Деньги боятся солнца

            
               
" Кроликам дают полынь для улучшения их аппетита. Они охотно поедают полынь, у них улучшается самочувствие, они вырастают в крупных, хорошо упитанных животных массой до четырех , пяти килограммов. И более. Так как они грызуны, им необходимо давать грубые веточные корма."
  Однажды один маленький (месячный) крольчонок сумел выбраться из клетки. Он сразу заблудился в огороде среди капусты и других овощей. Он был потрясен изобилием нежнейшей и вкуснейшей зелени и голова у него шла кругом. Он жил в огороде два дня и две ночи будучи абсолютно счастливым! И вот, пьяненький от полноты жизни, он выскочил на край морковной грядки ,чтобы посмотреть, что там дальше, нет ли более чудесных мест? Вынырнул из- под сени морковной ботвы, чтобы посмотреть, нет ли еще большего изобилия... Собака, сидевшая на цепи, впрочем, достаточно далеко от  грядки, услышала шорох, развернулась и , обнаружив беглеца, преступника, возмущенно гаркнула со страшной энергией злобы и погибельности. Крольчонок замер. Собака продолжала злобно лаять и вызывать хозяина. Когда хозяин, наконец, удосужился посмотреть в чем дело и увидел дразнившего собаку крольчонка , он  удивился такому небывалому нахальству, подошел и, уже догадываясь, взял кролика на руки. Оказалось, что наивный и простодушный крольчонок от внезапного ужаса окоченел и моментально умер.

                2
       Синева неба растрескалась и в трещины проглядывал оранжевый огонь. Капли огня падали на сизую полынь, на красноохристую дорогу.
По дороге шагал загорелый широкоплечий мужчина с косой в руке . Он шагал как неандерталец и челюсть у него была, как у неандертальца, и надбровные дуги… Оранжевые капли падавшие с синего неба шлепались на его широкую спину в белой майке, на лицо, на сизую полынь и бесследно исчезали. Мужчина их видел, но не думал о них. Он возвращался с сенокоса, он косил с четырех часов утра, шесть часов подряд и обкосил все свои лужайки. Ему хотелось пить и он думал о воде , о пиве. Бросив взгляд на полынь, он остановился и чиркнул косой. Кролики любят полынь. Он чиркнул косой еще раз и взял охапку полыни. Сено он косил для кроликов. Те хозяева, у которых он купил дом, оставили ему кроликов в сколоченных из разного хлама клетках. Мужчина прижал полынь к лицу и с удовольствием втянул ее сильный, горький, свежий запах. Потом засунул охапку под руку, в которой была коса, и достал из заднего кармана телефон. Поманипулировав кнопками, он прижал телефон к уху и сказал:" Зайчик, сходи за пивом… Две. А лучше три." Он улыбался, шагая домой. Он знал, что сделал работу и выпьет холодного пива и может целовать свою любимую женщину столько, сколько захочет. А оранжевые капли оттого, что жарко.               Солнце дрожит и боится людей. Очень жаркий конец июля.
               

     Войдя в дом , Петр Саморядов сказал : " Ау, я пришел." Он открыл холодильник и увидел три банки пива. Он взял одну и выпил все пиво сразу. Снова открыл холодильник и взял еще банку, приложил ее ко лбу. Из открытого холодильника тянуло прохладой и Петр стоял бездумно глядя в освещенное нутро. Потом он перевел взгляд и увидел старенького немощного паучка в углу, под потолком, паучок занимался починкой своей паутины. Холодильник щелкнул и сердито загудел. Петр закрыл его и оглянулся. За спиной стояла Соня, жена. Петр обнял ее и сказал: " Очень жарко. Я все сделал сегодня, все скосил. Пойдем купаться . Хочешь пива?" Он отпустил Соню, и вскрыл банку. Сделав несколько глотков Соня сказала:  " Сначала я лазила по интернету, искала оборудование. Ничего не нашла. Потом я лазила по огороду, собирала ромашки и обстрекалась крапивой. Потом какой-то человек приезжал и спрашивал про маки. Потом увидел нашу клумбу и выдрал все начисто, до единого цветочка, все стебли с корнями.
- Ты номер не запомнила?- спросил Петр, внимательно глядя на Соню.
-Я не видела,- ответила Соня, - а зачем?
- Пустяки, - сказал Петр, - мало ли придурков?
- Да, -воскликнула Соня и закружилась, взмахнув ситцевой юбкой. - Представь, одна курица решила стать наседкой. Села на яйца, взъерошилась, ворчит и не дает яйца забрать. Сидит. Что делать?
- Неужели?
  Продолжая думать о непрошенном визитере, Петр вспомнил статью в местной газетке о задержанных недавно с маковой соломкой двух парнях из Киргизстана. « Их отпустили, наверняка. Ищут любую маковую зелень, чтобы восполнить потерю», - подумал Петр и, успокоившись, спросил  :
- Ты видела, как вылупливаются цыплята?
- У моей бабушки были цыплята и я видела. А ты?
- Я? Нет, ни разу.
- Ну, так пускай сидит?
- Пусть сидит! – сказал Петр. –Какой я ей командир?
И подхватил Соню на руки.
 -Где твой сарафан?
- Знаешь, как меня зовут местные в деревне? За стиль кантри?
- Нет. А как?
- Саморядовна.
- Вот это класс! Саморядовна! Мне нравится. Пойдем купаться?

                3
  Над прудом носились стрекозы « большое коромысло» и поэтому почти не было комаров. Стрекоз было огромное количество. Они трещали и радужно блестели на солнце. Петр прыгнул в воду с низеньких мостков и сразу вынырнул.
 – А водичка-то так себе, - радостно сказал он Соне. Соня, присев, трогала воду рукой.
- Отличная водичка, -возразила она, и скользнула в пруд. Она не хотела мочить волосы и держала голову высоко.У нее были длинные волосы и ей не нравилось, когда они, мокрые, облепливают шею. Она заранее заколола их повыше, сделала высокий узел. И стала похожа на даму девятнадцатого века. Так Петру казалось.
 Соня плыла, неспешно разводя руками в стороны, стрекозы садились на узел волос, солнечные блики прыгали на губах Сони, на смущенной поверхности пруда и дрожали. Дрожали крылья стрекоз и воздух, облака в небе. Облака были маленькими и трепещущими и трепетали их отражения.
-Рыбки кусаются! - сообщил Петр. Он стал на дно и всматривался в воду.
-За ноги кусают.
- Это пираньи, – ответила Соня, безмятежно проплывая мимо со стрекозой на голове.- Они за три минуты съедают корову.
- Нет, я серьезно. Волоски на ногах дергают больно,- пожаловался Петр и нырнул. Он открыл глаза и поплыл в сторону зарослей кубышки. В этом пруду вода была довольно прозрачна и Петр вскоре увидел стебли кубышек, увидел нечетко, как если бы у него была близорукость. Когда он через минуту появился среди листьев кубышек, Соня засмеялась и перевернулась на спину.
-Ты водяной! Неандертальский водяной!
-Это, наверное, мальки кусаются. Их здесь полно, только их не видно, нужна маска. И трубка.
                4

 «Самое наибольшее, что может сделать человек, это впрыснуть в общественное сознание какую-нибудь гуманную идею. Это очень трудно». Так говорил сержанту Петру Саморядову прапорщик Браткин, когда они пили водку после драки с бандитами наркотрафика, в которой Браткин  убил  одного , а Саморядов не знал , убил ли. Там, за поворотом тропы на крутом склоне обросшем ежевикой, куда он метал гранаты, нашли потом следы крови, но трупов не нашли. Браткин и Саморядов нарвались на бандитов на этой узкой тропе нос к носу и Браткин, не стреляя, молча прыгнул вперед и, лягнув контрабандиста в печень, тут же прижался к нему, зная, что сейчас остальные бандиты  лупанут очередями. Но Саморядов, крикнув : «Граната!»,  швырнул ее навесом через сцепившихся Браткина и бандита, которые тут же повалились на землю, как и Саморядов. Остальные бандиты успели исчезнуть за поворотом, когда грохнул взрыв. Саморядов метнул еще одну гранату, повыше и подальше. Браткин же, в борьбе с бандитом, пытался выкрутить ему руку, в которой тот держал нож. Бандит был могучим парнем и Браткин, чувствуя, что не справляется, в момент, когда острие ножа было направлено на шею врага, отпустил хватку и быстро, сильно ударил бандита по руке. Нож воткнулся в артерию и хлынула кровь. Потом  Саморядов еще бросал гранаты , а Браткин постреливал. Ответные выстрелы  были слышны еще некоторое время. Потом контрабандисты ушли и все закончилось. Саморядов был левша и ему удобно было метать гранаты на этой узкой тропе, когда склон справа. «Донести идею массам, понимаешь? А когда идея овладевает массами, она становится силой. У тебя какое образование? Правильно. Это говорил Ленин. А что донес? Какую-то муру. Бомбу. Гуманизма нет. Поэтому, Петруха, поэтому-то Петруха, мы в заднице все. Все это человечество…» - говорил Браткин сокрушенно и еще наливал и пил водку. «Эх- говорил Браткин, - жизнь токсична…»      
   
       « Браткин, Федор Семенович, уволился из армии в девяносто первом, прапорщик погранвойск, рост метр восемьдесят, вес восемьдесят пять, умеет делать все.  Все, да не все.Собираясь всегда жить среди природы, лугов и лесов, курицу зарезать он не сумел. Хозяйка, у которой он временно остановился,  попросила курицу зарезать. Браткин не думал особо, достал свой  ножик и спросил кратко: «Где курица?». Хозяйка принесла таз и курицу. Курочка смотрела на Браткина золотистым глазом. Потом повернула голову и стала смотреть вторым золотистым глазом. Тогда Браткин спросил: « А чего же ты сама не режешь?» -А я никогда не режу. То муж рубил, теперь некому. - А за что ты ее приговорила?
- Как за что? Состарилась она, яиц не несет. Сварю.
- Состарилась… Демобилизовалась, значит?
Браткин потер шею и сказал: «Знаешь что, попроси кого-нибудь. У меня рука не легкая. Тяжелая рука».
  Женщина постояла, глядя на Браткина, склонив голову вбок, сама как курица, вздохнула и ушла.
Браткин спрятал нож и взял хозяйский топор. « Все мы соучастники одного преступления, которое почему-то называется  жизнь». «Лучше я ей топор наточу, –подумал он, - и пилу тоже наточу».
 Потом хозяйка рассказывала. «Гляжу, на колоде сверкает, будто зеркало, а то топор лежит. Я им растопку колола всегда, а теперь в руки боюсь взять, какой острющий, не привыкла. И светится весь, хоть на стену вешай. Молиться на него теперь, что ли?»
                ***
  Браткин арендовал и распахал двадцать соток, купил бэушную строительную бытовку и привез ее на край своей земли. В ней он поселился. 
                ***               
Любитель стандартных блюзов в восьмидесятые годы купил поношенные джинсы и шарахался по своему провинциальному городку с выпученными глазами и пугал двадцатилетних девушек. А его никто не любил, кроме милиции. Милиционеры охотно забирали его для выяснения личности. Будучи в поездках в иные веси, он неизбежно застревал в местных отделениях. Потом с ним произошло следующее: он осознал себя летчиком дальней авиации, несправедливо отстраненным от полетов по политическому мотиву, за блюз. В субботы, в базарные дни, он подходил к лоточницам и рассказывал им о самолетах. Особенно хорошо у него получалось имитировать звук рычащих и воющих моторов.
Когда-нибудь этот авиатор улетит на воздушном шарике, поднимется ввысь и улетит в даль, далеко, далеко, высохнут его слезы и останется он один на один с чистым прозрачным воздухом и стандартным блюзом. А лотошницы, проводив его взглядами из-под ладоней, хмыкнут, станут пересчитывать выручку. А потом к каждой из них подойдут упитанные хмурые дядьки и засунут эти выручки в свои потные кошельки. И все забудут об авиаторе.
                5
  Петр Саморядов умел беспощадно и ловко драться еще до занятий боксом. Но после года занятий боксом тренер сказал ему и его другу Мише Задельному:          Идите к черту, драчуны. Ко всем чертям. Вы не любите боксировать, мне       нечему вас  учить».
Тогда Петя и Миша нашли полулегальную полуподвальную секцию каратэ и занимались им несколько лет уже поступив в местный водопроводно –канализационный вуз, который так и не закончили. После срочной службы в Советской армии, когда они, встретившись, посиживали за трех-литровой банкой пива, Задельный сказал: « Два года… Как в тюрьме сам отсидел, понимаешь? Зеков караулил. Ты в погранцах по горам бегал, а я сопли морозил. На ветру».
-Ну и что,-сказал Петр с усмешкой.- Мордатым стал. А помнишь- «карате начинается с поклонов»? Помнишь, когда посадили нашего учителя , мы решили пойти служить.
-Теперь может быть и не посадили бы. Времена меняются.
-Ни хрена, Миша, не изменяется. Жизнь не гуманна, это война всех против всех. Так говорил прапорщик Браткин. «А Мишка размордател, вширь пошел, совсем мужик»,- подумал Петр.

                6
 Школа секретного рукопашного боя открылась при водопроводно- канализационном институте под видом спортивно- оздоровительной секции. Это было удобно, так как спортивно оздоравливаться никто не желал, а  вот желающих овладеть секретами  всегда полно. Секреты стоили- три рубля за одно занятие. Кимоно не надо.
- Удар рукой и- выдох! Ха! – зычным голосом говорил Миша и показывал – Ха! Поняли?- Ха!Ха!Ха!Правая, левая, правая!
-Шаг в сторону и захват! Подход, захват и техническое действие! Все просто. Только надо сделать это тысячу раз!- вторил Мише Петр.
Спортзал при институте светился окнами до десяти вечера, подростки, молодежь и взрослые дяди с горящими глазами возбужденно и круто сучили кулаками в воздухе, топали ногами и подпрыгивали. На одном занятии бывало до пятидесяти человек. Многие не выдерживали и, сочтя себя овладевшими тайнами единоборств, тайно показывали друзьям какие-то сложнейшие движения и стойки и оставляли занятия навсегда, будучи отныне убежденными в своей незаурядости. Их места тут же заполнялись другими. Спустя два месяца Петр увидел подозрительно толкового новичка лет тридцати. Он подошел к нему. У новичка был твердый и уверенный взгляд.- Смотрите, как надо ставить блок. Вот так. Рука согнута в локте, да. Я бью правой, справа. Вы делаете шаг назад и ставите блок левой. Делаем медленно. Хорошо.
 -Попробуем быстро. Бью правой!- сказал Петр и ударил левой. Новичок с мгновенной реакцией поставил блок справа. –Да у вас талант! Далеко пойдете, –одобрительно сказал Петр. - Продолжайте отрабатывать блоки.
На следующий день, расплатившись за аренду с институтским физруком, Саморядов и Задельный уехали в Ленинград. Точнее - уже в Петербург.

-Мишка, откуда бы ни был этот мужик, нам туда не надо, правда?- Ответил Петр на сомнения Задельного.
                ***
                Окаменелость.
                Листаю Библию. Во мне
                Какая-то несмелость.
                И разум во свету, во тьме.
                Ной плыл куда-то. Я плыву.
                Потоп и ливни. Дребезг молний.
                Я водяную ем траву
                Безмолвья полный.
                Я современен. Нищ. Я гол.
                Прямоходящ. Разумен. Более.
                Есть в бытии моем прокол-
                Свободы разума неволя.
               
                7
 Когда они пробирались по Невскому, Миша внезапно остановился и, вернувшись на несколько шагов назад, стал разглядывать альбомчик одного из многочисленных длинноволосых бородатых художников, таскавших эти развернутые альбомчики на руках, как цыганки младенцев. – Петя, мне понравилось, иди посмотри! Иди сюда.
Задельный и Саморядов принялись разглядывать рисунки в замызганном альбоме. Рисунки были сделаны авторучкой, черными чернилами. Это были эротические картинки.- Это кама-сутра, -сказал молодой художник- это искусство. Сто рублей.
И, мотнув гривой, высокомерно взглянул поверх голов, не выпуская альбом из рук.  Через час все трое сидели в большой однокомнатной квартире художника. Его звали Гоша Виговский и он названивал приятелям и приятельницам, приглашая их на ужин. Ему никто не верил и он злился. Он смотрел на стол, заваленный пакетами с разной едой и выпивкой и говорил в трубку: « Нет, не снится. Бывает. Как хочешь, но ты в пролете». Саморядов и Задельный с любопытством разглядывали картины висевшие на стенах, гипсовые статуэтки и горшки на полках.
- Придут, паразиты, все жрать хотят и выпить на халяву,- сказал Гоша. И дейсвительно, пришли трое. Женщина за тридцать, с парнем, и девушка, сама по себе. Женщина была поэт. Остальные сплошь художники. Выпили коньячку, покушали, еще выпили и разговорились, задружились все. Мише и Петру понравилась эта публика- художники, поэты… Сходили еще за выпивкой и закуской. Женщина Варвара читала стихи. Девушка Майка пыталась спеть балладу или скандинавскую сагу, но забыла слова и смеялась и ее никто не стал слушать, только Задельный пересел к ней поближе, совсем близко сел. Гошу все звали Гоше, оказывается. Почему Гоше?- вопрошал Задельный. Никто не отвечал, все разгорячились и чего-то мудрое и лучшее несли друг другу, не внимая , но соглашаясь.
 Утром Петр, делая дыхательные упражнения на балконе, вспомнил, что Варвара жаловалась, как трудно и дорого издать самой книгу, она хотела бы издать сборник стихотворений… Петр  даже почувствовал меценатское настроение. Что ж, они с Мишей заработали на жигули…Почему бы и нет? Но тут ему в голову пришла другая мысль, настолько трезвая и ясная, что весь вчерашний хмель испарился сейчас же.

  Через несколько дней в квартире Гоше была деловая и рабочая атмосфера. Миша Задельный в парадной форме морпеха позировал Гоше, а тот делал наброски карандашом.
Варвара под диктовку Петра стучала на печатной машинке.
-…наносится ребром ладони по шее. Написала? –спросил Петр,-так, дальше…
- Правда?- сказал Гоше, отрывая взгляд от работы- я тоже хочу уметь, научите?
- Ты рисуй давай, я тебя научу, - рассердился Задельный,- я уже час парюсь в этом сукне, жарко ведь.
                ***
Гоша Виговский, он же Гоше. «О Познающей силе живописи».
Сила живописи- это сила развитой экстраполяции, суть знание принципов и духовного в конкретном. То чего не может наука- содержать синтез и анализ в единый момент времени, то может искусство живописи и графики. Вообще-то, графика выше живописи, поскольку она работает над знаком, символом и пытается развить разум и усовершенствовать его. В то время, как живопись опирается на уже существующие представления о добре и зле , приятном и отвратительном, то есть. Ее роль вторична, дубликатна…Цвет всегда украшает, тогда как линия и пятно побуждают….Пробуждают мысль и усовершенствуют наше абстрактное мышление. К несчастью, мало кто способен отличать абстрактное и конкретное. Мы абстрагируем по конкретному признаку. Что означает необходимость понимать , видеть и любить конкретные явления.
                ***
               В мастерской, где пыль и пауки,
               Ремесленной науки скука,
               Где точно знаю я длинну моей руки
               И нет неведомого звука,
               И лишь один неведомый предмет:
               Печальный , сумеречный свет…
               Я черным белое испорчу разом.
               Возьму бумагу, черным газом
               Я напитаю кисть. Мазну…
               Я ненавижу белизну.

               
   
 Вскоре на книжном рынке появилось первое издание книги о премудростях русского рукопашного боя, украшенное изобильными иллюстрациями, посулами моментальных успехов и непобедимости. Книгу смели с прилавков. Иначе и не скажешь. Она оказалась вне конкуренции с надоевшими и занудными ушу, кунгфу… Надоело, даешь наше, и мы не лыком шиты! Таков был пафос и следующих перлов. Саморядов задумал состряпать липу и на море. И то правда, умели же моряки драться? Специфика-рукопашный бой в воде, на трапах, используя канаты… Все изучали морские узлы с интересом, только Задельный ворчал. Варваре очень понравился выбленочный узел и она придумала ругать Задельного и Гоше : вот, блин, выбленочный Миша! Выбленочный Гоше!
 Купили сейф. Варвара одобрительно сказала, заглядывая внутрь: «Вот это правильно. Деньги боятся солнца». Потом , скосив глаза в сторону, достала из кармана своей огромной холщовой юбки записную книжку и записала эти слова. Варварину юбку все очень уважали. Издали Варварин сборник, устроив пышную презентацию.
  Три стихотворения Варвары.
                ***
              С петель сниму я
              Твою, гад, дверь.
              И не сомну я
              Твою постель.
              Я хлопну ставнем,
              Я брошусь в воду.
              Я брошусь камнем,
              Не зная броду.               
                ***
              Мне приснился сон,
              Что я стригла газон,
              Поливала цветы
              И со мною был ты.

              Ты придерживал шланг
              И был ты Инд или Ганг.
              Ты струился рекой.
              Где ты, жаркий мой?          
                ***
              Душно. Устала. И хочется спать.
              Дыбится старым обломком кровать.
              Айсбергом черным наехал диван.
              Что ж не спешишь ты, мой капитан?
              В тропиках я. Душно мне, не усну.
              Твой пароход рассекает волну
              В чужих и холодных, далеких морях.
              Так улечу я. Я сделаю взмах
              Белым, надломленным, мощным крылом.
              Ты пьешь свое пиво? Ты хлещешь свой  ром?
              Морскими сиренами ты окружен,
              Не зная, какого нектара лишен.
                ***
 Варвару даже Саморядов побаивался.
Гоше достал свои запыленные холсты и готовился к персональной выставке. Один за другим удачные проекты обогатили их предприятие. « У Мишки проявились способности к бизнесу,- сказал однажды Саморядов.- Он нас и погубит». Но Задельный обзавелся кучей знакомых, бегал по инвестиционным фондам и банкам, озабоченно тасовал кредиты, вклады, доходы, расходы…
 -Главное, не суйтесь. И не суетитесь. Не мешайте,- ворчал он,- я делаю вам деньги.
 У него действительно получалось. У всех появился достаток и даже некоторое относительное богатство.
 Саморядов испытывал скуку. Листал ззотерику. Восточные философии надоели. Где эти инь и ян? Туманное дао… Зашел в православную церковь. И вышел, оставив там горящую свечку и некоторую сумму.
Варвара, купив себе новую квартиру, погрязла в ремонте и обстановке квартиры.
  После великолепного гулянья на свадьбе Задельного и Майки Петр Саморядов сказал своему водиле: «Давай на природу». Тот погнал по московскому шоссе, через полчаса свернул, еще свернул… Петр, задремавший было, вдруг с интересом стал осматриваться, вглядываться. «А где это мы?» - спросил он водилу.
- А какое-то Лисино. Проехали Машино. Глухомань. Есть шоссе, я и еду. Или не надо?
- Надо. Ну-ка.
Водила тормознул, проехавши мостик. Петр вышел вон из авто и увидел за деревьями церковку. С другой стороны шоссе, за цветущими кустами черемухи, в которых мучались и пели соловьи, виднелись еще строения, хорошего, добротного вида. Саморядов пошел туда, развязал и выбросил галстук. Ему хотелось дышать и он дышал во всю грудь. Неслась музыка из какого-то здания. Бумц-бумц-бумц. «Дискотека, что ли?- подумал Петр.- Вот спасу нет». И тут ему почему-то вспомнилось, как он , в первые месяцы после службы в армии, надеясь заработать, уехал в Сибирь, к давно бросившему его отцу. И как они, пересекая огромный пустырь, по которому шлялись одичалые собаки, шли к магазину, покупали замороженные котлеты. Бумц,бумц. А водка продавалась с торца здания, из маленькой амбразуры. Получи, товарищ. Пили много, никчемно. «И как я тогда спасся?»- вспомнил Петр. Был холод, холод изнутри и снаружи, холод.
  Петр добрался до источника звука. Это точно дискотека. Здесь лесной колледж. У входа стояла группа девушек, а из нутра обшарпанного здания доносились звуки пацаньего конфликта. Пацаний молодняк, дозревши до драки, вывалил из дверей старинного здания и возбужденно гудел. Потом распался и послышались громкие матюки и звуки ударов.
 Спустя несколько минут драка приняла всеобщий характер и Петр , уворачиваясь, также с матюками и со смехом, ретировался обратно к машине. Там уже водила отмахивался, как медведь от пчел. Махал лапами.
 Когда они тронулись , раскачиваемые молодежью, но уже вполне добродушные, сочувствующие, Петр обнаружил рядом с собой на сиденьи девушку. «Ты зачем здесь?- неприязненно спросил он.- Выходи».
-Веня!- сказал он водиле.- Веня, высади ее. Затесалась! Смотри какие, лезут.
-Я не лезла,-сказала девушка,- мне посидеть интересно было. Сама выйду.
    Веня рулил вовсю и набирал скорость.
- Вот протопаешь километров десять, узнаешь, что интересно,- сказал он.
–Я и двадцать ходила, - сказала девушка и устроилась поудобнее. -За грибами.
Веня хотел ответить, но Петр опередил.- Какие грибы?- спросил он, рассматривая девушку.
-За мухоморами. За старыми, гнилыми мухоморами,- ответила девушка, глядя на Петра в упор. Веня затормозил.
-Нет, поехали,- сказал Петр.- Мы ведь не мухоморы.
 
                ***
                Ветви ветра сохнут. Сеют
                Белою листвой.
                Меркнет почва и грубеет
                Путь прошедший мой.
                Упрощается и в цвете
                Я не вижу дней
                Что дрожали силуэтом
                В памяти моей.
                Что ж, с оглядкой жить не надо.
                Радуги и снов
                На весеннем небе рядом
                Будет семь цветов.               
               

 Девушку звали Соня.
 Через год, в яркий солнечный день, в деревню, где жили Петр и Соня приехал Задельный. Сначала он скептически выслушал проект Петра Саморядова по поводу организации козьей мини-фермы и производства козьей брынзы. Потом он, с кейсом в руках, как министерский чиновник, ходил среди грядок, брезгливо заглядывал в курятник и не верил глазам своим. Наконец, сказал: «Петя и Соня! Наша фирма поздравляет вас и от всей души желает вам  счастья. И поскорее вернуться к нормальной жизни. Здесь твои деньги, часть наличными, остальные в активах. Если ты не возражаешь. Петя, бросил ты нас». Задельный хотел открыть кейс, но Петр остановил его.
 –Не надо,- сказал он.- Деньги боятся солнца. А мы под солнцем живем.               
    « Нанотехнологии, по сути, давно используются человеком. Так, острейшие обсидиановые или кремниевые орудия труда первобытных людей имели режущую кромку толщиной менее 0,001мм»
                ***
  Неандертальцы развели огонь и ели мясо.  Нанизав куски его на палки, они жарили, отрезали и ели прожаренное и снова клали на угли куски.
-А ку ли каа?- сказал мужчина женщине.
-А ку ли маа,- ответила она.- Ма ку ли. Ма ли.
Тогда мужчина встал и принес еще дров для костра.
Их ребенок, завернутый в шкуры, проснулся и молча смотрел на огонь.
Ему было хорошо.
-Др кав кугу,- сказал мужчина, вновь усевшись у очага.
-Кугу ага бу,- ответила довольная женщина и протянула ему прожаренный кусок.
                ***
                Слышишь песнь неандертальца?
                Мы во времени скитальцы.
                Пальцы
                Грубые свои
                В небо тычем.
                Мы свои.
                Слушай голоса любви
                У огней, у наших углей…
                Пей и помни,
                Пой, разумный…
                Слушай наши голоса.
                На твоих усах роса,
                Прядь седая в волосах,
                Это знак, что мы- твой прах.
                Бубен бьет, трещит огонь,
                Ты наш прах не тронь.Не тронь!
                В красной охре мы лежим
                Обоняя дым
                Новой эры, других слов,
                Хижины твоей остов
                Сделан скрежетом зубов
                Наших, наших челюстей!
                Галилео Галилей!