Дивны дела Твои, Господи!

КОМИССАР

Холодный осенний дождь хлестал её по щекам, резкий пронизывающий ветер со всей своей яростью налетал на неё, стараясь сбить с ног, ветки деревьев путались в длинных волосах, трава заплеталась под ногами. Она бежала наугад, не разбирая дороги, всё дальше и дальше от того страшного места, где когда-то была счастлива. Казалось, что сама природа в этот день была настроена против неё. Ночь густым покровом укутала лес, лишь на горизонте продолжало полыхать зарево пожарища, заставляя девочку вздрагивать от ужаса и продолжать бежать. Внезапно налетевший сильный ветер сбил её с ног. Она упала, сильно ударившись головой о корень дерева, и всё погрузилось во тьму.
Отец Андрей очень любил лес. Поднимаясь с рассветом, он брал с собой верного друга, большого лохматого пса Тишку, и шёл с ним гулять по лесным тропинкам, вдыхая живительный чистый воздух, умываясь холодной водой родника, пробившегося сквозь толщу земли, любуясь и умиляясь каждым мигом утренней зари.
Так же было и в это утро. Подойдя к роднику, батюшка наклонился, чтобы зачерпнуть воды, однако взволнованный лай Тишки вывел его из благодушного настроения. Пёс вёл себя странно. Он стоял над маленьким холмиком и так жалобно выл, словно кого-то оплакивал. Батюшка приблизился к нему. То, что он увидел, заставило его вздрогнуть. Перед ним лежала маленькая девочка, лет десяти, в беленькой ночной рубашонке. Длинные чёрные волосы были мокрые и всклоченные, с запутавшимися в них травой и листьями. Босые ножки посинели от холода. Девочка не двигалась. Батюшка осторожно перевернул её и заметил на лбу свежую рану, видимо полученную при падении. Отец Андрей прощупал на шейке слабый пульс. Девочка была жива.
- Тишенька, она жива! Друг мой, мы должны ей помочь. Скорее, домой!
Пёс, понимающе завиляв хвостом, быстро побежал по направлению к дому. Батюшка бережно поднял девочку на руки и скорым шагом последовал за собакой.
Три дня и три ночи не отходил отец Андрей от постели маленькой страдалицы, усиленной молитвой и настоями из трав и мёда, помогая ей справиться с терзающей её сильной лихорадкой.
К концу третьих суток в дверь домика священника тихо постучали. Тишка, однако, отреагировал на это спокойно. Он лишь подошёл к двери и тихо зарычал. Это означало, что человек ему знаком, но другом своим он его не считает.
- Кто там? – спросил настороженно батюшка, прикрыв постель девочки занавеской.
- Это я, батюшка, Николай Иванович! – послышался голос из-за двери.
Отец Андрей испугался и изумился такому визиту. Николай Иванович был комиссаром в их районе. По натуре человек властный, грубый и жестокий. Он входил вдом, не спрашивая разрешения, просто пинком распахивая дверь. Все боялись его. Встреча с этим человеком не сулила ничего хорошего. Батюшка приготовился к худшему, однако, стараясь быть спокойным, ответил:
- Входите, там открыто!

Комиссар вошёл в дом, опасливо оглядевшись по сторонам, спросил:
- Ты один?
- Да. Вы чего-то боитесь?
- Мне нельзя приходить к тебе, но мне нужна твоя помощь. Я боюсь не за себя, а за свою семью.
- Я понимаю вас, поэтому сохраню ваш визит в тайне.
- Хорошо, - несколько успокоено произнёс комиссар и присел к столу. Батюшка сел напротив.
- Понимаете, батюшка, я хотел бы креститься…
Отец Андрей во все глаза с удивлением смотрел на комиссара, пытаясь понять: уловка это или чистая правда.
- Вы удивлены?
- Честно, говоря, я немного смущён… Вы можете объяснить мне причину вашего поступка?
- Да. Четыре дня назад я получил приказ об аресте дьякона Троицкой церкви, что в пятнадцати километрах отсюда. Я выполнил этот приказ. А на следующий день мои люди, напившись горелки, ворвались в его дом, угрожая жене и детям расправой, если те не откажутся от своей веры…
Комиссар вдруг замолчал, опустив на стол свою голову. Когда же через некоторое время он вновь взглянул на батюшку, всё лицо его было залито слезами.
- Поверь мне, отец, я не в силах был остановить этого. В них словно бес вселился. Они не понимали, что делают. Я прошел всю войну, многого насмотрелся, но ещё никогда мне не было так страшно. Но видел бы ты лица этих детей, видел бы ты чистые и светлые глаза матушки! Они принимали смерть с радостью! Они знали, за что умирают! А вот я не знаю, за что проливал свою кровь!? Ради чего? Ради какой высокой цели? Вот ты, матушка, невинные дети дьякона, умираете за Христа, верите, в Лучший мир! А я?
Комиссар немного помолчал, устремляя свой взор куда-то в прошлое, а затем продолжал:
- Когда опомнились, испугались. Облили дом керосином и подожгли. И ты знаешь, я видел их там, в огне… Они стояли все вместе, держась за руки, и от их лиц исходил какой-то непонятный яркий свет … Ты думаешь, что я сошёл с ума?
- Нет. Вы, действительно это видели…
- Спасибо, батюшка, что поверили мне. Если я расскажу об этом кому-либо другому, то меня упекут в психушку. Мне впервые в жизни стало по-настоящему страшно. Я вдруг задал себе вопрос: «А зачем мне дана жизнь? Ради чего я живу на Земле? Неужели наша жизнь закончится после смерти? Если это так, то, что я видел там, в огне? Я видел их так же ясно, как вижу сейчас тебя, отец. Если же душа действительно существует, то всё, что ты говорил о ней, правда». И тогда я испугался, что после смерти буду обречён на вечные муки. Поэтому и пришёл к тебе. Что ты мне скажешь, отец?
- Лучше поздно, чем никогда. Когда ты хочешь креститься?
- Немедленно, ибо я не знаю, как скоро могу погибнуть. Времена сейчас не спокойные.
- Хорошо!
Не прошло и часа, как ещё одна заблудшая овечка заняла своё место в Христовом стаде. Николай Иванович как-то сразу преобразился. Весь стан его выпрямился, плечи расправились, стала заметна могучая богатырская грудь. Глаза, некогда злые и холодные, излучали теперь тепло и мягкий свет. Когда таинство крещения было закончено, он сел за стол и заплакал, тихо, по-детски. И вдруг, глядя на батюшку, улыбнулся сквозь слёзы.
- Ты даже представить себе не можешь, что я сейчас чувствую, батюшка! Это не возможно передать словами. Так мне хорошо, так легко дышится, словно я скинул со своих плеч тяжеленный мешок. Мне кажется, что за спиной у меня выросли крылья. Почему так, отец?
- Потому, что у тебя там действительно есть крылья. Сейчас ты похож на новорожденного младенца. У тебя больше нет прошлого. Твоя жизнь – это чистый лист бумаги, на котором ещё нет ни плохих, ни хороших твоих поступков. А справа от тебя, расправив два могучих крыла, стоит теперь Ангел-Хранитель. Именно его прикосновение к тебе ты и чувствуешь.
- И он будет всегда со мной?
- Даже на Том Свете. Научись слушать его голос, и тогда ты всегда будешь знать, как тебе поступить. Но запомни, что Ангел будет отходить от тебя, оставляя на растерзание бесам, когда ты будешь творить чёрные, злые дела. Помни об этом!
- Я запомню, батюшка! Постараюсь помнить об этом!
Укутавшись чёрным плащом и пониже надвинув на глаза кожаную кепку, комиссар выскользнул из дома священника. Ни кем не замеченный, он тихо пробрался на сеновал и там, зарывшись с головой в душистое сено, уснул крепким, безмятежным сном младенца. Впервые в жизни он спал спокойно. Ему снились бескрайние луга, огромное голубое небо и облака, похожие на диковинных зверей и птиц. А рядом, раскрыв над ним свои крылья стоял Ангел, вознося Господу молитву и радуясь за ещё одну спасённую душу.
А в маленьком лесном домике отец Андрей, сидя у постели девочки и, прислушиваясь к уже спокойному её дыханию, счастливо улыбался, повторяя, как молитву, слова:
- Дивны дела Твои, Господи!

КАТЕНЬКА

Она очнулась на пятый день, ранним субботним утром. Первый луч солнца коснулся макушек деревьев и тихо проскользнул в домик священника. Однако самих хозяев дома он не застал. Ещё до рассвета батюшка с Тишой ушли на родник. Лучик заглянул за занавеску и ласково пощекотал нос и щёки маленькой девочке, мирно спящей на постели. Девочка открыла глаза и с удивлением огляделась.
- Где я? Как я здесь оказалась? Где мои мама и папа?
Она встала с кровати, не спеша обошла маленький домик. Заметив в красном углу иконы, улыбнулась и, встав на скамейку, затеплила перед ними лампадку от горящей рядом восковой свечи. Затем, по-свойски, сделав три земных поклона, начала читать утренние молитовки, которым её научила матушка. Она читала нараспев своим чистым детским голоском, и лицо её светилось такой радостью и счастьем, какое бывает, когда разговариваешь по душам с любимым человеком.
За этим занятием её и застал отец Андрей. Девочка не заметила его, продолжая молиться, а батюшка притаился в дверях горницы, боясь пошевелиться, боясь спугнуть этот чудесный миг. Закончив молитву, девочка совершила ещё три земных поклона и, обернувшись, увидела батюшку. Некоторое время она молча смотрела на отца Андрея, словно пытаясь что-то вспомнить, и вдруг улыбнулась:
- А я знаю тебя… Мне папа о тебе рассказывал. А ещё я была у тебя на Рождественской службе с матушкой и сёстрами. Благослови, батюшка!
И, сложив ручки, подошла под благословение.
Отец Андрей, потрясённый искренностью и наивностью маленькой девочки, благословив её, вдруг опустился на колени и нежно прижал к себе, к своему сердцу. И нахлынули на него воспоминания, открылась старая сердечная рана. Брызнули из глаз горькие слёзы. Девочка подняла на него взор и, обняв крепко за шею, зашептала:
- Не плач, батюшка, на всё воля Божия! Хочешь, я с тобой останусь? Буду жить в твоём доме хозяйкой. Я всё умею: готовить щи и кашу, шить, вышивать, полы мыть, скотинку кормить. Буду будить тебя утром и ждать у окошечка вечером со свечёй, чтобы ты не заблудился в лесу, видел бы огонёк в своём доме.
Потом, помолчав немного, грустно добавила:
- Матушка моя наказала мне беречь и любить тебя. Она, сестры и братики мои уже Там, с Ангелами и Господом. А меня здесь оставили, чтобы я папеньку своего дождалась. Жив он, только болен сильно. Молиться нам, батюшка, за него надо. Вернётся он, обязательно вернётся, хотя и не скоро это случится. А пока я буду о тебе заботиться, батюшка.
Отец Андрей немного успокоился и, улыбнувшись сквозь слёзы, спросил:
- Как же тебя величают то, радость моя?
- Екатериной, номатушка звала меня Катенькой или Катюшей. И ты меня зови так же.
- Хорошо, Катюша, исполним мы с тобой наказ матушки. Будь в моём доме хозяюшкой, а я буду любить тебя, как родную дочь.
Так и осталась Катенька в домике отца Андрея. Легла на душу батюшки забота, чем накормить хозяйку. Сам то он картошкой да черным хлебом питался. Летом ягоды да грибы собирал. Хозяйства и скотинки, какой ни на есть, у него не было. И решил батюшка с прихожанами посоветоваться. Собрался, а Катеньке наказывает:
- Я в село пойду, а ты запрись на задвижку, да не пускай ни кого в дом. А чтобы не страшно было, оставляю тебе Тишу. Он свой долг исполняет справно. В обиду не даст.
- Не дашь обидеть нашу хозяйку, Тишенька? – спросил батюшка, обращаясь к прыгающему около его ног псу.
Пёс понимающе завилял хвостом и посмотрел на Катеньку. Девочка ласково обняла его и потрепала за уши.
- Не волнуйся, батюшка, иди с Богом. Я не боюсь.
- Ну, вот и славно.
Вышел отец Андрей на улицу, огляделся. А вокруг красота неописуемая. Раскрасил Господь лес всеми красками: от бледно-жёлтого, до ярко-красного. Воздух чист и прозрачен, словно вода родниковая. А на небе ни одного облачка. Идёт батюшка по тропинке скоро, любуется этой красотой и молится, чтобы послал ему Господь вразумления.
И вдруг из-за кустов послышался треск сучьев. Батюшка вздрогнул и остановился. Диких зверей в лесу было много, особенно кабанов да медведей. И если столкнулся с ними, то лучше остановиться и переждать, читая при этом молитву Пресвятой Богородице. Батюшка так и сделал. Какого же было его удивление и изумление, когда из кустов навстречу ему вышла… корова. Вся чёрная, а между аккуратных рогов белая широкая полоса. Завидев батюшку, она громко замычала и спокойно подошла к нему. В больших глазах её была великая печаль и просьба о помощи.
Посмотрев на большое вымя коровы, батюшка сразу всё понял. Несчастная просила подоить её. Отец Андрей приласкал коровку и, положив руку на её широкую спину, сказал:
- Ну, пойдём ко мне домой, я подою тебя и накормлю.
Сказав это, он пошёл по тропинке в сторону дома. А коровка послушно побрела за ним.
Катенька, завидев батюшку с коровой, радостно выбежала из дома.
- Зоренька, кормилица моя! – бросилась девочка к коровке, обнимает её, плачет и целует.
Батюшка сначала с удивлением смотрел на это, затем спросил:
- Вы знакомы, Катюша?
- Конечно, батюшка. Это моя любимица. Её мама умерла при родах, так я её из рожка выкормила. А потом унеё бычок родился. Правда, у нас его забрали через полгода в колхоз, а Зорьку нам оставили.
- Ну, Слава Богу, уберёг Господь твою любимицу. Подоить бы её надо, мается она, видишь, какое вымя большое. Доить сама умеешь?
- Умею, батюшка, я сама её и доила.
- Ну, тогда веди Зорьку в хлев, подои в чистую бадейку, а я пока сена принесу. Полотенце в сундуке найдёшь, а вода на печке.
Катюша увела корову, а отец Андрей, поблагодарив Бога за помощь и перекрестившись на виднеющуюся вдалеке церковь, улыбнулся и вновь повторил:
- Право, дивны дела Твои, Господи!

Тем же вечером стал собираться батюшка в храм на Всенощное бдение. Посмотрел на хлопочущую возле печки Катеньку, призадумался. Одну оставлять дома вечером боязно, мало ли кто забредёт. А в храм с ней идти – кроме ночной рубашонки на ней ничего нет. Подумал, да и говорит:
- Катюша, мне в храм пора собираться, завтра Воскресенье. Пойдёшь со мной?
- С радостью, батюшка, да только не в чем идти мне.
Вздохнул тяжело отец Андрей, подошёл к сундуку, покопашился в его бездонном чреве, и извлёк оттуда белое детское платье, расшитое на поясе и горловине голубыми розами с серебряными лепестками.
- Вот, Катенька, примеряй.
Девочка во все глаза с восторгом и изумлением смотрела на это платье. Никогда она ещё не видела такой красоты.
- Ну, что же ты растерялась? Одевай, посмотрим, как оно на тебе сидит, не надо ли чего поправить.
С трепетом исполнила Катенька просьбу батюшки. Платье пришлось ей в самую пору, словно по меркам сшито. И так хороша и прекрасна была в нём девочка, что отец Андрей не смог скрыть своего восхищения:
- Катюша, да тебе только крыльев за спиной не хватает!
И уже сквозь слёзы добавил:
- Как ты похожа на мою доченьку, даже и не высказать…
- А где она, батюшка?
- На Небе, молится там обо мне, грешном, вместе со своей мамой. Это платье моя матушка для Марьюшки на вырост шила. Да не суждено было моей голубке одеть его.
- А что с ней случилось?
- Я тебе потом как-нибудь расскажу, не время сейчас. На службу пора. Да, на ножки тебе я лопаточки вчера сплёл. А на головку платочек тебе шёлковый купил.
И подаёт Катеньке лапоточки и беленький платочек с серебряной каёмкой.
Оделись они, помолились, наказали Тише стеречь хозяйство и с Богом отправились в путь.
Ворота храма были уже открыты. Немногочисленные старушки с малышами только-только начинали, не спеша, подтягиваться на службу. Завидев батюшку с незнакомой маленькой девочкой, низко кланялись и спешили в храм. В храме было темно и прохладно. За свечным ящиком хлопотала староста, перебирая и переставляя какие-то ящики. Увидев вошедшего в храм батюшку, подошла под благословение.
- Благословите, отец Андрей!
- Бог да благословит тебя.
- Это чья же такая красавица? Что-то я здесь её не видела… - спросила староста, заметив прижимающуюся к батюшке девочку.
- Дочку отыскал, Степановна. Катенькой зовут. Одна беда – не во что мне одеть её. И надо бы вопрос с регистрацией уладить у комиссара.
- Всё сделаем, батюшка, не волнуйтесь! Господи, радость то какая! Вот бабушки то наши обрадуются! Катенька, можно мне тебя обнять? Иди же ко мне, ангелочек мой! – взволнованно произнесла Степановна, и со слезами протянула к девочке руки.
Катюша улыбнулась и ласково прижалась к женщине.
- Батюшка, сделай милость, оставь её на службу со мной, пусть за ящиком постоит, - взмолилась женщина. По душе ей пришлась маленькая девочка, и никак не хотелось расставаться с ней даже на миг.
- Я не против, пусть Катя сама решает.
- Можно я останусь, батюшка? Я всегда мечтала послужить за свечным ящиком. Пожалуйста!
Батюшка засмеялся.
- Ну, служи, служи! Только, чур, Степановну беспрекословно слушаться, - весело ответил отец Андрей и, благословив обеих, быстрым шагом направился в алтарь.
Быстрее молнии полетела по селу счастливая весть о том, что у батюшки нашлась дочь.
- Бабы, слыхали новость, отец Андрей дочку свою нашел. Степановна её к себе за ящик поставила. А красавица, говорят, какая!
- Да ну! Побежим посмотреть, заодно и на службе постоим.
Так и летела эта весточка из дома в дом, и всем хотелось посмотреть своими глазами на маленькую поповну. Таким образом, к началу Всенощного бдения небольшой сельский храм уже с трудом смог вместить всех прихожан.
Батюшка был весьма удивлён и обрадован, когда, выйдя из алтаря для каждения храма, увидел перед собой столько людей. Не меньше его был изумлён комиссар, обнаруживший, что всё село словно вымерло. На улице не было даже детей и стариков.
- Что происходит? Куда все подевались? – недоумевал Николай Иванович. Однако, он вскоре забыл об этом, так как сердце его терзали тревожные мысли. Супруга его, Елена Николаевна, ждала первенца. Ребёнок должен был появиться со дня на день. Ещё в начале беременности врачи предупреждали о неблагополучном исходе. Елена Николаевна была тяжело больна.
Испытав на себе великую силу таинства Крещения, комиссар боялся, что жена уйдёт из этого мира не крещёной, без покаяния. Отвести её к батюшке он не мог, да и сама жена была ярой коммунисткой. Так в тяжёлых раздумьях, незаметно для себя подошёл Николай Иванович к храму.
Служба уже закончилась, ворота открылись и оттуда не спеша, обсуждая последние события, стали выходить люди. Настроение у всех было приподнятое. В сгущающихся сумерках никто не обратил внимания на притаившегося возле деревьев комиссара.
- Ох, и в правду, хороша у батюшки дочка! А ласковая какая да приветливая! Настоящая поповна! Ох, Матрона, не жалею я, что на службу сегодня сходила. И поплакала я здесь, и помазалась и с батюшкой поговорила. И веришь ли, так на душе спокойно, хорошо стало! Пойду я и завтра на воскресную службу.
- Верно, говоришь, Ивановна! И я с тобой пойду, да исповедаюсь. А то грехов то мне, что перьев на курах. Вся ими утыкана. Ты заходи завра утром за мной. Вместе пойдём.
- Зайду, спи спокойно. Ну, Ангела тебе Хранителя, Матрона!
- И тебе Ангела-Хранителя, Ивановна!
Старушки разошлись, а комиссар призадумался.
«У отца Андрея дочка нашлась? Теперь понятно, куда всю село пропало. Пойду и я схожу в храм. Поговорю с батюшкой» - подумал Николай Иванович и решительным шагом направился к воротам. Подойдя, огляделся. Рядом никого не было. Постоял комиссар, вспомнил, как учил его батюшка.
«Боже, очисти меня, грешного, и помилуй!» - перекрестился и, сделав поклон, вошёл под своды храма. Но не успел он сделать и нескольких шагов, как прямо ему навстречу бросилась девочка. Подбежав к нему, она обняла его за талию и стала со слезами причитать:
- Дяденька комиссар, миленький, бегите скорее домой, беда случилась! Бегите домой!
И в этот самый момент по всей округе раздался набат.
- Братцы, дом комиссара горит! – неслось со всех сторон.

ТАЙНА

…Он стоял на пепелище, которое когда было его домом, построенном своими руками. Сердце его болело так сильно, словно в него вонзилось множество клинков.
- Это должно было случиться, но я не думал, что так скоро. То, чего я боялся больше всего, случилось. Моя жена погибла не крещёной, ребёнок так и не появился на свет, да и жить мне больше не где, - комиссар ходил по пепелищу даже не замечая, что разговаривает сам с собой.
- Одного понять не могу: я не нахожу останков супруги. Где же она?
- И не найдёшь, - услышал он рядом с собой шепот.
Комиссар поднял голову и увидел перед собой батюшку. Отец Андрей приложил палец к губам и сделал знак молча следовать за ним. Николай Иванович кивнул головой и пошёл следом.
Они прошли уже довольно далеко, когда комиссар вдруг услышал сдавленный женский крик. Он ни с кем не смог спутать этот голос, кричала его жена. Комиссар был готов со всех ног броситься туда, но батюшка удержал его.
- Успокойся, не горячись. Жива Елена, в доме доктора она сейчас, родить ей пришло время. Нам туда нельзя. Нас позовут. Судя по крикам, ты станешь отцом с минуты на минуту.
- Но как это случилось? Она же была в доме, спала.
- Всё правильно. И не только она, но и ты там спал крепким сном. И сгорел в своем доме вместе с женой и ребёнком. А пепел ваш по ветру разлетелся. Да не смотри ты на меня так. Елене за два дня до этого матушка Анастасия во сне явилась и предупредила, что на вас готовится покушение. И велела быть наготове. Вот Елена и придумала. Сделала вид, что спать легла, а когда ты из дома ушёл, посадила за стол тряпичных кукол, одетых в ваше платье, якобы вы перепились горелки, да и заснули. Еды всякой на стол поставила, бутылок пустых. А сама у доктора в доме укрылась. И вовремя. Видела она, как бандиты в ваш дом заглядывали, как поджигали. Вспыхнул твой дом, как стог сена. Так что, Николай…
Но договорить он не успел. В доме доктора кричал новорожденный.
- Сын, батюшка, у меня сын родился!
- Может дочка!
- Да нет же! Вы послушайте, каким басом кричит! Это мальчик!
- Да, возможно, ты прав! Однако придётся ещё немного потерпеть, доктор сам придёт за нами.
- Я понимаю.
- Давай лучше посидим на травке.
Присели. Земля дышала теплом, а густая трава приятно манила полежать, отдохнуть. Прошло ещё несколько томительных минут ожидания, прежде чем комиссар заметил направляющегося к ним доктора.
- Ну, как она, Иван Ильич?
Доктор покачал головой и развёл руками.
- Что это значит?
- Я сделал всё, что мог. Для меня чудо уже то, что она вообще смогла выносить и родить ребёнка. Её сердце больше не может справляться с такой нагрузкой.
- Она ещё жива?
- Да. Батюшка, она просит тебя причастить и особоровать её.
- Да, конечно. Сколько она ещё сможет прожить?
- Не больше одного часа.
- А ребёнок… С ним всё в порядке? – подавленный сказанным произнёс комиссар. До этого момента в нём ещё жила какая-то надежда.
- У тебя, комиссар, сын настоящий богатырь. Пять с лишним килограмм весит при росте шестьдесят четыре сантиметра. Ну, пойдёмте!
Все прошли в дом. Комиссар едва держался на ногах от горя и усталости. В доме было тепло и уютно. На широкой постели, обложенная подушками, сидела Елена. На её руках, положив свою маленькую ручку на грудь матери, кротко спал младенец.
Увидев жену с сыном, комиссар упал перед ними на колени и зарыдал.
- Полно, Николушка, полно тебе убиваться! Посмотри лучше, какого сыночка нам Господь даровал. Не один ты остаёшься в этом мире, не один.
Николай Иванович поднялся с колен и, поцеловав жену, принял из её рук новорожденного сына.
- Коля, я должна тебе кое в чём сознаться. Ты должен это знать.
- О чём ты, дорогая?
- Я не сирота, как говорила тебе раньше. Матушка Анастасия, которую вместе с детьми убили твои люди, была моей родной сестрой. Она всегда была сильной духовно. И детей воспитала также. А я не смогла. Когда началась революция, я испугалась. Отреклась от своего прошлого, от своих родных и близких. Но не отреклась от Христа. Когда ты уезжал, тайно ходила к отцу Андрею, чтобы исповедаться и причаститься. Каждую ночь я пряталась от тебя в подвале, чтобы помолиться, вымолить прощение за твои и мои грехи. Батюшка рассказал мне, что ты крестился.
- Да, любимая, это правда.
- Значит, простил нас с тобой Господь! А теперь позволь мне исповедаться батюшке и причаститься Святых Христовых Тайн. У меня остаётся совсем мало времени.
- Да, конечно. Я побуду пока за печкой, подожду тебя.
Комиссар нежно поцеловал жену и ушёл с сыном за перегородку.
Потянулись долгие минуты ожидания. Совершенно внезапно Николай Иванович почувствовал, что засыпает. И в тот же миг, открыв глаза, он увидел матушку Анастасию. Она стояла перед ним и улыбалась. Совершенно потрясённый комиссар во все глаза смотрел на неё. Страшная мысль вдруг молнией пронеслась в голове: «Моя голубка умерла!» И со всех ног, прижимая к себе сына, бросился в комнату.
Елена лежала на постели и её лицо озаряла улыбка.
- Батюшка, она мертва! – в отчаянии бросился он к отцу Андрею, и вдруг услышал:
- Нет, она просто спит. Можешь убедиться сам. Твоя жена будет жить.
Николай не мог в это поверить. Доктор, сидящий рядом с Еленой, удивлённо разводил руками:
- Я ничего не понимаю!
Николай перевёл обезумевшие от счастья глаза на батюшку, а тот лишь пожал плечами:
- Не исповедимы пути Господни, сын мой! И дивны дела Его!


СОЛДАТ И ДЬЯКОН

- Нет, ты не прав, солдат. Каждый человек в этом мире должен иметь семью. Ты только вдумайся в эти слова. Семья – это семь Я: мужчина – глава семьи, муж, отец, кормилец, защитник; женщина – жена, мать, подруга, хозяйка и детишки, не меньше пяти. Вся семья живёт по православным законам в мире, любви и согласии друг с другом и другими людьми.
- Красиво расписываешь, отец, а сам то вот, семьи не имеешь, - попытался съязвить солдат, но тут же осёкся, заметив как у дьякона заблестели в глазах слёзы.
- Прости, я, кажется, что-то не то сказал. Я не хотел тебя обидеть.
- Ничего страшного. Ты не виноват. У меня была семья и именно такая, о какой я тебе рассказывал. Супруга – матушка Анастасия, моя голубка, хранительница семейного очага. Именно на ней держался весь дом, хозяйство. Мне до сих пор не понятно, как она могла со всем этим справляться. А детишек у нас пятеро было: Николай, Василий, Ксения, Алексей и Катенька. Катюша была самой младшей и самой любимой. Болела она очень часто, слабенькая была с самого рождения, поэтому у матери с рук не слезала. А за год до трагедии словно подменили её. Вытянулась, поправилась, расцвела как сирень весной.
- О какой трагедии ты говоришь? Что случилось с твоей семьёй?
- Убили их… Всех… В один день… Ворвались в дом ночью, потребовали от них отказаться от Христа, угрожая смертью. Но, ни матушка, ни дети не сделали этого. Они предпочли смерть предательству. Сначала их пытали, а затем расстреляли. Потом облили весь дом керосином и подожгли.
Потрясённый рассказом до глубины души, солдат во все глаза смотрел на дьякона.
- Подожди, отец, а расследование было? Убийц нашли?
Дьякон, смахнув набежавшую слезу, махнул рукой.
- Какое там нашли! Все улики сгорели, а свидетели, если они и были, кто до смерти напуган, а кто и подкуплен. Виновных так и не нашли. Но ты знаешь, что странно: матушка мне иногда снится с детьми. Но среди детей я, почему то, не вижу Катеньку. Это остаётся для меня загадкой. Иногда мне приходит в голову бредовая мысль о том, что Катюша жива. А что если в тот день её не было вместе со всеми? А что если каким-то чудом ей удалось спастись? Я умом понимаю, что это невозможно, но в сердце теплится ещё огонёк надежды, что чудо свершится. Ты понимаешь, все десять лет тюрем и каторг меня не покидало ощущение, что рядом со мной незримо стоит человек, который помогает в самые тяжёлые моменты жизни. Во время болезни внезапно, как бы случайно, в бараке появлялся врач, и у него с собой оказывались нужные лекарства. В минуты отчаяния, когда мы все, казалось, обречены на голодную смерть, ночью вдруг раздавался скрип двери, и было видно, как просовывалась чья-то рука. Когда же мы вставали, то находили у дверей сумки с хлебом, вином, сыром и табаком. Летом нас отпускали в лес за грибами и ягодами. А раз в месяц группами разрешали выходить в город, взяв с нас слово, что мы вернёмся к определённому часу. Так мы могли посещать храм, исповедоваться и причащаться.
- Куда же ты теперь?
- Домой. Я получил место дьякона в Никольском храме, что в пятнадцати километрах от моего дома.
Солдат надолго замолчал, пристально вглядываясь в пролетающие мимо окна поля, леса, деревеньки, затем сказал:
- Ранил ты меня, отец, в самое сердце! Возьми меня с собой! Ты не смотри, что у меня только одна рука. Я ведь и одной рукой могу горы свернуть. Я не буду тебе обузой, клянусь!
- Не надо, ни когда ничем не клянись, а то Господь смирить может. Я буду счастлив, если ты поедешь со мной. Будешь мне сыном любимым. Вместе дом построим, хозяйство заведём. И когда-нибудь встретишь ты свою единственную, свою голубку и заживёте вы с ней душа в душу. А я буду тихо доживать свои дни рядом с вами, служить Богу и нянчить ваших малышей.
- Господи, как хорошо было бы, если бы всё именно так и получилось!
- Получится, сынок, обязательно получится! Господь не оставит нас!

НА  ПОЛУСТАНКЕ
 
Они вышли на полустанке ранним июньским утром. Поезд, дав на прощание три долгих гудка, умчался дальше. Со всех сторон полустанок был окружен лесом. Лес ещё спал, наслаждаясь тишиной, и только трели соловья да ласковое пение летнего ветерка нарушали этот покой. Воздух был свеж и прозрачен. Отец Николай скинул с себя дорожный мешок и,  опустившись на колени, начал со слезами молиться.
- Господи, какого же счастья я могу ещё желать для себя?! Ты провёл меня трудным путём, оберегая и приходя на помощь, когда уже не было в сердце моём надежды на спасение. И вот я здесь, на родной земле. Я могу припасть к ней своей щекой, обнять руками, дышать этим воздухом. Более счастья мне и желать не хочется. Одно лишь желание осталось – служить Тебе до последнего вздоха!
Диакон опустил на траву свою голову и по-детски заплакал. Солдат тихо сидел рядом с ним на пригорке, когда же отец Николай, немного успокоившись, поднялся с колен, спросил:
- Куда нам теперь, отец?
- Сейчас пройдём вон той дорожкой проезжей, затем овражком, потом лесочком, а дальше  два поля пересечём, да лужочек, где  коров пасут. И будем дома. А оттуда до храма рукой подать, всего пятнадцать километров.
Увидев изумлённый взгляд солдата, засмеялся:
- Да мы в деревне лошадок для себя возьмём. К тому же в храм мы только завтра поедем.
- Больно складно дорогу сказываешь, мил человек! – неожиданно раздался незнакомый голос.
Мужчины вздрогнули и оглянулись. Перед ними стоял мужичок небольшого росточка, с белой, окладистой бородой и белыми, лихо закрученными, на гусарский манер,  усами. Одет он был в длинную холщовую рубашку, такие же штаны, закатанные до колен. Рубаха была перепоясана широким, вышитым красивым, изысканным узором поясом с кистями. В правой руке он держал кожаную плеть. Вид у мужичка был суровый и решительный.
- Кто такие будете? Чего здесь забыли? Кого ищете? А ну, сказывай, кто тебе рассказал о дороге в нашу деревню?
- Ишь, какой ты строгий, отец! Что же не ласково принимаешь? А дорогу эту я ещё с малолетства знаю. В лес зимой за дровами ездил, летом по грибы да ягоды хаживал. На местном погосте родители мои лежат, да жена с детишками.
Внезапно мужичка словно надломило что-то. Руки его мелко задрожали, лицо стало одного цвета с рубашкой, а в глазах заблестели слёзы. Ноги старика подогнулись, и он весь начал медленно оседать. Отец Николай и солдат успели подхватить мужичка под руки и усадить на траву.
- Что с тобой, отец? Тебе плохо? Давай, я дам тебе немного кагора, он подкрепит твои силы…
- Нет, сыночек, мне хорошо. Просто счастье пришло так внезапно, что  силы оставили меня. Десять лет я молил Бога увидеть тебя ещё хотя бы раз. И Он услышал мои молитвы. Он послал мне радость, а я даже  не узнал тебя. Как же ты сильно изменился, Николушка! Похудел, не осталось ничего от того богатыря, которого я знал. Только глаза, да уши лопоухие остались.
- Мы знакомы, отец?
- Али не признал меня, сыночек? Неужто я так изменился? А ведь из купели тебя принимал, по ночам тебя пестовал. А когда мамка твоя скончалась от родовой горячки, жена моя тебя вместе с сыном моим Санечкой выкормила да вырастила.
- Крёстный! Прости ты меня, окаянного, что не признал тебя сразу, - плача ответил отец Николай, нежно прижимая к себе старика. Так они и сидели, обнявшись друг с другом, а солдат тихо стоял рядом, растроганно вздыхая.
Внезапно из-за кустов донеслось лошадиное ржание. Мужичок вытер набежавшие слёзы:
- Кобылка моя домой просится. На ярмарку в город с ней ездили, со вчерашнего дня всё никак до дома не доберёмся. Умаялась, горемычная, домой просится. Ну, пойдёмте, родимые. По дороге поговорим.
- Познакомься, отец, это сын мой, Егор!
- Внучок, стало быть, Егорушка! Дай же обниму тебя, радость моя! – сказал старик и крепко прижал к себе солдата.
- Ну, пойдёмте с Богом!
Они спустили с железнодорожной насыпи к небольшому лесочку, где их ждала запряженная в телегу белая лошадь. Она была необыкновенно хороша. Чистое, холёное тело, длинная, шелковистая грива, царственная осанка и грация. Егор подошёл к лошади и, гладя её, начал нашёптывать ей что-то на ухо. Лошадь издала довольное ржание и, словно, закивала Егору в ответ головой.
Мужичок и отец Николай удивлённо переглянулись.
- Скажи, по-правде, внучок, а где же ты так научился с лошадьми разговаривать? Али это у тебя дар такой?
- Нет, это не дар. Сам я родился и вырос в городе, лошадей никогда не видел. А после службы на флоте решил в милицию пойти работать. И всё у меня хорошо было, да одна оказия приключилась. То ли лошади меня боялись и потому скидывали с себя, то ли я их так боялся, что они чувствовали это, и не хотели себе такого хозяина. Мне грозило даже отчисление из школы милиции. В меня уже никто не хотел верить, кроме нашего командира. Однажды ночью он пришёл в казарму, поднял меня и привёл в конюшню. Там мы провели всю ночь, а уже на утро я стал лучшим наездником в школе и даже впоследствии выиграл приз на областных скачках. Командир научил меня языку лошадей и всему, что я должен знать, общаясь с этим прекрасными, благородными созданиями.
Старик сел на ближайший пенёк, словно его ноги второй раз за сегодняшний день, отказывались его слушаться.
- Егорушка, а как звали твоего командира?
- Александр Иванович…
- Так ты и есть тот молодой человек, которого закрыл собой Саша, положив душу свою и жизнь за друга? – голос старика почти перешёл в шепот.
- Вы знаете эту историю?
- Да, ведь Саша похоронен здесь, в этой земле, рядом со своей мамой.
- Вы отец Александра Ивановича?
- Да, Егорушка. Я его отец. Саша даже с того света помнит и думает обо мне, зная, как тяжело мне жить в одиночестве. Он молится за мою душу, и Господь послал мне тебя и Николушку.
Егор подошёл к старику и, опустившись перед ним на колени, низко опустил голову:
- Прости меня, отец, за сына твоего! В неоплатном долгу я перед тобою!
- Не вини себя сынок, на всё воля Божья.  И запомни, нет прекраснее смерти, чем жизнь, отданная за други своя! Я горжусь своим сыном!
- И всё же, это так удивительно и загадочно, что я оказался в одном купе с отцом Николаем,  принял важное для себя решение  и встретил вас, отца человека, подарившего мне ещё один шанс на жизнь.
Иван Степанович поднялся с пенька, выпрямился во весь рост и, загадочно улыбаясь в усы, сказал:
- То ли ещё ждёт нас впереди! Как любит говорить наш батюшка: «Не исповедимы пути Господни! И Дивны дела Его!»


В  ДЕРЕВНЕ

Деревня встретила их дурманящим запахами сирени в палисадниках, свежевыпеченного хлеба и домашних пирогов, клохтаньем кур, копошащихся в поисках пищи, пением петухов, и чириканием веселящихся воробьёв. Редко попадающиеся прохожие, заметив Ивана Степановича, останавливались и низко кланялись.
- Доброго здоровья, Иван Степанович!
Старик также с уважением отвечал на приветствие, отдавая поклон. Егор с любопытством и детским удивлением смотрел на добротные бревенчатые дома с резными ставнями и причудливыми коньками на крышах. Его удивляло всё, Словно несмышлёный младенец он заново открывал для себя окружающий мир.
Они проехали через всю деревню и, наконец, остановились у самого крайнего дома, стоящего несколько в отдалении от всей деревни. Дом был добротный, бревенчатый, обитый снаружи досками и покрашенный в  нежно- голубой цвет. Резные наличники и ставни были больше похожи на тончайшее, белоснежное кружево. Заметив неподдельное удивление на лице Егора, Иван Степанович с гордостью произнёс:
- Своими руками строил, полностью от первого до последнего гвоздика. А своими наличниками я украсил все дома в этой деревне. Это мой дар. Если захочешь, я передам тебе своё мастерство. С таким ремеслом твоя семья никогда не будет голодать.
- Ты, правда, хочешь научить меня делать такую красоту?
- Конечно, внучек, Недаром Господь свёл нас с тобой. Кому то же надо продолжить дело всей моей жизни. Завтра же и начнём, благословясь! Ну, пойдёмте в дом!
Они взошли на широкое крыльцо. Егор заметил, что половицы были начисто вымыты. Навстречу, из длинного полутёмного коридора, выбежала большая пушистая кошка и радостно начала тереться у ног старика.
- Ай, ты моя ненаглядная! Ты моё сокровище, моя маленькая подруга! Ты соскучилась по своему хозяину? А я привёз тебе с ярмарки лакомство. Я не забыл о тебе! – приговаривал Иван Степановича, нежно прижимая к себе кошку и гладя её по шерстке.
- Её зовут Муся. Она единственная, кто остаётся со мной долгими тёмными ночами. У неё скоро будут котята, и я очень этому рад.
Егор огляделся. Из коридора по разные стороны вели две двери. Одна была  обита кожей, к другой, деревянной, шли три ступеньки.
- Вот, внучек, смотри, здесь у меня две комнаты. Справа – гостиная, а слева раньше находилась детская. Теперь она закрыта.
- Почему?
- С тех пор, как дети наши обрели свои семьи, в эту комнату переселились мы с женой. Там и скончалась моя горлица. С тех пор я не могу найти в себе силы войти туда.
- Ты так сильно любил свою жену?
- Нет, это была не просто любовь. Мы были одним целым, мы не могли жить друг без друга. Когда она умерла, мне казалось, что я умер вместе с ней. Поэтому я до сих пор не могу войти в эту комнату. Ну, ладно, не будем о грустном. У нас сегодня праздник! Добро пожаловать домой, дети мои! – сказал Иван Степанович, смахивая с глаз набежавшую слезу и открыв дверь в гостиную.
Это была большая, просторная комната. Русская печь, украшенная изразцами, отделяла комнату от кухни. В красном углу висела старинная икона Божье Матери в позолоченном окладе. Перед иконой, украшенной вышитым белоснежным рушником, горела лампада. Старик прошёл в красный угол и искренне, горячо помолился. Егор и отец Николай последовали его примеру. И вновь бросилось в глаза Егору необыкновенная чистота и порядок, царивший в доме. Печка была горячей, пахло свежим хлебом и пирогами. Круглый стол, стоящий у окна, покрыт накрахмаленной белой скатертью. На середине стола стояла ваза с полевыми цветами.
- Ну,  давайте я покормлю вас с дороги, тем более, что у меня у самого аппетит от таких запахов разгорелся. Садитесь, гости дорогие за стол, я сейчас быстро накрою.
Не прошло и десяти минут, как на столе уже стоял дымящийся и невероятно пахнущий котелок с русскими щами, каравай ржаного хлеба, крынка молока и корзинка с румяными плюшками и пирогами. От души помолились на икону. Отец Николай благословил трапезу и все сели. Но не успел пойти по кругу первый ломоть хлеба, как на крыльце дома послышались шаги. Старик настороженно прислушался, затем улыбнулся.
- Это свои! Он всегда за версту чует, когда у меня обед! – вдруг, весело засмеясь, сказал Иван Степанович.
В этот момент дверь отворилась, и в комнату вошёл высокий, довольно плотного телосложения мужчина с длинными седыми волосами и  бородой. Увидев гостей, немного смутился и остановился в дверях.
- Я не ко времени, Степаныч? У тебя гости. Может, потом зайти?
Иван Степанович поднялся навстречу новому гостю и, взяв его под руку, проводил в гостиную.
- Ах, отец Андрей, радость у нас с тобой! Коленька мой приехал!
- Слава Богу! Наконец-то, вернулся! Живой, невредимый! Дай же, я обниму тебя по-отечески, отец Николай! – едва сдерживая слёзы, проговорил батюшка, крепко прижав к себе Николая.
Отец Николай, немного смутившись, произнёс:
- Благословите, отец Андрей!
- Бог тебя благословит, сын мой! – ответил батюшка, благословляя диакона широким жестом и троекратно целуя.
Немного успокоившись, все уселись за столом. Обедали молча, по русскому обычаю, думая каждый о своём. Егор украдкой осматривал комнату.  Во всей её обстановке чувствовалась женская рука.
После обеда, помолившись, встали из-за стола. Отец Андрей подошёл к Николаю.
- Давай, отец дьякон, включайся в работу. Дел много, приход большой. Поехали, покажу тебе наши владения. Да и поможешь мне. Я не приказываю, а прошу тебя поехать со мной. Завтра у тебя будет тяжёлый и самый счастливый день в твоей жизни. А сегодня нас ждут дела.
- С радостью, отец Андрей! Вот уж не думал, что встречу вас сегодня здесь, в этом доме. Вообще, сегодня удивительный день. И сердце, почему то, сладко замирает, словно должно случиться ещё что-то необыкновенное и удивительное!
- И это непременно случиться. Ибо неисповедимы пути Господни, и дивны дела Его!



Незнакомка

Отец Андрей и отец Николай, простившись с Иваном Степановичем и Егором, уехали по делам. Егор, поднявшись из-за стола, подошёл к иконе. Мирный огонёк лампады освещал Лик Пречистой Девы. Егор смотрел на икону и не мог отвести от неё своего взгляда. Его душа вдруг начала наполняться невероятным трепетом и любовью, лаской и нежностью. Сердце забилось так сильно, что готово было вырваться из груди.
- Пресвятая Богородица, я стою сейчас пред тобою, грешный и недостойный раб  Твой. Но я слышал, что Ты прощаешь раскаявшихся людей и, покрывая Своей Милостью, помогаешь им встать на правильный путь. Смилуйся же и надо мной, грешном рабе Георгие,  и помоги мне найти свою дорогу.
Иван Степанович тихо подошёл к Егору и, положив руку на его плечо, со вздохом сказал:
- Всё будет хорошо, сынок! Эта икона называется «Заступница». Видишь, Она держит в левой ручке свиток с молитвой, а правая лежит на сердце. Пресвятая Богородица молится за всех нас, грешных, пред Своим Сыном, Иисусом Христом. И за тебя тоже молится. Теперь всё будет хорошо!
 Ты, Егор пошёл бы погулял по деревне, познакомился, посмотрел, как мы тут живём. А хочешь, помоги мне по-хозяйски.
- Давай, помогу! Что нужно сделать?
- Да вот, хочу на ужин рыбки пожарить. Сходил бы ты к озеру лесному, наловил бы щучки свежей. Удочка и приманка у меня готовы.
- Как скажешь, отец. Рыбалку я люблю, с удовольствием порыбачу.
- Ай, спасибо, выручил старика. Пойдём, я покажу тебе дорогу к озеру.
Они вышли из дома и, пройдя огородом, оказались в большом яблоневом саду. Все яблони  были словно невесты одеты в белые одеяния из цветов. Исходящий от цветов аромат слегка пьянил, наполняя тело сладкой негой.  Старик прошел в самый дальний угол сада и, раздвинул густой куст чёрной смородины. Егор увидел, что в заборе имелась потайная калитка. Иван Степанович недолго  покопошился, замок щёлкнул и дверка отворилась.
- Вот, видишь тропинку? Пойдёшь прямо по ней, никуда  не сворачивая. Путь, правда, не близкий. Я своими старыми ногами за полтора часа дохожу, а ты молодой – быстрее доберёшься.
- Не волнуйся, отец. Мне эта прогулка в радость только, я ведь с детства лес люблю.
- Ну, вот и хорошо! Если в лесу человека какого повстречаешь, так ты не волнуйся, скажи, что внучок, мол, Ивана Степановича, из города приехал. Меня  здесь даже волки знают, не то, что люди. Ну, ступай с Богом!
Егор весело шагал по петляющей среди высоких берез и сосен тропинке, слушая шепот листьев, переговаривающихся  друг с другом, упиваясь пением птиц и дуновением июньского ветерка. Так, не заметно для самого себя, он и дошёл до большого, лесного озера.
Не доходя нескольких шагов до него, до слуха Егора донёсся плеск воды, а затем и  голоса:
- Сестрица, смотри, сколько я рыбы наловил! Вот батюшка то обрадуется, когда мы ему ухи наварим!
- А, ну-ка, покажи, что у тебя за рыба, - послышался девичий голос, а вслед за ним звонкий смех.
- Ой, Сашка, Сашка, чудак человек! Да нежели из такой мелочи уху варят! Отпусти щурят на волю, пусть до осени подрастут, тогда и поймаешь.
- А как же батюшка? Чем его кормить станем, когда придёт?
- Я с утра борщ и картошку в печку томиться поставила, да пирогов напекла, пока ты спал. Пойдём лучше искупаемся, вода уже прогрелась.
Вскоре до Егора донеслись плес воды, весёлый визг мальчика и смех девушки. Егор осторожно выглянул из-за куста. Озеро манило к себе своей прохладой и чистой, прозрачной водой. На самой середине озера, даже не подозревая, что за ними наблюдают, весело и беззаботно плескались кучерявый, рыжеволосый мальчик лет десяти и черноволосая девушка. Её задорный смех, движения рук и сам облик непонятной силой притягивали к себе взгляд Егора.
«Что же я делаю? Это не хорошо, нельзя подглядывать за девушками из-за куста! Это просто не прилично! Но как она прекрасна…! Надо выйти, поговорить, познакомиться…А вдруг она не захочет говорить со мной? Мы ведь не знаем друг друга…Что же делать?»
Мысли одна за другой теснились в голове юноши. Внезапно, скорее интуитивно, Егор почувствовал опасность. И в ту же самую секунду за спиной хрустнула ветка. Егор осторожно обернулся на звук, и кровь застыла в его жилах. Прямо перед его взором предстала огромная волчица. Медленно, оскалив белые, жемчужные зубы, она начала подходить к Егору. Егор начал отступать к озеру, мысленно прощаясь со своей жизнью, и искренне жалея о том, что не знает ни одной молитвы.
- Дина, нельзя! Иди ко мне!  - голос звучал спокойно, но властно. Волчица перестала рычать и, миролюбиво виляя хвостом, прошла мимо насмерть перепуганного Егора и поплыла к девушке.
Егор перевёл дух и оглянулся. Девушка, держась за шею волчицы, стояла на середине озера.
- Кто вы такой? Вы подглядывали за нами из-за куста? Дина очень не любит, когда это делают. Она оберегает нас с братом от чужого взгляда.
- Простите меня, я не хотел, чтобы так получилось. Просто я хотел порыбачить, а затем увидел, что вы купаетесь и решил не выходить, чтобы не пугать вас. Поверьте, у меня не было дурных намерений. Может быть, мы всё же познакомимся?
- Отвернитесь, пожалуйста, мне нужно выйти из воды и одеться.
- Да, конечно! – ответил Егор и повернулся спиной к девушке.
Через некоторое время он вновь услышал голос незнакомки.
- И так, кто вы и как попали в наши края? Ведь вы не местный, я всех знаю.
Егор обернулся и встретился со строгим взглядом девушки. На этот раз она предстала перед ним во всей своей девичьей красе. В синем длинной сарафане с белой кофточкой, вышитой крестиками и диковинными птицами. Мокрые чёрные волосы заплетены  в тугую длинную косу, перехваченную на конце  синей лентой. Голова покрыта белым   шелковым платочком. «Русская красавица, сошедшая с полотна художника!» - подумал восхищенно Егор. Рядом с девушкой, нахмурив брови,  стоял её брат, держа за ошейник  волчицу.
-  Я приехал только сегодня утром из города. Меня зовут Егор. Я внук Ивана Степановича,
- Внук?
- Да.
- Вы приехали один? -  девушка сильно побледнела, голос её дрогнул.
- Нет, я приехал со своим приёмным отцом Николаем. Они сейчас с отцом Андреем по делам уехали, а я решил дедушке рыбки наловить.
Девушка побледнела ещё сильнее, а глаза вдруг наполнились слезами. Ноги с трудом слушались её. Она пошатнулась и прислонилась к ближайшей берёзке. Егор и мальчик не на шутку перепугались.
- Сестрица, что с тобой? Тебе плохо?
- С вами всё в порядке? Могу я вам чем-нибудь помочь?
- Да, можете. Никому не говорите, что видели меня здесь и разговаривали со мной. А сейчас нам пора идти домой. Простите!
- Скажите хотя бы ваше имя!
- Вы узнаете его, но позднее. Рано ещё, время ещё не пришло!
Девушка поднялась и, взяв брата за руку, медленно пошла по тропинке, ведущей в чащу леса. Волчица послушно шла рядом с девушкой.
- Прекрасная, таинственная незнакомка и маленький принц с волчицей. Кажется, я попал в сказку! И мне это начинает нравиться всё больше и больше. Да, прав отец Андрей, когда говорит, что неисповедимы пути Господни, и дивны дела Его!



НА ДЕРЕВЕНСКОМ КЛАДБИЩЕ

Егор боялся бывать на кладбищах. Они внушали ему панический страх смерти. Покосившиеся кресты, разрушенные надгробные плиты, холод и запустение. От всего этого Егору становилось всегда не по себе. Поэтому, услышав на следующее утро предложение отца Николая сходить на кладбище, он вздрогнул и побелел.
Заметив это, отец дьякон слегка улыбнулся.
- Ты боишься кладбищ?
Егор смутился и попытался оправдаться:
- Ну, нет, почему сразу уж и боюсь? Просто там так холодно и неуютно.
- Ты же мужчина, сынок. Побори в себе страх, загляни в его глаза. Мне нужна твоя поддержка. Трудно мне! Понимаешь, я всегда вижу их перед собой живыми, весёлыми. Умом понимаю, что они теперь в лучшем месте, до которого мне ещё идти и идти, а сердце тоскует и рвётся…
- Я пойду с тобой, отец! Ты прав, надо посмотреть в глаза своему страху.
Помолившись, они вышли из дома и не спеша направились по центральной улице деревни в сторону видневшегося вдалеке леса. Встречающиеся им навстречу люди, искренне радуясь встрече, подходили с улыбками и распростёртыми объятиями. С каждым отец Николай ласково разговаривал, подолгу не отпуская от себя. Детей обнимал и каждому доставал из кармана что-нибудь вкусное. На какой-то миг Егору даже стало казаться, что они сегодня так и не смогут дойти до кладбища.
Но вот деревня закончилась, и отец Николай свернул с дороги на едва заметную тропинку. Они прошли ещё немного, и тропинка привела их в небольшой лесок. Здесь было тихо и, как-то по особенному, спокойно. Пение птиц, ласковый ветерок, шелест листьев, мерное жужжание шмеля.  Егор поднял голову и увидел над собой бездонное голубое небо, на котором не было ни одного облачка. Ему показалось, что вот сейчас он раскинет свои руки и, как птица, полетит высоко-высоко. И полетел… Споткнувшись обо что-то, Егор кубарем полетел в ближайшие заросли крапивы.
Отец Николай, вначале испугавшись, что что-то случилось, теперь от души смеялся, помогая незадачливому «птенчику» выбраться из кустов. Егору было и смешно и немного обидно.
- Надо же было мне так задуматься! Небо было так прекрасно, что я совсем забыл о том, что у меня нет руки. Представил себя парящим орлом, сильным и мужественным. Интересно, а за что же я запнулся?
- За оградку могильную.
- А откуда в лесу могила?
Отец Николай с удивлением посмотрел на Егора, а затем весело улыбнулся:
- Эх, ты, орёл молодой! Посмотри вокруг себя. Мы не в лесу. Это кладбище.
Егор поднялся и с удивлением начал осматриваться по сторонам. Действительно, всюду, куда ни глянь, были могилы. Но не запустения, ни смертного холода, ни страшных могильных плит здесь не было и в помине. Кругом было море цветов, сирени, черёмухи, зелёных елочек и белоствольных берёзок.
- Я не понимаю… Впервые в жизни меня не пугает кладбище, а, наоборот, успокаивает.
- Правильно. Ведь ты привык видеть городские кладбища, где могилка человека нужна лишь близким его людям, которые за ней и ухаживают. А у нас, в деревне, каждый человек близкий и самый дорогой. А потому и кладбище здесь одно для всех. И за могилками ухаживают все. Ну, ладно, пойдём. Вон там, видишь мужичка в синем кафтане?
- Который у могилки копошиться? Вижу. А кто это?
- Кладбищенский староста. Так он себя называет. Много лет назад, во время мировой войны, у него умерла жена. Сам он пришёл с фронта весь покалеченный, думали, не оклемается. Пятеро сыновей сложили головы на войне. Хотели ему сельчане дом в деревне отстроить, а он говорит: «Семьи нет. Зачем мне хоромы. Я лучше рядом с Клавдией жить буду. Домик своими руками на опушке, что недалеко от кладбища,  построю, огородик разведу. Вот и буду там жить, Богу молиться, да часа своего ждать. А заодно кладбище беречь буду от  поругания и за могилками ухаживать». Так и сделал. Дом ему помогли построить, а чтобы начальство городское не приставало с расспросами, записали его на должность сторожа.
- И что, он так с тех пор и живёт один?
- Да. Любил он свою Клавдию больше жизни, и другую женщину рядом с собой уже не представляет. Ну, пойдём, познакомлю.
Спустя несколько минут они уже стояли перед маленьким старичком с длинными седыми волосами,  в синем, латаном кафтане.
- Кузьма Никитич, Бог тебе в помощь!
Старичок обернулся на голос. Увидев, как ему показалось, незнакомых мужчин, грозно вскинул брови и строго спросил:
- Кто такие будете?
- Это я, диакон Николай. Супруг Анастасии, крестницы твоей.
- Коленька! Господи, вот радость, так радость! Вернулся, значит! Слава Богу! А я уж и не чаял на этом свете с тобой свидеться, думал, не доживу, - причитал старичок, прижимая к себе отца Николая.
- Я хотел узнать у тебя, Кузьма…
- Знаю, там они, ненаглядные твои. На самой окраине, между двух березок схоронили их. Сам местечко выбирал.
- Спаси тебя, Господи, за заботу!
- Да, чего там…Пойдём провожу!
Они прошли через всё кладбище, и вышли на небольшую опушку, окружённую берёзками. Здесь, в стороне от остальных могил, между двух берёз виднелась могильная ограда. За ней было пять деревянных крестов.
Староста зашёл за ограду. Пять аккуратных могилок  разного размера предстали перед взором Егора и отца Николая.
- Ну, Настасья, встречай супруга! Дети, ваш отец вернулся! А я пока в сторонке побуду, не хочу мешать вам, - сказал Кузьма и, вытирая грязным рукавом набежавшие слёзы, ушёл по своим делам.
Отец Николай, поклонившись каждой могилке и приложившись к крестам, подошел к могилке супруги и, упав на неё, беззвучно зарыдал. Егор, не мешая его горю, ходил от могилы к могиле, читая надписи.  Затем присел возле отца и стал тихо ждать.
Спустя какое-то время, когда самая сильная душевная боль отлегла от сердца, отец Николай поднял голову и… застыл от изумления. Егор, заметив эту перемену, спросил:
- Отец, что с тобой? – боясь, что тот лишился от горя рассудка. Отец Николай, по-прежнему, продолжал молча смотреть куда-то вдаль. Егор проследил за его взглядом.
Недалеко от могилы, среди берёзок стояла та самая незнакомка, с которой Егор виделся накануне у лесного озера. Заметив её, он хотел немедленно подойти к ней, заговорить, но что-то заставило его сдержать этот порыв.
Тем временем отец Николай оглянулся на Егора и, вставая с колен, спросил:
- Ты видишь её?
- Да, отец, вижу.
- А я уже думал, что схожу с ума.
Не сводя взгляда с девушки, отец Николай медленно стал подходить к ней. Девушка по-прежнему стояла возле берёзок, и теперь Егор видел, что она улыбается сквозь слёзы, катящиеся из её прекрасных глаз.
Их разделяли всего несколько метров, когда девушка побежала им навстречу.
- Папа! Это я, твоя Катенька! – тихо, почти шёпотом произнесла она.
- Катенька, доченька моя! Ты жива, кровиночка! Ты жива! Я верил, я надеялся, что чудо свершится. Я не видел тебя в своих снах и чувствовал сердцем, что ты жива! – шептал отец Николай, плача, обнимая свою дочь. Бесценное сокровище, выстраданное десятилетней каторгой. 
Кузьма Никитич стоял рядом с Егором и, часто крестясь, повторял: «Дивны дела Твои, Господи!»