Мохнатые хлопья снега, словно пух, обильно сыплющийся из порванного наперника, медленно и плавно кружились между небом и землёй, прежде чем опуститься на её уже и так изрядно запорошенные просторы. Волшебник Альвин, закутавшись в меховой плащ, сидел у костра, лениво подперев голову рукой и рассеянно глядя, как к блёклому зимнему небу поднимаются сизые струйки дыма. Сырые дрова горели плохо; заклинания волшебников, каковыми являлись все без исключения воины магистра Фьонна, сына Архимага Льювина, не слишком-то содействовали улучшению процесса горения. Воины то и дело косились на большой шатер в центре наспех сооружённого лагеря; однако, несмотря на то, что время приближалось к полудню, предводитель всё ещё не показывался на глаза своему немногочисленному доблестному воинству.
Альвин превосходно чувствовал сумбурное настроение, расползающееся, словно дым, среди тех, кто по каким-либо причинам последовал за Фьонном в Сумеречную долину. Друг детства магистра резонно полагал, что бездействие вождя отнюдь не способствует поднятию боевого духа дружины или уж хотя бы сохранению его на прежнем уровне; поэтому Альвин со свойственной ему непосредственностью решил, что пора внести хоть какую-то определённость в абсолютно неопределённое настоящее – уж о будущем-то пока и говорить бесполезно!
Поднявшись с места, Альвин подошёл к палатке своего друга и негромко окликнул того по имени. Однако изнутри не последовало никакого отклика. Впрочем, Альвин и не особенно на это рассчитывал. Раздвинув тяжёлые полотнища, он вошёл в шатёр, размерами ничуть не уступающий большой избе, и огляделся.
Магистр Фьонн лежал на походной кровати, с головой укрывшись толстым пледом. Растерянный взор Альвина наткнулся на недопитую чашку кофе и стопку книг на сундуке; в глаза бросилось два заголовка – «Словарь бессмертного верхнеэльфийского языка» и «Справочное пособие по мёртвым тёмным наречиям». Да, похоже, старина Фьонн совсем захандрил, раз всю ночь напролёт пытался забыться, окунувшись в омут сравнительной лингвистики!
– Дружина желает видеть своего вождя! – громко отчеканил Альвин, тряся приятеля за плечо. – Вставай, Фьонн! Неужели тебе не хочется завтракать? – с искренним удивлением добавил он.
– В этом мерзком краю, где не встаёт солнце, – глухо отозвался из-под пледа магистр, – мне ничего не хочется делать! Лечь бы и лежать, как бревно, и ничего не помнить и не чувствовать!
– Ты уже и так, по-моему, довольно тут провалялся, точно бесчувственное бревно, – огрызнулся Альвин, на всякий случай предварительно поставив магическую завесу, чтобы кто-нибудь случайно не стал свидетелем его непочтительного обращения к магистру – ведь не следует подрывать авторитет предводителя у его сторонников. – Мы последовали за тобой в изгнание, надеясь, что благодаря твоему мудрому руководству нам удастся вернуться домой со славой и значительными материальными приобретениями: а как ты оправдываешь надежды своей хеордвэрд ?!
– Ну и где же те чудовища, с которыми мне предстоит доблестно сразиться, а? – с неменьшей язвительностью вопросил Фьонн, отбрасывая плед в сторону и резко поднимаясь с кровати, на которой он валялся почти полностью одетым, не считая сапог, кольчуги, меча и мехового плаща. – Мы уже неделю торчим в этой треклятой Сумеречной долине, будь она неладна…
– Она и так неладна, куда уж больше, – пробормотал себе под нос его собеседник.
– …И до сих пор не то что кровожадных великанов и сказочно богатых змеев, но даже обычных поселян и баранов не встретили! – едко напомнил сын Архимага. – А что за удушливая и гнетущая здесь атмосфера – словно перед грозой, которая собирается уж не одно столетие, да всё никак не разразится! Зачем ты меня разбудил, Альв? Мне было так хорошо! Мне снилось, что я дома, и ни времени, ни забот, ни тревог я не знал и не чувствовал! А ты мне ещё и о завтраке напомнил! – с негодованием заметил Фьонн, натягивая сапоги. – И теперь меня, помимо раскаяния в моих прегрешениях, мучает ещё и голод…
– Этому-то горю помочь легко, – поспешил успокоить его приятель. – Я имею в виду завтрак, конечно; что же до твоего раскаяния, Фьонн, то, ради Создателя, не морочь ты мне голову! Я ж тебя с детства знаю; а вот с твоим раскаянием мне как-то до сих пор не приходилось сталкиваться… Прибереги россказни о нём для менее осведомлённых и более легковерных индивидуумов – может, мы таких ещё повстречаем. Хоть это и представляется мне почти невероятным, но внешняя несбыточность наших надежд отнюдь не является поводом для утраты веры в лучшее. И не хмурься ты так грозно, словно намерен испепелить меня взглядом! Ты же знаешь, я неплохо владею заклятием огнеупорности.
Фьонн молча пристегнул меч к поясу и взглянул в зеркало. Собственный вид, против обыкновения, магистру не сильно понравился. Да и кому, скажите на милость, понравится заросшая рыжей щетиной физиономия, взгляд загнанного в угол хищника и взлохмаченные патлы над хмурой рожей?!
Фьонн шагнул к своему сундуку, торопливо сбросил на ковёр книги и отставил немытую чашку, после чего откинул крышку сундука и принялся разыскивать гребень и бритву среди кучи разнообразных вещей, как необходимых, так и абсолютно бесполезных в дальних странствиях. Альвин, видя, что торжественный выход главнокомандующего едва ли состоится в ближайшие пять минут, непринуждённо уселся на кровать, положил ногу на ногу и с откровенно скучающим видом принялся перебирать книги. При виде одного заголовка Альвин заметно оживился и заулыбался.
– «Оргии троллей», – с расстановкой прочёл он название на переплёте из красного пергамента. – Слушай, Фьонн, дай почитать, а?
Магистр, который в это время старательно трудился над внешними элементами своего имиджа, искоса глянул в сторону Альвина и пробормотал что-то неразборчивое – говорить внятно Фьонну мешала мыльная пена. Смыв её, магистр не без ехидства произнёс:
– Это совсем не про то, про что ты подумал, Альв.
– Жаль, – огорчённо протянул тот; полистав книгу, он убедился, что ничего особо неприличного в ней действительно как-то не заметно. – Ладно, спрошу у Фэлинда – может, он догадался прихватить с собой хоть парочку прошлогодних журналов «Вечерняя альба»?
– Может быть, – ухмыльнулся Фьонн, осторожно расчёсывая спутанные волосы. – Только я их у него изъял и выкинул, едва мы миновали Тропу Междумирья. Изгнанникам, да будет тебе известно, следует брать в дорогу лишь необходимые вещи; печатная и рукописная продукция, пропагандирующая распутный образ жизни, к таким вещам уж точно не относится.
– Вот новость! Магистр Мон-Эльвейга, запутавшийся в долгах и вынужденный бежать от кредиторов, сделался ярым поборником нравственности! – не унимался Альвин. – Впрочем, возможно, это как-то уменьшит объём твоих прегрешений в глазах лорда Архимага, твоего отца.
– Слушай, иди-ка ты отсюда, – не выдержал Фьонн. – Дай мне пять минут побыть в тишине, ладно?
Альвин пожал плечами и нехотя поднялся на ноги. Выходить туда, где сыплет и сыплет надоевший снег, он не жаждал. Как бы ненароком он уронил на ковёр свой перстень; поднимая его, он выдумал новый предлог, чтобы задержаться в уютном и тёплом шатре – взял щетку и принялся отряхивать откидной рукав своей туники от несуществующей пыли.
Фьонн надел кольчугу, набросил на плечи меховой плащ и хмуро покосился в сторону приятеля; но, учитывая то, что Альвин пока помалкивает, гнать его взашей из своего шатра магистр не стал.
Чуть помедлив, Фьонн достал из сундука причудливую маску, подарок одного старинного приятеля, гнома по имени Фолли. Волшебнику до сих пор не приходилось проверять на деле те исключительные свойства, коими, по словам гнома, обладает сия вещь. Во-первых, она защищает лицо от обжигающего воздействия огня, утверждал гном. Но Фьонн, несмотря на свою бесшабашную удаль, до сих пор как-то не удосужился залезть в настоящее пекло. Во-вторых, уверял Фолли, на врагов подобные маски неизменно нагоняют страх. Но Фьонну серебристая маска, изукрашенная прихотливо изогнутыми чёрными линиями, казалась скорее забавной, чем устрашающей. Она куда больше подходит для костюмированного бала в королевстве эльфов, чем для серьёзных боевых действий! Повертев странную вещицу в руках, Фьонн уж было отложил её в сторону. Натягивая перчатки, он задумчиво смотрел на маску; шагнув по направлению к выходу, магистр внезапно вернулся, взял подарок гнома и спрятал его под плащом. Альвин хотел отпустить по этому поводу какую-нибудь шуточку, но, своевременно обратив внимание на суровое выражение лица Фьонна, благоразумно промолчал.
Когда они вышли из шатра, снег валил по-прежнему. Воины, увидев своего вождя, чуточку приободрились – несмотря на безалаберность Фьонна, его авторитет всё ещё держался на достаточно высоком уровне. Несомненно, дружина ожидала от своего вождя, во-первых, энергичного призыва к подвигам, а, во-вторых – и это главное – что он лично проложит путь к великим деяниям среди бескрайних снегов Сумеречной долины. Фьонн, конечно, отлично знал о чаяниях своей хеордвэрд; но волшебник предпочёл начать с завтрака, а уж затем перейти к поиску приключений.
Сосредоточенно пережёвывая холодную котлету, Фьонн хмуро размышлял о жизни и судьбе, нагло повернувшейся задницей к нему, своему прежнему баловню. Лишь теперь, когда магистр воочию увидел, что представляет собой пресловутая Сумеречная долина, сын Архимага впервые в жизни ощутил подлинную тоску по дому. Сейчас Фьонн уже не был уверен на все сто, что поступил правильно, гордо отказавшись от помощи отца, предложившего заплатить половину его долгов. Конечно, это не решило бы проблему окончательно, однако на время заткнуло бы глотки кредиторам, пока он не собрал бы недостающую сумму!
Слишком уж широко в последнее время жил Фьонн, сын Архимага Льювина; слишком легко молодому волшебнику доставались жизненные блага, чтобы он умел ценить их в достаточной степени. Фьонн принял от отца власть над Орденом Мон-Эльвейг; однако новый магистр пёкся не столько о преумножении богатств и чести Ордена, сколько о бесконечных увеселениях и скандальной славе самого экстравагантного мага Упорядоченного, неудержимого в своей фантазии и финансовых тратах. Фьонн так и не распрощался окончательно с привычками своей весёлой, разгульной юности. Правда, он оставался верен своей жене, которую искренне любил – единственное, в чём переменился его нрав, ведь в студенческие годы о легкомысленных любовных похождениях сына Льювина слагались длиннющие баллады, лишь чудом не переросшие в многотомный цикл романов.
Счастье, почти неизменно сопутствовавшее Фьонну в азартных играх, не оставило молодого волшебника; однако траты нового магистра постепенно взяли верх над приростом его доходов. Поначалу Фьонн со свойственной ему беспечностью придавал мало значения тем долгам, которые у него появились. А долги между тем росли и росли себе потихоньку да полегоньку. Фьонну они виделись мелкими букашками, ничего не значащими червяками на бескрайней луговине жизни; но настал момент, когда магистр увидел свои долги глазами кредиторов – увидел столь огромных чудовищ, что наотрез отказался признавать их своими долгами.
Однако кредиторы проявили настойчивость, весьма досадную для магистра. Выбор вариантов поведения, перед которым очутился Фьонн, был не слишком-то богатым: либо заплатить (но для этого, как оказалось, существуют серьёзные препятствия, а именно, отсутствие необходимой суммы), либо скрыться в неизвестном для кредиторов направлении и в этом познавательном путешествии срочно разработать эффективные способы пополнения своей казны. Правда, теоретически существовал ещё один способ, не имеющий ничего общего с правосознательностью и элементарной порядочностью – объявить кредиторам войну и перебить их с помощью магии. Однако такое явление, как совесть, в душе молодого волшебника оказалось столь же неистребимым, как и в душе его отца, поэтому Фьонн отверг третий вариант, какой бы заманчивой не казалась магистру перспектива избавиться от грядущих вынужденных финансовых вложений в карманы кредиторов.
Итак, оставалось лишь изгнание – иначе Фьонн не мог назвать необходимость оставить всё и бежать неведомо куда. После непродолжительного тайного совещания с отцом и ближайшими друзьями магистр принял решение укрыться в Сумеречной долине, где ему и Льювину однажды довелось побывать после крупной стычки с антибогами в одном третьеразрядном Мирке Упорядоченного. Сам Фьонн практически ничего не помнил о Сумеречной долине – по той веской причине, что он тогда очутился в этом малоприятном Мире в бессознательном состоянии, будучи серьёзно ранен в решающем сражении с силами противника. В памяти магистра остался только снег – первое, что он увидел, выйдя на свежий воздух. Да, кажется, они с отцом и дружиной жили там в каком-то полуразрушенном замке…
– Да, местечко заповедное, – многозначительно промолвил Архимаг, когда его сын выразил намерение отправиться в Сумеречную долину. – Конечно, туда-то твои кредиторы едва ли рискнут сунуться, разве что совсем от сребролюбия рассудок потеряют. Но…
За этим «но» последовала долгая пауза, после чего Архимаг поведал сыну и его друзьям, что вообще-то о Сумеречной долине ходят очень скверные слухи. Население там дикое и тёмное, о праве, морали и культуре имеющее весьма смутные представления; климат мало что суровый, так ещё и не поддающийся магической коррекции, три четверти года сыплет снег, а одну четверть льёт дождь; да сверх того, есть там что-то такое, в этой Сумеречной долине, что ужасно гнетёт человеческую душу и навевает мрачные, безотрадные мысли. Нет, это не только потому, что днём там никогда не проглядывает солнце, а ночью не видно звёзд! Но в чём состоит сакраментальное «проклятие Сумеречной долины», даже сам Архимаг не знал толком – ни в старинных балладах, ни в пыльных хрониках, ни в современных трудах по прикладной магии об этом ничего не говорилось.
Однако Фьонн возразил, что его мысли и так не слишком отрадны в последнее время, а гнёт долгов не сравнится ни с каким «проклятием», являющимся плодом фантазии досужих сказителей или же явлением, обусловленным какими-то конкретными факторами, устранение которых автоматически очистит местность от неприятных спецэффектов. Поручив свою жену Аэльху и сына Гвэйнира заботам своих родителей, магистр тайно покинул Башню Сервэйна, цитадель Ордена Мон-Эльвейг. Фьонн отлично понимал, что его бегство на руку командору Улльдару, давно мечтающему стать главой Ордена. Фьонн хорошо знал Улльдара – ведь некогда командор, прозванный Повелителем Воинов, был его наставником в искусстве обращения с оружием и боевой магии. Конечно, присвоить титул магистра Улльдару не удастся, но пронырливого командора вполне устроит реальная власть, пусть и лишённая некоторых дополнительных атрибутов величия.
Жена и сын долго упрашивали Фьонна взять их с собой в изгнание. Магистр еле-еле убедил их остаться – не в Башне Сервэйна, а в замке, который он подарил Аэльхе во дни своего процветания. Фьонн выиграл это здание у одного эскеланского лорда; но когда маг вознамерился соответствующим образом оформить права на приобретённую недвижимость, бывший владелец сделал ловкий ход – заявил, что землю-то под крепостью он не проиграл! Если волшебник хочет, пускай забирает строение и делает с ним, что хочет. Незадачливому лорду пришлось в полной мере оценить могущество магов: Фьонн поступил именно так, как ему предлагали, надеясь просто посмеяться над ним – силой магии перенёс замок туда, где Архимаг Льювин наконец-то начал строительство того дома-дворца-замка, о котором грезил ещё в юности.
Как и полагается столь могущественному магу, Льювин выбрал для жилища своей мечты не какой-то заурядный, пусть и живописный, уголок родного Мира; Архимаг заложил золотой кирпич с именем своей жены и своим собственным, а также посадил саженец волшебного дерева, подаренного ему мудрым вороном Мобрайном, на перекрёстке Миров, который лишь невежде показался бы обычным морским побережьем – в том случае, конечно, если бы сему гипотетическому тупице кто-то помог там очутиться. Размах у Льювина, естественно, был поистине грандиозным, многие элементы комплекса Каэр Лью-Вэйл (так Архимаг решил назвать усадьбу своей мечты) пока существовали лишь в проектах и смутных образах, но кое-что уже было возведено. Вот туда-то, в края, обещавшие стать сказочными благодаря вдохновению Льювина и трудам его многочисленных помощников, взявшихся воплотить мечты Архимага, и перенёс Фьонн свой замок. По крайней мере, здесь Аэльхе и Гвэйну ничего не будет угрожать, хоть за них он может быть спокоен. А что касается его собственной судьбы в ближайшие годы… Хм, об этом хотелось бы не думать, только не получается…
Очутившись в Сумеречной долине, Фьонн в полной мере ощутил всю горечь одиночества и плачевной участи изгнанника. Не то чтобы магистра покинули в беде друзья и родичи, вовсе нет. Очень многие охотно последовали за ним, в том числе его закадычные приятели – Альвин и Фэлинд, муж его троюродной сестры Хьёрди. Хотя Фьонн оказался на мели, никто из соратников не ставил под сомнение его удачливость, этот дар Создателя, привлекающий воинов под знамёна вождя вкупе с золотом и другими ценностями. Долги, в которых опрометчиво завяз магистр, воспринимались его окружением как досадная мелочь, временное явление, вроде тучки, на несколько мгновений набежавшей на ослепительный лик солнца. Но несмотря на столь мощную моральную поддержку, Фьонн сильно тосковал по своей жене, а то, что их свидание состоится, судя по всему, не завтра, повергало его в беспредельное отчаяние, заглушить которое было не под силу ни сравнительной лингвистике, ни эльфийским винам, которыми король Эленнар щедро снабдил сына своих друзей перед дальней дорогой. Разве что стычка с вооружённым противником, необходимость защищать свою жизнь, свободу и имущество, ещё могла бы вывести Фьонна из депрессии…
...Итак, магистр, не ожидая существенных перемен к лучшему в обозримом будущем, уготованном ему судьбой на необозримых просторах Сумеречной долины, задумчиво жевал свой завтрак, по времени совпавший с обедом, и с болезненной остротой ощущал себя злосчастным изгнанником, лишённым комфорта и элементарных человеческих радостей. Всё имеет пределы, и даже несокрушимый оптимизм, унаследованный Фьонном от предков, заметно подкосился, перешагнув через незримые границы заснеженной Сумеречной долины. Пребывая в самоуглублённо-мрачном расположении духа, Фьонн, вопреки своей обычной наблюдательности, не сразу обратил внимание на оживление, внезапно охватившее лагерь, а также на дальние сигнальные костры, вспыхнувшие в одном из направлений, куда накануне были высланы добровольцы на разведку.
– Ого, кажется, жаркое дельце намечается! – заметно приободрился Альвин, потирая руки – как от холода, так и в предвкушении вожделенного потепления.
– Ты думаешь? – недоверчиво произнёс Фьонн, мельком глянув вдаль, туда, где на ослепительной белизне равнины мерцали красные точки сигнальных костров.
Однако необоснованный скепсис магистра вскоре столкнулся с весьма весомым аргументом в пользу предположения приятеля. В лагерь на полном ходу, какой возможно развить на лыжах без предварительной практики, базируясь лишь на общей физической подготовке, въехал один из дозорных, отправленных вперёд с целью предварительного ознакомления с рельефом местности и особенностями размещения населения. Его товарищи по заданию тёмными пятнами мелькали далеко позади.
– Мой магистр… – отдышавшись, заученно-торжественным тоном начал юный волшебник, приходившийся единоутробным братом Альвину.
– Ради Создателя, Вэндар! – скучающим тоном оборвал его Фьонн. – Пожалуйста, без лишних придворных церемоний! В Башне Сервэйна это ещё куда ни шло, а теперь-то?.. Ну, что там стряслось? Туземное население наконец-то решило выйти на нас, вооружившись костяными гарпунами и каменными топорами?
– Вообще-то оружие у них из металла, – подавив невольный смешок, сообщил Вэндар. – Не знаю, как оно в бою, но внешне выглядит вполне нормальным. А их деревня, оказывается, находится не так уж далеко отсюда. Просто в той стороне равнина уступом обрывается вниз; вот там-то, в низине, и находится населённый пункт, название которого нам узнать не удалось. Близко мы к посёлку не подходили, но ещё дальше виднеется какой-то полуразрушенный историко-культурный объект, вероятно, в далёком прошлом бывший замком.
– И много этих типов? – спокойно осведомился Фьонн, поднимаясь на ноги и отряхивая снег с плаща.
Вэндар с видом мученика принялся загибать пальцы на руках, бормоча что-то невнятное; но, видно, процесс подсчёта обо что-то запнулся, и юноша предпринял героическое усилие возобновить свои математические выкладки. Фьонн смотрел на него со снисходительным сочувствием, а брат – с презрительной усмешкой, которую он, впрочем, спрятал в густом рыжем меху капюшона. К огромному облегчению Вэндара, остальные дозорные подтянулись к месту стоянки до того, как юный маг окончил свои подсчёты; хотя его товарищи бегали на лыжах медленнее, они гораздо быстрее считали в уме и тотчас сообщили магистру приблизительные сведения о численности приближающегося противника. Фьонн слегка поморщился – выходило, что туземцев этак раза в два больше, чем его дружинников. Но, в конце концов… Ох, конец-то, понятное дело, один у жизни бывает; но дело в том, что Фьонн, несмотря на депрессию, вовсе не жаждал приблизиться вплотную к логическому завершению жизненного пути.
– Побеждает не количество воинов, а их доблесть, – промолвил магистр; он хотел, чтобы эти слова прозвучали уверенно и назидательно, но вышло как-то нетвёрдо и вяло. – Слава же о подвигах героев живёт вечно… – совершенно некстати на Фьонна напала икота; но стоило ему вспомнить о своей супруге, как икота прошла так же неожиданно, как и началась.
– Да на фига нам такая слава, если мы не сможем воспользоваться её плодами, – чуть слышно обронил Альвин, машинально утаптывая снег.
В глубине души (и даже на её поверхности) Фьонн был целиком согласен с этим высказыванием; однако магистр полагал, что ему, как предводителю пусть и немногочисленного, но уже не однажды проявившего свои высокие боевые качества воинства, полагается и дальше культивировать у подчинённых непреходящие эпические добродетели, коими сам он отнюдь не обладал в объёме, соотносимом с характеристиками героев известнейших саг.
– В общем, сворачивайте лагерь – быстро! – и вперёд навстречу подвигам! – выразительно заключил Фьонн, безнадёжно махнув рукой на высокопарные воззвания, которые, как он знал, чаще всего вызывали у многих его дружинников приступ несвоевременного зубоскальства. – Вэндар, будь добр, принеси мой шлем – ты его легко отыщешь, он возле сундука, – добавил магистр, обращаясь к брату Альвина.
Чуть помедлив, Фьонн надел гномью маску, а затем надвинул на макушку шлем, поданный Вэндаром. Может, и впрямь эта огнеупорная образина припугнёт врагов, а?..
– Фьонн, ты чего это?.. Мы же вроде не на карнавал собрались, – изумился Фэлинд, только что выбравшийся из своего шатра, соседнего с шатром его родича и предводителя.
– Гном болтал, будто эта штука врагов устрашает, – Фьонн говорил глухо и отрывисто, нарочно изменив голос.
– А знаешь, вообще-то немного на призрака смахивает, – высказался Фэлинд, присмотревшись получше. – Да, для карнавала было бы здорово, но вот для битвы?.. Или ты намерен скрывать своё лицо – на случай, если вдруг где-нибудь неподалёку лазутчики твоих кредиторов затесались?
– Неплохая идея, – согласился магистр и, возвысив голос, сумрачно и важно изрёк. – Да, вот ещё что, воины! Слушайте внимательно, если не хотите, чтобы вам оборвали уши! Отныне не вздумайте произносить моё настоящее имя при посторонних, ясно?! Тому, кто проболтается, я своими руками отрежу язык и пришью его к заднице! Теперь я лорд Элиар – Изгнанник. Все запомнили или ещё раз повторить?
Прослушав сию краткую, но энергичную и эмоционально насыщенную речь, Альвин с откровенно скучающим видом возвёл глаза к небу, с которого снег стал валить чуточку пореже.
– Сколько можно, Фьонн? – не обращая внимания на падающие на лицо снежинки, с театральными ужимками вопросил магистра-изгнанника друг детства. – Тебе это ещё не надоело, а? Может, пора уже составить перечень твоих имён и прозвищ, которых у тебя, наверное, не меньше, чем у языческого божества высшего ранга? А заодно составить памятку, в какой день недели каким именем тебя полагается величать? Лорд Элиар, гм, – вполголоса повторил Альвин новое имя приятеля, словно желая проверить, как язык управляется с этим сочетанием звуков.
– Элиар – так Элиар, – философски пожал плечами Фэлинд, поглаживая рукоять своей секиры. – Какие ещё будут приказания, мой лорд? – весело поинтересовался он, обращаясь к магистру.
– Прекратить пустую болтовню, – резко ответил Фьонн. – Вон, они уже приближаются, – он взмахнул рукой, указывая туда, где среди снегов и впрямь показалось тёмное пятно, постепенно приближающееся и увеличивающееся в размерах; вскоре стало заметно, что это не пятно, а большой отряд вооружённых людей. – Наш ход, друзья мои. Полагаю, призывы к проявлению доблести излишни, когда речь идёт о нашей жизни?
* * * * *
– Уф, вроде отбились, – устало выдохнул Альвин, снимая шлем и вытирая пот со лба.
– Вот именно, что вроде, – процедил сквозь зубы Фьонн, сжимая в руке окровавленный меч и хмуро глядя в ту сторону, куда, словно волна отлива, схлынула неорганизованная, но удручающе многочисленная толпа коренных жителей Сумеречной долины.
Он обернулся к своему воинству и отрывисто приказал:
– Живо распаковывайте мою разборную эльфийскую лодку!
Дисциплинированные дружинники, как и положено, без лишних слов кинулись исполнять приказ предводителя. Лишь Альвин, верный детской привычке лезть с возражениями, когда никто не спрашивает, не удержался от реплики.
– Лодку?! Тролль меня сожри! Зачем она тебе, Фьонн? Я бы понял, если б тут хоть какой-то крупный незамёрзший водоём имелся…
– Заткнись! – раздражённо оборвал Фьонн, сосредоточенно глядя, как воины несут заветное плавсредство. – Некогда мне объяснять! Не сомневаюсь, что те молодчики очень скоро вернутся с подмогой!
– Но… – Альвин, увы, был плохо знаком со свойствами эльфийских изделий, поэтому постичь замысел друга ему было весьма сложно.
Воины между тем сложили у ног Фьонна предусмотрительно уменьшенные магией детали волшебной ладьи. Сыну Льювина не потребовалось много времени, чтобы соединить разрозненные части в единое целое, а затем придать этим частям нужный, с точки зрения мага, размер.
Изящная эльфийская ладья замерла на истоптанном и залитом кровью снегу. Фьонн пару раз обошёл вокруг; удостоверившись, что подарок короля Эленнара готов к эксплуатации, маг повелительно скомандовал:
– А теперь быстро грузитесь на борт!
Возражения, как в предыдущем случае, снова поступили от Альвина. Пока воины, неся наспех упакованное имущество, скорым шагом поднимались на борт по широкой дубовой доске, а Фьонн наблюдал за продвижением своей дружины, то и дело мрачно озираясь по сторонам, Альвин вернулся к тому пункту, на котором он остановился.
– Нет, я всё-таки не понимаю, – пробурчал он. – Она что, по земле покатит, словно по волнам?
– Слушай, ты волшебник или кто? – не выдержал Фьонн. – Волшебных кораблей и лодок никогда не видел? Хотя бы на картинке? Она может перемещаться и по воде, и по земле, и по воздуху!
– Надо же, – удивлённо присвистнул Альвин, вместе с Фьонном последними поднимаясь на борт. – Да это прямо какой-то вездеходный «Летучий Голландец»!
– Эленнар сказал, что её зовут Альк… ну вот, опять забыл! Всё время вертится в мозгу, но, знаешь, то ныряет в глубину, то, наоборот, поднимается на поверхность…
– Рыба, – попытался угадать Альвин, с интересом разглядывая внутреннюю отделку эльфийской ладьи.
– Да нет, – покачал головой Фьонн, занимая место на носу и беря в руки арфу. – По-нашему её зовут «Лебедь», а по-эльфийски… Ладно, потом обязательно вспомню! Посмотри-ка, Альв, – тут Фьонн указал вперёд, – я оказался прав. Они возвращаются! Будь добр, дружище, включи дополнительное освещение! Просто нажми на вон те рычаги с эльфийскими рунами! – поспешно пояснил волшебник, видя растерянное выражение лица друга.
Наружные борта волшебной ладьи замерцали нежным переливчатым светом. Фьонн заиграл мелодию, которой обучил его король эльфов, когда объяснял, как управлять необычным транспортным средством. Ладья, повинуясь музыкальным ладам, чуточку приподнялась над землёй и поплыла вперёд – туда, где из леса уже выходил довольно значительный отряд неприятеля.
…Так и плыла эльфийская ладья – в нескольких дюймах над сугробами, сияя неземным светом… Фьонн, в театральной позе первооткрывателя замерший на носу вездеходного судна, представлял собой необычайно удобную мишень, буде кому из местных захотелось бы кинуть копье или дротик. Но никто из стоявших на земле воинов даже не помыслил о чём-то подобном. Почти ослеплённые – не столько светом, исходящим от большой лодки, сколько собственным невежеством и страхом перед неведомым – стояли они, со священным благоговением взирая на прибытие богов. Кто же ещё, как не боги, явится в сияющих лучах недостижимого смертными величия и могущества?!
Несколько мгновений потрясённые туземцы, выпучив глаза, со смешанным чувством восхищения и ужаса взирали на чудесную ладью – а потом, словно повинуясь чьему-то приказанию, ровными рядами стали опускаться на колени.
– Сработало, – с облегчением прошептал Фьонн, поворачиваясь к своим соратникам. – Вот спасибо королю эльфов!
– Так мы теперь, что же… боги? – робко спросил кто-то из воинов.
– Своевременный вопрос, – усмехнулся Фьонн. – Нет, конечно – но поддерживать божественный авторитет у местного населения нам крайне необходимо. А для этого и вести себя нужно соответственно…
– Так богам же всё можно! – обрадовался Альвин.
Ледяной взгляд Фьонна несколько остудил энтузиазм приятеля.
– Я так и думал, что с тобой придётся провести специальную разъяснительную работу, – хмуро обронил сын Льювина. – Не беспокойся, краткая инструкция на подобный случай у меня составлена, и я всем вам раздам по экземпляру. Я наложил на них заклятье, которое не позволит их потерять, а в случае нарушения или хотя бы попытки нарушения любого пункта книжка сама будет подлетать к носу нарушителя, раскрываясь на нужной странице. А нужный пункт сам будет выделяться красным цветом – для вашего же удобства, чтобы не приходилось шарить глазами по странице.
Альвин хитро прищурился.
– А меня интересует, – вкрадчивым тоном спросил он, – какая кара постигнет нарушителей этой твоей премудрой инструкции? Она сама хлопнет по затылку так, что последние мозги вылетят прочь, или?..
– Ты побольше думай о том, как должно поступать в этой жизни, чем о том, какое наказание ждёт грешников на земле и в грядущем, достославный Альвин, сын Арранда, – резко и холодно отозвался Фьонн. – Неужели у тебя не хватает ума понять, что отныне и до тех скрытых мглою неведения времён, когда мы, если будет на то воля Провидения, возвратимся в родной цивилизованный Мир, о справедливом суде в этой гнусной дыре придётся печься мне – за исключением тех особых случаев, когда Создатель недвусмысленно явит нам свою волю?..
* * * * *
Старинный замок, в котором обосновались изгнанники, был вовсе не столь сильно повреждён неуклюжей рукой времени, как издалека почудилось юному Вэндару, брату Альвина. Правда, когда отряд Фьонна впервые вошёл под древние своды, героям пришлось повозиться, отвоёвывая себе местечко у белых сов, обосновавшихся в замке намного раньше магов. Альвин сгоряча предложил попросту отловить и вышвырнуть прочь наглых птиц, не понимающих того простого факта, что человек – венец творения, следовательно, все прочие создания обязаны почтительно уступать ему насиженные позиции. Но Фьонн, как и подобает руководителю прославленного магического Ордена, мудро возразил своему первому помощнику, что все разумные существа обладают равными правами. При этом сын Архимага язвительно добавил, что у сов разума побольше, чем у некоторых людей. В конце концов совы уступили магам часть помещений, запорошенных снегом – ни ставней, ни оконных стёкол в древнем строении не имелось, и не похоже, чтобы они хоть когда-то тут были. Ветер гулял по просторным залам и длинным коридорам, наметая на подоконники и полы всё больше снега…
Но постепенно волшебникам удалось относительно наладить свой быт. Конечно, пока и речи не было о высокохудожественных витражах, узорных оконных решётках, эксклюзивных светильниках и других подобных ухищрениях роскоши: однако вскоре замок стал пригоден не только для белых сов и стихийных духов, в первую очередь воздушных, но и для людей.
Как, когда, кто возвёл это строение, задавал себе риторические вопросы Фьонн; расспрашивать местных жителей божеству как-то не к лицу, ведь ему по должности полагается знать всё вплоть до мельчайших помыслов простых смертных, так что приходилось ограничиваться собственными смутными догадками и домыслами своих соратников. Ясно, что без магии дело не обошлось – любой волшебник, даже не слишком продвинутый, здесь ощутил бы её так же легко, как охотничий пёс чует дичь. Сын Архимага обратил внимание на то, что жители близлежащих деревень относятся к древнему замку с почтительной опаской, избегая приближаться к этому строению. Это укрепило магистра в его догадках. Фьонн и его спутники старательно облазили все закоулки замка, которые магам удалось обнаружить; но и эта трудоёмкая операция не дала сколько-нибудь значимых сведений относительно истории возведения крепости. Фьонн подозревал, что в замке остались неисследованные тайники; но специально их разыскивать не было ни времени, ни большого желания.
Поначалу Фьонн с повышенной энергией руководил восстановлением замка – ведь сын Архимага настолько привык к комфорту, что отсутствие оного неимоверно нервировало молодого волшебника. Но когда древний «историко-культурный объект» худо-бедно стал изнутри походить на человеческое жильё, магистр-изгнанник внезапно впал в бездеятельную апатию.
…Тянулись долгие дни, а картина за оконными стёклами не менялась. Сколько охватывает взгляд – только белое однообразие заснеженной равнины и белое небо, блёклое и бессолнечное… Фьонн часами безучастно смотрел в окно, чувствуя, как в душу ледяными когтями впивается безмерная тоска, сродни той, что испытывает студент-гуманитарий при виде бесконечного математического множества.
Иногда, сидя у окна, магистр начинал дремать, охваченный грустью и смутным ожиданием грядущих событий, которые станут частицей узора его судьбы… И тогда Фьонн видел один и тот же сон. Большой волк бежит по снегу, и метель заметает его следы. Не видно ни преследователей, ни жертвы, за которой гонится хищник; и всё же волшебник знал, что впереди, за линией горизонта, скрывается то, что должен догнать волк. Обязательно должен догнать, и тогда всё снова наладится. Волк, бегущий по снегу – это он, Фьонн. У него на родине волком называют не только серого хищника, но также и человека, вынужденного бежать в чужие края, изгнанника; и ещё волшебник помнил, как в юности однажды превращался в волка…
Фьонн сознавал, что бездельничанье ничуть не приближает его к решению проблемы с долгами. Сумеречная долина – всего лишь логово, где можно временно укрыться от назойливых кредиторов, однако это далеко не всё. Нужно ещё изыскать финансовые потоки, которые можно перенаправить таким образом, чтобы хоть что-то осело в кармане – причём не только его собственном, а и его соратников, с детской непосредственностью уповающих на удачу своего предводителя.
Кое-что Фьонн в этом направлении предпринял. Разветвлённую агентурную сеть Ордена Мон-Эльвейг, охватившую многие сопредельные Миры, создал ещё Архимаг Льювин, отец Фьонна, когда был магистром Ордена. Новый магистр, несмотря на многие недочёты в своей работе, был хорошо осведомлён о том, что творится в соседних Мирах. Магистру Мон-Эльвейга это необходимо – вдруг где-нибудь объявятся чародеи-психи, которым, например, приспичит установить свою диктатуру в отдельно взятом Мире, или же где-нибудь внезапно проявятся какие-нибудь магические аномалии... Ведь именно в борьбе с негативными магическими эффектами и лицами, ответственными за их проявление, и состоит главная обязанность Ордена Мон-Эльвейг – так, кажется, записано в кодексе Ордена, толстенной книге в зелёном пергаментном переплёте, покрытом густым слоем пыли. Ещё бы, с тех пор, как по указанию и при личном участии магистра Льювина этот свод магических правил был составлен, он спокойно лежал себе на почётном месте в библиотеке Башни Сервэйна, цитадели Ордена, и никто, кажется, даже ни разу не раскрыл этот внушительного вида том. Настоящие маги, а не разные шарлатаны, крепко держат главные правила своей деятельности в памяти, а соблюдение всяких мелочных предписаний – ниже достоинства настоящего волшебника: так полагал сам Льювин, ныне ставший Архимагом, а его сторонники, ученики и, в первую очередь, его собственный сын, вполне разделяли это мнение.
Фьонн намеревался продолжать полезную деятельность, предписанную кодексом своего Ордена и направленную на то, чтобы Упорядоченное в целом и его отдельные части оставались достойны этого горделивого названия. Правда, теперь он станет скрывать своё имя. Фьонн, сын Льювина, исчез в неизвестном направлении и не объявится до тех пор, пока славные подвиги, а, главное, добыча Элиара, не позволят рассчитаться с долгами магистра Мон-Эльвейга.
Однако пока что агенты Ордена не прислали вестей ни о каких заварухах, достойных внимания магистра-изгнанника. Фьонн бездействовал. А ведь можно было бы – и даже нужно! – объехать эту треклятую Сумеречную долину, побольше разузнать о ней… Конечно, божествам, за которых поначалу приняло Фьонна и его соратников местное население, не подобает расспрашивать жителей о том о сём – боги сами обязаны всё знать. Хорошо хоть, что местные не считают, будто боги питаются воздухом, дымом или кровью жертв – магистру и его отряду без проблем удавалось получать провизию и другие необходимые товары, притом задаром. Фьонна от этого даже слегка коробило – его с детства приучали к мысли, что всё имеет свою цену в денежном или ином эквивалентном выражении, однако Альвин откровенно смеялся, когда магистр заводил разговор о своих сомнениях на этот счёт.
– Они считают нас богами, а дары богам – святое дело, – заявлял Альвин. – Если же нам понадобится что-то ещё, мы всегда можем взять это сами без разрешения, и они будут только рады, что боги почтили их своим вниманием.
Фьонна всякий раз передёргивало от подобных слов, которые ему представлялись кощунственными. А ближе к весне он почувствовал, что вера местных жителей в божественность новоприбывших значительно ослабела. Впрочем, здесь весна мало походило на то, что Фьонн и его спутники привыкли понимать под этим словом. Земля медленно освобождалась от снега, чтобы недолго пощеголять в пёстром цветочном наряде, а затем превратиться в болото жидкой грязи; но ни один солнечный луч по-прежнему не проникал сквозь плотные облака, нависшие над этим проклятым Миром. Солнце вообще никогда не показывалось над Сумеречной долиной – недаром же сей злополучный Мирок так прозвали! И звёзды по ночам здесь тоже никогда не проглядывали; лишь луна тускло мерцала на небе, за исключением новолуния и нескольких дней до и после него.
Что же касается пресловутого «проклятия Сумеречной долины», якобы являющегося источником депрессивных и иных скверных состояний духа, то первое время Фьонн его почти не ощущал – вероятно, потому, что он и так находился в дурном настроении. Однако магистр-изгнанник вскоре стал замечать неожиданные перемены в поведении своих спутников. Сначала Фьонн, всё ещё погружённый в себя, не придал этому особого значения. Но постепенно он обратил внимание на странную закономерность. Здесь, в Сумеречной долине, и дурное, и хорошее в человеке проявлялось гораздо сильнее, чем в любом из Миров, где приходилось бывать Фьонну.
Нет, не слишком хорошие черты характера здесь всё-таки проступали резче! Так, магистр почти с удивлением обнаружил, что Фэлинд, оказывается, ужасно упрям, надменен и вспыльчив. Конечно, ещё в юности Фьонн нередко замечал эти малоприятные особенности характера своего друга. Фэлинд никогда не являлся воплощением кротости, однако прежде у него хватало благоразумия сдерживать свой нрав, когда это было необходимо; но теперь он что ни день бранился с другими магами, а с местными жителями вёл себя грубо и заносчиво. После порции внушений со стороны Фьонна он ненадолго стал вести себя помягче, но вскоре снова начал срываться. Когда Фьонн строго потребовал прекратить это безобразие, которое способно запросто дискредитировать их в глазах местных жителей, Фэлинд с минуту стоял насупившись, а потом вдруг рухнул на колени и, обливаясь слезами, при виде которых магистру вспомнились некоторые истории о крокодилах, признался, что это «проклятие Сумеречной долины» давит на него, и не всегда хватает у него силы воли, чтобы противостоять враждебному воздействию. Пожалуй, будь с ним Хьёрди, она бы сумела удержать его в рамках гуманности и благоразумия…
Фьонн возмутился. Это ещё что за враки? Почему же он никакого «проклятия» не чувствует? Фэлинд тяжело вздохнул. Наверное, это потому, что род Фьонна идёт от богов, простодушно ляпнул он.
Магистр ничего на это не ответил. Он хорошо знал, какие слухи уже много лет бродят по Мирам Упорядоченного: будто его дед Льюгг, отец Льювина, его отца, на самом деле из древних богов Иного Мира… Льювин никогда ни словом не обмолвился ни о чём подобном, рассказывая сыну о своём отце, и всё же Фьонн верил: то, что говорят про Льюгга – правда. Особенно возросла эта уверенность, когда сын Льювина побывал в Нигде и вернулся оттуда невредимым; ту таинственную защиту, что помогла ему спастись, он почему-то связывал именно со своим дедом.
Фьонн попытался выяснить, что же это за «проклятие Сумеречной долины»: однако Фэлинд не сумел сообщить ничего вразумительного, что помогло бы его руководителю принять решение, как оперативно бороться с этой гадостью.
– Не забывай, Фэл, ты всё-таки волшебник, причём не самой низкой категории, – суровым тоном напомнил Фьонн. – А волшебник должен уметь держать в руках не только тех, кто не наделён магическими талантами, но и себя самого тоже! Не верю я, что это «проклятие» или как его там, такое уж всемогущее! Потому у тебя не хватает силы воли, что ты сам не особенно стараешься ему противостоять! А насчёт Хьёрди… Сестрёнка, конечно, всегда обожала экстремальный туризм; но тебе не кажется, Фэл, что Сумеречная долина – это слишком даже для такой тренированной и жизнерадостной дамы, как она? Впрочем, это ваше семейное дело, я в это вмешиваться не собираюсь. Если Хьёрди захочет, может приезжать. У неё всегда здорово получалось нейтрализовывать чужую вредоносную магию. Может, она поможет мне разобраться в механизме этого «проклятия» и отыскать тормоз, который остановит его работу, направленную на дезориентацию магически неустойчивых личностей.
А «магически неустойчивых личностей» среди соратников Фьонна оказалось предостаточно. Моральный облик Альвина тоже оказался отнюдь не на той высоте, на которой подобает находиться личности, претендующей на божественный авторитет. Но тут загвоздка была совершенно иного плана. Успех у противоположного пола всегда являлся для этого мага значимым пунктом в программе достижений; в Сумеречной долине размах любовных предприятий «правой руки» магистра, как друзья в шутку нередко называли Альвина, достиг грандиозных размеров. Принимая во внимание положение, которое Альвин занимал в Мон-Эльвейге – всё-таки командор магического Ордена и первый помощник магистра не последняя ступица в колесе власти – его поведение выглядело ужасно несолидно.
Фьонну было крайне неприятно, что его друг детства всё глубже увязает в пучине блуда, однако извлечь Альвина из болота, куда тот погружался весьма охотно, оказалось чрезвычайно сложной задачей. Вдобавок Альвин стал нерадив и рассеян, поручения руководителя выполнял медленно и кое-как, что тоже не могло ни раздражать магистра-изгнанника.
Вскоре Фьонн с запоздалым раскаянием осознал, что он совершенно напрасно не уделял никакого внимания пропагандистской работе с местным населением. Человеческие слабости соратников магистра, так некстати гротескно укрупнившиеся, выглядели слишком уж человеческими для богов, что не преминули отметить наблюдательные жители Сумеречной долины. А заметив это, причём не один раз и не два, многие сделали соответствующие выводы.
Однако старейшины благоразумно остудили излишне горячие для местного климата головы. Кто бы они ни были, эти чужеземцы – они обладают рядом магических преимуществ, отрицать это станут лишь круглые идиоты. А так ли они сильны, как хотят казаться, покажет время… и день весеннего жертвоприношения перед холмом Хорраха.
* * * * *
Фьонн сидел у окна, облокотившись о подоконник; в полудрёме волшебник снова видел сон о бегущем волке – казалось, ещё несколько прыжков, и он наконец достигнет цели, он поймёт, за кем или чем он гонится, не жалея сил…
Резкие звуки ударов металла о металл безжалостно вырвали мага из сонного забытья. Фьонн вздрогнул и вскочил на ноги, привычно хватаясь за меч и маску, которая скрывала его лицо от жителей Сумеречной долины, как вечные тучи заслоняли от них лик солнца.
– Что стряслось, Альв? – недовольно спросил магистр у своего друга и помощника, появившегося в дверях. – Что это за грохот? Вы исчерпали терпение бедных туземцев, и они взбунтовались, решив, что милость таких, с позволения сказать, «богов», как мы, ничуть не лучше гнева?
– Да нет, это всего лишь несколько человек стучит в ворота, – с гримасой смущения пояснил Альвин. – Пока что всего лишь послы, а не бунтовщики, хотя с этого мятежи частенько и начинаются. Я тоже не думал, что эти допотопные ворота так ужасно громыхают, Фьонн. Вот если бы в наших рядах был хоть один гном, он бы смастерил что-нибудь посовременнее. Гномы на эти дела мастаки…
– Давай не будем рассуждать на тему «если бы», хорошо, Альв? – нетерпеливо прервал его магистр. – Лучше поскорее пойдём узнаем, каким ветром принесло этих послов. Впускать их сюда я не намерен – побеседуем за порогом, – с этими словами Фьонн надел маску, пристегнул к поясу меч и набросил серый плащ, подбитый серебристо-серым мехом.
Очутившись в Сумеречной долине, Фьонн скрепя сердце расстался со столь полюбившимися ему с юности чёрными одеяниями.
– Чёрное на снегу слишком бросается в глаза, – со вздохом признал он.
Однако белый цвет сын Архимага также отверг.
– Белое на белом незаметно, это верно, – рассуждал он. – Но я прячусь не от местных, а только от своих кредиторов. Сейчас я изгнанник, волк, Элиар – призрак прежнего Фьонна… А цвет волка и призрака – серый.
Фьонн-Элиар вышел за ворота замка в сопровождении Альвина и Фэлинда. Лицо изгнанника скрывала маска, а его длинные светлые волосы – серый капюшон плаща.
Депутация, состоящая из пяти человек, приветствовала мага и его спутников, подчёркнуто выказывая почтительность, но без ярко выраженных признаков страха и преклонения. Фьонн сразу это отметил. Так поселяне приветствуют своего лорда: сегодня они ему кланяются, а через пару дней, глядишь, возьмутся за вилы, норовя поддеть на них своего господина. Конечно, туземцы раскусили, что никакие они не боги!
– Скоро весна придёт в Сумеречную долину, – нараспев произнёс один из посланцев, высокий старик в плаще из пёстрого меха; мельком взглянув в его пронзительные чёрные глаза, Фьонн безошибочно угадал в нём талантливого колдуна-самоучку. – По древнему обычаю, перед холмом Хорраха, что в двух днях пути отсюда в сторону восхода Ока Тьмы, состоится великий праздник. Жрецы Хорраха просят тебя, Элиар, и всех, кто прибыл с тобой в Сумеречную долину, прийти на это торжество.
Фьонн молчал. Он догадался, что Оком Тьмы здесь называют луну. Скажет ли этот старик ещё что-нибудь? Конечно, сын Архимага сумел бы прочесть мысли какого-то там сельского колдуна – но интуиция удерживала Фьонна от столь явной магической агрессии.
– Так каков твой ответ, Элиар? – настойчиво спросил колдун.
– Я не трачу слов на ответ, когда можно ответить делом, – глухо отозвался Фьонн из-под гномьей маски. – Скажите тем, кто вас послал, что выполнили поручение. Когда состоится этот праздник?
– В первый день весны, что придёт через три дня, – отозвался другой посланец, коренастый мужчина средних лет, одетый в бурые меха.
Фьонн чуть заметно кивнул.
– Хорошо. Ступайте, – всё тем же чужим голосом ответил он. – Я приду.
Он смотрел вслед посланцам, пока их силуэты не слились с ландшафтом, потом молча вернулся в замок. Фьонн немедленно собрал всех магов и сообщил им о приглашении жрецов какого-то Хорраха.
– Вооружитесь хорошенько, ребята, – хмуро наставлял соратников магистр. – Чует моё сердце, что не так просто они зовут нас в гости к этому Хорраху.
– Ты думаешь, они хотят принести нас ему в жертву? – с сомнением спросил Альвин. – Да мы же их и без оружия в порошок разотрём, одной магией!
– Альв, ты тупеешь на глазах! – взорвался Фьонн. – Нельзя нам их растирать в порошок! Если мы это сделаем – кто в Сумеречной долине станет снабжать нас провизией и прочим? Или прикажешь всё закупать в сопредельных Мирах? За доставку, между прочим, дерут втридорога, а мы пока не настолько богаты, чтобы переплачивать! Нам их не крошить надо, а внушить им почтение и готовность к сотрудничеству! Хотя, конечно, это уж как получится. Итак, я вас предупредил. Я не знаю, что эти типы затевают. Будьте готовы ко всему.
* * * * *
Грубо обтёсанное бревно с чуть намеченными зарубками, несомненно, долженствующими изображать бессмертные черты божества местного значения по имени Хоррах, венчало собой правильной формы холм, у подножия которого собралась большая толпа. Среди камней темнели крохотные клочки бесплодной земли, невольно вызывающие ассоциации с нищенскими лохмотьями. Почерневший от времени идол недобро косился как на чужеземцев, так и на своих верных поклонников. Да уж, подобное божество, наспех сотворённое смертными из чурбана, едва ли могло иметь какие-то представления о человеколюбии и милосердии!
Фьонн окинул многолюдное собрание пристальным взглядом сквозь прорези гномьей маски, затем мельком оглянулся на своих соратников. Те отлично поняли мимолётное движение своего предводителя и теснее сплотили свои ряды. Приторная почтительность туземных жрецов и колдунов лишь усугубляла раздражение и недоверие Фьонна; особенно же не понравилось магу, что он и его отряд очутились в центре большой утоптанной площадки, расположенной у подножия холма как раз напротив идола. Сам по себе этот атрибут невежества и суеверия, в общем-то, был Фьонну глубоко безразличен: но магистр Мон-Эльвейга был не понаслышке знаком со стратегией и тактикой и хорошо знал, что быть окружённым со всех сторон недружественными индивидуумами – это вам не баран чихал. А в данном случае Фьонн и его спутники как раз оказались окружены местными жителями – правда, пока ещё не продемонстрировавшими открытой враждебности.
У подножия холма почерневшими от копоти камнями был выложен небольшой круг; толстый слой пепла внутри него свидетельствовал о том, что здесь не единожды разводили костёр. Толпа внезапно расступилась, и к каменному кругу медленно подошёл человек в балахоне ржаво-коричневого цвета. В руках жрец держал две тлеющие ветки. Двое других жрецов поспешно бросили внутрь круга вязанку хвороста. Но то ли дрова оказались сырыми, то ли ветер подул в противоположную сторону – только костёр никак не желал разгораться, а вскоре потухли и те ветки, которые держал в руках жрец. Он на мгновение замер на месте, словно человек, которого огорошили крайне неприятным сообщением, а затем, с видимой досадой отбросив бесполезные ветки, повернулся к присутствующим и картинно воздел руки вверх.
– Дети мои! – рявкнул он. – Видите? Хоррах гневается! Священное пламя мертво! Вы знаете, что может его оживить? Кровь! Только кровь! Кровь чужеземцев напоит нашего бога…
– О, будь прокляты идолы невежества и порока! – яростно бросил Фьонн, который ожидал чего-то подобного; магистр выхватил меч, и его дружина немедленно последовала его примеру, ощетинившись стальными остриями мечей и секир. – А ваша собственная жизненная субстанция, многоуважаемый, вашему кровожадному божку не сгодится? Мне думается, большой разницы он не заметит!
– Остановись, Хагейлен! – раздался голос сзади; растолкав толпу, к жрецу кинулся человек в красном плаще. – Они же боги, они сильнее Хорраха, и они тебя накажут… Они испепелят нашу землю и нас самих, если мы осмелимся коснуться их!
– Идиот! – Хагейлен с силой оттолкнул своего оппонента. – Ты просто трус, Эбьет! Пусть-ка их предводитель осмелится бросить вызов нашему богу, и тогда все убедятся, что власть Хорраха превыше всего!
– Согласен, – громко произнёс Фьонн. – Я бросаю вызов вашему истукану, я, Элиар, такой же человек из плоти и крови, как и вы все!
На миг наступила тишина. Затем Хагейлен, жрец Хорраха, с насмешкой сказал:
– Так я и знал, что никакой ты не бог, Элиар. Но если твоя сила и впрямь такова, что ты одолеешь Хорраха, мы изберём тебя своим государем и признаем твоих богов. Если же ты дерзновенно хулишь нашего бога, не имея мощи, которая превзойдёт его могущество, то ещё до восхода Ока Тьмы твоя кровь и кровь твоих спутников прольётся перед престолом Хорраха, чтобы напоить священный огонь бога…
– Не делите шкуру непойманного зверя, говорят у меня на родине, – кисло усмехнулся Фьонн. – Прежде чем ваш божок напьётся нашей кровушки, мне думается, он не единожды глотнёт вашей. Да, объясни мне, ради милости своего бога, – при этих словах, произнесённых магом с непередаваемой иронией, среди его дружины раздались сдавленные смешки, – как происходит поединок между человеком и деревянным чурбаном, а? Я немало воевал с теми, кто называл себя богами, но это, как правило, были живые существа, а не какие-то бесформенные обрубки…
– Замолчи, богохульник! – не сдержался жрец. – Для начала попробуй подняться на холм и встать рядом с Хоррахом!
– Всего-то? – притворно удивился Фьонн, подозревая, что его ожидает какой-то подвох.
– Не думаю, что тебе покажется мало, – сухо обронил жрец и ехидно добавил. – Так что же, государь Элиар?
Фьонн решительно направился к подножию холма – и тотчас ему стало ясно, на что намекал Хагейлен. Ветер, швыряющий в лицо пригоршни пыли, сбивающий с ног, метнулся навстречу магу. Спутники Фьонна хотели было кинуться вслед за своим вождём, однако магистр, оглянувшись, строго приказал им оставаться там, где они стоят.
Хагейлен, верховный жрец Хорраха, прочие жрецы, колдуны и жители Сумеречной долины озадаченно следили за странным чужеземцем. Ветер ярился и рвался ему навстречу, словно хищник, норовящий вцепиться в горло жертвы; никто из обычных людей не смог бы преодолеть напор урагана, хотя бы остаться на ногах, но Фьонн продолжал идти вперёд, как ни в чём не бывало. Ветер ожесточённо трепал полы его широкого серого плаща; словно крылья, они трепетали за спиной мага…
И всё же оно существует, «проклятие Сумеречной долины», заключил Фьонн, взбираясь на вершину холма, с которой на него сумрачно пялились пустые глазницы Хорраха. Этот ветер… Узко специализированные стихийные духи, уж конечно, не стали бы так назойливо путаться под ногами у мага высшей категории, если бы их к этому не принуждала некая руководящая и направляющая сила. Однако сейчас Фьонну было не до того, чтобы строить научные выкладки относительно происхождения и целей этой силы. Довольно и того, что ему удалось-таки пройти сквозь ураган под ошалелыми взглядами жрецов Хорраха и местного населения, малограмотного, тёмного и оттого падкого на внешние эффекты.
Ещё в то время, когда Фьонн находился на площадке у подножия холма, магу показалось, что деревянный идол стоит как-то неровно. Хоррах словно наклонился вперёд, чтобы получше видеть тех, кто копошится внизу. Взобравшись на холм, волшебник узрел, в чём тут дело. Фьонн чуть не рассмеялся. Похоже, никто не осмеливался подняться сюда и посмотреть, как чувствует себя божок? Нижняя часть идола изрядно подгнила – вот почему Хоррах так грозно навис над своими адептами.
Пора покончить с этим суеверным пережитком! Фьонн поднял меч, примеряясь, как бы поудобнее подрубить основание идола, а заодно и корни религиозных заблуждений в Сумеречной долине. В руках мага был всего лишь простой клинок со знаком эльфийского качества, а отнюдь не тот волшебный Меч Королей, который Фьонн добыл ещё во времена своей юности. Хотя по легендам, слегка модернизированным самим Фьонном, тот, кому Меч Королей дался в руки, рано или поздно должен стать правителем, слава о подвигах и мудрости которого превзойдёт его подлинные скромные заслуги, волшебник не слишком охотно прикасался к этому мифическому оружию. Причиной тому было воспоминание о давней размолвке с родичами своей будущей супруги, в которой Меч Королей, по мнению мага, подвёл его – воспоминание, отличающееся особенной живостью в сырую погоду, когда старые раны начинали противно ныть.
Итак, Фьонн взмахнул мечом, украшенным клеймом одного из прославленных эльфийских оружейников – и прогнивший чурбан, в течение длительного времени ошибочно почитавшийся божеством, стремительно покатился вниз по каменистому склону. Толпа отшатнулась, издав многоголосый вздох – то ли ужаса, то ли облегчения, понять было трудно. Маг скептически воззрился на торчащий из земли пенёк, указывающий на местоположение бывшего божества. Гм… Заразу суеверия нужно искоренять до конца! Огнём и мечом, как говорится… Правда, начал-то он как раз с меча; но в подобных случаях от изменения последовательности действий результат едва ли пострадает.
Тьфу, заклятье Огня не работает! На мерзком месте торчал этот Хоррах! А эти идиоты ещё вопили, дескать, костерок у них никак не разгорается, крови подлить нужно вместо масла! А, наконец-то загорелся!
Сырое трухлявое дерево разгоралось медленно; ветер, который ослабел до лёгкого дуновения, шаловливо колыхал над холмом шлейф дыма. Фьонн оперся на меч с гордым видом человека, хорошо справившегося с задачей, которую все вокруг считали невыполнимой, и с притворным равнодушием осведомился у верховного жреца поверженного бога:
– Ну как, почтенный Хагейлен, этих подвигов достаточно или нет? Или, может, требуется ещё до основания срыть этот холм и устроить на его месте водоём с лилиями и лебедями?
Жрец тоскливо покосился на поверженного в прах идола, затем поднял мрачный взор на чужеземца, непринуждённо расположившегося подле костра, разведённого там, где несколькими минутами раньше высился священный чурбан Хорраха. С небес не сорвалась молния, чтобы поразить святотатца на месте, холм не провалился в недра земли вместе с дерзким типом в жуткого вида маске, да и вообще было непохоже, чтобы какие-то могущественные сущности серьёзно обеспокоились свершениями Элиара и возымели желание немедля положить предел его жизненному пути и активной деятельности, развиваемой им на извилистых тропах судьбы.
– Откуда ты явился, Элиар? – вкрадчиво осведомился Хагейлен. – Кто твои родители? И почему ты скрываешь своё лицо? Нет, видно, ты не просто человек, раз низвергаешь богов по своему произволу!
– А мне думается, что это как раз и есть свойство человеческой души – создавать богов, чтобы поклоняться им или отвергать их, – отозвался Фьонн, которому уже изрядно надоела вся эта канитель. – Конечно, подобное безобразие происходит лишь тогда, когда люди бродят во Тьме неведения, не зная о милосердии Единого Создателя, – пояснил он, чувствуя себе немного неуютно в непривычной роли миссионера-просветителя. – А бессмертные существа, чья мудрость превосходит человеческую и кого люди нередко ошибочно почитают за богов, на самом деле такие же дети Создателя, как и все прочие…
– Ты говоришь о богах запросто, словно сам из их рода! – воскликнул жрец.
– Возможно, что и так, – многозначительно усмехнулся волшебник. – Однако насколько я помню, почтенный Хагейлен, вы совсем недавно торжественно пообещали признать меня государем Сумеречной долины без предоставления с моей стороны подробного генеалогического древа и выписок из древних хроник и баллад, касающихся моих прославленных предков. Может, для пущей убедительности в моём могуществе добавить ещё один небольшой штрих, а?
На этот раз заклятье Огня сработало мгновенно, и поверженный идол Хорраха оплели языки пламени. Хагейлен, стараясь скрыть охватившие его подавленность и растерянность, обратился к народу:
– Дети мои, наш бог повержен. Отныне он не в силах защитить нас, хоть мы никогда не жалели для него ни золота, ни крови. Когда-то, как поётся в древних песнях, Сумеречной долиной правил король, имя которого не называется, но чей венец до сего дня хранился в сокровищнице Хорраха. Наши легенды молчат о том, откуда пришёл король Сумеречной долины, но древние прорицатели предсказали, что некогда король вернётся…
Фьонн подавил зевоту. Ну и скучища! Хоть бы поскорее все эти церемонии закончились, чтобы можно было вернуться домой и завалиться спать! Предсказание! Волшебник не отрицал, что предсказания иногда бывают правдивыми, однако даже простое упоминание о них всегда вызывало у него смутное раздражение.
А Хагейлен продолжал:
– Мы не знаем, откуда пришёл к нам Элиар, но все вы видели, что он сбросил Хорраха с холма, на котором тот стоял веками. Древние пророчества говорят, что нашего короля, когда он вернётся, мы узнаем по его деяниям, по его бесстрашию и дерзости, а его лицо будет скрыто от нас до тех пор, пока над Сумеречной долиной вновь не засияют звёзды…
Фьонн заинтересовался. Выходит, над этой растреклятой Сумеречной долиной когда-то можно было увидеть звёзды? Куда же они подевались?
– Уважаемый Хагейлен, – процедил маг сквозь зубы, – нельзя ли побыстрее? Мне уже надоело столбом торчать на этом холме, хоть я некоторым образом и правопреемник вашего милейшего Хорраха – однако я-то не из дерева и не намерен дни и века напролёт изображать пешую статую триумфатора! Эй, народ, – обратился он к жителям Сумеречной долины, – признаёте вы меня своим государем или нет? Волеизъявление прямое, открытое, свободное! Быстро говорите «да» и идите по домам! Уж я-то, конечно, гораздо лучше стану вести ваши дела, чем милейший Хоррах, которому было на всё наплевать по той веской причине, что он был бревном!
Живое обращение кандидата в государи к народным массам возымело желаемое действие. Хотя лицо Фьонна было скрыто зловещего вида гномьей маской, голос волшебника и его понятная народу речь сразу расположили население в его пользу. Дело в том, что жрецы Хорраха немилосердно драли с народа три-четыре, а то и пять шкур в год, ссылаясь на волю божества; понятно, что власть столь алчного божка и его не менее корыстолюбивых служителей представлялась людям постылым бременем. Однако жители Сумеречной долины ужасно боялись гнева своего божества, хотя втайне рады были бы избавиться от тирании служителей Хорраха. И вот наконец вернулся государь, который одним взмахом меча покончил с тиранией жрецов, при этом не пролив ни капли крови! Громкие крики «да здравствует государь Элиар!» долго не смолкали. Полуоглушённый волшебник и его соратники вздохнули с облегчением, когда порыв народного энтузиазма несколько поутих.
Фьонн нисколько не был рад ещё и этому новому ярму, называемому королевской властью – волшебнику вполне хватало власти магистра Мон-Эльвейга. Но теперь в Ордене, конечно же, распоряжается командор Улльдар, а он, Фьонн – изгнанник, которому необходимо надёжное укрытие. Для того чтобы Сумеречная долина оставалась для него безопасным логовом на неопределённое время, власть над местным населением не помешает. А до чего же легко оказалось воздействовать на воображение и волю этих людей с помощью зрелищных выходок! Впрочем, как и на предпочтения подавляющего большинства людей вообще…
* * * * *
А через несколько дней после наглядного развенчания ложного божества элита Сумеречной долины торжественно вручила Фьонну главный атрибут королевской власти. «Коронация», если можно так выразиться, происходила в нетипичной для подобных мероприятий обстановке. Дело в том, что весеннее потепление пробудило в душе мага интерес к архитектуре; фантазия Фьонна уже чертила грандиозные проекты один за другим, однако волшебник благоразумно решил начать с ремонта внутреннего двора своей крепости, прежде чем приступать к возведению новых сооружений, которые должны были стать не просто новым словом в архитектуре, но целой поэмой, никак не меньше, а то и циклом романов в стихах.
Принимая во внимание тот факт, что цвет его подданных привёз ему королевский венец, Фьонн приказал впустить прибывших во внутренний двор замка. Торжественное вручение символа власти состоялось среди корыт с известью, больших куч речного песка и аккуратных стопок брусчатки. Новоизбранный государь Сумеречной долины рассеянно выслушивал преувеличенно высокопарные речи и поздравления, то и дело прерывая их краткими распоряжениям, адресованными кому-либо из магов, занятых в работах по реконструкции крепости. Наконец местные старейшины, по цепочке передавая реликвию из в рук в руки, вручили государю Элиару железный венец, покоящийся на большой бархатной подушке. Судя по размеру, венец этот предназначался для великана, чья черепушка в обхвате соотносима с толщиной трёхсотлетнего дуба. Фьонн кисло покосился на необычный музейный экспонат, который хоть и находился в безупречном состоянии, нисколько не заржавел за века хранения, однако не годился ни для повседневной носки, ни для парадных выходов.
– Огромное спасибо, мои дорогие подданные! – отозвался волшебник из-под гномьей маски в ответ на многословные пожелания долгого царствования; от перспективы длительного пребывания в Сумеречной долине Фьонн прямо-таки содрогнулся, несмотря на свой беспечный и отважный нрав. – Такое же огромное, как этот гимнастический обруч… прошу прощения, этот королевский венец! Конечно, я положу его на видное место в тронном зале, как только мы закончим там ремонт. Но для своей головы я постараюсь подобрать что-нибудь более подходящее мне по размеру, вы уж не обижайтесь. Видимо, у моего предшественника мозгов было намного больше, раз они не помещались в черепе средних размеров. Но не расстраивайтесь – дело чаще всего не в количестве, а в качестве. Хоть я и не обладаю столь выдающимися размерами мозга, зато я постараюсь думать оперативно и эффективно, тем более что я и не люблю долгих проволочек.
Соратники магистра Мон-Эльвейга столпились вокруг своего предводителя, с интересом рассматривая предмет, который шёл в комплекте с титулом государя. Когда делегация, состоявшая из самых уважаемых людей Сумеречной долины, после небольшого банкета убралась восвояси, маги принялись изощряться в выдумках относительно здоровенной короны и её прежнего владельца.
– Может, повесим её в тронном зале, Фьонн? – предложил Альвин. – Уверен, из неё получится отличная люстра, если немного её переделать! Твою художественную ковку хвалил сам король эльфов! Добавь какие-нибудь завитки, хрустальные подвески… Мы с Фэлиндом охотно поработаем у тебя подмастерьями! Тебе же понадобятся помощники, верно?
– Разумеется, – без тени улыбки отозвался Фьонн. – Я назначаю тебя, Альв, лорд-канцлером и хранителем печати. А тебя, Фэлинд, – обратился он к супругу своей троюродной сестры, – я назначаю лорд-маршалом. Остальные назначения я сделаю чуть позже. А пока, лорд-канцлер, подготовь мой первый указ: «Я, Элиар, милостью Создателя государь Сумеречной долины, повелеваю всех прибывающих в мои владения чужестранцев препровождать в мою резиденцию, дабы оказать им подобающее гостеприимство и поддерживать порядок в стране, вручённой мне Создателем и народом». Далее место для подписи и печати. Их я сам проставлю. Да, печать ещё придётся сначала изготовить. Лорд-канцлер, тебе поручается разработать дизайн гербовой королевской печати и углового штампа. Лорд-маршал, твоей задачей станет практическое осуществление этого указа – дозорные отряды, привлечение к сотрудничеству местного населения и прочие составляющие систем разведки, поддержания правопорядка и обороноспособности.
Лорд-канцлер и лорд-маршал переглянулись с понимающим видом. Да уж, маловероятный экономический шпионаж кредиторов государя нужно пресечь в корне, пока не проклюнулся и не пошёл в рост…
* * * * *
Пребывание в Сумеречной долине, которую Фьонн продолжал рассматривать чуть ли не как темницу для своего честолюбия, несмотря на королевский титул и связанные с ним привилегии, пагубно отразилось на нервной системе злополучного мага. Глубинная душевная подавленность, на поверхности практически незаметная благодаря привычке волшебника иронизировать над всем и вся, а также и гномьей маске, которую Фьонн упорно продолжал носить в присутствии новообретённых подданных, привела к стойкому нарушению сна. По ночам новоизбранный государь Сумеречной долины часами бродил по притихшему замку, мысленно кляня бессонницу, изгнание, долги, кредиторов, свою расточительность, того идиота, который выдумал деньги и так далее. Лишь в предутренние часы Фьонну удавалось ненадолго заснуть; иногда же он почти до обеда пребывал в тяжёлой полудрёме, насыщенной сумбурными сновидениями.
К огорчению волшебника, магия не очень-то помогала улучшить качество сна. Но Фьонн, унаследовавший от отца склонность к практицизму, быстро пришёл к выводу, что чем бороться с бессонницей, лучше использовать высвободившееся время на пользу себе и своему окружению. В конце концов, бессонница нередко идёт рука об руку с ответственной руководящей должностью, пытался утешить себя волшебник, ночной порой входя в большой зал, недавно переоборудованный под кузницу. Правда, находясь на высоком посту магистра Мон-Эльвейга, сын Льювина никогда не замечал, чтобы бремя власти мешало ему наслаждаться жизнью, в том числе и такой приятной её стороной, как ночной отдых.
Фьонн задумчиво смотрел на разгорающееся пламя. Маг хорошо представлял, какой будет корона государя Элиара. Золото?.. Гм… Сын Льювина всегда немного неприязненно относился к этому металлу. Нет. Это будет тонкий серебряный обруч: листья клевера, перевитые длинными тонкими травинками…
Когда-то сам Эленнар, король эльфов, обучал Фьонна искусству работы с металлом и драгоценными камнями. Наследник магов оказался прилежным учеником, не лишённым дарования; однако с тех пор прошло немало времени, и за эти годы Фьонн редко прикасался к кузнечным инструментам. Но руки и память не подвели изгнанника: скользя мыслями в невообразимо далёких от нынешней реальности измерениях, Фьонн одновременно сплетал венок из серебряных листьев, которые послушно повторяли узор его замысла…
В эту ночь магу Фэлинду почему-то спалось плохо. Лорд-маршал Сумеречной долины вовсе не страдал бессонницей, как его государь и родич; не досаждали Фэлинду и дурные сны, кишащие шпионами и вражескими воинами. Просто лорд-маршал внезапно проснулся посреди ночи, да и всё!
Собственно говоря, он со дня на день ожидал прибытия своей жены Хьёрди, которая, будучи весьма экстравагантной и рискованной дамой, изъявила горячее желание присоединиться к супругу и брату-изгнаннику. Ведь не исключено, что Хьёрди заявится и прямо посреди ночи! Ни климатические особенности, ни пресловутое «проклятие» не являлись в её глазах сколько-нибудь существенным препятствием для путешествия в Сумеречную долину, и недаром: Хьёрди ещё в студенческие годы считалась одной из лучших молодых волшебниц, подающих большие надежды, так что местные магические и иные аномалии её не страшили. Нужно заметить также, что очень больших надежд сомнительного толка Хьёрди, как дама добродетельная и властная, никогда никому не подавала; зато её знания и таланты могли стать неоценимым подспорьем в освоении и облагораживании Сумеречной долины.
Кутаясь в плащ, так как в Сумеречной долине ветер практически не стихал в любое время дня, ночи и года, Фэлинд вышел на смотровую площадку башни. Из-за непроглядной темноты (луна как раз спряталась за тучу) пришлось зажечь огнешар: хотя на сторожевых постах, как положено, и горели фонари, их жалкого мерцания было недостаточно для того, чтобы волшебник почувствовал относительный комфорт. Но скоро лорду-маршалу надоело мерить шагами потёртую каменную поверхность смотровой площадки, тем более что холодный пронизывающий ветер не добавлял удовольствия ночной прогулке.
Вернувшись во внутренние помещения замка, Фэлинд за первым же поворотом коридора нос к носу столкнулся с Альвином, который медленно плёлся, держась за стену и мурлыча старинную колыбельную.
– Моё почтение лорд-канцлеру и по совместительству хранителю несуществующей пока государственной печати, – язвительно обронил Фэлинд. – Никак опять надрался, Альв?! Вот влетит тебе от Фьонна, если он тебя увидит!
– Привет, Фэл, – Альвин прислонился к стене и несколько раз небрежно провёл рукой по своим растрёпанным волосам; вдруг он резко отшатнулся в сторону и с огорчённым видом принялся отряхивать свой плащ от пыли и известки. – Не беспокойся за меня, лорд-маршал! Фьонну сейчас не до моего морального облика…
– Аморального облика, – наставительно поправил Фэлинд.
– Неважно, – мотнул головой Альвин. – Главное – наш государь сейчас занят процессом творчества, а это значит, что он в данный момент далёк от мелких житейских неурядиц! Фьонн вспомнил-таки уроки короля Эленнара! Не знаю уж, что он там ваяет – кольчугу из магических колец или ожерелье из солнечных лучей… Как ты думаешь, Фэл, не будет неучтивостью, если мы постучимся в двери его лаборатории?
– Зачем? – чуть раздражённо уточнил лорд-маршал. – Если бы ему были нужны подмастерья, он сам сказал бы нам об этом.
– Хочу посмотреть, что он там творит, – заявил лорд-канцлер с таким выражением, с каким трёхлетний ребёнок требует живую лошадку. – Может, это кристалл из звёздного огня… или меч из поющего железа…
– Ты, похоже, обчитался древних преданий и магико-эпических романов, Альв, – с сочувствием заметил Фэлинд. – А твои мозги и никогда-то не были способны быстро переварить большой объём информации! Я думаю, что он куёт королевский венец, который и наденет на ближайшем парадном приёме.
– Так пойдём посмотрим! – не отставал лорд-канцлер и потянул коллегу за рукав туники.
– Ладно, репей, пошли, – нехотя согласился глава военного ведомства Сумеречной долины. – Надеюсь, мы ему не помешаем. А если помешаем, он, конечно, не станет церемониться и пошлёт нас ко всем троллям, к которым лично я не особенно тороплюсь попасть в гости.
…Венец был закончен. Фьонн вставил в серебряную вязь клеверных листьев только один камень – большой изумруд, цвет которого так шёл к его глазам…
Душу Фьонна ещё переполняли рвущиеся за облака переживания мастера, этакая молчаливая, но неумолкающая песня созидания, когда в двери зала осторожно постучали. Сначала волшебник не обратил внимания на слабый звук, доносящийся из противоположного конца зала; но привычное чутьё мага почти тотчас подсказало, кому это не спится по ночам.
– Фэл, Альв, хватит там шуршать, словно мыши сухой коркой, – произнёс маг, не поворачивая головы и не сводя взгляда с серебряного обруча; в отсветах огня изумруд казался искрой зелёного пламени. – Входите, пока спешащая к нам удача не дала вам хорошего пинка, чтоб вы не стояли у неё на пороге!
Альвин, слегка пошатываясь, первым ввалился в зал, причём выглядело это так, словно его и впрямь угостили энергичным толчком под пятую точку. Сделал это Фэлинд, которому надоело бессмысленное топтанье под дверями; спешащей со всех ног удачи, к сожалению, поблизости пока вроде не наблюдалось.
Чтобы сохранить равновесие, лорд-канцлер уцепился за ближайшую колонну, поддерживающую сводчатый потолок. Следом за Альвином вошёл Фэлинд, чеканя шаг, словно на параде.
– Хватит паясничать, ребята, – обронил Фьонн, мельком оглянувшись через плечо. – У вас что, конкурс на замещение вакантной должности королевского шута?
Взяв в руки венец, магистр подошёл к стене. Сложенные из тёмного отполированного камня, стены зала отражали любой объект не хуже зеркала: волшебник медленно надел творение своих рук и мысли, с минуту полюбовался на свою персону, а затем повернулся лицом к приятелям.
– Ну, как вам? – с оттенком самодовольства спросил он. – Сойдёт для Тёмного Властелина, которым я теперь стал, а? – и он нервно расхохотался.
Друзья посмотрели на него критически. Но критика эта относилась отнюдь не к ювелирному изделию, а к нелепому, на их взгляд, упоминанию о Тёмном Властелине. Фьонн, видя их замешательство, пояснил:
– Помните, как мы в детстве играли в войну Тёмных и Светлых Сил? Мне нередко выпадала роль Тёмного Властелина, из-за чего я всегда ужасно негодовал и возмущался. А теперь я на деле по прихоти Создателя стал королём Сумеречной долины, иными словами, Тёмным Властелином! Ведь в этакой дыре, где всегда темно, любая личность, даже самая светлая, выглядит мрачной! А со временем и становится, – добавил Фьонн, покосившись на Альвина, усевшегося прямо на пол.
– А этот камушек во лбу изображает третий глаз, что ли? – невинным тоном вопросил лорд-канцлер. – А если повернуть твою корону задом наперёд – ты станешь невидимым или будешь видеть всё, что творится позади тебя? Нет? Жаль! Но всё равно, очень впечатляет, Фьонн… прошу прощения, сир Элиар, – тут волшебник сделал попытку подняться на ноги, желая сопроводить свои слова поклоном, но две могучие силы – вино и земное тяготение – снова стащили незадачливого лорд-канцлера к подножию колонны.
– Надо же, в одурманенных алкоголем мозгах родилась нестандартная мыслишка! – усмехнулся Фьонн и ещё раз посмотрел на своё отражение. – А действительно, похоже на третий глаз… Хотя, раз он невидимый – кто может точно знать, на что он похож?
Из коридора донеслись голоса и шум шагов; двери распахнулись, и в зал стремительно – нет, не вошла, а прямо-таки влетела Хьёрди, закутанная в накидку из голубоватого меха. Появлению дамы сопутствовали таинственный шелест шёлка, шлейф едва уловимого аромата духов… и двое дозорных, нагруженных многочисленными чемоданами.
– Фэл, милый мой! – волшебница на несколько минут повисла на шее супруга.
– Здравствуй, сестрёнка, – Фьонн коснулся губами щёчки Хьёрди, когда волшебница наконец выпустила из своих объятий полузадушенного лорда-маршала.
– Привет, Фьонн, – импульсивная дама, не смущаясь присутствием супруга, поцеловала родича в губы. – Это твоя жена просила тебе передать, – деловито пояснила Хьёрди. – Поцелуй, понятное дело, передать проще всего, а что касается той вещицы, которую она тебе шлёт, то её я тебе потом отдам, когда разберу свой багаж, хорошо?
– Конечно, конечно, сестрёнка, – кивнул Фьонн.
– Но ты стал тут королём, братец? – спросила Хьёрди; видимо, полагая, что пребывание на подобном руководящем посту способно серьёзно повлиять как на внутренний мир, так и на внешний облик личности, дама несколько раз обошла вокруг мага, пристально на него глядя. – О, какой очаровательный венец! – с неподдельным восхищением промолвила Хьёрди; она несколько раз провела пальчиком по серебряным клеверным листьям. – Узнаю твой стиль! Конечно же, это твоя работа, Фьонн.
– Хьёрди, я же давно не брал в руки кузнечных инструментов, – скромничал Фьонн, явно польщённый. – Эта вещица – так, небольшая разминка, больше от тоски, чем от творческого порыва…
– Настоящий мастер остаётся мастером и в великих свершениях, и в повседневных делах! – авторитетным тоном изрекла Хьёрди.
– Да уж, он всегда был мастером на то, чтобы с шиком потратить деньги, – подал голос сидящий у подножия колонны Альвин и снова предпринял тщетную попытку подняться на ноги. – Со мной ты не хочешь поздороваться, госпожа Хьёрди? Я слишком ничтожен, чтобы удостоиться взора твоих прекрасных глаз? Между прочим, я теперь лорд-канцлер этого замечательного королевства!
– Ой, Альв, прости, я просто тебя не сразу заметила! Какого тролля ты торчишь в тени, да ещё сидишь на каменном полу?
– Только не говори, что это вредно, – поморщился Альвин, наконец поднявшись благодаря помощи Фьонна и Фэлинда, подхвативших его под руки. – Мне тут внушений, направленных на спасение души и тела, и так вполне хватает!
– Ты предаёшься пьянству, – поморщившись, недовольно отметила Хьёрди и отвернулась от него. – Это плохо, Альв. Особенно для волшебника, занимающего ответственную должность в кабинете министров!
– Ты думаешь, я пьян? – возмутился Альвин. – Да я просто устал, как собака, вот меня и шатает!
– Ну конечно, – подхватил Фьонн. – Я вижу твоё усердие, мой верный лорд-канцлер. Ступай себе тихонько спать, раз ты так утомился на ниве государственной деятельности. До рассвета… ох, тысяча троллей, тут же не бывает рассвета! До утра, хотел я сказать, пожалуй, ещё часика два осталось.
– Тут не бывает рассвета? – удивлённо переспросила Хьёрди. – А как же вы определяете, что настало утро?
– Никак, – отрезал Фьонн. – Я просто знаю – под утро я хочу спать, – и волшебник обратился к лорду-маршалу. – Слушай, Фэл, ты что, не просветил свою супругу относительно характерных особенностей данной местности?
– Фэлинд поведал мне о каком-то «проклятии», тяготеющем над здешним краем, но настолько сумбурно, что я толком ничего не поняла, – сказала Хьёрди.
– Я склоняюсь к мысли, что оно существует, это «проклятие», только ничего внятного, к сожалению, тоже не смогу о нём рассказать, – развёл руками Фьонн. – Скажу только, что под его воздействием у многих личностей сильно портится характер. Вот и Альв, и Фэл…
– А-а, вон в чём дело, – задумчиво протянула волшебница, метнув строгий взгляд в сторону мужа. – Ничего, как-нибудь разберёмся. Ты же знаешь, Фьонн, у меня на такие вещи стойкий иммунитет; жаль только, что пока не удалось разработать действенное средство против подобной магической заразы, которое годилось бы для широкого применения.
Между тем Альвин, которого король и лорд-маршал, не слишком с ним церемонясь, переместили с пола на лавку, задремал, привалившись к стене.
– Счастливчик, он и в Сумеречной долине чувствует себя комфортно, – кивнул Фьонн в сторону лорд-канцлера. – Что до меня, то, наверное, угодивший в капкан зверь ощущает нечто подобное…
– Не преувеличивай, пожалуйста, братец, – оборвала Хьёрди. – Всё не так ужасно, как я себе представляла. Вы тут довольно неплохо устроились – для начала.
– Да, и продолжение не заставит себя ждать, а вот когда моё изгнание подойдёт к концу, известно одному Создателю, – тоскливо подхватил Фьонн, но тут же спохватился. – Прости меня, сестрёнка, за это нытьё! Король не имеет права ныть! В честь твоего прибытия мы на днях устроим пир и большую охоту! Только сначала я хоть немного вздремну… Попытаюсь, по крайней мере. А ты пока располагайся, Хьёрди! Всё, чем я владею, в полном твоём распоряжении.
– Ты по-прежнему любишь пышные фразы, братец, – засмеялась Хьёрди, беря под руку Фэлинда и увлекая его к дверям. – Приятных сновидений! Ты не против, если я прогуляюсь по твоему замку, государь? Кстати, как он называется?
– Никак, – проронил Фьонн. – То есть, очень может быть, и даже наверняка, у него было какое-нибудь название, только я его не знаю, да и знать не хочу.
– Напрасно ты так говоришь, братец, – не одобрила подобного нигилизма Хьёрди. – Вспомни, что нам говорили в Академии Магии: волшебник все вещи называет своими именами! Разумеется, когда у него имеется возможность отстоять это право или он уверен, что ему за это ничего не будет.
– Да называйте этот каменный мешок, как хотите, мне-то что, – безо всякого энтузиазма ответил король Сумеречной долины.
– Тёмная Башня, – подал голос внезапно проснувшийся Альвин и тотчас снова провалился в пучину пьяных сновидений.
Хьёрди критически нахмурилась.
– Волшебникам, как личностям учёным, не к лицу пребывать во тьме невежества и сумраке сомнений, – твёрдо заявила она. – «Элемба ньюин орьен» – «Звёзды склоняются перед познаниями мудрецов», – процитировала она изречение из «Сборника ста двадцати ветвей высшей магии».
– Тут-то нам поклонов от звёзд не дождаться, даже будь мы мудрее самого старины Сервэйна, – пробормотал Фьонн. – Скажи спасибо, сестрёнка, что хоть луна по ночам светит.
– Значит, звёздами для этого края должны стать мы сами, – не отступала Хьёрди и в порыве творческого озарения выпалила. – Вот и назови свою крепость Башней Звёзд.
– Слишком напыщенно и самоуверенно, – поморщился волшебник. – Хотя почему бы нет, если тебе это нравится, сестрёнка?
– Так мы пойдём, государь? – осведомился Фэлинд, потихоньку оттягивая жену к дверям.
– Приятных впечатлений, – отозвался Фьонн. – Если зайдёте в северную угловую башню, передайте от меня наилучшие пожелания общине белых сов.
Когда смех Хьёрди и тяжёлая поступь Фэлинда, а также шаги двух плетущихся следом за ними сопровождающих с ручной кладью затихли вдали, Фьонн иронично покосился на сладко спящего Альвина, погасил светильники в зале и вышел. Добравшись до своей комнаты, он повалился на кровать не раздеваясь и вскоре заснул. За окнами свистел и завывал ветер, шелестел дождь, а королю Сумеречной долины снились цветущие сады Эскелана, которыми он некогда любовался с вершины Башни Сервэйна.
* * * * *
Время шло, а Фьонну всё не удавалось выяснить, где коренится проклятие Сумеречной долины и как его устранить. Не помогло и участие Хьёрди в исследованиях этого неприятного магического эффекта. Более того, троюродной сестре магистра-изгнанника пришлось расстаться с иллюзией своей абсолютной защищённости от любых магических воздействий – в Сумеречной долине волшебница, чей нрав всегда был спокойным и ровным, сделалась подверженной приступам сварливости, за которыми обычно следовал всплеск экстравагантных выходок. Фэлинд как-то даже признался Фьонну, что жалеет о своём необдуманном решении пригласить жену в Сумеречную долину. Мало того: Хьёрди с присущей ей настойчивостью предприняла ряд попыток повлиять на работу государственного аппарата, и в особенности его главы. Фьонн чуть не оббил себе язык, напоминая не в меру энергичной сестрёнке, что определение направлений внутренней и внешней политики в Сумеречной долине является королевской прерогативой. К счастью, у Хьёрди всё-таки оказалось достаточно воли и выдержки, чтобы быстро взять в руки не только себя, но и Фэлинда, солдафонские манеры которого всё больше напоминали Фьонну командора Улльдара.
Постепенно Фьонн оценил преимущества, которые дал ему титул короля Сумеречной долины. Налоговые отчисления, более или менее исправно поступающие в казну, оживили в душе изгнанника надежду на относительно скорое возвращение в цивилизованный Мир. Агенты Ордена Мон-Эльвейг, на которых была возложена работа по предварительному заключению договоров на проведение кампаний по борьбе с вредоносными магами и устранению последствий их деятельности, тоже не дремали. Несколько походов, предпринятых Элиаром в сопредельных Мирах в качестве предводителя наёмного отряда магов, увенчались пусть и не слишком громкой славой, зато в изобилии принесли золотые плоды добычи, что гораздо весомее и нужнее.
Поле деятельности государя Элиара стремительно росло. Речные артерии Сумеречной долины и морские просторы нескольких соседних Миров бороздили принадлежащие ему корабли, которые в зависимости от ситуации либо боролись с пиратами, либо промышляли контрабандой. Но мало этого: совершенно неожиданно Фьонн серьёзно увлёкся архитектурой. Проектированию и строительству оригинальных зданий на территории своего королевства он посвящал время, свободное от доблестной борьбы с магами, оказавшимися недостойными своего таланта.
Первым сооружением, возведённым Фьонном в порыве архитектурной фантазии, стала лестница, спиралью закрученная вокруг высокой и тонкой башни, на вершине которой располагалась смотровая площадка, огороженная зубчатым парапетом. Стены круглой башни большей частью состояли из витражей, изображавших сцены из жизни великих чародеев; однако главным элементом необычного архитектурного ансамбля всё же являлась лестница, устремлённая вверх. Ветер, вечно снующий по Сумеречной долине, добавлял остроты путешествию по лестнице Фьонна, и только автор сего архитектурного шедевра и немногочисленные маги-экстремалы испытывали удовольствие, поднимаясь по бесчисленным ступенькам и созерцая окрестности с максимальной высоты орлиного полёта.
Закончив возведение лестницы, Фьонн приступил к сооружению прозрачной конструкции, представляющей собой гигантскую перевёрнутую чашу. Она должна была служить колпаком для сада, задуманного Фьонном и Фэлиндом как место для отдыха и неспешных бесед на серьёзные магико-философские темы. В душе лорда-маршала пробудился интерес к ландшафтному дизайну – так же неожиданно, как магистр Мон-Эльвейга, ставший королём Сумеречной долины, воспылал любовью к архитектуре. Что же касается самого Фьонна, то он всякий раз страдал от вида тех чахлых растений, что торчали вблизи замка. Дома и во владениях эльфов, в которых сын Архимага провёл значительную часть детства, Фьонн привык к обилию зелени и цветов; в Сумеречной долине магу не хватало плюща, цепляющегося за выступы каменной кладки, шелеста листвы за окнами и ярких пятен клумб во внутреннем дворе замка…
Однако работы по возведению оранжереи пришлось временно приостановить. Проблемы Сумеречной долины нагло вторгались в жизнь государя Элиара и столь же нахально требовали своего решения. Как и предупреждал сына Архимаг Льювин, население этого полузабытого Создателем Мирка не отличалось высоким уровнем правосознания и культуры. В тот момент, когда Фьонн, погружённый в творческий транс, мечтал и творил на территории будущей оранжереи, на рассмотрение государя поступил подробный доклад о мятеже, подготавливаемом под руководством кучки низложенных жрецов низвергнутого Хорраха. Их недовольство было вполне понятным: признавая Элиара королём, они надеялись занять при нём посты, которые позволили бы им по-прежнему вытворять всё, что вздумается, однако этим надеждам не суждено было сбыться. Новый хозяин Сумеречной долины изъял у них все ценности, некогда являвшиеся собственностью незадачливого божка; и хотя частная собственность самих служителей ложного культа осталась неприкосновенной, их возмущению и разочарованию не было предела. Результатом этих негативных переживаний и явилась противоправная деятельность бывших жрецов, имеющая целью низложение чересчур активного государя. Как сообщали лазутчики, бунтовщики намерены собраться в районе Болтливого Озера: там они собираются совершить какие-то тёмные обряды, а затем, вероятно, двинутся к королевской резиденции.
Страшно ругаясь и проклиная злополучную участь правителя, магистр-изгнанник приказал Фэлинду, тоже сильно раздосадованному, спешно готовить дружину к походу против смутьянов. Фьонн намеревался лично возглавить своё доблестное воинство; однако сначала, как и подобает ответственному руководителю, ему было необходимо временно возложить свои обязанности на доверенное лицо.
– Где мой лорд-канцлер? – вопросил он. – Позовите ко мне Альвина!
Но все попытки соратников отыскать лорд-канцлера окончились полным провалом, словно и сам Альвин провалился сквозь землю. Энергично выдав несколько ёмких эпитетов в адрес сгинувшего в неизвестном направлении помощника, Фьонн лично взялся за его поиски. Король догадывался, что лорд-канцлер снова отлынивает от своих должностных обязанностей. Где может прятаться этот бездельник? В детстве он был на такие штуки непревзойдённым мастером, причём скрывался обычно практически под носом у ищущих…
…Фьонн пинком распахнул дверь в кабинет Альвина, громко окликая своего первого помощника, сиречь лорд-канцлера, хранителя печати и прочее. Но в кабинете никого не было, если не считать малорослого тролля-мутанта и лохматого лешака, увлечённо играющих в шахматы.
– Где лорд Альвин? – грозно вопросил Фьонн, нависая над игроками, словно тень грядущего возмездия за грехи.
Ответа не последовало. Разгневанный государь Сумеречной долины бухнул кулаком по столу; несколько шахматных фигур перепрыгнули на соседние клетки, не устояв перед этой энергичной встряской.
– Где мой лорд-канцлер?! – повторил король.
– Там, – тролль и леший одновременно указали на пыльную бархатную драпировку, за которой, по идее, должно было находиться окно.
Фьонн не торопился наказывать подчинённых за столь неуклюжее враньё, каким полученный ответ мог бы показаться лицу, не осведомлённому относительно свойств замка, ставшего резиденцией государя Элиара. За время, в течение которого Фьонн занимался реконструкцией древней цитадели, волшебник убедился в том, что в этом проклятом замке нередко происходят странные явления. Например, парадное крыльцо может запросто поменяться местами с чёрным ходом…
Фьонн так резко дёрнул портьеру, что она рухнула вместе с карнизом, к которому была прикреплена. Густое облако пыли окутало государя Сумеречной долины; когда пыль немного осела, Фьонн решительно переступил порог зала, представшего его взорам вместо окна.
Альвин, полускрытый клубами ароматного дыма, поднимающегося из кадильниц, в ленивой позе возлежал на низком диване, облокотившись о груду парчовых подушек. Перед первым помощником магистра-изгнанника плясали две девушки, гибко и плавно скользя под сладострастный напев флейты. Прозрачные тёмные шарфы скрывали лица танцовщиц; зато на телах прелестниц одежды оставалось крайне мало – почти вся она была в беспорядке разбросана по комнате. Сам лорд-канцлер валялся на своём диване тоже в полуголом виде. Лишь одна флейтистка пока оставалась полностью одетой.
– Встать, хранитель печати! – рявкнул Фьонн.
Музыка стихла, а очаровательные танцовщицы пугливо метнулись прочь, торопливо подобрав на ходу свои сброшенные покрывала.
– Твой король явился, так что будь любезен приветствовать его, как полагается по этикету! – с сарказмом произнёс сын Архимага.
– Фьонн? – Альвин чуть приподнялся на локте, обалдело хлопая глазами.
– Поднимайся, лорд-канцлер, – сухо отчеканил государь Сумеречной долины. – И приготовься держать ответ перед твоим королём! На что ты тратишь драгоценное рабочее время, которого нам катастрофически не хватает?! И почему я должен лично следить за всем и всеми, начиная с ржавых пряжек на плащах дружинников и заканчивая моральным – точнее, аморальным – обликом моих помощников?!
– Ты бы хоть сначала свои сапоги почистил как следует, государь Элиар, – зевнул обнаглевший лорд-канцлер. – А то наследил мне тут! И впрямь ты Тёмным Властелином заделался…
– А ну заткнись, нахал! Как ты разговариваешь со своим государем?! И вообще, сколько я, спрашивается, буду всех вас уговаривать вести себя по-человечески?! – взорвался Фьонн.
Огонь в камине и пламя светильников так и заплясали под магическим воздействием душевной вспышки волшебника.
– А разве мы как-то иначе себя ведём? – искренне удивился Альвин, лениво поднимаясь с дивана и неторопливо натягивая рубашку. – Ты становишься ужасно непоследовательным, Фьонн! Вспомни: раньше речь шла о том, чтобы мы вели себя так, словно мы боги, не больше не меньше!
– Не забывай, Альв, что и богов иногда свергают, – назидательно напомнил Фьонн. – А против королей нередко поднимают восстания. В общем, мне придётся срочно уехать на несколько дней… а, может, недель или месяцев, пока точно не знаю, сколько времени это займёт. Видишь ли, дружище, у нас тут возникли небольшие проблемы. Нужно показать кучке зарвавшихся хамов, кто главный в этой дыре. А пока я и Фэл отполированной сталью своих прославленных мечей будем отражать солнечные лучи, которых тут не бывает, и пускать их в глаза противника, не щадя самолюбия этих гадов и не давая им не малейшей уступки при назначении контрибуции, ты останешься здесь временно исполняющим обязанности короля. Огромная просьба: не проявляй излишнего рвения, приступы которого у тебя оборачиваются серьёзными разрушениями и крупными финансовыми затратами! Ради Создателя, пожалуйста, даже не приближайся к хрустальному куполу…
– …Небес? – усмехнувшись, закончил лорд-канцлер. – Не беспокойся, государь, так высоко мне едва ли удастся подняться.
– Да, это очень похоже на правду, – во вздохом согласился Фьонн. – Только я-то говорил об оранжерее, а вовсе не о небе! И как ты смеешь прерывать речь своего магистра и короля! Никакой, даже элементарной воспитанности, не говоря уж об уважении к своему вождю и простом экономическом расчёте – ведь кто ещё, кроме меня, примет к себе на службу такого разгильдяя и будет так щедро одаривать этакого ценного соратника?! А твоя доля в нашей общей добыче всегда была такова, что ты давно мог бы изготовить себе из золотых колец кольчугу до пят!
Лицо Альвина приняло расстроенное выражение: однако на подвижной физиономии лорд-канцлера было написано отнюдь не раскаяние. Всем своим видом старинный приятель Фьонна старался продемонстрировать, насколько незаслуженно обиженным он себя чувствует.
Фьонн, раздосадованный театральными ужимками Альва – право, нужно было назначить его на должность королевского шута, а не лорд-канцлера! – вознамерился дать своему первому помощнику ещё более строгий втык. Тут мятеж под боком зреет, а этот бездельник выламывается, стараясь показать, как он горит на работе! Ещё б дыму побольше напустил для наглядности!
– Фьонн, братец, наконец-то я тебя отыскала! – в комнату ворвалась запыхавшаяся Хьёрди. – Фэл мне сказал, что вы идёте в поход… Храни тебя Создатель! А это тебе от твоей жёнушки, – с этими словами волшебница сунула в руки короля-магистра какой-то свёрток. – Я почти позабыла про эту вещицу, – извиняющимся тоном добавила Хьёрди. – Вспомню, бывало, да как-то невпопад, когда других дел невпроворот…
– Что же это такое? – произнёс Фьонн, распутывая шёлковый шнур, которым был многократно обверчен и перевязан таинственный свёрток. – Для гобелена вроде маловато, для носового платка – наоборот, большое… Парадная туника, что ли?.. Ох, да сколько ж можно было накручивать верёвок? – не выдержал маг, уставший разматывать бесконечный шнур.
– Можно поступить проще, – предложил лорд-канцлер и, не дожидаясь одобрения государя, вытащил меч, намереваясь перерезать надоедливую верёвку с помощью благородного клинка.
– А ну назад! Не тебе рубить узлы, сплетённые моей женой! – грозно осадил его Фьонн и насмешливо добавил. – Ты бы ещё салат мечом порезал или жаркое на пиру! Похоже, у тебя как раз начинается приступ нездорового рвения, о котором я только что упоминал.
Но вот упаковка, состоящая из длиннющего шёлкового шнура и куска льняной ткани, была снята. Фьонн встряхнул шёлковое полотнище, и оно с шелестом развернулось. На тёмном фоне поблёскивало множество серебряных звёзд.
– И что ж это такое, а? – задумчиво промолвил король Сумеречной долины. – Я так полагаю, что это наше знамя, орифламма, которую надлежит поднять над самой высокой башней этой крепости. Но прежде оно вместе с нами побывает в походе против бунтовщиков. Только что-то оно слишком смахивает на эльфийские гербы, если я не окончательно позабыл основы геральдики!
Альвин присвистнул, Хьёрди хихикнула, закрываясь ладошкой.
– А вообще-то довольно символично, если подумать, – усмехнулся и Фьонн. – Звёздам небесным, не говоря уж о солнце, противно и взглянуть на эту выгребную яму, именуемую Сумеречной долиной: пусть хоть звёзды, вышитые руками моей милой, да те искры божественной мудрости, что изначально дарованы Создателем всем его творениям, озарят сумрак этих задворок Упорядоченного!
– Воины ждут тебя, магистр Фьонн, – громко произнёс появившийся в дверях Фэлинд.
– Государь Элиар, – поправил сын Архимага. – Магистр, разумеется, ещё вернётся к исполнению своих обязанностей, друзья мои – но час, минута и секунда, когда это случится, ещё не пробили. Да, – прибавил король Сумеречной долины, обращаясь к лорд-канцлеру, – Альв, чтобы ты не торчал тут без дела и не совал нос, куда не следует, займись-ка починкой водяных часов в западной угловой башне! Счастливо оставаться, Альв! Желаю удачно справиться с обязанностями временного правителя! Хьёрди, сестрёнка, будь добра, присмотри за ним, чтоб чего лишнего не натворил, – быстро шепнул Фьонн, обнимая сестру на прощание. – Фэлинд, – Фьонн протянул лорду-маршалу небрежно свёрнутый кусок чёрного шёлка, испещрённого серебряными звёздами, – вот наше знамя. Разворачивайте королевский стяг, седлайте коней и трубите в боевые рога!
* * * * *
По мере продвижения королевской дружины лазутчики приносили всё новые ценные сведения, касающиеся заговорщиков: по самым свежим данным разведки, главари мятежной группировки засели на острове Хельсе, расположенном посреди огромного озера, прозванного Болтливым. Прежде чем переправиться на остров, бунтовщики привели в негодность все лодки в окрестных селениях – кроме тех, разумеется, которыми затем воспользовались сами. Узнав об этом, Фьонн презрительно усмехнулся. Ну и дубины! Воображают, что таким манером они помешают ему переправиться на остров? Они что, совсем позабыли о его волшебной разборной ладье? Очень ему нужны эти рыбачьи челны! Однако чуть позже, когда туман скепсиса и самодовольства чуть развеялся, волшебник призадумался. Нет, не может быть, чтобы жрецы, невесть сколько лет державшие в подчинении население столь обширного края, ни с того ни с сего поголовно выжили из ума.
– Фэл, Вэндар! – окликнул Фьонн лорда-маршала и его адъютанта, которые ворошили сухие листья под большим кустом, пытаясь найти грибы – дружина короля-магистра расположилась на отдых в небольшой рощице, откуда Болтливое Озеро было видно как на ладони.
Соратники Фьонна нехотя бросили своё увлекательное занятие и подошли к предводителю.
– Пойдём, прогуляемся по берегу, поищем следы русалок, водяных и водоплавающих… только не птиц, – предложил король Сумеречной долины и надвинул капюшон пониже; гномью маску он надевать не стал.
Смеркалось: дневные краски, и так блёклые из-за вечного отсутствия солнца, сейчас и вовсе словно подёрнулись серым налётом. Отчасти подобному зрительному эффекту способствовал туман, нависший над озером и медленно расползающийся в стороны. Фьонн быстро пробирался вперёд, пригибаясь к земле; его зеленовато-серый плащ сливался с высокой травой, и на какой-то момент спутники потеряли его из виду.
– Фьонн, ты где? – донёсся до него чуть встревоженный шёпот Фэлинда.
– Да здесь я, помолчи ты! – так же шёпотом огрызнулся магистр, вынырнув из густой травы прямо перед носом у оторопевших соратников. – Ты бы ещё в голос заорал: «Ау!» Ты разучился разговаривать мыслями, что ли? И сколько раз вам повторять – не смейте называть меня настоящим именем там, где нас могут услышать посторонние!
– Да кто нас тут услышит, – недовольным тоном буркнул лорд-маршал. – Разве что прибрежный камыш да вода в озере!
В темноте трудно было заметить выражение, при этих словах промелькнувшее на лице Фьонна.
– Тихо ты! – шикнул он на соратника.
Волшебники остановились возле раскидистой ивы, растущей у кромки воды. Ветер, который в Сумеречной долине практически никогда не утихал совершенно, шелестел в кроне дерева и в зарослях осоки. Фьонн напряжённо всматривался в темноту, слегка осеребрённую лунным светом. Ничего подозрительного как будто не наблюдалось. Поверхность озера слабо колыхалась под дуновением ветра; иногда слышался приглушённый всплеск – видимо, в воде резвилась шустрая рыба а, может, и осторожная русалка, которая не решалась приблизиться к волшебникам.
Вдруг Фэлинд дёрнул Фьонна за рукав.
«Что это такое? Ты слышишь?» – мысленно произнёс лорд-маршал.
Фьонн прислушался: шелест ветра в траве и плеск волн… В них негромко, но явственно звучали слова!
Светит луна,
Ветер поёт,
А по волнам
Никто не плывёт, – журчащими звуками прозвенел один голос и тут же спросил:
Всё ли спокойно,
Берега стражи?
Или крадутся к нам
Воины вражьи?
Фьонн и его соратники, услышав это предположение, столь близкое к истине, невольно отшатнулись от берега. Но ответ, прошелестевший в зарослях осоки, показал, что некие таинственные дозорные пока не восприняли магов как опасные объекты.
Нет, только ветер
Гуляет привольно;
Недруг далёко:
Спите спокойно.
После этого сообщения голоса из зарослей осоки повторили те же слова, которыми начиналась странная беседа:
Светит луна,
Ветер поёт,
А по волнам
Никто не плывёт.
Вот, оказывается, в чём дело! Как видно, жрецы не такие уж тупицы в магии, раз сумели подчинить себе озёрные воды и прибрежные растения и превратить их в своего рода дозорных. Не успели бы воины Фьонна спустить эльфийскую ладью на воду, как мятежники уже узнали бы об этом и успели соответствующим образом подготовиться к встрече.
Чтобы бунтовщики как можно дольше оставались в неведении относительно его действий, Фьонну требовалось подчинить себе их стражей. Волшебник решил начать с осоки. Возможно, она не слишком горит желанием помогать жрецам: иначе как объяснить то, что она умолчала о магах, топчущихся на берегу?
Магистр Мон-Эльвейга протянул руку вперёд и, коснувшись стеблей осоки, негромко промолвил:
Страж берегов,
Носитель копья,
Посох волшебный –
Будь нашей защитой!
Дар тебе дам
В придачу к словам,
Дар королевский –
Скажи, что ты хочешь?
Некоторое время никто не отзывался; затем в тишине прошелестело:
Дар королевский
Приму я с охотой,
Буду молчать,
Как того ты желаешь:
Волос златой
И крови три капли –
Вот что прошу
У тебя в награду.
Фьонн сбросил капюшон, вырвал один волос из своей золотистой гривы и бросил его в заросли осоки; потом вытащил кинжал из ножен и слегка оцарапал мизинец на левой руке. Стряхнув три капли крови на острые, как клинки, стебли осоки, волшебник промолвил:
Помни теперь
Своё обещанье;
Путь свой направлю,
Куда пожелаю;
Ты же об этом
Будешь молчать,
Как если бы боги
Тебе повелели.
Фьонн раздвинул заросли осоки обеими руками; глядя на серебристую дорожку лунного света на волнуемой ветром поверхности озера, волшебник промолвил:
Мчитесь куда вы,
Быстрые волны?
Что вам за дело
До распрей кровавых?
Дар королевский
Вручить вам готов я,
Если мой чёлн
Понесёте безмолвно.
Ветер подул сильнее; волны заходили чаще, и в плеске воды прозвучало:
Дар королевский
С охотою примем,
Никто о путях
Твоих не узнает
Прежде, чем сам
Ты того пожелаешь,
Если свой перстень
В озеро бросишь.
Услышав этот ответ, Фьонн слегка призадумался. Магистр Мон-Эльвейга, как и его отец, Архимаг Льювин, вовсе не ограничивал себя в украшениях с суровостью аскета-подвижника. Какой же перстень выбрать в качестве дара-взятки для волн?
Хотя Фьонн не слишком любил золото, волшебник с удовольствием носил массивное золотое кольцо с резной печаткой, подарок своей жены Аэльхи. Магу не слишком-то хотелось расставаться именно с этим перстнем, но нахальные волны подали голос:
Дар госпожи –
Вот подарок достойный!
Груды сокровищ
Колечко дороже,
То, что рукою
Подарено милой!
Фьонн мысленно выругался – до чего алчное и бессовестное озеро! Однако делать нечего – сам ведь пообещал дар за молчание. Волшебник сдёрнул кольцо с пальца, размахнулся и бросил перстень в озеро.
Смело ладью свою,
Князь, направляй ты –
В тайне останутся
Князя дороги.
Даром твоим мы
Сверх меры довольны –
Словом, что золота
Светлого ярче.
Лучший всех дар –
Драгоценное слово,
Что не запятнано
Ложью позорной.
* * * * *
Под покровом ночной темноты волшебная ладья тихо причалила к песчаному берегу острова Хельсе. Фьонн, стоя на носу ладьи, напряжённо всматривался в непроницаемую черноту соснового бора, застывшую в нескольких шагах от кромки воды. Но ни магических колебаний, ни рыжих точек дальних или ближних костров волшебник не обнаружил. Над островом царила ленивая, умиротворяющая тишина. Словно бы вокруг нет ни души – не считая сверчков, ночных птиц и рыб, порой шустро подпрыгивающих в воде!
Свежий ветерок изрядно холодил. Фьонн поплотнее закутался в плащ и, подавляя зевоту, обратился к Фэлинду:
– Фэл, дружище, ты же знаешь, я доверяю тебе больше, чем всем прочим людям, не считая моих родителей…
– Ещё бы! – хмыкнул лорд-маршал Сумеречной долины. – Ты же больше никому из людей и не доверяешь вовсе!
– Ты зря так думаешь, Фэл, – возразил король-магистр. – Всё дело в том, кому и насколько можно и нужно доверять в каждой конкретной ситуации. Но не увлекайся развитием боковых ответвлений моей мысли. Я просто хотел сказать, что ужасно устал, а наши бунтари временно ушли в слишком уж глубокое подполье, чтобы стоило откапывать их в кромешной тьме. На тебя возлагается почётная обязанность охранять сон своего государя. Смотри в оба, а если заметишь что-то подозрительное – разбуди меня. Хорошо?
– О, конечно! – с энтузиазмом, показавшимся Фьонну несколько натянутым, отозвался Фэлинд. – Ты всегда можешь полагаться на меня, как на самого себя!
– Жаль только, что даже себе не всегда можно доверять на все сто, – пробормотал Фьонн.
Тем не менее он улёгся на скамью у борта ладьи, завернулся в меховое одеяло и вскоре заснул. Большинство воинов-магов, за исключением тех, кому выпал жребий стоять на страже вместе с лордом-маршалом, последовали мудрому примеру своего магистра.
Некоторое время лорд-маршал добросовестно пялился в темноту, но скоро, как и следовало ожидать, это малоинтересное и бесполезное занятие ему надоело. Не придумав, чем бы развлечь себя, волшебник машинально принялся грызть ногти. Негромкий всплеск напомнил магу о просьбе друга, которая одновременно являлась приказом вышестоящего руководства. За бортом плескалась явно не плотица или форель, а кто-то, чья весовая категория значительно выше. Женский смех оживил в памяти Фэлинда истории о коварных русалках и могущественных озёрных девах; но, как и подобает опытному волшебнику и уверенному в себе мужчине, верный сподвижник магистра Мон-Эльвейга не ощутил ничего похожего на страх.
«Окликнуть её или не надо?» – подумал маг. Не шпионит ли она за королевской дружиной в пользу жрецов? А, может, просто хочет познакомиться со смелым и галантным кавалером? Последняя мысль заставила мага горделиво приосаниться (хотя в темноте озёрная красавица, разумеется, не смогла бы в полной мере оценить величественный вид лорда-маршала Сумеречной долины).
Из темноты снова послышался смех и плеск воды, а затем женский голос спросил:
– Как твоё имя? Уж верно, государь тебе доверяет, раз ты стоишь на носу его ладьи!
Голос невидимой незнакомки приятным эхом отозвался в ушах Фэлинда и мягким прикосновением скользнул по его самолюбию. Волшебник уже открыл рот, намереваясь сообщить своё имя, а также ученую степень, звание в Ордене Мон-Эльвейг и должность в государственном аппарате Сумеречной долины; но вовремя вспомнил, что подобные сведения не следует разглашать первому встречному, особенно такому, которого ты ещё и в глаза-то не видишь.
– Моё имя Альмар, – вполголоса произнес маг и слегка наклонился над бортом ладьи, желая разглядеть свою собеседницу. – А кто ты? И что ты тут делаешь?
– Я могу рассказать твоему королю немало интересного о его врагах, – живо отозвалась невидимая дама. – Но, разумеется, не только за красивые глаза. Хотя, между прочим, даже та идиотская маска, которую он носит, не помешала мне обратить на них внимание.
– И что же ты хочешь за ценные сведения? – уточнил Фэлинд, видя, что собеседница не торопится раскрыть свои карты.
Она снова засмеялась.
– Одну ночь с государем, – бесстыдно прозвучало в ответ.
– Я такие вопросы решать не полномочен, – процедил Фэлинд и скептически добавил. – И потом, хоть у тебя и милый голосок – вдруг ты окажешься старой сморщенной ведьмой со спутанными патлами, крючковатым носом и вытаращенными буркалами? Хоть покажись сначала – может, и не стоит будить государя из-за такой образины? И откуда ты так замечательно осведомлена о мятежниках? Может, ты из их клики и специально трёшься тут, чтобы распространять дезинформацию, а? Между прочим, я-то представился, а твоего имени я пока что-то не слышал!
В смехе собеседницы волшебник отчётливо различил издевательские нотки.
– А ты выйди на берег, смелый воин, – поддразнила она. – Не думаю, что ты будешь разочарован!
– Э, нет, – живо отозвался Фэлинд: хоть тон, каким было высказано это предложение, и звучал многообещающе, однако лорд-маршал не позабыл о приказании короля и об осторожности, крайне необходимой на вражеской территории, а также о суровом нраве своей супруги Хьёрди. – Государь велел мне стоять на страже; но уж если б я вышел на берег, то непременно узнал бы, кто ты, ночная ведьма!
– И показал бы, наверное, к чему приводят неосторожные заигрывания с незнакомыми мужчинами, а? – продолжала подначивать его собеседница. – Я – Халльгерд, дочь Хагейлена, бывшего верховного жреца Хорраха, – наконец-то соизволила она представиться.
Услышав это сообщение, Фэлинд выругался. У здешних людишек нет ни малейшего понятия ни о чести, ни о родственных чувствах! Энергичный и алчный Хагейлен, первым признавший власть государя Элиара законной, являлся душой мятежа, так как его честолюбивым надеждам был нанесён сокрушительный удар. Бывший жрец легко отрёкся и от своего божества, и от своих клятв в верности новому правителю; но дочь в деле предательства пошла ещё дальше отца, раз намеревается за весёлую ночку с врагом продать секреты своих близких!
Видимо, подобное вероломство сильно потрясло лорда-маршала Сумеречной долины (хоть он вроде бы не раз уж имел возможность лицезреть проявления разнообразных гнусностей).
– Верно, Создатель отступился от твоего отца, раз послал Хагейлену такую дочку! Должно быть, тебя родила ведьма-троллиха, потому и душа у тебя каменная! – в сердцах выпалил волшебник. – Так стань же камнем целиком, жалкая тварь! – и негодующий Фэлинд нараспев забормотал древнюю формулу заклинания.
Сущность этого заклятья была довольно оригинальной. Будь оно направлено на личность, не запятнавшую себя преступлениями и особо злостными замыслами, заклинание не причинило бы подобному индивиду не малейшего вреда; но вот на безнадёжно испорченных, закоренелых в пороках субъектов оно действовало безотказно.
Жаль только, что Фэлинд переборщил, вкладывая магическую Силу в своё заклинание. В темноте волшебнику не удалось рассмотреть результат своих усилий; зато побочный эффект ощутил не только он, а и все, кто находился на судне. Волшебную ладью изрядно встряхнуло: не будь она эльфийским изделием, обладающим повышенной устойчивостью к многообразным внешним воздействиям, судно могло бы, пожалуй, даже перевернуться от подобного толчка.
Разбуженные дружинники Фьонна повскакали со своих мест, обалдело протирая глаза.
– Это что за буря в луже?! – гневно воскликнул проснувшийся король Сумеречной долины. – Фэл! Я же просил разбудить меня, если…
– Раз уж ты проснулся, можешь считать, что я выполнил твоё поручение, – хмуро отозвался лорд-маршал.
– А что стряслось-то? – уточнил Фьонн, потягиваясь.
– Да так, в общем-то пустяки, если не считать, что у берегов этого островка появилась отдельно стоящая каменная стела, – скромно сообщил добросовестный ночной дозорный. – По крайней мере, должна была только что появиться, или я не волшебник, а прохудившийся чайник.
Между тем небо над Сумеречной долиной несколько посветлело, что означало наступление утра. Фьонн, бормоча вполголоса лестные пожелания в адрес мятежных жрецов, занял своё излюбленное место на носу волшебной ладьи и с минуту критически взирал на столб из тёмного камня, торчащий из воды приблизительно в двадцати локтях от судна и примерно на таком же расстоянии от береговой линии островка.
– Итак, ты хочешь сказать, что это и есть продукт твоего творчества? – спросил Фьонн, указывая на скалу. – Извини, Фэл, но скульптор из тебя, прямо скажем…
– Если тебе интересно, могу доложить, ваше величество, что эта каменюка – дочка господина Хагейлена, которая явилась сюда продавать своего папашу, – с мрачным видом изрёк лорд-маршал, проигнорировав королевский отзыв относительно своих способностей в сфере ваяния.
Фьонн брезгливо поморщился; однако практический интерес быстро взял верх над этическими оценками, и магистр осведомился:
– Она что, слишком дорого запрашивала, и ты превратил её в столб из соображений экономии? Похвальная забота о государственной казне, друг!
– Вообще-то её интересовала натуральная оплата, – помедлив, отозвался Фэлинд, смущённо опустив глаза. – Живым товаром, так скажем…
– Да-а? – нахмурился Фьонн. – Работорговля во всех цивилизованных Мирах давно преследуется как уголовное преступление!
– Да нет, ты меня не так понял, – пустился в разъяснения лорд-маршал. – Речь шла, скорее, об индустрии развлечений. Видишь ли, эта дама сочла тебя настолько неотразимым кавалером, несмотря на ту гномью образину, под которой ты прячешь свою физиономию, что готова была за ночку с тобой выболтать все секреты своего батюшки. По крайней мере, она мне так заявила.
Фьонн процедил сквозь зубы какое-то ругательство.
– Если ты полагаешь, что я поступил неправильно, – вкрадчиво заговорил Фэлинд, махнув рукой в сторону каменного столба, возвышающегося над водой, – то можно и расколдовать эту троллиху…
– Нет уж, пусть остаётся, как есть, – отрезал король Сумеречной долины. – В назидание потомкам и современникам!
* * * * *
Высадившись на песчаный берег, Фьонн и большая часть его дружины стали осторожно пробираться вглубь острова Хельсе. Некоторое количество магов-воинов король Сумеречной долины оставил стеречь волшебную эльфийскую ладью. Вперёд же Фьонн выслал нескольких пронырливых лазутчиков. Вернулись они довольно быстро и сообщили, что заметили семерых жрецов, которые топтались на холме возле большого куста боярышника и размеренно бубнили… На этом интригующем моменте лазутчики смущённо умолкли; лишь по настоятельному требованию вышестоящего руководства они нехотя сообщили, что мятежники произносили очень нехорошие слова в адрес короля Сумеречной долины, его ближайших родственников, друзей и соратников, а также его движимого и недвижимого имущества, поголовья скота, банковских счетов и тому подобного.
– Генеральная репетиция спектакля под названием «Магическая хула неугодного правителя», – спокойно констатировал Фьонн и неторопливо надел маску. – Если бы у меня было чуть меньше чувства юмора и самоуверенности, я бы, наверное, от подобных штучек уже давно скончался. Не придавайте слишком большого значения ругательствам врагов, друзья, даже если их проклятия сопровождаются хитроумными ритуалами! Завывания шарлатанов не остановят настоящих волшебников!
Однако продвижению магов существенно мешали раскидистые сосны, многочисленные иглы которых, словно когти хищников, так и норовили вцепиться в одежду или, что ещё неприятнее, оставить след на собственной шкуре отважных чародеев. Но постепенно заросли начали редеть, и хеордвэрд короля-магистра вместе со своим предводителем выбралась на относительный простор. Здесь Фьонн получил возможность оценить то представление, которое ради него затеяли лишившиеся своих доходных местечек жрецы. Впрочем, они-то надеялись, что подготовленное ими действо станет для короля Сумеречной долины началом малого светопреставления (или сумракопреставления – ведь в Сумеречной долине существовали серьёзные проблемы с естественным дневным освещением).
Выстроившись в ряд на пологом холме спиной к большущему кусту боярышника, семеро бывших служителей ложного культа с наисерьёзнейшим видом произносили похабные слова в адрес государя Элиара, сопровождая магическую хулу зловещим подвыванием, вроде вытья голодного волка на луну. В руках низложенные жрецы Хорраха держали по увесистому булыжнику и толстой суковатой дубинке: в качестве припева к абсолютно непечатному тексту песни поношения периодически повторялось пожелание, чтобы государь Элиар, в частности, его спина и та часть тела, на которой сидят, как можно скорее поближе познакомились с этими предметами.
Фьонн едва сдерживал смех, глядя на то, как пыжатся его противники. Будь на его месте обычный король, умеющий лишь лихо размахивать мечом да кое-как нацарапать своё имя под указом, подсунутым ловким советником – тогда, конечно, бедолаге очень скоро пришлось бы распрощаться с короной, а, весьма вероятно, и с головой, на которой он носил данный атрибут власти. Но эти жрецы, видно, совсем ополоумели, если затевают подобное шоу в надежде скинуть с трона мага, который настолько же выше их рангом и уровнем интеллекта, насколько облака выше грязных придорожных канав!
Скользнув взглядом по склону возвышенности, облюбованной жрецами, Фьонн мимоходом отметил, что почва изрядно изрыта кротами; несколько свежих кротовых холмиков темнело возле ступней субъектов, ожесточённо бормочущих проклятия. По размеру горок взрыхлённой земли магистр-изгнанник пришёл к выводу, что порода местных кротов отличается весьма солидной комплекцией.
Жрецы размеренно молотили языками, торопливо произнося заключительные фразы магической хулы; между тем пытливый взор проклинаемого обнаружил некое несоответствие между общим ландшафтным фоном и несколькими пятнами свежего дёрна, неестественно ярко выделяющегося среди выгоревшей травы у подножия холма…
В это время крупный ворон пролетел так близко от жреца, стоявшего в центре, что почти задел крылом его щёку. Жрец – а это был сам почтенный Хагейлен, бывший верховный служитель бывшего божества Сумеречной долины – инстинктивно дёрнулся в сторону, на миг оборвав свои непристойные заклинания. Возможно, премудрому Хагейлену ещё удалось бы удержаться на ногах, если бы в этот момент крот не принялся копать землю именно под тем местом, где находился злополучный жрец. Почва почти в буквальном смысле ушла из-под ног жреца; он кубарем покатился по склону и провалился в одну из наспех замаскированных ям.
Сотрудники Хагейлена, оставшись без руководителя, слегка растерялись: песня поношения так и осталась незавершённой, если не считать тех проклятий, которые неслись из ямы, принявшей в себя бывшего верховного жреца. Для магов из дружины Фьонна было делом нескольких минут сгрести тех, кто ещё топтался на холме, а также извлечь помятого и обсыпанного землёй главаря мятежников из ямы. Но вот где же скрываются остальные смутьяны?.. Валяются где-нибудь в тени сосен, целиком полагаясь на заклинания своих сотоварищей?!
На первый взгляд подобное предположение представлялось нелепым. Держа оружие наготове и стараясь производить как можно меньше шума, король Сумеречной долины и его верная хеордвэрд принялись прочёсывать местность. На дальней оконечности островка маги наконец обнаружили отряд мятежников: бывшие жрецы, как видно, не ожидали появления правительственных войск – во всяком случае, бунтовщики были заняты делами, не имеющими прямого отношения к боевой подготовке. Некоторые сосредоточенно ловили рыбу, сидя на каменистом берегу, а рядом, перевёрнутые вверх дном, сушились лодки; другие играли в мяч в прибрежной полосе или беспечно дрыхли, тем самым облегчая задачу по своему обезвреживанию. Дозорные не слишком рьяно выполняли свои обязанности: когда же они заметили приближающуюся дружину короля и подали условленный сигнал своим товарищам, было уже, пожалуй, несколько поздновато. Впрочем, бунтовщики всё же попытались оказать вооружённое сопротивление противнику, едва ли намного превосходящему их численно; но, увидев Хагейлена и его шестерых помощников связанными и безоружными, под охраной королевских воинов, мятежники как-то разом сникли, словно внезапно утратили последнюю надежду – хотя, согласно расхожему мнению, её можно утратить лишь одновременно с жизнью, не раньше.
Высокий боевой дух войска, как ни крути, имеет огромное значение: обладая эти преимуществом, маги быстро принудили противника сложить оружие в большую кучу на берегу и передать решение своей участи на милость короля-победителя.
– Мятеж не может окончиться удачей – в противном случае его следует называть иначе, – наставительно заметил Фьонн: эта мудрая мысль застряла в его мозгах в незапамятные времена, когда он изучал историю родного Мира, теперь уже изрядно подзабытую. – А для отдельно взятого бунтовщика удача может проявиться двояко: либо ты сложил голову в бою с войсками узурпатора, и тогда благодарное население будет воспевать тебя, как героя, либо ты получил королевское прощение и счастливо избежал палаческого топора. Лично мне последнее видится куда более завидной участью, но я никому не собираюсь навязывать своё мнение. На суде каждый из вас вправе высказать свои соображения – главное, чтобы они были аргументированными и адекватными. Я же, в свою очередь, принимая окончательное решение об участи каждого из вас, постараюсь быть настолько гуманным, насколько это мне позволят закон и обстоятельства…
– И королевская дружина, – язвительно ввернул Хагейлен.
Фьонн насмешливо улыбнулся, но, поскольку он был в гномьей маске, этого никто не заметил.
– Тебе, как руководителю, следовало бы раньше понять значение кадров, – неторопливо промолвил волшебник. – Ты окружил себя рохлями, с которыми абсолютно не считался. Результат подобной кадровой политики ты уже вполне прочувствовал; обещаю, что времени на осмысление ошибок у тебя будет предостаточно. Эх ты, бедолага! Выдумал чего – бунтовать против законно избранного государя! Разве ты не знаешь, что правители – это ставленники богов? – и тут же язвительно прибавил. – Ну, ну, почтенный Хагейлен, что ты так вытаращился на меня, словно я прямиком с неба спустился? До чего же трудно общаться с людьми, у которых напрочь отсутствует чувство юмора! – со вздохом заключил Фьонн.
Затем король Сумеречной долины обратился к своей дружине:
– Мы возвращаемся. Прихватите лодки, которые эти молодчики экспроприировали у местного населения. Хоть это и малая доля от того, что они вывели из строя, всё же, думаю, законным владельцам будет приятно получить назад своё имущество.
– И они завопят «Да здравствует король – гарант законности и правопорядка!», – подхватил Фэлинд.
– Глас народа – глас самого Создателя, как утверждает народная мудрость, – ответил Фьонн.
Фьонн. Книга 4. Звёзды Сумеречной долины. Глава I
© Copyright: Мележ Антонова Людмила, 2010
Свидетельство о публикации №210073000572
Свидетельство о публикации №210073000572
Рецензии