***

Из серии трёп пенсионеров.
Трёп 12

                Мемуарные встречи

- Если каждого человека представить отдельной песчинкой, а всё человечество – южным золотистым пляжем, то нетрудно представить коловращение жизни людей. – Так начал свои устные мемуары перед старичками всем знакомый и всеми уважаемый Сергей Львович Сёмин, в прошлом партийный работник среднего звена областного масштаба. От неё, этой песчинки, никак не зависело, куда его забросит очередная волна, кто ему будет соседом, окажется ли он придавленным тысячами других, ему подобных, в сырости и темноте, или будет наслаждаться Солнечным светом и теплом. Может, будут его пересыпать из руки в руку нежные пальчики ребёнка, или стряхивать с упругой груди каштановая красавица. А может быть, он будет стонать под тяжёлыми каблуками мужа той красавицы, или, не дай бог, на него полетят окурки и плевки вольготно расположившейся пьяной компании. А песчинке только остаётся ждать штормовой воны, а вдруг, обстановка изменится?

Впервые я увидел Ельцина на танцплощадке в саду имени Вайнера в городе Свердловске в 1950 году. В то время я окончил второй курс юридического института. Со мной была Танечка, работница фабрики «Спортивная обувь» – острая на язык хохотушка, в меру легкомысленная. Коренная Свердловчанка. И хоть ей стукнуло только восемнадцать, внешностью она подходила под набиравший силу в то время стандарт Мерлин Монро: 90х60х90. Её облик заставлял многих парней облизывать моментально сохнущие губы.
В те времена полы на танцплощадках были не паркетные, даже не асфальтобетонные, а деревянные. На брусья настилали доски, прибивали (да и то кое-как) и пляши, молодёжь! От сотен ног танцоров дерево вибрировало, и шляпки гвоздей нахально вылезали, может, из любопытства, но не всегда безопасно.
Один из гвоздей порвал Танину босоножку. На большом пальце появилась капелька крови. Она сняла сандалю и, посмотрев, огорчённо сказала:
- Вот. Из-за какого-то гвоздя пропал вечер. Может, пойдём отсюда?
Радиола продолжала грохотать стремительным фокстротом. Утешая Таню, я увидел, что после небольших препирательств с контролёром, вошли три парня. Поглядев, я поначалу измыслил их богатырями. Средний – ни дать, ни взять – Илья Муромец. Высок, широк в плечах. С густой шевелюрой на голове. Справа от него – Алёша Попович. Длинный, худой, со складным-раскладным телом. Ноги его, как у циркуля, разъезжались в разные стороны, туловище тоже гнулось туда-сюда. Одной рукой он держался за проволочную решётку, ограждавшую танцы от остального мира, а его другая рука делала немыслимые изгибы, словно у гуттаперчевой куклы. Левый – был низенький, толстенький и большеголовый. Будто лесной гриб-боровик, «Добрыня Никитич», – подумалось. У крайних на лицах были как наклеенные пьяные ухмылки. Илья Муромец  имел на лице выражения решимости, вплоть до упрямства, и вроде как снисходительности к обозреваемому окружению.
- Святая троица в подпитии, – произнесла с усмешкой моя Танечка. – Готова поспорить с любым, что двое крайних пили на деньги среднего. Его шестёрки.
Илья Муромец, скрестив на груди руки, стал комментировать:
- Нет, други мои, вы только поглядите: Вон деваха, длинная оглобля, захватила коротышку за шею, а на роже – блаженство. Такая, если защучит – не вырвешься. А вон справа – ноги, как спички, а мнит себя не ниже, чем Наташа Ростова. А парень её придерживает, как драгоценный хрусталь… Посмотрите налево: у девки ни рожи, ни кожи, а туда же! Пришла сюда, чтоб подцепить парня хоть на ночку. – Он ткнул пальцем в пару, проскочившую мимо них. Его собутыльники глумливо подхихикивали после каждого слова «шефа». – О! Парни. А вот с этим экземпляром я бы с удовольствием пообщался потеснее! Люблю, понимаешь, когда деваха рыжая, да имеет под центнер живой плоти...
- Где? Которая? – У Алёши Поповича в два раза быстрее задёргались голова и все конечности.
- А тебе-то что? – усмехнулся Муромец, – твоё дело – телячье. Насосался и стой, если ещё стоять можешь. До такого товара ты не дорос.   
Вдруг к широкоплечему подбежал тощий паренёк, держа в пригоршне обломки очков и захныкал:
- Боря, ты посмотри. Местные парни очки разбили. Без них я вижу всё в тумане. Даже тебя я только по голосу узнал. Как же я до общежития дойду?
- Абжди. Не суетись. Сейчас попрыгушка кончится…
Радиола смолкла. И в относительной тишине раздался его оглушительный голос:
- Все студенты, которые здесь на танцплощадке – ко мне!!
По инстинкту стадного животного я тоже было пошёл на зов. Таня схватила меня за руку:
- Этот бугай так рычит, что мы и отсюда услышим.
Возле Бориса собралась большая группа танцоров. Чуть поодаль стояли три солдатика и сержант.
- Парни! Вот, понимаешь, нашего студента избили местные из-за какой-то шлюхи. Посмотрите. Под глазом будет синяк чуть не с мой кулак. И очки вдребезги! А ну, покажите этому мордобойцу, да и всем местным – на каждый удар – по три! Прогоните их с танцплощадки, и все девки будут ваши! Мы студенты. Это же организованная сила! Вперед, парни!
- Ты кто? – Ко мне подбежали два худеньких студента. Один схватил меня за руку.
- Не трогайте его. Это студент. Будущий юрист. – И хлопнула парня босоножкой по плечу.
Парень болезненно сморщился от удара, плюнул на пол и побежал дальше «творить правосудие». На стороне студентов оказались и солдатики во главе с сержантом. Через три минуты все местные покинули танцплощадку.
Боря одобрительно посмотрел на поредевшую толпу танцоров и уже выходя с площадки при сопровождении двух подхалимов, громко произнёс:
- Вот так всегда действуйте! Решительность – гарантия успеха, понимаешь.
Я спросил проходившего студента, кто такой Боря.
- Студент строительного института. Ельцин. Он капитан их волейбольной команды и какой-то общественник по комсомольской линии.
Мы с Таней тоже покинули сад Вайнера. В первой же ночной аптеке я купил бинт, йод и попросил булавку. Тут же, на крыльце – обработал ранку, скрепил порванную тесёмку с подошвой, и мы заковыляли к «месту назначения».
Таня жила на одной из центральных улиц. За фасадом многоэтажного дома, в глубине двора стояло несколько небольших домиков. Подвела меня к одному из десятка сарайчиков, из щели в стенке достала ключ от висячего замка, хитренько на меня взглянула, и со словами: «На сегодня это наш Люкс. На сундуке свечка. Только осторожно со спичками. Я навещу предков», и побежала к одному из домиков.
«Люкс» был самым обыкновенным дровяным сараем. От стены до стены на высоте пояса в два ряда были уложены полуметровые поленья. Я выровнял их расположение, постелил четыре доски. Вскоре пришла Таня. Достала из сундука старую медвежью шкуру, от которой исходил запах уксуса. «Это чтобы моль не заводилась» – объяснила она. За шкурой появилось одеяло и подушка. Пересохшая медвежья шкура при каждом нашем шевелении похрустывала, словно выражала недовольство тем, чем мы занимались…
…Проснулись от косых утренних лучей, сверкавших в десятках щелей. Таня из принесённой с вечера сумки достала литровую бутылку молока и батон. Болтали обо всём и ни о чём.
- И куда сегодня пойдём, с учетом воскресенья? Может, опять в сад Вайнера?
- Ты чо-о? – По-уральски, протяжно откликнулась она. – Там же сегодня будут бить студентов. Ты думаешь, постоянные танцоры смирятся с поражением? Они придут с обрезками труб, велосипедными цепями и будут вымещать на студентах своё вчерашнее изгнание.
Я поразился словам Тани. Надо было мне догадаться об этом, до своего высказывания. Глянув на неё уважительно, подивился такому житейскому выводу от, казалось бы, «легкомысленной» девчонки.
- Этот Боря – провокатор хуже попа Гапона, – сказала Таня, перед очередным укусом батона. – Показал себя героем. Толкнул студентов на драку, и не подумал о последствиях. Тоже мне, Стенька Разин. Ты бы как-нибудь узнал, сколько покалеченных студентов поступит в травмапункты города после сегодняшнего вечера.
«Хорош бы я был, если бы настоял пойти в тот Сад» – подумал я. Забегая вперёд, скажу, что действительно, около 20 молодых людей обращались за медицинской помощью, причём половина из них – с тяжёлыми травмами, полученными в Саду имени Вайнера.
А Боря представлялся мне уже не Ильёй Муромцем, а Иваном Ивановичем Бываловым в исполнении Игоря Ильинского, который в «Волге-Волге» призывал всех пассажиров парохода: «Поможем нашим кочегарам!», и даже снял с себя пиджак, готовый прийти на помощь, но когда музыканты спустились помогать, он, как ни в чём небывало, снова напялил на себя пиджак, уселся в шезлонге, любуясь красотой проплывающих мимо берегов.

Добрыми улыбками встретили сидящие пенсионеры рассказик Сергея Львовича.
- Весь портрет нашего Первого Президента как на ладошке – высказался кто то.
Остальные тоже улыбались, благожелательно провожая его домой. Приходите ещё. Вы говорили о трёх встречах.
- Если вам понравилось, то три удовольствия за один раз – это многовато.
Оставим до следующего раза. Сёмин наклоном головы простился  и ушёл.


23. 01.2010 г.   Отто Шамин.