Гроза Часть II Ненастье Глава 21 Аресты продолжают

- Ты чего, как в воду опущенный, вот уж который день, а, Ванька? – Растопыренная волосатая лапа дружески врезала по обтянутому синим сукном мундира плечу.
- Что? – переспросил Мошков, растерянно взирая в широко улыбающееся, торчаще усатое лицо подполковника Кряжева. – Что ты сказал?
- Ба, да ты совсем скис! – Кряжев уселся за стол напротив Мошкова. – Я спрашиваю, что случилось? Второй день как больной ходишь. И дружка твоего – Ваньки Лопухина, что-то не видать.
- Та…, - с горечью в голосе, неопределенно махнув одной кистью руки, ответил Мошков и снова отвернулся к мутному окну провожать рассеянным взглядом проезжающие мимо экипажи.
- Так ты что, не в курсе дела? – повернулся к Кряжеву из-за соседнего стола поручик Зотов. – Арестовали Ваньку-то.
- Когда? – оторопел Кряжев, застыл с полуоткрытым ртом и кружкой пива в руке.
- Позавчера, - глухо ответил Мошков.
- Так ты знал? Из-за этого такой? – развернулся к нему Кряжев, расплескав пиво. – За что ж взяли?
- Я без понятия…, - пожал плечами Иван, после паузы неожиданно добавил, - я к нему пошел, а там караул…, да после слышал, что вчера и мать его в крепость посадили.
- Да, ты что?!
- Ты с Луны свалился, Сашка? – воскликнул сидящий за одним столом с Зотовым Черемисов. – Или из запоя сегодня вышел? Кругом только и толкуют, что Лопухиных обвинили в заговоре. Вроде донос какая-то сволочь настрочила… на Ваньку.
- В последнее время крепко обрабатывали его Бергер с Фалькенбергом, - задумчиво отметил Мошков.
- Ванька сам виноват, за языком не следил, - тихо сказал Зотов, не оборачиваясь. – Теперь еще жди: тех, кто его жалобы слушал, хватать начнут.
- Вот и я о том, - еще тише, будто самому себе, произнес Мошков, смахнул со лба волосы, тяжело опираясь на стол, встал и пошел к выходу. За ним подскочил Кряжев, забыв про свое пиво.
- Так, что за заговор? Ванька тебе что-нибудь такое говорил? – поспешая рядом, донимал он Мошкова.
Через полчаса Саша Кряжев вернулся в трактир. Подошел к Зотову и Черемисову, ляпнулся на громоздкий табурет.
 – Ваньку арестовали… прямо на улице, – с выражением непонимания и недоверия сообщил он, залпом осушил кружку Зотова. – А с меня взяли подписку о неразглашении.
Мошкова повели сразу на допрос в застенок. Желваки играли на его бритых щеках. «И зачем я только болтуна этого слушал. Знал ведь, не доведет его язык до добра. Вот, вляпался сам и меня за собой потянул, дурак!»
Судьи, прежде, чем вопросы задавать, продемонстрировали ему орудия пытки – не вздумай, мол, дурить и запираться.
«Ну, спасибо тебе, Ваня», - со злостью думал Мошков. - «Удружил! Ну, и сам, раз так, не обижайся, все, что от тебя слышал, все расскажу – мне за твою глупость спину под кнут подставлять не охота»
- Какие слова от преступника Ивана Лопухина о принцессе Анне слыхал? – свирепо спросил Ушаков.
- Лопухин говорил, принцессу скоро в Брауншвейг отпустят, а с нею и весь штат, и молодого Миниха, - уверенно, делая небольшие паузы на припоминание, начал говорить Мошков, - а он будет по-прежнему ее камер-юнкером. Слышал он это от Александра Зыбина, который сказывал это его матери.
- Поносительные слова о Ее Величестве употреблял ли Лопухин и какие?
Мошков колебался минуту, опустил голову, рассматривая свои стиснутые замком руки, потом ответил негромко:
- Поносительные слова он говорил, а какие, я своим языком повторить не могу.
- Почему же не донес на сего преступника? – неожиданно насмешливым тоном спросил Лесток.
Мошков вновь отвел взгляд, сокрушенно покрутил головой.
- Не донес, думая, что принцесса будет по-прежнему…, - тихо произнес он, потом добавил громче, - тогда дружба с Лопухиным была бы полезна, – и уставился в пол.
- О его намерениях к повреждению государства, что слышал?
- Ничего, - с удивлением посмотрел на судей Мошков.
- Врешь! – крикнул Ушаков. – О том, что Пруссия может объявить войну России, говорил он? Правду нам говори, урод!
Арестант скрипнул зубами, с полминуты молча смотрел на инквизиторов.
- Так, намерение Пруссии – это не намерение Лопухина, - с язвительной гримасой ответил, наконец, он. – Об этом была речь.
- Ах, гаденыш, он еще издеваться над нами вздумал! – вскричал Никита Юрьевич, кинулся к Мошкову. Хотел ударить в лицо, но парень отвернулся, получилось вскользь по уху. Князь принялся бить его по затылку, по шее, снизу норовил попасть в зубы, таскал за волосы. Иван отворачивался, закрывался руками и все никак не падал со стула.
- Оставь, Никита Юрьевич, у нас для этого палач имеется, не надо у него хлеб отнимать, - недовольно скорчился Ушаков.
- Так, зовите палача, что с ним разговаривать, раз по-хорошему не понимает, - тяжело дыша, ответил Трубецкой.
- Успеется. Может, юноша нам и по доброй воле еще что расскажет, - невозмутимо улыбаясь, возразил Лесток. – Так, что говорил Иван Лопухин о войне с Пруссией? – обратился он к вытирающему кровь с разбитого носа Мошкову.
- Говорил, может быть, король прусский захочет помочь принцу Иоанну, т.к. он его племянник, – угрюмо ответил Иван. – А он тогда воевать не пойдет….
- А о том, что будет драться на стороне пруссаков, говорил?
- Точно не помню…, - махнул головой арестант и шмыгнул кровоточащим носом.
- О том, как будет стараться вернуть трон малолетнему принцу, что говорил? – вкрадчиво спросил Лесток.
- Таких разговоров не было, - твердо заявил Мошков, все время смотря на свои ноги.
- Что ж, я думаю, юноша может пойти в камеру, отдохнуть, подумать хорошенько, - с издевательской лаской предложил коллегам Лесток. На том и порешили.
В коридоре Мошков встретился с ведомым навстречу Ржевским. Они обменялись вопросительными взглядами. Иван с расстройства сплюнул под ноги и получил увесистый удар прикладом, с раздражением подумал: «Заварил Ванька кашу, всем теперь хлебать – не расхлебать».