O Fortuna!

- Мальчик был красивый, а пел какую-то фигню. Китайская музыка! Только «Кармина Бурана» можно слушать. Они что – тоже ее играли?

Мы с Гариком ошеломленно переглянулись. Лара невозмутимо открыла сумочку и, достав сигарету из пачки, выжидательно покрутила ее в пальцах. Гарик спохватился первый и щелкнул зажигалкой. Втроем мы стояли на площадке перед киноцентром на Красной Пресне. Возбужденная толпа вываливалась из дверей. Шел 91-й год, только что рухнул железный занавес. Путем невероятных махинаций, мы прорвались на внеконкурсный фестивальный показ свежего фильма Оливера Стоуна «Дорз» с Велом Килмером в главной роли. Я и Гарик были в совершеннейшем восторге. Пластинку «Дорз», выпущенную фирмой «Мелодия» в серии «рок-архив», мы заездили до хруста в динамиках. Чуть ли не каждый день мы бегали в маленький видеосалон на Таганке, куда набивалось по шестьдесят человек. Сидя друг у друга на коленях, и затаив дыхание, мы смотрели тусклые копии великих концертов 60-70-х - Битлз, Хендрикс, Роллинг Стоунз, Пинк Флойд, Лед Зеппелин… Мы помнили наизусть все тексты песен, знали по именам составы групп, и годы выпуска альбомов. Эпоха Flower Power и вся эта божественная музыка были для нас реальнее, чем окружающая действительность. В восьмом классе мы организовали школьный ансамбль и после двух недель репетиций, сыграли на новогоднем концерте. После чего у нас появилась Лара - самая красивая девочка в школе. Она училась в параллельном классе, семья у нее была музыкальная - мама бывшая оперная певица, отец – средней руки композитор легкого жанра.

- Петь вы не умеете, - заявила нам Лара, - играть, впрочем, тоже. Но я сделаю из вас коллектив! – и взяла руководство в свои руки.

Она прекрасно играла на фортепьяно, подбирала на слух, в совершенстве знала сольфеджио, и, разумеется, стала солисткой. Мы совершенно забросили учебу, и в мае с огромным успехом выступили на районном смотре патриотической песни. После восьмого класса Лара ушла из школы в училище при консерватории, но наша группа продолжала свои репетиции. Мы с Гариком оба были в нее влюблены, и потому легко прощали ей пристрастие к советской эстраде, джазу и классической музыке. Она в свою очередь снисходительно относилась к нашему увлечению рок-н-роллом, и называла неуклюжие попытки играть пентатонические гитарные «запилы» – «китайской музыкой».

Лара крутила роман с нами обоими, и делал это так искусно, что мы долгое время и не подозревали. Каждый был уверен, что именно он - счастливый соперник. Выяснилось все, когда после очередной репетиции и двух бутылок сухого, мы неожиданно оказались втроем в одной постели. Впрочем, это обстоятельство не слишком нас расстроило - мы с Гариком были друзьями «не-разлей-вода», а принципы «свободной любви» полностью соответствовали нашим представлениям о настоящей жизни.
Мы с грехом пополам закончили десятилетку, Лара поступила в Консу на «дирхор».
- Какая разница, - говорила она, - все равно я не буду заниматься классикой. Я буду звездой! – и звездила в консерватории, также как до этого в школе и в училище.

* * *

- Как ты сказала? «Бурано» - что?..
- «Кармина Бурана» - это хоровая кантата композитора Карла Орфа на средневековые тексты вагантов. Помнишь, в фильме была сцена, когда они режут себе вены и кровь пьют.
Лара щелчком отправила окурок в урну, повернулась к выходящей из киноцентра толпе и, раскинув руки, запела – «O-o-o Fortu-una! Ve-elut Luna! Sta-atu variabilis» - в ответ раздались смешки, свист и аплодисменты.
- Я буду дирижировать этой кантатой на дипломе в Большом зале. Приходите, будет клево!

На дипломе действительно случился фурор. Лара на высоченных шпильках, в темно-синем итальянском платье с открытой спиной, выступала последней. Вначале был исполнен хоровой концерт папы-композитора, написанный им еще во времена студенческой молодости. Псевдонародные распевы были выслушаны комиссией с благоговейным вниманием, присутствовавший автор с букетом вышел на сцену поздравлять дочь и прослезился. Прослезился также старенький профессор, который учил обоих. Зал шуршал растроганными аплодисментами. После чего к хору присоединился оркестр и в зале повисла напряженная тишина. Мы с Гариком сидели на галерке, битком набитой студентами всех курсов.
- Карл Орф. Отрывок из сценической кантаты «Кармина Бурана» для смешанного хора, солистов и оркестра, - объявила конферансье.
Оркестранты подняли смычки, хор замер и Лара взмахнула палочкой. Ударили литавры. Студенты, уставшие от занудных творений советских хоровиков, исполнили кантату с таким драйвом, что стены Большого зала качались. В финале мы отбили себе ладони. Комиссия аплодировала стоя, музыканты стучали смычками по скрипкам, солисты пять раз выходили на поклоны, а Лару буквально завалили цветами. «Вот это – настоящий рок-н-ролл!» – орал я на ухо Гарику, пытаясь перекричать грохот аплодисментов. «Нечеловеческая музыка!» – орал мне Гарик в ответ. 

* * *

Лара вышла из консерватории с красным дипломом, но толку от этого было чуть. Большие коллективы - хоры и оркестры один за другим закрывались. Папа-композитор ничем не мог помочь, пришло время новых людей. Все что светило Ларе – это преподавание в школе, обычной или музыкальной, что никак не отвечало уровню ее амбиций. Лара решила действовать самостоятельно. Она собрала нас и заявила:
- Все, теперь я свободна, пришло время заняться серьезным делом. Ваша китайская музыка никому не интересна. Нам нужен нормальный попсовый танцевальный хит, и вы мне его напишете.

В то время одна из популярных певичек, подражая примеру знаменитой российской Примадонны, объявила о создании собственного «Театра песни». Был срочно проведен конкурс, на котором Лара с нашим наспех сляпанным творением отхватила второе место. Лауреатов концерта показали по ТВ, после чего нас с Гариком независимо друг от друга затребовали под светлые композиторовы очи. Кастинга мы не прошли, и как потенциальные женихи были категорически забракованы. Впрочем, узнал я об этом много лет спустя, а пока сие печальное обстоятельство нисколько не помешало нашему музыкально-половому союзу. Помешало другое. Вместе с театром певички мы отправились на гастроли в Питер и три для просидели в концертном зале «Октябрьский». Веселая гастрольная жизнь сразу приглянулась Ларе, а она в свою очередь приглянулась саксофонисту Лёне. Вскоре Лара уже стояла на сцене очередного телевизионного гала-концерта на подпевке у бородатого одесского шансонье. Красивые девочки умеющие вертеть попкой в такт и открывать рот под «фанеру» по Москве ходили стаями, но Ларе с ее консерваторией, они и в подметки не годились. У нее был абсолютный слух, она была знакома со всей джазовой классикой и сходу строила вторые и третьи голоса в примитивных попсовых мелодиях. Словом - она была идеальной бэк-вокалисткой, и ее стали приглашать не только на гастрольный «чёс», но и на записи в студии. В следующие десять лет она успела поработать с невероятным количеством эстрадных «звезд». Во всех хитах 90-х, которые крутят сегодня по радио, мне чудится ларин голос. Разумеется, наш неказистый музыкальный проект был сначала отложен на неопределенное время, а потом и совершенно забыт. Короче, мы ее потеряли. Иногда она внезапно появлялась, приезжала одна или с подругами, привозила разноцветный алкоголь, рассказывала про Берлин, Сыктывкар, Нью-Йорк, Владивосток, Норильск, Бангкок и Лас-Вегас. Подарки тут же выпивались, мы хватали такси и мчались в дорогущий супермаркет. Лара скакала по рядам, выхватывая из гнезд бутылки за узкие горлышки, мы с Гариком катили за ней полные тележки жратвы. Веселье продолжалось два-три дня, потом Лара с чувством выполненного долга и больной головой вылетала из разгромленной квартиры на вокзал или в аэропорт.

* * *

Первый звоночек прозвенел, когда папу свалил инфаркт. Он ходил по четвергам в Дом композиторов на заседания Эстрадной комиссии. Когда-то могущественная организация, решавшая чего-кому можно играть, а чего нельзя, превратилась в собрание пенсионеров, которые давно уже ничего не решали, но подобно обычным старичкам, стучащим во дворах костяшками домино, они по привычке каждую неделю собирались, приносили свои творения, играли друг другу, обсуждали, спорили и ругались. После одного такого заседания папа явился домой сильно не в духе, жахнул стопку, вышел на улицу погулять с собакой, сел на скамеечку и не встал. Лара была в Болгарии с очередным коллективом. Перед концертом ей ничего говорить не стали. После выступления отвезли в аэропорт и тут только объявили страшную новость, посадили в самолет и отправили в Москву. Похоронили папу за счет союза. Лара устроила вечер памяти, оплатила оркестр, банкет, дирижировала папиной музыкой. Три месяца она носила траур, потом внезапно решила забеременеть. Лёня пытался ее отговорить, у них намечалось большое турне по Польше и Германии, но Лара уперлась. Она бросила курить, звонила нам с Гариком, жаловалась на Лёню, говорила, что была дура, и надо было рожать раньше, тогда папа успел бы посмотреть на внуков, и может быть вообще остался бы жив. Заставила меня поехать с ней на огромный рынок детских товаров, и купила какую-то навороченную коляску, почти за штуку грина. Короче, бабе вожжа под хвост попала - не остановишь. Но, что-то на небесах повернулось не в ту сторону, у Лары началась какая-то черная полоса.    

Осенью она позвонила мне и тусклым голосом попросила забрать ее из больницы.
- Из какой еще больницы! Что с тобой? Где Лёня?
- Он на гастролях, вернется только через неделю. Да и честно говоря, не хочу, чтобы он возвращался.
Лара встретила меня в холле, напугала землистым цветом лица и огромными черными кругами под глазами. Она исхудала так, что торчали скулы. В машине призналась, что у нее был ужасный токсикоз, она долго терпела, думала, что это временно, и так и должно быть. Потом Лёня уехал, ночью у нее началось кровотечение, она вызвала скорую. В больнице выяснилось, что плод погиб – хламидиоз, или что-то в этом роде. Больше месяца она носила мертвого ребенка. У нее было страшное отравление всего организма, ее еле откачали, сделали сложнейшую операцию, чистили кровь и все такое.
- Маме я ничего не сказала. Сказала просто – выкидыш.
Я никогда еще не видел Лару в таком состоянии. Губы у нее тряслись, она что-то лепетала про кошку, которую гладила в гостях у подруги, но оба мы понимали, что кошки тут ни при чём. Лёня привез венеричку из гастрольной поездки и едва не угробил ее вместе с ребенком.
- Что ты будешь теперь делать? – спросил я.
- Не знаю, - ответила Лара, – вернется - посмотрим. Не хочу сейчас об этом думать. Гарику только ничего не говори, и вообще… Знаешь что - поехали к тебе, я там одна в квартире, наверное, не выдержу.

Я просидел с ней неделю. Первые двое суток она спала, потом две ночи рыдала у меня на плече. Страх смерти, тоска по потерянному ребенку, разбитая семья… в общем все, что ей довелось пережить за последнее время, все это вылилось на меня.
- Ближе тебя у меня никого не осталось, - захлебывалась слезами Лара.
На пятый день я вывез ее погулять в парк. Мы курили на скамейке, глядели на уток, она не выпускала мою руку, словно боялась остаться одна. На шестой день я отвез ее домой.

* * *

Лёня вернулся. Она его простила, точнее, не стала уточнять - как и что. В общем, это уже было неважно, но теперь все у них пошло наперекосяк. Лара долго не выходила из дома. Работы не было - за время прошедшее со смерти отца, неудачной беременности и всего остального она выпала из обоймы и ее место быстро заняли другие, да и время было уже не то. Разудалая попса 90-х сходила со сцены, те кто успел настричь зелени – заматерели и остепенились, другие затерялись в мутных водоворотах отечественного шоу-бизнеса. Лёня вскоре тоже оказался не у дел, помыкавшись по продюсерским центрам, он устроился звукорежиссером на какой-то второразрядной студии. Денег у них стало значительно меньше. Но главное - оба привыкли к сцене, к всеобщему вниманию, адреналину, постоянным разъездам, большим компаниям, шумным застольям. От тоски начали пить. Напившись, Лара вспоминала все. Вспыхивали скандалы, дело доходило до драк. В один прекрасный день Лёню крепко скрутило, что-то с почками, и его положили в больницу. Московской прописки у него не было, на лечение ушли последние деньги, пришлось залезать в долги. Лара забрала его домой, выходила, и после этого они расстались как друзья, спокойно и без истерик. Теперь они были квиты. Лёня уехал на родину в Самару, Лара осталась одна в съемной квартире.   

К этому времени я успел жениться, развестись и работал в крупной телекомпании. Я устроил к нам Лару администратором по гостям. Она была знакома со всем артистическим бомондом - от советских зубров благодаря родителям, до своих бывших коллег по попсовой сцене. По сравнению с ее прошлыми заработками деньги были небольшие, но стабильные. Ларочка быстро освоилась в коллективе, понравилась начальству, но внезапно выяснилось, что у нее серьезные проблемы с алкоголем. За десять лет гастрольного «чёса» это дело вошло в привычку. Она пьянела с первой рюмки, выпив одну уже не могла остановится и дальше пила буквально до потери сознания. Первый признак опьянения проявлялся в том, что она не могла усидеть на месте, ей непременно нужно было куда-то лететь - в клуб, в гости... куда угодно! В принципе у нас снисходительно относятся к пьющим, даже к сильно пьющим, но в случае Лары, это был нечто из ряда вон! После пары эпизодов, случившихся на корпоративах, наши сотрудницы испугались и перестали с ней ездить. Подруги давно повыскакивали замуж, нарожали детей, им было не до Ларочки, но у нее оставались мы.
      
Стало казаться, что на время вернулась наша юность. Каждая неделя заканчивалась одинаково, мы начинали в кабинете с ликера, потом звонили Гарику. Приезжать в наш офис ему категорически не хотелось, поэтому он выбирал кабак в центре. Такси прикрепленные к работе для сотрудников выходящих в ночную смену ждали на стоянке возле выхода, у нас было три знакомых водителя, один из них обязательно дежурил сегодня. За полгода мы обошли все кабаки и клубы Садового кольца, потом стали ездить по гостям. Лара знакомилась по работе со множеством разных людей. Будучи в нормальном состоянии она умела производить благоприятное впечатление и ее приглашали куда угодно, но только в первый раз. Одного раза было вполне достаточно, чтобы понять - с кем имеешь дело. Вдвоем мы вытаскивали Лару изо всяких историй, пока наконец Гарику это не надоело, и он перестал к нам присоединяться. Я оставался с Ларой до самого конца. Каждую неделю с вечера пятницы до ночи с воскресения на понедельник, когда перед работой укладывал ее в ванну, а потом в постель.

Я получал от тебя все – начиная с драки и заканчивая рыданиями у меня на животе. Ближе тебя у меня никого никогда не было, и видимо уже не будет. Мы знали друг друга почти двадцать лет, и все, что было хорошего и плохого умудрились разделить пополам.
Но мое терпение все-таки лопнуло, когда в три часа ночи, в пустынных переулках в районе Сокола, ты с заднего сиденья нассала прямо на голову водителю. Пожилой кавказец чуть не убил нас обоих монтировкой, хорошо, что у меня была с собой бумажка в сто евро. Эта выходка стала для меня последней каплей, прошу прощения за каламбур. Я поговорил с твоей матерью и бабушкой. Бабушка хваталась за сердце, а мать пыталась меня остановить, но я все-таки произнес вслух это страшное слово:
– Не надо себя обманывать, - сказал я. - Ваша дочь – алкоголичка! Она уже не в состоянии себя контролировать. Ее нужно лечить!
Они обе рыдали в голос, звонили мне несколько дней подряд и обзывали негодяем и лжецом. Потом все-таки взялись за дело, посовещались с самыми близкими друзьями (конечно, об обычной больнице, даже речи быть не могло!), подключили старые связи, заняли денег и устроили Лару в специальную клинику – подмосковный санаторий «от союза композиторов».

* * *

Популярность этот санаторий у членов союза приобрел еще в советские времена, поэтому опыт в лечении алкоголизма у них был богатый. Помогли также свежий воздух и перемена обстановки. Через пару месяцев Лара открыла глаза, увидела мир и воспрянула духом. В молодом организме было достаточно сил для нового старта. Здесь же, в санатории подвернулась прекрасная возможность кардинально изменить жизнь. Лара познакомилась с популярным телеведущим почти вдвое старше нее, который оказался там с той же проблемой. Встретились, короче, родственные души. Несмотря на свой порок и возраст, телеведущий был мужчина крепкий - у него была семья, бывшая семья и еще пара любовниц. Лару этот гарем нисколько не смутил, и она принялась осваивать открытые территории с энтузиазмом конкистадора. Всех подробностей военной кампании я не знаю, но вскоре любовницы одна за другой вышли из игры, «бывшая» признала себя вассалом и союзником Лары против главной соперницы – жены. Но та оказалась достойным противником, и у нее на руках был главный козырь - девятилетний сын, в котором телеведущий, единственный ребенок из писательской семьи, души не чаял.

Лара поняла, что блицкрига не вышло, надо переходить к позиционной войне, и для начала окопалась на территории противника – стала не более и не менее, как PR-агентом своего избранника. В результате чего получила законное право везде сопровождать его, а также звонить в любое время дня и ночи. Позиционная война продолжалась два года с переменным успехом. Лара завела множество полезных знакомств среди друзей и коллег Телеведущего, помимо мелких трофеев – белой шубы, золота и прочих цацек, получила аннексии в виде квартиры прямо напротив его дома на Ленинском, и контрибуции в виде «Мицубиси Лансер» цвета «красный коралл». Последнее приобретение оказалось очень важным, -  Ларочка не на шутку увлеклась вождением, и это обстоятельство резко снизило для нее опасность «сорваться», и снова начать пить. В общем, все складывалось как нельзя лучше, но, несмотря на некоторые успехи, до полной победы было еще далеко. Жена, спокойно отдав часть территории, стойко держала ключевые позиции и сдавать их не собиралась, а главное – самого Телеведущего такое положение вещей вполне устраивало.
- Действительно, с новой женой придется начинать все сначала, и еще неизвестно, как все обернется, а тут ситуация привычная, не ты первая и не ты последняя - пока он на гребне популярности желающие занять твое место всегда найдутся! - таким приблизительно образом я объяснил Ларе его поведение, когда после очередного выяснения отношений она приехала ко мне плакаться в жилетку. К этому времени телеведущий уже неоднократно заявлял, что собирается разводиться, но потом находил веские причины, почему этого сейчас делать нельзя.

- В этом году мне стукнет 34, - сказала Лара, - еще два-три года и я не смогу родить, если вообще еще могу забеременеть!
- Чушь! Не говори ерунды! Все ты сможешь. Когда ты, наконец, пошлешь свое «лицо анала» туда, откуда ему и положено торчать, я на тебе женюсь.
Лара засмеялась.
– После всего, что у нас с тобой было, это, пожалуй, будет инцест!
– Ну и черт с ним! Пусть – инцест! Фараоны женились же на своих сестрах. Чем мы хуже фараонов?
– Да. Я – живая богиня! Изида, – она изобразила руками египетскую фреску. - Ладно, идем спать, Осирис. Пусть Сет постучит рогами - не все же мне страдать.

Впрочем, Лара появлялась теперь крайне редко. Затяжное сражение за женское счастье требовало огромных усилий и занимало все ее время.

* * *
Несколько месяцев спустя, мне снилось будто звонит телефон. Я помню, что он лежит слева от подушки, поворачиваюсь, открываю трубку, а мелодия звонка все играет и играет. Я нажимаю «ответ», а мелодия не прекращается и меня это злит - что за ерунда! От злости я просыпаюсь и понимаю, что телефон действительно надрывается уже долгое время. Пол-третьего… какому придурку!..
- Я еду, а он дрыхнет, как суслик! Короче! Я уже повернула на Кантемировскую, через пять минут встречай меня у подъезда!
Я не успел даже промычать в ответ - Лара дала отбой. Знакомые интонации в ее голосе заставили меня насторожиться. Пока я сидел на кровати, вяло соображая что к чему, за окном взревел мотор, скрипнули тормоза и во всю дурь загудел сигнал. Матерясь, я заскакал по комнате в одной штанине. Сигнал загудел снова. «Весь дом разбудит, идиотка!» - бормотал я, через ступеньку сбегая по лестнице. Под фонарем у подъезда бил копытом забрызганный грязью красный «мицубись», на заднем крыле блестела огромная свежая царапина, а в багажнике бухал сабвуфер. Я открыл дверь - в салоне гремел «Бухгалтер». Лара ухватила меня за шею, притянула к себе и блаженно улыбаясь, измазала мне нос помадой.
- Сделай потише, - заорал я ей в ухо, - невозможно же разговаривать!
Мои худшие подозрения подтвердились, она была «невменяшечка».
- Слушай, - я высвободился из объятий и повернул ручку громкости на панели магнитолы, - дай мне порулить, я еще ни разу «Мицубиси» не водил.
- Не ссы - доедем! - бросила Лара и втопила педаль, - Я так по вам с Гариком соскучилась, ты даже не представляешь!
 
Следующие полчаса были сплошным кошмаром. Лара пела, хохотала и пролетала половину светофоров «на красный», и это, честно говоря, было даже к лучшему, потому что когда мы останавливались, она высовывалась из окна по пояс, материла немногочисленных ночных водителей стоящих на соседней полосе, и распахнув шубу демонстрировала им голую грудь. Народ в ужасе шарахался. «Господи, хоть бы нас тормознули!» - думал я. Однако Бог пьяных все-таки любит, и каким-то чудом мы доехали невредимыми. «Я послала его нахуй» - заявила Лара обалдевшему Гарику, сунула ему в руки литровку «скотча», сбросила шубу на пол, сверкая ягодицами процокала в комнату и рухнула ничком на диван.      

Причины Лариного срыва стали понятны, когда на следующей неделе в «Семи днях» появилась фотография, где Телеведущий на очередном пафосном мероприятии был засвечен в обществе юной, подающей надежды скрипачки. Лара приехала к нам снова и зависла на три дня. Борьба продолжалась еще месяца четыре, но потом стало ясно, что партия окончательно проиграна. Они втроем уехали во Францию, и Лара вернулась одна.

Это было летом, я в это время жил на даче с сыном, и ты приехала ко мне загорелая. Привезла настоящий французский коньяк – «цыгане не пьют белой». Мы катались на большой резиновой лодке по водохранилищу, курили траву, ходили в сауну. Ты была очень спокойная, вся эта история жутко тебя утомила и ты почти ничего не рассказывала. Да, в общем и так все было понятно. Через два дня ты уехала в Москву. Напоследок мы поговорили. Я не стал уточнять, что все еще жду тебя, а ты говорила о своем новом пиар-агентстве и новых клиентах, которых подкинул тебе телеведущий, короче - о будущем, которое должно было стать прекрасным.

Теперь я скажу тебе – мы просто были слишком талантливы в глупое время. Мы попадали с первого раза туда, куда другие рвались годами. Мы видели, как моментально исчезали те, кто в другое время до самой смерти торчали бы на самом верху, и потому не слишком смотрели наверх, и не слишком ценили чего мы добились. Все это были пустяки по сравнению с главным. Считай, что это были американские шестидесятые, только на тридцать лет позже и в стране третьего мира. И ты знаешь, все что случилось, случилось именно так, как должно было случиться. Мы были самыми близкими людьми и не могли быть вместе. Мы были как родственники, хотя любили друг друга сильнее, чем кого-либо другого. Мы были как Джим Моррисон и Памела Курсон, только ты была Джимом, а я Памелой - так распорядилась фортуна. Смех, да и только. Смех и слезы, до самого конца.   

* * *

Спустя месяц я жарил яичницу на даче утром, а за спиной бубнил телевизор. «Пробка на ленинградке…» - сказала диктор. «Опять опоздаю на работу!» - подумал я. Сквозь шкворчание масла я разбирал отдельные фразы, - «крупная авария… в сторону области… не справился с управлением… через ограждение…» – я прислушался и у меня нехорошо дернулось сердце, а диктор продолжала, - «…водитель «мицубиси» погиб, остальные участники ДТП…». Я не хотел поворачиваться, пока я не повернулся, у меня еще была надежда, хотя я уже знал, что увижу сейчас на экране. Толстые гибедедешники крутили палками разгоняя пробку, отъезжали, взревев сиреной, машины «скорой», а на эвакуатор поднимали ярко-красные «коралловые» обломки. Крупным планом мелькнули знакомые номера, царапину на заднем крыле ты так и не удосужилась зашпаклевать…

Sors salutis
et virtutis
mihi nunc contraria;

Когда-нибудь что-то подобное должно было случиться - нельзя же так дразнить судьбу… В сторону области… Господи, ты же ехала ко мне!

est affectus
et defectus
semper in angaria.

Карл Орф… Карл у Клары… у Лары - кораллы, у Карла – кларнет… кларнет-минет. Лара, Лара… Зачем? Зачем я жалел тебя! Зачем терпел твои выходки! Зачем не послал в свое время, как другие… Прости меня, я думал - так будет лучше.

hac in hora
sine mora
cordae pulsum tangite!

Я позвонил на работу. Сходил в магазин, купил бутылку «Зубровки» - цыгане не пьют «белой».

quod per sortem
sternit fortem,
mecum omnes plangite!

Я пил «Зубровку» из горла, слушал «Кармина Бурана» по кругу и плакал пьяными слезами.