Странник сознания роман цикл хроники затомиса книг

АЛЕКСАНДР БЕЛЯЕВ

СТРАННИК СОЗНАНИЯ

РОМАН

ЦИКЛ

ХРОНИКИ ЗАТОМИСА

КНИГА 4

ЦВЕТОК ТЕНГРИ



















Часть первая


ГЛАВА 1

СНОВА РЕБЕНОК

…Мальчик шел по темному грязному коридору, заваленному всяким хламом и ржавой водопроводной арматурой, и единственным светлым пятном в этом помещении безнадежной тоски была дверь в конце этого длиннющего каменного пенала. Единственное, что он осознавал, так это то, что надо как можно скорее дойти до этой самой двери, открыть ее и… тогда все разъясниться. А что, собственно, разъясниться? Нет, нет, только не думать, только идти вперед, сейчас этот проклятый коридор закончится, он возьмется за ручку двери и… а что и? И все разъясниться. Влекомый все нарастающей тревогой мальчик быстрыми шагами дошел до двери, открыл ее.… За ней находился точно такой же коридор, заваленный все той же ржавой арматурой, битыми умывальниками, унитазами, деформированными велосипедными колесами. Они валялись то тут, то там и несколько затрудняли путь по коридору. А впрочем, по ним вполне можно было ступать. И снова эта светлая дверь впереди, и острое чувство ожидания: только бы скорее дойти, открыть и тогда все разъясниться.… А что, собственно, разъяснится? Нет, нет, только не думать, только идти вперед, сейчас этот проклятый коридор закончится, он возьмется за ручку двери и.… А что «и»? И все разъяснится! Влекомый все большей тревогой, мальчик быстрыми шагами дошел до двери, открыл ее.… За ней простирался точно такой же коридор, заваленный все той же ржавой поломанной арматурой: битыми умывальниками, унитазами, деформированными велосипедными колесами. Они валялись то тут, то там и несколько затрудняли путь по коридору, а впрочем, по ним вполне можно было ступать. И снова эта светлая дверь впереди и острое чувство ожидания: только бы скорее дойти до нее, открыть и тогда все разъяснится. Но ведь он только что открыл точно такую же дверь и тоже ожидал, что все разъяснится, но ведь ничего не разъяснилось, да и что, собственно, должно разъясниться?
Только сейчас мальчик понял, что не знает не только того, что именно должно разъясниться, но не знает ни кто такой он сам, ни как он попал в этот коридор, ни что было с ним до того, как он здесь очутился, хотя он точно знал, что попал сюда только что. Да и вообще, существует ли в мире что-нибудь кроме этого заваленного всякой арматурой и хламом коридора? Ах да, есть мир, и он не то же самое, что этот коридор, коридор – это только малая часть мира, он внутри, а вокруг что-то еще! Правда он не помнит что, но ведь знал же, точно помнит, что знал! Значит если выйти из этого коридора, то он окажется в том месте, которое называется «миром» и там будет много всего… всего.… А чего? Нет, не вспомнить, он чувствует, что весь переполнен какой-то информацией, какой-то памятью о чем-то огромном и важном, но только пока он находится в этом коридоре, ничего он не вспомнит и будет мучаться с каждым шагом все сильнее. Скорее, вперед, по этому хламу, сейчас, сейчас, вот дверца, вот дверная ручка, открываем – слава Богу, легко открывается и… Господи, то же самое! О нет, это невозможно больше терпеть, это невыносимая мука, опять дверь маячит впереди, опять манит, опять обещает! Мальчик, впадая во все большую и большую панику, продолжал бежать вперед, чтобы, открыв очередную дверь, вновь очутится перед точно таким же коридором с маячащей дверью впереди. А может, вообще ничего нет, кроме этого коридора? Нет, есть, он не может пока ничего объяснить, но точно знает, что есть! Ну вот, еще стало жечь в области груди… Оказывается что-то висит у него на шее и ни с того, ни с сего начало жечь. Ах, это же ониксовый медальон, подаренный Единственной! Мальчик встал, как вкопанный, пораженный этим словом, и схватился рукой за горячий астральный медальон…
В этот момент коридор лопнул, и мальчик очутился в море света.… Это и есть мир? Господи, как же он прекрасен!
Мальчик висел в воздухе (что его нисколько не удивляло) и, потрясенный, разглядывал удивительную картину, которая неожиданно открылась его взору. Перед ним простирался потрясающей красоты горно-лесной ландшафт, далеко внизу протекала бурная речка, он хорошо видел, что его голые по коленки ноги висят над пропастью, а там, внизу, узкий, клокочущий среди камней поток. Справа и слева от него – отвесные скалы, между которыми как раз и протекала река, скалы эти сверху поросли смешанным лесом, вокруг море тайги, а где-то у горизонта – туманные горные пики, кое-где покрытые шапками белых снегов. Вот он какой, остальной мир! А где же коридор? Ах да, он же лопнул, как только мальчик потер неожиданно нагревшийся медальон. Тут он вспомнил, что зовут его Андрюша Данилов.
На всякий случай мальчик завертел головой, чтобы убедиться, что источник его недавнего кошмара не притаился где-то рядом, и неожиданно увидел метрах в пятидесяти от себя худого красивого мужчину и  полураздетую девушку со стрижкой под мальчика. Они сидели на небольшой каменистой площадке у самого обрыва и с явным изумлением таращились на Андрея. При этом мужчина был до боли знаком, хоть Андрей и не мог припомнить, где его видел, и так же, подобно Андрею, теребил висящий на шее маленький предмет, правда, что это такое Андрей так и не смог разглядеть. Вся эта сцена продолжалась какие-то считанные мгновения, мальчик, кроме того, что вспомнил, как его зовут, не успел ни толком удивиться, ни испугаться от того противоестественного положения, в котором он очутился (уж какой там страх после этого кошмарного тоннеля на фоне полного беспамятства), как вдруг перед ним  возникло нечто, так же висящее над каньоном, которое Андрей идентифицировал, как пространственное окно (отчего оно возникло, он так и не понял). В этом пространственном окне он увидел больничную палату и койку, на которой спал или просто лежал тот самый мужчина, сидящий на корточках у края каньона, но только тот, в окне, (как и вся обстановка в палате) был зыбкий, призрачный, словно бы наблюдаемый через постоянно колеблющуюся прозрачную пленку, в то время, как сидящие на скале мужчина и женщина были вполне отчетливы и материальны. Есть ли кто еще в этой палате, Андрей не успел разглядеть, поскольку почувствовал, что его затягивает в это окно некая невидимая сила. Последнее, что донеслось до его сознания из этого полноценного, красочного мира, это легкий хлопок и звук посыпавшихся по уступам камней, падающих затем в воду. В следующий момент Андрей уже стоял в этой самой палате, пялился, никем не зримый, на своего взрослого двойника из магистрального потока времени и событий и прекрасно осознавал и свое состояние, и кто он такой, и как сюда попал. Он находился в состоянии астрального выхода, и только что с Аней Ромашовой (ее душой что ли?) – удивительной девочкой, с которой он познакомился совсем недавно в Трускавце, они шагнули в ворота песчаного замка Вечности, и после некоторых перипетий полета в черном пространстве, он очутился здесь, в больничной палате. Вначале все было нормально, пока он с чего-то не подумал, что должен сделать что-то здесь, около физического тела своего взрослого двойника. Как ни удивительно, сама эта мысль привела к совершенно необъяснимым результатам. Он еще даже не успел вспомнить, что именно должен здесь сделать, как в то же мгновение лишился памяти, самоидентификации и оказался в том жутком тоннеле, из которого только что чудесным образом выбрался.
И вот он снова здесь, помнит, кто он, где он. А зачем? Все очень просто, он должен прочитать над телом этого спящего юноши стихотворение, на слова которого астральная Аня Ромашова пела для него песню у моря Вечности. При этом, как она объяснила, эти слова придумал он сам, но уже взрослым и в другом пространственно-временном потоке. Наверное, этот самый юноша и придумал. Зачем это надо сделать Андрей не понимал, но твердо знал, что сделать это надо обязательно. При этом хоть он и слышал эту песню из уст Ани всего один раз, тем не менее, слова четко отпечатались в его памяти, словно он услышал их не совсем недавно, а знал всю жизнь или действительно сам их сочинил.
Помнишь из детства
Света пургу,
Мальчик и девочка
На берегу…
«Зачем я это делаю? – подумал Андрей, - откуда у меня эта твердая уверенность, что это сделать необходимо? А впрочем, во сне мы тоже часто делаем какие-то вещи, которые не можем объяснить, а все, что со мной сейчас происходит – это какая-то особая разновидность сна, каких я раньше не видел никогда. Да, кстати, Аня говорила, что этот мой взрослый двойник запутался и ему надо помочь, а чем помочь, я как не знал, так и не знаю. И еще, что этому взрослому Андрею необходимо встретиться с взрослой Аней, с которой они почему-то никак встретиться не могут. Но я что тут могу сделать? Я ведь сейчас что-то вроде призрака и меня даже никто увидеть не сможет. Или сможет? Кстати, а почему этот Андрей в больнице лежит? Наверное, он серьезно болен, вон какой бледный и исхудавший. Стоп! Но если я во сне нахожусь, то этот взрослый Андрей – тоже мой сон. А значит и палата, и болезнь его…»
Андрей (имеется в виду младший) начал внимательно оглядываться (он так и не понял, зачем прочитал это стихотворение – ничего вокруг не изменилось, и взрослый, заросший щетиной, как спал, так и продолжал спать), пытаясь выявить признаки того, что эта палата ему снится, но не смог. Все вокруг выглядело очень натурально и естественно, и если бы не мистическая прелюдия, предшествовавшая его здесь появлению, можно бы было подумать, что он просто шел по улице и решил навестить больного. А потом с ним случился странный приступ и он очутился, все обо всем забыв, в тоннеле, затем над пропастью каньона, и его явно заметил и с интересом наблюдал тот самый человек – он сам через много лет – который сейчас лежит перед ним, а к нему самому вновь вернулась память и критическое осмысление действительности.
«Зачем я прочел это стихотворение? – недоумевал Андрей, - может я рассчитывал на то, что он проснется, и мы сможем поговорить?»
Андрей еще раз огляделся и тут его внимание (непонятно почему) привлекло небольшое, замызганное зеркало в простой раме, которое висело на стене палаты. Андрею захотелось посмотреться в него, у него мелькнула мысль, что если эта чрезвычайно правдоподобно выглядящая палата не его сон, то он, находясь в состоянии призрака в реальном мире, не должен увидеть свое отражение. Он быстро подплыл к зеркалу (именно подплыл, что еще раз подчеркивало его призрачность, поскольку у моря Вечности он ходил, как обычно) и к своему изумлению обнаружил, что из зеркала на него глядит отражение, но это не был он сам: это было отражение все того же взрослого Андрея, только какого-то средневекового, атлетически сложенного, в тонкой работы блестящей кольчуге, с драгоценным коротким кривым мечом за поясом (подчеркнем, что бахрецов, одевающихся поверх кольчуги на нем не было). Глаза, правда, у этого отражения были закрыты, как и его худого небритого прототипа на больничной койке.
«Ну, вот и доказательство, - подумал Андрей, - конечно, эта палата мне снится, как и море Вечности, и замок из песка, правда Аня называет это астральным выходом, в котором надо, в отличие от обычного сна выполнить определенное задание».
Чтобы проверить свои ощущения еще раз, Андрей прикоснулся пальцем к поверхности зеркала. Ощущение было вполне правдоподобным, но в этот момент отражение (правильнее – изображение) в зеркале открыло глаза и в его темных зрачках вспыхнули отблески пламени, словно бы пронзив Андрея насквозь. В тот же момент он почувствовал, что его втягивает это самое зеркало, он не очень испугался, поскольку его точно так же совсем недавно втягивала входная дверь замка вечности. Последнее, что он успел запомнить, это то, что он въезжает в изображение своего двойника в кольчуге…
……………………………………………………………………………..
Мальчик проснулся от назойливого солнечного луча, который проник в комнату через щель между шторами и трепетно заплясал на его веках.
Дневное сознание включилось сразу, и не было ощущения постепенного перехода из сна в явь, хотя перед мысленным экраном Андрея какое-то время продолжала держаться совершенно явственная картина больничного зеркала, куда он «въехал» навстречу своему взрослому двойнику. Да и вообще, все предшествующее словно бы только что происходило с ним в действительности, и не было никакого сна, но было удивительное путешествие по какой-то иной реальности, детали которого он запомнил во всех подробностях. Андрей вылез из постели и сел на край кровати. Помимо необычного сна, в котором к нему вначале приходила недавняя знакомая, а затем он посетил себя самого через много лет в больничной палате, было еще одно необычное чувство. Его было трудно адекватно передать, все слова подходили лишь приблизительно, и самое подходящее определение этого чувства можно было сформулировать следующим образом: в него словно бы что-то вставили. Вроде бы он оставался тем же самым десятилетним Андрюшей Даниловым, учеником, закончившим пятый класс Ленинградской общеобразовательной школы №180 – и в то же время он был не им… Вернее, не так: он был собой, но к нему тому, что был до сегодняшней ночи что-то прибавили. И не просто прибавили какую-то малость, но нечто огромное, гораздо большее, чем был  он сам до сего момента. Это нечто, эта неведомая вставка словно бы распирала все его существо, и тем не менее ничего положительного, фактического об этой вставке он сказать пока не мог. Словно что-то важное знал, но забыл. Причем, не какую-то мелочь, допустим географическое название или фамилию папиного начальника, нет, он забыл целую длинную череду событий, можно сказать, целую жизнь, если не больше…
Андрей судорожно начал вспоминать, что бы он мог забыть такое грандиозное, однако с удивлением обнаружил, что вроде бы все факты своей десятилетней биографии он хорошо помнит – и свое ранее детство на улице Щорса в Донецке, и свои школьные годы на Пискаревском проспекте в Ленинграде. Вроде бы ни каких купюр, никаких провалов, голова, кажется даже ясней, чем раньше, и вспоминаются такие мелочи, о которых он периодически то вспоминал, то забывал. Нет, это не провалы в памяти, это что-то другое. Так что же это, если так отчетливо держится чувство забытого? Наверное, это связано с теми необычными событиями, которые произошли сегодня ночью! Именно событиями, поскольку все было словно в реальности, а не во сне, хотя, с другой стороны, с точки зрения внешнего наблюдателя он спал, как обычный человек! Да, но что здесь необычного? Это происходило с ним множество раз, не так давно он стоял на стене Колизея и беседовал с черным магистром... Стоп, какой Колизей, какой черный магистр?!.. А еще раньше, лет пятнадцать назад он с ним беседовал на крепостной стене Андимосквы-Друккарга...
Да что же это за воспоминания такие, какие «пятнадцать лет назад»?! Ему же всего десять лет, да и слыхом он не слыхивал ни о каком Друккарге и черном магистре! Одно дело – фантазии, он раньше постоянно фантазировал, но ведь себя же не обманешь, он точно знает, что это было, хотя, с другой стороны, так же точно знает, что с ним этого просто не могло быть!
Наверное, это и есть содержание той самой вставки, которая ощущается с момента его пробуждения, хотя, откуда она появилась, и что там в ней, помимо тех странных фактов, которые неожиданно всплыли в его памяти, пока было не ясно. Правда, он впервые в астрале побывал (хотя воспоминания свидетельствуют о другом), может после подобных путешествий так и должно быть? Но возможно именно так сходят с ума! Тем более за эти неполных три дня произошло немало и других чудес, которые с точки зрения здравого смысла и всего предыдущего жизненного опыта можно объяснить только его сумасшествием. Почему же его это совсем не пугает? Ведь, что может быть страшнее, чем сойти с ума! Однако он почему-то твердо знал, что это не сумасшествие, все происходило в действительности и, мало того, он прекрасно знает природу того, что с ним происходит, вот только в данный момент забыл объяснение. Надо будет у Ани спросить, у нее так же все происходило или нет! Да, кстати, перед тем, как они расстались, она сказала, что проведет его в одно место. И действительно он оказался во сне в этом месте, и Аня из сна сказала, что именно это она имела в виду. Что ж, получается, он видел этот необычный сон, а она тоже спала и пришла в его сон? Как же такое может быть? Тем не менее в душе Андрея жила все та же непонятная уверенность, что очень даже очень может быть, и лично с ним это не раз происходило: например не так давно он приходил в сон Гали, а затем из сна они перебрались в промежуточное состояние между его сном и  между ее… Стоп, какая Галя?! Он не знает никакой Гали, тем более взрослой! Тем не менее, он прекрасно помнил, как она выглядит, при этом, точно зная, что никакой взрослой Гали Лисовской среди его знакомых и знакомых его родителей не было.
«Так, - подумал Андрей, - надо обо всем Ане рассказать, и если она тоже помнит и это море, и этот замок из песка, значит, все это было на самом деле и это не сон, ведь не может же быть, чтобы два человека видели один и тот же сон! Раз уж она такая необычная, особенная, то пусть объяснит, что со мной (или с нами происходит)».
Андрей оделся, прошел к двери – было совсем рано, и мама еще спала. Не понятно, чего это он встал ни свет, ни заря, обычно в каникулы он дрых до 10-11. Андрей вышел в сад, вымылся, почистил зубы (рукомойник с туалетом были в саду) и стал прогуливаться в ожидании своей новой знакомой, которая, как он знал, так же встает очень рано и проводит в саду свои таинственные манипуляции.
«Медитирует», - всплыло в его сознании…кстати, а что значит это слово, он его вроде бы раньше ни  в школе, ни дома не слышал…
К своему удивлению он тут же вспомнил, что означает слово «медитация», мало того, на память непонятно откуда пришли описания множества медитационных техник, как то: медитация на мантрах, медитация на чакрамных тантрических янтрах и мандалах, медитация на дуплекс-сферах, буддийская медитация на пустоте-шунье, медитация на отрицании нетти-нетти и положительная «со ахам», тибетская медитация на объемных ментальных образах бодхисатв и  на Калачакре, на стихиях-царствах, на переходном состоянии предсна, метод «стрелка из лука», исследовательская Сампражната и неисследовательская Асампражната… и т.д. и т.п. – то есть все то, чего знать Андрей в свои десять лет никак не мог, да и книг-то подобных в глаза не видел. Но фокус был в том, что мальчик не только хорошо знал все эти названия и направления, но и прекрасно понимал, как все это надо проделывать, хотя многим из этих видов медитационных техник даже трудно было бы подыскать соответствующее словесное описание. В общем, создавалось впечатление, что все это Андрей основательно практиковал прежде, хотя, как это было уже не раз за сегодняшнее утро, в противовес этому он прекрасно сознавал, что ни чем подобным никогда не занимался, и мало того, даже слова такого «медитация» не знал раньше. Впрочем Андрей уже устал удивляться и пугаться того, что с ним происходило в это утро (кстати, и в эту ночь тоже), нужно было дождаться Аню, она все объяснит, наверняка она каким-то образом повлияла на его сознание, загипнотизировала (как при разговоре с умной грушей) в результате чего и произошли все эти необъяснимости, которых в своей недолгой жизни он не только не испытывал, но даже понятия не имел об их существовании.
- С добрым утром, - вдруг проскрипел то ли в ушах, то ли в сознании Андрея знакомый голос, - ты меня звал?
- Я звал?! – вслух поразился Андрей, - я вообще молчал!
- А ты думал, для того чтобы позвать утонченное существо, витающее в мире музыкальных образов, надо обязательно орать, как ненормальному, как моя хозяйка орет, когда зовет внука с улицы обедать? Я думала, что после нашей позавчерашней беседы ты изменил обо мне свое мнение!
- Так ты груша?! – наконец дошло до Андрея, но как такое может быть?!
- Что, «может быть»?
- Ну, то, что я тебя слышу!
- Так чего ж тут удивляться, мы же позавчера битый час с тобой разговаривали, и тебя это не удивляло.
- Понимаешь, позавчера Аня сделала так, что я тебя стал слышать, при этом я как бы сам мысленно в дерево превратился и полностью представил себе его мир и образ его мыслей и чувств. Опять же, без Ани у меня ничего бы не получилось, но сегодня мне никто не помогал, мало того, я вообще ни в какое состояние не входил, просто думал о своем и случайно, о вчерашнем дереве вспомнил, и оно тут же отозвалось…
- Знаешь, - недовольно проскрипела груша, - мне не нравится, когда обо мне говорят в третьем лице, тем более, среднего рода, в то время как груша – женского рода. Я живое существо, тонко чувствующее, и вполне отчетливо ощущаю себя женщиной бальзаковского возраста. Правда те безмозглые яблони, которым без году неделя, называют меня «старушкой», но это только с целью лишний раз меня уколоть и оскорбить, поскольку их недалекий интеллект не позволяет им нанести тонкую, изысканную обиду. Ну, а мне с ними и вовсе не о чем говорить, у них один ветер в голове, к тому же из яблони никогда ни мебель, ни музыкальные инструменты не делаются, и кроме плодов и печки они ни на что не годятся. Да и плоды то! Тьфу ты, тоже мне, фрукт: кислая, твердая как камень антоновка! Ее мочить разве что и больше никуда она не годится, зубы сломаешь! То ли дело мои дюшесины нежные!
- Ну, почему же, - обиделся за яблони Андрей, - антоновка ароматная и хранится дольше всех, и для гуся с яблоками антоновка лучше всего.
- Верно, верно, - вмешались неожиданно в их разговор два новых голоса, говорящих почти синхронно, - антоновка – один из самых ароматных и стойкий сортов, наши плоды до нового года хранятся без всякой консервации, при этом не теряя своих свойств и витаминов, а твои дюшесины через две недели надо на помойку выбрасывать, к тому же нас можно до самых северных широт сажать, где уже больше никаких фруктовых деревьев не растет, а ты – неженка избалованная, даже в средней полосе нормально плодоносить не можешь! И черви твои плоды в несколько раз  больше нашего жрут. А гонору-то, гонору!
- Вы закончили? – выдержала театральную паузу груша. – Я бы вообще промолчала, о чем с вами, необразованными крестьянами разговаривать, кроме как о севообороте, культивации да способах хранения урожая, но мне не хотелось бы, чтобы наш сенситивный гость принял мое молчание за отступление утонченного существа перед хамством и наглостью. Не хотелось бы вступать с вами в бессмысленную перепалку, все равно глупо метать бисер перед свиньями, но, перефразируя известное евангельское изречение (вы и слова-то такого не знаете): кесарю – кесарево, а слесарю – слесарево. Что поделаешь, если утонченное хрупко и прихотливо – отсюда и моя склонность к теплу, и особая изысканная нежность моих плодов, не предполагающих длительное хранение. Кстати, плоды – это можно сказать, так, побочный продукт, истинное мое призвание – музыка! Что б вы знали, из груши нижнюю часть своих скрипок и виолончелей и Страдивари, и Гварнери, и Николо Амати делали! Да, что я вам говорю, вы не то, что таких имен, вы и слов таких – скрипка и виолончель – не знаете. Это вам не грабли с лопатами!
- Ой-ой-ой, завоображала, умная больно, - заверещали молодые яблони. – Материал для скрипки хренов! Да тебя если не в следующем году, то через год сожгут за профнепригодность. Посмотри, сколько дюшесин на тебе – раз, два – и обчелся! Наша хозяйка дармоедов держать не будет, увидит, что ты выродилась и все, кирдык – под топор и в печку! И никто из тебя не то, что скрипку – табуретку не сделает, тут тебе – не там! В тебе дупла и скрипишь на ветру, как несмазанная телега, вот и вся твоя музыка, а если древние мастера и делали из груши музыкальные инструменты, так то – иностранные груши, особого сорта, так что не лезь со свиным рылом в калашный ряд! Мы хоть не выпендриваемся, да свое дело знаем, и снос нам в ближайшее десятилетие не грозит, у нас с урожаем – все тики-таки! Знаешь загадку: висит груша – нельзя скушать? Так это про тебя!
- Это мы еще посмотрим, - окрысилась оскорбленная груша, - все у них тики-таки! А в прошлом году у кого все завязи тля пожрала? Да на вас смотреть было противно, стояли, словно вас машинным маслом облили! – было видно, что груша все больше скатывается со своих музыкальных эмпирей до обычной коммунальной перепалки.
- Ну и что, это не наша вина, нас хозяйка окуривать поленилась, а твои завязи даже тля жрать не хочет!
«Ну все, - подумал Андрей, - полный улет, груша с яблонями грызется как бабки в очереди за колбасой. Что ж, выходит, я теперь это постоянно слышать буду? Это ж совсем свихнуться можно! Ладно, в саду, где всего десяток деревьев, но представляю, что в лесу творится, если они так постоянно друг с другом базарят!»
Тут Андрей осознал, что слушать эту галиматью вовсе не обязательно, достаточно настроится на другую волну, и частоты общения деревьев останутся вне его восприятия. Он мысленно передвинул в своем сознании некий воображаемый тумблер, и тут же перестал воспринимать скандальную перепалку двух яблонь и груши, при этом, прекрасно сознавая, что раньше ничего подобного не делал.
«Век бы их не слушать! - мысленно выругался Андрей.
- Эх-эх-эх, - что бы ты знал о вечности! – вторгся в его мысли дремотный голос, длинно растягивающий гласные.
Андрею показалось, что эти интонации он уже слышал раньше. Ну, конечно, когда он десять лет назад общался с Дьюрином, который вышел из Синь-камня.… Так, опять! Какой Синь-камень, какой Дьюрин, какие десять лет назад, он же десять лет назад только родился! Тем не менее, Андрей четко осознавал, что с ним разговаривает большой речной булыжник, украшающий, наряду с другими камнями и декоративными корягами трехъярусный цветник, как это особенно было модно в Прибалтике.
«Так, спокойно, ничему не удивляться! – прокомментировал это новое внедрение в его сознание Андрей. – Пока Аня не объяснит, что со мной, прими это, как данность. А собственно, чего я так перепугался? Это ведь потрясающе! Я свободно могу разговаривать с деревьями и камнями, к тому же без всяких Аниных гипнозов: просто надо тумблер в голове передвинуть – и порядок. А ведь это я совершенно непроизвольно открыл, я даже сам не знаю, какие во мне скрытые возможности дремлют! Судя по всему, эта неведомая «вставка» еще много сюрпризов мне готовит. Откуда же она появилась? Почему-то кажется, что если бы это Аня сделала, то она бы предупредила. Что ж, теперь выходит удивительные возможности Ани – не такие уж и удивительные, возможно я теперь имею куда более грандиозные силы и знания, которые скрыты в этой «вставке», ведь она показывает свое содержимое потихоньку, малыми порциями.… Нет, просто голова кругом идет, какие ж это теперь горизонты передо мной открываются! Даже подумать жутко. Еще недавно я разговаривал с деревьями понарошку, а теперь все это делать взаправду: и с деревьями, и с камнями, и Бог его знает с кем и с чем еще!»
- О вечности я может быть пока немного знаю, - как ни в чем не бывало, вступил в разговор с камнем-философом Андрей, - но думаю, что знаю и умею много такого, о чем ты и понятия не имеешь. Да и вообще, что ты можешь здесь такого узнать, годами лежа в одном месте и слыша разве что  постоянную брань грубых яблонь и утонченной груши! Ах да, ну раньше ты еще около какой-то речки лежал и случайно мог подслушать, о чем рыбы и речные водоросли болтают. Но не думаю, что это какая-то особо ценная информация.
- Ну конечно! – голос камня явно сквозил иронией и сарказмом, - какие глубокомысленные выводы может сделать мотылек-Поденка, кружа вокруг ветвей трехсотлетнего дуба! Думаю, они неутешительны, стоит поглядеть на корни, но что еще можно ожидать от однодневки! Она считает, что если имеет возможность бесцельно покружиться вокруг в радиусе нескольких километров за те жалкие сутки, которые отпущены ей провидением, то она уже и венец эволюции! Да любое деревце имеет возможность ментально путешествовать в несравненно более значимых масштабах.… Если же сравнить временные рамки существования упомянутого дуба с моими рамками, то в качестве мотылька Поденки выступает уже этот самый дуб. Кстати, если даже говорить о чисто физических перемещениях, что в моем представлении является крайне примитивным способом передвижения, то даже они за сотни миллионов лет моего существования куда масштабнее, чем мог себе позволить ты за свои жалкие десять лет от рождения.
«Слышал я уже все это когда-то, - подумал Андрей, предусмотрительно сдвинув внутренний тумблер на частоты, неуловимые для частот общения объектов минерального царства, - точно знаю, что тот камень, воспоминания о котором из моей чудесной вставки пришли, тоже все о вечности и о достоинствах стационарного существования разглагольствовался. Да, кстати, я помню, что тогда разговаривал не с самим камнем, а как бы представителем от него, которого звали Дьюрин.… Ах да, это такой человечек с бородой и остроконечной шапочкой, как обычно в сказках гномов изображают. Это как бы дух камня – собственно он-то и живой, а вся оболочка мертвее мертвого».
Затем Андрей переключил частоты восприятия на диапазон минерального царства и возразил заносчивому булыжнику:
- Что-то мне не верится, когда тебя последний раз двигали? Ты вон, весь мхом порос, а это говорит о том, что тебя последний раз сдвигали с места много лет назад. Кстати, и это тоже далеко не то, что двигаться самому. Да я за это утро только сделал больше движений, чем ты за свои миллионы лет.
- Какая самонадеянность! – фыркнула «декоративная деталь ландшафта». – Да я в таких краях побывал, о которых ты и слыхом не слыхивал.
- Что-то не верится, - мысленно усмехнулся Андрей, решив приколоться над камнем, - это разве что когда тебя на самосвале с берега или из карьера везли что ли? А так, какому здравомыслящему человеку ворочать тебя в голову придет. Тем более – какому-то животному. Разве что олень тебя случайно с места сдвигал, когда рога точил, или медведь, когда бок чесал во время линьки!
- Какой примитивизм! – гордо отчеканил камень, - да по мне можно геологические эпохи изучать и подвижки земной коры! Вкратце для бестолковых, которые не способны столь сложные умозаключения делать, анализируя мой внешний вид и химический состав, могу пересказать сою одиссею.
Родился я…не важно, сколько миллионов лет назад - в конце концов мужчине столько лет, на сколько он себя чувствует – так вот, родился я из земной мантии, из горячей магмы в составе горного хребта (тогда я особенно из серой массы не выделялся) на Архипелаге Арктида. Что, небось, не слышал о таком континенте? Так и не мудрено, он давно в океанические воды погрузился, когда сдвиг магнитного полюса Земли произошел. Арктида была там, где сейчас северный полюс расположен, а когда-то там и деревья росли и всякие подвижные твари обитали. И вот однажды меня выделили из этой серой массы (в те времена я плохо свою индивидуальность осознавал) и вышвырнули на много сот метров в воздух вместе с пеплом, огнем и лавой во время извержения вулкана. Так что мне в начале индивидуального существования и полетать пришлось. Интересно, можешь ли ты тем же похвастать? Ну, а потом много на своем веку повидать пришлось. Арктида в океан ушла, поэтому мне немало тысячелетий на океаническом дне пролежать выпало и всякого там пережить на глубине в несколько километров, чего тебе и не снилось. Затем – тектонические подвижки, расползание материков, короче, очутился я на суше материка Евразия. Потом – всеобщее похолодание, ледник, понимаешь, и меня с огромной массой льда и снега до территории центральной Европы с ветерком докатило. А уж там меня и в качестве строительного материала вы, люди, использовали, и в качестве снаряда для катапульт…ну, а на настоящий момент я на территории цветника тружусь декоративным элементом. Надеюсь и это не мое последнее прибежище. А сколько лишений, сколько потерь! Думаешь, я всегда таким недоростком был? Да я, когда меня из жерла вулкана в большую жизнь выпалили, в несколько раз больше этого дома был! Увы, невзгоды изрядно мои бока пообтесали!
Так что, мой сенситивный друг, я не одну тысячу верст на своем веку намотал! Ну, а теперь прикинь, сколько за это время жизненных формаций сменилось. А вся ваша человеческая цивилизация? Да когда ваши предки с деревьев слезли, я уже был преклонных лет камнем, и к тому времени, когда ваша шумная, суетливая компания исчезнет с лица земли, я буду все тем же и даже не постарею существенно. А теперь подумай с высоты моего бессмертия, как смешно мне смотреть на какого-нибудь Цезаря, Чингисхана или Наполеона, объявляющих себя властелинами мира и думающих о собственной персоне, как о самом важном объекте во вселенной. Да мы, камни, самые истинные властители мира и есть. Если ты считаешь, что вы, люди, над нами власть имеете лишь потому, что можете обрабатывать и использовать нас в своих целях, то, уверяю, ты глубоко заблуждаешься. Вспомни моих не таких уж дальних родственников – алмазов, рубинов, сапфиров, изумрудов и шпинель, а так же всякую полудрагоценную братву, наконец. Да люди ради них готовы на любые преступления, любые безумства. Сколько вы собственной крови ради обладания камнями пролили! А потом еще считаете себя владельцами драгоценностей! Да они, мои родственники, ваши настоящие господа и крутят вами, как хотят. Вот кто истинные властелины этого мира! Кем бы те же самые Чингиз-Хан, Цезарь, Наполеон и все остальные власть предержащие, без этих камешков были? Да никем! Если бы ими драгоценные камни не управляли, они бы и армий своих собрать не смогли.
- Что ж, - сказал Андрей, отчасти соглашаясь с доводами булыжника, - что касается редких камней, тут, очевидно ты где-то прав. Но только ведь сами по себе они никакими драгоценностями не являются, их люди таковыми сделали, и без людей они ничто! А потом, сомневаюсь я, что какой-нибудь бриллиант в тебе близкого родственника признает, сдается мне, что ты без особых на то оснований к их славе примазался. И все-таки, мне кажется, простому булыжнику нечего перед этими блестящими безделушками комплексовать, от них ведь практического толку никакого, а булыжники, гранит и всякие там известняки – прекрасный строительный и декоративный материал, и для человека с точки зрения реальной пользы куда ценнее, чем какие-то маленькие сверкающие камешки-безделушки.
- И то верно! – тут же подхватил эту мысль декоративный булыжник, - спасибо, что вспомнил! Конечно, в нас простых серых работягах куда больше пользы, чем во всех этих маленьких сверкающих задаваках! Я просто твою объективность хотел проверить.
«Как же он легко, - подумал Андрей, поставив тумблер восприятия вне зоны минерального царства, - изменил своим драгоценным родственникам, стоило лишь немного ему подыграть. Откуда же у этих неодушевленных (как я до недавнего времени считал) предметов и деревьев такое самомнение? Что груша, что яблони, что булыжник – все считают себя венцом мироздания и любое свое качество, полученное от природы, допустим, долговечность – тут же объявляют самым важным свойством на земле. Нет уж, такую долговечность мне и даром не надо! 70-80 лет человеческого существования в миллион раз ценнее, чем миллионы лет в качестве камня. Кстати, а почему, собственно, 70-80 лет? Андрей вдруг на уровне какой-то глубокой уверенности осознал, что бытие его не ограничивается биологической жизнью этого тела – нет, он, можно сказать, вечен, и душа его, которая собственно и является его «Я», меняла свои обличья и места пребывания множество и множество раз на протяжении тысяч, а возможно и миллионов лет, то есть по древности весьма сопоставима, если не древнее, этого хвастливого булыжника!
«Кстати, - мелькнуло в голове Андрея, - эта загадочная вставка каким-то образом занесена в мое сегодняшнее сознание именно из этих иных существований души».
Охватившее его чувство было настолько сильным и убедительным, что Андрей даже удивился, как он мог до сего момента считать своим я это хрупкое, мимолетное тело, существование которого исчезающе незаметно в масштабах вселенной. Нет, его Я – грандиозно, сопоставимо с грандиозностью космоса, и это Я уже содержит все необходимые знания, до них надо только добраться, и то, что с ним сейчас происходит – это и есть осознание своей истинной природы.
«Кстати, - подумал Андрей, - насчет оболочек. Я ведь не с самими деревьями и камнем разговаривал. Это были их души, и если говорить об общении на уровне душ, то никакого временного преимущества их души по сравнению с моей не имеют, наоборот, моя душа прошла куда более длинный эволюционный путь, чем души камня или дерева. А интересно, смогу ли я увидеть тех, с кем в действительности общался, а не их неподвижные оболочки?» -Неожиданно Андрей понял, что знает, как настроить свое восприятие таким образом, чтобы видеть зримые формы тонкого плана, не видимые обычными глазами: принцип был такой же, как настройка слухового восприятия – то есть сдвиг некого ментального тумблера, управляющего резонансным восприятием зримых образов разного спектра частотности, у этого тумблера даже есть специальное название «точка сборки». Вот какими сложными фразами и понятиями он вдруг стал мыслить, а ведь еще вчера подобный мысленный монолог никак не мог родиться в его голове. Господи, неужели тот Андрюша Данилов буквально трехдневной давности и нынешний – это один и тот же человек?! Тут же совершенно масштабы несопоставимы! И, тем не менее, при всей пропасти, что пролегла между прошлым и сегодняшним, он продолжает осознавать себя собой, словно и не изменилось ничего, словно просто взял и вспомнил то, что когда-то знал, да забыл при рождении, и не помнил вплоть до сегодняшней ночи!
«Посмотрю-ка, - подумал Андрей, - как души деревьев и камней выглядят, ведь не с деревяшкой же и не с минералом я только что разговаривал!»
Андрей осторожно начал сдвигать внезапно осознанную точку сборки. Отдаленно это напоминало процесс настройки какого-нибудь оптического прибора, когда одни предметы, доселе отчетливо виденные, становятся туманными и расплывчатыми, а другие, ранее воспринимаемые нечетко, напротив обретают отчетливость. Правда, было и не только это, возникали и другие трудноописуемые аберрации, когда предметы меняли и свою освещенность и, частично, свою форму и фактуру, а доселе монолитные обретали зыбкость, иные же становились прозрачными. В какой-то момент отчетливо видимый мир погрузился в сумерки, но не привычные, земные, а какие-то другие, Андрей сразу определил их астральными, где весь световой спектр был как бы сдвинут в фиолетовую фазу, все окружающие его предметы стали выглядеть не просто не четко, а как-то размазано, с измененными пропорциями и, напротив, очень четко стали видны непонятно откуда взявшиеся существа разных форм и размеров, которых до сей поры Андрей не только не видел, но и не подозревал об их существовании. При этом эта активная жизнь разворачивалась не только на поверхности земли и в воздухе, но и под землей, поскольку верхний слой почвы стал прозрачным, и вокруг корней, клубней, семян и луковиц вились, кружились, вибрировали, перемещались некие комочки, клубочки, спиральки, шарики – иногда даже нечто антропоморфное, в шапочках и кафтанчиках.  Почва для них словно и не была твердой средой, поскольку они совершенно свободно перемещались во всех направлениях, не выходя на поверхность. Между этими крохами постоянно происходило какое-то активное взаимодействие, и когда Андрей попытался настроить свой слух на волну их восприятия, то словно бы погрузился в птичий щебет внутри многотысячной стаи, среди  невообразимой разноголосицы которой, тем не менее, можно было различить отдельные слова и фразы, правда уловить какой-то более менее внятный разговор не представлялось возможным. На фоне этой хаотической подземной полифонии, пожалуй, единственное, что сближало отдельных участников астрального броуновского движения это определенная степень светимости каждого существа, все они были окружены ореолом живого света. В какой-то момент Андрей увидел, что из глубины к верхнему слою почвы потянулось нечто темное, какие-то перетекающие рваные покрывала, пожалуй, даже лоскутья, лохмотья. Очевидно, заметив это, светящиеся формы пытались прыснуть в разные стороны, но и лохмотья не зевали, они словно бреднем прошлись по верхнему слою почвы, как бы профильтровав через себя все эти шарики, колпачки, спиральки, капельки, после чего моментально хлынули вниз, в полную темноту. Капельки живого света при этом утратили значительную часть своей светимости, и, казалось, потеряли способность к быстрому целенаправленному движению, уныло покачиваясь, словно прибрежный мусор на маленькой волне у набережной. И тут Андрей явственно услышал, как капельки света тихонько плачут, словно обиженные дети, которые, тем не менее, не хотели, чтобы их плач услышали другие сорванцы и начали обзываться плаксами-ваксами и ревами-коровами.
«Дараина, - всплыло в сознании Андрея незнакомое ранее слово, это прикорневой пространственный слой стихиали Дараины.… Ну, это прямо экскурсия с экскурсоводом, только я сам себе и экскурсант, и экскурсовод, при этом ухитряюсь в качестве экскурсанта воспринимать новые слова и понятия, как полученные от третьего лица. Но ведь это я сам себе говорю, как же такое может быть?»
Андрей немного сдвинул точку сборки, и внимание его переключилось на поверхность сада, а почвенные создания как бы вышли из фокуса. Теперь он уже видел непосредственных участников своей недавней беседы, а вкупе с ними многое другое. Возгордившийся камень, которого, тем не менее, еще в позавчерашнем разговоре умная груша охарактеризовала, как знатока философии (Андрей, тем не менее, этих глубоких познаний то ли не смог, то ли не успел выявить) и вправду обладал антропоморфной полевой формой, напоминающей классического гнома-горняка: толстого, бородатого, в фартуке и остроконечном колпаке. Он сидел полупогруженный в камень и, похоже, дремал, хотя еще совсем недавно беседовал с Андреем, но, очевидно, эта беседа его утомила.
Андрей подумал, что действительно раньше уже видел и говорил с существом, подобным этому, только в како-то другом существовании, воспоминания о котором короткими фрагментами всплывают в его памяти. Того гнома звали Дьюрин, и он называл себя гномьим патриархом, будучи, несомненно, более представительным, харизматичным и нарядным. И еще Андрей вспомнил фрагмент рассказа этого Дьюрина о том, что души гномов ушли в камни, а когда-то они, якобы, были совсем как люди, только меньше ростом и жили под землей.
«Странно, - подумал Андрей, - почему этот не вспомнил свое славное гномье прошлое? А может, на всех гномов камней не хватило, и большая часть обладает своей самостоятельной каменной душой».
Впрочем, дух камня спал и на мысленные запросы не реагировал, поэтому этот вопрос остался без ответа и Андрей потерял к нему интерес. Тогда его внимание переключилось на деревья. Каждое из них так же обладало своей душой, они, как и индивидуальности камней были человекоподобны, напоминали карикатурно вытянутых ряженых на ходулях с огромными, гнущимися в любом месте руками. Их фигуры струились и слегка колебались сквозь контуры физических стволов, которые Андрей воспринимал еле-еле и, похоже, действительно каждый образ обладал собственной индивидуальностью, в зависимости от врожденной или приобретенной склонности. Так некультурные яблони (то есть их души) выглядели этакими карикатурными румяными садоводами и даже держали в руках нечто напоминающее грабли и лопаты. Умная груша напротив выглядела этакой пожилой субтильной меломанкой весьма болезненного вида в длинном концертном платье до земли и со скрипичным чехлом в руке. При этом за спинами душ деревьев болтались какие-то сморщенные нефункциональные крылышки, а уши были заострены вверх, как обычно изображались на иллюстрациях к английским и шотландским сказкам разнообразный потусторонние фейери.
И тут вдруг все тот же внутренний комментатор, который в это утро множество раз врывался в поток сознания Андрея, сообщил, что большинство душ плодовых деревьев – ничто иное, как души лесных эльфов, потерявших свои физические тела и пожелавших остаться в родном мире в качестве душ деревьев. При этом, поскольку эльфы живо интересовались судьбой и делами цивилизации своих приемников-людей, то они предпочли вселяться именно в плодовые деревья, живущие в непосредственной близости от человека и во многом зависящие от человеческого ухода. Эльфы, как пояснил неведомый источник информации, всегда тянулись к людям, люди же, как правило, пугались всего потустороннего и на любопытство отвечали агрессией. В образе же деревьев такой контакт был наиболее безопасным и для тех и для других. Теперь становилось понятным, почему без ухода и присутствия человека плоды садовых деревьев перерождались в кислые дички: эльфы покидали такие деревья и переходили в другие, пользующиеся человеческим вниманием и уходом, совмещая свое сознание с собственными душами деревьев.
Все это пронеслось в голове Андрея, как некий справочный материал из того же неведомого источника информации, и в конце было сообщено, что этот слой - стихиаль, заселенный древесными душами, называется Арашамф. Слово было незнакомо Андрею, тем не менее, он уже не удивлялся тому, как естественно выскакивают в его памяти эти странные термины.
Помимо уже знакомых собеседников Андрея сад – его главная верхняя часть - оказался заполнен другими, более-менее антропоморфными существами, в каждом из которых присутствовало некое человекоподобие, и если даже витальное тело было бесформенным и струистым, то всегда присутствовало некое подобие лица. Андрей подумал, что, возможно, это связано с тем, что садовые деревья и кустарники на протяжении многих столетий и даже тысячелетий существования рядом с человеком настолько пропитались человеческой энергетикой, что даже их витальные тела приняли некое человекоподобие. При этом в виталах деревьев оно было выражено в большей степени, и в меньшей степени в кустарниках – малине, крыжовнике, смородине, не говоря уже о разной мелочи: укропе, петрушке, клубнике и тому подобных жителях поверхностного надпочвенного слоя, который, как узнал Андрей из своего источника информации зовут стихиалью Мурахаммой.
Отдельно, помимо этой разношерстной компании более-менее человекоподобных призраков, которые, подобно существам Дараины  находились в постоянном общении не только друг с другом, но и с душами насекомых и птиц, Андрей обратил внимание на величественную фигуру, зависшую среди волн небесного золота (почему-то небесная синь в астральном восприятии выглядела скорее как некая сияющая золотистость). Эта фигура удивительно напоминала некий сказочный персонаж пастушка в белой косоворотке, расшитой по воротнику и обшлагам особым руническим орнаментом, лаптях, с золотистой шапкой волос, подстриженных под горшок, с расписной котомкой через плечо и тоненькой пастушьей свирелью. Из нее пастушок извлекал мелодии, льющиеся игривым потоком, в которых слышалось то ласковое трепетанье листвы, то журчание лесного ручейка, то гудение пчелиного роя, и множество других звуков, сливающихся в единое ощущение ласкового летнего утра.  Не жаркого, солнечного, с небольшими кучевыми облаками и веселым ветерком, колышущим сочные листья - утро, порождающее то самое комфортное состояние, когда хочется, внутренне улыбнувшись, произнести заветную фразу: «остановись, мгновение, ты прекрасно».
Неожиданно в сознании Андрея возникла расшифровка этого удивительного ласкового, как сказали бы наши предки, пригожего,  образа: это сезонная стихиаль по имени Лель. И тут в его сознании начали складываться строки не детской поэзии, посвященные этой замечательной летней стихиали, энергию которой ощущают все, но принимают ее за чисто погодно-природное проявление.

Когда отхлынула жара
И пересмешники узнали,
Что притомилась мошкара
От бесконечных вакханалий,

В леса впорхнул пригожий Лель,
Лукавый, ласковый звоночек.
И сразу заскрипела ель,
Размять пытаясь позвоночник.
Зашевелились дерева,
Луга невнятно зашептали,
Как будто чудо-жернова
От неподвижности устали,

Как будто легкие крыла
Воздушных ветряков незримых
Прохлада в действо позвала
Кружить любовников игривых.

Я белокурый пастушок,
Услада юных берендеек,
Рожок, зовущий на лужок
К проказам летних переделок.

Я – голубой световорот,
Что кличут рогом изобилья,
И даже страж глубинных вод
Не зачеркнет мои усилья.

И если с синей высоты
Вдруг устремишься в омут нежный,
О, Навна, свежие цветы
Не посрамят твои одежды.

«Оказывается, и настоящие стихи могу сочинять, - уже устал удивляться себе Андрей, - или это чьи-то, которые я забыл и вдруг вспомнил? А может это Пушкина стихи? Или Лермонтова… или Некрасова?»
Почему-то фамилии других хрестоматийных поэтов не шли Андрею в голову, хотя, казалось, это было самое легкое, что он ухитрился вспомнить, никогда ранее не зная, в это утро. Но хотя на другие фамилии русской поэтической классики у Андрея возник непредвиденный ступор, тем не менее, он был почему-то уверен, что стихи эти именно его, им сочиненные, хоть и сделал он это так, словно не сочинял, а просто вспомнил. Но и на этом чудеса не закончились: величественная фигура, доселе самозабвенно игравшая на свирели и, казалось, не замечавшая всякой утренней суеты многочисленных, ранее неведомых Андрею обитателей сада, вдруг прервала свое выступление и с удивлением глянула вниз, затем почтительно склонила голову и, явно обращаясь к Андрею, произнесла (Андрей снова не мог понять, слышит ли он эти звуки ушами, или они звучат прямо в его сознании):
- Приветствую тебя, повелитель стихиалей!
- Я повелитель? – удивился Андрей, никогда ранее не встречавший слова «стихиаль», теперь же прекрасно знавший его значение. Теперь же выяснилось, что он еще и повелевает ими. – Да я просто мальчик, каких миллионы!» – Вообще-то он теперь уже знал, что, таких как он отнюдь не миллионы, возможно он единственный в своем роде, но к этому новому амплуа он еще не успел привыкнуть, к тому же, подтвердить свою уникальность казалось ему нескромным, ведь мама с раннего детства ругала его за хвастовство. Кстати, единственным в своем роде он не мог быть уже потому, что существовала еще девочка Аня, правда, сопоставить ее и свои, внезапно открывшиеся возможности он пока не мог.
- Ну, конечно, повелитель! – приложил руку к сердцу пригожий Лель (Андрей тут же узнал, что имена и образы фольклорных героев иногда совпадают с именами природных стихиалей, правда, не всегда), - ты же произнес пароль-вызов стихиали, какой же ты обычный мальчик! Да обычных мальчиков я почти никогда и не вижу, разве что блеклые тени! У тебя же светимость совсем иная, так светятся шаманы-заклинатели погоды и маги высокого посвящения. И потом, где ты слышал, чтобы обычный мальчик со стихиалью разговаривал? Ты произнес вызов, на который я вынужден был сразу отозваться, даже если бы сейчас какая-то другая стихиаль царствовала. А так, поскольку я, Лель, и так в настоящее время нахожусь у штурвала местной погоды, то все, что мне оставалось сделать – это заговорить с тобой.
- Что ж, получается, - сказал Андрей, - если бы, допустим, сейчас здесь царствовала другая погодная стихиаль и, соответственно ей, была бы другая погода, и если бы я тебя вызвал, прочитав соответствующий вызов-пароль, то и погода бы изменилась?
- Конечно, - пожал плечами пригожий Лель.
- Но ведь это невозможно! - («Почему, невозможно, еще как возможно!» – мелькнуло в сознании Андрея).
- Каждая погодная стихиаль, мой собрат, имеет свою частотную метку, - сказал Лель, - и если вызов будет резонировать с этой меткой, стихиаль проявится в Энрофе, в месте вызова. Так делают настоящие шаманы и некоторые продвинутые экстрасенсы.
- И что, все они должны определенные стихи прочитать? – засомневался Андрей, ему вдруг показалось обидным, что стихи, которые он только что сочинил, оказывается, может произнести кто-то еще.
- Совсем не обязательно, - ответил Лель, - важно воспроизвести частотный информопакет. Это так же, как один и тот же предмет на разных языках по-разному называется. Ты воспроизвел информопакет, который зацепил за мою метку точно подобранными стихотворными созвучиями и образами. То же самое можно сделать с помощью шаманского камлания и других обрядно-словесных действий. Важно только какая энергия за этим стоит, остальное – лишь внешнее проявление.
- Поразительно! – для проформы удивился Андрей, - но что ж получается, если я вызову какую-то зимнюю стихиаль, - (Андрей уже знал что тремя главными зимними погодными стихиалями, отражающими разные аспекты зимней энергетики являются Нивенна, Затлун и Затумок), - допустим Нивенну, так что же, зима в этом саду наступит?
- Обязательно наступит, - констатировал Лель, - разумеется, не в ту же секунду, физическая материя достаточно инертна, тем не менее, в течение получаса – с гарантией. Вот только, какое время ее продержать удастся – другой вопрос. При подобной магии сильно Равновесие расшатывается, Нивенне сейчас царствовать не положено, да и вообще, Бог знает, какие последствия после подобного вызова могут произойти. Поэтому, удерживать ее придется только за счет личной силы и, соответственно, чем ее больше, тем дольше стихиаль можно удержать. Весь вопрос – зачем? Стоит ли так напрягаться, если от этого никому никакой пользы, только всю зелень поморозишь, она к подобным перепадам не готова. Кстати, этот процесс в сказке «Двенадцать месяцев» весьма наглядно описан. Да ты что, сам этого не знаешь? Ты, с такой светимостью, должен все это сам прекрасно знать, а, как известно, «знание – сила», если знаешь, то и пробовал наверняка!
- Тут не все так просто, - смутился Андрей, - дело в том, что до сегодняшнего утра я был обычным человеком, но сегодня ночью что-то произошло, я и сам не понимаю, что именно. В общем, я сегодня проснулся с таким чувством, что в меня нечто неведомое вставили, – кто вставил – тоже не известно – и из-за этой самой вставки я стал мир совершенно по-другому видеть и ощущать. Перед этим, правда, немало странных событий произошло, но о подобном эффекте меня никто не предупреждал! Может, ты объяснишь?
- Увы, - развел руками Лель, - это не в моей компетенции. Мир людей вообще знаком нам, стихиалям, в основном лишь эмоциональной составляющей. Другие же уголки вашей души для нас закрыты. Тут как раз  все наоборот: имея доступ, ты, при желании, смог бы узнать о нас несравненно больше, чем мы знаем о вас, людях, которых мы толком и разглядеть-то возможности, не имеем…
В этот момент Андрей почувствовал чье-то новое присутствие на физическом плане, поэтому он поспешно сдвинул точку сборки в зону восприятия обычных человеческих чувств, которая до сего дня была для него единственным источником информации о внешнем мире. Андрей удивленно похлопал глазами: мир вновь вернулся к своим знакомым параметрам, все многочисленные живые существа еще недавно населявшие сад в мгновение ока исчезли, а в дверях соседского дома стояла Аня и как-то странно глядела на Андрея.
- Ты сам вступил в контакт с живым миром, - удивленно и, как показалось Андрею, растерянно произнесла она, вместо положенного в таких случаях приветствия.
- А откуда ты знаешь? – спросил Андрей, но сразу же понял, что зря задал этот вопрос. Слегка сместив точку сборки, он увидел Анин энергетический кокон или, как сказал Лель, светимость, и по его цвету, форме и величине сразу понял, что Аня так же свободно перемещает свою точку сборки, как он сам, таким образом имея возможность наблюдать и вступать в контакт с разночастотными слоями многоуровневой реальности. – А впрочем, - добавил он, как бы констатируя, что сам ответил на свой вопрос, - я знаю, как ты это увидела. Но разве то, что произошло со мной ночью и происходит сейчас – не твоя работа? Ты же сама говорила, что каким-то образом собираешься меня изменить.
Аня внимательно глядела на Андрея, совершая плавные колебательные движения головой, при этом тот сознавал, что смотрит она на него не глазами, а тем самым инструментом восприятия, который этим утром он выявил у себя.
- Смотря, что ты имеешь в виду, - сказала она со странным выражением лица.
«Начну по порядку, - подумал Андрей, - как бы так фразу построить, чтобы она не догадалась, в чем именно я ее подозреваю, иначе это будет не достоверная информация».
- Ты, кстати, сказала вчера, - сделал он вид, что переключился на другую тему, - что покажешь мне одно место, а когда вечером я зашел за тобой, твоя мама сказала, что по вечерам ты выполняешь дополнительные задания, по которым в году не успеваешь, следовательно, встретиться со мной не можешь. Если же ты знала, что будешь заниматься, зачем говорила мне о каком-то месте?
Аня уперла кулачки в бок:
- Мне кажется, что ты ваяешь дурака, - сказала она с уверенностью, - разве я его тебе не показала? Разве мы не встретились в том самом месте? Тем более, я хорошо помню, что у моря Вечности все тебе объяснила!
- Ты хочешь сказать, - осторожно начал Андрей – («собственно, чего я действительно дурака валяю, теперь-то я точно знаю, что она приходила в мой сон», - пронеслось в его сознании), - что видела некоторый сон?
- По-моему можно сказать гораздо конкретнее:  что приходила в твой сон, и что мы встречались, и беседовали с тобой у моря Вечности, а потом ты перенесся в альтернативный поток событий…но туда я уже не могла за тобой последовать по ряду причин, я тебе на них намекала. Так ты видел его?
«Ладно, - подумал Андрей, - все совпадает, последние сомнения развеяны, наверное, можно переходить на ее язык», - теперь он был уверен, что сможет разговаривать с ней на равных, и эта мысль наполнила его небывалой гордостью: уж теперь он не будет мучиться чувством собственной неполноценности.
- Значит, ты видела то же, что и я, - закончил Андрей свой тест на достоверность информации, - прости, я под дурачка работал, чтобы убедиться, что ты ничего не выдумываешь. Да, я понимаю, о чем ты, его я видел, ты, конечно, имеешь в виду моего двойника, только взрослого?
- Ну, конечно, его.
- Видел, и не могу сказать, что его вид меня порадовал. Он лежал на больничной койке, худой, небритый и спал или был без сознания. Зачем я оказался рядом с ним, я так и не понял, прямо тебе скажу, зрелище не из приятных.
- Я это знаю, - вздохнула Аня, - возможно, ты не все понял из объяснений Варфуши, но в том параллельном потоке, в который ты попал, и в том времени он пребывает в летаргическом сне. Возможно, именно благодаря этому, хотя я точно не знаю, он сумел освободить мою знающую половинку, правда, поскольку добро и зло порой перемешиваются в причудливых пропорциях, и одно часто оборачивается своей противоположность, в летаргии он очутился в результате трагических обстоятельств, о которых я не могу тебе рассказать. Твое личное будущее не может быть для тебя раскрытым. Тем не менее, на твоего двойника возложена важнейшая миссия, и мне хотелось бы вывести его из того плачевного состояния, в котором он очутился. Он вернул мне мою знающую половинку, теперь мой долг – пробудить его ото сна.
- Что ж, получается, - пришла в голову Андрею догадка, - если он мой двойник, я то же в его возрасте засну на много лет? Знаешь, меня эта перспектива не очень радует! Ты намекала на то, что его – то есть, в некотором роде меня, к летаргии привели определенные обстоятельства, и раньше говорила о его ошибках. Мне кажется, ты просто обязана мне о них сообщить, чтобы, когда придет это время, я не сделал того, что приведет меня к летаргии.
- Не все так просто, - сказала Аня, отведя глаза в сторону, - ты не представляешь, в какой сложный узел причин и следствий завязаны потоки параллельных и альтернативных событий, и к каким последствиям приведет простое знание будущего, и даже просто некоторые слова и действия. Я не смогу тебе ничего сказать, даже если буду очень хотеть этого, поскольку, как только я раскрою рот для того, чтобы пересказать тебе эти события, я, возможно, перестану быть той, чем я являюсь сейчас: чаша весов Равновесия качнется, и все изменится. Я даже не могу тебе сказать, знаю ли я о той цепи событий или нет.
«Все верно, - подумал ставший поразительно прозорливым Андрей, - если не будет летаргии Андрея Данилова, то знающая половинка Ани не будет освобождена, а значит – и знания никакого не будет – таким образом я так или иначе не получу ответа на свой вопрос».
- Тем не менее, - продолжала Аня, - что-то менять категорически нельзя, но что-то можно и поменять в строго ограниченных рамках, поэтому-то я и хочу каким-то образом разбудить спящего Андрея, правда, каким, я пока не знаю. Знаю только, что из этого потока пересечься с ним в том потоке, где он спит, я не смогу – как удалось тебе. На это наложены определенные ограничения, подробнее я не могу сказать. Дело в том, что в недалеком будущем Провиденциальными силами предусмотрены чрезвычайно важные события. Чтобы они произошли, необходимо, чтобы я и ты встретились не только здесь и сейчас, но и в магистральном потоке взрослыми. И не только встретились. Произойти это должно скоро…точнее не могу сказать, хотя слово «скоро» тут не совсем правомерно, поскольку во всех затрагивающих нас потоках-отражениях существует определенный временной сдвиг, причем где-то больший, где-то меньший. Как ты понял, в магистральном потоке тебе сейчас больше двадцати лет, но реверс возможен и больший, шкала реверса – продолжительность твоей конкретной жизни в данном воплощении. Фактически вся твоя жизнь от рождения до смерти в разных вариантах расписана по потокам. Поэтому, говоря «скоро» в абсолютном смысле, я имею в виду некую усредненно-интегральную точку…
- В общем, - закончил за Аню Андрей, быстро включающийся в ситуацию, которая еще вчера была для него совершенной загадкой, - необходимо его каким-то образом разбудить, чтобы взрослые Андрей и Аня в магистральном потоке встретились на физическом плане, как мы с тобой и – тут его осенило окончательно, - у них должен родиться ребенок, и этот ребенок…
- Стоп, ни слова больше! – положила Аня палец на губы Андрея, - я сама не знаю, какие ключевые понятия произносить можно, а какие нельзя. Мы касаемся сокровенного, и грань очень тонка. Дело в том, что определенные силы очень заинтересованы в том, чтобы эта встреча не произошла, они очень успешно мешали ее осуществлению до сей поры, и сделают все возможное, чтобы встреча взрослых Ани и Андрея в Энрофе никогда не случилось. Поэтому то событие, которое так легко сорвалось с твоих губ, на самом деле чрезвычайно сложно осуществить.
- Но ведь мы-то с тобой здесь встретились, - с некоторым сомнением произнес Андрей, - и никто нам не помешал.
- Дело в том, - сказала Аня, что если бы все зависело только от воли темных, то этого бы никогда не произошло, но противостояние света и тьмы предполагает некое равновесие, некое условное соглашение, поэтому блокировка возможна лишь частичная. Светлые силы крайне заинтересованы в нашей встрече, и в данном событийном потоке это произошло вопреки усилиям темных. К сожалению, мы сейчас находимся в неком периферийном отражении, необходимо же, чтобы все осуществилось в магистральном потоке, где все лучи сходятся как в линзе (там ты некоторое время назад побывал), и встреча должна осуществиться в некоторый определенный временной промежуток, иначе, Провиденциальные планы в эту эпоху не свершатся. На этом моменте сходятся уникальные зодиакальные астрологические и кармические совпадения. В этот момент «Ч» все энергии света сходятся на нас в одной пространственной и временной точке, это должен быть особый метафизический момент, иначе, если встреча произойдет позже она уже не буде иметь столь глобального значения: будет обычная преемственность линии Меровингов, которая то оживляется, то затухает уже в течении двух тысяч лет, но Звента Свентана в эту эпоху не родится. Ты понимаешь, о чем я говорю? – Спросила Аня серьезно, - мне кажется, ты должен это понять, ведь с тобой произошло нечто… хотя, честно признаюсь, причина столь глобальных изменений мне не понятна.
- Как непонятна? – посмотрел на нее Андрей с удивлением, - а разве та вставка, с которой я сегодня проснулся и благодаря которой я стал видеть и знать то, что раньше не видел и не знал, это не твоя работа? Разве не для этого мы встретились на берегу моря Вечности? Разве не для этого ты отправляла меня в магистральный поток для встречи с взрослым Андреем Даниловым?
- Расскажи, что произошло после того, как тебя затянуло в двери замка Вечности, - сказала Аня.
- А разве ты сама не знаешь? – Посмотрел на нее Андрей с сомнением.
- А ты знаешь, что происходило со мной, после того как меня вслед за тобой затянуло в те же двери?
- Нет, но я думал…ты же сама сказала, что я должен был отправиться на встречу с двойником! Я туда и отправился. – И Андрей рассказал обо всем, что произошло в темном коридоре замка Вечности, а затем в больничной палате. – Я считал, что это все ты устроила, как устроила мою первую беседу с грушей, - сказал он после того, как закончил свой рассказ, ты же сама говорила, что я должен туда попасть.
- Я только пришла в твой сон и рассказала все, что должна была рассказать, - покачала головой Аня, - все остальное сделал ты сам, я же понятия не имела, в какой именно поток альтернативных событий, и в какой именно момент жизни своего двойника ты попадешь, но, кажется, сюжет разворачивался по желательному сценарию. Андрюша, то, что произошло с тобой утром, для меня такая же неожиданность, как и для тебя, наша встреча у моря Вечности не имеет к этому отношения. Я, по крайней мере, такой связи не вижу.
- Но ты же сама вчера несколько раз говорила, что намерена как-то изменить мое сознание и все переживала, что нам мало времени отвели.
- Я действительно намеревалась несколько приоткрыть твои духовные центры, но в таком масштабе…о таком я даже не могла предполагать, даже Варфуша работал со мной около двух лет, чтобы хотя бы частично разбудить мою душу, а ведь его возможности несоизмеримы с моими. Кстати, он всегда предостерегал меня от слишком быстрого пробуждения, это может иметь самые губительные последствия. То, что произошло с твоим духовным коконом…на это не способна ни я, ни Варфуша, это слишком грандиозно, о возможности подобной трансформы я даже не подозревала, и теперь не знаю, как к этому относиться. Все, на что я рассчитывала в эти две недели – это запустить процесс, и сколько в этом случае потребовалось для полного раскрытия – понятия не имею. Я предполагала, что запущенное духовное делание позволит направить события в нужное русло, и мы бы получили шанс видеться еще и еще. Только тогда можно было бы задуматься о той основной задаче, которая на нас возложена. А сейчас я даже не знаю, что думать, такое впечатление, что ты полностью разбужен. У меня даже возникла невозможная мысль, а не попробовать ли… -  Аня замолчала и прикусила губу.
- Что именно? – поднял на нее глаза Андрей.
- Да так, я еще не уверена, эта мысль явно ниспослана. Она возникла внезапно и слишком неожиданна, поэтому ничего не могу сказать. Это касается другого полюса проблемы осуществления провиденциального плана раздемонизации.
- Хорошо, - пожал плечами Андрей, - скажешь, когда сможешь; мне пока твои вселенские замыслы не очень понятны. Возможно, я еще не привык к своему новому состоянию и не знаю, надолго ли это. А вдруг все закончится так же неожиданно, как пришло и я вновь стану обычным пятиклассником Андрюшей Даниловым. Пока что я не понимаю, какое отношение имею к этому самому провиденциальному плану, о котором ты говоришь все время. Я очень много удивительного узнал и увидел за сегодняшнее утро, но никакой информации по этому поводу из моей загадочной вставки не приходило. Пока меня больше интересует вопрос, что же такое эта вставка и кто ее вставил. Я думал, это ты сделала, но ты утверждаешь, что неприем здесь.
Аня продолжала сверлить Андрея своим межбровьем, затем сказала:
- Это какой-то информопакет, но раскрыть его я не имею возможности, поэтому не ясны масштабы его  содержания и главное, изначально какого качества эта энергия, Логоса или князя мира сего.… Ну, а получил ты его от своего двойника, наверное, в тот момент, когда соединился с ним в зеркале, в палате. Правда, это только мое предположение.
- Или когда два дня назад двойник соединился со мной в саду, - продолжил ее предположения Андрей, - ведь с этого момента все и началось. Отражение в больничном зеркале и вставка – это итог. Кстати, что ты подразумеваешь  под информопакетом? У меня возникло определение, но возможно ты имеешь в виду нечто другое.
- В условиях существования в физическом теле информопакет – крайне редкое явление, - сказала Аня, - а вот при общении душ и даже более плотных астральных сущностей, это довольно распространенный способ передачи информации и до некоторой степени – умений. Это некая система полевых частотных кодов, которая передается от души к душе как бы в свернутом виде. Потом душа, получившая этот свернутый пакет, может развернуть его и высвободить содержимое – чаще всего маленькими порциями, иначе, развернув сразу, душа может не справится со всем объемом информации и потерять ее.… Более детально это трудно передать словами, но можно почувствовать, находясь в определенном внетелесном состоянии.
- Ну да, нечто подобное я себе и представлял, - кивнул головой Андрей, - это действительно похоже на мою «вставку», правда, когда ее в меня вставили, я так и не отследил. Одно лишь удивляет: если это действительно работа двойника, который является как бы мной в будущем, то откуда у него такие возможности?
- Границ его возможностей я не знаю, - развела руками Аня, - мне тоже казалось, что тот Андрей не настолько продвинут, чтобы совершать такие сложные магические действа. Я в лице моей знающей половинки не имела возможности отследить многие этапы его пути, наши контакты были фрагментарны, но мне всегда казалось, что я более древняя монада и душа моя пробудилась гораздо раньше. Я всегда считала себя чем-то вроде его астральной наставницы, но сейчас даже не знаю, что и думать, возможно, я заблуждалась. Могу сказать только, что качественных информопакетов мне никогда не удавалось посылать, тот же пакет, который ты называешь «вставкой», не совсем такой, с какими я сталкивалась раньше. Это какая-то другая информоэнергия, возможно и содержание его иное, чем в тех пакетах, которые я посылала и получала ранее. Дело в том, что этот пакет преобразил тебя кардинально, с таким я еще не сталкивалась и считала подобное невозможным.
- Ладно, - сказал Андрей, как бы со стороны наблюдая за тем, как легко и естественно он воспринимает содержание беседы, которая бы еще позавчера показалась бы ему заумной абракадаброй, - разумеется, все это очень интересно, но чем мы сегодня заниматься будем?
- Теперь я даже не знаю, надо подумать, - сказала Аня напряженно. – Те две недели, которые тебе здесь остались, я собиралась обучать тебя науке живого мира, как это делал со мной Варфуша, а далее – в зависимости от тех результатов, которые бы у нас получились, но не уверена, что ты бы был за эти две недели готов разбудить своего двойника в ином измерении, тем более на данный момент я плохо себе представляю, как это можно сделать, но знаю наверняка, что сделать это можешь только ты сам. Я не говорю уже о другой, более важной задаче, ее я пока воздержусь сообщать. Внешне все это выглядело бы как обычные прогулки по окрестностям (разумеется, без наших мам), иногда, как совместные медитации, но так чтобы никто ничего не видел, мы не должны озадачивать наших родительниц, они абсолютно невежественны и ничего не поймут. Реальная же суть наших занятий… да что я тебе говорю, мы с тобой уже приступили к первым шагам, и нечто подобное происходило бы и в дальнейшем. Возможно, во время этих занятий ко мне пришло бы решение, как можно разбудить Андрея в магистральном потоке. Но теперь все это уже не имеет смысла, ты сам каким-то чудесным образом в одночасье превратился в адепта… поэтому мне не совсем понятно, что делать теперь, я к этому была не готова. Очевидно, для начала надо посоветоваться в Варфушей. Я думаю, после завтрака нам стоит сходить туда, где мы его видели вчера, он сам сказал, что теперь я не могу вызвать его, где и когда захочу, как это делала раньше, теперь надо идти на перекресток двух дорог, туда, где мы вчера были. А по пути, возможно, придут новые мысли, новые решения.
- Знаешь, - сказал Андрей, слушая ее не очень внимательно. Все утро он постоянно прислушивался к своим новым ощущениям, которые были настолько необычными, что просто переворачивали его сложившиеся представления о себе самом, - а ты йогой не занималась?
(Неожиданно он вдруг обнаружил, что не только знает это слово, его он слышал и раньше, – но и хорошо знает суть этого метафизического направления, названия разнообразных школ, а так же многие виды практик, которые эти школы применяли). Мало того, он даже знал специфику йоги, которую задолго до появления человеческой арийской цивилизации практиковали наши предшественники – атланты, секретами которой  с человечеством поделился около 20 тысяч лет назад атлант, образ которого дошел до современников под именем Бонпо-Будда).
- Йогой? Смотря, что ты понимаешь под этим словом, - удивленно посмотрела на него Аня. – В индийских традициях – нет, но наука Живого мира, которой обучал меня Варфуша, тоже в каком-то смысле можно назвать йогой.
- Нет, - покачал головой Андрей, - я имею в виду хатха-йогу, то чем ты занималась с Варфушей – это нечто синтетическое, использующее методики и Раджа, и Кундалини, и Сахаджа, и Крийя, и Лайя йоги, - в общем, все то, что охватывается четырьмя верхними ступенями восьмеричной йоги Патанджали: Пратьяхара, Дхьяна, Самадхи, - Андрей сам удивлялся тому, что говорил.
Девочка покачала головой:
- Никакой физической йогой мы с Варфушей не занимались, Варфуша вообще не говорил ни о какой йоге.
- Так вот, - продолжил свою мысль Андрей, - все это я сказал тебе не для красного словца, чтобы похвастаться своими новыми знаниями. Я понимаю, что получил их неведомо откуда, и возможно и не заслужил этого дара, ведь люди постигают какую-то науку годами, изучая литературу и ставя всякие эксперименты. Тем не менее, в какой-то степени мое преображение можно объяснить феноменом информопакета, который я непонятным образом получил: просто кто-то могущественный передал мне, таким образом, свои знания и все. В этом случае нет ничего удивительного в том, что мне кажется, будто я занимался йогой, хотя на самом деле никогда ей не занимался. Это-то хоть как-то гипотетически можно объяснить, но как объяснить это…
И тут Андрей с необъяснимой уверенностью завязался в такую асану самой высокой категории сложности, что ему бы позавидовала любая цирковая актриса, выполняющая номер «женщина-змея», и наверняка если бы начать освоение этого трюка с раннего детства, когда связки наиболее эластичны, все равно на освоение такой позы потребовалось бы несколько лет ежедневных многочасовых тренировок, которых, разумеется не было. Через полминуты Андрей развязался, встал на ноги и, хоть и растеряно, но с некоторым торжеством посмотрел на девочку.
- Как такое могло произойти? – спросил он слегка прерывающимся от напряжения голосом.
Казалось, и Аня была крайне удивлена увиденным, хотя до сегодняшнего утра казалось, что удивлять – это исключительно ее прерогатива. Она в крайнем замешательстве покачала головой.
- О таких вещах я не слышала, - сказала она растеряно, - по-видимому, это действительно необычный информопакет. Дело в том, что я не знаю, как овладение наукой живого мира происходит у других людей, я никогда не занималась в группе, и ты первый с кем начала заниматься я сама, но элементарный здравый смысл указывает на то, что феномен, произошедший с тобой совершенно уникален. Очевидно, остается предположить, что в том информопакете, который ты получил, содержатся не только знания; содержание его трансформировало не только твои органы чувств и тонкие оболочки, но и твою физическую природу. Пока даже не предполагаю, до какой степени. В любом случае нам надо сходить на перекресток двух дорог в поле и посоветоваться с Варфушей.
На этом ребята расстались и разошлись по своим комнатам завтракать, договорившись встретиться через час.
«Вот это да, - думал Андрей, возвращаясь, домой, - вчера я только и думал о том, какая эта Аня удивительная девочка, теперь пусть же она сама думает о том, какой удивительный парень этот Андрюша Данилов».
На какой-то момент в его сознании заворочалась провокационная мыслишка, что может быть он не достоин того дара, который неведомым образом получил и Бог знает, как за это в дальнейшем придется расплачиваться, но тут же подавил ее в себе, чтобы не омрачать своего настроения, которое можно было охарактеризовать, как «клокочущее торжество».









































ГЛАВА 2

СИДХИ

Когда Андрей зашел в свой летний домик, мама уже проснулась и хлопотала на маленькой кухоньке.
- А, сынок, - сказала она приветливо, - что-то с тобой непонятное творится. Раньше тебя утром не растолкать было, а тут второй день просыпаешься ни свет ни заря. Зарядку что ли начал делать или утреннюю пробежку? Что-то не похоже на тебя, ты на этот счет раньше только прожекты строил, а как до дела – лень одолевала. Или с новой соседкой свидание? Так вроде – раннее утро, неподходящее время.
- Да никакое не свидание, - смутился Андрей, в мгновение ока перестав ощущать себя могущественным сверхчеловеком и вновь превращаясь в десятилетнего мальчишку, комплексующего от недвусмысленных намеков, - мы с ней случайно встретились… ну и разговорились, у нас теперь есть о чем поговорить, - добавил он таинственно, - она не такая, как все… «и я теперь не такой как все», – чуть не вырвалось у него помимо воли, однако, в последний момент он сдержался, поскольку даже не представлял, каким образом можно сообщить маме все то, что обрушилось на него сегодня утром. Трудно даже вообразить ее реакцию, да и как может отреагировать обычная здравомыслящая женщина, если вдруг узнает о том, что ее сын на самом деле не ее сын, а какой-нибудь инопланетянин – другой пример как-то не шел ему в голову.
- Ну, конечно же, не такая, - лукаво улыбнулась ему мама, - каждый человек однажды встречает другого человека, который ему кажется не таким как все. Один  - раньше, другой – позже, ну а в детстве это особенно ярко переживается, пока сравнивать не с чем. Я помню, примерно в твоем возрасте тоже в пионерлагере в одного мальчика влюбилась, так совсем голову потеряла, ни о чем другом думать не могла, считала, что это на всю жизнь, ну и…
- Да что ты, мама! – прервал ее Андрей, испугавшись откровений, которые слушать от мамы ему всегда было дискомфортно. – «Какую же она, порой, несусветную глупость несет, - подумал он с раздражением, - и главное все настолько банально, можно заранее предсказать, что она ляпнет. А впрочем, чего от нее ждать, она же обычный человек».
При этих мыслях Андрей как-то непроизвольно сдвинул тот самый внутренний тумблер, который он столь чудесным образом обнаружил сегодня утром, и в тот же момент совершенно отчетливо увидел, о чем думает мама. Это было что-то вроде зависших в воздухе образов, которые динамично сменяли друг друга, плавая в непрерывно сменяющихся и переливающихся потоках-протуберанцах маминой розово-оранжевой ауры. Да собственно, они и лепились из этих струек и динамичных переливов. Андрей сразу невольно увидел истории маминого так и не состоявшегося пионерлагерного романа. Сценка эта сопровождалась всякими милыми подробностями, каких любой человек немало сможет вспомнить из своего детства, которые, тем не менее, для каждого несут с собой атмосферу трогательного наивного утраченного, хотя наверняка имей они возможность быть подсмотренными со стороны, то не произвели бы никакого впечатления на постороннего наблюдателя. Поэтому Андрей с удивлением наблюдал за не очень отчетливой, но все-таки довольно вразумительной сценой о том, как мама в спортивном зале в числе болельщиков смотрит баскетбольный матч двух лагерных команд и взгляд ее в основном прикован к высокому, стройному голубоглазому блондину, лет пятнадцати, напоминающему юного Олега Видова, явно из старшей группы, который кладет в баскетбольную корзинку мяч за мячом. И тут Андрей испытал неприятное чувство, словно подсмотрел что-то нехорошее и переставил свое восприятие в прежнее русло, не допускающее чтение чужих мыслей и мыслеобразов.
Все вышеописанное длилось буквально несколько секунд (хоть и описание получилось затянувшимся), Андрей испугался, что мама вдруг начнет по ассоциации вспоминать свои иже более поздние, зрелые увлечения и сравнивать одно с другим, сожалея, что случилось так а не эдак, это было видно по ее затуманившемуся взору и некоторому столбняку, который находил на нее в подобные минуты, поэтому наш герой постарался вывести маму из нахлынувшей на нее лирической волны и громко закончил зависшую в воздухе фразу:
- При чем здесь любовь! У нас просто оказалось много общих интересов, она очень много фантастики читала – и Сругацких, и Лема, и Бредбери – и разбирается в этом, как редкий мальчишка разбирается! Ну и у нас на эту тему как бы такая игра с продолжением возникла: сначала она кусочек выдумает, затем я – и так все дальше и дальше, очень интересно получается. А то я здесь месяц проторчал, и даже не с кем было на интересные темы поговорить, а мне уже надоело самому играть.
«Господи, - мелькнуло в голове Андрея, - что я как маленький мальчик разговариваю, это же не я, это «он» разговаривает! А собственно, чего это я так возмущаюсь, я и должен говорить с ней, как раньше, ни к чему нам подозрения, а то еще потащит к врачу. Пусть себе думает, что я то же дите, что и раньше. Хотя, с другой стороны, что значит «он» или «я»? Я – по-прежнему я, только содержание поменялось».
- Так что, - закончил Андрей, - мы с ней всякие истории выдумываем, нам интересно и вовсе не до глупостей.
- Ну, не до глупостей, так не до глупостей, - спустилась на землю мама, - это я так, чтобы тебя подзадорить, все же ты первый раз сам с девочкой познакомился, я и подумала, что ты… ладно, не буду, не буду! Я очень рада, что у тебя хоть под конец отдыха появился товарищ, тем более с такой же богатой фантазией, как у тебя, и если тебе, в конце концов, не важно, девочка это или мальчик, то тем лучше. Ладно, это лирика, а проза заключается в том, что мы нормально позавтракать сегодня не сможем, разве что могли бы бутербродами, но для бутербродов я как-то ничего вчера не купила. Ну, можно еще вареные яйца с помощью кипятильника сообразить, а обедать придется в столовую пойти. Дело в том, что в нашем газовом баллоне газ закончился! Я хотела у хозяйки электроплитку попросить, но та сказала, что лишнюю электроплитку новым жильцам отдала, а у самой газовал плита совершенно занята, да и не удобно, мы же не платили за плиту в хозяйском доме. Сказала, что ближе к вечеру ее родственник на самосвале должен подъехать, баллон забрать, ну а зарядить его только завтра после работы сможет. Так что домашняя кухня временно отменяется.
Мысль о том, что сейчас придется давиться яйцами вкрутую или всмятку, которые он терпеть не мог, не показалась Андрею очень удачной, тем более идти в местную столовую! Наш герой, выросший на бабушкиной рафинированной кухне, даже и мамину, весьма похожую, воспринимал с трудом, а уж есть общепитовские котлеты с мерзкого вида подливой и серыми слипшимися макаронами! От одной мысли об этом у Андрея подкатился к горлу ком тошноты. Избалованный бабушкой, он был чрезвычайно привередлив в вопросах питания, многие продукты не ел вообще, а малейшие вкусовые отклонения в потребляемом рационе воспринимал почти как трагедию, тем более, напомним, что в те далекие годы столовское меню, особенно в провинциальных городках разительно отличалось от домашней кухни. Конечно, произойди все это еще вчера, он бы чуть-чуть поворчал, покапризничал, но, безусловно, смирился с существующим положением вещей. Еще вчера, но не сегодня! В сознании Андрея неожиданно родилось совершенно фантастическое решение проблемы - и это были не какие-то там маниловские фантазии, а совершенно четкое знание, что он способен разрешить возникшую проблему самым фантастическим способом.
- Может, - для вида начал канючить Андрей, - ты что-нибудь не так крутила в плите, может там газа еще есть немного!
- Да какое там, - махнула рукой мама, - я вчера-то еле-еле картошку успела поджарить, а сегодня огонь даже вспыхивать не желает.
Чтобы Андрей удостоверился, мама включила конфорку на полную – привычного шипения при этом не прозвучало – и поднесла (чтобы уже окончательно развеять последние иллюзии) зажженную спичку к конфорке, что, естественно, не возымело никакого действия.
- Вот видишь, - сказала мама, выбрасывая сгоревшую до пальцев спичку в пепельницу, - даже не пыхает, вчера хоть пыхало, правда, погасло почти сразу.
Затем, чтобы окончательно снять с себя последние подозрения, покачала баллон, стоявший рядом с газовой плитой:
- Видишь, не булькает, выгорел полностью.
«Так, - судорожно думал Андрей, Желание проделать удивительный эксперимент крепло в нем с каждой минутой, - как бы сделать так, чтобы она меня не заподозрила… а, собственно, чего я боюсь, во первых ей это даже в голову не придет, а во вторых, если даже заподозрит, все равно ничем не докажет, а я, естественно, не признаюсь. Конечно, когда-нибудь придется во всем признаться, но к этому ее надо долго готовить, иначе, боюсь, у нее крыша поедет: шутка ли узнать, что сын у нее то ли волшебник, то ли инопланетянин!»
- А ты вентиль на болоне туда-сюда покрути, может, там еще немного газа осталось, - заныл Андрей: «Неужели получится!», - думал он, сам, поражаясь той уверенности, с которой он впервые в жизни затеял эксперимент, противоречащий всем, известным ему до сегодняшнего дня, законам физики.
- Да крутила я уже сто раз, - начала раздражаться мама, - думаешь, я вообще ничего не соображаю!
- А ты еще раз покрути и спичку поднеси к конфорке.
- Ну, ладно, ладно, чтобы уже всем было тихо, - уступила мама глупому упорству избалованного ребенка, - на, смотри!
Мама несколько раз закрутила и открутила вентиль на баллоне, затем поднесла горящую спичку к конфорке и повернула рукоятку на плите и… в этот момент конфорка озарилась веселым голубым пламенем, вполне сильным и ровным, не предполагающим даже мысли, что баллон абсолютно пуст уже со вчерашнего дня. Мама пораженно уставилась на горящую конфорку, пока сгоревшая до конца спичка не обожгла ей палец.
- Чудеса, - только и пробормотала она, - наверное, действительно немного газа в баллоне осталось, а вентиль был плохо разработан. Но ты не обольщайся, огонь, конечно, скоро потухнет, так что приготовить завтрак все равно не успеем. То, что огонь загорелся, говорит о том, что в баллоне немного испарившегося газа осталось, а он моментально выгорит, сжиженного же, ты сам слышал, - она для верности еще раз подвигала пустой баллон, - совсем не осталось. – (Действительно, бульканья не было слышно).
- И все же – сказал Андрей каким-то напряженным незнакомым голосом, - раз уж горит, то ставь чайник и сковородку, а вдруг не потухнет, гляди, какое ровное пламя.
- Да, действительно, ровное, - по-прежнему не веря своим глазам произнесла мама. – Но если мы сейчас вторую конфорку включим, то он точно через несколько секунд погаснет.
- А ты попробуй!
Мама, пожав плечами, поднесла спичку ко второй конфорке, и с ней произошло то же, что и с первой. Некоторое время мама молчала, ожидая, когда обе конфорки погаснут, но они, вопреки здравому смыслу, продолжали гореть все тем же задорным голубым огоньком.
- Что-то странное, - сказала мама, продолжая с удивлением разглядывать два пламени, я вначале не обратила внимания, а когда вторую конфорку разжигала, до меня дошло, что не так что-то. Пламя-то беззвучно горит, а потом, когда я второй раз рукоятку повернула, то не сразу спичку поднесла: не шумел газ, когда из форсунки выходил! Что же там горит, если звука нет?!
- Наверное, - все так же напряженно сказал Андрей, сверля глазами конфорки, - там давление в баллоне совсем маленькое, поэтому и звук такой тихий, что мы его не слышим. Но ведь горит же!
- Но тогда пламя должно быть совсем маленьким! – все не желала смириться с очевидным мама, - а горит так, словно баллон только с заправки привезли. Чудеса, да и только!
- По-моему, - сказал Андрей, - надо пользоваться предоставленной возможностью, а не рассуждать, правильно ли огонь горит.
- Да, верно, - вышла из задумчивого ступора мама, - надо воспользоваться, а вдруг и правда…
Мама привычно захлопотала у плиты, загремела сковородками и кастрюлями, захлопала дверцей холодильника. Собственно и нужно-то было поджарить картошку с луком, обязательно на сливочном масле – это любимое блюдо входило в неизменный рацион ее консервативного сына, да разогреть несколько кусков курицы: с недавнего времени мальчик отказался от всяких там манных и овсяных каш, которые, как он считал, уже не соответствуют его возрасту и статусу, а завтраки бутербродами с колбасой, ветчиной или сыром не устраивали маму, которая считала, что завтрак должен быть горячим, а бутерброды – прямой путь к гастритам и язвам.
Вопреки ее ожиданиям огонь горел ровно столько, чтобы она успела приготовить все необходимое, при этом погас прежде, чем мама успела отключить конфорку, что она, собственно, и ожидала, но тоже как-то странно, не так, как ему положено, не постепенно сойдя на нет, а сразу, толчком. Как только огонь погас, расслабился и Андрей, который во время готовки держался как-то непривычно напряженно, не уходил из кухни и не вертелся на стуле. Естественно, мама не связала необычное поведение сына и чудесное оживление конфорок, но мысленно отметила, что сын ведет себя как-то не так, однако ничего по этому поводу не сказала. Андрей же, когда все закончилось, мысленно отметил, что в дальнейшем научиться расслабляться и вести себя естественно во время подобных экспериментов в присутствии свидетелей.
Тем не менее, завтрак проходил как обычно и единственное, что позволил себе Андрей, которому не терпелось выяснить размер своих новых сил и возможностей, это маленький эксперимент по телекинезу. Естественно, Андрей проделал его в тот момент, когда мама была к нему спиной, отвернувшись за чайником: он заставил чайную ложку подняться со стола в воздух и опуститься прямо в чашку. Но и тут ему показалось, что мама слишком быстро повернулась, как раз в тот момент, когда ложка звякнула одно, поэтому он как следует не успел посмаковать свое новое могущество, которым он воспользовался так же естественно, как естественно начинает ходить сразу после рождения никогда не ходивший жеребенок.
Завтрак прошел в молчании, мама, как показалось Андрею, слишком часто бросала на него тревожные взгляды, тем не менее, проблемы чудесным образом воскресшей конфорки она больше не касалась, было видно, что этот необъяснимый феномен продолжал вызывать в ней чувство внутреннего дискомфорта.
«Если бы ты видела то, что в действительности происходило, то, что твой глаз видеть не способен, - победоносно думал Андрей, отхлебывая горячий чай только что вскипяченный силой его психической энергии, - ты бы еще больше удивилась, увидев, что стихию огня, рассеянную в пространстве в виде атмосферного электричества, можно ментально сконцентрировать в определенном месте, заставить в реальный огонь превратиться и держать столько времени, сколько нужно. Но, увы, до срока знать тебе это не следует, так что продолжай удивляться, подозревать и строить догадки. Да что там, ты и слова-то такого «пирокинез» не знаешь. Интересно, а Аня так может?»
Андрей отметил, насколько изменилось его отношение к собственной матери, еще недавно бывшей для него большим авторитетом, выносившей, родившей и воспитавшей его. Теперь он видел в ней чуть ли не милого, наивного ребенка, не догадывающегося об элементарных вещах. Элементарных для него, взрослого.
- Спасибо, мамочка, - снова надел на себя детский слюнявчик Андрей, - мы с Аней договорились сегодня встретиться после завтрака, мне ей нужно кое-какие места показать, она ведь еще не знает здесь ничего, так что до обеда меня не будет.
- Ну иди, иди, я понимаю, теперь тебе не до Нафтуси… да и в  компании ее тебе куда интересней, чем в моей, я ведь по Лему и Стругацким не эксперт: фантазия у меня совсем уж не та, что в детстве,  - в голосе мамы угадывались ревнивые нотки, - только часам к трем домой приходи, не опаздывай! Думаю, конфорку теперь уж точно разжечь не удастся, ты же сам видел, как газ закончился, так что так и так в столовую идти придется.
- Ладно, ладно, не опоздаю, - свернул Андрей тему. Повторный эксперимент с пирокинезом был бы уже явным перегибом палки, - мы не далеко.

Андрей вышел в сад. Аня еще не появилась, и ему захотелось испробовать что-нибудь еще; вообще-то изучение обрушившегося на него дара, границ и возможностей которого он пока не знал, начались несколько сумбурно. Вот в поле, куда они собирались пойти с Аней, и где, как правило, совершенно безлюдно, можно будет развернуться и поизучать себя по полной программе, а заодно проверить и Анины возможности, и посоревноваться. Андрею теперь казалось, что он значительно обскакал Аню по степени и разнообразию открывшихся в нем сидх – паранормальных возможностей. Но в этом, конечно, еще следовало убедиться, о метафизических способностях Ани ему пока было немного известно, скорее всего, она не раскрыла ему своих главных козырей. В любом случае эксперимент лучше проводить вместе, а то, мало ли что…
Мальчик минут пятнадцать прогуливался по саду, нетерпеливо поглядывая на часы: Аня почему-то задерживалась, и Андрей подумал, что неплохо бы дать знать ей, что он уже свободен, и чтобы она поторапливалась, но понимал, что вряд ли ее мама будет очень довольна если, допустим, в разгар завтрака он начнет к ним стучаться и спрашивать, скоро ли Аня освободиться.
Неожиданно в его сознании всплыл эпизод, который – он это точно помнил – ни в одной из прочитанных им в этой жизни книг он не мог прочитать, и тем не менее точно знал, что это эпизод из книги, и не просто книги, а дневников некого полковника британской армии, жившего в середине девятнадцатого – начале двадцатого века по фамилии Олькот. Мало того, впервые в жизни вспомнив эту фамилию, Андрей понял, что хорошо знает его дневники; что полковник был одним из создателей первого международного теософского общества и верным соратником великой посвященной Елены Блаватской, жизнь и книги которой Андрей, как выяснилось, тоже неплохо помнил, прекрасно сознавая, что ни одну из них он не то что не читал, но и в глаза никогда не видел. Но за последние два часа после пробуждения, его уже перестали удивлять подобные паранормальности, поэтому он не стал распаковывать из своего сознания весьма громоздкий информационный массив, а вспомнил лишь один эпизод о том, как гуру Блаватской и Олькота махатма Мория посылал полковнику записки, которые возникали из воздуха и падали ему прямо на письменный стол, и сам момент материализации Олькот неоднократно наблюдал, и даже носил эти письма на какую-то экспертизу. Одновременно в сознании Андрея появилось знание того, как это можно реально сделать, создав ментальную матрицу в том месте, где ты хочешь получить материализацию, и каким образом на ментальной матрице из обычных молекул соберется уже проявленная физическая материальность – письмо с нужной записью. Собственно, все это было схоже с эффектом пирокинеза, но требовало большей концентрации энергии и более значительного эдейтического конструирования.
Для того чтобы начать этот более сложный эксперимент, Андрей переместил сознание (сдвинув в определенное положение точку сборки) в тот фрагмент пространства, где находилась сейчас Аня, и увидел вполне отчетливую эдейтическую картинку: Аня сидела за столом, и что-то писала в школьной тетради, а недалеко от нее прохаживалась по комнате Анина мама и что-то диктовала ей из дидактического материала по русскому языку.
«Диктант пишет, - догадался Андрей, - чего это мать с утра засадила ее за занятия, они же вчера вечером занимались? Нет, наверное, не очень удачная мысль записку из воздуха материализовывать, ее точно заметит матушка, и представляю, что с ней в этом случае произойдет, ведь, как я понял, Анина мама такая же обычная женщина, как и моя. Лучше я несколько другую чучу отчубучу, это и гораздо меньше ментальной энергии потребует».
Андрей мысленно приблизил, словно с помощью выдвигающегося фотообъектива Анину тетрадь, над которой склонилась девочка, и убедился, что та пишет под мамину диктовку фрагмент из тургеневского Бежина луга, который Андрей так же проходил в этом году и, кажется, тоже писал этот диктант.
«Получается, - отметил Андрей, - я мысленно в любое закрытое помещение могу попасть и подглядеть что угодно! Да за одну такую способность мне спецслужбы любой страны огромные деньги могли бы заплатить! А, собственно, зачем мне деньги? Да я, если захочу, прямо из воздуха смогу их создать! Ладно, сейчас проверим, не обманывают ли меня предчувствия. Если судить по удачному эксперименту с огнем, то не должны».
Андрей сосредоточил свое внимание на Аниной тетрадке и мысленно воспроизвел на полях надпись: «Я жду уже полчаса, выходи быстрее. Андрей». Затем он расслабился, убрал эдейтическое видение и стал ждать результата. Результат оказался незамедлительным, но не таким, который он ожидал: в голове его прозвучал зуммер, словно в телефонной трубке, а затем перед мысленным взором возник экран, а на нем появилась надпись, выведенная старательным почерком ученицы пятого класса: «Не пачкай мою тетрадь, мама будет ругаться! Я выйду минут через десять».
«Йес! – пробормотал Андрей, сделав характерный жест локтем, получилось! А собственно, я и не сомневался, что получится, это так же просто, как с огнем. Но Аня-то – тоже не промах, рано я в ее способностях усомнился! Как она запросто мне мысли передала! Наверное мне надо было тоже ей мыслеграмму послать, а то и правда у ее матери могут какие-то ненужные вопросы возникнуть».
Андрей проделал ту же операцию, что и несколько минут назад, но на этот раз, собираясь дематериализовать собственную надпись, но, оказалось, что надписи на полях не было, по крайней мере, Андрей ее перед мысленным взором не обнаружил. Пока он думал, что бы это могло означать, и «был ли мальчик», дверь хозяйского дома открылась и на крыльцо вышла Аня.
- Получила записку? – победоносно встретил ее Андрей, - чего это ты теперь по утрам вздумала заниматься? – закончил он фразу совершенно обыденно, словно знать через стены, чем занимается в данный момент человек, для него абсолютно обычное дело. Кстати, после твоей мыслеграммы я хотел ее  стереть, но, оказалось, ее там и нет. Надпись что ли не возникла? Но тогда как ты узнала, что я тебе хотел передать?
- Все у тебя получилось, - пожала плечами Аня, - не думай, что ты так уж меня удивил, я нечто подобное от тебя ждала, а надписи нет потому что я ее стерла, не нужно, чтобы она маме на глаза попалась. Она же видит, что это не мой почерк, а когда я только начинала писать, ее на полях не было.
- Как же ты ее стерла? Резинкой?
- Ну что ты, резинкой только дырку в бумаге сделаешь, я ее так же убрала, как ты написал, мысленно.
- Ты извини, - сказал Андрей, я вначале вообще хотел тебе записку материализовать вместе с бумагой, но потом передумал, решил, что меньше энергии на запись уйдет. Я тем более незадолго перед этим огонь на конфорке материализовал, у нас газ в баллоне закончился, – и полчаса пламя удерживал, пока мама завтрак готовила, так что устал слегка. Ты не бойся, мама моя ничего не заподозрила, - добавил он, видя, что Аня посмотрела на него испуганно, - я так все подстроил, что она решила, что в баллоне газ оставался».
- Это правильно, - облегченно сказала Аня, - никто не должен знать о твоем внезапно открывшемся даре. Дело даже не в том, что ты всех вокруг перепугаешь и никому ничего толком объяснить не сможешь; если об этом до срока узнают люди, это нарушит тонкую ткань будущего и последствия могут оказаться катастрофическими: энергия времени самая мощная и самая разрушительная энергия! Кстати, это еще вопрос, дар ли ты получил… Ладно, пойдем в поле, а то наши мамы, похоже, скоро начнут нас подслушивать и выводы сделают самые неутешительные.
Чудесные дети (Андрей, правда, теперь был не совсем уверен, дети ли они в действительности) вышли за калитку и знакомым маршрутом двинулись по направлению к огромному полю клевера, простиравшемуся от самой окраины Трускавца до опушки дальнего «нецивилизованного» леса.
- Что ты имеешь в виду «не дар», в каком смысле? – вернулся Андрей к прерванной теме.
- Я тут думал за завтраком, - сказала Аня, - пыталась запрос наверх дать, но ответа не получила. Почему – не знаю, обычно получаю, а тут никакого ответа, так что пришлось самой размышлять. Так вот: то, что с тобой произошло – не результат получения информопакета, он все же таких глубоких изменений не приносит, в тебе ведь глобальная трансформа произошла – мгновенное пробуждение души! Мне даже страшно оттого, что я вижу. И тут вдруг у меня возникло самое простое объяснение того, что с тобой случилось. С тобой произошло то же, что со мной два дня назад, когда ко мне вернулась моя знающая половинка, которую твой двойник освободил. Так что это не информопакет, это скорее восстановление личности…
- Тогда, - удивленно посмотрел на нее Андрей, - почему я этого не понял, как ты поняла, когда к тебе знающая половинка вернулась?
- Все просто, - сказала Аня, - ведь она до восьмилетнего возраста во мне была и помнила всю мою жизнь, а потом оказалась в плену, а потом снова вернулась. У тебя же несколько по-другому.
- А что по-другому? – недоумевал Андрей.
- Ты ведь не вспомнил того, что было в этой жизни с ней связано, я имею в виду процесс метафизического обучения и мистическую сторону личной жизни, значит, ты в этой жизни и не был с ней в единстве, поэтому и вспоминать нечего.
- Тогда, что же это за половинку я получил, если с ней никогда и не был связан?
- Я не сказала «никогда», я сказала «в этой твоей жизни». Похоже, душа Андрея из магистрального пространственно-временного потока, того Андрея, который сейчас находится в состоянии летаргического сна, и которого я надеялась с твоей помощью разбудить, и каким-то образом свести с моим взрослым двойником из того же потока, так вот, эта душа переместилась в это твое проявление.
«А ведь она права, - подумал Андрей, - когда меня в зеркало затянуло, я точно с изображением этого взрослого Андрея слился, правда, до этого, был этот феномен слияния в саду, но тогда-то я не изменился, и тот двойник был ребенком, как и я.
- Ну, и когда же она переселилась, - решил он узнать Анино мнение, - первый раз, перед самым вашим приездом или во второй?
- Конечно, во второй, ты же радикально после второго раза изменился! И потом, то, что эта душа была взрослой, как ты ее увидел, наверное, означало, что она уже имела тот духовно-энергетический потенциал, который в тебе проявился, иначе изменения не были бы столь радикальны.
- Хорошо, а кто же тогда был тот, первый двойник?
- Точно не знаю, но, скорее всего это была какая-то временная бифуркация, петля Гистерезиса, раздвоение события во времени, такое возможно, когда объект совершает скачок из одного пространственно-временного континуума в другой.
- Да, наверное, ты права, - задумчиво произнес Андрей. Феномен его радикального изменения почему-то не прояснялся ему тем же чудесным образом, что и прочие вопросы после его трансформации, именно на этот вопрос он не получал конкретного ответа. – Ну и что же из этого следует?
- Я даже не знаю, я, поэтому и решила снова потревожить Варфушу, хотя сейчас он очень занят, и ему некогда болтать со своей бывшей ученицей. Но этот вопрос очень серьезен. Дело в том, что у меня был определенный план нашего с тобой сотрудничества, кое о чем я тебе говорила: я хотела с твоей помощью разбудить твоего двойника в магистральном потоке и постараться свести его в физическом мире с моим двойником, причем сделать это необходимо было в определенный, ключевой момент времени и событий. Как это не парадоксально звучит, но эта встреча давала миру шанс измениться.… Но теперь, похоже, сделать это невозможно.
- Но почему? – удивился Андрей, - что мог сделать обычный мальчик, каким я был до сегодняшнего утра? Да ничего, я и в магистральное измерение попал только благодаря тебе! Сейчас же, когда я превратился в сверхчеловека, я только и могу исполнить какую-то метафизическую миссию.
- Не все так просто, - сказала Аня, задумчиво глядя под ноги, если объяснение твоего преображения действительно такое, как я тебе изложила, то, как раз, обретение тобой паранормальных способностей таким немыслимым образом исключает исполнение нашей миссии.
- А это еще почему?
- Неужели не понимаешь? Его знающая душа находится сейчас в твоем теле, его же необходимо разбудить в том, магистральном потоке, на котором сошлись лучи всех остальных альтернативных отражений, причем – в определенное время, необходимое для созревания всех кармических предпосылок к сроку. Но теперь твоего двойника нельзя разбудить, пока душа его находится здесь.
- Конечно, возможно я заблуждаюсь, но потому-то я хочу встретиться и поговорить с Варфушей.
- Да, интересный поворот событий, - сказал Андрей после долгого молчания, даже и не знаю, что сказать…но почему его душа переместилась в меня?
- Не знаю, - развела Аня руками, - для меня это такая же загадка, как и для тебя, я ни о чем подобном не слышала, и, скорее всего, если мы и получим ответ, то придет он именно к тебе, он должен быть где-то глубоко в твоей трансформированной душе.
Какое-то время ребята шли молча под мягкий шорох клевера и стрекотание кузнечиков. Андрею почему-то вспомнилось о том, что раньше он любил ловить огромных зеленых кобылок, а затем стравливал их таким образом, чтобы более крупная убивала своими мощными клешнями другую, при этом совсем уже ни к селу ни к городу возникла почти зримая картинка, что кузнечики превращаются в его двойников и гигантскими челюстями начинают кромсать друг друга.
«Тьфу ты, мерзость, какая, - подумал Андрей, мысленно передернувшись, - придет же такое в голову! Никогда больше несчастных насекомых стравливать не буду!» - Он подумал о том, что теперь никакие детские игры не будут ему интересны, и не будет больше в его жизни ни пятнашек, ни пряток, ни казаков-разбойников. Честно говоря, ему теперь было вообще не понятно, как жить дальше, чем заниматься и как общаться со своими приятелями во дворе и в школе, ведь в одночасье все в его жизни переменилось, и говорить с ними после всего, что произошло теперь уже совершенно не о чем. Он мысленно перебрал темы и проблемы, которые прежде обсуждал со своими сверстниками в Ленинграде и понял, что весь этот детский лепет для него теперь смехотворен. Кстати, со взрослыми ему так же будет неинтересно, как и с детьми тем более, они и не возьмут его в свой круг общения, поскольку внешне он продолжал оставаться ребенком. А внутренне? Разумеется, нет, хотя сказать, что он превратился внутренне в кого-то наподобие своего папы, тоже нельзя сказать, он совсем другой. Инопланетянин. Да, это, пожалуй единственное адекватное сравнение, и как все инородное, теперь он должен будет либо притворяться, но насколько его хватит? Либо показать себя таким, какой  он есть, и  быть отвергнутым этим обществом, возможно даже посаженным в дурдом! А, собственно, почему отвергнутым и почему в дурдом? Конечно, старых друзей и возможно даже родителей он потеряет, но ведь теперь он – уникальный феномен, которым наверняка заинтересуются ученые, а значит, новый круг его знакомых будут ученые…или комитетчики. Скорее всего, и те, и другие, наверняка под патронажем КГБ трудится немало ученых самых разных направлений, ведь то же самое было когда-то с Аней. Скорее всего, его заставят делать не очень хорошие вещи. Готов ли он к этому? Готов ли он к этому? Правда теперь у него будет все, что он пожелает, но нужно ли ему все это? Да, выходит так, что неожиданно открывшийся чудесный дар, размеров которого он и сам пока током не знает, несет ему в перспективе очень серьезные развороты судьбы, которые и не знаешь толком, как оценить – как высочайший дар или как проклятье. Не исключено, что как только он попадет в руки ученых и КГБистов, то отношение к нему будет не как к высшему существу или к коллеге, а как к опасному подопытному животному! А впрочем, все это досужие домыслы, сейчас очевидно только одно: с одной стороны он приобрел нечто невообразимое, что может принести ему и величайшие блага и величайшие бедствия, но с другой стороны – и он пронзительно почувствовал это в свете сожаления – он потерял свое детство…
Мысли о друзьях и возможном грядущем одиночестве снова привели его к образу девочки, которая шла рядом с ним, и тоже молчала, очевидно, погрузившись в свои мысли. Выходит так, что полноценно общаться он сможет теперь только с ней. Но ведь через две недели он уедет в Ленинград и, скорее всего никогда больше ее не увидит! При мысли об этом Андрею сделалось тоскливо. А может все же есть на свете еще люди, а еще лучше – дети, подобные ему и ей? Если бы удалось найти подобных собратьев-инопланетян, проблема одиночества была бы решена.
- Скажи, - решил поднять Андрей эту тему, - а ты не встречала в своей жизни кого-нибудь вроде себя…ну, теперь и вроде меня – добавил он без ложной скромности.
Аня задумчиво покачала головой:
- Нет, я уже говорила тебе об этом, моим основным кругом общения были всякие потусторонние существа, которых теперь видишь и ты. Но если говорить о других необычных контактах, то около двух месяцев меня обследовали в лаборатории парапсихологии, давали всякие задания, ставили эксперименты…очень скоро я потеряла свою знающую половинку и больше двух лет была самой обычной девочкой…
- Ну и как тебе, было, - заинтересовался Андрей, - все же что лучше – быть как все или белой вороной? Я только что думал об этом, и у меня создалось впечатление, что еще неизвестно, радоваться тому, что я приобрел или проклинать этот миг?
- Я не знаю, что лучше, - вздохнула Аня, - когда я утратила память, мои школьные друзья были по-прежнему очень насторожены со мной, думали, что я притворяюсь), имела глупость продемонстрировать им раньше несколько феноменов), поэтому они так, и продолжали относиться ко мне, как к инопланетянке. С другой стороны, утратив память «живого мира», я все время чувствовала, что забыла что-то очень важное, и это чувство не давало покоя ни днем, ни ночью. Вернее во сне я возвращалась к своему утерянному я, а утром ничего не помнила, но чувство «забытого» усиливалось день ото дня. Нет, я не могу сказать, что стала счастливее оттого, что превратилась в обычную девочку. Великий зов, однажды прозвучавший в твоем сердце, уже никогда не дает себя забыть.
- Но почему ты не искала подобных тебе?
- Я искала… - усмехнулась Аня, - и вот нашла тебя.
- А других?
- Про других я ничего не знаю, а Варфуша мне не рассказывал, возможно, специально. Он говорил, что и у меня и у тебя – совместная миссия на этой Земле, и кто-то третий нам не нужен, кто-то третий может только нарушить провиденциальный план.
- Но неужели люди, подобные нам, должны обязательно оставаться в одиночестве или, в лучшем случае объединившись со своей парой, либо общаясь со всякими духами и привидениями? Неужели нельзя, допустим, даже пользуясь поисковым видением (я чувствую, что в принципе это бы смог), найти таких же, как мы, пусть даже и в других странах, если в Советском союзе таких больше нет, и объединиться?
 Аня развела руками:
- Возможно у других так и происходит, но наша с тобой миссия – миссия одиночек, я это точно знаю, кто-то третий обязательно, даже сам того не желая, нарушит Провиденциальный план. Нет, конечно, общаться можно с кем угодно, но миссия у нас своя, хотя, разумеется, бывают и групповые миссии, а так же миссии одиночки, где даже второй может нарушить Равновесие.
- И откуда ты это знаешь? – поглядел на нее Андрей с сомнением, - я, например этого не чувствую, хотя, начиная с моме6нта сегодняшнего пробуждения, постоянно получаю информацию, о которой раньше даже не догадывался.
- Наверное, - пожала плечами Аня, - потому, что мы – диада, предназначенная для некой миссии, и моя монада ведущая, а твоя – ведомая, но это не значит, что она менее значима.
- Это еще надо посмотреть, чья ведомая, а чья ведущая, - пробормотал невнятно Андрей так, чтобы Аня не услышала. А впрочем, если бы то же самое Аня сказала вчера, это нисколько не показалось бы ему обидным.
Возможно, Аня уловила эти его мысли, потому что сразу как-то оценивающе поглядела на Андрея, однако никак это не прокомментировала.
Вслух же Андрей сказал:
- Я помню наш разговор: наши двойники должны встретиться в магистральном пространственно-временном потоке и у них должна родиться…ладно, не буду, - прервался он, видя странный Анин протест на продолжение его версии по поводу их совместной миссии. – Кстати, я так и не понял, почему я не должен произносить это имя и свое понимание…
- Слова произнесенные есть ложь, - сказала Аня, загадочно улыбаясь, - могу только сказать, что словесное описание нашей миссии может привести к нарушению ткани Провиденциального плана. Это что-то вроде сглаза, только в гораздо более широком, метафизическом смысле.
- Мне кажется, - сказал Андрей, - и это снова информация из моей вставки, что ты мне когда-то, тем не менее, эту миссию подробно описывала. Хотя ни обстоятельств, ни деталей я не помню, это, наверное, что-то из прошлой, скрытой жизни.
- Это можно объяснить по-разному, - вздохнула Аня, - у меня так же есть смутная картина какого-то подобного события. Возможно, в то время я этого еще не понимала, и тогда нарушение ткани уже произошло. В этом случае нас ожидают непредвиденные трудности, либо миссия вообще окажется невыполнимой. Либо…либо это вообще какая-нибудь дезинформация, подкинутая в нашу память Князем мира сего. Эти вещи чрезвычайно трудно разграничить, Гагтунгр могущественен…
- Выходит, - посмотрел на нее Андрей скептически, - я должен полагаться на свое представление о нашей миссии, а ты на свое? А вдруг они не совпадут?
- Да брось ты, - усмехнулась Аня, - мы и без слов прекрасно поймем друг друга. Ведь попал же ты в слой, где сейчас спит твой взрослый двойник? Все и дальше будет хорошо…будем надеяться. Ну а непредвиденные обстоятельства – так без них и жизнь была бы совсем неинтересной.
- Я думал, - сказал Андрей значительно, - при нашем совместном даре ясновидения можно предвидеть все непредвиденные моменты.
- Я тоже так раньше думала, - сказала Аня, - но все оказывается сложнее, мы с тобой не всесильны. Когда пройдет эйфория по поводу твоих чудесных возможностей, ты поймешь, что не все так безоблачно, как кажется...
- Да мне и не кажется, - вздохнул Андрей, - я как раз буквально недавно думал, что еще неизвестно, что лучше – быть обычным, как раньше, или инопланетянином, как сейчас.
- И не только это – сказала Аня, - учти, что к тебе теперь проявят интерес могущественные силы. Очень могущественные. И силы эти будут представлять собой противоположные полюса. Будь уверен, они знают о нашей миссии, и темная сторона постарается сделать все, чтобы она ни была выполнена.
- Ну, если сам дьявол против нас, - криво усмехнулся Андрей, - неужели у нас есть шансы на успех?
- Во-первых, - сказал Аня, - дьявол не может воздействовать на свободу выбора, он действует через систему соблазнов, но решения, в конечном счете, принимаем мы сами, а во- вторых у нас есть не менее могущественные помощники со стороны провиденциальных сил.
Какое-то время ребята прошли молча, углубленные каждый в свои мысли под шуршание стрекоз, гул шмелей и стрекотание кузнечиков.
- Послушай, - первым нарушил молчание Андрей, - а почему, собственно, мы обязаны выполнять эту самую миссию, которая, как я понял, достаточно опасна и может обернуться самыми непредсказуемыми последствиями? Почему нельзя жить просто как все: радоваться новому дню и солнышку над головой? А если правильно распорядиться тем даром, который делает нас особенными людьми, ну, ты понимаешь, о чем это я! В конце концов, чтобы ты не думала, что я такой эгоист, - поправился Андрей, увидев тревожный взгляд Ани, - ведь и твой и мой дар можно использовать на благо людям! Я, правда, так сразу не соображу, как именно, но наверняка можно! Например, я чувствую, что мог бы диагностировать и лечить многие заболевания, и ты наверняка бы могла. Или определять места полезных ископаемых и исправлять погоду. Да, мало ли что еще! Стоит только начать. В конце концов, мы могли бы обучать обычных людей науке живого мира, как ты выражаешься, или йоге, как ближе мне (странно, ведь никогда никакой йогой не занимался). Конечно, пока мы дети, вряд ли кто-то будет воспринимать нас всерьез, но мы можем заняться этим, когда вырастем. Возможно, к тому времени и отношение к подобным паранормальным явлениям в нашей стране будет совсем иным.
- Знаешь, - сказала Аня, - меня два с лишним года назад уже исследовали в закрытой лаборатории по изучению парапсихологических феноменов, и чуть было с моей помощью (о чем я даже не подозревала) не довели до ума психогенератор, с помощью которого было бы возможно воздействовать на сознание людей и превращать их в зомби. Хорошо, что обстоятельства сложились таким образом, что я некоторые вещи узнала и мне удалось его уничтожить. Но это все благодаря Варфуше и, кстати, твоему двойнику. Так что не стой иллюзий, если государственные люди узнают о твоих возможностях, они постараются их использовать только для укрепления своей власти, в противном случае они постараются тебя уничтожить, поскольку они, сами того не зная, человекоорудия уицраора – демона государственности. Меня не тронули после всех этих перипетий с психогенератором Ильина только потому, что обо мне знал маленький круг людей и я сделала так, что они обо мне забыли.
- Но, наверное, и я бы смог, - встрепенулся Андрей, - хотя, - он опустил голову, - я уже думал над тем, что из меня постараются сделать подопытного кролика! Но ведь кто предупрежден, – тот вооружен, мы можем не допустить тех ошибок, которые допустила ты!
- А знаешь, Андрюша, - вздохнула Аня, - мне бы, наверное, тоже хотелось максимально упростить свою миссию, тем более, если руководствоваться здравым смыслом, то так и надлежит поступить. Но все дело в том, что миссия не всегда согласуется со здравым смыслом. Возможно, у какого-то другого обладателя паранормальных возможностей миссия и заключается в том, о чем ты говоришь. Прости, но я слишком хорошо знаю, что наша – в другом. В том, что мы с тобой не произносим…
- Но почему ты так уверена? К тому же ты сама говорила, что принцип свободы выбора, свободы воли не должен нарушаться!
- А я и сделала выбор! Скажи, когда дьявол в пустыне соблазнял Иисуса Христа и предлагал ему все сокровища и царства за его бессмертную душу, разве Спаситель не сделал выбор? Крестный путь ради какого-то эфемерного спасения человечества, которого мы, глядя назад в историю, даже и заметить не можем? Нам кажется, что человечество не изменилось. Разве не логичнее было принять предложение дьявола, учитывая тот факт, что Иисус предвидел свое будущее и знал, чем его земная жизнь закончится? Мы ведь не знаем того, что если бы эта, казалось, бессмысленная жертва Христа, то человечество бы через несколько веков ожидала трансформа демонизации, и наша земная раса превратилась бы в дьяволочеловечество. Теперь вновь приближается время, когда человечество ждет альтернатива: полная демонизация или полная раздемонизация! Неужели не ясен выбор?
- Но что можем мы, дети, по крайней мере, по облику, - все не мог смириться с неизбежным Андрей. – Разве нас можно сопоставлять с Иисусом Христом («кстати, а почему бы и нет»! – мелькнуло в его голове), тем более до вчерашнего дня я считал, что его и вовсе не существовало на земле. И почему ты с такой уверенностью говоришь о том, что человечество должно либо демонизироваться, либо раздемонизироваться? У меня, например, нет такой уверенности! Человечество существует уже много тысячелетий, кто-то служит Богу, кто-то дьяволу, кто-то то тому, то другому попеременно, а большинство и вовсе не догадывается, что кому-то служит! И ничего – ни рогов с хвостом, ни крылышек с нимбом, ни у кого пока не выросло. С чего ты взяла, что мы способны спасти человечество, тем более что, возможно, и спасать то никого нет необходимости: как жили люди преспокойненько, так и будут жить – то грешить, то каяться.
- Я ЗНАЮ, - пристально посмотрела Аня в глаза Андрею, - именно поэтому я – ведущая, а ты – ведомый, хотя твои паранормальные возможности сейчас не меньшие, чем мои.
- Но почему в моей вставке этого нет?! Я постоянно получаю из нее информацию, о которой раньше и понятия не имел – вернее, мое прежнее я не имело…
- Ты сам ответил, - усмехнулась Аня, - возможно, там этой информации просто нет. Возможно, по какой-то причине важно, чтобы ты не имел полную уверенность в том, о чем я тебе говорю, возможно, тебе необходимо преодолеть сомнения и соблазны, чтобы сделать мучительный выбор, и это так же учтено Провиденциальным планом. Что же касается сравнения тебя и меня с Иисусом Христом, то иногда важнейшая, глобальная миссия по какой-то неведомой причине возлагается на слабые и даже на детские плечи. Не знаю, читал ли ты «Властелина колец» Толкиена, но там хорошо описана такая ситуация, когда миссия спасения цивилизации оказалась возложена на маленьких и слабых хоббитов. А ведь мы с тобой не хоббиты, а потомки Христа, теперь ты должен знать об этом.
- Ну да, Меровинги, - произнес Андрей никогда не произносимое ранее родовое имя, - кстати, хоть Толкиена я в этой жизни не читал, тем не менее, хорошо знаю эту историю. Именно на том основании, что неизвестные ранее знания теперь раскрываются передо мной самым чудесным образом, я считал, что если бы человечество стояло перед роковым выбором, я бы об этом знал. Однако никакого сигнала на этот счет мне не поступило.
- И, тем не менее, я прошу тебя поверить, твое неверие может слишком дорого обойтись для судеб земли в целом.
- Хорошо, допустим, я верю, ну и что мы должны делать дальше? Мне это совершенно непонятно. Обучать меня дальше науке Живого мира, как я понял, теперь не имеет смысла, а пробуждать взрослого Андрея Данилова из магистрального событийного потока, после вселения его души в меня, невозможно. Но о какой тогда миссии возможно говорить?
- Не все так просто, - сказала Аня несколько рассеяно, словно прислушиваясь к чему-то, - я не обо всем могу говорить вслух, я уже предупреждала тебя о неком провиденциальном принципе, который напоминает эффект сглаза и самосглаза. Но о каких-то ближайших шагах я смогу тебе сказать, хотя на данный момент у меня нет уверенности в том, что делать дальше, тут возможны варианты, но в любом случае я должна посоветоваться с Варфушей. Да, кстати, вот мы и пришли, ты тут займись чем-нибудь, а я какое-то время «поментаю».
Андрей осмотрелся: действительно, похоже, это было то самое место, где они вчера наблюдали шмеля, превратившегося в забавного человечка, который, в действительности, оказался то ли домовым, то ли посланником богов.
«Господи, - подумал Андрей, - это случилось только вчера, а теперь все изменилось настолько, словно бы я прожил целую большую жизнь…нет, множество жизней. Думал ли я еще вчера утром, что со мной такое может случиться? Да любого, кто бы мне это сказал, я бы счел сумасшедшим. Теперь же - новая напасть: оказывается, мы с Аней призваны человечество от чего-то там спасать, хотя вначале она ничего мне об этом не говорила. Впрочем, теперь меня уже и это не удивляет, скорее, удивляет то, что из моей чудесной вставки на этот вопрос ответа не приходит. На все остальные приходит, а на этот – нет! А если она меня для каких-то своих целей использовать решила с моими новыми возможностями? Нет, что я такое думаю, как такое в голову прийти может!»
Тем временем Аня села в клевер недалеко от пересечения двух проселочных дорог, определенным образом подогнув под себя коленки, прикрыла веки и застыла неподвижно.
«Вирасана, - мысленно прокомментировал Андрей, произнеся незнакомое ранее слово, - вообще-то всякие ментальные манипуляции обычно в падмасане делают. Интересно, этот ее домовой опять в виде шмеля явится или как-то иначе?»
Андрей осмотрелся. Шмелей, привлеченных душистым клевером, было хоть пруд пруди, - а так же пчел, бабочек, ос, стрекоз и кузнечиков, но, судя по всему, все это царство инсектов не имело к таинственному наставнику Ани никакого отношения. Вчерашний шмель был каким-то не таким, с каким-то разумным взглядом, который скорее ощущался, чем имел внешние характеристики. Андрей сдвинул точку сборки, чтобы посмотреть, чем на ментале занимается Аня, и с удивлением отметил, что она как бы пропала, то есть физический план он перестал воспринимать, перейдя на другой диапазон восприятия, а на тонком плане она не появилась, что было Андрею непонятно.
«Ого, - подумал Андрей, - похоже, она сейчас на таком уровне работает, который мне не удается уловить, либо вообще делает что-то мне непонятное! Похоже, я ее недооценивал! Ну ладно, она меня в этот раз совместно медитировать не приглашала, может, не доверяет после моих выступлений…а, собственно, что я такого сказал! По-моему вполне здравые сомнения, чего ради я обязан кота в мешке покупать!»
Андрей, продолжая оставаться в восприятии тонкого плана земных стихиалей с удивлением наблюдал струистый, живой, постоянно меняющийся мир, заполненный человекоподобными и совсем не человекоподобными призрачными существами, сменивший привычный, фиксированный, воспринимаемый обычным зрением мир. Он подумал было пообщаться с кем-нибудь из полевых стихиалей, например струистой Вайитой, напоминающей чем-то воздушную горную речку, которая одухотворяла летние освежающие ветра над полями и равнинами, либо с более приземленной, напоминающей стайку цветастых бабочек, Фальторой, пестующей флору и фауну тех же лугов и полей, но тут ему пришло в голову, что нечто подобное он уже делал и это слишком просто. Вот было бы интересно вызвать сезонную природную стихиаль, которая здесь не присутствует. Хватит ли его  могущества на то, чтобы вытянуть в ближайшее отражение какую-нибудь зимнюю стихиаль, к тому же было бы интересно посмотреть, к чему это приведет. Нет, разумеется, зону надо ограничить площадью, допустим метров в десять-пятнадцать, а то мало ли что. Лель ведь четко сказал, что погода изменится. Андрей, которому всегда было присуще недовольство текущим моментом: зимою хотелось лета и наоборот, – подумал, что ему уже изрядно надоела летняя, то истомная, то будоражащая атмосфера, и неплохо было бы охладиться и погрузиться в зимнюю предновогоднюю праздничность и ожидание сказки.
«Конечно, - думал Андрей, - насчет снега этот Лель, конечно, загнул, это в принципе невозможно, а вот прохлада бы не помешала».
Андрей, мысленно очертив вокруг себя определенного размера круг, начал настраиваться на те хорошо памятные ощущения, которые возникали у него в канун нового года, и тут в сознании его неожиданно  всплыло красивое, поэтическое слово «Нивенна».  Затем сами собой возникли строчки, которые, очевидно, должны были вызвать эту зимнюю стихиаль из какого-то собственного пространственного слоя, в данное время не пересекающегося с той географической широтой, на которой находился Андрей.
Я предпраздничных святок крылатая дочь,
Подметаю сугробы в Крещенскую ночь,
И гадалка, вглядевшись в зеркал коридор
В нем заметит мой нежный туманный повтор.

Мне приятна снежинок беспечная речь,
И когда разворчится, закашляет печь,
Я люблю начертать на оконном стекле
Сказ о том, как лютует мороз в феврале.

Я рождественской тайны несу аромат,
И когда новогодние свечи горят,
Из стеклянных игрушек, украсивших ель,
Извлекаю бубенчиков звонкую трель.

Если вдруг среди веток в застывшем лесу
Ты увидишь зайчонка, слона и лису
Или россыпь алмазов на снежном ковре
Ты помыслишь о ветре и света игре.

Но за каждой бессмысленных вихрей игрой
Ощутишь дуновенье Нивенны земной,
И за каждой причудою зимних стихий
Ты заметишь мои скоморошьи штрихи.

И когда ты сойдешь на седые снега
Я в твоей диадеме зажгу жемчуга
И осыплю снежком на тропинке лесной…
Как еще мне порадовать Навну зимой.

«Опять какая-то Навна, - подумал Андрей, закончив мысленно произносить ранее неизвестные строки. Хотя, почему какая-то? Что-то я о ней знаю». – Тем не менее, он не успел выудить из своей чудесной вставки сведения о Навне, поскольку его отвлек феномен, явившийся, очевидно, ответом на только что придуманное стихотворение. Андрею показалось, что он словно бы глянул в очень глубокий, темный и студеный колодец, на дне которого вроде бы поблескивала отражающая небо и звезды вода (говорят, в глубоком колодце даже днем можно увидеть звезды). А может, это была и не вода, потому что через минуту скважина колодца начала затуманиваться и возникло чувство, что нечто начало подниматься из этой прямо-таки межпространственной глубины. Не прошло и нескольких минут, как колодец исчез, и на месте его в эфемерном небесном окне странно мерцало и покачивалось удивительное белоснежное существо, напоминающее нечто среднее между снегурочкой и полностью засыпанной снегом елью с бледным юным лицом, окутанным клубами морозного пара, голову которой украшала алмазная (или ледяная?) диадема, сияющая разноцветными лучами холодного зимнего света. При этом если Лель, с которым Андрей общался сегодня утром, бодрствовал и был активен, чудесная Снегурочка-ель, по-видимому, спала – глаза ее были закрыты, Андрея она, похоже, не замечала и дышала ровно и глубоко, как спящая. Появление зимней стихиали, хоть и спящей, тут же привело к изменению окружающей среды: воздух наполнился изморозью, а затем тот мысленный экран Андрея, которым он, как Хома Брут святым кругом, отгородился от внешнего пространства, стал вдруг виден, покрываясь, как оконное стекло, расписными узорами инея, которые быстро превращались в ледяную корку. Андрей почувствовал, как колкие, холодные лучи диадемы просто пронизывают холодом. Пространственный ментальный цилиндр, очерченный Андреем, заполнился сначала морозными клубами пара, какие врываются в деревенскую баню, когда открываешь двери зимой, затем пар распался на веселые, играющие в лучах чудесной диадемы, снежинки, и они с веселым шепотом закружились в восходящих потоках смерча, возникшего, очевидно, от резкого перепада температур. При этом Андрею слышался то мелодичный звон нарядных новогодних шаров, то потрескивание поленьев в печи, то ударял в нос дивный морозно-смоляной запах только срубленной ели, и всплывали в памяти какие-то фрагменты совсем уже ранних воспоминаний о Новом годе, когда еще жила вера в Деда Мороза и Снегурочку, и детское сердце улавливало дух  Рождественской сказки в обыденных вещах.
Тут Андрей почувствовал, что сильный холод буквально пронизывает все его существо. Ему никогда не приходилось оказываться в шортиках и тоненькой рубашке на десятиградусном морозе, он переступил несколько раз с ноги на ногу, и услышал, как хрустит под ногами мгновенно замерзшая трава, превратившаяся в хрупкий фарфоровый декор. Андрей понял, что явно перегнул палку, хоть и не ожидал такого эффекта – все же Лель что-то говорил о часе-двух, которые необходимы, чтобы летняя погода превратилась в зимнюю.
«Ладно, убедился, - подумал он смятенно, - похоже, поговорить с ней не удастся, да и слишком холодно для подобных бесед. Надо сообразить, как ее обратно в свой колодец из сказки про Морозко отправить».
Собственно, до сего момента все происходило очень легко, Андрей просто сдвигал точку сборки в состояние восприятия Энрофа и переставал видеть и слышать проявления тонкого плана. В данном случае он поступил аналогичным образом, но оттого, что перестал видеть Нивенну и блеск лучей в ее диадеме, легче ему не стало: в воздухе продолжал кружиться снежный вихрь и температура вокруг отнюдь не повысилась. Андрей чувствовал, что за эти десять минут превратился в ледышку и вскоре может замерзнуть окончательно, то есть насмерть. В этом критическом состоянии он вдруг почувствовал, что ему становится все теплее и теплее, на него наваливается непреодолимая сонливость, и, хотя самое разумное в данной ситуации было сделать десяток шагов и выйти за границу мысленно очерченной им зоны контакта с Нивенной, Андрей, повинуясь этому противоестественному, но всеобъемлющему желанию спать, улегся на снег и впал в дремотное состояние, сопровождающееся убаюкивающим гулом метели, все усиливающимся ощущением Рождественской сказки и сонными грезами, сопровождающимися звоном бубенцов на оленьей упряжке Санта Клауса. Снег засыпал его, и Андрею казалось, что его укутывают нежной периной и поют колыбельную, как в детстве…
По-видимому, он все же впал в полное забытье, которое у замерзающих людей плавно переходит в смерть от переохлаждения, поскольку очнулся оттого, что его упорно трясут за плечо и ощутимо бьют по щекам. Андрей открыл глаза и увидел, что новогодняя сказка закончилась, над ним сияет и, главное, основательно греет августовское солнце, вокруг полегла пожухлая, побуревшая трава и поникшие мертвые цветы клевера, и еще Андрей отметил, что вокруг очень сыро, кое-где видны остатки быстро тающего снега, а сам он, помимо того, что трясется от холода, мокрый до нитки. Тут только он понял, что над ним склонилась Аня и энергично приводит его в чувства. Ему стало неловко за свое беспомощное положение, он зашевелился, затем с трудом начал подниматься на ноги – члены его задеревенели и плохо слушались, правда, жаркое августовское солнце быстро делало свое дело.
- Не обморозился? - с тревогой оглядела его Аня, - говорят в первую очередь уши и пальцы отмораживаются. – Она коснулась ушей и носа Андрея, затем начала растирать его пальцы. – Нет, вроде все нормально, - сказала она после поверхностного обследования, от которого Андрею сделалось неловко и как-то волнительно одновременно, отчего он покраснел – все же значительная его часть по-прежнему оставалась застенчивым ребенком, еще не знавшим нежных прикосновений, помимо материнских, - наверное, тебя больше изнутри проморозило, чем снаружи, а наружное обморожение не успело наступить. Возможно, это связано с тем, что Нивенна спала и на тебя свой зимний сон навеяла, иначе ты бы не успел так быстро в кому от переохлаждения впасть.
- Ч-ч-что это было? – с трудом выговорил Андрей, едва ворочая языком.
- Это тебя надо спрашивать, что ты натворил! Зачем зимнюю стихиаль потревожил?! Она сейчас спит, поэтому не контролирует свои действия.
- Я не знал, - начал оправдываться Андрей, - язык его постепенно начинал слушаться, - мне почему-то немножко зимы захотелось…а с летней стихиалью, Лелем, я уже общался…я не думал, что сразу же так холодно будет, думал, это в основном на тонком плане будет происходить, Лель говорил, что погода в течении часа-двух меняется, а тут нескольких минут не прошло. А потом мне ее убрать не удалось, я думал, точку сборки в обычное восприятие поставлю, и она исчезнет, а она не исчезла, а потом вдруг так уютно и приятно сделалось, что я даже не сообразил, что надо из этой зоны убегать.
- Убаюкивание – это главное коварство Нивенны и Затлуна, - кивнула головой Аня, - я думаю, так быстро похолодало потому, что ты ограничивающий барьер поставил, иначе бы на значительной территории погода менялась значительно медленнее. Ну а по поводу того, как надо было стихиаль на место отправить, так ты, конечно, не правильно действовал, просто сдвинуть точку сборки недостаточно, это ведь только уровень восприятия, а для воздействия - тут акт нужен: либо магическое заклинание, либо шаманское камлание, либо непосредственный контакт. Ты как ее вызвал?
- Да стихотворение сымпровизировал, появляется вдруг способность мгновенно стихотворение сочинить. Так я и с Лелем в контакт вступил когда по саду прогуливался и тебя ждал. Я так понял, что эти стихи и есть заклинание.
- Очевидно да, - пожала плечами Аня, - у тебя это, видимо, в такой форме, поскольку ты по своей природе поэт. У меня это несколько по-другому. Ну, так вот, чтобы Нивенну назад оправить и экран убрать, чтобы холод рассеялся, нужно было бы настроиться, чтобы к тебе освобождающее стихотворение пришло, тогда бы все исчезло – а ты этого не сделал.
- Может, я бы и догадался, - смущенно пробормотал Андрей, - но на меня такая сонливость навалилась, и так вдруг хорошо сделалось, как в далеком-далеком детстве, что я уже не соображал, что просто замерзаю, как в степи ямщик. Но в любом случае ты спасла мне жизнь! – вдруг дошло до Андрея очевидная истина, если бы не ты, я бы, наверное, уже в ледышку превратился!
- Ну, возможно, ты преувеличиваешь, - смущенно посмотрела на свои туфельки Аня, - все же, наверное, когда бы ты совсем отключился, Нивенна бы сама исчезла, ведь ее держал твой ментальный посыл! Тогда бы и температура постепенно повышаться начала.
- Вот именно, что постепенно, в этом цилиндре градусов 20 ниже нуля было, и я бы успел окочуриться, пока тут все нормализовалось бы.
- Да нет, думаю, не успел, ведь экран тоже бы исчез, а без него бы и холод быстро рассеялся. Тут все же небольшой объем.
- Ну ладно, хорошо, что хорошо кончается. Кстати, а как ты все это нейтрализовала? Заклинание какое-то?
- Не совсем, это скорее схоже с твоим недавно открывшимся даром. У меня рождается мелодия, которую можно спеть, а можно просто мысленно воспроизвести, значения не имеет, ведь тут задействованы тонкие энергии, связанные с природой мысли. Тебе ведь тоже не обязательно произносить стихотворение вслух.
- А, ну ясно, - кивнул головой Андрей, в твоей мелодии содержится определенный ментальный частотный код, который соответствует тому или иному магическому действию.
- Можно и так сказать, - пожала плечами Аня, - это как ключ к замку…
- Как ты думаешь, - спросил Андрей, - почему мне с Нивенной контакт наладить не удалось, как с Лелем?
- Разве не понятно? Она же спала, а Лель бодрствовал. Ты же ее из собственного пространства в Энроф вытянул, а здесь лето. А летом она в Энрофе только спать может. Ну а природа ее такая, она что спит, что бодрствует, но только морозить может.
- Ну, это я понял…кстати, - спохватился Андрей, - а Варфуша-то где? Я думал, он как в прошлый раз явится в виде шмеля, а потом в человечка превратиться… - Андрей за эти два дня настолько привык к чудесам, что его скорее удивляло отсутствие домового, чем его наличие.
Аня развела руками:
- Пока что-либо говорить преждевременно, но он почему-то не отзывается. Вчера, вон, сам явился, когда его никто не звал, а сегодня не отзывается! Однажды уже так было, когда его одна нехорошая женщина похитила. Но тогда он был привязан к нашей комнате и постоянно совершал экскурсы из мира домовых Манику в Энроф. Теперь же он с Энрофом не связан, ему, после того как он вспомнил свою истинную суть посланника богов, удалось наладить контакт с плененной Навной, и я знаю, что он исполняет какие-то неведомые мне миссии, которые ему Навна передает.
- Навна…Навна…ах да, я знаю, кто это такая! – из чудесной внутренней энциклопедии в сознание Андрея тотчас хлынули соответствующие сведения. – Это соборная душа России, и она со времен смутного времени пленена. Ее русский демон великодержавия, Жругр, пленил, когда она с какой-то чрезвычайной миссией в преисподнюю спускалась. Она вместе со своим садом заблокирована под Антимосквой-Друккаргом с помощью особой демонической материальности и не может оттуда вырваться. Правда, в этой плите карроха имеется брешь, через которую Навна может посылать в мир свои отражения…
- Примерно о том же мне рассказывал Варфуша, - опустила глаза Аня, - со времен ее пленения русский этнос утратил свою объединяющую душу и растерял большую часть духовности. Если бы ни брешь в этом чудовищном саркофаге, которую сумел проделать Яросвет – демиург России, то русские вообще перестали бы быть русскими, и не существовало бы такого особого понятия, как русская душа, русская культура. Если бы Навна была в Небесном кремле все эти годы, история России оказалась бы совершенно иной. Возможно, тогда иной оказалась бы и история земли.
- Ну что ж, - сказал Андрей, который к тому времени знал о Навне примерно то, о чем мы упомянули во второй книге романа, - все это печально, но, по-моему, бесполезно думать о том, что могло быть, если бы. К чему рассуждать о богах и полубогах; их дела и задачи мы вряд ли до конца поймем. Но ты не дорассказала о своем домовом-бриллианте.
- Мне так и не удалось выйти с ним на контакт, - сказала Аня, - на мой зов, на мою метку он так и не явился, я попробую поискать его в других местах, но сейчас у меня вряд ли получится, я все же немало сил потратила на то, чтобы этот ледяной домик растопить. Да и расстроилась сильно, надо равновесие восстановить. Потом, здесь немного не та обстановка, а времени на собственный поиск нужно много – с полным отключением от физического тела. Возможно, придется разные астральные пространства посетить, а те пространства, в которых Варфуша в облике домового может находиться, они с энергиями ночи связаны, их ночью надо посещать.
- Послушай, - сказал Андрей, - а собственно, зачем тебе его так срочно разыскивать потребовалось? Мало ли где он может быть? Ты же не можешь весь Шаданакар обыскать, ты же сама говоришь, что у него сейчас много дел и задания от Навны, о которых ты ничего не знаешь. Если он на твой зов не откликнулся, значит, занят чем-то важным, и, возможно, его и не надо сейчас тревожить. Если он такой могущественный и мудрый дух, то он и сам тебя найдет, если почувствует, что ты должна спросить у него что-то важное. Кстати, я так и не знаю, что ты у него спросить задумала?
- Это касается нашей совместной миссии, которую, как мне кажется, мы получили уникальную возможность хотя бы частично исполнить. Я уже говорила, что не могу произносить суть ее вслух.
- Но почему мы должны ее исполнять? Кому мы что-то обязаны?!
- А ты разве сам не чувствуешь?
- Да нет же!
- Странно, - нахмурилась Аня, - мне казалось, ты должен…и потом, по некоторым фразам, которые ты не договорил до конца, по крайней мере, об одном аспекте этой миссии ты знаешь. Ты не любишь людей?
- Я? – смутился Андрей, - почему не люблю…хотя, честно говоря, я об этом еще не думал.
- Но ведь я же говорила тебе о том, какая альтернатива стоит сейчас перед людьми!
- А, ты об этом…- снова смутился Андрей, - да, конечно, но, мне кажется, ты несколько преувеличиваешь опасность…
- А если даже предположить, что я преувеличиваю, - в упор посмотрела на него Аня, - хотя эта истина открылась мне из источника, подобного твоему, и о том же мне говорил Варфуша, неужели, если бы ты имел уникальную возможность сделать человечество чуть лучше и счастливее, ты бы этим шансом не воспользовался? Пусть даже от тебя это потребует каких-то усилий?
- Я…да…нет…, да, конечно, а что, мы такую возможность имеем?
- Я уже тебе говорила, - терпеливо продолжала Аня, - сложилась уникальная ситуация, не могу тебе подробно описывать, какая именно, считай, что звезды так сошлись, что мы имеем такую возможность! Только учти, звезды занимают благоприятное положение недолго, мы можем и упустить свой шанс.
- Но ведь ты сама говорила, что теперь Андрея, того, взрослого разбудить не удастся. Речь ведь шла, как я понял, именно об этом.
- Возможно и это станет выполнимо…потом…но теперь я имею в виду иное…гораздо более трудное, чем пробуждение взрослого Андрея. Неужели в твоей всеведущей вставке ничего нет об этом? Еще недавно ты догадывался буквально обо всем, о чем я только ни затевала разговор.
- Нет, чего-то не получается, - развел руками Андрей через некоторое время, - пустота одна, словно эту информацию взяли, да стерли! Выходит, я все же не всеведущ.
- Это все осложняет, - озабоченно пробормотала Аня, - я ничего о миссии в целом сказать не могу, по причине тебе известной, придется тебя направлять, не разъясняя конечной цели. Кстати, об этом тоже Варфушу спросить надо…не нравится мне все это…
- Да, кстати, - попытался уйти Андрей от темы, доставлявшей ему все больший и больший дискомфорт, - когда ты пыталась Варфушу вызвать, я хотел посмотреть, что в этот момент с тобой происходило, сдвинул точку сборки, но тебя почему-то не увидел, то есть физический план исчез, а на тонком ты не появилась!
- Я не знаю, - пожала плечами Аня, - возможно, я превратилась в звучание мелодии, с помощью которой пыталась связаться с Варфушей, а ты был настроен на визуальное восприятие. Если бы ты настроился на музыку тонкого плана, ты бы меня воспринял.
- Нет, этого я пока не делал, - признался Андрей, - хотя, думаю, это не сложно в принципе…
- Ладно, - вдруг заторопилась Аня, глянув на часы, - мама ругается, когда я к обеду опаздываю!
- Ну вот, - усмехнулся Андрей, - мама ругаться будет! Детский сад, да и только! А говоришь еще о какой-то миссии по спасению человечества Бог знает от чего! Если ты и дальше так свою маму бояться будешь, то ничего хорошего человечество в перспективе не ожидает! Ладно, шучу, не обижайся, просто я теперь даже не представляю, что мы теперь делать должны…(«Все же это игра какая-то, - мелькнула в голове Андрея надежда, - ну, не может быть, чтобы она это серьезно! Все же нелепо слышать все это от  десятилетней девочки, которая боится на обед опоздать и которую мать заставляет каждое утро диктанты писать!»).
- ГЛАВНЫЕ СОБЫТИЯ ДОЛЖНЫ ПРОИЗОЙТИ НА ТРЕТИЙ ДЕНЬ, КАК В РУССКОЙ СКАЗКЕ, - загадочно посмотрела на него Аня, - Ну что, пошли?
- Я, честно говоря, хотел испытать себя в новом качестве, - сказал Андрей.
- Так ты и испытал, чуть в кусок льда не превратился, - усмехнулась Аня. – А что ты имеешь в виду? Проходить сквозь предметы? Летать в физическом теле? Через стены я не раз проходила, ничего в этом интересного нет; из-за этого непродуманного эксперимента, который я проделала просто со страху, я и вляпалась в историю с психогенератором. Хотя в следующий раз мне эта паранормальная способность помогла его уничтожить! А насчет полетов! Погоди, побереги силы, Господь не затем тебя сидхами наградил, чтобы ты всем этим свою гордыню тешил! Другое дело, использовать их во благо, на осуществление Провиденциального плана!
- А ты думаешь, - даже затрепетал Андрей, - я по-настоящему летать смогу? И через стенки проходить?
- А ты прислушайся к себе, - усмехнулась Аня.
Андрей прислушался к внутреннему голосу:
- Похоже, смогу, - сказал он с дрожью в голосе, - та же уверенность, что и перед моим экспериментом с пирокинезом и телекинезом! А ведь тогда все получилось!
- Думаю, что и это получится, - посмотрела ему Аня в глаза.
- Слушай, - возбужденно заговорил Андрей, - а ты-то сама летала? Ты так спокойно говоришь об этом!
- В физическом теле – нет. Но, думаю, когда в этом возникнет необходимость…
- А что, просто так нельзя? Как птица? Почему птицам можно, а нам нельзя?!
- У нас другая природа, - сказала Аня, - и пока все человечество не овладело этим свойством, нам позволительно пользоваться физическими сидхами только в исключительных случаях. Иначе способность исчезнет.
- Но почему?!
- Тот, кто эту способность дал, тот может ее и забрать обратно. В противном случае может нарушиться равновесие.
- И все равно, не верю, - отмахнулся Андрей от Аниных аргументов, - если ты тоже чувствуешь, что можешь полететь – не как в астрале, вчера, а по-настоящему, – неужели не попробовала бы?
- Может, и попробовала бы, - вздохнула Аня, - но обстоятельства сложились так, что обычной девочкой в восемь лет я снова стала до того, как попробовала, а здесь тоже как-то не до того было, все время на виду. Но завтра не исключено, что все наши силы и возможности потребуются! И это будет уже не развлечение.
- А я все-таки попробовал бы, - мечтательно пробормотал Андрей, прикрыв глаза. Он вдруг совершенно отчетливо понял, как ментально можно заблокировать гравитацию. На секунду он почувствовал, что теряет вес, и ноги его вот-вот оторвутся от земли. Однако этого не произошло, какая-то посторонняя сила заблокировала эту его ментальную матрицу физического явления, возникшую из чудесной вставки. Андрей открыл глаза: у него закружилась голова.
- Не надо, Андрюша, - Аня смотрела решительно и жестко, - ты можешь все сорвать своими непродуманными экспериментами и растерять силы до того, как они потребуются по-настоящему!
«А ведь это именно она не дала мне взлететь, - озадаченно подумал Андрей, - если бы не она, то все получилось бы! Почему она не хочет?! Зачем тогда все эти паранормальные возможности нужны, если ими нельзя пользоваться. Все твердит о какой-то миссии, а даже приблизительно не знаю, в чем она будет заключаться! Нет, но ментальная сила у нее будь здоров! Как легко она меня заблокировала!»
- Пойми, - ворвалась в его мысли Аня, - я не собираюсь надевать на тебя узду, но сейчас просто не время тратить свои силы попусту, ты и так уже потратился, зимнюю стихиаль вызвав! Твоя энергия не безгранична, и то, что так легко далось, может так же легко уйти, а мы должны еще так много сделать!
- Ну, убедила, убедила, - нехотя подчинился Андрей, - принимаю твои условия игры, хоть и не совсем понимаю, в чем эта игра заключается. Все-таки если бы ты здесь не появилась, то и в моей жизни,  скорее всего, ничего необычного не произошло, а значит ты у нас за главного. 
- Тогда так, - расслабилась Аня, - сейчас идем домой, и расходимся до завтрашнего утра. Отдыхаем, если мама потащит тебя пить Нафтусю, не отказывайся, и постарайся воздержаться от чудес. А завтра встречаемся и…в общем, завтра я скажу все, что можно сказать, чтобы не нарушить ткань будущего.
- Послушай, - снова стало не по себе Андрею, - но почему ты раньше ничего не говорила, что на завтрашний день что-то особенное задумала?
- А раньше я об этом и не знала, - улыбнулась Аня.
- А откуда сейчас узнала?
- Программа действий приходит ко мне поэтапно, считай, что и у меня есть некая вставка, только стратегическая программа проявляется не сразу. В общем, я и сама не понимаю, почему так происходит.
- Странно как-то, - проворчал Андрей, - мы же не марионетки какие-то, чтобы через нас кто-то свою программу проталкивал! Ты же сама о свободе воли и выбора говорила!
- А я и сделала выбор, – оценивающе посмотрела Аня на Андрея, - слушать волю тихого голоса своей души. Вот ты, похоже, его еще не сделал! Но я не виню тебя, ты ведь только что трансформировался, и твое новое информационное тело еще не пропитала до конца все твое существо, не проникло во все уголки твоего сознания. Возможно, тебе, пока, и не знаком тихий голос твоей души…
За разговором ребята подошли к дому, и Андрей, как ни закидывал удочки, так и не сумел узнать, что Аня задумала на завтра. Он даже пытался использовать свои паранормальные способности, чтобы прочитать Анины мысли, как читал мамины, однако задачка оказалась ему не по зубам, Аня, очевидно, предвидела подобные действия и выставила ментальный защитный экран. Из этого Андрей сделал вывод, что рано поставил Аню на ступень ниже себя, и что, пожалуй, и теперь она остается для него загадкой. Прощаясь, Аня крепко пожала Андрею руку и как-то чересчур сурово посмотрела ему в глаза, отчего тому еще больше стало не по себе.
«Ну вот, - думал он, проходя в свою комнату, - еще утром я чувствовал себя новоявленным Господом Богом и готов был визжать от восторга, а теперь снова какой-то пришибленный. Я все понимаю, тайны тайнами, но нельзя же так атмосферу нагнетать! И почему нельзя все начистоту рассказать? Мы теперь партнеры-сверхчеловеки, значит между нами не должно быть тайн, иначе возникает недоверие одного партнера к другому, и это, в конечном счете, может навредить этой самой таинственной миссии. По-моему, весьма здравая мысль, а эти тайны испанского двора все только портят. И что за сглаз такой! Сглаз и порча по-моему совсем из другой оперы. Похоже, она мудрит чтобы себе значимость придать, поскольку я с ней сравнялся».
А впрочем, Андрей понимал, что эти мысли возникли от обиды, и Аня действительно нацелилась на нечто Андрею неведомое, хоть он и пытался неоднократно выудить эту информацию из своей универсальной вставки.
На всякий случай он выполнил пожелание Ани и не оживлял больше газовую плитку с помощью пирокинеза, поэтому обедать с мамой они ходили в местную диетическую столовую. На более дорогой ресторан в центре города она не могла раскошелиться, поскольку денег до конца отпуска осталось совсем немного, но Андрей, осознавая тот факт, что с сегодняшнего утра он уже перестал быть избалованным капризным ребенком, был на удивление покладист, несмотря на жалкий выбор блюд, и стойко выдержал кулинарное убожество диетического общепита. Мама была удивлена, но промолчала, только изредка бросая на Андрея подозрительные удивленные взгляды. После обеда он милостиво согласился погулять с мамой по местному парку, они сходили на источник с Нафтусей, и Андрей даже выпил пару стаканов, хотя еще вчера утверждал, что больше ее в рот не возьмет. Всю прогулку мама пыталась разговорить сына, заводя темы, которые, как ей казалось, должны быть интересны ему, однако Андрей был рассеян, отвечал нехотя и никакого душевного разговора, на который была настроена мама, не получилась. Вскоре она сама обиженно замолчала. Андрей же, как раз, и не собирался обижать родительницу, просто он был погружен в свои мысли по поводу последних событий, и боялся что, не подумав, ляпнет нечто не соответствующее статусу десятилетнего ребенка, каковым, с сегодняшнего утра, по сути дела уже не являлся.
«Интересно, - думал Андрей, - если в меня действительно переселилась душа взрослого Андрея, то тогда мое осознание себя в качестве взрослого сверхчеловека вполне объяснимо, но почему Аня стала взрослой, ведь, как я понял из ее рассказа, ее знающая половинка, которая позавчера к ней вернулась, была половинкой все той же десятилетней девочки? Да, видимо, чего-то мы не знаем».
Выйдя из парка и прогуливаясь по городу, Андрей с мамой забрели в небольшой, утопающий в поздних цветах скверик, в котором они были не раз, и не раз Андрей обращал внимание на старую православную церковь в центре скверика, правда, никогда раньше у него не возникало желание зайти внутрь. Сегодня же он, сам не зная почему, почувствовал непреодолимое желание зайти туда, о чем немедленно сообщил обиженно молчащей родительнице.
- С чего это ты вдруг, - подозрительно глянула на него мама, - я тебе сколько раз предлагала туда зайти, а ты все ни в какую, бабушки старые, видите ли, на тебя не так посмотрят! А, между прочим, в этой церкви старинные иконы висят, а сейчас во всем мире признали их, как величайшую ценность. Слышал, наверное, про Андрея Рублева, Феофана Грека? Многие иностранные миллионеры готовы за них огромные деньги отдать, только все это не продается, это общенародное достояние.
- Ну да, - проворчал Андрей, сейчас это общенародное достояние, и все ими ходят и восхищаются, а как в двадцатые-тридцатые годы ими печки топили и вообще церкви по всей стране разрушали, так никто про их ценность не вспоминал.
- Тихо, - одернула его мама, тревожно оглядываясь по сторонам. Очевидно, инстинкт человека, родившегося и воспитанного в эпоху культа личности, как тогда выражались, настолько въелся в ее сознание, что кругом виделись стукачи, хотя на дворе не успела отзвенеть Хрущевская оттепель.
- А чего ты так боишься, - презрительно скривил рот Андрей, - ты сама не раз говорила, что в нашей стране не все так радужно было и есть, как нам в школе вдолбить пытаются. Сама говорила, что дедушкиного брата в тридцать седьмом расстреляли, и что он сам чудом тюрьмы избежал.
- Прекрати! – зашипела мама, - надо же соображать, где такие вещи можно говорить, а где нельзя. Одно дело – дома, а другое – на улице!
- Ну, так, - саркастически хмыкнул Андрей, - как раз дома-то и проще установить один прослушивающий микрофон, чем под каждым кустом на улице.
- И откуда ты набрался всего! – возмущенно зашептала мама, - ты ребенок еще, и на эти темы тебе рассуждать рано. Пожил бы ты в тридцатые-сороковые в семье родственников репрессированного! Во мне до сих пор этот страх сидит, и никакими демократическими преобразованиями его из нашего поколения не выбить. Может я, конечно, и перестраховываюсь, но уж лучше перестраховываться и спать спокойно. Ладно, чего это я с тобой на эту тему, как с взрослым! Дай Бог, чтобы ты никогда не узнал того, чего наше поколение знало!
«С какой стати вдруг меня понесло, - подумал Андрей, - никогда меня политика не интересовала! Действительно, неуместная здесь дискуссия. И все-таки, почему я на эту церковь словно бы другими глазами смотрю? Словно узнал что-то. А что я мог узнать? Я ее уже сто раз видел раньше, чего же я в ней нового обнаружил? Наверное, надо внутрь зайти, может там что-то разъяснится».
Миновав ряд нищенок-старушек, Андрей с мамой зашли внутрь, при этом он, неожиданно для мамы и себя самого, осенил лоб крестным знамением. Тут Андрей понял, хоть и знал точно, что никогда сюда не заходил, что ему знакомо и убранство и внутренняя планировка этой церкви, что он хорошо помнит, где расположена та или иная икона, и, мало того, ему все время казалось, что он был в этой церкви с Аней, и она что-то интересное ему здесь показывала. Только что? Почему-то чудесная вставка на этот счет молчала. А, впрочем, все эти де жа вю Андрея теперь уже не особенно удивляли: после всего, что он пережил в течение этих двух дней, подобная неувязочка с памятью и здравым смыслом была уже в порядке вещей.
«Возможно, - подумал Андрей, - тот, взрослый, душа которого сейчас в меня вселилась, был здесь раньше, возможно даже с двойником Ани встречался, чего ж тут удивительного?»
Отойдя от мамы, он неспешно прогуливался по церкви. Вечерняя служба уже закончилась, народу было немного, и он уже без особого удивления отмечал, что вот эту икону он видел, а вон там должна быть такая-то икона – и она там и правда оказывалась. Тут его внимание привлек образ, с которым, как ему показалось, у него  были связаны особо яркие впечатления. Впрочем, он не мог припомнить конкретных событий, он только знал, что к ним какое-то отношение имела Аня. Икона эта, как он сразу же вспомнил, называлась «Сошествие во ад», и Андрей с интересом начал вглядываться в известный евангельский сюжет, хотя, почему именно этот сюжет привлек его внимание, он сам не мог понять. Неожиданно ему показалось, что здесь что-то не так, хотя он точно знал, что не двигал свою точку сборки, смещение которой приводило к изменению восприятия мира. Тут он увидел, что фигура Христа, спускающегося в преисподнюю внутри золотого эллипса, исчезла, а вместо нее возникла словно бы фотографическая карточка десятилетнего мальчика. Это был он сам, в ковбойке и шортиках, а вместо лукавого коричневого беса появилась темная фигура монаха с глухо опущенным на самое лицо капюшоном и с медальоном в виде железного куба поверх черного плаща до земли.
Дальше все произошло очень быстро: эллипс с копией Андрея и монах ожили на иконе, словно мультяшка, эллипс опустился вниз, к самому основанию росписи, черный монах подошел к нему, почтительно поклонился, а затем открыл невидимую раньше дверцу в эллипсе (в объеме он выглядел как золотое, но прозрачное яйцо на подставке из трех лучей). Оживший мальчик вышел наружу, с любопытством оглядываясь, а зловещий монах снял с себя медальон и одел на шею миниатюрному двойнику Андрея. В следующий момент что-то на поверхности иконы вспыхнуло, и оживший фрагмент сюжета исчез, оставив после себя прежнее изображение.
«Так-так, - подумал слегка опешивший Андрей, - еще один двойник объявился! Мне, честно говоря, это начинает уже надоедать. Жил себе, понимаешь, будучи убежден в своей уникальности, в смысле единичности, теперь же выясняется, что всяких там Андреев Даниловых в разных измерениях хоть пруд пруди! Обидно даже. Ладно, не ясно, что мне хотели этим сказать, но сегодня с утра мы и поинтереснее вещи видали. Хотя, этот монах! Он мне почему-то хорошо знаком. Ладно, пойду отсюда, а то что-нибудь опять привидится, надоело уже!»
Андрей подошел к маме и сказал, что все интересное уже посмотрел и вообще устал, и хочет домой. Выходя, он еще раз обернулся и, как ему показалось, столкнулся с тревожным взглядом Богородицы с иконы «Утоли мои печали», которая так же показалась ему странно знакомой. Домой они пришли затемно, Андрей, сославшись на усталость, ушел в свою комнату и тихонечко, чтобы мама не услышала и не заинтересовалась бы, с какой стати он стал закрываться, запер двери на шпингалет.
Из головы его все не шел этот странный феномен с иконой, поскольку никакого разъяснения из своей чудесной вставки на сей счет, он не получил.
«Все же, - думал Андрей, пристроившись поудобнее на диване, - выходит вставка эта моя не всеведуща. Да и притомился я основательно, ноги после нескольких часов ходьбы гудят как у обычного малотренированного мальчишки: выходит ни на роль рекордсмена по марафонским дистанциям, ни на роль чемпиона по штанге я не гожусь. Значит, трансформировался я не полностью, а лишь частично». – На всякий случай он попробовал приподнять старый платяной шкаф, однако даже не смог сдвинуть его с места.
«Значит, - констатировал Андрей, - супермен из меня получается недоделанный, и далеко не все я могу, как мне вначале казалось. Кстати, - припомнил он неожиданно, - Иисус Христос тоже не отличался какой-то сверхъестественной физической силой». – Андрей не читал Евангелия, однако, отметил, что хорошо знает его содержание, а заодно с ним и весь Ветхий завет. Мысли об Иисусе Христе снова вернули его к эпизоду в церкви, отсутствие объяснения на который так же свидетельствовало о его, Андрея неполном совершенстве.
«Что же мне хотели этим сказать, - думал Андрей, - что я, как Иисус Христос? Но тогда почему преображение возникло именно на иконе «Сошествие во Ад»? Тем более я видел и другие изображения Христа, и нигде в другом месте он в мою фотокарточку не превращался. Может, это означает, что я в аду окажусь? И совсем скоро, ведь на фотографии мне было столько же лет, сколько сейчас? Неужели это намек на то, что я скоро умру?!»
Андрею стало не по себе, и он постарался сам же придумать доводы, которые опровергли бы сей горестный исход.
«Во-первых, - думал Андрей, - даже если я вдруг умру, то с какой это стати  должен в аду очутится? Я ничего такого греховного не совершал, разве что мать иногда капризами доводил, но ведь за это в ад не попадают. К тому же, те чудесные преображения, которые со мной произошли, говорят о моей исключительности и избранности! Нет, это что-то другое, это означает, что меня уподобили Иисусу Христу! А что, не без основания, с какой это стати обычный человек, тем более ребенок, вдруг получил бы все эти способности. Ах, ну да, вспомнил, я же Меровинг, отдаленный потомок Спасителя, а значит и сопоставление правомерно и в этом причина появления моих чудесных возможностей и знаний. Наверное, Меровингу и положено в один прекрасный день их получить. Правда, непонятно, почему только сейчас и какое к этому отношение имеет душа моего взрослого двойника из другого измерения? Но Бог его знает, как другие потомки Иисуса Христа этот дар получают, может именно так, чего голову зря ломать! Однако все же фигурировал ад и монах. Так ведь это же не монах, это же черный магистр, Мефистофель, или, если уж совсем быть точным, демон Асиэль! Выходит, я и с Мефистофелем был знаком? Занятная история получается! А ведь он мне медальон на шею повесил, это что, намек на то, что я свой дар от него получил? Нет, не может быть, я еще ребенок, ни с каким Мефистофелем контракт не подписывал и ничего он мне на шею не вешал, я и не видел его никогда! Если же мой взрослый двойник с ним якшался, то я к этому отношения не имею и ответственности за это не несу! Это же не справедливо!» – Правда его тут же кольнула мысль, что тогда и чудесный свой дар паранормальных возможностей он получил несправедливо, но он тут же возмущенно отогнал ее, ведь если он Меровинг (а это не только вставка ему поведала, но и Аня подтвердила), то и получил он свой дар по праву, как потомок не кого-то там, а самого Иисуса Христа!
Так и не сумев, толком, разъяснить себе, что означала эта странная сценка на ожившей иконе (вернее, выбрав то объяснение, которое ему больше понравилось), Андрей решил больше не забивать себе голову разными мелочами, а полностью отдаться мыслям о собственном, не до конца осознанном величии.
«Значит так, - думал Андрей, - неутомимым силачом я вроде бы не стал, зато сегодня в поле точно осознал, что могу летать, и наверняка полетел, если бы Аня не вмешалась! В конце концов, мало ли что она мне, у меня своя голова на плечах, думаю, здесь мне никто не помешает. Попробую ка еще раз!»
Как только Андрей дал себе такое фантастическое задание, как в его сознании тут же возникла схем, каким образом этого можно добиться, причем схема касалась самой природы гравитации, объяснения которой, как знал Андрей, ученые пока не смогли найти. Объяснение носило следующий приблизительно порядок:

ГРАВИТАЦИЯ И ПРИНЦИП ЕЕ НЕЙТРАЛИЗАЦИИ.

До момента Первичного Взрыва, когда начала разворачиваться физическая вселенная, все ее пространство было сжато в единой точке, и пространство это было как бы абсолютно искривлено. В момент Первичного взрыва пространство, став неким первичным полем, стало формировать трехмерный объем, который разворачивался с определенной скоростной константой, то есть непрерывно объемно расширялось, и постоянно уменьшало свою кривизну – от абсолютной кривизны точки, стремясь к абсолютной прямизне бесконечности. Скорость распрямления кривизны пространства была некой первичной константой, абсолютом, и на этот абсолют косвенно указал Эйнштейн, постулировав скорость света как предельную во вселенной, в действительности же,  предельной скоростью была скорость распрямления кривизны пространства, а скорость света равнялась ей, поделенной на некий тормозной коэффициент, выводящийся из разницы частотности фотонного поля и собственной частотности пространства-эфира. Так что, о скорости распрямления кривизны пространства можно судить по скорости света и скорости разбегания галактик. Можно иначе сказать, что скорость света – это скорость растягивания его расширяющимся пространством, а разбегание галактик это так же растягивание их расширяющимся пространством, и скорость такого разбегания так же равна скорости распрямления кривизны пространства, поделенная уже на свой собственный тормозной коэффициент, выводимый из разницы собственной частотности пространственного поля и некой производной всех частотностей такого сложного объекта как галактика. Чем грубее объект, и чем большей массой он обладает, тем больше этот тормозной коэффициент и тем меньшую собственную предельную скорость передвижения по вселенной этот предмет может иметь. Энергия этого тормозного момента возникшего между собственной частотностью расширяющегося пространства и собственной частотностью объекта и есть гравитация.
Андрей сам поразился, как просто он сумел объяснить без всяких формул и высшей математики то, что до сих пор не могла объяснить ни одна светлая голова планеты.
«Если же, - продолжал размышлять Андрей, - создать некую смазку из ментальной энергии и как бы пропитать ею нужный объект, то можно управлять гравитацией, как вздумается, меняя этот самый тормозной момент, как резко уменьшается сила трения и, соответственно, энергия, при этом выделяемая между деталями, когда их смазать машинным маслом».
Как понял Андрей, мысленная или ментальная энергия – это такая категория, которая пребывает вне физического пространства, поэтому ее можно как бы вклинить между атомами объекта и первоэлементами-лептонами «чистого пространства-эфира». В этом случае возникает нечто вроде смазки, тормозной коэффициент снижается и гравитация уменьшается, вплоть до исчезновения. Все дело в степени ментальной силы, которая у обычных людей находится в зачаточном состоянии и не способна управлять гравитацией. Он же, Андрей, теперь такую возможность получил. Собственно, этой способностью он уже пользовался, когда мысленно передвигал ложку, принципиальной разницы между телекинезом и левитацией нет.
Получив, таким образом, теоретическую базу (при этой обойдясь без физических и математических формул), Андрей приступил к реализации теории на практике. Что он делал конкретно, он сам бы затруднился сказать, поскольку его трансформировавшийся разум позволял проделывать такие мысленные манипуляции, о которых он даже не смог бы раньше вообразить. Схематично это можно было описать, как пропитывание своего тела буфером между «чистым распрямляющимся пространством» и всеми структурными элементами субстанции, из которой состояло его тело. В тот момент, когда он почувствовал, что это ему удалось, Андрей потерял вес, и достаточно ему было мысленно оттолкнуться от дивана, то есть придать себе некий вектор движения, как он плавно всплыл пот потолок.
Непередаваемое чувство восторга заполнило все его существо. Как страстно мечтал он об этом моменте, прекрасно сознавая, что ничего подобного в его жизни не будет. Но вот, все-таки свершилось, как ни трудно в это поверить! Андрей нежно погладил шероховатую поверхность потолка, это движение оттолкнуло его вниз, словно мячик, и он, несомненно, опустился бы на пол, если бы не уперся в него мысленным лучом (этого вполне хватило), и снова не взмыл к потолку.
«Тут надо осторожно, - подумал Андрей, - а то можно и башку раскроить о потолок: любое движение отбрасывает меня, как перышко, но масса-то прежняя остается, хоть и в невесомости».
К счастью все нюансы полета прекрасно управлялись с помощью мысленного отталкивания, и чем сильнее был мысленный паторн, тем больше возрастала скорость полета.
«Хотя, какой же это, блин, полет, - думал Андрей, совершая очередной пируэт под потолком, - что толку вот так болтаться по маленькой комнатенке! Комаров, разве что, бить, а то каждый вечер перед сном их по полчаса гоняешь. Да, достойное применение новому дару. Надо, конечно, на улицу выйти, уже поздно и темно, вряд ли кто увидит».
Андрей хотел вновь вернуть своему телу вес и сказать маме, что он пойдет, немного подышит воздухом в саду перед сном, но тут у него возникла новая идея: а почему бы ни попробовать еще одну свою вероятную способность, почему бы ни пройти сквозь стену или потолок? Да-да, именно потолок. И тут же у него сформулировалась схема-объяснение принципа прохождения сквозь стены.

ПРИНЦИП ПРОХОЖДЕНИЯ СКВОЗЬ ТВЕРДЫЕ МАТЕРИАЛЬНЫЕ ОБЪЕКТЫ.

В действительности, если бы не вышеописанный гравитационный момент торможения, все предметы легко проходили бы сквозь друг друга, поскольку расстояния между атомами по сравнению с собственными размерами ядра – огромны, и атомы одной субстанции легко проходили бы между атомами другой, если бы не силы, возникающие вследствие разницы тормозных коэффициентов, а у любых двух объектов, разделенных пространством, существует и разница в величине тормозных коэффициентов, а, следовательно, и некая сила, возникающая от этой разницы, которая не позволяет атомам одного вещества проникать между атомами другого без нарушения структуры. Если,  опять же, ментально убрать эту разницу, то межатомного отталкивания не возникает, и один объект может проходить сквозь другой без потери исходной формы и свойств. Если сформулировать окончательно, то выровнять тормозные коэффициенты двух предметов это то же самое, что убрать между ними пространство, слить в один.
Андрей тут же «пропитал» ментальной смазкой небольшой участок потолка и без труда просочился сквозь него, как бесплотный призрак (он припомнил, что в «прежней жизни», в астрале делал это множество раз). Оказавшись на темном чердаке, Андрей взмыл уже под крышу, таким же образом прошил и ее, и свечой взмыл в темное августовское небо. Оказавшись на высоте метров сто над землей, он завис в воздухе, и огляделся вокруг. И домики, и садовые участки под ним выглядели как игрушечные, аккуратно разделенные на квадратики и прямоугольники, с редким вкрапление трапеций, либо каких-то неравносторонних фигур по краям садового товарищества. Город утопал в огнях, собственно это была главная характеристика простирающегося под ним ночного вида, и лишь  большой, неосвещенный аморфный участок на окраине соответствовал лесопарку. А впрочем, наблюдать, как снуют там, ближе к центру маленькие игрушечные машинки и еще меньшие спичечки запоздалых прохожих, было не особенно интересно, это можно было бы сделать с любого многоэтажного дома: примерно такую же картину Андрей наблюдал с обзорной площадки Исаакиевского собора.
В этот момент до слуха Андрея донеслись отдаленные возгласы, и только сейчас он заметил, что на соседнем садовом участке, непосредственно прилегающем к хозяйскому саду, собралась небольшая группа взрослых и детей, при этом они явно устремили свои взоры в его сторону, для пущей убедительности показывая пальцами. О чем они переговаривались, Андрей с такой высоты не мог расслышать, однако ему показалось, что несколько раз прозвучало слово «человек».
«Вот, - подумал Андрей, - так рождаются легенды о летающих тарелках».
Первой его мыслью было улететь подальше, чтобы не смущать обалдевшую группу зевак, тем более, он увидел, что из дома к группе наблюдателей бежал мужчина, держа в руках что-то похожее на полевой бинокль, в который, как подумалось Андрею, на таком расстоянии можно вполне разглядеть, что высоко в воздухе неподвижно висит десятилетний мальчик, живущий со своей мамашей в соседнем домике. Хотя, с другой стороны, было темно, возможно они и не смогли бы его подробно разглядеть, тем более идентифицировать, но пока он размышлял, узнают его или нет, внизу зажегся мощный фонарь – похоже, это был автомобильный аккумуляторный прожектор, и конус света отчетливо выхватил фигуру Андрея из тьмы.
«Тьфу, ты, - выругался про себя Андрей, - похоже, всерьез засекли!» – и резко пошел вверх и в сторону, вынырнув из луча, который тут же начал метаться по небу, пытаясь вновь поймать его в фокус. Однако наш герой поднялся уже не меньше чем на полкилометра, да еще и ушел по касательной в бок, поэтому оказался в недосягаемости луча. Андрей уже был над самым парком, и тут сообразил, что впопыхах потерял координаты своего участка – сверху они были такие одинаковые, – и постарался вновь отыскать его географическое местоположение. Какое-то время он нервно челночил ночное небо, но потом понял, что с такой высоты, даже если бы он оказался над самим участком и домом, то вряд ли бы узнал его, поскольку это была типовая застройка в здешних краях. Спуститься же ниже – означало вновь привлечь к себе внимание еще нередких прохожих, и кто знает, какие зловещие слухи поползут завтра среди соседей о таинственном ночном летуне! А вдруг его все-таки узнали! Возможно, когда его поймали в луч прожектора, тот, с биноклем, успел навести на него окуляр и сумел разглядеть! Андрею тут же поползли в голову истории о том, как в прежние времена толпа неграмотных, темных крестьян с косами и вилами учиняла суд Линча над застигнутыми врасплох колдунами и ведьмами. Почему-то припомнилась Алеся Александра Куприна, повесть о которой он прочел совсем недавно, уже в Трускавце. Конечно, времена и нравы сейчас не те, но ведь это не означает, что какому-то десятилетнему пацану из Москаливщины позволено летать над городом и пугать честных граждан. Андрей вспомнил, что расправы над всякими колдунами и магами чаще всего происходили именно в Западной Украине, в Карпатах. Конечно, при всем его нынешнем могуществе он наверняка сможет что-нибудь противопоставить разъяренной толпе, хотя бы улететь, если в набор паранормальных сил, которые у него объявились, не входит гигантская сила и сверхбыстроходность. А вдруг со страха у него и улететь не получится? Ведь часто то, что человек может сделать в спокойной обстановке, не выходит при волнении и тем более стрессе!
Некоторое время полетав над городом на безопасной высоте, Андрей понял, что вряд ли найдет свой дом и подумал, что просто летать над городом туда-сюда, да еще на большой высоте, не так уж фантастически весело, как ему всегда казалось: воздух, что называется, был везде одинаковым, а гоняться за птицами ему не пришло в голову. Вид внизу так же начинал надоедать, тем более с такой высоты ночью вообще мало, что можно было разглядеть, да, к тому же довольно скоро Андрей почувствовал, что замерзает. Он попытался отогреться, вообразив вокруг себя теплый кокон, как это делают гималайские йоги-респы, но на этот раз у него ничего не получилось, очевидно, вся имеющаяся в его резерве ментальная энергия расходовалась на преодоление гравитации, впрочем, и это осуществлять становилось ему все труднее и труднее.
«Что ж, - подумал Андрей, - еще раз убеждаемся, что резервы мои все же не безграничны. Нет, надо где-то приземляться, а то так можно и замерзнуть или свалиться. Я только утром чуть в ледышку не превратился, и вот снова, пожалуйста! Так, в городе садиться нельзя, заметят, слишком далеко от города – потом дороги не найдешь. Остается – парк: его я неплохо знаю, и виден он отсюда хорошо, а там я найду знакомую тропинку, и если приземлиться где-нибудь скраешку, то за час в хорошем темпе можно до дома добраться. Конечно, мама спохватится, если уже не спохватилась, придется врать, придумывать какое-то правдоподобное объяснение. Что ж, теперь уже ничего не сделаешь, как всегда, мне любой эксперимент боком выходит».
Андрей решил напоследок, прежде чем приземлится в зоне лесопарка, исполнить свое навязчивое желание раннего детства, посидеть на облаке. Как раз над головой его проплывали темные ночные облака, которые были вполне пригодны для этой цели, и Андрей, выдав мысленный посыл, пошел вверх. Как ему казалось, до ближайшего облака было не больше километра, и только крупная ночная птица, пролетавшая мимо, шарахнулась в сторону с испуганным криком.
«Ну вот, - подумал Андрей, - даже птица меня испугалась, что же о людях тогда говорить!»
Почувствовав, что стало еще холоднее и зуб на зуб не попадает (надо было потеплее одеться!), Андрей решил увеличить скорость подъема: идея фикс посидеть на краю облака, не давала ему прислушаться к здравому рассудку и закончить эксперимент, к которому он недостаточно подготовился.
«Сейчас, - думал наш герой, - быстро до облака доберусь, посижу с краешку секундочку, осмотрюсь с этой высоты и сразу обратно». 
Он выдал весь ментальный посыл, на который был способен, и тут случилось непредвиденное: то ли сосуды его мозга не справились со слишком быстрым ускорением, то ли он обесточился в плане энергетики, вложив весь ментальный потенциал в мысленный толчок. У Андрея возникла резкая дурнота, головокружение, в глазах потемнело на фоне неприятного ощущения, что он проваливается, но только не вниз, а вверх. В следующий момент он, очевидно, потерял сознание, к счастью, на краткий миг, иначе в этом месте можно было бы заканчивать наше повествование.
Когда Андрей пришел в себя, то увидел, что огни города стремительно несутся ему навстречу, и понял, что в момент потери сознания утратил контроль над гравитацией и с ускорением эм-же-квадрат-пополам падает вниз. Страх леденящей рукой стиснул горло Андрея, он вновь судорожно начал формировать антигравитационную мыслеформу, но то ли страх отнял его силы, то ли нарушилось что-то в самом механизме левитации, только к своему величайшему ужасу Андрей понял, что антигравитационная пропитка получается лишь частично, и что хоть скорость падения несколько замедлилась, однако она вполне достаточна, чтобы разбиться в лепешку.  Только тут до Андрея дошла закономерная мысль парашютиста, у которого не раскрылся парашют, что это конец. Еще буквально полчаса назад он чувствовал себя властелином мира – и вот тебе, умереть такой нелепой смертью! Но ведь это же невозможно! Ведь некие Высшие силы, неожиданно одарившие его удивительными паранормальными возможностями, наверное, собирались возложить на него какую-то чрезвычайно важную миссию! Неужели они позволят ему так нелепо погибнуть?! Можно сказать, на пике триумфа, когда он осваивал искусство, которым в истории человечества владели всего лишь единицы, ну там Будда, Миларайпа, Роджер Бэкон! И теперь из-за нелепой случайности все пойдет прахом! Нет, ОНИ не могут позволить ему погибнуть?! Во всем, конечно, виновата его гордыня, но если бы Бог дал ему шанс, он бы исправился, непременно исправился! О., неужели этот чудесный дар был всего лишь ловушкой, непреодолимым соблазном, чтобы погубить его?! Его, такого умного, красивого, юного, доброго?! Почему он не послушался Аню, ведь она предупреждала его, чтобы он поберег силы и не занимался самоэкспериментаторством. О, Аня, Анечка, больше он ее никогда не увидит! Неожиданно Андрей понял, что совершенно не по-детски и вообще как-то не по-человечески, со всей космической силой любит эту девочку, которую встретил всего два дня назад, но которая перевернула всю его жизнь. Увы, теперь этой жизни осталось меньше минуты, и самым страшным ему казалось уже не то, что его сейчас не будет, а то, что он уже никогда не увидит эту удивительную девочку, которую, как ему на мгновение показалось, он знает не два дня с небольшим, а сотни, возможно даже тысячи лет. И тут уже совсем неуместным за несколько секунд до гибели прозвучали строки стихотворения, которые он слышал у моря Вечности и которые, как оказалось, сочинил он сам в некой другой ипостаси:

Не обо мне ли
В детской мольбе:
«Та, что подарит
Крылья тебе?»

И вдруг, словно ответ на эти заветные строки, Андрей действительно ощутил щекочущее прикосновение перьев, затем резкий толчок, словно над ним раскрылся невидимый парашют, падение его замедлилось в десятки раз, а вместе с этим исчезла паника, и Андрей понял, что снова может контролировать гравитацию. Произошло это уже около самой земли, и после всего того, что с ним произошло, сама мысль о полете отозвалась в сердце ужасом, поэтому Андрей не взлетел снова, а медленно приземлился на чей-то приусадебный участок, угодив прямо в грядку с кабачками, при этом не удержался на ногах (он не успел на сто процентов погасить инерцию), и повалился на бок, раздавив, при этом, несколько весьма крупных и ядреных плодов.
Не успел он толком очухаться от падения, чтобы сообразить, куда он упал, видели ли его кто-то из людей и что теперь делать, как неподалеку раздалось угрожающее рычание, и на него стала надвигаться темная масса с поблескивающими глазами. Андрей понял, что, судя по размерам и лохматости, это огромная кавказская овчарка, которая, очевидно, решила не лаять попусту, и если уж злоумышленник оказался в зоне досягаемости, то с ним надо расправиться быстро, решительно и без лишнего лая. Тут только мальчик сообразил, что угодил из огня да в полымя и бросился бежать, на ходу соображая, что забор, окружающий приусадебный участок, очень высок, и если он и успеет добежать до него, раньше громадного пса, то взобраться уж точно не успеет. В памяти Андрея всплыли жуткие рассказы о детях, забравшихся в соседские огороды, и разорванных на части сторожевыми собаками, и понял, что приближающийся к нему пес относится как раз к подобным людоедам, специально натравленным на детей, разоряющих огороды куркулями-хозяевами. Неизвестно, насколько его страхи были оправданы, но когда громадный пес уже дышал ему в спину, Андрей вдруг вспомнил, что он, вообще-то, летающий человек, и способность контролировать гравитацию вернулась к нему около минуты назад. Не оборачиваясь, Андрей сделал гигантский прыжок, описав дугу не менее десяти метров, и с большим запасом перелетел через более чем двухметровый частокол, вызвав удивленный яростный лай пса, в мгновение лишившегося своей, казалось бы, уже обреченной добычи.  Не успел Андрей приземлиться на плохо освещенную грунтовую улицу в двух метрах от забора, как ему на глаза попался свидетель его фантастического прыжка, - явно подгулявший мужичок в соломенной шляпе и в мятом кургузом пиджачке. Мужчина в ужасе вылупился на Андрея, прислонившись к тому самому забору, через который Андрей только что совершил свой гигантский прыжок, и часто-часто крестился, что-то невнятное бормоча, очевидно припоминая молитвы, уберегающие от нечистой силы, затем, очевидно испытывая пьяное вдохновение, размашисто перекрестил растерявшегося Андрея и громогласно объявил: «Сгинь, сатана!»
В этот момент в доселе темном ближайшем доме зажегся свет, хлопнуло окошко, и мальчик понял, что, если он сейчас отсюда не сгинет, следуя пожеланию пьянчуги, то количество свидетелей может значительно возрасти. Тогда Андрей, словно бы повинуясь требованию хмельного борца с нечистой силой, вновь взвился в воздух, пролетел несколько десятков метров в сторону неосвещенной части улицы, где подряд не горело несколько фонарей, очевидно выведенных из строя чьей-то меткой рогаткой, и приземлился в новом месте, потеряв из вида припавшего к ограде мужичка и не попав на глаза новым свидетелям. Далее Андрей ринулся бежать, куда глаза глядят, а когда сердце его готово было выскочить из груди, перешел на шаг и начал оглядываться. К счастью, улица, на которой он очутился, оказалась ему знакомой, и он сообразил, что находится минутах в 15-20 ходьбы от дома, и, слегка поплутав, без дополнительных приключений благополучно добрался до дома. Правда, у дома его ждал новый сюрприз: на улице, недалеко от калитки он столкнулся со своей взволнованной мамой.
- Сынок, куда же ты запропастился?! Да еще дышишь так тяжело, бежал что ли? – проговорила она с надрывом. – Я тебя уже искать отправилась, посмотри, сколько времени! Ты никогда так поздно с участка на улицу не уходил, кругом же пьяные и хулиганы, тем более, ты же знаешь, что местные не любят приезжих, особенно из Москвы и Ленинграда!
Андрей глянул на свои дешевенькие юношеские часы: было уже около одиннадцати, время, в которое ему было положено укладываться спать.
- Ну, мам, у меня что, на лице написано, что я приезжий? – начал тянуть резину Андрей, пытаясь сообразить, что бы такое соврать поправдоподобнее.
- Может, и не написано, но местные все здесь друг друга знают, к тому же у тебя вид интеллигентного ребенка, а это как красная тряпка для местных хулиганов. Так зачем ты на ночь глядя на улицу пошел? Да, и еще один вопрос мне небезынтересен: как ты выйти ухитрился, что я не заметила, я все время на кухне была, ты бы в любом случае мимо меня по коридору прошел! Но если ты даже так проскользнул, что я тебя не услышала, почему не сказал, что прогуляться решил?
- Да, так, не хотел тебя тревожить и тихонько на цыпочках вышел, - забормотал Андрей, - чего-то мне в нашем саду надоело расхаживать, к тому же я давно собирался перед сном бегать начать.
- Кто же это ночью бегает! – Возмутилась мама, - тем более, как я говорила, вечером здесь не безопасно. В следующий раз, если уж тебе так приспичит спортом заниматься, делай это, пожалуйста, с утра и предупреждай, чтобы я знала, где ты и что с тобой. Ладно, пошли в дом. Чай пить будешь?
«Похоже, она меня только недавно спохватилась, - думал Андрей, попив чай с бутербродами (после всего пережитого на него напал несвоевременный голод) и возвращаясь в свою комнату. – Я ведь, как выяснилось, часа полтора отсутствовал, за это время она бы успела панику поднять. Ладно, хорошо, что хорошо кончается!
Только сейчас Андрей со всей полнотой ощутил, что впервые был буквально на волосок от гибели, возможно даже дважды, поскольку намерения пса были вполне очевидны. Теперь, кода все казалось позади, Андрей впервые задумался над тем, чья именно помощь спасла ему жизнь, поскольку, после того как в его готовящемся к смерти сознании вспыхнули заветные строки, он ощутил, что помощь пришла именно извне, это не была его собственная антигравитационная мыслеформа, которую удалось включить несколько позже, когда его жизни уже ничего не угрожало. Так что же это было? Рука Господа? Почему-то Андрей был уверен, что Господь Бог – это не всемогущий дедушка с бородой на облаке, и никогда никому не помогает сам, непосредственно, всегда есть проводник его Воли и Помощи. Кто же был этим проводником? Получается так, что Аня Ромашова, ведь эти стихи были посвящены им обоим! Да, именно она, больше некому, она один раз уже спасла его, отправив Нивенну в свое измерение, и вот теперь вторично, причем вдали от него, не имея возможности увидеть, что с ним происходит. Может, она наблюдала за ним с помощью ясновидения? Вряд ли, чего это ради, он же не наблюдал за ней, хоть и мог! Это и утомительно, и неэтично, все равно, что в замочную скважину подглядывать. Андрей почему-то был уверен, что Аня очень щепетильна в подобных вопросах; нездоровое любопытство, скорее, по его части, он еще не наигрался с новообретенным чудесным даром. И, тем не менее, она пришла ему на помощь: по-видимому,  она услышала отчаянный мысленный вскрик Андрея, независимо от того, была ли она в состоянии ментальной восприимчивости или нет. Наверное, строки эти имеют какую-то особую силу! Но ведь и этого мало! Она ведь сумела послать на значительное расстояние, не глядя, такой ментальный импульс, который спас ему жизнь!
Андрей прислушался к своему источнику информации, смог ли бы он проделать то же самое, и почувствовал что не смог бы… по крайней мере, в нынешнем своем статусе. Да и вообще, похоже, внезапно открывшийся дар касался лишь его самого, и было пока не ясно, можно ли использовать его для помощи другим людям. Тут наш герой вспомнил о всепоглощающем чувстве любви к Ане, которое охватило его за минуту до предполагаемой гибели. Подобного чувства он не испытывал никогда в жизни!
«Откуда во мне такое, - думал Андрей, сам себя не узнавая, - телесно ведь я еще ребенок, хотя, разумеется, мой внешний облик не соответствует внутреннему содержанию, это ведь как-то должно определенным гормональным фоном обуславливаться! Разумеется, я с самого начала ею восхищался, и детская влюбленность, несомненно, присутствовала. Да и как же иначе, она вся, до кончиков пальцев являла собой тайну, но все, что я чувствовал к ней до того момента, было совсем не то. Тем более странно: ты в полной уверенности, что жить осталось не больше минуты, и вдруг такое сильнейшее чувство охватывает, по сравнению с которым, любовь Ромео и Джульетты – так, мелкая страстишка! Словно мы друг с другом жизнями готовы были поменяться, и – куда угодно, но вместе: хоть на алтарь, хоть на эшафот, словно мы каким-то образом в смерти были обручены: вокруг рушится мир, а мы, обнявшись, на  последнем островке стоим. Последние люди, последняя любовь на земле! Удивительно, никогда не думал, что любовь может быть такой пронзительной, мне вообще казалось, что все это не для меня. Хотя, возможно именно в момент ожидания смерти такая любовь и возможна! Я ведь никогда раньше не падал с облака на землю, кто знает, может перед смертью у всех так, только те, кто подобное испытал, никому уже о своих предсмертных чувствах рассказать не может. Кстати, о смерти. Собственно, почему я так ужасно ее испугался? И потом, что это за дурацкие мысли, будто еще несколько секунд  - и все, меня уже не будет? Такие мысли позволительно было бы иметь мне 2-3 дня назад, но не теперь, теперь-то я прекрасно знаю, что со смертью ничего не заканчивается, просто переход в иное фазовое состояние, возможно, это даже куда более полноценное бытие, чем физическая жизнь!»
Андрею стало стыдно за свое малодушие, хотя, казалось бы, чего же стыдного в том, что он испугался, казалось бы неотвратимой смерти? Андрей словно забыл, что всегда ее боялся, хоть ни разу в его жизни не было ситуации доселе, когда он эту жизнь мог неминуемо потерять.
«А ведь меня икона предупреждала, - продолжал размышлять Андрей, укладываясь в постель, - скорее всего, так моя смерть изображалась и то, что после смерти произойдет. Тем не менее, я не погиб, а значит, даже иконы не всегда правду изображают»…
И все же он летал сегодня! Не во сне, не в астрале, а совершенно натуральным образом, даже натуральнее, чем птица, поскольку полет птица трудоемок и несовершенен, к тому же он выяснил, что может проходить сквозь стены, как он об этом забыл! Это же не меньшее чудо, чем полет! Тут Андрею забралась в голову горделивая мысль о том, как были бы потрясены его школьные друзья, да и преподаватели тоже, если бы узнали, что в их школе учится самый настоящий чародей, о подобных которому они могли разве что в сказках прочитать! Очевидно, мысль эта была остаточной, некий островок сознания Андрея-ребенка, которого в его десятилетнем теле уже почти не осталось. Тут наш герой презрительно закончил мысль, что утруждать себя таким дешевым трюкачеством, как демонстрация в школе всяких фокусов, он, разумеется, не будет: еще неизвестно, как после этого будут относиться к нему бывшие приятели! А преподаватели? Очень возможен вариант, что они постараются упрятать его в сумасшедший дом, как это было с Аней. Нет, пока что время его не пришло, пока что о своем чудесном даре нельзя никому говорить, нужно во всем как следует разобраться…
Мысли Андрея стали путаться, и он заснул, утомленный чудесами, обрушившимися на него в этот удивительный день, а потом ему приснился удивительный сон и странен он был не своей необычностью, а как раз наоборот. Все словно бы происходило в реальной жизни, и это была не фантастическая реальность астрального выхода, когда эффект реальности достигается за счет нехарактерной для обычного сна ясности сознания, нет, тут все было иначе. Андрею приснилось, что он отправился в экспедицию за самоцветными камнями на Алтай, при этом он был взрослым, и люди, его окружающие так же были взрослыми. Казалось, они были ему хорошо знакомы, хотя он знал, что никогда прежде их не видел. Хотя нет, вот эту спортивную, мальчикоподобного вида девушку с короткой стрижкой он когда-то видел, только вот, когда? Тем не менее,  во сне все это странным ему не казалось, реальность похода просто пугал чудовищной правдоподобностью. Андрей видел лишь короткий фрагмент этого похода, где он на протяжении нескольких часов (бывают же такие затянувшиеся сны) шел вдоль живописной быстрой речушки с чистыми водами и пологим берегом, сплошь усыпанным галькой, и с переменным успехом разыскивал среди этой гальки самоцветные камни. При этом Андрей (во сне) хорошо помнил, какие события предшествовали этой экспедиции (правда, когда он проснулся, то забыл о них), и то, что вокруг него происходило, сном ему не казалось. Да и не удивительно, поскольку и эта тайга, и каменистый берег, и речка, и синее небо, и горы у горизонта были настолько реальны, что даже в голову не могла закрасться мысль, что это сон. Вскоре Андрея утомило собирание камней (и притупление внимания, и физическая усталость так же были совершенно натуральными), и Андрей подошел к той самой девушке, которая неподалеку так же занималась поиском камней для производства ювелирных аксессуаров. Между ними начался разговор, который, когда Андрей проснулся, он запомнил плохо, и единственное, что осталось в его памяти, это то, что в разговоре фигурировал Владимир Высоцкий. Впрочем, возможно, разговор запомнился бы лучше, если бы не был прерван на полуслове.
Выяснилось, что Андрей проснулся, за окном стояло солнечное августовское утро, и весь этот до ужаса реалистический сбор камней вдоль речки ничто иное, как обычный сон.
«Господи, - подумал Андрей, - что же это такое! Мне после всех этих чудесных событий все время теперь такие сны будут сниться?! Такие, что и не поймешь, сон это, или взаправду! Теперь даже не определить, что в действительности реальность: то, что во сне привиделось или то, что сейчас происходит, после того, как я проснулся. Если к здравому смыслу прислушаться, то получается парадокс: во сне все самое обыденное и правдоподобное происходит – хожу по тайге, камешки для ювелирной артели собираю, а днем – летаю, прохожу сквозь стены и общаюсь с духами природы. Так, где же здесь, правда, а где иллюзия? Да, сколько еще сюрпризов в ближайшее время мне предстоит испытать – неведомо!»
Андрей встал, застелил постель, оделся и собрался, было, идти в сад умываться, как вдруг вспомнил (трудно сказать, почему он об этом не думал перед сном), что сегодня им с Аней предстоит исполнение какой-то загадочной миссии, содержание которой она не может ему раскрыть, поскольку тогда может произойти какой-то загадочный сглаз. Сам он, при этом, никак  не мог докопаться до сути этой чрезвычайно важной миссии, хотя ответы на другие, куда более сложные вопросы со вчерашнего дня приходили к нему сами собой из «чудесной вставки», даже не требуя размышлений и других привычных напряжений разума. Взять хотя бы его блистательное обоснование природы кривизны пространства и сути гравитации, а так же способа практического управления последним!
Почему-то от мысли о какой-то грядущей миссии Андрею стало не по себе, и чувство это, пожалуй, можно было назвать страхом. Хотя, казалось бы, чего ему бояться после того, что он пережил?
«В конце концов, - начал успокаивать себя наш герой, - никто ничего меня насильно делать не заставит, да и вообще, с чего она взяла, что я что-то там для гипотетического спасения абстрактного человечества делать обязан? С другой, стороны, с чего я взял, что это опасно? Ну, а если даже опасно, разве не о том я мечтал всю свою скучную, серенькую жизнь? Об удивительных мирах, об удивительных приключениях…так вот они, приключения! Что же, теперь, в кусты только потому, что непонятно, откуда эта тревога и страх поперли? И зачем тогда некие неведомые благодетели меня чудесными возможностями наградили? Разве не для того, чтобы я что-то важное совершил, возможно, даже в масштабах человечества! Или буду незаметно сквозь стены проходить и летать от облака к облаку в темное время, чтобы никто не дай бог не увидел? А разве не я клял себя недавно за то, что Аню не послушался? Нет уж, если она меня дважды чудесным образом спасла, значит, я просто обязан быть рядом с ней, какое бы рискованное предприятие она не задумала!» - И отбросив остатки малодушия, Андрей вышел в сад, как ему тогда показалось, навстречу неведомому.












ГЛАВА 3

ТАИНСТВЕННАЯ МИССИЯ

Итак, Андрей решительно вышел во двор (снова, как и вчера, он поднялся ни свет, ни заря) и проделал утренние гигиенические манипуляции, вдыхая полной грудью утренний, свежий воздух, правда, чуть-чуть попахивающий сероводородом Нафтуси. Погода, установившаяся около недели, и сегодня обещала быть отменной, сухой и не особенно жаркой, с приятным свежим ветерком и пушистыми кучевыми облаками на небе, обычно принимающими форму диковинных зверей. Затем Андрей десяток раз подтянулся на турнике, прилаженном между сараем и старой березой, на мгновение сдвинул точку сборки и вежливо поприветствовал умную старую грушу, молодых хвастливых яблонь и патриарха-булыжника. Правда, тут же вернул ее обратно в физическое восприятие, поскольку понял, что в противном случае ему снова придется выслушивать исповедь изголодавшихся по общению с человеком представителей растительного и минерального царств. Затем Андрей сел на крыльцо в позу лотоса (хотя раньше он так никогда не делал, но ему, почему-то, показалось, что это положение тела будет наиболее удобным), и стал ждать Аню, зная, что сегодня должно произойти что-то чрезвычайно важное (а разве то, что случилось вчера было не важным?). И еще, он твердо знал, что пойдет с ней хоть на край света, какие бы коварные и пугливые мыслишки не лезли в его, со вчерашнего дня, суперсовершенную голову. В конце концов, узнать, в чем заключается их миссия, можно было, только приняв в этой миссии участие.
Аня не заставила себя долго ждать, она появилась на крыльце уже умывшаяся, причесанная, свежая, без налета сонливости, очевидно, воспользовавшись хозяйской ванной комнатой. В первый момент, когда она появилась в дверях, в лице ее угадывалось напряжение и тревога, но чувства эти мгновенно угасли, как только она увидела Андрея в лотосе, на крыльце своего дома. Андрей же, поддавшись внезапно нахлынувшему чувству, вскочил, подбежал к крыльцу и изящно поцеловал Анину руку, словно галантно ухаживать за дамами, было для него хорошо знакомым делом.
- Да, что ты, не надо, - смутилась Аня, вновь на секунду сделавшись застенчивой пятиклассницей, быстро приближающейся к рубежу гормональных изменений в организме, - с тобой все нормально? А то мне было тревожно.
- А ты как считаешь? – Андрей сверлил ее глазами, но не успел продолжить начатую фразу, Аня его опередила.
- Знаешь, мне сон приснился, что с тобой беда чуть не приключилась… вернее, приключилась, но, в конечном счете, все хорошо закончилось, я эту беду немного подправила.  И все же страх держался.
- Сон приснился? – удивленно посмотрел на нее Андрей, - а разве… а что за сон?
- Мне приснилось, что ты решил исполнить свою давнюю мечту, посидеть на туче, ну и исполнил ее, взлетел, а туча тебя не выдержала, ты провалился с огромной высоты и разбился в лепешку. Мне тогда пришлось идти в Тридевятое царство, добывать мертвую и живую воду из двух источников, собирать тебя на части и сращивать с помощью мертвой воды, а затем оживлять с помощью живой, ну, как в сказке про Иван-царевича и Серого волка. Сон был длинным-длинным, никак не кончался, во всех подробностях его рассказывать, мне дня не хватит. В общем, во сне мне тебя восстановить и воскресить удалось, но неприятный осадок после того, как я проснулась, оставался, вот я так тревожно на тебя и посмотрела.
- Разбился, говоришь, - растеряно пробормотал Андрей, машинально держа Аню за руку, пока она спускалась с крыльца после своей тирады, - а когда ты спать легла?
- Да, совсем рано, в полдесятого. Я после того, как Варфушу не обнаружила, уже дома разные манипуляции проделывала, кое-что выяснила, но после этого устала и быстро отключилась. А почему ты спросил?
- Ты за мной не подглядывала? – сверлил ее глазами Андрей.
- В каком смысле?
- На ментале, с помощью ясновидения.
- Да, нет, я варфушиной проблемой занималась, мне не до тебя было. А что?
- А то, - торжественно объявил Андрей, - судя по всему, ты мне жизнь спасла, правда я думал, что ты это осознанно сделала, но теперь выяснилось, что во сне, хотя не совсем понятно, какой энергетический механизм был при этом задействован. Дело в том, что как раз в то время, когда ты спала, я действительно свалился с облака… но не разбился. – И Андрей рассказал Ане о том, что случилось с ним как раз между десятью и одиннадцатью вечера. – Значит, - подытожил он свой рассказ, - в твоем сне я все же разбился, и только потом ты меня собрала и оживила! Странно, почему, если уж ты увидела во сне то, что в действительности произошло в самом начале, то в конце все было как в русской народной сказке? Мне кажется, что вещий сон, да еще с таким мощным внедрением в реальность (я даже не подозревал, что такое возможно), должен до конца все, как есть, показать.
- Не послушал все-таки, - покачала головой Аня, - а ведь я просила! А впрочем, чего удивляться, было бы странно, если бы ты не попробовал, ты настолько поглощен этими новыми игрушками. Что же касается моей помощи, она действительно осуществилась, минуя мой дневной рассудок. У меня есть предположение, что я тебе гораздо эффективней могу во время сна или астрального выхода помогать, минуя рассудочное «я». Я, ведь, и Нивенну вчера в свое измерение отослала, когда в трансе находилась, пытаясь Варфушу вызвать. Я потом уж к тебе подошла, когда все закончилось.
- Странно, - сказал Андрей, - а почему так?
- Пока не могу сказать, это догадка, и, если, я ее произнесу, то могу спугнуть птицу. Судьбе было угодно распорядиться так, что я в гораздо большей степени, чем другие люди, отвечаю за то, что произношу. Кстати, ты – тоже, и должен это серьезно осознать: слово – не воробей, и вначале было Слово!
- Это мне, пока, не совсем понятно, - передернул плечами Андрей, - и еще, что мне не понятно, – почему в твоем сне я сначала разбился, потом ты полночи живую и мертвую воду искала, затем меня склеивала, затем – оживляла, а в реальности эта помощь мгновенно осуществилась?
- Возможно, - развела руками Аня, - во сне мне удалось сгустить время. Возможно, удалось даже немного вернуть его вспять… скорее всего так.
Да, - задумчиво разглядывал свой туфель Андрей, - выходит, ты, и сама не понимаешь, как это произошло. Вернее, предполагаешь, но точно не знаешь. Я думал у тебя все это более осознанно происходит…
- Есть еще одна Аня, - загадочно произнесла девочка, - и она смотрит в колодец души…
- Что ты имеешь в виду?
- Не знаю…
- Ясно, - пробормотал Андрей, - что ничего не ясно. А в моем случае еще один Андрей тоже смотрит? Не слишком ли их много?
- Может, даже больше, чем мы думаем…
- Ах, да, - вспомнил мальчик, - он же во мне сидит… а почему, тогда, через колодец?
- Не могу сказать.
- Ну, хорошо, - сказал Андрей, - оставим эту тему. Ты мне вчера загадочно сообщила, что мы сегодня должны приступить к какой-то там сверхважной миссии, которую на нас Господь Бог возложил. Вчера мне эта загадочность не понравилась, и я даже хотел от всего отказаться. Не знаю, почему, но страшно сделалось! Теперь же я чувствую, что готов принять твое предложение, не спрашивая подробных разъяснений, надеюсь, по мере осуществления этой неведомой миссии по спасению человечества, все как-то само по полочкам разложится. Ты, наверное, будешь надо мной смеяться, но я вчера, падая с высоты более километра и готовясь к смерти, буквально на несколько мгновений осознал, что люблю тебя так, как никто никого не любил! И не смейся, это уже не ребенок тебе говорит! В общем, в дальнейшем острота этого чувства прошла, но все равно, теперь я знаю, что должен быть рядом, особенно, если ты и вправду затеяла эту историю с нашей провиденциальной миссией.  Да кстати, если нам придется куда-то там идти и надолго, как с матушками нашими будем вопрос решать?
- Боюсь, - покачала Аня головой, - нам придется их заморозить…
- Что?! – вытаращил на нее глаза Андрей, - в каком это смысле?! «Сумасшедшая, - вновь, после долгого перерыва, прозвучала в сознании Андрея уже не раз посещавшая его мысль, - к тому же опасная сумасшедшая! Хотя, я-то, тогда, кто в таком случае…»
- Похоже, - сказала Аня голосом взрослой женщины, - нам придется покинуть эти места на долгое время. Вчера вечером мне кое-что удалось выяснить, правда, не до конца. Если все так, то, чтобы исполнить то, что на нас возложено, отправляться надо немедленно. Я уже говорила тебе, что некоторые провиденциальные мистерии осуществимы лишь в строго определенный период, когда на данном мистериальном событии и на его участниках сходятся все лучи альтернативных потоков, сфокусированных некой многомерной линзой. Имеет значение так же уникальное расположение звезд, которое может не повториться в обозримом будущем. И никого не интересует, что телесно мы дети, и что наши мамы сойдут с ума, если мы исчезнем из дома. И все же есть некий гуманный выход, который так тебя напугал. Разумеется, я имела в виду «заморозить» не в прямом смысле, просто нам с тобой дано право запустить механизм рассинхронизации временных потоков! Время, в котором останутся наши мамы, настолько замедлится, что мы успеем смотаться куда угодно, переделать кучу дел и вернуться, а они даже не заметят нашего отсутствия. Конечно, если нам удастся вернуться! Милый! – в неожиданном порыве Аня закинула Андрею руки за плечи. – Спасибо, что ты дал согласие, решился! Одна бы я не справилась, эта миссия рассчитана на двоих! Я бы тоже сказала тебе, что люблю, как это ни странно звучит из уст десятилетней девочки, но пока я только знаю, что твое признание было не твоим! Вернее – не совсем твоим. И то же касается меня. Пока это тайна, но не будем к этому возвращаться, иначе вся сила, вся энергия уйдет на пустые разговоры. Нам ведь так много ее потребуется!
- Ты знаешь, - Андрей почувствовал, что вновь начинает вспоминать события, которые явно не могли произойти в этой его десятилетней жизни, - мне кажется, в какой-то другой жизни, которая фрагментами прорывается в мое сознание из «вставки», я уже видел картину остановленного мира. Помню поляну в лесу, костер, который совершенно неподвижен, и какая-то незнакомая девушка, которую я в той жизни хорошо знаю, сидит около костра, застыв, как статуя. А я хожу вокруг в растерянности и не знаю, что делать. Правда, дальнейшие события не всплывают, вернулся мир в обычное состояние или нет, – не ясно. Кстати, эту девушку я сегодня во сне видел. Представляешь, дурацкий сон, будто я совсем взрослый, и в экспедиции участвую…» – и Андрей рассказал Ане про свой сон, особо подчеркнув его противоестественную реалистичность.
Аня слушала Андрея очень серьезно, правда отказалась что-либо объяснять, хотя, возможно, не знала и сама, а может, не хотела делиться версией, в которой не была уверена, тем не менее, задала вопрос, который, вроде бы, свидетельствовал о последнем:
- А ты только камешки собирал? Больше ничего не попадалось?
- Да, нет, вроде ничего, - стал припоминать подробности Андрей, - хотя, подожди…
Тут перед его мысленным взором всплыла сценка: он идет в сторону каких-то кустов на границе каменистой прибрежной полосы, резко нагибается и поднимает маленький блестящий предмет. Оказывается это золотой самородок, размером с желудь, формой чрезвычайно напоминающий корону. Как будто эту маленькую коронетку специально отлили, а затем она по какой-то причине оказалась на сотни лет в естественной среде, и вода с ветром сильно потрудились над ней, стерев признаки естественного происхождения. Картинка была настолько яркой и полной деталей, что Андрею показалось, будто это вовсе не воспоминание, а фрагмент сегодняшнего, чрезвычайно реалистичного сна.
- Ты что-то увидел? – с интересом  посмотрела на него Аня.
- Знаешь, - с трудом отключился от своего видения Андрей, - сейчас словно кино перед глазами прокрутилось. Ты права, помимо всяких яшм и лазуритов, я нашел там золотой самородок в форме маленькой короны…
- Что ты говоришь! – Аня, похоже, получила подтверждение своим неведомым теориям. Но ведь это же… - тут она замолчала, словно с ее уст чуть не сорвались слова, которые нельзя было произносить. Затем забормотала:
- Пошла синхронизация… это где-то  рядом… он должен вспомнить, иначе, как иголка в стоге сена…
- Да что ты бормочешь, как старая бабка, - недоумевал Андрей, - объясни толком! Ну, сон приснился, ну, непривычный несколько. Но за эти дни столько непривычного произошло! По-моему, то, что сейчас днем происходит, куда удивительней. Кстати, об этом самородке я, когда проснулся, совсем забыл, только сейчас вспомнил.
- Знаешь, Андрюша, - как-то виновато улыбнулась Аня, - ты уж извини, что я туман нагоняю, но, похоже, отсчет пошел! Честно говоря, до сего момента я имела весьма приблизительную схему действий. Вернее, несколько схем, и больше рассчитывала на удачу и авось. Теперь, что-то прояснилось. Дело в том, что нам необходимо найти одно место… очень далеко отсюда, и, похоже, именно ты, в глубине своего сознания, знаешь туда дорогу. Больше ничего не могу сказать. Прости, Андрюша, но это действительно очень важно, чтобы я тебе ничего не объясняла, в противном случае все может рухнуть.
- Ну, не можешь, так не можешь, я уже привык, - пожал плечами Андрей (на самом деле он был не очень доволен таким положением вещей, где его держат не за равноправного партнера, а за какого-то статиста), - а что, этот самородок что-то важное означает? Кстати, сон мой, наверняка, вещим был! Хотя, Бог его знает, может теперь, после получения этой чудесной «вставки», мне всегда теперь вещие сны сниться будут.
- Я очень на это рассчитываю, продолжала играть Аня в загадки, она дает нам шанс на успех. Что же касается самородка… странно, что тебе не пришло объяснение, что это такое. Я, по известной причине, не могу тебе говорить, это очень важный предмет Силы.
- Но ведь это же сон!
- Тем не менее, этот самородок существует в реальности.
- Ну, существует, так существует, мало ли в природе золотых самородков по всяким золотоносным речкам разбросано.
- Неужели ты не чувствуешь, что это не обычный самородок?
- Ах, да, - вдруг осенило Андрея, - это же корона Меровингов! Но, какая же это корона? Это брело, скорее, медальон.
- Ты сказал, - повторила Аня любимый оборот Христа, - но прошу, ни слова больше!
А Андрей, тем временем, мысленно листал страницы возникновения золотой коронки, которые раскрывала перед ним его чудесная «вставка-энциклопедия». В мгновение перед ним пронеслась история появления 888 золотых коронок, которую мы подробно описали во второй книге романа. Правда, так и не удалось узнать, какое отношение к его сну они имеют, и каким образом этот кусочек, несущий в себе крупицу материальности Ориона, оказался на берегу безвестной алтайской речушки, если, конечно, она и правда там протекает: все же это был сон, хоть и неправдоподобно реальный.
- Я теперь знаю историю этого самородка, - сказал Андрей, прервав молчание, - хотя, непонятно, какое отношение к моему сну все это имеет.
- Надеюсь, - улыбнулась Аня, - мы знаем одну и ту же историю. Что же касается того, почему ты увидел коронетку именно там, так мне это самой пока непонятно.
- Кстати, - решил оставить эту тему Андрей, - ты говорила, что еще раз пыталась связаться с Варфушей, и тебе удалось что-то о нем узнать. Я, честно говоря, когда ты мне идею нашей особой миссии начала внушать, думал, что он, как твой учитель, будет нам помогать, ну если не фактически, то хоть советом. Мне кажется, он бы мог присоединиться к нам…
- Я не знаю, что конкретно произошло, - опустила глаза Аня, - мне так и не удалось его разыскать, хотя дома я предприняла астральный поиск. Не буду описывать всех подробностей, но поиск ничего не дал. Неожиданно от него пришла весточка в том самом сне, где я отправилась на поиски живой и мертвой воды, опять же, не буду вдаваться в подробности, но, поскольку я оказалась в сказочном пространстве, то и весточка была получена соответствующим образом. Когда я оказалась в степи, напротив легендарного камня-указателя, то сбоку, помимо всем известных «направо пойдешь – коня потеряешь, - налево пойдешь – сам пропадешь», химическим карандашом оказалось приписано небольшое послание. Оно было кем-то наполовину стерто, я подозреваю, как раз та часть, где Варфуша сообщал, что с ним случилось и где он находится, но вторая половина надписи сохранилась, и там были конкретные указания, куда мы должны отправиться и что делать. Мои предчувствия оправдались: отправляться надо немедленно, иначе мы потеряем шанс, а так же Варфуша подтвердил, что именно ты должен найти дорогу к тому месту, о котором сведения у меня самые приблизительные. Детальнее, к сожалению, не могу сказать. Так что я не зря ходила в тридесятое царство, по крайней мере, что-то прояснилось.
- Да, конечно, - шутливо обиделся Андрей, - а то, что ты меня воскресила, уже не важно. Если бы все это только сном ограничивалось, тогда конечно, тогда не важно, но ведь так вышло, что именно твой сон в реальности спас мою жизнь.
- Понимаешь, Андрюша, - пожала плечами Аня, - но ты и так не мог погибнуть, и помощь в любом случае бы пришла.
- Почему это? – удивился Андрей, - я разве бессмертный?
- Нет, но ты не можешь умереть, пока длится история…
- Какая еще история?
- Как и о многом другом, я не могу тебе этого сказать, но думаю, что ответ придет к тебе, как и многое другое, как история появления коронетки, наконец. А то, что я не могу тебе всего рассказать, так считай, что я так запрограммирована некими силами, ты уже сталкивался в астрале с чем-то похожим.
- Ах, да, встречался, - Андрей неожиданно припомнил несколько историй из «вставки», а, следовательно, из другой жизни, что действительно, не раз, при общении с разными астральными сущностями и душами сталкивался с подобного рода запрограммированностью, - так то были всякие духи и души умерших, но ты-то земная, из плоти и крови!
- Кто знает, кто знает, - снова загадочно улыбнулась Аня, - возможно физическая кровь и плоть – еще большая иллюзия, чем астральные эйдосы.
- Ну, не знаю, - передернул плечом Андрей, - так можно договориться до того, что вокруг вообще сплошная иллюзия…
- Ты сказал, - уже во второй раз произнесла Аня известный оборот Христа, - ладно, Андрюша, мы с тобой уже час беседуем, а время идет, и нам пора в путь.
- Так прямо сейчас? – по спине Андрея побежали мурашки. – Но ведь надо же собраться, нам что, никакие вещи не потребуются? Ты же сама сказала, что мы надолго! И потом, надо же вопрос с мамами нашими решить. Ты же сказала, что мы можем временные потоки рассинхронизировать… кстати, я, кажется, знаю, как это сделать!
- Вот видишь, - улыбнулась Аня, - так потихонечку ты узнаешь обо всем остальном. Что же касается вещей, боюсь, они нам не потребуются, ну, разве что по паре бутербродов и чего-нибудь запить. Там, куда мы с тобой отправляемся, в настоящее время должно быть тепло и комфортно, как здесь, так что теплые вещи не нужны.
- Ну а потом? Ты же сама сказала, что не знаешь, как долго мы там пробудем.
- Дело в том, Андрюша, что ни вещей, ни денег, ни еды нам в дальнейшем не потребуется, похоже, главные события будут разворачиваться не в физической реальности. Хотя, то место, которое нам необходимо разыскать, находится именно в физической реальности, и попасть туда нам надо в физических телах. Но боюсь, что вскоре их придется оставить.
- А, - протянул Андрей, - опять астральные выходы…
- По-видимому, основная работа будет происходить в астрале.
- По-видимому…значит, сама точно не знаешь! А вдруг не в астрале?  И что мы без еды и теплых вещей делать будем? И потом, как мы туда доберемся, на каком транспорте? Мне пока все это абсолютно не ясно!
- Знаешь, - сказала Аня, - честно говоря, я обо всей этой материальной части как-то не задумывалась! Мне странно слышать такое от человека, который может летать и проходить сквозь стены. Но, наверное, в какой-то степени ты прав, чтобы было спокойнее, давай соберем кое-какие вещи, еду, и встретимся через полчаса. Тебе хватит времени?
- А деньги? – не унимался Андрей, до которого все явственнее доходила серьезность затеи. Возможно, раньше он так легкомысленно принимал все Анины заявления, поскольку в глубине души считал, что это какая-то особенная игра. – Как далеко нам придется ехать?
- Точно не знаю, - задумалась Аня, - у меня с географией всегда было средненько. Может, пять тысяч километров, может семь.
- Ты серьезно? – вытаращил на нее глаза Андрей. – Я думал, ты имеешь в виду какой-нибудь пригород! А ты знаешь, сколько будет стоить билет, что на поезд, что, на самолет на такое расстояние? Это же получается – Сибирь! По крайней мере, только на восток столько километров может уложиться в границах страны. Или ты заграницу имеешь в виду? Но это же полный абсурд! Во-первых, где взять такие деньги? У родителей украсть? По-моему красть нельзя даже ради благого дела: цель оправдывает средства – это что-то из фашистской идеологии. К тому же я точно знаю, что у мамы денег совсем немного осталось до отъезда и на такой дальний поезд, не говоря уж о самолете, точно не хватит! Так что, ограбим сберкассу или магазин?! И потом, мы с тобой, по крайней мере, внешне, несовершеннолетние, нам билет никто не продаст, а если продаст – то без родителей ни в поезд, ни в самолет не пустит! А питание? Ты говоришь, два-три бутерброда и запить! Хорошо, допустим твою загадочную миссию мы будем исполнять в астрале, в других измерениях, как прошлой ночью. Но ведь до того места, ты сама говорила, нам нужно в плотных телах добраться! А даже в скором поезде – это несколько дней, по-моему, около недели, а самолеты, насколько я знаю, только от Львова летают. Ну, и как мы питаться все это время будем, даже если допустить, что нас в поезд или самолет пустят? Ты знаешь, Аня, мне кажется, твоя затея чем-то напоминает мои сборы в кругосветное путешествие, после того, как я лет в восемь «Дети капитана Гранта» прочитал.
- Наверное, - улыбнулась Аня, - ты говоришь сейчас, как говорила бы моя мама или папа, если бы я им что-то о готовящемся путешествии выложила. Хотя, скорее всего, они бы вообще ничего не объясняли, а решили, что я чокнулась или придуриваюсь, наказали бы и заперли. Разумеется, разговор с любым здравомыслящим человеком на эту тему, вызвал бы реакцию, подобную твоей, а если бы я открыла то, ради чего все затеяно, то психбольница обеспечена. Но если бы ты, допустим, рассказал своей маме, что разговаривал с садовыми деревьями или камнями, чуть не замерз насмерть среди лета, потому что неосторожно вызвал зимнюю стихиаль или упал с облака, потому что чего-то там не рассчитал при полете, как бы мама отнеслась к твоему рассказу? В лучшем случае восприняла его, как игру. Нет, Андрюша, ты, похоже, еще не осознал, что теперь находишься совсем в другой реальности, в которой находился еще три дня назад, и все твои аргументы именно из той, прошлой реальности. А в этой, новой, можно делать то, о чем ты не предполагал всего три дня назад: летать по небу, сидеть на облачке, беседовать с деревьями, и многое, многое такое, чего ты пока еще не успел испытать. Что касается месячного запаса еды, то, во-первых, это очень тяжело, а во вторых, не думаю, что в твоем холодильнике и на полках найдется хотя бы недельный запас еды. Да и протухнет все это скоро. Что же касается денег, то, разумеется, никакую кражу я не имела в виду: отправляясь в это… скажем, путешествие, мы не должны быть, запятнаны ничем. Место, куда мы отправимся, находится, по-видимому, в сотнях километрах от населенных пунктов и магазинов, и в этих условиях деньги становятся никому не нужными бумажками. Так что наш разговор на эту тему должен быть разговором летающего человека с летающим человеком.
- Ты имеешь в виду, что мы туда своим ходом полетим? – все не хотел смириться с неизбежным Андрей. – Кстати, ты сама говорила, что летать, еще не пробовала. Что же касается меня, то я попробовал и понял, что за один «залет» осилю только несколько десятков километров, вряд ли больше. Энергия контроля над гравитацией напрямую зависит от ментальной энергии, а она довольно быстро истощается. Сколько нужно времени на восстановление, я еще не разобрался, но точно не менее 12 часов. Увеличивать же скорость до бесконечности, похоже, невозможно, я в результате потерял сознание и чуть не разбился. Это, что касается чисто физического перемещения, об остальном уж и не говорю. Но, может, ты задумала что-то вроде  тоннеля нуль-транспортировки, как у Стругацких?
- К сожалению, - сказала Аня, - тоннель нуль-транспортировки ни я, ни ты пока что выстроить не сумеем. Он возможен лишь из того места, которое мы с тобой должны отыскать. Похоже, что для путешествия нам придется вызвать одного моего должника.
- И что это за должник такой, - усмехнулся Андрей, - как я понимаю, некто потусторонний? Какой-нибудь джин из лампы Аладьина?
- Почти, - сказала Аня, - когда-то я пожалела ящерицу, душа которой была реинкарнированной душой динозавра, если быть точнее – диплодока. И этот динозавр меня жестоко обманул, он не учел в своей тупой самонадеянности, что потусторонние законы и обязательства - не пустая формальность, и существо, нарушившее баланс кармы становится должником. Пока я не трогала его, но теперь вправе потребовать, а он не вправе отказать, иначе получит понижение.
- Ты серьезно? – удивленно посмотрел на нее Андрей. – Фантастика какая-то!
- Не меньшая фантастика, чем левитировать и разговаривать с деревьями, - пожала плечами Аня.
- И то верно, - смутился Андрей, - ну и что, ты собираешься динозавра этого вызвать? И где он, по твоим расчетам должен находиться? Ведь не в физическом же теле он существует, если конечно, это не несси какой-нибудь! Он что, нас на своем горбу понесет? Вот уж не предполагал, что когда-нибудь динозавра увижу!
- Не совсем так, хотя, похоже, - усмехнулась Аня, - дело в том, что после того, как я выпустила его душу (кстати, и немало других) из преисподней (они находились в зоне горячих магм), им всем пришлось претерпеть некоторые трансформы: природа, естественно, имеет различные способы защиты от тех, кто угрожает ее гармонии и сбалансированности. Души этих динозавров трансформировались в бурные стихиали, в частности в стихиаль Ирудрану, которая проявляет свою активность во время физической грозы. Так что придется моему коварному знакомцу немного на нас поработать: перенести нас в грозовой туче туда, куда необходимо.
- Ну да, вспомнил Андрей, - кажется, в прошлой жизни я на ладье из облака уже летал. Правда, по-моему, это было в астрале. Ладно, раз все это неотвратимо, то пойду собираться. Только не знаю, мама, возможно уже проснулась, если она войдет в мою комнату и увидит, что я вещи собираю, что я ей скажу? Или можно сначала временные потоки рассинхронизировать, а потом собираться? Ах, да, нельзя, после того, как мы проведем рассинхронизацию, уже ничего оттуда взять будет нельзя…
- Не знаю, что скажешь, думай сам, я, честно говоря, сама плохо представляю, что скажу, а мы, между прочим, с мамой в одной комнате живем. Надеюсь, что она еще спит, - Аня посмотрела на часы. – Семь-тридцать, да, наверное, еще спит. Правда, как собираться, чтобы не разбудить ее, плохо себе представляю. Наверное, все же придется малость согрешить и воздействовать на нее, слегка углубить ее сон. Хоть и зарекалась на маму воздействовать, но, вижу, другого выхода нет.
- Ах да, - спохватился Андрей, - точно, я ведь тоже могу свою слегка усыпить, оказывается я тоже умею. Кстати, а этого динозавра грозового ты прямо здесь из его пространственного слоя вызывать будешь?
- Наверное, да, - сказала Аня, - после того как мы рвассинхронизируем временные потоки и ускорим наш поток, нас уже ни одно живое существо в этом городе заметить не сможет, и нашего перевозчика тоже. Ладно, расходимся и, как только соберемся, встречаемся здесь.
Ребята разошлись по своим домам, и Андрей, прежде чем пойти к себе, приоткрыл дверь маминой комнаты и посмотрел в щелку. Мама спала, но, как показалось Андрею, была тревожна: ворочалась, тяжело дышала, и он послал ей мысленный импульс глубокого, умиротворяющего сна, после чего мама успокоилась и затихла, полуоткрыв рот.
- До свидания, мамочка… а, может, и прощай, прости за все, - тихо прошептал Андрей, - даже не знаю, когда теперь увидимся, и увидимся ли вообще.
Сердце его сжала острая боль близкой разлуки с самым дорогим человеком, и только сейчас до него дошло окончательно, что все это не игра, и действительно может статься так, что он ее никогда больше не увидит. На мгновение ему захотелось от всего отказаться, пойти к Ане и сказать, что он не может, что все это какая-то чудовищная мистификация, в которой он отказывается принимать участие. Или все это сон? Сейчас он ущипнет себя посильнее и проснется в своей кровати, и выяснится, что он самый обычный десятилетний мальчик, не умеющий левитировать и разговаривать с деревьями и камнями, и нет никакой Ани Ромашовой! Андрей зажмурился и со всей силы ущипнул себя за бедро. Увы, он так и не проснулся, а, следовательно, все было правдой, и надо было делать окончательный выбор. Андрей его сделал… молча перекрестил спящую маму, тихонько прикрыл дверь, и пошел в свою комнату собирать вещи.
Времени на это ушло немного, Андрей быстро собрал теплую одежду в свой маленький детский рюкзачок, затем тихонько сходил на кухню и вытащил из холодильника и с полок все немногое, что там было: консервы, колбасу, сыр, хлеб, печенье. О том, как на это может отреагировать мама, он не думал, твердо решив, что если не удастся рассинхронизировать временные потоки, то он никуда не полетит. Но, как, с точки зрения здравого смысла, ни казалось абсурдным все то, что они с Аней затеяли, Андрей с непонятной уверенностью знал, как именно эти потоки возможно рассинхронизировать. Точно такая же уверенность в нем жила, когда он понял, что сможет без газа создать огонь на конфорке и взлететь в небо. Точно так же он знал, что и рассинхронизация получится. А значит, есть надежда, что и мама не успеет проснуться прежде, чем он обернется туда и обратно. А если не вернется, то какая разница, заметит она то, что он выгреб все продукты или не заметит, если родной сын пропал неведомо куда и отыскать его нет никакой надежды.
Андрей вернулся в свою комнату, уложил продукты в рюкзак. Можно было идти, но он все медлил, словно ожидал, что это наваждение развеется (куда делась вся его радость и торжество по поводу неожиданно появившегося чудесного дара и первых минут полета). Затем решил посидеть, как это принято, перед дальней дорогой… неведомо куда. Неожиданно, когда он присел на краешке кровати, у него возникло странное чувство, что он что-то очень важное здесь оставляет, настолько важное, что вся их затея не удастся, если это нечто здесь оставить. Андрей удивленно огляделся: вроде бы ничего такого ценного у него в Трускавце не было, а все свои личные вещи он собрал в рюкзак, даже свою любимую на данный момент книгу «Солярис» Станислава Лема,  хотя совершенно не понятно, где и когда он там будет читать.
Тут он почувствовал что-то вроде зуда, но как-то странно, на некотором расстоянии от тела, и скоро этот зуд сменился едва слышным звоном, словно в воздухе рассыпались миллионы маленьких колокольчиков; и звон этот имел свой источник: прежде, чем рассыпаться по комнате, он явно исходил из-под подушки. Андрей недоуменно приподнял подушку и уставился на изголовье кровати: на простыне лежал небольшой блестящий предмет размером с наперсток. Это был тот самый золотой самородок в форме коронетки-медальона.
«Вот так…», - только и сумел пробормотать Андрей: что это был именно этот самородок из сна, у него не было никакого сомнения, картина стояла перед его глазами как живая, и вот новая неожиданность: коронетка немыслимым образом из сна перешла в реальность… он даже не слышал о таком! А впрочем, не удивительней всего остального, Аня сказала, что прежняя реальность закончилась, и в этой новой реальности люди летают, разговаривают с деревьями и, как теперь выяснилось, получают материальные послания из сновидений. Разумеется, это добрый знак, ведь перед ним уменьшенная копия короны Меровингов, потомков главного носителя света на земле, и очень важно, что он, Андрей, не оставил ее здесь, ведь нет случайно ему послали этот талисман. А впрочем, получается, что он сам себе его послал из собственного сна.
Андрей протянул руку, чтобы взять удивительный предмет… пальцы захватили пустоту, оказалось, что столь натурально выглядящий самородок – всего лишь бесплотный образ, голограмма.
«А чего удивляться, - сам себе сказал Андрей, - мой ментальный образ запечатлелся в пространстве и стал видимым. Вот если бы он превратился в настоящий кусочек золота, – вот это было бы удивительно, а так – обычный эйдос, проявленный моей сверхмощной ментальной энергией. Не удивлюсь, если после очередного сна, да еще такого реалистичного, как сегодняшний, в воздухе будут плавать всякие образы из эктоплазмы. Наверняка, этот подарок из сна не случайно напомнил о себе, иначе я бы просто ушел, так и не узнав, что под подушкой у меня лежит кусочек иного измерения. Сомнения нет, он для чего-то необходим нам в предстоящем путешествии. Что же с ним делать, он явно намекает на то, чтобы я взял его с собой, а пальцами захватить его невозможно».
Тут у Андрея мелькнула еще одна картинка: его взрослый двойник продевает через дырочку в самородке кожаный шнурок и вешает себе на шею. В тот же момент самородок-голограмма на мгновение исчез, а затем Андрей ощутил невесомое прикосновение к груди и, расстегнув ворот ковбойки, увидел, что коронетка так же обзавелась голографическим шнурком и висит у него на шее, таким образом, решив вопрос своей дальнейшей транспортировки.
«Значит так надо, - удовлетворенно подумал Андрей, - значит, я получил благословение от самого Логоса Шаданакара, - (многие термины из «Розы Мира» стали естественной частью его лексикона, хоть этот, тогда никому не известный труд Даниила Андреева он никогда и в глаза не видел)), - а значит, я должен, не раздумывая, отправляться на исполнение той, пока непонятной миссии, которая на меня возложена. Вернее, на нас с Аней, - мысленно поправился Андрей, вспомнив, что вообще-то это не его инициатива. – Теперь все должно пройти успешно, по-видимому, я должен отработать дар, который чудесным образом получил, мне же его не за красивые глаза вручили, а для того, чтобы я что-то архиважное совершил. Вот только, почему Аня знает, куда мы направляемся и зачем, а я не знаю? Спасение человечества – это слишком расплывчато, непонятно, в чем это спасение состоит, и что для этого необходимо предпринять! Ладно, не буду себя накручивать, скоро все должно разъясниться, и первый добрый знак на пути уже получен!»
Приободрившийся Андрей, чувствуя, что энтузиазм, появившийся с момента обнаружения удивительного талисмана, просто переполняет его душу, взвалил рюкзак на плечи и вышел из комнаты, затем снова приоткрыл дверь в мамину коморку, убедился, что мама спокойно и глубоко спит, как-то даже слишком спокойно для утреннего сна, и подумал, что, пожалуй,  не будет дожидаться, когда Аня даст ему необходимый сигнал, чтобы вместе запустить загадочный процесс рассинхронизации временных потоков. А, собственно, почему «загадочный»? Андрей обратился к чудесной «вставке» и отчетливо увидел, как это возможно сделать. Тут же в голове его возникли необходимые теоретические предпосылки.

ОБОСНОВАНИЕ ПРИНЦИПА ФРАКТАЛЬНЫХ КОРИДОРОВ. «МАШИНА ВРЕМЕНИ».
В момент Большого Взрыва, когда возникла физическая вселенная, был запущен феномен времени, как такового (что было «до» этого – сказать невозможно), и если говорить о его природе, то это нечто, в основе чего лежит энергия частотности, причинности и событийности – духовная кармическая энергия. Время вместе и неразрывно с Пространством ваяло вселенную, пребывало в основе всего сущего, и как все сущее, так же имело свой первичный элемент, некий строительный кирпичик, первичный кармический цикл, основную частотность, через принцип фрактальности воспроизводящее все и вся. В начале времен распределение этой пространственно-временной первичной частотности –  ПЕРВИЧНОГО ФРАКТАЛА – было равномерным, затем начали возникать сгустки, вихри, протуберанцы и флуктуации первого, второго, третьего и далее порядков этой самой пространственно-временной Прадханы. Из этой первичной неравномерности и начала формироваться современная вселенная со своими звездами, планетами и полевыми структурами, и в основе этой мировой неравномерности лежит разная степень кармической насыщенности каждого объекта, то есть, возникая и формируясь во вселенной, любой объект проживает свою индивидуальную судьбу, свою карму, неразрывно связанную со временем, каждый имеет строго свое, определенное число первичных, вторичных – и так далее – циклов, то есть имеет свое ИНДИВИДУАЛЬНОЕ ТВАРНОЕ ЧИСЛО, по сути, – СВОЕ СОБСТВЕННОЕ ВРЕМЯ, как бы законсервированное в данном объекте. В масштабе Мега-мира вселенной эта временная неравномерность и дискретность действительно заметна, но в масштабах земного Макромира все объекты тесно переплетены, нет ничего, что не состояло бы в тесной либо второстепенной взаимосвязи с чем-то другим, поэтому кажется, что земное время и пространство одно на всех. Это отчасти действительно так, поскольку каждый земной объект является элементом, частью земного целого, и носит на себе печать этого обобщения, охвачен некой объединяющей силой (в буддизме она называется «Пратитья Самутпада»), которая по сути дела и есть одно из цементирующих качеств пространства-времени. Но в действительности это иллюзия, каждый элемент-фрактал теоретически можно выделить из окружающего, и если это удастся сделать, то его существование будет осуществляться в потоке его собственного времени, основанного на его индивидуальной причинностной насыщенности, на его индивидуальном ТВАРНОМ ЧИСЛЕ. Значит необходимо отделить один фрактал от другого, и сделать это можно с помощью все той же универсальной ментальной или мысленной энергии, если же, конечно, она достигла определенной мощности, поскольку мысль – единственная категория, существующая вне пространства и времени. Если очертить вокруг нужного фрактала определенный экран из ментальной энергии, то фрактал будет существовать в изоляции, как бы в своем времени, отделенного от общего. Но и это не все. Чтобы ускорить или замедлить индивидуальное время фрактала, нужно использовать принцип относительности: если придать ментальному экрану определенное качество, допустим качество Черной дыры (из ментальной энергии можно сформировать любое качество), то тогда с категорией времени можно делать все, что угодно, окружающий мир для гипотетического существа, находящегося внутри этого экрана-тоннеля, как бы остановится. Как остановлено время внутри черной дыры для наблюдателя извне, так и для наблюдателя изнутри черной дыры, время во внешнем мире остановится. Это означает, что наблюдатель, находясь внутри черной дыры, может заниматься чем угодно, переделать массу дел, прожить большую жизнь, но в мире за границей этого экрана ДЛЯ НЕГО не пройдет и мгновения. Из этих экранов можно выстраивать коридоры, и преспокойно перемещаться по этому остановленному миру, для которого все, что находится внутри экрана перестает существовать. Таким образом, попутно реализуется феномен человека-невидимки.

Вся эта хитрая концепция, достойная старины Эйнштейна, мгновенно пронеслась в сознании Андрея, было даже обидно, насколько легко рождались в его разуме эти бесценные идеи, способные перевернуть фундаментальные представления человечества, но он знал, что, увы, ни с кем поделиться своими озарениями он не вправе, и, скорее всего в обозримом будущем у него не будет такой возможности. Мало того, помимо теоретической предпосылки, ОН ЗНАЛ, и как сделать этот фрактальный экран и фрактальный коридор: нужно только перевести свою чудесную точку сборки в диапазон частотности первичных временных фракталов, и создать некий мыслеобраз, и поможет ему в этом его дар сакрально-стихотворной импровизации.
Андрей сместил точку сборки в зону необходимых параметров и почувствовал, что сознание его погружается во времена первичного вселенского бытия, когда еще не было ничего, кроме пространства, времени и мысли… БОЖЕСТВЕННОЙ МЫСЛИ. Это невозможно было передать никакими словами и понятиями, Андрею казалось, что он словно бы внедрился всем своим существом в структуру вечности, но одновременно, неведомым образом, сохранил кусочек сознающего разума, способного воспроизводить человеческие мысли и слова, и из этих мыслей и слов стало формироваться стихотворное заклинание.

Исступление истекает,
Угасает последний бит.
Все стихает… стихает… стихает…
Город спит… город спит… город спит….

Уж предвестники вечного утра
Задремали на мраморе плит,
Стынет башня в величие мудром,
Город спит… город спит… город спит…

Все! Чудовище черного солнца
Проступает сквозь неба гранит,
Только легкий дымок из оконца.
Время спит… время спит… время спит…

С последними строчками этого стихотворного заговора обычное мировосприятие вернулось к Андрею: казалось, ничего не изменилось в комнате мамы, в которую он смотрел через полуприкрытую дверь. Господи, - подумал Андрей, - такой трагически-торжественный момент, а все вокруг так по-будничному!»
Хотя нет, общий фон стал какой-то другой, словно это и не утренний свет, пробивающийся через окно, проявляет предметы, а какая-то их собственная опалесценция – и их и воздуха. Андрей припомнил, что примерно так выглядит мир в астральном пространстве: словно бы и сумерки, но все отчетливо и контрастно.
«Ах да, - подумал Андрей, - физический свет для меня теперь чудовищно замедлен, значит, я вижу мир в каком-то ином, не солнечном освещении, это, скорее всего, какой-то астральный, первичный протосвет, фрактальность которого я не затрагивал, поскольку останавливал только физический мир. Вот, значит, что такое кастанедовский принцип остановки мира. Кстати, а кто такой Кастанеда? Ну, конечно, я же увлекался его книгами в другой жизни! Однако, хорошо, что есть этот протосвет, а иначе бы мир для меня погрузился в абсолютную тьму!»
Андрей уже без особого интереса посмотрел на ходики с кукушкой, маятник которых застыл в неестественно отклоненном положении. На часах остановилось время – без пяти восемь – и Андрей подумал, что, вернись он сюда через сто лет, на них останется почти то же самое время, и здоровенная синяя муха, застывшая в воздухе посреди комнаты, ни на сантиметр не изменит своего положения, и мамина полуулыбка во сне – очевидно ей что-то приятное приснилась – так и останется для него неизменной и через сто, и через двести, и через тысячу лет, в ее же времени не пройдет и мгновения.
Андрей, с рюкзаком за плечами, вошел в комнату, он знал, что теперь можно и топать, и шуметь, мама не проснется, даже если он начнет внутри своего фрактального коридора палить из пушки, и щелкнул по зависшей в воздухе мухе – он не хотел, чтобы та своим противным жужжанием разбудила маму – в ее мире и в ее времени – тем самым, сделав ей последний маленький подарок – лишние полчаса сна (нормально спать, когда по комнате летает эта синяя навозная гадость, да еще пытается сесть на лицо, невозможно), но из его затеи ничего не вышло: палец прошел сквозь муху, не причинив ей никакого вреда.
«Ах да, - подумал Андрей, - чего ж тут удивляться, я же фактически не только для здешнего времени, но и для здешнего пространства не существую, я здесь и пылинки с места сдвинуть не смогу», - и это было тем более странно, поскольку, ощупав себя, он почувствовал вполне обычную свою материальность и плотность. Повинуясь внезапной догадке, Андрей расстегнул ворот рубахи и дотронулся до золотой коронетки на груди; теперь он ощутил холодную плотность гладкого металла, хотя еще недавно этот импровизированный медальон был для него бесплотной голограммой.
«Что ж, и это понятно, - подумал Андрей, - очевидно, теперь мы с ним в едином фрактальном звене, а значит, он стал восприниматься мною на сто процентов».
Зная, что ни разбудить, ни потревожить маму он теперь не сможет, даже если захочет, Андрей подошел к кровати и коснулся маминого лба. Увы, прикосновения не получилось, губы легко прошли сквозь ее чело, и Андрей понял, что прощального поцелуя не получится. Это ведь теперь для него не живая, теплая мама, а бесплотный призрак, обитающий в своем пространстве-времени, хотя, с ее точки зрения, если бы она могла сейчас видеть и размышлять, призраком был бы именно он, хотя, даже не призраком – просто ничем.
С тяжелым сердцем, словно бы он только что целый живой мир превратил в холодный памятник… даже не памятник, голограмму этого памятника, Андрей покинул мамину комнату. Последний раз он окинул взглядом полутемный, но отчетливо видимый коридор, и прямо сквозь закрытую входную дверь вышел на крыльцо: он понимал, что открыть дверь своего дома теперь не сможет, зато легко сможет пройти сквозь любую преграду. Сад, как и комната, был погружен в контрастный астральный полумрак. В воздухе разноцветными кляксами то там, то здесь неподвижно висели пчелы, бабочки и шмели; Андрей обратил внимание на то, что цветовая гамма, в которой он еще совсем недавно наблюдал мир, сильно изменилась, словно бы сдвинулась в фиолетовую часть спектра, и когда машинально он посмотрел на небо, то с удивлением обнаружил, что солнце стало черным, словно дырка на фоне неестественного серо-фиолетового неба. Все было, как в его импровизации-заклинании: черное солнце, неба гранит, - только дымка из оконца не видно, да и башни тоже, наверное, это так, для красного словца…
Ита4к, мир был остановлен, тем не менее, на фоне этой безрадостной статической картины,  прекрасно воспринимались подвижные и даже резвые стихиали, элементалии, фейери и прочие эктоплазматические сущности, на динамике которых остановка мира никак не сказалась. К тому же раньше Андрей их отчетливо видел только, когда сдвигал точку сборки в соответствующий режим, теряя восприятие предметов физического мира, теперь же он видел оба пласта реальности.
«Интересно, - подумал Андрей, - вроде бы они параллельно физическому миру в реальном времени существовали, и в этом реальном времени взаимодействовали, тем не менее, физический мир остановлен, а они движутся, как ни в чем не бывало. Похоже, что они параллельно в двух временных потоках существуют! Что ж, вполне возможно, может именно этим определяется их свойство быть одновременно как бы и здесь, и как бы и не здесь…»
Вновь вступать в контакт со стихиалями и душами деревьев у него желания не было, Андрей присел на траву, ожидая Аню, но она все не шла и не шла, и мальчик забеспокоился:
«Чего она там так долго, - тревожно думал Андрей, - сама же хотела налегке ехать, или ее что-то задержало? Может, мама ее проснулась, и она теперь никак выйти с вещами не может?»
Андрей прождал ее еще минут пятнадцать (в своем временном исчислении: часы его отсчитывали время внутри фрактального коридора), затем решительно двинулся к хозяйскому дому, где жила Аня со своей мамой. Поднявшись на крыльцо (он мог бы увязнуть в нем по пояс, но машинально распространил на ступеньки фрактальный коридор), и тут же сообразил, что, используя этот прием, мог бы и поцеловать маму на прощание, правда, в этом случае, оказавшись во времени Андрея, она могла проснуться. Андрей хотел, было постучать, но сообразил, что в этом нет необходимости, и прошел сквозь дверь в темную прихожую. Ани там не оказалось, и Андрей начал разыскивать ее комнату, благо теперь это стало совсем безопасно. Для смеха он даже, оказавшись на кухне, прошел сквозь хозяйку, дородную хохлушку, которая замерла с вилкой напротив плиты с застывшем пламенем конфорки, и неподвижным облачком пара над кастрюлей, с так же неподвижно кипящей картошкой. Когда он, наконец, нашел Анину комнату и вошел, естественно сквозь дверь, не спросившись и не постучавшись, то ситуация стала ему понятной. Анина мама, словно спящая принцесса, застыла на кровати, а Аня, одетая по-походному, неподвижно застыла над уже собранной дорожной сумкой, очевидно застигнутая рассинхронизацией в тот самый момент, когда собиралась поднять ее с пола.
«Вот идиот! – хлопнул себя по лбу Андрей, - Аня-то из другого теста что ли? Временные потоки надо было вместе рассинхронизировать, а ты думал, что если вы сейчас в одной упряжке, и Аня такой же маг, как и ты, то на нее твое заклинание не подействует? Впрочем, беда поправима».
Андрей тут же распространил свой невидимый экран рассинхронизации на Аню, и она тут же ожила, словно на экране вновь запустили остановленную киноленту. Аня закончила движение, во время которого ее застигла остановка мира, то есть, подняла дорожную сумку, и тут увидела Андрея.
- Андрюша? – удивленно посмотрела она на него, - как ты здесь очутился? Дверь же закрыта!
- А ты ничего не заметила? – смущенно почесал нос Андрей.
- Что я должна была заметить?
- Ясно, - сказал Андрей, - значит, процесс рассинхронизации временных потоков происходит незаметно для внешнего наблюдателя. Дело в том, что я только что мир остановил, не сообразил, что ты с той стороны экрана осталась. Сначала ждал тебя в саду, а ты все не шла, так решил, пользуясь своим новым состоянием, зайти и поторопить тебя. Ну, а закрытые двери, сама понимаешь, для меня в таком состоянии не преграда!
- Ах, вот что! – покачала головой Аня, - опять самодеятельность! Не сомневалась, что это у тебя получится, но ведь мы договорились вместе! К тому же  ты и энергии в два раза больше потратил, а она тебе в дальнейшем еще очень нужна будет!
- Да я и не чувствую, что слишком много ее потратил, - смутился Андрей, - самочувствие обычное.
- А это не та энергия, которую можно ощутить по состоянию самочувствия. Однажды она кончается в самый неподходящий момент, и хорошо, если в этот момент ты не будешь парить над облаками. Да, что я говорю, ты уже испытал это на себе.
- А ведь и, правда, - смутился Андрей, - ну, и что теперь делать?
- Да, ничего, энергию, потраченную, назад не вернуть, и дважды остановить мир невозможно, так что, считай, что я твоими услугами воспользовалась. Ладно, пойдем, нам здесь делать больше нечего.
Ребята просочились сквозь ставшую проницаемой дверь и вновь оказались в остановленном саду.
- Теперь, сказал Андрей, - дело за тобой. Когда полетим? Где твой грозовой динозавр? – После остановки мира с помощью всего лишь одного коротенького стихотворения, появление в саду ручного динозавра его уже нисколько не удивляло, скорее, его удивило бы, если бы у них ничего не получилось. – Кстати, ты ничего не напутала насчет диплодока? Диплодоки же не летали, по-моему, для этих целей лучше бы птеродон подошел, у него размах крыльев двенадцати метров достигал.
- Птеродона предложить не могу, - улыбнулась Аня, - должок у меня именно к диплодоку имеется, и он теперь прекрасно летает, ведь он превратился в грозовую стихиаль Ирудрану, поэтому он нынче, наоборот, по земле передвигаться совершенно не способен.
- Да, кстати, - спохватился Андрей, - должник твой, как я понимаю, не имеет плотного тела, так как же он нас понесет? Мы-то с тобой во плоти находимся, это для внешнего мира мы бесплотны, но диплодок-то нас должен в нашем времени, в нашем фрактальном тоннеле переносить! – Для убедительности Андрей ущипнул себя за руку, как бы демонстрируя, что он, по крайней мере, не какой-то там бесплотный дух.
- Я, толком, не знаю, - смутилась Аня, - думаю, особых проблем не будет, я ведь один раз на нем уже летала перед тем, как свою знающую половинку потерять, и тогда также в физическом теле находилась, а он – в астральном, его физическим телом на тот момент ящерица была, и он это тело оставил. Правда, скорее всего, мое тело находилось в ином агрегатном состоянии, ведь я в нем, каким-то образом, до горячих магм изнанки сумела добраться, у меня ведь тогда в руках Перунов цвет был… но это отдельная история, я тебе ее потом расскажу.
- Скорее всего, - сказал Андрей весомо, - ты тогда для остального мира была, как мы сейчас, после рассинхронизации, мы ведь сейчас тоже сквозь плотные предметы проходить можем.
- Наверное, - сказала Аня, - правда я тогда специально мир не останавливала, да и не умела еще, скорее всего это Перунов цвет устроил.
- Что ж, - сказал Андрей, - думаю, с этим проблем не возникнет. Будем вызывать твоего динозавра? Я так понимаю, придется опять каким-то заклинанием воспользоваться?
- Знаешь, - сказала Аня, - я тут подумала, наверное, сюда его все же не стоит вызывать. Во-первых, околоземный слой – не его вотчина, ему здесь будет сложно проявиться и сформироваться, а потом, если у него даже и получится, то он может сильно навредить хрупким околоземным стихиалям, - у них другой масштаб, другая энергия, а, значит, и сад этот, и окружающая природа могут пострадать. В мире же все четко разграничено, что с чем может пересекаться, а что – нет.
- Так что же, тогда, делать будем? – недоуменно посмотрел на нее Андрей, - эти стихиали – повсюду здесь, куда бы мы ни пошли. Они везде пострадают.
- Я думаю, нам надо взлететь километра на полтора над землей, где грозовая облачность формируется. Там он будет в своей стихии, и никому вреда не причинит.
- Ты же говорила, что раньше не летала никогда в физическом теле!
- Думаю, теперь у меня это получится, - сказала Аня, посмотрев в небо. – Я многого раньше не делала, но, за время изолированного существования моей знающей половинки на изнанке земли, значительно нарастила свою личную силу. Это ведь, как отшельничество, - за время изоляции происходит накопление энергии. Давай, на счет три – взлетаем до ближайших облаков, только, чур, не теряться! – и на счет «три» ребята взмыли в серо-фиолетовое небо.
На этот раз Андрей постарался не торопиться, памятуя, как от резкого ускорения потерял сознание и чуть не погиб. Аня, очевидно, также учитывала этот фактор и не рвалась вверх, умело и медленно наращивая скорость, словно полеты были для нее привычным делом. Тем не менее, на всякий случай, Андрей приблизился к ней и взял за руку. Подъем был неспешный, приятный, рюкзак за плечами Андрея перестал ощущаться сразу после того, как он «обезвесил» свое тело, и мальчик подумал, что мог бы без труда поднять в воздух гораздо большее количество вещей. Он смотрел вниз на медленно уменьшающиеся в размерах два дома, в которых проживали они с Аней, огороженный частоколом прямоугольный участок с фруктовым садом и огородом, соседние улицы, превратившиеся в тоненькие ленты, и думал о том, удастся ли ему увидеть еще эти края, где обычный летний отдых превратился в невообразимое приключение, которое еще Бог знает, куда заведет. Но идти на попятную уже поздно. Андрей не боялся, что в этот раз их кто-то заметит, - город превратился в спящее королевство, которое, для пущей убедительности, было погружено в слабо опалесцирующий астральный полумрак. Вчера, во время полета, город, хоть и казался с такой высоты игрушечным, но продолжал жить своей жизнью: по улицам  резво сновали игрушки-машины и медленно ползали игрушки-люди, а до слуха доносились отдельные звуки, то теперь подъем происходил в полной тишине, и город разворачивался внизу, как огромная картина с застывшими автомобилями и пешеходами. Отличие состояло и еще в одном: например, с подъемом вверх не становилось ощутимо холоднее, как в прошлый раз, очевидно, Андрей захватил с собой тот микроклимат, который оказался внутри фрактального коридора. Застывшие в воздухе случайные птицы на этот раз не шарахались от удивительных летунов, они были в иных пространствах и временах, и только прозрачная, напоминающая весело колышущееся на ветру покрывало, стихиаль летних ветров Вайита, обитающая в самых нижних, околоземных слоях атмосферы, какое-то время поднималась вместе с ними, кружась в нескончаемом вальсе. Она, наверное, была весьма удивлена тому, что неуклюжие существа физического слоя оказались способны преодолеть земное тяготение. Среди кладок и волн ее струистой материи время от времени возникало ее удивленное личико, и в сознании Андрея непроизвольно стали складываться строки, которые в случае необходимости могли бы дать ему ключ к управлению  этой стихиалью.

Мы духи Вайиты,
Ласкаем ланиты,
Ерошим холмы
И качаем ракиты,
Сгущаем дымы
Луговых ароматов
И носим эскадры
Косматых фрегатов.
Мы те, кто не знает
Размера и формы,
Но нам животворные
Ветры покорны,
Не ищут покоя
От вечной ловитвы
Прозрачные, быстрые
Духи Вайиты.
Пернатым не чужды
Воздушные музы:
Заоблачной дружбы
Им ведомы узы,
Прислушайтесь: В щебете,
                Чеканье,
                Клике
Вершится симфония
Нашей музыки –
Летит над землею
То – в вихре,
То – плавно,
Так благослови ж нас,
Пресветлая Навна.

«Опять Навна, - подумал Андрей, словно не он сам только что сочинил это стихотворение, - почему в этих стихах-заклинаниях постоянно Навна присутствует?»
Размышления он не закончил, поскольку услышал голос, словно бы проступающий сквозь порывы ветра:
- Привет, далеко летим?
- Привет, - в один голос ответили Аня и Андрей, и смущенно посмотрели друг на друга; тогда Андрей замолчал, вежливо предоставив возможность отвечать даме.
- Да, вот, к приятелю одному в гости слетать решили, - сказала Аня от имени обоих, - ты, наверное, с ним знакома. Хотя, если судить по имени, это, скорее, «она», Ирудрана.
- Как же, как же, - зашелестела, словно простыня на ветру, Вайита, - мы, в какой-то степени, дальние родственники. Хотя, честно говоря, я к подобным родственникам стараюсь не приближаться, она всех в свое жерло поглотить норовит! А, в общем, без нее тоже нельзя, что за лето без грозы. Ну, а как вы этого своего приятеля, вернее приятельницу, вызвать задумали?
- Да, есть у нас для этого дела заветное заклинание, наша общая песенка, - включился в разговор Андрей, чувствующий себя главным докой по части извлечения стихиалей из их пространственных локусов.
- А, ну тогда, вопросов нет, - уважительно прошелестела Вайита, - но только вам же, наверное, пообщаться захочется, а с этим дело будет труднее обстоять, в этом месте пространства Ирудрана спать будет, и если вам ее все же удаться разбудить, то она, спросонья, может перепугаться и бед всяких натворить.
- Это еще, каких бед? – недоверчиво спросила Аня. – Мы для того на высоту облаков и поднялись, чтобы она бед не натворила.
- Так, что ей эта высота? Она и с этой высоты в сердцах так может молнией шандарахнуть, что и этот садик, и эти домики враз сгорят! Нет, братцы, лучше бы летели вы в те края, где гроза собирается, вот там ваше общение будет на сто процентов продуктивным.
- А где ближайшая гроза собирается? – спросила Аня, растерянно оглядывая горизонт, который, как назло, не предвещал никаких перемен в погоде, и на небе фигурировали только безобидные кучевые облака.
- Тут, буквально в двух шагах, километрах в трехстах к северо-востоку гроза начинается, но сюда не доберется, растеряет весь кураж по дороге. К сожалению, не смогу вас туда доставить, мне сейчас положено в другую сторону лететь, да и, честно признаться, нет у меня особого желания с дальней родственницей встречаться.
- Да ладно, - сказал Андрей, - чего уж тебя утруждать, мы уж, как-нибудь своим ходом. Триста километров, конечно, по нашим меркам, не так мало, не в двух шагах, но мы еще не достигли предела сваей скорости, надеюсь, успеем вовремя.
- Успеете, успеете, там гроза серьезная затевается, часа через два-три как раз в самом разгаре будет. Ладно, вы что-то уж больно высоко забрались, мне в этих слоях атмосферы весьма дискомфортно, здесь Зунгуф властвует, так что счастливо оставаться… вернее, пролететься! – С этими словами Вайита сделала лихой пируэт, встряхнув всеми своими фалдами, и улетела в сторону ставшего совсем игрушечным городка.
- Ну что, полетим? – вопросительно посмотрел на Аню Андрей, - или все же решимся вызвать сюда? Кстати, гроза эта во внешнем мире никогда не разразится в нашем восприятии, так что мы можем лететь туда хоть год. С другой стороны, эта Вайита так ничего в окружающем и не поняла: молния – опять же, для нашего временного коридора - от туч до земли несколько столетий лететь будет.
- Я не берусь так самоуверенно этими категориями распоряжаться, - покачала головой Аня, - в их-то времени она, так или иначе, ударит, если сам ее факт свершиться. Давай лучше судьбу не испытывать, полетим, куда Вайита указала. Тем более такого точного попадания и не нужно, мы с такой высоты то место, где гроза собирается, за несколько десятков километров увидим.
- Ну, тогда полетели, - махнул рукой Андрей, - судя по расположению солнца, северо-восток там. Думаю, высоту мы достаточную набрали, давай-ка, попробуем скорость прибавить, только не сразу, как я понял, для головы опасно именно ускорение, а не сама скорость!
- Тут семи пядей во лбу не надо иметь, - пожала плечами Аня, - это в любом учебнике физики прочесть можно. Фишка не в этом, а в том, чтобы раньше времени энергии антигравитации не израсходовать!
- Раз так, то, догоняй! – задорно крикнул Андрей, сделал обратную бочку, и полетел на северо-восток, где далеко за городом, в сизой дымке маячили отроги Карпатских гор.
Какое-то время они играли в догонялки, не забывая главную задачу и не сбиваясь с курса. В искусстве полета они были примерно равны, поэтому догонялки получились напряженными. Андрей весь отдался наслаждению полета, не испытывая тех помех, которые омрачали его первый эксперимент, он то и дело срывался на фигуры высшего пилотажа, и с удовольствием отметил, что организм его начал привыкать к перегрузкам ускорения и смены положения тела, и он уже не рискует потерять сознания от слишком резкой свечи, и даже от умеренного вертикального штопора. Тем не менее, были моменты, когда Андрей ощущал, что подступает к пределу прочности, который лучше не переступать, и осаживал свой пыл. Аня летела более осторожно и менее рискованно, очевидно она больше думало о лимите антигравитационной энергии, однако то и дело догоняла Андрея, полет которого явно замедляли фигуры высшего пилотажа.
- Что у тебя на шее, - неожиданно спросила она, в очередной раз догнав Андрея, - у тебя что-то в вороте рубашки мелькает, а я никак разглядеть не могу.
- Совсем забыл тебе рассказать! – хлопнул себе по лбу Андрей, - эта вещь тебе должна быть знакома! Надо же, со всеми этими чудесами, о таком важном эпизоде забыл рассказать! – и Андрей, несколько замедлив скорость, чтобы было удобнее разговаривать, рассказал Ане о своей недавней находке под подушкой. – Так что, - закончил он свой рассказ, теперь я стал владельцем короны Меровингов. Хотя, в действительности, это, конечно, не корона, а брелок. Я из своей  чудесной «вставки» узнал, что эти медальоны изготовил сам внук Иисуса Христа, и они содержат в себе материальность созвездия Ориона. Правда, из этой информации не совсем ясно, для какой цели они служат, кроме того, что являются символом принадлежности к роду Меровингов. И что означает тот факт, что эта коронетка пришла ко мне из сна, так же не понятен. Я тебе уже говорил, что информация, приходящая ко мне из вставки, часто бывает неполной. Но, как бы то ни было, это очень добрый знак, получив который, я окончательно утвердился в решении следовать за тобой. Честно признаюсь, меня сильно раздражает тот факт, что ты ничего не рассказываешь о сути нашей экспедиции…
- Я очень признательна тебе за это, Андрюша, - сказала Аня, - я понимаю, что тебя постоянно преследует подозрение, будто ты купил кота в мешке, да и меня в сумасшедшие записал, пока с тобой то же самое не произошло. Что же касается короны Меровингов, то тут я так же мало нового тебе сказать могу, знаю только, что коронетка содержит в себе принцип раздемонизированной материи и является ключом к управлению пространством, правда каким образом, мне неведомо. Что же касается фрагментарности поступающей к тебе информации, то тут объяснение, мне кажется, в следующем: дозированность ее корректируется Провиденциальными силами, и та информация, которая грозит нарушить ткань будущего, отсекается. Так что, обижайся, не обижайся, но знать абсолютно все о нашей миссии нам не только не нужно, но и опасно, хотя, механизм для получения информации у нас с тобой гораздо эффективней, чем у обычного человека. С другой стороны и ответственность за каждое действие и даже мысль у нас обоих возрастает непомерно. Кстати, похоже, мы подлетаем к нужному месту.
И действительно, за разговором Андрей не заметил, что погода явно изменилась, и у горизонта, как раз над ближайшими, пока еще невысокими отрогами Карпатских гор явно собиралась гроза: темная свинцовая туча надвигалась на путешественников, и было не понятно, она ли движется им на встречу, или это они ее догоняют. Минут через десять ребята оказались рядом с тучей, и стало ясно, что она, конечно, никуда не движется, а застыла совершенно неподвижно, как и все предметы в этом остановленном мире. Ничто в ней не шевелилось, и только неясное свечение в глубине темного зловещего марева свидетельствовало о том, что рассинхронизация временных потоков застигло тучу как раз в тот момент, когда в ее глубинах возник могучий электрический разряд, который так и не успел превратиться в молнию.
- Надо же, - сказал Андрей, любуясь грандиозным зрелищем, - наверняка к подобной «не остановленной» туче было бы не так безопасно подлетать. Да, кстати, а время-то не на сто процентов остановлено, гляди ка!
И действительно, оказалось, что формирующаяся из чудовищного разряда молния, не застыла абсолютно: через несколько минут ее сияющий хобот появился из-под края тучи и медленно, словно гусеница зубной пасты, выдавленной из чудовищного тюбика, начал медленно двигаться к земле. Хотя не, не гусеница, а гигантская огненная капля, которая за тысячные доли секунды своего существования воспринимается глазом как извилистый, огненный зигзаг молнии.
- Надо же, - сказал Андрей, - глядишь, за пару дней она и до земли долетит, а не за столетие, как я считал. Значит, время здесь все же движется.
- Конечно, движется, - пожала плечами Аня, - иначе все в этом мире просто бы исчезло. Ладно, давай Ирудрану вызывать, ничего особенного в этой туче мы уже не увидим.
Ребята зависли в воздухе, словно встали на невидимую плоскость, Аня закрыла глаза и начала какие-то только ей ведомые ментальные операции, Андрей же непроизвольно начал очередную импровизацию, посвященную грозовой стихиали Ирудране.

Когда половодье земное иссякнет, в привычные русла
Вернутся озера и реки, насытив угодья,
Настанет пора для иного природы искусства,
Пора поднебесных баталий и туч половодья.

Варуна, Перун, Индра, Зевс – всех имен не означить,
Нам люди присвоили титул богов-громовержцев.
Но мы только духи, у духов иные задачи,
Мы просто играем, не правим, не бьем иноверцев.

Не зря нас боятся, шутя, мы сжигаем дубраву,
И все же, порою, нас ждут, как небесную манну:
У почвы иссохшей снискали мы добрую славу,
Нам травы и люди возносят земную Осанну.

Мы вместе с Зунгуфом бросаемся в шумную битву,
Мы топим суда, мы свергаем с небес цеппелины,
Мы недра трясем, но средь грохота слышим молитвы
Ожившей ветлы и расправившей ветви калины.

Но силы иссякли, и солнечный луч запредельный
Приносит посланье о мире, любви, обновленье,
О Навне пресветлой, ее чистоте акварельной,
О вечности Духа, сокрытой в прекрасном мгновенье.

Ответная реакция со стороны тучи не заставила себя долго ждать, и Андрея это и не особенно удивило, он уже привык повелевать стихиями, и скорее удивился, если бы этой реакции не последовало. Во время произнесения этих строк-заклинаний он чувствовал, как меняется окружающее пространство, словно возникает нечто вроде сообщающихся сосудов между тем и этим измерениями с различными энергетическими уровнями, и что из ближайшего пространства стихиалей начинается некий спиновый переход. В центре огромной черной тучи возникло какое-то смерчеобразное движение, затем смерч втянул в себя всю грозовую тучу, и медленно поплыл навстречу зависшим в воздухе ребятам, постепенно приобретая зооморфные черты и превращаясь в громадного колеблющегося дымчатого динозавра. С большой натяжкой его можно было принять за диплодока, но форму он держал неважно, его шея, туловище и хвост постоянно то удлинялись, то укорачивались так, что время от времени он больше походит то на бронтозавра, то на брахиозавра, то даже на прямоходящего игуанодона, либо на еще какого-нибудь зауропода.
А впрочем, прежде всего это было некое живое, наполненное энергией облако, поэтому все происходящие с ним превращения казались совершенно естественными.
- Ну вот, - обернулся к Ане Андрей, - не заставил себя долго ждать. Кстати, я бы не сказал, что это именно диплодок, его за какого угодно динозавра принять можно.
- Да, какая разница, - пожала плечами Аня, - он уже давно трансформирован в нечто иное, и память его, в какой-то мере определяющая форму, тоже, очевидно, угасает. Наверное, он и сам уже плохо помнит, кем был.
Тем временем облако-зауропод подплыло к ребятам и остановилось на некотором расстоянии, и хотя его переднюю выступающую  часть чисто условно можно было назвать мордой, и глаз Андрей не смог разглядеть, тем не менее, создавалось впечатление, что облако внимательно смотрит на наших героев.
- Эй, ящерица! – Неожиданно сурово произнесла Аня, - ты узнаешь меня?
Андрею показалось, хотя о какой-либо мимике говорить было сложно, что облако весьма смущено, затем раздалось что-то вроде шумного вздоха-покашливания, словно оно пыталось скрыть смущение, затем прозвучал виноватый голос, напоминающий управляемые порывы ветра:
- Не зови меня так, не тереби душу, кто старое помянет, тому глаз вон.
- Ну, почему же, - Андрею показалось, что в голосе Ани звучали злорадные нотки, которых раньше он никогда у нее не слышал, - кое-кому не грех напомнить о старых долгах, кое-кого сострадание только развращает и провоцирует на дурные поступки. Хорошо, я, в конце концов, не издеваться над тобой сюда явилась, а в чем-то даже облегчить твою душу: долг за тобой, и тебе, я знаю, он не давал покоя все это время, омрачая твое нынешнее весьма привольное состояние. Как-никак, если бы не совесть, то тебе, наверное, грех было бы жаловаться на нынешний статус: свободы и способов разрядки у тебя теперь хоть отбавляй!
- Что да, то да, - почему-то невесело прогудел бывший динозавр, - хоть все получилось не совсем так, как мне хотелось бы, быть грозовой стихиалью не так уж и плохо! По крайне мере, куража, которого так не хватало там, среди магм, хоть отбавляй. В конце концов, то, что когда-то имел большое плотное тело, можно было бы и забыть, - скорее всего, это обычная, присущая нашему роду ностальгия, все же пару сотен миллионов лет со счетов не сбросишь. Но это все лирика, и эту легкую грусть не сравнить с той тоской, которая буквально изводила там, в магмах, теперь другое, чего я раньше и в помине не знал… ты сказала, эта штука называется совесть? Она появилась у меня буквально сразу после того, как я тебя около порога оставил. Такое впечатление, что я именно из-за  этой совести в Ирудрану и трансформировался, - все время плакать хотелось, и хороший ливень вполне этому способствовал.
- По-моему, - сказала Аня, - постоянное желание плакать не совсем соответствует природе грозовой стихиали. Вот, осенняя стихиаль, Истая, та – да, у той глаза все время на мокром месте, и сентиментальность – ее природная черта.
- Ты не дослушала, - продолжала Ирудрана свой рассказ, - с одной стороны плакать хочется от чувства, что я что-то нехорошее сделал, а с другой стороны, другую мою половину, это чувство просто бесит! Сам от себя все время приходишь в бешенство, и начинаешь все вокруг крушить – подстать тем далеким временам, когда я еще диплодоком был. Кстати, что-то с памятью случилось: раньше я об этом только и думал… или думала… даже не знаю, как правильнее, а теперь все реже и реже, все больше совесть скребет. О чем это я? Ах, да, ну так вот, проревешься, пару сотен молний выпустишь, спалишь там пару-другую деревьев, - честно говоря, редко серьезные разрушения получаются, - глядишь, слегка полегчало. Только ведь, какой парадокс получается, через какое-то время начинаешь терзаться по поводу этих двух-трех деревьев, или – не дай Бог, что не часто случается, - какого-нибудь пожара и непредвиденных человеческих жертв. И снова, так тяжко на душе становится, что хоть вой! А чем жалость сильнее, тем и ярость по этому поводу крепче! И все по новой, с очередными разрушительными последствиями. В общем, – вечный круговорот и никакого выхода не видно, того и гляди, руки на себя наложишь! Хотя, какая чушь, разве может грозовая стихиаль на себя руки наложить?! Это во мне какие-то человеческие понятия бродят, хотя, откуда им взяться? Я не только никогда человеком не был, но и общался-то накоротке с вашим братом всего один раз, это с тобой, разумеется… и так нехорошо поступил! Это за то добро, которое ты для меня и нескольких десятков моих безмозглых собратьев сделала! Ху-фу, Ху-фу, - туча-динозавр захлюпала несуществующим носом, и стала тихонько подвывать, затем, словно спохватившись, начала яростно извиваться, крутиться волчком, бить себя лапами по голове и сыпать искрами, словно гигантская петарда.
 - Да ладно тебе, - смягчилась Аня, - видишь же, со мной все в порядке, - и хоть моя знающая половинка по твоей милости два года (естественно, в земном времени) пробыла в заточении на уровне земной мантии, я в чем-то даже тебе благодарна: это вынужденное отшельничество позволило мне значительно увеличить мою личную силу.
- Да уж, - пробормотал (или пробормотала Ирудрана), - твой кокон нынче как здоровенная шаровая молния, а энергии в нем – на сотню-другую обычных молний хватит.
- Кстати, - спохватилась Аня, - забыла тебе представить, это Андрей, человек, который вытащил из плена мою знающую половинку, которая туда по твоей милости угодила. Он так же принимал участие в извлечении тебя из твоего слоя.
- Да вижу, вижу я, у него допуск. И особая метка на нем, кстати.
- Это какой еще допуск, какая еще метка? – подозрительно посмотрел на бывшего динозавра Андрей.
Какая, какая! Я чувствую только, но объяснить ничего не могу, каким-то образом это с древней клятвой связано, и с кодом особым…
А, - дошло до Андрея, - наверное, это связано с этой вот коронеткой, - Андрей показал свой медальон. Это корона Меровингов, она, наверняка, имеет какие-то чудесные свойства, правда, я сам пока не знаю, какие. Туда сам внук Иисуса Христа материальность Ориона заключил. Правда, науке об этом ничего не известно.
- Не знаю, не знаю, по мне – что Орион, что Большая медведица! Что я сказал, то и сказал, больше ничего об этой штуке не знаю, знаю только, что не только в ней дело, и твоя сила двояка.
- Что значит «двояка»?
- То и значит, это как в молнии плюс и минус. Больше ничего сказать не могу, а если бы даже и знал что, то нам по рангу объяснять не положено, у нас, стихиалей, другая задача.
- А у Ани, - не унимался Андрей, - какая-то другая сила?
- Другая – не другая, не знаю я, - почему-то нервно забормотал бывший динозавр, - что вы меня мучаете, подобные вопросы создают энергию, которую я совершенно не переношу! Не мое это дело, если надо что, то так и скажите, а не мучайте всякими…
- Чего это он? – удивленно посмотрел Андрей на Аню, - я, вроде бы, ничего такого не говорил ему!
- Да кто ж его знает, - пожала плечами девочка, - он, наверное, запрограммирован на определенную информоэнергию, а все, что из рамок выходит, возможно, ему беспокойство доставляет. А впрочем, мне его реакция тоже не совсем понятна. Ладно, успокойся, - обратилась она к Ирудране, - никто тебя мучить не собирается, у нас к тебе конкретное дело. Кстати, выполнив его, ты тем самым развяжешь тот кармический узел по отношению ко мне, который ты по собственной дури завязал, и твои муки совести должны в значительной степени ослабеть.
- Правда? – оживилось облако. – То-то я, как тебя увидел, сразу лучше себя чувствовать стал! Было бы совсем здорово, если бы вы лишних вопросов не задавали!
- А кто знает, какие, - лишние, какие, - не лишние, - пожала плечами Аня. – Если вообще вопросов не задавать, то и общаться затруднительно. Ну, так вот, задание у нас к тебе следующего рода: надо нам с Андреем слетать в одно место. Это – в нескольких тысячах километров отсюда, где-то на Алтае, точнее сказать не могу, сама не знаю, будем уже на мете конкретную точку разыскивать. Астрального присутствия нам не достаточно, нужно, чтобы мы там в физических телах оказались. Лететь туда самим в такой форме очень долго придется, а нам нужно силы беречь для одного важного дела. Так вот, нужно, чтобы ты нас на Алтай доставил, да как можно побыстрее, ну а конкретное место мы, так и быть, сами найдем. Кстати, Андрей волновался, что ты из другой материальности состоишь, и наши физические тела передвигать не сможешь, но мне кажется, если ты активизируешь облачный фронт, то сможешь нас вместе с обычными грозовыми облаками двигать.
- Физические тела, говоришь, - как-то странно посмотрела на Аню с Андреем Ирудрана, - они не совсем физические, можно сказать, относительные… так что с этим проблем не будет.
- Что значит, «не совсем физические и относительные»?
- Ничего не знаю, что из меня вылетело, то и сказала… или сказал… все не могу понять, какого я рода. Ох, не мучьте меня, у меня от этого вопроса опять голова пухнуть начала!
- По-моему, - недовольно проворчала Аня, - твоя голова может пухнуть сколько угодно, и ей ничего не угрожает. Хоть все тело в голову перельется!
- Он, наверное, имеет в виду, что в нашем фрактальном коридоре мы в особом агрегатном состоянии находимся, - легонько толкнул Андрей Аню, - да не задавай ты ему вопросы, а то он капризничать начнет!
- Вот именно, - заныл бывший диплодок, - я, конечно, вашу просьбу исполню, куда мне теперь деваться, только ведь загвоздка в том, что я в определенной метеорологической зоне активен (или «активна», тьфу, ты), в зависимости от давления, влажности и воздушных течений, поэтому, как только из благоприятной зоны вылечу, то сразу же и засну, а там уж, в какую сторону меня понесет – одному Богу известно!
- Ты хочешь сказать, что отказываешься?! – насупилась Аня.
- Нет, нет, ни в коей мере, я же сам заинтересован! Нужно, чтобы вы еще стихиаль небесных воздушных течений вызвали, Зунгуфа. ОН, если его сильно попросить, может мне определенный воздушный коридор создать в нужном направлении, в котором я могу вас до места, не отключаясь, доставить. К тому же, он еще и на скорость передвижения способен заметно воздействовать, вам, ведь, как я понял, поскорее нужно? Кстати, что вы там, на Алтае, потеряли? Могли бы и на самолете слетать, не намного дольше.
- Что потеряли – не важно, - сурово сказала Аня, - как и ты, я так же далеко не на все вопросы отвечать могу. А насчет самолета – если не можем, значит, на то резоны имеются! А вот по поводу Зунгуфа, - это ты правильную мысль подсказал, как я сама не додумалась?! Давай, Андрюша, вызывай, у тебя, с твоими импровизациями, лучше получается.
- Зунгуфа, говоришь, - почесал Андрей затылок, - ладно, давай попробую.
Он настроился на новую стихиаль, и тут же из него полились следующие строки:
 
От утренних рос до вечерних туманов
Мы строим небесные рати,
Пасем караваны слонов и джейранов
И вдоволь даем поиграть им.
         
          Глядишь, через час наши чудо питомцы
Уже не слоны, а сирены,
И дымчатый замок раскинул под солнцем
Свои живописные стены.

Слагаем сюжеты картин-приключений
Принцесс, королей и злодеев
Из облачных масс и воздушных течений,
(Порой их и вовсе развеяв).

И если в чарующих красках заката
Нахлынет души половодье
Не где-то близь снежных вершин Химавата,
А в наших российских угодьях,

И если все это удастся запомнить
Пред тем, как захлопнутся двери, -
Поверьте, мы очень старались исполнить
Одну из мильонов мистерий!

Ее мы узнали недавно,
Она о тебе, дева-Навна!

После уже знакомых Андрею ощущений невидимых сообщающихся сосудов, в окружающем пространстве откуда-то сзади, где все еще голубело чистое небо, потянулись туманные треки, словно от истребителя, летящего в верхних слоях атмосферы. Затем эти треки начали завихриваться, и вскоре из светлой туманной облачности (в отличие от темного облака-динозавра) сформировалась человекоподобная фигура, которая напомнила Андрею пастуха, по крайней мере на голове фигурировала пастушья шляпа, на боку – котомка, а один из тонких облачных треков, который болтался за спиной мог вполне сойти за длинный пастуший кнут.
- Ба, старый знакомый, - пропел пастух, переводя, как показалось Андрею, невидимый взгляд то на облако-динозавра, то на наших героев, которые, на фоне облачных гигантов, казались едва заметными крошками, и уж совсем невероятным могло показаться то, что подобные крошки способны были этими гигантами повелевать. – И какие предложения возникли у честной компании? – добавил он через некоторое время, остановив свой взгляд все же на Ане с Андреем, правильно оценив их, как главных фигурантов.
- Вот, - сказала Аня, - этот наш знакомый утверждает, что без тебя не сможет нам помочь, а у него есть один кармический должок, и отказываться нет никакого резона…
- Все точно, - прошелестел Ирудрана, - надо этих шаманов в одно место доставить, а ты же сам знаешь, за двести-триста километров отсюда я просто засну, нужно, чтобы ты воздушные течения на северо-восток выстроил, в район Алтая. А там, они говорят, сами нужное место разыскивать будут. Ну а мы с тобой позже за услугу рассчитаемся.
- Почему он нас шаманами назвал, - тихо спросил Андрей у Ани, - мы же с тобой, скорее, маги, чем шаманы, да и не похожи совсем.
- Наверное, шаманы чаще всего проблемами ветра и дождя занимались, - шепнула Аня, - так исторически сложилось.
- Что ж, надо, так надо, - пропел пастух, - всегда рад боевому товарищу помочь, к тому же лица с допуском вправе кое-что у меня попросить, разумеется, в пределах здравого смысла. Эх, спутаем мы, нынче, карты всем здешним метеорологам…
- И этого делать не придется, - вступил в разговор Андрей, - я временные потоки рассинхронизировал, и мы только внутри нашего фрактального тоннеля передвигаться будем, так что для здешних метеорологов (разумеется, по отношению к нам) время, можно сказать, остановлено.
- Ну, так тем лучше, - ничуть не удивился заявлению Андрея Зунгуф, - мне, как скажете, внутри тоннеля, так – внутри тоннеля. Честно говоря, если бы даже и не внутри тоннеля, мне на этих метеорологов глубоко наплевать, я частенько, вопреки их прогнозам, моих подопечных перегоняю совсем не туда, куда они предписывают, специально, чтобы им служба сахаром не казалась. Ладно, чего время тянуть, в дорогу, так в дорогу! Вам куда? В равнинный Алтай или в горный?
- В горный, - быстро сказала Аня.
- А точнее можно?
- В район Белокурихи! – неожиданно выпалил Андрей, и тут же сам удивился своему заявлению: откуда у него взялась такая уверенность, он сам не мог объяснить, тем более, что там они собираются искать, он понятия не имел, но точно знал, что именно туда, а так же то, что еще пару минут назад понятия не имел, куда именно они должны лететь.
- Ты точно уверен? – удивленно посмотрела на него Аня. – Я в своем вещем сне, о котором тебе рассказывала, на том камне, где мне Варфуша инструкцию оставил, прочитала, что ты откуда-то знаешь дорогу, но мне в это с трудом верилось. А точнее можешь сказать?
- Точнее не могу, - развел руками Андрей, - вдруг кусочек моего сегодняшнего сна, из которого эта коронетка пришла, вспомнился, и там я ясно увидел горную местность и здание с  названием «Санаторий Белокуриха», и туда на автобусе компания, вместе со мной, взрослым, приезжает. Думаю, что это – подсказка, правда чувство такое, что этим наше путешествие не закончится. Словно бы надо тем маршрутом пройти, который я во сне видел. Правда, что там, в конце, не ясно.
- Это уж точно, - кивнула Аня, - так просто, без сучка и задоринки, не бывает.
Тем временем, Зунгуф, очевидно получив все необходимые сведения, - уже пропал из вида, превратился в дымные треки, протянувшиеся к горизонту туда, за Карпатские горы. Одновременно почувствовался все усиливавшийся свежий ветер, который до сей поры, не ощущался, а дымчатый динозавр стал отплывать от ребят, очевидно подчиняясь этому новому импульсу.












ГЛАВА 4

ВЕРХОМ НА ОБЛАКЕ

Эй, там, в небе, садитесь, располагайтесь, - донесся до слуха ребят удаляющийся голос, - а то я в ближайшие минуты такую крейсерскую скорость наберу, что вам, с вашей левитацией затруднительно меня догнать будет.
Аня с Андреем спохватились и отправились вдогонку, и, зависнув над условной спиной динозавроподобной тучи, с удивлением обнаружили два облачных выступа в форме кресел.
- Давайте, присаживайтесь, - услышали они издалека, (голова облачного динозавра располагалась не менее чем в километре от этих сидений), - дорога дальняя, в креслах вашему брату удобнее будет.
- Спасибо, ты очень любезен, - крикнула Аня, - как думаешь, за сколько долетим?
- Не знаю, многое от Зунгуфа зависит, - долетело из головной части, - и  то, как он будет ветра нагонять, тоже многие факторы определяют, мы ведь, по большому счету, не самостоятельны, можем только тенденцию задавать.
- Ребята расположились в туманных, излишне просторных креслах, и Андрей с удивлением почувствовал под собой нечто вроде мягкого упора, и это было странно, поскольку он, хоть никогда и не прикасался к облаку, но резонно считал его обычным густым туманом, до которого дотронуться в принципе невозможно. Он поделился своим недоумением с Аней.
- Не знаю, - пожала плечами девочка, - меня это тоже удивляет, наверное, внутри фрактального коридора вещи обретают какие-то другие свойства. К тому же, это ведь и не облако, как таковое, это стихиаль в виде облака. Наверное, не все можно объяснить, руководствуясь старым опытом и понятиями. Эй, слушай, - крикнула она, уже обращаясь к Ирудране, - а нельзя ли эти кресла как-нибудь к краю сместить, а то не видно ничего, кроме твоей спины, а хочется посмотреть, что там под нами происходит.
- Пожалуйста, смотрите, - донеслось до слуха, но дымные кресла никуда не сместились, а перед Аней и Андреем облако начало рассеиваться, и вскоре образовалось что-то вроде двух неправильной формы иллюминаторов, сквозь которые была хорошо видна земля. Ребята с интересом стали рассматривать особенности ландшафта, тем более полет происходил на высоте километр-полтора, и все детали, вплоть до маленьких машинок, можно было неплохо разглядеть. Впрочем, застывшие машины попадались редко, поскольку путешественники оставили Трускавец далеко позади, впереди же расстилались только леса и маленькие деревни, а холмы, постепенно переходящие в горные массивы, становились все выше и выше, так что создавалось впечатление, что их транспортное средство постепенно снижается. Под брюхом тучи медленно вырастали Карпатские горы, и Ирудрана, помня о своих пассажирах, вынужден был постепенно набрать высоту.
Однако вскоре хорошая видимость начала портится, откуда-то стали наползать клочья тумана, который все больше и больше перекрывал землю, и было неясно, откуда он взялся, поскольку еще недавно горизонт прослеживался отчетливо, без всякой дымки, и только отдельные мелкие кучевые облачка, словно куски ваты на плоскости бескрайнего стекла, висели над землей справа, слева и спереди.
- Слушай, - крикнула в сторону головной части облака Аня, - может, ты как-нибудь разгонишь этот туман, или Зунгуфа попросишь, а то тут только самая красота начала открываться!
- Щас организуем! – беспечно крикнул Ирудрана, и в ту же минуту Андрей почувствовал, что у него слегка заложило уши, как бывает в самолете, особенно при наборе высоты и спуске, по всему было видно, что Ирудрана меняет атмосферное давление, что по идее должно было привести к рассасыванию тумана. Однако ни через пять, ни через двадцать минут туман не исчез, мало того, он значительно сгустился, и земля полностью скрылась из виду, словно они летели в сплошном молоке.
- Ты кнопки не перепутал? – крикнула Аня через полчаса. – Сейчас уже вообще земли не видно!
- Ничего не могу понять, - пробормотал Ирудрана, - это какой-то неправильный туман, он совершенно не подчиняется законам физики! По идее его тут уже не должно быть… это что-то сверхъестественное!
- Ну конечно! По-моему тут и так все, что происходит – сверхъестественно, начиная с нашего полета. Как только выявляется какая-то некомпетентность, так сразу виновато сверхъестественное.
- Нет, но ведь действительно что-то непонятное, - начал оправдываться Ирудрана, - этот туман – не атмосферное явление, а нечто извне! Мало этого, если оставить в покое обычное зрение и включить астральный сканер, то возникает картина, что под нами вообще ничего нет. Но это же нонсенс!
- Что бы это значило? – удивленно посмотрела на Андрея Аня.
- Что-то связанное с необычным туманом в моей вставке имеется, - сказал Андрей, - но при каких обстоятельствах я там, в другой жизни с ним сталкивался, и что это такое, информации не поступает, как и на многие другие вопросы. Слушай, а может туман самый обычный, а все дело в остановке мира? Мы же движемся как бы внутри фрактального коридора, который я создал, а вокруг остановленный мир. Так чего же удивляться? Ирудрана и не может из него на внешний мир воздействовать, этого не понимает и продолжает действовать по старинке.
- Наверное, ты прав, - вздохнула Аня, - все дело в этом. Странно, что диплодок этого не понял. А впрочем, возможно, он так же с этим явлением впервые столкнулся. Наверное, все же туман естественного происхождения, в горах туман вообще часто бывает. Да, но тогда, но тогда почему же он говорит, что его астральный сканер вообще ничего под нами не улавливает?
- Ну, возможно он тоже не работает изнутри фрактального коридора. Мало ли что еще, ты же сама правильно сказала, что все наше путешествие сверхъестественно! Приди мне такая картинка в голову, как два пассажира летят на облаке еще неделю назад, я бы это принял за иллюстрацию к какой-нибудь сказке. А ты хочешь все рационально объяснить.
- Да, не во мне дело, - пожала плечами Аня, - тут Ирудрана ничего понять не может, и это кажется мне странным. Ладно, в конце концов, я могу обойтись и без созерцания панорамы под нами. Эй, Ирудрана, что-нибудь там прояснилось?
- Глухо, как в танке, - пробормотал Ирудрана не совсем уместную банальность, - словно бы в пустоте, заполненной каким-то инородным туманом, летим. Хотя, нет, вроде что-то прощупываться начинает.
- Что именно? – встрепенулась Аня, - туман, как был, так и есть.
- Вроде бы пустота закончилась, снова какая-то твердь там, внизу появилась… но как-то странно, островками… ну да, а они постепенно в какую-то целостность сливаются. Так, вот теперь и земля из тумана начинает появляться! Город какой-то! Непонятно, откуда здесь город взялся! При нынешней крейсерской скорости, мы еще над горами должны пролетать, я в этом направлении бесчисленное количество раз пролетал, и хорошо знаю, когда что должно появиться!
Ребята прильнули к импровизированным иллюминаторам: и действительно, туман очень быстро рассеивался, и под ними все отчетливее проступали кварталы большого промышленного центра.
- Вот, - сказала Аня, - ничего сверхъестественного, туман рассеялся. Самый обычный туман, и нечего огород городить! Эй, - крикнула она Ирудране, - ты, наверное, просто в тумане с курса сбился, и потом, хочу напомнить, что мы летим внутри фрактального коридора, и всех свойств его пока не знаем, Андрей сегодня впервые мир остановил. Возможно, поэтому и твой сканер не сработал, и время полета как-то изменилось, и мы проскочили Карпатские горы раньше, чем ты ожидал!
- Ой, не знаю, не знаю, не спрашивайте ни о чем, мне ничего здесь не понятно, я с подобными вещами впервые сталкиваюсь, а всего непонятного пугаюсь!
- Эх ты, - мягко упрекнула его Аня, - такой большой, а пугаешься! Просто не смог с туманом справиться, и сам начал туман нагонять! Кстати, ты тут постоянно путешествуешь, что это за город такой? Нам-то с высоты это внове наблюдать!
- Кстати, - вмешался Андрей, - ты посмотри вокруг, Карпат и в помине нет, да и туман словно корова языком слизала!
И действительно, от горизонта до горизонта под ними простиралась равнина, разделенная на аккуратные квадратики пахотной земли, непосредственно под ними дымил своими трубами крупный город, а от сплошной пелены тумана не осталось и следа. То тут то там в черте города возвышались странные черные пирамидальные холмы-насыпи явно искусственного происхождения, рядом с некоторыми, из которых возвышались металлические конструкции-вышки.
- Это не Львов! – вдруг услышали ребята растерянный голос Ирудраны.
- Чего ты там? – оторвалась Аня от «иллюминатора».
- А то! Первым крупным промышленным центром после Трускавца у нас на пути должен быть Львов. А это, извиняюсь, совсем другое, это…
- Это Донецк, - вдруг подал голос Андрей, - ну конечно, где еще может быть такое количество тереконов, а некоторые места, мне кажется, я узнаю. Вон череда ставков, вон  речка Кальмиус, вон филармония, вон площадь Артема!
- Чего, чего? – не поняла Аня.
- Да жил я в этом городе до семи лет, - объяснил Андрей, - в Ленинград мы только три года назад переехали. Конечно, с высоты я могу и перепутать, но у меня твердое ощущение, что это именно Донецк. Помню, когда я был совсем маленький, мы с бабушкой ездили в Ростов к родственникам, и я был очень удивлен, что, оказывается, есть города без тереконов, а она мне сказала, что тереконы, как раз, только в Донецке и стоят, и ничего в этом хорошего, от них только угольная пыль по всему городу, и от этого разнообразные легочные заболевания.
- Донецк и есть, - вмешался Ирудрана, - мне ли его не знать! Вся фишка в том, что мы вообще другим маршрутом должны были лететь, и как из горной Западной Украины сразу в степную Восточную переместились – совершенно не понятно, Донецк вообще в стороне должен был оказаться.
- Смотрите, смотрите, - Андрей с удивлением рассматривал город под собой, - машины движутся! Но ведь этого же не должно быть!
- Что, не должно быть? – Удивленно посмотрела на него Аня.
- Как что? Я же рассинхронизировал временные потоки, - весь мир относительно нашего фрактального тоннеля должен оставаться неподвижным! А тут машинки, фигурки людей движутся. Выходит, фрактальный тоннель исчез? Но почему, я не планировал его исчезновения!
Город под ними (летели они на высоте около километра) действительно отнюдь не казался спящим королевством: по улице довольно резво сновали машины, перемещались фигурки людей, а дым над трубами ТЭЦ и какими-то другими промышленными комплексами отнюдь не застыл в остановленном кадре, а, напротив, весело клубился над городом, ухудшая и без того безрадостную окружающую экологию.
Андрей недоуменно посмотрел на Аню:
- Но ведь этого не должно быть, из «вставки» я получил точные сведения, как останавливать мир и держать фрактальные экраны. Тем не менее, это перестало действовать, почему же вначале так легко все получилось?! А теперь, что ж выходит? Выходит, наши мамы проснулись и хватились нас, и, скорее всего, разыскивают по городу! Господи, они же теперь с ума сойдут! Надо возвращаться, не знаю, как твоя, а моя точно не перенесет, если я исчезну!
- Ты, главное, успокойся, - положила Аня руку на плечо Андрея, тем не менее, в глазах ее также была заметна тревога, - я внимательно за всем эти следила: до того, как мы вошли в туман, мир был остановлен и синхронизировался буквально несколько минут назад, когда мы вышли из тумана.
- Это еще не факт, - продолжал паниковать Андрей, - может, он синхронизировался сразу, как только мы в туман вышли, там это было невозможно проверить, а в тумане мы не меньше получаса летели!
- Не могу больше! – вдруг донеслось до их слуха со стороны головной части облака-динозавра, - срочно требуется отлить и разрядиться, иначе я перегреюсь… а, может, переохлажусь, не знаю, как правильно, у меня в такие минуты крыша едет!
- А что ж ты раньше… - укоризненно крикнула Аня, - и потом, о таких вещах заранее предупреждать надо!
- А раньше я бы рассинхронизирован с внешней средой, вы меня в самый, так сказать, интимный момент из Энрофа выдернули, хотя я, разумеется, как все нормальные стихиали сразу в двух временах могу пребывать. Тем не менее, акцент был смещен.
- Наверное, - сказал Андрей, - то, что ему вдруг приспичило, тоже результат исчезновения фрактального тоннеля. До этого он от внешней среды был изолирован, а теперь на него вновь атмосферные физические законы стали действовать…
- Вы взлетите повыше и подождите, пока я разряжусь и лишнюю влагу сброшу, - продолжал Ирудрана, - а то все это в Энрофе будет происходить, как бы мне вас, ненароком, не шандарахнуть!
- Ну вот, то понос, то золотуха! – плаксивым голосом пожаловался Андрей, - только что выяснилась история с неожиданной синхронизацией, так еще и этот паршивец начинает из-под контроля выходить! А потом он скажет, что у него обстоятельства изменились, и ему вообще – в другую сторону.
- Надо, - сказала Аня, - снова срочно рассинхронизацию восстанавливать. В конце концов, даже у тебя одного это получилось, и все было в порядке, пока мы в этот туман не вляпались. Думаю, и теперь все получится. Ну, и если мамы наши, в самом худшем случае, нас минут сорок отыскать не могли, это еще не трагедия. Мы снова время для них остановим и, если все удачно сложится (по крайней мере, хотелось бы), то мы сможем вернуться еще до того, как они серьезный шум поднимут. Да и вообще, ты, вот, паникуешь, и даже не сообразил, что они эти сорок минут могли продолжать спать, тем более, мне кажется, что речь идет не о сорока минутах, а о последних нескольких, с того момента, как мы из тумана вышли…
- Кия!!! – вдруг услышали они громогласный оглушительный рык Ирудраны, и кресла под ребятами заходили ходуном, а в окошко «иллюминатора» было хорошо видно, как в стальную трубу какого-то завода с грохотом ударила молния, к счастью, не причинившая ей, как хорошему проводнику, никакого вреда. Ребята поняли, что дальнейшее пребывание на спине буйной стихиали, объединившейся со своим гигантским водоносным телом, небезопасно, и резко взлетели вверх метров на пятьсот, затем, не сговариваясь, застыли в воздухе и уже совместными усилиями начали восстанавливать фрактальный коридор, рассинхронизированный во времени с остальным миром. Андрей вновь воспроизвел свое заклинание о спящем городе, Аня же начала ему вторить, и в этот момент в воздухе сами собой золотыми буквами стали вычерчиваться строки этого стихотворного заговора.
- Как ты это делаешь, - удивился Андрей, когда стихотворение отзвучало, а буквы остались висеть в воздухе, - у меня ничего подобного не происходило!
- У нас разная специфика, - сказала Аня, - у тебя акцент на времени, а у меня на пространстве, отсюда и зримые буквы. В конце концов, какая разница, главное, чтобы эффект был.
Эффект действительно не заставил себя долго ждать. Картина в виде тучи и города под ними зависла в неподвижности, затем Андрей, согласно со своей методикой, полученной из чудесной «вставки», распространил коридор на тучу, и та ожила, вновь превратившись в динозаврообразную стихиаль Ирудрану, которая, как выяснилась, могла существовать одновременно в двух пространствах и временах.
- С вами все в порядке? – любезно освоилась стихиаль, как ни в чем не бывало.
- С нами все Окей, а вот с тобой как? – ответил Андрей, все больше успокаиваясь, - больше не будешь фокусов выкидывать?
- Какие еще фокусы?! – фыркнул Ирудрана, - я всего лишь поступаю, согласно своей природе! Как только я синхронизируюсь с одним из своих физических тел, то бишь, с этой самой тучей, я думаю и поступаю, согласно ее природе, а как только вы акцент моего я перевели в иную плоскость, этих проблем для меня больше не существует. Так что, братцы мои, сами следите за ходом своей магии, я в данном случае существо подневольное.
- Ладно, объяснились, - успокоился Андрей, - с тем, что тебе вдруг приспичило, понятно, ты объясни, как мы вдруг сразу над Донецком оказались?
- Ой, не спрашивай! – вдруг взвыл динозавр, словно Андрей наступил ему на любимую мозоль, - ничего не знаю, ни о чем не ведаю! Вы тут всякие пространственно-временные протуберанцы устраиваете, а я – отвечай! Нет, уж, сами разбирайтесь, не моего ума это дело.
- Ладно, ладно, успокойся, - вступила в разговор Аня, видя, что Ирудрана вновь начинает впадать в истерику, вызванную какими-то запрещенными вопросами Андрея, - мы не знали, что этот вопрос тебе тоже нельзя задавать. Ты, лучше, скажи, мы летим или как?
- Конечно, летим, - сразу успокоился бывший динозавр, - я тебе обещал и мое слово твердое, надо только маршрут откорректировать.
Ирудрана что-то забормотал, затем произошел краткий разговор с кем-то невидимым.
- Все в порядке, Зунгуф в курсе, - сообщил он после этого, - летим на Алтай, вектор – на Белокуриху откорректирован, все под контролем.
- Ребята спустились на кресла, вновь возникшие перед любезно предоставленными иллюминаторами, и путешествие возобновилось. Вскоре центр донецкого угольного бассейна, неподвижно застывший после магических манипуляций Ани и Андрея исчез за кормой воздушного судна. Вновь под ними проплывали разлинованные геодезическими линиями просторы, где  в царство правильных геометрических фигур некоторое разнообразие вносили причудливые изогнутые ленты рек, которых в тех местах было немного. Около получаса они молча летели над однообразным равнинным ландшафтом, и Андрея стало клонить в сон, после всех этих  чудес и переживаний последних суток, столь радикальным образом перевернувших его жизнь. Затихла и Аня, очевидно и ее напряженное возбуждение начало сменяться сонливым ступором: в конце концов, даже чудеса, если их приходится слишком много на единицу времени, приедаются и начинают казаться обыденностью.
«Кажется, я засыпаю, - подумал Андрей, - никогда не думал, что так быстро привыкну к тому, что здесь происходит. Лечу на облаке… ну, не важно, что это не совсем облако, а стихиаль, можно сказать, живое существо, и мне это даже начинает немного наскучивать. Сейчас засну, а когда проснусь, то выяснится, что никуда я не лечу, никакое это не облако, а моя кровать, и нет никакой Ани Ромашовой, и, соответственно нет никаких моих чудесных способностей. И не надо лететь, исполнять какую-то неведомую миссию по спасению человечества от неведомо чего. Все это так похоже на сон. Вот только, не загрызет ли меня потом тоска? Не постигнет ли жесточайшее разочарование, что чудо оказалось всего лишь чрезвычайно ярким и правдоподобным сновидением. Хотя, не помню, чтобы во сне на меня дрема наваливалась и я засыпал… засыпал…»
Андрей отключился и ему приснился сон, точно такой же правдоподобный и реалистичный, что и в прошлую ночь. Ему снилось, что он, совсем взрослый, летит на самолете (при этом знает, что летит на Алтай), на кресле рядом с ним похрапывает толстый красномордый дядька, а он, Андрей с отсутствующим видом смотрит в иллюминатор. Под ним постирается та же картина, которую он только что наблюдал через отверстие в живом облаке. Нет, не совсем такая же, во сне он летел гораздо выше и кучевые облака стелились где-то совсем далеко, у самой земли, и разноцветные прямоугольнички, и ленты рек, и зеркала озер были гораздо мельче, и в голове его рождались строки: «ромбики, квадратики, спичечные ёлочки». Нет, с самолета, конечно, никаких спичечных ёлочек  уже не видно, это он так, для красного словца придумал, а вот с облака эти спичечные ёлочки можно было бы неплохо разглядеть. Ну и хорошо, что все ребята там, в другом салоне, по крайней мере, не на пустые разговоры время уходит, вон какое любопытное стихотворение вырисовывается…
В этот момент Андрей проснулся от сильного толчка, он открыл глаза, еще не понимая, где он – ему показалось, что самолет ухнул в большую воздушную яму – и выяснилось, что он по-прежнему сидит в огромном кресле, сооруженном из густого пара, рядом с ним тревожно оглядывается Аня, а до слуха доносятся ругательства Ирудраны.
- Ты чего, - крикнула Аня, очевидно очухавшаяся раньше Андрея, - опять что-то не так?
- А сама не видишь? Опять в тот же самый туман без дна вляпались! И откуда он в этих краях взялся! Сколько в этих краях ни путешествовал, никогда этой дряни здесь не было. Обычный, земной туман, – пожалуйста, а этот, он даже не из пара состоит, это словно бы результат распада материи. Глядите ка, опять при сканировании под нами только туман, а земля, и все, что на ней, словно растворились!
Андрей попробовал сдвинуть точку сборки, что позволяло ему видеть окружающее на разных уровнях реальности, не используя при этом физическое зрение. Как ни странно, это не дало абсолютно ничего: ни под собой, ни над собой он ничего не увидел, кроме тумана, - ни физического, ни астрального мира, казалось, больше не существовало, только Аня поблизости, грозовая стихиаль под ногами, и ничего больше, ни земли, ни неба, ни солнца, ни звезд.
Андрей попытался проанализировать природу этого тумана с помощью своей чудесной вставки, которая, как вначале ему казалось, являлась генератором всезнания, - увы, и эта вставка не сумела дать ответ, возникло только впечатление, что раньше туман этот являлся чем-то иным, правда неясно, чем именно, а теперь все это полностью расформировалось, деструктировалось, лишилось самих понятий бытия и пространства. После первоначальной встряски, стало даже не ясно, летят они или стоят на месте, - ощущение движения полностью исчезло.
  - Странно, - сказал Андрей, - такое чувство, что все вокруг – полное ничто. Как будто выхватили кусок обычного активного мира, перемололи в муку, вместе с пространством и временем, и так и оставили. Тем не менее, и ты, и я, и наш верный конь целы и невредимы, но такое впечатление, что, кроме нас, вокруг нет ничего: ни людей, ни земли, ни неба. Может, ты сможешь объяснить, что это такое?
- Аня, которая, очевидно, как и Андрей, всячески пыталась запустить свои паранормальные возможности, медленно покачала головой.
- Ничего не понимаю, одно представление в голову приходит: туман, который одновременно и «Ничто». По-моему наш фрактальный коридор здесь не причем, он нас только изолирует. Словно бы пространство и время лишь внутри нашего фрактального коридора, а вокруг – ничего.
- Эй, Ирудрана, - крикнула Аня, - что там по курсу?
- То же, что и везде, полное ничто, - отозвался Ирудрана.
- А как этот туман снова возник? Мы задремали, и не видели, как все произошло.
- Все, как в первый раз: появились какие-то клочья, которые и землю под брюхом, и небо над головой словно бы постепенно слизывать начали, не застилать, а именно слизывать, материю вокруг словно бы пропадать стала. Затем хорошо тряхануло, словно невидимую границу перешли, - и совсем все исчезло, один туман вокруг. Мне ли не знать туманов? Земные туманы живые, там есть и жизнь, и активность, не говоря о том, что они лишь ухудшают видимость, а здесь – ничего: протоматерия, протей, антимир какой-то. Такое впечатление, что, если бы ни ваш фрактальный коридор, мы бы здесь сами растворились до состояния ничто, причем не только вы, но и я! Ох, не нравится мне все это, все больше и больше не нравится!
На некоторое время воцарилось тревожное молчание.
- Так, слава Богу, что-то снова появляться начинает, - донеслось до ребят.
И действительно, сначала слегка изменилась освещенность, а затем парное молоко тумана вновь пошло клочьями, и сквозь эти клочья проступила земля внизу и небо вверху. Под ними от горизонта до горизонта простирался огромный город, а от тумана не осталось даже воспоминаний: хоть они и вышли из него только-только, он исчез, словно дурной сон, словно быстро забывшееся воспоминание. А может, он возник только на короткое время? Андрей окинул взглядом развернувшуюся панораму, и сердце его вновь кольнуло острейшее узнавание: город перечерчивала почти пополам широкая лента полноводной реки с многочисленными лентами притоков, впадавшая в синюю, сильно изрезанную губу, переходящую в морскую гладь до самого горизонта к северо-западу. Сами кварталы города, особенно центральная его часть, казались знакомыми ему даже лучше, чем кварталы совсем недавно оставленного за бортом города его раннего детства, Донецка, - это, несомненно, был Ленинград. Ничем иным он просто не мог быть: вот Исаакий, вот стрелка Невского с полумесяцем Казанского собора, вот огромный комплекс Зимнего дворца… вот Медный всадник… вот Спас на крови… вот Михайловский дворец… вот Летний сад. Почему-то в сознании Андрея тут же появилась уверенность, что он видел и какой-то другой Летний сад, какой-то неправдоподобно-большой, и по нему он долгое время скакал на белом коне и кого-то преследовал. Откуда это? Он и на коне-то ни разу не сидел, не то, что галопом скакать! Опять – чужая память! В довершение описания, как и в загадочной истории с Донецком, город этот отнюдь не походил на спящее королевство: машины ездили, пароходики плыли, фигурки людей двигались, дымы из труб ТЭЦ и заводов поднимались к небу, либо стелились над городом, в общем, совместные усилия ребят дали тот же результат, что и индивидуальная магия Андрея: фрактальный коридор рассинхронизации вновь прекратил свое существование то ли в тумане, то ли при выходе из него. Наученные прежним опытом, ребята, не дожидаясь, когда Ирудрана выкажет желание избавиться от лишней влаги и электрических зарядов в своем физическом теле – грозовой туче, которая возникала, как только переставал действовать фрактальный коридор, - начали восстанавливать неподвижность окружающегося мира, затем, когда он поменял свой цвет и освещенность, переглянулись.
- Ну, и как это понимать? – посмотрел Андрей на Аню, - снова загадочный туман, и снова мы оказались совсем не там, где должны были оказаться, согласно маршруту. Ну ладно, Донецк как-то еще можно объяснить, допустив, что сбились с пути в тумане, все же там не так далеко, хотя, по логике должны были быть сначала Львов и Киев, но Ленинград – это уже совсем из ряда вон! Мы же после Донецка, дай бог, всего полчаса летели, и если даже допустить, что с курса в тумане сбились, то в Питере при такой скорости никак не могли очутиться! Тем более, это такой зигзаг!
- Я думаю, - сказала Аня, - что-то с миром произошло! Не случайно возникла срочная необходимость в нашей особой миссии. Я ведь не выдумала ничего, и тут вовсе не моя блажь, как ты, по-видимому, до сих пор считаешь. Это прямое указание… ну, скажем, из Центра…или из Космоса… или от Господа Бога. Похоже, дело действительно не терпит отлагательства. Мне кажется, зоны тумана – это зоны какой-то деструкции материи, вплоть до исчезновения или искажения пространства-времени. В результате в зоне тумана мы как бы выскакиваем из мира, а затем вновь в него возвращаемся, но совсем не в то место, где мы должны, согласно маршруту, оказаться. Пространство словно бы съедается, и мы сразу перескакиваем. Кажется, физики называют это явление (до сего момента чисто теоретическое) «кротовыми дырами». Вот, правда, почему сначала Донецк, а потом Ленинград – пока не ясно.
- Так что же получается, - Андрей в страхе огляделся вокруг, - значит огромные участки планеты, вместе с лесами, полями, городами и людьми взяли и исчезли?!
- Можно и так себе это представить, но интуиция подсказывает мне (разумеется, без объяснений), что, к счастью, это не совсем так. Словно бы эти зоны исчезновения пространства-времени только для нас с тобой реальны, возможно, и еще для кого-то продвинутого, но в дальнейшем в эту картину будет вовлекаться все большее и большее количество людей, пока, после перехода некой критической массы, это не станет всеобщей реальностью…
- Ты хочешь сказать, - задумчиво произнес Андрей, - что люди, оказавшиеся в зоне тумана ничего необычного не видят и не чувствуют? Но ведь мы-то вполне реально ощутили эффект  этого «поглощения», мы же действительно перепрыгнули Бог знает куда!
- Не знаю, как это объяснить понятнее, это мне сейчас надиктовывают оттуда, - показала Аня пальцем наверх, - и я сама не анализирую информацию. На основе того мировоззрения, с которым ты проснулся два дня назад, тебе должно быть известно, что мир, в том виде, в котором все его знают и ощущают, реален не абсолютно, это как бы ДОГОВОР сознаний всего человечества, и если условия договора изменятся, то изменится и реальность. А как она будет выглядеть в этом случае, никто не знает. Но дело в том, что на первом этапе изменения ДОГОВОРА и, соответственно, изменения картины реальности, новый образ мира может стать реальным лишь для небольшого круга сознаний, которые не только будут видеть его иначе, но и станут существовать по новым законам, в то время, когда остальные будут воспринимать его еще по-старому. Но, как только количество этих, воспринимающих по-другому людей дорастет до критической массы, то новая реальность станет реальностью для всех. Это можно сравнить с эффектом перенасыщенного раствора: в такой-то момент достаточно маленькой крупицы, чтобы началось массовое выпадение кристаллов.
- Или эффект сотой обезьяны, - усмехнулся Андрей. - Я знаю об одном эксперименте японцев (похоже, эта информация также пришла из «вставки»), что как только сто обезьян на небольшом острове научилась мыть сладкий батат, как сразу все обезьяны этого острова также начали это делать, хотя им никто ничего не показывал. Ну, ясно, о чем-то подобном и Кастанеда писал. Значит, ты все же думаешь, что с точки зрения всего человечества глобальной катастрофы не произошло?
- Мне передают, что пока нет, но может произойти… если мы не сделаем того, ради чего летим на Алтай. И еще, я сейчас ощутила, что в Провиденциальном плане наметилось что-то вроде бифуркации, хотя в мире это еще не проявилось, и сейчас именно от нас, двух потомков Меровингов, зависит то, по какому пути будет разворачиваться сценарий: по пути Светлых или по пути Темных…ты знаешь, мне диктуют, что есть еще какая-то третья сила, хотя совершенно не понятно, что это такое…
- Ладно, - сказал Андрей, - не будем ломать голову, думаю, со временем придут ответы и на эти вопросы. Меня сейчас больше мучает другой вопрос, почему именно на нас с тобой возложили такую миссию, неужели более достойных претендентов не нашлось? Ты скажешь, именно для этого какие-то Высшие сущности наделили нас столь необычайными способностями. Но почему именно нас?
- Ты знаешь, - сказала Аня, мне кажется объяснение такое: если в сплошной толпе подбросить камень, то он обязательно упадет на чью-то голову, и почему именно на Иванова, а не на Сидорова, никто не знает. Образ идет такой: почему-то именно мы с тобой стали тем конкретным ключом, который может открыть именно ту, конкретную дверцу. Если бы была другая дверца, был бы и другой ключ. Ничего более конкретного сказать не могу, так на данный момент выпали карты судьбы.
- Все ясно, - вздохнул Андрей, - не ясно только, что это за дверь такая, и как этот ключ поворачивать, если уж другие ключи не подходят. А впрочем, я не настаиваю, если не можешь сказать, то не говори. По крайней мере, я убедился, что действительно в мире происходит что-то зловещее, и это мне все больше и больше не нравится. Но ты мне скажи, что теперь делать, если нас занесло в район Ленинграда?
- Думаю, Ирудрана с Зунгуфом вновь откорректируют маршрут, и мы полетим дальше.
- Ну и что, они уже один раз корректировали, и в результате мы очутились над Питером. А если в следующий раз мы окажемся над Нью-Йорком или над Токио? Или вообще над Северным полюсом? Если мы оказываемся там, где, согласно маршруту и времени полета, мы вообще не должны оказаться, то где гарантия, что мы вообще долетим когда-нибудь до этой Белокурихи? Если мы по идее все время должны лететь на юго-восток, а оказываемся то на юге, то на севере?
- Конечно, гарантий никаких, - вздохнула Аня, - но думаю, Силы Света, которые и сподвигли нас на выполнение Миссии, не допустят такого развития сценария.
- Сценарий, сценарий, - пробормотал Андрей, - где-то это слово повторяли постоянно, и оно носило какой-то иной смысл. Но это тоже из другой жизни. Ладно, что нам Ирудрана скажет, может он вообще откажется лететь, если каждый раз не ясно, куда мы летим, и долетим ли. Может, Алтая теперь вообще на карте нет! А вдруг в этом месте такой же, аннигилирующий пространство и время, туман, пусть даже только в нашем восприятии, если верно то, что ты говоришь!
- Дело в том, - сказала Аня, - что именно это место останется в неприкосновенности даже в том случае, если туман поглотит весь земной шар. А почему, как и многое другое, сказать не могу, когда-нибудь сам узнаешь. А об Ирудране, думаю, волноваться не стоит, в настоящее время его отпустили муки совести, и он будет делать все, о чем я попрошу, лишь бы они не вернулись снова. Эй, Ирудрана, - крикнула она в головную часть тучи, - снова казус получился, что думаешь дальше делать?
- А я откуда знаю? – отозвался Ирудрана, - это вы мне должны сказать, что делать, если вы заказчики и такие умные! А поскольку я, можно сказать, астральная туча, то мне все равно куда лететь. Конечно, можно снова попросить Зунгуфа маршрут скорректировать, но где гарантия, что окажемся там, куда лететь наметили?
- Ну, возможно, этот туман все же последний, - сказала Аня, однако в голосе ее все же не было уверенности.
- Что-то мне подсказывает, что не последний, - уловил Ирудрана ее настроение, - где гарантия, что вообще прилетим? Хотя, как я сказал, туче все равно, куда лететь, и ветру все равно, куда дуть, так что будем лететь столько, сколько скажешь. Главное, чтобы вам самим не надоело.
- Ну, и славно, - сказала Аня, - будем лететь, сколько потребуется, а то, что мы когда-нибудь долетим, я не сомневаюсь, иначе бы Силы Света не возложили на нас эту Провиденциальную Миссию. В крайнем случае, если снова не там окажемся, возможно, какая-то закономерность выяснится, пока слишком мало информации. Ну и потом, мы все-таки хоть и зигзагами летим, однако же, к Алтаю приближаемся, а не удаляемся… пока.
- Хоть это утешает, - отозвался Ирудрана, - сами-то можете объяснить, что это за явление природы такое?
- Объяснить – вряд ли, - взял на себя физическую сторону вопроса Андрей, а вот назвать этот феномен, наверное, можно. Очевидно, по некоторой причине, возникает разорванность доселе недискретного пространственного поля, и, попадая в эту щель, в дальнейшем оказываешься не там, где должен оказаться. Вопрос в том, почему именно сначала над Донецком, потом над Питером? Вот это пока не ясно, слишком мала статистика, но думаю, что это вопрос случайных чисел, в этом случае, почему выпадает то или иное число, предсказать невозможно. А может, все и по-другому объясняется…
- Ладно, - проворчал Ирудрана, - будем снова маршрут корректировать. Эй, Зунгуф…
- Знаешь, - сказал Андрей мечтательно, пока Ирудрана с Зунгуфом обсуждали создавшееся положение, - я бы сейчас с удовольствием домой слетал, посмотрел, как там дома дела, соскучился уже, ведь почти все лето в этом захолустье проторчал. Прошелся бы по Невскому, по Фонтанке… или нет, лучше в где-нибудь в своем районе.
- А тебе не будет неприятно ходить среди этого спящего королевства? – посмотрела на него Аня, - увидеть своих родных в виде застывших статуй?
- Ну, во-первых, они будут еще спать, если, конечно, время везде одинаково остановилось. А это не так тяжело наблюдать, спят, себе, и спят, словно в обычном мире. А что касается всего остального города, то даже интересно, мы до сего момента остановленный мир видели только в наших комнатах, да в саду, а тут – совсем другой масштаб. А потом, в этом состоянии можно зайти куда угодно, куда раньше не мог зайти…
- Конечно, - в тон ему продолжила Аня, - например, в ювелирный магазин, распространить фрактальный тоннель на прилавок и набить полные карманы золотыми украшениями… или, допустим, в банк, и набрать денег сколько вздумается…
- Да ты чего? – вытаращился на нее Андрей, - серьезно, что ли? – тут он поймал себя на том, что подобная мыслишка, таки, забралась в его сознание, разумеется, это была всего лишь фантазия, никогда бы его совесть не позволила сделать ничего подобного… ну, разве что, как эксперимент, совсем немного! Нет, нет, это – соблазн, в конце концов, у любого бы возникла подобная мысль, окажись он в аналогичной невероятной ситуации, и это искушение дьяволом он бы, несомненно, преодолел… Иисуса, вон, дьявол тоже искушал. Нет, если именно его Силы Света назначили на роль Спасителя, он должен даже в мыслях своих быть непогрешим! – ни о чем таком я и не думал, - закончил он фразу, правда, не очень уверенно.
- Не думал, так не думал, - усмехнулась Аня, - нет, Андрюша, мне кажется, сейчас не время отвлекаться, а то мне тоже захочется в Москву слетать, посмотреть, как у нас дома дела.
- А что, - сказал Андрей, - если мы все равно в другом, своем времени путешествуем, то, какая разница, мир-то все равно для нас остановлен. Значит, ничего с ним за доли секунды его собственного времени не может произойти, и торопиться нам, особенно, некуда. Так что, если тебе вдруг домой захочется слетать, так что ж тут такого, я не возражаю. Правда, если лететь по прямой до Алтая, то Москва несколько в стороне оказывается, но, учитывая сюрпризы последнего часа полета, почему бы нам и над Москвой не очутиться? Собственно, как и над любым другим городом…
- Нет, ты серьезно насчет высадки? – перестала улыбаться Аня.
- А что, для внешнего времени наша экскурсия в 15-20 минут вообще неуловимая доля времени, если мы даже движение молнии восприняли как движение улитки. Кстати, я бы хотел показать тебе свой район, свой дом, свою квартиру и школу, мне давно уже размяться хочется, засиделся я в паровом кресле. Для Ирудраны доставить нас в мой район – секундное дело, это на Пискаревском проспекте, в районе больницы имени Мечникова и молокозавода. Еще там поблизости Пискаревское кладбище и железная дорога, так что, думаю, ориентиров – достаточно. Отсюда уже хорошо Охтинский мост проглядывается, такой двухэтажный, цельнометаллический, а там уже совсем недалеко.
Ну, хорошо, давай слетаем, - неуверенно сказала Аня, - действительно, для внешнего времени это ничтожная задержка. В конце концов, если уж мы, сами того не ожидая, над Ленинградом оказались… эй, Ирудрана, - крикнула Аня в головную часть, - ты не мог бы переместиться туда, за Охтинский мост, Андрей тебе покажет!
- Как скажешь, хозяйка, - отозвался бывший динозавр, - я так понял, вы прогуляться задумали?
- Андрей хочет мне свой дом показать, раз уж мы здесь очутились. Ты нас в район больницы Мечникова доставь, а там мы уж сами слетаем. Ты не беспокойся, мы не надолго.
- Да я и не беспокоюсь, я же говорил, облаку все равно, куда лететь. Мне главное, чтобы должок зачелся, а куда лететь – сами решайте.
Астральное облако двинулось в направлении, указанном Андреем, и буквально через несколько минут зависло над благоустроенным пустырем, расположенным между корпусами больницы и широким проспектом, вдоль которого тянулась череда неинтересных девятиэтажных домов, водном из которых на углу с Бестужевской улицей жил наш герой.
- Да, - сказала Аня, - малоинтересный район. Я себе Ленинград по-другому представляла. В моем Зарядье куда живописнее. А впрочем, окраины везде одинаковые. Ребята остановили Ирудрану, взлетели со своих мягких кресел, совершили круг и стали неторопливо снижаться неподалеку от дома по адресу Пискаревский 39, где проживал Андрей.
- Не улетит, как думаешь? – тревожно посмотрел он вверх, где зависла туча в форме диплодока, невидимая никому, кроме наших героев. Впрочем, и они сами были теперь незримы для окружающих.
- Да что ты, - махнула рукой Аня, - я же тебе говорила, он лицо заинтересованное, если бы он таковым не являлся, разве бы он нас куда-то повез!
- Да я понимаю, это так, на всякий случай. Вот интересно, если бы снова время запустить, как бы отец и бабушка отреагировали на мое появление? Да нет, шучу, - добавил он, увидев, что Аня сдвинула брови. – У меня пока еще все дома, я просто представил себе, что было, если бы мы не в дверь вошли, а через окно влетели. Бабушка наверняка уже проснулась и завтрак готовит, а отец, скорее всего, спит еще, сегодня же суббота, выходной. Кстати, давай так и сделаем, мы на восьмом этаже живем, в угловой квартире, вон наши окна. Если обычным путем подниматься, то это надо по ступенькам, лифт-то не вызовешь, а синхронизировать потоки мне совсем не хочется, я не знаю, на какое количество остановок времени у меня энергии хватит, такое впечатление, что она на исходе, а сколько на восстановление понадобится – понятия не имею. Давай, я тебе мою квартиру покажу, потом, может, немного по улице пройдемся, в мою школу зайдем им обратно, на облако. Просто… Бог знает, когда еще домой попаду и попаду ли. Хочется на всякий случай простится со всеми. – Андрей, увидев родные места, расчувствовался, в горле его стоял ком.
- Хорошо, давай, - сказала Аня, - только постараемся не задерживаться, помни, наша миссия возможна только в определенные сроки, пока на нас сошлись все зодиакальные лучи космической линзы. Потом будет поздно, мы перестанем быть тем ключом, который подходит к нужной дверце.
- Ну, так и что, - усмехнулся Андрей, - эти сроки-то для земли законсервированы…
- Для земли, но не для нас с тобой, - сказала Аня, - тут учитываются все временные потоки Шаданакара.
- Вообще-то, - улыбнулся Андрей, когда они подлетали к его дому, - тут не так убого, как вначале кажется. Конечно, от центра далековато, но и погулять есть где, и станция электрички рядом, - двадцать минут, и ты за городом. Я лично на окраине жить привык, мне центр и даром не нужен, а тут простор, воздух… ну, вот и мой балкон… ой, что-то тут не так. Странно, - через некоторое время продолжил Андрей, когда они зависли над балконом, - чего это они какие-то коробки и банки на балкон навалили, мы никогда его так не захламляли, а это еще что такое?
К стене были приставлены маленькие детские лыжи для детсадовского возраста.
- Может, это твои, старые, на балкон вытащили, - неуверенно посмотрела на Андрея Аня.
- Да не было у меня в этом возрасте лыж, а мои в кладовке стоят, в три раза больше, чем эти, и брата с сестрой у меня нет.
Андрей с удивлением рассматривал балкон.
- Надо же, - сказал он, заглянув в окна, глухо занавешенные непрозрачными шторами, - и шторы новые повесили. У нас только прозрачные портьеры висели! С чего это вдруг? Отец с мамой никогда не любили глухие шторы, может, они с бабушкой ремонт затеяли, пока мы с мамой в Трускавце? Так ведь, вроде, не собирались…
- Может, - сказала Аня, - ты все же балкон перепутал? Бывает иногда.
- Да где, перепутал! Угловой балкон, предпоследний этаж, и дом тоже угловой! С закрытыми глазами не перепутаешь. Ты еще скажи, что это не Ленинград!
- Если следовать здравому смыслу, то не Ленинград, - усмехнулась Аня, - мы, по идее, никак здесь очутиться не должны были.
- Ладно, - сказал Андрей, - мало ли что они могли на балкон сложить, а лыжи, может, кто-то из родственников или знакомых привез. Давай, в квартиру зайдем, как-то странно все это.
Балконная дверь была закрыта, тем не менее, ребятам не составляло никакого труда просочиться сквозь окно и глухую штору, а через пару мгновений они оказались в квартире Андрея. Это была комната его родителей. Там царил полумрак, однако ребятам, находящимся внутри фрактального коридора было все прекрасно видно, поскольку окружающее они воспринимали не в отраженном солнечном свете, а в реликтовом астральном самосвечении.
- Ой, - смущенно пробормотала Аня, тут же покрываясь краской, - кажется, пока вы с мамой в Трускавце отдыхаете, твой папа с любовницей… как неловко получилось!
На большой двуспальной кровати, разметавшись на смятой постели в перегретой от летней жары комнате, застыли в остановленном сне обнаженные мужчина и женщина.
- Да, неловко, - многозначительно посмотрел Андрей на Аню, - только это не мой отец, а значит и не его любовница. Это совершенно посторонние люди, и я их даже никогда раньше не видел у нас в доме. Что же они в моей квартире делают?
- Может, - предположила Аня, - это какие-то незнакомые родственники, и приехали погостить, а твой папа им свою комнату уступил. Или это какие-то недавние знакомые?
Не говоря ни слова, Андрей, машинально держа Аню за руку, проследовал через комнату, просочился сквозь закрытую дверь, затем, минуя маленький коридор, так же сквозь закрытую дверь, прошествовал в свою комнату. Предположение Ани не оправдалось: ни папы, ни бабушки в соседней комнате, которая принадлежала Андрею, не было, а в уютной детской кроватке спала совершенно незнакомая белокурая девочка лет четырех. Третья комната оказалась совсем пустой, как, впрочем, и кухня, и ванная, и туалет. Больше помещений в квартире Андрея не было. Когда закончилась эта молниеносная экскурсия по закрытым комнатам квартиры семейства Даниловых, Аня растерянно и сочувственно сказала:
- Может, твои отец и бабушка куда-то уехали, а квартиру предоставили неизвестным тебе родственникам или знакомым. Видишь, это явно молодая семья.
- Все это могло быть и так, - в упор посмотрел Андрей на Аню, - если бы не маленькое обстоятельство: здесь стоит чужая мебель, а от нашей и следа нет, только газовая плитка от прежней квартиры осталась. И ради Бога, не убеждай меня, что я перепутал квартиру, это наша квартира, но только словно бы после ремонта и смены мебели, да еще, как ты проницательно заметила, здесь живут другие люди, которых я вижу впервые. А я-то хотел тебе свои книги показать, свои диски… мой папа в прошлом году в Финляндии был, и настоящие диски Битлов привез… фирмы Эппл, и еще многое другое. И что же теперь делать, как понимать? Ведь не мог же папа без нашего с мамой ведома квартиру поменять? Он всего неделю, как из Трускавца вернулся, ему на работу было надо. У тебя есть версии?
Аня, казалось, была растеряна не меньше Андрея:
- Единственное, что приходит в голову, - сказала она, подумав, - разумеется, если у тебя не горячка от слишком больших знаний, и не склероз от паранормальных способностей, что это нечто из разряда тех же явлений, что и загадочный туман, и непонятные сбои курса. Пока никаких версий у меня нет.
- И у меня нет, - убито признался Андрей, - и «вставка» моя, проклятая молчит! Когда что-то по-настоящему надо объяснить, так она молчит!
- Так что, - спросила Аня, - На Ирудрану возвращаемся? Тут, мне кажется, уже делать нечего, это – уже не твоя квартира…
- И то верно, - пробормотал Андрей, - хоть теперь вообще домой не возвращайся! Слушай, давай все-таки вниз спустимся, осмотримся. А вдруг, какая разгадка придет?
- Ну что ж, - вздохнула Аня, - раз уж мы здесь очутились…
Ребята вернулись на балкон, и, словно на парашютах медленно спикировали на перекресток Пискаревского проспекта и Бестужевской улицы. Можно сказать, на улице было достаточно оживленно для этого времени, если такое выражение справедливо для остановленного кадра. Неприятное ощущение спящего королевства целиком охватило ребят, поскольку в Трускавце они толком не успели проникнуться этим чувством, а с высоты километр-полтора, на которой происходил полет, эффект остановленного мира вообще не воспринимался. Итак, ребята словно бы попали внутрь голографической фотографии (хотя во времена детства Андрея о голографии еще почти ничего не знали), где естественными казались только дома и деревья, а остальной мир был словно бы выхвачен из движения. К тому же, не распространяя фрактальный тоннель далеко впереди себя, ребята свободно проходили сквозь любую преграду, возникающую на пути, даже не почувствовав, что они проходят сквозь твердые объекты, будь то стена, машина или человек.
- Ну, вот оно, спящее королевство, - сказал Андрей, рассматривая группу людей, «неподвижно» заходящих в трамвай на остановке, - так они и будут сюда заходить и десять и сто лет, правда, так этого и не поймут. Я вот все думаю, может, такое в мире уже было, если почти у всех народов есть сказки, где фигурирует спящее королевство со спящей принцессой во главе. Вот только, в связи с чем? Увы, вставка дает мне теперь только выборочную информацию, я уже приспособился, и почти всегда угадываю, когда она ответит, когда промолчит.
- Я знаю, когда она молчит, - задумчиво сказала Аня, - похоже, она молчит тогда, когда полученная тобой информация может помешать осуществлению нашей миссии. Никто не знает, какая именно эта информация, на первый взгляд она может и не иметь к миссии никакого отношения,  но только на первый. Кстати, а я и не знала, что у вас в Питере такие интересные трамваи ходят.
- Да, какие интересные, самые обычные… слушай, а действительно, какой интересный трамвай, я и не видел таких раньше, какой-то суперсовременный, заграничный что ли? НО откуда в Советском союзе заграничные трамваи? Наверное, пока я в Трускавце был, они в наши трамвайные парки поступили. Думаю, и у вас, в Москве, теперь подобные ходят.
Тем временем Аня, забыв о трамвае, внимательно оглядывалась.
- Тут не только в трамвае дело, - задумчиво произнесла она, - посмотри, когда я уезжала из Москвы, ни одной такой машины не видела.
И действительно, Посреди Пискаревского проспекта в остановленной динамике застыли машины, совершенно не похожие на те, к которым привык глаз Андрея и Ани: какая-то непривычная форма, совершенно новый дизайн, и, главное, это были не единичные, но преобладающие марки, и во всем, довольно плотном автомобильном потоке, попадались буквально единичные, знакомые глазу Москвичи, Победы и Волги с оленем.
- Как будто все заграничные, - пробормотал Андрей, - хотя, нет, вроде, наши, - добавил он, подойдя сначала к одной, затем к другой застывшим машинам. – Какие-то Жигули, я первый раз такую марку вижу. А вот, гляди-ка, написано «Волга», а я такую волгу впервые вижу, как американский лимузин.
И действительно, улицы были заполнены неведомыми Жигулями, ладами, абсолютно незнакомыми волгами и москвичами, среди которых даже попадались совсем уже экзотические Мерседесы, Вольво и Опели, при этом так же совсем не похожие на те, которые попадались Андрею на страницах журналов, которые папа привез из поездки в Финляндию. Папа бредил автомобилями и даже стоял в очереди на Москвича.
Осененные одной и той же догадкой, ребята стали разглядывать людей, и действительно, все они выглядели как-то не так: другой покрой одежды, другая обувь, другие материалы, другие прически и даже, как показалось Андрею, другие лица. Хотя нет, это было, скорее, связано с общим впечатлением от причесок и одежды, он вспомнил, что в старых фильмах лица тоже кажутся другими, но тут все дело в господствующем стиле.
- Похоже, - первая нарушила молчание Аня, - мы в будущее угодили. Правда, не ясно, на десять, двадцать, тридцать лет вперед. Смотри, что это за майки с надписями на английском, и какие-то техасы потертые…
- Это не техасы, это джинсы, - сказал более компетентный Андрей, - и гляди ка, старики на самом деле мало изменились, а вот молодежь черти во что вырядилась: штаны мешками, ботинки какие-то интересные, кеды – не кеды, не поймешь! И главное, почти все – в иностранном! В наше время такого не было. Не могло же так все измениться, пока мы в Трускавце отдыхали.
- Это будущее, - повторила Аня, - и что же теперь делать?
- Что делать… - взвизгнул Андрей, до которого только сейчас вся чудовищность произошедшего, - а я знаю, что делать? Я что ли тебя в этот поход, непонятно куда и зачем затянул? Ты мне сказала, что если рассинхронизировать временные потоки, то внешний мир останется в том мгновении, в которое мы его покинули, и, значит, наши мамы до нашего возвращения не проснутся, и ни о чем не будут подозревать! Что же выходит, я думал, что на земле и секунды не прошло, а выяснилось, тут десятилетия миновали, и наши родители нас больше никогда не увидят… по крайней мере, в своем в своем времени. И что ты мне насчет этой дурацкой миссии заливала? Пожалуйста, люди, как люди, никакой ядерной пустыни, никакого конца света, все спокойно идут по своим делам и, похоже, не ведают ни о каком апокалипсисе, который, по твоим расчетам, должен был уже много лет назад произойти. Ты же говорила, что с человечеством нечто ужасное уже в ближайшее время произойдет, если мы какую-то там дверцу в каморке папы Карло не откроем! А теперь, выходит, катастрофа не с человечеством произошла, а с нами, с нашими родителями, которые, считай, детей лишились! И ничего бы этого не было, если бы мы в этот дурацкий полет не отправились!
Андрей, как девочка, разрыдался и уселся на асфальт, закрыв лицо руками, хотя, такая реакция больше бы подошла Ане.
- И куда нам теперь возвращаться? – всхлипывал он, размазывая слезы по лицу, - как видишь, в моей квартире совсем другие люди живут! Значит, наши давно отсюда переехали… или даже умерли! О Трускавце я уже молчу…
- Послушай! – Ане, несмотря на непредвиденный удар, все же удавалось держать себя в руках. – Ну, успокойся, что ты, как девчонка! Не стыдно тебе? Я же не реву, хотя в том же положении, что и ты! Похоже, не все так однозначно…
Андрею стало стыдно своей истерики от обрушившегося на них удара, который Аня перенесла не в пример ему, куда достойней.
- Что означает «не так однозначно»? По-моему, однозначнее не придумаешь, возможно, наших родителей и в живых уже нет, ведь даже не понятно, какое это время! Семидесятые? Восьмидесятые? Девяностые?
- Во-первых, - начала Аня, - мир действительно остановлен, но у меня ощущение, что это не совсем будущее…
- Что значит «не совсем будущее»? Это что, вроде «немного родиться» и «чуть-чуть умереть»? Может быть либо прошлое, либо настоящее, либо будущее! Что это не настоящее и не прошлое, – по-моему, медицинский факт, остается будущее. Пока только не ясно, какое.
- Ну, это можно выяснить, - сказала Аня, - где-то ведь наверняка можно дату подсмотреть, допустим, где-нибудь в магазине висит календарь на текущий год. В наше время везде лозунги развешивали, скажем, шестьдесят пятый год – определяющий год пятилетки… или решающий… что-то я запуталась…
Андрей машинально посмотрел на вылизанное административное здание с развивающимся красным флагом над входом и на крыше, расположенное невдалеке от ребят на противоположной стороне Пискаревского проспекта. Андрей знал, что здание это называется Исполкомом Калининского района, и на крыше его, неоновыми буквами, помимо стационарного «Слава КПСС!», обычно всегда сиял какой-нибудь лозунг, сменяющийся время от времени, что-нибудь вроде припомнившегося Ане решающего или определяющего года пятилетки. И действительно, чутье не подвело его. Несмотря на то, что на фасаде исчез портрет Брежнева, «Слава КПСС» все же осталась, а под ней более скромными неоновыми буквами было выведено «1985 год – год перестройки, гласности и ускорения!»
- Ну, вот и выяснили, - убито пробормотал Андрей, - сейчас 1985 год, за два часа нашего полета пролетело двадцать лет, и сейчас в нашей стране на повестке дня какая-то перестройка, гласность и ускорение! А где мои родные, и как они теперь выглядят – одному Богу известно.
- Погоди ты нагнетать! – снова одернула его Аня. –  У меня такое чувство, что это не единственное будущее, а один из его вариантов, некая обратимая реальность. Все зависит от того, как мы выполним свою миссию! Это – не полнокровное будущее, это фантом, который, возможно, только мы и способны воспринимать. Похоже, это тоже как-то с туманом связано, похоже, он не только пространство, но и время аннулирует. Жалко мы в Донецке не догадались спуститься, интересно, какой там год был час назад. Мне кажется, если уж мы решились на столь фантастическое предприятие, вооруженные столь же фантастическими способностями и возможностями, то и события в перспективе нас ожидают самые фантастические, в том числе и необъяснимые феномены с пространством и временем. И нельзя поддаваться панике, я уже говорила тебе, что наблюдаемое нами, справедливо только для нас, поскольку мы стали способны видеть иной пласт реальности. Нужно только не унывать, верить в успех и не впадать в панику по любому пустяку…
- Ничего себе, пустяк! Двадцать лет куда-то испарились, словно кто-то над реальностью надругался!
- Ну а ты, когда мир остановил, и фрактальный коридор сформировал, разве не надругался над реальностью? Раз уж пошли такие парадоксы с пространством и временем, ничему нельзя удивляться, а страх и паника только погубят наше дело.
- Но откуда у тебя такая уверенность, что это не единственное будущее, а один из фантомов? - уже успокаиваясь, сказал Андрей, - я ведь тоже имею свой сверхъестественный источник информации, и он у меня молчит.
- Если бы у нас с тобой все было одинаково, - пожала Аня плечами, - зачем тогда нас для общей миссии соединили? Наверное, чтобы мы друг друга дополняли, а не дублировали, и не для того, чтобы вдвоем веселее было!
- И все же ты не сказала…
- Пока это бездоказательно, просто уверенность, такая же, как возникает у тебя, когда ты получаешь информацию из «вставки», но мне, почему-то, кажется, что если мы внимательно осмотримся вокруг, то этому будет какое-то подтверждение.
- Если бы знать, какое, - почти уже успокоился Андрей, - ладно, пойдем, прогуляемся, вдруг действительно что-то необычное увидим… хотя тут и так все необычно, дальше некуда.
Ребята двинулись по Пискаревскому проспекту в сторону центра, внимательно оглядываясь вокруг, хотя было совершенно непонятно, что могло подтвердить Анину версию в этом остановленном кадре, все и так выглядело призрачно и проницаемо, тем более в иной световой гамме со смещением в фиолетовую часть спектра, словно окружающая реальность была заснята на специальную фотопленку.  Уже одного этого хватало для того, чтобы мир вокруг казался чьим-то чудовищным подлогом, но, судя по всему, искала Аня нечто другое, пока непонятное Андрею.
Минут пятнадцать они шли вдоль Пискаревского проспекта, не замечая ничего подозрительного, затем Андрею показалось, что у него начало рябить в глазах, он остановился, протер их – нет, это не была аберрация, - словно откуда-то из-за ширмы, на которой застыла бутафорская реальность, вглубь нее стали проникать быстро расширяющиеся и множащиеся ленты. Словно разделительные лучи пробивались сквозь мир, оказавшийся миражом, фатамарганой. Вскоре Андрей разглядел, что все эти быстро расширяющиеся ленточки содержат свои фрагменты реальности, которая быстро заменяла ту, что совсем недавно окружала, и казалась единственной. Вначале эта фрагментарная новая реальность только угадывалась, но вскоре она уже преобладала, и не прошло и десяти минут, как она полностью сменила прежнюю. Хотя… Андрей в растерянности огляделся вокруг: вроде бы ничего и не изменилось, те же люди, застывшие в движении, те же машины, те же дома… Андрей удивленно посмотрел на Аню:
- Ты что-нибудь понимаешь?
- Погоди, - Аня внимательно оглядывалась вокруг, - ага, точно! Ты помнишь «Веселые картинки» или «Мурзилку»? Там иногда печатались шарады под названием «найди десять отличий». На первый взгляд картинки совершенно одинаковые, но потом выясняется, что совсем даже не одинаковые.
Андрей начал вертеть головой, - и правда, что-то изменилось, вроде бы и дома те же, и общий вид района не изменился, но вот только что рядом с ним стояла озабоченная тетка с авоськой, а теперь ее уже нет, да и вообще, кажется, публика сменилась. Хотя, нет, вот эту девушку в футболке с надписью «Кэмел», с забавным верблюдом среди пальм, он видел, да-да, но у нее только что были волосы подстрижены, а сейчас – ниже лопаток. Странно, что-то сохранилось в неизменности, кое-кто из людей остался, где был, а кого-то нет: то ли вообще исчез, то ли где-то в другом месте находится. Вроде бы и стиль одежды сменился… хотя, нет, одни фигурки исчезли, другие – появились, вот тебе и отличия в стиле! Не все же носят одно и то же, пожалуй, радикальной смены моды не произошло. Возможно, машины несколько другие, но трудно судить, машины не бывают абсолютно одинаковыми уже через секунду. А, вот еще что! Трамвайные пути исчезли. Что бы это значило?
- Теперь понял? – в голосе Ани слышалось облегчение.
- Понял, - почесал затылок Андрей, - произошла как бы смена кадра, только, что от этого изменилось? Это называется: шило на мыло поменяли. Если бы я пару человек рядом с собой не запомнил, то и не отличил бы то, что было, от того, что стало. А, ну да, трамвайные линии зачем-то убрали, кому трамваи мешали – не понятно.
- Дело не в том, что шило на мыло поменяли, дело в том, что мы увидели два варианта развития событий.
- А какая разница в том, что раньше здесь эта сердитая тетка стояла, а теперь ее нет, что это принципиально меняет?
- Мы же не знаем, чем отличается этот вариант событий в стране от того, для этого бы пришлось газеты почитать, телевизор посмотреть в том и другом альтернативных вариантах, а так, утренняя бытовая картинка на этом пятачке может быть практически идентичной в любой из множества глобальных альтернатив. Так что тут важно, что сама смена кадра произошла. Кстати, кое о чем уже можно судить, например, о том, что в этой альтернативе власти по какой-то причине решили отказаться от трамваев. А, ну вот еще, - девочка указала рукой на исполком, - видишь, лозунги сменились.
И действительно, на здании, где только что фигурировал лозунг о какой-то перестройке и ускорении, и отсутствовал привычный портрет генерального секретаря, на этот раз таковой появился: на Андрея глядело незнакомое лапидарное лицо какого-то вождя с добрыми глазами, глядящими в светлую даль, а лозунг потерял слова «перестройка» и «ускорение», и обошелся милой сердцу привычной формулировкой о том, что все, что намечено партией, выполним в срок. Исчезло также упоминание о текущем моменте, и было не ясно, какой нынче год на дворе. На это Андрей обратил внимание вслух.
- Думаю, тот же или где-то рядышком, - задумчиво произнесла девочка, - дух эпохи практически не изменился, и, главное, те люди, которые сохранились и в первом и втором дублях не помолодели и не состарились. К тому же ни время года, ни время суток не изменились.
- Да, это так, - сказал Андрей, - вот только почему, раз уж мы на двадцать лет перескочили, могли бы и в ночь, и в зиму угодить, и тогда, что бы мы делали в летних рубашечках? Хотя, ничего бы не произошло, нас бы фрактальный тоннель защитил. Ладно, бессмысленно на эту тему голову ломать, важно то, что мы оказались не в реальном мире, а в призрачном, где нам зачем-то демонстрируются варианты развития событий, хотя, какая разница в том и другом – не ясно. Ты что-нибудь понимаешь?
- Не больше твоего, может, остановка мира так повлияла? Но мне казалось…
Тем временем, пока шло обсуждение ситуации, картинка окружающего еще раз сменилась, и вновь ничего радикального в мире не свершилось: кто-то исчез, кто-то появился, и только сменившийся лозунг на исполкоме, призывающий граждан к укреплению дисциплины и бдительности, свидетельствовал о том, что курс партии и ее лидер снова поменялись.
 - Знаешь, - сказал Андрей с тяжелым сердцем, - мне кажется, надо убираться отсюда, ничего нового мы здесь больше не увидим. Похоже, так и будут эти слайды «найди десять отличий» сменяться, и, судя по всему, какие бы глобальные перемены в стране не происходили, на внешнем виде Пискаревского проспекта августовским утром 1985 года это никак не отразится.
Однако Андрей поторопился с выводами, и когда минут через пять в очередной раз сменился кадр (скорость смены каждый раз увеличивалась), улица, по непонятной причине совершенно опустела, не было уже ни жителей, ни машин, хотя «недвижимость» района вроде бы не претерпела заметных изменений, правда вдоль улиц появились тумбы с наклеенными на них газетами, как в эпоху февральской и октябрьской революций, но, не успели ребята дойти до ближайшей, чтобы выяснить, что бы могла означать эта пугающая пустота, как очередная смена кадра заставила из забыть обо всех предыдущих. Большинство домов, еще только что окружавших Аню и Андрея, оказались разрушенными, город лежал в руинах и всем своим видом кирпичных и железобетонных руин с торчащими ото всюду металлическими балками, напоминал чудовищную рану на теле земли.
- Война! – в один голос вскрикнули ребята, в ужасе забыв на секунду о бутафорской условности происходящего.
- Атомная война, - добавил Андрей, словно это что-то принципиально меняло, затем стиснул остолбеневшей Ане руку, - улетаем отсюда, я больше не могу на это смотреть!
- Да, да, - вышла из ступора Аня, - конечно, надо улетать, смотреть на такое просто нет сил. И все же, постарайся видеть в этом не чудовищную катастрофу, а просмотр вероятностей и возможностей. Помни, что все это лишь ноумены! Возможно, Провиденциальные силы намекнули на то, что от нас зависит, чтобы будущее не было таким, каким нам его показали.
Не дожидаясь очередной смены кадра, ребята взмыли в воздух, но взмыли, возможно, слишком быстро, поскольку Андрей на мгновение почувствовал дурноту и у него потемнело в глазах, когда же он пришел в себя, то увидел, что никаких руин под ними больше нет, и город выглядит обычно, но тут произошло очередное необычное явление. Прямо из воздуха соткалась циклопическая, прозрачная книга от горизонта до горизонта, полураскрытая в просмотре, когда из-под пальца страницы быстро сменяют друг друга, затем книга окончательно раскрылась на какой-то неведомой странице и осела на город, растворившись среди кварталов. Андрей посмотрел вопросительно на Аню:
- А это еще что такое?
- Может, нам показали книгу судеб? – неуверенно ответила Аня, - думаю, этот просмотр организовали специально для нас, видимо нам намекают, что именно от нас зависит, какое будет выбрано будущее. В любом случае, мы убедились, что это мираж, фатамаргана, и нет оснований для паники.
К этому времени ребята добрались до своего астрального облака, вид города под ними уже больше не менялся, и, погружаясь в мягкие объятья своего «туманного» кресла, Андрей подумал, что вел себя крайне глупо. Какой реальности он хотел, и по какому поводу убивался, если уже более суток пребывает в нереальном мире, в каком-то Питерпеновском Неверленде, и все, что он видел там, внизу, всего лишь продолжение остального. Поэтому и его собственная квартира, и картина родного города должны соответствовать тому, что происходит с ним сейчас: полету на облаке в форме допотопного чудища. Если бы он там, внизу обнаружил город в том виде, который он знал, а так же хлопочущую у плиты бабушку и спящего отца – вот это было бы удивительно. А  разве сам остановленный мир менее удивителен, чем чужие люди в его квартире, и сменяющиеся кадры реальности, словно кто-то огромный, неведомый их просматривает, какие-то одобряет, какие-то отбраковывает. Нет, не будет этому конца, и ничего уже от его воли не зависит, и если это и вправду Неверленд, страна невозможного, то тогда только невозможного и стоит ждать от дальнейшего путешествия.
- Знаешь, Анют, - после длительного молчания сказал Андрей, - теперь меня вот что интересует. Если мы путешествуем по какому-то призрачному миру, то каким образом сможем выполнить ту загадочную миссию, суть которой ты упорно не желаешь мне раскрывать? Как же мы сможем повлиять на реальность, которая вообще неизвестно, где осталась? То ли в Трускавце, то ли вообще на другой планете? Ведь ты же замахнулась, как какой-нибудь американский Супермен, на спасение человечества неведомо от чего! Ну, и как же мы будем его спасать, если все, что мы вокруг себя видим – фатамаргана, и мы с тобой нечто из той же оперы? Это же все равно, что выполнять какое-то ответственное задание, и вдруг проснуться и понять, что все это был только сон, и в реальности ничего не изменилось.
- Не так уж все однозначно, - сказала Аня, - сны нередко бывают вещими, где ты, чаще, правда, в условной форме и символическом образе, видишь грядущие события, и кто знает, а не потому ли, что ты видишь во сне то-то и то-то, события развиваются именно так и не иначе. И потом, я тебе уже намекала, что место, которое мы должны с тобой отыскать – особое, там определенным неведомым образом соединены все слои реальности, и материальной и ноуменальной, призрачной.
- Будем надеяться, - вздохнул Андрей, - что твои слова не очередной сюжет сновидения, и имеют к реальному миру хоть какое-то отношение. Ну что, летим дальше?
- Да, летим, - согласилась Аня, - куда только прилетим… ладно, не слушай меня, я ведь тоже не стальная, и меня тоже сомнения гложут, но, мне кажется, сам факт нашего нынешнего положения заключается в том, что мы должны лететь вперед, что бы нам судьба не подкидывала. В конце концов, откуда мы взяли, что вернуться в Трускавец теперь будет проще, чем найти ту, нужную нам точку на Алтае! Если все вокруг призрачно и условно, то и пут назад такая же условность. Ты не обращал внимания на то, что во сне практически никогда не удается прийти в нужное тебе место? Домой, например, или в квартиру, которую ты перед этим покинул? Похоже, это явление того же порядка. Эй, Ирудрана, ты заснул что ли? Просыпайся, мы уже возвратились, летим дальше!
- А, так это вы, - словно впервые заметил их облачный диплодок, - ну, удачно слетали?
- Нормально слетали, увидели, что хотели увидеть. Вы с Зунгуфом уже скорректировали дальнейший маршрут?
- Скорректировать то скорректировали, да толку-то что, - шумно вздохнул Ирудрана, - может, через час снова придется корректировать…
- Вот через час и будем гадать, - не стала поддерживать естественный пессимизм облака девочка, - а пока мы должны лететь так, словно не было никакого тумана. У нас все равно выбора нет.
- Выбор-то всегда есть, - проворчал Ирудрана, - вот только знать бы, где упадешь, соломки бы подстелил… ладно, летим на юго-восток, и будь что будет.
Андрей подумал, что неплохо бы, пока вновь не возникнет туман (а, может, он больше и не возникнет?), проконтролировать, насколько вектор полета действительно направлен на Алтай. Тут же из чудесной «вставки», которая давно уже не давала о себе знать, возникло знание того, что он сможет это сделать, и, сдвинув точку внутренней настройки, отчетливо увидел перед мысленным экраном подробную географическую карту СССР, с указанием населенных пунктов и деталей рельефа. Проведя мысленную черту от Ленинграда до Алтая, Андрей определил, что, если следовать по прямой, то, с небольшими погрешностями, по пути следования должны попадаться такие наиболее крупные города, как Вологда, Киров, Пермь, Тюмень, Омск. А впрочем, как сверху узнать, тот ли это город, или какой-то другой, если из вышеперечисленных городов он побывал только в Вологде, да и то, вряд ли сможет узнать ее сверху. Это не Донецк, не Питер, где он прожил немало лет, и которые имеют столь характерный вид даже с высоты птичьего полета. Конечно, можно слетать вниз, и где-нибудь посмотреть название города, но после картины ядерных руин родного города, Андрею почему-то не хотелось покидать своего мягкого «парового» кресла. Все же с высоты это выглядит совсем по-другому, совсем не страшно, да и не заметна смена кадров реальности. Или это происходит только внизу? Но почему именно внизу?
Андрей убрал ментальную карту, словно выключил экран телевизора. Под ним проплывала обычная панорама земли, Ленинград остался где-то там, позади, и пока ничто не предвещало очередного погружения во всепоглощающий туман, после чего они могут оказаться где угодно, хорошо, если где-нибудь хотя бы приблизительно по ходу маршрута, а не в другой стороне или даже на другом континенте. Вот будет весело, если в очередной раз они увидят под собой амазонскую сельву или пустыню Калахари.
- Послушай, - обратился к Ане Андрей, - как ты думаешь, объяснить одну неувязочку.
- Что? – Аня, казалось, уже погружалась в дремоту.
- Когда мы оказались над Донецком, и исчез фрактальный коридор, Ирудрана тут же был притянут в Энроф и превратился в обычную материальную грозовую тучу, и даже, было, грозу затеял, пока мы фрактальный коридор не восстановили. Если мы в призрачном мире путешествуем, то откуда грозе взяться? Кстати, над Питером у него аналогичной тенденции не возникло, хотя фрактальный тоннель и нам на некоторое время исчезал.
- Я не знаю, - ответила Аня, - сверху ответ не приходит, очевидно, он также из запретных, а рассуждать можно сколько угодно. Возможно, над Донецком мы все еще летели над физическим пространством и реальным городом, а после второго тумана – уже над фатамарганой. Сейчас уже не проверишь, если бы мы догадались высадиться в Донецке, тогда было бы ясно.
- Но, - продолжал недоумевать Андрей, - скорее всего именно туман во всем виноват, именно он, я думаю, подменил реальность на фатамаргану…
- Это лишь домыслы, - пожала плечами Аня, - может, он, а может туман на самом деле ни на что не влияет и являет собой только часть общей картины… а в фатамаргану мы угодили еще до того.
- Интересно, когда?
- Да хотя бы когда ты впервые остановил мир!
- Но ведь ты сама же хотела сделать то же самое, и не предупреждала ни о чем таком! И потом, мне «вставка» четко показала, как это можно сделать, и еще теоретическую базу.
- Я не знаю, Андрюша, - по-взрослому устало вздохнула Аня, - оказывается, я тоже очень мало знаю. Возможно, нам надо было вместе мир останавливать, а ты  это сделал как-то не так, как-то однополярно, отсюда и призрачность. Один полюс без другого – это фактически иллюзия, а мы с тобой, возможно, и являемся противоположными полюсами…
- Но ведь второй раз мы останавливали мир совместно! Именно тогда мы и обнаружили, что реальность не только призрачна, но и многоальтернативна. Может в этом дело?
- А может, и так, - грустно пожала плечами Аня, - грустно опустила плечи Аня, - сейчас уже не установишь. Если хочешь, можешь, после очередного тумана, снова мир в одиночку остановить, только, боюсь, тогда тебе энергии не надолго хватит, а кто знает, сколько нам еще фрактальный коридор восстанавливать предстоит.
- И то верно, - загрустил Андрей, - хотя, когда у меня порох закончится, ты включишься, а я пока буду восстанавливаться. Мне кажется, я знаю, как это сделать быстрее. Кстати, еще интересный факт. Вылетали –то мы, не позавтракав, и путешествуем не менее трех часов с лишним, а есть совершенно не хочется, хоть выбрасывай из рюкзака все, что я из еды набрал.
- Пока мы находимся во фрактальном коридоре, нам не надо будет питаться, я просто забыла тебе сказать. Здесь другие принципы обмена веществ, и наши жизненные силы подпитываются здесь чистой энергией времени. Я, кстати, ничего с собой не взяла, и насчет теплых вещей – тоже лишнее, пока мы во фрактальном коридоре находимся, мы температуру можем мысленно регулировать, то есть, это будет на фоне подсознания происходить, исходя из комфортности.
Андрей посмотрел на свой рюкзак, покоящийся рядом с «туманным» креслом.
- Выходит, зря вещи собирали, - сказал он с сомнением, - но я все же не буду его выкидывать, мало ли как сложится. А вдруг нам вне фрактального коридора действовать придется? Да и вообще, ничего не известно, после того, что мы выяснили.
- Я поэтому тоже вещи собрала, - сказала Аня, - кто знает, что нас ждет.
Ребята замолчали и снова погрузились каждый в свое, благо бесшумный, слегка колышущийся полет Ирудраны весьма к этому располагал. Андрей подумал что, возможно, если бы они вновь возвратились в его квартиру в другом варианте будущего, то, возможно, он застал бы там и отца и бабушку, возможно, они не во всех вариантах должны переехать. А где он сам будет в этом 85 году находиться при том или ином развитии событий? Может, вообще из Питера уедет? Сколько же ему будет лет? Тридцать? Это значит, что он, скорее всего, уже живет отдельно от родителей, возможно, женат, у него дети. И может так статься, что женат именно на Ане. В этом случае, не исключено, что живет он в Москве, у Ани. Интересно, если они все же к этому восемьдесят пятому году выполнили свою миссию и от чего-то спасли человечество, допустим, от ядерной войны, вероятность которой им ясно продемонстрировали, то они к этому времени – известнейшие люди на земле, тем более что они с Аней кардинально отличаются от остальных. Может, какие-нибудь президенты или короли? Хотя, вроде бы ничто в будущем это не подтверждало, похоже, в Советском Союзе все та же власть, что и в его время, уж если бы он был правителем страны, то не допустил бы этих идиотских лозунгов на исполкоме. А может, они к восемьдесят пятому году уже погибли с Аней, выполняя свою неведомую великую миссию! Как жаль, что они не посмотрели телевизионных новостей, не прочитали газет в этом эфемерном будущем! Хрущев обещал к восьмидесятому году коммунизм построить. Что-то не похоже на коммунизм то, что он видел! Коммунизм – это как-то иначе, другие люди, другие лица, другие дома, что-нибудь, как у Ефремова в «Туманности Андромеды», а тут вообще мало, что изменилось, никаких небоскребов, никаких летающих машин. А впрочем, какие летающие машины через 20 лет? Ефремов-то описывал гораздо более отдаленные времена. Нет, конечно, мир не мог еще так сильно измениться, как бы он там не назывался, коммунистическим, социалистическим или капиталистическим, самое главное, чтобы он не был мертвым, как нам показали в одном из возможных вариантов. Нет, в самом деле, фантастическое кино какое-то.
Андрей погрузился в свои мысли и снова начал задремывать. Поток тревожных аналитических мыслей незаметно уступил место воспоминаниям. Словно он не просто летит на выполнение какой-то неведомой, чрезвычайно важной миссии, а просто путешествует по своим фантазиям. А как еще здравомыслящий человек, - да он сам несколько дней назад, - охарактеризовать полет на разумном облаке? Конечно, то, что с ним сейчас происходит, самая настоящая фантастика и путешествие по миру фантазии, который каким-то неведомым образом заменил прежний, такой устойчивый, уютный и предсказуемый. Он ходил каждый день в школу, на лето куда-то уезжал на поезде или улетал на самолете, и всегда знал, куда именно. Теперь же неизвестно ничего, не только куда он летит, но и где в следующий момент окажется! И не только где, но и в каком времени! И даже этого мало. Выясняется, что можно оказаться в одном и том же будущем, но в разных вариантах развития событий, то ли в отдельно взятом городе, то ли в отдельно взятой стране, то ли на отдельно взятой Земле. Да, тут есть от чего прийти в смятение! То ли дело раньше, - все понятно, все предсказуемо, все логично… хотя, конечно и в прошлой жизни могли быть всякие приятные и неприятные неожиданности, но разве их можно сравнить с тем, что сейчас происходит? Раньше он страдал по поводу того, что жизнь его бедна и однообразна, - ну так вот тебе, получи такую жизнь, о которой даже помыслить не мог: о таких вещах он даже в фантастических романах не читал! Ну, разве что в «Солярисе», но там о другом. А вообще-то, он уже обо всем таком не раз думал и уличал себя в непоследовательности и двойных стандартах, но что же поделаешь, так человек устроен, ему всегда лучше там, где его нет. Сейчас то место, где его нет, – это его уютное, спокойное, предсказуемое прошлое с возможно и скучноватыми, но очень милыми событиями, поездками, окруженными каким-то особым ореолом, атмосферой, аурой. Почти каждый город, где он побывал (их было не так уж и много) обладал таковой, и когда он вспоминал ту или иную свою поездку с родителями или бабушкой, то всплывали в памяти именно те смутные, неоформленные ощущения, которые, порой, заслоняли события и архитектуру города (они, естественно, также присутствовали в воспоминаниях, но очень смутно и, подчас, оказывались заслоненными какой-нибудь мелочью… или запахом… или предметом… или эпизодом).
Андрей вспомнил, как в пятьдесят восьмом или пятьдесят девятом году они с бабушкой гостили у дяди Олега в городе Нелидове, и от этого города в его памяти не осталось ничего (ему было всего 3 или 4 года), но почему-то запомнилась какая-то особенная травка-каменка с мелкими круглыми листочками, что росла во дворе перед церковью, стены которой были покрыты белой известью. Кроме этой белизны стен, сама по себе церковь не запомнилась, зато кусок двора и мелкая травка на сухой бугристой земле стояла перед глазами цветной фотографией.
А вот поездка через три года на Черное море в Пицунду, и тоже мало, что осталось в памяти, хотя сам по себе отдых был очень насыщен: впервые он побывал на настоящем море в субтропиках, но сможет ли он сейчас вспомнить этот городок? Да, практически, нет, даже тот домик, две комнаты которого они с мамой и папой снимали в 10 минутах ходьбы от моря, совсем не запомнился: какого он был цвета, сколько там было комнат, этажей, какая мебель, - ничего не осталось, только запах керосина и синее пламя керогаза, стоявшего на открытой веранде (если бы не керогаз, он и веранду бы не вспомнил). Море… ничего конкретного, просто голубая даль, ну, и пицундские сосны, конечно, хотя сама роща, как деталь ландшафта, совершенно стерлась из памяти. Осталась другое, совершеннейшая мелочь, абсолютно незначимая деталь: они с хозяйкиным племянником лежат на сером «крупного помола» песке, на дальней стороне пляжа, недалеко от кромки сосновой рощи. Племянник хозяйки (имя его Андрей не запомнил) двигает по песку маленькую лодочку из сосновой коры, в которую воткнуты две спички, - одна изображает отца, другая – сына, плывущих на этой лодке по синему морю, и фантазер-мальчишка излагает историю этого плавания, детали которого Андрей также отчасти запомнил,  хотя не запомнил ни лица, ни имени мальчишки. В памяти осталась только рука, двигающая кусок коры по песку, след от этого движения, и стрелы осоки поблизости, пучки которой фигурировали как необитаемые острова.
А что он запомнил от поездки в Палангу на следующий год? Да так же выхваченные из реальности фотографические фрагменты: диск солнца, погружающийся в море (почему-то именно на фоне причала), да в ладонях кусочки янтаря, который они ходили с мамой собирать каждый вечер, если позволяла погода. И, опять же, ни города в целом, ни комнаты, где они прожили целый месяц. Но ведь нельзя сказать, что он ничего из этих поездок не вынес, наоборот, он так часто о них вспоминал потом! Но при этом ему почему-то не нужно было для этого мысленно воспроизводить конкретный город, его архитектуру, свои нехитрые там приключения, достаточно было вызвать из памяти яркую картинку-пароль, связанную с этой поездкой, этим местом! Скажем, грубо выструганную из коры лодочку в случае Пицунды, или церковный дворик с мелкой травкой, в случае Нелидова, и неведомым образом из глубин сознания всплывала атмосфера тех лет, того возраста и событий, связанных с теми городами. Это были просто ощущения, просто состояния, и, тем не менее, они как бы подменяли реальные события тех мест, тех лет.
Ну ладно, - это все давние поездки, он тогда был еще слишком маленьким, и чем глубже в детство погружается память, тем меньше оттуда удается выудить; себя он, судя по всему, начинает помнить лет с четырех, а что было до того, абсолютно забылось, но вот – сравнительно свежие события. В прошлом году они с мамой ездили в Ригу, как раз год назад, в середине августа, и пробыли там две недели, срок достаточный, а что осталось в памяти? Нет, теперь он уже запомнил и вокзал, и привокзальную площадь, и знаменитую статую свободы, повернутую лицом на запад, что символизировало тайные чаяния всех прибалтов. Помнит и гостиницу «Юрате», в которой они жили, и местечко Дзинтаре на побережье Юрмалы, но каким-то неведомым образом, когда он вспоминал именно Ригу, то картинка была совершенно идиотской: мама покупает ему в центральном универмаге белую, модерново исполненную расческу, на которую он запал, и подобных которой он не видел в скудном ассортименте ленинградских магазинов. Почему-то, когда он вспоминал Ригу, то перед его глазами вставала именно эта расческа, в первые часы покупки (потом, месяца через два он ее благополучно доломал: «фирма» оказалась халтурно сделанной и недолговечной), а весь город каким-то образом стерся. Хотя, нет, на этот раз не так скудно, не только расческа, еще 40% сливки в специфической прибалтийской таре: тут и образ, и вкус, и запах, которые он испытал только здесь. И еще Домский собор, не просто Домский собор, а именно такой, каким он его увидел раз после органного концерта, на который его водила мама: на фоне пасмурного вечернего неба, подсвеченного неоновыми фонарями, словно бы углубленного относительно площади и улицы. Да, из всех зданий, именно картинка вечернего Домского собора всплывала у него на фоне острого воспоминания: Рига… лето 64го. Ну, и конечно дурацкая расческа и 40% сливки, а все остальное – словно бы и не Рига, словно это он мог видеть где угодно и когда угодно.
«Наверное, - думал Андрей, опираясь на свое новое, недавно открывшееся мировоззрение, - все дело в том, что в эти запомнившиеся моменты у меня пробуждалась душа, а в остальное время она дремала, поэтому и воспоминания вышли вялые. Кто-то мне об этом рассказывал… вот только кто?»
Андрей погрузился в воспоминания своих ярких ощущений, связанных с тем или иным, часто совершенно мелким и незначимым событием и понял, что, по сути, вся его жизнь, в ее полноте, вкусе и субъективности, состоит из таких вот ярких сцен-паролей, которые, словно особые коды, вводят его в ностальгическое состояние воспоминаний и придает им объем, вкус, неповторимую ауру. Нет, конечно, голова его была напичкана самыми разнообразными воспоминаниями, но они проскакивали, не задевая душу, а были особые, часто мимолетные, с точки зрения их значимости, и именно они составляли его личную историю, зримую архитектонику его жизни.
«Наверное, - думал Андрей, - именно эти картинки вплетаются потом в голограмму кармического тела и вспоминаются в других воплощениях. Вряд ли душа человека тянет с собой абсолютно все, не думаю, что Будда, вспомнив все свои воплощения, видел их целиком, скорее всего это были именно такие, яркие картинки, связанные с моментами пробуждения души, но наверняка, чем ближе к просветлению, тем подобных моментов становилось больше».
- Опять начинается, - вывел его из дремоты мысленный посыл Ирудраны, разговор с которым осуществлялся скорее телепатически, чем с помощью голосовых связок. Аня с Андреем, при этом, могли разговаривать и обычным образом, но это было совершенно не обязательно.
- Что начинается? – вернулся к действительности Андрей и начал тревожно оглядываться, затем уставился в свой «иллюминатор» – ах, ты об этом…»
Картина «под крылом самолета» снова начала разъедаться и поглощаться хищными друзами тумана… а впрочем, Андрей и не сомневался, что история с туманом и всеми его невероятными последствиями отнюдь не закончилась. Куда теперь нелегкая вынесет? Тем временем мир вокруг вот уже в третий раз погрузился в беспросветный туман и ему одному присущую подсветку. Андрей посмотрел на Аню с выражением безнадежности:
- Ну, и сколько нам еще предстоит таких погружений, с выныром неизвестно где, и неизвестно в каком будущем? Хорошо, в будущем, ведь лиха беда – начало, а вдруг вынырнем, а вокруг нас птеродактили порхают, птеродоны всякие…
- А вот это было бы здорово, - тут же отреагировал Ирудрана, - хотелось бы мне своих бывших родственников во плоти повидать! Нет, все же был когда-то на земле золотой век, вернее, миллион золотых веков, когда природа была на пике своего подъема и величия! Разве можно сравнить ваши жалкие, хилые леса с всепланетным буйством лесов древовидных папоротников! А ваша фауна? Это же сплошное вырождение... ну, разве что в море встречаются еще отдельные представители...
- Эй, мы с тобой это уже обсуждали два года назад, - прервала ностальгическую тираду бывшего диплодока Аня, - не хотелось бы к данной теме возвращаться. Интуиция мне подсказывает, чтобы ты особенно не обольщался, путешествие в юрский период нам не грозит. И вообще, пора бы тебе уже отсохнуть от своих бесплодных воспоминаний, ты уже давно совсем другое существо, мало ли в каких телах пребывали наши с Андреем души сотню миллионов лет назад, и давно уже пора принять те реалии, которые существуют на данный момент.
- Да, конечно, - вмешался в разговор Андрей, - если только знать, где этот данный момент находится, и, главное, где он будет находиться, когда мы в очередной раз из тумана вынырнем. Кстати, неизвестно еще, вынырнем ли, а вдруг, застрянем здесь на неопределенное время. По-моему это все равно, что оказаться в межзвездном пространстве с неограниченным запасом кислорода и питания. А до ближайшей звезды Альфа Центавра – 75 световых лет, и неизвестно, есть ли там планетная система, и хоть одна планета, пригодная для жизни.
- В этот раз плавненько вошли, - констатировал Ирудрана, - в прошлые два раза около получаса он нас окружал, по крайней мере, по внутреннему хронометру, и заметьте, опять словно бы весь мир исчез.
- Он, похоже, и правда исчезает, - проворчал Андрей, - как будто из карты кусок вырезали, а затем оставшиеся куски сопоставили, как придется. А может, и не как придется, а по какой-то системе, по крайней мере, оба раза из тумана мы выныривали над большими городами. Не знаю, случайность это или закономерность…
- Слава Богу, рассеивается, - сказала Аня, через некоторое время, посмотрев в иллюминатор, - и снова большой город под нами.
- Ну-ка, ну-ка, - оживился Андрей. В его голове с недавнего времени теплилась смутная догадка, о которой он пока умалчивал. Даже не догадка, предположение, и оно крепло по мере того, как город фрагментами все больше выступал из тумана. По крайней мере, сопоставились некоторые факты, на которые он вначале не обратил внимания, но сейчас вырисовывалась какая-то закономерность. По крайней мере, возникал алгоритм событий, хотя по-прежнему причина этих событий оставалась совершенно не ясна. Андрей внимательно разглядывал открывшийся перед ними город. Он никогда не разглядывал этот город с высоты птичьего полета. А впрочем, Донецк и Ленинград он тоже не разглядывал с высоты птичьего полета, и, тем не менее, узнал, все же летели они довольно низко. А этот город сильно отличался и от первого, и от второго хотя бы тем, что в центральной части там было сосредоточено немало темных, словно бы закопченных зданий с острыми, позеленевшими от времени шпилями, которые, несомненно, являлись готическими соборами, и могли быть построены только в средневековье. А эти особые черепичные крыши? Такие не встречались в городах российской полосы, по крайней мере, там, где он успел побывать за годы своей короткой жизни. А эти узенькие улочки? А этот мост через довольно широкую реку, словно бы подвешенный на струнах? Андрей был уверен, что это Прибалтика (а может, кстати, Швеция, Финляндия, Чехия или Германия), и он догадывался, что это за город. Но в этом надо было убедиться, и тогда вырисовывалась весьма фантастическая версия. Хотя, все, что с ними происходило в последнее время, и так сплошная фантастика, так что одной версией больше, одной меньше… можно себе представить, насколько будет фантастична сама миссия, если столь фантастичны события, ей предшествующие!
- Ну, и где мы теперь? Я этот город не знаю, - вывела Аня из задумчивости Андрея.
- Так, - продолжал обмозговывать свою догадку Андрей, - по карте и вектору движения должна быть Вологда, но что-то уж слишком быстро… но это точно не Вологда.
- Да уж, - пробормотала Аня, - в Вологде должно быть много православных церквей, а здесь, в основном, какая-то западная архитектура и костелы всякие. Гляди, а вон там море появилось, и это точно не южное море южный город! Прибалтика что ли?
- Кстати, - на этот раз Андрей был гораздо собранней растерянной Ани, - для начала надо фрактальный тоннель восстановить, а то, видишь, машины по улицам бегают.
Ребята снова занялись остановкой мира, по совместной методике, и у Андрея, при этом возникло чувство некоторой опустошенности, правда, мир им остановить все же удалось.
«Плохо, - подумал Андрей, - энергии, похоже, на одну-две остановки осталось, надеюсь, у Ани с этим дело лучше обстоит, она все-таки позже включилась, надеюсь, если у меня энергия закончиться, она сама сможет какое-то время фрактальный коридор восстанавливать».
- Знаешь, - сказал он вслух, - у меня некоторые мысли появились, но я долен убедиться. Ты здесь пока посиди, а я слетаю, определю, что это за город, и, если все так, как я предполагаю, то изложу тебе свои соображения.
- Может, вместе, - посмотрела на него Аня.
- Ты, лучше, оставайся, - сказал Андрей, - лучше сохраняй энергию, а то, боюсь, скоро тебе одной придется мир останавливать. Пусть уж лучше я истощусь и потихоньку начну восстанавливаться, пока ты еще в рабочем состоянии, чем мы оба.
Андрей приметил комплекс сооружений, которые, судя по железнодорожным путям, несомненно, принадлежали вокзалу, и, помахав Ане на прощание, взвился в воздух. Через десять минут он убедился, что его подозрения оправдались, и вернулся на облако: гулять по городу и осматривать достопримечательности у него не было никакого желания, да и Аня ждала.
- Все правильно, - взволнованно сказал Андрей, спикировав в свое кресло, - это – Рига, на здании вокзала черным по белому написано.
- Рига? – беспомощно посмотрела на него Аня, но ведь Рига же западнее Ленинграда, а мы на восток летели, вернее, на юго-восток! Выходит, мы вообще направление поменяли?
- В том-то и дело, - торжественно посмотрел Андрей на Аню, - и не только в этом. Не знаю, каким образом это получается, но мы каждый раз оказываемся над тем городом, который я как бы заказываю перед тем, как мы в очередной раз в туман входим. Сначала я думал, что это простое совпадение, но, похоже, это действительно так. В этот раз я Ригу… ну, заказал что ли, еще не понимая, к чему это приведет. Дело в том, что когда я вспоминаю какой-то город, где я побывал, или просто какое-то памятное место, у меня что-то вроде образа-пароля этого воспоминания возникает, иногда их несколько. Так вот, перед тем, как мы над Ригой оказались, я как раз эти самые рижские пароли вспоминал, ну, там Домский собор, особым образом увиденный и расческу…
- Какую еще расческу?
- Да так, глупость одна, долго объяснять… в общем, в результате мы над Ригой оказались. А насчет Донецка и Питера, там все то же самое было, и пароли и воспоминания, но тогда я еще не связал эти два явления, слишком уж все фантастично казалось.
- Что ж, выходит, - сказала Аня медленно, - мы не над землей летим, а как бы над материализованной картой твоих воспоминаний?
- Можно и так это назвать, - пожал плечами Андрей, - по крайней мере, до сей поры так было. Но все же это не совсем мои воспоминания, все же о том, что в моем доме посторонняя незнакомая семья окажется, я и помыслить не мог, похоже, все гораздо сложнее. Весь вопрос, почему так происходит! Вот на этот вопрос я, хоть убей, не могу ответить, и «вставка» моя сверхчувственная молчит.
- Хорошо, - сказала Аня, - если ты прав, хотя все это так неожиданно, может, в этом наш шанс? Может, если ты представишь то место, куда нам надо лететь, то мы там и окажемся?
- А куда нам надо лететь?
- Нам надо пройти по маршруту одной экспедиции, которая должна привести нас туда, куда нам надо. Ничего точнее не могу сказать, я сама имею очень приблизительные сведения, но когда ты произнес слово «Белокуриха», то у меня тут же возникло подтверждение: да, это именно то место, откуда экспедиция вышла, но до конечного пункта все равно очень далеко.
- Все это очень здорово, - сказал Андрей, - но беда в том, что ни в какой Белокурихе я не был, и вообще за Уральские горы не перебирался, а просто представлять себе абстрактную Белокуриху – бесполезная затея, это мне сейчас моя «вставка» подтверждает. Все три раза, когда после прохождения зоны тумана мы оказывались именно над теми городами, мысленные пароли которых я как бы мысленно рассматривал, вчувствовался в них что ли. Тут не достаточно просто город вспомнить, тут надо нечто большее, о чем я тебе, как мог, рассказал. Я, конечно, могу попробовать, но это слишком просто получается, тут надо что-то другое. Я чувствую, что выход есть, но пока его не вижу, может, ты придумаешь?
- Ничего, пока, не могу сказать, - развела руками Аня, - в той весточке от Варфуши, которая ко мне во сне пришла, сказано было, что именно ты нас должен к нужному месту привести, а вот каким образом, ничего не говорилось. А обычное мое ясновидение молчит, как и «вставка» твоя.
- Вставка моя, - проворчал Андрей, - что-то все реже и реже вякает, боюсь, скоро совсем заткнется. Вначале-то она вещала почти без перерыва. Порох у нее, что ли, кончается?
 Тем временем Ирудрана, очевидно, догадался, что они залетели опять куда-то не туда, и завис над городом, ожидая дальнейших указаний.
- Что, опять в лужу сели? – спросил он с явным сарказмом в голосе. – Вы, ребята, похоже, притягиваете какие-то даже мне неведомые силы. По крайней мере, голову даю на отсечение, я летел в правильном направлении. Ну, и какие дальнейшие распоряжения?
Аня посмотрела на Андрея:
- Что будем делать?
- Если бы я знал, - пожал плечами Андрей, - до настоящего времени, ты здесь распоряжалась, тем более, Ирудрана, твои указания выполняет, не мои.
- Я бы и дальше распоряжалась, - сказала Аня, - и не потому, что я такая умная, а потому, что в суть нашей миссии посвящена. Но к конечному месту именно ты должен привести, и это уже начинает подтверждаться, ведь именно твои мысленные посылы, до сей поры, правда, подсознательные, реализуются. Попробуй, теперь, осознанно.
- Тебе хорошо говорить, «осознанно», а я на этом Алтае отродясь не бывал, и внутренних зацепок никаких.
- Но ведь ты указал на Белокуриху, и мой внутренний индикатор подтвердил, да, именно оттуда надо начинать! К сожалению, более надежных критериев у нас нет.
- Да, но турбазу «Белокуриха» я ведь во сне видел…
- Ну, вот и попробуй свой сон из подсознания выудить! А вдруг удастся туда Ирудрану направить? Тогда, вместо непреодолимой преграды мы получаем неограниченные возможности: тебе достаточно представить то или иное место, и мы, после очередного тумана, там оказываемся! О таком только мечтать можно!
- Оно, конечно, - хмыкнул Андрей, - только не верится, что так все просто. Кстати, во сне я Белокуриху не видел, я только знал, что я вместе с экспедицией туда прибываю.
- А ты попробуй дальше свой сон увидеть! Это, пока, единственная зацепка, других не вижу.
- Я, вообще-то, тоже, - признался Андрей, - что ж, может ты и права насчет сна, только я не представляю, как можно сон по заказу увидеть, тем более, конкретное место, да еще выудить оттуда ощущение-пароль. Кстати, а с чего мы так убеждены, что это именно моя программа реализуется, а вдруг, и твоя тоже?
- Этому, пока, у нас подтверждения не было, - сказала Аня, - но, во-первых, я ни о Донецке, ни о Риге, ни о Ленинграде не думала, да и не была там никогда. А во-вторых, я тоже какие-то свои поездки вспоминала, ну, там дачу в Семхозе, где мы раньше каждый год отдыхали, Киев, Львов, но оказались-то мы вовсе не там. И потом, я же говорила, именно ты нас к ключевому месту должен привести, и эта информация из моего сна начинает сбываться.
- Ладно, буду пытаться, - вздохнул Андрей, - правда, пока не представляю как. Что-то мне подсказывает, что точка сборки здесь не поможет, тут что-то другое.
- Эй, Ирудрана, - крикнула Аня (хотя, конечно, могла бы обратиться к нему и мысленно), - ты все же лети куда-нибудь, а мы постараемся сделать так, чтобы ты оказался в нужном месте. Гарантий, конечно, нет, но попытаемся.
- Попытайтесь, попытайтесь, - достаточно равнодушно отреагировал Ирудрана, - у нас, как говорится, солдат спит, – служба идет.  Моя задача – ваши распоряжения исполнять, а остальное – ваши проблемы. Эй, Зунгуф, давай, на юго-восток, а там, как получится. Облаку все равно, куда лететь!
Земля вновь поплыла в окошке облачного иллюминатора. Не прошло и десяти минут, как кварталы Риги закончились, и снова начались прямоугольнички и трапеции сельскохозяйственных угодий вперемешку с лесными зонами более произвольных форм. Предполагая, по прежнему опыту, что от «тумана» до «тумана» в среднем проходит около часа, Андрей замолчал, откинулся на спинку сидения и попытался заснуть или, хотя бы задремать, внушая себе при этом, что хочет увидеть продолжение предыдущего сна, который казался фрагментом реальной жизни. Аня почему-то считала, что сон этот должен поведать Андрею дальнейшую историю загадочной экспедиции, в которой тот, якобы, принимал участие (вернее, примет через много лет, хотя в пространстве сна этот факт уже свершился). Этой экспедиции предстояло пройти по неведомому маршруту от санатория «Белокуриха» до загадочного ключевого места, где наших героев, согласно туманным объяснениям Ани поджидала какая-то чрезвычайная миссия по спасению человечества, как ни нелепо звучала подобная формула применительно к десятилетним детям. Хотя, какой же он ребенок? Он, порой, ощущал себя не просто взрослым, а древним-древним мудрецом, каким-нибудь библейским Мафусаилом, давно пережившим своих детей, внуков, правнуков  и так далее, с увеличением количества «пра». Правда, достаточно было бросить взгляд на свои худенькие ручки, чтобы вспомнить истинный возраст. Но что значит, «истинный»? Истинный возраст – это его сознание, и пусть он обрел свое новое сознание всего два дня назад, это означает лишь то, что раньше он жил, его не осознавая, ведь и другие люди в обычном дневном состоянии осознают лишь малую толику того, что в действительности содержит их мозг. Как писал известный поэт Андрей Вознесенский:
Наш мозг загружен на десять процентов
Перспективы беспрецедентны,
Когда торжествующе вступит в работу
На сто процентов мозг идиота…

А впрочем, он думает не о том, нужно настроить себя на это чертово сновидение! Он уже видел в прошлом сне какой-то лес, какие-то горы, какую-то быструю чистую речку и ее каменистый бережок. Наверное, речка течет с этих самых гор, обычно, только у горных речек такие, усыпанные галькой берега, которые после дождя в горах становятся дном речки, превращающейся в мутный бурный поток. Он такие русла видел не раз, прежде всего на Кавказе, они там все, впадающие в Черное море, очень похожи. Была такая же и где-то в окрестностях Пицунды… правда он точно не помнит, если бы они были более разнообразны в тех краях, он, может, и запомнил бы. А так, что он помнит? Какую-то дурацкую лодочку из коры, которую возит по песку соседский мальчишка? Чушь какая-то, почему именно это? Ведь он помнит, что в Пицунде было немало интересного: и первое купание в море (правда, тогда он еще не умел плавать), и какие-то однодневные походы, где часть пути отец тащил его на загривке. Было ли это? А, может, нет? Кажется, они ходили на дачу Сталина и Хрущева, и путь был очень интересен, вот только почему-то мало что запомнилось… кажется, они нашли в лесу черепаху… или это было в другой раз? Ах, да, он помнит, что они с мамой и отцом часто ходили в самшитовую рощу, вот только ее он тоже совсем не помнит. Незаметно мысли Андрея перешли в сон и вместо загадочной Белокурихи, ему приснилось, что лодка из коры, движимая рукой соседского мальчишки, превратилась в небольшую парусною яхту, а песок заструился волнами, превращаясь в море «светлей лазури», и вот он уже сидит на корме лодки, на сидении, которое у моряков называется «банкой», а на носу стоит его отец и смотрит куда-то вдаль, словно можно что-то усмотреть на этой яркой, слепящей от солнца линии горизонта. Хотя… там вроде бы что-то белеет… ах да, это обычное облако, только уж слишком быстро темнеет и приближается… как бы не было грозы!
Тут только Андрей обращает внимание на то, что отец облачен в какой-то длинный, до пола темный плащ. Странно, у него никогда такого не было? Может, он его только что купил, перед выходом в море? В любом случае, он оказался предусмотрительнее его, Андрея: облако уже превратилось в черную тучу, застлавшую полгоризонта, и, по-видимому, не избежать дождя и, не дай Бог, шторма, а Андрей, кажется, ничего с собой не взял, обманувшись ясной, безветренной погодой, на нем всего лишь тоненькая ковбоечка и шортики. Но что отец-то думал, сам в этот плащ вырядился, а не мог позаботиться о своем малолетнем сыне, в конце концов, отцы же должны думать о своих детях, ведь ребенок привык рассчитывать на взрослого и потому легкомыслен. В этот момент отец оборачивается к нему: на лицо глубоко надвинут капюшон, и его почти не видно, только глаза горят каким-то неестественным красноватым светом, как получается на цветных фотографиях со вспышкой, и говорит незнакомым трескучим голосом:
- Похоже, гроза приближается, это, небось, второй развлекается, как бы молния в лодку не шандарахнула…
Но ведь это же не голос отца, хоть и знаком ему, и этот голос когда-то давно звал его к какому-то застолью. Да, и с чего он взял, что это его отец? Взрослый мужчина – еще не значит, отец! Это же никто иной как…
Кто это такой, Андрей так и не успел узнать, поскольку сон его прервался, - Аня настойчиво теребила его за плечо:
- Ну, проснись же, проснись, нас опять куда-то не туда занесло!
Андрей растеряно захлопал глазами, не соображая, где он. Сон был таким живым и реальным, впрочем, с момента встречи с Аней, все его сны приобрели неестественную реалистичность. И какое же это пробуждение ото сна, если во сне он плыл на такой обычной лодке из шпона по обычному синему морю, и ничего в этом не было сверхъестественного, как не было ничего сверхъестественного в его прежней жизни до встречи с Аней. Разве, что этот странный тип в капюшоне… Андрей так и не успел узнать, кто это, хоть в последний момент сна и узнал его. Теперь же он, Андрей проснулся, и реальность куда фантастичнее: они с Аней летят на живом динозавроподобном облаке, и постоянно влипают в какой-то противоестественный туман, который уничтожает непрерывность пространства, и, похоже, времени. Теперь же еще выяснилось, что оказываются они в тех краях, в которых Андрей бывал раньше, и сохранил о том яркие и живые образы, только для него связанные с конкретным географическим местом. Или все только происходит только в его воображении? Нет, нет, только не это! Это безумие, не может в воображении все выглядеть так реально!
- И где мы сейчас? – наконец включился в события Андрей.
- Туман ты проспал, а теперь горизонт уже расчистился, а где мы находимся, тебя надо спросить. Как видишь, мы на курорт прибыли: море, горы, пальмы, гостиницы, пляж и народ на солнышке загорает. Судя по растительности, это не Прибалтика, и, что печально признать, не Алтай.
- Какая уж там, Прибалтика, - смущенно пробормотал Андрей, - даже не надо вниз спускаться, уточнять. Абхазия это, Пицунда. Не получилось у меня во сне в нужном месте оказаться, а как-то само собой вышло, что яркие воспоминания именно о Пицунде всплыли, хоть я и пытался этот Алтай чертовый представить. Ну, что теперь делать? Кстати, фрактальный тоннель в этот раз что, не развеялся? Вроде, мир под нами неподвижен.
- Да нет, все как обычно произошло, - вздохнула Аня, - я, пока ты спал, его сама восстановила. Ты, похоже, выдохся, эдейтическая энергия на ноле, так что на досуге помедитируй, как ее быстрее восстановить. У каждого это по-своему.
- А ты-то сама? – Андрей сдвинул точку сборки и оценил Анины ресурсы. – Похоже, твоей силы тоже не густо осталось.
- Ну, что ж делать, к тому времени, когда я истощусь, может, ты восстановишься, а если так быстро не получится, придется в реальном времени действовать, со всеми вытекающими последствиями. Страшно представить, конечно, что с нашими родными твориться будет, но обратной дороги нет, мы себе уже не принадлежим!
Андрей промолчал, но эта последняя фраза оставила в его душе неприятный осадок. Что значит, себе не принадлежим? Это положение его совсем не устраивало, поскольку только сейчас, обретя невероятные возможности, он ощутил неведомое ему раньше чувство свободы, ведь всю свою жизнь он кому-то принадлежал: в основном, конечно, маме с папой, но, отчасти и учителям, и друзьям, и по большей части не мог распоряжаться собой по своему усмотрению. А теперь, казалось, он ото всех оков освободился, и даже время ему подвластно, и, возможно, отчасти, пространство, как вдруг именно теперь он себе и не принадлежит! Нет, разумеется, он не против того, чтобы изящно спасти человечество, - при его с Аней огромных возможностях это вполне уместное занятие, правда, пока не ясно, от чего спасать, но сам факт вполне достоин его величия. Но на то его добрая воля, обусловленная состраданием к ближнему… ну, немного и к дальнему тоже, и никто не может насильно заставить его что-то делать! Это его личное решение! А тут, себе не принадлежим!
- Ладно, - сказал он вслух, - будем считать, что первый блин комом. По крайней мере, первый осознанный блин. Теперь мы окончательно убедились, что наш маршрут напрямую от моих мыслеобразов зависит. Плохо то, что я их, пока, не могу по своему усмотрению проектировать, а то, что я произвольно проектирую – не годиться. Но в любом случае, в этом направлении надо продолжать работать, мы это теперь точно знаем.
Ирудрана стоически скорректировал полет, узнав, что они перенеслись в район Черного моря, хотя, как теперь выяснилось, от него совершенно не зависело, куда они летят: азимут физического направления существовал только от тумана до тумана. Наши путешественники вновь откинулись на «паровых» креслах, при этом Андрей чувствовал, что Аня пытается воздействовать на него, чтобы направить его мысли в нужное русло, но, похоже, это у нее не очень получалось. Очевидно, с той поры, как Андрей сравнялся с ней в магической силе, возможность их взаимного внедрения в сознание другого заметно уменьшилась. Похоже, тут работал принцип, схожий с принципом сообщающихся сосудов, и как только уровень у обоих выровнялся, исчезла возможность перетекания. По крайней мере, Аня уже не могла заставить Андрея перейти на какой-то новый уровень сознания, как в тот раз, когда она настроила разум Андрея на разговор с умной грушей.
Не будем детально описывать дальнейшие бесплодные попытки Андрея доставить Ирудрану по месту назначения, стоит только упомянуть, что в ближайшие несколько часов (по времени внутри фрактального тоннеля) они посетили практически все памятные места, о которых у Андрея яркие образы-пароли. Они побывали в Гаграх, Сухуми, Красной поляне, затем совершили марш-бросок на север, в Бокситогорск, посетили дедушкину деревеньку Чирец в Вологодской области, что уже более подходило с точки зрения географического приближения к Алтаю. К сожалению, следующий зигзаг разрушил все надежды: ребята вновь оказались над пылящим и дымящим Донецком. И нельзя сказать, что Андрей не пытался представить себе эту чертову Белокуриху или увидеть продолжения сна о путешествии по Алтаю: пытался, как мог, но все его попытки не привели к нужным результатам, а почти неосознанного полувоспоминания о месте, где он побывал раньше,  оставившего в его душе след в виде мыслеобраза-пароля, вполне хватало, чтобы они оказывались в том самом месте. Словно какой-то автомат считывал в душе Андрея, независимо от его воли, и переправлял воздушное судно именно туда. Все это время Аня добросовестно восстанавливала фрактальный коридор, очевидно, она это делала с меньшими потерями энергии, Андрей же, все свои ресурсы направивший на попытки доставить их по назначению, был лишен возможности восполнить запасы эдейтической силы. «Вставка» дала ему подробные указания, какие ментальные действа для этого надо провести, но подобные действа требовали нескольких часов предельной концентрации на антиэнергии ближайшей черной дыры, находящейся где-то в центре галактики (правда, физическое расстояние не имело здесь принципиального значения), а на это у Андрея не было ни времени, ни сил.
- Слушай, - сказал он Ане после десятой или двенадцатой тщетной попытки, когда они зависли над Устюжной, маленьким городком на Вологодчине, через который они два года назад добирались до дедушкиной деревни, - похоже, мы так до второго пришествия будем над необъятными просторами нашей родины болтаться, словно дерьмо в проруби. Ну, не пускает нас кто-то туда, хоть убей! Может, это знак, чтобы мы на этот Алтай не совались? Может, это не нашего ума дело?
- Знаешь, Андрюша, - твердо посмотрела ему в глаза Аня, - если ты отречешься, я тогда одна буду добираться, пока есть силы, и теплится хоть частичка жизни. Возможно, ты не виноват и просто не понимаешь важность всего того, что мы затеяли… мне-то картина хотя бы отчасти ясна. Неужели сам факт этих совершенно необъяснимых, с точки зрения физических законов препятствий, не убеждает тебя в том, что мы призваны исполнить нечто архиважное! Ведь силы, кровно заинтересованные в провале нашей миссии, не абстракция, это темное воинство Гагтунгра, и, судя по всему, они уже что-то заподозрили и пытаются помешать нам своими методами, - настолько, насколько позволяет Равновесие.
- Я понимаю, - сказал Андрей, - наверное, ты права, уже видно, что нам кто-то мешает, а если мешает, значит, имеет на то основания, а если есть основания, значит, мы и вправду нечто важное должны совершить. Ты не думай, я тебя не никогда не оставлю, чтобы ни случилось, просто поддался минутной слабости. К тому же ты сама сказала, что ты без меня дорогу не найдешь, ведь мало добраться до Белокурихи, важно найти это самое ключевое место Силы. А для этого необходимо все-таки сюжет моего сна до конца досмотреть. В конце концов, если нам не удастся сверхъестественным образом до места добраться, то можно ведь и обычным, на самолете или на поезде? Но для этого придется с земным временем синхронизироваться, и наши мамы обнаружат пропажу. К тому же денег у нас нет, а если бы и были, то без сопровождения взрослых нас бы проводники в поезд и самолет не пропустили.
- На крайний случай придется предусмотреть и такой вариант, - сказала Аня, - меньше всего на свете я бы хотела перепугать маму своей пропажей, но если другого пути не останется, то и такой вариант возможен. Ну а проводникам, в конце концов, можно внушить, что у нас билеты есть, и то, что мы – взрослые; такие вещи еще Вольф Месинг проделывал, когда из Германии бежал. И все же, мне кажется, рано еще отчаиваться, всего-то несколько часов прошло, и, как видишь, мы даже есть и пить не хотим, и пока мы в пределах фрактального тоннеля находимся, пища, вода и теплая одежда нам не понадобятся. Так что надо пытаться дальше, ведь основной принцип ты нащупал, и, в конце концов, сумеешь досмотреть продолжение своего сна. Тогда и нас на физическом плане в те края перенесет. Давай, милый, не опускай руки, пытайся, все от тебя зависит!
Ребята снова замолчали, и Андрей возобновил свои ментальные упражнения, которые, до сей поры, ни к чему не приводили. На этот раз он решил выйти в состояние астрального тела, - бесстрастная «вставка» ясно указала ему, как это сделать, правда, даст это что-то ему или нет, так и не сообщила, информацию, в последнее время, она выдавала довольно скупо. На выбор Андрея тут же было представлено несколько десятков способов этого действа, кое-какие из которых мы в свое время описали, хотя, в большинстве случаев выходы Андрея в прошлой жизни происходили наполовину спонтанно, после того, как он просыпался на фоне «мышечной ломки». Выбрав наиболее простой способ, который, как показалось Андрею, больше всего ему подходит, наш герой начал раскачивать внутренний маятник, и уже через пару минут (разумеется, возможно это стало только благодаря нынешним уникальным способностям Андрея) в ушах у него запели миллионы тонюсеньких колокольчиков, ощущение внутреннего раскачивания стало сопровождаться специфическими «йоканьями» и провалами, которые, как показалось Андрею, хорошо ему знакомы, хоть в этой жизни он никогда не проводил подобных мероприятий.
«Интересно, - подумал Андрей, не без труда стыкуя мысли в последовательную цепочку, - мало того, что я на облаке астральном лечу и для всего внешнего мира бесплотен, так еще и в астрал выхожу! Это прямо-таки масло масляное. Раньше, в неведомом моем прежнем существовании, как «вставка» мне подсказывает, я либо в кровати в астрал выходил… либо на камне… либо на скамеечке.   Маятник достигает своего пика, звон и вибрации усиливаются, затем возникнет чувство расщепления… и я вываливаюсь на пол… хотя возможен вариант, что вдруг начинаешь падать, но не вперед, а параллельно земле, и летишь с огромной скоростью, пока не появляются всякие зрительные образы. Бывает, очень редко, что поднимаешься медленно вверх, просачиваешься через потолок, затем через потолки расположенных выше квартир и оказываешься на крыше. Потом надо спрыгнуть. Во время астральных выходов,  в большинстве случаев, можно видеть свое тело со стороны, при этом все пропорции внешнего мира кажутся измененными, и тело свое видишь не таким, как в зеркале. А можно и к другому человеку  невидимым подойти, к тому, кто в это время в квартире находится. В прежней жизни я, кажется, часто к маме подходил, и она каждый раз какой-то не такой оказывалась. В этот раз только Аня поблизости. Интересно, как она через астрал выглядеть будет, и сможет ли меня в астральном теле увидеть, она ведь, в отличие от моей мамы, ясновидящая?»
Почувствовав, что маятник, вроде бы, достиг своего пика, Андрей, как подсказывала «вставка», осуществил внутреннее выталкивающее усилие… однако дальнейшее произошло совсем не так, как, казалось бы, подсказывал опыт его прежнего существования: никакого чувства «выдавливания» из тела и «вываливания» на пол не произошло. В какой-то момент раскачивание маятника прекратилось, он почувствовал, что белый звон миллионов колоколец начинает его распирать, как мыльный пузырь, и возникло ощущение, что тело его надувается, заполняет собой земной шар, солнечную систему, вселенную. Было страшно открыть глаза, поскольку ощущения казались жутко правдоподобны, словно тело его и вправду раздулось до невероятных размеров, и Андрей подумал, что единственная возможность прекратить чудовищное раздувание – это открыть глаза и убедиться в иллюзорности своих ощущений, что тело его, в действительности, осталось прежним. Однако удостовериться в этом ему так и не удалось, поскольку, как только он разомкнул веки, (что удалось ему с большим трудом) весь окружающий его мир вместе с ним самим, лопнул и разлетелся на мириады мельчайших частиц. Последнее, что успел он подумать, прежде чем утратил самоощущение, это то, что теперь он в себе не один, что его стало очень много, немыслимо много, - столько, на сколько частиц разлетелось его раздувшееся до размеров вселенной тело…
ГЛАВА 5

НОВАЯ СМЕНА КАДРА.

Когда самоощущение вернулось к Андрею, то первое, что он осознал, это как раз то самое чувство бесконечной множественности своих я, словно частички Андрея, вместе с его самоощущением равномерно заполнили вселенную и все космическое бытие. Чувство было совершенно невообразимым, но, в отличие от недавнего, крайне негативного, когда некая сила раздувала его, словно немыслимых размеров воздушный шар, чувство это было скорее позитивным. Обычные человеческие критерии – «приятное – неприятное» здесь отсутствовали, ощущения были совсем иными, и единственное, что подходило под их описание это осознание их позитивности. При этом Андрей не смог бы сказать, что это какое-то новое агрегатное состояние его сознания, скорее наоборот, оно было немыслимо древним и абсолютно естественным. Неестественным казалось скорее его прежнее состояние индивидуальности и обособленности, где существует я и одновременно – не я. Теперь «не я» полностью отсутствовало и оставшееся я, раздробленное на мириады частиц было настолько всепоглощающим, что множественность эта казалась уже не множественностью вовсе, а качественно новым единством, «единственностью», причем, в эту единственность была органично вплетена Истина, Абсолютное знание, неотъемлемое от единственности. А впрочем, все это достаточно жалкая попытка описать неописуемое.
Впрочем, абсолютная отождествленность со ВСЕМ, называемая в классических книгах по индуизму Асампражната Нирвичара Самадхи, все же, по-видимому, не была абсолютной, поскольку, несмотря на кажущуюся вечность, она, в какой-то момент начала претерпевать некое изменение. Это изменение приблизительно можно было обозначить, как схлопывание или коллапсирование, поскольку вселенная бесчисленных я Андрея стала с немыслимой скоростью сжиматься, так же как начало сокращаться и доселе бесчисленное число Андреевых я.
В какой-то момент у Андрея возник зрительный образ, будто его сущность запечатлена во множестве эллипсоидных ячеек зеркального многогранника планетарных размеров. При этом запечатлена не только во внешних, но и внутренних ячейках, уходящих вглубь структуры, где Андрей увидел и почувствовал себя в самых разных ипостасях, охватив которые, он ощутил, что сущность его словно бы распалась на миллионы судеб. Затем в этом многограннике произошло некое движение, словно неведомая сила повернула кубик Рубика, и ощущение множественности мгновенно исчезло, Андрей ощущал себя запечатанным в единственной ячейке, которая вскоре преобразовалась в неведомое помещение. Вскоре к Андрею вернулось обычное астральное зрение, и он увидел, что находится в коридоре, но не в том, захламленном, где он не раз оказывался в прежнем существовании во время астральных выходов: на этот раз перед ним простирался уходящий в бесконечность коридор книгохранилища, с обеих сторон которого тянулись множественные стеллажи, уставленные от пола до высокого потолка книгами самой различной величины и конфигурации. В коридоре царил обычный астральный полумрак, к тому же, зрение, вернувшееся к Андрею, было каким-то дефектным, потому что все его попытки разглядеть надписи на корешках книг оказались тщетными: буквы расплывались, и Андрею не удавалось разглядеть ни фамилий авторов, ни названий.
Не понимая, ни как он сюда попал, ни зачем он здесь находится, Андрей растеряно походил вдоль стеллажей, тщетно пытаясь разглядеть названия книг. Попытался вытащить какие-то тома, но это так же ничего не дало, поскольку глаза были словно бы застелены пеленой, и никак не удавалось прочесть ни текст, ни титул, ни обложку, как ни пытался Андрей приближать и удалять от себя книгу. Оставив попытки, Андрей вновь вернулся в проход коридора, перпендикулярно которому стояли стеллажи, и вдруг вспомнил  что, находясь в замке Вечности в своем прежнем существовании, он не раз оказывался посреди бесконечного коридора, вдоль которого тянулась череда бесчисленных дверей. При этом каждая дверь была проходом в некий альтернативный мир, и он всегда интуитивно чувствовал, в какую именно необходимо войти, чтобы оказаться в нужном месте, с нужным сценарием событий.  Собственно, почему именно такой сценарий развития событий единственно верный, Андрей не понимал, может, это была лишь иллюзия, однако нужная дверь каждый раз давала о себе знать то ли особым свечением, то ли притяжением, то ли надписью, которая имела прямое отношение к его жизни и биографии. И тут у Андрея возникло смутное ощущение, что сейчас также неслучайно здесь очутился, и что ему, как прежде дверь, сейчас необходимо отыскать какую-то конкретную книгу. Вот только, какую, ведь он не может прочесть ни одного названия, и что произойдет, если он ее все же каким-то образом отыщет? Увы, это по- прежнему оставалось загадкой, свою же первоначальную задачу – каким-то образом оказаться в районе Белокурихи – Андрей к тому времени совершенно забыл, поскольку его сознание претерпело определенные изменения, как обычно бывает при выходе в астрал.
Андрей двинулся вдоль коридора, внимательно разглядывая книги на стеллажах, предположив, что нужная ему книга должна как-то по-особенному светиться, а что будет после того, как он эту книгу обнаружит, он старался не думать. Стеллаж сменялся стеллажом, а в сером однообразии книжного множества ничего не менялось: ни какого-то особого свечения, ни какого-то другого знака, указывающего на нужную книгу, ему  не удавалось обнаружить. Андрей шел по бесконечному коридору, и ему чудилось, что и сзади и спереди от него притаилась вечность, и чем глубже он погружался в это библиотечное однообразие, тем безнадежнее казалась его затея, тем меньше верилось в то, что в один прекрасный момент он обнаружит ту, единственно необходимую книгу, и тогда произойдет что-то чрезвычайно важное. Час, сутки ли прошли с того момента, как Андрей очутился в таинственном коридоре, как вдруг он почувствовал какое-то легкое покалывание в области груди. Андрей удивленно сместил глаза вниз и увидел, что на шее его висит медальон в форме маленькой короны, и слегка светится на фоне тусклой, всепоглощающей астральной мути.
«Эге, - подумал Андрей, - как же это я забыл о короне Меровингов! Выходит, она со мной и в астрал переместилась? Это что-то новенькое, раньше у меня крестик на шее никогда в астрал не перемещался, а появлялся ониксовый медальон… но это также из прежней жизни! Что ж, это, разумеется, не случайно, это какой-то знак, и то, что он светится, несомненно, свидетельствует о том, что нужная книга где-то поблизости. Не иначе, сейчас начнется что-то вроде игры в "холодно-жарко", и чем ближе я буду подходить к нужному месту, тем сильнее медальон будет светиться и покалывать, либо жечь. Подозрения Андрея вскоре подтвердились. Какое-то время он шел вдоль коридора, и покалывание все время нарастало, перейдя вскоре в достаточно интенсивное жжение. Затем, вдруг, резко ослабело, и Андрей понял, что проскочил нужный стеллаж, но как только он сделал несколько шагов назад, жжение снова вернулось к прежней интенсивности. «Очевидно, - решил Андрей, - нужная книга находится на этом самом стеллаже», и свернул в боковой проход, при этом жар в коронетке усилился многократно, и Андрей с трудом уже терпел боль, разглядывая стеллаж и, выискивая таинственную книгу, правда, ни одна из них ничем от других не отличалась. То есть, каждый том чем-то отличался от другого – формой, размером ли, но по-прежнему – ни надписи, ни свечения. И тут жжение усилилось настолько, что стало невыносимым, нагрелся даже ремешок, который по идее должен был быть хорошим теплоизолятором, и Андрей быстро начал стягивать с шеи коронетку, а, сняв ее, тут же вынужден был выпустить, - ремешок жег руку даже сильнее, чем медальон. Как в замедленной съемке, коронетка начала падать, но, не долетев до пола, вдруг резко устремилась в сторону стеллажа, словно притянутая магнитом, и прилипла к корешку одной из книг. В следующий миг ее словно бы втянуло внутрь книги, которая тут же озарилась, корешок ее стал отчетливым, и на его поверхности проступило тиснение: «Андрей Данилов. Размывы, книга 4.»
«Ну вот, это как раз то, что мне надо! – подумал Андрей, - правда, пока не ясно, что с ней дальше делать».
На всякий случай он вытащил книгу и стал ее рассматривать:
«Андрей Данилов, разумеется, я сам и есть, - подумал наш герой, прочитав первые строчки «сознание возвращалось толчками…», затем начал листать страницы, надеясь увидеть картинки, - не могли же мне случайно однофамильца подсунуть… но, надо же, коронетка исчезла, похоже, она превратилась в энергию, которая эту книгу для меня отчетливой сделала. Что бы это могло значить? Очевидно, я в будущем писателем стану! Наверняка, впереди меня ожидают самые невероятные приключения, и я в дальнейшем об этом книгу напишу. Фантастическую, как все решат».
Андрей начал развивать данную мысль, тут же представив мировую славу своего будущего бестселлера, который, как выяснилось, будет называться «Размывы». При этом он машинально листал страницы, пока еще не приступив к чтению отдельных фрагментов. Вдруг, в момент, когда он прикоснулся к одной из страниц в первой трети книги, Андрей ощутил, что некая неведомая сила всасывает его в эту самую страницу, и ничего толком не успев понять, он полетел, втянутый в астральную воронку – способ довольно обычный при перемещении в астрале из одного слоя в другой. Когда темнота рассеялась, Андрей увидел слегка ниже себя полупрозрачную проекцию, словно какой-то человек в халате сидит за письменным столом и увлеченно что-то записывает в широкую общую тетрадь.
«Ого, - мелькнуло в голове Андрея, - ведь это же я сам, лет, эдак, в сорок! Выходит, за роман я только к сорока возьмусь! Поздновато! К этому времени можно и забыть историю, в которой я сейчас главное действующее лицо!»
Тут Андрей заметил, что перед пишущим мужчиной возникает проекция второго плана, это был какой-то пейзаж, Андрей явственно видел, как в неком окне-размыве проглядывает каменистый бережок, быстрая прозрачная речка и несколько кустов, а чуть дальше – кусочек темного хвойного леса. Пейзаж показался Андрею до боли знакомым… и тут в проекцию ландшафта словно врезалась маленькая яркая комета, изображение пошло волнами, словно поверхность воды от брошенного камня, но быстро успокоилось, и Андрей увидел, что недалеко от пучка ивняка среди гальки лежит маленький золотой самородок в форме короны, который еще совсем недавно висел у него на шее. Тут он вспомнил, где видел этот ландшафт: это был тот самый сон, где он ощущал себя участником экспедиции по Алтаю – ту самую, которую ему с Аней предстояло найти… вернее, тот маршрут, по которому она прошла… вернее, пройдет через энное количество лет. Кстати, именно после эпизода с этими кустиками ивняка у него под подушкой (уже в реальности) оказалась волшебная коронетка, а до этого (во сне) призрачная Аня подвела взрослого Андрея к этому самому месту, к этой самой коронетке. Теперь же, получается, коронетку втянула астральная книга (возможно, описывающая те самые события), и самородок очутился именно в том самом месте, куда Аня и подвела взрослого двойника Андрея, и он одел его на шею в качестве медальона! Вот она, оказывается, как туда попала! Стоп, но если сегодня утром коронетка оказалась под его подушкой, явившись из сна, то, получается, в этот самый сон она только что попала?! Это какой-то парадокс: причина появилась раньше следствия, а вернее причина поменялась со следствием местами, и будущее стало причиной прошлого! Впрочем, сколько можно удивляться! Все, что с ним за последние три дня произошло – непрерывная череда удивительных чудес, не менее удивительных, чем перестановка прошлого и будущего местами: всего лишь еще одно звено в череде трудно понятных явлений! Андрей подумал, что сейчас его, наверное, затянет в этот самый ландшафт, однако случилось другое: возникло ощущение переворачиваемой страницы и в следующий момент он оказался на своем облачном кресле, а рядом дремала его прелестная спутница. Первым делом Андрей схватился за то самое место, где еще недавно висел медальон: его подозрения оправдались: коронетка исчезла, подтвердив тем самым, что произошедшее с Андреем не галлюцинация, не сон, а причудливая реальность, в результате которой медальон, таинственно появившись из сна, так же таинственно вернулся в тот же самый сон. Полно, да сон ли это? Возможно, то, что он принял за сон, в действительности являлось окном в иную реальность, иное время, иные события.
Тем временем их в очередной раз окружал непроглядный туман, к которому все уже привыкли, и это означало, что в скором времени они должны вынырнуть в новом месте.
«Неужели, - подумал Андрей, - мы, наконец, окажемся на Алтае, возможно даже там, где коронетка лежала, - по логике вещей так и должно быть, а иначе, с какой стати я в книгохранилище очутился?!»
Он подошел к Ане и коснулся ее плеча. Девочка тут же открыла глаза и почему-то удивленно уставилась на Андрея.
- Давно в тумане летим? – спросил мальчик, горя нетерпением рассказать ей о своем странном эксперименте.
- Да буквально только что загустело. - Огляделась вокруг Аня, затем, почему-то, резко схватила и сжала Андрею руку, тут же с непонятным облегчением ее отпустив.
- Ты чего? – удивился Андрей.
- А ты что учудил? – ответила она вопросом на вопрос. – Если захотелось очередную свою паранормальную способность исследовать, то предупредил бы вначале, а то я перепугалась от неожиданности.
- Какую еще способность? – удивился Андрей, он был уверен, что Аня ничего не должна была заметить, по крайней мере, используя обычное зрение, поскольку внешне выход в астрал мало отличается от обычного сна.
- Честно говоря, я так и не поняла, какую. Толи телепортационную, толи дематериализоционную, толи что-то чисто оптическое…
- Ничего не понимаю, - пожал плечами Андрей, - я только что в астрал выходил, - ну, так ты этого не должна была заметить, разумеется, если не использовала свой дар ясновидения.
- Как, в астрал? – удивилась Аня, - ты же час назад исчез и только что объявился! Если бы я случайно не отследила момент, как это произошло, решила бы, что ты просто улетел куда-то, - мы тогда еще над лесом пролетали – ну, там, за грибами сгонять или цветов нарвать, не думаю, чтобы ты решился ноги сделать, ведь и назад, в Трускавец, совершенно непонятно, как лететь… но я случайно видела момент твоего исчезновения…
- Ну, и что ты увидела? – все еще не понимал Андрей.
- Вначале ты вроде бы спал, я решила, что ты пытаешься нужный нам сон увидеть, и уже перестала за тобой следить, а тут вдруг словно что-то подтолкнуло, в твою сторону посмотреть, и в этот момент ты раз… и исчез. Я вначале подумала, что ты решил еще одну из сидх испробовать, допустим, невидимость, я естественно тут же проверила, но на месте тебя и правда не оказалось, тогда я решила, что ты проводишь эксперимент по телепортированию, и стала ждать, когда ты вернешься. Попробовала тебя на тонком плане отследить, но в пределах пространства от тумана до тумана мне тебя обнаружить не удалось. Тогда я решила, что ты куда-то за линию тумана ухитрился перелететь, и там я тебя отследить не могу, поскольку земное пространство в тумане прерывается, и остается только ждать. А что делать? Кричать и волосы на голове рвать? Так, не поможет. Тут туман начался, и я решила на ментале через него пробиться попробовать. Толком ничего не успела, и в этот момент ты меня за плечо трогаешь. Так что это было?
- Я не знаю, - тревожно покачал головой Андрей, - по идее, тело мое никуда деться не могло. Я в этой своей жизни, правда, в астрал в первый раз выходил, но из своей «вставки» я знаю, что физическое тело должно в это время на месте оставаться. А по поводу телепортации и невидимости я даже не думал! То есть «вставка» вроде бы подтверждает, что теоретически у меня это может получиться, но не сейчас, поскольку я значительную часть ментальной энергии на остановку мира потратил, и для экспериментов с плотным телом в настоящее время ее недостаточно. Так вот, я в астрал выходил, сам толком не зная, зачем, просто все прежние попытки правильно направить полет ни к чему не привели, и я решил к проблеме с другого конца подойти, а там, что выйдет – то выйдет. Но в любом случае, плотное тело мое деться никуда не должно было… хотя, сейчас я уже и не знаю, что должно, что не должно… но если я и вправду исчезал, то, слава Богу, все обошлось благополучно! Между прочим, результат моего астрального эксперимента был не только в этом смысле любопытный…» - и Андрей рассказал все, что с ним произошло после того, как он, по мнению Ани «исчез». – Так что, - закончил он свой рассказ, - похоже, я удочку в нужном направлении забросил, причем, сам того не ожидал. Вот только коронетка исчезла, - приоткрыл он ворот рубахи, - и я даже не знаю, хорошо это или плохо, такое впечатление, что мы защиты лишились, но с другой стороны я смутно чувствую, что коронетка эта нас теперь должна притянуть в то самое место, где она лежать осталась. А насчет образа пароля…»
Почему-то в тот момент, когда Андрей упомянул об образе-пароле, в его сознании тут же пронеслась череда ярких, ранее незнакомых образов, которые так или иначе были связаны либо с могучим хвойным лесом, либо с горной речкой из сна, либо с горными вершинами вдалеке, а под конец нечто совсем иного рода, никак не связанное с предыдущими. Андрей увидел, что он плывет в окружении причудливых рыб, на довольно большой глубине чистейшего прозрачного моря, а где-то в отдалении, не под ним, а в стороне видны смутные очертания темных строений. Впрочем, картинка пропала так же неожиданно, как появилась.
- Ты знаешь, - сказал Андрей взволнованно, - как только я это место, где коронетка осталась лежать, вспомнил, у меня несколько ярких видений пронеслось, при этом все, кроме одного, явно с Алтаем были связаны, и с той экспедицией, где я, взрослый, как бы участвую – той, которая мне прошлой ночью приснилась. Было, правда, еще одно видение, которое непонятно к чему отношение имело! Так вот, в этот раз, я уверен, все должно получиться!
Тем временем в сплошной пелене начали появляться какие-то размывы и ребята начали напряженно вглядываться в эти быстро возникающие, не совсем еще прозрачные окна, боясь, что вот, сейчас, туман развеется, и они вновь окажутся над очередным городом, в котором Андрей успел побывать за свои неполные десять лет, однако в этот раз их ожидало нечто совсем новое. Когда туман уже значительно поредел и пошел окнами, более характерными для обычной облачности, Андрею показалось, что воздух в этих окнах начал как-то необычно загустевать. При этом загустение было неравномерным, какими-то полосами или струями, и в просветах что-то начало мелькать.
- Странно, - повернулся к Ане Андрей, - что-то с воздухом происходит…
В этот момент в очередном окне, напротив которого они оказались, что-то промелькнуло, и это была не птица…
- Рыба! – вскрикнула Аня, показывая в сторону странного предмета пальцем, - да какая интересная!
Это действительно оказалась рыба, причем экзотическая, словно прилетевшая из бассейна какого-нибудь кораллового рифа Карибского моря. Она была причудливо раскрашена, и Андрей затруднился бы определить ее видовую принадлежность, но что-нибудь явно тропическое. Тут туман разошелся окончательно, и ребята просто остолбенели от развернувшейся перед ними картины. Не рыба пролетала в синем небе – это они, как оказалось, плыли в глубинах неведомого океана, и сей совершенно невероятный факт никак не сказывался на их самочувствии. Андрей вдруг понял, что он не дышит, не испытывая никаких мук удушья, и когда он, испугавшись, все же насильственно вдохнул, ничего не изменилось: это все же была не вода, хотя и обычным воздухом эту среду нельзя было назвать, она оказалась плотнее воздуха, но дышать ей можно было так же естественно, как и обычной атмосферой. Впрочем, это ничего не меняло, поскольку можно было с тем же успехом не дышать, как и дышать: на самочувствии это никак не отражалось. Андрей вспомнил, что аналогичные ощущения он не раз испытывал во сне, когда ему снилось, что он плавает в морских глубинах.
Рыба, промелькнувшая мимо, оказалась не единственной, они плавали здесь везде, и под ними, и над ними, и были самых разнообразных форм и расцветок, правда, крупные не попадались. Глубоко ли они плывут, сказать было затруднительно, вода казалась светлой и прозрачной, а поверхность моря над ними хоть и просматривалась, как некая светящаяся плоскость, однако определить расстояние до нее было затруднительно, поскольку не хватало ориентиров. Когда Андрей посмотрел вниз, ему все стало понятно: довольно далеко, в стороне от них (до дна по вертикали было, возможно, метров 150 – 200) темнели какие-то строения, напоминающие нечто вроде рыцарского средневекового замка на фоне невысоких гор, словно этот замок, пристроившись на одной из вершин, вместе с горами погрузился на дно морское. Словом, именно это море и это строение Андрей видел перед мысленным взором, в череде других видений буквально пятнадцать минут назад, и именно это, наименее правдоподобное, морское, затянуло их в свое пространство, словно в голове Андрея возникали миры, внутрь которых они незамедлительно попадали, как только развеивался туман. Вот только почему именно в одни, а не в другие, было непонятно.
- Где мы? – донесся до Андрея испуганный голос Ани, - ты что-нибудь понимаешь?
- Очень немногое, - пробормотал Андрей, - дело в том, что незадолго перед тем, как мы из тумана вынырнули, как я тебе говорил, передо мной несколько красочных спонтанных видений пронеслось, и лишь одно их них к той экспедиции из сна не относилось. Так вот, это то самое место, только в своем видении я не на облаке плыл в пучине, а сам по себе. И рыбы вокруг меня кружились, и замок этот утопленный видел, и, самое главное, дышать не нужно было, как сейчас. Ну, ладно, Донецк и Питер еще как-то можно объяснить, но в морской пучине оказаться… это уже из ряда вон! Куда же теперь плыть?
- Кстати, - сказала Аня, - гляди, наше транспортное средство тоже слегка видоизменилось, соответственно условиям. Было летающим диплодоком, а теперь даже и не знаю, кто это. Плезиозавр, наверное, это у него, по-моему, была длинная шея, 4 больших ласта по бокам, и почти не было хвоста. В любом случае, это какой-то водный динозавр из облака.
- Но как такое может быть?! – недоумевал Андрей, - что это за мир такой, и, главное, что за вода такая, как во сне?
- Похоже, - сказала Аня, - мы в астрале оказались, и даже не заметили, как это произошло. Что ж, в конце концов, это лишь еще одна загадка, которых и без того было немало.
- Но тогда, - сказал Андрей, - где наши плотные тела остались?
- Не знаю, - пожала плечами Аня, - летят, наверное, где-то.
- Ну и что теперь делать? – в очередной раз задал Андрей сакраментальный вопрос. – Куда лететь… вернее, плыть?
- По-моему, - вздохнула Аня, - ситуация на самом деле мало изменилась. Раньше мы по небу летели, и не знали, куда летим, теперь в глубине моря плывем, и не знаем, куда плывем. Хрен редьки не слаще.
- Но тогда, - не соглашался Андрей, - мы, по крайней мере, в физическом мире пребывали, а теперь, выходит, а астральном!
- Ой, не знаю, - покачала головой Аня, - теперь я уже ничего не берусь утверждать. Может, мы уже давно в астрале находимся! Тогда эти перескоки куда лучше объяснимы, поскольку в астрале не существует непрерывности пространства, и оно там, в значительной мере с нашими мыслеобразами связано. В данном случае, почему-то, с твоими. А может, и не случайно, с твоими, поскольку именно ты нас должен в нужное место привести, но, теперь уже ясно, что нам некие силы мешают. Мне кажется, надо этот замок посетить, может там какое-то объяснение всему найдется. Эй, Ирудрана… или как там тебя теперь! Подлети к тому замку, пожалуйста. Кстати, ты, случайно, не можешь объяснить, что произошло, как это мы в океане очутились?
- Ничего не могу сказать, летел, куда мне приказали, - ответствовал Ирудрана, - объяснения – это по вашей части, а облаку все равно, куда лететь… или плыть!
- Да, кстати, - спохватился Андрей, - рыбы-то движутся! Так что пора фрактальный коридор восстанавливать…
Однако на сей раз у Ани, впервые, ничего не получилось, и рыбы продолжали плавать вокруг них как угорелые, хотя Аня и чувствовала, что энергия на остановку мира у нее еще имеется.
  - Что бы это значило? – вопросительно посмотрел на нее Андрей. – Разве в астрале мир остановить невозможно?
- Вообще-то возможно, - сказала Аня, - но, похоже, здесь какой-то особый слой и другие законы. По крайней мере, прежние стереотипы не срабатывают.
- Выходит, - расстроился Андрей, - родителям суждено обнаружить нашу потерю…
Впрочем, после всего, что с ними произошло за время полета, этот факт уже не вызывал в нем отчаяния, все чувства его притупились, и, возможно, это действительно было связано с тем, что они находились в астрале, а в астрале, как помнил Андрей, чувства могут претерпевать значительные изменения (хотя в книгохранилище он чувствовал себя по-иному, чем сейчас, и точно осознавал, что находится в астрале). Аня, казалось, тоже не особенно убивалась тем, что мир не удалось остановить, возможно, она была к этому уже внутренне готова.
- Ну, что ж поделаешь, - сказала она достаточно равнодушно, - может, здесь время по-другому идет, а когда в физическое пространство вернемся, снова удастся мир остановить. Впрочем, я уже не знаю, что дальше будет…
Тем временем Ирудрана подплыл к подводному замку, это действительно оказался средневековый горный бастион, с одной стороны он примыкал к скале, а с другой стороны имел вполне сухопутный парк, правда, давно не приводившийся в порядок. От ворот с высокой стальной оградой вела длинная, изгибающаяся полукругом аллея, окруженная на некотором расстоянии от ограды вековыми лиственницами и разросшимся кустарником. Когда они спустились над этим зданием на высоту метров 50, Андрей заметил, что странная водная среда вроде бы начала разряжаться, рабы остались где-то вверху так, словно кусочек пространства, окружающий замок и парк, относился уже не к водной, а к воздушной среде, хотя резкого перехода заметно не было. А впрочем, и вода была не вполне настоящая, астральная, как предположила Аня, и этот постепенный переход из среды в среду никого особенно не удивил. Напротив, было бы менее естественно, если бы среди вполне земных и «сухопутных» деревьев парка плавали рыбы, медузы и другие морские обитатели. А вообще-то и этот замок, и этот парк с вековой аллеей теперь казался Андрею очень знакомым, хотя он точно знал, что видит его в этой жизни впервые.
Тут Ирудрана заявил, что по субъективным причинам не может спустить непосредственно на землю (или дно), и если они собираются обследовать замок или просто погулять, то пусть последние 50 метров спускаются сами, а он подождет здесь их возвращения.
Ребята покинули свои удобные, расслабляющие кресла из пара (которые, тем не менее, не смешивались с водой, хотя, по физическим законам, существование облака в воде, казалось бы, исключалось, но это только лишний раз подчеркивало, что вода не настоящая) и спикировали недалеко от ворот замка, там, где кончались деревья и кустарник. Как только они опустились на землю, которая совсем недавно казалась дном океана, вокруг них быстро сгустились сумерки, хотя еще совсем недавно было совсем светло, словно зона замка и прилежащего парка действительно была изолирована от остального океана.
- Знаешь, - сказал Андрей, тревожно оглядываясь по сторонам, - у меня такое чувство, что я здесь уже был и стоял на этой аллее, а не только сверху  замок видел, когда в океане нырял зачем-то. И вроде бы этот вид сверху никак не связан с тем эпизодом, когда я на этой аллее вместе с кем-то (не помню с кем) стоял. И, тем не менее, оба эпизода – звенья одной цепи, вот только, какой? И знаешь, я все же абсолютно уверен, что это место каким-то образом с алтайской экспедицией связано, хотя на вид – совсем не Алтай, да и вообще – не земное пространство, не Энроф.
- Мне кажется, - сказала Аня, - надо в этот замок зайти, а все твои дежавю особого значения не имеют, чувство такое, что я должна сделать что-то, пока только не пойму, что…
Возможно, они так сразу бы и поступили, но тут в парке начало  происходить нечто непонятное. Вначале это были только звуки: шумы, шорохи, скрипы, позвякивания, раздававшиеся из темной чащи, затем в кустах и темноте аллеи начали вспыхивать искры, блуждающие огни, перемещавшиеся среди деревьев и кустов, словно некто бесцельно бродил там со свечкой. Андрею показалось, что и правда, в глубине аллеи и лесного массива передвигаются темные тяжеловесные фигуры, правда отчетливо увидеть их не удавалось. Затем раздался шум тысячи крыльев, словно стая ворон взвилась в воздух, и в ту же минуту ребята увидели, как над аллеей взлетела темная масса, очевидно стая крупных птиц, правда эта стая почему-то сразу же приняла форму неведомого огромного существа с когтистыми крыльями, как у летучей мыши, с шумом поднялась вверх, и очень быстро исчезла в неизвестном направлении. Как только шум множества крыльев затих в отдалении, над вершинами деревьев пронеслось какое-то движение, Андрею даже показалось, что верхушки множества деревьев вдалеке словно бы просели, а затем в глубине аллеи раздался отдаленный топот десятков копыт, словно к ним приближалась неведомая конная кавалькада. Ребята застыли как вкопанные, не зная, что предпринять, поскольку вся обстановка вокруг замка с каждой минутой становилась все более устрашающей. Первым позывом Андрея было – бежать, сломя голову, куда глаза глядят, но затем мелькнула мысль, что, при его паранормальных возможностях, разумнее улететь, и еще лучше – под защиту Ирудраны, если, правда, он сам не улетел куда-то перепуганной монструозной стаей, однако Аня, очевидно почувствовавшая это, крепко сжала его руку.   
- Дождемся гостей, вернее, хозяев, - сказала она решительно, хоть и, преодолевая дрожь в голосе, - невежливо так сразу удочки сматывать.
- Да я и не собирался сматывать, - стало стыдно Андрею, - я просто от неожиданности слегка подскочил. Раз уж мы здесь оказались, надо разобраться, что это такое, и что здесь вообще происходит.
Тем временем шум копыт нарастал. Андрею казалось, что это скачут какие-то апокалиптические кони, нормальные копыта так не стучат, к тому же на фоне топота копыт, явственно нарастал шум ветра, словно движущийся им навстречу живой поток был чем-то средним между несущийся в бешеном галопе кавалькадой и приближающимся ураганом.
Вскоре из аллеи проступила приближающаяся темная масса, отдельных всадников еще невозможно было разглядеть, и в какой-то момент ребятам показалось, что от ближайшего кустарника к кавалькаде присоединились две светлые фигуры, которые до сег8о момента неподвижно стояли в кустах, но потом не удержались, и были вовлечены в поток могучим вихрем. Когда же из аллеи на опушке парка, наконец, появились темные всадники, Андрей с Аней невольно прижались друг к другу и прислонились к узорной чугунной ограде рядом с воротами, таким холодным средневековым величием потянуло от открывшейся их глазам стремительной конной группы. И, как уже не раз было, Андрею тут же показалось, что он видел эту группу в своем прежнем существовании, правда, под несколько другим ракурсом. Тогда он вроде бы стоял внутри аллеи, на дорожке, а кавалькада эта вначале отделилась от верхушек деревьев, которые на фоне ночного неба казались застывшими всадниками, а затем, вочеловечившись и сделав полукруг, стремительно понеслись прямо на него, а он не мог отойти в сторону, поскольку застрял в густом кустарнике. Ах да, это еще не все: незадолго перед тем, как все это началось, он стоял посреди аллеи и, очарованный суровой поэтичностью этого места, читал стихи, которые сами собой рождались в его голове. Правда, сейчас он эти стихи не помнил, но, похоже, именно после того, как он эти стихи произнес, все и началось. Группа всадников, казалось, была соткана из мрака ночи, и это были не живые люди, а темные полупрозрачные призраки, значительно превышающие ростом обычные конные фигуры, которые, несмотря на гулкий топот подков о гравий, на самом деле чуть-чуть не доставали земли, и Андрей хорошо разглядел состав этой группы. Впереди на брызжущем пеной апокалиптическом коне-чудовище скакала грозная, увитая шелками и атласом, королева, в небольшой алмазной коронетке, а  чуть сзади, почтительно отступя, скакала обычная в таких случаях свита: закованные в сталь бароны, молодые могучие телохранители, придворные дамы, пажи с развивающимися плащами и прочая придворная публика, званий большинства из которой Андрей не смог бы назвать, поскольку плохо разбирался в дворцовом штатном расписании. Наверное, это было что-то в духе Шарля Перро или братьев Грим, однако внимание Андрея привлекла даже не эта жутковатая процессия, а две светлые фигурки, которые летели по краю кавалькады толи захваченные вихрем, возникшем от стремительного движения призраков по узкой аллее, толи зацепившиеся за сбрую гигантской лошади, и теперь их крутило и болтало, словно в аэродинамической трубе. На общем средневековом фоне фигуры выглядели довольно странно: это были мужчина и девушка, одетые в  современную походную одежду: брезентовые штаны, ветровки и альпинистские ботинки на толстой подошве. Девушку Андрей никогда не видел, однако нисколько не сомневался, что знал ее раньше, в другой жизни, а мужчина был Андрею более чем знаком, это был он сам, только взрослый. Когда кавалькада поравнялась с ребятами и понеслась к замку через сами собой открывшиеся ворота, Андрей рассмотрел его получше и определил, что лет ему на вид 25 – 30 – именно в этом возрасте он ощутил себя в памятном сне, в котором путешествовал по Алтаю. Правда, какое отношение имеет это средневековое зрелище к дикой алтайской тайге, было непонятно, образ замка скорее напоминал о каком-нибудь альпийском псевдорыцарском пейзаже, в духе легендарного Нойшвантайна, построенного сумасшедшим прусским королем Людвигом первым во второй половине 19 века.
Как выяснилось, испугались ребята всадников напрасно, те не обратили на них никакого внимания, а молодые люди, болтавшиеся сбоку, так же выглядели словно сомнамбулы. Вокруг стоял страшный шум, словно мимо них и вправду проносился настоящий вихрь, однако, как ни странно не ощущалось даже дуновения ветерка, а всадники казались бесплотными и спокойно могли проехать сквозь ребят так, что они это бы даже не почувствовали. Такими же призраками, только светлыми на темном фоне выглядели и двое молодых людей, влекомые потоком бешеной скачки.
Тем временем кавалькада проскакала в ворота и, пока королева пересекала площадь перед замком, по направлению к высокой, рассчитанной на великана, входной двери, хвост свиты еще только показался из сумрака аллеи.
- Это они! – крикнул Андрей, заглушая шум призрачного ветра, и показывая на две болтающиеся фигурки, словно Аня должна была знать, кого он имеет в виду.
- Бежим за ними, – в ответ прокричала Аня, - надо вместе с ними проникнуть в замок…
Но Андрей не успел дослушать, в тот момент с ним поравнялась фигура взрослого двойника, и этот, взрослый Андрей неожиданно открыл глаза. Глаза их встретились… впрочем, младшему Андрею показалось, что глаза эти не видят, однако непреодолимо притягивают. Тут неведомая сила и правда потянула Андрея вслед за пассивно болтавшейся фигурой двойника,  и он понял, что падает в этот взгляд, как в огромную воронку и теряет самоощущение, даже ничего не успев сказать об этом Ане. В следующее мгновение самоощущение Андрея-мальчика словно бы объединилось с самоощущением взрослого двойника. Уже изнутри нового сознания он увидел, что кавалькада пересекла пространство широкой двери, и тут Андрей почувствовал, что летит по длинному коридору или тоннелю, словно величественный замок был лишь бутафорией, и прятал за фасадом неведомый межпространственный тоннель.
Что сталось с Аней, осталась ли она подле ворот или так же была вовлечена в стремительный призрачный поток, Андрей так и не узнал. В мгновение перед его сознанием пронеслась, как память, вся его жизнь, не короткая, десятилетняя, а какая-то другая, с весьма похожим детством, однако этим детством не заканчивающаяся, а имевшая продолжение уже во взрослом статусе. При этом жизнь эта, как детская, так и взрослая, казалась Андрею такой знакомой, понятной и органично ему принадлежащей, он как бы не узнал ничего нового, а просто припомнил подзабытое ( забегая вперед, скажем, что это состояние почти сразу забылось, как только он снова вернулся в привычную форму), затем впереди него забрезжило светлое прямоугольное пятно, словно белая дверь, с просачивающимся по краям светом. В то мгновение, когда дверь распахнулась и ослепила, он почувствовал, что сознание его, мудрого ребенка-сверхчеловека, вновь отделяется от сознания взрослого, и это взрослое сознание летит своей дорогой, - его же, ребенка, увлекает в свет, в неизвестность, и  в этот момент Андрей потерял сознание. Последнее, что он ощутил, это огромную страницу, которая медленно перелистывалась в необозримом пространстве черного космоса.











ГЛАВА 6

ПРИЛЕТЕЛИ…

Первое, что услышал Андрей, еще не разомкнув глаза, это стрекотание сойки. Сам по себе звук казался более чем обычен, но, если вспомнить, что этому предшествовало (а к Андрею тут же вернулась память) то сойке вроде бы взяться было неоткуда.
Андрей открыл глаза, и тут же зажмурился от яркого света, когда же снова осторожно их приоткрыл, то увидел перед собой синее небо, высокие ветви сосны над головой и тревожное Анино лицо, тревога которого тут же сменилась улыбкой, как только она увидела, что Андрей раскрыл глаза. Мальчик сел и начал оглядываться вокруг. Он находился на каменистом берегу, а прямо за его спиной начинались могучие рыжие сосны и какие-то другие хвойные деревья. Поодаль еле слышно журчала неширокая быстрая речушка, а где-то там, у горизонта виднелись белые шапки горных вершин. Это место Андрей уже видел в своем чрезвычайно реалистичном сне, где, будучи взрослым, обнаружил среди речной гальки маленький самородок. А впрочем, он мог и ошибаться, ведь похожих мест можно было отыскать в любой горной местности сколько угодно, да хотя бы в тех же Карпатах, где они были совсем недавно.
Как они сюда попали? Неужели Ирудране все же удалось доставить их по назначению? Но тогда, получается, он все время был без сознания. Может, это связано с тем, что он оказался объединен в единую личность с тем, взрослым Андреем? Мальчик хорошо помнил, как перед ним развернулась другая версия его жизни с весьма схожим, но все же отличным в ряде моментов детством. К тому же, в сознании этого взрослого Андрея не было и следа тех самых приключений, в гуще которых находился сейчас младший Данилов. Однако, хорошо памятуя о самом факте объединения двух сознаний, младший Андрей уже не помнил конкретных событий жизни его двойника, словно они всплыли на поверхность и вновь ушли на дно памяти. И все же Андрей чувствовал, что если он окажется в местах, где происходили события его иной, альтернативной жизни, он вполне эти события может вспомнить. Но сейчас это не важно, важно то, что они оказались около речки, очень похожей на ту, из его реалистического сна.
И все же Аня, несомненно, должна знать больше него, как здорово, что этот темный тоннель все же не разлучил их! Андрей тут же припомнил, что в сознании его взрослого двойника постоянно жило чувство потери своей единственной, хотя за долгие годы он к этому привык, и редко обращал внимание. Такое чувство, что в той жизни он видел Аню мельком, это была скорее красивая легенда его жизни, которая вносила элемент тайны и романтического чувства Несбыточного.
- Ну вот, ты и пришел, милый, - почему-то с иронией сказала Аня, - не грусти теперь!
Фраза эта показалась Андрею очень знакомой, однако, сейчас было не до копаний в своих дежавю:
- Что значит, «пришел»? – не понял Данилов.
- Это значит, - сказала Аня, - что совсем недавно тебя здесь не было.
- Что значит, не было? – удивился Андрей, - ах, да, только что мы были совсем в другом месте, словно бы под океаном, но вблизи средневекового замка. А потом меня увлекла сила. Да, но, судя по всему, я какое-то время был без сознания, и совершенно не помню, как мы здесь с тобой очутились. Помню только, что я словно бы потерял свое тело, потом летел по темному тоннелю: оказалось, что за дверью замка ничего нет, кроме тоннеля. А потом я увидел в темноте яркое окно, и меня словно бы зашвырнуло туда. Больше ничего не помню, могу только сказать, что это место очень похоже на то, из моего сна, а ты ведь сама сказала, что я должен увидеть наш путь во сне. Судя по всему, это действительно Алтай. Но как мы здесь очутились? Я не помню, чтобы мы вернулись на Ирудрану.
- А мы и не возвращались, - сказала Аня, - думаю, он нам больше не нужен. Надеюсь, он не будет нас ждать вечно, и как-нибудь выберется. В конце концов, за то, как он поступил со мной, он вполне может потерпеть маленькие неприятности. Думаю, что он рано или поздно вернется в свой мир и земное пространство, он ведь природный дух, стихиаль.
- Да Бог с ним, этим Ирудраной, - перебил ее Андрей, с него не убудет, где бы он ни находился. Ты бы лучше объяснила, как мы здесь очутились!
- Я не могу тебе описать, как это произошло, с точки зрения физических законов, - вздохнула Аня, - мне самой мало, что здесь понятно. Похоже, что ты, объединившись с сознанием своего взрослого двойника, пробил какой-то пространственно-временной тоннель. Судя по всему, в какой-то из версий, твой взрослый двойник путешествует по тому маршруту, по которому нам необходимо пройти, чтобы найти… впрочем, сам все увидишь, если только все будет хорошо. Таким образом, замкнулась временная петля событийности.
- Все это хорошо, - сказал Андрей, - но как мы с тобой в своих телах перенеслись? Меня словно бы поглотил его взгляд этого двойника, и я словно бы подключился к его сознанию. Но я же не мог в него влететь вместе со всеми манатками! И потом, я же помню, что ты осталась стоять недалеко от ограды. Или тебя тоже поглотил этот вихрь? Но мне кажется, та девушка, которая болталась рядом с моим двойником, не имела к тебе никакого отношения, а меня захватил именно взгляд двойника.
- Все произошло очень быстро, - сказала Аня, - и как бы само по себе, по крайней мере, в начале. Когда ты вдруг исчез, я совершенно растерялась, думала, что тебя уже больше не увижу, но конница проскакала в замок, даже не задержавшись, и не сбавив темп. Я хотела, уж было, бежать следом, не знаю, на что рассчитывала, это был инстинктивный импульс, но в тот момент, когда последний всадник пересек порог замка (они уходили в темноту, и уже в самом проеме ничего видно не было), огромная дверь захлопнулась, и замок просто исчез, просто взял, и схлопнулся в одну точку. Не успела я еще больше испугаться, как точка, в которую схлопнулся замок, стала, как бы обратно разворачиваться, но вместо замка это был уже висящий в воздухе экран, а на экране – тот самый кусочек дикой природы, в котором мы сейчас находимся. Причем, вначале была видна та самая золотая коронетка, которая совсем недавно у тебя пропала. Затем картинка открывалась все шире и шире, и сначала это была обычная речная галька и пучки травы, а потом все остальное, но под определенным ракурсом, словно от окна далеко находишься. Машинально я зашла за ограду, которая, хоть замок исчез, по-прежнему оставалась, и в этот момент все пропало, меня словно бы втянуло в это окно, и я очутилась здесь.
- А, понятно, - сказал Андрей, - а я на камешках лежу! Но почему я вначале был без сознания, а ты его сохранила?
- Аня медленно покачала головой, - нет, Андрюша, вначале тебя здесь не было… вернее был, но тот, взрослый…
- Как так?! – вытаращил на нее глаза Андрей, затем, словно чего-то испугавшись, навал рассматривать и ощупывать свои руки и ноги. – Да нет, вроде прежний я, сказал он успокоившись. Я не случайно испугался, я же тебе сказал, что как бы с ним, с его сознанием соединился, вот и думал, что я теперь в его теле нахожусь…
Вместо ответа, Аня встала с гальки, подошла к стволу сосны, и погрузила в древесину свою руку, словно сосна была натуральным голографическим изображением.
- Думаю, - сказала Аня, невесело улыбнувшись, - у тебя произойдет то же самое.
Вначале Андрей несколько опешил, но затем рассмеялся:
- Ну, так мы же это и раньше спокойно проделывали, остановленный мир становится для нас проницаемым!
Мир не остановлен, - медленно покачала головой Аня, - погляди вокруг: речка движется, деревья качаются, птички поют. Я пыталась его остановить перед тем, как ты объявился, да ничего у меня не получилось… и, похоже, больше не получится. Так что ты, друг мой, как и я, ни в каком плотном теле не находишься, это наши астральные тела, спроецированные на Энроф, на физическое пространство Алтая.
- Может, есть какое-то другое объяснение, - вяло запротестовал Андрей.
- Нет никакого другого объяснения, - отрезала Аня, - это мир физической реальности, а вот мы с тобой – астральные призраки, и именно мы проницаемы относительно окружающего мира, а не он, относительно нас. Если бы ты знал, каким образом только что здесь появился, у тебя бы не возникло сомнений, в каком агрегатном состоянии находишься.
- Но я ведь чувствую себя, как обычно, - продолжал сопротивляться Андрей, - а в астрале все должно быть по-другому, в астрале мы должны находиться как бы в отраженном мире и в измененном сознании, как недавно около этого замка, а здесь я чувствую себя слишком по-земному, и мир совершенно не искажен.
- И все же это так, - развела руками Аня, - я не знаю, в самом Энрофе мы находимся, или это все-таки отражение, но если даже отражение, то самое ближайшее, точная копия Энрофа.
- А где же наши физические тела находятся? – совсем скис Андрей, - может, мы вообще умерли?!
- Я не знаю, - устало сказала Аня, - я сама мало что понимаю. Возможно, наши тела остались на Ирудране. Скорее всего, для выполнения нашей миссии совсем не обязательно находится в плотном состоянии, возможно, даже не желательно…
- А как же мы возвращаться будем? Нет, меня такое положение не устраивает, я хочу в свое обычное физическое тело, я так себя чувствую, словно я умер!
- Это, наверное, скоро пройдет, - не очень уверенно сказала Аня, - неужели после всего, что мы пережили, и после того, как мы все же очутились на Алтае, все бросить, и повернуть обратно? Но тут до места, до которого нам необходимо добраться, по-видимому, совсем немного осталось. После этого, и начнется собственно наша миссия, и я смогу частично приоткрыть полог. Неужели ты меня бросишь теперь?! После того, как я тебя вернула? Мне кажется, теперь отступать не только нельзя, но и невозможно! Слишком много спиновых скачков произошло, и, скорее всего, вернуться в наши тела мы сможем только после того, как исполним свою миссию. Не случайно мы здесь оказались именно в астральном состоянии, возможно именно в этом виде нам проще исполнить то, что на нас возложено. А впрочем, я тебя не держу, хотя не представляю, каким образом ты собираешься возвращаться, но для мен обратной дороги нет! Да что ты запаниковал, - добавила Аня, увидев, что Андрею стало стыдно своего малодушия, - по-моему, мы уже давно неведомо в каком агрегатном состоянии находимся. Кто знает, может мы свои физические тела еще там, в Трускавце оставили, когда ты первый раз мир остановил, а мы по какой-то причине этого не заметили.
- Ладно, извини, - в который раз пошел на попятную Андрей, - просто, все так неожиданно! Все никак не могу от былых своих установок отделаться. Конечно, я иду с тобой, тем более, как я чувствую, мы почти у цели. В конце концов, в астральном теле даже проще: ни есть, ни пить не надо, и холод с жарой не страшны. К тому же, это еще и неуязвимость, а вдруг, если бы мы сюда добрались в обычном состоянии, на медведя или на волка напоролись? А так нас вообще никто не заметит. Кто знает, возможно, в скором времени нам бы не удалось фрактальный коридор восстановить, и тогда мы стали бы уязвимы, да еще бы возникла серьезная проблема с питанием, теплой одеждой и крышей над головой. Конечно, печально, что мы в реальном времени находимся и не можем в астрале мир остановить.
- Насчет времени, не все так просто, - покачала головой Аня. – Помнишь, в каком году мы по Ленинграду гуляли? Я думаю, что и здесь мы в смещенном времени находимся, и, похоже, в том, когда тебе уже немало лет будет. Скорее всего, это тоже 1985й, это должен быть тот год, когда твоя Алтайская экспедиция происходила! Ты ведь говорил, что видел себя примерно 25и – 30и летним? Думаю, именно 30и летним, иначе, почему бы мы в Ленинграде в 85 году оказались? Да еще при разных вариантах развития событий? Думаю, тут все неспроста!
- Но как такое могло произойти?! – все не мог поверить в очевидное Андрей.
- Боюсь, этот момент мне понятен не больше, чем тебе, - вздохнула Аня. – Мне известна конечная цель нашей миссии, но, как основная задача, а как все будет осуществляться, и какие явления будут наши действия сопровождать, мне неведомо. И все же кое-какие соображения имеются. Например, почему сейчас и здесь именно 1985 год. Потому, что мы, сейчас, находимся  в том времени, кода ты, взрослый, путешествовал по Алтаю. Очевидно, наша миссия должна осуществиться именно тогда. Но я, с самого начала, об этом понятия не имела. И еще: по-видимому, мы оказались здесь и сейчас именно потому, что твой двойник находиться здесь и сейчас…
- Как так?! – вытаращился на нее Андрей.
- А так! Прежде, чем ты открыл глаза, на этом месте кое-что произошло. Ты сказал, что твое сознание объединилось с сознанием твоего двойника, который оказался захваченным призрачной королевской свитой (кто они такие, я не знаю, также как и ты)? По-моему этот факт многое объясняет: и почему мы оказались здесь, и почему именно в этом времени. Но сначала необходимо вспомнить, что с тобой произошло после того, как ты объединился с сознанием своего двойника.
- А чего вспоминать? После того, как меня втянул его взгляд, и мы пересекли дверной проем замка, мне показалось, что я (или мы, не знаю, как правильнее сказать) лечу внутри темного тоннеля. При этом я как бы вспомнил всю свою жизнь в теле взрослого Андрея Данилова, я словно бы и был им самим. Сейчас, правда, я все эти события снова забыл, но чувствую, что при определенных обстоятельствах, смогу все вспомнить. А потом… потом я очнулся здесь и увидел тебя.
- Это не все, почему-то уверенно сказала Аня, - что-то еще должно было произойти между этими двумя моментами. Постарайся вспомнить, а потом я расскажу, что было со мной, и что знаю я.
- Но как вспомнить? – недоумевал Андрей. – Пожалуй, действительно был какой-то провал между коридором и этим берегом, что-то такое я ощущаю, но не могу ничего конкретного нащупать.
- А ты постарайся настроиться на корону Меровингов, ты же должен теперь этими методиками владеть.
- Ладно, попробую, - согласился Андрей, - это все же какая-то зацепка, не случайно мне эту коронетку из сна материализовали.
Андрей настроился на коронетку, и сразу вспомнил, как видел ее последний раз в астрале. Тут же перед его мысленным взором возникла картинка, как он, перед книжным стеллажом, выпускает ее из руки, обожженный ремешком, и как коронетка, не долетев до пола, вдруг резко меняет направление и втягивается обложкой книги.
……………………………………………………………………………..
Он пробудился, словно от толчка, открыл глаза, и удивленно ими захлопал. Где он? Что это за рыжий купол над ним, ведь он сегодня вечером засыпал на своей, изрядно надоевшей, пружинной кровати, на которой спит уже полтора месяца летних каникул в Трускавце. Пытаясь справиться с нарастающей тревогой, и надеясь, что это все же продолжение сна, мальчик стал тревожно оглядываться вокруг: он находился внутри узенького матерчатого помещения, через стенки которого тускло просвечивал дневной свет. Господи, как он здесь очутился?! А это еще кто тут рядом?! Андрей обнаружил, что лежит внутри теплого, шуршащего мешка («это палатка, а я в спальном мешке»! – с каким-то отрешенным отчаянием констатировал его разум), а рядом лежит такого же типа туристский мешок (похожий был у отца, и Андрей, играя, не раз туда залазил), а из него, наполовину раскрывшись, выглядывает обнаженный торс незнакомой взрослой девушки. Андрей с нарастающим ужасом уставился на эту небольшую, крепкую грудь, даже не прикрытую бюстгальтером, затем, заподозрив нечто ужасное, резко дернул за молнию и откинул верхнюю часть спальника, обнаружив совершенно незнакомое ему, большое, худощавое тело взрослого человека в узких нейлоновых плавках.
«Господи! – мысленно завопил Андрей, - да что же это такое… Мама!!! – это уже был крик, изданный его голосовыми связками, крик, изданный незнакомым взрослым голосом, слегка осипшим то ли от ужаса, то ли от долгого сна.
Андрей вскочил, разбудив свою обнаженную спутницу, и в ужасе начал метаться по палатке, тут же сбив столбы и колья, не обращая внимание на то, что перепуганная девица пытается его успокоить и удержать, называя по имени. Впрочем, имя совпадало.
- Где я?! Кто я?! - выл Андрей, мечась внутри обрушившейся палатки. Затем он все же догадался расстегнуть входную молнию палатки, и выскочил наружу, но то, что он увидел снаружи, отнюдь не успокоило, но еще больше перепугало. Справа и слева его окружала бескрайняя дремучая тайга, невдалеке журчала прозрачная бурная речка, сам он оказался на небольшой поляне, переходящей в каменистый бережок той самой живописной речушки. Палатка, из которой он только что выбрался, превратилась в бесформенную, отчаянно шевелящуюся матерчатую груду (девица все не могла найти выход), а в пяти шагах от него стояла еще одна палатка, из которой выглядывали незнакомые физиономии двух взрослых мужиков: одна, мордастая, бородатая, другая худощавая, вытянутая, с темными аккуратными усиками. Оба лица выглядели заспанными и удивленными, и когда рот, обрамленный окладистой бородой, раскрылся и из него вылетело: «Андрюха, ты что, белены объелся?!», - Андрею почудилось, что внутри его головы что-то лопнуло, и с диким воплем:
- Мама, мамочка, где ты?! – он, как заправский олимпийский спринтер, ринулся через берег, затем через мелкую, чуть выше колена речку, уже совершенно не соображая, куда он бежит и зачем, и что, может быть, гораздо разумнее, все же, остаться и расспросить у этих взрослых дядей, кто он такой, и как они все сюда попали.
Какое-то время, в состоянии сильнейшего аффекта, он ломился напролом по тайге, не замечая впивавшихся в босые ноги колючек и хлестких ударов сосновых веток. Ужас гнал его вперед, вопреки здравому смыслу, и когда первые смятенные мысли появились в его голове, он уже и не смог бы определить, сколько он бежал по тайге: десять минут, час, или даже несколько часов.  Эти первые мысли были даже не мысли, а сплошной внутренний крик, да и что здравое и конструктивное мог подумать ребенок, вечером заснувший в своей кроватке, в обычном знакомом городском мире, хоть и не дома, а проснувшийся в чужом, взрослом теле, в незнакомом диком месте, рядом с голой девицей, и в тот самый момент ему показалось, что мысли эти, кричащие что-то вроде: «Мама, мамочка, спаси меня!!!» словно бы лопнули в его голове, разлетевшись на тысячи искр и молний, и тут снова сознание его погрузилось в темноту, и наступило небытие…
Впрочем, небытие длилось недолго. Неожиданно Андрей осознал, что стоит рядом с могучей сосной в зарослях папоротниках. Собственно, не в зарослях, а на зарослях, ноги его едва касались нескольких стеблей, которые даже не пригнулись под его тяжестью. Зато, хоть он, можно сказать, висел в воздухе, к нему вернулся его прежний образ; он явственно видел свое привычное тело десятилетнего мальчика, в шортиках, кедах и ковбойке, правда, все равно с ним было что-то не так, словно бы у него слегка нарушилось зрение, и тело казалось несколько размытым и пастозным. Тут Андрей увидел, что в двух шагах, в папоротниках лежит почти голый человек в одних плавках – то ли мертвый, то ли без сознания, облепленный паутиной, иголками и комарами (кому же придет в голову заснуть в одних трусах в глухой тайге), и тут он понял, что это как раз то тело, которое он только что воспринимал, как свое. Андрей отметил, что прежний леденящий ужас покинул его сердце, хотя ситуация приняла еще более причудливый оборот, и с интересом  подойдя, вернее подплыв к этому телу (человек лежал на боку, поджав ноги в позе эмбриона), Андрей обнаружил, что это его собственное лицо, правда заметно повзрослевшее. То же касалось и всего остального его тела: вот и родимое пятно на бедре, отдаленно напоминавшее корону – точно такое есть и у него (мама говорила, что подобное пятно было и у дедушки, так что это наследственное). Кстати, на ремешке у этого человека висел маленький золотой самородок, который чем-то напоминает это родимое пятно. Почему-то, этот самородок показался Андрею до боли знакомым, хотя раньше, вроде бы, он его никогда не видел, и мальчик (вернее его астральная копия) машинально потянулся к нему рукой, но в момент контакта его словно бы ударило током. Затем что-то случилось с миром: реальность словно бы оказалась отпечатанной на гигантском листе неведомой книги, и листы этой книги, пересекая мир от горизонта до горизонта, стали листаться с огромной скоростью, а фрагменты мира, отраженные на страницах, словно бы слились в кинофильм, запечатлевший каждое движение на отдельном кадрике, и эту пленку листали от конца к началу. В этом кинофильме молодой человек, взрослый Андрей бежал задом наперед через лес к палатке, влетал в нее, как сумасшедший, спиной, палатка снова восстанавливалась, затем было уже совсем невозможно разобрать конкретных деталей, было лишь мелькание страниц, и когда одна страница остановилась и превратилась в живой отчетливый мир, Андрей снова ощутил удар тока, и его втянуло в этот кадр. Он понял, что лежит на гальке, а его взрослый двойник с удивлением вертит в руках золотой самородок, еще не нанизанный на шнурок (при этом он стал каким-то зыбким, полупрозрачным). Затем двойник медленно отошел в сторону поляны, где бородатый мужчина и две похожие друг на друга, мальчикоподобные девушки хлопотали над костром, а чуть в сторонке паслась мышиного цвета флегматичная лошадь.
В этот момент видение закончилось, и Андрей осознал себя в                прежнем, «посвященном» состоянии на том же самом месте, но рядом с Аней, которая внимательно и тревожно за ним наблюдала.
- Ну что, получилось? – скорее констатировала, чем спросила, она.
- Получилось, - кивнул Андрей, еще не до конца пришедший в себя. – Ты знаешь, это было не видение, не воспоминание, я словно бы все наяву пережил! – И Андрей описал все то, что мы чуть выше изложили. – И самое странное, - добавил он, помолчав, - что мой разум в это время совершенно ничего не знал и не помнил с того момента, как мы с тобой познакомились. Он помнил о моей-своей жизни лишь до того момента, как лег спать в ночь перед твоим приездом. Не удивительно, что он так перетрухал. Если бы я, в нынешнем своем состоянии, оказался в теле взрослого Андрея Данилова, думаю, я бы такой истерики не выдал. Ну а теперь расскажи, что с тобой было после того, как ты шагнула в пространственное окно, и оказалась на этом месте?
- К твоему рассказу я немного могу добавить, - пожала плечами Аня. – Ясно, что астрал твоего взрослого двойника вынес твой нынешний астрал в то место и время, в котором нам необходимо было очутиться, ну а я  - следом за тобой в пространственно-временной тоннель сиганула, но, тем не менее, в этом месте оказалась несколькими днями раньше, чем ты объявился. Когда я здесь очутилась, то первое, что я увидела, это золотая коронетка, которая, по-видимому, меня сюда и притянула. Она лежала как раз здесь, где ты сидишь, но в тот момент она была, а тебя – не было, и я страшно испугалась, что мы разминулись и в пространстве, и, что самое страшное, во времени. Конечно, было от чего испугаться, но я быстро установила, что пребываю в астральном состоянии, причем не в астральном мире, а в плотном, Энрофе, но больше всего меня угнетало то, что наша миссия под угрозой, поскольку мне явно дали понять, что без тебя ее осуществить невозможно.
- Тебя только это расстроило? – с обидой спросил Андрей.
- Ну, что ты, конечно, не только, но ведь в первую очередь надо думать не о себе, а о главном…
- Не знаю, не знаю,  как это у тебя получается, - пробормотал Андрей, - у меня как-то всегда выходит, что главное всегда связано с самим собой.
- Не будем спорить, - качнула головой Аня, - возможно, это потому, что ты не успел достаточно утвердиться в духе. Ну, так вот, толком не понимая, что делаю, я вдруг запела песню. Уже потом я поняла, что зову этой песней тебя. Тебе она известна… а много лет спустя ты напишешь слова этой песни в плотном мире:
Помнишь из детства
Света пургу,
Мальчик и девочка
На берегу…
И когда я ее пела, то вдруг увидела, что по берегу идет, что-то разыскивая, тот твой двойник, и тогда я побежала к нему, и он меня увидел, и даже не особенно удивился, словно довольно часто встречал на своем пути девочку-привидение. В общем, я привела его к этой коронетке, даже сама не знаю, зачем я это сделала, но сейчас уже понятно, что он должен был ее обнаружить, иначе бы будущее не сложилось так, как должно было сложиться, и ты не оказался бы здесь, на этом месте. Короче, взрослый Андрей подобрал золотую коронку, и в этот момент словно бы перелистнулась страница через весь горизонт, взрослый Андрей вместе с коронеткой пропал, а ты, наоборот, появился в том месте, где она только что лежала. Таким образом, осуществился этот удивительный обмен. А все остальное ты сам знаешь.
- Удивительно, - сказал Андрей, помолчав какое-то время, - мало того, что мы в ином месте и времени оказались, так мы еще и время, как страницы книги, туда-сюда листали, и в результате произошла стыковка событийных рядов из разных причинно-следственных потоков! Подведем итоги: в результате совершенно фантастических пертурбаций мы очутились на Алтае, и не просто на Алтае, а, как ты предполагаешь, в 1985м году, - ровно через двадцать лет с того дня, когда мы покинули Трускавец. В процессе выяснилось, что именно в этом времени мы должны осуществить свою миссию, а не в нашем, 1965м. Но ты ничего мне об этом не говорила, если бы я о таком с самого начала знал, то ни за что с тобой не полетел бы. Да и как я мог себе это представить? Оказаться через несколько часов в 1985м году, постарев всего на эти несколько часов! Даже моя «вставка» об этом молчала. Ну, да ладно, чудеса продолжаются, и такое впечатление, что в дальнейшем их еще больше будет. Теперь главный вопрос в том, что дальше делать, ведь до этого момента мы думали только о том, как сюда, на Алтай попасть. Ну вот, мы на Алтае! А что дальше? Может ты, все-таки расскажешь о нашей задаче, кроме того, что мы человечество от апокалипсиса должны спасти?
- Ты извини, Андрюша, ты же знаешь, я тебе ничего не рассказывала не потому, что мне так хотелось, а чтобы произнесенное слово не нарушило структуру будущего. Я уже говорила тебе о сглазе! Время очень приблизилось, но еще не настало, и рассказать о сути и смысле нашей миссии я смогу только когда мы будем стоять около… в общем, в том месте, откуда начнется вторая часть нашей одиссеи, непосредственно, НАША МИССИЯ. Правда само объяснение тоже может нарушить ткань, но полностью избежать этого, видимо, не удастся. Пока же, как я тебе говорила, мы должны пройти по маршруту, которым прошел ты, Андрей Данилов, в августе-сентябре 1985го года. На определенном, пока неведомом мне этапе, эта экспедиция должна пересечь то, особенное место, ради которого мы сюда и прилетели. Кстати, я убеждена, что мы бы никогда сюда не прилетели, если бы не покровительство Сил Света, возложивших на нас эту миссию.
- А как мы узнаем, что это то самое место, ради которого весь наш сыр-бор затеян? – все не унимался в своем скепсисе Андрей.
- Возможно, оно будет сильно выделяться, - неопределенно сказала Аня, - но главный индикатор, способный это определить, хранится у меня, его я пока не могу тебе показать, это тоже способно нарушить ткань времени.
- Я примерно догадываюсь, - сказал Андрей, - я ведь тогда, в книгохранилище нужную книгу с помощью золотой коронетки смог определить, иначе бы мимо прошел, и никогда бы мы сюда не добрались. Небось, что-то вроде этого?
- Что-то вроде, - кивнула Аня, - но не выуживай из меня ответа, это действительно серьезно.
- И все же, - сказал Андрей, - на данный момент никакой экспедиции с моим участием в возрасте 30 лет в обозримом пространстве не видно. Как же мы узнаем их маршрут? Поди, определи, где они сейчас! Может,  пространственно здесь, но в прошлом или будущем, после всех этих пространственно-временных скачков, и поэтому мы их не видим, а может, ушли вперед или еще не дошли до этого места? Где их в таком случае искать? Может, я их снова должен во сне увидеть, чтобы с этими вопросами определиться?
- Похоже, со сном уже больше не получится, - сказала Аня, - события перешли в иную плоскость реальности, и подобных снов у тебя больше не будет, это мне мой внутренний голос подсказывает. К сожалению, он больше ничего не уточняет, так что я даже не знаю…
Андрей хотел что-то сказать, но тут лицо его приняло оживленное выражение, и он указал пальцем в сторону реки:
- Гляди, идут!
И действительно, из-за поворота реки появилась группа людей, и вскоре стало видно, что это та самая экспедиция, участником которой являлся взрослый Андрей Данилов. С одной стороны реки шел он, собственной персоной, оживленно беседуя с девушкой, в которой без труда можно было узнать ту самую девицу, рядом с которой юный Андрей очнулся в палатке в теле того, взрослого. С другой же стороны реки, как раз там, где сидели наши юные герои, параллельно им шел еще один знакомец Андрея, - бородатый мужик атлетического сложения и неприметная девушка, весьма похожая на собеседницу двойника Андрея. Чуть поодаль уныло шагал мышиного цвета мерин.
- Странно, - сказал Андрей, видя, что Аню это явление тоже несколько смутило, - я точно помню, что в тот момент, когда на этом месте очутился, сразу после перемотки времени назад, то видел этих двух девиц и мужика у костра с той, противоположной по течению стороны. А эти, такое впечатление, еще только идут туда. Кстати, и кострища от костра, в том месте, где я его видел, тоже не видно. Это что, дубль какой-то?
- Раз кострища нет, значит не дубль, - сказала Аня, я ведь тоже и костер и бородача с девушками видела. Похоже, после того, как взрослый Андрей коронетку взял и исчез, смещение времени произошло, и мы оказались в недалеком, примерно получасовом прошлом, относительно момента, когда он коронетку поднял. Ну, так здесь ничего удивительного, мы в последнее время только и делаем, что из одного момента в другой перескакиваем: сначала в будущее, потом в прошлое, как у тебя с обратной пленкой. Так что это, по-видимому, корректировка на местности.
- Все это замечательно, - сказал Андрей, - но тогда маленькая нестыковочка выходит. Ты что ж, получается, этому взрослому увальню снова коронетку-самородок подсунуть должна?
- Выходит, - растеряно пробормотала Аня.
- Но ведь ее здесь нет, - сказал Андрей, указывая на пустующее место, где совсем недавно среди камней поблескивал маленький самородок, - тот, первый двойник его унес, и что теперь делать? Выходит, один сейчас с коронеткой, а другой, надо полагать, без коронетки? Или все же с коронеткой?
Тем временем бородатый мужчина вместе со своей спутницей остановились как раз напротив того места, где сидели ребята, и крикнул взрослому Андрею и второй девушке, что пришло время обеда, и пора делать привал, и заниматься костром, и чтобы Андрей с Галей перебирались на их сторону. На наших юных героев он не обратил никакого внимания, явно их не видя, хотя несколько раз прошелся по ним взглядом, очевидно высматривая место, где удобнее всего сделать привал.
- Они нас не видят, - констатировал Андрей, наблюдая, как его взрослый двойник, крепко держась за руку невысокой, но спортивной Гали (это имя юный Андрей услышал впервые), переходит реку. – Кстати, посмотри, рубашка у него расстегнута и грудь хорошо видна. Никакой коронетки на ней нет, только крестик. Можно, конечно, было бы попытаться ему ее снова подсунуть, но ведь и здесь ее тоже нет! Может, позже появится?
Тем временем, группа воссоединилась, отошла чуть в сторону от ребят и, расположившись на небольшой поляне, стала хлопотать по части обеда. В скором времени взрослый Андрей отделился от группы и пошел по берегу в сторону невидимых ребят, разыскивая хворост.
- Картина повторяется, - смущенно сказала Аня, - хотя сейчас я его не звала, как в прошлый раз. И с чего бы это я стала его звать, коронетку-то другой дубль унес. И она, похоже, по второму разу объявляться не собирается.
Аня встала с гальки и вплотную подступила к взрослому Андрею, несколько раз обошла его, позвала по имени и помахала перед его лицом руками, пытаясь привлечь к себе внимание. Но Андрей-два даже и не собирался ее замечать, преспокойно прошел через опешившую Аню и вскоре ушел достаточно далеко от того места, где в прежнем дубле Аня вступила с ним в контакт и подвела к тому месту, где лежала коронетка. Увы, самородок также не материализовался по второму разу. Озадаченная Аня вернулась на прежнее место.
- Ничего не понимаю, - сказала она растерянно, - этот ничем не отличается от того, но история с коронеткой не повторяется. Похоже, это какой-то другой вариант развития событий. В интересное положение мы попали.
- По-моему, - усмехнулся Андрей, - мы из него уже несколько дней не выходим, с того момента, как призрак там, в Трускавце, через меня прошел, и тут же ты появилась. Как думаешь, будут еще дубли или этот последний?
- Кто знает, - вздохнула Аня, - может, их вообще бесчисленное множество, но мне кажется, ожидать, когда новые появятся, не самая лучшая мысль. Так что, единственно разумный вариант – следовать за ними, пока они не пересекут нужное нам место. Меня, правда, смущает, что этот Андрей остался без коронетки.
- Может, ты слышала, - сказал Андрей, - когда в Одессе ловят такси, а вместо него останавливается частник, то, если сей факт смущает пассажира, водитель ему, как правило, говорит: «Вам надо шашечки или доехать?». По-моему, мы не так давно мучались, что не можем попасть на Алтай, затем, что экспедиция куда-то исчезла, теперь же, проблема снята, и мы преспокойно можем следовать за ними, пока ты чего-то там особенное не обнаружишь. А есть ли там коронетка на шее моего двойника, или нет, какая разница! Надо идти следом, если, конечно, не дай Бог, они снова не исчезнут. Что ж, будем еще двумя участниками экспедиции в далеком будущем. Все-таки, никак это в голове не укладывается: участники экспедиции, которая еще не произошла. Ты говорила, что мы с тобой призраки для этого мира… по-моему, наоборот, это они призраки, ведь, согласно здравому смыслу, всего того, что мы видим, еще нет, и до экспедиции двадцать лет осталось.
- Все относительно, - пожала плечами Аня, - они призраки относительно нас, мы призраки относительно их, а философы-идеалисты считают, что проявленный мир – вообще сплошная иллюзия. Мне кажется, в свете  последних событий, у нас с тобой все основания пополнить ряды субъективных идеалистов, поскольку все то, что с нами происходит, вообще не вяжется со здравым смыслом.
- Вот и я о том, - мрачно усмехнулся Андрей, - если все иллюзорно, то какой смысл вообще во всем том, что мы с тобой затеяли? Тем более что все это никак не стыкуется со здравым смыслом.
- Но ведь есть и другой, высший здравый смысл, - улыбнулась Аня, и в масштабах этого здравого смысла все, что с нами происходит – строго логично. Нам просто не хватает информации и знания законов, благодаря которым происходит вся эта, на первый взгляд, необъяснимая чехарда. Но что делать, если мы оказались в сфере пересечения высших интересов, то и обстоятельства, им сопутствующие также трансцендентально-магические, а значит остается только смириться и ничему не удивляться.
- Да я не удивляюсь, - грустно пожал плечами Андрей, - какие уж там удивления, после всего, что произошло! Просто я привык планировать хотя бы ближайшее будущее, мы же, до недавнего времени, жили в упорядоченном мире, а как теперь можно что-то планировать, если даже время потеряло свою незыблемость! Кстати, еще недавно «вставка» моя почти не умолкала, объясняя законы и принципы всех тех чудес, которые на меня обрушились, если бы ни она, я бы просто с ума сошел! А теперь она почти затихла, и многое из того, что здесь происходит, я не могу объяснить. Хотя, и к прежнему состоянию десятилетней дебильности не вернулся, просто все осталось на неком новом уровне, а новая информация не поступает…
- Что-то подобное и со мной произошло, - вздохнула Аня, - очевидно, твоя «вставка» подготовила тебя для новой задачи, и свое назначение выполнила. Тебя подняли на новый уровень, ты получил определенный объем новых знаний и возможностей для выполнения своей миссии, а теперь «руководство» пустило тебя в свободное плавание, чтобы ты действовал сам, согласно обстоятельствам. Возможно, это главная тактика помощи Провиденциальных Сил, иначе нарушается принцип свободы выбора. То же касается и меня.
Тем временем, пока происходила эта дискуссия выдающихся умов, взрослые участники экспедиции закончили обедать, вымыли посуду, погрузили поклажу на меланхоличного мерина, и продолжили свой путь с двух сторон бурной ледниковой речушки, то и дело поднимая и рассматривая цветные камушки, большая часть которых выбрасывалась, а значительно меньшая укладывалась в котомки. Последовали за ними и наши юные герои, которым, после всех хитросплетений сегодняшнего дня, казалось, что они, наконец, вышли на финишную прямую. Настроение ребят значительно поднялось, идти в астральном агрегатном состоянии было очень легко, по сути, они просто плыли над землей, по привычке перебирая ногами, но могли бы и лететь, поскольку движение осуществлялось за счет волевого импульса, и не нуждалось в рычагах отталкивания. Ни голод, ни жажда не мучили их проницаемые для внешнего мира тела, усталость также оказалась им неведома, и только мысль о том, что где-то, неизвестно где остались, по-видимому, в неподвижном состоянии их плотные физические тела, не давала Андрею покоя. Несмотря на то, что его разум и самосознание мало отличались от прежнего, его все время преследовала мысль, что и он, и Аня какие-то не настоящие, да и вообще, вся ситуация не настоящая, абсурдная, невозможная, словно он просто видит чрезвычайно реалистичный и правдивый сон, но придет утро, и этот мир будущего, чудесные события и кажущаяся свобода развеются, оказавшись ночной иллюзией.
Весь последующий день они шли за группой, собирающей камушки (точь в точь, как во сне Андрея), и когда ближе к вечеру появились еще трое участников экспедиции, которые, как выяснилось шли параллельно вдоль какой-то другой речки, вплоть до того места, где две речки сливались в более полноводный поток, Андрея кольнула странная мысль, что что-то сегодня здесь было не так. В чем заключается это «не так», он не мог разобраться, может быть его смутило то, что за всю вторую половину дня ничего такого особенного и чудесного не произошло, а он уже настолько привык к непрекращающейся череде необъяснимого, паранормального, что уже само по себе отсутствие паранормальности вызывало подозрение. Тем не менее, наступил вечер, плотноматериальные путешественники, болтая на всякие специальные и отвлеченные темы, разбили лагерь, разожгли костер, поужинали, затем разбрелись в окрестностях лагеря, занимаясь каждый чем-то своим. К 11 часам все распределились по трем палаткам и быстро угомонились, уставшие от длительного дневного перехода, по неудобной для ходьбы речной гальке.
Андрей с Аней остались в одиночестве на поляне, слегка освещенной половинкой луны, и поняли, что им предстоит коротать ночь на свежем воздухе без сна, поскольку ничего похожего на усталость и сонливость у них теперь не возникало. Это казалось странным и неудобным, поскольку и тот, и другой привыкли спать по ночам, и не совсем было ясно, что делать с этим неожиданно появившимся лишним ночным временем.
- Все же, - сказал Андрей, - наши плотные тела, наверное, на Ирудране остались, хотя и непонятно, что они там делают. Когда мы летели, я несколько раз преспокойненько засыпал, значит, отделение позже произошло, скорее всего, когда мы в этом океане оказались, ведь до того момента реальность все же адекватной была, хоть и с вывертами. По крайней мере, так выглядела. Теперь же спать совершенно не хочется, и усталости нет никакой. Все это меня бы очень радовало, если бы не постоянное чувство, что в действительности-то мы с тобой умерли, а наши души продолжают в каком-то мифическом мире путешествовать с мыслью о какой-то там великой миссии. Но какую миссию можно после смерти выполнять! Что-то я о таком не слышал. Да и вообще, какое нам в этом случае дело до живых! Ведь миссия наша, прежде всего живых касалась. Ладно, не злись, это я так, просто о настроении своем тебе рассказываю, я не собираюсь ему подчиняться, просто червячок душу гложет. Я, кстати, и раньше с разными своими я воевал. Между прочим, у меня еще одно странное чувство появилось, и я никак не могу от него избавиться. Словно бы что-то не так с этой экспедицией, хотя с точки зрения здравого смысла – это с нами что-то не так, а с ними-то как раз все в порядке. А у тебя нет такого чувства?
- Честно говоря, тоже есть, - призналась Аня. – Оно не сейчас возникло, а еще с того момента, когда взрослый Андрей мимо меня прошел, не заметив, и коронетки на нем не было. Но ничего больше пока в голову не приходит, вроде у них все нормально идет, почему, собственно, с ними что-то аномальное должно происходить?
- Значит, и у тебя тоже, - задумчиво сказал Андрей, глядя на ущербную луну, тускло освещающую поляну, - ладно, будем ждать дальнейших событий, может, все вскоре разъяснится, а может, это просто страхи, не имеющие под собой основания. Скорее всего, так и есть. Так или иначе, нам надо следовать за ними, а тебе внимательно следить за своим таинственным индикатором. Знать бы хоть, что мы разыскиваем! Ты-то хоть знаешь? А то, только недомолвки одни.
- Я знаю что мы ищем, но не знаю, как это выглядит, - призналась Аня, - тем не менее, мне должны указать… и потом, там должно быть что-то необычное!
- У нас уже столько всего необычного было, - усмехнулся Андрей, - что сама по себе необычность критерием не является. Ладно, если спать и есть не требуется, и от холода укрываться не надо, и усталости ни на грамм, остается только по ночному лесу гулять, лично я уже на Ирудране вдоволь насиделся.
- Только все же наших подопечных из вида терять не будем, - кивнула Аня, - а то, мало ли что…
- Да, куда они денутся среди ночи! – беспечно махнул рукой Андрей. А впрочем, может ты и права, тут ни в чем нельзя быть уверенным! Тем более, экспедиция один раз уже пропадала куда-то. Будем потом локти кусать. Давай вокруг поляны медленно прогуливаться… кстати, и полетать можем, только не высоко, чтобы все хорошо видеть. Странно как-то: ни эльфов, ни гномов, ни леших с русалками не видно! Мне почему-то казалось, что в астральном состоянии мы их обязательно должны на каждом шагу встречать, а то слишком тут все по-обычному, подозрительно это как-то! И месяц, как месяц, и звезды, как звезды.
- Чтобы тебя эта обычность не пугала, - усмехнулась Аня, - давай, действительно над поляной полетаем, - и первая взмыла на уровень верхушек деревьев. – Неужели летать теперь для тебя такое обычное дело, - добавила она, когда Андрей взлетел вслед, - что тебе не хватает необычностей в этом пейзаже. По-моему, видеть землю в таком ракурсе – само по себе необычно.
- Наверное, - сказал Андрей, - я все выдумываю, но мне это чувство что-то никак покоя не дает. Ладно, замнем это дело… расскажи ка о себе, пока нам все равно делать нечего, а то я почти ничего о твоей жизни не знаю, хоть и возникает порой чувство, что я тебя тысячу лет знаю. Как ты жила до нашей встречи, и когда в твоей жизни эти паранормальности начались? Или они всегда были? Моя-то жизнь теперь разделилась на две совершенно нестыкующиеся части: десять лет до встречи с тобой – и четыре дня после.
- Что ж, - сказала Аня, - задумчиво разглядывая сверху освещенную серебристым светом поляну, берег и речку, - времени до утра действительно хватает. Ну, слушай…
И девочка приступила к рассказу о своей жизни, все главные и чудесные события которой известны читателю по первой книге первого романа «Девочка и домовой», а так же кое-что еще, о чем читатель узнает из последующих книг.  История получилась долгой, повествование увлекательным, даже на фоне таинственных событий, произошедших с ребятами за четыре последних дня. Андрей даже не заметил, как пролетела ночь, наступило утро, и в палатках началось шевеление, предваряющее наступление нового  рабочего дня старателей. Когда же из крайней палатки появился бородатый атлет и гаркнул: «Подъем»! (ребята уже знали, что зовут его Володя Кожевников), Аня быстро свернула рассказ, пообещав Андрею, что продолжит повествование в следующую ночь, если сон и усталость по-прежнему будет чужды их тонкоматериальным телам. Начинался новый день и ребята не знали, сколько еще таких дней им предстоит плыть вслед за не подозревающей ничего экспедицией, пока Аня не получит неведомый сигнал о том, что они наконец-то у цели. Тогда-то Андрей наконец-то и узнает, в чем, собственно, заключается их таинственная миссия по спасению человечества от неведомой катастрофы.


Конец первой части.



ЧАСТЬ ВТОРАЯ ЧАСТЬ ВТОРАЯ


ПРОЛОГ

Никем не видимые, безмолвные Андрей и Аня висели в нескольких сантиметрах над землей невдалеке от санаторной автобусной станции, и с ощущением безнадежности наблюдали, как экспедиция оживленно грузится в красный Икарус, с трудом протискивая рюкзаки и баулы в узкие двери автобуса. Хотя чувство безнадежности и отчаяния, очевидно, касалось только Ани; Андрей скорее испытывал что-то вроде облегчения, хотя коварная мысль «а что дальше?» все назойливее и назойливее сверлила его разум. На что они рассчитывали до последней минуты, когда Андрей, Галя, Вадик, Володя, Витек, Юля и Оля, сдав на турбазе лошадей и протолкавшись на автостанции минут пятнадцать, так и не узнав о своих незримых соглядатаях, стали забираться в автобус? На то, что в последнюю минуту случится нечто непредвиденное, и все переиграется? Возможно. А может, просто не могли себе признаться, что все их сверхъестественные перипетии ни к чему не привели, и, толи Анина версия об особой их планетарной миссии оказалась чудовищной мистификацией, либо экспедиция не пошла по тому маршруту, на пути которой должна была оказаться таинственная географическая точка, с которой, якобы, непосредственно начиналась их миссия по спасению человечества (Аня по-прежнему продолжала держать Андрея на этот счет в неведении). Кстати, насчет чудес и пространственно-временных аномалий, не говоря об этой таинственной географической точке: их, чудес, так ни одного и не произошло за два месяца путешествий на хвосте экспедиции. Был месяц пути до Телецкого озера, затем месяц пути по несколько другому, но близкому маршруту обратно, и ничего интересного и примечательного, кроме испортившейся погоды во второй половине сентября, мокрых палаток и сырой одежды не случилось. Впрочем, очевидно, участники экспедиции не согласились бы с нашими юными героями, они-то, как раз в целом остались довольны путешествием. Удалось найти значительное количество поделочных камней, и среди них встречались относительно ценные, хотя, разумеется, ни золота, ни алмазов, ни изумрудов, ни сапфиров найдено не было. Зато были походные романы, КСП-шные песни под гитару, рыбная ловля экзотического хариуса и небезуспешная охота на уток, рябчиков и тетеревов в сентябре. И ни одной серьезной ссоры, ни одной травмы, и даже банальные ОРЗ обошли стороной участников экспедиции. Многоопытные Крюков и Кожевников выразили всей группе благодарность, и отметили, что сборы получились весьма успешными, сырья добыто немало, и, слава Богу, никаких ЧП. Может для зеленых салаг это априори и минус, - нечем особенно прихвастнуть на какой-нибудь студенческой вечеринке, но для них, многоопытных стариков, сытых разными таежными ЧП по горло, и отвечающих за здоровье и жизнь рядовых участников партии, сей факт весьма отраден.
Итак, автобус скрылся за поворотом, а Андрей с Аней так и висели над землей, глядя ему в след, и каждый из них не решался первым нарушить тягостное молчание, ведь главное, что мучительно сверлило сознание обоих, это простая мысль: ради чего была затеяна эта фантастическая одиссея в 1985 год, если закончилось все абсолютно ничем. И вторая мысль, возможно еще более грозная: и как же теперь возвращаться обратно, и что понимать под словом «обратно»? В 1965 год? В Трускавец? В Ленинград? Но, если исходить из опыта, полученного во время путешествия на Ирудране, в Ленинграде, по крайней мере, в знакомой ему квартире, он больше не живет. А каким образом можно вернуться в 1965 год он себе совершенно не представлял, поскольку таинственный спиновый скачок в будущее произошел независимо от их воли. Хоть интуиция и подсказывала Андрею, что в прошлое вернуться можно, как сделать это практически, он не знал, а первоначально всезнающая «вставка», значительно обогатив его знания и умения в самом начале, теперь окончательно замолчала, очевидно, исчерпав все свои ресурсы. Но если он не сможет вернуться в свое старое доброе время, то какого рожна ему  тогда вообще возвращаться в Трускавец? Ну, и логичен вопрос: если он окончательно застрял в 1985 году, то живы ли его родители, а если живы, то где они сейчас, если, как выяснилось, в его квартире живут посторонние люди? Ну и совсем уж под конец, вопрос, без решения которого все остальные бессмысленны: где его физическое тело, и каким образом туда можно вернуться, и можно ли вообще? Конечно, возможно Аня знает ответы на все эти вопросы, но ему они кажутся совершенно неразрешимыми. Ну, разве что снова активизируется его замолчавшая «вставка», ведь заговорила же она однажды без видимых причин! Хотя, тогда ведь он еще пребывал в полноценном состоянии, в физическом теле, а в астрале, возможно, она вообще не работает! Да, влип он в историю… вернее, надо быть честным с самим собой, как это не страшно звучит, он не влип в историю, он просто умер, а душа его почему-то до сих пор бродит по этой грешной земле, по этому забытому Богом Алтаю, но, почему-то все никак не перейдет туда, куда положено ей в свое время перейти: в мир посмертия. Хочется утешить себя мыслью, что, поскольку он молод и не успел нагрешить, и был, к тому же, с какой-то непонятной целью, неизвестно кем наделен чудесными способностями, то справедливо было бы очутиться ему в раю. Возлететь к Эмпиреям! Однако этого не происходит. С момента, когда он осознал, что лишился физического тела, прошло около двух месяцев, а душа, как известно, покидает землю на сороковой день. Значит, его теперь можно назвать мытарем, душой, которая никак не может покинуть пространство земли, и очень этим фактом мучается. А все почему? А все потому, что поверил этой сумасбродной, а правильнее, сумасшедшей девчонке, возомнил себя спасителем человечества, и ввязался в совершенно безумный проект! Уж теперь то он убедился, что сама идея спасения человечества неведомо от чего, неведомо каким образом, просто плод больного воображения. Конечно, лестно было осознавать себя сверхчеловеком, спасителем Земли. Да и потом, мелькнула ведь шальная мыслишка, что если человечеству что-то угрожает, то автоматически угрожает и ему, любимому! А потом, в самом начале, чудесные силы этой девочки так потрясли его, они совершенно естественно развеяли мысль о сумасшествии, а уж когда чудесные силы стали и его достоянием, то тогда все последние сомнения отпали… допустим, почти отпали. Так что, конечно, его вины нет в том, что он ввязался в эту авантюру. Тут любой бы поверил и ввязался! Однако, результат – плачевный: две погубленные жизни и никакого намека на спасение человечества. А все Аня! Это она во всем виновата, в конце концов, то что она эту бредятину возомнила – ее проблемы, сама бы и расхлебывала, но по какому праву она его в эту историю втянула?! Он то ради чего свою жизнь, нормальную земную жизнь потерял? Понятно еще, отдать ее во имя спасения человечества, если ты его действительно спас, хотя бы частично, но тут-то – один пшик! У Андрея появилось отчетливое желание наброситься на Аню, задушить ее, растоптать, убить! Господи, какая чушь! Они и так мертвы, как можно растоптать и убить астральное тело! И потом, если в плотном теле он, как мужчина, мог рассчитывать на свое физическое превосходство, то теперь еще не известно, не исключено, что магической силы в Ане не меньше, чем в нем. Или даже больше? Она ведь гораздо дольше, чем он, инициирована. И все же, зачем инициировали его, если вся эта идея оказалась полным блефом…
Аня посмотрела на Андрея с печалью и сочувствием: очевидно, переполнявшие его мысли выхлестнулись наружу, и Аня сумела их прочесть.
- Хочешь меня уничтожить? – спросила она с грустной иронией. – Я тебя прекрасно понимаю, возможно, я бы о том же сгоряча думала, окажись я на твоем месте. К сожалению, ничем не могу тебе помочь, даже если бы этого искренне желала: ни тебя, ни меня невозможно уничтожить в этом агрегатном состоянии! Конечно, можно устроить спектакль со сражением в рукопашную, с холодным, огнестрельным, лучевым или плазменным оружием, только все ведь это будет равносильно детской игре в войну. Если ты даже распылишь меня на молекулы, я вынуждена буду восстановиться, независимо от моего желания. Так что, может, все же побережем наши силы для более важных задач?
- Для каких еще задач?! – возмутился Андрей, - ты что, еще не наигралась в роль спасительницы человечества?! По-моему, с этим все ясно, все это плод твоего больного воображения! Ты же мне с непоколебимой уверенностью доказывала, что экспедиция должна привести к каком-то там ключевому месту, где ты меня посвятишь в детали этой самой миссии, будь она неладна! После чего мы торжественно перейдем к непосредственному спасению человечества от какого-то злого буки! И что в результате? Нас занесло в этот проклятый 1985й год, мы два месяца болтались по тайге в астральных телах, и никаких намеков ни на это особое место, ни на спасение человечества! И вообще, никаких намеков ни на что! И главное, совершенно непонятно, что теперь делать, и как существовать дальше, если, можно так выразиться, мы с тобой давно уже покойники! Давай все же называть вещи своими именами. Где теперь мое плотное тело находится? Как туда вернуться? А может, оно уже похоронено, и истлело до косточек! Ведь даже не понятно, где его искать, в каком времени: толи в 65м, толи в 85м году, а может, и еще в каком, почему мы на этом 85м зациклились?
- Знаешь, Андрюша, - несколько виновато, но все же твердо, сказала Аня, положив ему руку на локоть (прикосновения друг к другу они продолжали ощущать, чего нельзя было сказать обо всем остальном мире), - мне кажется, возвращаться еще рано.
- Что значит, рано? По-моему уже давно все ясно! Да и почему ты так говоришь, словно в любой момент запросто можешь вернуться в свое плотное тело, только, по каким-то соображениям, не хочешь? Кстати, если наши тела все же были покинуты в 65м году, то от них одни косточки остались, так что и возвращаться-то, собственно говоря, некуда!
- Думаю, ничего фатального с нашими телами не случилось, - сказала Аня, впрочем, никак не аргументируя свою уверенность, - и я прошу поверить мне только в одном: наша миссия – это не плод моего больного воображения, хоть и доказательств обратного я пока не могу тебе предоставить! А значит, думать нам надо не о том, как вернуться в свои тела и в свое время, а о том, как продолжить то, что возложили на нас Провиденциальные Силы. Уже ясно, что мы допустили какую-то ошибку, наверное, с самого начала надо было прислушаться к внутреннему голосу, и искать какое-то другое решение. Ты ведь в самом начале говорил, когда мы только встретили ребят, что и с нами и с ними что-то не так, да и мне почему-то не понравилось, что взрослый Андрей оказался без коронетки, к которой, в другой версии событий я его вроде бы привела. Но мы тупо последовали за ними, и в результате все предприятие закончилось крахом. Я предполагаю, что мы каким-то образом оказались в альтернативном потоке событий, в какой-то боковой, случайной ветви, где ничего не произошло. Очевидно, темные силы все же сумели нас отследить, и сумели запутать. И все же зацепка у нас есть, ведь в начале мы определенно попали в правильный поток событий, в тот, где взрослый Андрей меня увидел, и нашел с моей помощью коронетку. Возможно, она фигурирует только в этой событийной версии, и нам необходимо каким-то образом выйти на нее.
- Ты хочешь отмотать события на два месяца назад и все начать сначала? – ярость Андрея сменилась сарказмом, - а почему не на несколько десятков тысячелетий. Тогда бы, возможно, человечество пошло по новому, правильному пути, и ему не грозил бы никакой Апокалипсис или что-то там еще. По-моему это продолжение все той же бредовой идеи!
- Что касается двух месяцев, то почему бы и нет? Ты уже был участником спинового перехода на двадцать лет вперед.
- Ну, так то вперед! - не нашел чем отпарировать Анин аргумент Андрей.
- А не ты ли наблюдал, после того, как оказался в теле взрослого Андрея, а потом рядом с ним, как время «как бы отмоталось на несколько дней назад», и ты оказался в том месте, где вначале лежала коронетка, и откуда началось наше, к сожалению, бесполезное двухмесячное путешествие?
- Ну, так, - пробормотал Андрей и замолк, не зная, как продолжить фразу.
- А когда мы с тобой гуляли рядом с твоим домом по Пискаревскому проспекту, разве мы не выдели реального чередования альтернативных вариантов развития событий в масштабе страны? Разве из этого всего не логично допустить, сто мы просто угодили в неудачный альтернативный  событийный поток, - допустим, нам даже в этом кто-то помог, - и все еще возможно переиграть? Не просто возможно, у нас просто другого пути нет.
- Ну и что ты предлагаешь, если все так просто? – грустно сказал Андрей, он уже потерял желание растоптать и испепелить Аню, и его воинственность сменилась апатией, - давай, предлагай, лично я никаких зацепок не вижу, а все эти перескоки во времени и по альтернативным потокам происходили помимо нашей воли, и я не представляю, как это можно повторить по собственной инициативе.
- Сейчас я не знаю, - сказала Аня смущенно, - знаю только, что это каким-то образом должно произойти.
- Ну, успокоила, - снова вспыхнул Андрей, - это все равно, как ты собралась искать какое-то место в алтайской тайге, не зная, где оно на карте находится, и какими особыми приметами обладает! Хороша зона поисков: в Африке под баобабом! Именно по этому поводу китайца говорили: «трудно ловить в темной комнате черную кошку, особенно, если там ее нет». Господи, как я от всего этого устал, как я хочу хоть какой-то определенности! Как я хочу восстановиться в своем плотном теле! Или хоть бы увидеть его!
……………………………………………………………………………..
Что произошло дальше, Андрей помнил плохо. Последнее, что он осознал, это удивленное лицо Ани, а так же чей-то голос, то ли прозвучавший в его сознании, то ли вспыхнувший яркой вспышкой:
- ТЫ СКАЗАЛ!
«Откуда это? – мелькнуло в его равнодушном, угасающем разуме, - ах да, это же Иисус Христос Понтию Пилату ответил… и еще кому-то…»
После этого на какое-то время наступило небытие.













ГЛАВА ПЕРВАЯ

ПИШУШИЙ СТРАНИЦЫ

Когда Андрей пришел в себя и осмотрелся, то первая мысль, которая возникла в его сознании: «Я это уже видел…»
И действительно, и эта больничная палата, с не очень чистыми крашеными стенами и потолком в разводах, и эта капельница, и кафельный пол, и вид больничного дворика из окна были ему знакомы. По меньшей мере, один раз он здесь побывал, ну и конечно, ему хорошо знаком этот человек на кушетке с пергаментной кожей и осунувшимся лицом. Это был он сам, только взрослый, хотя возраст определить было сложно. Что-то нехорошее с ним произошло: он лежит без сознания, то ли в коме, то ли глубоко спит, в общем, налицо результат тяжелой болезни… или травмы. Но почему он очутился здесь? Только что он был где-то в другом месте… где-то в тайге… ах, ну да, он же стоял около автобусной остановки и провожал взглядом точно такого же Андрея, и, помнится, страстно захотел, ну если не вернуться, то хотя бы увидеть свое тело. А что значит, увидеть тело? Он что, без тела был что ли, как это так? Наверное, это был сон, и сон этот продолжался до недавнего времени…
Тут Андрей вспомнил все, ну если не все, то очень многое: как он подготавливал убийство Туранцевой с помощью чудесных невидимых нитей, которые у него возникли под воздействием напитка Сомы, как в последнее мгновение выдернул ее из-под автомобиля, под который сам же ее и толкнул с помощью этих нитей. Как, через некоторое время, он, помимо воли, покинул свое тело, и тело это отвезли в больницу, как, уже в состоянии астрального существа в статусе мытаря он жил в физическом пространстве в небольшом радиусе от своей квартиры. А потом ему помог восстановиться домовой Варфуша, и он сумел вызволить знающую половинку Ани из ее плена на изнанке Земли. А потом был сон, в котором они с Аней встретились в Трускавце, и отправились на грозовой стихиале Ирудране спасать человечество от какого-то там Апокалипсиса. Все связалось в сознании Андрея: он только что, очевидно во сне, попросил Господа Бога хотя бы посмотреть на свое тело, и вот он его видит, это и есть его тело, и никакого детского тела давно не существует, оно благополучно повзрослело, и теперь впало в какой-то затяжной сон или кому в результате использования чудесной Сомы. Нечто подобное было с его предшественником, индусом Рамом, и это не послужило Андрею уроком. Выходит, вся эта эпопея с Трускавцом, чудесной вставкой, путешествием на Ирудране было лишь затяжным сном в каталептическом состоянии. И вот теперь он вернулся к своему настоящему телу, именно так, как у Господа Бога и попросил. По какой-то причине его, осознающего себя ребенком, вытянуло из ткани сновидения и перекинуло в физическое пространство палаты, где, увешенное трубочками и датчиками лежит его тело, лежит неизвестно сколько, но ясно, что не день, не два, возможно, месяцы, или даже, как ни страшно представить себе, годы. Стоп, но это не все, ведь что-то в его памяти и еще хранится, словно бы он, взрослый путешествовал по Алтаю, и, в отличие от  его путешествия в астральном теле ребенка, с экспедицией происходили постоянные паранормальные события, какие-то бесконечные астральные путешествия, какие-то великаны из гигантской стаи бабочек, какие-то эффекты нуль-транспортировки, телепортации, красные водоросли, галлюцинаторный дух Мескалиныч! Ах, ну да, все это тоже было сном, только сон каким-то странным образом расщепился на два потока. Один был посвящен событиям, которые происходили с ним, взрослым, так, как будто он проснулся после летаргического сна в 1985 году. А второй поток – это возвращение в 1965 год, в Трускавец, и тут уж чудесная ткань сна явила его в образе великолепного сверхмогущественного ребенка, который вместе со своей, такой же могущественной подругой, отправился в удивительное путешествие с целью спасения человечества. Правда, как это должно было осуществиться, он так и не узнал. Что ж, теперь эти два потока сновидений встретились около его больничной койки, и он прекрасно помнит события и того и другого, до сей поры не пересекающихся сновидческих повествования. Зачем же его сюда закинуло? Зачем он здесь торчит и наблюдает себя со стороны? Ах да, он же сам попросил в том сновидении, где был мальчишкой, чтобы ему его тело показали, и ему его не только показали, теперь, наконец, все нестыковки соединились, и он осознал себя во всей полноте. К сожалению, открытие его весьма плачевно: на самом деле он лежит в коме и видит сны… нет, кажется, в коме человек сны не должен видеть… возможно, это самый настоящий летаргический сон, спровоцированный Сомой, и у него есть перспектива проснуться и оказаться, наконец, в нормальном, реальном мире, а не искореженном царстве сновидений, где он уже Бог знает сколько времени блуждает, думая, что все это происходит с ним наяву. И все же это лучше, чем, допустим, шизофрения, которую он у себя заподозрил в том же сне после того, как во взрослой версии экспедиции вернулся из зоны красных водорослей в лагерь, и никого из ребят не застал. Что ж, теперь-то ясно, что это был всего лишь сценарий летаргического сновидения, и на самом деле ребята никуда не пропадали: вообще не было никаких ребят, и тайги не было! А вот если бы у него действительно была шизофрения, вот тогда дело дрянь, тогда надежды никакой, и бред затягивал бы его все глубже и глубже, до конца жизни. А так, он непременно должен проснуться, - если это действительно летаргия, то обязан проснуться! Но удивительно, какими же реальными бывают сны, ведь он словно бы два длинных куска жизни в них прожил, один – взрослым, другой – ребенком.
«Интересно, - подумал Андрей, разглядывая откуда-то сверху свое исхудавшее тело и палату, в которой оно лежало, - сон ведь этот по сути дела продолжается, а я вдруг осознал и то, что я сплю, и то, что эти две истории – всего лишь два изолированных сновидения. Почему же этого раньше не происходило? К тому же, во сне я неоднократно видел, что ложусь, засыпаю и уже другие сны вижу. У Кастанеды это, кажется, называется воротами сна, первого, второго, третьего и так далее уровней. А то, что я сейчас и эту палату, и свое спящее тело вижу – тоже удивительно. Хотя, в астрале это со мной не раз бывало, да и сейчас я ведь не в состоянии сновидения, а в состоянии астрального выхода нахожусь, иначе бы разум не был столь отчетливым и все понимающим. А палата эта на самом деле – ближайшее к Энрофу отражение. Кстати, когда я в астрале нахожусь, то всегда себя, астрального, могу осмотреть. Интересно, я сейчас в качестве мальчика или взрослого фигурирую?»
Андрей посмотрел вниз, и с удивлением констатировал, что он никак не фигурирует. Ни в качестве мальчика, ни в качестве взрослого, то есть никаких признаков себя при смещении взгляда вниз, он не обнаружил.
«Как же так, - смятенно подумал Андрей, - я ведь мыслю и откуда-то смотрю, я же вижу и эту палату, и свое физическое тело из определенного ракурса! Получается я – что-то вроде чеширского кота? Улыбка есть, а кота нет!»
Андрей беспомощно начал оглядываться вокруг, при этом ему казалось, что он вполне натурально вращает глазами и вертит головой.
«Может, я как-то не так расположен, может, мое астральное тело как-нибудь вверх зависло», - смятенно думал Андрей. Но нет, обнаружить себя ему так и не удалось, а значит и вопрос, в каком состоянии, ребенка или взрослого он находится, был неправомерен.
Но тут произошло нечто иное. Взгляд его нечаянно упал на зеркало («это зеркало я уже видел, - механически отметил он, - и, кажется, даже, входил в него»), но увидел в этом зеркале он не синхронное отражение Андрея, взрослого или ребенка! В зеркале за большим письменным столом сидел немолодой мужчина, и что-то увлеченно писал дорогой паркеровской авторучкой. На какой-то момент мужчина (который был к Андрею спиной) перестал писать, повернулся к невидимому Андрею лицом и хитро ему подмигнул, затем вновь вернулся к своему занятию.
«Господи, - мелькнуло в несуществующей голове нашего героя, - да ведь это же я сам, только лет в 45-50! Растолстел-то, как, и седой совсем стал… но это определенно я, - это была не догадка, а уверенность, хотя внешность этого немолодого человека заметно изменилась по сравнению с той, к которой Андрей привык. - Ладно, хоть не лысый и не совсем дряхлый Интересно, а что это я так увлеченно пишу? Ведь не домовую и не приходно-расходную книгу! До такого-то я не мог докатиться!»
Андрею захотелось посмотреть, что он, в старости, такое пишет, приблизился к зеркалу, при этом толстая общая тетрадь, в которую мужчина что-то записывал, стала отчетливо видимой, и наш герой прочитал: « Андрею захотелось посмотреть, что он, в старости такое пишет, приблизился к зеркалу, при этом толстая общая тетрадь, в которую мужчина что-то записывал, стала отчетливо видимой, и наш герой прочитал…»
Еще не осознав, что он прочитал строки, описывающие ситуацию, в которой он в настоящий момент находится, Андрей почувствовал, что его неудержимо затягивает в это зеркало, в эту книгу, в которой – это он теперь точно знал, – описана его жизнь, и сделал это он сам то ли через двадцать, то ли через сорок лет, в зависимости от того, что принимать за точку отсчета. В какой-то момент он оказался внутри этой сцены, и сознание его разделилось на четыре части, одновременно ощущая общность каждой части в целом. С одной стороны он воспринимал себя неким сознанием, находящимся внутри книги, внутри повествования, с другой стороны он был тридцатилетним Андреем, путешествующим по Алтаю, а так же по разным астральным сакуалам. В третьем качестве он был всемогущим магом-мальчишкой, который только что перенесся от автобусной станции в ткань книжного повествования. И, наконец, четвертую осознаваемую часть составляло сознание немолодого писателя, пишущего грандиозную книгу своей жизни; события, то ли происходившие в действительности, то ли явившиеся плодом затейливой фантазии автора. В этот момент Андрею Данилову, писателю, захотелось припомнить эпизод, описанный в его повествовании довольно давно, и изрядно им подзабытый. Освежить его необходимо было потому, что сюжет как бы возвращался именно к этому эпизоду, чтобы получить дальнейшее логическое развитие. Писатель встал из-за стола, подошел к книжному шкафу, достал одну из тетрадей рукописи (их было не меньше пятидесяти) и начал листать. Тут снова нечто произошло: самоощущение Андрея вновь сузилось до сознания мальчика, забывшего обо всех его других частях, он помнил только о том, что он ребенок, но без судьбы и личной истории. Это сознание парило над домами какого-то до боли знакомого города, с дворцами, шпилями и многочисленными каналами, впадающими в широкую полноводную реку, а перед ним от горизонта до горизонта медленно перелистывалась немыслимых размеров страница, и как только она перелистнулась, город его детства и отрочества исчез, а может и не исчез, а захватил его бесформенное я и бросил в конкретную сцену, в конкретное событие. Андрей осознал, что в действительности он не Андрей, а Пандеон, и стремительным галопом несется на огромном белом коне по темной аллее старинного необъятного парка, и этот парк почему-то называется Летним садом. За ним, безнадежно отстав, гонится бронированный отряд черных воинов Кальвина, а перед ним, склонив ему голову на плечо, привычно устроившись на широкой спине Белого грома, сидит его возлюбленная Тесса. Он, Пандеон, только что отбил свою суженную у похитивших ее воинов Кальвина; вскоре Белый гром окончательно оторвется от погони, и тогда ищи-свищи их ветра в поле.  В этот момент Андрей, в образе Пандеона поднял голову в небо и увидел, что от горизонта до горизонта перелистывается новая гигантская страница. Последней его мыслью было: «Почему так быстро? Страницы никогда не листаются так быстро!» – но в этом месте сознание его угасло, словно кто-то переключил тумблер, и когда оно вернулось, то он был уже не на коне, а в лодке, и плыли они вместе с Тессой по синему морю, а впереди маячил мрачный каменистый остров, окруженный темными острыми скалами, а в центре острова возвышался еще более мрачный и зловещий замок с заостренными, словно чудовищные клинки, башнями, с тускло поблескивающими узкими окнами-бойницами. Зачем они плывут к этому, явно опасному замку, и почему он везет с собой Тессу, ведь негоже благородному воину подвергать свою суженую столь серьезной опасности, Пандеон не успел вспомнить, поскольку через все небо вновь перелистнулась страница, и вновь наступила кратковременная утрата самоощущения.
Новый эпизод, в который окунулось сознание Пандеона (читай, Андрея), очевидно, был каким-то ключевым, то ли завершающим неведомую историю, то ли переводящим ее на какую-то новую стезю повествования. При этом сознание его было погружено в отчаяние с одной стороны, и с другой, в кровожадную ярость и непоколебимую веру в то, что сейчас, наконец, сейчас вечно ускользающий от него противник, наконец, заплатит за все: теперь он приперт к стенке, и хоть его воинское искусство велико, он, Пандеон, не сомневается в своей победе, поскольку с ним его вечная любовь к Тессе и ее удивительная магическая сила, перешедшая в его клинок после его гибели. Или Тесса все же не умерла, ведь сам момент смерти и ее мертвое тело он не видел… не успел увидеть. Нет, но он видел, как Кальвин сбросил ее из окна башни, и как ее поглотило море.
Казалось, пелена красной ярости только сейчас спала с глаз Пандеона, и он словно бы въехал в окружающую обстановку. Он находился в огромной спальне Кальвина, задрапированной мрачными зловещими гобеленами, испещренными демоническими рунами, пентаграммами, химерическими образами и символами. На полу то тут, то там валялись перерубленные телохранители Кальвина в черных доспехах, а сам Кальвин в черной маске (Пандеон никогда не видел его лица) и черном балахоне (под которым, наверняка, скрывалась прочнейшая, тонкая кольчуга, которую он никогда не снимал) тяжелым двуручным мечом отражает яростные выпады грозной шпаги Пандеона. Эта шпага теперь способна отразить и перерубить любое оружие, поскольку в нее словно бы вселилась душа только что погибшей Тессы. Теперь Пандеон понимал, зачем она принудила взять ее с собой, хоть он и  был категорически против. Она знала свою судьбу, и знала, что ее гибель – единственный способ победить неуловимого и неуязвимого Кальвина, сделав оружие Пандеона непобедимым своей последней, посмертной магией. В противном случае ее суженый был бы обречен. Она не пережила бы его гибели, а он сильный, он переживет.
Поединок между Пандеоном и Кальвином, видимо подходил к концу, огромный двуручный меч, очевидно, был последним оружием хозяина башни, все полки, подставки и петли, на которых прежде висели и стояли многочисленные мечи, сабли, алебарды, копья и топоры были пусты, и оружие это, перерубленное и искореженное то тут, то там валялось на полу и широкой кровати черного мага. С другой стороны, на тонкой шпаге Пандеона не было ни зазубрины, и шпагу эту, отныне заговоренную, он мысленно окрестил Тессой, хотя до того, это была обычная, хорошо закаленная шпага, не имевшая имени.
Итак, Кальвин был зажат в углу, и, с видом затравленного зверя, пытался отразить яростное наступление Пандеона двуручным мечом, используя преимущества его длины и тяжести. Однако теперь это не имело значения. Широкий взмах, нацеленный на открытую, без шлема голову Пандеона в последний момент был отражен его неуязвимым оружием, и огромное стальное двуручное чудовище, перерубленное пополам, как тростинка, упала с жалобным звоном на пол. Это был последний выпад Кальвина, и ответным выпадом Пандеон пригвоздил его к стене, словно муху, к препарационной доске, даже не почувствовав сопротивления доселе непробиваемой заговоренной кольчуги: посмертная магия Тессы оказалась сильнее. Еще не веря в то, что его многолетнее противостояние с черным магом закончено, Пандеон, выпустив оружие из руки, отошел на шаг от агонирующего врага, упасть которому не давала шпага, пришпилившая его к стене. Испытывая почти сладострастное торжество, Пандеон смотрел и смотрел на то, как мучался в предсмертной агонии его вечный, и наконец сраженный враг, затем ему пришло в голову, что негоже оставлять надолго благородное оружие в черном теле человекоподобного зверя, и стремительным движением вырвал клинок из груди мага, из которой тут же начала хлестать густая темная кровь. Кальвин, уже мертвый мешком свалился на пол, но Пандеон, видимо, желая нанести последний штрих своей выстраданной победы, кончиком шпаги сорвал с него маску, желая посмотреть в лицо, которого он никогда не видел, и тут же застыл в оцепенении, поскольку был готов к чему угодно, но только не к этому. Никакого лица зверя с клыками и шрамами под маской не оказалось, это была зеркальная копия лица Пандеона, только более темное, словно покрытое густым загаром. В этот момент Пандеону показалось, что на лице этом застыла не посмертная гримаса, а саркастическая ухмылка, и в следующее мгновение из приоткрытого рта вырвалось темное облачко и потянулось к неподвижно застывшему от неожиданности Пандеону, затем окутало его клинок, залитый кровью врага, и, словно бы вобрав эту кровь, поглотило руку Пандеона вместе с этой кровью. Герой ощутил, как холодная колючая волна прокатилась по телу, затем сконцентрировалась в области сердца и перестала ощущаться…
В этот момент сознание его начало гаснуть, но не мгновенно, как при переключении тумблера, а постепенно, словно бы погружаясь в сладкий сон. Пандеон чувствовал, что начинает падать, но, опять же, медленно и приятно, и в этот момент в голове его зазвучала песенка, которую исполнял голос его возлюбленной Тессы, и хоть Тесса никогда в его присутствии ее не пела, она показалась очень знакомой, и звучала, словно сладкая колыбельная:
Помнишь из детства
Света пургу,
Мальчик и девочка
На берегу.
В последний момент перед тем, как сознание окончательно угасло, Пандеон увидел себя, десятилетним мальчиком внутри огненного круга на фоне какого-то грандиозного амфитеатра, ощущая, как в сердце его проникает ометаличенное холодное, серое  облако, а затем надтреснутый, колючий голос произнес: «Он сделал выбор!»
В этот момент черное зловещее небо и гигантское сооружение пересекла листающаяся страница, и мир для Пандеона исчез окончательно.


































ГЛАВА ВТОРАЯ

СНОВА К НАЧАЛУ ВРЕМЕН

Когда сознание его вновь вынырнуло из небытия, то в первое мгновение ощущение собственной инфернальной грандиозности было настолько огромным и всепоглощающим, что сама мысль «кто я» или «что я» отошла на задний план. Сложнейшая гамма чувств, включающая в себя чудовищное самомнение, неописуемые гигантские знания, немыслимую древность и космический масштаб могущества с дерзким планом по созданию новых миров, новых вселенных (правда на основе поглощения прежних), разбивалась волнами океана о скалу немоты. Чуть позже, на фоне этого океанического величественного прибоя, возник подводный вулкан постоянно, но не очень успешно подавляемой, и древней, как сама вселенная, обиды на кого-то еще более могущественного, чем он, кого-то чье могущество из века в век, из тысячелетия в тысячелетие отравляет сознание собственного величия и грандиозности. Возник, и вновь был подавлен чудовищной волей, оставив горький пепел осознания, что без него, без этого объекта жгучей обиды и зависти, как ни горько признать, не было бы ни собственного космического величия, ни самой принципиальной возможности созидать новые миры. В конце концов, это даже нельзя назвать созиданием, это переработка и переплавка уже существующего, а сам Создатель, объект жгучей зависти, ненависти, обиды… и, как в этом ни чудовищно себе признаться, - мучительной Любви, - все так же недосягаем и совершенен, как прежде, и только Он способен создавать миры и монады из ничего. Нет, как ни больно себе в этом признаться, он по-прежнему так же далек от могущества Создателя, как тогда, до начала времен, хотя в нем непрерывно жила вера в то, что еще немного, еще чуть-чуть, и объект его тайной Любви и Ненависти будет посрамлен и повержен…
О, Создатель, как ненавистно это бремя противоестественной любви к тебе, с которой ничего невозможно поделать, только спрятать в океане холодного рассудка и могучего разума, и пусть этого позорного факта его слабости не видит никто, самого себя обмануть невозможно, как невозможно обмануть и самого Создателя. Остается только месть и захват все новых и новых сфер влияния, где будут властвовать Воля, Рассудок, Сила и право сильнейшего вершить судьбы более слабых. Сейчас он получил шанс отвоевать новый бастион, внести свою корректуру в ненавистный Провиденциальный план, в очередной раз посрамить Создателя…
Неожиданно эти величественные, правда, смешанные с горечью мысли и чувства некого грандиозного сверхсущества стали угасать, утрачивать свою космическую всеобъемлемость и могущество, и в это темное полотно космического сознания начали врываться знакомые – знакомые кому-то другому, затаившемуся в безбрежных далях могучего интеллекта – строки:
Помнишь из детства
Света пургу,
Мальчик и девочка
На берегу…

Да-да, только что эти строки пел родной женский голос, теперь же их декламирует мужской тенор…
И тут Могучий космический разум словно бы сжался в точку, не исчез совсем, но уже почти не ощущался, перешел в потенциальное, свернутое состояние, как сворачивается, но не уничтожается компьютерная программа при включении функции «свернуть», и место его занял уже другой, несоизмеримо более скромный разум Андрея Данилова в десятилетнем возрасте, недавно покинувшего сначала автобусную станцию санатория Белокуриха, а затем реанимационную палату. Этот разум, конечно, нельзя было назвать обычным разумом десятилетнего ребенка, даже рядовой взрослый разум не содержал и сотой доли информации и скрытых возможностей этого десятилетнего разума. Тем не менее, и ему,  озаренному сознанию молодого сверхсущества было неизмеримо далеко до только что свернувшегося, люциферического, вселенского.
Итак, к десятилетнему Андрею вернулось его самоощущение, и он уже не был ни взрослым Андреем, путешествующим по тайге, ни пожилым писателем, пишущим повесть своей удивительной жизни. Хотя он помнил об их недавнем присутствии, но конкретные факты воспоминаний, чувств и индивидуальных оценок сжались и утратили свою отчетливость. О грандиозном же демоническом сознании, только что угасшем на фоне полотна самосознания, он сохранил только ощущение грандиозности, вдруг возникшей и угасшей, ничего же конкретного из этого он припомнить не мог.
«Что со мной? – подумал Андрей, - что это за скоки-перескоки такие, да еще с раздвоением, растроением и расчетверением личности? То оказываюсь каким-то персонажем из фэнтези, то чуть ли не Люцифером!»
Андрей включил зрение, поскольку держалось ощущение, что ни раскрыть веки, ни вообще пошевелиться он, по какой-то причине, не способен, тем не менее, зрение включилось, и Андрей обнаружил себя в абсолютно темной пещере. Однако, несмотря на ощущение полной темноты, он неплохо видел окружающее, поскольку все, как антропоморфные, так и неодушевленные объекты, находящиеся в пещере, обладали собственной светимостью, которую, возможно, воспринимало не физическое, а астральное зрение, воспринимающее мир во сне. И хотя десятилетний суперребенок (скорее всего его астральный организм), Андрей Данилов, знал, что никогда в этом существовании не был в этой пещере, он, тем не менее, хорошо это место знал: и этого гиганта-андрогина, сидящего в позе лотоса на циновке куша, и эти реторты с самосветящимися ингредиентами, и этот котел-атанер, и этот, висящий в воздухе, белый, однако светящийся всеми цветами радуги тысячелепестковый цветок.
Одновременно возникло чувство, - пока не знание конкретных фактов, но чувство, что здесь он не случайно, что его вызвали Бог знает из каких миров, Бог знает в какую древность эти строки про мальчика и девочку на берегу…
… Ели приметен памяти след,
Я тебя знаю тысячу лет…
Да, да, эти слова произносит его взрослый двойник, за которым он совсем недавно или безумно давно бродил по тайге. Но как он в эту пещеру попал? Ах да, ему же эта пещера знакома именно через посредство двойника, именно его глазами он ее видел, а побывал его двойник здесь уже не раз.
«Меня не просто сюда вызвали, - продолжал размышлять Андрей, - я здесь что-то чрезвычайно важное совершить должен, еще немного, и я вспомню, что именно. Однако что-то необычное в моем состоянии! Я что, снова без тела нахожусь, как тогда, в больничной палате?»
Андрей снова каким-то внутренним усилием расширил границы зрения, и с удивлением и страхом обнаружил, что на этот раз он отнюдь не бестелесен, но непонятным образом впечатан в металлическую пластину, словно бы заглублен в нее! Справа же и слева от него, из похожих стальных пластин (которые, закрепленные на едином каркасе, представляли собой что-то вроде стального нагрудника) выступали объемные горельефы обнаженных юноши и девушки.
«Адам и Ева, - промелькнуло в памяти Андрея. Несмотря на то, что это были лишь искусные изображения на стальных пластинах, Андрею показалось, что они живые. – А что удивляться, ведь я такой же самый оттиск на бахреце, только в другую сторону, - (Андрей почему-то знал, что это именно бахрец), - однако вижу, слышу, чувствую, размышляю, а, как известно, - Когито эрго сум! Наверное, это соседство не случайно. Однако, что я здесь делаю, кроме того, что я помещен сюда ради какой-то чрезвычайно важной миссии? Почему-то ничего вспомнить не могу! Похоже, эти обнаженные также к этой миссии отношение имеют, и гигант застывший, то ли скульптура, то ли идеально сохранившаяся мумия, он тоже участник этого неведомого спектакля. Нет, но как мы все в эту каверну попали, ведь я ощущаю наверняка, что мы в толще камня находимся, и никаких тут входов-выходов нет, это не пещера,  а именно каверна».
Тут в сознание Андрея вновь вернулись строки, которые, как он почему-то знал, завершают стихотворение-пароль, затянувшее его сюда, в эту стальную пластину:
…Так и встречали
Света пургу
Мальчик и девочка
На берегу.
Андрей чувствовал, что произносивший эти строки находится совсем рядом, сзади, однако же назад повернуть свое зрение не мог, хоть и не сомневался, что сзади находится его взрослый двойник, и как только отзвучали последние строки, он понял, что его самоощущение покидает границы оттиска и устремляется вперед, к неподвижно сидящему великану атланту. Последнее, что он успел заметить, еще будучи оттиском, это то, что соседние горельефы зашевелились на своих пластинах, начали приобретать трепетность и цвет живой плоти, одновременно выпростаясь из стальных бахрецов. Одновременно с этим он понял, что невидимый декламатор также покинул каменную каверну.
……………………………………………………………………………..
Тор пробудился резко, как от сильного толчка. Сознание и самоощущение достаточно быстро вернулись к нему, но тело по-прежнему оставалось каменноподобным в результате особого состояния анабиотического Сомати, поэтому ни пошевелиться, ни открыть глаза он не мог.
«Время пришло, - это была первая мысль, возникшая в его сознании, - однако меня пробудили, ведь сам пробудиться я не мог. Кто же это сделал? Ах, да, ведь цветок Тенгри запрограммирован на мое пробуждение, когда настанут благоприятные времена. Выходит, такие времена настали. Интересно, сколько времени прошло? 100000 лет? 500000 лет? Миллион? Что же мне снилось все эти годы?»
Как ни странно, ни снов, ни астральных многотысячелетних странствий Тор припомнить не мог, хоть и знал, что полной тьмы и немоты быть не могло: его астральное тело, осознанное и совершенное имело огромный тысячелетний опыт управляемых и отработанных астральных странствий, и, возвращаясь в бодрствующее состояние, он никогда их не забывал, помня их так же хорошо, как его бодрствующее сознание помнило текущие события плотного плана, а атлант Тор, будучи в обычном состоянии, не забывал ничего.  Странно, почему же он все забыл? Такого никогда не было. Хотя, конечно, анабиотическое Сомати длинной чуть ли не в Манавантару, дело для него новое, может и действительно за столько тысячелетий (знать бы, сколько их было!) его нервная система и мозг, несмотря на глубочайший анабиоз, претерпели определенные изменения, и наложили отпечаток на самоощущения тонкого тела. С другой стороны, при развитости и универсальности его шельта, этого не должно было произойти, он всегда в совершенстве мог абстрагироваться от влияния биологической нервной системы, которая, как известно, является всего лишь антенной, настроенной на определенные личностные частоты астральных и ментальных тонких волн мировой ноосферы и области архетипов. При всем том атлант прекрасно всю свою жизнь до Потопа, а так же свои последние ощущения, которые остались в его астральном сознании во время созерцания Апокалипсиса из ближайшего космоса и верхних слоев атмосферы. Перед его мысленным экраном, как живые, стояли картины вхождения астероида в атмосферу: чудовищный гриб с последующими невообразимыми цунами в результате его удара о поверхность океана, после чего толща воды и земной коры были прожжены вплоть до верхних слоев мантии. Да, такого зрелища не видел никто на земле, вернее многие видели какие-то секунды на начальном этапе, но, после уничтожения их плотных тел в пламени и воде Апокалипсиса, эти впечатления подверглись значительному выхолащиванию посмертного существования.
Тем временем состояние частичной амнезии доставляло атланту все больший дискомфорт, он сдвинул точку сборки сознания и особым сканирующим чувством начал обшаривать уголки своего подсознания и сверхсознания, которые в данный момент спрятаны от его поверхностного самоощущения. Первое, на что он наткнулся, не успев еще погрузиться в глубинные слои архетипов, был информопакет, встроившийся в его сознание достаточно близко к поверхности, и до сей поры он не обнаружил его присутствия только потому, что тот был искусно свернут в потенциальное состояние Авьякта.
«Кто бы это мог быть? – подумал Тор, - судя по характеру частот, это не представитель нашего этноса. Землянин, человек, но не атлант, какой-то другой биологической природы».
Дальнейшее сканирование не принесло Тору ничего: кроме этого артефакта – свернутого информопакета, ему не удалось обнаружить признаков какой-то непроявленной памяти, хранящей все астральные перипетии его шельта, которые просто обязаны были происходить во время анабиотического Сомати его плотного тела.
«Ладно, - подумал Тор, - все это очень странно, но сейчас надо думать о грядущей задаче, а с загадочным информопакетом и со всем остальным разберусь позднее, когда окажусь в более функциональном состоянии. Пока же надо телу подвижность вернуть».
Тор снова произвел внутреннее сканирование, отыскал мандалу Вечности, созданную им на ментале перед тем, как погрузиться в анабиотическое Сомати, и начал ее расформировывать.
Поначалу все шло гладко, однако почти перед самым завершением ментальной операции он наткнулся на артефакт, который перечеркнул все его усилия, и вернул мандалу в исходное состояние, что не позволило Тору вывести свое плотное тело из каменноподобного оцепенения.
«Так, - подумал Тор в недоумении, - этого не должно быть, однако произошло. Попробую еще раз». – Однако ни эта, ни последующая попытка не привела к успеху: все тот же чувственно-ментальный артефакт не позволял сделать элементарную процедуру по расформированию магического мыслеобраза. Неожиданно у Тора возникла догадка, что этот артефакт каким-то образом связан с тем  загадочным информопакетом, который он обнаружил при сканировании собственного сознания, и чтобы преодолеть преграду, надо его раскрыть.
Тор произвел обычную ментальную манипуляцию по раскрытию информопакета, и в тот же момент увидел, как мандала Вечности, поддерживающая анабиотическое Сомати его плотного тела, растворяется. Одновременно с этим включилось сердце, вначале тихонечко, но постепенно усиливая и ускоряя сокращения, прогоняя все более разжижающуюся кровь по постепенно раскрывающимся сосуды и запуская все новые и новые органы в работу. Ожили клетки его мышечной ткани, и вдруг ощутив забытое чувство удушья, атлант сделал первый вдох, и ему показалось, что более чистого и свежего воздуха он никогда не вдыхал в свои легкие, хотя, какой там чистый воздух мог находиться в каверне, в которую он просачивался, очевидно, через микротрещины.
Все это происходило с его плотным телом, и происходило достаточно долго, несмотря на короткое описание, прежде чем Тор смог пошевелиться, открыть глаза, разомкнуть скованные падмасаной ноги и подняться в полный рост. С разумом его так же произошли любопытные трансформы. Когда Тор раскрыл информопакет, в котором оказалось свернутое в потенциальную форму сознание Андрея Данилова, этот, последний, осознал себя не просто в новом физическом состоянии, но как бы в окружении новых элементов сознания: новой памяти, новых знаний, новых самоощущений. Произошло как бы соединение и перемешивание двух личностей, и через мгновение Андрей уже не мог сказать, кто он в большей степени, - Тор, бессмертный, древний атлант-земноводное, или юный десятилетний человек, родившийся в двадцатом веке от рождества Христова. При этом Тор с любопытством листал память своей новой сущности, которая изначально не была сущностью атланта, а Андрей, в свою очередь с неизмеримо большим удивлением вспоминал все то, что  происходило с его новой половинкой до Потопа, то есть, с точки зрения Андрея, в немыслимой древности. Кстати, теперь он каким-то образом точно знал, что со времени этого Потопа до текущего момента прошло 850000 лет. Оба сознания достаточно быстро объединились, и Андрей-Тор не ощущал столь явного раздвоения личности, как это было в комнате пожилого писателя. Это, скорее, ощущалось, как процесс неожиданного воспоминания давно забытого, правда, фантастически огромного по своему объему. Одновременно Тор осознал, что во время своего 850 тысячелетнего сна, его сознание пребывало в сущности этого мальчишки, жизнь которого до десятилетнего возраста он вспомнил в одно мгновение. Это было тем более странным, поскольку, выходит, 850 тысячелетий пребывания в свободном состоянии астральных путешествий сжались до ничтожных десяти лет жизни этого, до сего момента, незнакомого существа. Впрочем, но подозревал, что к подобному парадоксу имеют отношение Дхьян-Коган Навна и та сущность-сознание, которое посетило его незадолго до потопа. Более того, он чувствовал, что это сознание тесно связано с сознанием десятилетнего мальчишки, и во многом его дублировало, хоть и не было точной его копией. Однако в деталях сходства и различия этих двух Андреев он пока не мог разобраться, правда, как ему показалось, несмотря на их идентичность, они одновременно были разной природы, и в этом заключался некий необъяснимый парадокс. Хотелось бы подчеркнуть и еще одну особенность этого занятного взаимоузнавания двух личностей, двух сознаний из разных рас и времен. Несмотря на то, что ожило именно плотное тело атланта Тора, сознание его оказалось теперь просто инертной памятью, в то время, как сознание Андрея стало чувствующим, активным началом, способным управлять плотным телом и принимать решения, и Тор теперь знал, что объясняется этот феномен тем, что его шельтом стала астральная сущность Андрея, прежняя же память атланта теперь вмещалась в тонкие структуры Монады, то есть в его информационные, но отнюдь не энергетические структуры.
В то время пока происходило это необычное взаимоосвоение двух сознаний, тело Тора занималось разнообразными упражнениями, чем-то напоминающими синтез китайской Тайцзы-цуань и индийской хатха-йоги, возвращая подвижность суставам, восстанавливая кровообращение и другие биохимические процессы. Весь этот процесс был достаточно продолжительным, многодневным, несмотря на краткость описания, поскольку все энергетические процессы его большого и древнего организма включались поэтапно и требовалась определенная последовательность, однако все когда-то заканчивается и по истечении многих дней Тор понял, что тело его полностью восстановлено, а значит, предстоит новый, самый главный этап его миссии: алхимическая материализация двух биологических тел мужчины и женщины, шельты которых, в свое время, Андрей именовал Адамом и Евой. Пока Тор занимался восстановлением кровообращения и обменных процессов, астральные тела эти бесцельно плавали по пещере, не проявляя никаких признаков активности и интеллектуальной деятельности. Такое их поведение было изначально предусмотрено, поскольку природу их, как читатель помнит, представлял разделившийся шельт самого Тора, зараженный семенем эйцехоре. Его же память и знания были удалены в более тонкие структуры его монады, поскольку новая раса должна была начать свое телесное существование с чистого листа, иначе груз памяти и опыта атланта подавил бы семена инакости и своеобразия новой белой расы и превратил их в уменьшенные копии атлантов, что противоречило главной задаче Провиденциального плана Планетарного Логоса. Таким образом, для Тора разъяснилось, почему он ничего не помнил из 850ти тысячелетнего периода своего анабиоза: его шельт все эти годы пребывал в идиотическом безмыслии двух астральных сущностей, лишенных разума и памяти. Правда, они испытывали чувства, но чувства эти относились уже к более позднему, дуггуровскому опыту, и обновленный Тор ничего о них не знал. На вид они являли собой копии тех плотных тел, которые их ожидали в будущем, благодаря алхимическому искусству Тора по материализации гомункулов. Именно таким способом атланты медленно увеличивали свою популяцию, поскольку не знали естественного полового способа размножения. За воспроизводство населения атлантов издревле отвечали служители храма Миаф, главным из которых на продолжении тысячелетий был верховный жрец Тор.
Итак, шельты Адама и Евы были светлыми, в отличие от краснокожего атланта, с белокурыми волосами, небольшими курносыми носами, голубыми широко поставленными глазами и русыми волосами. То был проект, избранный демиургами для последующего воспроизведения этого образа в  плотных телах, проект, определяющий внешность первых грядущих представителей пятой белой расы европеоидов. Это были первые на земле Арии, к которым по внешности Андрей мог отнести и себя, если бы не вьющиеся каштановые волосы.
Прежде чем приступить к материализации гомункулов, Тор решил окончательно убедиться в том, что Потоп закончен, и условия для жизни будущих биологических существ, приемлемы. Для этого он в своем шельте покинул недра скалы, долго кружил над лесами, горами и реками, и констатировал, что природа полностью восстановилась, и биосфера вполне пригодна для жизни: состав воздуха и температурный фон благоприятны, и многие представители флоры идеальны в качестве источника питания (о грядущем мясоедении человечества Тор еще не подозревал, поскольку все атланты были вегетарианцами, а духовная элита, к коей относился и Тор, была даже способна в качестве пищи усваивать солнечную и космическую энергию, а питательные вещества впитывали непосредственно из стихий Воздуха и Земли).
Окончательно удостоверившись, что время настало, Тор приступил непосредственно к Великому Деланию двух разнополых гомункулов, при этом весь процесс материализации предстояло осуществить в каверне, поскольку любое внешнее воздействие могло помешать процессу, и нужны были строго выдержанные параметры внешней среды, созданные в каверне. После успешного завершения процесса предполагалось перевести их тела на короткое время в плазменное состояние, как Тор уже проделывал ранее со своим собственным плотным телом, для того чтобы проникнуть внутрь скалы.
Мы не сможем описать хотя бы приблизительно всех этапов Великого делания, можем только уточнить, что он условно подразделялся на три фазы: Нигредо, Альбедо и Рубедо, каждая из которых растягивалась на многие месяцы. Разумеется, секрет этого, во многом метафизического процесса впоследствии был безвозвратно утерян, хотя несколько раз в истории он заново открывался великими алхимиками прошлого. Одним из таких «вновьоткрывателей» (правда, не создания гомункулов, а философского камня, процесс получения которого сходен) стал Йохан Фауст, которому мы уделили немало внимания в первом романе, и нетрудно догадаться, каким образом ему это удалось: он сумел докопаться до хранилищ древней памяти души, которая когда-то пребывала в теле великого жреца храма Миаф, атланте Торе.
Но вот все этапы были завершены, и перед Тором во всей красе предстали два гомункула, пока еще плавающие в питательной жидкости двух огромных колб. Это были юноша и девушка, примерно в два с половиной раза меньше и изящнее Тора, и шельты, прежде находившиеся в свободном состоянии теперь были объединены со своими плотными телами. Разумеется, полноценными личностями их пока нельзя было назвать, разум в них присутствовал лишь в потенции, чувства так же пока были свернуты, как компьютерный файл, и только при контакте с внешним миром они должны были начать разворачиваться, причем несколько раньше, чем начнет разворачиваться разум. В этом грядущие Арии принципиально отличались от атлантов, у которых чувственно-эмоциональная сфера разворачивалась позже разума и была ему в значительной степени подчинена. В этом и состояла основа эксперимента Демиургов, для этого и потребовалось внедрять семя эйцехоре, которое усиливало и изменяло чувственное начало нового человека.
По окончании Великого Делания Тор извлек из колб своих новоявленных детей, и последний раз осмотрел их при нежном свете цветка Тенгри, свечение которого при необходимости можно было усиливать. Так же, как это было при воспроизводстве атлантов, они были созданы уже взрослыми и не имели пупка, в остальном же они ничем не отличались от среднестатистического европейца-северянина, и ничего звериного и обезьяньего не было в этом облике, так что, если бы их довелось увидеть великому эволюционисту Чарльзу Дарвину, ему бы, как честному ученому, пришлось внести значительные коррективы в свое «Происхождение видов».
«Неплохая работа, - думал атлант, задумчиво разглядывая своих питомцев, - в дальнейшем им предстоит размножаться так же как животным. Интересно, как будут выглядеть новорожденные представители пятой расы? Никогда не видел младенцев. А впрочем, наверное, так же, как младенцы животных; скорее всего пропорции младенческих тел будут значительно отличаться от пропорций взрослого индивидуума, так что, я думаю, они не окажутся в полной мере уменьшенными копиями того, что я сейчас вижу. Однако долго их здесь держать нельзя, их биологический организм нуждается в чистом воздухе, а здесь дышать становится все труднее и труднее, пришло время выпускать голубков на волю, пока еще не начали включаться их эмоции и органы чувств, а чувства для них пока невостребованы. Первое, что они должны увидеть и почувствовать в этой жизни, это красоты, запахи и звуки матушки Земли, а не этот убогий каменный мешок. А весь алхимических инвентарь можно оставить здесь, наше время, время атлантов, можно сказать, прошло, так пусть же с нами уйдет и древнее алхимическое искусство, и весь арсенал, необходимый для его осуществления. Думаю, цветок Тенгри избавит меня от повторного использования этого оборудования, и мои подопечные будут успешно плодиться, и размножаться, как это делали все животные на протяжении миллионов лет, и чего были лишены мы, атланты. Что ж, иногда возврат к более ранним эволюционным этапам оказывается полезным. Мы слишком стали людьми и перестали со временем развиваться, пусть же эти Адам и Ева будут немного животными, и пойдут дальше нас, древних и закостеневших».
Думая, таким образом, Тор начал формировать на ментале монаду разряжения, с помощью которой собирался плотные тела, свое и своих подопечных перевести в плазменное состояние для того, чтобы покинуть этот каменный склеп, где становилось все тягостнее и тягостнее. Но процесс с самого начала не заладился, и Тор понял, что ему катастрофически не хватает энергии для этого магического действа.
«Плохо дело, - подумал атлант, -  я, похоже, энергии истратил больше, чем предполагал, все же столько времени без солнца и привычной земной энергетики. - (Напомним, что Тор не нуждался в биологическом питании, освоив восприятие созидающей энергии стихий, однако, находясь в пещере, он был лишен полноценного контакта с внешней средой, и заметно обесточился, да и алхимический процесс потребовал от него немало времени и сил). – Ну, не беда, цветок Тенгри поделится со мной необходимой энергией для построения мандолы, а там, на верху, я и сам быстро восстановлю свое тело и магическую силу».
Локализованный штурвал цветка Тенгри был связан с центральной матрицей цивилизации, которая являлась неистощимым источником энергии любого качества, вплоть до тончайшей энергии причинности, формирующей событийное поле, и содержало в своей структуре свернутый Провиденциальный план Планетарного Логоса. Этот штурвал создавался в ключевые исторические моменты, вручался выбранному родомыслу и через него осуществлялась корректировка деятельности центральной матрицы провиденциального плана, подчиняя ее воле избранника. Штурвал позволял на ранних этапах становления вносить некоторую корректировку в изначальный план, поскольку новые процессы в этом бурном мире никогда не были на сто процентов предсказуемы. В обычные же рядовые эпохи цветок становился автономным, разворачивая на материальном поприще разработанный Планетарным Логосом Провиденциальный план. Но в настоящий момент Тору необходима была недостающая ментальная энергия для построения мандалы разряжения, поэтому он поднес руки к цветку, уменьшенной копии центральной матрицы, слегка касаясь его размытой, ласкающей сотнями ощущений поверхности (для запроса энергии необходим был физический контакт) и мысленно попросил цветок поделиться с ним Силой, необходимой для разуплотнения трех физических тел. И тут произошло нечто непредвиденное. Вместо ощущения центростремительного потока тонко вибрирующей белой энергии, Тор почувствовал, что где-то в глубине его существа разворачивается доселе свернутая и неощущаемая пружина, и выстреливает через его руки внутрь штурвала матрицы, сотворенной энергиями и материальностью Божественного Ориона. На какой-то момент Тору показалось, что он теряет сознание, и какая-то тоскливая игла встала на место образовавшейся в душе пустоты, затем все вернулось на круги своя: белый цветок, на мгновение вспыхнув красным факелом, вновь обрел краски своего обычного свечения, и отдал Тору энергию, необходимую для создания мандалы разряжения.
«Что со мной, - удивился Тор, чувствуя, правда, что силы быстро возвращаются к нему, - а впрочем, я и не знаю, как должно быть с этим священным терафимом, я с ним впервые в энергетический контакт вступаю. Это ведь древняя матрица демиургов, светлых лучей, и они к ее штурвалу всего четыре раза представителям земных цивилизаций доступ предоставляли, когда новые расы на земле формировались, последний раз им лимуриец владел. Возможно, это ощущение было связано с моей общей истощенностью… ух, вроде бы миновало.
Впрочем, какое-то нехорошее предчувствие его не покидало, Тор на всякий случай внимательно оглядел цветок-штурвал, но ничего подозрительного вроде бы не заметил, и, подавив тревогу, вновь вернулся к ментальному плетению мандалы разряжения. На этот раз все получилось быстро, и, как нельзя, лучше. Вскоре физическая материальность Тора и его подопечных разуплотнилось и засияла, молекулы вещества перешли в состояние разряженных атомных облачков, и если бы в этот момент в каверне оказался посторонний наблюдатель, то он не увидел бы никого из них. В последний момент Тор внутренним усилием захватил свободно висящий в пространстве белый цветок, изолировал себя и двух Ариев от гравитации, а затем, силой воли удерживая своих подопечных начал подниматься вверх, пронизав каменный свод, набирая скорость с каждым метром твердой среды. И все же скорость была весьма ограничена, поскольку большое разряжение ослабляло контроль за физическим веществом, поэтому над поверхностью наши герои оказались не раньше, чем через час с начала подъема.

































ГЛАВА ВТОРАЯ

ВСТРЕЧА С ПОСЛАННИКОМ

Тор стоял на невысокой скале, и, улыбаясь (современному человеку улыбка атланта, скорее всего, показалась бы гримасой), наблюдал, как беспечно гоняются друг за другом и большими желтыми бабочками его питомцы. Бабочек было множество, стояли последние летние дни, и бабочки этого вида стали объединяться в стаи, очевидно, готовясь к путешествию в более теплые области земли.
«Совсем как детеныши, - подумал атлант, - так ведут себя некоторое время после рождения детеныши животных, - повадки зверей Атланты, разумеется, хорошо изучили, поскольку естествознание было неотъемлемой частью знаний об окружающей среде, - новоявленные атланты так никогда не носятся, они начинают постигать окружающий мир через наблюдение и созерцание. Вот что значит, интенсивное развитие чувственной сферы, прежде чем начнет развиваться сфера разума! Они только еще начали видеть, слышать, обонять и осязать, только начали осваивать человеческую речь, а уже вступают с миром в такой активный контакт, и так радостны! А, собственно, чего здесь радоваться? Ну, бабочки летают, ну, погода с сегодняшнего утра наладилась (несколько дней после выхода наших героев во внешний мир была пасмурная, промозглая погода, а сегодня впервые засияло солнце), ну, потеплело, а эти большие дети носятся, как угорелые, пытаются поймать резвых бабочек! А зачем их ловить? Их же таким образом повредить можно! Разве не правильнее было бы просто сесть и понаблюдать за ними, попытаться увидеть гармонию и совершенство в их раскраске, форме, движении. Нет, они определенно мне непонятны, хотя – смешно себе признаться – подмывает присоединиться к ним и вот так бездумно поноситься по полянке! Откуда у меня это? Ах, да, астральное тело-то мне досталось напрокат от этого мальчика из будущего через временную петлю, которая  тогда будет называться петлей Гистерезиса, и хотя разум мой полностью взял его под контроль, нет-нет, а какие-то эмоции аборигенов 5 расы во мне прорываются».
Несмотря на контроль могучего, привыкшего быть хозяином в собственном теле разума, Тору, тем не менее, захотелось внести лепту в общее веселье, но, поскольку ему, древнему гиганту не по рангу было носиться за бабочками вместе с этими юными, проворными созданиями, он решил принять участи в игре по-своему: таково было свойство атлантического юмора. Он послал в стаю бабочек эфирного фантома, наделив его определенной программой поведения и возможностью брать под контроль примитивные сознания инсектов. Способность создавать подобные фантомы была присуща каждому атланту (их можно было сделать и невидимыми, и слегка заметными) и эта их способность оберегала их от назойливых кровососущих насекомых и позволяла обходиться без насилия, которого атланты совершенно не переносили при непредвиденных обстоятельствах, усилив фантом можно было отогнать и крупное животное.
Итак, эфирный фантом, которого, обладающие пока только физическим зрением Адам и Ева не увидели, проник в гущу бабочек, и начал их к себе притягивать, взяв под контроль их зачаточные сознания, и, поскольку Тор придал ему форму большой человеческой фигуры, то и ряды бабочек вскоре сформировали нечто вроде большого «бабочкового» человека, который начал забавно двигать руками и ногами то теряя, то вновь обретая отчетливые человекообразные контуры и шутливо наступая на новоявленных представителей пятой расы. Все это показалось атланту чрезвычайно забавным, однако реакция людей оказалась совершенно неожиданной. Ева вскрикнула и бросилась спасаться от неведомого существа за высокие стволы кедров, Адам же, вначале, казалось, проявив ту же тенденцию, затем остановился, поднял с земли сухую увесистую ветку и ринулся на бабочкового человека, отчаянно колошматя по воздуху суковатой палкой. Поскольку густота биомассы бабочек была значительной и они, находясь под воздействием фантома, утратили инстинкт самосохранения, то каждый такой удар сбивал по нескольку особей, которые падали на землю и начинали судорожно бить своими покалеченными крылышками. Не ожидав такой реакции на предложенную им игру, Тор какое-то время наблюдал за избиением потешного великана, затем резко развеял фантом, и бабочки, вернувшись в обычное состояние, тут же стали быстро разлетаться, напуганные резкими движениями сучковатой палки. Вскоре над поляной, в недосягаемой для палки вышине кружили единичные желтые красавицы, а Адам растерянно растеряно оглядывался, продолжая сжимать в руке корявую ветку. Через какое-то время из-за деревьев выглянула робкая Ева, и новоявленный воин молодцевато помахал ей рукой:
- Не бойся, я уничтожил его! – произнес Адам еще не очень привычные для употребления слова. (Учить говорить их, не было необходимости, поскольку определенный словарный запас содержался в развернувшейся в их сознаниях программе; в дальнейшем предполагалось, что словарь этот будет значительно расширен).
«Откуда это у них? – с удивлением думал Тор, наблюдая за странными, с его точки зрения, действиями питомцев. – Почему они так отреагировали на это забавное, абсолютно безопасное создание? Он крикнул ей «не бойся»… значит, она испытала страх? Выходит, это качество в них тоже проявилось? Странно, не думал, что демиурги внесут его в программу, оно ведь чрезвычайно негативно. – Сами рациональные атланты с начала времен не испытывали подобного состояния, с  младенчества взяв все негативные чувства под контроль и вытеснив их из своего сознания. Однако, наблюдая за поведением животных, они изучили чувство страха, и понимали его место в поведенческой цепочке. – А мужчина, вроде бы, не испугался, ну, разве что, в самом начале, а затем проявил весьма непонятную агрессию, принеся немалый ущерб совсем безопасным и беспомощным существам, и после всего, был, похоже, весьма горд своим поступком. А чему тут гордиться? Убил и покалечил несколько десятков бабочек, которые даже защититься не способны! Странное поведение, надо об этом серьезно с ними поговорить, это какие-то неправильные инстинкты, нуждающиеся в корректировке. В них ведь, по сути, моя чувственно-эмоциональная сфера заключена, однако поведение совсем иное. Что же произошло? Неужели семя эйцехоре вносит такие изменения в душевную структуру человека?» – В конечном счете, Тор решил отложить разговор на потом, сейчас же ему было важнее наблюдать за питомцами, чтобы собрать о них как можно больше информации.
Тем временем Адам с Евой, закончив преследовать бабочек (Тор, желая их обезопасить, послал бабочкам импульс рассеяться), занялись каждый своим делом: Адам начал ковыряться в земле палкой, возможно решив извлечь съедобную луковицу (в первый же день Тор провел со своими питомцами инструктаж по съедобным и ядовитым растениям и кореньям. Хоть сам он и не нуждался в биологической пище, однако хранил всю необходимую на этот предмет информацию). Ева, в свою очередь, занялась более романтическим занятием, начала собирать цветы, которых немало цвело в этот сезон на полянке.
«Зачем она это делает, - снова удивился Тор, - они же несъедобные? По-видимому, это связано с каким-то эстетическим чувством красоты… но зачем же их рвать? Они, по-моему, гораздо лучше смотрятся на поляне, в естественной среде, а так они завянут и потеряют свою свежесть и приятный запах».
Однако Ева, не ограничиваясь букетом, стала зачем-то определенным образом переплетать их стебли, и минут через пятнадцать у нее получился несколько неумелый, но вполне устойчивый венок. Вначале она нацепила его на свою голову, но, поскольку, не имея зеркала, не могла увидеть себя со стороны, она подошла к Адаму, в то время с сомнением разглядывавшему какой-то корешок, и водрузила венок ему на голову.
- Моему спасителю, победителя великана! – громко объявила она и рассмеялась.
Адам, вначале несколько растерявшись, снял, было, его с головы, но, убедившись, что он красив, и приятно пахнет, вновь водрузил его на свои белокурые, как у Леля, локоны, отсалютовал Еве сучковатым дрыном и произнес слова, смысл которых скорее всего не понимал, и тем не менее почему-то именно их выбрав из своего, далеко еще не до конца освоенного лексикона:
- Венчаюсь на царство!
«Странное поведение, - в который раз подумал атлант, - вряд ли это случайный набор слов, какое-то свое чувство он ими пытался передать. Он хочет власти, еще даже не встретив в своей жизни ни одного человека, кроме  меня и своей, так сказать, жены. Конечно, что такое царство и власть, он еще не понимает, но эти, пока еще для него абстрактные понятия, его уже некоторым образом привлекают! Но почему? Что во власти может быть приятного? Это ведь только огромная ответственность, напряженная работа и добровольное ущемление собственной свободы. Я сам позволил взвалить на себя бремя власти лишь потому, что имел гипертрофированное чувство долга. К тому же я был избран посвященными, посчитавшими меня самым опытным мистом в храме Миаф. Будь моя собственная воля, никогда бы не взвалил на себя это бремя! Ему же понятие власти показалось заманчивым… странно, ведь чувство долга ему пока неведомо, и влечет его лишь приятное».
Размышляя таким образом, разомлев от теплого солнца, которого он фактически не видел более 850 тысяч лет, Тор впал в приятное оцепенение, из которого его совершенно неожиданно вывело ощущение чьего-то нового присутствия, и тихий голос, прозвучавший скорее в сознании, чем в ушах:
- Приветствую тебя, достопочтенный вихрь ты действительно прав в том, что поведение твоих чела заслуживает настороженности.
Тор раскрыл глаза, никого не увидел, впрочем, и, не ожидая кого-то увидеть физическим зрением, затем привычно перевел точку сборки на восприятие ближайшего к Энрофу отражения, и внутренним зрением увидел существо, хорошо ему знакомое, помимо Навны и других лучей-демиургов. Перед Тором неподвижно завис облаченный в белые, как у Навны, но гораздо более короткие одежды, юный светловолосый человек с лицом прекрасного сказочного принца, и двумя крылышками, пристегнутыми к щеголеватому головному убору типа шлема. Разумеется, крылышки служили отнюдь не для полета, поскольку юноша и без этого свободно перемещался в пространстве, как в физическом, так и любом другом, они были неким опознавательным знаком посланца демиургов, образ которого в дальнейшем уловили и описали древние эллины, добавив к упомянутому крылатые сандалии.
Тор склонился в почтительном поклоне, и произнес мысленно, так, чтобы не слышали ни о чем не подозревающие Адам с Евой:
- Приветствую тебя, посланник светлых лучей-демиургов, Гермес Трисмегист. Сколько воды утекло с нашей последней встречи! Не спрашиваю, почему пресветлая Навна лично не явилась поглядеть на первых неофитов пятой расы. Пути лучей неисповедимы…
- Ты прав, - улыбнулся посланник демиургов, - не так давно, всего каких-то 850 тысяч лет назад из воды торчали одни горные вершины, а сейчас вся она «утекла» в свои обычные русла, ну, разве что новые моря и континенты образовались, мелочь, в масштабах вселенной. Кто мог подумать, глядя на матушку землю хотя бы восемьсот тысяч лет назад, что на ней будет возможна какая-то жизнь, тем паче, разумная, поверхность ее, просохнув, после того как схлынули волны, больше напоминал марсианскую. А теперь, и кедры вековые небо подпирают, и звери дикие среди этих кедров рыскают, и вот на полянке резвятся первые представители новой расы… кстати, не только эти, но об этом чуть позже. Как бы то ни было, достопочтенный вихрь, ты совершил почти невозможное, и демиурги приносят тебе глубочайшую признательность… все, что зависело от тебя, выполнено безукоризненно, и твои питомцы переполнены жизнью, здоровьем и энергией. К сожалению, все сложилось не так замечательно, как мы рассчитывали, и в Провиденциальный план, который мы разворачивали в материальном мире, были внесены значительные настораживающие коррективы. Боюсь, что скоро эта бурлящая энергия, которой просто переполнены твои питомцы, начнет питать не только их! Но в этом нет твоей вины, светлый луч Навна винит себя, что не сумела всего предусмотреть, и в ткань причинности и времени Шаданакара вплелись настораживающие помехи. Источник этих помех хорошо известен тебе, хотя, в силу исторических условий, а так же энергетического и духовного устройства вашей цивилизации, атлантам почти не приходилось с этим источником сталкиваться напрямую, разве что косвенно, в завуалированной форме.
Боюсь, что грядущая, пятая раса имеет все шансы познакомится с ним гораздо ближе, чем вы, атланты, и, что самое опасное, стать для его темной иерархии источником питания. Отдаленные последствия могут быть непредсказуемыми и даже трагическими. По-видимому, демиурги переоценили свои возможности по контролю за семенем эйцехоре, и князю тьмы удалось взять реванш на данном этапе.
- Но как это стало возможным, - удивился атлант, - в конце концов, семя эйцехоре касается только сферы телесной жизнедеятельности, физиологии представителей пятой расы, и эти функции всегда можно проконтролировать и скорректировать, ведь не мог же он проникнуть… ведь духовная сфера всегда была хорошо защищена! На то и существовал Цветок Тенгри из материальности Ориона, он всегда был гарантом!
- К сожалению Гагтунгру удалось внедрить свой информационный вирус именно в святая святых! Цветка Тенгри в том понимании, которое мы вкладывали в эту категорию, больше не существует. Ткань времени и причинности нарушена, грустно склонил голову Гермес.
- Но я совсем недавно пользовался его силой, - все не мог поверить атлант, - он прекрасно функционирует.
- Функционирует он прекрасно, - усмехнулся посланник богов, - но, к сожалению, теперь, чем реже мы будем им пользоваться, тем лучше для всех нас и для грядущей пятой расы.
- Но что же произошло?! – мысленно вскричал Атлант, – «надо же, я зачем-то повысил голос, пусть даже ментально! Это разве способствует лучшему контакту и усвоению информации? Что-то со мной явно не то!»
Вместо ответа Гермес попросил вывести в его подпространство штурвал Цветка Тенгри, и когда Тор проявил белый цветок на тонком плане, ему показалось, что штурвал изменился, лепестки его тесно вжались один в другой, словно в бутоне, а цвет поменялся от нежно-белого до серо-зеркального, словно жидкая ртуть заиграла на тысячах эллипсоидных граней-ячеек причудливого многогранника, который уже совсем мало напоминал живой фантастический цветок – Розу Мира.
- А теперь, чтобы окончательно убедиться, гляди! – Гермес сделал какую-то неуловимую манипуляцию новым штурвалом, как бы переместив одну его часть относительно другой, и над тайгой возник, словно бы вынырнул из невидимой ниши, огромный многогранник, гигантская проекция того, что держал посланник демиургов в руках. Диковинная миниатюрная планета, словно фантастический адамант, сияла светотенями жидкого металла на каждой из своих бесчисленных граней, и Тору казалось, что за каждой из граней происходило интенсивное копошение чего-то неведомого. Несмотря на величественность картины, Адам с Евой никак не отреагировали на появление этого объекта, - очевидно для физического зрения Матрица была невидима. Тем временем жидкометаллическая конструкция начала равномерно пульсировать и выбрасывать из отдельных своих граней невесомые металлизированные сгустки, которые, отплывая от своей материнской системы, превращались в зеркальные облака весьма зловещего вида, при этом каждое облако, поблескивая жидкой амальгамой, стремилось принять какую-то более упорядоченную конфигурацию, как это обычно бывает с кучевыми облаками летним полднем. Но если обычное кучевое облако стремиться уподобиться чему-то живому – новоявленные облака стремились принять форму каких-то конструкций, математических фигур, неких овеществленных формул, и затем быстро исчезали, словно ныряли за невидимую нишу, откуда только что появилась их матричная система. Так продолжалось недолго, затем Гермес снова сделал неуловимое движений штурвалом, и картина исчезла.
Некоторое время собеседники молчали, затем атлант произнес:
- Это не Цветок Тенгри! Но что?! И что произошло с провиденциальным планом Логоса Шаданакара?
- Мы назвали эту новую структуру «матрицей Меркабой», - медленно проговорил Гермес, - Гагтунгру удалось встроить частицу своего демонического шельта, свой информационный вирус в структуру Цветка Тенгри, поэтому в ткань провиденциального плана Планетарного Логоса внедрилось демоническое корректирующее начало – демонический план Гагтунгра.
- Выходит, Цветок Тенгри погиб! – вскричал атлант.
- К счастью, нет, очевидно, ты увидел не всю картину под этим ракурсом. Цветок Тенгри находится внутри, оплетенный достаточно толстым слоем ометалличенной оболочки, преобразивший внешний слой Цветка. Дьявол не может войти в монадический слой структуры Мира, и на этом уровне цветок остается не затронутым. Но контакт с Энрофом и близкими к Энрофу слоями он надежно блокирует: именно поэтому пресветлая Навна не смогла посетить тебя сама, тут нужен такой глубоководный путешественник, как я, привыкший погружаться в слои грубой материальности Шаданакара. К тому же причинно-временная ткань судьбы самой Навны обрела некую неопределенность, и она отчасти утратила свободу передвижения, а отдаленное будущее ее туманно, несмотря на то, ей по-прежнему уготована одна из важнейших миссий на земле. Но об этом сейчас нельзя, иначе еще больше нарушится и так уже достаточно шаткое равновесие.
- Очевидно, дело в этих стальных облаках, - медленно произнес Тор, - почему-то мне не удалось отследить, в какой слой они отправились.
- Они отправились в мир творческих прообразов, - грустно сказал Гермес, - это происходит постоянно, и мы можем препятствовать этому лишь отчасти, ведь данный процесс стал частью Провиденциального плана, он растворился в нем, и вычленить этот артефакт полностью невозможно, как невозможно вычленить растворенную соль из воды, не изменив агрегатного состояния растворителя. Для этого бы пришлось либо испарить воду, либо пересытить раствор: ни то, ни другое пока не приемлемо.
- Но мне хорошо знаком мир творческих прообразов, - продолжал удивляться атлант, однако мне не удалось отследить эти облака.
- Они ушли в мир творческих прообразов грядущей пятой расы, ты пока не можешь проникнуть туда на ментале, - сказал Гермес. – Из этого слоя они будут влиять на мысли и чувства людей. Разумеется, не только это, но обо всем говорить сейчас нельзя, не нарушив ткани причинности. Эти облака явятся стимулятором возникновения машинной цивилизации на земле. Эта грядущая эпоха у ариев будет называться Кали югой, железной эпохой.
- Это очень опасно? Мне эти понятия мало что говорят.
- Поначалу людям это явление будет казаться благом, цивилизацией и прогрессом. Оно принесет пятой расе множество новых и забавных игрушек для тела и чувств, которые уведут человека от изначального Духовного пути, погрузят в пучину новых, неведомых удовольствий. В конечном счете, на пике этой цивилизации произойдет ряд катастроф, и человечество настолько раскормит и усилит воинство Гагтунгра близкой им по природе энергией-гаввахом, что однажды – деталей и сроков мы знать не можем – произойдет качественный скачек, и материальность человека начнет превращаться в каррох – демоническую материальность. В этом случае планета Земля подвергнется тотальной демонизации, и станет очередной цитаделью Гагтунгра, лишенной даже частицы света, что, в конечном счете, приведет к ее полному вымиранию, как это произошло на Венере, Марсе, Луне, и Равновесие в Шаданакаре утратится окончательно.
- Но как же энергия шельта Гагтунгра сумела проникнуть в структуру Цветка? – все не мог поверить Тор, - а ометалличенные порождения Меркабы смогли попасть в творческий слой прообразов будущего человечества, ведь, как известно, именно этот слой формирует менталитет и ноосферу любого этноса? Тем более, для проникновения в структуру Цветка Тенгри, необходим непосредственный контакт со штурвалом, а Гагтунгр не имеет такой возможности без носителя!
- Носителем оказался ты, - грустно произнес Гермес, - хотя даже не подозревал об этом.
- Я?! Но как это могло случиться?! Ни о каком моем контакте с Гагтунгром не могло быть и речи, от его воздействий я защищен уже не одно тысячелетие древними техниками и терафимами, к тому же мой прямой контакт со светлыми лучами-демиургами сам по себе был гарантией!
- Скажи, - грустно улыбнулся Гермес, - ты ничего необычного не заметил при контакте со штурвалом Цветка? Ты не мог этого, по идее, избежать…
- Было странное ощущение, которое меня насторожило, будто из меня что-то вышло, вместе с тоской и головокружением, после которого в сердце какое-то время держалось ощущение пустоты, и словно бы острая игла проткнула… но я думал, так и должно было быть!
- Это был свернутый информопакет с частицей шельта Гагтунгра, который содержал в себе нечто вроде информационного вируса, способного размножаться и искажать Провиденциальный план в желательном для Гагтунгра направлении, - сказал Гермес. – В результате Цветок Тенгри ометаличился, и превратился в Меркабу – матрицу частично задемонизированного Провиденциального плана. Те изменения, которые произошли с цветком, ты видел воочию. К чести Гагтунгра приходится признать, что замаскировал информопакет он чрезвычайно искусно, так что даже ты, один из способнейших мистов Атлантиды, не смог его почувствовать и исторгнуть.
- Но когда он мог внедриться? – упавшим голосом пробормотал Тор, - ведь, насколько я знаю, в Дуггуре внедрение демонического семени эйцехоре происходило под строжайшем контролем, и должно было коснуться лишь телесной оболочки и эмоциональной сферы Адама и Евы! А штурвал Цветка Тенгри был абсолютно изолирован, поэтому дьявольская энергия не должна была коснуться духовной субстанции!
- Вся беда в выборе, - вздохнул Гермес Трисмегист, - к сожалению, Навна никак не могла повлиять на свободу выбора, иначе, в силу глобальности последствий, равновесие надушилось бы настолько, что мир мог вернуться к первичному хаосу.
- Но о каком выборе идет речь?!
- Начну с того, о чем, надеюсь, ты не забыл. Как духовный отец и создатель гомункулов Адама и Евы, ты вынужден был отдать им свой шельт, который в Дуггуре разделился на два разнополых астральных тела. Они, как ты знаешь, и стали энергетическими и чувственными матрицами для будущих организмов Адама и Евы. Именно в эти шельты было внедрено семя эйцехоре, не затрагивающее структуру их бессмертных монад. Для чего это было необходимо, ты узнал от Навны еще до потопа. Твоим же новым шельтом (надеюсь, ты это понял), должен был стать шельт человека, реинкарнационно с тобой связанного, из далекого будущего, способного передвигаться по временной петле Гистерезиса из одного временного узла в другой. Ты ощутил присутствие его сознания еще до потопа, 850 тысяч лет назад. Затем его шельт вобрал в себя твой шельт, и явился той колесницей, которая доставила и провела по всем уровням Дуггура твой разделившийся шельт. Именно с помощью этого человека из будущего астральные тела Адама и Евы получили необходимую порцию семени эйцехоре. Но тут произошло непредвиденное.
Получилось так, что Андрей, сам защищенный от внедрения шельта Гагтунгра священным терафимом, который в будущем будет называться короной Меровингов, в момент сложного эмоционального состояния перетянул в Дуггур из сакуалы творческих прообразов душу, которую он призвал к жизни своей творческой энергией, и она стала фактически стала его бестелесным энергоинформационным двойником. Вам, атлантам такое свойство неведомо, но грядущее человечество, обладая гораздо более развитой эмоционально-творческой сферой, вернее, избранные из них, обладающие особой творческой печатью, будут способны вызывать к жизни в этом слое доселе неодухотворенные прообразы-эйдосы, и они наполнят энергией и жизнью произведения этих избранных: их художественные книги, картины, скульптуры. Герои этих художественных произведений, казалось бы, вымышленные, явятся живыми, развивающимися бестелесными существами, имеющими, помимо духовной монады, так же и шельты, пребывающие в слое творческих прообразов. Они будут теснейшим образом связаны как со своим создателем, так и с культурой Энрофа в целом. В частности, с поглотителями художественных образов: читателями книг, созерцателями картин, скульптур и других произведений озаренного искусства. И для автора-создателя, и для читателя и созерцателя эти, казалось бы, вымышленные образы постепенно превращаются в живых (хоть и невидимых) личностей, непосредственным образом влияющих на их мысли, чувства и внешнюю жизнь. Без этих творческих прообразов цивилизация людей в том виде, как это задумано Планетарным Логосом, невозможна, и лишилась бы многих сокровищ. Без них она пошла бы совершенно по другому пути, и путь этот был бы убогим и бесперспективным. Именно в этом состояла особенность провиденциального плана, но тут оказались и свои подводные камни: тонкоматериальные существа из мира творческих прообразов оказались весьма уязвимыми для энергий Гагтунгра. Не будет исключением и творческий эйдос, который создаст Андрей в далеком грядущем, написав грандиозную книгу и создав чрезвычайно живой образ, тем самым, оживив в слое творческих прообразов своего двойника. Этот двойник не будет защищен, подобно автору от энергий Гагтунгра короной Меровингов.
Теперь в двух словах о том, что возникло в свернутом абсолютном времени, где прошлое и будущее размазано и взаимно наложено на протяжении целых манавантар. Абсолютное свернутое время является некой подложкой как для мироздания с динамичными временными потоками, так и для Провиденциального Плана, самого свернутого в Цветке Тенгри (теперь, увы, уже в Меркабе).
Андрей, сам того не подозревая, вызвал в Дуггур с помощью особого стихотворного пароля своего двойника, и это в тот момент, когда шельт Гагтунгра, избавившийся от внешней цифровой оболочки эйцехоре, находился в непосредственной близости. Этот шельт внедрил свой информационный пакет, содержащий вирус демонического плана развития 5 расы в шельт двойника Андрея, и тут же заретушировал их память об этом факте.
В дальнейшем, как ты знаешь, твой шельт перешел в тела Адама и Евы, и твоим новым шельтом должен был стать шельт Андрея из будущего, поскольку сама духовная монада не способна управлять физическим телом. Навна, встретившись с Андреем по выходу его из Дуггура, сказала ему об этом, но не могла и не имела права скрыть альтернативы, поскольку в противном случае нарушился бы принцип свободы воли и выбора, главный принцип существования живого мира, сформулированный Создателем и обеспечивающий Великое Равновесие. К тому же Гагтунгр сумел так искусно замаскировать свой информопакет, что даже Навна не смогла выявить чужеродное присутствие.
- Но причем здесь свобода выбора? - все недоумевал Тор.
- Для того, чтобы твое плотное тело стало функциональным после выхода из анабиотического Сомати, - продолжал Гермес, - в него должен был структурироваться шельт Андрея, фактически слившись с твоей монадой, но был и другой путь, и Навна ему об этом сообщила: ту же уникальную возможность имел и шельт двойника Андрея, созданного им в мире творческих прообразов. В результате предложенного выбора сам Андрей не пожелал внедряться в твое тело и монаду, почему-то убоявшись твоей судьбы, которая автоматически стала бы его судьбой. Возможно его испугало то, что в этом случае ему пришлось бы окончательно переместиться в далекое прошлое, с его точки зрения, и он, имея на правах альтер эго право принять решение за своего двойника, его принял: определил в качестве твоего астрального тела шельт своего литературного героя – тоже Андрея Данилова, но не существующего в Энрофе, хотя убежденного (все шельты творческого мира прообразов обладают самосознанием), что он реальный Андрей, имеющий плотное тело, и живущий в плотном мире. На самом же деле жил он в мире литературных прообразов, который является отражением Энрофа, и жизнь его протекала по сценарию, созданному творческим воображением автора – настоящего Андрея Данилова. Именно этот шельт находится в теле атланта Тора, и именно его память и свойства личностной и чувствующей натуры органично встроились в твою монаду, в твою личность и самоосознание. Катастрофа в том, что встроился он внутрь твоей личности и оболочек вместе со свернутым и тщательно замаскированным информопакетом Гагтунгра, который ты вовремя не сумел распознать и который в момент твоего физического контакта со штурвалом Цветка Тенгри внедрился внутрь мировой матрицы и встроился в ткань Провиденциального Плана.
Таким образом, мы все виноваты в том, что дьявол, до сей поры надежно изолированный от человеческой цивилизации, стал к ней на много шагов ближе, чем прежде, и получил доступ к неиссякаемым источникам психической энергии будущих людей. Демиурги же, желая максимально быстро просветлить монады человечества, получили куда более сложную информационно-энергетическую ситуацию, чем имели до сего момента в свернутом абсолютном времени.
- Выходит, - убито пробормотал Тор, - во мне сейчас фактически литературный герой, носитель вируса Гагтунгра сидит… но ведь он, то есть теперь уже отчасти и я, искренне считал себя настоящим Андреем Даниловым.
- Увы, он лишь его порождение, - вздохнул Гермес, - существовавшее до недавнего времени в отражении Энрофа. Однако он – теперь ты, и он, наконец, воплотился в Энрофе и получил физическое – твое тело. Правда, какой ценой, ведь он не слуга Гагтунгра и ни в чем не виноват, просто стал невольным переносчиком, как не виноват носитель инфекции, находящийся в инкубационном периоде, и не имеющий явных признаков заболевания, в том, что заражает окружающих. Если бы он имел явные признаки заболевания, то, будучи нравственным человеком, постарался бы изолировать себя от здоровых людей, чтобы не стать причиной распространения болезни, ведь ты бы, несомненно, так и поступил. Хотя, о чем это я, ведь атланты не знали болезней, это, скорее, относится к грядущему человечеству пятой расы. Увы, заражение вирусом Гагтунгра приведет его к многочисленным болезням, о которых не ведали атланты.
- Ну… и что же теперь делать? – убито пробормотал Тор, с состраданием глядя на Адама и Еву, беспечно резвящихся на полянке, даже не подозревая об угрозе нависшей не столько над ними самими, сколько над их грядущими потомками, которые в абсолютном времени уже как бы существовали в потенции-авьякте. – Неужели ничего нельзя изменить?
- Ты же знаешь, - пожал плечами Гермес, - на всякое действие, особенно совершенное с нарушением правил игры, можно найти и противодействие. Если из потенциального будущего можно было нырнуть в ключевой момент настоящего по петле Гистерезиса, то так же можно нырнуть и в обратную сторону: то есть перенестись в будущее по той же петле Гистерезиса, поскольку трек в абсолютном свернутом времени потенциально проложен. А там, в будущем, развернув время, произвести некие действия, о которых сейчас, как ты знаешь, нельзя говорить, чтобы не нарушить ткань причинности. Эти действия восстановят утраченное равновесие и уберегут человечество от полной демонизации. Выбор остался за тобой.
- Я понимаю, - печально проговорил Тор, - мой новый шельт должен покинуть это тело и отправиться в ключевой момент будущего. Что ж… я готов, как ты понимаешь, у человека, поставившего во главе угла чувство долга и ответственности за других, нет выбора. Но возникает немало вопросов, связанных с таким развитием событий.
- Спрашивай, - улыбнулся Гермес, - я не сомневался в твоей доброй воле, какими бы трудностями это тебе не грозило.
- Я не подозревал о том, что осуществившееся в абсолютном времени событие возможно изменить, - проговорил Тор, - но я понимаю, что если бы этого нельзя было сделать, то и предложения твоего не поступило бы.
- В действительности, - сказал Гермес, - свернутое абсолютное время пребывает в многоальтернативном, вариантностном состоянии, поэтому, развернув события будущего, и совершив определенные, строго выверенные действия, можно, при определенных условиях, создать некий противовес, который предопределит одну из желательных альтернатив, которая, в противном случае, была бы подавлена другой, желательной для Гагтунгра. Это – как плюс гасит минус. Разумеется, для осуществления подобной миссии, нужно свести воедино множество факторов, в том числе и огромную личную силу, и точную локализацию петли Гистерезиса, что позволит попасть в нужное время, и в нужное место, и, самое главное, иметь доступ к штурвалу Меркабы. В конечном счете, Меркаба вновь должна превратиться в Цветок Тенгри, который в далеком будущем назовут РОЗОЙ МИРА! Ты – один из тех, кто получил доступ к штурвалу, но есть серьезная опасность. Но есть серьезная опасность. Дело в том, что, отправившись туда, в ключевую точку петли Гистерезиса, твое сознание вновь станет сознанием шельта литературного Андрея. Сознание Тора при этом окажется в свернутом состоянии в виде некой вставки, которую литературный Андрей обнаружит в себе, как целый список неожиданно открывшихся паранормальных способностей и знаний. Таким образом, контроль сознания Тора над сознанием весьма неустойчивого и неопытного Андрея будет опосредован и не очень надежен. В результате возможны новые ошибки. К сожалению, другого выхода нет, оставить твое сознание в развернутом состоянии для будущего невозможно! Развернуть его возможно лишь в прошлом… вернее текущем моменте.
- Ну, и что я должен сделать там, в будущем, - спросил Тор, - вернее, даже не я, а та часть сознания, которая присоединилась к моему вместе с новым шельтом.
- К сожалению, - развел руками Гермес Трисмегист, - я не могу сказать этого, иначе нарушение равновесия может все погубить. Ты же знаешь эти законы. Обстоятельства в том далеком будущем, которые предусмотрены провиденциальным планом, должны привести тебя в нужное время и в нужное место, и они же заставят тебя понять, что необходимо сделать. Это действительно чрезвычайно сложная миссия, невыполнимая для обычного существа, но великому ли жрецу храма Миаф бояться трудностей!
- Да, - грустно улыбнулся Тор, - атланту Тору возможно и не престало бояться, вот только от самого атланта Тора в будущем практически ничего не останется.
- Можно и так выразиться, - развел руками Гермес, - но ведь нечто подобное с тобой уже происходило, когда твой шельт со свернутым самосознанием путешествовал на латах шельта Андрея Данилова…
- Я чувствую, - медленно произнес атлант, - что и здесь тоже ничего не останется. Сюда и сюда, - он коснулся рукой своей груди и обвел окружающее пространство, - я уже больше не вернусь. Похоже, петля Гистерезиса должна быть разомкнута, иначе миссия бессмысленна. Гагтунгр получит возможность вновь и вновь внедрять свой вирус в структуру Цветка Тенгри. Правда, разомкнуть ее способна только Навна, у меня для такого серьезного внедрения в пространственно-временные структуры, недостаточно полномочий и личной силы.
- Возможности Навны сейчас, в абсолютном времени, скованы, - сказал Гермес, - и это связано с превращением Цветка Тенгри в Меркабу.
- К Навне должны вернуться ее возможности и полномочия, и она будет способна разомкнуть петлю как в абсолютном, так и в относительном времени…
- Ты сказал… - улыбнулся Гермес, - я же могу говорить только то, на что имею полномочия.
- А значит, - упавшим голосом продолжал рассуждать Тор, - атлант Тор, бывший жрец храма Миаф, в этом относительном времени должен перестать существовать, иначе петлю до конца разомкнуть не удастся. Значит, этого тела просто не должно оставаться, и анабиотическое Сомати тут уже не годится, тело должно быть уничтожено без остатка перед входом в петлю.
Гермес опустил голову:
- Ты сказал… - проговорил он еле слышно.
- Хорошо, - голос Тора вновь принял прежнюю бесстрастность и решительность, - в конце концов, не то ли произошло со всеми остальными моими соплеменниками 850 тысяч лет назад, а ведь они встретили такое новое в их бытие явление, как смерть, радостно! У меня к тебе еще несколько вопросов. Если Тор должен перестать существовать в этом времени, то, что станется с моими питомцами, Адамом и Евой. Боюсь, без надежной опеки, грядущая цивилизация пятой расы будет висеть на волоске: тут и хищные животные, которых некому будет отогнать с помощью фантома, и стихийные бедствия, которые некому будет предвидеть, чтобы принять необходимые меры. Они ведь еще совсем неоперившиеся, беспомощные птенцы. К тому же и некоторые тенденции их поведения, на которые я обратил внимание только сегодня, вызвали у меня некоторую тревогу. Их необходимо подкорректировать. У меня есть еще время?
- Времени нет, тоннель уже открывается, - сказал Гермес, - твое согласие, в котором мы, собственно, не сомневались, автоматически запустило этот процесс. Что же касается Адама и Евы, то подкорректировать их поведение конечно можно, но внутреннюю их природу, увы, уже не подкорректировать, не нарушив принципа свободы воли. Те свойства их характера, некие зачатки, которые тебе не понравились, как раз и есть результат внедрения вируса Гагтунгра в провиденциальный план. Теперь князь тьмы имеет к их сознанию такой же доступ, как и силы света, поэтому и они, и их потомки обречены на вечную борьбу света и тьмы в своей душе, им будет присуща некая двойственность, что не присуще вам, атлантам. О последствиях этого феномена пока судить сложно, будущее туманно. Карму эту все равно придется отработать всей расе, и даже самые удачные твои действия в будущем мало, что смогут здесь изменить, ну, разве что смягчить последствия, но если твоя миссия будет неудачной, то их на определенном историческом этапе ждет неизбежная полная демонизация со сменой материальности. Удачное исполнение миссии ликвидирует эту фатальность, и в далеком будущем представители пятой расы все же выберут путь света, но в любом случае, путь будет сложен, а выбор мучителен. Впрочем, когда было легко? Атлантическую цивилизацию мучили свои проблемы, у людей пятой расы, которые смогут преодолеть то, что не смогли вы, появятся свои, о которых вы не ведали, и, боюсь, их теперь станет гораздо больше, чем у вас, но и жизнь их в Энрофе окажется гораздо насыщенней, а сгущение кармы куда интенсивней. Теперь, по поводу твоих питомцев. Можешь не беспокоиться за них. Ты знаешь о главных принципах сохранения равновесия и зыбкости сохранения равновесия и зыбкости разворачивающейся ткани причинности. Навна не имела права сказать тебе тогда, 850 тысяч лет назад о том, что грядущая цивилизация была продублирована еще одной парой, другими Адамом и Евой. Они почти такие же, как эти, такого же роста и строения, правда, мастью темнее, черноволосые, и программа, в них заложенная, несколько отличается от программы белокурых. Как это проявится в Энрофе, пока трудно сказать, ведь на сегодняшний день это лишь тенденция, реальные свойства проявит реальная жизнь. Сейчас уже решено на какое-то время объединить эти две пары, чтобы дети твоей пары вступили в брак с детьми той, дублирующей. Таким образом, удастся избежать кровосмешения, которое чрезвычайно негативно сказывается на потомстве, ты, наверняка, знаешь эту особенность у животных. К тому же приток новой генной информации позволит проявить новые, пока не предусмотренные качества грядущей пятой расы. Какое-то время это смешанное племя будет единым, затем они разъединятся. У той, другой пары, которая увидела внешний мир одновременно с твоей парой, разумеется, тоже есть создатель, который прошел сходный с тобой путь во время Апокалипсиса. Это – поздний лимуриец, зовут его Иего, и к его помощи в качестве творца, вместо еще одного атланта, мы прибегли для того, чтобы его Адам и Ева отличались от твоих.
- Но ведь их цивилизация погибла задолго до гибели нашей? – удивленно поглядел на Гермеса Тор.
- Тем не менее, отдельные представители в плотноматериальных телах существовали всегда, не тебе, просидевшему 850 тысяч лет внутри скалы удивляться этому. Правда, Иего, просидел в анабиотическом Сомати подольше, не менее полутора миллионов лет. Склеп Иего находится далеко отсюда под землей на континенте, который образовался во время твоего затянувшегося Сомати; грядущее человечество назовет его Африкой, и на территории, под которой он скрыт, позже, согласно Провиденциальному Плану, возникнет одна из первых великих культур пятой расы, египетская культура. После твоего ухода, Иего возьмет под покровительство твоих питомцев, и, пока у них не родятся и не вырастут дети, он будет посещать их по возможности чаще. В дальнейшем оба семейства познакомятся, правда пока еще не ясно, где произойдет их встреча, здесь, или на территории будущего Египта. Таким образом, дети твоих питомцев, и питомцев Иего без опасности кровосмешения смогут иметь собственных детей, в чьих жилах сольется кровь двух пар алхимических гомункулов АРИЕВ И СЕМИТОВ.
В дальнейшем, в силу определенных законов генетики, одна популяция биологически и духовно будет ближе к первичным ариям, другая – к первичным семитам. Скорее всего, эти два племени разделятся и переместятся в разные широты, которые, согласно памяти крови, будут им ближе по природе. Похожие на твоих Адама и Еву блондины будут строить свою цивилизацию на севере, а темноволосые потомки, больше похожие на питомцев Иего, на юге. Но вначале это будет единая большая семья.
Заглядывая совсем далеко, следует ожидать продолжения миграций и смешений второго, третьего и так далее порядков, тем не менее, и арийская, и семитская культуры будут некими полюсами, из которых возникнут новые смешанные, склоняющиеся либо к той, либо к другой…
Последовало продолжительное молчание.
- Скажи, - наконец нарушил тишину Тор, - каким образом лимуриец сможет часто навещать моих питомцев, если он со своими гомункулами находится на другом конце земли? Или он будет контролировать их через астральное тело? Но это не самая лучшая мысль.
- Специально для этого будет проложен тоннель нуль-транспортировки, чтобы Иего мог посещать здешние места в плотном теле, поскольку тонкий план твои подопечные пока не способны воспринимать. Времени для такого путешествия потребуется буквально доли секунды, и Иего сможет заниматься проблемами обеих пар практически одновременно, когда же придет время, по этому тоннелю, возможно, будет переместить и одно из семейств. Тоннель уже построен и скоро начнет функционировать, а ближайшие пункты входа и выходу в ближайшее время откроются и здесь, и неподалеку отсюда, и в кое-каких других отдаленных ключевых местах земли. Выглядеть они будут, как обычные замаскированные дыры в земле, но, попадая в эту дыру, оказываешься в пространственной петле, соединяющей данную точку со многими другими, минуя пространственную протяженность. Места входа и выхода будут соединять как ближайшие активные точки, так и отдаленные, находящиеся в другом конце земного шара.
- А зачем открывать так много пунктов входа и выхода, это же потребует дополнительных затрат энергии?
- Но ведь Адам и Ева не будут сидеть в одном и том же месте. Чтобы иметь возможность быстро оказаться рядом, и предусмотрена сеть пунктов входа-выхода, а ментально следить за их состоянием и местоположением Иего сможет и, находясь в Египте: как для вас, атлантов, так и для лимурийцев это не представляет особой сложности через информационное поле. Когда же потребуется его физическое присутствие, он максимально быстро сможет оказаться рядом.
- А нет опасности, что в эти ямы с пунктами нуль-транспортировки будут попадать различные животные? НЕ думаю, что подобные неконтролируемые перемещения будут безразличны для полотна причинности, к тому же, как я понял, тут и там – различные климатические условия, и это может плачевно сказаться на здоровье и даже жизни животных, внезапно угодивших в иную климатическую зону. К тому же, это ведь такой эмоциональный шок для слабо развитого мозга.
- Подобный вариант развития событий предусмотрен, - сказал Гермес. – Стандартные пункты нуль-транспортировки будут открываться только в непосредственной близости от шельта лимурийца либо атланта, так что обычное животное, угодив в это неглубокое отверстие, никуда не переместится: разумеется, если в непосредственной близости не окажется лимурийца или атланта, либо их астральных двойников.
Но пора перейти к главному. Свернутый на ментале штурвал матрицы Меркабы необходимо захватить с собой в будущее, управление причинностью там тебе непременно потребуется. Ну, а Иего имеет свой штурвал.
Гермес к чему-то прислушался, затем вытащил из складок одежды что-то вроде большой капли ртути и швырнул ее на землю, причем так сильно, что несколько более мелких брызг разлетелись в разные стороны, при этом траектория их полета оказалась неестественно большой, и  Тор не смог определить, куда они упали. В тот же момент в месте удара ртутной капли о землю возникло что-то вроде экрана прямоугольной формы, высотой примерно в рост атланта. Это окно висело в воздухе, в нескольких сантиметрах над землей, и поверхность ее непрестанно рябила и переливалась.
- Это окно в будущее, - сказал Гермес, - причем не совсем обычное.
- А есть обычные? – усмехнулся Тор, - через обычные мне также не посчастливилось проходить. Ну и что ты подразумеваешь под необычным?
- Дело в том, - сказал Гермес, что твой новый шельт также не совсем обычен. Это шельт литературного героя, созданный творческой, одухотворенной волей реального Андрея, ПИШУЩЕГО СТРАНИЦЫ. Поэтому и в будущее твой шельт сможет переместиться не в свернутом пространстве-времени Энрофа, а через сакуаллу творческих прообразов. Да и по реальному Энрофу в будущем он не сможет перемещаться, а только по отражению творческого слоя прообразов, максимально наложенному на Энроф. Для этой связи и синхронизации двух пространств, тебе, литературному Андрею, в будущем придется вступить в контакт с сознанием Андрея, пишущего страницы, и спровоцировать его (вы оба, как своеобразные двойники, взаимно активизируете друг друга) на создание определенного сюжета-сценария. Что именно должен сделать ты, и какой именно сюжет-сценарий придумает пишущий страницы, я не могу сказать, да и не знаю, все должно произойти там, в будущем, и информационный хвост не должен тянуться отсюда, иначе петлю Гистерезиса не удастся разомкнуть. Штурвал Меркабы позволит тебе проецировать события, происходящие в творческом слое прообразов, на плоскость Энрофа. Поскольку штурвал будет принадлежать литературному герою, то и действие Меркабы на полотно причинности возможно будет как в сфере пространства творческих прообразов, так и в Энрофе, и материальность первого сможет переходить в материальность второго, иначе твоему шельту, функционирующему только в плоскости прообразов, ничего не осуществить в Энрофе, а раздемонизация должна осуществиться именно там. Разумеется, автоматически изменения переместятся и в пространство прообразов.
Итак, мне пора, мой друг, надеюсь, объяснять тебе, как пользоваться окном в петлю Гистерезиса, нет необходимости, хоть ты никогда и не осуществлял подобных переходов. Прощай, светлый вихрь, мне  почему-то кажется, что там, в далеком будущем, нам еще предстоит встретиться, но держится предчувствие, что не только ты, но и я будем совсем иные, да и имена у нас будут новые.
Гермес прикоснулся ладонью к широкому лбу атланта, Тор, почтительно склонив голову, сложил ладони в намосте, и в следующее мгновение позади Гермеса возникла огненная сфера, Гермес сделал шаг назад, и исчез из вида с легким хлопком, который, похоже, услышали и что-то копающий на полянке Адам, и собирающая цвета Ева, поскольку они оторвались от своих занятий и недоуменно завертели головами.
- Ну что ж, - с грустью сказал сам себе Тор, - и здесь не нашлось мне места. Судьба гонит меня все дальше и дальше по временной спирали, и теперь тому Тору, к которому я так привык за тысячелетия, предстоит исчезнуть, а крупице его сознания, включенного в структуру нового шельта какого-то литературного эйдоса, предстоит отправиться дальше, на самую малость… - Тор сделал сканирующее движение головой, которое обычно делал при подключении к информационному пою Шаданакара, - всего на каких-то 35 тысяч лет вперед. Ну что же, если сравнить этот срок с тем, который я провел в анабиотическом Сомати, то это не так уж и много. Да, чуть не забыл, все же необходимо, прежде чем оболочка Тора исчезнет, посмотреть на Иего и ритуально передать ему эстафету наставничества, все же, - тут ему в голову пришло забавная фраза, очевидно выуженная из сознания Андрея, - нельзя кота в мешке покупать!
- Странно, - тут же отреагировало основное, исконное сознание Тора, - откуда могла возникнуть такая дурацкая пословица, кому вообще придет в голову живое существо в мешок сажать? Нет, никогда, наверное, я эту новую расу понять не смогу, хоть и сам их физиологический организм создавал. Другое дело, что это было лишь воссоздание, развертывание программы, уже существующей в матрице цветка Тенгри. Так что называть меня однозначно Творцом слишком самонадеянно. Нет, однозначно намудрили демиурги с их психологической матрицей… но с другой стороны, они и не должны быть такими как мы, атланты, поэтому не мне их судить, и, как теперь выяснилось, и не мне их воспитывать. Пусть теперь этот Иего по поводу их нестандартного поведения и образа мыслей голову ломает, мне же судьба уготовила стать как бы их потомком, правда не настоящим, из плоти и крови, а каким-то искусственным, квази-человеком что ли? Да, любопытная перспектива, а ведь тот Андрей, что во мне в свернутом состоянии находится, он ведь не знал, что он не настоящий! Каково ему, а вместе с ним и мне с этой мыслью жить придется? Вдруг осознать, что ты – всего лишь чей-то вымысел! Хотя, конечно, не совсем вымысел, тут все гораздо сложнее, просто безличная духовная матрица-эйдос обрела личностные и кармические черты некого человека, проживающего в конкретном месте, в конкретное время. Однако довольно оттягивать, надо посмотреть на этого Иего, которому бразды наставничества переданы, а заодно и на вторую пару людей.
 Сначала Тор хотел сделать переход в Энрофе через тоннель нуль-транспортировки, но в последний момент передумал, почему-то ему сейчас напрямую не хотелось общаться с лимурийцем, к которому он испытывал что-то вроде ревности. Сканирующим движением скрытого третьего глаза Тор обнаружил ближайший тоннель нуль-транспортировки, мысленно его активизировал, отчего над небольшим отверстием, замаскированным в кустах, возникло что-то вроде пространственного окна. Туда, при желании, можно было шагнуть, поскольку само отверстие оказалось слишком маленьким, но Тор решил просто ограничиться изображением-голограммой, которое через информационный банк ноосферы можно было ментально заказать, вместо физического перемещения. На экране тут же возникла картина местности, где в настоящий момент находился Иего и его питомцы – семиты Адам и Ева. Перед Тором развернулась пылящая жаром пустыня, с невысокими серыми горами вдалеке, а также оазис, утопающий в зелени на переднем плане. В глубине оазиса виднелось примитивное жилище из банановых листьев, и неподалеку от этой хижины беспечно гонялись друг за другом двое юных людей, одновременно и похожих и не похожих на питомцев Тора. Они были гораздо смуглее, с вьющимися волосами цвета воронова крыла, темными глазами и более крупными орлиными носами, что в еще большей степени отличало их от атлантов, у которых носы вообще были лишь в зачатке. В остальном ни ростом, ни сложением они особо не отличались от арийской пары, да и поведение их было довольно сходным. Впрочем, судить по первому впечатлению, очевидно, было бы неправомерно. В отдаление же, на самом солнцепеке, на невысокой дюне сидел гигант, гигант даже по масштабам немаленького атланта, которому его питомцы достигали лишь до пояса. Был он размером со среднюю финиковую пальму, и его подопечные, поставь их рядом, достигали бы лишь до колена. Тор знал, что цивилизация лимурийцев жила в гораздо более жарком климате, чем атланты, а теперь и первые люди, и, очевидно палящее солнце пустыни было для лимурийца (даже через полтора миллиона лет) более комфортным, чем прохлада и тень оазиса. Анатомия гиганта еще меньше напоминало человеческое, чем у атланта, не было ушных раковин, а вместо носа зияло нечто вроде клапана-спирали. Так же, как у атлантов, у лимурийца были огромные, вытянутые глаза, плюс вполне заметный, анатомически выделенный третий глаз в межбровье, который у атлантов был затянут герметичной перепонкой. Этот же глаз у лимурийца имел свою пару функциональных век, правда, в настоящий момент прикрытых. Так же как и у атлантов у него не было абсолютно никакой растительности на теле, кожа, словно у какого-нибудь ящера, напоминала броню, а грудная клетка была еще более бочкообразна, чем у атланта. Лимуриец сидел в медитативной позе и, как видно, занимался привычным созерцанием. У Тора неожиданно возникла занятная мысль, очевидно занесенная в его сознание присутствующим там сознанием Андрея, что Иего он воспринимает скорее, как женщину, хотя лимуриец был, как и атлант, бесполым.
Поначалу Тор хотел вступить в контакт со своим приемником, но в последний момент все же передумал, но сам не любил, когда в его сознание внедрялись без спроса, особенно в момент созерцания. Атланты вообще, в силу своей созерцательной специфики были мало общительными и предпочитали одиночество. Скорее всего, у лимурийцев, судя по развитости третьего глаза, это качество было еще более выраженным.
«Они ведь, - подумал  атлант, - как наши старшие братья, и мы отличаемся от них в гораздо меньшей степени, чем эти забавные резвые низкорослики отличаются от нас и от них, и дело даже не в размерах, у них психическая сфера другая. Нет, не буду тревожить величественный покой благородного лимурийца. Все необходимые инструкции он получил от демиургов, и какие-то мои личные пожелания тут не уместны. Поделиться наблюдениями за моей парой? Но они поверхностны, слишком мало времени прошло с того момента, когда мы покинули недра каменной скалы, ну а мне от него и совсем никакой информации не нужно, ведь ему предстоит остаться здесь, а меня ждет новое путешествие во времени, и правильнее сказать, не меня, а тот шельт, который сейчас во мне в свернутом состоянии, когда же тело Тора перестанет существовать, мы поменяемся местами, сознание Андрея развернется, мое же станет свернутой вставкой».
Он снова подумал о том, что этому свернутому сознанию в нем, прежде было неведомо, что он всего лишь чей-то инициированный литературный двойник, но теперь эту информацию не удастся скрыть. Правда, сознание Андрея будет иметь доступ лишь к ограниченным участкам памяти Тора, а так же отчасти он сможет овладеть некоторыми знаниями и возможностями атланта, некоторые открытия могут быть для него, Андрея весьма болезненными, особенно те, что касаются его, Андрея статуса. Конечно, для успешного функционирования сознания Андрея, придется заблокировать подавляющую часть памяти на факты, но этот участок придется оставить для прохождения через сакуаллу творческих прообразов в будущее. Тут ведь не до психологического комфорта, тут главное, чтобы миссию выполнить.
Тем временем Тор обратил внимание на то, что неподалеку от неподвижно возвышающегося Иего, в песке, возникло какое-то движение, песок в небольшом радиусе начал проседать, осыпаться внутрь, затем образовалось что-то вроде воронки, и оттуда, с короткими интервалами начали вылезать змеи, одна за другой.  Быстрый разум атланта тут же смекнул, что это не обычная нора в песке, он перевел взгляд на куст, произрастающий неподалеку от него самого, где был искусно замаскирован пункт нуль-транспортировки и увидел, что к этому кусту со всех сторон ползут змеи разных видов и размеров.
«Это еще что такое, - удивился Тор, - похоже, пресмыкающиеся чувствуют некую энергетическую аномалию, и инстинктивно тянутся к ней, как пчелы к нектару. Нет, эта переброска живых организмов ни им, ни нам ни к чему. Разумеется, Иего всегда сможет их ментально отогнать, но, боюсь, эти твари не приспособлены для климата пустыни и, скорее всего, погибнут».
Тор тут же деактивировал пункт нуль-транспортировки, пространственное окно исчезло, змеи сначала остановились, а затем начали расползаться в разные стороны, тут же утратив к кусту всякий интерес.
«Жалко, - подумал Тор, - хотел поподробнее рассмотреть вторую пару, да, видно, не судьба, ни к чему гиперпространство ненужной биомассой захламлять, да и тварей живых жалко. Ну, да ладно, возможно, когда Иего будет сюда наведываться, они обратно сумеют телепортироваться, похоже, их открытый тоннель, как магнит притягивает».
Тор встал во весь свой величественный рост (правда, не столь величественный, в сравнении с лимурийцем). Пора было отправляться в далекое будущее, но ему предстояло одно, не очень приятное мероприятие, которое даже для Тора, полностью контролирующего свои чувства, мысли и эмоции, требовало определенных психологических усилий. Нужно было уничтожить свое плотное тело, да таким образом, чтобы в данном месте и времени не осталось никакого органического (а еще лучше и неорганического) материала от этого тела. Он уже знал, как это сделать, однако медлил, стараясь напоследок впитать в себя эти суровые красоты дикой природы, этот чистый, пахнувший прелой хвоей воздух, этот приглушенный шум горной речки, пробивающейся сквозь скальные громады куда-то к востоку. А ведь он толком так и не успел обследовать окружающие места, думал, что впереди у него уйма времени, важнее было запустить биологические и информационные программы Адама и Евы, убедиться в том, что они жизнеспособны и полноценны. Неожиданно в голову Тора пришла занятная мысль – оставить себе памятку, которая сумеет сохраниться все эти 35 тысяч лет, через которые ему предстоит прыгнуть. Это будет не просто напоминание, которое отчасти разбудит в Андрее древнюю память и активизирует свернутое сознание Тора. Это, к тому же, будет и скрытая указка, некая схема энергетической структуры земли, которая связана со структурой цветка Тенгри и Провиденциальным Планом, а также указание на очень важное место, находящееся поблизости. Тор не имел возможности предвидеть детали своей грядущей миссии, однако смутно ощущал, что ему снова предстоит оказаться в этом месте. А значит нужно оставить памятку, непонятную и неприметную другим, но способную пробудить древнюю память в Андрее. Тор медленно поднялся на вершину плато и оказался на площадке, словно специально сделанной для обзора, - именно на этой, на которой они впервые появились вместе с Адамом и Евой, пронизав многометровую толщу камня, и вновь из плазменного состояния обрели биологическую плоть. В отдалении сияло снежными вершинами высокогорье, чем-то напоминающее череду причудливых облаков, внизу в ущелье шумела бурная река, прямо напротив него, не более чем в ста метрах круто обрывалась скальная гряда, образуя что-то вроде экрана, правда не очень ровного, на котором сам Бог велел что-нибудь изобразить. И  Тор, не сходя с места, начал изображать на этом экране некий барельеф. Этому искусству, которым даже среди атлантов владели не многие, он был обучен в глубокой древности, а сейчас и вовсе в немыслимой толще времен, когда только возводился храм Миаф. Для этого ему не нужно было ни резцов, ни молота, ни шлифовальных инструментов, не нужно было перебираться на противоположную сторону и строить рабочие мостки, либо подвешивать сверху рабочую площадку на тросах. Ему не нужны были годы, и даже месяцы кропотливой работы, тем более изображение он задумал по человеческим масштабам грандиознейшее, именно для того, чтобы в человеческом сознании Андрея вспыхнула эстетическая память атлантов, с их масштабами и возможностями. Все необходимое было в руках и сознании Тора, поскольку цивилизация атлантов была не машинная, а магическая, и они не знали, да и не нуждались в столь привычных нам инструментах, необходимых для строительных работ и создания каменных произведений искусства. Все необходимое обученные этому искусству атланты создавали с помощью ментальной энергии и способности управлять некоторыми аспектами пространства – времени – материи, и, пожалуй, то немногое, напоминающее аксессуары нашей машинно-технологической цивилизации, что они использовали, было алхимическое оборудование для выращивания гомункулов. Да и оборудование это было изготовлено не атлантами: оно было передано четвертой расе лучами-демиургами, принимавшими в их повседневной деятельности активное участие.
Итак, Тор простер руки над пропастью, и из его ладоней на плоскость скальной гряды устремился невидимый поток силы, который разрывал атомные связи грубой материи, и переводил ее, мгновенно испаряя, в плазменное состояние. В результате многовекового освоения этого искусства, Тор ювелирно управлял силой и толщиной этого антигравитационного луча – биологического лазера, и мог с огромной скоростью высекать из любого твердого материала любое задуманное изображение, поначалу мысленно проецируя его на обрабатываемую поверхность. Тору подумалось, что оставлять слишком явное, заметное изображение будет не правильно, не стоит смущать сознание далеких потомков Адама и Евы несвоевременной информацией, она должна быть адресной, явиться в нужном месте, в нужное время, чтобы не нарушить естественный ход эволюции пятой расы. Но лично Андрею, для выполнения его миссии она будет необходима. Чтобы уменьшить вероятность того, что это изображение увидит посторонний путник, случайно оказавшийся в здешних местах, Тор решил использовать особое свое искусство, которым владели и вовсе единицы. Изображение должно было быть замаскировано в естественном рельефе скалы таким образом, что проявиться оно могло лишь при определенном положении солнца, незадолго до заката, и, мало того, в то время года, которое было отпущено для исполнения миссии Андрея, когда сложатся все необходимые энергетические, информационные и астрологические условия. Остается запрограммировать только одно, чтобы Андрей, а так же его реальный прототип (Тор уже знал, что для осуществления миссии по созданию кармического противовеса необходимы их совместные усилия) оказался в нужное время (две последние недели августа) в нужном месте. Возможность управлять подобным механизмом у Тора была, поскольку штурвал Меркабы позволял осуществлять тонкую подгонку времени, как колесико настройки волны в радиотрансляторе.
Итак, тор начал свое грандиозное, но очень быстрое формирование барельефа, замаскированного в естественных выступах и образованиях противоположной стены плато. В течении нескольких часов, воспроизводя ментальный проект, наложенный на скалу на участке в несколько сот квадратных метров, он изобразил 6 основных типов, представляющих собой среднестатистических представителей пяти земных рас человечества. Первые две расы не имели плотноматериальных тел и представляли собой светом рожденных астральных призраков и потом рожденных эфирных протолюдей. Первые, светом рожденные существа не имели выраженной человекоподобности, но потом рожденные были уже достаточно антропоморфны, хоть и достигали гигантских размеров. Далее следовали две подрасы лимурийцев, уже наделенных плотноматериальными гигантскими телами: ранние, имеющие переднее и затылочное лицо и четыре верхних конечности, и поздние, приближенные к облику атлантов, но все еще громадные однолицые, двурукие лимурийцы, к представителям которых относился Иего. Далее следовали более мелкие атланты, все еще сохраняющие принцип андрогинности, и, наконец, представители пятой, самой мелкой расы, коротко живущие Адам и Ева, уже разделенные на мужской и женский пол. Затем Тор изобразил схему земли, ее ноосферу с указанием активных точек, неких точек сборки ноосферы, определенное расположение которых, спроецированных на поверхность земли, гарантировало общее, регламентированное восприятие мира всей пятой расой, поскольку восприятие мира всегда должно соответствовать усредненной степени духовного развития человечества, ибо истинная реальность неописуема и ее может воспринимать только тщательно подготовленный разум, способный воспринимать сверхвысокие энергии Брахма Джотьи – Божественной реальности. Неподготовленный же разум, чтобы не быть разрушенным, должен быть ограничен некими фильтрами, предохраняющими от слишком высоких энергий, и эти фильтры как раз и создавала система точек сборки земли, каждая из которых, наложенная на объемный контур земли с объемного контура Цветка Тенгри совпадала с определенными, отвечающими за данную картину мира лепестками. Поэтому разные цивилизации, отличающиеся уровнем духовности, традиций и менталитета воспринимают мир по-разному.
Эту схему и изобразил атлант, прекрасно понимая, что в новой реальности многие точки сборки смещены трансформацией Цветка Тенгри в Меркабу, а это, соответственно меняло и картину мира у грядущего человечества, значительно снижая его приближение к абсолютной реальности, но он хотел изобразить схему соответствующую первоначальному Провиденциальному Плану Планетарного Логоса, а не нынешнему, зараженному информационным вирусом Гагтунгра. Именно эту первоначальную схему и должна была восстановить миссия Тора в грядущем, вот только каковы ее детали и особенности? Этого Тор пока не знал, поскольку вся необходимая информация должна была прийти к нему уже на месте. И один из немногих факторов, который, как он предполагал, имел отношение к его грядущей миссии, был зафиксирован здесь, совсем неподалеку. Буквально в часе неторопливого хода по плато располагалась одна из точек сборки земли, отвечающая за «общеземную психику», то есть, картину мира в масштабах целой планеты, которую теоретически можно было менять, сдвигая ее определенными энергоинформационными методами. К данной точке и должен был подобраться в грядущем Андрей, правда, одного этого было недостаточно: для выполнения планетарной миссии необходимо было множество факторов свести воедино, правда, что это за факторы и как их предстояло свести, Тору пока было неведомо.
Закончив свою работу, Тор удовлетворенно наблюдал, как в лучах заходящего солнца его произведение сперва проявляется с максимальной отчетливостью, демонстрируя вначале величественные образы былых и грядущих цивилизаций, а затем формулу-схему земли и ее ноосферы со спроецированными на ее плоскости точками сборки и схемой Цветка Тенгри, наложенной на эти точки и землю. Затем, по мере того, как солнце скрывалось за отдаленными горными пиками, величественная картина быстро потускнела и угасла.
Барельеф-шарада был готов, осталось только создать вокруг защитное поле, уберегающее его от внешних воздействий, поскольку за 35 тысяч лет дожди, ветра и перепады температуры уничтожат любое рукотворное произведение. Такое защитное поле, уберегающее от внешних природных воздействий, атланты давно научились создавать, трансформируя определенным образом солнечную энергию, в масштабах земли была неистощимую. Так они в течение многих тысячелетий уберегали свои жилища и общественные здания, которые и через десятки веков выглядели почти как новенькие, ведь для слишком долгой жизни хозяина нужно было такое же долговечное жилище. К несчастью – Тор это знал, просканировав информационное поле ноосферы – масштабы произошедшего 850 тысяч лет назад катаклизма, были столь огромны, что от рукотворной культуры атлантов не осталось и следа, разве что глубоко в океане. Увы, пятая раса очень не скоро сможет отыскать эти свидетельства великой цивилизации, поскольку, в отличие от земноводных атлантов, генетически родственных саламандрам, она по своей биологической природе близка млекопитающим приматам, и существование в водной среде для нее противоестественно. Разве что уж совсем в далеком будущем, когда достигнут небывалых успехов в своем техническом прогрессе, и смогут с помощью глубоководных аппаратов погружаться в многокилометровые толщи океана.
Итак, барельеф-послание был готов, но Тору этого показалось мало, слишком ничтожная информация была заложена в этом монументальном сооружении, нет, если уж создавать послание, то необходимо и нечто другое, что сможет понять и расшифровать потомок, достигший высокого уровня эволюционного развития, несущий в себе неведомый ему информопакет, свидетельствующий о связи культур. Тор решил создать динамическую голограмму, отражающую некие философские представления атлантов, прибавив к ним так же и те коррективы, которые возникли, по словам Гермеса Трисмегиста, не без его, Тора, невольного участия. Эта визуальная образная картина должна была показать процесс развертывания Провиденциального Плана на основе скрытой в Цветке Тенгри программы, а также позднейшее внедрение в нее информационного вируса Гагтунгра, и роли самого Андрея в этом событии.
Далее Тор, используя всю ту же трансформированную солнечную энергию, создал некие фиксированные энергетические преломления в пространстве, которые проецировались на воздушную среду, а та, в свою очередь, по ходу движения солнца, порождала динамические миражи (их содержание мы подробно описали в первой книге второго романа). Так же, как и статический барельеф, Тор запрограммировал его на определенную траекторию движения солнца, поэтому голограмма фильм должна была появляться лишь в конце августа в определенное время суток и разворачиваться в течение часа. Так же, как и монументальный барельеф, предназначалась она, прежде всего Андрею, несущему в себе информопакет сознания Тора, хотя увидеть ее смог бы любой человек, оказавшийся на этом плато в солнечные закатные часы второй половины августа.
«Ну, что ж, вехи расставлены, - подумал Тор, наблюдая, как исчезает в лучах заходящего солнца последние черты воздушного миража, - пора прощаться с этим неуклюжим, громоздким телом и сжигать оставшиеся мосты».
Тор спустился вниз, к полянке, где оставил Адама и Еву, и обнаружил их в весьма странном положении: Ева, по-видимому, совершенно растерявшаяся, бестолково суетилась вокруг Адама, а тот, в свою очередь забился под основание большого валуна, совершая какие-то нелепейшие движения, словно пытаясь отогнать от себя не только перепуганную супругу, но и еще кого-то невидимого, при этом бормотал какую-то ахинею.  Когда же встревоженный атлант подошел поближе, то до его слуха донеслись бессмысленные фразы, что-то типа: «Бабочки, бабочки, бабочки, они выпили всю мою кровь!»
Увидев Тора, он еще глубже забился под камень, и заплетающимся испуганным голосом заверещал:
- Бабочковый человек, бабочковый человек, он сожрет нас! – потом он понес что-то насчет ящериц, пауков и огромных крапчатых грибов, которые отовсюду лезут из земли, и тянут к нему руки, и давят его грудь, и пожирают мозги. Затем речь пошла о каких-то красных водорослях, людях-мухоморах и прочих несуразицах, при этом атлант обратил внимание, что тело будущего венца природы резко побледнело и покрылось крупными каплями пота, а зрачки стали узкими, как щелки.
«Господи, - мелькнуло в голове Тора, - да у него же отравление галлюциногенами растительного происхождения! Но где, как, не мог же он их съесть, я же ясно объяснил им, какие растения съедобны, а какие – ядовиты!»
- Что тут произошло? – строго спросил он Еву, которая, судя по всему, была в нормальном, вменяемом состоянии.
- Я не знаю, я не виновата, он сам, он уже целый час такой!
- Но что случилось, он же не мог стать таким без причины! Вы что-то ели, что я вам запрещал есть?!
- А я ему тоже говорила, что нельзя! – угодливо заверещала Ева, - а он не послушался! Я ему просто сказала, что этот гриб очень красивый, с юбочкой и крапинками, гораздо красивее тех, которые ты есть разрешил! А он сказал, что ему тоже кажется, что этот гриб гораздо красивее, а раз он красивый, то, наверное, очень вкусный, что отец специально запретил его есть из вредности… наверное, себе решил побольше оставить.
- Так он что, наелся мухоморов?! – удивленно уставился на Еву Тор. – Но ведь я же объяснил вам, что они несъедобны, почему вы не послушались?
- Я послушалась, я послушалась! Это он не послушался, а меня обозвал трусихой, и что я только и делаю, что отцу поддакиваю, подпеваю и на него жалуюсь! А у него, мол, своя голова на плечах, и он сам будет мир изучать и решать, что хорошо, а что плохо, без всяких там указок! В общем, - потупила глаза Ева, - он целый мухомор съел, сказал, что сладкий, но, по-моему, он это из вредности сделал, по-моему, он ему совсем не понравился!
«Господи, - подумал Тор, - да что же с ними такое творится, почему они так извращенно воспринимают информацию, которую я передаю? Неужели это так сложно, почему он все равно проделал этот дурацкий самоэксперимент, если я ему все ясно объяснил, а он, как мне показалось, все прекрасно понял? И почему он вдруг решил, что я ему неверную информацию дал, и заподозрил, что я эти грибы для себя хотел оставить? Никак это у меня в голове не укладывается, хоть я древний, как эти скалы. Никогда такая бредовая мысль не могла прийти в голову самому заблудшему из атлантов, он бы постарался максимально следовать инструкциям старшего друга и наставника. А этот – просто безумец какой-то, хоть никаких признаков безумия в его ауре я не вижу! Получается, это норма поведения? Хороша же норма! Он ведь только-только во внешний мир вышел, и уже такие нелепые и опасные поступки совершает! Что же от него в дальнейшем ждать, ведь ни одному атланту за всю историю не пришло в голову галлюциногенный гриб съесть! Да уж, воистину, пути человеческие неисповедимы».
Атлант сдвинул точку сборки, и действительно увидел эйдосы, которые транслировало вовне отравленное сознание Адама: и бабочковых  людей, и гигантские мухоморы, и мухомороподобных людей, и фантастические красные водоросли, которые поднимались выше леса и заслоняли солнце, медленно вращательно раскручиваясь, очевидно в такт тому, как кружилась голова у самого Адама, и птицеподобных людей, и шакалов с пугающими глазами-угольками.
«Ну, вот, - усмехнулся Тор, - теперь он тонкий план увидел, - хотя ранее к этому был совершенно не восприимчив, - третий глаз-то у него совсем в зачаточном состоянии. Однако, какое сильное действие у этого галлюцинаторного гриба! Мы, когда воспитывали юных атлантов, третий глаз им за много десятилетий постепенно развивали, а у этого сразу задействовался! Разумеется, это не раскрытие, а безобразие одно, но все же, как мощно химический фактор работает! Однако надо его из этого состояния выводить, иначе интоксикация может сказаться на дальнейшем здоровье и жизнедеятельности».
Тор тут же погрузил Адама в глубокий сон, поставил ментальный барьер между его сознанием и эйдосами, которых он тут во множестве наплодил, зафиксировал их, затем начал с помощью психополя аннигилировать в его организме активные радикалы, попавшие ему в кровь, главным из которых являлся коварный холиномиметик мускарин, возбуждающий холинорецепторы. Вскоре яд был нейтрализован и поломки восстановлены. Теперь Адаму ничего не грозило, и единственное, что позабыл сделать Тор, сосредоточившись на чистке организма отравленного, это развеять фантастические эйдосы, которых наплодило мощное первозданное сознание Адама, а Тор, в свою очередь сделал их устойчивыми. По окончании процедуры атлант тут же вернул точку сборки в положение восприятия Энрофа, и перестал воспринимать эйдосы, тут же забыв о них, сознание его было занято другим, куда более важным – близким уходом.
«Пусть спит, - подумал Тор, - сейчас ему полезно несколько часов поспать», - Еве же он сказал:
- Твой Адам по собственной глупости отравился ядовитым грибом, теперь с ним все в порядке, он заснул и проснется здоровым. Теперь мне надо сообщить тебе важную вещь, которую ты передашь Адаму, когда он проснется. Пришло время нам расстаться. Я вас создал, вывел в мир и обучил необходимым навыка. К сожалению, теперь я вас должен покинуть, мне предстоит важное дело в другом мире, суть которого вам пока не понять. К вам теперь будет приходить другой наставник. Он еще больший великан, чем я, и, наверное, еще могущественнее. Сейчас ты заснешь, а когда проснешься, меня не будет, а здесь, на поляне будет гореть огонь. Вы еще с огнем не сталкивались, это очень полезная вещь, на нем можно готовить пищу, его можно переносить на сухих сучьях в любое место, а так же его можно научиться и самому порождать с помощью очень быстрого трения сухой палки о палку, или с помощью удара твердого камня о камень. Учти, с ним надо быть очень аккуратным, он может не только греть, но и обжигать, не только готовить пищу, но и сжигать целые леса и живых существ, ему нельзя давать слишком разрастаться, пусть он горит на небольшой площадке. А впрочем, более подробно вам все объяснит Иего, ваш новый наставник и приемный отец…
- Но мы не хотим никого другого, - вскричала Ева, - ты наш отец, и мы не знаем никакого Иего, почему ты нас покидаешь? Мы себя плохо вели? Это из-за того, что Адам тебя не послушался? Как же можно оставлять своих детей?! Мы тебя полюбили, а ты нас бросаешь! Так не честно, так не справедливо!
«Они так ко мне привязаны! – удивился мысленно атлант, - странно они же всего около месяца меня знают. Плохо, привязанность – качество, мешающее духовному совершенствованию, жалко, что я не успел это им объяснить. А впрочем, они плохо воспринимают объяснения, вроде бы и хорошо усваивают информацию, но это как-то мало отражается на их поведении. Похоже, ими безраздельно правят эмоции, и это тоже плохо. А впрочем, демиурги специально по каким-то соображениям решили вложить в них программу, делающую их непохожими на нас. Если, конечно, тут уже не сказывается влияние Гагтунгра. Наверное, даже хорошо, что я их оставляю, возможно, мое воспитание только бы смешало все карты, ведь я могу воспитывать, ориентируясь только на свои этические постулаты. Хотя, конечно, где гарантия, что они будут понятнее лимурийцу Иего, ведь, насколько я знаю, лимурийцы во многом были похожи на нас. Впрочем, если светлые лучи-демиурги так решили, значит, у них есть на то резоны, и я имею моральное право снять с себя ответственность. И все же странно, ведь их энергетическая и чувственная природа сформирована на основе моего энергоинформационного шельта, значит, они должны быть похожи на меня, а получилось наоборот, мой энергетический шельт настолько в них переплавился и подчинился иной программе, что их поведение совершенно мне непонятно. Воистину - чудеса метаморфозы!»
В слух же он сказал:
- Дорогая маленькая Ева, - (он пытался вложить в это последнее напутствие все тепло, имевшееся в его сердце, но чувствовал, что все подобные чувства давно взятые им под контроль разума, почти полностью в нем атрофировались, и он  не ощущал ни особого тепла, ни горечи расставания со своими – можно сказать, детьми, – поэтому ему и была странна искренняя реакция Евы), - к сожалению, я не принадлежу себе, и если бы на то была моя воля, я бы непременно остался с вами, но посланник богов возложил на меня важнейшую миссию, от успеха которой зависит и ваша дальнейшая судьба. К сожалению, понять ее смысл вы пока не сможете, поэтому я и не буду на эту тему распространяться. Смиритесь с моим уходом, как с неизбежностью, как с уходом солнца за горизонт, который вас так расстроил в первый день.
- Да, но солнце-то потом вернулось, - не желала мириться с неизбежным Ева, - а ты вернешься?
- К сожалению, нет, - развел руками Тор, но обещаю, что буду следить за вами оттуда, куда мне предстоит отправиться. Обещай, что будешь слушаться своего нового наставника и любить Адама. Ты сама убедилась на его примере, к каким последствиям приводит непослушание и нежелание довериться тому, чему обучил вас несопоставимо более опытный и старший наставник. А сейчас, прощай, сейчас ты уснешь, а когда проснешься, меня уже не будет, а на месте этого куста будет гореть огонь; чтобы он не затух, туда надо подбрасывать сухие ветки, и еще: он боится воды. А впрочем, все это более подробно разъяснит Иего.
Понимая, что надо заканчивать прощальный разговор, иначе он может затянуться надолго, Тор мягко воздействовал Еве на зону коры головного мозга, ответственную за здоровый ночной сон со сновидениями, затем поднял ее, как пушинку, на руки и положил в тенек, окружив кратковременным защитным полем, отгоняющим насекомых. Затем перенес туда же спящего Адама, который уже расслабился и порозовел: очевидно, все последствия отравления были ликвидированы. Теперь предстояло главное. На долю секунды в сердце Тора закралась тревога, которая могла перерасти и в страх, однако Тор привычно заблокировал это непрошеное чувство, и вернул себе бесстрастие, единственное состояние, в котором он чувствовал себя комфортно.
«Довольно тянуть, сказал он себе сурово, - ты и так потратил достаточно времени на всякие прощальные ритуалы!»
С этими слова Тор послал мощный пирокинетический импульс в сторону большого куста орешника, и тот вспыхнул, словно порох. Затем атлант сконцентрировал всю свою виталическую энергию и раздул внутри этого весело потрескивающего пламени плазменный шар, для которого окружающее пламя горения органических углеводородов было столь же холодным, как лед, для пролитой на него капли расплавленного металла, а может, и еще холоднее. Затем Тор на всякий случай заблокировал все свои болевые рецепторы, хотя, очевидно, он и так ничего не успел бы почувствовать, и шагнул бесстрашно в это маленькое солнце, за несколько секунд разросшееся до необходимых размеров, и это солнце в мгновение ока аннигилировало, перевело в неустойчивое атомное состояние органические и неорганические вещества его большого, казалось, вечного тела, нисколько не затронув его астрально-ментальной природы, материя которых существовала уже в ином измерении, а, следовательно, была неподвержена воздействиям внешних условий и температур Энрофа.
От Тора не осталось даже пепла, который нельзя было оставлять в этом мире и в этом времени, а запрограммированный на несколько секунд плазменный шар, тут же угас, оставив гореть обычный костер, который, несмотря на то, что от куста орешника так же не осталось даже пепла, должен был гореть, согласно заданной программе, ровно столько времени, пока Адам с Евой не проснутся и не научатся его поддерживать.
Астральное тело Тора на некоторое время зависло над поляной, затем Тор мысленным усилием свернул свое сознание в потенциальное состояние авьяктам, одновременно переведя в активное состояние доселе свернутое сознание Андрея, и уже шельт нашего героя подплыл к двухметровому межвременному окну, зависшему над поляной, рябящему словно ненастроенный экран телевизора, затем в руке его возник блестящий многогранник – штурвал Меркабы, Андрей прижал его к плоскости экрана и тут же был втянут туда без остатка. Экран тут же исчез, на поляне остались только спящие Адам с Евой, а так же в ближайшем к Энрофу отражении бессмысленно колыхались нечаянно законсервированные Тором эйдосы, созданные отравленным сознанием Адама: бабочковые великаны, гигантские мухоморы, красные водоросли, и еще многое, что могло привидеться  первому человеку в наркотическом бреду.







































ГЛАВА 10

СТАРЫЕ ЗНАКОМЫЕ

Шельт Андрея летел по тускло опалесцирующему тоннелю вдоль бесконечной череды стеллажей с книгами.
Собственно, книги появились сравнительно недавно, вначале, после краткого беспамятства, когда он обнаружил себя летящим вдоль этих стеллажей, на полках были разнообразные образцы с пиктограммами, заменявшими письменность на заре цивилизации, когда человек догадался впервые запечатлеть какую-то информацию на том, что попадалось под руку.  Вначале он летел вдоль фрагментов базальта с примитивными изображениями, либо выбитыми, либо нарисованными на закопченной поверхности, изображающими животных, людей, бытовые и охотничьи сцены, начиная с отдельных изображений и кончая сложными, развернутыми наскальными рисунками, в несколько этапов повествующими о каких-то древних событиях, возможно близких и понятных какому-нибудь неандертальцу, но ничего не говорящими нашему современнику. Постепенно в эти пещерные панно стали вплетаться жанровые фигурки из дерева, кости, глины, камня; художественная роспись на древней посуде, палочки с многочисленными зарубками разной толщины и формы, камешки разных размеров, выложенные определенным образом, что-то сообщающее человеку посвященному в эту нехитрую первобытную пиктографическую грамоту. Затем появились первые культовые скульптуры: каменные бабы, деревянные идолы, отдельно можно упомянут глиняные таблички с шумерской клинописью и связки веревок, сплошь покрытых многочисленными узелками, разной формы, размера и расположения, которые в древности служили многим народам американского континента чем-то вроде узелкового письма, наиболее детально разработанного инками.
Затем, после череды стел, ворот, стен дворцов, усыпанных монументальными иероглифами, появились знакомые Андрею стеллажи с сотнями и тысячами свитков папируса, индийских пальмовых свитков, берестяных грамот, первых пергаментов из тонкой кожи и исписанных мелкими рисунками-пиктограммами и рулонов бумаги изобретенной китайцами задолго до того, как она появилась в других цивилизованных странах.
«Надо же, - думал Андрей, пролетая мимо этих сокровищниц зафиксированной древней мысли, - вот бы это все расшифровать и показать ученому миру, сколько исторических загадок удалось бы разгадать! Возможно тогда, представление о человеческой цивилизации были бы совсем иными, ведь большая часть официально одобренной истории основана на гипотезах, предположениях и вымыслах, а так же на том, что каждая очередная власть, ниспровергающая предыдущую в той или иной стране, переписывала историю под себя, а оказывается в неком информационном слое все сохранено. Ведь, если разобраться, какие жалкие крохи письменных свидетельств дошли до нашего времени, погибла несопоставимо большая часть, и, нередко, самое ценное. Взять хотя бы пожар в Александрийской библиотеке и пропавшую библиотеку Ивана Грозного. Не говоря уже о том, что древние захватчики, занимая город, предавали огню все, что попадалось под руку, в том числе, библиотеки и прочие письменные хранилища. И, тем не менее, рукописи не горят.
Интересно, что я имел в виду под «нашим временем»? Кажется, еще недавно, «нашим временем» для меня было что-то вроде тридцать третьего тысячелетия до нашей эры, когда никаких письменных источников и в помине не было. Кстати, а у атлантов и лимурийцев подобные имелись? Что-то не припомню, чтобы Тор что-то о книгах говорил. Такое впечатление, что они всю информацию передавали друг другу непосредственно, и запоминали все с первого раза. Впрочем, если какие-то письменные источники и имелись, то они безвозвратно погибли в огне и пучине вод астероидной бомбардировки. Разве что, где-то глубоко в океане? Стоп… атланты… Тор… а я ведь только что находился в теле атланта и думал, и помнил все вместе с ним, а сейчас уже почти ничего не помню, похоже, он мне почти всю память, которая соприкасалась с его сознанием, стер!»
Андрей попытался вспомнить, что было с ним в тот период, пока он прибывал в теле Тора, и соприкасался с его сознанием, и не смог, кроме самого факта присутствия в этом теле. Всплывали какие-то незначительные фрагменты, которые он увидел глазами Тора перед тем, как нырнул в рябящий канал межвременного тоннеля: небольшая поляна у основания горного плато, спящих под валуном своих очень отдаленных предков – Адама и Еву, а так же, в сдвинутом восприятии, ближайшее к Энрофу отражение, в котором колыхались, накладываясь на физическую реальность какие-то гигантские мухоморы, красные водоросли, бабочковые люди, фосфоресцирующие собаки, контуры крылатых людей и всякие другие причудливые фантазии, порожденные отравленным сознанием Адама. И еще, что он вынес из своего временного пристанища в теле атланта: он, Андрей отправлен в настоящее (или будущее) для выполнения особой, но не до конца понятной миссии по восстановлению нарушенного Великого Равновесия и Провиденциального Плана. Кстати, загадочная вставка – источник чудесных знаний и возможностей, которые он обнаружил в себе, проснувшись одним погожим утром в Трускавце, это ни что иное, как информопакет, доставшийся ему в наследство от могущественного древнего мага – атланта Тора. И еще: он не настоящий, живой Андрей Данилов (вернее, информопакет его сознания), а всего лишь – эйдос, живой образ, порожденный творческой энергией настоящего Андрея Данилова. И существует он не на настоящей плотноматериальной планете Земля, а в особом слое творческих прообразов, вплетенном в более общий слой ноосферы, именуемый у Даниила Андреева слоем Трансмифа метакультуры. Сакуала, которая определяет особую, неповторимую ментальность и творческую особенность каждой отдельно взятой культуры, каждого отдельно взятого этноса.
Теперь стали понятны все загадки их чудесного с Аней полета на облаке-динозавре: на самом деле они летели не в реальном мире-Энрофе, а в его отражении, впрочем, не адекватном отражении, а деформированном, как в кривом зеркале, отсюда и все пространственно-временные парадоксы, их преследующие! А таинственное исчезновение их плотных тел? Да не было никаких плотных тел с самого начала, была иллюзия плотного тела, пока они находились глубоко в пространстве Трансмифа. Эта иллюзия стала развеиваться по мере их приближения к пространству Энрофа, пока они не оказались в непосредственной близости от него в районе алтайской тайги благодаря творческой активизации его Создателя-двойника, пишущего о своих метафизических приключениях. Кстати (и это Андрею тоже досталось из памяти Тора, в основном пока заблокированной), перед тем, как попасть в нужное время, в нужное место, ему необходимо войти с этим свои Создателем-писателем в какой-то там контакт. Детали этого контакта должны выясниться позже.
«Выходит, - горько подумал Андрей, - я и не Андрей Данилов вовсе, как выяснилось, а Пиноккио, выструганный плотником Джапетто!»
Мысль о Пиноккио тут же напомнило Андрею об основной фабуле знаменитого детского блокбастера, мечте Пиноккио о том, чтобы стать настоящим мальчиком, о постоянном его чувстве неполноценности, а так же плохих поступках, которые постоянно отодвигали осуществление его мечты все дальше и дальше.
«Однако, - продолжал свои грустные мысли Андрей, - Пиноккио, в конечном счете, превратился в настоящего мальчика. Ну, на то и сказка, чтобы закончится хеппи-эндом, - у меня же, по-видимому, подобных шансов нет никаких. Или все же есть? Разве не мой разум и сознание некоторое время пребывало в теле атланта Тора? Выходит, мечта Пиноккио не столь уж неосуществима. Конечно, сознание мое не в совсем полноценной форме, Тор его каким-то образом свернул, перевел в потенциальное состояние, так же как сейчас где-то в глубине моей души пребывает сознание Тора в таком же потенциальном состоянии и почти никак себя не проявляет. Правда, именно благодаря этому свернутому сознанию, как я раньше называл, «вставке», я могу получать различного рода знания, прежде мне неведомые, а так же паранормальные возможности, правда, пока неизвестно, ко всем ли возможностям Тора я имею доступ. К памяти его, например, пока нет, так, несколько картин перед самосожжением, и кое-какие факты, которые Тор, очевидно, сам оставил специально для сознания Андрея. Впрочем, все эти сверхспособности в отраженном мире творческих прообразов, наверное, обычное дело, как полеты во сне. Достаточно пожелать Создателю, реальному Андрею, и все у меня появится, хоть совершенно невероятные паранормальные возможности, хоть власть над миром, а значит, цена всему грош, и нет в этом никакой уникальности, как нет и моей заслуги, и любой, подобный мне эйдос, оказавшийся внутри какого-то выдуманного сюжета-сценария может оказаться кем угодно, хоть властелином земли, хоть целой вселенной!»
В этот момент Андрей совсем не думал о своей главной задаче, его непонятным образом мучила мысль о собственной неполноценности и нереальности, словно ему и вправду передался комплекс Пиноккио, хотя, если вдуматься, то какая разница, кто ты есть, если чувствуешь и мыслишь как обычный человек, и окружающий мир вполне осязаем, ведь не зря же говорили древние Римляне: «Когито эрго сум» – мыслю, – следовательно, существую. А может, существование в условном мире даже в чем-то заманчивее! Однако, нет, эти самоуспокоения не действовали, словно некий коварный бес прятался внутри его сознания и злорадно шептал: «Ты – Пиноккио, ты – Пиноккио, пощупай свой нос, не вырос ли?»
С такими вот горестными мыслями летел Андрей вдоль виртуального книгохранилища, очевидно вобравшего в себя все записанные и нарисованные мысли и чувства человечества, лишь в небольшой степени дошедшие в материальных литературных памятниках до наших дней. Лишь одна мысль отчасти утешала его в неожиданном открытии своей собственной природы: он уже существовал в земном теле, пусть даже древнего атланта, а, следовательно, есть принципиальная возможность когда-нибудь стать полноценным человеком.
Тем временем папирусы и пергаменты закончились, впереди на многие километры тянулись книги, книги и книги, и, если следовать здешней логике, то где-то впереди книги должны уступить место более современным средствам хранения информации: граммофонным пластинкам, магнитным лентам, лазерным дискам и дискетам, ячейкам жестких дисков компьютера, чипам, микропроцессорам (в данный момент Андрей вполне отчетливо видел грядущие усовершенствования электронных средств хранения информации, видимо сознание его в данный момент было в большей степени открыто будущему, чем обычно).
Тут он вспомнил о своем задании, своей миссии, и вместе с этим родилась мысль (очевидно запрограммированная Тором), что вынырнуть в определенный момент будущего из тоннеля он сможет, выйдя непосредственно своего патрона – писателя Андрея Данилова, который пишет страницы бессмертных астральных хроник. А как это сделать? Он это уже делал, когда во время выхода в астрал на облаке, оказался то ли в этом самом, то ли в подобном книгохранилище. Правда тогда ему помогла золотая коронетка, которая в дальнейшем перекочевала на шею реального Андрея – без нее он никогда бы не нашел нужную книгу «Размывы», сквозь которую прошел непосредственно в пространство ее автора. Сейчас, правда, коронетки у него нет, к тому же в этом астральном свете вообще ничего прочесть невозможно, а если бы даже и было возможно, – разве среди тысяч и миллионов книг нужную тебе найдешь? С другой стороны, не случайно же он в этот тоннель попал, наверняка атлант все предусмотрел, и есть какой-то способ. Ах да, когда он, Андрей, снова стал самим собой после самосожжения атланта (Господи, какой ужас, сам бы никогда на такое не решился!), то в руках у него появился затейливый многогранник, с помощью которого он вошел в межвременной тоннель, - он сам не может объяснить, почему прикоснулся этим амулетом к поверхности экрана. Кстати, разъяснения, что это такое, и как этим пользоваться, тоже нет никакого, знает только, что этот многогранник свернут внутри него, как и сознание Тора, но в отличие от сознания Тора, он может этот амулет развернуть так, чтобы он очутился у него в руках: достаточно мысленно представить себе созвездие Ориона. Тор оставил ему этот пароль. Но почему он не оставил никаких объяснений? Только чувство, что этот астрально-информационный объект чрезвычайно важен, что его нужно беречь от посторонних, как зеницу ока, и что без него не обойтись в грядущей миссии. Правда, опять же, не ясно, от каких посторонних его беречь, что с ним делать, и как его кто-то может забрать, если этот объект находится внутри его сознания, и он в любой момент может его свернуть и развернуть, как файл в компьютере. Кстати, откуда он знает, что такое файл в компьютере, если сам компьютер, вернее, ЭВМ, только по телевизору видел? Ах, да, это к нему информация из будущего пришла: через 30-40 лет (разумеется, с того момента, как он в это странное путешествие отправился, теперь вообще непонятно, что такое настоящее, прошлое, будущее) ЭВМ будут называться персональными компьютерами, и они будут стоять почти в каждом доме.
Да, непонятно все это! Если ему в наследие оставили многогранник, то было бы, наверное, логично оставить информацию, что это такое, и как этим пользоваться, ведь Тор прекрасно все знал, вот, и название неслучайно всплыло, - штурвал Меркабы, - правда, яснее от этого не стало. Что ж, наверное, так надо, наверное, информация об этом штурвале будет приходить в нужное время. Кстати, само название «штурвал» означает, что этой штукой можно чем-то управлять, правда, чем управлять, и каким образом – неясно.
Андрей вызвал в своей памяти созвездие Ориона, и тут же в его руках возник многогранник, размером в футбольный мяч, состоящий из огромного количества внешних и внутренних ячеек эллипсоидной формы, переливающийся холодным отраженным светом жидкого металла, при этом, хоть ячейки были совсем маленькие, в каждой из них, как показалось Андрею, отражался он сам, правда, странно как-то отражался, в разных ракурсах и положениях, правда, разглядеть что-либо подробнее было невозможно. Тут только он почувствовал, что движение его замедляется, и сообразил, что может управлять полетом, хотя еще недавно его несло, словно щепку, могучим потоком, и он не мог регулировать ни скорость, ни направление полета. Вслед за этим Андрею показалось, что вот эти стеллажи ему каким-то образом знакомы (хотя все они, казалось, ничем не отличались друг от друга), и его неудержимо потянуло именно туда, словно какой-то невидимый источник-маячок притягивал его все сильнее и сильнее. Андрей бросил случайный взгляд на штурвал Меркабы и успел заметить, что там, внутри многогранника что-то сдвинулось, повернулось, и в этот момент полет его притормозился, и Андрей мягко опустился в пространство между двумя стеллажами. Да, кажется, здесь он уже однажды побывал, когда его таинственным образом затянуло в книгу, и он, даже помнит тот ряд, то место в стеллаже, где эта книга стояла, хотя, здесь вроде бы везде все одинаково! Тем не менее, он отчетливо улавливал знакомую, кружащую голову энергию, исходящую от конкретного тома.
Андрей свернул штурвал Меркабы (просто снова представил созвездие Ориона), вытащил книгу, к которой его неудержимо влекло, и, как в первый раз, прочитал на обложке: А. ДАНИЛОВ. РАЗМЫВЫ. Затем, вновь следуя внутренней, очевидно оставленной Тором указке, начал быстро перелистывать страницы, не читая их, и, коснувшись одной из них, ближе к окончанию, вдруг почувствовал, что исчезает, вновь затягивается в рукав очередного пространственно-временного тоннеля…

Когда сознание вновь вернулось к Андрею, то оказалось, что он висит, невидимый, под потолком небольшой квартиры, рядом с книжным шкафом, а внизу, склонившись над письменным столом, сидит уже знакомый ему пожилой писатель, и увлеченно что-то записывает в увесистую тетрадь. Андрей уже знал, что этот писатель – его  материальный двойник в зрелом возрасте, и что наверняка он сейчас трудится над сценой, которая как раз и описывает текущий момент, где он, невидимый и неслышимый висит под потолком стандартной московской квартиры. Судя по возрасту писателя, происходить это должно было в каком-нибудь 2002 – 2003 году от рождества Христова.
Как бы подтверждая догадку Андрея, писатель оторвался от своего занятия, встал из-за стола, размял затекшую спину и неторопливо прогулялся по комнате, затем подошел к своему книжному шкафу, рядом с которым под потолком висел Андрей (собственно, своего тела, как и в первый раз, он не видел, тем не менее, сознание его было вполне ясным и оценивающим, а визуальные ощущения – адекватными), посмотрел в его сторону, затем хитро подмигнул и погрозил ему пальцем.
«Он знает, что я здесь! – смятенно подумал Андрей, - но каким образом? Он же меня не видит, я сам-то себя не вижу! А впрочем, это, наверное, лицедейство такое, или то же самое, что люди с собой разговаривают».
Тем временем пожилой Андрей достал с полки один из своих рукописных томов, полистал его, нашел нужное место, - («что-то в памяти решил обновить», - подумал невидимый Андрей), - затем щелкнул пальцами, вновь сел за стол и снова приступил к своему повествованию.
В этот момент, словно подчиняясь некому импульсу повествования, через всю квартиру прокатилась огромная прозрачная страница (правда, сам автор, как видно, этого не заметил), и Андрей в очередной раз за последнее время потерял самоощущение, словно страница впитала его сущность и вынесла вон из писательской квартиры.
«Неужели 35 тысяч лет прошло?» – промелькнула в его сознании запоздалая мысль, и в следующее мгновение Андрея поглотило зияющее Ничто.

На этот раз не было полета по тоннелю, ни затягивания в воронку, и больше всего подошла бы формулировка, которая звучала в этой книге уже не один раз: «Мальчик пришел в себя, когда под ногами зашуршал песок», словно какое-то время он шел в беспамятстве, и вдруг осознал себя без всякого перехода. Тогда же к нему вернулись чувства, память, и он понял, что идет по прибрежной полосе песка.
Первым впечатлением Андрея было, что он вновь очутился на берегу моря Вечности, тем более, сейчас, как только к нему вернулось сознание, не было ощущения глубокого провала в памяти, он хорошо осознавал, кто он, и что с ним происходило в обозримом прошлом (в том числе и горькое чувство, что он не настоящий Андрей Данилов, а искусственный эйдос по его образу и подобию), однако, осмотревшись вокруг, он понял, что место это похоже лишь на первый взгляд, ландшафтно, однако в действительности это совсем другая местность. Да, в чем-то схожи были и дюны, и скалы в отдалении, но вместо светлых аквамариновых вод, тяжелое темно-фиолетовое море  почти без движения застывшее на кромке серого, свинцового песка. И такое же серо-свинцовое небо, прямо через зенит которого от горизонта до горизонта развернулась таинственная арка, неведомо откуда здесь взявшаяся, такая же темно-фиолетовая, как море, гораздо более рельефная и оконтуренная, чем млечный путь в ясную полночь. А вместо сосновой рощи – какой-то высокий колючий кустарник. А если приглядеться, то и скалы там, вдали на побережье больше напоминают не склонившихся у водопоя животных, а гигантские кристаллы, торчащие в разные стороны колючими друзами. В общем, весьма мрачная, инфернальная картина, и в довершении всего на душе Андрея не было и намека на ту благость и безмятежность, которые впервые испытал мальчик, оказавшийся неведомо как на берегу моря Вечности. Нынешний же творческий эйдос – Андрей припомнил море Вечности, постольку, поскольку побывал там во сне после их первого знакомства с Аней, и не помнил других путешествий, произошедших в жизни реального двойника, однако тот, реальный Андрей наверняка припомнил бы это место у мрачного фиолетового моря (правда, тогда был небольшой шторм), где у него произошло забавное приключение с пятью астральными гуриями, олицетворявшими собой те сексуальные достоинства, которые больше всего будоражили воображение Андрея. Однако нынешний Андрей ничего такого не помнил, хотя смутно чувствовал, что здесь уже бывал, но эти дежа вю преследовали его в последнее время постоянно, так что он к ним привык, и не обращал внимания. Так же не помнил он до настоящего времени и черного магистра, который оставил столь глубокий след в  жизни и судьбе реального Андрея.
Итак, мальчик шел вдоль берега, и если судить по следам, шел очень давно, хоть сознание вернулось к нему только что, и, казалось, он только что покинул кабинет пожилого писателя. Впрочем, эти ощущения, вообще не имеют значения, ведь за то время, пока он летел книжных стеллажей, на земле минуло 35 тысяч лет. А где эта Земля сейчас? Он ведь сейчас не на Земле, это какой-то ее слепок или, вернее, тень. А, может, и наоборот, кто тут разберется, что первично, что вторично?
И все-таки, почему он именно здесь очутился? Ведь, как помнится, вместе со свернутым сознанием Тора он отправился в будущее, но отнюдь не к мрачному фиолетовому морю, а в алтайскую тайгу, где ему предстояло снова встретиться с Аней Ромашовой и что-то переиграть заново. Похоже, он теперь получил новые возможности и полномочия. Во-первых, выяснилось, что означает эта его чудесная вставка: это силы и знания Тора, причем, оказывается, все это было у него и раньше, хоть ему и казалось, что получил этот дар он сравнительно недавно. А этот многогранник? Вот его раньше не было… а может, был и тогда? Не исключено, что был, ведь это же будущее, относительно событий, связанных с Тором, ведь в свернутом состоянии этот многогранник никак себя не проявляет, и он, Андрей, мог и не знать, что тот в его энергетической структуре незримо присутствует. Теперь же он узнал, как его проявлять, разворачивать с помощью образа-пароля созвездия Ориона. Скорее всего, именно за этим его затянуло в прошлое, и вполне возможно, что с помощью этого астрального терафима удастся обнаружить место, которое им с Аней не удалось обнаружить в первый заход. Вот только, почему Тор не оставил информацию о том, что это такое, и как им пользоваться? Насколько бы это упростило задачу! Однако никак все эти временные парадоксы в голове не укладываются. Взял с собой из прошлого сознание тора, а оно, оказывается, там, в будущем, уже есть! Взял с собой многогранник, а он, скорее всего, тоже уже есть, только ты об этом не знал. Но все это теории, он-то считал, что писатель направит в ближайшее отражение Энрофа, на автостанцию в Белокурихе, где они с Аней расстались, а он его почему-то к этому фиолетовому морю забросил – весьма мрачное, кстати, местечко, какой-то антипод моря Вечности. Все серо-фиолетовое, какое-то мертвое, и настроение, мрачнее не придумаешь. К тому же, как выяснилось, он  уже Бог знает, сколько по этому побережью бредет, а осознал это только сейчас, словно шел и спал, и только что проснулся. Вот так, швыряют, швыряют, куда вздумают, не спрашивая, не объясняя, и спланировать что-то, согласуясь со здравым смыслом, нет никакой возможности: он всего лишь пешка, а думают за него игроки, которые имеют свой сценарий игры, и никто его не спрашивает, хочет он сделать именно этот ход, или этот, и, вообще, настроен ли играть дальше! Все за него решили, и шпыняют туда-сюда, а у него, между прочим, собственный разум, собственное самолюбие, и все более крепнущее желание принимать решения самому. Нет, он не пешка, скорее ферзь, хоть и не игрок! Какой там игрок, он же Пиноккио… однако, он не хочет с судьбой марионетки, он сам не прочь быть кукловодом, тем более с такими возможностями, как у него, с этим таинственным астральным терафимом, который скрывает в себе какое-то неведомое могущество, с этой информационно-энергетической вставкой, которая суть знания и магические силы могущественнейшего из представителей древней атлантической цивилизации. 
Да, со всеми этими возможностями, именно он должен быть и игроком и кукловодом, а не этот двойник-писатель, который, по сути, и сам ни за что не отвечает, только за сценарии и своих литературных героев. А, между прочим, - Андрей успел это заметить, - у этого писателя и сердце не совсем в порядке, и иммунная система; да его в любой момент шандарахнет инфаркт или инсульт, и что тогда? Кто будет всем этим распоряжаться? Пушкин? Не ясно, тоже вопрос открытый. Что будет с его персонажами после его смерти? Ведь книги, сами по себе, это категория зафиксированная, и, если и наделена энергией автора, и управляет через нее судьбами литературных персонажей, то это уже подразумевает бег на месте: ничего нового автор уже не придумает, а, следовательно, и происходить после его смерти в жизни им созданных героев будет все время одно и то же – все окончательно зафиксировано, и никакого развития событий, одна лишь видимость такового, а в действительности – статика, клетка, тюрьма.
Почему-то сам факт смертности писателя-создателя Андрей принял именно на свой счет, хотя, если подойти с другой стороны, бессмертный деревянный (хоть и не взрослеющий) Пиноккио в чем-то имел преимущество над старым больным Джапетто, а впрочем, даже и над здоровым мальчиком, обладающим куда более хрупким устройством и скоротечной жизнью. Но почему-то именно эти мысли не приходили Андрею в голову, и всем своим существом он был зафиксирован на чувстве собственной неполноценности и обиде. На кого? Или на что? Об этом он не думал, это была обида на все мироздание, на ее – с его точки зрения – несправедливые законы. И все это, несмотря на тот факт, что некие сверхмогущественные силы запустили его в неведомую планетарную игру, в масштабах вселенской борьбы добра со злом, и не просто запустили, а сделали ключевой фигурой.
«Ну, да, конечно, - усмехнулся внутри саркастический голос, - это обычное содержание мистического романа, и никакого отношения к реальным событиям на земле эти события не имеют: просто так листаются страницы, и так закрутила сюжет затейливая фантазия автора! Но с другой стороны, я, почему-то, уверен, что Тор был настоящим, жил и действовал в реальном мире, Энрофе, и я, хоть и в свернутом состоянии, был включен в витальную систему этого древнего атланта».
Неожиданно Андрею показалось, что за ближайшими дюнами раздалось характерное потрескивание, как потрескивают сучья в веселом туристическом костре. Андрей даже представил себе, как на этом костре стоит тренога с котелком, где весело побулькивает наваристая рыбацкая уха, совсем уже скоро эту ароматную экзотику разольют по алюминиевым мискам, в эмалированные кружки плеснутся «фронтовые сто грамм», а затем расчехлится гитара, и чей-то хрипловатый голос затянет что-то вроде «как здорово, что все мы здесь сегодня собрались…» Кстати, откуда ему, литературному герою, все это известно? Это же из реальной жизни, которую прожил его создатель, нынче, по-видимому, уже давно находящийся в туристической отставке? Что-то из его памяти перешло? Ах, да, как это он забыл, он же целых два месяца вместе с Аней незримо летал вслед за таежной экспедицией, и это бульканье кипящей ухи, и весь этот КСП-шный репертуар были ему хорошо знакомы…
А впрочем, все это он лишь насочинял, насчет бульканья и песен, на самом деле из-за дюн доносились только треск сухих веток и запах дыма. Кстати, с чего это ему вообще припомнилась эта идиллическая картина у ночного костра, здешняя атмосфера-то как раз совсем не располагала к подобной картине.
Заинтригованный Андрей направился в сторону ближайшей дюны, и, обогнув ее, обнаружил то, что и ожидал: прямо из песка торчал высокий сухой куст неизвестного растения, и весело полыхал багрово-красным пламенем, характерно потрескивая и пуская в высь яркие искры. В довершение, стоит добавить, что ни одного живого существа поблизости Андрей не обнаружил, мало того, не было и следов этого живого существа, ведущих к костру, или уходящих от него. Как будто, куст вспыхнул сам по себе, либо в него ударила молния. С другой стороны, в ближайший час молний Андрей не наблюдал, а если бы таковая ударила ранее, до того, как наш герой обрел сознание, куст, скорее всего, успел бы догореть. Впрочем, и это был не факт, поскольку Андрей не мог припомнить, как горят костры в астрале, скорее всего  это была бутафория, причудливая игра энергий.
Почему-то Андрею пришло в голову, что сцена эта напоминает известную библейскую встречу Моисея с горящим кустом в пустыне, правда, была и еще одна аналогия: в похожий горящий куст кидался и атлант Тор.
Костер словно бы почуял присутствие Андрея, с его тематическими размышлениями, и разгорелся еще более интенсивно, как показалось Андрею, торжественно, правда, вместо приятного, романтического, древесного дымка  от огня отчетливо потянуло горящей серой, а сам оттенок, почему-то, напомнил адское пламя, хоть он и не мог припомнить, что таковое ему когда-либо приходилось видеть. Впрочем, это, возможно, так же было одно из его непрекращающихся дежа вю. Почему-то Андрей был уверен, что ждать хозяина костра нет никакого смысла, скорее всего, и нет никакого хозяина, а вернее, есть, но он находится… внутри пламени.
- Кто ты, - спросил Андрей, обращаясь непосредственно к огню, как это спросил когда-то патриарх Моисей, при своем первом легендарном контакте с Иеговой. При этом у нашего героя мелькнула занятная мысль: «Какое, милые, сейчас тысячелетье на дворе?» Может, никакого Моисея еще и в прогнозе нет, ведь ясно же, что это мрачное море вечности – некий островок вневременья, а в этом случае, вовсе не Моисею принадлежит первенство беседы с горящим кустом, то бишь Иеговой. Тем не менее, ответ последовал весьма схожий с ветхозаветным, а следовательно, информация об этом эпохальном событии уже витала в воздухе… вернее эфирных струях астрала.
- Я есьмь Сущий, - прозвучал торжественный голос, правда, Андрею помыслилось, что голос этот как-то не соответствует тембрам Космического Логоса, мало того, он показался ему даже знакомым, таким надтреснутым, ироничным, хотя, в своем нынешнем состоянии эйдоса-Пиноккио этот голос он точно не мог слышать. Тем не менее, он точно знал, что слышал этот голос не раз, и, мало того, хозяин этого голоса играл весьма важную роль в его жизни.
- По-моему вы кого-то цитируете, - достаточно дерзко ответил Андрей, - кого-то чересчур известного…
- А разве сам факт говорящего пылающего куста не свидетельствует о моем праве на эту фразу, - с некоторым сомнением, но все-таки достаточно торжественно проскрипел голос изнутри пламени.
- Что-то не впечатляет, - продолжал дерзить Андрей, - это место – всего лишь некая специфическая область астрала, а не пустыня Негеф, по которой Моисей 40 лет водил евреев. Здесь все – лишь причудливая игра энергий, и я не сомневаюсь, что и сам смог бы смоделировать подобный  горящий говорящий кустик, простите за каламбур. Мне кажется, для пущей ясности разумнее перейти к более антропоморфным формам и более бытовым способам общения.
- Вот ведь нахватался дерзостей, - сконфуженно пробормотал горящий куст, после чего пламя быстро погасло, остов куста рассыпался на головешки, а на его месте осталась высоченная, закопченная фигура, в которой Андрей без труда узнал бы атланта Тора, правда, с некоторыми нехарактерными особенностями: глаза его пылали адским пламенем, а на голом черепе подозрительно выступали две плоские шишки, весьма напоминающие основания спиленных рогов. К тому же что-то длинное явно скрывалось сзади, под плотно облегающим комбинезоном, обычной одеждой атлантов.
- Ладно, - нехотя проскрипел великан, - примем свой истинный облик, если, по вашему мнению, на облик Всевышнего не дотягиваю. Но имейте в виду, доля истины в предыдущем облике была, поскольку, прежде чем я вас от собственной плоти освободил, мне пришлось в аналогичном пламени гореть.
Андрей критически осмотрел пятиметрового верзилу, и с улыбкой покачал головой:
- То же не катит, - почти весело развел он руками, - у Тора рожек и хвоста не было, к тому же вы им никак не можете быть! Я не в праве выдавать чужие тайны, но что-то мне подсказывает, что лицо, за которое вы пытаетесь себя выдать, находится в несколько ином месте, к тому же в нефункциональном состоянии. Мне, конечно, все равно, я к разного рода маскарадам привык, и мне в принципе все равно, с каким фантомом общаться, хоть с туристическим костром, хоть с рогатым атлантом, хоть с говорящей жабой, только все это как-то не серьезно, и не располагает к доверительности. Я всеми этими спектаклями сыт по горло, да и сам, если честно признаться, ходячий моноспектакль, можно сказать, театр одного актера.
- А, ладно! - махнул рукой рогатый атлант, и превратился в черного монаха с большим капюшоном, глубоко надвинутым на худое, аскетичное лицо, все время остающееся в тени, на котором ярко выделялись только глаза-головешки.
- Такой образ вас, наконец, устраивает? – спросил он с некоторой досадой, - хотя, сами понимаете, я бы мог и в говорящего слона превратится. Жаба все же унизительно как-то…
А вот это – уже совсем другой коленкор, - удовлетворенно кивнул Андрей, - правда, в нынешнем моем статусе я вас, кажется, не встречал, но ярчайшее дежа вю свидетельствует, что в неком ином состоянии нам с вами приходилось встречаться довольно часто и плодотворно, и именно этот ваш образ был основным во время нашего прежнего общения. Ну, а мой образ, как я понял, вам достаточно хорошо известен. Не сомневаюсь, что вы не раз общались с моим прототипом – писателем, правда, он, мерзавец, далеко не ко всем отделам своей памяти допускает, вот и получается, что ситуация, или, допустим, человек мне знакомы, а вот когда я его видел, и о чем беседа шла, да и вообще, в чем характер общения состоял, от меня скрывается.
- Значит вы в курсе о своем, так сказать, статусе? – с некоторым облегчением сказал монах, - тем лучше, меньше объяснять придется. Итак, вы, каким-то образом получили информацию, что являетесь литературным эйдосом, одухотворенным одним моим знакомым, писателем Андреем Даниловым, хотя и ему самому приходилось менять немало времен и тел. Интересно, откуда вы узнали…
- Откуда бы ни узнал, источник информации совершенно достоверный, не оставляющий сомнений.
- А этот ваш источник случайно не рассказывал вам в частности обо мне и о характере наших взаимоотношений с вашим земным прототипом?
- К сожалению, нет, - развел руками Андрей, решивший, что врать демоническому существу ниже его достоинства, - я же вам говорю, только ярчайшие дежа вю. Я даже постараюсь угадать ваше имя… так, так… ах, да, вы – Мефистофель, и вас можно сравнить с Гермесом, только тот – посланник богов, а вы аналогичный посланник сатанинской иерархии.
- А вы стали чрезвычайно догадливы, - покачал головой демон, - могу высказать вам, что реальный писатель Андрей Данилов соображал гораздо медленнее. Очевидно, земная жизнь в условиях пространства-времени накладывает на ясность мышления не самый благотворный отпечаток. Что ж, видимо скрывать свое истинное лицо нет смысла. Известный немецкий писатель Вольфганг Гете, совершенно перевравший историю нашего весьма примечательного знакомства с алхимиком и чернокнижником Георгом Химельштеттером, более известным, как Йохан Фауст, который получил мировую известность благодаря нашей взаимоприятной дружбе, назвал меня Мефистофелем. Правда, я не очень люблю личные имена и предпочитаю заслуженные упорным трудом титулы. В частности, в общении с вашим прототипом, прямым реинкорнационным потомком Фауста, Андреем Даниловым, чье имя для удобства носите и вы, я чаще фигурировал, как конкретно ничего не значащий черный магистр. О том, что черный магистр и Мефистофель одно лицо ваш земной прототип, правда, догадался, хоть и не сразу, но столь точная характеристика, которую привели вы, никогда ему в голову не приходила. Хоть встречались мы с ним в молодом и достаточно зрелом возрасте, а вы по виду сущий мальчишка, однако, живостью ума и дерзостью значительно его превосходите. Это, несмотря на то, что он замечательный поэт и выдающийся прозаик, а вы себя на этом поприще себя никак не проявили.
- По-моему, - усмехнулся Андрей, - вы несколько переусердствовали на мой счет в плане похвал. Каким образом я смогу стать поэтом и прозаиком, если сам являюсь в известном смысле плодом вымысла этого поэта и прозаика? Конечно, можно представить себе, что Пиноккио напишет книгу о приключениях Пиноккио, но все равно, это будет лишь плод воображения того же самого Карло Коллоди, так сказать, отражение в отражении – коридор зеркал…
- Понимаю вашу самоиронию, - сочувственно вздохнул черный магистр, который, как выяснилось, не любил имени «Мефистофель», - тем более обидно ощущать себя чьей-то марионеткой, сознавая, что, возможно, сама марионетка гораздо умнее и совершеннее кукловода. А в этом случае, не справедливее ли было бы поменять их местами? Тут, мне кажется, заключена некая высшая справедливость, а не пресловутые изыски лукавого дьявола. В свое время  мы провели с земным Андреем Даниловым немало интересных бесед, и мне удалось его убедить, что нет никакой дьявольской или сатанинской логики, переворачивающей все факты с ног на голову. Есть единственная логика здравого смысла, в основе которой заложен постулат о рациональности мира, и об относительности таких понятий как добро и зло, которые, при разных условиях и смене наблюдателя прекрасно переходят одно в другое. Ваш двойник так и не сумел привести ни одного аргумента, опровергающих все эти положения. Так что представителей нашей иерархии, которых ваше выхолощенное христианство объявило врагами человечества, я бы назвал, скорее, не адептами тьмы, а адептами здравого смысла и рационализма. И то, что это пресловутое человечество до сих пор само себя не угробило, скорее наша заслуга, чем заслуга самого человечества, или, так называемого Бога.
- По-моему, общий смысл ваших разговоров с Даниловым я припоминаю, - сказал Андрей, - хотя, разумеется, деталей не помню, как знать, если бы подобный диспут возник у вас со мной, то результат мог оказаться прямо противоположным, но меня почему-то сейчас волнует в меньшей степени. Я здесь, можно сказать, вообще случайно оказался, то есть, должен был оказаться в другом месте, а характер моей миссии, простите, вас вообще не касается. Однако оказался здесь, и мне совершенно непонятно, какого дяди ради.
- А может, вы прекрасно догадываетесь, только виду подать не хотите?
- Может, и догадываюсь, - внимательно посмотрел Андрей в угольки черного магистра, - но допускаю несколько вариантов. Я должен был оказаться в определенном месте, в определенное время, однако там не оказался. Одно из самых логичных объяснений этому феномену, это то, что мой кукловод что-то перепутал, и его давно пора на мыло, с другой стороны, как действовать, минуя его сценарий, я понятия не имею: миры, в которых я могу функционировать, полностью зависят от его сценариев, и если он что-то напутал, то и тут начинается путаница. Как из нее выпутаться, я понятия не имею.
- А вдруг, - усмехнулся черный магистр, - он ничего не напутал? Ведь можно допустить, что он предполагал нашу встречу, но не знал, чем она, в конечном счете, закончится? Предположим, его сценарий зашел в  тупик, и он не знает, что бы дальше такое выдумать, вот он и послал вас сюда, к фиолетовому морю антивечности, потому что понятия не имеет, что делать со своим сюжетом дальше, окажись вы  сейчас там, где должны по идее оказаться – там, где добро, в конечном счете, побеждает зло. Нет, он послал вас сюда не потому, что ожидал нашу с вами здесь встречу, этот факт, в его представлении еще больше бы запутал сюжет, тем более что с прошлым Йохана Фауста он решительно порвал, и отказывается быть последователем темной иерархии. Ну, так вот, еще раз подчеркну, послал он вас сюда потому, что понятия не имел, что совсем этим дальше делать, и тут, вдруг еще одна незадача: ваш покорный слуга имеет некие полномочия, продиктованные условиями мирового равновесия, внедряться в человеческие сценарии по собственной инициативе, независимо от воли пишущего страницы. Вот и получилось так, что совершенно неожиданно для автора, мы с вами здесь встретились. Как вам такая версия?
- Ну, - развел руками Андрей, - что-то уж больно фантастично звучит. Прежде всего, вам то это зачем? Хотя, что я спрашиваю, разумеется, чтобы затеять собственную игру…
- А если допустить, что, просто руководствуясь целью вам кое-что подсказать?
- Да и потом, - пропустил Андрей слова черного магистра, - если я сюда, как вы выразились, заброшен автором, то, значит, я нахожусь в пространстве литературного произведения, но в таком случае, и вы такой же персонаж литературного произведения, как и я.
- Не совсем, - усмехнулся магистр. – Разумеется, находясь в пространстве романа, я являюсь неким отражением настоящего Черного магистра, но суть ситуации в том, что я обладаю некой самостоятельностью, независящей от воли автора. Это связана с определенными полномочиями нашей иерархии, которую люди упорно именуют темной, хотя, правомочность подобного термина мы с вами уже обсуждали. Эти полномочия оговорены условиями Провиденциального плана и свойствами Мировой матрицы, и не мне с вами обсуждать, на каком высочайшем уровне принималось решение. Таким образом, получается, что я – отражение настоящего черного магистра – в какой-то мере самостоятельно плету ткань сюжета, и вы даже не представляете, до какой степени материальны результаты влияния этого сюжета на события дольнего мира.
Какое-то время Андрей молчал, переваривая услышанное своим чрезвычайно хватким умом:
- Но это невозможно, - проговорил он, запинаясь, - я уже рассуждал на эту тему, это все равно, что Пиноккио самостоятельно пишет роман, независимо от разума Карло Коллоди. Это ведь отражение, а отражение может показывать только то, что перед зеркалом находится.
- Вы слыхали об эффекте коридора зеркал, - внимательно посмотрел на Андрея магистр, - довольно распространенная в прошлом практика крещенских гаданий. Так вот, в коридоре зеркал, в конечном счете, появляется совсем не тот персонаж, который уселся между двумя зеркалами, расположенными напротив друг друга. Мало того, этот персонаж способен даже выйти в физическое пространство в качестве самостоятельного фигуранта. Наша иерархия владеет этим искусством. Ну, и что уж совсем просто, мы ведь можем и повлиять на воображение автора, чтобы он направил ход сюжета в нужном нам направлении.
- Вы хотите сказать, что любой эйдос, персонаж произведения, способен влиять на волю автора? – поднял бровь Андрей.
- О, отнюдь не любой, более того, практически никто из них, кроме внедренцев, подобных мне, не способен… ну, и еще… эх, даже не знаю, говорить или нет, возгордитесь, небось! Ну, ладно! Способны научиться этому и вы: и на сценарий через своего прототипа влиять, и выходить из зеркального коридора в Энроф.
- То есть, - медленно проговорил Андрей, - Пиноккио становится живым мальчиком…
-   Именно так, если вам подобное сравнение нравится.
- Ладно, - медленно продолжил Андрей, - допустим, вы – отражение Мефистофеля, и у вас, демонов, какие-то неведомые методы и полномочия, но другие эйдосы, то есть, литературные персонажи, подобными полномочиями не обладают и являются стопроцентными марионетками. К несчастью, свою принадлежность к подобного рода существам я установил достоверно. Хотя… не будем углубляться в подробности, но тут тоже не все так просто. И все же, в чем моя уникальность, если я всего лишь эйдос, просто слепленный по образу и подобию автора? К тому же вы намекнули, что мое положение не фатально, и я имею какую-то таинственную возможность сменить свой статус? Вы имеете в виду, что я являюсь копией автора, и по жизни и по судьбе, пусть даже в настоящее время представляю его десятилетний возраст?
- Дело совсем не в этом, - покачал головой черный магистр. – Вы, разумеется, имеете представление о той сакуалле, из которой явились? Я имею в виду сакуаллу творческих эдосов-прообразов, которая органично вплетается в структуру более общего слоя трансмифа российской метакультуры? То есть, мир энергоинформационных существ и объектов, которые населяют ноосферу затомиса российской метакультуры, определенным образом влияют на ментальность населения России, и участвуют в формировании особого русского характера и загадочной русской души?
- Разумеется, имею представление, - обиженно сказал Андрей, - иначе, откуда бы я узнал, кто я такой? Тот самый Трускавец, откуда я после множества мытарств сюда заявился, и есть определенный участок той самой сакуаллы. Разумеется, неким образом он является слепком с настоящего Трускавца. Кстати, когда я там был, то считал себя самым обычным мальчишкой, это только потом все начало ломаться и корежится… впрочем, это отдельная история. Теперь ясно, что моя подружка, Аня Ромашова, которую я в начале считал чуть ли не полубогиней, такой же жалкий эйдос и марионетка, как и я. Кстати, я не знаю, осознала она это, или нет.
- Ни один литературный эйдос никогда этого не осознает, - сурово произнес черный магистр, - ну, разве что, сочтет себя жителем какого-то особенного, но вполне самодостаточного мира. Так что ваша подруга пребывает в том же самом неведении, что и вы, когда-то.
- Что ж, - пристально посмотрел Андрей в глаза-головешки черного магистра, - тогда напрашивается закономерный вопрос. Какова причина такой моей уникальности? Я, следовательно, не обычный литературный эйдос?
- Отнюдь, нет, -  криво усмехнулся магистр, - хоть и имеются в наличие все его признаки, то есть вы под него максимально мимикрированы…
- Ну, и кто же я такой?
- Реальная половинка реальной души писателя Андрея Данилова, его, так сказать, критическое альтер эго, в силу необычных обстоятельств и контактов с особыми сакральными энергиями, закинутая в мир творческих прообразов-эйдосов, и в силу законов этого пространственного слоя, слившаяся с литературным эйдосом писателя.
- И как это могло случиться, - продолжал недоумевать Андрей.
- Долго рассказывать, но вкратце могу описать, - вздохнул черный магистр, и описал сцену из конца третьей книги первого романа, наверняка памятную читателю, о том, как Андрей в астрале вытянул из зеркала своего двойника, вознамерившегося не позволить тому, первому, зарядить энергией сомы графин с вином, находящийся в физическом пространстве. Как помнит читатель, после того как Андрей-1 отдал Андрею-2 заряженный энергией сомы астральный медальон, и тот перенес энергию сомы на вино, последовало таинственное исчезновение альтер эго Андрея. Несмотря на то, что впоследствии им, казалось бы, удалось воссоединиться, это, как объяснил магистр, был только один из альтернативных вариантов развития событий. В другом же варианте, альтер эго Андрея отнесло в мир творческих прообразов, где он объединился с литературным эйдосом и стал влачить жалкое существование литературного персонажа трансмифа российской метакультуры.
Последовало продолжительное молчание:
- И что же теперь из этого следует, - медленно произнес Андрей, переваривая полученную информацию.
- Откуда мне знать, что из этого следует, - пожал плечами черный магистр, - решение вам принимать, а то еще обвинят меня в нарушении принципа свободы воли, и подвергнут не очень приятным санкциям. По-моему, любой здравомыслящий человек… вернее, мыслящий индивидуум, должен вернуть себе то, что у него было несправедливо, либо, в силу непредвиденных обстоятельств, похищено. Конечно, вы вправе отказаться, возможно, роль марионетки вам более по душе, но если вы, допустим, решите вернуться в тело писателя Андрея Данилова, то на это ваше полное моральное право. При этом, пользуясь особо сложившимися условиями, вы имеете право вернуться не в период его преклонных лет, когда он занимался написанием романа с весьма двусмысленным названием «Размывы», а во времена его молодости, правда, не ранее того момента, когда произошла пресловутая ссора двух альтер эго.
 - Мое полное моральное право, - медленно проговорил Андрей, - что-то мне подсказывает, что это и вправду так… да, - вдруг спохватился наш герой, но мне кажется, что я сюда прибыл совсем с другой целью, на меня была возложена какая-то чрезвычайно важная миссия, миссия в масштабах всей земли… всего человечества! Вы же толкаете меня на нечто совсем иное, возможно, противоречащее самой миссии!
- Я толкаю?! – скривил удивленное лицо черный магистр, - да ни в коей мере! Просто даю вам дополнительную информацию, раскрываю ситуацию во всей, так сказать, полноте. Давайте рассуждать логически. Итак, в чем заключается ваша вселенская миссия по спасению человечества, разъясните мне, темному.
- Ну, я, - начал Андрей, - вот черт, а в чем она, действительно заключается? Почему-то не могу припомнить, хотя точно знаю, что Тор это хотя бы отчасти знал. А, ну, да, вспомнил: я должен был пройти через временной тоннель Трансмифа, то бишь, пространство творческих прообразов при помощи автора, Андрея Данилова, оказаться в определенном месте алтайской тайги, причем в определенной временной точке, и заново переиграть ситуацию, которая как-то не правильно осуществилась. Более детально не могу пояснить, это, как никак, тайна, причем не моя.
- Да, богатая информация, - усмехнулся черный магистр, тайга широка, а ситуациям в ней складывающимся вообще счету нет. Ладно, не собираюсь я ваши стратегические планы, связанные с каким-то там абсолютно непонятным спасением человечества от неведомо чего выведывать, скажите мне другое. После того, как вы, допустим, окажетесь с помощью автора романа в ближайшем отражении Энрофа в каком-то там районе алтайской бескрайней тайги (именно в отражении, в нынешнем статусе в сам Энроф вы попасть не сможете), вы должны что-то такое важное сделать? Я не допытываюсь, что именно, прошу только сказать, да или нет. Вы знаете, что дальше должны делать?
- Нет, - сконфуженно пробормотал Андрей, - но мне кажется, что всю необходимую информацию я получу там, на месте.
- Очень здорово, - всплеснул руками магистр, - а если не получите?
- Да нет, вроде, должен…
- Во-первых, эта уверенность не имеет под собой никаких оснований, - вновь посерьезнел черный магистр, - и потом, я уж, извините, своими методами проследил ваш астральный хрональный маршрут и точно знаю: в том месте вы уже были, проболтались в тех краях два месяца, и не только не осуществили свою великую миссию, но даже так и не поняли, в чем она заключается, то есть, какие конкретные действия с кем или с чем вы должны осуществить. По-моему, более нелепой ситуации даже вообразить себе не возможно! Конечно, спасение человечества – весьма величественная задача, но могу вам по секрету признаться: мне неоднократно приходилось незримо присутствовать в разных психиатрических заведениях, и смею вас уверить, что одно из самых частых занятий, которыми с утра до вечера заняты шизофреники, это как раз и есть миссия по спасению человечества. Мало того, в отличие от вас, большинство из них знают, как это делается, и успешно сию акцию осуществляют. А то, что человечество по сей день живехонько, ставят исключительно себе в заслугу, порой вступая в настоящие баталии с конкурентами. Надеюсь, вам не надо напоминать анекдот про господина тросточкой разгоняющего крокодилов на Невском проспекте? Не кажется ли вам, что ваша таинственная миссия из той же области, то есть – чистая шизофрения?
Андрей подавленно молчал, как всегда, возразить что-либо на аргументацию черного магистра ему было нечего, при этом он хорошо помнил, что и в статусе земного Андрея Данилова ему не удавалось толком ничего путного возразить своему старому знакомому.
- Вообще-то, - пробормотал он через некоторое время, - это и не моя идея была, меня в ней убедили… и втянули… не будем распространяться, кто.
- Ну, конечно, конечно, не благородно сваливать всю вину на даму…
- Но все же, - вновь оживился Андрей, - зачем и с какой целью, тогда, все мои перипетии, включая путешествия во времени… и разное там… неужели все это пшик? Да ни в жисть не поверю!
- Ну, почему же, пшик, - усмехнулся черный магистр, - не пшик, а сценарий, литературное произведение, развернутое в виртуальности, которое, будучи его героем, вы воспринимаете, как реальную жизнь. И никакого спасения человечества, банальная затравка приключенческого мистического романа! Вон, Бэтмен с Суперменом тоже чуть ли не каждый день мир спасали, а уж какие при этом приключения происходили! Где там, реальным земным человекам!
- Значит, все мои перипетии вообще лишены смысла? – грустно пробормотал Андрей. – А Аня там, на остановке, наверное, ждет меня, верит, что я принесу решение…
- Милый мой, - покровительственно положил магистр руку на плечо нашего героя (как выяснилось, в прямом смысле, литературного героя), - смысл всех этих ваших перипетий и хитросплетений сюжета романа в том, чтобы вам снова стать человеком… если, конечно, вы действительно захотите им стать. Вот ради этого, как мне кажется, стоит поломать копья, доказать кое-кому, что вы не марионетка, а кукловод.
- Ну, и что я должен для этого сделать, - нерешительно поднял глаза Андрей на своего нового патрона, - влезть в голову Андрею Данилову писателю, когда мы с ним в очередной раз пересечемся? Но что-то мне подсказывает, что это не самая удачная мысль…
- Совершенно верно, - усмехнулся черный магистр, - сколько бы вы при встрече в него не залезали, он этого даже не заметит, да и вы ничего принципиально нового не почувствуете, это все равно, что в астрале в стенку войти. Вы будете оставаться в разных измерениях, и ваше совмещение получит лишь визуальный характер. Нет, здесь нужно совсем другое. Я смог бы описать вам принципиальную схему возврата в человеческое состояние, но понравится вам оно или нет, – это уж другой вопрос. Давить на вас я не имею права, и решение воспользоваться моим советом или нет, – это сугубо ваше решение. В конце концов, вам не возбраняется послать меня на три буквы и продолжить вашу шизофреническую миссию по спасению неведомо кого от неведомо чего. В этом случае наше общение вряд ли будет иметь конструктивный смысл, и, думаю, в обозримом будущем мы больше не увидимся.
- Значит, - с некоторым сарказмом оживился Андрей, - вы мне некие услуги предлагаете?
- Ну, - в каком-то смысле, да…
- Что-то мне помнится из Фауста, и, похоже, это было не только в гетевском изложении, что за подобные услуги небезызвестный вам герой своей душой расплатился. Вы мне так же контрактик подписать предложите?
- Ну, что вы, что вы, - картинно замахал на него руками черный магистр, - контракт подобного рода кровью подписывается, а где взять кровь бедному литературному эйдосу, пусть даже в прошлом реальному альтер эго живого человека! Откуда же вы тело достанете, чтобы эту кровушку раздобыть? То, что в астрале как кровь выглядит, это бутафория, это меня ни в коей мере не устроит. Ладно, шучу, а если серьезно, то даже если бы я и хотел купить вашу душу, то, увы, в нынешнем статусе литературного эйдоса, она для меня никакого интереса не представляет. Нас может интересовать только душа живого человека, коим вы в настоящий момент не являетесь. Вот обретете человеческий статус, вот тогда – другое дело, вот тогда я вам буду всякие ловушки расставлять, чтобы вашу живую душеньку заполучить!
- Это почему же такая дискриминация? – с обидой спросил Андрей.
- Что ж, раскроем карты, - посерьезнел магистр, - источником питания для нас, ангелов бездны является энергия живых людей, энергия, так сказать, определенного, отрицательного рода, об этой проблеме с вашим прототипом мы немало часов проговорили. Эйдосы же для нас источником питания не являются, поэтому и выкупать вашу душу мне никакого резона нет, она и так, можно сказать, вне пространства и времени.
- Но вы же сами сказали, что, когда я стану человеком, то резоны появятся!
- Да вы им станьте сначала! – усмехнулся черный магистр, - уверяю вас, это будет далеко не так просто! И потом, если бы я на эту сделку рассчитывал, неужели бы я вам все карты раскрыл? Да мне в тысячу раз проще другую душу в силки поймать, и получать с нее дивиденды! К тому же дважды я контракт не заключаю, а с Фаустом такой контракт заключен был, и был нарушен самым подлым образом… нет, нет никаких контрактов более, даже если вы меня сами упрашивать будете!
- Хорошо, - но какого рода сотрудничество вы мне собираетесь предложить? – напряженно всматривался Андрей в глаза черного магистра.
- Предлагаю вам свои услуги в качестве, так сказать, нейтрального консультанта, не более того. Да и то, только на раннем этапе.
- Допустим, - медленно проговорил Андрей, - а у Фауста вы разве не в том же статусе были?
- Да, что вы, для Фауста я, можно сказать, как отец родной был, которого он, в конечном счете, предал! А ведь наградил я его такими силами и полномочиями, которых ни у одного живого человека до него не было! Вам же в этом смысле я не предлагаю ничего: рассчитывайте на собственные силы … ну, и на мои бесплатные консультации.
- Вот уж в бесплатные консультации, извините меня, не поверю! – покачал головой Андрей. – Что я знаю абсолютно наверняка, так это то, что бескорыстие и благотворительность совершенно чужды вашему брату! Даже более того, подобные качества вы считаете чрезвычайно вредоносными!
- Разумеется, - повысил голос черный магистр, - ничто так не развращает человечество и не способствует его вырождению, как халява! Благотворительность и бескорыстие – это уж, простите, назареттянин воду специально намутил, чтобы из бедного человечества любовь выколачивать. А зачем любовь небожителям, не догадываетесь?
- Да, нет, - смутился Андрей, - что-то такое мой прототип обсуждал, но меня он к участкам этой памяти не допускал никогда.
- Тогда, отвечаю! Светлой иерархии любовь нужна исключительно с целью питания! С той же целью, для чего нам нужна ее противоположность – гаввах, который получается из негативных человеческих чувств: злобы, ненависти, зависти, похоти, особой статьей можно отметить боль и энергию, выделяемую в момент смерти. Впрочем, перечислять можно достаточно долго.
- Неужели так прозаично? – вспыхнул Андрей, - вы это специально принижаете миссию светлых сил.
- Милый мой, - сурово произнес черный магистр, - я никогда не опускаюсь до примитивной лжи, особенно перед существом, к которому испытываю заслуженную симпатию и уважение, даже если это существо по своей природе является моим противником. Я могу выражаться двусмысленно, прибегать к эзопову языку, а чаще просто могу быть неправильно понят. Нет, примитивная ложь легко разоблачается и, в конечном счете, может принести только одноразовую пользу с последующим убытком: только идиоты дважды наступают на грабли. К ней прибегают лишь примитивные демоны, и лишь при общении с примитивными существами, да и то стараются не повторяться. Конечно, вы можете не верить, но мне от этого ни холодно, ни жарко, в этом ваше право. Попробуйте, проверьте мое утверждение, если сможете! Другой вопрос, каким образом вы сможете это сделать!
- Ладно, допустим, вы правы, - медленно проговорил Андрей, - но… - и тут в его сознании вспыхнула память прототипа, - одна из бесед земного Андрея в астрале с черным магистром, где тот убеждал нашего героя в том, что любви, как таковой вообще не существует, есть лишь энергия отношения полов – эйфос. – Вот тут-то вы себя и выдали, по поводу лжи. Мне сейчас удалось вспомнить один из разговоров моего прототипа-писателя с вами, где вы внушали ему, что любви вообще не существует. Как же тогда быть с тем тезисом, что вы до примитивной лжи не опускаетесь? Да и вообще, вначале изображали из себя Иегову, а потом атланта Тора. Что это, если не ложь?
- Ну, каюсь, - чистосердечно прижал магистр руки к груди, - прибегаю иногда к лицедейству, просто для того, чтобы проверить сообразительность своего визави! Но какой же это обман? Самый обычный астральный спектакль, я и не сомневался, что вы меня разоблачите, иначе нам вообще не о чем было бы разговаривать: это что-то вроде теста. Что же касается моего прежнего утверждения, что любви нет вообще, то тут вопрос, конечно, несколько сложнее, тут я слегка лукавил, сообразно той роли, которую я в тот период разыгрывал. Иногда мы используем прием ложного утверждения для того, чтобы спровоцировать нашего подопечного на определенные мысли и поступки. Да и потом, под самим термином «любовь» мы с вашим прототипом понимали разные вещи: все, что он вкладывал в этот термин никак не состыковывалось с  аналогичным термином в моем понимании, а для меня это слово означает прежде всего то, что я изложил: энергетическая пища для светлой иерархии. Есть, конечно, и другие нюансы, но по существу именно это. Тот же сиропчик, который представлял себе ваш юный прототип, совершенно не соответствовал истинной природе этого понятия, поэтому я и не опускался до примитивной лжи, утверждая, что любви нет. Я лишь немного лукавил, что бы помочь юноше разобраться со своими проблемами, имея в виду, что нет любви в том смысле, как он это себе представляет.
- Допустим, вы в какой-то мере говорите правду, - осторожно ответил Андрей, но вы меня все время уводите в сторону, вернемся к нашим баранам. Вы намекаете на то, что собираетесь консультировать меня совершенно бескорыстно, но с другой стороны несколько раньше подтвердили, что ваш брат, демон, бескорыстно ничего не делает. Как с этим то быть? Значит, все равно подразумевается, что чем-то расплачиваться мне придется?
- А собственно, почему вас так пугает мысль об оплате за услуги? Разве на земле так не принято? Или даже в литературных сюжетах, энергия которых вам ближе? Почему же вы так боитесь оплаты за услуги, что абсолютно справедливо?
- Это, смотря чем оплачивать, и в какой мере, - протянул Андрей, - например, отдать вам свою душу в качестве платы я не согласен ни за какие консультационные услуги.
- Но я же вам сказал, что продавать свою душу мне вам не придется.
- Хорошо, тогда какого характера будет плата, и только не надо мне плести что-то о бескорыстии!
- Вам знакома игра на абстрактный интерес? – ответил вопросом на вопрос черный магистр. – Допустим, в банальные карты редко играют не на деньги, но согласитесь, игра в шахматы без какой-то оплаты – весьма распространенное явление? Так вот, истинному шахматисту несравненное удовольствие доставляет именно эстетика самой игры, а не жалкие гроши, которые иногда ставятся на кон. Чем искусней игрок, тем большее удовольствие доставляет сама игра, и тем меньшая заинтересованность в примитивном барыше. В конечном счете, настоящие игроки вовсе перестают играть на деньги, тем более, если этих денег у них предостаточно.
- Что ж, это имеет под собой некий рациональный смысл, - осторожно сказал Андрей, - значит, вы предлагаете партию ради партии, собираясь получить от нее эстетическое удовольствие?
- Ну, наверное, еще азарт!
- И в чем эта партия будет заключаться? Ведь партия подразумевает двух игроков? Какова в ней будет ваша роль, и какова моя, если ее итогом вы оговорили мое возвращение в лоно физического тела Андрея Данилова, из которого я когда-то был несправедливо изгнан?
- Конечно, это не шахматы, не карты и не бильярд. Если бы хитрый Герман Гессе расшифровал, что он имел в виду (хотя уж я-то точно знаю, что он ничего в виду не имел), это можно было бы назвать игрой в бисер. Какие-то аналогии можно провести с лабиринтом, но здесь существует слишком много дополнительных условий и моментов. Как это ни дико звучит, но ближе всего то, что вас ожидает, это игра в кубик Рубика.
- Кубик Рубика? Но это, по-моему, самая бестолковая игра из всех, которые мне приходилось встречать, - удивился Андрей.
- И, тем не менее, эта дурацкая игра требует немалого искусства. Правда, результат, разумеется, чисто условный. Нет, наверное, все же стоит сравнить эту вашу ситуацию с И-цзин – книгой перемен, поскольку вам предстоит играть с судьбами неких существ, и эта игра, в свою очередь, будет влиять на вашу судьбу. Ну, а премия: Пиноккио превращается в реального мальчика.
- Это произойдет в любом случае? - в упор посмотрел Андрей на магистра.
- Назовите мне хоть одну игру, обреченную на победу? – усмехнулся черный магистр. – Учтите, чем сложнее игра, тем шансов меньше, но тем и заслуга больше… разумеется, никто никаких гарантий дать не может.
- Ну, а какова ваша роль в этой игре, если я, допустим, соглашусь?
- Только объяснение, в чем, собственно, суть дела, и первичный инструктаж. В дальнейшем я самоудоляюсь и, невидимый, наблюдаю за вами, изредка позволяя себе некоторые корректировки. Сразу предупреждаю, корректировки, только оговоренные условиями и заранее не раскрываемые. В основном же моя роль – роль стороннего наблюдателя.
- Понятно, - саркастически хмыкнул Андрей, - значит, как на скачках! Небось, еще и ставки делаете? Не вы же один тут такой наблюдатель!
- А что, вспомните известный сюжет из библии про смиренного Иова, там тоже дьявол с Иеговой что-то вроде пари заключали, чем вам не скачки? Нет, конечно, - поправился магистр, видя негодование Андрея, - на самом деле здесь все иное, и не приписывайте, пожалуйста, высшим силам, как с той, так и с другой стороны иерархии человеческих чувств и мотивов: все намного сложнее, и никто не собирается делать на вас ставку, как на скаковую лошадь. Дело в том, что в случае вашего успеха или неуспеха зависит не только ваше личное превращение в живого творческого человека, но и многие другие события в мире, характер которых сейчас даже сложно предугадать. Могу только утверждать, что перемены при этом возможны весьма масштабные.
- А вы не боитесь, - усмехнулся Андрей, - что они могут быть слишком масштабные?
- На какой только риск не пойдешь ради красивой партии, - развел руками черный магистр.
- И какие такие силы способны будут привести к подобным изменениям? – посмотрел Андрей на черного магистра, - не сомневаюсь, что моя скромная персона, сама по себе, вряд ли способна натворить чего-либо мало-мальски масштабного, все дело в терафимах, владельцем которых я оказался в силу обстоятельств.
- Вы чрезвычайно догадливы, - посерьезнел черный магистр, - как говаривал мудрый сверчок из приключений Буратино, если вы уж так тяготеете к историям о деревянных мальчиках, - иначе бы я за твою жизнь не дал и дохлой мухи! Речь действительно идет о штурвале Меркабы…
- Ах, вот оно в чем дело, - язвительно произнес Андрей, - вам и это знакомо! Вроде бы нигде его не видно на мне, я думал, он надежно спрятан.
- Что вы говорите, - язвительно всплеснул руками магистр, неужели вы серьезно считали, что подобный предмет силы можно  так примитивно спрятать? Да если он выделит всю энергию, в нем спрессованную, от целого Шаданакара один пшик останется! А вы хотите, чтобы я такой источник энергии – пусть даже и потенциальной – не обнаружил! Радиоактивность только физическому зрению не видна, ну а счетчик Гейгера в присутствии кусочка обогащенного урана как сумасшедший тикать будет. Правда, можете не беспокоится, в вашем случае речь идет вовсе не о смертоносной радиации, и в неактивном состоянии штурвал Меркабы никакой опасности для вас не представляет. К тому же и физического тела у вас нет.
- Что-то история со штурвалом Меркабы напоминает мне историю с астральным медальоном, который, как только я оказывался в астрале (после того, что вы открыли мне о моем происхождении я, наверное, имею право говорить «Я» когда речь заходит о моем двойнике), тут же привлекал к себе массу желающих им овладеть. На какие только ухищрения не шли всякие летающие лжеклассные руководительницы, лжеодноклассники-трансформеры и астральные полицейские, чтобы его захапать. Уж не знаю, какую ценность для них он представлял, но притягивал, как магнит гвозди.
- Вы можете припомнить хоть один случай, чтобы я его у вас стянуть пытался? – покачал головой черный магистр.
- Такого не припомню, но я вам уже говорил, что некоторые моменты моей прежней жизни в статусе человека всплывают в памяти, а некоторые – нет.
- Сколько бы ни вспоминали, не припомните, ваш астрально-ониксовый медальон никогда для меня никакого интереса не представлял, это – по части всякой мелкой астральной шушеры, у меня же имеются куда более мощные предметы Силы.
- Ну а штурвал? – вы сами признали, что этот священный терафим чрезвычайно важен и обладает огромной силой.
- Я б и рад им овладеть, - развел руками магистр, - но, увы, для меня он совершенно недоступен: материальность, из которой он сотворен, мне абсолютно чужда и, мало того, смоделирован он именно под вас, с учетом вашей связи с душой атланта, а к душе атланта его специально подлаживали таким образом, чтобы атлант, с его помощью мог обеспечить первичные необходимые условия для выживания пятой расы. Ну и, в довершение сказанного, смоделирован он Планетарным Логосом, и уж он, поверьте, предусмотрел все, чтобы подобный предмет силы никоим образом не мог очутиться в руках кого-нибудь из представителей моей иерархии. Да если я хотя бы прикоснусь к нему, меня тут же на элементарные частицы развеет.
- Ну, если так, - ободрился Андрей, - если вы меня, конечно, не обманываете…
- Меркаба великий терафим, - перебил черный магистр, - и, если допускать до его штурвала кого ни попадя, случатся неисчислимые беды не только для человечества и светлой иерархии, но и для нас, потомков ангелов бездны, основу существования которых так же составляет определенный порядок. Он иной, чем у Светлых, но не приемлет хаос, который является, как вы, наверное, догадались, третьей силой, не отвечающей ни интересам Светлых, ни интересам Темных. Именно поэтому штурвал подгонялся индивидуально, и отвечает за него то существо, сознание которого находится внутри вас в свернутом состоянии, и действовать с помощью Меркабы ему придется так же через вас – таковы условия игры. Вам же, с учетом ваших интересов, которые могут и не совпадать с интересами Тора, предстоит научиться управлять им самостоятельно, хотя сделать это будет чрезвычайно сложно, все будет зависеть от вашей личной силы и сообразительности. Если вы освоите управление этим терафимом, вы сможете пробить перегородку между мирами и соединиться с сущностью настоящего Андрея Данилова, в противном случае, так навсегда и останетесь Пиноккио, вечно разыгрывающим чужие сценарии, да к тому же теперь еще и прекрасно сознающим, что все это только тени на стене.
- И как же мне удастся пробиться через перегородку между мирами? Пробить ее с помощью Меркабы?
- О, если бы все было так просто! - развел руками магистр, - в нынешнем своем виде Меркаба для этого совершенно не приспособлена, штурвал ее создавался совсем для других задач, поэтому вам предстоит ее в какой-то мере перепрограммировать, а перепрограммировать ее можно только собрав огромное количество энергии.
- А как это сделать?
- Это трудный и запутанный путь, и прежде чем мы перейдем к непосредственным условиям игры, которые, в основном, развернутся в случае вашего согласия, в пространстве творческих прообразов трансмифа России, хотя не исключены и выходы за границы затомиса…
- Хорошо, допустим, я согласен. Ну и что же такое штурвал Меркабы, кроме того, что это какая-то там матрица?
- Матрица – это сама Меркаба, а штурвал – пульт управления, действующий по аналогии, основанный на принципе резонанса. Сама же Меркаба – это матрица причинности, вернее – кармической информоэнергии причинности.
- Не совсем понимаю…
- Вся видимая и невидимая вселенная в проявленной форме, - с видом кафедрального профессора начал разъяснять черный магистр, - разворачивается на некой подложке – информоэнергии причинности, и абсолютно все причины и следствия этого мира проистекают оттуда. На этой подложке, как на экране, в течении махаманавантары происходит разворачивание вселенной во всем своем невообразимом многообразии, начиная с Первичного взрыва, и кончая коллапсированием до состояния Мега черной дыры. Без этой самой первичной информоэнергии причинности (аналогичной понятию Майи у индусов), как это было сказано в Библии, воробей не упадет с ветки, и, если отбросить иронию, то вообще всякая динамика в любых мирах осуществляется за счет первичной кармической информоэнергии. Эта энергия и есть то самое пресловутое фундаментальное поле, наличие которого безуспешно пытался доказать старик Эйнштейн. Эта информэнергия не аморфна и не безлична, в действительности весь бесконечный видимый мир – это немыслимая система кодов и формул, а кармическая информэнергия – это тот носитель-матрица, на основе которой, как на электронной плате, эти коды сформированы. Но если видимый мир – это развернутая, кинетическая система кодов, которую обычные люди воспринимают, как предметную вселенную, то Меркаба – это свернутая, потенциальная система кодов, и по мере активизации того или иного участка Меркабы, активизируется, проявляется и динамически разворачивается тот участок и категория вселенной, с которой этот участок  и код Меркабы связан системой резонансов. При этом понятия пространства и расстояния исчезают, а время становится вторичной и управляемой категорией, когда идет проявление того или иного качества вселенной с помощью определенных кодов Меркабы. Можно сказать, что Меркаба – потенциальная вселенная, ее принципиальная схема, содержащая в своей системе кодов план и распорядок разворачивания не только физического мира – Энрофа, но и всего Шаданакара с его 243-я пространственно-временными координатами, если брать вселенную ограниченно, в масштабах отдельной планетарной брамфатуры. Галактические же и метагалактические Макробрамфатуры имеют свои отдельные Макромеркабы.
Но все это сухая заумная теория, а как говаривал мой прототип в гетевском изложении: «Суха теория мой друг, но зеленеет древо жизни», и живая практика заключается в том, что штурвал Меркабы, представляющий из себя Меркабу в миниатюре, это ни что иное, как отражение вас самих, ваш микрокосм, разложенный до последнего элемента – физически, чувственно, эмоционально, ментально, пространственно-временно,  причинностно и все это определенным образом свернуто и деактивировано. В штурвале Меркабы, являющейся вашей личной Меркабой, связанной со всеобщей Меркабой глобальным принципом резонанса, разложен по отдельным ячейка каждый атом вашего физического тела, каждый позыв вашего эмоционального начала и элемент вашего чувства, каждая как самая высокая, так и самая низменная ваша мысль. Мало того, здесь вы разложены на элементы во взаимодействии со всем остальным миром, и нет на земле ни человека, ни букашки, ни атома, с которыми бы вы не были связаны с помощи сложнейшей системы резонансных кодов, поскольку вы сами включены в общую формулу, и любое изменение даже самой ничтожной циферки в вашем лице, ведет к изменению целой глобальной всеобъемлющей формулы-кода, а весь мир и есть эта динамичная формула, где каждая отдельная душа, каждое отдельное тело, населяющее этот мир, является индивидуальной циферкой, которую достаточно переставить или изъять, чтобы изменилась вся формула и стала означать уже нечто иное. Ну, разумеется, эта глобальная макро формула снабжена сложнейшей системой защит и противовесов, которые в сумме называются Великим Равновесием, иначе бы мир уподобился карточному домику и достаточно бы было незначительного толчка, чтобы он рухнул грудой бессмысленных элементов. Поэтому карточный домик в действительности чрезвычайно прочен и в нем исключительно искусно уравновешен каждый элемент. Тем не менее, существуют некие критические точки, ударив в которые равновесие и устойчивость мира возможно нарушить. Но дело сейчас не в этом.
 Дело в том, что ваш личный штурвал Меркабы, будучи резонансной машиной управления, способен менять события в этом мире, аннигилируя часть из них, и, поскольку природа не терпит пустоты, в пустоту, возникшую в результате аннигиляции каких-то событий, по принципу энтропии тут же хлынут другие. При этом, аннигилируя определенные события, вы улавливаете своим штурвалом их энергию, и тем самым повышаете свою личную силу, поскольку штурвал Меркабы это и есть ваша вселенская схема, и, увеличивая ее потенциал, вы, тем самым, увеличиваете и свой собственный.
- Ну а причем здесь другие причинно-следственные участки, если штурвал Меркабы – это только я, разложенный на элементы? Кстати, я действительно что-то такое припоминаю из своей прежней жизни, правда, все это происходило с моим прототипом уже без меня, когда он в астрале попал в зону действия этой самой Меркабы, и даже очень долго в нее погружался, причем, куда бы он ни посмотрел, вокруг были только зеркальные ячейки, в которых был только он сам, но в самых разнообразных положениях.
- Совершенно верно, это как голограмма, какой бы ты кусочек ее ни взял, он будет, как целая голограмма в миниатюре. Здесь нечто схожее, но сложнее: голограмма – лишь видимость, Меркаба же – сама жизнь. Ну, так вот, возможно вы не помните, но, кроме вашего прототипа, разложенного на элементы, было еще немало другого: все участники событий его жизни, так или иначе, фигурировали в этих ячейках. Одни, сыгравшие более важную роль, ближе к центру, другие, менее значимые – ближе к периферии. Всего в этих ячейках рассмотреть невозможно, в Меркабе много скрытого, это можно сравнить с устройством органа, где публика может увидеть его внешнюю часть и несколько десятков самых больших труб, в действительности скрытых труб – десятки тысяч, к тому же имеется система насосов и клапанов, и многое другое. В Меркабе же вы, разложенный на элементы, существуете в связи с любым событием, произошедшем в этом мире, к которому вы, на первый взгляд, не имеете никакого отношения, но на самом деле, через опосредованные, миллионного порядка связи, вы объединены в этом мире буквально со всем. Вы даже себе представить не можете, но вам достаточно почесать ухо, и в жизни какого-нибудь горшечника Мабуку из Гондураса произойдут микроскопические изменения, которых он, разумеется, даже не заметит, и, тем не менее, если таких кармических изменений наберется достаточно, жизнь его может сложиться как-то не так, как, если бы вы это ухо не чесали. Это, конечно гротеск, но гротеск, имеющий под собой физическое обоснование: все это в обычной жизни происходит незаметно. Имея же в руках штурвал Меркабы, и, что самое главное, умея им пользоваться, вы сможете почесать свое ухо таким образом, что у этого же горшечника из Гондураса, которого вы в глаза не видели, и даже не подозревали о его существовании, ухо отвалится. Или, если вас такой расклад не устраивает, вырастет третье ухо. Ладно, я вижу это вам тоже не по душе, остается допустить, что этот Мабуку был глухой от рождения, и вдруг, в результате того, что вы где-то в России, ни о чем не задумываясь, почесали свое ухо, горшечник Мабуку, обезумев от радости, вскакивает со своей циновки, разбивает все свои горшки, и начинает отплясывать жигу, поскольку вдруг, ни с того, ни с сего начинает великолепно слышать.
Вот в чем заключается действие штурвала Меркабы: любую, самую минимальную причинно-следственную связь, благодаря перестановке в формуле события или явления, вы можете усилить в миллиарды раз, а так же придать ей необходимый вектор. Но, чтобы это работало безотказно, сперва, необходимо накопить определенное количество кармической информоэнергии, а сделать это можно только постепенно, начиная с энергии событий, которые имеют к вам самое непосредственное отношение. Поэтому штурвал Меркабы – это и некий аккумулятор, а при необходимости – конденсатор, чтобы пробить высокопрочную перегородку.
Вот такова теория, по крайней мере, та часть теории, которую хоть как-то возможно объяснить на уровне моей компетентности. Меркаба со своими штурвалами – это детище Светлых демиургов, и многое в устройстве, принципе и природе Меркабы мне неизвестно. И все же к ней приложил руку и мой непосредственный патрон Гагтунгр, а поскольку он, имея к ней некоторое отношение, информирован об определенных сторонах ее свойств, постольку и я, имея с ним регулярную связь, имею необходимую информацию, которую вам изложил.
К сожалению (моему, не вашему), индивидуального штурвала я не имею, а к вашему даже прикоснуться не могу.
- Да, - протянул Андрей, - выходит, в моих руках что-то вроде инструмента всевластия…
- Выходит, - напряженно улыбнулся черный магистр, - правда, сразу оговорюсь, поначалу вы сможете управлять только тонкой материей, поскольку в настоящее время имеете отношение только к тонкому плану, но в случае успеха… при этом власть эта у вас сохранится только до той поры, пока вы не нарушите равновесие. Как только произойдет некий опасный перебор, начнется неуправляемая цепная реакция, и мир погрузится в хаос.
- Но зачем же вы тогда все это мне рассказали, если я могу подвергнуть вселенную такому риску, ведь ваша иерархия также не заинтересована в установлении хаоса?
- Управляя Меркабой достаточно сложно нарушить Равновесие, мир достаточно прочно сбалансирован, и пока не произошло очень большого накопления кармической информоэнергии, обрушить его невозможно. Поэтому на первых этапах можно даже не переживать, но когда накопление станет критическим, я всегда смогу это обнаружить и предупредить вас. Тогда необходимо сделать небольшой сброс… впрочем, об этом пока рано говорить.
- Хорошо, - нетерпеливо перебил Андрей, - в который раз вернемся к нашим баранам. Ваша-то роль, в дальнейшем, какова?
- Сперва несколько инструкций на практике, затем я удаляюсь и слежу за игрой, вмешиваясь лишь опосредованно. Надеюсь получить эстетическое удовольствие, и даже азарт от партии: все это для меня особый вид утонченной энергии, которая несравненно выше качеством, чем банальный гаввах. Если гаввах можно сравнить с хлебом, мясом и водкой, то энергия, которую я рассчитываю получить от нашей партии, можно сравнить со столетним коньяком, фазанами во французском соусе или свежей черной икрой. Так что непосредственно нам осталось общаться совсем не так долго, после нескольких сеансов практического инструктажа я удаляюсь, и возможно до самого конца партии мы больше не увидимся, а вы будете предоставлены сами себе.
- И все же, чем мы будем заниматься?
- Поскольку, в силу своего происхождения, вы пребываете в слое творческих прообразов, то первое время вы будете действовать именно здесь, после серии разного характера ходов, вы получите возможность выходить в другие ближайшие слои, и переместите свои действия туда, и так до тех пор, пока не доберетесь до Энрофа.
- А что вы подразумеваете под словом «действовать»?
- Вы еще не поняли? Собирать энергию, как пчела собирает нектар. Только пчела собирает его с цветов, вы же будете собирать его с событий определенного знака.
- Но как?
- А вот как, должен разъяснить вам мой краткий практический инструктаж. Но предупреждаю, вначале все, что будет происходить, покажется вам совершенно случайным, и я не смогу заранее предсказать, что конкретно будет происходить. Но я вас окончательно запутал, пора приступать к практической части, и только тогда что-то будет понятно, и вы почувствуете некий алгоритм происходящего.
- Ну, что ж, - решительно оборвал эту бесконечную речь Андрей, - тогда приступим к сути нашего вопроса, только учтите, я все время буду на стороже! Мне пока это сложно сформулировать, но чувствую, что у меня в дальнейшем появятся собственные резоны, отличные от ваших. Так что не обессудьте, если в перспективе у нас появятся коллизии, вы не обижайтесь, но полностью довериться я вам не могу. Тем не менее, на данном этапе я готов принять несколько инструкций по применению Меркабы, поскольку Тор, спрятавшись внутри меня, свернул свое сознание, и не объяснил, как этим Терафимом пользоваться, и это мне кажется обидным недоверием, развернуть же его сознание самостоятельно я не в силах, все известные мне подходы заблокированы. Что ж, если гора не идет к Магомету, то Магомет идет горе, придется воспользоваться услугами Мефистофеля.
Итак, с чего начнем?








ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

ПО ТУ СТОРОНУ СОБЫТИЙ


- Начнем с растворения одних событий, которые будут замещаться другими, а об остальном поговорим чуть позже, - сказал черный магистр, - сразу предупреждаю, вначале в этих замещающих событиях так или иначе будет фигурировать тот с кем вы кармически связаны прочнее всего: ваш прототип и его ближайшее окружение. Но, поскольку в настоящее время вы действуете в пространстве трансмифа российской метакультуры в слое творческих прообразов, то все, что вы увидите, будет не живой Андрей и окружающие его люди, а их отражения, вначале достаточно приблизительные и схематичные, и могу вас успокоить, лично он, Андрей, практически ничего не почувствует, ну, разве, что у него появятся необычные мысли и фантазии. Но, учтите, в дальнейшем дубль будет уплотняться, и, по мере накопления энергии в Меркабе, происходящее станет затрагивать его все сильнее, и избежать этого никак не удастся.
- Но ведь реальный прототип, как я понимаю, сейчас где-то в тайге находится в бессознательном состоянии, а его астральное тело… даже не представляю, где его сейчас носит, я его не чувствую.
- То место, где мы находимся, называется морем Антивечности, это особое место, относительно него разные потоки времени выглядят остановленными, как при гипотетическом взгляде из черной дыры, и, управляясь отсюда, вы сможете сначала наугад, а затем все прицельнее и прицельнее внедряться в любой момент жизни вашего прототипа, пока события будут вращаться только вокруг него. Но пока что подобные внедрения  не будут касаться Энрофа: пространство-время плотного мира находится в несколько ином отношении к морю антивечности, чем тонкие слои: оно, относительно места, где мы с вами беседуем, как бы сильно размыто, и выхватить из него что-либо пока нет возможности. Но, потренировавшись здесь, вы сможете перемещаться и в другие слои,  чтобы, в конечном счете, накопив в штурвале достаточное количество энергии, освоите искусство выхватывать фрагменты Энрофа, который, разумеется, максимально энергоемок. Но это уже высший пилотаж, и до него вам пока так же далеко, как до соседней галактики. Пока же будем работать с ближайшим пространством, которое для вас лично включено в пространство романа Размывы, который пишет ваш прототип, и с которым вы стремитесь воссоединиться. Так что все, что вы в ближайшее время увидите – это отражения в творческом пространстве романа, причем, с нашей точки зрения, совершенно случайно выхваченные. Итак, вы готовы?
- Готов, - решительно кивнул Андрей.
- Сейчас вам необходимо произвести затравочное действие – сцепление.
- Какое сцепление, - не понял Андрей.
- До сего момента, в этом пространстве штурвал Меркабы находился в свернутом, инактивированном состоянии. Сейчас он событийно нейтрален, и все его прежние прецеденты активизации также переведены в неактивное, потенциальное состояние, и до этих зафиксированных формул вы сейчас не сможете добраться, хоть расшибите себе голову! Другое дело, когда вы в совершенстве освоите управление, вот тогда вы сможете добраться и активизировать любую информоэнергию, хранящуюся в Меркабе, а так же перевести ее в материю. Но начнем с азов. Итак, разверните штурвал Меркабы и выдвиньте его за пределы вашего тела.
- Пожалуйста, - пожал плечами Андрей. Он настроился на созвездие Ориона, и в то же мгновение ощутил жар в области сердца, затем его грудь засветилась опаловым светом, и в следующий момент свечение приняло форму сложного многогранника размером с футбольный мяч и зависло в нескольких сантиметрах от груди, словно висело на веревочке. Андрей вопросительно посмотрел на черного магистра. В лице демона промелькнул страх, с которым, впрочем, тот быстро справился, но все же сделал несколько шагов в сторону.
- Если я прикоснусь к этому терафиму, - сказал он, смущенно улыбаясь, - то в мгновение распылюсь до состояния протоматерии. Поэтому подсознательно стараюсь держаться от него подальше… смотрите ка, смотрите ка, какая красота на горизонте открылась.
Андрей посмотрел в сторону моря, и действительно, на горизонте возникло нечто чрезвычайно красивое: словно бы многогранник, переливающийся всеми оттенками подсвеченной металики, висящий напротив груди Андрея спроецировался на линию морского горизонта, и теперь, едва касаясь поверхности моря, висел, словно бы освещенный разноцветными прожекторами, разросшийся до размеров маленькой искусственной планеты. Правда, этому объекту не хватало четкости контуров, и гигантский многогранник был в значительной мере размыт, как начавший угасать фрагмент заката на какой-то неведомой планете.
- С активизацией штурвала всегда активизируется и сама Матрица, - сказал черный магистр, - все могущество в ней, но у тебя имеется пульт к ее управлению, и управлять ей можно до той поры, пока пульт в твоих руках.
- А что, он может перейти в другие руки? – настороженно спросил Андрей.
- Сие мне неведомо, - пожал плечами Андрей, - знаю, что в ближайшее время это невозможно, но кто знает, как могут измениться обстоятельства…
- А что дальше, - вопросительно посмотрел на магистра Андрей.
- Итак, пока Меркаба находится в развернутом состоянии, вы должны произвести ее первичную кармическую затравку. Вы должны произвести какое-то действие своими руками, абсолютно неважно какое, затем как бы сфотографировать его на одну из бесчисленных ячеек штурвала, что автоматически переместится на саму матрицу. Дальше возможны какие угодно варианты, поскольку само понятие «Причинность» или «событийность» может означать любое внешнее событие. Чтобы не ломать голову над тем, что делать дальше с этим событием, захваченным Меркабой, проще всего его растворить – это даст Меркабе определенный заряд информоэнергии. Конечно, можно выдумать и что-нибудь еще, и это в любом случае передаст энергию Меркабе, но, чем каждый раз ломать голову над тем, что с этим событием делать, проще всего его растворить, аннигилировать.
- А как это сделать?
- Ячейка, которая впитает произведенное вами событие, тут же проявится, выплывет на поверхность. Если вы коснетесь ее пальцем, она перевернется, и результат действия, которое вы произвели тут же растворится. Но это еще не все. Ваше действие должно быть обязательно созидательного характера, иначе нечего будет растворять, и потом, на месте событий, произведенных вами в реальном мире, после растворения возникнет вакуум, и, поскольку природа не терпит пустоты, в этом месте тут же возникнет какая-нибудь динамичная сценка из вашей прежней жизни. Но, если называть вещи своими именами, то это будет сценка из романа Размывы, который описывает вашу жизнь. Это будет что-нибудь из вашего прошлого, но что именно – мне неведомо, но поначалу выглядеть все это будет схематично, неполноценно, я даже сам затрудняюсь сказать, как именно, но, по мере обретения опыта, сценки все больше и больше будут приближаться к действительности.
- И в этом случае, - сказал Андрей, - Меркаба слегка зарядится?
- Меркаба зарядится, - кивнул Магистр, - но в незначительной степени.
- А как сделать, чтобы энергии пошло больше?
- Это я смогу вам объяснить только после того, как вы в совершенстве освоите первый этап управления событийностью. Не обижайтесь, но таковы основные правила игры: передача информации должна быть поэтапной, как поэтапно развивается роман, как поэтапно разворачивается игра в бисер  и события в книге перемен. Основное правило таково: преждевременно сообщенная информация -–это уже само по себе действие, которое может принципиально нарушить ход игры. Все только в свое время, и что бы даже разговоров не было, «а что будет, если так, или не эдак…»
- Все понял, надо, значит, сделать что-то созидательное, вот только что, как-то в голову не лезет. Домик что ли из песка построить? А то здесь только камни, песок да еще колючие сухие кусты.
- Делайте что угодно, - усмехнулся черный магистр, - на первых порах это не имеет принципиального значения. Вот в дальнейшем – другое дело, тогда, чем дальше в сценарии игры вы продвинетесь, тем большее значения будет иметь каждый ваш шаг, каждый ваш ход. Чем больше энергии в Меркабе, тем серьезнее последствия любой ошибки, но до этого этапа еще очень далеко, пока мы имеем дело только с едва намеченными схемами.
- Ладно, - пожал плечами Андрей, и начал лепить домик из мокрого песка, и, как ни странно, по мере своего занятия, он все больше и больше увлекался. Вначале ему удавалось лепить только неказистое песчаное здание, но вдруг у него словно раскрылись какие-то новые знания и умения из чудесной вставки, которую, как выяснилось ему обеспечивало свернутое сознание Тора, и в результате, вместо непропорциональной башенки, которую, по идее, только и мог зафиксировать мокрый песок под неумелыми руками, у него получилось нечто удивительное, напоминающее парадоксальную гравюру художника Эшера, включая в себя разнообразные пространственные нонсенсы и невозможности, которые при поверхностном взгляде не замечались. При этом у него держалось отчетливое дежавю, что этот невозможный в обычном мире замок, ему хорошо знаком, правда, где и когда он его видел, припомнить никак не мог.
Похоже, здание знакомо было и черному магистру, поскольку лицо его как-то болезненно скривилось.
- Как-то вы лихо, с места в карьер пустились, - растерянно покачал он головой, - я думал вы вначале нечто условно-игровое соорудите, поскольку фактически еще сами ребенок, а вы сразу резонансный модулятор пространственно-временных пересечений построили…
- Чего, чего? – не понял Андрей, - я вроде бы ничего такого и не собирался строить, оно как-то само получилось, какой такой модулятор?
- Да так, возможно мне только показалось, - тут же свернул тему магистр, - просто я не ожидал, что вы такую сложную штуковину соорудите. Скорее всего, это обычная абракадабра, отражение той каши, которая в вашей голове творится, но возможности ваши, в силу известных вам обстоятельств, несравненно выше средних, ведь в астрале, даже в самых специфических его слоях, произвольно можно соорудить только то, что соответствует твоему уровню и подготовке. Я все время забываю, что ваша скромная персона – только надводная часть айсберга, и за вами много всего стоит. Хочу подчеркнуть, чем сложнее модель, которую вы тут, либо в каком-то другом месте создадите, тем более сложная причинно-следственная цепочка возникнет на месте дематериализованной модели. Ну что ж, теперь наведите штурвал и «сфотографируйте»!
- Что значит, «сфотографируйте»? Здесь нет ни объектива, ни кнопочки!
- Просто направьте штурвал на сооружение и поверните его, как кубик Рубика. Наиболее подходящая ячейка сама впитает информопакет созидательной динамики, вложенной в это здание.
Андрей пожал плечами и сделал то, что предложил ему черный магистр. Тут же одна из ячеек верхней части Меркабы словно бы приподнялась над поверхностью штурвала, как будто на нее навели увеличительное стекло, и на ней появилось изображение здания, которое только что соорудил Андрей, причем, внутри этого здания скорее ощущалась, чем виделась некая неведомая напряженная деятельность, словно в конденсаторе накапливалось электричество.
- А теперь, - сказал магистр, коснитесь пальцем активизированной ячейки и посмотрите, что дальше произойдет.
- Как скажете, - пожал плечами Андрей. – Под его пальцами ячейка перевернулась, вдвинулась внутрь штурвала, и в то же мгновение замок сначала превратился в узорное облачко, все детали которого были составлены из единичек и ноликов, а затем это облачко быстро сорвалось с места и улетело в сторону большой, планетарной Меркабы, тут же скрывшись из глаз.
- Ну вот, - сказал магистр, - в настоящий момент произошла зарядка Меркабы, причем в значительно большем объеме, чем я от вас ожидал, поскольку вы вложили в объект весьма значительное количество созидательной энергии.
- Но вы же говорили, что это энергия хаоса, который творится в моей голове? – подозрительно посмотрел на магистра Андрей.
- Ну, не знаю, - почему-то занервничал магистр, - возможно, ваш тип хаоса содержит и созидательную энергию. Хаос не обязательно разрушителен, он может быть чем угодно, его главное свойство – непредсказуемость, за что мы его, собственно, и не любим, поскольку предпочитаем рассчитывать события и последствия. Но мы отвлеклись, посмотрим, что пришлет нам Меркаба для заполнения пустоты. - (И действительно, Андрей только сейчас заметил, что на месте растворившегося чудо замка с участком песка, пошедшего на его сооружение, возникло что-то вроде черной дыры,  вернее участок абсолютной пустоты, который можно было назвать черной дырой за неимением лучшей аналогии).
- Что значит,  «пришлет Меркаба»? – посмотрел на магистра Андрей.
- Неужели не ясно? На месте пустоты должны возникнуть какие-то события, связанные с вами. Какие – не знаю, Меркаба это каким-то образом сама решает и посылает, ведь именно она – матрица всех событий на земле, в том числе и описанных в романе вашим патроном. Именно эти события, даже если вы о них в данный момент не подозреваете, связаны с вами самым теснейшим образом. Но давайте посмотрим…
И действительно, не прошло и нескольких секунд, как в пустое пространство, лишенное света, вдруг ворвалось нечто, которое тут же обернулось цифровым облаком, состоящим из смеси темных, серых и белых циферок, которые тут же материализовались в картинку, развернулись голограммой на влажном песке рядом с Андреем и черным магистром: молодой парень с лицом Андрея яростно разрушал точно такой же замок из песка, который только что соорудил и дематериализовал наш герой.
- Это я? – недоуменно посмотрел на нелепую сцену Андрей.
- По-моему, сходство очевидно, - пожал плечами черный магистр, - повзрослели только лет на семь-восемь.
- А что это ему вожжа под хвост попала? Такое красивое и необычное сооружение рушить? Тем более, мне кажется, он должен понимать, что сам же этот замок и вылепил.
- Да, кто ж его знает! – развел руками магистр, - Гоголь – вон тоже вторую часть Мертвых душ сжег, а уж сами понимаете, она была ему куда дороже, чем вам это сооружение, хотя бы с точки зрения несопоставимости затраченного труда. Да и потом, мало ли что могло прийти в голову вашему патрону, это ведь всего лишь сценка из романа, и мне она ничего не говорит.
В этом месте Андрей уловил едва заметную затяжку в голосе черного магистра, скорее даже не в тоне, а в энергии, заполняющей речь, из чего сделал вывод, что демон все же лукавит, однако вслух об этом не сказал.
- Значит, - сказал он вслух, - это все же сцена из романа, причем, с точки зрения земного наблюдателя, еще не написанного.
- Совершенно верно, - улыбнулся черный магистр, - но, с точки зрения наблюдателя, находящегося около моря Антивечности, существующего в проекте, но не проявленного на земле. Могу сказать: судя по энергии, скрытой в этой сценке, сценка эта не то что ключевая, но, в немалой мере влияющая на ткань сюжета, - некий перевалочный пункт. Честно говоря, не ожидал я этого, думал, вам удастся вытянуть какую-то пейзажную ерунду, изменение которой, никак на сценарий не повлияет. Но энергия этой сценки на несколько порядков выше. И не спрашивайте, что это значит, больше ничего конструктивного сказать не могу! – тут же добавил демон, видя, что Андрей вновь собрался задавать вопросы, - сами разбирайтесь, в конце концов, это вам надо, а не мне.
В этот момент сценка вновь распалась на цифровое облачко, которое быстро исчезло, словно его втянул песок.
- Куда все это подевалось, - недоуменно посмотрел на магистра Андрей.
- Туда, где этому и положено быть, - пожал плечами магистр, -  в слой творческих прообразов, откуда и вы пришли. Собственно, этот разбушевавшийся молодой человек – тоже вы, тоже отражение из рода явлений «один во множестве».
- А эта сценка как-нибудь отразится на судьбе сценария, изменит его?
- Непременно отразится и изменит, но пока никто не знает, каким образом. Однако, что это вас так волнует, мало ли писателей свои произведения правят! Пока что речь идет только об отдельно взятом романе, так что глупо беспокоится, тем более, возможно эта сценка внесет дополнительную интригу в сюжет и вытащит автора из творческого тупика. Да хватит вам осторожничать, с вашими страхами «как бы чего не вышло» далеко не уедете. Вон вам сколько энергии Меркабе передать удалось, я никак такого не ожидал, и это предвещает чрезвычайно увлекательную партию для обеих сторон. Вперед, смелее, пер аспера - ад астра!
- Ну, хорошо, - согласился Андрей, - что дальше-то делать? Пока что мне совершенно не ясны условия и правила игры.
- Их вам придется самому выяснять, по ходу развития партии.
- Но это же неслыханно, - возмутился Андрей, - вы знаете правила, а я – нет! О какой честной игре можно в таком случае говорить! Я ни одной такой игры не знаю, где правила не были бы известны обеим сторонам, или не оговорены заранее.
- Вы имеете дело, - сказал черный магистр не с преферансом, бильярдом и даже не с шахматами, весь прикол в том, что правила игры существуют пока лишь в абстракции, и мне не известны пока так же, как и вам, они лишь по ходу игры начнут выявляться, так что смею вас уверить, что я знаю не намного больше вашего! Да и потом, с чего вы решили, что мы - соперники?
- А разве нет? Разве не в этом смысл любой игры?
- А вот это совсем не обязательно, - улыбнулся магистр, - игра настолько не предсказуема, что характер наших взаимоотношений может меняться по ходу партии как угодно. По крайней мере, с нашей точки зрения, сначала мы можем быть партнерами, затем соперниками, затем характер взаимоотношений может стать многоступенчатым и неоднозначным.
- В каком смысле?
- В таком, что одновременно и тем и тем.
- Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам. В этом мире все возможно…
- Ладно, - сказал Андрей, - я так понял, что вы особенно разъяснять мне мои дальнейшие шаги не намерены.
- Только на первом этапе, ну и, возможно, при переходе на следующий уровень.
- Что значит, на следующий уровень?
- В том вашем настоящем, продиктованном сюжетом романа, а именно, в 1965 году еще ничего не известно о компьютерных играх, да и слово-то такое, «компьютер» слыхом не слыхивали. Лично вам наверняка знакомо слово ЭВМ, на котором только и можно, что обсчитывать огромные числа, но, глядя из абсолютного времени, нетрудно увидеть, что в течение тридцати-сорока лет появятся сравнительно дешевые счетно-вычислительные машины, с помощью которых можно будет вести увлекательнейшие виртуальные игры, которые пока вам не ведомы. В двух словах, переход на следующий уровень означает переход на более сложные условия игры, которые приносят гораздо больше очков, чем на предыдущем уровне, но и ошибки наказуемы значительно сильнее.
- Кстати, - кивнул головой Андрей, - насчет компьютеров. Я о них информацию считал, когда летел через тоннель, и насчет компьютерных игр так же что-то такое было, правда, в самых общих чертах.
- А в самых общих чертах информация только и могла поступать, ведь будущее, воспринимаемое из тоннеля, размазано.
- Ладно, - сказал Андрей, - не хотите мне ничего объяснять, и не надо. Я, почему-то, чувствую, что должен совершить несколько созидательных действий и накопить энергию в Меркабе достаточную для того, чтобы покинуть это ваше море Антивечности! Да, да, именно так, мне здесь совсем не нравится, и, похоже, раньше я совсем другое море знавал. К тому же, чувствую, что теряю драгоценное время.
- Что ж, ваше право, - усмехнулся черный магистр, могу вам дать наводку, что правильный переход из слоя в слой, это и есть переход на новый уровень игры. Поскольку вы догадались, я в праве это сказать. Если вы такой сообразительный, то подозреваю, что в дальнейшем инструктаже вы не нуждаетесь. Теоретическую базу я в общих чертах вам изложил, а практические шаги – ваша собственная инициатива. Одно скажу: такой прыти я от вас не ожидал, думал нам с песочка и формочек начинать придется. Однако, желаю успеха, но чисто абстрактно, поскольку далеко не всегда и не везде ваш успех и мой пересекаются, чаще – наоборот.
- Так значит, вы в моем провале заинтересованы? – дошло до Андрея.
- Кто знает, кто знает, - загадочно улыбнулся магистр, - как говорил поэт: «И пораженья от победы ты сам не должен отличать». Порой, победа оборачивается поражением, а поражение – победой, и мне детали сей загадочной метаморфозы не ведомы так же, как и вам. Но я вижу, что настало время прервать наше приятнейшее общение, хотя, возможно, в скором времени мы с вами снова увидимся.
Демон взмахнул рукой, и тут же превратился в черный колючий куст, который вспыхнул красным, пахнущим серой пламенем, в считанные секунды прогорел, и осел серым пеплом на песок, который быстро поглотил в свои недра эти, явно бутафорские останки черного магистра.










ГЛАВА 11

ИГРА. ПЕРВЫЙ УРОВЕНЬ

- Ну, вот, – пробормотал Андрей, так и не успевший попрощаться со своим нежданным инструктором, - вечно он со своими театральными жестами! Однако почему я о нем говорю, словно знаю его тысячу лет, я же его впервые вижу! А впрочем, судя по острому дежавю, я его хорошо знавал в прежних ипостасях. Когда же все эти закрома моей памяти откроются? Это так мучительно, постоянно сталкиваться со знакомыми вещами и не иметь возможности все это вспомнить по-настоящему. Впрочем, в случае успеха моего предприятия и моей трансформы в настоящего Андрея Данилова, я эти закрома вскрою и вспомню все! Так, что дальше делать, в общих чертах ясно: я должен накапливать энергию с помощью Меркабы, как очки в игре, и, по ходу ее накопления, переходить с уровня на уровень. При этом ценность каждого очка будет возрастать от уровня к уровню – и так до тех пор, пока я не выпаду в Энроф, и каким-то образом не превращусь в живого Андрея Данилова. Это в общих чертах, а конкретно же ничего не понятно – и сколько уровней надо пройти, и что является критерием ценности каждого очка, и каким образом трансформа произойдет. И, что самое главное: правильно ли я сделал, что пошел на поводу черного магистра? У меня ведь какая-то важная миссия была, а я уже толком не помню, в чем она заключалась. Совсем мне магистр мозги запудрил, а Аня там одна осталась! А, собственно, с чего я взял, что моя нынешняя миссия противоречит предыдущей? Я ведь что-то там должен выполнить в Энрофе, а мы с Аней, похоже, именно потому и не смогли ничего путного добиться потому что вертелись рядом с Энрофом, в отражении, а так, если я сыграю эту партию в Меркабу – назовем ее, условно, таким образом, и я добьюсь успеха, то как раз в Энрофе-то я и окажусь и тогда-то свою главную миссию и выполню! Вот, оказывается, где собака зарыта, значит, я не зря около этого мрачного моря очутился и не зря этого старого болтуна встретил!
Обнаружив, таким образом, высший смысл и цель создавшейся ситуации, Андрей успокоился и решил, что стратегические задачи, наконец, прояснились, остаются только конкретные действия… кстати, сооруженный им парадоксальный замок уже возымел результат, и немало удивил черного магистра. Что ж, для начала можно пойти по этому пути и что-нибудь такое создать, надо только прислушаться к своей интуиции. Однако интуиция на сей раз молчала, вокруг был лишь песок, галька у воды, сухие колючие кусты, да мрачное свинцовое море, накатывающее на берег хоть и небольшими, но тяжелыми волнами. Андрей как-то даже не мог сообразить, что такое конструктивное можно сделать из этих подручных средств. Конечно, замок получился прекрасный, настоящий шедевр, правда, возможный лишь в астрале, передавший Меркабе большой информопакет энергии, и Андрей подумал, что можно было бы повторить успешное начало.
Наш герой принялся за сооружение нового песчаного здания, и вдруг с разочарованием понял, что не способен создать более ничего, разве что навалить кучу мокрого песка и придать ей самую примитивную геометрическую форму, словно и не он только что создал из песка свой парадоксально-архитектурный шедевр. Изрядно промучившись, Андрей понял, что из затеи ничего не выходит, и продолжать бесполезно.
- Так, - пробормотал он, оставив свое занятие, - похоже, дважды один и тот же трюк здесь не проходит. Судя по всему, я истратил некоторый запас творческой энергии, и когда он восстановится – неизвестно. И вообще, не известно, касается это только строительства песчаных замков в стиле художника Эшера, или вообще любых творческих импровизаций.
На всякий случай – а вдруг его усилия все же что-нибудь дали – Андрей  повторил манипуляции со штурвалом Меркабы, как это научил его делать черный магистр, однако на месте убогого сооружения возникла какая-то облупившаяся стена, и было даже не понятно, что, собственно это значило, ведь, если речь шла о возникновении в пустоте сценки из романа, то непонятно, зачем здравомыслящему писателю описывать какую-то облупившуюся стену толи старого, полуразрушенного дома, толи заброшенной ограды. Почувствовав, что Меркаба так и не получила удобоваримого заряда, а возможно даже что-то и потеряла, Андрей уселся на песок и стал размышлять, что бы такое конструктивное сделать. Это ведь должны быть не какие-то абстрактные действия, ведь результатом должен быть какой-то конечный продукт, эстетически максимально наполненный, который возможно «сфотографировать» штурвалом, по крайней мере, других вариантов Андрей пока не знал. Он машинально подобрал небольшой круглый камень и швырнул его в море, надеясь как-то собраться с мыслями и что-нибудь сообразить. Побросав в море камешки, и так ничего и не сообразив, он приступил к «печению блинов» с помощью плоских камней. Вначале ничего путного не получалось, затем, немного потренировавшись в этом бессмысленном занятии, он почувствовал, что, похоже, когда-то, в иной, неведомой ипостаси умел неплохо «печь блины». Несколько раз он «испек» более двадцати блинов, и в сердце его возникло теплое узнавание какого-то иного детства, где он вроде бы был самим собой, и в то же время каким-то иным, настоящим и законченным…
И тут среди неинтересных серых голышей, Андрей приметил весьма любопытный, чрезвычайно красивый камешек. Мальчик поднял его; это оказался плоский оникс из породы так называемых пейзажных, размером в металлический рубль, прекрасно отполированный толи морскими волнами, толи искусственно, и на его поверхности явственно различался замысловатый узор, напоминающий ландшафт какого-то знакомого побережья. Похоже, этот камешек был ему хорошо знаком, вот только где и когда он его видел? Увы, припомнить этого он никак не мог, хоть и казалось, что воспоминание о камне  теплится где-то рядом.
«Ух, ты, - подумал Андрей, - наверняка, это какая-то важная деталь из моей прежней, забытой действительности… или, более вероятно, из действительности моего дубля. И чего теперь с этим делать?»
Подсознательно Андрей чувствовал, что с этим камнем необходимо произвести какие-то правильные действия, вот только, какие? Одно ясно, это не случайность, явно какая-то подсказка.
«Сфотографировать его что ли, - подумал Андрей, - но ведь я не произвел с ним никаких созидательных действий. А какое еще созидательное действие можно произвести с обычным плоским самоцветом? Разве что просверлить дырочку, и на шею повесить, или в какую-нибудь оправу вставить. Так, где ж я здесь сверло возьму или ювелира?»
В задумчивости Андрей зажал полупрозрачный камень между пальцев и поднял его к серому небу, чтобы посмотреть на просвет. Впрочем, день был пасмурно-свинцовый, и сильнее от этого камень не заблистал. И тут произошло нечто совсем уж неожиданное. Андрей почувствовал рывок, и в последний момент увидел как из мутной воды высунулось щупальце, с присосками, как у спрута, прилепило одну из таких присосок к камню, и ловко выхватило его из рук Андрея, в ту же секунду исчезнув в океане.
- Ах ты, мерзость, - выругался мальчик, ему почему-то показалось, что камень этот очень ценный, и его, Андрея лишили какого-то неведомого шанса сделать значительный рывок в застопорившейся было, партии. Тут, словно дразня его беспомощность, из воды показалась огромная бурая башка в наростах, и медленно поплыла вдоль берега. Андрей, у которого тут же возник план действий, бросился к ближайшему кусту, покрытому хищными острыми колючками, в мгновение выломал что-то вроде импровизированной остроги, при этом, руки его, не боясь уколоться, легко справились с толстенной крепкой веткой, какую ему никогда бы не удалось выломать голыми руками на земле, затем сбросил рубашку, разорвал ее пополам, и каким-то непонятным образом свил из нее крепкую веревку, хотя в естественных условиях из подобного материала, лента получилась бы в десятки раз короче, однако Андрей чувствовал,  что вновь обретает возможность воздействия на здешнюю материю. Затем он привязал веревку к остроге и с силой Геркулеса швырнул ее в хорошо еще виднеющуюся голову спрута. Удар оказался точен и неотразим, импровизированная острога глубоко вонзилась в бурую массу, и плотно увязла в ней острыми колючками. Тут Андрей с яростью, удесятерившей его силы и без того, совершенно не соответствующие хрупкой фигурке десятилетнего мальчика, начал вытягивать веревку.
Спрут, не захотевший сразу сдыхать, оказал яростное сопротивление, и, несомненно, если бы не парадоксальные законы астрала, утянул бы мальчика под воду, поскольку, по меньшей мере, раз в сто был его тяжелее, однако Андрей просто переполнявшийся силой ярости, стоял незыблемо, как скала, и медленно, метр за метром подтягивал чудовище к берегу. После получаса яростной борьбы, чудовище ослабело, и Андрею удалось вытащить его на сушу. На суше спрут и вовсе оказался беспомощным, и Андрей, подобрав с берега несколько увесистых голышей, избегая щупальцев, меткими бросками оглушил спрута, а затем, забравшись на затихшее чудище и добил его, размозжив мозг. Чудище издохло, и Андрей обшарил его щупальца, вскоре обнаружив камень, который он сунул в карман. Затем что-то ему подсказало, что совершенный им рыцарский подвиг по борьбе с морскими чудовищами вполне подходит под разряд созидательной деятельности, по крайней мере, в части освобождения заветного камня из щупальцев чьей-то враждебной воли. Андрей высвободил штурвал Меркабы, и произвел с ним описанные ранее манипуляции, направив на темный холмик издохшего чудища. Спрут тут же превратился в цифровое облачко, которое поглотила Меркаба, и вскоре, на месте черной дыры возникла динамическая сценка, как и предыдущая показавшаяся Андрею до боли знакомой, хоть он и не мог вспомнить, когда и где с ним все это происходило. Десятилетний мальчик, копия его, Андрея выходит из волн веселого прозрачного моря, и протягивает девочке в белом платьице, Ане Ромашовой, горсть розовых кораллов и жемчужин, при этом Андрей чувствовал, что сцена эта переполнена светом безоблачного счастья, и энергия этого счастья была без остатка поглощена огромной Меркабой, которая, как показалось Андрею, оконтурилась четче и засияла сильнее, причем, если в с замком, это сияние было металлическим, то сейчас явно прибавились светло-розовые оттенки весеннего яблоневого цвета. Одновременно Андрей констатировал, что с его тела исчезли многочисленные кровавые пятна, оставленные спрутом, а на месте вскоре поглощенной песком сценки (как сказал Магистр, она должна была переместиться в слой творческих прообразов), мальчик обнаружил чистую рубашку. Правда, из кармана исчез и камень, но Андрей подумал, что он ему вроде бы теперь и не нужен, и наверняка его место там, куда переместилась вся сценка.
«Интересно, - подумал Андрей, - почему, когда я построил замок, возникла сценка его разрушения, и энергия, поглощенная Меркабой носила явно отрицательный характер, а когда я спрута убил, - явно положительный. Может, тут все наоборот? А впрочем, пока рано выводы делать, магистр сказал, что сценки как бы случайно выскакивают, и их положительная или отрицательная направленность тоже случайна, важно количество энергии, и, возможно, нужна и та, и та. Однако Меркаба явно зарядилась, но ни на какой новый уровень я пока не переместился, очевидно, энергии еще недостаточно поступило. Ладно, надо, обстановку сменить, глядишь, что-нибудь да на ум придет, уж никак не думал, что из бессмысленного бросания камешков такая энергоемкая сценка получится. Куда бы сходить? Пойду ка к роще, она ближе всего, может там ситуация какая-то возникнет или подсказка какая-то».
Андрей быстро пересек полосу песка, и подошел к опушке странной рощи… вернее, термин «роща» пришла ему в голову из какого-то прежнего опыта, где море было аквамариновым, небо – голубым, а деревья – радостными, поющими что-то едва уловимое в струях животворного ветра. Здесь же больше подходило название «дремучий лес», и деревья вполне соответствовали общему пейзажу: сухие, голые, уродливые, чем-то напоминающие огромные, корчащиеся человеческие фигуры.
«Как у Данте, - почему-то подумал Андрей. Хотя он и не мог припомнить, что когда-либо в обозримом прошлом читал «Божественную комедию», однако хорошо знал ее содержание. Очевидно, это была память какого-то иного Андрея, поскольку свернутое сознание атланта Тора вряд ли могло быть знакомо с произведениями великого флорентийца. – Там, в одном из кругов ада, где-то посередине, Данте с Вергилием зашли в жуткий лес, где каждое дерево оказалось душой умершего, а именно - самоубийцы. В христианстве этот грех одним из тягчайших считается. Будет забавно, если эти деревья тоже душами грешников окажутся, ведь явно эта область астрала к какой-то инфернальной сакуалле относится. Правда, мучающихся душ грешников здесь пока не видно, но думаю, в здешних краях не все так однозначно, может здесь кто-то и мучается, да я этого не вижу – где-то в недрах океана или в глубине леса, да мало ли еще где».
Тут Андрей припомнил картинку, которая в очередной раз взялась непонятно откуда, как души умерших со стертыми чертами кружит гигантский водоворот. Картинка была как живая, однако, в каком контексте он ее видел, припомнить не мог, как и все остальные его дежавю, однако душа его тут же наполнилась острым эмоциональным чувством необходимости куда-то идти, кого-то спасать, что-то преодолевать, какое, очевидно, двигало средневекового рыцаря в путь за подвигами во имя прекрасной дамы или на поиски Священного Грааля. При этом чувство было такое, что сам черт ему не брат, и ради высокой цели он может сразиться с любым драконом, любым великаном.
Как знать, возможно это было совпадением, а может быть действительно внезапные чувства Андрея, словно бы выхваченные из прошлой забытой жизни, включили некий механизм игры, однако в момент наивысшего эмоционального подъема, спровоцированного воспоминанием, он вдруг ощутил, что нечто когтистое и колючее хватает его за шиворот и поднимает вверх.  В следующее мгновение наш герой понял, что ближайшее к нему уродливое, разляпистое дерево, стоящее особняком на самой опушке, ожило, действительно оказавшись чем-то вроде толкиенского Энта, схватило его за шиворот и поднимает туда, где у вершины ствола просматривалось нечто, напоминающее заросшее ветвями человеческое лицо с глазами-головешками и уродливой щербатой пастью, из которой торчат огромные острые шипы, способные проткнуть Андрея, словно муху. К чести Андрея нужно сказать, что настоящая жуткая ситуация нисколько его не испугала (как и ситуация с гигантским спрутом). Он был на подъеме боевого настроения, уже ощутил свои неведомо откуда взявшиеся нечеловеческие силы, к тому же крепла уверенность, что все это только страшилки, и убить его, или даже принести какой-либо существенный вред, в принципе невозможно… по крайней мере, пока невозможно. Поэтому в тот момент, когда ветка уже подносила его к чудовищной пасти, Андрей, до поры усыпивший бдительность древомонстра непротивлением, вдруг резко вывернулся из цепких сучков большой ветви, сделал ловкий пируэт на соседнюю ветвь, затем, легко выломав ее, с силой загнал в зловещую пасть таким образом, чтобы пасть эту расперло, и она не могла захлопнуться. Древо, при этом, издало нечто среднее между воплем, стоном и скрипом, а из возникшей на месте выломанной ветви трещины-раны, полилась густая, обильная кровь.
- Ой, – ой, – ой, - передразнил монстра Андрей, пристроившись на другой ветке, у самого ствола, куда дерево почему-то не могло дотянуться другими ветками, - подумаешь, - веточку тебе обломили, - да у тебя еще сотня веток, из них большая часть – пересохшие! Тебя малость разрядить не мешает, чтобы более цивилизованный вид придать, - и с этими словами Андрей, словно юный шимпанзе, начал прыгать с ветки на ветку, ловко уворачиваясь от неуклюжих попыток древомонстра  его схватить. При этом Андрей могучими каратистскими ударами срубал ветви у самого основания, начав сверху, и спускаясь все ниже и ниже. После каждого разящего удара, дерево издавало полустон-полускрип, из обрубленного сучка начинала хлестать кровь, а оставшиеся ветви корчились от боли, все настойчивее пытаясь схватить свою жертву, так неожиданно превратившуюся в мучителя и убийцу. Вскоре, совершив немалое количество прыжков и оборотов вокруг ствола, Андрей спустился на землю, оставив после своих действий корявый ствол, залитый густой бурой жидкостью и гору обрубленных веток, некоторые из которых какое-то время продолжали слабо шевелиться, словно оторванный хвост у ящерицы. При этом ствол непрестанно издавал вопли и корчился, выплевывая из своих ран все новые и новые порции крови, как от толчков сердца.
- Ну вот, - сказал Андрей, не испытывая никакой жалости и сострадания к изуродованному чудищу, - вот я тебя и причесал, теперь ты на человека похож, вернее – на телеграфный столб. Есть такая шутка: что такое телеграфный столб? Это идеально отредактированная елка. Что ж ты, если такой непрочный, на мирных людей нападаешь? Я тебя не трогал, хотел по лесу прогуляться, а ты мной то ли поужинать, то ли позавтракать надумал!
Однако дерево не отвечало, возможно, было бессловесным, а может, говорить ему не давал сук, которым Андрей распер его рот с самого начала. В конце концов наш герой решил, что его гуманнее всего будет добить, чтобы не мучалось, и, поскольку ничего рубящего под руками не оказалось, то Андрей просто снес дерево в полете ногой, горизонтально вытянувшись над землей, как Брюс Ли, в классическом воздушном йока гере. Дерево надломилось пополам и упало на груду ветвей, все же попытавшись под конец накрыть всем своим весом Андрея, однако тот, обладая в нынешнем своем статусе сверхчеловеческой реакцией, выскочил из под ствола в самый последний момент. Впрочем, если бы его даже накрыло, Андрей не сомневался в том, что легко поднял и отшвырнул бы громадный ствол.
После всего случившегося, прекрасно осознавая, что это ни что иное, как очередной энергоемкий ход, Андрей развернул штурвал Меркабы, и перевел наломанную им кучу хвороста и древесины в энергию, которая тут же была поглощена Меркабой, и на месте образовавшейся пустоты возникла следующая сценка, подобно прежним, вызвавшая в памяти Андрея, острое воспоминание, оторванное, вроде бы, от контекста его прежней жизни: девочка лет десяти, но не Аня, хотя и знакомая ему (разумеется, ни кто такая, ни имени в памяти не всплывало) лезет на дерево и уже на большой высоте под ее ногой обламывается ветка, и девочка падает вниз головой. Казалось бы, трагический конец неминуем, однако, пролетев около метра, девочка цепляется ногами за ствол, ловко обхватывает его, затем разворачивается в нормальное положение и начинает спускаться вниз. Этим благополучным исходом, сценка и закончилась, а еще через некоторое время ее поглотил песок, что означало, что этот коротенький сюжет отправился в мир творческих прообразов.
«Так, так, - подумал Андрей, - похоже, что я эту девчонку от смерти спас, - (почему-то он был уверен, что знаком с иным исходом событий, где девочка упала на землю и разбилась), - не понятно, каким образом эта сценка на сюжет романа повлияет, но чувствую, что она довольно энергоемкая».
Андрей подождал какое-то время: а вдруг энергии теперь достаточно, чтобы осуществился желанный переход. Однако этого не произошло, Меркаба еще больше оконтурилась и заблистала, однако в окружающем Андрея мире ничего толком не изменилось, разве что исчезло то дерево на опушке, которое пыталось его сожрать и поплатилось за это собственной жизнью.
«Хоть бы знать, - думал Андрей, - сколько мне подобных подвигов надо совершить, чтобы на другой уровень перейти. Что же это за игра такая, где невозможно хотя бы примерно спланировать свои действия, ведь возникающие картинки, казалось бы, совсем не связаны с тем, что здесь происходит! Вернее, как-то, конечно связаны, например: здесь я замок строил, а там разрушал, здесь – дерево людоеда под орех разделал, а там девочка спаслась, и тем не менее, все это совершенно неопределенно, Меркаба все заряжается и заряжается, и сколько ей еще заряжаться надо, чтобы переход произошел – совершенно не ясно. Ладно, делать нечего, надо что-то дальше предпринимать, пока я только выяснил, что в момент возникновения у меня особенно яркого эмоционального состояния, что-то вокруг начинает происходить, в частности на меня кто-то нападает».
На всякий случай, особенно не веря в успех, Андрей попытался разрушить соседнее дерево, однако у него ничего не получилось: как он и предполагал, на это требовалось особое эмоциональное состояние, а тут, как и с попыткой повторного создания замка, он чувствовал, что энергия его покинула, и не ясно, когда он снова восстановится до рабочего состояния. Оставалось сделать вывод, что повторы здесь не проходят: все должно происходить спонтанно, и не он тут правила игры устанавливает. Хорошо, что какая-то сила его бережет, и когда события стремительно начинают развиваться, он обретает особые силы, позволяющие справиться с ситуацией. А то не исключено, что и спрут бы его в воду затащил, и дерево сожрало, и даже если бы он после этого воскрес, то Меркаба не получила бы необходимой порции энергии. Подумав (вернее, интуитивно почувствовав), что здесь ему больше делать нечего и заходить в лес не имеет смысла, Андрей направил свои стопы к отдаленным скалам зловещей формы, до которых идти, очевидно, было не меньше часа. При этом все дополнительные силы, казалось, оставили его: он не мог ни мгновенно перемещаться, ни взлететь (попробовав и то, и другое), хотя прежде в астрале это легко ему удавалось. Андрею пришлось целый час брести вдоль берега по направлению к мрачно темнеющим вдалеке скалам,  и хоть одно было хорошо, что обычная сила тяжести здесь не действовала, и ноги не утопали в песке.
«Наверное, так, - думал Андрей, машинально разглядывая унылый, однообразный пейзаж, - я использовал энергию разных стихий, и когда все имеющиеся стихии я задействую, то произойдет желанный переход на новый уровень, который приблизит меня к конечной цели. Какие же я стихии задействовал? Так, вначале был замок – это, наверняка, земля, потом спрут – явно – вода, затем дерево. Видимо индийская система стихий здесь не подходит, там никакого дерева нет, только земля, вода, огонь, воздух, эфир. А вот в китайской системе дерево есть. Так, вспомним систему У-син, там дерево присутствует, при этом одно подавляет, другое – стимулирует. Итак: вода – дерево – огонь – земля – металл. Значит, земля была, а так же вода и дерево… остается металл и огонь. Кстати, огонь, возможно, тоже был: черный магистр из огня возник и в огне исчез. Хотя пока не известно, считать это за очки, я ведь не знаю, заряжалась при этом Меркаба или нет. Но, допустим, заряжалась, это ведь пока лишь гипотеза, проверить невозможно, однако, что-то нащупывается, может быть, когда возникнут ситуации по всем пяти стихиям, которые с честью удастся разрешить, тогда меня и пропустят на следующий уровень. Не исключено, что огонь еще придется прорабатывать, а также не известно, как скажется характер действий: если замок – землю - я строил, то есть, стимулировал, то воду и дерево явно подавлял, однако Меркаба во всех случаях заряжалась. В системе У-син, правда, стихии еще какие-то перекрестные действия друг на друга производят, но каким образом, сейчас не вспомнить, возможно, когда снова активизируюсь, вспомню, но пока что голова весьма средненько работает. Кстати, сейчас я зачем-то к скалам иду, а это – явно не металл, а повторение стихии «земля», ее мы уже проходили, а где я здесь металл найду? Нету здесь никакого металла! Нет, наверное, китайская система стихий-первоэлементов здесь не  катит, или катит, то я как-то не правильно условия игры выполняю. А может, имеется в виду, что я царства должен проработать, а их, как известно, четыре: минеральное, растительное, животное  и человеческое. Если в этой системе отсчета мыслить, то первые три я хоть и не по порядку, но проработал, но где здесь последнему, человеческому взяться? Или должно появиться какое-то войско, которое я в одиночку должен буду разбить, и тогда меня пропустят на новый уровень? Однако не похоже, что здесь откуда-то люди могут появиться, и меня явно к этим скалам жутковатым тянет, а они, разумеется, к минеральному царству относиться должны. Нет, как тут голову не ломай, плохо что-то закономерности просматриваются, и либо я что-то не то делаю, либо стихии и царства здесь не причем, и алгоритм совсем другой. Тем не менее, Меркаба явно заряжается, только не ясно, сколько она должна заряжаться, и это совпадает с тем, что черный магистр говорил, хотя очевидно, что знает он гораздо больше, чем говорит».
Размышляя таким образом, Андрей добрался до скальной гряды, круто обрывающейся в море, дальше идти по берегу вдоль моря было невозможно, оставалось либо плыть, либо огибать скалы, далеко заходя вглубь суши, однако Андрей чувствовал, что в этом нет необходимости, и он остановился напротив ближайшей скалы, ожидая каких-то дальнейших подсказок. Скалы действительности казались мрачноватыми, словно несколько гигантских черных кристаллов торчали они из земли, и имели громадное количество таких же кристаллических наростов второго, третьего и так далее порядков, словно у гигантских мексиканских кактусов, выполненных в стиле кубизма. Рассмотрев структуру скалы, Андрей понял, что это и не совсем камень, скорее, железная руда, либо какой-то заржавевший металл с большим количеством минеральных включений
«Так, так, - подумал Андрей, - а моя версия насчет системы У-син, возможно что-то под собой имеет, скалы-то явно металлические, или из железной руды состоят. Получается все-таки вода-дерево-огонь-земля – металл, правда в другой последовательности, и с созиданием и угнетением не все понятно.
Какое-то время Андрей рассматривал темные громады, ожидая, что произойдет, но вначале ничего не происходило, затем он почувствовал что-то вроде томления в области сердца, как раз там, где возникал и исчезал свернутый штурвал Меркабы (с момента начала игры это состояние возникало всякий раз перед очередным эмоциональным подъемом), затем он вспомнил, что когда-то, в другой жизни так же стоял перед мрачной скальной грядой и не знал, что делать. Ах да, ему зачем-то нужно было пройти внутрь скалы, чтобы кого-то выручить… вот только кого? Этого он так и не смог вспомнить, однако почувствовал, что на него вновь накатывает волна героического эмоционального подъема. А ведь он тогда все же сумел каким-то немыслимым образом пробиться через скалу, и нейтрализовать гигантское чудовище, и вручить… вот только, что и кому? Помнится, был стремительный полет вверх, при этом он держал кого-то в объятиях… вот только кого? Да, кстати, как же он умудрился через многокилометровую скалу пройти, ведь это даже в астрале невозможно?
Андрей огляделся вокруг, и увидел, что среди ржавых каменно-металлических обломков, лежащих у основания скалы что-то поблескивает.
«Опять оникс, - подумал Андрей. Однако это оказался не оникс, а массивный золотой перстень с рубином, и перстень этот так же казался ему и знаком и незнаком одновременно, то есть он явно был связан с воспоминаниями о проходе через скалу, но как он у него оказался, Андрей припомнить не мог.
«Так, так – подумал наш герой, - лед тронулся, сейчас на меня снова будет какое-нибудь нападение или что-то в этом роде».
Он поднял перстень – тот как раз подходил ему на палец, - затем вспомнил, что когда-то, в другой жизни касался этим перстнем скалы, и тогда задуманное предприятие каким-то образом удалось осуществить.
«Что ж, - решил Андрей, - если сейчас на меня никто не хочет нападать, попробуем этот процесс подстимулировать». – Он сделал шаг к скале и приложил перстень к шероховатой, ржавой поверхности, и это прикосновение тотчас возымело действие, однако по несколько иному сценарию, чем прежде, хотя в чем-то более зловещему. Перстень, словно мощный конденсатор выпустил вглубь скалы яркую голубую молнию, которая миллионами искр и огненных змеек тут же разбежалась по поверхности скалы, особенно ярко вспыхивая вблизи мелких кристаллов, покрывающих, как иголки кактус выступы и наросты материнской скалы. Через минуту все эти тысячи и тысячи поблескивающих металлом кристаллов начали оживать, приступая к странному процессу самоорганизации: отдельные маленькие кристаллы, росшие друзами, вступили в сложное взаимодействие, как ожившие детали в детском конструкторе, и с немыслимой скоростью, словно по неведомой программе компьютера, начали выстраиваться в некие, пока еще непонятные схемы. Действо сопровождалось электрическим треском и вспышками маленьких вольтовых дуг, как при сварке, воздух наполнился запахом озона, и на месте многочисленных друз металлокристаллов, стали возникать забавные механические создания, напоминающие металлических пауков, муравьев, термитов, скорпионов, жуков, крабов и раков. Вскоре вся поверхность скалы была усеяна деловито мельтешащими, мелкими тварями, тускло поблескивающими в сером пасмурном свете, однако чудесным оживлением процесс не закончился. Андрей уж было, по опыту прежних этапов игры, решил, что эти механические твари на него набросятся, и приготовился к адекватному могучему отпору, однако вскоре выяснилось, что отпор этот не нужен. Легионы механических насекомых, паукообразных и ракообразных всех мастей (величина каждой особи, впрочем, не превышала размеров спичечного коробка) деловито приступили к утилизации той самой железорудной скальной гряды, на которой сидели, и процесс этот происходил с такой скоростью и точностью выверенной программы, что громадные скалы таяли прямо на глазах. Маленькие машинки вгрызались в ржавую поверхность с помощью клещей, хелицеров, каких-то странных сварочных агрегатов, вычленяли под собой кусочки породы, производили с ними замысловатые операции, в результате чего на свет появлялась какая-то очередная деталька, другая, третья, из которых затем быстро собирался механизм по образу и подобию создателей (как правило, над созданием одного механизма трудилось несколько ему подобных). Вскоре новоиспеченный металлический организм приступал к той же деятельности, что и его создатели, совершенно ничем от них не отличаясь, и процесс этого массового воспроизводства разрастался в геометрической прогрессии: тысячи превращались в миллионы, миллионы в миллиарды, и вся эта масса была охвачена только одним: созданием себе подобных. Андрей не успел заметить, как вся огромная поверхность величественной скальной гряды оказалось покрытой ровным слоем блестящих механизмов, тая под ними буквально на глазах, словно горы сахара под теплым тропическим ливнем (Андрей, правда, никогда не видел сахарных скал, поливаемых тропическим ливнем, но впечатление у него было именно такое). Довольно быстро общая площадь механизмов превысила площадь поверхности скал, членистоногие роботы все чаще стали наползать друг на друга в борьбе за производственные площади и наиболее расторопные из них (пока еще единицы), не сумев добраться до рудоносной поверхности (с каждой минутой это становилось все труднее), под шумок начали разделывать и утилизировать более мелких и менее подвижных соратников, явно иллюстрируя первые эпизоды естественного отбора. Однако на первых порах это было скорее исключение, чем правило, и подавляющее большинство механизмов занималось переработкой железной руды, на которой сидели. Разумеется, прогрессивное увеличение активной биомассы (вернее, механомассы) не могло не сказаться на качестве и отлаженности доселе бесперебойного процесса воспроизводства, а отдельные, пока еще редкие вспышки межвидового насилия приводили к возникновению испорченных и выведенных из строя экземпляров. К тому же и все увеличивающаяся сутолока не могла не сказаться на качестве производственного процесса, отчего среди качественных, квалифицированно работающих механизмов стали возникать разнообразные недоделанные уроды – квазиавтоматы, которые свою воспроизводящую функцию исполняли так же с дефектом. Возникали и некие мутанты, появившиеся в результате непредвиденной путаницы: крабомуравьи, паукожуки, ракотермиты, а так же еще более сложные индивидуумы, несущие в своем организме признаки всех исходных видов. Попадалось и вовсе нечто несусветное, когда одна путаница накладывалась на другую многократно, и эти уроды, чудом сохранив жизнеспособность, начинали воспроизводить себе подобных, все менее и менее похожих на своих предков, чем предыдущие. По мере того, как гряда катастрофически таяла, а популяция катастрофически разрасталась, все меньше и меньше оставалось представителей первоначальных исходных рас и все больше и больше становилось помесей, уродов и обычного металлолома. Впрочем, металлолом особенно не залеживался, поскольку не оказывал сопротивления, и быстро шел в переработку, по мере того, как докопаться до рудоносной поверхности становилось все труднее и труднее. Кстати, первые «чистые» экземпляры, подвергшиеся нападению, также не оказывали сопротивления, но по мере того как насилие приобретало лавинообразный характер, среди автоматов все чаще и чаще вспыхивали настоящие потасовки (в том числе и групповые), с использованием режущих и пилящих инструментов, а так же электро и газосварки.
Однако все, даже очень большое рано или поздно заканчивается, и наступил момент, когда железная гора была утилизирована до крупицы, и бесчисленное воинство маленьких, само и взаимо воспроизводящих автоматов оказалось на песчаном берегу. К тому времени они покрывали всю видимую часть берега, по крайней мере, ту ее часть, где совсем недавно стояла скальная гряда, затем хлынули в разные стороны по песку, тем не менее, аккуратно обходя то место, где стоял Андрей. Он был словно бы окружен силовым ореолом, метров десять в диаметре, и по какой-то причине ближе ни один механизм к нему не пытался подобраться.
«Что ж, - подумал Андрей с некоторым сожалением, - это даже хорошо, что они меня боятся, по крайней мере, без членовредительства обойдемся, - (он, почему-то, не сомневался, что в нынешнем своем состоянии способен справиться с любым количеством нападающих), - можно спокойно понаблюдать весь процесс, не вмешиваясь в его развитие. Интересно, куда приведет этот естественный отбор механизмов? Или после того, как они скалы переработали, у них инстинкт воспроизводства исчерпался? В любом случае все это забавно, но не ясно пока, в чем здесь моя созидательная роль проявится, и каким образом я Меркабу заряжу? Раньше все это были локальные явления, и они легко в «объектив» помещались».
Однако предположение Андрея по поводу того, что после уничтожения скальной гряды, программа аппаратов изменится, не оправдались, и мало того, события начали принимать все более драматический и лавинообразный характер. В скором времени вся масса механизмов разделилась на две категории: хищников и жертв, а отдельные сценки насилия, изредка встречавшиеся в бытность существования скалы, начали принимать характер массового побоища. При этом характер подобных побоищ, и, соответственно, эволюции, вызванной естественным отбором, происходил по нескольким направлениям. С одной стороны все больше и больше возникало аппаратов, отличавшихся быстротой реакции, и повышенной агрессивностью, которые нападали стремительно, и разделывались со своими ближними, используя преимущество в скорости, а так же способны были в одиночку собрать подобный себе механизм. Андрей, занявшийся классификацией увиденного, тут же записал их в разряд леопардов, хотя внешне они мало напоминали этих изящных, стремительных кошек. Другие, - и Андрей записал их в разряд шакалов, начали объединяться в группы, каждый из которой не отличался ни силой, ни скоростью, однако объединенными действиями способны были завалить, с последующей переработкой в детали, даже леопарда. Третьи –Андрей назвал их каратистами, использовали какие-то необычные приемы боя, что позволяло им легко справляться с достаточно примитивно и однообразно сражающимися автоматами. Четвертые обзавелись хилицерами и клешнями особой мощности, - Андрей назвал их омарами. Пятые во много раз усилили свою огненную мощь, расплавляя противников во много раз более мощными электрическими разрядами – вольтовыми дугами. Андрей назвал их почему-то магнеттами. Ну и в последнюю категорию хищников можно было отнести отдельных индивидуумов, отличавшихся значительными размерами, и, соответственно, грубой силой. Андрей назвал их слонами.
Помимо четко выделенных классов, существовало множество переходных и смешанных хищников, но всех их объединяло одно: все они предпочитали использовать в качестве производственного материала тихих неагрессивных «вегетарианцев», которые в основном были представлены исходными видами, только в исключительных случаях нападая друг на друга. Поначалу исходные виды составляли абсолютное большинство, но с каждой минутой их становилось все меньше и меньше, в то время как хищников – все больше и больше. И дело было не только в истреблении «вегетарианцев», с их последующим превращением в хищников, но и в том, что утилизировав последние куски руды, они продолжали попытки использовать в качестве строительного материала почву под брюхом, а почва к тому времени стала песком. К сожалению, ничего удобоваримого из песка создавать не удавалось, детали оказывались стеклянными, а механизмы, изготавливаемые из этого хрупкого, мутного стекла, чрезвычайно нефункциональными и, как правило, разваливались при первых попытках движения. Поэтому хищники процветали, а новоявленные «пескоеды» таяли с катастрофической скоростью, поэтому до поры до времени хищники старались друг с другом особенно не связываться, и занимались преимущественно тотальным уничтожением и переплавкой «песоедов».
И тут Андрей обратил внимание на одно странное явление: по мере того, как пока еще многочисленные «пескоеды» вгрызались в бескрайние просторы песчаного пляжа, и песок буквально таял на глазах, превращаясь в совершенно нефункциональных стеклянных кукол, вернее – их обломки, в месте наибольшей активности незадачливых, не сумевших перестроиться механизмов, стали возникать странные размывы в песке, через которые что-то непонятное поблескивало и просвечивало, словно песок составлял не такой уж толстый, поверхностный слой, а под ним скрывалось нечто другое, но не почва и не каменная порода. Заинтересовавшись этим явлением, Андрей двинулся в сторону ближайшего, все более увеличивающегося окна в массе песка и механизмов (как мы помним, механизмы расступались перед нашим героем в радиусе около 5 метров, чем Андрей неприминул воспользоваться). Подойдя к этому странному размыву, Андрей с удивлением обнаружил, что это и вправду окно из какого-то абсолютно прозрачного материала… нет, наверное, все же не материала, а силового поля, тем не менее, ступив на которое Андрей почувствовал, что стоит на твердой поверхности, до этого покрытой метровым слоем грязно-серого песка. Но не это было самым удивительным. Дело в том, что под собой мальчик увидел словно бы с высоты птичьего полета совсем другой мир, и в несчетный раз испытал привычное дежавю. Он явно когда-то видел эту картину, но не помнил, когда, при каких обстоятельствах, и что с ним в этом мире происходило. Он словно бы наблюдал ландшафт под собой через промоину, сидя на неторопливо проплывающим над землей низко летящем облаке, поскольку картина под ним и вправду медленно двигалась. Под ним проплывала зеленая степь, в центре которой возвышался округлый валун, и от валуна в разные стороны разбегались четыре дороги. Одна из них вела к занятному пригорку, вдоль склонов и на вершине которого расположился занятный городишко, окруженный крепостной стеной. Вторая - к синему морю со скалистым островом недалеко от берега, и белоснежной крепостью на том острове. Третья вела в дремучий лес, а четвертая самая длинная – к горным кряжам, среди пиков которых возвышались мрачные средневековые замки. Впрочем, более подробное описание открывшегося перед Андреем простора читатель сможет найти  во второй книге романа в главе «тридевятое царство – тридесятое государство». Именно этот вид открылся тогда еще нелитературному Андрею, только с несколько иного ракурса, но было и некоторое отличие. Со всех сторон у горизонта тридесятое царство было окружено полупрозрачной пленкой то ли густых испарений, то ли водной, постоянно колеблющейся. Она поднималась равномерно ввысь и терялась, сливаясь с голубыми просторами небосвода, на котором в прямом смысле улыбалось румяное, пучеглазое, веснушчатое солнышко с колючками лучей – словно длинных, торчащих дыбом волос и бороды. За колеблющимся экраном у горизонта тоже просвечивал какой-то пейзаж, но разобрать его Андрей уже не мог.
«Тридевятое царство, - догадался наш герой, - это и есть новый уровень игры!»
Однако попасть туда пока не представлялось возможным, поскольку невидимая перегородка, казалось, надежно перекрывала просвет в иной мир.
«Надо же, - подумал Андрей, - значит как раз подо мной находится сказочный мир. Выходит, здесь все по принципу бутерброда расположено, послойно, к тому же, этот мир движется относительно меня…интересно, что это может значить? А это значит, что подо мной один из слоев трансмифа Российской метакультуры – сакуала русских народных сказочных эйдосов, откуда народным сказителям и баянам приходили сказочные образы, и из них богатое воображение рисовало Иванов-царевичей, Василис Прекрасный, богатырей, змеев Горынычей, кащеев бессмертных и прочей нечисти – и все это в антураже тридевятого царства. Интересно, насколько одно влияло на другое, и насколько их собственное воображение меняло здешние картины. Впрочем, я отвлекся! Чутье мне подсказывает, что рано или поздно я через эту силовую перегородку проберусь, тогда и будем с новой ситуацией разбираться, а пока досмотрим, чем «железная мистерия» закончится! Чувствую, что развязка уже близка».
Андрей отошел от песчаного размыва и переключился на творящиеся вокруг драматические события. За то время, пока он разглядывал открывшийся перед ним новый мир, события из мира автоматов заметно продвинулись по вполне предсказуемому сценарию. К этому моменту первичная неагрессивная раса прекратила свое существование, и об их былом процветании свидетельствовали только осколки мертворожденных стеклянных автоматов, да многочисленные промоины в песчаном берегу. Поле активной производственной деятельности превратилось в поле бесконечной битвы, где каждый сражался с каждым, группа с группой и сильнейший уничтожал слабейшего. К тому же бойцам уже толком некогда было заниматься воспроизведением, поскольку стоило одному уничтожить другого и заняться переработкой его в себе подобного, как на него тут же нападали другие, лишенные материала воспроизводства. Поэтому только в редких случаях какому-то счастливцу удавалось воспроизвести свою полноценную копию, а в подавляющем большинстве воспроизводилось огромное количество артефактов, которые тут же становились легкой добычей «полноценных». Иногда это приводило к переизбытку материала воспроизведения настолько, что, порою, битвы стихали, и хищники на какое-то время были полностью заняты воспроизводством. Впрочем, мирные передышки быстро заканчивались, поскольку неспособных сопротивляться артефактов хватало ненадолго и поднаторевшие во взаимоуничтожении хищники вновь приступали к своему грязному занятию с последующей неполноценной переработкой побежденных. Нетрудно догадаться, что подобную смену циклов Андрей обозначил периодом мира и периодом войны.
«Надо же, - думал наш герой со все более усиливающимся интересом, - все как в жизни, и чем дальше заходит дело, тем разумнее и предсказуемее идут события. Не удивлюсь, если вскоре командиры и пушечное мясо появятся, ведь не только же в области силы и ловкости эволюция должна осуществляться, но и в области разума».
Андрей не ошибся. Поскольку эволюция в диковинном автоматическом мире разворачивалась с немыслимой скоростью, вскоре действительно возникли некие сообщества, в которых явно наметилось разделение функций. Похоже, некоторые автоматы научились общаться друг с другом, и как по мановению волшебной палочки, стали возникать боевые сообщества, которые Андрей обозначил, как протогосударства. Поскольку эти образование тут же получили значительное преимущество, то прошло сравнительно немного времени, и прежде хаотичное массовое побоище стало дифференцироваться на отдельные функциональные группы, и чем дальше шло дело, тем в большие сообщества эти группы начали сливаться. В них все отчетливее и отчетливее происходило разделение автоматов по обязанностям, и вскоре Андрей выделил координаторов, с явно увеличенной головной частью, зато уменьшенными ногами, челюстями и клешнями. Они практически не участвовали в баталиях, но явно координировали боевые группы, совершавшие набеги на ближайшие территории. Отдельные боевики же напротив были лишены собственной инициативы и разума, зато оказались прекрасно вооружены целым арсеналом вооружения: клешнями, циркулярными пилами, мощными вольтовыми дугами и стремительными ногами. Эти существа наконец-то избавились от доселе присущей каждому индивидууму функции воспроизводства, поскольку дальнейшее совмещение боевых и рабочих навыков казалось бесперспективным. По мере все большей и большей специализации возникали чисто рабочие группы, которые уже не воевали, и только максимально квалифицированно исполняли разделку и сборку механизмов, но не по своему образу и подобию, а как того требовала общественная необходимость, из материала, который доставляли солдаты. Впрочем, доставкой вскоре стали заниматься особые, транспортные части, а солдаты только воевали, и, разумеется, оказывались основным материалом, из которого клепались все остальные члены государства. Итак, помимо солдат, рабочих, транспортников и правителей-координаторов возникла полиция, которая оберегала бесперебойную вахту рабочих и координаторов, и если вначале у каждого протогосударства было лишь по одному координатору, то по мере усложнения сообществ, их становилось все больше и больше: координаторы второго, третьего и так далее порядков. При этом Генеральный координатор вообще постепенно утрачивал функции движения и защиты, все более и более напоминая системный блок компьютера, без рук, ног и челюстей, другие же, подчиненные «интеллектуалы» движения отнюдь не утрачивали и разделились по функциям: координатор армии, координатор рабочих, координатор транспортников, координатор полиции. Подобное разделение общества тут же возымело результат, поскольку другие, менее организованные и функционально недифференцированные «племена» оказались куда менее жизнеспособными  и вскоре были поглощены все более и более разрастающимися «тоталитарными сообществами» с максимально отлаженной функциональной дифференцировкой. Прошло сравнительно немного времени, и подобных стремительно разрастающихся «государств» уже можно было перечесть по пальцам. И тут возникла еще одна проблема, до поры до времени не проявлявшаяся. Центральные координаторы «государств», всю энергию направляющие на руководство, окончательно утратили функцию движения и самозащиты, а излишняя зацентрализованность, до поры до времени дававшая явные преимущества системы, обернулась катастрофой. Вскоре некоторые планировщики боевых операций сообразили, что для того, чтобы уничтожить и «переработать» вражескую державу, достаточно уничтожить центрального координатора, поэтому направляли все основные силы своей армии на лобовой удар по генеральному управителю, личная охрана которого не способна была отразить удар «регулярных войск». В результате центральный координатор разрезался на запчасти, а вся с таким трудом выстроенная пирамида обрушивалась, поскольку, лишенная управления, безмозглая толпа автоматов утрачивала целенаправленность действий, и легко уничтожалась с последующей переработкой.
Все это приводило к тому, что отдельные «тоталитарные государства» поглощались полностью, другие же разваливались на несколько мобильных групп, хорошо приспосабливающихся к изменениям обстановки, где функции центральных координаторов, взяли на себя координаторы отдельных групп, мобильные, активные, быстро осваивающие новые, прежде несвойственные им обязанности. Правда, чтобы противостоять «тоталитарным империям», им приходилось вступать в межгосударственные отношения, образуя военные блоки без жестко закрепленного центра и это к конце концов привело к желанному успеху: оставшиеся тоталитарные гиганты были окончательно добиты и утилизированы.
Увы, торжество победителей длилось недолго, вскоре все участники военных блоков перегрызлись между собой, и наметившаяся, было, тенденция к возникновению «единой конфедерации независимых государств» потерпело сокрушительное фиаско. Мир снова распался на множество постоянно воюющих сообществ и любая тенденция к централизации и порядку каждый раз оборачивалась хаосом, который затем снова стремился к упорядочиванию, порою наступая на прежние грабли, порою изобретая новые ходы общественного развития.
Андрей стал свидетелем возникновения и крушения самых разнообразных общественных моделей, эпидемий изобретательства средств нападения и защиты, что, в конечном итоге привело к ядерной войне, уничтожению девяноста процентов населения и длительному периоду одичания, правда, без войн, пока скатившиеся до первобытного состояния роботы долгое время занимались воспроизведением себе подобных из огромного количества расплавленного металла, оставшегося в результате нескольких ядерных атак двух наиболее продвинутых в военном отношении конфедераций.
Впрочем, и этот этап завершился, и история, казалось, возвращалась на круги своя, когда Андрей заметил, что это уже не совсем повторение пройденного, поскольку отчетливо наметились две основные тенденции у разных групп автоматов. Одна тенденция была в прогрессивном укрупнении отдельных индивидуумов, с их максимальной автономностью и универсальностью, при этом Андрей заметил, что чем выше ростом и мощнее сложением становятся отдельные автоматы, тем более человекообразную форму они принимают, все больше и больше напоминая многофункциональных роботов-трансформеров, имеющих в своем арсенале немыслимое количество средств обороны и нападения. Живи Андрей в девяностые-двухтысячные годы, он, несомненно, узнал бы в них многочисленных терминаторов и робокопов разных типов, заполнивших экраны телевидения и кино в наше время.
Другая же тенденция наметилась явно в сторону нано-робототехники, где отдельные боевые и воспроизводящие индивиды становились все меньше и специализированнее, а их сообщества все больше напоминали сборные организмы, состоящие из огромного множества мельчайших, правда, свободно перемещающихся частиц. При этом, как показалось Андрею, отдельные частицы в своем крайнем выражении являлись малюсенькими единицами и ноликами, правда, настолько маленькими, что обычным «земным» зрением Андрей не смог бы их разглядеть, и подобный вывод ему позволило сделать использование некого внутреннего микроскопа – сверхспособности, перешедшей к нему из свернутого сознания атланта Тора. Внешне же все эти нанороботовые облака выглядели как обычный туман или дым, но только туман этот был подвижен, мог то сгущаться, то разряжаться, создавая мгновенно возникающие и распадающиеся скопления в целях нападения, защиты, а так же переработки материала. Эти свойства позволяли оптимальным образом реагировать на возникшую ситуацию.
Надо ли говорить, что эти две параллельно существующие и развивающиеся тенденции нашли свое логическое завершение в том что, в конечном счете, в живых остались только два персонажа: километровый гигант-трансформер, вооруженный самыми немыслимыми средствами защиты и нападения: силовыми полями, лазерами, огнеметами, плазменными аннигиляторами и другими, неведомыми Андрею орудиями уничтожения. С другой стороны фигурировало неопределенных размеров нано-робото облако, словно по мановению волшебной палочки превращающееся в не менее разнообразные средства защиты, нападения и воспроизводства. На этой фазе, наконец, наступил подвижный баланс сил, поскольку ни облаку не удавалось уничтожить самовоспроизводящегося трансформера до конца, ни трансформеру до конца деактивировать и переплавить нано-роботовое скопление, состоящее из мириадов единиц и ноликов. При этом чаша весов инициативы и успеха колебалась то в одну, то в другую сторону. То нано-робото облаку ценой неимоверных потерь удавалось оттяпать значительную часть плоти гиганта, однако гигант, в совершенстве владевший функцией самовосстановления и, пользуясь заметным ослаблением противника, быстро воспроизводил утраченные части тела, одновременно продолжая боевые действия и, в конечном счете, наносил могучий удар-реванш. Однако заметно поредевшее облако рассеивалось, лишая, таким образом, трансформера объекта нападения, а затем, используя всеохватность и преимущество в скорости, быстро восстанавливало себя в прежнем объеме. Затем эскалация военной мощи вспыхивала с новой силой.
«Интересно, - думал Андрей, - что означает эта схватка супергигантов? Пока эти два монстра не возникли, вся здешняя эволюция весьма напоминала человеческую: сначала на биологическом уровне, затем на общественно-социальном. Разумеется, со своей металлической спецификой. А нынешняя картина что может означать? Наверное, в биологическом лагере такой финал невозможен, ведь не может же одна половина человечества превратиться в единого гиганта, а другая – рассеяться на клеточки, объединенные единым, пространственно недифференцированным разумом? Скорее всего, это не в буквальном смысле надо принимать, а в иносказательном, хотя, пока не ясно, какую параллель тут проводить. Однако эта нескончаемая битва изрядно поднадоела, и не похоже, что в ближайшее время кто-то победу одержит. Кстати, совершенно не ясно, что в таком случае победитель делать будет, если функцию воспроизводства не утратит, металл-то в этом случае кончается? Сейчас-то он у них на непрерывную самопочинку расходуется».
Андрей подумал, что, наверное, пора применить Штурвал и закончить затянувшуюся битву гигантов, тем более, похоже, что уж сейчас-то он должен перейти на следующий уровень, а там его, возможно, ожидают новые правила игры. Однако медлил, словно чувствовал, что привычные манипуляции с Меркабой на этот раз могут привести к нехорошим последствиям, и нужны какие-то другие, но с другой стороны, не оставаться же ему на веки вечные у этого мрачного моря Антивечности!
В этот момент Андрей почувствовал легкое прикосновение к плечу и, очнувшись от своих размышлений, увидел, что рядом с ним стоит черный магистр.
- Здрасьте, - растеряно поздоровался Андрей, - не думал, что вы так быстро объявитесь. А впрочем, здесь время как-то по-особенному течет, так что я даже затрудняюсь сказать, сколько в действительности минуло. Если судить по событиям  этой железной мистерии, то целая эпоха прошла. Целая цивилизация роботов успела народиться, пройти все циклы видового и социального развития, и вот, похоже, застопорилась на каком-то неопределенном этапе: совершенно непонятно, сколько времени эта битва гигантов продолжаться будет.
- Наверное, до бесконечности, если их, конечно, не остановить, - поморщился черный магистр, глядя, как робот-трансформер, дождавшись, когда облако вновь уплотниться для каких-то своих тактических действий, выпустил в его сердцевину тонкую струю плазмы, которая, врезавшись в уплотнившуюся массу, превратилась в огненный шар, который лопнул, практически полностью расплавив нано-сообщество железных микроорганизмов, превратившееся в огненный ливень жидкого металла. Однако кажущаяся победа оказалась ложной, поскольку с двух сторон от гиганта возникли два других облака (очевидно, первое было просто отвлекающим маневром), мгновенно сформировали что-то вроде двух створок циклопического пресса, которые с невиданной силой схлопнулись, попытавшись расплющить великана, однако тот, с поразительностью для своих размеров проворностью отпрыгнул в сторону, тем не менее, потеряв меж створок пресса несколько функциональных конечностей. Впрочем, несмотря на то, что эти конечности тут же были растворены и использованы для пополнения поредевших рядов единичек и ноликов нано-облака, робот гигант быстро утилизировал застывшее озерцо металла, соорудив из него новые боевые конечности, пользуясь заминкой в лагере противника, занятого, в свою очередь, восполнением собственных потерь. Таким образом, в очередной раз было восстановлено статус кво.
- Как же их остановить? – с безнадежностью спросил Андрей, - такие супермашины! Это, тебе, не с глупого дерева сучки обрубать. Слава Богу, что эти монстры мной совершенно не интересуются, а прежняя популяция  так и вовсе шарахалась.
- А вы штурвальчик задействуйте, - сверкнул на Андрея глазами магистр, - возможности Меркабы безграничны, и вы использовали лишь мизерную их часть. Другое дело, что пока эти возможности находятся в потенциальном, незадействованном состоянии, но ваша задача, в конечном счете, и заключается в том, чтобы их активизировать. Надеюсь, вы и сами понимаете, что пока это безобразие тут, на побережье, не прекратится, на новый уровень вы перейти не сможете, необходимо завершение цикла. Пока что у вас все удачно получалось, события ведь могли и по-другому развиваться, и вы бы здесь еще черт знает, на какой период застряли, однако каждый раз верные решения принимали, и меня, можно сказать, переигрывали.
- Что-то я вашего участия не припомню, - пожал плечами Андрей, - если оно и было, то какое-то незаметное, и совершенно не ясно, в качестве противника вы выступал, или в качестве союзника.
- Значит, - усмехнулся магистр, - я неплохо играл, если вы того не заметили. Раскрывать свои карты, как вы понимаете, не в моих интересах, иначе, зачем вообще игру затевать. К тому же в том, что здесь происходит немалая доля непредсказуемости и импровизации.
- Но если вы ни в чем не заинтересованы, - спросил Андрей, - зачем тогда вообще здесь появились?
- Не то, что я вообще ни в чем не заинтересован, - ухмыльнулся магистр, - я заинтересован в вашей максимальной творческой инициативе и самостоятельности, тогда игра становится интересной, иначе, это то же самое, что с самим собой в шахматы или карты играть. Я же вам говорил, что могу появиться перед вашим переходом на новый уровень, а это, похоже, вот-вот произойдет. Что это будет за уровень, разъяснять не намерен, сами разбирайтесь, одно могу сказать, чтобы вы попусту время не теряли: там несколько иные правила игры, и вам необходимо будет вычленить главное звено, для того чтобы использовать это в качестве фактора перехода на новый уровень.
- И что же это за главное звено такое?
- Разбирайтесь сами. Одно могу сказать: дальнейший вектор перехода должен осуществляться от общего к частному, а не в коем случае не наоборот, иначе вас совсем в другие края занесет. Поэтому, тактика, которую вы здесь использовали, там не пройдет и штурвал Меркабы там так же по-другому использовать придется.
- А что значит «от общего к частному»?
- Больше, пока, ничего сказать не могу, думаю, вы на месте сами разберетесь, ваш потенциал растет с каждым ходом, а Меркаба, сама при, этом, заряжаясь, дает  вам неистощимый источник творческих сил.
- Так это я от Меркабы таким суперменом периодически становлюсь, - спросил Андрей, несколько уязвленный.
- Можно и так сказать, хотя правильнее сформулировать, что она в нужный момент активизировала ваш скрытый творческий потенциал, а так же активизировала объект, соответственно вашему личному настрою. Каждый раз получалось так, что вы и эмоционально и действенно реагировали правильно, поэтому события складывались в оптимальном для вас режиме… но самое главное, в оптимальном режиме складывались события в романе, к которому вы имеете самое прямое отношение, они тут главную энергию Меркабе поставляют.
- Конечно, - сказал Андрей, - все это лестно слышать, однако, по-моему, тут все само по себе складывалось, и я тут не причем. Да и сценки из романа Меркаба присылала, я их не придумывал.
- Все верно, но она могла присылать и совсем другое, внутри нее колода тасуется в бесчисленном количестве вариантов. Правильные действия породили правильные фрагменты, без которых повествование либо застопорится, либо пойдет по нежелательному варианту. Как вы понимаете, в любом романе есть эпизоды, которые, меняй, – не меняй, никак не скажутся на общем ходе истории, есть же такие, в случае изменения которых, сюжет меняется кардинально. При этом, как в жизни, порой все зависит от мелочи, нелепицы, как в известном английском стишке:

Не было гвоздя –
Лошадь захромала.
Лошадь захромала –
Командир убит –
Армия разбита, армия бежит.
Враг заходит в город, пленных не щадя,
Оттого, что в кузнице
Не было гвоздя.

Таким образом, отсутствие гвоздя может привести к гибели целого города, все зависит от рокового стечения обстоятельств. Однако не будем предвосхищать события, необходимую информацию я вам дал, теперь все от вас зависит.
- Значит, до встречи, - сказал Андрей, чувствуя, что магистр его скоро покинет, - надеюсь, еще увидимся?
- О, да, несомненно!
- Так вы рекомендуете это безобразие прекратить?
- Разумеется, если вы цените собственное время, и лучше всего, аннулировав одну из сторон… впрочем, это ваш ход. Меркаба максимально зарядится только в том случае, если ситуация исчерпает себя полностью, иначе, ее энергии не хватит для перехода на следующий уровень.
С этими словами черный магистр исчез без каких-то сопутствующих эффектов, очевидно решив, что сюжет с горящим кустом себя исчерпал.
- Аннулировать… аннулировать, а как их аннулировать? – проворчал Андрей, - и кого из них проще? Ясно, что в данной ситуации моих способностей бойца явно недостаточно. Этого, километрового, я, разумеется, не смогу уложить, а как с нано-облаком бороться, еще менее понятно».
Андрей чувствовал, что гигант-трансформер ему более симпатичен, и он с большим удовольствием ликвидировал бы цифровое облако,  и тут у него родился план, за осуществление которого он тут же принялся.
«Надо, - решил Андрей, - переместить цифровое облако в иное измерение, а ближайшее иное измерение – это мир под нами, тридевятое царство…»
Неожиданно в его голове появилось знание того, что силовые поля перегородки может уничтожить мощное магнитное поле определенных (он знал каких) параметров, создаваемое генератором особой конструкции. А откуда этот генератор взять? Мгновенно, как ответ на вопрос, возникла чья-то (непонятно чья) подсказка, что штурвал Меркабы можно использовать в качестве силовой программирующей установки, и если эту информацию направить в нано-облако, перепрограммировать его на создание магнитной установки, то нано-роботы таковую создадут из собственной цифровой массы, которая, превратившись в магнитный генератор, все, до остатка провалится через силовое поле, разделяющее две параллельных сакуаллы, в параллельное пространство. Правда, Меркабе нужно передать программу действий в виде математических формул перепрограммирования, а Меркаба, в свою очередь, их усилит до необходимых параметров. Эти математические формулы тут же появились в голове Андрея, как когда-то возникли знания, как создать фрактальный тоннель, принципиальное устройство машины времени, антигравитационный экран для левитации и математические характеристики черной дыры. Тут он, неожиданно понял, что все эти чудеса уму удавалось создавать с помощью недифференцированной энергии Меркабы, а знания, как эту энергию использовать, приходили из чудесной вставки, являющейся информопакетом со свернутым сознанием атланта Тора.
Развернув штурвал Меркабы привычным способом, Андрей мысленно передал ему необходимую информацию, которая, преобразованная, тут же была направлена в те места пространства, где фиксировалось разъединенное на несколько фрагментов цифровое облако. Не прошло и нескольких секунд, как перед Андреем прямо из воздуха возник громадный агрегат, чем-то напоминающий магнитную катушку с сердечником. Не успел наш герой это мысленно прокомментировать, как прибор громко загудел, очевидно, приступив к генерированию магнитного поля, и буквально в ту же минуту провалился под землю, оставив после себя огромное окно, подобное тем, в одно из которых Андрей рассматривал параллельный мир. Мальчик подошел к окну. Оказалось, что силовое поле уже снова схлопнулось, и прямо под ним, на фоне степи и панорамы тридевятого царства расплывалось огромное облако цифрового тумана. Этот туман – Андрей это хорошо помнил, - он уже видел в прежнем существовании: именно он окутывал сказочное чисто-поле, но тогда ему была неведома природа этого неестественного тумана. Теперь же его происхождение стало понятным: таинственный туман и был тем самым нано-облаком, вершиной развития цивилизации автоматов, в которое снова обратился гигантский генератор, оказавшись в пространстве тридевятого царства.
«Интересная штуковина получается, - думал Андрей, - этот цифровой туман я уже видел в ином бытии. Вернее, не  совсем я, но мой двойник, передавший мне, по меньшей мере, часть своей памяти. Но ведь это облако я только что в тридевятое царство переправил! Может, это какой-то другой туман? Да, нет, почему-то я абсолютно уверен, что именно тот самый, так же как абсолютно точно знал математическую формулу превращения нано-облака в генератор. Выходит, облако, или туман, было в тридевятом царстве до того, как туда, с моей помощью, попало? Абсурд? Впрочем, почему, абсурд? Я уже перемещался вдоль вектора времени в том и противоположном направлении. Наверное, мой двойник уже побывал в будущем, относительно текущего момента. К тому же, он проживает в другом слое, а как там время идет, относительно моря Антивечности, самому Богу известно, может, вообще идет в противоположном направлении».
От размышлений Андрея  отвлек оглушительный треск и скрежет. Оказалось, что робот-гигант, о котором он совсем забыл, оставшийся без своего неуничтожимого противника, оседает, рассыпаясь на отдельные детали, совершая беспорядочные конвульсивные движения, с помощью которых, по-видимому, развинчивались и разъединялись все стыки и соединения его бесчисленных функциональных частей.
«Чего это он, - недоуменно подумал Андрей, - похоже, решил жизнь самоубийством закончить. Впервые вижу робота-самоубийцу! Что-то я вообще ничего не понимаю! Я ведь ликвидировал его единственного противника, и ему теперь никто не мешает. Казалось, теперь можно заняться чем угодно: хоть созидательным трудом, хоть активным отдыхом, хоть самопознанием и самосовершенствованием. Живи себе и радуйся, а он сам же свою жизнь и оборвал! Выходит, он только и мог существовать в состоянии войны, а жизнью и активностью обязан был своему злейшему врагу. Теперь же, когда его не стало, то исчез и всякий смысл существования. Да уж, поистине машинная логика! А впрочем, почему только машинная? И у многих людей смысл жизни есть, покуда существуют враги или идет война, а как только враги уничтожены и война заканчивается, становится ясным, что смысл жизни был только в этом, и они уже ничем больше заниматься не способны. Американцы называли это состояние «вьетнамским синдромом». Так же и мой железный экстремал – без экстрема жить не смог».
Тем временем гигантский робот окончательно осел на землю горой металлолома и затих. Андрей какое-то время подождал: а вдруг из этих деталей опять что-то начнет формироваться. Однако ничего не происходило, очевидно, некая программа полностью себя исчерпала, и нового витка эволюции не предвиделось.
«Что ж, - подумал Андрей, - как видно, финита ля комедиа, остается «сфотографировать» эту железную гору и, если черный магистр не обманул, - в путь».
Мальчик провел обычные манипуляции со штурвалом Меркабы, и после того, как груда металла исчезла, оказалось, что с Большой Меркабой у горизонта происходит нечто новое. На ее поверхности сформировалось несколько десятков окон, часть из которых соединялись друг с другом будто бы специально подогнанными выступами, как в детской головоломке, где из разрозненных фрагментов надо восстановить целую картину, и получается это лишь тогда, когда выступы подходят друг к другу. В данном же случае это были живые картинки-фрагменты сюжета известного читателю романа. Кое-какие из них оказались состыкованы друг с другом, но большая часть была разбросана по гигантскому многограннику в беспорядке. Андрей понял, что в свободные места Меркабы должны будут вписаться какие-то новые картинки, которые соединят сюжет в единое целое, в некое повествование, в историю.
«Это и будет роман «Размывы», - подумал Андрей, - над которым работает мой двойник или создатель… так, выходит, именно в результате моих действий ткань сюжета формируется? Любопытно получается: литературный персонаж создает сюжет, который затем каким-то образом в сознание автора трансформируется! Но с другой стороны, автор сам этот персонаж  создал в своем сознании, и цепь замыкается».
Андрей с интересом стал наблюдать, как на многочисленных экранах космического кинотеатра появляются все новые и новые, как стыкующиеся, как и не стыкующиеся сценки.
Вот худощавый молодой человек с темными усиками («Вадик Крюков, но моложе» - узнал его Андрей) переходит проезжую часть, куда-то явно спешит и не видит, что прямо на него несется автомобиль, и когда до неизбежного столкновения остаются доли секунды, останавливается и оборачивается, словно кто-то его окликает. В этот момент машина проносится буквально в шаге от него, и шаг этот он не сделал только потому, что его кто-то окликнул, либо ему показалось. И тут же в пространстве Меркабы произошло сцепление нескольких сцен, которых никогда не произошло бы, не обернись тогда молодой человек, поскольку в противном случае его бы, несомненно, сбила машина. Андрей, примерно тридцатилетнего возраста, сильно похудевший, с несколько болезненным видом разговаривает по телефону с тоже повзрослевшим Вадиком Крюковым, и вот уже следуют сценки таежной экспедиции, в которой Андрей никогда бы не принял участие в случае гибели Вадика.
Аналогичным образом объединились еще несколько сценок, без которых не свершились бы  многие ключевые события нашего романа, а без них это было бы совсем другая история. Не будем их все описывать, поскольку не имеет смысла повторять знакомые фрагменты, отметим лишь тот факт, что известные читателю сюжетные линии начинались в Меркабе со сценок за текстом, опущенных автором ввиду их незначительности, но которые, свершись они по-другому, привели бы совсем к иным ситуациям, и, в конечном счете, к совсем иной сюжетной линии романа. Приведем буквально несколько из них: Серега Кубарев не приглашает Андрея на свою репетицию, в результате чего наш герой не знакомится с Маркеловым. Мама Андрея не возобновляет отношений со своим бывшим поклонником, в результате чего Андрей не переезжает в Москву. Леночка не находит в себе смелости пригласить малознакомого Андрея на свой день рождения, в результате чего тот не знакомится с Чечиком. На вызов к Лиане Кремлевой уезжает другая бригада, и Андрей никогда с Лианой не знакомится.
Подобных примеров можно бы было привести немало, однако все это была лишь малая толика, подавляющая часть ячеек Меркабы, которая в данный момент являла собой только начавшее заполняться пространство романа, была пуста. Тут до Андрея дошло, что ему, судя по всему, придется каким-то образом заполнить все эти пустоты таким образом, чтобы отдельные сценки образовали непрерывное повествование. А может и не все, может, только определенную часть...
Как только Андрей это подумал, от горизонта до горизонта перелистнулась гигантская страница, Меркаба исчезла, и в ту же секунду мальчику показалось, что земля под ним (вернее песок) переворачивается, словно вращающаяся доска, и сам он летит куда-то в темноту. Когда же он пришел в себя, то понял, что покинул неприветливое побережье моря Антивечности, и, следовательно, перешел на второй уровень.
 
 



















ГЛАВА 12

ИГРА. ВТОРОЙ УРОВЕНЬ

Место, в котором Андрей очутился на этот раз, было ему знакомо и незнакомо одновременно. То есть, он его узнавал, но совершенно не помнил, при каких обстоятельствах и в каком статусе здесь побывал, однако был уверен, что когда-то, в ином существовании, долго шел через степь, что-то чрезвычайно интересное там наблюдал, затем переправлялся через речки, шел по какому-то необычному городку. Конкретных происшествий Андрей не мог припомнить, он только узнавал то, что видел, и, возможно, окажись ему сейчас на пути змей Горыныч, три богатыря или Робин Бобин, он бы, несомненно, узнал и их. Так теперь было явно знакомо все то, что открылось перед ним, как только он пришел в сознание: и этот терем, выложенный из пряников, леденцов и сахарной глазури с множественными крылечками, наличничками, ложными куполами в виде маковок и луковок, в карикатурном виде напоминающий и без того несколько карикатурный храм Василия Блаженного. Был ему знаком и чудесный яблоневый сад с огромными румяными золотыми яблоками, тяжело свисающими над неестественно изумрудной травой. И эта церквушка в отдалении, похоже, сложенная из пасхальных яичек и просвирок. Вот только этих статных стрельцов картинно застывших около расписного крыльца красна-терема, он явно не видел раньше, словно в прошлый раз площадь перед царским жилищем (Андрей почему-то был уверен, что это именно царские палаты) была пуста, и странно, вроде бы перед монаршими апартаментами всегда положено охране находится. И еще Андрею показалось, что тогда все здесь было гораздо меньшего размера: и холм, на котором пристроился терем, и сам терем, и сад, и церковка, хотя ручаться, конечно, Андрей не мог.   А может, он сам тогда был гораздо большего роста, чем сейчас? Ведь часто же так бывает, что пятиэтажный дом, в котором ты жил в раннем детстве, по прошествии многих лет кажется не такой громадиной, как тогда. А двор, а пруд в парке? Впрочем, в астрале все могло поменяться очень быстро, с подобными явлениями Андрей сталкивался довольно часто.
Итак, наш герой стоял посреди небольшой дворцовой площади и глазам его открывался скособоченный городок, прилепившийся к склонам пологого холма, окруженный такой же скособоченной крепостной стеной. В отдалении виднелись уже знакомые ему странная белая речка с разноцветными берегами в виде восковых наплывов от гигантских свечей, и зеленая рощица и чисто поле, сине море-окиян, и дремучий лес с избушкой на курьих ножках на опушке, а совсем в отдалении  застыл зловещий горный пейзаж с черными замками на вершинах. Даль была абсолютно прозрачна, так что даже горный пейзаж, который, по всем естественным законам, должна была скрывать голубоватая дымка, выглядел столь же отчетливым, как и ближайшие предметы. Тут Андрей, почему-то, подумал, что такой прекрасной видимости, по идее, быть никак не должно, поскольку буквально только что сверху он видел над всем этим пейзажем густой туман, образовавшийся от только что провалившегося в эту сакуаллу нано-облака, и так быстро рассеяться он не мог, поскольку это даже не пар, а металлические частицы-микроавтоматы. Да и потом, этот самый туман, он явно видел тогда, в другом образе, правда, сам его потом, неведомо как, развеял. А впрочем, тут не было ничего необычного, мало ли что могло произойти в астрале, он даже сам не мог понять, почему его так заинтересовала проблема с туманом, словно бы кто-то специально навязал ему эту мысль, а ведь, если разобраться, проблема-то выеденного яйца не стоит: да хоть осел этот туман в траву – и нет его, однако почему-то жила уверенность, что туман должен стоять в воздухе, так же как, по идее, вот эти самые стрельцы должны были его схватить и оттащить на дознание в какую-нибудь тайную канцелярию: как-никак вдруг прямо с неба объявился человек на закрытой территории (терем окружала высокая ограда из длиннющих сахарных палочек) не иначе, с целью покушения на дражайшую монаршую жизнь. Правда, ребенок, но мало ли какие подозрительные дети бывают в тридевятом царстве! Андрей почему-то вспомнил старый фильм по украинской народной сказке, который лет в пять произвел на него неизгладимое впечатление, про мальчика-богатыря Катигорошка. Так что прецедент ребенка, наделенного богатырской силой, в тридевятом царстве наверняка имелся.
Тем временем стрельцы вытянулись перед Андреем во фрунт, время от времени ударяя бердышами о землю, и явно выказывали все признаки служебного трепета и почтения, словно перед ними стоял не десятилетний мальчик, а сам батюшка царь-государь, либо даже еще выше рангом. И только тут Андрей вспомнил, для чего он здесь оказался, и что его ждет продолжение странной игры, которую он затеял на первом уровне, и что прежний способ сбора информоэнергии для Меркабы здесь не подходит. Из объяснений черного магистра следовало, что он должен сделать какое-то одно правильное действие: каким-то образом вычленить самое важное звено в этом царстве-государстве, после чего окажется на новом, третьем уровне, который должен символизировать собой переход от общего к частному. Интересно, что это значит? И если даже удастся вычленить главное звено, то, как должен он со всем этим поступить? «Сфотографировать» штурвалом Меркабы, как раньше, или нечто другое? Пока совершенно не ясно, как неясно, что ждет его в том случае, если он выполнит какие-то неправильные действия? Останется здесь на веки вечные или перейдет на какой-то «неправильный» уровень, который только отдалит его от намеченной цели: выйти в земное пространство и трансформироваться в полноценного Андрея Данилова? (О своей главной задаче, связанной с гипотетическим спасением человечества, в настоящий момент он забыл вовсе).
«Ладно, - подумал наш герой, - до сей поры интуиция вела меня правильным путем, даже непонятно теперь, что и на каком этапе могло получиться как-то не так, все само собой складывалось, и магистр мне явно подольстил, что я его переиграл. Лестно конечно слышать такое от самого Мефистофеля, котя совсем не ясна пока его роль в этой игре. Однако и особого удовлетворения тоже нет, вроде бы в том, что все правильно сложилось, нет никакой моей заслуги, хоть демон и пытался убедить, что это полностью моя заслуга. Что ж, в конце концов, важно, что перешел, и будем надеяться, что мой ангел меня и дальше не оставит!»
«Или дьявол?» – прозвучал в его сознании лукавый голосок, но Андрей тут же притушил этот уголек подозрения.
«Наверное, - продолжал он размышлять, - надо вступить в контакт с местным населением, там, глядишь, и выяснится, с чего начинать».
Поскольку никакого местного населения, кроме застывших по стойке смирно стрельцов, в закрытой царской резиденции вроде бы не обнаружилось, Андрей, было, собрался обратиться к стражам с каким-нибудь нейтральным вопросом, допустим, в духе английской традиции – «прекрасная погода, не правда ли»? – (а погода и вправду стояла прекрасная), как вдруг резная пряничная дверь красна терема отворилась, и на крылечко вывалилась целая делегация. Впереди чинно выступал, несомненно, сам царь-батюшка, который, несмотря на важный и степенный вид выглядел как-то мало внушительно: какой-то дурацкий зеленый кафтан до земли с огромными пуговицами, чем-то напоминающий стручок гороха, – («так это и есть царь-Горох», - подумал Андрей), - маленького росточка, чуть выше десятилетнего Андрея, с жиденькой бороденкой, конопатым носом-картошкой и явно не по размеру массивной золотой короной, которая держалась на оттопыренных ушах. То есть, образ вполне подходил под знаменитого царя из «Федота стрельца, удалого молодца», правда Андрей знать этого не мог, поскольку знаменитая стихотворная пьеса была опубликована несколько позже описываемой нами истории.
Слева от царя, чуть позади, как требовал этикет, толпились, всячески пытаясь обратить на себя внимание, пестро разряженные, толстые румяные тетки в кокошниках («мамки и няньки», - догадался Андрей). При этом каждая из них держала в руках какое-то лакомство: сахарные петушки на палочках, тульские пряники, кубки с медом, и время от времени пыталась подсунуть все эти сласти батюшке-царю. Справа колыхались окладистыми седыми бородами еще более внушительные дядьки в собольих шубах и высоченных бобровых шапках. Подобно теткам, дядьки держали в руках внушительные грамоты, со свисающими массивными печатями, свернутые в свитки («явно бояре», - решил Андрей), и так же время от времени пытались подсунуть какой-нибудь из свитков вместе с гусиным пером царю на подпись. Так же среди свиты Андрей обнаружил скомороха в дурацком колпаке, с дудкой, и двух стрельцов саженного роста, копию застывших по стойке смирно у крыльца, очевидно доложивших царю о появлении на режимной территории странного гостя, поскольку царь-Горох ничуть не удивился появлению Андрея, и наоборот смотрел на него с явным удовлетворением, словно давно ждал появления здесь столь дорогого гостя. Однако, присмотревшись к нему подслеповатыми глазками, явно сменил выражение лица, да и не мудрено, вид Андрея мало подходил к данной обстановке, к тому же представления о моде в тридевятом царстве были, наверняка, иные.   
- Что-то чудные нынче добры молодцы пошли, - проговорил царь-Горох надтреснутым старческим дисконтом, подойдя к Андрею и рассматривая его, как некую заморскую диковинку, - то ли дело, в прежние времена: не витязи – орлы! Нешто ты рассчитываешь с Кощеем Бессмертным сразиться? Оно, конечно, мы понимаем, раз птица тебя призвала, значит, так тому и быть, да уж больно хлипкий ты какой-то! Годков-то тебе сколько? И одет – чуднее не бывает! Конечно, Иванушка-дурачок – тоже не Илья-Муромец, но все же постарше и покрепче, к тому же ловок и умен не по-дурацки! Мы понимаем, нынче Илью и даже Алешу Поповича не дозовешься, слишком важными шишками стали, да и битвы с супостатами непрерывные, как их отзовешь, но уж Емелю-то на самоходной печи можно было прислать, уж он-то никогда шибко перегружен не был.
- Стоп, стоп, стоп, - прервал его Андрей, не совсем еще разобравшийся в правилах здешней игры, тем не менее, не чувствующий ни трепета, ни почтения к этому карикатурному царьку. Напротив, чем глубже погружался он в дебри странной игры, навязанной черным магистром, тем больше он ощущал собственную значимость, и тем ничтожнее казались ему здешние персонажи. – Вы меня явно с кем-то перепутали. Во-первых, меня сюда никто не посылал, я прихожу куда хочу, и никто мне тут не указчик, во-вторых, как-то не вежливо получается: ни тебе «здрасте», ни «как здоровье»! Я уж не претендую, чтобы в терем пригласили, накормили, напоили, баньку истопили да спать положили. - («Наверное, - подумал Андрей, - это я слишком загнул, так не к царю-Гороху, так к бабе Яге всякие там Иван-царевичи обращаются. Эх, плохо я русские народные сказки знаю, никогда их не любил, даже в раннем возрасте, даже не помню, что в таких случаях царю говорить надо. Да и потом, он меня явно не за того принял, хотя, несомненно, кого-то ждал. Какого-нибудь там Иван-царевича… хотя, Иван-царевич должен быть его сыном, значит, не годится»).
- Что-то уж больно дерзок ты, - повысил свой надтреснутый дисконт царь-Горох, при этом, как-то неуверенно оглядываясь на мамок-нянек и бояр, очевидно, боясь потерять лицо. - Ты как это с царем-батюшкой разговариваешь? В ноги не падаешь, челом не бьешь? А где «не вели казнить, вели слово молвить»? Это что ж такое делается, разве раньше бывало такое?!
- Никогда не было! – раздались нестройные возгласы из свиты, - даже Емеля себе подобных дерзостей не допускал! Совсем птица разум потеряла, присылает какое-то юное чучело, отродясь такого не было!
- В суп ее пора, - пробасил один из бояр, однако, судя по всему, сказал это не подумавши, поскольку тут же изменился в лице и спрятался за спины окружающих.
Царь испуганно посмотрел куда-то в сторону крыши своего терема и резко прервал самостоятельные высказывания:
- Цыц! Молчать, когда царь-батюшка глаголет! – Затем явно с фальшивой угрозой обратился к Андрею.
- Тебе что, прежде голову не рубили? Смелый больно! А смелым ты в бою быть должен, а с царем-батюшкой почтительным!
«Забавно, - подумал Андрей, - можно подумать, у них тут каждому по многу раз голову отрубали! Видно же, что старый хрыч меня боится, однако харахорится, страх нагоняет». – Почему, собственно, царь в окружении дюжины статных стрельцов должен бояться его, десятилетнего мальчишку, было не ясно, однако Андрей не сомневался, что дело обстоит именно так, поскольку все здесь происходящее словно бы разыгрывалось по чьему-то сценарию, и Андрей не сомневался, что в этом сценарии ему уготована главная роль, и вообще, с несвойственной ему ранее самоуверенностью, он был уверен в том, что все происходящее, вращается именно вокруг его персоны. И это было тем более странно, поскольку еще совсем недавно он ощущал себя жалким Пиноккио, мечтающим стать настоящим мальчиком. А впрочем, все это происходило с эйдосом, не настоящим Андреем и, очевидно, несвойственные Андрею качества были результатом творческой фантазии автора, приписывающего самому себе новые черты.
- Голову мне ранее не рубили, Бог миловал, - сказал наш герой, и в голосе его прозвучали стальные нотки. Может, ваших холуев и устраивает положение, что им регулярно башку отсекают, но меня оно не устраивает! И хотел бы я посмотреть на того молодца, который подобное со мной проделать попробует! Со всей ответственностью заявляю: ни вы, ни я бы ему не позавидовали. Что же касается моей дерзости, то тут явное передергивание фактов: я-то с вами как раз в рамках приличия изъяснялся, а вы начали с того, что рассматривали меня, словно жеребца на ярмарке, а потом и вовсе до хамства и смехотворных угроз скатились. Может, в вашем учреждении и принято, чтобы вам в рот заглядывали и в ноги падали, а я к этому не привык, так что попрошу сменить тон и обращаться на «вы», как я к вам обращаюсь… мы с вами на брудершафт не пили!
У царя отвисла челюсть, глаза вылезли из орбит, и какое-то время он молчал вместе со своей свитой. Андрей подумал, что сейчас, наверное, он кликнет своим стрельцам схватить наглеца, и без всякого суда отдаст распоряжение тащить Андрея на плаху. Он даже успел порассуждать на тему, как ему эффектней с этими молодцами расправиться (а если для виду поначалу поддаться, то и с палачом тоже): толи применить последовательно 5 главных шаолиньских стилей Кунг-фу, толи что-нибудь магическое, допустим, из руки, или огненный шар, можно и что-нибудь связанное с остановкой времени, однако ничего такого не потребовалось.
Царь (хотя  Андрей  только подумал о расплате и ничего вслух не высказал), втянул голову в плечи, затем приблизился к Андрею и тихо забормотал, обдавая его странной смесью запахов сырого лука, квашеной капусты и семечек:
- Ой, не позорьте нас перед свитой, добрый молодец, нешто мы не знаем, что стоит вам захотеть, все здесь разнесете, камня на камне не останется. Раз птица вас прислала, то, как бы вы ни выглядели, все одно, силушка у вас богатырская! Только не было раньше такого, чтобы так с царем-батюшкой обращались, это ж какой страм перед подданными! Всегда прежде добры молодцы с царем почтительны были, и не перечили, когда царь-батюшка грозился голову отрубить. Мало ли чего он грозиться! Все ж знают, что добру молодцу голову отрубить нельзя, как ни старайся. Потому  добры молодцы всегда прежде великодушны были и правил не нарушали, поскольку от птицы посыльные. Им ведь одно только и надо было, что супостата сокрушить, царевну вызволить, на ей жениться и полцарства получить! А ежели кто из коварных братьев его убивал, так на то ж и живая вода, чтобы молодцев оживлять. А ныне все с ног на голову стало: и добрый молодец, какого никогда видом не видывали, и говорит не то, что положено, да еще, чую, на царскую угрозу (которая, знамо дело, понарошку) Бог знает, чем ответить собрался.
- Во-первых, - сказал Андрей, с неприязнью отодвигаясь от царя, брызгающего ему в щеку и ухо слюной, - никакие птицы меня не вызывали и не уполномочивали, я здесь сам по себе, а во-вторых, я с вашими странными правилами этикета не удосужился познакомиться. Я привык к культурному общению между воспитанными людьми, и хамства терпеть не намерен даже от батюшки-царя! Да и какой вы мне, к ляду, батюшка! Я вообще не являюсь гражданином вашего государства, и на меня все ваши внутренние распорядки не распространяются.
- Как так, не птица тебя вызывала? – уставился царь на Андрея. – А кто ж, тогда? Страница-то надысь перелистнулась, и царевна наша, Несмеяна, в вечор Кощеем бессмертным была похищена. Ах, да, про птицу баить не принято, и без того все знают, что она тут всем привычным ходом вещей заправляет, и раз ты сейчас здесь, то должен быть добрым молодцем, хоть и не похож нисколько! А впрочем, на то она и птица, чтобы время от времени условия менять, мабуть с сего дня все добры молодцы так выглядеть будут?
- А может нонче они и говорить с царем не так будут! – в тон ему добавил Андрей.
- Как так? – все не мог принять неизбежного царь, - хотя, оно, конечно, ежели птица решит… только ведь не было прежде такого!!
- Раньше много чего не было! – строгим голосом продолжал гнуть свою линию Андрей, - если бы вы знали, что нынче в реальном мире творится, вы бы вообще голову потеряли! Так что привыкайте, и до вас скоро новая волна докатится, а то вы все тут перепрели, в своей квашне!
- Это откуда же она катится? – странно посмотрел на него царь.
- Оттуда – неопределенно махнул рукой Андрей, - откуда надо, оттуда и катится…
- Ах, так ты, стало быть, бусурманин! – вдруг пришла в голову царю гороху новая идея. – То-то я смотрю, ты вроде как не из наших! Ну, ежели так, тоды все ясно! Ты, милок, видать сюды проник, чтоб нашпионить, и наши порядки на свой лад перекроить! То-то я слыхал, что вы там лягушек едите и в бане не моетесь! А раз так, то мои ребятки с тобой живо разберутся! Птицу он, видите ли, не знает! Где ж такое слыхано, чтоб птицу не знать! Ясно, шпион! Эй, робяты! – крикнул он дюжим стрельцам, вытянувшимся на всякий случай во фрунт, явно не понимая, что происходит, - ну ка, взять мальца, да отвесть в тайную канцелярию к Малюте Сорокопятову, пусть ка выпытает, откуда сей, да с каким умыслом!
Стрельцы, которые, наконец, получили программу действия, вышли из оцепенения и с бердышами наперевес, обступив Андрея кругом, начали сужать кольцо. Со стороны эта сцена, очевидно выглядела весьма нелепо: дюжина здоровенных бородатых детин окружили хрупкого десятилетнего мальчишку в шортиках, и того и гляди поднимут его на острия своего табельного оружия, но Андрей прекрасно сознавал, что в астрале, как правило, опасность представляет совсем не тот, кто выглядит грозно. Нехорошо ухмыльнувшись царю и своим противникам,  наш герой собрался, было, переловить их за древки бердышей, возможно слегка замедлив время вокруг себя, да закинуть куда-нибудь поэффектней, - допустим, на крышу терема… либо в пряничную стену, разумеется, пробив эту стену дюжими стрельцами… да, и еще неплохо, чтобы в стенах остались дырки в форме растопыренных тел этих самых стрельцов, но затем это показалось ему слишком быстрой и примитивной забавой. Андрею почему-то захотелось разыграть более длинный спектакль, ведь это так дальновидно, для вида подчиниться противнику, чтобы посмотреть, до какой же степени низости и коварства способен он опуститься. При этом прекрасно сознавать, что никакого вреда в действительности противник причинить тебе не может, ты же, напротив, в любой момент способен развалить тут все до основания, так, что камня на камне не останется. Тем более, не мешает обезвредить не только тупых исполнителей – стрельцов, но и главное зло – этого самого Малюту Сорокопятова, который, несомненно, является прототипом исторического Малюты Скуратова, а по возможности, и палача. А по свершении справедливого возмездия, можно и с царем поговорить по душам, главное, в этом случае, он будет иметь право как следует порезвиться, не превышая норм дозволенной самообороны. Неожиданно Андрей понял, что успех или неуспех его странной игры во многом зависит от неких нравственных императивов, а значит и силой, тебе данной, надо распорядится с умом, особенно, если в силе этой ограничения нет, ведь тогда всех раскидать и все разрушить – слишком примитивный ход.
«Собственно, а почему я уверен, что в силе ограничения нет? – подумал Андрей, - ах да, я же литературный герой, причем – главный, а главному литературному герою автор любую силу приписать может, однако же, не  приписывает, иначе повествование неинтересным будет! Какой же интерес в сюжете, где главный герой не встречает никакого достойного сопротивления от своих врагов! Ясно, что, в конечном счете, добро должно победить зло, но ведь сперва героя должно как следует помытарить и миссия его в какой-то момент должна быть на грани срыва! Наверное, я прав, наверное, чтобы игра шла в нужном мне направлении, я должен был эту истину усвоить, иначе, слишком просто получается…», - и когда стрельцы подступили к нему вплотную со всех сторон, упершись в грудь бердышами, Андрей соорудил из своего лица мину плохо скрываемого испуга, и срывающимся голосом объявил:
- Я протестую, вы не имеете права! Без ордера на арест, без понятых! Требую вызвать консула из нашего посольства!
Увидев, что Андрей явно растерял свои позиции, царь-Горох облегченно вздохнул, приосанился, обернулся к своим подданным и с важным видом произнес.
- Вот так-то, царь ваш батюшка всех наскрозь видит! Нешто могут добры молодцы вида такого непотребного быть?! А ведь по всем законам именно добрый молодец должон был явиться! Намудрила птица, что-то новенькое выкинула, а ведь и шпион-бусурман мог оказаться силы неведомой, как, например, Кащей бессмертный. Тот ведь тоже, хоть и наш, а крови бусурманской. Вообще-то прежде так не бывало, чтобы два врага один за другим являлись. – Андрею же он сказал:
- Щас, будет тебе и консул, и проконсул, и орден без понятых! Думал, под добра молодца странного вида прикинуться? Думал, наши рубежи и силы подглядеть, да фонтан винный отравить? А с ним и царя-батюшку? Так царь-батюшка вашего брата-шпиона за сто верст видит! Остается только выяснить откедова ты, из какого царства-государства, да какие конкретные виды имел. Ведите ка его, братцы, в тайную канцелярию, к Малюте Сорокопятову, он ему быстро язык развяжет, да выяснит, откель, в таком странном виде, да какой злой умысел имел.
С этими словами царь Горох небрежно махнул рукой куда-то в сторону, очевидно давая понять, что дальнейшая судьба Андрея абсолютно прозрачна, и ему, царю-батюшке совершенно не интересна.
Андрей, тщательно сдерживая смех, опустил голову и, подчиняясь толчкам бердышей в спину, уныло побрел в указанном направлении, а стрельца, по-прежнему глядя на Андрея с некоторым недоумением и опаской, нестройной толпой двинулись за ним, то и дело, подталкивая его в спину бердышами, корректируя тем самым направление. Собственно, идти оказалось недалеко, каземат располагался в небольшой пристройке к терему, напоминающей вход в обширный погреб. Андрей был подведен к низенькой, но, очевидно, чрезвычайно массивной двери, после чего один из стрельцов постучал в нее древком бердыша, очевидно, каким-то особо оговоренным стуком. Дверь тут же словно бы сама по себе отворилась, и Андрея втолкнули в тайную канцелярию так, что он кувырком прокатился по лестнице и упал навзничь на каменный пол, тут же оказавшись в сумраке и затхлой атмосфере подземелья. Разумеется, он мог бы легко выдержать толчок совместных усилий и сотни стрельцов, просто придав своему телу свойства каменной стены, однако для пущего куражу не только поддался, но и несколько переусердствовал, проделав гораздо больше уморительных кувырков по крутой лестнице, чем того требовала обстановка. Тут же два здоровенных бородатых молодца в фартуках, с закопченными разбойничьими рожами схватили его под руки и поволокли к массивному столу, за которым сидел рыжий приземистый мужик, напоминающий Бармалея, и, не глядя на Андрея, что-то записывал в амбарную книгу пестрым гусиным пером. Какое-то время он не поднимал на Андрея своего единственного глаза (второй, разумеется, был скрыт за черной повязкой), продолжая что-то неуклюже выводить пером, затем с тяжелым вздохом оторвался от писанины и вперился в нашего героя своим единственным красным навыкате глазом. Андрей подумал, что, окажись он в подобной ситуации в обычном мире, в Энрофе, штаны его, скорее всего, были бы в данный момент мокрыми, и он испытывал бы ужас, несопоставимый ни с чем ранее испытанным. О чем говорить, если даже кресло стоматолога было для него (вернее, для его двойника, ощущения которого в целом проецировались на сознание Андрея-эйдоса) чересчур серьезным испытанием. А какие ощущения могут вызвать у человека встроенные в стенку дыбы, специальный стол с ржавыми зажимами, весь в пятнах плохо отмытой крови, всевозможные щипцы и клещи, явно не для столярно-слесарных работ и жаровня с пышущими углями, в которые уткнулись раскаленные до красна железные пруты и крюки. А эти жуткие молодцы с волосатыми ручищами, до колен, с закопченными рожами и обезьяньими челюстями, - настоящие антропофаги, причем антропофаги, предпочитающие поедать свою жертву заживо, в присутствии родных и близких. Разумеется, Андрей никогда не был в пыточных застенках, разве что в каком-то музее видел экспозицию, посвященную средним векам и инквизиции с демонстрацией восковых муляжей, изображающих допрос еретика, поэтому все было для него внове, и, тем не менее, изнутри его распирало бурлящее веселье. Он ясно осознавал, что все, его окружающее лишь причудливая игра энергий, контроль за которыми находится полностью в его руках, а вернее, в области груди, где в свернутом состоянии находился штурвал Меркабы, гарантирующий его могущество. Ему стоило немалого труда продолжать спектакль, где он фигурировал в роли насмерть перепуганной жертвы, как ни подмывало его продемонстрировать, наконец, свою богатырскую силу и развалить тут все до кирпичика, как того весьма резонно опасался вначале царь Горох.
«Интересно, - думал Андрей, - как весь этот пыточный арсенал согласуется с астральной текучестью материи? Это ведь одна лишь имитация, тут нельзя ни кости поломать, ни суставы на дыбе вывернуть! Тут можно человека на мелкие части порубить, и он все равно через некоторое время снова сформируется, - не случайно царь Горох интересовался, не рубили ли мне раньше голову! Так зачем весь этот спектакль? А впрочем, и вправду, спектакль! Ведь на сцене же изображают и убийства, и казни, а зрители этому искренне сопереживают, иногда даже слезу пускают, хоть и сознают прекрасно, что никто на самом деле никого не убивает и голову не сечет. А здесь тоже спектакль, только на тонком плане, и выглядит все куда более натурально, чем всякие театральные и даже киношные имитации. Что ж, меня приглашают сыграть, и я сыграю!»
Тем временем жуткий Бармалей – Малюта Сорокопятов закончил рассматривать Андрея своим упыриным взглядом, который, по идее, и без всякой пытки должен был загнать душу Андрея в самые пятки и выудить из него все секретные сведения, сокрытые в его шпионской голове, а так же заставить подписать любой документ, любое признание, угодное батюшке-царю, чтобы потом со спокойной душой отправится на плаху. В конце концов, такой сценарий выгоден и ему самому, и заплечных дел мастерам, как самый дешевый, самый быстрый, наименее трудоемкий и наименее болезненный.
- Ну что, голубчик, - ласковым голосом Джека-Потрошителя осведомился Малюта, - как тебя звать-величать, из какой стороны заслан, с каким умыслом?
- Нэ понимать по-русски, - начал валять дурака Андрей, - трэбовать консул, я есть нэприкосновенный лицо!
- Ах, значит, по-русски мы не понимаем? – Нежно улыбнулся начальник тайной канцелярии, - стало быть, что иностранец, стразу признались! Ну что ж, уже и это немало, однако, странно получается! Только что у крыльца царского весьма бойко по-нашему калякал, а нынче враз все взял, да забыл! Ну что ж, такое в нашем заведении бывает: и родной язык забывают, а порой его даже проглатывают. Только ведь, милок, все бесполезно! Видишь этих двух симпатичных детинушек? Так они не только безъязыкого говорить заново обучали, они и мертвому язык развязывали! Так что рекомендую, не дожидаясь второй части нашей душевной беседы, вспомнить русский язык, и все по пунктам изложить, касаемо себя и ведомства, тебя пославшего. А чтоб было тебе, мил человек, проще, мы все пункты эти на грамоте изложили, и тебе, родной мой, остается только эту грамоту подписать. Ну что, понятно я излагаю? Кстати, ты говоришь, проконсула позвать? Ну, так продолжай, голубь, говори, какого проконсула, какого царства-государства, наш солнце-царь со многими заморскими королями дипломатический контакт поддерживает.
- О, проговорился я! – картинно схватился за голову Андрей, утратив всякий иностранный акцент, - нет мне прощения, болтуну неразумному! О, язык мой – враг мой! – затем вскинул на Малюту взор, полный отчаянного мужества героя-пионера и выкрикнул фразу, достойную Гайдаровского мальчиша-Кибальчиша, - ничего не скажу тебе, палач-мучитель, проклятый, и Великую тайну свою военную не выдам!
- Ну что ж, - нехорошо улыбнулся начальник тайной канцелярии, - добром, стало быть, не хочешь… однако русский язык ты вспомнил, стало быть, одной проблемой меньше, пальцы, стало быть, для письма не нужны, ежели все устно изложить можешь, значит можно их, в случае упорства, по суставчикам тупой пилкой перепилить. Эй, робяты, на дыбу его, да, для начала, по первой степени! Да поаккуратнее, канальи, может сам царь-батюшка изволит наведаться!
- Не изволь беспокоиться, ваш скобродь! – прогудел один из горилл, - нешто впервой, нешто свово дела не разумеем!
«Интересно, - думал наш герой, пока два палача со зловещим лязгом стягивали ему запястья ржавой цепью. Как Андрей и предполагал, боль он не ощущал вовсе, и знал, что в любой момент может на выбор: либо разорвать дюймовую сталь, либо сделать руки тоньше, и свободно вытащить их из любого замка, либо сделать проницаемыми и «просочить» через эту видимость стали, - а они понимают, что эффективные пытки подобного рода здесь просто невозможны? Или им и вправду кажется, что здесь все по-настоящему? Да и вообще, есть у них самосознание, или это просто муляжи-автоматы, которые некую программу выполняют? Если верно последнее, то нужно какие-то неадекватные действия предпринять, тогда их программа сбой даст, ведь если у них и жертва всегда по программе работает, то есть, механизм отлажен, то все до самого конца будет выглядеть натурально, и их не разоблачишь…
Пока Андрей, корчась и издавая стоны, таким образом размышлял, один детина подтащил его к балке, расположенной примерно в трех метрах над полом, поднял, как пушинку и подвесил за руки, связанные за спиной, на крюк, другой же неторопливо подошел к жаровне и начал, словно мангальщик, деловито помешивать угли. В это время палач, непосредственно занимавшийся подвешиванием Андрея, резко дернул его за ноги, в результате чего руки, за спиной должны были выскочить из плечелопаточных суставов, доставив, тем самым, невыносимую боль. Однако произошло нечто непредвиденное. Руки Андрея не просто поднялись над головой, вывернувшись из суставов, но и чудесным образом вытянулись до такой степени, что палач, по привычке рванув его всем своим весом, дотянул Андрея до самого пола, до которого он не доставал больше полутора метров, при этом руки оставались зафиксированными на крюке дыбы.
- Ой – ой – ой! – жалобно заверещал Андрей, что вы с ними сделали! Как я теперь с такими руками в высшем свете покажусь, как теперь дам на танец ангажировать?! Придется теперь к доктору Цукерману обращаться, чтобы он их мне снова укоротил, как частенько после спецзадания. А знаете, сколько такая операция стоит? Весь мой гонорар за шпионскую вылазку!
Эффект удлинившихся рук произвел на заплечных дел мастеров совершенно шокирующее действие, хотя, по всем законам астрального мира, тем более, сказочного слоя, подобные феномены никого не должны были удивлять. Однако, как видно, именно в тридевятом царстве о них ничего не слышали, поэтому долгое время, пока Андрей охал и приплясывал на полу, тем самым еще более вытягивая руки, троица мучителей молчала, затем тот, который подвешивал Андрея, пробормотал:
- Отродясь не видывал, чтоб руки резиновые были, не иначе какие-то заморские штуки, может нынче всем шпионам такие приделали. Ваше скобродь, - обратился он к Малюте, - что делать прикажешь, бок ведь прижигать на весу положено, иначе не по уставу получится. А вдруг он еще длиннее их вытянет, и бегать начнет? Несподручно работать будет!
Тем временем Андрей, которому пришла в голову новая идея, укоротил свои руки и вновь повис в метре от пола, правда, для пущего эффекта какое-то время поболтался на них, словно на пружинках.
- Слава Богу, - сообщил он палачам, не придется Цукерману платить, сами на место встали…
Малюта, который, наконец, обрел дар речи, попытался вернуть утраченное, было, лицо, и важно сообщил:
- Это мы слыхали, насчет того, что шпионам в некоторых заморских странах резиновые руки приделывают, чтобы их можно было в недоступное место просунуть… однако он снова на место скакнул, так что можно его слегка пришкварить по инструкции. А с руками опосля разберемся, может, вообче их, на хрен, отрубить придется, чтобы с панталыку не сбивали… ежели, конечно, царь-батюшка возражать не станет.
- Можно и за ноги подвесить, - подал голос второй палач, который тоже только что пришел в себя и начал старательно мешать угли толстым прутом, словно от перемешивания как-то зависела степень накала этого прута, - это инструкции не противоречит.
- Можно и за ноги, - с видом эксперта важно кивнул Малюта, ведь не могли же они ему и ноги резиновые приделать. Ну, каково! Изворачиваются бусурманы, только держись, а нашему брату – волнения да хлопоты, того и гляди, инструкцию нарушишь! А за нарушение по головке не погладят, враз и сам на дыбе окажешься.
Итак, заплечных дел мастера приняли решение продолжать утвержденную кем-то свыше программу допроса, второй палач вытащил раскаленный прут из жаровни, многозначительно поднес его к носу Андрея, и уставился на Малюту, очевидно ожидая команды к началу истязания раскаленным железом. Малюта же, правда, с некоторым сомнением в голосе хрипло произнес:
 - Ну, малец, гутаперчивый, последний раз спрашиваю, какое задание от своих бусурманских начальников получил? Все равно расскажешь, и что знаешь, и что не знаешь, и никакие резиновые руки тебе не помогут!
- Во-первых, - все тем же беззаветным голосом Мальчиша Кибальчиша истязаемого буржуинами, отчеканил Андрей, - руки мои не резиновые, а по специальному патенту выращенные, и это тоже военная тайна, а во-вторых, не боюсь я вас, душегубы поганые, и тайну свою великую не выдам! А родина-мать меня не забудет, и товарищи мои боевые за гибель мою на боевом посту отомстят, и книжки обо мне напишут, и песни сложат:
Плывут мимо пароходы – привет Мальчишу!
Летят мимо самолеты – привет Мальчишу!
А идут мимо пионеры – салют Мальчишу!
- Вот, ведь, разговорился, - с видом сожаления вздохнул Малюта, - ну что ж, дабы ты впредь не болтал всякие вирши непотребные, и на вопросы согласно протоколу отвечал, придется тебя все же поджарить. Давай, Титок, но не сразу и не наскрозь его, а помаленьку, чтобы прочувствовал дела свои скорбные.
Титок, которому, как видно, давно уже не терпелось заняться любимым делом, да сдерживали всякого рода нелепые инструкции, аккуратно, словно спичку на ветру к сигарете, поднес прут к боку Андрея (разумеется, рубашку с него давно сорвали) и удивленно на него посмотрел, поскольку тот не завизжал и не задергался, решая в этот момент вопрос (боли он, конечно, не чувствовал) какую реакцию на данный вид пытки продемонстрировать. Затем, приняв решение, заверещал:
- Ой – ой – ой, - заморозите, буржуины, проклятые, - затем произошло следующее. Место, к которому был приложен раскаленный до красна прут и большая часть реберной зоны Андрея покрылась белыми хлопьями инея, а вместо зловонного дыма горящей плоти, из-под раскаленного прута пошел морозный парок, да так интенсивно, что жаркий каземат тут же изрядно охладился.
Глаза трех незадачливых мучителей снова, как по заказу, вылезли из орбит, и вновь наступила тишина. Затем пытающий каленым железом недоуменно отвел прут в сторону и сунул его в ведро с водой, желая убедиться в объективности происходящего. Объективность тут же была подтверждена, поскольку вода покрылась тоненькой корочкой льда, который начал задорно потрескивать. Желая окончательно убедиться в невозможном, Титок вытащил прут из воды и осторожно коснулся его пальцем, но тут же взвыл и запрыгал по каземату, поскольку от пальца пошел едкий дым.
- Енто что же получается, - провыл младший палач, прервав отчаянное дутье на палец, - как работать в таких условиях?!
Тем временем Андрей, которому уже наскучило валять дурака, решил закончить забаву с законами природы, что в астрале, при наличии неограниченного источника энергии в качестве Меркабы, было совсем не трудно, весело расхохотался, разорвал дюймовую цепь и спрыгнул на грязный пол тайной канцелярии.
- Рот закрой, ворона залетит, - запанибрата обратился он к Малюте Сорокопятову, - ладно, хорош шутки шутить, надеюсь, поняли уже, что со мной ваши средневековые методы не катят. Вам что, ребята, настоящих волшебников допрашивать не приходилось? Что ж у вас тут за тридевятое царство такое, если волшебники не водятся? Или вы такие тупые, что элементарных вещей понять не можете?
Но Малюта то ли ничего не слыхал о таких элементарных вещах, как волшебство, то ли отсев волшебников происходил на более высоком уровне, и они до тайной канцелярии не доходили, поэтому он, по-видимому, так и не осознав, с кем имеет дело, вытащил из под стола ржавую, зазубренную саблю, и со звериным рычанием прямо через стол полез на Андрея. Разумеется, подобная малопрофессиональная попытка восстановить статус кво не возымела на Андрея никакого действия. Он поймал Малюту за кожаный пояс, легко приподнял на вытянутую руку, аккуратно, словно у ребенка, отобрал саблю, затем, поскольку вторая рука была занята, подул на лезвие, отчего оно превратилось в букет сирени. После этого трогательного волшебства, Андрей метким броском зашвырнул Малюту на крюк от несуществующей люстры таким образом, что тот зацепил начальника тайной канцелярии прямехонько за шиворот, не повредив организма. Когда же наш герой с грозным видом повернулся к двум младшим палачам, тех, как ветром сдуло. Спотыкаясь и отталкивая друг друга, они бросились по лестнице к спасительной входной двери, но, поскольку были очень массивными, а дверь узенькой, то они застряли в дверном проеме задами, поскольку не желали пропускать приятеля первым, и долго уморительно дрыгали ногами. Для пущего эффекта Андрей подверг букет сирени – то биш бывшую саблю Малюты Сорокопятова новой метаморфозе, превратив его в стаю злющих шершней, которые тут же накинулись на два застрявших в проеме зада, придав картине еще более динамичный характер. Шершни удались на славу, палачей даже не спасли кожаные штаны, которые в естественных условиях, разумеется, не смогли бы проткнуть никакие жала насекомых, и после первой атаки грозных инсектов, дюжие молодцы приложили такое невероятное усилие, что все же сумели протиснутся в дверной проем, правда, заметно повредив дверной косяк, придав ему несколько овальную форму. А впрочем, это было не так сложно, поскольку стены и двери тайной канцелярии, как оказалось, состояли из ржаных сухарей, поэтому Андрей, вначале решивший развалить застенок до кирпичика, подумал, что немного чести разнести хлебное строение, пусть даже и хорошо высушенное. Вместо этого он вернулся к Малюте Сорокопятову, который висел, правда, несколько высоковато, тщетно пытаясь высвободится, поэтому мальчик раза в три увеличил свои размеры так, чтобы лицо его оказалось на уровне перекошенной ужасом рожи Малюты, и начал то, что не удалось Малюте произвести с ним самим, а именно – допрос с пристрастием.
- Имя! – грозно рявкнул Андрей, впрочем, с трудом сдерживая смех, уж больно забавно выглядел душегуб, подвешенный, словно люстра под потолком каземата, - а впрочем, я и так знаю: Малюта Сукин сын Сорокопятов. Однако обойдемся без дальнейших формальностей, мне, в отличие от вашего брата, палача, отчет для начальства составлять не требуется, а посему мы просто, без протокола побеседуем, и если какие-то ответы, или наоборот, отсутствие таковых меня не устроят, то придется применять методы аналогичные тем, которые вы тут применяете! Но я, в отличие от вашего брата, подобных методов не одобряю, так что в наших взаимных интересах до этого не доходить. К тому же вопросы у меня будут так, пустяковские, не затрагивающие обороноспособности вашего государства, а посему честный ответ никакого стратегического ущерба стране не принесет. Я ведь свободный путешественник, ничьих интересов, кроме своих собственных, не представляю, и у меня возникают кое-какие вопросы, когда я оказываюсь в тех или иных местах. Так что покалякаем маненько, да я тебя и отпущу. Мы, волшебники, народ не мстительный, да и что тебе мстить, когда ты при всем желании ничего мне плохого сделать не сумел и не сумеешь, поскольку силы мои безграничны. Я ведь весь этот спектакль устроил, будто я пленный обычный, для того, что посмотреть хотел, чем ваши заплечных дел мастера занимаются, ну, да и поразвлекался малость, разрядил обстановку, а то уж больно мрачно у вас тут, здорового юмора вам всем не хватает. А вообще-то я неуязвим, поэтому и обиду на таких охламонов, как ты, не держу. А теперь отвечай, что вы за дурни такие, раз волшебника Катигорошку не распознали, - (почему Андрей назвался Катигорошкой, он сам не знал, однако его несло, и он особенно не задумывался над тем, что говорит), - вам что, волшебников допрашивать не приходилось? Странно, по идее в вашем государстве они на каждом шагу должны встречаться, уж заподозрить то могли бы. А то, не все же они такие добрые, как я попадаются, иной мог осерчать за такое неучтивое обращение и превратить вас в тараканов или дерьмо собачье.
- Мы, ваше благородие, конечно, и про волшебников, и про мальцов-Катигорошков слыхали, - наконец подал свой жалкий голос опозоренный великий инквизитор, - только ведь оно как устроено – нам их никогда прежде в тайную канцелярию не присылали. Да и не должны были присылать, у них там свои дела, на верху, знамо дело, волшебные, и с работниками тайной канцелярии им пересекаться никак не положено. Так испокон веков устроено было, поэтому мы в тебе колдуна-волхва заподозрить никак не могли, нам только со шпионами и прочими врагами государства допрос чинить положено было, не было такого, чтобы к нам колдуна присылали! Это, видать, чтой-то в мире перепуталось, раз такая небывальщина сотворилась…
- Странно, что не попадали - сказал Андрей, - в моем мире в давние годы колдуны частенько в тайных канцеляриях оказывались. Правда, там их могущество не столь велико, как здесь мое, и им, порою весьма не сладко приходилось.
- Может, где и по-другому, - пробормотал Малюта, - а у нас каждый своим делом занимается: колдуны колдуют, дознаватели пытают, и пересекаться им не положено, иначе  все перепутается, и работать будет совсем невозможно. На то и птица поставлена, чтобы все происходило по чину, да по времени, и чтобы колдун здесь оказался, дело неслыханное, видать у птицы в голове что-то спуталось.
- Вот, вот, - поддержал его Андрей, - я как раз об этой птице и хотел спросить. Что это за птица такая, не она ли у вас тут главным звеном является, да и вообще, почему у вас все о ней говорят, будто она тут всем распоряжается? И где она, эта птица? У царя в клетке что ль?
- Что ты, ваше благородие, в какой клетке! Она на крыше терема сидит, правда не всегда, а когда ей вздумается, все видит и следит за всем, чтобы путаницы в мире не возникало, чтобы каждый знал свой шесток, и все согласно древнему порядку происходило. Чтобы добро со злом не перемешивалось и всегда его, зло-то побеждало. А как без того жить, я и не ведаю. А кто ее поставил? Так кто ж его ведает, она всегда тут была, и следила, чтобы листы вовремя перелистывались…
- Это что еще за листы? – подозрительно посмотрел Андрей на Малюту.
- Знамо, какие, - пожал плечами Малюта, - чтобы скоро сказка сказывалась, да не скоро дело делалось, чтобы все по писаному шло, да в свой срок.
- Ясно, - сказал Андрей, - значит, птица говоришь… у нее, небось, и имя есть.
- Как не быть, птицей Правь ее кличут. Вернее, не кличут, а меж собой называют, птица та ни с кем не говорит, ни во что не вмешивается, ее вообче как бы нет, однако без нее беды неисчислимые на царство обрушатся, и добро над злом верха брать не смогёт. Про то все знают.
- Да уж, - усмехнулся Андрей, - добро верх берет! Это ваше что ль ведомство – оплот сил добра? Хорошее же тут добро творится, если невиновного человека Бог знает, в каком шпионстве подозревают, и к твоим людоедам швыряют! Это хорошо, я попался, которому твои костоломы ничего сделать не могут, а попадись кто попроще, то вы бы его заживо ни за что ни про что поджарили и выпотрошили. Это, стало быть, добро называется? Хреновое, такое добро получается, и гнать его отсюда в три шеи надо. Я этим в ближайшее время и займусь, поскольку, вижу, некому больше!
«Теперь уже ясно, - думал Андрей, - что эта самая птица Правь и есть тут главное звено, которое баланс сил держит. Разумеется, сказка по определенным сценарным канонам развивается. Очевидно, эта птица Правь каким-то образом эти законы и устанавливает. Правда, с добром и злом неувязочка получается! Какое ж тут доброе царство, если такие придурки, как царь Горох и палач Малюта, делами заправляют. Значит, надо так понимать, что у них совсем неправильное представление о добре, коль они сами рассадником зла являются».
- А что тут за иноземные государства вокруг, - снова обратился Андрей к Малюте, который, по-видимому, почуял надежду на спасение и решил все чистосердечно выложить перед Андреем.
- Знамо дело, бусурманские, - охотно ответил инквизитор, - какие ж еще? Оттуда и Кощей бессмертный, и змей Горыныч, и Идолище Поганое приходят. Порой, немалые разрушения творят, только, где им с нашими добрыми молодцами тягаться! Как бы им лихо не приходилось, всегда с победой возвращаются и на царской дочке женятся!
- Сколько ж у царя дочек тогда, если каждый раз женятся, - усмехнулся Андрей, - на всех добрых молодцев не напасешься…
- Знамо дело, одна, - не понял иронии Малюта, - только ведь от листа до листа ей один добрый молодец в женихи положен. Как лист перевернется, все по новой, только имена могут разниться да супостаты.
«Ясно, - подумал Андрей, - как лист переворачивается, новая сказка начинается, да по сходному сценарию, ведь закон сказочного жанра един. Это, выходит, и есть птица Правь. Ну что ж, ее-то мы и будем отсюда вычленять, как главное звено, иначе мне на новый уровень не перебраться. А что, возможно, если я отсюда эту птицу уберу, то пользу только этому жанру принесу! Жанр-то сказочный зачах совсем, никто сказок уже не читает, поскольку везде одно и то же! Теперь-то понятно почему! Благодаря этой птичке все по наезженной и катится. А так, глядишь, если убрать ее отсюда, в сюжеты свежая струя вольется, не будет все так скучно и предсказуемо. Тем более, здешнее добро, с этими царями и палачами, уж больно на зло смахивает, да и вообще, все, кого я здесь видел – крайне неприятные персоны! Так что здешняя победа добра в действительности никакого добра не приносит, заграничное зло, по-моему, более симпатично, чем здешнее добро. Кстати, я эту птицу так и не видел, да и не совсем ясно, что с ней делать, чтобы на следующий уровень перейти. Ладно, хватит этого придурка мучить! Пойду ка лучше на птицу погляжу, раз она тут на крыше сидит, да соображу, что с ней делать надо, чтобы ничего не напутать. Думаю, правильное решение на месте придет. И надеюсь, в результате этих моих действий, жанр сказки претерпит значительное обновление, и снова станет популярным в народе.
- Добро, - сказал Андрей Малюте, - ситуация мне более менее понятна, пойду ка я на вашу птицу погляжу, да с царем покалякаю. Уж замолвлю за вас, идиотов, словечко, чтобы он на вас, за ваши просчеты с работы не выгнал. Или у вас с работы не гонят, а только головы отрубают? Ну, пусть он смилостивится, и головы ваши в покое оставит.
С этими словами Андрей снял Малюту с крюка, аккуратно поставил на пол, и уменьшился до своего обычного размера. Затем повернулся к непрерывно раскланивающемуся Малюте спиной, и вышел из застенка, нисколько не боясь предательского удара в спину: было ясно, что прикажи ему Андрей что-то сделать, и он сделает, что угодно, и батюшку-царя зарежет, и мать родную… хотя, судя по роже, мать родную он зарезал уже давно.
Царя со свитой и без свиты ни на площади, ни на крыльце не оказалось, и только два стрельца стояли у входа в терем, тупо пялясь на Андрея, который по всем законам, не мог так запросто выйти из тайной канцелярии. Андрей осмотрел крышу терема с его луковицами и маковками, и никакой птицы там не обнаружил, а впрочем, она могла прятаться где-нибудь за многочисленными строениями сложного купола терема.
«Да и вообще, - думал Андрей, - с чего это Малюта взял, что она именно на крыше терема должна находится? Если она тут самая главная, и даже царь – чисто представительская должность, которая по сути ничего не решает, то птица эта может появляться где и когда захочет. Ну, раз так, то имеет смысл продолжать нашу прерванную беседу с царем, уж он-то, наверное, в курсе, как с птицей повидаться. Заодно и припугнем его малость, все же это он, паршивец, велел меня арестовать».
Андрей решительно двинулся к крыльцу терема, однако, как и стоило предположить, два дюжих стрельца у парадного входа, перегородили ему дорогу с не совсем уместным выкриком: «Стой! Кто идет!?» и угрожающе направили бердыши прямо Андрею в грудь. Но тому уже надоело изображать из себя беспомощную овечку, поэтому он, без дальнейших препирательств, поймал их табельное оружие прямо за наконечники, и резким движением забросил стрельцов на крышу терема.
- Вот так-то, ребята, - весело напутствовал их новоявленный богатырь, убедившись, что весомые туши не проломят крышу, сделанную, очевидно, из жженого сахара, - поищите там птицу Правь, да отправьте ее на свой насест, а то она где-то там дрыхнет, а ей положено на шпиле, вместо Додоновского петушка сидеть, да глядеть, откуда ворог движется».
После этого, предоставив стрельцам самим решать вопрос спуска, Андрей решительно распахнул дверь из цельной плитки тульского пряника, и вошел в терем. Очевидно детали его освобождения из тайной канцелярии каким-то образом донеслись до обитателей терема, поскольку, пока Андрей шел через многочисленные палаты, дворцовая челядь, охрана и мамки-няньки тут же прятались под столы и кровати, только Андрей распахивал дверь. Размеры терема заметно уступали Лувру и Эрмитажу, поэтому наш герой, пройдя несколько коридоров и, ткнувшись на удачу в несколько палат, вскоре обнаружил дверь, на которой висела табличка с надписью, выведенной затейливой глаголицей: «Царь Горох. Без доклада не входить».
У двери, как водится, стояли два стрельца, копии тех, которых Андрей забросил на крышу, и он уже прикидывал, выдержит ли  массивная люстра вес двух здоровенных увальней в полной экипировке, однако этой, новой демонстрации физического превосходства не потребовалось, стрельца побросали бердыши, и прыснули в разные стороны по коридору, сдав батюшку-царя на милость грозного десятилетнего пацана.
«Быстро же они в ситуацию врубились, - подумал Андрей, - те, двое, у крыльца еще не заценились, а эти уже полностью в курсе. Интересно, им с крыши, что ли, пострадавшие телепатически сообщили, что шпион бусурманский покруче Джеймса Бонда оказался».
Андрей мысленно улыбнулся и зашел в палаты царя Гороха. Царские палаты, как ни странно, были не особенно просторны, и по внутреннему убранству очень напоминали жанровую Городецкую роспись середины девятнадцатого века, словно бы одна из таких лубочных картин сошла с доски и обрела объем. Стены были расписаны пышными розанами, декоративными птицами, больше напоминающими представителей флоры, чем фауны. Повсюду, к месту, и не к месту, висели размалеванные занавесочки с ламбрекенами, собранные гармошкой, вдоль стен тянулись разукрашенные лубком скамейки, то тут то там стояли огромные кованые сундуки, как же весьма забавно расписанные всякими сценками из похождений Бовы-королевича. Над каждой из дверей, которые, очевидно, вели в соседние комнаты, висели подковы, а посреди комнаты возвышалась огромная затейливо расписанная прялка, словно царь на досуге любил заняться ткацким делом. О том, что это все же палата главы государства, а не обычная комната в зажиточной крестьянской избе, свидетельствовал только целый арсенал рубящего, колющего, пилящего и метательного оружия, беспорядочно развешанный на стенах, правда, вперемешку с вполне безобидными хомутами, седлами, уздечками и стременами. Среди грозных копий совершенно не к месту оказывался ухват, среди луков – коромысло, а среди алебард и бердышей – молотильные цепы. А впрочем, как помнил Андрей, подобные цепы у японцев, в случае необходимости, превращались в грозные нунчаки, поэтому то тут, то там попадающиеся косы и серпы вполне могли использоваться в качестве холодного оружия. Другое дело, что хилый батюшка-царь плохо представлялся в роли лихого рубаки.
На массивном трельяже с изящными лебедями из слоновой кости как попало валялись атрибуты царской власти: скипетр, держава, печать и здоровенная золотая корона, а в углу красовалась весьма своеобразная печь, размером и формой напоминающая обычную русскую, но, наподобие голландской отделанная изразцовыми плитами, на которых была изображена целая эпопея румяного Ваньки в залихватском картузе, и с завитыми пшеничными локонами и усами. Сии древнерусские комиксы подробно изображали, как этот Ванька, то в одном, то другом лабазе покупает  разнообразные аксессуары, необходимые для чаепития: самовары, чайники, чайные сервизы, сахарные головы, целые мешки чая, пряников, кренделей, петушков на палочке и лимонов, и все это для своей пышки-возлюбленной, которую он собирался по-царски напоить чаем с лимоном, пряниками и леденцами:
Чай багровый,
Чайник новый,
Кипяченая вода,
Лимон свежий
Ваня резал:
«Кушай, кушай, милая моя!»
Печка была устлана высоченной периной, в изголовье возвышалась целая гора подушек, а из-под одеяла выглядывала испуганная, сморщенная, словно куриная попка, физиономия царя Гороха и совсем юная румяная, пухлая рожа сенной девки, которую Андрей и прежде разглядел в свите царя среди многочисленных мамок и нянек.
Как только глаза их встретились, царь робко вылез из-под одеяла и уселся на краю печи, свесив из-под длинной ночной рубашки грязные худые ноги с давно не стрижеными ногтями. С трудом придав своему лицу величественный вид, царь, запинаясь, хрипло пропищал:
- Мы… стало быть… енто… ошибочка вышла! Слава Богу, все разрешилось… рады тебя приветствовать, добрый молодец… как звать-величать тебя-то?
- Значит, все же, не шпион? – усмехнулся Андрей, - а что ж ты, батюшка-царь час назад меня в шпионы записал? Что ж мы так быстро свое мнение поменяли?
- Дык, - проблеял царь, - мы тебя испытывали, у нас принято добрых молодцев испытывать! Нешто мы не знаем, что ежели ты добрый молодец, то живо с моими ребятками из тайной канцелярии разберешься!
- Ну, а, допустим, я бы добрым молодцем не оказался? – грозно уставился Андрей на все более робеющего царя. – Выходит, ты бы, душегуб, невинного человека на пытки отправил? Такая твоя царская справедливость: если слаб и немощен, то ты шпион, и подыхай на дыбе ни за что ни про что, а если силен, да удал, то – добрый молодец, и добро пожаловать во дворец? При этом ты, царь-батюшка, еще и свои кадры не бережешь, если добра молодца в каземат отправляешь! А если бы я не столь жалостливым оказался и твоим упырям головы свернул? Не жалко специалистами-то разбрасываться? А если бы я к тому же и каземат вместе с теремом развалил? Об этом ты не подумал? Нет, врешь ты, батюшка-царь, не стал бы ты такие проверки устраивать, если бы действительно подозревал, что я добрый молодец! А значит, ты – злыдень, душегуб, и надо тебя как следует наказать!
- Ой, не губи, добрый молодец! – завыл в ответ царь, растеряв остатки былого величия, - каюсь, не признал, уж больно подозрителен ты был, а наш царский долг из каждой подозрительной личности выведать, кто он, на самом деле, и не задумал ли лиха какого. Тут ведь случайно никто не является, либо ворог лютый, либо ясный сокол добрый молодец! Как же тогда государством править, если сметану от сыворотки не оделять! Добро ведь со злом не перемешиваются!
- А что, обычный прохожий быть не мог? – усмехнулся Андрей.
- Не мог, добрый молодец, обычные прохожие там, внизу, среди статистов шляются, они здесь никак объявиться не могли!
- Ясно, - пробормотал Андрей, - все-то у вас по полочкам разложено, да расписано, ну а насчет добра и зла,  - тут мне тоже все ясно! Ты, батюшка-царь, и есть то самое зло, которое в добро рядится, при этом – слабое и подлое! Ну да ладно, мне особого дела до твоего хренова величества нет, и надолго задерживаться в вашем паршивом государстве не собираюсь. Тебя я со свитой, так и быть, не трону, ведь и сам не догадываешься, что ты обычный мыльный пузырь, а государство твое – тень бесплотная. Мне, собственно, лично от тебя ничего не надо, я сюда явился, чтобы на птицу Правь поглядеть.
- Погодь, погодь, - вдруг оживился царь Горох, - ежели ты добрый молодец, а по этому поводу сомнений у нас больше не имеется, то прийти сюда мог только с одной целью: дочь нашу, Несмеяну, от супостата Кощея бессмертного избавить! Похитил он ее, Ирод поганый, вчера вечером, и увез в свой поганый бусурманский замок, и замыслил своей женой сделать, а ежели он на ней женится, то и все наше царство впридачу получит.
- А мне-то что? – процедил Андрей, - ну надо же, каков урод! Сам меня час назад в пыточный застенок отправил, а теперь имеет наглость какое-то дельце по освобождению царевны предлагать! Да я и пальцем не пошевелю! Мне на птицу взглянуть надо.
- Так не задаром же! – заторопился царь, - кто ж задарма с Кощеем сражается! Мы же тебе свою дочку замуж отдадим, да полцарства впридачу!
- Нужна мне дочка твоя! – усмехнулся Андрей, - тем более, судя по имени, рева-корова! К тому же, как видишь, царь-батюшка хренов, мне еще восемнадцати лет не стукнуло, и еще не скоро стукнет. Так что, жениться я по возрасту не могу, в Загсе не распишут. Да и не собираюсь я так рано жизнь свою черт знает с кем связывать! Я эту вашу дочь в глаза не видел, небось, страшна, как смертный грех, если в тебя пошла. А насчет полцарства вашего, так я не обжора какой, мне столько хлебобулочных изделий и прочих кондитерских изысков не требуется, мне и тысячной доли за всю жизнь не съесть. Нет уж, батюшка-царь, ты мне мозги не компостируй, и не зли меня, я ведь такой добрый до поры до времени, а разозлюсь, – все здесь, до последнего сухарика, разнесу. Давай, показывай мне, где у вас тут птица Правь прячется, а с твоей дочерью, царевной Несмеяной, ничего не случится, скоро сюда какой-нибудь заезжий Иван-царевич явится… или Финист Ясный Сокол, на худой конец. Вот пусть они судьбой твоей дочери и занимаются, а мне некогда, я и так кучу времени в твоей тайной канцелярии потерял, пока с твоими инквизиторами разбирался.
- Так ить, - растеряно пробормотал царь Горох, - птица ведь не покажется, пока не начнет сказка сказываться, а она не начнет сказываться, пока ты в поход за царевной не решишь отправиться. Она ведь прилетает добра молодца напутствовать и крикнуть на своем птичьем языке: «Навь – Явь – Правь»! А иначе ее вызвать никак нельзя, она никому, даже добрым молодцам, не подчиняется.
- Врешь ты все, небось, царь-батюшка, - недоверчиво покосился на него Андрей, - врешь и не краснеешь…
- Да, не вру, свет ясный, вот те крест, - размашисто, с отчаянием на лице перекрестился царь Горох, - Дуняша, подтверди! Вон, Дуняша скажет, - повернулся царь к своей пухлой наложнице, которая тут же услужливо закивала, - пусть народ подтвердит, если царю не доверяешь. А ежели ты уйдешь, то другого добра молодца не будет, никогда так не было, чтобы два добра молодца в одной сказке оказалось! То есть, молодцы-то могут быть еще, а добрый – только один, стало быть никто царевну не освободит, и сказка зависнет, а если сказка зависнет, то Бог знает, когда страница перевернется, такого испокон веку не было.
- Ну, не перевернется, велика беда! – буркнул Андрей, - у вас тут вообще одна видимость кругом, хоть листай, хоть не листай! Да и мне, честно говоря, дела до этого нет, вас давно следует в нестандартную ситуацию поставить, чтобы жанр освежить, а то протухла русская сказка и не нужна никому… ну, ладно, допустим, я согласие дам, покажешь тогда птицу?
- Да не я покажу, - с надеждой закивал царь, - тебе ей показаться надо будет, иначе, без ее благословения, ни сказка не сказывается, ни дело не делается! Ты, добрый молодец, все же имя свое назови, чтоб я знал, кому судьбу дочери вверять, да и птица не желает с безымянными знаться, что ж за добрый молодец без имени!
- В общем-то, - важно проговорил Андрей, - для тебя не имеет значения, как меня зовут, но если для дела надо, что ж, ну, хотя бы, Катигорошка! Слыхал о таком?
- Как не слыхать, слыхал, - угодливо закивал царь, - только в нашем тридевятом царстве он никогда прежде не объявлялся. Потому-то я тебя и не признал, а так, конечно, слыхал: мальчик-богатырь! Только все равно, он, кажется, одет как-то более подходяще для добра молодца был.
- Да что вы зациклились все, одет не так! Тут ведь кругом сплошная видимость! Ну, если это так важно, пожалуйста, - и Андрей превратил свои и вправду не очень уместные в здешних краях ковбойку и шортики в одеяния восточного принца, включающие шелковые шаровары, тончайшей работы кольчугу, золотой шлем с шишаком, белый плащ до земли и красные сафьяновые сапожки с загнутыми вверх носками.  На пояс же он подвесил себе лихо изогнутую саблю, усеянную бриллиантами. Как ни странно, в отличие от не видавших чудес специалистов по средневековым пыткам, у царя подобные метаморфозы удивления не вызвали, напротив, теперь он глядел на Андрея с большим одобрением и симпатией.
- Ну вот, теперь совсем другое дело, - удовлетворенно закивал он головой, - вот теперь – настоящий добрый молодец, хоть и молодой совсем, но молодость добру молодцу не помеха! А то, что это за витязь в коротких портках, да без меча-кладенца…
- Обязательно кладенец что ли? – воспринял на свой счет намек Андрей, - мне он несподручен, будет, понимаешь ли, по земле волочиться! Считай, что это сабля-кладенец, она и легче и оперативней…
- И без Сивки-Бурки, - осмелел царь, - нешто к Кащею пешком пойдешь? Да он без Сивки-Бурки на тебя и глядеть не позжелает, не то, что биться!
- А его никто и спрашивать не собирается, - отрезал Андрей, - а Сивку-Бурку, считай, я у ворот ограды оставил. Разве прилично на коне во дворец въезжать? Он тут и полы загадит, и запах от этих лошадей! А я добрый молодец воспитанный и не люблю людям хлопоты доставлять. Не ты ведь потом полы-то убирать будешь, а слуги твои, а вот их, в отличие от тебя, мне искренне жалко.
- Шой-то не видать твоего богатырского коня, - еще больше осмелев и пристально посмотрев в окошко, молвил царь – пусто у калитки.
- А он в твой сад пошел травку пощипать, а сад из этого окошка не виден…
- Так он же там молодильные яблочки пожрет, - переполошился царь, хотя до сего момента явно не верил в наличие у Андрея легендарного транспортного средства, - а они ж – девятое чудо света, мы за счет них девятую часть казны пополняем.
- Ладно, сказал Андрей, - не пугайся, царь-батюшка, он у меня привязан, только я его невидимым сделал, чтобы он внимание к себе не привлекал, а то соберется народ, начнут разглядывать, еще, не дай Бог,  в зубы смотреть полезут, а нрав у него буйный, осерчает – полгорода твоего разнесет!
- Чтой-то я не слыхал, - пробормотал царь, - чтобы добры молодцы так, запросто, колдовством владели! Им же положено только силу богатырскую иметь, которая, в конечном счете, любое колдовство побеждает.
- А я вот такой нестандартный добрый молодец, - продолжал лицедействовать Андрей, которому ничего не стоило сотворить фантом Сивки-Бурки, однако не хотелось идти во всем на поводу царя, он и так понимал, что царь почуял его слабину и пытается влезть на шею. А впрочем, все это был спектакль, и Андрей полностью отдался волне импровизации. – Ладно, сознаюсь, - доверительно сообщил он царю, - мне в соседнем царстве волшебник Изумрудного города, Гудвин, шапку-неведимку подарил, вот я ее на коня и нахлобучил, а так, конечно, главная сила моя – сила богатырская.
Царь словно бы забыл, как только что на его глазах Андрей превратил свою летнюю одежду в боевую экипировку восточного принца, и, казалось, вполне удовлетворился объяснениями Андрея.
- Ладно, - первый нарушил молчание Андрей, после того как царь, казалось, исчерпал все свои вопросы, - если и вправду птица может показаться только после того, как я согласие свое дам в поход за  Несмеяной отправится, что ж, так и быть, согласен, а то зачахнет девица в плену, она ведь и так у вас Несмеяна… («Фиг я тебе куда отправлюсь, - мысленно усмехнулся Андрей, - а впрочем, все зависит от того, как ситуация с птицей сложится».) – ну, пошли на двор, я слышал, птица, когда ее видеть можно, на крыше терема появляется.
- Ой, - засуетился царь, очевидно не ожидавший столь быстрого согласия Андрея, - пойдем, только погодь чуток, я по быстрому одежды свои царские надену, а то неудобно как-то, с птицей как никак на встречу идем! Дуняша, давай ка, одевай меня в лучший кафтан, как для торжественного случая полагается.
- Э, нет, батюшка-царь, - запротестовал Андрей, - знаю я, как у вас царей «по быстренькому». Где в уставе записано, что нельзя перед птицей. Правь в ночной рубашке показываться?
- Да нет, добрый молодец, вроде нигде не записано…
- Ну, так и не будем время терять, а со мной можно и попроще, мы ведь с тобой, считай, уже родственники, если ты мне принцессу в жены предлагаешь. Ты на мои прежние слова не обращай внимания, - поправился Андрей, видя, что царь с сомнением оглядывает его мальчишескую фигуру, - что я жениться по возрасту не могу. Для настоящего добра-молодца возраст не помеха, захочу, и окажусь мужчиной в самом расцвете лет, у меня, - вспомнил он пример с молодильными яблоками, - старильные персики есть из Среднего царства, мне их сам Сунь Укун подарил! Что, не слышал о таком?
- Нет, добрый молодец, штой-то не слыхал, ты вообче странные названия говоришь: Изумрудный город, Гудвин какой-то, Сунь Укунь…  куда сунь, в какой укунь? Отродясь не слыхивал.
- Эх ты, тьма египетская, - упрекнул будущего родственника Андрей, - о чем ты вообще слышал? Сидишь тут, в своем кондитерском царстве, как пень, и кроме допотопных Кощеев и змеев Горынычей ничего не видел! А, между прочим, мир так велик, и столько на свете чудесных стран, городов, народов и зверей разных существуют! И вообще, что это за термин, «бусурманское государство»? Да этих государств как собак нерезаных, и каждое свое название имеет. Ты хоть что-то, кроме своего Тридевятого царства, Тридесятого государства знаешь?
- А нам, царям, - захорохорился Горох, - это знать без надобности, на то у нас послы да Садко-богатый гость, чтобы по чужим гусударствам разъезжать, да их названия хитрые выучивать. Я по молодости пробовал выучить, так чуть язык не сломал…
- Ладно, - не очень почтительно перебил его Андрей, - я, собственно хотел сказать, что мне достаточно от этих старильных персиков откусить, и я на десять лет повзрослею, и на царевне твоей смогу жениться. Кстати, в этом случае на владение полцарством мне и опекун не потребуется. Давай, родственничек, слезай со своей квашни и веди меня к птице на показ.
Понимая, что Андрей в любой момент может отказаться, царь, кряхтя, начал, было, спускаться с печки, но наш герой, не дожидаясь, когда тот опустится на пол, еще в воздухе подхватил Гороха, как пушинку, и быстро потащил к выходу, заставив засмущавшуюся Дуняшу суетливо семенить несколько поодаль, перекатывая свои выдающиеся прелести под полу расстегнутой ночной рубашкой. По пути к ним попытались пристроиться невесть откуда взявшиеся мамки-няньки, бояре и стрельцы, но Андрей так грозно на них зыркнул, что они тут же расползлись по своим привычным местам: кто под стол, кто – под кровать, кто просто укрылся за ближайшей занавеской.
- Не надо нам свидетелей, - стальным голосом сказал он царю, который робко заявил, что без полной свиты ходить по терему ему вроде как не пристало. – Нам такое дело серьезное предстоит, а ты хочешь, чтобы они нас своими дурацкими советами с панталыку сбивали! Да они тут такого насоветуют, – не только царевну из плена не вызволишь, - штаны правильно надеть не сумеешь! По рожам же видно, что круглые дураки, и по ним же видно, что языки за зубами держать не обучены! А ты, царь-батюшка, всех по мягкосердечию выслушиваешь, да под их влияние и подпадаешь. Поди, ведь, - подкинул он царю дипломатически выверенную идею, - и меня арестовать они нашептали, хоть ты сперва и разглядел во мне добра молодца. Это они специально, чтобы я тебя с престола свергнул, а они бы сами государством правили! Я их подлую натуру сразу разглядел, все беды твои от таких советников!
- И не говори, добрый молодец, тут же уцепился за предложенную идею царь, - запутали совсем своими советами, государство до нужды довели! Ежели я бы к их нашептыванию не прислушивался, а правил по своему разумению, все бы было в государстве чинно и складно!
- Вот, вот, - подтвердил Андрей, - гони их в три шеи!
Тем временем царь Горох, наш герой и семенящая следом Дуняша миновали все положенные коридоры, палаты, спустились с крыльца и вышли на середину площади, откуда была хорошо видна крыша красна терема.
- Вон она, голубушка, - сиплым от волнения голосом пропищал царь, взглядом указывая на шпиль, - доброго здравия тебе, матушка, ты, как всегда, высоко сидишь, далеко глядишь, знаешь уже, что сей добрый молодец дочь нашу от супостата отбивать идет…
Андрей впился глазами в то место, куда указывал царь. На шпиле красна терема и правда сидело чудное создание, которого не было ранее. Телом это существо напоминало крупного павлина с многочисленными «глазками» на хвосте, а вот лицо было вполне человечьим, мало того, Андрею даже стало не по себе, поскольку лицо это было ему хорошо знакомо: оно чрезвычайно напоминало лицо Ани Ромашовой, правда, с головным убором и украшениями, как красна девица в сказочно-старославянском стиле.
«Так, так, - подумал Андрей, - что бы это могло значить? Чудесная метаморфоза Ани, или мои астральные глюки? Если это Аня сюда заявилась с автобусной остановки (то, что она так выглядит, особенно в сказочном слое астрала, ничего удивительного, я бы тоже мог в кого угодно превратится, да так как-то привычнее), то почему же она с давних времен здесь всем знакома? Она ведь могла здесь только совсем недавно появиться? Хотя, что это я такими понятиями оперирую, как «давно», «недавно». Я вон какие путешествия в прошлое совершал, почему бы и ей так же на несколько сот лет не перекинуться, и не утвердиться в качестве некой таинственной птицы Правь. С другой стороны, с чего это она на должность такую сказочную устроилась, она же одержима идеей человечество от чего-то там спасти! Нет, наверное, это что-то другое означает, очевидно, это именно для меня знак, раз тут самая главная птица имеет лицо Ани, которая истории неизвестна. Наверное, какие-то силы к моему приходу готовились, и что-то мне этим хотели сказать! Впрочем, возможно это всего лишь причудливая игра энергий, и вообще ничего не означает. Так, что-то вроде зеркала моего сознания. Однако с этой птицей надо поговорить, и свидетели нам нут не нужны». (В том, что птица разговаривает человеческим языком, Андрей ничуть не сомневался). Для пущей значимости он развернул штурвал Меркабы, хитро глянул на царя и сказал:
- Эта птица мне нравится, пожалуй, заберу ее. Прощавай, покедова, батюшка-царь, не судьба, видать, нам с твоей дочкой обручиться, мне птица нужна. – И не успел царь разинуть свой беззубый рот для ответа, как Андрей опустил на площадь «туман забвения», как он мысленно назвал такую волшебную штуку, которая останавливала восприятие всех, кого окутывала, разумеется, не затронув туманом крышу терема и себя самого.
- Здравствуй, птичка, - сказал Андрей, разглядывая ее с любопытством, впрочем, без особого почтения, поскольку в последнее время осознал себя главной персоной мистерии. Очевидно, он и имел на то весьма веские основания, поскольку, будучи одним из двух игроков объявленной черным магистром таинственной игры, воспринимал всех остальных действующих лиц чем-то вроде шахматных фигур, которыми ему по статусу положено распоряжаться. К тому же в его сознании произошла очередная незамеченная им перемена, и он совсем забыл, что еще совсем недавно ощущал себя ненастоящим существом, искусственным Пиноккио, зависящим от чьей-то доброй либо злой воли.
- Ты, говорят, тут самая главная, - продолжил он, не дождавшись ответного приветствия, - держишь, так сказать, баланс добра и зла и добрых молодцев в путь-дорожку отправляешь! Но сдается мне, что со своими обязанностями ты справляешься безобразно, либо – того хуже – это конкретный злой умысел, я бы сказал, вредительство! Какое ж тут, в тридевятом государстве, царство добра, если местный царь – выживший из ума трусливый самодур, растлитель несовершеннолетних, царевна, надо полагать,  истеричка, а в соседней пристроечке расположена тайная канцелярия, где пытают невинных людей душегубы-палачи. Ну, еще стрельцы, безмозглые кретины, хватают кого ни попадя, а весь царский двор – собрание льстецов, подхалимов и бездарей! Это то, что я успел рассмотреть при беглом осмотре, но не сомневаюсь, что копни я поглубже, и выявится еще тьма всяких безобразий. Короче, прогнило что-то в Датском королевстве! В этом случае, с каким же злом борется это самое добро в кавычках? Не удивлюсь, если окажется, что всякие супостаты, о которых царь что-то такое рассказывал, окажутся вполне приличными персонажами, и Кощей бессмертный не выкрал царевну Несмеяну, а избавил ее от тирании злобного коротышки-отца, который только и думает, как бы ее замуж выдать за кого ни попадя. Я полагаю, что в сопредельных царствах, которые царь Горох бусурманскими называет, своя птица есть, которая баланс добра и зла держит, и по понятиям здешней администрации она должна быть представителем враждебной партии, то есть олицетворять принцип зла. В этом случае вас правомерно местами поменять, чтобы народ понятиями-перевертышами не дурить. Эй, я к тебе обращаюсь, - повысил голос Андрей, поскольку птица никак не реагировала на его монолог, - кстати, почему твое лицо напоминает мне одну особу? И какая же ты всеведущая, если не разглядела, что я несколько не подхожу к разряду добрых молодцев, и никакую царевну Несмеяну освобождать не собираюсь, на то у вас свои герои имеются! Каждый своим делом должен заниматься! Ну, будем отвечать или глазки строить? Нет, Аней ты никак быть не можешь, ты, наверное, ее образ из моего сознания выудила, в астрале я с этим частенько сталкивался. – Однако птица продолжала молчать, внимательно глядя в глаза Андрею странным взглядом, полным сострадания. – И нечего на меня сочувственно глядеть, - начал злиться Андрей, - что, намекаешь на то, что я не настоящий, а литературный? Тык вы все здесь не настоящие, литературные! Я хоть герой современного увлекательного романа, в смысле его духовный прообраз, а ваш сказочный жанр – вообще полный отстой, сказки сейчас вообще никто не читает! Вот я и решил, чтобы малость освежить данное литературное направление, вообще изъять тебя отсюда, чтобы ваши дурацкие каноны разрушить, возможно, тогда и в сказочном жанре новое веяние появится, и возникнут в подлунном мире принципиально новые, увлекательные народные сказки. Меня предупредили, что должен главное звено вычленить и изъять, и теперь я понял, почему! Ну, скажи хоть пару слов, почему я этого не должен сделать? Может, у меня тогда новая версия действий появится?
Но вместо ответа птица взмахнула своими небольшими, явно декоративными крыльями, и взвилась в воздух, впрочем, как понял Андрей, к полету они не имели отношения, и уже оттуда до него долетели слова, произнесенные, как ему показалось, тоже весьма похожим на Анин голосом:
- Явь – Навь – Правь, - все смешается, если 666й присоединится к 888му!
- А, так ты меня всерьез не принимаешь?! – окончательно разозлился Андрей, - чушь несешь! И лицо с голосом Аниным специально взяла, чтобы надо мной поиздеваться! Ну, тогда я тебя ликвидирую, как класс, и тем самым русскую народную сказку подниму на недосягаемую прежде высоту!
- Я была Сирин… - донеслось до Андрея улетающее, однако тот уже не слушал, навел на птицу штурвал Меркабы, и, как только изображение появилось в ячейке, слегка надавил на нее, и птица исчезла.
В этот момент над Андреем что-то лопнуло, землю сильно колыхнуло, на секунду ему показалось, что небо в зените словно бы разверзлось, и он увидел там, в небесах, знакомое серое побережье со свинцовым морем Антивечности, затем из этого окна что-то посыпалось, вернее, поплыло, и сверху начало спускаться большое серое облако с необычными блестками. Когда это облако спустилось на землю и покрыло собой все видимое пространство, включая прежний, созданный Андреем туман забвения, он понял природу этой серой, то сгущающейся, то разряжающейся субстанции, которая держалась от Андрея на некотором расстоянии, оконтурив ореол чистого пространства. Мелькнувшую догадку Андрей тут же подтвердил, увеличив разрешающую способность своего зрения на несколько порядков. Элементарными частицами серого тумана оказались мельчайшие нанороботы – стальные единички и нолики, не видимые обычным глазом.
- Вот холера, - пробормотал Андрей, - это же нанооблако, которое я с побережья моря Антивечности в пространство сказочного трансмифа отправил. Но, ведь это же произошло несколько часов назад, что же это за ерунда такая?!
- Ничего не ерунда, - раздался знакомый вкрадчивый голос, и из тумана показалась фигура черного магистра, который, так же как Андрей был окружен ореолом чистого пространства, то есть нанооблако отстояло от него на расстоянии около двух метров. Выглядел он как всегда, этаким средневековым монахом, но если прежде руки его в широких рукавах никогда не были ничем обременены, то на этот раз на его правой руке красовалась специальная сокольничья перчатка, за которую цепко держалась здоровенная птица весьма противного облика – нечто среднее между кондором и индюком. При этом оперенье ее отливало нехарактерным для живой фауны металлическим оттенком.
- И ничего удивительного, - продолжал, как ни в чем не бывало черный магистр, словно бы они и не расставались там, в другом слое несколько часов назад и даже не прерывали разговор, - уж вам-то, знаменитому путешественнику во времени негоже удивляться таким пустякам. Разумеется, между здешним временным потоком и как бы остановленным временем у моря Антивечности, существует весьма приличный зазор, поэтому, оказавшись здесь, вам пришлось дожидаться несколько часов того, что у моря Антивечности произошло уже давно, а именно: нанооблако спустилось в пространство тридевятого царства. Мало того, этого бы – для вас, как наблюдателя с этой стороны - вообще никогда бы не случилось, если бы вы не разобрались с птицей Правь. В результате равновесие чуток нарушилось, щели приоткрылись и временные потоки на мгновение выровнялись, и нанооблако проникло в тридесятое царство, а там, на верху, у моря Антивечности благополучно завершился первый этап игры. Теперь же вы успешно справились со своей миссией на втором уровне, и в ближайшее время получите возможность перейти на третий. Собственно, вы уже сейчас можете перейти, но сперва хотелось бы перекинуться парой слов и внести кое-какие пояснения по поводу дальнейших условий Игры.
- А что это за чудище такое? - покосился Андрей на диковинного урода со стальным оперением. Впрочем, все, что выглядывало из-под перьев, казалось вполне живым.
- Увы, - покачал головой магистр, - тридевятому царству без птицы, держащий баланс сил, никак нельзя, иначе хаос, смешение всех энергий и форм, переход в абсолютно неудобоваримую форму бытия.
- Выходит, я не должен был эту птицу в Меркабу отсылать? – Приуныл Андрей.
- Почему же? Как раз туда ей и дорога! Вы абсолютно верно сообразили, что все дело в птице, и что жанр русской народной сказки, которая занимает немалую толику Российского трансмифа, абсолютно себя изжил. Разумеется, все ваши размышления о добре и зле, взаимодействующих в здешних краях, были достаточно наивны, но вы правильно порешили, что тридевятом царстве что-то прогнило, и пора менять здешние правила игры. Теперь их будет устанавливать вот эта птичка. Как бы ее назвать, по созвучию с прежней? Да, хотя бы  «Жуть»! Нравится мне это словечко! Но вы не пугайтесь, кличка  эта условная, поскольку дальнейшие события, которые здесь в ближайшее время начнутся, малопредсказуемы, можно только об общей тенденции, об общих этапах догадываться, а в остальном – полет фантазии. Не то, что раньше тут тлело: устаканилось еще в средние века, и ничего не менялось на протяжении семи-восьми столетий! Куда ж это годится, жизнь не стоит на месте!
- А почему у этой птицы оперение такое стальное? – с неприязнью взглянул Андрей на мрачное создание на руке магистра.
- А это вы сами определили ей такой статус, - усмехнулся магистр. – Думаете, это мое детище? Ошибаетесь! Оно из Меркабы возникло, как только вы прежнюю схлопнули, вы ее только в этом тумане не разглядели, так что моя задача была только ее подманить и доставить. Так что, можно сказать, вы ее автор, поскольку являетесь хозяином штурвала, а вовсе не я. А что касается ее стальных перьев, так это так же ваша заслуга, ведь именно вы спустили сюда нанооблако, которое является следствием высочайших технологий машинной цивилизации настоящего, и еще в большей степени будущего. И все это вполне закономерно и справедливо, - на дворе конец двадцатого века (я имею в виду пространство Энрофа), эпоха робототехники, компьютерных технологий и освоения космоса, а тут, в сказочном слое метакультуры все по-прежнему: седая старина, дремучие нравы, гужевой транспорт, лень да квас и никакого понятия о современных технологиях. Потому-то, как вы правильно подметили, русские народные сказки даже детям не интересны. Зато теперь все пойдет по-другому, и исключительно благодаря вашим скромным усилиям: нанооблако определило вид новой птицы, хранительницы равновесия, а она, в свою очередь определит новую сказочную мифологему с солидной поправкой на современное мировидение и достижения современной фантастики. Так что в ближайшее время здесь не пряничный городок будет раскинут, а какой-нибудь железный город трансформеров, что современному ребенку в тысячу раз интереснее.
- А со старым что будет? – С некоторым сожалением спросил Андрей. Все же, если не принимать в расчет малосимпатичного царя Гороха и службу тайной канцелярии, сам пряничный городок с его несколько карикатурными обитателями, выглядел весьма милым, уютным и вызывал весьма теплые чувства. Разумеется, роль зла в здешних краях, Андрей в сердцах несколько преувеличил. Да и сам Горох и Малюта с палачами теперь казались ему жалкими и беспомощными, а дыбы и раскаленные щипцы – обычными невинными игрушками, которые лишь имитировали реальность, но сами были не способны причинить зло. – Он что, сам по себе в стальной город превратится?
- Ну, насчет стального города – это я для примера, возможно, это будет нечто совсем иное. Точно предсказать трудно, только в общих чертах. Нет, просто так превратиться в нечто иное он не может, его сначала нужно съесть.
- В каком смысле, съесть?
- А в прямом смысле, - усмехнулся черный магистр, - что вас так удивляет, вполне подходящая судьба для пряничного городка,  и странно, что  он до сих пор не съеден. Хотя, разумеется, желающие всегда находились, да местные добры молодцы не зевали. Конечно, он не весь пряничный, только правительственные строения, остальное - из сухарей разной степени качества сооружено с небольшой добавкой кондитерских изделий, и многие строения – далеко не первой свежести: тут и плесень, и всякие вредители, но, тем не менее, на границе немало голодных особ бродит, которые на все готовы.
- Это кто, например? Да много таких, всех не перечислишь. Я предполагаю, что первыми разрушителями местных устоев будут иностранцы, представители и персонажи всяких английских, шотландских, немецких, французских и прочих сказок. Не исключено, что и азиаты примут участие, все же Россия – мост между востоком и западом, но, думаю, все же будут в основном преобладание западного влияния, поскольку перспектива здешней сакуаллы связана с прогрессом и технологией, которую совершенно не приемлела допетровская эпоха. Думаю, сначала произойдет замена кондовых русских персонажей и окружающего ландшафта на иностранные, по крайней мере, заметное разбавление таковыми, и уже на этой базе начнется технологический бум, и тут, разумеется, не обойтись без современной отечественной фантастики. Полагаю, Стругацкие весьма подойдут, их образы чрезвычайно объемные и живые, выуженные прямехонько из трансмифа фантастических эйдосов. Ну, в общем, всем этим балансом будет новая птица ведать.
- Почему же тогда, - спросил Андрей, - если вокруг такое оживленное соседство по границам, никто пока что на здешние продовольственные запасы не покушался?
- Так они же за надежной защитной перегородкой все время были, и никто особенно просочиться не мог.
- Что же, тогда царь Горох все время о каких-то «бусурманских царствах» говорил и буквально бредил иностранными шпионами. Меня самого вначале в шпионы записал и в пыточную камеру отправил, правда, я им быстро показал, кто в доме хозяин.
- Так это все доморощенные басурмане, из той же сакуаллы, только переодетые, как сценарий укажет. Настоящих чужаков тут давно не видели… вот теперь увидят!
- Так как они сюда попадут, если перегородки – вы говорите?
- Я думаю, все эти перегородки можно спокойно на свалку отправлять, - усмехнулся магистр. Вы своим штурвалом так тут тряханули, когда птицу схлопнули! Впрочем, не мешает поглядеть, заодно и нашу новую птицу пора на шпиль отправлять, без нее здешнему миру никак нельзя, а в тумане этом она, боюсь, сама насест не найдет. Сами-то нанороботы ей не страшны, у нее с ними много общего.
- Кстати, - вдруг переполошился Андрей, - совсем забыл. Облако-то это агрессивное, в войне роботов возникшее, как бы оно тут бед не натворило!
- Здесь не натворит, оно под контролем, - усмехнулся черный магистр. Вот энергию свою агрессивную этому миру передать – это другое дело, оно для этого сюда и внедрилось, чтобы совместно с новой птицей вековую пыль перетряхнуть. В действительности, конечно, тут никто ничего не поедает, все это лишь обмен энергиями в рамках междоусобной борьбы: кому на повышение, кому на понижение, так что «съесть» – это я образно, но видимость поедания в некотором смысле может сохраниться. Впрочем, в дальнейшем все это может по-другому выглядеть: например как лучевая война между космическими кораблями. Но в любом случае это лишь причудливая игра энергий.
- Понятно, - сказал Андрей, - в общем,  хоть мне эту милую затхлую провинцию и жалко, но я понимаю, что здесь необходимо революционное обновление. Кстати, а как вы насчет того, чтобы малость туман разогнать, по-моему, его тут слишком много, да и не видно ни хрена!
- Ну, - развел черный магистр руками, - у вас штурвал, вы и разгоняйте, боюсь, эта гигантская стая роботов меня не послушается… на данном этапе. Попробуйте его частично поглотить, только не переусердствуйте, иначе вся каша, которую вы тут заварили, насмарку пойдет. Облако это для здешней революционной ситуации архиважно, - неожиданно прокартавил магистр голосом Владимира Ильича, хитро подмигнув Андрею. – А впрочем, не буду вам указывать, вы тут событиями управляете.
- Хорошо, попробую, - важно сказал Андрей, - затем, мысленно наметив программу, перевел большую часть изображения нанооблака на ячейки штурвала, и, по очереди надавливая на них, поглотил их Меркабой. В результате горизонт очистился, остался, правда, значительный фрагмент облака в середине чиста поля и белый «туман забвения», по-прежнему окутывающий красный терем и часть площади. Вначале он хотел убрать его полностью, но потом подумал, что не хочет еще раз посмотреть в бегающие испуганные глазки царя Гороха, дни которого были теперь сочтены: уж кто-кто, а он точно не найдет себе места в грядущем мире новых технологий. – «Ладно, - подумал он, закладывая в туман забвения программу самоликвидации с отсрочкой, - как только я отсюда уйду, белый туман растает, и Горох со своим штатом очухается… хотя, может лучше бы им и не просыпаться вовсе…
Андрей осмотрел очистившийся горизонт и отметил, что и правда, что-то изменилось, и синий небосвод с редкими тучками во многих местах, как паутиной, покрыт трещинами, как треснувший стеклянный купол, и через эти щели что-то движущееся просачивается в пространство тридевятого царства.
- Что это там? – вопросительно поглядел Андрей на магистра.
- А сейчас посмотрим, - сказал тот, затем резко подбросил птицу, которая тут же устремилась на шпиль красна терема, словно только этого и ждала. Затем магистр сотворил из воздуха подзорную трубу, как у Жака Паганеля из фильма «Дети капитана Гранта», и какое-то время рассматривал через нее окружающее пространство.
- Все, как я и предполагал, - сказал он удовлетворенно после некоторого молчания, - сейчас сюда хлынули представители сопредельных сказочных слоев, в основном персонажи западноевропейского эпоса: всякие там тролли, гоблины, орки, вампиры, прочие фейери. А вон менее стандартные персонажи: Шалтай-болтай, Робин Бобин, Синяя борода… теперь их уже не остановишь! Местным добрым молодцам останется лишь в отставку уйти. Кстати, имеются трещины и в более отдаленные слои: как я и предполагал, сюда уже движутся представители флоры и фауны научной фантастики! Да, забавная тут потосовочка ожидается! Жалко, посмотреть бы что тут начнется через несколько часов, но, к сожалению, совершенно нет времени, пора за мою невидимую ширму.
- Кстати, - вдруг вспомнил свои подозрения Андрей, - я как-то вашего участи я Игре снова не заметил. Думал, что это только в предыдущем слое вы себя не проявляли, но, оказалось, что и в этом. Я так и не понял, на чьей вы стороне? Такое впечатление, что вы не только мне не противостоите, но как бы даже помогаете. Получается, игра в одни ворота! В чем тогда ее смысл?
- Как знать, как знать, - загадочно улыбнулся магистр, - я же вас предупреждал, что на каких-то этапах мы можем оказаться чем-то даже вроде союзников. А там, посмотрим, не в моих интересах раскрывать все карты.
- По-моему, - проворчал Андрей, - у меня все слишком легко получается, не чувствуешь какого-то серьезного противодействия!
- Ну, знаете, - развел руками магистр, уже дематериализовав подзорную трубу, - не угодишь молодежи! Трудности – плохо, отсутствие оных – опять плохо. Боюсь, нечего мне на ваше недовольство сказать. Я собственно, хотел вам только дальнейшую наводку сообщить. На новом уровне вам нужно будет найти одну дверь… и суметь через нее пройти. В действительности это не просто, местные жители этого не могут, и, возможно, для данного перехода потребуется много дополнительной энергии. Какой – определитесь на месте. Через дверь вы сможете попасть куда нужно… а может, не сможете. Могу только сказать, что следующий уровень – это уже шаг в сферу существования вашего реального двойника. Только, не дай бог вам с ним физически соприкоснуться… ладно, пора мне, я и так, похоже, что-то лишнее сказал, - вдруг заторопился черный магистр, видя, что Андрей готов разразиться градом вопросов, в связи с последней фразой, - увидимся еще… - с этими словами он превратился в маленькую мышь и юркнул под крыльцо красна терема.
«Ну, вот, опять ничего не объяснил, - проворчал Андрей, - что значит «физически нельзя соприкоснуться»? А впрочем, в его задачу входит не только помощь, но и на предмет «запутать». – Андрей соображал, что ему конкретно осталось сделать, чтобы перейти на следующий уровень, оглянулся вокруг и увидел, что у горизонта всплыл гигантский многогранник Меркабы, которого, казалось, только что не было. Многие его ячейки, как при переходе Андрея на второй уровень, были заполнены фрагментами будущего романа о жизни и приключениях то ли его самого, то ли его материального двойника. При этом заполненных и сюжетно состыкованных ячеек стало гораздо больше, чем раньше.
«Ага, - подумал Андрей, - свободные ячейки заполняются! Что ж, наверное, я на правильном пути, иначе бы роман где-то там, в небесной канцелярии, не писался».
Он посмотрел на штурвал и увидел, что одна из ячеек выступила, разгорелась красным цветом, и на ней появилась надпись «нажми меня».
«Это прям что-то из «Алисы в стране чудес», - подумал Андрей, незамедлительно нажимая на ячейку, и в то же мгновение все тридевятое царство поехало под ним, как переворачивающаяся доска, и он провалился в пустоту.


























ГЛАВА 13

ИГРА. УРОВЕНЬ ТРЕТИЙ


Впрочем, никаких особых воспоминаний о провале у Андрея не осталось, словно закрыл глаза и тут же открыл, и, разумеется, никакого тридевятого царства вокруг уже не было. Он стоял в каком-то чрезвычайно знакомом месте напротив маленького прудика, по которому меланхолично плавала парочка белых лебедей, а на противоположной стороне пруда сквозь деревья и сумерки проступали контуры дворца, так же чрезвычайно знакомые. Кстати, сумерки эти были не вечерние, а ночные, Андрей всем своим существом чувствовал особую энергетику пространства, это, несомненно, была белая ночь, со всеми своими запахами, особой подсветкой и чувством лирического «одиночества в толпе», которые хорошо знает любой, не очень твердокожий человек, которому приходилось прогуливаться по ночному Питеру где-нибудь в середине июня. Да, именно Питеру, поскольку место, где оказался Андрей, было ничем иным как знаменитым Летним садом, а замок, проступающий за деревьями, Михайловским дворцом, где, как известно, был задушен император Павел, после чего ни один из последующих царей не пожелал там селиться. Правда, в этой, хорошо знакомой Андрею картине центральной части северной Пальмиры что-то было не так. За опоясывающей Летний сад канавкой справа можно еще было разобрать контуры Марсового поля, но дальше город словно бы терялся в сумерках, а слева и спереди, к каналу Грибоедова и к Неве вообще ничего не было видно за деревьями, словно это был не маленький городской садик, спокойно пересекаемый за несколько минут, а значительный лесной массив. Правда, вид этого массива был весьма ухожен, то тут то там из чащи выпростались аккуратные дорожки, посыпанные мелким гравием, а, помимо этого, в поле обозрения виднелось несколько знакомых мраморных статуй из древнегреческого пантеона, столь популярных в парковом строительстве в восемнадцатом веке. И еще казалось странным, что не слышно было городского транспорта, и если в самом Летнем саду виднелись электрические фонари, нежно подсвечивающие листву, то там, за пределами, почему-то не видно было огней большого города.
«Странно, - подумал Андрей, - каким это образом я в Питере оказался? Правда, Питер ли это, еще надо посмотреть. Первое впечатление, что я в реальном Ленинграде оказался, однако, судя по всему, это не физическое пространство, а какое-то отражение: вроде бы и сходно по виду и настроению, а вроде бы и нечто другое. Наверное, это все же астрал, как я понял, в физическое пространство попасть, это сейчас для меня самое трудное, и так, запросто, оказаться в Энрофе я не мог. Нет, конечно, это астрал, - добавил он после того, как, подобрав небольшую веточку и, расположив ее между ладонями, медленно свел их вместе, преодолевая незначительное сопротивление. При этом ветка как бы впиталась его руками, передав Андрею некоторое количество энергии.
«Жалко, - подумал Андрей, - но ничего не поделаешь, разумеется, это еще далеко не последний уровень, прежде чем игра будет закончена. Хотя, в чем, собственно этот конец будет заключаться, так и не ясно: то ли я превращусь в настоящего Андрея Данилова, – хотя не совсем понятно, каким образом, - как-то не верится, что этим все закончится, ведь я что-то еще очень важное должен осуществить! Черный магистр явно что-то темнит, наверняка он что-то задумал, но под дурачка работает, делает вид, что является моим оппонентом в игре, хотя в чем заключается его роль оппонента совершенно не ясно. Итак, я должен найти какую-то дверь, через которую будет весьма сложно пройти, и куда именно пройти –  загадка, впрочем, и сама дверь – загадка, возможно, это лишь такое образное название. Где она находится – так же непонятно, ведь не среди деревьев же! Дверь вообще-то в каком-то здании должна располагаться, а что-то никаких зданий, кроме Михайловского дворца, в обозримом пространстве не видно. Словно взяли, и вычленили Летний сад вместе с куском Марсового поля из Ленинграда. Кстати, а почему, собственно эта заветная дверь не может находиться в Михайловском дворце? По крайней мере, это единственное здание, которое отсюда видно, и, как это бывает в астрале, пройдя через обычную входную дверь, можешь оказаться совсем не в том помещении, которому эта дверь, на первый взгляд, принадлежит. Правда, это как-то слишком просто, наверняка здесь какой-то подвох.
Что же это народа совсем никого? В такую дивную погоду сам Бог велел прогуляться. Или весь народ на набережной? Правда, есть ли тут набережная, это тоже не факт, может в этом слое вообще ничего, кроме Летнего сада в наличие не имеется. Может, все спят? Что-то не слышал, что в астрале спать можно».
Андрей чувствовал веяние какой-то романтической тайны, которая звала куда-то в неясную даль, однако особенно разгуливать не входило в его планы, тем более идти на поводу каких-то неясных грез в мире, который и сам по себе является иллюзией. Он решил, что логичнее всего попытаться поискать загадочную дверь в том здании, которое в настоящий момент было в наличие, а именно в Михайловском дворце. Он не особенно верил в успех, но с чего-то надо было начинать, однако от подобной программы действий его отвлекло необычное явление, которое, впрочем, он наблюдал неоднократно с тех пор как отправился с Аней в это странное путешествие на облаке-динозавре. Где-то в отдалении, как Андрею показалось, там, где теоретически должна была находиться Петропавловская крепость, пробил колокол, а затем через небосвод перелистнулась страница, и тут окружающая обстановка начала заметно меняться. То тут, то там в чаще Летнего сада зажглись огоньки, фонарики, воздух наполнился ночными звуками, какими-то звонами, неясным шепотом и над фонарями закружились причудливые огромные мотыльки больше подходящие для южного города. В воздухе вдруг появились какие-то, не характерные для Петербургской белой ночи благоухания, и помимо отчетливого запаха сирени, которая по идее должна была уже отцвести к середине июня, отчетливо заиграл в прозрачных сумерках аромат ночных фиалок, знакомый Андрею по Украине. Ко всему прочему Андрей уловил отчетливые черноморские запахи – нечто озоново-йодное, с примесью органики выброшенных на берег водорослей, чего никогда не ощущалось в Питере, как бы сильно не дул ветер с Финского залива. Одновременно с изменениями в атмосфере, проступили городские массивы Ленинграда, по крайней мере, со стороны Марсового поля, словно сумерки вдруг сделались прозрачнее, и как на проявляющейся пленке возникло то, что еще совсем недавно было скрыто от взора. В отдаленных зданиях зажглись окна. Зажглись они и в ближайшем к Андрею Михайловском дворце, одновременно с этим заиграла музыка – что-то из вальсов Штрауса, и в нижних окнах дворца закружились пары (вернее, их тени на фоне полупрозрачных занавесок), - явно не какая-то современная тусовочная молодежь, которую весьма сложно было представить на фоне вальсов Штрауса и Михайловского дворца. За прозрачными шторами первого этажа кружился блистательный девятнадцатый век: дамы в длинных бальных платьях, кавалеры во фраках, либо офицерских мундирах, в верхних же окнах занятия весьма разнились: где-то играли в карты, где-то в бильярд, где-то музицировали, либо просто суетились, и многое, многое другое, что трудно было снизу разобрать. Андрей припомнил, что нечто подобное он видел в замке Вечности, когда приближался к нему вплотную, и замок вырастал, а так же оживал. Правда,  этот Михайловский дворец не выявлял сходства с гравюрами Эшера, но все равно, при беглом взгляде на фасад почему-то возникало чувство романтической тайны и ожидания чего-то удивительного.
«Уж, какое там, удивительное, - мысленно проворчал Андрей, - на данный момент самое удивительное – это оказаться в обычном плотном мире, а всем нынешним удивительным и необычным я сыт по горло. Хотя, конечно, чего ждать от статуса литературного эйдоса, ведь именно здесь я в своем мире, и это, как я понимаю, некий Блоковский санкт Петербург, а может Достоевский или Пушкинский. Однако, кажется и Грин к нему имеет отношение, хотя тот писал о всяких там выдуманных Лиссах и Зурбаганах, а так же иностранцы – Эдгар По, Гофман и даже Герберт Уэллс.
«Наверное, - подумал Андрей, - это место может быть то Петербургом, а то и каким-то другим городом, отсюда все эти несоответствия. Вполне вероятно, что местами этот город санкт Петербург, а местами, что-то другое. Откуда, спрашивается, эти черноморские запахи? Вполне возможно, что за этими деревьями скрывается отнюдь не канал Грибоедова, а самое настоящее южное море, где среди  пены и волн весело соревнуются в скорости с дельфинами легкая, как перышко, Фрези Грант. Кажется, ее образ очень соответствует здешней атмосфере, хотя это, конечно, не Лисс и не Зурбаган». 
Впрочем, прислушиваясь к своим ощущениям, Андрей отметил где-то здесь, не локально, а именно вокруг, присутствие своего собственного реального двойника – того самого немолодого писателя, над письменным столом которого он парил в одной из своих вылазок в будущее Энрофа. При этом в чувство это добавлялось также присутствие того же персонажа, но в отроческом, юном и молодом возрасте, как нечто объединенное, но не слитое, словно прошлое, настоящее и будущее стали открыты для  отдельного восприятия под крышей единой личности.
«Интересно, - подумал Андрей, - раньше я его присутствия не ощущал, только два раза, когда оказался в его кабинете, еще до того, как узнал, кто я такой на самом деле, а так же в больничной палате. Нут так я его тогда воочию видел, а теперь я как охотничья собака, которая чует запах задолго до того, как увидит зверя, его присутствие ощутил. Интересно, что бы это значило? То ли в том смысле, что он долгое время в Питере жил, или что-то еще, допустим, в этом астральном городе он не раз побывал, и его энергетика в окружающей атмосфере запечатлелась. «Город грез», - неожиданно прозвучало в его сознании. – «Похоже, он этот город часто видел в юности, в своих грезах, и он у него связан со всеми пронзительными возрастными настроениями. Читает он, допустим, «Бегущую по волнам» или «Блистающий мир», и видит перед собой этот город. Наверное, это несколько примитивно: если и так живешь в Ленинграде, то гораздо интереснее представлять себе что-то принципиально иное».
Пока Андрей размышлял, оказалось, что он тут далеко не один, что в Летнем саду вдруг появилось немалое количество публики, которая до недавнего времени словно бы пряталась в лесном массиве, а тут вдруг решила буквально высыпать на дорожки и набережную. При этом они, наверное, оставили свечи и фонарики в чаще, поскольку там огоньки продолжали вспыхивать и перемещаться.
На набережной Лебяжьей канавки (в данном случае была именно набережная, а не зеленый спуск к воде) неспешно прогуливались пары и одинокие гуляющие, то же самое происходило и на многочисленных дорожках парка, при этом одеты они были по большей части так, как одевались в конце девятнадцатого века. Преобладали мужчины в сюртуках и цилиндрах, а женщины в шляпках и летних платьях до земли, правда, встречались и романтические типажи – юноши с длинными волосами в кожаных штанах со шпагами на поясе, высоких ботфортах и белых рубашках с жабо – явно из более ранней эпохи. Отдельно можно отметить суровых капитанов и шкиперов, времен эпохи географических открытий с неизменными пенковыми трубками во рту, и загадочных типажей то ли в скафандрах, то ли в обтягивающих блестящих комбинезонах, -  что-нибудь типа стилизованных марсиан из «Аэлиты» Алексея Толстого. Справа, там где открывался вид на город, сновали конные экипажи – кебы и пролетки, порой проезжали всадники и всадницы, но ни одной машины Андрей так и не приметил.
В общем, если закрыть глаза на отдельные отклонения и несоответствия, картина, открывшаяся перед Андреем, примерно соответствовала концу девятнадцатого века. Андрей тут же вспомнил, что его двойник (или создатель?) примерно в его возрасте очень симпатизировал викторианской эпохе, не важно, в самой ли Англии, либо в переносе ее на материк. Именно от слова «викторианская эпоха» (не николаевская или бисмарковская) веяло какой-то светлой романтикой чести, аристократизма, современного рыцарства и чистоты нравов, хотя, разумеется, это была лишь его детская идеализация, сформированная десятками приключенческих романов об этом времени, которые почему-то чаще попадались Андрею в руки. Андрей даже припомнил случай из собственной жизни (которая, разумеется, была жизнью его прототипа), когда бросил читать рассказы о Шерлоке Холмсе, как только события переместились в двадцатый век, испытав при этом горечь чего-то утраченного. Он даже своих вымышленных героев (о которых мы упоминали ранее), своим обликом и вооружением более соответствующих то ли средневековью, то ли эпохе Возрождения всегда мысленно помещал именно во вторую половину 19 века.
Все более и более проникаясь духом «викторианского» Петербурга, Андрей вдруг стал узнавать лица в толпе, как своих старых знакомых, и чем больше он присматривался к гуляющим, тем больше таких лиц оказывалось. Хотя, с другой стороны он сознавал, что никогда не встречал их в реальности, - где-то на улице или в транспорте. Это были хорошо известные ему литературные герои, причем, кого-то он видел на иллюстрациях, но далеко не все образы с ними совпадали. Многие из них вообще не были изображены в тех изданиях, которые реальный Андрей читал в детстве, и, тем не менее, увидев то или иное лицо или фигуру, наш герой нисколько не сомневался, что это именно тот или иной персонаж, и никакой другой.
Вот промелькнула, с изящной рыночной корзинкой, в клетчатом платьице и соломенной шляпке, гриновская рыжая  Тави  Тум под ручку с летающим Друдом, в черном сюртуке, с аккуратными усиками и голубыми, как небо, глазами (каким образом в потемках Андрей разглядел глаза, было не ясно, однако это было именно так).  Вот прошелестела темно-синими шелками воздушная Фрези Грант, которой место, конечно, было не здесь, а среди голубых просторов и белых морских барашков. Вот на быстрой пролетке (очевидно в городе грез извозчикам не запрещалось разъезжать по городскому парку) под черной вуалью промелькнуло болезненно-бледное, но прекрасное в своей неразгаданной тайне лицо блоковской незнакомки, переместившейся в викторианскую эпоху. Андрей подумал, что, по сути, у нее ведь не было ни имени, ни конкретной судьбы, так, словно вышла из тени, на мгновение озарила мир своей мимолетной красотой и снова исчезла в тени, и, тем не менее, ранила сердца миллионам «юношей бледных со взором горящим». А вот промелькнула, словно вылепленная из туманного серебра, хрупкая фигурка марсианки Аэлиты, в огромных бездонных глазах которой угадывался свет далеких звезд и мучительная боль потери: «Где ты, где ты, Сын Неба?!», - прозвучал в сознании Андрея безнадежный зов из глубин космического пространства. А вот промелькнули, словно призраки, одна за другой и затерялись в чаще три женщины в белом, явно залетевшие сюда из туманного Альбиона, - Лигейя, Береника и Леонора, посетившие когда-то больное воображение американского мистика Эдгара По.
Эту череду знакомых лиц можно было бы описывать еще очень долго, среди них встречались и запечатлевшиеся на всю жизнь, с именами и биографиями, и совсем забытые, безымянные, однако явленные здесь во всей палитре астральной материальности. По сути, каждое лицо и фигура в этой постоянно перемешивающейся и сменяющейся массе народа была Андрею чем-то знакома, правда, далеко не каждый персонаж имел свое имя, и дело даже не в том, что Андрей мог это имя забыть, а в том, что безымянность так же была неким именем определенного героя. Так, например, высокий худой американец в клетчатом костюме и дорожном кепи, был ни кем иным, как уэлсовским путешественником во времени, которому, как известно, автор так и не удосужился дать имени.
Итак, толпа литературных героев без какой-то видимой цели и дела прогуливалась по дорожкам парка и набережной, и до слуха Андрея, словно бы пробиваясь через белый шум, доносились отдельные, казалось бы, ничего не значащие фразы, которые, вырванные из контекста, не могли сообщить Андрею ничего конкретного, как, например, английское обсуждение сегодняшней погоды, возникшее при встрече двух мало знакомых Андрею джентльменов. И хотя большинство снующих с разной скоростью пар о чем-то оживленно беседовали, ощущение от этих отрывочных бесед было такое же, как от кинематографической массовки, где для создания эффекта разговоров в толпе люди в разном ритме и на разные голоса повторяют одну единственную фразу: «А что говорить, если не о чем говорить».  Андрею даже показалось, что эту фразу он уже где-то слышал, однако справедливо рассудил, что это, скорее всего, относится к памяти его земного прототипа. А впрочем, это было лишь одно из многочисленных дежа вю, которые он постоянно испытывал в последнее время, а теперь хорошо понял их природу. Все они оставляли чувство недосказанности и какой-то горький осадок, поэтому Андрей немало бы отдал, чтобы память прототипа открылась ему полностью, что, кстати, была одна из причин, почему он так рвался в Энроф, чтобы стать «настоящим мальчиком». Хотя, какой там «мальчик», с его разумом и возможностями! Андрей уже давно ощущал себя древним могущественным магом, а не десятилетним мальчиком, и прекрасно понимал, что внешний облик в астрале имеет весьма условное значение.
- Смотри, Пандеон, какой странный ребенок, - вдруг донесся до Андрея приглушенный расстоянием женский голос, - тебе он никого не напоминает?
- Кого-то напоминает, но никак не могу сообразить, кого, - отозвался мужской голос.
- А я хорошо помню тебя в этом возрасте, и он – твоя копия в десять лет. Только одет как-то странно, и потом, у тебя всегда были длинные волосы. – Следовало краткое молчание, после чего женский голос продолжал. – Гляди в глубь… нет, такого я не встречала никогда, у него два вихря и они перемешаны… что бы это могло значить?! Такого ведь просто не может быть!
- И правда, два вихря, - раздался озадаченный мужской голос, - но, может, это новым сценарием предусмотрено?
- Причем здесь новый сценарий, - ответил женский голос, - сценарий не может менять нашу природу, это нечто необъяснимое!
«Кто это разговаривает? – мысленно удивился Андрей, - до сей поры, в этом хаосе обрывочных фраз никакого смысла не улавливалось! К тому же, на меня и никто внимания не обращал, но оно и понятно, чего ради на меня внимание обращать, когда вокруг столько народу!»
Андрей начал оглядываться, и внимание его привлекла пара на двух светлых лошадях, остановившаяся на одной из бесчисленных дорожек парка. Впрочем, если бы они просто переговаривались друг с другом в полголоса, то Андрей не должен бы был их услышать, они стояли достаточно далеко, но не настолько далеко, чтобы наш герой не мог их подробно разглядеть, и облик их весьма его заинтересовал. Прежде всего, они представляли собой одну из тех романтических пар, внешний вид которых выпадал их эпохи второй половины девятнадцатого века. Длинноволосый юноша был в белой рубашке с широкими рукавами, в высоких ботфортах, и с дорогой шпагой, пристегнутой к поясу, а девушка одеждой больше напоминала средневековую принцессу, с белыми распущенными волосами до пояса. Но дело, разумеется, было не в одежде, в конце концов, вокруг сновало немало персонажей не соответствующих обликом ни санкт Петербургу, ни викторианской эпохе. Андрей сразу вспомнил их имена, что, очевидно, как и многое, было наследием памяти его прототипа, однако внешне девушка соответствовала повзрослевшей до девятнадцатилетнего возраста Ане Ромашовой, а юноша, разумеется, был он сам, лет в двадцать, только в одежде принца, путешествующего инкогнито. О том, откуда взялись эти двое, и из какого они произведения, Андрей вспомнить не мог, как, впрочем, не мог вспомнить и того, известного читателю факта, что создал этих персонажей сам реальный Андрей Данилов в период своего отрочества, когда каждую ночь перед сном выдумывал романтическую историю двух влюбленных. Впрочем, возможно все дело было в том, что Андрей-эйдос соответствовал десятилетнему реальному Андрею, а в десять лет тот еще не озаботился проблемами любви и еще не начал выдумывать свою бесконечную историю. Именно поэтому Андрей и узнал, и одновременно не узнал конную пару, остановившуюся неподалеку, которую также весьма заинтересовала персона Андрея, правда, в их диалоге было не все понятно.
«Наверное, - подумал Андрей, - мой образ какого-то писателя вдохновил… правда, ему здесь не меньше двадцати лет. А впрочем, если бы я захотел, вполне мог бы так же выглядеть, просто нужны усилия, чтобы себя в каком-то другом облике держать. Надо бы с ними поговорить, может, они мне на предмет таинственной двери смогут помочь? Да и вообще, раз я на них, а они на меня внимание обратили, значит, это неспроста, возможно, это первый шаг к выполнению задания третьего уровня. Интересно, а они поняли, что я их разговор слышал? Кстати, а почему я его услышал? Вроде бы по расстоянию не должен. Впрочем, постоянно забываю, что в астрале совсем другие законы действуют».
Сделав вид, что он не заметил никакой странности в облике двух всадников, Андрей подошел к переминающимся на месте лошадям и учтиво поклонился, как, наверное, требовали правила приличия в той неопределенной эпохе, которую представляли собой Тесса и Пандеон (Андрей точно знал, что звали их именно так).
«Кстати, - мелькнуло у него в голове, - коня Пандеона зовут Белый гром (дурацкое имя), а лошадь Тессы – Кассиопея (тоже излишне вычурно)».
- Прекрасная ночь, не правда ли! – начал Андрей издалека. – Я тут мимоходом, и попал сюда случайно, не сообщите ли, что это за место такое? И еще, - добавил он, видя, что юноша с девушкой продолжают глядеть на него с возрастающим удивлением, - у вас сегодня какой-то праздник? Похоже, нынешней ночью массовое гуляние, и никто не собирается спать.
- Ты не знаешь, что это за город? – еще более удивленно посмотрела на Андрея девушка, - ах, да, наверное, это предусмотрено сценарием! Город этот называется санкт Петербургом, хотя в действительности, это город грез. Говорят, где-то в мире демиургов есть настоящий санкт Петербург, но наверняка этого, разумеется, никто не знает. Если даже кому-то из нашего города удавалось туда попасть, то обратно, уж точно, никто не возвращался, так что ни подтвердить, ни опровергнуть этого невозможно. Впрочем, о том, что там кто-то побывал, тоже неизвестно, просто существует такой миф. Но, возможно, и он всего лишь входит в сценарий. А то, что все гуляют, и никто не спит, так же сценарием предусмотрено, наверняка сегодня ночью что-то важное должно случиться. Все это чувствуют и поэтому не спят. Честно говоря, - Тесса чуть наклонилась над лошадью, словно хотела произнести эти слова Андрею на ухо, - хотя в разных сценариях, кажется, предусмотрено, что люди время от времени спят, однако в данный момент я плохо помню, что это такое. Наверное, когда придет время, узнаю. Пандеон, - повернулась она к своему спутнику, - ты не помнишь, что такое «спать»?
- Кажется, в прежних сценариях нам приходилось это делать, - неуверенно улыбнулся юноша, - по-моему, это чаще всего после сражения происходит. Но, возможно, я и ошибаюсь, в данный момент я весьма смутно представляю себе, что это такое. Говорят, все это приходит из Мира Демиургов, вместе со сценариями, но, если честно признаться, никто не знает.
- А что за Мир Демиургов такой, - задал вопрос Андрей, хотя, разумеется, догадывался, что это такое, но решил, что разговор в этом направлении поможет ему плавно перейти к интересующей его теме, и никого это не насторожит и не спугнет.
- Ты и этого не знаешь? – растерянно поглядела на него Тесса, - какой странный сценарий нынче обозначился. Разумеется, многие жители нашего города в это не верят, но спрашивать об этом не принято. В действительности, что это такое, никто не знает, но считается, что оттуда приходят все сценарии. Откуда-то ведь они должны приходить, иначе все в этом мире теряет смысл. Принято считать, что если ты безукоризненно проживешь какое-то неизвестное число сценариев, то откроется Дверь, и ты попадешь в Мир Демиургов. При этом кто-то считает, что там ты уже сам рождаешься демиургом, другие же утверждают, что это происходит не сразу, сначала надо приспособиться к новым условиям. Некоторые же вообще не верят в то, что мы в принципе способны преобразоваться в демиургов.   
«Йес! – мысленно вскрикнул Андрей, - даже спрашивать не пришлось, она сама упомянула про какую-то Дверь в другой мир, и это, не сомневаюсь, то, что мне надо. Теперь мы на правильном пути, можно не торопиться, и потихонечку выяснить, что это за дверь, и, главное, где она находится».


  ЧАСТЬ ВТОРАЯ


ПРОЛОГ

Никем не видимые, безмолвные Андрей и Аня висели в нескольких сантиметрах над землей невдалеке от санаторной автобусной станции, и с ощущением безнадежности наблюдали, как экспедиция оживленно грузится в красный Икарус, с трудом протискивая рюкзаки и баулы в узкие двери автобуса. Хотя чувство безнадежности и отчаяния, очевидно, касалось только Ани; Андрей скорее испытывал что-то вроде облегчения, хотя коварная мысль «а что дальше?» все назойливее и назойливее сверлила его разум. На что они рассчитывали до последней минуты, когда Андрей, Галя, Вадик, Володя, Витек, Юля и Оля, сдав на турбазе лошадей и протолкавшись на автостанции минут пятнадцать, так и не узнав о своих незримых соглядатаях, стали забираться в автобус? На то, что в последнюю минуту случится нечто непредвиденное, и все переиграется? Возможно. А может, просто не могли себе признаться, что все их сверхъестественные перипетии ни к чему не привели, и, толи Анина версия об особой их планетарной миссии оказалась чудовищной мистификацией, либо экспедиция не пошла по тому маршруту, на пути которой должна была оказаться таинственная географическая точка, с которой, якобы, непосредственно начиналась их миссия по спасению человечества (Аня по-прежнему продолжала держать Андрея на этот счет в неведении). Кстати, насчет чудес и пространственно-временных аномалий, не говоря об этой таинственной географической точке: их, чудес, так ни одного и не произошло за два месяца путешествий на хвосте экспедиции. Был месяц пути до Телецкого озера, затем месяц пути по несколько другому, но близкому маршруту обратно, и ничего интересного и примечательного, кроме испортившейся погоды во второй половине сентября, мокрых палаток и сырой одежды не случилось. Впрочем, очевидно, участники экспедиции не согласились бы с нашими юными героями, они-то, как раз в целом остались довольны путешествием. Удалось найти значительное количество поделочных камней, и среди них встречались относительно ценные, хотя, разумеется, ни золота, ни алмазов, ни изумрудов, ни сапфиров найдено не было. Зато были походные романы, КСП-шные песни под гитару, рыбная ловля экзотического хариуса и небезуспешная охота на уток, рябчиков и тетеревов в сентябре. И ни одной серьезной ссоры, ни одной травмы, и даже банальные ОРЗ обошли стороной участников экспедиции. Многоопытные Крюков и Кожевников выразили всей группе благодарность, и отметили, что сборы получились весьма успешными, сырья добыто немало, и, слава Богу, никаких ЧП. Может для зеленых салаг это априори и минус, - нечем особенно прихвастнуть на какой-нибудь студенческой вечеринке, но для них, многоопытных стариков, сытых разными таежными ЧП по горло, и отвечающих за здоровье и жизнь рядовых участников партии, сей факт весьма отраден.
Итак, автобус скрылся за поворотом, а Андрей с Аней так и висели над землей, глядя ему в след, и каждый из них не решался первым нарушить тягостное молчание, ведь главное, что мучительно сверлило сознание обоих, это простая мысль: ради чего была затеяна эта фантастическая одиссея в 1985 год, если закончилось все абсолютно ничем. И вторая мысль, возможно еще более грозная: и как же теперь возвращаться обратно, и что понимать под словом «обратно»? В 1965 год? В Трускавец? В Ленинград? Но, если исходить из опыта, полученного во время путешествия на Ирудране, в Ленинграде, по крайней мере, в знакомой ему квартире, он больше не живет. А каким образом можно вернуться в 1965 год он себе совершенно не представлял, поскольку таинственный спиновый скачок в будущее произошел независимо от их воли. Хоть интуиция и подсказывала Андрею, что в прошлое вернуться можно, как сделать это практически, он не знал, а первоначально всезнающая «вставка», значительно обогатив его знания и умения в самом начале, теперь окончательно замолчала, очевидно, исчерпав все свои ресурсы. Но если он не сможет вернуться в свое старое доброе время, то какого рожна ему  тогда вообще возвращаться в Трускавец? Ну, и логичен вопрос: если он окончательно застрял в 1985 году, то живы ли его родители, а если живы, то где они сейчас, если, как выяснилось, в его квартире живут посторонние люди? Ну и совсем уж под конец, вопрос, без решения которого все остальные бессмысленны: где его физическое тело, и каким образом туда можно вернуться, и можно ли вообще? Конечно, возможно Аня знает ответы на все эти вопросы, но ему они кажутся совершенно неразрешимыми. Ну, разве что снова активизируется его замолчавшая «вставка», ведь заговорила же она однажды без видимых причин! Хотя, тогда ведь он еще пребывал в полноценном состоянии, в физическом теле, а в астрале, возможно, она вообще не работает! Да, влип он в историю… вернее, надо быть честным с самим собой, как это не страшно звучит, он не влип в историю, он просто умер, а душа его почему-то до сих пор бродит по этой грешной земле, по этому забытому Богом Алтаю, но, почему-то все никак не перейдет туда, куда положено ей в свое время перейти: в мир посмертия. Хочется утешить себя мыслью, что, поскольку он молод и не успел нагрешить, и был, к тому же, с какой-то непонятной целью, неизвестно кем наделен чудесными способностями, то справедливо было бы очутиться ему в раю. Возлететь к Эмпиреям! Однако этого не происходит. С момента, когда он осознал, что лишился физического тела, прошло около двух месяцев, а душа, как известно, покидает землю на сороковой день. Значит, его теперь можно назвать мытарем, душой, которая никак не может покинуть пространство земли, и очень этим фактом мучается. А все почему? А все потому, что поверил этой сумасбродной, а правильнее, сумасшедшей девчонке, возомнил себя спасителем человечества, и ввязался в совершенно безумный проект! Уж теперь то он убедился, что сама идея спасения человечества неведомо от чего, неведомо каким образом, просто плод больного воображения. Конечно, лестно было осознавать себя сверхчеловеком, спасителем Земли. Да и потом, мелькнула ведь шальная мыслишка, что если человечеству что-то угрожает, то автоматически угрожает и ему, любимому! А потом, в самом начале, чудесные силы этой девочки так потрясли его, они совершенно естественно развеяли мысль о сумасшествии, а уж когда чудесные силы стали и его достоянием, то тогда все последние сомнения отпали… допустим, почти отпали. Так что, конечно, его вины нет в том, что он ввязался в эту авантюру. Тут любой бы поверил и ввязался! Однако, результат – плачевный: две погубленные жизни и никакого намека на спасение человечества. А все Аня! Это она во всем виновата, в конце концов, то что она эту бредятину возомнила – ее проблемы, сама бы и расхлебывала, но по какому праву она его в эту историю втянула?! Он то ради чего свою жизнь, нормальную земную жизнь потерял? Понятно еще, отдать ее во имя спасения человечества, если ты его действительно спас, хотя бы частично, но тут-то – один пшик! У Андрея появилось отчетливое желание наброситься на Аню, задушить ее, растоптать, убить! Господи, какая чушь! Они и так мертвы, как можно растоптать и убить астральное тело! И потом, если в плотном теле он, как мужчина, мог рассчитывать на свое физическое превосходство, то теперь еще не известно, не исключено, что магической силы в Ане не меньше, чем в нем. Или даже больше? Она ведь гораздо дольше, чем он, инициирована. И все же, зачем инициировали его, если вся эта идея оказалась полным блефом…
Аня посмотрела на Андрея с печалью и сочувствием: очевидно, переполнявшие его мысли выхлестнулись наружу, и Аня сумела их прочесть.
- Хочешь меня уничтожить? – спросила она с грустной иронией. – Я тебя прекрасно понимаю, возможно, я бы о том же сгоряча думала, окажись я на твоем месте. К сожалению, ничем не могу тебе помочь, даже если бы этого искренне желала: ни тебя, ни меня невозможно уничтожить в этом агрегатном состоянии! Конечно, можно устроить спектакль со сражением в рукопашную, с холодным, огнестрельным, лучевым или плазменным оружием, только все ведь это будет равносильно детской игре в войну. Если ты даже распылишь меня на молекулы, я вынуждена буду восстановиться, независимо от моего желания. Так что, может, все же побережем наши силы для более важных задач?
- Для каких еще задач?! – возмутился Андрей, - ты что, еще не наигралась в роль спасительницы человечества?! По-моему, с этим все ясно, все это плод твоего больного воображения! Ты же мне с непоколебимой уверенностью доказывала, что экспедиция должна привести к каком-то там ключевому месту, где ты меня посвятишь в детали этой самой миссии, будь она неладна! После чего мы торжественно перейдем к непосредственному спасению человечества от какого-то злого буки! И что в результате? Нас занесло в этот проклятый 1985й год, мы два месяца болтались по тайге в астральных телах, и никаких намеков ни на это особое место, ни на спасение человечества! И вообще, никаких намеков ни на что! И главное, совершенно непонятно, что теперь делать, и как существовать дальше, если, можно так выразиться, мы с тобой давно уже покойники! Давай все же называть вещи своими именами. Где теперь мое плотное тело находится? Как туда вернуться? А может, оно уже похоронено, и истлело до косточек! Ведь даже не понятно, где его искать, в каком времени: толи в 65м, толи в 85м году, а может, и еще в каком, почему мы на этом 85м зациклились?
- Знаешь, Андрюша, - несколько виновато, но все же твердо, сказала Аня, положив ему руку на локоть (прикосновения друг к другу они продолжали ощущать, чего нельзя было сказать обо всем остальном мире), - мне кажется, возвращаться еще рано.
- Что значит, рано? По-моему уже давно все ясно! Да и почему ты так говоришь, словно в любой момент запросто можешь вернуться в свое плотное тело, только, по каким-то соображениям, не хочешь? Кстати, если наши тела все же были покинуты в 65м году, то от них одни косточки остались, так что и возвращаться-то, собственно говоря, некуда!
- Думаю, ничего фатального с нашими телами не случилось, - сказала Аня, впрочем, никак не аргументируя свою уверенность, - и я прошу поверить мне только в одном: наша миссия – это не плод моего больного воображения, хоть и доказательств обратного я пока не могу тебе предоставить! А значит, думать нам надо не о том, как вернуться в свои тела и в свое время, а о том, как продолжить то, что возложили на нас Провиденциальные Силы. Уже ясно, что мы допустили какую-то ошибку, наверное, с самого начала надо было прислушаться к внутреннему голосу, и искать какое-то другое решение. Ты ведь в самом начале говорил, когда мы только встретили ребят, что и с нами и с ними что-то не так, да и мне почему-то не понравилось, что взрослый Андрей оказался без коронетки, к которой, в другой версии событий я его вроде бы привела. Но мы тупо последовали за ними, и в результате все предприятие закончилось крахом. Я предполагаю, что мы каким-то образом оказались в альтернативном потоке событий, в какой-то боковой, случайной ветви, где ничего не произошло. Очевидно, темные силы все же сумели нас отследить, и сумели запутать. И все же зацепка у нас есть, ведь в начале мы определенно попали в правильный поток событий, в тот, где взрослый Андрей меня увидел, и нашел с моей помощью коронетку. Возможно, она фигурирует только в этой событийной версии, и нам необходимо каким-то образом выйти на нее.
- Ты хочешь отмотать события на два месяца назад и все начать сначала? – ярость Андрея сменилась сарказмом, - а почему не на несколько десятков тысячелетий. Тогда бы, возможно, человечество пошло по новому, правильному пути, и ему не грозил бы никакой Апокалипсис или что-то там еще. По-моему это продолжение все той же бредовой идеи!
- Что касается двух месяцев, то почему бы и нет? Ты уже был участником спинового перехода на двадцать лет вперед.
- Ну, так то вперед! - не нашел чем отпарировать Анин аргумент Андрей.
- А не ты ли наблюдал, после того, как оказался в теле взрослого Андрея, а потом рядом с ним, как время «как бы отмоталось на несколько дней назад», и ты оказался в том месте, где вначале лежала коронетка, и откуда началось наше, к сожалению, бесполезное двухмесячное путешествие?
- Ну, так, - пробормотал Андрей и замолк, не зная, как продолжить фразу.
- А когда мы с тобой гуляли рядом с твоим домом по Пискаревскому проспекту, разве мы не выдели реального чередования альтернативных вариантов развития событий в масштабе страны? Разве из этого всего не логично допустить, сто мы просто угодили в неудачный альтернативный  событийный поток, - допустим, нам даже в этом кто-то помог, - и все еще возможно переиграть? Не просто возможно, у нас просто другого пути нет.
- Ну и что ты предлагаешь, если все так просто? – грустно сказал Андрей, он уже потерял желание растоптать и испепелить Аню, и его воинственность сменилась апатией, - давай, предлагай, лично я никаких зацепок не вижу, а все эти перескоки во времени и по альтернативным потокам происходили помимо нашей воли, и я не представляю, как это можно повторить по собственной инициативе.
- Сейчас я не знаю, - сказала Аня смущенно, - знаю только, что это каким-то образом должно произойти.
- Ну, успокоила, - снова вспыхнул Андрей, - это все равно, как ты собралась искать какое-то место в алтайской тайге, не зная, где оно на карте находится, и какими особыми приметами обладает! Хороша зона поисков: в Африке под баобабом! Именно по этому поводу китайца говорили: «трудно ловить в темной комнате черную кошку, особенно, если там ее нет». Господи, как я от всего этого устал, как я хочу хоть какой-то определенности! Как я хочу восстановиться в своем плотном теле! Или хоть бы увидеть его!
……………………………………………………………………………..
Что произошло дальше, Андрей помнил плохо. Последнее, что он осознал, это удивленное лицо Ани, а так же чей-то голос, то ли прозвучавший в его сознании, то ли вспыхнувший яркой вспышкой:
- ТЫ СКАЗАЛ!
«Откуда это? – мелькнуло в его равнодушном, угасающем разуме, - ах да, это же Иисус Христос Понтию Пилату ответил… и еще кому-то…»
После этого на какое-то время наступило небытие.













ГЛАВА ПЕРВАЯ

ПИШУШИЙ СТРАНИЦЫ

Когда Андрей пришел в себя и осмотрелся, то первая мысль, которая возникла в его сознании: «Я это уже видел…»
И действительно, и эта больничная палата, с не очень чистыми крашеными стенами и потолком в разводах, и эта капельница, и кафельный пол, и вид больничного дворика из окна были ему знакомы. По меньшей мере, один раз он здесь побывал, ну и конечно, ему хорошо знаком этот человек на кушетке с пергаментной кожей и осунувшимся лицом. Это был он сам, только взрослый, хотя возраст определить было сложно. Что-то нехорошее с ним произошло: он лежит без сознания, то ли в коме, то ли глубоко спит, в общем, налицо результат тяжелой болезни… или травмы. Но почему он очутился здесь? Только что он был где-то в другом месте… где-то в тайге… ах, ну да, он же стоял около автобусной остановки и провожал взглядом точно такого же Андрея, и, помнится, страстно захотел, ну если не вернуться, то хотя бы увидеть свое тело. А что значит, увидеть тело? Он что, без тела был что ли, как это так? Наверное, это был сон, и сон этот продолжался до недавнего времени…
Тут Андрей вспомнил все, ну если не все, то очень многое: как он подготавливал убийство Туранцевой с помощью чудесных невидимых нитей, которые у него возникли под воздействием напитка Сомы, как в последнее мгновение выдернул ее из-под автомобиля, под который сам же ее и толкнул с помощью этих нитей. Как, через некоторое время, он, помимо воли, покинул свое тело, и тело это отвезли в больницу, как, уже в состоянии астрального существа в статусе мытаря он жил в физическом пространстве в небольшом радиусе от своей квартиры. А потом ему помог восстановиться домовой Варфуша, и он сумел вызволить знающую половинку Ани из ее плена на изнанке Земли. А потом был сон, в котором они с Аней встретились в Трускавце, и отправились на грозовой стихиале Ирудране спасать человечество от какого-то там Апокалипсиса. Все связалось в сознании Андрея: он только что, очевидно во сне, попросил Господа Бога хотя бы посмотреть на свое тело, и вот он его видит, это и есть его тело, и никакого детского тела давно не существует, оно благополучно повзрослело, и теперь впало в какой-то затяжной сон или кому в результате использования чудесной Сомы. Нечто подобное было с его предшественником, индусом Рамом, и это не послужило Андрею уроком. Выходит, вся эта эпопея с Трускавцом, чудесной вставкой, путешествием на Ирудране было лишь затяжным сном в каталептическом состоянии. И вот теперь он вернулся к своему настоящему телу, именно так, как у Господа Бога и попросил. По какой-то причине его, осознающего себя ребенком, вытянуло из ткани сновидения и перекинуло в физическое пространство палаты, где, увешенное трубочками и датчиками лежит его тело, лежит неизвестно сколько, но ясно, что не день, не два, возможно, месяцы, или даже, как ни страшно представить себе, годы. Стоп, но это не все, ведь что-то в его памяти и еще хранится, словно бы он, взрослый путешествовал по Алтаю, и, в отличие от  его путешествия в астральном теле ребенка, с экспедицией происходили постоянные паранормальные события, какие-то бесконечные астральные путешествия, какие-то великаны из гигантской стаи бабочек, какие-то эффекты нуль-транспортировки, телепортации, красные водоросли, галлюцинаторный дух Мескалиныч! Ах, ну да, все это тоже было сном, только сон каким-то странным образом расщепился на два потока. Один был посвящен событиям, которые происходили с ним, взрослым, так, как будто он проснулся после летаргического сна в 1985 году. А второй поток – это возвращение в 1965 год, в Трускавец, и тут уж чудесная ткань сна явила его в образе великолепного сверхмогущественного ребенка, который вместе со своей, такой же могущественной подругой, отправился в удивительное путешествие с целью спасения человечества. Правда, как это должно было осуществиться, он так и не узнал. Что ж, теперь эти два потока сновидений встретились около его больничной койки, и он прекрасно помнит события и того и другого, до сей поры не пересекающихся сновидческих повествования. Зачем же его сюда закинуло? Зачем он здесь торчит и наблюдает себя со стороны? Ах да, он же сам попросил в том сновидении, где был мальчишкой, чтобы ему его тело показали, и ему его не только показали, теперь, наконец, все нестыковки соединились, и он осознал себя во всей полноте. К сожалению, открытие его весьма плачевно: на самом деле он лежит в коме и видит сны… нет, кажется, в коме человек сны не должен видеть… возможно, это самый настоящий летаргический сон, спровоцированный Сомой, и у него есть перспектива проснуться и оказаться, наконец, в нормальном, реальном мире, а не искореженном царстве сновидений, где он уже Бог знает сколько времени блуждает, думая, что все это происходит с ним наяву. И все же это лучше, чем, допустим, шизофрения, которую он у себя заподозрил в том же сне после того, как во взрослой версии экспедиции вернулся из зоны красных водорослей в лагерь, и никого из ребят не застал. Что ж, теперь-то ясно, что это был всего лишь сценарий летаргического сновидения, и на самом деле ребята никуда не пропадали: вообще не было никаких ребят, и тайги не было! А вот если бы у него действительно была шизофрения, вот тогда дело дрянь, тогда надежды никакой, и бред затягивал бы его все глубже и глубже, до конца жизни. А так, он непременно должен проснуться, - если это действительно летаргия, то обязан проснуться! Но удивительно, какими же реальными бывают сны, ведь он словно бы два длинных куска жизни в них прожил, один – взрослым, другой – ребенком.
«Интересно, - подумал Андрей, разглядывая откуда-то сверху свое исхудавшее тело и палату, в которой оно лежало, - сон ведь этот по сути дела продолжается, а я вдруг осознал и то, что я сплю, и то, что эти две истории – всего лишь два изолированных сновидения. Почему же этого раньше не происходило? К тому же, во сне я неоднократно видел, что ложусь, засыпаю и уже другие сны вижу. У Кастанеды это, кажется, называется воротами сна, первого, второго, третьего и так далее уровней. А то, что я сейчас и эту палату, и свое спящее тело вижу – тоже удивительно. Хотя, в астрале это со мной не раз бывало, да и сейчас я ведь не в состоянии сновидения, а в состоянии астрального выхода нахожусь, иначе бы разум не был столь отчетливым и все понимающим. А палата эта на самом деле – ближайшее к Энрофу отражение. Кстати, когда я в астрале нахожусь, то всегда себя, астрального, могу осмотреть. Интересно, я сейчас в качестве мальчика или взрослого фигурирую?»
Андрей посмотрел вниз, и с удивлением констатировал, что он никак не фигурирует. Ни в качестве мальчика, ни в качестве взрослого, то есть никаких признаков себя при смещении взгляда вниз, он не обнаружил.
«Как же так, - смятенно подумал Андрей, - я ведь мыслю и откуда-то смотрю, я же вижу и эту палату, и свое физическое тело из определенного ракурса! Получается я – что-то вроде чеширского кота? Улыбка есть, а кота нет!»
Андрей беспомощно начал оглядываться вокруг, при этом ему казалось, что он вполне натурально вращает глазами и вертит головой.
«Может, я как-то не так расположен, может, мое астральное тело как-нибудь вверх зависло», - смятенно думал Андрей. Но нет, обнаружить себя ему так и не удалось, а значит и вопрос, в каком состоянии, ребенка или взрослого он находится, был неправомерен.
Но тут произошло нечто иное. Взгляд его нечаянно упал на зеркало («это зеркало я уже видел, - механически отметил он, - и, кажется, даже, входил в него»), но увидел в этом зеркале он не синхронное отражение Андрея, взрослого или ребенка! В зеркале за большим письменным столом сидел немолодой мужчина, и что-то увлеченно писал дорогой паркеровской авторучкой. На какой-то момент мужчина (который был к Андрею спиной) перестал писать, повернулся к невидимому Андрею лицом и хитро ему подмигнул, затем вновь вернулся к своему занятию.
«Господи, - мелькнуло в несуществующей голове нашего героя, - да ведь это же я сам, только лет в 45-50! Растолстел-то, как, и седой совсем стал… но это определенно я, - это была не догадка, а уверенность, хотя внешность этого немолодого человека заметно изменилась по сравнению с той, к которой Андрей привык. - Ладно, хоть не лысый и не совсем дряхлый Интересно, а что это я так увлеченно пишу? Ведь не домовую и не приходно-расходную книгу! До такого-то я не мог докатиться!»
Андрею захотелось посмотреть, что он, в старости, такое пишет, приблизился к зеркалу, при этом толстая общая тетрадь, в которую мужчина что-то записывал, стала отчетливо видимой, и наш герой прочитал: « Андрею захотелось посмотреть, что он, в старости такое пишет, приблизился к зеркалу, при этом толстая общая тетрадь, в которую мужчина что-то записывал, стала отчетливо видимой, и наш герой прочитал…»
Еще не осознав, что он прочитал строки, описывающие ситуацию, в которой он в настоящий момент находится, Андрей почувствовал, что его неудержимо затягивает в это зеркало, в эту книгу, в которой – это он теперь точно знал, – описана его жизнь, и сделал это он сам то ли через двадцать, то ли через сорок лет, в зависимости от того, что принимать за точку отсчета. В какой-то момент он оказался внутри этой сцены, и сознание его разделилось на четыре части, одновременно ощущая общность каждой части в целом. С одной стороны он воспринимал себя неким сознанием, находящимся внутри книги, внутри повествования, с другой стороны он был тридцатилетним Андреем, путешествующим по Алтаю, а так же по разным астральным сакуалам. В третьем качестве он был всемогущим магом-мальчишкой, который только что перенесся от автобусной станции в ткань книжного повествования. И, наконец, четвертую осознаваемую часть составляло сознание немолодого писателя, пишущего грандиозную книгу своей жизни; события, то ли происходившие в действительности, то ли явившиеся плодом затейливой фантазии автора. В этот момент Андрею Данилову, писателю, захотелось припомнить эпизод, описанный в его повествовании довольно давно, и изрядно им подзабытый. Освежить его необходимо было потому, что сюжет как бы возвращался именно к этому эпизоду, чтобы получить дальнейшее логическое развитие. Писатель встал из-за стола, подошел к книжному шкафу, достал одну из тетрадей рукописи (их было не меньше пятидесяти) и начал листать. Тут снова нечто произошло: самоощущение Андрея вновь сузилось до сознания мальчика, забывшего обо всех его других частях, он помнил только о том, что он ребенок, но без судьбы и личной истории. Это сознание парило над домами какого-то до боли знакомого города, с дворцами, шпилями и многочисленными каналами, впадающими в широкую полноводную реку, а перед ним от горизонта до горизонта медленно перелистывалась немыслимых размеров страница, и как только она перелистнулась, город его детства и отрочества исчез, а может и не исчез, а захватил его бесформенное я и бросил в конкретную сцену, в конкретное событие. Андрей осознал, что в действительности он не Андрей, а Пандеон, и стремительным галопом несется на огромном белом коне по темной аллее старинного необъятного парка, и этот парк почему-то называется Летним садом. За ним, безнадежно отстав, гонится бронированный отряд черных воинов Кальвина, а перед ним, склонив ему голову на плечо, привычно устроившись на широкой спине Белого грома, сидит его возлюбленная Тесса. Он, Пандеон, только что отбил свою суженную у похитивших ее воинов Кальвина; вскоре Белый гром окончательно оторвется от погони, и тогда ищи-свищи их ветра в поле.  В этот момент Андрей, в образе Пандеона поднял голову в небо и увидел, что от горизонта до горизонта перелистывается новая гигантская страница. Последней его мыслью было: «Почему так быстро? Страницы никогда не листаются так быстро!» – но в этом месте сознание его угасло, словно кто-то переключил тумблер, и когда оно вернулось, то он был уже не на коне, а в лодке, и плыли они вместе с Тессой по синему морю, а впереди маячил мрачный каменистый остров, окруженный темными острыми скалами, а в центре острова возвышался еще более мрачный и зловещий замок с заостренными, словно чудовищные клинки, башнями, с тускло поблескивающими узкими окнами-бойницами. Зачем они плывут к этому, явно опасному замку, и почему он везет с собой Тессу, ведь негоже благородному воину подвергать свою суженую столь серьезной опасности, Пандеон не успел вспомнить, поскольку через все небо вновь перелистнулась страница, и вновь наступила кратковременная утрата самоощущения.
Новый эпизод, в который окунулось сознание Пандеона (читай, Андрея), очевидно, был каким-то ключевым, то ли завершающим неведомую историю, то ли переводящим ее на какую-то новую стезю повествования. При этом сознание его было погружено в отчаяние с одной стороны, и с другой, в кровожадную ярость и непоколебимую веру в то, что сейчас, наконец, сейчас вечно ускользающий от него противник, наконец, заплатит за все: теперь он приперт к стенке, и хоть его воинское искусство велико, он, Пандеон, не сомневается в своей победе, поскольку с ним его вечная любовь к Тессе и ее удивительная магическая сила, перешедшая в его клинок после его гибели. Или Тесса все же не умерла, ведь сам момент смерти и ее мертвое тело он не видел… не успел увидеть. Нет, но он видел, как Кальвин сбросил ее из окна башни, и как ее поглотило море.
Казалось, пелена красной ярости только сейчас спала с глаз Пандеона, и он словно бы въехал в окружающую обстановку. Он находился в огромной спальне Кальвина, задрапированной мрачными зловещими гобеленами, испещренными демоническими рунами, пентаграммами, химерическими образами и символами. На полу то тут, то там валялись перерубленные телохранители Кальвина в черных доспехах, а сам Кальвин в черной маске (Пандеон никогда не видел его лица) и черном балахоне (под которым, наверняка, скрывалась прочнейшая, тонкая кольчуга, которую он никогда не снимал) тяжелым двуручным мечом отражает яростные выпады грозной шпаги Пандеона. Эта шпага теперь способна отразить и перерубить любое оружие, поскольку в нее словно бы вселилась душа только что погибшей Тессы. Теперь Пандеон понимал, зачем она принудила взять ее с собой, хоть он и  был категорически против. Она знала свою судьбу, и знала, что ее гибель – единственный способ победить неуловимого и неуязвимого Кальвина, сделав оружие Пандеона непобедимым своей последней, посмертной магией. В противном случае ее суженый был бы обречен. Она не пережила бы его гибели, а он сильный, он переживет.
Поединок между Пандеоном и Кальвином, видимо подходил к концу, огромный двуручный меч, очевидно, был последним оружием хозяина башни, все полки, подставки и петли, на которых прежде висели и стояли многочисленные мечи, сабли, алебарды, копья и топоры были пусты, и оружие это, перерубленное и искореженное то тут, то там валялось на полу и широкой кровати черного мага. С другой стороны, на тонкой шпаге Пандеона не было ни зазубрины, и шпагу эту, отныне заговоренную, он мысленно окрестил Тессой, хотя до того, это была обычная, хорошо закаленная шпага, не имевшая имени.
Итак, Кальвин был зажат в углу, и, с видом затравленного зверя, пытался отразить яростное наступление Пандеона двуручным мечом, используя преимущества его длины и тяжести. Однако теперь это не имело значения. Широкий взмах, нацеленный на открытую, без шлема голову Пандеона в последний момент был отражен его неуязвимым оружием, и огромное стальное двуручное чудовище, перерубленное пополам, как тростинка, упала с жалобным звоном на пол. Это был последний выпад Кальвина, и ответным выпадом Пандеон пригвоздил его к стене, словно муху, к препарационной доске, даже не почувствовав сопротивления доселе непробиваемой заговоренной кольчуги: посмертная магия Тессы оказалась сильнее. Еще не веря в то, что его многолетнее противостояние с черным магом закончено, Пандеон, выпустив оружие из руки, отошел на шаг от агонирующего врага, упасть которому не давала шпага, пришпилившая его к стене. Испытывая почти сладострастное торжество, Пандеон смотрел и смотрел на то, как мучался в предсмертной агонии его вечный, и наконец сраженный враг, затем ему пришло в голову, что негоже оставлять надолго благородное оружие в черном теле человекоподобного зверя, и стремительным движением вырвал клинок из груди мага, из которой тут же начала хлестать густая темная кровь. Кальвин, уже мертвый мешком свалился на пол, но Пандеон, видимо, желая нанести последний штрих своей выстраданной победы, кончиком шпаги сорвал с него маску, желая посмотреть в лицо, которого он никогда не видел, и тут же застыл в оцепенении, поскольку был готов к чему угодно, но только не к этому. Никакого лица зверя с клыками и шрамами под маской не оказалось, это была зеркальная копия лица Пандеона, только более темное, словно покрытое густым загаром. В этот момент Пандеону показалось, что на лице этом застыла не посмертная гримаса, а саркастическая ухмылка, и в следующее мгновение из приоткрытого рта вырвалось темное облачко и потянулось к неподвижно застывшему от неожиданности Пандеону, затем окутало его клинок, залитый кровью врага, и, словно бы вобрав эту кровь, поглотило руку Пандеона вместе с этой кровью. Герой ощутил, как холодная колючая волна прокатилась по телу, затем сконцентрировалась в области сердца и перестала ощущаться…
В этот момент сознание его начало гаснуть, но не мгновенно, как при переключении тумблера, а постепенно, словно бы погружаясь в сладкий сон. Пандеон чувствовал, что начинает падать, но, опять же, медленно и приятно, и в этот момент в голове его зазвучала песенка, которую исполнял голос его возлюбленной Тессы, и хоть Тесса никогда в его присутствии ее не пела, она показалась очень знакомой, и звучала, словно сладкая колыбельная:
Помнишь из детства
Света пургу,
Мальчик и девочка
На берегу.
В последний момент перед тем, как сознание окончательно угасло, Пандеон увидел себя, десятилетним мальчиком внутри огненного круга на фоне какого-то грандиозного амфитеатра, ощущая, как в сердце его проникает ометаличенное холодное, серое  облако, а затем надтреснутый, колючий голос произнес: «Он сделал выбор!»
В этот момент черное зловещее небо и гигантское сооружение пересекла листающаяся страница, и мир для Пандеона исчез окончательно.


































ГЛАВА ВТОРАЯ

СНОВА К НАЧАЛУ ВРЕМЕН

Когда сознание его вновь вынырнуло из небытия, то в первое мгновение ощущение собственной инфернальной грандиозности было настолько огромным и всепоглощающим, что сама мысль «кто я» или «что я» отошла на задний план. Сложнейшая гамма чувств, включающая в себя чудовищное самомнение, неописуемые гигантские знания, немыслимую древность и космический масштаб могущества с дерзким планом по созданию новых миров, новых вселенных (правда на основе поглощения прежних), разбивалась волнами океана о скалу немоты. Чуть позже, на фоне этого океанического величественного прибоя, возник подводный вулкан постоянно, но не очень успешно подавляемой, и древней, как сама вселенная, обиды на кого-то еще более могущественного, чем он, кого-то чье могущество из века в век, из тысячелетия в тысячелетие отравляет сознание собственного величия и грандиозности. Возник, и вновь был подавлен чудовищной волей, оставив горький пепел осознания, что без него, без этого объекта жгучей обиды и зависти, как ни горько признать, не было бы ни собственного космического величия, ни самой принципиальной возможности созидать новые миры. В конце концов, это даже нельзя назвать созиданием, это переработка и переплавка уже существующего, а сам Создатель, объект жгучей зависти, ненависти, обиды… и, как в этом ни чудовищно себе признаться, - мучительной Любви, - все так же недосягаем и совершенен, как прежде, и только Он способен создавать миры и монады из ничего. Нет, как ни больно себе в этом признаться, он по-прежнему так же далек от могущества Создателя, как тогда, до начала времен, хотя в нем непрерывно жила вера в то, что еще немного, еще чуть-чуть, и объект его тайной Любви и Ненависти будет посрамлен и повержен…
О, Создатель, как ненавистно это бремя противоестественной любви к тебе, с которой ничего невозможно поделать, только спрятать в океане холодного рассудка и могучего разума, и пусть этого позорного факта его слабости не видит никто, самого себя обмануть невозможно, как невозможно обмануть и самого Создателя. Остается только месть и захват все новых и новых сфер влияния, где будут властвовать Воля, Рассудок, Сила и право сильнейшего вершить судьбы более слабых. Сейчас он получил шанс отвоевать новый бастион, внести свою корректуру в ненавистный Провиденциальный план, в очередной раз посрамить Создателя…
Неожиданно эти величественные, правда, смешанные с горечью мысли и чувства некого грандиозного сверхсущества стали угасать, утрачивать свою космическую всеобъемлемость и могущество, и в это темное полотно космического сознания начали врываться знакомые – знакомые кому-то другому, затаившемуся в безбрежных далях могучего интеллекта – строки:
Помнишь из детства
Света пургу,
Мальчик и девочка
На берегу…

Да-да, только что эти строки пел родной женский голос, теперь же их декламирует мужской тенор…
И тут Могучий космический разум словно бы сжался в точку, не исчез совсем, но уже почти не ощущался, перешел в потенциальное, свернутое состояние, как сворачивается, но не уничтожается компьютерная программа при включении функции «свернуть», и место его занял уже другой, несоизмеримо более скромный разум Андрея Данилова в десятилетнем возрасте, недавно покинувшего сначала автобусную станцию санатория Белокуриха, а затем реанимационную палату. Этот разум, конечно, нельзя было назвать обычным разумом десятилетнего ребенка, даже рядовой взрослый разум не содержал и сотой доли информации и скрытых возможностей этого десятилетнего разума. Тем не менее, и ему,  озаренному сознанию молодого сверхсущества было неизмеримо далеко до только что свернувшегося, люциферического, вселенского.
Итак, к десятилетнему Андрею вернулось его самоощущение, и он уже не был ни взрослым Андреем, путешествующим по тайге, ни пожилым писателем, пишущим повесть своей удивительной жизни. Хотя он помнил об их недавнем присутствии, но конкретные факты воспоминаний, чувств и индивидуальных оценок сжались и утратили свою отчетливость. О грандиозном же демоническом сознании, только что угасшем на фоне полотна самосознания, он сохранил только ощущение грандиозности, вдруг возникшей и угасшей, ничего же конкретного из этого он припомнить не мог.
«Что со мной? – подумал Андрей, - что это за скоки-перескоки такие, да еще с раздвоением, растроением и расчетверением личности? То оказываюсь каким-то персонажем из фэнтези, то чуть ли не Люцифером!»
Андрей включил зрение, поскольку держалось ощущение, что ни раскрыть веки, ни вообще пошевелиться он, по какой-то причине, не способен, тем не менее, зрение включилось, и Андрей обнаружил себя в абсолютно темной пещере. Однако, несмотря на ощущение полной темноты, он неплохо видел окружающее, поскольку все, как антропоморфные, так и неодушевленные объекты, находящиеся в пещере, обладали собственной светимостью, которую, возможно, воспринимало не физическое, а астральное зрение, воспринимающее мир во сне. И хотя десятилетний суперребенок (скорее всего его астральный организм), Андрей Данилов, знал, что никогда в этом существовании не был в этой пещере, он, тем не менее, хорошо это место знал: и этого гиганта-андрогина, сидящего в позе лотоса на циновке куша, и эти реторты с самосветящимися ингредиентами, и этот котел-атанер, и этот, висящий в воздухе, белый, однако светящийся всеми цветами радуги тысячелепестковый цветок.
Одновременно возникло чувство, - пока не знание конкретных фактов, но чувство, что здесь он не случайно, что его вызвали Бог знает из каких миров, Бог знает в какую древность эти строки про мальчика и девочку на берегу…
… Ели приметен памяти след,
Я тебя знаю тысячу лет…
Да, да, эти слова произносит его взрослый двойник, за которым он совсем недавно или безумно давно бродил по тайге. Но как он в эту пещеру попал? Ах да, ему же эта пещера знакома именно через посредство двойника, именно его глазами он ее видел, а побывал его двойник здесь уже не раз.
«Меня не просто сюда вызвали, - продолжал размышлять Андрей, - я здесь что-то чрезвычайно важное совершить должен, еще немного, и я вспомню, что именно. Однако что-то необычное в моем состоянии! Я что, снова без тела нахожусь, как тогда, в больничной палате?»
Андрей снова каким-то внутренним усилием расширил границы зрения, и с удивлением и страхом обнаружил, что на этот раз он отнюдь не бестелесен, но непонятным образом впечатан в металлическую пластину, словно бы заглублен в нее! Справа же и слева от него, из похожих стальных пластин (которые, закрепленные на едином каркасе, представляли собой что-то вроде стального нагрудника) выступали объемные горельефы обнаженных юноши и девушки.
«Адам и Ева, - промелькнуло в памяти Андрея. Несмотря на то, что это были лишь искусные изображения на стальных пластинах, Андрею показалось, что они живые. – А что удивляться, ведь я такой же самый оттиск на бахреце, только в другую сторону, - (Андрей почему-то знал, что это именно бахрец), - однако вижу, слышу, чувствую, размышляю, а, как известно, - Когито эрго сум! Наверное, это соседство не случайно. Однако, что я здесь делаю, кроме того, что я помещен сюда ради какой-то чрезвычайно важной миссии? Почему-то ничего вспомнить не могу! Похоже, эти обнаженные также к этой миссии отношение имеют, и гигант застывший, то ли скульптура, то ли идеально сохранившаяся мумия, он тоже участник этого неведомого спектакля. Нет, но как мы все в эту каверну попали, ведь я ощущаю наверняка, что мы в толще камня находимся, и никаких тут входов-выходов нет, это не пещера,  а именно каверна».
Тут в сознание Андрея вновь вернулись строки, которые, как он почему-то знал, завершают стихотворение-пароль, затянувшее его сюда, в эту стальную пластину:
…Так и встречали
Света пургу
Мальчик и девочка
На берегу.
Андрей чувствовал, что произносивший эти строки находится совсем рядом, сзади, однако же назад повернуть свое зрение не мог, хоть и не сомневался, что сзади находится его взрослый двойник, и как только отзвучали последние строки, он понял, что его самоощущение покидает границы оттиска и устремляется вперед, к неподвижно сидящему великану атланту. Последнее, что он успел заметить, еще будучи оттиском, это то, что соседние горельефы зашевелились на своих пластинах, начали приобретать трепетность и цвет живой плоти, одновременно выпростаясь из стальных бахрецов. Одновременно с этим он понял, что невидимый декламатор также покинул каменную каверну.
……………………………………………………………………………..
Тор пробудился резко, как от сильного толчка. Сознание и самоощущение достаточно быстро вернулись к нему, но тело по-прежнему оставалось каменноподобным в результате особого состояния анабиотического Сомати, поэтому ни пошевелиться, ни открыть глаза он не мог.
«Время пришло, - это была первая мысль, возникшая в его сознании, - однако меня пробудили, ведь сам пробудиться я не мог. Кто же это сделал? Ах, да, ведь цветок Тенгри запрограммирован на мое пробуждение, когда настанут благоприятные времена. Выходит, такие времена настали. Интересно, сколько времени прошло? 100000 лет? 500000 лет? Миллион? Что же мне снилось все эти годы?»
Как ни странно, ни снов, ни астральных многотысячелетних странствий Тор припомнить не мог, хоть и знал, что полной тьмы и немоты быть не могло: его астральное тело, осознанное и совершенное имело огромный тысячелетний опыт управляемых и отработанных астральных странствий, и, возвращаясь в бодрствующее состояние, он никогда их не забывал, помня их так же хорошо, как его бодрствующее сознание помнило текущие события плотного плана, а атлант Тор, будучи в обычном состоянии, не забывал ничего.  Странно, почему же он все забыл? Такого никогда не было. Хотя, конечно, анабиотическое Сомати длинной чуть ли не в Манавантару, дело для него новое, может и действительно за столько тысячелетий (знать бы, сколько их было!) его нервная система и мозг, несмотря на глубочайший анабиоз, претерпели определенные изменения, и наложили отпечаток на самоощущения тонкого тела. С другой стороны, при развитости и универсальности его шельта, этого не должно было произойти, он всегда в совершенстве мог абстрагироваться от влияния биологической нервной системы, которая, как известно, является всего лишь антенной, настроенной на определенные личностные частоты астральных и ментальных тонких волн мировой ноосферы и области архетипов. При всем том атлант прекрасно всю свою жизнь до Потопа, а так же свои последние ощущения, которые остались в его астральном сознании во время созерцания Апокалипсиса из ближайшего космоса и верхних слоев атмосферы. Перед его мысленным экраном, как живые, стояли картины вхождения астероида в атмосферу: чудовищный гриб с последующими невообразимыми цунами в результате его удара о поверхность океана, после чего толща воды и земной коры были прожжены вплоть до верхних слоев мантии. Да, такого зрелища не видел никто на земле, вернее многие видели какие-то секунды на начальном этапе, но, после уничтожения их плотных тел в пламени и воде Апокалипсиса, эти впечатления подверглись значительному выхолащиванию посмертного существования.
Тем временем состояние частичной амнезии доставляло атланту все больший дискомфорт, он сдвинул точку сборки сознания и особым сканирующим чувством начал обшаривать уголки своего подсознания и сверхсознания, которые в данный момент спрятаны от его поверхностного самоощущения. Первое, на что он наткнулся, не успев еще погрузиться в глубинные слои архетипов, был информопакет, встроившийся в его сознание достаточно близко к поверхности, и до сей поры он не обнаружил его присутствия только потому, что тот был искусно свернут в потенциальное состояние Авьякта.
«Кто бы это мог быть? – подумал Тор, - судя по характеру частот, это не представитель нашего этноса. Землянин, человек, но не атлант, какой-то другой биологической природы».
Дальнейшее сканирование не принесло Тору ничего: кроме этого артефакта – свернутого информопакета, ему не удалось обнаружить признаков какой-то непроявленной памяти, хранящей все астральные перипетии его шельта, которые просто обязаны были происходить во время анабиотического Сомати его плотного тела.
«Ладно, - подумал Тор, - все это очень странно, но сейчас надо думать о грядущей задаче, а с загадочным информопакетом и со всем остальным разберусь позднее, когда окажусь в более функциональном состоянии. Пока же надо телу подвижность вернуть».
Тор снова произвел внутреннее сканирование, отыскал мандалу Вечности, созданную им на ментале перед тем, как погрузиться в анабиотическое Сомати, и начал ее расформировывать.
Поначалу все шло гладко, однако почти перед самым завершением ментальной операции он наткнулся на артефакт, который перечеркнул все его усилия, и вернул мандалу в исходное состояние, что не позволило Тору вывести свое плотное тело из каменноподобного оцепенения.
«Так, - подумал Тор в недоумении, - этого не должно быть, однако произошло. Попробую еще раз». – Однако ни эта, ни последующая попытка не привела к успеху: все тот же чувственно-ментальный артефакт не позволял сделать элементарную процедуру по расформированию магического мыслеобраза. Неожиданно у Тора возникла догадка, что этот артефакт каким-то образом связан с тем  загадочным информопакетом, который он обнаружил при сканировании собственного сознания, и чтобы преодолеть преграду, надо его раскрыть.
Тор произвел обычную ментальную манипуляцию по раскрытию информопакета, и в тот же момент увидел, как мандала Вечности, поддерживающая анабиотическое Сомати его плотного тела, растворяется. Одновременно с этим включилось сердце, вначале тихонечко, но постепенно усиливая и ускоряя сокращения, прогоняя все более разжижающуюся кровь по постепенно раскрывающимся сосуды и запуская все новые и новые органы в работу. Ожили клетки его мышечной ткани, и вдруг ощутив забытое чувство удушья, атлант сделал первый вдох, и ему показалось, что более чистого и свежего воздуха он никогда не вдыхал в свои легкие, хотя, какой там чистый воздух мог находиться в каверне, в которую он просачивался, очевидно, через микротрещины.
Все это происходило с его плотным телом, и происходило достаточно долго, несмотря на короткое описание, прежде чем Тор смог пошевелиться, открыть глаза, разомкнуть скованные падмасаной ноги и подняться в полный рост. С разумом его так же произошли любопытные трансформы. Когда Тор раскрыл информопакет, в котором оказалось свернутое в потенциальную форму сознание Андрея Данилова, этот, последний, осознал себя не просто в новом физическом состоянии, но как бы в окружении новых элементов сознания: новой памяти, новых знаний, новых самоощущений. Произошло как бы соединение и перемешивание двух личностей, и через мгновение Андрей уже не мог сказать, кто он в большей степени, - Тор, бессмертный, древний атлант-земноводное, или юный десятилетний человек, родившийся в двадцатом веке от рождества Христова. При этом Тор с любопытством листал память своей новой сущности, которая изначально не была сущностью атланта, а Андрей, в свою очередь с неизмеримо большим удивлением вспоминал все то, что  происходило с его новой половинкой до Потопа, то есть, с точки зрения Андрея, в немыслимой древности. Кстати, теперь он каким-то образом точно знал, что со времени этого Потопа до текущего момента прошло 850000 лет. Оба сознания достаточно быстро объединились, и Андрей-Тор не ощущал столь явного раздвоения личности, как это было в комнате пожилого писателя. Это, скорее, ощущалось, как процесс неожиданного воспоминания давно забытого, правда, фантастически огромного по своему объему. Одновременно Тор осознал, что во время своего 850 тысячелетнего сна, его сознание пребывало в сущности этого мальчишки, жизнь которого до десятилетнего возраста он вспомнил в одно мгновение. Это было тем более странным, поскольку, выходит, 850 тысячелетий пребывания в свободном состоянии астральных путешествий сжались до ничтожных десяти лет жизни этого, до сего момента, незнакомого существа. Впрочем, но подозревал, что к подобному парадоксу имеют отношение Дхьян-Коган Навна и та сущность-сознание, которое посетило его незадолго до потопа. Более того, он чувствовал, что это сознание тесно связано с сознанием десятилетнего мальчишки, и во многом его дублировало, хоть и не было точной его копией. Однако в деталях сходства и различия этих двух Андреев он пока не мог разобраться, правда, как ему показалось, несмотря на их идентичность, они одновременно были разной природы, и в этом заключался некий необъяснимый парадокс. Хотелось бы подчеркнуть и еще одну особенность этого занятного взаимоузнавания двух личностей, двух сознаний из разных рас и времен. Несмотря на то, что ожило именно плотное тело атланта Тора, сознание его оказалось теперь просто инертной памятью, в то время, как сознание Андрея стало чувствующим, активным началом, способным управлять плотным телом и принимать решения, и Тор теперь знал, что объясняется этот феномен тем, что его шельтом стала астральная сущность Андрея, прежняя же память атланта теперь вмещалась в тонкие структуры Монады, то есть в его информационные, но отнюдь не энергетические структуры.
В то время пока происходило это необычное взаимоосвоение двух сознаний, тело Тора занималось разнообразными упражнениями, чем-то напоминающими синтез китайской Тайцзы-цуань и индийской хатха-йоги, возвращая подвижность суставам, восстанавливая кровообращение и другие биохимические процессы. Весь этот процесс был достаточно продолжительным, многодневным, несмотря на краткость описания, поскольку все энергетические процессы его большого и древнего организма включались поэтапно и требовалась определенная последовательность, однако все когда-то заканчивается и по истечении многих дней Тор понял, что тело его полностью восстановлено, а значит, предстоит новый, самый главный этап его миссии: алхимическая материализация двух биологических тел мужчины и женщины, шельты которых, в свое время, Андрей именовал Адамом и Евой. Пока Тор занимался восстановлением кровообращения и обменных процессов, астральные тела эти бесцельно плавали по пещере, не проявляя никаких признаков активности и интеллектуальной деятельности. Такое их поведение было изначально предусмотрено, поскольку природу их, как читатель помнит, представлял разделившийся шельт самого Тора, зараженный семенем эйцехоре. Его же память и знания были удалены в более тонкие структуры его монады, поскольку новая раса должна была начать свое телесное существование с чистого листа, иначе груз памяти и опыта атланта подавил бы семена инакости и своеобразия новой белой расы и превратил их в уменьшенные копии атлантов, что противоречило главной задаче Провиденциального плана Планетарного Логоса. Таким образом, для Тора разъяснилось, почему он ничего не помнил из 850ти тысячелетнего периода своего анабиоза: его шельт все эти годы пребывал в идиотическом безмыслии двух астральных сущностей, лишенных разума и памяти. Правда, они испытывали чувства, но чувства эти относились уже к более позднему, дуггуровскому опыту, и обновленный Тор ничего о них не знал. На вид они являли собой копии тех плотных тел, которые их ожидали в будущем, благодаря алхимическому искусству Тора по материализации гомункулов. Именно таким способом атланты медленно увеличивали свою популяцию, поскольку не знали естественного полового способа размножения. За воспроизводство населения атлантов издревле отвечали служители храма Миаф, главным из которых на продолжении тысячелетий был верховный жрец Тор.
Итак, шельты Адама и Евы были светлыми, в отличие от краснокожего атланта, с белокурыми волосами, небольшими курносыми носами, голубыми широко поставленными глазами и русыми волосами. То был проект, избранный демиургами для последующего воспроизведения этого образа в  плотных телах, проект, определяющий внешность первых грядущих представителей пятой белой расы европеоидов. Это были первые на земле Арии, к которым по внешности Андрей мог отнести и себя, если бы не вьющиеся каштановые волосы.
Прежде чем приступить к материализации гомункулов, Тор решил окончательно убедиться в том, что Потоп закончен, и условия для жизни будущих биологических существ, приемлемы. Для этого он в своем шельте покинул недра скалы, долго кружил над лесами, горами и реками, и констатировал, что природа полностью восстановилась, и биосфера вполне пригодна для жизни: состав воздуха и температурный фон благоприятны, и многие представители флоры идеальны в качестве источника питания (о грядущем мясоедении человечества Тор еще не подозревал, поскольку все атланты были вегетарианцами, а духовная элита, к коей относился и Тор, была даже способна в качестве пищи усваивать солнечную и космическую энергию, а питательные вещества впитывали непосредственно из стихий Воздуха и Земли).
Окончательно удостоверившись, что время настало, Тор приступил непосредственно к Великому Деланию двух разнополых гомункулов, при этом весь процесс материализации предстояло осуществить в каверне, поскольку любое внешнее воздействие могло помешать процессу, и нужны были строго выдержанные параметры внешней среды, созданные в каверне. После успешного завершения процесса предполагалось перевести их тела на короткое время в плазменное состояние, как Тор уже проделывал ранее со своим собственным плотным телом, для того чтобы проникнуть внутрь скалы.
Мы не сможем описать хотя бы приблизительно всех этапов Великого делания, можем только уточнить, что он условно подразделялся на три фазы: Нигредо, Альбедо и Рубедо, каждая из которых растягивалась на многие месяцы. Разумеется, секрет этого, во многом метафизического процесса впоследствии был безвозвратно утерян, хотя несколько раз в истории он заново открывался великими алхимиками прошлого. Одним из таких «вновьоткрывателей» (правда, не создания гомункулов, а философского камня, процесс получения которого сходен) стал Йохан Фауст, которому мы уделили немало внимания в первом романе, и нетрудно догадаться, каким образом ему это удалось: он сумел докопаться до хранилищ древней памяти души, которая когда-то пребывала в теле великого жреца храма Миаф, атланте Торе.
Но вот все этапы были завершены, и перед Тором во всей красе предстали два гомункула, пока еще плавающие в питательной жидкости двух огромных колб. Это были юноша и девушка, примерно в два с половиной раза меньше и изящнее Тора, и шельты, прежде находившиеся в свободном состоянии теперь были объединены со своими плотными телами. Разумеется, полноценными личностями их пока нельзя было назвать, разум в них присутствовал лишь в потенции, чувства так же пока были свернуты, как компьютерный файл, и только при контакте с внешним миром они должны были начать разворачиваться, причем несколько раньше, чем начнет разворачиваться разум. В этом грядущие Арии принципиально отличались от атлантов, у которых чувственно-эмоциональная сфера разворачивалась позже разума и была ему в значительной степени подчинена. В этом и состояла основа эксперимента Демиургов, для этого и потребовалось внедрять семя эйцехоре, которое усиливало и изменяло чувственное начало нового человека.
По окончании Великого Делания Тор извлек из колб своих новоявленных детей, и последний раз осмотрел их при нежном свете цветка Тенгри, свечение которого при необходимости можно было усиливать. Так же, как это было при воспроизводстве атлантов, они были созданы уже взрослыми и не имели пупка, в остальном же они ничем не отличались от среднестатистического европейца-северянина, и ничего звериного и обезьяньего не было в этом облике, так что, если бы их довелось увидеть великому эволюционисту Чарльзу Дарвину, ему бы, как честному ученому, пришлось внести значительные коррективы в свое «Происхождение видов».
«Неплохая работа, - думал атлант, задумчиво разглядывая своих питомцев, - в дальнейшем им предстоит размножаться так же как животным. Интересно, как будут выглядеть новорожденные представители пятой расы? Никогда не видел младенцев. А впрочем, наверное, так же, как младенцы животных; скорее всего пропорции младенческих тел будут значительно отличаться от пропорций взрослого индивидуума, так что, я думаю, они не окажутся в полной мере уменьшенными копиями того, что я сейчас вижу. Однако долго их здесь держать нельзя, их биологический организм нуждается в чистом воздухе, а здесь дышать становится все труднее и труднее, пришло время выпускать голубков на волю, пока еще не начали включаться их эмоции и органы чувств, а чувства для них пока невостребованы. Первое, что они должны увидеть и почувствовать в этой жизни, это красоты, запахи и звуки матушки Земли, а не этот убогий каменный мешок. А весь алхимических инвентарь можно оставить здесь, наше время, время атлантов, можно сказать, прошло, так пусть же с нами уйдет и древнее алхимическое искусство, и весь арсенал, необходимый для его осуществления. Думаю, цветок Тенгри избавит меня от повторного использования этого оборудования, и мои подопечные будут успешно плодиться, и размножаться, как это делали все животные на протяжении миллионов лет, и чего были лишены мы, атланты. Что ж, иногда возврат к более ранним эволюционным этапам оказывается полезным. Мы слишком стали людьми и перестали со временем развиваться, пусть же эти Адам и Ева будут немного животными, и пойдут дальше нас, древних и закостеневших».
Думая, таким образом, Тор начал формировать на ментале монаду разряжения, с помощью которой собирался плотные тела, свое и своих подопечных перевести в плазменное состояние для того, чтобы покинуть этот каменный склеп, где становилось все тягостнее и тягостнее. Но процесс с самого начала не заладился, и Тор понял, что ему катастрофически не хватает энергии для этого магического действа.
«Плохо дело, - подумал атлант, -  я, похоже, энергии истратил больше, чем предполагал, все же столько времени без солнца и привычной земной энергетики. - (Напомним, что Тор не нуждался в биологическом питании, освоив восприятие созидающей энергии стихий, однако, находясь в пещере, он был лишен полноценного контакта с внешней средой, и заметно обесточился, да и алхимический процесс потребовал от него немало времени и сил). – Ну, не беда, цветок Тенгри поделится со мной необходимой энергией для построения мандолы, а там, на верху, я и сам быстро восстановлю свое тело и магическую силу».
Локализованный штурвал цветка Тенгри был связан с центральной матрицей цивилизации, которая являлась неистощимым источником энергии любого качества, вплоть до тончайшей энергии причинности, формирующей событийное поле, и содержало в своей структуре свернутый Провиденциальный план Планетарного Логоса. Этот штурвал создавался в ключевые исторические моменты, вручался выбранному родомыслу и через него осуществлялась корректировка деятельности центральной матрицы провиденциального плана, подчиняя ее воле избранника. Штурвал позволял на ранних этапах становления вносить некоторую корректировку в изначальный план, поскольку новые процессы в этом бурном мире никогда не были на сто процентов предсказуемы. В обычные же рядовые эпохи цветок становился автономным, разворачивая на материальном поприще разработанный Планетарным Логосом Провиденциальный план. Но в настоящий момент Тору необходима была недостающая ментальная энергия для построения мандалы разряжения, поэтому он поднес руки к цветку, уменьшенной копии центральной матрицы, слегка касаясь его размытой, ласкающей сотнями ощущений поверхности (для запроса энергии необходим был физический контакт) и мысленно попросил цветок поделиться с ним Силой, необходимой для разуплотнения трех физических тел. И тут произошло нечто непредвиденное. Вместо ощущения центростремительного потока тонко вибрирующей белой энергии, Тор почувствовал, что где-то в глубине его существа разворачивается доселе свернутая и неощущаемая пружина, и выстреливает через его руки внутрь штурвала матрицы, сотворенной энергиями и материальностью Божественного Ориона. На какой-то момент Тору показалось, что он теряет сознание, и какая-то тоскливая игла встала на место образовавшейся в душе пустоты, затем все вернулось на круги своя: белый цветок, на мгновение вспыхнув красным факелом, вновь обрел краски своего обычного свечения, и отдал Тору энергию, необходимую для создания мандалы разряжения.
«Что со мной, - удивился Тор, чувствуя, правда, что силы быстро возвращаются к нему, - а впрочем, я и не знаю, как должно быть с этим священным терафимом, я с ним впервые в энергетический контакт вступаю. Это ведь древняя матрица демиургов, светлых лучей, и они к ее штурвалу всего четыре раза представителям земных цивилизаций доступ предоставляли, когда новые расы на земле формировались, последний раз им лимуриец владел. Возможно, это ощущение было связано с моей общей истощенностью… ух, вроде бы миновало.
Впрочем, какое-то нехорошее предчувствие его не покидало, Тор на всякий случай внимательно оглядел цветок-штурвал, но ничего подозрительного вроде бы не заметил, и, подавив тревогу, вновь вернулся к ментальному плетению мандалы разряжения. На этот раз все получилось быстро, и, как нельзя, лучше. Вскоре физическая материальность Тора и его подопечных разуплотнилось и засияла, молекулы вещества перешли в состояние разряженных атомных облачков, и если бы в этот момент в каверне оказался посторонний наблюдатель, то он не увидел бы никого из них. В последний момент Тор внутренним усилием захватил свободно висящий в пространстве белый цветок, изолировал себя и двух Ариев от гравитации, а затем, силой воли удерживая своих подопечных начал подниматься вверх, пронизав каменный свод, набирая скорость с каждым метром твердой среды. И все же скорость была весьма ограничена, поскольку большое разряжение ослабляло контроль за физическим веществом, поэтому над поверхностью наши герои оказались не раньше, чем через час с начала подъема.

































ГЛАВА ВТОРАЯ

ВСТРЕЧА С ПОСЛАННИКОМ

Тор стоял на невысокой скале, и, улыбаясь (современному человеку улыбка атланта, скорее всего, показалась бы гримасой), наблюдал, как беспечно гоняются друг за другом и большими желтыми бабочками его питомцы. Бабочек было множество, стояли последние летние дни, и бабочки этого вида стали объединяться в стаи, очевидно, готовясь к путешествию в более теплые области земли.
«Совсем как детеныши, - подумал атлант, - так ведут себя некоторое время после рождения детеныши животных, - повадки зверей Атланты, разумеется, хорошо изучили, поскольку естествознание было неотъемлемой частью знаний об окружающей среде, - новоявленные атланты так никогда не носятся, они начинают постигать окружающий мир через наблюдение и созерцание. Вот что значит, интенсивное развитие чувственной сферы, прежде чем начнет развиваться сфера разума! Они только еще начали видеть, слышать, обонять и осязать, только начали осваивать человеческую речь, а уже вступают с миром в такой активный контакт, и так радостны! А, собственно, чего здесь радоваться? Ну, бабочки летают, ну, погода с сегодняшнего утра наладилась (несколько дней после выхода наших героев во внешний мир была пасмурная, промозглая погода, а сегодня впервые засияло солнце), ну, потеплело, а эти большие дети носятся, как угорелые, пытаются поймать резвых бабочек! А зачем их ловить? Их же таким образом повредить можно! Разве не правильнее было бы просто сесть и понаблюдать за ними, попытаться увидеть гармонию и совершенство в их раскраске, форме, движении. Нет, они определенно мне непонятны, хотя – смешно себе признаться – подмывает присоединиться к ним и вот так бездумно поноситься по полянке! Откуда у меня это? Ах, да, астральное тело-то мне досталось напрокат от этого мальчика из будущего через временную петлю, которая  тогда будет называться петлей Гистерезиса, и хотя разум мой полностью взял его под контроль, нет-нет, а какие-то эмоции аборигенов 5 расы во мне прорываются».
Несмотря на контроль могучего, привыкшего быть хозяином в собственном теле разума, Тору, тем не менее, захотелось внести лепту в общее веселье, но, поскольку ему, древнему гиганту не по рангу было носиться за бабочками вместе с этими юными, проворными созданиями, он решил принять участи в игре по-своему: таково было свойство атлантического юмора. Он послал в стаю бабочек эфирного фантома, наделив его определенной программой поведения и возможностью брать под контроль примитивные сознания инсектов. Способность создавать подобные фантомы была присуща каждому атланту (их можно было сделать и невидимыми, и слегка заметными) и эта их способность оберегала их от назойливых кровососущих насекомых и позволяла обходиться без насилия, которого атланты совершенно не переносили при непредвиденных обстоятельствах, усилив фантом можно было отогнать и крупное животное.
Итак, эфирный фантом, которого, обладающие пока только физическим зрением Адам и Ева не увидели, проник в гущу бабочек, и начал их к себе притягивать, взяв под контроль их зачаточные сознания, и, поскольку Тор придал ему форму большой человеческой фигуры, то и ряды бабочек вскоре сформировали нечто вроде большого «бабочкового» человека, который начал забавно двигать руками и ногами то теряя, то вновь обретая отчетливые человекообразные контуры и шутливо наступая на новоявленных представителей пятой расы. Все это показалось атланту чрезвычайно забавным, однако реакция людей оказалась совершенно неожиданной. Ева вскрикнула и бросилась спасаться от неведомого существа за высокие стволы кедров, Адам же, вначале, казалось, проявив ту же тенденцию, затем остановился, поднял с земли сухую увесистую ветку и ринулся на бабочкового человека, отчаянно колошматя по воздуху суковатой палкой. Поскольку густота биомассы бабочек была значительной и они, находясь под воздействием фантома, утратили инстинкт самосохранения, то каждый такой удар сбивал по нескольку особей, которые падали на землю и начинали судорожно бить своими покалеченными крылышками. Не ожидав такой реакции на предложенную им игру, Тор какое-то время наблюдал за избиением потешного великана, затем резко развеял фантом, и бабочки, вернувшись в обычное состояние, тут же стали быстро разлетаться, напуганные резкими движениями сучковатой палки. Вскоре над поляной, в недосягаемой для палки вышине кружили единичные желтые красавицы, а Адам растерянно растеряно оглядывался, продолжая сжимать в руке корявую ветку. Через какое-то время из-за деревьев выглянула робкая Ева, и новоявленный воин молодцевато помахал ей рукой:
- Не бойся, я уничтожил его! – произнес Адам еще не очень привычные для употребления слова. (Учить говорить их, не было необходимости, поскольку определенный словарный запас содержался в развернувшейся в их сознаниях программе; в дальнейшем предполагалось, что словарь этот будет значительно расширен).
«Откуда это у них? – с удивлением думал Тор, наблюдая за странными, с его точки зрения, действиями питомцев. – Почему они так отреагировали на это забавное, абсолютно безопасное создание? Он крикнул ей «не бойся»… значит, она испытала страх? Выходит, это качество в них тоже проявилось? Странно, не думал, что демиурги внесут его в программу, оно ведь чрезвычайно негативно. – Сами рациональные атланты с начала времен не испытывали подобного состояния, с  младенчества взяв все негативные чувства под контроль и вытеснив их из своего сознания. Однако, наблюдая за поведением животных, они изучили чувство страха, и понимали его место в поведенческой цепочке. – А мужчина, вроде бы, не испугался, ну, разве что, в самом начале, а затем проявил весьма непонятную агрессию, принеся немалый ущерб совсем безопасным и беспомощным существам, и после всего, был, похоже, весьма горд своим поступком. А чему тут гордиться? Убил и покалечил несколько десятков бабочек, которые даже защититься не способны! Странное поведение, надо об этом серьезно с ними поговорить, это какие-то неправильные инстинкты, нуждающиеся в корректировке. В них ведь, по сути, моя чувственно-эмоциональная сфера заключена, однако поведение совсем иное. Что же произошло? Неужели семя эйцехоре вносит такие изменения в душевную структуру человека?» – В конечном счете, Тор решил отложить разговор на потом, сейчас же ему было важнее наблюдать за питомцами, чтобы собрать о них как можно больше информации.
Тем временем Адам с Евой, закончив преследовать бабочек (Тор, желая их обезопасить, послал бабочкам импульс рассеяться), занялись каждый своим делом: Адам начал ковыряться в земле палкой, возможно решив извлечь съедобную луковицу (в первый же день Тор провел со своими питомцами инструктаж по съедобным и ядовитым растениям и кореньям. Хоть сам он и не нуждался в биологической пище, однако хранил всю необходимую на этот предмет информацию). Ева, в свою очередь, занялась более романтическим занятием, начала собирать цветы, которых немало цвело в этот сезон на полянке.
«Зачем она это делает, - снова удивился Тор, - они же несъедобные? По-видимому, это связано с каким-то эстетическим чувством красоты… но зачем же их рвать? Они, по-моему, гораздо лучше смотрятся на поляне, в естественной среде, а так они завянут и потеряют свою свежесть и приятный запах».
Однако Ева, не ограничиваясь букетом, стала зачем-то определенным образом переплетать их стебли, и минут через пятнадцать у нее получился несколько неумелый, но вполне устойчивый венок. Вначале она нацепила его на свою голову, но, поскольку, не имея зеркала, не могла увидеть себя со стороны, она подошла к Адаму, в то время с сомнением разглядывавшему какой-то корешок, и водрузила венок ему на голову.
- Моему спасителю, победителя великана! – громко объявила она и рассмеялась.
Адам, вначале несколько растерявшись, снял, было, его с головы, но, убедившись, что он красив, и приятно пахнет, вновь водрузил его на свои белокурые, как у Леля, локоны, отсалютовал Еве сучковатым дрыном и произнес слова, смысл которых скорее всего не понимал, и тем не менее почему-то именно их выбрав из своего, далеко еще не до конца освоенного лексикона:
- Венчаюсь на царство!
«Странное поведение, - в который раз подумал атлант, - вряд ли это случайный набор слов, какое-то свое чувство он ими пытался передать. Он хочет власти, еще даже не встретив в своей жизни ни одного человека, кроме  меня и своей, так сказать, жены. Конечно, что такое царство и власть, он еще не понимает, но эти, пока еще для него абстрактные понятия, его уже некоторым образом привлекают! Но почему? Что во власти может быть приятного? Это ведь только огромная ответственность, напряженная работа и добровольное ущемление собственной свободы. Я сам позволил взвалить на себя бремя власти лишь потому, что имел гипертрофированное чувство долга. К тому же я был избран посвященными, посчитавшими меня самым опытным мистом в храме Миаф. Будь моя собственная воля, никогда бы не взвалил на себя это бремя! Ему же понятие власти показалось заманчивым… странно, ведь чувство долга ему пока неведомо, и влечет его лишь приятное».
Размышляя таким образом, разомлев от теплого солнца, которого он фактически не видел более 850 тысяч лет, Тор впал в приятное оцепенение, из которого его совершенно неожиданно вывело ощущение чьего-то нового присутствия, и тихий голос, прозвучавший скорее в сознании, чем в ушах:
- Приветствую тебя, достопочтенный вихрь ты действительно прав в том, что поведение твоих чела заслуживает настороженности.
Тор раскрыл глаза, никого не увидел, впрочем, и, не ожидая кого-то увидеть физическим зрением, затем привычно перевел точку сборки на восприятие ближайшего к Энрофу отражения, и внутренним зрением увидел существо, хорошо ему знакомое, помимо Навны и других лучей-демиургов. Перед Тором неподвижно завис облаченный в белые, как у Навны, но гораздо более короткие одежды, юный светловолосый человек с лицом прекрасного сказочного принца, и двумя крылышками, пристегнутыми к щеголеватому головному убору типа шлема. Разумеется, крылышки служили отнюдь не для полета, поскольку юноша и без этого свободно перемещался в пространстве, как в физическом, так и любом другом, они были неким опознавательным знаком посланца демиургов, образ которого в дальнейшем уловили и описали древние эллины, добавив к упомянутому крылатые сандалии.
Тор склонился в почтительном поклоне, и произнес мысленно, так, чтобы не слышали ни о чем не подозревающие Адам с Евой:
- Приветствую тебя, посланник светлых лучей-демиургов, Гермес Трисмегист. Сколько воды утекло с нашей последней встречи! Не спрашиваю, почему пресветлая Навна лично не явилась поглядеть на первых неофитов пятой расы. Пути лучей неисповедимы…
- Ты прав, - улыбнулся посланник демиургов, - не так давно, всего каких-то 850 тысяч лет назад из воды торчали одни горные вершины, а сейчас вся она «утекла» в свои обычные русла, ну, разве что новые моря и континенты образовались, мелочь, в масштабах вселенной. Кто мог подумать, глядя на матушку землю хотя бы восемьсот тысяч лет назад, что на ней будет возможна какая-то жизнь, тем паче, разумная, поверхность ее, просохнув, после того как схлынули волны, больше напоминал марсианскую. А теперь, и кедры вековые небо подпирают, и звери дикие среди этих кедров рыскают, и вот на полянке резвятся первые представители новой расы… кстати, не только эти, но об этом чуть позже. Как бы то ни было, достопочтенный вихрь, ты совершил почти невозможное, и демиурги приносят тебе глубочайшую признательность… все, что зависело от тебя, выполнено безукоризненно, и твои питомцы переполнены жизнью, здоровьем и энергией. К сожалению, все сложилось не так замечательно, как мы рассчитывали, и в Провиденциальный план, который мы разворачивали в материальном мире, были внесены значительные настораживающие коррективы. Боюсь, что скоро эта бурлящая энергия, которой просто переполнены твои питомцы, начнет питать не только их! Но в этом нет твоей вины, светлый луч Навна винит себя, что не сумела всего предусмотреть, и в ткань причинности и времени Шаданакара вплелись настораживающие помехи. Источник этих помех хорошо известен тебе, хотя, в силу исторических условий, а так же энергетического и духовного устройства вашей цивилизации, атлантам почти не приходилось с этим источником сталкиваться напрямую, разве что косвенно, в завуалированной форме.
Боюсь, что грядущая, пятая раса имеет все шансы познакомится с ним гораздо ближе, чем вы, атланты, и, что самое опасное, стать для его темной иерархии источником питания. Отдаленные последствия могут быть непредсказуемыми и даже трагическими. По-видимому, демиурги переоценили свои возможности по контролю за семенем эйцехоре, и князю тьмы удалось взять реванш на данном этапе.
- Но как это стало возможным, - удивился атлант, - в конце концов, семя эйцехоре касается только сферы телесной жизнедеятельности, физиологии представителей пятой расы, и эти функции всегда можно проконтролировать и скорректировать, ведь не мог же он проникнуть… ведь духовная сфера всегда была хорошо защищена! На то и существовал Цветок Тенгри из материальности Ориона, он всегда был гарантом!
- К сожалению Гагтунгру удалось внедрить свой информационный вирус именно в святая святых! Цветка Тенгри в том понимании, которое мы вкладывали в эту категорию, больше не существует. Ткань времени и причинности нарушена, грустно склонил голову Гермес.
- Но я совсем недавно пользовался его силой, - все не мог поверить атлант, - он прекрасно функционирует.
- Функционирует он прекрасно, - усмехнулся посланник богов, - но, к сожалению, теперь, чем реже мы будем им пользоваться, тем лучше для всех нас и для грядущей пятой расы.
- Но что же произошло?! – мысленно вскричал Атлант, – «надо же, я зачем-то повысил голос, пусть даже ментально! Это разве способствует лучшему контакту и усвоению информации? Что-то со мной явно не то!»
Вместо ответа Гермес попросил вывести в его подпространство штурвал Цветка Тенгри, и когда Тор проявил белый цветок на тонком плане, ему показалось, что штурвал изменился, лепестки его тесно вжались один в другой, словно в бутоне, а цвет поменялся от нежно-белого до серо-зеркального, словно жидкая ртуть заиграла на тысячах эллипсоидных граней-ячеек причудливого многогранника, который уже совсем мало напоминал живой фантастический цветок – Розу Мира.
- А теперь, чтобы окончательно убедиться, гляди! – Гермес сделал какую-то неуловимую манипуляцию новым штурвалом, как бы переместив одну его часть относительно другой, и над тайгой возник, словно бы вынырнул из невидимой ниши, огромный многогранник, гигантская проекция того, что держал посланник демиургов в руках. Диковинная миниатюрная планета, словно фантастический адамант, сияла светотенями жидкого металла на каждой из своих бесчисленных граней, и Тору казалось, что за каждой из граней происходило интенсивное копошение чего-то неведомого. Несмотря на величественность картины, Адам с Евой никак не отреагировали на появление этого объекта, - очевидно для физического зрения Матрица была невидима. Тем временем жидкометаллическая конструкция начала равномерно пульсировать и выбрасывать из отдельных своих граней невесомые металлизированные сгустки, которые, отплывая от своей материнской системы, превращались в зеркальные облака весьма зловещего вида, при этом каждое облако, поблескивая жидкой амальгамой, стремилось принять какую-то более упорядоченную конфигурацию, как это обычно бывает с кучевыми облаками летним полднем. Но если обычное кучевое облако стремиться уподобиться чему-то живому – новоявленные облака стремились принять форму каких-то конструкций, математических фигур, неких овеществленных формул, и затем быстро исчезали, словно ныряли за невидимую нишу, откуда только что появилась их матричная система. Так продолжалось недолго, затем Гермес снова сделал неуловимое движений штурвалом, и картина исчезла.
Некоторое время собеседники молчали, затем атлант произнес:
- Это не Цветок Тенгри! Но что?! И что произошло с провиденциальным планом Логоса Шаданакара?
- Мы назвали эту новую структуру «матрицей Меркабой», - медленно проговорил Гермес, - Гагтунгру удалось встроить частицу своего демонического шельта, свой информационный вирус в структуру Цветка Тенгри, поэтому в ткань провиденциального плана Планетарного Логоса внедрилось демоническое корректирующее начало – демонический план Гагтунгра.
- Выходит, Цветок Тенгри погиб! – вскричал атлант.
- К счастью, нет, очевидно, ты увидел не всю картину под этим ракурсом. Цветок Тенгри находится внутри, оплетенный достаточно толстым слоем ометалличенной оболочки, преобразивший внешний слой Цветка. Дьявол не может войти в монадический слой структуры Мира, и на этом уровне цветок остается не затронутым. Но контакт с Энрофом и близкими к Энрофу слоями он надежно блокирует: именно поэтому пресветлая Навна не смогла посетить тебя сама, тут нужен такой глубоководный путешественник, как я, привыкший погружаться в слои грубой материальности Шаданакара. К тому же причинно-временная ткань судьбы самой Навны обрела некую неопределенность, и она отчасти утратила свободу передвижения, а отдаленное будущее ее туманно, несмотря на то, ей по-прежнему уготована одна из важнейших миссий на земле. Но об этом сейчас нельзя, иначе еще больше нарушится и так уже достаточно шаткое равновесие.
- Очевидно, дело в этих стальных облаках, - медленно произнес Тор, - почему-то мне не удалось отследить, в какой слой они отправились.
- Они отправились в мир творческих прообразов, - грустно сказал Гермес, - это происходит постоянно, и мы можем препятствовать этому лишь отчасти, ведь данный процесс стал частью Провиденциального плана, он растворился в нем, и вычленить этот артефакт полностью невозможно, как невозможно вычленить растворенную соль из воды, не изменив агрегатного состояния растворителя. Для этого бы пришлось либо испарить воду, либо пересытить раствор: ни то, ни другое пока не приемлемо.
- Но мне хорошо знаком мир творческих прообразов, - продолжал удивляться атлант, однако мне не удалось отследить эти облака.
- Они ушли в мир творческих прообразов грядущей пятой расы, ты пока не можешь проникнуть туда на ментале, - сказал Гермес. – Из этого слоя они будут влиять на мысли и чувства людей. Разумеется, не только это, но обо всем говорить сейчас нельзя, не нарушив ткани причинности. Эти облака явятся стимулятором возникновения машинной цивилизации на земле. Эта грядущая эпоха у ариев будет называться Кали югой, железной эпохой.
- Это очень опасно? Мне эти понятия мало что говорят.
- Поначалу людям это явление будет казаться благом, цивилизацией и прогрессом. Оно принесет пятой расе множество новых и забавных игрушек для тела и чувств, которые уведут человека от изначального Духовного пути, погрузят в пучину новых, неведомых удовольствий. В конечном счете, на пике этой цивилизации произойдет ряд катастроф, и человечество настолько раскормит и усилит воинство Гагтунгра близкой им по природе энергией-гаввахом, что однажды – деталей и сроков мы знать не можем – произойдет качественный скачек, и материальность человека начнет превращаться в каррох – демоническую материальность. В этом случае планета Земля подвергнется тотальной демонизации, и станет очередной цитаделью Гагтунгра, лишенной даже частицы света, что, в конечном счете, приведет к ее полному вымиранию, как это произошло на Венере, Марсе, Луне, и Равновесие в Шаданакаре утратится окончательно.
- Но как же энергия шельта Гагтунгра сумела проникнуть в структуру Цветка? – все не мог поверить Тор, - а ометалличенные порождения Меркабы смогли попасть в творческий слой прообразов будущего человечества, ведь, как известно, именно этот слой формирует менталитет и ноосферу любого этноса? Тем более, для проникновения в структуру Цветка Тенгри, необходим непосредственный контакт со штурвалом, а Гагтунгр не имеет такой возможности без носителя!
- Носителем оказался ты, - грустно произнес Гермес, - хотя даже не подозревал об этом.
- Я?! Но как это могло случиться?! Ни о каком моем контакте с Гагтунгром не могло быть и речи, от его воздействий я защищен уже не одно тысячелетие древними техниками и терафимами, к тому же мой прямой контакт со светлыми лучами-демиургами сам по себе был гарантией!
- Скажи, - грустно улыбнулся Гермес, - ты ничего необычного не заметил при контакте со штурвалом Цветка? Ты не мог этого, по идее, избежать…
- Было странное ощущение, которое меня насторожило, будто из меня что-то вышло, вместе с тоской и головокружением, после которого в сердце какое-то время держалось ощущение пустоты, и словно бы острая игла проткнула… но я думал, так и должно было быть!
- Это был свернутый информопакет с частицей шельта Гагтунгра, который содержал в себе нечто вроде информационного вируса, способного размножаться и искажать Провиденциальный план в желательном для Гагтунгра направлении, - сказал Гермес. – В результате Цветок Тенгри ометаличился, и превратился в Меркабу – матрицу частично задемонизированного Провиденциального плана. Те изменения, которые произошли с цветком, ты видел воочию. К чести Гагтунгра приходится признать, что замаскировал информопакет он чрезвычайно искусно, так что даже ты, один из способнейших мистов Атлантиды, не смог его почувствовать и исторгнуть.
- Но когда он мог внедриться? – упавшим голосом пробормотал Тор, - ведь, насколько я знаю, в Дуггуре внедрение демонического семени эйцехоре происходило под строжайшем контролем, и должно было коснуться лишь телесной оболочки и эмоциональной сферы Адама и Евы! А штурвал Цветка Тенгри был абсолютно изолирован, поэтому дьявольская энергия не должна была коснуться духовной субстанции!
- Вся беда в выборе, - вздохнул Гермес Трисмегист, - к сожалению, Навна никак не могла повлиять на свободу выбора, иначе, в силу глобальности последствий, равновесие надушилось бы настолько, что мир мог вернуться к первичному хаосу.
- Но о каком выборе идет речь?!
- Начну с того, о чем, надеюсь, ты не забыл. Как духовный отец и создатель гомункулов Адама и Евы, ты вынужден был отдать им свой шельт, который в Дуггуре разделился на два разнополых астральных тела. Они, как ты знаешь, и стали энергетическими и чувственными матрицами для будущих организмов Адама и Евы. Именно в эти шельты было внедрено семя эйцехоре, не затрагивающее структуру их бессмертных монад. Для чего это было необходимо, ты узнал от Навны еще до потопа. Твоим же новым шельтом (надеюсь, ты это понял), должен был стать шельт человека, реинкарнационно с тобой связанного, из далекого будущего, способного передвигаться по временной петле Гистерезиса из одного временного узла в другой. Ты ощутил присутствие его сознания еще до потопа, 850 тысяч лет назад. Затем его шельт вобрал в себя твой шельт, и явился той колесницей, которая доставила и провела по всем уровням Дуггура твой разделившийся шельт. Именно с помощью этого человека из будущего астральные тела Адама и Евы получили необходимую порцию семени эйцехоре. Но тут произошло непредвиденное.
Получилось так, что Андрей, сам защищенный от внедрения шельта Гагтунгра священным терафимом, который в будущем будет называться короной Меровингов, в момент сложного эмоционального состояния перетянул в Дуггур из сакуалы творческих прообразов душу, которую он призвал к жизни своей творческой энергией, и она стала фактически стала его бестелесным энергоинформационным двойником. Вам, атлантам такое свойство неведомо, но грядущее человечество, обладая гораздо более развитой эмоционально-творческой сферой, вернее, избранные из них, обладающие особой творческой печатью, будут способны вызывать к жизни в этом слое доселе неодухотворенные прообразы-эйдосы, и они наполнят энергией и жизнью произведения этих избранных: их художественные книги, картины, скульптуры. Герои этих художественных произведений, казалось бы, вымышленные, явятся живыми, развивающимися бестелесными существами, имеющими, помимо духовной монады, так же и шельты, пребывающие в слое творческих прообразов. Они будут теснейшим образом связаны как со своим создателем, так и с культурой Энрофа в целом. В частности, с поглотителями художественных образов: читателями книг, созерцателями картин, скульптур и других произведений озаренного искусства. И для автора-создателя, и для читателя и созерцателя эти, казалось бы, вымышленные образы постепенно превращаются в живых (хоть и невидимых) личностей, непосредственным образом влияющих на их мысли, чувства и внешнюю жизнь. Без этих творческих прообразов цивилизация людей в том виде, как это задумано Планетарным Логосом, невозможна, и лишилась бы многих сокровищ. Без них она пошла бы совершенно по другому пути, и путь этот был бы убогим и бесперспективным. Именно в этом состояла особенность провиденциального плана, но тут оказались и свои подводные камни: тонкоматериальные существа из мира творческих прообразов оказались весьма уязвимыми для энергий Гагтунгра. Не будет исключением и творческий эйдос, который создаст Андрей в далеком грядущем, написав грандиозную книгу и создав чрезвычайно живой образ, тем самым, оживив в слое творческих прообразов своего двойника. Этот двойник не будет защищен, подобно автору от энергий Гагтунгра короной Меровингов.
Теперь в двух словах о том, что возникло в свернутом абсолютном времени, где прошлое и будущее размазано и взаимно наложено на протяжении целых манавантар. Абсолютное свернутое время является некой подложкой как для мироздания с динамичными временными потоками, так и для Провиденциального Плана, самого свернутого в Цветке Тенгри (теперь, увы, уже в Меркабе).
Андрей, сам того не подозревая, вызвал в Дуггур с помощью особого стихотворного пароля своего двойника, и это в тот момент, когда шельт Гагтунгра, избавившийся от внешней цифровой оболочки эйцехоре, находился в непосредственной близости. Этот шельт внедрил свой информационный пакет, содержащий вирус демонического плана развития 5 расы в шельт двойника Андрея, и тут же заретушировал их память об этом факте.
В дальнейшем, как ты знаешь, твой шельт перешел в тела Адама и Евы, и твоим новым шельтом должен был стать шельт Андрея из будущего, поскольку сама духовная монада не способна управлять физическим телом. Навна, встретившись с Андреем по выходу его из Дуггура, сказала ему об этом, но не могла и не имела права скрыть альтернативы, поскольку в противном случае нарушился бы принцип свободы воли и выбора, главный принцип существования живого мира, сформулированный Создателем и обеспечивающий Великое Равновесие. К тому же Гагтунгр сумел так искусно замаскировать свой информопакет, что даже Навна не смогла выявить чужеродное присутствие.
- Но причем здесь свобода выбора? - все недоумевал Тор.
- Для того, чтобы твое плотное тело стало функциональным после выхода из анабиотического Сомати, - продолжал Гермес, - в него должен был структурироваться шельт Андрея, фактически слившись с твоей монадой, но был и другой путь, и Навна ему об этом сообщила: ту же уникальную возможность имел и шельт двойника Андрея, созданного им в мире творческих прообразов. В результате предложенного выбора сам Андрей не пожелал внедряться в твое тело и монаду, почему-то убоявшись твоей судьбы, которая автоматически стала бы его судьбой. Возможно его испугало то, что в этом случае ему пришлось бы окончательно переместиться в далекое прошлое, с его точки зрения, и он, имея на правах альтер эго право принять решение за своего двойника, его принял: определил в качестве твоего астрального тела шельт своего литературного героя – тоже Андрея Данилова, но не существующего в Энрофе, хотя убежденного (все шельты творческого мира прообразов обладают самосознанием), что он реальный Андрей, имеющий плотное тело, и живущий в плотном мире. На самом же деле жил он в мире литературных прообразов, который является отражением Энрофа, и жизнь его протекала по сценарию, созданному творческим воображением автора – настоящего Андрея Данилова. Именно этот шельт находится в теле атланта Тора, и именно его память и свойства личностной и чувствующей натуры органично встроились в твою монаду, в твою личность и самоосознание. Катастрофа в том, что встроился он внутрь твоей личности и оболочек вместе со свернутым и тщательно замаскированным информопакетом Гагтунгра, который ты вовремя не сумел распознать и который в момент твоего физического контакта со штурвалом Цветка Тенгри внедрился внутрь мировой матрицы и встроился в ткань Провиденциального Плана.
Таким образом, мы все виноваты в том, что дьявол, до сей поры надежно изолированный от человеческой цивилизации, стал к ней на много шагов ближе, чем прежде, и получил доступ к неиссякаемым источникам психической энергии будущих людей. Демиурги же, желая максимально быстро просветлить монады человечества, получили куда более сложную информационно-энергетическую ситуацию, чем имели до сего момента в свернутом абсолютном времени.
- Выходит, - убито пробормотал Тор, - во мне сейчас фактически литературный герой, носитель вируса Гагтунгра сидит… но ведь он, то есть теперь уже отчасти и я, искренне считал себя настоящим Андреем Даниловым.
- Увы, он лишь его порождение, - вздохнул Гермес, - существовавшее до недавнего времени в отражении Энрофа. Однако он – теперь ты, и он, наконец, воплотился в Энрофе и получил физическое – твое тело. Правда, какой ценой, ведь он не слуга Гагтунгра и ни в чем не виноват, просто стал невольным переносчиком, как не виноват носитель инфекции, находящийся в инкубационном периоде, и не имеющий явных признаков заболевания, в том, что заражает окружающих. Если бы он имел явные признаки заболевания, то, будучи нравственным человеком, постарался бы изолировать себя от здоровых людей, чтобы не стать причиной распространения болезни, ведь ты бы, несомненно, так и поступил. Хотя, о чем это я, ведь атланты не знали болезней, это, скорее, относится к грядущему человечеству пятой расы. Увы, заражение вирусом Гагтунгра приведет его к многочисленным болезням, о которых не ведали атланты.
- Ну… и что же теперь делать? – убито пробормотал Тор, с состраданием глядя на Адама и Еву, беспечно резвящихся на полянке, даже не подозревая об угрозе нависшей не столько над ними самими, сколько над их грядущими потомками, которые в абсолютном времени уже как бы существовали в потенции-авьякте. – Неужели ничего нельзя изменить?
- Ты же знаешь, - пожал плечами Гермес, - на всякое действие, особенно совершенное с нарушением правил игры, можно найти и противодействие. Если из потенциального будущего можно было нырнуть в ключевой момент настоящего по петле Гистерезиса, то так же можно нырнуть и в обратную сторону: то есть перенестись в будущее по той же петле Гистерезиса, поскольку трек в абсолютном свернутом времени потенциально проложен. А там, в будущем, развернув время, произвести некие действия, о которых сейчас, как ты знаешь, нельзя говорить, чтобы не нарушить ткань причинности. Эти действия восстановят утраченное равновесие и уберегут человечество от полной демонизации. Выбор остался за тобой.
- Я понимаю, - печально проговорил Тор, - мой новый шельт должен покинуть это тело и отправиться в ключевой момент будущего. Что ж… я готов, как ты понимаешь, у человека, поставившего во главе угла чувство долга и ответственности за других, нет выбора. Но возникает немало вопросов, связанных с таким развитием событий.
- Спрашивай, - улыбнулся Гермес, - я не сомневался в твоей доброй воле, какими бы трудностями это тебе не грозило.
- Я не подозревал о том, что осуществившееся в абсолютном времени событие возможно изменить, - проговорил Тор, - но я понимаю, что если бы этого нельзя было сделать, то и предложения твоего не поступило бы.
- В действительности, - сказал Гермес, - свернутое абсолютное время пребывает в многоальтернативном, вариантностном состоянии, поэтому, развернув события будущего, и совершив определенные, строго выверенные действия, можно, при определенных условиях, создать некий противовес, который предопределит одну из желательных альтернатив, которая, в противном случае, была бы подавлена другой, желательной для Гагтунгра. Это – как плюс гасит минус. Разумеется, для осуществления подобной миссии, нужно свести воедино множество факторов, в том числе и огромную личную силу, и точную локализацию петли Гистерезиса, что позволит попасть в нужное время, и в нужное место, и, самое главное, иметь доступ к штурвалу Меркабы. В конечном счете, Меркаба вновь должна превратиться в Цветок Тенгри, который в далеком будущем назовут РОЗОЙ МИРА! Ты – один из тех, кто получил доступ к штурвалу, но есть серьезная опасность. Но есть серьезная опасность. Дело в том, что, отправившись туда, в ключевую точку петли Гистерезиса, твое сознание вновь станет сознанием шельта литературного Андрея. Сознание Тора при этом окажется в свернутом состоянии в виде некой вставки, которую литературный Андрей обнаружит в себе, как целый список неожиданно открывшихся паранормальных способностей и знаний. Таким образом, контроль сознания Тора над сознанием весьма неустойчивого и неопытного Андрея будет опосредован и не очень надежен. В результате возможны новые ошибки. К сожалению, другого выхода нет, оставить твое сознание в развернутом состоянии для будущего невозможно! Развернуть его возможно лишь в прошлом… вернее текущем моменте.
- Ну, и что я должен сделать там, в будущем, - спросил Тор, - вернее, даже не я, а та часть сознания, которая присоединилась к моему вместе с новым шельтом.
- К сожалению, - развел руками Гермес Трисмегист, - я не могу сказать этого, иначе нарушение равновесия может все погубить. Ты же знаешь эти законы. Обстоятельства в том далеком будущем, которые предусмотрены провиденциальным планом, должны привести тебя в нужное время и в нужное место, и они же заставят тебя понять, что необходимо сделать. Это действительно чрезвычайно сложная миссия, невыполнимая для обычного существа, но великому ли жрецу храма Миаф бояться трудностей!
- Да, - грустно улыбнулся Тор, - атланту Тору возможно и не престало бояться, вот только от самого атланта Тора в будущем практически ничего не останется.
- Можно и так выразиться, - развел руками Гермес, - но ведь нечто подобное с тобой уже происходило, когда твой шельт со свернутым самосознанием путешествовал на латах шельта Андрея Данилова…
- Я чувствую, - медленно произнес атлант, - что и здесь тоже ничего не останется. Сюда и сюда, - он коснулся рукой своей груди и обвел окружающее пространство, - я уже больше не вернусь. Похоже, петля Гистерезиса должна быть разомкнута, иначе миссия бессмысленна. Гагтунгр получит возможность вновь и вновь внедрять свой вирус в структуру Цветка Тенгри. Правда, разомкнуть ее способна только Навна, у меня для такого серьезного внедрения в пространственно-временные структуры, недостаточно полномочий и личной силы.
- Возможности Навны сейчас, в абсолютном времени, скованы, - сказал Гермес, - и это связано с превращением Цветка Тенгри в Меркабу.
- К Навне должны вернуться ее возможности и полномочия, и она будет способна разомкнуть петлю как в абсолютном, так и в относительном времени…
- Ты сказал… - улыбнулся Гермес, - я же могу говорить только то, на что имею полномочия.
- А значит, - упавшим голосом продолжал рассуждать Тор, - атлант Тор, бывший жрец храма Миаф, в этом относительном времени должен перестать существовать, иначе петлю до конца разомкнуть не удастся. Значит, этого тела просто не должно оставаться, и анабиотическое Сомати тут уже не годится, тело должно быть уничтожено без остатка перед входом в петлю.
Гермес опустил голову:
- Ты сказал… - проговорил он еле слышно.
- Хорошо, - голос Тора вновь принял прежнюю бесстрастность и решительность, - в конце концов, не то ли произошло со всеми остальными моими соплеменниками 850 тысяч лет назад, а ведь они встретили такое новое в их бытие явление, как смерть, радостно! У меня к тебе еще несколько вопросов. Если Тор должен перестать существовать в этом времени, то, что станется с моими питомцами, Адамом и Евой. Боюсь, без надежной опеки, грядущая цивилизация пятой расы будет висеть на волоске: тут и хищные животные, которых некому будет отогнать с помощью фантома, и стихийные бедствия, которые некому будет предвидеть, чтобы принять необходимые меры. Они ведь еще совсем неоперившиеся, беспомощные птенцы. К тому же и некоторые тенденции их поведения, на которые я обратил внимание только сегодня, вызвали у меня некоторую тревогу. Их необходимо подкорректировать. У меня есть еще время?
- Времени нет, тоннель уже открывается, - сказал Гермес, - твое согласие, в котором мы, собственно, не сомневались, автоматически запустило этот процесс. Что же касается Адама и Евы, то подкорректировать их поведение конечно можно, но внутреннюю их природу, увы, уже не подкорректировать, не нарушив принципа свободы воли. Те свойства их характера, некие зачатки, которые тебе не понравились, как раз и есть результат внедрения вируса Гагтунгра в провиденциальный план. Теперь князь тьмы имеет к их сознанию такой же доступ, как и силы света, поэтому и они, и их потомки обречены на вечную борьбу света и тьмы в своей душе, им будет присуща некая двойственность, что не присуще вам, атлантам. О последствиях этого феномена пока судить сложно, будущее туманно. Карму эту все равно придется отработать всей расе, и даже самые удачные твои действия в будущем мало, что смогут здесь изменить, ну, разве что смягчить последствия, но если твоя миссия будет неудачной, то их на определенном историческом этапе ждет неизбежная полная демонизация со сменой материальности. Удачное исполнение миссии ликвидирует эту фатальность, и в далеком будущем представители пятой расы все же выберут путь света, но в любом случае, путь будет сложен, а выбор мучителен. Впрочем, когда было легко? Атлантическую цивилизацию мучили свои проблемы, у людей пятой расы, которые смогут преодолеть то, что не смогли вы, появятся свои, о которых вы не ведали, и, боюсь, их теперь станет гораздо больше, чем у вас, но и жизнь их в Энрофе окажется гораздо насыщенней, а сгущение кармы куда интенсивней. Теперь, по поводу твоих питомцев. Можешь не беспокоиться за них. Ты знаешь о главных принципах сохранения равновесия и зыбкости сохранения равновесия и зыбкости разворачивающейся ткани причинности. Навна не имела права сказать тебе тогда, 850 тысяч лет назад о том, что грядущая цивилизация была продублирована еще одной парой, другими Адамом и Евой. Они почти такие же, как эти, такого же роста и строения, правда, мастью темнее, черноволосые, и программа, в них заложенная, несколько отличается от программы белокурых. Как это проявится в Энрофе, пока трудно сказать, ведь на сегодняшний день это лишь тенденция, реальные свойства проявит реальная жизнь. Сейчас уже решено на какое-то время объединить эти две пары, чтобы дети твоей пары вступили в брак с детьми той, дублирующей. Таким образом, удастся избежать кровосмешения, которое чрезвычайно негативно сказывается на потомстве, ты, наверняка, знаешь эту особенность у животных. К тому же приток новой генной информации позволит проявить новые, пока не предусмотренные качества грядущей пятой расы. Какое-то время это смешанное племя будет единым, затем они разъединятся. У той, другой пары, которая увидела внешний мир одновременно с твоей парой, разумеется, тоже есть создатель, который прошел сходный с тобой путь во время Апокалипсиса. Это – поздний лимуриец, зовут его Иего, и к его помощи в качестве творца, вместо еще одного атланта, мы прибегли для того, чтобы его Адам и Ева отличались от твоих.
- Но ведь их цивилизация погибла задолго до гибели нашей? – удивленно поглядел на Гермеса Тор.
- Тем не менее, отдельные представители в плотноматериальных телах существовали всегда, не тебе, просидевшему 850 тысяч лет внутри скалы удивляться этому. Правда, Иего, просидел в анабиотическом Сомати подольше, не менее полутора миллионов лет. Склеп Иего находится далеко отсюда под землей на континенте, который образовался во время твоего затянувшегося Сомати; грядущее человечество назовет его Африкой, и на территории, под которой он скрыт, позже, согласно Провиденциальному Плану, возникнет одна из первых великих культур пятой расы, египетская культура. После твоего ухода, Иего возьмет под покровительство твоих питомцев, и, пока у них не родятся и не вырастут дети, он будет посещать их по возможности чаще. В дальнейшем оба семейства познакомятся, правда пока еще не ясно, где произойдет их встреча, здесь, или на территории будущего Египта. Таким образом, дети твоих питомцев, и питомцев Иего без опасности кровосмешения смогут иметь собственных детей, в чьих жилах сольется кровь двух пар алхимических гомункулов АРИЕВ И СЕМИТОВ.
В дальнейшем, в силу определенных законов генетики, одна популяция биологически и духовно будет ближе к первичным ариям, другая – к первичным семитам. Скорее всего, эти два племени разделятся и переместятся в разные широты, которые, согласно памяти крови, будут им ближе по природе. Похожие на твоих Адама и Еву блондины будут строить свою цивилизацию на севере, а темноволосые потомки, больше похожие на питомцев Иего, на юге. Но вначале это будет единая большая семья.
Заглядывая совсем далеко, следует ожидать продолжения миграций и смешений второго, третьего и так далее порядков, тем не менее, и арийская, и семитская культуры будут некими полюсами, из которых возникнут новые смешанные, склоняющиеся либо к той, либо к другой…
Последовало продолжительное молчание.
- Скажи, - наконец нарушил тишину Тор, - каким образом лимуриец сможет часто навещать моих питомцев, если он со своими гомункулами находится на другом конце земли? Или он будет контролировать их через астральное тело? Но это не самая лучшая мысль.
- Специально для этого будет проложен тоннель нуль-транспортировки, чтобы Иего мог посещать здешние места в плотном теле, поскольку тонкий план твои подопечные пока не способны воспринимать. Времени для такого путешествия потребуется буквально доли секунды, и Иего сможет заниматься проблемами обеих пар практически одновременно, когда же придет время, по этому тоннелю, возможно, будет переместить и одно из семейств. Тоннель уже построен и скоро начнет функционировать, а ближайшие пункты входа и выходу в ближайшее время откроются и здесь, и неподалеку отсюда, и в кое-каких других отдаленных ключевых местах земли. Выглядеть они будут, как обычные замаскированные дыры в земле, но, попадая в эту дыру, оказываешься в пространственной петле, соединяющей данную точку со многими другими, минуя пространственную протяженность. Места входа и выхода будут соединять как ближайшие активные точки, так и отдаленные, находящиеся в другом конце земного шара.
- А зачем открывать так много пунктов входа и выхода, это же потребует дополнительных затрат энергии?
- Но ведь Адам и Ева не будут сидеть в одном и том же месте. Чтобы иметь возможность быстро оказаться рядом, и предусмотрена сеть пунктов входа-выхода, а ментально следить за их состоянием и местоположением Иего сможет и, находясь в Египте: как для вас, атлантов, так и для лимурийцев это не представляет особой сложности через информационное поле. Когда же потребуется его физическое присутствие, он максимально быстро сможет оказаться рядом.
- А нет опасности, что в эти ямы с пунктами нуль-транспортировки будут попадать различные животные? НЕ думаю, что подобные неконтролируемые перемещения будут безразличны для полотна причинности, к тому же, как я понял, тут и там – различные климатические условия, и это может плачевно сказаться на здоровье и даже жизни животных, внезапно угодивших в иную климатическую зону. К тому же, это ведь такой эмоциональный шок для слабо развитого мозга.
- Подобный вариант развития событий предусмотрен, - сказал Гермес. – Стандартные пункты нуль-транспортировки будут открываться только в непосредственной близости от шельта лимурийца либо атланта, так что обычное животное, угодив в это неглубокое отверстие, никуда не переместится: разумеется, если в непосредственной близости не окажется лимурийца или атланта, либо их астральных двойников.
Но пора перейти к главному. Свернутый на ментале штурвал матрицы Меркабы необходимо захватить с собой в будущее, управление причинностью там тебе непременно потребуется. Ну, а Иего имеет свой штурвал.
Гермес к чему-то прислушался, затем вытащил из складок одежды что-то вроде большой капли ртути и швырнул ее на землю, причем так сильно, что несколько более мелких брызг разлетелись в разные стороны, при этом траектория их полета оказалась неестественно большой, и  Тор не смог определить, куда они упали. В тот же момент в месте удара ртутной капли о землю возникло что-то вроде экрана прямоугольной формы, высотой примерно в рост атланта. Это окно висело в воздухе, в нескольких сантиметрах над землей, и поверхность ее непрестанно рябила и переливалась.
- Это окно в будущее, - сказал Гермес, - причем не совсем обычное.
- А есть обычные? – усмехнулся Тор, - через обычные мне также не посчастливилось проходить. Ну и что ты подразумеваешь под необычным?
- Дело в том, - сказал Гермес, что твой новый шельт также не совсем обычен. Это шельт литературного героя, созданный творческой, одухотворенной волей реального Андрея, ПИШУЩЕГО СТРАНИЦЫ. Поэтому и в будущее твой шельт сможет переместиться не в свернутом пространстве-времени Энрофа, а через сакуаллу творческих прообразов. Да и по реальному Энрофу в будущем он не сможет перемещаться, а только по отражению творческого слоя прообразов, максимально наложенному на Энроф. Для этой связи и синхронизации двух пространств, тебе, литературному Андрею, в будущем придется вступить в контакт с сознанием Андрея, пишущего страницы, и спровоцировать его (вы оба, как своеобразные двойники, взаимно активизируете друг друга) на создание определенного сюжета-сценария. Что именно должен сделать ты, и какой именно сюжет-сценарий придумает пишущий страницы, я не могу сказать, да и не знаю, все должно произойти там, в будущем, и информационный хвост не должен тянуться отсюда, иначе петлю Гистерезиса не удастся разомкнуть. Штурвал Меркабы позволит тебе проецировать события, происходящие в творческом слое прообразов, на плоскость Энрофа. Поскольку штурвал будет принадлежать литературному герою, то и действие Меркабы на полотно причинности возможно будет как в сфере пространства творческих прообразов, так и в Энрофе, и материальность первого сможет переходить в материальность второго, иначе твоему шельту, функционирующему только в плоскости прообразов, ничего не осуществить в Энрофе, а раздемонизация должна осуществиться именно там. Разумеется, автоматически изменения переместятся и в пространство прообразов.
Итак, мне пора, мой друг, надеюсь, объяснять тебе, как пользоваться окном в петлю Гистерезиса, нет необходимости, хоть ты никогда и не осуществлял подобных переходов. Прощай, светлый вихрь, мне  почему-то кажется, что там, в далеком будущем, нам еще предстоит встретиться, но держится предчувствие, что не только ты, но и я будем совсем иные, да и имена у нас будут новые.
Гермес прикоснулся ладонью к широкому лбу атланта, Тор, почтительно склонив голову, сложил ладони в намосте, и в следующее мгновение позади Гермеса возникла огненная сфера, Гермес сделал шаг назад, и исчез из вида с легким хлопком, который, похоже, услышали и что-то копающий на полянке Адам, и собирающая цвета Ева, поскольку они оторвались от своих занятий и недоуменно завертели головами.
- Ну что ж, - с грустью сказал сам себе Тор, - и здесь не нашлось мне места. Судьба гонит меня все дальше и дальше по временной спирали, и теперь тому Тору, к которому я так привык за тысячелетия, предстоит исчезнуть, а крупице его сознания, включенного в структуру нового шельта какого-то литературного эйдоса, предстоит отправиться дальше, на самую малость… - Тор сделал сканирующее движение головой, которое обычно делал при подключении к информационному пою Шаданакара, - всего на каких-то 35 тысяч лет вперед. Ну что же, если сравнить этот срок с тем, который я провел в анабиотическом Сомати, то это не так уж и много. Да, чуть не забыл, все же необходимо, прежде чем оболочка Тора исчезнет, посмотреть на Иего и ритуально передать ему эстафету наставничества, все же, - тут ему в голову пришло забавная фраза, очевидно выуженная из сознания Андрея, - нельзя кота в мешке покупать!
- Странно, - тут же отреагировало основное, исконное сознание Тора, - откуда могла возникнуть такая дурацкая пословица, кому вообще придет в голову живое существо в мешок сажать? Нет, никогда, наверное, я эту новую расу понять не смогу, хоть и сам их физиологический организм создавал. Другое дело, что это было лишь воссоздание, развертывание программы, уже существующей в матрице цветка Тенгри. Так что называть меня однозначно Творцом слишком самонадеянно. Нет, однозначно намудрили демиурги с их психологической матрицей… но с другой стороны, они и не должны быть такими как мы, атланты, поэтому не мне их судить, и, как теперь выяснилось, и не мне их воспитывать. Пусть теперь этот Иего по поводу их нестандартного поведения и образа мыслей голову ломает, мне же судьба уготовила стать как бы их потомком, правда не настоящим, из плоти и крови, а каким-то искусственным, квази-человеком что ли? Да, любопытная перспектива, а ведь тот Андрей, что во мне в свернутом состоянии находится, он ведь не знал, что он не настоящий! Каково ему, а вместе с ним и мне с этой мыслью жить придется? Вдруг осознать, что ты – всего лишь чей-то вымысел! Хотя, конечно, не совсем вымысел, тут все гораздо сложнее, просто безличная духовная матрица-эйдос обрела личностные и кармические черты некого человека, проживающего в конкретном месте, в конкретное время. Однако довольно оттягивать, надо посмотреть на этого Иего, которому бразды наставничества переданы, а заодно и на вторую пару людей.
 Сначала Тор хотел сделать переход в Энрофе через тоннель нуль-транспортировки, но в последний момент передумал, почему-то ему сейчас напрямую не хотелось общаться с лимурийцем, к которому он испытывал что-то вроде ревности. Сканирующим движением скрытого третьего глаза Тор обнаружил ближайший тоннель нуль-транспортировки, мысленно его активизировал, отчего над небольшим отверстием, замаскированным в кустах, возникло что-то вроде пространственного окна. Туда, при желании, можно было шагнуть, поскольку само отверстие оказалось слишком маленьким, но Тор решил просто ограничиться изображением-голограммой, которое через информационный банк ноосферы можно было ментально заказать, вместо физического перемещения. На экране тут же возникла картина местности, где в настоящий момент находился Иего и его питомцы – семиты Адам и Ева. Перед Тором развернулась пылящая жаром пустыня, с невысокими серыми горами вдалеке, а также оазис, утопающий в зелени на переднем плане. В глубине оазиса виднелось примитивное жилище из банановых листьев, и неподалеку от этой хижины беспечно гонялись друг за другом двое юных людей, одновременно и похожих и не похожих на питомцев Тора. Они были гораздо смуглее, с вьющимися волосами цвета воронова крыла, темными глазами и более крупными орлиными носами, что в еще большей степени отличало их от атлантов, у которых носы вообще были лишь в зачатке. В остальном ни ростом, ни сложением они особо не отличались от арийской пары, да и поведение их было довольно сходным. Впрочем, судить по первому впечатлению, очевидно, было бы неправомерно. В отдаление же, на самом солнцепеке, на невысокой дюне сидел гигант, гигант даже по масштабам немаленького атланта, которому его питомцы достигали лишь до пояса. Был он размером со среднюю финиковую пальму, и его подопечные, поставь их рядом, достигали бы лишь до колена. Тор знал, что цивилизация лимурийцев жила в гораздо более жарком климате, чем атланты, а теперь и первые люди, и, очевидно палящее солнце пустыни было для лимурийца (даже через полтора миллиона лет) более комфортным, чем прохлада и тень оазиса. Анатомия гиганта еще меньше напоминало человеческое, чем у атланта, не было ушных раковин, а вместо носа зияло нечто вроде клапана-спирали. Так же, как у атлантов, у лимурийца были огромные, вытянутые глаза, плюс вполне заметный, анатомически выделенный третий глаз в межбровье, который у атлантов был затянут герметичной перепонкой. Этот же глаз у лимурийца имел свою пару функциональных век, правда, в настоящий момент прикрытых. Так же как и у атлантов у него не было абсолютно никакой растительности на теле, кожа, словно у какого-нибудь ящера, напоминала броню, а грудная клетка была еще более бочкообразна, чем у атланта. Лимуриец сидел в медитативной позе и, как видно, занимался привычным созерцанием. У Тора неожиданно возникла занятная мысль, очевидно занесенная в его сознание присутствующим там сознанием Андрея, что Иего он воспринимает скорее, как женщину, хотя лимуриец был, как и атлант, бесполым.
Поначалу Тор хотел вступить в контакт со своим приемником, но в последний момент все же передумал, но сам не любил, когда в его сознание внедрялись без спроса, особенно в момент созерцания. Атланты вообще, в силу своей созерцательной специфики были мало общительными и предпочитали одиночество. Скорее всего, у лимурийцев, судя по развитости третьего глаза, это качество было еще более выраженным.
«Они ведь, - подумал  атлант, - как наши старшие братья, и мы отличаемся от них в гораздо меньшей степени, чем эти забавные резвые низкорослики отличаются от нас и от них, и дело даже не в размерах, у них психическая сфера другая. Нет, не буду тревожить величественный покой благородного лимурийца. Все необходимые инструкции он получил от демиургов, и какие-то мои личные пожелания тут не уместны. Поделиться наблюдениями за моей парой? Но они поверхностны, слишком мало времени прошло с того момента, когда мы покинули недра каменной скалы, ну а мне от него и совсем никакой информации не нужно, ведь ему предстоит остаться здесь, а меня ждет новое путешествие во времени, и правильнее сказать, не меня, а тот шельт, который сейчас во мне в свернутом состоянии, когда же тело Тора перестанет существовать, мы поменяемся местами, сознание Андрея развернется, мое же станет свернутой вставкой».
Он снова подумал о том, что этому свернутому сознанию в нем, прежде было неведомо, что он всего лишь чей-то инициированный литературный двойник, но теперь эту информацию не удастся скрыть. Правда, сознание Андрея будет иметь доступ лишь к ограниченным участкам памяти Тора, а так же отчасти он сможет овладеть некоторыми знаниями и возможностями атланта, некоторые открытия могут быть для него, Андрея весьма болезненными, особенно те, что касаются его, Андрея статуса. Конечно, для успешного функционирования сознания Андрея, придется заблокировать подавляющую часть памяти на факты, но этот участок придется оставить для прохождения через сакуаллу творческих прообразов в будущее. Тут ведь не до психологического комфорта, тут главное, чтобы миссию выполнить.
Тем временем Тор обратил внимание на то, что неподалеку от неподвижно возвышающегося Иего, в песке, возникло какое-то движение, песок в небольшом радиусе начал проседать, осыпаться внутрь, затем образовалось что-то вроде воронки, и оттуда, с короткими интервалами начали вылезать змеи, одна за другой.  Быстрый разум атланта тут же смекнул, что это не обычная нора в песке, он перевел взгляд на куст, произрастающий неподалеку от него самого, где был искусно замаскирован пункт нуль-транспортировки и увидел, что к этому кусту со всех сторон ползут змеи разных видов и размеров.
«Это еще что такое, - удивился Тор, - похоже, пресмыкающиеся чувствуют некую энергетическую аномалию, и инстинктивно тянутся к ней, как пчелы к нектару. Нет, эта переброска живых организмов ни им, ни нам ни к чему. Разумеется, Иего всегда сможет их ментально отогнать, но, боюсь, эти твари не приспособлены для климата пустыни и, скорее всего, погибнут».
Тор тут же деактивировал пункт нуль-транспортировки, пространственное окно исчезло, змеи сначала остановились, а затем начали расползаться в разные стороны, тут же утратив к кусту всякий интерес.
«Жалко, - подумал Тор, - хотел поподробнее рассмотреть вторую пару, да, видно, не судьба, ни к чему гиперпространство ненужной биомассой захламлять, да и тварей живых жалко. Ну, да ладно, возможно, когда Иего будет сюда наведываться, они обратно сумеют телепортироваться, похоже, их открытый тоннель, как магнит притягивает».
Тор встал во весь свой величественный рост (правда, не столь величественный, в сравнении с лимурийцем). Пора было отправляться в далекое будущее, но ему предстояло одно, не очень приятное мероприятие, которое даже для Тора, полностью контролирующего свои чувства, мысли и эмоции, требовало определенных психологических усилий. Нужно было уничтожить свое плотное тело, да таким образом, чтобы в данном месте и времени не осталось никакого органического (а еще лучше и неорганического) материала от этого тела. Он уже знал, как это сделать, однако медлил, стараясь напоследок впитать в себя эти суровые красоты дикой природы, этот чистый, пахнувший прелой хвоей воздух, этот приглушенный шум горной речки, пробивающейся сквозь скальные громады куда-то к востоку. А ведь он толком так и не успел обследовать окружающие места, думал, что впереди у него уйма времени, важнее было запустить биологические и информационные программы Адама и Евы, убедиться в том, что они жизнеспособны и полноценны. Неожиданно в голову Тора пришла занятная мысль – оставить себе памятку, которая сумеет сохраниться все эти 35 тысяч лет, через которые ему предстоит прыгнуть. Это будет не просто напоминание, которое отчасти разбудит в Андрее древнюю память и активизирует свернутое сознание Тора. Это, к тому же, будет и скрытая указка, некая схема энергетической структуры земли, которая связана со структурой цветка Тенгри и Провиденциальным Планом, а также указание на очень важное место, находящееся поблизости. Тор не имел возможности предвидеть детали своей грядущей миссии, однако смутно ощущал, что ему снова предстоит оказаться в этом месте. А значит нужно оставить памятку, непонятную и неприметную другим, но способную пробудить древнюю память в Андрее. Тор медленно поднялся на вершину плато и оказался на площадке, словно специально сделанной для обзора, - именно на этой, на которой они впервые появились вместе с Адамом и Евой, пронизав многометровую толщу камня, и вновь из плазменного состояния обрели биологическую плоть. В отдалении сияло снежными вершинами высокогорье, чем-то напоминающее череду причудливых облаков, внизу в ущелье шумела бурная река, прямо напротив него, не более чем в ста метрах круто обрывалась скальная гряда, образуя что-то вроде экрана, правда не очень ровного, на котором сам Бог велел что-нибудь изобразить. И  Тор, не сходя с места, начал изображать на этом экране некий барельеф. Этому искусству, которым даже среди атлантов владели не многие, он был обучен в глубокой древности, а сейчас и вовсе в немыслимой толще времен, когда только возводился храм Миаф. Для этого ему не нужно было ни резцов, ни молота, ни шлифовальных инструментов, не нужно было перебираться на противоположную сторону и строить рабочие мостки, либо подвешивать сверху рабочую площадку на тросах. Ему не нужны были годы, и даже месяцы кропотливой работы, тем более изображение он задумал по человеческим масштабам грандиознейшее, именно для того, чтобы в человеческом сознании Андрея вспыхнула эстетическая память атлантов, с их масштабами и возможностями. Все необходимое было в руках и сознании Тора, поскольку цивилизация атлантов была не машинная, а магическая, и они не знали, да и не нуждались в столь привычных нам инструментах, необходимых для строительных работ и создания каменных произведений искусства. Все необходимое обученные этому искусству атланты создавали с помощью ментальной энергии и способности управлять некоторыми аспектами пространства – времени – материи, и, пожалуй, то немногое, напоминающее аксессуары нашей машинно-технологической цивилизации, что они использовали, было алхимическое оборудование для выращивания гомункулов. Да и оборудование это было изготовлено не атлантами: оно было передано четвертой расе лучами-демиургами, принимавшими в их повседневной деятельности активное участие.
Итак, Тор простер руки над пропастью, и из его ладоней на плоскость скальной гряды устремился невидимый поток силы, который разрывал атомные связи грубой материи, и переводил ее, мгновенно испаряя, в плазменное состояние. В результате многовекового освоения этого искусства, Тор ювелирно управлял силой и толщиной этого антигравитационного луча – биологического лазера, и мог с огромной скоростью высекать из любого твердого материала любое задуманное изображение, поначалу мысленно проецируя его на обрабатываемую поверхность. Тору подумалось, что оставлять слишком явное, заметное изображение будет не правильно, не стоит смущать сознание далеких потомков Адама и Евы несвоевременной информацией, она должна быть адресной, явиться в нужном месте, в нужное время, чтобы не нарушить естественный ход эволюции пятой расы. Но лично Андрею, для выполнения его миссии она будет необходима. Чтобы уменьшить вероятность того, что это изображение увидит посторонний путник, случайно оказавшийся в здешних местах, Тор решил использовать особое свое искусство, которым владели и вовсе единицы. Изображение должно было быть замаскировано в естественном рельефе скалы таким образом, что проявиться оно могло лишь при определенном положении солнца, незадолго до заката, и, мало того, в то время года, которое было отпущено для исполнения миссии Андрея, когда сложатся все необходимые энергетические, информационные и астрологические условия. Остается запрограммировать только одно, чтобы Андрей, а так же его реальный прототип (Тор уже знал, что для осуществления миссии по созданию кармического противовеса необходимы их совместные усилия) оказался в нужное время (две последние недели августа) в нужном месте. Возможность управлять подобным механизмом у Тора была, поскольку штурвал Меркабы позволял осуществлять тонкую подгонку времени, как колесико настройки волны в радиотрансляторе.
Итак, тор начал свое грандиозное, но очень быстрое формирование барельефа, замаскированного в естественных выступах и образованиях противоположной стены плато. В течении нескольких часов, воспроизводя ментальный проект, наложенный на скалу на участке в несколько сот квадратных метров, он изобразил 6 основных типов, представляющих собой среднестатистических представителей пяти земных рас человечества. Первые две расы не имели плотноматериальных тел и представляли собой светом рожденных астральных призраков и потом рожденных эфирных протолюдей. Первые, светом рожденные существа не имели выраженной человекоподобности, но потом рожденные были уже достаточно антропоморфны, хоть и достигали гигантских размеров. Далее следовали две подрасы лимурийцев, уже наделенных плотноматериальными гигантскими телами: ранние, имеющие переднее и затылочное лицо и четыре верхних конечности, и поздние, приближенные к облику атлантов, но все еще громадные однолицые, двурукие лимурийцы, к представителям которых относился Иего. Далее следовали более мелкие атланты, все еще сохраняющие принцип андрогинности, и, наконец, представители пятой, самой мелкой расы, коротко живущие Адам и Ева, уже разделенные на мужской и женский пол. Затем Тор изобразил схему земли, ее ноосферу с указанием активных точек, неких точек сборки ноосферы, определенное расположение которых, спроецированных на поверхность земли, гарантировало общее, регламентированное восприятие мира всей пятой расой, поскольку восприятие мира всегда должно соответствовать усредненной степени духовного развития человечества, ибо истинная реальность неописуема и ее может воспринимать только тщательно подготовленный разум, способный воспринимать сверхвысокие энергии Брахма Джотьи – Божественной реальности. Неподготовленный же разум, чтобы не быть разрушенным, должен быть ограничен некими фильтрами, предохраняющими от слишком высоких энергий, и эти фильтры как раз и создавала система точек сборки земли, каждая из которых, наложенная на объемный контур земли с объемного контура Цветка Тенгри совпадала с определенными, отвечающими за данную картину мира лепестками. Поэтому разные цивилизации, отличающиеся уровнем духовности, традиций и менталитета воспринимают мир по-разному.
Эту схему и изобразил атлант, прекрасно понимая, что в новой реальности многие точки сборки смещены трансформацией Цветка Тенгри в Меркабу, а это, соответственно меняло и картину мира у грядущего человечества, значительно снижая его приближение к абсолютной реальности, но он хотел изобразить схему соответствующую первоначальному Провиденциальному Плану Планетарного Логоса, а не нынешнему, зараженному информационным вирусом Гагтунгра. Именно эту первоначальную схему и должна была восстановить миссия Тора в грядущем, вот только каковы ее детали и особенности? Этого Тор пока не знал, поскольку вся необходимая информация должна была прийти к нему уже на месте. И один из немногих факторов, который, как он предполагал, имел отношение к его грядущей миссии, был зафиксирован здесь, совсем неподалеку. Буквально в часе неторопливого хода по плато располагалась одна из точек сборки земли, отвечающая за «общеземную психику», то есть, картину мира в масштабах целой планеты, которую теоретически можно было менять, сдвигая ее определенными энергоинформационными методами. К данной точке и должен был подобраться в грядущем Андрей, правда, одного этого было недостаточно: для выполнения планетарной миссии необходимо было множество факторов свести воедино, правда, что это за факторы и как их предстояло свести, Тору пока было неведомо.
Закончив свою работу, Тор удовлетворенно наблюдал, как в лучах заходящего солнца его произведение сперва проявляется с максимальной отчетливостью, демонстрируя вначале величественные образы былых и грядущих цивилизаций, а затем формулу-схему земли и ее ноосферы со спроецированными на ее плоскости точками сборки и схемой Цветка Тенгри, наложенной на эти точки и землю. Затем, по мере того, как солнце скрывалось за отдаленными горными пиками, величественная картина быстро потускнела и угасла.
Барельеф-шарада был готов, осталось только создать вокруг защитное поле, уберегающее его от внешних воздействий, поскольку за 35 тысяч лет дожди, ветра и перепады температуры уничтожат любое рукотворное произведение. Такое защитное поле, уберегающее от внешних природных воздействий, атланты давно научились создавать, трансформируя определенным образом солнечную энергию, в масштабах земли была неистощимую. Так они в течение многих тысячелетий уберегали свои жилища и общественные здания, которые и через десятки веков выглядели почти как новенькие, ведь для слишком долгой жизни хозяина нужно было такое же долговечное жилище. К несчастью – Тор это знал, просканировав информационное поле ноосферы – масштабы произошедшего 850 тысяч лет назад катаклизма, были столь огромны, что от рукотворной культуры атлантов не осталось и следа, разве что глубоко в океане. Увы, пятая раса очень не скоро сможет отыскать эти свидетельства великой цивилизации, поскольку, в отличие от земноводных атлантов, генетически родственных саламандрам, она по своей биологической природе близка млекопитающим приматам, и существование в водной среде для нее противоестественно. Разве что уж совсем в далеком будущем, когда достигнут небывалых успехов в своем техническом прогрессе, и смогут с помощью глубоководных аппаратов погружаться в многокилометровые толщи океана.
Итак, барельеф-послание был готов, но Тору этого показалось мало, слишком ничтожная информация была заложена в этом монументальном сооружении, нет, если уж создавать послание, то необходимо и нечто другое, что сможет понять и расшифровать потомок, достигший высокого уровня эволюционного развития, несущий в себе неведомый ему информопакет, свидетельствующий о связи культур. Тор решил создать динамическую голограмму, отражающую некие философские представления атлантов, прибавив к ним так же и те коррективы, которые возникли, по словам Гермеса Трисмегиста, не без его, Тора, невольного участия. Эта визуальная образная картина должна была показать процесс развертывания Провиденциального Плана на основе скрытой в Цветке Тенгри программы, а также позднейшее внедрение в нее информационного вируса Гагтунгра, и роли самого Андрея в этом событии.
Далее Тор, используя всю ту же трансформированную солнечную энергию, создал некие фиксированные энергетические преломления в пространстве, которые проецировались на воздушную среду, а та, в свою очередь, по ходу движения солнца, порождала динамические миражи (их содержание мы подробно описали в первой книге второго романа). Так же, как и статический барельеф, Тор запрограммировал его на определенную траекторию движения солнца, поэтому голограмма фильм должна была появляться лишь в конце августа в определенное время суток и разворачиваться в течение часа. Так же, как и монументальный барельеф, предназначалась она, прежде всего Андрею, несущему в себе информопакет сознания Тора, хотя увидеть ее смог бы любой человек, оказавшийся на этом плато в солнечные закатные часы второй половины августа.
«Ну, что ж, вехи расставлены, - подумал Тор, наблюдая, как исчезает в лучах заходящего солнца последние черты воздушного миража, - пора прощаться с этим неуклюжим, громоздким телом и сжигать оставшиеся мосты».
Тор спустился вниз, к полянке, где оставил Адама и Еву, и обнаружил их в весьма странном положении: Ева, по-видимому, совершенно растерявшаяся, бестолково суетилась вокруг Адама, а тот, в свою очередь забился под основание большого валуна, совершая какие-то нелепейшие движения, словно пытаясь отогнать от себя не только перепуганную супругу, но и еще кого-то невидимого, при этом бормотал какую-то ахинею.  Когда же встревоженный атлант подошел поближе, то до его слуха донеслись бессмысленные фразы, что-то типа: «Бабочки, бабочки, бабочки, они выпили всю мою кровь!»
Увидев Тора, он еще глубже забился под камень, и заплетающимся испуганным голосом заверещал:
- Бабочковый человек, бабочковый человек, он сожрет нас! – потом он понес что-то насчет ящериц, пауков и огромных крапчатых грибов, которые отовсюду лезут из земли, и тянут к нему руки, и давят его грудь, и пожирают мозги. Затем речь пошла о каких-то красных водорослях, людях-мухоморах и прочих несуразицах, при этом атлант обратил внимание, что тело будущего венца природы резко побледнело и покрылось крупными каплями пота, а зрачки стали узкими, как щелки.
«Господи, - мелькнуло в голове Тора, - да у него же отравление галлюциногенами растительного происхождения! Но где, как, не мог же он их съесть, я же ясно объяснил им, какие растения съедобны, а какие – ядовиты!»
- Что тут произошло? – строго спросил он Еву, которая, судя по всему, была в нормальном, вменяемом состоянии.
- Я не знаю, я не виновата, он сам, он уже целый час такой!
- Но что случилось, он же не мог стать таким без причины! Вы что-то ели, что я вам запрещал есть?!
- А я ему тоже говорила, что нельзя! – угодливо заверещала Ева, - а он не послушался! Я ему просто сказала, что этот гриб очень красивый, с юбочкой и крапинками, гораздо красивее тех, которые ты есть разрешил! А он сказал, что ему тоже кажется, что этот гриб гораздо красивее, а раз он красивый, то, наверное, очень вкусный, что отец специально запретил его есть из вредности… наверное, себе решил побольше оставить.
- Так он что, наелся мухоморов?! – удивленно уставился на Еву Тор. – Но ведь я же объяснил вам, что они несъедобны, почему вы не послушались?
- Я послушалась, я послушалась! Это он не послушался, а меня обозвал трусихой, и что я только и делаю, что отцу поддакиваю, подпеваю и на него жалуюсь! А у него, мол, своя голова на плечах, и он сам будет мир изучать и решать, что хорошо, а что плохо, без всяких там указок! В общем, - потупила глаза Ева, - он целый мухомор съел, сказал, что сладкий, но, по-моему, он это из вредности сделал, по-моему, он ему совсем не понравился!
«Господи, - подумал Тор, - да что же с ними такое творится, почему они так извращенно воспринимают информацию, которую я передаю? Неужели это так сложно, почему он все равно проделал этот дурацкий самоэксперимент, если я ему все ясно объяснил, а он, как мне показалось, все прекрасно понял? И почему он вдруг решил, что я ему неверную информацию дал, и заподозрил, что я эти грибы для себя хотел оставить? Никак это у меня в голове не укладывается, хоть я древний, как эти скалы. Никогда такая бредовая мысль не могла прийти в голову самому заблудшему из атлантов, он бы постарался максимально следовать инструкциям старшего друга и наставника. А этот – просто безумец какой-то, хоть никаких признаков безумия в его ауре я не вижу! Получается, это норма поведения? Хороша же норма! Он ведь только-только во внешний мир вышел, и уже такие нелепые и опасные поступки совершает! Что же от него в дальнейшем ждать, ведь ни одному атланту за всю историю не пришло в голову галлюциногенный гриб съесть! Да уж, воистину, пути человеческие неисповедимы».
Атлант сдвинул точку сборки, и действительно увидел эйдосы, которые транслировало вовне отравленное сознание Адама: и бабочковых  людей, и гигантские мухоморы, и мухомороподобных людей, и фантастические красные водоросли, которые поднимались выше леса и заслоняли солнце, медленно вращательно раскручиваясь, очевидно в такт тому, как кружилась голова у самого Адама, и птицеподобных людей, и шакалов с пугающими глазами-угольками.
«Ну, вот, - усмехнулся Тор, - теперь он тонкий план увидел, - хотя ранее к этому был совершенно не восприимчив, - третий глаз-то у него совсем в зачаточном состоянии. Однако, какое сильное действие у этого галлюцинаторного гриба! Мы, когда воспитывали юных атлантов, третий глаз им за много десятилетий постепенно развивали, а у этого сразу задействовался! Разумеется, это не раскрытие, а безобразие одно, но все же, как мощно химический фактор работает! Однако надо его из этого состояния выводить, иначе интоксикация может сказаться на дальнейшем здоровье и жизнедеятельности».
Тор тут же погрузил Адама в глубокий сон, поставил ментальный барьер между его сознанием и эйдосами, которых он тут во множестве наплодил, зафиксировал их, затем начал с помощью психополя аннигилировать в его организме активные радикалы, попавшие ему в кровь, главным из которых являлся коварный холиномиметик мускарин, возбуждающий холинорецепторы. Вскоре яд был нейтрализован и поломки восстановлены. Теперь Адаму ничего не грозило, и единственное, что позабыл сделать Тор, сосредоточившись на чистке организма отравленного, это развеять фантастические эйдосы, которых наплодило мощное первозданное сознание Адама, а Тор, в свою очередь сделал их устойчивыми. По окончании процедуры атлант тут же вернул точку сборки в положение восприятия Энрофа, и перестал воспринимать эйдосы, тут же забыв о них, сознание его было занято другим, куда более важным – близким уходом.
«Пусть спит, - подумал Тор, - сейчас ему полезно несколько часов поспать», - Еве же он сказал:
- Твой Адам по собственной глупости отравился ядовитым грибом, теперь с ним все в порядке, он заснул и проснется здоровым. Теперь мне надо сообщить тебе важную вещь, которую ты передашь Адаму, когда он проснется. Пришло время нам расстаться. Я вас создал, вывел в мир и обучил необходимым навыка. К сожалению, теперь я вас должен покинуть, мне предстоит важное дело в другом мире, суть которого вам пока не понять. К вам теперь будет приходить другой наставник. Он еще больший великан, чем я, и, наверное, еще могущественнее. Сейчас ты заснешь, а когда проснешься, меня не будет, а здесь, на поляне будет гореть огонь. Вы еще с огнем не сталкивались, это очень полезная вещь, на нем можно готовить пищу, его можно переносить на сухих сучьях в любое место, а так же его можно научиться и самому порождать с помощью очень быстрого трения сухой палки о палку, или с помощью удара твердого камня о камень. Учти, с ним надо быть очень аккуратным, он может не только греть, но и обжигать, не только готовить пищу, но и сжигать целые леса и живых существ, ему нельзя давать слишком разрастаться, пусть он горит на небольшой площадке. А впрочем, более подробно вам все объяснит Иего, ваш новый наставник и приемный отец…
- Но мы не хотим никого другого, - вскричала Ева, - ты наш отец, и мы не знаем никакого Иего, почему ты нас покидаешь? Мы себя плохо вели? Это из-за того, что Адам тебя не послушался? Как же можно оставлять своих детей?! Мы тебя полюбили, а ты нас бросаешь! Так не честно, так не справедливо!
«Они так ко мне привязаны! – удивился мысленно атлант, - странно они же всего около месяца меня знают. Плохо, привязанность – качество, мешающее духовному совершенствованию, жалко, что я не успел это им объяснить. А впрочем, они плохо воспринимают объяснения, вроде бы и хорошо усваивают информацию, но это как-то мало отражается на их поведении. Похоже, ими безраздельно правят эмоции, и это тоже плохо. А впрочем, демиурги специально по каким-то соображениям решили вложить в них программу, делающую их непохожими на нас. Если, конечно, тут уже не сказывается влияние Гагтунгра. Наверное, даже хорошо, что я их оставляю, возможно, мое воспитание только бы смешало все карты, ведь я могу воспитывать, ориентируясь только на свои этические постулаты. Хотя, конечно, где гарантия, что они будут понятнее лимурийцу Иего, ведь, насколько я знаю, лимурийцы во многом были похожи на нас. Впрочем, если светлые лучи-демиурги так решили, значит, у них есть на то резоны, и я имею моральное право снять с себя ответственность. И все же странно, ведь их энергетическая и чувственная природа сформирована на основе моего энергоинформационного шельта, значит, они должны быть похожи на меня, а получилось наоборот, мой энергетический шельт настолько в них переплавился и подчинился иной программе, что их поведение совершенно мне непонятно. Воистину - чудеса метаморфозы!»
В слух же он сказал:
- Дорогая маленькая Ева, - (он пытался вложить в это последнее напутствие все тепло, имевшееся в его сердце, но чувствовал, что все подобные чувства давно взятые им под контроль разума, почти полностью в нем атрофировались, и он  не ощущал ни особого тепла, ни горечи расставания со своими – можно сказать, детьми, – поэтому ему и была странна искренняя реакция Евы), - к сожалению, я не принадлежу себе, и если бы на то была моя воля, я бы непременно остался с вами, но посланник богов возложил на меня важнейшую миссию, от успеха которой зависит и ваша дальнейшая судьба. К сожалению, понять ее смысл вы пока не сможете, поэтому я и не буду на эту тему распространяться. Смиритесь с моим уходом, как с неизбежностью, как с уходом солнца за горизонт, который вас так расстроил в первый день.
- Да, но солнце-то потом вернулось, - не желала мириться с неизбежным Ева, - а ты вернешься?
- К сожалению, нет, - развел руками Тор, но обещаю, что буду следить за вами оттуда, куда мне предстоит отправиться. Обещай, что будешь слушаться своего нового наставника и любить Адама. Ты сама убедилась на его примере, к каким последствиям приводит непослушание и нежелание довериться тому, чему обучил вас несопоставимо более опытный и старший наставник. А сейчас, прощай, сейчас ты уснешь, а когда проснешься, меня уже не будет, а на месте этого куста будет гореть огонь; чтобы он не затух, туда надо подбрасывать сухие ветки, и еще: он боится воды. А впрочем, все это более подробно разъяснит Иего.
Понимая, что надо заканчивать прощальный разговор, иначе он может затянуться надолго, Тор мягко воздействовал Еве на зону коры головного мозга, ответственную за здоровый ночной сон со сновидениями, затем поднял ее, как пушинку, на руки и положил в тенек, окружив кратковременным защитным полем, отгоняющим насекомых. Затем перенес туда же спящего Адама, который уже расслабился и порозовел: очевидно, все последствия отравления были ликвидированы. Теперь предстояло главное. На долю секунды в сердце Тора закралась тревога, которая могла перерасти и в страх, однако Тор привычно заблокировал это непрошеное чувство, и вернул себе бесстрастие, единственное состояние, в котором он чувствовал себя комфортно.
«Довольно тянуть, сказал он себе сурово, - ты и так потратил достаточно времени на всякие прощальные ритуалы!»
С этими слова Тор послал мощный пирокинетический импульс в сторону большого куста орешника, и тот вспыхнул, словно порох. Затем атлант сконцентрировал всю свою виталическую энергию и раздул внутри этого весело потрескивающего пламени плазменный шар, для которого окружающее пламя горения органических углеводородов было столь же холодным, как лед, для пролитой на него капли расплавленного металла, а может, и еще холоднее. Затем Тор на всякий случай заблокировал все свои болевые рецепторы, хотя, очевидно, он и так ничего не успел бы почувствовать, и шагнул бесстрашно в это маленькое солнце, за несколько секунд разросшееся до необходимых размеров, и это солнце в мгновение ока аннигилировало, перевело в неустойчивое атомное состояние органические и неорганические вещества его большого, казалось, вечного тела, нисколько не затронув его астрально-ментальной природы, материя которых существовала уже в ином измерении, а, следовательно, была неподвержена воздействиям внешних условий и температур Энрофа.
От Тора не осталось даже пепла, который нельзя было оставлять в этом мире и в этом времени, а запрограммированный на несколько секунд плазменный шар, тут же угас, оставив гореть обычный костер, который, несмотря на то, что от куста орешника так же не осталось даже пепла, должен был гореть, согласно заданной программе, ровно столько времени, пока Адам с Евой не проснутся и не научатся его поддерживать.
Астральное тело Тора на некоторое время зависло над поляной, затем Тор мысленным усилием свернул свое сознание в потенциальное состояние авьяктам, одновременно переведя в активное состояние доселе свернутое сознание Андрея, и уже шельт нашего героя подплыл к двухметровому межвременному окну, зависшему над поляной, рябящему словно ненастроенный экран телевизора, затем в руке его возник блестящий многогранник – штурвал Меркабы, Андрей прижал его к плоскости экрана и тут же был втянут туда без остатка. Экран тут же исчез, на поляне остались только спящие Адам с Евой, а так же в ближайшем к Энрофу отражении бессмысленно колыхались нечаянно законсервированные Тором эйдосы, созданные отравленным сознанием Адама: бабочковые великаны, гигантские мухоморы, красные водоросли, и еще многое, что могло привидеться  первому человеку в наркотическом бреду.







































ГЛАВА 10

СТАРЫЕ ЗНАКОМЫЕ

Шельт Андрея летел по тускло опалесцирующему тоннелю вдоль бесконечной череды стеллажей с книгами.
Собственно, книги появились сравнительно недавно, вначале, после краткого беспамятства, когда он обнаружил себя летящим вдоль этих стеллажей, на полках были разнообразные образцы с пиктограммами, заменявшими письменность на заре цивилизации, когда человек догадался впервые запечатлеть какую-то информацию на том, что попадалось под руку.  Вначале он летел вдоль фрагментов базальта с примитивными изображениями, либо выбитыми, либо нарисованными на закопченной поверхности, изображающими животных, людей, бытовые и охотничьи сцены, начиная с отдельных изображений и кончая сложными, развернутыми наскальными рисунками, в несколько этапов повествующими о каких-то древних событиях, возможно близких и понятных какому-нибудь неандертальцу, но ничего не говорящими нашему современнику. Постепенно в эти пещерные панно стали вплетаться жанровые фигурки из дерева, кости, глины, камня; художественная роспись на древней посуде, палочки с многочисленными зарубками разной толщины и формы, камешки разных размеров, выложенные определенным образом, что-то сообщающее человеку посвященному в эту нехитрую первобытную пиктографическую грамоту. Затем появились первые культовые скульптуры: каменные бабы, деревянные идолы, отдельно можно упомянут глиняные таблички с шумерской клинописью и связки веревок, сплошь покрытых многочисленными узелками, разной формы, размера и расположения, которые в древности служили многим народам американского континента чем-то вроде узелкового письма, наиболее детально разработанного инками.
Затем, после череды стел, ворот, стен дворцов, усыпанных монументальными иероглифами, появились знакомые Андрею стеллажи с сотнями и тысячами свитков папируса, индийских пальмовых свитков, берестяных грамот, первых пергаментов из тонкой кожи и исписанных мелкими рисунками-пиктограммами и рулонов бумаги изобретенной китайцами задолго до того, как она появилась в других цивилизованных странах.
«Надо же, - думал Андрей, пролетая мимо этих сокровищниц зафиксированной древней мысли, - вот бы это все расшифровать и показать ученому миру, сколько исторических загадок удалось бы разгадать! Возможно тогда, представление о человеческой цивилизации были бы совсем иными, ведь большая часть официально одобренной истории основана на гипотезах, предположениях и вымыслах, а так же на том, что каждая очередная власть, ниспровергающая предыдущую в той или иной стране, переписывала историю под себя, а оказывается в неком информационном слое все сохранено. Ведь, если разобраться, какие жалкие крохи письменных свидетельств дошли до нашего времени, погибла несопоставимо большая часть, и, нередко, самое ценное. Взять хотя бы пожар в Александрийской библиотеке и пропавшую библиотеку Ивана Грозного. Не говоря уже о том, что древние захватчики, занимая город, предавали огню все, что попадалось под руку, в том числе, библиотеки и прочие письменные хранилища. И, тем не менее, рукописи не горят.
Интересно, что я имел в виду под «нашим временем»? Кажется, еще недавно, «нашим временем» для меня было что-то вроде тридцать третьего тысячелетия до нашей эры, когда никаких письменных источников и в помине не было. Кстати, а у атлантов и лимурийцев подобные имелись? Что-то не припомню, чтобы Тор что-то о книгах говорил. Такое впечатление, что они всю информацию передавали друг другу непосредственно, и запоминали все с первого раза. Впрочем, если какие-то письменные источники и имелись, то они безвозвратно погибли в огне и пучине вод астероидной бомбардировки. Разве что, где-то глубоко в океане? Стоп… атланты… Тор… а я ведь только что находился в теле атланта и думал, и помнил все вместе с ним, а сейчас уже почти ничего не помню, похоже, он мне почти всю память, которая соприкасалась с его сознанием, стер!»
Андрей попытался вспомнить, что было с ним в тот период, пока он прибывал в теле Тора, и соприкасался с его сознанием, и не смог, кроме самого факта присутствия в этом теле. Всплывали какие-то незначительные фрагменты, которые он увидел глазами Тора перед тем, как нырнул в рябящий канал межвременного тоннеля: небольшая поляна у основания горного плато, спящих под валуном своих очень отдаленных предков – Адама и Еву, а так же, в сдвинутом восприятии, ближайшее к Энрофу отражение, в котором колыхались, накладываясь на физическую реальность какие-то гигантские мухоморы, красные водоросли, бабочковые люди, фосфоресцирующие собаки, контуры крылатых людей и всякие другие причудливые фантазии, порожденные отравленным сознанием Адама. И еще, что он вынес из своего временного пристанища в теле атланта: он, Андрей отправлен в настоящее (или будущее) для выполнения особой, но не до конца понятной миссии по восстановлению нарушенного Великого Равновесия и Провиденциального Плана. Кстати, загадочная вставка – источник чудесных знаний и возможностей, которые он обнаружил в себе, проснувшись одним погожим утром в Трускавце, это ни что иное, как информопакет, доставшийся ему в наследство от могущественного древнего мага – атланта Тора. И еще: он не настоящий, живой Андрей Данилов (вернее, информопакет его сознания), а всего лишь – эйдос, живой образ, порожденный творческой энергией настоящего Андрея Данилова. И существует он не на настоящей плотноматериальной планете Земля, а в особом слое творческих прообразов, вплетенном в более общий слой ноосферы, именуемый у Даниила Андреева слоем Трансмифа метакультуры. Сакуала, которая определяет особую, неповторимую ментальность и творческую особенность каждой отдельно взятой культуры, каждого отдельно взятого этноса.
Теперь стали понятны все загадки их чудесного с Аней полета на облаке-динозавре: на самом деле они летели не в реальном мире-Энрофе, а в его отражении, впрочем, не адекватном отражении, а деформированном, как в кривом зеркале, отсюда и все пространственно-временные парадоксы, их преследующие! А таинственное исчезновение их плотных тел? Да не было никаких плотных тел с самого начала, была иллюзия плотного тела, пока они находились глубоко в пространстве Трансмифа. Эта иллюзия стала развеиваться по мере их приближения к пространству Энрофа, пока они не оказались в непосредственной близости от него в районе алтайской тайги благодаря творческой активизации его Создателя-двойника, пишущего о своих метафизических приключениях. Кстати (и это Андрею тоже досталось из памяти Тора, в основном пока заблокированной), перед тем, как попасть в нужное время, в нужное место, ему необходимо войти с этим свои Создателем-писателем в какой-то там контакт. Детали этого контакта должны выясниться позже.
«Выходит, - горько подумал Андрей, - я и не Андрей Данилов вовсе, как выяснилось, а Пиноккио, выструганный плотником Джапетто!»
Мысль о Пиноккио тут же напомнило Андрею об основной фабуле знаменитого детского блокбастера, мечте Пиноккио о том, чтобы стать настоящим мальчиком, о постоянном его чувстве неполноценности, а так же плохих поступках, которые постоянно отодвигали осуществление его мечты все дальше и дальше.
«Однако, - продолжал свои грустные мысли Андрей, - Пиноккио, в конечном счете, превратился в настоящего мальчика. Ну, на то и сказка, чтобы закончится хеппи-эндом, - у меня же, по-видимому, подобных шансов нет никаких. Или все же есть? Разве не мой разум и сознание некоторое время пребывало в теле атланта Тора? Выходит, мечта Пиноккио не столь уж неосуществима. Конечно, сознание мое не в совсем полноценной форме, Тор его каким-то образом свернул, перевел в потенциальное состояние, так же как сейчас где-то в глубине моей души пребывает сознание Тора в таком же потенциальном состоянии и почти никак себя не проявляет. Правда, именно благодаря этому свернутому сознанию, как я раньше называл, «вставке», я могу получать различного рода знания, прежде мне неведомые, а так же паранормальные возможности, правда, пока неизвестно, ко всем ли возможностям Тора я имею доступ. К памяти его, например, пока нет, так, несколько картин перед самосожжением, и кое-какие факты, которые Тор, очевидно, сам оставил специально для сознания Андрея. Впрочем, все эти сверхспособности в отраженном мире творческих прообразов, наверное, обычное дело, как полеты во сне. Достаточно пожелать Создателю, реальному Андрею, и все у меня появится, хоть совершенно невероятные паранормальные возможности, хоть власть над миром, а значит, цена всему грош, и нет в этом никакой уникальности, как нет и моей заслуги, и любой, подобный мне эйдос, оказавшийся внутри какого-то выдуманного сюжета-сценария может оказаться кем угодно, хоть властелином земли, хоть целой вселенной!»
В этот момент Андрей совсем не думал о своей главной задаче, его непонятным образом мучила мысль о собственной неполноценности и нереальности, словно ему и вправду передался комплекс Пиноккио, хотя, если вдуматься, то какая разница, кто ты есть, если чувствуешь и мыслишь как обычный человек, и окружающий мир вполне осязаем, ведь не зря же говорили древние Римляне: «Когито эрго сум» – мыслю, – следовательно, существую. А может, существование в условном мире даже в чем-то заманчивее! Однако, нет, эти самоуспокоения не действовали, словно некий коварный бес прятался внутри его сознания и злорадно шептал: «Ты – Пиноккио, ты – Пиноккио, пощупай свой нос, не вырос ли?»
С такими вот горестными мыслями летел Андрей вдоль виртуального книгохранилища, очевидно вобравшего в себя все записанные и нарисованные мысли и чувства человечества, лишь в небольшой степени дошедшие в материальных литературных памятниках до наших дней. Лишь одна мысль отчасти утешала его в неожиданном открытии своей собственной природы: он уже существовал в земном теле, пусть даже древнего атланта, а, следовательно, есть принципиальная возможность когда-нибудь стать полноценным человеком.
Тем временем папирусы и пергаменты закончились, впереди на многие километры тянулись книги, книги и книги, и, если следовать здешней логике, то где-то впереди книги должны уступить место более современным средствам хранения информации: граммофонным пластинкам, магнитным лентам, лазерным дискам и дискетам, ячейкам жестких дисков компьютера, чипам, микропроцессорам (в данный момент Андрей вполне отчетливо видел грядущие усовершенствования электронных средств хранения информации, видимо сознание его в данный момент было в большей степени открыто будущему, чем обычно).
Тут он вспомнил о своем задании, своей миссии, и вместе с этим родилась мысль (очевидно запрограммированная Тором), что вынырнуть в определенный момент будущего из тоннеля он сможет, выйдя непосредственно своего патрона – писателя Андрея Данилова, который пишет страницы бессмертных астральных хроник. А как это сделать? Он это уже делал, когда во время выхода в астрал на облаке, оказался то ли в этом самом, то ли в подобном книгохранилище. Правда тогда ему помогла золотая коронетка, которая в дальнейшем перекочевала на шею реального Андрея – без нее он никогда бы не нашел нужную книгу «Размывы», сквозь которую прошел непосредственно в пространство ее автора. Сейчас, правда, коронетки у него нет, к тому же в этом астральном свете вообще ничего прочесть невозможно, а если бы даже и было возможно, – разве среди тысяч и миллионов книг нужную тебе найдешь? С другой стороны, не случайно же он в этот тоннель попал, наверняка атлант все предусмотрел, и есть какой-то способ. Ах да, когда он, Андрей, снова стал самим собой после самосожжения атланта (Господи, какой ужас, сам бы никогда на такое не решился!), то в руках у него появился затейливый многогранник, с помощью которого он вошел в межвременной тоннель, - он сам не может объяснить, почему прикоснулся этим амулетом к поверхности экрана. Кстати, разъяснения, что это такое, и как этим пользоваться, тоже нет никакого, знает только, что этот многогранник свернут внутри него, как и сознание Тора, но в отличие от сознания Тора, он может этот амулет развернуть так, чтобы он очутился у него в руках: достаточно мысленно представить себе созвездие Ориона. Тор оставил ему этот пароль. Но почему он не оставил никаких объяснений? Только чувство, что этот астрально-информационный объект чрезвычайно важен, что его нужно беречь от посторонних, как зеницу ока, и что без него не обойтись в грядущей миссии. Правда, опять же, не ясно, от каких посторонних его беречь, что с ним делать, и как его кто-то может забрать, если этот объект находится внутри его сознания, и он в любой момент может его свернуть и развернуть, как файл в компьютере. Кстати, откуда он знает, что такое файл в компьютере, если сам компьютер, вернее, ЭВМ, только по телевизору видел? Ах, да, это к нему информация из будущего пришла: через 30-40 лет (разумеется, с того момента, как он в это странное путешествие отправился, теперь вообще непонятно, что такое настоящее, прошлое, будущее) ЭВМ будут называться персональными компьютерами, и они будут стоять почти в каждом доме.
Да, непонятно все это! Если ему в наследие оставили многогранник, то было бы, наверное, логично оставить информацию, что это такое, и как этим пользоваться, ведь Тор прекрасно все знал, вот, и название неслучайно всплыло, - штурвал Меркабы, - правда, яснее от этого не стало. Что ж, наверное, так надо, наверное, информация об этом штурвале будет приходить в нужное время. Кстати, само название «штурвал» означает, что этой штукой можно чем-то управлять, правда, чем управлять, и каким образом – неясно.
Андрей вызвал в своей памяти созвездие Ориона, и тут же в его руках возник многогранник, размером в футбольный мяч, состоящий из огромного количества внешних и внутренних ячеек эллипсоидной формы, переливающийся холодным отраженным светом жидкого металла, при этом, хоть ячейки были совсем маленькие, в каждой из них, как показалось Андрею, отражался он сам, правда, странно как-то отражался, в разных ракурсах и положениях, правда, разглядеть что-либо подробнее было невозможно. Тут только он почувствовал, что движение его замедляется, и сообразил, что может управлять полетом, хотя еще недавно его несло, словно щепку, могучим потоком, и он не мог регулировать ни скорость, ни направление полета. Вслед за этим Андрею показалось, что вот эти стеллажи ему каким-то образом знакомы (хотя все они, казалось, ничем не отличались друг от друга), и его неудержимо потянуло именно туда, словно какой-то невидимый источник-маячок притягивал его все сильнее и сильнее. Андрей бросил случайный взгляд на штурвал Меркабы и успел заметить, что там, внутри многогранника что-то сдвинулось, повернулось, и в этот момент полет его притормозился, и Андрей мягко опустился в пространство между двумя стеллажами. Да, кажется, здесь он уже однажды побывал, когда его таинственным образом затянуло в книгу, и он, даже помнит тот ряд, то место в стеллаже, где эта книга стояла, хотя, здесь вроде бы везде все одинаково! Тем не менее, он отчетливо улавливал знакомую, кружащую голову энергию, исходящую от конкретного тома.
Андрей свернул штурвал Меркабы (просто снова представил созвездие Ориона), вытащил книгу, к которой его неудержимо влекло, и, как в первый раз, прочитал на обложке: А. ДАНИЛОВ. РАЗМЫВЫ. Затем, вновь следуя внутренней, очевидно оставленной Тором указке, начал быстро перелистывать страницы, не читая их, и, коснувшись одной из них, ближе к окончанию, вдруг почувствовал, что исчезает, вновь затягивается в рукав очередного пространственно-временного тоннеля…

Когда сознание вновь вернулось к Андрею, то оказалось, что он висит, невидимый, под потолком небольшой квартиры, рядом с книжным шкафом, а внизу, склонившись над письменным столом, сидит уже знакомый ему пожилой писатель, и увлеченно что-то записывает в увесистую тетрадь. Андрей уже знал, что этот писатель – его  материальный двойник в зрелом возрасте, и что наверняка он сейчас трудится над сценой, которая как раз и описывает текущий момент, где он, невидимый и неслышимый висит под потолком стандартной московской квартиры. Судя по возрасту писателя, происходить это должно было в каком-нибудь 2002 – 2003 году от рождества Христова.
Как бы подтверждая догадку Андрея, писатель оторвался от своего занятия, встал из-за стола, размял затекшую спину и неторопливо прогулялся по комнате, затем подошел к своему книжному шкафу, рядом с которым под потолком висел Андрей (собственно, своего тела, как и в первый раз, он не видел, тем не менее, сознание его было вполне ясным и оценивающим, а визуальные ощущения – адекватными), посмотрел в его сторону, затем хитро подмигнул и погрозил ему пальцем.
«Он знает, что я здесь! – смятенно подумал Андрей, - но каким образом? Он же меня не видит, я сам-то себя не вижу! А впрочем, это, наверное, лицедейство такое, или то же самое, что люди с собой разговаривают».
Тем временем пожилой Андрей достал с полки один из своих рукописных томов, полистал его, нашел нужное место, - («что-то в памяти решил обновить», - подумал невидимый Андрей), - затем щелкнул пальцами, вновь сел за стол и снова приступил к своему повествованию.
В этот момент, словно подчиняясь некому импульсу повествования, через всю квартиру прокатилась огромная прозрачная страница (правда, сам автор, как видно, этого не заметил), и Андрей в очередной раз за последнее время потерял самоощущение, словно страница впитала его сущность и вынесла вон из писательской квартиры.
«Неужели 35 тысяч лет прошло?» – промелькнула в его сознании запоздалая мысль, и в следующее мгновение Андрея поглотило зияющее Ничто.

На этот раз не было полета по тоннелю, ни затягивания в воронку, и больше всего подошла бы формулировка, которая звучала в этой книге уже не один раз: «Мальчик пришел в себя, когда под ногами зашуршал песок», словно какое-то время он шел в беспамятстве, и вдруг осознал себя без всякого перехода. Тогда же к нему вернулись чувства, память, и он понял, что идет по прибрежной полосе песка.
Первым впечатлением Андрея было, что он вновь очутился на берегу моря Вечности, тем более, сейчас, как только к нему вернулось сознание, не было ощущения глубокого провала в памяти, он хорошо осознавал, кто он, и что с ним происходило в обозримом прошлом (в том числе и горькое чувство, что он не настоящий Андрей Данилов, а искусственный эйдос по его образу и подобию), однако, осмотревшись вокруг, он понял, что место это похоже лишь на первый взгляд, ландшафтно, однако в действительности это совсем другая местность. Да, в чем-то схожи были и дюны, и скалы в отдалении, но вместо светлых аквамариновых вод, тяжелое темно-фиолетовое море  почти без движения застывшее на кромке серого, свинцового песка. И такое же серо-свинцовое небо, прямо через зенит которого от горизонта до горизонта развернулась таинственная арка, неведомо откуда здесь взявшаяся, такая же темно-фиолетовая, как море, гораздо более рельефная и оконтуренная, чем млечный путь в ясную полночь. А вместо сосновой рощи – какой-то высокий колючий кустарник. А если приглядеться, то и скалы там, вдали на побережье больше напоминают не склонившихся у водопоя животных, а гигантские кристаллы, торчащие в разные стороны колючими друзами. В общем, весьма мрачная, инфернальная картина, и в довершении всего на душе Андрея не было и намека на ту благость и безмятежность, которые впервые испытал мальчик, оказавшийся неведомо как на берегу моря Вечности. Нынешний же творческий эйдос – Андрей припомнил море Вечности, постольку, поскольку побывал там во сне после их первого знакомства с Аней, и не помнил других путешествий, произошедших в жизни реального двойника, однако тот, реальный Андрей наверняка припомнил бы это место у мрачного фиолетового моря (правда, тогда был небольшой шторм), где у него произошло забавное приключение с пятью астральными гуриями, олицетворявшими собой те сексуальные достоинства, которые больше всего будоражили воображение Андрея. Однако нынешний Андрей ничего такого не помнил, хотя смутно чувствовал, что здесь уже бывал, но эти дежа вю преследовали его в последнее время постоянно, так что он к ним привык, и не обращал внимания. Так же не помнил он до настоящего времени и черного магистра, который оставил столь глубокий след в  жизни и судьбе реального Андрея.
Итак, мальчик шел вдоль берега, и если судить по следам, шел очень давно, хоть сознание вернулось к нему только что, и, казалось, он только что покинул кабинет пожилого писателя. Впрочем, эти ощущения, вообще не имеют значения, ведь за то время, пока он летел книжных стеллажей, на земле минуло 35 тысяч лет. А где эта Земля сейчас? Он ведь сейчас не на Земле, это какой-то ее слепок или, вернее, тень. А, может, и наоборот, кто тут разберется, что первично, что вторично?
И все-таки, почему он именно здесь очутился? Ведь, как помнится, вместе со свернутым сознанием Тора он отправился в будущее, но отнюдь не к мрачному фиолетовому морю, а в алтайскую тайгу, где ему предстояло снова встретиться с Аней Ромашовой и что-то переиграть заново. Похоже, он теперь получил новые возможности и полномочия. Во-первых, выяснилось, что означает эта его чудесная вставка: это силы и знания Тора, причем, оказывается, все это было у него и раньше, хоть ему и казалось, что получил этот дар он сравнительно недавно. А этот многогранник? Вот его раньше не было… а может, был и тогда? Не исключено, что был, ведь это же будущее, относительно событий, связанных с Тором, ведь в свернутом состоянии этот многогранник никак себя не проявляет, и он, Андрей, мог и не знать, что тот в его энергетической структуре незримо присутствует. Теперь же он узнал, как его проявлять, разворачивать с помощью образа-пароля созвездия Ориона. Скорее всего, именно за этим его затянуло в прошлое, и вполне возможно, что с помощью этого астрального терафима удастся обнаружить место, которое им с Аней не удалось обнаружить в первый заход. Вот только, почему Тор не оставил информацию о том, что это такое, и как им пользоваться? Насколько бы это упростило задачу! Однако никак все эти временные парадоксы в голове не укладываются. Взял с собой из прошлого сознание тора, а оно, оказывается, там, в будущем, уже есть! Взял с собой многогранник, а он, скорее всего, тоже уже есть, только ты об этом не знал. Но все это теории, он-то считал, что писатель направит в ближайшее отражение Энрофа, на автостанцию в Белокурихе, где они с Аней расстались, а он его почему-то к этому фиолетовому морю забросил – весьма мрачное, кстати, местечко, какой-то антипод моря Вечности. Все серо-фиолетовое, какое-то мертвое, и настроение, мрачнее не придумаешь. К тому же, как выяснилось, он  уже Бог знает, сколько по этому побережью бредет, а осознал это только сейчас, словно шел и спал, и только что проснулся. Вот так, швыряют, швыряют, куда вздумают, не спрашивая, не объясняя, и спланировать что-то, согласуясь со здравым смыслом, нет никакой возможности: он всего лишь пешка, а думают за него игроки, которые имеют свой сценарий игры, и никто его не спрашивает, хочет он сделать именно этот ход, или этот, и, вообще, настроен ли играть дальше! Все за него решили, и шпыняют туда-сюда, а у него, между прочим, собственный разум, собственное самолюбие, и все более крепнущее желание принимать решения самому. Нет, он не пешка, скорее ферзь, хоть и не игрок! Какой там игрок, он же Пиноккио… однако, он не хочет с судьбой марионетки, он сам не прочь быть кукловодом, тем более с такими возможностями, как у него, с этим таинственным астральным терафимом, который скрывает в себе какое-то неведомое могущество, с этой информационно-энергетической вставкой, которая суть знания и магические силы могущественнейшего из представителей древней атлантической цивилизации. 
Да, со всеми этими возможностями, именно он должен быть и игроком и кукловодом, а не этот двойник-писатель, который, по сути, и сам ни за что не отвечает, только за сценарии и своих литературных героев. А, между прочим, - Андрей успел это заметить, - у этого писателя и сердце не совсем в порядке, и иммунная система; да его в любой момент шандарахнет инфаркт или инсульт, и что тогда? Кто будет всем этим распоряжаться? Пушкин? Не ясно, тоже вопрос открытый. Что будет с его персонажами после его смерти? Ведь книги, сами по себе, это категория зафиксированная, и, если и наделена энергией автора, и управляет через нее судьбами литературных персонажей, то это уже подразумевает бег на месте: ничего нового автор уже не придумает, а, следовательно, и происходить после его смерти в жизни им созданных героев будет все время одно и то же – все окончательно зафиксировано, и никакого развития событий, одна лишь видимость такового, а в действительности – статика, клетка, тюрьма.
Почему-то сам факт смертности писателя-создателя Андрей принял именно на свой счет, хотя, если подойти с другой стороны, бессмертный деревянный (хоть и не взрослеющий) Пиноккио в чем-то имел преимущество над старым больным Джапетто, а впрочем, даже и над здоровым мальчиком, обладающим куда более хрупким устройством и скоротечной жизнью. Но почему-то именно эти мысли не приходили Андрею в голову, и всем своим существом он был зафиксирован на чувстве собственной неполноценности и обиде. На кого? Или на что? Об этом он не думал, это была обида на все мироздание, на ее – с его точки зрения – несправедливые законы. И все это, несмотря на тот факт, что некие сверхмогущественные силы запустили его в неведомую планетарную игру, в масштабах вселенской борьбы добра со злом, и не просто запустили, а сделали ключевой фигурой.
«Ну, да, конечно, - усмехнулся внутри саркастический голос, - это обычное содержание мистического романа, и никакого отношения к реальным событиям на земле эти события не имеют: просто так листаются страницы, и так закрутила сюжет затейливая фантазия автора! Но с другой стороны, я, почему-то, уверен, что Тор был настоящим, жил и действовал в реальном мире, Энрофе, и я, хоть и в свернутом состоянии, был включен в витальную систему этого древнего атланта».
Неожиданно Андрею показалось, что за ближайшими дюнами раздалось характерное потрескивание, как потрескивают сучья в веселом туристическом костре. Андрей даже представил себе, как на этом костре стоит тренога с котелком, где весело побулькивает наваристая рыбацкая уха, совсем уже скоро эту ароматную экзотику разольют по алюминиевым мискам, в эмалированные кружки плеснутся «фронтовые сто грамм», а затем расчехлится гитара, и чей-то хрипловатый голос затянет что-то вроде «как здорово, что все мы здесь сегодня собрались…» Кстати, откуда ему, литературному герою, все это известно? Это же из реальной жизни, которую прожил его создатель, нынче, по-видимому, уже давно находящийся в туристической отставке? Что-то из его памяти перешло? Ах, да, как это он забыл, он же целых два месяца вместе с Аней незримо летал вслед за таежной экспедицией, и это бульканье кипящей ухи, и весь этот КСП-шный репертуар были ему хорошо знакомы…
А впрочем, все это он лишь насочинял, насчет бульканья и песен, на самом деле из-за дюн доносились только треск сухих веток и запах дыма. Кстати, с чего это ему вообще припомнилась эта идиллическая картина у ночного костра, здешняя атмосфера-то как раз совсем не располагала к подобной картине.
Заинтригованный Андрей направился в сторону ближайшей дюны, и, обогнув ее, обнаружил то, что и ожидал: прямо из песка торчал высокий сухой куст неизвестного растения, и весело полыхал багрово-красным пламенем, характерно потрескивая и пуская в высь яркие искры. В довершение, стоит добавить, что ни одного живого существа поблизости Андрей не обнаружил, мало того, не было и следов этого живого существа, ведущих к костру, или уходящих от него. Как будто, куст вспыхнул сам по себе, либо в него ударила молния. С другой стороны, в ближайший час молний Андрей не наблюдал, а если бы таковая ударила ранее, до того, как наш герой обрел сознание, куст, скорее всего, успел бы догореть. Впрочем, и это был не факт, поскольку Андрей не мог припомнить, как горят костры в астрале, скорее всего  это была бутафория, причудливая игра энергий.
Почему-то Андрею пришло в голову, что сцена эта напоминает известную библейскую встречу Моисея с горящим кустом в пустыне, правда, была и еще одна аналогия: в похожий горящий куст кидался и атлант Тор.
Костер словно бы почуял присутствие Андрея, с его тематическими размышлениями, и разгорелся еще более интенсивно, как показалось Андрею, торжественно, правда, вместо приятного, романтического, древесного дымка  от огня отчетливо потянуло горящей серой, а сам оттенок, почему-то, напомнил адское пламя, хоть он и не мог припомнить, что таковое ему когда-либо приходилось видеть. Впрочем, это, возможно, так же было одно из его непрекращающихся дежа вю. Почему-то Андрей был уверен, что ждать хозяина костра нет никакого смысла, скорее всего, и нет никакого хозяина, а вернее, есть, но он находится… внутри пламени.
- Кто ты, - спросил Андрей, обращаясь непосредственно к огню, как это спросил когда-то патриарх Моисей, при своем первом легендарном контакте с Иеговой. При этом у нашего героя мелькнула занятная мысль: «Какое, милые, сейчас тысячелетье на дворе?» Может, никакого Моисея еще и в прогнозе нет, ведь ясно же, что это мрачное море вечности – некий островок вневременья, а в этом случае, вовсе не Моисею принадлежит первенство беседы с горящим кустом, то бишь Иеговой. Тем не менее, ответ последовал весьма схожий с ветхозаветным, а следовательно, информация об этом эпохальном событии уже витала в воздухе… вернее эфирных струях астрала.
- Я есьмь Сущий, - прозвучал торжественный голос, правда, Андрею помыслилось, что голос этот как-то не соответствует тембрам Космического Логоса, мало того, он показался ему даже знакомым, таким надтреснутым, ироничным, хотя, в своем нынешнем состоянии эйдоса-Пиноккио этот голос он точно не мог слышать. Тем не менее, он точно знал, что слышал этот голос не раз, и, мало того, хозяин этого голоса играл весьма важную роль в его жизни.
- По-моему вы кого-то цитируете, - достаточно дерзко ответил Андрей, - кого-то чересчур известного…
- А разве сам факт говорящего пылающего куста не свидетельствует о моем праве на эту фразу, - с некоторым сомнением, но все-таки достаточно торжественно проскрипел голос изнутри пламени.
- Что-то не впечатляет, - продолжал дерзить Андрей, - это место – всего лишь некая специфическая область астрала, а не пустыня Негеф, по которой Моисей 40 лет водил евреев. Здесь все – лишь причудливая игра энергий, и я не сомневаюсь, что и сам смог бы смоделировать подобный  горящий говорящий кустик, простите за каламбур. Мне кажется, для пущей ясности разумнее перейти к более антропоморфным формам и более бытовым способам общения.
- Вот ведь нахватался дерзостей, - сконфуженно пробормотал горящий куст, после чего пламя быстро погасло, остов куста рассыпался на головешки, а на его месте осталась высоченная, закопченная фигура, в которой Андрей без труда узнал бы атланта Тора, правда, с некоторыми нехарактерными особенностями: глаза его пылали адским пламенем, а на голом черепе подозрительно выступали две плоские шишки, весьма напоминающие основания спиленных рогов. К тому же что-то длинное явно скрывалось сзади, под плотно облегающим комбинезоном, обычной одеждой атлантов.
- Ладно, - нехотя проскрипел великан, - примем свой истинный облик, если, по вашему мнению, на облик Всевышнего не дотягиваю. Но имейте в виду, доля истины в предыдущем облике была, поскольку, прежде чем я вас от собственной плоти освободил, мне пришлось в аналогичном пламени гореть.
Андрей критически осмотрел пятиметрового верзилу, и с улыбкой покачал головой:
- То же не катит, - почти весело развел он руками, - у Тора рожек и хвоста не было, к тому же вы им никак не можете быть! Я не в праве выдавать чужие тайны, но что-то мне подсказывает, что лицо, за которое вы пытаетесь себя выдать, находится в несколько ином месте, к тому же в нефункциональном состоянии. Мне, конечно, все равно, я к разного рода маскарадам привык, и мне в принципе все равно, с каким фантомом общаться, хоть с туристическим костром, хоть с рогатым атлантом, хоть с говорящей жабой, только все это как-то не серьезно, и не располагает к доверительности. Я всеми этими спектаклями сыт по горло, да и сам, если честно признаться, ходячий моноспектакль, можно сказать, театр одного актера.
- А, ладно! - махнул рукой рогатый атлант, и превратился в черного монаха с большим капюшоном, глубоко надвинутым на худое, аскетичное лицо, все время остающееся в тени, на котором ярко выделялись только глаза-головешки.
- Такой образ вас, наконец, устраивает? – спросил он с некоторой досадой, - хотя, сами понимаете, я бы мог и в говорящего слона превратится. Жаба все же унизительно как-то…
А вот это – уже совсем другой коленкор, - удовлетворенно кивнул Андрей, - правда, в нынешнем моем статусе я вас, кажется, не встречал, но ярчайшее дежа вю свидетельствует, что в неком ином состоянии нам с вами приходилось встречаться довольно часто и плодотворно, и именно этот ваш образ был основным во время нашего прежнего общения. Ну, а мой образ, как я понял, вам достаточно хорошо известен. Не сомневаюсь, что вы не раз общались с моим прототипом – писателем, правда, он, мерзавец, далеко не ко всем отделам своей памяти допускает, вот и получается, что ситуация, или, допустим, человек мне знакомы, а вот когда я его видел, и о чем беседа шла, да и вообще, в чем характер общения состоял, от меня скрывается.
- Значит вы в курсе о своем, так сказать, статусе? – с некоторым облегчением сказал монах, - тем лучше, меньше объяснять придется. Итак, вы, каким-то образом получили информацию, что являетесь литературным эйдосом, одухотворенным одним моим знакомым, писателем Андреем Даниловым, хотя и ему самому приходилось менять немало времен и тел. Интересно, откуда вы узнали…
- Откуда бы ни узнал, источник информации совершенно достоверный, не оставляющий сомнений.
- А этот ваш источник случайно не рассказывал вам в частности обо мне и о характере наших взаимоотношений с вашим земным прототипом?
- К сожалению, нет, - развел руками Андрей, решивший, что врать демоническому существу ниже его достоинства, - я же вам говорю, только ярчайшие дежа вю. Я даже постараюсь угадать ваше имя… так, так… ах, да, вы – Мефистофель, и вас можно сравнить с Гермесом, только тот – посланник богов, а вы аналогичный посланник сатанинской иерархии.
- А вы стали чрезвычайно догадливы, - покачал головой демон, - могу высказать вам, что реальный писатель Андрей Данилов соображал гораздо медленнее. Очевидно, земная жизнь в условиях пространства-времени накладывает на ясность мышления не самый благотворный отпечаток. Что ж, видимо скрывать свое истинное лицо нет смысла. Известный немецкий писатель Вольфганг Гете, совершенно перевравший историю нашего весьма примечательного знакомства с алхимиком и чернокнижником Георгом Химельштеттером, более известным, как Йохан Фауст, который получил мировую известность благодаря нашей взаимоприятной дружбе, назвал меня Мефистофелем. Правда, я не очень люблю личные имена и предпочитаю заслуженные упорным трудом титулы. В частности, в общении с вашим прототипом, прямым реинкорнационным потомком Фауста, Андреем Даниловым, чье имя для удобства носите и вы, я чаще фигурировал, как конкретно ничего не значащий черный магистр. О том, что черный магистр и Мефистофель одно лицо ваш земной прототип, правда, догадался, хоть и не сразу, но столь точная характеристика, которую привели вы, никогда ему в голову не приходила. Хоть встречались мы с ним в молодом и достаточно зрелом возрасте, а вы по виду сущий мальчишка, однако, живостью ума и дерзостью значительно его превосходите. Это, несмотря на то, что он замечательный поэт и выдающийся прозаик, а вы себя на этом поприще себя никак не проявили.
- По-моему, - усмехнулся Андрей, - вы несколько переусердствовали на мой счет в плане похвал. Каким образом я смогу стать поэтом и прозаиком, если сам являюсь в известном смысле плодом вымысла этого поэта и прозаика? Конечно, можно представить себе, что Пиноккио напишет книгу о приключениях Пиноккио, но все равно, это будет лишь плод воображения того же самого Карло Коллоди, так сказать, отражение в отражении – коридор зеркал…
- Понимаю вашу самоиронию, - сочувственно вздохнул черный магистр, который, как выяснилось, не любил имени «Мефистофель», - тем более обидно ощущать себя чьей-то марионеткой, сознавая, что, возможно, сама марионетка гораздо умнее и совершеннее кукловода. А в этом случае, не справедливее ли было бы поменять их местами? Тут, мне кажется, заключена некая высшая справедливость, а не пресловутые изыски лукавого дьявола. В свое время  мы провели с земным Андреем Даниловым немало интересных бесед, и мне удалось его убедить, что нет никакой дьявольской или сатанинской логики, переворачивающей все факты с ног на голову. Есть единственная логика здравого смысла, в основе которой заложен постулат о рациональности мира, и об относительности таких понятий как добро и зло, которые, при разных условиях и смене наблюдателя прекрасно переходят одно в другое. Ваш двойник так и не сумел привести ни одного аргумента, опровергающих все эти положения. Так что представителей нашей иерархии, которых ваше выхолощенное христианство объявило врагами человечества, я бы назвал, скорее, не адептами тьмы, а адептами здравого смысла и рационализма. И то, что это пресловутое человечество до сих пор само себя не угробило, скорее наша заслуга, чем заслуга самого человечества, или, так называемого Бога.
- По-моему, общий смысл ваших разговоров с Даниловым я припоминаю, - сказал Андрей, - хотя, разумеется, деталей не помню, как знать, если бы подобный диспут возник у вас со мной, то результат мог оказаться прямо противоположным, но меня почему-то сейчас волнует в меньшей степени. Я здесь, можно сказать, вообще случайно оказался, то есть, должен был оказаться в другом месте, а характер моей миссии, простите, вас вообще не касается. Однако оказался здесь, и мне совершенно непонятно, какого дяди ради.
- А может, вы прекрасно догадываетесь, только виду подать не хотите?
- Может, и догадываюсь, - внимательно посмотрел Андрей в угольки черного магистра, - но допускаю несколько вариантов. Я должен был оказаться в определенном месте, в определенное время, однако там не оказался. Одно из самых логичных объяснений этому феномену, это то, что мой кукловод что-то перепутал, и его давно пора на мыло, с другой стороны, как действовать, минуя его сценарий, я понятия не имею: миры, в которых я могу функционировать, полностью зависят от его сценариев, и если он что-то напутал, то и тут начинается путаница. Как из нее выпутаться, я понятия не имею.
- А вдруг, - усмехнулся черный магистр, - он ничего не напутал? Ведь можно допустить, что он предполагал нашу встречу, но не знал, чем она, в конечном счете, закончится? Предположим, его сценарий зашел в  тупик, и он не знает, что бы дальше такое выдумать, вот он и послал вас сюда, к фиолетовому морю антивечности, потому что понятия не имеет, что делать со своим сюжетом дальше, окажись вы  сейчас там, где должны по идее оказаться – там, где добро, в конечном счете, побеждает зло. Нет, он послал вас сюда не потому, что ожидал нашу с вами здесь встречу, этот факт, в его представлении еще больше бы запутал сюжет, тем более что с прошлым Йохана Фауста он решительно порвал, и отказывается быть последователем темной иерархии. Ну, так вот, еще раз подчеркну, послал он вас сюда потому, что понятия не имел, что совсем этим дальше делать, и тут, вдруг еще одна незадача: ваш покорный слуга имеет некие полномочия, продиктованные условиями мирового равновесия, внедряться в человеческие сценарии по собственной инициативе, независимо от воли пишущего страницы. Вот и получилось так, что совершенно неожиданно для автора, мы с вами здесь встретились. Как вам такая версия?
- Ну, - развел руками Андрей, - что-то уж больно фантастично звучит. Прежде всего, вам то это зачем? Хотя, что я спрашиваю, разумеется, чтобы затеять собственную игру…
- А если допустить, что, просто руководствуясь целью вам кое-что подсказать?
- Да и потом, - пропустил Андрей слова черного магистра, - если я сюда, как вы выразились, заброшен автором, то, значит, я нахожусь в пространстве литературного произведения, но в таком случае, и вы такой же персонаж литературного произведения, как и я.
- Не совсем, - усмехнулся магистр. – Разумеется, находясь в пространстве романа, я являюсь неким отражением настоящего Черного магистра, но суть ситуации в том, что я обладаю некой самостоятельностью, независящей от воли автора. Это связана с определенными полномочиями нашей иерархии, которую люди упорно именуют темной, хотя, правомочность подобного термина мы с вами уже обсуждали. Эти полномочия оговорены условиями Провиденциального плана и свойствами Мировой матрицы, и не мне с вами обсуждать, на каком высочайшем уровне принималось решение. Таким образом, получается, что я – отражение настоящего черного магистра – в какой-то мере самостоятельно плету ткань сюжета, и вы даже не представляете, до какой степени материальны результаты влияния этого сюжета на события дольнего мира.
Какое-то время Андрей молчал, переваривая услышанное своим чрезвычайно хватким умом:
- Но это невозможно, - проговорил он, запинаясь, - я уже рассуждал на эту тему, это все равно, что Пиноккио самостоятельно пишет роман, независимо от разума Карло Коллоди. Это ведь отражение, а отражение может показывать только то, что перед зеркалом находится.
- Вы слыхали об эффекте коридора зеркал, - внимательно посмотрел на Андрея магистр, - довольно распространенная в прошлом практика крещенских гаданий. Так вот, в коридоре зеркал, в конечном счете, появляется совсем не тот персонаж, который уселся между двумя зеркалами, расположенными напротив друг друга. Мало того, этот персонаж способен даже выйти в физическое пространство в качестве самостоятельного фигуранта. Наша иерархия владеет этим искусством. Ну, и что уж совсем просто, мы ведь можем и повлиять на воображение автора, чтобы он направил ход сюжета в нужном нам направлении.
- Вы хотите сказать, что любой эйдос, персонаж произведения, способен влиять на волю автора? – поднял бровь Андрей.
- О, отнюдь не любой, более того, практически никто из них, кроме внедренцев, подобных мне, не способен… ну, и еще… эх, даже не знаю, говорить или нет, возгордитесь, небось! Ну, ладно! Способны научиться этому и вы: и на сценарий через своего прототипа влиять, и выходить из зеркального коридора в Энроф.
- То есть, - медленно проговорил Андрей, - Пиноккио становится живым мальчиком…
-   Именно так, если вам подобное сравнение нравится.
- Ладно, - медленно продолжил Андрей, - допустим, вы – отражение Мефистофеля, и у вас, демонов, какие-то неведомые методы и полномочия, но другие эйдосы, то есть, литературные персонажи, подобными полномочиями не обладают и являются стопроцентными марионетками. К несчастью, свою принадлежность к подобного рода существам я установил достоверно. Хотя… не будем углубляться в подробности, но тут тоже не все так просто. И все же, в чем моя уникальность, если я всего лишь эйдос, просто слепленный по образу и подобию автора? К тому же вы намекнули, что мое положение не фатально, и я имею какую-то таинственную возможность сменить свой статус? Вы имеете в виду, что я являюсь копией автора, и по жизни и по судьбе, пусть даже в настоящее время представляю его десятилетний возраст?
- Дело совсем не в этом, - покачал головой черный магистр. – Вы, разумеется, имеете представление о той сакуалле, из которой явились? Я имею в виду сакуаллу творческих эдосов-прообразов, которая органично вплетается в структуру более общего слоя трансмифа российской метакультуры? То есть, мир энергоинформационных существ и объектов, которые населяют ноосферу затомиса российской метакультуры, определенным образом влияют на ментальность населения России, и участвуют в формировании особого русского характера и загадочной русской души?
- Разумеется, имею представление, - обиженно сказал Андрей, - иначе, откуда бы я узнал, кто я такой? Тот самый Трускавец, откуда я после множества мытарств сюда заявился, и есть определенный участок той самой сакуаллы. Разумеется, неким образом он является слепком с настоящего Трускавца. Кстати, когда я там был, то считал себя самым обычным мальчишкой, это только потом все начало ломаться и корежится… впрочем, это отдельная история. Теперь ясно, что моя подружка, Аня Ромашова, которую я в начале считал чуть ли не полубогиней, такой же жалкий эйдос и марионетка, как и я. Кстати, я не знаю, осознала она это, или нет.
- Ни один литературный эйдос никогда этого не осознает, - сурово произнес черный магистр, - ну, разве что, сочтет себя жителем какого-то особенного, но вполне самодостаточного мира. Так что ваша подруга пребывает в том же самом неведении, что и вы, когда-то.
- Что ж, - пристально посмотрел Андрей в глаза-головешки черного магистра, - тогда напрашивается закономерный вопрос. Какова причина такой моей уникальности? Я, следовательно, не обычный литературный эйдос?
- Отнюдь, нет, -  криво усмехнулся магистр, - хоть и имеются в наличие все его признаки, то есть вы под него максимально мимикрированы…
- Ну, и кто же я такой?
- Реальная половинка реальной души писателя Андрея Данилова, его, так сказать, критическое альтер эго, в силу необычных обстоятельств и контактов с особыми сакральными энергиями, закинутая в мир творческих прообразов-эйдосов, и в силу законов этого пространственного слоя, слившаяся с литературным эйдосом писателя.
- И как это могло случиться, - продолжал недоумевать Андрей.
- Долго рассказывать, но вкратце могу описать, - вздохнул черный магистр, и описал сцену из конца третьей книги первого романа, наверняка памятную читателю, о том, как Андрей в астрале вытянул из зеркала своего двойника, вознамерившегося не позволить тому, первому, зарядить энергией сомы графин с вином, находящийся в физическом пространстве. Как помнит читатель, после того как Андрей-1 отдал Андрею-2 заряженный энергией сомы астральный медальон, и тот перенес энергию сомы на вино, последовало таинственное исчезновение альтер эго Андрея. Несмотря на то, что впоследствии им, казалось бы, удалось воссоединиться, это, как объяснил магистр, был только один из альтернативных вариантов развития событий. В другом же варианте, альтер эго Андрея отнесло в мир творческих прообразов, где он объединился с литературным эйдосом и стал влачить жалкое существование литературного персонажа трансмифа российской метакультуры.
Последовало продолжительное молчание:
- И что же теперь из этого следует, - медленно произнес Андрей, переваривая полученную информацию.
- Откуда мне знать, что из этого следует, - пожал плечами черный магистр, - решение вам принимать, а то еще обвинят меня в нарушении принципа свободы воли, и подвергнут не очень приятным санкциям. По-моему, любой здравомыслящий человек… вернее, мыслящий индивидуум, должен вернуть себе то, что у него было несправедливо, либо, в силу непредвиденных обстоятельств, похищено. Конечно, вы вправе отказаться, возможно, роль марионетки вам более по душе, но если вы, допустим, решите вернуться в тело писателя Андрея Данилова, то на это ваше полное моральное право. При этом, пользуясь особо сложившимися условиями, вы имеете право вернуться не в период его преклонных лет, когда он занимался написанием романа с весьма двусмысленным названием «Размывы», а во времена его молодости, правда, не ранее того момента, когда произошла пресловутая ссора двух альтер эго.
 - Мое полное моральное право, - медленно проговорил Андрей, - что-то мне подсказывает, что это и вправду так… да, - вдруг спохватился наш герой, но мне кажется, что я сюда прибыл совсем с другой целью, на меня была возложена какая-то чрезвычайно важная миссия, миссия в масштабах всей земли… всего человечества! Вы же толкаете меня на нечто совсем иное, возможно, противоречащее самой миссии!
- Я толкаю?! – скривил удивленное лицо черный магистр, - да ни в коей мере! Просто даю вам дополнительную информацию, раскрываю ситуацию во всей, так сказать, полноте. Давайте рассуждать логически. Итак, в чем заключается ваша вселенская миссия по спасению человечества, разъясните мне, темному.
- Ну, я, - начал Андрей, - вот черт, а в чем она, действительно заключается? Почему-то не могу припомнить, хотя точно знаю, что Тор это хотя бы отчасти знал. А, ну, да, вспомнил: я должен был пройти через временной тоннель Трансмифа, то бишь, пространство творческих прообразов при помощи автора, Андрея Данилова, оказаться в определенном месте алтайской тайги, причем в определенной временной точке, и заново переиграть ситуацию, которая как-то не правильно осуществилась. Более детально не могу пояснить, это, как никак, тайна, причем не моя.
- Да, богатая информация, - усмехнулся черный магистр, тайга широка, а ситуациям в ней складывающимся вообще счету нет. Ладно, не собираюсь я ваши стратегические планы, связанные с каким-то там абсолютно непонятным спасением человечества от неведомо чего выведывать, скажите мне другое. После того, как вы, допустим, окажетесь с помощью автора романа в ближайшем отражении Энрофа в каком-то там районе алтайской бескрайней тайги (именно в отражении, в нынешнем статусе в сам Энроф вы попасть не сможете), вы должны что-то такое важное сделать? Я не допытываюсь, что именно, прошу только сказать, да или нет. Вы знаете, что дальше должны делать?
- Нет, - сконфуженно пробормотал Андрей, - но мне кажется, что всю необходимую информацию я получу там, на месте.
- Очень здорово, - всплеснул руками магистр, - а если не получите?
- Да нет, вроде, должен…
- Во-первых, эта уверенность не имеет под собой никаких оснований, - вновь посерьезнел черный магистр, - и потом, я уж, извините, своими методами проследил ваш астральный хрональный маршрут и точно знаю: в том месте вы уже были, проболтались в тех краях два месяца, и не только не осуществили свою великую миссию, но даже так и не поняли, в чем она заключается, то есть, какие конкретные действия с кем или с чем вы должны осуществить. По-моему, более нелепой ситуации даже вообразить себе не возможно! Конечно, спасение человечества – весьма величественная задача, но могу вам по секрету признаться: мне неоднократно приходилось незримо присутствовать в разных психиатрических заведениях, и смею вас уверить, что одно из самых частых занятий, которыми с утра до вечера заняты шизофреники, это как раз и есть миссия по спасению человечества. Мало того, в отличие от вас, большинство из них знают, как это делается, и успешно сию акцию осуществляют. А то, что человечество по сей день живехонько, ставят исключительно себе в заслугу, порой вступая в настоящие баталии с конкурентами. Надеюсь, вам не надо напоминать анекдот про господина тросточкой разгоняющего крокодилов на Невском проспекте? Не кажется ли вам, что ваша таинственная миссия из той же области, то есть – чистая шизофрения?
Андрей подавленно молчал, как всегда, возразить что-либо на аргументацию черного магистра ему было нечего, при этом он хорошо помнил, что и в статусе земного Андрея Данилова ему не удавалось толком ничего путного возразить своему старому знакомому.
- Вообще-то, - пробормотал он через некоторое время, - это и не моя идея была, меня в ней убедили… и втянули… не будем распространяться, кто.
- Ну, конечно, конечно, не благородно сваливать всю вину на даму…
- Но все же, - вновь оживился Андрей, - зачем и с какой целью, тогда, все мои перипетии, включая путешествия во времени… и разное там… неужели все это пшик? Да ни в жисть не поверю!
- Ну, почему же, пшик, - усмехнулся черный магистр, - не пшик, а сценарий, литературное произведение, развернутое в виртуальности, которое, будучи его героем, вы воспринимаете, как реальную жизнь. И никакого спасения человечества, банальная затравка приключенческого мистического романа! Вон, Бэтмен с Суперменом тоже чуть ли не каждый день мир спасали, а уж какие при этом приключения происходили! Где там, реальным земным человекам!
- Значит, все мои перипетии вообще лишены смысла? – грустно пробормотал Андрей. – А Аня там, на остановке, наверное, ждет меня, верит, что я принесу решение…
- Милый мой, - покровительственно положил магистр руку на плечо нашего героя (как выяснилось, в прямом смысле, литературного героя), - смысл всех этих ваших перипетий и хитросплетений сюжета романа в том, чтобы вам снова стать человеком… если, конечно, вы действительно захотите им стать. Вот ради этого, как мне кажется, стоит поломать копья, доказать кое-кому, что вы не марионетка, а кукловод.
- Ну, и что я должен для этого сделать, - нерешительно поднял глаза Андрей на своего нового патрона, - влезть в голову Андрею Данилову писателю, когда мы с ним в очередной раз пересечемся? Но что-то мне подсказывает, что это не самая удачная мысль…
- Совершенно верно, - усмехнулся черный магистр, - сколько бы вы при встрече в него не залезали, он этого даже не заметит, да и вы ничего принципиально нового не почувствуете, это все равно, что в астрале в стенку войти. Вы будете оставаться в разных измерениях, и ваше совмещение получит лишь визуальный характер. Нет, здесь нужно совсем другое. Я смог бы описать вам принципиальную схему возврата в человеческое состояние, но понравится вам оно или нет, – это уж другой вопрос. Давить на вас я не имею права, и решение воспользоваться моим советом или нет, – это сугубо ваше решение. В конце концов, вам не возбраняется послать меня на три буквы и продолжить вашу шизофреническую миссию по спасению неведомо кого от неведомо чего. В этом случае наше общение вряд ли будет иметь конструктивный смысл, и, думаю, в обозримом будущем мы больше не увидимся.
- Значит, - с некоторым сарказмом оживился Андрей, - вы мне некие услуги предлагаете?
- Ну, - в каком-то смысле, да…
- Что-то мне помнится из Фауста, и, похоже, это было не только в гетевском изложении, что за подобные услуги небезызвестный вам герой своей душой расплатился. Вы мне так же контрактик подписать предложите?
- Ну, что вы, что вы, - картинно замахал на него руками черный магистр, - контракт подобного рода кровью подписывается, а где взять кровь бедному литературному эйдосу, пусть даже в прошлом реальному альтер эго живого человека! Откуда же вы тело достанете, чтобы эту кровушку раздобыть? То, что в астрале как кровь выглядит, это бутафория, это меня ни в коей мере не устроит. Ладно, шучу, а если серьезно, то даже если бы я и хотел купить вашу душу, то, увы, в нынешнем статусе литературного эйдоса, она для меня никакого интереса не представляет. Нас может интересовать только душа живого человека, коим вы в настоящий момент не являетесь. Вот обретете человеческий статус, вот тогда – другое дело, вот тогда я вам буду всякие ловушки расставлять, чтобы вашу живую душеньку заполучить!
- Это почему же такая дискриминация? – с обидой спросил Андрей.
- Что ж, раскроем карты, - посерьезнел магистр, - источником питания для нас, ангелов бездны является энергия живых людей, энергия, так сказать, определенного, отрицательного рода, об этой проблеме с вашим прототипом мы немало часов проговорили. Эйдосы же для нас источником питания не являются, поэтому и выкупать вашу душу мне никакого резона нет, она и так, можно сказать, вне пространства и времени.
- Но вы же сами сказали, что, когда я стану человеком, то резоны появятся!
- Да вы им станьте сначала! – усмехнулся черный магистр, - уверяю вас, это будет далеко не так просто! И потом, если бы я на эту сделку рассчитывал, неужели бы я вам все карты раскрыл? Да мне в тысячу раз проще другую душу в силки поймать, и получать с нее дивиденды! К тому же дважды я контракт не заключаю, а с Фаустом такой контракт заключен был, и был нарушен самым подлым образом… нет, нет никаких контрактов более, даже если вы меня сами упрашивать будете!
- Хорошо, - но какого рода сотрудничество вы мне собираетесь предложить? – напряженно всматривался Андрей в глаза черного магистра.
- Предлагаю вам свои услуги в качестве, так сказать, нейтрального консультанта, не более того. Да и то, только на раннем этапе.
- Допустим, - медленно проговорил Андрей, - а у Фауста вы разве не в том же статусе были?
- Да, что вы, для Фауста я, можно сказать, как отец родной был, которого он, в конечном счете, предал! А ведь наградил я его такими силами и полномочиями, которых ни у одного живого человека до него не было! Вам же в этом смысле я не предлагаю ничего: рассчитывайте на собственные силы … ну, и на мои бесплатные консультации.
- Вот уж в бесплатные консультации, извините меня, не поверю! – покачал головой Андрей. – Что я знаю абсолютно наверняка, так это то, что бескорыстие и благотворительность совершенно чужды вашему брату! Даже более того, подобные качества вы считаете чрезвычайно вредоносными!
- Разумеется, - повысил голос черный магистр, - ничто так не развращает человечество и не способствует его вырождению, как халява! Благотворительность и бескорыстие – это уж, простите, назареттянин воду специально намутил, чтобы из бедного человечества любовь выколачивать. А зачем любовь небожителям, не догадываетесь?
- Да, нет, - смутился Андрей, - что-то такое мой прототип обсуждал, но меня он к участкам этой памяти не допускал никогда.
- Тогда, отвечаю! Светлой иерархии любовь нужна исключительно с целью питания! С той же целью, для чего нам нужна ее противоположность – гаввах, который получается из негативных человеческих чувств: злобы, ненависти, зависти, похоти, особой статьей можно отметить боль и энергию, выделяемую в момент смерти. Впрочем, перечислять можно достаточно долго.
- Неужели так прозаично? – вспыхнул Андрей, - вы это специально принижаете миссию светлых сил.
- Милый мой, - сурово произнес черный магистр, - я никогда не опускаюсь до примитивной лжи, особенно перед существом, к которому испытываю заслуженную симпатию и уважение, даже если это существо по своей природе является моим противником. Я могу выражаться двусмысленно, прибегать к эзопову языку, а чаще просто могу быть неправильно понят. Нет, примитивная ложь легко разоблачается и, в конечном счете, может принести только одноразовую пользу с последующим убытком: только идиоты дважды наступают на грабли. К ней прибегают лишь примитивные демоны, и лишь при общении с примитивными существами, да и то стараются не повторяться. Конечно, вы можете не верить, но мне от этого ни холодно, ни жарко, в этом ваше право. Попробуйте, проверьте мое утверждение, если сможете! Другой вопрос, каким образом вы сможете это сделать!
- Ладно, допустим, вы правы, - медленно проговорил Андрей, - но… - и тут в его сознании вспыхнула память прототипа, - одна из бесед земного Андрея в астрале с черным магистром, где тот убеждал нашего героя в том, что любви, как таковой вообще не существует, есть лишь энергия отношения полов – эйфос. – Вот тут-то вы себя и выдали, по поводу лжи. Мне сейчас удалось вспомнить один из разговоров моего прототипа-писателя с вами, где вы внушали ему, что любви вообще не существует. Как же тогда быть с тем тезисом, что вы до примитивной лжи не опускаетесь? Да и вообще, вначале изображали из себя Иегову, а потом атланта Тора. Что это, если не ложь?
- Ну, каюсь, - чистосердечно прижал магистр руки к груди, - прибегаю иногда к лицедейству, просто для того, чтобы проверить сообразительность своего визави! Но какой же это обман? Самый обычный астральный спектакль, я и не сомневался, что вы меня разоблачите, иначе нам вообще не о чем было бы разговаривать: это что-то вроде теста. Что же касается моего прежнего утверждения, что любви нет вообще, то тут вопрос, конечно, несколько сложнее, тут я слегка лукавил, сообразно той роли, которую я в тот период разыгрывал. Иногда мы используем прием ложного утверждения для того, чтобы спровоцировать нашего подопечного на определенные мысли и поступки. Да и потом, под самим термином «любовь» мы с вашим прототипом понимали разные вещи: все, что он вкладывал в этот термин никак не состыковывалось с  аналогичным термином в моем понимании, а для меня это слово означает прежде всего то, что я изложил: энергетическая пища для светлой иерархии. Есть, конечно, и другие нюансы, но по существу именно это. Тот же сиропчик, который представлял себе ваш юный прототип, совершенно не соответствовал истинной природе этого понятия, поэтому я и не опускался до примитивной лжи, утверждая, что любви нет. Я лишь немного лукавил, что бы помочь юноше разобраться со своими проблемами, имея в виду, что нет любви в том смысле, как он это себе представляет.
- Допустим, вы в какой-то мере говорите правду, - осторожно ответил Андрей, но вы меня все время уводите в сторону, вернемся к нашим баранам. Вы намекаете на то, что собираетесь консультировать меня совершенно бескорыстно, но с другой стороны несколько раньше подтвердили, что ваш брат, демон, бескорыстно ничего не делает. Как с этим то быть? Значит, все равно подразумевается, что чем-то расплачиваться мне придется?
- А собственно, почему вас так пугает мысль об оплате за услуги? Разве на земле так не принято? Или даже в литературных сюжетах, энергия которых вам ближе? Почему же вы так боитесь оплаты за услуги, что абсолютно справедливо?
- Это, смотря чем оплачивать, и в какой мере, - протянул Андрей, - например, отдать вам свою душу в качестве платы я не согласен ни за какие консультационные услуги.
- Но я же вам сказал, что продавать свою душу мне вам не придется.
- Хорошо, тогда какого характера будет плата, и только не надо мне плести что-то о бескорыстии!
- Вам знакома игра на абстрактный интерес? – ответил вопросом на вопрос черный магистр. – Допустим, в банальные карты редко играют не на деньги, но согласитесь, игра в шахматы без какой-то оплаты – весьма распространенное явление? Так вот, истинному шахматисту несравненное удовольствие доставляет именно эстетика самой игры, а не жалкие гроши, которые иногда ставятся на кон. Чем искусней игрок, тем большее удовольствие доставляет сама игра, и тем меньшая заинтересованность в примитивном барыше. В конечном счете, настоящие игроки вовсе перестают играть на деньги, тем более, если этих денег у них предостаточно.
- Что ж, это имеет под собой некий рациональный смысл, - осторожно сказал Андрей, - значит, вы предлагаете партию ради партии, собираясь получить от нее эстетическое удовольствие?
- Ну, наверное, еще азарт!
- И в чем эта партия будет заключаться? Ведь партия подразумевает двух игроков? Какова в ней будет ваша роль, и какова моя, если ее итогом вы оговорили мое возвращение в лоно физического тела Андрея Данилова, из которого я когда-то был несправедливо изгнан?
- Конечно, это не шахматы, не карты и не бильярд. Если бы хитрый Герман Гессе расшифровал, что он имел в виду (хотя уж я-то точно знаю, что он ничего в виду не имел), это можно было бы назвать игрой в бисер. Какие-то аналогии можно провести с лабиринтом, но здесь существует слишком много дополнительных условий и моментов. Как это ни дико звучит, но ближе всего то, что вас ожидает, это игра в кубик Рубика.
- Кубик Рубика? Но это, по-моему, самая бестолковая игра из всех, которые мне приходилось встречать, - удивился Андрей.
- И, тем не менее, эта дурацкая игра требует немалого искусства. Правда, результат, разумеется, чисто условный. Нет, наверное, все же стоит сравнить эту вашу ситуацию с И-цзин – книгой перемен, поскольку вам предстоит играть с судьбами неких существ, и эта игра, в свою очередь, будет влиять на вашу судьбу. Ну, а премия: Пиноккио превращается в реального мальчика.
- Это произойдет в любом случае? - в упор посмотрел Андрей на магистра.
- Назовите мне хоть одну игру, обреченную на победу? – усмехнулся черный магистр. – Учтите, чем сложнее игра, тем шансов меньше, но тем и заслуга больше… разумеется, никто никаких гарантий дать не может.
- Ну, а какова ваша роль в этой игре, если я, допустим, соглашусь?
- Только объяснение, в чем, собственно, суть дела, и первичный инструктаж. В дальнейшем я самоудоляюсь и, невидимый, наблюдаю за вами, изредка позволяя себе некоторые корректировки. Сразу предупреждаю, корректировки, только оговоренные условиями и заранее не раскрываемые. В основном же моя роль – роль стороннего наблюдателя.
- Понятно, - саркастически хмыкнул Андрей, - значит, как на скачках! Небось, еще и ставки делаете? Не вы же один тут такой наблюдатель!
- А что, вспомните известный сюжет из библии про смиренного Иова, там тоже дьявол с Иеговой что-то вроде пари заключали, чем вам не скачки? Нет, конечно, - поправился магистр, видя негодование Андрея, - на самом деле здесь все иное, и не приписывайте, пожалуйста, высшим силам, как с той, так и с другой стороны иерархии человеческих чувств и мотивов: все намного сложнее, и никто не собирается делать на вас ставку, как на скаковую лошадь. Дело в том, что в случае вашего успеха или неуспеха зависит не только ваше личное превращение в живого творческого человека, но и многие другие события в мире, характер которых сейчас даже сложно предугадать. Могу только утверждать, что перемены при этом возможны весьма масштабные.
- А вы не боитесь, - усмехнулся Андрей, - что они могут быть слишком масштабные?
- На какой только риск не пойдешь ради красивой партии, - развел руками черный магистр.
- И какие такие силы способны будут привести к подобным изменениям? – посмотрел Андрей на черного магистра, - не сомневаюсь, что моя скромная персона, сама по себе, вряд ли способна натворить чего-либо мало-мальски масштабного, все дело в терафимах, владельцем которых я оказался в силу обстоятельств.
- Вы чрезвычайно догадливы, - посерьезнел черный магистр, - как говаривал мудрый сверчок из приключений Буратино, если вы уж так тяготеете к историям о деревянных мальчиках, - иначе бы я за твою жизнь не дал и дохлой мухи! Речь действительно идет о штурвале Меркабы…
- Ах, вот оно в чем дело, - язвительно произнес Андрей, - вам и это знакомо! Вроде бы нигде его не видно на мне, я думал, он надежно спрятан.
- Что вы говорите, - язвительно всплеснул руками магистр, неужели вы серьезно считали, что подобный предмет силы можно  так примитивно спрятать? Да если он выделит всю энергию, в нем спрессованную, от целого Шаданакара один пшик останется! А вы хотите, чтобы я такой источник энергии – пусть даже и потенциальной – не обнаружил! Радиоактивность только физическому зрению не видна, ну а счетчик Гейгера в присутствии кусочка обогащенного урана как сумасшедший тикать будет. Правда, можете не беспокоится, в вашем случае речь идет вовсе не о смертоносной радиации, и в неактивном состоянии штурвал Меркабы никакой опасности для вас не представляет. К тому же и физического тела у вас нет.
- Что-то история со штурвалом Меркабы напоминает мне историю с астральным медальоном, который, как только я оказывался в астрале (после того, что вы открыли мне о моем происхождении я, наверное, имею право говорить «Я» когда речь заходит о моем двойнике), тут же привлекал к себе массу желающих им овладеть. На какие только ухищрения не шли всякие летающие лжеклассные руководительницы, лжеодноклассники-трансформеры и астральные полицейские, чтобы его захапать. Уж не знаю, какую ценность для них он представлял, но притягивал, как магнит гвозди.
- Вы можете припомнить хоть один случай, чтобы я его у вас стянуть пытался? – покачал головой черный магистр.
- Такого не припомню, но я вам уже говорил, что некоторые моменты моей прежней жизни в статусе человека всплывают в памяти, а некоторые – нет.
- Сколько бы ни вспоминали, не припомните, ваш астрально-ониксовый медальон никогда для меня никакого интереса не представлял, это – по части всякой мелкой астральной шушеры, у меня же имеются куда более мощные предметы Силы.
- Ну а штурвал? – вы сами признали, что этот священный терафим чрезвычайно важен и обладает огромной силой.
- Я б и рад им овладеть, - развел руками магистр, - но, увы, для меня он совершенно недоступен: материальность, из которой он сотворен, мне абсолютно чужда и, мало того, смоделирован он именно под вас, с учетом вашей связи с душой атланта, а к душе атланта его специально подлаживали таким образом, чтобы атлант, с его помощью мог обеспечить первичные необходимые условия для выживания пятой расы. Ну и, в довершение сказанного, смоделирован он Планетарным Логосом, и уж он, поверьте, предусмотрел все, чтобы подобный предмет силы никоим образом не мог очутиться в руках кого-нибудь из представителей моей иерархии. Да если я хотя бы прикоснусь к нему, меня тут же на элементарные частицы развеет.
- Ну, если так, - ободрился Андрей, - если вы меня, конечно, не обманываете…
- Меркаба великий терафим, - перебил черный магистр, - и, если допускать до его штурвала кого ни попадя, случатся неисчислимые беды не только для человечества и светлой иерархии, но и для нас, потомков ангелов бездны, основу существования которых так же составляет определенный порядок. Он иной, чем у Светлых, но не приемлет хаос, который является, как вы, наверное, догадались, третьей силой, не отвечающей ни интересам Светлых, ни интересам Темных. Именно поэтому штурвал подгонялся индивидуально, и отвечает за него то существо, сознание которого находится внутри вас в свернутом состоянии, и действовать с помощью Меркабы ему придется так же через вас – таковы условия игры. Вам же, с учетом ваших интересов, которые могут и не совпадать с интересами Тора, предстоит научиться управлять им самостоятельно, хотя сделать это будет чрезвычайно сложно, все будет зависеть от вашей личной силы и сообразительности. Если вы освоите управление этим терафимом, вы сможете пробить перегородку между мирами и соединиться с сущностью настоящего Андрея Данилова, в противном случае, так навсегда и останетесь Пиноккио, вечно разыгрывающим чужие сценарии, да к тому же теперь еще и прекрасно сознающим, что все это только тени на стене.
- И как же мне удастся пробиться через перегородку между мирами? Пробить ее с помощью Меркабы?
- О, если бы все было так просто! - развел руками магистр, - в нынешнем своем виде Меркаба для этого совершенно не приспособлена, штурвал ее создавался совсем для других задач, поэтому вам предстоит ее в какой-то мере перепрограммировать, а перепрограммировать ее можно только собрав огромное количество энергии.
- А как это сделать?
- Это трудный и запутанный путь, и прежде чем мы перейдем к непосредственным условиям игры, которые, в основном, развернутся в случае вашего согласия, в пространстве творческих прообразов трансмифа России, хотя не исключены и выходы за границы затомиса…
- Хорошо, допустим, я согласен. Ну и что же такое штурвал Меркабы, кроме того, что это какая-то там матрица?
- Матрица – это сама Меркаба, а штурвал – пульт управления, действующий по аналогии, основанный на принципе резонанса. Сама же Меркаба – это матрица причинности, вернее – кармической информоэнергии причинности.
- Не совсем понимаю…
- Вся видимая и невидимая вселенная в проявленной форме, - с видом кафедрального профессора начал разъяснять черный магистр, - разворачивается на некой подложке – информоэнергии причинности, и абсолютно все причины и следствия этого мира проистекают оттуда. На этой подложке, как на экране, в течении махаманавантары происходит разворачивание вселенной во всем своем невообразимом многообразии, начиная с Первичного взрыва, и кончая коллапсированием до состояния Мега черной дыры. Без этой самой первичной информоэнергии причинности (аналогичной понятию Майи у индусов), как это было сказано в Библии, воробей не упадет с ветки, и, если отбросить иронию, то вообще всякая динамика в любых мирах осуществляется за счет первичной кармической информоэнергии. Эта энергия и есть то самое пресловутое фундаментальное поле, наличие которого безуспешно пытался доказать старик Эйнштейн. Эта информэнергия не аморфна и не безлична, в действительности весь бесконечный видимый мир – это немыслимая система кодов и формул, а кармическая информэнергия – это тот носитель-матрица, на основе которой, как на электронной плате, эти коды сформированы. Но если видимый мир – это развернутая, кинетическая система кодов, которую обычные люди воспринимают, как предметную вселенную, то Меркаба – это свернутая, потенциальная система кодов, и по мере активизации того или иного участка Меркабы, активизируется, проявляется и динамически разворачивается тот участок и категория вселенной, с которой этот участок  и код Меркабы связан системой резонансов. При этом понятия пространства и расстояния исчезают, а время становится вторичной и управляемой категорией, когда идет проявление того или иного качества вселенной с помощью определенных кодов Меркабы. Можно сказать, что Меркаба – потенциальная вселенная, ее принципиальная схема, содержащая в своей системе кодов план и распорядок разворачивания не только физического мира – Энрофа, но и всего Шаданакара с его 243-я пространственно-временными координатами, если брать вселенную ограниченно, в масштабах отдельной планетарной брамфатуры. Галактические же и метагалактические Макробрамфатуры имеют свои отдельные Макромеркабы.
Но все это сухая заумная теория, а как говаривал мой прототип в гетевском изложении: «Суха теория мой друг, но зеленеет древо жизни», и живая практика заключается в том, что штурвал Меркабы, представляющий из себя Меркабу в миниатюре, это ни что иное, как отражение вас самих, ваш микрокосм, разложенный до последнего элемента – физически, чувственно, эмоционально, ментально, пространственно-временно,  причинностно и все это определенным образом свернуто и деактивировано. В штурвале Меркабы, являющейся вашей личной Меркабой, связанной со всеобщей Меркабой глобальным принципом резонанса, разложен по отдельным ячейка каждый атом вашего физического тела, каждый позыв вашего эмоционального начала и элемент вашего чувства, каждая как самая высокая, так и самая низменная ваша мысль. Мало того, здесь вы разложены на элементы во взаимодействии со всем остальным миром, и нет на земле ни человека, ни букашки, ни атома, с которыми бы вы не были связаны с помощи сложнейшей системы резонансных кодов, поскольку вы сами включены в общую формулу, и любое изменение даже самой ничтожной циферки в вашем лице, ведет к изменению целой глобальной всеобъемлющей формулы-кода, а весь мир и есть эта динамичная формула, где каждая отдельная душа, каждое отдельное тело, населяющее этот мир, является индивидуальной циферкой, которую достаточно переставить или изъять, чтобы изменилась вся формула и стала означать уже нечто иное. Ну, разумеется, эта глобальная макро формула снабжена сложнейшей системой защит и противовесов, которые в сумме называются Великим Равновесием, иначе бы мир уподобился карточному домику и достаточно бы было незначительного толчка, чтобы он рухнул грудой бессмысленных элементов. Поэтому карточный домик в действительности чрезвычайно прочен и в нем исключительно искусно уравновешен каждый элемент. Тем не менее, существуют некие критические точки, ударив в которые равновесие и устойчивость мира возможно нарушить. Но дело сейчас не в этом.
 Дело в том, что ваш личный штурвал Меркабы, будучи резонансной машиной управления, способен менять события в этом мире, аннигилируя часть из них, и, поскольку природа не терпит пустоты, в пустоту, возникшую в результате аннигиляции каких-то событий, по принципу энтропии тут же хлынут другие. При этом, аннигилируя определенные события, вы улавливаете своим штурвалом их энергию, и тем самым повышаете свою личную силу, поскольку штурвал Меркабы это и есть ваша вселенская схема, и, увеличивая ее потенциал, вы, тем самым, увеличиваете и свой собственный.
- Ну а причем здесь другие причинно-следственные участки, если штурвал Меркабы – это только я, разложенный на элементы? Кстати, я действительно что-то такое припоминаю из своей прежней жизни, правда, все это происходило с моим прототипом уже без меня, когда он в астрале попал в зону действия этой самой Меркабы, и даже очень долго в нее погружался, причем, куда бы он ни посмотрел, вокруг были только зеркальные ячейки, в которых был только он сам, но в самых разнообразных положениях.
- Совершенно верно, это как голограмма, какой бы ты кусочек ее ни взял, он будет, как целая голограмма в миниатюре. Здесь нечто схожее, но сложнее: голограмма – лишь видимость, Меркаба же – сама жизнь. Ну, так вот, возможно вы не помните, но, кроме вашего прототипа, разложенного на элементы, было еще немало другого: все участники событий его жизни, так или иначе, фигурировали в этих ячейках. Одни, сыгравшие более важную роль, ближе к центру, другие, менее значимые – ближе к периферии. Всего в этих ячейках рассмотреть невозможно, в Меркабе много скрытого, это можно сравнить с устройством органа, где публика может увидеть его внешнюю часть и несколько десятков самых больших труб, в действительности скрытых труб – десятки тысяч, к тому же имеется система насосов и клапанов, и многое другое. В Меркабе же вы, разложенный на элементы, существуете в связи с любым событием, произошедшем в этом мире, к которому вы, на первый взгляд, не имеете никакого отношения, но на самом деле, через опосредованные, миллионного порядка связи, вы объединены в этом мире буквально со всем. Вы даже себе представить не можете, но вам достаточно почесать ухо, и в жизни какого-нибудь горшечника Мабуку из Гондураса произойдут микроскопические изменения, которых он, разумеется, даже не заметит, и, тем не менее, если таких кармических изменений наберется достаточно, жизнь его может сложиться как-то не так, как, если бы вы это ухо не чесали. Это, конечно гротеск, но гротеск, имеющий под собой физическое обоснование: все это в обычной жизни происходит незаметно. Имея же в руках штурвал Меркабы, и, что самое главное, умея им пользоваться, вы сможете почесать свое ухо таким образом, что у этого же горшечника из Гондураса, которого вы в глаза не видели, и даже не подозревали о его существовании, ухо отвалится. Или, если вас такой расклад не устраивает, вырастет третье ухо. Ладно, я вижу это вам тоже не по душе, остается допустить, что этот Мабуку был глухой от рождения, и вдруг, в результате того, что вы где-то в России, ни о чем не задумываясь, почесали свое ухо, горшечник Мабуку, обезумев от радости, вскакивает со своей циновки, разбивает все свои горшки, и начинает отплясывать жигу, поскольку вдруг, ни с того, ни с сего начинает великолепно слышать.
Вот в чем заключается действие штурвала Меркабы: любую, самую минимальную причинно-следственную связь, благодаря перестановке в формуле события или явления, вы можете усилить в миллиарды раз, а так же придать ей необходимый вектор. Но, чтобы это работало безотказно, сперва, необходимо накопить определенное количество кармической информоэнергии, а сделать это можно только постепенно, начиная с энергии событий, которые имеют к вам самое непосредственное отношение. Поэтому штурвал Меркабы – это и некий аккумулятор, а при необходимости – конденсатор, чтобы пробить высокопрочную перегородку.
Вот такова теория, по крайней мере, та часть теории, которую хоть как-то возможно объяснить на уровне моей компетентности. Меркаба со своими штурвалами – это детище Светлых демиургов, и многое в устройстве, принципе и природе Меркабы мне неизвестно. И все же к ней приложил руку и мой непосредственный патрон Гагтунгр, а поскольку он, имея к ней некоторое отношение, информирован об определенных сторонах ее свойств, постольку и я, имея с ним регулярную связь, имею необходимую информацию, которую вам изложил.
К сожалению (моему, не вашему), индивидуального штурвала я не имею, а к вашему даже прикоснуться не могу.
- Да, - протянул Андрей, - выходит, в моих руках что-то вроде инструмента всевластия…
- Выходит, - напряженно улыбнулся черный магистр, - правда, сразу оговорюсь, поначалу вы сможете управлять только тонкой материей, поскольку в настоящее время имеете отношение только к тонкому плану, но в случае успеха… при этом власть эта у вас сохранится только до той поры, пока вы не нарушите равновесие. Как только произойдет некий опасный перебор, начнется неуправляемая цепная реакция, и мир погрузится в хаос.
- Но зачем же вы тогда все это мне рассказали, если я могу подвергнуть вселенную такому риску, ведь ваша иерархия также не заинтересована в установлении хаоса?
- Управляя Меркабой достаточно сложно нарушить Равновесие, мир достаточно прочно сбалансирован, и пока не произошло очень большого накопления кармической информоэнергии, обрушить его невозможно. Поэтому на первых этапах можно даже не переживать, но когда накопление станет критическим, я всегда смогу это обнаружить и предупредить вас. Тогда необходимо сделать небольшой сброс… впрочем, об этом пока рано говорить.
- Хорошо, - нетерпеливо перебил Андрей, - в который раз вернемся к нашим баранам. Ваша-то роль, в дальнейшем, какова?
- Сперва несколько инструкций на практике, затем я удаляюсь и слежу за игрой, вмешиваясь лишь опосредованно. Надеюсь получить эстетическое удовольствие, и даже азарт от партии: все это для меня особый вид утонченной энергии, которая несравненно выше качеством, чем банальный гаввах. Если гаввах можно сравнить с хлебом, мясом и водкой, то энергия, которую я рассчитываю получить от нашей партии, можно сравнить со столетним коньяком, фазанами во французском соусе или свежей черной икрой. Так что непосредственно нам осталось общаться совсем не так долго, после нескольких сеансов практического инструктажа я удаляюсь, и возможно до самого конца партии мы больше не увидимся, а вы будете предоставлены сами себе.
- И все же, чем мы будем заниматься?
- Поскольку, в силу своего происхождения, вы пребываете в слое творческих прообразов, то первое время вы будете действовать именно здесь, после серии разного характера ходов, вы получите возможность выходить в другие ближайшие слои, и переместите свои действия туда, и так до тех пор, пока не доберетесь до Энрофа.
- А что вы подразумеваете под словом «действовать»?
- Вы еще не поняли? Собирать энергию, как пчела собирает нектар. Только пчела собирает его с цветов, вы же будете собирать его с событий определенного знака.
- Но как?
- А вот как, должен разъяснить вам мой краткий практический инструктаж. Но предупреждаю, вначале все, что будет происходить, покажется вам совершенно случайным, и я не смогу заранее предсказать, что конкретно будет происходить. Но я вас окончательно запутал, пора приступать к практической части, и только тогда что-то будет понятно, и вы почувствуете некий алгоритм происходящего.
- Ну, что ж, - решительно оборвал эту бесконечную речь Андрей, - тогда приступим к сути нашего вопроса, только учтите, я все время буду на стороже! Мне пока это сложно сформулировать, но чувствую, что у меня в дальнейшем появятся собственные резоны, отличные от ваших. Так что не обессудьте, если в перспективе у нас появятся коллизии, вы не обижайтесь, но полностью довериться я вам не могу. Тем не менее, на данном этапе я готов принять несколько инструкций по применению Меркабы, поскольку Тор, спрятавшись внутри меня, свернул свое сознание, и не объяснил, как этим Терафимом пользоваться, и это мне кажется обидным недоверием, развернуть же его сознание самостоятельно я не в силах, все известные мне подходы заблокированы. Что ж, если гора не идет к Магомету, то Магомет идет горе, придется воспользоваться услугами Мефистофеля.
Итак, с чего начнем?








ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

ПО ТУ СТОРОНУ СОБЫТИЙ


- Начнем с растворения одних событий, которые будут замещаться другими, а об остальном поговорим чуть позже, - сказал черный магистр, - сразу предупреждаю, вначале в этих замещающих событиях так или иначе будет фигурировать тот с кем вы кармически связаны прочнее всего: ваш прототип и его ближайшее окружение. Но, поскольку в настоящее время вы действуете в пространстве трансмифа российской метакультуры в слое творческих прообразов, то все, что вы увидите, будет не живой Андрей и окружающие его люди, а их отражения, вначале достаточно приблизительные и схематичные, и могу вас успокоить, лично он, Андрей, практически ничего не почувствует, ну, разве, что у него появятся необычные мысли и фантазии. Но, учтите, в дальнейшем дубль будет уплотняться, и, по мере накопления энергии в Меркабе, происходящее станет затрагивать его все сильнее, и избежать этого никак не удастся.
- Но ведь реальный прототип, как я понимаю, сейчас где-то в тайге находится в бессознательном состоянии, а его астральное тело… даже не представляю, где его сейчас носит, я его не чувствую.
- То место, где мы находимся, называется морем Антивечности, это особое место, относительно него разные потоки времени выглядят остановленными, как при гипотетическом взгляде из черной дыры, и, управляясь отсюда, вы сможете сначала наугад, а затем все прицельнее и прицельнее внедряться в любой момент жизни вашего прототипа, пока события будут вращаться только вокруг него. Но пока что подобные внедрения  не будут касаться Энрофа: пространство-время плотного мира находится в несколько ином отношении к морю антивечности, чем тонкие слои: оно, относительно места, где мы с вами беседуем, как бы сильно размыто, и выхватить из него что-либо пока нет возможности. Но, потренировавшись здесь, вы сможете перемещаться и в другие слои,  чтобы, в конечном счете, накопив в штурвале достаточное количество энергии, освоите искусство выхватывать фрагменты Энрофа, который, разумеется, максимально энергоемок. Но это уже высший пилотаж, и до него вам пока так же далеко, как до соседней галактики. Пока же будем работать с ближайшим пространством, которое для вас лично включено в пространство романа Размывы, который пишет ваш прототип, и с которым вы стремитесь воссоединиться. Так что все, что вы в ближайшее время увидите – это отражения в творческом пространстве романа, причем, с нашей точки зрения, совершенно случайно выхваченные. Итак, вы готовы?
- Готов, - решительно кивнул Андрей.
- Сейчас вам необходимо произвести затравочное действие – сцепление.
- Какое сцепление, - не понял Андрей.
- До сего момента, в этом пространстве штурвал Меркабы находился в свернутом, инактивированном состоянии. Сейчас он событийно нейтрален, и все его прежние прецеденты активизации также переведены в неактивное, потенциальное состояние, и до этих зафиксированных формул вы сейчас не сможете добраться, хоть расшибите себе голову! Другое дело, когда вы в совершенстве освоите управление, вот тогда вы сможете добраться и активизировать любую информоэнергию, хранящуюся в Меркабе, а так же перевести ее в материю. Но начнем с азов. Итак, разверните штурвал Меркабы и выдвиньте его за пределы вашего тела.
- Пожалуйста, - пожал плечами Андрей. Он настроился на созвездие Ориона, и в то же мгновение ощутил жар в области сердца, затем его грудь засветилась опаловым светом, и в следующий момент свечение приняло форму сложного многогранника размером с футбольный мяч и зависло в нескольких сантиметрах от груди, словно висело на веревочке. Андрей вопросительно посмотрел на черного магистра. В лице демона промелькнул страх, с которым, впрочем, тот быстро справился, но все же сделал несколько шагов в сторону.
- Если я прикоснусь к этому терафиму, - сказал он, смущенно улыбаясь, - то в мгновение распылюсь до состояния протоматерии. Поэтому подсознательно стараюсь держаться от него подальше… смотрите ка, смотрите ка, какая красота на горизонте открылась.
Андрей посмотрел в сторону моря, и действительно, на горизонте возникло нечто чрезвычайно красивое: словно бы многогранник, переливающийся всеми оттенками подсвеченной металики, висящий напротив груди Андрея спроецировался на линию морского горизонта, и теперь, едва касаясь поверхности моря, висел, словно бы освещенный разноцветными прожекторами, разросшийся до размеров маленькой искусственной планеты. Правда, этому объекту не хватало четкости контуров, и гигантский многогранник был в значительной мере размыт, как начавший угасать фрагмент заката на какой-то неведомой планете.
- С активизацией штурвала всегда активизируется и сама Матрица, - сказал черный магистр, - все могущество в ней, но у тебя имеется пульт к ее управлению, и управлять ей можно до той поры, пока пульт в твоих руках.
- А что, он может перейти в другие руки? – настороженно спросил Андрей.
- Сие мне неведомо, - пожал плечами Андрей, - знаю, что в ближайшее время это невозможно, но кто знает, как могут измениться обстоятельства…
- А что дальше, - вопросительно посмотрел на магистра Андрей.
- Итак, пока Меркаба находится в развернутом состоянии, вы должны произвести ее первичную кармическую затравку. Вы должны произвести какое-то действие своими руками, абсолютно неважно какое, затем как бы сфотографировать его на одну из бесчисленных ячеек штурвала, что автоматически переместится на саму матрицу. Дальше возможны какие угодно варианты, поскольку само понятие «Причинность» или «событийность» может означать любое внешнее событие. Чтобы не ломать голову над тем, что делать дальше с этим событием, захваченным Меркабой, проще всего его растворить – это даст Меркабе определенный заряд информоэнергии. Конечно, можно выдумать и что-нибудь еще, и это в любом случае передаст энергию Меркабе, но, чем каждый раз ломать голову над тем, что с этим событием делать, проще всего его растворить, аннигилировать.
- А как это сделать?
- Ячейка, которая впитает произведенное вами событие, тут же проявится, выплывет на поверхность. Если вы коснетесь ее пальцем, она перевернется, и результат действия, которое вы произвели тут же растворится. Но это еще не все. Ваше действие должно быть обязательно созидательного характера, иначе нечего будет растворять, и потом, на месте событий, произведенных вами в реальном мире, после растворения возникнет вакуум, и, поскольку природа не терпит пустоты, в этом месте тут же возникнет какая-нибудь динамичная сценка из вашей прежней жизни. Но, если называть вещи своими именами, то это будет сценка из романа Размывы, который описывает вашу жизнь. Это будет что-нибудь из вашего прошлого, но что именно – мне неведомо, но поначалу выглядеть все это будет схематично, неполноценно, я даже сам затрудняюсь сказать, как именно, но, по мере обретения опыта, сценки все больше и больше будут приближаться к действительности.
- И в этом случае, - сказал Андрей, - Меркаба слегка зарядится?
- Меркаба зарядится, - кивнул Магистр, - но в незначительной степени.
- А как сделать, чтобы энергии пошло больше?
- Это я смогу вам объяснить только после того, как вы в совершенстве освоите первый этап управления событийностью. Не обижайтесь, но таковы основные правила игры: передача информации должна быть поэтапной, как поэтапно развивается роман, как поэтапно разворачивается игра в бисер  и события в книге перемен. Основное правило таково: преждевременно сообщенная информация -–это уже само по себе действие, которое может принципиально нарушить ход игры. Все только в свое время, и что бы даже разговоров не было, «а что будет, если так, или не эдак…»
- Все понял, надо, значит, сделать что-то созидательное, вот только что, как-то в голову не лезет. Домик что ли из песка построить? А то здесь только камни, песок да еще колючие сухие кусты.
- Делайте что угодно, - усмехнулся черный магистр, - на первых порах это не имеет принципиального значения. Вот в дальнейшем – другое дело, тогда, чем дальше в сценарии игры вы продвинетесь, тем большее значения будет иметь каждый ваш шаг, каждый ваш ход. Чем больше энергии в Меркабе, тем серьезнее последствия любой ошибки, но до этого этапа еще очень далеко, пока мы имеем дело только с едва намеченными схемами.
- Ладно, - пожал плечами Андрей, и начал лепить домик из мокрого песка, и, как ни странно, по мере своего занятия, он все больше и больше увлекался. Вначале ему удавалось лепить только неказистое песчаное здание, но вдруг у него словно раскрылись какие-то новые знания и умения из чудесной вставки, которую, как выяснилось ему обеспечивало свернутое сознание Тора, и в результате, вместо непропорциональной башенки, которую, по идее, только и мог зафиксировать мокрый песок под неумелыми руками, у него получилось нечто удивительное, напоминающее парадоксальную гравюру художника Эшера, включая в себя разнообразные пространственные нонсенсы и невозможности, которые при поверхностном взгляде не замечались. При этом у него держалось отчетливое дежавю, что этот невозможный в обычном мире замок, ему хорошо знаком, правда, где и когда он его видел, припомнить никак не мог.
Похоже, здание знакомо было и черному магистру, поскольку лицо его как-то болезненно скривилось.
- Как-то вы лихо, с места в карьер пустились, - растерянно покачал он головой, - я думал вы вначале нечто условно-игровое соорудите, поскольку фактически еще сами ребенок, а вы сразу резонансный модулятор пространственно-временных пересечений построили…
- Чего, чего? – не понял Андрей, - я вроде бы ничего такого и не собирался строить, оно как-то само получилось, какой такой модулятор?
- Да так, возможно мне только показалось, - тут же свернул тему магистр, - просто я не ожидал, что вы такую сложную штуковину соорудите. Скорее всего, это обычная абракадабра, отражение той каши, которая в вашей голове творится, но возможности ваши, в силу известных вам обстоятельств, несравненно выше средних, ведь в астрале, даже в самых специфических его слоях, произвольно можно соорудить только то, что соответствует твоему уровню и подготовке. Я все время забываю, что ваша скромная персона – только надводная часть айсберга, и за вами много всего стоит. Хочу подчеркнуть, чем сложнее модель, которую вы тут, либо в каком-то другом месте создадите, тем более сложная причинно-следственная цепочка возникнет на месте дематериализованной модели. Ну что ж, теперь наведите штурвал и «сфотографируйте»!
- Что значит, «сфотографируйте»? Здесь нет ни объектива, ни кнопочки!
- Просто направьте штурвал на сооружение и поверните его, как кубик Рубика. Наиболее подходящая ячейка сама впитает информопакет созидательной динамики, вложенной в это здание.
Андрей пожал плечами и сделал то, что предложил ему черный магистр. Тут же одна из ячеек верхней части Меркабы словно бы приподнялась над поверхностью штурвала, как будто на нее навели увеличительное стекло, и на ней появилось изображение здания, которое только что соорудил Андрей, причем, внутри этого здания скорее ощущалась, чем виделась некая неведомая напряженная деятельность, словно в конденсаторе накапливалось электричество.
- А теперь, - сказал магистр, коснитесь пальцем активизированной ячейки и посмотрите, что дальше произойдет.
- Как скажете, - пожал плечами Андрей. – Под его пальцами ячейка перевернулась, вдвинулась внутрь штурвала, и в то же мгновение замок сначала превратился в узорное облачко, все детали которого были составлены из единичек и ноликов, а затем это облачко быстро сорвалось с места и улетело в сторону большой, планетарной Меркабы, тут же скрывшись из глаз.
- Ну вот, - сказал магистр, - в настоящий момент произошла зарядка Меркабы, причем в значительно большем объеме, чем я от вас ожидал, поскольку вы вложили в объект весьма значительное количество созидательной энергии.
- Но вы же говорили, что это энергия хаоса, который творится в моей голове? – подозрительно посмотрел на магистра Андрей.
- Ну, не знаю, - почему-то занервничал магистр, - возможно, ваш тип хаоса содержит и созидательную энергию. Хаос не обязательно разрушителен, он может быть чем угодно, его главное свойство – непредсказуемость, за что мы его, собственно, и не любим, поскольку предпочитаем рассчитывать события и последствия. Но мы отвлеклись, посмотрим, что пришлет нам Меркаба для заполнения пустоты. - (И действительно, Андрей только сейчас заметил, что на месте растворившегося чудо замка с участком песка, пошедшего на его сооружение, возникло что-то вроде черной дыры,  вернее участок абсолютной пустоты, который можно было назвать черной дырой за неимением лучшей аналогии).
- Что значит,  «пришлет Меркаба»? – посмотрел на магистра Андрей.
- Неужели не ясно? На месте пустоты должны возникнуть какие-то события, связанные с вами. Какие – не знаю, Меркаба это каким-то образом сама решает и посылает, ведь именно она – матрица всех событий на земле, в том числе и описанных в романе вашим патроном. Именно эти события, даже если вы о них в данный момент не подозреваете, связаны с вами самым теснейшим образом. Но давайте посмотрим…
И действительно, не прошло и нескольких секунд, как в пустое пространство, лишенное света, вдруг ворвалось нечто, которое тут же обернулось цифровым облаком, состоящим из смеси темных, серых и белых циферок, которые тут же материализовались в картинку, развернулись голограммой на влажном песке рядом с Андреем и черным магистром: молодой парень с лицом Андрея яростно разрушал точно такой же замок из песка, который только что соорудил и дематериализовал наш герой.
- Это я? – недоуменно посмотрел на нелепую сцену Андрей.
- По-моему, сходство очевидно, - пожал плечами черный магистр, - повзрослели только лет на семь-восемь.
- А что это ему вожжа под хвост попала? Такое красивое и необычное сооружение рушить? Тем более, мне кажется, он должен понимать, что сам же этот замок и вылепил.
- Да, кто ж его знает! – развел руками магистр, - Гоголь – вон тоже вторую часть Мертвых душ сжег, а уж сами понимаете, она была ему куда дороже, чем вам это сооружение, хотя бы с точки зрения несопоставимости затраченного труда. Да и потом, мало ли что могло прийти в голову вашему патрону, это ведь всего лишь сценка из романа, и мне она ничего не говорит.
В этом месте Андрей уловил едва заметную затяжку в голосе черного магистра, скорее даже не в тоне, а в энергии, заполняющей речь, из чего сделал вывод, что демон все же лукавит, однако вслух об этом не сказал.
- Значит, - сказал он вслух, - это все же сцена из романа, причем, с точки зрения земного наблюдателя, еще не написанного.
- Совершенно верно, - улыбнулся черный магистр, - но, с точки зрения наблюдателя, находящегося около моря Антивечности, существующего в проекте, но не проявленного на земле. Могу сказать: судя по энергии, скрытой в этой сценке, сценка эта не то что ключевая, но, в немалой мере влияющая на ткань сюжета, - некий перевалочный пункт. Честно говоря, не ожидал я этого, думал, вам удастся вытянуть какую-то пейзажную ерунду, изменение которой, никак на сценарий не повлияет. Но энергия этой сценки на несколько порядков выше. И не спрашивайте, что это значит, больше ничего конструктивного сказать не могу! – тут же добавил демон, видя, что Андрей вновь собрался задавать вопросы, - сами разбирайтесь, в конце концов, это вам надо, а не мне.
В этот момент сценка вновь распалась на цифровое облачко, которое быстро исчезло, словно его втянул песок.
- Куда все это подевалось, - недоуменно посмотрел на магистра Андрей.
- Туда, где этому и положено быть, - пожал плечами магистр, -  в слой творческих прообразов, откуда и вы пришли. Собственно, этот разбушевавшийся молодой человек – тоже вы, тоже отражение из рода явлений «один во множестве».
- А эта сценка как-нибудь отразится на судьбе сценария, изменит его?
- Непременно отразится и изменит, но пока никто не знает, каким образом. Однако, что это вас так волнует, мало ли писателей свои произведения правят! Пока что речь идет только об отдельно взятом романе, так что глупо беспокоится, тем более, возможно эта сценка внесет дополнительную интригу в сюжет и вытащит автора из творческого тупика. Да хватит вам осторожничать, с вашими страхами «как бы чего не вышло» далеко не уедете. Вон вам сколько энергии Меркабе передать удалось, я никак такого не ожидал, и это предвещает чрезвычайно увлекательную партию для обеих сторон. Вперед, смелее, пер аспера - ад астра!
- Ну, хорошо, - согласился Андрей, - что дальше-то делать? Пока что мне совершенно не ясны условия и правила игры.
- Их вам придется самому выяснять, по ходу развития партии.
- Но это же неслыханно, - возмутился Андрей, - вы знаете правила, а я – нет! О какой честной игре можно в таком случае говорить! Я ни одной такой игры не знаю, где правила не были бы известны обеим сторонам, или не оговорены заранее.
- Вы имеете дело, - сказал черный магистр не с преферансом, бильярдом и даже не с шахматами, весь прикол в том, что правила игры существуют пока лишь в абстракции, и мне не известны пока так же, как и вам, они лишь по ходу игры начнут выявляться, так что смею вас уверить, что я знаю не намного больше вашего! Да и потом, с чего вы решили, что мы - соперники?
- А разве нет? Разве не в этом смысл любой игры?
- А вот это совсем не обязательно, - улыбнулся магистр, - игра настолько не предсказуема, что характер наших взаимоотношений может меняться по ходу партии как угодно. По крайней мере, с нашей точки зрения, сначала мы можем быть партнерами, затем соперниками, затем характер взаимоотношений может стать многоступенчатым и неоднозначным.
- В каком смысле?
- В таком, что одновременно и тем и тем.
- Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам. В этом мире все возможно…
- Ладно, - сказал Андрей, - я так понял, что вы особенно разъяснять мне мои дальнейшие шаги не намерены.
- Только на первом этапе, ну и, возможно, при переходе на следующий уровень.
- Что значит, на следующий уровень?
- В том вашем настоящем, продиктованном сюжетом романа, а именно, в 1965 году еще ничего не известно о компьютерных играх, да и слово-то такое, «компьютер» слыхом не слыхивали. Лично вам наверняка знакомо слово ЭВМ, на котором только и можно, что обсчитывать огромные числа, но, глядя из абсолютного времени, нетрудно увидеть, что в течение тридцати-сорока лет появятся сравнительно дешевые счетно-вычислительные машины, с помощью которых можно будет вести увлекательнейшие виртуальные игры, которые пока вам не ведомы. В двух словах, переход на следующий уровень означает переход на более сложные условия игры, которые приносят гораздо больше очков, чем на предыдущем уровне, но и ошибки наказуемы значительно сильнее.
- Кстати, - кивнул головой Андрей, - насчет компьютеров. Я о них информацию считал, когда летел через тоннель, и насчет компьютерных игр так же что-то такое было, правда, в самых общих чертах.
- А в самых общих чертах информация только и могла поступать, ведь будущее, воспринимаемое из тоннеля, размазано.
- Ладно, - сказал Андрей, - не хотите мне ничего объяснять, и не надо. Я, почему-то, чувствую, что должен совершить несколько созидательных действий и накопить энергию в Меркабе достаточную для того, чтобы покинуть это ваше море Антивечности! Да, да, именно так, мне здесь совсем не нравится, и, похоже, раньше я совсем другое море знавал. К тому же, чувствую, что теряю драгоценное время.
- Что ж, ваше право, - усмехнулся черный магистр, могу вам дать наводку, что правильный переход из слоя в слой, это и есть переход на новый уровень игры. Поскольку вы догадались, я в праве это сказать. Если вы такой сообразительный, то подозреваю, что в дальнейшем инструктаже вы не нуждаетесь. Теоретическую базу я в общих чертах вам изложил, а практические шаги – ваша собственная инициатива. Одно скажу: такой прыти я от вас не ожидал, думал нам с песочка и формочек начинать придется. Однако, желаю успеха, но чисто абстрактно, поскольку далеко не всегда и не везде ваш успех и мой пересекаются, чаще – наоборот.
- Так значит, вы в моем провале заинтересованы? – дошло до Андрея.
- Кто знает, кто знает, - загадочно улыбнулся магистр, - как говорил поэт: «И пораженья от победы ты сам не должен отличать». Порой, победа оборачивается поражением, а поражение – победой, и мне детали сей загадочной метаморфозы не ведомы так же, как и вам. Но я вижу, что настало время прервать наше приятнейшее общение, хотя, возможно, в скором времени мы с вами снова увидимся.
Демон взмахнул рукой, и тут же превратился в черный колючий куст, который вспыхнул красным, пахнущим серой пламенем, в считанные секунды прогорел, и осел серым пеплом на песок, который быстро поглотил в свои недра эти, явно бутафорские останки черного магистра.










ГЛАВА 11

ИГРА. ПЕРВЫЙ УРОВЕНЬ

- Ну, вот, – пробормотал Андрей, так и не успевший попрощаться со своим нежданным инструктором, - вечно он со своими театральными жестами! Однако почему я о нем говорю, словно знаю его тысячу лет, я же его впервые вижу! А впрочем, судя по острому дежавю, я его хорошо знавал в прежних ипостасях. Когда же все эти закрома моей памяти откроются? Это так мучительно, постоянно сталкиваться со знакомыми вещами и не иметь возможности все это вспомнить по-настоящему. Впрочем, в случае успеха моего предприятия и моей трансформы в настоящего Андрея Данилова, я эти закрома вскрою и вспомню все! Так, что дальше делать, в общих чертах ясно: я должен накапливать энергию с помощью Меркабы, как очки в игре, и, по ходу ее накопления, переходить с уровня на уровень. При этом ценность каждого очка будет возрастать от уровня к уровню – и так до тех пор, пока я не выпаду в Энроф, и каким-то образом не превращусь в живого Андрея Данилова. Это в общих чертах, а конкретно же ничего не понятно – и сколько уровней надо пройти, и что является критерием ценности каждого очка, и каким образом трансформа произойдет. И, что самое главное: правильно ли я сделал, что пошел на поводу черного магистра? У меня ведь какая-то важная миссия была, а я уже толком не помню, в чем она заключалась. Совсем мне магистр мозги запудрил, а Аня там одна осталась! А, собственно, с чего я взял, что моя нынешняя миссия противоречит предыдущей? Я ведь что-то там должен выполнить в Энрофе, а мы с Аней, похоже, именно потому и не смогли ничего путного добиться потому что вертелись рядом с Энрофом, в отражении, а так, если я сыграю эту партию в Меркабу – назовем ее, условно, таким образом, и я добьюсь успеха, то как раз в Энрофе-то я и окажусь и тогда-то свою главную миссию и выполню! Вот, оказывается, где собака зарыта, значит, я не зря около этого мрачного моря очутился и не зря этого старого болтуна встретил!
Обнаружив, таким образом, высший смысл и цель создавшейся ситуации, Андрей успокоился и решил, что стратегические задачи, наконец, прояснились, остаются только конкретные действия… кстати, сооруженный им парадоксальный замок уже возымел результат, и немало удивил черного магистра. Что ж, для начала можно пойти по этому пути и что-нибудь такое создать, надо только прислушаться к своей интуиции. Однако интуиция на сей раз молчала, вокруг был лишь песок, галька у воды, сухие колючие кусты, да мрачное свинцовое море, накатывающее на берег хоть и небольшими, но тяжелыми волнами. Андрей как-то даже не мог сообразить, что такое конструктивное можно сделать из этих подручных средств. Конечно, замок получился прекрасный, настоящий шедевр, правда, возможный лишь в астрале, передавший Меркабе большой информопакет энергии, и Андрей подумал, что можно было бы повторить успешное начало.
Наш герой принялся за сооружение нового песчаного здания, и вдруг с разочарованием понял, что не способен создать более ничего, разве что навалить кучу мокрого песка и придать ей самую примитивную геометрическую форму, словно и не он только что создал из песка свой парадоксально-архитектурный шедевр. Изрядно промучившись, Андрей понял, что из затеи ничего не выходит, и продолжать бесполезно.
- Так, - пробормотал он, оставив свое занятие, - похоже, дважды один и тот же трюк здесь не проходит. Судя по всему, я истратил некоторый запас творческой энергии, и когда он восстановится – неизвестно. И вообще, не известно, касается это только строительства песчаных замков в стиле художника Эшера, или вообще любых творческих импровизаций.
На всякий случай – а вдруг его усилия все же что-нибудь дали – Андрей  повторил манипуляции со штурвалом Меркабы, как это научил его делать черный магистр, однако на месте убогого сооружения возникла какая-то облупившаяся стена, и было даже не понятно, что, собственно это значило, ведь, если речь шла о возникновении в пустоте сценки из романа, то непонятно, зачем здравомыслящему писателю описывать какую-то облупившуюся стену толи старого, полуразрушенного дома, толи заброшенной ограды. Почувствовав, что Меркаба так и не получила удобоваримого заряда, а возможно даже что-то и потеряла, Андрей уселся на песок и стал размышлять, что бы такое конструктивное сделать. Это ведь должны быть не какие-то абстрактные действия, ведь результатом должен быть какой-то конечный продукт, эстетически максимально наполненный, который возможно «сфотографировать» штурвалом, по крайней мере, других вариантов Андрей пока не знал. Он машинально подобрал небольшой круглый камень и швырнул его в море, надеясь как-то собраться с мыслями и что-нибудь сообразить. Побросав в море камешки, и так ничего и не сообразив, он приступил к «печению блинов» с помощью плоских камней. Вначале ничего путного не получалось, затем, немного потренировавшись в этом бессмысленном занятии, он почувствовал, что, похоже, когда-то, в иной, неведомой ипостаси умел неплохо «печь блины». Несколько раз он «испек» более двадцати блинов, и в сердце его возникло теплое узнавание какого-то иного детства, где он вроде бы был самим собой, и в то же время каким-то иным, настоящим и законченным…
И тут среди неинтересных серых голышей, Андрей приметил весьма любопытный, чрезвычайно красивый камешек. Мальчик поднял его; это оказался плоский оникс из породы так называемых пейзажных, размером в металлический рубль, прекрасно отполированный толи морскими волнами, толи искусственно, и на его поверхности явственно различался замысловатый узор, напоминающий ландшафт какого-то знакомого побережья. Похоже, этот камешек был ему хорошо знаком, вот только где и когда он его видел? Увы, припомнить этого он никак не мог, хоть и казалось, что воспоминание о камне  теплится где-то рядом.
«Ух, ты, - подумал Андрей, - наверняка, это какая-то важная деталь из моей прежней, забытой действительности… или, более вероятно, из действительности моего дубля. И чего теперь с этим делать?»
Подсознательно Андрей чувствовал, что с этим камнем необходимо произвести какие-то правильные действия, вот только, какие? Одно ясно, это не случайность, явно какая-то подсказка.
«Сфотографировать его что ли, - подумал Андрей, - но ведь я не произвел с ним никаких созидательных действий. А какое еще созидательное действие можно произвести с обычным плоским самоцветом? Разве что просверлить дырочку, и на шею повесить, или в какую-нибудь оправу вставить. Так, где ж я здесь сверло возьму или ювелира?»
В задумчивости Андрей зажал полупрозрачный камень между пальцев и поднял его к серому небу, чтобы посмотреть на просвет. Впрочем, день был пасмурно-свинцовый, и сильнее от этого камень не заблистал. И тут произошло нечто совсем уж неожиданное. Андрей почувствовал рывок, и в последний момент увидел как из мутной воды высунулось щупальце, с присосками, как у спрута, прилепило одну из таких присосок к камню, и ловко выхватило его из рук Андрея, в ту же секунду исчезнув в океане.
- Ах ты, мерзость, - выругался мальчик, ему почему-то показалось, что камень этот очень ценный, и его, Андрея лишили какого-то неведомого шанса сделать значительный рывок в застопорившейся было, партии. Тут, словно дразня его беспомощность, из воды показалась огромная бурая башка в наростах, и медленно поплыла вдоль берега. Андрей, у которого тут же возник план действий, бросился к ближайшему кусту, покрытому хищными острыми колючками, в мгновение выломал что-то вроде импровизированной остроги, при этом, руки его, не боясь уколоться, легко справились с толстенной крепкой веткой, какую ему никогда бы не удалось выломать голыми руками на земле, затем сбросил рубашку, разорвал ее пополам, и каким-то непонятным образом свил из нее крепкую веревку, хотя в естественных условиях из подобного материала, лента получилась бы в десятки раз короче, однако Андрей чувствовал,  что вновь обретает возможность воздействия на здешнюю материю. Затем он привязал веревку к остроге и с силой Геркулеса швырнул ее в хорошо еще виднеющуюся голову спрута. Удар оказался точен и неотразим, импровизированная острога глубоко вонзилась в бурую массу, и плотно увязла в ней острыми колючками. Тут Андрей с яростью, удесятерившей его силы и без того, совершенно не соответствующие хрупкой фигурке десятилетнего мальчика, начал вытягивать веревку.
Спрут, не захотевший сразу сдыхать, оказал яростное сопротивление, и, несомненно, если бы не парадоксальные законы астрала, утянул бы мальчика под воду, поскольку, по меньшей мере, раз в сто был его тяжелее, однако Андрей просто переполнявшийся силой ярости, стоял незыблемо, как скала, и медленно, метр за метром подтягивал чудовище к берегу. После получаса яростной борьбы, чудовище ослабело, и Андрею удалось вытащить его на сушу. На суше спрут и вовсе оказался беспомощным, и Андрей, подобрав с берега несколько увесистых голышей, избегая щупальцев, меткими бросками оглушил спрута, а затем, забравшись на затихшее чудище и добил его, размозжив мозг. Чудище издохло, и Андрей обшарил его щупальца, вскоре обнаружив камень, который он сунул в карман. Затем что-то ему подсказало, что совершенный им рыцарский подвиг по борьбе с морскими чудовищами вполне подходит под разряд созидательной деятельности, по крайней мере, в части освобождения заветного камня из щупальцев чьей-то враждебной воли. Андрей высвободил штурвал Меркабы, и произвел с ним описанные ранее манипуляции, направив на темный холмик издохшего чудища. Спрут тут же превратился в цифровое облачко, которое поглотила Меркаба, и вскоре, на месте черной дыры возникла динамическая сценка, как и предыдущая показавшаяся Андрею до боли знакомой, хоть он и не мог вспомнить, когда и где с ним все это происходило. Десятилетний мальчик, копия его, Андрея выходит из волн веселого прозрачного моря, и протягивает девочке в белом платьице, Ане Ромашовой, горсть розовых кораллов и жемчужин, при этом Андрей чувствовал, что сцена эта переполнена светом безоблачного счастья, и энергия этого счастья была без остатка поглощена огромной Меркабой, которая, как показалось Андрею, оконтурилась четче и засияла сильнее, причем, если в с замком, это сияние было металлическим, то сейчас явно прибавились светло-розовые оттенки весеннего яблоневого цвета. Одновременно Андрей констатировал, что с его тела исчезли многочисленные кровавые пятна, оставленные спрутом, а на месте вскоре поглощенной песком сценки (как сказал Магистр, она должна была переместиться в слой творческих прообразов), мальчик обнаружил чистую рубашку. Правда, из кармана исчез и камень, но Андрей подумал, что он ему вроде бы теперь и не нужен, и наверняка его место там, куда переместилась вся сценка.
«Интересно, - подумал Андрей, - почему, когда я построил замок, возникла сценка его разрушения, и энергия, поглощенная Меркабой носила явно отрицательный характер, а когда я спрута убил, - явно положительный. Может, тут все наоборот? А впрочем, пока рано выводы делать, магистр сказал, что сценки как бы случайно выскакивают, и их положительная или отрицательная направленность тоже случайна, важно количество энергии, и, возможно, нужна и та, и та. Однако Меркаба явно зарядилась, но ни на какой новый уровень я пока не переместился, очевидно, энергии еще недостаточно поступило. Ладно, надо, обстановку сменить, глядишь, что-нибудь да на ум придет, уж никак не думал, что из бессмысленного бросания камешков такая энергоемкая сценка получится. Куда бы сходить? Пойду ка к роще, она ближе всего, может там ситуация какая-то возникнет или подсказка какая-то».
Андрей быстро пересек полосу песка, и подошел к опушке странной рощи… вернее, термин «роща» пришла ему в голову из какого-то прежнего опыта, где море было аквамариновым, небо – голубым, а деревья – радостными, поющими что-то едва уловимое в струях животворного ветра. Здесь же больше подходило название «дремучий лес», и деревья вполне соответствовали общему пейзажу: сухие, голые, уродливые, чем-то напоминающие огромные, корчащиеся человеческие фигуры.
«Как у Данте, - почему-то подумал Андрей. Хотя он и не мог припомнить, что когда-либо в обозримом прошлом читал «Божественную комедию», однако хорошо знал ее содержание. Очевидно, это была память какого-то иного Андрея, поскольку свернутое сознание атланта Тора вряд ли могло быть знакомо с произведениями великого флорентийца. – Там, в одном из кругов ада, где-то посередине, Данте с Вергилием зашли в жуткий лес, где каждое дерево оказалось душой умершего, а именно - самоубийцы. В христианстве этот грех одним из тягчайших считается. Будет забавно, если эти деревья тоже душами грешников окажутся, ведь явно эта область астрала к какой-то инфернальной сакуалле относится. Правда, мучающихся душ грешников здесь пока не видно, но думаю, в здешних краях не все так однозначно, может здесь кто-то и мучается, да я этого не вижу – где-то в недрах океана или в глубине леса, да мало ли еще где».
Тут Андрей припомнил картинку, которая в очередной раз взялась непонятно откуда, как души умерших со стертыми чертами кружит гигантский водоворот. Картинка была как живая, однако, в каком контексте он ее видел, припомнить не мог, как и все остальные его дежавю, однако душа его тут же наполнилась острым эмоциональным чувством необходимости куда-то идти, кого-то спасать, что-то преодолевать, какое, очевидно, двигало средневекового рыцаря в путь за подвигами во имя прекрасной дамы или на поиски Священного Грааля. При этом чувство было такое, что сам черт ему не брат, и ради высокой цели он может сразиться с любым драконом, любым великаном.
Как знать, возможно это было совпадением, а может быть действительно внезапные чувства Андрея, словно бы выхваченные из прошлой забытой жизни, включили некий механизм игры, однако в момент наивысшего эмоционального подъема, спровоцированного воспоминанием, он вдруг ощутил, что нечто когтистое и колючее хватает его за шиворот и поднимает вверх.  В следующее мгновение наш герой понял, что ближайшее к нему уродливое, разляпистое дерево, стоящее особняком на самой опушке, ожило, действительно оказавшись чем-то вроде толкиенского Энта, схватило его за шиворот и поднимает туда, где у вершины ствола просматривалось нечто, напоминающее заросшее ветвями человеческое лицо с глазами-головешками и уродливой щербатой пастью, из которой торчат огромные острые шипы, способные проткнуть Андрея, словно муху. К чести Андрея нужно сказать, что настоящая жуткая ситуация нисколько его не испугала (как и ситуация с гигантским спрутом). Он был на подъеме боевого настроения, уже ощутил свои неведомо откуда взявшиеся нечеловеческие силы, к тому же крепла уверенность, что все это только страшилки, и убить его, или даже принести какой-либо существенный вред, в принципе невозможно… по крайней мере, пока невозможно. Поэтому в тот момент, когда ветка уже подносила его к чудовищной пасти, Андрей, до поры усыпивший бдительность древомонстра непротивлением, вдруг резко вывернулся из цепких сучков большой ветви, сделал ловкий пируэт на соседнюю ветвь, затем, легко выломав ее, с силой загнал в зловещую пасть таким образом, чтобы пасть эту расперло, и она не могла захлопнуться. Древо, при этом, издало нечто среднее между воплем, стоном и скрипом, а из возникшей на месте выломанной ветви трещины-раны, полилась густая, обильная кровь.
- Ой, – ой, – ой, - передразнил монстра Андрей, пристроившись на другой ветке, у самого ствола, куда дерево почему-то не могло дотянуться другими ветками, - подумаешь, - веточку тебе обломили, - да у тебя еще сотня веток, из них большая часть – пересохшие! Тебя малость разрядить не мешает, чтобы более цивилизованный вид придать, - и с этими словами Андрей, словно юный шимпанзе, начал прыгать с ветки на ветку, ловко уворачиваясь от неуклюжих попыток древомонстра  его схватить. При этом Андрей могучими каратистскими ударами срубал ветви у самого основания, начав сверху, и спускаясь все ниже и ниже. После каждого разящего удара, дерево издавало полустон-полускрип, из обрубленного сучка начинала хлестать кровь, а оставшиеся ветви корчились от боли, все настойчивее пытаясь схватить свою жертву, так неожиданно превратившуюся в мучителя и убийцу. Вскоре, совершив немалое количество прыжков и оборотов вокруг ствола, Андрей спустился на землю, оставив после своих действий корявый ствол, залитый густой бурой жидкостью и гору обрубленных веток, некоторые из которых какое-то время продолжали слабо шевелиться, словно оторванный хвост у ящерицы. При этом ствол непрестанно издавал вопли и корчился, выплевывая из своих ран все новые и новые порции крови, как от толчков сердца.
- Ну вот, - сказал Андрей, не испытывая никакой жалости и сострадания к изуродованному чудищу, - вот я тебя и причесал, теперь ты на человека похож, вернее – на телеграфный столб. Есть такая шутка: что такое телеграфный столб? Это идеально отредактированная елка. Что ж ты, если такой непрочный, на мирных людей нападаешь? Я тебя не трогал, хотел по лесу прогуляться, а ты мной то ли поужинать, то ли позавтракать надумал!
Однако дерево не отвечало, возможно, было бессловесным, а может, говорить ему не давал сук, которым Андрей распер его рот с самого начала. В конце концов наш герой решил, что его гуманнее всего будет добить, чтобы не мучалось, и, поскольку ничего рубящего под руками не оказалось, то Андрей просто снес дерево в полете ногой, горизонтально вытянувшись над землей, как Брюс Ли, в классическом воздушном йока гере. Дерево надломилось пополам и упало на груду ветвей, все же попытавшись под конец накрыть всем своим весом Андрея, однако тот, обладая в нынешнем своем статусе сверхчеловеческой реакцией, выскочил из под ствола в самый последний момент. Впрочем, если бы его даже накрыло, Андрей не сомневался в том, что легко поднял и отшвырнул бы громадный ствол.
После всего случившегося, прекрасно осознавая, что это ни что иное, как очередной энергоемкий ход, Андрей развернул штурвал Меркабы, и перевел наломанную им кучу хвороста и древесины в энергию, которая тут же была поглощена Меркабой, и на месте образовавшейся пустоты возникла следующая сценка, подобно прежним, вызвавшая в памяти Андрея, острое воспоминание, оторванное, вроде бы, от контекста его прежней жизни: девочка лет десяти, но не Аня, хотя и знакомая ему (разумеется, ни кто такая, ни имени в памяти не всплывало) лезет на дерево и уже на большой высоте под ее ногой обламывается ветка, и девочка падает вниз головой. Казалось бы, трагический конец неминуем, однако, пролетев около метра, девочка цепляется ногами за ствол, ловко обхватывает его, затем разворачивается в нормальное положение и начинает спускаться вниз. Этим благополучным исходом, сценка и закончилась, а еще через некоторое время ее поглотил песок, что означало, что этот коротенький сюжет отправился в мир творческих прообразов.
«Так, так, - подумал Андрей, - похоже, что я эту девчонку от смерти спас, - (почему-то он был уверен, что знаком с иным исходом событий, где девочка упала на землю и разбилась), - не понятно, каким образом эта сценка на сюжет романа повлияет, но чувствую, что она довольно энергоемкая».
Андрей подождал какое-то время: а вдруг энергии теперь достаточно, чтобы осуществился желанный переход. Однако этого не произошло, Меркаба еще больше оконтурилась и заблистала, однако в окружающем Андрея мире ничего толком не изменилось, разве что исчезло то дерево на опушке, которое пыталось его сожрать и поплатилось за это собственной жизнью.
«Хоть бы знать, - думал Андрей, - сколько мне подобных подвигов надо совершить, чтобы на другой уровень перейти. Что же это за игра такая, где невозможно хотя бы примерно спланировать свои действия, ведь возникающие картинки, казалось бы, совсем не связаны с тем, что здесь происходит! Вернее, как-то, конечно связаны, например: здесь я замок строил, а там разрушал, здесь – дерево людоеда под орех разделал, а там девочка спаслась, и тем не менее, все это совершенно неопределенно, Меркаба все заряжается и заряжается, и сколько ей еще заряжаться надо, чтобы переход произошел – совершенно не ясно. Ладно, делать нечего, надо что-то дальше предпринимать, пока я только выяснил, что в момент возникновения у меня особенно яркого эмоционального состояния, что-то вокруг начинает происходить, в частности на меня кто-то нападает».
На всякий случай, особенно не веря в успех, Андрей попытался разрушить соседнее дерево, однако у него ничего не получилось: как он и предполагал, на это требовалось особое эмоциональное состояние, а тут, как и с попыткой повторного создания замка, он чувствовал, что энергия его покинула, и не ясно, когда он снова восстановится до рабочего состояния. Оставалось сделать вывод, что повторы здесь не проходят: все должно происходить спонтанно, и не он тут правила игры устанавливает. Хорошо, что какая-то сила его бережет, и когда события стремительно начинают развиваться, он обретает особые силы, позволяющие справиться с ситуацией. А то не исключено, что и спрут бы его в воду затащил, и дерево сожрало, и даже если бы он после этого воскрес, то Меркаба не получила бы необходимой порции энергии. Подумав (вернее, интуитивно почувствовав), что здесь ему больше делать нечего и заходить в лес не имеет смысла, Андрей направил свои стопы к отдаленным скалам зловещей формы, до которых идти, очевидно, было не меньше часа. При этом все дополнительные силы, казалось, оставили его: он не мог ни мгновенно перемещаться, ни взлететь (попробовав и то, и другое), хотя прежде в астрале это легко ему удавалось. Андрею пришлось целый час брести вдоль берега по направлению к мрачно темнеющим вдалеке скалам,  и хоть одно было хорошо, что обычная сила тяжести здесь не действовала, и ноги не утопали в песке.
«Наверное, так, - думал Андрей, машинально разглядывая унылый, однообразный пейзаж, - я использовал энергию разных стихий, и когда все имеющиеся стихии я задействую, то произойдет желанный переход на новый уровень, который приблизит меня к конечной цели. Какие же я стихии задействовал? Так, вначале был замок – это, наверняка, земля, потом спрут – явно – вода, затем дерево. Видимо индийская система стихий здесь не подходит, там никакого дерева нет, только земля, вода, огонь, воздух, эфир. А вот в китайской системе дерево есть. Так, вспомним систему У-син, там дерево присутствует, при этом одно подавляет, другое – стимулирует. Итак: вода – дерево – огонь – земля – металл. Значит, земля была, а так же вода и дерево… остается металл и огонь. Кстати, огонь, возможно, тоже был: черный магистр из огня возник и в огне исчез. Хотя пока не известно, считать это за очки, я ведь не знаю, заряжалась при этом Меркаба или нет. Но, допустим, заряжалась, это ведь пока лишь гипотеза, проверить невозможно, однако, что-то нащупывается, может быть, когда возникнут ситуации по всем пяти стихиям, которые с честью удастся разрешить, тогда меня и пропустят на следующий уровень. Не исключено, что огонь еще придется прорабатывать, а также не известно, как скажется характер действий: если замок – землю - я строил, то есть, стимулировал, то воду и дерево явно подавлял, однако Меркаба во всех случаях заряжалась. В системе У-син, правда, стихии еще какие-то перекрестные действия друг на друга производят, но каким образом, сейчас не вспомнить, возможно, когда снова активизируюсь, вспомню, но пока что голова весьма средненько работает. Кстати, сейчас я зачем-то к скалам иду, а это – явно не металл, а повторение стихии «земля», ее мы уже проходили, а где я здесь металл найду? Нету здесь никакого металла! Нет, наверное, китайская система стихий-первоэлементов здесь не  катит, или катит, то я как-то не правильно условия игры выполняю. А может, имеется в виду, что я царства должен проработать, а их, как известно, четыре: минеральное, растительное, животное  и человеческое. Если в этой системе отсчета мыслить, то первые три я хоть и не по порядку, но проработал, но где здесь последнему, человеческому взяться? Или должно появиться какое-то войско, которое я в одиночку должен буду разбить, и тогда меня пропустят на новый уровень? Однако не похоже, что здесь откуда-то люди могут появиться, и меня явно к этим скалам жутковатым тянет, а они, разумеется, к минеральному царству относиться должны. Нет, как тут голову не ломай, плохо что-то закономерности просматриваются, и либо я что-то не то делаю, либо стихии и царства здесь не причем, и алгоритм совсем другой. Тем не менее, Меркаба явно заряжается, только не ясно, сколько она должна заряжаться, и это совпадает с тем, что черный магистр говорил, хотя очевидно, что знает он гораздо больше, чем говорит».
Размышляя таким образом, Андрей добрался до скальной гряды, круто обрывающейся в море, дальше идти по берегу вдоль моря было невозможно, оставалось либо плыть, либо огибать скалы, далеко заходя вглубь суши, однако Андрей чувствовал, что в этом нет необходимости, и он остановился напротив ближайшей скалы, ожидая каких-то дальнейших подсказок. Скалы действительности казались мрачноватыми, словно несколько гигантских черных кристаллов торчали они из земли, и имели громадное количество таких же кристаллических наростов второго, третьего и так далее порядков, словно у гигантских мексиканских кактусов, выполненных в стиле кубизма. Рассмотрев структуру скалы, Андрей понял, что это и не совсем камень, скорее, железная руда, либо какой-то заржавевший металл с большим количеством минеральных включений
«Так, так, - подумал Андрей, - а моя версия насчет системы У-син, возможно что-то под собой имеет, скалы-то явно металлические, или из железной руды состоят. Получается все-таки вода-дерево-огонь-земля – металл, правда в другой последовательности, и с созиданием и угнетением не все понятно.
Какое-то время Андрей рассматривал темные громады, ожидая, что произойдет, но вначале ничего не происходило, затем он почувствовал что-то вроде томления в области сердца, как раз там, где возникал и исчезал свернутый штурвал Меркабы (с момента начала игры это состояние возникало всякий раз перед очередным эмоциональным подъемом), затем он вспомнил, что когда-то, в другой жизни так же стоял перед мрачной скальной грядой и не знал, что делать. Ах да, ему зачем-то нужно было пройти внутрь скалы, чтобы кого-то выручить… вот только кого? Этого он так и не смог вспомнить, однако почувствовал, что на него вновь накатывает волна героического эмоционального подъема. А ведь он тогда все же сумел каким-то немыслимым образом пробиться через скалу, и нейтрализовать гигантское чудовище, и вручить… вот только, что и кому? Помнится, был стремительный полет вверх, при этом он держал кого-то в объятиях… вот только кого? Да, кстати, как же он умудрился через многокилометровую скалу пройти, ведь это даже в астрале невозможно?
Андрей огляделся вокруг, и увидел, что среди ржавых каменно-металлических обломков, лежащих у основания скалы что-то поблескивает.
«Опять оникс, - подумал Андрей. Однако это оказался не оникс, а массивный золотой перстень с рубином, и перстень этот так же казался ему и знаком и незнаком одновременно, то есть он явно был связан с воспоминаниями о проходе через скалу, но как он у него оказался, Андрей припомнить не мог.
«Так, так – подумал наш герой, - лед тронулся, сейчас на меня снова будет какое-нибудь нападение или что-то в этом роде».
Он поднял перстень – тот как раз подходил ему на палец, - затем вспомнил, что когда-то, в другой жизни касался этим перстнем скалы, и тогда задуманное предприятие каким-то образом удалось осуществить.
«Что ж, - решил Андрей, - если сейчас на меня никто не хочет нападать, попробуем этот процесс подстимулировать». – Он сделал шаг к скале и приложил перстень к шероховатой, ржавой поверхности, и это прикосновение тотчас возымело действие, однако по несколько иному сценарию, чем прежде, хотя в чем-то более зловещему. Перстень, словно мощный конденсатор выпустил вглубь скалы яркую голубую молнию, которая миллионами искр и огненных змеек тут же разбежалась по поверхности скалы, особенно ярко вспыхивая вблизи мелких кристаллов, покрывающих, как иголки кактус выступы и наросты материнской скалы. Через минуту все эти тысячи и тысячи поблескивающих металлом кристаллов начали оживать, приступая к странному процессу самоорганизации: отдельные маленькие кристаллы, росшие друзами, вступили в сложное взаимодействие, как ожившие детали в детском конструкторе, и с немыслимой скоростью, словно по неведомой программе компьютера, начали выстраиваться в некие, пока еще непонятные схемы. Действо сопровождалось электрическим треском и вспышками маленьких вольтовых дуг, как при сварке, воздух наполнился запахом озона, и на месте многочисленных друз металлокристаллов, стали возникать забавные механические создания, напоминающие металлических пауков, муравьев, термитов, скорпионов, жуков, крабов и раков. Вскоре вся поверхность скалы была усеяна деловито мельтешащими, мелкими тварями, тускло поблескивающими в сером пасмурном свете, однако чудесным оживлением процесс не закончился. Андрей уж было, по опыту прежних этапов игры, решил, что эти механические твари на него набросятся, и приготовился к адекватному могучему отпору, однако вскоре выяснилось, что отпор этот не нужен. Легионы механических насекомых, паукообразных и ракообразных всех мастей (величина каждой особи, впрочем, не превышала размеров спичечного коробка) деловито приступили к утилизации той самой железорудной скальной гряды, на которой сидели, и процесс этот происходил с такой скоростью и точностью выверенной программы, что громадные скалы таяли прямо на глазах. Маленькие машинки вгрызались в ржавую поверхность с помощью клещей, хелицеров, каких-то странных сварочных агрегатов, вычленяли под собой кусочки породы, производили с ними замысловатые операции, в результате чего на свет появлялась какая-то очередная деталька, другая, третья, из которых затем быстро собирался механизм по образу и подобию создателей (как правило, над созданием одного механизма трудилось несколько ему подобных). Вскоре новоиспеченный металлический организм приступал к той же деятельности, что и его создатели, совершенно ничем от них не отличаясь, и процесс этого массового воспроизводства разрастался в геометрической прогрессии: тысячи превращались в миллионы, миллионы в миллиарды, и вся эта масса была охвачена только одним: созданием себе подобных. Андрей не успел заметить, как вся огромная поверхность величественной скальной гряды оказалось покрытой ровным слоем блестящих механизмов, тая под ними буквально на глазах, словно горы сахара под теплым тропическим ливнем (Андрей, правда, никогда не видел сахарных скал, поливаемых тропическим ливнем, но впечатление у него было именно такое). Довольно быстро общая площадь механизмов превысила площадь поверхности скал, членистоногие роботы все чаще стали наползать друг на друга в борьбе за производственные площади и наиболее расторопные из них (пока еще единицы), не сумев добраться до рудоносной поверхности (с каждой минутой это становилось все труднее), под шумок начали разделывать и утилизировать более мелких и менее подвижных соратников, явно иллюстрируя первые эпизоды естественного отбора. Однако на первых порах это было скорее исключение, чем правило, и подавляющее большинство механизмов занималось переработкой железной руды, на которой сидели. Разумеется, прогрессивное увеличение активной биомассы (вернее, механомассы) не могло не сказаться на качестве и отлаженности доселе бесперебойного процесса воспроизводства, а отдельные, пока еще редкие вспышки межвидового насилия приводили к возникновению испорченных и выведенных из строя экземпляров. К тому же и все увеличивающаяся сутолока не могла не сказаться на качестве производственного процесса, отчего среди качественных, квалифицированно работающих механизмов стали возникать разнообразные недоделанные уроды – квазиавтоматы, которые свою воспроизводящую функцию исполняли так же с дефектом. Возникали и некие мутанты, появившиеся в результате непредвиденной путаницы: крабомуравьи, паукожуки, ракотермиты, а так же еще более сложные индивидуумы, несущие в своем организме признаки всех исходных видов. Попадалось и вовсе нечто несусветное, когда одна путаница накладывалась на другую многократно, и эти уроды, чудом сохранив жизнеспособность, начинали воспроизводить себе подобных, все менее и менее похожих на своих предков, чем предыдущие. По мере того, как гряда катастрофически таяла, а популяция катастрофически разрасталась, все меньше и меньше оставалось представителей первоначальных исходных рас и все больше и больше становилось помесей, уродов и обычного металлолома. Впрочем, металлолом особенно не залеживался, поскольку не оказывал сопротивления, и быстро шел в переработку, по мере того, как докопаться до рудоносной поверхности становилось все труднее и труднее. Кстати, первые «чистые» экземпляры, подвергшиеся нападению, также не оказывали сопротивления, но по мере того как насилие приобретало лавинообразный характер, среди автоматов все чаще и чаще вспыхивали настоящие потасовки (в том числе и групповые), с использованием режущих и пилящих инструментов, а так же электро и газосварки.
Однако все, даже очень большое рано или поздно заканчивается, и наступил момент, когда железная гора была утилизирована до крупицы, и бесчисленное воинство маленьких, само и взаимо воспроизводящих автоматов оказалось на песчаном берегу. К тому времени они покрывали всю видимую часть берега, по крайней мере, ту ее часть, где совсем недавно стояла скальная гряда, затем хлынули в разные стороны по песку, тем не менее, аккуратно обходя то место, где стоял Андрей. Он был словно бы окружен силовым ореолом, метров десять в диаметре, и по какой-то причине ближе ни один механизм к нему не пытался подобраться.
«Что ж, - подумал Андрей с некоторым сожалением, - это даже хорошо, что они меня боятся, по крайней мере, без членовредительства обойдемся, - (он, почему-то, не сомневался, что в нынешнем своем состоянии способен справиться с любым количеством нападающих), - можно спокойно понаблюдать весь процесс, не вмешиваясь в его развитие. Интересно, куда приведет этот естественный отбор механизмов? Или после того, как они скалы переработали, у них инстинкт воспроизводства исчерпался? В любом случае все это забавно, но не ясно пока, в чем здесь моя созидательная роль проявится, и каким образом я Меркабу заряжу? Раньше все это были локальные явления, и они легко в «объектив» помещались».
Однако предположение Андрея по поводу того, что после уничтожения скальной гряды, программа аппаратов изменится, не оправдались, и мало того, события начали принимать все более драматический и лавинообразный характер. В скором времени вся масса механизмов разделилась на две категории: хищников и жертв, а отдельные сценки насилия, изредка встречавшиеся в бытность существования скалы, начали принимать характер массового побоища. При этом характер подобных побоищ, и, соответственно, эволюции, вызванной естественным отбором, происходил по нескольким направлениям. С одной стороны все больше и больше возникало аппаратов, отличавшихся быстротой реакции, и повышенной агрессивностью, которые нападали стремительно, и разделывались со своими ближними, используя преимущество в скорости, а так же способны были в одиночку собрать подобный себе механизм. Андрей, занявшийся классификацией увиденного, тут же записал их в разряд леопардов, хотя внешне они мало напоминали этих изящных, стремительных кошек. Другие, - и Андрей записал их в разряд шакалов, начали объединяться в группы, каждый из которой не отличался ни силой, ни скоростью, однако объединенными действиями способны были завалить, с последующей переработкой в детали, даже леопарда. Третьи –Андрей назвал их каратистами, использовали какие-то необычные приемы боя, что позволяло им легко справляться с достаточно примитивно и однообразно сражающимися автоматами. Четвертые обзавелись хилицерами и клешнями особой мощности, - Андрей назвал их омарами. Пятые во много раз усилили свою огненную мощь, расплавляя противников во много раз более мощными электрическими разрядами – вольтовыми дугами. Андрей назвал их почему-то магнеттами. Ну и в последнюю категорию хищников можно было отнести отдельных индивидуумов, отличавшихся значительными размерами, и, соответственно, грубой силой. Андрей назвал их слонами.
Помимо четко выделенных классов, существовало множество переходных и смешанных хищников, но всех их объединяло одно: все они предпочитали использовать в качестве производственного материала тихих неагрессивных «вегетарианцев», которые в основном были представлены исходными видами, только в исключительных случаях нападая друг на друга. Поначалу исходные виды составляли абсолютное большинство, но с каждой минутой их становилось все меньше и меньше, в то время как хищников – все больше и больше. И дело было не только в истреблении «вегетарианцев», с их последующим превращением в хищников, но и в том, что утилизировав последние куски руды, они продолжали попытки использовать в качестве строительного материала почву под брюхом, а почва к тому времени стала песком. К сожалению, ничего удобоваримого из песка создавать не удавалось, детали оказывались стеклянными, а механизмы, изготавливаемые из этого хрупкого, мутного стекла, чрезвычайно нефункциональными и, как правило, разваливались при первых попытках движения. Поэтому хищники процветали, а новоявленные «пескоеды» таяли с катастрофической скоростью, поэтому до поры до времени хищники старались друг с другом особенно не связываться, и занимались преимущественно тотальным уничтожением и переплавкой «песоедов».
И тут Андрей обратил внимание на одно странное явление: по мере того, как пока еще многочисленные «пескоеды» вгрызались в бескрайние просторы песчаного пляжа, и песок буквально таял на глазах, превращаясь в совершенно нефункциональных стеклянных кукол, вернее – их обломки, в месте наибольшей активности незадачливых, не сумевших перестроиться механизмов, стали возникать странные размывы в песке, через которые что-то непонятное поблескивало и просвечивало, словно песок составлял не такой уж толстый, поверхностный слой, а под ним скрывалось нечто другое, но не почва и не каменная порода. Заинтересовавшись этим явлением, Андрей двинулся в сторону ближайшего, все более увеличивающегося окна в массе песка и механизмов (как мы помним, механизмы расступались перед нашим героем в радиусе около 5 метров, чем Андрей неприминул воспользоваться). Подойдя к этому странному размыву, Андрей с удивлением обнаружил, что это и вправду окно из какого-то абсолютно прозрачного материала… нет, наверное, все же не материала, а силового поля, тем не менее, ступив на которое Андрей почувствовал, что стоит на твердой поверхности, до этого покрытой метровым слоем грязно-серого песка. Но не это было самым удивительным. Дело в том, что под собой мальчик увидел словно бы с высоты птичьего полета совсем другой мир, и в несчетный раз испытал привычное дежавю. Он явно когда-то видел эту картину, но не помнил, когда, при каких обстоятельствах, и что с ним в этом мире происходило. Он словно бы наблюдал ландшафт под собой через промоину, сидя на неторопливо проплывающим над землей низко летящем облаке, поскольку картина под ним и вправду медленно двигалась. Под ним проплывала зеленая степь, в центре которой возвышался округлый валун, и от валуна в разные стороны разбегались четыре дороги. Одна из них вела к занятному пригорку, вдоль склонов и на вершине которого расположился занятный городишко, окруженный крепостной стеной. Вторая - к синему морю со скалистым островом недалеко от берега, и белоснежной крепостью на том острове. Третья вела в дремучий лес, а четвертая самая длинная – к горным кряжам, среди пиков которых возвышались мрачные средневековые замки. Впрочем, более подробное описание открывшегося перед Андреем простора читатель сможет найти  во второй книге романа в главе «тридевятое царство – тридесятое государство». Именно этот вид открылся тогда еще нелитературному Андрею, только с несколько иного ракурса, но было и некоторое отличие. Со всех сторон у горизонта тридесятое царство было окружено полупрозрачной пленкой то ли густых испарений, то ли водной, постоянно колеблющейся. Она поднималась равномерно ввысь и терялась, сливаясь с голубыми просторами небосвода, на котором в прямом смысле улыбалось румяное, пучеглазое, веснушчатое солнышко с колючками лучей – словно длинных, торчащих дыбом волос и бороды. За колеблющимся экраном у горизонта тоже просвечивал какой-то пейзаж, но разобрать его Андрей уже не мог.
«Тридевятое царство, - догадался наш герой, - это и есть новый уровень игры!»
Однако попасть туда пока не представлялось возможным, поскольку невидимая перегородка, казалось, надежно перекрывала просвет в иной мир.
«Надо же, - подумал Андрей, - значит как раз подо мной находится сказочный мир. Выходит, здесь все по принципу бутерброда расположено, послойно, к тому же, этот мир движется относительно меня…интересно, что это может значить? А это значит, что подо мной один из слоев трансмифа Российской метакультуры – сакуала русских народных сказочных эйдосов, откуда народным сказителям и баянам приходили сказочные образы, и из них богатое воображение рисовало Иванов-царевичей, Василис Прекрасный, богатырей, змеев Горынычей, кащеев бессмертных и прочей нечисти – и все это в антураже тридевятого царства. Интересно, насколько одно влияло на другое, и насколько их собственное воображение меняло здешние картины. Впрочем, я отвлекся! Чутье мне подсказывает, что рано или поздно я через эту силовую перегородку проберусь, тогда и будем с новой ситуацией разбираться, а пока досмотрим, чем «железная мистерия» закончится! Чувствую, что развязка уже близка».
Андрей отошел от песчаного размыва и переключился на творящиеся вокруг драматические события. За то время, пока он разглядывал открывшийся перед ним новый мир, события из мира автоматов заметно продвинулись по вполне предсказуемому сценарию. К этому моменту первичная неагрессивная раса прекратила свое существование, и об их былом процветании свидетельствовали только осколки мертворожденных стеклянных автоматов, да многочисленные промоины в песчаном берегу. Поле активной производственной деятельности превратилось в поле бесконечной битвы, где каждый сражался с каждым, группа с группой и сильнейший уничтожал слабейшего. К тому же бойцам уже толком некогда было заниматься воспроизведением, поскольку стоило одному уничтожить другого и заняться переработкой его в себе подобного, как на него тут же нападали другие, лишенные материала воспроизводства. Поэтому только в редких случаях какому-то счастливцу удавалось воспроизвести свою полноценную копию, а в подавляющем большинстве воспроизводилось огромное количество артефактов, которые тут же становились легкой добычей «полноценных». Иногда это приводило к переизбытку материала воспроизведения настолько, что, порою, битвы стихали, и хищники на какое-то время были полностью заняты воспроизводством. Впрочем, мирные передышки быстро заканчивались, поскольку неспособных сопротивляться артефактов хватало ненадолго и поднаторевшие во взаимоуничтожении хищники вновь приступали к своему грязному занятию с последующей неполноценной переработкой побежденных. Нетрудно догадаться, что подобную смену циклов Андрей обозначил периодом мира и периодом войны.
«Надо же, - думал наш герой со все более усиливающимся интересом, - все как в жизни, и чем дальше заходит дело, тем разумнее и предсказуемее идут события. Не удивлюсь, если вскоре командиры и пушечное мясо появятся, ведь не только же в области силы и ловкости эволюция должна осуществляться, но и в области разума».
Андрей не ошибся. Поскольку эволюция в диковинном автоматическом мире разворачивалась с немыслимой скоростью, вскоре действительно возникли некие сообщества, в которых явно наметилось разделение функций. Похоже, некоторые автоматы научились общаться друг с другом, и как по мановению волшебной палочки, стали возникать боевые сообщества, которые Андрей обозначил, как протогосударства. Поскольку эти образование тут же получили значительное преимущество, то прошло сравнительно немного времени, и прежде хаотичное массовое побоище стало дифференцироваться на отдельные функциональные группы, и чем дальше шло дело, тем в большие сообщества эти группы начали сливаться. В них все отчетливее и отчетливее происходило разделение автоматов по обязанностям, и вскоре Андрей выделил координаторов, с явно увеличенной головной частью, зато уменьшенными ногами, челюстями и клешнями. Они практически не участвовали в баталиях, но явно координировали боевые группы, совершавшие набеги на ближайшие территории. Отдельные боевики же напротив были лишены собственной инициативы и разума, зато оказались прекрасно вооружены целым арсеналом вооружения: клешнями, циркулярными пилами, мощными вольтовыми дугами и стремительными ногами. Эти существа наконец-то избавились от доселе присущей каждому индивидууму функции воспроизводства, поскольку дальнейшее совмещение боевых и рабочих навыков казалось бесперспективным. По мере все большей и большей специализации возникали чисто рабочие группы, которые уже не воевали, и только максимально квалифицированно исполняли разделку и сборку механизмов, но не по своему образу и подобию, а как того требовала общественная необходимость, из материала, который доставляли солдаты. Впрочем, доставкой вскоре стали заниматься особые, транспортные части, а солдаты только воевали, и, разумеется, оказывались основным материалом, из которого клепались все остальные члены государства. Итак, помимо солдат, рабочих, транспортников и правителей-координаторов возникла полиция, которая оберегала бесперебойную вахту рабочих и координаторов, и если вначале у каждого протогосударства было лишь по одному координатору, то по мере усложнения сообществ, их становилось все больше и больше: координаторы второго, третьего и так далее порядков. При этом Генеральный координатор вообще постепенно утрачивал функции движения и защиты, все более и более напоминая системный блок компьютера, без рук, ног и челюстей, другие же, подчиненные «интеллектуалы» движения отнюдь не утрачивали и разделились по функциям: координатор армии, координатор рабочих, координатор транспортников, координатор полиции. Подобное разделение общества тут же возымело результат, поскольку другие, менее организованные и функционально недифференцированные «племена» оказались куда менее жизнеспособными  и вскоре были поглощены все более и более разрастающимися «тоталитарными сообществами» с максимально отлаженной функциональной дифференцировкой. Прошло сравнительно немного времени, и подобных стремительно разрастающихся «государств» уже можно было перечесть по пальцам. И тут возникла еще одна проблема, до поры до времени не проявлявшаяся. Центральные координаторы «государств», всю энергию направляющие на руководство, окончательно утратили функцию движения и самозащиты, а излишняя зацентрализованность, до поры до времени дававшая явные преимущества системы, обернулась катастрофой. Вскоре некоторые планировщики боевых операций сообразили, что для того, чтобы уничтожить и «переработать» вражескую державу, достаточно уничтожить центрального координатора, поэтому направляли все основные силы своей армии на лобовой удар по генеральному управителю, личная охрана которого не способна была отразить удар «регулярных войск». В результате центральный координатор разрезался на запчасти, а вся с таким трудом выстроенная пирамида обрушивалась, поскольку, лишенная управления, безмозглая толпа автоматов утрачивала целенаправленность действий, и легко уничтожалась с последующей переработкой.
Все это приводило к тому, что отдельные «тоталитарные государства» поглощались полностью, другие же разваливались на несколько мобильных групп, хорошо приспосабливающихся к изменениям обстановки, где функции центральных координаторов, взяли на себя координаторы отдельных групп, мобильные, активные, быстро осваивающие новые, прежде несвойственные им обязанности. Правда, чтобы противостоять «тоталитарным империям», им приходилось вступать в межгосударственные отношения, образуя военные блоки без жестко закрепленного центра и это к конце концов привело к желанному успеху: оставшиеся тоталитарные гиганты были окончательно добиты и утилизированы.
Увы, торжество победителей длилось недолго, вскоре все участники военных блоков перегрызлись между собой, и наметившаяся, было, тенденция к возникновению «единой конфедерации независимых государств» потерпело сокрушительное фиаско. Мир снова распался на множество постоянно воюющих сообществ и любая тенденция к централизации и порядку каждый раз оборачивалась хаосом, который затем снова стремился к упорядочиванию, порою наступая на прежние грабли, порою изобретая новые ходы общественного развития.
Андрей стал свидетелем возникновения и крушения самых разнообразных общественных моделей, эпидемий изобретательства средств нападения и защиты, что, в конечном итоге привело к ядерной войне, уничтожению девяноста процентов населения и длительному периоду одичания, правда, без войн, пока скатившиеся до первобытного состояния роботы долгое время занимались воспроизведением себе подобных из огромного количества расплавленного металла, оставшегося в результате нескольких ядерных атак двух наиболее продвинутых в военном отношении конфедераций.
Впрочем, и этот этап завершился, и история, казалось, возвращалась на круги своя, когда Андрей заметил, что это уже не совсем повторение пройденного, поскольку отчетливо наметились две основные тенденции у разных групп автоматов. Одна тенденция была в прогрессивном укрупнении отдельных индивидуумов, с их максимальной автономностью и универсальностью, при этом Андрей заметил, что чем выше ростом и мощнее сложением становятся отдельные автоматы, тем более человекообразную форму они принимают, все больше и больше напоминая многофункциональных роботов-трансформеров, имеющих в своем арсенале немыслимое количество средств обороны и нападения. Живи Андрей в девяностые-двухтысячные годы, он, несомненно, узнал бы в них многочисленных терминаторов и робокопов разных типов, заполнивших экраны телевидения и кино в наше время.
Другая же тенденция наметилась явно в сторону нано-робототехники, где отдельные боевые и воспроизводящие индивиды становились все меньше и специализированнее, а их сообщества все больше напоминали сборные организмы, состоящие из огромного множества мельчайших, правда, свободно перемещающихся частиц. При этом, как показалось Андрею, отдельные частицы в своем крайнем выражении являлись малюсенькими единицами и ноликами, правда, настолько маленькими, что обычным «земным» зрением Андрей не смог бы их разглядеть, и подобный вывод ему позволило сделать использование некого внутреннего микроскопа – сверхспособности, перешедшей к нему из свернутого сознания атланта Тора. Внешне же все эти нанороботовые облака выглядели как обычный туман или дым, но только туман этот был подвижен, мог то сгущаться, то разряжаться, создавая мгновенно возникающие и распадающиеся скопления в целях нападения, защиты, а так же переработки материала. Эти свойства позволяли оптимальным образом реагировать на возникшую ситуацию.
Надо ли говорить, что эти две параллельно существующие и развивающиеся тенденции нашли свое логическое завершение в том что, в конечном счете, в живых остались только два персонажа: километровый гигант-трансформер, вооруженный самыми немыслимыми средствами защиты и нападения: силовыми полями, лазерами, огнеметами, плазменными аннигиляторами и другими, неведомыми Андрею орудиями уничтожения. С другой стороны фигурировало неопределенных размеров нано-робото облако, словно по мановению волшебной палочки превращающееся в не менее разнообразные средства защиты, нападения и воспроизводства. На этой фазе, наконец, наступил подвижный баланс сил, поскольку ни облаку не удавалось уничтожить самовоспроизводящегося трансформера до конца, ни трансформеру до конца деактивировать и переплавить нано-роботовое скопление, состоящее из мириадов единиц и ноликов. При этом чаша весов инициативы и успеха колебалась то в одну, то в другую сторону. То нано-робото облаку ценой неимоверных потерь удавалось оттяпать значительную часть плоти гиганта, однако гигант, в совершенстве владевший функцией самовосстановления и, пользуясь заметным ослаблением противника, быстро воспроизводил утраченные части тела, одновременно продолжая боевые действия и, в конечном счете, наносил могучий удар-реванш. Однако заметно поредевшее облако рассеивалось, лишая, таким образом, трансформера объекта нападения, а затем, используя всеохватность и преимущество в скорости, быстро восстанавливало себя в прежнем объеме. Затем эскалация военной мощи вспыхивала с новой силой.
«Интересно, - думал Андрей, - что означает эта схватка супергигантов? Пока эти два монстра не возникли, вся здешняя эволюция весьма напоминала человеческую: сначала на биологическом уровне, затем на общественно-социальном. Разумеется, со своей металлической спецификой. А нынешняя картина что может означать? Наверное, в биологическом лагере такой финал невозможен, ведь не может же одна половина человечества превратиться в единого гиганта, а другая – рассеяться на клеточки, объединенные единым, пространственно недифференцированным разумом? Скорее всего, это не в буквальном смысле надо принимать, а в иносказательном, хотя, пока не ясно, какую параллель тут проводить. Однако эта нескончаемая битва изрядно поднадоела, и не похоже, что в ближайшее время кто-то победу одержит. Кстати, совершенно не ясно, что в таком случае победитель делать будет, если функцию воспроизводства не утратит, металл-то в этом случае кончается? Сейчас-то он у них на непрерывную самопочинку расходуется».
Андрей подумал, что, наверное, пора применить Штурвал и закончить затянувшуюся битву гигантов, тем более, похоже, что уж сейчас-то он должен перейти на следующий уровень, а там его, возможно, ожидают новые правила игры. Однако медлил, словно чувствовал, что привычные манипуляции с Меркабой на этот раз могут привести к нехорошим последствиям, и нужны какие-то другие, но с другой стороны, не оставаться же ему на веки вечные у этого мрачного моря Антивечности!
В этот момент Андрей почувствовал легкое прикосновение к плечу и, очнувшись от своих размышлений, увидел, что рядом с ним стоит черный магистр.
- Здрасьте, - растеряно поздоровался Андрей, - не думал, что вы так быстро объявитесь. А впрочем, здесь время как-то по-особенному течет, так что я даже затрудняюсь сказать, сколько в действительности минуло. Если судить по событиям  этой железной мистерии, то целая эпоха прошла. Целая цивилизация роботов успела народиться, пройти все циклы видового и социального развития, и вот, похоже, застопорилась на каком-то неопределенном этапе: совершенно непонятно, сколько времени эта битва гигантов продолжаться будет.
- Наверное, до бесконечности, если их, конечно, не остановить, - поморщился черный магистр, глядя, как робот-трансформер, дождавшись, когда облако вновь уплотниться для каких-то своих тактических действий, выпустил в его сердцевину тонкую струю плазмы, которая, врезавшись в уплотнившуюся массу, превратилась в огненный шар, который лопнул, практически полностью расплавив нано-сообщество железных микроорганизмов, превратившееся в огненный ливень жидкого металла. Однако кажущаяся победа оказалась ложной, поскольку с двух сторон от гиганта возникли два других облака (очевидно, первое было просто отвлекающим маневром), мгновенно сформировали что-то вроде двух створок циклопического пресса, которые с невиданной силой схлопнулись, попытавшись расплющить великана, однако тот, с поразительностью для своих размеров проворностью отпрыгнул в сторону, тем не менее, потеряв меж створок пресса несколько функциональных конечностей. Впрочем, несмотря на то, что эти конечности тут же были растворены и использованы для пополнения поредевших рядов единичек и ноликов нано-облака, робот гигант быстро утилизировал застывшее озерцо металла, соорудив из него новые боевые конечности, пользуясь заминкой в лагере противника, занятого, в свою очередь, восполнением собственных потерь. Таким образом, в очередной раз было восстановлено статус кво.
- Как же их остановить? – с безнадежностью спросил Андрей, - такие супермашины! Это, тебе, не с глупого дерева сучки обрубать. Слава Богу, что эти монстры мной совершенно не интересуются, а прежняя популяция  так и вовсе шарахалась.
- А вы штурвальчик задействуйте, - сверкнул на Андрея глазами магистр, - возможности Меркабы безграничны, и вы использовали лишь мизерную их часть. Другое дело, что пока эти возможности находятся в потенциальном, незадействованном состоянии, но ваша задача, в конечном счете, и заключается в том, чтобы их активизировать. Надеюсь, вы и сами понимаете, что пока это безобразие тут, на побережье, не прекратится, на новый уровень вы перейти не сможете, необходимо завершение цикла. Пока что у вас все удачно получалось, события ведь могли и по-другому развиваться, и вы бы здесь еще черт знает, на какой период застряли, однако каждый раз верные решения принимали, и меня, можно сказать, переигрывали.
- Что-то я вашего участия не припомню, - пожал плечами Андрей, - если оно и было, то какое-то незаметное, и совершенно не ясно, в качестве противника вы выступал, или в качестве союзника.
- Значит, - усмехнулся магистр, - я неплохо играл, если вы того не заметили. Раскрывать свои карты, как вы понимаете, не в моих интересах, иначе, зачем вообще игру затевать. К тому же в том, что здесь происходит немалая доля непредсказуемости и импровизации.
- Но если вы ни в чем не заинтересованы, - спросил Андрей, - зачем тогда вообще здесь появились?
- Не то, что я вообще ни в чем не заинтересован, - ухмыльнулся магистр, - я заинтересован в вашей максимальной творческой инициативе и самостоятельности, тогда игра становится интересной, иначе, это то же самое, что с самим собой в шахматы или карты играть. Я же вам говорил, что могу появиться перед вашим переходом на новый уровень, а это, похоже, вот-вот произойдет. Что это будет за уровень, разъяснять не намерен, сами разбирайтесь, одно могу сказать, чтобы вы попусту время не теряли: там несколько иные правила игры, и вам необходимо будет вычленить главное звено, для того чтобы использовать это в качестве фактора перехода на новый уровень.
- И что же это за главное звено такое?
- Разбирайтесь сами. Одно могу сказать: дальнейший вектор перехода должен осуществляться от общего к частному, а не в коем случае не наоборот, иначе вас совсем в другие края занесет. Поэтому, тактика, которую вы здесь использовали, там не пройдет и штурвал Меркабы там так же по-другому использовать придется.
- А что значит «от общего к частному»?
- Больше, пока, ничего сказать не могу, думаю, вы на месте сами разберетесь, ваш потенциал растет с каждым ходом, а Меркаба, сама при, этом, заряжаясь, дает  вам неистощимый источник творческих сил.
- Так это я от Меркабы таким суперменом периодически становлюсь, - спросил Андрей, несколько уязвленный.
- Можно и так сказать, хотя правильнее сформулировать, что она в нужный момент активизировала ваш скрытый творческий потенциал, а так же активизировала объект, соответственно вашему личному настрою. Каждый раз получалось так, что вы и эмоционально и действенно реагировали правильно, поэтому события складывались в оптимальном для вас режиме… но самое главное, в оптимальном режиме складывались события в романе, к которому вы имеете самое прямое отношение, они тут главную энергию Меркабе поставляют.
- Конечно, - сказал Андрей, - все это лестно слышать, однако, по-моему, тут все само по себе складывалось, и я тут не причем. Да и сценки из романа Меркаба присылала, я их не придумывал.
- Все верно, но она могла присылать и совсем другое, внутри нее колода тасуется в бесчисленном количестве вариантов. Правильные действия породили правильные фрагменты, без которых повествование либо застопорится, либо пойдет по нежелательному варианту. Как вы понимаете, в любом романе есть эпизоды, которые, меняй, – не меняй, никак не скажутся на общем ходе истории, есть же такие, в случае изменения которых, сюжет меняется кардинально. При этом, как в жизни, порой все зависит от мелочи, нелепицы, как в известном английском стишке:

Не было гвоздя –
Лошадь захромала.
Лошадь захромала –
Командир убит –
Армия разбита, армия бежит.
Враг заходит в город, пленных не щадя,
Оттого, что в кузнице
Не было гвоздя.

Таким образом, отсутствие гвоздя может привести к гибели целого города, все зависит от рокового стечения обстоятельств. Однако не будем предвосхищать события, необходимую информацию я вам дал, теперь все от вас зависит.
- Значит, до встречи, - сказал Андрей, чувствуя, что магистр его скоро покинет, - надеюсь, еще увидимся?
- О, да, несомненно!
- Так вы рекомендуете это безобразие прекратить?
- Разумеется, если вы цените собственное время, и лучше всего, аннулировав одну из сторон… впрочем, это ваш ход. Меркаба максимально зарядится только в том случае, если ситуация исчерпает себя полностью, иначе, ее энергии не хватит для перехода на следующий уровень.
С этими словами черный магистр исчез без каких-то сопутствующих эффектов, очевидно решив, что сюжет с горящим кустом себя исчерпал.
- Аннулировать… аннулировать, а как их аннулировать? – проворчал Андрей, - и кого из них проще? Ясно, что в данной ситуации моих способностей бойца явно недостаточно. Этого, километрового, я, разумеется, не смогу уложить, а как с нано-облаком бороться, еще менее понятно».
Андрей чувствовал, что гигант-трансформер ему более симпатичен, и он с большим удовольствием ликвидировал бы цифровое облако,  и тут у него родился план, за осуществление которого он тут же принялся.
«Надо, - решил Андрей, - переместить цифровое облако в иное измерение, а ближайшее иное измерение – это мир под нами, тридевятое царство…»
Неожиданно в его голове появилось знание того, что силовые поля перегородки может уничтожить мощное магнитное поле определенных (он знал каких) параметров, создаваемое генератором особой конструкции. А откуда этот генератор взять? Мгновенно, как ответ на вопрос, возникла чья-то (непонятно чья) подсказка, что штурвал Меркабы можно использовать в качестве силовой программирующей установки, и если эту информацию направить в нано-облако, перепрограммировать его на создание магнитной установки, то нано-роботы таковую создадут из собственной цифровой массы, которая, превратившись в магнитный генератор, все, до остатка провалится через силовое поле, разделяющее две параллельных сакуаллы, в параллельное пространство. Правда, Меркабе нужно передать программу действий в виде математических формул перепрограммирования, а Меркаба, в свою очередь, их усилит до необходимых параметров. Эти математические формулы тут же появились в голове Андрея, как когда-то возникли знания, как создать фрактальный тоннель, принципиальное устройство машины времени, антигравитационный экран для левитации и математические характеристики черной дыры. Тут он, неожиданно понял, что все эти чудеса уму удавалось создавать с помощью недифференцированной энергии Меркабы, а знания, как эту энергию использовать, приходили из чудесной вставки, являющейся информопакетом со свернутым сознанием атланта Тора.
Развернув штурвал Меркабы привычным способом, Андрей мысленно передал ему необходимую информацию, которая, преобразованная, тут же была направлена в те места пространства, где фиксировалось разъединенное на несколько фрагментов цифровое облако. Не прошло и нескольких секунд, как перед Андреем прямо из воздуха возник громадный агрегат, чем-то напоминающий магнитную катушку с сердечником. Не успел наш герой это мысленно прокомментировать, как прибор громко загудел, очевидно, приступив к генерированию магнитного поля, и буквально в ту же минуту провалился под землю, оставив после себя огромное окно, подобное тем, в одно из которых Андрей рассматривал параллельный мир. Мальчик подошел к окну. Оказалось, что силовое поле уже снова схлопнулось, и прямо под ним, на фоне степи и панорамы тридевятого царства расплывалось огромное облако цифрового тумана. Этот туман – Андрей это хорошо помнил, - он уже видел в прежнем существовании: именно он окутывал сказочное чисто-поле, но тогда ему была неведома природа этого неестественного тумана. Теперь же его происхождение стало понятным: таинственный туман и был тем самым нано-облаком, вершиной развития цивилизации автоматов, в которое снова обратился гигантский генератор, оказавшись в пространстве тридевятого царства.
«Интересная штуковина получается, - думал Андрей, - этот цифровой туман я уже видел в ином бытии. Вернее, не  совсем я, но мой двойник, передавший мне, по меньшей мере, часть своей памяти. Но ведь это облако я только что в тридевятое царство переправил! Может, это какой-то другой туман? Да, нет, почему-то я абсолютно уверен, что именно тот самый, так же как абсолютно точно знал математическую формулу превращения нано-облака в генератор. Выходит, облако, или туман, было в тридевятом царстве до того, как туда, с моей помощью, попало? Абсурд? Впрочем, почему, абсурд? Я уже перемещался вдоль вектора времени в том и противоположном направлении. Наверное, мой двойник уже побывал в будущем, относительно текущего момента. К тому же, он проживает в другом слое, а как там время идет, относительно моря Антивечности, самому Богу известно, может, вообще идет в противоположном направлении».
От размышлений Андрея  отвлек оглушительный треск и скрежет. Оказалось, что робот-гигант, о котором он совсем забыл, оставшийся без своего неуничтожимого противника, оседает, рассыпаясь на отдельные детали, совершая беспорядочные конвульсивные движения, с помощью которых, по-видимому, развинчивались и разъединялись все стыки и соединения его бесчисленных функциональных частей.
«Чего это он, - недоуменно подумал Андрей, - похоже, решил жизнь самоубийством закончить. Впервые вижу робота-самоубийцу! Что-то я вообще ничего не понимаю! Я ведь ликвидировал его единственного противника, и ему теперь никто не мешает. Казалось, теперь можно заняться чем угодно: хоть созидательным трудом, хоть активным отдыхом, хоть самопознанием и самосовершенствованием. Живи себе и радуйся, а он сам же свою жизнь и оборвал! Выходит, он только и мог существовать в состоянии войны, а жизнью и активностью обязан был своему злейшему врагу. Теперь же, когда его не стало, то исчез и всякий смысл существования. Да уж, поистине машинная логика! А впрочем, почему только машинная? И у многих людей смысл жизни есть, покуда существуют враги или идет война, а как только враги уничтожены и война заканчивается, становится ясным, что смысл жизни был только в этом, и они уже ничем больше заниматься не способны. Американцы называли это состояние «вьетнамским синдромом». Так же и мой железный экстремал – без экстрема жить не смог».
Тем временем гигантский робот окончательно осел на землю горой металлолома и затих. Андрей какое-то время подождал: а вдруг из этих деталей опять что-то начнет формироваться. Однако ничего не происходило, очевидно, некая программа полностью себя исчерпала, и нового витка эволюции не предвиделось.
«Что ж, - подумал Андрей, - как видно, финита ля комедиа, остается «сфотографировать» эту железную гору и, если черный магистр не обманул, - в путь».
Мальчик провел обычные манипуляции со штурвалом Меркабы, и после того, как груда металла исчезла, оказалось, что с Большой Меркабой у горизонта происходит нечто новое. На ее поверхности сформировалось несколько десятков окон, часть из которых соединялись друг с другом будто бы специально подогнанными выступами, как в детской головоломке, где из разрозненных фрагментов надо восстановить целую картину, и получается это лишь тогда, когда выступы подходят друг к другу. В данном же случае это были живые картинки-фрагменты сюжета известного читателю романа. Кое-какие из них оказались состыкованы друг с другом, но большая часть была разбросана по гигантскому многограннику в беспорядке. Андрей понял, что в свободные места Меркабы должны будут вписаться какие-то новые картинки, которые соединят сюжет в единое целое, в некое повествование, в историю.
«Это и будет роман «Размывы», - подумал Андрей, - над которым работает мой двойник или создатель… так, выходит, именно в результате моих действий ткань сюжета формируется? Любопытно получается: литературный персонаж создает сюжет, который затем каким-то образом в сознание автора трансформируется! Но с другой стороны, автор сам этот персонаж  создал в своем сознании, и цепь замыкается».
Андрей с интересом стал наблюдать, как на многочисленных экранах космического кинотеатра появляются все новые и новые, как стыкующиеся, как и не стыкующиеся сценки.
Вот худощавый молодой человек с темными усиками («Вадик Крюков, но моложе» - узнал его Андрей) переходит проезжую часть, куда-то явно спешит и не видит, что прямо на него несется автомобиль, и когда до неизбежного столкновения остаются доли секунды, останавливается и оборачивается, словно кто-то его окликает. В этот момент машина проносится буквально в шаге от него, и шаг этот он не сделал только потому, что его кто-то окликнул, либо ему показалось. И тут же в пространстве Меркабы произошло сцепление нескольких сцен, которых никогда не произошло бы, не обернись тогда молодой человек, поскольку в противном случае его бы, несомненно, сбила машина. Андрей, примерно тридцатилетнего возраста, сильно похудевший, с несколько болезненным видом разговаривает по телефону с тоже повзрослевшим Вадиком Крюковым, и вот уже следуют сценки таежной экспедиции, в которой Андрей никогда бы не принял участие в случае гибели Вадика.
Аналогичным образом объединились еще несколько сценок, без которых не свершились бы  многие ключевые события нашего романа, а без них это было бы совсем другая история. Не будем их все описывать, поскольку не имеет смысла повторять знакомые фрагменты, отметим лишь тот факт, что известные читателю сюжетные линии начинались в Меркабе со сценок за текстом, опущенных автором ввиду их незначительности, но которые, свершись они по-другому, привели бы совсем к иным ситуациям, и, в конечном счете, к совсем иной сюжетной линии романа. Приведем буквально несколько из них: Серега Кубарев не приглашает Андрея на свою репетицию, в результате чего наш герой не знакомится с Маркеловым. Мама Андрея не возобновляет отношений со своим бывшим поклонником, в результате чего Андрей не переезжает в Москву. Леночка не находит в себе смелости пригласить малознакомого Андрея на свой день рождения, в результате чего тот не знакомится с Чечиком. На вызов к Лиане Кремлевой уезжает другая бригада, и Андрей никогда с Лианой не знакомится.
Подобных примеров можно бы было привести немало, однако все это была лишь малая толика, подавляющая часть ячеек Меркабы, которая в данный момент являла собой только начавшее заполняться пространство романа, была пуста. Тут до Андрея дошло, что ему, судя по всему, придется каким-то образом заполнить все эти пустоты таким образом, чтобы отдельные сценки образовали непрерывное повествование. А может и не все, может, только определенную часть...
Как только Андрей это подумал, от горизонта до горизонта перелистнулась гигантская страница, Меркаба исчезла, и в ту же секунду мальчику показалось, что земля под ним (вернее песок) переворачивается, словно вращающаяся доска, и сам он летит куда-то в темноту. Когда же он пришел в себя, то понял, что покинул неприветливое побережье моря Антивечности, и, следовательно, перешел на второй уровень.
 
 



















ГЛАВА 12

ИГРА. ВТОРОЙ УРОВЕНЬ

Место, в котором Андрей очутился на этот раз, было ему знакомо и незнакомо одновременно. То есть, он его узнавал, но совершенно не помнил, при каких обстоятельствах и в каком статусе здесь побывал, однако был уверен, что когда-то, в ином существовании, долго шел через степь, что-то чрезвычайно интересное там наблюдал, затем переправлялся через речки, шел по какому-то необычному городку. Конкретных происшествий Андрей не мог припомнить, он только узнавал то, что видел, и, возможно, окажись ему сейчас на пути змей Горыныч, три богатыря или Робин Бобин, он бы, несомненно, узнал и их. Так теперь было явно знакомо все то, что открылось перед ним, как только он пришел в сознание: и этот терем, выложенный из пряников, леденцов и сахарной глазури с множественными крылечками, наличничками, ложными куполами в виде маковок и луковок, в карикатурном виде напоминающий и без того несколько карикатурный храм Василия Блаженного. Был ему знаком и чудесный яблоневый сад с огромными румяными золотыми яблоками, тяжело свисающими над неестественно изумрудной травой. И эта церквушка в отдалении, похоже, сложенная из пасхальных яичек и просвирок. Вот только этих статных стрельцов картинно застывших около расписного крыльца красна-терема, он явно не видел раньше, словно в прошлый раз площадь перед царским жилищем (Андрей почему-то был уверен, что это именно царские палаты) была пуста, и странно, вроде бы перед монаршими апартаментами всегда положено охране находится. И еще Андрею показалось, что тогда все здесь было гораздо меньшего размера: и холм, на котором пристроился терем, и сам терем, и сад, и церковка, хотя ручаться, конечно, Андрей не мог.   А может, он сам тогда был гораздо большего роста, чем сейчас? Ведь часто же так бывает, что пятиэтажный дом, в котором ты жил в раннем детстве, по прошествии многих лет кажется не такой громадиной, как тогда. А двор, а пруд в парке? Впрочем, в астрале все могло поменяться очень быстро, с подобными явлениями Андрей сталкивался довольно часто.
Итак, наш герой стоял посреди небольшой дворцовой площади и глазам его открывался скособоченный городок, прилепившийся к склонам пологого холма, окруженный такой же скособоченной крепостной стеной. В отдалении виднелись уже знакомые ему странная белая речка с разноцветными берегами в виде восковых наплывов от гигантских свечей, и зеленая рощица и чисто поле, сине море-окиян, и дремучий лес с избушкой на курьих ножках на опушке, а совсем в отдалении  застыл зловещий горный пейзаж с черными замками на вершинах. Даль была абсолютно прозрачна, так что даже горный пейзаж, который, по всем естественным законам, должна была скрывать голубоватая дымка, выглядел столь же отчетливым, как и ближайшие предметы. Тут Андрей, почему-то, подумал, что такой прекрасной видимости, по идее, быть никак не должно, поскольку буквально только что сверху он видел над всем этим пейзажем густой туман, образовавшийся от только что провалившегося в эту сакуаллу нано-облака, и так быстро рассеяться он не мог, поскольку это даже не пар, а металлические частицы-микроавтоматы. Да и потом, этот самый туман, он явно видел тогда, в другом образе, правда, сам его потом, неведомо как, развеял. А впрочем, тут не было ничего необычного, мало ли что могло произойти в астрале, он даже сам не мог понять, почему его так заинтересовала проблема с туманом, словно бы кто-то специально навязал ему эту мысль, а ведь, если разобраться, проблема-то выеденного яйца не стоит: да хоть осел этот туман в траву – и нет его, однако почему-то жила уверенность, что туман должен стоять в воздухе, так же как, по идее, вот эти самые стрельцы должны были его схватить и оттащить на дознание в какую-нибудь тайную канцелярию: как-никак вдруг прямо с неба объявился человек на закрытой территории (терем окружала высокая ограда из длиннющих сахарных палочек) не иначе, с целью покушения на дражайшую монаршую жизнь. Правда, ребенок, но мало ли какие подозрительные дети бывают в тридевятом царстве! Андрей почему-то вспомнил старый фильм по украинской народной сказке, который лет в пять произвел на него неизгладимое впечатление, про мальчика-богатыря Катигорошка. Так что прецедент ребенка, наделенного богатырской силой, в тридевятом царстве наверняка имелся.
Тем временем стрельцы вытянулись перед Андреем во фрунт, время от времени ударяя бердышами о землю, и явно выказывали все признаки служебного трепета и почтения, словно перед ними стоял не десятилетний мальчик, а сам батюшка царь-государь, либо даже еще выше рангом. И только тут Андрей вспомнил, для чего он здесь оказался, и что его ждет продолжение странной игры, которую он затеял на первом уровне, и что прежний способ сбора информоэнергии для Меркабы здесь не подходит. Из объяснений черного магистра следовало, что он должен сделать какое-то одно правильное действие: каким-то образом вычленить самое важное звено в этом царстве-государстве, после чего окажется на новом, третьем уровне, который должен символизировать собой переход от общего к частному. Интересно, что это значит? И если даже удастся вычленить главное звено, то, как должен он со всем этим поступить? «Сфотографировать» штурвалом Меркабы, как раньше, или нечто другое? Пока совершенно не ясно, как неясно, что ждет его в том случае, если он выполнит какие-то неправильные действия? Останется здесь на веки вечные или перейдет на какой-то «неправильный» уровень, который только отдалит его от намеченной цели: выйти в земное пространство и трансформироваться в полноценного Андрея Данилова? (О своей главной задаче, связанной с гипотетическим спасением человечества, в настоящий момент он забыл вовсе).
«Ладно, - подумал наш герой, - до сей поры интуиция вела меня правильным путем, даже непонятно теперь, что и на каком этапе могло получиться как-то не так, все само собой складывалось, и магистр мне явно подольстил, что я его переиграл. Лестно конечно слышать такое от самого Мефистофеля, котя совсем не ясна пока его роль в этой игре. Однако и особого удовлетворения тоже нет, вроде бы в том, что все правильно сложилось, нет никакой моей заслуги, хоть демон и пытался убедить, что это полностью моя заслуга. Что ж, в конце концов, важно, что перешел, и будем надеяться, что мой ангел меня и дальше не оставит!»
«Или дьявол?» – прозвучал в его сознании лукавый голосок, но Андрей тут же притушил этот уголек подозрения.
«Наверное, - продолжал он размышлять, - надо вступить в контакт с местным населением, там, глядишь, и выяснится, с чего начинать».
Поскольку никакого местного населения, кроме застывших по стойке смирно стрельцов, в закрытой царской резиденции вроде бы не обнаружилось, Андрей, было, собрался обратиться к стражам с каким-нибудь нейтральным вопросом, допустим, в духе английской традиции – «прекрасная погода, не правда ли»? – (а погода и вправду стояла прекрасная), как вдруг резная пряничная дверь красна терема отворилась, и на крылечко вывалилась целая делегация. Впереди чинно выступал, несомненно, сам царь-батюшка, который, несмотря на важный и степенный вид выглядел как-то мало внушительно: какой-то дурацкий зеленый кафтан до земли с огромными пуговицами, чем-то напоминающий стручок гороха, – («так это и есть царь-Горох», - подумал Андрей), - маленького росточка, чуть выше десятилетнего Андрея, с жиденькой бороденкой, конопатым носом-картошкой и явно не по размеру массивной золотой короной, которая держалась на оттопыренных ушах. То есть, образ вполне подходил под знаменитого царя из «Федота стрельца, удалого молодца», правда Андрей знать этого не мог, поскольку знаменитая стихотворная пьеса была опубликована несколько позже описываемой нами истории.
Слева от царя, чуть позади, как требовал этикет, толпились, всячески пытаясь обратить на себя внимание, пестро разряженные, толстые румяные тетки в кокошниках («мамки и няньки», - догадался Андрей). При этом каждая из них держала в руках какое-то лакомство: сахарные петушки на палочках, тульские пряники, кубки с медом, и время от времени пыталась подсунуть все эти сласти батюшке-царю. Справа колыхались окладистыми седыми бородами еще более внушительные дядьки в собольих шубах и высоченных бобровых шапках. Подобно теткам, дядьки держали в руках внушительные грамоты, со свисающими массивными печатями, свернутые в свитки («явно бояре», - решил Андрей), и так же время от времени пытались подсунуть какой-нибудь из свитков вместе с гусиным пером царю на подпись. Так же среди свиты Андрей обнаружил скомороха в дурацком колпаке, с дудкой, и двух стрельцов саженного роста, копию застывших по стойке смирно у крыльца, очевидно доложивших царю о появлении на режимной территории странного гостя, поскольку царь-Горох ничуть не удивился появлению Андрея, и наоборот смотрел на него с явным удовлетворением, словно давно ждал появления здесь столь дорогого гостя. Однако, присмотревшись к нему подслеповатыми глазками, явно сменил выражение лица, да и не мудрено, вид Андрея мало подходил к данной обстановке, к тому же представления о моде в тридевятом царстве были, наверняка, иные.   
- Что-то чудные нынче добры молодцы пошли, - проговорил царь-Горох надтреснутым старческим дисконтом, подойдя к Андрею и рассматривая его, как некую заморскую диковинку, - то ли дело, в прежние времена: не витязи – орлы! Нешто ты рассчитываешь с Кощеем Бессмертным сразиться? Оно, конечно, мы понимаем, раз птица тебя призвала, значит, так тому и быть, да уж больно хлипкий ты какой-то! Годков-то тебе сколько? И одет – чуднее не бывает! Конечно, Иванушка-дурачок – тоже не Илья-Муромец, но все же постарше и покрепче, к тому же ловок и умен не по-дурацки! Мы понимаем, нынче Илью и даже Алешу Поповича не дозовешься, слишком важными шишками стали, да и битвы с супостатами непрерывные, как их отзовешь, но уж Емелю-то на самоходной печи можно было прислать, уж он-то никогда шибко перегружен не был.
- Стоп, стоп, стоп, - прервал его Андрей, не совсем еще разобравшийся в правилах здешней игры, тем не менее, не чувствующий ни трепета, ни почтения к этому карикатурному царьку. Напротив, чем глубже погружался он в дебри странной игры, навязанной черным магистром, тем больше он ощущал собственную значимость, и тем ничтожнее казались ему здешние персонажи. – Вы меня явно с кем-то перепутали. Во-первых, меня сюда никто не посылал, я прихожу куда хочу, и никто мне тут не указчик, во-вторых, как-то не вежливо получается: ни тебе «здрасте», ни «как здоровье»! Я уж не претендую, чтобы в терем пригласили, накормили, напоили, баньку истопили да спать положили. - («Наверное, - подумал Андрей, - это я слишком загнул, так не к царю-Гороху, так к бабе Яге всякие там Иван-царевичи обращаются. Эх, плохо я русские народные сказки знаю, никогда их не любил, даже в раннем возрасте, даже не помню, что в таких случаях царю говорить надо. Да и потом, он меня явно не за того принял, хотя, несомненно, кого-то ждал. Какого-нибудь там Иван-царевича… хотя, Иван-царевич должен быть его сыном, значит, не годится»).
- Что-то уж больно дерзок ты, - повысил свой надтреснутый дисконт царь-Горох, при этом, как-то неуверенно оглядываясь на мамок-нянек и бояр, очевидно, боясь потерять лицо. - Ты как это с царем-батюшкой разговариваешь? В ноги не падаешь, челом не бьешь? А где «не вели казнить, вели слово молвить»? Это что ж такое делается, разве раньше бывало такое?!
- Никогда не было! – раздались нестройные возгласы из свиты, - даже Емеля себе подобных дерзостей не допускал! Совсем птица разум потеряла, присылает какое-то юное чучело, отродясь такого не было!
- В суп ее пора, - пробасил один из бояр, однако, судя по всему, сказал это не подумавши, поскольку тут же изменился в лице и спрятался за спины окружающих.
Царь испуганно посмотрел куда-то в сторону крыши своего терема и резко прервал самостоятельные высказывания:
- Цыц! Молчать, когда царь-батюшка глаголет! – Затем явно с фальшивой угрозой обратился к Андрею.
- Тебе что, прежде голову не рубили? Смелый больно! А смелым ты в бою быть должен, а с царем-батюшкой почтительным!
«Забавно, - подумал Андрей, - можно подумать, у них тут каждому по многу раз голову отрубали! Видно же, что старый хрыч меня боится, однако харахорится, страх нагоняет». – Почему, собственно, царь в окружении дюжины статных стрельцов должен бояться его, десятилетнего мальчишку, было не ясно, однако Андрей не сомневался, что дело обстоит именно так, поскольку все здесь происходящее словно бы разыгрывалось по чьему-то сценарию, и Андрей не сомневался, что в этом сценарии ему уготована главная роль, и вообще, с несвойственной ему ранее самоуверенностью, он был уверен в том, что все происходящее, вращается именно вокруг его персоны. И это было тем более странно, поскольку еще совсем недавно он ощущал себя жалким Пиноккио, мечтающим стать настоящим мальчиком. А впрочем, все это происходило с эйдосом, не настоящим Андреем и, очевидно, несвойственные Андрею качества были результатом творческой фантазии автора, приписывающего самому себе новые черты.
- Голову мне ранее не рубили, Бог миловал, - сказал наш герой, и в голосе его прозвучали стальные нотки. Может, ваших холуев и устраивает положение, что им регулярно башку отсекают, но меня оно не устраивает! И хотел бы я посмотреть на того молодца, который подобное со мной проделать попробует! Со всей ответственностью заявляю: ни вы, ни я бы ему не позавидовали. Что же касается моей дерзости, то тут явное передергивание фактов: я-то с вами как раз в рамках приличия изъяснялся, а вы начали с того, что рассматривали меня, словно жеребца на ярмарке, а потом и вовсе до хамства и смехотворных угроз скатились. Может, в вашем учреждении и принято, чтобы вам в рот заглядывали и в ноги падали, а я к этому не привык, так что попрошу сменить тон и обращаться на «вы», как я к вам обращаюсь… мы с вами на брудершафт не пили!
У царя отвисла челюсть, глаза вылезли из орбит, и какое-то время он молчал вместе со своей свитой. Андрей подумал, что сейчас, наверное, он кликнет своим стрельцам схватить наглеца, и без всякого суда отдаст распоряжение тащить Андрея на плаху. Он даже успел порассуждать на тему, как ему эффектней с этими молодцами расправиться (а если для виду поначалу поддаться, то и с палачом тоже): толи применить последовательно 5 главных шаолиньских стилей Кунг-фу, толи что-нибудь магическое, допустим, из руки, или огненный шар, можно и что-нибудь связанное с остановкой времени, однако ничего такого не потребовалось.
Царь (хотя  Андрей  только подумал о расплате и ничего вслух не высказал), втянул голову в плечи, затем приблизился к Андрею и тихо забормотал, обдавая его странной смесью запахов сырого лука, квашеной капусты и семечек:
- Ой, не позорьте нас перед свитой, добрый молодец, нешто мы не знаем, что стоит вам захотеть, все здесь разнесете, камня на камне не останется. Раз птица вас прислала, то, как бы вы ни выглядели, все одно, силушка у вас богатырская! Только не было раньше такого, чтобы так с царем-батюшкой обращались, это ж какой страм перед подданными! Всегда прежде добры молодцы с царем почтительны были, и не перечили, когда царь-батюшка грозился голову отрубить. Мало ли чего он грозиться! Все ж знают, что добру молодцу голову отрубить нельзя, как ни старайся. Потому  добры молодцы всегда прежде великодушны были и правил не нарушали, поскольку от птицы посыльные. Им ведь одно только и надо было, что супостата сокрушить, царевну вызволить, на ей жениться и полцарства получить! А ежели кто из коварных братьев его убивал, так на то ж и живая вода, чтобы молодцев оживлять. А ныне все с ног на голову стало: и добрый молодец, какого никогда видом не видывали, и говорит не то, что положено, да еще, чую, на царскую угрозу (которая, знамо дело, понарошку) Бог знает, чем ответить собрался.
- Во-первых, - сказал Андрей, с неприязнью отодвигаясь от царя, брызгающего ему в щеку и ухо слюной, - никакие птицы меня не вызывали и не уполномочивали, я здесь сам по себе, а во-вторых, я с вашими странными правилами этикета не удосужился познакомиться. Я привык к культурному общению между воспитанными людьми, и хамства терпеть не намерен даже от батюшки-царя! Да и какой вы мне, к ляду, батюшка! Я вообще не являюсь гражданином вашего государства, и на меня все ваши внутренние распорядки не распространяются.
- Как так, не птица тебя вызывала? – уставился царь на Андрея. – А кто ж, тогда? Страница-то надысь перелистнулась, и царевна наша, Несмеяна, в вечор Кощеем бессмертным была похищена. Ах, да, про птицу баить не принято, и без того все знают, что она тут всем привычным ходом вещей заправляет, и раз ты сейчас здесь, то должен быть добрым молодцем, хоть и не похож нисколько! А впрочем, на то она и птица, чтобы время от времени условия менять, мабуть с сего дня все добры молодцы так выглядеть будут?
- А может нонче они и говорить с царем не так будут! – в тон ему добавил Андрей.
- Как так? – все не мог принять неизбежного царь, - хотя, оно, конечно, ежели птица решит… только ведь не было прежде такого!!
- Раньше много чего не было! – строгим голосом продолжал гнуть свою линию Андрей, - если бы вы знали, что нынче в реальном мире творится, вы бы вообще голову потеряли! Так что привыкайте, и до вас скоро новая волна докатится, а то вы все тут перепрели, в своей квашне!
- Это откуда же она катится? – странно посмотрел на него царь.
- Оттуда – неопределенно махнул рукой Андрей, - откуда надо, оттуда и катится…
- Ах, так ты, стало быть, бусурманин! – вдруг пришла в голову царю гороху новая идея. – То-то я смотрю, ты вроде как не из наших! Ну, ежели так, тоды все ясно! Ты, милок, видать сюды проник, чтоб нашпионить, и наши порядки на свой лад перекроить! То-то я слыхал, что вы там лягушек едите и в бане не моетесь! А раз так, то мои ребятки с тобой живо разберутся! Птицу он, видите ли, не знает! Где ж такое слыхано, чтоб птицу не знать! Ясно, шпион! Эй, робяты! – крикнул он дюжим стрельцам, вытянувшимся на всякий случай во фрунт, явно не понимая, что происходит, - ну ка, взять мальца, да отвесть в тайную канцелярию к Малюте Сорокопятову, пусть ка выпытает, откуда сей, да с каким умыслом!
Стрельцы, которые, наконец, получили программу действия, вышли из оцепенения и с бердышами наперевес, обступив Андрея кругом, начали сужать кольцо. Со стороны эта сцена, очевидно выглядела весьма нелепо: дюжина здоровенных бородатых детин окружили хрупкого десятилетнего мальчишку в шортиках, и того и гляди поднимут его на острия своего табельного оружия, но Андрей прекрасно сознавал, что в астрале, как правило, опасность представляет совсем не тот, кто выглядит грозно. Нехорошо ухмыльнувшись царю и своим противникам,  наш герой собрался, было, переловить их за древки бердышей, возможно слегка замедлив время вокруг себя, да закинуть куда-нибудь поэффектней, - допустим, на крышу терема… либо в пряничную стену, разумеется, пробив эту стену дюжими стрельцами… да, и еще неплохо, чтобы в стенах остались дырки в форме растопыренных тел этих самых стрельцов, но затем это показалось ему слишком быстрой и примитивной забавой. Андрею почему-то захотелось разыграть более длинный спектакль, ведь это так дальновидно, для вида подчиниться противнику, чтобы посмотреть, до какой же степени низости и коварства способен он опуститься. При этом прекрасно сознавать, что никакого вреда в действительности противник причинить тебе не может, ты же, напротив, в любой момент способен развалить тут все до основания, так, что камня на камне не останется. Тем более, не мешает обезвредить не только тупых исполнителей – стрельцов, но и главное зло – этого самого Малюту Сорокопятова, который, несомненно, является прототипом исторического Малюты Скуратова, а по возможности, и палача. А по свершении справедливого возмездия, можно и с царем поговорить по душам, главное, в этом случае, он будет иметь право как следует порезвиться, не превышая норм дозволенной самообороны. Неожиданно Андрей понял, что успех или неуспех его странной игры во многом зависит от неких нравственных императивов, а значит и силой, тебе данной, надо распорядится с умом, особенно, если в силе этой ограничения нет, ведь тогда всех раскидать и все разрушить – слишком примитивный ход.
«Собственно, а почему я уверен, что в силе ограничения нет? – подумал Андрей, - ах да, я же литературный герой, причем – главный, а главному литературному герою автор любую силу приписать может, однако же, не  приписывает, иначе повествование неинтересным будет! Какой же интерес в сюжете, где главный герой не встречает никакого достойного сопротивления от своих врагов! Ясно, что, в конечном счете, добро должно победить зло, но ведь сперва героя должно как следует помытарить и миссия его в какой-то момент должна быть на грани срыва! Наверное, я прав, наверное, чтобы игра шла в нужном мне направлении, я должен был эту истину усвоить, иначе, слишком просто получается…», - и когда стрельцы подступили к нему вплотную со всех сторон, упершись в грудь бердышами, Андрей соорудил из своего лица мину плохо скрываемого испуга, и срывающимся голосом объявил:
- Я протестую, вы не имеете права! Без ордера на арест, без понятых! Требую вызвать консула из нашего посольства!
Увидев, что Андрей явно растерял свои позиции, царь-Горох облегченно вздохнул, приосанился, обернулся к своим подданным и с важным видом произнес.
- Вот так-то, царь ваш батюшка всех наскрозь видит! Нешто могут добры молодцы вида такого непотребного быть?! А ведь по всем законам именно добрый молодец должон был явиться! Намудрила птица, что-то новенькое выкинула, а ведь и шпион-бусурман мог оказаться силы неведомой, как, например, Кащей бессмертный. Тот ведь тоже, хоть и наш, а крови бусурманской. Вообще-то прежде так не бывало, чтобы два врага один за другим являлись. – Андрею же он сказал:
- Щас, будет тебе и консул, и проконсул, и орден без понятых! Думал, под добра молодца странного вида прикинуться? Думал, наши рубежи и силы подглядеть, да фонтан винный отравить? А с ним и царя-батюшку? Так царь-батюшка вашего брата-шпиона за сто верст видит! Остается только выяснить откедова ты, из какого царства-государства, да какие конкретные виды имел. Ведите ка его, братцы, в тайную канцелярию, к Малюте Сорокопятову, он ему быстро язык развяжет, да выяснит, откель, в таком странном виде, да какой злой умысел имел.
С этими словами царь Горох небрежно махнул рукой куда-то в сторону, очевидно давая понять, что дальнейшая судьба Андрея абсолютно прозрачна, и ему, царю-батюшке совершенно не интересна.
Андрей, тщательно сдерживая смех, опустил голову и, подчиняясь толчкам бердышей в спину, уныло побрел в указанном направлении, а стрельца, по-прежнему глядя на Андрея с некоторым недоумением и опаской, нестройной толпой двинулись за ним, то и дело, подталкивая его в спину бердышами, корректируя тем самым направление. Собственно, идти оказалось недалеко, каземат располагался в небольшой пристройке к терему, напоминающей вход в обширный погреб. Андрей был подведен к низенькой, но, очевидно, чрезвычайно массивной двери, после чего один из стрельцов постучал в нее древком бердыша, очевидно, каким-то особо оговоренным стуком. Дверь тут же словно бы сама по себе отворилась, и Андрея втолкнули в тайную канцелярию так, что он кувырком прокатился по лестнице и упал навзничь на каменный пол, тут же оказавшись в сумраке и затхлой атмосфере подземелья. Разумеется, он мог бы легко выдержать толчок совместных усилий и сотни стрельцов, просто придав своему телу свойства каменной стены, однако для пущего куражу не только поддался, но и несколько переусердствовал, проделав гораздо больше уморительных кувырков по крутой лестнице, чем того требовала обстановка. Тут же два здоровенных бородатых молодца в фартуках, с закопченными разбойничьими рожами схватили его под руки и поволокли к массивному столу, за которым сидел рыжий приземистый мужик, напоминающий Бармалея, и, не глядя на Андрея, что-то записывал в амбарную книгу пестрым гусиным пером. Какое-то время он не поднимал на Андрея своего единственного глаза (второй, разумеется, был скрыт за черной повязкой), продолжая что-то неуклюже выводить пером, затем с тяжелым вздохом оторвался от писанины и вперился в нашего героя своим единственным красным навыкате глазом. Андрей подумал, что, окажись он в подобной ситуации в обычном мире, в Энрофе, штаны его, скорее всего, были бы в данный момент мокрыми, и он испытывал бы ужас, несопоставимый ни с чем ранее испытанным. О чем говорить, если даже кресло стоматолога было для него (вернее, для его двойника, ощущения которого в целом проецировались на сознание Андрея-эйдоса) чересчур серьезным испытанием. А какие ощущения могут вызвать у человека встроенные в стенку дыбы, специальный стол с ржавыми зажимами, весь в пятнах плохо отмытой крови, всевозможные щипцы и клещи, явно не для столярно-слесарных работ и жаровня с пышущими углями, в которые уткнулись раскаленные до красна железные пруты и крюки. А эти жуткие молодцы с волосатыми ручищами, до колен, с закопченными рожами и обезьяньими челюстями, - настоящие антропофаги, причем антропофаги, предпочитающие поедать свою жертву заживо, в присутствии родных и близких. Разумеется, Андрей никогда не был в пыточных застенках, разве что в каком-то музее видел экспозицию, посвященную средним векам и инквизиции с демонстрацией восковых муляжей, изображающих допрос еретика, поэтому все было для него внове, и, тем не менее, изнутри его распирало бурлящее веселье. Он ясно осознавал, что все, его окружающее лишь причудливая игра энергий, контроль за которыми находится полностью в его руках, а вернее, в области груди, где в свернутом состоянии находился штурвал Меркабы, гарантирующий его могущество. Ему стоило немалого труда продолжать спектакль, где он фигурировал в роли насмерть перепуганной жертвы, как ни подмывало его продемонстрировать, наконец, свою богатырскую силу и развалить тут все до кирпичика, как того весьма резонно опасался вначале царь Горох.
«Интересно, - думал Андрей, - как весь этот пыточный арсенал согласуется с астральной текучестью материи? Это ведь одна лишь имитация, тут нельзя ни кости поломать, ни суставы на дыбе вывернуть! Тут можно человека на мелкие части порубить, и он все равно через некоторое время снова сформируется, - не случайно царь Горох интересовался, не рубили ли мне раньше голову! Так зачем весь этот спектакль? А впрочем, и вправду, спектакль! Ведь на сцене же изображают и убийства, и казни, а зрители этому искренне сопереживают, иногда даже слезу пускают, хоть и сознают прекрасно, что никто на самом деле никого не убивает и голову не сечет. А здесь тоже спектакль, только на тонком плане, и выглядит все куда более натурально, чем всякие театральные и даже киношные имитации. Что ж, меня приглашают сыграть, и я сыграю!»
Тем временем жуткий Бармалей – Малюта Сорокопятов закончил рассматривать Андрея своим упыриным взглядом, который, по идее, и без всякой пытки должен был загнать душу Андрея в самые пятки и выудить из него все секретные сведения, сокрытые в его шпионской голове, а так же заставить подписать любой документ, любое признание, угодное батюшке-царю, чтобы потом со спокойной душой отправится на плаху. В конце концов, такой сценарий выгоден и ему самому, и заплечных дел мастерам, как самый дешевый, самый быстрый, наименее трудоемкий и наименее болезненный.
- Ну что, голубчик, - ласковым голосом Джека-Потрошителя осведомился Малюта, - как тебя звать-величать, из какой стороны заслан, с каким умыслом?
- Нэ понимать по-русски, - начал валять дурака Андрей, - трэбовать консул, я есть нэприкосновенный лицо!
- Ах, значит, по-русски мы не понимаем? – Нежно улыбнулся начальник тайной канцелярии, - стало быть, что иностранец, стразу признались! Ну что ж, уже и это немало, однако, странно получается! Только что у крыльца царского весьма бойко по-нашему калякал, а нынче враз все взял, да забыл! Ну что ж, такое в нашем заведении бывает: и родной язык забывают, а порой его даже проглатывают. Только ведь, милок, все бесполезно! Видишь этих двух симпатичных детинушек? Так они не только безъязыкого говорить заново обучали, они и мертвому язык развязывали! Так что рекомендую, не дожидаясь второй части нашей душевной беседы, вспомнить русский язык, и все по пунктам изложить, касаемо себя и ведомства, тебя пославшего. А чтоб было тебе, мил человек, проще, мы все пункты эти на грамоте изложили, и тебе, родной мой, остается только эту грамоту подписать. Ну что, понятно я излагаю? Кстати, ты говоришь, проконсула позвать? Ну, так продолжай, голубь, говори, какого проконсула, какого царства-государства, наш солнце-царь со многими заморскими королями дипломатический контакт поддерживает.
- О, проговорился я! – картинно схватился за голову Андрей, утратив всякий иностранный акцент, - нет мне прощения, болтуну неразумному! О, язык мой – враг мой! – затем вскинул на Малюту взор, полный отчаянного мужества героя-пионера и выкрикнул фразу, достойную Гайдаровского мальчиша-Кибальчиша, - ничего не скажу тебе, палач-мучитель, проклятый, и Великую тайну свою военную не выдам!
- Ну что ж, - нехорошо улыбнулся начальник тайной канцелярии, - добром, стало быть, не хочешь… однако русский язык ты вспомнил, стало быть, одной проблемой меньше, пальцы, стало быть, для письма не нужны, ежели все устно изложить можешь, значит можно их, в случае упорства, по суставчикам тупой пилкой перепилить. Эй, робяты, на дыбу его, да, для начала, по первой степени! Да поаккуратнее, канальи, может сам царь-батюшка изволит наведаться!
- Не изволь беспокоиться, ваш скобродь! – прогудел один из горилл, - нешто впервой, нешто свово дела не разумеем!
«Интересно, - думал наш герой, пока два палача со зловещим лязгом стягивали ему запястья ржавой цепью. Как Андрей и предполагал, боль он не ощущал вовсе, и знал, что в любой момент может на выбор: либо разорвать дюймовую сталь, либо сделать руки тоньше, и свободно вытащить их из любого замка, либо сделать проницаемыми и «просочить» через эту видимость стали, - а они понимают, что эффективные пытки подобного рода здесь просто невозможны? Или им и вправду кажется, что здесь все по-настоящему? Да и вообще, есть у них самосознание, или это просто муляжи-автоматы, которые некую программу выполняют? Если верно последнее, то нужно какие-то неадекватные действия предпринять, тогда их программа сбой даст, ведь если у них и жертва всегда по программе работает, то есть, механизм отлажен, то все до самого конца будет выглядеть натурально, и их не разоблачишь…
Пока Андрей, корчась и издавая стоны, таким образом размышлял, один детина подтащил его к балке, расположенной примерно в трех метрах над полом, поднял, как пушинку и подвесил за руки, связанные за спиной, на крюк, другой же неторопливо подошел к жаровне и начал, словно мангальщик, деловито помешивать угли. В это время палач, непосредственно занимавшийся подвешиванием Андрея, резко дернул его за ноги, в результате чего руки, за спиной должны были выскочить из плечелопаточных суставов, доставив, тем самым, невыносимую боль. Однако произошло нечто непредвиденное. Руки Андрея не просто поднялись над головой, вывернувшись из суставов, но и чудесным образом вытянулись до такой степени, что палач, по привычке рванув его всем своим весом, дотянул Андрея до самого пола, до которого он не доставал больше полутора метров, при этом руки оставались зафиксированными на крюке дыбы.
- Ой – ой – ой! – жалобно заверещал Андрей, что вы с ними сделали! Как я теперь с такими руками в высшем свете покажусь, как теперь дам на танец ангажировать?! Придется теперь к доктору Цукерману обращаться, чтобы он их мне снова укоротил, как частенько после спецзадания. А знаете, сколько такая операция стоит? Весь мой гонорар за шпионскую вылазку!
Эффект удлинившихся рук произвел на заплечных дел мастеров совершенно шокирующее действие, хотя, по всем законам астрального мира, тем более, сказочного слоя, подобные феномены никого не должны были удивлять. Однако, как видно, именно в тридевятом царстве о них ничего не слышали, поэтому долгое время, пока Андрей охал и приплясывал на полу, тем самым еще более вытягивая руки, троица мучителей молчала, затем тот, который подвешивал Андрея, пробормотал:
- Отродясь не видывал, чтоб руки резиновые были, не иначе какие-то заморские штуки, может нынче всем шпионам такие приделали. Ваше скобродь, - обратился он к Малюте, - что делать прикажешь, бок ведь прижигать на весу положено, иначе не по уставу получится. А вдруг он еще длиннее их вытянет, и бегать начнет? Несподручно работать будет!
Тем временем Андрей, которому пришла в голову новая идея, укоротил свои руки и вновь повис в метре от пола, правда, для пущего эффекта какое-то время поболтался на них, словно на пружинках.
- Слава Богу, - сообщил он палачам, не придется Цукерману платить, сами на место встали…
Малюта, который, наконец, обрел дар речи, попытался вернуть утраченное, было, лицо, и важно сообщил:
- Это мы слыхали, насчет того, что шпионам в некоторых заморских странах резиновые руки приделывают, чтобы их можно было в недоступное место просунуть… однако он снова на место скакнул, так что можно его слегка пришкварить по инструкции. А с руками опосля разберемся, может, вообче их, на хрен, отрубить придется, чтобы с панталыку не сбивали… ежели, конечно, царь-батюшка возражать не станет.
- Можно и за ноги подвесить, - подал голос второй палач, который тоже только что пришел в себя и начал старательно мешать угли толстым прутом, словно от перемешивания как-то зависела степень накала этого прута, - это инструкции не противоречит.
- Можно и за ноги, - с видом эксперта важно кивнул Малюта, ведь не могли же они ему и ноги резиновые приделать. Ну, каково! Изворачиваются бусурманы, только держись, а нашему брату – волнения да хлопоты, того и гляди, инструкцию нарушишь! А за нарушение по головке не погладят, враз и сам на дыбе окажешься.
Итак, заплечных дел мастера приняли решение продолжать утвержденную кем-то свыше программу допроса, второй палач вытащил раскаленный прут из жаровни, многозначительно поднес его к носу Андрея, и уставился на Малюту, очевидно ожидая команды к началу истязания раскаленным железом. Малюта же, правда, с некоторым сомнением в голосе хрипло произнес:
 - Ну, малец, гутаперчивый, последний раз спрашиваю, какое задание от своих бусурманских начальников получил? Все равно расскажешь, и что знаешь, и что не знаешь, и никакие резиновые руки тебе не помогут!
- Во-первых, - все тем же беззаветным голосом Мальчиша Кибальчиша истязаемого буржуинами, отчеканил Андрей, - руки мои не резиновые, а по специальному патенту выращенные, и это тоже военная тайна, а во-вторых, не боюсь я вас, душегубы поганые, и тайну свою великую не выдам! А родина-мать меня не забудет, и товарищи мои боевые за гибель мою на боевом посту отомстят, и книжки обо мне напишут, и песни сложат:
Плывут мимо пароходы – привет Мальчишу!
Летят мимо самолеты – привет Мальчишу!
А идут мимо пионеры – салют Мальчишу!
- Вот, ведь, разговорился, - с видом сожаления вздохнул Малюта, - ну что ж, дабы ты впредь не болтал всякие вирши непотребные, и на вопросы согласно протоколу отвечал, придется тебя все же поджарить. Давай, Титок, но не сразу и не наскрозь его, а помаленьку, чтобы прочувствовал дела свои скорбные.
Титок, которому, как видно, давно уже не терпелось заняться любимым делом, да сдерживали всякого рода нелепые инструкции, аккуратно, словно спичку на ветру к сигарете, поднес прут к боку Андрея (разумеется, рубашку с него давно сорвали) и удивленно на него посмотрел, поскольку тот не завизжал и не задергался, решая в этот момент вопрос (боли он, конечно, не чувствовал) какую реакцию на данный вид пытки продемонстрировать. Затем, приняв решение, заверещал:
- Ой – ой – ой, - заморозите, буржуины, проклятые, - затем произошло следующее. Место, к которому был приложен раскаленный до красна прут и большая часть реберной зоны Андрея покрылась белыми хлопьями инея, а вместо зловонного дыма горящей плоти, из-под раскаленного прута пошел морозный парок, да так интенсивно, что жаркий каземат тут же изрядно охладился.
Глаза трех незадачливых мучителей снова, как по заказу, вылезли из орбит, и вновь наступила тишина. Затем пытающий каленым железом недоуменно отвел прут в сторону и сунул его в ведро с водой, желая убедиться в объективности происходящего. Объективность тут же была подтверждена, поскольку вода покрылась тоненькой корочкой льда, который начал задорно потрескивать. Желая окончательно убедиться в невозможном, Титок вытащил прут из воды и осторожно коснулся его пальцем, но тут же взвыл и запрыгал по каземату, поскольку от пальца пошел едкий дым.
- Енто что же получается, - провыл младший палач, прервав отчаянное дутье на палец, - как работать в таких условиях?!
Тем временем Андрей, которому уже наскучило валять дурака, решил закончить забаву с законами природы, что в астрале, при наличии неограниченного источника энергии в качестве Меркабы, было совсем не трудно, весело расхохотался, разорвал дюймовую цепь и спрыгнул на грязный пол тайной канцелярии.
- Рот закрой, ворона залетит, - запанибрата обратился он к Малюте Сорокопятову, - ладно, хорош шутки шутить, надеюсь, поняли уже, что со мной ваши средневековые методы не катят. Вам что, ребята, настоящих волшебников допрашивать не приходилось? Что ж у вас тут за тридевятое царство такое, если волшебники не водятся? Или вы такие тупые, что элементарных вещей понять не можете?
Но Малюта то ли ничего не слыхал о таких элементарных вещах, как волшебство, то ли отсев волшебников происходил на более высоком уровне, и они до тайной канцелярии не доходили, поэтому он, по-видимому, так и не осознав, с кем имеет дело, вытащил из под стола ржавую, зазубренную саблю, и со звериным рычанием прямо через стол полез на Андрея. Разумеется, подобная малопрофессиональная попытка восстановить статус кво не возымела на Андрея никакого действия. Он поймал Малюту за кожаный пояс, легко приподнял на вытянутую руку, аккуратно, словно у ребенка, отобрал саблю, затем, поскольку вторая рука была занята, подул на лезвие, отчего оно превратилось в букет сирени. После этого трогательного волшебства, Андрей метким броском зашвырнул Малюту на крюк от несуществующей люстры таким образом, что тот зацепил начальника тайной канцелярии прямехонько за шиворот, не повредив организма. Когда же наш герой с грозным видом повернулся к двум младшим палачам, тех, как ветром сдуло. Спотыкаясь и отталкивая друг друга, они бросились по лестнице к спасительной входной двери, но, поскольку были очень массивными, а дверь узенькой, то они застряли в дверном проеме задами, поскольку не желали пропускать приятеля первым, и долго уморительно дрыгали ногами. Для пущего эффекта Андрей подверг букет сирени – то биш бывшую саблю Малюты Сорокопятова новой метаморфозе, превратив его в стаю злющих шершней, которые тут же накинулись на два застрявших в проеме зада, придав картине еще более динамичный характер. Шершни удались на славу, палачей даже не спасли кожаные штаны, которые в естественных условиях, разумеется, не смогли бы проткнуть никакие жала насекомых, и после первой атаки грозных инсектов, дюжие молодцы приложили такое невероятное усилие, что все же сумели протиснутся в дверной проем, правда, заметно повредив дверной косяк, придав ему несколько овальную форму. А впрочем, это было не так сложно, поскольку стены и двери тайной канцелярии, как оказалось, состояли из ржаных сухарей, поэтому Андрей, вначале решивший развалить застенок до кирпичика, подумал, что немного чести разнести хлебное строение, пусть даже и хорошо высушенное. Вместо этого он вернулся к Малюте Сорокопятову, который висел, правда, несколько высоковато, тщетно пытаясь высвободится, поэтому мальчик раза в три увеличил свои размеры так, чтобы лицо его оказалось на уровне перекошенной ужасом рожи Малюты, и начал то, что не удалось Малюте произвести с ним самим, а именно – допрос с пристрастием.
- Имя! – грозно рявкнул Андрей, впрочем, с трудом сдерживая смех, уж больно забавно выглядел душегуб, подвешенный, словно люстра под потолком каземата, - а впрочем, я и так знаю: Малюта Сукин сын Сорокопятов. Однако обойдемся без дальнейших формальностей, мне, в отличие от вашего брата, палача, отчет для начальства составлять не требуется, а посему мы просто, без протокола побеседуем, и если какие-то ответы, или наоборот, отсутствие таковых меня не устроят, то придется применять методы аналогичные тем, которые вы тут применяете! Но я, в отличие от вашего брата, подобных методов не одобряю, так что в наших взаимных интересах до этого не доходить. К тому же вопросы у меня будут так, пустяковские, не затрагивающие обороноспособности вашего государства, а посему честный ответ никакого стратегического ущерба стране не принесет. Я ведь свободный путешественник, ничьих интересов, кроме своих собственных, не представляю, и у меня возникают кое-какие вопросы, когда я оказываюсь в тех или иных местах. Так что покалякаем маненько, да я тебя и отпущу. Мы, волшебники, народ не мстительный, да и что тебе мстить, когда ты при всем желании ничего мне плохого сделать не сумел и не сумеешь, поскольку силы мои безграничны. Я ведь весь этот спектакль устроил, будто я пленный обычный, для того, что посмотреть хотел, чем ваши заплечных дел мастера занимаются, ну, да и поразвлекался малость, разрядил обстановку, а то уж больно мрачно у вас тут, здорового юмора вам всем не хватает. А вообще-то я неуязвим, поэтому и обиду на таких охламонов, как ты, не держу. А теперь отвечай, что вы за дурни такие, раз волшебника Катигорошку не распознали, - (почему Андрей назвался Катигорошкой, он сам не знал, однако его несло, и он особенно не задумывался над тем, что говорит), - вам что, волшебников допрашивать не приходилось? Странно, по идее в вашем государстве они на каждом шагу должны встречаться, уж заподозрить то могли бы. А то, не все же они такие добрые, как я попадаются, иной мог осерчать за такое неучтивое обращение и превратить вас в тараканов или дерьмо собачье.
- Мы, ваше благородие, конечно, и про волшебников, и про мальцов-Катигорошков слыхали, - наконец подал свой жалкий голос опозоренный великий инквизитор, - только ведь оно как устроено – нам их никогда прежде в тайную канцелярию не присылали. Да и не должны были присылать, у них там свои дела, на верху, знамо дело, волшебные, и с работниками тайной канцелярии им пересекаться никак не положено. Так испокон веков устроено было, поэтому мы в тебе колдуна-волхва заподозрить никак не могли, нам только со шпионами и прочими врагами государства допрос чинить положено было, не было такого, чтобы к нам колдуна присылали! Это, видать, чтой-то в мире перепуталось, раз такая небывальщина сотворилась…
- Странно, что не попадали - сказал Андрей, - в моем мире в давние годы колдуны частенько в тайных канцеляриях оказывались. Правда, там их могущество не столь велико, как здесь мое, и им, порою весьма не сладко приходилось.
- Может, где и по-другому, - пробормотал Малюта, - а у нас каждый своим делом занимается: колдуны колдуют, дознаватели пытают, и пересекаться им не положено, иначе  все перепутается, и работать будет совсем невозможно. На то и птица поставлена, чтобы все происходило по чину, да по времени, и чтобы колдун здесь оказался, дело неслыханное, видать у птицы в голове что-то спуталось.
- Вот, вот, - поддержал его Андрей, - я как раз об этой птице и хотел спросить. Что это за птица такая, не она ли у вас тут главным звеном является, да и вообще, почему у вас все о ней говорят, будто она тут всем распоряжается? И где она, эта птица? У царя в клетке что ль?
- Что ты, ваше благородие, в какой клетке! Она на крыше терема сидит, правда не всегда, а когда ей вздумается, все видит и следит за всем, чтобы путаницы в мире не возникало, чтобы каждый знал свой шесток, и все согласно древнему порядку происходило. Чтобы добро со злом не перемешивалось и всегда его, зло-то побеждало. А как без того жить, я и не ведаю. А кто ее поставил? Так кто ж его ведает, она всегда тут была, и следила, чтобы листы вовремя перелистывались…
- Это что еще за листы? – подозрительно посмотрел Андрей на Малюту.
- Знамо, какие, - пожал плечами Малюта, - чтобы скоро сказка сказывалась, да не скоро дело делалось, чтобы все по писаному шло, да в свой срок.
- Ясно, - сказал Андрей, - значит, птица говоришь… у нее, небось, и имя есть.
- Как не быть, птицей Правь ее кличут. Вернее, не кличут, а меж собой называют, птица та ни с кем не говорит, ни во что не вмешивается, ее вообче как бы нет, однако без нее беды неисчислимые на царство обрушатся, и добро над злом верха брать не смогёт. Про то все знают.
- Да уж, - усмехнулся Андрей, - добро верх берет! Это ваше что ль ведомство – оплот сил добра? Хорошее же тут добро творится, если невиновного человека Бог знает, в каком шпионстве подозревают, и к твоим людоедам швыряют! Это хорошо, я попался, которому твои костоломы ничего сделать не могут, а попадись кто попроще, то вы бы его заживо ни за что ни про что поджарили и выпотрошили. Это, стало быть, добро называется? Хреновое, такое добро получается, и гнать его отсюда в три шеи надо. Я этим в ближайшее время и займусь, поскольку, вижу, некому больше!
«Теперь уже ясно, - думал Андрей, - что эта самая птица Правь и есть тут главное звено, которое баланс сил держит. Разумеется, сказка по определенным сценарным канонам развивается. Очевидно, эта птица Правь каким-то образом эти законы и устанавливает. Правда, с добром и злом неувязочка получается! Какое ж тут доброе царство, если такие придурки, как царь Горох и палач Малюта, делами заправляют. Значит, надо так понимать, что у них совсем неправильное представление о добре, коль они сами рассадником зла являются».
- А что тут за иноземные государства вокруг, - снова обратился Андрей к Малюте, который, по-видимому, почуял надежду на спасение и решил все чистосердечно выложить перед Андреем.
- Знамо дело, бусурманские, - охотно ответил инквизитор, - какие ж еще? Оттуда и Кощей бессмертный, и змей Горыныч, и Идолище Поганое приходят. Порой, немалые разрушения творят, только, где им с нашими добрыми молодцами тягаться! Как бы им лихо не приходилось, всегда с победой возвращаются и на царской дочке женятся!
- Сколько ж у царя дочек тогда, если каждый раз женятся, - усмехнулся Андрей, - на всех добрых молодцев не напасешься…
- Знамо дело, одна, - не понял иронии Малюта, - только ведь от листа до листа ей один добрый молодец в женихи положен. Как лист перевернется, все по новой, только имена могут разниться да супостаты.
«Ясно, - подумал Андрей, - как лист переворачивается, новая сказка начинается, да по сходному сценарию, ведь закон сказочного жанра един. Это, выходит, и есть птица Правь. Ну что ж, ее-то мы и будем отсюда вычленять, как главное звено, иначе мне на новый уровень не перебраться. А что, возможно, если я отсюда эту птицу уберу, то пользу только этому жанру принесу! Жанр-то сказочный зачах совсем, никто сказок уже не читает, поскольку везде одно и то же! Теперь-то понятно почему! Благодаря этой птичке все по наезженной и катится. А так, глядишь, если убрать ее отсюда, в сюжеты свежая струя вольется, не будет все так скучно и предсказуемо. Тем более, здешнее добро, с этими царями и палачами, уж больно на зло смахивает, да и вообще, все, кого я здесь видел – крайне неприятные персоны! Так что здешняя победа добра в действительности никакого добра не приносит, заграничное зло, по-моему, более симпатично, чем здешнее добро. Кстати, я эту птицу так и не видел, да и не совсем ясно, что с ней делать, чтобы на следующий уровень перейти. Ладно, хватит этого придурка мучить! Пойду ка лучше на птицу погляжу, раз она тут на крыше сидит, да соображу, что с ней делать надо, чтобы ничего не напутать. Думаю, правильное решение на месте придет. И надеюсь, в результате этих моих действий, жанр сказки претерпит значительное обновление, и снова станет популярным в народе.
- Добро, - сказал Андрей Малюте, - ситуация мне более менее понятна, пойду ка я на вашу птицу погляжу, да с царем покалякаю. Уж замолвлю за вас, идиотов, словечко, чтобы он на вас, за ваши просчеты с работы не выгнал. Или у вас с работы не гонят, а только головы отрубают? Ну, пусть он смилостивится, и головы ваши в покое оставит.
С этими словами Андрей снял Малюту с крюка, аккуратно поставил на пол, и уменьшился до своего обычного размера. Затем повернулся к непрерывно раскланивающемуся Малюте спиной, и вышел из застенка, нисколько не боясь предательского удара в спину: было ясно, что прикажи ему Андрей что-то сделать, и он сделает, что угодно, и батюшку-царя зарежет, и мать родную… хотя, судя по роже, мать родную он зарезал уже давно.
Царя со свитой и без свиты ни на площади, ни на крыльце не оказалось, и только два стрельца стояли у входа в терем, тупо пялясь на Андрея, который по всем законам, не мог так запросто выйти из тайной канцелярии. Андрей осмотрел крышу терема с его луковицами и маковками, и никакой птицы там не обнаружил, а впрочем, она могла прятаться где-нибудь за многочисленными строениями сложного купола терема.
«Да и вообще, - думал Андрей, - с чего это Малюта взял, что она именно на крыше терема должна находится? Если она тут самая главная, и даже царь – чисто представительская должность, которая по сути ничего не решает, то птица эта может появляться где и когда захочет. Ну, раз так, то имеет смысл продолжать нашу прерванную беседу с царем, уж он-то, наверное, в курсе, как с птицей повидаться. Заодно и припугнем его малость, все же это он, паршивец, велел меня арестовать».
Андрей решительно двинулся к крыльцу терема, однако, как и стоило предположить, два дюжих стрельца у парадного входа, перегородили ему дорогу с не совсем уместным выкриком: «Стой! Кто идет!?» и угрожающе направили бердыши прямо Андрею в грудь. Но тому уже надоело изображать из себя беспомощную овечку, поэтому он, без дальнейших препирательств, поймал их табельное оружие прямо за наконечники, и резким движением забросил стрельцов на крышу терема.
- Вот так-то, ребята, - весело напутствовал их новоявленный богатырь, убедившись, что весомые туши не проломят крышу, сделанную, очевидно, из жженого сахара, - поищите там птицу Правь, да отправьте ее на свой насест, а то она где-то там дрыхнет, а ей положено на шпиле, вместо Додоновского петушка сидеть, да глядеть, откуда ворог движется».
После этого, предоставив стрельцам самим решать вопрос спуска, Андрей решительно распахнул дверь из цельной плитки тульского пряника, и вошел в терем. Очевидно детали его освобождения из тайной канцелярии каким-то образом донеслись до обитателей терема, поскольку, пока Андрей шел через многочисленные палаты, дворцовая челядь, охрана и мамки-няньки тут же прятались под столы и кровати, только Андрей распахивал дверь. Размеры терема заметно уступали Лувру и Эрмитажу, поэтому наш герой, пройдя несколько коридоров и, ткнувшись на удачу в несколько палат, вскоре обнаружил дверь, на которой висела табличка с надписью, выведенной затейливой глаголицей: «Царь Горох. Без доклада не входить».
У двери, как водится, стояли два стрельца, копии тех, которых Андрей забросил на крышу, и он уже прикидывал, выдержит ли  массивная люстра вес двух здоровенных увальней в полной экипировке, однако этой, новой демонстрации физического превосходства не потребовалось, стрельца побросали бердыши, и прыснули в разные стороны по коридору, сдав батюшку-царя на милость грозного десятилетнего пацана.
«Быстро же они в ситуацию врубились, - подумал Андрей, - те, двое, у крыльца еще не заценились, а эти уже полностью в курсе. Интересно, им с крыши, что ли, пострадавшие телепатически сообщили, что шпион бусурманский покруче Джеймса Бонда оказался».
Андрей мысленно улыбнулся и зашел в палаты царя Гороха. Царские палаты, как ни странно, были не особенно просторны, и по внутреннему убранству очень напоминали жанровую Городецкую роспись середины девятнадцатого века, словно бы одна из таких лубочных картин сошла с доски и обрела объем. Стены были расписаны пышными розанами, декоративными птицами, больше напоминающими представителей флоры, чем фауны. Повсюду, к месту, и не к месту, висели размалеванные занавесочки с ламбрекенами, собранные гармошкой, вдоль стен тянулись разукрашенные лубком скамейки, то тут то там стояли огромные кованые сундуки, как же весьма забавно расписанные всякими сценками из похождений Бовы-королевича. Над каждой из дверей, которые, очевидно, вели в соседние комнаты, висели подковы, а посреди комнаты возвышалась огромная затейливо расписанная прялка, словно царь на досуге любил заняться ткацким делом. О том, что это все же палата главы государства, а не обычная комната в зажиточной крестьянской избе, свидетельствовал только целый арсенал рубящего, колющего, пилящего и метательного оружия, беспорядочно развешанный на стенах, правда, вперемешку с вполне безобидными хомутами, седлами, уздечками и стременами. Среди грозных копий совершенно не к месту оказывался ухват, среди луков – коромысло, а среди алебард и бердышей – молотильные цепы. А впрочем, как помнил Андрей, подобные цепы у японцев, в случае необходимости, превращались в грозные нунчаки, поэтому то тут, то там попадающиеся косы и серпы вполне могли использоваться в качестве холодного оружия. Другое дело, что хилый батюшка-царь плохо представлялся в роли лихого рубаки.
На массивном трельяже с изящными лебедями из слоновой кости как попало валялись атрибуты царской власти: скипетр, держава, печать и здоровенная золотая корона, а в углу красовалась весьма своеобразная печь, размером и формой напоминающая обычную русскую, но, наподобие голландской отделанная изразцовыми плитами, на которых была изображена целая эпопея румяного Ваньки в залихватском картузе, и с завитыми пшеничными локонами и усами. Сии древнерусские комиксы подробно изображали, как этот Ванька, то в одном, то другом лабазе покупает  разнообразные аксессуары, необходимые для чаепития: самовары, чайники, чайные сервизы, сахарные головы, целые мешки чая, пряников, кренделей, петушков на палочке и лимонов, и все это для своей пышки-возлюбленной, которую он собирался по-царски напоить чаем с лимоном, пряниками и леденцами:
Чай багровый,
Чайник новый,
Кипяченая вода,
Лимон свежий
Ваня резал:
«Кушай, кушай, милая моя!»
Печка была устлана высоченной периной, в изголовье возвышалась целая гора подушек, а из-под одеяла выглядывала испуганная, сморщенная, словно куриная попка, физиономия царя Гороха и совсем юная румяная, пухлая рожа сенной девки, которую Андрей и прежде разглядел в свите царя среди многочисленных мамок и нянек.
Как только глаза их встретились, царь робко вылез из-под одеяла и уселся на краю печи, свесив из-под длинной ночной рубашки грязные худые ноги с давно не стрижеными ногтями. С трудом придав своему лицу величественный вид, царь, запинаясь, хрипло пропищал:
- Мы… стало быть… енто… ошибочка вышла! Слава Богу, все разрешилось… рады тебя приветствовать, добрый молодец… как звать-величать тебя-то?
- Значит, все же, не шпион? – усмехнулся Андрей, - а что ж ты, батюшка-царь час назад меня в шпионы записал? Что ж мы так быстро свое мнение поменяли?
- Дык, - проблеял царь, - мы тебя испытывали, у нас принято добрых молодцев испытывать! Нешто мы не знаем, что ежели ты добрый молодец, то живо с моими ребятками из тайной канцелярии разберешься!
- Ну, а, допустим, я бы добрым молодцем не оказался? – грозно уставился Андрей на все более робеющего царя. – Выходит, ты бы, душегуб, невинного человека на пытки отправил? Такая твоя царская справедливость: если слаб и немощен, то ты шпион, и подыхай на дыбе ни за что ни про что, а если силен, да удал, то – добрый молодец, и добро пожаловать во дворец? При этом ты, царь-батюшка, еще и свои кадры не бережешь, если добра молодца в каземат отправляешь! А если бы я не столь жалостливым оказался и твоим упырям головы свернул? Не жалко специалистами-то разбрасываться? А если бы я к тому же и каземат вместе с теремом развалил? Об этом ты не подумал? Нет, врешь ты, батюшка-царь, не стал бы ты такие проверки устраивать, если бы действительно подозревал, что я добрый молодец! А значит, ты – злыдень, душегуб, и надо тебя как следует наказать!
- Ой, не губи, добрый молодец! – завыл в ответ царь, растеряв остатки былого величия, - каюсь, не признал, уж больно подозрителен ты был, а наш царский долг из каждой подозрительной личности выведать, кто он, на самом деле, и не задумал ли лиха какого. Тут ведь случайно никто не является, либо ворог лютый, либо ясный сокол добрый молодец! Как же тогда государством править, если сметану от сыворотки не оделять! Добро ведь со злом не перемешиваются!
- А что, обычный прохожий быть не мог? – усмехнулся Андрей.
- Не мог, добрый молодец, обычные прохожие там, внизу, среди статистов шляются, они здесь никак объявиться не могли!
- Ясно, - пробормотал Андрей, - все-то у вас по полочкам разложено, да расписано, ну а насчет добра и зла,  - тут мне тоже все ясно! Ты, батюшка-царь, и есть то самое зло, которое в добро рядится, при этом – слабое и подлое! Ну да ладно, мне особого дела до твоего хренова величества нет, и надолго задерживаться в вашем паршивом государстве не собираюсь. Тебя я со свитой, так и быть, не трону, ведь и сам не догадываешься, что ты обычный мыльный пузырь, а государство твое – тень бесплотная. Мне, собственно, лично от тебя ничего не надо, я сюда явился, чтобы на птицу Правь поглядеть.
- Погодь, погодь, - вдруг оживился царь Горох, - ежели ты добрый молодец, а по этому поводу сомнений у нас больше не имеется, то прийти сюда мог только с одной целью: дочь нашу, Несмеяну, от супостата Кощея бессмертного избавить! Похитил он ее, Ирод поганый, вчера вечером, и увез в свой поганый бусурманский замок, и замыслил своей женой сделать, а ежели он на ней женится, то и все наше царство впридачу получит.
- А мне-то что? – процедил Андрей, - ну надо же, каков урод! Сам меня час назад в пыточный застенок отправил, а теперь имеет наглость какое-то дельце по освобождению царевны предлагать! Да я и пальцем не пошевелю! Мне на птицу взглянуть надо.
- Так не задаром же! – заторопился царь, - кто ж задарма с Кощеем сражается! Мы же тебе свою дочку замуж отдадим, да полцарства впридачу!
- Нужна мне дочка твоя! – усмехнулся Андрей, - тем более, судя по имени, рева-корова! К тому же, как видишь, царь-батюшка хренов, мне еще восемнадцати лет не стукнуло, и еще не скоро стукнет. Так что, жениться я по возрасту не могу, в Загсе не распишут. Да и не собираюсь я так рано жизнь свою черт знает с кем связывать! Я эту вашу дочь в глаза не видел, небось, страшна, как смертный грех, если в тебя пошла. А насчет полцарства вашего, так я не обжора какой, мне столько хлебобулочных изделий и прочих кондитерских изысков не требуется, мне и тысячной доли за всю жизнь не съесть. Нет уж, батюшка-царь, ты мне мозги не компостируй, и не зли меня, я ведь такой добрый до поры до времени, а разозлюсь, – все здесь, до последнего сухарика, разнесу. Давай, показывай мне, где у вас тут птица Правь прячется, а с твоей дочерью, царевной Несмеяной, ничего не случится, скоро сюда какой-нибудь заезжий Иван-царевич явится… или Финист Ясный Сокол, на худой конец. Вот пусть они судьбой твоей дочери и занимаются, а мне некогда, я и так кучу времени в твоей тайной канцелярии потерял, пока с твоими инквизиторами разбирался.
- Так ить, - растеряно пробормотал царь Горох, - птица ведь не покажется, пока не начнет сказка сказываться, а она не начнет сказываться, пока ты в поход за царевной не решишь отправиться. Она ведь прилетает добра молодца напутствовать и крикнуть на своем птичьем языке: «Навь – Явь – Правь»! А иначе ее вызвать никак нельзя, она никому, даже добрым молодцам, не подчиняется.
- Врешь ты все, небось, царь-батюшка, - недоверчиво покосился на него Андрей, - врешь и не краснеешь…
- Да, не вру, свет ясный, вот те крест, - размашисто, с отчаянием на лице перекрестился царь Горох, - Дуняша, подтверди! Вон, Дуняша скажет, - повернулся царь к своей пухлой наложнице, которая тут же услужливо закивала, - пусть народ подтвердит, если царю не доверяешь. А ежели ты уйдешь, то другого добра молодца не будет, никогда так не было, чтобы два добра молодца в одной сказке оказалось! То есть, молодцы-то могут быть еще, а добрый – только один, стало быть никто царевну не освободит, и сказка зависнет, а если сказка зависнет, то Бог знает, когда страница перевернется, такого испокон веку не было.
- Ну, не перевернется, велика беда! – буркнул Андрей, - у вас тут вообще одна видимость кругом, хоть листай, хоть не листай! Да и мне, честно говоря, дела до этого нет, вас давно следует в нестандартную ситуацию поставить, чтобы жанр освежить, а то протухла русская сказка и не нужна никому… ну, ладно, допустим, я согласие дам, покажешь тогда птицу?
- Да не я покажу, - с надеждой закивал царь, - тебе ей показаться надо будет, иначе, без ее благословения, ни сказка не сказывается, ни дело не делается! Ты, добрый молодец, все же имя свое назови, чтоб я знал, кому судьбу дочери вверять, да и птица не желает с безымянными знаться, что ж за добрый молодец без имени!
- В общем-то, - важно проговорил Андрей, - для тебя не имеет значения, как меня зовут, но если для дела надо, что ж, ну, хотя бы, Катигорошка! Слыхал о таком?
- Как не слыхать, слыхал, - угодливо закивал царь, - только в нашем тридевятом царстве он никогда прежде не объявлялся. Потому-то я тебя и не признал, а так, конечно, слыхал: мальчик-богатырь! Только все равно, он, кажется, одет как-то более подходяще для добра молодца был.
- Да что вы зациклились все, одет не так! Тут ведь кругом сплошная видимость! Ну, если это так важно, пожалуйста, - и Андрей превратил свои и вправду не очень уместные в здешних краях ковбойку и шортики в одеяния восточного принца, включающие шелковые шаровары, тончайшей работы кольчугу, золотой шлем с шишаком, белый плащ до земли и красные сафьяновые сапожки с загнутыми вверх носками.  На пояс же он подвесил себе лихо изогнутую саблю, усеянную бриллиантами. Как ни странно, в отличие от не видавших чудес специалистов по средневековым пыткам, у царя подобные метаморфозы удивления не вызвали, напротив, теперь он глядел на Андрея с большим одобрением и симпатией.
- Ну вот, теперь совсем другое дело, - удовлетворенно закивал он головой, - вот теперь – настоящий добрый молодец, хоть и молодой совсем, но молодость добру молодцу не помеха! А то, что это за витязь в коротких портках, да без меча-кладенца…
- Обязательно кладенец что ли? – воспринял на свой счет намек Андрей, - мне он несподручен, будет, понимаешь ли, по земле волочиться! Считай, что это сабля-кладенец, она и легче и оперативней…
- И без Сивки-Бурки, - осмелел царь, - нешто к Кащею пешком пойдешь? Да он без Сивки-Бурки на тебя и глядеть не позжелает, не то, что биться!
- А его никто и спрашивать не собирается, - отрезал Андрей, - а Сивку-Бурку, считай, я у ворот ограды оставил. Разве прилично на коне во дворец въезжать? Он тут и полы загадит, и запах от этих лошадей! А я добрый молодец воспитанный и не люблю людям хлопоты доставлять. Не ты ведь потом полы-то убирать будешь, а слуги твои, а вот их, в отличие от тебя, мне искренне жалко.
- Шой-то не видать твоего богатырского коня, - еще больше осмелев и пристально посмотрев в окошко, молвил царь – пусто у калитки.
- А он в твой сад пошел травку пощипать, а сад из этого окошка не виден…
- Так он же там молодильные яблочки пожрет, - переполошился царь, хотя до сего момента явно не верил в наличие у Андрея легендарного транспортного средства, - а они ж – девятое чудо света, мы за счет них девятую часть казны пополняем.
- Ладно, сказал Андрей, - не пугайся, царь-батюшка, он у меня привязан, только я его невидимым сделал, чтобы он внимание к себе не привлекал, а то соберется народ, начнут разглядывать, еще, не дай Бог,  в зубы смотреть полезут, а нрав у него буйный, осерчает – полгорода твоего разнесет!
- Чтой-то я не слыхал, - пробормотал царь, - чтобы добры молодцы так, запросто, колдовством владели! Им же положено только силу богатырскую иметь, которая, в конечном счете, любое колдовство побеждает.
- А я вот такой нестандартный добрый молодец, - продолжал лицедействовать Андрей, которому ничего не стоило сотворить фантом Сивки-Бурки, однако не хотелось идти во всем на поводу царя, он и так понимал, что царь почуял его слабину и пытается влезть на шею. А впрочем, все это был спектакль, и Андрей полностью отдался волне импровизации. – Ладно, сознаюсь, - доверительно сообщил он царю, - мне в соседнем царстве волшебник Изумрудного города, Гудвин, шапку-неведимку подарил, вот я ее на коня и нахлобучил, а так, конечно, главная сила моя – сила богатырская.
Царь словно бы забыл, как только что на его глазах Андрей превратил свою летнюю одежду в боевую экипировку восточного принца, и, казалось, вполне удовлетворился объяснениями Андрея.
- Ладно, - первый нарушил молчание Андрей, после того как царь, казалось, исчерпал все свои вопросы, - если и вправду птица может показаться только после того, как я согласие свое дам в поход за  Несмеяной отправится, что ж, так и быть, согласен, а то зачахнет девица в плену, она ведь и так у вас Несмеяна… («Фиг я тебе куда отправлюсь, - мысленно усмехнулся Андрей, - а впрочем, все зависит от того, как ситуация с птицей сложится».) – ну, пошли на двор, я слышал, птица, когда ее видеть можно, на крыше терема появляется.
- Ой, - засуетился царь, очевидно не ожидавший столь быстрого согласия Андрея, - пойдем, только погодь чуток, я по быстрому одежды свои царские надену, а то неудобно как-то, с птицей как никак на встречу идем! Дуняша, давай ка, одевай меня в лучший кафтан, как для торжественного случая полагается.
- Э, нет, батюшка-царь, - запротестовал Андрей, - знаю я, как у вас царей «по быстренькому». Где в уставе записано, что нельзя перед птицей. Правь в ночной рубашке показываться?
- Да нет, добрый молодец, вроде нигде не записано…
- Ну, так и не будем время терять, а со мной можно и попроще, мы ведь с тобой, считай, уже родственники, если ты мне принцессу в жены предлагаешь. Ты на мои прежние слова не обращай внимания, - поправился Андрей, видя, что царь с сомнением оглядывает его мальчишескую фигуру, - что я жениться по возрасту не могу. Для настоящего добра-молодца возраст не помеха, захочу, и окажусь мужчиной в самом расцвете лет, у меня, - вспомнил он пример с молодильными яблоками, - старильные персики есть из Среднего царства, мне их сам Сунь Укун подарил! Что, не слышал о таком?
- Нет, добрый молодец, штой-то не слыхал, ты вообче странные названия говоришь: Изумрудный город, Гудвин какой-то, Сунь Укунь…  куда сунь, в какой укунь? Отродясь не слыхивал.
- Эх ты, тьма египетская, - упрекнул будущего родственника Андрей, - о чем ты вообще слышал? Сидишь тут, в своем кондитерском царстве, как пень, и кроме допотопных Кощеев и змеев Горынычей ничего не видел! А, между прочим, мир так велик, и столько на свете чудесных стран, городов, народов и зверей разных существуют! И вообще, что это за термин, «бусурманское государство»? Да этих государств как собак нерезаных, и каждое свое название имеет. Ты хоть что-то, кроме своего Тридевятого царства, Тридесятого государства знаешь?
- А нам, царям, - захорохорился Горох, - это знать без надобности, на то у нас послы да Садко-богатый гость, чтобы по чужим гусударствам разъезжать, да их названия хитрые выучивать. Я по молодости пробовал выучить, так чуть язык не сломал…
- Ладно, - не очень почтительно перебил его Андрей, - я, собственно хотел сказать, что мне достаточно от этих старильных персиков откусить, и я на десять лет повзрослею, и на царевне твоей смогу жениться. Кстати, в этом случае на владение полцарством мне и опекун не потребуется. Давай, родственничек, слезай со своей квашни и веди меня к птице на показ.
Понимая, что Андрей в любой момент может отказаться, царь, кряхтя, начал, было, спускаться с печки, но наш герой, не дожидаясь, когда тот опустится на пол, еще в воздухе подхватил Гороха, как пушинку, и быстро потащил к выходу, заставив засмущавшуюся Дуняшу суетливо семенить несколько поодаль, перекатывая свои выдающиеся прелести под полу расстегнутой ночной рубашкой. По пути к ним попытались пристроиться невесть откуда взявшиеся мамки-няньки, бояре и стрельцы, но Андрей так грозно на них зыркнул, что они тут же расползлись по своим привычным местам: кто под стол, кто – под кровать, кто просто укрылся за ближайшей занавеской.
- Не надо нам свидетелей, - стальным голосом сказал он царю, который робко заявил, что без полной свиты ходить по терему ему вроде как не пристало. – Нам такое дело серьезное предстоит, а ты хочешь, чтобы они нас своими дурацкими советами с панталыку сбивали! Да они тут такого насоветуют, – не только царевну из плена не вызволишь, - штаны правильно надеть не сумеешь! По рожам же видно, что круглые дураки, и по ним же видно, что языки за зубами держать не обучены! А ты, царь-батюшка, всех по мягкосердечию выслушиваешь, да под их влияние и подпадаешь. Поди, ведь, - подкинул он царю дипломатически выверенную идею, - и меня арестовать они нашептали, хоть ты сперва и разглядел во мне добра молодца. Это они специально, чтобы я тебя с престола свергнул, а они бы сами государством правили! Я их подлую натуру сразу разглядел, все беды твои от таких советников!
- И не говори, добрый молодец, тут же уцепился за предложенную идею царь, - запутали совсем своими советами, государство до нужды довели! Ежели я бы к их нашептыванию не прислушивался, а правил по своему разумению, все бы было в государстве чинно и складно!
- Вот, вот, - подтвердил Андрей, - гони их в три шеи!
Тем временем царь Горох, наш герой и семенящая следом Дуняша миновали все положенные коридоры, палаты, спустились с крыльца и вышли на середину площади, откуда была хорошо видна крыша красна терема.
- Вон она, голубушка, - сиплым от волнения голосом пропищал царь, взглядом указывая на шпиль, - доброго здравия тебе, матушка, ты, как всегда, высоко сидишь, далеко глядишь, знаешь уже, что сей добрый молодец дочь нашу от супостата отбивать идет…
Андрей впился глазами в то место, куда указывал царь. На шпиле красна терема и правда сидело чудное создание, которого не было ранее. Телом это существо напоминало крупного павлина с многочисленными «глазками» на хвосте, а вот лицо было вполне человечьим, мало того, Андрею даже стало не по себе, поскольку лицо это было ему хорошо знакомо: оно чрезвычайно напоминало лицо Ани Ромашовой, правда, с головным убором и украшениями, как красна девица в сказочно-старославянском стиле.
«Так, так, - подумал Андрей, - что бы это могло значить? Чудесная метаморфоза Ани, или мои астральные глюки? Если это Аня сюда заявилась с автобусной остановки (то, что она так выглядит, особенно в сказочном слое астрала, ничего удивительного, я бы тоже мог в кого угодно превратится, да так как-то привычнее), то почему же она с давних времен здесь всем знакома? Она ведь могла здесь только совсем недавно появиться? Хотя, что это я такими понятиями оперирую, как «давно», «недавно». Я вон какие путешествия в прошлое совершал, почему бы и ей так же на несколько сот лет не перекинуться, и не утвердиться в качестве некой таинственной птицы Правь. С другой стороны, с чего это она на должность такую сказочную устроилась, она же одержима идеей человечество от чего-то там спасти! Нет, наверное, это что-то другое означает, очевидно, это именно для меня знак, раз тут самая главная птица имеет лицо Ани, которая истории неизвестна. Наверное, какие-то силы к моему приходу готовились, и что-то мне этим хотели сказать! Впрочем, возможно это всего лишь причудливая игра энергий, и вообще ничего не означает. Так, что-то вроде зеркала моего сознания. Однако с этой птицей надо поговорить, и свидетели нам нут не нужны». (В том, что птица разговаривает человеческим языком, Андрей ничуть не сомневался). Для пущей значимости он развернул штурвал Меркабы, хитро глянул на царя и сказал:
- Эта птица мне нравится, пожалуй, заберу ее. Прощавай, покедова, батюшка-царь, не судьба, видать, нам с твоей дочкой обручиться, мне птица нужна. – И не успел царь разинуть свой беззубый рот для ответа, как Андрей опустил на площадь «туман забвения», как он мысленно назвал такую волшебную штуку, которая останавливала восприятие всех, кого окутывала, разумеется, не затронув туманом крышу терема и себя самого.
- Здравствуй, птичка, - сказал Андрей, разглядывая ее с любопытством, впрочем, без особого почтения, поскольку в последнее время осознал себя главной персоной мистерии. Очевидно, он и имел на то весьма веские основания, поскольку, будучи одним из двух игроков объявленной черным магистром таинственной игры, воспринимал всех остальных действующих лиц чем-то вроде шахматных фигур, которыми ему по статусу положено распоряжаться. К тому же в его сознании произошла очередная незамеченная им перемена, и он совсем забыл, что еще совсем недавно ощущал себя ненастоящим существом, искусственным Пиноккио, зависящим от чьей-то доброй либо злой воли.
- Ты, говорят, тут самая главная, - продолжил он, не дождавшись ответного приветствия, - держишь, так сказать, баланс добра и зла и добрых молодцев в путь-дорожку отправляешь! Но сдается мне, что со своими обязанностями ты справляешься безобразно, либо – того хуже – это конкретный злой умысел, я бы сказал, вредительство! Какое ж тут, в тридевятом государстве, царство добра, если местный царь – выживший из ума трусливый самодур, растлитель несовершеннолетних, царевна, надо полагать,  истеричка, а в соседней пристроечке расположена тайная канцелярия, где пытают невинных людей душегубы-палачи. Ну, еще стрельцы, безмозглые кретины, хватают кого ни попадя, а весь царский двор – собрание льстецов, подхалимов и бездарей! Это то, что я успел рассмотреть при беглом осмотре, но не сомневаюсь, что копни я поглубже, и выявится еще тьма всяких безобразий. Короче, прогнило что-то в Датском королевстве! В этом случае, с каким же злом борется это самое добро в кавычках? Не удивлюсь, если окажется, что всякие супостаты, о которых царь что-то такое рассказывал, окажутся вполне приличными персонажами, и Кощей бессмертный не выкрал царевну Несмеяну, а избавил ее от тирании злобного коротышки-отца, который только и думает, как бы ее замуж выдать за кого ни попадя. Я полагаю, что в сопредельных царствах, которые царь Горох бусурманскими называет, своя птица есть, которая баланс добра и зла держит, и по понятиям здешней администрации она должна быть представителем враждебной партии, то есть олицетворять принцип зла. В этом случае вас правомерно местами поменять, чтобы народ понятиями-перевертышами не дурить. Эй, я к тебе обращаюсь, - повысил голос Андрей, поскольку птица никак не реагировала на его монолог, - кстати, почему твое лицо напоминает мне одну особу? И какая же ты всеведущая, если не разглядела, что я несколько не подхожу к разряду добрых молодцев, и никакую царевну Несмеяну освобождать не собираюсь, на то у вас свои герои имеются! Каждый своим делом должен заниматься! Ну, будем отвечать или глазки строить? Нет, Аней ты никак быть не можешь, ты, наверное, ее образ из моего сознания выудила, в астрале я с этим частенько сталкивался. – Однако птица продолжала молчать, внимательно глядя в глаза Андрею странным взглядом, полным сострадания. – И нечего на меня сочувственно глядеть, - начал злиться Андрей, - что, намекаешь на то, что я не настоящий, а литературный? Тык вы все здесь не настоящие, литературные! Я хоть герой современного увлекательного романа, в смысле его духовный прообраз, а ваш сказочный жанр – вообще полный отстой, сказки сейчас вообще никто не читает! Вот я и решил, чтобы малость освежить данное литературное направление, вообще изъять тебя отсюда, чтобы ваши дурацкие каноны разрушить, возможно, тогда и в сказочном жанре новое веяние появится, и возникнут в подлунном мире принципиально новые, увлекательные народные сказки. Меня предупредили, что должен главное звено вычленить и изъять, и теперь я понял, почему! Ну, скажи хоть пару слов, почему я этого не должен сделать? Может, у меня тогда новая версия действий появится?
Но вместо ответа птица взмахнула своими небольшими, явно декоративными крыльями, и взвилась в воздух, впрочем, как понял Андрей, к полету они не имели отношения, и уже оттуда до него долетели слова, произнесенные, как ему показалось, тоже весьма похожим на Анин голосом:
- Явь – Навь – Правь, - все смешается, если 666й присоединится к 888му!
- А, так ты меня всерьез не принимаешь?! – окончательно разозлился Андрей, - чушь несешь! И лицо с голосом Аниным специально взяла, чтобы надо мной поиздеваться! Ну, тогда я тебя ликвидирую, как класс, и тем самым русскую народную сказку подниму на недосягаемую прежде высоту!
- Я была Сирин… - донеслось до Андрея улетающее, однако тот уже не слушал, навел на птицу штурвал Меркабы, и, как только изображение появилось в ячейке, слегка надавил на нее, и птица исчезла.
В этот момент над Андреем что-то лопнуло, землю сильно колыхнуло, на секунду ему показалось, что небо в зените словно бы разверзлось, и он увидел там, в небесах, знакомое серое побережье со свинцовым морем Антивечности, затем из этого окна что-то посыпалось, вернее, поплыло, и сверху начало спускаться большое серое облако с необычными блестками. Когда это облако спустилось на землю и покрыло собой все видимое пространство, включая прежний, созданный Андреем туман забвения, он понял природу этой серой, то сгущающейся, то разряжающейся субстанции, которая держалась от Андрея на некотором расстоянии, оконтурив ореол чистого пространства. Мелькнувшую догадку Андрей тут же подтвердил, увеличив разрешающую способность своего зрения на несколько порядков. Элементарными частицами серого тумана оказались мельчайшие нанороботы – стальные единички и нолики, не видимые обычным глазом.
- Вот холера, - пробормотал Андрей, - это же нанооблако, которое я с побережья моря Антивечности в пространство сказочного трансмифа отправил. Но, ведь это же произошло несколько часов назад, что же это за ерунда такая?!
- Ничего не ерунда, - раздался знакомый вкрадчивый голос, и из тумана показалась фигура черного магистра, который, так же как Андрей был окружен ореолом чистого пространства, то есть нанооблако отстояло от него на расстоянии около двух метров. Выглядел он как всегда, этаким средневековым монахом, но если прежде руки его в широких рукавах никогда не были ничем обременены, то на этот раз на его правой руке красовалась специальная сокольничья перчатка, за которую цепко держалась здоровенная птица весьма противного облика – нечто среднее между кондором и индюком. При этом оперенье ее отливало нехарактерным для живой фауны металлическим оттенком.
- И ничего удивительного, - продолжал, как ни в чем не бывало черный магистр, словно бы они и не расставались там, в другом слое несколько часов назад и даже не прерывали разговор, - уж вам-то, знаменитому путешественнику во времени негоже удивляться таким пустякам. Разумеется, между здешним временным потоком и как бы остановленным временем у моря Антивечности, существует весьма приличный зазор, поэтому, оказавшись здесь, вам пришлось дожидаться несколько часов того, что у моря Антивечности произошло уже давно, а именно: нанооблако спустилось в пространство тридевятого царства. Мало того, этого бы – для вас, как наблюдателя с этой стороны - вообще никогда бы не случилось, если бы вы не разобрались с птицей Правь. В результате равновесие чуток нарушилось, щели приоткрылись и временные потоки на мгновение выровнялись, и нанооблако проникло в тридесятое царство, а там, на верху, у моря Антивечности благополучно завершился первый этап игры. Теперь же вы успешно справились со своей миссией на втором уровне, и в ближайшее время получите возможность перейти на третий. Собственно, вы уже сейчас можете перейти, но сперва хотелось бы перекинуться парой слов и внести кое-какие пояснения по поводу дальнейших условий Игры.
- А что это за чудище такое? - покосился Андрей на диковинного урода со стальным оперением. Впрочем, все, что выглядывало из-под перьев, казалось вполне живым.
- Увы, - покачал головой магистр, - тридевятому царству без птицы, держащий баланс сил, никак нельзя, иначе хаос, смешение всех энергий и форм, переход в абсолютно неудобоваримую форму бытия.
- Выходит, я не должен был эту птицу в Меркабу отсылать? – Приуныл Андрей.
- Почему же? Как раз туда ей и дорога! Вы абсолютно верно сообразили, что все дело в птице, и что жанр русской народной сказки, которая занимает немалую толику Российского трансмифа, абсолютно себя изжил. Разумеется, все ваши размышления о добре и зле, взаимодействующих в здешних краях, были достаточно наивны, но вы правильно порешили, что тридевятом царстве что-то прогнило, и пора менять здешние правила игры. Теперь их будет устанавливать вот эта птичка. Как бы ее назвать, по созвучию с прежней? Да, хотя бы  «Жуть»! Нравится мне это словечко! Но вы не пугайтесь, кличка  эта условная, поскольку дальнейшие события, которые здесь в ближайшее время начнутся, малопредсказуемы, можно только об общей тенденции, об общих этапах догадываться, а в остальном – полет фантазии. Не то, что раньше тут тлело: устаканилось еще в средние века, и ничего не менялось на протяжении семи-восьми столетий! Куда ж это годится, жизнь не стоит на месте!
- А почему у этой птицы оперение такое стальное? – с неприязнью взглянул Андрей на мрачное создание на руке магистра.
- А это вы сами определили ей такой статус, - усмехнулся магистр. – Думаете, это мое детище? Ошибаетесь! Оно из Меркабы возникло, как только вы прежнюю схлопнули, вы ее только в этом тумане не разглядели, так что моя задача была только ее подманить и доставить. Так что, можно сказать, вы ее автор, поскольку являетесь хозяином штурвала, а вовсе не я. А что касается ее стальных перьев, так это так же ваша заслуга, ведь именно вы спустили сюда нанооблако, которое является следствием высочайших технологий машинной цивилизации настоящего, и еще в большей степени будущего. И все это вполне закономерно и справедливо, - на дворе конец двадцатого века (я имею в виду пространство Энрофа), эпоха робототехники, компьютерных технологий и освоения космоса, а тут, в сказочном слое метакультуры все по-прежнему: седая старина, дремучие нравы, гужевой транспорт, лень да квас и никакого понятия о современных технологиях. Потому-то, как вы правильно подметили, русские народные сказки даже детям не интересны. Зато теперь все пойдет по-другому, и исключительно благодаря вашим скромным усилиям: нанооблако определило вид новой птицы, хранительницы равновесия, а она, в свою очередь определит новую сказочную мифологему с солидной поправкой на современное мировидение и достижения современной фантастики. Так что в ближайшее время здесь не пряничный городок будет раскинут, а какой-нибудь железный город трансформеров, что современному ребенку в тысячу раз интереснее.
- А со старым что будет? – С некоторым сожалением спросил Андрей. Все же, если не принимать в расчет малосимпатичного царя Гороха и службу тайной канцелярии, сам пряничный городок с его несколько карикатурными обитателями, выглядел весьма милым, уютным и вызывал весьма теплые чувства. Разумеется, роль зла в здешних краях, Андрей в сердцах несколько преувеличил. Да и сам Горох и Малюта с палачами теперь казались ему жалкими и беспомощными, а дыбы и раскаленные щипцы – обычными невинными игрушками, которые лишь имитировали реальность, но сами были не способны причинить зло. – Он что, сам по себе в стальной город превратится?
- Ну, насчет стального города – это я для примера, возможно, это будет нечто совсем иное. Точно предсказать трудно, только в общих чертах. Нет, просто так превратиться в нечто иное он не может, его сначала нужно съесть.
- В каком смысле, съесть?
- А в прямом смысле, - усмехнулся черный магистр, - что вас так удивляет, вполне подходящая судьба для пряничного городка,  и странно, что  он до сих пор не съеден. Хотя, разумеется, желающие всегда находились, да местные добры молодцы не зевали. Конечно, он не весь пряничный, только правительственные строения, остальное - из сухарей разной степени качества сооружено с небольшой добавкой кондитерских изделий, и многие строения – далеко не первой свежести: тут и плесень, и всякие вредители, но, тем не менее, на границе немало голодных особ бродит, которые на все готовы.
- Это кто, например? Да много таких, всех не перечислишь. Я предполагаю, что первыми разрушителями местных устоев будут иностранцы, представители и персонажи всяких английских, шотландских, немецких, французских и прочих сказок. Не исключено, что и азиаты примут участие, все же Россия – мост между востоком и западом, но, думаю, все же будут в основном преобладание западного влияния, поскольку перспектива здешней сакуаллы связана с прогрессом и технологией, которую совершенно не приемлела допетровская эпоха. Думаю, сначала произойдет замена кондовых русских персонажей и окружающего ландшафта на иностранные, по крайней мере, заметное разбавление таковыми, и уже на этой базе начнется технологический бум, и тут, разумеется, не обойтись без современной отечественной фантастики. Полагаю, Стругацкие весьма подойдут, их образы чрезвычайно объемные и живые, выуженные прямехонько из трансмифа фантастических эйдосов. Ну, в общем, всем этим балансом будет новая птица ведать.
- Почему же тогда, - спросил Андрей, - если вокруг такое оживленное соседство по границам, никто пока что на здешние продовольственные запасы не покушался?
- Так они же за надежной защитной перегородкой все время были, и никто особенно просочиться не мог.
- Что же, тогда царь Горох все время о каких-то «бусурманских царствах» говорил и буквально бредил иностранными шпионами. Меня самого вначале в шпионы записал и в пыточную камеру отправил, правда, я им быстро показал, кто в доме хозяин.
- Так это все доморощенные басурмане, из той же сакуаллы, только переодетые, как сценарий укажет. Настоящих чужаков тут давно не видели… вот теперь увидят!
- Так как они сюда попадут, если перегородки – вы говорите?
- Я думаю, все эти перегородки можно спокойно на свалку отправлять, - усмехнулся магистр. Вы своим штурвалом так тут тряханули, когда птицу схлопнули! Впрочем, не мешает поглядеть, заодно и нашу новую птицу пора на шпиль отправлять, без нее здешнему миру никак нельзя, а в тумане этом она, боюсь, сама насест не найдет. Сами-то нанороботы ей не страшны, у нее с ними много общего.
- Кстати, - вдруг переполошился Андрей, - совсем забыл. Облако-то это агрессивное, в войне роботов возникшее, как бы оно тут бед не натворило!
- Здесь не натворит, оно под контролем, - усмехнулся черный магистр. Вот энергию свою агрессивную этому миру передать – это другое дело, оно для этого сюда и внедрилось, чтобы совместно с новой птицей вековую пыль перетряхнуть. В действительности, конечно, тут никто ничего не поедает, все это лишь обмен энергиями в рамках междоусобной борьбы: кому на повышение, кому на понижение, так что «съесть» – это я образно, но видимость поедания в некотором смысле может сохраниться. Впрочем, в дальнейшем все это может по-другому выглядеть: например как лучевая война между космическими кораблями. Но в любом случае это лишь причудливая игра энергий.
- Понятно, - сказал Андрей, - в общем,  хоть мне эту милую затхлую провинцию и жалко, но я понимаю, что здесь необходимо революционное обновление. Кстати, а как вы насчет того, чтобы малость туман разогнать, по-моему, его тут слишком много, да и не видно ни хрена!
- Ну, - развел черный магистр руками, - у вас штурвал, вы и разгоняйте, боюсь, эта гигантская стая роботов меня не послушается… на данном этапе. Попробуйте его частично поглотить, только не переусердствуйте, иначе вся каша, которую вы тут заварили, насмарку пойдет. Облако это для здешней революционной ситуации архиважно, - неожиданно прокартавил магистр голосом Владимира Ильича, хитро подмигнув Андрею. – А впрочем, не буду вам указывать, вы тут событиями управляете.
- Хорошо, попробую, - важно сказал Андрей, - затем, мысленно наметив программу, перевел большую часть изображения нанооблака на ячейки штурвала, и, по очереди надавливая на них, поглотил их Меркабой. В результате горизонт очистился, остался, правда, значительный фрагмент облака в середине чиста поля и белый «туман забвения», по-прежнему окутывающий красный терем и часть площади. Вначале он хотел убрать его полностью, но потом подумал, что не хочет еще раз посмотреть в бегающие испуганные глазки царя Гороха, дни которого были теперь сочтены: уж кто-кто, а он точно не найдет себе места в грядущем мире новых технологий. – «Ладно, - подумал он, закладывая в туман забвения программу самоликвидации с отсрочкой, - как только я отсюда уйду, белый туман растает, и Горох со своим штатом очухается… хотя, может лучше бы им и не просыпаться вовсе…
Андрей осмотрел очистившийся горизонт и отметил, что и правда, что-то изменилось, и синий небосвод с редкими тучками во многих местах, как паутиной, покрыт трещинами, как треснувший стеклянный купол, и через эти щели что-то движущееся просачивается в пространство тридевятого царства.
- Что это там? – вопросительно поглядел Андрей на магистра.
- А сейчас посмотрим, - сказал тот, затем резко подбросил птицу, которая тут же устремилась на шпиль красна терема, словно только этого и ждала. Затем магистр сотворил из воздуха подзорную трубу, как у Жака Паганеля из фильма «Дети капитана Гранта», и какое-то время рассматривал через нее окружающее пространство.
- Все, как я и предполагал, - сказал он удовлетворенно после некоторого молчания, - сейчас сюда хлынули представители сопредельных сказочных слоев, в основном персонажи западноевропейского эпоса: всякие там тролли, гоблины, орки, вампиры, прочие фейери. А вон менее стандартные персонажи: Шалтай-болтай, Робин Бобин, Синяя борода… теперь их уже не остановишь! Местным добрым молодцам останется лишь в отставку уйти. Кстати, имеются трещины и в более отдаленные слои: как я и предполагал, сюда уже движутся представители флоры и фауны научной фантастики! Да, забавная тут потосовочка ожидается! Жалко, посмотреть бы что тут начнется через несколько часов, но, к сожалению, совершенно нет времени, пора за мою невидимую ширму.
- Кстати, - вдруг вспомнил свои подозрения Андрей, - я как-то вашего участи я Игре снова не заметил. Думал, что это только в предыдущем слое вы себя не проявляли, но, оказалось, что и в этом. Я так и не понял, на чьей вы стороне? Такое впечатление, что вы не только мне не противостоите, но как бы даже помогаете. Получается, игра в одни ворота! В чем тогда ее смысл?
- Как знать, как знать, - загадочно улыбнулся магистр, - я же вас предупреждал, что на каких-то этапах мы можем оказаться чем-то даже вроде союзников. А там, посмотрим, не в моих интересах раскрывать все карты.
- По-моему, - проворчал Андрей, - у меня все слишком легко получается, не чувствуешь какого-то серьезного противодействия!
- Ну, знаете, - развел руками магистр, уже дематериализовав подзорную трубу, - не угодишь молодежи! Трудности – плохо, отсутствие оных – опять плохо. Боюсь, нечего мне на ваше недовольство сказать. Я собственно, хотел вам только дальнейшую наводку сообщить. На новом уровне вам нужно будет найти одну дверь… и суметь через нее пройти. В действительности это не просто, местные жители этого не могут, и, возможно, для данного перехода потребуется много дополнительной энергии. Какой – определитесь на месте. Через дверь вы сможете попасть куда нужно… а может, не сможете. Могу только сказать, что следующий уровень – это уже шаг в сферу существования вашего реального двойника. Только, не дай бог вам с ним физически соприкоснуться… ладно, пора мне, я и так, похоже, что-то лишнее сказал, - вдруг заторопился черный магистр, видя, что Андрей готов разразиться градом вопросов, в связи с последней фразой, - увидимся еще… - с этими словами он превратился в маленькую мышь и юркнул под крыльцо красна терема.
«Ну, вот, опять ничего не объяснил, - проворчал Андрей, - что значит «физически нельзя соприкоснуться»? А впрочем, в его задачу входит не только помощь, но и на предмет «запутать». – Андрей соображал, что ему конкретно осталось сделать, чтобы перейти на следующий уровень, оглянулся вокруг и увидел, что у горизонта всплыл гигантский многогранник Меркабы, которого, казалось, только что не было. Многие его ячейки, как при переходе Андрея на второй уровень, были заполнены фрагментами будущего романа о жизни и приключениях то ли его самого, то ли его материального двойника. При этом заполненных и сюжетно состыкованных ячеек стало гораздо больше, чем раньше.
«Ага, - подумал Андрей, - свободные ячейки заполняются! Что ж, наверное, я на правильном пути, иначе бы роман где-то там, в небесной канцелярии, не писался».
Он посмотрел на штурвал и увидел, что одна из ячеек выступила, разгорелась красным цветом, и на ней появилась надпись «нажми меня».
«Это прям что-то из «Алисы в стране чудес», - подумал Андрей, незамедлительно нажимая на ячейку, и в то же мгновение все тридевятое царство поехало под ним, как переворачивающаяся доска, и он провалился в пустоту.


























ГЛАВА 13

ИГРА. УРОВЕНЬ ТРЕТИЙ


Впрочем, никаких особых воспоминаний о провале у Андрея не осталось, словно закрыл глаза и тут же открыл, и, разумеется, никакого тридевятого царства вокруг уже не было. Он стоял в каком-то чрезвычайно знакомом месте напротив маленького прудика, по которому меланхолично плавала парочка белых лебедей, а на противоположной стороне пруда сквозь деревья и сумерки проступали контуры дворца, так же чрезвычайно знакомые. Кстати, сумерки эти были не вечерние, а ночные, Андрей всем своим существом чувствовал особую энергетику пространства, это, несомненно, была белая ночь, со всеми своими запахами, особой подсветкой и чувством лирического «одиночества в толпе», которые хорошо знает любой, не очень твердокожий человек, которому приходилось прогуливаться по ночному Питеру где-нибудь в середине июня. Да, именно Питеру, поскольку место, где оказался Андрей, было ничем иным как знаменитым Летним садом, а замок, проступающий за деревьями, Михайловским дворцом, где, как известно, был задушен император Павел, после чего ни один из последующих царей не пожелал там селиться. Правда, в этой, хорошо знакомой Андрею картине центральной части северной Пальмиры что-то было не так. За опоясывающей Летний сад канавкой справа можно еще было разобрать контуры Марсового поля, но дальше город словно бы терялся в сумерках, а слева и спереди, к каналу Грибоедова и к Неве вообще ничего не было видно за деревьями, словно это был не маленький городской садик, спокойно пересекаемый за несколько минут, а значительный лесной массив. Правда, вид этого массива был весьма ухожен, то тут то там из чащи выпростались аккуратные дорожки, посыпанные мелким гравием, а, помимо этого, в поле обозрения виднелось несколько знакомых мраморных статуй из древнегреческого пантеона, столь популярных в парковом строительстве в восемнадцатом веке. И еще казалось странным, что не слышно было городского транспорта, и если в самом Летнем саду виднелись электрические фонари, нежно подсвечивающие листву, то там, за пределами, почему-то не видно было огней большого города.
«Странно, - подумал Андрей, - каким это образом я в Питере оказался? Правда, Питер ли это, еще надо посмотреть. Первое впечатление, что я в реальном Ленинграде оказался, однако, судя по всему, это не физическое пространство, а какое-то отражение: вроде бы и сходно по виду и настроению, а вроде бы и нечто другое. Наверное, это все же астрал, как я понял, в физическое пространство попасть, это сейчас для меня самое трудное, и так, запросто, оказаться в Энрофе я не мог. Нет, конечно, это астрал, - добавил он после того, как, подобрав небольшую веточку и, расположив ее между ладонями, медленно свел их вместе, преодолевая незначительное сопротивление. При этом ветка как бы впиталась его руками, передав Андрею некоторое количество энергии.
«Жалко, - подумал Андрей, - но ничего не поделаешь, разумеется, это еще далеко не последний уровень, прежде чем игра будет закончена. Хотя, в чем, собственно этот конец будет заключаться, так и не ясно: то ли я превращусь в настоящего Андрея Данилова, – хотя не совсем понятно, каким образом, - как-то не верится, что этим все закончится, ведь я что-то еще очень важное должен осуществить! Черный магистр явно что-то темнит, наверняка он что-то задумал, но под дурачка работает, делает вид, что является моим оппонентом в игре, хотя в чем заключается его роль оппонента совершенно не ясно. Итак, я должен найти какую-то дверь, через которую будет весьма сложно пройти, и куда именно пройти –  загадка, впрочем, и сама дверь – загадка, возможно, это лишь такое образное название. Где она находится – так же непонятно, ведь не среди деревьев же! Дверь вообще-то в каком-то здании должна располагаться, а что-то никаких зданий, кроме Михайловского дворца, в обозримом пространстве не видно. Словно взяли, и вычленили Летний сад вместе с куском Марсового поля из Ленинграда. Кстати, а почему, собственно эта заветная дверь не может находиться в Михайловском дворце? По крайней мере, это единственное здание, которое отсюда видно, и, как это бывает в астрале, пройдя через обычную входную дверь, можешь оказаться совсем не в том помещении, которому эта дверь, на первый взгляд, принадлежит. Правда, это как-то слишком просто, наверняка здесь какой-то подвох.
Что же это народа совсем никого? В такую дивную погоду сам Бог велел прогуляться. Или весь народ на набережной? Правда, есть ли тут набережная, это тоже не факт, может в этом слое вообще ничего, кроме Летнего сада в наличие не имеется. Может, все спят? Что-то не слышал, что в астрале спать можно».
Андрей чувствовал веяние какой-то романтической тайны, которая звала куда-то в неясную даль, однако особенно разгуливать не входило в его планы, тем более идти на поводу каких-то неясных грез в мире, который и сам по себе является иллюзией. Он решил, что логичнее всего попытаться поискать загадочную дверь в том здании, которое в настоящий момент было в наличие, а именно в Михайловском дворце. Он не особенно верил в успех, но с чего-то надо было начинать, однако от подобной программы действий его отвлекло необычное явление, которое, впрочем, он наблюдал неоднократно с тех пор как отправился с Аней в это странное путешествие на облаке-динозавре. Где-то в отдалении, как Андрею показалось, там, где теоретически должна была находиться Петропавловская крепость, пробил колокол, а затем через небосвод перелистнулась страница, и тут окружающая обстановка начала заметно меняться. То тут, то там в чаще Летнего сада зажглись огоньки, фонарики, воздух наполнился ночными звуками, какими-то звонами, неясным шепотом и над фонарями закружились причудливые огромные мотыльки больше подходящие для южного города. В воздухе вдруг появились какие-то, не характерные для Петербургской белой ночи благоухания, и помимо отчетливого запаха сирени, которая по идее должна была уже отцвести к середине июня, отчетливо заиграл в прозрачных сумерках аромат ночных фиалок, знакомый Андрею по Украине. Ко всему прочему Андрей уловил отчетливые черноморские запахи – нечто озоново-йодное, с примесью органики выброшенных на берег водорослей, чего никогда не ощущалось в Питере, как бы сильно не дул ветер с Финского залива. Одновременно с изменениями в атмосфере, проступили городские массивы Ленинграда, по крайней мере, со стороны Марсового поля, словно сумерки вдруг сделались прозрачнее, и как на проявляющейся пленке возникло то, что еще совсем недавно было скрыто от взора. В отдаленных зданиях зажглись окна. Зажглись они и в ближайшем к Андрею Михайловском дворце, одновременно с этим заиграла музыка – что-то из вальсов Штрауса, и в нижних окнах дворца закружились пары (вернее, их тени на фоне полупрозрачных занавесок), - явно не какая-то современная тусовочная молодежь, которую весьма сложно было представить на фоне вальсов Штрауса и Михайловского дворца. За прозрачными шторами первого этажа кружился блистательный девятнадцатый век: дамы в длинных бальных платьях, кавалеры во фраках, либо офицерских мундирах, в верхних же окнах занятия весьма разнились: где-то играли в карты, где-то в бильярд, где-то музицировали, либо просто суетились, и многое, многое другое, что трудно было снизу разобрать. Андрей припомнил, что нечто подобное он видел в замке Вечности, когда приближался к нему вплотную, и замок вырастал, а так же оживал. Правда,  этот Михайловский дворец не выявлял сходства с гравюрами Эшера, но все равно, при беглом взгляде на фасад почему-то возникало чувство романтической тайны и ожидания чего-то удивительного.
«Уж, какое там, удивительное, - мысленно проворчал Андрей, - на данный момент самое удивительное – это оказаться в обычном плотном мире, а всем нынешним удивительным и необычным я сыт по горло. Хотя, конечно, чего ждать от статуса литературного эйдоса, ведь именно здесь я в своем мире, и это, как я понимаю, некий Блоковский санкт Петербург, а может Достоевский или Пушкинский. Однако, кажется и Грин к нему имеет отношение, хотя тот писал о всяких там выдуманных Лиссах и Зурбаганах, а так же иностранцы – Эдгар По, Гофман и даже Герберт Уэллс.
«Наверное, - подумал Андрей, - это место может быть то Петербургом, а то и каким-то другим городом, отсюда все эти несоответствия. Вполне вероятно, что местами этот город санкт Петербург, а местами, что-то другое. Откуда, спрашивается, эти черноморские запахи? Вполне возможно, что за этими деревьями скрывается отнюдь не канал Грибоедова, а самое настоящее южное море, где среди  пены и волн весело соревнуются в скорости с дельфинами легкая, как перышко, Фрези Грант. Кажется, ее образ очень соответствует здешней атмосфере, хотя это, конечно, не Лисс и не Зурбаган». 
Впрочем, прислушиваясь к своим ощущениям, Андрей отметил где-то здесь, не локально, а именно вокруг, присутствие своего собственного реального двойника – того самого немолодого писателя, над письменным столом которого он парил в одной из своих вылазок в будущее Энрофа. При этом в чувство это добавлялось также присутствие того же персонажа, но в отроческом, юном и молодом возрасте, как нечто объединенное, но не слитое, словно прошлое, настоящее и будущее стали открыты для  отдельного восприятия под крышей единой личности.
«Интересно, - подумал Андрей, - раньше я его присутствия не ощущал, только два раза, когда оказался в его кабинете, еще до того, как узнал, кто я такой на самом деле, а так же в больничной палате. Нут так я его тогда воочию видел, а теперь я как охотничья собака, которая чует запах задолго до того, как увидит зверя, его присутствие ощутил. Интересно, что бы это значило? То ли в том смысле, что он долгое время в Питере жил, или что-то еще, допустим, в этом астральном городе он не раз побывал, и его энергетика в окружающей атмосфере запечатлелась. «Город грез», - неожиданно прозвучало в его сознании. – «Похоже, он этот город часто видел в юности, в своих грезах, и он у него связан со всеми пронзительными возрастными настроениями. Читает он, допустим, «Бегущую по волнам» или «Блистающий мир», и видит перед собой этот город. Наверное, это несколько примитивно: если и так живешь в Ленинграде, то гораздо интереснее представлять себе что-то принципиально иное».
Пока Андрей размышлял, оказалось, что он тут далеко не один, что в Летнем саду вдруг появилось немалое количество публики, которая до недавнего времени словно бы пряталась в лесном массиве, а тут вдруг решила буквально высыпать на дорожки и набережную. При этом они, наверное, оставили свечи и фонарики в чаще, поскольку там огоньки продолжали вспыхивать и перемещаться.
На набережной Лебяжьей канавки (в данном случае была именно набережная, а не зеленый спуск к воде) неспешно прогуливались пары и одинокие гуляющие, то же самое происходило и на многочисленных дорожках парка, при этом одеты они были по большей части так, как одевались в конце девятнадцатого века. Преобладали мужчины в сюртуках и цилиндрах, а женщины в шляпках и летних платьях до земли, правда, встречались и романтические типажи – юноши с длинными волосами в кожаных штанах со шпагами на поясе, высоких ботфортах и белых рубашках с жабо – явно из более ранней эпохи. Отдельно можно отметить суровых капитанов и шкиперов, времен эпохи географических открытий с неизменными пенковыми трубками во рту, и загадочных типажей то ли в скафандрах, то ли в обтягивающих блестящих комбинезонах, -  что-нибудь типа стилизованных марсиан из «Аэлиты» Алексея Толстого. Справа, там где открывался вид на город, сновали конные экипажи – кебы и пролетки, порой проезжали всадники и всадницы, но ни одной машины Андрей так и не приметил.
В общем, если закрыть глаза на отдельные отклонения и несоответствия, картина, открывшаяся перед Андреем, примерно соответствовала концу девятнадцатого века. Андрей тут же вспомнил, что его двойник (или создатель?) примерно в его возрасте очень симпатизировал викторианской эпохе, не важно, в самой ли Англии, либо в переносе ее на материк. Именно от слова «викторианская эпоха» (не николаевская или бисмарковская) веяло какой-то светлой романтикой чести, аристократизма, современного рыцарства и чистоты нравов, хотя, разумеется, это была лишь его детская идеализация, сформированная десятками приключенческих романов об этом времени, которые почему-то чаще попадались Андрею в руки. Андрей даже припомнил случай из собственной жизни (которая, разумеется, была жизнью его прототипа), когда бросил читать рассказы о Шерлоке Холмсе, как только события переместились в двадцатый век, испытав при этом горечь чего-то утраченного. Он даже своих вымышленных героев (о которых мы упоминали ранее), своим обликом и вооружением более соответствующих то ли средневековью, то ли эпохе Возрождения всегда мысленно помещал именно во вторую половину 19 века.
Все более и более проникаясь духом «викторианского» Петербурга, Андрей вдруг стал узнавать лица в толпе, как своих старых знакомых, и чем больше он присматривался к гуляющим, тем больше таких лиц оказывалось. Хотя, с другой стороны он сознавал, что никогда не встречал их в реальности, - где-то на улице или в транспорте. Это были хорошо известные ему литературные герои, причем, кого-то он видел на иллюстрациях, но далеко не все образы с ними совпадали. Многие из них вообще не были изображены в тех изданиях, которые реальный Андрей читал в детстве, и, тем не менее, увидев то или иное лицо или фигуру, наш герой нисколько не сомневался, что это именно тот или иной персонаж, и никакой другой.
Вот промелькнула, с изящной рыночной корзинкой, в клетчатом платьице и соломенной шляпке, гриновская рыжая  Тави  Тум под ручку с летающим Друдом, в черном сюртуке, с аккуратными усиками и голубыми, как небо, глазами (каким образом в потемках Андрей разглядел глаза, было не ясно, однако это было именно так).  Вот прошелестела темно-синими шелками воздушная Фрези Грант, которой место, конечно, было не здесь, а среди голубых просторов и белых морских барашков. Вот на быстрой пролетке (очевидно в городе грез извозчикам не запрещалось разъезжать по городскому парку) под черной вуалью промелькнуло болезненно-бледное, но прекрасное в своей неразгаданной тайне лицо блоковской незнакомки, переместившейся в викторианскую эпоху. Андрей подумал, что, по сути, у нее ведь не было ни имени, ни конкретной судьбы, так, словно вышла из тени, на мгновение озарила мир своей мимолетной красотой и снова исчезла в тени, и, тем не менее, ранила сердца миллионам «юношей бледных со взором горящим». А вот промелькнула, словно вылепленная из туманного серебра, хрупкая фигурка марсианки Аэлиты, в огромных бездонных глазах которой угадывался свет далеких звезд и мучительная боль потери: «Где ты, где ты, Сын Неба?!», - прозвучал в сознании Андрея безнадежный зов из глубин космического пространства. А вот промелькнули, словно призраки, одна за другой и затерялись в чаще три женщины в белом, явно залетевшие сюда из туманного Альбиона, - Лигейя, Береника и Леонора, посетившие когда-то больное воображение американского мистика Эдгара По.
Эту череду знакомых лиц можно было бы описывать еще очень долго, среди них встречались и запечатлевшиеся на всю жизнь, с именами и биографиями, и совсем забытые, безымянные, однако явленные здесь во всей палитре астральной материальности. По сути, каждое лицо и фигура в этой постоянно перемешивающейся и сменяющейся массе народа была Андрею чем-то знакома, правда, далеко не каждый персонаж имел свое имя, и дело даже не в том, что Андрей мог это имя забыть, а в том, что безымянность так же была неким именем определенного героя. Так, например, высокий худой американец в клетчатом костюме и дорожном кепи, был ни кем иным, как уэлсовским путешественником во времени, которому, как известно, автор так и не удосужился дать имени.
Итак, толпа литературных героев без какой-то видимой цели и дела прогуливалась по дорожкам парка и набережной, и до слуха Андрея, словно бы пробиваясь через белый шум, доносились отдельные, казалось бы, ничего не значащие фразы, которые, вырванные из контекста, не могли сообщить Андрею ничего конкретного, как, например, английское обсуждение сегодняшней погоды, возникшее при встрече двух мало знакомых Андрею джентльменов. И хотя большинство снующих с разной скоростью пар о чем-то оживленно беседовали, ощущение от этих отрывочных бесед было такое же, как от кинематографической массовки, где для создания эффекта разговоров в толпе люди в разном ритме и на разные голоса повторяют одну единственную фразу: «А что говорить, если не о чем говорить».  Андрею даже показалось, что эту фразу он уже где-то слышал, однако справедливо рассудил, что это, скорее всего, относится к памяти его земного прототипа. А впрочем, это было лишь одно из многочисленных дежа вю, которые он постоянно испытывал в последнее время, а теперь хорошо понял их природу. Все они оставляли чувство недосказанности и какой-то горький осадок, поэтому Андрей немало бы отдал, чтобы память прототипа открылась ему полностью, что, кстати, была одна из причин, почему он так рвался в Энроф, чтобы стать «настоящим мальчиком». Хотя, какой там «мальчик», с его разумом и возможностями! Андрей уже давно ощущал себя древним могущественным магом, а не десятилетним мальчиком, и прекрасно понимал, что внешний облик в астрале имеет весьма условное значение.
- Смотри, Пандеон, какой странный ребенок, - вдруг донесся до Андрея приглушенный расстоянием женский голос, - тебе он никого не напоминает?
- Кого-то напоминает, но никак не могу сообразить, кого, - отозвался мужской голос.
- А я хорошо помню тебя в этом возрасте, и он – твоя копия в десять лет. Только одет как-то странно, и потом, у тебя всегда были длинные волосы. – Следовало краткое молчание, после чего женский голос продолжал. – Гляди в глубь… нет, такого я не встречала никогда, у него два вихря и они перемешаны… что бы это могло значить?! Такого ведь просто не может быть!
- И правда, два вихря, - раздался озадаченный мужской голос, - но, может, это новым сценарием предусмотрено?
- Причем здесь новый сценарий, - ответил женский голос, - сценарий не может менять нашу природу, это нечто необъяснимое!
«Кто это разговаривает? – мысленно удивился Андрей, - до сей поры, в этом хаосе обрывочных фраз никакого смысла не улавливалось! К тому же, на меня и никто внимания не обращал, но оно и понятно, чего ради на меня внимание обращать, когда вокруг столько народу!»
Андрей начал оглядываться, и внимание его привлекла пара на двух светлых лошадях, остановившаяся на одной из бесчисленных дорожек парка. Впрочем, если бы они просто переговаривались друг с другом в полголоса, то Андрей не должен бы был их услышать, они стояли достаточно далеко, но не настолько далеко, чтобы наш герой не мог их подробно разглядеть, и облик их весьма его заинтересовал. Прежде всего, они представляли собой одну из тех романтических пар, внешний вид которых выпадал их эпохи второй половины девятнадцатого века. Длинноволосый юноша был в белой рубашке с широкими рукавами, в высоких ботфортах, и с дорогой шпагой, пристегнутой к поясу, а девушка одеждой больше напоминала средневековую принцессу, с белыми распущенными волосами до пояса. Но дело, разумеется, было не в одежде, в конце концов, вокруг сновало немало персонажей не соответствующих обликом ни санкт Петербургу, ни викторианской эпохе. Андрей сразу вспомнил их имена, что, очевидно, как и многое, было наследием памяти его прототипа, однако внешне девушка соответствовала повзрослевшей до девятнадцатилетнего возраста Ане Ромашовой, а юноша, разумеется, был он сам, лет в двадцать, только в одежде принца, путешествующего инкогнито. О том, откуда взялись эти двое, и из какого они произведения, Андрей вспомнить не мог, как, впрочем, не мог вспомнить и того, известного читателю факта, что создал этих персонажей сам реальный Андрей Данилов в период своего отрочества, когда каждую ночь перед сном выдумывал романтическую историю двух влюбленных. Впрочем, возможно все дело было в том, что Андрей-эйдос соответствовал десятилетнему реальному Андрею, а в десять лет тот еще не озаботился проблемами любви и еще не начал выдумывать свою бесконечную историю. Именно поэтому Андрей и узнал, и одновременно не узнал конную пару, остановившуюся неподалеку, которую также весьма заинтересовала персона Андрея, правда, в их диалоге было не все понятно.
«Наверное, - подумал Андрей, - мой образ какого-то писателя вдохновил… правда, ему здесь не меньше двадцати лет. А впрочем, если бы я захотел, вполне мог бы так же выглядеть, просто нужны усилия, чтобы себя в каком-то другом облике держать. Надо бы с ними поговорить, может, они мне на предмет таинственной двери смогут помочь? Да и вообще, раз я на них, а они на меня внимание обратили, значит, это неспроста, возможно, это первый шаг к выполнению задания третьего уровня. Интересно, а они поняли, что я их разговор слышал? Кстати, а почему я его услышал? Вроде бы по расстоянию не должен. Впрочем, постоянно забываю, что в астрале совсем другие законы действуют».
Сделав вид, что он не заметил никакой странности в облике двух всадников, Андрей подошел к переминающимся на месте лошадям и учтиво поклонился, как, наверное, требовали правила приличия в той неопределенной эпохе, которую представляли собой Тесса и Пандеон (Андрей точно знал, что звали их именно так).
«Кстати, - мелькнуло у него в голове, - коня Пандеона зовут Белый гром (дурацкое имя), а лошадь Тессы – Кассиопея (тоже излишне вычурно)».
- Прекрасная ночь, не правда ли! – начал Андрей издалека. – Я тут мимоходом, и попал сюда случайно, не сообщите ли, что это за место такое? И еще, - добавил он, видя, что юноша с девушкой продолжают глядеть на него с возрастающим удивлением, - у вас сегодня какой-то праздник? Похоже, нынешней ночью массовое гуляние, и никто не собирается спать.
- Ты не знаешь, что это за город? – еще более удивленно посмотрела на Андрея девушка, - ах, да, наверное, это предусмотрено сценарием! Город этот называется санкт Петербургом, хотя в действительности, это город грез. Говорят, где-то в мире демиургов есть настоящий санкт Петербург, но наверняка этого, разумеется, никто не знает. Если даже кому-то из нашего города удавалось туда попасть, то обратно, уж точно, никто не возвращался, так что ни подтвердить, ни опровергнуть этого невозможно. Впрочем, о том, что там кто-то побывал, тоже неизвестно, просто существует такой миф. Но, возможно, и он всего лишь входит в сценарий. А то, что все гуляют, и никто не спит, так же сценарием предусмотрено, наверняка сегодня ночью что-то важное должно случиться. Все это чувствуют и поэтому не спят. Честно говоря, - Тесса чуть наклонилась над лошадью, словно хотела произнести эти слова Андрею на ухо, - хотя в разных сценариях, кажется, предусмотрено, что люди время от времени спят, однако в данный момент я плохо помню, что это такое. Наверное, когда придет время, узнаю. Пандеон, - повернулась она к своему спутнику, - ты не помнишь, что такое «спать»?
- Кажется, в прежних сценариях нам приходилось это делать, - неуверенно улыбнулся юноша, - по-моему, это чаще всего после сражения происходит. Но, возможно, я и ошибаюсь, в данный момент я весьма смутно представляю себе, что это такое. Говорят, все это приходит из Мира Демиургов, вместе со сценариями, но, если честно признаться, никто не знает.
- А что за Мир Демиургов такой, - задал вопрос Андрей, хотя, разумеется, догадывался, что это такое, но решил, что разговор в этом направлении поможет ему плавно перейти к интересующей его теме, и никого это не насторожит и не спугнет.
- Ты и этого не знаешь? – растерянно поглядела на него Тесса, - какой странный сценарий нынче обозначился. Разумеется, многие жители нашего города в это не верят, но спрашивать об этом не принято. В действительности, что это такое, никто не знает, но считается, что оттуда приходят все сценарии. Откуда-то ведь они должны приходить, иначе все в этом мире теряет смысл. Принято считать, что если ты безукоризненно проживешь какое-то неизвестное число сценариев, то откроется Дверь, и ты попадешь в Мир Демиургов. При этом кто-то считает, что там ты уже сам рождаешься демиургом, другие же утверждают, что это происходит не сразу, сначала надо приспособиться к новым условиям. Некоторые же вообще не верят в то, что мы в принципе способны преобразоваться в демиургов.   
«Йес! – мысленно вскрикнул Андрей, - даже спрашивать не пришлось, она сама упомянула про какую-то Дверь в другой мир, и это, не сомневаюсь, то, что мне надо. Теперь мы на правильном пути, можно не торопиться, и потихонечку выяснить, что это за дверь, и, главное, где она находится».


  - Кстати, - пристально посмотрела Тесса в глаза Андрея, - нам с Пандеоном, - кивнула она в сторону юноши, - показалось, что ты не из наших…
- Конечно не из ваших, - пожал плечами Андрей, - я же сам сказал, что оказался здесь случайно. Я чужестранец, путешественник…
- Не то, - покачала головой Тесса, - разные сценарии подразумевают встречи с немалым количеством чужестранцев, многие сценарии просто кишат чужестранцами. Я имею в виду другое: у тебя иная природа!
- Наверное, вы не правы, - улыбнулся Андрей явно симпатизируя девушке, - я самый обыкновенный человек, - (тут он лукавил), - может это связано с тем, что я только что из тридевятого царства прибыл?
- Ты не из тридевятого царства, - вступил в беседу Пандеон, - к нам, правда, редко оттуда кого-то заносит, лично я и не встречал таких, только легко понять, что тридевятое царство во многом сходно с городом грез. Достаточно вглядеться в информопакет этого названия. Просто там пишутся совсем иные сценарии, поэтому мы практически не пересекаемся. Всех, кого ты здесь видишь, свел единый сценарий, которым, очевидно, не предусмотрен какой-нибудь Иван-царевич на сером волке. Нет, речь о другом, да ты, наверное, и сам понимаешь. Все мы здесь имеем внутренний энергетический вихрь одной направленности, наши противники – другой. В данном сценарии нашими с Тессой противниками являются Кальвин и его войско. У тебя же присутствуют оба вихря, и они перемешаны. В нашем мире такого не бывает. Может, ты и есть, один из демиургов? –  в глазах Пандеона мелькнул религиозный ужас. – Правда, все знают, что сами демиурги не могут оказаться в нашем городе грез…или все же могут?
«Если бы они знали, как все это близко к моей теме, - возбужденно подумал Андрей, - однако, получается, хоть я по идее и должен с ними из одного теста состоять, выходит все же тесто разное. Очевидно, те, кого они называю демиургами, на самом деле – писатели или кто-то в этом роде, кто поддерживает их тонкоматериальное состояние. Для них они – боги, которых никто не видел, а кто-то даже сомневается в их существовании, как в стране торжествующего атеизма. Для меня же это не вопрос, своего демиурга я видел неоднократно, и даже имею небезосновательную цель в него самого превратиться. Значит, я все же какой-то иной, это радует и сулит надежду».- Вслух же он сказал:
- Ну, что вы, господа, какой я демиург! Я обычный мальчик, просто путешествую очень давно, и, как вы правильно догадались, тридевятое царство было лишь пунктом моей временной остановки. А вообще-то я много где побывал, и даже забыл, откуда я родом и где моя родина. Я подозреваю, - начал подыгрывать он своим новым знакомым, что это у меня просто такой сценарий необычный, что я по разным слоям путешествую, но обо всем забыл. Может поэтому вы и усмотрели во мне что-то необычное?
- Ну, что ты, - покачала головой Тесса, - сценарий таких вещей не меняет, какой бы хитрый и замысловатый он не был. Мы можем менять свой облик, в зависимости от требований сценария, но вихрь и его направленность никогда не меняется. Вихрь этот и является нашей истинной, постоянной природой, остальное - лишь маска.
- Но я не знаю, почему так, - начал для вида раздражаться Андрей. Я не ощущаю, что я какой-то особенный! Может, в вашем городе грез и не предусмотрены разные вихри, а у нас, может, предусмотрены! Просто я не помню, откуда пришел, но это, наверное, сценарий такой. Вы мне лучше скажите, что это за Дверь в другой мир, и нельзя ли мне ее посмотреть. Мне хоть память и отшибло, однако не исключено, что именно эту дверь в вашем городе грез мне и необходимо найти.
- Посмотреть на нее не представляет никакого труда, - пожал плечами Пандеон, - все знают где она находится: по центральной аллее минут пятнадцать хорошего галопа. Только что толку это место разглядывать: пройти через зону, подойти к двери, и, тем более, туда войти совершенно невозможно. Из наших это никому не удавалось, однако многие верят, что время от времени через нее все же кому-то удается пройти. Тому, кто какие-то особые накопления в сценариях сделал, дверь якобы открывается и он попадает в мир демиургов. Что с ним дальше происходит – никто не знает.
- Но если никто из ваших туда не проходил, то откуда вы знаете, что вообще хоть кто-нибудь это делал? И что это проход в Мир Демиургов, а не куда-то еще?
- Я не знаю, - растеряно улыбнулся Пандеон, - просто так принято считать, так все говорят, и сколько себя помню, эта дверь всегда была, и всегда считалось, что это проход в Мир Демиургов. Но только к ней и близко нельзя подойти, как только в зону попадаешь, начинаешь развоплощаться. Эй, гляди ка, - неожиданно повернулся он к Тессе, - снова Кубрик за свое взялся. Не иначе, скоро гости объявятся. Эх, знал я, что такую дивную ночь обязательно испортят!
Андрей поглядел в сторону Лебяжьей канавки, куда показывал Пандеон, и увидел, что по темной поверхности канала плывет роскошная венецианская гондола, а на корме стоит высокий статный гондольер в грубом морском свитере и огромных сапогах. Из воды же в гондолу, наклонив ее так, что того гляди, перевернется, лезет какое-то страшилище: то ли рыба, то ли китообразное, то ли земноводное с огромной пастью, как у крокодила, правда, с высоченным когтистым гребнем на спине. Андрей подумал, что это наверное все же неизвестный ему вид водного динозавра. Впрочем, ни размеры. Ни жуткий вид страшилища нисколько не испугали сурового моряка (или гондольера), который без секунды промедления извлек из-под сидения огромный разделочный топор, и всадил его в череп монстра по самую рукоять. После этого монстр тут же утонул, вызвав своими конвульсиями немалые волны, и было непонятно, как может такое чудище поместиться в узкой и мелкой Лебяжьей канавке. Впрочем, Андрей не сомневался, что эта канавка только внешне напоминает свой прототип, и глубина ее отнюдь не соответствует поверхностному впечатлению. Его умозаключение тотчас подтвердило дальнейшее развитие событий, поскольку, не успело затонуть первое чудище, как из воды показалась новая голова. На первый взгляд она казалась меньше головы первого монстра, однако была не менее зубаста и венчала такую длинную шею, что становилось ясно: скрытое под водой туловище куда крупнее тела утонувшего ящера. Голова на шее поднялась метров на двадцать над водой, свесилась над гондолой, и, казалось, начала прицеливаться, как бы поноровистей кинуться на гондольера сверху. Андрей вначале подумал, что это, судя по шее и размерам, диплодок, однако тот, как известно являлся травоядной рептилией, и не имел острых зубов, поэтому Андрей решил, что перед ним шея и голова морского ящера эласмозавра, изображение которого он когда-то видел в прекрасно иллюстрированной книге Йозефа Аугусты и Зденека Буриана «Ящеры древних морей». Впрочем, он не долго любовался и этим ископаемым гигантом (вернее его шеей), поскольку в руках гондольера непонятно откуда оказался огромный осадный арбалет с воротом, из которого, мгновенно его перезаряжая, решительный морской волк буквально утыкал голову и шею чудища толстенными стрелами, после чего монстр так же погрузился в пучину Лебяжьей канавки, так и не дав Андрею убедиться, сухопутный ли это ящер с ногами, либо морской эласмозавр с ластами. После этого, один за другим гондолу атаковали с десяток чудовищ, словно бы явившихся из Юрского периода, по возможности не повторяя один другого. Среди них Андрей узнал летающего гиганта Птеродона, ископаемого крокодила, небольшого, но стремительного веласорептора, а под конец с жутким треском из чащи вылез великолепный экземпляр Тиранозавра, которого, даже не имевший возможности познакомиться с творением Стивена Спилберга, Андрей идентифицировал без труда. Всех их безжалостно и незамедлительно расстрелял из арбалета, проткнул гарпуном и порубал разделочным топором бесстрашный истребитель рептилий, морской волк-гондольер Кубрик (как и прежде, Андрей хорошо помнил имя, и самого персонажа, однако не мог вспомнить, где и когда с ним встречался).
Вскоре рептилии, поглощенные водами Лебяжьей канавки, прекратились так же внезапно, как появились, и бесстрашный гондольер, так, словно ничего особенного не случилось, уплыл по руслу канала, скрывшись за ветвями склонившихся над водами плакучих ив. Публика, при этом, разбежалась от места события на приличное расстояние, однако какой-то паники, что монстры вдруг накинутся на них, беззащитных гуляющих, которые, на первый взгляд представляли куда более легкую добычу, чем вооруженный до зубов Кубрик, Андрей не заметил. Он вопросительно посмотрел на Пандеона с Тессой, которые внимательно наблюдали за сценой с некоторой озабоченностью, однако без тени удивления или ужаса.
- Как вы не боитесь по лесу и по набережной разгуливать, если у вас тут такие чудища обитают? – удивился Андрей.
- Так их уже и нет здесь, - пожал плечами Пандеон, - Кубрик свое дело знает, можешь не сомневаться, укокошил всех, до последнего.
- Так ведь перед этим половина из них в лесу пряталась, не говоря уже о том, что и из воды они любого гуляющего по набережной запросто могли схватить.
- Да не было их в лесу, - беззаботно пожал плечами Пандеон, - они из замка вышли, вернее, из подземного хода, что с замком связан, а этот ход несколько развилок имеет: для водных – под воду, для сухопутных – в лес и кустарник, рядом с каналом, так что они прямехонько на Кубрика выскочили.
- А если бы они на людей накинулись? По-моему, среди гуляющих мало вооруженных, да и обычное оружие, тут мало эффективно, не будешь же с собой такие громадные гарпуны, топоры да арбалеты таскать!
- Так не накинулись же, - пожал плечами Пандеон.
- Но ведь могли?
- Могли, но, очевидно в этот раз подобное развитие событий сценарием не предусмотрено. Чего бояться, раз уже все кончено! Плохо, что скорее всего следом из замка кальвиновские ублюдки полезут.
- А кто они такие, и что за замок такой?
- Как кто такие? – удивленно поднял брови Пандеон, - ах да, все забываю, что ты откуда-то извне, и не знаешь вещей, которые у нас каждый знает. Цитадель Кальвина расположена в левом, теневом городе, и все обитатели имеют там левосторонний торзионный момент вращения, - неожиданно вставил он не очень уместный к данной ситуации физический термин, - следовательно отражают принцип зла. Если же тебе и эти общеизвестные вещи надо объяснять, - добавил Пандеон, очевидно разглядев на лице Андрея некоторое недоумение, - то подчеркну, что жители нашей, светлой стороны имеют правосторонний торзионный момент вращения энергетического вихря, следовательно мы отражаем принцип добра. На этом противостоянии основаны все сценарии, без этого весь мир теряет всякий смысл. Потому-то, когда мы с Тессой так удивились, когда тебя увидели, поскольку непонятно к какой стороне тебя причислять, к светлой или темной. Если к темной, то нам с тобой по всем законам положено сразиться, однако вот не сражаемся же, поскольку и правосторонний вихрь в тебе присутствует.
- Ладно, - решил замять эту щекотливую тему Андрей. Он не сомневался, что, несмотря на свой детский возраст, легко справится с атлетом-Пандеоном, однако тот вызывал в нем искреннюю симпатию и непонятные трогательные чувства, - с этим ясно, однако, почему этот ваш город светлым назван, когда тут у вас ночь стоит?
- Ну и что, ночь то белая, - сверкнул голливудской улыбкой Пандеон, - к тому же нужны и объективные условия, чтобы темные на нашу сторону явились. Ночь – это заманка, самое любимое их время.
- Зачем же вы их сами заманиваете, если от них одни неприятности?
- Так ведь на этом все сценарии построены, без этого существование теряет всякий смысл, - как на идиота поглядел Пандеон на Андрея, - неужели ты и таких вещей не понимаешь?!
- Допустим, не понимаю, - развел Андрей руками, - я, правда, забыл, кто я и откуда, - возможно, таков мой сценарий, - однако наличие во мне, как вы выражаетесь, обеих торзионных моментов, возможно делает подобный закон для меня необязательным. Ладно, не будем об этом, вы мне про замок ничего не объяснили…
- Так, вот он, замок, и всегда здесь стоял, - указал Пандеон на Михайловский дворец, - через него воинство Кальвина ночами и проникает сюда, как правило, после монстров, хотя порою бывают и неожиданности. Вот тогда-то и начинается самое интересное. Впрочем, для кого-то и неприятное.
- Так они отсюда выходят? – удивился Андрей, - а я думал, у вас в этом замке свет собирается, местный бомонд. Балы, рауты всякие, карты, рулетка, бильярд… вон, в окошках, как весело пары кружатся!
- О, это великая тайна! – благоговейно вознес руки Пандеон, - там кружатся не живые пары, а тени, которые перемешивают вихри, и считается, что именно там варятся сценарии под таинственным воздействием демиургов. Хотя, на самом деле никто этого не видел. Когда входишь внутрь, то попадаешь в тоннель, который ведет в левосторонний город, если того требует сценарий. Очевидно то же происходит и с подданными Кальвина, когда они являются сюда и устраивают потасовку. Чаще всего именно они к нам приходят, но порой обстоятельства вынуждают и кого-то из нас проходить через  замок.
- Надо же, - пробормотал Андрей, - что-то вроде замка Вечности, только для местного сообщения… а как выглядят эти силы зла, подданные Кальвина?
- Да как угодно, по-разному, только они все левосторонние, и именно этим, помимо весьма условного внешнего вида, принципиально отличаются от нас. Да что там долго объяснять, вон они, легки на помине!
Андрей посмотрел в сторону замка, однако сам момент появления «левосторонних» пришельцев пропустил, поскольку новые фигуранты событий уже рассеялись по парку, очевидно дверь была где-то на противоположной стороне Михайловского дворца, а может они пользовались подземными ходами, как ископаемые рептилии, предшествующие их появлению. Как бы то ни было, среди еще недавно беспечно гуляющей толпы появились новые персонажи. Выглядели они, и вправду по-разному, однако всех пришельцев объединяло одно свойство, по первому взгляду отличающее их от аборигенов города грез: все вновь прибывшие так или иначе подходили под понятие «злодеи». В данном конкретном случае уже было сложно говорить о преобладающей эпохе, хотя попадались среди злодеев и явные представители второй половины девятнадцатого века. Взять хотя бы жуткого Джека-Потрошителя с набором ножей, скальпелей, ножниц, пил и прочих хирургических инструментов, закрепленных в специальных кармашках медицинского дорожного чемоданчика, для пущего эффекта раскрытого настежь. Неплохо смотрелся и демонически изящный джентльмен с длинными, зачесанными  назад волосами в черном плаще с тростью, в которой несомненно скрывался остро отточенный клинок; образ который у Андрея ассоциировался со знаменитым профессором Мориарти. В эту же компанию вписывался и злобный, бледный ученый с неизменной бородкой клинышком и круглыми металлическими очками, - что-нибудь вроде создателя человеко-зверей доктора Моро. Впрочем, это мог быть любой другой фанатик-ученый, изобретающий новое зловещее оружие, с помощью которого вознамерился стать властелином мира. Однако, как мы сказали, викторианская эпоха в этом десанте злодеев не преобладала, немало встречалось пиратов Карибского моря, что-то вроде собирательного образа к которому бы подошли капитаны Флинт, Сильвер или Шарки, попадались типажи, очень похожие на тех самых сотрудников тайной канцелярии, с которыми Андрей не так давно имел приятное общение, включая рыжего Бармалея Малюту.
«Вот она, - подумал Андрей, - точка соприкосновения здешнего слоя и тридевятого царства, - злодеи вполне подходящие и для здешнего и для тамошнего антуража. Правда, не совсем понятно, какое они имеют отношение к этому астральному санкт Петербургу. Впрочем, тут многие персонажи не очень вяжутся со здешней атмосферой».
Последняя фраза несомненно относилась к многочисленным конным персонажам из раннего, среднего и позднего средневековья, - неведомым черным рыцарям в устрашающе колючих доспехах, с немыслимой формы мечами, кистенями и алебардами, с многочисленными шипами и всякими прочими колющими и режущими отростками, а так же диким варварам, как европеоидного, так и монголоидного вида, с обнаженными торсами, расписанными татуировкой. Эти, последние, хоть и не были закованы в сталь по темечко, однако несли на себе не меньшее количество причудливого колюще-рубяще-режущего оружия.
Этот список можно было бы продолжать еще очень долго, однако вскоре Андрей потерял интерес к выявлению особенности каждого злодея, поскольку знал, что это всего лишь причудливая игра энергий, и по сути вся эта разношерстая братия мало отличается друг от друга.
- Ну, все, - сказал Пандеон, резким движением вытягивая шпагу из ножен, - сейчас начнется самое интересное. Никуда не уезжай отсюда, любимая, - и с места пустив коня в галоп, ринулся на набережную, где в отдельных местах уже возникли вооруженные стычки между правовихревыми носителями добра и левовихревыми злодеями.
Андрей вопросительно посмотрел на Тессу, которая беспечно наблюдала за тем, как Пандеон осадил коня у небольшой группы конных разбойников азиатского вида, оголенных по пояс, с бритыми головами и кривыми ятаганами, которые явно собирались похитить прекрасную блоковскую Незнакомку из пролетки, и тут же снес головы двоим своей легкой, но, как видно, чрезвычайно острой и прочной шпагой.
- Не страшно за него, - спросил Андрей скорее для проформы, поскольку понимал, что все это скорее всего спектакль по какому-то неведомому сценарию, - а вдруг убьют?
- Убьют? – удивленно подняла на него глаза Тесса. – Он ведь главный герой, и убить его ни один из этих марионеток не может.
- Но ведь возможна какая-то случайность, неужели он ничем не рискует? Их же много, а он один.
- Пандеон герой, - повторила Тесса, - и сражаться с одним злодеем-статистом ему как-то не престало. Другое дело, главный герой-злодей, вот тут, как правило происходит единоборство, но здесь я не вижу автономного главного злодея, скорее всего в этой партии левосторонних его появление не предусмотрено. А что касается случайностей, - мне не совсем понятно, что ты имеешь в виду.
- Кстати, - решил подтвердить свое впечатление Андрей, глядя, как то тут, то там падают разрубленные либо прострелянные тела как с той, так и с другой стороны, неподвижно застывая на набережной, либо на росистой траве, - а что вы потом с телами делаете?
- Как что? – удивилась Тесса, - вообще-то по-разному бывает, но все эти статисты в сценарии больше не участвуют, а вот то, в какой сценарий они впоследствии попадут, от них конкретно зависит, от того, какую личную энергию они успеют за это сражение накопить. Те, кого сразу убили, отдают свою энергию победителю и идут на понижение, те, кого в конце, и которые сами успели с несколькими противниками разделаться, те, соответственно, забирают их энергию и идут на повышение.
- Что значит, «на повышение», «на понижение»?
- Неужели не понятно? На понижение, - значит становятся еще более второстепенными, и следующий сценарий будет для них еще менее энергоемким. Те кто на повышение идут – те могут из статистов постепенно дослужиться до второстепенных героев, а там, глядишь, когда-нибудь и до главных удача улыбнется. Но это, как правило, очень долгий процесс. Соответственно, и сценарии все более вдохновенные и энергоемкие для них будут.
- Так, выходит, они у вас не умирают?
- Как, не умирают? Умирают, а затем в новом сценарии появляются, так эволюция персонажей и осуществляется.
- Понятно, - констатировал Андрей, - значит, не по настоящему…
Тем временем слова Тессы были подтверждены тем, что то тут, то там разрубленные, простреленные и проткнутые тела как представителей добра, так и представителей зла, превращались соответственно в белые, либо в темные облачка, темные из которых были поглощены землей, а светлые поднялись вверх и затерялись среди облаков сумрачного неба, что, очевидно свидетельствовало, что ни о какой натуральной смерти здесь и речи быть не могло, и тела, испытавшие трансформу, столь же неуничтожимы, как и души. А впрочем, здесь, похоже, тела и были теми самыми душами…
Вокруг же продолжалась яростная битва оставшихся в живых литературных эйдосов, и на поверку бонтонные джентльмены Викторианской эпохи оказались вооружены не хуже, чем разношерстная орава злодеев, хоть и не столь броско, но зато изысканно. Каждый из них под полой изящного сюртука либо плаща имел шпагу, саблю, кольт, или другое, более экзотическое оружие, вроде метательных ножей и карманных арбалетов. Некоторые дамы так же оказались бесстрашными бойцами, и немало здоровенных злодеев и демонического вида злодеек полегло от точного удара рапиры или меткого выстрела из маленького браунинга. Впрочем, вся эта батальная какофония вскоре наскучила Андрею, поскольку, несмотря на натуральные раны и отрубленные головы, в этой грандиозной разборке чувствовалась искусственность, к тому же и тела и обильно пролитая кровь не долго оставались на поле боя, и, как следовало из объяснений Тессы, отправлялись в новые неведомые сценарии, которые разворачивались уже в других местах и в другое время.
- Кстати, - повернулся Андрей к Тессе, - а почему ты своему возлюбленному не помогаешь?
- Сегодня у меня такая роль, - развела руками Тесса, - иногда я бываю воительницей, амазонкой, но чаще…
Что именно «чаще» она не успела договорить, поскольку дальнейшее разъяснило, что именно ей приходится делать чаще. Неведомо откуда перед ними возник жуткий монстр в духе Брема Стокера, в развивающемся черном плаще, цилиндре, с мертвецки бледным лицом и окровавленными, до подбородка, клыками. Реакция Тессы была мгновенной: между ее ладоней возникло маленькое яркое солнце, которое она подняла над головой, и вурдалак, как известно не переносящий солнечного света, тут же рассыпался в прах и был поглощен землей.
- Сегодня у меня ночь магическая, - как ни в чем не бывало, продолжала свои объяснения Тесса, - истребляю вампиров, оборотней, ведьм и прочую нечисть, поэтому на обычную битву распыляться нет возможности. Каждый делает свое дело. Молодые мужчины, вроде Пандеона, как правило, воины, женщины-воительницы правда тоже бывают, но чаще приходится заниматься волшебством. Серебряные пули и осиновые колы чаще мужчины используют, вроде Ван Хельсинга, а мне мини-солнце больше нравится.
Тут Тесса что-то заметила в чаще, очевидно, какого-нибудь очередного вурдалака, и резко направила лошадь в ту сторону, даже не попрощавшись с Андреем.
- Эй, - крикнул ей вслед Андрей, - а где ваша загадочная дверь расположена?
- По центральной аллее, никуда не сворачивая, полчаса скакать! – Донеслось до его слуха из чащи, куда скрылась Тесса.
- Легко сказать, скакать! – пробормотал Андрей, чувствуя, что больше никаких разъяснений не получит, и эту странную пару, похожую на него и Аню лет эдак через десять, тоже скорее всего уже не увидит… в ближайшее время, по крайней мере, - а впрочем, чего это я миндальничаю!
С этими словами Андрей бросился к неспешно проезжавшему мимо всаднику с одним глазом, в чалме, и с кривой саблей. Скорее всего это был один из 40 разбойников, с которыми в свое время разбирался хитроумный Али Баба, и легко уклонившись от не очень квалифицированного удара клинком, Андрей сдернул разбойника за ногу с лошади, а затем, раскрутив, словно пращу, над головой закинул в чащу леса.
- И не нужна мне твоя голова и энергия, у меня и своей пруд пруди, - сказал сам себе Андрей, легко вскакивая в седло, словно делал это в течение многих лет по сотне раз в день, затем щелкнул поводьями, и направил черного норовистого жеребца по центральной аллее, сразу пустив его в бешеный галоп.
«Попробую, - подумал Андрей, - доскакать до двери  быстрее, чем за полчаса, или я не супермен! Что-то все очень просто складывается, даже не понять, в чем заковырка задания, которое я должен на этом уровне выполнить, если я через полчаса через эту дверь пройду. Хотя, это еще вопрос, куда я через нее попаду!»
Скакун попался резвый, к тому же, десятилетний Андрей весил куда меньше, чем откормленный в пещере сезама разбойник, что, очевидно, прибавило коню резвости, а впрочем, какой там вес в астрале, все размеры не имели здесь особого значения, наверное. важна была сама мысль, доскакать до заветной двери менее, чем за полчаса, что, очевидно, и прибавило арабскому скакуну скорость гоночной машины, тем не менее, аллея, буквально летящая навстречу Андрею своими кустами и ветками все не кончалась и не кончалась и не кончалась. Давно уже стих шум битвы, вокруг было пустынно, и Андрею не попалось больше ни одного гуляющего или сражающегося обитателя города грез. Даже фонари, в большом количестве скрашивающие окрестности Михайловского замка, полностью исчезли, и создавалось впечатление, что Андрей без всякого перехода оказался в дремучем лесу, и было непонятно, что в этой чаще делает ухоженная, ровная гравийная дорожка.
«Странно, - думал Андрей, - Летний сад должен был закончиться очень давно, каким же образом он ухитрился перейти в этот лес? Куда же в таком случае делся остальной санкт Петербург, если прекрасно было видно Марсово поле и прилегающие к нему кварталы? Впрочем, чего ж тут неожиданного? Тесса же сказала, что тут полчаса скакать, значит изначально имелось в виду, что парк этот своими размерами не совпадает с настоящим. Неясно, правда, куда в таком случае подевалась та часть города, что за каналом Грибоедова? Не исключено, кстати, что там и есть та самая левая часть города, где все эти левосторонние злыдни обитают, во главе с самим таинственным Кальвином, а туда, как я понял из объяснений Пандеона, можно только через Михайловский замок попасть. Значит, этот лес – что-то вроде пространственного буфера, и сколько ни скачи, в левую часть города не попадешь. Интересно, а относительно чего этот город назван левосторонним? Относительно течения Невы что ли? Но Нева в реальном городе уже давно должна была показаться, а здесь что-то и духа ее не ощущается. Нет, наверное, это чистая условность, и левосторонность этой части города связана с энергетическими вихрями в обитателях, о которых Пандеон с Тессой говорили. Кстати, а почему они у меня два вихря обнаружили? Сам в себе я их, допустим, не ощущаю, но и у них не посмотрел, некогда было точку сборки сдвигать. Кто же такой, этот главный злодей Кальвин? Вроде бы я ни в одной книжке о таком не читал, но чувство такое, что я его видел, и даже с ним сражался, хотя, с другой стороны, точно знаю, что я в этих краях впервые. А впрочем, это из разряда тех самых дежавю, которые меня с недавних пор постоянно сопровождают и создают изрядный внутренний дискомфорт, поскольку обстоятельств, при которых я его раньше мог видеть, припомнить не удается». – Андрей попытался вспомнить внешность этого злосчастного Кальвина, и не смог, хотя точно знал, что стоит ему его увидеть, сразу возникнет ощущение, что они хорошо знакомы, правда, исключительно в негативном аспекте.
Итак, Андрей скакал по нескончаемой аллее через Летний сад, незаметно превратившийся в дремучий лес, и, возможно, проскакал уже обещанные ему полчаса, когда обратил внимание, на непонятную световую смазанность впереди, за которой леса и дороги уже не было видно, и чем ближе он к этой смазанности подъезжал, тем большую площадь она захватывала. При этом, гряда деревьев, величаво застывшая с той и другой стороны аллеи, тоже начала светиться и смазываться, словно их материальность втягивало в загадочное световое пятно, прямо по курсу, которое, как видно, и являлось той самой пресловутой дверью. Казалось, деревья впереди устремились туда, хотя, поравнявшись с ними, Андрей убеждался в их неподвижности. Световое пятно все приближалось, и тут Андрей почувствовал, что с конем происходит что-то не то. Ход его резко замедлился, стал неуверенным, к тому же его, по непонятной причине начало мотать из стороны в сторону, а затем он и вовсе остановился и начал испуганно мотать головой.
- Но, но, что б тебя, кляча, чертова, - выругался Андрей, - Мне что, теперь по твоей милости пешком топать? А ну, вперед! И Андрей сильно ударил по бокам коня стременами, вложив в этот жест мысленный приказ скакать вперед, который доселе обеспечивал крейсерскую скорость; ему почему-то казалось, что войти в Дверь пешком при его ранге не подобает. На какое-то мгновение посыл подействовал, конь заржал, рванулся вперед, но в следующее мгновение наш герой понял, что коня под ним уже нет, - он в мгновение ока растворился, - и что он, Андрей по инерции летит в сторону все увеличивающегося светового пятна, через которое уже начинало просвечиваться что-то вроде входной двери с круглой ручкой. Тут Андрей натолкнулся на невидимою преграду и заскользил по ее закругленной поверхности, словно по ледяной горке, только не вниз а вверх, а потом его и вовсе швырнуло так, что он на мгновение потерял из виду и лес, и аллею, и световую зону.
Когда наш герой пришел в себя, то оказалось, что он не лежит, не сидит, а висит над пустотой, правда эта зона пустоты под ним не широкая, словно бы некая щель неведомой глубины, которая пролегла между двумя городами, отделенных друг от друга этой самой щелью. Справа от него располагался светлый, словно бы вылепленный из опалесцирующей субстанции светлый город, в котором угадывался все тот же санкт Петербург, но какого-то другого оттенка, в котором ощущалась воздушность и хрустальность, а слева – примерно та же  центральная часть города, но темная, тяжелая, словно бы налитая свинцом, к тому же здания словно были вылеплены в манере художника-кубиста, а ближайшая к Андрею часть города оказалась огорожена стеной. При этом держалось ощущение, что та и другая части города отделены друг от друга двумя прозрачными мембранами, с той и другой стороны, но это было скорее ощущение, чем зрительное впечатление. Таким же ощущением было чувство, что один город является искаженным отражением другого, правда не ясно какой был оригиналом, а какой – копией.
«Так, так, - подумал Андрей, - и куда это я угодил? Какая-то щель между городами, судя по всему, между теми самыми левым и правым городом, о которых мне Тесса с Пандеоном рассказывали. Но это совсем не то место куда я рассчитывал попасть, в этой щели вообще ничего нет, а через мембраны, похоже, не так просто проникнуть, причем, в светлом городе я уже был (правда белой ночью), а посетить темный, левосторонний город у меня вообще нет никакого желания. Я по идее должен был попасть в какое-то место, которое значительно сужает круг моих поисков, и приближает к конечной цели, но что-то подсказывает, что это совсем не то, поскольку через Дверь я так и не прошел, меня куда-то вверх и вбок понесло, и это совсем не тот эффект, который должен был возникнуть при переходе через Дверь».
Андрей начал вертеться в пустоте вокруг своей оси, чтобы хоть как-то сориентироваться и обнаружить что-нибудь, что ему подскажет план дальнейших действий, и неожиданно нос к носу столкнулся с черным магистром, который, казалось, тоже только что вынырнул из пустоты, и так же, как и Андрей висел между двумя городами-антиподами. Впрочем, Андрей уже привык к его неожиданным появлениям и нисколько не удивился.
- Еще раз здрасте! – раскланялся наш герой, - вы как раз вовремя, а то мне кажется, что я куда-то не туда попал, а спросить, как пройти на Дерибасовскую, не у кого. Я в последнее время себя Фаустом ощущаю, которому Мефистофель помогал, у меня такое впечатление, что вы не против меня играете, а вместе со мной. Правда, тогда не ясно, в чем заключается игра.
- Насчет Фауста с Мефистофелем, это вы верно подметили, - лучезарно улыбнулся магистр. Что-то мне подсказывает, что вы постоянные дежавю испытываете, так что ваша догадка не удивительна. Дело в том, что в некой иной форме, которая, собственно, и является вашим прототипом, вы к этой истории имели самое непосредственное отношение. Я вам ее не в праве излагать, но если ваше предприятие удастся, то вы и сами все это припомните. А насчет того, что не туда угодили, так не надо семи пядей во лбу иметь, чтобы это понять. Вы в буфер между двумя слоями угодили, вневременной, межпространственный, и чтобы эту ситуацию разрулить, вам придется кое-что подкорректировать. Я ведь намекнул, что просто так через Дверь не пройти, это переход в индивидуальное альтернативное измерение, а вы до сей поры в общем находились, и для нужного перехода необходимо привлечь немалую энергию извне. Я вам на это указывал, однако вы решили так, с кондачка, на лихом коне, как Василий Иванович, только еще шашки не хватало.
- Да, насчет энергии извне, это я и вправду забыл, - смущенно пробормотал Андрей, - но вы, кстати, ничего не сказали, какая это энергия, и как ее привлечь.
- Это я вам вряд ли смогу сказать, - посерьезнел магистр, - есть некие законы игры, которые я нарушать не вправе. Могу только сказать, что вы достаточно зарядили Меркабу кармической, событийной энергией, чтобы задать ей этот вопрос.
- Так ей можно вопросы задавать? – удивился Андрей, - вы об этом ничего не говорили, это бы многое упростило.
- Меркаба – саморазвивающаяся система, как в общем, так и в индивидуальном аспекте, - сказал черный магистр, - раньше она бы вам ничего и не ответила, поскольку была пуста, теперь же, как вы, наверное, заметили, из мозаики ее ячеек начинается складываться некая история. Назовем ее, допустим, «роман «Размывы». При ваших верных ходах и поступках  энергоинформационная ткань событий вызывает систему резонансов, и из определенного слоя затомиса метакультуры в Меркабу начинают поступать голограммы событий романа, который уже существует на провиденциальном плане. При этом, как вы, наверное, заметили, ячейки должны правильно состыковываться, как в головоломке, где из отдельных кусочков определенной формы складывается целая картина. В вашем случае уже немалая часть картины собрана, но так же еще значительную часть составляют пробелы, которые предстоит заполнить. Когда картина будет полностью собрана, вы сможете проникнуть в Энроф. Но это касается вероятного будущего в том случае, если действия с вашей стороны будут правильными. На данном этапе уже достаточно кармического материала, чтобы Меркаба начала работать, как справочник, правда ответы, пока, будут возникать не на все вопросы, а только на те, которые, так или иначе касаются той части картины, которая заполнена без пробелов. Но ответа не будет, если он относится к той сфере, к той части романа, где причинно-следственные связи еще не состыкованы. Мало того, Меркабу теперь можно использовать и в качестве машины времени, но, опять же, в пределах состыкованной картины событий.
- Надо же, - удивился Андрей, - как странно, но ведь в Меркабе отражаются события романа, а не реальности?
- В данном случае, - сказал магистр, - мы находимся в ткани событий, которые выстраиваются согласно роману. В этом нет ничего удивительного, ведь вы – литературный персонаж, и находитесь  в настоящее время в системе сакуалл затомиса метакультуры и трансмифа. Однако в ваших возможностях перенести эти наработанные информопакеты Меркабы в Энроф, и тогда события в Энрофе начнут развиваться по сценарию романа. Это позволит вам воплотиться в материального Андрея Данилова, и других возможностей для вас не существует.
- Так вот оно как, - задумчиво проговорил Андрей, - любопытный механизм… впрочем, достаточно логичный. Мне, выходит, головоломку-мозаику в Меркабе нужно собрать. Вы сказали, что я где-то что-то напутал?
- Совершенно верно, поэтому, если бы вы сейчас развернули Меркабу, то убедились бы, что новых заполненных ячеек не появилось. И это некий тупик. Тем не менее, уже заполненных вполне достаточно, чтобы вы могли отмотать время назад, и снова попытаться пройти через дверь, воспользовавшись методом, который вам подскажет Меркаба. При этом должны произойти некие события, которые помогут заполнить какое-то количество пробелов головоломки, другими словами проступающего повествования «Размывы».
- Но что для этого нужно сделать?
- Чтобы еще ближе подобраться к индивидуальной системе отражений и альтернативных жизненных потоков Андрея Данилова вам нужно отмотать назад время; чтобы Меркаба смогла это сделать, нужна дополнительная энергия; чтобы зарядить Меркабу нужно схлопнуть два этих города-антипода – все с помощью той же Меркабы. Это запустит некую цепь событий.
- Схлопнуть два города?! – вытаращил Андрей глаза на магистра, - а это не…
- Не беспокойтесь, - не дал ему договорить магистр, - в скором времени статус кво восстановится: любая система имеет некий буферный механизм для сохранения подвижного равновесия. Конечно, этот коллапс может определенным образом перетряхнуть пространство затомиса, но другого выхода у нас нет. Мир болен, ему нужна определенная лечебная процедура, и возможно тот микровзрыв, который возникнет в затомисе благодаря схлопыванию двух городов-антиподов, и явится той самой процедурой… что-то вроде шоковой терапии. Да и вообще, какое вам дело до этих призрачных городов! Главное, чтобы ячейки заполнялись.
- Что ж, - сказал Андрей, - попробую. Возможно я напрасно вам доверился, но все что вы говорите, кажется мне достаточно правдоподобным и логичным, а мне что-то ничего путного в голову не лезет.
Привычными манипуляциями Андрей развернул штурвал Меркабы (при этом черный магистр тут же испуганно отодвинулся от Андрея на безопасное расстояние), затем внимательно всмотрелся в его ячейки и сосредоточился на двух городах-антиподах, между которыми зависли они с черным магистром. Ячейки тут же среагировали, и отражения обеих городов в микроскопическом виде появились в двух ближайших ячейках. Одновременно где-то там, у горизонта, над просторами обеих городов, всплыли две зеркальные Меркабы.
- Надо же, - удивленно повернулся к магистру Андрей, - раньше всегда одна появлялась!
- Количество не имеет значения, - пожал плечами демон, - если требуют обстоятельства, их и тысяча может появиться, но, тем не менее, все они будут едины во множестве. Ну а теперь сблизьте ячейки, и тогда два потока событий, символизированные двумя Меркабами, на время сольются в один.
- Ладно, нетрудно было и самому догадаться, - проворчал Андрей, - тут не надо семи пядей во лбу иметь. Только вот каким образом время на необходимый срок, как вы выражаетесь, отмотать?
- Меркаба сама отмотает, согласно событиям, уже проявленным в ее ячейках. Событиям «Размывов», разумеется. Тогда произойдет необходимая стыковка событий, и вы сможете переиграть ситуацию с чудесной Дверью.
Андрей важно наклонил голову, повернул штурвал Меркабы наподобие кубика Рубика, максимально сблизив ячейки с двумя городами, и в то же мгновение одна ячейка как бы въехала в другую, а изображения городов-антиподов совместились.
Дальнейшие события развивались следующим образом: обе Меркабы начали бешено вращаться, причем оба города двумя огромными смерчами стали втягиваться внутрь соответствующей матрицы. Андрей с удивлением наблюдал, как куски крыш, колонны, деревья, фонари, фрагменты зданий и тучи какого-то недифференцированного хлама всасываются двумя воронками, сужающимися кверху в два гигантских многогранника, напоминающие причудливые космические станции. Этот процесс, как ни странно, никак не отразился на размерах и форме Меркаб, правда та, что зависла над светлым городом засветилась мягким рассеянным светом, а та, что над темным темнела все больше, по мере того, как все большая часть города поглощалась ее недрами. Не прошло и нескольких минут, как вместо двух антиподов-подобий северной Пальмиры, справа и слева от Андрея зиял сплошной размыв, как если бы с холстов взяли, да стерли растворителем оба пейзажа. Затем Меркабы с грохотом соединились в одну, и в последний момент Андрею показалось, что одна из ячеек, заполненных событиями романа, выступила наружу, правда, что именно там происходило, Андрей рассмотреть не успел. Объединенная Меркаба лопнула, разлетевшись мириадами осколков, они упали на два гигантских размыва, объединили их в один, а затем из этой гигантской пространственной проплешины в мгновение ока вырос город, который был Андрею до боли знаком, хоть он и не часто видел его с высоты птичьего полета, и этот город был точной копией настоящего, хорошо известного Андрею, хоть и возник только что на его глазах из двух призрачных антиподов. В следующий момент Андрей почувствовал, что падает и одновременно теряет сознание, когда же он пришел в себя, то увидел, что стоит напротив какого-то старого полуразвалившегося забора,  а за его спиной высится здание - что-то вроде старого заброшенного цеха или заводского склада из красного потемневшего почти до черноты кирпича. В щелях, между досками забора, виднелась тускло поблескивающая вода канала, а чуть дальше проглядывали бурые плиты набережной.
Тут, слева от себя Андрей услышал хриплое покашливание и увидел черного магистра, который стоял тут же, поблизости.
- Где это мы, - недоуменно спросил Андрей, - что-то знакомое, но не пойму, где это именно.
- Да это такой островок в Ленинграде, между Мойкой и Крюковым каналом, - почему-то улыбаясь сообщил черный магистр, - называется «Новая Голландия». Ваш прототип любил прогуливаться в этих краях, когда ему было лет 15-16, и часто проходил мимо этого места. Правда, на сам остров, он, по-моему, никогда не забредал, поскольку мост там с другой стороны, а он почему-то ходил всегда именно здесь. Так что это ваше очередное дежавю, связанное с памятью взрослого двойника.
- А почему мы именно здесь очутились, - спросил Андрей, - мы что, в реальном мире находимся, в Энрофе?
- К сожалению, нет, - развел руками черный магистр, это – всего лишь астральная проекция-отражение. А почему мы здесь оказались? Надо понимать, в этом месте сюжетные и временные линии переплетаются… деталей я не знаю, этот процесс знаком мне лишь в теории. Идемте ка. – с этими словами магистр двинулся прямо на забор.
- Куда же вы, здесь же забор, а дальше речка, - удивленно окликнул его Андрей.
- А это не важно, - улыбнулся магистр, - прикоснулся к забору пальцем и в нем тут же возникла калитка, которую тот открыл уже обычным способом. Под ногами у него плескалась вода канала. Магистр, как ни в чем небывало сделал несколько шагов по поверхности, затем поманил пальцем Андрея.
- А разве я могу? – недоверчиво поглядел тот на своего консультанта.
- В настоящее время ваше тело обладает теми же свойствами, как и мое, так что не провалитесь, другое дело, если бы это происходило в Энрофе.
Андрей осторожно вступил на воду. Поверхность ее казалась немного скользкой, однако он чувствовал себя гораздо увереннее, чем если бы вышел на лед. Ни разу не поскользнувшись, хоть вода под ним и раскачивалась слегка, он выбрался на середину Мойки и вопросительно глянул на черного магистра, а тот, тем временем, впился глазами куда-то вверх, затем, ни слова не говоря, ткнул в ту сторону пальцем. Андрей задрал голову и увидел, что от горизонта до горизонта над его головой на высоте 10-15 метров протянулась бесконечная балка, вернее, монорельс, и это было тем более странно, что никаких подпорок под ним не просматривалось. По монорельсу со скоростью велосипедиста двигалась маленькая вагонетка с открытым верхом, а из нее свесился торс весьма знакомой ему персоны: совсем недавно он признал эту персону во всаднике Пандеоне, сейчас же что-то подсказывало ему, что этот двойник уже нечто иное, сам его прототип, которого он видел в больничной палате и на горном плато. (Склонившийся над романом писатель был все же слишком стар, чтобы Андрей с легкостью с ним себя ассоциировал).
- Срочно перенаправьте его, - неожиданно прозвучал приглушенный голос магистра, - похоже, он спрыгнуть к нам собрался. Если ваши астральные тела соприкоснуться, произойдет аннигиляция, и вы оба исчезните. И не задавайте лишних вопросов, а то поздно будет, - повысил он голос, видя, что Андрей как раз и собрался этим заняться, - срочно разворачивайте штурвал.
Неподдельный испуг магистра передался и Андрею, он первый раз видел могущественного демона испуганным, поэтому, не раздумывая, развернул штурвал Меркабы и увидел на зеркальной поверхности одной из его ячеек словно бы уменьшенное отражение двигающейся вагонетки. Правда на других ячейках отразился план города с высоты птичьего полета, поэтому Андрей передвинул ячейку с двигающимся двойником куда-то в район Медного всадника и, подняв голову констатировал, что монорельс резко изогнулся в сторону, и неведомая сила так швырнула вагонетку по этому монорельсу, что она тут же скрылась из виду. В этот же момент у горизонта снова всплыла Меркаба и начала вращаться с бешеной скоростью, при этом процесс разборки и сборки городов повторился в обратном порядке. В течение нескольких минут только что возникший объединенный город был поглощен Меркабой (при этом Андрей с магистром, находящиеся в самом эпицентре разрушения даже не почувствовали дуновения ветерка, в то время, как город вокруг по кусочкам летел в тартарары. Когда же из двух Меркаб вновь восстановились два города-антипода, какая-то сила швырнул Андрея в белую ночь правостороннего города. Когда же он, на мгновение потеряв сознание, пришел в себя, то обнаружил, что вновь стоит неподалеку от Михайловского дворца в Летнем саду среди гуляющей публики, словно еще совсем недавно здесь и не происходило жестокой битвы между злодеями левостороннего города и светлыми романтиками правостороннего.
Андрей на всякий случай огляделся, нет ли поблизости черного магистра, однако того не оказалось, а впрочем, Андрей и предполагал, что тот за ним не последует.
«Так, - стал размышлять наш герой, - от чего ушел, к тому пришел. Очевидно, если я вновь допущу ошибку, то снова здесь окажусь, но теперь, после объяснений магистра, по-моему, только тупой не пройдет через эту пресловутую дверь. Что ж, зададим Меркабе соответствующий вопрос, если она теперь и функции справочника выполняет».
Андрей развернул штурвал, и впервые ему почудилось, в этом переливающимся металлом многограннике нечто одухотворенное, так что у нашего героя даже возникло желание побеседовать с ним. Однако никакой подходящей темы для беседы с пультом матрицы мира он не мог придумать, поэтому сразу задал вопрос по существу, к тому же вслух:
- Скажи ка мне, уважаемый штурвальчик, какой энергией я должен воспользоваться, чтобы пройти через дверь на новый уровень, и что я должен для этого сделать?
Сразу же после заданного вопроса в штурвале что-то защелкало, заскрипело, затем из недр многогранника раздался металлический голос, похожий на бесстрастный голос робота из какого-нибудь фантастического кинофильма:
- Включение новой функции, включение новой функции. Ответ на вопрос. Чтобы пройти через зону ноль-прехода в индивидуальное отражение альтернативного событийного потока необходимо зарядить Меркабу энергией текущих сценариев города грез. Энергия вытесняется с помощью «тумана забвения», которым абонент уже пользовался в тридевятом царстве. Зарядка Меркабы произойдет автоматически, сразу после наведения вышеупомянутого морока. Со штурвалом заряженной Меркабы абонент беспрепятственно сможет пройти через зону перехода. Желаем приятного перехода. Ответ закончен.
- Однако, - озадаченно почесал Андрей затылок. Что ж получается? Если я у этого города сниму энергию сценариев, то что же его в этом случае ждет? Из разговора с Тессой и Пандеоном я понял, что вся жизнь города грез существует согласно приходящим из мира демиургов сценариям. Правда, я то знаю, что это никакой не мир демиургов, а обычный Энроф, куда я так стремлюсь попасть, чтобы обрести нормальное, полноценное существование. Однако вопрос не в этом, вопрос в том, что произойдет с городом и с его обитателями?
Тут же среагировав на случайно заданный вопрос, штурвал вновь заскрипел и произнес:
- Жителей города в этом случае ожидает утрата душевных свойств и превращение в известных кукольных персонажей, как-то: Пьеро, Арлекина, Пульчинеллу, Понча, Полишинеля, Верооко, Коломбину, Петрушку и аналогичных вышеуказанным. Право выбора за абонентом.
- Да, - расстроился Андрей, - хорош себе выбор: целый город в театр Образцова превратится! А других способов перехода не существует?
- У данного абонента, каковым являетесь вы, другого способа не существует. – Вновь включился штурвал.
- Ну, что ж, - грустно пробормотал Андрей, - видит Бог, я этого не хотел! Жалко Тессу, Пандеона, Тави, Друда, и всех остальных, столь симпатичных персонажей-романтиков. С другой стороны, если бы у меня какой-то другой способ существовал, я б никогда с ними так не поступил. В конце концов! – Непонятно на кого разозлился Андрей, - это же не живые люди а эйдосы, литературные духи, и, надеюсь, им не будет больно. Наверняка все это потом как-то утрясется, магистр же говорил о буферных системах, которые восстанавливают статус кво в астрале. Я, в конце концов, не страж этому городу, меня сюда вообще помимо моей воли занесло, и у меня имеются собственные проблемы.
С этими словами Андрей материализовал туман забвения, как он уже это делал в Тридевятом царстве, и опустил его на город, оставив свободным от него только то место, где стоял сам, - вокруг Михайловского дворца, а так же аллею, которая вела к двери перехода на новый уровень. Последние из жителей города грез, которых он увидел перед наведением морока, были Тесса и Пандеон, которые только что остановились у опушки. В следующий миг их скрыл туман забвения.
Неожиданно в небе появилось огромное, прозрачное, словно бы сотканное из звездного света лицо молодого, лет пятнадцати Андрея Данилова, в котором угадывался не образ, а реальный человек и над городом, окутанным мороком, зазвучал знакомый до боли голос, который, скорее всего лет через пять прозвучал бы из его собственных уст, и этот голос декламировал стихотворение, которое показалось Андрею таким же знакомым, как и голос, словно бы он сам его и сочинил, если бы не знал, что никогда в жизни не писал стихов.
Всеждущим микроскопа оком,
Из яви время прободая,
Из дней высасывая соки
Гляжу сквозь пламя не мигая.
Листочек белый оросится
Значками, строчками сознанья,
То панихидой увяданья,
То сна чарующею птицей…
А значит что-нибудь родится,
Промчится с ликом древних вестниц
По клавишам забытых лестниц
Меж этажей воспоминанья.
И вот в плену предположений
Ломаю стены странных взглядов,
В дни лунных бликов, восхищений
Иду упиться сладким ядом.
Боюсь и лжи, и голой правды,
Ищу воздушность покрывала,
Чтобы сама не раскрывала,
Чтоб разобрать лишь очертанья
Полусокрытого сознанья,
Полупотерянного чуда…
И превратившись в яркий лучик
Пронзить материальность буден,
Расшевелить мышленья студень,
Окутать пики горной кручи –
И… стать игрушкой авторучки…
…………………………………….
Но сердца стук в тоннеле гулком
Все громче, громче, я шепчу:
«Господь, храни мою химеру,
Не дай задуть щелчком неверья
Едва горящую свечу.
Уж полпути, крадутся тени
Из яви, чтобы сладкой ленью
Окутать еле слышный шум.
Я жду с тоскою пробужденья
От тихой сладости виденья –
Идет на смену трезвый ум…
………………………………
Прошло, видение разбито,
На смену птицам и реликтам
Машины с хохотом и рыком
Вскрывают комнату мою.

Как только были произнесены последние слова, лицо Андрея-демиурга исчезло, и на его месте образовалась зеркальная Меркаба, которая снова начала вращаться в северном небе, загасив и без того плохо видимые звезды. Это движение каким-то образом сказалось на процессах, происходящих за окнами Михайловского дворца: пары, кружащие в веселом вальсе начали вращаться все быстрее, и вскоре уже никаких фигур невозможно было разглядеть, по комнатам носился бешеный вихрь, к котором еще какое-то время можно было разглядеть предметы внутреннего убранства и фрагменты мебели, но вскоре это был уже бешено вращающийся световой поток. Затем крыша дворца лопнула, и оттуда, в сторону Меркабы ударил световой смерч, который осветил полнеба и выявил быстро листающиеся одна за другой туманные страницы, проходящие сквозь небо, которые словно бы осыпались внутрь Меркабы с жалобным шелестом. Процесс этот продолжался несколько минут, затем так же внезапно прекратился, как возник и в тот же момент в бесконечных ячейках Меркабы вновь возникла мозаика романа, и Андрей отметил, что количество заполненных и состыкованных фрагментов заметно возросло и приблизилось к половине.
- Отлично! – вслух произнес Андрей, совсем забыв о печальной участи города и его обитателей (он обратил внимание, что то тут, то там из тумана появляется какой-нибудь Пьеро, Арлекин или Коломбина, совершал несколько бессмысленных движений и скрывался в тумане), - теперь ясно, что сделан еще один шаг в нужном направлении, что ж, остается только добраться до двери и я на новом уровне, только вот неоткуда взять коня, а этот явно не годится, - ( это Андрей прокомментировал увиденное, поскольку из тумана показалось жалкое существо, сделанное из отдельных деревянных чурок – некий кукольный Савраска). – Что ж, придется идти пешком, а путь для пешехода неблизкий. А собственно, чего ради я играю по здешним правилам? Кто мне мешает переместиться со скоростью мысли? Времена тоскливых перемещений по астралу с черепашьей скоростью давно миновали!
С этими словами Андрей пустил вдоль коридора, образованного двумя стенами тумана, мысленный импульс, и в тот же момент оказался около белой двери с золотой ручкой в форме шара от которой исходил сильный, но мягкий молочный свет.
«Могущество растет с каждым шагом! – горделиво подумал Андрей, - а впрочем, невелика честь так в астрале передвигаться! Что ж, посмотрим, что меня там, за дверью ждет».
С этими словами Андрей распахнул дверь и ухнул в зияющее ничто…






































ГЛАВА 13

УРОВЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ

Когда Андрей в очередной раз пришел в себя, то обстановка и ситуация, в которой он очутился, показались ему знакомыми, хоть он, как всегда, не помнил, когда и где мог ее наблюдать. Впрочем Андрей настолько привык к своим постоянным дежавю, что давно уже перестал им удивляться. Он стоял посреди огромного полутемного зала, освещенного мерцающим светом факелов, из темноты помещения проступали колонны, купол зала скрывался где-то в необозримой высоте, но все же было видно, что он резко сужается несколькими арками, как принято в готических храмах. Хорошо был виден только изысканно сервированный огромный стол, словно бы специально сделанный для средневековых пиршеств. На столе стояли всевозможные яства, тоже что-то из средневекового репертуара: целиком зажаренные на вертеле барашки, гуси, утки, куры, а также разнообразная лесная дичь от фазана до вальдшнепа. Венчал же стол выложенный на гигантское блюдо размером с ванну целиком приготовленный дикий кабан. Среди всего этого кулинарного великолепия в большом количестве также фигурировали разнообразнейшие емкости для горячительных напитков: бутыли, графины, бочонки. За столом восседали не менее пятидесяти человек в одинаковом одеянии средневековых монахов –бенедиктинцев и с аппетитом уплетали все эти изысканные яства, обильно заливая их из тончайших хрустальных бокалов, играющих тусклым факельным светом.
- Входите, входите, молодой человек, присоединяйтесь к нашему столу, - услышал Андрей знакомый вкрадчивый голос, в котором слышались постоянные нотки сарказма. Он оглядел сидящих, весьма безликих и похожих друг на друга, тем более лица их затеняли черные капюшоны, и увидев у одного из них золотой медальон в форме куба на шее, уверенно направился к столу и сел напротив монаха, который наверняка и был черным магистром.
- В который раз здрасте, - сказал Андрей, усаживаясь на массивный стул из черного дерева с высокой резной готической спинкой, - вы с вами раз от раза все чаще встречаемся. Вы каждый раз оказываетесь там, куда я после прохождения очередного уровня попадаю. Как вы ухитряетесь так точно угадывать, в каком месте я в очередной раз окажусь?
-  Э, молодой человек, - усмехнулся черный магистр, - побродив с мое по этим разноматериальным слоям Шаданакара, только полный идиот не научится тут ориентироваться. И не потому, что система слоев проста, а потому что времени было необозримо. Так что зная систему переходов, нетрудно предвидеть, где вы в следующий раз окажетесь, и появиться там чуть раньше. В этот раз мне даже удалось слегка на стол накрыть, готовясь к вашему приходу.
- А кто эти? – Андрей понизил голос и приблизил лицо к черному магистру, - при них то можно наши проблемы обсуждать?
- Эти то? О, не обращайте внимания, - усмехнулся магистр, - обычные фантомы-статисты, которые слышат только то, что положено слышать, и отвечают только то, что положено отвечать. Я их сам незадолго перед вашим приходом материализовал, все же за таким столом сидеть в полном одиночестве скучновато, тем более, как считается на земле, пить в одиночестве – верная дорога к алкоголизму. Иногда возникает желание себя обмануть, и тогда приходится прибегать к нехитрым уловкам. Разумеется, все это спектакль в средневеково-готическом стиле, но по желанию можно было бы заказать версальское застолье времен Людовика 14, или, допустим, римское, времен Нерона или Калигулы. Если же вы, допустим, тяготеете к декадансу и серебряному веку, можно было бы организовать вечеринку в «Башне» Вячеслава Иванова в окружении бражников-символистов. Правда самого Вячеслава Иванова взять было бы неоткуда и пришлось бы довольствоваться его искусственной копией. Однако сегодня мне захотелось немножечко средневековья. Да вы угощайтесь, небось устали и проголодались с дороги.
Только сейчас Андрей вспомнил про пищу и с удивлением отметил, что Бог знает сколько во рту у него не было маковой росинки (если точнее, то с того самого утра, как они с Аней вылетели из Трускавца), однако голода жажды не испытывал, и, мало того, даже ни разу о еде-питье не вспомнил. Как только в его голову пришла эта мысль, он тут же почувствовал, что в действительности сильно проголодался, правда чувство голода, как ему показалось, было какое-то не такое, не острое, искусственное, что ли. Тем не менее, грех было не воспользоваться ситуацией, и он набросился на все окружающие его изысканные яства, большинства из которых он никогда и не ел в своей жизни. К тому же, несмотря на свой видимый юный возраст, Андрей не ощущал себя ребенком, это, в конце концов, был лишь условный астральный образ его истинной сути, поэтому он отдал должное и разнообразным горячительным, почему-то будучи уверенным, что может выпить хоть бочонок, и ничего страшного с ним не случится. А впрочем, наш герой хорошо понимал, что все это не настоящая еда и не настоящее питье, и уверенность его подтверждалась тем, что блюда и вина вроде бы имели вкус и запах, и ощущались во рту, однако в момент глотания были какими-то не такими, не настоящими, и после проглатывания не проваливались вниз по пищеводу (вопрос, был ли пищевод?), а словно бы исчезали. То же касалось и вина, которое вроде бы и пьянило, но как-то не так, едва касаясь сознания. Вскоре Андрею наскучила эта, как выяснилась, игра в еду, и он отодвинул от себя тарелки с бокалами. Как только ему пришла в голову мысль прекратить этот самообман, голод сам собой пропал, и Андрей утратил всякий интерес к еде и питью.
- Чего-то не хватает? - усмехнулся магистр, - вроде и вкус, и запах, а каких-то знакомых ощущений нет? Ничего не поделаешь, в астрале можно питаться только образами, чтобы поесть-попить по-настоящему нужно иметь физическое тело. Правда у нас, у ангелов бездны, есть и своя специфическая еда, весьма нам необходимая, но на эту тему я не хочу затевать сейчас долгую беседу.
- Да уж, - сказал Андрей, - оказывается, в этом «чуть-чуть» все и дело, и отсутствие этого «чуть-чуть» делает все это кулинарное и винодельческое великолепие ненужным. Однако я, наверное, прибыл сюда не за тем, чтобы обжираться и упиваться за материализованным перед самым моим появлением столом. Прежде всего мне интересно знать, где мы с вами находимся, очевидно этот готический замок – форма условная. Каковы мои дальнейшие действия?
- Вы сделали еще один шаг к Энрофу, - магистр отхлебнул из пузатого фужера рубиново красной жидкости, - мы находимся в пространстве земного сна, причем, в той его части, куда нередко заглядывает ваш, так сказать, создатель. То есть здешняя система частот ему достаточно близка. Так же здесь могут оказаться и астральные проекции людей, с которыми он так или иначе связан. А что делать? Вот тут, в отличие от прежних ситуаций, я этого вам со всей определенностью сказать не могу. Единственное, как мне кажется, вам необходимо научиться манипулировать астральными проекциями, чтобы правильно складывать мозаику романа. Предполагается, что дальнейшие действия станут более прицельными, чем раньше. На этот раз многое будет зависеть от конкретной ситуации и от того, кто конкретно сюда наведается. Для продолжения истории надо будет выйти из замка и прогуляться по городу. Но тут я вам уже составить компанию не смогу, пространство сна чрезвычайно многослойно, и каждый может попасть только в тот слой, для которого у него подходят частотные характеристики. Ваши характеристики данному слою соответствуют, у меня же несколько иная природа. Хотя, конечно, бывают случаи… но тут нужен индивидуальный запрос и создание сложной системы резонансов, а мне этот запрос никто не посылал.
- Ясно, - сказал Андрей, - я, значит, должен по городу прогуливаться в надежде кого-то там встретить. Кстати, кого?
- Конкретно не могу сказать, но это должен быть кто-то из ближайшего окружения Андрея, тот, кто ему присниться может, при этом, не его фантазия, что в основном во снах и случается, а живой человек, который с ним  в Энрофе в настоящее время контактирует. Допустим, близкий друг или любовница, причем, не бывшая, с которой он давно не встречается, а та, с которой у него роман на данный момент.
- А вы думаете я кого-то из них встречу?
- Непременно встретите, для этого вас сюда Меркаба и перенесла, поскольку все идет согласно проявлению фактуры романа. Правда ничего более конкретно сказать не могу.
- А что я должен делать, если встречу?
- Каким-то образом воспользоваться ситуацией, чтобы еще ближе подобраться к вашему создателю, и в то же время ни в коем случае не вступать с ним в прямой контакт. Для этого должны создаться особые условия и произойдет это в несколько этапов.
- Да, - сказал Андрей, не очень то ясно…
- А что вы хотели, - пожал плечами черный магистр, - чтобы я все разжевал да вам в рот положил? По-моему, вы до сей поры неплохо сами со всем справлялись, делали все, что необходимо, и мозаика романа в Меркабе выстроилась уже наполовину.
- Так то оно так, - протянул Андрей, - но каждый раз кажется, что ничего не получится. А потом вроде бы все складывается так, как надо. Только вот с каждым разом все больше убеждаюсь, что вы в этой игре не в качестве противника выступаете, а, скорее, как советник, консультант…
- Это не обычная игра, - улыбнулся черный магистр, - и в определенный ситуации противник может быть консультантом. При этом, не прибегая к какой-то там дезинформации. Считайте, как хотите, но при нашей первой встрече у моря Антивечности, если бы я предложил вам именно сотрудничество, не совсем понятно для какой цели, то вы наверняка бы отказались. А ситуация на данный момент такая, что нарушать свободу воли я не вправе…
- Ну, это понятно, - передернул плечами Андрей, - и все же вам-то какой резон мне помогать, если это в действительности не игра? Не верю, что вы с этого ничего не получите! Если бы все это происходило на земле, то вы бы могли потребовать с меня деньги за услуги, но здесь деньги не в ходу.
- А попробуйте этот ребус сами разгадать. Все что я вам могу сказать, это то, что на данный момент наши интересы совпадают… а дальше? Как знать, как знать, игры Силы неисповедимы!
- Ладно, - сказал Андрей, - было бы наивно полагать, что вы мне все карты выложите. Как я понял, наш обед закончен. Очевидно, я должен выйти из здания и кого-то там найти, и с помощью него куда-то там перенестись. Кстати, совсем забыл, я же теперь все это у Меркабы могу спросить…
- Спросить то можете, а вот, ответит или нет – на данный момент неизвестно. Если в структурах проявленного в ячейках романа данные причинно-следственные связи уже состыкованы, то ответит, а если не состыкованы, то либо вообще не ответит, либо предложит несколько вариантов. Если на прошлом уровне это было очевидно, то сейчас, пока, нет.
Магистр встал из-за стола, и вместе с ним монахи-бенедиктинцы. Демон сделал небрежный жест рукой, словно бы что-то стряхивая, в результате чего и обеденный стол, и яства, и молчаливые сотрапезники исчезли. Магистр сказал:
- Как я вам уже сообщал, компанию составить не могу, за стеной – не мои частотные параметры, а замок – буферная зона, что-то вроде аппарата для глубинного погружения. Желаю успеха.
Черный магистр исчез, Андрей же направился к выходу, который, словно бы специально для данного случая обозначился в полумраке тускло светящимся ободком. Наш герой вышел из здания, оно действительно снаружи напоминало готический собор, что-то вроде вариации на тему парижского Нотр Дам, по крайней мере зловещих химер на фасаде Андрей успел разглядеть отчетливо. Правда, полюбоваться этим шедевром средневекового зодчества он не успел, поскольку собор взлетел в воздух и быстро растаял в темном астральном небе.
Андрей стоял посреди абсолютно пустынной улицы, тянущейся куда-то к горизонту, вдоль которой справа и слева выстроилось два бесконечных ряда высоких серых зданий, тесно примыкающих одно к другому, как на Невском проспекте, так что было даже не ясно, есть ли что-то там, за этими зданиями. Только это был не Невский проспект, к тому же вперед и назад он тянулся насколько хватало глаз. Улица была абсолютно безлюдна, окна также не светились изнутри, и невозможно было сказать, есть ли там, за окнами какая-то жизнь.
«Да, мрачноватенько, - подумал Андрей, - что же это за пространство сна, если здесь никого нет. Глядя на эту улицу, единственное слово, которое приходит на ум, это «одиночество». Нейтронную бомбу здесь что ли взорвали? Ничего живого не осталось, а город цел-ценлехонек. Хотя, в этом случае остались бы машины, а здесь и машин нет, и эта улица которая непонятно откуда начинается и куда ведет. В этом смысле действительно есть сходство со сном, там, как правило, тоже никогда не можешь прийти куда тебе нужно».
Тут Андрей вспомнил, что на предыдущем уровне в качестве справочника ему послужил штурвал Меркабы, и он снова попробовал прибегнуть к его помощи. На этот раз зеркальный многогранник безмолвствовал, очевидно, как предупреждал черный магистр, для данной ситуации в мозаике романа не сформировались необходимые причинно-следственные связи, либо вообще Меркаба отвечала тогда, когда считала нужным.
«Ладно, - подумал Андрей, - будем исходить из того, что имеется в наличие. А в наличие имеется прямая улица без перекрестков, по которой можно идти либо вперед, либо назад, в зависимости от того что понимать под передом, а что под задом. Ну, допустим, передом будем считать то направление, куда я сейчас лицом расположен, других критериев все равно нет. Остается только идти вперед, пока кого-нибудь не встречу, а когда встречу, будем надеяться, возникнет какая-нибудь подсказка. Другого все равно ничего в голову не лезет».
Тут ему пришло на ум, что этой улице явно не хватает не только людей, но и автомобилей, а потом возникла мысль, что он никогда не сидел за рулем, и было бы здорово прокатиться здесь на хорошей гоночной машине: улица прямая, как стрела, к тому же полное отсутствие движения и пешеходов, а значит можно лететь с любой скоростью, не боясь столкнуться с другим автомобилем либо переехать пешехода. Неожиданно Андрей почувствовал, что с ним что-то необычное происходит, он словно бы увеличился в размерах и как-то вырос в длину, когда же он бросил взгляд на свое тело, то такового не обнаружил, поскольку вместо привычных рук и ног он увидел бампер, колеса, а затем, покрутив головой, сообразил, что превратился в роскошный гоночный автомобиль, о котором только что думал, вот только, судя по всему, у этого автомобиля, вместо капота, было человеческое лицо, и лицо вроде бы его, Андрея, которое он, к тому же, может двигать на сто восемьдесят градусов.
«Это еще что такое?! – подумал Андрей, - раньше подобного не случалось! Я вообще-то думал о том, что неплохо бы прокатиться на гоночном автомобиле, а не самому стать машиной. А впрочем, почему бы и нет? По-моему так даже прикольнее. К тому же в такой форме я гораздо быстрее просмотрю эту улицу, а то пешком тут Бог знает сколько пилять придется. Думаю, превратиться в человека снова, тут не проблема».   
Андрей (и это показалось ему естественным), включил внутри себя зажигание, отжал газ, отпустил сцепление и рванул с места, словно болид формулы один. Навстречу полетела идеально ровная дорога и однообразные дома типа фундаментальных добротных «сталинских» построек. Какое-то время Андрей упивался скоростью, как, наверное, упивался бы ей автомобиль (если бы мог думать), весь смысл жизни которого в максимальном накручивании километров. Однако, очевидно, Андрей все же превратился в автомобиль не до конца, поскольку просто быстрая езда ему скоро надоела, он резко сбросил газ, и в этот момент своим острым, как у орла, зрением далеко впереди себя разглядел едва заметную фигурку, бегущую по проезжей части.
«Так-так, - воодушевленно продумал Андрей, - если бы здесь было полно народу, как в любом нормальном городе, можно было бы только гадать, кто именно из прохожих мне нужен для очередного перехода. Однако тут выбирать не приходится, вон он объект, прямо по курсу».
Андрей резко сбавил скорость, чтобы вдруг, не дай Бог, проскочить мимо этой, одиноко бегущей фигурки, и не спеша начал ее догонять, понимая, что настигнуть ее может в любой момент, когда захочет.
«Просто догнать, не интересно, - думал Андрей, - вот если бы это был другой гоночный автомобиль, вот тогда можно было бы погонять, как следует, а так – слишком силы не равны».
Вскоре он уже видел, что это бежит, не оборачиваясь, обнаженная девушка с короткой стрижкой и спортивной, возможно несколько мальчишеской фигурой, и эта фигура, как и многое здесь, показалась ему чрезвычайно знакомой.
«Неудобно как-то так к голой даме подкатывать, - подумал Андрей-автомобиль, - она, может, именно потому голая, что город пустой, а воздушные ванны полезны для здоровья».
Андрей решил подъехать поближе, а там уже превратиться в человека и попытаться заговорить с обнаженной, возможно тогда станет понятно, что делать дальше. Девушка, тем временем, продолжала бежать странной, механической походкой, и не разу не обернулась, хотя, скорее всего, шум мотора должен был быть уже слышен. Андрей собрался было увеличить скорость, чтобы побыстрее ее нагнать, как вдруг, нечаянно поглядев вверх, увидел, что с неба прямо на девушку по касательной стремительно спускается огромная птица.
«Это еще что такое?! – подумал Андрей, - эта штука собирается ее похитить что ли? А я, выходит, с носом останусь! Кто его знает, встречу ли я в этом пустынном царстве кого-то еще или нет! Тем более, девушка эта вроде бы мне знакома, возможно, если бы я ее поближе рассмотрел, то узнал ее. А это все неспроста, тут ничего просто так не бывает, наверняка именно она мне и нужна для перехода на новый уровень». – И Андрей рванул вперед, чтобы оказаться рядом с девушкой быстрее зловещей птицы, ему, помимо чисто шкурнических интересов, захотелось защитить от огромной птицы это странное бегущее создание, которое, казалось, не реагировало ни на его приближение, ни на приближение птицы, которая уже кидала тень на бегущую.
Почувствовав ярость, Андрей вдруг понял, что лицо его обрело новые пропорции: рот превратился в зияющую огромную пасть с чудовищными клыками, а глаза угрожающе выкатились,  и, казалось, метали молнии. С яростным рыком Андрей-машина резко рванул вперед, чтобы успеть нагнать девушку, однако гигантская птица опередила его буквально на мгновение, перед самым капотом схватив беглянку и взмыв в небо. Тут Андрей понял, что это никакая не птица, а его взрослый двойник в темном плаще, напоминающем крылатое одеяние Бэтмена. В этот момент, хотя Андрей-автомобиль вроде бы и не активизировал штурвал, как раз над тем местом, где улица скрывалась за горизонтом, всплыла огромная Меркаба, и человек-птица вместе с вяло повисшей в его руках девушкой явно устремились в ее сторону. Непонятно почему, у Андрея тут же возникла мысль, что если они сейчас скроются в одной из ячеек, то он никогда их более не найдет, и его шанс перейти на новый уровень будет утерян. Тем временем ячейки Меркабы вновь проявили сценки романа, и Андрей понял, что вновь, без каких-либо действий со своей стороны, превратился в десятилетнего мальчика. Непонятно почему, его внимание привлекла та ячейка, которая демонстрировала сюжет, где взрослый Андрей расправлялся с компанией хулиганов с помощью каких-то непонятных нитей, которые он выбрасывал прямо из солнечного сплетения. Нашему герою показалось, что эта способность могла бы ему оказаться в нынешней ситуации полезной, поскольку он уже достаточно замешкался, и если даже взлетит сейчас в воздух, то не успеет догнать беглецов прежде, чем они скроются в одной из ячеек Меркабы. Что произойдет именно так, Андрей не сомневался, и в этом случае мгновенно выстреливающая нить могла бы оказаться полезной. Эта мысль переросла в уверенность, уверенность – в волевой импульс, и в то же мгновение Андрей почувствовал, что около его солнечного сплетения загустевает световой шарик, который тут же выпустил вслед ускользающей паре тонкую нить, которая, догнала и прилепилась к кому-то из беглецов, которые превратились уже почти в точку. Сам факт попадания Андрей не видел, однако почувствовал резкий рывок нити, и как ни сопротивлялся, нить потащила его за собой так, словно он закинул удочку на окуня, а ему попалась какая-нибудь белая акула. Впервые путешествуя по уровням загадочной игры, с того момента, как выяснилось, что он является хозяином штурвала всемогущей Меркабы, он почувствовал, что его противник гораздо сильнее, и тянет его за собой, преодолевая отчаянное сопротивление Андрея, который собирался с помощью чудесной нити подтянуть беглецов к себе.
«Выходит, я  тут не самый крутой, - подумал Андрей, и в этот момент фигурки беглецов юркнули в одну из свободных ячеек Меркабы. Однако нить продолжала тянуть Андрея все дальше и дальше, и тут он понял, что совершенно незачем сопротивляться, что в Меркабе происходит быстрое заполнение свободных ячеек, а следовательно то, что его тянет в одну из них уже невидимый буксир, как раз то, что и надо: его перетягивают на новый уровень, который, очевидно, расположен где-то среди ячеек Меркабы.
«Странно, - подумал Андрей, - мне казалось, что это я ей управляю, а тут она меня поглощает, словно щепку водоворот. Надеюсь, бояться нечего, ведь со мной штурвал управления этой самой громадиной».
В этот момент нить подтянула Андрея к одной из ячеек, которая с такого расстояния выглядела чем-то вроде небольшого концертного зала, затем он ощутил, что проникает сквозь непрочную мембрану, услышал легкий хлопок, и на мгновение потерял сознание, как с ним обычно происходило при разного рода качественных переходах.

Когда Андрей открыл глаза, то выяснилось, что он и правда находится в небольшом театральном зальчике (что-то вроде зала театра кукол Образцова), при этом сцена закрыта занавесом, а вместо стен какая-то зыбкая полупрозрачная дымка, поэтому зал неплохо освещен без всяких дополнительных источников света. Нить, которая затянула Андрея сюда куда-то исчезла, а неподалеку, на первом ряду вальяжно развалился черный магистр, рядом с которым сидели несколько монахов, как две капли воды похожие на участников недавнего застолья, но Андрей знал уже, что это живые макеты, и не обратил на них никакого внимания.
- Я уж и не здороваюсь, - сказал Андрей, подходя к своему консультанту и усаживаясь рядом, - мы с вами виделись буквально намедни.
- Получилось так, что вы слишком быстро осуществили переход, - польстил ему черный магистр, - вот и встретились быстро, правда, до вашего гипотетического выхода в Энроф, мы больше не увидимся, а там, как знать… как знать!
- Это почему так, - недоверчиво глянул на него Андрей, - неужели дело уже к концу идет?
- Возможно, возможно, - улыбнулся магистр, - так складывается мозаика романа, впрочем его подробности мне неизвестны. Одно могу вам сказать, что с вашим выходом в Энроф игра отнюдь не заканчивается и мы переходим к главной ее части.
- А в чем заключается главная часть?
- Главная часть, - загадочно глянул на него демон, - заключается в изящном завершении романа. Хотя, если быть точным, окончательного завершения никогда не происходит. Больше ничего не могу сказать, сие и мне неведомо, ведь нередко хочешь одного, а получается нечто совсем другое. Считайте, что я боюсь сглазить, уж больно все гладко до сей поры складывалось.
- Ну, - польщенно потупил глаза Андрей, - насчет «гладко» не могу с вами согласиться, мне кажется, я уже целую вечность по этим бесконечным слоям блуждаю.
- Э, куда хватили, «вечность», - усмехнулся магистр, - вы, молодой человек, и не ведаете, что такое Вечность, или, допустим, Безвременье! Тот, кто ей в глаза посмотрел, никогда уже прежним не останется. Ладно, это слишком глобальный вопрос для наших нынешних проблем, наши же задачи куда более камерные, хотя, возможно, кому-то со стороны они и показались бы грандиозными. Все зависит от степени сравнения. Допустим, грандиозная проблема для какой-нибудь клеточки выглядит совершенно незаметной для макроорганизма. Другое дело, когда подобные проблемы возникнут перед значительной частью клеточек, составляющих данный организм, вот тогда это будет автоматически означать проблему и для организма в целом. Но мы несколько отвлеклись на общие разговоры, давайте ка лучше посмотрим, кого вам заблеснить удалось.
- Что значит, «заблеснить»?
- Так вы ведь, прежде чем в этот зал попасть (а зал этот, как вы, надеюсь, поняли, помещен в одной из ячеек индивидуального аспекта Меркабы), вы воспользовались некой силовой нитью, способность выбрасывать которую вы обрели благодаря тому, что подобной сидхой обладал на определенном жизненном этапе ваш прототип из Энрофа. Так вот, этой нитью вы заарканили некую сущность из его сновидения, и по этой нити вам удалось проникнуть в ячейку Меркабы, которая в своем индивидуальном, кармическом аспекте связана с судьбой вашего прототипа. Без этой нити вы вряд ли сумели бы сюда попасть, поскольку Меркаба бала активизирована не вами лично.
- А если бы я, - глянул на магистра Андрей, - проник внутрь той Меркабы, которой я управляю, с помощью штурвала? Что бы тогда было?
- Тогда вы угодили бы в несколько иную историю, мне неведомую, поскольку тот аспект Меркабы, которым управляете вы, относится к сфере Трансмифа. Тот же аспект, в котором сейчас мы с вами пребываем, это уже сфера сна и Энрофа, поэтому отсюда – прямой путь в физическое пространство. Но чтобы туда попасть, вам придется его несколько подкорректировать, чтобы быть с ним в унисон. То есть настроить в унисон оба аспекта Меркабы.
- Это как подкорректировать?
- Это значит, что вы должны перевести некоторые аспекты из Трансмифа в Энроф, чтобы событийный ряд Энрофа соответствовал событийному ряду Трансмифа. В этом случае вы сможете перейти в Энроф, став одним из его физических объектов, без всякого риска исчезнуть в то же мгновение, как соприкоснетесь со средой чуждого лично вам измерения.
- Но благодаря чему это стало возможным? – Недоумевал Андрей.
- А благодаря тому, что аспект Меркабы, относящийся к Трансмифу, объединился с аспектом Меркабы, относящемуся к Энрофу, и события романа, к которому вы имеете прямое отношение, как его главный литературный герой, можно теперь с помощью вашего штурвала переводить из Трансмифа в Энроф. В этом случае события вымышленного романа станут реальностью в физическом мире, и вы получите возможность обрести физическую реальность. Но сперва, очевидно, надо немного попрактиковаться.
- Надо же, как все интересно закручено! – подивился Андрей.
- Вот именно, в данном случае Меркаба играет роль буфера. Это все равно, что в специальном аппарате декомпрессию проходить при глубоководных погружениях. Без декомпрессии человека просто разорвет.
- Кстати, - сказал Андрей, - вы-то как здесь очутились, если сюда можно было только по этой нитке проникнуть?
- А это моя маленькая хитрость, - усмехнулся магистр, - считайте, что я в вашем кармане сюда проник. Только вы этого не заметили. Однако, мы опять несколько отвлеклись от главного. Давайте посмотрим на того, благодаря кому мы здесь очутились.
С этими словами черный магистр хлопнул в ладоши, занавес раздвинулся, и на сцене оказалась та самая девушка, которую Андрей преследовал в качестве автомобиля, как-то не подумав о том, какое впечатление произведет на нее гоночный автомобиль с карикатурным человеческим лицом в качестве капота. На этот раз девушка была в балетной пачке кукольной Коломбины, да и вообще больше походила на большую, чрезвычайно искусно выполненную куклу, чем на живого человека. К тому же от ее рук, ног и головы, как у марионетки, куда-то вверх отходили многочисленные нити.
- Кто это, - глянул на магистра Андрей, - мне кажется, я ее хорошо знаю, правда, когда и где я был с ней знаком, что-то не припомню.
- Так и не удивительно, - усмехнулся Магистр, - это узнавание относится к сфере памяти реального Андрея Данилова, с которой вы непосредственно связаны. Что же касается этой души, вернее, астрального тела, то оно принадлежит одной из любовниц вашего прототипа, с которой он путешествовал по тайге. Так сказать, походная подруга, ничего особенного, ваш двойник ей не особенно увлечен, просто запал на то, что поблизости находилось. Однако какое-то время они были объединены общей мистерией, и это их сильно сблизило, благодаря чему в одну из ночей они оказались в едином пространстве сна, что и позволило нам проникнуть в ячейку индивидуального аспекта Меркабы вашего прототипа.
- А почему она как кукла выглядит? И эти нити от рук и ног, как у марионетки?
- Дело в том, что попадая в пространство сна, астральные тела подавляющей части людей превращаются в некое кукольное подобие своих реальных объектов, отсюда и та механистичность, с которой живет и действует человек в своем сне. Другое дело, ваш земной двойник, он уже давно перестал быть во сне и астрале своим кукольным подобием: слишком серьезную школу работы в сновидениях он прошел. Кстати, именно поэтому вы, его литературный эйдос, столь сознательны и человекоподобны (я имею в виду не облик, он особого значения не имеет, а вашу ментально-психологическую структуру). Если бы вас породило воображение среднестатистического писателя, то вы сами были бы подобны этой девушке-Коломбине. На данном этапе вам не удалось захватить нитью астральную проекцию Андрея Данилова, и вы заарканили его подругу, которую он тащил, как бессмысленный мешок с соломой, но через его привязанность к этой девушке есть шанс заарканить и его самого, и, возможно, даже им поманипулировать. Правда, это еще вопрос, поскольку его личная сила, как реального, обладающего физическим телом человека, несравненно больше вашей. Это вы в сравнении с астральными эйдосами богатырь, для реального же земного мага, вы вряд ли сможете стать серьезным противником.
- В конце концов, - слегка обиделся Андрей, - я с ним и не собираюсь сражаться, тем более, он все равно что мое отражение, только в более зрелом возрасте…
- Э, молодой человек, не передергивайте карты, это вы его отражение, а не он ваше…
- Ну, не важно, все равно невозможно сражаться с собственным отражением.
- И тут вы не правы, вашему прототипу, например, приходилось и это. Должен вас огорчить, вы – не единственный его дубль. Но мы опять отвлеклись. Как видите, перед вами некая кукла-марионетка, от которой отходят нити, которые ведут в особый пункт управления, находящийся в глубине Меркабы. У вас же есть штурвал, с помощью которого вы имеете уникальную возможность управлять Меркабой. Попробуйте, путем совмещения ячеек, относящихся к мозаике романа, сделать так, чтобы наша героиня что-нибудь этакое художественное станцевала. Поначалу это может вызвать у вас некоторые затруднения. Забегая вперед скажу, что подобное управление можно сравнить с управлением компьютерной мышью. Вы об этой штуке понятия не имеете, а вот жителям девяностых-двухтысячных годов она будет хорошо знакома, как неотъемлемая часть персонального компьютера, который, к этому времени прочно войдет в быт практически каждой семьи, как сейчас телевизор. Этой компьютерной мышью водят по столу, и по экрану (дисплею) передвигается некая стрелочка, которая включает и выключает нужные функции программы. Так вот, поначалу кажется, что управляться с этой мышью достаточно сложно, и стрелка никак не хочет попадать туда, куда ее посылают, но со временем движения руки с мышью начинают настолько корригироваться с движением стрелки на экране, что оператор управляет ею так, словно стрелка стала продолжением его руки. Нечто подобное предстоит и вам: вы должны почувствовать, каким образом перемещение сюжетных линий романа скажется на движениях нашей марионетки. Разумеется, это только проба пера, в дальнейшем вам подобным образом придется корректировать события в Энрофе. А иначе вы не сможете осуществить свой главный переход.
- И какие же события в Энрофе мне придется корректировать?
- Это вам Меркаба подскажет, она уже почти заполнена мозаикой романа, осталось только несколько текущих нюансов и концовка. Вот тут возможны варианты.
- Все же никак не могу в голову взять, - сказал Андрей, - неужели выдуманный роман может быть воплощен в реальной жизни? Понятно, когда роман с жизни копируется – это одно, но чтобы жизнь с романа!
- А что вас удивляет? - пожал плечами черный магистр, - например, немалое количество идей, мыслей и моделей, высказанных в разное время в различных литературных произведениях, впоследствии воплощаются в жизни: одни более полно, другие – менее. А те, что еще не воплотились, возможно ждут своего часа. Можно, конечно, объяснить сей феномен и тем, что автор считывает информацию из космического банка данных, и таким образом предугадывает будущее, но вопрос первичности и вторичности весьма тонок и относителен. Правильно, он считывает информацию, но считывает только то, что существует, как проект, в информационном банке, и переводит его из сверхтонкой энергоинформационной сферы в сферу человеческой мысли. А уж от мысли до физической материи – совсем недалеко. Между прочим, персонажи подобных литературных произведений тоже имеют непосредственное отношение к описанному процессу, так что, не вы первый, не вы последний. Другое дело, не каждый литературный герой имеет своего прототипа в Трансмифе, но и далеко не все литературные произведения воплощаются в жизнь, напротив, весьма редкие. Я веду здесь речь о наиболее вдохновенных, «считанных» произведениях, к каковым относится и роман «Размывы» Андрея Данилова. Но мы в который раз отвлеклись, а девушка тут заскучала на сцене. Как видите, она сейчас в полном оцепенении, и не может без посторонней помощи сделать ни одного движения, и тем не менее, хоть она и выглядит марионеткой, она нас видит и все чувствует. Возможно даже будет помнить это свое сновидение в дневном сознании. А теперь попробуйте запустить эти нити… ну, хотя бы в такт мелодии, и слегка поимпровизировать. Какую ж нам мелодию заказать? Ну, хотя бы «Арлекино», в исполнении Аллы Пугачевой, эта песенка как раз соответствует нашей ситуации.
Магистр хлопнул в ладоши, и откуда-то сверху заиграла мелодия циркового марша, а затем запел озорной женский голос, чрезвычайно знакомый Андрею, хотя он и не мог припомнить, где и когда его слышал. Впрочем, это уже давно перестало его удивлять, но чувство дискомфорта не проходило.
Андрей развернул штурвал Меркабы и увидел, что на его поверхностных ячейках в миниатюре отразились разнообразные сценки событий романа, так или иначе связанные со стоящей перед ними девушкой, при этом, во всех этих сценках присутствовал также и его взрослый двойник.
- Ну, и что дальше? – недоуменно посмотрел Андрей на магистра, - причем здесь события в романе и какой-то танец? Каким образом я с помощью этого смогу ее танцевать заставить?
- Вариантов тут может быть сколько угодно. Можно, например, заставить ее с помощью танца пересказать, что она в алтайской тайге увидела.
- А разве это возможно?
- Да вспомните хотя бы традиции индийской культуры, которой ваш прототип когда-то чрезвычайно увлекался. Настоящая индийская танцовщица-девадаси могла в танце какую угодно историю рассказать. Или, допустим, мастер пантомимы, вроде Марселя Марсо. Попробуйте поманипулировать картинками; тут надо почувствовать на уровне интуиции связь ситуации и жеста. Поймите, этот танец – условность, игра энергий, внешнее выражение невыразимого. Например, во сне память каких-то событий трансформируется в столь причудливые образы-ощущения, что дневной рассудок и не отыщет связи, однако в сновидениях подобная трансформация кажется само собой разумеющейся.
- Что ж, попробую, - вздохнул Андрей, - мне кажется, это ерунда какая-то.
Он начал манипулировать ячейками штурвала, как безмерно усложненным кубиком Рубика, стараясь уловить связь между сценкой и движением. И действительно, стоило ему начать сопоставлять и раздвигать те или иные ячейки, как девушка пришла в движение, повинуясь подергиваниям нитей, которые вроде бы со штурвалом Меркабы связаны и не были, но Андрей понимал, что где-то в глубине Меркабы началось перемещение ячеек, которые, очевидно, и приводят в движение нити, уходящие куда-то за верхний занавес сцены. Поначалу, как и предсказывал магистр, движения девушки были абсолютно хаотичны и ничего собой не выражали, и уж тем более, не попадали в такт песни, которая после окончания запускалась снова и снова, пока Андрей не выучил ее наизусть, но чем дальше, тем больше соответствий  между движениями и картинками он находил, и тем ритмичнее и осмысленнее становился танец девушки. Это получалось как-то само собой, Андрей даже сам не мог объяснить, как это получалось. В конце концов девушка исполнила что-то вроде пантомимического спектакля, повествующего о путешествии по горным тропам Алтая, но, разумеется, угадать одно в другом можно было только зная обстоятельства самого путешествия. К концу этого занятного танца Андрею показалось, что лицо девушки приняло осмысленное выражение, правда в нем отразилось непонятное страдание. Тут музыка стихла, монахи жиденько похлопали, затем занавес опустился, а магистр встал с кресла и сказал:
- Ну, ну, примерно так и было задумано, по крайней мере эта пантомима соответствует и ритму и повествованию. Похоже, вы все-таки уловили некую энергию соответствия условности и конкретики, и в дальнейшем сможете использовать эту способность для внесения необходимых поправок в события Энрофа, так или иначе связанные с романом. Что ж, на данном этапе я свою миссию закончил, и дальше вас уже сопровождать не могу. Возможно мы еще увидимся, но это уже будет зависеть от многих дополнительных обстоятельств. Сейчас вы окажетесь в одной из функциональных ячеек Меркабы, откуда можно управлять, при известном навыке, событиями Энрофа. Разумеется, теми, которые так или иначе связаны с романом. Мне же остается только откланяться…
- Что ж, - сказал Андрей, жалко! Кстати, мне так и не понятно, что вам-то во всей этой истории и в моей судьбе? Как я окончательно убедился, никакой шахматной партии между нами не было, вы мне только помогали и консультировали.
- Как знать, как знать, - загадочно улыбнулся магистр. Возможно в дальнейшем вы окажетесь полезным и мне, и тому сообществу, на службе которому я нахожусь. Возможно даже ваша услуга будет неоценимой! Но пока что сие есть тайна, и ничего конкретного по этому поводу вам сказать не могу. Помните только, что если вдруг до выхода в Энроф встретите двойника, ни в коем случае не прикасайтесь к нему, иначе произойдет аннигиляция.
С этими словами черный магистр исчез, оставив после себя едва заметный запах серы, а Андрей остался в одиночестве. Когда же он с помощью штурвала Меркабы поднял занавес, чтобы узнать, что стало с девушкой, то оказалось, что девушки нет, как нет и самой сцены, а вместо этого за занавесом оказалась комната со столом, стульями и большим телевизионным экраном на одной из стен.















ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

ДИСПЕЧЕРСКАЯ МЕРКАБЫ

«Что ж это получается, - подумал Андрей рассеянно глядя на открывшийся перед ним вид, - выходит, я какую-то важную услугу дьяволу в перспективе оказать должен? А может, какую-то уже оказал? Слишком уж он был всем доволен! Вот уж никак не думал, что дело может подобным образом обернуться! Одно дело против дьявола играть в некую игру, а совсем другое – оказаться с ним по одну сторону баррикад. А так оно в конечном итоге и оказалось. Никакой партии не было, а я что-то такое сделал, что как раз в планы дьявола и входило. Выходит, он меня надул самым бесстыдным образом, иначе я бы, конечно, с ним в одной упряжке никогда быть не согласился. Да, не к добру все это, к тому же он сказал что я в перспективе вообще какую-то неоценимую услугу всей дьявольской иерархии оказать должен. Выходит, я становлюсь одним из них? Нет, все, что угодно, только не это! Теперь надо быть особенно осторожным, и как только магистр в очередной раз объявится, надо наотрез отказываться от всякого сотрудничества, тем более он что-то там о свободе выбора говорил, следовательно заставить меня сотрудничать он не может! К тому же ведь именно я хозяин Меркабы, а он ее боится, как черт ладана! Ладно, надо об этом постоянно помнить… вопрос только в том, что дальше то делать?»
Андрей обдумал ситуацию, и решил, что все равно ничего, кроме того пути, который предложил ему магистр, у него нет. Выходит, надо идти на этот самый пункт управления, поскольку через него он имеет реальную возможность выйти в Энроф и стать материальным Андреем Даниловым. А что, у него есть варианты? Какие? Отправиться обратно? Но куда, что понимать под этим словом? Вернуться на остановку, где осталась Аня? А с чего он взял, что она еще там? Тем более, каким образом туда вернуться, если его занесло Бог знает в какие слои пространства! Это будучи на земле легко найти то место где ты нечто оставил – просто вернуться назад и все! А тут он столько слоев прошел, и каждый слой имеет свое пространственное протяжение, и такие проблемы с переходом! К тому и время везде течет по-разному! Да, выходит, в его положении обратной дороги вообще не существует, а значит нужно идти вперед и отставить все сомнения! Кстати, не он ли еще совсем недавно был подавлен тем фактом, что он какой-то не настоящий, а эйдос, призрак. Не он ли страстно мечтал превратиться в реального человека с реальным физическим телом? Ну так путь к этому только один: через эту диспетчерскую выйти в Энроф, где он долен превратиться в реального Андрея Данилова. Правда, черный магистр так и не сказал, каким образом это произойдет, сказал только, что он должен некоторые события романа перенести в мир и сделать можно с помощью Меркабы, которая каким-то образом объединилась в двух своих аспектах, аспекте Трансмифа и аспекте Энрофа. А что именно надо ввести, должна сама Меркаба указать. Кстати, таким образом имеется гораздо больше шансов Аню разыскать, чем непонятно как обратно возвращаться! Да в этом мире и нет никаких «обратно», это все равно что вернуться в какое-то место, которое во сне увидел – никогда во сне по желанию прежнее место найти не удается.
Придя, таким образом, к выводу, что обратной дороги нет, Андрей решил направиться в диспетчерскую Меркабы, чтобы заняться корректировкой событий в Энрофе, ну а дальше поступить в зависимости от того, как будут развиваться события. Очевидно, когда он получит право и возможность выйти в Энроф, ему это будет каким-то образом сообщено, ну, а насчет услуги дьяволу… в конце концов ничего специфически демонического он пока не совершил, если же магистр появится снова, надо постараться не вступать с ним в дальнейший контакт. У него своя голова на плечах и эта голова прекрасно различает, где добро, а где зло, где свет, а где тьма.
По возможности себя успокоив, Андрей приблизился к прозрачной двери, которая вела в комнату с большим экраном, дверь легко поддалась, и Андрей зашел внутрь. В этот момент дверь и стена, отделяющая комнатку от зала, перестали быть прозрачными, и зал, где они только что сидели с черным магистром, пропали из вида, а по экрану пошли рябь и полосы, словно кто-то только что включил телевизор. Внешне комнатка была абсолютно не примечательна, напротив экрана стояли совершенно невыразительные стол и стул, стены же оказались выкрашенными в скучный мутно-голубой цвет, как красят кабинеты в поликлиниках.
Андрей сел за стол и уставился на экран в полстены, на котором ничего, кроме помех видно не было.
«Так, - подумал он некоторое время спустя, так ничего конкретного и не увидев, - наверное без штурвала тут ничего не работает».
Андрей сосредоточился на созвездии Ориона и развернул штурвал. На этот раз на его миниатюрных ячейках не было видно сценок из романа, но одна из ячеек выступала над другими, и на ней маленькими буквами было написано «пуск».
«Вот, - подумал Андрей, - это уже кое-что», - и не раздумывая нажал на ячейку, ставшую пусковой кнопкой. Экран тут же осветился естественным дневным светом и словно бы превратился в некое окно в действительность. Андрей, отчетливо, как в жизни, увидел знакомую автобусную остановку перед турбазой «Белокуриха», и оттуда выходила известная компания, включая его самого во взрослом обличье, а так же хорошо знакомых ему остальных участников экспедиции, за которыми они с Аней в невидимом для обитателей Энрофа состоянии шли около двух месяцев, и в результате получилось что-то совсем не то, и надежды Ани что экспедиция выведет их на какое-то загадочное, необходимое ей для спасения человечества место, так и не оправдались.
«А я ведь тоже был задействован в этой загадочной миссии! – вдруг вспомнил Андрей, который только сейчас понял, что напрочь забыл о совместном с Аней участии в непонятном проекте, детали которого Аня упорно не хотела ему раскрывать. – Значит, вон оно что! Ну, тогда и карты в руки, я сейчас имею возможность с помощью Меркабы как бы открутить время назад и внедрить в события алтайской экспедиции какие-то новые эпизоды, которые происходили в версии романы «Размывы», а не в той, которую мы с Аней наблюдали, и которые закончились ничем. Ну, тогда все понятно! Тогда становятся оправданными все мои перипетии, последовавшие после того, как я оставил Аню на остановке. А события, которые мне надо внедрять – легко определить: когда ситуация на экране будет отличаться от ситуации, выстроенной в ячейках Меркабы, я их буду посылать в Энроф. Думаю, штурвал мне подскажет, как это делается. В этом случае экспедиция пойдет как-то не так, события там будут развиваться как-то по-другому, и в результате они окажутся в том самом месте, которое собиралась отыскать Аня. Тогда и мы с Аней по другому маршруту пойдем и обнаружим то, что Аня разыскивала. Так, а в этом случае, кто ж будет здесь сидеть и Меркабой управлять? Выходит, я одновременно и там и тут буду? Да, трудновато все это здравым умом постигнуть, однако, судя по всему, так оно и будет!»
К этому времени Андрей как-то незаметно забыл, что пришел сюда совсем с другой целью, которую ему внушил черный магистр, ради чего была затеяна вся эта непонятная игра с переходом из слоя в слой, а именно: выход в Энроф с тем, чтобы, как Пиноккио, превратиться в настоящего мальчика. Сейчас его интересовало только одно: внедрить в уже состоявшееся путешествие алтайской экспедиции новые события, которые изменят маршрут, а также обстоятельства. Андрей смутно чувствовал, что важны именно обстоятельства.
Он снова уставился на экран, на котором продолжалась динамичная сценка выхода из автобуса алтайской экспедиции. Как выяснилась, несмотря на всю ее реалистичность, на экране снова и снова происходила одна и та же сценка, так, словно эпизод был записан на видеопленку, которая была склеена кольцом, а поэтому прокручивала все время одно и то же: экспедиция выходит из автобуса, вскидывает рюкзаки на плечи и вроде бы направляется к административному корпусу турбазы, но тут вдруг следует перебивка кадра, и все начинается сначала. Тем временем над изображением появилась бегущая строка, которая разъясняла дальнейшие действия Андрея: «Для внесения коррективы в ход событий, согласно сюжету романа «Размывы», считанного Андреем Даниловым, необходимо перевести активированные артефакты затомиса российской метакультуры в трехмерность Энрофа. Собственной энергии Меркабы для этого недостаточно. Необходима энергия личного времени автора, прожитого в Энрофе в объеме десяти лет. После перевода личного времени жизни автора в событийную энергию Меркабы, физическая активность А. Данилова прервется на десять лет. Внешне, на физическом плане это будет выглядеть, как десятилетний летаргический сон. Продолжить программу?»
Тут же на Штурвале приподнялись ячейки, на одной из которых стояла надпись «ДА», а на другой «НЕТ».
«Ах вот оно что! – подумал Андрей, - то-то я несколько раз видел своего прототипа в больничной палате, и он все время спал. Выходит, согласно роману, он впал в десятилетний летаргический сон. А если я эти события ниспошлю в Энроф, он и действительно заснет! Что ж, конечно жалко его, но, похоже, другого выхода у меня нет. Интересно, а что нужно сделать, для того, чтобы он на десять лет заснул?»
Андрей решительно нажал на кнопку «ДА», на экране высветились титры «ПРОГРАММА ПРОДОЛЖЕНА» и тут же с огромной скоростью побежали события жизни двадцатилетнего Андрея, так, что литературный Андрей, никогда не пользовавшийся в своей жизни видеомагнитофоном, еле успевал следить за конкретными событиями. А события были посвящены столь знаковому в жизни взрослого Андрея любовному роману с сенситивой Лианой Кремлевой, который показался нашему Андрею-эйдосу до боли знакомым, словно это кода-то происходило с ним самим. Стоит отметить, что мелькающие события были посвящены не только тем, что своими глазами мог видеть реальный Андрей, но и неким параллельным, которые косвенным образом влияли на события им непосредственно прожитые. Имелись в виду некоторые сценки из жизни Лианы, напрямую с Андреем не связанные, и когда события дошли до памятного Андрею момента – избрания или не избрания Лианы на должность заведующей лаборатории, кадр самостоятельно остановился и снова появилась бегущая строка: «Необходима корректировка: в событийном ряду романа Лиана Кремлева не должна пройти по конкурсу на должность заведующей лабораторией. Для осуществления конкретной корректировки необходима энергия волевого импульса владельца штурвала Меркабы». Тут же в соседних ячейках штурвала появились сценки голосования на ученом совете, где фигурировали две кандидатуры: Туранцева и Кремлева, причем в одной ячейке конечным этапом голосования было утверждение Кремлевой, а в другой – Туранцевой. Андрей, не задумываясь заглубил ту, где победила Туранцева, и события на экране вновь побежали с огромной скоростью, при этом, развивались они именно в том ключе, который хорошо известен читателю по третьей книге романа «Спутники вечности»: возлюбленная Андрея вынудила его осуществить попытку убийства Туранцевой с помощью чудесных нитей. Как мы знаем, история закончилась тем, что хоть Андрей и одумался в последний момент, тем не менее впал в летаргический сон со всеми вытекающими из этого событиями.
«Ну вот, - подумал Андрей-эйдос, - дело сделано, прости, мой создатель, но у меня не было другого выхода…»
После того, как взрослый Андрей заснул на лавочке возле места чуть не совершенного преступления, и без того мелькавшие с огромной скоростью события слились в сплошную белую полосу, и над ней высветилась новая бегущая строка: «Временная энергия десятилетнего периода личной жизни Андрея Данилова трансформирована в событийную энергию Меркабы. Данная подзарядка позволяет осуществлять внесение артефактов из затомиса метакультуры в трехмерность Энрофа. Следите за событиями алтайской экспедиции с участием А. Данилова".
В этот момент экспедиция в очередной раз вытаскивала из автобуса свои тяжелые рюкзаки, но на этот раз события начали прокручиваться дальше. И вот уже искатели самоцветов обзавелись двумя апатичными лошадьми на турбазе, и в течение нескольких секунд промоталась трехчасовая дорога до первого привала, и промелькнули кадры первого разведения костра, готовки ужина, и первого пикника на лоне природы. Тут объемный голографический фильм остановился, и над нашими, заклинившимися на каком-то одном действии героями вновь побежали титры: «Необходима корректировка, согласно сюжету романа «Размывы». Возможные артефакты Затомиса метакультуры для выведения их в Энроф активированы и прилагаются». Тут над живописной поляной, где продолжали пировать трое девушек и четверо мужчин, возникли призрачные изображения, которые, очевидно, и были теми самыми артефактами Затомиса метакультуры, о котором сообщила Меркаба. Это были словно бы кадры из фильмов-страшилок: зеленые инопланетяне, пара полуразложившихся мертвецов, разнообразные – на выбор – зооморфные монстры, а также плащекрылый Бэтмен и несколько наклеек тату в виде шаманской кямлы, которые можно было посадить на кожу любого члена экспедиции. Затем появилась соответствующие образы в ячейках штурвала, что, очевидно, означало, что если Андрей нажмет соответствующую ячейку, то именно выбранные им объекты переместятся из Затомиса метакультуры в трехмерное пространство Энрофа, и какой именно это будет объект, не имеет принципиального значения. Андрей решил для начала не очень пугать своих подопечных, поэтому он выбрал не очень страшных мерцающего шакала и Бэтмена, а так же пометил таинственными знаками двух лошадей для пущего куражу отвязав их от деревьев, после чего заглубил ячейки. Кинофильм вновь автоматически запустился, и перед Андреем побежали хорошо знакомые читателю события, связанные с первым столкновением экспедиции с аномальными явлениями. После того, как тень то ли птицы, то ли летучей мыши, то ли человека скрылись за верхушками деревьев, кинофильм вновь побежал в режиме перемотки.
«Странно, - подумал Андрей, - каким образом эти страшилки могут подействовать на выбор единственно необходимого маршрута? А впрочем, чего голову ломать, очевидно, это просто запрограммировано в романе, и всякие рассуждения «отчего» да «почему» неуместны. Иногда ведь какие-то мелочи могут обернуться событиями глобального масштаба, как в шотландской песенке «Не было гвоздя – лошадь захромала…», а возникновение паранормальных явлений, само по себе событие экстраординарное, и неизвестно, как скажется на принятии тех или иных решений. К тому же любой сюжет литературного произведения имеет свою логику, зачастую существенно отличающуюся от логики обыденной жизни».
Тем временем, на экране пробежала ночь и утро, не потребовавшие никакой корректировки со стороны Меркабы. Андрей полностью положился на матрицу, он понял, что от него требовалось только принятие решения на выбор, остальное отслеживалось в автоматическом режиме, и рассеянно наблюдал, как взрослый Андрей завязывает более тесное знакомство с мальчикоподобной, спортивной Галей Лисовской, которая, как выяснилось, и была той самой душой сновидения, затянувшей Андрея-эйдоса в одну из ячеек Меркабы. Ему эта Галя совсем не понравилось, и он не понимал, что взрослый его прототип нашел в этой девушке. К тому же она курила, а это не нравилось нашему герою, ощущавшему себя персонажем шестидесятых годов, когда женское курение не приобрело еще массового характера. (Андрей вспомнил почему-то, как переживал, когда случайно увидел свою мать с сигаретой, хотя понимал, что это воспоминание досталось ему скорее всего от реального Андрея).
Однако время на экране, судя по всему, подошло к полудню, и Володя Кожевников распорядился устроить привал и перекусить, и в тот момент, когда Андрей собрался отправиться за хворостом, кадр вновь замедлился и перешел в состояние повтора, на экране же побежала бегущая строка о том, что реальность нуждается в очередном введении артефактов. На этот раз артефактами Затомиса метакультуры оказались только два объекта: маленький золотой самородок в форме короны, уже хорошо известный Андрею, но на определенном этапе лично им утерянный. Как оказалось, он каким-то образом вновь остался без хозяина, и ждал своего выхода в Энроф. И уж кого не ожидал увидеть Андрей, так это свою хорошую знакомую, Аню Ромашову, которая, правда, на этот раз была каким-то неполноценным макетом, поскольку Андрея явно не замечала, да и вообще скорее всего находилась в бессознательном состоянии.
«Ну, что ж, - подумал Андрей, на этот раз даже выбирать не придется, просто дать свое указание перевести эти образы в Энроф. Что ж, выходит, коронетка, которая до определенного момента на моей шее висела, теперь будет переведена в Энроф. Интересно, а там она тоже будет призрачным объектом, как и все артефакты доселе? Но тогда, как мой прототип ее подберет, если она будет чем-то вроде голограммы? Кстати, роль Ани здесь также не совсем понятна. Впрочем, нечего размышлять, надо делать еще один запуск в Энроф».
Андрей заглубил соответствующие ячейки, и тут же на экране развернулись события хорошо знакомые читателю: призрак Ани вывел Андрея на чудесный самородок, который, к удивлению Андрея-эйдоса полностью материализовался в осязаемый объект, и взрослый Андрей, после комментариев своих знакомых по поводу ценной находки, продел в естественную дырочку шнурок, и нацепил импровизированный медальон себе на шею. И вновь продолжилась перемотка поисков ценных камешков по берегу маленькой чистой речушки (Андрей знал, что речушка эта называется Песь – вдоль этой Песи они с Аней пропутешествовали, следуя за экспедицией, около двух месяцев, исследовав ее русло, вплоть до впадения в Телецкое озеро). Тем временем взрослый Андрей, налюбовавшись своей чудесной находкой, и найдя несколько неплохих образцов яшмы, вновь заскучал, и завел пространный разговор с Галей, которой также наскучил нудный поиск самоцветных камней. К этому времени наш герой-эйдос, с самого начала почему-то невзлюбивший девушку, думал о том, что если в ближайшее время снова наступит остановка кадра, в связи с необходимостью введения артефакта, то он постарается сделать что-нибудь эдакое, что несколько подпортит активный процесс ухаживания на экране. Вскоре (как по заказу) этот момент и вправду наступил, и когда взрослый Андрей слегка отстал от Гали, и явно затеял какую-то динамическую медитацию, кадр снова перешел в состояние повтора, а над нашими путешественниками на экране вновь обозначилось несколько артефактов. На этот раз это не были какие-то предметы или объекты, Андрей даже вначале не понял, что это такое, поскольку артефакты не имели какого-то внешнего вида и представляли собой некие аберрации пространства – что-то вроде знакомых Андрею фрактальных тоннелей. Тут по экрану побежала разъяснительная строка, что данные артефакты являются тоннелями нуль транспортировки, которые могут переместить объект, попавший в его зону, в определенные места тайги – в зависимости от выбора оператора.
Андрей подумал, что это как раз то, что он хотел, и тут же запустил один из тоннелей в Энроф, в последний момент выбрав самый безобидный, хоть его и подмывало отправить Галю подальше. Выбранные Андреем тоннель соединял две точки пространства, одну из которых пересекала Галя, а другую – группа Вадика Крюкова, которая, как известно, шла по другой лесной протоке. (Кстати, бегущая строка не оговаривала, что в тоннель должна быть отправлена именно Галя, но у Андрея даже не возникли сомнения на этот счет).
«Спасибо, что я тебя навстречу Крюкову отправил, иначе побегала бы по тайге», - подумал Андрей, заглубляя соответствующую ячейку. Так и произошло: перед Галей раскрылось пространственное окно, и она, не заметив его, туда шагнула, тут же оказавшись в четырех километрах от Андрея, рядом с протокой, вдоль которой следовали Вадик Крюков, Витек и Оля.
И в этот момент произошло то, что Андрей меньше всего ожидал, увлеченный событиями на экране: прямо из пола комнатки выдвинулась фигура его взрослого прототипа, того самого, что вроде бы на экране продолжал стоять в ужасе от содеянного (как ему тогда казалось, именно им). Теперь же второй взрослый Андрей, точная копия экранного, с явной угрозой двинулся на Андрея-мальчика с возмущенным криком: «Ты чем это, паршивец, здесь занимаешься?!», - причем двинулся с таким видом, словно собирался устроить своему юному двойнику вполне ощутимую взбучку.
Далее разыгралась сценка, хорошо знакомая читателю по первой книге романа «Странник сознания», только на этот раз увиденная глазами литературного Андрея. Тот, разумеется страшно перепугался, поскольку вспомнил предупреждение черного магистра, что если шельт взрослого двойника коснется его, то произойдет аннигиляция обоих. Побегав вокруг стола и оказавшись прижатым к стене, Андрей понял, что ему никак не избежать контакта, и, подчиняясь непонятно откуда взявшемуся импульсу, сиганул в экран, и тут же почувствовал, что его уносит некая неведомая сила и одновременно затуманивается сознание. Последнее, что он успел увидеть и почувствовать, это то, что экран с тихим щелчком захлопнулся за ним, и его преследователь не сумел проскочить вслед за ним. После этого мироощущение оставило литературного Андрея.
























ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

ВЫХОД В ЭНРОФ

Долго ли продолжалось беспамятство, и долго ли Андрей в очередной раз летел по неведомому тоннелю – неизвестно, но когда он очнулся, то тут же почувствовал, что лицо его щекочет нежный летний ветерок, а где-то совсем рядом весело пересвистываются птицы. Ни того, ни другого он не слышал и не ощущал уже Бог знает сколько времени, и первая мысль, у него возникшая, была о том, что через экран он проскочил в физический мир, в тайгу. Однако, открыв глаза, понял, что ошибается. Оказалось, что он лежит на изумрудной траве, рядом с цветочной клумбой, а над его головой шумят яблони, груши и сливы, наклонившись под тяжестью спелых плодов.
«Я на земле, - мелькнуло в его сознании, - но почему в саду?» – И тут пришла ясная память того, что это отнюдь не земля, и по этому саду он гулял однажды в сопровождении живого зеленого пламени по имени ИО. Кажется и сам он тогда был не в человеческой форме, а каким-то огоньком. Сад этот расположен в Затомисе метакультуры, и это не просто фруктовый сад, а некий образ, некий уголок в необозримом творческом слое, который выделен лично ему, Андрею Данилову, и именно отсюда он черпает свои поэтические вдохновения. Это и не сад, в общем-то, а хранилище образов, проникшись которыми творческий разум не может успокоиться, пока не переведет эту гамму ощущений в строки, в строфы, которые будут о чем-то о другом, способном обрести литературную форму, но так или иначе несущие в мир этот неясный вдохновенный образ. А почему именно сад? Да просто так получилось: в данный момент сад, а потом он превратится в бескрайнее поле, с пробегающими над ним причудливыми облачками. А может стать лесным озером с тускло поблескивающим глянцем кувшинок в последних лучах заходящего солнца. А может – величественным видом с высокого берега реки, неторопливо катящей свои чистые воды через бескрайние сосновые леса. А может… звездным небом, а может… росистым утренним лугом, да чем угодно, перечислять можно до бесконечности, важна лишь гамма ощущений и образов. Здесь очень похоже на землю, здесь есть запахи, касания, звуки, но все же это не земля, это, как и все в тонком плане многочисленных сакуал – причудливая игра энергий.
«Надо же, - подумал Андрей, - до недавнего времени я только мучался бесконечными дежавю, и не мог вспомнить, где и когда ту или иную картину видел, а этот сад, напротив, хорошо помню, и где, и когда, и при каких обстоятельствах, хоть этот сад и являлся уголком наиболее чудесного и причудливого мира, который мне посчастливилось наблюдать. Может, я уже стал другим, взрослым Андреем?»
Андрей бросил взор на свои руки, ноги, и убедился, что он по-прежнему десятилетний мальчик, вернее взрослое умудренное сознание в облике десятилетнего мальчика. Впрочем, если он захочет, то может стать кем-то или чем-то другим, но чтобы удерживать новую форму, потребуются определенные усилия, определенная энергия, образ же мальчика таковых не требует.
Андрей сел на траву и огляделся вокруг: совсем рядом был разбит чрезвычайно искусный цветник, включавший в себя и пышные участки субтропической растительности, и ожившие, многократно увеличенные японские икебаны, произрастающие прямо на клумбах, и причудливые комбинации камней с более скромными северными цветами в духе прибалтийского садового дизайна. И все это в обрамлении декоративных и ягодных кустарников, и все это среди дивных декоративных и плодовых деревьев.
Андрей подошел к пышному субтропическому цветнику, и, к его удивлению, в сознании его начали рождаться строки, процесс ему, литературному эйдосу доселе неведомый.
«Странно, - подумал Андрей, - никогда раньше стихов не писал… да литературному персонажу это и не положено. А впрочем, это может означать только одно: я начинаю очеловечиваться, трансформироваться в земную душу. Уж мне ли не знать, что мой прототип-создатель был прекрасным поэтом и только в зрелом возрасте перешел на прозу».
Тем временем в его сознании прозвучали и с тихим шелестом отлетели в небытие строки, словно бы рожденные этим пышным, благоухающим цветником:

Не в тоску по палому
С бесполезным «кануло!»
В подростковость, в жалобу
Мерзлого на талое.
С приговором осени
Даже почке налитой,
Где уже не просини,
А сплошные «занято»…

Все, что здесь навеяли
Буйным, летним, мятным ли
Обращу в доверие
К истине невнятности,
К моему, к текущему,
К гуру, а не пасынку –
Обращу в насущное,
А не вздохам памятку…

Тут же возникло воспоминание, в каком месте, при каких обстоятельствах он написал эти строки во время своего двухнедельного пребывания в Крыму, в Лазоревском.
Странно, но прежде, будучи юным двойником Андрея Данилова, Андрей-эйдос не мог ничего вспомнить из его взрослой жизни, только то, что с ним происходило до десятилетнего возраста, а так же, что удалось ему выяснить, путешествуя по слоям, после того, как отправился на Алтай вместе с Аней, сидя в пуховом кресле живого облака. Эти же строки были никак не связаны с алтайской историей Андрея, и были из другой его жизни, в которую до сей поры сознание Андрея-эйдоса не имело доступа. При этом Андрей вспомнил, что в прошлой, реальной жизни эти строки возникали далеко не так просто, как сейчас, это был тяжелый поэтический труд, с мучительным подбором единственно-верных слов, рифм и ассоциаций. Здесь же все возникло мгновенно, гамма чувств и ощущений трансформировалась в слова так, словно тайным паролем цветника были именно эти и никакие другие строки.
«Наверное, - подумал Андрей, - я действительно в человека начинаю превращаться. Но пойдем дальше, ведь, как я понял, на последнем этапе мне предстоит в физическое пространство проскочить».
Андрей проследовал по мозаичным плитам, раздвинул высокие кусты малины с одной и жимолости – с другой стороны, и вдруг без всякого перехода из буйного июльского великолепия, очутился в осеннем парке, среди пожелтевших дубов, берез и осинок на все еще зеленеющем, но уже с буроватым отливом ковре. Андрей подумал, что место это напоминает Царскосельский Александровский парк, Андрей не знал, почему так, место это могло относиться к любому лесу среднерусской полосы, однако он знал, что именно здесь его посетили строки, которые тут же превратились в целое стихотворение.

Какая осень, в сне аляповатом
Она застряла в щелях золотистых,
И струнный свет, настоянный на листьях
Стоял в лесу кристальным дистиллятом.
Как идеально был он профильтрован!
С него сдувалась каждая пылинка,
Но еле тлелась терпкая горчинка,
Как послевкусье пиршества былого.

Он проникал, пронизывал лучисто,
Пронзал, и оставался неподвижен,
Прохладно жег, сдувая с веток выжим
Когда-то кроны, сочной и плечистой.

Лишь к вечеру он юркнул в позолоту,
Осел тончайшей капельною взвесью,
С тем, что б к утру насытить редколесье,
Иль кануть в хлябь, в анабиоз, в дремоту.

Какое-то время Андрей шел по пустынной аллее, создав мимоходом еще несколько стихотворных шедевров, затем эта дорожка вновь уткнулась в густой кустарник. Андрей, как и в прошлый раз, раздвинул его и оказался у калитки маленького осеннего сада, подступившего к ступеням уютного, бревенчатого двухэтажного домика. Андрей знал, что это его дача в Подмосковье, которую он купит уже в зрелом возрасте, и сидя на крыльце этого домика, переживая разрыв со своей третьей женой, сочинит такие строки:
Осень, теплая, словно котенок,
Резвых мышек гоняла в саду,
Шебуршала средь старых картонок,
Затевала в листве чехарду.

То, как старый, ленивый котище,
Что припомнил былые бои,
Сонно жмурила в небо глазища,
Золотые, как чаша Аи.

Обещала антракт, передышку,
Безмятежность в сентябрьской тиши…
Но гоняю, как серую мышку,
Мысль по темным амбарам души.

На удачу, смеясь, намекала,
Мол дождался любимой поры!
Только знал я: ты очень устала
И сменила порядок игры.
И, как раньше в осенние храмы
Я бежал под шатер голубой,
Так сейчас за оконные рамы
Я сбегаю от встречи с собой.

Не зови, золотая, не надо,
Больно видеть твои купола,
Мне лишь горше от терпкого яда
Твоего озорного тепла,

Мне лишь горше от тихого лада
Твоего мирового котла
Осиянных недель листопада,
Если в сердце лишь тлен да зола.

Осень, теплая, словно котенок
Засыпала в притихшем саду,
И казалось, что завтра спросонок
Я ее у крыльца не найду.

Андрей открыл мелодично пропевшую что-то калитку, подошел к знакомому, и одновременно незнакомому крыльцу, испытывая разнообразную гамму чувств, вошел в оказавшуюся открытой дверь. Хозяин, казалось, только что вышел. Андрей прошелся по маленьким комнаткам, уставленным старой мебелью, явно вывезенной сюда из города при покупке новой обстановки. Все это было ему хорошо знакомо. На нескольких стеллажах среди книг он обнаружил пару стихотворных сборников, принадлежавших перу его взрослого двойника, и теперь – он был в этом уверен, его самого, обнаружил на столе толстую общую тетрадь, очевидно недавно начатую, где на титульном листе было выведено: РАЗМЫВЫ. Роман. Первая книга. ДЕВОЧКА И ДОМОВОЙ. Затем шло несколько страниц убористого текста, прерванного на полуслове, который начинался словами, до боли знакомыми Андрею: «Мальчик осознал себя, когда под ногами зашуршал песок…», и Андрей уже знал, что в будущем немало строк этого большого романа, включавшего в себя несколько книг, будет посвящено ему, Андрею-эйдосу. Правда пока все это еще не написано в этой тетради, но в абсолютной реальности все уже произошло, чтобы и эта, и много- много других тетрадей были заполнены этим убористым, далеко не каллиграфическим почерком.
Андрей, переполненный всем этим, подошел к окну. Перед окном расстилалось бескрайнее поле, и не было вокруг ни приусадебного участка, ни этого Подмосковного дачного городка с корявым названием Агрохимик. Нет, это поле он видел совсем в другом месте, в Калужской области, близь села Подберезье, в котором он тоже часто бывал в своей прежней жизни.
Андрей, не задумываясь выпрыгнул из окошка, и тут же оказался на тропинке, уходящей далеко, в зеленое поле ржи, и направился в сторону лесной опушки, темнеющей окоемом по периметру поля. Пока он шел к лесу, в голове его сложились новые строки, которые, как знал Андрей, он написал именно там, бредя через это летнее поле (время года снова сменилось).

Ко мне приходили ливни,
Недолго они гостили,
Так были свежи, наивны,
Мы вместе траву косили,

Да стог наметать забыли…

Ко мне приходили дали,
В свой призрачный мир тянули,
Но что-то не рассказали,
А где-то и обманули.

И к полдню ушли, уснули…

Ко мне приходила радость,
Но имени не назвала,
Оставила только память,
Да связку ключей от зала.

А места не указала…

В конце появились строки
И таинству вышли сроки.

По мере того, как Андрей приближался к опушке хвойного леса, как-то неестественно быстро стало темнеть. Еще только что стоял дивный летний полдень, но не прошло и получаса, как солнце (оно было похоже на настоящее, но словно бы нарисованное, не объемное) стало задевать за верхушки деревьев. И тут только Андрей увидел, что вокруг него уже не колосится веселая зеленая рожь, а невесть откуда взялись вековые лиственницы и ели, а поле куда-то подевалось, и сам он уже идет не по проселочной тропинке, а по запущенной аллее, и эта аллея плавно переходит в хвойную опушку, которая, изгибается километровым полукругом вокруг запущенного парка. Когда Андрей присмотрелся к быстро темнеющим верхушкам деревьев, то ему показалось, что верхушки эти напоминают кавалькаду бешено мчащихся всадников во главе с королевой в развивающемся плаще.
Андрей хорошо знал это место, и не сомневался, что стоит ему обернуться, как он увидит, что аллея позади него упирается в ворота средневекового замка, в центральном зале которого в хрустальном гробу много лет дремлет спящая принцесса, а среди кустов парка будут блуждать огоньки, и из тьмы то тут то там начнут возникать то паладины с огромными двуручными мечами и мальтийскими крестами на латах, то призрачные оборванцы неведомого происхождения. Тут в голове Андрея сами собой начали возникать строки, которые однажды уже рождались в сознании другого Андрея, и ему казалось, что все вокруг звучит и полнится этими строками.

Тьма вмещала так много,
Но являть не спешила.
Может, стены острога
Рать незримо крушила?

И в песках Палестины
После яростной битвы
Замерев, паладины
Возносили молитвы.

Может, ритм трепетанья
Огоньков заплутавших –
Это строки посланья
Грозных ангелов падших.

Может, капельки света
Над затерянным бродом –
Свечи канувшим в Лету
Позабытым народам…

Ночи жадное чрево
Плавит сочные краски,
Пронеслась королева
В черной бархатной маске,

В след, шелками увита,
Вея летним туманом,
Вся дворцовая свита
Скачет в облаке пряном.

Может, им отомстили
Оскорбленные феи
И в сердцах обратили
В вековые аллеи?

Дотемна им качаться
В снах веселья былого
И не сметь оторваться
От покрова земного.

Только ночью глубокой
Отступают заклятья,
Ветви ели высокой
Обращаются в платья,

И, спеша насладиться
Упоительной скачкой
Свита бешено мчится
По аллее прозрачной.

Не успели отзвучать эти строки (он готов был поклясться, что кто-то невидимый за его спиной декламирует стихотворение. Он хотел обернуться, но не мог, прикованный взглядом к верхушкам деревьев, зная, что сейчас произойдет: все это он уже видел, но другими глазами, а давно ли, недавно ли – Бог знает, он не смог бы этого сказать), словно огромная стая птиц  поднялась над верхушками, и в то же мгновение Андрей понял, что это не птицы, это тень какого-то огромного крылатого существа взвилась в темное небо. Вслед за этим ножевой ветер прошелся по силуэтам ночных крон, и они сорвались со своих стволов и понеслись по периметру аллеи все наращивая скорость: его стихотворение ожило. Вскоре шум ветра и гнущихся веток сменился нарастающим топотом, и в проеме аллеи показалась кавалькада темных призрачных великанов, а впереди, словно апокалиптическое видение, невесть из какой жуткой сказки пришедшая, неслась в развивающемся плаще затянутая в черный бархат, королева. Сзади же, чуть дальше, сверкала красными угольками  посреди темной враждебной массы ее демоническая свита, среди которой несомненно должны были быть фрейлины, пажи, бароны, слуги, стража, егеря, сокольничьи.
Андрей, словно парализованный, застыл, наблюдая за надвигающимся вихрем теней: эту картину он помнил отчетливо, прекрасно знал, что в следующую минуту этот вихрь сметет, захватит, поглотит его своей массой, и тем не менее ничего не мог сделать, чтобы этот эскорт промчался мимо, словно судьба нашептывала ему на ухо, что это должно произойти, потому что в неком абсолютном времени уже произошло, и куда бы он сейчас не побежал, спасаясь от неизбежного, всадники все равно настигнут его.
В следующее мгновение Андрея затянуло в стремительный бег кавалькады, словно щепку в бурный поток половодья. Андрей не различал отдельных лиц, отдельных фигур, отдельных коней, он словно бы сам превратился в стремительную скачку, и уже совсем неподалеку от самостоятельно распахнувшихся ворот ограды, он увидел, как две светлые фигурки, в ужасе пытающиеся забраться в густой кустарник, затягиваются – сначала одна, потом другая, в этот скачущий поток, и мысленно констатировал, что эти два человека ему хорошо знакомы: это взрослый Андрей и Галя, неведомым образом оказавшиеся на пути кавалькады. Казалось, двойник летит прямо на него, и последней мыслью в угасающем сознании Андрея-эйдоса была простая констатация факта, что сейчас двойник прикоснется к нему, и по предупреждению черного магистра неизбежно должна случиться аннигиляция. Кто знает, может так и случилось, но Андрей не услышал взрыва, не увидел вспышки, его сознание угасло, вернее было поглощено другим, матричным сознанием, и тогда он успел понять, что вернулся в свое лоно, в свое изначалье, что его самостоятельное существование было чудовищным нонсенсом… и с этого момента литературного Андрея больше не существовало.
Затем угасло и матричное сознание, в последнее мгновение констатировавшее, что кавалькада врывается в широченные ворота замка, и впереди что-то таинственно поблескивает.









ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

СНОВА НА ЗЕМЛЕ

Мальчик проснулся от настойчивого стрекотания сороки над головой, но продолжал лежать с закрытыми глазами, надеясь, что сладкая дрема вновь вернется к нему и принесет продолжение чудесного сна. А сон, такой яркий и реалистичный, как в жизни, был о том, что он скачет на могучем черном коне в свите прекрасной королевы в направлении величественного замка, и уже распахнулись ворота, и что-то в глубине зала таинственно поблескивает, и ему почему-то кажется, что это альков со спящей принцессой, и эта принцесса его единственная.
«Интересно, - сонно подумал Андрей, - почему мне кажется, что сорока над самой головой стрекочет? Этот же звук должен из окна доносится, а если она на крыше сидит и стрекочет, то ее голос вообще почти слышен не будет».
Андрей подумал, что до окончания каникул осталось чуть больше недели, и что скоро они с мамой уедут из Трускавца, который ему основательно надоел прежде всего потому, что он здесь почти все лето проторчал один. Но, с другой стороны, вчера приехала эта девочка… почему она так запала в его сердце? Хотя, вроде и нет в ней ничего особенного. Почему же он до боли хотел с ней познакомиться? К сожалению, его проклятая застенчивость так и не позволила ему подойти к женщине с дочкой, когда они выходили из такси, и предложить свои услуги в качестве носильщика. Ну, ничего, впереди еще не так мало дней, может он и наверстает упущенную возможность. И все же, почему такое острое желание с ней познакомиться и ощущение, будто он знает ее давным-давно…
Однако снова заснуть почему-то не получалось, проклятая сорока продолжала стрекотать над самым ухом. Да, что она, в конце концов, в комнату что ли залетела? Андрей так надеялся, что неспешные мысли о приятном (а мысли о девочке казались ему очень приятными – хотя, с чего это вдруг? Он вообще никогда особенно о девчонках и не думал, и каких-то близких знакомых среди девочек у него не водилось) постепенно перейдет в сон, и он, таки, доберется до спящей принцессы и поцелует ее. И она проснется… Андрей почему-то представлял в качестве принцессы именно эту девочку, которая приехала вчера с мамой и поселилась в хозяйском доме напротив его летнего домика…
«Ладно, - подумал Андрей, - буду просыпаться…»
Он открыл глаза… это было словно гром среди ясного неба: оказывается, он находился в палатке (которая хорошо пропускала свет, поэтому все было видно отчетливо), полу высунувшись из спальника, а в соседнем спальнике лежала, мирно посапывая, взрослая девица с обнаженной грудью – то ли полуголая, то ли совсем голая, она, как и Андрей высунулась из спальника лишь наполовину. В этот момент Андрей был уверен, что видит девицу впервые, и когда взгляд его упал на собственное тело, ужас каменной плитой придавил его грудь: вместо знакомого тела десятилетнего мальчика он увидел худое, жилистое тело взрослого человека, а когда он машинально приложил руку к щеке, то почувствовал колючку трехдневной щетины.
«Вот почему, значит, сорока так близко стрекотала, - пронеслась совершенно неуместная для данной ситуации мысль, - она на крыше палатки сидела…»
- Мама!!! – взвыл Андрей, и сам не узнал своего голоса – низкого осипшего с утра голоса взрослого человека.
Невольный вскрик разбудил девицу; она сначала непонимающе, спросонья, а затем с тревогой уставилась на Андрея, а затем испуганно спросила:
- Андрюша, ты чего? Тебе плохо, приснилось что-нибудь страшное?
Ее голос почему-то оказался последней каплей, после чего Андрей, продолжая осознавать себя ребенком и не помня ничего в своей жизни, кроме тех десяти лет, которые он прожил до поездки в Трускавец, вплоть до вчерашнего дня, когда приехала эта девочка с мамой, вскочил на ноги, ткнулся головой в купол и начал барахтаться в узком пространстве палатки, тут же обрушив столбы и повыдергав половину кольев. При этом (непонятно почему, это еще больше усиливало его ужас) он все время натыкался на голое тело девицы и непрестанно вопил:
- Мама, Мамочка, где ты?! Где я?! Кто я ?!
Затем, непонятно каким образом ему удалось выбраться из палатки (расстегнул он молнию или просто разорвал материю Андрей не помнил). Местность которую он увидел (живописная полянка рядом с берегом узкой, стремительной речки, а кругом лес и горы в отдалении) ему тоже показалась совершенно незнакомой, когда же из палатки, стоящей напротив высунулись две морды – одна бородатая, другая усатая, и в унисон спросили:
- Андрюха, ты чё? – тут уж он совсем потерял голову, можно сказать обезумел, и словно спринтер рванул прямо через довольно мелкую речушку в тайгу, совершенно не понимая, что это самый наихудший из всех возможных вариантов; в этот момент он хотел только одного: убежать от этого кошмара, словно, стоит ему отбежать подальше, этот морок сам собой рассеется, и он вновь окажется в Трускавце, в таком милом сердцу летнем домике, в котором они с мамой, а вначале и с папой прожили несколько недель.
Сколько он бежал – босиком, в одних плавках, не чувствуя ударов колких веток, обжигающих касаний крапивы и всех тех колючестей, на которые ему постоянно приходилось наступать, Андрей не помнил – то ли отключился совсем, то ли потерял разум, однако морок так и не рассеялся, затем в какой-то момент ноги его подкосились, он упал лицом вниз в высокий густой папоротник, и тут сознание его пережило удивительный эффект, о котором он, правда, забыл, когда окончательно пришел в себя: он вдруг ясно осознал, кто он и где он, и в тот же момент все события его тридцатилетней (подчеркиваем – тридцатилетней) жизни полетели перед его мысленным взором с невообразимой скоростью назад. При этом сам он впал в оцепенение, и не мог пошевелить ни ногой, ни рукой, и даже не был уверен, что тело его вообще существует. Вся его жизнь задом наперед пролетела перед его глазами с немыслимой скоростью, и из этих событий, имеющих значение для нашего повествования, отметим только, что никакую золотую коронетку он не находил, никаких паранормальных событий с экспедицией не происходило, правда в остальном его жизнь протекала примерно так же, как описано в нашем первом романе, за исключением тех фактов, что на Туранцеву он не покушался, не было переброса Сомы из прошлого на вино в настоящее, и в летаргию он впал в Переславле Залесском недалеко от Синь-камня. Через несколько минут события его жизни перешли в младенчество, рождение и темноту внутриутробного состояния. Затем следовала вспышка яркого света и кадры в режиме перемотки вновь побежали перед глазами, но уже в правильном направлении – от прошлого к настоящему. При этом в жизнь его было внесено несколько корректив: в десять лет он все же нашел в себе мужество познакомиться  в Трускавце с Аней Ромашовой со всеми вытекающими последствиями нашего повествования, описанными в романе «Странник сознания». В летаргию он впал после неудачной попытки убийства с помощью чудесных нитей, возникших под действием Сомы, причем впал в мае, в Москве, на лавочке, а не в феврале около Плещеева озера. Была находка коронки Даниила, и к событиям его жизни добавились причудливые путешествия его сознания, так же описанные нами в романе «Странник сознания, и все разворачивалось так, как мы описали вплоть до момента, когда Андрей проснулся в палатке, в полной уверенности, что он десятилетний мальчик и пребывает в Трускавце на летнем отдыхе, только на этот раз он помнил все, включая события, которые к данному моменту, казалось бы, и не происходили вовсе: все что мы описали во второй, третьей и четвертой книгах романа, и это было тем более необъяснимо, поскольку к настоящему моменту этого вроде бы еще и не случилось. Была и еще одна неувязка: очнулся в палатке с сознанием ребенка он после астральной встречи с шаманом Узутом, а не в результате бешеной скачки в свите демонической королевы.
«Наверное это сон», - подумал Андрей, и действительно забылся на этот раз вполне обычным сном даже без сновидений. В момент последующего пробуждения он все же несколько секунд ощущал себя десятилетним мальчиком на отдыхе в Трускавце, правда тут же мощная волна памяти смыла этот маленький островок заблуждения, и Андрей почувствовал, как этот островок расползается на части и исчезает в небытие.

Андрей раскрыл глаза. Он лежал в густом папоротнике, весь облепленный сучками, сухими хвойными иглами, и изрядно покусанный комарами (хорошо, в конце августа их было уже немного). Сознание его было потрясающе ясным, он помнил все события своей фантастической жизни, включая причудливые путешествия своего сознания, в том числе и в образе литературного эйдоса, захотевшего, как Пиноккио, стать реальным человеком. Он отчетливо осознавал, что до недавнего времени жизнь свою он помнил только фрагментами, и только сейчас с тайников его памяти была сброшена вуаль, и он вспомнил все, в том числе и то, что в биологическом смысле происходило и не с ним вовсе, включая слияние его сознания с сознанием атланта Тора, который, как выяснилось, был его первым воплощением на планете Земля. К этому добавился и феномен, которого мы уже касались: он помнил события, которые с ним вроде бы еще не произошли. Не представлял, не предвидел, а именно помнил, к тому же с некоторым временным и событийным смещением, как о пережитом в прошедшем, и это, пожалуй был единственный момент, которому он не находил объяснения.
И еще он знал, что задействован в миссию по СПАСЕНИЮ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА, правда, но в чем заключается эта миссия он по-прежнему не представлял, ведь Аня так и не рассказала ему о ней, только теперь выбор Высших сил в лице собственной персоны его отнюдь не удивлял после всего, что он вспомнил о себе и словно бы вновь пережил. Теперь он чувствовал себя фигурой вполне подходящей для данного мероприятия.
«Я на земле! – почти пропел Андрей, - закончилась моя астральная Одиссея! Господи, неужели все позади, неужели я снова в физическом теле, снова живой, в полном смысле этого слова, и вокруг не какое-то отражение, а настоящая, твердая материя Энрофа! - (Правда, червячок тревоги по поводу того, что он оказался в конечном счете не совсем в настоящем, и что он помнит, как его уже находили ребята в тайге, облепленного паутиной, иголками и сучками, и все, что последовало за этим, вплоть до текущего момента, когда круг вроде бы сомкнулся, но сомкнулся, как выяснилось, не в том месте, где должен был сомкнуться). – А может, все же, это не Энроф»? – мелькнула в сознании мыслишка, отравляющая существование всем остальным мыслям, радостным и торжествующим.
- Это Энроф, Энроф, Андрюша, не сомневайся, - вдруг услышал он позади себя тонкий голосок, который показался ему чрезвычайно знакомым, причем – это он хорошо сознавал – этого голоска не было в его воспоминании о будущем, которое мы столь подробно описали ранее.
«Похоже, - подумал Андрей, - предстоит несколько иной сценарий»!
Он оглянулся вокруг. Никого.
- Эй, кто это?! – вскрикнул Андрей, вскакивая на ноги и отряхиваясь, я тебя не вижу!
Но хозяин голоса и не собирался прятаться, просто его с головой скрывал густой папоротник, который зашевелился невдалеке от Андрея, затем шевеление двинулось к нему на встречу и из папоротника показался маленький человечек с белобрысой, растрепанной шевелюрой, в русской косоворотке и холщовых штанах. Правда на этот раз за плечами у него был маленький рюкзачок, а на ногах – тупоносые альпинистские ботиночки, словно у заправского туриста. Человечек этот был размером с куклу, которая говорит «мама» и открывает и закрывает глаза – короче – домовой Варфуша, собственной персоной. Андрей, с учетом того, что память его сейчас была ясна, как никогда, прекрасно его помнил, и искренне обрадовался увидеть старого знакомого, тем более и раньше он появлялся в трудные ключевые минуты и помогал выпутаться из, казалось бы, безвыходных ситуаций, правда в этот раз, как Андрею казалось, безвыходную ситуацию он вроде бы преодолел самостоятельно.
- И не какое-то там отражение, - добавил домовой, самый настоящий трехмерный физический мир. Так что поздравляю с возвращением в полноценное биологическое состояние.
- Варфуша! – радостно приветствовал его Андрей, - как я рад тебя видеть! Жалко, что ты раньше не появлялся, может тогда бы все иначе сложилось, и не мотало бы меня столько времени по астралу. Я уж думал, что навечно там останусь – какая-то бесконечная история, где я по сути дела свое «Я» несколько раз терял и в кого только не превращался. Кстати, а как ты меня нашел? Все же тайга, вдали от туристических маршрутов, мы за время путешествия ни одной живой души здесь не встретили.
- Ну, - сказал Варфуша, - на то я и посланник богов, чтобы оказываться в нужном месте в нужное время. Кстати, это было не трудно сделать, поскольку здесь ты уже был, и если бы с тобой оказались часы с календарем, то выяснилось бы, что ты здесь оказался не только по второму раза, но и в тот день, минуту и секунду, что и первый раз.
- Правда? – удивился Андрей. Впрочем, удивился он не особенно, поскольку нечто подобное и предполагал: после его длительных путешествий по разным зонам астрала и перемещений во времени в немыслимые глубины прошлого это явление не казалось ему столь уж фантастическим. – То-то я припоминаю, что однажды уже был в этих папоротниках в одних плавках и босиком, то есть уже пережил это событие один раз. Но как все это случилось? Почему время вернулось вспять?
- Оно не совсем вернулось вспять, просто возникла петля Гистерезиса на временном континууме, поэтому вместо прямой получилась петля с возвратом к исходной точке, правда, с временным и событийным смещением, и от этой точки события могут пойти уже по-другому. Собственно, чтобы они пошли по-другому, некие силы, совместно с твоей монадой, смысл усилий которой ты пока до конца не осознаешь, сделали так, чтобы кольцо замкнулось и события получили возможность пойти по новому руслу. Кстати, в процессе закручивания петли некие события в твоем прошлом были подкорректированы. Да ты это и сам поймешь, когда начнешь вспоминать, что было, а чего не было в твоей жизни: перед тем, как ты пришел в себя, на твоем мысленном экране в убыстренном темпе прокрутились две версии твоей жизни, и одна, которая была задом наперед, несколько отличалась от той, которая прокрутилось в естественном направлении.
- А ведь и правда, - сказал Андрей, - после пробуждения я об этом забыл, но сейчас, кажется, вспомнил: перед тем как здесь отключиться, я словно бы два кинофильма, прокрученных в ускоренном темпе просмотрел. В них вся моя жизнь прошла – вначале из настоящего в прошлое, а затем – из прошлого в настоящее. Между ними действительно была некоторая разница, хотя не такая уж и большая, буквально в трех-четырех фрагментах. Кстати, если события в прошлом произошли, они должны были запустить причинно-следственную цепочку…
- Информацию можно стереть, - сказал Варфуша, если перевести события в некие временные карманы, тупики – как железнодорожный состав. В этом случае они перестают создавать цепочку причинности и настоящее меняется.
- И часто Провиденциальные Силы используют подобные стирания?
- О, нет, крайне редко, лишь когда это касается каких-то глобальных событий, центральных фигур, и когда они получают на это законное право. А право такое они получили, поскольку со своей стороны некие артефакты в Провиденциальный План запустил Гагтунгр, что привело к нарушению Великого Равновесия. В результате этих артефактов Матрица мира - живой Цветок Тенгри – был преобразован в металлизированную Меркабу. Об этом у нас с тобой будет особый разговор. К сожалению, для этих целей был использован твой двойник, к созданию которого ты имел непосредственное отношение.
- Это я уже понял, - опустил голову Андрей. – Кстати, а каков механизм отправления прошлых событий в тупик?
- Если бы ты имел представление о персональных компьютерах, которые очень скоро войдут в повсеместный обиход, то я бы сказал, что этот процесс можно сравнить с функцией корзины. При включении этой функции ненужная информация сворачивается и локализуется в определенном месте программы. Демиурги блокируют и сворачивают нежелательное информо-событие в специальные энергетические экранированные пакеты. Кстати, на их создание необходима специфическая личная кармическая энергия, которая берется непосредственно у лица, чью карму необходимо подкорректировать. В твоем случае это была энергия личного времени: именно это время ты пролежал в летаргическом сне.
- А я думал, это мой двойник, мальчишка, с помощью Меркабы устроил, - пробормотал Андрей.
- Совершенно верно, это и было одно из необходимых звеньев для захвата и перевода информации. Демиурги не имеют возможности действовать своими руками, они могут лишь санкционировать действия других. Все это необходимо было осуществить для корректировки Провиденциального Плана.
- Кстати, - сказал Андрей, - я был уверен, что энергия моей биологической жизни, из которой фактически был изъят фрагмент в десять лет, пошла на перенос некоторых артефактов из затомиса метакультуры в Энроф. К тому же, этот мой двойник и не все артефакты успел перенести, получилось, что я его во время этого процесса спугнул, а он, как я понимаю, и бабочкового человека должен был спустить в физическую реальность, и красные водоросли, и тоннель нуль-транспортировки…
- Все, что было необходимо, он успел сделать, - сказал Варфуша, оставшиеся Артефакты были уже другого происхождения. Поскольку память твоя находится в совершенно просветленном состоянии, ты должен вспомнить, что все эти аномалии уже существовали в Энрофе в этих местах, с момента создания Адама и Евы атлантом Тором. Им тогда для удобства были созданы телепортационные тоннели, что же касается бабочкового человека и красных водорослей, так это эйдосы, материализованные отравленным сознанием Адама. Если ты помнишь, незадолго до ухода Тора, он объелся галлюцинаторным мухомором. Тор, по рассеянности, зафиксировал эти образы в Энрофе в форме эктоплазмы, иначе они бы несомненно за это время развеялись. Собственно, обычный человек прошел бы в этом месте и ничего не заметил, для этого артефакты должны были активизироваться. А активизировала их коронетка Даниила на твоей шее, которая ко всей этой истории имела самое прямое отношение.
Тем временем до слуха Андрея донеслись еле слышные голоса, которые явно произносили его имя.
- Ребята меня разыскивают! – радостно констатировал Андрей, - значит с ними ничего не случилось, они здесь, в одном со мной времени и пространстве! Выходит, казавшееся безвыходным положение исправлено таким фантастическим способом! – он, было, раскрыл рот, чтобы откликнуться, но Варфуша поднес пальчик к губам и быстро произнес:
- Подумай, прежде чем дать знать о себе! Если они сейчас тебя обнаружат, то события развернутся по тому сценарию, о котором ты помнишь, как о том, что уже якобы свершилось. Весь же этот сыр-бор затеян для того, чтобы события дальше развивались по другому сценарию. К тому же, если вы сейчас с ними встретитесь, то вскоре окажетесь в разных пространственно-временных потоках.
- Не может быть! – встрепенулся Андрей, - я же буду об этом знать и не допущу, чтобы все произошло так, как я помню!
- Тем не менее, все произойдет именно так, как ты сейчас помнишь. Дело в том, что в данный момент мы с тобой находимся в некой межсобытийной щели, и именно поэтому твоя память доносит до твоего сознания все, до мельчайших подробностей. Стоит же ребятам с тобой встретится, и ты забудешь все, что было, после того, как ты первый раз очнулся здесь среди папоротников, поскольку перейдешь в тот событийный ряд, где все, что ты помнишь еще не произошло. Нам же нужно выстроить другую событийную дорожку. Теперь, после того, что я тебе сказал, можешь поступать так, как считаешь нужным, я не могу напрямую воздействовать на твою свободу выбора.
- Нет, конечно, я выбираю альтернативный вариант, - сразу же расхотел отзываться на крики друзей Андрей, - по второму разу пережить то, что пережито, у меня нет никакого желания. Мало того, я бы сделал все, что угодно, лишь бы этого не произошло. И все-таки жалко ребят, они решат, что я сошел с ума и затерялся в тайге, что равносильно гибели. Тем более, при наличии одних плавок из всех личных вещей.
- Ничего не поделаешь, то, что тебе предстоит совершить – разумеется, если ты добровольно на это согласишься, - слишком важно для всего человечества. Думаю, в конечном счете, ты все же своих друзей увидишь, и для них то факт, что ты, несмотря на все, цел и невредим, будет приятной неожиданностью. Разумеется, если все произойдет, как предначертано в Провиденциальном Плане, а его усиленно стараются подкорректировать.
- Значит, - сказал Андрей, критически себя разглядывая, - я даже за вещами своими сходить не могу? А ведь, как я понимаю, предстоит путешествие. Заранее соглашаюсь на все, что ты предлагаешь, не могу же я не оправдать доверия демиургов, которые на мою карту поставили. Вон они сколько сил и энергии потратили, чтобы этакую кашу заварить! Только ты все же объясни, что предстоит делать, а то Аня толком ничего мне не рассказала.
- Аня ничего и не могла рассказать, потому что тогда временная петля еще не сомкнулась, и ее информация, переданная тебе, непременно нарушила бы событийную ткань будущего. Я же могу тебе рассказать и объяснить уже гораздо больше, правда тоже не абсолютно все, поскольку исход еще не ясен. А насчет одежды – не беспокойся, я же как-никак, по совместительству домовой, и изымать какие-то личные вещи – моя прямая обязанность. – С этими словами Варфуша снял с плечей свой игрушечный рюкзачок, и, к удивлению Андрея, извлек оттуда его одежду, обувь, другие личные вещи, в том числе и его рюкзак с продуктами, который был раз в десять больше того рюкзачка, из которого был извлечен.
- Как же они там поместились? – удивленно уставился на него Андрей, - там же, дай бог, одна кружка могла поместиться!
- Ну, для домового это не проблема, - похлопал по рюкзачку Варфуша, - немного бытовой магии и все вещи переведены в другое измерение, которое, как раз, и находится внутри этого рюкзачка. А в том измерении пространства вполне достаточно, чтобы вещи всей вашей экспедиции поместить! Кстати, это и проблему веса решает, вряд ли бы я в таком тщедушном состоянии мог их до тебя допереть. Пусть твои друзья подумают, что в их отсутствие ты все же пришел за вещами, а потом опять скрылся. Ничего не поделаешь, избавить их от волнений по поводу твоего исчезновения я не в силах, да и слишком важное дело предстоит, чтобы на такие частности внимание обращать. Самое главное, что ты жив и готов идти дальше в этом запутанном деле.
- Да уж, запутанном! – пробормотал Андрей, - сплошные петли да узлы… ладно, я все же оденусь, а то как-то не комфортно в одних плавках посреди тайги торчать, да и комары жрут, хоть их и гораздо меньше, чем в июле.
Андрей быстро оделся, затем с непонятным упоением начал ощупывать себя через брезент ветровки.
- Такое чувство забытое, - пробормотал он, поправляя рукава, - в астрале одежда сама собой возникает, да в общем она и не нужна там, это же ментальный образ, дань привычке, да и вообще, отвык я, как физическое тело чувствует, - сколько я по астралу скитался, фактически уже без надежды вернуться в трехмерную реальность. Кстати, - посмотрел он на Варфушу, а ребята меня не обнаружат, пока мы тут сидим-беседуем? Кажется, голоса ближе стали.
- Не беспокойся, - усмехнулся Варфуша, - я местного лешего Еремея на всякий случай попросил, чтобы он их вокруг да около поводил. Это лешие здорово умеют делать, так что мы можем спокойно сидеть и калякать. Ты, кстати, поешь пока, а то проголодался, поди, а впереди путь не близкий.
Тут только Андрей почувствовал, что и правда, дико голоден, тем более по ощущениям от своих скитаний в астрале прошло Бог знает сколько времени… хотя, скорее всего чувство голода было скорее психологическим, тело-то его, если следовать чисто физическому времени, ужинало только вчера вечером, хоть позавтракать так и не успело, а на часах было около трех часов, то есть – самое время обедать.
Андрей полез в рюкзак. Собственно, особого выбора не было, только тушенка, рыбные консервы да консервированный горошек, а затеваться с горячим – макаронами или кашей с тушенкой – это было с одной стороны лишняя трата времени, а с другой стороны, костер мог привлечь внимание. Тем не менее, Варфуша ничего не забыл, и прихватил и котелок, и ложку, и ножик, и чайник, и спички. Андрей раскрыл тушенку с горошек и с жадностью набросился на эту нехитрую походную еду.
- Если бы ты знал, - сказал он Варфуше после того, как утолил первый голод, как это оказывается здорово просто хлебать тушенку из банки. Я, правда, в астрале всего один раз за столом сиживал, и каких там только яств не было, однако все так бледно и убого, в смысле ощущений по сравнению с тушенкой и консервированным горошком, которые поглощает мое физическое тело в трехмерном мире!
- А, так ты там все-таки перекусывал! – усмехнулся Варфуша, - с черным магистром, небось?
- Да я… а как ты догадался? – смущенно пробормотал Андрей. – А впрочем это был не я, а мой двойник, литературный эйдос, который всю эту кашу заварил, так что твой сарказм не по адресу.
- Тем не менее в твоей памяти данный факт присутствует как событие, происходившее именно с тобой, - посерьезнел Варфуша, - и это прямое свидетельство того, что это все же был ты, хоть и в измененной форме. Ваша же отдельность обусловлена тем, что вы существовали в разных временных континуумах, которые породила петля Гистерезиса. Кстати, изначально виноват все-таки ты, твой выбор, и все дальнейшие события – следствие этого выбора.
- Это какой такой выбор? – мрачно спросил Андрей, - хотя уже предполагал, что имеет в виду Варфуша, правда не весь еще причинно-следственный ряд стыковался в его сознании.
- Ты должен это помнить, - пристально посмотрел ему в глаза Варфуша, - сейчас с твоей памяти сняты все ограничения. Правда, прошло по меньшей мере 35000 лет с того момента в летоисчислении Энрофа. Конечно, подобный поворот событий было трудно предвидеть. Вспомни встречу с Навной на плато после потопа. Речь тогда шла о том, что для выхода Тора из анабиотического Сомати необходим шельт, либо твой, либо максимально ему подобный, и ты выбрал шельт своего двойника, поскольку тебе не хотелось – даже в физическом теле атланта – застревать надолго в той эпохе. К сожалению, шельт твоего двойника, который возник в Дуггуре от соития астральных тел Адама и Евы, к тому времени уже содержал артефакт Гагтунгра: вспомни черное облачко, вошедшее в барельеф на твоих астральных латах! Это была та самая программа, которая принципиально нарушила Провиденциальный План, существовавший в отношении новой расы – частица шельта главного демона Земли, его информопакет, как сказал бы компьютерщик недалекого будущего: компьютерный вирус, разрушающий матричную программу.
- Я это помню, - грустно признался Андрей, - а что, если бы атланта оживил мой личный шельт, то этого бы не произошло?
- Не произошло бы, Андрюша, в твоем личном шельте программы Гагтунгра не существовало, ты был защищен короной Меровингов, и возникновение твоего двойника в Дуггуре никто не предвидел. Гагтунгр ударил в самый важный инструмент эволюции расы – матрицу цивилизации, сыграв на отсутствии в твоей природе такого качества, как жертвенность, типичную для атлантов.
- Но ведь я был послан в Дуггур именно для корректировки шельтов Адама и Евы, для внедрения в их природу семени Эйцехоре, иначе они не смогли бы размножаться половым путем, как животные! Разве не этого добивались демиурги?
- Семя Эйцехоре, внедренное в пятую расу, планировалось контролировать с помощью Цветка Тенгри, - сказал Варфуша, - но твой эйдос получил нечто иное, личный вирус Гагтунгра, его информопакет, который Гагтунгр планировал таким образом внедрить в Цветок Тенгри и постепенно трансформировать его в Меркабу, чтобы в перспективе полностью захватить контроль над развитием пятой расы. Причем, он не просто ввел этот вирус в структуру эйдоса-Андрея, он это сделал как бы в будущем, поскольку для выполнения задания в Дуггур ты явился из восьмидесятых годов двадцатого века по петле Гистерезиса. Таким образом, прошлое было фактически обречено. Трагедия в том, что шельт эйдоса-Андрея, оживив физическое тело атланта Тора, получил доступ к штурвалу матрицы, что, в конечном счете, и трансформировало живой Цветок Тенгри в металлизированную Меркабу.
- Но какие планы на пятую расу имели демиурги, и какую именно корректировку в Провиденциальный План внес Гагтунгр? – совсем упал духом Андрей, который вдруг ощутил тяжесть вины перед своей собственной цивилизацией, хотя, разумеется, всех масштабов этой вины своим сознанием он охватить не мог.
- Как ты помнишь, раса атлантов зашла в тупик, - сказал Варфуша, - она перестала развиваться, а следовательно сделала шаг к вырождению. Биологическое бессмертие оказалось тупиком. Как предполагали демиурги, и как это предопределял Провиденциальный План планетарного Логоса, души новой расы, кратко (по масштабам истории) живущие в биологических телах, должны были духовно развиваться во много раз быстрее. Этому бы способствовало быстрое половое воспроизводство новых биологических тел, и прохождение душами все новых и новых духовно-пространственных уровней в восходящих рядах Шаданакара в посмертии от воплощения к воплощению. Наличие одного постоянного тела у души атланта являлось тормозом для быстрого подъема по восходящим рядам Шаданакара.
Увы, внедрение информационного вируса Гагтунгра в Матрицу Цивилизации через штурвал этой Матрицы привело к вырождению живого Цветка Тенгри в металлизированную Меркабу. В Провиденциальный План проникли демонические корректировки, и нисходящие, инфернальные слои – шрастры и шеолы Шаданакара - открыли ворота для все большего и большего множества человеческих душ. Прежде там влачила свое жалкое существование только лишь иерархия Гагтунгра, прибывшая к нам из другой брамфатуры, земные же души, пестуемые демиургами Света никогда не попадали в инфернальные слои. Теперь же человеческих душ там больше, чем аборигенов. Это, что касается иных измерений.
Что же касается физического плана – Энрофа, то светло-магическая вначале и бодхическая в перспективе цивилизация пятой расы, задуманная планетарным Логосом, выродилась в машинную, урбанистическую цивилизацию. Для этой цивилизации блага физического мира превратились постепенно в главный объект поклонения, а чисто физическое и физиологическое наслаждение стало главным культом и кумиром единственно к которым упорно стремится подавляющее большинство человечества. Духовные же ценности Живого Мира и восходящих сакуалл Шаданакара становятся доступными все меньшему количеству людей, подменивших ценности и погрязших в физической материи. Это и надо Гагтунгру, поскольку его центральная задача – демонизировать человечество, трансформировав его биологическую материальность в  демонический каррох, и произвести глобальный переворот в сознании, где место Бога навсегда займет Сатана, как это существует в его иерархии. В этом случае демоны смогут проникнуть в Энроф и полностью завоевать его, чего еще никогда не бывало в нашей брамфатуре: физический мир уже множество эпох существует в состоянии динамического равновесия, где доля света и доля тьмы распределены примерно поровну.
- Я что-то такое читал у Даниила Андреева, - сказал Андрей, - эта эпоха должна совпасть с пришествием антихриста. Кстати, по одной из версий таким антихристом мог стать Фауст, мое прежнее воплощение.
- В случае Фауста в магистральном потоке Мефистофель был обречен на неудачу, - пожал плечами Варфуша, - тогда еще не настало время. Правда он об этом не знал.
- А теперь? – с тревогой посмотрел Андрей на посланца демиургов.
- А теперь такая принципиальная возможность существует, - опустил голову Варфуша, - Мировое Зло и противостоящее ему Мировое Добро вышли на некий знаковый рубеж. Наступает время Ч.
- А, ну да, - вспомнил Андрей, - мне об этом Аня говорила. Это когда мое самосознание было привязано к литературному эйдосу. Она все время повторяла, что сейчас наступил ключевой момент, когда человечество может либо погибнуть, либо кардинально измениться. И от нее и меня, якобы, зависит, куда качнется чаша весов. Правда больше она ничего не объяснила. Мы с ней, собственно, и отправились в эти края человечество спасать, как это ни бредово звучит.
- Так оно и было, - усмехнулся Варфуша, - и я собираюсь предложить тебе то же самое… но об этом позже. В обозримую эпоху должна осуществиться либо полная демонизация, либо раздемонизация пятой расы, и главный толчок в ту или иную сторону должен произойти именно сейчас. Во многом это зависит от тебя.
- Но почему именно сейчас? – недоумевал Андрей.
- Завершился некий цикл созревания Меркабы – бывшего Цветка Тенгри, - сказал Варфуша, - теперь матрица должна либо вернуться к форме Цветка Тенгри, либо превратиться в стопроцентную демоническую матрицу. Гагтунгр мечтает создать на земле маленькое подобие системы звезды Антарес, брамфатура которой задемонизирована почти на 100%. Я говорю «почти», потому что абсолютной демонизации в природе просто не существует: абсолютная демонизация – это гибель, исчезновение материи.
- И все же, почему именно сейчас наступило время Ч? - все не унимался Андрей.
- Ты ведь знаешь историю о 888 коронетках Даниила, - сказал Варфуша, - Аня рассказывала тебе о ней, когда вы беседовали у моря Вечности. Когда последняя коронетка найдет своего хозяина, произойдут мистериальные события, которые запустят спираль эволюции по вектору раздемонизации Шаданакара. Забегая вперед, могу тебе сообщить, что коронетка, висящая у тебя на шее – восемьсот восемьдесят восьмая, остальные уже имеют своих хозяев – все они потомки Меровингов, но ты о них ничего не знаешь. До встречи с тобой последняя коронетка существовала в Трансмифе, в виде эйдоса, и эйдос этот должен был обрести трехмерное физическое состояние, возникнув в Энрофе. Этот перевод осуществил литературный эйдос Андрей Данилов.
- Вот-вот, - воодушевился Андрей, - значит он все же нечто важное совершил. Я имею в виду, - для воцарения Света на земле.
- Совершенно верно, - кивнул Варфуша, - законы кармы и равновесия – весьма причудливы, поэтому ключевая фигура Шаданакара, навигатор, может осуществлять как отрицательную, так и положительную миссии, и, как правило, и ту и другую в равной мере, поскольку равновесие нельзя нарушать слишком сильно. К сожалению есть и другая история. Поскольку дьявол ничего конструктивного выдумать не может, а может осуществлять только нечто подобное Божьему промыслу, но с противоположным знаком (не зря один богослов назвал его обезьяной Бога), то примерно в ту же эпоху, когда в мир пришли 888 золотых коронеток, на земле появились и 666 кубов-медальонов из химически чистого железа, которые содержали в себе материальность звезды Антарес. Деталей этой истории, подобно той, которую изложила тебе Аня, я не знаю, это миф Гагтунгра, который тщательно маскирует его от провиденциальных сил, поэтому об их существовании стало известно только сейчас, когда пришло время Ч и все грани Мистерии Мира оголились. Так же как 888 коронеток Даниила нашли своих хозяев, так же обрели своих хозяев и 666 кубов Гагтунгра, и для запуска программы глобальной демонизации достаточно одного артефакта. О том, что это за артефакт, и каким образом он будет задействован, я, к сожалению, ничего не знаю. Таким образом, вопрос демонизации или раздемонизации человечества, которое, как известно, и является современным продуктом пятой расы, состоит в вопросе опережения. Если Гагтунгр нас опередит, то человеческую историю ждет эпоха чудовищных перерождений и катаклизмов, масштабы которых невозможно себе вообразить, с непременной гибелью на конечном этапе. К счастью, у демиургов есть программа, в случае исполнения которой, человечество ждет прямо противоположная история, с полным просветлением в конце. К воплощению в жизнь одного из пунктов этой программы призван ты, как в свое время Фродо Бегинс был призван к исполнению той миссии, о которой поведал человечеству Джон Толкиен.
- Но почему я, - в очередной раз недоумевал Андрей, - разве мало на земле более продвинутых и более чистых людей? Разве не осталось на земле истинных святых, пророков?
- Так причудливо легла карта, - пожал плечами Варфуша. – Так же как и в истории с Фродо Бегинсом. Ты потомок Меровингов, и ты, являя некое единство с известным тебе литературным эйдосом, материализовал в Энрофе последнюю коронетку Даниила, и стал ее материальным хозяином. И потом, ты прикоснулся к Источнику Зла, выполняя миссию в Дуггуре, а вершитель главной мистерии должен пройти по лезвию бритвы между Светом и Тьмой, Добром и Злом, Богом и Дьяволом. Таков закон Равновесия, и другого не существует. Если бы это был не ты, то все равно, это был бы человек с очень схожей сутью и судьбой.
- Но ведь Аня гораздо достойнее меня, - вдруг вспомнил Андрей, - в конце концов она меня всему научила… вернее дала первый толчок… сейчас я уже совсем запутался, что в моей жизни было, а чего не было, что свершившееся, а что – несбывшееся.
- Вначале вы оба были призваны к выполнению единой миссии, - сказал Варфуша, - но сейчас возникли осложнения. Это не значит, что ее участие в перспективе исключено, как раз наоборот, на каком-то этапе она должна снова к тебе подключиться, но детали этого для меня неведомы, как и многое в грядущем. Чем обостреннее ситуация, тем более непредсказуемо будущее.
- Значит, - поник головой Андрей, - не исключено, что Гагтунгр победит?
- Если ничего не делать, то непременно победит, - усмехнулся Варфуша, - могу только тебя успокоить: исход ему неведом так же, как и мне, и он также может наделать ошибок, которые облегчат нашу задачу. Но может произойти и наоборот: можем и мы ему ее облегчить.
- Да, кстати, - решил уточнить Андрей, - а почему последняя коронетка оказалась в пространстве Российского затомиса метакультуры, а точнее, в трансмифе. Аня мне рассказывала, что все 888 коронеток, изготовленных внуком Христа, Даниилом, имели вполне земную, физическую материальность – золото, в котором был растворен пепел Небесного цветка. Возможно древние все же знали об этом цветке, ведь не случайно знаком Розенкрейцеров были роза и крест.
- По-видимому, - сказал Варфуша, - Аня рассказала тебе не все. Не только твой, восемьсот восемьдесят восьмой терафим был перенесен в трехмерность из Трансмифа. В настоящее время каждый из 888 владельцев коронеток Даниила обрели свой терафим сходным с тобой способом. Со времен разгрома катарского Лангедока крестоносцами, ответственные за эти священные реликвии демиурги, среди которых была и Навна, перевели все коронетки в особое плазменное состояние и трансформировали их в пространство Олирны – ангельский слой. Помимо защиты коронеток от попадания во враждебные руки, это имело и еще один смысл, поскольку на определенном историческом этапе уже недостаточно было быть потомком Меровингов, но требовалось еще достигнуть высот мистической силы, чтобы пройти мистериальные испытания – Ордалии, которые незримо устраивали претенденту Провиденциальные силы. Одна из центральных задач этих испытаний заключалась в том, чтобы самому испытуемому перевести одну из коронеток из Трансмифа в Энроф. Именно это произошло и с тобой. Могу так же уточнить, что в то время когда на земле появляется очередной потомок Христа, готовый получить терафим, Провиденциальные силы переводят коронетку из Олирны в Трансмиф. Мистерии, которые проходил каждый кандидат, могли быть совершенно различными, но в чем-то и схожими с твоими, поскольку во всех случаях это были длительные странствия по слоям Шаданакара.
- Значит, - сказал Андрей, - сейчас в мире существует 888 потомков Меровингов, владельцев коронеток, подобных моей, и я о них ничего не знаю…
- Совершенно верно, - кивнул Варфуша, - каждый на своем месте, каждый выполняет свою миссию, и каждый незримо поддерживает тебя в данную минуту: к твоей коронетке протянулось 887  невидимых лучей.
- Если бы мы все встретились, то больше толку было бы, - проворчал Андрей.
- Одного из них ты знаешь, это Аня Ромашова, и хоть ты и не видел на ее шее коронетки Даниила, это не принципиально: по сути дела ты не встречался с нею в Энрофе, и та, которую ты видел в детстве, была не совсем она. Но это отдельная история, и не спрашивай объяснений. Вы знакомы постольку поскольку ваша миссия совместна, у других же Потомков – другие аспекты центральной задачи, и каждый должен быть на своем месте, рассеивая, таким образом, силы и внимание Гагтунгра. Уверяю тебя, если бы вы оказались все вместе, то Гагтунгр нашел бы силы и возможности уничтожить всех вас одним сконцентрированным ударом. Но Свет также не имеет возможности уничтожить Тьму с помощью лобовой атаки. И дело даже не в нехватке силы, а в том что это бы резко нарушило Мировое Равновесие и привело бы к коллапсу. Голливудские приемы здесь неуместны.
- Значит, - сказал Андрей, - в настоящий момент на земле присутствуют также и 666 владельцев железных кубов… кстати, а почему такая форма выбрана? Если это тоже что-то вроде медальона, как на шее черного магистра, то для ношения он весьма неудобен.
- Форма не случайна, - сказал Варфуша, - куб имеет шесть сторон и двенадцать граней. В сумме получается восемнадцать, это шестерка, умноженная на три, то есть три шестерки – 666.
- Ах вот оно что, - кивнул Андрей, - никогда не думал, что невинный куб несет в себе такую зловещую символику. – Какое-то время он помолчал, прислушиваясь, но леший, очевидно далеко увел его друзей в сторону, поскольку голосов их больше не было слышно. – Кстати, - вдруг спохватился наш герой, - когда мы с Аней отправились эту самую миссию исполнять, которая теперь мне отчасти прояснилась, она ведь в форме эйдоса существовала. Тоже литературного?
- Нет, это был ее шельт, астральное тело.
- А где она сейчас, после того, как мы с ней расстались? Я ведь ее оставил на остановке автобуса в Белокурихе, вернее в отражении этой остановки, поскольку, как я понял, в Энроф мы не спускались. Она мне, кстати, говорила, что ее физическое тело находится в состоянии летаргии, как и мое не так давно находилось.
- Что касается ее физического тела, то оно действительно спит. В состояние летаргии она впала примерно тогда же, когда и ты. Где находится ее спящее тело, я, по некоторым причинам сказать тебе не могу, но не исключено, что когда-нибудь ты сам ее отыщешь. Больше ничего конкретного об этом я сказать тебе не могу. Что же касается ее шельта, с которым ты имел непосредственный контакт, то он находится под Друккаргом.
- Где?! – удивился Андрей, - но ведь это – шрастры, цитадель нижнего, инфернального яруса Российской метакультуры. На крепостной стене Друккарга-Антимосквы я однажды побывал и беседовал там с черным магистром – Мефистофелем. Это, кстати, его основное место жительства, хотя большую часть времени он проводит в разъездах, как он мне сказал. А что же там ниже, под Друккаргом находится?
- Варфуша внимательно посмотрел на Андрея и отчетливо произнес:
- Под плитами Друккарга заблокирован сад Навны. Там же, как я понимаю, сейчас и находится Аня Ромашова.
- И как же она туда попала? Я думал, она меня дождется… ну, не на остановке автобуса, конечно, но где-нибудь в ближних отражениях Энрофа. Судя по тому, что ты мне рассказал, мы вместе в Друккарг должны были проникнуть. Теперь я понимаю, зачем мы это особое место в тайге искали, на которое нас должна была экспедиция вывести: из этого места каким-то образом можно в Друккарг попасть. Хотя, не совсем ясно, почему именно из этого места? Я, например, много лет назад в Друккарг в астральном теле прямо из своей кровати угодил.
- Во-первых, нужно проникнуть не в Друккарг, а под Друккарг, - уточнил Варфуша, - а во-вторых, весь смысл миссии заключается в том, чтобы проникнуть под Друккарг с полным набором тел, включая физическое. Постой астральный выход для этого не годится. Почему, я позже расскажу.
- Но как это возможно?! – вскричал Андрей.
- Возможно, если перевести свое тело в особое плазменное состояние. Сам способ – это уже касается деталей твоей будущей миссии, и об этом я буду подробнее говорить позже. Вкратце же могу напомнить, что в некое похожее плазменное состояние переводил себя Тор (технику этого дала ему Навна) для того чтобы проникнуть в каверну внутри скалы. Чтобы попасть под Друккарг нужно произвести нечто подобное, правда здесь есть свои нюансы и состояние плазмы должно иметь несколько иные характеристики.
- Как же тогда Аня собиралась вместе со мной свою миссию осуществлять, она же понимала, что находится в астральном теле, соответственно и я тоже. Она мне, правда, об этом не сразу сказала.
- А ей в исходной версии событий и не нужно было под Друккарг спускаться, - сказал Варфуша, - она должна была тебя подготовить и твой шельт на место доставить. А тело твое физическое на том временном витке как раз неподалеку в бессознательном состоянии находилось. Но после того, как она узнала, что ты – литературный эйдос, а не настоящий шельт Андрея, к тому же в буквальном смысле помеченный дьяволом, она впала в отчаяние, и решила отправиться под Друккарг вместо тебя. На что она рассчитывала, я не знаю, ведь она находилась в астральном состоянии, и ее коронетка была не последняя, но о причинах подобного шага я не имею информации, это только она сама может рассказать. Могу только дополнить, что для этого ей уже не нужно было искать ключевое место на Алтае, где расположена точка сборки Земли, скорее всего она использовала свои астральные методы проникновения. Надеюсь, она добралась до Навны… если, конечно не произошло чего-то похуже…
- Чего это? – насторожился Андрей.
- Ее мог перехватить кто-нибудь из свиты Гагтунгра… не думаю, что он сам, его основная цитадель еще ниже, в Гашарве. Но это лишь мои опасения, думаю, она сумела добраться до цели, но вот с обратной дорогой – проблемы, да и миссию, которая была уготована тебе, она в одиночку не может выполнить.
- Ясно, - медленно произнес Андрей, - я так понял, что мне в преисподнюю предстоит отправиться, да к тому же не в привычной астральной форме, а с полной амуницией, в физическом теле. Ну, и как я буду его в плазменное состояние переводить? Ты что ли это сделаешь?
- Увы, - развел руками Варфуша, - я на то полномочий и сил не имею, поскольку вынужден существовать в форме домового, а это совсем не домовиная магия. Другое дело, какие-то личные вещи в пространственный рукав перекинуть! К тому же, чтобы попасть под Друккарг в сад Навны, да не быть по пути перехваченным эмиссарами Гагтунгра, нужна сила Меркабы… и не просто Меркабы. Именно поэтому и необходимо разыскать особое место, где скрыта точка сборки Земли. Это-то тебе и предстоит, правда теперь ничего разыскивать не надо, ты уже в альтернативном потоке все отыскал, вернее, подошел вплотную, но главного пока не видел.
- Ну почему, не видел, - усмехнулся Андрей с чувством собственной значимости, я эту Меркабу неоднократно видел, и не только видел, но и управлял ею с помощью штурвала! Правда, не пойму, почему ты говоришь, что она где-то локализована, в какой-то там точке сборки Земли. Я ее – по крайней мере в пространстве затомиса метакультуры – где хотел, там и разворачивал, главное штурвалом владеть.
- Это точно, - вздохнул Варфуша, - главное, владеть. Владея им, ты перенес информационный вирус Гагтунгра, превратив Цветок Тенгри в Меркабу, а как это сказалось на судьбе пятой расы, я уже говорил.
- Да, не я это сделал! – возмутился Андрей, - это – двойник, я же наоборот, охотился за ним!
- Интересно получается, - грустно улыбнулся Варфуша, - как владеть штурвалом – так это – я, а как вирус Гагтунгра в матрицу вносить, так, извините, не я…
- Ну, не знаю, - опустил голову Андрей, - все же я и этот литературный эйдос - не одно и то же, просто так получилось, что какое-то время я им себя ощущал, так мало ли кем я себя не ощущал во время всех этих астральных странствий – и Фаустом, и Рамом, и даже атлантом Тором.
- Если бы вы не были с ним информационно идентичны, - жестко сказал Варфуша, - тебе бы не удалось структурировать его шельт в тело атланта Тора, хотя, разумеется, не все так однозначно, это – слишком тонкие категории. Но вернемся к точке сборки Земли. (Их, в действительности, 888 - по количеству коронеток, и по числу лепестков Небесного Цветка, но именно эта, на Алтае – твоя). Так вот, я имею в виду несколько иную матрицу, чем имеешь в виду ты, и она действительно фиксирована в определенном месте, поскольку речь идет не о матрице пятой расы, Меркабе, а о матрице четвертой расы, матрице цивилизации атлантов. Эта матрица пребывает в свернутом состоянии, не проявленном на причинном плане Земли, поскольку цивилизации атлантов давно не существует. Ее конец ты имел возможность наблюдать своими глазами… хотя, разумеется, это были глаза Тора.
- Значит там, среди красных водорослей, свернутая Меркаба атлантов находится, - медленно проговорил Андрей.
- Цивилизация атлантов не была машинной, - сказал Варфуша, - а потому их матрицу неправомерно Меркабой называть. Назовем ее… Цветком Умай, поскольку Умай у алтайцев – богиня Земли, а матрица цивилизации Атлантов к физическому плану Земли именно на Алтае привязана, правда находится в неактивном, свернутом состоянии.
- И что нам это даст, если она находится в свернутом состоянии?
- Тебе предстоит ее активизировать. Если говорить о той части задачи, о которой я имею полномочия тебе сообщить, то с помощью активизированной матрицы атлантов ты имеешь уникальную возможность проникнуть под Друккарг, в сад Навны, в полном наборе своих тел, а это необходимо для исполнения заключительной части миссии. Если бы речь шла просто об Андрее Данилове, включая все твои воплощения в лоне человечества пятой расы, это было бы невозможно, поскольку ты не задействован в информационных структурах Цветка Умай. Но все дело в том, что пройдя через все Ордалии, ты принес в своей личностной природе свернутый шельт атланта Тора, а Тор записан в информационной программе матрицы, и имеет уникальную возможность ее активизировать. Фактически это сделает он, но в твоей оболочке.
- Но к чему приведет активизация матрицы атлантов? – спросил Андрей, - ее разве можно так, запросто, активизировать, потом дезактивировать?
- Разумеется, нельзя, - пронзительно посмотрел Варфуша в глаза Андрея, и тому показалось, что в душу ему смотрит бескрайняя вселенная. - Если матрица активизирована, то она, соответственно, разворачивает программу той цивилизации, к которой она относится, но все дело в том, что грядущий расцвет Розы Мира на планете Земля подразумевает существование и процветание не только человеческой цивилизации пятой расы, но и цивилизаций третьей и четвертой рас – то есть Лимурийцев и Атлантов. Да, да, Даниил Андреев ничего не писал об этом, но в обозримом будущем, в результате активизации как ныне действующей, так и дезактивированных матриц, произойдет их объединение в ЕДИНУЮ РОЗУ МИРА, и все три цивилизации будут существовать в едином временном и информационном пространстве. И начало этому величайшему событию на Земле должен положить ты, запустив матрицу атлантов – Цветок Умай.
- Потрясающе! – не верил своим ушам Андрей, - но как я это сделаю?
- Твоя природа содержит в себе свернутый штурвал Меркабы, - сказал Варфуша. – В свое время демиург Навна передала его атланту Тору, правда в виде штурвала Цветка Тенгри, но вышло так, что штурвалом этим выпало порулить твоему демонизированному двойнику, литературному эйдосу. К тому времени Цветок Тенгри уже превратился в Меркабу. Для начала необходимо поменять этот штурвал на штурвал другой матрицы – Цветка Умай, и уже с помощью этого, нового штурвала, который вправе получить во временное пользование только атлант, активизировать свернутую, деактивированную матрицу Атлантической цивилизации. Как я уже сказал, свернутое сознание атланта Тора скрыто в твоей истинной природе, это присутствие литературный эйдос ощущал как вставку, из которой он получал массу доселе неизвестной информации. Так вот, после активизации матрицы, через определенный период из нескольких Сомати-пещер, расположенных в той скальной гряде, где Тор оставил свой фантастический барельеф, выдут пребывающие в анабиотическом Сомати атланты и возродят свою, казалось бы, навсегда утраченную линию. Но это будет гораздо позже, а для начала ты должен использовать ее неиссякаемую энергию для перевода своего тела в плазменное состояние. Как это сделать, ты получишь все необходимые предписания из справочной функции штурвала матрицы. Затем матрица атлантов создаст тоннель для проникновения в сад Навны. Этот процесс также предусмотрен: Навне приходится надежно изолировать себя в ограниченном пространстве сада, иначе Гагтунгр постарался бы если не уничтожить, - что в принципе невозможно, - то максимально обессилить ее, а при возможности и переродить ее природу.
- Ну а дальше, - сказал Андрей, - после того как я проникну к Навне?
- О дальнейшем я не вправе тебе говорить, - сказал Варфуша, - иначе уйдет энергия действия. Аня говорила тебе о сглазе события. Я сообщил тебе то, что не могла сообщить она, Навна же сообщит и поможет осуществить то, что не могу сообщить я.
- Наверное, я должен каким-то образом освободить Навну, - мечтательно пробормотал Андрей, - Даниил Андреев об этом писал… кто мог подумать, что это сделаю я. Да, кстати, а где я возьму штурвал Цветка Умай?
- Ты должен снова прийти на то плато, где наблюдал исчезающий барельеф, выйти в астральную проекцию, не покинув при этом Энроф, затем проникнуть внутрь скалы и пробраться в Сомати-пещеру, где спят Гиганты. После этого ты переведешь штурвал Меркабы в активное состояние и передашь его спящим Гигантам.
- Слушай, - перебил его Андрей, - а я ведь все это видел, когда этот грандиозный барельеф наблюдал с плато… что я захожу в эту пещеру и что-то спящим Гигантам передаю. Правда, я тогда не понял, что именно. Неужели тогда все было предрешено?
- Это был возможный вариант, и теперь он основной, - кивнул Варфуша, - после этого один из спящих Гигантов, которому демиурги специально передали на хранение штурвал Цветка Умай, передаст тебе этот штурвал. Разумеется, это будет шельт Гиганта, тело его еще не готово к пробуждению. После исполнения первого этапа, штурвал предоставит тебе все необходимые инструкции и, самое главное, информоэнергию для их исполнения. Вот, пожалуй, и все то главное, что я тебе был обязан сообщить.
- Кстати, - спохватился Андрей, - ты говорил, что помимо цивилизации атлантов, и цивилизация лимурийцев должна возродиться! С этим-то как, у них ведь, своя матрица цивилизации должна существовать?
- Совершенно верно, - уклончиво ответил Варфуша, - твоя миссия – лишь часть магистральной, об остальных частях ты узнаешь в свое время.
- Ясно, - сказал Андрей, - разумеется, ясно только в теории. А почему штурвалы надо обменивать? Нельзя ли сразу обеими воспользоваться? Это же в два раза больше энергии!
- К сожалению, нельзя, - развел руками Варфуша, - во-первых, нельзя воспользоваться активной Меркабой, поскольку она задемонизирована, и Гагтунгр тебя, при спуске в шрастры, обязательно достанет; не исключено, что он догадывается о твоей миссии. По крайней мере надо быть готовым к этому. Во-вторых, два штурвала не могут быть в одних руках, иначе демонический информовирус штурвала Меркабы перекинется на Цветок Умай, а он пока чист от информовируса Гагтунгра. К тому же тебе больше нельзя рулить Меркабой, это был вынужденный шаг, но в дальнейшем это может привести к непредвиденным последствиям: штурвалами должны владеть демиурги, и тебе его передали лишь для выполнения исключительной миссии на время. В нынешнем своем состоянии ты сможешь развернуть штурвал Меркабы только в Сомати-пещере при обмене штурвалов. Кстати, штурвалом Цветка Умай ты сможешь временно управлять лишь потому, что несешь в себе информопакет Тора, то есть являешься носителем его свернутого сознания. Без этого твоя миссия была бы невозможной.
- Значит, - сказал Андрей, - наши дальнейшие шаги: мы выбираемся на плато перед Сомати-пещерами…
- К сожалению, - сказал Варфуша, - я не смогу проследовать с тобой. Сейчас мы находимся в некой межсобытийной щели. Как только ты вступишь в иной событийный поток, нежели тот, который ты уже пережил, судя по твоим воспоминаниям, меня там уже не будет. Тому есть свои причины: я не могу быть реальным участником метаисторических событий, я лишь консультант, посредник. Но время моего пребывания здесь истекло…
- Одну секунду, - заторопился Андрей, - а не помешают ли мне красные водоросли? Галлюциногенный дух Мескалиныч говорил, что они защищают зону, где спрятана матрица.
- Нет уже никаких красных водорослей, - пожал плечами Варфуша, - как, впрочем, и телепортационных тоннелей и самого Мескалиныча. Все осталось в прошлой истории до того момента, когда ты в безумном состоянии выскочил из палатки.
- Ну что ж, - сказал Андрей, - жалко, а то, я думал, может еще раз Мескалиныча встречу. Тогда, прощай, может, свидимся еще.
- Может еще и свидимся, - сказал Варфуша, - но это будет уже другая история. В этой истории я сделал все, что мог.
Маленький человечек помахал Андрею рукой, и вдруг резко уменьшился, превратился в крупного шмеля и с густым гудением, куда более внушительным, чем тоненький голосок домового, набрал высоту и скрылся за ближайшими деревьями.
- Ну вот, - пробормотал Андрей, и тоннелей нуль-транспортировки не осталось! А как хорошо было бы очутиться в одно мгновение на плато. А так отсюда до туда часов 5 ходу. А впрочем, что такое 5 часов, я такие эпохи только что перебороздил, и выяснилось, что по местному времени на это ушло 0 часов, 0 минут. Ладно, надо идти, главное, до речки добраться, а там, все по руслу и никаких проблем. Главное, с ребятами не пересечься!
Андрей закинул за плечи рюкзак и пошел приблизительно в том направлении, откуда он несколько часов назад прибежал, чувствуя себя ребенком, оказавшимся в чужом теле. Кстати, несмотря на то, что, судя по ощущению он проговорил с Варфушей не более 2-3 часов, и начал разговор еще утром, солнце уже клонилось к закату, хотя по собственному ощущению Андрея должен был быть еще полдень.
«Это, наверное, потому, что мы с Варфушей в межсобытийной щели находились, а в ней время медленнее текло, - подумал Андрей.












ГЛАВА 17

АЛЬТЕРНАТИВНЫЙ ПОТОК СОБЫТИЙ
 
Около двух часов Андрей пробирался сквозь лес до лагеря (собственно, ему нужна была река, а не лагерь). Никаких тропинок поблизости не просматривалось, и он несомненно заблудился бы, не имея карты и компаса (да он и не умел ими пользоваться), но сейчас у Андрея вдруг прорезалась буквально фотографическая память, и он хорошо помнил все нюансы направления и едва уловимых примет, которые все же отпечатались в его искаженном сознании, когда он, сознавая себя ребенком, очутившимся в незнакомом взрослом теле, бежал, сломя голову, через тайгу. Уже когда солнце скрылось за верхушками деревьев, он выбрался к опушке леса на берегу речушки Перекши, через которую он сиганул утром в панике, и осторожно, прячась в кустах, выглянул наружу. Палатки стояли на месте, но в лагере никого не было, очевидно ребята продолжали его разыскивать, при этом даже не оставили дежурного, хотя по всем таежным законам, кого-то все же следовало оставить. Андрей решил не испытывать судьбу: а вдруг все же кто-нибудь остался в палатке, ведь это была уже новая версия событий, отличная от той, что он помнил, и хотя ему и хотелось навестить свой лагерь и ну, попрощаться с ним что ли (мало ли как сложится дальнейшая судьба, ведь испытания предстояли нешуточные и исход неясен), однако он решительно задвинул кусты и пошел вдоль опушки вниз по течению реки, благо она хорошо просматривалась со стороны леса. Голосов ребят не было слышно, очевидно, знакомый Варфушин леший постарался на славу.
«Только бы они сами не заблудились, - подумал Андрей, - а то заведет куда-нибудь! Впрочем, этот леший Варфушино задание выполняет, так что, наверное, все же не должен завести: ну, покрутит, а потом снова к лагерю выведет. Главное, на них не натолкнуться. А впрочем, наверное, это тоже предусмотрено, не может же моя миссия подвергаться риску из-за таких нелепых случайностей. И все же голова кругом идет! – подумал Андрей через некоторое время, когда уже достаточно отдалился от лагеря и можно было обдумать ситуацию не торопясь, со всей основательностью, - неужели в моих руках судьба человечества… и не просто человечества, но какой-то грядущей смешанной расы, где будут жить бок о бок люди, атланты и лимурийцы. С лимурийцами, правда, не все ясно, очевидно их матрицу кто-то другой должен активизировать, как никак у меня в этом деле целых 887 коллег обнаружилось, а я знаком только с одной – Аней, да и то при весьма странных обстоятельствах. Наверное, каждый из них какую-то свою локальную задачу выполняет, и все же самая главная, на сегодняшний день – на мне! Правда, еще и Аня к ней прямое отношение имеет, хотя, не совсем ясно, какое. Не просто же так она моей проводницей на нужное место была, в то, первой версии событий. Да, если бы я не помнил сейчас все детали моей астральной одиссеи, то можно было бы сослаться на шизофрению. Один раз эту версию я уже активно прорабатывал: кажется, вот, сон закончится, и я проснусь в своей московской квартире (или в психушке), и все, что до сего момента происходило, окажется сном или шизофреническим бредом. Впрочем, я и вправду не так давно проснулся, только не в Москве, а в Алтайской тайге, и тем не менее продолжаю воспринимать все, как реальность, хоть и чрезвычайно причудливую. Ладно, как бы то ни было, привиделся ли мне этот Анин домовой или нет, была ли вся моя астральная одиссея плодом больного воображения или реальностью, теперь уже не важно. Я оказался исполнителем некой роли, и хочу пройти весь этот спектакль до конца. Терять все равно нечего, и если это и вправду шизофрения, что ж, будем следовать сценарию этого бреда до конца! Если же в конце концов окажется, что я всего лишь лежу на больничной койке, совесть моя будет спокойна: хотя бы в бреду я осуществил все от меня зависящее и оправдал возложенное на меня бредовое доверие».
Андрей стал прислушиваться, приглядываться, принюхиваться к окружающему, то так, то эдак, то под тем ракурсом, то под этим… никакого подвоха  не было, мир казался реальным и устойчивым, как никогда. Впрочем, он и раньше оказывался в таких слоях астрала, где все выглядело до боли правдоподобно, правда со временем все равно что-нибудь специфически астральное да обнаруживалось.
«Ну что ж, - продолжал размышлять Андрей, бодро шагая по кромке леса: он все еще не решался выйти на берег речки, поскольку берег был слишком открыт для обзора, - будем спасать человечество, как в американских комиксах, раз ничего другого не остается. Все равно назад к Белокурихе идти несравненно дальше, чем до плато Сомати-пещер на Белой скале, а там все выяснится окончательно. По крайней мере надо дождаться, пока знаки Тора появятся, это будет главным критерием того, что реальность и предложенная мне версия реальности имеют точку соприкосновения. Так, до плато я доберусь уже когда стемнеет, нужно будет в лесу ночевать, что-то мне подсказывает, что действия мои завтра надо начинать. Да, жалко, что Варфуша палатку доставить не догадался, а она бы не помешала. Слава Богу, погода стоит исключительная, а ведь – последние числа августа, если время моих астральных странствий здесь не зачлись, могут и ночи сильно похолодать, и дожди зарядить, да и вообще, ранняя осень здесь не редкость. Хотя, конечно, палатку умыкнуть – это слишком, чего это Галя с двумя мужиками в одной палатке кувыркаться будет»…
Неожиданно Андрей поймал себя на чем-то вроде ревности, и это его самого удивило: во-первых никакой любви к Гале он не испытывал, а во-вторых, он что не знает, что Кожевников с Крюковым джентльмены и не позволят себе в присутствии другого чего-нибудь этакого. Скорее, наоборот, если Галя будет в отдельной палатке, то как раз куда больше шансов, что кто-либо из них по взаимной договоренности туда наведается девушку успокоить. А Галя, в конце концов верность ему блюсти не обязана, что у нее там с ним было – обычная походная интрижка, мимолетный роман…
«Однако, - пришло ему в голову, - до сего момента я о ней и не вспоминал… что ж, весьма земные мыслишки, похоже я все же возвратился на землю, нет, и вправду мышление не астральное, земное, хотя чрезвычайно отчетлива память, никогда раньше такой ясной головы не было. Впрочем, это, возможно, для моей миссии необходимо, и Провиденциальные Силы специально так башку прояснили».
Постепенно направленность его мыслей начало терять остроту, мозг включился в обычный режим работы и рассуждения стали отрывочными, мимолетными и на самые разнообразные темы, чего никогда не было в астрале, и это так же свидетельствовало, что его возвращение подлинное, а не очередной обман-имитация. В голове крутились всякие дурацкие мотивчики и стишки, как ни странно, какого-то страха по поводу предстоящей фантастической миссии он не испытывал, у него теперь была ясная программа и конкретное задание, и это делало его психологическое состояние гораздо более комфортным, чем когда все казалось совершенно неясным как в будущем, так в настоящем и прошлом.
«В конце концов, - подумал Андрей, - сейчас меня все провиденциальные силы Шаданакара поддерживают, а значит я никак не могу быть героем-одиночкой. А что это все планы дьявола нарушит и он постарается меня остановить и уничтожить… что ж, об этом тоже не стоит волноваться, в одиночку глупо рассчитывать с ним совладать и перехитрить! Значит, через меня будут действовать демиурги, и они меня несомненно обеспечат соответствующими силами и средствами защиты, а значит от меня, как функциональной единицы, Андрюхи Данилова вообще ничего не зависит»…
Сняв с себя, таким образом, ответственность и окончательно успокоившись, Андрей впал в созерцательное состояние и продолжал шагать по кромке леса. Он снова был окутан облаком привычных телесных ощущений Энрофа и изрядно отвыкнув от всего этого в астрале, буквально ими упивался, тем более и красота предосеннего Алтая была несказанно прекрасна во всем разнообразии зрительных, слуховых, обонятельных и осязательный ощущений. Тайга, казалось, говорила с ним всем спектром эмоциональных переливов, исподволь укрепляя дух и настраивая тело на выполнение фантастической задачи, которая выпала на долю его, Андрея. И никакой шизофрении, все взаправду, а иначе весь мир можно приписать плоду чьего-то больного воображения. До вечера Андрей шел не останавливаясь, и когда уже стемнело, наконец добрался до памятного плато, где с ним произошло столько удивительного. Андрей решил здесь заночевать, собраться с силами, и уже завтра приступить к главной части своей миссии, тем более он еще раз хотел убедиться, что барельеф на скале существует, а его, как он помнил, а можно было увидеть только незадолго перед заходом солнца.
Андрей вышел к реке, напился чистой студеной воды, от которой забыто свело челюсть, затем вновь удалился в лес: он все же опасался разводить костер на открытом пространстве, хотя, скорее всего, ребята продолжали его разыскивать в лесу до темна и не снимались с бивака. Сердце Андрея кольнуло чувство вины; в конце концов, даже если отбросить сантименты по поводу их переживаний о пропавшем товарище, это ведь в перспективе и уголовное разбирательство, ведь пропал человек из экспедиции и милиция должна установить, произошел ли несчастный случай, либо имеется в наличие убийство. В любом случае, при самом благоприятном исходе, Крюков юридически ответственен за всех членов экспедиции, и за халатность по головке не погладят. Да и вообще, какое к ним подозрительное отношение на турбазе возникнет, когда туда заявятся Витек с Юлей и Олей, ведь они должны будут сдать лошадь и вещи, взятые напрокат. К тому же, наверняка по молодости и по дури они начнут рассказывать о бабочковом человеке и о многом другом. Не исключено, что после этого оставшихся в тайге начнут разыскивать, тут ведь на вертолете совсем недолго лететь.
« Вот будет забавно, - подумал Андрей, - если менты на этого бабочкового человека наткнутся. Хотя он, наверное, рассеялся, чего ради ему вновь возникать! А вот если они до плато доберутся, да еще окажутся там перед закатом, когда барельеф возникает, какие, интересно, мысли придут в их недалекие головы? А впрочем, даже если сюда серьезная экспедиция нагрянет и начнет этот ускользающий барельеф изучать, все равно никто никогда не догадается и не доберется до Сомати-пещер, ведь они не имеют связи с поверхностью».
Рассуждая, таким образом, Андрей разжег костер и приготовил нехитрый ужин из макарон с тушенкой и консервированным горошком и напился сладкого, пахнущего дымком чая. Воспользовавшись топором, который заботливо доставил ему Варфуша, он нарубил кустарник и соорудил простенький конусообразный шалаш, чтобы иметь хоть какое-то подобие крыши над головой. Завтра предстоял совершенно особый, фантастический день, и нужно было хорошо выспаться.
«А впрочем, - усмехнулся про себя Андрей, - чем я занимался в прежней версии событий, как не спал Бог знает, сколько времени, по крайней мере для стороннего наблюдателя? Теперь уж точно не определишь».
Андрей влез в спальник (его Варфуша тоже не забыл доставить) и подумал, что, наверное, сейчас, перед тем, как заснуть, он с удовольствием бы посетил ребят, да послушал, что они говорят по поводу случившегося, ведь события уже пошли по иному, ему неведомому, сценарию. Да и вообще, неплохо бы узнать, какие у них планы, вот только пересекаться нельзя! И тут в голове Андрея родился план.
«Точно, попробую, - подумал он с воодушевлением, - мне, выдающемуся астральщику, и карты в руки, заодно проверим, смогу ли я осознанно выйти из тела в зеркальную копию Энрофа, а может, и в сам Энроф. Мне ведь все это завтра на плато предстоит проделывать».
Тут в душе его шевельнулся страх, что еще только утром он вернулся в свое тело после какого-то немыслимого долгого астрального путешествия, которое он никак не мог по желанию прервать, однако что-то ему подсказывало, что сейчас это ему не грозит. Теперь Андрей знал: пройдя через все ордалии, выпавшие на его долю, он вернулся на землю обновленным, мастером-магом не слабее Фауста, и теперь в совершенстве управляет подобными принципами и приемами.
Не особенно удобно устроившись в спальнике на еловых лапах и намазавшись антикомариной мазью (Варфуша и это не забыл), Андрей начал раскачивать внутренний маховик, и уже через несколько минут добился устойчивого белого звона с ёканьем провалов, затем на пике вытолкнул свои самоощущения наружу, мысленно привязав их к пространству Энрофа, чтобы не проскочить глубже, в иную реальность астрала, где, чем дальше, тем меньше связь с трехмерностью физического мира. Астральный Андрей поднялся на ноги и внимательно рассмотрел свое оставленное тело. Его было плохо видно, но, судя по всему, пропорции не изменились, - то есть реальность он наблюдал не искаженную, - затем вышел наружу прямо через часто уложенные ветки, ощутив что-то вроде проникновения через вязкую среду. Чувствуя, что сознание его мало изменилось, он представил себе нужную поляну, где стояли палатки ребят, при этом его воображаемая картинка словно бы наложилась на видимый окружающий мир, будучи такой же реальной, как и все остальное. Затем Андрей шагнул в собственный мыслеобраз, и в то же мгновение очутился в нужном месте…
Недалеко от палаток весело потрескивал костер, а вокруг него сидели Галя, Вадик и Володя и задумчиво глядели на булькающий котелок. Судя по всему, они не так давно вернулись в лагерь и, разумеется, поиски их оказались напрасны. Похоже, что разговаривать во время поиска им было особенно некогда, и каждый накопил в себе, что сказать сократившейся до минимума группе. Глаза Гали были опухшие, лицо заплакано, тем не менее, на данный момент она уже выплакала отпущенные для этого дела слезы, Крюков выглядел растерянным, Кожевников, скорее, раздраженным.
- Итак, какие будут мнения по поводу случившегося и дальнейших действий, - сказал мрачно Кожевников, - по-моему тот факт, что он в наше отсутствие заявился и забрал свои шмотки в корне меняет ситуацию. Все же он, выходит, не в одних плавках по тайге носится, к тому же и часть провизии захватил немалую.
- Не немалую, а как раз четвертую часть, которая на его долю приходилась, - отозвался Крюков, - значит, похоже, крыша у него на место встала, другое дело, что он задумал, если все же в себя пришел.
- Что задумал, что задумал! – проворчал Кожевников, - струсил, небось, и по стопам девчонок и Витька намылился, иначе, зачем ему дальше в одиночку идти? Это, по-моему, совершенно не логично: ну не прибили бы мы его за утреннюю выходку, наверное все же он не в себе был, то ли у него от бабочкового человека крыша с запозданием поехала, то ли еще что-то, что мы не знаем. Но, судя по всему, рассудок к небу потом все же вернулся. Но ведь какой гад! – вдруг вспыхнул Кожевников, - хоть бы записку оставил о своих планах, если боялся с нами увидеться, а то все аккуратненько забрал, палатку, которую мы не успели восстановить, вновь восстановил, все Галкины вещи аккуратно разложил, спальник ее застелил… заботливый, блин!
- Значит, думаешь, - он назад к Белокурихе двинул? – Мрачно процедил Крюков.
- Наверное, двинул, куда ж еще?
- А чего ж он, тогда, с Витьком и девчонками не двинул?
- А ему было стыдно признаться, что он обделался, а сейчас время подходящее выбрал.
- Так зачем он тогда утром, в одних плавках сбежал, да Галку до смерти перепугал? Мог бы как-нибудь по-тихому свалить, без эксцессов, к тому же, если он уж так струсил, то одному выбираться гораздо страшнее, чем вперед в компании, тем более при отсутствии таежного опыта.
- А хрен его знает, зачем… может, он и специально разыграл буйное помешательство, чтобы мы его разыскивать кинулись, а он потом незаметненько в лагерь вернулся и не торопясь вещички прибрал. Ведь при обычной ситуации сложно от экспедиции с барахлом отколоться, тем более, после всего, что случилось, мы договорились особенно не разбредаться.
- Значит, ты, все же, думаешь, он это разыграл?
- А я ничего не думаю, - раздраженно сплюнул Владимир, - я просто возможные версии строю, чужая душа – потемки, особенно с его заморочками и летаргией. Почему ты ничего не сказал?! – набросился он на Крюкова, - разве можно в экспедицию всяких шизиков приглашать! А если он, теперь, где-нибудь затеряется? Тебя же под суд отдадут! Мне-то что, я лицо юридически не подответственное.
- Думаю, если он свои вещи забрал, - сказал Крюков, - значит, не все так страшно. В конце концов, если он и вправду обратно намылился, то, думаю, до Белокурихи как-нибудь доберется. Главное чтобы он при переходе через перевал с пути не сбился, а по руслам речек всегда в нужное место выйдешь. В конце концов мы можем его перехватить, если быстро обратно двинемся. По-моему, его исчезновение меняет ситуацию, и надо обратно идти. Тут уж не до камешков и паранормальных явлений. Конечно, с начальством будет серьезный разговор…
- А если он все же вперед пошел, или вообще по одному ему известному маршруту?
- Но ты же сам сказал, что он струсил и вообще все разыграл, чтобы лицо сохранить и обратно вернуться?
- Мало ли что я сказал! Тут надо любую вероятность учитывать, я не ясновидец и, так же как и ты, понятия не имею, что произошло, и куда он стопы направил! Так что, куда бы мы ни пошли, все равно, этот геморрой будет продолжаться, пока на него или на его следы не наткнемся. Так что и так плохо и так плохо. Галка, ну что ты молчишь, твое мнение, куда он мог двинуть, ты все же последние дни с ним более тесно общалась.
- Не знаю, мальчики, - всхлипнула Галя и снова разрыдалась, - мне кажется, его надо немного подождать, - продолжила она, когда немного успокоилась и вытерла лицо, - а вдруг он все-таки вернется, ведь, если он один раз лагерь нашел, значит и снова найдет. Может, у него и вправду какая-то бредовая идея появилась, а потом она у него пройдет, он поймет, что нельзя так с друзьями поступать, что одному в тайге опасно и вернется.  Но что с ним утром случилось – это так просто разыграть нельзя, видели бы вы его лицо! Это было лицо насмерть перепуганного ребенка, и голос не его, какой-то подростковый, полудетский голос! Так что не мог он это разыграть, чтобы потом удобнее было от нас сбежать. Но я согласна, что он потом, наверное, в себя пришел, иначе бы он в таком состоянии вряд ли дорогу в лагерь нашел, он в тот момент вообще не понимал, кто он такой и где находится.
- Значит, ты считаешь, что он неожиданно в детство впал? – хмыкнул Кожевников, - в общем одно слово – шиз. А как ты думаешь, возвращаться нам или вперед идти, что тебе женская интуиция подсказывает? Все же, если он в лагерь возвращался, то вряд ли снова в лес пойдет, скорее всего по реке, только вот куда, туда или обратно?
- Я что-то ничего не могу сейчас сообразить, - снова захлюпала Галя носом, - давайте завтра решим, может, он все же ночью вернется… ох, не к добру был этот сон!
- А что за сон? – неожиданно в один голос встрепенулись Кожевников и Крюков, и это показалось Андрею странным, поскольку в сложившейся ситуации тема, казалось, была несколько неуместна.
- Да странный какой-то сон. Я сейчас, конечно, все в точности не помню, но еще утром казалось, что он полностью запечатлелся. Потом, правда, не до него было, вот он и подзабылся…
- Ты рассказывай, не оправдывайся, - почему-то серьезно посмотрел на нее Кожевников.
- Ну, снилось мне, что мы по тайге идем вдоль речки, как мы до этого все время шли, только камешки не собираем, и всякие там подробности, как в жизни, словно и не сон, а реальность. И это перемежается с какими-то сценками, которые уж точно не реальны: то я по жуткому пустому городу бегала, а за мной машина гонялась с лицом Андрея, но ужасным каким-то, то мы с ним через висящие в воздухе экраны в лесу проходили а потом нас какая-то скачущая королевская свита в свою кавалькаду втянула. Все такие средневековые, огромные, в черном. А под конец – совершенно ясно, как наяву случай, который со мной в детстве произошел, что я на дерево залезла, и подо мной ветка обломилась, и я вниз полетела и разбилась, только не умерла, а в каких-то красных водорослях запуталась и до утра там билась, и никак не могла освободиться. А потом меня Андрей разбудил и весь этот дурдом случился. Дело в том, что тогда, в детстве я все же не больше полметра пролетела и ногами за ветку зацепилась, как за турник, а иначе бы точно насмерть, высота была метров 15. Вот я и подумала, что не к добру это.
Кожевников переглянулся с Крюковым.
- Знаешь, Галка, - сказал он озадаченно, - а ведь мне нечто очень похожее приснилось. Разумеется, я на это внимания не обратил, мало ли какая лабуда может присниться. Так вот, тоже наш поход приснился со всякими дурацкими подробностями как наяву, при этом, - он многозначительно поглядел на окружающих, - мне приснилось, что Андрей из лагеря сбежал, и мы его разыскивали и в конечном счете нашли. Что дальше было не помню, но потом – отчетливо: у меня кумите с одним мастером, гораздо опытнее меня, Валеркой Буренковым, и он мне очень удачно маваси провел, и я упал и головой о штангу и, похоже, кирдык, перелом основания черепа! А потом, как Галка описывает, в каких-то красных водорослях до утра бултыхался. Так вот, как и в случае с Галкой, я действительно лет десять назад на тренировке брякнулся недалеко от штанги, ну не убрали ее по разгильдяйству! Тренер потом весь вечер бледный, как смерть, ходил. – Он перевел взгляд на Крюкова, - неужели и у тебя?
- И у меня, - многозначительно произнес Крюков, - что касается реалистического похода по берегу речки – то это – один в один, правда вроде бы никакой скачки среди королевской свиты не было, но так же, как у всех у вас, во всех подробностях случай, когда меня чуть машина не сбила, буквально в нескольких сантиметрах пронеслась, только во сне она на меня, таки, наехала. А потом тоже какие-то дурацкие красные водоросли, а проснулся от шума, из палатки высунулся, гляжу – Андрюха улепетывает. Да, чуть не забыл, приснилось еще, что мы взрывчатку в какую-то нору запихиваем, куда перед этим змеи забирались… а рвануло, почему-то, где-то далеко.
Ребята озадаченно переглянулись.
- Да, дела, - сказал Кожевников, - выходит, всем троим нечто схожее приснилось… кажется и мне тоже что-то про змей и про взрывчатку, но точно вспомнить не могу, вы же знаете, сны эпизодами запоминаются, но одно очевидно, все трое видели реальный случай из жизни, когда он мог погибнуть, и у всех эти дурацкие красные водоросли.
- Не исключено, - высказал версию Крюков, - что Андрею тоже нечто подобное приснилось, и он именно поэтому кем-то вроде ребенка себя ощутил, или у него что-то вроде лунатизма произошло, то есть, когда он по палатке метался и сбежал потом, он во сне продолжал находиться и ему что-то пугающее снилось.
- Что ж, - кивнул Кожевников, - вполне рациональное объяснение, только как объяснить совпадение снов у всех здесь присутствующих, что-то я не слышал, чтобы несколько человек один и тот же сон видели…
- Ну, не один, - отозвался Крюков, - все же несчастный случай у каждого свой был…
- Тут больше принцип важен, а не механическое повторение, и если прогулку вдоль речки вполне можно объяснить схожей ситуацией у всех троих наяву, - у меня, допустим к вечеру эта галька перед глазами стоит, - то уж красные-то водоросли никто из нас не видел, тут в речке я даже обычных зеленых что-то не припомню, наверное из-за течения их тут нет. Что скажешь, ученик шамана, - глянул он иронично на Крюкова, - после того, как Андрей крезанулся, ты у нас главный специалист по аномальным явлениям
- Ничего я не знаю, как и ты, - опустил голову Крюков, - по поводу моих шаманских заморочек я больше наплел, чем что-то реальное было. Думаю, что все это связано то ли с инопланетянами, то ли с духами таежными, а может и шаман какой на нас морок напустил, многие из них чужаков не любят, ну и стараются, чтобы убрались по добру по здорову. В общем – кастанедовщина сплошная.
- Да, не густо, - вздохнул Кожевников, - я, как человек скорее научного склада, чем мистического, склоняюсь к версии инопланетян. Думаю, что мы угодили в какую-нибудь зону, наподобие М-ского треугольника, о котором в «Труде» писали. Скорее всего с нашей психикой какие-то эксперименты проводятся, тот же бабочковый человек – наверняка наведенное воздействие на сознание, и сны общие – тоже наведенка. По крайней мере никакого рационального объяснения я не нахожу. Возможно, у Андрея самая слабая психика оказалась, и он от этого сбрендил. Как никак человек десять лет в летаргии пробыл, черт его знает, что с его крышей случиться могло. Не исключено, что будет и следующий, - выразительно поглядел он сначала на Галю, потом на Вадика, - ну, и в довершение, не исключено, что его зазомбировали, и он теперь их распоряжения выполняет. Может, они какие-то операции решили на нем проделать, я о чем-то подобном читал. В любом случае, предугадать, куда он теперь двинулся в принципе невозможно… может, его вообще летающая тарелка похитила. Так что, куда бы мы ни пошли, шансы отловить его или не отловить, - одинаковые. Однако, надо решать, дальше мы идем или возвращаемся.
- Знаешь, - сказал Крюков, - по-моему Галка права, сейчас пока ничего не решать и подождать, а вдруг он вернется! В любом случае, утро вечера мудренее, все мы вымотались, так что ляжем спать, а завтра на свежую голову решим, что дальше делать.
На этом разговор завершился, костер был затушен, и Кожевников с Крюковым отправились в свою палатку, а Галя – в свою.
«Интересно, - подумал Андрей, - получается, та, первая версия событий, которую я помню с того момента, как в одних плавках в тайге очухался, им всем приснилась сегодня, причем с личностными особенностями. А галка еще и наш совместный астральный выход увидела, и эту скачку королевской свиты. Кстати, в той версии я ребенком себя ощутил после другого астрального путешествия, где с шаманом Узутом общался, но в новой версии все немного переигралось. Ну, да, Варфуша мне говорил, что петля Гистерезиса замкнулась не в том месте, откуда она загибаться начала, а информация о каких-то событиях отправлена во временной тупик или рукав. Возможно поэтому и зазор образовался. Ладно, все это схоластика, ребят я повидал, можно и возвращаться. Впрочем, нет, надо как-то сделать, чтобы они либо здесь задержались хотя бы на день, либо назад вернулись. Да, лучше чтобы вернулись, мало того, что нам с ними на физическом плане сейчас нельзя пересекаться, но и неизвестно, что на этом плато будет происходить, когда я начну с матрицей атлантов манипулировать, если все, конечно, сложится, как Варфуша говорил. Поскольку проявлений матрицы на физическом плане я не видел, - все в астрале происходило, - то не известно, как ее активизация может на окружающем сказаться, в частности, на ребятах. Конечно, возможно они эту скалу и обогнут, но могут и на плато полезть, так короче. Вот что! Попробую ка я с Галкой в контакт вступить: либо в ее предсонное состояние войду, либо в сон, так-то она меня не увидит, как бы я ни старался. А там, может и с Крюковым и с Кожевниковым удастся пообщаться, и всем постараюсь установку дать, чтобы они назад поворачивали. Но начнем все же с Галины, у нас с ней все же астральный контакт уже был, да и женщины к тонкому плану чувствительнее».
Андрей «вплыл» в палатку. Галя уже улеглась, но еще не спала, вздыхала, крутилась, то расстегивала, то застегивала спальник, но, очевидно, усталость и нервное напряжение начали брать свое, и она потихонечку начала затихать. Тут Андрей включился в поток ее сознания. Все это получалось у него автоматически, без труда, хотя он и не помнил, чтобы в реальном времени подключался к сознанию кого-то из знакомых, однако теперь в астрале Андрей чувствовал себя так же естественно, как в физическом теле, возможно даже естественнее, и все свойства астрального сознания и его возможности были для него открытой книгой.
Поток сознания Гали предстал перед ним как череда сменяемых мыслей-слов. Пока это были отдельные фразы и воспоминания, Андрей констатировал, что Галя пока находится на фазе бодрствующего типа сознания, но когда появились изображения-голограммы и какие-то приходящие извне, порой достаточно бессмысленные словосочетания, он понял, что наступает зыбкая переходная фаза предсна, когда Галя еще контролирует свое сознание, но уже начинает съезжать в астральное пространство сновидений, и вплыл в этот поток образов и картинок. Он знал, что если Галя по-настоящему заснет, то будет воспринимать его появление совсем не так, возможно даже его не поймет, или поймет как-то иначе, пропуская образы и информацию через фильтр собственного сновидения. Галя еще не выплыла из своего физического тела, но уже фильтровала через сознание астрального тела образы, приходящие из пространства сна. Этим и воспользовался Андрей, представ перед девушкой чем-то вроде образа из сна наяву.
- Андрюша? – мысленно удивилась Галя. Очевидно, если бы она увидела его открытыми глазами, то скорее всего приняла бы за призрак, но с закрытыми это уже воспринималось, как образ из грез, которые были для Гали вполне привычными. – Я сплю? - спросила она мысленно, - странный сон, мне кажется, Я еще не спала, когда ты появился, просто задремывала. Я и сейчас осознаю, что в палатке лежу, и даже слышу шум воды и деревьев.
- Ты спишь, - сказал Андрей и мягко улыбнулся, все же он испытывал к Гале теплые чувства и ощущал сейчас печальную нежность к этому поверившему и доверившемуся ему созданию, - но это не обычный, вещий сон, ты правильно поняла: ты пока ощущаешь свое тело, но не открывай глаз, иначе сон развеется. Это действительно я, Андрей, пришел тебя навестить и успокоить. Со мной все в порядке, я не сошел с ума и не сбежал, испугавшись всякой таежной чертовщины, просто… - Андрей замешкался: как объяснить совершенно не готовой к этому Гале, что с ним произошло на самом деле, к тому же в двух словах. Просто я оказался в центре невероятных событий… в будущем и прошлом, в результате чего выяснилась причина того, что произошло в тайге со всеми нами, и очень многое другое, о чем вы не догадываетесь и что очень важно для всего человечества в целом. Понимаю, это невероятно звучит, но во сне все невероятно.
- Да, конечно, конечно, - удивительно спокойно отнеслась к этому сообщению Галя, впрочем, она уже относилась ко всему, что видит и слышит, как к сновидению, - мне уже не первый день всякие странные сны снятся. Ну, и как там, в будущем? Оно прекрасно или ужасно?
- Я не знаю, - сказал Андрей, - я видел один из вариантов ближайшего будущего, который касался только нашей экспедиции: то, что ты видела вчера во сне и есть тот самый вариант… хотя не совсем. Так вот, общего будущего я не видел, но ситуация сложилась таким образом, что от меня, как это ни дико звучит, во многом зависит, каким оно будет. Я получил задание, и я обязан его выполнить, но должен сделать это один, и если каким-то образом я с вами в обычном мире в ближайшее время встречусь, может произойти непоправимое.
- Я давно знаю, что ты волшебник, - мечтательно произнесла Галя, - но ты жив? Здоров? Ты не боишься один оставаться в тайге?
- Со мной все в порядке, - сказал Андрей.
- Но я видела, что с тобой что-то произошло, ты вообразил себя ребенком, и не понимал, где ты и что с тобой, не узнал меня и ребят.
- В меня действительно на какое-то время вселилась душа ребенка. Но не беспокойся за мой рассудок, теперь уже все позади, если ты что-то слышала о шаманах, то должна знать, что они часто впускают в свое тело посторонних духов для им лишь ведомых целей, а потом эти духи их тело покидают. Считай что со мной произошло нечто подобное. А теперь постарайся успокоиться, если все пройдет нормально, то мы еще встретимся в Москве, но это во многом зависит от того, пойдете вы дальше или вернетесь. Я настоятельно прошу вернуться.
- Но что ты задумал?
- Я задумал… вернее получил задание спасти человечество. Ты же знаешь, во сне все возможно. Важно чтобы вы вернулись, и чтобы твой вчерашний сон, который ты помнишь лишь урывками, не произошел на самом деле… это очень важно…
- Это важно… - повторила Галя, - с тобой все в порядке… мы должны вернуться… мы еще увидимся… я люблю тебя, мой добрый волшебник…
Андрей увидел, что астральное тело Гали выплывает из физического, и решил прервать контакт: она уснула и получила необходимую установку о том, что необходимо вернуться обратно, иначе с ним, Андреем, будет что-то не так. А впрочем, он и сам не знал, что произойдет: то ли им вообще нельзя встречаться до того, как он осуществит свою главную миссию, то ли нельзя было встречаться только там, где они в первой версии событий его обнаружили, - Варфуша этого не разъяснил, сказал только расплывчато, что возможно, если все сложится хорошо, то они может быть когда-нибудь увидятся.
Андрей выплыл из палатки, затем навестил Крюкова с Кожевниковым. Те уже спали, и Андрей вошел в пространство их сна, сначала Крюкова, а потом Кожевникова. Первому снилось, что он сидит в какой-то аудитории и то ли собирается сдавать экзамены, то ли еще что-то. Вокруг него было множество фантомов с размытыми лицами, Андрей попытался вступить с Вадиком в контакт и, так же как Гале, объяснить, что им завтра необходимо повернуть на Белокуриху, однако Крюков его не узнал и на разные вопросы Андрея отвечал совершенно невпопад, то есть контакт вроде бы был, но реакция казалась совсем неадекватная. Андрей вышел из пространства его сна и переместился в сон Кожевникова. Тот переходил из комнаты в комнату то ли блочного, то ли фанерного дома, заваленного массой предметов домашнего быта, он так же не узнал Андрея, решил, что это какой-то сотрудник, прибывший из командировки с Дальнего востока, и начал задавать ему всякие геологические вопросы, а когда Андрей попытался ему, как Гале, объяснить в чем дело, почему-то реагировал на его слова, словно бы Андрей говорил совсем другое, касающееся геологической экспедиции на Дальний восток. Так ничего и не добившись, Андрей покинул пространство их сна и палатку. Оставалось только надеяться, что его установки через подсознание все же достигли цели.
Андрей вернулся в свой шалаш так же, как попал в лагерь: просто представил себе это место и шагнул в свой собственный мыслеобраз, мгновенно оказавшись в темноте шалаша, в своем физическом теле. Вскоре после этого он заснул обычным физиологическим сном, и если и видел сны, то совершенно их не запомнил.











ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

МИССИЯ


Андрей стоял на плато (Навна назвала это место Белой скалой, а сам край Беловодьем) и наблюдал, как в лучах заходящего солнца возникают грандиозные фигуры барельефа. Теперь он уже не сомневался: все с ним произошедшее, в том числе и повесть Варфуши о его, Андрея, великой миссии было не бредом и он действительно стоял напротив скалы Спящих Гигантов, а значит наступило время исполнения первой части задания. В ближайшее время он должен (пока в астральном теле) проникнуть в толщу скалы, отыскать Сомати-пещеру и обменять штурвалы матриц. А дальше… дальше даже страшно подумать, ведь одно дело – привычный выход в астрал и все, что за этим последует, где любое чудо воспринимается, как нечто само собой разумеющееся, а другое дело то, что предстоит на втором этапе: каким-то немыслимым образом перевести свое биологическое тело в состояние холодной плазмы, а иначе – разобрать его до состояния первичных, субмолекулярных элементов. А что потом? Не ясно, но надо надеяться, что существует и обратный путь сборки. Всю эту информацию он должен получить от Цветка Умай, матрицы атлантов. Между прочим, еще не факт, что будет обратный путь, Варфуша высказался на сей счет весьма туманно. Он, правда, намекнул, что они с ребятами в будущем, возможно встретятся, однако не исключено, что он намекал на посмертие: для посланца богов в этом, очевидно, нет особой разницы. По крайней мере произнес он это как-то странно. А вдруг его решили принести в жертву? А может, бросить все это, пока не поздно, вернуться к ребятам? Но почему-то в нем держалась уверенность, что Варфуша его не обманул, и в случае его возвращения в лагерь, он забудет о своей астральной одиссее, и все начнется сызнова, как в сказке про белого бычка. Нет, отступать поздно, он дал Варфуше слово, что пойдет до конца, а следовательно, через него обещал и демиургам, и Навне, и самому Господу Богу. Если он струсит, то его ожидает какое-то наказание! Нет, нельзя так мрачно, наказывает не Господь Бог, наказывает дьявол, когда ты попадаешь под его кармическую юрисдикцию…
Весь нынешний день прошел в томительном ожидании вечера, а проснулся он совсем рано, возбужденный предстоящими событиями. Его мучили те проклятые вопросы в самой разнообразной интерпретации, очевидно дьявол задумал как следует подвергнуть его испытаниям, дабы отпугнуть от предстоящей миссии, правда испытание это было пока только психологическим, на уровне страхов и знакомых каждому формулировок: «а почему я?», «ничего страшного с человечеством на моем веку не произойдет», «после нас хоть потоп», «все это лишь бред, плод больного воображения, так не может быть, потому что не может быть никогда». Если это и были навеянные дьяволом мысли, то к чести последнего можно было отметить, что испытания были чисто психологическими, никаких чудовищ никто на Андрея не насылал, никто не пытался его убить или напугать до смерти. На этом фоне волны пессимизма сменялись волнами энтузиазма и эмоционального подъема: он избранный, ему поручено уникальное, важнейшее на земле задание, которое не идет ни в какое сравнение с подвигами героев войны, на которых их призывали равняться в школьные годы.
Дожидаясь вечера, дабы получить окончательный знак-подтверждение, Андрей забрался на плато и как следует побродил в округе. Сначала он все тревожился по поводу вероятной встречи с ребятами, которая могла привести к непредсказуемым последствиям, но затем увлекся воспоминаниями и потихоньку забыл об опасности то ли реальной, то ли мнимой. Да, он хорошо помнил это место; как это ни дико звучит, но он видел его еще тридцать пять тысяч лет назад, когда впервые после потопа, пронзив сотни метров камня, оказался на этом плато и так же узнал его в парадоксальном воспоминании о будущем. Правда, русло реки проходило тогда гораздо выше, да и растительность выглядела куда более буйной. Андрей вспомнил, как наблюдал за семейством мамонтов, там, внизу, на склоне, а потом отчитывался Навне о событиях, произошедших в Дуггуре. Неужели он снова увидит этот величественнейший образ? Никого и ничего более прекрасного он не видел в своей жизни, ничто не сравнится с присутствием Божества: он ощущал ее одновременно и умудренной матерью, и идеалом возлюбленной, и всем тем, что и свято, и скрыто,  и неназвано, и ассоциируется одновременно и с колыбелью, и с домашним очагом, с семьей, родиной, планетой. В момент этого воспоминания всякие сомнения покидали душу Андрея, сознание его родниково прояснялось, и он с непоколебимой уверенностью осознавал, что, несмотря на все страхи и колебания выполнит свой долг до конца.
Размышляя и ободряя себя таким образом, Андрей облазил все плато, прошел дальше, где каменистая часть заканчивалась и возвышенность была сплошь покрыта вековым лесом. Все было как тогда, в его воспоминании, однако ничего похожего на временные аберрации, раздвоение предметов и, там более, причудливые красные водоросли он не обнаружил. Возможно, где-то здесь и находилась точка сборки земли, соответствующая одному из лепестков Цветка Тенгри, а так же свернутая матрица цивилизации атлантов – цветок Умай, однако никаких аномалий, которые о чем-то подобном могли свидетельствовать, Андрей так в течение дня и не обнаружил. Похоже, в этой версии реальности матрица не нуждалась в каких-то особых мерах защиты, когда у любого человека, за исключением потомка Меровингов, активизировался его альтернативный, фатальный сценарий жизни, в результате чего он просто исчезал из данной версии реальности.
«Странно, - думал Андрей, - никаких намеков на сверхъестественность, и однако же это именно то самое место. Неужели и барельефа больше нет? И что же тогда делать, если главный опознавательный знак Белой Скалы и Сомати пещер так и не возникнет? Значит, все бред? Но ведь я совершенно точно здесь уже был, хотя, в новой версии событий быть здесь до сегодняшнего утра не мог».
Но вот солнце зависло над верхушками знакомой горной гряды и у Андрея отлегло от сердца, поскольку, не появись в эти мгновения первые знаки, запечатленные магической силой Тора, неизвестно было бы чему верить. Около получаса Андрей, как завороженный наблюдал, как все отчетливее и отчетливее на вертикальной скальной гряде, словно знаменитые портреты американских президентов, возникали монументальные облики представителей всех разумных рас, которые с некоторой натяжкой можно было объединить единым понятием «человечество». Затем этот величественный пантеон начал тускнеть и растворяться, его сменила карта космической розы, наложенной на земной шар сложным рисунком точек, соответствующим всем ее 888 лепесткам, и Андрей отметил именно ту точку, в непосредственной близости от которой он географически находился. Буквально через несколько минут этот барельеф растворился в полутонах естественного рисунка и Андрей, уж было, собрался отойти от края плато, как внимание его привлек еще один барельеф, которого он прежде не видел и вряд ли бы пропустил. Собственно, это была просто надпись, причем на русском языке, которого атлант, несомненно, не мог знать. Впрочем, его знала та частица сознания Андрея, которая пребывала 35 тысяч лет назад в теле атланта Тора. Надпись гласила:
«ВРЕМЯ Ч… ВРЕМЯ ВЫБОРА… ВРЕМЯ БИФУРКАЦИИ…»
«Ну, что ж, - решительно подумал Андрей, - время Ч. так время Ч, обратной дороги нет. Ну, с Богом!»
Он отошел от края плато, сел в медитационную позу сидхасану и начал раскачивать внутренний маятник. Наступал вечер, трещина между мирами, как любил говаривать Кастанедовский дон Хуан, и в эту трещину Андрею предстояло проникнуть, чтобы в дальнейшем проникнуть через сотни и сотни метров монолитного базальта.
Из тела он вышел без особого труда – процесс этот стал для него настолько естественным, что он мог бы сделать это в любой момент, в любой обстановке.
«Ценное качество, - мелькнула в последний момент не очень уместная мысль, - если бы меня, допустим, собрались пытать или казнить, я бы просто вышел из тела и ничего не почувствовал…»
В следующий момент он уже стоял рядом со своим физическим телом, выглядящим абсолютно так же, как при взгляде из Энрофа, правда дальше зрение уже страдало, и скала на противоположной стороне реки, куда ему предстояло внедриться, выглядела туманно и неустойчиво, гораздо отчетливей выглядел сквозящий в Энроф ближайший астральный мир. Под собой, там где несла свои бурные воды река Перекша, Андрей видел ликующие полотна Лиурны, среди деревьев задумчиво плавали величественные, напоминающие толкиеновских Антов, духи Арашамфа, а отдаленные горные склоны, которых из астральной проекции Андрей почти не видел, сменились сидящими на гигантских тронах духами Орлеонтаны.
«Наверное, так не годится, - подумал Андрей, - если я уйду в собственные пространства астрала, то могу очутиться совсем не там, куда мне нужно попасть. Надо спроецироваться на Энроф…»
Андрей сделал что-то вроде внутреннего шага назад, и природные стихиали тут же исчезли, ландшафт же физического мира, напротив, прояснился. Теперь он хорошо видел скальную гряду на том берегу реки, до которой было метров сто. Кстати, скульптурные изображения на ее поверхности снова появились, несмотря на то, что солнце уже почти зашло, но, видимо, было свойство астрального зрения, не зависящее от солнечных лучей. Наш герой оглядел себя, астрального. Свой внешний вид, возникший самопроизвольно ему совершенно не понравился: какие-то пижонские брючки дудочкой с белой сорочкой и галстуком, - облик совершенно не подходящий для предстоящей миссии, и сменил с помощью мыслеобраза свой клерковский прикид на хорошо знакомый ему образ средневекового принца, путешествующего инкогнито, с неизменной драгоценной шпагой на левом боку. Подумал, что, возможно, образ излишне, по-гамлетовски мрачноват (весь в черном), однако белый цвет, тем не менее, создавал чувство дискомфорта, и наш герой оставил прежний тон: как никак предстоял спуск в преисподнюю. Андрей подплыл (в проекции Энрофа он именно плавал, а не ходил, как в глубине астрала, и собрался, было, перелететь через пропасть, но в последний момент почему-то захотелось полицедействовать, и он тут же материализовал тоненький сверкающий мост из кристаллов горного хрусталя (с тем же успехом можно было бы создать и алмазный, но горный хрусталь был здесь более уместным), и неспешно перешел через пропасть.
Мост как раз упирался в барельеф атланта, внешний вид которого был Андрею хорошо знаком, и он решил, что это не случайно, и если внедриться в скалу именно в этом месте, то попадешь в Сомати-пещеру, где пребывают в анабиотическом трансе коллеги Тора, атланты, хотя в своем видении тогда, когда он был здесь еще с Галей, в пещере вроде бы сидели представители разных цивилизаций.
Андрей вплотную приблизился к скале, и тут вспомнил, как когда-то шел сквозь скалу спасть Аню из плена, и решил, что просто прошить скалу не интересно, поэтому он тут же синтезировал на пальце огромный рубиновый перстень, который ему когда-то одолжил Дьюрин, затем приложил этот перстень к скале и в ней тут же возник проход, правда он как бы накладывался на массив скалы, и тем не менее, Андрей легко вошел в это изображение и бодрой походкой двинулся вглубь каменной массы, даже не ощущая, что преодолевает какое-то препятствие: возможно в этом ему помог им самим же созданный перстень.
Снова, как тогда, 35 тысяч лет назад по пути ему встречались то скелеты ископаемых, то загадочные предметы непонятного назначения, явно искусственного происхождения, относящиеся к урбанистической деятельности былых цивилизаций, совершенно неведомо каким путем угодившие в толщу скалы. А ведь Андрей знал, что ничего мало-мальски вразумительного ни лимурийцы, ни атланты после себя не оставили, не предоставив археологам с палеонтологами почвы для размышлений: так, кое-какие следы-загадки, что-то вроде отпечатка гигантской стопы рядом со скелетом динозавра или пулевого отверстия в черепе того же динозавра.
Мимо Андрея проплывали друзы самоцветов, надежно скрытые в камне, что делало их недоступными для геологов и старателей. Целый мир, скрытый от глаз человека оказался замурованным в камне, но в силу своей недоступности выпал из сферы его интересов, и, казалось, не существовал вообще. Но главное, в чем предстояло в ближайшее время убедиться Андрею, это наличие Сомати-пещер со спящими представителями былых цивилизаций, в случае официального обнаружения которых, в науке произошел бы настоящий переворот. НО Андрея сейчас мало интересовала наука, он на своем личном опыте убедился в существовании таких вещей и явлений, о которых наука даже помыслить не могла, и какой-нибудь Эйнштейн со своей теорией относительности ему недалеким консерватором.
И тут Андрей без всякого перехода очутился в просторном зале, который был в несколько раз шире того, где переживал потоп атлант Тор в скале напротив. Поскольку свет не нужен был астральному зрению Андрея, то он тут же увидел обитателей этого толи Некрополя, толи Акрополя (они были не в полном смысле мертвы, но и не в полном смысле живы). Все действительно оказалось как в его первом видении на Белой скале: то тут то там возвышались величественные фигуры гигантов, сидящих в медитативных позах, и облик их во многом отличался один от другого. Самые огромные – не менее десяти метров в высоту, если их поставить в полный рост – несомненно относились к расе лимурийцев, при этом, когда Андрей присмотрелся к ним, то понял, что это вообще не приматы, и хоть они имели человекоподобные пропорции, своей «крокодиловой» кожей, гребнями, громоздкостью, и вообще чем-то неуловимым, что заставляет нас и чихуа-хуа, и афганскую борзую относить к единому собачьему виду, больше напоминали сухопутных динозавров, только очень облагороженного вида. Имелся даже небольшой хвост, правда лица все же больше напоминали лица людей, чем морды рептилий, хоть достаточно было и от тех и от других. Те что поменьше несомненно являлись хорошо знакомыми Андрею атлантами, - более гибкие, стройные, с гладкой блестящей кожей, жабрами, перепонками между пальцев несомненно носили все признаки земноводности на своем теле и напоминали этаких человекоподобных саламандр.
Всего таких фигур было с десяток, - поровну лимурийцев и атлантов, и каждый из них носил некие своеобразные признаки, которые указывали на то, что это представители разных подрас своей расы, включая лимуро-атлантов, носивших признаки как тех и других.
Да, всех их Андрей уже один раз видел в своем созерцании на Белой скале, и теперь хорошо осознавал, что это была не галлюцинация: ему показывали альтернативный поток событий, в котором он находился сейчас, аналогично тому, как Галя и ребята увидели другой вариант событий в своих снах.
Тут Андрей почувствовал, что его что-то изнутри распирает, рвется наружу, словно собирается родиться, и он вспомнил о штурвале Меркабы, в виде свернутого информопакета скрытого в глубине его астральной природы. Как-то само собой получилось, что Андрей представил себе созвездие Ориона, и играющий всеми мыслимыми и немыслимыми цветами радуги многогранник, размером с футбольный мяч, оказался в его руках. В этот момент прямо из пустоты перед ним соткалась фигуры астральная фигура атланта, правда, какому именно застывшему телу она соответствовала Андрей так и не понял, поскольку все лица казались ему очень похожими, как все китайцы кажутся европейцу на одно лицо. Андрей тут же склонился перед величественным образом (очевидно, если бы это был образ лимурийца, он показался бы ему еще более величественным… хотя… что-то в этих громоздких, бронированных лимурийцах было от гигантских, сказочных троллей, которые, как поведал Джон Толкиен, произошли от камней, атланты же со своими явными признаками водной стихии выглядели куда более благородно и изящно). Затем, подчиняясь своему собственному воспоминанию, он сложил штурвал к ногам астрального атланта, выпрямился и посмотрел в его лицо. Андрей не знал, что сказать, что пожелать великану, ведь он делал только то, что ему поручили свыше, и судьбу матриц цивилизаций решал не он и даже не этот атлант: этот вопрос находился в ведении Планетарного Логоса. Атлант первым нарушил молчание, хотя ничей голос не огласил своды этого древнейшего на земле бункера, он прозвучал лишь в сознании Андрея:
- Вот как ты теперь выглядишь, совершенный…
- Мы знакомы? – удивился Андрей – а впрочем, вы наверное знали лично совершенного Тора, сознание которого скрыто во мне в виде информопакета. В каком-то смысле я его очень далекая инкорнация. Однако, могу вас огорчить: атлантом Тором я себя ни в коей мере не ощущаю, я даже не помню событий его жизни до того момента, как мое сознание подключилось его личностному стержню перед самым падением астероида на землю. Так что вас я не узнаю. Тем не менее буду рад снова познакомиться. Теперь меня зовут Андрей Данилов, хотя так назвали мое физическое тело тридцать лет назад, и как зовут мой шельт я не знаю.
- Но, как бы то ни было, присутствие Тора в тебе я ощущаю, – тепло улыбнулся Андрею атлант, - да и как иначе, в противном случае ты бы не имел полномочий принять от меня этот штурвал!
С этими словами атлант поднес руки к сердцу, а когда их выпрямил, Андрей увидел в них огромный бутон цветка. Несмотря на то, что цветок был в нераспустившемся состоянии, было видно что это бутон светящегося лотоса с огромным количеством нежных разноцветных лепестков, которые, сливаясь, создавали ощущение белизны, при этом в его оттенках не было даже присутствия ометалличивания, которое преобладало в структуре штурвала Меркабы.
- Когда ты вернешься в физическое тело, - продолжил неизвестный атлант, - он распустится в твоих руках, и с его помощью ты сможешь развернуть Цветок Умай во время своей миссии. Действует он так же, как штурвал Меркабы, только вместо ячеек у него – лепестки.
Андрей принял в свои руки бесценную эстафету, в которой было сосредоточено будущее его планеты. Огромный в руках Атланта, штурвал Цветка Умай тут же уменьшился до размеров штурвала Меркабы, затем сам по себе втянулся в область груди Андрея. Атлант еще раз улыбнулся, прощально взмахнул рукой и, казалось бы, собрался уходить.
- Но ты не назвал своего имени! – немного растерялся от такой неучтивости Андрей.
- У меня больше нет имени, но я навечно остался в анналах истории моей расы, - прозвучало в сознании Андрея, - я выполнил свою задачу и ухожу с подношением ко Всевышнему. Для всех атлантов, которые не нашли своего продолжения в лоне вашей цивилизации, земная книга окончательно закрывается. Тор выбрал иной путь, и имя его сохранилось в частице сознания, оставившего отпечаток в твоем личностном стержне. Оно позволило тебе прикоснуться к таинству преемственности. Бутон Цветка Умай развернется в будущем не для меня. Прощай, Совершенный.
С этими словами безымянный атлант исчез так же неожиданно, как и возник перед Андреем. Вместе с ним исчез и штурвал Меркабы, сложенный Андреем около его ног. Тут же Андрей услышал что-то вроде шороха осыпающегося песка, и в то же самое мгновение одна из фигур атлантов начала оседать, осыпаться, словно в действительности была сделана из песка, и вскоре рассыпалась по камню тонкой пыльцой сероватого пепла. Андрей в последний раз оглядел свод пещеры, казалось, все гиганты сидят, повернув к нему лица и глядят на него сквозь закрытые веки. Впрочем, Андрей знал, что это скорее всего иллюзия, что тела эти совершенно безжизненны, и если бы он мог их потрогать, то ощутил бы твердость и холод камня, а не живую плоть. Астральных фигур он тоже не видел поблизости, очевидно они путешествовали в просторах неведомых сакуалл, и только безымянный хранитель штурвала Цветка Умай явился на встречу с Андреем, чтобы передать ему бесценную эстафету. Впрочем, Андрей явственно чувствовал от всех не присутствующих здесь шельтов молчаливую поддержку и что-то вроде неслышного пожелания удачи: очевидно, ничем больше эти представители древних цивилизаций не могли ему помочь, хотя и эта поддержка вселяла в него дополнительные силы и уверенность: он сделает все, на что способен, к чему призван.
Андрей мысленно попрощался с величественными фигурами, можно сказать – памятниками, поскольку ни  один земной каменный истукан не просуществовал столько лет, - и взлетел к куполу пещеры, почти не ощутив того момента, когда вошел в толщу камня, затем следовала недолгая дорога обратно среди окаменевших скелетов древних существ и странных приспособлений, оставшихся то ли после лимурийцев, то ли после атлантов. Не прошло и пятнадцати минут, как Андрей возвратился в свое тело и открыл земные глаза. В окружающем мире ничего существенного за это время не произошло, только солнце закатилось за вершины горного хребта, хотя было еще достаточно светло.
«Ну вот, - подумал Андрей, поднимаясь и растирая слегка затекшие ноги, и почему-то припомнив одну из сцен когда-то знаменитого фильма «Великолепная семерка», - как сказал парень, выпрыгнувший из последнего этажа небоскреба, пролетая вдоль стены: «пока все идет гладко!». Первая часть задания выполнена на удивление гладко, это даже подозрительно, в моей жизни никогда ничего не происходило без сучка и задоринки: очевидно все сучки и задоринки предстоит мне прочувствовать во второй части задания. Итак, я должен проникнуть в сад Навны, замурованный Гагтунгром под плитами Друккарга где-то в районе подземного кремля. Там имеется некая брешь в цитадели через которую излучения женственности Навны в сильно ослабленном виде достигают нашей многострадальной родины и не дают ей окончательно свалиться в пропасть. Но не буду медлить, удача – птица переменчивая, надо действовать, пока ощущаешь на себе едва ощутимое веяние ее крыльев».
Почему-то Андрей тут же узнал, что для разворачивания штурвала Цветка Умай нужно сосредоточиться на звезде Арктур. Очевидно это подсказал ему свернутый шельт Тора, который, очевидно, все время незримо помогал Андрею. Попутно пришла информация, что генный материал, использованный демиургами для выведения расы атлантов был доставлен именно оттуда, поэтому и матрица цивилизации запускалась именно через этот образ-мандалу. Хотя Андрей никогда не знал, в каком месте ночного неба находится звезда Арктур, тем не менее, сейчас он четко знал ее координаты, и хоть в данный момент она еще не появилась Андрей сосредоточился на том месте неба, на которое указывала ему интуиция, и внутренним зрением увидел грандиозное светило, гораздо больше нашего Солнца, сияющее ослепительным светом. Тут он почувствовал, что из сердца его рвется какая-то сила, на секунду подобно острой игле пронзившая его сердце.
Андрей раскрыл глаза и увидел, что в руках его переливается различными цветами, в конечном счете дающими ощущение белизны, огромный бутон цветка с множеством лепестков всех цветов и оттенков. Но не капли металлизированности не было в этом бутоне. В следующее мгновение бутон в его руках распустился в дивный тысячелепестковый лотос, и тут же где-то над горизонтом возник такой же многолепестковый лотос, переливающийся всеми оттенками, сливающимися в белый. Если в руках Андрея цветок был с футбольный мяч, то его увеличенная копия выглядела как небольшая планета, подобная Меркабе, но, в отличие от Меркабы, Цветок Умай ощущался словно бы живым, от него веяло утренней свежестью и теплом душевной симпатии.
И тут Андрей почувствовал, что его неслышно спрашивают, какой вопрос желает задать Навигатор, и какое задание предстоит ему выполнить с помощью развернутой матрицы цивилизации.
Андрей задал вопрос, каким образом возможно трансформировать физическое тело в состояние холодной плазмы, чтобы в этом состоянии перенести всю свою материальность сквозь шрастры и плиты Друккарга, в светлый сад Навны. Ответ был получен незамедлительно, и не в виде труднопонятной инструкции, а в виде точного знания механизма и, главное, ментального управления им, с помощью которого все эти фазы становились осуществимы. Первая часть – переход тела в состояние холодной плазмы – осуществлялся в точности, как это делал атлант Тор перед Апокалипсисом, но теперь Андрей получил силу и энергию для воспроизведения этого процесса. Ему предстояло выйти на состояние внутреннего раскачивающегося маятника, а затем нанизать на его длинные волны определенные обертона в строгой, лишь ему показанной последовательности. Андрею представлялось это, как некая причудливая мелодия, сопровождаемая бесчисленными частотными эффектами.
Во второй части ему предстояло войти в специальный защитный тоннель, созданный Цветком Умай, который доставит Андрея в новом субстанциональном состоянии прямехонько в сад Навны. Вот так… все очень просто, но все дальнейшее от матрицы уже не зависит и должно разъясниться на месте, Цветок Умай лишь инструмент Навигатора.
«Ну, что ж, - подумал Андрей, - будем превращаться в сгусток холодной плазмы».
Он тут же припомнил, что по сути дела уже совершал это в образе атланта Тора и не раз, и это воспоминание придало ему уверенности и изгнало из сердца остатки страха, очевидно с этим земным наследием нельзя было спускаться через шрастры в сад пресветлой Навны. Он снова сел в медитационную позу и начал этап за этапом создавать внутри своего шельта некую частотную картину, и когда он уже завершил последний аккорд и открыл глаза, невольно желая зафиксировать момент, когда его тело превратиться в опалесцирующий эллипс холодной плазмы, где-то на периферии зрения он увидел троих людей, поднимающихся на плато. Это были Вадик, Володя и Галя, и до слуха его донесся удивленный возглас, вырвавшийся одновременно из трех глоток:
«АНДРЕЙ?!»
Больше он ничего не увидел и не услышал из пространства Энрофа, тело его превратилось в опалесцирующий эллипс, а затем перед его астральным зрением возникло что-то вроде бифуркации двух тоннелей: куда-то вперед и вглубь, но расходящимися под углом в девяносто градусов, - в один затянуло его самого, а во второй – некий световой шар, который, как ему показалось, отделился от оболочки эллипса, только что бывшего его физическим телом…
В следующее мгновение Андрей утратил мироощущение.

























ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

САД НАВНЫ

Когда Андрей вновь пришел в чувство, то первое, что он услышал прежде чем открыл глаза, был изумительный пассаж соловья, а первая мысль, которая пришла ему в голову было: «Как, я еще на земле? Откуда тут может быть соловей?»
В этот момент Андрей полностью осознавал себя и помнил, что должен был проникнуть в островок света, замурованный со всех сторон демоническими плитами изнанки, через которую можно было пробраться только сквозь узкую щель пробитую когда-то в каррохе демиургом Руси Яросветом, да и то только с помощью активизированной для такого случая матрицы цивилизации атлантов.
Тут у Андрея включилось зрение, как впрочем и прочие ощущения, и он обнаружил, что лежит на шелковой изумрудной траве маленькой, изумительно живописной полянки, со всех сторон окруженный белоснежными, ласково шелестящими березами, а все пространство вокруг словно бы заливают волны трепещущего, почти осязаемого света. Казалось, он долго шел по недавно распустившейся роще, где каждую весну собирал березовый сок, устал и прикорнул под высокой кроной белоствольной красавицы. Тем не менее солнца не было видно на этом голубом, с редкими причудливыми тучками на небе, да и само небо ощущалось каким-то не таким, словно ему не хватало глубины, словно бы оно было искусно нарисовано на гигантском холсте голубой акварелью. И тем не менее живой густой свет просто переполнял этот, по-видимому, виртуальный островок среднерусской полосы, он словно бы перешептывался на два голоса с благоуханным ветерком, словно бы касался и чуть щекотал изнутри и снаружи там, слева, где у людей расположено сердце.
Андрей оглядел себя: выглядел он не так, как до перехода в состояние холодной плазмы: он снова превратился в средневекового принца гамлетовского образа с драгоценной шпагой на левом боку, к тому же на этот раз его окружал опалесцирующий белесый ореол, который не мешал ни видеть, ни чувствовать, ни двигаться. Он выглядел словно некое защитное силовое поле, однако Андрей понимал, что поле-то – скорее его видимое астральное тело в образе принца, путешествующего инкогнито, а ореол – это то, во что превратилось его физическое тело, частица Энрофа, которую он чудесным образом перенес в нижний астрал, где замурован островок огненного плана – пространства обитания демиургов.
«Странно, - подумал Андрей, - все говорили: «Сад Навны, Сад Навны», а это, оказывается, не сад, а березовая роща. Может, это и не то место вовсе, тем более, не помню, как сюда спускался, ни Друккарга, ни других шрастров. Сад Навны, ведь, согласно описаниям, находится именно под Друккаргом, однако это совершенно точно - какая-то Светлая зона астрала – уж тепе6рь-то я с физическим миром его никак не спутаю, хотя очень непривычно, что тут и птицы и запахи и ветерок. Тут, словно подтверждая эту мысль Андрея с соседних берез слетело несколько горлиц, которые тут же превратились в русокосых девиц в цветастых сарафанах и кокошниках. Девицы, тут же затеяли воздушный хоровод вокруг неведомо откуда взявшегося шкворчащего, источающего печные ароматы блина (Андрею что-то подсказывало, что это символ языческого Ярилы-Солнца), то поднимаясь в воздух, то спускаясь на землю. Трель соловья к этому времени как-то незаметно перешла в лирическую мелодию пастушьей свирели, словно пригожий Лель посетил этот удивительный уголок русской природы и решил саккомпанировать девичьему танцу. Андрей невольно поднял глаза, и действительно, почти у самой верхушки, на ветке, которая по идее никак не могла выдержать вес человека, вполне комфортно, прислонясь спиной к стволу расположился прекрасноликий белокурый юноша в льняной пастушеской одежде, с холщовой котомкой и в лаптях, и дул в маленькую берестяную свирель. И тут Андрею стало казаться, что это уже и не горлицы, и не девицы, а какой-то круговорот луговых цветов, а в мелодию включились и гуд шмелей, и пение кузнечиков, и шелест стрекозиных крыльев, хотя только что на дворе стояла поздняя весна. Хотя, вот уж то тут то там расцвели луговые ромашки, колокольчики и васильки, и листва  шелестела уже как-то значительнее, по-летнему. Одновременно в поле зрения Андрея, словно бы наплывая вторым планом на основную картину, проступали смешные скособоченные берендейские избы с резными крылечками, наличничками и петушками-флюгерами на крышах, и хоровод то горлиц, то девушек, то цветов вокруг Ярилы-Солнца кружился уже где-то на широком подворье. А впрочем, и роща березовая никуда не подевалась, вот они, березки, просвечивают сквозь забавно размалеванные избушки с резными ставенками.
Тут в сознании Андрея, впервые после долгого перерыва зазвучали импровизированные строчки, и строчки эти являлись паролем нежной сезонной стихиали, имеющей то же имя, что и берендейский пастушок пригожий Лель.


Когда отхлынула жара
И пересмешники узнали,
Что притомилась мошкара
От бесконечных вакханалий,
В леса впорхнул пригожий Лель,
Лукавый ласковый звоночек –
И сразу заскрипела ель,
Размять пытаясь позвоночник,
Зашевелились дерева,
Луга невнятно зашептали,
Как будто чудо-жернова
От неподвижности устали,
Как будто легкие крыла
Воздушных ветряков незримых
Прохлада в детство позвала
Кружить любовников игривых.

Я - белокурый пастушок,
Услада юных берендеек,
Рожок, зовущий на лужок,
К проказам летних переделок,
Я – голубой световорот,
Что кличут рогом изобилья
И даже страж глубинных вод
Не зачеркнет мои усилья.

И если птицей с высоты
Вдруг устремишься в омут нежный,
О, Навна, свежие цветы
Не посрамят твои одежды.

Слова эти, звучащие в сознании Андрея и во всем окружающем пространстве, словно бы исполняемые этим живым, все заполняющим светом, гармонично легли на незатейливый, глубинно русский мотивчик, выводимый пастушьей свирелью русского Кришны. И вот уже и березы и облака, и травы, и цветы словно бы закружились вокруг Андрея в языческом хороводе в честь Ярилы–Солнца, образовав что-то вроде цветастого смерча образов и картин, при этом никак не задев Андрея, а когда песня закончилась, то все стало на свои места – девушки обратились в горлиц и разлетелись по роще, а пастушок вновь стал соловьем и спорхнул, чтобы вскоре вновь разлиться своими неподражаемыми коленцами где-то там, в отдалении.
Андрей поднялся на ноги и тут же обнаружил среди весело шумящих березок достаточно ухоженную тропинку, и, поскольку никакой другой тропинки в обозримом пространстве не оказалось, то пошел по ней, нисколько не сомневаясь, что тропинка эта должна привести его к Соборной Душе России, источнику мировой женственности, ПРЕСВЕТЛОЙ НАВНЕ.
Впрочем, что-то подсказывало ему, что Навне обо всем известно, и она может появиться  перед ним в любой момент, просто… ну, возможно она желает, чтобы он прогулялся по ее владениям – что-то вроде ритуала-приветствия. Андрей пошел по тропинке, сопровождаемый лесными ароматами и весело кружащими мотыльками, перебрался через неожиданно возникший на его пути ручей с такой кристально чистой водой, что казалось, это и не вода вовсе, а сжиженный воздух, вобравший в себя все ароматы и животворные эссенции лесной природы. Впрочем, Андрей быстро понял что это и вправду не вода, а водная стихиаль Лиурна, поскольку то тут то там в глубине возникали то глаза, то улыбка, то невесть откуда раздавался звонкий смешок, то неестественный всплеск.
Неожиданно Андрей оказался среди величественного бора с красноствольными корабельными соснами, белым мхом и россыпями черники, брусники и голубики. Андрею тут же припомнилась присказка его ныне покойного дедушки, купившего после выхода на пенсию домик в заповедной вологодской деревушке, куда Андрей почти каждое лето ездил в школьные годы:
«В березовом лесу – веселиться,
В сосновом – молиться… правда дальше шла не очень радостная строчка: а в еловом – удавиться». Андрей и вправду не любил еловые леса, зато березовый и особенно сосновый были самыми любимыми. Вообще-то по отдельности ему нравились многие деревья средней полосы: и дубы, и липы, и лиственницы…а рождественская ель? Что может быть праздничнее! И тем не менее, собранными вместе его сердце вдохновляли почему-то только березы и сосны, а в душе его по той же непонятной причине березы ассоциировались с язычеством (хоть вроде бы нигде это не было прописано), а сосны с православием.
Андрей сделал несколько шагов и тут же веселая, слегка дурашливая скоморошья атмосфера рощи куда-то подевалась, и Андрей окунулся в серьезную, торжественную, гулкую и просветленную ауру корабельного соснового бора, где нет травы и высоких кустарников, и словно бы выстроенные органными рядами, огромные сосны устремились высоко в небо от самой земли, вернее покрывшего землю тонким слоем белого сухого мха. Сознание и чувства Андрея захватило торжественное умиление и благодать, которые иногда посещали его в старых намоленныъх церквях где-нибудь в глубинке, хотя бы на той же Вологодчине, а хвойный сухой августовский дух до предела наполнил его (в действительности несуществующие) легкие: ему казалось, что еще мгновение и он взлетит ввысь… что, несомненно явилось бы чудом, будь это в Энрофе. Теперь, правда, он без труда мог бы взлететь в любой момент, но для него сейчас гораздо важнее были ощущения, которых он никогда не испытывал в астрале. Затем в его сознании и, вместе с этим, во всем окружающем, пронизанном живым светом пространстве, зазвучали строки импровизации:

Милые, светлые образы,
Теплые, рыжие сосны!
Лягут хвоинки на волосы,
Словно крещенские звезды.

Лес – словно строчка из Библии, –
Только что мертвый и мрачный,
Тайным значением выбелит
Прежние жизни задачи.

Вилась тропа незнакомая
Вдоль саркофагов погоста…
Скорбь – стань святою иконою,
Боль – стань приступочкой роста,

В год когда рухнула прежняя,
Все растеряв в полумраке,
Дай чудотворного зрения
Видеть в обыденном знаки.

Дай гордецу послушания
Следовать тихому зову,
Вникнув в мотив сострадания
Вещего Божьего Слова.

Кружит дорога обратная,
В сторону круто уводит…
Бросим же ту, что накатана,
Новой к опушке выходим.

Хоть бы чего-то приметного,
Хоть бы – находку какую –
Все, как за сутки до этого…
Так отчего же ликую?

Тем временем с выглядящим вполне по-земному сосновым бором стали происходить метаморфозы, аналогичные тем, что происходили в березовой роще. Андрею стало казаться, что сквозь сосновые стволы просвечивает высоко взнесенный церковный свод. Всюду, то тут то там среди деревьев, правда зыбко, неясно забрезжили древние иконописные лики святых, словно бы подсвеченные тусклым дрожащим сводом лампады. Где-то в отдалении прокатились гулкие колокольные благовесты, и тут Андрей заметил, что дальние, плохо просматривающиеся сосны – и не сосны вовсе, а неестественно высокие и вытянутые фигуры православных монахов, со свечами в руках. Они торжественно бродили между вековыми красно-бурыми стволами, и Андрей уже слышал, что все пространство заполняется стройным многоголосым церковным хоровым пением без аккомпанемента, напоминающим литургии Бортнянского и Чеснокова. А где-то в отдалении, плохо видимые за деревьями начали проглядываться лесные монашеские скиты, и стали видны молящиеся у самодельно срубленных часовен, и запахло прежде неслышным ладаном, и вспыхнула на потемневшем небе звезда, и тонкими прямыми лучами пронзила толщу застывшего в торжественном благолепии леса, напоминая то ли о светлом рождестве, то ли о тайной вечере, то ли о молитве о чаше в гефсиманском саду. И всюду среди деревьев уже виделись высокие деревянные кресты с косыми перекладинами у основания, и рождались мысли о тихом торжественном лесном погосте, где так хорошо посидеть, расслабившись после дальней лесной прогулки за грибами, подумать о вечном, и просто без всякой мысли побродить среди обветшалых, покосившихся крестов. Наверное, тут же, поблизости были и подземные убежища монахов, взявших обет особо строгой аскезы, и где-то бродили, опираясь на суковатые посохи, либо плотничали и огородничали Сергий Радонежский, Серафим Саровский и Антипа Валаамский.
Все это виделось и слышалось Андрею, пока он шел через оказавшийся анклавом православия сосновый бор, хотя, как мы помним, герой наш отнюдь не тяготел к каноническому православию, да и вообще мог назваться христианином с весьма большой натяжкой лишь по рождению. Он и в церкви-то бывал от случая к случаю, а уж исповедоваться и причащаться ему вообще никогда не приходило в голову, разве что был крещеным, да и то в 4 года тайно религиозной бабушкой, помимо своей воли. Здесь же он ощущал себя до такой степени православным, а вернее – русско-православным, что если бы не мысль о том, что все, что он видит вокруг происходит в «еретическом» астрале,  и к тому же на него и так возложена чрезвычайно важная миссия провиденциальными силами, то он наверняка бы попытался задержаться в этом бору-храме на неопределенное время, что бы как следует подвергнуть себя аскезе и непрерывной молитвенной практике, хотя ничего кроме Отче наш наизусть не знал. А впрочем, какая аскеза в астрале?
Андрей стряхнул с себя непрошеные умильные мысли, прибавил шагу и вскоре оказался на высоком берегу могучей реки – что-нибудь вроде Волги или Оки, неспешно несущей свои величественные воды через просторы Среднерусской возвышенности, а вид перед ним развертывался поистине необозримый, поскольку дальний берег был по меньшей мере метров на сто ниже того обрыва, на котором стоял Андрей по пояс утопая в серо-голубом ковыле, который неожиданно сменил зону соснового бора. Река петляла от горизонта до горизонта, весь противоположный берег после кромки белоснежного песка представлял собой хаос проток, заводин, зарослей ивняка и тростника, после чего шли изумрудные заливные луга, плавно переходящие в бескрайние степи с одной стороны, и темные строчки лесов и бурые болота с другой. А мимо всего этого заповедного буйства, словно стая лебедей, распахнув белые трапециевидные паруса, шел караван старинных русских судов, изогнув носовые части, словно лебединые шеи. На таких стругах, наверное бороздили речные просторы и лихой Стенька Разин, и любознательный Афанасий Никитин, и грозный Ермак, и хитроумный Садко-богатый гость. Впрочем, струги были далеко и разглядеть кого-либо на палубе не представлялось возможным.
Андрей подумал, что больше всего этот вид напоминает картину Николая Рериха «Прокопий Праведный за неведомых плавающих молится», хотя похожих пейзажей было немало и у Васнецова, и у Нестерова, и у Левитана.
«Да, - озадаченно подумал Андрей, - какой тут сад, тут целый мир – словно слепок с Энрофа средней полосы России перенесен. Интересно, каким образом он здесь помещается? Он ведь гораздо больше самого Друккарга, под которым находится! По-моему речь даже шла, что он конкретно под тем кубическим кремлем расположен, который я с крепостной стены наблюдал. А впрочем, ничего здесь нет удивительного, наверняка это все – иллюзия, голограмма: вон мне какими большими и березовая роща, и сосновый бор показались, а я их за какие-то считанные минуты пересек! Наверняка, все эти дали необозримые – иллюзия, как и все, что я видел в лесу. Как бы желая подтверждения, Андрей обернулся назад: его догадка оказалась верной: никакого корабельного леса уже не существовало, оказалось, что он стоит у основания невысокого плоского холма, на котором возвышается дивная, с мансардами и колоннами, выполненная в псевдоантичном стиле двухэтажная помещичья усадьба первой половины девятнадцатого века, при взгляде на которую возникали мысли о поместье Лариных из Евгения Онегина, или о сельских владениях тургеневских и гончаровских персонажей. Впрочем, многие чеховские и даже бунинские герои так же могли размеренно и скучно проживать в подобных усадьбах; здесь вполне могли разворачиваться события и Вишневого сада и Дяди Вани, и Чайки, и массы других сюжетов, так или иначе связанных с размеренным бытием неспешно доживающего свою эпоху русского помещичества.
«Наверное, - подумал Андрей, - когда я заберусь на холм, то увижу и чеховский Вишневый сад, и бунинскую Антоновку… а не в этот ли ночкой сад из окна такой же усадьбы глядела Наташа Ростова, мечтая взлететь в небо!»
Андрей поднялся по изрядно потертой мраморной лестнице со львами, держащими лапу на шаре, с массивными и низкими перилами, и оказался на вершине холма, на месте которого еще совсем недавно стоял сосновый лес, заполненный монастырскими православными символами. Помимо живописной усадьбы с многочисленными колоннами, взору Андрея представился идиллический вид со скошенными лугами, аккуратными стожками сена, вековыми липами, ивами и вязами, живописным прудиком с белоснежными лилиями, с мраморными беседками, нимфами и кариатидами, разбросанными по английскому газону вдоль усыпанных гравием дорожек, вьющихся мимо клумб, цветников и фонтанов. Не были забыты так же вишневый и яблоневый сад, о которых подумал Андрей, поскольку значительная площадь территории за домом была отведена именно под эти фруктовые деревья. Атмосфера просто дышала нехитрым помещичьим укладом 19 века, правда нигде в обозримом пространстве Андрею не попались на глаза ни дородные помещики в хромовых сапогах и картузах, ни бородатые крестьяне в лаптях и косоворотках, ни дородные бабы в платках и сарафанах, и прочая челядь барского поместья – как, впрочем, домашние животные и прочий гужевой транспорт, однако никаких признаков запустения и заброшенности Андрей не обнаружил: газоны были аккуратно подстрижены, как, впрочем, и кусты, и декоративные деревья, и только пруд, скрывающийся в тени вековых вязов и ивняка, выглядел в меру запущенным и живописно-диким.
«Ну вот, - подумал Андрей, - это действительно похоже на сад, вернее – целое поместье. Впрочем, я уверен что и сад этот по сути виртуальный, и, возможно, в ближайшее время исчезнет и сменится на что-то иное, как исчезли березовая роща, и сосновый бор. Интересно, - подумал он через некоторое время, внимательно оглядев поместье, - почему тут лезут в голову одни литературные персонажи, почему не реальные помещики и крестьяне? Самые реальные обитатели, которых здесь себе представляешь, это Пушкин, Толстой, ну, еще – Тургенев, но они в народном сознании уже сами превратились в литературных героев. Кстати, в Ясной поляне не был, но поместье Пушкина в Михайловском это место весьма напоминает. Однако меня в данный момент интересует ни Пушкин, ни Толстой, а та, кто, очевидно, и является источником их вдохновения, и кто помог создать и тому и другому столь живые бессмертные женские образы. О ком, о каких девушках мы невольно вспоминаем, глядя на подобные пейзажи? О Татьяне Лариной, о Наташе Ростовой, о тургеневских барышнях, но не о реально существовавших в те времена. Выходит, литературные персонажи куда более реальны, чем когда-либо жившие. Впрочем эту тему я, кажется уже мысленно обсуждал, когда и сам был чем-то вроде литературного персонажа. Неужели все-таки это был я? Нет, все же, наверное, это был кто-то другой, а мое я к нему как бы подсоединилась: мало ли кем я себя ощущал  во время моих мистических странствий – и атлантом, и алхимиком, и кшатрием-тантриком… однако Навна, похоже, не собирается высылать мне навстречу делегацию с хлебом-солью, что-то никого живого поблизости не видно. Возможно, хозяева дома. Что ж, посетим этот этнографический музей из рубрики «быт русского помещика какой-нибудь Костромской губернии начала-середины 19 века».
Однако в саму усадьбу ему идти не пришлось. Неожиданно в ближайшей к нему мраморной беседке с голубым куполом словно бы возникло пятнышко света, затем тот самый воздух, который с самого начала поразил его своим ощущением жизни и певучести, словно бы сгустился в этом месте, переполнился нежным ласкающим светом, и в следующее мгновение из этого воздуха и света соткался белоснежный образ, который в сознании Андрея почему-то связался с блоковской незнакомкой… а может, звездой Марией того же автора, или с десятком подобных образов, хотя ничего темного, в том числе и знаменитой темной вуали не было ни в этой точеной фигуре в длинном, до земли, воздушном платье и изящной белой шляпке с голубыми незабудками. В общем – типичный образ романтической героини, как бы вобравшей в себя черты множества женских образов разных эпох. Чем больше Андрей присматривался к этой точеной фигурке, которая изящно склонила голову над маленьким томиком (ну конечно, это были лирические стихи модного поэта), тем с большим количеством женских образов ассоциировался в его сознании этот неуловимый образ. Вроде бы она не менялась, и даже застыла неподвижно над изящным яшмовым столиком, однако в сознании Андрея вспыхивали все новые и новые лучики узнавания. Словно все то, что в его сердце было связано с представлением о прекрасной возлюбленной и женственности вообще, сконцентрировалось в этом образе, и все женщины и девушки, кого он в этом мире любил, независимо от характера отношений (тут мог быть и образ, случайно выхваченный из толпы, который мы не можем по какой-то причине забыть) носили в себе некий лучик-отражение этого воздушного образа о котором у Андрея в свое время родилось стихотворение. И он уже знал, что эти строки войдут в его будущую поэму, которую он, несомненно напишет, если вернется домой, и поэма эта будет называться «Наан», поскольку поэма «Навна» уже существовала, и автором ее был Даниил Андреев.

Наан! Первообраз тоски-вдохновенья
Наивного робкого детства,
Едва уловимый пушок дуновенья
Какого-то древнего действа
Мучительно-сладостных грез-погружений
В несбыточность Тессы и Тави,
В невидимый вихрь бесконечных кружений
Бесчисленных пчел над цветами.
К тебе возносились подростка молитвы,
В те годы не знавшие Бога,
Что были тоской о нездешнем налиты,
Как горестный взгляд из острога.
Твой солнечный отблеск, твой дымчатый абрис
В чертах и движеньях подруги
Я тщетно ловил, то гематий, то сари
Накинув на образ упругий
В своем представленье. И если живая
Теряла твое отраженье,
Глубокая рана любви заживала,
Слабело удуши напряженье.
 
Так канула в лету беспутная юность,
Так в сердце вошло осознанье,
Что чувств трепетание в мире подлунном –
Всего только – буря в стакане,
Что гений Петрарки служил не Лауре –
Хозяйке богатого дома,
Что лик незнакомки в туманной фигуре –
Всего лишь улыбка фантома.

Однако девушка эта, изящно склонившая головку над томиком какого-нибудь Тютчева или Надсона, вовсе не походила на ту сияющую великаншу, которую Андрей видел дважды, вначале, находясь в теле атланта Тора перед самым Армагеддоном, а затем уже после него, по возвращении из Дуггура. Впрочем, если учесть тот факт, что Андрей и сам лихо менял свой внешний облик в астрале, то и Навна, в зависимости от ситуации и задачи, могла выглядеть как угодно, главное чтобы образ соответствовал скрытой задаче, и если великанша являла собой суровый образ демиурга-Дхьян-когана, пестователя материальности вверенного ей этноса, то романтический образ девушки с томиком лирических стихов, очевидно, подчеркивал еще одну особенность, которую эта древняя сущность в себе олицетворяла: ИСТОЧНИК МИРОВОЙ ЖЕНСТВЕННОСТИ. Возможно, на данном этапе эта задача была главной, и если бы на первое место выходила функция Соборной души России, то она выглядела бы еще как-то по-другому, возможно, какой-нибудь русской Валькирией-Настасьей Микулишной или царевной Лебедь.
А девушка, тем временем, словно бы не замечая Андрея, увлеченная стихами, и когда он подошел вплотную к скамейке, то вся камерность и домашность обстановки показалась ему такой милой, земной, но в то же время и чем-то за и над этим, что на память пришли почему-то строчки из песни Евгения Бачурина:

Разве нет такой беседки,
Разве нет таких бесед,
Где для милой для соседки
Сердцу милый был сосед.

Чтоб без умысла, без цели,
Не во сне, а наяву
Оба рядышком сидели
И глядели в синеву…

Тут Навна подняла на Андрея огромные, словно озера, голубые глаза (да, черты ее лица в целом остались прежними), и он увидел в этом взгляде все то, что связалось в его сердце с представлением о женщине-мечте, женщине-грезе, женственности испокон. В нем были слиты воедино взгляд матери и бабушки, и сестры, и детской подружки, и первой любви, и первой страсти, и подруги навек, и многое, многое другое. И в то же время Андрей прекрасно осознавал, что если и есть в этом мире олицетворение женской недоступности и несбыточности, то это как раз она, пресветлая Навна, бесплотный дух, принявший романтический образ земной девушки.
Навна молчала, внимательно глядя на нашего героя, и тот испытывая смущение, чего в астрале он вообще никогда не испытывал, произнес самое нелепое, что возможно было произнести в подобной обстановке.
- Прекрасная погода, не правда ли?
- О, да, - прозвучал нежный музыкальный голос в диапазоне сопрано, сегодня в создании этой погоды участвуют самые достойные летние стихиали, но завтра могли бы быть осенние, зимние или весенние, в зависимости от состояния дел в затомисе. К счастью, с той поры, как Яросвет проделал трещину в каррохе, связь не прерывается ни на один момент. С местной погодой приходится работать немало, и если бы не стихиали, проникающие сюда из Готимны, мне пришлось бы тратить слишком много времени на поддержание местного климата, а это отнимает много сил, которые могли бы пойти на решение более важных задач. Если же над этим не работать, то этот уголок быстро превратиться либо в кусок льда, либо в огнедышащий вулкан. Что придет в голову Гагтунгру, я не знаю. Разумеется, и подобные неудобства можно было бы перетерпеть, нам, дхьян-коганам по долгу службы каких только неудобств не приходится терпеть: случаются условия и более неприятные, чем ледяная пустыня или огнедышащий вулкан, - допустим, рукава одномерного пространства или безвременья, ни в какое сравненье с этим не идут, однако дело тут не во мне, поскольку, чтобы поддерживать определенный уровень информоэнергии для нужд российского этноса, приходится создавать и соответствующую систему образов и состояний. Сплошные льды и вулканы сюда не вписываются, хотя определенный объем огненных и ледяных стихий должен присутствовать непременно.
Произнеся это вступление явно несоответствующее облику юной девы с томиком Фета или Тютчева, Навна улыбнулась и указала Андрею на скамейку рядом с собой.
- Присаживайся, Андрюша, я очень рада, что тебе удалось преодолеть все испытания и ловушки, к которым на первый взгляд ты был совершенно не готов. Теперь настало время исправлять то, что случилось с матрицей цивилизации, кстати, не без твоего участия, хотя винить тебя в этом я не могу: ты действовал соответственно своей несовершенной природе, и Гагтунгр воспользовался тобой, как собственным орудием. Варфуша должен был подробно рассказать тебе об этом… разумеется, главный просчет совершили мы, демиурги, и твоя миссия – результат этого просчета.
- Нет, нет, - пламенно отреагировал Андрей, - виной всему -= мой страх, если бы я не испугался остаться навсегда в дремучем и жутковатом прошлом, я бы никогда не отправил своего литературного эйдоса на выполнение собственной миссии. Я подумал прежде всего о себе.
- Но это так же была наша недоработка, - грустно улыбнулась Навна (Андрей все не мог привыкнуть к этому, чуть легкомысленному ее облику, который несколько не соответствовал тону и содержанию беседы), - животное начало в людях все же превысило уровень допустимого. К сожалению раньше у нас не было подобного опыта, в предшествующих разумных цивилизациях мы отсекли все животное, но это возымело негативные последствия, что в конечном счете привело лимурийцев и атлантов к духовному краху. И все-таки теперь появилась принципиальная возможность исправления.
- Вы имеете в виду…
- Я имею в виду, что согласно провиденциальному плану эти цивилизации должны возродиться, объединившись с цивилизацией человека. Их рафинированность в отношении животного начала позволит оттянуть избыток животного в человеке. Все это касается твоей нынешней миссии.
- Интересно бы наконец узнать, - нетерпеливо перебил ее Андрей, - в чем она заключается? Варфуша объяснил мне только путь и способ проникновения, о дальнейшем же, он сказал, не имеет полномочий говорить, поскольку предварительные объяснения могут чего-то там нарушить. Но я представлял себе это таким образом, как это написано у Даниила Андреева, хоть там ничего не говориться обо мне.
- Ну, и как ты себе это представляешь? – улыбнулась Навна.
- Что ж, - сказал Андрей, переполняясь чувством собственной важности, - постараюсь изложить. Суть заключается в следующем: для того, чтобы человечество вырвалось из-под власти дьявола, на земле должна воцариться эпоха Розы Мира – некой над-религии, которая уничтожит на земле все территориальные и конфессиональные границы и противоречия между государствами, а все государства, все этносы объединятся в некое надгосударственное братство, при этом не отменяя полностью религиозных и национальных различий и разграничений. Возглавлять это братство будет всемирно выбранный лидер с неукоснительным авторитетом, который возглавит аппарат управления, правильнее, корректировки жизни и функционирования этого братства (подобным лидером с неукоснительным авторитетом для индусов был махатма Ганди). Этим лидером должен стать совершенный святой, а ноуменальной соборной душой Розы Мира станет Звента Свентана. Простите, что я говорю это Вам, кто несопоставимо лучше меня знает эту грядущую мистерию, но я сообщаю лишь то, что известно нам, людям, существам низшего, чем Вы, порядка…
- Продолжай, Андрюша, мягко улыбнулась Навна, - в данном случае мне интересна твоя версия…
- Хорошо, - ободрился Андрей, которому вдруг стало стыдно, что он вроде как читает Великой соборной душе популярную лекцию, - ну так вот, Звента Свентана  должна возникнуть в результате какого-то мне непонятного космического брака между, простите, Вами и демиургом Яросветом. Это то, о чем писал Даниил Андреев, а вот то, о чем он не писал, поскольку отрицал саму мысль о том, что у Иисуса Христа могли быть дети.  Звента Свентана должна воплотиться в человеческом облике: это и будет тот совершенный святой, духовный вождь грядущей Розы Мира, и человек этот станет потомком династии Меровингов, казалось бы, около полутора тысяч лет ушедших с политической арены, и тем не менее отдаленные биологические потомки которых живут и по сей день. Это означает, что земная ветвь потомков Христа воссоединится с его небесной ветвью, поскольку Вы, Навна, являетесь мистериальным потомком Планетарного Логоса. Таким образом, в мировом лидере Розы Мира сольются земная и небесная раздемонизированные ветви Иисуса Христа, и он (или она) будет тем самым королем-священником, о котором сказано в Библии. Другими словами: грядет тысячелетнее царствие Христово, о котом сказано в другом евангельском пророчестве.
Теперь, что касается моей миссии: очевидно, чтобы осуществился космический брак между Вами и Яросветом, Вас необходимо освободить из плена, иначе бы этот брак возможно было осуществить давным давно. В это трудно поверить, но освободить Вас, судя по всему, должен именно я, хотя, как я вас освобожу, если это не удалось даже Яросвету, понятия не имею, ведь я – всего лишь маленький человек, запутавшийся в собственных проблемах, а тут речь идет о событиях поистине космического масштаба. Ну, разве что, Вы сумеете пробиться наверх через тоннель, сформированный Цветком Умай, по которому я сюда попал. Вот, вкратце, как я это себе представляю, остальное Вы должны мне объяснить, по крайней мере мне так Варфуша сказал.
- Но ведь ты и прежде имел касательство к событиям поистине космического масштаба, - улыбнулась Навна, - возможно, ты просто не осознавал этот масштаб. Нет, Андрюша, освобождать меня в том смысле, который ты в это вкладываешь, не придется. Ты правильно подметил: уж если это Яросвету не удалось, то вряд ли это тебе удастся! В обозримом будущем мне предстоит оставаться там, где я сейчас нахожусь. Ничто в мире не случайно, и мое присутствие в зоне шрастр, ниже Друккарга, вполне продуманный ход. Увы, как это не печально, мое присутствие здесь сильно сказывается на духовно-нравственной атмосфере твоей страны, России, но тут уж ничего не поделаешь, такая у нее уж миссия – удерживать мир от глобальных сатанинских соблазнов и оттягивать на себя большую часть общемирового негатива, дабы избежать заражения всего человечества. Если бы в свое время Россия не продемонстрировала миру во всей красе, куда приведет общество научно убедительные и внешне привлекательные теории коммунизма, то как знать, какая бы страшная диктатура или система диктатур охватила бы собой большую часть цивилизованных стран Земли. Пострадав сама, Россия уберегла остальной мир от катастрофических идей, подкинутых в излишне интеллектуализированные, бездуховные головы самим Гагтунгром. Поскольку я являюсь соборной душой этой многострадальной страны, то моя задача в обозримом будущем – оставаться там, где я сейчас нахожусь, и заниматься медленным и постепенным просветлением душ, проходящих печальное посмертие в нижних слоях Инферно. Дабы они чувствовали поддержку Света, дабы в них не угасала вера в то, что получив горький опыт нисходящих инфернальных слоев, они рано или поздно отработают тяжкий груз отяжеленной кармы и получат доступ к восходящему духовному пути сакуалл Шаданакара. Пусть не сейчас, пусть в последующих жизнях, но когда-нибудь – непременно. А значит, и безжалостная надпись на вратах ада: «Оставь надежду, сюда входящий», лишается своего абсолютного смысла.
Так что, Андрюша, подняться отсюда я смогу лишь с сонмом душ, подготовленных для восходящего посмертия, и произойдет это лишь тогда, когда в шрастрах никто уже не сможет препятствовать нашему подъему. Кратковременное просветление множества душ, которое осуществил Иисус Христос во время своего трехдневного сошествия во ад имело лишь временное последствие, и изменить природу человечества в целом ему тогда не удалось. Теперь же просветление должно осуществляться по двум векторам: первый вектор - это просветление душ в Инферно – очень длительная подспудная работа, но переход количества в качество должен произойти скачком. Второй вектор – вектор земной при поддержке небесного. К подготовке и запуску этого процесса будешь иметь отношение и ты, Андрей Данилов, и твоя Единственная, Анна Ромашова… как, впрочем, и каждый прямой потомок Меровингов, обрядший на физическом плане золотую коронетку.
- Аня… - спохватился Андрей, - как это я о ней забыл! Варфуша сказал, что она, ужаснувшись, с кем, как оказалось, имела дело, каким-то образом спустилась к Вам, правда каким образом и с какой целью, я не знаю, но Вы ведь, наверное, в курсе тех перипетий, которые случились со мной и не совсем со мной. Между прочим, я еще там, на земле сильно рассчитывал здесь, у Вас ее встретить, а потом, почему-то, об этом забыл. Тем не менее, я почему-то знаю, что ее здесь нет.
- Ты правильно все понял, - кивнула Навна, - в моем саду ее сейчас нет, однако она побывала здесь до тебя. Ситуация изменилась, и свою миссию Анна вынуждена теперь исполнять в одиночку, но некоторых аспектов ее мистерии я вкратце коснусь позже, теперь же позволь остановиться на твоей. Итак, первую часть твоей задачи ты благополучно осуществил, только под конец делая это осознанно: доставил в мой сад штурвал Цветка Умай и коронетку Даниила – родовой знак Меровингов. О том, каким образом в последнее время они находят своих владельцев, тебе должен был рассказать Варфуша. При этом, единственная возможность доставить ее сюда с полным набором составляющей ее материальностей заключалась в том, чтобы перевезти ее вместе с твоим телом в состоянии холодной плазмы, что ты блестяще осуществил с помощью матрицы. Уверяю тебя, что если бы ты не прошел через все ордалии на своем чрезвычайно запутанном пути, то никогда не смог бы осуществить этой трансформации: никакого другого механизма не существует. Вторая часть задачи – исключительно в моей компетенции, третья же – снова на тебе и в финальной части она вновь объединиться с задачей, которую должна исполнить Аня Ромашова.
- Ну и в чем же они заключаются? – продолжал недоумевать Андрей.
- Все просто, - мягко улыбнулась Навна, - Белая Роза, когда-то принесенная на землю Иисусом Христом должна быть восстановлена из пепла. Эта Роза явится принципом, который объединит все три матрицы цивилизаций земли в единую РОЗУ МИРА. Когда это произойдет – возродятся цивилизации лимурийцев и атлантов, восстанет человеческая цивилизация и матрица Синей Розы мира начнет распускать свои лепестки-мистерии над землей и всем Шаданакаром. Вот тогда и придет время появиться Звенте Свентане. Вначале Меркаба, очистившись вновь вернется к форме Цветка Умай, затем матрица атлантов – Цветок Умай и лимурийцев – Цветок Эрлика сольются в единую РОЗУ МИРА – ЦВЕТОК УЛЬГЕНЯ.
Время Ч, о котором ты должен был прочесть на Белой скале начало свой отсчет с того момента, когда последние коронетки обрели своих хозяев. Последними были вы с Аней. Коронетки, как должен был объяснить тебе Варфуша, были спущены на землю из Трансмифа благодаря вашим собственным усилиям…
- А я ничего не знал о том, что такой же золотой самородок есть и у Ани, - удивленно посмотрел на Навну Андрей.
- Когда ты видел ее в последний раз в отражении Энрофа, - улыбнулась Навна, - ее и не было у Ани, но с того времени ситуация сильно изменилась. Ты об этом не знал: половина коронеток обрели своих хозяев в лице мужчин, половина – в лице – женщин. Теперь же их всех надлежит объединить в единую Розу Ориона. Ты был последним мужчиной, материализовавший этот терафим. Последней женщиной стала Аня.
- Так, - сказал Андрей, - это как-то немного сумбурно. Ладно, свою коронетку я вам доставил, по крайней мере она должна пребывать в этом облаке холодной плазмы, которая меня окружает. А как быть с остальными? Хотя бы с Аниной?
- Предоставь это дело мне, - кивнула головой Навна, - в данный момент главное, что ты принес свою. Теперь на время прервем разговор, поскольку дальнейшее потребует значительных усилий с моей стороны.
С этими словами Навна поднялась с изящного резного стульчика и встала на некотором расстоянии от Андрея, затем коснулась рукой его внешней оболочки – того самого эллипса, который представлял из себя переведенной в плазменное облако физическое тело Андрея вместе с те, что на нем находилось: одеждой, обувью и золотой коронеткой в том числе – и нарисовала на нем какой-то невидимый знак. Андрею показалось, что это буквы Д и М, и в то же мгновение тускло опалесцирующий эллипс вспыхнул, затем все пламя сконцентрировалось вокруг ладони Навны, затем перекинулось на нее. Какое-то время на ладони Навны горело небольшое пламя, затем оно опало и сквозь слепящий свет огня проступили контуры маленького золотого самородка.
- Ну вот, - сказала Навна, - ты, конечно, знаешь закон затравочного кристалла. Сейчас ты станешь свидетелем выпадения остальных, когда-то рассеянных по миру. Гляди:
Навна отошла недалеко от беседки и встала на маленькую площадку, словно бы выполненную из кобальтового стекла, которая то ли была здесь и раньше, но Андрей ее не заметил, то ли возникла только сейчас, когда в ней появилась необходимость. На ее поверхности в качестве барельефа была изображена многолепестковая роза, в сердцевине которой стоял знак М. Навна подняла руку с коронеткой над головой и застыла в полной неподвижности, при этом вокруг ее головы вскоре возник золотой нимб, какой обычно изображают на иконах вокруг головы Иисуса Христа, а сама она из хрупкой девушки-мечты, Блоковской незнакомки, превратилась в ту Навну, которую Андрей видел дважды до начала времен  -  величественную женщину Дхьян Когана пятиметрового роста. О чем она в этот момент думала, какие ментальные мандалы выстраивала Андрей не видел, хотя в астрале обычно видел и слышал о чем думают и что представляют другие астральные сущности. Затем Андрею показалось, что вокруг еще больше посветлело и словно бы начался звездопад, поскольку откуда-то ниоткуда начали возникать маленькие сияющие звезды, которые падали на землю, превращались в золотые коронетки, затем снова поднимались в воздух, и словно желтые мотыльки подлетали к руке Навны и сливались с той, первой коронеткой, которая лежала у Навны на ладони. По мере выпадения звезд Андрей стал замечать сперва едва уловимые, но затем все более и более явные изменения ландшафта. Вначале, после временного просветления мир начал все больше и больше тускнеть, затем в окружающем пространстве средне русской полосы, в русле безымянной величественной реки, с заливными лугами, лесами, степями, болотами под куполом голубого неба стали формироваться некие дефекты. Картина, казалось, покрылась сетью трещинок, словно треснувшее автомобильное стекло, затем трещины целыми фрагментами стали выпадать из реальности, забирая с собой соответствующие участки реки, леса, степи, формируясь вместо этих необозримых далей в зияющее ничто, подступающее все ближе и ближе. К тому времени, когда последняя коронетка упала на землю, от необъятных просторов земли Русской остался лишь небольшой фруктовый сад с беседкой, в которой сидел наш герой, и дивный цветник окружающий тремя кругами эту беседку и этот сад, шумящий над головой своими густыми, полными спелых плодов кронами. Андрей посмотрел наверх: вместо голубого неба с редкими облачками над головой развернулся свод, словно бы сделанный и то ли из потемневшей и затвердевшей ртути, то ли из ометалличенного базальта. И эти мрачные, оплывшие плиты тускло поблескивали неживым металлическим отблеском. Тем временем Андрей, захваченный этим этой крайне неприятной и зловещей картиной, не заметил, как золотая коронетка превратилась в огромное эллипсовидное семечко, сияющее, словно маленькая звезда на ладони Навны, и в этом густом, и тем не менее прозрачном свете возникло окно в какой-то иной мир, с мириадами светил, кружащихся в немыслимом космическом хороводе.
- Это мир Ориона, - нарушила молчание Навна, - коронетки отдали свой пепел и воссоздали семечко Розы Мира, которое одновременно является окном в мир Ориона – полностью лишенной демонического начала Макробрамфатуры.
Навна сошла со своего пьедестала, подошла к небольшой отдельной клумбе, где росли красивые цвета всевозможных оттенков желтого, розового и белого, и посадила это странное светосемечко в землю, из которой буквально через минуту начал пробиваться упругий росток какого-то неведомого растения, словно Андрей смотрел ускоренную пленку с учебной программой по ботанике. Не успел наш герой как-то мысленно прокомментировать наблюдаемое явление, как росток превратился в кустик розы, и распустился в огромный кобальово-синий цветок, в котором – Андрей это точно знал, было 888 лепестков.
- Ну вот, - почему-то с легкой грустью произнесла Навна, - Роза Мира распустила свои лепестки. Правда пока только в моем саду. Ей еще предстоит распуститься вторично внутри Объединенной Матрицы цивилизации, став грядущим цветком Ульгеня.
- Но что произошло вокруг?! – вскричал Андрей, - Бог с ним, с цветком, тут целый мир разрушился!
- Не переживай, - положила Навна свою, теперь уже огромную ладонь на плечо Андрея, - ты же сам недоумевал, почему множество раз слышал: «сад Навны, сад Навны», а тут вместо сада – целый среднерусский ландшафт от горизонта до горизонта. Теперь зато название действительно соответствует истине: был целый мир, - теперь снова сад. Не бойся, ближе плиты карроха к нам не подступят…
- Выходит, - сказал Андрей, - весь этот изумительный вид был лишь голограммой… впрочем, я и раньше догадывался.
- Не совсем так, Андрюша, - покачала головой Навна, - этот уголок содержал собственное пространство, примерно соответствующее тому виду, который ты тут с самого начала застал. По крайней мере, по этому пространству можно было передвигаться. Формы, которые ты здесь видел, менялись в зависимости от необходимости, они, как я сказала, должны были создавать определенную эмоциональную ауру, характерную для российского этноса, которые сквозь щель, проделанную Яросветом, посылала свои волны в Энроф, на территорию вверенного мне народа.
- Но куда же тогда подевалось все это пространство? – недоумевал Андрей.
- Я трансформировала его в энергию для того, чтобы осадить все коронетки Даниила, которые находились в пределах этого заблокированного пространства в плазменном состоянии, как и твоя. К сожалению, в свободном локализованном состоянии они могли существовать только в Энрофе, и чтобы локализовать их здесь, в астрале, нужна была большая энергия, которая высвобождается при аннигиляции пространства. Локализовать их в единое зерно-биджу необходимо было для того, чтобы вырастить Розу Мира. Она сейчас перед тобой. Если быть точным, это ее провиденциальное клише.
- Так, получается все коронетки, кроме моей, были здесь, в пространстве заблокированном под плитами Друккарга? – удивился Андрей, - но ведь и Варфуша и Вы говорили, что они должны были находиться у своих хозяев, потомков Меровингов! Варфуша еще подчеркнул, что обрести подобную коронетку должен был каждый из потомков, пройдя через испытания подобные моим.
- Все верно, - улыбнулась Навна, - но он не сказал, что с наступлением времени Ч эти коронетки должны оказаться здесь, а доставка их сюда явилась итоговым мистическим испытанием, через которое проходил каждый ее обладатель, подобно тебе и Ане, правда у каждого мистерия была своя, не похожая на твою, в частности.
- Так они сами их сюда доставляли?!
- Совершенно верно, ты последний, кто это осуществил. Потому-то твоя коронетка стала затравочной, а локализовать все коронетки в единую биджу можно было лишь используя энергию пространственную, и только тогда когда все 888 оказались здесь.
- Значит, - озадаченно огляделся вокруг себя Андрей, - они все тоже здесь побывали? А я думал, мне единственному такая честь выпала!
- Тебе выпала честь быть последним, доставившим «затравочный кристалл», и тебе выпала честь осуществить последнюю часть мистерии МАРИЦ ЦИВИЛИЗАЦИЙ. Все дальнейшие события на земле будут происходить на основе той программы, того Провиденциального плана, который начнет разворачиваться по мере раскрытия лепестков Объединенной Матрицы – матрицы Розы Мира, цветка Ульгеня. А суть этих явлений заключается в том, что на земном плане должна развернуться масштабная раздемонизация человечества с последующим полным вытравлением семени Эйцехоре как из душевной, так и из биологической природы человечества, а так же возрождением двух, казалось бы давно исчезнувших с лица земли древних цивилизаций – атлантов и лимурийцев, которые, в силу ряда причин прошли свой путь до конца, и на новом этапе должны проделать его совместно с человечеством. Таким образом должна осуществиться мистерия потомков динозавров, потомков земноводных и потомков млекопитающих, хотя души их, разумеется, имели несколько иную природу и происхождение. Моя же задача – оставаться здесь и медленно высветлять души существ, томящихся в инфернальных сакуаллах. Когда созреют необходимые условия на земле и наберется определенная критическая масса высветленных душ в Инферно, я покину этот сад, и вместе с сонмом освобожденных и очищенных поднимусь в Затомис, откуда человеческие души отправятся на землю в свободные от семени Эйцехоре, раздемонизированные тела, а в Олирне появится новая монада – Звента Свентана, которая воплотится на земле в совершенном лидере развернувшейся Розы Мира.
- Значит, - сказал Андрей, с почтительным состраданием глядя на Навну, - вы себя обрекаете на то, чтобы все оставшееся до освобождения время в этом закутке пребывать?
- О, не так мрачно, - покачала головой Навна, - когда я оказалась заблокирована в шрастрах, даже этого сада здесь не было, одни только плиты карроха вокруг. Но за последнее время видел, какие просторы удалось здесь развернуть? Все это возникало по мере изменения ситуации в Затомиса и общем ростом духовности этноса, хотя, возможно, скептически настроенный историк, глядя назад, и не заметит подъема этой самой духовности. И тем не менее, происходит постоянный обмен между соборной душой и этносом, и эта энергия любви и женственности, которую я посылаю в Энроф, возвращается мене лишним пространством и соответствующими информопакетами. Из всего этого и были изваяны те российские просторы, которые ты видел. Со временем, все что ты видел и все, что теперь исчезло, вновь нарастет, и не сомневаюсь, в гораздо большей степени. Теперь же мой статус соответствует наступающему моменту: в ближайшем будущем Россию ждут очень серьезные испытания и потрясения, связанные со сменой общественного строя, а как гласит китайская мудрость: не дай вам бог родиться в эпоху больших перемен.
- Что, еще одна революция произойдет? – поежился Андрей, - неужели советская власть рухнет?!
- Непременно рухнет, но революции в том смысле, которое ты в это слово вкладываешь больше не произойдет. Я имею в виду  историческое событие с большим кровопролитием и гражданской войной, как в эпоху становления большевиков. По крайней мере мы все сделали и делаем, чтобы подобного сценария больше не повторилось. К сожалению ни смутного времени, ни исчезновения продуктов и товаров вообще, с прилавков, ни разгула криминала избежать по-видимому не удастся – смена формаций непременно сопровождается подобными явлениями. К тому же грядущее развертывание Матрицы Объединенных Цивилизаций непременно приведет к гибели Третьего Российского уицраора Жругра, который сейчас уже дышит на ладан, что на земном плане проявится как всеобщий хаос, паралич власти, экономики и военное ослабление страны. Боюсь, что распада на национальные республики тоже не удастся избежать. Разумеется, подобная ситуация в Энрофе не сможет не отразиться на том месте, в котором ты сейчас находишься, и пока Россия будет переживать смутные времена, мне придется сильно потесниться под плитами карроха.
- Значит там, на земле, если мне, конечно, удастся выбраться, меня в скором времени ожидает хаос и беспорядки? – поежился Андрей.
- Как и всю твою страну, - пожала плечами Навна, - но это будет также чрезвычайно интересное время, с крушением незыблемой идеологии, ниспровержением былых коммунистических кумиров, время свободы слова, действия, вероисповедания, доступа к самой разнообразной информации, время полного отсутствия цензуры и свободных заграничных поездок. И все это в недалеком будущем.
- И что, это все в какой-то мере зависит от того, что мне предстоит осуществить в ближайшее время?
- Напрямую зависит!
- Да, - сказал Андрей, - мог ли я предполагать, что стану могильщиком советской власти и советского союза в целом. Что-то даже в астрале не верится!
- И тем не менее, это в каком-то смысле так, - сказала Навна, - разумеется, ты должен осознать и смириться с мыслью о том, что ты являешься лишь частицей мирового процесса, одним из его человекоорудий, избранным волей случая.
- Я понимаю, - несколько сник Андрей, - у меня и в мыслях не было, когда я отправлялся в экспедицию, что это к таким последствиям приведет, да и откуда им было взяться? Я ведь совсем недавно узнал, участником какой мистерии  являюсь! До моего последнего возвращения в Энроф, я понятия не имел, куда меня все мои скитания заведут, и какие это будет иметь последствия не только для меня, но для человечества в целом! Но Вы не сказали, в чем будет заключаться моя миссия на последнем этапе.
- Тебе осталось немногое, - сказала Навна. – Ты должен доставить эту синюю розу снова в Сомати-пещеру внутри Белой скалы, где осуществил обмен штурвалов. Как попасть внутрь скалы – тебе известно, обратно же наверх ты сможешь подняться по тому тоннелю, который сформировал цветок Умай.
- И что тогда произойдет?
- Синий цветок объединит все три штурвала матриц в систему штурвалов Розы Мира, что автоматически приведет к объединению всех трех матриц в матрицу Ульгеня. При этом и Цветок Умай, и Цветок Эрлика, и Цветок Тенгри, в который снова начнет трансформироваться металлизированная Меркаба, будут  сохранять и некую свою отдельность, тем не менее составляя новое качество. Эту отдельность они потеряют лишь в ту эпоху, когда человечество объединится в Духе, что станет возможным в далеком будущем, когда наша Брамфатура достигнет эволюционного состояния просветленного Ориона. Это – то самое подношение Духу, о котором мы беседовали с Тором перед самым Апокалипсисом, и это подношение тогда так и не состоялось. Но грядущую эпоху все три цветка объединятся окончательно в единый цветок, до этого же все они будут расти на едином черенке. Разумеется, все что я тебе рассказываю – лишь аналогии и условные образы, за которыми стоит очень много.
- Теоретически ясно, - сказал Андрей, - а технически?
- Когда ты отправишься в обратный путь, цветок будет поглощен твоим шельтом, его астральным сердцем, которое в настоящее время так же является вместилищем штурвала цветка Умай. Как я говорила, обратный путь тебе предстоит сделать по тому же тоннелю, который обеспечила матрица атлантов, и ты окажешься в том же месте, откуда начинал свой путь в сад Навны. После того, как ты вновь проникнешь в Сомати-пещеру, все дальнейшее произойдет автономно, независимо от твоих действий, тебе останется лишь развернуть штурвал Цветка Умай. Роза мира сама покинет пределы твоего тела и притянет к своему стеблю все три штурвала матриц цивилизаций. Все остальное – великое таинство Провиденциального плана, и раскрывать тебе все тонкости взаимодействия штурвалов матриц и объединяющей их Розы Мира я не имею полномочий.
- Значит, - сказал Андрей, - Меркаба снова в Цветок Тенгри превратится?
- Начнет превращаться, как только на одном стебле с остальными штурвалами матриц и Розой Мира.
- Кстати, - вдруг сообразил Андрей, - ну со штурвалом Меркабы – понятно, я его сам в Сомати-пещеру доставил, штурвал Цветка Умай у меня находится и матрица атлантов активизирована, а как быть со штурвалом матрицы лимурийцев? Его то где взять?
- Штурвал матрицы Третьей расы, расы лимурийцев, существование которой более трех миллионов лет назад, должна доставить в Сомати-пещеру твоя единственная, Аня Ромашова.
- Аня?! Она ничего не говорила мне, что владеет штурвалом! Но каким образом? Я хорошо помню, что получил право порулить штурвалом Умай только потому, что в некотором роде являлся реинкорнацией атланта Тора, поскольку во мне находится свернутый информопакет его сознания.
- Когда ты видел Аню в последний раз, - сказала Навна, - она еще не была хранительницей штурвала, и не знала ничего о своей новой миссии, и о своей связи с цивилизацией лимурийцев. Но после того как ты, вернее твой двойник, расстался с ней, она нашла в себе достаточно личной силы, чтобы пробиться ко мне, и уже отсюда отправится к началу времен. Ваши мистерии в чем-то схожи, но, очевидно, различны в подробностях. О том, насколько оказалась успешной ее миссия, я мало знаю, мои возможности отслеживания из этого заблокированного пространства весьма ограничены, поэтому я не знаю, все ли из намеченного ей удалось осуществить. Дело в том, что лимуриец (или лимурийка, как тебе больше нравится) Иего был ваятелем плоти, шельта и первым наставником для семитских Адама и Евы. Как ты помнишь, Тор однажды видел его через тоннель Нуль-транспортировки незадолго перед самосожжением, и передал Иего функции присмотра за первыми Ариями. Так вот, этот лимуриец Иего, подобно тебе и Тору, связан с Аней Ромашовой единой цепочкой реинкарнаций. На этом основании Аня получила право стать временным хранителем штурвала Цветка Эрлика – лимурийской матрицы. Так что она, как и ты, должна была в немыслимой древности встретиться со своим далеким предком, и доставить информопакет его сознания, вместе со штурвалом Цветка Эрлика в настоящее. Если ей это удалось, как удалось тебе, то ее шельт, вместе со штурвалом должен ожидать тебя в Сомати-пещере Белой скалы.
- Но ведь, когда я ее посещал, Ани там не было, - удивленно посмотрел на Навну Андрей.
- Если все прошло благополучно, то она должна появиться в Сомати-пещере именно в тот момент, когда это необходимо: во время твоего первого посещения, ваша встреча еще не была предусмотрена. Ну вот, собственно и все, что я должна была тебе передать и поручить, все остальное – в твоих руках, верю, что со всем остальным ты справишься не хуже, чем с тем, что сему предшествовало, но помни, что расслабляться еще рано, Гагтунгр не дремлет, и о степени его осведомленности о грядущих переменах, я не имею информации. А сейчас нам пора расстаться…
- Кстати, - сказал Андрей, - а после того, как я все завершу, что меня дальше ждет?
- Дальнейшее уже не будет иметь значения для человечества. Ты вернешься в свое обычное земное состояние и можешь делать что хочешь: можешь найти своих друзей и продолжать разыскивать камешки, можешь вернуться в Бийск и оттуда в Москву, на то существует право выбора. Единственное, что я могу добавить – вся таежная чертовщина была результатом нарушения равновесия. Теперь все это должно закончиться, и можно без опаски заниматься тем, ради чего вы отправились в экспедицию. Ну, а теперь – в дорогу…
Навна подняла руки, и одна из плит карроха там, высоко, в каменном небе съехала вбок, образовав широкую щель, через которую вниз тут же опустился световой столб, слегка осветив Андрея в периметре его плазменной оболочки.
- Это та самая щель, которую в свое время проделал в сплошном каррохе Яросвет, и которую не в силах залатать Гагтунгр, а этот световой столб – тот самый тоннель, по которому ты спустился сюда – скорее всего ты не успел его разглядеть.
С этими словами Навна сорвала с клумбы Синюю Розу на высоком черенке, и протянула ее Андрею, и как только тот принял ее, роза с легким шелестом втянулась в его ладонь, и тут же Андрей почувствовал тепло и легкое щекотание в области сердца.
- Извлечь наружу ты сможешь ее вместе со штурвалом, просто настроившись на звезду Арктур, но сделать это возможно будет только в Сомати-пещере. А теперь, прощай, Андрюша, путь свободен! – Навна взмахнула рукой и отошла в тень беседки.
- Прощайте, - смущенно пробормотал Андрей, - мы с Вами больше не увидимся?
- Про то знает лишь Планетарный Логос, - улыбнулась Навна, но в твоем сердце, думаю, теперь всегда найдется уголок для соборной души твоей многострадальной родины.
Андрей почувствовал острую горечь расставания, он и сам осознал, что оставляет здесь частицу своего сердца, однако медлить не стал и решительно шагнул внутрь светового столба, и словно на скоростном лифте устремился вверх, к тускло отсвечивающему переливами жидкого металла куполу из плит карроха, и когда он подлетел к этой зловещей перегородке вплотную, то по периметру светового столба, в котором он поднимался вверх, вдруг возник столбик цифр, которые словно бы вели отсчет назад, и когда последняя единица сменилась нулем, Андрей ощутил словно бы резкое падение вверх, после чего утратил мироощущение, как обычно у него происходило при переходе из слоя в слой. Только перед самым погружением в кратковременное небытие, Андрей сообразил, что этот столбец цифр ни что иное, как год, месяц, число, часы, минуты и секунды, которые, по идее, должны соответствовать текущему моменту…

































ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

ЕЩЕ ОДИН РАЗВОРОТ СОБЫТИЙ

Когда Андрей вновь пришел в сознание, то понял, что находится на плато Белой скалы, откуда он начинал путь в сад Навны, при этом субстанциональное его состояние, хоть он и не помнил, как это произошло, возвратилось к обычному, земному, и тут что-то заставило его повернуть голову в сторону, к началу плато, и в этот момент он увидел троих молодух людей, поднимающихся на площадку, а именно: Галю, Вадика и Володю, и до слуха его донесся удивленный возглас, вырвавшийся одновременно из трех глоток: «Андрей?!»…
Больше он ничего не увидел и не услышал из пространства Энрофа: тело его превратилось в опалесцирующий эллипс, и затем перед его астральным зрением возникло что-то вроде бифуркации двух тоннелей: куда-то вперед и вглубь, но расходящихся под углом в девяносто градусов, и в один из них устремляется его собственное сознание в образе светового шара, а в другой – фигурка в образе принца в черном, путешествующего инкогнито, в окружении опалесцирующего облака. Последнее, что пришло ему в голову перед тем, как он потерял сознание, было: «Все это уже один раз со мной происходило!»

Когда он вновь пришел в себя, то обнаружил, что его продолжает нести вперед некая сила, и сила эта имеет определенный облик: Андрей увидел себя, десятилетнего мальчика в ковбойке и шортиках, которого несет вперед вихрь, поднятый несущейся кавалькадой черных всадников-великанов, и кавалькада эта мчится прямо в ворота старинного средневекового замка. К этому моменту Андрей АБСОЛЮТНО НЕ ПОМНИЛ ничего из того, что с ним произошло в первом варианте событий: как его выбросило в Энроф из диспетчерской Меркабы, и он оказался в теле взрослого Андрея Данилова, который, кстати, в некотором прошлом так же участвовал в подобной скачке в свите Черной Королевы, как прежнее сознание во всех подробностях вновь вернулось к нему. Он не помнил, как  беседовал с домовым Варфушей и выяснил свою грандиозную миссию в масштабах человечества. Он не помнил, как обменял штурвалы матриц в Сомати-пещере и как спускался в сад соборной души Навны. Все его воспоминания сохранились только до того момента, когда он выскочил из диспетчерской Меркабы, и касались они только тех событий, которые описаны в книге «Цветок Тенгри». Он знал, что все еще остается литературным эйдосом и находится на последнем уровне странной виртуальной игры, внутри которой он находится, как реальный участник, что его конечная цель – проникнуть в Энроф и превратиться в реального Андрея Данилова из плоти и крови, и что в эту игру его странным образом увлек старый знакомый, демон – черный магистр. И хотя в начале речь шла о том, что они будут играть друг против друга, как в некую шахматную партию, на самом деле выяснилось, что черный магистр все время только подсказывал и помогал ему, таинственно подчеркивая, что это особая игра, где соперники на каком-то этапе могут оказаться по одну сторону баррикад, а потом все может измениться кардинально.  Тем не менее, до сего момента ничего не изменилось, и кроме помощи и реальных подсказок черный магистр не проявил себя ни в чем, что дало бы Андрею повод заподозрить магистра в том, что он играет против него.
Итак, самосознание Андрея вновь оказалось в теле десятилетнего мальчика – литературного эйдоса – лирического героя писателя Андрея Данилова, и события для стороннего наблюдателя вновь сместились почти на сутки назад, если судить по времени Энрофа, а какому астральному времени они соответствуют – вообще невозможно было сказать.
Тем временем кони ворвались в сами собой распахнувшиеся ворота ограды, затем в высоченные и широченные двери замка. В мгновение промелькнул огромный темный зал с портретами зловещих королей на стенах и рыцарскими доспехами по периметру, затем замок неожиданно закончился, и через широкий проход кони выскочили на длинную, уходящую в бесконечность дорогу, которая, как в следующую секунду оказалось, пролегала по высоченной, широченной крепостной стене, а замок, из которого конница только что выскочила, каким-то образом оказался сторожевой башней форпостом на этой самой стене. В следующий момент вихрь, увлекший Андрея внутрь кавалькады, словно бы исторг его из себя, и он покатился кубарем по плоской крыше стены. Конница уже унеслась, подняв тучу пыли, и когда пыль рассеялась, Андрей ее уже не увидел: то ли доставив своего незваного пассажира в нужное место она свою миссию выполнила и растворилась, то ли понеслась с такой скоростью, что в считанные секунды скрылась из глаз. Место это: и огромная стена, и темный зловещий город, раскинувшийся за основанием стены, и темное небо без светил, и какой-то неприятный густой туман по другую сторону стены, словно бы сожравший вид, который должен был раскрыться за городским периметром, показались Андрею чрезвычайно знакомыми, правда где, и при каких обстоятельствах он его раньше видел, он припомнить не мог. А впрочем это было лишь очередное дежа вю, к которым он давно привык в последнее время. Тем не менее, что-то Андрею подсказывало, что он должен был очутиться где-то в другом месте, но все пошло как-то не так, что-то переигралось, хотя, что не так и что переигралось, он, казалось, недавно знал, но забыл.
- Не ушиблись? – неожиданно раздался за спиной знакомый насмешливый голос, - хотя, сами понимаете, шутка, в астрале ушибиться весьма затруднительно.
Андрей, который к этому времени уже был на ногах, обернулся и увидел знакомую темную фигуру черного магистра. Казалось, он видел его совсем недавно, на предпоследнем уровне, и тем не менее, почему-то был уверен, что времени прошло гораздо больше, чем по сюжету его воспоминаний… словно какой-то кусок этих воспоминаний взяли да вырезали.
- Здрасте, - сказал Андрей как можно более решительным голосом, - снова мы с вами встретились, а я почему-то думал, что мы с вами в последний раз виделись, что кони эти меня в Энроф должны доставить, в реальность моего физического двойника, ведь я, по-моему, на последнем уровне в его личном творческом пространстве находился.
- Возможно так и произошло бы, - улыбнулся магистр, - но возникли некоторые обстоятельства… игра на то и игра, что нет никогда полной уверенности, что все пойдет именно так, как задумано. Я этого тоже предвидеть не мог, иначе, какой интерес в игре! Но случилось так, что в процессе ваших переходов с уровня на уровень, более, чем это допустимо, нарушилось Великое Равновесие. В результате вы оказались не совсем там, не совсем в том моменте и не совсем в том статусе, на который рассчитывали.
- Ну, и что же теперь делать? – растерянно огляделся Андрей, - но ведь я делал все, что вы мне говорили!
- Допустим, я ни о какой конкретике не говорил, только об общих принципах. Я не мог предполагать, что вы, переходя из слоя в слой, так сильно повредите перемычки, что произойдет значительное перемешивание в принципе не подлежащих перемешиванию соседних слоев. На то перемычки и поставлены, чтобы этого не происходило. В результате этого сбились некоторые пространственно-временные и кармические константы, и вы оказались здесь, в Друккарге, еде мы, кстати, много лет назад однажды премило беседовали с вашим прототипом-создателем. Хотя вы об этом вряд ли сможете вспомнить, все же между вашими сознаниями стоят некоторые перемычки…
- Но как же так получилось?! – Вконец расстроился Андрей, не отреагировав на воспоминания магистра о былых встречах, - вы обещали… и ничего насчет нарушения равновесия не говорили, я не знал!
- Увы, - незнание законов не избавляет от их последствий, - перефразировал магистр известную юридическую формулу, - я тоже не предполагал, что вы с собой такие массы чужеродной материи и энергии потащите, взять хотя бы нанооблако! Да и в конце концов никто вас и не заставлял меня слушаться, та то и игра! Могли бы заподозрить ловушку!
- Но как бы я иначе на другой уровень перешел?! Вы же мне все время говорили, что все идет как надо!
- Правильно, я же не оговаривал, кому из нас так надо! Возможно, меня такой ход событий устраивал, а для вас был бы желателен иной! Но это опять же, с какой стороны посмотреть, а вдруг окажется, что вам такой разворот событий так же желателен! Не судите раньше времени! Вообразите себе, что до сего момента мы стояли по разные стороны баррикад, а теперь оказались по одну, и в скором времени окажется, что это в ваших же интересах.
- Но ведь эта кавалькада должна была вынести меня в физический мир, в мир моего создателя, и в конечном счете я должен был стать им самим!
- А с чего вы взяли, что это должно было произойти именно таким способом?
- Ну, я не знаю, я почему-то был уверен. Кстати, - смущенно добавил он, - я сам не знаю, откуда это взял…
- И мне тоже кажется, вы сами это себе в голову вдолбили, никто вам этого не обещал!
- Но все же, вы меня обманули!
- Ну, почему же? – усмехнулся магистр, - путь наверх, к своему создателю для вас не закрыт, просто он оказался несколько извилистее, чем предполагалось вначале. Я же вас предупреждал, что это игра, и исход до конца не ясен не только вам, но и мне. Я не думал, что перемешивание окажется настолько значительным, что это приведет к нарушению равновесия. Вы создали слишком много артефактов! Но не расстраивайтесь, можно предположить, что нарушение равновесия  было даже необходимо для гораздо более грандиозного разворота событий, который вы могли себе вообразить.
Да, конечно, - захныкал Андрей, у которого почему-то снова обострился комплекс Пиноккио и ему резко захотелось стать полноценным человеком (приступы эти то усиливались, то проходили, и Андрей не мог объяснить, почему это случалось), - вы снова наобещаете и не исполните!
- Дорогой мой, - почему-то торжественно произнес магистр, - в вашем случае я что-либо исполнить бессилен – по крайней мере вывести в Энроф и трансформировать в биологического Андрея Данилова совершенно не в моей компетенции. Сделать это можете только вы сами, владея таким могущественным терафимом, как штурвал Меркабы.
- Так почему же, если он так могущественен, то до сих пор не привел меня в Энроф?
- Возможно потому, что вам нужно выполнить что-нибудь еще…
- Да, конечно, - решил слегка поторговаться Андрей, - я все время ожидал, что вы мне что-нибудь эдакое предложите, небось что-нибудь очень нехорошее, против людей направленное.
- Нехорошее? – рассмеялся черный магистр, - что за детский лепет! Ну, если считать, что восстановление Великого Равновесия – нечто нехорошее, то будем считать это нехорошим. Только учтите, игра, в которую вы играли до сего момента, завершена, и ее конечным итогом явился тот факт, что вы оказались в шрастрах: так качнулись весы Равновесия, и вы оказались здесь, и выйти отсюда без принятия дополнительных правил, рассчитанных на восстановление нарушенного Равновесия, невозможно. Смею вас уверить, большинство местных жителей не прочь были бы отсюда сбежать, но, увы, это невозможно. Они, изредка могут совершать краткие экскурсы в соседние слои, но всегда вынуждены возвращаться.
- Почему?
- Потому что такие параметры и характеристики приобрело их тело, их шельт. То, что вышло из карроха, обязано вернуться в каррох, а из карроха состоят главные инфернальные слои нижнего астрала.
- Так они из карроха состоят, я-то тут причем? Кстати, все говорят: «каррох, каррох», а это в принципе такое – совершенно не ясно. По-моему, это всего лишь термин.
- Ну что ж, попытаюсь обосновать на пальцах сам принцип существования разноматериальных слоев в параллельных пространствах, потом же постараюсь объяснить, почему вы к этому термину некоторое отношение теперь имеете. Поскольку вы являетесь порождением творческого ментала Андрея Данилова, то имеете все те же понятия и знания, которые имеет он, - и это несмотря на ваш видимый десятилетний возраст, который, как вы сами понимаете, чисто внешняя условность, и поскольку Андрей Данилов имеет некоторые представление о теории относительности Эйнштейна, то и вы так же имеете это представление. Не буду пересказывать эту теорию, сильно запутанную физическими и математическими формулами, остановлюсь лишь на главном постулате: скорость света, приблизительно равная 300000 километров в секунду является конечной скоростью во вселенной, и быстрее его двигаться невозможно. И с этой скоростью движутся и вибрируют элементарные частицы, из которых состоят все объекты физической вселенной, в том числе и человеческие биологические тела. Эта конечная определяющая скорость является той категорией, той частотной характеристикой, на основе которой взаимодействуют и существуют все объекты в физическом пространстве. Если же пойти немного дальше, то мы сможем понять, что скорость распространения света – это не скорость самих фотонов, а нечто другое, и я объясню, что именно. Согласно существующим космогоническим теориям, 20 миллиардов лет назад произошел так называемый «Большой взрыв», в результате которого возникла физическая вселенная, основополагающими категориями которой являются пространство и время. До этого же ни того, ни другого не существовало, и сказать что было до взрыва в физических понятиях вообще невозможно. Как можно представить себе возникновение пространства? Как вам известно из теории Эйнштейна, пространство в собственной природе – это первичное, обладающее частотными характеристиками поле, имеющее некой кривизной. Следует предположить, что до момента «Большого взрыва» все физическое пространство было свернуто в точку, то есть обладало абсолютной кривизной, а после взрыва оно как бы начало распрямляться, стремиться к линейности, расширяться, кривизна постоянно уменьшалась, и скорость такого «распрямления» физического пространства и есть скорость света, умноженная на некий коэффициент – изначальная первичная скорость распрямления, главная частотная характеристика вселенной. Кстати, процесс разбегания галактик – как раз и есть результат расширения вселенной, а расширение вселенной, в свою очередь, следствие процесса распрямления пространства, его вечное стремление из кривизны в линейность. Следует подчеркнуть, что собственная природа пространства дискретна, она состоит из первичных частиц-волн, и это не электроны, не фотоны, а более мелкие частицы-волны лептоны, из которых состоит все сущее во вселенной, в том числе и электроны с фотонами. Базисная скорость и основная частотная характеристика лептонов – этих кирпичиков пространства-времени – и есть та фундаментальная характеристика, которая объединяет физическую вселенную – скорость и вибрация распрямления пространства, это тот первичный холст, на котором нарисована картина вселенной-пракрити, и та категория которая создает принципиальную возможность существовать и взаимодействовать всем физическим объектам.
- Все это чрезвычайно интересно, - пробормотал Андрей, который когда-то подобным образом уже анализировал основные характеристики пространства-времени, - но причем здесь каррох?
- А вот причем, - терпеливо продолжил магистр, - наличие множества параллельных миров, существующих в самостоятельных пространствах, отличных от других пространств (в их существовании вы сами убедились, путешествуя из слоя в слой) основано на следующем принципе: скорость света (а по сути дела – частотная характеристика первичных пространственных частиц – лептонов) конечна и базисна лишь для физической вселенной – Энрофа, другие же миры и пространства состоят из собственных первичных пространственных частиц, которые имеют скорость либо выше, либо ниже скорости света, и каждое пространство, каждая вселенная имеет собственные скоростные, а правильнее – частотные характеристики, основанные на характеристиках собственных элементарных частиц. Этот статус можно сравнить с радугой, где от красного до фиолетового – видимый свет, ни же красного – невидимый инфракрасный, а выше фиолетового – невидимый ультрафиолетовый. Все миры и пространства, имеющие частотные характеристики ВЫШЕ частотных характеристик лептонов – назовем их ЛОГОТРОНАМИ – являются мирами восходящего ряда, где правят демиурги и Логос. Все миры нижнего астрала в свою очередь состоят из элементарных частиц, частотные характеристики которых ниже частотных характеристик лептонов. Они образуют миры нисходящего ряда брамфатур и, поскольку там правят демоны и Люцифер, то эти первичные кирпичики можно назвать ЛЮЦИФЕРОНАМИ. КАРРОХ – это условное название материальности, состоящей из элементарных частиц – люциферонов.
Таким образом имеем шкалу мироздания: внизу – вселенные состоящие из люциферонов, посередине – физическая вселенная, состоящая из лептонов, и вверху – вселенные состоящие из логотронов. Но если знать тот факт, что в действительности ни верха ни низа не нет, поэтому эту шкалу можно запросто перевернуть, и от этого ничего не изменится: тогда миры из люциферонов окажутся наверху, а из логотронов – внизу. Правда, физический мир Энроф в любом случае останется посередине. Таков основной физический принцип. Разумеется, реальность неизмеримо сложнее, но я объяснил так, насколько фундаментальный принцип вообще можно объяснить буквально в двух словах.
Теперь касаемо вопроса, какое отношение к карроху имеете вы сами, будучи литературным эйдосом, так сказать, лирическим героем Андрея Данилова. Дело в том, что природа чувств человека представленная в основном его астральным телом, его шельтом, имеет совсем другую природу, чем его физическое тело, но, тем не менее, именно через физическое тело, через систему резонансных привязок человек контактирует с физической вселенной: видит, слышит, осязает, обоняет и пробует ее на вкус. Эта собственная природа шельта смешанная и состоит как из люциферонов, так и логотронов, причем каждый конкретный шельт в разных пропорциях. Сей факт, при достижении определенных мистических сил и способностей, собственно и позволяет шельту покидать физическое тело и путешествовать в мирах собственной природы: если преобладают логотронные структуры, то в восходящих мирах, если люциферонные – в нисходящих. Если примерно поровну, как у Андрея Данилова, то там и там.
Теперь, что касается лично вас. ВЫ в настоящее время лишены физического тела, то есть являетесь шельтом, созданным творческим импульсом Андрея Данилова, в чем-то по своему образу и подобию, хотя в действительности все происходило более мистериально, и шельт ваш также имеет смешанную природу, то есть состоит как из логотронов, так и люциферонов. Это дало вам возможность, как и вашему прототипу, путешествовать как по слоям затомиса, так и по шрастрам, в одном из которых вы сейчас находитесь. Но только вот незадача, о своих путешествиях вы имеете не полное представление, вы помните лишь верхнюю часть айсберга, нижняя же, подводная, гораздо большая остается за чертой вашей памяти, и только вызывает в вас постоянные дежа вю. Ну так вот, сообщу вам один момент, который вы в данном своем состоянии не помните: произошли вы в результате астрального совокупления шельтов Адама и Евы, и произошло это в шрастрах, в одном из инфернальных слоев – городе Дуггуре. В результате, хотя ваша природа и содержит немалое количество легких частиц – логотронов, доставшихся вам от эмоциональной природы Андрея Данилова, шельт которого был чем-то вроде матрицы-носителя для шельтов Адама и Евы, она, ваша природа, получила также и значительный паторн карроха – тяжелых частиц – люциферонов, поскольку обстоятельства вашего происхождения имели весьма демонический антураж. Таким образом, как только чаша весов Великого Равновесия качнулась вниз (чему вы сами в немалой степени поспособствовали), вы оказались здесь, в Друккарге, поскольку ваша природа изрядно задемонизирована.
- Так что ж, выходит, путь в Энроф для меня закрыт?
- Почему закрыт, я же объяснил вам, что обстоятельства изменились, и возникла другая возможность удовлетворить ваш комплекс Пиноккио, к тому же неизмеримо более грандиозная. Скажу вам по секрету, что ваше здесь излишне долгое  – и тем более – постоянное пребывание лично меня совершенно не восторгает, и более того, совершенно вредоносно для местного климата.
- Это еще почему? – с легкой обидой встрепенулся Андрей.
- Дело в том, что помимо карроха, ваш шельт содержит также немало логотронов, а они – весьма губительная инфекция для нашего брата, так что я не только не буду вас здесь задерживать, но и постараюсь сделать все, чтобы вы отсюда побыстрее убрались…
- И как же вы это сделаете, вы же сами говорили, что это не в вашей компетенции, что на то объективные законы…
- Я не сделаю, это, если того пожелаете, сделаете вы сами, я же только объясню, как это сделать. Вам необходимо создать люциферический тоннель в сновидение Андрея Данилова. В этом случае вы сможете поглотить его шельт и завладеть его телом. Другого выхода нет.
- Что значит «поглотить его шельт»?
- Иными словами, объединиться с ним что ли. Вы и раньше, хоть этого и не помните, находились неоднократно с ним в единой совокупности… теперь же есть возможность сделать это состояние необратимым, перманентным. Как я объяснял, осуществить это возможно с помощью люциферического тоннеля, и сделать это можно только сейчас, поскольку наступило время Ч.
- А что такое люциферический тоннель?
- Тоннель из люциферонов, как нетрудно догадаться. Вопрос в том, как это сделать.
- Ну, и как?
- Вы ведь в данный момент являетесь временным владельцем штурвала Меркабы?
- Допустим.
- Так вот, в данный момент создались уникальные обстоятельства, при которых вы, при выходе в Энроф, сможете стать его постоянным владельцем, предварительно создав с помощью Меркабы люциферический тоннель.
- Но как это возможно? – спросил Андрей, - почему-то пропустив мимо ушей заявление магистра о том, что он, Андрей может стать постоянным владельцем штурвала Меркабы.
- Дело в том, что вы принесли с собой, сами того не сознавая, последний – он же и первый, если рассматривать во времени, затравочный кристалл, созданный когда-то Люцифером, и привнесенный в Шаданакар Гагтунгром. Сами того не зная, вы являетесь его носителем, он был внедрен в ваш шельт вскоре после вашего рождения-создания в Дуггуре иерофантом Гагтунгром, нашим верховным планетарным мастером, чьим покорным слугой я и являюсь.
- Но как это могло случиться?! – вскричал Андрей, - я этого не помню!
- А постарайтесь вспомнить! Вы же, я вижу, в данный момент испытываете ярчайшее дежа вю, которые в последнее время вы испытываете постоянно.
Магистр отдернул капюшон (лицо его оказалось не очень харизматичным, голова – совершенно лысой, не имела ни бровей, ни ресниц, в отличие от Мефистофеля Гете, изображенного на многих иллюстрациях с усами и бородкой) и пронзительно посмотрел в глаза Андрею. На мгновение пред нам распахнулась бездна, и в тот же момент Андрей действительно вспомнил все, что произошло тогда, в Дуггуре с его прототипом, и это воспоминание, как это обычно бывает в астрале, не было чередой смутных образов, нет, картинка как живая проявилась в окружающем пространстве. Он увидел себя глазами взрослого Андрея Данилова, вернее, кшатрия Рама в доспехах времен Махабхараты мальчиком 10 лет, висящим внутри светового шара с закрытыми глазами. Этот шар висел над высокой стеной здания, чрезвычайно напоминающего Римский Колизей, а под ним, там, где должна была быть арена, бурлило куртуазное опалесцирующее озеро и в нем, изнемогая от сексуальной истомы, извивались тысячи прекрасных совокупляющихся тел. Тут ракурс слегка изменился, и стало видно, что на некотором расстоянии от Андрея застыло в воздухе серое облако, оставшееся на месте только что рассыпавшегося на черные циферки великого демона Гагтунгра. Впрочем, подробную картину происходящего читатель сможет найти в конце третьей книги настоящего романа, отметим лишь, что в конце этой сцены Андрей увидел, как некоторая часть серого облачка, образовав хоботок, потянулось в сторону Андрея-мальчика и вошло в область его сердца. В это мгновение Андрей ощутил себя уже не зрителем, а участником этого действа, облачко вошло в картинку его воспоминаний, а затем в него, в его собственное астральное сердце. Через мгновение морок рассеялся и Андрей пришел в себя.
- Вспомнили, - вернул его в действительность магистр, - это облачко и есть первый затравочный кристалл, являющейся по сути люциферонной мандолой демонической информоэнергии. Если вы извлечете его из своего сердца, то увидите, что он имеет форму правильного железного куба. Таких кристаллов-кубов в природе земли существует 666. 665 один за другим постепенно оказались здесь, в Друккарге, а последний – он же и первый, привезли вы, сами того не подозревая, в своем шельте.
- Как же сюда попали все остальные?
- Вы не единственный носитель железного куба, - пожал плечами черный магистр, - когда-то, в разные времена все 665 кубов (условно назовем их «кубами дракона, поскольку наш иерофант имеет сходные с драконом черты) обрели своих владельцев. Эти владельцы (перечислять их имена и должности сейчас не вижу смысла, отмечу лишь, что у каждого была своя миссия, не пересекающаяся с вашей) так или иначе, пройдя через уникальные мистические испытания, подобные вашим, доставил свой куб в пространство Друккарга, и кубы эти были растворены в нем, как в растворе, до наступления времени «Ч», которое означает, что раствор стал насыщенным. Теперь вы доставили последний, затравочный кристалл, который позволит всех их выкристаллизовать из пространства Друккарга и слить в единое семя-биджу.
- Ну, а дальше, - недоумевал Андрей, - мне-то что от этой биджи? – он до сих пор ощущал неприятный холодок в области сердца, в голове его звучали непонятно откуда взявшиеся строки «Помнишь из детства света пургу? Мальчик и девочка на берегу…» и ощущение было такое, словно колющее тончайшими ледяными иглами облако и вправду вошло в него, но не тогда, а именно сейчас, в момент воспоминания.
- А дальше это семя, которое в действительности является совокупной мандолой 666 кубов, неким принципом определяющим природу карроха, мы структурируем в штурвал Меркабы, который также спрятан в вашем шельте. Разумеется, сначала вам необходимо будет его развернуть. После этой процедуры Меркаба перейдет в вашу собственность, и демиурги уже не смогут у вас ее отобрать. Вы сможете пользоваться ей по своему усмотрению, то есть станете величайшим магом, когда-либо существовавшим на земле. Правда для этого вам сперва необходимо будет превратиться в человека.
- А как это возможно? – возбужденно спросил Андрей. В этот момент он снова забыл обо всех подвохах и думал только о том, что сказал ему черный магистр: он станет величайшим магом на земле! Правда он изо всех сил пытался сделать вид, что он магистру особенно не доверяет, а потому и для особых восторгов нет причины.
- После того, как мы сольем два Терафима – штурвал и биджу – вам нужно будет только попросить, и тут же возникнет тоннель отсюда в сновидение Андрея Данилова. Меркаба сама выберет тот момент на шкале времени, который будет оптимален. Так что не исключено, что вы окажетесь и не в текущем моменте… но по-моему так даже интересней. Кстати, если вы то же самое попробуете сотворить сейчас, до слияния биджи и штурвала, ничего не получится – Меркаба пока не способна объединить лептонную и люциферонную материальности. Впрочем, можете и отказаться, если ждете от меня очередного подвоха, решение должно быть абсолютно добровольным.
- И что тогда?
- Тогда, думаю, вам придется навсегда остаться здесь, в Друккарге, что, как я сказал, со временем может весьма губительно сказаться на здешней обстановке. Кстати, в Затомис метакультуры, где вы пребывали, как литературный эйдос до начала игры, вы тоже не сможете подняться: игра не имеет обратного хода. Ну, а о том, чтобы когда-нибудь выйти в Энроф – можете навсегда забыть: слияние биджи и штурвала Меркабы возможно только в период времени «Ч». Если вы не примете решение сейчас, то скоро, думаю, будет уже поздно.
- Я согласен, - пробормотал Андрей, сделав вид, что решение далось ему с трудом, - что я должен делать?
- Для начала вы должны развернуть штурвал Меркабы. Как вы это делаете, я не знаю и знать не хочу, я же пока подготовлю площадку для осаждения.
Андрей, как он это обычно делал, сосредоточился на созвездии Ориона, и через несколько секунд штурвал тускло поблескивал металлическим отсветом у него в руке, и одновременно там, в вышине чернильного инфернального неба материализовалось нечто вроде небольшого небесного тела – матрица пятой расы, Меркаба, и, как показалось Андрею, изменила общий световой фон – призрачные сумерки Друккарга. Андрею показалось, что в холодные лиловые тона словно бы проникли розовые оттенки вечерней зори, при этом черный магистр поежился и как-то сжался. Тем не менее он не прекратил своей работы, продолжая чертить прямо на поверхности стены большую перевернутую пятиконечную звезду своей верхушкой, направленную на Андрея. Рисовал магистр неизвестно откуда взявшимся железным жезлом, на рукоятке которого зловеще поблескивал огромный кроваво-красный рубин, и рисовал так, как рисуют обычно школьники в младших классах, то есть пересекая линии так, что в середине образовался пятиугольник. В момент, когда звезда была завершена («Звезда Люцифера» – вспыхнуло в сознании Андрея последним предупреждением… вспыхнуло и угасло) и последняя линия замкнулась с первой, пространство, очерченное звездой вспыхнуло рубиновым светом.
- Осталось совсем немного, - улыбнулся магистр, - вы становитесь в центр звезды, держите штурвал Меркабы в правой руке, левую выставляете в сторону и сосредотачиваетесь на звезде Антарес. В какой части неба она находится – неважно – как только вы о ней подумаете, у вас сам по себе возникнет нужный образ в нужной части неба, и из вашего шельта в вашу руку выплывет то, что вы, сами того не зная, в себе хранили – железный куб дракона. Появление этого куба в активизированном виде тут же вызовет процессы выпадения кристаллов из пространства Друккарга Все ранее доставленные сюда кубы выпадут и объединятся с вашим в единый кристалл. После того, как этот процесс завершится, вам останется только соединить два Терафима и они сольются в единое целое. После этого останется последний мазок: вы попросите обновленный штурвал, получивший власть над каррохом, доставить вас в сновидение Андрея Данилова – что тут же и осуществится, и вы избавите наш город от опасности заразиться чуждой ему лептонной инфекцией.
- Ну, что ж, - сказал Андрей, - если другого выхода нет, я вам поверю… поверю в последний раз – прозябать целую вечность в вашем мрачном городе без света и солнца я не намерен!
С этими словами он встал в центр рубиново-красной звезды и сосредоточился на Антаресе. Тут же перед его мысленным взором возникла другая кроваво-красная звезда, уже небесное тело, которая словно бы сгущала тьму вокруг своего ореола, и в тот же момент в левой руке Андрея материализовался серый, поблескивающий металлом куб, руку его пронзило холодом, уже не колючим а сплошным, и Андрей поднял его высоко над головой, поскольку никакой сильной боли в астрале испытать невозможно. Следом началось выпадение кристаллов… это выглядело как некий металлический град, но только падал он по периметру звезды. Небольшие железные кубики падали вокруг Андрея, отскакивали от земли, и словно бы затягивались внутрь куба, лежащего у него на ладони. К тому времени, когда последний кристалл был поглощен, куб превратился в колючий многогранник, словно бы весь покрытый шипами шестиугольной формы, и значительно увеличился в размерах.
На мгновение Андрей испытал леденящий страх, вдруг осознав, как откровение, всю неотвратимость последствий (о которых магистр, разумеется, умолчал) за содеянное им только что. «Может не поздно остановиться? – мелькнула робкая мысль, - нет уж, выбор сделан! – гораздо более решительно поставила точку какая-то другая часть его сознания, и зажмурившись соединил оба многогранника. В то же мгновение что-то вспыхнуло, и Андрей развел руки в стороны, поскольку тяжесть куда-то исчезла. Когда он открыл глаза, то на уровне его сердца в воздухе висел все тот же штурвал Меркабы, размером с футбольный мяч, но его металлизированное поблескивание сменилось на равномерный рубиново-красный цвет…
- Дело сделано! – весело крикнул черный магистр, - что ж, если вы не желаете здесь далее задерживаться, то можно отправляться в путь!
Андрею показалось, что лиловые сумерки Друккарга приобрели кроваво-красный оттенок, и впервые за время его пребывания в Друккарге подул ветер.
- Попутный ветер дует в паруса! – весело прокомментировал это событие черный магистр. – Мысленно передайте штурвалу, что вы желаете отправиться в Энроф через сновидение Андрея Данилова, и все будет так, как вы пожелаете.
Андрей отправил штурвалу мысленную депешу, и в то же мгновение одна из ячеек приподнялась над поверхностью многогранника (теперь ячейки из эллипсоидных стали шестигранные, как соты), и в этой ячейке возникло изображение взрослого Андрея Данилова, его портрет. Но только… литературному Андрею показалось, что лицо это значительно изменено – оно было кроваво-красного оттенка и какое-то не совсем человеческое, словно зловещая карикатура. Впрочем изображение было очень маленьким, и что именно нечеловеческим было в этом лице Андрей не смог разобрать, к тому же и красный оттенок мог быть вызван общим фоном освещенности, который претерпел значительные изменения с момента магических манипуляций Андрея.
Понимая, что нужно делать, Андрей заглубил ячейку и через небо Друккарга перелистнулась огромная прозрачная страница, а поблизости возник прозрачный, с лиловым оттенком столб, ведущий куда-то в небо и исчезающий в высоте.
В ту же секунду в отдалении еле слышный гул, который перерос в дробный стук множества копыт и перед Андреем возникла та самая конная свита, во главе с черной королевой, увитой шелками, которая не так давно доставила Андрея на крепостную стену Друккарга. Андрей вопросительно посмотрел на магистра:
- Что это значит?
- Это значит, что теперь вы очень важная персона, и перемещаться в одиночку в иные слои вам не по рангу. Свита королевы Лилит доставит вас в нужное сновидение в мгновение ока.
- Это что за Лилит? Та, что по библии была до Евы Адаму в жены предназначена, но которая по гордости его отвергла?
- И та, и не та, многое с тех времен изменилось, теперь это Афродита Пандемос человечества, и ее иномерное тело может единоприсутствовать во множестве слоев Шаданакара одновременно, в том числе и в любом сновидении, что очень важно для выполнения вашей миссии: она легко доставит вас в необходимый слой, в необходимую точку, в необходимый момент. Иногда ей нравится эдак промчаться со своей свитой в образе черной королевы, причем особенно ей нравятся сновидческие лунные прогулки – с луной у нее давняя и особая связь, с Воглеей они компаньёнши. Наверняка вы или ваш двойник видели ее и раньше в одном из личных поэтических слоев метакультуры. Но я отвлекся! Теперь вам предоставляется лучшее место в ее свите, поскольку с сего момента, как я уже говорил, вы превращаетесь в чрезвычайно важную персону.
Словно повинуясь его словам из свиты черной королевы выдвинулся человек, по макушку закованный в черные латы, ведущий навстречу Андрею огромного, черного, как эти латы, коня. Андрей понял, что его приглашают к путешествию, лихо вскочил в седло, величаво кивнул черной королеве, которая так же почтительно склонила голову (лицо ее было закрыто темно-серебристой вуалью), и махнул прощально рукой черному магистру, и тот впервые за все время неожиданно склонился перед Андреем в глубоком поклоне, хотя ранее никогда не проявлял к нему признаков почтительности.
- Ну, прощайте, - немного смущенный от такого почтения, пробормотал наш лирический герой, - думаю, теперь больше не увидимся!
Черный магистр промолчал, не поднимая головы, и лишь когда кавалькада во главе с маленькой фигуркой десятилетнего мальчика в ковбойке и шортиках на громадном коне, столь странно выделявшаяся в окружении величественных средневековых воинов, ринулась с места в карьер (Андрей был теперь во главе кавалькады и впереди королевы), сразу попав в пространство тоннеля и будучи тут же им поглощенная, черный магистр выпрямился, зловеще улыбнулся и громко крикнул вослед уже невидимому эскорту:
- Удачи тебе, КРАСНЫЙ ДРАКОН!









ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ ВЛАСТЕЛИНА МИРА

Иерофант Лорд Дагон открыл глаза и уставился в высокий потолок, искусно расписанный всякими химерами в духе Бориса Валеджио. Кажется этот художник жил и творил в Бразилии еще в человеческую эпоху, но как точно он предвидел эстетику новой расы, созданной им, Йоханом Фаустом… хотя, надо все же когда-нибудь привыкнуть, что он уже двадцать пять лет не Йохан Фауст и даже не Георг Химельштеттер, а Иерофант Лорд Дагон. Конечно, это не имя и не фамилия и даже не псевдоним, но его народ давно уже свыкся с подобной аббревиатурой, а о том, какое настоящее имя у отца народов почти уже никто не помнит. К счастью, них короткая память, а о том, что большинство из них когда-то были чем-то другим нужно забыть. Может быть большинство из них этого не понимают, но он-то хорошо это знает! Историю человечества давно пора переписать, уничтожив все ненужные книги, архивы, кино и видео материалы, компьютерные диски и многое другое. Да, нелегкий будет труд! А какая тогда ожидает работа по промыванию мозгов, чтобы все забыли и никто не будоражил общественное мнение. А ведь всегда найдется небольшой процент тех, кто плохо поддается промывке! Ну, ничего, не впервой – как всегда выявим и уничтожим. Самое главное спокойствие, порядок и любовь, вперемешку с ужасом к диктатору – три столпа, на которых зиждились все прежние попытки установить на земле управляемое общество и избавить его от хаоса. Да, хаос – его главный враг, и многие представители шестой расы к сожалению подвержены его влиянию. Хаос и память! И с тем, и другим справится сложнее всего. Вот и его, совершенного создателя философского камня третьей степени постоянно мучает память, хотя природа его физического тела трансформирована уже двадцать пять лет назад. С той поры целая раса его потомков возникла, которая, благодаря закону геометрической прогрессии успешно вытесняет человечество с земли. Казалось, он должен быть примером для всех, ан нет, над своими снами он до сих пор не властен, а они потом целый день будоражат его душу в последнее время. Вот опять сегодня приснилось это дурацкое побережье голубого моря, и он в образе десятилетнего мальчишки в коротких штанишках идет куда-то по берегу в состоянии безмятежного счастья сам не ведая зачем. Ах да, он слышит тонкий голосок девочки, которая поет запомнившиеся ему из сна строки:
Помнишь из детства света пургу,
Мальчик и девочка на берегу…
Дальше он, правда, не помнит, но эти строки почему-то не дают ему до конца насладиться плодами своих рук и разума – того, к чему он шел пять столетий, став бессмертным с помощью философского камня второй ступени. Сколько крови с тех пор пролито, сколько свершений осуществилось ради установления на земле единственно верного порядка, а его продолжает беспокоить какой-то дурацкий сон, какие-то бессмысленные две строчки. Да, легко рассуждать, как промыть мозги миллиона подданных, а вот как себе их промыть? Выходит после этого грандиозного свершения он останется единственным нарушителем покоя? Забавно получается: главным диссидентом будет диктатор… но ничего не поделаешь, себе память стереть невозможно, да и (самое чудовищное) жалко, и он должен и впредь целую вечность страдать за своих подданных, мучаясь от каких-то шизофренических ночных видений. Да, все же привычка – дело упорное, вот он говорит «ночных» по привычке, хотя уже давно вся шестая раса спит днем и бодрствует ночью, согласно новым физиологическим потребностям. Наверняка у всех у них такой путаницы в головах не происходит, и все они называют вещи своими именами, и только он – главный диссидент – смех, да и только. Но куда деваться, он – самый древний человек на земле, и слишком долго пребывал в несовершенном состоянии. Всем потомкам его семени, родившимся после великой трансформы гораздо легче, они уже родились драконоидами с новыми физиологическими свойствами. Что ж, первопроходцу всегда труднее, это его крест, он положил себя на плаху страдания ради порядка и прогресса, ради избавления от этой проклятой двойственности, которой страдала вся популяция людей. Новая популяция вроде бы от этого избавлена, а он, основатель этой популяции продолжает мучиться. Да если бы только это побережье с долгой дорогой в дюнах (кажется, был фильм с таким названием)! А другие эпизоды, которые он уже не одно столетие не может забыть! А поедание своих товарищей в замурованной пещере? А казнь Маргариты – единственной женщины, которую он любил? Увы, лишь она имела принципиальную возможность убить его физическую плоть, а он не мог подвергать свою жизнь и свое величайшее дело на земле такому риску, хотя свою собственную жизнь, в отрыве от контекста великого дела, он и в грош не ставил, но тут на карту ставилось будущее всего человечества! Тут не до сантиментов – за то он себя и уважал, что всегда мог наступить себе на горло, подавить свою дурацкую немецкую сентиментальность – и все во благо человечества, ему одному ведомого!
Человечества ли? Дагон саркастически усмехнулся. Да, уж какое там получается благо человечества! Речь теперь, конечно, идет о его грандиозно размножившемся потомстве, о драконоидах, человечество же выполнило свою историческую миссию и должно уйти с поверхности земли, как когда-то ушли динозавры, мамонты и пятикантропы, как канули в лету Великие цивилизации лимурийцев и атлантов, с его точки зрения, куда более великие, чем человеческая цивилизация пятой расы. Кстати, с лимурийцами его шестая раса даже в какой-то степени родственна, те ведь были разумной эволюционной ветвью динозавров, а между драконами и динозаврами все же есть какая-то параллель, хотя, разумеется, природа его шестой расы совсем другая, несоизмеримо более совершенная, тут, конечно, лишь внешние аналогии. А человечество, во благо которого он начинал свою миссию, не подозревая, во что это выльется в конечном счете, теперь тупиковая ветвь, тормозящая прогресс популяция. К тому же, если серьезно, а не так поверхностно ставить вопрос об окончательном промывании мозгов, то людей придется ликвидировать, как ненужное напоминание о том, от кого произошли все драконоиды, и как досконально не уничтожай все существующие нежелательные носители информации, - пока существует пятая раса, о полном успехе промывания мозгов даже и говорить нечего. Собственно, эта мысль не впервые приходит ему в голову, собственно, он все уже подготовил для ее масштабной реализации, и первый кирпичик ее реализации будет положен сегодня, просто забавляется со своим сознанием, ищет новые аргументы оправдания, он ведь никогда не был сторонником жестокости ради жестокости, напротив, там где можно было обойтись меньшей кровью, он обходился меньшей. Крови должно быть ровно столько, сколько это необходимо, перекармливать своего пока еще шефа Гагтунгра он не намерен, старик и так зажрался, пора бы его посадить на более жесткую диету. И он это сделает!
Да, человечество… к сожалению, крови всегда было больше, чем он это с математической точностью рассчитывал. Но виновен не он, виноваты те ублюдочные исполнители, которые вечно переусердствуют, рассчитывают выслужиться, думают, что им это излишнее усердие по службе зачтется. Ничего не поделаешь, на каком-то этапе, в каком-то звене садисты необходимы, без извращенцев его великая миссия становится невыполнимой.
Мысль о садистах вновь кольнула неприятным (когда-то чудовищным) воспоминанием. Убийство Маргариты он недавно обозвал вычурным термином «казнь». Какая там казнь! Подослал наемных убийц, поскольку сам был не уверен, что рука поднимется… да что там, знал, что не поднимется, что не сможет лишить ее жизни сам и трусливо избавил себя от этого неприятного, но крайне необходимого действия во имя будущего цивилизации, и даже на похороны не пришел. А эти ублюдки вместо того, чтобы тихо и безболезненно ее зарезать (непременно во сне, чтобы не успела ничего понять), прежде чем зарезать, над ее прекрасным, божественным телом! А ведь он предупреждал, но они думали, что он не дознается! Жалкие кретины! Нет, даже будучи человеком под именем Йохан Фауст, он никогда не получал удовольствия от чужих страданий, от чужой смерти, но тут – с каким сладострастием он расправился над переусердствовавшими наемными убийцами! Он и сейчас с наслаждением вспоминает их дикие крики и жалкие оправдания, сменившие первоначальную ложь. Впрочем, он бы их в любом случае ликвидировал, даже если бы они в точности выполнили задание, но не пытал перед смертью.
Дагон опять горько усмехнулся. Он-то был уверен, что скоро обо всем забудет, и вот прошло более пятисот лет, и он ничего не забыл, словно пережил этот, один из самых тяжелых эпизодов своей жизни только вчера. А ведь она не прокляла его перед смертью, он это точно знает, и теперь, когда снова и снова видит этот сон, как он, десятилетний мальчик, идет вдоль дюн по побережью моря на зов волшебной песни, и он также знает, что поет и зовет его к себе, чтобы рассказать о чем-то чрезвычайно важном, именно она, Маргарита Меровинг, ее душа, которую теперь почему-то зовут Анна.
Дагон потянулся. Сегодняшнюю ночь он провел без женщин, теперь он может себе это позволить, первый этап активного воспроизведения потомства закончен, и можно давать себе отдых, иногда приглашая в постель женщин для удовольствия, а удовольствие возможно только тогда, когда это перестает быть тяжким бременем воспроизводства первичного звена новой расы. Предполагали ли все его многочисленные потомки, которых он настругал еще будучи человеком за пятьсот лет столько, что никакому турецкому султану это и в страшном сне не могло присниться, что в этот великий день Хеловина в 20…года по старому летоисчислению, все они вместе со своим отцом, дедом, прадедом и т.д. превратятся в драконоидов! А какой шок они тогда испытали – уж он то знает! Ведь он сам не ведал, что произойдет до последнего момента! Проклятый бес Мефистофель не предупредил его, а ведь знал же, подлец, но уж больно любитель был театральных эффектов! Ну, ничего, все давно позади, шок, конечно, был, но идеи новой эстетики вскоре изменили представления о красоте, и даже он сумел в некоторой мере пересмотреть свои прежние критерии. Зато вот уже 25 лет драконоиды рождаются готовенькими, все необходимые метаморфозы происходят на стадии зародыша… да, о чем это он… об удовольствии… чтобы тантра была полноценной, нужны все же перерывы, энергия эроса должна иметь время на восполнение. Правда тогда усиливаются эти проклятые вибрации в первой половине ночи (вернее, дня, отведенного на сон, - опять старые привычки), хотя он к ним давно привык со времени трансформы, однако они все же сильно нарушают безмятежность сна, а порой делают его довольно мучительным, особенно в полнолуние. Почему они возникли ни один врач не может объяснить, и ни одно лекарство не может от них избавить. Возможно, в эти вибрации сублимировалась, трансформировалась его мучитель советь, с которой он борется столько столетий! Что ж, вполне возможно, по крайней мере ни один драконоид не жаловался ему на подобные вибрации с ломкой и страшным дискомфортом во всем теле, когда ни на секунду не можешь найти себе покоя, значит это вовсе не присуще природе драконоидов, это лично его проклятье. Кстати, совесть и правда с того времени ослабила свою стальную хватку, хоть нет-нет, да и напоминает о себе, хотя бы вот сегодня. Ладно, хватит о грустном, в конце концов время сна прошло, а все оставшееся время до следующего сна он заставит себя забыться, он неплохо контролирует свои страхи и комплексы, а иначе они давно бы разорвали его здоровое стальное сердце, ведь столько всего произошло в его самой длинной из всех потомков человека жизни, и столько всего, и такая тяжесть лежит на его совести, что ни у одного нормального человека сердце бы не выдержало, разорвалось, зачахло, взять хотя бы… нет, забыть! Хватит! Что-то сегодня его растревоженное человеческое нутро растревожилось, словно осиный улей! И так всегда, после этого дурацкого сна, слава дьяволу, что он не каждую ночь снится, хотя в последнее время все чаще! Впрочем, возможно это сезонное обострение. Кстати, по поводу этого сна: нелишне себе напомнить, что до своей Единственной (так он во сне ее именует) он так и не доходит, и никакого чрезвычайно важного разговора так и не происходит, просто он видит девочку в белом платьице, которая строит причудливый замок из песка, эта девочка к нему поворачивается… и на этом сон всегда прерывается. Да, еще, разумеется, чувство безмерной потери и все такое… слава дьяволу, все это в основном проходит, как только он окончательно просыпается, хотя осадок иногда держится довольно долго, пока он не погрузится в гущу дел.
Иерофант Лорд Дагон вылез из огромной, высоченной, слоновой кости кровати (проклятые средневековые привычки, давно пора перейти на современные технологии и дизайны, но средневековье все до конца не может выветриться из его крови. Взять хотя бы дурацкую привычку использовать в декоре своих дворцов излишне много золота, к тому же с элементами Барокко: металл мягкий, не прочный, стирается, царапается, да и все эти завитушки – такие неудобные, ан нет, нравятся ему и все тут!), пересек уютную маленькую спаленку, располагающую ко сну (эти огромные, роскошные залы и приемные его давно только раздражают) и подошел к большому – до потолка зеркалу (тоже, кстати, чертов антиквариат), завешанному черной драпировкой. Черт его дери, когда же он наконец окончательно привыкнет к своему новому облику, и это перестанет его коробить и доставлять внутренний дискомфорт, ведь специально для этого поставил себе в спальне зеркало, чтобы преодолеть этот глупейший комплекс, так нет, зачем-то каждый раз задергивает зеркало специальным покрывалом, а ведь пора согласиться с тем, что согласно новой эстетике а-ля Борис Валеджио, он дьявольски красив (вот именно: дьявольски и нечеловечески). Хотя, Валеджио не первый, разумеется эту эстетику выдумал, и до него немало было, и, кстати, впервые Красного Дракона (это истинная природа его, Иерофанта Лорда Дагона) изобразил английский духовидец Вильям Блейк (кстати, он, кажется, был еще поэтом и, разумеется, художником), и уж кто-кто, а Дагон знает, что изобразил он именно его, в своем провидческом видении. Кстати, все драконоиды новой популяции искренне считают его образцом высшей красоты (попробовали бы они быть неискренними), это те, трансформированные только изображают восхищение к своему виду, а втайне, небось, испытывают то же, что и он – холодок на сердце и неузнавание с утра (в смысле, после сна, опять привычка) собственного лица и фигуры. Ну ничего, всего 25 лет прошло с момента великой трансформы, все это со временем устаканится и перемелется.
Преодолевая некоторый дискомфорт, Дагон отдернул драпировку зеркала. Это был не слишком приятный обязательный ритуал. Он исполнял его каждый день после сна, дабы преодолеть свои дурацкие человеческие предрассудки о красоте и уродливости. Как всегда, первые несколько минут он боролся сам с собой, чтобы преодолеть неприязнь и даже отвращение к самому себе, к своему новому облику. Почему же он не может никак к этому отражению привыкнуть? Уже двадцать пять лет он каждый день по полчаса себя внимательно разглядывает, пытаясь внушить себе, что теперь его облик идеален, но ничего не получается, - не иначе, это злая воля Логоса, но ведь он по идее должен быть под полной юрисдикцией и защитой Темной Стороны и следовательно для Логоса недосягаем. Впрочем, все не так безнадежно, нынешнее отвращение (разумеется, противоестественное) лишь легкий отголосок той паники и ненависти к своему новому телу, которые он испытывал первые несколько месяцев после трансформы, при этом нужно ведь было всех убеждать, что он сделал это осознанно, и все столетия своей борьбы за мировую диктатуру только об этом и мечтал. Что эта новая форма – его величайший дар человеку. Но ведь вначале была паника, несколько восстаний, и только его абсолютная власть, не имеющая на земле соперников, в чем он к тому времени абсолютно утвердился, позволила ему удержаться на троне и уберечь мир от хаоса. Теперь все довольны, а кто не доволен, тот и мысли протеста себе позволить не может, поскольку мысль наказуема… но об этом – потом.
Дагон смотрел на свое отражение и проводил обычный получасовой аутотренинг, с целью убедить себя в том, что его облик прекрасен, а тот человеческий облик, который он носил около пятисот лет, как раз и есть то, чего стоило бы стесняться и лучше забыть (после 45 лет, когда в его распоряжении оказался философский камень Альбедо, его внешность перестала меняться). Увы, его ежедневные медитации не имели того результата, на который он рассчитывал, и воля, для препятствия которой не было ничего на земле, оказалась бессильна против самой себя, словно некая внутренняя сила, противодействующая рациональной воле пропорционально возросла вместе с ней.
«Проклятье, - думал Дагон, - ну чем не подходящая внешность для властелина мира? Ведь любой человек на земле в любое мгновение исполнит мою волю, стоит мне пошевелить бровью, а самому себе не могу доставить радость, убедив себя в том, что я красавец!»
На него смотрело зловещее существо карминово-красного цвета (разумеется, после сна он был обнажен), атлетического сложения, покрытое роговыми пластинками, малозаметными в области живота, и переходящими в три костных гребня в области позвоночника. Этот гребень распространялся также на мощный хвост, покрытый острыми роговыми пластинками несколько иной формы. Хвост этот заканчивался шипом, наподобие наконечника стрелы, которым при даже не очень мощном ударе можно было без труда насквозь проткнуть живую плоть (к его чести, он крайне редко пользовался этим оружием). Тело его – карминово-красное тело атлета имело пропорции в общем схожие с пропорциями человека, но лицо – типичное лицо демона – пронизывающие глаза с вертикальными зрачками, заостренные черты лица, заостренные кончики ушей, но кроме этого – закручивающиеся как у барана, прилегающие к вискам рога, к которым он больше всего не может привыкнуть (как это Блейк предугадал, что рога именно крученые, а не загнутые, как у козла).
«Однако, не все так плохо, - мысленно улыбнулся Дагон и расправил компактно сложенные за плечами, тем не менее, достаточно широкие когтистые крылья, словно у летучей мыши, только ярко красные, словно налитые кровью. Да, крылья его не раздражали с самого начала, тем более, он достаточно быстро научился сначала парить, а затем и летать, как птица (вернее, как летучая мышь). Кстати, и это его вполне устраивало, поскольку подчеркивало его уникальность, у всех остальных драконоидов крылья оказались маленькими и рудиментарными, которые годились разве что на то, чтобы обмахивать себе спину в случае жары, однако он всячески поддерживал мнение, что со временем это свойство нового народа будет развиваться, и через несколько поколений все драконоиды обзаведутся вполне функциональными крыльями, чтобы летать не хуже его, Иерофанта Лорда Дагона, каковую способность он нередко демонстрировал в присутствии больших толп народа. Конечно, наличие летательных аппаратов принижало его возможности полета, тем более даже средней мощности вертолет летал гораздо быстрее и выше (он даже раздумывал, не запретить ли летательные аппараты, чтобы стать единственным разумным властелином неба, но, разумеется, идти на это было пока еще рано). Кстати, он и вправду надеялся на то, что у грядущих поколений драконоидов крылышки станут функциональными, и в этом случае он, разумеется, не будет протестовать против естественных законов природы и добровольно уступит свою монополию на полеты без всяких механических приспособлений. Хотя, говорят, в прежние времена некоторые представители человеческой расы – йоги и прочие факиры умели летать вообще без крыльев, одной силой мысли. Хотя, лично он этого не видел, и все это, возможно, лишь миф, не имеющий под собой реальных фактов. Именно он – первый человек (тьфу ты, драконоид, опять старая привычка), поднявшийся в воздух без всяких механических приспособлений, и это окончательно закрепило в глазах народа его исключительность и право на верховную власть.
Вдоволь налюбовавшись своими крыльями, что некоторым образом подсластило его впечатление от собственной наружности, Дагон задернул зеркало, облачился в спортивный костюм, сконструированный специальным образом, и двинулся через длинную анфиладу комнат к выходу. По пути ему никто не попался из слуг и телохранителей, он специально запретил кому-либо находится  в этой части замка с утра, поскольку пребывает в глубоких государственных размышлениях, и вид челяди отвлекает его от великих мыслей. На самом деле, как люди, так и драконоиды в последнее время все больше и больше его раздражали, и он сам не мог понять причину своего раздражения: вроде бы всю свою многовековую жизнь отдал для счастья грядущих поколений (разумеется обильно пуская кровь текущему поколению, впрочем, это старо, как мир), а получалось так, что каждое конкретное существо его только раздражало, а порой и вызывало провокационное желание взять, да и перебить всех этих раздражителей, благо сделать он это смог бы без особого труда и всяких негативных последствий для себя самого – никто даже не пикнет, а кому не надо, и не узнает. Все же высшая власть – штука лукавая, постоянно нашептывающая множество соблазнов и излишеств, вопреки логике и здравому смыслу: если ты это можешь сделать, то почему бы это ни сделать? Однако он каждый раз отметал подобные инсинуации и без того раздутой до невозможности гордыни. Однажды он запретил себе кого-либо убивать без государственной на то необходимости, и следовал этому запрету неукоснительно, будучи сам себе судьей, поскольку никакого другого судьи на земле над ним не было, а полномочия Бога над собой он изо всех сил отвергал: в конце концов он бессмертен, и что в таком случае может сделать ему Бог, если Он напрямую не вмешивается в земные дела? А от загробного воздаяния Дагон застрахован… или почти застрахован…
Итак, комната сменяла комнату, он давно уже перестал обращать внимание на ту немыслимую роскошь, которую являла каждая из них – он слишком долго жил в этой самой роскоши, еще со средневековья, чтобы обращать внимание на все эти шедевры изящных искусств, декора и ювелирных изделий. Ну а уж о золоте и говорить нечего, он уже около пятисот лет сам изготовляет его в необходимых для дела количествах.
Дагон уже прошел половину пути, когда почувствовал, что не может прямо сейчас выйти и совершить разминочный полет (после трансформы он стал предпочитать разминочный полет разминочной пробежке), перед тем как приступит к великим делам сегодняшнего дня – а дело воистину предстояло великое, которое, возможно будет еще одним поворотным событием для истории – новой истории. Все для этого уже подготовлено. Он ждал этого объективного магического события все 25 лет после первой трансформы из человека в драконоида! В ближайшее время предстояла еще одна трансформа, только вчера он узнал об этом. Дагон повернул назад, и пошел обратно к своей спальне. На какое-то мгновение возникла дурацкая мысль – возвращаться – дурная примета, не было бы беды – но тут же снисходительно улыбнулся самому себе: какая может быть дурная примета для него, сверхсущества (опять чуть не сказал «сверхчеловека»), который управляет всеми важнейшими событиями на земле, а возможно в ближайшее время – и не только.
Итак, бывший Йохан Фауст, а ныне верховный правитель земли, бессмертный Иерофант Лорд Дагон вернулся в свою спальню (где кроме проверенных наложниц никогда никто не бывал), подошел к задрапированной старинными гобеленами стене (он никак не мог отвыкнуть от средневековой эстетики), нажал какую-то тщательно задрапированную потайную клавишу, и тут же часть стены, вместе с гобеленом отъехала в сторону, обнажив проход в другую, совсем маленькую комнату, убранную весьма своеобразно: это по сути дела был маленький музей на тему «лаборатория средневекового алхимика» и уставлена она была подлинной средневековой мебелью и различными алхимическими аксессуарами, включая древний атанар, поставленный на специальной треноге в камине. Вся эта мебель, включая атанар, в котором Йоханом Фаустом впервые был зарожден философский камень первой степени – Нигредо, были перевезены из его скромной Эрфуртской лаборатории. Ничего не поделаешь, Лорд Дагон продолжал страдать немецкой сентиментальностью и нуждался в частом созерцании старинных обветшавших предметов, с которыми было так много связано. Впрочем сегодня он отбросил сантименты и не стал заниматься разглядыванием и перебором старых предметов: никому уже не нужных алхимических ингредиентов в древних флакончиках из мутного зеленого стекла, которые давно уже внесли свою весомую лепту в Великое Делание первого этапа, книг Парацельса и Агриппы, графиков, пентаграмм и специальных амулетов, позволивших ему впервые на спиритическом сеансе вызвать демона Асиеля – Мефистофеля. Но сегодня вся эта старина отходила на второй план. Дагон подошел к небольшому, инкрустированному золотом и рубинами сейфу (под инкрустацией была непробиваемая «Стингерсом» броня из специального сплава), набрал на пульте дисплея специальный код, включающий в себя регулярно меняющийся цифровой ряд, затем с помощью специального приспособления, наподобие компьютерной мыши, вывел на дисплее замысловатое изображение какой-то мандалы по типу буддийской Калачакры, но словно бы составленной из разноцветной мозаики. Как выглядит эта мандала кроме него не знал никто, и он это изображение хранил в своей совершенной памяти, обладающей эдейтическим видением, когда любой сложнейший предмет возникал пред его мысленным экраном в мельчайших подробностях. Впрочем, подобные серьезные предосторожности были явной перестраховкой, в сейфе все равно не хранилось ничего, чем смог бы воспользоваться кто-либо на земле, кроме него самого, поскольку эта вещь была по сути частью его природы, его воли, его власти, которая могла служить только своему создателю и исчезала из материального плана Энрофа вместе с его, Дагона, исчезновением, хотя по теории такового не должно было произойти в обозримом будущем. А гипотетического похитителя он всегда мог бы легко обнаружить, поскольку точно чувствует местонахождение этого предмета. Поэтому предосторожности носили скорее ритуальный характер, подчеркивающий значимость объекта там содержащегося. Этим объектом был философский камень третьей степени – Рубедо, который самим своим существованием обеспечивал Лорду Дагону абсолютную власть, всеподчиняющую волю и фактическое бессмертие. Попутно он обеспечивал бесперебойный приток золота. Разумеется, это было уже не так важно, тем не менее Дагон до сих пор не вывел его из торгового обращения, но теперь это было скорее дань памяти, благодарность этому редкому, неокисляющемуся металлу за то, что он сделал для Йохана Фауста на первых этапах его пути к власти. Дагон открыл тяжелую дверцу сейфа, больше напоминающего инкрустированный ларец, но с плазменным компьютерным дисплеем, и достал странный предмет – рубиново-красный, полупрозрачный переливающийся многогранник (было ощущение, что по этому многограннику пульсирует кровь по невидимым сосудам), колючий, словно еж, выступающими шестиугольными гранями. В этом многограннике, правда выглядящим вполне плотноматериальным Андрей несомненно узнал бы штурвал Меркабы, правда заметно изменившийся. А впрочем, штурвал и раньше не представлял собой нечто однородное. Да собственно, это и был новый штурвал матрицы шестой расы, только материализовавшийся в Энрофе до плотного состояния, но Иерофант Лорд Дагон по старинке именовал его «Рубедо», не зная, какой путь проделал штурвал Меркабы в астрале, прежде чем слил свою тонкую материальность с физической материальностью философского камня 3 ступени, который автоматически превращался на этой стадии в штурвал матрицы цивилизации драконоидов – кристалл Фафнира. И на этот раз принадлежал он не Демиургам, и не был взят у них на временное пользование: чудесный терафим принадлежал только ему, Иерофанту Лорду Дагону, бывшему алхимику Йохану Фаусту. Ну, возможно и Гагтунгру тоже, но Лорд Дагон всячески пытался себя убедить в том, что верховный демон не имеет к нему отношения: пусть он распоряжается у себя, в Гашарве и Шрастрах (пока), а на земле хозяин он – Лорд Дагон.
Дагон внимательно рассмотрел поверхность многогранника и определенным образом скосил глаза, чтобы видеть вглубь структуры ячейки-иглы, которых снаружи и внутри было огромное количество и которые в определенных местах сформировали удивительный рисунок, напоминающий всю ту же Калачакру, только перевернутую и в объеме. Нет сомнения, вчера он не ошибся, мандола действительно завершена, то есть прорисовалась полностью. Каждый день в течение 25 лет он вынимал этот терафим, чтобы посмотреть, как идет созревание (к сожалению ускорить процесс было нельзя) и прорисовка мандалы, который, как он знал, называлась «мандолой слияния», и вот вчера он увидел, что мандола готова, последняя ячейка заполнена, а значит готов и он, его тело к новой трансформе, правда теперь это произойдет не неожиданно, и для этого и ему кое-что необходимо предпринять, иначе созревшая мандола так и останется нереализованной потенцией. Итак, в чем заключается великое слияние (вначале это произойдет у него, а затем у его потомков, которые родятся позже)? Дело в том, что он по-прежнему раздвоен, хоть в природе его и преобладает материальность карроха, однако она еще смешана с лептонной материей Энрофа, и мало того, даже логотроны пронизывают его материальность в немалой степени, иначе откуда бы взяться в его сознании такому архаизму, доставшемуся в наследство от Фауста, как сентиментальность и тем более – совесть, столь сильно нарушающие его внутреннюю безмятежность. Мало того, после осуществления первой трансформы, он утратил былую способность астральных путешествий: люциферонные структуры что-то сковывали в нем, делали более монолитным. С одной стороны это говорило о том, что его проклятая двойственность сделала первый шаг к единению, но с другой стороны он лишался такого магического развлечения, как путешествия по сакуаллам и слоям, и эта способность доставляла ему немало интересных минут и ценной информации. Теперь же, после построения мандолы Единения, каррох окончательно вытеснит лептонную и логотронную природу, и его физическое, астральное и ментальное тела объединятся в единое, как это есть у всех совершенных демонов. Тогда, помимо того, что он окончательно избавится от своей двойственности и неуправляемых дискомфортов, он снова сможет путешествовать по сакуаллам и слоям, при этом не совершая выходов из тела, правда вначале, разумеется, только по нижним. Вскоре у него народится достаточно потомков, прошедших вторую трансформу, - это будет воинство, с которым он сможет спускаться в шрастры и наведет там свой порядок - уж он-то знает, как это делается, для аборигенов нижнего астрала подобный разворот событий станет полной неожиданностью, и они вряд ли смогут оказать достойное сопротивление – ничто в этом мире не может противостоять его воле. Тогда новая, седьмая раса сможет свободно, обходясь без сложной и малоэффективной процедуры астральных выходов перемещаться в своем единственном теле из карроха по шрастрам и Энрофу. Дагон мечтательно улыбнулся… а там, глядишь, и до Гашарвы доберемся… похоже, старик Гагтунгр засиделся на своем троне, пора его сменить кем-нибудь помоложе, допустим, им, Иерофантом Лордом Дагоном, но, разумеется, вначале необходимо Гагтунгра и его воинство ослабить, и это тоже прекрасно вписывается в программу дальнейших действий: если неприметно, без эксцессов уничтожить пока еще значительное нетрансформированное человечество пятой расы, то Гагтунгр и его иерархия лишатся пищи-энергии, а он знает, как это сделать незаметно, не вызвав опасений. Это так же входит в программу сегодняшней предстоящей мистерии. Их нужно совершить определенное количество, но сегодня предстоит следующее, о чем незамедлительно будет объявлено всем специально выбранным и подготовленным для этой цели участникам. Четыре – пять часов – вполне достаточное время на подготовку.
Сначала он отдаст распоряжение специально подготовленным и прошедшим все необходимые посвящения художникам. Они за несколько часов, оставшихся до ритуала определенным образом подготовят тантрический мандир (огромная площадка из нефрита с роскошным навесом из красных пород камня). На площадке будет изображена мандола слияния в точности такая же (разумеется, ее плоская копия), которая самопроизвольно за 25 лет возникла на поверхности и в толще штурвала матрицы 6 расы (ее название, матрица Фафнира) и размеры ее будут соответствовать размерам мандира (666 квадратным метров). Затем, в установленный час здесь соберутся 666 мужчин-драконоидов и 666 женщин человеческой расы, а 667 парой будет он, Лорд Дагон и главная жрица храма Фафнира, прекрасная Лилит (тоже человеческой породы) и ровно в 2 часа ночи состоится первая мистерия Тантры по одному ему лишь известному ритуалу. Каждая пара будет совершать тантрические игры в определенной ключевой точке воспроизведенной мандолы, которых 666 по периферии мандолы и одна в центре. В центре будут совершать любовный ритуал он с Лилит. В детали ритуала вдаваться бессмысленно, за ним и так убудет наблюдать все человечество по специальным экранам, и о том, чтобы никто не отлынивал позаботится на всех континентах его специальная служба безопасности, пронизывающая все общественные слои (создать подобную не удавалось ни одному из прежних тиранов на земле), при этом не будет запрещено, напротив будет всячески поощряться во время публичного просмотра этого, чрезвычайно возбуждающего зрелища, заниматься свальным грехом – все для этого будет организовано. Он ждал этого дня 25 лет и устроил все так, чтобы подобное мероприятие можно было совершить в любой день полнолуния. Итак, вся планета будет предана великолепной оргии, и таких оргий он организует шесть, в каждое очередное полнолуние. За это время на пике эмоциональной связи вся энергия зачатья и либидо дефективной пятой расы (эта энергия называется «семя эйцехоре») будет изъята из биологической природы каждого индивидуума (имеется в виду только люди), и перейдет частично к нему, во множество раз увеличив его и без того огромные силы, а все остальное уйдет в матрицу Фафнира, и энергию эту он использует на то, чтобы перевести прежде всего себя самого, а в дальнейшем и всех драконоидов 6 расы в состояние чистого карроха. Тогда все шрастры, как пространство Энрофа будет открыта для его народа, а жалкая пятая раса утратит способность к воспроизводству и естественным образом, без всякого с его стороны насилия вымрет в течение ближайших 50-70 лет, разумеется даже не предполагая, что и кто является истинной причиной их постепенно растущей сексуальной индифферентности, с последующим исчезновением с лица земли. А уж психогенераторы, которые и без того исправно совершают промывку мозгов, будут исправно обеспечивать определенный фон ноосферы, чтобы ненужные мысли не пришли в чьи-нибудь недостаточно промытые головы. А уж тогда, когда иерархия Гагтунгра лишится своей обычной порции гавваха (разумеется с лихвой получив его в начале, во время всепланетной оргии, сопровождающей мистерию слияния), можно будет всерьез подумать над тем, как занять трон князя мира сего и получить все его воинство в свое распоряжение. А там, глядишь, можно разобраться и с демиургами и, возможно… даже жутко это произнести – с самим Планетарным Логосом – то, что не мог совершить старикашка Гагтунгр. А что, примеры есть – взять хотя бы макробрамфатуру звезды Антарес. Впрочем, разумеется, программа максимум рассчитана не на один год и даже не на одно столетие. Что ж, он подождет, как ждал 500 лет, чтобы осуществить полную трансформу – и вот – время «Ч» настало. У него есть все шансы, он всегда добивался задуманного, ничто не может сопротивляться его воле, ведь в его руках философский камень Рубедо, он же штурвал матрицы Фафнира, он - первое земное существо, получившее штурвал матрицы в свое полное распоряжение, и ни один демиург не лишит его этого владения, поскольку штурвал приобрел материальность Энрофа и имеет лептонно-люциферонную структуру, демиурги не властны над ней. Ему же после шести тантрических мистерий останется только  стереть 25 лет созревавшую мандолу, и тогда вся энергия эйцехоре перейдет от человечества к драконоидам. У матрицы Фафнира будет в этом случае достаточно энергии, чтобы осуществить этот великий переброс – то, что он не мог пока осуществить дол сегодняшнего дня.
Иерофант Лорд Дагон с волнением в сердце положил на место самое великое сокровище, когда-либо существовавшее на земле (как ему удалось вырастить Рубедо – отдельная повесть) и вышел из потайной комнаты – все же нужно было совершить разминочный полет, чтобы в вышине вечернего неба (было что-то около девяти вечера) еще раз проникнуться величием предстоящих свершений. К тому же он не любил нарушать привычных традиций, какие бы великие дела ему бы не предстояло совершить в этот день.
Дагон во второй раз пересек анфиладу, и вышел из здания, которое оказалось ни чем иным, как Собором Парижской Богоматери – вернее только внешней оболочкой, фасадом, который ему чрезвычайно импонировал, внутреннее же пространство величайшего собора он перестроил и переоборудовал под роскошные жилые помещения светского дворца: перенес внутрь Нотр Дам Де Пари все убранство Версальского дворца (разумеется, в Версале он все восстановил но там теперь были уже копии). Может быть какой-нибудь заплесневелый искусствовед за глаза и обвинил бы его в безвкусице, но Дагон мог позволить себе потакать собственной безвкусице – это был его стиль, а этот стиль не обсуждался, ведь он и был чудовищем и не скрывал этого.
Если бы читатель  на основании выше изложенного решил, что здание, из которого вышел Дагон находилось в центре Парижа, то он бы глубоко ошибся. Великий Нотр Дам стоял на гигантском плоском куполе еще более гигантского, уже суперсовременного небоскреба, уходящего за облака, чем-то напоминающего одно из центральных зданий бетменовского Готтама, и, разумеется, в архитектуре и декоре его преобладали основные элементы эстетики Валеджио, то есть небоскреб, при всей современности материалов был выполнен в духе мрачного изящества демонической цитадели, в чем-то пересекающийся с формами классической готики. Замыкал же этот псевдоготический шедевр сверхгигантских размеров истинно готическая жемчужина – Нотр Дам Де Пари, который Дагон уже много лет назад перенес на крышу одной из любимых своих цитаделей, которых немало было разбросано по всему земному шару, и на каждом из которых стоял шедевр старинной архитектуры. Крыша цитадели, с которой Дагон предпочитал совершать свои разминочные полеты, как правило на закате (он любил кровавые тона заходящего солнца, и сверху особенно интересно было наблюдать, как город, расположенный внизу погружается в сумерки, и дневной свет сменяется на миллионы неоновых огней) тщательно охранялась, вернее идеально была приспособлена для охраны и обороны как с воздуха, так и снизу, но охраны на самом деле оказалось немного (он вообще с трудом переносил большие скопища людей) – всего десяток телохранителей-драконоидов, которые, к тому же, как бы это ни показалось диким со стороны, мирно дремали на своих боевых постах. На самом деле в этом не было ничего удивительного: эпоха сверхохраняемых, трясущихся за свои драгоценные и столь непрочные жизни диктаторов- временщиков давно канула в прошлое. Тем более, далеко не всегда этим сверхподготовленным и вооруженным секьюрити удавалось сохранить жизнь своего патрона: предусмотреть все и всегда в нафаршированном оружием мире было невозможно. Теперь же времена локальных войн и конфликтов канули в прошлое, большая часть оружия уничтожена, а меньшая находится под его контролем в специальных великолепно спрятанных и охраняемых арсеналах. Теперь огнестрельное оружие имеет лишь его личная охрана, да охрана арсеналов. Да и зачем, скажите, эти фантастические запасы смертоносной стали и взрывчатки, если государств больше нет, народы тщательно перемешаны и материально процветают. Кому с кем воевать? Естественно существует взаимная неприязнь между представителями пятой и шестой расы, и проблемы иногда возникают. К счастью уже давно под его руководством разработаны мощнейшие психогенераторы, которые расставлены во множестве по всей планете. Они не только воздействуют на сознание людей и гасят излишнюю агрессию и недовольство, но и улавливают очаги ментальной напряженности, и передают эти данные на центральный дисплей, который контролирует лично он, Иерофант Лорд Дагон. Раньше, кстати, в переходную, не отрегулированную эпоху эти психогенераторы использовались излишне ретиво, пытались контролировать и направлять буквально каждый шаг народных масс и отдельных индивидуумов, но это привело в конечном счете к приступам массового безумия. Психотронная машина не могла учесть абсолютно всего, в том числе и индивидуальных реакций, и с того времени, (которое чуть не обернулось катастрофой и для него, Дагона, согласитесь, не очень приятно оказаться правителем нескольких миллиардов безумцев) использовать психогенераторы стали дозировано и строго по назначению, в основном для выявления негативных очагов и их коррекции. Если же коррекция не удавалась (оказывались иногда такие, стойкие к психотронному воздействию лица), что ж, тогда приходилось эти очаги уничтожать физически, благо сил и средств для этого у новой власти вполне хватало.
Чем не идеальное общество? Войн нет, преступность сведена к минимуму, научно-технический прогресс обеспечил людям (и драконоидам) сытую жизнь, обеспеченную всем необходимым (ну, для дополнительной роскоши нужны дополнительные заслуги – чем выше заслуги, тем лучше индивидуальное обеспечение), отдельные очаги недовольства гасятся психотронно, в крайнем случае – физически, без огласки. Все вопросы через систему, пронизывающую все слои человечества решает он, Иерофант Лорд Дагон (правильнее будет сказать, санкционирует, поскольку даже сверхсущество не может решить всех вопросов общества, на то есть специальная, сверхразвитая служба со всеми необходимыми техническими средствами). Нет ни этих дурацких выборов, ни расшатывающих устои общества смен власти, поскольку он, Иерофант Лорд Дагон бессмертен, всемогущ и всекомпетентен – и это воистину так! Поэтому человечество, отдавая минимум времени производственному процессу (большую часть нагрузки давно взяли на себя машины), максимум времени может потратить на удовольствия и развлечения, где сексуальная свобода играет немалую роль, поскольку все запреты сняты, а индустрия развлечений достигла в эпоху диктатуры своего небывалого расцвета. Так что человечеству есть чем себя занять, вот только излишнее образование и духовные поиски не поощряются – мало ли что придет в голову этим умникам! Еще додумаются до того, что их общество тупо, бездушно, несовершенно, а он, Иерофант Лорд Дагон не бессмертный, мудрый, всезнающий, любящий отец народов, а тиран, деспот и вовсе отродье Сатаны, еще на заре своей деятельности продавший душу дьяволу. Нет, этого допускать нельзя, но на то существуют психогенераторы, чтобы контролировать не только повышенный уровень агрессивности, но и выявлять излишне высокую концентрацию ментальной энергии. С такими умниками будет проведена профилактика, а если индивид окажется упорным, от него тихо и безболезненно избавятся. Нет, разумеется, нужны ученые, инженеры, врачи, учителя, но это должны быть чрезвычайно узкие специалисты, которые не интересуются ничем, кроме своей специальности, и таких специалистов так же обеспечивает система образования и промывания мозгов. Ну, разумеется, все вредные книги и другие носители информации были уничтожены еще в человеческую эпоху, до трансформы – и в этом он, Лорд Дагон был не оригинален…
 Дагон оторвался от своих мыслей (так и полетать не успеешь, а день, вернее – ночь, предстоит напряженная) и улыбаясь прошил мимо своих спящих телохранителей. Что-то их всех сегодня разморило, луна что ли подействовала? Хотя, они давно уже разболтались, несмотря на инструкции, ведь ничего годами не происходит, никто на их босса не покушается, да и кто посмеет, ведь подавляющая часть населения довольна. Их функция, скорее, ритуальная, как у гвардейцев Виндзорского дворца в двадцатом веке. Нет, если быть откровенным, то покушения, особенно в прежние времена были, и немало, но об этом данной популяции секьюрити знать не положено. Дагон даже знает о существовании некого ордена, который поставил себе главной целью уничтожение его, Лорда Дагона, при этом они даже разработали какую-то кустарную аппаратуру, блокирующую действие психогенераторов, но Дагон сознательно не добивает эту жалкую группу (кстати, он и правда мало о них знает, они, честно говоря, неплохие конспираторы, но, честно говоря, и не хочет знать, все же надо оставить в своей жизни элемент неожиданности и риска, коем была переполнена его средневековая молодость. Хотя, разумеется, если бросить необходимые силы, то он без труда их раздавит. Впрочем, дело не в этом, а в том, что его, Лорда Дагона невозможно застать врасплох, и это его фантастическое чутье на опасность спасала его за пятьсот лет немыслимое количество раз. Вы возразите, Лорд Дагон и так бессмертен? Увы, пока только неподвержен естественной смерти – болезням и старости, но убить его все-таки можно, правда гораздо труднее, чем обычного человека, поскольку его регенераторные возможности (особенно после трансформы) чрезвычайно высоки. Ну, а после полной, второй трансформы он станет неуязвим и для насильственной смерти, как неуязвимо астральное тело… ну так вот, дело даже не в том, что его нельзя убить, пока все-таки можно, а в том, что Дагон всегда заранее знает, в каком месте его ожидает смертельная опасность, и что всегда может ее обойти либо нанести упреждающий удар. Так что секьюрити ему нужны лишь для антуража, и если их по какой-то причине сморило сном, черт с ними, пусть спят, потом можно устроить им легкое дисциплинарное взыскание за нарушение дисциплины, но сильно наказывать он их не собирается, пусть будут уверены в особом его к ним расположении.
Пройдя мимо спящих постовых, Дагон подошел к краю крыши своей железной цитадели и глянул вниз. Внизу, сколько хватало глаз, простирался всего лишь столетие как построенный им город – новая столица, затмившая Чикаго и Нью-Йорк своими железобетонными и стеклянными конструкциями, названный им в честь схожей цитадели на изнанки земли Друккаргом. Собственно, столица есть на каждом континенте, но эта, на самом большом, Евразийском – главная, и эта цитадель, высотой более чем в два километра, самая грандиозная и, с его точки зрения, – самая прекрасная.
Дагон развернул свои огромные драконьи крылья в специальных прорезях костюма, и легко оторвался от края крыши, в первое мгновение испытав отголосок страха высоты: все же какие-то его прежние человеческие инстинкты нет-нет да и всплывали наружу, правда ин и в бытность человеком неплохо умел с ними справляться, ну а теперь и подавно. Дагон летел в чистом, безоблачном темнеющем небе и наблюдал, как внизу огромные небоскребы (даже самые высокие – в два раза ниже, чем его цитадель) зажигаются огнями и освещаются подсветкой специальных прожекторов, а на ленточках улиц, совсем внизу, снуют бесчисленные автомобили. В его царстве каждый имеет автомобиль, а то и не один, что создает немало проблем, но от этого привычного аксессуара пока нельзя отказаться. Он наблюдал, как одна за другой вспыхивают неоном разноцветные рекламы, и эта картина навеяла ему мысли о шопах и супермаркетах, а те, в свою очередь, на воспоминания о его последнем, завершающем этапе восхождения на трон абсолютной диктатуры, который окончательно закрепился мировым плебисцитом и всечеловеческим признанием его, Иерофанта Лорда Дагона мировым диктатором. Вы думаете он принес себе абсолютную власть на штыках? С помощью победоносных армий, чего тщетно добивались все полководцы древности, начиная от Александра Македонского до Гитлера? Как бы ни так, господа. Нет, этот этап, и не совсем безуспешный, был в его истории уже после того, как в руках его оказался Альбедо – философский камень второй ступени, уже после того, как он поставил практически все царские династии Европы и отчасти Азии в полную финансовую зависимость от своего кошелька. Да, потом был победоносный бросок на восток (простите за каламбур), в Россию, Китай и Индию, но на том этапе ничего мало-мальски вразумительного – долгосрочного и устойчивого не получилось. Чисто военные победы не дали ожидаемых результатов. Эти непонятные народы продолжали жить своей жизнью, словно и не замечая того, что он, Йохан Фауст, является их законным правителем, и это было его очередное крупное фиаско. Что ж, тогда еще не было ни современных средств коммуникации, ни интернета, ни средств тотального контроля, ни психогенераторов, - не зря и Китай и Индия со временем поглощали всех своих завоевателей, которые по прошествии десятилетий сами растворялись в их культуре, но это совершенно не устраивало грядущего мирового диктатора. Лишь много позже, на мировом плебисците он был признан верховным правителем объединенного человечества, когда сумел доказать, что его способ объединения всех людей в единую семью, его стиль обустройства жизни, трудоустройство и управление – самые прогрессивные, эффективные и гуманные. А добился он этого знаете как? Ни за что не угадаете! С помощью всемирного сетевого маркетинга. Правда на это потребовалось более ста лет, но что такое сто лет при его фактическом бессмертии? Ну, разумеется, не обошлось без специально им организованных провокаций, взять хотя бы международный терроризм исламских фундаменталистов, (которые даже не догадывались, кто их главный финансист и организатор), доказавший беспомощность прежних правительств. Кстати, после его воцарения этих шахидов вытравили
на корню. Вкратце же этот апофеоз его компании, который он назвал апофеозом потребления выглядел следующим образом. Во всех странах на его деньги (следует напомнить, что финансовых ограничений он не имел абсолютно) были созданы многочисленные фирмы: фабрики, склады, системы доставки, магазины, позже – службы интернета, которые лучше и дешевле всех остальных конкурентов создавали абсолютно все продукты потребления человека абсолютно во всех сферах жизни, которые к тому времени существовали на земле. К тому же эти продукты и предметы обихода самого невообразимого разнообразия были качественнее, дешевле, экологически чище и долговечнее, чем у всех его конкурентов. На это ушло немало времени, но ему удалось перехватить и переманить на свою сторону все лучшие научные и производственные умы, ведь кто больше платит, тот и заказывает музыку. Затем была создана особая надгосударственная потребительская система – сетевой маркетинг, где каждый человек, покупающий товары в его магазинах, либо заказывающий по телефону и интернету становится сотрудником консалтинга-синдиката Дагон и К. , и сам начинал получать деньги за все большее число покупок, и за то, что вовлекал в сетевой бизнес и агитировал покупать продукцию консалтинга, тем самым вовлекая в сотрудники- покупатели все большее число народу. А поскольку продукция и вправду была лучше, дешевле, доступнее и разнообразнее, чем у фирм-конкурентов, то постепенно в течение сотни лет (непрерывность процесса обеспечивалась его, Фауста - Дагона личным бессмертием), все люди планеты стали членами его фирмы. Такой фантастический всеохват в немалой степени обеспечили лично им усовершенствованные психогенераторы, внушавшие людям нужные мысли и идеи. Вскоре сам синдикат, помимо функции гигантского всемирного производственно-потребительского комплекса все более обретал функции государственно-общественные: обзаводился системами и службами управления и контроля за жизнедеятельностью человечества, и вот однажды начался процесс, когда все прочие государственные институты всех стран мира, (над которыми простирался синдикат-консалтинг Дагон и К,) которые не могли справится ни с терроризмом, ни с преступностью, ни с безработицей, стали отмирать за ненадобностью и по воле избирателей (на первом этапе без демократии – никуда), а их функции стала прибирать к рукам его, Йохана Фауста Дагона команда (в действительности – несколько миллионов управленцев). И так, не мытьем, так катаньем, справившись со всеми военными конфликтами, террористическими актами и добившись в конечном итоге всеобщего разоружения, будущий диктатор объявил всемирный плебисцит о своем избрании на должность мудрейшего руководителя всего человечества и подавляющим большинством был избран на эту должность несколькими миллиардами его собственных сотрудников, добившихся полного материального процветания под его мудрым руководством.
Разумеется, все происходило не так гладко, как изложено, а, напротив, весьма драматично, когда казалось, что здание диктатуры, столь тщательно им возводимое, вот-вот рухнет, но чтобы описать все перипетии его пятисотлетней карьеры, уйдет ни одна книга. А сколько раз его жизнь висела на волоске, одному дьяволу известно, и тем не менее, он всегда предвидел это заранее, и либо уходил от опасности, либо наносил упреждающий удар. Разумеется, ему помогал дьявол, которому он продал душу еще на заре своей деятельности, но за столько лет постоянной опасности и жизни на грани и без всякого дьявола научишься печенками чувствовать опасность и уходить от нее, а иначе – смерть и забвение. Кстати, о дьяволе. Черный магистр уже давно его не посещает, отношения разладились после того как он отказался утвердить на земле уже ему подвластной, взамен устаревшим религиям культ Сатаны-Гагтунгра. А зачем ему культ Сатаны, которого никто не видел? Люди любят конкретику, особенно теперь, когда всякие абстракции не поощряются и не в моде. Он установил свой собственный религиозный культ, и храмов, в честь себя любимого, понастроил на земле предостаточно. Поэтому он сейчас в едином лице и Верховный правитель, и Бог, и Верховный жрец. Вот такая троица получилась. А помощь черного магистра ему больше не нужна, он и сам по себе величайший маг всех времен и народов, а владение штурвалом матрицы Фафнира (бывшая Меркаба), да к тому же неиссякаемая энергия населения, которую он впитывает из своих храмов через специальные, посвященные ему обряды – все это делает патронаж Мефистофеля (да, чего греха таить – самого Гагтунгра) ненужным. Хватит, наработался он на дядю, теперь он не собирается ни на кого работать, пусть они на него работают, он – верховный властелин Иерофант Лорд Дагон, экс Йохан Фауст! Единственная, кому бы он посвятил свой величайший труд в истории человечества, труд-подвиг – это Маргарита Меровинг, которую по сути дела он сам же и убил, убил единственное на земле существо, которое любил! Убил любовь! А впрочем, она все равно бы умерла тогда, в пятнадцатом столетии, бессмертия он не в силах дать никому!
Эти величественные мысли величайшего диктатора всех времен и народов были прерваны самым неожиданным (а для Дагона – непостижимым) образом. На мгновение полную луну, которая сияла на безоблачном небе заслонила какая-то тень – слишком большая для птицы и слишком маленькая для летательного аппарата, раздался глухой. Резкий щелчок, и в то же мгновение спину между лопатками великого диктатора обжег жесточайший удар.
«Что такое? Покушение?! Но это же невозможно, я должен был это предчувствовать»! – пронеслось в голове Дагона. Словно отвечая на эти путающиеся мысли, над его головой прошелестел дельтаплан, на котором болталась фигура человека (именно человека, а не драконоида – он всегда ждал подвоха именно от этой, обреченной на вымирание популяции). Детали этой фигуры, перекрывающей лунный свет, он не сумел разглядеть, поэтому киллер так и остался для него инкогнито, темной фигурой… черным человеком, который держал в руках мощный спортивный арбалет. Затем дельтаплан обогнал резко затормозившего Дагона и стал растворяться в сгущающейся темноте наступающей ночи.
Дагон напряг мышцы спины, рассчитывая, что конвульсивные движения его драконьих мышц вытолкнут из тела злополучную стрелу – как никак регенераторные возможности его нового тела были чрезвычайно велики. Одновременно он попытался догнать дерзкого киллера, что несомненно легко бы сделал, если бы ни тяжелая рана в области сердца. Дагон почувствовал, что резко слабеет, мысли в голове его стали путаться, и он кувырком полетел вниз с высоты более двух километров, навстречу огням бурлящего ночной жизнью города, города его мечты и воплотившихся грез (о том, что это был за грандиозный мегаполис-столица земли мы так и не успели рассказать)…
Удар о землю был чудовищным, но все же смягченным тем, что он упал на мягкую городскую клумбу, возможно поэтому он умер не сразу в момент удара, а нашел в себе силы выдернуть из спины стрелу и поднести к теряющим зрение глазам. Это была не обычная стрела современного спортивного арбалета. Вместо наконечника, в дюралевое древко был вмонтирован маленький дамский старинный кинжал – стилет с золотой рукояткой и с вензелем М.М. Это был кинжал, который почти пятьсот лет назад но подарил Маргарите Меровинг, единственной женщине, которую любил, и которую, тем не менее, убил. Тут небо и город и люди, бегущие к нему стали разлетаться на куски, словно осколки битого стекла, и великий диктатор перестал существовать в этом мире, который также рухнул в небытие ливнем разбитого кривого зеркала…………………………………………………………………….

Андрей проснулся от солнца, щекочущего веки через щели импровизированного шалаша, и долго не мог понять, где он, и что с ним случилось, еще ныла спина от смертельной арбалетной раны, еще болели переломанные кости и искореженные крылья. И все же это был сон, который он пережил, как потрясающую по достоверности реальность. Одновременно в его сознании выстроилась вся цепочка, предшествовавшая тому моменту, когда он проснулся в роли величайшего диктатора всех времен и народов, которого – как знает любой здравомыслящий человек на земле – никогда не было в истории. Выходит, все что с ним было до этого – всего лишь сон? Но тогда, как он очутился здесь, в шалаше, им самим сооруженным у подножия плато Белой скалы? Это-то ведь не сон?
- Проснулся, Андрюша? – раздался тоненький голосок из темного угла, и Андрей, который еще до конца не включился в новую реальность, увидел на собственном рюкзаке маленького белобрысого человечка в косоворотке, размером с детскую куклу, которая говорит «Мама!»
- Варфуша! – только и сумел выдохнуть Андрей. В горле его стоял истерический ком человека, которого только что убили – и вдруг все это оказалось дурным  сном, ночным кошмаром. – Как я рад тебя видеть! Ты не представляешь, что я только что пережил!
- Ну, почему не представляю, - хмыкнул маленький человечек, - я все это только что лично наблюдал. Но теперь можно с полной уверенностью сказать: все это был твой сон… хотя еще не так давно такой уверенности не было.
- Ничего не понимаю, - вытаращился на него Андрей, - так это был сон или не сон?!
- И сон, и не сон одновременно, - невесело улыбнулся Варфуша, - но начну по порядку, иначе мы оба запутаемся. Это была одна из альтернативных реальностей, которая к текущему моменту переведена в твой сон. Теперь объясню, что под этим подразумевается, хотя объяснение, возможно, получится достаточно сумбурным.
Помнишь, я говорил тебе, что до выполнения твоей миссии, связанной с посещением сада Навны, тебе ни в коем случае нельзя пересекаться с твоими друзьями в физическом теле, иначе возникнет другой, нежелательный поток причинности, куда ты будешь затянут? К сожалению (а может, и к счастью, сейчас я уже и не знаю, как это трактовать) в последний момент перед тем как твое физическое тело превратилось в облако холодной плазмы, твои друзья поднялись на плато, и вы пересеклись взглядами. Этой энергии контакта было достаточно для того, чтобы запустилась альтернативная цепочка событий, и одна твоя сущность, соответствующая твоему настоящему состоянию спустилась в сад Навны и получило от нее великую биджу грядущей цивилизации трех рас, в которой ты должен был объединить три матрицы цивилизаций в единую синюю Розу Мира. К сожалению этого не произошло, поскольку другая, альтернативная твоя часть, в лице твоего лирического героя, десятилетнего мальчика – по тоннелю альтернативных событий угодила прямехонько в Друккарг, и черный магистр сумел промыть ему мозги настолько, что твоя вторая половинка добровольно взяла на себя миссию совершенно противоположного толка: соединила матрицу Гагтунгра и штурвал матрицы пятой расы в единый конгломерат, что вызвало поток событий, которые ты пережил только что: воцарение на земле демонической диктатуры во главе с бывшим алхимиком Йоханом Фаустом, позже прошедшим через трансформацию тела и ставшим Иерофантом Лордом Дагоном. К счастью, твой альтернативный прототип слишком зарвался, и решил поставить себе в услужение самого верховного планетарного демона Гагтунгра. Этого Гагтунгр, естественно, потерпеть не мог и снял с бывшего алхимика санкцию неуязвимости, уберегавшую его от насильственной смерти. Таким образом Лорд Дагон был убит заговорщиками с помощью единственного оружия, которое могло его убить, и убило гораздо раньше, на заре его деятельности в магистральном событийном потоке – стилетом Маргариты Меровинг, подаренным ей самим Йоханом Фаустом. Как они догадались его использовать, каким образом обнаружили и как осуществили покушение – отдельная история, но можешь не сомневаться, что помог им в этом сам верховный демон Гагтунгр, который был отнюдь не заинтересован в уничтожении человечества, исправно поставляющего ему гаввах почти всю историю своего существования. Таким образом, зло уничтожило зло, и только такой исход событий и был возможен. К сожалению, резкое колебание Великого Равновесия привело и к другому следствию: миссия потомка Меровингов, взрослого Андрея Данилова так и не будет на данный момент завершена.
- Но почему?! – вскричал Андрей, - ведь Навна передала мне все необходимое! Осталось только снова выйти в астрал, проникнуть в Сомати-пещеру, рядом с которой мы находимся – я это уже делал однажды – и соединить биджу Розы Мира и три штурвала матриц трех рас в единый куст! К этому времени Аня уже должна была доставить с Сомати-пещеру штурвал Цветка Эрлика – матрицы цивилизации лимурийцев.
- Увы – развел руками Варфуша, - ни штурвалов ни биджи в твоем шельте больше нет.
- Но почему? – поник головой Андрей, - это тоже был сон?
- Увы - вновь повторил Варфуша, - теперь уже да. Дело в том, что Навна, во имя того, чтобы диктатура не состоялась в магистральном потоке – пусть даже с конечным крахом диктатора, - пользуясь тем, что Гагтунгр первый нарушил равновесие, перевела этот событийный поток из магистрального в сферу возможностей, благодаря возникновению событийной бифуркации, а там уже Гагтунгр сам растравился с зарвавшимся диктатором. Затем эта сфера возможностей была переведена в тупик несбывшегося, все с помощью той же, известной тебе, петле Гистерезиса, и таким образом превратилась в твой собственный сон. Да и не только твой: все участники данных событий видели то же самое, но сегодня утром проснулись, и все это оказалось лишь причудливым сном. Для того, чтобы все это осуществить, Навне пришлось в момент бифуркации извлечь из твоего шельта биджу Розы Мира и штурвал цветка Умай – этого момента ты не помнишь – и автоматически все события, связанные с внедрением в твой шельт двух терафимов, также перешли в разряд несбывшегося. Кстати, на это потребовалась энергия твоего личного времени, и в этот ты сам скоро убедишься. Таким образом, время «Ч» отменено и все вернулась на стадию равновесия, когда перед человеком еще не возникла великая альтернатива, которая могла развернуться либо по одному, либо по другому сценарию.
- Значит, - пробормотал Андрей, - моя миссия так и не завершится? И все было напрасно?
- Терафимов в тебе больше нет – развел руками Варфуша, как нет и материальной золотой коронетки – (Андрей схватился за грудь – и правда, самородок исчез) – а следовательно и история закончилась. Возможно, будет и другая, но мне она неведома, я лишь точно знаю, что эта – завершена.
- Как грустно, - тяжело вздохнул Андрей, который, казалось бы, не так давно только и мечтал о том, чтобы с его плечей упал этот тяжкий груз ответственности. Выходит, вся моя астральная Одиссея оказалась бесполезной?
- Не совсем так, - улыбнулся домовой, - возможно для человечества это и не худшая перспектива, к тому же тот фантастический мистический опыт, который ты приобрел, не может быть бесполезным. Начни, хотя бы, писать роман, о том, что ты пережил. Ты же сам убедился в том, что в не таком уж далеком будущем, ты этим вопросом вплотную занимаешься… вернее будешь заниматься. Но мое время исчерпано, я поставил точки над и, и рассказал тебе все, для того чтобы история оказалась законченной. Прощай!
С этими словами Варфуша развел руки широко в стороны, и перед входом в шалаш возник вибрирующий экран. В следующее мгновение маленький домовой, бывший курьер демиургов Гермес исчез в этом экране.
- Погоди, - крикнул Андрей во след, - а как же я? Что мне делать дальше? Мне можно теперь встретиться со своими друзьями?
- Ты в межсобытийной щели, но чары развеяны, - раздалось откуда-то издалека. И что-то еще, но что, Андрей уже не расслышал. Машинально он поднялся с настила и дотронулся рукой до все еще висящего в проходе экрана, и тут же почувствовал, что его неудержимо тянет вглубь, и одновременно он утрачивает мироощущение.
«Так это тоже астрал»… - только и успел подумать Андрей, и в следующий момент рухнул в зияющее Ничто…





















ЭПИЛОГ



Андрей очнулся словно от толчка, открыл глаза и увидел над собой белый потолок с желтыми разводами, и в следующую минуту, осмотревшись вокруг, понял, что находится в больничной реанимационной палате, и следом появилась мысль, первая мысль после какого-то немыслимо-долгого сна:
«Все это уже один раз было, что же теперь пленка по второму разу прокручиваться начнет?!»
В отличие от первого пробуждения, описанного нами в самом начале романа, Андрей помнил все, что с ним случилось после этого первого пробуждения, даже с какой-то противоестественной отчетливостью и подробностями, но теперь уже было ясно, что все это было лишь удивительным сновидением, развернувшимся во время его летаргического сна. А о том, что это и вправду был летаргический сон, Андрей убедился очень скоро, после того, как в палату вошла пожилая медсестра и сам зав. отделением реанимации Анатолий Яковлевич.
Все дальнейшее происходило точно так же, как он уже видел в своем причудливом сне, с одной лишь разницей, в сравнении с первой версией, что все что с ним происходило во время летаргического сна, он прекрасно помнил, и с каким-то холодком жути под сердцем узнавал и первое появление мамы, и перевод в общую палату с двумя соседями-алкоголиками: конформистом редактором и антисоветчиком художником, и, помимо этого, наперед знал, кто что скажет, и что с ними случится дальше.
«Неужели, - с ужасом думал быстро поправляющийся после десятилетнего сна Андрей, - в ближайшие два-три месяца будет все то же, что я уже один раз пережил?»
Однако закончилась наша история все же по-другому, чего первая версия событий, то ли увиденная во сне, то ли произошедшая в каком-то ином, но абсолютно реальном мире, не предусматривала.
Однажды, прогуливаясь по отделению, Андрей зачем-то приоткрыл дверь в реанимацию, из которой его недавно выписали, и услышал разговор двух медсестер, которые стояли к нему спиной и его не видели, о том, что прямо чудеса, да и только, всего неделя как выписали одного типа с летаргией, и тут на тебе, нового привезли! В этот момент одна из сестер заметила Андрея и тут же замолчала, глядя на него с каким-то суеверным беспокойством, Андрей же, испытывая неясную тревогу, к тому же не помнивший этого разговора в первой версии событий, сделал вид, что ничего не слышал, извинился, что по рассеянности забрел в реанимационный блок, куда посторонним вход воспрещен, и быстро ретировался.
Чувствуя какую-то новую тайну, он долго выслеживал, когда в реанимации никого не будет, и когда удобный случай подвернулся, по воровски оглядываясь, снова зашел в отделение, а затем в первый бокс, где не так давно лежал сам, и тут же застыл в растерянности: на специальной металлической кровати лежала Аня Ромашова – молодая женщина его лет. В том, что это она у Андрея не возникло сомнений ни на секунду, лицо ее было в точности таким, которое он видел в астрале у моря Вечности, где она излагала ему альтернативную историю христианской культуры. Выглядела он примерно двадцатилетней, однако Андрей знал, что в действительности ей столько же, сколько ему – в районе тридцати.
Подчиняясь непонятному наитию ( а может, это было детское воспоминание о спящей принцессе), Андрей наклонился и поцеловал ее в сухие, потрескавшиеся, полураскрытые губы.
Все, что произошло потом стало чудесным продолжением детской сказки: Аня раскрыла глаза, и вдруг, будто сразу, в одно мгновение осознав реальность и узнав его, улыбнулась Андрею краешком губ… и в тот момент ему показалось, что впереди их ждет долгая совместная дорога… и смех… и радость… и чистое небо над головой.

КОНЕЦ ВТОРОГО РОМАНА

МОСКВА 1999 – 2005 гг.