***

Из серии трёп пенсионеров.
Трёп третий

                «Как встречают Высоких персон»




На отполированном от частого сидения брёвнышке, которое стояло на низких козлах напротив лавочки, разместились три старичка, поскольку лавочка сегодня не вмещала всех желающих принять участие в ежевечернем трёпе пенсионеров. С краю примостился худощавый, седоватый дедок с густыми, но короткими усиками.
- Ну что, Сергеич? Твоя очередь развязать язык. У нас готовы ушки на макушке.
- Я окончил авиатехникум в 1951 году, – начал свою байку Сергеич, – на последнем курсе на меня «положила глаз» контора, называвшаяся тогда МГБ. Представитель её предложил мне работать у них. Ответ дать завтра.
Предложение было заманчивым. Я уже мысленно видел себя в кожаной куртке, под которой на заплечных ремнях приготовлен «товарищ Макаров» – надёжен, как гора Кайлас и безотказен, как влюблённая девушка. Вот уже я глухой ночью преследую «оборотня» – инженера оборонного НИИ, который сегодня должен передать важные, сверхсекретные материалы своему шефу – английскому шпиону. Встреча должна состояться не конспиративной квартире, но адреса «контора» не знала.
Не много поодаль от меня идёт другой сотрудник по другой стороне улицы. На расстоянии видимости второго за ним следует «Победа». В мечтах она была цвета кофе с молоком. В машине ещё трое наших сотрудников, в том числе – капитан – руководитель операции.
А тот инженер, шельмец, всё идёт и идет по городу, углубляясь всё дальше от людных улиц, в район частного сектора. Вдруг фигурант обернулся. Я успел подскочить к воротам какого-то дома, имитируя нажим на звонок, а на самом деле давлю и давлю на доску этих ворот. Секунд через 10 оглянулся, – вижу, мой «объект» юркнул в калитку дома на другой стороне улицы.
Я сделал условный знак, и вот мы, все пятеро сидим в машине, уточняя план завершения акции. Меня распирало от гордости, когда капитан согласился с некоторыми поправками, предложенными мной.
Спустя 3-4 минуты мы ворвались в комнату, где происходила передача документов. Я даже представил лицо этого английского шпиона, выражающего растерянность и досаду.
Потом мои мечты увидели меня стоящим рядом с капитаном в огромном генеральском кабинете, а его хозяин вручает нам ордена от имени Верховного Совета СССР «За успешное выполнение боевого задания и проявленные при этом смекалку и находчивость», и ещё с пяток качеств, которыми, как оказалось, якобы я обладаю. Вот примерно при таком настроении я дал согласие на службу в той конторе.
Но действительность оказалась намного прозаичнее. Я попал в отдел МГБ Свердловского аэропорта «Кольцово». И началась рутина! Тщательные проверки и ежегодные перепроверки всего лётного состава. На каждого из них имеется свой формуляр. Мы должны знать связи, характеры и привычки каждого пилота, каждого руководителя. Мне передали личные дела десятка осведомителей, объяснили способы экстренной связи с каждым, как соблюдать конспирацию и прочее в том же духе. Словом – рутина. Но пошёл в отпуск мой сосед по кабинету, Виктор Скворцов. Он передал мне ещё полтора десятка осведомителей, а напоследок с самого верха положил папку, на которой под фамилией Петра Смородина была свежая наклейка «Пилот высшего класса», и дата трёхнедельной давности. Почему, спрашиваете, такой контроль?
А вы знаете, что гражданская авиация – это та ниточка, которая связывает все государства, и через которую нет-нет, да проскакивают опасные для нашей страны субъекты?
- Ты не смотри, что у него мелкая фруктовая фамилия. – Продолжал Виктор. Это эвкалипт, или баобаб, с несчётным количеством  пропущенных через его любвеобильную душу баб, – Виктор усмехнулся своему каламбуру, – он с полгода уже летает на среднеазиатских линиях – Ташкент, Душанбе. А там – государственная граница. И он неразборчив в отношениях с женщинами. Среди его постельных связей я обнаружил двух девиц, на которых имеются данные о их частых контактах с иностранцами. А это настораживает. Ни одна из этих птичек пока не проверена. Так что дерзай! И последнее, завтра состоятся торжественные проводы меня в отпуск. Попробуй, не явись!! – Виктор хлопнул меня по плечу (чувствительно!), вышел из кабинета, так же крепко хлопнув дверью…
В тот месяц я понял, что чекистам неспроста платят приличные деньги. Приходилось работать. Через день да кряду вкалывал по 18 часов и больше. Забегая вперёд, скажу, что, побывав на полугодичных курсах повышения квалификации, меня аттестовали и стали считать опытным работником.
Теперь перехожу к главному – как я пообщался с Климентом Ефремовичем Ворошиловым.
Напомню: 5 марта 1953 года умер Сталин. В кремле – смятение и переполох. 27 марта Председатель Президиума Верховного Совета СССР Ворошилов подписал Указ об амнистии. То ли в честь смерти вождя народов, то ли по какой государственной интриге, то ли по недомыслию – на свободу выпустили 80% уголовников. Это 5 миллионов убийц, бандитов, грабителей, насильников и прочей шушеры. Люди, жившие в городах и посёлках, примыкающих к Транссибирской магистрали, буквально взвыли от страха. Всюду начались убийства, грабежи, насилие, даже в десятки раз больше, чем при переходе от социализма к капитализму. Сейчас-то понятно, что эта провокация была инспирирована Берия, который намеревался использовать взрыв народного негодования, на волне которого планировал стать Вождём народов-2
При первых же телеграммах протеста и возмущения Ворошилов трухнул. Первый, кто понял финт Берия, был Георгий Константинович Жуков, который в тот момент был командующим Уральским Военным Округом. Почуяв опасность для страны, 29 марта он вылетел в Москву. Но Ворошилов, старая лиса, уже 28 марта провёл рабочее заседание Президиума Верховного Совета, убедил верхушку партии (Маленкова), что сразу после смерти Сталина настал подходящий момент для сглаживания межгосударственных разногласий с Мао Дзе Дуном, и должен это сделать он, Президент СССР. А противоречий на тот момент действительно было немало, как в плане политическом, экономическом и даже в области идеологии.
Уже поздно ночью, 28 марта, Андрея Павловича Кириленко, тогдашнего Первого Секретаря обкома ВКП(б), по так называемой «вертушке» – правительственной связи, предупредили, что утром 30 марта встречайте в Свердловске Ворошилова.
Эта новость поначалу всполошила весь областной менталитет: Зачем? Почему? Что Ему у нас делать?» Но вскоре обстановка прояснилась. Вспомнили, что ещё 2 года назад вышло распоряжение за подписью Сталина. В нём говорилось, что Московский железнодорожный узел из-за устаревших коммуникаций не справляется со своевременной переработкой прибывающих и отправляемых грузов, из-за чего происходят простои подвижного состава, порча и разворовывание грузов Генсек распорядился:
1. В течение 3-х лет расширить инфраструктуру всех товарных станций Москвы.
2. На этот период прекратить завоз грузов в Москву сверх количества, необходимого для нормальной жизнедеятельности столицы.
В этом распоряжении был пункт о горючем, в том числе – о самолётном топливе. Весь авиатранспорт заправлять минимумом бензина и керосина, необходимого для полёта на 3-2 часа. Для дальнейшего полёта дозаправку производить согласно прилагаемой схеме по всем направлениям. На промежуточных точках дозаправку проводить на 100% ёмкостей, независимо от направления полёта – на Москву или из Москвы.
Такое распоряжение поступило начальнику Свердловского аэропорта. Тот своевременно информировал облисполком, управление Госснаба и других, причастных к полётам. В облисполкоме с распоряжением поступили, как всегда: прочли, подшили и … забыли
Так или иначе, но отцы области немного успокоились, а работники МГБ приступили к проведению литерного мероприятия. Спрашиваете, что это такое? Это двое суток нервотрёпки, хлопот, беспокойств. Одни тщательно проверяют все здания и сооружения, другие делают перестановки всего обслуживающего персонала, т.е. на период литерного мероприятия на рабочих местах должны находиться работники по особому списку, особо доверенные и проверенные. Третьи организуют пропускной режим, добиваются удаления из аэровокзала всех, у кого билет не на эту дату. Прекращается продажа билетов в аэровокзале. Четвёртые работают с диспетчерской службой. Стремятся организовать максимальное количество рейсов, чтобы очистить залы ожидания, облетают на вертолёте прилегающую к аэродрому территорию – не появилось ли отдельно стоящих машин, палаток, из которых может быть произведен выстрел по приближающемуся или поднимающемуся самолёту.
И, наконец, личная охрана Высокой персоны. Контроль за поведением лиц в окружении Персоны. В случае угрозы жизни Высокой Персоны, принимать меры, вплоть до стрельбы на поражение. Все эти азбучные истины были соблюдены.
Согласно плану, моё место было внутри банкетного зала, у дверей, ведущих в аэровокзал. Главное – не дать успеть выстрелить в Персону. На тренировках я показал неплохой результат – за 3,5 секунды поражал мишень с 20 метров. Естественно, на мне был гражданский  костюм свободного покроя.
Наконец, приземлился самолёт. Классный пилот остановил свой аппарат точно напротив дверей банкетного зала, от которых к самолёту была проложена ковровая дорожка длиной 80 метров. К подъехавшему трапу подошли Кириленко и Недосекин – председатель облисполкома. Остальные встречающие ожидали гостя у входа в банкетный зал. Тут были главные руководители области и города. Одиннадцать человек. Ворошилов – 12-й. Все они чинно зашли в банкетный зал. Окружили стол. А на нём! Мама родная!! Напитков - из всех стран мира! Тут и ром, и виски, коньяки и два десятка самых изысканных вин. Яства – со всех Союзных республик! А вот водки я насчитал всего две бутылки и одну – старки.
Подведя Клима к столу, Кириленко жестом арабского халифа показал ему на стол.
- С чего хотите начать, Климент Ефремович? - хозяин ещё раз хлебосольной рукой обвёл над столом.
Надо было видеть испуганно-смущённое лицо Персоны. Посмотрев на стол, он скромно и тихо произнёс:
- Мне бы перцовочки. Её, родимую, я, пожалуй, выпью.
И тут случился конфуз. Перцовки на столе не оказалось. Появилась молоденькая официанточка. Выслушала заказ и побежала исполнять его, на ходу изысканно подрагивая пышными ягодицами, чуть ли не вылезающими из-под коротенькой юбочки вместе с белыми ажурными трусиками. Через минуту вернулась и шепнула Кириленко, что в главном буфете перцовки тоже не оказалось. Тот гневно посмотрел на начальника аэропорта, стоявшего дальше всех от Важной Персоны, Да так посмотрел, что жилы на висках вздулись то ли от возмущения, то ли от усиленной работы мысли.
- Ладно, иди. Свободна, – сказал он тихо. Затем остановил свой взгляд на мне и поднял палец.
Я быстро подошёл. Кириленко вытащил из своего кармана сотню и шепнул:
- Мою машину знаешь? Вместе с Костей. Чтоб через 5 минут была перцовка!
Пулей выскочив из зала, я на ходу крикнул наружной охране
- За перцовкой. Приказ Первого.
Чёрный ЗИЛ с номером 0-01 стоял недалеко. Костя стоял возле машины с номером 0-02. Я кричу этому Косте: «Заводи, срочно. Поехали». Не успел я закрыть дверцу, как машина дёрнулась, да так, что меня вонзило в спинку сиденья. Я объяснил ситуацию. В магазине посёлка Кольцово перцовки не оказалось. Подрулили к ресторану. Перцовки нет.
Едем в сторону города. Вдоль шоссе редкие домики. Мелькнула сельповская лавка. Влетаю. Прямо с порога кричу: «Две перцовки. Срочно!» Бросаю на прилавок сотню. Лавочник ставит рядом с ней бутылки, открывает кассовый ящик, чтоб насчитать сдачу, а меня уже и след простыл. Костя неодобрительно покачал головой.
- Бутылка стоит 2 ры, 20 коп. Зря сдачу не взял. Всё равно на 2 минуты опоздаем.
- Да шут с ней, сдачей. – Я одну бутылку завернул в какой-то журнал, другую шофёру под сиденье, – Потом мы с тобой её употребим.
Так с завёрнутой в журнал бутылкой я влетел в банкетный зал. Все продолжали стоять. И у всех – «ни в одном глазу». Как хорошо отдрессированные Каштанки. Ждут слова хозяина. «А сами, небось, слюной исходят» – подумал я. Подойдя быстрым шагом к Ворошилову, я сорвал сургучную закрывашку, и в стоявший напротив Персоны бокал, ёмкостью в четверть литра, налил полбутылки перцовки, до самых краёв.
- Климентий Ефремович! Угощайтесь. Ваша любимая.
Кириленко одобрительно посмотрел на моё гарсонство. Тут все задвигались, потекли в рюмки и стопки заморские напитки. Каждый наливал, чего душа пожелает.
«Вот он, какой коммунизм-то, к которому они призывают. Пей да ешь, и платить не надо». Не успел Кириленко произнести здравицу за высокого гостя, как тот поднял фужер, отпил небольшой глоточек, поставил фужер на стол, взял в руки бутылку, почитал надписи на ней, и обращаясь ко мне, произнёс:
- Не та перцовочка. Вот приезжайте ко мне в Кремль, молодой человек, я вас настоящей перцовкой угощу, двухстручковой.
Кириленко засмеялся.
- Не упускай шанс, парень! Слово Ворошилова дорогого стоит. В рост пойдёшь. И вдруг в этот момент, ни с того, ни с сего, кто-то хлопнул в ладошки. Затем все зааплодировали. Но я до сих пор так и не понял, чему или кому они устроили эти аплодисменты. Может, что Президент пригласил меня в Кремль, они сквозь туман времени увидели меня государственным Мужем? Может, словам Андрея Павловича? Может, мне, за то, что выручил их от долгого слюнопускательства? А может, ударять в ладошки у них вошло в привычку, при их бюрократически-рутинном существовании? Все выпили по второй, кроме Ворошилова. Мне показалось, что после третьей, стоявшим вокруг стола было абсолютно всё равно, кого они встречают-провожают, а по-бомжовски пьют и жрут. В этот момент приоткрылась дверь, и сквозь щель кто-то сказал:
- Передайте начальнику аэропорта – самолёт заправлен. Готов к вылету.
Я выполнил это. Посмотрел на стол. Большая часть бутылок даже не распечатана. А кормёжки-то сколько осталось! На всех наших ребят хватит 2 дня гудеть…
Провожать Важную персону пошёл один Кириленко. Остальные махали руками, стоя возле стены. Вот такая история со мной произошла. В Кремль я конечно, не поехал. Мой начальник, узнав про приглашение Ворошилова, только фыркнул:
- Блажанулся старичок. О своём приглашении он забыл, поднимаясь по трапу лайнера.
Один из пенсионеров засмеялся.
- Начальство, оно, конечно, на обещания гораздо. Ты лучше скажи, милок, что ты вызнал о Пете Смородине. Не умер ли он от СПИДа, или какой другой Венеры?
- Друг мой, – ответил я, – Тайны личной жизни нельзя выносить на всеобщее обозрение. Это только женщины – если их две, обязательно будут обсуждать третью вплоть до нижнего белья. Такое работники Конторы сами не допускают, и других пресекают. Одно скажу – он начитался Зигмунда Фрейда и был убеждён, что всё в мире подчинено сексу. В мире правит даже не сам секс, а Либидо – влечение друг к другу людей разных полов.
- Постой, ты какую-то ересь говоришь. Эта самая «либида» может быть и есть, но только у молодых. А до власти – то рвутся престарелые, вроде нас, стариков, а какая, к примеру, может быть «либида» у меня, если из всех известных половых органов, у меня одни только глаза и работают??
После этих слов со стороны скамейки раздался оглушительный хохот, который в это вечернее время был слышен, наверное, на соседней улице.
За этой бравадой хохота улавливалось что-то ущербное, лично-тревожное, и тщательно скрываемое от постороннего внимания.




                Отто Шамин. Октябрь 2006 года.