Пролог. Который происходит за четырнадцать лет до

«Люди должны знать, когда они побеждены»
к/ф «Гладиатор»


Гражданская война в северных королевствах нордлингов подходила к своему апогею. Уже два года ожесточенных боев на улицах, распрей в парламенте, военных походов, осад городов и напряженного противостояния покрывали историю этих мест темной пылью разрухи.
Лето раскинулось шатром над увядающей в смуте страной. Солнечный день растворял всю ту напряженность, повисшую в воздухе, словно звуки, сорванные со скрипки музыканта, природа играла себе вальс и сама же кружилась в танце под мелодичные ритмы. Запах летней свободы и величественного духа севера витал в воздухе, окутывая местные косогоры и поля. Как будто нордические боги, жившие над этой землей, пели свои славные песни и упивались хмельною брагой летного зноя.
Последний оплот сопротивления повстанцев. Армия предводителя революционеров занимала холмы, на самой опушке леса. Уже с утра было видно, как на горизонте выкатывались артиллерийские расчеты, и становилось ясно: отступления больше не будет. Они станут сражаться. Утренний туман пока еще не сошел с низин, застилая поле плотный белым одеялом.
Имперские войска стояли в поле. Они выкатывали артиллерийские батареи у искусственных преград и рвов, выкопанных за ночь. Синие колонны солдат затянули долину стройными рядами. Стяги уже покачивались на свежем ветру, который нес запах предстоящего сражения. Солдаты волновались, перетаптываясь с ноги на ногу. В их глазах не было страха, он покинул их еще в первую битву, но надежда и вера нашлись ему в замену. Они смотрели на противоположный конец поля, на холмы, на которых уже пестрели алые знамена революционеров, и тонким кантиком обрамляла косогоры полоса красных мундиров, как бахрома узорчатую скатерть. Да, этому полю уже к вечеру суждено было стать расписным полотном, но не червлеными узорами, а человеческими искореженными трупами.
Кавалерийский полк полковника Ахтиана Юрсена был расположен на левом фланге. Две с половиной сотни драгунов стояли неплотным скоплением. Солнце блестело на медных бляхах кавалерийских шлемов, путаясь в узорчатой вязи королевских вензелей. Драгуны смотрелись величественно, строго и угрожающе. Рядом с ними занимал позицию полк уланов полковника Герберта Мастуса.
- Ака у тебя, Ахтиан всегда сапоги блестят. – Разговаривал Мастус, - прям каждый раз не могу не полюбоваться на кавалера. Мундир, как с иголочки, отглажен… Вы как будто на бал пришли, а не на битву.
- Герберт, твои замечания точны, как нельзя более. Да, на бал… на бал смерти. Посмотрите на этих солдат. Многие из них на переживут этого сражения. Многие останутся калеками после. Но они всё равно стоят, хотя, поверь мне, они более чем догадываются об опасности. А сапоги я чищу перед каждым боем, и мундир выглаживаю так, чтоб не единой складочки. Хотите знать зачем? – Ахтиан взял паузу, но продолжил, не дожидаясь ответа, - А потому что я, как и те солдаты, не могу сказать точно, выживу ли после это сражения, или земля примет мою плоть, а душа уйдет к пращурам. Но когда мое мертвое тело рухнет на землю, я хочу чтобы я смотрелся солдатом королевской армии, полковником корпуса драгунов, а не гайдамаком с южной степи.
- Хм, да ты никак в могилу уже собрался? Больно рано себя хоронишь, Ахти. Мы уже не одну битву прошли… Знает бог, но может быть, это сражение будет последним и принесет нам победу… долгожданную. Как ты думаешь?
- Ты же знаешь, Герберт, я в бога не верю. Упущение родителей, честное слово, что не привили мне религиозности.
- В наше неспокойное время порох войны затмил религиозные распри. Но, видит бог, за такие слова можно и свободой поплатиться. Не грусти, Ахти, - Герберт ударил боевого товарища по плечу, - Переживем. И не из такой задницы вылезали.
- Да уж, друг, тебе не занимать оптимизма. У меня с этим хуже… Но сердце велит верить старшему товарищу. Уж больно бодро смотрятся твои уланы.
- Ха, спасибо. Куда моим до твоих рубак. Но мои люди верны своему королю… и мне. А я верен им. Я каждого знаю, и потеря любого из них оборачивается для меня личной трагедией. Знаешь, Ахти, надоело мне уже воевать.
Ахтиан видел, как крепко, добела сжал кулак командир уланов, как в его глазах на миг блеснул свет разжигаемого душевного пожара. Но всего на миг, на долю секунды. Мастус был воином со стажем и опытом, куда старше благородного юнца Ахти. За плечами его лежали годы военных походов, десятки сражений. Ахтиан увидел ту искру, которая моментально погасла. Герберт не мог, не имел права показывать своим солдатам, что он не готов к бою.
- Мы верны королю, а люди на другой стороне поля верны своей идее. За что же мы боремся? Ведь мы же одного рода с ними, на одних полях выросли, под одним солнцем. Что нам делить? Идеи?
- Мне грустно убивать своих сородичей, но я давал присягу королю и не отступлю. А те, кто решил отдать свои жизни за глоток украденной свободы, отреклись от своего короля, от своей страны и от своего народа, а значит они враги мне, как и народу нашему. Как говорил древний философ: «хочешь мира – готовься к войне». Они выбрали мир, к которому ведет война. Пусть будет так. И думается мне, что сегодня мы положим конец этому бессмысленному кровопролитию.
- Ха, смешно. Ведь достаточно повесить одного негодяя, чтобы все это закончилось.
- Одного – вряд ли. Их целая свора, готова грызться за идею. Один негодяй – это всего лишь прародитель мятежа. Подавлять приходится тех, кто подвергся его воздействию. Они верят в свою победу, до сих пор верят.
- Глупые! Как можно верить в нее… Неужели они не понимают, что война проиграна, что это последняя битва… А дальше – смерть и каторга. Мне даже странно, почему люди не хотят понимать то, что они побеждены. Они должны это знать, чувствовать.
- А как это можно почувствовать? Чувствуем ли это мы. Нас может не стать буквально через несколько часов. И это будет уже не наша победа. Она будет без нас. И кто-то почтит память погибших на этой бессмысленной войне, подняв хмельную за столом, и выпив не чокаясь…
Герберт опустил глаза. Под ногами его лошади клонилась в утренней дымке трава, приобретя серый оттенок. Запах луговых цветов в сыром воздухе становился неприятным.
- Знаешь, Ахти, - продолжил Герберт, - Никто не может сказать, победитель ты или проигравший. Это пишут после в книгах истории… победители.
Ахти посмотрел на застланную туманом, словно байковым одеялом, равнину. Трава клонилась к земле, обласкивала ее, словно невесту, прижималась к ней. Даже она чувствовала ту напряженность и тяжесть, повисшую в воздухе свинцовым запахом грядущей бойни. Казалось, трава не хотела выглядывать из-под плотного настила, спрятавшего ее в своих холодным, бесплотных объятиях.
Полки уже стояли готовые к наступлению, браво раскинув в небо полотнища знамен.
- Мне кажется, что генерал слишком сильно укрепил центр…
- Что?
- Я говорю, в центр генерал скопил слишком много пехоты, ослабив фланги. Атака будет проходить через равнину… это конечно проще, чем идти на холмистые фланги. Но ведь тогда пехоту ничто не будет прикрывать от артиллерийского огня.
- Генерал Фогель знает свое дело. Я ему полностью доверяюсь, и, как видишь, до сих пор жив. Да и сражений он выиграл немало.
- Я бы не стал столь полагаться на одного человека. Все люди ошибаются. Не хочется терять всё из-за ошибки одного человека. Фогель – талант, я не спорю, но и самоуверенности в старом пердуне не меньше, чем таланта. Когда-нибудь она его погубит…
- Раньше его алкоголь добьет. – Улыбка расползлась по щекам Герберта, - Если честно, то меня больше ставка командующего тревожит. С той позиции, что он занял, видно только половину поля. Может быть, поэтому он укрепил центр, чтобы все наступательная операция была у него как на ладони.
- Пойти пехотой через поле на холмы. Не самый удачный вариант, на мой взгляд…
На горизонте сверкнуло. Грохот стрелой пронзил спекающийся воздух. Канонада разорвала небо и, казалось, сейчас на землю посыплются осколки облаков, лопнувших, как стекло. Но посыплись ядра и шрапнель, усеивая землю смертоносным свинцовым дождем. Земля задрожала, и сердце билось в такт с ней. Вырываемый из земли дерн взлетал в воздух, как будто сам дьявол решил позабавиться над миром.
Так началось сражение.
Ответный залп не заставил себя ждать. Гром эхом прокатился по равнине, как горн древних богов, призывающий к смелости и отваге, вселяя веру в сердца дрогнувших, и ярость в души уверовавших. От тишины укрытой пленкой тумана равнины не осталось и следа. Перепаханные борозды от взрывов дымились, а загоревшаяся трава тонкими алыми полосками расползалась по полю, как будто раны на земле, оставленный мощными когтями невиданного монстра.
Земля дрогнула. Она испуганно внимала духу битвы, вслушиваясь в каждый его шорох, боязливо сжимаясь, но не теряя свой нордической стати.
- Ха-Ха! Ахти, началось! – Глаза полковника Мастуса блеснули, как у безумца. Его горделивое лицо наполнилось блаженным азартом, словно у карточного шулера, прячущего в рукаве козырный туз. – Смотри. Генерал Фогель знает своё дело, он не подведет. Я тебя уверяю.
- Ты думаешь, расположить ударную силу пехоты в центре – было правильным решением?
- А то! Мы раздавим их, как букашек. Они же сами загнали себя в капкан, засев на этих холмах. У них даже нет пути отступления. Даже само небо за нас сегодня.
- Мне бы твоей уверенности, Герберт.
- Ха-ха, помнишь старика Густава?
- Густава? Ах да! – По лицу Ахтиана проскользнула улыбка, и мелкий смешок потух где-то в груди, - Конечно помню. Был самым маленьким во всем нашем полку. Мне кажется в нем было метра полтора… А помнишь, как он забавно залазил на коня?
- Да, и ротмистр ему в поздние годы помогал ногу забросить, потому что у самого у него не получалось. – Герберт рассмеялся, что на глазах выступили слезы. Он тяжело дышал, смех сбивал дыхание, но он продолжал говорить. – Фу… Он был очень забавный. А помнишь, когда ему в драке зуб выбили. Он еще и шепелявить стал...
- Ага, а солдаты его постоянно дразнили… А когда выпьет и начнет  песни петь – ох, умора была… - Ахтиан засмеялся в голос, - И ведь не обижался ни на кого…
- Да, Густав и воином хорошим был… Я к чему… Он всегда любил говорить, что лучше что-то сделать, попробовать шагнуть через пропасть и упасть, чем не сделать этого и сожалеть о упущенном шансе… Старина Густав был забавным, но говорил всегда по делу… Нам бы в его годы такую прыть и отвагу.
- Да, Густава не хватает. Где он, не помнишь? Погиб?
- При осаде, ему ядром ногу раскрошило. Он так и не пережил этого ранения… Да, к сожалению солдатам свойственно умирать… - Тяжелый вздох прервал его слова, всего на мгновение, - Генерал Фогель хорошо знает противника, и я думаю он не упустит своего шанса, шагнет в пропасть, чтоб потом не сожалеть.
Артиллерийские расчеты продолжали браниться свинцовыми шарами. Ахтиан бросил взгляд на вереницу повозок, вывозивших раненых с поля боя в лазареты, раскинутые полумилей в тылу. Солдаты еще не двинулись с места, но уже можно было считать потери.
«Вот она, современная война. – Задумался Ахти, - на которой не надо быть сильным или смелым. Нет. За тебя все уже сделали инженеры. Тебе дали лучшее ружье, и ты, даже не двигаясь навстречу к противнику, можешь поразить его метким выстрелом. И зачем нужна тогда смелость и отвага, если в бою дрогнет первым тот, кто позже погибнет. И даже будь ты величайшим воином, ты можешь даже не вкусить жара битвы, не почувствовать пьянящий жар пролитой на руки крови, не окунуться в азарт смертельно схватки, а быть поверженным даже не сделав и шагу, как эти солдаты. Бесполезные жертвы инженерной мысли…»
 Глухое эхо прокатилось по стройным колоннам синих мундиров, знамена взлетали в небеса, раскрасив их пестрыми полотнами полковых штандартов. Гулким звоном загудели трубы, и им вторила барабанная дробь, разрывая грохочущий рев ядер стройной мелодией фронтового марша, вселяя отвагу в сердца солдат и тревогу в души противников. Так ряды пехоты двинулись в наступление.
Организованный строй то и дело рушился от попаданий в него шрапнели, но солдаты тут же выравнивали ровную линию построения. До холмов оставалось уже считанные шаги, как им навстречу выдвинулись полки повстанцев. Две волны, красная и синяя, сходились, как две стихии, как будто непоколебимые силы должны были вот-вот столкнуться, чтобы одна из них пала. Клубы черного дыма, копать выжженных трав застелили небо плотной дланью, и только размытые силуэты красной и синей линии были постижимы взору Ахтиана Юрсена. Полки застыли недвижимыми на какое-то мгновение, которое казалось вечностью, встали, глядя в глаза друг другу.
«Как ужасна, ужасна современная война, - Ахти смотрел сквозь пелену дыма, за которой не было ничего видно, но он точно знал, что через мгновения солдаты вскинут ружья и станут расстреливать друг друга в упор. Он знал, что те, кому довелось встать в первый ряд, вряд ли переживут этот залп. – Они даже не вступили в бой, но уже падут жертвами битвы».
- Сейчас начнется. Залп! – Одновременно со словами Герберта Мастуса прогремел залп ружей, и поле окончательно утонуло в смраде порохового дыма. – Ну вот и близится рукопашная. Эх, что бы только не выдумывали, какое бы оружие не сотворили, все одно – штык решает исход сражения. Пуля – дура, как говорят, а смелость города берет. Если наши солдаты сейчас продавят центр, то поле наше… и войне конец.
Ахти ничего не ответил, но в его голове сразу всплыли картины мирных степей, и крутых косогоров, свободных от тяжести войны, от бед и пожарищ. Перед глазами плыли леса и равнины, поля засеянные рожью, и женщины в белых платках, собирающие урожай, а рядом озорные дети бегающие по июльским лужам. В небе стаи птиц разносят весть о том, что гражданская война закончена, что оружие сложено…
- Чертовы повстанцы! Там кавалерия! – Мастус ругался, но ничего не мог сделать. Он был истинным солдатом и поэтому не вступал в бой без приказа командира. – Они раздавят наш центр, как тараканов! Фогель, чертов Фогель! Почему он медлит?
Ахти видел, как с фланга кавалькада тяжелой кавалерии рассекала строй пехоты, а тыловые группы солдат уже отступали к своим первоначальным позициям.
- Я же говорил, что оставлять пехоту в центре без прикрытия – глупость. Фогель сошел с ума! – Ахти готов был сорваться в бой, но спокойствие Герберта Мастуса не давало ему наделать ошибок. – Герберт, черт бы тебя подрал, мы так и будем стоять и смотреть как нашу пехоту режут на куски?
- Будем.
- Будем? Будем?!
- Да, Будем. Необдуманный шаг без приказа командира может стоить куда дороже тех жертв, что сейчас несет наша пехота в центре. Они вот-вот отойдут на прежние позиции, и все начнется сначала. Повстанцы не пойдут штурмовать наши редуты, у них недостаточно для этого сил.
Ахти отвернулся, чтобы не смотреть, на ту резню. Его взгляд уловил скачущего к ним карабинера. Он стремительно приближался к их позиции. Это был корнет из штаба генерала Фогеля.
- Полковник Юрсен, полковник Мастус, - язык у корнета заплетался, будто он был пьян, но на самом деле его подводили нервы. – приказ генерала Фегеля. Ваши полки должны быть направлены в центр поля, наперерез атакующей кавалерии противника, и прикрывать отступление нашей пехоты. После того как пехота будет в безопасной близости от наших укреплений, вам велено возвращаться на исходные позиции.
Ахти и Герберт не проронили ни слова, только переглянулись молча, и каждый направился к своей бригаде, а спустя несколько мгновений кавалькада легкой кавалерии пересекала поле, рассекая саблями воздух.
Нет в бою ничего красивее атаки конников, и даже неискушенные пылом битвы сердца не могут устоять перед этим страшным и завораживающим зрелищем. Когда в дыму горящих трав, вырывая землю копытами, скачут лучшие воины своей армии, и кажется, что сейчас вот-вот у них вырастут крылья и вся это обезумевшая бригада взлетит в воздух. И пена с лошадиных губ слетает на врагов, и сабли режут воздух на части, и земля содрогается в ритм биения сердца. И стоит только раз побывать в этой атаке, почувствовать тепло коня под собой, его пульс, его жар, его страсть, стоит только стать частью непобедимой армады и вкусить запах свободы и полета, сжать клинок и сломя голову помчаться на врага, как ты больше не сможешь жить без этого.
Драгуны и уланы на полном ходу врезались во вражеский срой, рассекая его на части, дробя, втаптывая в грязь. Ахти видел, как в ужасе бросая ружья пехотинцы бегут к своим позициям, обратив к ним спины. Кавалерия противника не оказывая должного сопротивления рассыпалась на мелкие группы,
Жар битвы затмил глаза Ахтиану, и он, размахивая саблей, начал преследование врага. Пехотинцы с ужасом бежали во все стороны, как крысы с тонущего корабля, некоторые продолжали вести сражение, но практически мгновенно погибали под острыми клинками драгунов. Ахти увидел убегающего солдата и со всего хода рубанул его по спине. Сабля пошла вкось, но враг повалился наземь, истекая кровью, второго противника полковник Юрсен убил не дрогнув, на полном ходу срубив ему голову.
Ахти и не успел оглянуться, как оказался у самых холмов. Только теперь он понял, какую он совершил ошибку, но было уже поздно.
- Ахти, командуй отход! Твою мать! Всех положат! – Кричал полковник Мантус. – Командуй отход!
С холмов прогремела канонада и шрапнель свинцовым доджем посыпалась на всадников. Ахти только успел увидеть, что Герберта смело с коня, как лист бумаги со стола порывом ветра. Он махнул отступление. Еще один залп, и снова его драгуны падают с коней. Красивые животные, истекая кровью, лежали подле своих хозяев. В мгновение ока от бригады легкой кавалерии не осталось и следа. Рассыпавшись, драгуны отступали к своим позициям.
Еще мгновение… и Ахти почувствовал, как его конь начал заваливаться набок. Удар в плечо и полковника роты драгунов сбросило с уже падающего жеребца.
Так для Ахтина Юрсена закончился этот бой…