Колобок. Современная сказка странствий. Часть 3

Сон пропал и колобок, наконец, открыл глаза. Приснится же такое кошерное безобразие. Чудеса да и только. Но все несуразности его посещения святой земли остались в прошлом. Он увидел, что находится уже на подлете к заокеанской державе. Ее пологий берег уже был виден и манил к себе какой-то загадочной новизной. Земля та была хоть и не совсем святой, по строгим правоверным понятиям, но весьма необычной и занятной.

Западный ветер из семейства Голдстрим насвистывал Боллу Рабиновичу истории про эту землю свободы, куда он уже прибывал. Единственное, что не понял колобок, это тот скользкий момент, когда ему ветер про котел плавильный «надувал» в правое ухо. Может быть, перепутал он что-нибудь или решил сказки рассказывать.

Как это может быть, что там все в котле плавильном варятся, варятся а всё одно разными остаются, свариться или переплавиться никак не могут в одну политически корректную массу. Чудно все это как-то. Но не переживал колобок: прилетит он на место, думал он, осмотрится, все увидит и разберется. После святой земли ему уже никакие вопросы не страшны, лишь занятны.

А страна и вправду весьма чудной оказалась: вот как только приземлился он, так ему сразу номерок  дали, длинный-длинный такой, нельзя там без номерка. Без него тебя, неучтенного, как бы и нет совсем на земле заморской. Свобода свободой, демократия демократией, а номерок обязательно нужен. Просто необходим.
Cтражник в той земле заморской был тоже особенный: полный особой несказанной гордости за свою работу. Да и вообще, недвусмысленно просто и весьма откровенно полный. А гордость у него была несказанная потому, не мог он сказать о ней словами учеными, потому что отродясь их не знал и не ведал.

Заметил колобок, что все слуги государевы, державные и городские во всех землях странно похожи: все коренастые да основательные такие колобки, с лицами, не отягощенными излишним интеллектом и излишней ученостью, и особо гордые. При фуражках да блестящих металлических бляшках. Вот только этот был особенно загорелым и подарков, в отличие от стражника православного совсем не ждал. Он даже себя гордо так нес, как подарок. Этот загорелый стражник наверное так устал от всех, что в ушах у него были затычки.  Лишь позже узнал колобок, что это он музыку слушает. Музыка у него тоже особая была: она как бы лилась очень странным образом и все время спотыкалась на ходу, словно изображала последнюю модель новинки российского автопрома. От этого интересного свойства музыка останавливалась, трещала и стучала барабанами, и много раз говорила странное слово: «йо». 

Когда Болл Рабинович впервые услышал это слово он и не знал что это: то ли это вопрос такой ни о чем, то ли особое выражение первобытной радости бытия или несказанного горя. А может быть, это выражение какой-то несказанной гордости за свою особую смуглую печеность. Только потом он понял, что это все вместе, повторенное много раз. Удивительное слово, изобретенное особо загорелыми селянами той славной заморской земли, которое беспрепятственно и свободно можно использовать во всех случаях жизни. Как всеобщий эквивалент ненужных ученых слов и мудреных предложений.

Но вернемся к заступнику земли заморской: не был он мил и нелеп, как родимец - стражник российский, потому и не любил его никто. Сложно полюбить такого полного внутренним самомнением и загорелого колобка, несущего себя столь гордо и величаво. А в этой заморской непонятной стороне вообще странная закономерность наблюдается, любая державная служба была особенно любима и сладка: получить ее было  нелегко, а потерять вообще было невозможно.

Был этот колобок, состоящий на заморской государственной службе, знатно и весомо печен, но, на удивление всех окружающих, не совсем уж и глуп. Так тоже бывает: досталась ему каким-то чудом  сообразительность. Наверное, это было у него природное, от бога, потому что следов учености или верхнего образования на нем не было совсем. Он был весьма благодушен не смотря на печеность, потому что только что закончил с быстрой едой.
Есть в заморских землях такой фокус – называют они свою еду «быстрой» по способу заталкивания ее внутрь. Они ее быстро покупают и еще быстрее пытаются съесть. Как будто они все стесняются этой вредной привычки потребления продуктов внутрь. То ли времени им жалко, то ли себя.

Потому они все такие состоятельные и внешне непотопляемые «неваляшки» -  у них есть такая наетая основательность фигуры. А может быть, так и надо – запасаться на случай природной несуразности или какой-нибудь еще вероятной беды.

Подошел к колобку  заступник земли заморской, полюбовался собою любимым в зеркальном отражении от двери, и, сверкая на солнце всеми своими бляшками и значками, которых было немало, гордо так говорит:
- Приветствую тебя на земле нашей. Есть на ланч мы тебя, пожалуй, не будем. Не годишься ты для супа. Шучу я, конечно, мы давно уже никого не едим, да и не вкусный ты и совсем. Просто до противности белый. Но все равно, повезло тебе несказанно: демократия у нас первостатейная, нигде больше такой демократии нет. Все стараются, да никто нас догнать не может по уровню демократии той. Вот и завидуют так, что спать не могут. Поэтому работа наша несканчаема...

Огляделся Болл Рабинович и заметил, что люди-колобки в той заморской державе диковинной всё же все разные, хотя и плавились  в одном котле, да не сплавились в однородную массу: есть хорошо испеченные, а есть  и белые, которых недопекли наверное по недосмотру или из особой вредности и лукавства отцов-основателей этого славного котла.

 Причем тех, кого основательно допекли, все очень жалеют, словно родных и близких по духу. А они, бедняги, так устали от судьбы такой несчастной, что неторопливо так перекатываются с бока на бок. А недопеченные все нервные такие: и кусают друг друга постоянно, и чувствуют свою вину «недопечености», а особо допеченных уважают за прошлые страдания в печке. Как будто именно они и забыли вытащить вовремя обгорелые колобки, которые Болл Рабинович почему-то прозвал особо печеными. Прокатился колобок малость по земле заокеанской и заметил, что колобки все почему-то намного больше по форме, чем не святой земле.  Не следят они за собой, никакой святости в них нет. А может быть так и надо, наедаться от души и быстро! Ведь они и пищу свою так называют – быстрая еда. Это даже удобно – перекусил без церемоний и покатился дальше. Так что земля заморская колобку очень понравилась. Живи как хочешь – вот одна закавыка только, за все платить приходится. За что можешь заплатить, то и имеешь.

И только он начал радоваться своему прибытию в эти блаженные и свободные края, так прикатился к нему колобок необъятных размеров и убедившись, что его зовут Болл Рабинович,  дал ему малюсенькую бумажку с инструкцией к ранее выданному номерку. Была та  простенькая инструкция на китайском языке по пользованию номерком на десяти листах.  Печеный колобок знатных размеров решил, что Китай где-то рядом с Россией расположен, потому и язык у них должен быть схож. Вот только читать эту инструкцию колобку по имени Болл Рабинович было некогда все равно: нужно ему было с представителем заокеанской власти встретится. И выпала ему дорога в высокий кабинет, за наставлением и приветом.
Ждал Болла Рабиновича в особо высоком кабинете на удивление малюсенький колобок. Вдобавок к своей удивительной мелкоформатности, он был ну очень печеный,  почти угольного цвета. С недавних пор, это было важным знаком судьбы.

В том кабинете всех новоприбывших колобков разного роду-племени, цвета и степени печености считали, а потом и учили уму-разуму с учетом местных особенностей. Потому как приезжают все  в страну свободы со своими понятиями, а надо чтобы с правильными были. Вот поэтому так важен был этот колобок в высоком кабинете посаженный. Миссия у него была особая: приучать всех новых колобков к правильному политкорректному разумению. 
Нес он свою загорелость почти что угольного цвета, как высший знак ордена солнца, потому и посмотрел на колобка свысока своей степени печености, да и промолвил торжественно:
- Вот ты какой гладкий весь, Болл Рабинович,  и не укусишь нигде. Вот только недопечен малость. А это ох как плохо в наши времена глобальных перемен. Не похож ты на сына солнца ласкового.  Скажу тебе еще больше - на вид ты похож на сына снега противного и холода лютого. Повезло тебе, что я демократ и не обращаю особо внимания на твою непропеченость. Однако, сложно тебе будет окунуться в свободу нашенскую. А потому и надо бы тебе к нам, детям солнца. Слышал, наверное, глобальное потепление грядет. Теперь дети солнца править будут, как самые правильные и свободные. Так что придется тебе, Болл Рабинович, учиться быть свободным колобоком. Непросто это совсем. А то от малограмотности своей ляпнешь что ни попади о том, о чем наученные свободе колобки и не «гутарят» совсем.

Потому как мы свободу везде по планете учеными путями и разносим. Потому что нам до боли обидно бывает, что другие колобки не по нашей свободе живут и от этого страшно мучаются. Так  что надо тебе с умом сеять ее, свободу нашу. У то еще вырастет где свобода неправильно, не по-нашенски совсем, так нам ее потом пропалывать и заново сажать. Накладно это и долго. Сложно нам  - вот и помоги !
- А вот у меня вопрос такой имеется, - молвил ему в ответ колобок, который был совсем не прочь помогать, - а вот если где-то, в земле особой вредности или недопонимания, не хотят по нашей свободе жить ? То есть жить то, конечно, хотят, как же без этого, а свободу нашу не хотят ?
- Вот для этого и учу я тебя, - ответил печеный колобок, и подпрыгнув на месте, выкатился со своего высокого стула. Так он это неожиданно сделал, что даже мышка из подарочного набора компании «маленьких и мягких» выпрыгнула за ним следом. Так они вместе и покатились по дорожке, - это от малограмотности да серости только бывает такое. Не понимают многие колобки своего истинного счастья. Им помогать надо, чтобы правильные понятия были. Потому как, при правильных понятиях и образовании, они обязательно будут счастливы. Как поймут, так сразу счастливыми и становятся. Проверено это исконное заокеанское знание повышенной и лихой ковбойской сермяжности много раз. И счастье приходит к ним, голубым и неразумным, словно  неизбежное и уверенное падение биллиардного шара, направленного опытной и умелой рукой прямо в заранее выбранную лузу. Поэтому и миссия у нас такая – приносить всем колобкам особое счастье и свободу.  Даже если этого и не хотят этого сначала, из-за малограмотности своей или особенной вредности. Некоторым, особо вредным колобкам, приходится по несколько раз приносить свободу и счастье: бывает, что не сразу она приживается. Не бросать же их в беде !
Катался он по кабинету высокому из стороны в сторону, делал развороты, то замедлялся, то ускорялся, потом устал наверное от своего фитнеса и остановился. Наверное, прошел мыслительный процесс. Поднял он мышку из семейства «маленьких и мягких» и не без труда, крякнув пару раз, взобрался опять на свой высокий стул. Наступила минутная пауза, после которой гордый пропеченный колобок проговорил вежливо улыбавшемуся Боллу Рабиновичу:
- Сложно все это, представь каково колобков чужеземных свободе нашей учить. Бесплатно учиться они не хотят. Поэтому иди и подумай как ты можешь распространению нашей свободы помочь. И еще одна проблема есть: все непеченые колобки свободой нашей без всякого стыда пользуются, а доплачивать за недопеченость свою не хотят. А мы, дети солнца, особой помощи требуем. Ох, как холодно нам в этих широтах, куда прикатили нас однажды не по своей воле, особое отношение к нам нужно. Нежное такое отношение, трепетное. Согреть нас надо, а это совсем недешево стоит. 

Вот ты прикатился сам из дальних мест, гладкий такой весь. А золотых монет с собой не захватил. Вот ведь незадача какая! Мы позволим тебе работать, страна ведь свободная, но только должен ты будешь моих печеных братьев содержать – потому что мы столько страдали, что работать не с руки нам совсем. Да и не с ноги тоже. В общем, сложно нам работать. Поэтому и справедливость такая у нас должна быть, по степени печености.
С удивлением уходил колобок из высокого кабинета особо печеного начальника заокеанских счастливых колобков и верховного учителя армии благодетельных  и богобоязненных  сеятелей  свободы и заранее запланированного счастья. Вспомнил он почему-то, что печеный начальник  таким маленьким оказался, когда со стула своего выкатился и стал крутится по кабинету кругами да загогулины выделовать.

И почему это так удивительно получается, что все маленькие колобки в начальники идут ?  Прямо загадка какая-то, парадокс судьбы. Но больше всего его озадачила мысль о том, что есть свобода наша, и потому правильная,  а есть - очень  вредная. И что особо печеным колобкам специально помогать надо, лелеять их и беречь, к тому же за особую их печеность деньги доплачивать.

Вот ведь незадача какая, – мало того что по наивности своей думал колобок, что свобода сама растет как дикая поганка у дороги, так еще в той стране чтобы быть поистине свободным колобком, надо научиться правильно и политкорректно называть печеных и непеченых тоже. Не все слова и говорить то можно, а только правильные да особо корректные.

Понимал колобок рассказы про страдания в печке  и силился даже представить всё в лицах.  Вот только чудно ему было: ведь из печки их давным-давно вынули, а они все страдают и успокоиться никак не могут. Есть во всем этом  какая-то гнусная заковыристость судьбы и явная непонятность, которая сродни ехидству : им бы уже жить  будущим, а не прошлым.  А они каждый год, целый месяц свою особую печеность празднуют, как дар небесный. Недодумали наверное: почему же один месяц только – объявили бы четырехлетие празднования печености.

Удобно, наверное, сыном теплого солнца называться и своей загорелостью гордиться. А солнце, наверное, и не догадывается сколько у него самозваных сыновей объявилось. Только позже колобок понял, что осторожнее надо быть с мыслями, пусть даже и не высказанными вслух, бывает ведь, что сбывается самое невероятное: четырехлетие празднования печености все-таки объявили. Того гляди и очередь будет обратно в печку, допекаться до угольного цвета политически корректной привлекательности и внешней солнцеподобности.

И почувствовал колобок, что из другого теста он выпечен был. Видно не судьба ему постичь очевидную мудрость учителя истинной  и мудреной свободы, да и степени печености, по всей видимости, не хватает.  Не привык еще новоявленный житель страны свободы Болл Рабинович к такому обращению. И не догадывался он, что наступают в той стране новые времена. Но это уже из другой сказки, которую проживать разноцветным колобкам, живущим в смутные времена в стране победивших печеных.

А Болл Рабинович наконец понял, что он из неспокойного племени странников. Не дано ему было самой судьбою долго оставаться на одном  месте. И учиться ему дано только законам нескончаемой ленты убегающей далеко за горизонт дороги. А вот учиться быть свободным колобком ему совсем не хотелось.

Бывает же такое абсолютно непонятное для благоразумного и хорошо воспитанного колобка настроение, прямо напасть какая-то невероятная, «яки гиенна огненна» несусветная и пышущая своим коварством: свободным быть ой как хотелось, а вот специально учиться этому , наверное , планида  его не позволяла. Да и счастье имеет одно удивительное свойство -  каждый  его видит и понимает по-своему. Кто в борьбе, кто в бесконечной дороге, а кто и в печености своей. Может и в самом деле нельзя колобку долго на одном месте засиживаться. Везде он дома и везде он гость. Вот такая диалектика наблюдается в природе.

Катился колобок по ровным дорогам страны бескрайней свободы и думал, что надо быть, по жизни, еще проще. Вот только если наступит время всепобеждающих макдональдсов и хрустящей картошки имени свободы по всему периметру разноязыкого мира, то вымрут все колобки или переродятся в жареные хлеба.
А пока этого еще не случилось, надо бы пожелать огромных  успехов всем, печеным и все еще стремящимся загореть  колобкам  заморской державы неистребимой и бескрайней свободы и посетить новые, до сих пор еще им  неизведанные места. Вот только так случилось, что на пути в незнакомые места, колобок нежданно завернул к знакомым берегам…