Беглецы

- Давай-давай, - Игорь пододвинул ко мне стакан с водкой. Он всегда мог раздобыть запрещённые к ввозу вещи в колонии-поселении даже теперь, когда нас осталось всего двое, а новых заключённых должны будут привезти, самое раннее, в конце лета, - журнал «Спирт и отдых» рекомендует. Выпей, расслабься и забудь!

- Да не могу я! Это ненормально – привозить детей в клетке! Я пойду и проверю!

Машина с приезжими появилась сегодня утром. Это уже само по себе было странно: хотя любой свободный гражданин имеет право приехать в поселение, когда ему заблагорассудится, сезон ещё не открылся, да и по весне в окрестностях бродило немало голодных после зимней спячки медведей, отощавших за зиму волков, да и гнус уже давал о себе знать.
Поначалу мне показалось, что это очередной охотник, который надеется как раз на встречу с медведем. На грузовой платформе его полноприводной машины стояла крепкая клетка с частыми воронёными перекладинами. Когда машина поравнялась с нами, я заметил маленькую детскую ручку, державшуюся за решётку. Я оторопело посмотрел вслед уходящей машине. И теперь я твёрдо решил, что мне нужно узнать, что это за человек, и зачем он привёз сюда ребёнка.

- Ну, как знаешь! Я не хочу ни во что вмешиваться… - Игорь отхлебнул из своего стакана, с аппетитом откусил здоровенный кусок от жаркого, и, продолжая жевать, продолжил, - Он свободный человек, а мы с тобой – не забывай – отбываем здесь наказание. А вдруг он работает на правительство, и это тоже заключённые?  Да и вообще, они остановились за зелёной линией – браслет пищать начнёт. Оранжевые линии там уже лет пять никто не подновлял; словишь предупредительный разряд – мало не покажется, а если, упаси Бог, за красную влезешь… Видал я таких дурачков… Обратно ногу тебе никто пришивать не будет, даже если от потери крови к приезду медиков не загнёшься, а потом – новый браслетик на здоровую ногу, и годик поверх срока за попытку побега!

Я отодвинул стакан, проверил зарядку на пистолете, и побрёл в сторону домика для приезжих, размышляя о том, зачем я в это ввязался.

- Эй, постой, - Игорь догнал меня, - Дай-ка твой пистолет!

Я протянул ему оружие.

- Я же тебе говорю, если он работает на правительство, то пули самоуничтожаются на выходе из ствола. Ему не будет даже больно, а тебе придётся спасаться, потому, что он имеет право для самообороны тебя прикончить. Тут некоторые охранники так развлекались, пока их не накрыли, - Игорь переставил электромагнитный ускоритель на «лёгкое ранение», - Вот, так всё нормально… Главное, дождись, чтобы он в тебя целился первым – и ты в своём праве.

Убирая пистолет в кобуру, я спросил:

- Откуда ты всё это знаешь?

- Слушай, я здесь пятый – и последний, имей это в виду! – год. Держи глаза открытыми – и тоже будешь знать всё, только сильно не трепись об этом кому попало, а то доброжелатели всегда найдутся... А про пули мне одна любвеобильная престарелая девушка из «Международной Амнистии» рассказала. Уж очень я ей, видно понравился, - Игорь подмигнул мне, - ну, ты понимаешь, о чём я…

- Ладно, спасибо за совет, - я не хотел никак реагировать на его намёки. Несмотря на то, что старший по поселению был моим наставником по жизни в колонии, и без него я вряд ли выжил бы прошлой зимой, мне уже порядком поднадоели его истории про изголодавшихся по мужской ласке туристок, которые приезжали сюда за острыми ощущениями в объятиях заключённых; это не возбранялось, свободные люди могут делать всё, что не запрещено законом, – Ты тоже тут не буянь!

- Давай-давай, борец за справедливость!


Я уже подходил к гостевым домикам, когда увидел, что приезжий кричит что-то мальчику (на вид тому было лет двенадцать). Стволом пистолета он указывал пацану на покорёженную дверцу клетки. Тот что-то пытался отвечать, но мужчина схватил мальца за плечо, и стал толкать в сторону клетки.

- Эй ты, урод, отпусти ребёнка! – я навёл пистолет на ногу мужчины, дождался, пока он начал оборачиваться и прицеливаться в меня, и спустил курок…

                ***
Вадим лежал с перебинтованной ногой, и рассказывал свою историю. Я слушал в пол-уха, и листал файл, который он мне дал – красная папка с бумагами, вверху каждой из которых стояла кроваво-красная печать «секретно»: «… кровь и внутренние органы адаптируются к группе и резусу жертвы… обладают ускоренной регенерацией всех жизненно важных органов… реакция на боль притуплённая или отсутствует…» Текст, в основном, был понятен только специалистам, и я выдёргивал только те фразы, которые мог осмыслить.

- Я бы не стал стрелять по двум причинам: первое, это просто бессмысленно: кроме кратковременной боли они ничего не испытывают, а второе… - Вадим помедлил, сомневаясь, назвать ли мне вторую причину, глубоко вздохнул и продолжил, - а главное, он мой генетический сын, –  я оторвал взгляд от бумаг, и уставился на него, -  Я его выкрал из лаборатории, думал увезти подальше, вырастить, как обычного ребёнка… В общем, нас везде ищут, и если он убежит обратно в город, то опять попадёт в лабораторию. Найди его, Павел, прошу!

- Найду… А что это за шрам? – я кивком показал на здоровую ногу. Чуть повыше лодыжки на правой ноге Вадима блестел гладкой кожей недавно затянувшийся лиловый шрам.

- А, это… Это меня одна девочка укусила, когда я сына из лаборатории забирал. Перепутал комнаты, она ко мне бросилась – чувствовала, что ли, что я собираюсь оттуда убежать? – а когда я ей стал объяснять, что не смогу двоих вывезти, она на меня набросилась. Благо, ей ещё и шести нет, иначе мне бы несдобровать: к десяти годам они обладают совсем недетской силой. В общем, с ними нужно поосторожнее…

- И так быстро затянулась рана? – несмотря на материалы, я не до конца доверял Вадиму, да и он относился ко мне с опаской.

- Хм! А ты думаешь, почему меня выбрали прототипом для Олежка? – он впервые назвал сына по имени, и в глазах у него впервые тревога сменилась нежностью. – Ускоренная регенерация… Меня тоже немного модифицировали, но за меня взялись уже в зрелом возрасте, поэтому результат не столь впечатляет… Да вот, посмотри сам!

Он протянул руку к папке, перелистал несколько страниц, потом назад, потом пальцем начал водить по первому листку с перечнем документов:

- Чёрт! Или их изъяли, или я, дубина, их потерял… Придётся тебе поверить мне на слово, или довольствоваться упоминанием моего имени в оглавлении.

- Ладно, Вадим! Держи свой ствол, - я протянул ему пистолет (это был устаревший пороховой пистолет, который, правда, мог уложить и тех, у кого были вживлены маячки с защитным сигналом), - мне твоя игрушка не по рангу… Игорь за тобой присмотрит.

Игорь приподнял голову над столом, и подтвердил:

-Прсмтрю, ны прживай! – и махнул рукой куда-то в сторону, чуть не потеряв равновесие.

- Когда заживёт эта рана, как думаешь?

Вадим приподнял повязку, потрогал раздробленную кость:

- Часов через семь… Но ходить смогу уже часа через четыре.

                ***
Я обыскал весь посёлок, прошёл весь ближний лес, один раз оказался за оранжевой чертой (она, как и предсказывал Игорь, оказалась почти стёртой), корчась от боли, дополз в «зелёную» зону, и минут пятнадцать отлёживался под противный писк браслета, прежде чем возобновил поиски. Часа через четыре я вернулся в посёлок для заключённых. Игорь сидел за столом спиной ко мне. Видно было, что он уже немного протрезвел. Я подошёл поближе: он услышал, как я подхожу, но не обернулся, как делал обычно, с какой-нибудь шуточкой, а продолжал сидеть, смотря перед собой. Я присел рядом, и он протянул мне помятую фотокарточку:

- Моя семья…

- Ждут тебя?

- Эх, если бы! – в глазах Игоря заблестели слёзы, но он взял себя в руки, и севшим голосом продолжил, - Я же здесь из-за того, что по моей чёртовой неосторожности они погибли… Так-то, Паша… Не должны видеть родители похороны своих детей, не должны, а уж тем более… - он не договорил, и пытаясь скрыть неловкость, поменял тему, - Ты подкрепись пока, отдохни, а я пойду, поищу их. Вадим твой тоже похромал за сыном своим. Он на север пошёл, а я, стало быть, на юг пойду – глядишь, и найдём беспризорника, - он попытался улыбнуться, похлопал меня по плечу, и, слегка покачиваясь, вышел из столовой.
Я упал на диван в столовой, и проспал часа полтора. Спал крепко, без снов и обычно мучавших меня кошмаров. Проснулся я оттого, что услышал какой-то рёв, который доносился с центральной площади. Переставив зарядку на максимум, я кинулся в направлении звуков.
Игорь лежал на площади, его пистолет валялся в стороне, индикатор показывал, что он был полностью разряжен. Одежда на нём была изодрана, рука неестественно вывернута. Я пощупал пульс, Игорь тихо застонал. На всякий случай, я прощупал позвоночник – вроде бы всё нормально, но вот грудная клетка была сильно помята. Пришлось сбегать за каталкой в лазарет; там же я захватил болеутоляющие, и шины. Кое-как зафиксировав поломанную руку, я усадил Игоря на каталку, и осторожно отвёз его в палату. Он приоткрыл глаза, и попытался заговорить:

- Мальчишка… - он закашлялся, и побледнел от боли: сломанные рёбра не давали ему свободно дышать. Я ввёл ещё одну дозу болеутоляющего, и бедняга отключился.
В лазарете я подключил его к мониторам, поставил на столик бутылку с водой и консервированное питательное пюре, в выдвижной ящик уложил шприцы с болеутоляющим и противовоспалительным, набросал Игорю записку, поднял трубку, чтобы позвонить на базу, чтобы сообщить о происшествии, но потом передумал. Если бы они среагировали слишком быстро, мне бы пришлось сообщить им о Вадиме с Олегом, а я хотел дать им шанс уйти из колонии незамеченными.

Вернувшись на площадь, я с фонариком обежал её всю, чуть не поскользнувшись на луже крови. Внешних ранений у Игоря я не заметил, и не мог понять, откуда она взялась. По счастью, от лужи тянулись следы босых детских ног. Я осторожно пошёл в направлении следов, которые становились все менее отчётливыми, и обрывались метрах в пяти от лужи. В свете фонаря метрах в двадцати от меня я заметил белое пятно. Подойдя, я увидел смятые бумаги. Поднял их, расправил; на первом листке была прикреплена фотография Вадима, а вверху значилось «Вадим П<…>, прототип субъекта №…»  – это были данные его медицинского осмотра. Я услышал чьё-то булькающее тяжёлое дыхание, доносившееся из-за угла ближайшего дома. Сунув бумаги в карман, я прикрепил фонарь к держателю на пистолете, и осторожно двинулся вперёд.

Я был готов увидеть что угодно, но увиденное заставило меня в страхе отступить. Поборов секундное сомнение, я подошёл к косматой туше медведя. Он лежал с разорванным горлом, и скрёб непослушными лапами асфальт, пытаясь встать. В полузакрытых глазах зверя видны были боль и непонимание того, что же с ним случилось. Подойдя поближе, я прицелился ему в голову, и выстрелил несколько раз. Череп животного поддался только с пятого раза, и медведь замер, избавленный от агонии.

Индикатор браслета на ноге показывал, что я уже слишком близко подошёл к зелёной границе, и мне ничего не оставалось делать, как только вернуться в лазарет, и посмотреть, как там дела у Игоря.

                ***
На входе в больницу я заметил движение в соседнем с палатой Игоря окне. «Ну, слава Богу, хоть Вадим вернулся!» - подумал я, и, мельком заглянув к раненому, вошёл в медкомнату.

Мальчишка стоял на коленках возле Вадима, и деловито копался в глубоком разрезе в его животе, потом нагнулся, и зубами начал что-то выкусывать. Перед глазами у меня встал образ медведя с разорванным горлом, и понимая, каковы у меня шансы против мальца, я проверил, что мощность пистолета всё ещё на максимуме, и навёл на его голову. В какой-то момент, я хотел его окликнуть, но потом решил не рисковать. За мгновение до выстрела он повернул голову ко мне, и по-детски широко улыбнулся измазанным в крови отца ртом:

- Плохая печень…

В руке у мальчика я заметил маленький окровавленный кусочек плоти… видимо, это была печень. Живот у пацана был разорван, но рана почти на глазах затягивалась. Он точным движением засунул свою печень в разрез к отцу, что-то прижал внутри, и снова повернувшись ко мне, пояснил:

- Теперь будет жить долго…

                ***
- Ну и куда вы теперь? А, впрочем, нам лучше не знать…

- Да, так будет безопаснее и для вас, и для нас. Клетку и тушу медведя мы бросим где-нибудь в лесу, чтобы вам не пришлось ничего  объяснять. Спасибо вам!

Игорь махнул здоровой рукой:

- Да ладно, проваливайте уже!

Олег подбежал к нему, обнял:

- Дядя Игорь, ты, если теперь медведя увидишь, лучше убегай, спрячься где-нибудь! А то раненые они вообще с ума сходят!

- Ладно, Олежек, за меня не беспокойся! Ты, вон, папку слушайся – он тебя любит, и никому в обиду не даст. Понял?

- Понял, дядь Игорь! Пока, дядя Паша! Извини, что так вас тут напугал!

- Ты, главное, не болей! Ну, езжайте, а то скоро уже медики к Игорю приедут…

Когда машина скрылась в предрассветных сумерках, Игорь поманил меня пальцем, и когда я подошёл к нему, заговорщеским шёпотом сказал:

- Слышь, у них тут такие медсёстры работают – закачаешься! Я тебя познакомлю!

- Ишь ты, поломанный – а всё туда же!

- На том стоим…