - что-то сейчас сообразить не могу».
Тем временем гангстеры закончили мучить клавиатуру, шеф убрал бумажку в карман плаща и бандиты, обойдя обелиск с надписью выстроились рядком и вперли взоры куда-то впереди себя, словно что-то должно было произойти, хотя перед ними простиралась все та же бетонная плоскость без швов и сцеплений, как и везде, куда хватало взора, и не было даже намека, что в этом ландшафте может что-то измениться. Тем не менее изменения наступили довольно быстро: примерно в тех местах, куда глядели бандиты поверхность бетона словно бы затуманилась, затем бетон в четырех местах словно бы сделался жидким и зыбким, затем эту жидкую часть втянуло внутрь, и не прошло и минуты, как перед каждым братком образовался люк, напоминавший канализационный – только без крышек.
- Видишь, Дунь, а ты боялась, даже юбка не помялась, - хлопнул шеф по спине сомневавшегося товарища, - все, как в аптеке, теперь росу заливаем и можно трогаться.
Гангстеры тут же засуетились, развернули шланг, торчащий из-под цистерны и, включив насос, начали перекачивать содержимое цистерны в каждый люк по очереди, при этом шеф тщательно следил по счетчику на пульте управления насосом, чтобы количество красной росы было перекачено поровну во все четыре люка.
- Ну все, братаны, - счастливо потирал руки шеф, - можно нырять. Не забыли, кто в какой? Шифры, согласно личным пожеланиям набраны, но если что и перепутаем – невелика беда, кайф – он и в Африке кайф! Ну, погнали!
С этими словами шеф первым подошел к люку напротив него и ласточкой сиганул в зияющее жерло, при этом Андрей не услышал ни всплеска, ни стука упавшего тела, что, очевидно, свидетельствовало о том, что люк не имел привычного в земном понимании дна. Тут же примеру шефа последовали и остальные три бандита – каждый в свой люк, и Андрей снова оказался в одиночестве, не решив сразу, что делать. Впрочем, решение, очевидно, было единственное – последовать за гангстерами, поскольку в обозримом пространстве не просматривалось ничего, кроме бетона и неба над головой, и было совершенно не ясно, на какое расстояние простирается это бетонное поле.
- А, была не была! – решился Андрей, - в конце концов, я уже не первый раз куда-то ныряю: то - в стенку, то - в экран телевизора, теперь – в канализационный люк нырнем, поглядим, как они там по-особенному кайфовать надумали. Наверное, разумнее всего нырнуть в тот же люк, куда шеф нырнул, уж он-то наверняка себе самый кайфовый кайф выбрал.
С этими словами Андрей сложил руки над головой и ласточкой сиганул в самый первый люк, где еще совсем недавно скрылись ноги шефа.
Первое впечатление было достаточно знакомым, уж чего, чего, а ощущение полета и падения Андрею приходилось испытывать в астрале постоянно. И в этот раз он летел куда-то вниз (правда, понятие направления было здесь достаточно условным). Вначале ему казалось, что он летит по тоннелю в полной темноте, затем он понял, что эта темнота светится рубиново красным, которого он вначале не замечал то ли потому, что нырнул из яркого солнечного света, то ли потому, что астральное его зрение должно было настроится на какие-то другие частоты. Итак, Андрей падал внутри рубиново красного облака, которое, очевидно, каким-то образом было связано с той самой красной росой, возможно даже превратившейся в газообразное состояние. Впрочем все остальное пространство тоннеля являло собой липкую черноту. Так продолжалось недолго, вскоре Андрей словно через красную дымку увидел светлое пятно, выглядевшее, как конец тоннеля и когда облако вместе с Андреем подлетело ближе, то выяснилось, что тоннель заканчивается не выходом в какой-то другой, светлый мир, а огромным то ли теле, то ли кино экраном, правда под прозрачной плоскостью раздела двух пространств ощущалась глубина и в глубине этого пространства мерцало еще одно облачко, характер которого был хорошо известен Андрею, оно состояло из мириадов черных единичек и ноликов, которые, словно рой пчел находились в постоянном хаотическом движении. В следующий момент Андрей внутри рубинового облака прошел через проницаемую плоскость экрана и окружающий его кровавый фон перемешался с цифровым темным. Теперь Андрей был уверен, что где-то рядом с ним скрыт и шеф шайки гангстеров, правда не видимый до поры, а впрочем и сам Андрей, когда решил рассмотреть свое тело, не увидел его, как это не раз бывало в астрале. В наличие имелось только его сознание и самоощущение, а видимое астральное тело неведомым образом растворилось – не исключено, что то же самое произошло и с шефом.
Очевидно рубиновое облако было неким катализатором, поскольку как только оно распределилось внутри цифрового облака, повсюду вокруг Андрея начался невообразимый процесс упорядочивания. Циферки выстраивались в определенной последовательности, которые тут же объединялись в усложненные последовательности нового порядка, чтобы тут же стать частью еще более сложной структуры, состоящей из какой-то невообразимой системы двоичных цифровых кодов. Было впечатление, что вокруг Андрея растут, множатся, соединяются, усложняются, иногда распадаются, чтобы соединиться в другом соотношении странные серовато-розовые кристаллы. Вскоре Андрей обратил внимание на то, что вокруг еще больше посветлело, затем, помимо серо-рубиновых тонов появились новые: оранжевые, желтые, зеленые, голубые, цвета радуги начали сложно перемешиваться, образуя все новые и новые оттенки, и вскоре стало заметно, что из этого нагромождения кристаллов начинает проступать нечто узнаваемое, как из разноцветной мозаики складывается ландшафт. Не прошло и получаса (впрочем, восприятие времени было здесь каким-то иным, каким-то фрагментарным, прерывистым, при этом на последнем этапе пропала сама мозаичность) и Андрей очутился во вполне узнаваемом, земном мире, хотя сама местность была незнакома… впрочем об этом чуть позже. Как уже бывало не раз, сознание, разум и чувства Андрея были совершенно лишены внешней оболочки, его восприятие оказалось словно бы распластанным над земной поверхностью, но по желанию он мог сосредотачиваться и на каком-то ограниченном локусе пространства и событий.
Местность была явно незнакома ему: то ли полувыжженная холмистая степь, то ли полупустыня, пересеченная узкой извилистой речкой, явно наполовину пересохшая под горячими лучами южного солнца – правда от обычной степи эту местность отличала не такая уж далекая горная гряда, причем достаточно высокая, поскольку на отдельных пиках белели шапки вечного снега высокогорья. С другой же стороны угадывалось море. Короче говоря, это мог быть и Крым и Кавказ, но только земля была словно выжжена солнцем и подножию гор не хватало плотной лесной поросли, которая явно придала бы ландшафту гораздо большее разнообразие и привлекательность. А впрочем, что это не Кавказ и не Крым, Андрей сообразил довольно быстро, тем более сознание его работало в несколько ином режиме, чем если бы он находился внутри тела, поэтому многие вещи осознавались им вне логики и догадок: он просто осознавал то одно, то другое, хоть и не понимал непосредственный источник этого знания. Собственно, сам вопрос, что это за местность перестал интересовать Андрея, стоило ему кинуть взгляд непосредственно вниз, поскольку его сознание как бы парило на высоте 10-15 метров над землей, а на земле в это время происходило взаимоистребление между двумя огромными массами людей. Сколько их было – десять тысяч, сто тысяч или больше, Андрей не смог бы сказать, ему казалось, что сражающиеся люди занимали всю территорию от горизонта до горизонта, хотя, по-видимому, это было не так. В следующий момент Андрей подумал, что для его современного восприятия термин «сражение» не совсем подходит, поскольку под ним разворачивалась совсем не эстетичная резня, в которой не присутствовало ни пулеметных очередей, ни разрывов снарядов, ни танков, ни пушек, ни самого огнестрельного оружия, и только несколько громадных метательных установок, которых Андрей, вспоминая увлечения детства отнес к разряду франдибал и катапульт, установленных в разных местах боя на холмах, посылали в противников огромные камни и какие-то горящие просмоленные тюки. Короче говоря непосредственно под Андреем развернулось масштабное сражение, которое на земле могло происходить скорее всего задолго до рождества Христова и взглянув на смуглых, бородатых южно-европейского типа воинов в простых мерных доспехах, шлемах со специфическими забралами, прикрывающими переносицу и подбородок, украшенных характерными щетинистыми гребнями, в характерных коротких юбочках из защитных пластин, в металлических поножах – с одной стороны и еще более смуглых бородачей явно азиатского вида в темных шароварах, кожаных доспехах и высоких шапках, как догадка Андрея переросла в уверенность-знание: перед ним развернулась знаменитая первая битва при Иссе непобедимого войска Александра Македонского с армией персов под командованием властелина средней Азии царя Дария 3 Ахименида. Момент, который застал Андрей был очевидно самый драматический в сражении, и в его сознании мгновенно прояснилась стратегическая ситуация, хотя вначале он видел лишь хаотическую резню. Хребет армии Дария был сломлен и знаменитая македонская фаланга словно гигантский таран вгрызалась в аморфную структуру персидских порядков, уже утративших всякий порядок, а всадники, колесницы и пешие воины персов перемешались и вместо того, чтобы выполнять конкретную боевую задачу, поставленную командиром, заняты были только одним: пытались спасти свои собственные жизни, либо, в безвыходной ситуации, продать их как можно дороже.
В общем македонские войска победоносно наступали уже почти не неся потерь, персы же пятились, отчаянно пытаясь выправить уже безнадежное положение и вот вот готовы были броситься в паническое бегство. Оно наступило довольно скоро. Как только огромная черная колесница с двумя крылатыми столбами у основания упряжки, стоящая на холме с правой стороны реки вдруг развернулась и во весь опор покатила от наступающих конных и пеших македонцев. Андрей знал, что в колеснице в полном смятении и панике пребывает бросивший свое войско на произвол судьбы Дарий 3, и еще из истории он знал, что на этот раз царю персов удастся спасти свою жизнь, но участь его уже предрешена. Войско его хоть и будет повторно собрано, но никогда уже не оправится от первого поражения и будет окончательно разгромлено в битве при Гавгамеллах, а сам он в скором времени погибнет от рук собственных слуг, которые таким образом захотят купить свои жизни у нового властелина мира: Божественного Александра 3, провозгласившего себя потомком Зевса.
Увы, чисто визуально вся эта историческая монументальность с высоты чуть ниже птичьего полета выглядела довольно беспорядочно, но, конечно все это зрелище не было прямым аналогом современному мясокомбинату, поскольку крупный и мелкий рогатый скот сотнями и тысячами убиваемый на бойне, конечно куда более беспомощен и лишен возможности оказать хоть какое-то сопротивление, тем не менее по масштабам массовой резни любой мясокомбинат значительно уступил бы тому зрелищу, что открылось перед глазами Андрея: персы бежали, скакали, сваливались с лошадей, колесницы (которых немало было в персидском войске) переворачивались, настигаемые конными преследователями, при этом чаще переворачивались в результате панических действий собственных воинов, которые, спасаясь от преследователей, пытались забраться в колесницы, в результате чего они просто не выдерживали количества набившихся туда людей.
Зрелище было кровавое, безжалостное, беспорядочное, и тем не менее один человек упивался им, как самым прекрасным зрелищем когда либо видимым в жизни, и этот человек с нетипично светлыми волосами на общем фоне смуглых брюнетов, в драгоценных, сияющих золотой чеканкой доспехах на мощном черном коне с алмазной сбруей, имя которого – Буцефал – тут же всплыло в сознании Андрея. Да, это был он, человек, имя которого ассоциировалось с самым великим военным гением всех времен и народов: Божественный царь Македонии Александр и торжество его было непомерно. Сам он уже не сражался (как известно, несмотря на свой высочайший статус, Александр рубился во всех сражениях, как рядовой воин), негоже было полубогу принимать участие в той части битвы, когда она превратилась в избиение. Все необходимое довершат его воины и без него. Александр видел, что колесница Дария кинулась в паническое бегство и первой его мыслью было – приказать своему самому быстроходному конному отряду догнать его во что бы то ни стало, чтобы тем самым поставить точку в своей многолетней борьбе с персидским тираном, однако что-то его остановило: в последний момент у него почему-то возникла парадоксальная мысль дать Дарию уйти. Александр подумал, что если сейчас, в ближайшие минуты или часы лишится своего самого могущественного противника, то в жизни его наступит некая пустота, уж слишком долго он шел к этому триумфу. А теперь хочется слегка задержать, увеличить его протяженность во времени. Конечно, пусть Дарий сейчас уйдет, пусть даже снова соберет войско, тем более никогда ему уже не собрать войско даже подобное тому, которое только что разгромлено, а он, Александр еще некоторое время поразвлекается этой игрой в догонялки. В конце концов благородный воин не страшащийся битвы, всегда готов дать своему противнику еще один шанс. Да, все это выглядело благородно и мужественно и Александр даже отдал распоряжение своим военачальникам, окружившим его вместе с телохранителями тесным кольцом, прекратить избиение персов. Часть взять в плен, а какой-то части дать возможность уйти. Пусть вернутся домой и расскажут у себя на родине о несокрушимости, и вместе с тем – милосердии царя Александра. Что ж, если Дарий вновь соберет войско – тем хуже для него.
Андрею показалось, что настроение Александра больше всего напоминало настроение сытого кота, который часами готов играть с замученной мышью, поскольку сожрать ее сразу – лишить себя удовольствия вновь и вновь наслаждаться беспомощностью несчастной жертвы, чувствуя при этом, что жизнь живого существа полностью в твоих лапах. Ну, а если ты столь расторопен, что успеешь юркнуть в свою норку, ну что ж, считай, что тебе повезло, а у охотника появится дополнительная возможность разогнать свою скуку.
- Мой царь, - услышал Андрей голос одного из приближенных к Александру командиров (незнакомые Андрею древнегреческие слова тут же обретали смысл в его сознании, как это обычно происходило в его путешествиях по времени), - Дарий уходит, прикажешь послать в погоню «летучих»?
- Не надо, Птолемей, - сказал Александр, глядя вслед удаляющейся колеснице, я не хочу этого сегодня, боги сообщили мне, чтобы я дал возможность ему уйти. Можно возвращаться в лагерь, нам здесь уже больше нечего делать, а солдаты сами хорошо знают, как обходиться с раненными и пленными. Кстати, - тут глаза его оживились, - никогда у нас еще не было столько пленных, как сегодня, у меня давно уже зреет занятная мысль изготовить одно изысканное блюдо, секрет которого мне поведал повар одного индийского раджи. Думаю, что наша сегодняшняя победа достойный повод, чтобы отпраздновать ее не только чашей доброго вина, но и изысканным яством.
- Мой царь, - опустил голову военачальник, с которым говорил Александр, - что-то я не вижу связи между количеством пленных и таинственным блюдом, о котором ты говоришь. По-моему нет блюда, которого бы твои искусные повара не сумели бы приготовить. При чем здесь пленные?
- Дело в том, - снисходительно глянул Александр на Птолемея, - что для изготовления этого блюда нужны сливки, мед, специальные пластины, полученные из неких морских водорослей и, самое главное, - лед. Это блюдо несложно приготовить, если ты находишься на горном леднике, но пока отнесешь его в долину – оно растает, если же послать за льдом слуг, то они также не успеют донести его до лагеря – жаркое солнце сделает свое дело. Ну, не лезть же мне самому на гору, чтобы отведать этого божественного блюда! Еще перед битвой у меня возникла мысль: когда разобьем персов, возьму как можно больше пленных! Если их выстроить в цепочку, то как раз хватит, чтобы протянуть эту цепочку от горного ледника до кухни. Не могу же я подвергнуть такому унизительному действу моих гоплитов, хоть и уверен, что никто не отказался бы от того, чтобы выполнить эту маленькую прихоть царя.
Распорядись, - тут его глаза стали жестче, - что царь желает сегодня вечером пировать с новым блюдом – мороженым. До ледника не больше десяти лиг. Пусть выстроят цепочку пленных и те, кто окажутся на леднике, заполнят ведра льдом и по цепочке передадут их вниз, только при таком способе лед не успеет растаять. Думаю, - тут он улыбнулся, очевидно показывая, что желает пошутить, - боги даровали нам эту победу для того, чтобы я наконец попробовал это самое мороженое.
- Ты желаешь, чтобы я занялся этим сейчас, когда еще только закончена битва? – с нескрываемым удивлением спросил Птолемей.
- Немедля! – отрезал Александр. – Этим вечером во время пира мороженое должно быть внесено в мой шатер. А Дарий, его конечно следует добить, но не сегодня. Думаю, последующая погоня принесет нам немало захватывающих приключений…
Андрей продолжал парить над полем уже закончившейся битвы и не уставал удивляться, как мог великий полководец в такие часы исторических событий, которые в дальнейшем будут занесены во все учебники средней школы, думать о каком-то жалком мороженом и даже рассчитывать на большое число пленных исключительно для удовлетворения своей странной мимолетной прихоти, которую любой современник Андрея может удовлетворить около ближайшего мороженого киоска, заплатив за холодный рожок или брикетик какие-то гроши. Как все же изменился мир!
Тем временем, пока раненых добивали, а пленных выстраивали цепочкой к ближайшей горе с заветным льдом на вершине, изготовлению которого в бытовых условиях человечество к тому времени еще не научилось, Андрей обнаружил некое грязно-серое облачко, которое не так давно в своем собственном мире имело облик чикагского гангстера тридцатых годов – и бог его знает, какой облик был характерен для него на самом деле. Андрей хорошо чувствовал мысли и чувства, исходящие от этого облачка, поэтому его истинная природа была для Андрея совершенно понятна. Облачко жадно кружилось над головой Александра и местами его окутывало, правда это было абсолютно скрыто от окружающего его эскорта, а сам полководец так же не догадывался, что к его астрально-ментальной природе присосалась некая тварь, которая как промокашкой жадно впитывает, слизывает и чувства, бурно изливающиеся из его торжествующего сердца и разума. И не только мысли и чувства самого Александра: македонский царь был словно невидимая линза, к которой из тысяч источников побежденных и победителей тянулись миллионы лучей-эманаций, где торжество победителя перемешивалось с ужасом и болью побежденного, и эти лучи по сути дела сходились на одном единственном человеке – сходились и поглощались его ненасытным естеством победителя - вершителя судеб, делающего историю, считающего себя главным существом во вселенной. Андрей видел, как жизненная энергия десятков тысяч людей поглощается мощной аурой царя, делая его волю и личную силу все более несокрушимой и всепобеждающей. Да, эти маленькие толики, складываясь и сливаясь давали Александру дополнительные силы, чтобы пробивать любые стены и повелевать волей десятков и сотен тысяч людей, и та линза, в которую собирались лучи сотен тысяч человеческих чувств и воль фактически и была центром, через которую осуществлялась не только прямая, но и обратная связь. И вот к этой ауре-линзе небывалой емкости присосалось некое грязно-серое облачко, которое упивалось всеми этими энергиями, что порождались в природе Александра и доставались ему извне.
«Интересно, - подумал Андрей, - какие такие качества позволяют человеку обзавестись такой аурой-линзой, которая делает его центром мыслей, чувств и чаяний огромных народных масс, а то и целого мира? Конечно, он – царь по рождению, но достаточно ли этого? Его личные качества? – Андрей вгляделся в ауру Александра и вспышка всезнания, позволяющая понимать скрытую суть человека и его окружения сообщило Андрею, что среди современников царя Македонии было немало более умных и талантливых людей, если же говорить о морально-нравственных качествах, то они просматривались у царя буквально в зачаточном состоянии, подавленные размерами непомерно раздувшегося эго. Как же случилось, что именно этого человека история избрала главным вершителем судеб и жизней своего времени? Непомерное самомнение, решительность и смелость? Но достаточно ли этого? Как только Андрей сформулировал этот мысленный вопрос, как в его сознании в виде мгновенного озарения тут же возник ответ-картинка.
Андрей словно бы часть изнанки земли, один из ее бесчисленных рукавов, и этот рукав-сакуалла информационно и пространственно соотносился с земными государственными структурами и образованиями, как плюс соотносится с минусом, как день соотносится с ночью. Данный слой изнанки являлся основанием затомиса метакультуры эллинской цивилизации, ее отрицательным знаком, а именно к этой эллинской культуре относился македонец Александр, как известно обучавшийся у самого Аристотеля, и именно в этом рукаве изнанки земли находился источник того метафизического могущества, которое таинственным образом сошлось на Александре. Источником этим был демон эллинской государственности – уицраор, выбравший своим человекоорудием именно его, сына Филиппа Александра 3, и помимо многих прочих функций, одной из его задач было провоцирование у эллинов верноподданнических чувств и национальной гордости. Перед всепроникающим взором Андрея развернулась унылая холмистая пустошь в центре которой возвышалось величественное здание, по архитектурному стилю напоминавшее древнегреческий некрополь в недрах которого рдело рубиново-красное пламя, словно вечный огонь неизвестному солдату, а невдалеке от этого здания-колонады медленно переливалось, стриулось, передвигалось странное желеобразное существо, напоминающее титанических размеров спрута, оказавшегося на суше, и только два огромных глаза с отблесками адского пламени в зрачках свидетельствовали о том, что это не студень, а живое существо, разумное каким-то иным, нечеловеческим разумом. Время от времени существо это словно бы всматривалось куда-то в бесконечность и Андрей видел своим всепроникающим взором, как из этих глаз исходят невидимые лучи-эманации, которые из изнанки земли словно по кольцу Мебиуса проникают в Энроф и сходятся вокруг Александра, образуя ту самую линзу, которая и позволяет привлекать в себя уже знакомые эманации сотен тысяч и миллионов людей, думающих об Александре и посылающих в его сторону целую гамму эмоциональных волн от искренней любви и преданности (удельный вес таких чувств был на самом деле не так велик) до зависти, рабской покорности победителю, страха, ненависти и всевозможных проклятий, облеченных в эмоциональную ауру. В его же сторону были направлены и более общие, патриотические и верноподданические чувства. Андрей видел, как вся эта масса эманаций проходит через ауру-линзу Александра, частично поглощается его астрально-ментальной природой, а частично откачивается вниз, на изнанку земли, во всепоглощающую утробу демона государственности уицраора. Кстати, это была не единственная его пища: миллионы демонов его посланцев собирали вокруг умирающих на поле боя воинов эманации их боли, ужаса и предсмертной агонии, и так же частично поглощали ее сами, а частично пересылали уицраору в виде красной росы-гавваха, которая стекала в пространственный рукав, занятый уицраором через едва заметные дефекты в перегородке между Энрофом и астралом.. Все это ненасытный уицраор поглощал до капель, рос, распухал, словно на дрожжах, и с еще большей силой концентрировал линзу-ауру вокруг своего человекоорудия-Александра, что приводило в конечном счете к еще большему увеличению объема красной росы. Процесс этот разрастался как снежный ком, где главной целью уицраора было собрать как можно больше пищи – красной росы, в которую превращались все негативные эмоциональные эманации людей, в том числе и эмоции, сконцентрированные вокруг денег, золота, драгоценностей, которые, как видел Андрей, подобно энергии страха, похоти и смерти так же превращаются в гаввах.
«Вот так, - подумал Андрей, - вот тебе и метаистория в действии, о которой писал Даниил Андреев. Вся эта кровавая баня нужна только затем, чтобы некая гигантская тварь нажралась от пуза, и все эти мысли и слова об историческом величие событий, о борьбе за процветание государства и счастье своего народа, о котором несомненно с трибуны не раз вещал и сам Александр и его многочисленные сатрапы – всего лишь мыльный пузырь, фикция, а все патриотические и верноподданические чувства, в какие бы благородные одежды они не рядились – на самом деле всего лишь необходимые инструменты для выколачивания гавваха – пищи для целой армии демонов. Что ж, собственно ничего нового я для себя не открыл, об этом мне еще в свое время черный магистр рассказывал, да и «Роза мира» тому подтверждение, интересно, что на этот раз я всю эту кухню видел воочию, благодаря кайфующему главарю астральных гангстеров. С этим более менее понятно, не понятно другое, ведь все эти события уже 2300 лет как канули в вечность, а здесь вроде как все в настоящий момент происходит. Хотя, все эти события, как энергоинформация где-то в информационном поле находятся, я ведь и сам не раз по времени путешествовал, да и сейчас продолжаю путешествовать, но ведь энергию эмоций мне кажется необходимо из настоящего выколачивать, в прошлом – одни голограммы, а тут кровь и плоть нужна! По идее этот кайфующий гангстер должен был какого-то ныне живущего диктатора выискивать, допустим Саддама Хусейна или Фиделя Кастро. Конечно, масштаб не тот и Александр Македонский звучит куда весомее, но ведь его давно уже нет – тем не менее этот гангстер астральный жрет его энергию, словно это и правда в настоящий момент разворачивается. Да, непонятная история».
Андрей попытался силой своего всеведения получить ответ на эту загадку, но, очевидно, возможность получения информации в его состоянии была все же ограничена и ответа на этот парадокс пространства и времени он так и не сумел получить. Вместо этого он увидел, что все же царь Александр – не абсолютный источник зла, полностью подчиненное уицраору эллинского этноса человекоорудие, и что не бывает тьмы без света а минуса без плюса. На какое-то мгновение небеса над Андреем словно бы разверзлись и он увидел вершину затомиса метакультуры в виде заоблачной, сияющей фирном горы Олимпа, на которой возвышалось прекрасное белое здание-колонада, во многом схожее с древнегреческим Парфеноном, но гораздо больше и величественнее. Затем здание приблизилось и в недрах его Андрей увидел громадное человекоподобное существо очень напоминающее древние скульптурные изображения громовержца Зевса. И тут же Андрей узнал, что перед ним – демиург Эллинской метакультуры, пестующий и оберегающий этот выдающийся этнос. А дальше, очевидно, пошла расшифровка увиденного. Светлый демиург в облике древнегреческого Зевса простер руку и из ее ладони ударила молния (очевидно это был символический образ близкий разуму древнего эллина), которая светлым лучом по пространственной петле Мебиуса переместилась в Энроф, распалась радугой над Александром и приняла свою толику в формировании линзы-ауры вокруг македонского царя. Тут же Андрей понял, что Александр не односторонний примитивный источник зла, посылающий пищу демону самодержавия, но некая сложная историческая фигура, носитель метафизической силы, позволяющий осуществлять некий многоступенчатый план некой провиденциальной конструктивной воли. И в частности его задача – пусть и жестокими методами, дающими дополнительную порцию гавваха уицраору и его воинству – распространить прогрессивную эллинскую культуру и духовность в пределах Ойкумены (как пример – эллинизация средней Азии и Египта: Александрия, Александрийская библиотека, просвещенная династия Птолемеев и т.д. и т.п.). И что именно благодаря ему эллинские полюсы не были затоптаны примитивными восточными деспотиями, и сумели передать, как эстафету порцию эллинизма, свою религию и науку Великому Риму, который долгое время был продолжателем дела эллинской духовности, культуры и мировоззрения. Что ж, это была очень сложная игра Света с тьмой – и, как помнил Андрей из «Розы мира», демиург создает уицраора для того, чтобы он сохранил свой этнос от других агрессивных чужеродных этносов, уже имеющих уицраора, который в значительной мере усиливает боевой дух и военную силу. Итак, чтобы раздробленная Эллада не была поглощена военной машиной Персии, нужен был объединитель-Александр со своей конницей и фалангой. Таким образом, Александр был не только человекоорудием эллинского уицраора, но и родомыслом эллинского демиурга, условно именуемого Зевсом. А значит будут по Средиземноморью и всей средней Азии строиться библиотеки, и возноситься шедевры ионической и дорийской архитектуры, и будут спокойно работать ученые мужи, прославившие в веках эллинскую научную и философскую мысль, и будут возносить воскурения просвещенные жрецы олимпийских богов, и пророчествовать дельфийские пифии, и еще немало возникнет гениальных литературных произведений, скульптур, мозаик. Всего этого никогда не смогла бы дать миру Персия, стремившаяся подчинить Элладу – и не потому, что ее культура, давшая миру учение Заратустры, а много позже Фирдоуси и Омара Хаяма, была настолько хуже греческой – просто она была совсем другая и мир лишился бы одной из своих уникальных культурных граней.
Все эти картины мгновенно пронеслись в сознании Андрея и он смягчил в своем сердце взгляд на Александра, как на чудовищное орудие дьявола. Да, он был тираном, и пролил реки крови, и расплатился в посмертии за это по полной программе, однако уж так причудливо осуществляется танец истории, что, порой, бороться со злом можно только с помощью другого зла, и с помощью этого другого, конструктивного зла сохранить те побеги добра, которые в последствии вырастут в могучие деревья и принесут многочисленные плоды. Андрей уже видел, как волны энергии преданности, любви и чувства долга и справедливости крепнут вокруг царя македонян, и как демиург Эллады направляет их в конструктивное русло на создание новых материальных и нематериальных центров духовности, культуры и человеческой мысли, которые в перспективе должны были перерасти просто древнегреческую культуру и государство.
В следующее мгновение вся эта духовная панорама схлопнулась и Андрей, очевидно получивший необходимые наглядные знания, был затянут в очередной межпространственный межвременной тоннель, потеряв из вида панораму великой исторической битвы и фигуру величайшего полководца всех времен и народов. Когда же он вновь осознал себя, то увидел, что вернулся к своим баранам – то есть к четырем люкам в бетонной пустыне. Никого, кроме Андрея поблизости люков не оказалось, очевидно гангстеры либо еще не исчерпали своих лимитов, либо уже перенеслись в какое-то другое, неведомое Андрею место, наш же герой все еще под впечатлением от увиденного продолжал свои глобальные мысли об Александре, его исторической и метаисторической миссии, и самое главное о том, каким образом из событий давно минувших дней этот мелкий демон ухитрялся собирать столь желанную ему энергию-кайф.
«Ладно, - подумал Андрей, - когда мысли о божественном Александре были исчерпаны, - раз мои неведомые попечители опять закинули меня к этим люкам, значит это надо понимать так, что мне еще разок туда нырнуть предстоит, а центр Дуггура со своим Тадж-Махалом вполне могут подождать. Андрей вновь сложил руки над головой и ласточкой нырнул в следующий люк – тот самый, в котором в свое время исчез гангстер, все время нервировавший шефа по поводу всевозможных обманов и подвохов.
После прыжка был вновь полет в рубиновом облаке и точное повторение предыдущего переходного этапа, когда же «оплодотворенное» цифровое облако стало проявлять новый земной ландшафт, среди которого очутилось сознание Андрея, то оказалось, что на этот раз его окружает горная местность, при этом держалось ощущение, что это ближний восток и не так уж далеко от тех мест, где он побывал вначале – возможно севернее, правда на этот раз он витал гораздо выше над уровнем моря, чем в первый раз, и по всему было видно, что здесь гораздо прохладнее. Поначалу Андрей не знал, куда его занесло, но как только зрение его распространилось на всю близлежащую окрестность, в поле его вынимания попал замок-крепость, искусно возведенный прямо на высоченной скале, обрывающейся в ущелье отвесной пропастью. Если судить по нескольким подъемным устройствам в разных местах прилаженных к основанию этой скалы, можно было предположить, что замок этот совершенно неприступен, и что попасть внутрь, можно только преодолев эту самую скалу. Возможно поэтому никакой серьезной крепостной стены вокруг замка не было, тем не менее прямой штурм его был совершенно безнадежен – тут возможна была лишь блокада, продолжительность которой, очевидно зависела только от количества еды и питья, запасенных в закромах крепости.
Вначале сознание Андрея, очевидно, еще не было подключено к информационному полю, и о том где он, в каком времени, что это за страна и чей замок можно было только догадываться, поэтому он сделал вывод, что крепость эта явно принадлежит к раннему средневековью, а наличие мечети с полумесяцем и высоких минаретов, среди прочих построек, свидетельствовали о том, что Андрей оказался в горной местности какого-то исламского востока, причем - в гораздо более позднем времени, чем в предыдущем путешествии – по крайней мере в эпоху достаточно оформившегося ислама с установившимися нормами архитектуры и религиозной символики. Судя по немалому количеству каменных построек, крепость должна была быть достаточно плотно заселена, а когда мировосприятие Андрея детализировалось и в зону его внимания стали попадать люди, снующие по территории крепости на скале и неподвижно застывшие охранники на основной и близлежащих скалах, то стало ясно, что это по крайней мере не современность: охрана была одета в длинные кольчуги, голову закрывали закругленные шлемы с шишаками, лица снизу прикрыты черной тканью, а характерные шаровары, короткие луки за спиной и кривые ятаганы за поясом уточняли эпоху на 2-3 столетия: так одевались сарацины времен первых крестовых походов. В то же время какое-то неясное чувство подсказывало Андрею, что это не Палестина – не было там таких высоких гор в округе. В следующий момент неясное чувство начало оформляться в конкретную информацию, которая проявлялась в сознании Андрея поэтапно. Вскоре Андрей уже знал, что горы эти находятся на севере современного Ирана – в те годы – Персии, что эпоха заратустризма, с которой он столкнулся в пошлом «заныре» давно миновала и Персия теперь – устоявшаяся мусульманская страна, а эта крепость – оплот исламской секты измаэлитов – неприступный Аламут, воздвигнутый в середине 12 века и разрушенный пару веков спустя во время нашествия монголо-татар на Персию. Тем не менее эта давно не существующая крепость оставила свой зловещий след в истории, о котором хорошо известно до сих пор. Крепость эта долгое время не только не контролировалась персидским правительством, но и активно распространяла свое влияние на многие сопредельные области ближнего востока, далеко выходя за пределы границ Персии раннего средневековья. Попутно Андрей припомнил те достаточно скудные сведения, которые он почерпнул из какой-то популярной статьи, касаемо той самой печально известной крепости Аламут: в середине двенадцатого века населяли ее не просто измаэлиты, но радикальная секта асасинов или, как их еще называли хашишины за повсеместное использование гашиша. Имя их духовного наставника и повелителя во времена жизни последнего способно было заставить побледнеть любого восточного правителя, который мог в чем-то прогневать всемогущего имама – Хасана ибн Саббаха, наемные убийца которого – федаи – всегда настигали недруга горного старца. Они бестрепетно шли на смерть во исполнение любого повеления имама, ибо незыблемо верили: воля старца продиктована свыше Аллахом и лишь их суровый наставник может даровать им в посмертии райские кущи, населенные бесчисленными гуриями, которые до скончания века будут исполнять любые их желания. А впрочем руки имама простирались столь далеко, что его жертвами становились порой и европейские правители. Из истории достоверно известны по меньшей мере имена двух правителей, погибших от рук безжалостных асасинов – это князь Трипольский и маркграф Монферратский, правда, чем именно прогневали они Хасана ибн Саббаха, и каким образом добрались до них его федаи, Андрей не мог припомнить. Но тут его внимание привлекли два человека, которые стояли неподалеку от одного из подъемников, явно собираясь подняться наверх, и вели оживленную беседу. Один был европейского вида молодой человек, правда одетый по-восточному в шелковый расшитый халат и чалму, второй же, седобородый старец, явно арабской внешности, и в следующий момент в сознании Андрея всплыли их имена: молодой европеец был знаменитый путешественник Марко Поло, один из первых европейцев, написавший средневековый бестселлер о своих путешествиях по странам востока, непредвзято описавший обычаи и нравы жителей этих стран и давший любопытные характеристики правителям того времени. Старец же был Хасан ибн Саббах собственной персоной, и Бог знает, каким образом удачливому путешественнику удалось войти в доверие к грозному имаму асасинов, и не только попасть в зловещую крепость Аламут и побеседовать с ее полновластным хозяином, но выйти оттуда живым и описать это путешествие и беседу в своей книге.
И тут до сознания Андрея стал доходить смысл занимательной беседы, которую знаменитый путешественник и не менее знаменитый зловещий воин Аллаха, стоявший у истоков вакхабизма и исламского джихада вели на изящном Фарси. Одновременно от внимания Андрея не ускользнул тот факт, что и как в случае с Александром Македонским, вокруг головы имама вилось грязно-серое облачко второго гангстера, которое жадно поглощало эманации, составляющие ауру Хасана ибн Саббаха. При этом аура имама во многом напоминала ауру легендарного македонца, то есть так же была похожа на линзу, в которой концентрировались мысли и чаяния множества людей – правда линза эта явно была несколько иного качества, чем у македонца, и вначале Андрей не мог понять, в чем принципиальное отличие, но до поры до времени смысл этой разницы не раскрывался ему, поэтому наш герой сосредоточил свое внимание на происходившей оживленной беседе.
- С той поры, как я покинул равнину, - говорил горный старец, очевидно отвечая на вопрос Марко Поло, которого Андрей не слышал, - мое самочувствие заметно улучшилось. Так что не думайте, что я здесь прячусь от своих многочисленных врагов, которые не желают подчиняться воле Аллаха. Напрасно вы упрекаете меня, что я могу кого-то бояться там, внизу. Когда в мои молодые годы еретики из Рейского медресе, где я постигал Коран, приговорили меня к повешению, и я уже стоял на эшафоте, произошло землетрясение, мечеть, стоящая неподалеку от места казни рухнула, и даже до их тупых голов дошло, что это знамение Аллаха, и с моей шеи сняли веревку. В последствие всех их, моих несостоявшихся палачей постигла кара и, каюсь, здесь была немалая моя заслуга. Но ведь негоже Аллаху по любому поводу являть свою волю непосредственно, как он проявил ее, желая спасти меня от позорной смерти. Поэтому я, избранник, которому он диктует свою волю в великой борьбе с неверными, вынужден был взять часть карающих обязанностей на себя. Что поделать, это тяжелый, непосильный груз, но, поскольку именно меня Всевышний избрал своим орудием, я не вправе отказаться от этого бремени и должен предварять в жизнь Его волю вполне земными средствами, хотя и тут мне является его чудодейственная сила. Так родилась моя империя. Вы, ручаюсь, не могли видеть ничего подобного там, в Европе, поскольку между моими и их подданными есть принципиальная разница. Хоть ваши правители и заявляют о том, что народ смирен и покорен, тем не менее по большей части они выдают желаемое за действительное – и дай волю любому вашему холопу, он бы с удовольствием повесил своего господина на первом попавшимся суку. Поэтому покорность вашего холопа исходит из страха и беспомощности, а верность господину – одни лишь пустые слова, любой ваш холоп постоянно носит в себе зерно бунта. У истинного же исполнителя воли Аллаха – истинного Бога (в отличие от вашего Иисуса Христа, который был всего лишь человеком и пророком, но отнюдь не Всевышним) расклад сил совсем иной. Все мои люди преданы мне безоговорочно, как ни один сын не предан своему отцу, и любой из них с радостью не только отдаст свою жизнь за мою, но отдаст ее просто так, стоит лишь мне ему это приказать – безоговорочно, безоглядно, без тени сомнения. НЕ это ли доказательство моей избранности? Аллах дал мне эту власть над людьми для того, чтобы я мог проводить его волю в жизнь и менять этот мир по его воле, искореняя неугодных и неверных, и именно Его воля делает моих людей преданными мне настолько, насколько никогда в истории человечества раб не был предан своему господину. Именно эта преданность – не собачья – она ничто по сравнению с преданностью асасина своему имаму – позволяет исполнять мне волю Всевышнего, поскольку, что я сам без Бога? Ничто – прах под ногами. Воля Аллаха делает всю мою империю единым целым, где каждый асасин – не просто воин, имеющий собственный разум – нет, он – воин Аллаха, часть организма, исполняющий волю мозга. Так вышло, что мозгом являюсь я, но в действительности я не самостоятелен, я лишь пустой сосуд, заполненный волей Всевышнего – и любой член на теле беспрекословно выполняет волю своего хозяина мозга, который в свою очередь исполняет волю Аллаха. Да, нередко мне приходится отправлять этот член на погибель ради торжества воли Аллаха, и сами понимаете, может ли мозг не любить часть собственного тела? Когда при исполнении своего долга погибает очередной мой фидай, я чувствую, будто мне отсекают руку. Мне больно… но, увы, на то воля Всевышнего, и что моя личная боль в сравнении с важностью того дела, которое торжествует на земле посредством моей скромной персоны. Так что вы не правы, упрекая меня в жестокости: человеческая жизнь – ничто, а любой человек, противящийся воле Аллаха – пособник сатаны и должен быть растоптан, как бешеная собака. Это -–главное, а что при этом гибнут прекрасные юноши и мужи – мои пальцы и руки – что ж, раз нет возможности в этом мире утвердить волю Всевышнего другим способом, я буду отдавать свои пальцы и руки на отсечение, зная, что по воле Аллаха у меня отрастут новые. Уверяю вас, исполнители моей воли, благодаря милости Аллаха не чувствуют не только страха, но и боли, но ее чувствую я, и возможно мне было бы легче положить на плаху свою голову, чем головы моих преданных фидаев, но так уж распорядилось провидение: именно я и только я способен слышать волю Аллаха, а их задача – исполнять мои приказания. Зато исполняют они их так, как не способен исполнить ни один итальянец, сакс или франк волю своего господина, а все почему? Потому, что мой Бог – истинный, вы же находитесь в плену заблуждения. Об этом должны узнать у вас в Европе, и именно поэтому я сохраняю тебе жизнь, чужестранец, хотя мой долг истинного измаэлита, уничтожить любого неверного, не желающего признать Аллаха за истинного Бога, а Мухаммеда за его пророка. Аллах указал мне на тебя, и именно поэтому ты – самое неприкосновенное лицо из всех гостей, побывавших когда-либо в Аламуте, а иначе твоя жизнь не стоила бы здесь ни гроша.
- Что ж, - наконец нарушил молчание молодой путешественник, впрочем глядящий в лицо главного асасина довольно дерзко, что свидетельствовало о редкой смелости и самообладании этого авантюриста, - я искренне признателен вам за ту честь, которую вы мне оказали. Насколько я знаю, ни один христианин не покинул еще территории Аламута иначе, как в холстяном мешке, сброшенным с этой самой скалы, под которой мы ведем с вами столь изысканную беседу. Возможно кто-то удостоился чести быть сожранным вашими сторожевыми собаками, и тогда, возможно его останки покоятся на территории вашей крепости в виде собачьих экскрементов. Не думаю, что он мог удостоиться чести быть похороненным на территории местного погоста… ах да, для подобной цели вы наверняка используете так же барсов и тигров: человек, разрываемый гигантской кошкой еще более эффектное зрелище, чем пожираемый стаей презренных собак! Что ж, возможно тигриные экскременты еще более эстетичное зрелище, чем собачьи.
- Ты смел и дерзок, - усмехнулся Хасан ибн Саббах, - вы, европейцы именно этим и нравитесь мне. Мы, арабы готовы принять смерть и не страшимся ее, и тем не менее проявляем перед этой великой царицей смирение и покорность, вы же готовы кинуть ей в лицо какую-то непристойность и богохульство, словно не боитесь посмертного воздаяния. Конечно, трусов немало и среди итальянцев и среди персов, но о них мы не будем сейчас говорить. Все же смирения в нас куда больше, вы же одержимы гордыней – этому ли учил ваш Иисус Христос?
- Ну, - усмехнулся Марко Поло, - это далеко не только наш грех, и если поближе познакомиться с любым вашим правителем, то у него гордыни хватит на десяток наших герцогов. Да и не только правители склонны к этому греху, любой простолюдин в силу обстоятельств возвысившийся над соплеменниками тут же обзаводится таким атрибутом, как гордыня, и пусть даже по своей природе он полное ничтожество, все равно будет считать себя самой важной на свете выдумкой Господа Бога. И касается это не только европейцев, но и арабов. Я очень много путешествовал, досточтимый Хасан ибн Саббах, наверное немного найдется на земле людей, повидавших на своем веку больше, чем ваш покорный слуга, тем не менее я склонен думать, что разные народы на самом деле очень похожи друг на друга и разными их делают лишь обстоятельства, в которые они попадают. В конце концов всех нас создал Господь Бог – не важно, называем его Аллахом или Иеговой. Но и в вашем и в нашем священных писаниях нет расхождений в том, что сотворил он первого человека по своему образу и подобию. Вы же не станете отрицать, что все мы – потомки Адама и Евы! Да, по прошествии стольких лет с той поры, как Адам покинул райские кущи, мы, его потомки, сильно отличаемся друг от друга – слишком уж в разные условия жизни ставила нас судьба, и в этом, очевидно тоже промысел Божий: как видно Богу было угодно разнообразие, поскольку все в этом мире разнообразно, тем не менее всех нас роднит единый предок и бессмертная душа. А значит все имеют право на жизнь – и мусульманин, и христианин, и язычник, и шейх, и торговец, и невольник, и никто не вправе отбирать ее по своей прихоти – ну разве чтобы спасти свою? Или не от Бога получил свои десять заповедей Моисей, главная из которых «не убий». Ведь те же заповеди, записанные в Библии безоговорочно принимаете и вы, мусульмане – и Библия и Коран принимают их дословно. А ваши методы насаждения истинной веры – разве не противоречат они центральной заповеди Священного писания? Тем более – вы сами учитель богословия, а не правитель или военачальник, не солдат и не палач, которые вынуждены нарушать эту заповедь в силу государственной необходимости.
- Увы, - поднял глаза к небу имам и машинально перекинул несколько бирюзовых бусинок на четках, которые он неторопливо перебирал во время всего разговора, - мне понятны ваши упреки, но, боюсь, вы так ничего и не поняли из того, что я говорил. Вы, очевидно, думаете, что я – злодей, которому нравится отправлять в мир иной своих дальних и ближних, и который думает только о земной власти и о том, как бы удержать эту власть на всю оставшуюся жизнь? И ради этого готов идти на любые жертвы. Вы не оригинальны в своих обличениях, ведь у подавляющего большинства власть имущих дело так и обстоит, только в моем случае вы не правы, чужестранец, и никогда не сможете понять ту высокую волю, которая принуждает меня быть жестоким. Уверяю вас, если бы я был вправе, то, не задумываясь сложил бы со своих плеч тяжелую ношу карающей десницы Божьей, и с огромным облегчением переложил бы ее на чьи-то более крепкие и молодые плечи – да хоть на ваши, уважаемый путешественник – разумеется, если бы вы были последователем истинной веры, а сам бы с радостью служил бы обычным муллой в моем родном городе. Но, увы, других плечей нет, и видимо мне до конца дней своих нести эту ношу карающего судии. Разумеется, я был бы счастлив соблюдать главную заповедь Корана «не убий», если бы в мире воцарился Ислам, а упрямцы и гордецы прекратили бы противиться Божьей воле, в безумии своем не понимая, что сами обретают себя на вечные посмертные страдания – в том числе и вы, истинно симпатичный мне мастер Поло. Но если вы чтите Священное писание, пусть даже искаженное, как ваша Библия, которая, тем не менее имеет немало общих мест с Кораном – то должны знать, что Господь не раз для того, чтобы искоренить богохульство, ересь и беззаконие посылал своих ангелов для того, чтобы уничтожить целые народы. Разве не он ниспослал на землю потоп, уничтожив все впавшее в грех человечество и дал возможность спастись лишь горстке праведных на Ковчеге? А разве наш пророк Мохаммед - да будет благословенно его имя в веках – не огнем и мечом посвящал неверных в истинную веру, тем не менее любя их, как собственных детей? Увы, времена явленных Божьих чудес миновали, и теперь Аллах для утверждения своей воли выбирает человекоорудие, и этим человекоорудием являюсь я. А поскольку Аллах ваше тех заповедей, которые сам продиктовал своему пророку, то с моей души снимается грех нарушения первой заповеди, и если Аллах указует на человека, которого необходимо уничтожить для утверждения на земле воли Всевышнего, я исполняю свой долг не задумываясь, проникнутый истинным состраданием и сожалением к своей заблудшей жертве. Но и это только пол истины. В своем великом милосердии Аллах открыл мне некую истину, что душа заблудшего, павшего от руки моего фидая, очищается перед смертью от соприкосновения с освещенным оружием, которое Аллах освещает непосредственно через меня, поэтому – и это обязательное правило – мои посланники вправе убивать только таким оружием. Таким образом я не только избавляю землю от скверны ереси, но и отправляю очищенную душу в рай, которая никогда бы туда не попала, если бы этот человек умер своей смертью, и была бы обречена на вечные муки. Прямехонько в рай попадают так же мои воины, воины Аллаха в том случае, когда ради исполнения моего приказания идут на верную смерть – и поскольку их посмертное будущее открывается им через меня, то идут на эту смерть они бестрепетно и радостно. А чтобы мои слова не вызывали у вас каких-либо сомнений, и чтобы вы разубедились в том, что любой слуга обладает зачатком гордыни, которая тут же непомерно разрастается, стоит ему хоть чуть чуть возвыситься над себе подобными (и вы, разумеется правы, касаемо тех, кто не является последователем истинной веры), я продемонстрирую вам зрелище, которое вы не сможете увидеть нигде, кроме как здесь. И покажу его я вам не потому, что я безжалостный тиран, находящий удовольствие в жестокости, но лишь потому, что сама по себе жизнь не имеет ценности и обретает ее лишь тогда, когда человек следует воле Аллаха, а так же потому, чтобы не казаться голословным и вы, рассказывая об увиденном в Европе, не смогли бы упрекнуть меня в хвастовстве и пустословии, а вы, насколько до меня дошли слухи, человек чести и исключительной правдивости. Пусть знают, что значит воля Аллаха для последователя Измаила.
С этими словами Хасан ибн Саббах, не дав возможности молодому путешественнику высказать какое-то свое мнение, поднял голову вверх и внимательно вгляделся в фигуру одного из стражников, застывших на уступе скалы, и не спускающих глаз со своего господина, затем сделал резкий жест рукой, проведя себя по шее краем ладони. В тот же момент стражник, словно речь шла о каком-то пустяке, который он проделывает каждый день, вытащил из ножен кривой кинжал, поцеловал его, а затем, полоснув клинком себе по горлу, сиганул в пропасть, не издав при этом ни звука.
- Господи! – только и произнес Марко Поло, когда тело, несколько раз перевернувшись в воздухе, с глухим стуком упало где-то неподалеку за камнями, так что стоящие внизу не видели самого момента приземления. – Между нами нет, между нами не может быть недопонимания!
Имам же в это время произнес короткую молитву, совершил намаз и сказал:
- Ну вот, теперь он по-настоящему счастлив, я сделал для него то, что обещал, то, ради чего он беззаветно служил мне все эти годы, ради чего он отказался от матери и отца, и только за одно можно упрекнуть его в некоторой корысти: он мечтал обрести вечное блаженство в райском саду среди прекрасных гурий – и он его получил.
- Все это понятно, - криво усмехнулся знаменитый путешественник, - я потрясен увиденным и вы правы, никогда в жизни я не встречал примера такой беззаветной покорности, но все же я никак не могу поверить, что человек, еще минуту назад не помышляющий совершить самоубийство, способен совершить его так просто и обыденно. Пусть даже он абсолютно уверен в том, что после смерти попадает в райские кущи. Сотни тысяч людей у нас в Европе, да и у вас на востоке, ведущие праведный, благообразный, незлобный образ жизни, и чтящие Священное писание, верят, что попадут после смерти в рай, но ведь это же не заставляет их осуществлять самоубийство. К тому же, само по себе самоубийство входит в число смертных грехов, тем самым закрывая дверь в райские кущи, о которых вы говорите. К тому же мне почему-то кажется, что вы здравомыслящий человек и прекрасно знаете людскую природу, иначе никогда не смогли бы создать ту империю, которую создали. Согласитесь! Ведь одной веры мало. В любом сердце, как бы свято человек не изображал свою веру, всегда живет червь сомнения – такова уж его природа и ничего с этим не поделаешь, и этот червь всегда тихо шепчет на ухо в тот или иной ключевой момент жизни: а вдруг все это неправда, и ни в какие райские кущи я не попаду, тем более, если я их никогда раньше не видел. А уж так устроен человек: в то, чего он никогда не видел, он не может поверить до конца, отбросив последние капли сомнения. Я понимаю, что для вас, любезный шейх, Евангелие не является высшим авторитетом, и тем не менее Ислам относится к Новому завету достаточно терпимо, и вы наверняка знаете, что в новом завете эта общечеловеческая черта хорошо показана на примере апостола Фомы, ибо, пока он не вложил пальцы в раны Христа, он не мог поверить, в то, что учитель воскрес и пришел к их костру трапезничать. А ведь это был апостол – человек, на которого указал сам Спаситель. Что же тогда говорить об обычном человеке.
- Что ж, - усмехнулся имам, - разве виденное тобой не свидетельство того, что истинная вера – моя, а не твоя, чужестранец? Ведь евангельской историей о Фоме Неверующем ты прокомментировал свой собственный частный случай: теперь то ты вложил пальцы в рану и убедился, что все это не плод фантазии, и не досужие байки. Ну что же, все что ты сказал – верно, и я открою тебе свою маленькую тайну, ты не прав в одном: именно мои люди и именно этот, только что погибший стражник видели рай и райские кущи, и именно это делает их смерть легкой и бестрепетной. А все что ты сказал о самоубийстве справедливо для кого угодно, но только не для моих людей: выполнение воли Аллаха в лице воли имама – не самоубийство, а священный долг фидая. Именно поэтому на нем нет греха, тем более, как ты помнишь, перед тем, как броситься со скалы, он перерезал себе горло священным кинжалом. Тем самым он принес себя в жертву Аллаху и окончательно очистился, а это означает не самоубийство, а исполнение своего высшего, последнего долга.
- Да, но каким образом он мог видеть райские кущи?!
- Что ж, - сказал имам, кротко улыбаясь, словно не он только что послал своего преданного слугу на совершенно бессмысленную смерть, - я слегка приоткрою завесу тайны, но только в общих чертах, не мне вам объяснять, что такие тайны не выдаются даже на пыточном столе, и откуда ко мне пришла эта тайна, я тоже не буду распространяться. Скажу одно – без воли Аллаха этот метод не сработает ни у кого и я, разумеется не буду вводить вас в соблазн попытаться повторить этот древний метод, известный лишь немногим избранным. В двух словах суть этого метода можно передать следующим образом: когда ко мне попадает очередной юноша, желающий обрести истинную веру и стать моим фидаем, я посвящаю его в некий обряд. Вы, наверное, уже раздражены моим непременным термином «истинная вера», наверняка считая, что истинной является именно ваша вера – не думайте, что я настолько глуп, чтобы не понимать этого. Разъясню вам, почему я называю свою веру истинной, а вашу – нет – и тут снова уместен пример с Фомой Неверующим. Ваша вера – всего только вера и не основана ни на каком опыте, поэтому и Всевышнего и рай вы можете представлять, как вам вздумается, и большинство представляют их по жалким иллюстрациям художников, которые сами ничего не видели. Мои же люди умирали, попадали в рай, а затем воскресали, поэтому их вера – это уже не вера, а личный визуальный опыт: они видели рай собственными глазами.
- Но как такое возможно?! – вскричал путешественник. – Я бы, конечно ни за что в это не поверил! Но после того, что я здесь видел… Никто, кроме праотцев, Христа и апостолов не мог воскрешать людей!
- Не только они, - усмехнулся имам, - например древнеегипетские жрецы Осириса и Исиды, прежде чем стать посвященными, проходили в Мемфисе мистерию временной смерти и воскрешения. Соответствующие подлинные свитки есть в моей библиотеке, поэтому не я первый использую сходный метод, но использую его по-своему и для своих целей.
- Но как вы это делаете?
- Повторяю, мастер Поло: не касаясь деталей и не раскрывая рецептов могу сказать, что принцип обряда «малой смерти» заключается в следующем: после длительных бесед и специальной физической и духовной подготовки я даю юноше-неофиту некое снадобье (перед этим он принимает это снадобье неоднократно, но в гораздо меньшей дозе) после приема которого сердце юноши останавливается, тело холодеет и он перестает дышать. Это состояние длится три дня и юноша, несомненно, умрет окончательно, если по прошествии трех дней я не даю ему уже другое снадобье, и юноша оживает. НО жизнь его с этой минуты принадлежит только мне, любое мое слово для него – закон, а смерть по моему приказанию сладка и радостна, он вообще утрачивает собственную волю и взамен ее я вкладываю в его разум -–свою волю. Это требует определенной, но не такой уж продолжительной обработки, и я не скажу тебе, в чем она заключается. Скажу только, что с той поры юноша-фидай постоянно должен принимать определенное количество первого снадобья. Это касается объективного процесса, субъективно же душа юноши во время временной смерти отделяется от тела и попадает в некое потустороннее место, которое она воспринимает как рай, и впечатление у нее остается такое сильное, что с той поры мой неофит, прошедший посвящение в асасины, уже не может думать ни о чем другом, как только о том, чтобы снова попасть туда. А поскольку – и он это знает – ключи от рая находятся в моих руках, то он становится преданным мне беспредельно.
- Но откуда вы знаете, что душа его попадает именно в рай?!
- Я не сказал: «именно в рай», - усмехнулся шейх, - я сказал: «в место, похожее на рай». То что он попадает именно туда, подтверждается потом его собственным рассказом, а чтобы он именно туда попал – для этого и существует специальная методика подготовки, разработанная древними посвященными и суфиями, и эта мистерия – величайшая тайна, которую я не вправе раскрыть никому. Чтобы закончить свой рассказ, я могу добавить, что после прохождения посвящения малой смертью и обретения статуса фидая, мой неофит проходит специальную подготовку для выполнения той задачи, которая будет возложена на него в дальнейшем, и нет человека, способного уйти от моего посланника смерти, поскольку фидай никогда не останавливается, пока не выполнит свою задачу, и если для этого потребуется отдать жизнь, он отдаст ее с радостью, поскольку уже один раз умирал и уже жил в том божественном месте, куда его душа попадет после окончательной смерти. По крайней мере он в этом абсолютно уверен и стремится туда со всем пылом и страстью. К тому же он ничего другого не умеет, как только исполнять мою волю.
Однако мы с вами задержались, увлеченные нашей познавательной беседой. Пора подняться в Аламут, поскольку я обещал показать вам крепость и мой дворец не только из теснины ущелья.
Хасан ибн Саббах сделал знак и тут же к их ногам был спущен подъемник, а через десять минут хозяин уже вел своего гостя через сказочный фруктовый сад по направлению к большому главному зданию крепости с полукруглым куполом, выполненному из серого туфа и инкрустированного прекрасной голубой бирюзой.
- Какой дивный сад, - сказал Марко Поло, - как вам в этой суровой местности удалось вырастить такой? На секунду мне показалось, что я тоже угодил в райские кущи, хоть и не проходил обряда «малой смерти".
- О, - загадочно усмехнулся имам, - именно из этого сада проходящие посвящение попадают в мир грез и райских видений. А впрочем, это не имеет особого значения, сад здесь – не главное…
Когда же хозяин и гость подошли ко входу дворца и два стражника почтительно склонились перед ними, имам сказал одному из них:
- Проведи моего гостя в его комнату, пусть он примет ванну, переоденется, перекусит и отдохнет. Ровно через два часа я жду его в приемной для того, чтобы показать мой дворец…
Когда же Марко Поло удалился со стражником внутрь здания, имам лукаво усмехнулся и пробормотал себе в седую бороду, но так, чтобы никто не слышал:
- Аллах… Аллах… кто бы знал, что истинное имя всевышнего – Вуду…
В момент Андрей перестал воспринимать действительность в свете происходящей беседы, получив, очевидно, всю необходимую информацию, которую неведомые силы желали ему предоставить, но продолжал воспринимать личность имама в его метафизическом аспекте, вокруг лиловой липкой ауры которого продолжало сладострастно виться и впитывать эманации серое облачко бывшего астрального гангстера. На мгновение Андрей увидел истинную природу имама и понял, что в ней не осталось почти ничего человеческого: это было орудие дьявола, выколачивающее гаввах из людей, подавленных зловещей фигурой горного старца, оказавшихся в сфере его интересов и влияния. Все же величественная фигура Александра Македонского при всей его непомерной гордыне, граничащей с безумием желанием власти и завоеваний, не была столь однозначной: этот человек и великодушие и любовь и тихий голос совести, не говоря уже о его историко-культурной миссии, и его аура испытывала двоякое влияние – как чудовища уицраора, так и демиурга эллинской метакультуры. Когда же Андрей осознал покровителей имама, то всякие сомнения на его счет полностью отпали: душу его была абсолютно темна, в какие бы благонравные одежды веры она не рядилась, и в ней давно уже угасли всякие проблески сострадания, тепла, сочувствия и совести – лишь фанатичная вера в собственную избранность и во Всевышнего, который в действительности был ни кем иным, как Люцифером. Ясновидение Андрея не смогло проникнуть в те бездны, откуда князь мира сего корректировал провиденциальные планы Всевышнего, тем не менее взору его открылась странная область, напоминающая немыслимо разросшийся демонический сад, и хоть его никак нельзя было назвать прекрасным, поражал воображение он в не меньшей мере фантастического вида зловещими растениями: орхидеями, лианами, кактусами, маками, коноплей, среди которых распласталось некое занятное существо, носившее в себе признаки как флоры, так и фауны, а так же гомо сапиенс. К тому же существо это постоянно меняло форму, выглядело каким-то чахоточным, и Андрей подумал, что из всех полиморфных духов, которых ему приходилось видеть в своих астральных странствиях, в этом существе угадывалось общность с Мескалинычем, только выглядел он куда масштабнее и причудливее. Это существо – некий обобщенный образ духа токсико-психоделико-галлюциногенных веществ (одним из подданных которого и являлся впрочем достаточно симпатичный Мескалиныч) подобно уицраору выпускало свои причудливые щупальцы-эманации на поверхность земли, в человеческое сообщество и густо опутывало ими ауру имама Хасана ибн Саббаха, словно плющом, лианами и павеликой. И ему, только ему служил яростный измаэлит, внося свою немалую лепту в мрачное дело Гистурга – ипостась Сатаны, ответственную за создание и воплощение антипровиденциального плана…
«Ах, ну да, - подумал Андрей, - ведь слово «асасин» произошло от слова «гашиш»…
О том, что произошло дальше со знаменитым путешественником Марко Поло Андрей так и не узнал, но, поскольку в истории осталась его книга, в которой он в частности описал свою встречу с главой асасинов, можно было сделать вывод, что имам не обманул путешественника и оставил ему жизнь. А впрочем, как знать, может хитроумному Марко Поло удалось выбраться из крепости помимо воли ибн Саббаха.
В следующий момент у Андрея возникло знакомое ощущение, что его вновь затягивает неведомая космическая труба, и он потерял на какое-то время самоощущение. Когда же оно вновь вернулось к нему, то стало ясно, что путешествие по столь необычному музею мировой диктатуры закончилось, но отнюдь не закончилась его столь затянувшаяся, и до сих пор не совсем понятная астральная одиссея.
ГЛАВА 8
СТАРЫЙ ЗНАКОМЫЙ
Когда сознание и самоанализ вернулись к Андрею, он понял, что вновь возвратился в свое астральное тело, которое на протяжении долгого времени продолжало сохранять облик индийского кшатрия в полном боевом снаряжении, а оглянувшись вокруг, подумал, что нечто подобное в его астральной практике уже было: перед ним раскинулась панорама, наблюдаемая почти что с высоты птичьего полета… Однажды он уже наблюдал схожую панораму с внушительной высоты, но это было не во время его астральных полетов. Во время них Андрею почему-то никогда не удавалось наблюдать под собой панораму земли, поскольку по неведомой причине взгляд его был всегда устремлен в небо, а землю под собой он видел несколько раз только в виде голубого дымного шара разной величины, в зависимости от того, насколько далеко от нашей планеты его астральное тело выныривало в трехмерную материальность.
На этот же раз все напоминало тот памятный эпизод его потусторонних странствий, когда после безуспешной схватки с лярвами, опрометчиво отдав свой заветный медальон хитрому астральному полицейскому, он был затянут в темный тоннель, а затем оказался на крепостной стене Антимосквы (позже Андрей узнал, что Антимосква в интерпретации Даниила Андреева называется Друккаргом). Ну и конечно самым памятным событием того эпизода была содержательная беседа с черным магистром (Андрей тогда еще не знал, что черный магистр и Мефистофель – идентичные персонажи), и как не тяжело Андрею было впоследствии себе в этом сознаться, но он не мог отрицать того факта, что испытал к лукавому демону искреннюю симпатию и чуть было не напросился к нему то ли в ученики, то ли в сподвижники.
Но сейчас черного магистра поблизости вроде бы не было, и та стена, на которой стоял Андрей, была неким гигантским амфитеатром без крыши, и осмотрев это здание внимательно, он нашел в нем много общего со знаменитым древнеримским Колизеем, сооруженным для гладиаторских боев. Правда, подобно большинству своих соотечественников Андрей никогда не видел римского Колизея, к тому же к настоящему времени от некогда циклопического сооружения не так много и осталось, и тем не менее сходство с иллюстрациями было очевидным: закругленная огромное количество посадочных мест, амфитеатром поднимающихся почти до самого верх, засыпанная песком эллипсоидная арена посередине. Правда, была ли крыша у реального римского Колизея во времена правления первых цезарей, Андрей не знал, но всегда представлял его себе именно таким, без крыши, и этот, астральный, на стене которого в настоящее время стоял наш герой, также крыши не имел. Итак, очевидно лишь в этом положении, на самом краю высоченной стены, и было сходство с тем давним памятным событием, тем не менее Андрея почему-то не покидало чувство, что в действительности все очень похоже.
Но вернемся к тому виду, который открылся перед нашим героем, причем открылся только с одной стороны – противоположная сторона почти полностью перекрывалась гигантским амфитеатром. В отдалении, в туманной дымке просматривалась городская стена, которая так поразила Андрея в самом начале его путешествия, затем можно было различить кварталы первого, второго и третьего ярусов города, затем, уже в непосредственной близости от громады Колизея – корпуса ВДНХ – в общем вся та часть Дуггура, по которой Андрей путешествовал вначале, имелась в наличие, из чего можно было сделать вывод о более-менее устойчивой форме всей этой части города, однако на астрального Нью-Йорка, ни великой бетонной пустыни под названием «Музей мировой диктатуры» в поле зрения Андрея не оказалось, из чего тот сделал вывод, что это был какой-то иной пространственный рукав, существующий параллельно Дуггуру, а все остальное, что Андрей наблюдал с самого начала оказалось в наличие без каких-либо изменений, и единственный район города, который претерпел изменения был тот самый, где Андрей находился сейчас: это был центр города и к нему, словно паутины, устремлялись все продольные улицы и проспекты, пересекающие кварталы, что хорошо просматривалось в плане города, правда разница состояла в том, что раньше в том месте, где очутился Андрей, находилось здание, напоминающее Таджмахал, теперь же он куда-то исчез, вместе с огромной площадью и высоченной стелой, венчаемой скульптурой, которую Андрей так и не смог идентифицировать. Короче, город, вроде был тем же самым, но центральная его часть зато время, пока Андрей находился в астральном Нью-Йорке, а затем в музее мировой диктатуры полностью изменилась. Теперь это был гигантский Колизей, к которому непосредственно примыкали корпуса ВДНХ – и было крайне странно, почему Андрей не видел это здание раньше, поскольку оно размерами намного превосходило все остальные здания города и должно было быть видно из любой его части. А впрочем Андрей не особенно удивлялся, с подобными астральными метаморфозами он сталкивался неоднократно и прекрасно сознавал, что все здесь лишь видимость и причудливая игра энергии. И словно бы подтверждая эту его мысль, а может и вправду отреагировав на нее, одно из светил с начала времен красовавшихся на черном астральном небе, а именно серебристая луна, которая с самого начала то выделяла, то поглощала некие эманации, вдруг то ли лопнула, то ли просто окуталась серым густым облаком и начала опускаться на видимую часть города уже как обычный цифровой туман. Правда на этот раз явление имело повсеместный характер и туман застелил всю видимую часть города, когда же он весь опустился вниз и был, как всегда поглощен землей, то выяснилось что вся обозримая часть панорамы превратилась то ли в огромный Диснейленд, то ли Луна парк, по великолепию и масштабам, превосходящий все, что Андрею удавалось видеть в своей жизни. Луна парк был до предела заполнен всеми мыслимыми и немыслимыми аттракционами, развлекательными павильонами и сооружениями, детскими железными дорогами, мини сафари, дансингами, громадными надувными клоунами, Микки маусами, Веселыми динозаврами вперемешку с нестрашными, но фундаментальными вампирами, ведьмами, Фредди Крюггерами, Бугименами, Джипперс-Крипперсами и прочими надувными монстрами, многих из которых Андрей не знал.
Среди этого атракционно-развлекательного великолепия со всех сторон Луна парка по радиальным улочкам происходило феерическое карнавальное шествие ряженых. Андрей подумал, что больше всего это зрелище напоминало эротический карнавал в Рио де Жанейро, который (естественно с купюрами) он когда-то видел по телевизору. Это была толпа загорелых мужчин и женщин, разодетых (и разоблаченных) самым немыслимым образом во всевозможные карнавальные костюмы, бодро шествующая, приплясывая под веселую бравурную музыку в сопровождении мажордомов и девушек в карикатурно-гусарских нарядах по направлению к зданию Колизея, с самого верха которого Андрей наблюдал всю эту невесть откуда взявшуюся феерию. Толпа была явно распалена и возбуждена, хоть и сохраняла пристойность, не было и намека на тех полуманекенов-полуроботов, населявших нижние ярусы Дуггура, и если переодеть в карнавальные одежды всех тех дам и джентльменов, которых Андрей встретил в астральном Нью-Йорке, то это могла быть та самая публика, столь похожая на светский и артистический бомонд на каком-нибудь кинофестивале в Каннах. Но если там, в Нью-Йорке публика вела себя чопорно и сдержанно, то здесь весь этот официоз как водой смыло и частично разодетая, частично оголенная толпа являла собой вакханалию веселья и бурного празднования неведомо чего. Гремел фейерверк, в воздух поднимались тысячи малых разноцветных воздушных шаров и гигантских цеппелинов, размалеванных всякими веселыми легкомысленными рисунками. То тут то там летели в воздух пробки шампанского и публика затевала какие-то умопомрачительные латиноамериканские танцы, сбрасывая с себя верхние одежды и демонстрируя прекрасные молодые формы. Где-то в толпе смуглые восточные красавицы развлекали публику изысканными танцами живота, где-то танцоры извивались в чувственной Ламбаде, а кое-где сами собой возникали веселые паровозики Летки-Еньки. Все это чрезвычайно походило на любой из хорошо организованных и, главное, хорошо финансированных карнавалов-маскарадов и описывать более этот веселый, феерический, искрометный хаос нет никакой возможности. Карнавальное шествие явно двигалось по направлению к Колизею, шествие, подобно карнавалам в Бразилии, носило недвусмысленную эротическую направленность, но тем не менее, несмотря на наличие в толпе лиц как мужского, так и женского пола, никаких сценок реального свального греха Андрей со своего наблюдательного поста не видел, и это казалось немного странным, поскольку в астрале подобные взаимоотношения всегда происходили запросто, без каких либо рамок приличия и ограничений. Другое дело – происходило это все как-то убого и неинтересно.
«Что ж, - подумал Андрей, - подражать внешней парадной стороне человеческой жизни здесь наверное принято. Может некоторое воздержание на этом этапе регламентировано, но, судя по всему, этот карнавал – некая прелюдия к предстоящей астральной оргии, и самое интересное будет происходить внутри Колизея. Не случайно все здесь разыгрывается по неведомому сценарию, и в конце предполагается кульминация. Судя по всему, эту кульминацию мне предстоит увидеть. Несомненно – это какая-то мистерия, и возможно в конечном счет весь этот город превратится во что-то иное. Он и так постоянно претерпевает какие-то изменения, но, что интересно, чем ближе к центру – тем антропоморфнее все это выглядит. Вначале был какой-то мусор и дерьмо и всякие там членоголовые, а теперь – гляди ка в каких плейбоев и секс бомб они превратились – нам бы, людям, так выглядеть. И карнавал вполне по высшему земному разряду смотрится, и веселятся все от души, и ни одного маникеноподобного робота не видно. Как будто вся эта исходная хренотень с самого начала была направлена на то, чтобы в конце все участники вполне походили на людей, а массовка также выглядела совсем по-земному: нарядно, красочно, чувственно, эротично – но без явной порнографии. По крайней мере – пока. Такое впечатление, что все эти говночерпии и поглотители сексуальной энергии стремятся к пристойному идеалу, в отличие от нас, землян, которые – чем дальше, тем больше скатываемся в непристойность и отсутствие сдерживающих начал. Что ж, похвально, выходит вектор их развития имеет весьма позитивную направленность. Как знать, возможно мы, люди, в обозримом будущем окончательно деградируем, а они – как раз наоборот, и тогда - кто изнанка, а кто – лицевая часть Шаданакара – надо еще подумать. А впрочем я забыл, что это – всего лишь астральные сущности, и не имея физических тел, они никогда не смогут заменить нас, людей, так что, разумеется, это всего лишь масштабная иллюзия, и я продолжаю видеть яркий, правдоподобный сон очень смахивающий на причудливую реальность. Однако, как бы он правдоподобно не выглядел, как он сном был, так сном и останется, и как только я вновь вернусь в свое тело, он растает, как ночные тени поутру…
- Как знать, как знать, - неожиданно услышал Андрей недалеко от себя очень знакомый, правда давно не слышанный голос: низкий, глуховатый, с иронией словно бы въевшейся в каждое слово.
Андрей от неожиданности вздрогнул, повернулся и увидел знакомую до боли фигуру, закутанную в черный средневековый плащ какого-нибудь францисканца или доминиканца с глубоко надвинутым капюшоном так, что лицо этого существа всегда оставалось в тени и никогда не было возможности в подробностях его рассмотреть, где единственной запоминающейся деталью были глаза: два рубиново красных угля, мерцающих со дна зияющей пропасти. Разумеется и этот голос и этот облик могли принадлежать только одному существу черному магистру -–Мефистофелю, хотя никакого раз и навсегда закрепленного образа у него не существовало и образ монаха перед Андреем он принимал потому, что таковы были какие-то собственные Андрея ассоциации.
Черный человек внимательно посмотрел в лицо Андрея и, как тогда, в первый раз, улыбнулся ему своей, больше ощущаемой, чем видимой полуулыбкой.
- Как знать, - повторил он радушно, - ни в чем в этом мире нельзя быть уверенным наверняка, вот и вы вряд ли рассчитывали меня в своей жизни встретить, в глубине души считая себя неким родомыслом от светлых сил.
- Ну, - развел руками Андрей, - не то, чтобы я совсем не рассчитывал вас здесь увидеть, напротив, ваше здесь появление вполне можно было предугадать хотя бы в силу специфики ваших интересов. Однако я уже давно путешествую по изнанке Шаданакара, но вы до сего момента мне на пути не встречались – по крайней мере в знакомом образе, так что я – уж извините за откровенность – слегка подзабыл о вашем существовании, тем более не видел вас более десяти лет.
- О, - усмехнулся черный магистр, - вот это я бы на вашем месте с такой уверенностью поостерегся заявлять. Многое ли вы помните из того, что произошло за эти десять лет? То-то, почти ничего, но это не значит, что с вами за это время ничего не происходило, просто вы ухитрились это забыть, а посему, как знать, может мы с вами встречались и не раз? Но все в свое время, и ничего более определенного я вам сказать не могу. К тому же и сам срок – десять лет – понятие условное, уж кто-кто, а вы-то должны знать, что время – штука весьма относительная, как говаривал старик Эйнштейн, тут все зависит от системы координат, а при путешествии по разным сакуалам, система координат весьма запутывается, и например сейчас, в данный момент вообще проблематично сказать, находитесь ли вы в настоящем, прошлом или будущем относительно вашего физического тела. Вспомните аналогию с водопроводными желобами под разным наклоном: по-моему вы сами не раз приводили этот пример.
- Значит мы все же встречались во время моей летаргии (не сомневаюсь, что здесь вы тоже в курсе), - насторожился Андрей. – Возможно вы и правы, этот период я практически не помню, не исключено, что каким-то образом в астрале мы и пересекались, но вы, как я понимаю, по какой-то причине не желаете мне сообщать об этом подробности. Что ж, я уже привык что до многого приходится докапываться самому. Однако я хорошо понимаю, что сейчас мы встретились не случайно, и, поскольку многое в этом городе мне показалось непонятным, может вы все же не откажете в любезности разъяснить мне некоторые вопросы?
- Разумеется, разумеется, в меру своих скромных способностей, - любезно поклонился черный магистр. – Только вы уж не обессудьте, я не смогу ответить на все абсолютно вопросы, тем более, памятуя наши прежние занимательные беседы, боюсь, что вы будете задавать совсем не те вопросы, которые для вас жизненно необходимы и разрешения которых жаждет ваша душа. Скорее всего вы вновь увязнете во второстепенностях и забудете о сути. Хотя, может быть я заблуждаюсь и вы стали более цельной личностью. А впрочем система допроса, где одна сторона только задает вопросы, а другая только отвечает, наверное не очень удачна, уж больно это напоминает взаимоотношения в кабинете компетентных органов и мне, положа руку на сердце, не очень импонирует такой образ общения. Насколько я понимаю, вы не поклонник этих самых органов?
- Я-то – нет, разумеется, - пожал плечами Андрей, - неужели и вы тоже? Мне почему-то всегда казалось, что компетентные органы – по крайней мере в нашей стране – находятся под вашим патронажем. К тому же, памятуя наш давний разговор о том, что ваша «изнаночная» цивилизация в качестве пищи использует человеческие отрицательные эмоции, нетрудно догадаться, что ваш интерес к компетентным органам вполне закономерен.
- Ну, любезный друг, не ловите меня на слове, - развел руками черный магистр. – Интерес к какой-то вашей общественной структуре не означает автоматический интерес к оной. Я, как вы, надеюсь, имели возможность заметить, дух не закрепощенный какими-то штампами – это скорее ваша прерогатива – и волен в своих симпатиях и антипатиях. Не скажу, что реальные, а не декларируемые методы работы КГБ или МВД мне симпатичны при моей некой склонности к вольтерьянству. Другое дело, что вы, люди вполне достойны тех карательных органов, которые сами же и создали. А что при этом немалая толика сограждан «изнанки» употребляет питательную энергию, выколачиваемую методами ваших тайных канцелярий, так в этом их по-моему некорректно обвинять. Возможно духи низких рангов и не рассуждают на какие-то этико-моральные материи, но нам, духам высокого полета это по рангу положено. К тому же даже с позиций человеческого здравого смысла компетентные органы совершенно необходимы в вашем бестолковом обществе, склонном к хаосу, и тут уж – чем богаты – тем и рады. А уж если вам они необходимы – при всей нелюбви к ним большинства населения, да еще с теми методами работы, которые повсеместно практикуются, то с нашей стороны – грех не воспользоваться тем, что само идет в руки. А что касается моих симпатий и антипатий, то, как вы знаете, этим тезисом я в самой меньшей степени руководствуюсь в своей деятельности, поскольку царица, которой только и поклоняются ангелы бездны – это целесообразность.
- Да, конечно, - проворчал Андрей, - наши партийные боссы тоже очень любят это слово и объясняют им любое свое государственное решение, ничего не объясняя.
- Э, дорогой друг, вы, я вижу, хотите упрекнуть нас также и в страстной симпатии к вашему политбюро, да и вообще к ненавистным лично вам коммунякам! Уверяю вас, вы и здесь ошибаетесь: весьма громоздкая, малоэффективная и бестолковая структура, но совершенно достойная вашей бестолковой и бездарной страны в целом. К тому же под термином «целесообразность» ваши партийные лидеры подразумевают совсем иное, чем мы. Они под этим словом скрывают нежелание афишировать истинные мотивы того или иного политического решения, мы же не прячем за ним ничего, кроме строгой логики и здравого смысла. Если за этим словом стоят какие-то эмоции и они входят в противоречие с интересами дела, то эти эмоции, как любите выражаться вы, люди, можно засунуть в одно место. Упрекнуть же меня, типичного представителя иерархии ангелов бездны в нелогичности, не покривив при этом душой, вы наверняка не сможете, хоть и пытаетесь все время поймать меня на каких-либо противоречиях.
- Да уж, - пробормотал Андрей, - в чем в чем, а в этом вас упрекнуть было бы не справедливо, да и не пытаюсь я вас ловить на каких-то противоречиях, просто к слову приходится. Да что это мы все о какой-то ерунде! О нашем КГБ, КПСС и политбюро я могу с любым из своих приятелей за бутылкой водки порассуждать, здесь же это как-то мало уместно, не за этим я сюда явился!
- Ну, если строго придерживаться фактов, то вы и сами не знаете, зачем сюда явились, - усмехнулся магистр, - к тому же в сам Дуггур вас, можно сказать, не спросясь привели, вы вообще в последнее время – как утлый челн по воле волн, поэтому все ваши разглагольствования по поводу свободы воли несколько некорректны. Я, как вы наверное уже поняли, последнее время следил за вами своими методами, поскольку вы по некоторым причинам оказались в месте пересечения взаимных интересов. Возможно вы сами этого и не желали – но уж так получилось. В связи с этим фактом я могу разъяснить вам некоторые вопросы в тех моментах, где наши интересы совпадают. Само собой ни один здравомыслящий человек не будет действовать себе во вред, поэтому те вопросы, которые могут повредить моим интересам, я раскрывать не буду. Как видите, я с вами предельно откровенен, и, очевидно, не совсем корректно называть здравомыслящего демона лукавым бесом!
- Да я вас и не называл так никогда, - пожал плечами Андрей, - и не упрекал ни в чем, а то, что наши интересы не везде совпадают – то, по-моему, вы несколько мягко выразились, лично я не вижу области, где бы они совпадали, другое дело – информация, но это уж вопрос чистого разума… Кстати, я думал, что вы в Друккарге в основном обитаете, вы как-то говорили, что входите, что ли, в администрацию этого города.
- О, махнул рукавом магистр, - глядите шире, да и вообще, где мне только не приходится бывать по своим, так сказать, служебным делам.
- Вы хотите сказать, что случайно меня здесь встретили?
- Можно сказать почти. Разумеется, оказавшись в Дуггуре я сразу уловил вашу индивидуальную метку и, можно сказать, был несколько удивлен. С другой стороны, учитывая ситуацию, в которой вы оказались, ваше появление здесь вполне закономерно: вы пытаетесь идти по следу кого-то или чего-то, и, если снова воспользоваться аналогией с челном, попадаете то в одно течение, то в другое, то несетесь, влекомы Зефиром, то – Бореем. Пока что назвать ваши поиски целенаправленными – весьма затруднительно.
- Почему же, - обиделся Андрей, - в принципе я знаю, кого ищу, и вы, наверняка уже знаете, если мысли прочитали…
- Ну, и что же вы будете делать с ним, если в конечном счете его нагоните?
- Пока не знаю, - смутился Андрей, - думаю к тому времени все прояснится, да и вообще, я привык решать проблемы по мере их возникновения – особенно, если ничем более определенным не располагаешь. Ладно! – наконец решился он назвать вещи своими именами, поскольку ему показалось, что своими излишне обтекаемыми формулировками стал походить на своего собеседника. – Разумеется речь идет о моем двойнике – но только примерно в десятилетнем возрасте, его неожиданном появлении в моей реальности и тем, какие странные явления стали происходить в связи с этим. Я обнаружил, что он приобрел способность, или, если хотите, средство влиять на события в нашем мире, да и не только в нашем, запутывает все происходящее и даже, как я слышал из нескольких уст, нарушает равновесие между мирами. Как он это делает и зачем – я наверняка не знаю, хоть у меня и есть версия, но в результате его действий - если не касаться каких-то глобальных – пропали мои друзья – там, на земле, в моей реальности. Моя задача – найти его и, если уж это мой собственный двойник, хоть и со странным сдвигом во времени, нейтрализовать его деятельность. Надеюсь, после этого прекратится всякая чертовщина, и мои друзья будут со мной. Как я это сделаю – не знаю, но другого пути пока не вижу. А зачем я все это вам говорю – так зачем играть в прятки и скрывать то, что вы и так читаете в моем сознании. А так, глядишь, вы и натолкнете меня ненароком на какую-то мысль и какой-то вариант решения проблемы. Хотя…, - Андрей косо посмотрел на своего собеседника, - похоже, вы наоборот заинтересованы меня запутать, поскольку моя подруга во время нашего совместного выхода в астрал видела вас со мной… вернее этим мальчиком вместе, и вы его чему-то обучали. Наверняка вы меня обманите, и все же я вам это говорю, поскольку нет смысла скрывать.
- Ну, начнем с того, - загадочно посмотрел на Андрея Магистр своими «углями из пропасти», - что вы здесь не затем, чтобы найти своего двойника, тут вы несколько лукавите. Как я уже говорил, вы здесь оказались «по воле волн». И пусть вас это не омрачает, но вы не можете искать здесь того, кого нет. Возможно я скажу сейчас слова, противоречащие здравому смыслу, но я имею в виду не только то, что вашего двойника нет в Дуггуре: ЕГО ВООБЩЕ НЕТ! Как это не парадоксально звучит. Но более понятно сказать не могу, поскольку не могу раскрывать информацию, которая, окажись она в ваших руках, может изменить существующий ход событий. Это не моя прихоть, я так же не владею информацией в полной мере, хоть владею ей в большей степени, чем вы. Одно могу сказать: ваше появление здесь закономерно и даже необходимо, но тсс…, никакой конкретики!
- Но это же абсурд, - пробормотал Андрей, - вы имеете в виду, что этот двойник пропал? Погиб?
- Я имею в виду то, что сказал, его нет, а сказать больше – не в моих силах. Одно могу добавить: я так же заинтересован, чтобы вы его нашли, на то есть свои причины.
- Но ведь вы же сами сказали, что его нет! Как я могу найти то, чего нет!
- Однако это так, и к сожалению не имею полномочий выразится по-иному. Помните сказку «Пойди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что». Это искаженный перевод исходной формулы: «принеси то, чего нет».
- Бред какой-то! – пожал плечами Андрей. – Раньше мне всегда нравилось то, что в ваших словах присутствует железная логика, а теперь и вы туда же. Могу повторить, что моя девушка видела в астрале моего двойника вместе с вами. Это ей привиделось или как?
- Или как…
- Тогда где же логика?
- Ситуация строго логична, но с учетом тех законов и логических цепочек, которые противоречат линейному здравому смыслу землянина. Иначе сказать не могу, не имею полномочий. Если несколько смягчить формулировку, то получится: его в некотором смысле нет…
- Ладно, - сказал Андрей, поняв, что большего он не добьется, - оставим эту тему, вы-то мои мысли читаете, а я ваши – нет.
- Как не прискорбно признаться, - доверительно приблизился к Андрею демон, - но теперь это не так. Это раньше вы были для меня открытой книгой, теперь же в вашем сознании появилось столько новых пластов, что я при всем желании не могу до них докопаться, одно успокаивает, до некоторых вы – то же. Слишком много помех, никак не вычленить нужную информацию. Стыдно в этом признаться, но к сожалению мы то же не всемогущи! Были бы всемогущи – давно бы устроили мир гораздо более разумно, согласуясь со здравым смыслом.
- Не сомневаюсь, - многозначительно хмыкнул Андрей. – Ладно, оставим это, может вы на другие вопросы более понятно ответите. Что это за место дурацкое такое, что за спектакль с фонтанами и потоками дерьма, цифровыми облаками, долларовыми дождями, кровавыми бассейнами и всем таким остальным. Кое в чем, мне кажется, я разобрался, не первый год в астрале, но далеко не во всем. Как я понимаю, раз уж вы здесь появились, то все характерные особенности Дуггура должны знать. Дурга (надеюсь вы знаете, о ком я говорю), когда меня сюда приглашала, то говорила о каком-то особом тантрическом сексуальном опыте, который я здесь якобы могу приобрести, но ничего подобного до сей поры не произошло: вначале вообще сплошная мерзость, с постепенным переходом к каким-то массовым гуляниям, смысл которых мне не совсем понятен. Кстати, вы-то зачем сюда заглянули, небось ведь не за тем, чтобы со мной поболтать, вы ведь даже удивились, что меня на этой стене встретили. Хотя наверняка слукавили…
- О, разумеется не за тем, - усмехнулся черный магистр, - но, хотя вы возможно и не поверите, весьма рад нашей встрече. Нет, прибыл я для того, чтобы полюбоваться кульминацией очередного цикла, она у нас еще впереди и кое-что прокомментировать необходимо. Не буду забегать вперед, все сами увидите… кстати, - он снова доверительно приблизился к Андрею, - можете даже принять участие в этом изумительном действе, раз уж вы до этого места добрались, значит вам не возбраняется. Что же касается всего остального, то, похоже, вы сделали достаточно правильные выводы, когда же увидите кульминацию, картина будет еще более полной. Если же вы желаете из чужих уст получить подтверждение вашим выводам – что ж, извольте. Постараюсь в этом сугубо теоретическом вопросе быть предельно ясным, чтобы у вас не создалось впечатление, что я окончательно себе изменил и решил изъясняться только парадоксами. Хотя тема и не столь проста для понимания, однако ваш разум вполне для этого подготовлен. Ну, еще немаловажен факт, что тут нет никакой секретной информации.
«Господи, - подумал Андрей, - как он витиеватости любит, когда же он по существу начнет?»
Черный магистр никак не отреагировал на этот мысленный посыл: то ли сделал вид, что не услышал мыслей Андрея, то ли и вправду забираться в его сознание стало для демона гораздо затруднительнее.
-Итак, - начал он свои разъяснения, - я вполне понимаю ваше недоумение, но действительно одна из жен вашего далекого воплощения вольно или невольно вас дезинформировала: этот город изнанки земли отнюдь не высшие курсы гетер и жигол, хотя подобная функция в некоторой степени Дуггуру присуща. Назначение Дуггура несравненно шире. Разумеется, вы понимаете, что сам процесс коитуса, который для людей означает прежде всего наслаждение, а нашего брата, помимо этого обеспечивает питательными эманациями, для самой матушки-природы означает лишь средство для приумножения вашей биомассы. Ради этого эволюционно и был нагорожен весь этот огород с удовольствиями, поскольку все живое – лениво, и только через похоть и удовольствие возможно заставить отдельные особи размножаться. Так же и город Дуггур, существование которого завязано на человеческом сексе, имеет много дополнительных функций и задач. И главная из этих задач – налаженная система взаимообмена и питания, причем не только для прямых участников этого процесса, но и для нашего административного корпуса, который сам непосредственно в этом участия не принимает, занятый в основном различными организационными процессами.
- Как вы, например, - усмехнулся Андрей.
- Разумеется, но не потому, что я не мог бы добывать себе пропитание сам, непосредственно от, так сказать, его производителя. Просто у меня немало других, более важных задач. К тому же, сами понимаете, первостепенное значение имеют объемы, а тут производство налажено специально. Представьте себе, если бы все люди на земле вдруг сочли, что существование мясокомбинатов - это недопустимая эксплуатация домашних животных, а попутно и всех служащих, имеющих отношение к забою и разделке? К чему бы это привело? Всем бы пришлось постоянно заниматься охотой для обеспечения себя и своей семьи пропитанием и забросить большинство остальных своих обязанностей, необходимых для поддержания существования государства и цивилизации. Надеюсь, вы не станете отрицать, что каждый член общества должен находиться на своем месте и выполнять массу специальных функций, помимо непосредственного процесса добывания пищи для себя и своих недееспособных детей. У нас на изнанке так же цивилизация, где каждый член общества должен быть на своем месте, иначе общество быстро скатится к хаосу и каннибализму. Сами понимаете, если все возьмут ружья и уйдут в леса, то цивилизация скоро прекратит существовать, а общество быстро окажется в каменном веке. Мы, жители изнанки, в том же положении, и функции членов нашего общества строго разграничены.
Так что ваш скрытый попрек в том, что мы, интеллектуальная и административная элита изнанки эксплуатируем труд наших примитивных существ (не говоря уже о тайной эксплуатации вас, людей) лишен элементарного здравого смысла. Да и вообще, все эти демагогические рассуждения об эксплуатации и угнетении как раз присущи ненавистным лично вам марксистам, а к чему приводит марксизм – вы сами хорошо знаете. Здравый же смысл, которым мы руководствуемся в своей деятельности гласит: каждый должен находиться на своем месте и соответственно своему уровню развития, физическим данным и интеллекту, и на этом месте выполнять свое дело максимально хорошо и добросовестно. Именно этот принцип приводит общество к процветанию, если же ты идиот, то компетентная администрация должна подобрать для тебя такой род деятельности, где твой идиотизм не будет помехой. Разумеется, подобная деятельность будет примитивной, но на определенном участке необходимой, а общество, в свою очередь, должно обеспечить удовлетворение твоих основных незатейливых потребностей, но не более того, сами понимаете: одаривать идиота золотыми хоромами и закармливать его черной икрой было бы проявлением того же идиотизма со стороны общества. В свое время все это прекрасно подметил и систематизировал китаец Конфуций, и если говорить об этом аспекте его учения, то и меня и многих моих коллег моего уровня иерархической лестницы можно назвать конфуцианцами.
Теперь, о Дуггуре в целом. Если я не ошибаюсь, ваш великий визионер Даниил Андреев, личности которого, как мне кажется, мы уже касались в прошлом, назвал Дуггуром сакуаллу тяжелых стихиалей больших городов. Отчасти это верно, но несколько однобоко, тяжелые стихиали больших городов – это живые лесенки (у которых есть, кстати, и свои индивидуальные интересы, которые необходимо учитывать) в трехмерный мир Энрофа, где ныне покоится ваше драгоценное тело. По этим лесенкам специалисты по снабжению из нашего измерения проникают в ваше измерение, обеспечивая бесперебойное поступление ваших чувственных эманаций – Эйфоса в закрома изнанки, которые здесь становятся Гаввахом. Без тяжелых стихиалей, которые в силу специфики относятся одновременно и к вашему и к нашему миру, откачка чувственных эманаций была бы кустарным промыслом, той же малопродуктивной охотой каждого для себя, о которой мы с вами уже упоминали. Если же вести параллель дальше, то наши примитивные добытчики Эйфоса – сродни так же упомянутому гипотетическому идиоту, и потребляют лишь малую толику добываемого ими Гавваха, а большая его часть идет в закрома родины, как любят выражаться там, наверху. Так что Дуггур – это мощный производственно-пищевой комплекс для нужд слоев изнанки, а не только слой тяжелых стихиалей больших городов. Подобных городов-комбинатов на изнанке земли множество, на их описании я не буду останавливаться, поскольку это тема отдельной беседы. Ассортимент производства в этом городе-комбинате весьма разнообразен, разного сорта и разного качества, что вы наверняка имели возможность заметить, поэтому и стихиали и доноры используются самые разнообразные – не менее разнообразные, чем ассортимент и оборудование современного мясокомбината. А сортов конечных изделий гораздо больше, чем сортов исходного сырья, и в этом вы тоже имели возможность убедиться, путешествуя по ярусам города: чем выше ярус города, тем качественнее сырье и, соответственно, качественнее конечный продукт и богаче его ассортимент.
- Да уж, я это заметил, - усмехнулся Андрей, - началось все с дауна-онаниста, а кончилось групповухой торговой элиты: воистину широчайший диапазон.
- Причем, - не обратил внимание на его реплику демон, - вы видели лишь малую толику ассортимента и далеко не все этапы производственного процесса, но суть уловили верно. И как вы, несомненно, заметили, к каждому классу доноров приставлен свой тип заготовителя: чем выше сорт Эйфоса, тем большей квалификации и уровня развития требуется от специалиста. Кстати, проходя постоянные циклы производственного процесса, каждый специалист-заготовитель постепенно повышает свое профессиональное мастерство и со временем переходит на более высокий должностной уровень и оклад. При этом меняется и его внешний вид, но это – скорее приятная условность, чем необходимость.
- Ну да, я понимаю: за хорошие показатели членоголовые превращаются в членоухих, членоухие – в паутинников, а те, в свою очередь, в манекенов, а затем в голливудских звезд и светский бомонд! Что ж, весьма показательная служебная лестница, у нас же частенько разнорабочего не отличишь от прораба, и, что самое ужасное, если и того и другого помыть и одеть в чистое – то никакого различия не будет даже с директором комбината! Что ж, у вас действительно эта иерархическая система налажена четче.
- На самом деле, - кивнул черный магистр, - это та же самая помывка и переодевание, как вы знаете, форма в нашем мире весьма второстепенна. Тем не менее ее мы используем для констатации отличия и продвижения – служебной эволюции. Это, в какой-то степени, как одежда и косметический кабинет, но в целом все гораздо справедливее, чем у вас. У вас шанс разнорабочего дослужиться до должности директора комбината – ничтожен, хотя многие и у вас поднимаются по служебной лестнице, однако же у нас любой членоголовый рано или поздно превращается в голливудскую звезду. Кстати, это и гораздо одухотвореннее, и романтичнее. А что у вас? Из разнорабочего – в директора? Тускло и отдает канцелярщиной.
- Что ж, - понимающе кивнул Андрей, - примерно так я все это себе и представлял, тем более система аналогий: что наверху – то и внизу здесь так же прослеживается. Есть, конечно, отдельные технические моменты, которые мне не совсем ясны. Например, не совсем ясно, что означают все эти потоки дерьма. Вначале я думал, что это и есть тот самый Гаввах – то есть пища для жителей изнанки, но теперь, мне кажется, я был не прав.
- Вы совершенно правы в том, что были не правы, это не Гаввах. Тем не менее – совершенно необходимая субстанция в нашем производстве, без нее производство конечного продукта сократилось бы на несколько порядков, и как знать, возможно было бы вообще проблематично. Тут нет точного ответа, поскольку мы используем ее постоянно и очень давно, а в недостатке ее так же проблем не возникает. Что ж до столь неприкрытой аналогии – внешнего вида и запаха, то что ж тут поделаешь, ваш навоз, между прочим, то же не Шанель №5, однако же – ценнейшее удобрение и без него урожай совсем не тот, чем при его использовании. Нечто похожее и с этой субстанцией, только прямая зависимость здесь гораздо большая, чем урожая от дерьма. В нашем мире вообще все категории бытия гораздо острее, чем в вашем, и если ваш навоз увеличивает урожай и его качество в разы, то в нашем случае речь идет о сотнях, возможно даже тысячах раз. На самом деле никто не знает, поскольку мы используем эту субстанцию очень давно и постоянно. Знаю, что были времена, когда ее по определенным, не зависящим от нас причинам невозможно было использовать, и в те горькие времена род наш был на грани вымирания от бескормицы.
- И все же мне непонятно, что это такое, - пожал плечами Андрей, - конечно, можно назвать это дерьмом, но я-то понимаю, что тут всего лишь видимость.
- Странные вы, люди, существа, - усмехнулся черный магистр, - вам недостаточно видеть некий предмет или явление, и понимать его назначение – вам подавай название, словно без этого он не будет функционировать. Ну что ж, назовем ее Каррохом, если вам близка терминология синклита мира, которую использовал ваш Даниил Андреев.
- Но ведь Даниил Андреев Каррохом называл демоническую материальность, - засомневался Андрей.
- А это и есть демоническая материальность, - пожал плечами черный магистр. – Что такое материальность вообще? Весьма общее и размытое понятие, и если вашу материальность Энрофа в наиболее первичном и обобщенном смысле индусы называли Прадханой, то исходная материальность изнанки называется Каррохом. Как про ваши физические тела можно сказать, что они состоят из определенным образом структурированной Прадханы, так же и наши – из определенным образом структурированного Карроха. Но только сам Каррох имеет бесчисленное количество уровней структурирования и в том виде, в котором вы его видели, он служит для вполне определенной цели. Что ж, если вам не нравится аналогия с навозом и урожаем, приведем другую, более прямую аналогию. Рассматриваемый нами вид Карроха является активизатором семени эйцехоре, которое изначально структурировано в вашу биологическую материальность. Активизируясь, семя эйцехоре активирует вашу чувственно-эмоциональную природу: желания, удовольствия, сексуальную активность. Без активированного семени эйцехоре вы бы не знали ни радости секса, ни прочих плотских удовольствий и утех. Переведя терминологию в область химических реакций, эту форму Карроха можно назвать ферментом семени эйцехоре или эйцехоразой, правда данный термин не очень-то благозвучен. Таким образом происходит весьма справедливый обмен: специалисты из области изнанки транспортируют Каррох в вашу трехмерность, обеспечивая людям принципиальную возможность наслаждения на основе плотских желаний с выделением эманаций Эйфоса, который затем доставляют в наши многочисленные миры изнанки. А уже здесь Эйфос, пройдя через определенные технологические процессы, превращается в жизненно необходимый нам Гаввах. Гаввах же, как я говорил, подобно вашим пищевым продуктам, подразделяется на большое число сортов разной степени качества и пищевой ценности.
- Но в свое время, - припомнил Андрей, - вы говорили, что питаетесь в основном эманациями наших отрицательных эмоций: гневом, жадностью, гордыней, страхом и всяким таким подобным.
- Ну разумеется, тогда я перечислил примерные качества ваших чувственных эманаций, которые существа изнанки используют в качестве пищи. Для пополнения наших «продовольственных закромов» используется разное сырье, и так же как в случае вашей биологической пищи, наша пища может быть разных сортов и рассчитана на разных потребителей. Кто-то из вас любит острое, кто-то – пресное, кто-то постное, кто-то скоромное, к тому же полноценное питание подразумевает определенное соотношение белков, жиров и углеводов, плюс число калорий. Нечто подобное и у нас, и для полноценного развития индивида изнанки нужно полноценное питание, куда входят разные сорта Гавваха, производящихся из разных чувственных эманаций. Разумеется, есть главные продукты питания – в вашем случае это, допустим, мясо, в нашем – переработанный в Гаввах Эйфос – гамма ваших сексуальных чувств. Могу добавить, что Дуггур специализируется по добыче Эйфоса, но есть другие города-комбинаты, которые в основном добывают другие чувственные эманации, и из них вырабатываются другие сорта Гавваха. Для изысканных блюд нередко используются эманации ваших пьяниц и наркоманов, но тут нельзя перебарщивать: если весь земной шар посадить на иглу, человечество в скором времени вымрет. Это любимая пища для развращенных гурманов-прожигателей жизни, но тут надо учитывать, что энергия окончательно спившихся алкоголиков и исколовшихся наркоманов годится уже только для примитивных элементалей. Мы, интеллектуальная элита изнанки ее практически не употребляем, разве что в особых случаях. Есть и еще одна эманация, которая способна восполнять нашу потребность в пище больше других и даже больше, чем Эйфос, это для большинства жителей изнанки сразу и мясо, и хлеб, и вино. Правда, когда я назову это наиболее питательное сырье для выработки Гавваха, вы, наверняка, будете негодовать и возмущаться. Но что ж поделаешь, мир таков, каков он есть – суров и жесток, и для его оптимальной организации нередко используются жестокие меры. Ну так вот, особенно в нашем мире ценятся эманации, выделяющиеся в момент истечения крови от насильственной смерти, и что греха таить, нередко именно мы провоцируем вас на массовые кровопускания, которые, кстати, вашей бестолковой цивилизации пока совершенно необходимы, иначе вы начинаете вырождаться. Но сразу оговорюсь: мы ни в коей мере не заставляем вас это делать, решение убивать-неубивать принимаете вы сами, мы же слегка активизируем ваши соответствующие чувства, желания, эмоции. Впрочем, об этом мы с вами, кажется, беседовали.
- Ну, разумеется, - усмехнулся Андрей, - ведь легенды о вампирах не могли возникнуть на пустом месте. А впрочем, я и не сомневался, что дело именно так обстоит, просто вы более цинично эту проблему сформулировали. И все же раньше свою расу вы представляли в более облагороженном, что ли, свете.
- У нас разные представления о добре и зле, - развел руками демон, - я по-моему в свое время уже высказывал перед вами тезис о том, что нередко локальное зло оборачивается добром в более широком масштабе и наоборот. Сами понимаете, в полном взаимоистеблении человечества мы никак не заинтересованы, мало того, для нас это настоящая катастрофа. С другой стороны, отбросив сантименты, можно сказать, что периодическая прополка и прорядка урожаю только на пользу, а мы заинтересованы в увеличении численности… и качества людей, уж простите за агрономические аналогии.
Что же касается морально-этической стороны вопроса, то де-факто вы сами друг друга истребляете, мы лишь болельщики на этом стадионе и слегка вас подзадориваем. Между прочим, вы, люди, выглядите куда более неприглядно в вопросах заготовления пищи, вы-то сами забиваете своих коров, свиней и птиц, мы же подбираем только то, что вы выделяете в результате взаиморазборок. Так кто же из нас более жесток?
Андрей промолчал, он понимал, что переспорить такого мастера софистики, как черный магистр – бесполезная затея, поэтому он решил отойти от морально-этической стороны проблемы. В конце концов черный магистр давал ему какую-то информацию, которая и сама по себе интересна, да к тому же может оказаться полезной в дальнейшем.
- Ладно, - сказал он тоном человека, неохотно согласившегося с доводами собеседника, - возможно вы в чем-то и правы, но меня больше интересует другое. Откуда этот Каррох берется? Он ведь у вас из-под земли бьет, как у нас нефть или вода артезианская. Или у вас там специальное хранилище? Но ведь кто-то все это вырабатывает и заполняет резервуары. Забавно было наблюдать, как ваши человекоподобные уроды в этой мерзости купаются.
- В конечном счете, - пожал плечами магистр, - они из этой мерзости, как вы выразились, и состоят, только особым образом структурированной. Вопрос структуризации – особый вопрос, этого мы чуть позже коснемся. Так что для них эти купания не столь мерзостны, как вам показалось в лице стороннего наблюдателя. Что же касается того, кто это все вырабатывает, то могу вам назвать: это великая стихиаль изнанки, множительница плоти каросса Дингра. Вы наверное обратили внимание на то, что здесь появляется из-под земли и в эту же землю уходит. Дело в том, что под тонким слоем почвы, которая тоже является разновидностью Карроха, находится огромное бесформенное существо, главное назначение которого ваять живую материальность изнанки. Это самый распространенный способ воспроизводства в нашем мире, на других я останавливаться пока не буду. Она же и великий утилизатор. Любое существо, очередной цикл которого тем или иным образом завершился, поглощается этой стихиалью, проходит определенную трансформу и выпускается в мир либо в прежнем основном виде, либо, если присутствует определенный объем накопившихся заслуг, то в другом, эволюционно более продвинутом образе. Так членоголовые трансформируются в членоухих – и так далее, хотя в качестве наказания возможен и обратный процесс. Что же касается первичного Карроха, идущего на активизацию людского семени эйцехоре, то эта субстанция вырабатывается ею отдельно. При этом для выработки первичного Карроха нужна затравка или закваска, что-то вроде ваших дрожжей или опары. Такой опарой служит некоторое количество чистого Эйфоса, доставленного поставщиками из Энрофа. Таким образом осуществляется кибернетически сбалансированный обмен, а каросса Дингра является опосредованной множительницей людской плоти, поскольку, активизируя семя эйцехоре, она подталкивает вас к размножению. С другой стороны Эйфос, вырабатываемый от плотского соития людей, доставляемый поставщиками в пространство изнанки, становится необходимым компонентом для выработки Карроха. Как видите цикл замыкается, что свидетельствует о нашей и вашей взаимозависимости. Как видите, я предельно откровенен и не скрываю того, что наша раса в значительной степени зависит от вашей, но если рассматривать этот вопрос диалектически, то и вы зависите от нас в не меньшей степени.
Подытоживая сказанное, можно провести цепочку взаимодействия, останавливаясь, разумеется на наиболее общих звеньях: оплодотворенная Эйфосом каросса Дингра воспроизводит Каррох, поставщики-старатели купаются в этом Каррохе (способ купания может быть различным), затем через переходные стихиали – Нибруски, которые одновременно существуют и в нашем и в вашем пространстве, они проникают непосредственно к донорам, активизируют их семя эйцехоре, провоцируя на эротические мысли и соитие, а выделяемый при этом Эйфос в меньшей степени на себе, в большей степени – самотеком через тех же Нибрусков переправляют в Дуггур. В Дуггуре Эйфос частично идет на производство Гавваха (он должен пройти некоторые степени созревания, после чего используется в качестве питания теми жителями, которые не участвуют в его добыче), частично – в чистом виде – поглощается кароссой Дингрой, внутри которой в великом алхимическом процессе он расходуется для создания новой порции чистого Карроха, а так же для воспроизводства жителей Дуггура. Вот как примерно, не касаясь всяких бесчисленных деталей, выглядит весь этот производственный цикл. При этом ни капли Эйфоса не пропадает впустую, как это повсеместно происходит у вас, людей. Тот Эйфос, который наши старатели не сумели поглотить для восполнения своих физиологических потребностей, и который как пыльца к пчеле просто прилип к их телам, отдается кароссе путем испарения. Вы наверное обратили внимание на загорающих при свете луны членоухих и членоголовых? Таким образом они отдают в общую копилку то, в чем вымочились при сборе.
- И все же, - сказал Андрей, - вы упустили один существенный момент, либо сознательно умолчали о НЕМ… Какая роль и кто (или что) является источником цифровых облаков? Они не выделяются из-под земли, а опускаются сверху и явно участвуют в процессе воспроизводства вашего населения. Я почему-то уверен, что не Дингра их вырабатывает.
- Ничего я не умолчал, я же вас предупредил, что все в свое время: сначала описывается одна категория, затем другая. Я описал вам так сказать женскую категорию вопроса, теперь можно перейти к мужской…
- Но по-моему, - усмехнулся Андрей, - в качестве мужской категории вы описали Эйфос, похищаемый бесами у людей.
- Не совсем так, - наморщился черный магистр, которому, вероятно не понравилось слово «бесами», - в вашей системе воспроизводства используется два компонента: яйцеклетка и сперматозоид, у нас же для этого необходим третий компонент.
- Цифровое облако?
- Совершенно верно. Это что-то вроде кода, шельта, ментального тела, если быть точным. Это совершенно реальная тонкоматериальная структура – информэнергия.
- Тогда, - усмехнулся Андрей, - ваш тезис насчет человеческих сперматозоида и яйцеклетки неполон. У нас так же есть душа, облаченная в ментальное, астральное и эфирное тела, хотя атеисты это отрицают.
- Ну, да, тут вы, пожалуй, правы, - неохотно согласился черный магистр, - только ни в какую ноуменальную, нематериальную душу, якобы сотворенную Богом, я не верю, хоть изредка и произношу этот термин. Другое дело астральное, ментальное тела, это как раз вполне реальные категории…
- Не буду с вами спорить, - пожал плечами Андрей, - но у меня свое мнение на этот счет, да и вообще – верю, не верю – это как-то не ваш стиль. Но Бог с ним, откуда эти цифровые облачка берутся? Я понял так, что они к вашим лунам имеют отношение.
- Совершенно верно, имеют. Дело в том, что черная луна – это наша главная цитадель, главное святилище. Именно оттуда наш Верховный патриарх Гагтунгр посылает цифровые облака в общей массе которых потенциально структурированы информокоды отдельных индивидов. Попадая в недра кароссы Дингры, они обеспечивают великий алхимический процесс воспроизводства, в результате чего коды превращаются в шельты, которые облачаются в недрах Дингры в Каррох и обретают полноценный вид. Со стороны это выглядит как хаотическое цифровое облако, но облако это состоит из строго определенного числа информокодов, оно рассчитано на то количество индивидов, которое воссоздается после исходного микширования.
- В каком смысле микширования? – не понял Андрей.
- В том смысле, что когда тело функционирующего индивидуума разрушается или теряет функциональность, оно поглощается кароссой и перемешивается с другими разрушенными телами. Когда же в лоно кароссы нисходит индивидуальный код в цифровом облаке (о его материальности и способе производства я ничего не могу вам сказать), он превращается в шельт и облачается новой материальной оболочкой.
Таким образом патриарх Гагтунгр, входивший в свиту Денницы еще на заре времен, для нас что-то вроде отца родного, причем – одного на всех, поскольку в нашем мире от межличностного секса ничего не рождается. Плоть жителей изнанки воспроизводит каросса Дингра, дух же исходит от Гагтунгра. И никаких промежуточных участников, как у вас…
- Занятная модель, - почесал затылок Андрей, - в нашем мире такой способ воспроизводства успешно применяют пчелы и муравьи – по крайней мере в плане единственной матки на целый улей или муравейник.
- Ничего удивительного, - усмехнулся черный магистр, - кое-какие наши разумные схемы были восприняты в вашей трехмерности. Как вы, наверное, изволили заметить, подобная схема, задействованная в обществе нескольких видов насекомых, обеспечило колоссальную эволюционную устойчивость этих видов и идеальную, процветающую общественную модель. И это у безмозглых насекомых! Представьте, если бы подобная схема была воспроизведена в человеческом обществе!
-Ну, не будем говорить о том, что в принципе невозможно, - развел руками Андрей, - разве что ученые какую-нибудь матку клонируют. К счастью на данном этапе наука бессильна. Но у меня другой вопрос. Вы сказали, что цитадель вашего Гагтунгра расположена в зоне черной дыры или луны, я же то ли раз, то ли два отчетливо видел, что цифровое облако исходило из недр серебряной луны. Или я что-то путаю?
- Нет, вы ничего не путаете, - продолжил свой рассказ черный магистр, - дело в том, что вы наблюдали частный случай, цифровые облака могут выбрасываться как из черной луны – цитадели Гагтунгра, так и из серебряной луны – цитадели Воглеи. Это наше второе святилище, возникшее гораздо позже, чем цитадель Гагтунгра.
- И кто же такая Воглеа? Вроде бы я это имя где-то читал, но что-то не припомню…
- Воглеа – великая демоница лунной цивилизации, подобно тому, как Гагтунгр – великий демон земной. Эта цивилизация очень давно перестала существовать в силу ряда причин. Это обстоятельство вынудило Воглеу, с разрешения Гагтунгра, переместить свою цитадель из лунной брамфатуры в один из слоев Шаданакара, который связан и с вашим Энрофом, и с пространством Дуггура. Эта двоякая связь обусловлена тем, что великая демоница бывшей лунной цивилизации так же контролирует энергии, связанные с эросом. Она была владычицей эроса в бытность лунной цивилизации, в Шаданакаре она так же продолжает ведать этим вопросом, но с некоторым специфическим лунным акцентом. Поэтому тот факт, что многие люди подсознательно связывают вопросы эроса и сексуальной чувственности с ночью, луной и лунным серебристым светом, имеет под собой реальную метаисторическую основу. Именно эта мистическая связь многих людей, склонных к излишним сексуальным фантазиям, да и вообще сверх меры озабоченных данным вопросом на земле, и через это излишне нагрешивших (в вашем понимании) при жизни по этой части, приводит их души в посмертии в особую сакуаллу, владычицей которой является Воглеа. По прохождении определенного цикла воздаяния, часть этих душ опускается по этапу в Дуггур и облачается здесь в материальность Карроха, пройдя процесс алхимического перерождения в недрах кароссы Дингры. Именно этот момент – выброс цифрового облака из недр серебряной луны и нисхождение его в недра кароссы Дингры вы и видели. Так что среди жителей и работников Дуггура немало ваших бывших соотечественников. Коренные же жители изнанки, проходящие цикл перерождения, проходят через черную луну – и когда наступает срок вновь получить материальность в Дуггуре, их цифровые информокоды облаками сбрасываются в пространство Дуггура именно из черной луны. Вы этого либо не заметили, поскольку данные цифровые облака гораздо темнее и плохо видны на темном фоне неба, либо действительно не имели возможности отследить этот момент.
- Да, - сказал Андрей, - все ясно и понятно, сплошной круговорот воды в природе. Кстати о круговороте. Я обратил внимание, что эти луны не только сбрасывают, но и принимают. Какие-то эманации поднимаются с территории города и поглощаются лунами.
- Все верно, - сказал черный магистр, - и Гагтунгр и Воглеа нуждаются в Гаввахе, и немалая его часть, добываемая старателями Дуггура, в виде испарений поднимаются к цитадели Гагтунгра и к цитадели Воглеи. Таким образом цикл снова замыкается.
- Выходит, - сказал Андрей, немного помолчав, - Дурга по этой части сюда попадала, а совсем не по части мира «И».
- Ничего не знаю по поводу мира «И», - почему-то раздраженно ответил черный магистр, а что касается слоя, где владычествует Воглеа, так туда без особых заслуг никто попасть не может. Правда в понятие «заслуги» мы вкладываем несколько иное, чем вы, содержание.
- Ну да, - наклонил голову Андрей, - с точки зрения христианской теологии все ее возможности иначе, чем черной магией или волхованием не назовешь. К тому же тебе и убийства - вольные и невольные, и свальный грех ( правда, четко регламентированный), и язычество, и жестокая эксплуатация народа. А то, что она была выдающейся жрицей с точки зрения устава храма Кали-воительницы и добросовестно выполняла свой долг – это ее не оправдывает. И значит ей – прямая дорога в ад. Из этого можно заключить, что христианские ценности ближе к общечеловеческим, чем ценности средневекового индуизма, хоть раньше я считал по-другому. А впрочем, возможно я слишком обобщаю и дело тут не в индуизме, а в самой Дурге. Да, кстати, вы не знаете, куда она могла деться после того, как транспортировала меня к воротам Дуггура? Я думал, она будет моим гидом и проведет меня по главным достопримечательностям. А может, я что-то важное упустил и картина осталась неполная.
- Ничего удивительного, что вы ее не обнаружили, - сказал черный магистр, - дело в том, что в вашем настоящем душа ее находится в другом месте, и тот фантом, который вы встретили в околоземном астрале, на время воплотившись в шельт индийского кшатрия Рама, в вашем настоящем быть не может, она сейчас в другом месте.
- Странно, - пожал плечами Андрей, - но ведь перед спуском в Дуггур я ее своими глазами видел и она меня даже сюда препроводила. Тогда, получается, она в моем времени была, а теперь, выходит, ее нет? Ерунда какая-то получается.
- Ничего не поделаешь, - развел руками черный магистр, - некоторых вещей, и в особенности связанных с вопросами относительности пространства-времени, я могу лишь касаться и объяснять так, как объясняю. Это не моя прихоть, это продиктовано некими фундаментальными законами, сути которых я не имею полномочий и возможностей вам поведать. Кстати, если бы даже она могла существовать в вашем настоящем, она все равно должна была бы оказаться в астральном городе своей, индийской метакультуры, здесь же мы имеем в наличие российский шрастр, хотя по-видимому, ничего особо российского вы здесь наверняка не заметили, скорее больше американское.
- Вообще-то, - сказал Андрей, - я в Дуггур отправился, будучи в шельте кшатрия Рама, я и сейчас в нем нахожусь – обратите внимание на мой внешний вид и доспехи. Так что по логике вещей я должен был отправиться в индийский Дуггур – или как там он в индийском астральном секторе называется?
- Однако обстоятельства требуют, чтобы вы оказались именно здесь, - раздраженно ответил магистр, - и не ждите от меня большей информации, касаемо текущего момента. Другое дело – вопросы градоустройства и специфики производства – тут я могу рассказывать более подробно.
- Ну хорошо, - сказал Андрей, - не хотите говорить – и не надо. Все что касается первой части моего путешествия по Дуггуру, более менее понятно, мне интересно, что вы скажете по поводу астрального Нью-Йорка - он с этой стены не просматривается, а так же касаемо бассейнов с кровью и долларов с неба. И вообще, почему там люди, вернее существа изнанки так на людей становятся похожи, ведь даже в районе астрального ВДНХ все эти голливудские лжекиноактеры были словно манекены, там же – вполне натуральные люди, нормально общаются, да к тому же из высшего света… хотя, конечно и там все далеко не по-земному происходило, с учетом вашей «изнаночной» специфики. Кстати, в самом Дуггуге ничего похожего на кровь я не видел, одно дерьмо. И почему в Нью-Йорке этом вашем все об отпуске говорили. Я, конечно, сделал свои выводы, но интересно было бы вашу интерпретацию послушать.
- Начнем с того, - продолжил свой рассказ черный магистр, - что наш астральный Нью-Йорк – место особенное, что-то вроде курорта, отсюда и разговоры про отпуск, но не только. Что ж, начнем с особой специфики сакуаллы, которую вы, пользуясь земной аналогией назвали астральным Нью-Йорком. Этот образ не случаен, вы верно уловили суть – для изнанки эта область действительно все равно что Нью-Йорк для землян: самый современный, самый оснащенный, самый роскошный, самый желанный, самый богатый и, что я особо подчеркиваю, самый интернациональный город землян, в котором есть свое маленькое Токио, и свой маленький Пекин, и своя маленькая Москва, и Одесса, и свой маленький Париж и Амстердам, да и вообще любой другой город в миниатюре, являющийся символом и выразителем собственного этноса. Нью-Йорк своими невидимыми щупальцами проникает во все мировые этносы, вбирает их форму и энергию, и в то же время в целом являет нечто свое, ни на что не похожее. Разумеется, в мире немало городов, подобных Нью-Йорку, но ни один нельзя сравнить с ним по масштабам и многоликости. И эта аналогия не случайна. Дело в том, что астральный Нью-Йорк так же связан со всеми городами изнанки, подобными Дуггуру, которые так или иначе имеют отношение к сбору человеческого чувственного сырья и переработке его в Гаввах. И не просто связан. Вы, наверное имели возможность наблюдать, что каждый город изнанки находится в неком своем пространственном слое и в ряде случаев имеет общую координату с Энрофом, что позволяет проникать туда и обратно, иначе был бы невозможен энергетический обмен. Есть слои, которые имеют общие измерения, и таким образом соединены с другими слоями изнанки, есть слои, где, подобно полупроводнику, возможен переход только в одну сторону, в одних случаях переход из слоя в слой осуществить чрезвычайно просто, в других – чрезвычайно сложно, есть слои, где переход возможен для одних существ и невозможен для других. Из большинства слоев попасть в Энроф практически невозможно без ряда сложных переходов из слоя в слой, на которые способен не каждый. Изнаночный же Нью-Йорк отличается от всех прочих слоев тем, что он связан своими пространственными координатами со всеми слоями изнанки, главным образом теми, где происходит добыча сырья в Энрофе и преобразование его в Гаввах. Как я вам уже говорил ранее, каждый город-комбинат изнанки добывает свой основной исходный продукт, для Дуггура это Эйфос – сексуальная энергия самого разного характера, для другого города это может быть какая-то другая эмоциональная энергия – об этом мы с вами уже говорили – каждый специализируется по своей. Соответственно и конечный продукт - Гаввах в каждом городе свой, с большим разбросом ценности и качества. Я не буду останавливаться на перечислении и названиях этих многочисленных городов-шрастров, для примера лишь упомяну об одном из таких, вырабатывающем наиболее питательный для нас Гаввах, который даже питательнее продукта из Эйфоса, это Гаввах получающийся из эмоциональной энергии кровопролития – Шаввы, и в городе этом вы уже однажды были и имели продолжительную беседу с вашим покорным слугой. Это Друккарг или, как я назвал его тогда – анти Москва. Этот город имеет и массу других специфических особенностей, но на них в настоящее время я не имею возможности останавливаться. И еще одну особенность хочу отметить, прежде чем перейду к теме собственно астрального Нью-Йорка. Та энергия, к добыче которой имеет то или иное существо-старатель, накладывает и определенный отпечаток на стандартную внешность данного старателя, отсюда – членоголовые, членоухие и паутинники. Чем качественнее сексуальная энергия, тем более антропоморфный вид принимает старатель, допущенный к ее добыче. Соответственно, в других городах, добывающих другую энергию, внешний вид может принципиально отличаться от того, что вы видели, и скажу вам не утаивая, этот внешний вид может сильно расходиться с вашими представлениями о прекрасном, иногда даже шокировать. Что ж, у каждого свой критерий, профессия оказывает влияние на внешний вид даже у вас, наверху, чего ж тогда говорить о существах изнанки, где форма гораздо более лабильна. У нас один главный критерий внешней эстетики: рационально и функционально, значит – красиво. Поэтому какое-нибудь существо, добывающее Шавву – энергию кровопролития внешне смахивающее на апокалиптического убийцу-маньяка, наподобие Фредди Крюгера, с нашей точки зрения выглядит вполне пристойно и даже трогательно.
Но вернемся к Астральному Нью-Йорку. Его специфика и, если можно так выразиться, поликоординатность, обусловлены тем, что этот город в действительности не курорт, хоть и имеет некоторые курортные функции, а центр добычи и переработки денег, как вы сами, наверное догадались…
- Понятно, - хмыкнул Андрей, - и именно «зеленые» вы предпочитаете больше всего. Вот уж не думал, что на изнанке в ходу дензнаки! А впрочем, говорят, деньги – изобретение дьявола, однако же у нас без них и шагу вступить невозможно…
- Более того, - усмехнулся магистр, - если бы не деньги, вы бы до сих пор людоедством занимались! Именно деньги и явились главным двигателем прогресса, производственных отношений и цивилизации, поскольку оказались универсальной мерой ценности всех вещей, а поскольку ваша цивилизация сугубо предметная и материализации, столь распространенные на изнанке, у вас не в ходу, то нужен был универсальный эталон меры. Им и являются деньги. Вот мы вновь и скатились к извечному вопросу. Если дьявол изобрел деньги и подбросил вам эту идейку, и именно деньги явились двигателем прогресса, цивилизации и культуры… да-да, культуры, поскольку любая картина, любая книга, любой музыкальный инструмент стоит денег, и тем дороже, чем данный объект культуры ценнее… ну так вот, если именно дьявол дал вам в руки этот универсальный эквивалент ценности, то может неблагодарно его всячески поносить и называть врагом человечества? А к чему призывал создатель вашей лицемерной морали Иисус Назаретянин? Фактически – отказаться от денег – и если бы все человечество поступило согласно этому призыву, то, уверяю вас, оно быстро скатилось бы в каменный век и первобытную дикость.
Теперь, насчет долларов, которые вы видели в астральном Нью-Йорке. Разумеется, это условный символ, и поскольку денежные вожделения людей в подавляющем большинстве сконцентрированы вокруг доллара, то и на изнанке эти купюры автоматически приняли соответствующий вид, а в те времена, когда аналогичным эталоном была золотая монета – что ж, тогда с неба сыпались золотые монеты различной чеканки. И пусть вас не смущает тот факт, что вы находитесь на изнанке российской метакультуры, увы, ваши рубли у нас не в чести, конвертированный доллар несравненно более ценен для производства специального денежного Гавваха, чем ваш деревянный рубль, а ответственность за «валютные спекуляции» в нашем мире не грозит, так что в этом смысле изнанка гораздо либеральнее вашего, с позволения сказать, социалистического общества. Надеюсь вы понимаете, что бумажные баксы, сыпавшиеся с какого-нибудь летательного устройства (не знаю, какое именно вы видели), на самом деле никакие не дензнаки, увы, существование физической материальности в нашем мире невозможна, поэтому то, что вы видели, является на самом деле информоэнергией земных денег, принявшей условную форму долларов, исключительно для удобства и гармонии – все же Нью-Йорку доллары соответствуют более всего. Снятие же информоэнергии с ваших денег осуществляется способом, аналогичным добыче Эйфоса, которую вы наблюдали ранее. Это делают старатели, специализирующиеся по добыче энергии денег через тяжелые стихиали больших городов – Нибруски – которые вы скорее всего наблюдали в образе какого-нибудь летательного аппарата. Разумеется, образ этот условен, как и образ доллара, но в Нью-Йорке гораздо уместней самолет или вертолет, чем энергетически смерчи или гигантские спрутообразные структуры.
- Ну и как же вы снимаете энергию с денег, - недоуменно посмотрел на магистра Андрей, - это же – бумага и бумага бездушная…
- О, разумеется, в изолированном виде деньги интересуют нас не больше, чем упомянутая вами бумага. Разумеется, деньги становятся мощным источником ценнейшей энергии только во взаимодействии с чувствами человека. Именно во взаимодействии с деньгами человек начинает излучать тот неповторимый спектр чувственной энергии, который, подобно энергии кровопролития, особенно ценится гурманами изнанки. И чем больше массовость и сильнее резонанс, тем выше качество и больше объем Гавваха, вырабатываемого из энергии денег, поскольку деньги являются некой материальной категорией интегральности всех человеческих страстей, ведь в вашем мире через деньги можно опосредованно удовлетворить почти все человеческие желания. Поэтому излюбленные места наших старателей для добычи информоэнергии денег являются банки, биржи, магазины и так далее и тому подобное. Как это не парадоксально, но фабрики Гознака, где непосредственно деньги изготовляются в огромных количествах, нам менее всего интересны: там деньги еще не стали деньгами, они еще не включились в круговорот человеческих страстей. Только проходя через банки, ювелирные и автомобильные салоны, рестораны и публичные дома, деньги становятся деньгами и приобретают энергоемкость, становятся чем-то вроде универсальных конденсаторов человеческих желаний и страстей. А поскольку эта энергия вбирает в себя энергии практически всех человеческих страстей, то она для нас наиболее питательна и оптимальна: любой житель изнанки, поглощая Гаввах, полученный из энергии денег, получает абсолютно все питательные вещества, необходимые его природе, то есть не нуждается ни в каких дополнительных поступлениях.
- Ну и питались бы одной энергией денег, - сказал Андрей, зачем же тогда огород городить вокруг Эйфоса, Шаввы и прочих энергий? Наверное проще было бы на чем-то одном остановиться, универсальном. По-моему это была бы приличная экономия сил и средств при вашем стремлении к целесообразности и оптимуму.
- А вот тут, отвечая на ваш вопрос, я коснусь принципа обратной связи, - сказал черный магистр, - и того тезиса, что деньги – изобретение дьявола, подкинутое вам, людям. Ведь это не метафора, это действительно факт. Вспомните мой рассказ об активизации семени эйцехоре в человеческой природе, которое возникает из первичного Карроха, порождаемого Кароссой Дингрой, но для того, чтобы Дингра начала его вырабатывать, ей самой нужен человеческий Эйфос. Аналогия справедлива и в этом случае: собирая энергию всех человеческих страстей по всему миру, наши старатели из разных слоев пересылают часть своего урожая в астральный Нью-Йорк, и эта разноплановая энергия поглощается тамошней кароссой, которая раскинула свою плодоносящую плоть на всю многомерную структуру изнанки Шаданакара. Затем происходит алхимический процесс, о чем я уже упоминал ранее, в результате которого Дингра выделяет первичный, затравочный Каррох, в структуру которого входит интегральная сумма всех человеческих страстей, и этот Каррох с помощью наших старателей доносится до людей и активизирует эйцехоре, которое, надеюсь вы это поняли, ответственна не только за сексуальную страсть, но и за разнообразные страсти в целом, в зависимости от акцента. Именно этот факт усиливает человеческие страсти многократно, которые в значительной своей части концентрируются вокруг денег и заряжает их неистощимой многокомпонентной энергией. Таким образом, чтобы простимулировать человеческую эмоцию-страсть вокруг денег нам, жителям изнанки приходится собирать все разрозненные эманации ваших страстей и страстишек самой разной природы, и направлять их в лоно кароссы Дингры, таким образом получая универсальный активизирующий Каррох.
- Ну, все равно, - не унимался Андрей, - можно же было в качестве информоэнергии, оплодотворяющей карросу, брать уже готовую, интегральную энергию денег.
- Это делать можно, - сказал магистр, - но лишь непродолжительное время: если энергию денег замкнуть только на деньги, как таковые, то произойдет быстрое выхолащивание исходного потенциала: без притока свежих, первичных энергий она рано или поздно вырождается и хиреет. Конечно, это было бы заманчиво с точки зрения экономии. Короче говоря, здесь мы снова вышли на кибернетический принцип прямой обратной связи и взаимозависимости. Здесь, как и везде, никуда от него не деться. Теперь коснемся вопроса, который вы задали в самом начале – почему жители или гости астрального Нью-Йорка так похожи и внешне и в поведении на земных людей. Объяснение непосредственно вытекает из того положения, которого мы коснулись ранее. По-моему у людей есть такая пословица – что-то вроде «что едим – из того и состоим». Это абсолютно справедливо и для жителей изнанки, причем куда в большей степени справедливо, и если сущность, добывающая и поглощающая Эйфос имеет много сходства с вашими половыми органами, то существо, поглощающее всю гамму человеческих чувств и эмоций, будет максимально походить на человека в целом. Это касается не только его облика, но и поведения. Если же вас удивил тот факт, что все они были, как на подбор, молоды, изящны и красивы, то это объясняется только любовью вас, людей к самому себе и страстным желанием быть именно таким: молодым, красивым, блистательным, превосходно одетым. В данном случае ваш внутренний заказ воплощается во внешности тех, кто заслужил временное пребывание в Нью-Йорке в качестве эволюционной ступени и награды за заслуги, в тех, кто приник к благодатной кринице универсального Гавваха.
- А те, кто их обслуживал, эти манекены – официантки и танцовщицы кабаре? Они мне показались на порядок менее одухотворены, чем светские дамы и господа – они-то кто такие? Или подобная одухотворенность происходит избранно?
- Это слуги-автоматы, - пожал плечами магистр, - чистый структурированный Каррох без шельта, посылаемого патриархом Гагтунгром. Естественно, если старатель заслужил отпуск в астральном Нью-Йорке, то его должны окружать всяческие удобства, а вернее – соответствующий антураж: предметы быта, роскоши, средства передвижения (правда тут есть некие особенности, мы на них остановимся), обслуживающий персонал, в конце концов. Как вы имели возможность убедиться, наши роботы гораздо более антропоморфны, чем те, которых вы научились из всяких железок делать, и к тому же – никаких «живых» слуг, никакой эксплуатации.
- Да, - спохватился Андрей, - насчет предметов быта и роскоши. Зачем они им, если это все равно одна видимость, и чем является эта кровь в бассейне, которая, как я понял, в астральном Нью-Йорке – главная ценность?
- Ну, неужели не ясно! Все эти вещи – ваши материализованные желания, воплотившиеся в деньгах. А в нашем мире через универсальную энергию воплощаются все ваши желания. К тому же, не знаю, поймете ли вы это, отдельные личности наших старателей, имеющих отношение к универсальной энергии денег и вкусившие ее, как бы состоят из самого тела и предметов его собственности, о которых люди мечтают и которыми владеют там, наверху. Поэтому ставшие собственностью предметы быта и роскоши – это как бы продолжение их тел, их природы, их внешние органы, без которых они не могут испытывать полноту бытия и удовлетворения. Таким образом в нашем мире личная и частная собственность становится органической частью личности, простите за каламбур.
- Но ведь, - сказал Андрей, - как я помню, всякие там телевизоры, проигрыватели, холодильники и ювелирные украшения выпрыгивали скопом и распределялись между публикой достаточно хаотично. Никто не выбирал свое! Что же касается машин, то их, как я понял вообще катастрофически не хватает, хотя, судя по разговорам у бассейна, вроде как должны были выделять всем всего поровну. О каком же внешнем продолжении тела возможно тут говорить!
- Увы, - развел руками черный магистр, - как всегда, налицо административные проколы и халатность чиновников к исполнению обязанностей, к тому же, вынужден признаться, коррупция! К сожалению наша система тоже имеет недостатки, и для многих администраторов личная выгода оказывается важнее государственной и общественной. Чтобы у вас не возникло мыслей, что я пытаюсь скрыть наши недостатки, как это сплошь и рядом происходит в вашей обюрократившейся и лицемерной стране, я вынужден сообщить весьма тревожные цифры: почти четверть объема красной росы, выделяемой государством на обеспечение материальными благами сотрудников, накопивших необходимое количество заслуг, воруется и присваивается этими администраторами в корыстных целях. За это они обеспечивают различным преступным элементам (кстати, в основном разжалованным чиновникам), непосредственно занимающихся подобными грабежами, незаконные удовольствия в музее мировой диктатуры, которые по закону положены лишь высшему административному составу. С нарушителями мы активно боремся, выявляем и наказываем, но увы, пока что многие преступные администраторы, используя личные связи, уходят от ответственности. Взаимная порука, видите ли, среднее звено очень сложно контролировать. В свое время чиновникам среднего звена было выделено при отцифровке слишком много ментальной энергии, рассчитывали, что это скажется на качестве работы, но, увы, став «шибко умными» наша администрация среднего звена быстро смекнула, какую выгоду можно извлекать из своего служебного положения. Эту ситуацию надо менять в корне, но пока наше верхнее звено не решается на кардинальные реформы, никто не знает, во что это в конечном счете выльется. К счастью, нижнее звено лишено излишней самостоятельности и предприимчивости, иначе бы вся система начала давать серьезные сбои. К сожалению, сделать всех чистыми, идеальными исполнителями нет никакой возможности.
Что же касается вашего недоумения по поводу необычной роли бытовой техники, ювелирных изделий и прочих многочисленных предметов роскоши в нашем мире, то все это, как вы частенько выражаетесь, причудливая игра энергий: только получив хозяина, собственность становится частью его личности, его внешним выражением. Представьте себе, что сборка тела происходит как бы по частям, и только обретя хозяина, рука или нога становится личной рукой или нагой этого человека. Такова специфика изнанки. Вообще, в понятие «питание» мы вкладываем не только то, что вкладываете вы, у нас это нечто гораздо большее, это – строительный материал и наращивание своей биомассы за счет предметов обихода, которые становятся частью тебя. Все это происходит в результате усвоения Гавваха. При этом от него зависит и внутреннее состояние, и характер предметов собственности, и внешний вид, и состояние комфорта-дискомфорта, и определенные качества разума. Правда, все упомянутое гораздо условнее и менее устойчиво, чем в вашем мире, и по верному вашему определению – только причудливая игра энергий. Разумеется, чем изысканнее и многокомпонентнее Гаввах, тем изысканнее и внешняя форма, и внутреннее содержание, поэтому, поскольку такое качество жизни способна обеспечить только красная роса, сотрудники, заслужившие подобное питание, посылаются в астральный Нью-Йорк.
- Это более менее понятно, - сказал Андрей, - только ведь все эти жители Нью-Йорка прямо из крови в бассейне появлялись, а затем и оргтехника всякая, ювелирные изделия, а вы о питании говорите!
- Это один из способов процесса питания в нашем мире, а их немало,
– развел руками черный магистр, - Гаввах в данном случае, при соединении с цифровым кодом структурируется в Каррох, из которого формируется тело жителя изнанки. Затем телу придаются всякие дополнения. В случае воспроизводства активного участника производственного процесса, он может, например, получить технику в качестве телесного продолжения, если того требует производственный процесс. В случае отдыхающего в астральном Нью-Йорке, это будет прекрасная внешность, различные предметы обихода и роскоши. Никакого противоречия тут нет, фактически и вы состоите из того, что едите, только в вашем случае это гораздо меньше бросается в глаза, наш же материал гораздо пластичнее. Так что в нашем мире процессы воспроизводства и питания связаны неразрывно, да, наши жители могут пить красную росу и другие человеческие эманации, но чаще этот процесс происходит у нас по-другому.
Вы думаете, чем является огромная помойка рядом с крепостной стеной? Это человеческие трансформированные нечистоты, сквозь них и запитываясь ими в определенные временные циклы появляются неофиты, порождаемые кароссой, годящиеся только для самых примитивных работ, это наша низшая каста. По мере обретения опыта и соприкосновения с более сложными энергиями, их внешний вид и внутреннее содержание в результате перерождения в лоне той же кароссы претерпевает трансформу. Появиться же из красной росы – особая честь и вершина эволюции для рядового жителя Дуггура. Увы, как я вам сказал, многие недобросовестные чиновники скупают немалую часть ворованной красной росы у гангстеров, в награду предоставляя преступным элементам всякие незаконные развлечения (их можно сравнить с потреблением тяжелых наркотиков в вашем мире), а сами получают возможность производить из красной росы всякие незаслуженные предметы роскоши, расширяя тем самым незаконно границы своей личности и качество жизни.
- Значит, - сказал Андрей, - красная роса, получаемая из энергии наших денег – это и пища, и строительный материал, то есть и Гаввах и Каррох одновременно, а так же ваша универсальная валюта, мерило ценности. А из мусора, выходит, тоже ваши жители появляются? Очевидно на стадии членоголовых? Этого я не видел. Выходит, проходя каждую фазу производственного цикла, ваши люди расформировываются, поглощаются землей, то бишь кароссой Дингрой и, получив определенный код от Гагтунгра, вновь воспроизводятся из общего микста на более высокой эволюционной ступени. Что ж, это понятно, но тогда напрашивается вопрос: если Нью-Йорк – это высшая точка эволюции каждого сотрудника в масштабе Дуггура, то что дальше-то с ними происходит?
- Вопрос закономерный, - вздохнул черный магистр, - в действительности, обретя в Нью-Йорке прекрасную гармоничную телесность и попользовавшись плодами современной цивилизации (к сожалению, не у всех это происходит гладко, вы сами видели нападение гангстеров на группу только что обрядших прекрасную телесность сотрудников) эти лица перемещаются в центр города на карнавал, который вы наблюдаете прямо под нами. В конце карнавала вы будете свидетелем апогея всего этого действа, когда веселящиеся толпы сольются в любовном экстазе с материальным излиянием лунной демоницы Воглеи, проявившей себя на арене Колизея через лоно кароссы Дингры. Такова уж специфика изнанки: скопом появляться из лона кароссы и, аналогично этому, скопом сливаться с излиянием демоницы в любовном экстазе, тем самым стимулируя жизнедеятельность как Воглеи, так и Дингры. Не буду ничего заранее описывать, сами все увидите. Это – кульминация, величайший экстаз, в котором в тысячеликом любовном соитии сольются толпы жителей Дуггура и плоть великой лунной демоницы. Лишь она может одарить одновременно всех их таким оргиастическим блаженством, которое только способны пережить эти, может и примитивные, но чрезвычайно чувственные создания.
К сожалению все в этом мире конец, и, отдав Воглеи и Дингре во время экстаза всю свою проработанную энергию, жители Дуггура расформировываются, эволюционно отшвыриваются назад и вновь воплощаются в образе членоголовых на помойке рядом со стеной города. Увы, за все удовольствия надо платить, а за сверхудовольствие – в особенности. Таким образом цикл замыкается и вчерашние счастливцы вновь рождаются из кучи мусора. Но ничего не поделаешь, се ля ви, кому-то надо и конюшни выгребать, а так – все по справедливости, и каждый членоголовый знает, что в конце всех метаморфоз и лишений его ждет небывалый экстаз соединения с великой лунной блудницей. Но чтобы он был способен испытать это блаженство, ему вновь предстоит пройти цикл метаморфоз, чтобы нарастить плоть и чувственность.
- Ясно, - сказал Андрей, - и так до бесконечности. Неужели из этого круговорота нет никакого выхода? Получается – вечная морковка перед носом.
- Ну, почему же так грустно, - пожал плечами черный магистр, - в конце цикла морковка съедается, а потом возникает новая.
- И все же как-то это безнадежно, - не согласился с аргументом магистра Андрей, - неужели из этого круговорота нет выхода?
- Для кого-то нет, для кого-то есть, - загадочно улыбнулся демон, - я сказал то, что сказал, остальное не входит в мои полномочия, докапывайтесь сами. Естественно, мы не заинтересованы в том, чтобы количество трудовых единиц убывало, поэтому все возможности ухода из этого замкнутого цикла мы держим в секрете. Если же среди участников цикла найдется некий гений, способный нарушить этот закон – что ж, для нас это печально, но администрация в данном случае вынуждена мириться, а этот гипотетический гений получает возможность поступать по своему усмотрению: кое-кто сам становится администратором, кое-кто уходит в другие слои… таких на моей памяти было совсем немного.
- Ну, хоть так, - сказал Андрей, - все какая-то надежда. В общем и целом картина увиденного мне теперь ясна, не совсем понятно, правда, куда делся тот Тадж-Махал, на месте которого теперь Колизей стоит.
- А что это вас так удивляет, - пожал плечами черный магистр, - сами же говорите, что все здесь – причудливая игра энергий. Мы не терпим однообразия, особенно когда речь идет о великой тантрической мистерии. Для игр с предыдущей партией отражение Воглеи пожелало проявиться в Тадж-Махале, с нынешней – в Колизее, в следующий раз это будет какой-нибудь Версаль. Для кароссы Дингры нет никаких ограничений и, поглотив Таджмахал, она в мгновение ока создает Колизей. В любом случае место должно соответствовать характеру происходящего Действа.
- Весьма занимательно, - сказал Андрей, - наверное, древнеславянское божество Мать-сыра земля в действительности имело прообразом вашу кароссу Дингру: всех принимает в свою плоть, всех порождает из плоти – все как у вас.
- Разумеется, - улыбнулся магистр, - уж вам ли не знать, что все мифы и сказания имеют под собой реальную почву, славянские языческие мифы – не исключение.
Но, похоже наступает самое долгожданное время для очередной партии жителей Дуггура, карнавал переходит в завершающую фазу. Мне кажется, все необходимые сведения для понимания сути происходящего вы получили, теперь, похоже, наступило время закончить нашу занимательную беседу и вновь переключиться на происходящее, не многие из землян удостоились стать свидетелями великой мистерии Воглеи, а те, кто удостоились – те навсегда запечатлели в своем сердце это торжество «Тантры лунного света». Такие люди, если они в последствии воплощались на земле, становились великими жрецами и жрицами лунных божеств, подобно вашей бывшей супруге Дурге, даже если она и не знала, что ее божество имеет отношение к лунной цивилизации.
ГЛАВА 9
СЕМЯ ЗЛА
«Что-то он сегодня слишком высокопарен, - подумал Андрей, - ранее в нем больше ирония сквозила, очевидно, торжество момента обязывает. Интересно, чем нынешняя сексуальная мистерия отличается от виденного ранее, что может быть величественнее, чем половой акт щеколды и засова размером с калифорнийскую секвойю. А впрочем, может я зря иронизирую, ведь не случайно же меня некие хитросплетения астральные привели. А тут еще консультацию на высшем демоническом уровне получил, с кем еще столь обстоятельная беседа в астрале возможна, разве что с Единственной! Та представитель одной стороны, этот – другой, вместе же получается плюрализм мнений из которых можно построить какую-то общую картину».
Черный магистр никак не отреагировал на мысли Андрея – то ли из деликатности, то ли действительно, сознание Андрея перестало быть для него открытой книгой, то ли его внимание было полностью поглощено происходящим вокруг Колизея, хотя пока что ничего особенно интересного не происходило. Публика по-видимому уже давно собралась около здания, на стене которого Андрей с черным магистром вели занимательную беседу, и продолжала свое веселье, танцы и атракционы уже под самой стеной. Дальние окраины «ВДНХ» опустели, очевидно все, кому предстояло некое действо внутри Колизея, уже прибыли к месту главного события на площадь и дальнейшего притока публики не предвиделось. Карнавальное шествие разделилось на четыре рукава перед четырьмя огромными входными воротами внутрь Колизея, которые были видны с наблюдательного пункта Андрея, другая же внешняя сторона, со стены на которой стоял Андрей была не видна, но судя по широким проходам между рядами, там так же имелось четыре входа, прикрытых огромными дверями и логично было предположить, что вторая половина толпы сконцентрировалась у входов с другой стороны. Тем временем произошло событие, которое несомненно бы породило воображение Андрея где угодно, но только не в астрале: огромные, обнаженные, не менее десяти метров скульптуры атлантов, придерживающие некоторые конструкции Колизея (Андрей был несведущ в архитектурной терминологии) неожиданно, словно по мановению волшебной палочки, пришли в движение, покинули свои ниши (что никак не сказалось на устойчивости сооружения), затем с двух сторон подошли к створкам каждого их четырех входов и со страшным скрипом и скрежетом начали открывать двери, которые, соответственно своим циклопическим размерам начали торжественно растворяться словно в замедленной киносъемке. Толпа, которая тут же прекратила свои танцы и песни, хлынула в образовавшиеся проемы, а великаны-атланты встали у входа и занялись регулировкой людского потока, поскольку, несмотря на широкие входы, там запросто могла возникнуть давка со всякими членовредительствами и растоптанными заживо: все были в крайнем возбуждении и старались как можно быстрее проникнуть внутрь здания. Впрочем действия атлантов были достаточно профессиональны и никаких серьезных эксцессов и пробок у входа не возникало. Андрей даже отметил мысленно, что здесь все организовано гораздо лучше, чем при аналогичных мероприятиях на родине: получалось так, что в аду больше порядка, чем на земле. Тем временем публика, хлынувшая внутрь Колизея заполняла амфитеатр, занимала свободные места и это как-то не вязалось с той обстановкой, которую представлял себе Андрей в связи с грядущей апокалиптической оргией, о чем сообщил ему черный магистр. Казалось, публика ждет какого-то грандиозного концерта, шоу, спортивного соревнования или битвы гладиаторов, люди в карнавальных легкомысленных костюмах сидели на своих местах и только иногда возбужденно переговаривались друг с другом. Но пока что арена, покрытая мелким песком была пуста, и ничто не намекало на то, какое действо ожидает публику на этой самой арене. Для завершения описания картины стоит напомнить, что на дворе по-прежнему стояла летняя ночь, в густом курортном воздухе разливались благоухания парфюма, благовоний и каких-то неведомых тропических цветов, и на этот раз даже слабых намеков на помойку и испражнения в окружающей атмосфере не улавливалось, короче говоря, ничто не смущало праздника. Несмотря на черное небо и все прочие атрибуты ночи, все происходящее, залитое таинственным лунным светом было прекрасно видно, и Андрею показалось, что и без того огромная серебристая луна стала еще больше, еще ярче, еще серебристее. От нее веяло истомой, романтикой свиданий и какой-то невнятной тайной, которую ощущает наверное невинный юноша, впервые попавший на карнавал масок где-нибудь в Венеции в куртуазном восемнадцатом веке, ждущий первого свидания с таинственной маской, поманившей его пальчиком из-под шелкового плаща в ареоле изысканных духов под шорох шелков и плеск канала. Луна разгоралась, с нею разгорались томление и истома, словно бы наполнившие собой праздничный воздух. Вместе с этим хорошо был заметен казалось еще более потемневший и увеличившийся в размерах диск второй луны, которая, как знал теперь Андрей ни что иное, как цитадель великого демона Шаданакара грозного Гагтунгра. Обе луны незаметно опускались вниз, и теперь уже было ясно, что излучают они не только свет, но и мощные пьянящие энергии, которые окутывают разум и чувства сложным, многокомпонентным, но чрезвычайно сладостным и возбуждающим туманом. Всю эту гамму в полной мере ощущал на себе и Андрей и, если раньше в астрале в самых пикантных ситуациях он сохранял отстраненность и хладнокровие, то теперь чувствовал, что все больше и больше подпадает под власть густого серебристого света, и все меньше и меньше помнит, кто он такой и зачем сюда явился. А впрочем в этом была особая прелесть, Андрей всегда в глубине души огорчался, что в астрале все происходит как-то не по настоящему, как-то отстраненно. Теперь же он чувствовал, что лунная сила вовлекает его в некий процесс, хотя пока что было совсем непонятно, каким образом этот грядущий процесс начнет разворачиваться.
Очевидно подобное ощущала и толпа, заполнившая все посадочные места Колизея. Постепенно оживленные хаотические движения и перешептывания стихли и сменились синхронным ритмичным покачиванием, сначала едва приметным, затем все более ощутимым, словно бы им руководил музыкальный ритм или взмахи неведомого дирижера. Тем не менее к настоящему времени все музыкальные экзерсисы стихли, да и дирижера Андрей не приметил, но вскоре он понял, что источник этой синхронизации вовсе не звуковой, а световой, поскольку серебристый свет, щедро изливаемый на землю луной начал пульсировать как раз в ритм раскачивания публики: сначала едва заметно, затем сильней и сильней, и только тогда в воздухе поплыла неведомая мелодия – нечто повторяющееся, монохромное, возбуждающее, как первые такты сладострастной индийской раги. В какой-то момент Андрею показалось, что лунный свет значительно померк, он поднял голову и увидел, что диск луны перекрыли контуры трех огромных дирижаблей, неведомо откуда взявшихся в ночном бархате неба. Затем они спустились ниже и Андрею показалось, что дирижабли не целостные, а словно бы состоят из подвижных дискретных частиц, тесно спрессованных в темной массе гигантских летательных аппаратов, правда, что это за частицы на такой огромной высоте рассмотреть было невозможно. Затем снова посветлело – это темные массы дирижаблей словно бы начали постепенно пропитываться, заполняться светящейся жидкостью, которая просочилась сначала в одном месте, расплылась пятном, затем светлые пятна стали возникать по всей массе дирижаблей, они сливались, набухали и вскоре все три воздушные махины нежно опалесцировали, подобно самому светилу, неведомым образом заполнившему их своим таинственным густым, серебристым светом. И тогда стало ясно, что каждый дирижабль состоит из огромного количества обнаженных человеческих фигурок словно бы спрессованных в единую массу, правда, кто это, мужчины или женщины, Андрей не смог разобрать. А впрочем нечто подобное он уже видел, когда над ним игриво проплывала стайка обнаженных купальщиц, правда тогда их было гораздо меньше и они не были так тесно спрессованы, как в этих громадных цеппелинах.
«Интересно, - подумал Андрей, - что же теперь, ливень из голых баб пойдет? Хотя, почему только баб, тут среди зрителей оба пола представлены, так что ливень так же должен быть на любой вкус. А впрочем, с чего я взял, что это будет именно ливень? Может местные власти приготовили что-нибудь более неожиданное».
Андрей повернулся, желая каких-нибудь комментариев от черного магистра, однако того рядом уже не оказалось, он то ли исчез, то ли незаметно смешался с публикой – хотя последнее – сомнительно, скорее всего здесь жестко соблюдался принцип субординации и данная толпа была ему явно не компанией. Очевидно он специально материализовался для беседы с Андреем, теперь же вновь перешел в какое-то иное состояние, возможно более подходящее для дальнейшего исполнения своей неведомой роли.
Тем временем дирижабли спустились еще ниже и вдруг лопнули, словно были переполнены той самой световой жидкостью, явно имевшей отношение к серебристой луне, вернее даже не лопнули а распались, сами обратились в светожидкость, поскольку не было уже ни остатков оболочек, ни обнаженных фигурок, было даже непонятно, как все это держалось в воздухе, поскольку все три дирижабля превратились в массу серебристой, густой опалесцирующей жидкости, которая даже не дождем, а неким потоком стала падать вниз, и, казалось, еще миг, и рухнет мощным водопадом на головы мерно раскачивающейся публики, впрочем не выказывающей никакого страха перед разверзшимися хлябями небесными. Однако этого не произошло: не долетев каких-то десятков метров до жерла амфитеатра, эта «светожидкостная» масса вдруг стала распадаться, замедлять свое падение, но никаких голых женщин и мужчин в этой ширящейся дискретности уже не было, очевидно они слились в единую массу в момент распада дирижаблей, теперь же воздух наполнился мириадами живых благоухающих цветов всех оттенков и размеров – от скромных, но чрезвычайно пахучих ландышей, до небывалых, сюрреалистических орхидей, словно бы явившихся из какого-то фантастического фильма про инопланетную флору. Цветы при этом двигались и кружились как живые затевали веселые искрометные хороводы. На несколько минут вся эта масса цветов словно бы задержалась в воздухе – все это бурлило и перемешивалось в изначальном вакхическом хаосе естества, затем Андрей стал улавливать некое упорядочивание, вся эта немыслимая масса цветов явно структурировалась, не сливаясь во что-то аморфное. Вскоре Андрей понял, что это гигантская, на сотни метров человеческая фигура, сплетенная из цветов, и фигура эта все больше и больше обретает явные женские контуры с выдающимися манящими формами. Андрей подумал, что картина эта ему что-то очень напоминает, правда не здесь, не в астрале и тем более не в Дуггуре… Ах да, он же это видел в другой жизни, в алтайской тайге этого зыбкого дискретного колосса, занесшего над ним гигантскую ступню. Только тогда этот колосс был лишен какой-либо половой принадлежности, он вообще напоминал человеческую фигуру весьма условно. К тому же и сплетена его масса была не из цветов, а из мириадов желтых бабочек, словно по мановению волшебной палочки выстроившихся в сложную объемную фигуру. Стоило Андрею подумать про бабочек, как действо стало переходить в новую фазу.
Гигантская женская фигура, сформированная зависшими в воздухе миллионами фиалок, лилий, роз, тюльпанов, клематисов, лотосов, орхидей и прочих, и прочих, незнакомых Андрею, медленно опускалась над жерлом амфитеатра, и когда ее циклопические благоухающие стопы сравнялись с верхними рядами Колизея, метаморфоза стала происходить и с самой публикой, доселе мерно, сладострастно раскачивающейся на своих посадочных местах. Неожиданно по всей огромной аудитории пронеслись легкие хлопки, словно начали лопаться один за другим тысячи воздушных шариков. Вскоре отдельные хлопки слились в единый гул, и Андрей увидел, что это лопаются изящные кавалеры и дамы в роскошных карнавальных нарядах. Их лопнувшие тела вместе с ворохом шелков и бархатов бесформенным ворохом опадали на сидения, из этого вороха в то же мгновение вылетела громадная бабочка, не просто бабочка – ночной мотылек с серо-серебристыми крыльями и жирным мясистым брюшком, которое у ночных мотыльков как правило заметно больше, чем у дневных бабочек. Мотыльки, в отличие от феерического разнообразия цветов, были все как на подбор одного вида и размера, а именно – южные гигантские бражники, известные в инсектологии под зловещим названием «мертвая голова», и тысячи и тысячи гигантских мотыльков с низким гудом поднялись в воздух и устремились, опьяненные цветочно-нектарным ароматом в этот человекообразный цветочный рай, тут же перемешавшись с отдельными цветами и устроив в лоне гигантской женщины вакханалию догонялок, хороводов, бурлений, водоворотов. Не прошло и нескольких минут, как все тысячи и тысячи посадочных мест опустели, а бесчисленные холмики карнавальных нарядов, лишившиеся своих хозяев, стали вдруг сливаться в единую массу жидких разноцветных ручейков вдоль сидений, и эти ручейки тысячами русел сливались прямо на арену Колизея, тут же поглощаясь землей, как и все в Дуггуре, потерявшее изначальную форму.
Пока ручьи, еще недавно являвшие собой парад карнавальных костюмов, с веселым журчанием и шелестением изливались среди бесчисленных рядов на усыпанную песком арену, бабочки уже полностью перемешались с цветами, а гигантская женская фигура, зависшая в воздухе, так же стала претерпевать изменения. Вскоре среди этой бурлящей в экстазе цветочно-мотыльковой массы стала формироваться еще одна фигура, практически неотделимая от первой, и когда процесс дифференциации завершился, стало ясно, что это уже две гигантские цветочно-бабочковые фигуры - как не трудно догадаться – мужская и женская, слившиеся в экстатическом любовном соитии. Они, словно бы обретя дополнительный вес, медленно опустились на песок огромной арены...
В этот момент Андрей вдруг обратил внимание на новые ощущения, которые возникли у него в области груди, вернее – на бахрецах доспехов, по-прежнему облекавших его мощную астральную фигуру. Два горельефа на латах, о которых он совсем уже забыл, вновь интенсивно зашевелились на поверхности серого металла, словно пытались вырваться из его недр. (Как мы помним, после разделения младенца-андрогина, на бахрецах Андрея возникли два представителя новой арийской расы – обнаженные юноша и девушка. Эти все более и более «объемизирующиеся» юноша и девушка явно стремились друг к другу, с трудом преодолевая тиски металла, с которым они еще недавно составляли единое целое. Вскоре им это удалось, сначала юноша, а затем девушка оторвались от плоскости бахрецов, металлический оттенок угас в их телах, а сзади в области лопаток и у того и у другого появились тонкие радужные крылья. Теперь они уже больше напоминали двух крылатых лесных эльфов из сказки и этим своим обликом значительно отличались от гигантских ночных бражников, в экстатическом танце кружащих вместе с живыми цветами и, наверное, даже не предполагающих о том, что миллионами своих тел они формируют две циклопические обнаженные фигуры. Андрей инстинктивно протянул руки к порхавшим вокруг него юноше и девушке с радужными крыльями – ему на мгновение показалось, что их ни в коем случае нельзя отпускать от себя - но резвые эльфы (отделившись от бахрецов они выросли до размеров семилетнего ребенка), ловко ускользнули от него и, весело кружась рука об руку нырнули в цветочно-бабочковую массу огромных фигур, тут же скрывшись из виду в вакханалии шуршащих крыльев, лепестков, стекающих капель нектара и лунного света.
«Ну вот, - мелькнуло ироничное в голове Андрея, - теперь их там окончательно испортят и развратят. Еще бы – адская оргия, адские энергии – или какие еще там, в любом случае – инфернальные. А то, что цветы и бабочки – ясно, что это только видимость, иллюзия невинности происходящего. Кто знает, может их эта видимость и привлекла: бабочки, цветы, весенний воздух, лунный свет, ароматы разные, им и захотелось покружиться, а к чему это приведет – я-то уж знаю, ведь эти две огромные фигуры, вроде бы из бабочек и цветов сотканные ясно чем занимаются! Конечно, что естественно, то не безобразно, в этом даже особая красота порока присутствует, и все же жалко невинности моих подопечных, они же из андрогина путем митоза произошли, а значит в их природе до сего момента даже такого понятия, как секс не было. Теперь, уверен, будет. Разумеется, у нас, на земле, без секса бы и дети не рождались, да только, как я понял из объяснений черного магистра, воспроизводство населения здесь, на изнанке земли без всякого секса обходится. Выходит, здесь секс отдельно – воспроизводство отдельно».
Тут вдруг в сознании Андрея вспыхнуло некое воспоминание и догадка о собственной миссии здесь, в Дуггуре, стала формироваться все яснее и яснее. Очутившись здесь, он совсем забыл о своем бестелесном контакте с великаном-атлантом, о том, как его астральное тело отпечаталось на доспехах Андрея, и что он фактически перенес информационную структуру атланта в Дуггур. Эта структура в дальнейшем разделилась на два двуполых существа, астральные тела неких Адама и Евы грядущей (относительно времени атланта) арийской расы. В сознании Андрея вспыхнула беседа Тора с Навной о том, что для создания новой смертной, быстро размножающейся расы нужно половое размножение, а не какое-то сложное, загадочное алхимическое, каким размножалась (предельно медленно) раса атлантов. Вспомнил о том, что для возникновения этой принципиальной возможности, в информационной структуре будущего человека (правда, относительно лично Андрея, это было далекое прошлое) необходимо семя эйцехоре, и получить его возможно только в инфернальных слоях Шаданакара. Так значит вот почему он оказался в Дуггуре, совсем не по прихоти Дурги! НЕКИЕ ВЫСШИЕ СИЛЫ ТАКИМ ОБРАЗОМ СОТКАЛИ ЕГО СУДЬБУ В СТРАННЫХ ФАНТАСТИЧЕСКИХ ПЕРЕПЛЕТЕНИЯХ ПРОШЛОГО И БУДУЩЕГО, ТАК СФОРМИРОВАЛИ ТОНКИЕ СОБЫТИЯ, ЧТО ОН ОКАЗАЛСЯ НЕКИМ КУРЬЕРОМ, ПОВОЗКОЙ, КОТОРАЯ ДОЛЖНА БЫЛА ДОСТАВИТЬ АДАМА И ЕВУ В ИНФЕРНАЛЬНЫЕ МЕСТА, ГДЕ СЕКС В ЧИСТОМ, ОБОБЩЕННОМ ВИДЕ ЯВЛЯЕТСЯ СИМВОЛОМ И СМЫСЛОМ СУЩЕСТВОВАНИЯ ОБЩЕСТВА. Теперь же, во время мистерии, которая перед ним разворачивается, произошло то, ради чего он и послан сюда: грядущие Адам и Ева в этом оргиастическом вареве заразятся демоническим семенем эйцехоре, что и обеспечит принципиальную возможность полового размножения грядущей арийской расы. Что ж, все сходится, и в этом случае он как нельзя лучше выполнил возложенную на него миссию, а то, что крылатые люди-эльфы только что спорхнули с его доспехов в оргиастический хоровод – это и есть главная его задача. Ради этого осуществились такие невообразимые временные зигзаги, что теперь даже непонятно, в каком времени он находится – то ли в далеком прошлом до начала времен, то ли в средневековье, то ли в его настоящем, хотя скорее всего на изнанке земли свое самостоятельное время. Нет, ну насколько все ловко произошло: несомненно невинных потомков андрогина-атланта не привлекли бы откровенные порнографические сцены, а так – бабочки, цветочки (забудем, что на цветочки человеческие тела распались) и все совершенно естественно, без насилия.
«Выходит, - продолжал размышлять Андрей, - со своей задачей я справился и можно сматываться. Хотя, куда собственно? Раньше у меня это само собой происходило, когда энергия выхода исчерпывалась, а сейчас вроде никаких признаков этого не ощущается. Ладно! – обиделся он непонятно на кого, - если никто не собирается меня отсюда вытаскивать (конечно, использовали вместо Савраски, а теперь можно забыть о моем существовании), значит досмотрю все до конца, а потом уж буду думать, как отсюда выбираться, ведь, судя по всему, после этой грандиозной оргии здесь больше ничего интересного не произойдет. Что же, летите, голуби, летите, а я буду крестным папой вашего будущего ребеночка там, на земле в далеком прошлом. Выходит, они обучатся сексуальному воспроизводству в будущем (или в настоящем? Запутался уже) для того, чтобы родить первого человеческого ребенка на земле уже в прошлом? Абсолютный нонсенс! И тем не менее именно нонсенс явится (или уже «явился»? Совсем в этих «прошлых», «настоящих», «будущих» запутался!) причиной возникновения белой арийской расы на земле. Да, кстати, куда это я собрался, их же придется после того, как они семя эйцехоре получат, обратно доставлять, в ту самую пещеру, где тело Тора осталось Великий потоп пережидать! Не думаю, что они сами доберутся, если бы они могли это сделать, они бы и сюда сами по себе добрались, и не нужно было бы меня в качестве курьера использовать. Не совсем ясно, правда, в какое время я их должен доставить – в тот момент, когда я из Тора вместе с его астральным телом вылетел или в то время, когда потоп и все его последствия закончатся и нужно будет первых людей новой расы на земле в материальные тела облекать – а этим уже непосредственно Тор должен заниматься… Что ж, пока не ясно, но думаю меня мои водители сами доставят куда надо, понятия не имею, как в нужный момент прошлого попасть, раньше ведь это как правило через замок вечности осуществлялось, а где здесь замок Вечности найти? Да, кстати, насчет Тора! А ведь это его астральное тело на Адама с Евой разделилось, значит собственного шельта у Тора уже не будет, ведь Адам с Евой собственные физические тела должны получить. Как же тогда Тор их материализацией в Энрофе заниматься будет, ведь без шельта физическое тело функционировать не сможет, разве что в Сомати неподвижно пребывать! Тоже загадка. А впрочем, пусть Высшие силы сей парадокс сами разрешают, наше дело маленькое, курьерское, на уровне привезти-отвезти, придет время, и все само собой разрешится».
Пока Андрей размышлял таким образом, на арене и над ареной произошли явные изменения. Гигантские, сплетенные в любовном соитии цветочно-мотыльковые Мужчина и Женщина словно бы только и дожидались, когда в их недра проникнут два крылатых эльфа, после чего опустились на арену и потеряли форму – распались на мириады колышущихся частей, среди которых Андрею так и не удалось увидеть своих питомцев. Затем все это было в мгновение ока поглощено ареной, а вернее кароссой Дингрой, творящая плоть которой, как говорил черный магистр, находилась ниже, под тонким слоем карроха. Затем в центре арены возникло что-то вроде жерла, из которого начала изливаться жидкость, серебристо-лунная, опалесцирующая всеми цветами радуги (правда тусклыми), как в млечном опале. При этом жидкость казалась живой, в ней непрерывно происходили переливы, перемешивания, перегруппировки плотности и света, и когда ее излилось достаточное количество на арену, Андрей увидел, что она переполнена тысячами и тысячами живых тел – мужских и женских, обнаженных, юных, прекрасных, словно бы излучающих негу, желание, истому. Правда лица этих людей словно бы чего-то ждали, чего-то не понимали, они беспрерывно плавали и ныряли в этом разжиженном лунном камне, словно бы играя в догонялки, устраивали что-то вроде грандиозного синхронного плавания, но нигде их не были соединены в любовном соитии.
«Странно, - подумал Андрей, - они прямо-таки излучают вожделение, однако словно бы не догадываются, как его удовлетворить, хотя вроде бы ничего проще нет. Кстати, а мои тоже здесь барахтаются?»
И словно отвечая на его мысль среди копошащихся тел он увидел своих питомцев (Андрей мысленно называл их именно так), которые, присоединившись ко всеобщему томному веселью, беспрерывно совершали какие-то сложные па синхронного плавания и, казалось не догадывались о самом эффективном способе удовлетворения своих прямо-таки изливающихся вожделений.
«Что бы это значило, - продолжал размышлять Андрей, - это зрелище ведь как никак астральной оргией именуется, а в наличие только синхронное плавание имеем. Впрочем, скорее всего это только прелюдия, как известно в индусских традициях Кама сутры такая прелюдия по нескольку дней продолжалась. И все же такое впечатление, что они о чем-то не догадываются!»
- Им надо помочь, - неожиданно раздался знакомый голос черного магистра, который то ли подслушивал мысли Андрея, то ли думал о том же, о чем и он.
Андрей оглянулся. Никого поблизости не было, однако голос тут же прокомментировал возникшее недоразумение:
- Я сейчас должен находиться во многих местах сразу, поэтому не удивляйтесь, что я невидим.
- Да я и не удивляюсь, - пожал плечами Андрей, - наверное для вас это более естественное состояние. А что вы имеете в виду, в каком смысле «помочь»? Я что должен в это месиво нырять и обучать их всяким сексуальным премудростям? Так я сразу скажу, что это не по моей части. Астральный секс меня вообще не вдохновляет, а групповой тем более, я уже не юноша!
- Ну что вы, что вы, - вкрадчиво проворковал голос, - этого совсем не требуется, хотя, при желании вы бы и личное участие могли принять, но принципа свободы воли никто здесь нарушать не собирается. От вас потребуется несколько другое. Дело в том, что, как правильно вы заметили, эти существа переведены в лоне кароссы Дингры в полусознательное состояние, и радость секса они как бы должны открыть для себя впервые. Это необходимо для полноты ощущений, для их первозданной мощности. Они действительно пока не умеют заниматься плотской любовью, они об этом совершенно забыли.
- Ну и что я должен делать? Объяснять им, как папа сыну на примере тычинок и пестиков, с помощью какого механизма дети появляются? По-моему это глупо, они, мне кажется, вообще ничего не понимают, как те членоголовые, к тому же, здесь меня вообще мало кто увидеть способен, да и слишком много их тут.
- Нет, нет, от вас нужен лишь человеческий эмоциональный импульс, который они адекватно воспримут и расшифруют. Я же вам говорил, здесь все осуществляется по принципу прямо-обратной связи. Вы должны заронить в них определенной эмоциональное зерно – это будет как затравочный кристалл в насыщенном растворе, дальнейшее осуществляется лавинообразно.
- Ну знаете, я по заказу эмоции выдавать не могу и каких-то особых сексуальных чувств это телесное варево не вызывает, я вообще в астрале на это по иному реагирую, чем на земле.
- А вы им эротический стишок расскажите, этого будет вполне достаточно.
- Что за глупость! Мне что им, «Луку Мудищева» рассказывать или «Уланшу»? Так я их и не помню наизусть, отдельные строки только.
- Нет, нет, ничего искусственного, эти строки должны родится в вашем сердце, как уже не раз с вами происходило! И никакой похабщины, настройтесь соответственным образом, и все произойдет само собой…
Андрей хотел, было ответить отказом, тем более затея эта казалась ему недостойной, но тут вспомнил о цели своего путешествия в Дуггур. Его питомцы, соответственно Провиденциальному плану должны получить в свою природу семя эйцехоре, и в этом случае его прямая обязанность сделать так, чтобы действие обрело закономерное продолжение. Что ж, импровизировать в астрале ему не впервой. Значит он – не просто межвременной и межпространственный извозчик, значит его миссия куда как более значима, чем казалось вначале.
- Ну хорошо, - сказал он вслух, - если это так необходимо для всеобщей пользы, я попробую. Только мне непонятно, как вы раньше без меня обходились, если такой затравочный кристалл вам каждый раз необходим?
- Для каждого случая у нас находится особый донор, - улыбнулся магистр невидимой, но слышимой улыбкой, - дошел черед и до вас. Каждый раз необходима своя специфика, тут не может быть однообразия.
- Понятно, - сказал Андрей, - очевидно я тут не единственный гость из Энрофа. Ладно, попробую что-нибудь сымпровизировать.
Он настроился на соответствующее эмоциональное состояние, благо малость лукавил по поводу своей полной индифферентности к происходящему, что магистр несомненно уловил, и неожиданно начал произносить строки, сам не зная, откуда они берутся.
Вновь проснулась тяга к грешному,
Вновь соблазны в сердце ожили
От вина и баб ослепшему
Хохотать и петь до одури.
Не весеннего, кружащего –
Пышногрудо-похотливого,
Что накрыл когда-то ящиком,
Да, как видно, дверцу выело.
Да, как видно, схима внешняя –
Вроде пробки неподогнанной,
Да и тара слишком нежная
Для храненья Силы огненной.
Знать пока что не по рангу мне
Сварка трещин под давлением
Иль предвидеть их заранее,
Чья природа – ослепление.
Что тут началось! Андрей даже подумать не мог, что подобный, хоть и искусный, но не особенно откровенный и, собственно не особо сексуальный стишок может возыметь такое могучее действо, что лишний раз подтверждало важность скрытого потенциала. Недоумение на лицах «пловцов» тут же сменилось гримасой невиданной, гипертрофированной похоти и отдельные тела начали сплетаться в самые немыслимые и разнообразные сексуальные позиции, словно тысячи и тысячи цирковых гимнасток, исполняющих номер «женщина-змея» наконец обрели достойных партнеров, не менее гибких и сильных, и вступили в полноценный сексуальный контакт. Другая ассоциация, которая рождалась при взгляде на развернувшееся под Андреем действо, это знаменитые скульптуры храма Коджурахо, как будто неизвестный скульптор, создавший этот величайший в истории памятник плотской любви, подглядел ту картинку, которая разворачивалась теперь перед нашим героем, и среди которой, как ему казалось, он периодически высматривал извивающуюся в африканской страсти парочку его питомцев. При этом, с некоторым облегчением отметил Андрей заняты они были исключительно друг другом, хотя везде вокруг происходила постоянная, невообразимая смена партнеров, как в фильме про размножение кальмаров, который Андрей как-то видел в передаче «В мире животных».
Какое-то время Андрей был полностью поглощен зрелищем этой инфернальной оргии, до которой, по-видимому, было далеко всяким античным оргиям Калигулы и Нерона, ограниченных естественными возможностями физических тел, фантазии и земного тяготения, затем он почувствовал усталость и пресыщение зрелищем, принять участие в котором на первых порах у него возникла коварная мыслишка, от которой его удержало только нежелание показать эту слабость черному магистру. Очевидно невидимый магистр уловил эту появившуюся отстраненность, поскольку Андрей вновь услышал голос своего собеседника.
- Теперь настало время призвать третью сторону. В наших оргиастических играх всегда необходима третья сторона, иначе действо будет незавершенным.
- И что, это снова я должен сделать, - недовольно сказал Андрей. – Можно подумать здесь без меня шагу вступить нельзя!
- Так получилось, - прозвучал голос черного магистра, - что вы здесь нечто вроде тамады на праздничном застолье, и сами того не подозревая, руководите действом, правда, пока не зная всех деталей. Теперь вы должны вызвать еще одного, можно сказать самого важного гостя. Это ведь в ваших интересах, - прозвучал голос с легкой насмешкой, - завершить вашу здесь миссию, в данном случае мы работаем в единой команде.
- Ну, и кто это?
- А вот увидите. Уверяю вас, этот почетный гость не причинит ни вам, ни вашим питомцам никакого вреда, напротив, они получат то, что им необходимо.
- А разве они не получили это сейчас?
- Каждая картина нуждается в последнем, завершающем штрихе, иначе она не выразит в полной мере замысел творца. Этот штришок должна выполнить третья сторона.
- Ну, убедили, убедили, - проворочал Андрей, раз уж я в это дело ввязался, надо довести его до конца. Я должен еще один эротический стишок сочинить?
- На этот раз не эротический, - прозвучал вкрадчивый голос магистра, - на этот раз «инфернальный». Вы должны сосредоточится на ваших впечатлениях от первого посещения астрала, и все получится само собой.
- Ну что ж, - сказал Андрей, - попробую.
И так же естественно, без сбоев начал декламировать:
Дорожка жидкого металла
Над бездной полуночных вод
Слегка смягчала жуть провала
В безумно вопиющий рот.
Был воздух густ, и мыслезвуки,
Роясь в звенящей светотьме,
Сплетали нити, иглы, руки
В клубки колышущихся змей.
Их уловимые значенья
Мгновенно гасли на черте
Астральной музыки кочевья,
Дробясь на множество частей.
И было муторно и гулко,
Когда макеты чьих-то тел
По пустырям и переулкам
Сновали мимо спящих стен.
Казалось, кто-то звал кого-то
И сам же отклика не ждал,
Когда, затянутый в ворота
Необозримого сползал,
Казалось, кто-то был услышан
И долгожданен был ответ,
Но разговор угас, не вышел
И канул в сумеречный свет.
Минуты чередою нудной
Сплетались в липкие часы.
Ни солнца, ни дорожки лунной,
Ни ртутных шариков росы.
Я шел, рассматривая странный
Опалесцирующий мир,
Подобный ширме многорядной
В руках невидимых сефир,
Как будто был застигнут стоя
На рубеже грядущей тьмы
Невыразимой пустотою
На фоне вечной кутерьмы,
Как будто он утратил душу,
Громоздкий сохранив фасад,
Какой-то договор нарушив,
Став миром каменных оград.
И я не мог остановиться,
Хоть волен выбрать был маршрут.
Текли невидящие лица,
Был бледен воск холодных рук.
Дома сменялись пустырями,
Тропинки – мрамором дорог:
Тревожный шорох за дверями,
Гранитной арки разворот…
Туда неведомою силой
Влекло, как в маленький Мальстрем,
Как будто помощи просило
Дитя под градом черных стрел…
Пока Андрей произносил эти строки, сами собой возникающие в его сознании, заметно потемнело. Он поднял голову, прервав поток импровизации (он чувствовал в себе такой поэтический подъем, что мог бы продолжать эту тему все дальше, но что-то говорило ему, что продолжать нет необходимости) и увидел, как от темного диска луны отделилась крылатая тень, напоминающая гигантскую летучую мышь с хвостом, крайней мере форма крыльев напоминала аналогичную у летучей мыши, чем птицы. Тень эта, закрывая диск серебряной луны плавными кругами начала спускаться вниз, как будто луна была вовсе не луна с космическим масштабами расстояний, а какой-то объект не так уж высоко зависший в воздухе. По мере приближения тени, становилось ясно, что спускается вовсе не летучая мышь, а некое человекоподобное существо с огромными когтистыми заломленными за плечами крыльями, и фигура эта по размерам сопоставима с масштабами самого Колизея. Величественный колосс зловещей тенью опускался над головой Андрея, почти не двигая крыльями, которые, судя по всему должны были легко перекрыть здание Колизея от одной стены до противоположной. Андрей еще не мог разглядеть черт его лица, а вся фигура, обтянутая в прилегающее трико, тускло поблескивающее жидким металлом, наподобие ртути являлась фигурой циклопического атлета с драконьим хвостом и парой когтистых крыльев за плечами. Хотя в астрале он видел немало странных созданий, поражающих своим видом и размерами, никогда еще в его сердце при виде очередного обитателя изнанки не вспыхивало столь противоречивое чувство – словно он столкнулся с ожившей бездной, поражающей воображение своими масштабами и своеобразной красотой неведомого. Все это сопровождалось холодком жути вдоль спины страстным желанием бежать отсюда сломя голову, но в то же время это чувство уживалось с невыносимым желанием противоположного: броситься в недра этой бездны, не задумываясь о последствиях. Масштабы спускающегося существа – не столько физические, сколько внутренние, скрытые, неведомые были столь грандиозны, что по сравнению с ними вся древность, мудрость, тайна и скрытая мощь черного магистра казались жалкими и второстепенными. Андрей, несмотря на противоречивые чувства, невольно залюбовался этим видимым (и наверняка условным) воплощением вселенского зла, при этом сознавая, что вся его, Андрея сущность пронизана насквозь, просканирована и, наверное, ясна этому существу до мельчайших подробностях. Тут в его сознании возникла догадка, превратившаяся в абсолютную уверенность: перед ним Великий Властелин Тьмы и Князь Мира Сего, имеющий много имен, из которых Андрею почему-то казалось самым уместным имя, обозначенное в версии Даниила Андреева – Гагтунгр – которое как бы подчеркивало, что имя Люцифер означает некий галактический масштаб явления, а Гагтунгр – все же местный, земной. Одновременно Андрей почувствовал, что, несмотря на его, Андрея ничтожество в сравнении с этим распластавшим над ним свои крылья существом, существо это его заметило, выделило из общей массы и даже по-своему признательно за некую выполненную работу, смысл которой Андрею до сих пор был не особенно понятен: неужели верховному владыке Инферно нужны какие-то посреднические потуги микроскопического землянина-поэта, обрядшего способность к импровизационному созданию мрачных виршей. Неужели, если присутствие Его Темнейшества необходимо на этом инфернальном празднике, нужны какие-то стихи, и чьи услуги в аналогичных случаях использовались раньше? А впрочем Андрей знал, что все в этом мире поддается здравому смыслу и рациональному объяснению: так было надо и не важно, почему именно.
Тем временем Гагтунгр завис над самым жерлом Колизея, внешне никак не реагируя на присутствие Андрея (хотя он прекрасно сознавал, что от внутреннего видения Верховного Демона ничто не остается скрытым) и, казалось бы любовно разглядывает бурную водную оргию, заполнившую собой треть внутреннего объема Колизея, затем он сделал некий благословляющий жест крылом, словно погладил всех своих подданных, барахтающихся в опаловой светожидкости, отчего те впали в совершенное экстатическое неистовство, словно получив небывалый заряд энергии, и среди них Андрей неведомым образом разглядел и своих юных питомцев – Адама и Еву, хотя в оргии принимали участие тысячи и тысячи человекоподобных существ, таких же молодых и прекрасных, как подопечные Андрея.
Затем лицо демона (Андрей никак не мог уловить его конкретных черт и выражения; казалось, оно хоть и высечено из черной мраморной глыбы, постоянно неуловимо меняется, поэтому описать его, как это сделал Булгаков со своим Воландом, не представлялось возможным), так вот, лицо демона приняло сосредоточенное выражение, глаза закрылись, словно он впал в глубокий транс, а еще через несколько минут тело его начало осыпаться. Казалось еще недавно такое незыблемое, монументальное, словно бы высеченное из глыбы металлизированного мрамора, оно распалось на мириады черных острых игл, которые вдруг утратили силу сцепления друг с другом, и словно черный зловещий ливень посыпались прямо в пространство, ограниченное Колизеем, в опаловую жидкость, на спины и головы армии юных любовников. На определенном отрезке своей траектории они превращались в уже хорошо известные Андрею черные циферки – единички и нолики. Цифровой дождь с нежным шелестом падал на поверхность «куртуазного» озера и исчезал, словно бы растворяясь, не вызывая, казалось бы никаких видимых перемен - ну разве что световая игра опалесцирующей жидкости приняла более металлические, резкие оттенки, и извивающиеся в любовном экстазе тела стали выглядеть немного по-иному: то ли движения их стали менее хаотичными, то ли изменился оттенок их кожи, а впрочем все изменения были достаточно неуловимы, и было даже странно, что столь значительная фигура Князя Мира Сего, распавшись на цифры, внесла столь малые изменения в происходящее. Андрей подумал, что куда большие изменения внесли два его стихотворения. Тем временем монументальная фигура полностью осыпалась, словно перестоявшая новогодняя елочка, и на его месте осталось только грязно-серое облачко неопределенной формы, через которое даже мутно просвечивали опустевшие ряды на противоположной стороне амфитеатра, и облачко это, казалось бы не подавало никаких признаков жизни, и только слегка ометалличившийся клубок тел продолжал экстатически пульсировать, то появляясь, то исчезая в волнах опалесцирующей жидкости.
«Неужели это все? – подумал Андрей. Когда этот крылатый колосс здесь появился, казалось что предстоит нечто грандиозное, чего я даже вообразить не могу, а он просто рассыпался и почти ничего не изменил в происходящем. Думаю, это облачко – не в счет. С другой стороны, мне-то какое дело, значит у них так принято. А эти циферки, ранее составляющие плоть Гагтунгра, очевидно и есть то самое семя эйцехоре, которое мои Адам и Ева должны были получить для появления на земле рода человеческого. Ну, теперь моя миссия выполнена, домой пора. Хотя, что значит домой? Домой – это обратно в тело, в тайгу, а к этому я не готов, лучше и не знать, что с моим телом, а вдруг его уже там черви жрут? Да и потом мне надо Адама с Евой обратно в пещеру доставить, где тело атланта осталось, так что придется дождаться, когда все окончательно закончится. Хоть бы черный магистр объявился, скрасил время интеллектуальной беседой, а то смотреть на этот бардак уже сил нет… хотя моим Адаму с Евой это, похоже, по душе».
Но черный магистр больше не объявлялся и мысленный контакт с ним так же не удавалось наладить. Андрей еще раз неприязненно оглядел «озеро разврата»; все эротические чувства у него давно пропали и было даже странно, что подобное зрелище могло находить в нем соответствующий отклик. Он с насмешкой подумал об обещании Дурги: да, возможно для нее это и было бы потрясающим зрелищем, она всегда слишком много душевных сил уделяла сексуальной проблеме, но только не для него, будь он в образе Рама или Андрея Данилова. Другое дело – идеальная, возвышенная Любовь! Тоска по Несбыточному, по Совершенству, по Единственной, которая это Несбыточное в себе воплотила! И не важно, встретит он ее в жизни или не встретит, важно состояние, стремление, идеал!
Не успел Андрей подумать о Единственной (ее гипотетического имени ему не хотелось произносить, оно принижало мечту, да и было ли в действительности в этом мире что-то, кроме ее призрака?), как в памяти начали всплывать до боли знакомые строки:
Помнишь из детства
Света пургу?
Мальчик и девочка
На берегу…
Забыв обо всем, Андрей, переполненный острыми сентиментальными чувствами, всхлипывая и глотая слезы (оказалось, в астрале можно плакать как и на земле, вот только соленого привкуса во рту не ощущалось), медленно произносил заветные строки как бы в укор тому бездуховному разврату, который продолжался под стенами Колизея.
«Глупые астральные животные, - думал он, продолжая декламировать, - чего вы лишены! Да без высоких чувств, пусть даже обманывающих, приносящих страдания, все это скотское копошение яйца выеденного не стоит...
Так и встречали
Жизни пургу
Мальчик и девочка
На берегу…» –
Произнес Андрей заключительные строки, все еще надеясь, что стихотворение это как-то образумит безумствующую в экстазе толпу, и весь этот инфернальный разгул страстей прекратится. Но произошло нечто иное. Неожиданно над пространством Колизея возник огненный шар, затем пламя ушло к краям, а в центре Андрей увидел знакомую фигуру. Нет, это не была Единственная, увидеть которую он хотел в эту минуту, перед ним в полости шара висел он сам, таким, каким был в Трускавце 20 лет назад – десятилетний мальчик в светлых шортиках и ковбойской клетчатой рубашке с короткими рукавами. Мальчик, казалось, находился в бессознательном состоянии, глаза его были закрыты, и он явно не видел того, что происходило вокруг.
«Слава Богу, - подумал Андрей, - в десять лет подобную инфернальную оргию увидеть! Что из него вырастет потом!» - (непонятно почему и не совсем к месту в нем вдруг проснулся моралист).
Затем произошло следующее: от серого облачка, которое осталось на месте рассыпавшегося на циферки Гагтунгра отделилась его незначительная часть, подплыла к мальчику, застывшему в пространственном окне, и втянулось в область его сердца. Андрей еще не успел мысленно прокомментировать увиденное, как фигура застывшего мальчика исчезла и сменилась другим кадром, при этом сознание Андрея как бы разделилось на два параллельных потока: один Андрей оставался на стене Колизея, растерянно глядя на происходящее, а другой снова пережил эпизод, до боли знакомый, пережитый прежде во время путешествия сознания Андрея в альтернативное прошлое в Трускавец. Он стоял в знакомом хозяйском саду рядом со старой яблоней, и вдруг невесть откуда появился его двойник-призрак, проследовал навстречу, затем словно бы наехал, соединился с ним и исчез, поглощенный. И только в сердце оставался странный, незнакомый холодок… В следующее мгновение раздвоение сознания пропало и сознание снова стало единым, то есть принадлежало взрослому астральному Андрею в облике индийского кшатрия на стене громадного сооружения. Андрей сбросил оцепенение и огляделся. Казалось бы не прошло и нескольких мгновений, однако окружающая картина сильно изменилась: пропало серое облачко, пропало «куртуазное озеро» вместе с его многочисленными купальщиками и купальщицами, и Андрей даже не успел заметить, как это произошло. Арена, посыпанная песком была пуста, и вокруг – и внутри Колизея и вне его, в районе астрального ВДНХ не было ни одной живой души, только там, далеко, в зоне третьего яруса мелькали едва различимые фигурки. А впрочем, возможно ему это только казалось.
«Ну вот все и закончилось. По крайней мере в этом б…дском городе». – С непонятной грустью подумал Андрей. Он почему-то твердо знал, что спектакль завершился, что он сейчас покинет Дуггур, что произошло два события: одно запланированное, абсолютно необходимое, хоть и компромиссное между силами Света и Тьмы, а второе – неожиданное и весьма опасное, с непредсказуемыми последствиями, в которых виноват он сам. Было понятно, о ком и о чем идет речь, но думать об этом не хотелось. Андрей машинально опустил глаза на свои доспехи и увидел, что на двух бахрецах справа и слева вновь появились два сильно выступающих горельефа: молодые Адам и Ева, явно повзрослевшие, обретшие зрелые формы, с лицами из которых полностью улетучились юная наивная неискушенность и романтизм. Андрею даже показалось, что формы Евы имеют некоторые признаки ранней беременности. Появилось и новое изображение… На центральном бахреце, разделяющем молодых любовников, отпечаталась фигура знакомого мальчика – его самого в десять лет, но, в отличие от сильно выступающих над поверхностью доспехов Адама и Евы, это был вдавленный барельеф…
«Ну что ж, - подумал Андрей, - по логике вещей в центре должен был появиться их ребеночек, однако появился я сам, а чадом их я никак быть не могу, к тому же Ева определенно не успела обзавестись потомством… разве что в проекте, но это вопрос будущего. Хотя здесь все эти незыблемые на земле понятия, как прошлое, настоящее и будущее сильно перепутаны. Выходит, привез сюда одного пассажира, а увожу троих, не ясно только, к добру это или к худу! Да, кстати, этот третий пассажир я сам и есть… или это мой лирический герой? Ладно, пора выбираться отсюда. А как? Теперь я знаю, как!»
Андрей без всякого страха (в астрале страх высоты у него отсутствовал) сиганул вниз и плавной дугой опустился на песчаную арену, еще недавно бывшую дном куртуазного опалового озера. Он опустился на песок, и руки его сами собой начали возводить здание, увиденное впервые двадцать лет назад во сне. Через несколько минут здание было готово и новоявленный замок Вечности стал быстро увеличиваться в размерах… а может это он, Андрей начал уменьшаться. Сознание его помутилось и последнее, что он помнил, это то, что его затягивает внутрь замка через зияющий вход, а затем – полет по темному тоннелю.
ГЛАВА 10
ВПЕРЕД, К НАЧАЛУ ВРЕМЕН
Когда самосознание Андрея вновь забрезжило, то какое-то время он не мог понять где он, кто он, словно все начиналось с чистого листа, как тогда, в момент пробуждения от летаргического сна. Правда на этот раз память быстро восстановилась, тем более, как оказалось, он и не вернулся в свое физическое тело. При этом он испытал пожалуй что-то вроде облегчения, поскольку вновь очутиться в плотном теле в Энрофе посреди тайги в полном одиночестве он был не готов. Увы, его затянувшееся астральное путешествие не привело к решению той парадоксальной ситуации на гребне которой он оставил свое физическое тело в тайге, хотя, пожалуй многое прояснилось. Он почему-то был уверен, что именно в астрале должен еще что-то важное осуществить, после чего можно будет возвращаться окончательно. Тогда, возможно, ситуация будет совсем иная: вновь появятся ребята и Галя, которые, в его восприятии, оказались запертыми в остановленном мгновении, как при взгляде из черной дыры. Либо он вернется в недалекое прошлое, относительно того трагического момента, и события будут развиваться уже по-другому и желательно без всякой такой чертовщины, которая нарастала словно снежный ком и в конечном счете загнала всех в какую-то совершенно невозможную, противоестественную ситуацию, когда все оказались в собственных временных потоках, которые перестали пересекаться – по крайней мере такой поток возник у Андрея. А ребята? Кто знает, может за ту уйму времени, которая прошла для Андрея с того момента, когда он увидел своих друзей «размазанными в пространстве», для их обособившегося временного потока миновали какие-то мгновения. Может они успели лишь занести ногу для очередного шага и по-прежнему воспринимают друг друга думая, что Андрей где-то сзади. Дай Бог, чтобы было именно так, хотя разумом это невозможно охватить. Тем не менее с феноменом относительности временного континуума он сталкивается уже не раз. Да и вообще, если откинуть все эти заумные теории: если люди загадочно исчезают, то почему бы им так же загадочно не появиться? И все же что-то подсказывало Андрею, что возвращаться еще нельзя, хотя в астрале за время путешествия и произошло немало того, что проливало свет на необъяснимые явления, захлестнувшие их таежную экспедицию. И самое главное: он теперь знал, откуда и почему появился этот мальчик-двойник. Этот мальчик – не совсем он сам из параллельного пространства и времени, это сущность, порожденная им по образу и подобию в творческом пространстве земли (кажется, Даниил Андреев называл этот слой затомисом метакультуры), где он уже не раз побывал. Во время приступа сентиментальности над «озером разврата», возникшем, как протест на увиденное, он прочитал заветное стихотворение-пароль, которое притянул его творческое детище в пространство Инферно, ведь стихи его в этом искаженном мире вызывают самые неожиданные реакции. Что же произошло дальше? А дальше Князь Тьмы Гагтунгр, который рассыпался, естественно, только для вида, - очевидно это была лишь внешняя оболочка, а сущность осталась в этом невыразительном сером облачке – передал в сердце этого мальчика часть себя, можно сказать, отметил печатью дьявола.
«Что ж, - продолжал размышлять Андрей, теперь, по крайней мере, понятно откуда все это пошло, правда не ясна пока дальнейшая судьба моего создания, я ведь оказался у истоков этого события, но, с другой стороны, к тому моменту, в котором покоится мое тело в тайге, уже многое произошло, очевидно не без участия этого мальчика, хотя, как не парадоксально, в моем восприятии в будущее отправился он только сейчас. По-видимому именно это и предстоит мне установить и осознать, прежде, чем я получу право вернуться в свое плотное тело, в свой момент. Хотя… что-то ведь я еще должен сделать, возможно гораздо более важное, чем погоня за двойником! Ах да, мне же еще предстоит позаботиться о дальнейшей судьбе Адама и Евы!»
Параллельно с этими мыслями к Андрею возвращались и ощущения, и когда астральная полумгла начала рассеиваться, он обнаружил, что вернулся туда, откуда отправился сначала на посмертное свидание с Дургой, а затем в пристно-памятный Дуггур. Андрей находился, продолжая оставаться в состоянии своего шельта, в абсолютно темной для земного глаза пещере, вернее даже не в пещере, а совершенно изолированной плоскости внутри огромной скалы которая, географически расположена где-то на Алтае, возможно даже неподалеку от того маршрута, где проходила его экспедиция… Вернее не так – будет происходить то ли через десятки, а возможно даже сотни тысяч лет, как это ни дико звучит! Кто знает, возможно это не случайное совпадение, возможно это имеет какое-то отношение к тому, что именно на него, никому не известного Андрея Данилова Высшими Силами была возложена столь важная, фантастическая миссия!
Итак, ни отсутствие света, ни отсутствие воздуха не являлось помехой для астрального существа Андрея, он определенным образом настроил свое зрение и убедился что все верно, он находится там откуда пришел, в небольшом абсолютно изолированном то ли естественном, то ли искусственном помещении с давящими громадами стен и потолка, с нишами в стенах, которые были уставлены слабо светящимися сосудами. Андрей тут же вспомнил, что это заранее заготовленные демиургом Навной необходимые ингредиенты для алхимического процесса, в котором атланту Тору предстояло создать не золото, а физические тела первых людей арийской расы, Адама и Еву, астральные же тела, их шельты Андрей доставил на своих латах. Ну а более тонкие тела, монады? Что ж, они не имеют пространственной локализации и одухотворят новоявленных землян, когда объединятся в единый организм астральная и физическая материи. Вопрос только в том, каким образом Тор все это осуществит, если его шельт разделился на шельты этих самых Адама и Евы...
Андрей продолжал настройку зрения и вскоре увидел все остальное содержимое каменной каверны: удивительный белый тысячелепестковый цветок – нечто среднее между розой и лотосом, висящий в воздухе, излучающий слабое сияние, переливающееся всеми цветами радуги. Андрей теперь знал, что этот цветок, связанный с материальностью Ориона содержит в себе информацию провиденциального плана Логоса Шаданакара и в определенных условиях способен управлять событиями. Очевидно власть над ним в ключевые моменты истории Земли вручалась демиургами конкретному исполнителю провиденциального плана, в данном случае - атланту Тору, жрецу храма Миаф. Кроме удивительного цветка, вызвавшего в памяти Андрея воспоминания о своем видении на алтайском плато, где из лепестков подобных цветков формировались отдельные миры и варианты мировой истории, в зале-каверне находилось какое-то неведомое оборудование, очевидно из разряда аксессуаров для алхимического процесса Великого Делания и, самое главное, в центре зала возвышался сам великан-атлант, монументально застывший в медитативной позе Падмасана. Атлант своей неподвижностью скорее напоминал искусно выполненную скульптуру, чем живое существо, тем более его анатомическое строение и черты лица несколько отличались от человеческих. К тому же, как знал Андрей, в настоящий момент тело Тора, находящееся в особом состоянии Сомати, даже на ощупь больше напоминает камень, чем живое человеческое тело, и, тем не менее, когда придет время «Ч», это тело вновь обретет мягкость, гибкость и подвижность. Весь вопрос в том, когда оно придет, и как решится вопрос с шельтом.
«Интересно, - подумал Андрей, - а в какое время я прибыл? Тор только сейчас в каталепсию впал или уже Бог знает сколько тысячелетий здесь сидит, своего часа дожидается? Следов времени ведь в этой каверне никак не определишь, здесь даже пыли неоткуда сыпаться. В этом случае, что я должен делать? Сидеть, дожидаться, когда он через несколько тысяч лет в себя придет? Наверное не очень удачная мысль, пусть даже в астральном состоянии я как бы бессмертным являюсь. А впрочем скорее всего главным критерием его пробуждения и, соответственно, исходя из этого и моих дальнейших действий является наличие или отсутствие потопа. Если там, над нами море бушует, значит все только началось и я прибыл к тому моменту, из которого к Дурге на свидание отправился в образе горного орла. В этом случае, атлантику моему здесь сидеть еще и сидеть! Тогда и мне здесь совершенно нечего делать, надо каким-то образом от этих астральных изображений на доспехах избавляться и убираться отсюда на поиски моего лирического героя из затомиса метакультуры – мальчишки этого. В конце концов я свое главное дело сделал, шельт атланта, впоследствии разделившийся на Адама и Еву в Дуггур доставил, взрастил на своих доспехах, обеспечил их половое развитие, а так же помог внедрению семени эйцехоре в их энергоинформационные структуры. Теперь же я их еще и обратно транспортировал, по-моему не так мало, пора перекладывать этот груз на чужие, более мощные плечи, я, в конце концов, не Господь Бог, у меня своих маленьких проблем пруд пруди.
- Эй вы, - полу в шутку постучал Андрей по горельефам Адама и Евы, - приехали, сдаю вас в руки хозяина. Я свое дело сделал, дальше его проблемы!»
К сожалению все его попытки расшевелить изображения молодых перволюдей (вернее их энергоинформационные структуры) оказались тщетными, и хотя не так давно они были совершенно живыми и автономными и, маго того, активно участвовали в инфернальном безобразии, теперь они были абсолютно неодухотворенными выступающими оттисками на металлических пластинах.
«Ну вот, - подумал Андрей, - опять мои нервы испытывать начинают! Ведь не зря же я их туда водил и не зря они появились, возмужали и лишились невинности. Теперь, видишь ли, под обычные изображения косят! А как их отсюда снять? Непонятно. А, собственно, что непонятно? Все просто, надо верхние доспехи вместе с этими ребятами снять, да и идти своей дорогой, двойника моего разыскивать. А как? Очевидно, единственный вариант – это вновь построить замок Вечности и постараться настроиться на поиск, думаю, таким образом я смогу его перехватить. Да, это еще не факт, что меня в нужный момент доставят, тем более, я сам не знаю, в какой».
Тут его взгляд упал на центральный бахрец, где не очень выразительно темнел вдавленный оттиск его малолетнего двойника.
«А ведь не случайно он здесь появился, - засверлило в голове Андрея, - наверняка на того, улетевшего в будущее в поток альтернативных событий можно каким-то образом через этот оттиск выйти, в астрале ведь ничего случайно не появляется и это – маячок, нечто вроде системы настройки. Значит доспехи целиком оставлять нельзя, а вдруг я без этого маячка на след двойника выйти не смогу, значит пока повременим. Кстати, а чего это я таким нелюбопытным стал, а разве то, что надо мной происходит, не заслуживает внимания? Ведь сам же был озадачен вопросом, в какое это я прошлое попал: в то, из которого я в дуггуровскую эпопею скакнул или более поздний момент? Ладно, с доспехами позже разберусь, в конце концов можно только крайние бахрецы снять, а средний с барельефом оставить».
Успокоившись на этот предмет, Андрей окинул еще раз взглядом пещеру, затем сделал внутреннее усилие и поднялся к потолку. На какой-то момент ему показалось жутковатым продвигаться дальше, ведь над ним не какая-то тонкая входная дверь и даже не метровой толщины стена, а сотни и сотни метров базальта! А вдруг он там застрянет?! Конечно, астральное тело проницаемо для физической материи, тем более, он, по идее пребывает не в самом физическом слое, а в ближайшем к нему астральном, который воспроизводит физический с зеркальной точностью, и все равно как-то не по себе: через такие материальные толщи он никогда еще не проходил! Однако идти на попятную было стыдно, к тому же рано или поздно все равно необходимо было что-то делать, ведь не торчать же здесь до скончания веков! Интересно, а удастся ли соорудить замок вечности здесь, в пещере? До сей поры ему приходилось это делать только из песка, а в пещере никакого песка не было, поэтому Андрей сделал очередное внутреннее усилие и стал погружаться в каменный потолок. Оказалось, что это не страшнее, чем купание в астральном море, и хоть вокруг его окружал только мертвый и неподвижный камень (вода была все же куда более живой средой, да к тому же там всякая астральная живопись попадалась), тем не менее Андрей легко проходил гранит слой за слоем, и в этом находил даже своеобразную прелесть, поскольку его астральное зрение продолжало работать. Андрей непонятным образом видел вглубь камня, и в этом смысле внутренняя структура горной породы оказалась гораздо более разнообразней структуры как прозрачной, так и не очень прозрачной воды. В поле его зрения попадались то друзы самоцветных кристаллов – аметистов, халцедонов, нефритов, бериллов, то жилы серебра, золота и платины, то окаменевшие раковины и скелеты доисторических чудовищ, непонятным образом оказавшихся в толще камня, то совсем загадочные структуры, имеющие явно рукотворное происхождение. С учетом времени возникновения этой геологической породы, приходилось признать, что разумная жизнь и высокотехнологическая цивилизация существовала на земле сотни миллионов лет назад, для которой даже цивилизация оставшегося в каверне Тора – дело невообразимо далекого будущего.
«Да, - думал Андрей, уже утративший всякий страх перед погружением в каменную среду, - вот если бы человечество могло так запросто в толщи камня проникать! Как бы упростился процесс добычи полезных ископаемых, здесь же все, наверное, найти можно, кроме нефти и газа! А насколько бы изменился взгляд на историю возникновения разумных цивилизаций, ведь совершенно ясно же, что эти вот включения искусственного, технического происхождения, вроде даже какие-то механизмы просматриваются. Хотя не исключено, что именно этот каменный массив такой особенный, может его не случайно выбрали для оборудования Сомати-пещеры, ведь делают же тоннели в горных хребтах для проведения шоссейных и железных дорог. Ну и что? И ничего особенного там не находят, что подвигнуло бы научную мысль на создание новой исторической концепции. Да, скорее всего это именно мой камень такой. Тем временем Андрей почувствовал, что входит в какую-то иную рыхлую среду, но она оказалась совсем тонкой, и в следующее мгновение Андрей уже созерцал Божий свет над земной поверхностью. Нет, никакой толщи воды, никакого океана сверху на оказалось, Андрей никем не зримый стоял на каменистом плато, то тут, то там покрытым мхом и невысокими хвойными деревьями, а вдали виднелись заснеженные горные кручи. Воздух (правда вдохнуть его Андрей не мог, поэтому оценка была чисто визуальной) был ясен и чист и, казалось, ничего не напоминало о том, что вся эта местность была океаническим дном… по крайней мере местностью, над которой прокатила многокилометровая океаническая волна.
«Так, ясно, - подумал Андрей, - Потоп давно закончился, настолько давно, что даже следов никаких не осталось, а ведь на то, чтобы следы подобных катастроф полностью исчезли, столетия, наверное, нужны. Однако, почему мне здесь так не по себе, тем более, что я здесь в образе призрака нахожусь, кто и что мне может здесь какой-то вред причинить?»
Андрей еще раз осмотрелся, и хоть астральное зрение работало несколько по-другому, чем физическое и световая гамма и общий фон были сдвинуты в фиолетовую часть спектра, да и пропорции внешнего мира несколько искажены словно бы какими-то специальными очками, тем не менее, его не отпускало чувство, что место это ему что-то напоминает хотя бы какими-то общими закономерностями рельефа. Андрей проплыл туда-сюда (пребывая в астральном теле в ближайшем к Энрофу отражении он именно плавал, а не ходил), затем его заинтересовал просвет в массе не очень густо растущих деревьев, он подался вперед и оказался на самом краю плато. Взгляду его открылась картина, при виде которой возникло острое дежавю. Господи, да ведь это тот самый каньон, который обнаружили они с Галей, мало того, это то самое плато, с которого они наблюдали удивительный космогонический мираж, где цветы распускались, подобные тому белому цветку в пещере. Конечно, лес сильно изменился, да и скалы не точная копия тех, что он видел, они гораздо свежее, не столь выветрены, да и речка вроде бы и уже и гораздо выше протекает, но ведь за тысячелетия она должна была значительно углубить и расширить этот проход в скалах! Да, все правильно, именно в толще той скалы, что напротив, он наблюдал ту часть видения, где он, или его двойник оказывается в пещере с великанами, среди которых явно находились и соотечественники Тора, и что-то передал Главному… или самому большому! Выходит Тор здесь не одинок, в соседней скале напротив так же находится Сомати-пещера, где пребывают не только атланты, но и представители других, более ранних цивилизаций – лимурийцы или эти, еще более ранние с исчезнувшего континента Му. Да, наверное и в толще той скалы, где Тор остался, так же не одна такая каверна. Очевидно это место – некий пантеон ушедших цивилизаций. Что ж, где-то в получасе ходьбы отсюда он оказался в зоне красных водорослей, встретил Мескалиныча, а ребят размазало в пространстве-времени. Вопрос только, в его восприятии, или в их то же? А сейчас он вновь сюда вернулся, и это конечно не случайность, случайность то, что они пошли по берегу этой речушки вдали от туристских маршрутов и вошли в Зону. Разумеется вблизи этих Сомати-пещер какие-то особые энергии и должна быть зона, которая ограждает эти святые места от непрошеных гостей, и прежде всего в их интересах. Вопрос в том, как им удалось так далеко продвинуться? А ведь о подобной зоне еще Рерих писал, о той, которая Шамбалу от посторонних людей окружает.
«Что же удивляться, - подумал Андрей, - что здесь такие деструктивные энергии гуляют, зона-то – совершенно особенная, странно только, что о ней ничего не известно, неужели сюда никто раньше не забирался? В конце концов от более-менее цивилизованных мест тут все же не тысячи километров, наверняка не мы первые сюда забрались, хоть этот маршрут и вдали от туристских троп. А кто его знает, может те немногие, кто сюда попадал, исчезали и их больше никто не видел. Тут же, как мне говорили, включается механизм альтернативной, фатальной судьбы и человек пропадает, хотя, Мескалиныч, кажется, говорил, что не вообще пропадает, а только для этого места, а за Зоной он как бы продолжает существовать. Да, не совсем понятно, как это может быть! А я не пропал потому, что у меня, как у потомка Меровингов в альтернативных потоках нет фатального исхода, это мне Единственная объяснила.
Вот, выходит, где одно из самых святых мест Земли расположено! Здесь пребывают в Сомати-пещерах представители всех ушедших цивилизаций и здесь были (или все же будут?) созданы алхимическим путем первые Адам и Ева Арийской расы. Надо думать, подобные места есть и в Гималаях, и еще где-то. Наверное именно этим краям и приписывали местонахождение легендарного Беловодья. Только не ясно, с каким конкретным легендарным географическим местом это связано. Скажем, Гималаи, Кайлас, Шумеру – от этих слов просто веет тайной и святынями, а это какое-то плато неизвестное, на карте даже не указано, как оно называется. Хотя, тут недалеко священная гора Белуха расположена, а ее так же с Беловодьем связывают, и вообще вокруг немало мистики наворочено, так что с понятием «Святые места» края эти как-то стыкуются.
Прояснилась теперь и еще одна неясность, о которой Мескалиныч с трепетом говорил – о некоем штурвале или точке сборки Земли. Это же и есть матрица Меркаба, она же цветок Тенгри – тот самый белый цветок в каверне. Что ж тут непонятного, сам видел. Правда о ней говорилось, что она конкретно в пространстве не фиксируется и одновременно и одна, и во множестве, но может она на этот момент фиксирована Высшими силами специально для Атланта Тора, который должен Адама и Еву на земле создать. Возможна она необходима для придания событиям определенной направленности – с помощью нее же можно событиями управлять и, возможно, пространственно-временным континуумом. Тогда понятно, почему этот Белый цветок одновременно точкой сборки Земли называют. Аналогично тому, о чем Кастанеда писал: если точку сборки сдвинешь, то реальность для тебя меняется, и насколько сдвинешь, настолько и меняется. Только это для человека, а тут для всей земли: насколько с Белым цветком какие-то загадочные манипуляции проведешь, настолько и реальность на земле изменится. Правда, если Цветов локализуется в пространстве и времени специально для каких-то действий атланта по созданию нового человечества, то почему в моем времени он в образе Меркабы оказался, которая должна была находится где-то в области красных водорослей. Что ж, вопрос не совсем понятен, но думаю, что я на верном пути»
Андрей подумал, что не мешало бы слетать в то место, где размазало в пространстве его друзей, что он тут же осуществил, но как он подспудно чувствовал, никакой зоны красных водорослей там не оказалось, и слабая надежда найти локализованных или размазанных в пространстве и времени друзей так же не оправдалась, а впрочем это была совсем нереальная надежда, ведь время, в котором в данный момент находилось астральное тело Андрея, отстояло от того момента, в котором покоилось его физическое тело на многие и многие тысячи лет. И, как бы подтверждая эти его размышления где-то внизу, у самого основания покатого склона раздался шум и треск ломаемых веток, а еще через минуту в просвете между деревьями показалось небольшое стадо огромных, покрытых густой рыжей шерстью животных, в которых Андрей без труда узнал древних северных родичей современных слонов. Мамонты неторопливо огибали каньон, срывая с деревьев ветки и ловко отправляя их в рот с помощью хобота. Еще через несколько минут они скрылись за деревьями.
«Ну вот и с эпохой разобрались, - подумал Андрей, - по крайней мере в пределах нескольких десятков тысячелетий. Когда там мамонты вымерли? Пятьдесят? Тридцать тысяч лет назад? В данный момент они, судя по всему, вымирать не собираются, значит и нахожусь я во времени не позже, чем эти то ли пятьдесят то ли тридцать тысяч лет до моей эпохи. Скорее всего это ледниковый период… правда ледников здесь что-то не видно, возможно они севернее. Ладно, судя по всему, ничего нового я здесь не увижу, разве что еще каких-нибудь представителей древней фауны, и в другое время я бы немало отдал для того, чтобы живьем на них посмотреть, но не сейчас, сейчас надо решать вопрос с моим дальнейшим путешествием не ясно, пока, куда».
Андрей вернулся на старое место, где вынырнул из скалы, надо было возвращаться вниз, в Сомати-пещеру Тора, оставить там ту часть доспехов, где были изображены Адам с Евой, а затем каким-то образом отправиться в то время и в тот альтернативный поток, куда улетел его двойник, его «оживший лирический герой» после того, как был отмечен дьяволом. Как он это сделает, Андрей пока не знал, но знал, что обязательно как-то сделает, в конце концов его астральный статус – это всего лишь причудливая игра энергий, а значит с этими энергиями можно и ему поиграть. Андрей решил напоследок сплавать к той площадке с самым живописным видом, что он тут же и сделал, благо в астральном состоянии перемещаться можно было почти мгновенно. Он вырулил на площадку нар рекой и застыл остолбеневший. Там его уже поджидали…
Тут было от чего застыть в изумлении: на самом краю смотровой площадки, вернее чуть-чуть над ней, не доставая нескольких сантиметров до камня высилась величественная женская фигура пятиметрового роста в ореоле ласкающего белого сияния. Да-да, увидев раз, ее уже невозможно было ни с кем спутать, и дело даже было не в особенности внешности и светоодежды, поскольку форма тут была простой условность. Эта фигура, как и в первый раз излучала особую гамму характерных только для нее одной волн-ощущений, это была сложная гамма сострадания, симпатии, любви и грустной мудрости, словно этому существу было хорошо известно и собственное будущее и будущее всего человечества, и будущее это ожидалось отнюдь не безмятежным и радостным. Перед Андреем высилась дхьян-коган Навна в белых стекающих до земли просторных одеждах-лучах. Навна, в том, относительном будущем воплотившая свою бессмертную душу в дочь Христову Наан, Навна, еще позже ставшая соборной душой России, объединившая русский этнос вокруг единого Трансмифа, Навна, еще позже оказавшаяся пленницей Гагтунгра, затертая в своем саду где-то среди шрастров изнанки. Теперь же она вновь оказалась в далеком прошлом, когда между всеми этими метаисторическими событиями и текущим моментом пролегли тысячелетия и десятки тысячелетий. И эта величественная космическая сущность, о которой впервые Андрей услышал во сне из уст его Единственной, стояла перед ним и глядела в душу голубыми бездонными глазами, излучающими мягкий ласкающий свет. «…Прозрачен и светел был синий простор Ее глаз и с синью сливался небесной…». Теперь Андрей воспринимал ее несколько по-другому, ведь первый раз он видел ее глазами Тора через призму его эмоций, как старую знакомую, как старшего мудрого друга и наставника. Теперь же Андрей видел ее непосредственно и узнавал и не узнавал одновременно… и словно бы плавал в океане ее чувств, тех тончайших энергий, которые излучала Светлая Космическая Дева – Навна. Хотя… скорее всего это все же было ее отражение.
- Приветствую тебя, гость из будущего, - произнесла она низким мелодичным, ласкающим голосом, при этом, хоть она и шевелила губами, голос ее Андрей слышал в сердце, в сознании, во всем своем существе.
- Вы… Навна? – низко склонил свою голову Андрей. – Я видел и слышал вас, когда вы беседовали с атлантом Тором. Мне кажется. Я исполнил ту миссию, которую на меня возложили. Я доставил шельты Адама и Евы, заряженные семенем эйцехоре в Сомати-пещеру Тора. Может, я что-то сделал не так, однако я старался…
- Навна посмотрела на Андрея мягко, но с непонятной фатальной грустью:
- Ты все сделал так, как смог… иначе ты и не смог бы сделать, поскольку ты то, что ты есть…, но теперь появились проблемы, которые сложно было предвидеть. С одной стороны это проблемы далекого будущего, но, боюсь, для твоего нынешнего статуса это вопрос почти что настоящего. Будущее всегда и обусловлено, и вариабельно одновременно, и теперь в провиденциальные планы вкрались некоторые погрешности. И все же последствий еще можно избежать, все зависит от твоего выбора, но к каким конкретно последствиям приведет твой выбор, я сказать не могу.
- А разве я не все еще исполнил? – Попытался уйти от ответственности Андрей. – Я же доставил шельты Адама и Евы сюда. Вот они, на доспехах у меня отпечатаны. Правда мне не удается их снова оживить, но сами они уже не раз оживали и даже отделялись от бахрецов. Я решил, что оставлю верхнюю часть доспехов в Сомати-пещере рядом с Тором, а дальше – его проблемы… или что-то не так? – добавил он видя, что Навна смотрит на него с мягким укором.
- Ты все понимаешь, Андрюша, - мягко произнесла она, - ты об этом уже думал, но сейчас пытаешься сделать вид, что забыл. Шельт Тора разделился на две половинки, распался на мужскую и женскую части, которые существовали в Торе одновременно, - шельты Адама и Евы. Его тело не сможет очнуться от Сомати, для этого необходим новый шельт, максимально родственный. Это – твой шельт, Андрюша, ведь это твоя душа обитала в теле Тора до Апокалипсиса и Потопа; именно поэтому твое сознание смогло преодолеть реку времени и соединиться с сознанием Тора в преддверии грядущего катаклизма. Время можно преодолеть только на волне закона подобия.
- Вот это да! – изумился Андрей, - выходит Тор – мое древнее воплощение, как Фауст…
- Совершенно верно, Андрюша, - опустила голову Навна, - именно поэтому выбор пал на тебя… в далеком будущем, которое для твоего сознания уже произошло, но от него до текущего момента – тридцать пять тысяч лет. Таким образом только твой шельт имеет возможность оживить тело атланта, вывести его из анабиоза. Смысл Провиденциального плана тебе известен: первые представители арийской расы вскоре (для текущего момента) должны появиться на земле. Осуществить этот замысел должен Тор, запустив и исполнив алхимический процесс Великого Делания. При этом функциональным его физическое тело может сделать твой шельт – ты сам, в своем нынешнем состоянии.
- Конечно, - сказал Андрей, - это очень почетно. Но чисто технически – даже если я в своем настоящем статусе смогу оживить тело атланта, то, как я понимаю, в нем мое сознание распоряжаться будет. Но как же он тогда алхимический процесс осуществит? Я ведь понятия не имею, как это делается.
- Не беспокойся, Андрюша, - улыбнулась Навна, - это-то, как раз, не проблема. Информация о Великом Делании содержится на уровне Монады, души, которая не имеет пространственно-временной локализации. Как только твой шельт оживит тело Тора, все необходимые знания придут к тебе автоматически. Проблема в другом, и я не имею права не поставить тебя о ней в известность. Дело в том, что после того, как Тор воспроизведет в телесной форме первую пару новой расы, то есть осуществит главную задачу, шельт твой не сможет сразу перескочить в твое родное время. Он будет оставаться в теле Тора, пока он жив, а жить он будет очень долго, не одно тысячелетие: это необходимо для того, чтобы новая раса прочно встала на ноги и ей не грозила бы опасность уничтожения от многочисленных враждебных факторов.
- А как же Тор сможет уберечь от уничтожения целую расу?
- В руках его будет Белый Цветок Ориона, содержащий матрицу Провиденциального Плана Логоса Шаданакара. С помощью него, при наличие определенных сокровенных знаний, можно управлять событийностью и направлять ее в желательное русло. Это, конечно, огромная ответственность, поскольку в этом случае Цветок контролирует только один человек, а человек, как ты знаешь, имеет свои слабости, цветок же подвержен влияниям вне зависимости от их направленности. Но другого выхода нет и Тор – самая подходящая кандидатура.
- Это как же! – перепугался Андрей, - выходит я, мое сознание, навсегда останется в этом доисторическом мире?!
- Не навсегда, ведь все проходит, но очень надолго, точнее трудно сказать, отдаленные последствия видны не сразу…
- А как же моя задача в моем настоящем? Там мне так же необходимо распутать клубок событий, которые мне не до конца понятны. Там остались мои друзья, которым нужна помощь! Да и вообще, это не мое время!
- Есть и другой вариант, - сказала Навна, как Андрею показалось, с грустью. – Любому событию имеется альтернатива и, поскольку главный принцип, обеспечивающий Великое Равновесие – это свобода воли, то я не вправе склонять тебя к тому или другому выбору.
- И что это за вариант, - оживился Андрей, которому показалось, что остаться навсегда в далеком прошлом – это самое страшное, что его может ожидать. Одно дело – очутиться здесь мимоходом, да еще в астральной форме, и при желании иметь возможность покинуть прошлое, а другое дело – материализоваться здесь в физической форме, что означает заякорить себя здесь на неопределенно долго время! Кто знает, может, придется ждать все 35 тысяч лет! Нет, об этом даже подумать страшно!
- Второй вариант – это использовать в качестве шельта созданного тобой в поэтическом пространстве метакультуры затомиса мальчика-двойника, твоего лирического героя. Он фактически – твоя эмоциональная информэнергия, ты сам в ином измерении. Правда тогда неизбежно произойдут некоторые временные перестановки.
«Господи, - подумал Андрей, - какие же тут могут быть вопросы! Да конечно надо этот вариант использовать! Хоть всё и говорит за то, что этот мальчишка я и есть, но ведь мое-то сознание его собой не ощущает. Тут ведь дело даже не в том, что мне самому здесь оставаться не охота, - начал он убеждать самого себя, - я, если долг того требует, здесь бы остался, тем более оказаться в бессмертном теле мудреца-атланта было бы любопытно, но ведь если на эту вакантную должность призвать моего юного двойника, разве это не решение проблем, с которыми мы в тайге столкнулись?! Правда сейчас он находится в том моем настоящем и даже в альтернативном потоке событий, как я понял, но ведь если Навна имеет возможность его оттуда извлечь, значит и источник всех бед, которые произошли и с нами, и в каких-то там параллельных, творческих мирах, будет ликвидирован и Равновесие восстановится. Это же кардинальное решение проблемы! Значит, если мы с Навной его оттуда извлечем каким-то образом, то я смогу вернуться в тайгу, а там - все в порядке, и выяснится, что никакой чертовщины и в помине не было, ведь наверняка – он был причиной всему, не случайно его Гагтунгр пометил…»
Тут в его сознании возник неприятный холодок. А вправе ли он выбирать подобную альтернативу, если этот мальчик действительно помечен дьяволом? Да, и еще, что Навна имела в виду перед какими-то перестановками?
«В конце концов, - рассердился Андрей сам на себя, - если Навна такой вариант предлагает, значит ничего опасного из этого факта не вытекает. Адама и Еву я специально в Дуггур возил, чтобы их дьявол пометил! Значит так надо! А что касается всяких там перестановок – мало ли что она имела в виду. Поживем – увидим».
Успокоив себя этим аргументом, Андрей сказал вслух (хотя Навна, скорее всего, и так слышала его мысли):
- Я выбираю второй вариант, мне кажется, это гораздо разумнее, поскольку есть обстоятельства… Только вопрос, как этого мальчишку из будущего извлечь? Он, как я понял, сейчас там, то есть через 35 тысяч лет после данного момента!
- Что ж, выбор сделан, - почему-то грустно сказала Навна, - а впрочем – по-другому и не могло быть. Из будущего извлечь его сможешь только ты сам, поскольку он – твоя творческая копия, лирический герой, и настал определенный, ключевой момент. После того, как ты вновь вернешься в Сомати-пещеру, где сейчас находится Тор, ты оставишь там свои доспехи с двумя горельефами и одним барельефам. Потом ты прочтешь заветное стихотворение – ты сам знаешь, какое – и барельеф оживет, это метка, маячок, через который твой поэтический двойник в далеком будущем, на твой зов проявит себя здесь, в Сомати-пещере. Обо всем остальном он узнает, вселившись в физическую плоть атланта. Поскольку это твой двойник, то получится так, что выбор сделал он сам – он его и вправду сделал. Итак, все решено, ничего большего я тебе сказать не могу… Прощай, а может «до свидания…»
С этими словами Навна начала отплывать назад. Она зависла над пропастью каньона и медленно растворилась в пространстве.
«Ну вот, - подумал Андрей, - так быстро ушла и толком ничего не разъяснила. Такое впечатление, что она недовольна осталась моим выбором. Но почему? Это же гораздо разумнее, а для меня – выход из тупиковой ситуации. Ладно, она сама сказала, что выбор сделан, а значит изменить уже ничего нельзя, да, честно признаться, и не хочется менять. Возвращаться пора!»
Андрей представил, как очень скоро, как только вызовет из будущего своего двойника, он проснется в палатке, а рядом будет Галка, а в соседней палатке ребята. Да, кстати, если всякая чертовщина в будущем отменяется, то возможно это означает, что в лагере окажутся также Юля, Оля и Витек. Что ж, он и их рад будет увидеть, и пойдут они по руслу Перекши, и будут всего навсего собирать камешки, и никто даже не будет догадываться, что, что был и другой, альтернативный вариант событий, и от этого кошмара избавил их он, Андрей. При этом, ясное дело, попробуй расскажи он им об этих несостоявшихся в новой редакции злоключениях, все сочтут его сумасшедшим и даже Галка.
«Ладно, - подумал Андрей, - хватит мечтать, пора возвращаться в Сомати-пещеру».
Он еще раз окинул взглядом достопамятный каньон, который он, оказывается, видел дважды с промежутком в 35 тысяч лет, затем вернулся на то место, в котором он вынырнул из скалы, и начал обратный процесс, процесс погружения в камень. На этот раз все было совсем просто, Андрей быстро миновал все слои камня и вновь очутился в каверне с застывшим посередине Тором. Все в пещере вроде бы было как прежде… нет, на этот раз в зале было гораздо светлее – Цветок Тенгри светился гораздо ярче, чем раньше и медленно плавал в воздухе, словно ожидая того момента, когда под руководством мощной дисциплинированной воли, он убудет управлять земными событиями, согласно Провиденциальному плану таким образом, чтобы с грядущими Адамом и Евой ничего нежелательного не произошло, чтобы они обзавелись многочисленным потомством (можно надеяться, что в этом варианте не появятся на свет прототипов Каина с Авелем, по крайней мере, чтобы первый не укокошил второго), которое и ляжет в основу новой человеческой расы. Атлант Тор будет их охранять и бдительно следить за тем, чтобы события развивались в нужном русле, а если что будет не так, то он всегда сможет подкорректировать события с помощью волшебного цветка. И ведь подумать только! Шельтом или астральным телом Тора будет никто иной, как мальчик, созданный им, Андреем по своему образу и подобию! Какая грандиозная миссия! Выходит так, что без него Андрея Евгеньевича Данилова, о существовании которого знает только маленькая горстка людей, и человечества в сегодняшнем его виде на земле не существовало бы! Поистине, его роль в этом мире огромна и не важно, что не он сам займет место астрального тела Тора, важно то, что он создал по своему образу и подобию того, кто займет это место!
Итак, нужно было ставить точку в этом затянувшимся астральном путешествии, Андрей снял с себя латы, доставшиеся ему от воплощения индийского кшатрия Рама, поставил их так, чтобы Адам, Ева и вдавленный оттиск мальчика находились напротив Тора, затем отошел в сторону и начал декламировать, охватываемый чувством собственного величия:
«Помнишь из детства
Света пургу?
Мальчик и девочка
На берегу…»
И действительно, как только он произнес эти строки до конца, барельеф на центральном бахреце начал двигаться и обретать некую позитивную материальность, а в момент окончания стихотворения отделился от металлической пластины. Тут Андрей резко почувствовал, что энергия его астрального выхода закончилась (раньше это всегда ощущалось заранее) и некая невидимая сила швыряет его в Зияющее Ничто.
Конец третьей книги второго романа
Странник сознания Роман Хроники Затомиса Книга тре
© Copyright: Александр Беляев 2, 2010
Свидетельство о публикации №210073001382
Свидетельство о публикации №210073001382
Рецензии